История тайной войны в Средние века. Византия и Западная Европа

Глава 17. ИННОКЕНТИЙ III, ЭНРИКО ДАНДОЛО И «КРЕСТОНОСНЫЕ БОЛВАНЫ»

Если во время Третьего крестового похода для огромного большинства его участников религиозные мотивы были уже чем-то вроде механического довеска к их подлинным, захватническим намерениям, то в Четвертом крестовом походе хрупкая религиозная скорлупа, в которую папство все еще считало нужным — ради поддержания авторитета церкви — облекать крестоносные мероприятия, полностью разбилась: крестоносцы, отправившиеся в 1202 году в поход против мусульманского Египта для освобождения главной христианской святыни — Иерусалима, вместо этого захватили столицу Византийской империи — Константинополь.

Как могло случиться, что, двинувшись за море под религиозным знаменем «спасителей христианской веры» от «поругания мусульман», французские, немецкие, итальянские крестоносцы разграбили христианское государство, показав себя отнюдь не благочестивыми ревнителями веры, а алчными и беспринципными авантюристами?

Подготовка к Четвертому крестовому походу началась в конце XII века. Инициативу его взял на себя Римский папа Иннокентий III (1198—1216). Его понтификат является временем наивысшего расцвета папской власти. Иннокентий III был даровитым дипломатом, исключительным мастером политической интриги. Он сумел с редким искусством и настойчивостью использовать политическую обстановку своего времени для усиления папской власти. Иннокентия избрали Папой в 1198 году; когда ему было всего лишь 37 лет. Он принадлежал к именитому роду графов Сеньи, получил блестящее образование: юридическое в Болонье и богословское в Париже. Он, как и Григорий VII, фанатически верил в призвание пап господствовать над миром. Но Иннокентий отличался от Григория VII холодным, сдержанным нравом, расчетливостью и осторожностью.

Призывы к священной войне зазвучали при Иннокентии III сильнее и настойчивее, чем при его предшественниках. Имеются все основания думать, что еще только начиная организовывать крестовый поход, Папа тайно вынашивал (вероятно, в то время в самой общей форме) план направить силы феодального Запада против Византии. Крестовый поход, затевавшийся Иннокентием, открывал большие возможности для реализации папских планов утверждения католицизма на Востоке и, прежде всего, в Византии. Старая формула римских первосвященников о «воссоединении церквей» (на условиях полного подчинения греческой церкви римской!) была не только выражением идеи религиозного господства католицизма, но и прикрытием корыстных намерений наместников Св. Петра: присвоить доходы и богатства греческой церкви.

Так что узел, стянувшийся тугой петлей вокруг Константинополя весной 1204 года, начал завязываться уже в 1198. Антагонизм папства и Византии, основой которого служила экспансионистская политика римских пап, был первой причиной перемены направления удара, нанесенного крестоносцами в ходе Четвертого крестового похода. Вскоре к ней присоединились и другие.

Но пружина, которая, распрямившись, толкнула крестоносцев далеко в сторону от Святой земли, свивалась в Венеции. Можно сказать, что вторая причина, обусловившая поворот событий Четвертого крестового похода, коренилась в глубоких экономических противоречиях между Венецией и другими северо-итальянскими городами — Пизой и Генуей, а также Византией. Крестовый поход предоставил венецианцам необычайно удобный случай нанести сокрушительный удар Византии и раз и навсегда оградить свои торговые привилегии, а следовательно и прибыли, и от покушений с ее стороны, и от конкуренции итальянских соперников[113].

Первоначально вожди крестоносцев намеревались направить свои армии в Египет — как раз в это время, в конце XII века, Венеция развернула оживленную торговлю с Египтом. Венецианские купцы изрядно наживались не только на перевозке паломников в Сирию и на доставке восточным франкам подкрепления и продовольствия, но и с немалой выгодой сбывали оружие египетскому султану. Они и впредь не хотели ссориться ни с крестоносцами, ни с мусульманами. Так что завоевание Египта шло вразрез с интересами Венеции, а потому особого желания содействовать крестовому походу правители этого города не имели.

Но в апреле 1201 года они подписали договор об условиях, на которых республика Святого Марка — то есть Венеция — соглашалась предоставить крестоносцам корабли. Республика обязалась предоставить суда для переправы 4500 рыцарей и стольких же коней, 9 тысяч оруженосцев и 20 тысяч пехотинцев. Сверх того, «из любви к Богу» венецианцы соглашались снарядить от себя 50 галер в качестве подкрепления крестоносцам. Крестоносцы же, со своей стороны, брались уплатить Венеции в рассрочку, четырьмя взносами, 85 тысяч марок[114] серебром, крайний срок уплаты приходился на конец апреля 1202 года. Венеция выговорила для себя также половинную долю всего, что будет завоевано крестоносцами. Весьма выгодные для Венеции условия.

Кроме того, дож Венеции Энрико Дандоло, явно намеревавшийся превратить Четвертый крестовый поход в торговую операцию, расставил в договоре несколько хитроумных ловушек для «крестоносных болванов» (выражение Маркса).

Несколько слов об этом незаурядном человеке. Этот, по меньшей мере девяностолетний, слепой от старости и ран дож — символическая фигура для Венеции. Энрико Дандоло предстает перед нами как человек с неукротимой энергией и уменьем дерзать, одаренный мудрой дальновидностью, способностью к тонкому политическому расчету и совершенной беззастенчивостью в выборе средств для достижения поставленных целей. Безусловная преданность интересам своего класса и государства сочетались в нем с редкой в те времена свободой от религиозных предрассудков, делавшей его нечувствительным к громам папской курии и равнодушным к делам веры и благочестия, если они не сочетались с серьезными мирскими интересами.

Ловушки, расставленные хитроумным дожем в договоре с крестоносцами, были следующими. Во-первых, место, куда именно венецианский флот должен был доставить крестоносцев, указано не было. Те, против кого предпринимался поход, именовались в тексте договора весьма расплывчато: «враги». И эти враги нигде не назывались хотя бы «неверными». Кстати, и после подписания договора вожди крестоносцев никак не уточняли, куда намерены отправиться: рядовым участникам похода было объявлено только, что они «отправятся за море».

Во-вторых, — и это главное, — согласно договору, участники крестового похода обязывались выплатить 85 тысяч марок независимо от того, сколько в действительности людей и грузов перевезут корабли Венеции. В договоре назывались цифры подлежащего перевозке контингента конного и пешего войска, однако отсутствовало условие, ставившее размер платы за провоз в зависимости от фактического количества крестоносцев, которые соберутся к назначенному сроку в Венеции[115].

В этом-то и заключался подвох, здесь-то Венеция и раскинула свои сети. Коварный замысел венецианского правительства состоял в том, чтобы воспользоваться финансовыми затруднениями крестоносцев (если они возникнут) и побудить рыцарское воинство устремиться к иной цели, отвечающей интересам Венеции.

Возможно, Иннокентий III догадался, каковы тайные намерения венецианцев, возможно, он видел план Дандоло насквозь и прекрасно понимал, что дож пытается использовать крестоносцев в интересах Венеции. Тем не менее, 8 мая 1201 года Папа утвердил договор крестоносцев с республикой Св. Марка. Таким образом почва для Крестоносец превращения крестового похода против мусульманского Египта в грабительский поход против христианской Византии была в значительной мере подготовлена.

А «семена будущего урожая» в эту почву бросили сами византийцы. В 1195 году в результате дворцового переворота в Константинополе был низвергнут и ослеплен император Исаак II Ангел. Его престол узурпировал новый василевс Алексей III. А в начале 1202 года сын ослепленного императора, царевич Алексей, бежал из константинопольской тюрьмы с помощью судовладельца из Пизы, который представил ему место на корабле и дал возможность, по словам византийского историка Никиты Хониата, «закрыть свой след водою».

Весной 1202 года царевич Алексей явился в Рим и смиренно обратился к Папе с просьбой о помощи против узурпатора Алексея III. В вознаграждение за эту помощь — оказать ее должны были, разумеется, «освободители Святой земли» — Папа назначил царевичу следующую цену: подчинение греческой церкви римской и участие Византии в крестовом походе. Таким образом, Иннокентий получил прекрасную возможность под предлогом «защиты справедливости», вернув Константинополю законного правителя, вернуть его и в лоно католической церкви. И не упустил ее.

Само собой разумеется, что все те, чьими усилиями ткалась, хотя и с разных сторон, единая канва событий, до поры до времени действовали в глубокой тайне. Лишь много столетий спустя ученые, черпая по крохам факты и свидетельства из современных той эпохе документов, постепенно нащупали и развязали узелки секретной дипломатии начала XII столетия.[116]

К лету 1202 года близ Венеции, на малонаселенном острове Лидо, собрались значительные отряды немецких, французских, итальянских крестоносцев. Им сразу же пришлось почувствовать зависимость от венецианцев, которые производили снабжение «волков христовых» продовольствием. Наиболее нуждающимся рыцарям пришлось голодать, что спровоцировало болезни и даже смерти.

Как и предвидел Дандоло, прибыли далеко не все крестоносцы, на которых рассчитывали при подписании договора, и собравшиеся оказались не в состоянии собрать нужную сумму к лету 1202 года: из 85 тысяч марок Венеция получила лишь 51 тысячу. Но дож понимал, что если войско разойдётся (а дезертирство с острова Лидо начинало принимать угрожающие масштабы), то Венецию ожидают серьезные осложнения с Иннокентием III: венецианцы-де сорвали крестовый поход! Приняв во внимание все эти обстоятельства, Дандоло, не забывая при этом о выгодах Венеции, предложил рыцарям следующий выход из создавшегося положения: крестоносцы должны помочь Венеции завоевать город Задар на восточном побережье Адриатического моря, в Далмации.

В народном собрании Венеции Энрико Дандоло выступил со следующей речью[117]: «Господа, эти люди не могут нам больше платить, и то, что они уже заплатили, нам принадлежит вполне на основании договора, которого они не в состоянии исполнить. Но мы не должны пользоваться своим правом с такой строгостью, чтобы не навлечь осуждения на себя и нашу землю. Потребуем у них одной услуги. Король Венгрии отнял у нас Цару[118], один из укрепленнейших городов на свете, и мы при всем нашем могуществе не будем в состоянии завоевать ее без помощи этих людей.

Предложим им помочь нам в том, и мы отсрочим в их пользу тридцать тысяч марок серебра, которые они нам должны, пока Бог дозволит нам сражаться вместе с ними».

Предложение дожа было одобрено, несмотря на то, что Задар был владением венгерского короля, который и сам «принял Крест», Но ни Дандоло, ни жителей Венеции, как, впрочем, и предводителя крестоносцев маркиза Бонифация Монферратского, это не смутило. Похоже эта сделка, временно превращавшая крестоносное войско в наемников Венеции, обеим сторонам показалась вполне приемлемой и совместимой с делом освобождения Святой земли. Во всяком случае, Бонифаций фактически уступил на время предводительство дожу Венеции, который взялся самолично командовать флотом во время экспедиции против Задара.

И Дандоло — этот изумительно энергичный старик — разыграл перед крестоносцами и жителями Венеции настоящую комедию, о которой рассказывает Жофруа Виллардуэн: «…все собрались в церкви Св. Марка: там было много народа, как туземцы[119], так и большая часть баронов и пилигримов.[120]

Перед началом большой обедни дож Венеции по имени Дандоло взошел на кафедру и сказал народу: «"Господа, вы вступили в союз с лучшими людьми во вселенной и за самое великое дело, какое когда-либо предпринималось. Я уже стар и слаб, и нуждаюсь в покое, и страдаю телесными недугами, но тем не менее, я вижу, что между вами нет никого, кто мог бы править и распоряжаться, как я, ваш государь. Если вы дадите свое согласие, чтобы я взял Крест для управления вами и для руководства, то я оставлю на своем месте сына, и он будет править землей, а я пойду жить и умирать вместе с вами и пилигримами" И когда крестоносцы услышали это, то они закричали в один голос: "Мы вас молим, именем Бога исполнить обещание, сделать то и отправиться вместе с нами!"».

Иннокентий III, узнав о «злом намерении» венецианцев, запретил крестоносцам, под угрозой отлучения, «нападать на христианские земли». И все же можно с уверенностью утверждать, что на деле Папа потворствовал осуществлению замыслов Венеции, с которыми связал себя еще весной 1201 года. В конце концов, Рим располагал вполне действенными средствами помешать нападению на Задар. Если бы Иннокентий III искренне хотел избавить христианские земли, в том числе и Задар, от вторжения, ему стоило бы рассчитаться с Венецией за долги своего обанкротившегося воинства средствами папской курии, для которой сумма в 34 тысячи марок была не слишком велика. Но Иннокентий III, конечно, не собирался этого делать. Когда же из крестоносного войска в Рим пришли беспокойные запросы: как быть, не разойтись ли для того, чтобы пресечь «злое намерение» Дандоло? — папа через своего легата выразил волю «апостольского престола» в таких словах: «Простительнее искупить малое зло великим добрым делом, нежели, оставив крестоносный обет невыполненным, бесславными грешниками вернуться на родину».

Крестоносцы, за небольшим исключением, сочли для себя возможным выполнить требование республики Св. Марка. В октябре 1202 года флот крестоносцев — свыше 70 галер и около 150 грузовых судов (с провиантом, стенобитными и другими орудиями) — отплыл из Венеции. 11 ноября он с боем вошел в Задарскую гавань, а 24 ноября после пятидневного штурма крестоносцы приступом взяли Задар, сломив упорное сопротивление венгерского гарнизона.

Горожане стойко сопротивлялись рыцарям Креста. «Почти не было улицы, — писал позднее Виллардуэн, — где бы не происходило большой сечи мечами, луками и копьями. Рыцари и венецианцы устроили в городе жестокий погром, разрушили многие здания, захватили богатую добычу». Были ограблены и церкви. Задар попал под власть Венеции. Таков был первый «успех», достигнутый в Четвертом крестовом походе: завоевание и разгром христианского города.

Что же апостольский престол? Иннокентий III всё же произнес церковное отлучение, но только над венецианцами: видимо, невозможно было совсем закрыть глаза на эту неудобную историю! Впрочем, во избежание недоразумений, Папа оговорился, что хотя венецианцы и преданы анафеме, это не должно помешать крестоносцам пользоваться флотом отлученных и поддерживать общение с ними. Ради достижения «высших целей» приходится, писал Папа крестоносцам, «переносить многое».

Разгромив Задар, ревнители Христовой веры остались пережидать зиму в Далмации. В начале 1203 года в их лагерь прибыли посланники царевича Алексея. Вожди крестоносцев дали согласие на поход против Константинополя (!), чтобы «ради восстановления справедливости» свергнуть с константинопольского престола узурпатора Алексея III и восстановить в законных правах Исаака II Ангела. Согласие было скреплено подписями предводителей крестоносцев на соответствующих документах в феврале 1203 года. Современник тех событий, византийский историк Никита Хониат писал: «Будучи юн не столько годами, сколько умом, Алексей, попав в руки хитрых и коварных людей, обязался и подтвердил клятвенно: обещал им бездну денег[121] и 50 кораблей для войны вместе с греками против сарацин; но что хуже всего и безумнее, он принял латинскую веру, признал выдуманные преимущества пап и обещал изменить древние постановления греков»[122].

Интересна реакция Иннокентия III на этот договор. Папа шлет крестоносцам многочисленные послания, направляет к ним послов, угрожает анафемой, если они причинят вред Византийской империи. Но во всех этих грозных посланиях предводители воинства Христова могли при желании легко найти намеренно оставленную им Папой лазейку, однозначно указывающую на то, что в случае нарушения суровых предписаний Иннокентия и нападения на Византию крестоносцы могут рассчитывать на фактическую поддержку апостольского престола. Так что можно с достаточной долей уверенности утверждать, что Иннокентий все-таки двурушничал. По крайней мере, дальнейший ход событий это подтверждает.

В конце мая 1203 года крестоносцы обогнули Пелопоннес и взяли направление на Константинополь. О подготовке византийцев к отпору крестоносному воинству рассказывает Никита Хониат: «Между тем греческий император Алексей, уже давно получив известие о движении латинян, не делал никаких приготовлений, что, собственно, составляло и его личную обязанность, и общую обязанность всех; крайняя распущенность в делах государственных нисколько не лучше полного безумия. Евнухи же, бывшие охранителями лесистых гор, которые сберегались для императорской охоты, как священные рощи или Божий рай, не давали рубить деревьев и грозили тяжким наказанием тому, кто осмелился бы на то с целью строить корабли. Кроме того, главный начальник флота Михаил Стрифн, женатый на сестре императрицы, имел обычай превращать в золото не только рули и якоря, но даже паруса и весла, и лишил греческий флот больших кораблей. Император же не только не наказывал таких бесчестных людей, совершавших гнуснейшие преступления, но даже был к ним благосклоннее, нежели ко всем другим. Сидя спокойно дома, он занимался только тем, что срезывал горы, засыпал долины и выравнивал площади; осмеивал за столом предприятие латинского флота и считал басней те опасности, о которых иные говорили и поставляли на вид». Когда же до бездеятельного Алексея III дошли известия, что латиняне взяли Задар и что флот крестоносцев движется к Константинополю, тогда, по словам Никиты Хониата, — «палка родила ум» и он ограничился приказанием «направить 20 сгнивших судов, проточенных червями».

В конце июня 1203 года венецианский флот, снабженный осадными орудиями, показался перед Константинополем. Корабли крестоносцев прорвали железную цепь, которой Алексей III приказал преградить вход в бухту Золотого Рога, и, уничтожив византийские корабли, в начале июля вошли в залив — главный стратегический центр обороны города. Сухопутные отряды крестоносцев высадились с кораблей в Галате и атаковали укрепления византийской столицы, оборонявшиеся наспех собранным войском.

Осада длилась две недели. Отразить натиск крестоносцев не представлялось возможным, и Алексей III, захватив императорскую казну, скрылся из столицы. На следующий день, 18 июля 1203 года слепой Исаак II Ангел был освобожден из заключения и вновь провозглашен императором. В Константинополе рассчитывали таким образом избежать штурма. Действительно, теперь, казалось, не к чему было продолжать осаду: ведь они уже добились возвращения на трон законного правителя! Но, по Задарскому договору, этот правитель должен был заплатить рыцарям за оказанные ему услуги, а Исааку II Ангелу и его сыну (он стал соправителем отца под именем Алексея IV) нечем было расплатиться с «восстановителями справедливости» — им удалось собрать только половину обещанной суммы — 100 тысяч марок.

В конце концов Алексей вынужден был заявить крестоносцам, что отказывается выполнить условия Задарского соглашения. Более того, он прекратил снабжать крестоносцев продовольствием. Тогда разгневанный Дандоло заявил Алексею IV, что, подобно тому, как крестоносцы «вытащили его из грязи», они же «снова втолкнут его в грязь». Таким образом, вожди крестоносцев фактически объявили войну своим «царственным союзникам», которые не оправдали возлагавшихся на них ожиданий. Было заявлено, что «воинам Христовым» не остается ничего другого, кроме как самим добиваться своих «прав».

Вид огромного богатого города, раскинувшегося перед ними, с новой силой возбудил алчность западных рыцарей.

«Они, — пишет Виллардуэн, — никогда не представляли себе, что на свете может существовать такой город». За несколько недель до последнего штурма Константинополя, в марте 1204 года Энрико Дандоло, Бонифаций Монферратский и другие предводители крестоносцев подписали договор о разделе византийского государства, которое уже видели в своих руках.

Озлобленные долгим ожиданием добычи и ободренные своими духовными пастырями, рыцари, захватив Константинополь, набросились на дворцы, храмы и купеческие склады, грабя дома, разрушая бесценные памятники искусства, предавая огню все, что попадалось на пути. «Не знаю, с чего начать и чем закончить описание того, что совершили эти нечестивые люди, — писал впоследствии Никита Хониат, приступая к рассказу о грабительских «подвигах» рыцарей Креста. — О разграблении главного храма[123] нельзя и слушать равнодушно. Святые налои, затканные драгоценностями и необыкновенной красоты, приводившей в изумление, были разрублены на куски и разделены между воинами, вместе с другими великолепными вещами. Когда им было нужно вывезти из храма священные сосуды, предметы необыкновенного искусства и чрезвычайной редкости, серебро и золото, которым были обложены кафедры, амвоны и врата, они ввели в притворы храмов мулов и лошадей с седлами: животные, пугаясь блестящего пола, не хотели войти, но они били их и таким образом оскверняли их калом и кровью священный пол храма… После этого нельзя и говорить, что чего-нибудь не делалось или что-нибудь было хуже другого: величайшие преступления были совершены всеми и с одинаковой равностью. Разве могли пощадить жен, дочерей и дев, посвященных Богу, те, которые не щадили самого Бога? Было весьма трудно смягчить мольбами и умилостивить варваров, раздраженных и исполненных желчи до того, что ничто не могло противостоять их ярости; если кто и делал такую попытку, то его считали безумным и смеялись над ним. Кто сколько-нибудь им противоречил или отказывал в требованиях, тому угрожал нож; и не было никого, кто не испытал в этот день плача. На перекрестках, в переулках, храмах — повсюду жалобы, плач, рыдания, стоны, крики мужчин, вой женщин, грабежи, прелюбодейство, плен, разлука друзей. Благородные покрылись бесчестьем, старцы плакали, богатые бродили ограбленными. Не было места, которое осталось бы не тронутым или могло бы служить убежищем для страдальцев. Бедствия распространялись повсюду. Боже бессмертный, какая была людям печаль, какое отчаяние!»

Никогда ранее не было совершено большего преступления против европейской цивилизации, чем Четвертый крестовый поход!

За падением Константинополя последовал захват большей части Византийской империи, главным образом территорий Балканского полуострова, где крестоносцы основали свое государство — Латинскую империю. Иннокентий III снял отлучение с венецианцев, и они немилосердно надули «крестоносных болванов» при разделе византийских владений. Энрико Дандоло воспользовался невежеством крестоносцев по части географии и обеспечил республике Св. Марка максимальные выгоды. Венецианцы-то хорошо знали, какие земли, города и гавани Византии представляют наибольшую ценность! К ним перешли часть Константинополя, Адрианополь, многие гавани на берегу Мраморного моря, ряд островов в Эгейском море, юго-западный Пелопоннес, остров Крит.

А что же досталось инициатору Четвертого крестового похода? Иннокентий III, пожурив захватчиков за совершенное ими «уклонение с пути», через некоторое время отбросил ханжеские протесты против злодеяний крестоносцев и объявил падение Константинополя «чудом Божьим», умилился по поводу того, что империя греков «справедливым Божеским судом перешла к латинянам». Папа подыскал оправдание для рыцарей: грабеж Константинополя — небесное возмездие за отступничество византийцев от католической церкви! Иннокентий III требовал «заслуженной платы». «Мы желаем, чтобы константинопольская церковь вашими стараниями возвратилась к преданному почитанию апостольского престола», — писал он предводителям крестоносцев, поторапливая их с подчинением греческой церкви Риму. Однако эта главная цель католической церкви и ее главы так и не была достигнута, причем не потому, что византийцы были слишком привязаны к православному обряду. Возможно, если бы латинянам удалось установить в Византии порядок и хотя бы видимость справедливого правления, замысел Папы удался бы. Но нет. Притязания Рима не осуществились в основном из-за общего возмущения местных жителей латинским порядком в целом.

Латинская империя просуществовала сравнительно недолго. В 1261 году никейский[124] император Михаил Палеолог при помощи денег и генуэзского флота овладел Константинополем и восстановил Византийскую империю.

Однако годы правления латинян не прошли бесследно. Византия уже никогда не смогла восстановить свои прежние силы. Удар, нанесенный ей Четвертым крестовым походом и полувековым правлением «крестоносных болванов», превратил Византию лишь в тень некогда могущественного государства.