История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III

Глава 1. Тиран и палач

Наше повествование не претендует на то, чтобы называться «Историей Византийской империи». Поэтому мы не обязаны предаваться детальному описанию времени царствования человека, который, пожалуй, единственный из числа всех византийских императоров, бывших до него и царствовавших впоследствии, снискал такую страшную славу. И ранее случались императоры, известные своей жестокостью и ограниченные знаниями. Нередко в истории Римской империи на царском троне сидели узурпаторы, порой государство страдало от лиц, к которым нельзя отнести слова о личном благочестии и добронравии. Но, наверное, единственный раз за всю историю римского государства в лице Фоки сошлись все самые неприязненные черты характера, усугублённые тем, что этот человек не имел никаких прав на царский престол и омрачил начало своего царствования казнью законного царя и его семейства. Такого христианская Империя ещё не знала, но 14 ноября 602 г. жители столицы искренне радовались новому монарху, даже не догадываясь, что их ждёт впереди.

Нельзя сказать, что внешний вид нового самодержца вызывал к нему симпатию. Это был уже далеко не молодой человек, всю жизнь прослуживший в армии в гарнизонных частях и достигший звания среднего командира — центуриона. Фока имел невысокий рост, широкую грудь и безобразное лицо, которое ещё более уродовал старый шрам от раны, нанесённой мечом. Когда он раздражался, рана открывалась и чернела, чем ещё более ужасала окружающих. Рыжеволосый, свирепый по характеру, грубый и резкий в обращении, лишённый всякого образования, своевольный наглец и прирожденный убийца, он мало походил на облик Римского императора, каким его привык видеть самый просвещённый и цивилизованный народ современности[526]. Помимо прочих недостатков, этот тиран был чрезвычайно женолюбив. Получив власть, он предался домогательствам жён высших сановников и некоторых из них обесчестил[527].

Рассказывают, что спустя некоторое время один святой подвижник Православия, имеющий дерзновение обращаться к Нему с мольбами, возопил: «Господи Боже! Чего ради Ты прогневался на народ Свой и послал такого царя — тирана? За что такое наказание? Чем провинился народ Твой, что Ты предал его во власть кровожадного волка?». И было откровение этому святому от Бога: «Я старался найти царя похуже, чтобы наказать народ за его своеволие и грех, но не смог найти никого хуже Фоки. Ты же впредь не искушай судеб Божьих!»[528].

Тем не менее, когда факт появления нового царя стал реальностью, римская знать покорно приняла поворот судьбы и продемонстрировала явно незаслуженную им лояльность к Фоке. Один из самых известных вельмож времён св. Маврикия — Приск не побрезговал принять из его рук титул комита экскувитов. Другой высший титул — магистра оффиций Фока предоставил свому брату Доменциолу. Неразборчивость и легкость морали части византийской элиты хорошо иллюстрирует случай с Филиппиком. Когда началась раздача должностей и титулов при узурпаторе, Филиппик пришёл к Фоке и заявил, что падение св. Маврикия было делом его рук (!).

За этот «подвиг» он просил Фоку дать ему почётную должность. Надо сказать, что узурпатор высказал гораздо больше нравственных сил, чем зять покойного императора. Между ними состоялся следующий диалог: «Итак, ты приготовился стать нам другом, о, Филиппик?», — спросил Фока. Филиппик ответил: «Конечно, господин». На что узурпатор сказал: «Как же, если ты не был хорошим зятем, можешь ты быть другом без лукавства? Иди себе. Тот, кто не соблюл доверия зятя, не соблюдет и дружбы друга». Делать нечего — Филиппик постригся в монахи и ушёл в обитель[529].

Став царём, Фока продемонстрировал желание во всём походить на прежних царей. На следующий 603 г. он принял на себя консульство и разослал по всем провинциям изображения себя и императрицы Леонтии, которые с почётом встречало население, щедро задаренное сокровищами, хранящимися в императорской казне. Правда, нельзя сказать, что праздничный ажиотаж царил повсюду. Если в Константинополе свержение св. Маврикия отмечали как праздник, памятуя о том, что его родственник епископ Домициан довольно строго относился к монофизитам, то в других восточных провинциях память о нём была жива. Как только до полководца Нарзеса дошла весть о казни императора, он без размышлений отказался признать Фоку царём и поднял восстание.

Это событие тем более интересно, что в 590 г. Нарзес по просьбе Хосрова был отозван из Персии и имел все основания считать себя несправедливо обиженным св. Маврикием. Но, очевидно, понятие о чести и долге не умерло в душе старого воина. С немногими находившимися в его распоряжении войсками он занял Эдессу, где приказал казнить местного епископа Севера, присягнувшего узурпатору. К сожалению, в летописях сохранилось очень мало сведений о ходе этого восстания. Достоверно известно лишь то, что Нарзес обратился к Хосрову и, играя на его чувстве долга, предложил названному сыну покойного императора покарать Фоку и восстановить справедливость в Римской империи. Это нельзя считать предательством со стороны римского воина, поскольку в это время в столице и на окраинных землях Империи ходили упорные слухи о спасении царевича Феодосия, которого Нарзес, очевидно, намеревался вернуть на царство.

Удивительно, но эта весть, не имевшая, как мы знаем, никакого основания под собой, использовалась едва ли не всеми заинтересованными сторонами. В Александрии были убеждены в том, будто Герман подкупил убийцу Феодосия и тот скрылся в монастыре, архимандрит которого Мина даже подвёргся допросу по ложному обвинению в государственной измене. Слухи о спасении Феодосия упорно распространял Хосров и даже Фока, хотя каждый имел в виду собственные цели. Фока использовал этот ложный слух, чтобы расправиться с неугодными ему сановниками, каждого из которых при желании узурпатора можно было бы обвинить в помощи Феодосию. А Хосров приобрёл законное по тем понятиям основание начать войну против Римского государства, что при живом св. Маврикии сделать было для него затруднительно, если, конечно, он дорожил своим честным именем[530].

Весной 603 г. в Персию прибыло посольство от Фоки, которое, как это повелось издавна, уведомило Хосрова о переменах на Римском троне. Однако Персидский царь отказался признавать Фоку законным императором, ссылаясь на то, что наследник св. Маврикия жив. На самом деле очевидно, что для Персидского царя это был удачный момент для того, чтобы вернуть все земли, ранее отданные по договору Византии. Но, как прирождённый артист, перс сыграл настоящий спектакль. Он приказал своему войску одеться в траурные одежды, а затем задал риторический вопрос: «Я готовлюсь подняться против ромеев. Кто из вас, о, военачальники и славные знатные персидские, готов послужить моему желанию?». Естественно, отказчиков не нашлось[531].

Затем Хосров вывел самозванца, выдававшего себя за несчастного царевича, и обеспечил его войском и деньгами. Говорят, монофизитский епископ венчал самозванца на царство, и тот отправился к крепости Дары, где ему навстречу уже шёл военачальник Герман (не путать его с сановником Германом, имевшим виды на престол во время восстания Фоки) с римскими войсками. В первом же сражении римляне разбили персов, и Хосров, решивший возглавить войско, едва не погиб: его заарканил кто-то из римских кавалеристов, но верный телохранитель вовремя успел перерубить веревку. Впрочем, видимо, это сражение носило локальный характер, поскольку на следующий день состоялась основная битва, в которой успех сопутствовал уже персам и самозванцу. Герман был ранен, бежал в город Константину, где на 10-й день после сражения умер от раны.

Но и в Константинополе становилось уже неспокойно. Организовался заговор, главой которого стал евнух Схоластик, опиравшийся на партию венетов. Заговорщики желали свергнуть Фоку и поставить на царство сановника Германа. Схоластик попытался войти в переговоры с главой партии прасинов, но те сохранили верность Фоке и выдали заговорщиков. Схоластик умер под пыткой, Герман принял духовный сан, а зять св. Маврикия Филиппик принял постриг и уединился в монастыре, который сам же и воздвиг в Хрисополе[532].

Разгромив византийцев под Дару, Хосров с самозванцем осадил эту крепость и тем самым вынудил Фоку срочно искать союзников в лице аваров. По совету кого-то из своих сановников он отрядил посольство к хану и согласился добровольно увеличить размер ежегодной дани, выплачиваемой варварам, лишь бы только авары не тревожили северных границ Империи. Возможно, он желал большего — за деньги привлечь аваров к боевым действиям, но в силу неизвестных причин это согласие не было достигнуто. Получив от хана согласие на заключение мирного договора, Фока созвал все гарнизонные отряды, расположенные во Фракии, и, собрав из них армию, передал её своему доверенному лицу Леонтию. Это были не самые боевые части, и в первом же столкновении с персами Леонтий потерпел сокрушительное поражение, за что по приказу Фоки он был доставлен в цепях в столицу. Тем временем Нарзес укрепился в Иераполе, а Хосров безуспешно осаждал Дару.

Надо сказать, гарнизон Дары сражался отчаянно, и осада крепости персами затянулась на полтора года. Персидский царь попытался через местного епископа повлиять на защитников, но безуспешно. Собрав все силы, сделав бреши в стенах, персы пошли на последний штурм. Ярость Хосрова прекрасно иллюстрирует такой факт. Когда враги всё же ворвались внутрь крепости, архиерей города, страшась последствий своего отказа Хосрову, лишил себя жизни. В 604 или 605 г. мощные стены и укрепления Дары были срыты, и она закончила своё существование как пограничная твердыня римского государства[533].

Вместо не угодившего ему Леонтия Фока прислал на Восток своего брата Доменциола, который также не имел успеха в войне с персами. Зато он сумел уговорить Нарзеса прекратить сопротивление Фоке, предоставив тому даже некоторые гарантии безопасности. Как можно догадаться, хитрец сыграл на патриотизме Нарзеса, предложив возглавить войско в войне против персов. Но когда Нарзес прибыл в столицу, воина, именем которого персиянки пугали детей, сожгли на костре[534].

Беспомощность Фоки в войне с персами вызвала новый заговор, в который оказались вовлечёнными многие знаменитые аристократы.

Но по доносу некой женщины Петронии заговор был раскрыт и все заговорщики сложили головы на плахе. Погиб Герман, дочь которого являлась женой царевича Феодосия, и сама царевна. По преданию, именно в это время погибла императрица Константина с дочерьми. Наиболее жестокой казни подвергся иллюстрий Ельпидий: ему вырезали язык, отрубили конечности, выкололи глаза, а затем положили в лодку и подожгли её. Это страшное событие состоялось 7 июня 605 г.

А персы тем временем наступали — Хосров рассчитывал, как минимум, вернуть все те территории, которые он некогда добровольно уступил св. Маврикию. В течение двух лет шла напряжённая война в Армении, и, наконец, при содействии самозванца персы в очередной раз разбили римлян в сражении под городом Саталы, овладели им и осадили город Феодосиополь[535]. Из набранных и имевшихся в его распоряжении войск Хосров организовал две армии. Одна из них продолжала осаду Феодосиополя, а затем, после завершения осады, в 607 г. отправилась в Армению и Капподакию. Многочисленное иудейское население стало на сторону персов и деятельно помогало им, вследствие чего целые области были опустошены и обезлюдели: христиане бросали своё имущество и срочно уходили вглубь страны. Вторая армия вторглась в Малую Азию и в 610 г. дошла до Халкидона.

После этого у современников возникло ощущение, что Господь навсегда отвернулся от римлян: куда бы ни ступили персы, победа всюду сопутствовала им. Не оказав почти никакого сопротивления, все города сирийской Месопотамии приняли персидское подданство. Приняла власть Хосрова даже Антиохия с пригородами, что было невосполнимой потерей для Империи. А в Армении римское войско потерпело страшное поражение от персов в области Басьян. Когда же отдельные города не желали открывать ворот, вперёд персов выходил самозванец и, объявляя себя сыном св. Маврикия Феодосием, уговаривал горожан сдаться варварам[536]. В целом к 608 г. римо-персидская граница стала уже проходить по Евфрату.

В ответ на измены иудеев Фока прислал войско, которое устроило настоящие репрессии против них, попутно жестоко наказывая монофизитов, которые, как считал Фока, предали его, пойдя на сотрудничество с Хосровом. Кровавые события совершенно истощили плодородные земли Сирии и ещё более отторгли сирийцев-монофизитов от Константинополя. Вдобавок ко всему иудеи устроили ответные погромы христиан, вследствие которых в 610 г. погиб патриарх Антиохии Анастасий (599–610), труп которого иудеи сожгли на главной площади города.

Потерявший почти всё, что было завоёвано, приобретено и собрано его предшественниками, чувствуя шаткость своего положения, Фока решил упрочить собственное царство и сойтись в родстве с каким-нибудь знатным римским родом. Вероятно, он чувствовал тот вакуум, который образовался вокруг него, поскольку единственной заслуживающей внимания кандидатурой стал Приск, не постеснявшийся занять при узурпаторе пост комита экскувитов. За него Фока, не имевший сына-наследника, отдал свою единственную дочь Доменцию[537].

Эта женитьба всеми была воспринята как выбор Фокой своего преемника, но почёт, оказанный столичными жителями Приску, лишь усилил подозрения не очень далёкого с точки зрения ума узурпатора. Он даже велел арестовать и казнить наиболее почётных представителей ипподромных партий, заподозрив их в измене, и лишь горячая защита со стороны народа спасла несчастных от верной гибели. Но это событие стало роковым для Фоки — Приск видел, как легко от почестей можно прийти на эшафот, и стал тайно искать встречи с теми аристократами, которые решили сместить узурпатора с трона.

Авторитет Фоки падал всё ниже и ниже. Даже прасины, некогда возвёдшие его на царский престол, при выходах Фоки на ипподром не упускали случая выкрикнуть в его адрес оскорбления. Узурпатор жестоко расправлялся с ними: префект Константинополя Козьма вешал мнимых преступников, другим отрубал конечности, третьих зашивал в мешки и выбрасывал в море. Как кратко выразился летописец, «персы причиняли это зло в ромейских пределах, Фока же больше них причинял зло внутри. Он многое делал, чтобы не было крепости в государстве, ибо он убивал ромейских знатных, пока не опустело его царство от могущественных людей»[538].

Это ещё более распаляло население города и ожесточало сердце Фоки, по приказу которого однажды некто Скрибон Макробий был привязан на Военном поле к столбу и расстрелян из луков, как мишень для солдат.

Зима с 609 на 610 г. выдалась на редкость суровая и морозная — замёрзло даже море, в котором погибло множество рыбы[539]. Фока в это время жестоко страдал подагрой, и св. Феодор Сикейский, известный как целитель, был срочно вызван к нему. При встрече с Фокой целитель предлагал ему деятельно покаяться и загладить те беды, которые тот принёс окружающим. Престарелый патриарх Фома (606–610), занявший Константинопольскую кафедру после смерти патриарха Кириака, доживал последние дни в тяжелых думах о будущих днях. Его, равно как и будущего патриарха Сергия, духовно поддерживал всё тот же св. Феодор Сикейский, но, конечно, его сил было недостаточно для того, чтобы выправить положение дел римского государства[540].

Римская империя была разорена войной с персами, отобравшими обратно многие плодородные и богатые области. Но и авары презрели мирный договор и устроили настоящую охоту на римские провинции. Из всех земель Балкан только Фессалоника оставалась недоступной варварам, но и этот город держался из последних сил, раздираемый, к тому же, внутренней анархией партий.

Единственная страна, испытавшая подъём при Фоке, оказалась Италия. Помнивший обиды (явные и мнимые) св. Маврикия, папа св. Григорий Великий с огромной радостью приветствовал известие о воцарении Фоки. Он обратился к нему с письмом, в котором присутствовали слова, мало подходящие, по одному остроумному замечанию, к этому «бессмысленному тирану на византийском троне». «Слава в вышних Богу. Да возвеселятся небеса и да торжествует земля (Пс. 95, 11). Весь народ, доселе сильно удручённый, да возрадуется о ваших благорасположенных деяниях!.. Пусть каждый наслаждается свободой под ярмом благочестивой Империи. Ибо в том и состоит различие между властителями других народов и императорами, что первые господствуют над рабами, императоры же римского государства повелевают свободными!»

Нельзя не согласиться с предположением, что в глубине души св. Григорий Великий не мог не чувствовать отвращения к узурпатору Фоке, но политические соображения — греховная человеческая природа — взяли верх над благочестием и простой порядочностью. «Невозможно читать эти письма без возмущения; они являются единственным тёмным пятном в жизни великого человека и также позорят его, как позорит Рим воздвигнутая Фоке на форуме колонна»[541].

Конечно, св. Григорий мог в чём угодно упрекнуть св. Маврикия, но представить дело таким образом, что при нём римляне жили рабами, а при Фоке свободными было чрезмерной натяжкой. Однако такое отношение к себе великого подвижника Православия растрогало Фоку, по приказу которого Константинопольский патриарх был вынужден исключить из титулатуры именование «вселенский». Попутно Фока повсеместно объявил к вящей радости Рима, чтобы «Апостольский престол блаженного Апостола Петра признавался главой всех церквей»[542].

На пост экзарха Равеннского экзархата велением Фоки был назначен лояльный св. Григорию Великому Смарагда, после чего восторжествовала политика апостолика в отношении лангобардов. В 605 г. перемирие между Константинополем и лангобардами было возобновлено на 3 года при условии выплаты римлянами 12 тыс. золотых номизм ежегодно, и на тех же условиях возобновлено в 607 г. В 610 г. завязались непосредственные отношения Фоки с лангобардским королём Агилюльфом. Стороны обменялись посольствами, и тон между двумя монархами стал весьма дружественный. Преемники св. Григория папы Савиниан (604–606), Бонифаций III (607) и Бонифаций IV (608–615) продолжали его политику и даже получили от Фоки право переделать старый языческий Пантеон Агриппы на Марсовом поле в храм Пресвятой Богородицы и всех мучеников. Туда на 28 (!) телегах были свезены мощи погибших во времена древних гонений сподвижников Православия. Добрые отношения Рима и узурпатора были увековечены в Риме великолепным памятником, возведённом в честь Фоки в 608 г.[543]

Глава 2. Восстание Ираклия. Падение узурпатора

Отсутствие у узурпатора малейших способностей к управлению государством за сравнительно небольшое время царствования Фоки привело к тому, что вся система государственного управления была приведена в состояние анархии и разложения. Буквально нельзя назвать ни одну сферу народной жизни времён узурпатора, которая не была бы поражена его грубым умом и не претерпела бы разорения. Вследствие неудачной войны с Персией, которую не смогла предупредить дипломатическая служба Фоки, римская армия практически перестала существовать, а оставшиеся части потеряли боеспособность. Плодородные земли Сирии, Месопотамии и Малой Азии были захвачены персами, а казна — пуста. Постоянные репрессии против аристократии резко сократили круг лиц, способных восполнить естественную убыль полководцев в армии. Монофизиты, против которых так неосмотрительно ополчился новый монарх, мечтали об отделении от Империи. Константинопольский патриарх и Восточная церковь, глубоко оскорблённая поступком Фоки в адрес своего первоиерарха, с тревогой смотрела на потепление отношений между узурпатором и Римом.

Для всех непредубеждённых лиц было ясно, что режим крови и террора, созданный Фокой, не мог удержаться при помощи одного Рима. Вся остальная Империя ненавидела узурпатора и лишь ждала своего избавителя, который вскоре нашёлся. Им стал экзарх Африки Ираклий — давний сподвижник св. Маврикия по войнам с Персией, назначенный императором на этот пост в 598 г. после смерти прежнего экзарха Геннадия. Гибель императорского семейства не помешала Ираклию признать Фоку царём, и тот оставил его на прежней должности. Буквально с первых дней нового царствования к Ираклию посыпалась обращения из столицы о бесчинствах Фоки, а в 607 г. Приск тайно предложил ему свергнуть тирана[544]. Каким-то образом Фока узнал об этом заговоре, но Приск сумел снять с себя обвинения и остался жив. Но остальные участники, а также лица, состоявшие в родстве с Ираклием, и его друзья заплатили своими жизнями.

Итак, Ираклий остался один на один с законной пока ещё властью, и само его существование обусловливалось тем, сумеет ли он довершить начатое. По счастью, магистром армии в Африке был его брат Григорий, и восставшие располагали некоторыми военными силами для реализации своих планов. Ираклий и Григорий договорились направить против узурпатора Фоки своих сыновей — Ираклия и Никиту, решив, что тот из них, кто свергнет тирана, получит императорский венец[545].

Понимая, что их сил недостаточно, чтобы завоевать столицу, осторожный Ираклий решил привлечь египетскую аристократию, и августал Египта Феодор, сын Мины, обещал ему содействие. Помимо этого, выделив значительные суммы из личных средств, восставшие обеспечили участие в военном походе на Константинополь мавров, и в Трополитане вскоре сформировался военный отряд численностью в 3 тыс. воинов, где значительную часть составляли нанятые варвары. К восставшим постепенно подходили новые силы — Никита, племянник Ираклия и префект Мареотиды Леонтий.

Как выяснилось, осторожность Ираклия была не лишней — новый августал Египта Иоанн и Александрийский патриарх Феодор узнали о планах восставших и донесли о них Фоке. Узурпатор немедленно направил в Египет военные подкрепления и приказал магистру армии Востока Коттоне выдвинуться с войсками в Египет, чтобы покарать восставших. Но Ираклия и его сподвижников уже было не остановить. Поддерживаемый Леонтием, Никита шёл вперед и захватил крепость Кабсен, где томилось множество узников. Пополнив ими свою армию, он нанёс войскам Фоки тяжёлое поражение возле канала Дракон, после чего население Александрии стало на сторону восставших. Патриарх Феодор и августал Иоанн пали жертвой народного гнева — их нашли в храме, где они прятались, и растерзали.

После того как Никита занял Александрию, сдался остров Фарос, где располагалась сильная крепость, и начали присягать на верность Ираклию соседние города. Но в это время в Египте высадился префект Константинополя Воноз с войском, которому удалось разбить отряды Никиты. Пленные были подвергнуты казни, вместе с ними погиб и епископ города Никиус Феодор, давший присягу на верность Ираклию. После этого Воноз направился к Александрии, где Никита организовал оборону, пополнив свою армию местными жителями[546].

Два штурма Воноза не увенчались успехом, и тут произошло событие, которое изменило настроение обеих сторон. В Александрию пришёл известный отшельник, проведший на столпе более 40 лет, и предсказал Никите успех их предприятия. Вдохновлённые этим предсказанием, восставшие сделали вылазку и буквально разгромили армию Воноза, потерявшую осадную технику и многих командиров. Следствием этого поражения стало то, что командующий флотом Павел занял нейтральную позицию, отказав Вонозу в поддержке его операциям. Делать нечего — Воноз отошёл к городу Никиуссе и, сделав ещё несколько попыток вернуть инициативу, возвратился в 609 г. в Константинополь.

После этого позорного отступления весь Египет оказался в руках восставших. Несмотря на молодость, Никита в дальнейшем продемонстрировал зрелость ума и умение проникать в существо проблем. Желая привлечь к себе местное население, он освободил на 3 года всех граждан Египта от налогов, а также коренным образом изменил вероисповедальную политику. Заинтересованный в добрых отношениях с Римским престолом, Фока проводил жёсткую линию против монофизитов. Никита, напротив, занял примирительную позицию, чем снискал доброе имя среди антихалкидонитов. После этой крупной стратегической победы на сцену выступил уже сын экзарха Африки, его тёзка Ираклий[547].

При помощи отца и друзей он организовал морскую экспедицию из Карфагена, причём на флагмане флота находился киот Богородицы, а на реях красовались Её изображения. Тем самым Ираклий показал всем, что Пресвятая Богородица является охранительницей их похода. Флот продвигался к столице медленно — Ираклий делал частые остановки на островах, где вступал в переговоры с представителями партий, чтобы заручиться их поддержкой. Но и это время Фока не сумел использовать для организации обороны — скорее всего, от него зримо отвернулись все те, кто вчера радостно рукоплескал узурпатору. Единственное, на что оказался способен Фока, так это заключить мать и невесту Ираклия в монастырь «Нового раскаяния», возведённого некогда императрицей св. Феодорой. Он хотел иметь у себя заложников, но Ираклия это не остановило. В конце сентября 610 г. Ираклий вступил в Дарданеллы и сделал остановку в городе Абидосе. Там к нему присоединились представители столичной знати, кто успел укрыться от террора Фоки.

Бездействие томило Фоку, и он послал своего брата Доменциола на Длинные стены, но когда тот узнал о прибытии Ираклия в Абидос, то вернулся в столицу. Приск, на которого так надеялся узурпатор, лежал, сказавшись больным, во Влахернском храме, где его охраняла личная дружина. А вскоре прасины, пользуясь отсутствием войск в столице, изменив Фоке, освободили из заточения мать и невесту молодого полководца и доставили их к нему[548].

Теперь восставших уже ничего не сдерживало. Из Абидоса Ираклий направился в Силимврию, где помолился в храме св. Гликерии. На острове Калонима к нему явился митрополит Кизический и поднёс царский венец, находившийся в храме Богородицы в Артаке.

3 октября флот Ираклия достиг Евдома, а Фока с берега наблюдал за противником, не имея сил воспрепятствовать высадке восставших войск. Видимо, он надеялся на неприступность гавани Константинополя, но Приск и прасины внезапно ударили в спину его войскам, и вход в столицу для Ираклия оказался открытым.

Когда об этом стало известно Фоке, он бросился в храм Архангела Михаила, надеясь найти в нём защиту. Но ночью его нашёл один сановник, чью жену некогда изнасиловал узурпатор, и выдал Ираклию. В жалком виде предстал 5 октября 610 г. узурпатор перед Ираклием: на нём не было царских одежд, одни лишь лохмотья. «Так-то ты правил государством?» — гневно спросил Ираклий, на что Фока не без жуткой иронии ответил: «Посмотрим, как управишь им ты!» Не тратя понапрасну слов, Ираклий ударил ногой Фоку и велел его казнить. Немедленно узурпатору отрубили голову и правую кисть, и его труп вместе с телами его сподвижников были сожжены на площади Тавра. Позднее такая же участь постигла брата узурпатора Доменциола и некоторых близких слуг[549].

Но свержение Фоки не оканчивало дела. Встал вопрос о преемнике на троне, и старый экзарх Ираклий с сыном посоветовали избрать царём Приска, категорично отказавшись примерить на себя царский венец. Ираклий сразу же заявил, что он с отцом лишь освободил Империю от тирана, но его позиция не нашла сочувствия в Константинополе. Приск, скомпрометировавший себя службой узурпатору и женитьбой на его дочери, а затем изменой тестю, не имел авторитета у столичных жителей и Церкви. Поэтому вечером 5 октября 610 г. Константинопольский патриарх Сергий (610–638), сириец по национальности, единственный законный представитель власти в анархичной столице, известил всех о том, что Ираклий избран на царство, а затем венчал его. Наступила эпоха знаменитой Ираклийской династии[550].