Истреби в себе змею

ГЛАВА ВОСЬМАЯ БЕЗУМИЕ

Мутное кровавое варево закипало.

Чудовищная и великолепно отлаженная машина оболванивания, прежде нацеленная на вдалбливание в голову непреложных истин — что нужно носить, что пить и что жевать, за кого голосовать и как вообще жить, переключилась на свою основную программу: заставить людей действовать, причём действовать в полном соответствии с желанием программистов. Именно для этого создавалась и совершенствовалась эта машина, и теперь пришло время опробовать её эффективность. И машина не подвела.

Первые часы после выступления генерала Блада — его транслировали по всем сетям, безжалостно выметя оттуда все развлекательные шоу и мыльные сериалы, — не случилось ничего из ряда вон выходящего. Люди пребывали в состоянии шока — им требовалось время для того, чтобы понять: триллер стал реальностью, и жуткие монстры из фильмов ужасов вышли на чистенькие улицы сонных городков и на широкие проспекты мегаполисов. А когда люди поняли, что эти монстры вот-вот постучатся в двери их уютных домов (людей сумели в этом убедить), с них тотчас осыпался тончайший лак «цивилизованности», и первобытные инстинкты вырвались наружу, легко сметая хрупкие нравственные ценности.

«Они идут! Они уже здесь!» — кричали все информационные каналы, и гримасы страха и ненависти уродовали хорошенькие личики дикторш стереовидения. Экраны домашних медиа-центров заполнили наспех сляпанные фильмы, в титрах которых значилось «На основе реальных событий», и обыватель легко заглатывал эту немудрёную наживку. В течение суток хитом стал блокбастер «Потрошители детей», где кадры видеозаписи атаки «призраками» Приюта-семнадцать были искусно дополнены превосходно выполненной компьютерной графикой, живописующей во всех тошнотворных анатомических подробностях растерзанные тела воспитанников Приюта. И люди верили — в конце концов, столб дыма над зданием на холме многие видели своими глазами.

Реклама зубной пасты, гигиенических прокладок, мобильных видеофонов, «таблеток молодости» и престижных автомашин с новым типом двигателя уступила место короткому и убийственному старинному слогану, в котором было заменено одно-единственное сходное по звучанию слово: «Каждый индиго — плохой индиго, только мёртвый индиго — хороший индиго!»[15]. Этот лозунг появился на всех рекламных постерах, лазерных панно и на первых страницах газет; он настырно лез в глаза, заклиная и призывая: «Убей! Убей! Убей!».

Звериный страх, трансформировавшись в звериную ненависть, искал выход и находил его. И первыми жертвами — как всегда — становились невиновные и непричастные…

— Вы ошиблись на двадцать центов, мистер, — вежливо сказала двенадцатилетняя девочка, получая сдачу в небольшом магазинчике.

— Ты-ы-ы… — глаза продавца медленно наполнялись безумием. — Ты сосчитала это в уме?

— Я… — девочка смертельно побледнела, предчувствуя непоправимое. — Я…

— Ты индиго… Индиго!.. Индиго!!!!

Слово было сказано, и оно прозвучало смертным приговором. Девочка выскользнула на улицу испуганным зверьком и долго металась, провожаемая несущимся со всех сторон истошным воплем «Индиго!», пока какой-то лихой водитель не расплющил её хрупкое тельце о стену дома бампером своей новенькой машины…

…Толпа школьников забила насмерть бейсбольными битами безобидного очкарика — забила только за то, что этот несчастный парнишка знал, кто такой был Наполеон, и мог без компьютера извлечь кубический корень из восьми. Мальчишка, пока его орущие от ярости сверстники выламывали хлипкую дверь туалета, где он спрятался, успел позвонить домой. Отец загнанного «псевдоиндиго» примчался как раз вовремя, чтобы увидеть на спортивной площадке перед школой бесформенное нечто, оставшееся от его сына, — он опознал его лишь по рваной футболке с весёлым Микки Маусом. Обезумев от горя и ужаса, мужчина вытащил из багажника автоматическую винтовку и начал расстреливать всех подряд, меняя обойму за обоймой. Мстя за своего ребёнка, он убивал чужих детей — убивал до тех пор, пока его самого не изрешетили подоспевшие к месту кровавой бойни полицейские…

Эти и другие схожие трагические сюжеты, число которых росло в геометрической прогрессии, тут же попадали в ленту новостей — естественно, с нужными комментариями, — и распаляли «праведную» ярость людей, необратимо теряющих человеческий облик.

Страх искусно нагнетался и подогревался. Поползли неясного происхождения слухи, что проклятые индиго — это порождение чёрной магии вуду, вызванные на погибель и без того уже малочисленным белым людям. Эти слухи породили волну погромов в районах, густо заселённых неграми и арабами. Полиция бездействовала, зато спецотряды штампов действовали хладнокровно и беспощадно. Солдаты-клоны чётко следовали полученным инструкциям: они дожидались, пока «горячие территории» превращались в один сплошной комок ужаса, боли и взаимной ненависти, и после этого приступали к «умиротворению». Танки и бронемашины крушили огнём и гусеницами горящие дома, а штампы косили ливнем свинца правых и виноватых, тем более что отличить первых от вторых уже не было никакой возможности…

Страна погружалась в хаос, кажущаяся стихийность которого основывалась на тонком расчёте организаторов всего этого безумия. Генералу Бладу требовалось не только сломить сопротивление ньюменов, которых он считал своими непримиримыми противниками, но и сделаться верховным правителем с неограниченными диктаторскими полномочиями. И дело к тому и шло: всё громче раздавались призывы «всего народа» «покончить с обветшавшей и непригодной в чрезвычайной ситуации демократией», приостановить действие конституции на неопределённый срок и «твёрдой рукой» навести порядок.

Конечно, массовое сумасшествие было бы невозможно поддерживать на должном уровне без подпитки реальными фактами. Можно нагнетать истерию и кричать о незримом противнике некоторое (не слишком продолжительное) время, но если не предъявить людям этого врага воочью, истерия неминуемо пойдёт на убыль — одних компьютерных имитаций будет явно недостаточно. Однако враг этот — и враг опасный, как доказала атака Приюта, — действительно существовал, и Блад всерьёз вознамерился с ним покончить.

Автострады перекрывались блокпостами, оснащёнными стационарными детекторами ауры и мощными излучателями-«глушилками»; такую же аппаратуру получили мобильные патрули. Над городами зависли вертолёты, ощетинившиеся многочисленными стволами; солдаты в бронекомбинезонах с оружием наизготовку появились в аэропортах и на вокзалах, возле банков, многоэтажных офисов, правительственных зданий и просто в местах большого скопления народа.

Генерал Джейк Блад (и Стэрди) знали, что делают, и правильно просчитали реакцию ньюменов. Рассеянные по всей стране и застигнутые врасплох «охотой на ведьм» воины Серпенты не колебались, когда перед ним вставал выбор: убивать или быть убитым. И они убивали, пустив в ход всё доступное им смертоносное нечеловеческое умение. А леденящие душу «репортажи с места событий» тоже шли в ленту новостей — прямо с колёс.

…Плотный парень лет двадцати спокойно шагнул через петлю металлоискателя и вдруг ощутил кожей лица лёгкое жжение. Он заметил, как почти неуловимо изменились лица офицеров службы обеспечения безопасности полётов, перехватил их мысли и понял, что его засекли сканером ауры. И ещё ньюмен тут же понял, что будет дальше, и не стал дожидаться выстрелов в упор или удара электромагнитным полем высокой частоты.

Силуэт парня размазался, словно изображение на плохо настроенном стереовизоре, и молниеносно переместился обратно ко входу в контрольную зону. А в следующую секунду воздух наполнился свистящими трёхгранными остриями в палец величиной.

Со звоном лопались светильники и экраны, засыпая всё вокруг мелкой крошкой стекла и пластика; бессильно откинулся на спинку кресла оператор за терминалом сканера. Вместо левого глаза у него осталось сочащаяся кровью впадина, а из затылка высунулось блестящее металлическое жало. Люди падали; уцелевшие метались, закрывая головы руками, и острые шипы, материализованные из ничего, пришивали им кисти к щекам.

Человек-индиго неясной тенью выкатился в зал ожидания и прокладывал себе дорогу к выходу из здания аэровокзала, щедро рассыпая огненные веера. Корёжилось покрытие стен, загорались диваны и кресла; по стойке бара побежал пламенный ручеёк, рождённый вспыхнувшим содержимым разбитых бутылок, — в этом гордящемся своей репутацией баре продавали качественное и крепкое спиртное. Зал содрогался от многоголосого воя, люди топтали друг друга, спасаясь от ревущего огня, и затоптанных и получивших травмы было куда больше, чем ослепших и обожжённых.

Загремели выстрелы, шальные пули вырвали первых случайных убитых и раненых, а ньюмен стремглав пересёк зал, прошил телом огромное стекло, оставив в нём чёткий абрис человеческой фигуры, и вырвался на улицу. Он уже садился в первую попавшуюся машину, мимоходом вышвырнув оттуда её водителя, когда его настигла пуля снайпера, дождавшегося удобного момента.

Паника медленно затихала, вокруг автомобиля с застреленным «призраком» мало-помалу начали собираться зеваки, но их проворно оттеснили налетевшие откуда ни возьмись стереовизионщики. И через пятнадцать минут разбитые стёкла, кровь, неподвижные тела на полу и внушительные подпалины на стенах центрального зала аэропорта увидела вся страна.

— Докладывайте! — приказал Блад вытянувшемуся перед ним хайерлингу.

— Индиго-психоз достиг апогея, мой генерал. Страна охвачена беспорядками, причём большинство беспорядков имеет ярко выраженную расовую окраску. Индиго слишком мало, они почти неуловимы, но люди подозрительно смотрят друг на друга, не снимая пальцы со спусковых крючков. В такой ситуации гораздо легче вернуться к привычному образу врага, который маячил перед глазами десятилетиями. Можно припомнить все действительные и мнимые обиды и предъявить счёт этому старинному врагу, и потребовать уплатить по этому счёту сполна. А идея связать появление индиго с ритуалами вуду оказалась превосходной — её восприняли сразу, мигом позабыв заботливо насаждаемое понятие политкорректности.

Генерал кивнул, выражая всем своим видом: «А что я вам говорил?».

— Новинки масс-медиа?

Хайерлинг активировал настенный экран, комментируя появляющиеся на нём кадры. Блад внимательно следил за пёстрой лентой, изредка вставляя «Убрать», «Придержать» или «Довести до нужного уровня». А когда на экране пошёл тест-ролик готовящегося к запуску в сеть нового фильма «Алчущие крови», вмешалась сидевшая рядом с генералом Стэрди.

— Аляповато, но пойдёт, — лениво процедила она, наблюдая, как два скелетообразных существа настигли задыхающуюся от ужаса миловидную девушку, содрали с неё одежду, долго насиловали несчастную устрашающего вида зубчатым приспособлением, а потом открутили ей голову и начали жадно слизывать хлещущую во все стороны кровь длинными липкими языками. — Смесь секса и насилия — это терпкое пойло обыватель глотает и усваивает лучше всего. И переваривает без остатка — всё дерьмо оседает у него в душе.

Хайерлинг почтительно поклонился. В Центре очень быстро поняли, кто такая Стэрди, и насколько весомо её слово. «Роскошная смерть» неукоснительно соблюдала негласный этикет иерархии Правителей и всегда держалась на полшага позади Блада, оставаясь как бы в тени, однако её влияние на генерала и на принимаемые им решения ни для кого не было секретом.

— Так, с этим ясно, — резюмировал Джейк. — Правительство?

— В шоке, — и хайерлинг пожал плечами — мол, чего ещё ждать от этих гражданских? — Правда, их в основном волнуют спад производства и падение платёжеспособного спроса. Когда на улицах стреляют, а за каждым углом мерещатся кровожадные чудища, людям как-то не до ежедневных покупок. Идут бурные дебаты о введении чрезвычайного правления, и мне кажется, что у вас есть все шансы…

— Выводы предоставьте делать мне, — перебил его генерал. — Какова реакция в мире на события в нашей стране? Как там насчёт «гулкого эха»?

— Сеть глобальна, мой генерал. Вспышки индигофобии наблюдаются в Европе, хотя их интенсивность существенно ниже, чем у нас. Арабский мир и Поднебесная империя — там пока всё спокойно. И настораживает поведение России — волна истерии угасает у её границ, словно наталкивается на невидимую стену.

— Непонятно… — проронила Стэрди.

— И неприятно, — добавил Блад. — У них ведь есть индиго, и немало. Неужели они под контролем силовых структур и мы имеем дело с организованным противодействием? Так, введите в наш пропагандистский спектр некоторые дополнения. Скажем, приравняйте «генетическую эпидемию» к птичьему гриппу, СПИДу или атипичной пневмонии. Пусть ленивые уверуют в то, что это заразно и смертельно опасно. Тогда, может быть, их реакция будет более… м-м-м… адекватной.

— Есть, мой генерал. Позволю себе заметить, что в целом ситуация раскачана — нация жаждет прихода спасителя. Тем не менее, мы ни на секунду не забываем об основной цели операции…

«Ещё вопрос, парень, какая из двух целей этой операции основная» — подумал Джейк, но промолчал.

— …и детектирование «призраков» ведётся непрерывно, целенаправленно и всеми возможными способами. К сожалению, радиус действия сканеров ауры очень невелик — их невозможно использовать с вертолётов, не говоря уже о спутниках. Генераторы поля также не слишком эффективны: достаточно мощные агрегаты тяжелы и громоздки, они хороши только в обороне, а портативные образцы на индиго практически не действуют — разве что чуть пощекочут им мозги.

— Слишком мала мощность?

— Так точно, мой генерал. Того типа в аэропорту — вы помните, его ещё застрелили в автомашине, — полосовали из нескольких таких блоков, что не помешало ему использовать всю свою боевую магию. Да и дальнобойность у всех модификаций «глушилок» ничтожна: несколько десятков метров — это не расстояние для современного боя. Пока мы уничтожили всего одиннадцать людей-индиго, и то только благодаря многократному перевесу или после того, как наши противники до предела выматывались. Ещё семнадцать «призраков» были обнаружены, но сумели оторваться от преследования. Они хорошие бойцы, мой генерал.

— Наши потери?

— Если говорить о солдатах, то потери приемлемые: сто девяносто два человека.

— Человека? — переспросил Блад.

— Штампов — пятьдесят семь, — уточнил хайерлинг, — причём это с учётом потерь при умиротворении. А гражданских лиц, — он чуть замялся, — свыше четырёх тысяч. Это вместе с жертвами… гм… недоразумений. Цифры всё время меняются — раненые умирают в больницах. А точное число погибших в ходе расовых беспорядков и при их подавлении неизвестно — во всяком случае, счёт идёт на десятки тысяч.

— Точные цифры в данном случае малосущественны. Фиксация энергетического фона событий?

— В ходе всех боестолкновений производилась подробная видеозапись. Кроме того, регистрировались изменения психополя — по мере возможности. Вся информация передана аналитикам — они сутками не вылезают из-за компьютеров, пытаясь разобраться в том, как индиго управляют свободной энергией. Яйцеголовые тужатся описать магию интегралами и многоэтажными формулами, однако пока не преуспели.

Генерал на секунду задумался, посмотрел на Стэрди и коротко бросил офицеру:

— Свободны!

Потом он пробежался пальцами по панели контрольного терминала и произнёс:

— Ответственного за операцию «Неприкаянные сироты» ко мне.

Объявив войну «призракам», Джейк Блад отнюдь не собирался поголовно истребить всех детей-индиго, особенно тех, которые содержались в Приютах. Командирам охотничьих команд было дано распоряжение убивать взрослых индиго, но детей брать живыми. Генерал был неплохо образован и знал, что когда-то из пленных детей разных народов арабские эмиры воспитывали преданных и беспощадных в бою мамелюков. Дети — они ведь как глина, из которой умелый скульптор может вылепить всё, что угодно. А если речь идёт о детях с паранормальными способностями, то уничтожать таких детей просто глупо. И поэтому Блад заранее отдал распоряжение эвакуировать воспитанников всех Приютов в надёжные бункеры Головного Центра. Убеждать детей в необходимости эвакуации (а тем более прибегать к силе) не было никакой нужды — воспитанникам просто показали новости, и дети увидели, что происходит на улицах городов, и как звереют добропорядочные граждане при одном только слове «индиго».

Приказы в Центре исполнялись без промедления — начальник эвакуационной операции прибыл в командный бункер через четыре минуты. Им оказался Джефферсон — тот самый хайерлинг, который с полуслова понял Блада в день переворота, и в награду за понятливость и преданность был повышен на ранг.

— Операция проведена успешно, мой генерал, — доложил он. — Все воспитанники всех двадцати четырёх Приютов, не считая семнадцатого, благополучно доставлены и размещены в Головном Центре. Их общее число — девятьсот шестьдесят два человека. Плюс тридцать девять захваченных при поисковых операциях.

— Эксцессы?

— Трижды имели место попытки нападения на Приюты. Дважды атаке подвергались уже пустые здания. Мы не препятствовали. Здания сожжены и разрушены. Жертв среди охраны и персонала нет.

— А среди нападавших? — усмехнулся генерал.

— Не считали, — в тон ему отозвался хайерлинг второго ранга. — Вероятно, в запале они калечили друг друга, но это не в счёт.

— Согласен. А третья попытка?

— Толпа численностью до двенадцати тысяч человек блокировала дороги, ведущие к Приюту-тринадцать…

— Несчастливое число…

— …ещё до того, как конвой с детьми выехал из ворот. Толпа становилась всё более агрессивной, и мы поняли, что скоро начнётся атака.

— И?

— Я привык точно выполнять приказы, мой генерал, — бесстрастно ответил хайерлинг. — Конвой прибыл по назначению. Без потерь, хотя кое-где нам пришлось в буквальном смысле слова идти по телам этих безумцев. Пришлось также применить оружие — на поражение.

«Представляю… — подумал Блад. — Твои бронетранспортёры наверняка забрызганы кровью по самые башни, а боекомплекты расстреляны до последнего патрона… Но это уже неважно — важно, что дети доставлены, а лишняя кровь сейчас — это лишнее масло в огонь».

— Благодарю. Идите.

Джефферсон отдал честь, щёлкнул каблуками и вышел, а Джейк повернулся к Стэрди.

— Ну, что скажешь, царица? Честно говоря, я ожидал от «ночных призраков» куда более организованного сопротивления. Куда они все подевались? Неужели мы ошиблись?

— Не думаю. Скорее всего, они затаились, реально оценив свои силы и выжидая. Надо бы обратить внимания на подозрительно спокойные зоны — ты знаешь, что я имею в виду.

Джейк знал. Анализ данных спутникового наблюдения выявил ряд районов, общая картина которых наводила на мысль о присутствии маскировки, причём выполненной без применения технических средств. Значит, вполне возможно, что именно эти «тихие омуты» и скрывали тех самых «чертей».

— Проверим, — пообещал Блад — Дельная мысль, царица.

Стэрди холодно улыбнулась, но тут же снова стала серьёзной.

— И ещё одно, Джейк. Помнишь, я говорила тебе о секретных файлах Эссенса?

— Ещё бы!

— Так вот, кое-какие мне удалось вскрыть. Информация далеко не полная, но и этого достаточно для тревожного вывода.

— Не тяни.

— Эссенс не блефовал. Его магические бойцы действительно существуют. Более того, они экранированы от стандартного детектирования сканерами ауры.

— Весело… И где же они, эти детишки Арчи?

— Они могут быть где угодно, Джейк. И мне почему-то кажется, что эти «невидимки» вот-вот заявят о себе…

Ньюмен был измучен. Под глазами его залегли тёмные тени, лоб пересекал длинный кровоточащий рубец, но глаза горели лихорадочным блеском.

— Рассказывай, — потребовала Серпента.

— Мы попались в предместьях. Солдаты прочёсывали жилые кварталы.

— У них была точная информация?

— Не думаю, — воин покачал головой. — Такие облавы сейчас проводятся повсеместно. Их было несколько сотен. И четыре «глушилки» на бронированных транспортёрах. Мэрилин выводила детей нашего гнезда, а мы с Рональдом приняли бой, отвлекая обезьяноподобных. Они не считали патронов и не жалели случайных прохожих — просто мели огнём, не обращая внимания ни на кого и ни на что.

— Покажи.

…Громоздкая туша угловатой чёрной машины втискивалась в узкую улицу, и тупое рыло излучателя тяжело раскачивалось в такт рывкам транспортёра. Со звоном посыпались стёкла — машина прошлась бронированным плечом по окнам первого этажа, высаживая их вместе с рамами. Трещали выстрелы; кто-то побежал через дорогу, споткнулся и упал, и тело его ещё долго дёргалось под ударами пулемётных очередей. Под гусеницами жалко хрустнул и смялся, как бумага, корпус брошенной посреди улицы автомашины; внутри дома взвился долгий воющий крик. Вокруг автоматных дул плясали венчики огня, и светлые стены домов густо покрывались оспинами пулевых пробоин, словно сыпью — симптомом неизлечимой смертельной болезни. Солдаты шли цепью, беспощадно поливая свинцом всё шевелящееся, — они «умиротворяли» охваченный волнениями район в полном соответствии с полученным приказом…

— И тогда Рональд…

…Зыбкая тень походила на человека только очертаниями. Тень появилась из ниоткуда, вскинула руки, и по лбу транспортёра плеснуло жидким огнём. Пламя быстро поползло по броне, растекаясь и забираясь в щели, но тут вдруг бестелесная тень уплотнилась, утратила стремительность и замерла, словно попавшая в клей муха. А в следующую секунду её уже рвали на части крупнокалиберные пули…

— Рон не пробил броню. Конус поля захватил его, и…

— Смело, но глупо, — холодно произнесла Серпента. — А ты?

— Я ударил, пока они убивали Рональда.

…Головы солдат отлетали, словно по цепи прошлась невидимая стальная коса. Шлемы лязгали о мостовую, обезглавленные тела валились одно за другим. Натужно ревя мотором, машина развалила дом, расчищая место боя, а из-за поворота уже выпячивалась вторая…

— Я дрался, пока у меня были силы. Дважды я попадал в поле — это как затягивающее болото, где не пошевелить мыслью, — но мне удалось вырваться. Я пробил стену и выскочил на соседнюю улицу. Там тоже были солдаты; я убил троих. Выбрался за кольцо облавы. Мне повезло — на шоссе меня подобрала какая-то девица на мотоцикле. Я её попросил, — ньюмен криво усмехнулся, — и она довезла меня почти до самого нашего лагеря.

— Ты что, с ума сошёл? — в голосе Серпенты прорезались шипящие нотки. — Привести обезьяноподобную сюда?

— Мы расстались на опушке, в трёх милях отсюда. Я отблагодарил её, — и воин снова усмехнулся, — как сумел. Думаю, она осталась довольна своим маленьким приключением.

— Надо было её убить, — бросила Змея, — а не заниматься с ней любовью. Ты — индиго, она — низшая несовершенная тварь.

— Но она женщина… И она спасла меня… — Ньюмен заметно смутился. — Разве мы можем уподобляться обезьяноподобным, предводительница?

— Это война! — отрезала Серпента. — Или мы их — или они нас, только так! А что с Мэрилин?

— Я слышал её ещё какое-то время, но потом… Похоже, солдаты нашли её и…

— …и убили! — жёстко закончила за него Змея. — И они не думали о том, что перед ними женщина! Хотя, может быть, сначала они тоже «поблагодарили» её, обессиленную «глушилкой», — поблагодарили всем скопом!

Ньюмен пристыжено замолчал, и Серпента чуть смягчилась.

— Ладно, иди отдыхай. Восстанавливай силы — они скоро тебе понадобятся.

— Послушай, Серпента, — спросила сидевшая в уголке и молчавшая в течение всего разговора Мэй, — что мы будем делать? Против нас, — она кивнула в сторону мерцающего экрана стереовизора, где шёл очередной выпуск новостей, — целая страна! Миллионы людей, машины, налаженная система! Неужели ты надеешься взять верх? Да, магия — это сила, но мы же не боги! Да и маги, если разобраться, далеко не всемогущие…

— Ты права, сестрёнка — Змея хрустнула пальцами, — кое в чём права. Этот Блад… Он оказался куда умнее и опаснее, чем я предполагала. И мы далеко не всемогущи, это верно. Наша магия не универсальна — у каждого ньюмена есть узкая сфера заклятий, которые у него получаются лучше всего. И масштабы невелики — мы не можем вызвать землетрясение или связать весь свободный кислород в атмосфере планеты, чтобы обезьяноподобные попросту задохнулись, — и радиус действия мал: например, сидя здесь, я не смогу разрушить в столице даже собачью будку. Ведь магия — это просто берёшь свободную энергию и с помощью своего сознания делаешь с ней, что хочешь: созидаешь, разрушаешь, исцеляешь, убиваешь. Но у магии есть количественные характеристики — условно говоря, один силач не поднимет грузовик, для этого нужны совместные усилия и умение. А мы, ньюмены, ещё только учимся настоящей магии — пока мы ещё слишком мало умеем.

— Вы слишком рано бросили вызов людям…

— Не вы — мы, сестрёнка. Или тебе, — Серпента бросила на Мэй испытующий взгляд, — ближе и роднёй несовершенные? Ты посмотри, что они творят в собственной стране! И ради чего? Кто всё это затеял, и кто послушно служит ему безмозглыми куклами? А индиго — это всего-навсего повод: удобный повод. Ничего, мы ещё поборемся…

— Они сильнее, Серпента.

— Да, если мы выйдем в чистое поле и предложим им рыцарский поединок, они сотрут нас в порошок своими ракетами, танками, дальнобойными орудиями и бомбардировщиками. Думаю, что генерал Блад именно этого и добивается, гоняя нас по всей стране и вынуждая принять правильный бой. Но мы будем действовать по-другому — запустим в компьютерные сети «гремлинов».

— Гремлинов? Никогда не думала, что эти злые духи реально существуют.

— А это не духи, сестрёнка. Это энергетические сгустки, подчинённые определённой программе. Или, если хочешь, долгосрочное проклятье, материализующееся в компьютерах и разрушающее упорядоченность. Это не просто вирусы — это псевдосущности, бороться с которыми без помощи магии не получится. А созданная несовершенными цивилизация очень уязвима — люди не доверяют собственному разуму и слишком привыкли полагаться на машины. Обезьяноподобные и шагу не могут ступить без помощи компьютеров, и если все эти ящики с электронной требухой вдруг разом сойдут с ума… Представляешь?

Мэй молча кивнула. «Да, это будет катастрофа почище любого землетрясения. Встанет транспорт, прекратится связь, захлебнутся все сети вещания, прекратится подача энергии, будет парализована экономика…».

— Вот-вот. Над «гремлинами» работают те из нас, кто понимают суть электричества — не ту суть, которая описывается мудрёными формулами, а истинную суть. И когда в этой стране — да что там в стране, во всём мире! — воцарится хаос, мы выйдем из своих тайных убежищ и довершим дело. А пока пусть обезьяноподобные убивают друг друга — это нам только на руку. Ньюменам сейчас нужно уйти из-под удара капелькой ртути, рассеяться и затаиться. Но самое главное — спасти детей. Мы уйдём в северные леса, растворимся среди обитателей гетто — многие из индиго темнокожие, и нас примут те, кого сейчас обвиняют в злом колдовстве. Эти дети видели, как обезьяноподобные охотятся на людей-индиго, и из них скоро вырастут настоящие воины. И тогда… — Серпента замолчала, но Мэй видела, как пульсирует и наливается алым её аура. — Мы уже вывезли всех детей из этого лагеря — так будет надёжнее.

— А я?

— А ты останешься со мной. Я к тебе привязалась, сестрёнка Мэй.

Это было сказано вроде бы искренне, но что-то в голосе Серпенты и в выражении её глаз насторожило девочку. «Похоже, ты ни в коем случае не хочешь, чтобы я снова попала к Попечителям, — подумала она. — И если у тебя не будет другого выхода, ты меня попросту прикончишь…». Надо ли говорить, что эту мысль Мэй заботливо спрятала — она уже хорошо научилась это делать.

— Ты считаешь, — спросила она, уводя разговор от скользкой темы, — что с генералом Бладом никак нельзя договориться? Переговоры не стоит и затевать? В конце концов…

— Нам с ним не о чем говорить! — перебила её Змея. — Ньюменам и Попечителям тесно на этой планете — кому-то придётся уйти. И я сделаю всё, чтобы этим «кем-то» оказалась не я. Ладно, сестрёнка, — пора спать. Мы хоть и превосходим несовершенных во всём, но сон и еда нам тоже нужны. Может быть, когда-нибудь мы научимся обходиться и без этого, но…

Серпента не закончила фразу и замерла, словно настороженно прислушиваясь к чему-то. При этом она начала чуть раскачиваться всем телом — точь-в-точь как змея, учуявшая добычу или приближение опасности.

— Ну вот, — произнесла она изменившимся голосом. — Так я и думала… Дождались…

— Что… — начала было Мэй, но тут же сама ощутила — увидела — надвигающееся.

…Четыре самолёта, похожие на острые треугольные наконечники гигантских стрел, выпущенных великаном из исполинского лука, летели к лесному лагерю людей-индиго, и не было никаких сомнений в том, зачем они сюда летели. Крылатые машины были ещё далеко, но они стремительно приближались, яростно пожирая мили пастями воздухозаборников…

— Дождались, — повторила Серпента со злым торжеством. — Ну что ж…

Мэй уловила короткий мыслеприказ, брошенный предводительницей своим воинам, а затем Змея повернулась к девочке.

— Идём, сестрёнка, — пришёл твой час. Останови их — ты сможешь это сделать.

Они выскочили из коттеджа под темнеющее вечернее небо. Ньюмены — их было около двух десятков — уже собрались на поляне, сосредоточенные и готовые ко всему.

Мэй не спорила. Она и сама прекрасно понимала: на них летит смерть, и если её не остановить, то скоро здесь вместо коттеджей, деревьев и зелёной травы останется только горячий пепел. Девочка потянулась к крылатым зверям, увидела безликие головы пилотов, скрытые тёмными стёклами шлемов, ощутила биение пламени в соплах двигателей.

«Стойте! — мысленно закричала она — совсем как тогда, той памятной ночью в Приюте. — Стойте, убийцы! Падайте, падайте, падайте, — вы, привыкшие убивать!».

И… ничего не случилось. Мысль Мэй скользнула по хищным телам самолётов и стекла с них бессильно и безвредно. По-прежнему ревели моторы, и глаза лётчиков уже следили за дисплеями целеуказателей. У людей в крылатых машинах был приказ: залить напалмом одно подозрительное местечко, и они собирались добросовестно выполнить этот приказ.

— Не получается! — отчаянно закричала Мэй, чувствуя, что вот-вот разрыдается самым постыдным образом. — Не получается! — повторила она, хватая Серпенту за руку.

«Как же так? — услышала Мэй отчётливую мысль Змеи. — Почему? Девчонка старается из всех сил — энергия так и хлещет, словно из действующего вулкана… Ничуть не слабее, чем в тот раз, когда я впервые её заметила. Расстояние? Но до этих самолётов куда ближе, чем до того лайнера. Не может толком нацелить заклятье? Но ведь она же сделала это той ночью! Или… Или то была простая случайность? Нет, таких случайностей не бывает».

Однако Серпента не растерялась.

— Кольцо! — выкрикнула она, перехватывая одной рукой руку Мэй, а другой сжимая кисть ближайшего воина. — Кольцо!

Ньюмены поняли женщину со змеиным ожерельем на шее. Мэй почувствовала, как её свободную руку охватила чья-то сильная ладонь — кольцо замкнулось за считанные секунды. Собственно говоря, браться за руки не было особой необходимости — в кольцо смыкались сознания, однако этот ритуальный жест помогал координировать их настройку на общее.

Девочку окатило волной жара — пожалуй, впервые в жизни она поняла истинный смысл выражения: «Вместе мы — сила!». Послушная воле ньюменов энергия накапливалась и ждала приказа; управлять этой Силой мог сейчас любой из воинов кольца. И когда крылатые звери со скрежещущим воем вырвались из-за чёрной кромки леса на открытое пространство, люди-индиго были уже готовы.

— Х-ха-а-а! — резко выдохнула Змея.

У Мэй зазвенело в голове, словно ей по лицу со всего размаху ударили тяжёлой тугой ладонью, перед глазами поплыли багровые круги. Первый самолёт врезался в невидимую стену, сложился в бесформенный комок, — Мэй ясно видела это, секунды растянулись, как резиновые, — и исчез в ослепительной вспышке взрыва. Второй проскочил, но оба его крыла срезало по самый фюзеляж, и тёмное веретено корпуса ввинтилось в землю. Третья машина задрожала, теряя управление, зацепилась за верхушки деревьев и проложила целую просеку, разваливаясь на куски. Земля под ногами Мэй дрогнула, а над лесом вспух клубящийся пузырь рыжего пламени.

Четвёртый пилот успел заложить крутой вираж. Машина пошла вверх, одновременно разворачиваясь на обратный курс, и тогда Серпента приказала:

— Бей, сестрёнка! Этот — твой.

И Мэй ударила. Она обратилась в тонкую иглу, дотянулась до самолёта (равнодушно отметив панику, охватившую сознание его пилота), проколола (что именно — она не поняла, только почувствовала что-то горячее) и отпустила машину за долю секунды до того, как та превратилась в огненный клубок.

Всё кончилось в считанные мгновения. Девочка ощутила чудовищную усталость, но устояла на ногах, хотя это стоило ей немалых усилий. Кольцо разомкнулось.

— Молодец, сестрёнка Мэй, — услышала она и подняла голову.

Змея была мертвенно бледна — ей досталось больше всех, — но глаза предводительницы «истинных новых людей» светились пылающей тьмой. И в уголке её губ застыла маленькая алая капелька, словно эта женщина только что пила кровь.

— Молодец, — повторила Серпента, погладила змеиную головку на своём ожерелье и повернулась к людям-индиго. — Уходим. Через четверть часа здесь будет ад.

— Мой генерал, экстренное сообщение. В квадрате 48–62 при проведении тест-рейда погибли четыре истребителя-бомбардировщика. Нестандартная система противовоздушной обороны. Аппаратура слежения зафиксировала сильнейшие энергетические всплески.

— Эта она. Наконец-то!

— Кто «она»? — не поняла Стэрди.

— Моя «крестница» Мэй — та чёртова девчонка, с которой и началась вся эта кутерьма. Та самая, которая сбила пассажирский авиалайнер. Не сомневаюсь, что гибель истребителей — тоже её рук дело. И наверняка где-то там поблизости и милейшая дама со змеёй на шее — такие подарки, как живая система ПВО, ни один здравомыслящий военачальник из рук не выпустит. А уж в здравомыслии «ночным призракам» не откажешь — хотел бы я иметь таких бойцов. Они не принимают боя, словно эти, как их, древние скифы. Но сейчас они попались! Я не могу заливать напалмом всю страну, но локальный участок — легко. Никто и не пикнет, особенно сейчас, когда мы спасаем нацию от генетической эпидемии!

Генерал Джейк Блад хищно усмехнулся и отрывисто скомандовал в коммуникатор:

— Удар РСЗО[16] по квадрату 48–62. Работать на пределе дальнобойности. Авиации: повторный налёт. Пуски ракет с предельной дистанции — в зону предполагаемого действия нестандартной ПВО противника не входить. Аэромобильным частям — охватить весь район по периметру. Джефферсон, назначаетесь командующим операцией. Обо всём докладывать мне немедленно. Особое распоряжение: там должна быть девчонка лет четырнадцати и женщина с оригинальным ожерельем на шее — в виде змеи. Этих взять живыми — любой ценой, не считаясь ни с какими потерями. Как меня поняли?

— Приказ принят и понят, — ответили несколько слитых воедино голосов: команды одновременно передавались всем исполнителям.

— Тогда приступайте, — Блад откинулся на спинку кресла. — Теперь нам остаётся только ждать.

— А ты не боишься получить вместо живых пленниц одни лишь обугленные останки? — поинтересовалась Стэрди. — После массированного удара там не останется в живых даже лягушки.

— Нет, не боюсь. «Призраки» достаточно умны — они не будут сидеть и ждать, пока мы их прихлопнем. Нет, они сейчас уже уносят оттуда ноги — со всей поспешностью. Так что теперь всё зависит от того, сумеет ли Джефферсон не дать им уйти.

Эта ночь запомнилась Мэй одним сплошным кроваво-дымным пятном.

Ньюмены бежали через лес. Они скользили между деревьев быстрыми призрачными тенями, словно ожившие персонажи древних легенд и преданий, и когда позади — там, где остался опустевший лагерь, — раздался чугунный топот, и на полнеба разлилось оранжевое зарево, люди-индиго были уже далеко.

Мэй ещё не умела толком лететь скользящей походкой — боевым шагом «ночных призраков», — и ей пришлось нелегко. Но Змея держалась рядом с девочкой и подпитывала её своей энергией, поэтому Мэй не отставала.

Дважды над ними проносились самолёты, и ньюмены слышали стрёкот вертолётных винтов, но лес оставался тёмен и тих. Мэй ощущала вуаль невидимости, накинутую воинами на маленький отряд, — тоненькую, почти не дающую энергетической засветки, — и понимала, почему «призраки» не обращают внимания на воздушные машины: им надо было как можно дольше оставаться незамеченными. Чувствовала Мэй и нараставшее напряжение Серпенты — предводительницу ньюменов что-то тревожило, и сильно тревожило, — но девочке было не до анализа чужих мыслей: сумасшедший бег по ночному лесу отнимал у неё все силы.

Они достигли опушки леса далеко за полночь, когда чернильная темнота затопила всё вокруг, а кусты и деревья слились в одну сплошную чёрную массу. За кромкой леса пролегла широкая автострада, и она была ярко освещена: десятки мощных прожекторов превратили там ночь в день. Серпента выругалась сквозь зубы, и было отчего.

На шоссе стояли танки, развернувшие стволы орудий в сторону леса. Из распахнутого чрева тяжёлого вертолёта горохом сыпались солдаты в броне, разворачиваясь в длинную цепь; второй такой же вертолёт опускался, сверкая остеклением кабины. И жирными узлами в танковой шеренге выделялись коробчатообразные силуэты транспортёров-излучателей.

Повинуясь беззвучному приказу Серпенты, ньюмены замерли. Мэй колотило, в животе рос леденящий комок страха, но Змея выглядела спокойной и невозмутимой — сорвавшееся с её губ короткое проклятье было единственной эмоциональной реакцией предводительницы «призраков» на впечатляющую картину боевой мощи, развёрнутой против людей-индиго.

Серпента размышляла недолго. Второй вертолёт ещё не коснулся покрытия шоссе, и цепь солдат ещё не миновала белую полосу на обочине автострады, когда ньюмены нанесли удар.

Они разделились. С Мэй и Серпентой остались только двое воинов, в том числе и тот, который вырвался из кровавой каши в предместье, — девочка запомнила его лицо. Остальные оттянулись на фланги, сжались в тугую пружину, и…

В небо ударил фонтан огня. На шоссе образовалась пышущая жаром яма, из которой хлестал вверх султан пламени. Мельком Мэй заметила выражение лица Серпенты; губы Змеи шевелились, хотя работало не слово — работала мысль, превращённая в убийственное оружие. Яма ширилась, асфальт размягчался и плавился, трясиной всасывая в себя широкие гусеницы боевых машин. Серпента запустила распад материи, используя совокупную силу, накопленную всем её отрядом. А цепь бронированных солдат, бегущих от беснующегося на автостраде гудящего пламени, подёрнула частая сетка пульсирующих голубых молний.

Запахло горелым мясом — ветер дул от дороги к лесу. Два танка завязли на шоссе по самые башни, из их верхних люков поспешно выбирались люди в комбинезонах. Один из транспортёров завалился набок, уткнувшись эмиттером излучателя в раскисающий асфальт, остальные неуклюже пятились, пытаясь выбраться с обернувшейся ловушкой магистрали. Солдаты залегли, огрызаясь короткими очередями; грохнули первые орудийные выстрелы. Танки расползались потревоженными жуками, и выпущенные снаряды бессистемно падали в лесу, с корнем выворачивая деревья и рубя осколками листву.

Мэй не знала о приказе генерала Блада и не могла понять, почему противник сразу не ударил по опушке леса всей огневой мощью — одних только танков на шоссе было дюжины две. Но размышлять об этом ей было некогда — Серпента дёрнула её за руку, бросив краткое, как ожог: «Бежим!».

Они бежали с такой скоростью, что под их ногами ломались, не успевая согнуться, гибкие стебли травы — «призраки» трансформировались в свою боевую ипостась. Свистели пули; Мэй почувствовала удар, и ещё один, и поняла, что Серпента прикрыла её силовым полем, оберегая от шального попадания. И ещё девочка поняла — правда, полное понимание пришло уже позже, — что Змея трезво оценила ситуацию и знала: принимать затяжной бой нельзя, людей-индиго в конце концов задавят числом, и поэтому надо прорываться — любой ценой, даже ценой гибели девяти ньюменов из десяти.

Позади них один за другим вырастали чёрные столбы разрывов — танкисты опомнились и вели теперь беглый огонь по лесу, перепахивая опушку. Ньюмены отвечали, как могли, отвлекая внимание от рвущейся к шоссе маленькой группки. Звонко лопнул и развернулся гротескным цветком ствол танковой пушки; по сизой броне скатился огненным клубком охваченный пламенем человек. Прямо перед Мэй появилась безликая фигура солдата, но его движения показались девочке тягуче-медленными, словно он шевелился в вязком киселе. Мэй видела, как ползёт в её сторону автоматное дуло, и ударила первой, не дожидаясь, пока это дуло плюнет в неё свинцом.

С подвески зависшего над дорогой вертолёта протянулись дымные полосы пущенных ракет, но Серпента вовремя заметила эту новую угрозу. Лопасти винта загнулись вверх почти под прямым углом, и вертолёт с хриплым клёкотом рухнул под гусеницы танков, выбиравшихся из огненного болота, в которое превратилось шоссе. Мэй снова ощутила боль — по её силовой скорлупе прошёлся целый веер осколков. Боль была куда более резкой, чем минутой раньше, и девочка сообразила — защита слабеет: силы людей-индиго имеют свой предел, и этот предел уже близок.

Опушку леса уже сплошь затянуло бурым дымом, сквозь который вспышками ярости пробивались языки пламени, — казалось, там не осталось ничего живого. Однако Серпента, Мэй и двое ньюменов добежали до автострады и перемахнули через неё одним отчаянным рывком, почти не касаясь ногами покрытия.

Их заметили — все машины были напичканы средствами приборного наблюдения, — но всеуничтожающего огневого шквала не последовало. Вместо этого мобильные излучатели, сохранившие боеспособность, — добрая половина «глушилок» была уже выведена из строя — перефокусировали свои поля на другую сторону шоссе.

…Мэй почувствовала равнодушие и усталость. «Зачем всё это?» — подумала девочка, и мысли её были ленивыми и монотонными. Тело обмякло, и даже рёв бушевавшего на дороге огня казался теперь каким-то никчёмным шумом. Ей захотелось лечь и забыться, не слышать и не видеть ничего, и ни о чём не думать…

Из накатывающегося серого безмолвия её вырвала оглушительная пощёчина. Она увидела совершенно бешеные глаза Серпенты, и ощутила сильный рывок — Змея без лишних слов перекинула Мэй через плечо. И ещё она, чуть повернув голову, увидела, как тот самый ньюмен со шрамом на лбу — Мэй так и не узнала его имя — появился возле самого корпуса транспортёра, в мёртвой зоне, и одним неуловимым движением взлетел вверх по борту машины. Как ему удалось открыть верхний люк, девочка не поняла, но человек-индиго сделал это и втянулся в тёмную дыру. Затем внутри транспортёра глухо ухнуло, и из всех щелей плеснуло жёлтое пламя…

Пелена серого бессилия отступила. Мэй и Серпента кубарем скатились вниз по откосу — противоположная сторона автострады была крутой. Они снова перешли на скользящий бег — до спасительных зарослей густого кустарника было уже недалеко. И оглянувшись назад в последний раз, Мэй увидела в ярком свете прожекторов второго воина, шедшего с ними. Он стоял на дороге во весь рост, не прячась и не пригибаясь. С рук ньюмена летели голубые молнии, и суетившиеся среди дыма солдаты падали один за другим. А потом вместо чёткого силуэта человека-индиго в мертвенно-белом прожекторном луче развернулся огненный зонтик снарядного разрыва…

Больше Мэй уже ничего не видела. Серпента снова дёрнула её за руку, и они нырнули в заросли, скользя между невысоких взгорков. У Змеи осталось достаточно сил для «шапки-невидимки» и для бега.

— Итак, вы их упустили.

— Так точно, мой генерал.

— Это хорошо, что вы умеете признавать свои ошибки, но их лучше не совершать. Вы уверены, что женщины и девочки нет среди убитых?

— Не уверен, мой генерал. На поле боя найдены тела двенадцати погибших индиго, и ещё несколько тел были разорваны на куски. По фрагментам затруднительно произвести точную идентификацию. Одну девушку мы окружили в лесу. Выполняя ваш приказ, её старались взять живой. Это стоило нам двадцати восьми солдат и двух сожжённых танков, но последним усилием она убила себя. Эта индиго не похожа ни на женщину со змеёй, ни на девочку — ей лет восемнадцать-девятнадцать. По оперативной видеосъёмке можно сделать вывод, что в ходе боя нескольким «призракам» удалось прорваться к шоссе. Один из индиго сумел непонятным образом проникнуть внутрь бронетранспортёра-«глушилки». Мужчина это был или женщина — установить невозможно: то, что осталось там после взрыва всего боезапаса… вы понимаете. Ещё одного «призрака» накрыло прямым попаданием снаряда, но у нас есть чёткие видеокадры — это мужчина. Правда, есть предположение, что индиго умеют изменять свой внешний вид — вплоть до половой принадлежности.

— Оставим эту гипотезу яйцеголовым, Джефферсон. У меня к вам другой вопрос: вы уверены, что никому из «ночных призраков» не удалось вырваться из кольца?

— Не уверен, мой генерал.

— Смотри-ка, там что-то горит…

— Где?

— Да вон там, левее… Видишь дым?

— Наверно, лесной пожар. Места здесь безлюдные.

— Ага, безлюдные, — то-то там всю ночь гремела канонада! Не иначе как охотились на этих демонов-индиго.

— А ты сам-то веришь в них? Ты видел хоть одну такую тварь живьём?

— Я не видел, но говорят, за рекой жила какая-то ведьма: напускала порчу и всё такое. Её спалили вместе с домом, как только всё это началось. О, гляди! Да вон, впереди! Разуй глаза, Стив! Теперь видишь?

Видавший виды открытый джип с двумя молодыми парнями мчался по шоссе. Было раннее утро, и дорога была пустынной, лишь из низин выползали и ложились под колёса пряди белого тумана, похожие на таинственных сказочных существ. А когда джип проскочил очередную туманную полосу, сидевшие в нём люди увидели неторопливо бредущих вдоль шоссе двух девушек — самых обычных, в выцветших джинсах, майках, шапочках-бейсболках и с рюкзаками за плечами.

— Что за ранние пташки? — пробормотал Стив, сидевший за рулём. — Хм, а не составят ли они нам компанию, а, Харви? Как ты смотришь на это сладкое дело?

Харви буркнул нечто нечленораздельное, но явно одобрительное. Девушки шли себе и шли, и только когда машина поравнялась с ними и затормозила, они повернули головы.

— Хай! — Стив широко улыбнулся и помахал рукой. — Доброе утро! Девчонки, а вам не страшно одним на пустынной дороге? Сейчас не самые лучшие времена для пеших прогулок. Вам куда, крошки? Садитесь, нам наверняка по пути!

— Может, и по пути, — ответила старшая из девушек, брюнетка с блестящей цепочкой на шее, словно собранной из металлических чешуек.

— Слушай, Стив, — хрипло прошептал Харви, — а вторая-то совсем малолетка! Как бы нам это, не налететь… Может, старшую как-нибудь поделим, а?

— Разберёмся, — сквозь зубы ответил Стив, не снимая с лица радостной улыбки. — А что до малолеток, так они сейчас такого жару дают — профессиональные шлюхи завидуют… — И добавил, обращаясь уже к девушкам. — А раз по пути — тогда садитесь, бэби! Меня зовут Стив, а вот его — Харви. Он хороший парень, да и я вообще-то неплох! Дорога веселей, когда есть с кем… поболтать. — Он сделал многозначительную паузу. — Верно я говорю?

— Верно, — темноволосая чуть улыбнулась. — Я — Селия, а она — Марта, — представила девушка свою младшую спутницу. — Нам вообще-то на юг, к самой границе.

— Ого! — искренне удивился Стив. — Далеко… И чего вы там забыли?

— Надо, — уклончиво объяснила Селия. — А что далеко, так мы договоримся, верно я говорю?

При этом в глазах девушки заплясали озорные чёртики, и оба парня почувствовали себя так, словно их окунули в кипяток.

«Ох и ничего себе… — подумал Стив. — Ядерная девчонка…»

«Я сейчас просто кончу прямо в штаны» — подумал Харви.

…Серпента и Мэй шли всю ночь, прячась от рыскавших в небе вертолётов, и уже под утро выбрались к автостраде, уходящей к югу. Погоня вроде бы отстала, но успокаиваться было ещё рано — обе понимали, что после боя у шоссе их так просто в покое не оставят.

Они потратили минут десять на маскарад, и Серпента, чуть поколебавшись, превратила свою любимую змею в ничем не примечательную цепочку.

— Слишком бросается в глаза, — пояснила она. — Нас ведь снимали — там, на шоссе. Да и раньше… Так что пусть уж лучше мой талисман пока поспит.

Она любовно провела пальцами по крошечной змеиной головке, и ожерелье изменило свой внешний вид.

— Так будет лучше. Ну вот, сестрёнка, — сказала она, оглядев Мэй с ног до головы, — а теперь пошли. Впереди наверняка есть хотя бы один блокпост. Нам нужен фон, прикрытие, и поэтому мы сделаем вот что…

И через полчаса их нагнал на шоссе джип с двумя весёлыми молодыми парнями…

Марта, севшая рядом с водителем, отмалчивалась, лишь изредка отзываясь короткими репликами на заигрывающую болтовню Стива, зато Харви блаженствовал. Селия уселась на заднее сидение, и ничуть не противилась, когда осмелевший парень обнял её за талию. От девушки ощутимо веяло жаром, и Харви чувствовал, что медленно, но верно сходит с ума. «Надо бы попросить Стива притормозить у кустиков погуще… А то если я оприходую эту Селию прямо здесь, бедолага Стив от такого аттракциона врежется в первое попавшееся дерево, даже если оно будет в ста ярдах от дороги…»

Тем не менее, он потихоньку забрался Селии под майку, вдохновенно тиская её тугую грудь, и уже примеривался, как бы половчее стянуть с неё джинсы, когда за очередным поворотом шоссе показался блокпост.

«Никакой магии, сестрёнка, — услышала Мэй мыслеголос Серпенты. — Я всё сделаю сама. А ты — как договорились: прижмись к этому обезьяноподобному и постарайся вызвать в себе хотя бы маленькую к нему симпатию. Я понимаю, что это трудно, но…».

— Холодно, — Марта поёжилась и потёрла ладонями плечики. — Можно я прижмусь к тебе? — спросила она и, не дожидаясь ответа, притиснулась всем телом к ошалевшему от такой неожиданности Стиву. Тем временем Харви проклинал всё на свете, от всей души желая, чтобы этот так некстати появившийся блокпост провалился бы в преисподнюю.

— Стой! — сержант в бронежилете и с автоматом на груди поднял руку. Потом он скользнул глазами по парочке на переднем сидении, отметил красную физиономию Харви и усмехнулся. — Сожалею, парни, но вам туда, — он махнул рукой в сторону стеклянной будки с установленным в ней аур-сканером. — Когда пройдёте проверку, сверните направо. Там через пару миль будет мотель с удобными койками. А пока поберегите силы, ребята.

«Нас же сейчас раскроют, — напряжённо думала Мэй, безмятежно уткнувшись в плечо Стиву. — И тогда…».

Но джип без проблем прошёл контроль. Серпента знала, что делала: полыхающие от любовного возбуждения ауры парней заглушили слитые с ними ауры девушек-индиго.

— Уф… — шумно выдохнул Харви, когда пост остался позади. — Что там этот солдат говорил про мотель? Завернём туда, а? Я бы не прочь немного понежиться в постели…

— Мы поедем дальше, — услышал он неузнаваемо изменившийся голос Селии. — До ближайшей автозаправки. Там зальёте полный бак, и возьмёте ещё канистры. Мы едем на юг, парни, — любви не будет.

Марта отстранилась от Стива, и удивлённый парень поперхнулся, так и не выдавив из себя: «Ты чего, крошка?». А Харви с изумлением, переходящим в испуг, смотрел на Селию, не веря своим глазам — неужели эта девушка с по-змеиному холодными глазами только что млела в его объятьях? «Да ведь она же… — мелькнуло у него в голове. — Она же из этих!»

— Ты правильно понял, обезьяноподобный, — усмехнулась Серпента — Я из этих. И мы едем туда, куда я сказала, — на юг. А чтобы вам обоим было не так одиноко…

Она сделал лёгкое движение, и по запястью Харви скользнула тонкая полоска, через миг обернувшаяся маленькой золотистой змейкой. Змея быстро обвилась вокруг руки парня, подняла голову и угрожающе зашипела, высунул раздвоенный язычок. Харви застыл, боясь пошевелиться.

Вторая такая же змейка родилась на шее Стива, ткнулась ему в подбородок, заявив о своём появлении, и свернулась в кольцо — в точное подобие ожерелья Серпенты.

— Сидите смирно и делайте, что я скажу. Одно неверное движение, и вы умрёте — быстро или, наоборот, медленно и мучительно. Это уж как мне вздумается, твари…

— Зачем ты так? — сказала Мэй с упрёком. — Можно ведь было просто подчинить их сознания нашей воле — они бы и сами всё сделали.

— Можно, — согласилась Змея. — Но, во-первых, тогда за ними пришлось бы всё время следить, чтобы они не вышли из-под контроля. У них и так мозги повёрнуты не в ту сторону — одно на уме. А во-вторых, у меня так лучше получается, и… мне так больше нравится. Всё. Поехали.

…Они заправились и ехали целый день, остановившись только один раз, чтобы перекусить. Серпента собиралась ехать и ночью, но это оказалось невозможным — оба парня выбились из сил, а выкидывать их из машины и ехать дальше самим было нежелательно — впереди вполне ещё мог встретиться контрольный пост, и не один. Поэтому все четверо заночевали в придорожном отеле, в одном номере с двумя широкими кроватями. Одну кровать заняли Мэй и Серпента, предоставив вторую Стиву и Харви — в компании со змеями. Серпента слегка закамуфлировала творения своей магии, чтобы не вызывать ненужного интереса к таким несколько странным украшениям.

Утром они продолжили свой путь, с каждым часом сокращая расстояние до южной границы. Ехали молча — говорить с парнями им было не о чем, а между собой индиго могли общаться мысленно. Всё было спокойно, блокпостов здесь уже не было, а парализованные смертным ужасом парни и помыслить не могли о каком-либо неповиновении. Но идиллии неожиданно пришёл конец — на окраине очередного городка двигатель джипа вдруг издал металлический скрежет и встал: как выяснилось, бесповоротно.

— Ладно, — решила Серпента, вылезая из машины. — Идём, сестрёнка. Поищем себе другой транспорт. Честно говоря, я бы предпочла маленький самолёт — быстро и удобно, и идти можно над самой землёй, чтобы было не так заметно. Спросим там, — она махнула рукой в сторону одноэтажных чистеньких домиков. — Здесь непременно должен быть какой-нибудь частный опылитель хлопковых плантаций… Пока, парни, — она повернулась к Стиву и Харви, — счастливо оставаться! В следующий раз будьте осторожнее со случайными знакомствами — это может для вас очень плохо кончиться. Пока-пока!

— А… — робко произнёс Харви. — А как же это? — и он показал глазами на змейку на своём запястье. Стив молчал, но чувствовалось, что этот вопрос его тоже очень волнует.

— Спасибо, что напомнил, — Серпента зловеще усмехнулась, и Мэй поняла, что сейчас произойдёт.

— Нет! — закричала она. — Нет, нет, не надо! Не убивай их! «Как сказал тот воин, погибший на шоссе, — Разве мы можем уподобляться обезьяноподобным?».

— Они расскажут о нас другим несовершенным, сестрёнка Мэй, — нахмурилась Змея, — а до границы ещё далеко. Их нельзя оставлять в живых.

— Не расскажут! — настаивала Мэй, заслоняя собой посеревших парней. — Я заставлю их забыть обо всём, что они испытали за последние трое суток. Они если что и вспомнят, то не раньше, чем через несколько лет. А за это время многое может случиться… Серпента, не убивай их, пожалуйста, я прошу тебя! Они ведь всё-таки помогли нам, пусть даже не по своей воле!

Змея заколебалась. Мэй видела по её ауре, что Серпенте очень хочется отдать команду «Куси!» своим змейкам-убийцам, но в то же время мнение Мэй она не могла не принимать в расчёт — ведь девочка была ей нужна, очень нужна. И Серпента уступила.

— Ладно, — сказала она с неохотой. — Пусть живут. Благодарите эту девчонку, твари, и молитесь за неё! Впрочем, вы скоро забудете, кому обязаны своей никчёмной жизнью… Работай, сестрёнка. Оглуши их, и пойдём. Надо найти самолёт — нам надо на юг.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ ГРЕМЛИНЫ

Джейк дотянулся до стоявшей на низком столике у ложа бутылки с коллекционным бренди, набулькал полстакана и выпил одним глотком. Привычка к крепким напиткам появилась у него давно, в те времена, когда он был ещё лейтенантом спецназа. «Добрый глоток виски, — говаривал его командир, — лучше всего прочищает глотку от набившегося туда песка пустыни. Расслабляться не только можно, но и нужно, особенно после того, как вдоволь пополоскал руки в крови. А транквилизаторы и стимуляторы — это для неврастеников и истеричных девиц, опасающихся нежелательной беременности».

Полежав с минуту, Блад чуть повернул голову и посмотрел на Стэрди. Она лежала с закрытыми глазами, но не спала — на губах «роскошной смерти» играла лёгкая улыбка.

— Ну, ты довольна? — негромко спросил Джейк. — Мы на вершине, а ты стала царицей, как и хотела. Клеопатра чешется от зависти в своём саркофаге…

— В первую очередь доволен должен быть ты сам, — Стэрди приоткрыла глаза. — Как там в том старом армейском анекдоте: «Думал ли ты, лейтенантик, что будешь спать с генеральшей?» А что касается вершины — приглядись, Джейк: лестница вверх только начинается, и у этой лестницы очень много ступенек.

Она протянула руку и ласково провела по щеке Блада тыльной стороной ладони.

— Так что пойдём дальше, генерал, — о, простите, как там тебя теперь надо называть: лорд-протектор, да? Стоять на месте — скучно…

«Это да, это верно, — подумал Джейк, — стоять на месте — оно как-то не с руки…»

Процедуру передачи генералу Джейку Бладу чрезвычайной власти в стране досужие журналисты тут же окрестили «коронацией», хотя внешне она не имела ничего общего с этим средневековым ритуалом — не было ни помпезности, ни огромного скопления людей, ни даже короны как таковой. Просто в один прекрасный день по всем информационным каналам прошло сообщение о введении в государственном аппарате в связи с чрезвычайной ситуацией в стране и мире новой должности — лорда-протектора, коим назначался генерал Блад. Звучало внушительно, тем более что кое-кто из недобитых умников даже знал: был уже один лорд-протектор по имени Кромвель четыреста лет назад, в Англии, и вроде бы он оказался крутым парнем.

Генерал был именно назначен указом президента с одобрения конгресса, а вовсе не ворвался во власть на бронемашинах, битком набитых солдатами-клонами, как осмеливались болтать злые языки, — легитимность на радость поклонникам «демократии» была полной. Впрочем, особо громко болтать побаивались — новоявленный лорд-протектор в борьбе с «генетической эпидемией» заслужил репутацию человека, не слишком склонного к шуткам.

Джейк не претендовал на внешние атрибуты власти — он хорошо знал цену всем этим декорациям. Зато Блад получил прямой доступ ко всем реальным рычагам власти, включая контроль над бюджетом, право вето на разрабатываемые и принимаемые законы, «ядерный чемоданчик» и пост верховного главнокомандующего всеми вооружёнными силами (была принята соответствующая поправка к конституции). Формально (для неискушённого наблюдателя) почти ничего не изменилось, но фактически вся полнота власти перешла в руки лорда-протектора и «спасителя нации» Джейка Блада.

Ничего не изменилось и по сути, просто теперь тайная власть Правителей избавилась от помех: отпала необходимость соблюдать ненужные формальности вроде голосований и дебатов. Машина осталась всё той же — Блад лишь модернизировал её и сделал гораздо более эффективной и быстродействующей.

Змея сбросила старую кожу, стеснявшую движения. Завершив боевую трансформацию, она покачивала своей треугольной головой, обводя немигающим взглядом планету. Тускло поблёскивала золотая чешуя, под которой переливались гибкие и сильные мышцы, — змея готовилась к броску, готовилась обвить кольцами весь этот мир и сделать его своим гнездом.

Да, генерал Блад имел все основания быть довольным — Стэрди была права.

«Ночные призраки» не приняли открытого боя, и это молчаливое признание ими своего поражения было объявлено победой генерала Блада. Великой победой, «достойной встать в один ряд с победами при Саратоге и Йорктауне[17]», как писала захлёбывающаяся от восторга пресса, был объявлен и ночной бой у автострады — единственное серьёзное столкновение армии с людьми-индиго.

На экраны страны вышли два новых фильма: «художественно-документальная» лента «Победитель демонов», имеющая так же мало общего с реальной биографией Джейка Блада, как костюмная мелодрама в античном антураже с настоящей историей, и эпический боевик «Раскалённое шоссе», в котором бравые солдаты доблестно сражались с прогрызающими танковую броню призрачными тварями и геройски погибали за свободу и демократию.

Однако Стэрди была права и в другом: захват абсолютной власти в одной отдельно взятой стране — это только начало. И лорд-протектор не собирался почивать на лаврах.

…Алкоголь действовал. И действовало горячее тело Стэрди — эта женщина прямо-таки генерировала зовущие флюиды. Джейк потянулся к ней, и она с готовностью ответила…

Спальня первого из Правителей таилась в подземельях Головного Центра, защищённая от всех мыслимых и немыслимых опасностей. Обнимая на своём огромном царском ложе «роскошную смерть», генерал медленно уплывал в дрёму, когда его вечно настороженное подсознание отметило некую странность.

Мягкий интимный полумрак спальни прорезала узенькая полоска света: раздвигалась одна из стенных панелей. А странность заключалась в том, что открывался запасной, тайный выход, ведущий к вертолётному ангару, расположенному на вершине горы. Об этом отнорке почти никто не знал, а его код-пароль был известен только самому Бладу и Стэрди. И тем не менее, именно этот потайной ход сейчас открывался — медленно и беззвучно.

Рефлексы опередили сознание. Джейк вырвал пистолет из специального углубления в изголовье раньше, чем успел понять, что за тёмный силуэт прорисовался в слабо освещённом проёме. Но лорд-протектор не смог поднять оружие — каменная тяжесть пригнула его руку к пышному ковру, устилавшему пол.

Алан шагал за Диего по чуть наклонному широкому коридору, уходящему вглубь. Эта галерея была парадной: её стены покрывала выполненная «под древность» роспись на темы мифов разных стран и народов, через каждые несколько шагов встречались каменные статуи звероподобных богов тольтеков и ольмеков.[18] Света здесь хватало: на стыке стен и потолка были установлены скрытые электрические светильники, хотя экзальтированные визитёры считали, что это работает магия. Коридор незаметно поворачивал и в конце выводил наружу, к выходу из Катакомб; протяжённость его была не слишком велика, но за время экскурсии, сопровождаемой ореолом мистики и многозначительно-таинственными комментариями гидов из агентства Мерседес, многим туристам зачастую казалось, что они прошли насквозь через сердце горы. Таковых не разубеждали — человек легче всего верит в то, во что хочет поверить.

Подавляющее большинство посетителей, прибывающих в Катакомбы за экзотикой, не знало, что кое-где в полутёмных нишах за спинами уродливых идолов находились проходы, ведущие во второй кольцевой коридор. В этом коридоре располагались жилые гроты адептов «горного братства», и сюда попадали немногие. А дальше в паутину узких ходов и тайных пещер из посторонних допускались вообще единицы: с ведома и согласия матери Эухеньи и только в сопровождении кого-нибудь из её молчаливых доверенных учеников.

Алан и Диего быстро добрались до середины парадной галереи. Там Рохо остановился, бросил быстрый взгляд на своего спутника, словно в последний раз задавая себе вопрос: «А правильно ли я поступаю?», а потом решительно шагнул в густую тень за выгнутой спиной громадного пернатого змея.

— Идёмте, Алан, — негромко сказал он, — нам сюда.

Узкая каменная щель показалась Алану тёмной после хорошо освещённого парадного коридора, но глаза Старика быстро привыкли к рассеянному голубоватому свечению. «Хм, — подумал он, — а вот это уже настоящий магический свет, хотя на первый взгляд он таковым не кажется. Хорошо сделано — у них здесь есть очень способные мальчики и девочки…». Алан ощущал пульсацию энергии, свободно текущей сквозь пласты базальта, и чувствовал: этой энергией здесь умеют управлять. «Жаль, — подумал он, — сколько времени потеряно зря. Мне надо было придти сюда ещё лет десять назад, а может быть, и раньше. Но что толку сожалеть об этом: хорошо, что я всё-таки сюда пришёл…».

За поворотом им встретились две молоденькие девушки. Они приветствовали Рохо почтительными кивками, одарив Алана лишь мимолётными взглядами — раз этот незнакомец идёт в сопровождении Того, Кто Слышал Крик, значит, так надо. Однако Алан почувствовал, что обе эти девочки мгновенно поняли, кто он такой — они явно хорошо умели чуять Силу. И снова Алан ощутил укол горечи — «Эх, надо было придти раньше!» — и даже зависти: кто-то делал дело, пока он, один из первых ортов этого мира, упорно от него отгораживался…

Путь по каменному лабиринту оказался недолгим. Диего и Алан свернули в одно из ответвлений второго коридора, миновали несколько пещер, встретив по пути ещё нескольких птенцов горного гнезда, и вошли в обширный грот. И там на деревянном кресле, украшенном причудливой резьбой, сидела женщина в чёрном одеянии.

— Миктекасиуатль, — позвал Диего, — я привёл человека, который хочет тебя видеть.

Эухенья неспешно повернула голову, и Диего поразили её глаза: они горели, светились раскалёнными огненными точками — Рохо уже и забыл, что глаза ведьмы могут быть такими.

— Ты поступил правильно, chico ruso, — медленно проговорила она. — Не бойся, это не враг. Но вот сможет ли он быть другом… Садись, пришелец, — и тёмная сухая рука колдуньи указала на плоский камень, прикрытый меховой шкурой. — Мы будем говорить.

«Что за чёрт, — подумал Алан. — Почему мне кажется, что я уже слышал этот голос? Правда, это было давно. Очень давно…»

Он опустился на указанное ему место и откашлялся. Ощущение было странным — Алан ждал этой встречи, добивался её; он многое хотел сказать, а вот теперь, когда пришло время говорить, все слова куда-то делись, и даже язык стал чужим и непослушным. И ещё — Алану было неловко под пронзительно-испытующим взглядом ведьмы, словно эта Миктекасиуатль знала о нём что-то такое, о чём он сам предпочёл бы забыть.

— Говори, я слушаю, — напомнила Эухенья

— Я пришёл с севера… — начал Алан.

— Там стало холодно, и тебе захотелось тепла?

Как ни странно, но лёгкая тень иронии, притаившаяся в этом невинно-двусмысленном вопросе, помогла Алану справиться с собой и преодолеть замешательство. И он рассказал обо всём, что знал — обо всём. Он рассказал о Попечителях и о ньюменах, о детях-индиго и о той чёрной тени, которая густела и расползалась. Алан знал многое: он годами и десятилетиями внимательно следил за всем происходящим, причём методами, недоступными обычному человеку. Он контролировал ментальное поле огромной страны на севере, чутко фиксируя все его изменения, и отмечал энергетические всплески с точностью, далеко превосходящей точность самой совершенной аппаратуры. Алан знал о конечных целях Правителей, знал он и о том, какими способами они намерены их добиваться. Он знал о работе профессора Люка Чойса и его коллег, об инкубаторах и о штампах; знал о проекте «Индиго». И сейчас Алан не просто рассказывал — он излагал выводы, сделанные на основе собственных наблюдений.

«Да, — подумал Рохо, слушая рассказ сеньора Ансиано, — если бы я писал шпионские романы, я бы сделал из этой истории бестселлер мирового уровня! Какую титаническую работу проделал этот человек! И какая мрачная картина вырисовывается в итоге…».

— Единственное, о чём у меня нет точных сведений, — речь Алана текла свободно, от его скованности не осталось и следа, — это о том, куда девались выпускники Приютов. А они были, в этом нет никаких сомнений. Среди ньюменов есть те, кому за двадцать, а возраст воспитанников Приютов ограничен пятнадцатью годами. Но Приюты существуют уже около двадцати лет! Вопрос: где первые их воспитанники — те, кому сейчас двадцать пять? Просто ушли в большой мир и живут обычной жизнью? Возможно, но… маловероятно. Я наблюдал сильнейшие возмущения психополя, когда присматривался к Приютам, — значит, там были настоящие таланты. И я уверен, что эти самородки не остались незамеченными. Значит…

— Значит, они у элов, — сказала Эухенья. Она произнесла это спокойно, и только глаза её тревожно мерцали.

— У кого? — не понял Алан.

— У элов, пришелец с севера. У элиты — у тех, кого ты называешь Правителями. Новое поколение — элы растят себе смену. Приходит время новых людей, и носители древнего зла не могут этого не понимать. Штампы — это слуги. Чёрные индиго — хозяева.

— Чёрные индиго?

— А ты разве не видел цвет? Ты ведь знаешь о древнем проклятье, и знаешь, откуда оно взялось. Круг замыкается — змея пожирает свой собственный хвост. Кто такой этот Блад?

— Человек, — Алан слегка пожал плечами. — Обычный человек, хоть и незаурядный. Энергичен, властолюбив, свободен от всех этических понятий вроде чести, совести и тому подобного. Можно сказать, орудие судьбы. Скоро он станет диктатором, и тогда… Тогда на севере, да и во всём мире, станет не холодно, а очень даже жарко. Змея готовит жало, мать Эухенья.

— А эти новые люди — кто они, и чего добиваются?

— Экстремисты. Добровольные помощники эволюции. Сторонники эвтаназии, образно говоря: если старые люди упорно не хотят умирать, значит, им надо помочь. Я знаю кое-кого из них — опосредованно, конечно. Есть такая Серпента: её можно назвать одержимой, хотя можно назвать и магиней — очень способной магиней. И она тоже не остановится ни перед чем.

— Ты действительно многое знаешь, пришелец, — задумчиво проронила Эухенья. — И ты владеешь Силой… Чего ты хочешь?

— Меня зовут Алан, — спохватившись, запоздало представился Старик. — Я хочу быть с вами, с детьми Катакомб. Я многому могу научить твоих питомцев, мудрая Миктекасиуатль, — я могу быть полезен.

— Можешь, — кивнула ведьма, — …Алан, — добавила она с непонятной интонацией и вдруг напряглась и застыла. — Подождите, меня зовут.

Она прикрыла глаза, притушив их нестерпимый блеск, и Диего с Аланом несколько минут наблюдали, как Эухенья сидела неподвижно, уйдя в медитативный транс. Наконец она глубоко вздохнула и открыла глаза.

— Я говорила с Родриго, — объяснила колдунья, — он в городе. Началось — на улице Колдунов погромы. Бьют стёкла, переворачивают и поджигают машины — всё как обычно. Безумие пришло в Пуэбло-дель-Рио…

«Мерседес!» — мелькнуло в голове у Рохо, и Эухенья тут же это заметила.

— Иди, Диего, — мягко сказала она, опуская привычное «chico ruso», — с нашим гостем — она посмотрела на Алана, и взгляд её снова загадочно замерцал, — я разберусь сама. Иди, позаботься о своей жене и детях, — ты хорошо сделал, приведя сюда этого человека. Я скажу Фернандо — он возьмёт с собой нескольких мальчиков и поможет тебе. Иди и возвращайся.

— Спасибо, мать Эухенья, я скоро вернусь.

Беспокойство за Мерседес и детей, оставшихся на том берегу, в опасной близости от охваченного нарастающим безумием Города-на-Реке, вытеснило из сознания Диего все прочее, но всё-таки ему показалось, что Миктекасиуатль хочет остаться наедине с Аланом и поговорить с ним с глазу на глаз. Однако мысль эта была мимолётной — мелькнула искоркой и погасла.

Алан проводил Рохо взглядом, и когда шаги Диего затихли, он повернулся к Эухенье. Повернулся — и наткнулся на жгучий взгляд ведьмы.

— У тебя короткая память, пришелец, — очень короткая… Алан.

— Я не понимаю тебя, — растерянно пробормотал Старик. — Ты о чём?

— Не понимаешь? — ведьма усмехнулась. — Смотри…

Она ссутулилась, опустила голову и закрыла лицо ладонями. Просидев так минуты три, колдунья выпрямилась и отвела руки.

— К-кармен?!

— Кармен умерла — умерла сто лет назад, так и не дождавшись возвращения того, кого она так любила, пришелец с севера. Меня зовут Эухенья — мать Эухенья, хотя у меня нет своих собственных детей.

— Кармен… — прошептал Алан. — Кармен…

Перед ним сидела молодая женщина лет двадцати пяти: гладкая матовая смуглая кожа, блестящие чёрные волосы без малейшего намёка на седину. И только взгляд бездонных чёрных глаз остался тем же — на Алана смотрела Миктекасиуатль.

— Кармен…

— Это ненадолго, — изящно очерченные губы Эухеньи раздвинулись в горькой улыбке, обнажая великолепные белые зубы. — Иллюзия скоро растает — красавица исчезнет, уступая место высохшей древней старухе. Это я так, освежить твою память, Алан, — не хочу даже произносить твоё прежнее имя.

— Я никогда не забывал тебя, не забывал с того самого дня, когда мы встретились у пирамид мёртвого города в джунглях, и с той самой нашей ночи…

— Не забывал? Я ждала двадцать пять лет, ждала, что с восхода придёт корабль, и с него сойдёт белокожий бородатый человек, обнимет меня и скажет: «Здравствуй, вот я и вернулся!». Но я не дождалась…

— Кармен, за эти годы случилось столько всякого! Войны, революции, потрясения… Меня швыряло, как щепку в водовороте, и порой я даже забывал, кто я такой!

— Потрясения? Если любишь, тебя ничто не остановит! Ты пройдёшь через все бури и вернёшься к той, которая ждёт. А ты — ты не вернулся… — Лицо ведьмы медленно старилось, увядало, как цветок под порывами холодного ветра. Алан опустил голову, чтобы не видеть трансформации.

— А почему ты не… не сохранила себя? — спросил через некоторое время, не решаясь поднять глаза. — Ведь ты же могла это сделать — точно так же, как я?

— Могла, — согласилась Эухенья, уже вернувшаяся к своему привычному облику, — но не захотела.

— Почему?

— Почему? А ты не догадываешься? Я любила тебя — тебя! — и не хотела принадлежать никому другому. Всё очень просто… Когда ты молода и полна сил, трудно бывает устоять перед зовущими взглядами мужчин и перед собственной плотью. И я уступила времени — так родилась Миктекасиуатль, колдунья Миктекасиуатль, хранительница древнего знания. А дети — дети, которым ты так и не стал отцом, — у меня всё-таки есть. Там, — она кивнула в сторону узкого хода, по которому ушёл Диего Рохо и который вёл к жилым пещерам. — Они называют меня мать Эухенья, и я им действительно мать. Хотя мне жаль, что среди них нет наших с тобой детей, пришелец с севера…

— Прости меня, Кармен.

— Эухенья. Меня зовут Эухенья, Алан. Оставим горько-сладкие воспоминания. Мы с тобой изменились — оба. Мы многое знаем, и нам многое надо сделать. Ты пришёл — поздно для любви, но не поздно для боя. И бой будет — зло наступает. Змея шипит — она накопила слишком много яда.

Серпента вела самолёт уверенно, словно профессиональный пилот высокого класса, и Мэй долго не могла понять, как ей это удаётся. Наконец она догадалась: Змея вмешивалась во все процессы, протекающие на борту крылатой машины, — в работу мотора, в пульсацию слабых токов в электрических цепях, в тугие усилия гидроприводов. Энергия, напрямую воздействующая на поведение механического летательного аппарата, компенсировала все неизбежные ошибки, свойственные малоопытному новичку. Серпента просто чувствовала самолёт, она слилась с ним и управляла машиной, словно мышцами своего собственного тела — одним усилием воли.

Подходящий самолёт — лёгкую спортивную авиетку — они нашли в небольшом частном аэроклубе в том самом городке, на окраине которого остался джип с неисправными мотором и с двумя растерянными парнями — после сеанса Мэй Стив и Харви никак не могли понять, что они здесь делают, и каким ветром их сюда занесло.

С владельцем самолёта девушки договорились без особого труда. Мэй побаивалась, как бы Серпента не дала воли своей кровожадности, однако обошлось без трупов. Серпента не хотела по пустякам ссориться со своей «младшей сестрёнкой», но главное — она прекрасно понимала: не стоит оставлять за собой чересчур заметный кровавый след. Даже если они покинут страну, длинные руки Правителей дотянутся до любого укромного уголка планеты. Чутьё подсказывало предводительнице ньюменов, что ими обеими — и ею, и Мэй, — всерьёз заинтересовались. А раз так, совсем ни к чему привлекать внимание загадочными смертями к этому богом и людьми забытому захолустью (тем более сейчас, когда по всей стране идёт охота на людей-индиго).

По этой же причине она рассчиталась наличными, не желая засвечиваться в банковской сети. Доллары были настоящими (неважно, что час назад их и в природе не существовало), а кто будет проверять всю находящуюся в обращении огромную денежную массу только для того, чтобы с удивлением обнаружить: номера некоторых переданных хозяину аэроклуба банкнот почему-то совпадают с номерами купюр, которыми в это время расплачивались в каком-нибудь супермаркете Чикаго или в баре на Филиппинах?

Документов на право управление легкомоторным самолётом у них не спросили (после того, как Мэй мельком посмотрела на клерка, заполнявшего бланк-анкету). «Летим в прерии, — объяснила Змея, — и хотим полюбоваться с воздуха на величественные каньоны», и этого оказалось вполне достаточно. В конце концов, как здраво рассудил владелец машины, более чем удовлетворённый сделкой, «у богатых свои причуды». Им дружелюбно помахали, когда авиетка поднялась в воздух, и Мэй облегчённо перевела дух. Нет, девочка вовсе не боялась каких-то осложнений — она до последнего момента опасалась, как бы Серпента напоследок не решила всё-таки подбросить парочку золотистых змеек в офис аэроклуба.

Змея выплеснула свою накопившуюся ярость в огненной вспышке, озарившей стены безлюдного каньона в трёхстах милях к югу от городка. Перед этим она отчаянно заорала по радио: «Мотор! Мотор! У нас что-то с мотором! Мы падаем! О, боже…», а потом с видимым наслаждением влепила в клыкообразный острый утёс заряд энергии и долго следила за посыпавшейся на дно ущелья грохочущей каменной лавиной. Служба спасения запросит данные с орбиты, и им ответят: да, именно в это время и как раз в этом месте, откуда пришёл сигнал бедствия, наблюдался взрыв. Похоже, самолёт врезался в скалу — ищите обломки и трупы, парни. А искать что-то в этих каменных лабиринтах можно очень долго…

После этого они снизились и накинули на самолёт экранное поле. Вуаль держала Мэй — Серпента вела машину. По расчётам, горючего должно было хватить, тем более что они умудрились между делом позаботиться и о том, что авиатехник аэроклуба забросил им на борт несколько канистр с бензином — понятное дело, тут же забыв об этом своём странном поступке и никому ничего не сказав.

— Куда мы летим? — спросила Мэй, наблюдая, как под крылом авиетки тянется унылая степь, постепенно переходящая в пустыню.

— На юг, сестрёнка, — ответила Серпента, с искренним любопытством следя за танцем приборных стрелок на панели управления. И пояснила: — Там, в одной стране, есть наши… гм… сородичи. Надеюсь, они нас примут.

— Хочешь пересидеть там какое-то время?

— Не только. Один индиго всегда поймёт другого — нам нужны союзники. Война — она ведь только начинается.

«Опять война, — подумала Мэй, вспомнив грохот пушек и рёв огня. — Интересно, она может думать о чём-нибудь ещё?»

— Могу, — отозвалась Змея. — Например, о победе и о том, как хорошо будет жить на этой планете после того, как мы очистим её от обезьяноподобных.

Мэй не ответила — ей не хотелось беседовать на эту тему. Вместо этого она задала Змее давно интересовавший её вопрос:

— Послушай, а тогда, на шоссе: я раскисла, а ты вела себя так, словно поля и не было? Транспортёр взорвался уже потом, а до этого? На тебя что, не действует «глушилка»?

— Не действует. Точнее, я научилась её обходить. Моё сознание будто скользит между силовых линий электромагнитного поля, не пересекая их. Нет, не так, ведь силовая линия — это понятие условное. Как бы тебе объяснить… Я мыслю в другом измерении, и меня там не достать: на поверхности океана бушует шторм, а в глубине всё спокойно, рыбки плавают. Я тебя тоже научу — это будет приятный сюрприз для нашего друга-генерала! — И она весело рассмеялась…

…Они приземлились под вечер в пустынной местности, чтобы дозаправиться перед броском через границу и дождаться ночи. Серпента принялась колдовать — в прямом смысле слова — над причудливой системой сотворённых ею гибких прозрачных трубок, добиваясь того, чтобы бензин пошёл из канистр в топливный бак авиетки самотёком. Мэй хотела было помочь, но Серпента сказала:

— Отдохни, сестрёнка. Ты почти целый день держала вуаль — посмотрела бы ты сейчас на себя со стороны! А нам ещё далеко. Так что отдохни, а я скоро закончу и сотворю что-нибудь поесть.

Девочка и сама чувствовала опустошающую усталость. Она расстелила найденную в самолёте куртку и прилегла, глядя в чёрное небо, усеянное яркими звёздами. «Интересно, — подумала она, — те, кто живут там, они тоже постоянно воюют? Эти, как их, эски — они что, тоже убивают друг друга? Или у Внешних всё по-другому?».

Мэй почти задремала, но её разбудил восхитительный запах жареного мяса — Серпента сдержала своё обещание «сотворить что-нибудь поесть».

…Границу они пересекли на предельно низкой высоте. Щадя выбившуюся из сил Мэй, Серпента сама занялась «шапкой-невидимкой», одновременно управляя авиеткой. Делать два дела сразу у неё получалось не очень, но они всё-таки проскочили. Никто не обратил внимания на пару раз мелькнувший на экранах радаров слабый импульс и на быструю крылатую тень на мониторе видеонаблюдения — сюда частенько залетали с гор здоровенные кондоры.

Добравшись до первых островков леса, они бросили самолёт, забрались в чащу и долго отдыхали — долгий перелёт в итоге вымотал и Серпенту. Выспавшись и почистив пёрышки, девушки-индиго двинулись дальше. Они шли на юг, шли, стараясь быть незаметными, и Мэй даже не подозревала, что этим же путём месяц назад прошли Хайк и Алан.

— Не надо делать резких движений, генерал. Вам ничего не угрожает.

Тёмная тень выскользнула из стенного проёма, который тут же закрылся за её спиной. Джейк попытался перехватить оружие левой рукой — тщетно, мышцы его не слушались. «Кто же это такой? — лихорадочно соображал лорд-протектор. — Неужели «призраки» добрались и сюда, в святая святых? Если они способны на такое, нам остаётся только покорно поднять руки и сдаться…»

Он почувствовал, что Стэрди тоже уже не спит, и невольно восхитился её реакцией на происходящее — ни криков, ни визгов, ни других бессмысленных действий. Впрочем, другого от «роскошной смерти» Блад и не ожидал.

Бесшумно ступая, пришелец пересёк альков и опустился в мягкое кресло, придвинутое к стоявшему в углу спальни овальному столу с бутылками и остатками пиршества — перед тем, как отправиться в постель, Джейк и Стэрди праздновали победу. Вспыхнул неяркий свет.

На столе стояла причудливая статуэтка какой-то древней богини с вытянутыми вперёд руками — свет истекал из её ладоней. Стэрди очень нравился этот оригинальный светильник: «Мне кажется, эта наша древняя прародительница, — сказала она однажды, — указавшая нам Путь. И мы пройдём этот путь — до конца». И сам Блад смутно ощущал нечто мистическое, исходящее от статуэтки-ночника — тридцать с лишним лет общаясь с мессирами, он научился серьёзно относиться к ирреальному.

Генерал уже понял, что их со Стэрди не собирались убивать — в противном случае они уже лежали бы бездыханными. Значит, с ним — с ними — хотят поговорить. Кто и зачем — это мы скоро выясним, а пока главное — держаться спокойно и уверенно, невзирая на дикую абсурдность ситуации: среди ночи в одно из самых тайных и недоступных мест планеты, нарушая брачный покой первого из Правителей Земли, без особого труда вламывается некто, обездвиживает лорда-протектора, а потом непринуждённо усаживается возле стола, словно желая поднять тост за его здоровье! Чушь какая-то…

Света от ладоней богини было немного, но достаточно для того, чтобы Блад наконец-то смог разглядеть загадочного незнакомца, сидевшего всего в нескольких шагах от ложа. И рассмотрев пришельца из-за стены, Джейк не поверил своим глазам.

Перед ним сидел штамп — обычный солдат-клон в обычной форме штампов: в чёрном облегающем комбинезоне. И лицо его было стандартно-типовым, обычным для выходцев из инкубаторов. Обычным? Нет! Необычным было выражение глаз этого странного штампа, разительно отличающееся от тусклых взглядов биороботов. В глазах этого клона (человека? существа?) светился интеллект — очень высокий интеллект.

— Пожалуйста, не пытайтесь разрядить в меня всю обойму, — бесстрастно произнёс штамп, — это ни в ваших, ни в моих интересах. Извините за столь бесцеремонное вторжение, но мне было необходимо поговорить с вами в предельно конфиденциальной обстановке. Согласитесь, лорд-протектор, ваша спальня с блокированными вами же системами слежения — идеальное место с этой точки зрения. Не надо в меня стрелять. Я мог бы прикрыться отражающим полем, но мне не хочется вносить возмущения в энергетический фон — здесь повсюду слишком много чувствительной аппаратуры. Положите пистолет и поговорим.

Голос пришельца по тембру походил на голоса штампов, но манера речи… Ни один биоробот не употреблял таких сложных и вычурных оборотов — клоны были солдатами, а не ораторами.

— Это он, Джейк, — спокойно сказала Стэрди, — один из них.

— Кто? — спросил Блад, не отводя глаз от незнакомца. — Что ты имеешь в виду?

— Это один из «детишек» Арчи — тех самых, о которых я тебя говорила.

— Леди Стэрди совершенно права, — штамп вежливо поклонился. — Именно так.

Ощущение тела вернулось — Блад снова управлял своими мышцами. Ему захотелось тут же вскинуть оружие, но генерал преодолел мгновенный соблазн. Джейк давно перестал быть тупым исполнителем, действующим по принципу «Сначала стреляй, а потом думай!» — он предпочитал действовать в обратной последовательности.

Блад положил пистолет и сел на ложе, опустив ноги на ковёр. «Вести переговоры, сидя без штанов, — промелькнула неуместная и нелепая мысль, — это круто…». Джейк нагнулся, поднял с пола свой халат, накинул его и повернулся к Стэрди.

Женщина уже не лежала, а сидела, завернувшись в покрывало и опершись спиной на подушку. При этом она выглядела совершенно спокойной, словно была одета в роскошное платье и находилась на званом приёме в кругу элиты — самообладанию «роскошной смерти» могли позавидовать все без исключения древние властительницы. Блад вновь перевёл взгляд на штампа.

— Ну и за каким чёртом понадобилось устраивать весь этот спектакль? Унаследовали от Эссенса любовь к театральности?

— Я человек-индиго, — пришелец оставил без внимания реплику Джейка. — Вы никогда не задавали себе вопрос, генерал, а действительно ли среди воспитанников Приютов так и не нашлось ни одного достойного? Ньюмены вырастили настоящих бойцов, а среди тщательно отобранных Попечителями детей-индиго…

— Ньюмены?

— «Ночные призраки», как вы их называете. Свободные индиго. Но в отличие от них, мы вам не враги.

— Кто это «вы»?

— Я ведь уже сказал, — гость говорил по-прежнему ровно и безэмоционально. — Мы — это те из воспитанников вашей системы Приютов, которые проявили свои способности, не уступающие способностям дикорастущих индиго. — Несмотря на употребление несколько ироничного термина, в голосе «штампа» не прозвучало ни тени иронии — казалось, с Бладом беседует не живое существо, а очень совершенная одушевлённая машина.

— Арчибальд Эссенс очень внимательно следил за теми из нас, кто подавал надежды. И он позаботился о том, чтобы эти сведения не стали достоянием слишком многих — даже из вашего круга.

«Так вот он, козырный туз Мумии, припрятанный в рукаве… — подумал Джейк. — Чёрт, а ведь можно было догадаться! Да, я знал, что выпускники Приютов — способные физики, математики, управленцы — работают в научных центрах и в преуспевающих корпорациях, но не предполагал, что сливки господин Эссенс припас для себя — на сладкое…».

— Лучший способ надёжно что-то спрятать, — продолжал «штамп», — это положить это «что-то» на самое видное место. Нас внедряли в партии готовых клонов — штампы крайне нелюбопытны: их не интересует ничего, кроме поставленной перед ними задачи. Мы даже проходили обучение вместе с клонами — получение базовых навыков, — и никто из людей не обратил внимания на наше отличие от массовой продукции инкубаторов. Но у нас была своя задача.

Джейк почувствовал острое желание выпить. Он протянул руку — «штамп» следил за его движением, — взял бутылку с бренди и отхлебнул прямо из горлышка.

— И какая же это задача? — спросил генерал, вытирая губы.

— Мы те самые новые люди, которые придут на смену старым. Воспитанников никто не обманывал — лучшим из них действительно предстояло властвовать. Среди мессиров есть адепты тайного древнего знания. Эти люди работали с нами, и мы восприняли это знание.

— Да кто вы всё-таки такие, чёрт побери? — не выдержал лорд-протектор.

— Чёрные индиго. Разрушители. Хотя нам больше нравится называть себя гремлинами — это в традициях этого Мира. Вы ведь знаете историю Эксперимента?

Да, Джейк Блад знал эту историю — в общих чертах.[19]

— Тысячи лет назад наш древний прародитель дал жизнь одной незаурядной особе, — при этих словах гремлин посмотрел на статую богини. — Она наделила особыми свойствами некий народ этого мира и дала ему Великую Цель: поравняться с богами. Собственно говоря, именно об этом и мечтал покойный мессир. Он ждал появления новых людей, и дождался — пришли мы. И он позаботился о нас.

— А почему же вы тогда не вмешались, когда я… когда мы со Стэрди…

— Не было необходимости — это нерационально. Мы не испытываем привязанности ни к кому из людей, и мессир Арчибальд Эссенс не составлял исключения из этого общего для нас правила. Более того, вы нас больше устраиваете, лорд-протектор Блад.

— И зачем же я вам нужен? Судя по тому, с какой лёгкостью вы сюда проникли, вам очень многое доступно. Лишние мешают — это же аксиома власти!

— А вы не лишний, генерал. Великолепная структура, идеально отвечающая нашим целям и задачам, прекрасно функционирует под вашим руководством. Нас очень мало, — это было сказано с обескураживающей прямотой, — и поэтому нам нужен фундамент, на котором мы будем строить наше здание. Нам нужны и вы, Блад, и мессиры, и хайерлинги, и штампы, и… вы, леди Стэрди.

— Благодарю за комплимент, — отозвалась «роскошная смерть».

— Это не комплимент — это констатация факта. Ваша женщина, лорд-протектор, она… Я не могу сказать с полной уверенностью, но… — гремлин пристально посмотрел на Стэрди. — В её прошлом — в цепи её инкарнаций — есть что-то такое… Я бы на вашем месте, генерал, завёл бы от неё детей — они с высокой вероятностью будут детьми-индиго с очень высоким уровнем способностей.

— Может быть, вы ещё посоветуете мне, когда и как часто нам с ней заниматься любовью? — ядовито осведомился окончательно пришедший в себя Джейк.

— Ни в коем случае, — невозмутимо ответил чёрный индиго. — Это исключительно ваше дело.

— Если вы уж меня столь высоко оценили, — вмешалась Стэрди, — могу ли я задать вам вопрос?

— Конечно, леди.

— Вы что-то тут говорили о целях и задачах. Для нас этот предмет ясен: власть над миром… для начала. А вам что нужно? Того же самого? Или ваша цель многограннее?

— Многограннее, леди Стэрди, — вы нашли очень точное определение. Кто такие гремлины? Духи разрушения. Они не могут ничего созидать, они только возвращают любые упорядоченные системы к первозданному хаотичному состоянию. Это и есть наша цель.

— Не понял… — Блад приподнял брови. — Это что же получается, вы воплощение абсолютного вселенского зла? Вырастили на свою голову…

— Абсолютного зла не существует, — равнодушно сказал гремлин. — Можно ли считать злом океанскую волну, мерно крушащую береговые утёсы? Есть созидание, и есть энтропия. И есть носители этой энтропии — мы. В результате долгих и причудливых извивов истории на этой планете возникнет новое гнездо чёрных эсков, вот и всё.

— Чёрные эски? — в свою очередь удивилась Стэрди. — Это ещё кто такие?

— Я тебе потом объясню, — бросил Джейк, — восполню этот пробел в твоих знаниях о Мироздании. Раньше мне всё недосуг было — то стрельба, то интриги, то секс… — спадающее напряжение и алкоголь сделали генерала несколько более разговорчивым, чем обычно.

— Ну хорошо… — протянул он, сделав ещё один глоток и отставляя подальше бутылку. — И какое же место вы намерены занять в нашей — моей — структуре?

— То, которое мы уже занимаем — малозаметное. Будут сменяться поколения, и нас, гремлинов, будет становиться всё больше. Это естественный процесс — его нельзя ускорять или замедлять во избежание ненужных осложнений. Всё пойдёт своим чередом — главное, что начало положено. Мы станем вашей гвардией, лорд-протектор, в преданности которой вы можете не сомневаться. Говорю это от имени всех гремлинов — я признан ими старшим.

— Угу, — буркнул генерал, — могу не сомневаться до тех пор, пока у меня не появится конкурент, который покажется вам ещё более подходящей кандидатурой для строительства вашего Храма Разрушения…

— Не исключено, — признался чёрный индиго. — Но это уже ваша забота не допустить появления такого конкурента. А мы поможем вам добиться власти над всем этим Миром. Поможем и собрать здесь всех детей-индиго со всей планеты — это полностью совпадает с нашими интересами. Как видите, я с вами откровенен. И как подтверждение… — гремлин извлёк из нагрудного кармана небольшой кристалл памяти для компьютера и положил его на стол.

— Что это?

— Здесь вся информация обо всех гремлинах, лорд-протектор. Идентификация, точные сведения о способностях каждого из нас, личные коды, местонахождение, каналы связи. Мы готовы выполнять все ваши приказы в любое время — вы ведь, кажется, мечтали иметь в своём распоряжении бойцов-индиго? Теперь они у вас есть. А мне стоит сменить статус — вы не будете возражать, если ответственным за безопасность уровня «Z» теперь будет новый хайерлинг третьего ранга?

— Не буду — приказ будет завтра же, то есть уже сегодня. И вообще — всех гремлинов я переведу сюда, в Головной Центр. Гвардия вы или нет? Вот и будьте рядышком — на всякий случай.

Чёрный индиго сдержанно кивнул в знак согласия с этим решением и встал.

— Договорились, генерал. Я удовлетворён результатами нашего разговора.

— Будем считать, что я тоже удовлетворён, — пробормотал лорд-протектор. — В первом приближении…

— Разрешите идти? — спросил гремлин, входя в роль исполнительного подчинённого.

— Идите. Хотя постойте — у штампов серийные номера, а у вас — у вас есть имена? Как тебя… вас зовут?

— Меня зовут Энней. Имена всех остальных — там, — чёрный индиго показал глазами на кристалл памяти, лежавший у ног светоносной богини. — Я могу идти?

— Идите, — повторил генерал Блад. — Можете выйти обычным путём.

— Я бы предпочёл удалиться прежним. У охраны на выходе могут возникнуть лишние вопросы. Да и системы наблюдения внешнего контура…

— Хорошо, — согласился Джейк, подумав с нарастающим раздражением: «Гвардеец, так твою… Настоящий солдат не обсуждает приказы командира — он их выполняет! А твоя внешняя покорность — маска, за которой кроется чёрт знает что. Однако выбора у меня нет, к тому же мы действительно нужны друг другу. Вот это поворот — прощальный привет от Арчи, чтоб ему в аду не спалось… Этот Энней обставил наше знакомство именно таким образом не только для сохранения тайны или из любви к искусству театра — ему надо было сразу же показать мне, что в случае чего гремлины достанут меня где угодно, хоть на дне морском. Демонстрация силы, дьявол его подери!».

А Стэрди, провожая глазами исчезающую в стенном проёме тёмную фигуру, подумала: «Штампы, насколько мне известно, создания бесполые. А как с этим делом у гремлинов?».

Хайк быстро освоился в Катакомбах — он даже не ожидал, что это окажется так легко и просто. Первое время он ещё дичился, ожидая подвоха, но уже через несколько дней его настороженность прошла — Волчонок оттаял. Он впервые в жизни ощутил себя равным среди равных и нужным. В Приюте, где дети-индиго были объектом изучения (не говоря уже о Трущобе), такого чувства возникнуть не могло — оно появилось только здесь, в Катакомбах, где царила атмосфера дружелюбного внимания и интереса каждого к каждому. Если ты принят, если ты живёшь в пещерах Миктекасиуатль, значит, ты свой, ты часть единого целого, и твоя судьба небезразлична всем членам «горного братства». Никто не будет докучать тебе излишней назойливостью, но если тебе что-то нужно — спроси, и тебе ответят; попроси, и тебе помогут. Это простое правило имело в Катакомбах силу закона, хотя никто никого не принуждал неукоснительно выполнять этот закон — следование неписаному правилу пещер Миктекасиуатль получалось как-то само собой.

И Хайк был горд, когда Родриго (Волчонок про себя называл его «военным вождём», хотя официально этот парень не имел такого титула), увидев в действии «огненную плеть» Хайка, положил ему руку на плечо и сказал с уважением:

— Молодец. Ты — воин.

Всего три слова, но сколько они значили!

Алана Хайк теперь видел лишь изредка — Старик почти всё время проводил в обществе Эухеньи. Его явно что-то связывало с Матерью-Ведуньей — Хайк случайно заметил тонкие светящиеся нити, соединяющие их ауры. Алан тоже быстро стал своим в Катакомбах — даже быстрее, чем Хайк. Старик учил птенцов горного гнезда настоящим боевым заклятьям, и уже через неделю его называли здесь не иначе как «Наставником». Хайк вспомнил, как он сдуру кинулся на Алана в контейнере, и почувствовал стыд — Старик при желании мог справиться с глупым мальчишкой одним движением мысли. И Волчонок старался из всех сил, перенимая у Старика секреты боевой магии — ему очень хотелось заслужить похвалу Наставника.

Хайк стремительно сроднился с обитателями Катакомб, врос в братство, и в немалой степени (хотя в этом он упорно не признавался даже самому себе) ему помогла Наташа. Дочь Диего Рохо умудрялась как-то ненавязчиво оказаться рядом с Хайком именно тогда, когда ему нужно было с кем-нибудь посоветоваться или просто поговорить. Всего через неделю мальчик настолько привык к этой шустрой девчонке, что её отсутствие уже воспринималось им как нечто необычное. Наташа умела слушать — редкий дар для людей вообще и для детей-индиго в особенности, — и Хайк рассказывал ей о себе. Девочка слушала внимательно, она сопереживала, и Волчонок рассказал почти всё: о детстве, о свалке, о Приюте. Но именно почти — о Мэй Хайк умолчал: он инстинктивно чувствовал, что этой темы лучше не касаться. А когда он рассказал о своём побеге и о кровавом столкновении с шайкой Злыдня, Наташа прошептала:

— Бедный ты мой… Это ведь так страшно — сжечь живых людей…

Потом она несмело протянула руку и осторожно погладила Хайка по жёстким волосам, и это было так неожиданно и… приятно, что у мальчишки перехватило дыхание. Наташа тут же сконфузилась и отняла ладонь, но они ещё несколько минут сидели рядом, старательно глядя в разные стороны. К счастью, неловкость разрядило появление Андрея, позвавшего их ужинать. Сын Диего прекрасно видел, что творится с его сестрой, но великодушно делал вид, будто ничего не замечает — с него хватило и того, что Наташа перестала донимать его постоянным упоминанием «прекрасной аргентинки» к месту и не к месту.

Охватившее Публо-дель-Рио безумие не коснулось Катакомб, да и размах волнений в Городе-на-Реке был далеко не тот, что на севере. Жители этих мест вообще скептически относились к «россказням гринго», считая, что «всё зло идёт с севера». Погромы устраивали в основном разношёрстные уличные банды, надеявшиеся половить рыбку в мутной водичке, и полиция быстро их утихомирила. А в Катакомбах за несколько дней прибавилось учеников — сюда бежали опасавшиеся за свою жизнь и за жизнь своих детей. По большей части это были самые обычные люди, но среди них оказалось и несколько детей-индиго — Эухенья вдвоём с Аланом распознавали таких за считанные мгновения.

Разведчики Родриго вели себя в городе очень осторожно, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания и всячески избегая любых конфликтных ситуаций. «У вас в руках Сила — не обрушивайте её на беспомощных, — говорила Эухенья. — Если на вас бросается безумец — отойдите в сторону, и он пробежит мимо. Бойтесь зря лить кровь — её запах пьянит, и очень легко войти во вкус». Но однажды взбудораженная кем-то толпа переправилась через реку и двинулась к пещерам Миктекасиуатль.

Встревоженный Родриго вызвал наверх на помощь воинам всех мальчишек и девчонок, владеющих боевыми заклятьями, и Хайк, глядя сверху вниз на приближающуюся толпу, уже предвкушал, как он будет хлестать это многоголовое тупое стадо огненными плетями. Но до этого дело не дошло — навстречу людям вышла сама мать Эухенья. Колдунья остановилась в нескольких шагах от волнующейся человеческой массы, негромко что-то сказала, и… толпа дрогнула: люди, виновато опустив головы, поспешно двинулись обратно к реке. Хайк не мог сказать, пускала ли ведьма в ход магию — во всяком случае, он ничего не почувствовал.

Зато сама Мать-Ведунья почувствовала: проходя мимо учеников, она коснулась их аур, прочла возбуждённые мысли готовых к бою людей-индиго и сурово сказала Волчонку:

— В тебе растёт змея — берегись.

Алан бросил на Хайка укоризненный взгляд, и мальчишке снова стало стыдно — так стыдно, что ему захотелось забиться в самый тёмный закуток Катакомб и не высовываться оттуда неопределённо долгое время. Его спасли от этого жгучего стыда только понимающие и ласковые глаза Наташи, очень вовремя — как всегда — оказавшейся рядом с ним.

Шли дни. Минуло около трёх недель.

— Был и есть Вечный Хаос, откуда вышло всё Сущее и куда оно уйдёт, когда придёт Срок; уйдёт, дабы возродиться вновь, и так без Конца и Начала. Была и есть Вселенная, сотканная из мириадов Миров, связанных между собой. Были и есть Миры, разделённые неизмеримыми безднами; у каждого Мира своё солнце, своя звезда, и россыпь этих звёзд украшает ночное небо. Миры эти далеки, но дойти до них можно, надо только научиться ходить…

Голос Матери-Ведуньи заполнял весь Зал учеников, втекая в каждый его уголок. Она говорила — её слушали. Понимали. Запоминали.

— Были и есть Миры, которые и далеки, и рядом. Они невидимы, неощутимы, но они есть. Они сцеплены в единое Целое и пронизывают друг друга; они привязаны к нашему Миру, как тень к её обладателю. Точнее, как множество теней, отбрасываемых одним и тем же предметом, освещённым с разных сторон. Вот только трудно сказать, что есть тень, а что есть то, что отбрасывает эту тень — все Миры равнозначимы. И этих Миров можно достичь, надо только научиться летать…

— Прости меня, мать Эухенья, — плечистый парень переминался с ноги на ногу у входа в Зал, явно сожалея, что ему пришлось прервать Мудрую. — Меня послал Гонсало, старший вечерней стражи. Пришли две девушки — одна постарше, другая помоложе. Обе — индиго. Сильные — особенно та, что постарше. Они с севера, мать Эухенья, — Гонсало считает, что это важно.

По пещере пронёсся лёгкий шорох: о том, что творится на севере, здесь знали все. И если оттуда пришли индиго-беглянки, то Гонсало прав — это действительно важно. Эухенья и Алан обменялись быстрыми взглядами.

— И ещё, мать Эухенья. Они обе гринго…

— Это неважно, Луис.

— …и у одной из них — у той, что постарше, — на шее такое странное ожерелье: змея, свившаяся в кольцо и чуть приподнявшая голову.

— Что?! — Алан побледнел — это было заметно даже в призрачном освещении Зала — и вскочил с места. — Что ты сказал?

— На шее у неё… Браслет такой, в виде змеи, — повторил Луис, не понимая, что могло так встревожить Наставника, к невозмутимости которого уже все успели привыкнуть.

— Так, — спокойно сказала Миктекасиуатль. — Всем: оставаться здесь. Настройтесь на меня — возможно, мне будет вам что сказать и показать. Ты, ты и ты, — она указала на Андрея, Наташу и Эстреллу, — пойдёте со мной и Аланом. Вам будет полезно.

— А я? — неожиданно для себя самого вскинулся Хайк. — Я ведь тоже недавно пришёл с севера! Я могу пригодиться, мать Эухенья!

— Хорошо, — ответила ведьма после секундного размышления, — ты тоже. Идёмте.

…После полумрака пещер яркий солнечный свет показался ослепительным — несмотря на то, что глаза вышедших на поверхность успели привыкнуть к свету в парадном коридоре. У самого выхода Эухенью, Алана и четверых подростков встретил встревоженный Гонсало.

— Они мне не очень нравятся, Мудрая, — напрямик заявил он, — особенно старшая. Она умеет читать мысли — поэтому я и послал Луиса, а не стал обращаться прямо к тебе.

— Та, что со змеёй?

— Да.

— Так. Где они? — негромко спросила ведьма. Алан молчал.

— Там, — юноша мотнул головой, — на лужайке перед главным входом. Ждут.

…Серпента смотрела на синюю ленту реки и нервно грызла травинку — оказанное им здесь гостеприимство разочаровало предводительницу ньюменов. «Они просто настороже, — успокаивала она сама себя, — поэтому и не спешат пускать нас внутрь. Мы с севера, а они ведь прекрасно знают, что там происходит. Это всё из-за войны». Но чем больше она себя убеждала, тем яснее понимала: дело не только в этом, точнее, совсем не в этом. Этот воин у входа — у него был очень странный взгляд…

От этих невесёлых мыслей Серпенту оторвал еле уловимый шорох, донёсшийся из-за прикрывавшего вход в пещеры густого полога листвы — сюда шли люди. «Ага, — подумала Змея, подбираясь, — вот и хозяева этих подземелий. Поздороваемся…». Сидевшая рядом Мэй встала и отряхнула джинсы от налипшего на них сора. Серпента осталась сидеть на травяном холмике, всем своим видом выражая оскорблённое достоинство гостя, которого непонятно почему заставляют торчать у порога.

Зелёный занавес зашелестел, пропуская сухощавого светловолосого мужчину и старую женщину в чёрном. Серпента едва заметно вздрогнула и поднялась с земли.

— Это она, — жёстко произнёс Алан, бросив быстрый взгляд на змеиное ожерелье.

Эухенья молчала, но её глаза были красноречивее слов — Змее стало не по себе. Мэй ощутила резкий энергетический всплеск. Нет, это был не удар — скорее это походило на рукопожатие, которым обмениваются при встрече мужчины, пробуя крепость рук.

Секунды разматывались бесконечной лентой, обвивая раскалённые клинки взглядов. Серпента хотела что-то сказать, но тут лиственный полог пробило гибкое мальчишечье тело.

— Мэ-э-э-эй!!!

— Хайк… Хай-й-йк!

Волчонок бросился вперёд так стремительно, что едва не сбил Серпенту с ног — при всей своей нечеловечески быстрой реакции Змея успела лишь чуть посторониться.

— Мэй…

— Хайк…

— Я же говорил ему, — пробормотал Алан, — что мы найдём его подружку…

Миктекасиуатль промолчала, только на её тёмном, словно вырезанном из дерева лице промелькнула лёгкая тень улыбки.

Серпента оставалась Серпентой — она очень быстро опомнилась.

— Мы пришли с севера, — сдержанно сказала Змея. — Мы пришли к вам. И похоже, — она посмотрела на крепко обнявшихся Мэй и Хайка, — нам здесь рады…

— Рады не тебе, — Эухенья медленно покачала головой, — рады ей.

— Вот как? — глаза Серпенты недобро блеснули. — И почему же это?

— Я знаю тебя, — голос Алана звучал сухо и ровно, но в нём чувствовалось напряжение натянутой струны, — и я знаю о тебе, Змея. И мать Эухенья — она тоже знает: я рассказал.

— А теперь я и сама видела, — добавила Миктекасиуатль, — и знаю: он рассказал мне правду.

— Я не понимаю, — Серпента лихорадочно соображала, что же ей делать. — Мы пришли с севера, оттуда, где людей-индиго гонят, как диких зверей, а вы…

— Тебе нет здесь места, Змея, — слова Матери-Ведуньи были каменно тяжелы. — Ты можешь подкрепиться и отдохнуть — мы не откажем путнику в ночлеге, — но остаться — нет.

— Но почему?

— В тебе слишком много зла, — бесстрастно объяснила ведьма, — и я не хочу, чтобы это зло вползало под своды моих пещер. Тебе нет здесь места, Змея, — повторила она.

— Хорошо, — Серпента умела держать удар, — я уйду. Мы уйдём.

— Нет. Ты — уйдёшь, она — останется. Их, — Эухенья посмотрела на прижавшихся друг к другу Мэй и Волчонка, — нельзя разлучать. И ты ещё не до конца отравила эту девочку — она ещё сможет стать человеком.

«Какая глупость! — подумала Змея с бессильной злостью. — Если бы я только знала, что её приятель здесь… Хаос бы побрал эту дурацкую детскую любовь… Какая глупость — вытаскивать эту бестолковую девчонку из немыслимых передряг, и так нелепо её потерять! Какая глупость…».

Серпента чувствовала, как в ней растёт и набухает тёмная ярость, однако холодный разум индиго взял верх. Змея видела, кто эти двое, и хорошо понимала: против этой пары ей не выстоять и нескольких секунд. И старик, и ведьма сильнее её, а уж если они вдвоём…

— Хорошо, — повторила она, едва сдерживаясь, — я уйду. Но я вернусь, — и голос её сорвался на шипение. — Я вернусь…

Лицо Алана дрогнуло. Он хотел ответить, но Миктекасиуатль остановила его.

— Послушай меня, Змея, — тебе этого больше никто не скажет. Да, ты сильна — очень сильна, и ты многое можешь. Но ты пьёшь из запретного источника, и тебе придётся за это платить. Нельзя черпать силу Тьмы и не раствориться в ней без остатка. Подумай, Змея, пока ещё не поздно.

— Не пугай меня, ведьма, — Серпента стиснула пальцами маленькую змеиную головку с крошечными бусинками глаз. — У меня своя дорога, и поводыри мне не нужны. И никому не советую становиться на моём пути! — Последние слова она почти выкрикнула, резко повернулась и пошла к реке, не оглядываясь и даже не посмотрев на притихшую Мэй.

— Может, зря мы с ней так? — тихо спросил Алан, провожая взглядом удаляющуюся фигуру предводительницы ньюменов. — Может быть, нам надо было разрешить ей остаться? Она ведь сильная — настоящая магиня… От неё могла быть польза.

— Да, она сильна, — согласилась Эухенья, — но сила эта слишком недобрая. От неё куда больше вреда, чем пользы. Серпенту нельзя было здесь оставлять — юные души нестойки, и легко могут поддаться соблазну. Всевластие — это ведь так заманчиво… А если тебе говорят, что ты выше и лучше других, и что ты имеешь право смахнуть этих других, как пыль, — это подобно яду, Алан. И этот яд нельзя пробовать на вкус — он может понравиться.

— А ведь она действительно вернётся, — задумчиво произнёс Старик, — и вернётся со злом…

— Всё может быть, — ведьма чуть пожала плечами. — Будущее — оно вероятностно.

Мэй и Хайк сидели на траве, взявшись за руки, и говорили, говорили, говорили, словно боясь не успеть сказать всё, что они хотели сказать друг другу. Красный шар солнца уползал за зубчатую кромку гор, и на траве вытягивались длинные тени, постепенно сливающиеся с вечерними сумерками.

…А внизу, в тёплом живом магическом свете просторной жилой пещеры, безутешно рыдала Наташа, уткнувшись мокрым от слёз лицом в колени Мерседес.

— Эта бледная кукла с неживыми серыми волосами… А он… А я… У неё красные пятна в ауре — она убивала людей! А он кинулся к ней, как… как… Мама!

Андрей растерянно топтался рядом, не зная чем тут можно помочь, пока Мерседес не сделала ему досадливый жест рукой — иди, мол, отсюда. Крутившаяся поблизости Эстрелла тут же ухватила его за руку, сердито прошипев: «Ты что, совсем глупый, да? Идём, не мешай им!». Андрей вздохнул, отступая под натиском женской солидарности, и нырнул вслед за Эстреллой в тёмный зев узкого извилистого прохода.

— Как же так, мама? Ведь я же с ним…

— Ш-ш, моя девочка… — шептала Мерседес, ласково проводя рукой по русым волосам и вздрагивающим от рыданий плечикам Наташи. — Успокойся, всё пройдет…

— Не пройдёт! — Наташа вскинула голову и посмотрела в глаза матери. — Я больше никого никогда не полюблю — это у меня на всю жизнь!

— Глупая ты моя… — успокоила её Мерседес. — Сколько тебе лет? Вот то-то же… Я встретила твоего отца, когда мне было почти тридцать, и только тогда я поняла, что такое настоящая любовь… А всё, что было до этого — всего лишь бледная тень этой любви… Не плачь, у тебя ещё всё впереди. Любовь — она приходит к каждому, кто сумеет её заслужить, дождаться, заметить и не потерять…

Наташа прижалась к матери, всё ещё продолжая всхлипывать, но с каждым разом её всхлипывания становились всё реже и тише…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ИФРИТЫ

— Бис-ми-и-и-л-ла-а-а-а…

Долгий тягучий звук тёк по стенам, вплывал в узкие стрельчатые окна, растекался по углам тесных двориков. Седые камни впитывали его — они слушали вечность. Казалось, здесь остановилось время, завязло в поющих под ветром песках, заблудилось в лабиринтах горных ущелий, задремало под горячим солнцем. Этот древний мир не хотел перемен, он им противился — он хотел жить по законам минувших столетий, неспешно и неизменно, жить так, как этот мир считал правильным. И копилась между руин мёртвых городов, где бродили призраки властителей ушедших эпох, Сила: она сжималось змееподобной тугой пружиной, сопротивляясь натиску извне. Ленивое время Востока просыпалось, разбуженное суетливым временем Запада и очень недовольное тем, что его сон потревожили.

— Мы хотим услышать ваши слова, почтенный Джелаль ас-Масуд.

Интерьер комнаты выглядел эклектично: мозаика на полу, инкрустированный стол тёмного дерева, арчатые своды дверей соседствовали с современной эргономичной мебелью, синтетическими плитками «вечного» органопластика под мрамор, которыми был выложен небольшой бассейн с журчащим фонтаном, и огромным — во всю стену — стереодисплеем компьютера. И прохладу здесь навевала работавшая абсолютно бесшумно суперсовременная система кондиционирования, а не опахала в руках темнокожих невольников.

Трое из четверых находившихся в комнате людей среднего возраста были одеты по-европейски — их можно было принять за кого угодно: за политиков высшего ранга, за бизнесменов, держащих руку на экономическом пульсе всей планеты, за военачальников, сменивших в силу ряда обстоятельств мундиры на дорогие костюмы, галстуки и белые рубашки. Эти люди получили образование в лучших учебных заведениях мира, они свободно говорили на нескольких языках, непринуждённо пользовались всеми благами техногенной цивилизации двадцать первого века и очень хорошо разбирались во всех хитросплетениях глобального клубка интересов стран и влиятельных международных группировок, зачастую преследующих прямо противоположные цели.

Четвёртый — седобородый старик в чалме и в шёлковом халате — казался на их фоне музейным экспонатом, ожившим анахронизмом, но по тому уважению, которое выказывали ему «европейцы», можно было понять, кто здесь самая важная персона.

— Слова пусты, — медленно проговорил седобородый. — Важны дела.

— Время дел пришло, — подхватил один из его собеседников, смуглокожий человек с чёрными умными глазами и чуть порывистыми движениями. — Важно знать, что и как надо делать.

— Они наступают, — добавил второй, плотный и хищнолицый, положив на стол сжатый кулак. — Война идёт уже почти целый век, и каждый год добавляет пустых черепов, катаемых ветром по барханам. Заноза, вонзённая в наше тело после Второй Мировой, обернулась отравленным кинжалом — рана от него воспаляется и истекает гноем. Мечи воинов ислама, несмотря на всю их отвагу, не в силах остановить натиск железных машин, вскормленных золотом. Мы проигрываем — Запад идёт на Восток, оплетая нас своей паутиной.

Старик в чалме перевёл взгляд на третьего человека, гибкого и поджарого, которого легко можно было представить сидящим не в удобном вращающемся мягком кресле, а в седле горячего арабского скакуна, в кольчуге и с кривым клинком в руках.

— Это так, мудрый шейх, — подтвердил этот потомок бедуинов. — Наши редкие победы неизменно сменялись поражениями, а сейчас, когда мы объединяемся, Запад забеспокоился. Они не допустят истинного возрождения халифата, а порознь мы не сможем противостоять их военной силе: Запад не остановится перед применением ядерной бомбы. И нам с ними не ужиться на этой планете — слишком различны наши цивилизации и наши ценности.

— Террор не оправдал возлагаемых на него надежд, — сказал первый. — Расшатать западную твердыню не удалось. Да, была паника, был кое-какой психологический эффект, но стратегические результаты ничтожны.

Старый шейх молча кивнул, соглашаясь с аналитиком.

— Ползучее проникновение оказалось куда более успешным, — продолжил второй. — Наши диаспоры по всему миру разрастались и крепли, обретали силу и влияние. Однако и здесь не всё идёт так гладко. Часть нашей молодёжи на Западе не устояла перед соблазнами западного образа жизни: юноши хотят иметь много денег и сладко жить, не думая ни о чём, а девушки — носить короткие юбки и ложиться в постель с мужчиной ради удовольствия, а не для того, чтобы зачать ребёнка. И они забывают веру отцов — не все, конечно, но многие.

— И главное, — закончил третий, — эта война скоро изменит своё лицо: она станет мировой. Лорд-протектор Джейк Блад в самое ближайшее время выкинет на свалку всю эту их демократию. Это диктатура, почтенный Джелаль ас-Масуд, а диктатуры всегда и везде были предельно агрессивны — их аппетиты ограничивались только силами и возможностями конкретного диктатора. А у генерала Блада возможности почти неограниченные — значит, война неминуемо захлестнёт всю планету. И нас — в первую очередь: мы для него противник номер один.

Он хотел ещё что-то добавить, но ас-Масуд остановил его лёгким движением руки.

— Я слышал вас, — негромко произнёс он, — и понял. Да, всё именно так и есть. Мы не в силах воевать открыто; стрела террора не пробила панцирь врага; дети нашего народа на западе перенимают чуждые нам идеалы. И генерал Блад рвётся к мировому господству — напрямик, отринув двуличную манеру его предшественников, скрывавших волчьи клыки за лживыми словами. Мы бессильны? — шейх обвёл взглядом собеседников.

— Мы рассчитываем на ваших ифритов, мудрый Джелаль ас-Масуд. Они проникнут куда угодно — такой террор Западу не остановить. За этим мы и пришли к вам, — «бедуин» почтительно поклонился. — Это последнее, на что мы ещё можем надеяться.

— Террора не будет, Мелик! — заявил ас-Масуд, сурово сдвинув брови. — Я не Старец Горы, и мои ифриты — не федави-хашшашин. Да, они могут многое, но я не хочу, чтобы моё гнездо повторило судьбу Аламута, рухнувшего под мечами монголов.[20]

— Но как же тогда… — начал было человек с лицом хищника.

— Тебя разве не учили, Омар, что нельзя перебивать старших? — оборвал его шейх. — Террора не будет, — повторил он, — и не только потому, что так мы никогда не добьёмся своей цели. Запад ждёт от нас опрометчивого шага, который оправдал бы любое возмездие, павшее на наши головы в результате атомного теракта в Европе или в цитадели за океаном. Всевышнему было угодно остановить тот проклятый самолёт, — ас-Масуд бросил взгляд на «бедуина», и тот опустил глаза, — иначе здесь давно была бы мёртвая выжженная пустыня! Вы не слушали меня, горячие и неразумные, и только потом признали мою правоту…

Он замолчал, и тогда «аналитик» осмелился спросить:

— Неужели мы бессильны, почтенный шейх? Ты мудр — скажи нам. Ведь для чего-то ты готовишь своих питомцев? Я чувствую это — разве я не прав?

— Учитесь у Селима, — усмехнулся ас-Масуд, обращаясь к «хищнику» и «бедуину», — вы хорошие воины, а он — ему суждено быть правителем. Можно обрушить огромное здание, вытащив из его фундамента тот камень, на котором всё держится. Не понимаете? На чём построена вся западная цивилизация? У любого демона есть уязвимое место, надо только его найти и ударить, и демон рассыплется в пыль. Вот для этого я и готовил своих ифритов двадцать пять лет. И теперь они готовы нанести удар.

Собеседники седобородого переглянулись

— Боюсь, мудрый Джелаль ас-Масуд, что мы не совсем тебя поняли, — осторожно произнёс Селим.

— Точнее, совсем не поняли, — откровенно признался Мелик. — Свет твоей мудрости слишком ярок для наших глаз.

Омар промолчал, однако было заметно, что он тоже понял не больше других.

— Могущество Запада стоит на золоте, — ас-Масуд решил снизойти до объяснений, — на золоте выстроено всё колоссальное здание западной цивилизации. Люди там привыкли, что всё на свете имеет свою цену, выраженную в деньгах. Это и есть уязвимое место демона — туда мы и ударим. Всё ещё не поняли? Мы откроем пещеру Али-Бабы — вы читали сказки своего народа или вы выросли только на комиксах и на компьютерных играх?

— А при чём здесь «Сказки тысячи и одной ночи»? — чуть обиженно спросил Мелик, но шейх только махнул рукой.

— Поехали, — коротко бросил он. — Покажу. — И спросил в пустоту: — Мой вертолёт готов?

— Вертолёт готов, великий имам, — ответил невидимый голос.

Серпента шла на север. Она возвращалась — ей некуда было больше идти. Впервые в жизни Змея встретила сопротивление своей воле, сопротивление, которое она не могла преодолеть. Но Серпента не давала вырваться наружу охватившему её раздражению — разум женщины-индиго хладнокровно просчитывал возможные варианты дальнейших действий.

Горная ведьма оказалась чересчур прозорливой — значит, дорога в Катакомбы закрыта. Змея потеряла Мэй — досадно, но не смертельно. Ньюмены далеко не разгромлены: Серпента вернётся, и начнёт всё сначала. В конце концов, идёт внедрение энергетических сгустков в компьютерные сети — вряд ли лорд-протектор сможет что-то противопоставить этой угрозе. Значит, у Змеи есть серьёзные шансы оказаться победительницей. А когда ньюмены возьмут под контроль весь север этого континента, тогда можно будет и с пещерниками поговорить по-другому…

Серпента вела себя крайне осмотрительно. Здесь можно было не слишком опасаться сканеров ауры, но стоит пересечь южную границу… А потом ещё надо будет добраться до северной границы, и это через огромную страну, по-прежнему охваченную безумием и подозрительностью, минуя многочисленные блокпосты и рискуя быть засечённой при какой-нибудь внезапной облаве. Перебрав варианты, Змея остановилась на уже опробованном — она лишь внесла в него некоторые изменения.

В Акапулько она выследила жертву — солидного бизнесмена в последнем приступе молодости, отдыхавшего в Мексике от ужасов «охоты на ведьм». Для Серпенты не составило особого труда оказаться за его столиком в элитном вечернем ресторане, а потом и в постели. Змея не давала воли своим кровожадным склонностям — ради достижения поставленной цели несущественными мелочами можно и пренебречь. Она погасила желание прикончить этого несовершенного в первую же ночь и равнодушно принимала его ласки (хотя сам бизнесмен был ошеломлён «пылкой страстью» скромной девушки с золотой цепочкой на шее) — в конце концов, он был для неё самым удобным видом транспорта и пропуском. И уже через два дня бизнесмен резко изменил свои планы — он решил немедленно вернуться обратно в страну, откуда он совсем недавно уехал перевести дух.

Лёгкость, с которой обезьяноподобный сделался покорной игрушкой, навела Серпенту на мысль: а что если попробовать добраться до самого генерала Блада? Вряд ли он окажется устойчивее к ментальному воздействию, значит, можно добиться победы изнутри. Правда, Змея смутно представляла себе, как это можно осуществить на деле — лорд-протектор не появлялся на публике, ограничиваясь виртуальным общением с народом «спасённой» им страны. А проникнуть в подземелья Головного Центра, даже зная их местонахождение, — задача далеко не простая. И Серпента думала, перебирая разные варианты — вплоть до самых фантастических и заведомо невыполнимых — и отбрасывая их раз за разом.

На север они вылетели на личном самолёте «возлюбленного» Змеи. Миллионер был полон кипучей энергии: он что-то говорил, строил планы на будущее, в которых неизменно присутствовала его очаровательная спутница, однако Серпента его почти не слушала, лишь изредка улыбаясь и кивая. Главного она добилась — вернулась без помех туда, куда хотела. По пути они задержались на один вечер на побережье Великих озёр, а утром бизнесмен был крайне изумлён, проснувшись один — прекрасная мексиканка исчезла. Пылкий влюблённый испытал искреннюю горечь, хотя знай он, с кем именно он провёл эти несколько ночей, куда более уместной была бы неподдельная радость — радость от того, что он вообще проснулся живым и невредимым.

— Серпента? — в глазах девушки-индиго изумление смешалось с радостью. — Ты?! Ты вернулась! А двое воинов, выживших в том ночном бою на шоссе, говорили…

— Дверь закрой, — бросила предводительница ньюменов. — Как вы тут?

— Нас не тревожат. В последнее время облав не было, и вообще… Такое ощущение, что несовершенные притихли. Дети укрыты у чиканос и арабов, две группы воины увели за границу, в северные леса.

— А как ваша работа, Эвелин? Энергосгустки? Что-нибудь получилось?

— Не могу понять, — девушка замялась. — Сначала всё шло гладко — Сеть прямо глотала наших посланцев. Они даже начали размножаться, и мы ждали, когда их число возрастёт до заданного уровня, чтобы отдать приказ действовать. Но потом… Потом что-то случилось — наши псевдосущности стали исчезать. Они прекращали своё существование без видимых причин, не отвечали на вызовы. Мы посылали новых, но история повторялась. Мне кажется, что…

— Что?

— Что мы столкнулись с чужой магией противодействия — по-другому я не могу это объяснить.

— Магией? Хм… Ладно, разберёмся. Сейчас кто-нибудь из наших работает на Сеть?

— Эдгар. Это тут, недалеко.

— Поехали.

Сообщение Эвелин обеспокоило Серпенту. Признаки применения враждебной магии — факт тревожный сам по себе: это резко меняет баланс сил. Но главное — именно на запускаемые в компьютерные сети энергосгустки Змея возлагала особые надежды: если её посланцы вызовут паралич компьютерных систем, может появиться возможность пробраться в Центр, пока его защитная электроника слепа и глуха.

Эдгар выглядел крайне обеспокоенным. Он обрадовался появлению Серпенты — аура парня так и заискрилась, — но даже эта радость не могла скрыть его тревогу.

— За последние несколько часов, — сообщил он сразу же после краткого приветствия, — я сотворил одиннадцать «гремлинов». Добрались и затаились только трое из них. Из восьми оставшихся сообщали о себе шестеро, но потом и они замолчали — один за другим.

— И никаких особых сообщений?

— Было одно. Вот, — парень коснулся панели управления, — я записал.

— За мной… гонятся… Это… Это убийцы… — механический голос смолк, сменившись обычным фоновым шумом.

— И это всё? — Серпента задумчиво дотронулась до своего ожерелья. — Странно, очень странно…

— Вот и я говорю… — начал было Эдгар, но не закончил.

Стена маленькой комнаты в домике на окраине, вдали от нервного ритма большого города, вспучилась и потекла, как вода. Она распадалась, таяла, а на её зыбком дрожащем фоне проявились тёмные силуэты. Нет, дом не рухнул — просто одна из его стен сделалась проницаемой, словно завеса лёгкого тумана. Стала видна улица, посередине которой ползла громоздкая туша транспортёра-излучателя. Вокруг неё муравьями суетились солдаты, однако основной удар наносили не они — к замершим от неожиданности людям-индиго с пугающей быстротой метнулись размытые чёрные тени. Ньюмены встретили равного противника.

Серпента не растерялась. Навстречу теням — разбираться в том, кто они такие, не было времени, — молниеносно рванулось убийственное голубое жало. Оно с лёгкостью нанизало на себя одного из нападавших, не добежавшего до дома всего нескольких шагов; чёрная тень дёрнулась, обрела очертания человеческой фигуры и повалилась тряпичной куклой.

«Уходите! — мысленно закричала Змея своим. — Я иммунна к полю — меня им не взять!»

«Мы тебя не оставим!» — услышала она мыслеответ Эдгара.

В другое время Серпента восхитилась бы такой преданностью своих соратников, но не сейчас. Она чувствовала волну чужой магии, накатывающуюся на их убежище, и понимала: втроём не выстоять. Равных врагов десятка полтора, а как только конус поля накроет дом, от Эдгара с Эвелин пользы будет не больше, чем от кошки, яростно шипевшей в углу комнаты. А перенацелиться на транспортёр не было ни сил, ни времени — тёмные силуэты были уже рядом, Серпента еле успевала отбивать тянущиеся к ней гибкие призрачные щупальца. Если хоть одно из них коснётся её сознания — всё.

«Эвелин! Я приказываю! Надо предупредить всех ньюменов!»

Благоразумие всё-таки возобладало — девушка-индиго змейкой скользнула через окно, и Серпента надеялась, что ей удастся уйти. А вот Эдгар… Его движения стали вялыми, и Змея поняла: парень влип — дом уже в радиусе действия излучателя. И она знала, почему этот воин упорно не желал её оставить: юноша-индиго защищал не суровую предводительницу «истинно новых людей», а девушку, в которую был безнадёжно влюблён…

«Хаос бы побрал эту дурацкую мужскую любовь…».

Всё это заняло не более трёх секунд. Бой проигран, хотя ещё один из чёрных бессильно распластался у самой стены, — остаётся прорываться. Если, конечно, получится…

Эдгар покачнулся. Глаза его уже заволокло туманной дымкой, и тогда Змея расчётливо и хладнокровно перехватила всю запасённую Эдгаром энергию — ему она уже не нужна.

«Любишь? Так плати за любовь, несчастный глупец!»

Четыре тёмные тени втекли в комнату — так казалось Серпенте, хотя обычный человек даже не различил бы их движений — настолько они были стремительны. Втекли — и тут же были смыты потоком пламени, хлынувшим от неподвижной фигуры Эдгара. Беспощадно выжигая парализованное сознание юноши-индиго, Змея использовала его в качестве живого ретранслятора своего смертоносного заклятья, а то, что это заклятье было смертельным и для самого Эдгара, Серпенту уже не волновало — сам выбрал свою участь.

И наверное, ей удалось бы ускользнуть, не окажись чёрные такими умелыми бойцами: они заранее перекрыли вроде бы свободный путь отхода. Серпента услышала сдавленный мыслекрик Эвелин — там, за окном, — а затем и эта стена стала проницаемой. Змея отчаянно переместилась к дверям, надеясь проложить себе дорогу по трупами штампов — выстрелов она нисколько не опасалась, — но тут комнату заполнили тёмные тени. Их было не меньше десятка — считать было некогда.

Противоборство длилось доли мига. Серпента почувствовала, как ей засасывает чужая сила, рванулась, хлеща вокруг себя жгучими струями яда, а потом ощутила сильнейший ментальный удар.

Боль расколола голову и погасила сознание.

Вертолёт опустился на маленькую площадку на вершине утёса, ограждённую со всех сторон перилами — ребристые бока скалы уходили в бездну. От вершины вниз вела узкая тропка, заканчивавшаяся перед глухой каменной стеной. Дальше пути не было, но никто из спутников шейха не удивился, когда казавшаяся монолитной стена распахнулась. Из тёмного зева веяло прохладой.

Они шли, и гулкий звук шагов отражался от стен. Проход был освещён электричеством — никакой мистики. Ещё поворот — и взорам гостей ас-Масуда предстала широкая мощёная площадь, окольцованная уходящими ввысь скалами; вверху синело небо. Тихо шелестели листья деревьев, над фонтаном в центре площади дрожала радуга. А впереди высился портал с белыми колоннами.

— Нам туда, — обронил шейх. — Перед входом сменим обувь — когда ифриты работают, их нельзя тревожить посторонним шумом. И, — он внимательно посмотрел на Селима, Омара и Мелика, — спрячьте подальше ваш обретённый на Западе скептицизм: то, что вы увидите, превзойдёт все ваши ожидания. Вы люди, облечённые властью, — вам первым надлежит это увидеть.

Перед колоннами портала они встретили первых обитателей этого места: двое юношей в свободных белых штанах и куртках были неподвижны, но от них так и веяло убийственной силой, и «бедуин» Мелик тут же оценил это своим профессиональным чутьём. «Воины, — подумал он, — и какие! Почтенный Джелаль слегка лицемерит — никому из Старцев Горы и не снились такие адепты. Они пойдут туда, куда он их пошлёт, и будут делать то, что он прикажет, — без сомнений и колебаний…».

— Не совсем так, Мелик, — отозвался ас-Масуд, не оборачиваясь. — Они не зомби — они личности. Новые люди — на Западе таких называют людьми-индиго. Осторожнее с мыслями — многие из моих ифритов читают человека, как раскрытую книгу. Идите за мной.

За колоннами оказалась тяжёлая резная дверь — она отворилась бесшумно, как только ас-Масуд приблизился к её створкам. Ещё сотня шагов по каменному коридору, и…

Гигантский зал, притаившийся в недрах горы, отсечённой от всего мира пустынями и труднопроходимыми горными ущельями; пещера способная вместить тысячи людей. И здесь были люди — они сидели по периметру зала на расстеленных небольших ковриках. Эти люди — молодые люди, юноши и девушки в одинаковых белых одеждах, — пребывали и здесь, и бесконечно далеко: позы их были позами глубокой медитации.

Селим почувствовал, что ему стало трудно дышать, и заметил, что Мелик с Омаром испытывают то же самое. В зале ярилась сила — исполинский энергетический вихрь. Энергия втекала сюда откуда-то извне, лилась водопадом, призываемая учениками шейха.

— Смотрите! — торжественно произнёс Джелаль ас-Масуд.

В центре зала возвышалась груда камней, наваленных в кажущемся беспорядке, и эта груда изменялась прямо на глазах. Камни шевелились, словно живые существа, стремящиеся улечься поудобнее. Но главное было не в этом — камни меняли цвет: серый оттенок гранита желтел, словно наливался солнечным светом. Подчиняясь могучей воле ифритов, камни превращались, и гости великого имама очень быстро поняли, во что именно.

— Золото… — благоговейно выдохнул Омар.

— Золото… — прошептал Мелик.

— Золото, — Селим не верил своим глазам. — Неужели…

— Да, золото, — спокойно подтвердил ас-Масуд. — Ничего сверхъестественного. Это называется магический синтез — превращение вещества. Энергии здесь вдоволь, а ифриты хорошо знают, как её употребить. Дети Горы изучали золото много лет, и знают о нём всё — свойства, структуру, строение атома. А когда знаешь, что надо материализовать, и умеешь это делать… Дальнейшее уже просто. Ифриты лепят золото из чего угодно так же легко и просто, как декханин саманные кирпичи.

— И… — Омар судорожно сглотнул, — сколько же они его могут…

— Столько, сколько будет нужно — в неограниченном количестве. Там, — шейх махнул рукой в дальний конец зала, — хранилище. Желаете посмотреть? На стеллажах сейчас около сорока тысяч тонн золота — двести ифритов делают в день двадцать тонн жёлтого металла, а работа идёт уже несколько лет. У меня много способных учеников, — добавил имам, — если потребуется, они смогут творить и по сто тонн золота в сутки.

Гости подавленно молчали, потрясённые невиданным зрелищем.

— Говоря языком учёных, — объяснил шейх, наслаждаясь произведённым эффектом, — здесь непрерывно работает очень мощный ментальный синтезатор материи с заданными свойствами. Синтезатор, управляемый сознанием моих ифритов — людей-индиго, людей с паранормальными способностями. Энергии во Вселенной очень много — надо только суметь её взять. А они, — он кивнул в сторону сидящих на ковриках, — умеют это делать.

— А что дальше? — спросил Селим, хотя было заметно, что он уже прикидывает что-то в уме.

— Об этом мы поговорим, однако не здесь — в этом зале слишком высока плотность свободной энергии. Даже мне долго находиться здесь… не слишком безопасно, а вы вообще можете получить мозговой ожог. Идёмте.

…Гости пришли в себя только после третьей чашки крепчайшего кофе, подаваемого в покоях шейха молчаливыми юношами в белом. Селим, похоже, уже знал ответ на свой вопрос, но хотел услышать хозяина. Однако ас-Масуд молчал, и Селим не выдержал.

— По подсчётам американских учёных, — начал он, отставляя пустую чашку, — за всю историю человечества было добыто около ста тысяч тонн золота. Кое-что потеряно — лежит на морском дне среди обломков разбитых судов, зарыто в тайных кладах, — но большая часть жёлтого металла находится в золотом запасе всех стран мирах и в частных руках в виде ювелирных украшений. Вы сказали, почтенный ас-Масуд, что у вас уже около сорока тысяч тонн золота — это в несколько раз больше золотого запаса Соединённых Штатов. Значит…

— Значит, мы богаче всех стран мира, вместе взятых, — невозмутимо произнёс шейх, — и мы в состоянии купить весь этот мир. По нынешним ценам золото Горы стоит свыше одного триллиона долларов — эти огромные деньги станут нашим оружием, которое поразит нашего врага. В мире наших врагов действует принцип — всё продаётся, и всё покупается. Мы давно уже проникаем в этот их мир — проникают наши деньги. Но нефтедолларов было недостаточно, чтобы сломать хребет Западу, — его сломают руки моих ифритов. Так что действуй, Селим, — ты ведь очень хорошо разбираешься в финансовом механизме планеты. Я дам вам это золото, и вы убьёте им Запад.

— В принципе это возможно, хотя и труднодостижимо. Если наша «покупка мира» зайдёт слишком далеко, последует реакция на уровне правительств — например, выраженная в законодательных запретах. Не всё так просто, почтенный Джелаль ас-Масуд!

— Да, трудности могут возникнуть, — согласился имам, — однако все они преодолимы. Но главное: это будет только началом. Если Запад спохватится и не захочет продавать нам то, что мы хотим у него купить, — хотя непременно найдутся люди, которые будут продавать всё, невзирая ни на какие запреты; их души слишком разъедены алчностью, — мы сделаем так, что всё их достояние обратится в пыль. Сейчас пещера Али-Бабы только приоткрыта, но ведь её можно распахнуть и настежь… Вы поняли меня?

Да, на этот раз они очень хорошо поняли его: и «аналитик» Селим, и «хищник» Омар, и «бедуин» Мелик — они были умными людьми с гибкой системой мышления, не скованной окостеневшими догмами.

— А как же мы сами, почтенный имам? Эта волна захлестнёт и нас — наша экономика основана на тех же принципах!

— Есть разница, Селим. На Западе деньги — это единственное, что связывает людей в общество: больше у них нет ничего — ни идей, ни устремлений. А у нас — у нас есть вера, и эта вера нас объединяет. Мы устоим, Селим.

— Кстати, — вкрадчиво произнёс Омар, — насчёт веры. Там, в зале, — там ведь вместе с юношами были и девушки — девушки с открытыми лицами. Не противоречит ли это…

— Не ожидал такого вопроса, — холодно ответил ас-Масуд, — тем более от тебя, Омар. Тебе ли не знать, что закон власти главенствует над властью закона? Власть выше любых законов! А простым людям ни к чему знать, что властители не всегда следуют законам, которые сами же и устанавливают. Так было, так есть, так будет! И главное — эти девушки не просто женщины, которые могут стать жемчужинами гаремов. Они самодостаточны — без этого их магия не работает. Даже я не могу подчинить себе их волю — это выше моих сил. Я воспитал детей Горы, они идут с нами и помогут нам; они наши союзники, но не рабы. Да, мы следуем нашим древним законам, но, — он усмехнулся, — не следуем слепо. Разве для тебя это новость? И ещё — любая из этих прекрасных пэри стоит в бою роты десантников. Хотите убедиться? Я могу оторвать нескольких девушек от синтеза на час-другой.

— Не стоит, почтенный ас-Масуд, — поспешно сказал заметно сконфузившийся Омар, — мы уже видели кое-что… ещё раньше. Поэтому господин Мелик и говорил об использовании ваших ифритов… в других целях.

— Цель у нас сейчас одна — победить. Да, люди-индиго могут быть воинами, и если понадобится, они ими станут. Но пока они будут творить сокровища пещеры Али-Бабы — это самый верный путь к победе. Единственный путь — я так считают.

— Я рад, — лорд-протектор вальяжно откинулся на спинку кресла, — что наконец-то мы с тобой встретились. Присаживайся, чувствуй себя как дома.

Серпента не ответила — какой смысл перебрасываться словами с обезьяноподобным, которого так и распирает от гордости? «Рад он, видите ли… Интересно, как бы ты был рад, если бы мы с тобой встретились в другом месте и при других обстоятельствах…».

Овальная комната с глухими стенами — часть этих стен занимали экраны, но сейчас все они были деактивированы, — не выглядела местом, располагающим к задушевной беседе. Всё предельно утилитарно: полукруглый стол, совмещённый с терминалом, два кресла, одно из которых занимал сам генерал, другое — холодноглазая красивая женщина. Посередине — ещё одно кресло: надо полагать, для неё, Серпенты. Других «гостей» здесь нет: тринадцать фигур в чёрном, застывших по периметру, — это не гости, это скорее (Змея мысленно усмехнулась) «почётный караул». Или просто караул — без прилагательного «почётный».

Серпента с невозмутимым видом села и ещё раз огляделась. Джейка Блада она узнала сразу — голографические портреты «спасителя нации» в этой стране торчали на каждом углу, не говоря уже о том, что физиономия генерала маячила на каждом канале стереовидения. А вот женщина… Судя по тому, как она держится (и по тому, что она вообще здесь находится) — это не просто подружка лорда-протектора. Серпента привычно потянулась к сознанию этой несовершенной и… натолкнулась на глухую гладкую стену.

«Так вот оно что! — подумала Змея. — Эти ребята в чёрном… Ну да, это ведь они — или их коллеги — напали на нас. Поздравляю, генерал Блад… Но откуда? Неужели… Выкормыши Приютов — конечно! Можно было догадаться…»

— Именно так и обстоит дело, — спокойно произнёс человек в чёрном — тот, который стоял за спиной лорда-протектора. — Мы одной крови, ты и я, — так, кажется, у вас говорят? Жаль, что наша с тобой встреча обернулась лишними смертями. Мы недооценили тебя — ты очень сильная магиня и великолепный боец. Надеюсь, мы сможем договориться.

— Договориться? Вот как? Тогда надо было просто пригласить меня сюда, а не…

— Не было гарантии, что ты примешь наше приглашение, — Блад явно был недоволен тем, что «охранник» перехватил инициативу. — Вот нам и пришлось… оплатить твой проезд. — Блад полуобернулся к чёрному. — Напомните мне, Энней, во сколько нам это обошлось?

— Она убила шестерых, и ещё трое обожжены ядом. И одного ранила другая девушка — та, которую не удалось взять живой. Твои воины, Серпента, чересчур фанатичны — они предпочитают смерть жизни. Это неразумно. Хорошо, что сама предводительница не стала делать себе харакири.

— Так, — Змея небрежным движением закинула ногу на ногу. На ней был тот брючный костюм, в котором она сбежала от незадачливого Ромео-миллионера, и в котором её взяли. В схватке костюм пострадал, но сейчас выглядел безукоризненно. «Подлатали-погладили, что ли, пока я была без сознания?». — Не понимаю тебя, Блад. Ты объявляешь крестовый поход против индиго, а когда в твои руки попадает их глава, ты вроде бы не спешишь устроить показательное аутодафе. Или это ещё впереди? — Спрашивать, откуда им известно её имя, Серпента не стала: и так понятно. Захваченные солдатами дети-индиго — из тех, которые побывали у ньюменов, — наверняка оказались достаточно словоохотливыми.

— Ну почему, — Джейк картинно развёл руками, — все красивые женщины так любят говорить глупости! Ты ведь умна, Серпента, дьявольски умна — неужели ты не понимаешь простых вещей?

Холодноглазая молчала, но Серпента чувствовала, что она внимательно рассматривает пленницу и следит за малейшими изменениями её мимики и выражения глаз.

— Люди-индиго, — пояснил Энней, — будущее этого мира. Их мало — их надо беречь. Поэтому мы союзники, а не враги.

— Кто это мы? «И этот тип совсем не прост, хоть и одет в униформу штампа. И он не штамп — далеко не штамп…»

— Гремлины.

— Гремлины? Но ведь «гремлины» — это…

— Нам известно, что «гремлинами» твои люди назвали автономные энергетические сгустки, которые вы запускали в компьютерные сети. Забавное совпадение. Но настоящие гремлины — это мы: чёрные индиго. А ваша идея свести с ума все компьютеры интересна по замыслу и изящна по исполнению — мы будем иметь её в виду. На будущее.

— Моих посланцев остановили вы? — Серпента видела ауру Эннея и понимала: да, это действительно человек-индиго. Сильный противник. Или всё-таки союзник?

— Мы. Это было непросто. Но наши труды окупились сторицей — мы вышли на тебя по следу твоих «гремлинов»: отследили точку их рождения и пришли навестить родителей. И к нашему величайшему удовольствию, у колыбели оказалась и ты.

— Удовольствию? Шестеро твоих, Энней, — так тебя зовут? — за это удовольствие…

— Может, хватит изощряться в остроумии? — похоже, генералу надоело изображать из себя гостеприимного хозяина. — Не забывай, Серпента, — мы сильнее. Ты без наручников, но попробуй-ка зацепить хоть толику энергии!

«Уже попробовала, — зло подумала Змея. — Обошлась и без твоего напоминания!». Она действительно попробовала — сразу же, как только к ней вернулось сознание. И второй раз — уже здесь, в этой комнате. И оба раза испытала сильную боль, словно на её тянущуюся к оружию руку грубо наступили кованым солдатским сапогом. Сначала Змея подозревала, что тут замешана техника, однако увидев гремлинов и поняв, кто они такие, догадалась: против неё работает магия.

— Так, — повторила она, сохраняя равнодушный вид. — Перейдём к делу? Что тебе от меня нужно и о чём мы можем говорить? Если можем, конечно.

— Всё очень просто, — лорд-протектор жестом остановил Эннея, снова пытавшегося что-то сказать. — Твоя концепция — очистить эту планету от обезьяноподобных для истинно новых людей — мне известна. Ты очень удивишься, но я добиваюсь того же самого — да, да, того же самого! Критерии отбора несколько иные, но задача — та же. А теперь, когда эти славные молодые люди, — генерал показал на гремлинов, — изъявили желание сотрудничать со мной, моя — наша — доктрина доработана и приобрела законченный вид. А у тебя нет выбора, неистовая амазонка: или ты с нами, или… Твои ньюмены разобщены, мои гремлины собраны в ударный кулак. Они могут выслеживать твоих бойцов гораздо эффективнее, чем самая лучшая аппаратура, и располагают надёжным укрытием. Исход противостояния — если оно будет продолжаться — не вызывает никаких сомнений: вы будете истреблены. Но зачем, когда можно встать плечом к плечу? Я предлагаю тебе и твоим людям перейти на нашу сторону: цели, повторяю, у нас общие. Ты обратишься к своим и объяснишь им ситуацию — думаю, к твоему голосу прислушаются самые непримиримые.

— А где гарантия, что это не ваша хитрая уловка? — Серпента прищурилась. — Мы умеем сражаться, и твоим гремлинам придётся дорого заплатить за победу! А если я приведу своих воинов на плаху?

— Ты до сих пор жива — разве это не гарантия? Хотя я понимаю твои сомнения, и не буду торопить тебя с ответом. Подумай, Серпента. И согласись, — генерал тоже прищурился, — ты ведь наверняка прикидывала такой вариант. Мне почему-то кажется, что ты хотела встречи со мной — иначе почему ты не убила себя, воительница? Я прав?

«А ты не так примитивен, Джейк, — особенно для обезьяноподобного. Я действительно искала встречи с тобой. Ну что ж…» — подумала Серпента и сказала, старательно изображая колебания (хотя уже приняла решение с быстротой, присущей людям-индиго):

— Хорошо. Я… подумаю. Но для начала, — она испытующе посмотрела в глаза лорду-протектору, — я хотела бы поговорить с тобой наедине. Для пущей гарантии — в знак доверия. Или ты опасаешься будущего союзника?

Серпента не сомневалась, что Блад обязательно примет меры предосторожности — не настолько же он глуп, чтобы совать голову в змеиную пасть! — но ей важна была его реакция: что он на это скажет?

— Охотно, — без промедления ответил генерал. — Сегодня же, только чуть попозже — у меня много дел. А пока отдохни — тебя проводят.

Предводительница ньюменов опустила глаза и послушно поднялась со своего кресла. Она не заметила искорку, промелькнувшую в глазах красивой женщины, сидевшей рядом с Бладом, — Змее было уже не до того. Она привычно коснулась змеиной головки на ожерелье — слава Творящим Миры, её талисман при ней; значит, и удача тоже.

А Стэрди, не произнёсшая за это время ни слова, видела всё. «Джейк, — думала она, — ну, с ним ясно: наш неугомонный бабник заинтересовался новой юбкой. А вот Энней… Что-то странно он смотрел на эту Серпенту и… на меня — словно сравнивал… Знать бы ещё, что на уме у этой убийственной красотки, которая полностью соответствует своему имени…»

— Можно считать, что соглашение достигнуто, господин Селим-уль-Захр-ибн… «Чёрт бы побрал эти ваши имена!»… и мы можем оформлять документы?

— Конечно, — кивнул безукоризненно одетый моложавый араб с чуть порывистыми движениями. Он достал изящную ручку-факсимилятор, воспроизводящую неподделываемую подпись идентифицируемого по множеству параметров владельца этого микрокомпьютера, и коснулся ею первой страницы договора.

Глава совета директоров транснациональной корпорации «Global Technology» Михаэль Клейн затаив дыхание следил за шелестящими белыми листами, на которых появлялся автограф одного из богатейших людей планеты. «Невероятно, — думал он. — Такая удачная сделка! Они получают контрольный пакет? И что из этого? Акционерам нужны дивиденды — им плевать, кто является собственником компании! В глобализированной экономике подобные мелочи не имеют никакого значения. Зато мы получим…»

— Поздравляю! — с чувством произнёс господин Клейн (подавив невольное желание добавить: «И себя тоже!») — И трансфер будет осуществлён…

— Простите? — Брови Селима слегка дрогнули. — Мы ведь с вами предварительно уже обсудили это вопрос. В условиях общей нестабильности в мире ни одна из мировых валют не может рассматриваться в качестве надёжного средства платежа — да ещё в таких размерах. Одни только дневные колебания курса съедят несколько миллионов долларов! Мы выплатим вам всю сумму золотом.

«Миллиард долларов! Двадцать одна тонна золота! — промелькнуло в голове Клейна. — Я сплю? Фантастика!»

…Эта сделка была далеко не единичной. Элегантные и вежливые смуглокожие люди оформляли покупки международных холдингов в Европе и Азии, в Америке и на райских островах. По законам бизнеса подобные грандиозные сделки окутывала завеса секретности: имена истинных покупателей держались в тайне, документы оформлялись на всевозможные «дочерние» и «сыновние» фирмы и фирмочки, возникавшие со скоростью пузырей на лужах во время сильного дождя, а просачивающиеся в средства массовой информации слухи тут же опровергались пиар-менеджерами, ревниво оберегавшими реноме своих концернов.

Контрольные пакеты акций добывающих, обрабатывающих и производящих компаний переходили в другие руки — долевое участие сменялось безоговорочным главенствованием новых хозяев. Кое-кто из прежних владельцев колебался, но уж больно соблазнительными выглядели предложения: все сделки оплачивались не бумажками, за которыми стоял только авторитет печатавших их государств, а золотом — основным мерилом ценности всего и вся с незапамятных времён. Блеск жёлтого металла завораживал даже самых матёрых монстров большого бизнеса.

Золотые ручейки, превращавшиеся в полноводные реки, втекали и в другие сферы: в транспорт и телекоммуникации, в империи развлечений и шоу-бизнеса. И криминальные боссы, контролировавшие тайные потоки «прелести» и «блаженства», активно потребляемых боящимися завтрашнего дня людьми, тоже уступали соблазну: зачем хвататься за оружие и отстаивать своё право потихоньку выкачивать прибыль, когда тебе предлагаю всё и сразу? И не в каких-то там долларах, евро, юанях или динарах — в золоте!

Через Атлантику шли, раскачиваясь на штормовых волнах, новые «золотые галеоны». Только шли они не из Нового Света в Старый, а в обратном направлении: время повернуло вспять. Бесценный груз принимали на борт боевые корабли — доверять десятки и сотни тонн золота трюмам торговых судов казалось верхом безумия. Конвои щетинились орудийными стволами и установками ракет класса «поверхность-поверхность» и «земля-воздух»; за ними следили всевидящие глаза орбитальных спутников. Над ними барражировали истребители, а под водой двигались параллельными курсами субмарины — если появились новые «золотые караваны», то могут появиться и новые флибустьеры.

В оцепленных многорядными кордонами портах увесистые контейнеры перегружались на бронированные транспортёры и под усиленной охраной направлялись в подземные хранилища Манхэттена и в пещеры Форт-Нокса в Кентукки, на территорию, опоясанную проводами с напряжением в пять тысяч вольт, просматриваемую всеми видами наблюдения и простреливаемую пулемётами, автоматически берущими на мушку любую цель.

— Интересно, и откуда у этих rag heads[21] столько золота? — задумчиво спросил молодой полицейский, кивнув в сторону небольшой группы людей, наблюдавших за выгрузкой. Он и не заметил, как у одного из них, услышавшего эту фразу, чуть дрогнули ресницы — невдомёк было доблестному стражу порядка, что этот плотный человек с хищным лицом свободно говорит не только на английском, но и на французском, испанском и русском языках.

— Нефть, наверно, — пожал плечами его пожилой напарник, — у них этой нефти — хоть залейся. А она всем нужна, и все готовы за неё платить. А может, они нашли пещеру Али-Бабы, — полисмен усмехнулся, вспомнив книжку, увиденную им в руках своей шестилетней внучки. Читающий ребёнок — большая редкость, и поэтому название книжки запомнилось. Счастливый дедушка и не подозревал, как он близок к истине.

— Ничего, — резюмировал молодой, — пусть везут. Было их — стало наше. Чем больше золота, тем оно лучше, верно? Золото — это ведь золото…

Вопрос «Откуда?» приходил и в другие головы, гораздо более умные. И эти же головы отметили планомерность и целенаправленность сделок: складывалось впечатление, что кто-то, располагающий поистине фантастическими финансовыми возможностями, постепенно занимает господствующие высоты в мировой экономике — она давно уже стала практически единой.

Этот бесспорный факт вызвал тревогу Правителей, тем более что данные аналитиков показывали: концы с концами не сходятся — с Востока уже поступило больше золота, чем его было им закуплено за все годы нефтяного бума, а золотой поток, размывавший твердыню Запада, и не думал ослабевать. Велись переговоры о передаче под контроль таинственных инвесторов ключевых секторов национальной экономики; чуя неладное, Правители тянули с окончательным ответом — они опасались оказаться на обочине большого бизнеса, и в то же время магическое слово «выгода» гипнотизировало их, как удав кролика. Геополитические интересы вторичны, если речь идёт о прибыли, — в конце концов, Америка продолжала торговать с Германией и Японией даже тогда, когда «камикадзе» таранили американские авианосцы, а немецкие лодки торпедировали транспорты под звёздно-полосатым флагом.

— Может быть, надо довести наши выводы до сведения генерала Блада? — осторожно предложил один из мессиров.

— И чем он сможет нам помочь? — саркастически осведомился другой. — Экономика — не его конёк. Пусть возится со своими индиго, и… — мессир хотел было добавить: «И пусть этот солдафон не суёт свой нос во все щели — он и так забрал слишком много власти!», но поостерёгся. Соратники покойного Эссенса недолюбливали выскочку, но кто его знает — а вдруг кто-нибудь из них возьмёт и доложит лорду-протектору о нелестных высказываниях в его адрес?

Решено было «подождать окончательного прояснения ситуации» — ведь каждый день увеличивал и увеличивал золотой запас первой страны мира.

— И о чём же ты хотела со мной поговорить? — спросил Блад, как только за его спиной закрылся входной проём камеры пленницы. Впрочем, камерой это помещение вряд ли можно было назвать: уютная жилая комната с мягкой мебелью меньше всего походила на мрачный тюремный карцер.

— Прежде всего мне хотелось узнать, — ответила Серпента, вставая навстречу генералу с широкого дивана, — насколько отважен лорд-протектор и спаситель нации. Решится ли он встретиться с глазу на глаз с ведьмой, способной его заколдовать?

— Ну и как? — Джейк спокойно присел на край дивана, словно явился в гости к старому приятелю. — Узнала?

— Узнала. «Да, твоих гремлинов рядом с тобой нет, хотя они наверняка притаились поблизости, — подумала Серпента. — И система наблюдения включена — меня нейтрализуют прежде, чем я успею выбраться из этой комнаты. Осторожен наш лорд-протектор… Но смел — этого у него не отнять. Ведь знает, что я могу с ним сделать даже на тех крохах энергии, которые мне сейчас доступны, и всё-таки пришёл. Надеется узнать что-то важное, или…?».

— И то, и другое, — спокойно ответил генерал. — Нет, я не умею читать мысли — я ведь не индиго. Просто эта комната перекрыта аппаратурой контроля психополя, а у меня на руке, — он показал крохотный дисплей, похожий на обыкновенные ручные часы, — дешифратор. Ход твоих размышлений я примерно представляю, так что могу разобраться в импульсах, высвечиваемых на этом экранчике. Будем считать, что обмен любезностями состоялся, — перейдём к делу? Так что ты хотела мне сказать?

— Две вещи, генерал. Первое — я была в южных Катакомбах — полагаю, ты знаешь, что это за экзотическое место, — и знаю, чего можно ожидать от их обитателей. И могу сказать — твоими союзниками они не станут, как не стали моими. С ними тебе — нам — общий язык не найти.

— Небезынтересно, — Блад на секунду задумался. — Хотя я не считаю эту информацию заслуживающей грифа «Top secret». А вторая вещь?

— Вторая… Ньюмены станут твоими союзниками, но — самостоятельными.

— Поясни.

— Охотно. Никакого подчинения гремлинам — командовать моими людьми буду я. Под твоим началом, разумеется. Это в твоих интересах, Джейк Блад, — неплохо иметь под рукой силу, по меньшей мере равную чёрным индиго, а? Был такой древний девиз: «Разделяй и властвуй!».

— Да… Вот это уже серьёзный разговор, Серпента. Я согласен. Могу лишь повторить уже сказанное: ты дьявольски умна и… чертовски красива.

— А хочешь, Джейк, — Змея как-то сразу оказалась рядом с генералом — так близко, что он ощутил тепло её тела и дыхания, — я скажу тебе ещё одну вещь?

— Скажи.

— Я знаю, чего ты хочешь, Джейк Блад, и давно хочешь: с того самого момента, как ты впервые увидел меня на видеозаписи.

— Ты действительно ведьма…

— Ты хочешь меня, Джейк Блад, как не хотел никогда ни одну женщину. А я…не вижу причин отказывать победителю…

С этими словами она скинула жакет и одним движением раскрыла шов-«сезам» своей модной блузки-«ракушки» — сверху донизу…

…«Вот гадина! — мысленно выругалась Стэрди, наблюдая на мониторе, как Блад сгрёб в объятья предводительницу ньюменов. — Вот гадина! — повторила она, когда экран потемнел — генерал блокировал системы слежения. — Впрочем, этого и следовало ожидать: мужчины слишком часто прислушиваются к голосу из штанов… Ладно, не всё так сумрачно, хотя эта Змея чуть ли не вдвое меня моложе, — нас с Джейком связывает не только постель. Хотя… Серпента может попытаться занять моё место — с неё станется. Серьёзная девушка…».

Закусив губу, «роскошная смерть» некоторое время размышляла, а потом решительно набрала на сенсорной клавиатуре код, известный в Центре только ей и лорду-протектору.

— Энней!

— Да, леди Стэрди, — командир гремлинов отозвался тут же, словно ждал вызова.

— Я хочу тебя видеть. Немедленно.

— Мне прибыть к вам, леди Стэрди?

— Нет. Я приду к тебе.

«Ну что, опять ставим на победителя, крошка? — думала Стэрди, торопливо шагая по коридору уровня «Z». — Всё повторяется в этом мире… Джейк ревниво следит за всеми конкурентами из числа мессиров и хайерлингов, но он забывает, что конкурентом может стать и женщина — обиженная женщина!».

— Нам надо поговорить, — бросила она Эннею, оказавшись в его апартаменте.

— Я слушаю вас, леди Стэрди, — гремлин чуть склонил голову в знак почтения.

— Оставь этикет! Ты что-то говорил о моём прошлом — реинкарнационном прошлом. Ты говорил, что есть какой-то след. Ты можешь прочесть этот след?

— Не уверен, леди…

— Я же сказала!

— Не уверен на сто процентов. Но могу сказать, что вы некогда были одной из — или одним из — чёрных эсков. Когда? Не знаю. Вероятно, много тысяч лет назад: след очень слаб. Но он есть.

— Значит, я могу быть законной правительницей нового гнезда этих эсков?

— В какой-то степени — да.

— В какой-то… Не слишком определённо, но у Блада нет и таких прав.

— Да, леди Стэрди, — бесстрастно подтвердил Энней.

— А можно ли как-то поточнее определить этот инкарнационный след?

— Среди нас есть умеющие читать ленту прошлых жизней. Как правило, это женщины.

— Женщины?

— А чему вы удивляетесь? Ведь мы же люди, бывшие воспитанники Приютов. И среди нас есть девушки, и немало. Вы разве не смотрели информацию с того кристалла, который я передал лорду-протектору? Их укрывали среди обслуживающего персонала инкубаторов и среди пробных партий так называемых гейш — профессор Чойс ведёт работы и по созданию идеальных женщин для будущей элиты. А теперь они все здесь — в разных… ипостасях.

— Смотрела, но… Ваши имена — по ним не различить пол, а я как-то упустила из виду эту деталь. Ну да, конечно, вы ведь люди… Есть женщины, которые станут матерями новых поколений людей-индиго. И есть мужчины, которые станут отцами, — такие, как ты, Энней. — Она подошла к гремлину и в упор посмотрела ему в глаза. — Ведь ты… мужчина?

— Да, леди… Стэрди. — Голос Эннея изменился почти неуловимо, но «роскошная смерть» это заметила и внутренне возликовала: «Ага, и в твоей непробиваемой броне можно найти трещинку!».

— А если ты мужчина, — без обиняков заявила она, кладя ему руки на плечи, — тогда, может быть, ты поможешь мне освободиться от лишних тряпок? Или я должна раздеваться сама, не дожидаясь твоей помощи?

— Стэрди… Вы… — ладони молодого гремлина почти непроизвольно легли на талию женщины. — Ты… Я… Стэрди…

— И блокируй системы слежения — я не хочу устраивать по всему Головному Центру просмотр порнофильма с моим участием. Только не говори мне, что отключение этих систем не положено хайерлингу третьего ранга по статусу — считай, что я тебе разрешила.

— Итак? — голос генерала был тих, почти вкрадчив, и это означало, что лорд-протектор доведён до последнего градуса бешенства и сдерживается только усилием своей железной воли. — Допрыгались? И что теперь? Будете ждать, пока новые хозяева вежливо — или не очень — попросят вас с насиженных мест? Властители мира… Завтра же правительство объявит мораторий на передачу стратегических секторов экономики иностранцам. Более того, уже купленные нашими врагами компании будут национализированы. Так, и только так — это война!

— Но, лорд-протектор, это же… — один из мессиров осмелился подать голос. — Это же нарушение принципов бизнеса — принципов, на которых стоит мир! Неприкосновенность частной собственности и свобода предпринимательства — это основа основ! В России более ста лет назад посягнули на эту святыню, и вы знаете, чем это кончилось…

— Засуньте эту вашу свободу себе в задницу! — Блада прорвало. — Нашли «священную корову»! Мусульмане не едят свинину, но эту «говядину» они слопают, не моргнув и глазом! Вы что, не видите дальше собственного носа? Вы, мессиры! Или вас ослепил блеск золота? Я всё сказал, и будет так, как я сказал! Приходит время мечей — запомните это!

Он резко поднялся, почти вскочил, и быстро покинул экстренное заседание Совета Правителей, сопровождаемый Стэрди и четырьмя бесстрастными гвардейцами-гремлинами.

В зале Совета повисла гробовая тишина…

На следующий день на другом конце планеты повелитель ифритов Джелаль ас-Масуд выслушал сообщение, транслировавшееся вне сетки вещания по всем каналам, усмехнулся и выключил стереовизор. Затем он молитвенно сложил руки и прошептал:

— Да благословит Всевышний наше начинание…

…Мир залихорадило — такого ещё не было никогда. Непонятно откуда кто-то швырял и швырял на рынок золото — тысячи, десятки тысяч тонн золота. На биржах царила паника, котировки акций и курсы валют метались вспугнутыми крысами. Как выяснилось, за время «золотого прилива» в золото были превращены огромные суммы денег, и теперь эти деньги превращались в пыль — цена на золото стремительно падала. Обесценивались золотые запасы ведущих стран мира, и владельцы золотых слитков лихорадочно искали, во что бы им превратить «дьявольский металл» — цены на недвижимость и на землю летели вверх. Паника захватила и широкие слои населения — те, кто припрятывал золотое колечко «на чёрный день», спешили теперь продать его хоть за пару истёртых мелких купюр. Но крупные дельцы держались — чёрт с ним, с золотом, есть ведь и другие привычные ценности! И тогда ас-Масуд нанёс следующий удар…

— В чём тут дело? — размышлял Джейк Блад вслух. — Не пойму… Цель-то понятна, но вот откуда взялись средства?

— Ты же умный парень, Джейк. Неужели ты до сих пор не понял, тем более, — Стэрди бросила двусмысленный взгляд на Серпенту, — имея такой богатый опыт общения с людьми-индиго? Я права, Энней?

Все четверо сидели в командном бункере головного центра перед стереоэкраном. С тех пор, как Змея приняла предложение генерала и обратилась к ньюменам, в Центр прибыло свыше двухсот взрослых индиго и около тысячи детей. Лорд-протектор своё слово сдержал — воины Серпенты образовали отдельное подразделение, пользовавшееся теми же правами и привилегиями, что и гремлины. А Энней и Серпента стали кем-то вроде приближённых «королевской четы», как называли здесь Блада и Стэрди. Генерал подозревал (а «роскошная смерть» знала наверняка) и о другом статусе этих приближённых, но внешне всё выглядело предельно благопристойно — двое «новых» и двое «старых» людей стоили друг друга.

— Вы совершенно правы, леди Стэрди, — отозвался гремлин.

Он прикрыл глаза и сжал кулак. Энней сидел так с минуту — можно было подумать, что чёрный индиго задремал, если бы не капелька пота, скатившаяся по его виску. Потом он глубоко вздохнул, открыл глаза и бросил на стол коротко звякнувшую новенькую монету в двадцать пять центов.

— Это выглядит примерно так, — пояснил командир гремлинов, — только масштабы другие. Наши сородичи с Востока явно преуспели в этом деле.

Блад взял монету, повертел её и вопросительно посмотрел на Серпенту.

— Да, мой лорд, — почтительно ответила предводительница ньюменов на этот немой вопрос, — Энней прав. А я могу за двадцать минут сотворить пачку стодолларовых купюр — показать?

— Не надо. Верю, — отрывисто бросил Блад. — Надо выяснить, откуда ползёт эта зараза, и выжечь её калёным железом, — генерал умел быстро принимать решения. — Думаю, у нас хватит для этого сил и средств.

— Разумно, но, — Стэрди горько усмехнулась, — бесполезно. Прецедент создан. Люди-индиго — они ведь есть везде. Какой соблазн для правительств всех стран усадить всех этих уникумов за работу по творению золота, других ценных металлов, алмазов, бумажных денег — словом, всего, что может служить той самой условной единицей, на которой стоит весь наш условный мир… Это катастрофа, Джейк, по сравнению с которой Апокалипсис — всего лишь детская шалость.

Оба индиго молча кивнули, соглашаясь с Правительницей: Энней — равнодушно, Змея — с нескрываемым злорадством. А на экране появился седобородый человек в чалме.

— Слушайте меня, и внемлите, — заговорил он. — Настал Судный день, и вы заплатите за грехи ваши и ваших отцов, дети уродливого мира! Вы молились на вами же созданного Золотого Идола, а теперь этот идол повержен, он рассыпался на куски, и шакалы догрызают его смрадную плоть. То, во что вы верили тысячи лет, оказалось пылью, по которой нельзя и шагу ступить без боязни испачкаться. Ваше богатство — прах, ваше золото — оно грязь под вашими ногами, ваши разноцветные бумажки с портретами давно истлевших мертвецов — мусор. Попробуйте жить в этом вашем пустом мире, в котором больше нет места вашему богу, — очень скоро вы будете ждать смерти, как величайшего благодеяния!

— Вот только пророчеств нам сейчас и не хватает, — прошипел Джейк и активировал связь. — Электронщики! Спите, fuck you… Убрать из эфира и из Сети эту гадость! Любым способом! Джефферсон, если передача идёт через спутник, сбейте его к чёртовой матери! Да оторвите же наконец ваши ленивые задницы от насиженных мест — неужели вы не видите, что происходит?

…На страну обрушилась вторая волна безумия, и кровавое безумие «охоты на ведьм» казалось теперь, когда пришёл настоящий тайфун, только лёгким ветерком — не более.

Сложнейшая и отлаженная огромная машина ещё катилась какое-то время по инерции, а потом начала останавливаться, скрежеща всеми своими необратимо теряющими смазку сочленениями и с треском ломая шестерёнки. Рвались связи, соединявшие всю планету в единое целое — бессмысленными становились все системы платежей, сметы финансирования, инвестиционные проекты: за словом «деньги» больше не стояло ровным счётом ничего. Экономика впадала в коллапс — как человек, из жил которого выпустили кровь.

А люди — люди оглядывались и с изумлением обнаруживали, что все их мечты, так или иначе связанные с деньгами — накопить, заработать, украсть, а потом купить дом, шикарную машину, завести собственное дело, жить в своё удовольствие, — развеивались дымкой, таяли, как мираж в пустыне. Никто не хотел ничего продавать — разве можно обменивать канистру бензина или хотя бы банку «кока-колы» на клочок бумаги, когда неизвестно, действительно ли это клочок вышел из-под государственного печатного станка или десять минут назад материализовался из ничего на ладони человека-индиго?

Те, кто многие годы работали, ненавидя свою работу, работали только потому, что им за эту работу платили, поняли, что дальше работать ни к чему — традиционный вопрос: «И что я с этого буду иметь?» стал риторическим. А те, кто считали себя благополучными и вполне устроенными в этой жизни — легионы банковских служащих и полчища дилеров, брокеров и биржевых спекулянтов всех мастей и калибров, армии юристов, чувствовавших себя в мутных омутах финансовых махинаций как рыба в воде, — вдруг увидели, что они никому уже не нужны. Они стали лишними — куда более ценной с точки зрения насущных потребностей сделалась самая обычная проститутка (хотя даже проститутки отказывались теперь трудиться за деньги, предпочитая мясные консервы).

И люди поняли — оказывается, их ничто, кроме денег, не связывает. Понятия любви и дружбы, чести и совести, привязанности, чувства долга десятилетиями вытравливались из сознания людей: слишком уж трудно было оценить эти понятия в условных единицах. Люди привыкли смотреть друг на друга только с точки зрения полезности и вредности — поможет ли он (она) добыть как можно больше денег или будет врагом-конкурентом в беспощадной борьбе за место под солнцем и за жирный кусок, с урчанием вырываемый из чужой глотки?

Величественное здание «предельно совершенного общества тотального потребления» было выстроено из мокрого песка. Вода высохла, и здание обвалилось: рухнули роскошные фронтоны, изящные башенки с флюгерами, колонны с затейливыми резными капителями. И всё это превратилось в груду серой пыли, размётываемой набиравшим силу ветром…

…Ветер нёсся по пустынной улице, тоненько завывая и стукаясь в окна домов. Ветер нёс зелёные бумажки, похожие на до срока облетевшие листья, и никто из редких прохожих не удосуживался нагнуться, чтобы собрать эти листья…

…Старик в плаще сидел на скамейке парка, ссутулившись и втянув голову в плечи; в глазах его застыло безумие. Резкий порыв ветра бросил ему в лицо грязную бумажку — она прилипла к щеке человека, сидевшего неподвижно. Старик деревянным движением отлепил от лица мокрый клочок бумаги и равнодушно бросил его в лужу. И на взъерошенной ветром мутной воде закачалось изображение глаза в треугольнике, пристально взирающего на мир с вершины усечённой пирамиды…

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ ВЕДУНЫ

В глубине промелькнула быстрая тень. Вода расступилась, и на поверхности появилась голова дельфина; из дыхала с шумом вырвалась струйка пара. Дельфин, кося тёмным глазом, открыл пасть, словно хотел что-то сказать двум стоявшим на берегу подросткам.

— Это Хрргхх, — объяснил Андрей, — старейшина. Сейчас придёт ещё Скрртт — он тоже отозвался.

— Здорово у тебя получается, — сказал Хайк с лёгкой завистью, — мне бы так!

— Не прибедняйся. Мать Эухенья знала, кого дать мне в напарники, — она выбрала тебя, а не кого-то другого. Значит, ты лучший из тех, кто умеет говорить с Детьми Моря.

Это было не совсем так, и Хайк это знал. Многие девчонки понимали мысленную речь дельфинов куда лучше Хайка, а Эстрелла вообще общается с Детьми Моря так же легко, как болтает с подружками. Да и Наташа — если дело касается контакта с дельфинами, Волчонку до неё далеко. Но сейчас время опасное, и Мать-Ведунья не хочет подвергать риску девочек. «Это цветы рода людей синей ауры, — говорила она, — цветы, которые со временем обернутся плодами. Нельзя подставлять цветы дыханию злого ветра». Да, Наташа…

После того, как в Катакомбах появилась Мэй, Наташа избегала встреч с Хайком так же умело, как до этого появлялась рядом с ним в самый нужный момент. Волчонку было неловко, но стоило ему заглянуть в голубые глаза Мэй, как это чувство неловкости и какой-то вины перед дочерью Диего бесследно улетучивалось.

А сама Мэй — несмотря на то, что Наташу в пещерах Миктекасиуатль любили, — очень быстро стала для горного братства своей. В конце концов, сердечные привязанности — это личное дело тех, кого они касаются; для всех остальных важно, какой ты человек. Кровавая короста, наросшая на душу девочки за время общения с Серпентой, отвалилась, как корочка с заживающей раны, и оказалось, что под ней чисто — дети-индиго умели это видеть.

И как ни странно, Хайк подружился с Андреем — у них нашлось много общего. И брат Наташи ни словом, ни мыслью не намекнул Волчонку о своей обиде за сестру — сердцу не прикажешь. Неудивительно, что Мудрая отправила с Андреем на побережье именно Хайка — она подмечала все мелочи. Заметила Миктекасиуатль и постоянное соперничество Наташи и Мэй в магии — соперничество, подогреваемое обидой одной и ревностью другой. На этом соперничестве расцветали таланты обеих: из обороняемой от чужих посягательств любви Мэй и неразделённой любви Наташи рождались две сильнейшие магини горного клана. И ведьма мысленно усмехалась: раны юности заживут быстро, зато ей, Эухенье, будет на кого оставить горное гнездо, когда придёт её час…

Дельфин без плеска нырнул, и Андрей присел на нагретый солнцем плоский камень.

— Он вернётся, — сказал он, — Дети Моря хотят сообщить что-то важное — они что-то чувствуют. Когда мы были здесь с Эстреллой…

— Ты её любишь? — неожиданно спросил Хайк, садясь рядом.

— А ты свою Мэй?

— Ну-у-у… Я же про тебя спрашиваю. Вы с Эстреллой неразлучны — разве не так?

— Вообще-то да… Но ты знаешь, — доверительно сказал Андрей, — я в последнее время побаиваюсь оставаться с ней наедине. Того и гляди дело дойдёт до этого самого — я уже голову теряю…

— Ну и что из этого? — искренне удивился Хайк. — Тебе пятнадцать, ей четырнадцать — чего тут такого? Вы же любите друг друга!

— Да? А оправдываться перед матерью Эухеньей ты будешь? Ты же знаешь, что она говорит: цветы нельзя трогать до срока — помни об этом, если ты мужчина! Продолжение рода — это не игра. Слушай, — в глазах Андрея заиграли лукавые искорки, — а женился бы ты и на Мэй, и на моей сестре: на обеих сразу! Представляешь, сколько бы у вас было детей? А внуков? Ваши потомки заселили бы всю планету!

— Да иди ты! — Волчонок было взъерошился, но тут же рассмеялся. — Почему бы тебе самому не жениться на Эстрелле и ещё на ком-нибудь, а? На тебя многие девчонки Катакомб посматривают…

— Мне нельзя, — преувеличенно серьёзно ответил брат Наташи, — Эстрелла мне тут же кое-что открутит. Ревнивая-я-я…

— А Мэй, по-твоему, покладистая, да? И твоя сестра — она что, потерпит, если…

— Тихо! — перебил его Андрей, настораживаясь и превращаясь из весёлого мальчишки во взрослого серьёзного воина. — Они возвращаются!

Два дельфина долго кружили у берега, выпрыгивая из воды и с шумом падая обратно. Они издавали щёлкающие и чирикающие звуки, но их истинная речь была беззвучной — Дети Моря владели телепатией. И содержание их мыслеречи встревожило обоих индиго.

— Чёрные подводные корабли… — Андрей вытер пот и чуть пошатнулся — общение с дельфинами требовало напряжения сил, и немалого. — Начинённые злом… Надо передать Матери-Ведунье и Наставнику — это действительно важно.

Выслушав контактёров, Эухенья не проронила ни слова. Она только переглянулась с Аланом, и Старик еле заметно кивнул.

— Спасибо, — сказал он Андрею и Хайку, — вы принесли важные вести. Очень важные.

— Северное зло наступает, — сказала ведьма, когда подростки ушли.

— Ещё нет, — покачал головой Алан, — но вот-вот начнёт. Золотая паника — этот толчок сдвинул камень, который покатится вниз, сметая всё на своём пути. Надо быть готовыми ко всему — мы с тобой видим дальше, чем они, — добавил Наставник, имея в виду молодёжь. — Они индиго, но всё-таки ещё дети. И мы с тобой за них в ответе.

— Это так, — согласилась Эухенья, но Алан видел, что она думает о чём-то другом. — Дети Моря — смогут ли они помочь? Или останутся в стороне, надеясь отсидеться в тёмных глубинах?

— Господин президент, спасибо за то, что вы сочли возможным принять меня и нашли для этого время.

«Почему я вообще на это пошёл? — думал президент, рассматривая своего собеседника. — В стране и в мире полный хаос, нужно думать о судьбах десятков миллионов людей, а я теряю время на разговор неизвестно с кем… Почему я согласился на эту встречу? Его фраза «Мне есть, что вам сказать» не несёт в себе никакой конкретики. И почему я согласился?».

Обликом этот человек напоминал викинга или былинного витязя: широкоплечий, со светлыми слегка вьющимися волосами, с резкими чертами лица и умными серыми глазами. Сейчас эти глаза были вежливыми и внимательными, но чувствовалось, что они могут быть и суровыми, и даже жестокими. Соблюдая протокол, господин Алексеев В.А. - так значилось в его дотошно проверенных службой безопасности документах — был одет в строгий костюм, однако ему куда больше пошёл бы бахтерец и островерхий шлем: вылитый богатырь русский, которому ничего не стоит осушить ведро хмельного мёда и голыми руками удавить любого недруга.

На вид Алексееву было лет тридцать пять, что совпадало с его паспортными данными, хотя президенту почему-то казалось, что он моложе — гораздо моложе. Старший научный сотрудник Новосибирского Академгородка, руководитель отдела физики высоких энергий — не велика шишка. Не политик, не военный, не бизнесмен — хотя бизнесменам сейчас не до встреч (даже с президентом Российской Федерации): все они сейчас похожи на бестолково шлёпающих жабрами рыб, выброшенных на берег чудовищным по силе цунами мирового экономического кризиса. «И какого чёрта, — с нарастающим острым раздражением подумал президент, — он здесь делает? И как он вообще сюда попал?». Последний вопрос был явно риторическим — президент сам пригласил этого человека после трёхминутного разговора с ним по Сети. Но вот почему он это сделал, и главное: как сумел этот Алексеев В.А. выйти на самого президента — это ведь не в службу «Секс по видеофону» позвонить! Было в этом что-то неправильное, и это и раздражало, и тревожило.

— Я вас слушаю, Вячеслав Александрович, — у вас есть двадцать минут.

— Всеслав.

— Что?

— Меня зовут Всеслав, Сергей Владимирович, и мне есть, что вам сказать.

— Слушаю.

— Надо спасать Россию, — сказал Всеслав так, словно речь шла о пуговице, которую непременно надо пришить, — да и всё человечество. Мы знаем, как это сделать, и мы решили, что самое простое — это поговорить с вами, господин президент.

— Кто это вы?

— Ведуны.

— Кто?! «Вот только сумасшедших мне и не хватало…»

— Я не сумасшедший, Сергей Владимирович, — всё тем же спокойным тоном произнёс Всеслав. — И я отнюдь не намерен тратить время — и ваше, и моё — на пустяки. Вы слышали о детях-индиго?

— Да. «Нет, это я сумасшедший — в такое время слушать разную чушь…»

— И вы не сумасшедший, господин президент. Более того, вы умный и самое главное — порядочный человек, что очень редко встречается в высших эшелонах власти. Поэтому мы и решили вступить с вами в переговоры.

— Вы — это ведуны?

— Да. Дети-индиго, как и все дети, вырастают. И превращаются во взрослых людей-индиго. Один из этих людей — перед вами, Сергей Владимирович.

«Дети-индиго, дети-индиго, — вспомнил президент. — Ну да, конечно, — фигурировал это термин в секретных докладах ФСБ и ГРУ в связи с разработками ментального оружия. Дети с паранормальными способностями — ещё в начале века, при Путине, создавалась база данных на всех одарённых детей России. Что-то такое было, но, насколько мне помнится, ничем особенным разработчики похвастаться так и не смогли…».

— И неудивительно, — пояснил Всеслав, — люди-индиго — это не Вольф Мессинг и не псевдомаги, предсказывающие будущее с точностью до сорока секунд. Мы самодостаточны, и все попытки сделать из индиго чей-то послушный инструмент заранее обречены на провал.

И только тут президент Российской Федерации понял, что этот Всеслав говорит с ним, отвечая на его ещё не высказанную вслух мысль, — уже третий раз подряд. «Неужели он…? — президента прошиб озноб. — Охрану…».

— Не надо звать охрану, господин президент, — невозмутимо посоветовал «господин Алексеев» — в том, что это не настоящая фамилия этого странного человека, президент уже не сомневался. — Да, я умею читать мысли. Я мог бы скрыть от вас этот интересный факт, но мне хотелось, чтобы вы восприняли меня всерьёз. Ведуны обеспокоены судьбой России и будущим всего человечества — хоть это и звучит несколько странно: считается, что время мечтателей давным-давно прошло. Мы разрабатывали различные варианты, выбирая из них оптимальный, но тут как нельзя кстати ифриты перешли к решительными действиям.

— Ифриты? А лешие или там домовые в вашем пантеоне тоже присутствуют?

— Ваш юмор, — Всеслав широко улыбнулся, — свидетельствует о том, что вы адекватно воспринимаете ситуацию, Сергей Владимирович. Нет, леших нет. Тролли — эти существуют: небольшая группа скандинавских людей-индиго; их влияние крайне незначительно. Однако классификация индиго на этой планете по видам и подвидам сейчас далеко не самое важное — ситуация в стране и в мире быстро выходит из-под контроля.

Об этом президент Российской Федерации знал и сам, причём лучше, чем кто-либо другой. В стране было объявлено чрезвычайное положение; некоторые районы были признаны зонами стихийного бедствия. Армия взяла под охрану все запасы горючего, продуктов питания и предметов первой необходимости — фабрики и заводы останавливались один за другим. Дума приняла решение о введении на территории всей страны карточной системы, но при этом огромное количество разного рода «вольных стрелков» и «ударников теневого бизнеса», годами уклонявшихся от уплаты налогов, выпадало за сферу гарантированного обеспечения. Накопленные ими огромные денежные суммы стали теперь бесполезными, и привыкшие сладко есть и мягко спать брались за оружие, намереваясь отобрать своё силой, — зона стихийного бедствия мало-помалу охватывала всю страну. Положение усугублялось тем, что девяносто процентов управленцев-чиновников растерялись — некогда доходные места не приносили теперь никакой выгоды, а делать что-то за просто так (тем более не для себя, а для других!) эти люди не умели и не хотели.

Президентская власть зашаталась — весьма реальной была угроза того, что какой-нибудь решительный генерал-авантюрист ворвётся на танках в столицу (под видом защиты граждан от мародёров) и провозгласит себя новым «царём-батюшкой Всея Руси». И бежать-то от этого всеобщего хаоса было некуда — в России хоть привыкли к разного рода бунтам и прочим неурядицам, а жители «цивилизованных» стран Запада чувствовали себя примерно так же, как человек, которому без наркоза удаляют аппендикс ржавыми ножницами для резки колючей проволоки.

Пока спасало то, что личность нынешнего президента России была популярной среди военных — он очень многое сделал для возрождения вооружённых сил и былой мощи державы. Но президент хорошо знал, что власть подобна наркотику, и почти любой человек, располагающий реальными возможностями для её захвата, не преминёт взять эту власть.

— И что же вы предлагаете? — спросил он. — Как мы будем спасать Россию?

— Прежняя экономическая система умерла, господин президент. К этому всё и шло — ифриты просто добили умирающего, чтобы не мучился. Синтез золота и вообще любых «условных ценностей» — против этого яда у древней системы товарно-денежных отношений нет иммунитета.

— Значит, жёсткая система распределения? У России имеется некоторый опыт в этой области — периоды разрухи, революций, войн. Военный коммунизм, наконец. Если вы об этом, уважаемый господин ведун, то ничего нового вы мне не сообщили. А жаль.

— Подождите, Сергей Владимирович, — Всеслав мгновенно заметил, как похолодели глаза президента, и понял, что тот теряет интерес к теме беседы. — Самое интересное, что система распределения при отсутствии частной собственности на средства производства — назовите это утопическим социализмом или первобытным коммунизмом — куда эффективнее обеспечивает интересы всех без исключения членов общества. Деньги развращают — ведь чтобы их раздобыть, совсем не обязательно быть порядочным человеком. Скорее наоборот — у бессовестного циника больше шансов. Принцип прост — думай только о себе. А человек — существо социальное, и думать о других он просто обязан.

— Если вы решили прочесть мне лекцию по обществоведению, — произнёс президент ледяным тоном, — то вы выбрали для этого не самое удачное время, Всеслав Александрович. «Ещё пять минут — и я его выгоню…».

— Мне хватит трёх минут, господин президент, — тут же отозвался Всеслав. — Так вот, система распределения может быть гораздо более эффективной и справедливой, но, — ведун испытующе посмотрел на президента, — при одном-единственном условии: те люди, которые обеспечивают распределение, должны быть настоящими людьми — они должны думать не только о себе, но и о других. Тогда, и только тогда…

— Таких людей нет, — перебил его президент, — и быть не может по определению.

— Ошибаетесь, Сергей Владимирович, такие люди есть, и один из этих людей — перед вами.

«Господи, как примитивно, — с горечью подумал президент Российской Федерации, — а я-то почти поверил ему… А этот «ведун» — всего-навсего очередной прохиндей, алчущий власти и желающий половить рыбку в мутной водичке… Владеет гипнозом, вероятно, но толку-то с того?».

— И снова вы ошибаетесь, — голос Всеслава посуровел, — я не прохиндей. Я — ведун, и мы действительно хотим и можем спасти Россию и мир. Социалистическое общество создаст человека нового типа — помните такой постулат? Хотя вряд ли, вы ведь выросли уже в новой России… Теоретики ошибались: не общество создаст человека нового типа, а наоборот — новые люди создадут новое общество: то самое, существование которого к концу двадцатого века считалось невозможным. Попробуйте обучить питекантропа или даже неандертальца хотя бы основам современных знаний — что из этого выйдет? Их мыслительные способности для этого не предназначены. Точно так же этика наших с вами современников-кроманьонцев не приспособлена для жизни в социуме нового типа — они не смогут построить это общество и жить в нём. Зато это можем сделать мы — люди-индиго.

— Вы фанатик, Всеслав Александрович?

— Можно просто Всеслав. Мне всего двадцать четыре года — я вам в сыновья гожусь. Я несколько подкорректировал свою внешность перед визитом к вам — вряд ли вы испытали бы доверие к слишком молодому человеку.

— Я и сейчас не испытываю к вам особого доверия.

— Это пройдёт, господин президент, — и Всеслав снова улыбнулся, — когда вы получше меня узнаете. Нет, я не фанатик, я — ведун. Человек-индиго. Нас мало, но мы многое можем — как вы думаете, почему волна индиго-истерии не захлестнула Россию? Её остановили мы, ведуны. Наконец, как мне удалось добиться свидания с вами — вы ведь не раз задавали себе этот вопрос? А вкратце наш план таков.

— Готов выслушать ваши соображения.

Лорд-протектор обвёл присутствующих тяжёлым взглядом. «А ведь недооценивал я мессиров, — подумал он, вглядываясь в бесстрастные лица, — всё летит к чертям, а они — как ни в чём не бывало! Да, это действительно Правители — властители мира…».

— Консилиум может только констатировать кончину больного, — если в скрежещущем голосе, первым нарушившим угрюмую тишину, и была ирония, то практически незаметная. — Потуги реаниматоров оказались тщетными. Я высказал наше общее мнение.

Да, это действительно было так. Все попытки хоть как-то видоизменить привычную систему, получившую столь жестокий удар, ни к чему не привели. Любые заменители денег, способные так же успешно выполнять функции условной единицы, оказались ненадёжными — люди-индиго могли синтезировать всё, что угодно, причём в неограниченном количестве. Не привела к успеху и идея введения виртуальных денег, прежде всего по психологическим причинам — человек привык к возможности подержать в руках осязаемый эквивалент всех ценностей и спрятать его в чулок или под подушку, если придёт такая блажь. А когда твоё достояние выражено непонятно в чём — как это так? К тому же виртуальные банки тут же стали объектом изощрённых атак хакеров, опустошавших эти хранилища подчистую. Ко всему прочему, неожиданно заявили о себе посланцы Серпенты, запущенные ньюменами в Сеть. Как оказалось, далеко не все эти «змейки» (их назвали так во избежание путаницы) были истреблены охотниками-гремлинами — часть энергосгустков уцелела. Они затаились, выждали, а теперь вдруг активно начали перебрасываться по проводным и беспроводным коммуникациям, размножаться и жить своей причудливой псевдожизнью, выводя из строя тысячи компьютеров и вызывая паралич целых участков глобальной Сети.

— Значит, похороны, — процедил Блад, дёрнув уголком рта. — Тогда я предпочёл бы кремацию… на ядерном огне.

— Этот эффектный погребальный костёр от нас не уйдёт, — невозмутимо произнёс другой голос. — Покойника нельзя воскресить, но его можно зомбировать.

Генерал знал, что именно имелось в виду: переход к жёсткому тоталитарному режиму и централизованному распределению — в сложившейся ситуации этот выход представлялся единственным. Собственно говоря, действия по этой схеме уже начались — их подсказывал обычный инстинкт самосохранения. В стране ширились беспорядки и грабежи, и реакция властей была жёсткой и незамедлительной. Лорд-протектор набил руку на подавлении смуты ещё во время борьбы с «генетической эпидемией» — разница была только лишь в масштабах. Отряды штампов, возглавляемые хайерлингами, гремлинами Эннея и ньюменами Серпенты, оказались превосходным инструментом подавления. Не знавшие сомнений, колебаний и прочих человеческих эмоций солдаты-клоны попросту сравнивали целые районы страны с землёй, обильно пропитанной человеческой кровью. Неистовая Змея могла быть довольна — ненавистные ей обезьяноподобные ежедневно и ежечасно гибли тысячами, десятками тысяч.

Времена свободного выбора места работы прошли — если человек хотел выжить, он должен был идти туда, куда прикажут, и делать то, что потребуют. За спинами новых рабов маячили чёрные фигуры безликих штампов, не выпускавших из рук оружия, и во весь рост вставал призрак голода — купить теперь ничего было нельзя, можно было только получить. И обыватель, считавший, что живёт в истинно свободной стране, с изумлением (кое-кто ещё не до конца утратил способность изумляться) обнаруживал, что государство давным-давно знает о нём всё: где он живёт, чем занимается, сколько зарабатывает (точнее, зарабатывал — это уже принадлежало прошлому), с кем спит, и с кем пять минут назад общался по Сети или по мобильному видеофону. Демократические декорации падали — Дракон явил лик свой.

«Да, это вариант, — думал лорд-протектор, — тем более что наши традиционные враги действуют точно так же — зачем изобретать велосипед? Русские — ну, они издавна привыкли жить в коммунальных бараках, это ясно. Однако надо держать ухо востро — старушка Европа впала в истерику, и Россия очень даже может подмять эту старушку под себя. Поднебесная Империя хранит в своём чреве коммунистическое семя ещё со времён великого кормчего — новые хунвейбины не заставят себя долго ждать. А вот наши заклятые друзья из Нового Халифата — что они нам преподнесут? Внутри нашей страны мы порядок наведём, только мокренько станет, — не прозевать бы какой-нибудь хитрый ход внешних противников…».

— А не считаете ли вы, — вкрадчиво спросил генерал, ещё раз оглядев всех мессиров, — что предоставляется случай реализовать программу сокращения населения всей планеты?

— Инициация широкомасштабной атомной войны? — сидевший ближе всех к Бладу мессир поёрзал шеей. — А не преждевременен ли такой шаг? Готовы ли мы к нему?

— Готовы, — холодно ответил генерал, хотя ему очень хотелось заявить: «А вот это уже предоставьте решать мне!». Блад трезво оценивал свои силы и знал: зарываться не следует.

— Нам бы всё же хотелось, — мессир не опустил глаза под свинцовым взглядом лорда-протектора, — получить более подробную информацию по этому аспекту.

«Да всё вам известно: и состояние вооружённых сил страны, и количество солдат-клонов, и боевые возможности моих индиго! — подумал Блад. — Вы просто хотите напомнить мне моё место. Ладно, не будем затевать внутренних дрязг — сейчас не время».

— Подробная информация будет, — пообещал он. — Я предоставлю Совету Правителей подробный план операции «Гнев Божий».

— Судя по названию, — произнёс кто-то, — речь идёт о ядерном ударе? Масштабы? И кто будет целью этого удара?

— Вся планета, — очень спокойно сказал генерал. — Сложную проблему лучше решать одним махом: гангренозную ногу ампутируют сразу, а не режут её по частям.

— А вы уверены, что наш зомби перенесёт эту операцию, а не умрёт окончательной смертью? — с сомнением в голосе спросил мессир, сидевший рядом с лордом.

— Мозг — то есть мы, — уверенно ответил Блад, — выживет. А что касается «зомби», то есть общества… Развалится это — будет другое. Не понимаю вас, мессиры, — мы столько лет ждали этого часа, а теперь, когда планета в хаосе, и вряд ли оборонные системы какой-либо страны смогут эффективно противостоять массированной ракетной атаке, вы ведёте себя как девочка, уже забравшаяся к парню в койку, и вдруг заколебавшаяся, раздвигать ей ноги или нет!

— Мы ценим ваш юмор, Джейк, — слово «казарменный» произнесено не было, но оно явно подразумевалось, — однако вопрос слишком серьёзный. Да, мы по-прежнему считаем, что для достижения Великой Цели может потребоваться хирургическая операция, но ставка слишком высока.

— Хьюго, — Блад изо всех сил старался погасить нараставшее раздражение, и это ему удалось, — я же сказал — подробный доклад будет представлен Совету.

— Не горячитесь, Джейк. И помните: чёрные индиго не столько ваши гвардейцы, сколько наши воспитанники, и они сами это прекрасно знают. Цель — всё, судьба одного человека — ничто.

Это был уже открытый вызов, и генералу стоило огромных усилий сдержать себя и на этот раз.

— Мне это хорошо известно, господа Правители, — проговорил он сквозь зубы. — На этом всё — пока всё.

Он встал и посмотрел на ближайшего к нему мессира. «Оскаливаешь зубки, Хьюго? Тебе кажется, что ты уже можешь быть самым первым? Ну-ну…»

И снова Хьюго не опустил глаза — взгляды двух людей скрестились, как клинки.

Бронированный президентский автомобиль нёсся по шоссе. Можно было бы двигаться и побыстрее, но тогда отстанут бронетранспортёры охраны, а оставаться без эскорта в такое время…

«Новые люди, — президент украдкой взглянул на сидящего рядом с ним Всеслава, — а люди ли они вообще? Какой человек на такое способен?».

…То, что увидел президент Российской Федерации и сопровождающие его военные на секретном полигоне, впечатляло — более чем. Для силовиков хватило одного лишь зрелища огненного фейерверка, вспыхнувшего вокруг Всеслава, когда в него разрядили несколько рожков патронов. Картина была сюрреалистической: человеческая фигура, окутанная лёгкой прозрачной дымкой, расцвеченной множеством ярких точек — следами врезавшихся в защиту человека-индиго пуль. Дёргающиеся стволы автоматов и недоумение на лицах офицеров спецслужб, очень хорошо знавших, что обычно происходит с человеком, попавшим под такой свинцовый ливень. И не надо было уметь читать мысли, чтобы понять, о чём думают сейчас генералы — достаточно было увидеть их глаза. Во все века все полководцы мечтали о неуязвимых и непобедимых солдатах…

А ведун только усмехнулся и сказал: «Использовать нас таким образом — это всё равно что заколачивать микроскопом гвозди, как сказал один фантаст двадцатого века. Это мелочи, главное — изменения в сфере сознания». Президент фантастику не любил и не читал её даже в юности — слишком много пустопорожней белиберды скрывалось за яркими обложками бесчисленных томиков, — однако подумал: «Побольше бы мне таких микроскопов, а уж что ими заколачивать — это мы сами решим». Всеслав промолчал, но по его дрогнувшим векам президент понял — ведун перехватил его мысль и не оставил её без внимания.

— Всё это шоу, — сказал человек-индиго, когда они остались наедине в президентской машине, возвращавшейся в столицу, — оно на публику, Сергей Владимирович. Да, мы можем обеспечить вам охрану, которой не было ни у кого за всю историю человечества. Мы ведь способны фиксировать намерения окружающих вас лиц — это куда важнее, чем просто прикрыть вас энергетическим щитом. Но, повторяю, не это главное — ведуны готовы стать вашей опорой в переустройстве страны и общества.

— Сколько вас в России? Или это секрет — даже от меня?

— Не секрет. Нас — я имею в виду взрослых ведунов — около трёх тысяч. И ещё дети — их на порядок больше.

— Три тысячи на стопятидесятимиллионную страну — капля в море.

— Хватит, господин президент. Мы станем ферментом, катализатором — дрожжами, на которых поднимется тесто, простите за столь непоэтическую метафору.

План ведунов был прост и одновременно грандиозен. Люди-индиго должны были занять все ключевые посты в государственном аппарате и обеспечить его нормальное функционирование — способность обеспечивать самих себя без посторонней помощи всем необходимым делала их абсолютно равнодушными к соблазнам, предлагаемым властью, да и ценностные ориентиры у ведунов были совсем иными.

— Так будет положено начало, — объяснял Всеслав. — А потом будут сменяться поколения, число новых людей будет возрастать, и постепенно они изменят лицо всего этого мира.

— Где все станут равны? Старинная мечта утопистов?

— Открою вам страшную тайну, — в глазах Всеслава промелькнула лукавая искорка, — ведуны — они не все равны. Кто-то более талантлив, кто-то менее — это же естественно. Но каждый из них — каждый! — займёт в обществе место сообразно своим талантам. Обмануть — оно ведь не получится.

«Это да, это ты верно подметил» — подумал президент. С последним постулатом ведуна трудно было не согласиться — особенно после того, как Всеслав предоставил президенту краткую сканограмму мыслей ближайших сподвижников главы государства. В этих мыслях нашлось много чего интересного — первым желанием президента было вспомнить практику столетней давности и расконсервировать на Колыме парочку старых лагерей.

— Зачем же так круто, Сергей Владимирович? Они ведь люди, со всеми недостатками, присущими роду человеческому. Подавляющее большинство людей пришло во власть не из высоких соображений, а совсем по иным причинам. Ваши соратники в этом отношении не хуже и не лучше других, зато у них есть и полезные качества, которые нам пригодятся. А обезопасить вас мы сумеем.

— А вы, значит, не люди?

— Люди, — очень серьёзно ответил ведун. — Мы не гарантированы от нежелательного, но брать взятки или принуждать женщину к интимной близости, пользуясь своим статусом, мы не будем — для нас это противоестественно. И мы не намерены манипулировать общим сознанием людей, ибо свобода воли — это неотъемлемое право всех Носителей Разума во Вселенной.

«Эк замахнулся! Тут с одной страной бы разобраться…»

— Правило общее, имеющее силу вселенского закона. Планета, страна или даже племя — это только частный случай.

— Всех людей, говорите… — задумчиво произнёс президент. — А простые, обычные люди, не наделённые паранормальными способностями? Их ведь подавляющее большинство — как они будут жить при этой вашей… магократии? Или вы, ведуны, возьмёте на себя роль господа бога и накормите всех голодных сотворёнными вами семью хлебами — или сколько их там было по Библии?

— Нет, господин президент. Мы этого сделать не сможем — мощность наших, говоря техническим языком, ментальных генераторов имеет предел. Но даже если бы могли, мы не стали бы этого делать — люди должны оставаться людьми. Для человека важно чувствовать себя человеком — он должен что-то делать, творить, пусть даже человек не всегда об этом знает. Разум — инструмент творения, и превращать разумное существо в бездумно жующее животное — преступление вселенского уровня. И поэтому внешне ничего не изменится — почти ничего. Будет работать промышленность, будут строиться дома, будет распределяться совокупный общественный продукт — только по другому принципу: по принципу реальной ценности каждого индивидуума для общества. Мы, ведуны, сможем обеспечить соблюдение этого принципа.

— И снова люди будут жить в ожидании светлого будущего, где человек человеку — друг, товарищ и брат? Это уже было, и результат, как известно…

— Надеюсь, настоящее тоже окажется не слишком мрачным, — Всеслав оставил без внимания иронию, явственно прозвучавшую в президентской реплике. — Вы ведь знаете, кем я работаю.

— Высокие энергии?

— Именно. Доступ к Мировой Энергии — мы уважительно называем её Силой — можно получить и другим способом: техногенным.

— Вы имеете в виду…

— Да, господин президент. Многие из нас заняты научными разработками — интеллект людей-индиго позволил добиться весьма впечатляющих результатов. Создание технических устройств — генераторов, просто берущих энергию прямо из окружающего нас Мироздания, — реальность. В скором времени энергостанции нового типа будут построены по всей стране.

— И управлять ими сможет…?

— Любой подготовленный специалист — никакие паранормальные способности ему не понадобятся. Второй этап — внедрение синтезаторов любых материальных объектов. Откуда возьмётся энергия для синтеза, надеюсь, понятно?

— Но тогда, — президент посмотрел в глаза Всеславу, — возникает опасность, что кто-то захочет — и сможет — использовать эти ваши генераторы-синтезаторы…

— …сугубо в личных целях, — закончил за него ведун, — или не по назначению. Скорее всего, так бы и получилось, появись эти устройства раньше. В принципе, общество давно уже создало материальную базу для достаточно высокого уровня жизни всех его членов, вот только… Вы понимаете, о чём я говорю: хищнические инстинкты несовершенных людей, их примитивная этика привели к перекосу, так скажем. Но теперь есть мы.

— А вы, значит, верх совершенства?

— Не обижайтесь, Сергей Владимирович, — мягко сказал Всеслав, — вы ведь знаете, что я прав. Могу вам сказать, что вы лично выделяетесь в лучшую сторону — это не комплимент, а констатация факта, — поэтому мы к вам и обратились.

— Спасибо и на том, — буркнул президент.

— Потешьте самолюбие, — с обезоруживающей прямотой заявил ведун, — вы войдёте в историю. И между прочим, по заслугам. А люди — они должны измениться. Все: и те, кто презирал всех и вся, сидя наверху; и те, кто бездельничал внизу, остро завидуя при этом всем удачливым и упорным. Справедливость для всех — это не сказка, Сергей Владимирович. Всё зависит только от того, по какому критерию оценивать людей, и от того, насколько широко будет применяться этот критерий. И мы, ведуны, намерены всемерно содействовать успеху этого нашего с вами, — ведун подчеркнул последнее слово, — поистине великого начинания.

— И вы уверены, что всё пойдёт ровно-гладко, без сучка-задоринки?

— Далеко не уверен, господин президент, — Всеслав покачал головой, — но другого-то выхода у нас с вами всё равно нет: иначе не будет никакого будущего — не только светлого, но даже тёмного. И внутренние проблемы — это ещё полдела. Есть ещё и проблемы внешние. Наши собратья-индиго в разных частях мира — они ведь тоже разные. Я не могу сказать с полной уверенностью — далековато всё-таки, — однако мне кажется, что за океаном… Мы фиксировали странные энерговсплески — окраска у них какая-то… Извините, Сергей Владимирович, — спохватился ведун, — я потом объясню поподробнее и попонятнее.

— Ничего, — президент мрачно усмехнулся, — оснований для беспокойства хватает и в традиционной сфере — без этих ваших колдовских штучек. Например, угроза термоядерной войны — или вы забыли, что наш мир буквально нашпигован атомным оружием? А сейчас, когда рухнули все привычные стереотипы, очень многие теряют голову, в том числе и главы государств. И есть ещё его превосходительство генерал Джейк Блад — он же его светлость лорд-протектор. От него — с его-то амбициями! — можно ожидать чего угодно.

— Остаётся только поблагодарить вас за дальновидность — вооружённые силы России сейчас на уровне, и это во многом благодаря вашим стараниям.

— Дальновидность тут не при чём. Просто я, как выбранный племенем вождь, подумал о том, что неплохо бы иметь новый каменный топор — и не хуже, чем у соседей. Обычная логика несовершенных людей, — и президент Российской Федерации снова усмехнулся, но на это раз уже не так сумрачно.

Особый советник президента — указ о назначении Алексеева В.А. на эту должность, вводимую в связи с чрезвычайной ситуацией в стране, уже был подписан, — улыбнулся в ответ, и разговор сам собой затих.

…«А ведь я завидую тебе, парень, — подумал президент, искоса поглядывая на ведуна, — и завидую я не тому, что ты умеешь читать чужие мысли или творить плазменные струи, прошивающие броню; и не тому, что мне уже шестой десяток, а тебе нет ещё и двадцати пяти. Я завидую тому, что ты веришь — веришь в осуществление своей мечты. Хотел бы я вот так же в это верить…».

— Ты многовато пьёшь в последнее время, Джейк, — заметила Стэрди.

— Ерунда, — генерал поставил на стол пустой стакан и отодвинул в сторону бутылку со своим любимым бренди. — Или ты не удовлетворена мною в постели, а? Положила глаз на Хьюго, Клеопатра? Или…

— Не изображай из себя Отелло, тебе это не идёт, — чуть устало ответила «роскошная смерть», — о деле надо думать.

— Вот тут ты права, милочка, — Блад быстро набрал на сенсорной панели коды вызова. — Джефферсон, Энней, Серпента: к лорду-протектору — немедленно, — и отключился, не дожидаясь ответов. — За что тебя и ценю…

— Прежде всего, Джефферсон, — деловито начал он, как только доверенный хайерлинг и оба индиго прибыли, — что там у нас по Новому Халифату? Центр найден?

— Местонахождение определено с точностью, достаточной для нанесения удара, мой генерал. Это в горах на границе Ирана и Афганистана.

— Прекрасно. А что там у них вообще творится? Как они пережили ими же вызванную бурю?

— Как ни странно, это лишь ускорило образование единой структуры. Новый Халифат — понятие уже не условное. Халифом провозглашён некий Селим-уль-Захр-ибн-Дауд…

— …не знаю такого…

— …ближайшие сподвижники — Омар Шукрези и Мелик Исмаил.

— Мелик, Мелик, — вслух рассуждал лорд-протектор, — что-то такое припоминаю… Исмаил! Неужели это он? Пересекались мы с этим парнем ещё в Англии, лет этак двадцать тому назад… Тогда он от нас ушёл — жаль…

— Однако фактически вся реальная власть сосредоточена в руках аятоллы Джелаля ас-Масуда — именно этого человека называют «повелителем ифритов».

— Ифритов?

— Так называют арабских людей-индиго, — вставил Энней, — мы проверяли.

— Хм-м-м… И что этот заклинатель джиннов?

— Так называемый Новый Халифат представляет собой теократическое государство. Джелаль ас-Масуд демонстрирует верующим какие-то невиданные чудеса…

— Ну, это несложно, если учесть, кем он повелевает…

— …и его считают новым пророком. Халифат стремительно возвращается во времена средневековья: неограниченная власть верховного владыки, беспрекословное повиновение, слепая вера.

— А ифриты ас-Масуда станут янычарами, или как там это у них называется? Аскеры? — подытожил Блад. — Схема понятна. Степень боеспособности и агрессивности Халифата?

— На ядерном уровне они нам не противники, а вот в партизанскую войну на их территории лучше не ввязываться, особенно учитывая факт наличия у противника бойцов-магов.

— Партизанской войны не будет, Джефферсон, — будет один большой бум и несколько красивых грибообразных облаков… План операции «Гнев Божий» доработан?

— Да, мой генерал. Предъявить?

— Позже — есть более важное дело, — и генерал блокировал все системы наблюдения и связи, отсекая командный бункер Головного Центра от всего внешнего мира. — То, что я сейчас скажу, предназначено только вам — вам четверым. Время пришло.

Все четверо прекрасно поняли, о чём идёт речь, однако невозмутимость Джефферсона и Стэрди не уступала бесстрастному спокойствию людей-индиго.

«Разрушение начинается» — подумал Энней.

«Это лучший способ очистить весь этот мир от несовершенных» — подумала Серпента.

«А всё ли ты взвесил, Джейк? — подумала Стэрди. — Насколько мне известно, мессиры не спешат — они намерены выждать».

Джефферсон ни о чём не подумал: он просто ждал приказа.

Удовлетворённый реакцией ближайших сподвижников, генерал с полминуты молчал. Ему остро захотелось выпить, разгорячить ещё больше и без того беснующуюся кровь, зло стучащую в виски, но он сдержался: сейчас нужен холодный разум.

— Операция начнётся по экстремальному варианту, — сказал он, взяв себя в руки. — И это действительно будет гнев божий, падающий на головы всех. Армия ненадёжна — шок от «золотого инфаркта» оказался слишком велик. Штампов слишком мало, не говоря уже о воинах-индиго, и все они нужны одновременно во множестве мест.

— Солдат-клонов тридцать две тысячи, — вставил Джефферсон, — и в ближайшее время будет подготовлено к боевому использованию ещё тысячи три. Все инкубаторы работают на полную мощность, однако требуется время для доводки готовых экземпляров.

— Гремлинов триста сорок, мой лорд, — доложил Энней. — В центре — сто шестьдесят, остальные — в «горячих» районах.

«Мало, — с сожалением подумал Джейк. — Мало, чёрт побери!»

— У меня здесь девяносто воинов, мой лорд, — добавила Серпента. — И ещё девяносто пять, — она усмехнулась, — работают. Есть вероятность, что на мой призыв откликнутся ещё тридцать-сорок ньюменов.

— Ни люди-индиго, ни клоны не будут задействованы на начальном этапе операции, — пояснил Блад, — наоборот, все они будут стянуты сюда, в Центр. Я не намерен подставлять свои лучшие силы под водородные боеголовки. Инициирующий удар будет нанесён с борта подводного ракетоносца, и в этой связи, — он испытующе посмотрел на всех, — нужен будет кто-то, кто сможет обеспечить безусловное выполнение этого удара. Этот кто-то должен будет находиться на самой лодке и в случае необходимости нейтрализовать её экипаж — я не хочу, чтобы из-за внезапного приступа альтруизма у кого-то из офицеров ракетоносца всё пошло насмарку.

— Я готов, мой генерал, — вскинул голову хайерлинг второго ранга.

— Нет, Джефферсон. Во-первых, для вас у меня есть особая миссия, а во-вторых… Хотя это, наверно, во-первых: тот, кто будет на борту субмарины, должен быть способным в любом случае справиться с её экипажем — такая задача по плечу только человеку-индиго. — Глаза лорда остановились на молодом гремлине. — Это очень важная задача…

Энней уже догадался, к чему клонит Правитель. Дело такого уровня важности нельзя было поручать никому из рядовых индиго — оставались либо предводительница ньюменов, либо… он, Энней. Точнее, только он — кандидатура Серпенты отпадала по очень простой и примитивной причине: она была женщиной, а женщина на корабле… Нельзя подвергать операцию риску срыва из-за древнего суеверия.

Всё выглядело очень логично, однако холодный разум человека-индиго противился этой очевидной логике. Что-то здесь было не так — Энней это чувствовал. И вероятно, он всё-таки решился бы не подчиниться даже прямому приказу лорда-протектора, если бы… Если бы не могучий древний зов Магов-Разрушителей — чёрных эсков, — донёсшийся до молодого гремлина вместе с полученными от мессиров тайными знаниями через бездны пространства и времени.

«Какое разрушение… — отрешённо думал он. — Деяние, достойное истинных Адептов Тьмы… Нет, я не могу иначе…»

— Я готов, мой лорд. «Нет, я не могу поступить иначе…».

— Благодарю, Энней, — генерал облегчённо вздохнул. — Я не сомневался.

«Пора прервать ваш затянувшийся медовый месяц со Стэрди, — подумал он, — надо дать ей возможность одуматься. А не одумается — что ж, каждый сам делает свой выбор…».

«Так, — подумала Серпента, — гремлины останутся без командира. Хороший шанс…»

«Вперёд, Энней, — размышляла Стэрди. — Джейк всё-таки молодец — не совсем ещё ум пропил! Этому гремлину пора исчезнуть из Центра на какое-то возможно более длительное время, а лучше — навсегда. И последний вариант Джейк наверняка тоже просчитал. Для дела главное — чтобы ракеты были выпущены, а что потом будет с лодкой, уже неважно. А для меня важно, чтобы этот симпатичный парень — и неплохой любовник, надо признать, — не вернулся»

У Правительницы были веские основания для подобных циничных рассуждений. Она видела возрастающий интерес Серпенты к Эннею и легко спрогнозировала, чем это может кончиться. Два человека-индиго, люди будущего, — их брак казался естественным: уж у них-то наверняка родятся дети с паранормальными способностями! Но при таком раскладе в Головном Центре не останется места ни для Блада, ни для Стэрди, — мессиры не поддержат лорда-протектора. Серпента кувыркается в постели Джейка постольку поскольку — он для неё был и остался всего лишь одним из обезьяноподобных, от которых надо очистить всю эту планету. Блад для Змеи «любовь по необходимости» — знаем, проходили, — а вот Энней — это совсем другое дело: такой союз очень логичен даже в отсутствие пылкой страсти.

Что же касается отношений самой Стэрди с командиром гремлинов — они держатся только на ореоле воплощённой прародительницы чёрных индиго. Как женщина она его не особо волнует — это «роскошная смерть» чувствовала самым обычным женским чутьём, без всякой магии. В конце концов, Эннею просто надоест любовница, годящаяся ему в матери, тем более что Змея всё настойчивее вьёт вокруг него свои кольца. Возможно, мистический ореол спасёт Правительнице жизнь, если дело дойдёт до сведения счетов, но власти ей уже не видать, как давно потерянной девственности.

А вот если Энней не вернётся из морского похода, тогда у неё появится шанс стать истинной владычицей гремлинов, и тогда Джейку придётся побегать вокруг «леди Стэрди» на задних лапках, вымаливая прощение. Гремлины многочисленнее перешедших на сторону Блада ньюменов — заручившись поддержкой чёрных индиго, Стэрди сумеет поставить на место и Серпенту.

«Роскошная смерть» думала спокойно, не опасаясь быть услышанной, — она кое-чему уже научилась, и к тому же у неё была экранировка. Колье на шее Правительницы имело встроенный генератор шумов, затруднявших проникновение к её мыслям, — инженеры и учёные трудились изо всех сил, стараясь противопоставить магии технику. От размышлений её оторвал голос Блада:

— Теперь с вами, Джефферсон. Есть один зловредный нарыв у нас на заднице — вот им вы и займётесь.

— Катакомбы? — Серпента чуть подалась вперёд, и глаза её блеснули.

— Катакомбы. В букете, запуск которого обеспечит Энней, есть цветочек и для них, но лучше подстраховаться. Ракеты с лодки просто подметут поверхность планеты, произведут уборку, а по Катакомбам надо нанести отдельный удар — крылатыми ракетами с самолёта или с мобильных наземных установок, подтянутых к мексиканской границе.

— Не надо самолёта, — снова подала голос Серпента.

— Почему это? — удивился лорд-протектор.

— В этих пещерах есть одна девчонка — я сама её туда привела.

— А, вот оно что, — сообразил генерал. — Та самая, из Приюта-семнадцать, да? Её зовут Мэй?

— Да, мой лорд, та самая. И она же сбивала истребители, когда они атаковали наш лагерь в лесу.

— Понятно… — протянул Блад. — Да, это меняет дело. Джефферсон, самолёт отставить. Что ещё может добавить предводительница ньюменов?

— Никаких систем самонаведения. Траектории ракет должны быть рассчитаны только на земле — надеюсь, так далеко эта старая ведьма Миктекасиуатль не дотянется. Желательно, чтобы на подлёте ракеты летели уже с неработающими двигателями — болванками. И именно ракеты, а не одна ракета.

— Серпента, — в голосе генерала прозвучала уважительная нотка, — не пора ли тебе получить статус хайерлинга? У тебя задатки стратега и тактика!

— Благодарю, мой лорд, но мне достаточно моего собственного статуса.

— Как знаешь, как знаешь, — генерал пару мгновений вглядывался в бесстрастное лицо Змеи, а потом снова перевёл взгляд на Джефферсона. — Значит, решено. По возвращении вы смените статус — вы заслужили первый ранг.

…Прощаясь вечером с Эннеем, Стэрди сказала, тщательно пряча мысли:

— Удачи, тёмный рыцарь! И… возвращайся.

— Стэрди… — гремлин чуть помедлил, а потом решительно снял со своей левой руки перстень с гексаграммой и надел его на палец Правительницы. — Леди Стэрди, — произнёс он торжественно, — храните его у себя… пока. Вы имеете на это право.

— Пусть будет так, Эн, — «роскошная смерть» потянулась к нему и поцеловала в губы. Она знала, что это за перстень — его снял с руки убитого ею Арчибальда Эссенса Джейк Блад, а потом вручил командиру гремлинов в знак того, что чёрные индиго понесут дальше переданные им мессирами из Посвящённых древние знания о миссии Разрушителей. — Пусть будет так, — повторила она, торопясь уйти. Генератор помех — штука хорошая, но кто его знает этих индиго. Ни к чему, чтобы Энней прочёл её тайные мысли — совсем ни к чему.

…Прощаясь вечером с Серпентой, Джейк Блад сказал ей, показывая на свой перстень с пентаграммой:

— Хочешь иметь такой? Это символ очистительного огня — знак Дракона. Он многое значит… Гремлины — дети гексаграммы, а ты — ты ведь не причисляешь себя к ним, разве не так? Любая система устойчива при наличии противовеса — ты знаешь это, ты ведь не только красива, но и умна. И ещё: почему бы тебе не родить от меня сына? У нас с тобой почти наверняка родится ребёнок-индиго. Я знаю, ты ненавидишь всех нас, но наш сын — он ведь был бы законным наследником, будущим Правителем! Он соединит новое и старое, и его признают все: и мессиры, и ньюмены, и все остальные! Подумай, неистовая воительница.

— Я подумаю, — негромко проронила Серпента, — мой лорд… Джейк.

— Подумай, — повторил Блад, пытаясь разобрать выражение холодных глаз Змеи.

Атомный подводный крейсер-ракетоносец «Бенджамин Франклин» шёл в Атлантику. Корабль — назвать его лодкой можно было только по сложившейся традиции — погрузился сразу же по выходу из Норфолка, и теперь мчался в толще воды со скоростью курьерского поезда, с лёгкостью оставляя позади самых быстрых обитателей морских глубин.

Крейсер — зримое воплощение разрушительной мощи, которая так завораживает людей в оружии, — шёл на средней глубине: невидимый, почти неслышимый и недосягаемый для средств орбитального наблюдения. Он казался живым существом, наделённым собственным разумом, хотя даже в доисторические времена в океанах Третьей планеты системы Жёлтой звезды не водились такие исполинские монстры — подводный ракетоносец не уступал по размерам линейным кораблям-дредноутам давно отгремевшей Первой Мировой войны. А чудовищная испепеляющая боевая мощь корабля и не снилась старинным линкорам — в его шахтах дремали двадцать четыре ракеты с термоядерными боеголовками. В хищном теле крейсера таилось двенадцать тысяч Хиросим — головные части ракет разделялись на десять «долек», и каждая из них несла водородную бомбу в одну мегатонну — достаточно, чтобы сжечь любой город планеты. Двести сорок городов не знали, что их смерть уже движется в Атлантику…

Людей на борту «Бенджамина Франклина» было немного — времена многочисленных экипажей прошли. До предела насыщенный электроникой корабль мог выполнить задачу и самостоятельно — люди только контролировали его. Крейсер мог всё сделать сам, но отдать команду должны были люди. И время, когда эта команда будет отдана, приближалось.

Командиру гигантской субмарины было как-то не по себе — что-то не нравилось ему с самого начала, словно в воздухе витало нечто неуловимое, но зловещее. Капитан не был чересчур суеверен (хотя предпочитал не выходить в море в понедельник), но сейчас он не мог отделаться от чувства фатальной обречённости, нависшей над ним, над его кораблём и над всеми людьми на его борту. И это чувство усугублялось присутствием в центральном посту управления постороннего: молодого человека в чёрной форме без знаков различия.

Кто он такой, капитан не знал — ему было лишь известно, что это представитель высшего командования, направленный на лодку приказом самого лорда-протектора Блада. Но в этом «представителе» было что-то нечеловеческое — слишком равнодушно-спокойное лицо, слишком холодные глаза, слишком неторопливые движения. Командиру крейсера даже казалось, что рядом с ним сидит пришелец из неведомых космических бездн, непонятно как попавший на землю нашу грешную, и это ощущение отнюдь не способствовало улучшению настроения.

— Через двадцать минут будем в заданной точке, — сказал капитан (только для того, чтобы нарушить тягостное молчание) и добавил, чуть помедлив, — …сэр.

Человек в чёрном молча кивнул, не отрывая глаз от дисплея с координатной сеткой и ползущей по ней белой точкой, обозначавшей ракетоносец, — необходимости в докладе не было никакой, всё и так было ясно. «Вот же сукин сын, — подумал командир крейсера, — хоть бы слово сказал!».

Энней отметил эту мысль капитана, но не счёл нужным на неё реагировать — он давно привык к сумятице в сознаниях несовершенных. Важно то, что должен сделать это человек, всё остальное — нефункционально. Гремлин извлёк из нагрудного кармана кристалл памяти и протянул его командиру ракетоносца.

— Целеуказание изменено, — бесстрастно произнёс он, — ознакомьтесь и обеспечьте ввод новых данных.

Командир вставил кристалл в считывающее устройство — на экране замелькали цифры и символы, выстраивающиеся в длинную колонку.

«Так… Китай… Азия, само собой… Россия — ну, это понятно… Африка? Это-то зачем? Европа?! Как это так? Южная Америка… И… Мы?! Наши собственные города? Нет, этого не может быть! Нет!!!»

Капитан ошеломлённо поднял глаза и встретил ледяной взгляда человека в чёрном.

— Что-то непонятно?

— Сэр… — пролепетал командир крейсера. — Сэр… Но ведь это же…

— Выполняйте приказ, капитан, — сухо бросил гремлин. — Решение принято. Военная необходимость — другого выхода нет. Хаос зашёл слишком далеко — по-другому уже нельзя.

«Как же так? — растерянно думал капитан. — Двести сорок городов во всех частях света, бессистемно, и города не только потенциальных противников, но даже… Зачем?! Это же просто бессмысленное уничтожение — какая военная необходимость?! А что будет потом, когда подвергшиеся удару в ответ запустят свои ядерные ракеты? И по каким целям? Тоже друг по другу — все против всех?!»

— Выполняйте приказ, — повторил чёрный индиго.

«Франклин» уже замедлял свой стремительный бег, одновременно подвсплывая на глубину пуска ракет — с пятисот метров их не выпустишь.

— Я не буду выполнять этот приказ, — решительно сказал капитан, словно бросаясь вниз головой с крутого обрыва. — Хватит с нас безумия! Кто вы такой, дьявол меня побери? — почти заорал он, уставившись в бездонные глаза человека в чёрном.

Тот не ответил, и тут в голове командира атомного подводного ракетоносца словно взорвалась ледяная бомба.

— Выполняйте, — в третий раз сказал Энней.

— Есть, сэр, — безжизненным голосом ответил капитан. — Ракетный пост! Ввод данных головным частям всех ракет.

Операторы уже не рассуждали, да и времени разбираться у них не было. В компьютеры хлынул поток обновляемых данных, трансформированных в электрические импульсы…

— Стартовая глубина, командир.

— Принято.

— Восьмой… десятый… надцатый… дцатый… двадцать второй… ввод завершён.

— Принято.

— Ракетный — центральному: все ракеты к старту готовы.

— Принято.

Менялись цифры на дисплее электронных часов, отсчитывая последние минуты мира на планете…

«Какое разрушение… — думал гремлин. — Гнев божий, а я его посланник… Через три минуты начинаем отсчёт». Он покосился на смертельно бледного командира, застывшего в своём кресле, — этот человек сделал то, что нужно было сделать…

И тут вдруг Энней почувствовал, что свободное течение его мыслей замедляется, как вода, схваченная морозом. «Что это? — успел подумать чёрный индиго. — Ментальный удар? Такой силы? Кто? Как? Почему…». А потом в его сознании воцарилось пустота — ледяная вселенская пустота…

Он уже не реагировал, когда капитан, подчиняясь чьей-то могучей воле, отдал приказ переложить горизонтальные рули на погружение и дать самый полный. И этот приказ был выполнен — быстро и чётко. Его продолжали выполнять даже тогда, когда этот приказ стал самоубийственным — все люди на борту «Бенджамина Франклина» уже не рассуждали.

Субмарина шла на глубину под углом в тридцать градусов, словно самолёт в пологом пикировании. Но никто даже не обратил внимания, что стрелки глубиномеров подбежали к зловещей красной черте, а затем перепрыгнули её и упёрлись в ограничители. И никто не дрогнул, когда корпус подводной лодки хрустнул под чудовищным давлением воды, словно орех под каблуком, и в лопнувшие отсеки почти мгновенно вдавилась тугая водяная масса…

Мёртвый корабль с мёртвым экипажем уходил на дно, а на поверхности моря кружили дельфины — сотни и сотни дельфинов. Дети Моря явно были чем-то сильно встревожены, но постепенно они успокаивались — Зло не вырвалось из тёмных глубин: они его остановили.

В это же время у южной границы хайерлинг второго ранга Джефферсон, проводив глазами разворачивающийся в раскалённом небе четвёртый инверсионный след, сдержанно доложил в коммуникатор:

— Ракеты вышли, мой генерал. Интервал — тридцать секунд.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ЗМЕИНЫЙ ЯД

…При каждом шаге под ногами похрустывало — поверхность песка покрывала тонкая плёнка стекловидного расплава, ломавшаяся под подошвами. Дыхание Адского Пламени опалило землю, слизнув всю зелень от берега реки и до входа в пещеры и оставив только чёрную выжженную твердь.

Диего хотел было спуститься к самой воде, но передумал. Назад придётся идти вверх по склону, а долго находиться здесь, где каждый метр пропитался Проклятьем, не стоило. Хорошо ещё, что ветер снёс радиоактивное облако на восток — основная грязь выпала там, над джунглями. Надо возвращаться — Рохо и так уже увидел всё, и к тому же ему надоело слушать этот отвратительный хруст.

Оба берега реки были пусты и мертвы — огненная волна выгладила их раскалённым утюгом. И дома на том берегу — его дома — не было. Диего уже знал об этом — видел ещё там, в Катакомбах, однако хотел увидеть воочью. Зрелище умершего берега вызвало в груди Рохо тупую боль — слишком похожим было оно на ту картину, которая вставала перед ним в его давних снах, в снах из будущего: вместо изящных многоэтажных белых зданий Пуэбло-дель-Рио торчали чёрные скелеты, затянутые погребальной пеленой сизого дыма. Боль стала острей, когда Диего понял: перед ним лежат Развалины — те самые Развалины, которые станут обиталищем змей-кровососов и призраков…

Мысли текли медленно, словно капли густеющей крови. «Неужели всё предрешено? — думал Рохо. — Неужели мы не в силах ничего изменить, и эта Реальность тоже обречена?».

Первой приближение Зла почувствовала Мэй — ощущение было почти таким же, как тогда, той памятной ночью в Приюте-семнадцать. И девочка вскочила и закричала, чувствуя на себе взгляды десятков пар недоумевающих и даже неодобрительных — прерывать речь Матери-Ведуньи! — глаз.

— Мать Эухенья! Это… Это… Это надо остановить!!!

А секунду спустя и сама Миктекасиуатль увидела.

…Четыре смертоносные змейки быстро скатывались вниз, бока их поблёскивали металлом. Змейки торопились, очень торопились, нацеливаясь своими острыми головами прямо на вход в Катакомбы — змеек послали именно сюда. И убийственные твари скользили одна за другой, спеша выполнить приказ, — такими предстали перед внутренним колдовским взглядом ведьмы выпущенные с севера ракеты…

— Мудрая! — в голосе Мэй плескалось отчаянье. — Их надо остановить, но у меня… У меня может не получиться! Помоги!

Время утекало стремительно, а слова чересчур медлительны. И Мэй развернула перед Эухеньей мысленную картину того, что случилось той ночью в Приюте — того, что ей самой так хотелось забыть, — и того, что произошло в лесу, когда самолёты обрушились на лагерь ньюменов.

— Так это была ты, — негромко сказала колдунья, и на её тёмном морщинистом лице промелькнула лёгкая тень улыбки. — Я тебя всё-таки увидела, колибри.

Девочка не поняла смысла этой фразы, а объяснять ведьма не стала — времени на это уже не было.

Мысленный приказ «В кольцо!» ожёг всех обитателей горного гнезда, как удар кнута. Его услышали все — и те, кто был в Зале учеников, и те, кто находился в жилых пещерах, и воины внешней стражи. И даже Диего с Мерседес, сидевшие в Зале, услышали этот приказ. «Как жаль, — мелькнуло в сознании Рохо, — что мы тут ничем помочь не можем…».

Взяться за руки было некогда — это успели сделать только те индиго, кто были здесь, однако сознания сомкнули все. Диего ощутил, как в Зале учеников закручивается могучий энергетический вихрь, который удерживают в узде Миктекасиуатль и Алан. Наставник и мать Эухенья крепко держались за руки, и Рохо показалось даже, что по их телам текут потоки огня — первые орты Третьей планеты системы Жёлтой звезды принимали бой. И Мэй, маленькая Мэй, напружиненная, словно натянутая тетива тугого лука, тянулась навстречу четырём летящим змеям, несущим на Катакомбы зародыши Адского Пламени.

Змеи приближались. Мэй силилась ухватить их за тонкие гибкие шеи и сжать — так, чтобы хрустнули позвонки, чтобы мерзкие твари издохли, рассыпались за сотни километров отсюда тонким прахом, который уже не сможет убивать. Однако змейки изворачивались, они не давались, снова и снова проскальзывая между пальцев девочки. И Мэй стало страшно — она знала, что будет, если эти твари доберутся до пещер Миктекасиуатль. Её захотелось разрыдаться от отчаянья и от ощущения собственного бессилия, но она пересилила себя и опять потянулась незримыми пальцами к змеиным шеям.

«У неё не получится, — холодно и отстранённо размышляла Эухенья. — Четыре сразу — девочка поневоле рассеивает своё внимание».

«Не получится, — отозвался Алан. — Это мёртвые и неуправляемые куски металла с дьявольской начинкой. Их не остановить — их можно только разрушить. Но ракеты ещё далековато, а когда они приблизятся, неизвестно, что произойдёт раньше: мы их разрушим, или Адский Огонь вырвется наружу».

«Помогай!» — коротко бросила Миктекасиуатль, и Старик мгновенно понял, что она хочет сделать. Понял он и то, что задуманное ею смертельно опасно для них обоих, однако ни секунды не колебался — ведь его Кармен сказала ему: «Ты пришёл слишком поздно для любви, но не поздно для боя…».

…Склон, по которому скатывались зловещие змейки, обернулся каменной плитой. И плита эта оказалась чудовищно тяжёлой: в первый миг Алан подумал, что им с Кармен (даже используя всю совокупную Силу нескольких сотен людей-индиго) ни за что не удастся её не то что повернуть, а хотя бы пошатнуть. Но другого выхода не было.

Ладони Эухеньи и Алана приподняли нижний край плиты, и тогда пришла боль. Алан сжал зубы — он знал, что эта боль бьёт по всем, кто входит в кольцо, и понимал, что самые слабые ученики начнут сейчас терять сознание и падать. Однако они с Кармен не имели права ни упасть, ни потерять сознание, даже если их телесные оболочки начнут распадаться.

…Джефферсон, следивший за полётом ракет по экрану радара, насторожился. Четыре точки замерцали, то исчезая, то снова появляясь. «Что за чертовщина, — подумал хайерлинг. — Помехи? Сбой аппаратуры? Нет, на соседнем дисплее то же самое. Что происходит?».

Но Диего Рохо — Игорь Краснов — понял чутьём человека, услышавшего отражённый в Мировом Зеркале крик из будущего, что происходит.

Эухенья и Алан выворачивали пространство, пытаясь развернуть выпущенные в них стрелы с ядерными наконечниками. И ещё Диего Рохо понял, что для них обоих эта магия является предельной, точнее — запредельной.

…Тяжкая плита качнулась и приподнялась, и змеи замедлили свой бег, не понимая, куда бежать дальше. Они знали: цель — край плиты, однако пространство вокруг ракет вставало на дыбы, и тщательно рассчитанные траектории искривлялись.

Диего услышал слабый вскрик, и ещё, и ещё. Упала девочка-индиго, и мальчик, и девочка постарше. Наставник и Мать-Ведунья забирали всю энергию, собранную учениками, и те падали на холодный каменный пол Зала, теряя сознание от невыносимой боли, — падали один за другим.

…Плита дрогнула, пошла вниз, и встрепенувшиеся змеи снова увидели цель. Ученики падали, но Алан и Миктекасиуатль не сдавались: они тянули и тянули каменную тяжесть, превозмогая боль и нещадно отбирая энергию у всех людей-индиго, входящих в кольцо.

Упала Эстрелла. Диего видел глаза своего сына, видел, что тот хочет кинуться к ней, но Андрей остался на месте, до конца выполняя долг воина. Видел Рохо и струйку крови, текущую из прокушенной губы Наташи, — его захлестнули жалость и боль, но взгляд дочери оттолкнул Диего. «Не мешай, отец!» — явственно читалось в этом совсем недетском взгляде.

…Плита раскачивалась, змеи дёргались. И всё-таки они приближались — судорожными рывками, но приближались, ныряя среди волн колеблющегося пространства…

Покачнулся и осел Андрей. Мерседес вскинулась; Диего схватил её за локоть и сумел удержать — помочь сыну она сейчас всё рано не сможет, а оказаться в фокусе энерговихря равносильно самоубийству. И женщина затихла, только закрыла глаза, чтобы не видеть того, что будет дальше.

Упал Хайк. Мэй даже не повернула головы и спокойно приняла в свою ладонь пальцы Наташи. Зал усеивали обмякшие тела потерявших сознание — на ногах оставались только четверо: Эухенья, Алан, Мэй и Наташа. Рохо смотрел, борясь с желанием тоже закрыть глаза.

…Каменная плита вспучилась, вздулась горбом, и змейки потекли в разные стороны. В Зале полыхнула сиреневая вспышка — Мэй с Наташей выложились без остатка и молча упали у ног Матери-Ведуньи и Наставника. Перед глазами Диего поплыли фиолетовые круги, но он чётко видел Алана и ведьму. Их ауры переплелись, слились воедино, и тогда Рохо понял: именно так выглядели со стороны Вестники — Хок и Муэт, — когда творили свою великую волшбу…[22]

Рохо казалось, что Эухенья и Старик горят, тают в танцующем пламени, превращаясь в поток чистой энергии, яростно гнущей пространство. Глаза Диего начали слезиться, он невольно моргнул, а когда снова обрёл способность видеть, Миктекасиуатль и Алан уже не стояли — они неподвижно лежали на каменном полу пещеры, так и не разомкнув крепко сцепленных рук.

…Змеи соскальзывали с плиты, но сама плита вдруг качнулась и рухнула на Эухенью и Алана, давя и сокрушая…

«Кармен… Тёмная, тёмная, тёмная ночь, наполненная шорохом листьев и криками ночных птиц… Горячие губы и запах твоих волос…» — успел подумать Наставник.

«Олег… Море и пустой, пустой, пустой горизонт, на котором ни паруса, ни дымка… И слёзы, слёзы, слёзы, застилающие глаза…» — успела подумать колдунья.

Незыблемая земная твердь под ногами Диего дрогнула.

Первая из ракет не долетела до входа в Катакомбы: она взорвалась на том берегу реки — там, где окраины Пуэбло-дель-Рио сменялись джунглями, — и город умер, не успев даже вскрикнуть от боли. Огненная волна прокатилась, оставляя за собой Мёртвую Пустыню, и Рохо увидел (и даже не удивился тому, что он может это видеть), как рассыпался его дом, и как брызнули стеклянными слезами осколки выбитых окон.

Вторая ракета встретилась с землёй в западных горах, и долго ещё скатывались с обожжённых боков горных кряжей каменные лавины, словно горы ворчали, раздражённые полученным ударом.

Третья разорвалась высоко в стратосфере над Карибским морем, родив новое бешеное солнце — к счастью, быстро погасшее.

Хайерлинг второго ранга Джефферсон не получил обещанный ему генералом Бладом первый ранг. Четвёртую ракету отшвырнуло почти в ту же точку, откуда она стартовала, и Джефферсон не успел даже сообразить, что означает неожиданно появившаяся на экранах локаторов отметка — взрыв мегатонной боеголовки превратил всё на десятки миль окрест в точное подобие преисподней.

…Дети Катакомб приходили в себя. Едва оправившаяся Эстрелла уже хлопотала возле Андрея, опередив кинувшуюся к сыну Мерседес, и ещё пошатывающиеся Мэй с Наташей в четыре руки споро расправляли смятую ауру Хайка. Диего почему-то был уверен, что никто из индиго серьёзно не пострадал, и что даже воины наверху успели укрыться под надёжными гранитными сводами пещер.

И только двое в Зале учеников не подавали признаков жизни. Мало-помалу вокруг них собрались все обитатели горного гнезда — горькие вести летят на крыльях.

Наставник и Мать-Ведунья лежали неподвижно, и не надо было владеть магией, чтобы понять: Кармен-Эухенья-Миктекасиуатль и Старик-Алан-Олег мертвы.

— Не понимаю, — Блад слегка барабанил пальцами левой руки по гладкой поверхности стола, и его перстень разбрасывал алые огоньки, словно с острых лучиков пентаграммы срывались крошечные капельки крови. — Ракетоносец уже вышел в расчётную точку — они дали подтверждение по звукоподводной связи, — а потом… Неужели их перехватили лодки-охотники русских? Возможно, конечно, но тогда непонятно, что же могло толкнуть наших потенциальных противников на немотивированную атаку — ведь ни одна ракета с борта «Франклина» так и не была выпущена. Внезапная авария? Потеря управления? Тишина полная…

— Гадать нет смысла, — «роскошная смерть» равнодушно пожала плечами. — Ясно одно: лодка погибла, и операция сорвалась. С точки зрения обстоятельств меня куда больше интригует срыв ракетного удара по Катакомбам — вот уж тут шума было предостаточно. Четыре водородных взрыва, разнесённых на сотни километров друг от друга, — как это объяснить?

— Магия, — уронила Серпента таким тоном, словно речь шла о чём-то обыденном и само собой разумеющемся. — И очень сильная. Я следила — там был такой энерговсплеск, что его хватило бы хорошенько вскипятить любое из Великих озёр. Они изменили траектории полёта ракет, это очевидно, но как они сумели это сделать — тут я могу только предполагать.

— И что теперь? — обеспокоено спросил Джейк. — Надо ждать ответного удара?

— Всё может быть, — бесстрастно ответила Змея. — Я бы, во всяком случае…

Она не договорила — ожил экран экстренной связи.

— Мой лорд, — взволнованно доложил дежурный хайерлинг, — с вами хочет говорить Россия! Они вскрыли наш особый канал и требуют разговора с вами, мой генерал!

Изображение на стереоэкране сменилось — на Блада в упор смотрел светловолосый молодой парень: смотрел так, словно ему были ведомы все тайные мысли лорда-протектора — все до единой.

— Лорд-протектор Джейк Блад, — жёстко произнёс светловолосый, — с вами говорит особый советник президента России Всеслав Алексеев. От лица Российской Федерации я уполномочен заявить, что ваши действия…

«Индиго, — подумала Серпента, — и какой! Вот от этого воина я родила бы ребёнка не задумываясь! Жаль, что процесс зачатия — со всеми сопутствующими этому акту приятными ощущениями — несколько затруднительно осуществить с помощью Сети…»

— …угрожают безопасности всего человечества. Свидетельство тому — недавние ядерные взрывы в Центральной Америке. Нами установлено, что эти взрывы не носили случайный характер, а явились прямым следствием целенаправленных действий — ваших действий, генерал Блад.

«Конечно, — подумал Джейк, — надо быть полным идиотом, чтобы счесть четыре атомных взрыва результатом несчастного случая! А русские, к сожалению, не очень похожи на законченных кретинов, и к тому же располагают великолепной системой спутникового слежения».

— Россия предупреждает вас, генерал, — если подобные действия повторятся, то мы не остановимся перед нанесением удара по всем вашим тайным укрытиям всеми имеющимися в нашем распоряжении силами и средствами — их у нас достаточно.

«Значит, субмарину утопили русские, — подумала Стэрди. — Но как они догадались о её миссии?»

— Надеюсь, вы меня поняли, господин лорд-протектор. — Всеслав исчез с экрана без предупреждения: главное было сказано, а тратить время на дипломатические экивоки люди-индиго считали пустым занятием — никчёмная вязь слов бессмысленна для умеющих читать чужие мысли.

— Проворные, — резюмировал Блад и витиевато выругался. — И каков самец — оценили, небось? — Джейк быстро взглянул на Стэрди и Серпенту. — Оценили, оценили, по глазам вижу, без всякой этой вашей магии… Что будем делать?

— Ничего, — невозмутимо ответила Правительница. — Если мы не будем суетиться, они не ударят первыми. Значит, они дадут нам время, которое мы сможем использовать для наращивания наших сил.

— Катакомбы, — заметила Серпента. — Мы разворошили осиное гнездо у нас под боком, и в их лояльности я не уверена.

Змея лукавила — она считала это вполне допустимым в отношениях с несовершенными. Она не пыталась сделать из Блада свою послушную куклу — такая попытка тут же была бы пресечена бдительными гремлинами личной охраны лорда-протектора, поэтому Серпента ограничилась традиционно женскими методами воздействия, — но лгать обезьяноподобным — почему бы и нет? Ведь сами-то они постоянно лгут друг другу!

На самом деле она ничуть не опасалась контратаки обитателей пещер Миктекасиуатль — Змея хорошо помнила миролюбивый оттенок окраски аур тех двоих, которые преградили ей путь в Катакомбы. Вот только ни Джейку, ни Стэрди, полагала она, знать об этом совсем не обязательно.

— И что ты предлагаешь? — Блад раздражённо дёрнул подбородком. — Повторить удар? И после этого получить охапку русских ракет прямо по Головному Центру? Этот парень не шутил — разве ты не поняла? К тому же пещерники отбили нашу атаку — значит, они точно так же смогут отбить и вторую!

— Нет, мой лорд, — Серпента опустила глаза, всем видом выражая почтительность, — я предлагаю обойтись без спецэффектов в виде величественных ядерных грибов. С индиго из Катакомб надо сражаться равным оружием — пошлём туда диверсионный отряд из наших магических бойцов. И поведу его я.

«Что она задумала? — лихорадочно соображала Стэрди. — Уж сейчас-то, после смерти командира чёрных индиго, Змее вовсе не с руки покидать Центр! Она ведь не похожа на пай-девочку, уступающую лакомый кусочек — да ещё какой! — без борьбы. Что у неё на уме?».

Блад был удивлён в не меньшей степени — поступок Серпенты не укладывался в рамки логики. «Ну хорошо, — думал он, — допустим, повторная атака на пещеры действительно нужна, но зачем же отправляться туда самой? Чего ради? Неужели нельзя поручить командование рейдом кому-нибудь из опытных ньюменов или гремлинов — среди них есть способные справиться с этой задачей. Лишний раз поиграть со смертью? Не похоже, очень не похоже… Мелкая мстительность? Ерунда, она выше этого…».

Серпента не прочла заэкранированные аппаратурой мысли «королевской четы», однако граничащее с подозрительностью удивление Правителей уловила. Она всё уже решила, и теперь ей оставалось только придать правдоподобие своей версии.

«Ты выиграла, потаскуха, — думала она, — эти тупоголовые гремлины тебя чуть ли не обожествляют, а в открытом бою мне с ними не справиться. А ты, Джейк… Я не буду рожать от тебя детей — я не хочу портить чистую кровь ньюменов гнилой кровью обезьяноподобных. Из подземелий Центра мне пора уходить — начнём всё сначала. У меня будет собственное гнездо, которым станут Катакомбы».

— Мой лорд, и вы, леди Стэрди, — голос Змеи звучал спокойно и ровно. — Катакомбы опасны для нас: я была там, и я знаю. Мы не можем послать туда многочисленный отряд — просто потому, что бойцов-индиго слишком мало, и они нужны везде. Значит, нам надо брать качеством. Там, в пещерах, есть очень сильные маги — это ясно хотя бы из того, что им удалось отразить ядерный удар. Без меня малочисленный отряд не выдержит магического боя с обитателями Катакомб — рейд станет бессмысленным. Значит, идти надо мне самой.

— Ты права, — медленно проговорил Блад, не спуская с предводительницы ньюменов испытующего взгляда. — Ну что ж… — он перевёл взгляд на Стэрди, и «роскошная смерть» еле заметно кивнула, — иди, неистовая воительница. Иди, и… возвращайся с победой.

— Я вернусь, мой лорд. А теперь я испрашиваю разрешения Правителей удалиться — мне надо ещё подобрать состав рейдерской группы.

— Разрешаю, — бросил Блад. — Мы ещё поговорим… позже.

«В постели, — мысленно добавила леди Стэрди. — Ах, Джейк, Джейк… Впрочем, все мужчины одинаковы: им надо время от времени менять наложниц только для того, чтобы потешить свой комплекс победителя и завоевателя. Но мудрая женщина не будет возражать — до поры до времени, пока это хобби не заходит слишком далеко. Ладно, поваляй эту Змею ещё разок — напоследок…».

«Очень надеюсь, — думала Серпента, возвращаясь в свой апартамент и прикидывая, кого из бойцов взять с собой, — что мои ощущения меня не обманули. Предсмертный стон был — двое по-настоящему серьёзных противников мертвы, а с детишками и с неумелыми молодыми воинами я как-нибудь справлюсь. Я не буду никого убивать… без нужды, однако очень скоро в Катакомбах появится новая властительница».

— Она не вернётся, Джейк, — сказала Стэрди, наблюдая на экране монитора, как Змея идёт по коридорам уровня «Z», — Катакомбы — это злое место.

— Злое место?

— Злое. Помнишь, покойный Арчи всё хотел тебя туда отправить?

— Помню. — Джейк вспомнил взгляд секретарши Эссенса, кричавший «Не соглашайся! Ты оттуда не вернёшься!»

— Эссенс надеялся, что там ты свернёшь себе шею, причём всё будет выглядеть пристойно: отважный хайерлинг Джейк Блад пал на поле брани.

— Это что же, эти пещерные индиго и в самом деле настолько кровожадны? Похлеще ньюменов Серпенты? Вот уж не думал…

— Не в этом дело. Ядерный удар по Катакомбам был запланирован давно, и сигналом к нему должно было стать твоё сообщение о безрезультатности переговоров с тамошними индиго. Всё было рассчитано, Джейк, — ты не успел бы выбраться из этих пещер до того, как их своды рухнули бы под атомными взрывами. Однако ты оказался, — «роскошная смерть» усмехнулась, — достаточно сообразительным. Вместо того, чтобы самому отправиться в ад, ты предпочёл послать туда Арчи.

— С твоей помощью, — генерал протянул руку и коснулся щеки Стэрди, чего не делал уже очень давно, — с твоей помощью, Клеопатра.

— Только вот что-то быстро ты забыл об этом, Джейк.

— Да нет, что ты, разве я… — Бладу стало не по себе под холодным взглядом «царицы гремлинов». — Я никогда не забывал и не забуду того, что ты для меня сделала. Я всегда…

— Не верю я тебе, Джейк, — вздохнула Стэрди, — хоть убей. Женщину невозможно обмануть, если только она сама этого не захочет. Ладно, времена меняются, и люди тоже. Твоя Змея покинет Центр и больше сюда не вернётся — в этом ты можешь быть уверен. И вот я думаю: сразу приказать моим гремлинам растащить тебя на молекулы или подождать, пока это сделают взбешённые твоей самодеятельностью мессиры?

Джейк был настолько ошарашен циничной прямотой Правительницы, что не нашёлся, что ответить.

— Хочешь выпить? — ласково произнесла Стэрди, глядя на побледневшее лицо лорда. — Твоё любимое виски вон там, в той нише. Принести?

— Послушай, Стэрди, я…

— Послушай, Джейк, — перебила его «роскошная смерть», — и внимательно послушай! Я, наверно, дура, — мне почему-то жаль тебя убивать, Джейк Блад, хоть ты этого и заслужил. Неужели ты до сих пор не понял, что мы с тобой стоим друг друга, и выстоять сможем только вдвоём? А ты мечешься, как мальчишка… Мне плевать на всех твоих девок, но уж если ты задумал избавиться от меня, извини, — тут у нас с тобой разговор пойдёт совсем другой.

— Стэрди, я…

— Помолчи, лорд-протектор. Значит, так… — но тут речь Клеопатры была прервана.

Ожил ещё один стереоэкран, и на нём появился Хьюго.

— Генерал Джейк Блад, — тон голоса мессира и выражение его глаз не предвещали лорду-протектору ничего хорошего, — вас ждут на Совете Правителей. Мы хотим заслушать отчёт о ваших предельно безрассудных действиях и принять соответствующее решение.

— Дождался? — Стэрди злорадно ухмыльнулась. — Выпей немного, чтобы придти в норму, а я пока… — она быстро прошлась по сенсорной панели. — Карри, Терр, Эридан, Эрг — возьмите по десять воинов и ко мне. Немедленно.

— Повиновение Воплощённой, — бесстрастно ответили четыре голоса.

— Резню на Совете мы, конечно, устраивать не будем, — Стэрди повернулась к Бладу, так и застывшему в оцепенении, — однако силу продемонстрируем. А ты, Джейк, отныне будешь воевать со мной только в постели. И кстати, с чего это ты взял, что я не смогу родить тебе сына-индиго? Помнишь, что говорил Энней, да упокоит океан его прах? Ладно, к этому вопросу мы ещё вернёмся… позже. А вот и мои гремлины, — она кивнула на экран внешнего наблюдения. — Идём, Джейк, — нехорошо заставлять ждать мессиров.

Глубокая прямоугольная яма, аккуратно вырезанная в камне лезвиями голубого огня, медленно заполнялась густеющей массой. Прозрачный гранит — ученики Миктекасиуатль умели придавать обычным материалам необычные свойства. Тела матери Эухеньи и Алана, впаянные в этот камень, сохранятся на века и тысячелетия.

— Мы не можем воскресить их, — негромко произнёс Диего, и пламя факелов скорбно дрогнуло, как будто подтверждая его слова, — но может быть, наши далёкие потомки смогут это сделать. А пока — да покоятся они в мире!

В Зале учеников собрались почти все обитатели Катакомб, и Рохо почувствовал, что взгляды людей-индиго сошлись на нём: дети горного гнезда ждали его слова.

— Наставник и Мать-Ведунья ушли в Бездну, — сказал он, — однако жизнь идёт своим чередом. Вам, орты, — «Вот оно, — подумал Диего, — слово сказано», — нужно выбрать себе новых Старших. Вы действительно орты: эта наша новая Реальность, спасённая Реальность, упорно сворачивает на проторённый путь — скорбный путь. Кто был наверху, тот видел: там, за Рекой, — Развалины и Мёртвая Пустыня.

— Отец Диего, — заговорил Родриго, и Рохо вздрогнул, услышав это обращение, — мы знаем, кто ты, и что ты сделал. Тот-Кто-Слышал-Крик — имя твоё. И мы, орты Катакомб, хотим сказать — будь нашим Старшим.

— Мать Мерседес, — Камилла, стройная смуглая девушка и признанная глава молодых ведуний, встала рядом с Родриго, — ты Та-Кто-Помогла-Услышать — будь нашей Старшей.

У Диего пересохло во рту. Он взял за руку жену — рука Мерседес ощутимо дрожала.

— Дети… — начал Рохо и тут же подумал: «Да какие они дети!». — Орты Катакомб… Я благодарен вам за то, что вы помните. Но ни я, ни моя жена не владеем магией — мы с ней обычные люди, а вы — вы люди будущего. Мы не можем быть вашими Старшими.

— Отец Диего, — мягко, но убеждённо возразил Родриго, и стоявшие рядом с ним орты из числа взрослых индиго кивнули в знак согласия — они ведь уже знали, что скажет военный вождь, — среди нас много таких, кто умеют крушить скалы или творить огненные клинки. Но нам нужен опыт долгих прожитых лет и спокойная мудрость — если у нас будут вопросы, вы подскажите. И поэтому мы просим вас, отец Диего и мать Мерседес, — будьте Старшими.

«Вот и вся процедура демократического голосования, — подумал Рохо. — Мгновенный обмен мыслями — кто хотел возразить, возразил, однако консенсус достигнут. Да, конгрессы и парламенты с их долгими и бесплодными дебатами, скрывающими закулисные интриги, — это уже прошлое старушки Земли. А будущее — туманно…».

— Хорошо, — сказал он и взглянул на Мерседес, — мы согласны. Да будет так.

Напряжение, витавшее под сводами Зала, разрядилось. Люди-индиго задвигались, и поодиночке и небольшими группами стали покидать Зал учеников. Орты Катакомб выбрали Старших.

…Через несколько дней к Диего пришёл Андрей, и Рохо почувствовал, что сын хочет поговорить с ним не просто как с отцом, а как со Старшим горного клана.

— Отец, — Андрей перешёл к делу без долгих предисловий, — я слышал Детей Моря. Их старейшины дотянулись до меня. Слышно было плохо — дельфины не заплывают в реку, а ты запретил нам без крайней нужды покидать Катакомбы, пока не снизится уровень радиоактивного заражения. Однако главное я понял: Дети Моря убили большой подводный корабль, готовившийся выплюнуть в наш мир целую горсть ядовитых семян. Что бы это могло значить?

— Скорее всего, — Диего с минуту подумал, — они сумели каким-то образом отправить на дно атомную подводную лодку с ядерными ракетами на борту. Дети Моря не стали отсиживаться в тёмных глубинах — они вмешались, и активно вмешались. Это хорошо.

— Значит, — глаза Андрея вспыхнули, — у нас теперь есть союзники?

— Есть. Но вот о чём я думаю, сын: нас всё время кто-то спасает, и мы всё время ждём, что нам кто-то придёт на помощь и сделает всё за нас — мы даже уповаем на Внешних. А мы — мы сами — неужели мы сами не можем сделать то, что от нас требуется? Подумай об этом!

— Да, отец, я подумаю, — серьёзно ответил подросток. Он уже повернулся, чтобы уйти, однако остановился. — И ещё одно, отец, — Андрей замялся, — мы с Эстреллой… В общем, мы с ней хотим пожениться.

Диего посмотрел на жену — Мерседес тоже была здесь, но не вмешивалась в разговор.

— Ты хочешь или она хочет? — уточнила Старшая.

— Это… Мы оба… Хотим… — окончательно смутился молодой орт.

— Вы поженитесь, — невозмутимо сказала Мерседес, — когда тебе будет шестнадцать, а ей — пятнадцать. А до этого — потерпите.

— Но…

— Потерпите! — повторила Мерседес. — А станет невтерпёж — вспомни, что говорила на этот счёт мать Эухенья — мудрая Мать-Ведунья.

Тяжёлый самолёт описывал широкий круг.

— Можно сесть прямо на аэродроме Пуэбло-дель-Рио — взлётные полосы свободны от обломков. Но там, — пилот показал на текущую под крылом чёрную землю, — так фонит, что приборы зашкаливает.

«Я это и без приборов чувствую, — подумал Всеслав, — туда нельзя. К тому же нам надо приземлиться поближе к пещерам — так будет лучше».

— Левый берег реки, — сказал он, — там должны быть подходящие ровные участки.

Командир самолёта кивнул, и машина накренилась, разворачиваясь на запад.

…Президент резко возражал против намерения своего особого советника отправиться в пострадавший район лично. «Вам что, некого туда послать? Вы нужны мне здесь! В конце концов, что для вас важнее: Россия или клочок земли в Латинской Америке? Там и без вас обойдутся!». «Сергей Владимирович, — возразил ведун, — этот клочок земли имеет прямое отношение к судьбам России. Индиго из Катакомб — наши братья и естественные союзники, и Блад прекрасно это понимает. Удар-то был направлен не по городу, господин президент, а именно по ним! Не сочтите за цинизм, но для нас важно установить контакт с обитателями пещер, а помощь пострадавшим — да, тут обойдутся и без нас. Это дело нескольких дней, не больше, но мне нужно побывать там самому. Я возьму с собой всего десятка два ведунов — у вас под рукой их останутся сотни». И Всеслав убедил президента.

Правда, насчёт «обойдутся и без нас» ведун оказался не прав: содрогавшемуся в корчах невиданного экономического кризиса миру было не до оказания кому-то гуманитарной помощи. И даже промелькнувшие в Сети сообщения о «Паломаресе двадцать первого века»[23] не вызвали широкого резонанса: на фоне тотального коллапса мировой денежной системы информация о катастрофе стратосферного носителя ядерного оружия, приведшей к четырём атомным взрывам, выглядела сущим пустяком.

…Винты замедляли свой бег, из прозрачных дисков появились мелькающие лопасти. В распахнутую дверь ворвался горячий воздух. «Здесь тоже фонит, — подумал особый советник президента, — однако терпимо». Спустившись по выдвинутому трапу, он огляделся.

Слева текла река, тусклая, словно подёрнутый плёнкой окиси металл; справа высились горы, смыкавшиеся на горизонте в сплошную тёмную стену. Разогретый солнцем воздух был неподвижен, и руины города на том берегу казались чёткой фотографией картины какого-то сумасшедшего художника-сюрреалиста. И — тишина: ни птичьих голосов, ни даже жужжания насекомых. Пустыня — Мёртвая Пустыня…

Ведуны один за другим выбирались из чрева самолёта, собранные и готовые ко всему. Двадцать два человека-индиго в возрасте от девятнадцати до двадцати двух лет, адепты магии Меча, ведуны-воины — на них Всеслав мог положиться в любой ситуации.

— Со мной пойдут Родион, Добрыня и Ставр. Остальным: разбить временный лагерь. Старшим оставляю Руслана. Не забудьте про экранное поле-кокон — уровень радиации здесь достаточно высок. Час-полтора можно пробыть без защиты, а вот больше — опасно. На этом пока всё. Пошли.

…Сторожа вовремя заметили чужаков, и Родриго тут же известил Старших.

«Кого ещё там принесло на нашу голову? — думал Рохо, поднимаясь наверх. — Друзья? Это вряд ли, нам в последнее время куда больше внимания уделяют враги…».

К счастью, Диего ошибся — он понял это, как только увидел этих четверых, спокойно ждавших возле главного входа. То, что они — люди-индиго, было ясно с первого взгляда, а со второго чётко различался дружелюбный оттенок их аур.

— Мы приветствуем почтенных хозяев, — вежливо и с достоинством произнёс молодой светловолосый и сероглазый парень при виде Диего и Мерседес. — Ведуны пришли с миром. Издалека — из России.

— Мы приветствуем почтенных гостей, — Рохо-Краснову пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять яростно заколотившееся сердце. — Что привело вас сюда?

— Голос беды. Меня зовут Всеслав.

— Диего и Мерседес, Старшие горного клана, рады видеть тебя и твоих спутников. — В сознании Рохо зазвучал тихий шёпот: «Эти чужаки не лгут — их мысли открыты, и в них нет зла» — ведуньи Камиллы сноровисто прощупывали пришельцев. — Приглашаю вас к трапезе, — последнюю фразу Диего-Игорь произнёс по-русски и с удовольствием отметил удивление, мелькнувшее в глазах Всеслава.

— Слава Вечнотворящему, мы успели, — напрямик заявил ведун, когда гости и хозяева — Старшие ортов оставили при себе Камиллу и Родриго — расположились в гостевой пещере, освещённой ровным живым светом. — Нам кажется, что скоро здесь у вас могут появиться и другие гости, не столь дружелюбные.

— Мы догадываемся об этом, — невозмутимо отозвалась Мерседес.

— …особенно после того, что случилось, — добавил Диего. — Вы сами видели, что там, наверху.

— Не сочтите за невежливость, — Всеслав встретился глазами с Родриго, безошибочно определив в нём военного вождя, — но ваша стража… Не стоило подпускать незнакомцев так близко к вашим жилищам, магия — она может быть очень разрушительной.

— Мы видели, кто вы, — в голосе Камиллы проскочила лёгкая тень обиды — этот ведун что, принимает её за глупую девчонку?

— Однако спасибо за совет, — спокойно сказал Родриго, — мы примем это к сведению.

…Разговор был долгим, но собеседники хорошо поняли друг друга — мысли не лгут. Да, их можно скрыть, но тогда это настораживает — значит, собеседникам есть что скрывать. А когда сознания распахнуты навстречу друг другу, тогда понимание приходит быстро. Рохо и Мерседес не умели читать мысли, но Камилла добросовестно помогала Старшим. К тому же столом занимались Эстрелла и Наташа, и они тоже помогали. Юных магинь разбирало любопытство, и Диего счёл нелишним поручить роль помощниц именно им: они немногим уступали взрослым девушкам-ведуньям, а кое в чём даже превосходили их.

— Да, вы знаете о северных индиго куда больше нас… — задумчиво сказал Всеслав, выслушав рассказ о визите Серпенты. — Откуда у неё такая сила? Обычно злоба мешает развитию магических способностей. Странно, очень странно…

— Значит, повторной бомбардировки можно не опасаться? — спросил Диего.

— Думаю, Блад не решится на это — он достаточно умён и понял, что мы не шутим. А вот эта ваша Змея… Назовите это предчувствием, но она не преминёт ужалить! Если вы позволите, мы хотели бы остаться здесь на несколько дней — перенесём наш лагерь поближе и поможем вашим воинам охранять Катакомбы. Заодно займёмся дезактивацией — там, за рекой, выжившие люди нуждаются в помощи. А спасти их кроме нас некому…

Была и ещё одна причина, заставившая Всеслава просить разрешения задержаться, но об это причине он не проболтался бы даже под страшными пытками. А возникла эта причина в тот миг, когда ведун встретился глазами с Наташей, менявшей блюда.

Когда взгляд Всеслава коснулся серых глаз девочки, ведуну показалось, что в грудь ему ударила стрела, мгновенно обернувшаяся жидким огнём. Он даже осёкся на полуслове, и торопливо глотнул вина, чтобы скрыть смущение. Слава Вечнотворящему, Добрыня и Ставр в это время вели жаркий спор с Родриго об эффективности следящих заклятий, способных трансформироваться в боевые, и мгновенное смятение вождя ведунов осталось никем не замеченным — никем, кроме… самой Наташи.

Девочка-индиго почувствовала взгляд пришельца — и очень симпатичного пришельца, она это отметила, — однако только скромно потупилась, подумав про себя: «Ах, если бы на меня так смотрел Хайк!». Но семя было брошено, и оно должно было прорасти…

…Ведуны освободили от Проклятья большой участок земли вверх по склону, до самого подножья гор. Диего предложил гостям устроиться в пещерах, благо места было достаточно, однако Всеслав предпочёл организовать свой лагерь наверху. Ему почему-то казалось, что так будет лучше, а молодой ведун привык доверять своим ощущениям.

Спасать за рекой было почти некого — на самолёте вывезли лишь несколько десятков чудом уцелевших. Пережившие взрыв ушли в джунгли — руины Пуэбло-дель-Рио опустели. Дезактивация сотен квадратных километров земли требовала времени и сил — Всеслав понял, что с горстью людей-индиго за несколько дней он почти ничего не сможет сделать. Поэтому ведуны и орты сосредоточились на очистке левого берега Магдалены, чтобы хотя бы возле выходов из Катакомб и у реки можно было находиться, не закутываясь в защитные коконы.

А вечерами ведуны приходили в пещеры Миктекасиуатль — люди-индиго с разных континентов быстро нашли общий язык. И наступал час древнейшей человеческой магии — магии любви. Плечистые светловолосые русичи не оставили равнодушными смуглокожих красавиц, и Камилла с видимым неудовольствием перехватывала красноречивые взгляды Родриго, устремлённые на статную зеленоглазую Ольгу, — в отряде Всеслава были четыре девушки.

Поначалу дочери Диего просто льстило внимание Всеслава — Наташа знала, что добрая половина орт ей завидует, — но уже на третий вечер девочка почувствовал, что её тянет к этому парню, и что она ждёт не дождётся, когда солнце начёт скрываться за цепью гор. «Как же так? — растерянно думала Наташа. — А как же Хайк? Я ведь люблю его! Люблю?». И тут она вдруг поняла, что это утверждение всё больше становится вопросом, причём вопросом, ответ на который скорее всего будет отрицательным.

…Они сидели у входа в пещеры — здесь уже было чисто, и Наташа даже заметила первые зелёные побеги, робко проклёвывающиеся из мёртвой земли.

— Знаешь, — сказал Всеслав, глядя на звёзды, усыпавшие чёрное южное небо, — когда я был мальчишкой, я хотел туда полететь. Там, думал я, на далёкой-далёкой планете живёт девушка, которая тоже смотрит в небо и ждёт меня.

— А теперь что, уже не хочешь туда полететь? — спросила Наташа, искоса посматривая на ведуна.

— Хочу. Но вот насчёт девушки… Мне почему-то кажется, что лететь туда за ней мне уже необязательно.

Взгляды их встретились, и дочь русского моряка поспешно опустила глаза. Сердечко её трепыхалось пойманной птичкой, и Наташе даже пришлось накинуть на свои мысли вуаль — она не хотела, чтобы Всеслав узнал, о чём она думает.

А вождь ведунов даже подумать не мог, что эта сероглазая девчонка была в прошлом воплощении галактианкой, погибшей на борту корабля-разведчика Технодетей в неравной схватке с Чёрным Магом-Разрушителем не так далеко от этих гор и от этой реки.[24] Всеслав не умел читать ленту реинкарнаций.

Десантный катер-амфибия, похожий на диковинную пучеглазую рыбу с причудливыми кольцеобразными хвостовыми плавниками, внутри которых бешено молотили воздух винты, мчался вверх по реке. Амфибия шла под флагом UN, но «голубых касок» на её борту не было. Там вообще не было обычных людей — в бронированном теле катера сидели двадцать гремлинов и двадцать ньюменов: отряд специального назначения, высадившийся утром с десантного корабля в устье Магдалены неподалёку от Барранкильи.

Серпента сумрачно смотрела на мутную воду, несущуюся навстречу амфибии. Берега реки казались вымершими, и по дороге не встретилось ни корабля, ни лодки — всё живое покинуло зону разрушений. Ничто не говорило о том, что «миссия Объединённых Наций» привлекла чьё-то внимание, однако у Змеи имелись причины для мрачного настроения.

Перед самой высадкой с корабля к ней подошли двое ньюменов, Уильям и Нэнси. Серпента тщательно подбирала рейдеров, и она никак не ожидала того, что ей пришлось услышать.

— Предводительница, — начала Нэнси, — мы верили тебе и шли за тобой, пока ты вела нас против обезьяноподобных…

— …и мы поверили тебе, когда ты перешла на сторону генерала Блада, который был нашим врагом, — продолжил Уильям. — Ты убедила нас в том, что наши цели совпадают: он тоже хочет очистить этот мир от несовершенных — так ты сказала. Мы верили, но теперь мы спрашиваем: против кого ты ведёшь нас теперь?

Змея была ошеломлена — её преданные воины, лучшие из лучших, задают ей такой вопрос! — и молчала, не зная, что сказать.

— В Катакомбах живут люди-индиго, — Нэнси не спрашивала, она утверждала, — и нам они не враги. И мы говорим тебе, предводительница: мы не будем обнажать против них оружие…

— …первыми, — добавил Уильям. — Мы будем защищаться, если они нападут, но сами нападать не будем.

— Я хочу… говорить с ними, — произнесла Серпента севшим голосом, лихорадочно закутывая свои мысли защитным пологом. — Я ошиблась — Джейк Блад был и остался нашим врагом, и нам, ньюменам, нужно новое убежище.

— Не старайся, — усмехнулась Нэнси, — мы знаем, что у тебя на уме. Да, мы не против сменить подземелья Головного Центра на горные пещеры, но мы не перешагнём через кровь наших собратьев. Если удастся договориться — мы с тобой и за тебя, предводительница, но если ты хочешь силой проложить туда дорогу, тогда…

— …не рассчитывай на нас, — подытожил Уильям. — Людей-индиго слишком мало — мы не должны убивать друг друга.

— Хорошо, — Серпента умела владеть собой, — останетесь на борту катера. В резерве. Надеюсь, вы не бросите меня умирать на берегу, если пещерные индиго окажутся не такими щепетильными, как вы?

— Не бросим, — заверила Нэнси. — Ты наша предводительница, и мы тебе ещё верим…

— …пока ещё верим, — уточнил Уильям.

«Итак, — размышляла Змея, глядя на реку, — я могу рассчитывать только на гремлинов. Ну что ж, по крайней мере, чёрные индиго не будут забивать себе голову высокоэтическими соображениями. Для них любой противник Разрушения — враг, и они будут с ним сражаться. Гремлины получили приказ, и они будут его выполнять».

Серпента привычным движением коснулась змеиной головки своего ожерелья, и холод металла успокоил предводительницу ньюменов: её талисман с ней. Змея не знала о приказе, полученном офицерами-гремлинами Эргом и Терром лично от леди Стэрди, настоявшей на том, чтобы в спецотряд вошли и ньюмены, и чёрные индиго. «Серпенте больше нет места в этом мире!» — гласил этот приказ, и гремлины ответили: «Повиновение Воплощённой!».

…Когда на правом берегу появились почерневшие останки Пуэбло-дель-Рио, похожие на редкие гнилые зубы, и груды смятого железа, оставшиеся от судов, стоявших в тот недобрый час у причалов, Змея была спокойна и готова ко всему. Она сумела даже задавить леденящую мысль: «А что если я ошиблась, и те двое магов живы?», не дав ей укорениться. Если старик и ведьма живы, бой будет очень коротким, вот и всё. Отступать поздно, да и некуда.

«К бою!» — мысленно бросила Серпента, почувствовав тончайшие незримые щупальца, протянувшиеся к амфибии с левого берега, и с удовлетворением отметила, как подобрались её бойцы — все, включая ньюменов.

Катер выскочил на берег, убрал воздушную подушку и замер, задрав тупой нос. Берег круто уходил вверх — дальше надо было идти пешком.

«Вперёд! — скомандовала Змея. — Скользящий бег и защитное поле! Вперёд!».

…Родриго учёл совет Всеслава — воины-орты встретили гремлинов на полдороге, когда до входа в пещеры было ещё далеко. У военного вождя было около тридцати бойцов: дети Катакомб превосходили незваных пришельцев числом — все ньюмены остались на борту амфибии. Однако воспитанники матери Эухеньи считали жизнь величайшей ценностью и промедлили с ударом — промедлили какую-то долю мгновения, всё ещё надеясь на мирный исход.

Серпента не колебалась. Как только перед ней возникли фигуры стражей, она тут же выбросила вперёд невидимый разящий клинок.

Гонсало умер мгновенно, а через полсекунды рядом с ним в неуклюжей позе смерти лёг Фернандо. Змея узнала воина, не пустившего её под своды пещер, и испытала острое удовлетворение, сравнимое с пиком любовного блаженства.

«Она всё-таки переступила через кровь…» — с горечью подумала Нэнси.

Гремлины шли клином, сминая сопротивление защитников Катакомб, и Серпента была остриём — или жалом — этого клина. Чёрные индиго убивали холодно и беспощадно — их вёл тёмный зов Разрушителей.

Родриго оказался достойным вождём. Он сумел преодолеть краткое замешательство, охватившее было ортов, и на склоне столкнулись две волны магии. Воздух выл, сотрясаемый буйством энергии, влитой в убийственные мыслеформы, и горела земля, ещё не залечившая раны, оставленные Адским Пламенем. Падали орты, но падали и гремлины — весы качнулись и замерли в неустойчивом равновесии.

Змея получила ослепляющий удар, едва сумев погасить рушащуюся на неё огненную стену. К предводительнице ньюменов метнулась быстрая тень, но тут же переломилась и осела — Терр расчётливо разрезал атаковавшего орта пополам.

Из дыма и огня появилась рослая фигура. Серпента не знала Родриго в лицо, но поняла, что перед ней вождь горных индиго. Она лихорадочно стягивала тугой клубок Силы, надеясь покончить с ним одним ударом, и не успевала — никак не успевала.

Её спас Эрг. Гремлин помнил приказ Воплощённой, но приоритетным счёл другой приказ. Змея умрёт, рассудил он, но сейчас надо победить. И Эрг закрыл собой Серпенту.

Поединок длился доли мига, однако Змея запомнила его до мельчайших подробностей. Она видела, как в руках орта родилось сверкающее льдистое остриё; видела, как с него сыпятся искры, выбиваемые отчаянными ударами Эрга, пытающегося остановить оружие врага; видела, как голубое остриё с почти слышимым хрустом вспороло защиту гремлина и разорвало его тело. К ногам Серпенты подкатилась оторванная голова чёрного индиго, а в следующее секунду сотворённый Змеёй стилет проколол энергетический щит вождя ортов и вонзился в горло Родриго.

Дети Катакомб дрогнули. Серпенте надо было подавить сопротивление и продиктовать побеждённым свою волю — она вовсе не собиралась устраивать в Катакомбах поголовную резню. И весы качнулись в её сторону — Змея это чувствовала. А вход в пещеры — вон он, его уже видно.

И в это время откуда-то сверху прямо в гущу боя скатилась золотистая волна.

«Что это?» — ошеломлённо подумала предводительница ньюменов.

Волна распалась, рассыпалась потоком сверкающих искр, открыв шеренгу воинов с пылающими нестерпимо ярким белым огнём мечами.

Ведуны с ходу врезались в чёрный клин. Они владели Магией Меча и знали, как сделать так, чтобы призываемая сознанием энергия потоком хлестала с клинка, служащего отправной точкой творения разрушительных заклятий, и сметала всё на своём пути.

«Кончено, — пронеслось в сознании Серпенты. — С этими нам не справиться. Но я не отступлю…». Её обдало пышущим жаром, однако она по-змеиному извернулась и кинулась ко входу в пещеры. «Прорваться… Подчинить себе сознания детей — взять их в заложники. А потом — потом мы поговорим по-другому…».

…Внизу, под гулкими сводами Зала учеников, было тихо, но от напряжения трескались камни. Диего видел глаза подростков и читал их мысли — он всё-таки умел видеть, слышал Крик, да и многолетнее общение с мудрой ведьмой и детьми-индиго не прошло бесследно.

«Отец! — беззвучно кричал Андрей. — Там гибнут наши! Позволь нам выйти наверх!»

«Отец Диего! — в мыслеголосе Эстреллы звенела боль. — Пусти нас — ведь мы многоеможем!»

«Отец Диего! Отец Диего!! Отец Диего!!!!»

«Нет, — думал Рохо. — Детей не бросают под танки, — мелькнула когда-то услышанная или где-то прочитанная мысль, — даже если эти дети способны останавливать танки голыми руками…».

И тут он почувствовал — наверху что-то изменилось, и понял, что именно.

«Всеслав… Спасибо, русич…».

А через секунду в сердце воткнулась ноющая боль, и Диего увидел…

…ко входу в Катакомбы летел отравленный наконечник стрелы, готовый отравить всё живое в пещерах Миктекасиуатль, и Рохо знал имя этого наконечника: Серпента.

«Она всё-таки вернулась — со Злом…».

«Отец Диего! Оте-е-ец!»

«Нет! Замкните кольцо и закройте вход Трясиной — пусть враг увязнет в ней, как муха в патоке! Наверх не выходить — никому! Смерть — удел воинов, а ваш час — он ещё впереди».

В Зале заметался энергетический вихрь. Индиго послушались Старшего, замкнули кольцо и принялись закупоривать Катакомбы вяжущим заклятьем, сковывающим движения и отсекающим доступ к энергии для попавшего в сферу его действия. Послушались все — все, кроме двоих.

«Я иду наверх, — подумала Мэй. — Я долго шла рядом со Змеёй и знаю, на что она способна. Её надо остановить, и я это сделаю».

«Я иду с тобой» — отозвался Хайк — разве могло быть иначе?

Они переместились в кольцевой коридор и к выходу очень быстро, — Трясина ещё не успела загустеть, — и встретили Серпенту на том самом месте, где три месяца назад снова нашли друг друга, и где мать Эухенья сказал Змее: «Уходи. В тебе слишком много зла».

— Вот мы и встретились, сестрёнка Мэй, — шелестящим голосом сказала Серпента. — Я вернулась, как и обещала.

— Уходи, — спокойно ответила девочка. — В тебе слишком много зла.

Глаза Змеи полыхнули холодным злым огнём, и она ударила — не колеблясь и не задумываясь. Ударила — и встретила непробиваемую стену, о которую бессильно разбился её удар.

«Да что же это такое! — в отчаяньи подумала предводительница ньюменов. — Я ведь могу раздавить любого из этих двух щенят мимоходом, а тут…».

«Закон Парности, — всплыло вдруг в её сознании. — Помнишь, что сказал старая ведьма? «Их нельзя разлучать» — верно? Эти двое дополняют друг друга, и тебе с ними не справиться, пока они вместе».

В грудь Серпенты упёрлась могучая каменная ладонь. Она давила с непреодолимой силой, и Змея попятилась. Она несколько раз пыталась раскрошить или хотя бы оттолкнуть эту давящую длань — тщетно.

«Проклятье небу! Они просто оттесняют меня, прогоняют, как докучливую муху, не удостаивая даже боя!».

Серпента отступала шаг за шагом, а державшиеся за руки мальчик с девочкой шли за ней по пятам, не давая вздохнуть. Бой затихал — последние гремлины падали под взмахами магических клинков в руках ведунов. Чёрные индиго умирали, но не просили пощады, хотя Всеслав уже дважды предлагал им сдаться, — наследники Разрушителей разрушались сами.

Змея споткнулась о мёртвое тело — они уже дошли до того места, где пролилась первая кровь. Она увидела трёх или четырёх гремлинов, из последних сил отбивавшихся от ведунов и воспрянувших духом ортов, увидела катер-амфибию и неподвижные фигуры ньюменов — её ньюменов! — наблюдавших — всего лишь наблюдавших! — за всем происходящим.

И тогда Серпента плюнула ядом.

Дымящееся облако окутало Хайка и Мэй, растекаясь плёнкой по силовой скорлупе. И яд нашёл маленькую, почти незаметную трещинку в энергетической броне — юные маги были ещё слишком молоды, а молодость очень редко не делает ошибок.

Отыскав уязвимое место, управляемый волей Серпенты яд стёкся к нему, сжался в иглу и хлестнул внутрь. Жёлтая струйка, стиснутая до размеров лазерного луча, полоснула по груди Мэй и прожгла её с такой же лёгкостью, с какой раскалённый железный прут прожигает лист бумаги. Девочка покачнулась и упала навзничь — молча, даже не вскрикнув.

— Мэ-э-э-э-эй!

Серпенте показалось, что на неё рухнуло небо. Каменная ладонь обернулась тяжким кулаком, отшвырнувшим Змею вбок, к самому краю крутого обрыва — берег здесь обвалился под натиском перепрыгнувшей реку ударной волны ядерного взрыва. Если бы Хайк хоть чуть-чуть сконцентрировал удар, Серпенту попросту размазало бы в кровавую кашицу, но мальчик лишь инстинктивно оттолкнул Змею, спасая гибнущую на его глазах любимую. Но уже в следующий миг…

…глаза Волчонка сузились, и верхняя губа дрогнула почти забытым движением, обнажая зубы. Сила послушно ложилась к нему в ладонь, превращаясь в карающий меч. Серпента попыталась прикрыться, но у неё ничего не вышло. «Магический вывих — я теперь бессильней новорождённого младенца» — обречённо подумала она. Хайк поднял руку, и…

«Нет, Хайк, нет! — услышал он знакомый голос — мыслеголос Мэй. — Она побеждена — оставь её Высшей Справедливости. Истреби в себе змею — это главное. И тогда — тогда я вернусь…».

Серпента видела, как в глазах Хайка и в его ауре плещутся вперемежку ненависть и боль, и ждала — ждала удара. Змея оставалась Змеёй — она тут же сообразила, что ещё можно сделать.

«Ну ударь! — заклинала она. — Ударь! Метни молнию, сноп огня, вызови каменный ливень! Сожги, разорви, уничтожь меня, убившую твою любовь! И тогда ньюмены вступят в бой — они не дадут мне умереть на их глазах. И мы ещё посмотрим, кто кого — мои воины полны сил, а ваши — измотаны. Ударь, ударь, ударь!».

Но Хайк не ударил — рука его опустилась. Он слушал беззвучный голос Мэй.

«Истреби в себе змею… И тогда я вернусь…»

«Сопляк, мальчишка, щенок, — шипела Змея. — Ударь!!!»

«Истреби в себе змею…» — всё тише и тише звучало в сознании Хайка.

Стоявшие у борта амфибии ньюмены молча смотрели на них.

«Слепые Силы! — мысленно закричала Серпента, падая на колени. — Вы уже услышали меня однажды и отозвались! Придите вновь! Возьмите меня, но явите гнев свой и сокрушите тех, кто стоял на моём пути! Услышьте меня, Слепые Силы!»[25]

Молчание. Бесконечное, ледяное молчание пустоты, в которой плавают звёзды…

Серпента почувствовала, что ей трудно дышать — ожерелье-талисман сдавило горло. Нет, уже не ожерелье — металлическая змейка ожила, сжалась в кольцо и молниеносным движением вонзила свои крошечные, но острые зубы в тоненькую голубую жилку, трепетно пульсирующую на шее Серпенты. Не спускавшие глаз со своей предводительницы ньюмены окаменели.

«Слепые Силы…»

Змея пошатнулась и повалилась лицом вниз на чёрную выжженную землю. Тело её миг лежало неподвижно, потом шевельнулось, покатилось к краю обрыва, сорвалось с него и с плеском исчезло в мутной воде.

…Последний гремлин — Терр — упал к ногам Всеслава, и ведун опустил меч. «Доброе оружие, — подумал он, — не буду его развоплощать — оставлю на память. Или нет, подарю его Диего — то есть Игорю». Он перевёл взгляд на амфибию и на неподвижных людей, стоявших подле неё. «А эти что, тоже хотят биться? Ну что ж, давайте, пока руки ещё зудят!»

«Нет, — услышал он чужую мысль, — мы не будем биться. Мы будем говорить»

«Хорошо, — согласился вождь ведунов, — мы будем говорить. Потом, а пока — ждите: нам надо проститься с павшими»

Возле него как из-под земли выросла Наташа.

— У тебя кровь! — встревожено сказала она, протягивая ладонь к лицу Всеслава.

— Где? «И верно… А, это прощальный подарок от этого, — ведун посмотрел на тело Терра. — Метнул в меня напоследок «ежа», знаем такие штуки. Многомерная мыслеформа с множеством режущих кромок — опасная вещь даже для тонкой материи. Вот и поцарапал, аспид». — Он поймал тёплую ладошку Наташи, но девочка сердито вырвала руку.

— Стой спокойно, торопыга! Дай посмотреть, не порвали ли тебе чего…

Руки Наташи уверенно и умело прошлись по ауре Всеслава, и ведун ощутил, как его усталое тело наполняется силой. А кроме того, ему было приятно — невыразимо приятно.

— Я согласен каждый день биться с нечистью, — сказал он, — лишь бы после этого ты вот так лечила меня, маленькая ведунья.

— Не такая уж и маленькая! — вспыхнула Наташа. — А шрам на лице я тебе убирать не буду — так красивее. — Она хотела ещё что-то добавить, но вместо этого просто уткнулась в грудь Всеслава, и молодой ведун осторожно и бережно опустил свою тяжёлую ладонь на русые волосы девочки.

…Хайк сидел у холодеющего тела Мэй. Мир исчез — осталось только заострившееся личико Мэй, с которого уже ушёл свет жизни. Волчонок хотел заплакать и не мог — слёз не было.

Закатное небо было багровым, и чёрные пики гор казались окровавленными. А в руины Пуэбло-дель-Рио уже вползала ночная тьма, выстилая Развалины длинными серыми тенями. В Мёртвой Пустыне родился Горячий Ветер, поднявший тучу пыли, праха и пепла. Тёмная пелена застилала горизонт и будущее, скрытое за горизонтом.

Будущее оставалось смутным.

Санкт-Петербург, июнь-август 2006