Истребитель снайперов

Глава 1 Сильнейший устанавливает правила

Тяжелые ртутные волны Северного моря грозно бились о бетонный мол. Седые тучи, гонимые морским бризом, ползли по низкому небу, то и дело проливаясь на землю мелким косым дождем. Погода явно не курортная.

В сытой, спокойной Голландии в такую погоду те, кто не занят работой, сидят либо в доме, либо в баре, в уютном кафе.

Аккуратные песчаные пляжи в такое время пустынны, в это время года сюда и силой не затянешь ни вездесущих бродяг, ни полисменов, которым надлежит следить за порядком и законностью. Впрочем, зачем следить за порядком там, где не может быть нарушителей.

Появление нескольких легковых машин, едущих навстречу друг другу, было весьма неожиданным.

Два черных джипа с затемненными стеклами и такой же черный мрачный «Бьюик», съехав с бетонной дороги, остановились с противоположных сторон пляжа.

Из внедорожников выбрались восемь крепко сбитых, коротко стриженных братков в одинаковых кожаных куртках. Подняв воротники и запустив руки в карманы, они кривили недовольные рожи и ежились под брызгами дождя.

С передних сидений «Бьюика» поднялись двое смуглолицых, темноволосых парней, похожих на своих противников, как оловянные солдатики из одной коробки.

Один боец остался стоять на месте, другой поспешно открыл заднюю дверцу. Из салона выбрался вальяжный мужчина в дорогом костюме и длинном демисезонном пальто. Посмотрев в сторону боевиков, выстроившихся цепью перед внедорожниками, он криво усмехнулся и провел руками по коротко стриженным волосам. Внимательно оглядевшись по сторонам, неторопливо двинулся к середине пляжа.

От группы внедорожников отделился не менее габаритный браток и развязной походкой направился навстречу. Подойдя ближе, он оскалился и фамильярно произнес без лишних предисловий:

— Здорово, братела. Чего ты в это дело полез?

— Попросили уважаемые люди, — спокойно ответил вальяжный мен. — Ты хоть знаешь, кто я такой?

— А то, — хмыкнул браток. — Справки навели. Ты — Шатун, серьезные люди тебя знают, говорят, путевый пацан. Здесь на Западе тебя знают, кому положено. Непонятно только одно, чего ты в это дело лезешь, на кой тебе черножопых защищать. Дядя сказал — будет «Русский пельмень» нам платить, значит, будет, однозначно.

— Вот видишь, как выходит, — улыбнулся собеседник. — Ты меня знаешь, а я тебя нет. Нехорошо получается.

— Я Андрюха Панцирь, пахан наш Бушлат, в натуре, мой дядя. Он шутить не любит.

— Вот оно что, — понимающе кивнул Шатун. — Только несостыковочка получается. Ты правильно сказал, в Европе — и не только — меня знают и есть определенный авторитет. Уступить твоему дяде — значит подмочить свою репутацию, на это я пойти не могу.

— А куда ты денешься? За нами сила, а за тобой что? — Панцирь презрительно кивнул на стоящих возле «Бьюика» двух братков, похожих на нахохлившихся гигантских воробьев.

— Действительно, силы за мной нет, — мягко улыбнулся Шатун. Неожиданно его глаза стали безжизненно холодными, мягкие черты лица мгновенно обрели жесткость, как у статуи тевтонского воина. — Сила во мне.

Резкий тычковый удар в кадык согнутой фалангой среднего пальца сбил дыхание Панцирю. Братела, выпучив глаза и забыв про свое оружие, схватился двумя руками за горло, в следующую секунду могучая рука Шатуна рывком развернула его вокруг своей оси, острый носок дорогой лакированной туфли больно врезался под коленный сгиб.

Когда его сопровождающие пришли в себя и стали поспешно извлекать из-под кожаных курток пистолеты, их лидер уже стоял на коленях, за его спиной возвышался Шатун. Одна рука его держала Панциря за воротник куртки, а другая, опершись ладонью на лоб поверженного, двумя пальцами упиралась в глазные впадины. За его спиной двое боевиков направили на внедорожники короткоствольные автоматы.

— Стволы в воду! — рявкнул Шатун. — Если не хотите, чтобы племянник Бушлата стал Гомером. Быстро! Ну?! — Колено переговорщика больно врезалось Панцирю в позвоночник.

— «Пушки» в воду! — срываясь на фальцет, закричал Панцирь.

Огромный, как мастодонт, Андрюха особой начитанностью не отличался и поэтому понятия не имел, кто такой Гомер, но мгновенно сообразил, что переговорщик противной стороны не блефует. Что он обещал, то и делал, оттого и был у него такой авторитет. Племянник «вора в законе», осевшего в далеких Нидерландах, привык к тому, что достаточно его слоновых габаритов, чтобы в цивилизованной и сытой стране все его боялись. Теперь он ощутил на собственной шкуре, каково быть слабым и беззащитным.

Семеро боевиков Бушлата несколько секунд соображали, что же им делать. Бросать в море свое оружие, когда на тебя уставились черные зрачки портативных автоматов, оказавшихся в руках двух нахохлившихся абреков? Но, с другой стороны, приказ старшего — закон для подчиненного. Разномастные пистолеты полетели в плещущиеся о берег тяжелые волны. Море без восторга приняло смертоносные дары, подняв лишь небольшой каскад брызг.

— Ну вот, так бы и сразу, — усмехнулся Шатун. Легко одной рукой поднял с мокрого песка Андрея, так же легко развернул его еще раз и, запустив руку ему под куртку, молниеносно извлек блестящий хромированный шестизарядный револьвер сорок четвертого калибра «смит-вессон». Подержав несколько мгновений оружие на ладони, Шатун уважительно произнес: — Слонобой. — И, в последний раз блеснув на сером фоне дождливой погоды, револьвер скрылся в морской пучине.

— Значит, так, дяде своему передай: «Русский пельмень» остается независимым, как бывшие республики СССР. Если же у него на этот счет другое мнение, то я лично приду к нему в гости и решу этот вопрос раз и навсегда. Понял?

— Понял, — обреченно кивнул Панцирь.

— Вот и отлично.

Шатун одобрительно похлопал Андрея по плечу и направился к «Бьюику». Один из смуглолицых братков открыл дверцу машины, другой же продолжал держать оружие на изготовку. На всякий случай.

Подняв фонтан брызг морского песка, «Бьюик» круто развернулся и, рыча форсированным двигателем, быстро стал удаляться от песчаной полосы пляжа.

Расстегнув пальто, Шатун вольготно раскинулся на заднем сиденье автомобиля. Он посмотрел на циферблат своего платинового «Ориента» и недовольно поморщился. Разборка с «быками» Бушлата в общей сложности заняла час. Шестьдесят минут бесплатно потраченного времени. Он приехал в эту страну всего на один месяц для…

Размышления Шатуна прервала электронная мелодия «Полет шмеля». Запустив руку под полу пальто, он извлек продолговатый прямоугольник сотового телефона. На зеленом экране высветился номер его берлинской квартиры, которую он специально купил, чтобы установить там телефон с автоответчиком. Только туда ему могли позвонить посредник от заинтересованных людей или родственники. Это была единственная нить, связующая его с прежним миром.

Быстро набрав номер своей квартиры, приложил трубку к уху.

— Привет, — раздался в динамике голос старшего брата. — Григорий погиб в Чечне от руки снайперши, похороны двадцатого. Пока. — Дальше шли короткие гудки.

Отключив телефон, Шатун снова посмотрел на часы, в белом окошечке обозначено было четырнадцатое число.

— Было у отца три сына, — негромко заговорил мужчина. — Старший умный был детина, средний был и так и сяк, младший вовсе был дурак. Впрочем, нет, был бродягой.

Он устало провел ладонью по лицу, как будто снимая с него невидимую маску. Теперь это уже был не жестокий, расчетливый наемник, а обычный русский мужик, только что узнавший о гибели брата.

Воспоминания жаркой волной нахлынули на него. Как давно это было: счастливая семья Панчуков, дом — полная чаша, родители труженики, трое сыновей-молодцов, отличники, спортсмены. Почему-то все трое выбрали военную стезю. Михаил, старший, поступил в Новосибирское мотострелковое высшее командное. Когда был на третьем курсе, в Минскую школу КГБ поступил Григорий. Еще через три года в Рязанское десантное поступил Владимир Панчук. Братья не искали легких дорог, все трое были зачислены на спецкурсы иностранных языков.

По окончании учебы служили все в разных концах огромного Советского Союза: Михаил на Дальнем Востоке, Григорий, мастер спорта по стендовой стрельбе, служил в Москве снайпером в элитном подразделении антитеррора «Альфа», Владимира судьба тоже не обошла сюрпризами. Офицера-парашютиста направили нести службу на флот. Сперва в Севастополь в распоряжение командования морской пехоты Краснознаменного Черноморского флота. После обстоятельного собеседования он был откомандирован в отдельную морскую бригаду специального назначения.

Панчук улыбнулся, вспомнив как первое время гордился черной флотской формой, золотым «крабом» на фуражке и кортиком с узким обоюдоострым клинком, а главное ратной славой морпехов. Но за нарядной парадной вывеской была напряженная, даже по меркам ВДВ, боевая работа. Высадка с воды на берег, из-под воды, с неба под воду и захват плацдарма на берегу. Ко всему еще каждодневные марш-броски, стрельбы, преодоление «тропы разведчика» и огненно-штурмовой полосы, рукопашный бой и ориентирование на незнакомой местности. За боевой учебой молодой лейтенант едва успевал раз в месяц черкнуть короткое письмо родителям.

Только через три года братья встретились под горячим солнцем Афганистана. Старший, майор Панчук, служил в разведотделе штаба сороковой армии, средний, капитан, был снайпером в подразделении КГБ «Каскад», младший все еще оставался лейтенантом, командиром разведвзвода десантно-штурмовой бригады. Потом служил в отдельном отряде спецназа, в составе которого последним выходил из объятого войной Афганистана, хотя уже и в самом Советском Союзе вспыхивали то тут, то там междоусобные разборки. Тульская дивизия ВДВ, куда старшего лейтенанта Панчука направили после возвращения домой, как «Скорая помощь» металась по необъятной стране, гася сепаратистские мятежи в братских республиках. Два года в командировках, потом рухнул колосс, оказавшийся к тому времени на глиняных и уже изрядно изломанных ногах, носивший гордое имя Советский Союз. И снова командировки, теперь уже в России, приходилось тушить полыхающий Кавказ.

Жениться, как братья, Владимир не успел. Служба забирала все время, дав взамен несколько боевых наград, звание капитана и должность командира разведроты. В конце концов постоянная игра в «орлянку» со смертью, когда нервы натянуты, как струны гитары, принесла свой результат. Когда в октябре девяносто третьего дивизию бросили на штурм Белого дома, где засели сторонники мятежного парламента, капитан Панчук заявил в лицо лихому министру обороны, что воевать против собственного народа не будет. За что тут же и услышал из уст высокопоставленного военного чиновника поток грязных ругательств, самым безобидным из которых было «щенок». Владимира тут же разоружили, сорвали погоны и отправили на гарнизонную гауптвахту.

Водоворот последних событий был настолько интенсивным, что разведчик не стал становиться в позу принципиального дурака, а просто сбежал. Сперва на «незалежну» Украину, где у него было много друзей по службе в морском спецназе. Друзья, многие из которых уже ушли со службы, заняв места в государственных и частных структурах, быстро организовали ему «чистые» документы, с ними он уже через две недели поступил во французский Иностранный легион, сменив имя на Жана Парлена.

Следующие пять лет второй парашютный полк на острове Корсика был его домом. В составе этого полка, сперва рядовой, потом капрал, прошел Боснию, Чад, Французскую Гвиану и пустынную Джибути. Насытившись войной, Владимир по окончании контракта уволился из легиона с новым французским паспортом на имя Жана Парлена.

Служа за границей, Панчук не терял связи с родней. Переписываясь (до востребования), иногда перезваниваясь, знал, что его должностное преступление никак не отразилось на служебном росте братьев. Михаил служил в ГРУ, самой закрытой спецслужбе, куда доступа не имел даже министр обороны. Григорий был в «Альфе», которая тогда подчинялась департаменту охраны Президента, тоже закрытая епархия.

Уволившись со службы, Владимир купил на имеющиеся у него деньги однокомнатную квартиру в дешевом пригороде Берлина, установил телефон с автоответчиком, после чего снова связался с братьями, которые по-прежнему часто посещали буйный Кавказ.

Воевать Жан Парлен не хотел, но, кроме войны и специальных операций, делать ничего не умел. Европа теперь была уже не та, она кишела соотечественниками, которым время от времени требовался настоящий профессионал. Бывший легионер сперва сопровождал караваны с угнанными дорогими иномарками, охранял курьеров, везущих контрабандой алмазы.

Тогда он и сменил имя на прозвище Шатун, что соответствовало нынешнему образу его жизни.

Со временем его профессиональный статус стал выше, преступные авторитеты доверяли планирование специальных операций. Несколько вооруженных налетов и крупных ограблений. Все это принесло ему приличный доход, лебединой песней должна была стать последняя акция, которую наметили на конец месяца. Но теперь она пройдет без него.

«Бьюик» притормозил перед глухими металлическими воротами, которые, вздрогнув, стали медленно отъезжать в сторону.

Владимир снова потер лицо шершавыми ладонями, в очередной раз надевая маску Шатуна.

…Невысокий, но с чрезвычайно развитой грудной клеткой и непомерно широкими плечами, с мощным крючковатым носом, нависшим как утес над тонкими волнообразными губами и большим квадратным подбородком, каждое утро он занимался силовой гимнастикой. Отжимание стокилограммовой штанги, подбрасывание двухпудовых гирь позволяли шестидесятилетнему мужчине держать себя в форме.

В далеком прошлом Ашот был неплохим спортсменом. Бокс был для него не только увлечением, это было намного больше — как религия или даже сама жизнь.

В восемнадцать лет Ашот стал чемпионом Армении в среднем весе.

Для своего двора, своей улицы юноша был настоящим героем. Каждый считал своим долгом угостить чемпиона. Ашот услышал в свой адрес столько лестных слов, сдобренных лучезарным вином и многолетним коньяком, что поверил в свою исключительность.

Подобное заблуждение вскоре обошлось слишком дорого. Во время одного из загулов в ресторане произошла стычка со случайным посетителем. Короткая перебранка закончилась одним лишь ударом. Кулак чемпиона, врезавшись в нос оппонента, не только свернул его, раздробив хрящи, но и вогнал один из осколков в мозг. В результате смерть одного, арест другого.

Сидя в следственном изоляторе, недавний чемпион все еще рассчитывал на свою исключительность и надеялся, что нанятый адвокат сможет доказать непреднамеренное убийство и, как результат, будет условный срок. Но все получилось по-другому.

Убитый оказался родственником первого секретаря райкома, потому судьи и прокурор были едины в своем мнении. И приговор, как результат этого единого мнения, гласил: десять лет в колонии строгого режима. Но это был еще не конец несчастий бывшего чемпиона. Отбывать срок Ашот Каспарян был отправлен в зону вечной мерзлоты Коми АССР. За колючей проволокой свои законы, волчьи, но, как ни странно, молодой человек, впервые попавший в этот мир, смог не только прижиться, но даже благодаря своим кулакам добиться определенного авторитета. Здесь же его окрестили на новый манер — Ариец, от производного «ара», как обычно русские называют армян. Единственное, к чему он не мог привыкнуть, это к зимним холодам, когда морозы леденят кровь.

В конце концов, отбыв треть срока, Ашот совершил побег: запасшись сухарями, он ушел со своей делянки на лесоповале. Неделю беглец проблуждал по тайге, а когда, истощенный и обессиленный, вышел к дороге, там его ожидала группа захвата из конвойного батальона. Новое следствие, новый срок, к оставшимся семи годам добавили три за побег, и все вернулось на исходную точку. С той разницей, что теперь первые пять лет предстояло отбыть на особом режиме, то есть в тюрьме.

Тюрьма, или по-блатному «крытая», — это абсолютно другой мир даже по отношению к общему режиму. Заключенные, годами сидящие в тесных бетонных казематах, напоминают взведенную пружину ножа: за одно слово можно жизнь потерять. «Крытая» встретила Ашота настороженно, хотя блатные уже точно знали, кто он и за что оказался в тюрьме, тюремный телеграф работает качественно и без перебоев. Не обошлось и без испытаний — пахан поручил новичку пришить стукача, который, проигравшись в карты, чтобы не отдавать долг, стал «стучать куму». Последствия не замедлили сказаться, проведенные оперативниками чистки выявили много интересного, и кое-кому даже увеличили сроки.

Пахан протянул новенькому заточку, сделанную из супинатора, и коротко сказал:

— Пришей.

После этого двое его «шестерок» научили Ашота, кого пришить, как и, главное, что потом делать.

Через несколько дней представился удобный случай, с приговоренным они встретились в тюремном коридоре. Руководство надежно прятало своего осведомителя от заключенных. Новоприбывший был не в счет, ему-то стукач ничего плохого не сделал. На это и был расчет пахана.

Оказавшись напротив проходящего мимо стукача, Ашот незаметно вытащил из рукава заточку и ткнул ею обреченного в горло. Достаточно было легкого усилия, чтобы остро отточенный металл рассек сонную артерию и пробил адамово яблоко, смерть наступила мгновенно. Дальше Ашот оказался в карцере, где корчил из себя буйнопомешанного. Нежелание увеличить себе срок до максимума (а светило ему пятнадцать лет) заставило арестанта играть роль умалишенного лучше маститых артистов.

Психиатры признали у Ашота Каспаряна агрессивную шизофрению и определили на год в специализированное лечебное заведение. После чего вернули обратно. Срок ему не добавили, но полностью заменили на особый режим. Вернувшись, Ашот стал в авторитете для всех, и после нескольких лет отсидки его определили в одну из камер положенцем.

За девять лет он прошел настоящую школу жизни и уголовный университет. Освободившись из мест заключения, Ашот не поехал в родной Ереван. Воровская сходка предложила ему отправиться в Узбекистан, одному тамошнему «барину» требовался надежный и опытный человек. Лучше Каспаряна тогда было и не найти. Ашот согласился и впоследствии не пожалел. Ни в чем он не испытывал недостатка, имел просторную квартиру, личную машину, достаточно денег.

«Барином» оказался председатель колхоза, запутавшийся в махинациях с хлопком. Чтобы избежать статьи за расход государственных средств, он бросился искать того, кто сможет ссудить ему необходимые средства. «Добрые люди» нашлись и помогли, но взамен попросили о небольшом одолжении. Суть его сводилась к тому, чтобы горные пастбища засеять опиумным маком. Выхода у орденоносца не было, и он согласился. Ашоту было поручено присматривать за председателем, держать в смирении бомжей, специально привезенных для сбора опиумного «молочка», и принимать курьеров из столицы, которым надлежало забирать готовую продукцию.

Еще десять лет продлилась безбедная жизнь Ашота на юге. Он успел жениться на местной красавице Зухре, и она родила ему сына, которого назвали не по-армянски и не по-узбекски, а по-русски Сергеем.

Но всему приходит конец. Неожиданно за тысячи километров от горного колхоза, в Москве, закипели страсти — «хлопковое дело». Когда в кишлак приехали следователи из Генпрокуратуры, председатель и его опричник не стали ожидать, когда всплывут их горные плантации, и сбежали.

По дороге Ашот придушил орденоносца и завладел его чемоданом, где лежали тугие пачки сторублевок и старинные драгоценности. Несколько лет он скитался по окраинам Советского Союза, а когда в стране начало набирать силу кооперативное движение, направил свои стопы в Златоглавую. Его помнили и пристроили на теплое местечко, только теперь Ашоту Каспаряну этого было мало, он хотел корону вора в законе. В другие времена ему ничего не светило, слишком много параграфов воровской чести он нарушил (был комсомольцем, был женат, имел сына). Но на дворе стоял конец восьмидесятых годов, эпоха всеобщей продажности. Ашот бросил в воровской общак миллион рублей, доставшихся от покойного орденоносца, и его с помпой короновали. Он стал равным среди равных и имел право на свою долю московского пирога.

Но времена стремительно менялись, в теневом бизнесе стали появляться новые участники: спортсмены, бывшие профессионалы из силовых структур, да и просто ловкачи, наживавшие миллионы долларов на разных махинациях.

Начало девяностых ознаменовалось не только развалом СССР и десятками криминальных войн. Шел упорный отстрел воров старой формации, новой бандитской поросли они были как кость в горле.

Вор в законе Ариец, за полгода проводивший на кладбище всех тех, кто еще недавно короновал его, не хотел присоединиться к ушедшим, поэтому уступил свою долю в московском пироге без боя. Вытащив из Узбекистана своего сына (по иронии судьбы жена несколько лет назад умерла от передозировки наркотиков), оформил себе вид на жительство и уехал в США.

Сытая, довольная Америка жила по своим правилам, и неожиданно Ашот Каспарян ощутил, что он не может жить по этим правилам, ему просто не дано их понять, под них подстроиться. Деньги катастрофически таяли, и появился вполне реальный шанс через несколько лет стать нищим, которых в сытой Америке не меньше, чем миллионеров.

Дав сыну Сергею закончить Гарвард, Ашот покинул Америку, но в Россию или Армению возвращаться не стал, отправился в Западную Европу. Здесь уже было полно группировок из бывшего Советского Союза и других социалистических стран, за место под солнцем снова приходилось драться…

Попутешествовав несколько месяцев, Ариец остановил свой выбор на Нидерландах. Через надежного человека, работавшего в Министерстве иностранных дел, он оформил себе документы беженца из Нагорного Карабаха (в Голландии таких любят), а заодно выписал полтора десятка армянских боевиков, мающихся дурью без войны.

Амстердам, красивый, как будто кукольный, город, изрезанный линиями каналов, больше всего привлек внимание Ашота. В фешенебельном районе города он приобрел виллу, куда вселился сам и поселил часть «беженцев», которые выполняли роль охраны. Остальных поселили в большом многоквартирном доме для эмигрантов, так было надежнее.

Серго, ощутивший вкус к западной жизни и безмерно гордый тем, что его отец гангстер (западная трактовка бандитизма), считал, что судьба уготовила ему принять эстафету поколений, но уже в более цивилизованной форме.

Для начала младший Каспарян решил обзавестись легальным прикрытием и предложил отцу купить небольшой ресторанчик в центре Амстердама, переоборудовать и назвать «Русский пельмень». В будущем Сергей собирался создать сеть таких ресторанов по всей стране. Если первая часть задуманного была выполнена довольно легко (отец просто вытащил кредитную карточку и отдал сыну), то со второй было намного сложнее, денег требовалось значительно больше.

Сергей решил и эту задачу с легкостью, свойственной молодому поколению гангстеров. Он задумал ограбить филиал объединенного банка в Брюсселе, «отмыть» деньги в странах Восточной Европы и уже на чистых финансах создать сеть ресторанов «Русский пельмень».

Ашот, наблюдая за деятельностью сына, не мог не радоваться. Он не сомневался в реальности «отмывания» денег и дальнейших вложений, у него еще оставались значительные связи. В конце концов, его мальчик почти с отличием закончил финансово-экономический факультет. Но что касалось ограбления… Тут нужен был специалист с большим опытом, которого не было ни у отца, ни у сына, ни у кого из боевиков-беженцев.

Спрос рождает предложение, Ашот Каспарян через своих знакомых начал поиск спеца по импортному «гоп-стопу». И вскоре его вывели на посредника, который предложил высококлассного наемника по прозвищу Шатун. Репутация у спеца была безупречной, и семейство Каспарянов решило с ним встретиться.

Историческая встреча произошла в Париже, на набережной Сены. Спец действительно походил на медведя: крупный, с грубым лицом и неприятным подозрительным прищуром. Выслушав предложение Ашота, Шатун несколько минут помолчал в раздумье, потом произнес:

— Я позвоню через два дня. Где вы остановились?

«Будет наводить справки», — догадались Каспаряны, старший сам успел кой-какие справки о наемнике навести и даже начал собирать на него досье.

Через два дня спец действительно позвонил и коротко произнес:

— Я согласен за четверть от общей суммы.

Это было не предложение, не торговля. Тон, каким была произнесена эта фраза, означал одно — утверждение. И нанимателям оставалось либо согласиться, либо нет.

Наниматели согласились. Шатун перебрался в Амстердам, и потекли недели планирования и подготовки.

Когда до намеченной акции оставалась неделя, на только что открывшийся ресторан «Русский пельмень» наехал Бушлат, чья группировка контролировала весь русский бизнес Амстердама. Против Бушлата Ариец ничего не мог предпринять.

Выставить полтора десятка боевиков, пусть даже прошедших горнило междоусобной войны, против сотни хорошо вооруженных, оснащенных и готовых на все головорезов было просто смешно. Но даже если бы армяне вздумали сопротивляться, бойня в столице Нидерландов не могла пройти незамеченной. Наверняка сразу же последовали бы адекватные меры со стороны правоохранительных органов не только Голландии, но и всей Европы. А такая реклама никому не нужна. Значит, надо платить, хотя это и было унизительно для Арийца как для вора в законе.

Неожиданно в это дело вмешался Шатун. Выслушав Ашота, он предложил «забить стрелку» Бушлату и сам вызвался поехать на разбор.

Услышав шум въезжающей машины, старший Каспарян прекратил подбрасывать гирю, бесшумно опустил ее на пол и направился к окну.

Из «Бьюика», поправляя полы пальто, выбрался Шатун, он не спеша двинулся в сторону особняка. Выбравшиеся вслед за ним двое боевиков, почувствовав на себе взгляд пахана, повернули головы в сторону дома. На немой вопрос «как дела?» старший из боевиков высоко поднял вверх правую руку с задранным большим пальцем.

Глава 2 Не буди лихо

Удар казался скользящим, хлестким, но был нанесен так профессионально, что бугай Панцирь, взмахнув руками, полетел на пол. Толстый ворсистый персидский ковер поглотил звук падающей туши.

— За что, дядя? — еле ворочая челюстью, ошарашено спросил Панцирь, дивясь силе своего невзрачного на вид родственника и понимая, что день для него сегодня явно не задался. Утром, когда брился перед поездкой на «стрелку», порезался, и вот не верь после этого в приметы.

— За позор, — зло буркнул Бушлат. Другого он, Николай Башлин, вор в законе, задушил бы своими руками, но на племянника, сына единственной сестры, рука не поднималась.

Семь раз судимый вор-карманник для многих был эталоном воровских понятий. Попадая за решетку, ни одной минуты не работал, предпочитая карцер топору или пиле. Ни разу не освободился досрочно, и тому подобное.

Когда из-за систематических побоев руки потеряли чувствительность, воровское сообщество определило законника в далекую Голландию, справедливо рассудив: раз там есть русские барыги, то должен же кто-то с них стричь шерсть.

Уезжая в Амстердам, Николай ненадолго заехал в Люберцы, откуда был родом и где проживала его сестра с племянником. Мысли о сестре вызывали у Башлина особую теплоту, и не от избытка родственных чувств, а скорее наоборот. Раиса была на шесть лет старше, и, когда он был еще сопливым пацаном, она уже была девкой на выданье. Невысокая, полноватая, белокожая, тело, что наливное яблоко. Веселая и острая на язык Рая не спешила выходить замуж, предпочитая главенствовать на городской танцплощадке, где в шумной компании таких же оболтусов можно было выпить дешевого крепленого вина, послушать песни под гитару в пустом ночном парке и, если возникнет желание, заняться «кустотерапией».

Николаю было тринадцать, когда в один из вечеров Раиса пришла с очередной гулянки под хорошим «градусом». Родителей дома не было, летом они жили на даче, где выращивали и сберегали дары земли, которые кормили семью долгую зиму.

Раиса оглядела мутным взглядом обнаженную, еще толком не развитую фигуру брата в длинных сатиновых трусах и, промычав что-то вроде: «Да ты уже мужиком стал», навалилась на него всем телом.

Тогда-то Николай и стал мужчиной. Овладевая сестрой, он не испытывал ни брезгливости, ни отвращения от ее пропотевшего, скользкого, пропахшего табачно-винным перегаром тела. Тогда он испытал состояние наивысшего удовольствия, то ли потому, что это было впервые, то ли еще по каким-то причинам, но больше никогда в жизни ничего подобного он не испытывал.

Наутро Раиса вела себя так, будто между ними ничего не было, Николай тоже не подавал виду, втайне надеясь, что когда-нибудь случай вновь представится. Но случай так и не представился, через год за кражу водки из винного ларька он получил свой первый срок и отправился на три года в колонию для малолетних преступников. Уже в лагере он получил письмо, родители писали, что Раиса вышла замуж за одного из своих ухажеров. Как он тогда переживал… впрочем, о его переживаниях никому узнать так и не довелось. Еще через год из очередного письма узнал, что стал дядей. Совершенно неожиданно, сам еще волчонок, он ощутил небывалую любовь к только что родившемуся существу, в глубине души считая его своим сыном.

После освобождения с пустыми руками возвращаться в семью он не пожелал и рванул в Москву за «подарками». Через три дня для него снова гостеприимно распахнулись двери СИЗО.

Следствие было недолгим. Суд, новый срок и колония, где Николай Башлин определил свою судьбу, сразу же примкнув к ворам. Неглупый парень, он тут же определился и в воровской специализации, выбрав для себя профессию щипача — карманного вора. Опытные карманники, учившие его всем премудростям «ювелирного мастерства», быстро заметили в нем настоящий талант, который они всеми силами старались раскрыть.

Домой он опять не сразу попал. Освободившись, Николай сперва отрабатывал долг учителям, потом отдавал долг государству (в виде очередного срока). Снова освободившись, отправился промышлять на юг, как раз начинался курортный сезон. На взморье он задержался надолго, «чистил» карманы и сумки обывателей. Но сколь веревочке ни виться…

И опять срок. Отбыв очередную отсидку, Николай Башлин, по прозвищу Бушлат, вышел с главным воровским титулом «вор в законе» и с милицейской классификацией «вор-рецидивист». Приезду его в родные пенаты никто не обрадовался. Родителей уже не было в живых, сестра — грузная, краснолицая женщина в застиранном латаном — перелатаном халате, с давно не мытыми волосами, вечно битая мужем, пьяницей Федором, проводником на поездах дальнего направления. И племянник Андрюшка, которому стукнуло уже десять лет, но с которым они ни разу не виделись.

Никому он там не был нужен, хотя подаркам и угощениям семья обрадовалась, что немного сгладило неприятный осадок от первых минут встречи. Устроив на гостинцы гостя шумное застолье, хозяева моментально перепились и устроили драку. Николай, закусив губу, наблюдал, как Федор с остервенением колотит чем попади свою жену (его сестру), но не вмешался, помня, что при любом раскладе будет виноват только он, как неоднократно судимый. Ничего не сказав, он вернулся в Москву, а через месяц проводника Федора какие-то его собутыльники выбросили из вагона где-то под Екатеринбургом. От головы проводника после столкновения с бетонным столбом осталось кровавое месиво. Линейная милиция так никого и не задержала, «дело» о гибели проводника оформили как несчастный случай и со спокойной душой закрыли его.

Будучи вором в законе, Бушлат, кроме привилегий, имел еще и обязанности. Теперь, занимаясь карманными кражами ради удовольствия, он был вынужден время от времени посещать «чалкину деревню», чтобы заменить на зоне смотрящего, у которого истекал срок. В конце концов его авторитет непримиримого сыграл с ним злую шутку. Одна из вологодских зон, куда братва направила Бушлата в очередной раз смотрящим, оказалась под железной пятой «хозяина». Начальник ИТУ носил звание подполковника и был награжден несколькими боевыми орденами и медалями. На хлебную должность «хозяина» он попал после контузии в Чечне. Обозленный вояка не признавал никаких пресс-хат с «шерстяными» урками, никаких иных ухищрений, которые используют в других зонах как противовес воровскому закону. Он ввел свой закон, как сам называл, «закон военного времени», приданный ИТУ отряд спецназа, определенный как группа быстрого реагирования, по малейшему поводу устраивал «маски-шоу». Бушлат, не согласный с происходящим беспределом, хотел в знак протеста поднять зону на бунт, но бунт был подавлен в самом зародыше, а его организаторы зверски избиты спецназовцами.

Николай Башлин очнулся в тюремном лазарете с загипсованными руками. Воровское сообщество затратило немало средств, чтобы оформить ему поселение и впоследствии амнистию. Как вор-карманник Бушлат кончился, потому что пальцы для щипача так же важны, как и для пианиста. Его появлению в Москве никто не обрадовался, никто из законников не хотел делиться с новоприбывшим ни властью, ни деньгами, ни территорией. Так было не только с московскими или питерскими авторитетами, во всей России не нашлось добряка, решившего от щедрот своих помочь собрату. Вот тогда-то и появилась идея с освоением Нидерландов, где в последнее время начал активно развиваться русский бизнес.

Бушлат не стал противиться решению сходки, для любого вора это закон. Захватил племянника Андрея, которому исполнилось уже двадцать два года и который из сопливого, чумазого подростка превратился в шкафообразного верзилу, чемпиона Московской области по кикбоксингу и чемпиона Люберец по бодибилдингу (культуризму), прозванного за габариты Панцирем.

После того как дядя с племянником осели в Амстердаме, оставшиеся на родине законники стали присылать ему своих «торпед». По решению сходки так создавалось объединенное преступное сообщество, представляющее интересы всех заинтересованных сторон. Постепенно разросшаяся группировка Бушлата подмяла под себя весь русский бизнес, заставив платить в воровской общак. Едва кто-то из земляков пытался открыть представительство в Амстердаме, как на следующий день появлялась группа угрюмых «быков», которые тут же объясняли все возможные перспективы, начиная с того, что клиент будет платить, и заканчивая тем, что не будет. Немного поразмыслив, жертва начинала платить, при этом деньги «быки» не брали на руки, их перечисляли на счет одной из фирм в оффшорной зоне.

Так было до того момента, пока Ашот Каспарян не открыл в центре Амстердама «Русский пельмень». По воровским понятиям один законник с другого не мог брать мзду, тот сам должен был отстегивать от своих доходов в общак. Но в этот раз все было по-другому. Законник Бушлат, заработавший свой титул выбитыми зубами, сломанными ребрами и руками, в отличие от Арийца, который просто купил его за деньги, нажитые на торговле наркотиками, себе равным не считал труса, сбежавшего из Москвы, когда гремели выстрелы и законников едва ли не пачками отправляли на кладбище. А потому, решил вор, барыга должен платить…

Неожиданно хорошо отлаженная система дала сбой, Ашот вместо того, чтобы платить, «забил стрелку» рэкетирам…

Сейчас, стоя над распластавшимся на полу племянником, Бушлат решал, как ему поступить в этой ситуации. Ясно было одно: Андрей уронил лицо, согласившись с требованиями противной стороны не платить дань. При этом уронил не свое лицо, а пахана, пославшего его на «стрелку». В самое ближайшее время об этом узнают другие законники, недаром же они прислали к нему своих «солдат». А кому не захочется осесть в культурной Европе, когда система налажена.

Как ни претило законнику Бушлату проливать кровь в чистой и цивилизованной стране Голландии, но другого выхода он не видел, иначе свое лицо перед братвой не восстановить. Николай протянул руку, помог племяннику встать на ноги и твердым голосом проговорил:

— Значит, так… — но свою мысль он закончить не успел, на письменном столе зазвонил телефон.

…Пока Шатун поднимался на второй этаж, где размещался тренажерный зал, хозяин виллы успел набросить на свой могучий торс атласный халат, завязав на талии золотисто-желтого цвета пояс, руки запустил в глубокие накладные карманы и стал ожидать появления наемника.

Долго ждать себя Шатун не заставил, уже через минуту распахнулась дверь, и в проеме появилась медведеобразная фигура.

— Как все прошло? — почти безразличным тоном спросил Ариец. Он мог себе позволить такой тон, потому что уже знал конечный результат переговоров.

— Нормально, — буднично ответил Владимир, проходя внутрь помещения мимо хозяина.

— Раздевайся. Садись, выпьем, заодно расскажешь все подробно, — предложил Ашот, направляясь к барной стойке. После тренировки он всегда пил протеиновый коктейль с витаминными добавками и прекрасно знал, что наемник без повода и застолья может выпить разве что бокал сухого красного вина. Выбрав бутылку выдержанного бордо, наполнил на три четверти фужер тонкого стекла, себе же взял заранее приготовленную керамическую кружку с молочно-белым коктейлем.

Тем временем Шатун снял пальто, бросил его на спинку кресла и остался в дорогом черном костюме и стального цвета рубашке с шелковым ярко-красным галстуком.

Протягивая фужер с рубиновым напитком, Ашот отметил, что наемник чувствует себя в дорогом костюме так же комфортно, как если бы был одет в камуфляжный комбинезон.

Рассевшись в креслах, каждый пригубил свой напиток.

— Неужели все прошло легко и гладко? — все-таки не удержался от вопроса армянин.

— Детали тебе расскажут мои сопровождающие, — смакуя вино, без особого воодушевления проговорил Владимир, глядя куда-то сквозь своего работодателя. — Меня в этой истории волнует совсем другое.

— Что?

— Бушлат вряд ли будет доволен сегодняшним поражением. Во всяком случае, авторитет такого уровня не сразу согласится с таким раскладом.

— Ты думаешь, он взорвет мой ресторан? — На высоком выпуклом лбу Ашота непроизвольно выступили капли пота.

— Вряд ли. — Шатун отрицательно покачал головой. — Местные власти не позволят творить беспредел. Бушлату не нужен шум вокруг его персоны, уж я-то знаю. Он, скорее всего, захочет захватить тебя или сына, чтобы потом диктовать свои условия с позиции силы.

— Что же мне делать? Отсиживаться в доме и ждать, когда этот бандит успокоится? — вскипел Ариец, совершенно позабыв о своем здоровье и о том, что нервные клетки не восстанавливаются.

— Это не обязательно. Достаточно увеличить охрану, чтобы бросалось в глаза, вдвое — втрое. И чтобы охранники с особым вниманием контролировали все подходы. Если заметят слежку, пусть поймают «топтунов» и переломают им руки и ноги. Потом отправить обратно к Бушлату с предупреждением, что в случае повторения так поступят с ним лично. Он отстанет, потому что силу уважают все.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул армянин. — Этим пока ты и займешься.

Наемник одним глотком допил остатки вина, поставил пустой фужер на стеклянную поверхность столика и отрицательно покачал головой.

— Не понял, — уставился на него Ашот.

— Я не буду этого делать, — последовал короткий, но твердый ответ. Затем, не дожидаясь следующего вопроса, сказал: — Мне надо до двадцатого числа быть в Москве.

— Ты не забыл, что двадцать пятого числа в Брюссельский банк будет завезено пять миллионов евро? Четверть из которых твоя. Когда ты думаешь вернуться?

Шатун задумчиво поджал губы и после минутного раздумья сказал:

— Неизвестно, как карта ляжет… Возможно, никогда. Поэтому от причитающейся четверти я попрошу лишь треть. Так сказать, за разработку операции, подготовку личного состава, а также выполнение всевозможных конфиденциальных поручений.

— Но как же так? — В лице Арийца появилась растерянность. — А кто же будет брать банк?

— План разработан до мельчайших деталей. Твоих людей я подготовил. Они прекрасно справятся с задачей сами, тем более что мне в этой операции отводилась всего лишь скромная роль координатора. — Шатун встал с кресла и, подхватив пальто левой рукой, добавил: — Гонорар за обучение мне потребуется до отъезда. Можешь передать наличкой или сбросить на банковский счет, номер ты знаешь.

Не прощаясь, наемник повернулся и зашагал к выходу. Пройти Владимир успел всего с десяток шагов, когда дверь распахнулась и в зал ворвались двое молодых армян. Те самые, что сегодня сопровождали его на «стрелку». По их взлохмаченному виду наемник догадался, что в подлокотнике кресла хозяина виллы была вмонтирована кнопка экстренного вызова.

— В чем дело, Ашот? — не поворачивая головы, спокойно спросил Владимир.

Тем временем двое парней, прикрыв за собой дверь, прошли в глубь помещения. Один приблизился на полтора-два метра к Шатуну, другой встал чуть в стороне, у обоих пиджаки расстегнуты, руки на уровне пояса.

— Когда на кон поставлено пять миллионов, я не могу рисковать, — медленно цедя слова, заговорил Ашот, поднимаясь со своего кресла. — Слишком большие планы у меня связаны с этими деньгами. Так что сейчас тебе решать, как быть.

Владимир сделал несколько шагов в направлении впереди стоящего боевика. Приблизившись к нему на расстояние вытянутой руки, остановился и медленно повернулся к Ашоту, потом низким голосом произнес:

— Мне надо ехать, ты понимаешь?

— Ну что же, — Ариец за годы, проведенные в советских тюрьмах, научился говорить без акцента, даже долгое время проживания за границей не смогло этого изменить. — В конце концов, ты же сам сказал, что в деле будешь всего лишь координатором, которому не надо бегать или даже ходить, достаточно сидеть в машине. — Улыбка сползла с горбоносого лица армянина, и он совершенно серьезно приказал: — Карен, прострели ему для начала одну ногу, а потом посмотрим.

Кучерявый Карен мгновенно выхватил из-под полы пиджака пистолет. Допотопный, но вполне надежный «вальтер П-38» с навинченным на ствол глушителем.

— Ашот, ты это серьезно? — стоя вполоборота, спросил Шатун.

— Если ты пошутил, то и я пошутил, — оскалился Ашот. Весьма довольный своей шуткой, он громко засмеялся. Двое его боевиков тоже обнажили зубы, это было последнее их веселье.

Черное шерстяное пальто упало на пол тренажерного зала, в ту же секунду пальцы левой руки сжали руку Карена, державшую оружие. Еще мгновение — и локоть правой руки Шатуна с хрустом врезался в волосатый кадык боевика. Дальше все напоминало аргентинское танго с боксерской грушей. Рывок — и ствол пистолета круто развернулся в направлении второго боевика, который судорожными движениями пытался выхватить из-за пояса брюк свое оружие.

«Пуф, пуф», — вырвалось из отверстия глушителя, по паркетному полу со звоном покатились блестящие цилиндры пистолетных гильз. Одна пуля угодила боевику в правое плечо, лишая руку возможности достать спасительный пистолет. Другая ударила в левую сторону груди, туда, где у людей находится сердце.

В прошлом хороший боксер, Ашот Каспарян, до сих пор поддерживая себя в спортивной форме, обладал великолепной реакцией. Мгновенно сообразив, что ситуация в корне переменилась и явно не в его пользу, он принял единственно верное решение. Он бросился в атаку, но то ли возраст сказался, то ли нервное напряжение или противник был лучше подготовлен, только в самый последний момент Шатун успел развернуть Карена с пистолетом и почти в упор выстрелить в лицо нападающему.

Смертоносная энергия вырвавшегося из ствола свинца отшвырнула уже мертвое тело вора в законе, заставив того в падении перевернуть кресло, в котором еще несколько минут назад сидел наемник.

Оглушенный Карен начал приходить в себя, но не успел даже сообразить, что же произошло, как Шатун выгнул его руку с пистолетом, уперев торец глушителя в подбородок, потом своим большим пальцем надавил на указательный палец армянина, лежащий на спусковом крючке. Из развороченного затылка вырвался фонтан крови, сгустки мозга и осколки костей черепа. Мертвый боевик рухнул на пол, как мешок с костями.

Несколько секунд Шатун задумчиво рассматривал картину кровавой бойни. Со стороны он мог показаться художником, закончившим шедевр и ищущим мелкие недоработки. Возможно, в какой-то мере так оно и было.

Сложенная мозаика смерти показывала, что охранник Карен, по непонятным причинам, застрелил своего напарника, затем своего босса и наконец, устав от жизни или раскаявшись в содеянном, пустил себе пулю в голову. По крайней мере, так все и выглядело. Шатун остался доволен проделанной работой.

Подняв пальто с пола, чтобы не испачкать быстро растекающейся кровью, он набросил его на плечи и неторопливо вышел из тренажерного зала. В усадьбе еще оставалось пятеро охранников, но уничтожить их значило разрушить идеальную версию об обезумевшем боевике. Тем более что на вилле имелся тайный выход на соседнюю улицу.

Оказавшись на свободе, Владимир поднял воротник и не спеша зашагал к стоянке такси. Из неприятной передряги он выскочил, как обмылок из мокрых рук, легко и безболезненно. Единственное, что его сейчас смущало, — это потраченное бесплатно время. Живя на Западе, Шатун усвоил главное правило цивилизованного мира — любая работа должна быть оплачена.

Вытащив трубку мобильного телефона, нажал кнопку памяти.

— Алло, я вас слушаю, — сняв трубку с телефонного аппарата, произнес Николай Башлин.

— Здравствуй, Бушлат, — донеслось из динамика телефона.

— Кто, кто это говорит?

— Это Шатун, — последовал ответ, произнесенный совершенно спокойным тоном. — Я сегодня беседовал с твоим племяшом. Неужели не рассказал, шельмец?

— Откуда у тебя этот номер? — К Бушлату наконец вернулось его обычное самообладание.

— Так твои орлы сами дали номер, когда «стрелку» забивали Ашоту Каспаряну, — последовал вполне логичный ответ.

— Ты чего звонишь? — Пустая беседа начала утомлять законника.

— Чтобы сообщить, что Ариец тебя заказал.

— Что?! — только и смог выговорить Николай, чувствуя, как горло стальной хваткой сжал нервный спазм.

— Повторить, что ли? — голос в трубке звучал насмешливо.

— Кому это он предложил? — через силу проговорил законник.

— Мне, только я сейчас сделал рекламную паузу для размышления, — дурачился наемник. — А заодно решил узнать, во сколько ты оцениваешь жизнь своего оппонента.

— Она гроша ломаного не стоит, — прорычал начинающий звереть Бушлат.

— Хорошо, поставим вопрос по-другому. Во сколько ты оцениваешь смерть Ашота Каспаряна по прозвищу Ариец. И помни, время идет. Даже если я откажусь от контракта, наверняка найдется другой исполнитель. — Сейчас наемник явно юродствовал, издеваясь над авторитетом.

Башлин злобно скрипнул зубами. Если бы с ним так попробовал базарить кто-то из своих, из урок, он бы давно вырвал ему язык и в жопу затолкал. А что с этого взять, он птица другого полета. Перекати-поле, ни кола, ни двора, ни Родины, ни флага…

— Дам сто «штук», — наконец взял себя в руки Бушлат.

— Давай двести за срочность. Я спешу, и сегодня же все будет закончено.

— Сегодня? — переспросил законник. В голове уже вырисовывался план, как без особых потерь и усилий можно вернуть былой авторитет перед братвой.

— Сегодня, — подтвердил Шатун.

— Согласен.

— Тогда давай так, через три часа пусть твой племяш с «бабками» подгребает в кафе-шоп «Клеопатра», я его там буду ждать. Только смотри, без подлянок. Если что, контракт на тебя выполню даже со скидкой.

— И чего ты такой свирепый, братела? — совершенно искренне рассмеялся Бушлат, чувствуя, что на этот раз смерть прошла стороной.

— Шатун — медведь-одиночка, поднятый зимой из своей берлоги. Голодному и невыспавшемуся есть от чего быть веселым?

— Понял, дразнить не буду, — напоследок сказал законник и опустил трубку на рычаг. Несколько секунд он молча смотрел на Андрея, решая, как же лучше обставить представившуюся возможность. Потом улыбнулся и сказал: — Вот и все, племяш, подмяли мы под себя «Русский пельмень».

— Это как? — не понял Панцирь.

— Благодаря «стрелке» с тобой Шатун добрался до Арийца, и… — Ноготь большого пальца Бушлата скользнул по кадыку.

— Так, значит, это был спектакль? — оскалился Андрей и почти с благоговением посмотрел на родственника.

— А то, — важно ответил законник. — Думаешь, я бы позволил кому-то разводить нам рамсы. Нет, брат, шалишь, раз решил заняться здесь бизнесом, значит, будешь отстегивать. А ты не рассиживайся, мочиле надо лавэ за работу отвезти, и смотри, языком не особо трепи.

Последняя фраза была специально сказана, чтобы вскоре все «торпеды» могли доложить своим паханам, какой умный и хитрый законник Бушлат.

Глава 3 Магия крови

Нидерланды — тихая, сытая и одновременно великая страна. Государство, дающее всем приют, достаточно только объявить себя беженцем, страна, разрешившая однополые браки и узаконившая торговлю легкими наркотиками.

Кафе-шопы как раз и были порождением голландской демократии, эдакий симбиоз бара и притона одновременно. В кафе-шопах на вполне законных основаниях продавали «заряженные» сигареты с гашишем и марихуаной, тут же на месте их курили и наслаждались наркотическим опьянением.

Из-за специализации продаваемого народу товара почти все заведения подобного типа были темными, подвальными или полуподвальными помещениями, где «отрывающиеся» наркоманы делали все, что им заблагорассудится, наслаждаясь цветными галлюцинациями.

«Клеопатра», в далеком прошлом один из модных ресторанов, вследствие различных социально-экономических перипетий захирела и превратилась в кафе-шоп, дешевую забегаловку для различного сброда.

Рассчитавшись с таксистом, Шатун перешел через дорогу и спустился по ступенькам в полуподвальное помещение, внутри которого стоял удушливый сладковатый запах жженого гашиша. На стенах виднелись потускневшие рисунки на древнеегипетские темы. За низкими восточными столиками, поджав ноги по-турецки, на подушках из кожзаменителя сидели длинноволосые, неопрятные молодые люди. Некоторые смолили «заряженные» сигареты, а любители более изысканного кайфа пыхтели «дурь» через шланги кальянов.

Владимир протиснулся через узкий проход между столиками и подошел к высокой барной стойке, сделанной из грубо отесанных дубовых досок. За стойкой стоял немолодой мужчина с черной повязкой на левом глазу и с глубоким рваным шрамом на лысом черепе.

Бармена звали Густав. Как и Шатун, он был в прошлом французским легионером и заработал свои увечья во время одной африканской командировки. До недавнего времени мужчины не были знакомы, но, узнав, что Владимир тоже легионер, Густав сразу же предложил свою дружбу. Братство Иностранного легиона не зря воспето писателями и кинорежиссерами.

Для встречи с племянником Бушлата Шатун не зря выбрал именно «Клеопатру». Во-первых, в кафе существовало несколько выходов в разные концы квартала. Во-вторых, под стойкой у Густава был целый арсенал различного стрелкового оружия. И в-третьих, за баром на тихой воде канала была пришвартована яхта. Небольшое моторное суденышко Владимир арендовал, как только приехал в Амстердам.

— Салют, — подойдя к стойке, поздоровался Шатун.

Бармен, взбивая какой-то коктейль, лишь кивнул. Этот голландец был не особо разговорчив.

— Колу со льдом, — заказал посетитель и тут же получил высокий толстостенный бокал с темно-коричневой жидкостью, в которой густо плавал мелко колотый лед. Он успел сделать несколько небольших глотков, когда в зал вошли трое шкафообразных парней. Двое, держа руки в глубоких карманах верхней одежды, остались возле дверей, третий, в котором Владимир узнал Панциря, сжимая в руке небольшой кейс, направился к барной стойке.

Держа в руке высокий бокал, Шатун боковым зрением увидел, как Густав перестал возиться с шейкером и опустил обе руки под стойку. В том самом месте на специальной амортизационной подвеске у него была установлена двустволка двенадцатого калибра.

— Привет, — весело поздоровался Андрей, подойдя к стойке.

— Уже виделись сегодня, — снисходительно усмехнулся Владимир. Поставив настойку бокал, он спросил: — Принес «привет» от своего дяди?

— Само собой. — Панцирь небрежно положил рядом на высокий табурет «дипломат» из крокодиловой кожи. Указав на него, добавил: — Можешь пересчитать.

— Я верю на слово, — последовал короткий ответ, после чего кейс перекочевал с табурета на пол к ногам Шатуна.

Несколько секунд Панцирь стоял в раздумье, как бы решая, говорить или нет. Но все-таки решился.

— Слушай, оставь свои координаты, может, еще будет подобная работа для тебя, — предложил он, воинственно вскинув брови.

Наемник мгновенно сообразил, что дядя для поднятия своего авторитета зарядил своей пристяжи «дезу», но виду, конечно, не подал. Он лишь высокомерно улыбнулся и небрежно ответил:

— Не по чину тебе такая информация.

— Ну хорошо, — недовольно поморщился Андрей. В его голосе прозвучали детские нотки обиды. Бросив: «Будь здоров» — верзила направился к выходу.

Владимир не спеша допил свою колу. Когда на дне осталась ледяная светло-коричневая кашица, поставил бокал на стойку, накрыв его сверху банкнотой в десять евро.

— Я могу воспользоваться вашим служебным выходом? — спросил он бармена по-французски.

— Да ради бога, — спрятав деньги в кассовый аппарат, ответил Густав, снова принявшись взбивать коктейль.

Подхватив кейс, Шатун двинулся в направлении темного проема коридора, расположенного слева от барной стойки. Зная, что в ближайшие часы он покинет город, Владимир тем не менее не стал прощаться с Густавом. Тот не любил сантиментов.

Пройдя темный коридор, Панчук вышел на противоположную сторону кафе-шопа. Там стояли несколько мусорных контейнеров, был навес из пластикового шифера, под которым сложена пирамида из картонных коробок. За навесом тянулся турникет, ограждающий берег от воды канала, здесь же был установлен трап, к которому пришвартована белоснежная парусно-моторная яхта с не очень звучным названием «Инцест».

Яхта принадлежала двум любовникам-гомосексуалистам, которые, забросив пуританские нравы Люксембурга, поселились в столице однополой любви.

Владимир Панчук познакомился с этой парой, приехав в Амстердам на несколько дней раньше срока, который они оговорили с пригласившим его Арийцем. Человек по натуре осторожный, он хотел подготовить для себя тайное убежище: в жизни может всякое случиться. Узнав, что молодые люди живут на собственной яхте, Шатун решил арендовать у них одну из кают. Его нисколько не волновала их сексуальная направленность, он был нейтрален к чужим страстям и порокам, куда важнее было то, что яхта могла двигаться по каналам Амстердама или, выйдя в море, уйти в любую другую страну.

Не особо располагая свободной наличностью, любовники согласились за тысячу евро в месяц сдать самую маленькую из трех кают на своем корабле любви.

Шатун практически не находился в арендованной каюте, но держал там кое-какие вещи, которые теперь необходимо было забрать.

Оба люксембуржца, в свое время закончив Сорбонну (где и полюбили друг друга), теперь подвизались на ниве журналистики. Рене, белокурый юноша с прозрачными голубыми глазами, писал об искусстве, в котором неплохо разбирался, о концертах звезд, о новых течениях в живописи и тому подобном. Его статьи охотно покупали толстые еженедельные журналы, что приносило пусть небольшой, но стабильный доход.

Его активный друг Максимилиан, круглолицый крепыш с наглой эспаньолкой, слегка выпуклыми карими глазами и приличным пивным брюхом, был коротко стрижен, а его руки и грудь украшали татуировки с каббалистическими символами.

Максимилиан писал обо всем, начиная с криминала и заканчивая большой политикой. Печатали его редко, а денег и вовсе не платили.

Спустившись в кубрик, Шатун застал обнаженных любовников, лежащих на широкой кровати под легкой льняной простыней. Судя по тому, что они курили одну сигарету на двоих, нетрудно было догадаться, что совсем недавно здесь состоялся акт любви.

Подумав о том, что появись он на несколько минут раньше, то смог бы нарушить идиллию, Владимир лишь хмыкнул и как ни в чем не бывало поздоровался в свойственной ему манере:

— Здоров, педики.

— Привет, натурал, — немного игривым тоном за двоих ответил Рене, протягивая недокуренную сигарету Максимилиану.

Панчук прошел через кубрик и остановился возле пластиковой двери своей каюты. Открыв ключом дверь, вошел внутрь. Здесь царил полумрак из-за зашторенного иллюминатора. Отдергивать штору Шатун не стал, он лишь включил верхний свет. Помещение было очень маленьким. Небольшая узкая койка, вдоль борта вмонтирован миниатюрный столик, на котором разве что можно было написать предсмертную записку, напротив койки располагался стеллаж, где были небрежно расставлены книги по искусству.

Вытащив толстую, в блестящем переплете, книгу по живописи Дрезденской галереи, Владимир увидел потайную дверцу, за которой находился портативный сейф. Маленький, похожий на игрушечный, титановый ключ бесшумно вошел в едва заметную замочную скважину и провернулся несколько раз вокруг своей оси. Шатун услышал характерный щелчок. Толстая дверца из высоколегированной стали легко открылась, представляя взору содержимое несгораемого ящика. Здесь были самые разнообразные вещи. Темно-синяя книжица с золотым гербом английской империи, под фотографией Владимира Панчука значилось имя Юджина Гранта. В прошлом году, посещая берега туманного Альбиона, Шатун на заброшенном кладбище небольшого городка неподалеку от Ливерпуля выписал с могилы фамилию некоего Гранта, его имя и дату рождения. Потом в мэрии без особых проблем получил копию свидетельства о рождении, по которой получить паспорт было и вовсе плевым делом. Этому трюку его научил один английский контрабандист, прячущийся за оградой Иностранного легиона от цепкой руки Интерпола.

Став «полноправным» гражданином Британской империи, Владимир легко приобрел небольшую ферму в Шотландии, спрятавшуюся среди поросших изумрудной зеленью гор, с прекрасным видом на море. Небольшой одноэтажный особняк, выложенный из «дикого» камня, с настоящей дубовой мебелью и камином, мог приютить на необходимое время. В случае, если ему начнут «жечь пятки» закон или недруги, он всегда мог там укрыться.

Кроме паспорта, в сейфе лежал нательный пояс с кармашками по всей длине, в которых находилось двадцать тысяч долларов, двадцать тысяч евро, десять тысяч фунтов стерлингов и две кредитные карточки «Америкэн Экспресс» и «Карт-бланш», каждая на пятьдесят тысяч долларов. В современном мире деньги — это все: и оружие, и еда, и ночлег, и транспорт, и многое другое. Только не всегда те или иные деньги подходят к месту и ко времени. Поэтому нужно быть готовым к любым условиям.

Под денежным поясом лежала кожаная пистолетная сбруя. В открытую кобуру был вставлен длинноствольный «штеер», настоящий раритет, австрийская модель выпуска девятьсот двенадцатого года. Заряжался, в отличие от современных пистолетов, не обоймой, а через открытый патронник из специальных кассет. Немного неудобно, но весьма оригинально. Этот антикварный пистолет Шатун добыл в Боснии во время одной из операций, с тех пор с ним не расставался.

Вытащив все содержимое из сейфа, паспорт сунул в карман пиджака, пояс закрепил вокруг талии под рубахой, сбрую с пистолетом и пятью запасными кассетами в чехлах надел под пиджак.

Закончив сборы, Владимир подхватил кейс и вышел из каюты. Однополые любовники уже успели к этому времени убрать постель и привести себя в порядок. Максимилиан вырядился в серый спортивный костюм, который плотно облегал его выпуклое брюхо, а Рене щеголял в цветастом шелковом халате.

— Мне необходимо уехать, — первым заговорил Панчук. — Поэтому я освобождаю каюту.

— Очень жаль, — недовольно буркнул Максимилиан. Ручеек из тысячи евро в месяц иссяк.

— Это вам. — Владимир вытащил из кармана толстую пачку по десять евро. — Так сказать, на месяц, пока найдете нового постояльца.

— Очень мило, — радостно воскликнул Рене, выхватывая деньги из рук Шатуна. Пачка тут же исчезла в безразмерных карманах его халата.

— Отлично, — улыбнулся Владимир и тут же добавил: — Не могли бы вы меня подбросить к аэропорту?

— Без проблем, дружище, — довольно осклабился Максимилиан и, хлопнув по заду своего любовника, громко скомандовал: — Отдать швартовы…

Оскорбленный Шатуном Панцирь, покинув бар, не уехал восвояси, а остался ждать, что же предпримет наемник дальше. Его просто распирало от желания поквитаться с медведеподобным киллером, второго оскорбления за один день он стерпеть не мог.

Сейчас, наблюдая за удаляющейся белоснежной яхтой, он высокомерно проговорил, обращаясь к сидящим рядом «быкам»:

— Запомните это корыто, думаю, скоро придется поговорить по душам с его хозяевами.

Кровь вокруг трупов, лежащих в неестественных позах, уже успела засохнуть, оставив на паркетном полу расплывчатые темные пятна.

Пятеро боевиков, столпившихся у входа, никак не могли осознать произошедшее. Все они прошли горнило карабахской войны, познали голод и холод нищей страны. Приехав в сытую, богатую Голландию, они не могли понять, для чего понадобилось их товарищу Карену убивать напарника, затем хозяина и, наконец, умирать самому. Ведь жизнь так прекрасна и полна самых радужных перспектив.

Охранники столпились у входа в тренажерный зал, не зная, что же предпринять, негромко переговаривались, то и дело оглядываясь по сторонам, ожидая команды.

Наконец дождались: во двор въехала золотистая «Альфа Ромео». Из салона выбрался начавший полнеть Серго Каспарян. Он унаследовал от отца-армянина большой орлиный нос и черные, как воронье крыло, жесткие кудрявые волосы, а от матери-узбечки темно-коричневую кожу, за что его часто принимали за латиноамериканца. Стараясь соответствовать этому имиджу, он и одевался соответствующим образом. Теперь Серго предпочитал вещи черного цвета, поверх которых навешивал тяжелую золотую цепь с массивным кулоном. На его пальцах красовалось несколько перстней с крупными изумрудами, а верхнюю часть лица закрывали солнцезащитные очки. Прислугу, охрану и даже отца он заставлял называть его не иначе, как Серхио, на испаноязычный манер.

В Амстердаме он жил отдельно от своего родителя, занимая несколько комнат в помещении ресторана «Русский пельмень».

Увидев убитого босса Ашота Каспаряна, старший охранник сообразил первым уведомить сына. Теперь Серхио, широко размахивая в такт движению своими короткими руками, быстро направлялся ко входу в особняк. Двое худых, длинных, с густой щетиной на щеках охранников едва поспевали за ним.

Быстро взбежав на второй этаж, наследник растолкал столпившихся охранников и вошел внутрь зала. Около минуты он широко раскрытыми глазами смотрел на распластанные трупы, потом по-армянски спросил:

— Что здесь произошло?

— Босс неожиданно вызвал Карена с Симоном, — доложил старший охранник. — Больше из тренажерного зала никто не вышел. Когда мы сюда вошли, все уже были мертвы.

— Они в тренажерном зале были одни? — подняв на волосы очки, спросил Серхио, уставившись на старшего охранника своими темными, слегка раскосыми глазами.

— У босса был тот пришлый русский. Его наши ребята как раз сопровождали на «стрелку» с «быками» Бушлата.

— Ну и?

— Как только охранники направились в спортзал, он вскоре вышел и совершенно спокойно направился на выход. Я думаю, бойня началась после того, как ушел русский.

— Никто не спрашивает, что ты думаешь, — прорычал младший Каспарян. Мутным взглядом он обвел собравшихся, потом снова рявкнул: — Чего все здесь столпились? Не хватало еще, чтобы сюда ворвались отморозки Бушлата и оставшихся покрошили в лапшу.

Охранники быстро покинули коридор, направляясь на свои посты. Возле дверного проема остались только личные телохранители и старший охранник, невысокий коренастый мужчина с редкими седыми волосами.

Серхио, запустив руки в карманы длинного черного плаща, медленно двинулся к убитым. Лучше всех, если так можно выразиться, выглядел Симон, две пули попали ему в грудь и плечо, обескровленное лицо бледно-фиолетового цвета приобрело умиротворенное выражение.

Карен выглядел значительно хуже, хотя пуля, вырвавшая половину затылка, все-таки не задела лица. Такого можно было похоронить даже в открытом гробу.

И совсем ужасно выглядел сам Ариец, Ашот Каспарян: от выстрела в упор его лицо превратилось в кровавое месиво. Его смерть уже не оформишь как смерть от сердечной недостаточности.

— Значит, так, будем оформлять автомобильную катастрофу, — задумчиво произнес Серхио, вынимая из кармана трубку мобильного телефона.

Зато недолгое время, что они жили в Нидерландах, он все-таки смог обзавестись кое-какими полезными связями. Одним из его верных людей был директор морга доктор Ван Калин. За хорошее вознаграждение ему не составит большого труда оформить покойников как погибших от несчастного случая. Придется, правда, трупы вывозить за город, чтобы оформить должным образом смерть всей троицы.

Договорившись с Ван Калином о приезде машин, Каспарян внимательно посмотрел на своих телохранителей и коротко бросил:

— Упакуйте их в пластиковые мешки. И пусть здесь наведут порядок. — Вторая фраза касалась старшего охранника, который оставался за главного на вилле.

Отдав необходимые распоряжения, Серхио направился в кабинет отца. Несмотря на горечь и боль потери, все эмоции младший Каспарян отбросил, он должен был все проверить и убедиться в своих подозрениях.

В кабинете все было как обычно: пластиковая мебель, опущенные жалюзи на окне. На стене в массивной раме висела картина с горным пейзажем, который отцу напоминал родную Армению.

Несмотря на возраст, покойный Ашот Каспарян легко принимал все новшества, хотя был человеком дальновидным и осторожным.

В центре рабочего стола стоял монитор компьютера. Уверовав в победу научно-технической революции, Ариец управление домашней электроникой перевел на панель управления компьютера. Серхио сел в удобное офисное кресло, его толстые пальцы, увенчанные перстнями, привычно легли на клавиатуру. Он быстро и сноровисто набрал пароль — «Армения».

Монитор вспыхнул, компьютер начал работать. Младший Каспарян четко знал, что ищет. Вскоре он отыскал программу проверки скрытых телекамер, контролирующих помещения изнутри. Просмотрев все комнаты, кабинеты и подсобные помещения, он наконец остановился на тренажерном зале, теперь оставалось только выбрать необходимое время. Так как точного времени он не знал, то пришлось просто выставить на утро этого дня и все просмотреть в ускоренном режиме.

Через несколько минут на экране мелькнула широкоплечая фигура Шатуна, который, сидя в кресле напротив его отца, потягивал из бокала темное вино. Микрофонами камеры не были оснащены, но все было ясно и бёз звука.

Когда Шатун поднял брошенное пальто с пола, отряхнул его, надел и не спеша направился к выходу, небрежно переступив через труп Симона, младший Каспарян недобро улыбнулся. Этот наемник действительно был высококлассным профи, но теперь это уже не имело никакого значения. Он должен умереть, такое решение принял Серхио.

Еще несколько минут манипуляций с клавиатурой, и Серхио вытащил из железной памяти компьютера файл с досье на Шатуна. Покойный Ариец не начинал работать с человеком, не выяснив всей его подноготной.

Кулак с татуированными перстнями с грохотом опустился на крышку полированного стола, от детонации жалобно зазвенела хрустальная посуда.

— Замочить законника, да кто ему дал такое право? — ревел сохатым Бушлат. Находившаяся в комнате во время трапезы пристяжь ошалело «поджала уши», не понимая, что же происходит. Несколько часов назад они «по секрету» узнали от Панциря, что Бушлат провернул хитромудрую комбинацию, из-за чего «засланный казачок» пришил Арийца, и вот теперь пахан снова не доволен. — Право жмурить законников дает только общая сходка, по делам и награда. Но какой-то мочила из Нижнего Тагила это решать не будет. Шкуру живьем спущу с сучонка.

Порыв безудержной ярости Бушлата был вполне объяснимым, если знать, что буквально за несколько минут до общего ужина (настоящий законник никогда не отрывается от братвы) на личный номер Николая Башлина позвонил доктор Ван Калин, которого старый урка собственноручно «прикормил», используя свои коварные воровские подходы, и на ужасном русском языке рассказал о смерти Ашота Каспаряна, указав точное время его смерти. Из чего выходило, что, когда Шатун звонил и договаривался об оплате за ликвидацию Арийца, тот уже лежал с расквашенной рожей и неудержимо холодел. Наверняка армянин и не помышлял заказывать оппонента, а вот наемник развел его, вора в законе, как последнего фраера ушастого, стопроцентного лоха.

Такого оскорбления Бушлат простить никак не мог, нервы у старого рецидивиста были совсем ни к черту. Первым делом он отправил племянника на поиски яхты, на которой от «Клеопатры» отплыл Шатун. Хозяева яхты могли знать, куда подался их пассажир.

Сесть за накрытый стол братве так и не пришлось, слишком была велика ярость законника.

— А ну-ка тащите сюда Всезнайку, — наконец распорядился Бушлат.

Несколько «быков», вскочив со своих мест, опрометью бросились из обеденного зала. Они прекрасно понимали, о ком идет речь.

Погоняло Всезнайка носил невысокий дородный мужчина с интеллигентной внешностью и не менее интеллигентными повадками. Его возраст приближался к шестидесяти. Несмотря на увлечения диетами, спортом и подкрашивание седины, прожитые годы все-таки проявлялись на внешности, как водяные знаки на купюре.

Поговаривали, что Всезнайка работал экспертом-аналитиком в советском торгпредстве в ФРГ. После развала великой империи бросил семью, работу и уехал в Амстердам. Со временем основал небольшую информационную фирму. Несмотря на то что в фирме работали всего три компьютерщика и пара аналитиков плюс сам Всезнайка, от которого не было тайн экономического или политического характера по обе стороны Атлантического океана, фирма продавала информацию и всевозможные резюме всем желающим. Но это была лишь видимая часть огромного айсберга, основной же доход был от нелегальных операций. Плотно общаясь с перебравшимся на Запад «родным» российским криминалом, Всезнайка доставал для него необходимую информацию, от безопасных маршрутов перегонки угнанных автомобилей до закрытых схем сигнализаций ювелирных магазинов и банков. Тут, как правило, задействовалась целая сеть платных осведомителей, которых нанимали по мере необходимости. По желанию заказчика Всезнайка, как хорошая сводня, подбирал для той или иной группировки необходимого специалиста. Как было в случае с Ашотом Каспаряном и Шатуном.

И если Арийцу с некоторых пор было все равно, куда подевался наемник, то Бушлата это как раз теперь очень интересовало.

Через полчаса вернулись отъехавшие «быки» и привезли с собой невысокого мужчину, пытающегося скрыть свою полноту дорогим костюмом из английского темно-коричневого сукна.

— В чем дело, Николай? — возмущенно спросил вошедший в сопровождении трех верзил толстяк. В его голосе не было даже намека на страх. Он был лет на десять старше Бушлата, что давало определенные преимущества в разговоре.

— Кто такой Шатун? — игнорируя восклицание гостя, задал вопрос законник.

— Наемник. Одно время служил в Иностранном легионе, потом, получив французское гражданство, уволился и стал работать на себя. Участвовал в нескольких рискованных предприятиях и каждый раз умудрялся срубать солидный куш. Его уже год разыскивает Интерпол, но конкретно даже они не знают, кого же искать.

— Почему он вальнул Арийца? — спросил Бушлат, умалчивая, что он сам оплатил ликвидацию, правда, к тому времени уже мертвого Ашота.

— Не знаю, — пожал плечами Всезнайка. — Возможно, что-то изменилось в планах, и одна из сторон, не желая идти на уступки, прибегла к угрозе применить силу.

А дальше, как говорится, дело техники. Кто проворнее, тот и прав.

— Куда он мог податься?

— Да куда угодно. В Америку, в Африку, у него везде есть связи, люди с его опытом всегда в цене.

— Где же его искать? — Бушлат сложил пальцы в замок и сжал их так, что даже в дальнем углу был слышен костный хруст.

— Все зависит оттого, что же заставило Шатуна расторгнуть контракт с Ашотом, — деловито пробормотал старик. — Насколько я помню, обычно он не расторгал своих контрактов. Значит, семья. Он ведь не беспризорный подкидыш. В этом случае его дорога лежит в Россию, домой…

— Я нашел их, — в помещение ввалился Панцирь. — После небольшого задушевного разговора «петухи» сознались, что отвезли его в аэропорт. Так что тю-тю, наш беглец уже балдеет под елками, березами.

— Вряд ли, — покачал отрицательно головой Всезнайка. — Шатун — настоящий профи. После недавнего инцидента он должен вооружиться, а с оружием его на борт самолета не пропустят, значит, он будет добираться автостопом, чтобы не привлекать к себе внимания. Как бы то ни было, Шатун завернет в Берлин, там где-то в пригороде у него есть квартира. Ее он обязательно посетит. Это для Шатуна как ритуал на удачу.

— В этот раз от него фортуна отвернется, — усмехнулся Бушлат, потом перевел взгляд на племянника и строго спросил: — Как экипаж яхты, живой? — Ему очень не хотелось, чтобы племяш учинил бойню, тогда прощай, спокойная жизнь.

— Да что им будет, так, попинали немного и все, — наигранно безразлично пожал плечами Панцирь.

— Вот и хорошо, что живы, — на этот раз Бушлат улыбнулся доброжелательно. — Собирайся, с братвой придется ехать в Берлин.

Несмотря на мягкий, почти отеческий тон, отказаться от сделанного паханом предложения было никак нельзя.

Глава 4 Увидеть Париж и не умереть…

На яхте «Инцест» творился полный разгром, вся мебель, вещи и прочая утварь были разбросаны на полу. Там же валялись избитые и связанные незадачливые любовники.

У обоих были распухшие и перепачканные засохшей кровью лица. Окровавленный Рене скулил обезображенным беззубым ртом, а его приятель Максимилиан пытался протащить через ноги завязанные за спиной руки, тогда можно будет развязать путы. На помощь любимого дружка рассчитывать не приходилось.

Наконец, пыхтя и потея от напряжения, Максимилиан, собрав достаточно сил, упер согнутые ноги во вздутый живот и с трудом пропустил через них стянутые запястья рук.

Только после этого он сел на пол, тяжело дыша, и попытался перевести дух, совершенно не обращая внимания на скулящего рядом «любимого». Через несколько минут Максимилиан с трудом встал на дрожащих ногах и устало пробормотал: «Все, к черту, с пивом завязываю», — и, покачиваясь, направился в сторону камбуза. На небольшой корабельной кухоньке среди всеобщего беспорядка разыскал длинный разделочный нож и тут же рассек острым лезвием капроновые путы. Освободив руки, стал неловкими движениями разминать затекшие суставы.

Зажав в ладони пластиковую рукоятку ножа, он вернулся в кают-компанию и освободил от веревок Рене, который и не думал прекращать скулить. Подвывая, сразу же принялся тонкими пальцами ощупывать опухшее, изувеченное лицо.

— Максик, они мне выбили три зуба, — проскулил искусствовед, размазывая по лицу кровавую слюну.

— Заткнись, пидор, — недовольно буркнул Максимилиан.

Осмотрев помещение, он подошел к разбросанным вокруг рабочего стола бумагам, тетрадкам и записным книжкам. С трудом опустившись на корточки, стал перебирать их. Наконец в руки попался старый блокнот с потертой кожаной обложкой, мятыми, местами засаленными страницами, исчерканный и исписанный различными телефонами и адресами.

— Вот! — Здоровяк нашел нужный телефонный номер. Уперев толстый указательный палец в блокнот, правой рукой схватил лежащий рядом радиотелефон и стал лихорадочно набирать номер.

— Ты что, в полицию звонишь? — тихо прошептал Рене.

— Я же сказал, заткнись и приведи себя в порядок, умойся. Выглядишь как побитая проститутка. Смотреть противно.

В телефоне некоторое время звучали длинные гудки, наконец раздался щелчок, и приятный женский голос сообщил:

— Добрый вечер, вы дозвонились в информационное агентство «Всезнайка». Хотелось бы знать о цели вашего звонка.

— Мне нужно побеседовать с твоим боссом, детка, — елейным голосом проворковал Максимилиан, поглаживая себя татуированной рукой по голому животу.

— Патрона сейчас нет, но, если вы нам сообщите свои данные, он обязательно перезвонит в ближайшее время, — деловито произнесла секретарша.

— Скажите ему, что звонил журналист Макс. У него есть мой телефон, как только сможет, пусть сразу же перезвонит мне.

— Хорошо. — И телефон отключился.

— Ты что это соловьем распелся? Тебе, развратнику, уже одного меня мало? — как ревнивая жена, возмутился Рене. Он уже кое-как привел себя в порядок и сейчас стоял посреди кубрика, воинственно уперев руки в бока.

— Заткнись и наведи здесь порядок, — процедил сквозь зубы Максимилиан.

После всего случившегося он не был настроен на шутливый тон. Его глубоко возмущенная натура требовала отмщения. Он с нетерпением ждал звонка Всезнайки. Макс был уверен, что тот обязательно позвонит. Они были хорошо знакомы, и время от времени информационно-аналитическая фирма давала ему необходимые для работы материалы. За что журналист был «любезен» с главой фирмы, предпочитавшим крупных мужчин и трепетавшим как майский цветок в сильных руках.

Телефон зазвонил в тот момент, когда Максимилиан решил снять нервное напряжение «заряженной» сигаретой.

Слушаю.

— Что случилось, Максик? — донесся из динамика воркующий голос Всезнайки. — К чему такая спешка?

— Что ты знаешь о русской мафии в Голландии? — Журналист сразу взял быка за рога.

— Естественно, все, — последовал ответ.

— Мне нужны все материалы по ним.

— Ты представляешь, с чем решил связаться? — Услышанное нисколько не смутило Всезнайку, он просто хотел осведомиться о степени его информированности.

— Естественно, — все так же решительно ответил заказчик.

— Хорошо, тогда как насчет оплаты?

— Как всегда, мое хорошее отношение, — усмехнулся Максимилиан, вспоминая, какие именно ласки любит информированный старик.

— На сей раз этого недостаточно, — теперь наступило время диктовать условия владельцу дорогой информации.

— Сколько?

— Ко всему предложенному еще двадцать тысяч. Евро, доллары, особой разницы нет.

Максимилиан со злостью скомкал приготовленную сигарету, зло сплюнул на пол и совершенно спокойно произнес:

— Согласен. Когда я получу материалы?

— Сразу же, как только будет переведена на счет нашей фирмы указанная сумма.

— Хорошо, готовь материалы. Деньги будут переведены сейчас же.

Отключившись, Максимилиан внимательно посмотрел на Рене. В их семье только у него были личные сбережения.

— Дорогой, — активный партнер улыбнулся своему нежному и ласковому другу. — Придется залезть в твой пенсионный фонд, я нашел отличное вложение.

— Сколько тебе надо? — прекратив собирать разбросанные по полу вещи, глянул исподлобья Рене.

— Двадцать «кусков».

— Да ты с ума сошел! — взвился Рене. — Это же почти все мои сбережения. А мне после сегодняшней экзекуции необходим дантист, а возможно, еще и пластический хирург. Знаешь, сколько все это будет стоить?

— Я не прошу у тебя денег на развлечения. Мы их потратим на месть, — воодушевленно заговорил Максимилиан, приближаясь к любимому. — Неужели ты не хочешь отомстить тем свиньям за то, что они с нами сделали?

— Но дантист… — пытался защитить свои сбережения Рене.

Тщетно, его партнер был неумолим.

— Мы не просто потратим деньги, мы, как я сказал раньше, вкладываем их. За какие-то двадцать «кусков» мы приобретем информацию, которая позволит написать ряд статей в виде журналистского расследования. На такие вещи сейчас падки все крупнейшие издания Европы. То есть деньги мы вернем с огромным процентом. К тому же не стоит забывать, что тема «русской мафии» в наше время наиболее популярна. При правильном подходе мы сможем претендовать на Пулитцеровскую премию.

Последний довод оказался самым весомым. Со вздохом Рене направился к компьютеру, соединяться со своим банком. Глобальная компьютеризация цивилизованного мира позволила в считанные минуты перевести деньги на счет фирмы «Всезнайка». А еще через пять минут от фирмы «Всезнайка» пришло досье на «русскую мафию», осевшую в Амстердаме. Несмотря на большой объем, виртуальное досье было самым общим.

Пролистав его на экране своего монитора, Рене со вздохом разочарования посмотрел на Максимилиана. Но любовник даже бровью не повел.

— Главное мы получили — это имена, прозвища и должности в иерархии преступной организации, — весело проговорил Максимилиан. — Кроме того, здесь указаны сферы их бизнеса, вот это называется настоящий след. По нему мы и раскопаем все детали, бандиты нам за все ответят.

Он весело засмеялся и хлопнул любовника по плечу, ют недовольно и болезненно поморщился.

Туман таял, как сахарная вата, под лучами восходящего солнца. Знаменитый на весь мир своими нравами Булонский лес пустел, проститутки всех мастей и обоего пола покидали облюбованные места, чтобы с наступлением сумерек вновь вернуться.

К видавшему виды «Опель Кадету» медленно подкатил величавый «Альфа Ромео», автоматический подъемник с тихим жужжанием опустил стекло, и из салона показалась физиономия Серхио Каспаряна.

Армянин приспустил на кончик носа солнцезащитные очки и внимательно посмотрел на пассажиров. В салоне «Опеля» сидело трое смуглолицых мужчин. Неряшливо одетые, с давно не мытыми волосами и плохо выбритыми лицами. Их глаза то и дело косились испуганно по сторонам. Верный признак наркомании, такие люди ненадежны, но для задуманного они вполне подходили.

Серхио внимательно посмотрел на них, как бы взвешивая про себя, доверить им задуманное или нет. Похожие на цыган мужчины были румынами, которые, в свое время свергнув коммунистический режим Чаушеску, теперь получили полную свободу передвижения и, соответственно, действия. Различными путями они пробирались в сытую Западную Европу, где хватали все, что плохо лежит, громя супермаркеты и мелкие магазинчики, взламывая банкоматы и грабя прохожих. Тех, кого полиции удавалось задержать, сажали или депортировали на родину. И то и другое для них было неплохо. В первом случае они обретали нормальные (цивилизованные) условия жизни и трехразовое питание. Во втором, попав в руки румынского МВД, они вскоре оказывались на свободе, получая возможность еще раз испытать судьбу. Те, кому везло больше и кто домой приезжал с «добычей», некоторое время могли пожить настоящими богачами.

Оказавшаяся в Париже троица понадобилась младшему Каспаряну для определенной цели. Серхио, как и его покойный отец, был человеком рациональным и прогрессивным. Внимательно ознакомившись с досье на Шатуна, он сообразил, что искать этого человека следует сейчас в двух европейских городах — Париже или Берлине. Составитель досье отметил, что наемник часто бывает в этих европейских столицах, живет подолгу и, главное, не снимает гостиничных номеров. Значит, либо имеет квартиру, либо друзей или любовниц со своим жильем.

Гнаться за беглецом, когда время упущено, глупо. Поэтому младший Каспарян пошел другим путем. Через Интерпол он вышел на два небольших, с весьма сомнительной репутацией, сыскных агентства в Париже и Берлине. «Слив» необходимую информацию, заказал отыскать Шатуна. И через сутки из Парижа пришел ответ.

В тот же день Серхио со своими людьми был во французской столице. Отыскать исполнителей для грязной работы было несложно, особенно если знаешь, где искать. Трое румын, пользуясь схожестью, обитали в одном из арабских кварталов в пригороде. Предложенная «работа» их не смутила, только за нее киллеры запросили десять тысяч евро. Каспарян, почти не раздумывая, согласился, сумма была не особо большая. В использовании для заказных убийств всякого сброда были определенные преимущества. Во-первых, недорого, а во-вторых, кто им поверит, если официально ни жертва, ни заказчик никогда не пересекались.

— Оружие есть? — поинтересовался Каспарян-младший.

Троица, корча из себя угрюмых и крутых мачо, молча кивнула.

— При себе?

Опять кивок, такой же вялый и самоуверенный.

— Покажите, — потребовал заказчик.

На этот раз исполнителям пришлось подчиниться, и они извлекли свой арсенал. У водителя в руке оказался короткоствольный револьвер. Сидящий рядом с ним продемонстрировал портативный пистолет-пулемет «скорпион» чешского производства. Третий, сидящий сзади, извлек из-под сиденья помповое ружье с рукояткой вместо приклада.

«Вполне достаточно для того, чтобы отправить Шатуна к праотцам, в долину счастливой охоты», — мысленно отметил армянин. Вытащив из нагрудного кармана фотографию наемника, он передал ее киллерам.

— На обратной стороне адрес, — добавил Серхио напоследок.

— А деньги? — не выдержал наконец один из румынских мачо.

— После дела получите всю сумму. Как связаться со мной, вы знаете?

Румыны угрюмо кивнули, прекрасно понимая, что денег наперед им никто не даст.

Машины разъехались одновременно. Киллеры поехали по указанному адресу, а Серхио Каспарян в гостиницу «Людовик», где проживал со вчерашнего дня.

Мысли в голове молодого Каспаряна роились, как дикие пчелы вокруг цветущей яблони. Все складывалось как нельзя лучше, был разработан план ограбления века, пять миллионов можно было урвать, почти не напрягаясь. Потом, благодаря связям отца, эти деньги отмыть, легализовать и пустить в дело… Но все рухнуло в один момент. Отец убит, наемник, готовивший операцию, в бегах. Да еще и наезжает кодла Бушлата.

Серхио уже знал о том, что люди законника Башлина тоже ищут Шатуна. Скорее всего, Бушлат послал их в направлении границы, туда, где стоят пограничные КПП. Людей с законником осталась самая малость, и сейчас наиболее подходящий момент армянам нанести удар по нему. Для этого сил хватало, но не было времени.

Серго взглянул на черный циферблат своих золотых наручных часов. В миниатюрном окошечке, где высвечивалась дата каждого дня, стояли цифры «один» и «шесть». До дня поступления денег в банк оставалось немногим больше недели.

«В конце концов, — размышлял Серго, — операция просчитана до мельчайших подробностей, люди подготовлены наилучшим образом. Что мешает мне взять деньги? Отмыть, легализовать? Ерунда, были бы деньги, а применение им всегда можно найти. Настоящая проблема, как кость в горле, это Бушлат. Как шелудивый пес, будет под ногами путаться, лаять, а то и кусать. С ним тоже надо что-то решать. Если румыны „пришьют“ Шатуна, то пусть продырявят и эту уголовную телогрейку».

Наконец для всех проблем младший Каспарян нашел подходящие решения.

Дорога в Россию была не прямой, а делала гигантский крюк. По своей натуре человек обстоятельный, Владимир Панчук, решивший для себя, чем займется дома, никак не мог уехать, не закончив дела в Европе.

Покинув Рене с Максимилианом, он не направился в аэропорт, как между делом сообщил влюбленной паре, а на ближайшей автостанции взял билет до Брюсселя.

Усевшись в удобное кресло рейсового автобуса, сунул под ноги кейс и тут же провалился в сон. Ночь пролетела как одно мгновение, проснулся Панчук, когда автобус пересек границу бельгийской столицы.

Позавтракав в кафе с видом на старинную площадь, Шатун направился в деловой центр Брюсселя. Немного потолкавшись среди праздных зевак, мелких клерков и туристов в толпе сверкающих хрусталем, хромом и позолотой офисов, он свернул в узкий переулок с булыжной мостовой. Здесь располагались небольшие фирмы, адвокатские и брокерские конторы, агентства по торговле недвижимостью.

Но Панчук прошел мимо всех подобных заведений и прямиком направился к массивной двери красного дерева, над которой красовалась бледная вывеска «Второй Индустриальный Банк». Созданное в начале пятидесятых годов, это финансовое учреждение прокручивало в своих недрах огромные суммы бюджетных денег, для того чтобы проценты от прибыли шли на финансирование войны в колониях. Особенно интенсивно банк работал на гражданскую войну в Конго, обеспечивая оплату и страховку воевавших там наемников.

К концу семидесятых, когда освободительные войны стали затухать, «Второй Индустриальный», не имея ни широко развитой сети филиалов, ни грандиозных проектов, стал понемногу увядать. Единственное, что еще поддерживало его на плаву, — это старая добрая традиция не интересоваться происхождением средств клиентов. Подобная банковская политика, несмотря на незначительный процент по вкладам, имела стабильную клиентуру.

К тому же постоянное будораженье банков Швейцарии, Люксембурга и Лихтенштейна, где судьи то и дело арестовывали счета, подозревая их владельцев в отмывании «грязных» денег, не способствовало их репутации в определенных кругах. Волна финансовых репрессий еще не докатилась до Бельгии, и благодаря этому количество клиентов в небольших банках все время росло.

Шатун относился к числу привилегированных клиентов за кое-какие услуги, оказанные руководству банка. Кроме того, имея во «Втором Индустриальном» номерной счет, он еще абонировал в хранилище небольшой сейф, поэтому для удобства клиента его обслуживал лично директор банка.

Это был немолодой грузный мужчина с редкой, почти прозрачной шевелюрой на абсолютно круглом черепе, на большом носу важно восседали очки в тонкой золоченой оправе. Директор банка, как и свойственно людям его профессии, утро начинал с проверки валютных котировок, а также цен на нефть, хлопок и золото. «Второй Индустриальный Банк» проводил торговые операции с этим сырьем.

— Доброе утро, господин директор, — войдя в кабинет, вежливо поздоровался Владимир. Он, как привилегированный клиент, имел право свободно проходить к директору банка.

— Доброе, доброе, месье Парлен, — с профессиональной восторженностью воскликнул банкир. Шатуна он знал под его французским именем. — Давненько вы у нас не появлялись. — Это была неправда. Два месяца назад Шатун получил через банк дивиденды от транспортировки краденых намибийских алмазов в Брюссель и сразу же решил положить деньги на свой здешний счет, впрочем, щебетание директора Владимира не особо волновало, к подобным вещам он относился терпимо.

— Хотите снять деньги со счета, положить на счет или взять кредит для одного из своих предприятий? — Банкир отодвинул свои бумаги на край стола и вожделенно посмотрел на него. — Поверьте, для таких клиентов у нас самые низкие для кредитов процентные ставки.

— Меня не интересует кредит, — спокойно ответил Панчук, ставя на стол свой кейс. — Я бы хотел положить деньги на счет и потом заглянуть в свой сейф.

— Сейчас я вызову дежурного кассира, и она немедленно примет деньги, — засуетился банкир. Он относился к той породе дельцов, которых деньги заставляли трепетать. Нажав кнопку вызова, директор банка сделал улыбку еще шире и масленым голосом спросил: — Кофе, чай или что-то еще желаете?

— Пожалуй, — задумчиво произнес Шатун, — мне нужен нотариус.

— Нотариус?

— Да, чтобы составить завещание, — пояснил свою мысль Владимир. Банкир понимающе кивнул, желание клиента — закон. В конце концов, все под богом ходим.

Через час Шатун покинул офис «Второго Индустриального Банка», его кейс стал на двести тысяч евро легче. И вместо настоящего английского паспорта в разных карманах пиджака лежало два фальшивых: один гражданина Бельгии, другой гражданина независимого Казахстана. Несмотря на то что документы были фальшивыми, выглядели они ничуть не хуже настоящих.

В центре проката автомобилей он взял довольно мощный джип «Мицубиси Паджеро», машина вполне подходящая на все случаи жизни.

С наступлением сумерек, когда Париж залит светом миллионов ламп, Владимир въехал в город. В лучах электрического света, добавляя зрелищности различными оттенками, искрились падающие с черного, ночного неба мелкие снежинки. Он полюбил Париж, как только впервые попал сюда. Позже, где бы он ни был, хотя бы на несколько дней вырывался в этот город.

Остановив джип возле роскошного супермаркета, Шатун выбрался из салона автомобиля, поднял воротник пальто и размеренным шагом направился в сторону стеклянных, автоматически открывающихся дверей.

Его давно не шокировало несметное количество различного товара и улыбки доброжелательных продавцов. Заходя в подобные магазины, Владимир шел только в те отделы, где можно было приобрести необходимый товар.

На этот раз ему тоже понадобилось немного. В винном отделе он купил бутылку шампанского «Мадам Клико» и в цветочном нежно-розовую орхидею в прозрачном пластиковом футляре.

Выехав на набережную Сены, джип не спеша покатил вдоль гранитного парапета. Вскоре, обнаружив платную стоянку недалеко от помпезного трехэтажного дома, украшенного на фасаде старинными золочеными гербами, Панчук оставил машину и, забрав свои покупки, двинулся к парадному входу.

Консьержка с внешностью строгой классной дамы при виде молодого человека с шампанским и цветами встрепенулась, как легавая, учуявшая дичь, но не произнесла ни звука. В подобной ситуации задавать вопросы на тему посещения кого-либо считается верхом неприличия.

Ярко-красная дорожка покрывала мраморные ступени всех трех этажей. Владимир, похлопывая рукой по полированным дубовым перилам, поднялся на последний этаж. Приблизившись к двери, он надавил большим пальцем черную пуговку звонка, из-за двери донеслась электронная версия «Калинки-малинки». Панчук невольно улыбнулся, он всегда улыбался при этих звуках, вспоминая, что совсем недавно здесь звучала мелодия «Шербурских зонтиков».

Дверь широко распахнулась, на пороге стояла высокая стройная женщина в длинном темно-бордовом халате с золотым атласным воротником.

У женщины было слегка продолговатое лицо с правильными чертами, как у Орнелы Мути, большие синие глаза и небольшой рот с чувственными губами. Длинные, слегка вьющиеся волосы были стянуты в тугой хвост на затылке. В треугольном вырезе халата были отчетливо видны шея и верхние очертания груди. Увидев на пороге неожиданного гостя, женщина слегка вздрогнула.

— Ты? — удивленно произнесла она.

— Я, — кивнул Шатун, протягивая на лопатообразной ладони футляр с орхидеей. — Что, не ждала?

— Не говори ерунды. Я тебя всегда жду, — прижимая подарок к груди, прошептала женщина. Она посторонилась, пропуская гостя внутрь. Когда он вошел в просторную прихожую, взяла из его рук шампанское и, прикоснувшись к его щеке губами, слегка поморщилась. — Пока я буду собирать ужин, приведи себя в порядок, а то выглядишь как свирепый корсар.

Владимир не стал спорить. Повесив пальто на вешалку, он разулся и направился в ванную комнату.

Тугие струи воды хлестали по мускулистому телу, взбадривая его и смывая пот и усталость. Сейчас, стоя под этими горячими струями, он вспоминал тропический дождь на Таити…

Группа коммандос, в которую входил Шатун, после выполнения специального задания по уничтожению тренировочного лагеря арабских террористов в Судане получила от начальства в качестве поощрения новое назначение. Их перевели на военную базу на острове Таити. Эта заморская база занималась обслуживанием ядерного полигона на атолле Муруро, а так как испытания ядерного полигона давно не проводились, то нравы, царившие на этом объекте, мало отличались от санаторских. Прибывшие на базу парашютисты и вовсе были предоставлены самим себе.

В один из вечеров капрал Жан Парлен, он же Шатун, переодевшись в гражданское, покинул казарму и отправился в город, поближе к цивилизации.

Практически остров представлял собой вечный праздник, и если днем это было не так заметно из-за того, что основная масса отдыхающих валялась на пляжах, то с наступлением сумерек Таити превращался в страну веселья, с яркой иллюминацией, фейерверком, музыкой.

Выбрав не особо шумное питейное заведение, Панчук прошел внутрь под тростниковую крышу экзотической лачуги, где в свете ярко горящих гирлянд за стойкой стоял молодой креол в открытой майке, демонстрирующей рельеф его атлетической фигуры.

Возле стойки сидела молодая красивая женщина с большими печальными глазами и основательно набиралась шоколадным ликером.

Владимир сел на соседний табурет и, оглядев барную стойку, заполненную всевозможными напитками, где присутствовала и «Столичная», которую Панчук употреблял исключительно под обильную закуску, чего в здешних краях никак бы не поняли, он остановил свой выбор на роме с грейпфрутовым соком.

После второго стакана у него проснулся интерес к сидящей рядом женщине. Он предложил угостить ее, и изрядно поддатая дама приняла предложение, что вполне могло оказаться многообещающим началом. Вскоре Владимир (он же Жан) уже знал, что его новую знакомую зовут Франсуаза, она вдова трагически погибшего на съемках фильма режиссера. Уже прошел год со дня его смерти, но она все не могла смириться с потерей. Друзья едва ли не насильно отправили ее сюда развеяться.

В ту же ночь они стали любовниками. Их головокружительный роман, полный страсти и экспрессии, длился уже пятый год. Время от времени Владимир навещал Франсуазу, и они сразу же, как в омут, бросались в любовные утехи, затем он исчезал, чтобы когда-нибудь снова появиться на короткое время.

Выключив горячую воду, Шатун пустил на всю мощь холодную. Ледяной каскад тысячами иголок пронзил его разгоряченное тело. Контрастный душ — лучшее средство для восстановления сил. Растеревшись докрасна махровым полотенцем, Владимир набросил на тело банный халат, специально купленный для него. Завязав на талии пояс, направился к двери, но внезапно остановился и бросил взгляд на висящую под полотенцем пистолетную кобуру со «штеером», как будто раздумывая, взять с; собой оружие или… В конце концов решил не брать: дом был достаточно престижным, что во Франции гарантировало неприступность жилища.

Глава 5 На тропе войны

Франсуаза накрыла стол прямо в спальне. В небольшом уютном помещении с плотно зашторенными окнами в центре была установлена кровать под царственным балдахином на резных столбиках красного дерева.

Между двумя глубокими креслами стоял столик на коротких гнутых ножках, застеленный простенькой льняной салфеткой. В центре стола женщина поставила высокую бутылку шампанского, вокруг которой расставила тарелки с закусками, два высоких бокала и по краям стола установила две свечи в ажурных подсвечниках из бронзы.

Хозяйка квартиры встретила своего гостя в легком полупрозрачном пеньюаре, который пикантно подчеркивал эротический вид обнаженного женского тела.

— Сегодня ужин будет легким, — сообщила Франсуаза, указывая Владимиру на расшитый восточным орнаментом пуфик. — По вторникам я ем рыбу и морепродукты.

«Прямо как в совдеповских столовках: вторник — четверг — рыбные дни», — промелькнуло в голове Владимира. После освежающего душа он неожиданно ощутил зверский голод, и ему вместо всяких там рыбных деликатесов больше всего хотелось бы увидеть на столе большую глиняную миску домашних пельменей с уксусом, перцем, сметаной и стаканом холодной водки.

Но кроме того, что было на столе, хозяйка ничего не могла ему предложить. На большом блюде лежали тушки копченой форели под острым соусом манго, дышащие холодом и влагой устрицы на льду, украшенные дольками лимона и фаршированные острым перцем оливки, в хрустальной вазе искрилась зернистая икра, рядом парил креветочный кокот. Все это было вкусно, но для изголодавшегося Шатуна весьма мало.

— Открывай шампанское, — предложила Франсуаза, как только Владимир сел на миниатюрный пуфик, который жалобно крякнул под его весом.

Пока мужчина откупоривал бутылку и наполнял бокалы нежно-желтым пузырящимся напитком, женщина, умело орудуя специальными щипцами и вилкой, ловко подхватила филе форели и положила на тарелку перед Владимиром.

— Пусть сбудутся все наши мечты и фантазии, — голос ее звучал возбужденно-истерично, что навело Панчука на мысль о приближении депрессии, которой время от времени страдала его подруга.

Мелодично звякнули бокалы, слегка коснувшись друг друга краями. Шампанское было кислым, каким и должен быть этот напиток, Владимир недовольно сморщился. Он любил напитки не газированные, а крепкие и горькие.

— Не кичись своим плебейским воспитанием, — едва заметно улыбнулась молодая женщина.

— Я бы сказал, происхождением, — уточнил Панчук. — Родители мои простые рабочие, так что я законченный плебей.

— Не ерничай.

После легкой перебранки они принялись за еду, форель была просто изумительной, таяла во рту, а скользкие устрицы, прилично сдобренные лимонным соком, требовали глоток вина для усиления вкусового букета.

Несмотря на браваду своим рабоче-крестьянским происхождением, Владимир красиво ел и, главное, получал от еды истинное удовольствие. Единственное, что ему не удавалось, — это сохранить в памяти вкус пищи, он о нем забывал, едва встав из-за стола.

Франсуаза уже привыкла к такой особенности своего друга и не обращала внимания. Как истинную женщину и француженку ее больше интересовали другие качества любовника.

— Еще по глотку и в постель, — предложила она.

— Глоток можно отложить на потом, — криво ухмыльнулся Панчук. Он уже утолил голод и теперь хотел женщину, к которой так стремился и которая сейчас сидела напротив него, источая тонкий аромат французского парфюма.

Нежный поцелуй двух пар губ постепенно перерос в страстный и глубокий. Подхватив женщину на руки, Владимир понес ее через комнату и уложил на кровать. Он снова принялся целовать ее тело, постепенно освобождая его от прозрачной ткани пеньюара.

Обнаженные груди большими шарами колыхались в такт их движениям, кремового цвета соски миниатюрными конусами торчали вверх. Целуя губы, щеки, шею женщины, Владимир постепенно опустился ниже. Его язык шаловливо обвел по очереди один, другой сосок.

Франсуаза, прикрыв веки, томно дышала. Ласки любовника все больше заводили ее.

Наконец пальцы Владимира скользнули по гладко выбритому лобку, меж мягких створок женской раковины. Франсуаза не выдержала этой сладкой пытки и застонала, выгнувшись:

— Нет, нет, я больше не могу. Возьми меня.

Изголодавшегося по женскому телу мужчину долго уговаривать не надо. Сбросив халат, Владимир тут же коршуном навис над ней. Его руки, скользнув под коленями, ухватили ноги Франсуазы, широко их разводя и открывая взору возбужденную раковину с нежно-розовыми створками.

Несмотря на то что он пытался быть нежным, все-таки в лоно своей подруги Владимир вошел сразу, весь без остатка. Женщина еще громче застонала, сильнее выгибаясь, ее тело, как мощная пружина, дернулось в обратную сторону.

На этот раз уже Владимир заурчал, как голодный кот, ухвативший добычу, мощным толчком погружаясь в лоно подруги.

Их совокупление напоминало работу поршней хорошо отлаженного двигателя внутреннего сгорания. Тела все интенсивнее и интенсивнее сталкивались и тут же отскакивали друг от друга, чтобы в следующее мгновение снова соприкоснуться.

Возбужденные и напряженные тела любовников стали влажными от пота. Тяжелые мутные капли стекали по лбу Панчука на нос, а оттуда падали на тело разгоряченной Француженки, которая уже не стонала, а лишь широко раскрытым ртом хватала воздух, при этом неистово двигая тазом.

Неожиданно глаза Франсуазы широко раскрылись, ее руки, увенчанные длинными ногтями изумрудного цвета, мнились в спину партнера, ноги обхватили его поясницу крест-накрест. Когда большое мускулистое тело полностью накрыло женщину, она с пронзительным криком судорожно задергалась…

Они лежали на широкой постели и, ни о чем не говоря, наблюдали пейзаж звездного неба, вышитый бисером под балдахином.

Оба любовника были усталыми и умиротворенными, Франсуаза лежала на боку, положив голову на грудь Владимира, ее рука была переброшена через его живот.

— Мне уже скоро сорок, — неожиданно произнесла женщина.

— Ты выглядишь не больше чем на двадцать пять, — мужчина провел рукой по шелковистым волосам подруги. — Это всего лишь внешняя сторона, природу не обманешь, — продолжала настаивать Франсуаза. — К чему этот разговор? — недоуменно спросил Владимир.

— К тому, что я приближаюсь к критической отметке, когда можно безопасно иметь детей. А я хочу иметь и мужа, и детей.

— Я тебе мешаю? — задумчиво поинтересовался Панчук.

— Нет, я хочу детей от тебя и чтобы ты был моим мужем. В конце концов, могу я иметь право на спокойную, размеренную жизнь добропорядочной обывательницы? С меня хватит того, что первый муж был экстремалом, все эти прыжки с парашютом со сверхмалых высот, гонки на велосипедах по горным кручам, багги по пескам Сахары. В результате он закончил свою жизнь на дне: Красного моря, а большая часть его тела досталась акулам. Но по сравнению с тобой он просто расшалившийся карапуз. Ты же вечно носишь с собой оружие, появляешься так же внезапно, как и исчезаешь, а потом газеты смакуют суперпреступления. Скажи, неужели тебе мало Иностранного легиона? — с надрывом в голосе закончила женщина.

— Что ты хочешь? — совершенно спокойно спросил Владимир. Его голос звучал настолько обыденно, что Франсуаза сразу поняла: тирада, которую она готовила давно, подбирая момент, чтобы окатить ею, как ушатом холодной воды, любимого мужчину, оказалась совершенно напрасной. Он ее не слушал.

Сейчас француженка напоминала взведенную гранату, которая взорвется, едва догорит запальный шнур, но этому эмоциональному взрыву не суждено было случиться. Из соседней комнаты донеслась трель мобильного телефона Панчука, который он оставил в кармане своего пиджака. Поднявшись с постели, Владимир, не стесняясь своей наготы, направился к телефону.

— Я не люблю тебя, русский, — только и успела бросить ему вслед женщина.

— Слушаю, — включив телефон, произнес Панчук.

— Это я, — донесся из динамика голос Всезнайки. Он говорил по-русски, что было признаком явной растерянности. — Ты обидел серьезных людей, теперь они тебя ищут по всей Европе. Не исключено, что могли выйти на твои лежбища в Париже или Берлине. Будь осторожен, после того, что ты устроил, церемониться не будут ни те, ни другие.

— Хорошо, постараюсь, — спокойно произнес Владимир, снова превращаясь в могучего хищника Шатуна.

— Рад, что смог тебя предупредить. Теперь ты мой должник, — радостно хихикнул Всезнайка, но собеседник не принял его тона.

— Ничего я тебе не должен, — прозвучал короткий ответ Шатуна, прежде чем телефон Всезнайки отключился. Они оба понимали, в чем дело. Всезнайка, кроме всех своих профессиональных достоинств, имел еще одно — именно он был посредником между Шатуном и заказчиками. Владимир прекрасно понимал: если вдруг Всезнайке посулят очень хорошие деньги, он, не задумываясь, продаст его, Шатуна. Что в этот раз наверняка и произошло. Впрочем, Панчук на посредника не был в большой обиде, он был таким, каким он был. Но вот рассказать мог только то, что знал. А знал он не особо много.

Шатун, не включая освещения, подошел к окну и, отодвинув тяжелую штору, выглянул наружу, всматриваясь в сторону автомобильной стоянки. Днем она обычно забита, а ночью, как правило, пустовала.

Сегодня на стоянке одиноко стоял видавший виды «Опель Кадет». Из окна квартиры были отчетливо видны красные точки горящих сигарет. Вряд ли полуночники в «Опеле» вели светские беседы, они ждали. Говоря языком профессионалов, сидели в засаде. Только вот настоящие профи вряд ли бы позволили себе курить в засаде. И ждали они его. Машину они поставили напротив дома, решив для себя, как только появится жертва, изрешетить ее и тут же умчаться.

Примитивная наглость дилетантов. Такую наглость надо давить в зародыше. Надев халат, Шатун направился на кухню. Там, в кладовке, было достаточно «веселых» химических ингредиентов, начиная от нафталина и заканчивая бертолетовой солью и азотной кислотой.

Изготавливать пластиковую взрывчатку из препаратов бытовой химии его научили еще в советском спецназе.

Телефонный звонок в гостиничном номере Серхио Каспаряна прозвучал неожиданно, как взрыв. Два охранника, караулившие входную дверь, спросонья вскочили со своих мест, выхватывая из-под одежды оружие.

— Спокойно, — остановил их воинственный пыл проснувшийся хозяин. На гостиничный номер мог позвонить только один человек. Это был его человек, частный детектив, выследивший Шатуна и теперь присматривавший за румынскими мачо. И раз он звонит раньше их, значит, в разработанном плане появились несостыковки.

— Слушаю, — проговорил Серхио, сняв с выполненного под старину аппарата телефонную трубку.

— Твои забойщики отправились в путешествие в одну сторону, — прокаркал на хорошем французском наблюдатель.

— Как медвежонок? — поинтересовался Каспарян. Ему очень хотелось, чтобы тот, кого он прозвал «медвежонок», тоже был мертвым. Но чуда не произошло.

— Медвежонок как раз ушел, оставив за собой горящий «Опель» с тремя трупами. — Наблюдатель как будто радовался или восхищался противником.

— Куда он дальше направляется?

— На восток. Я сейчас сижу у него на хвосте, думаю, следующей остановкой будет Берлин.

— Хорошо, не упускай его из виду, мы тоже выезжаем. — Положив трубку на телефонный аппарат, Серго внимательно посмотрел на своих телохранителей. Потом с тяжелым вздохом сказал им: — Поднимайте всех. Через десять минут встречаемся на подземной стоянке.

Двое курчавых смуглолицых телохранителей синхронно кивнули головами и вышли из номера.

Младший Каспарян потянулся за своими брюками. Он уже не был столь категоричен в желании отомстить. Шатун в очередной раз доказал свой класс, что же будет дальше? Он был неплохим экономистом и хорошо разбирался в том, какое процентное соотношение можно считать прибылью, а какое убытком.

Сейчас Серхио больше всего волновало, не придется ли ему за свое желание отомстить заплатить непомерную цену…

С другой стороны, отказаться от мести означало вызвать недовольство и презрение соплеменников здесь и на родине. Армяне — народ темпераментный и, как все люди с горячей кровью, когда их переполняют эмоции, хотят своей радостью или горем поделиться. О его позорном поступке все узнают быстрее, чем если бы об этом передало Си-эн-эн. А это будет равносильно смерти.

«Надо было промолчать о видеозаписи, — надевая на белый гольф пистолетную сбрую, подумал Серхио. — Тогда бы все были уверены, что Карен сошел с ума и всех перестрелял. Теперь же пути назад нет».

В назначенное время все боевики Каспаряна спустились в подземный гараж, расположенный под гостиницей.

Немолодой худощавый охранник в темно-синей форме ошалело пялился на толпу иностранцев весьма мрачного и подозрительного вида. Смуглолицые, носатые, с темными, злыми (от недосыпа) глазами, они что-то оживленно обсуждали, при этом бурно жестикулируя.

Сперва охранник принял их за итальянцев, именно этим детям патрициев присуща дурная привычка размахивать руками перед собеседником. Но, когда спорящие приблизились, он сообразил, что ошибся. Незнакомцы разговаривали не на оживленном итальянском, а на какой-то тарабарщине.

Старший бросил на столик перед охранником два пластиковых жетона с номерами ячеек. Служащий тут же извлек две связки ключей и протянул старшему. Когда смуглолицые направились к своим машинам, охранник вдруг сообразил, что они не были похожи ни на алжирцев, ни на других арабов, каких в Париже полным-полно. Значит? Методом исключения охранник внес эту плеяду постояльцев к латиноамериканским народам, а точнее, к колумбийцам. Познания пожилого француза в географии сводились к когда-либо услышанному по радио или телевизору. Поэтому Колумбия моментально ассоциировалась у него с кокаином.

«Наркоторговцы приехали завоевывать европейский рынок», — сообразил охранник, его рука сама потянулась к телефону, чтобы набрать номер полицейского участка. Но в самый последний момент он вдруг вернул трубку на аппарат. Причиной такого поведения стали два фактора. Первый: если эти «колумбийцы» окажутся добропорядочными гражданами, у которых из-за него возникнут неприятности, то увольнения не избежать. Второй: если это действительно члены наркомафии, то его просто застрелят. Мафия никому не прощает нанесенных обид, так, кажется, говорили в каком-то американском детективе.

Толпа смуглолицых и носатых «колумбийцев» в это время уже забралась в свои авто, и на большой скорости машины выскочили из подземного гаража. Охранник снял с плешивой головы форменную кепку и протер взмокший лоб, мысленно прочитав молитву Деве Марии.

Вор в законе Бушлат сидел в кресле-качалке перед горящим камином с полным бокалом густого темно-красного напитка и, блаженно улыбаясь, покачивался, не забывая при этом прикладываться к бокалу.

От яблочного бренди по телу разливалось блаженное тепло, огонь с потрескивающими поленьями ласкал его взор. А покачивание в кресле добавляло необходимую изюминку полному набору удовольствий.

Простенькое деревянное кресло не особо гармонировало с дорогой мебелью из натуральной кожи, но Бушлата это не волновало. Давным-давно кресло-качалка, которого он никогда не видел, стало предметом его мечтаний, символом роскоши.

В зоновском бараке за далеким полярным кругом тогда еще молодой вор Коля Башлин, носивший в те времена погоняло Баш, приклеившееся к нему со школьной скамьи, сидя в обществе серьезных воров, слушал их рассказы. Вот тогда-то зрелый и самый уважаемый Профессор, в пятьдесят лет выглядевший семидесятилетним, лысым, сгорбленным, без единого зуба стариком, разукрашенный блатной синей живописью, держа руки с тонкими крючковатыми пальцами над раскаленным железом «буржуйки», сверкая стальными фиксами, повествовал:

— Вот отойду от дел, осяду где-нибудь в Крыму или Сочах, куплю кресло-качалку и остаток жизни проведу в свое удовольствие.

С тех пор и Николай Башлин стал мечтать о комфортной жизни и кресле-качалке. Правда, Профессору так и не удалось осуществить свою мечту: в начале восьмидесятых на одной из «малин» во время попойки после очередной кражи возникла ссора, и молодой отморозок, совершенно не знающий и не признающий законов блатного мира, засадил Профессору в бок самый обычный перочинный нож. Отморозка потом, что называется, порвали на куски, но законника спасти не удалось. Тупое лезвие перочинного ножа просто разворотило ему печень. Профессор не дожил до счастливых дней, да и почти все из тех, кто сидел тогда перед мерцающим огнем «буржуйки», не надолго пережили пахана, наглотавшись свинцовых пилюль в первые годы всеобщей коммерциализации.

Выжил один Коля Башлин, теперь уже Бушлат, и выжил он тогда лишь потому, что не лез в бизнес, не «стриг» капусту, не якшался с барыгами, чиновниками и ментами, как это стало модно в нынешнее время. Он оставался верным воровским законам и жил на краденые деньги, извлеченные музыкальными пальцами из карманов и сумок обывателей.

И кто бы ему тогда в зоне вечной мерзлоты сказал, что через двадцать лет он будет качаться в таком желанном кресле-качалке, и не в Крыму, не в Сочах, а аж в самом Амстердаме, где будет исполнять наказ воровского схода, стоять смотрящим над русской братвой.

Переключившись с воспоминаний о прошлом на дела настоящие, Бушлат со злостью выплеснул кальвадос в камин. Попав в огонь, напиток вспыхнул яркими искрами.

— Да, упорол я косяк с этим мочилой, — едва слышно проговорил законник. Как бы то ни было, происшедшее следовало исправлять, иначе за промах спросят, и спросят по самому высокому счету.

Несколько групп боевиков готовы были броситься на поиски Шатуна, но слишком мало было погонщиков и слишком большая была территория, на которой растворился беглец. Все, что знал сейчас законник, так это только то, что мочила собрался возвращаться в Россию. А вот через какую лазейку он хочет прошмыгнуть, ведь граница — она широкая… Только в Европе тянется от Белого до Черного моря.

Стеклянная дверь, отгораживающая небольшую гостиную от остального особняка, широко распахнулась, и вошел невысокий, краснолицый крепыш Сиплый, прозванный так за простуженный голос.

Когда Бушлат узнал, что сын покойного Арийца бросился в погоню за киллером, старый вор тут же посадил им на «хвост» двух толковых пареньков с высшим образованием, оттарабанивших срок в «чалкиной деревне» за фокусы с электроникой.

Но когда топтуны уехали, Бушлат неожиданно задумался: а чего этот банабак вызывал к себе такого спеца? Намочить его, Бушлата? Вряд ли, Ариец был неглупым. Прекрасно понимал — на место убитого сходка обязательно пришлет другого. А ему придется ответить за беспредел. Значит…

Медленно раскачиваясь в кресле, законник смотрел на вошедшего. По кожаной куртке стекал таявший снег, возле ног братка на паркете образовалась небольшая лужица. Бушлат недовольно поморщился, но ничего не сказал. Поглаживая подушечкой указательного пальца по краю коньячного бокала, спросил:

— Что скажешь?

Сиплый — парень неглупый, поэтому пахан ему и поручил пообщаться с оставшимися в доме уже покойного Каспаряна «носорогами».

— Упорные они, эти горцы, — просипел браток, вытирая с кончика носа нависшую мутную каплю. — Сколько били, не колются.

— И это все? — перебил Бушлат.

— Нет, не в-все, — почему-то стал заикаться Сиплый. — Пришлось применить химию. В общем, поплыли горцы. Спеца Ариец пригласил, чтобы тот подготовил его пристяжь для большого гоп-стопа. В Бельгии банк решили взять. В общем, младший Ариец где-то надыбал график поступления денежных средств в этот банк. В какой конкретно, шныри не знают.

— Точно?

— Точно. Вкололи двойную дозу, сердце одного не выдержало, но все равно ничего толкового не сказали.

— Сколько хоть взять-то собирались? — с усмешкой поинтересовался законник. Он уже сообразил, что Ашот Каспарян таким нехитрым способом хотел добыть первичный капитал.

— Собирались взять пять «лимонов» евро, — равнодушным тоном проговорил Сиплый. Он не обратил внимания на то, как у пахана округлились глаза, и спокойно продолжал: — Опыта у «носорогов» в этом деле не было, вот и наняли спеца. Тот должен был подготовить операцию и людей, за работу он брал четверть от добычи. Но вот перед самым делом что-то не заладилось… В общем, спец зажмурил Арийца, пару его «отбойщиков» и ушел, — почти восхищенно закончил браток.

«Заодно и с меня слупил дурных денег. Развел, как лоха», — уже без раздражения подумал Бушлат, сейчас его мысли были полностью заняты услышанным. Куш в пять миллионов конвертируемых евро, это ли не добыча?

— Что сделал с «носорогами»? — наконец Бушлат вернулся к повседневным делам.

— На вилле случился пожар, уверен, что когда следаки начнут потрошить их головешки, то решат, что горцы переширялись — наркотики в организме трупов обязательно обнаружат. Для здешних краев вещь вполне обыденная.

— Хотелось бы надеяться и верить, — буркнул задумчиво пахан, потом перевел взгляд на Сиплого: — Ладно, иди отдыхай.

Не успела за Сиплым закрыться дверь, как на журнальном столике зазвенел телефон. Бушлат встал с кресла, поставил бокал на полированную крышку стола и снял трубку с аппарата.

— Слушаю.

На другом конце провода оказались электронные вундеркинды. С поставленной задачей топтуны справились и теперь уверенно докладывали.

— Хорошо. Продолжайте висеть у них на загривке, — бесстрастным голосом приказал пахан. Хвалить пристяжь, пока не закончено дело, — значит расслаблять их, а это верный путь напороть косяков.

Положив трубку, Бушлат громко крикнул:

— Андрей!

Племяш сидел в соседней комнате в ожидании и на зов явился сразу.

— Да, дядя, — послушно произнес Панцирь, входя в гостиную.

— Берешь своих архаровцев и дуешь в Берлин, там тебя встретят вундеркинды и укажут, где берлога Шатуна.

— Мы с него шкуру живьем сдерем, — заверил Андрей. Ох, как ему хотелось вернуть былой авторитет и былое расположение дяди. Но у пахана на этот счет было другое мнение.

— Мне он нужен живой и здоровый, — заявил пахан, потом, сверкнув темными глазами, добавил: — Там могут под ногами суетиться армяне, с этими можешь не чикаться. Они балласт.

— Понял, — радостно оскалился Панцирь. — Сделаем черномазых по самые… газетные некрологи.

Глава 6 По горячему следу

Несмотря на промозглый ветер, несущий ворохи снежных зарядов, и черно-фиолетовую ночь, яхта «Инцест», пришвартованная недалеко от центра города у неприметной пристани, сверкала, как туристический лайнер на Карибском круизе.

Рене уехал к родителям в Люксембург приводить свою внешность в порядок, его любовник Максимилиан, увлеченный охотой за русской мафией, сегодня принимал гостей, ради которых и была включена вся иллюминация.

На интимный ужин, кроме Всезнайки, которому отводилась роль главного информатора в журналистском расследовании, был приглашен еще один человек. Высокий, худой мужчина с продолговатым аскетичным лицом и большими грустными глазами. Звали этого гостя Джон, он был представителем Европейского отделения Интерпола в Нидерландах, имел семью, но все-таки сильно страдал от непонимания его утонченной натуры.

Ужин был накрыт в кают-компании. На небольшом круглом столе, кроме дорогой фарфоровой посуды, стояло серебряное ведерко со льдом, в нем стояла запотевшая бутылка «Столичной» водки.

Щелкнув зажигалкой, Максимилиан зажег высокие фигурные свечи в массивных бронзовых подсвечниках, которые с едва слышным треском загорелись, взметнув вверх узкие языки пламени.

— Прошу, господа, — указал рукой на стол хозяин яхты и тут же добавил: — Ну, раз сегодня у нас русская тематика, то я решил, что и кухня должна быть русской. Поэтому прошу любить и жаловать: белужья икра, осетровый балык, куропатки, фаршированные белыми грибами, соленые лисички. На горячее пожарские котлеты, заяц, тушенный в сметане, и знаменитая русская кулебяка. Ну, а запивать все это разнообразие будем настоящей русской водкой. Тем более к погоде как нельзя лучше подходит этот напиток.

— Прекрасно! — воскликнул Всезнайка, радостно потирая ладони. Его спутник недовольно передернул плечами, но возражать не стал.

Скованность первых минут знакомства прошла уже после третьей рюмки. Чиновник раскраснелся, снял пиджак, расслабил галстук и, откинувшись на спинку кресла, с нескрываемым интересом поглядывал на Максимилиана.

Всезнайка неожиданно ощутил себя на давным-давно покинутой родине, он радостно «банковал», бдительно следя, чтобы рюмки долго не пустовали.

Максимилиан, который устроил этот банкет, ждал; когда гости дойдут до нужной кондиции.

— А где Рене? — неожиданно спросил Всезнайка, в очередной раз наполняя рюмки, и повернулся к чиновнику Интерпола: — Джон, я тебе говорил об этом юноше, очень приятный во всех отношениях молодой человек, а какой эрудированный, пишет в лучшие журналы статьи об искусстве.

— А тебя интересуют русские гангстеры? — наклонившись к уху Максимилиана, томно поинтересовался Джон. — Зачем они тебе?

— Хочу застолбить свою колонку в криминальной рубрике лучших журналов, — признался Макс, поднимая свою рюмку.

— О-о, я много знаю об этих сиволапых мужиках и много чего могу рассказать, но… — Чиновник пьяно хихикнул и, не чокнувшись, вылил содержимое своей рюмки в рот.

— Я думаю, мы договоримся, — многозначительно пообещал хозяин яхты.

— Ты обратил внимание на вчерашний взрыв в Париже? По-моему, это по твоей теме, — мягко улыбаясь, произнес Всезнайка и слегка подмигнул журналисту.

Максимилиан изобразил на своем лице улыбку Чеширского кота, он прекрасно понял намек, потому что намекал человек, для которого в Западной Европе не было тайн.

За стеклом иллюминатора мелькали перистые облака. В полутемном салоне самолета стоял устойчивый гул работающих двигателей.

Владимир Панчук сидел на металлической откидной скамейке, опершись спиной на ребристую стенку десантного отсека. Под правой рукой привычно упирался в бок автомат. На голове кожаный шлем, руки покоятся на квадратном чехле запасного парашюта.

Все было привычным, все было знакомым и в то же время почему-то чуждо нынешней натуре Шатуна.

«Где я нахожусь? — мелькнуло в голове десантника. — В России или во Франции?»

Мозг тут же выдает ответ: у французских парашютистов нет запасного парашюта. Значит, дома… И, как в подтверждение этой догадки, громом гремит команда:

— Первый пошел.

Не раскрывая глаз, Владимир встает и, сделав шаг вперед, проваливается в бездну. В следующее мгновение его захлестнул, завертел, закувыркал, сбивая дыхание и разрывая легкие, встречный воздушный поток. Привычная карусель, пальцы нащупывают ледяную сталь кольца вытяжного фала, рывок… Едва слышный хлопок раскрывающегося купола, и тело десантника подбрасывает вверх, придав ему в этот момент вертикальное положение.

Шатун не помнит, как его глаза оказались открыты, но он видит, как стремительно приближается земля. Ухватившись за стропы, он слегка подгибает ноги в коленях. Удар о рыхлую почву происходит почти безболезненно. Повалившись на бок, Владимир расстегивает замок парашютных лямок и тут же вскакивает на ноги. Теперь главное «погасить» купол, чтобы поток ветра не стал тащить его дальше.

Собрав в охапку парашютный шелк и стропы, Владимир разгребает песчаный грунт и прячет в выемку парашют. Все… следы приземления скрыты, теперь главное сориентироваться, где он находится… Сейчас ясно одно — раскинувшееся бескрайнее песчаное море — это пустыня. Но где он? Афганский Регистан, Аравийская пустыня или африканская Сахара…

Автоматная очередь возле самых ног поднимает фонтанчик пыли. Рефлекторно сорвавшись с места, Владимир в прыжке успевает вскинуть автомат и от живота послать веером длинную ответную очередь. Кувырок через плечо, и вот он уже за невысоким барханом, лежит, широко раскинув ноги и уперев приклад в плечо. Левый глаз зажмурен, правый привычно совмещает мушку с прицельной планкой на мельтешащих силуэтах врагов. Странные на этот раз враги, непонятно, на кого похожи: на афганских моджахедов, суданских сепаратистов или боснийских боевиков? Впрочем, на выяснение нет времени.

Владимир плавно давит на курок, автомат привычно дергается в его руке, выпуская короткую цепочку трассеров, которая, достигнув один из силуэтов, сбивает с ног. Новая очередь и новый труп, но врагов не становится меньше, за каждым упавшим появляется несколько новых, которые стремительно приближаются.

Десантник уже сменил третий магазин, успел передернуть затвор, но выстрелить не успевал. Прямо перед ним неожиданно появляется непонятная черная фигура.

— Я убью тебя, Юджин Грант, — вместо привычного «Аллах акбар» кричит неизвестный с явным кавказским акцентом и, взмахнув рукой с остро отточенным кривым кинжалом, бросается на десантника.

«Почему Юджин Грант?» — мелькает в мозгу Владимира, ведь под этим именем он никогда и нигде не воевал. И вообще его никто не знал под этим именем. Откуда оно взялось?

Холодная сталь уже коснулась горла, и тут он узнал нападающего: Ашот Каспарян…

Шатун подскочил с постели, чувствуя, как по лицу текут капли холодного пота, сердце бешено стучит паровым молотом, отдаваясь в висках. Зажатый в руке «штеер» как раз и был той самой холодной сталью у горла.

— Хорошо хоть, сдуру не пальнул, — пробормотал Владимир, поднимаясь с постели. Положив пистолет на прикроватную тумбочку, он направился в ванную. Ополоснув лицо холодной водой, тяжело вздохнул и задумался.

Несмотря на попытку выдать смерть старшего Каспаряна за внутреннюю разборку, армянам все-таки удалось его вычислить. Судя по тому, как быстро это произошло, это была не догадка наследника, иначе ушло бы значительно больше времени на выяснение всех деталей и проверку лояльности оставшихся боевиков. А коль сразу бросились по еще не остывшему следу, значит, была какая-то неизвестная ему «примочка»: аудио или видеозапись.

«Черт возьми, мне ведь сам Ашот говорил, что помешан на всяких электронных системах безопасности, — неожиданно вспомнил Шатун. — Надо было тогда всех зачистить, найти пульт управления камерами и спалить его вместе с домом. Сейчас бы не было проблем, но поздно жалеть о несделанном».

Вчерашнее появление возле дома Франсуазы бригады киллеров Владимир воспринял спокойно, как и предупреждение Всезнайки. Он даже не стал думать, что бы произошло, если бы старый педик его не предупредил. Просто пошел на кухню и из старой сахарницы, сделанной из нержавеющей стали, и подручных химикатов соорудил пластиковую бомбу мощностью в килограмм тротилового эквивалента. Затем, одевшись, он вышел из квартиры своей подруги и, никем не замеченный, поднялся на крышу дома. Отсюда открывалась великолепная панорама ночного Парижа, но главное — «Опель» наемных убийц был перед ним как на ладони. Владимир взвесил на руке тяжелый гладкий цилиндр с длинным тонким «носиком», в котором был установлен самодельный бертолетовый взрыватель. Затем, размахнувшись на манер американских бейсболистов, швырнул сахарницу вниз, в направлении остромордого «Опеля».

Самодельной бомбе было достаточно всего лишь упасть рядом с легковушкой, но она точно врезалась в темный прямоугольник пластикового люка на крыше и взорвалась над салоном.

Огненный смерч со страшным грохотом буквально разметал содержимое легковой машины. Из ближайших окон посыпались выбитые взрывной волной стекла, а вся набережная огласилась визгом и завыванием автомобильных сигнализаций. Вскоре к ним добавился вой пожарных и полицейских сирен.

Владимир так же незаметно вернулся в квартиру. Его подруга стояла у окна и смотрела, как команда пожарных в черной блестящей одежде не столько пыталась потушить горящий остов автомобиля, сколько старалась не дать огню распространиться на другие стоящие поблизости авто.

Несмотря на ранний час, место пожара мгновенно окружила огромная толпа зевак, которых с трудом сдерживали прибывшие полицейские.

Франсуаза повернулась и внимательно посмотрела на вошедшего Владимира. Зябко передернув плечами, она прошла в спальню, где набросила на плечи халат. Все это время женщина молчала, да и что говорить, она прекрасно знала, что ее приятель в недавнем прошлом парашютист Иностранного легиона. И, будучи от рождения неглупой, догадывалась, что и после увольнения Владимир занимался чем-то подобным. А у наемников всегда есть враги, это тоже не было новостью.

Туго затянув на талии пояс, Франсуаза наконец решились:

— Ты сейчас уезжаешь? — Да, — кивнул Панчук. — Я должен ехать, дела. — Хорошо, — понимающе улыбнулась француженка. — Заканчивай их поскорее, я буду ждать твоего звонка. — Да, — коротко, уже на выходе, пообещал мужчина.

Они расстались как обычно, без слез, всхлипываний и слюнявых поцелуев, как будто расставались всего на пару часов.

Владимир не торопясь спустился на первый этаж, возле дома еще толпилась толпа зевак, сверкали фотовспышки охочих до сенсаций папарацци. Взорванная машина уже была потушена, и теперь в центре квадрата, который патрульные полицейские обнесли широкой ярко-желтой лентой с черными предупреждающими надписями, стоял раскуроченный черный остов, похожий на остатки скелета доисторического животного. Ни полицейские, ми любопытные прохожие — никто не обратил внимания на выходящего из дома напротив высокого, атлетически сложенного мужчину в длинном черном пальто, который просил скользящий взгляд по толпе и не торопясь направился вдоль по набережной. Что здесь удивительного, в конце концов, не все же могут быть любопытными бездельниками.

Сев в джип «Чероки», Владимир включил зажигание, двигатель завелся сразу и почти бесшумно.

Уже по дороге в Берлин Шатун из радионовостей узнал, что полицейские эксперты установили: взорвалось самодельное устройство большой мощности. Так как от находившихся в салоне троих людей ничего не осталось, аналитики предположили, что они являются корсиканскими сепаратистами, задумавшими очередной теракт Теперь полиции придется выяснять, против кого замышлялась эта диверсия…

Владимир самодовольно хмыкнул. Действительно даже в богатой и сытой Франции есть проблемы сепаратистского толка. А раз трупы боевиков идентифицировать не получается, то лучше предположить самое худ шее — террористический акт.

— А заодно под это дело можно и дополнительные пенензы скачать на нужды спецслужб, — вслух проговорил Панчук, почему-то вспоминая «гестапо» — контрразведку Иностранного легиона. Тамошние особисты не хуже советских…

Квартира Шатуна располагалась в одном из промышленных пригородов Берлина. Многоэтажный десяти подъездный дом в годы почившей в бозе ГДР был домом обитания рабочей молодежи. Молодые немцы, сочетавшись законным браком, получали в таких домах одно комнатную квартиру и жили до тех пор, пока в семье не появлялось прибавление, чтобы переехать в более просторное жилье. После объединения двух Германий по рядки изменились, и жильцов расселили. Крайний подъезд продали в частные руки, еще несколько подъездов определили под дешевую гостиницу для прижимистых коммерсантов-«челноков» из Восточной Европы. Остальные квартиры были переданы приехавшим из бывшего СССР немцам, которые здесь жили на «социале» постепенно адаптируясь к новой жизни.

Владимиру повезло. После увольнения из легиона он, существуя в Германии на те средства, которые зарабатывал, помогая перегонять ворованные машины, неожиданно в газете обнаружил объявление о продаже недорогой однокомнатной квартиры, ставшей его первым приобретением недвижимости.

Сон прошел окончательно. Владимир включил телевизор и установил круглосуточный музыкальный канал. Понимая, что уснуть уже не удастся, он решил выпить чашечку крепкого кофе. Сделав шаг в направлении кухни, услышал, как резко зазвонил телефон.

— Алло, — сняв трубку, произнес Шатун международное слово проверки связи. И тут он неожиданно услышал русскую речь.

Сидя на переднем сиденье рядом с водителем, Серго Гаспарян внимательно смотрел в бинокль на окна длинного серого дома.

Самым удобным временем для проведения очередной акции опять оказалась ночь. На этот раз, учтя предыдущую промашку, преследователи не стали близко подъезжать к дому, а остановились на другом конце улицы, так, чтобы видеть окна нужной квартиры.

— Шестой этаж? — в очередной раз спросил Серхио, обращаясь к боевику, следившему за Шатуном от самого Парижа.

— Да, — подтвердил невысокий длинноволосый парень и тут же, ткнув пальцем в сторону серой громады, затараторил: — Вон, вон там, где видно синее сияние. Наверное, включил телевизор.

— Не спится с испугу, — вставил свое слово сидящий за рулем водитель. Серхио взглянул на толстую небритую рожу с отвислым подбородком, смахивающую на рыло дикого кабана, но ничего не сказал. В данный момент его раздражение полностью поглощала мысль о предстоящей акции.

Молодой гангстер никак не мог понять, как все-таки наемнику удалось вычислить посланных по его душу мачо.

«Лучше было бы взять его бабу», — подумал Серхио! Каспарян, размышляя о полученной от одного из свои французских осведомителей информации, благодаря которой ему стало известно, где Шатун остановился. Но тут же эту мысль он отбросил. Взять заложницу и объявить: «Приходи один и без оружия туда-то» — это приемлемо для примитивных американских боевиков. В жизни все наоборот. Попробуй наехать на эту богатую французскую стерву, и полиция всей объединенной Европы будет их разыскивать. «Нет, бабу трогать нельзя, а с Шатуном надо разобраться собственными силами. Только возникает вполне разумный вопрос — как?»

Конечно, было бы неплохо белым днем незаметно на улице зажать его, сунуть в спину ствол и тихонько посадить в салон машины с затемненными стеклами, а там удавку на шею и потом труп в ближайшую канаву… Но это опять теория, потому что по-тихому в людном месте не получится (черт его знает, что этому зверю взбредет в голову). Нет, надо действовать наверняка, пусть громко, пусть ночью, когда любой звук привлекает к себе внимание, но наверняка. Потому что мертвый уже не даст никаких показаний ни полиции, ни Интерполу, а живые расскажут, как Серхио Каспарян отомстил грязному убийце за смерть отца.

К стоящему у тротуара «Альфа Ромео» подъехал потрепанного вида микроавтобус «Фольксваген», эту рухлядь час назад угнали от одного из молодежных клубов; где в основном собирается молодежь, иммигрировавшая из афро-азиатских стран. Потом на них и «переведут стрелки»…

С шумом распахнулась дверца пассажирского салона, и наружу выглянула косматая рожа в дутой куртке, под которой и непрофессионал мог угадать тяжелый бронежилет.

— Что там? — спросил по-армянски косматый.

— Он сидит в своей квартире и смотрит телик, — ответил Серго. — Так что не старайтесь вскрыть дверь по-тихому. Лучше сразу ошеломить его. Сбивайте замки, врывайтесь внутрь без лишних разговоров и мочите.

— Так и сделаем, — в свете уличных фонарей блеснули зубы косматого, младший Каспарян догадался, что тот улыбается.

— Тогда с богом.

Из салона выбралось пятеро боевиков, все как один в темных дутых куртках, они шли, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Со спины были похожи на мультипликационных ниндзя-черепашек.

Возле входа в подъезд боевики извлекли из-под одежды портативные пистолеты-пулеметы «скорпион» с навинченными цилиндрами глушителей и по одному проскользнули в дверной проем.

Теперь для молодого гангстера наступило самое тяжелое — ждать…

В полусотне метров от «Альфа Ромео» стояла миниатюрная, с выпуклыми формами темно-коричневая «Тойота», слишком миниатюрная даже для микроавтобусов. Эта малышка выглядела абсолютно безжизненной, хотя на самом деле в ее салоне, заполненном различной электронной аппаратурой, сидели двое вундеркиндов Бушлата. В своем деле молодые люди были настоящими гениями, умудряясь одновременно держать под полным контролем и беглеца, и преследователей.

— А ведь они его могут грохнуть, — жуя сандвич, пробормотал один из вундеркиндов.

— А могут и сами огрести по первое число, как те румыны, — вяло ответил второй, попыхивая «заряженной» сигаретой. Его мозг сейчас находился в плену наркотического дурмана, поэтому на все было наплевать.

— А если все-таки грохнут? — не унимался первый.

— Да и черт с ним.

— Черт? — переспросил первый вундеркинд. — А ты забыл, что сказал Бушлат? Он ему нужен живой, и если хоть один волос с его головы упадет до приезда Панциря с братвой, можешь нам не завидовать.

— Понял, — кивнул второй электронный гений, страху смерти оказался сильнее наркотической паутины. — Так что будем делать?

— Что делать? — переспросил приятель. Оружие у них, конечно, было, но сунуться вдвоем против кодлы боевиков, прошедших огонь и воду в своем Карабахе, да еще и вооруженных автоматами, тут уж точно шансов выжить никаких. Но, если не выполнить приказ пахана, будет и того хуже.

— Может, вызовем местных мусоров? Типа, здесь творится беспредельный гоп-стоп, — предложил второй вундеркинд. Ну никак ему не хотелось иметь дело с рассерженным Бушлатом.

— Да ты гонишь, — возмутился первый. — Эти аусвайсы как начнут здесь все шерстить, сами в тюрьме окажемся.

— А делать-то что?

— Что? Ты его номер телефона сканировал?

— Мобильника?

— Дебильника, такого, как ты, — едва не взорвался первый вундеркинд, старший в этом экипаже.

— Еще в Париже, когда он тер со своим кентом.

— Вот и набери его мне.

— Слышь, братела, — донеслось из динамика мобильного телефона.

— Чего надо? — спросил Владимир, прекрасно понимая: такой звонок не мог быть случайным.

— Ты там вроде пособачился с «носорогами»? — продолжал невидимый собеседник.

— Тебе какое дело?

— Да в общем-то никакое. Только они сейчас идут к тебе в гости. Как говорится, вооружены и очень опасны. А уж какие злые…

— Сколько у меня времени? — спросил Шатун, большим пальцем правой руки снимая предохранитель со «штеера».

— С учетом того, что лифт в вашем хаузе не работает со времен царя Гороха, твой лимит две, от силы три минуты. Решай сам, как это время лучше всего использовать.

— Спасибо, — неожиданно произнес Панчук и услышал соответствующий ответ:

— Кушай, не обляпайся.

Две минуты — отрезок времени, почти ничего собой не представляющий и в то же время для подготовленного человека в экстремальной ситуации огромный резерв для того, чтобы подготовиться к встрече нежданных гости.

Оделся Панчук, как в старые добрые времена курсантской бытности, за сорок пять секунд, одновременно успев сообразить, что устраивать «Бородинское сражение» по месту жительства глупо. Верный шаг к тому, чтобы засветиться перед теми, кто его уже давно ищет, перед Интерполом.

Значит, надо уходить… Владимир огляделся, понимая, что незваные гости не будут церемониться с входной дверью, значит, некоторое время в квартире будет «день открытых дверей». Поэтому следовало определить невосполнимые ценности. К таким, пожалуй, относилась только компьютерная система, отвечающая за телефонную связь. Но, к счастью, о чем-либо подобном он подумал давным-давно, и электронное оборудование было установлено в прежней кладовке, где теперь стояла бронированная дверь с кодовым замком, замаскированным под часть стены в прихожей, просто так ее не обнаружишь.

Значит, можно уходить налегке. Сунув пистолет в подплечную кобуру и надев пальто, он бесшумно вышел на балкон, не забыв прикрыть за собой дверь. Перебравшись через перила, Владимир мощно оттолкнулся и прыгнул вниз в сторону балкона соседнего подъезда в тот самый момент, когда дверной замок был разбит двумя приглушенными выстрелами.

В прыжке фалды его пальто взлетели в разные стороны, он был похож на летящего Бэтмэна. Несмотря на свои внушительные габариты, приземлился Шатун на соседний балкон легко и бесшумно, как учили… И тут же настойчиво постучал в стеклянную дверь.

Через минуту дверь распахнулась, и в темном проеме появилось помятое женское лицо с закрученными на бигуди волосами неопределенного цвета.

— Что вам нужно, мужчина? — спросила дама, еще не окончательно разомкнув веки и дохнув смесью алкогольных паров и чесночной колбасы.

Услышав голос соотечественницы, Владимир широко улыбнулся и негромко прогундосил: — Я это, типа, к Вике в гости, — наобум назвав распространенное женское имя.

— Вика в соседнем номере, — по-прежнему не пытаясь окончательно проснуться, автоматически ответила соотечественница.

— Тогда пардон, ошибся дверью, — ответил Панчук. Прошествовав мимо дамы через комнату, он открыл дверь и скрылся в полутемном коридоре.

Оторваться от преследователей — половина дела, необходимо как можно больше увеличить разрыв.

Быстро выйдя на лестницу, Шатун стал не торопясь пускаться вниз, помня, что запоминаются люди суетящиеся и спешащие. На спокойных никто не обращает внимания.

Каблуки стучали по ступенькам, ладонь скользила по перилам, мозг работал в заданном направлении.

Панчук понимал: раз на него вышли во второй раз, значит, взяли за холку крепко. Что же является привязной к его особе, машина или мобильный телефон?

«Но кто же меня предупредил?» — от неожиданно помнившейся мысли Шатун остановился. В этом цивилизованном мире друзей у него не было, в основном временные партнеры и заказчики. Люди, для которых он после выполнения той или иной миссии становится абсолютно безразличен. Значит, враги… судя по используемым в телефонном разговоре выражениям, это были уголовники. «Пристяжь Бушлата», — догадался Владимир, у этой публики тоже были претензии к нему. Зачем же они его предупредили? Все можно объяснить весьма просто: чтобы увести от конкурентов и взять самим в другом месте (хотя бы на выходе из этого подъезда).

Дойдя до первого этажа, Шатун остановился. Сперва он вытащил из кармана куртки черный прямоугольник мобильного телефона и небрежно засунул за батарею отопления. Затем, круто развернувшись, зашагал по коридору мимо пронумерованных дверей.

Пройдя с десяток метров, он наконец остановился и негромко постучал в ближайшую дверь с блеклым порядковым номером.

— Чего надо? — снова зазвучал родной язык. Но на этот раз вместо изрядно потрепанной дамы его встретил агрессивно настроенный небритый субъект в растянутых спортивных штанах неопределенного цвета и застиранной нательной майке, туго обтягивающей глобусообразный живот. Грозно глянув на незнакомца, субъект устрашающе выпучил воспаленные, красные глаза и недовольно рявкнул:

— Чего тебе надо, бес?

У Шатуна не было времени пояснять ситуацию. Короткий удар в выпирающее пузо сбил дыхание. Оттолкнув в сторону согнувшегося пополам мужика, Владимир вошел внутрь, услышал сопение и приглушенный храп еще с полдюжины мужских глоток, но это его нисколько не озадачило. Пройдя через комнату, он открыл окно, выходящее на противоположную сторону дома. Затем взобрался на подоконник и тихо сказал лежащему субъекту:

— Ты бы, мужик, окно прикрыл. Просквозит.

Глава 7 Русский Джеймс Бонд

Панцирь внимательно посмотрел на стоящих перед ним вундеркиндов и презрительно сплюнул. И чего в них дядя нашел? Ни кожи, ни рожи, ни бицепсов, ни роста как у него или его пацанов.

— «На хрена ему эти дистрофики? — так размышлял Андрей. — Говорит, в отличие от меня, они головастые. Тоже мне достоинство, головастики, болотная срань».

Он еще раз сплюнул, потом с раздражением произнес: — Так что, свинтил от вас медведюга? — Это он от армян свинтил, — ответил первый вундеркинд. — А мы его как держали, так и продолжаем держать на коротком поводке. Даже несмотря на то, что он бросил свою машину и «трубу». Все равно от нас никуда ему не деться.

Первый номер немного преувеличивал успехи их трудового коллектива, у Шатуна был реальный шанс уйти от обеих преследующих его бригад, но неожиданно вметался в судьбу случай.

В тот момент, когда Шатун выбирался из окна первого этажа, второго вундеркинда организм погнал из микроавтобуса справлять малую нужду.

Как культурный человек, компьютерный гений решил найти за угол, вот тут-то он и увидел беглеца.

А дальше, как говорится, дело техники проследить, куда тот направится.

Шатун сперва остановил такси, потом пересел на маршрутный автобус, все это время вундеркинд висел у него на хвосте как привязанный. И, благодаря своему мобильнику, постоянно держал старшего их «экипажа» в курсе происходящего.

— Ну, и где он сейчас? — спросил Андрей, подозрительно прищурив глаза.

— Полчаса назад Шатун сел на междугородный автобус на Дрезден, — отчитался вундеркинд.

— Ты смотри, даже такие головастики, как вы, могут сгодиться, — великодушно произнес Панцирь, но в ту же секунду его лицо вытянулось. — Почему на Дрезден, он должен ехать на Варшаву. Так ближе к России.

— Может, этот фраер нам арапа заряжает? — подал голос один из братков Панциревой пристяжи. — Типа, в Россию, на родину, а сам к чехам в Прагу рванул. Заляжет на дно, сменит ксивы, немного подождет, пока мы, будем тыкаться во все стороны. А потом… потом хоть в Россию, хоть в Гондурас.

— Я ему устрою Гондурас. Он у меня сам станет Гондурасом! — взревел Андрей. Злость и желание реабилитироваться за прошлый промах создали взрывной мощности коктейль.

Панцирь оглядел собравшихся возле него братков и, сплюнув сквозь зубы, важно произнес:

— Значит, так, цепляемся в холку и как только… так сразу.

— Живьем брать? — спросил вундеркинд. В отличие от обычных битюгов, он был гораздо больше осведомлен о задумках пахана.

Племянник зло глянул на специалиста по электронному шпионажу, но сдержался и спокойно добавил:

— Естественно, живым. Хотя если при захвате что-то случайно ему сломаете или прострелите какую-нибудь конечность, кроме головы, — нарушением приказа это считаться не будет.

Боевики радостно заржали, прекрасно понимая намек бригадира. Пусть только Шатун им попадется, уж они ему ребра пересчитают, в этом сомневаться не приходилось.

— Тогда по коням, — скомандовал Панцирь и, строго глянув на своих подчиненных, предупредил: — Только смотрите, сейчас никакого хипежа. Не хватало, чтобы и местные «мусора» нам на хвост сели.

Три черных «Чероки», выехав со стоянки, у ближайшего перекрестка повернули на юг. Микроавтобус «Тойота» с сидящим за рулем номером первым неприметной тенью следовал за ними. Вундеркинд держал связь со вторым номером, который сидел недалеко от Шатуна в автобусе.

Кавалькада смешалась с автомобильным потоком немецкой столицы, продолжая целенаправленно двигаться в направлении Дрездена.

Глядя на мелькавшие за окном рекламные щиты, столбы светофоров и суетящихся на промозглом ветру пешеходов, поднимающих воротники курток, пальто и придерживающих шляпы, Андрей неожиданно улыбнулся. Конец ноября был совершенно не похож на русский. Там уже давно лежат сугробы искрящегося снега, и только по весне он потемнеет и осядет, медленно тая, а здесь постоянная слякоть и сырость. Вроде и сыто здесь, и богато, а вот тянет на родину, к себе в Тмутаракань, где надо рубиться со всеми за место под солнцем. Да и менты, хоть и продажные, но, если что, сто очков форы дадут здешним зажравшимся полицаям. А если сам беспредел творишь, так по полной программе, во всю широту русской души, а тут… все надо делать с оглядкой, того бойся, сего бойся, противно. Полицейских остерегайся, журналистов избегай.

— К черту, — неожиданно вырвалось у Панциря.

— Ты чего, Андрюха? — встрепенулся сидящий за рулем браток, невысокий малый с лицом, густо усеянным темными пятнами веснушек, которые у него не сходили даже зимой.

— По родине соскучился, надоели харчи заморские, — признался Андрей.

Водила его не понял, ошалело выпучил зеленые кошачьи глаза. Кого-кого, а вот его после двойной мокрухи на родину как-то не тянуло. А если и снилось что-то подобное, то просыпался в холодном поту.

— Вот я подумал, — продолжал свои рассуждения Панцирь, — как стреножим косолапого, доставим дяде, приглашу всю братву в сауну, устроим, как положено, «субботник». А то все биксы наши уже забыли о таком мероприятии, пора напомнить, что и в Голландии нельзя забывать о налоге на «крышу».

— Вот это дело, — радостно оскалился водила. — А то уже, как те бюргеры, скоро станем толстыми и вежливыми.

— Гы-гы-гы, — донеслось с заднего сиденья вездехода. Братве пришлось по душе предложение Панциря, они уже вовсю представляли себе, какую оргию устроят с изрядным количеством водки и бесплатными путанками.

Панцирь хотел еще что-то добавить, но не успел, в кармане куртки заиграл «Турецким маршем» Моцарта его мобильник.

— Слушаю, — он поднес трубку к уху. Несколько секунд слушал молча, потом радостно оскалился и отключил мобильник.

— Прибавь газу, через час будем брать косолапого. Он, наверное, думает, что уже соскочил, так мы его огорчим. Сильно, — обратился он к водиле.

— Ясный-красный, сильно огорчится, — заржал конопатый водитель. Ему вторили другие «быки», довольные тем, что совсем скоро они попадут на вожделенный «субботник».

— Вас по-прежнему интересует клиент? — задал вопрос частный детектив.

Его голос прозвучал как подарок самого провидения. Еще вчера, узнав адрес Шатуна, Серхио решил больше не платить сыщику, расторг контракт, но, несмотря на предпринятые меры, когда Каспарян уже счел, что неприятности закончились, беглецу снова удалось уйти. И вот такой подарок.

— Меня он все еще интересует, — невозмутимо, ровным голосом произнес Серхио. Неплохо поднаторев не только в западном образе жизни, но и в ведении дел, он прекрасно понимал, что последует за предложением еще раз выдать Шатуна.

— Прекрасно, — обрадовался сыщик. — Переведите на мой банковский счет десять тысяч евро, и я сразу же сообщу местонахождение клиента.

Серго Каспарян от злости аж скрипнул зубами. В данной ситуации торговаться не имело смысла, либо принимай условия детектива, либо не принимай. Сейчас приходилось соглашаться на его условия. Благо сильно сокращала время всемирная компьютерная сеть. Теперь уже не надо было идти в банк, чтобы перевести деньги с одного счета на другой. Достаточно знать электронный адрес банка и иметь номера счетов. Перевод денег занял не более пяти минут, после чего сыщик снова заговорил:

— Ваш клиент сейчас в автобусе, следующем на Дрезден, номер автобуса… Но поторопитесь, потому что еще кто-то его преследует, — напоследок добавил детектив.

Армянин не стал благодарить сыщика за предоставленную информацию и прощаться, он просто отключил телефон и на родном языке приказал боевикам рассаживаться по машинам.

Водителю он коротко объяснил задачу: следовало нагнать нужный автобус и, улучив момент (остановка автобуса), захватить Шатуна, впрочем, можно и просто пристрелить.

Но неожиданно Серхио пришел к другому решению. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что предыдущий план является полным бредом.

В современном цивилизованном мире месть стала анахронизмом. Ее теперь осуществляют разве что дремучие жлобы. Как новое поколение выбрало для себя «пепси» и «экстази», так и современный мир нашел альтернативу мести. Ее заменила компенсация.

Само порождение ада, хитроумные адвокаты это понятие дополнили новшествами «материальный ущерб» и «возмещение утерянной прибыли», чем сделали компенсацию в тысячи раз страшнее самой изощренной мести.

Обучавшийся в одном из престижнейших университетов мира Серго Каспарян умел отбросить личное и взглянуть на возникшую проблему объективно со всех сторон, Оценить все плюсы и минусы и решить, что сейчас является главным. Ликвидация убийцы отца или его поимка и принуждение к выполнению ранних договоренностей.

«Отца не вернешь», — на этот вопрос младший Каспарян ответил сразу и однозначно. Убийство Шатуна, кроме морального, никаких других удовлетворений не даст.

Серго обернулся и посмотрел на следующие за ним машины с боевиками. Это как раз и были те самые дремучие жлобы, которые только и знали, что бормотать о голосе крови и памяти предков, не понимая, что мир кардинально изменился и давно живет подругам правилам.

«К черту „Русский пельмень“», — неожиданно для себя пришел он к такому заключению. И тут же понял, в чем проблема. Главное заключалось не в отсутствии финансирования (в конце концов, живой Шатун и нужен, чтобы раздобыть необходимую сумму). Причиной всему был отец, вернее, его криминальное прошлое. Старший Каспарян спал и видел себя во главе организации, мини-империи, его тяготила жизнь простого, пусть даже и богатого обывателя. По большому счету, они и уехали из Америки только по этой причине, старику там не дали бы развернуться.

«Ему и здесь не дали». Младший Каспарян мгновенно пришел к другому выводу: теперь ему уже не нужна вооруженная кодла, которая еще и обсуждает, правильно он поступает или нет, оскорбляет или не оскорбляет память предков. Теперь всех этих федаинов — уголовный армянский сброд — он может послать к чертям собачьим и уехать в Новый Свет, Австралию, Канаду, Мексику или в любую другую страну Латинской Америки, чтобы начать новую жизнь с маленького бизнеса, который в конце концов можно поднять до высот «МакДоналдса», «Хилтона» или «Майкрософта». В его багаже знания основ ведения бизнеса и свободное владение тремя основными иностранными языками. Не хватает только начального капитала.

Серхио Каспарян прикинул, сколько он сможет получить за отцовский особняк, свою квартиру и еще не начавший функционировать ресторан. Выходило не так уж много, а учитывая, что ему придется выплатить отступные боевикам во избежание кровной мести, то даже с учетом банковских сбережений практически ничего не оставалось.

«Как ни крути, а банк грабить придется», — сказал себе армянин. Для этого в первую очередь необходимо было изловить наемника и, что не менее важно, убедить того в необходимости проведения акции. Он хорошо помнил угрюмого здоровяка, который, как говорили, устанавливал определенные правила, и их нарушение вело к расторжению любой договоренности.

«Ну, наверное, когда сила будет на моей стороне, Шатун станет немного посговорчивей, — продолжал свои размышления младший Каспарян, хотя в глубине души особой уверенности в этом у него не было. — Может, предложить ему половину от добычи?» Но в отношении Шатуна и это не подходило. Нужны были более емкие доводы, чем деньги и цена личной жизни. Но ничего подходящего в голову не приходило.

Чтобы занять себя чем-то более продуктивным, он, положив на колени черный прямоугольник ноутбука, включил компьютер. Жизнь больших цивилизованных городов полностью подчинена электронной памяти компьютерной сети, разбирающийся в ней специалист может легко извлечь для себя выгоду хотя бы в быстром получении необходимой информации.

Войдя в систему междугородных пассажирских перевозок, Серхио выделил транспортный маршрут «Берлин — Дрезден», потом вывел на экран картосхему параллельно с графиком маршрута. Наконец ввел номер нужного автобуса и получил точное время движения.

На всем протяжении маршрута автобусы останавливались только в одном месте — на заправочной станции, пятидесяти километров не доезжая до Дрездена.

— Вот здесь мы его и перехватим. — Серго Каспарян ткнул пальцем в экран компьютерного монитора.

Дорожные пейзажи Европы порядком надоели Владимиру, поэтому, едва коснувшись комфортабельного удобного кресла, он тут же провалился в глубокий ровный сон.

Недавно впрыснутый в кровь адреналин, когда, подобно Тарзану или Бэтмэну, приходилось парить между балконами многоэтажки, спасаясь бегством от армянских боевиков, абсолютно выветрился из организма. Мозг профессионала, неоднократно бывавшего в смертельных передрягах, оценив с точки зрения безопасности обстановку в автобусе, дал команду телу на отдых, для того чтобы в любую секунду организм мог работать на пределе своих возможностей, а то и за гранью их.

Натренированному человеку, чтобы восстановить силы, много времени не требуется. Шатун проспал час-полтора, потом открыл глаза и взглянул в окно. Небосвод за окном уже начал сереть, предвещая скорый восход солнца.

В салоне междугородного автобуса народу было немного, основная масса находилась в передней части салона. Остальные, как шахматные фигуры в разгар игры, сидели как попало.

Любоваться геометрически правильным и безликим видом из окна Владимиру совершенно не хотелось, поэтому он обратил свой взор внутрь салона и стал разглядывать видимых с его места пассажиров.

Напротив сидел дородный лысоватый мужчина в недорогом костюме с галстуком-бабочкой. Сложив пухлые ладошки на круглом небольшом животике, он дремал и при каждом выдохе смешно шевелил губами.

«Коммивояжер или мелкий служащий, возвращающийся из командировки», — отметил про себя Владимир.

На следующем кресле сидела блондинка лет тридцати с худым продолговатым лицом, в длинном светло-горчичном плаще, наглухо застегнутом. Она, как и толстяк, спала, со своего места Панчук мог хорошо рассмотреть женщину. Правильные черты лица, прямой нос, изогнутые тонкие надбровные дуги, небольшой рот с аккуратным овалом губ, небольшая ямочка на округлом подбородке. Со вкусом наложенный неброский макияж только подчеркивал ее природную красоту. Женщина понравилась Шатуну. С такой можно было бы закрутить легкий и кратковременный, но полный огненной страсти роман. Однажды нечто подобное с ним случилось…

Гражданская война в Югославии не прошла мимо Франции. Как член НАТО и Евросоюза, Франция отправила войска с миротворческой миссией на Балканы. Иностранный легион как наиболее подготовленное воинское формирование получил срочный приказ на отправку в Боснию. Первым был высажен батальон, в котором служил капрал Жан Парлен. Несмотря на уверения политиков, что натовские войска будут выполнять сугубо миротворческую миссию, на первом этапе легионерам, попавшим между воюющими мусульманами, хорватами и сербами, пришлось изрядно повоевать, защищая не только бело-голубое знамя миротворцев ООН, но и собственные жизни.

Через несколько месяцев авторитет Иностранного легиона был утвержден. Противоборствующие стороны убедились, что всякая попытка захватить конвой с гуманитарной помощью и заложников из числа легионеров всегда натыкалась на одну и ту же реакцию: огонь на поражение из всех видов оружия.

В конце концов активная фаза гражданской войны сместилась из зоны ответственности французских войск. К тому времени было закончено обустройство военной базы на одной из сопок, ее превратили в настоящую крепость. Высшее руководство с облегчением вздохнуло и наконец разрешило очередные отпуска.

Не имея возможности поехать на родину, капрал Жан Парлен отправился в двухнедельный отпуск в одну из европейских стран. Он хотел посетить столицу Австрии — Вену. Но жизнь распорядилась по-своему.

Сев в Загребе в поезд, легионер оказался в одном купе с миловидной блондинкой. Женщина обладала ростом выше среднего, стройной, спортивной фигурой. Короткая стрижка и строгий, деловой костюм делали ее недостаточно женственной, особенно в сочетании с непропорционально широкими плечами.

Женщина сидела, закинув ногу на ногу, и листала журнал мод. Они познакомились, едва поезд тронулся с места. Блондинку звали Эвелина, родом она была из Каунаса, в Югославию приехала работать в модельном агентсве (данные у нее были что надо), но из-за вспыхнувшей войны с карьерой фотомодели пришлось завязать. Работала официанткой в закусочной, продавщицей в бакалейной лавке и даже танцевала в стриптиз-баре. Скопив немного денег, она все бросила и возвращалась домой, к родителям.

По-французски Эвелина изъясняться совершенно не могла, на английском получалось еще хуже, сплошная тарабарщина. Когда ее спутник узнал, что она уроженка Советской Прибалтики, то заговорил с ней на русском языке.

Страсть вспыхнула между ними в одно мгновение, как молния, сверкнувшая между туч. Заниматься любовью в тесном купе, рассчитанном на два сидячих места, было крайне неудобно.

Любовники не придумали ничего лучшего, как сойти в ближайшем австрийском городке, которым оказался Грац. Они заперлись в номере отеля на весь срок отпуска капрала Парлена.

У Эвелины было великолепное тело, нежная кожа, роскошная грудь с упругими, абрикосового цвета сосками. Она была не только неутомима в любви, но и крайне изобретательна в позах и ласках. Единственное, что не нравилось ее партнеру, — это руки женщины. Ее ладони были жесткими и шершавыми, как наждачная бумага. На указательном пальце молодой женщины он обнаружил грубый бугорок застарелой мозоли. Все сомнения рассеялись вечером, когда они, лаская друг друга, мылись под тугими струями душа. При ярком свете галогеновых ламп на правом плече женщины можно было рассмотреть начинающий сходить бледно-желтый продолговатый синяк, какой обычно возникает от отдачи после выстрела.

Никакой официанткой или танцовщицей стриптиза Эвелина не была. На войне она «работала» снайпером.

Тогда Владимиру было наплевать, теперь же от нахлынувших воспоминаний он с трудом сдержал стон.

«Вот одна из таких сук и взяла на мушку Григория», — с горечью подумал он, но поверить в это так и не мог Брат был одним из лучших стрелков «Альфы», не единожды выходившим победителем из смертельно опасных ситуаций. «За здорово живешь он не мог погибнуть. Неле пая, роковая случайность».

Автобус заметно сбавил скорость, затем свернул на автозаправочную станцию. Через окошко был виден гигантский навес с огромным электронным табло, на котором каждую секунду вспыхивали показатели температуры воздуха, дата наступившего дня и точное время.

Под навесом, кроме самой заправочной станции с разноцветными заправочными колоннами, расположились стеклянный аквариум закусочной и ярко-синее строение автоматической мойки.

Въехав под навес, автобус громко чихнул тормозами и камер, бесшумно отворив дверцы. Большинство пассажиров потянулись к выходу, чтобы перекусить в закусочной за время непродолжительной остановки.

На дремавшую блондинку Владимир больше не смотрел, слишком неприятной была ассоциация. Он решил выйти подышать воздухом.

Потянувшись, он встал со своего кресла и оглядел салон автобуса. Неожиданно его взгляд выделил молодого человека, сидевшего в самом конце салона и явно следившего за его действиями. Парень под его пристальным взглядом стушевался и отвернулся к окну.

Медленно двинувшись к выходу, Панчук лихорадочно прокручивал в голове последние события и неожиданно ощутил надвигающуюся опасность. Налет на его берлинскую квартиру и предупреждения оказались звеньями одной цепи. Его передвижение по Европе контролировали две группировки, каждая пыталась отобрать лакомый кусочек у противника. Худосочный парнишка сел вместе о ним в автобус, из чего можно было сделать вывод — уйдя от боевиков Арийца, он находился под опекой людей Бушлата.

Спускаясь вниз по ступенькам автобуса, Шатун запустил правую руку под пальто, отстегнул клапан кобуры и снял пистолет с предохранителя.

Из-за горизонта выкатилось яркое, малинового цвета солнце, окрашивая в причудливые тона еще несколько минут назад мрачно-серые облака, которые, повинуюсь порывам ветра, как караван верблюдов, тянулись на восток.

Выйдя из-под навеса, Владимир взглянул на огненный диск и с наслаждением вздохнул полной грудью. Несмотря на близость автозаправочной станции, запаха бензина или машинного масла не ощущалось. Воздух был неестественно чистым и потому казался искусственным.

«Рафинированный какой-то», — равнодушно подумай Панчук. Сколько прожил он в странах сытого Запада, но прижиться тут не смог. Его натуре не хватало простора Еще раз глубоко вздохнув, он уже собрался зайти в закусочную, чтобы выпить чашечку кофе для поднятия тонуса, но не успел…

Едва Шатун повернулся спиной к трассе, как сзади раздался скрип тормозов, хлопанье дверей и следом крик с чисто русским колоритом:

— Стоять, твою мать!

Панчук замер в той позе, в какой его застал окрик. Руки поднимать он не спешил, в конце концов, такой команды не было. Стоя перед комплексом автозаправочной станции, он лихорадочно соображал, что же можно предпринять.

Бежать в сторону бистро было бесполезно, он и десяти шагов сделать не успеет, как бандюки, не особо напрягаясь, наделают в нем не одно пулевое отверстие. Но, даже если бы ему и удалось добежать до закусочной, пользы от этого немного. Стеклянная колба не особо надежная защита.

«Этот вариант не подходит, — машинально отметил про себя Шатун. — Значит…»

За строениями заправочного комплекса, метрах в ста пятидесяти, проходила еще одна полоса автострады. Если оказаться за постройками комплекса и поднапрячься (бежать надо под уклон), то есть шанс оторваться. «По крайней мере долго они преследовать меня не смогут. Это им не Россия, полицаи мигом понаедут».

При вроде правильной постановке задачи оставался один неразрешенный вопрос: как живым укрыться за постройками?

«Нужен заложник. Живой щит», — единственное, что смог придумать Владимир. Захватить заложника он сможет только при попытке противника задержать его.

Но этому плану не суждено было воплотиться в жизнь. Неожиданно раздался визг резко затормозивших машин, и он услышал гортанный выкрик с явно кавказским акцентом:

— Нэ двигаца, стрэляэм!

Это совершенно изменило расстановку сил на небольшом игровом поле.

Теперь Владимир Панчук соизволил не торопясь повернуть голову и оглядеть своих врагов. С правой стороны за его спиной выстроилась процессия машин с вооруженными людьми во главе с молодым предводителем Андрюхой Панцирем. С левой стороны выстроились косматые горбоносые боевики Серго Каспаряна.

По количеству бойцов и вооружению силы были примерно одинаковы. Поэтому ни одна из сторон не решалась перейти к активным действиям. Их следовало подтолкнуть…

Шатун мгновенно сообразил, какие для него вырисовались перспективы и как лучше ими воспользоваться.

Стараясь не делать резких движений, он запустил правую руку под полу пальто, пальцы крепко сжали рукоятку пистолета. Слегка развернув корпус в сторону бритоголовых Панциря, он посмотрел на ближайшего к нему братка, сжимающего в своих огромных лапах помповое ружье, после чего плавно потянул спуск.

Выстрел из-под толстой добротной ткани пальто прозвучал приглушенно. Вырвавшаяся из ствола пистолета нуля ударила братка в грудь, швырнув его к головной машине Панциря. Это и послужило сигналом к общей «веселухе». Утреннее шоссе взорвалось канонадой разнокалиберных выстрелов.

Любоваться своей работой Панчуку не довелось. Едва прозвучал первый выстрел, как он рыбкой нырнул с бетонного покрытия дороги в пожухлую траву, дважды перекатился, после чего под грохот перестрелки по-пластунски пополз в направлении строений.

Перестрелка достигла своего апогея, когда Владимир оказался скрыт от глаз преследователей. Мгновенно вскочив на ноги, он тут же опрометью бросился к соседней автостраде.

Черная полоса с редко пролетающими по ней ранними машинами стремительно приближалась. Наконец Панчук достиг дорожного ограждения, легко его перескочил и внезапно оказался перед несущейся на него маленькой легковой машиной оранжевого цвета, которая из-за; этого сильно смахивала на божью коровку.

— Стой! — во всю мощь своих легких гаркнул Шатун. Выхватив пистолет, он широко расставил ноги на пути, малолитражки.

Миниатюрная машина, в которой Владимир без труда узнал польский «Малюх» (копия итальянской «Ченквиченты»), остановилась в полуметре от него. За рулем сидела молоденькая девица с ярко-рыжими волосами и большими очками в роговой оправе.

— Куда едешь? — вваливаясь в тесный салон, спросил Панчук.

— В Польска, Вроцлав. Домой, — пролепетала испуганно девушка, с изумлением глядя на огромного незнакомца с пистолетом в руке, полностью заполнившего салон малютки.

— Отлично, нам по пути, — удовлетворенно кивнул Владимир, поудобнее усаживаясь и пряча пистолет в кобуру.

Выстрелы со стороны заправочной станции стали звучать реже, а потом и вовсе затихли.

— Поехали, поехали, — незваный попутчик напомнил девушке ее обязанности.

Она встрепенулась, будто опомнившись, резко надавила на газ, и «Малюх» бодро сорвался с места. Проехав с десяток километров, девица понемногу стала приходить в себя и то и дело с интересом поглядывала на сидящего рядом гиганта. Наконец, совсем осмелев, она спросила:

— Вы русский гангстер?

— Нет, — хмыкнул пассажир и, осклабившись, добавил: — Я русский Джеймс Бонд.

Глава 8 Неизбежные потери

Перестрелка вспыхнула неожиданно, как пожар в сукой степи. Разбираться, кто начал первым, никто не стал, когда боевик Панциря рухнул с пробитой грудью, обе стороны одновременно надавили на гашетки.

Несмотря на численное меньшинство, армяне сразу же взяли инициативу в свои руки. Привыкшие к огневому контакту, бывшие бойцы НФНК мгновенно укрылись за своими машинами и открыли прицельный огонь по браткам.

Несколько человек из гвардии Панциря упали замертво, кто-то из раненых истошно закричал. Напуганная этими криками и видом смерти братва попятилась, еще больше ухудшая свое положение. Несколько секунд, и они вовсе превратились в безмозглое стадо баранов, годных только на шашлык.

Федаины это поняли и, стараясь закончить бой, стали напирать. Несколько горбоносых бородачей выбрались из-за укрытий, готовясь одним рывком добраться до машин противника и добить уцелевших в упор.

Несмотря на молодость, Панцирь в авторитете был не только из-за влиятельного дяди, он сам неоднократно принимал участие в разборках, две из которых превратились в кровавые вакханалии. Стрельба и смерть его пугали, но не парализуя волю, а, наоборот, стягивая ее в мощный таран, готовый сокрушить любую преграду.

Когда четверо армянских боевиков высунулись из-за своих машин, Андрей сразу разгадал их маневр и тут же представил, какие будут последствия. Необходимы были срочные контрдействия.

Расстегнув «молнию» на своей куртке, он запустил обе руки под полы, нащупывая пальцами ребристые рукоятки портативных пистолетов-пулеметов «узи». Оружие висело у него на боках, прикрепленное к специальной кожаной гарнитуре. Когда-то в детстве Андрей видел точно такой же «прибамбас» в американском боевике у Чака Норриса. Повзрослев и встав на бандитскую тропу, он мечтал изображать из себя крутого американца. Живя в Нидерландах, он мог позволить себе приобрести два израильских автомата. Но вот показать свою удаль никак не получалось, строптивцы, сперва отказывающиеся платить за «крышу», едва увидев страшную гарнитуру, тут же меняли свое решение.

И вот наконец представился удобный случай. Вытащив из-под куртки пистолеты-пулеметы, Панцирь резко подскочил и бросился вперед с диким криком:

— С-суки, за-мо-чу! — надавливая на спусковые крючки.

Автоматы с расчетной скоростью восемьсот выстрелов в минуту с грохотом задергались в его руках.

Бог войны явно был на стороне молодого авторитета. Первой же очередью он скосил троих армян, которые бросились в атаку, пытаясь проскочить голое пространство трассы, разделяющее противоборствующие стороны. Армяне как будто наткнулись на невидимую преграду, столкновение с которой разбросало их в разные стороны.

Еще двое бойцов не успели укрыться, как налетевший Панцирь расстрелял их в упор, продолжая теснить армян.

Еще мгновение назад преимущество боевиков Каспаряна было очевидным. Теперь же от него не осталось и воспоминания. Увлеченная примером вожака, воровская братия, подбадривая себя дикими воплями, перешла в наступление.

Два магазина по сорок патронов — это, может быть, и много для хорошего, профессионального бойца, но, когда в азарте боя рвешься вперед, поливая все вокруг свинцом с двух рук, надолго боеприпасов не хватит.

Панцирь на одном дыхании проскочил открытое пространство, наступая на трупы только что убитых боевиков. Затем, забежав за головную машину, он успел дать еще несколько очередей, и тут автоматы предательски замолчали.

В этот же момент Панцирь лицом к лицу столкнулся с младшим Каспаряном. Серго держал перед собой длинноствольную пятнадцатизарядную «беретту». Но, в отличие от своего противника, в отличие от своих боевиков и братвы Панциря, мальчик из Гарварда не умел стрелять в живых людей.

Племянник вора в законе по прозвищу Бушлат сразу сообразил, в чем проблема. Пальцы обеих рук разжались оружие, повинуясь законам физики, мгновенно повисло на ремнях гарнитуры. Правая рука скользнула в карман куртки, откуда тут же ударили три выстрела. Первая пуля попала в руку, сжимающую выставленный пистолет, дробя и уродуя пальцы, вторая — в грудь, чуть ниже правой ключицы, отшвыривая Серхио на капот машины, и, наконец, третья угодила в левый глаз, взрывая затылок мафиози-неудачника.

С гибелью младшего Каспаряна кровавая бойня была почти закончена. Братки Панциря добивали недавних бойцов армии Нагорного Карабаха.

Несмотря на победу, коса старухи-смерти изрядно проредила и ряды братвы. Половина братков была убита, вторая ранена. Фортуна сберегла только самого Панциря и двоих его боевиков. Невысокого и плотного, казавшегося круглым, с неестественно широким ртом и большими, навыкате, темными глазами, носившего погоняло Жук Жентльмен. Второго звали Поганец, он был длинным, худым и сутулым, с вытянутым лошадиным лицом и подслеповато прищуренным взглядом.

— Где Шатун? — когда все было закончено, заревел Панцирь, как медведь.

— Да когда началась свалка, он чухнул на нижнее шоссе, — сообщил Жук Жентльмен. — Тормознул вон ту оранжевую каракатицу и теперь делает ноги.

Пучеглазый браток рукой в синих узорах татуировок указал в направлении удаляющегося «Малюха».

Только сейчас до приглушенного стрельбой слуха Панциря донеслись завывающие звуки полицейской сирены.

Андрей окинул взглядом своих братков. Получившие ранения, они стонали, пытаясь оказать друг другу первую помощь.

— Ментам не сопротивляйтесь, — приказал Панцирь раненым. — Пусть лечат, а дальше лучшие адвокаты Европы устроят все чики-чики.

Германские тюрьмы братков нисколько не пугали, после ИТУ Воркуты и Колымы местные «чалкины деревни» были на манер санаториев.

— А вы двое со мной, — приказал Андрей Поганцу и Жуку Жентльмену. Забираясь в крайний «Мицубиси Паджеро», в его салоне он ощутил еще витавший аромат дорогого трубочного табака, который курил кто-то из бойцов Каспаряна.

Круто развернувшись, вездеход помчался в погоню за Шатуном.

Несмотря на большую проходимость, съехать с верхней трассы на нижнюю не было никакой возможности.

— Ничего, через десять километров обе дороги сливаются в одну автостраду, — проскрипел сидящий за рулем Поганец.

— Как бы ни бежал этот зверюга, сегодня его последний день, — пообещал Панцирь, вгоняя в «узи» полные магазины. После сегодняшней перестрелки, когда в самой гуще боя он не получил даже небольшой царапины, Андрей уверовал, что нынешний день для него счастливый.

Не имея за плечами большого жизненного опыта и будучи весьма ограниченным в области интеллекта, он даже не подозревал, насколько фортуна дама переменчивая.

— Они свернули к лесу, — доложил Поганец, когда джип по широкому автобану стал настигать «Малюха».

— За ними, — процедил сквозь зубы Андрей.

— Тут есть еще одна дорога, — сообщил водитель. — По ней мы беглецов перегоним и будем дожидаться под сенью деревьев.

— Да? — задумчиво произнес Панцирь. Не доверя. Поганцу у него не было оснований: до того как податься на «большую дорогу», тот пять лет перегонял легковые ма шины через Германию из Голландии в Россию и наизусть знал здешние дороги. Мысли воровского главаря работали, как хорошо отлаженный компьютер. «Поганец прав, и кончать беглеца лучше без свидетелей. А то иди знай, в какой переплет попадешь на трассе», — быстро сообразил Панцирь и тут же приказал: — Давай наперерез.

— За нами погоня, — на скверном русском языке сообщила хозяйка «Малюха», когда нижняя ветка шоссе влилась в широкую бетонную полосу автобана.

Владимир, взглянув в зеркало заднего вида, увидел несущийся на большой скорости черный джип. Сомнений не было, это погоня. Но как совершенно несведущий человек угадал, что гонятся именно за ними?

У малолитражки не было никаких шансов соревноваться с внедорожником. Даже не применяя оружия, «Мицубиси» запросто мог выбросить «божью коровку» ударом своего корпуса с трассы в кювет. После чего, возможно, и убивать уже никого не пришлось бы. Необходим был неожиданный для преследователей маневр.

Еще издалека Панчук заметил узкую полосу грунтовой дороги, вклинивающейся в автобан. Грунтовка вела к темной полосе небольшого леса.

— Сворачивай. — Владимир указал девушке на грунтовку, та, ничего не говоря, лишь указательным пальцем левой руки поправила на переносице очки.

Они уже проехали треть расстояния, отдаляющего автобан от леса, когда Шатун заметил, что джип проскочил дальше по трассе, минуя поворот на грунтовку.

«Ошибся», — мелькнуло в мозгу наемника, но он тут же отмел мысль об ошибке. Это был один из «Мицубиси Паджеро», что он видел на заправке у преследователей. — Карта есть? — неожиданно обратился он к девушке.

— Цо? — ошалев от его выкрика, девчушка спросила по-польски.

— Карта, карта местности, по которой едешь, — как мог, попытался объяснить Панчук.

— А, карта. Есть, — наконец полька поняла, что незваный пассажир от нее требует. Протянув руку, она раскрыла бардачок и извлекла наружу сложенный в несколько раз большой лист плотной бумаги.

— Тормози, — приказал Шатун, и девчушка послушно надавила на педаль тормоза. «Малюх» замер на опушке ухоженного леса, напоминающего городской парк в России.

Расстелив карту на коленях, Владимир занялся основательным ее изучением.

Вскоре он определился с местоположением, нашел лес, на опушке которого они сейчас находились. Карта была крайне подробной, лес на ней был обозначен большим зеленым облаком, автобан двойной красной полосой, грунтовая дорога тонкой коричневой линией рассекала лес пополам.

Владимир обратил внимание на обозначение автобана. Трасса в этом месте изгибалась кошачьей спиной, охватывая кляксу леса, и с противоположной стороны дуги и зеленое очертание рассекала коричневая линия другой грунтовой дороги. Тем самым лес делился на четыре почти ровные части.

— А ларчик-то простенько открывается, — пробормотал Владимир, думая о маневре преследователей. Теперь он уже знал, почему они не свернули, а только увеличили скорость. Они будут ждать их посреди леса с оружием на изготовку. Бывший разведчик-диверсант мог даже указать место засады с точностью до десятка метров.

— Цо? — снова по-польски спросила девушка, не поняв последнего высказывания пассажира.

— Ничего, это я сам с собой. Знаешь, приятно поговорить с умным человеком. Ладно, трогай потихоньку.

«Малюх» тронулся с места, въехал в тень сумрачного осеннего леса. Управляя машиной, девушка нет-нет да и, с тревогой поглядывала на Владимира. Он понимал ее опасения. Вооруженный незнакомец нагло влез в машину, да еще и заставил свернуть в лес. Но времени успокаивать ее у Панчука не было.

Они проехали еще с десяток километров среди голых и серых деревьев, над которыми плотно висели свинцовые тучи.

— Тормози, — снова приказал Шатун, девушка и на этот раз беспрекословно подчинилась ему. После чего, повернув голову и часто моргая, уставилась на Владимира.

— У тебя есть инструмент? — поинтересовался опасный пассажир.

— Лопата? — По телу девушки пробежала нервная судорога.

— Зачем мне лопата? — удивился Панчук и тут же сообразил, что хозяйка «божьей коровки» находится на грани истерики, опасаясь за свою жизнь.

— Мне нужен домкрат или монтировка, — как можно спокойней произнес Владимир, стараясь придать своему голосу мягкость.

— В багажнике, — запинаясь, тихо ответила полька, Она не успокоилась окончательно, но, похоже, сообразила, что закапывать ее никто не собирается.

Они выбрались из тесного салона малолитражки, в багажнике действительно лежала пластиковая коробка с инструментом. Около минуты ушло на ознакомление с ним, наконец Шатун определился с выбором, вытащив небольшой домкрат.

Сжимая в правой руке домкрат, левой он захлопнул крышку багажника и, глядя девушке прямо в глаза, тихо приказал:

— Стой здесь, никуда не уходи. Через несколько минут я решу проблему с преследователями, и мы поедем дальше. Поняла?

Девушка заворожено смотрела на мужчину, как кролик на удава, и в ответ лишь утвердительно кивнула.

Водрузившись на водительское место, Владимир ощутил себя гонщиком картинга. Отодвинув вглубь до предела водительское кресло, он вдавил приготовленным домкратом педаль газа, другим краем уперев в сиденье. «Малюх» взвизгнул, как годовалый поросенок, и покатился по лесной дороге. Проехав еще с километр, Панчук почувствовал приближение опасности. Прибавив газу, он вывалился из машины и откатился за ближайший куст, извлекая из-под одежды свой пистолет.

«Божья коровка» успела проехать с полсотни метров, как на нее внезапно обрушился шквал огня. По яркой оранжевой поверхности застучали пули, со звоном посыпались разбитые стекла, лопались фары. Но малолитражка не остановилась, продолжая ползти под градом пуль. Наконец, съехав с дороги, «Малюх» попал передними колесами в какую-то ложбину и, надрывно загудев, завалился набок.

Шатун взял поудобнее двумя руками пистолет, взвел курок и, раздвинув стволом ветки, приготовился к продолжению дуэли.

С противоположной стороны дороги из кустов выбралась троица братков, из которых Владимир узнал только племянника Бушлата Андрея Панциря. Он сжимал в руках два портативных автомата «узи», стволы которых еще дымились. Перед ним шел долговязый тип с шестизарядным помповым «моссбергом», замыкал вереницу пучеглазый толстяк с польским «КА-90»-«танталом», копией советского «Калашникова».

— Жук, а ну-ка, проверь, что от них осталось, — приказал Панцирь.

Толстяк, держа перед собой автомат, смешно переваливаясь, бросился к замершему «Малюху».

Долговязый, вставив в магазин ружья несколько пластиковых патронов цилиндрической формы, развернул крупнокалиберный ствол в сторону леса, что и определило его судьбу.

Совместив штырь мушки с прорезью прицельной планки на переносице сутулого, Панчук плавно потянул спусковой крючок. Сухо щелкнул пистолетный выстрел, тупоносой пулей взрывая верхнюю часть головы Поганца и разбрасывая по сторонам осколки черепа, сгустки мозга и крови, выворачивая наружу глазные яблоки.

Перекувырнувшись через левое плечо, Владимир сменил свою огневую точку и, встав на левое колено, трижды выстрелил в толстяка. Все три пули нашли свою цель, ударив Жука Жентльмена в грудь. Тот завалился на спину, в смертельной агонии надавив на спуск своего автомата.

Панцирь вскинул руки с зажатыми «узи», две короткие неприцельные очереди означали, что запас патронов обоймах иссяк. Злобно выругавшись, Андрей отбросил автоматы и выхватил из кармана небольшой «зиг-зауэр».

Дуэль двух мужчин напоминала больше игру в «салочки»: прячась между деревьями, они на мгновение выглядывали из-за широких стволов, чтобы поразить противника выстрелом. Поединок длился не более минуты, после чего пистолеты одновременно выстрелили в последний раз и зафиксировали безжизненные ствольные коробки и крайнем заднем положении.

Противники находились в нескольких метрах друг от друга, что начисто лишало их возможности перезарядить оружие.

Но сегодня бог войны еще не наигрался в свои игры и захотел развлечь себя рукопашной схваткой. Первым нервы не выдержали у Панциря. Отшвырнув бесполезный «зиг-зауэр», он вытащил раскладной нож-«бабочку» и с диким воплем: «Я убью тебя, паскуда!» — бросился на Панчука. Шатун не стал прибегать к приемам самообороны, а предпочел атаковать.

С разворотом корпуса он пропустил мимо себя узкое блестящее лезвие, нанеся молниеносный удар тыльной стороной ладони в кадык с одновременной подсечкой. Туша Панциря взвилась ввысь и с гулким звуком рухнула на землю. Упав, Андрей ничего не успел предпринять, тяжелый, как медвежья лапа, кулак Шатуна врезался ему и челюсть, погружая в глубокий нокаут.

«Всякую связку нужно доводить до конца», — вспомнил Владимир наставление инструктора рукопашного боя в Рязанском десантном училище. Склонившись над бесчувственным телом Панциря, он ухватил его голову в захват и одним точным движением сломал шею.

Завершив поединок, Панчук подобрал свой пистолет и, перезарядив оружие, решил осмотреться. В сотне метров от места засады он обнаружил «Мицубиси Паджеро» с еще теплым двигателем и ключом в замке зажигания. Вопрос о ликвидации последствий недавней перестрелки отпал сам собой.

Напуганная недалекой стрельбой и еще больше ожиданием, хозяйка «Малюха» вместо того, чтобы бежать без оглядки, поступила наоборот — она отправилась туда, где недавно звучали выстрелы.

К тому времени, когда девушка вышла к месту перестрелки, Панчук успел подогнать трофейный «Паджеро», поставить на четыре «точки» «Малюх» и загрузить в него трупы братков.

— Моя машина! — возмущенно воскликнула девушка. Дырявый «Малюх» еще больше походил на божью коровку.

— Теперь мы поедем на этой лошадке, — проворчал Панчук, привязывая к бамперу малолитражки капроновый трос.

— Там мои вещи, — дрожащим голосом прошептала она, указывая на салон машины, из которого торчала желтая нога Поганца в синих татуировках.

— Так возьми, — будничным тоном произнес Панчук.

Девушка заглянула в салон, достала оттуда спортивную сумку средних размеров и с силой захлопнула дверцу. Панчук отметил про себя, что она довольно спокойно реагирует на трупы.

— Тебя как зовут, красавица? — Закончив манипуляции с тросом, Шатун неожиданно сообразил, что понятия не имеет, как звать-величать его спасительницу.

— Малгожата, — ответила девушка.

— А меня зови Вольдемаром, — весело представился наемник. — Ладно, садись в джип, пора ехать.

Расстрелянный «Малюх» с трупами сбросили с обрыва в мутную воду лесного озера.

— Мне ее подарили родители, когда я поступила в университет, — грустно произнесла Малгожата, наблюдая за пузырями воздуха, поднимающимися из воды месте погружения малолитражки.

— Заявишь в полицию об угоне, — посоветовал Владимир. Вытащив из кармана пачку стодолларовых банкнот в банковской упаковке, он протянул ее девушке: — А это тебе на новую.

От него не укрылось, как радостно вспыхнули глаза молодой польки. На такие деньги она могла купить не новую «божью коровку», а настоящий автомобиль.

Низкие свинцовые тучи наконец разродились холодным осенним дождем.

«Хорошо, — с удовлетворением подумал Шатун. — Все следы и кровь смоет».

Остаток этого дня и ночь они решили провести в лесу. Поев припасенные Малгожатой бутерброды и запив сухой паек ароматным кофе из термоса, они разместились на ночлег в просторном салоне джипа.

Рано утром спутники уже были в пограничном с Польшей городишке Герлиц. Стерев в салоне джипа отпечатки пальцев, бросили его на стоянке перед зданием железнодорожного вокзала. После чего на электричке без особых сложностей пересекли границу, где их пути разошлись. Малгожата направилась во Вроцлав к родителям, с которыми собиралась провести рождественские праздники. Путь Владимира простирался до Пшемысля. Возвращаться на родину он решил через Украину, так выходило гораздо дальше, но надежней.

Насчет своей недавней спутницы он нисколько не сомневался. В случае общения с полицией ей придется расстаться с пачкой долларов, а уж на это предприимчивая панночка никак не пойдет. Это Панчук видел по ее глазам.

Граф, пожилой мужчина с узким аскетичным лицом и благородной сединой, придававшей его внешности аристократический лоск, в дорогом темно-синем костюме и белоснежной сорочке, сидел на краю массивного кожаного кресла, демонстрируя лакированные туфли с острыми носами. Сидел он, широко расставив ноги и опираясь на трость из красного дерева с тяжелым золотым набалдашником.

Граф был ископаемым, на манер якутских мамонтов. Вор в законе старой формации, человек, всю жизнь оберегавший и безукоризненно соблюдавший правильный воровской закон.

Телом дряхлый старик, он все еще сохранял гибкость ума, поэтому законники помоложе считали необходимым обращаться к нему за советом в любом щекотливом случае.

Бушлат хорошо знал Графа и понимал, почему тот вдруг объявился в Амстердаме. Он сидел в своем кресле и, поджав губы, настороженно смотрел на старика, осознавая, что ничего хорошего предстоящий разговор ему не сулит.

«Всему виной этот чертов Шатун», — с раздражением думал Бушлат. Именно с него и начались все неприятности. Сорвавшаяся «стрелка» с Каспаряном, потом «заказ» на ликвидацию Арийца, потом охота на кидалу по всей Европе. И наконец кровавая баня в Германии: половина его людей, посланных с племянником, была убита, другую повязали бундесовские менты. Сам Панцирь с двумя «быками» куда-то исчез, как в воду канул. И вот теперь перед ним сидит сам Граф, эта доисторическая развалина, которая только и годится, чтобы таскать, как попугай Флинта, «черные метки» провинившимся.

— Знаешь, для чего я приехал? — давно не смазанной дверью проскрипел Граф.

— Догадываюсь, — только и смог пробурчать Бушлат.

— Что скажешь в свое оправдание?

— Конкретная непруха, черная полоса. Это пройдет, и все будет тип-топ. Просто Шатун нам тут немного пух наломал, но все поправимо. Есть несколько конкретных «тем», провернем, так что можно будет свой банк устраивать. Только требуется немного времени.

Граф отрицательно покачал головой. Казалось, от таких движений она может сорваться с тонкой шеи и покатиться по полу.

— У тебя уже нет времени, — проскрипел старик.

— Да ты что, Граф, — от волнения Бушлат аж привстал со своего места. — Ты же меня знаешь. Я когда-то сквозил?

— Это уже не имеет никакого значения. Ты слишком много упорол косяков, из-за которых нам в Европе менты будут «вилы» пристраивать.

— Какие менты, какие «вилы»? — Бушлат все еще пытался сопротивляться, хотя понимал, что шансов на выживание у него практически не осталось. Неожиданно он вспомнил племянника: «Эх, Андрюха, Андрюха, и где тебя черти носят, когда ты так нужен мне здесь». Законник даже не мог себе представить, насколько он близок в этот раз к истине.

— Какие «вилы»? — передразнил смотрящего старик и, как фокусник из воздуха, извлек пачку газет и швырнул на стол. — Вот, полюбуйся, обширное журналистское расследование о русской мафии в Нидерландах.

— Тоже мне новость, — скривился в кислой ухмылке Бушлат. — Да они каждые полгода об этом пишут.

— Только в этот раз они, — старик сделал ударение на последнем слове, — не абстрактно написали о мифической мафии, а конкретно… Смотрящий в Амстердаме вор в законе Бушлат. Русская мафия под его руководством промышляет рэкетом, заказными убийствами, контрабандой наркотиков и оружия. — Узловатые пальцы старика перелистывали газетные листы, указывая на ровные строчки статей, при этом он продолжал комментировать: — Все указано, сколько берете с барыг, имеющих здесь свой бизнес, сколько с проституток. С кем из их воров контачите. Да, дотошный попался щелкопер, все вытащил наружу и выставил твой срам напоказ всему честному народу.

— Я сотру его в порошок. — Бушлат в гневе стукнул кулаком по столу, но на гостя это не произвело никакого впечатления.

— Поздно, — проскрипел Граф. — Да и братве не понравилось, что ты приказал мочнуть Арийца. Он был таким же законником, как и ты. В общем, решено сходкой дать тебе по ушам.

Это был смертный приговор. Старик, тяжело опираясь на трость, поднялся и громко, насколько позволяли ему легкие, крикнул:

— Примак!

В кабинет вошел двухметровый верзила с лицом питекантропа, поигрывая удавкой из толстой капроновой лески.

Бушлат сидел, безвольно опустив руки, тупо уставившись в одну точку, и даже не пытался сопротивляться…

…Поздно вечером с террасы самого фешенебельного ресторана Амстердама «Король Густав» открывался великолепный вид на порт, где на черной глади воды сотнями цветов играли лучи десятков торговых судов.

Граф сидел, откинувшись на мягкую спинку велюрового дивана, любовался этими огнями. Неожиданно он встрепенулся и перевел взгляд на сидящего напротив Примака.

Облаченный в черный смокинг верзила уже не походил на первобытного человека. Держа между пальцами правой руки пузатый бокал, он смаковал дорогой коньяк.

— С чего думаешь начать? — наконец нарушил молчание Граф, обращаясь к новому смотрящему.

— Для начала прижать к ногтю всех этих щелкоперов, чтобы думали, что и о ком писать, — плотоядно улыбнулся Примак.

— Выбрось эту дурь из головы, это тебе не в России журналюг мочить. Они тебе живо устроят рекламу с комментариями. Пример уже есть.

— Так, может, найти Шатуна и наказать? Сколько он здесь братве подлянок наделал? Неплохо было бы и ответить.

— Один уже его наказывал и сколько косяков упорол? Оставь косолапого в покое. Если будет крутиться в наших «темах», то рано или поздно сам подставится, вот тогда его и кончим. А пока буря не минет, лежи тихо, зарывшись в ил. Понял?

Примак кивнул, и Граф понял, что выбор смотрящего сделан правильный. Этот никакой отсебятиной заниматься не будет и против братвы никогда не попрет.

— Так с чего мне начинать? — не понял своей задачи новый положенец далекой воровской вотчины.

— Начни со строительства фабрики собачьих консервов, — иронично проскрипел Граф, — чтобы трупами море не поганить и лишний раз не подставляться.