Темно—зеленые наряды кипарисов на фоне голубого неба и старинные каменные стены пролетали, как расплывчатые пятна.
Ева, удобно облокотившись на сиденье, изучала сельский пейзаж за окном.
– Все дороги ведут в Рим, – мечтательно сказала она.
Лука изобразил на лице довольную улыбку. Он задавал себе вопрос, когда произошла эта перемена.
Когда он впервые ее заметил? Это было похоже на рост цветка. Как цветку нужен срок, чтобы проклюнуться и зацвести, точно так же необходимо время, чтобы произошли перемены. Торопить ничего не следует. У всех явлений свой ритм. Для мужчины, который привык получать все, что пожелает, по одному щелчку пальцев, это было хорошим уроком.
– И, конечно же, все дороги ведут из Рима, – пробормотал он. – Как, кстати, и та, по которой мы едем!
Она обернулась и посмотрела на Оливьеро, мирно спавшего в детском автомобильном креслице. Сегодня на нем был крошечный костюм моряка из хрустящего белого хлопка, на котором были вышиты якоря.
Конечно, это было не совсем то, что она выбрала бы для ребенка на каждый день, но она уже успела заметить любовь итальянцев к тому, чтобы наряжать своих младенцев по последнему писку моды. К тому же они с Лукой направлялись на званый завтрак к Патрицио и Ливви, в их загородный дом, а подобная ситуация обязывала купить ребенку новую одежду.
– Он выглядит таким сладким, правда?
– Еще каким сладким! – снисходительно сказал он. – Abbastanza buon mangiare.[14]
– Как это переводится?
– Попробуй сама.
Ева нахмурилась. У нее случился перерыв в занятиях итальянским, но все же прогресс был заметен, поскольку Лука был серьезным надсмотрщиком.
– "Buon" значит "хороший".
– Si.
Она еще больше сморщила лоб.
– "Mangiare" значит «есть». Не так ли?
– Это переводится, как "слишком хороший, чтобы есть".
Он улыбнулся и пожал плечами.
– Видишь, я ничему не могу тебя научить. Я плохой учитель, Ева!
Она почувствовала, что обстановка начинает накаляться, и решила не подливать масла в огонь. Она была уверена, что он многому мог ее научить. Не только итальянскому языку. Они с Лукой, к счастью или нет, уже научились жить под одной крышей в относительном мире и согласии. По крайней мере, как мужчина и женщина, если не как муж и жена. Как им удавалось оставаться друзьями и любящими родителями, но при этом полностью игнорировать то, что рядом существуют страстный мужчина и до обморока влюбленная женщина?.. Как долго это могло продолжаться?
Она украдкой взглянула на Луку, который негромко выругался на итальянском, поскольку на дороге откуда—то неожиданно возник козел. Лука был великолепен. Он ненавидел кондиционеры в машинах и поэтому всегда оставлял окно открытым. Теплый, благоуханный воздух врывался в салон и трепал его волосы. Рукава его рубашки были закатаны, демонстрируя темную поросль на сильных руках, а блеклые джинсы прекрасно сидели на мускулистых бедрах.
Он был горячим и страстным мужчиной. И тем не менее…
Оливьеро исполнилось шесть недель, а Лука так и не делал никаких шагов ей навстречу. Как долго он еще намерен соблюдать этот обет безбрачия? Может, кто—то из них опасался, что начало сексуальных отношений положит конец той хрупкой дружбе и доверию, которые они так долго строили. Можно ли сделать первый шаг, пусть самый робкий? Ее терзал страх, что ее могут отвергнуть. Больше всего она боялась притворяться перед ним, что для нее это просто секс, а не безумная любовь. Она судорожно боялась признаться ему, что мечтает лишь об одном – об ответной любви.
Но она хотела слишком многого.
Лука повернулся к ней и широко улыбнулся.
– Ты в предвкушении встречи?
Она вздрогнула, опасаясь, что он читает ее мысли.
На самом деле она сгорала от желания крикнуть, чтобы он остановил машину, и броситься в его объятия.
– О да. Мне очень нравятся Патрицио и Ливви. Мне симпатичны все твои друзья.
– Теперь они и твои друзья тоже.
– Надеюсь.
Друзья, конечно. Но пока условные, она это понимала. Они исходили из очевидного факта, что она жена их друга. Рано или поздно кто-нибудь узнает, какие фальшивые у них отношения. И что тогда?
Лука притормозил, осторожно спускаясь по ухабистой дорожке, ведущей к невысокому домику на ферме. Издалека он напоминал птичье яйцо, лежащее в великолепном зеленом гнезде. Около дверей амбара бегали куры, а где—то неподалеку ворковали голуби.
Лука выключил зажигание и взглянул на Еву, отстегивающую ремень. На ней была простая одежда полотняная юбка по фигуре и короткая футболка цвета нефрита. И все равно ей удавалось выглядеть ходячей секс—бомбой. Даже если бы на ней был мешковатый наряд эскимоса от макушки до щиколоток.
– Ты вернула свою прежнюю фигуру, сага, – сказал он с оттенком восхищения. – Одежда сидит на тебе идеально.
Ну и зачем, спрашивалось, надо было говорить ей об этом в столь неурочный момент? Он сделал ей комплимент, который оставит ее раздосадованной и неудовлетворенной в течение всей пирушки. В какую игру, черт подери, он играет?
– О чем ты! Это старые тряпки, – отшутилась она, – ты возьмешь сына на руки? Или мне его нести?
Угольно—черные глаза заблестели.
– Может, еще подеремся, кому достанется честь нести ребенка? – бросил он с оттенком шутливого вызова.
Ева торопливо взялась за дверную ручку, боясь, что он увидит, как ее трясет. Неужели он умышленно делал прозрачные намеки на известную тему? Или это просто ее воображение?
– Можешь взять его сам, – сказала она.
Все остальные уже приехали и собрались в просторной беседке под виноградником. Взрослые сидели за большим деревянным столом, а дети играли на террасе – просто идиллия.
– Да, обстановка вполне миролюбивая, – негромко сказала Ева.
– Отчего бы и нет. – Он взглянул на нее и заметил, как смягчилось ее лицо. – Думаешь, везде в Италии так спокойно?
Она удивленно посмотрела на него.
– Честно сказать, не знаю, – призналась она.
Но большего сказать не успела. Послышались приветственные голоса.
Быть может, Ева первые секунды была несколько растерянна, но улыбнулась широко и солнечно. Поначалу она почти никого не узнала. Впрочем, нет, конечно же она увидела Патрицио и Ливви, которые, столь же радостно улыбаясь, гостеприимно поднялись из—за стола.
– Ева! Лука! И маленький Оливьеро!
Это послужило сигналом для всех гостей, которые тут же повскакали с мест, окружили ее ребеночка и начали восторженно умиляться. Ева заметила, что все перешли на английский язык. Она оценила их деликатность, хотя вовсе не хотела быть одной из тех женщин—иммигранток, которые никогда не приживаются в новой стране, поскольку не прилагают усилий, чтобы органично влиться в новую жизнь, новую языковую среду. Также ей претило оказаться одной из тех женщин, которые рожают кучу детей и учатся новому языку уже от них.
– Ева, присаживайся и выпей чего-нибудь, – сказала Ливви. – Ты не всех знаешь. Позволь, я тебя познакомлю.
Ева пила белое вино и жевала миндаль, пока ее представляли разным людям с невероятно романтичными именами – Клаудио и Роса, Катерина и Джакомо, Алессандро и Раймонда.
Одна молодая дама была настолько хороша, что даже женщины не могли отвести от нее глаз. С ней был мужчина, которого Ева тоже видела впервые.
– Кто это? – тихо спросила она Луку, пока он пристраивал Оливьеро в тенистый уголок.
Лука едва взглянул в направлении этой женщины.
– Ее зовут Кьяра, – сказал он несколько странным голосом. – А мужчина рядом с ней – один из известнейших итальянских режиссеров. Она актриса.
Да, она была похожа на актрису, решила Ева. В свое время она повидала немало актрис. У Кьяры были изысканные манеры, держалась она очень уверенно, как держался бы всякий с подобной внешностью.
Ее блестящие черные как смоль волосы спускались до талии, тоньше которой Ева не видывала. На ней было простое платье в розово—серых тонах, но сидело оно так, что не позволяло усомниться в безупречной стройности фигуры.
Ева с удовольствием поглощала салат и мясо и даже начала общаться на ломаном итальянском с Патрицио, который с беспощадной очаровательностью подтрунивал над ее произношением. Она пила вино и наблюдала за своим мужем, который азартно играл в футбол со стайкой мальчишек.
– Эй, Лука, да ты в глубине души просто несостоявшийся футболист, – кричал Патрицио.
Когда Лука, лихо отбив мяч, гордо посмотрел на него и перевел взгляд на Еву, что—то внутри у нее растаяло. Он был не только несостоявшимся футболистом, но и несостоявшимся любовником, подумала она с грустью. Но ведь и она тоже. Кто—то должен был положить конец этому безумию, и, возможно, этим кто—то будет она сама.
Что такого ужасного может случиться? Он ее отвергнет? Едва ли. Да нет, этого точно не будет. Она же видит, какими глазами он на нее иногда смотрит. Он все еще хочет ее, его прекрасное мужественное тело тоскует по ней, в этом она не сомневалась ни на секунду. Так чего же она боялась? Того, что она будет влюбляться в него с каждым днем все больше и больше, а он не ответит ей столь же горячей взаимностью?
А если и так, то разве это не эгоистическая позиция с ее стороны? Как бы то ни было, она не будет больше прятаться от своих желаний. Она встретится с ними лицом к лицу, независимо от того, будет ли ей потом обидно или больно. Уже не имеет значения, какой будет исход. Будь что будет.
Ливви вынесла огромный шоколадный торт, который встретили громкие аплодисменты мужчин и жадные стоны женщин. Лишь обладательница осиной талии Кьяра отказалась от десерта.
– Попробуй хоть кусочек, – соблазняла ее Ливви, но Кьяра только качала головой.
– У меня другие проблемы, мне надо влезать в обтягивающие платья. – Она надула губки и тряхнула плечами. – Так я зарабатываю на жизнь!
Ева читала где—то, что мужчинам нравится смотреть, как женщина ест. Они каким—то образом связывали секс с голодом, и если женщина наслаждается едой, она также будет наслаждаться плотской любовью. Будь я на месте Кьяры, я положила бы себе отменный кусок торта и делала вид, что ем его, подумала она.
– Кто пойдет смотреть мою новую лошадь? – спросил Патрицио.
– Катитесь отсюда, занимайтесь своими "мужскими штучками", – снисходительно сказала Ливви. – А мы останемся здесь. И занятие у нас найдется – мы еще не успели вас обсудить.
– Но мы и так знаем, какие мы прекрасные! – ответил тем же ее муж.
А когда она швырнула в него вишенкой, он ловко поймал ее губами, надкусил и картинно провел языком вокруг ягоды.
Еве пришлось отвернуться. Как давно у нее не было таких интимных игр? По правде говоря, их сексуальные отношения были столь бурными и столь недолгими, что до такого у них и не доходило. Она посмотрела на Луку с чувством страстного вожделения и вдруг поняла, что не сможет ждать даже до конца ланча.
– Спасибо, мне больше не надо наливать.
Она помотала головой. Вино и теплая погода начали клонить ее ко сну. Еще минута, и она заснет на ходу.
Но проснулся Оливьеро и призывно заплакал. Ева поспешила взять его на руки. Малыш хоть и лежал в тени, однако был весь влажный. Она чмокнула его в голову.
– Ничего, если я зайду в дом, покормлю и переодену его? – спросила она. – Там прохладней.
– Ну конечно. – Ливви понимающе улыбнулась. – Я покажу тебе, где это лучше сделать.
Ева уютно расположилась в полутьме закрытой ставнями комнаты. Она покормила Оливьеро, переодела его в сухое, в сотый раз поразилась размеру его крохотной ножки. Она уже собиралась возвращаться к остальным, когда вошла Кьяра.
– Привет! – Ева посмотрела на актрису и улыбнулась. – Тебе тоже жарко на улице?
Кьяра улыбнулась в ответ и покачала головой.
– Солнце меня не трогает. Я к нему привыкла.
Ева ожидала, что Кьяра попросит у нее подержать малыша, но та и не думала этого делать. Вместо этого она подвергла Еву пристальному изучению.
– Ты англичанка, да?
Это было не очень хорошим началом, но Ева знала, как вести себя с женщинами, подобными Кьяре, она научилась этому на телевидении.
– Странно, что ты заметила! – вежливо улыбнулась она, но на этот раз Кьяра не улыбнулась в ответ.
– Знаешь, – проговорила Кьяра в раздумье, – ты совсем не то, чего мы все ожидали. Не тот тип женщины, на которой, как мы полагали, женится Лука.
Ева почувствовала, что ее сердце бешено заколотилось. Ее способность общаться с подобными людьми вдруг куда—то исчезла, словно растворилась в воздухе. Не принимай близко к сердцу, сказала она себе.
Не давай ей понять, что тебе больно.
– Думаю, он и сам себе удивлялся, – сказала она с рассчитанной долей иронии, но зная в глубине души, что это не было правдой.
Какой триумф был бы у этой актрисы, если бы она знала правду об их "браке".
– Ты же забеременела, да?
Вот оно, началось. Что ж, на наглость надо отвечать наглостью.
– Да, так и было.
Кьяра кивнула.
– Этот метод не сработал бы со многими мужчинами, но Лука Карделли – правильный выбор во всех отношениях. Он ярый приверженец традиций, особенно в том, что касается детей. Он бы не позволил, чтобы его ребенок родился вне законного брака.
– Мне кажется, тебя это абсолютно не касается, – сказала Ева, прижимая к себе Оливьеро и стараясь сосредоточиться на сладком запахе ребенка, а не на злобном блеске глаз актрисы.
Но Кьяра и не думала замолкать.
– Если честно, я и сама об этом подумывала. – Она дерзко смотрела своими огромными карими глазами на Еву. – Но я слишком долго откладывала, а тут вмешалась ты.
– Прости, ты о чем?
Кьяра улыбнулась, явно получая удовольствие от своих слов.
– Ах, ты же не знала, что я была любовницей Луки?
Первой реакцией Евы была слабость и тошнота, но она взяла себя в руки. У него были сотни любовниц, ясно как день, и все они были такими же красивыми, как Кьяра, а некоторые еще и такими же наглыми.
– Нет. Не знала.
– Вообще—то… – Кьяра порылась наманикюренными пальчиками в сумочке и достала обрывок газеты. – Это последняя фотография, где мы вместе. Хочешь взглянуть?
Нет, Ева не хотела. Но, не желая выглядеть неуверенной в себе домохозяйкой, она равнодушно пожала плечами.
– Почему бы и нет.
Так как Ева держала ребенка, Кьяра сама развернула перед ней газетную вырезку, и Ева почувствовала чарующий мускусный аромат ее духов.
– Вот, смотри!
Если бы это была любая другая пара, то фотография показалась бы ей ничем не примечательной. Но это была не другая пара, это были Лука и Кьяра. Красивые люди, с тоской подумала Ева, – блестящие черные волосы, кожа оливкового цвета и одежда, кричащая о богатстве и успехе. Лука прищурил глаза в камеру. Она знала этот взгляд, он застигнут врасплох и рассержен. Зато Кьяра продемонстрировала высший класс – отбросила волосы назад и изобразила широкую голливудскую улыбку, показывая всему свету идеально белые зубы.
Вдруг Ева заметила дату, и ее сердце чуть не остановилось.
Это было…
Это было на следующий день после той памятной вечеринки у Лиззи и Майкла.
В тот самый день он заезжал к ней домой и пытался заняться с ней любовью. Она едва смогла дать ему отпор. Господи, так он, наверное, сразу же после нее бросился в объятия Кьяры!
Она поблагодарила Бога, что у нее в руках был Оливьеро, иначе кто знает, какая у нее могла быть реакция. Ей казалось, что на лице у нее – выражение ужаса и потрясения. Голова кружилась, щеки горели.
На самом деле ей удалось изобразить спокойную улыбку.
– Вы хорошо смотритесь вместе, – сказала она, взяв себя в руки.
Это явно было не той реакцией, на которую надеялась Кьяра. Она сложила газету и сунула ее в сумочку.
– Да, – сказала она натянутым голосом. – Так все и говорили. – Она вздохнула. – Это была удивительная ночь. У нас вообще были удивительные отношения.
Кое—как Ева выдержала до конца приема, стараясь не смотреть на Луку. Она играла с детьми и оживленно болтала со взрослыми, избегая тем самым необходимости самой подойти к нему и начать разговор. Даже в машине ей удалось продолжать это притворство.
Она не хотела устраивать сцену, пока он вел машину, и не хотела, чтобы свидетелем был их сын, пристегнутый на заднем сиденье.
Лука нахмурился.
– У тебя все в порядке?
Ева закрыла глаза.
– Все хорошо, – еле слышно сказала она. – Немного перегрелась на солнце и выпила вина чуть больше, чем следовало.
– Тогда поспи, – предложил он.
Резвая машина неслась по сельской дороге, он напряженно смотрел вперед. Какого черта Патрицио пригласил Кьяру? Она не сводила с него глаз, как побитый щенок, и ему было искренне жаль мужчину, который ее сопровождал.
Ева полулежала, но не спала, снова и снова прокручивая все в голове. Ее поражала способность Луки к воздержанию. Как мужчине с таким темпераментом удавалось подавлять свои телесные желания? А может, он и не подавлял? Может, он просто ловко ее обманывал. И когда уходил из дома по магазинам или в банк, на самом деле ехал к ней? Не исключено, их было немало – таких красоток, которые с удовольствием давали ему то, чего не давала жена.
Когда они оказались дома, она приняла ванну и переоделась, отказавшись от помощи Луки покормить Оливьеро. Она кормила его сама в закипающей от накала страстей тишине. Лука смотрел на нее с некоторой дистанции, его чутье подсказывало ему, что что—то с ней было не так. Он дождался, пока Ева уложит ребенка спать, осторожно приблизился и увидел на ее лице выражение еле скрываемой ярости.
– Ты расскажешь мне, в чем проблема?
– Думаю, это и так очевидно.
– Я не собираюсь разговаривать загадками, Ева! – сердито сказал он.
– Ладно. – Она дерзко посмотрела на него, надеясь, что он не заметит отчаяния в ее глазах. – Видимо, проблема во мне.
Он никак не отреагировал.
– Продолжай.
Дальше все пошло кувырком. На нее нахлынули сразу все эмоции, пережитые за последнее время боль, которую он ей причинил, страсть, которую она испытывала, чувство, что она, забеременев, заманила его в ловушку и женила на себе, а тем самым и сама попала в западню. И еще она осознала, что не получает ни капли любви взамен, а тогда о каком счастье вообще могла идти речь? И вот наступил самый подходящий момент, чтобы прекратить все ее страдания.
– Ты спал с Кьярой в тот самый день, когда я отказалась заниматься этим с тобой! – говорила она голосом, в котором одновременно звучали обида и вызов. – Что случилось, Лука? Ты так перевозбудился, что тебе было уже все равно, с кем это делать и как?