Ивритская классика прошлого века. Десять поэтов серебряного века ивритской поэзии

Вступление

Когда-то я бредила ими обеими. Обе родились в конце девятнадцатого века. Две лирические поэтессы, у обеих творчество очень личное, одной выпали на долю большие испытания, и она рано ушла из жизни. Обе писали о любви, но одна еще написала пронзительные стихи о Родине. А вторая, творчество которой было менее напористым и более мягким, в конце жизни описывала горе и потери. Одна жила в столице, а вторая – во второй, неофициальной, столице. Их звали… Нет, не Марина и Анна. Они носили другие, древние библейские имена – Лея и Рахель.

Когда-то я бредила ими так же, как лет за десять до того теми же Мариной и Анной. Но их, Рахель и Лею, я еще и попыталась вывести из их родной стихии и окунуть в другую. Я перевела их на русский язык. Тот, на котором, кстати, и та, и другая тоже могли писать – и писали.

Процесс перевода стихотворения с одного языка на другой я воспринимаю как магическое действие. Причем магии в нем больше, чем в процессе создания самого стихотворения. Автор получает текст Свыше. Для переводчика автор – посредник (пусть это и звучит парадоксально). Если ему не удается еще раз услышать ту же самую весть – и ту же самую музыку – что однажды уловил автор, то поэтического перевода не будет – будет пересказ, пусть и рифмованный. Хороший перевод обеспечивается мостом, построенным между Высшими мирами – и их отражением в двух душах, скитающихся внизу. Иными словами, переводчик может выразить автора только при посредничестве Небес, пройдя вверх и вниз по полной дуге этого моста.

Каждый из нас получает удовольствие, если ему случается так или иначе стать причастным к магическому действию. Магия притягивает. Холодок пробегает по спине в тот момент, когда ощущаешь, что автор когда-то уловил в этом месте то же самое, что сейчас слышишь ты, – и что тебе удалось точно «перевести» это его ощущение. Меня завораживает процесс перевода на русский язык равномерных рифмованных строк с аллитерациями. Рахель, которая сама тоже иногда писала на русском языке. Лея Гольдберг, упоминающая в своих стихах Есенина… Меня заколдовывают стихи, написанные на иврите силлабо-тоническим стилем. Мне кажется, что, переводя их на русский язык, я возвращаю их в родную стихию. Кстати, почти для всех ивритских поэтов начала двадцатого века, которых я переводила, русскоязычная среда не была чужой. Поэтому и срабатывало так легко волшебство «соавторства», – не только рифмы появлялись сами собой, но и ритм легко соблюдался, несмотря на очевидное на первый взгляд несоответствие среднего количества слогов, необходимых для того, чтобы вербально выразить одну и ту же мысль на русском и на иврите. Именно жесткость задания выявляла магию (которая, конечно, тут от слова магиа (ивр.) – «достигающий») переложения рифмы и ритма на другой язык.

И еще – Натан Альтерман. Поэт, улавливающий из высших миров настоящие гениальные строки. Но не ограничивающийся этим, вживающийся одновременно и в «низший» мир, создающий сочетание этих миров. Поэт-гений, поэт-публицист, поэт-куплетист. Да, все это вместе. Поэт-труженик. Тот, кто несколько раз буквально потрясал своих читателей, представляя им нечто на стыке всех своих талантов. Но, к счастью для меня, как переводчика, – это то, что тоже можно естественным образом одеть в оболочку русского перевода. То, что в него умещается, то, что в нем нормально укладывается…

***

Но почему же тогда я решила подступиться также и к неровным и часто не рифмованным строчками Ури Цви Гринберга? Возможно, потому, что это для меня было вызовом. Да, и поэтому тоже. Но главное, конечно, не это. Ведь поэзия – это вовсе не только рифма и ритм, это еще и волшебство, песнь, весть от ангелов. Именно эту весть, и ничто иное, мы и переводим, облекая в заданную автором форму.

Но есть поэзия, исток которой – выше сферы обитания ангелов. Есть поэзия, которая является синонимом понятия «пророчество» и исходит из того уровня человеческой души, который соответствует в Высших мирах самому Первоисточнику. Поэтому и «форма» ее на первый взгляд «несовершенна» – там, откуда она пришла, отсутствует такое жесткое понятие формы, которое подразумевает подсчет количества слогов в строке. Невозможно представить себе, например, псалмы Давида, написанные силлабо-тоническим стилем. И при этом, трудно подобрать пример, более соответствующий самому понятию поэзии… Зато только с этого уровня можно спорить с Богом и требовать от Него ответа, что и делал Ури Цви Гринберг.

Собственно, настоящая поэзия и является всего лишь точным отчетом о беседах со Всевышним. Спускаясь и проходя через сгущающиеся нижние миры, эти «отчеты» обрастают формой. Вот здесь и приходится искать золотую середину – ибо, застряв, а иногда и завязнув, на уровне формы, послания Свыше теряют свое пророческое содержание. Но, не пройдя через эти уровни, они не смогут достичь адресата… В качестве примера полностью донесенного «донизу» содержания опять же хочется привести псалмы царя Давида.

***

Две части в этой книге посвящены двум классикам, стоявшим у основ новой возрожденной ивритской поэзии. Оба родились в середине семидесятых годов девятнадцатого века.

Они были разными. Прорыв, который они совершили – это была как бы атака сразу с двух разных сторон. Один из них родился в традиционной семье и в буквальном смысле слова вынужден был сбежать из ешивы, чтобы получить возможность писать и публиковать стихи. Второй воспитывался в светской русскоговорящей семье.

Я привела здесь три стихотворения Шауля Черниховского. Два из них написаны на одну и ту же тему – оба посвящены Эрец Исраэль. Первое создано еще до его репатриации, второе – уже в Тель-Авиве. Возможно, это самые трогательные тексты гениального поэта, с большим трудом в свое время буквально «прорвавшегося» в Святую Землю, где внешние обстоятельства долгое время были против него – он не мог найти заработок, и, уже будучи признанным классиком, был обречен на нищее существование.

Ему помогал Хаим Нахман Бялик. Да, я уже сказала, что они были разными. И при этом их связывала очень теплая дружба и полное взаимопонимание.

***

…Если бы я стала писать текст под названием «Мой Бялик», то сначала я рассказала бы о том, что для меня он начался с попавшей очень много лет назад в руки самиздатовской распечатки, с потрясения, заучивания наизусть, потом – взятия напрокат пишущей машинки, при помощи которой я сделала восемь тонюсеньких экземпляров под копирку и раздала самым любимым своим друзьям…

Классик ивритской поэзии Хаим Нахман Бялик представлен здесь одним стихотворением – «К птице» – и двумя поэмами о детстве. Оба перевода этих поэм были сделаны мною по заказу для учебника Открытого Университета Израиля. Почему я не переводила Бялика, своего любимого Бялика, сама, в больших количествах и по собственной инициативе, почему я не приступила к нему раньше, без всяких заказов? Потому что Бялик, как это ни парадоксально, пришел ко мне впервые на русском языке – в блестящих переводах Зеэва Жаботинского. Я не видела, что тут можно добавить.

Бялик – это, конечно, прежде всего «Сказание о погроме». Но и еще – потрясающая лирика. И еще – то, что было для меня лично самым важным – тоска еврейской души, тема забытой Традиции, плачущей Шхины. И тема Мессии…

***

И напоследок. Я включила сюда четыре совсем короткие части, содержащие всего по два-три стихотворения четырех поэтесс, которые, как мне кажется, обязательно должны быть представлены в книге под названием «Ивритская классика прошлого века». Конечно, для меня это пока что незаконченные «проекты», но никто не знает, когда они будут закончены, и будут ли когда-нибудь завершены вообще.

Во-первых, это касается Элишевы, совершенно особенного явления в ивритской поэзии. Ее звали Елизавета Ивановна Жиркова, и она приехала в Эрец Исраэль со своим еврейским мужем. Она писала чудесные стихи на иврите, которым увлеклась еще в юности. Ее поэтическая карьера началась очень громко, с выступлений на различных сценах в разных странах, а закончилась слишком резко… Ее судьба состояла из сильных перепадов, она слишком хорошо познакомилась в этой жизни с обычной несправедливостью…

Во-вторых, в книге есть переводы двух стихотворений Йохевед Бат-Мирьям, необычной и сильной поэтессы, творчество которой Рахель сопоставляла со своим собственным, а Натан Альтерман писал о ее первом сборнике так: «Как из внезапной и продолжительной бури поэзии, ты выходишь из этой книги…» Йохевед Бат-Мирьям, вне всякого сомнения, относится к числу тех, кто сформировал «серебряный век» ивритской поэзии.

В-третьих, я включила сюда два перевода стихотворений Тирцы Атар, дочери Натана Альтермана. Оба эти стихотворения имеют свою историю, которая едва ли не перекрывает значение их самих. Первое из них – это ответ на стихотворное обращение к ней ее отца, буквально построчный ответ на его полное волнения стихотворение. Второе, возможно, самая потрясающая на свете предсмертная записка… Она была очень талантлива, она была певицей, актрисой, поэтессой. Она была дочерью гения. Ей было очень непросто в этом мире…

И в-четвертых, здесь есть еще одна короткая часть – это три переведенных мною стихотворения Зельды. Почему всего три? Ведь она, безусловно, заслуживает большего… А потому что я пока еще не осуществила проект под названием «переводы Зельды». Я не знаю, возьмусь ли я за него когда-нибудь – это решит та невидимая сила, которая независимо от нашего сознания и желания ведет нас по жизни. Такие вещи планировать нельзя, можно только с этой силой сотрудничать. Когда мне нужно было вжиться в новое место моего физического обитания на этой земле – город Хайфу на горе Кармель, когда я примеривала Хайфу к себе и себя к Хайфе – я увидела случайно стихотворение Зельды «Невидимый Кармель». Оно заканчивалось именно так, как заканчивались все мои собственные безмолвные беседы с моим новым городом – тоской и отсылкой к Иерусалиму, к вершине, которую я искала на всех встреченных мною горах, и которой на них не было… Так что этот перевод, точнее, три этих перевода – это пока что просто едва начавшийся диалог, приветствие, которым, возможно, все и ограничится, а возможно, и нет…

***

Небольшое собрание переводов стихотворений каждого из представленных здесь поэтов я снабдила совсем кратким рассказом о нем. Я планирую постепенный выпуск серии биографий ивритских поэтов «серебряного века». Уже готовы к печати и вот-вот появятся в магазинах написанные мною биографии Хаима Нахмана Бялика, Рахели, Леи Гольдберг и Натана Альтермана.

Мои переводы всех представленных здесь поэтов в более полном объеме можно найти на сайте https://miryanik.wordpress.com/.