Николай Алексеевич Ефимов Из истории Таманской армии

Героический поход Таманской армии в 1918 году

В 1917 году в России произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, открывшая новую эру в истории человечества — эру крушения капитализма и утверждения коммунизма.

Власть из рук помещиков и капиталистов была вырвана и перешла в руки Советов рабочих и крестьянских депутатов. Советская власть стала воистину народной властью. Впервые в истории перед эксплуатируемыми массами, руководимыми Коммунистической партией, открылся путь к социализму, к подлинной свободе, к подлинному счастью.

Однако на этом пути нашему народу пришлось пройти суровые испытания. Против советского государства выступили объединенные силы внешней и внутренней контрреволюции — международный империализм и русские белогвардейцы. На территории только что народившегося социалистического государства рабочих и крестьян заполыхало пламя гражданской войны и иностранной интервенции. Вопрос военной защиты завоеваний Октября приобрел первостепенное значение.

Рабочий класс и трудящееся крестьянство под руководством Коммунистической партии, во главе с В.И. Лениным, защищая свою родную Советскую власть, проявили в борьбе с врагом невиданный героизм и исключительное самопожертвование.

В героическую летопись борьбы трудящихся масс за власть Советов одну из славных страниц вписала легендарная Таманская армия, прославившаяся в боях с белогвардейцами на Северном Кавказе в конце лета и осенью 1918 года.

Памятны ее победы над войсками белых генералов Мазниева, Масловского, Покровского, Врангеля под Туапсе, Белореченской, Армавиром. Звание «таманец» долгое время было почетным среди красных воинов, сражавшихся против полчищ Деникина. Доблесть таманцев, их революционная сознательность и дисциплина ставились всем в пример[1]. Высокую боеспособность, силу, дисциплинированность Таманской армии вынуждены были признать и враги. Штаб «Добровольческой армии» Деникина в своих оперативных сводках неоднократно называл Таманскую армию наиболее дисциплинированным и сильным соединением в составе советских войск Северного Кавказа[2].

Поход таманцев на соединение с главными силами революционных войск Северного Кавказа, совершенный в 1918 году, массовый героизм бойцов Таманской армии воодушевили выдающегося пролетарского писателя А.С. Серафимовича на создание художественной эпопеи «Железный поток» — одного из лучших произведений советской литературы. Железным потоком, сметавшим белогвардейцев со своего пути, назвал автор этот беспримерный поход таманцев. Благодаря роману талантливого писателя слава о походе таманцев разнеслась далеко за рубежами нашей страны.

Не менее героически сражались таманцы против врагов Советской власти и в последующих боях. Подлинным подвигом всей армии явились бои советских воинов под Ставрополем, за что Таманская армия была удостоена боевого Красного знамени ВЦИК[3].

Историография Таманской армии начинается, можно сказать, со времен гражданской войны. Еще в 1919 году в газете «Известия» была опубликована статья В. Самойлова «Таманцы». Автор статьи справедливо отмечал: «Таманская армия не знала дезертиров, все военные приказы своего командования исполнялись без всякого обсуждения… Белогвардейцы прозвали их «босяками»… они не получали жалования, ибо его не от кого было и получать. Они не грабили население, ходили в рубищах, не имея одежды, были полураздеты, кто в чем вышел из дома, но под этими лохмотьями билось честное сердце истинных революционеров»[4].

О большой роли Таманской армии, которую она сыграла в истории гражданской войны на Северном Кавказе, говорилось в сборнике статей «Фронты Красной Армии и флота», изданном под редакцией С.С. Каменева в 1920 году. Таманская армия характеризуется в нем как армия, в которой в ожесточенных сражениях с белогвардейскими силами бывших царских генералов «выработалась особая партизанская спаянность и революционная дисциплина»[5].

Первые попытки создания систематической истории Таманской армии были предприняты Г.Н. Батуриным и Е.И. Ковтюхом в 20-х годах[6]. Эти попытки являются тем более ценными, что они были сделаны руководителями Таманской армии: Г.Н. Батурин был начальником штаба, Е.И. Ковтюх — командующим 1-й колонной, затем — некоторое время — командующим армией. Правда, в работах Батурина и Ковтюха встречаются отдельные фактические ошибки и некоторые недостатки субъективистского порядка, обычно свойственные мемуарной литературе.

Е.И. Ковтюх утверждает, например, что Таманская армия была образована по приказу Реввоенсовета Северного Кавказа в составе двух пехотных, одной кавалерийской дивизий и одной артиллерийской бригады, причем якобы приказ об организации Таманской армии и о своем назначении ее командующим он, Ковтюх, получил 24 сентября 1918 г.[7] В связи с этим Е.И. Ковтюх пишет: «Командующим этой армией приказом РВС Северного Кавказа был назначен я, начальником штаба т. Батурин, военным комиссаром армии т. Ивницкий»[8]. Е.И. Ковтюх в своей книге вообще отрицает существование Таманской армии до 24 сентября 1918 года.

В действительности Реввоенсовет Северного Кавказа (впоследствии РВС XI-й армии) был организован по постановлению ЦИК Северо-Кавказской Республики только 5-го октября 1918 г.[9]


Епифан Иович Ковтюх. Командир 1-й колонны Таманской армии

Таманская армия была создана по инициативе коммунистов в конце августа 1918 г., т. е. более чем за месяц до образования Реввоенсовета Северного Кавказа[10]. Сохранился документ, подписанный самим Ковтюхом, подтверждающий это. В сентябре 1918 г. в воззвании к бойцам-таманцам и северокавказцам Е.И. Ковтюх писал: «На территории Таманского отдела появились красные отряды, полки, бригады и, наконец, 28 августа 1918 г. Советско-Таманская Красная армия»[11]. Е.И. Ковтюх был назначен командующим армией вместо расстрелянного И.И. Матвеева не 24 сентября, а 11 октября 1918 г.[12] Л.В. Ивницкого же Реввоенсовет Северного Кавказа назначил комиссаром Таманской армии 18 октября 1918 г., а к исполнению своих обязанностей комиссара армии он приступил с 20 октября[13].

Следует также отметить, что ни в сентябре, ни в октябре 1918 года в составе Таманской армии не было кавалерийской дивизии; хотя и существовали три кавалерийских полка, но они не были объединены в то время в кавдивизию. Кавалерийские полки были сведены в 1-ю Таманскую кавалерийскую дивизию под командованием Л.Я. Литуненко лишь в начале декабря 1918 г.[14]

Краткая характеристика боевых действий Таманской армии дается в ряде работ, посвященных борьбе за советскую власть на Северном Кавказе и в некоторых общих работах по истории гражданской войны в СССР, опубликованных в 20–40 годах[15].

О Таманской армии говорится также в книгах и статьях, вышедших в свет в последние годы[16]. Истории Таманской армии посвящен, в частности, популярный очерк В.П. Горлова — «Героический поход», опубликованный в 1963 году. К сожалению, работа В.П. Горлова, вследствие узости ее источниковедческой базы, игнорирования предшествующей литературы, в частности, книги Г.Н. Батурина «Красная Таманская армия», содержит целый ряд серьезных ошибок[17].

В предлагаемой вниманию читателей статье рассматривается первый период истории Таманской армии до ее выхода из вражеского окружения и соединения с главными силами северокавказских советских войск. Автором используются новые архивные материалы.


1. Положение в Таманском отделе весной и летом 1918 года Образование Таманской армии

Кубанская область с 1888 года делилась на семь отделов (уездов). Одним из самых крупных был Таманский отдел с центром в станице Славянской (ныне г. Славянск-на-Кубани). Население Таманского отдела, по данным на 1-е января 1915 года, составляло 507 415 человек, из которых 37 600 чел., или 7,41 %, проживали в городах (в Анапе — 17 492 чел., в Темрюке — 20 108 чел.)[18]. По территории Таманский отдел превосходил соседнюю Черноморскую губернию почти в два раза, по численности населения — почти в 3,3 раза (в 1914 г. площадь Таманского отдела составляла 14,2 тысячи кв. верст, население — 497,7 тыс. чел.; площадь Черноморской губернии — 7,4 тыс. кв. верст, население — 152,7 тыс. чел.)[19]. Большинство населения отдела (483 773 человека, т. е. 95,3 % составляли русские[20]. Подавляющая часть населения была занята в земледелии. В 1914 году в Таманском отделе было собрано 32 160 тыс. пудов хлебных и прочих культур (валовой сбор)[21]. В составе населения числилось: дворян — 2 032, почетных граждан — 337, духовенства — 1 291, купцов — 145, мещан и цеховых — 92 033, казаков и других военных сословий — 253 002, крестьян — 136 460, «туземцев сельского состояния» — 1 874, остальных сословий — 20 241[22]. Казаки, таким образом, составляли примерно половину населения Таманского отдела.

К сожалению, классовый состав населения статистика того времени не дает или дает весьма сомнительные данные. Так, в «Кубанском сборнике на 1916 год» в Анапе указано 75 фабрик и заводов с числом рабочих на них 558, в Темрюке — 63 фабрики и завода с числом рабочих 153, в других населенных пунктах Таманского отдела указано 1 181 предприятие (тоже «фабрики» и «заводы»!) с 2 728 рабочими[23]. Ясно, что здесь речь идет о предприятиях кустарного и полукустарного типа, за исключением, может быть, двух чугунолитейных предприятий с 32 рабочими, одного нефтяного предприятия с 18 рабочими и шести рыболовных предприятий с 420 рабочими (рыболовные предприятия находились в г. Анапе)[24]. Следовательно, индустриального пролетариата в Таманском отделе не было. Тем не менее, 3 439 рабочих, указываемые «Кубанским сборником» для всего отдела в целом[25], вместе с сельскими рабочими — батраками составляли активную боевую силу в борьбе за Советскую власть. Возможно, что общее число рабочих в отделе, приводимое в «Кубанском сборнике» несколько преуменьшено. Такое заключение можно сделать из того факта, что только на рыбозаводах ст. Тамань было занято, по данным В. Соколова, автора книги «Тамань в прошлом и настоящем», около 1 200 человек (рабочие эти — почти все иногородние)[26]. Численность сельского пролетариата — батраков статистика, к сожалению, не дает, но их было немало, так как процесс расслоения в станицах накануне Великой Октябрьской социалистической революции зашел очень далеко.

Еще в первые десятилетия существования кубанского казачьего войска казачья старшина захватила в свои жадные лапы львиную долю земель, причем — лучшего качества. В. Соколов пишет по этому поводу: «Чиновные люди и старшина, как власть имущие, наложили свою руку на лучшие земли, не говоря уже о их количестве, и общинное право черноморцев (так вначале назывались кубанские казаки, — Н. Е.) обратили в феодальное право для себя, передавая затем эти земли в потомственное владение»[27]).

С вступлением России в эпоху капитализма, после отмены в 1861 году крепостного права, усиливается процесс классового расслоения в станице, процесс обогащения одних и обнищания других. Как отмечал Л.К. Чермак, обследовавший в 1909 г. Таманский отдел в связи с намеченной постройкой Черноморско-Кубанской железной дороги, в станицах встречались и бедняки, не имеющие ни одной десятины посева, и богачи, имеющие посев в сотню и больше десятин[28].

Особенно тяжелым было положение ущемленного во всех правах иногороднего, не казачьего населения, «не имевшего оседлости». Упомянутый выше Л.К. Чермак писал о них: «Не имеющие оседлость живут по квартирам и в главной массе являются наемными рабочими в хозяйстве богатых казаков и иногородних»[29]. Таких иногородних, не имевших оседлости, в Таманском отделе насчитывалось свыше 92 тыс. человек[30]. Следует иметь в виду, что и среди иногородних, «имевших оседлость», большинство полевого надела не имело и арендовало землю у богатых казаков или же у разбогатевших иногородних «коренных жителей».

На основании анкеты 1899 г. (по казачьим дворам) и данным военно-конской переписи (по иногородним крестьянским дворам), видно, что в Кубанской области 62,6 % иногородних крестьянских хозяйств были бедняцкими (безлошадные и однолошадные), 7,3 % кулацкими, в то время как среди казачьих хозяйств беднейшие составляли 39,6 %, а кулацкие — 13,8[31]. Иногороднее крестьянство Кубани по существу было лишено земли. Оно не имело ни сенокосов, ни лесов[32].

Заслуживают внимания выводы, к которым пришел исследователь аграрного вопроса на Кубани М.М. Бабичев: «Малоземельным и безземельным иногородним крестьянам было противопоставлено сравнительно обеспеченное землей казачество. На казачий двор проходилось в среднем по 40,6 десятин земли… К началу XX в. только самая незначительная часть иногороднего крестьянства — 13 965 семей, или 7,7 % общего количества крестьянских семей, живших в Кубанской области, — пользовалась наделами. Основная же масса крестьян-переселенцев — 92,3 % семей — оставалась безземельной. Крестьянское надельное землевладение на Кубани представляло из себя мизерную величину — 1,9 % всех земель области»[33].

Б.М. Городецкий, действительный член Кубанского областного статистического комитета, изучив данные о крестьянском землевладении в Таманском отделе, писал в 1912 году: «Землею более или менее обеспечено лишь 9,25 % общего числа иногородних этого отдела, а значительная часть их, т. е. 90,75 % совершенно безземельна»[34].

В этих условиях, естественно, аграрный вопрос на Кубани приобретал исключительное значение в расстановке классовых сил в период гражданской войны. Недаром Г.К. Орджоникидзе, рассматривая соотношение сил революции и контрреволюции на Кубани, говорил, что главным оплотом Советской власти в Кубанской области было иногороднее население[35]. И действительно, основная масса иногороднего населения наиболее активно боролась за Советскую власть, ожидая от нее справедливого решения аграрного вопроса. Здесь, вероятно, уместно привести данные Ф. Щербины, который подсчитал, что среди кубанских советских работников в 1918 году иногородних было 66 %, казаков — 34 %[36]. Цифры эти весьма показательны.

Данные, приводимые М.М. Бабичевым, говорят о том, что классовое расслоение было наиболее резко выражено в среде крестьянского, «иногороднего» населения (7,3 % хозяйств — кулацкие, 62,6 % — бедняцкие). Но классовое расслоение было характерно и для казачьих хозяйств (13,8 % хозяйств — кулацкие, 39,6 % — бедняцкие). Нередки были случаи, что разорившиеся казаки были не в состоянии своими орудиями обработать надельную землю. «В последнее время, — свидетельствовал в 1914 году В. Соколов, — много зажиточных и иногородних стали брать землю более бедных казаков в аренду и отдавать эту землю хозяевам же «с меры», т. е. часть урожая работающему, а другая часть и, конечно, львиная — арендатору»[37]. Наряду с эксплуатацией со стороны кулачества население эксплуатировалось также торговцами, купцами, которые наживались на отпуске товаров в кредит под будущий урожай, заводили «ссыпки» (склады, где скупали зерно у отдельных середняков и бедняков), затем большими партиями зерно отвозилось к речным и морским портам, где действовали более крупные хищники вроде экспортной фирмы Дрейфуса, конторы которой, в частности, находились в Темрюке, Славянской и ряде других пунктов[38]. Цитированный выше В. Соколов отмечал: «Самое прибыльное дело — это хлебные ссыпки, и все купцы, которые, поняли это, соединили свои красные и бакалейные лавки со ссыпками. Круглый год дают потребителям разный товар, а за долги принимают хлеб. Выгода особенно ощутительна, так как в долг товар отпускается дороже, а хлеб за долг принимается дешевле»[39]. Скупщики хлеба во время распутицы снижали цену на зерно совершенно произвольно[40].

Подводя итог, следует сказать, что в Таманском отделе, как и на всей Кубани, особенно острым вопросом был вопрос аграрный. Изображая стремление иногородних получить землю как покушение на казачье добро и используя сословные предрассудки казаков, казачьи верхи смогли к осени 1918 года увлечь на контрреволюционный путь значительную часть среднего казачества. В то же время следует подчеркнуть, что основным признаком, по которому произошло деление на силы был классовый признак: кулачье из казаков и иногородних, промышленная и торговая буржуазия выступали единодушно против Советской власти. Рабочий класс, сельские батраки, крестьянская (иногородняя) беднота и бедняки — казаки (в основной своей массе) выступили решительными сторонниками Советской власти. Сторонниками Советской власти с самого начала выступили иногородние середняки, заинтересованные в получении надельной земли. Что касается казаков — середняков, то их позиция была колеблющейся. Сразу после Октябрьской революции они соблюдали по отношению к Советской власти дружественный нейтралитет. Когда же встал практически вопрос об уравнении в правах на землю иногородних с казаками, под влиянием разнузданной контрреволюционной пропаганды среднее казачество повернуло в сторону контрреволюции. Основная масса среднего казачества лишь впоследствии (к 1920-му году) поняла, что с царскими генералами ей не по пути. В этом повороте с контрреволюционной дороги немалую роль сыграли сокрушительные удары советских войск по армиям генерала Деникина, в составе которых находились и казачьи части.

Советская власть в Таманском отделе в большинстве населенных пунктов устанавливается к февралю 1918 года[41]. События, которые протекали здесь, не были изолированными от событий, которые происходили на всей Кубани. За большевиками-коммунистами, руководившими борьбой за установление и упрочение Советской власти, шли рабочие, сельские батраки, крестьянская и казачья беднота и среднее крестьянство.

В январе 1918 года в станицу Крымскую Таманского отдела прибыли члены Екатеринодарского комитета РСДРП(б) Ф.Я. Волик и Я.В. Полуян. Они провели здесь большую организаторскую работу по сплочению революционных сил, по подготовке наступления на Екатеринодар, где засели контрреволюционеры. Станица Крымская стала одним из революционных центров Кубани, где собирались защитники дела революции. Председатель Крымского Ревкома учитель-большевик П.П. Соркин писал впоследствии, что Я.В. Полуян «своей работой много способствовал быстрейшей организации отрядов красногвардейцев и подготовке будущей победы красных на Кубани»[42].

25 января (7 февраля) в станице Славянской, центре Таманского отдела, при активном участии Ф.Я. Волика состоялся 1-й Таманский отдельский революционный съезд, провозгласивший Советскую власть единственно законной властью, постановления которой были обязательны для всего населения отдела[43]. На местах создаются органы революционной власти — Ревкомы.

Революционные отряды, созданные на территории Таманского отдела, сыграли важную роль в освобождении центра Кубани Екатеринодара от контрреволюционных сил и утверждении Советской власти на Кубани.

Поход Корнилова на Кубань[44], организация белогвардейских отрядов, обострение классовой борьбы, которая перерастала почти повсеместно в борьбу с оружием в руках, потребовали создания новых революционных отрядов. Немало сделал для укрепления старых и формирования новых красных отрядов, роста их боеспособности коммунист с 1918 года, кузнец из станицы Крымской, бывший вахмистр П.С. Решетняк, работавший с апреля 1918 года военным комиссаром Таманского отдела. Он командовал позднее одной из бригад Таманской армии, в звании полковника участвовал в Великой Отечественной войне. Большую помощь военному комиссару в его работе оказывал Славянский ревком, в состав которого входили М.И. Фадеев (председатель), Гордеев, Я.А. Зимин.

Одним из революционных центров Таманского отдела был город Темрюк, где власть в руки Совета перешла в январе 1918 года. В Темрюке из солдат-фронтовиков, местных рабочих, иногороднего населения ближайших станиц были организованы революционные добровольческие отряды под руководством Ивана Белика, уроженца Керчи, и Павла Цыбренко, работавшего до империалистической войны учителем в станице Старотитаровской, в годы войны ставшего офицером.

Когда большая часть бойцов революционных отрядов была брошена на защиту Екатеринодара от Корнилова, белые офицеры подняли восстание в станицах Таманского полуострова. Штаб белых находился в станице Ахтанизовской. Белогвардейцы предъявили городу Темрюку ультиматум — сдать оружие и распустить Совет. И. Белик в это время был убит, а отряд Цыбренко еще не возвратился из-под Екатеринодара. Создалось опасное положение. Совет поднял на защиту города местное население. Город превратился в вооруженный лагерь. С помощью возвратившегося из-под Екатеринодара отряда Цыбренко белые были разгромлены. В боях особую храбрость и боевое мастерство показал наводчик Мороз[45]. В одном из боев с белыми геройски погиб Цыбренко.

Советские отряды, в числе которых были защитники Екатеринодара, принудили белых к отступлению. В плен было взято около 500 казаков ст. Старотитаровской. Остатки разгромленных белоказаков бежали к ст. Таманской, чтобы перебраться в Керчь. Они обратились за помощью к немецкому командованию. В постановлении, с которым приехали уполномоченные от белоказаков, выражалось пожелание, чтобы оккупированная немцами Украина взяла Таманский полуостров под свое покровительство. По совету немцев, от имени казаков кайзеру была послана телеграмма с просьбой о высадке германских войск на Таманском полуострове. Предлог для вторжения на Кубань через Керченский пролив был немцам предоставлен.

В это время остатки «козачьего войска» уже сидели на баржах и готовились бежать в Керчь, спасаясь от наступающих советских частей. Но тут подошел немецкий миноносец и обстрелял наступающие войска красных[46].

Вслед за этим на Таманском полуострове высадился немецкий десант численностью в 2 500 человек. В числе высадившихся находился 58-й Берлинский полк. Немцы были прекрасно вооружены. Под их натиском революционный отряд вынужден был отойти к ст. Голубицкой (7 километров к западу от Темрюка)[47].

Немцы не только спасли русских белогвардейцев от гибели, но и помогли им оправиться от поражения, сорганизоваться, укрепить свои силы. Орган кубанской контрреволюции газета «Вольная Кубань» прямо подтверждает решающую роль немецких оккупантов в спасении белогвардейцев. По словам газеты, немцы, заняв Таманскую и окрестные станицы, «предоставили возможность русским офицерам, находящимся в то время в станице Таманской, организоваться, произвести мобилизацию казаков и создать особый отряд для борьбы с большевиками. Этот казачий отряд именовался «войсками Таманского полуострова» и имел свой особый штаб, во главе которого стал полковник Перетятько»[48].

Немецкие оккупанты немедленно принялись за выкачку зерна и другой продукции сельского хозяйства с урожайного Таманского полуострова[49].

Таким образом, германские интервенты помогали русским белогвардейцам в борьбе с Советской властью и в то же время использовали этих белогвардейцев, чтобы захватить в свои руки богатства нашей страны. В свою очередь, русские белогвардейцы, защитники интересов эксплуататорских классов, готовы были продать себя и свою родину кому угодно, лишь бы сохранить в России господство буржуазии.

В борьбе с белоказаками и поддерживающими их немцами на Таманском полуострове образуется так называемый «Таманский фронт»[50], штаб которого во главе с командующим А.А. Романенко находился первоначально в Темрюке. Политическим комиссаром «Таманского фронта» являлся большевик Ермаков.

Для политической работы в войсках и агитации среди населения с целью привлечения в ряды революционных частей новых бойцов Ермаков создал Агитационно-вербовочный отдел, который развернул энергичную деятельность на территории всего Таманского отдела. Одним из агитаторов-организаторов и членов коллегии Агитационно-вербовочного отдела был коммунист Василий Иванович Козинский, ранее работавший в станице Крымской[51]. В выданном Ермаковым мандате говорилось, что Козинский «уполномочен для проведения широкой агитации и организации Советской власти по всему Таманскому отделу, на что и предоставляется право выступать на митингах, лекциях, а также во всех войсковых частях»[52].

Штабу Таманского фронта подчинялись войска, действовавшие в районе от Темрюка до Геленджика[53]. Гарнизон гор. Темрюка в начале июня 1918 г. насчитывал до 10 600 человек[54]. Эти войска вели успешную борьбу с белоказаками, причем в конце мая в рядах белогвардейцев-мятежников на Таманском полуострове уже было — до 30 тысяч человек[55].

Большую роль в формировании советских отрядов сыграл бывший моряк Черноморского флота большевик Рогачев, действовавший по указанию Екатеринодарской парторганизации и Кубанского областного Совета. Вначале он организовал небольшой отряд из добровольцев в ст. Старовеличковской. Затем ему удалось с помощью коммунистов создать отряд из 1 200 бойцов[56]. В отряд вошли роты, организованные в станицах Старовеличковской, Ивановской, Роговской, Поповичевской, Полтавской, Старо-Нижестеблиевской, Старо-Нижеджерелиевской, Новониколаевской, Гривенской, Андреевской и Старомышастовской. Во главе рот стояли выборные командиры. Так, например, в ст. Полтавской были организованы 1-я, 2-я и 3-я Полтавские роты, командирами которых были соответственно избраны И.П. Подоляк, Е.И. Ковтюх и Я.А. Чурсов.

Революционные отряды организуются и в ряде других пунктов Таманского отдела. Ротой, созданной в ст. Петровской, командовал выходец из бедной казачьей семьи, бывший батрак Д.А. Пимоненко. Петровская рота позднее вошла в состав Анастасиевского батальона, организованного при активном участии члена большевистской партии с января 1918 года, бывшего прапорщика, казака ст. Анастасиевской А.Г. Маяцкого. Андрей Галактионович был одним из организаторов Советской власти в своей родной станице. Неоднократно выступал на собраниях трудящихся казаков, среди которых он пользовался заслуженным влиянием. Казак ст. Старо-Джерелиевской Н.Г. Олефиренко организовал кавалерийский отряд. В ст. Славянской был создан 1-й Славянский батальон численностью в 500 человек[57].

Командовал батальоном Роман Александрович, затем — С.И. Белогубец. Коммунист Сергей Иванович Белогубец провел большую работу по укреплению дисциплины в батальоне. В Славянском батальоне ежедневно бойцов информировали о текущих событиях, о положении на фронте, проводились беседы о политике Коммунистической партии. Командиры строго следили за чистотой и исправностью оружия. Опытными пулеметчиками в батальоне были Иван Бутов, Григорий Морданов, Платон Добренко, Яков Емченко, Прокофий Романенко[58].

Крупными боевыми единицами были также Приморско-Ахтарский полк П.К. Зоненко и Крымский полк.

В революционные отряды и батальоны вступала главным образом добровольно иногородняя беднота (батраки, мелкие кустари, мелкие арендаторы земли у казаков-кулаков), составлявшая большинство среди не казачьего населения, и беднота из казаков, подвергавшаяся эксплуатации со стороны своих «братьев» — казаков-богачей.

Каждый доброволец должен был прийти в отряд с винтовкой, патронами, быть одетым и иметь запас продовольствия. Первоначально все дела в отрядах решались на митингах, но постепенно происходило преобразование отрядов в более или менее организованные боевые единицы с налаживающейся воинской дисциплиной. Из отряда Рогачева после создается 1-й Северокубанский полк.

Боевые части, созданные в Таманском отделе, посылались как правило, на «Таманский фронт», но иногда их направляли и на другие боевые участки.

В составе войск «Таманского фронта» сражались также части, прибывшие из Крыма, оккупированного немцами. Среди прибывших находились 1-й Революционный партизанский полк и 1-й Революционный Днепровский отряд[59] матроса Матвеева, который пополнился на Кубани за счет матросов и китайцев-добровольцев[60] и был преобразован в 4-й Днепровский полк. Полки матросов Матвеева и Рогачева были лучшими частями «фронта», особенно отличившимися в боях на Таманском полуострове. В этих боях хорошо себя зарекомендовал своей решительностью и распорядительностью бывший офицер Епифан Иович Ковтюх[61]. За это он был избран помощником Рогачева, командира 1-го Северокубанского полка.

26 июня командующим Таманским участком фронта вместо А.А. Романенко главнокомандующий войсками Кубано-Черноморской республики К.И. Калнин назначил бывшего капитана Степана Колышко[62], но он по политическим мотивам вскоре был отозван. Временно его замещал Рогачев, а затем командующим был назначен бывший подпоручик Ойцев[63].

Летом 1918 года военно-политическая обстановка на Кубани значительно ухудшилась. Тяжелым было положение всей нашей страны, судьба которой должна была решаться на полях сражений. «Весь вопрос о существовании Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, весь вопрос российской социалистической революции свелся к вопросу военному» — говорил В.И. Ленин[64].

Выросла опасность для Советской власти на Северном Кавказе, а, следовательно, и на Кубани со стороны «Добровольческой армии», не добитой окончательно после ее екатеринодарского разгрома.

«Добровольческая армия» вновь набирала силы, формируясь и укрепляясь в районе станиц Мечетинской и Егорлыкской Донской области. Командование армии во главе с генералами Алексеевым и Деникиным предпринимало лихорадочные усилия к пополнению армии живой силой и вооружением. Где только возможно, создавались центры формирования. Такие центры были созданы, например, в Могилеве, Таганроге, Харькове, и ряде других городов. Центрами руководил специально созданный в июне 1918 года военно-политический отдел, начальником которого генерал Алексеев («верховный руководитель» «Добровольческой армии») назначил полковника Генерального штаба Лисового. В совершенно секретной инструкции по организации центров «Добровольческой армии» обязанности начальника центра определялись так: «1) Войти в связь с политическими, общественными, финансовыми, торгово-промышленными и прочими кругами, лицами, сочувствующими идеям Добровольческой армии, объединить и направлять их деятельность на развитие и укрепление означенной идеи… 5) Производить набор и отправку добровольцев, офицеров и солдат в армию, следить, чтобы означенные добровольцы не задерживались отправлением»[65].

Из этого документа следует, что опорой «Добровольческой армии» были эксплуататорские классы и что ставка делалась прежде всего на добровольцев-офицеров. И действительно, костяком армии стали бывшие царские офицеры, представители реакционных классов, лютые враги Советской власти.

На Дону «Добровольческая армия» получила большую помощь от генерала Краснова деньгами и вооружением, которое последний получал, в свою очередь, от немецких оккупантов. Щедрую помощь оказала белогвардейцам иностранная буржуазия. «Добровольческая армия» пополнялась за счет бежавших из центра страны офицеров, юнкеров, всякого рода буржуазных элементов, а также зажиточного, контрреволюционно настроенного казачества. В конце июня 1918 г. она насчитывала, по белогвардейским данным, до 13 500 человек[66].

Грозной опасности со стороны «Добровольческой армии» Деникина не учел штаб главнокомандующего войсками Кубано-Черноморской республики, находившийся на ст. Тихорецкой. Главнокомандующий К.И. Калнин основную массу подкреплений бросал на Ростово-Батайский участок фронта, где велись военные действия против немцев.

«Вот справимся с немцами, а там и эту сволочь разобьем», — говорил Калнин[67]. Таким образом, опасность со стороны «Добровольческой армии» была недооценена. В результате того, что главное внимание уделялось войне с немцами, инициатива была отдана в руки Деникина и сил, сконцентрированных в мощный кулак для разгрома «Добровольческой армии», в нужный момент не оказалось. Что дело обстояло именно так, доказывает тот факт, что на направлении главного удара Деникина было всего войск (под командованием И.Ф. Федько) около 4 000 человек[68].

22 июня 1918 года начался второй кубанский поход «Добровольческой армии». Одновременно генерал Краснов двинул донские белоказачьи полки на Царицын. 23 июня белые заняли ст. Ремонтную, а 25 июня — ст. ст. Торговую и Шаблиевскую, перерезав тем самым железную дорогу Царицын-Тихорецкая. Белые заняли ст. Великокняжескую и продвигались дальше. Белогвардейцы грабили население и беспощадно расправлялись с ним за сочувствие Советской власти. Очевидец занятия белыми станиц Лопанки и Лежанки писал: «Пьяные кадетские шайки врывались в мирные, беззащитные станицы и подвергали все самому настоящему грабежу. Тащили все: подушки, материю, провизию, все, все. В грабежах деятельное участие принимали казачки из зажиточных кругов. Вместе с повальным обыском-грабежом производились расстрелы без всякого суда. Женщин насиловали. Маленьких грудных детей убивали в люльках, кроватках»…[69]. После занятия ст. Уманской белые за первые же сутки расстреляли свыше 100 человек, среди которых были старики, женщины и дети. Расправами руководил атаман Назаренко[70].

Армия Деникина быстро росла по мере продвижения на Кубань за счет кулацких слоев населения, главным образом — казачества. Кулачеству удалось увлечь за собой и значительную часть казаков середняков, сознание которых было заражено сословной ограниченностью.

Советские войска мужественно сражались с врагом, нанося ему чувствительные удары, не только обороняясь, но и в ряде случаев в наступательных боях громя белогвардейские части. Только под Гуляй-Борисовкой и Мечетинской белые потеряли убитыми до 500 человек[71]. В боях 7–8 июля отличились части под командованием И.Ф. Федько и Г.А. Кочергина. В бою под ст. Развильной доблестно сражалась команда бронепоезда «Истребитель № 1». Артиллерийским огнем бронепоезда была разогнана кавалерия противника и уничтожен вражеский бронепоезд. Отважным командиром этого бронепоезда был Головацкий[72]. Однако враг, используя ошибки советского командования, недостаточную организованность, а также недисциплинированность отдельных частей, продвигался вперед.

В тылу войск Кубано-Черноморской Республики широкий размах принимают руководимые офицерами кулацкие восстания. По побережью Черного моря от Сухуми в сторону Новороссийска вели наступление войска грузинских меньшевиков. С началом наступления Деникина вновь активизируются белоказаки на Таманском полуострове[73]. В то же время на Тереке вспыхивает контрреволюционный мятеж под руководством меньшевика Г.Ф. Бичерахова.

Советские власти неоднократно предпринимали усилия договориться с немцами о заключении перемирия и установлении демаркационной линии. В начале июля с этой целью в город Таганрог посылалась специальная делегация во главе с представителем штаба командующего войсками Кубано-Черноморской Республики С.В. Петренко. В мандате, подписанном командующим К.И. Калниным и Чрезвычайным комиссаром юга России Г.К. Орджоникидзе, говорилось, что Петренко «командируется в город Таганрог для ведения переговоров с германским командованием об установлении демаркационной линии, выработки договора и заключения перемирия»[74].

Немецкое командование уклонялось от установления под Ростовом-Батайском демаркационной линии, ссылаясь на отсутствие полномочий свыше[75]. Больше того, в конце июня 1918 г. оно вело переговоры с донским атаманом «о ликвидации батайской группы большевистских войск»[76], причем ставился вопрос о захвате городов Азова и Ейска и о подчинении в предстоящей операции донских белоказачьих войск под Батайском немецкому генералу фон Кнерцеру[77].

Немецкие оккупанты играли двойную игру. Переговоры с представителями Кубано-Черноморской Республики они пытались использовать для бескровного захвата новой территории. Немцы соглашались лишь на 3–4-х дневное перемирие и то ценою отхода советских войск на новую линию и передачи в руки оккупантов города Азова, причем согласие на такое «перемирие» давалось с ведома генерала Краснова, который хотел воспользоваться перемирием для перегруппировки своих войск и занятия важных рубежей для наступления.

Немецкие захватчики координировали свои действия с действиями донской контрреволюции. В белогвардейском донесении о совещании с немцами донских контрреволюционеров сообщалось: «…Майор Стефани (нач. штаба немецкого оккупационного корпуса — Н. Е.) возбудил вопрос, как отнесется атаман к заключению четырехдневного перемирия под условием очищения красногвардейцами Азова и отвода их на линию, этим без боя Азов перейдет в наши руки, тогда как военная операция потребует тоже 3–4 дней, не говоря уже о человеческих жертвах.

Признана атаманом выгодность заключения такого перемирия при условии осуществления ее на всем германском и казачьем фронте до станиц Мечетинской и Кагальницкой. Трехдневное перемирие даст возможность сосредоточить казачьи войска в районе Манычской станицы»[78].

Немецкие захватчики своими агрессивными действиями держали Кубано-Черноморскую Республику в постоянном напряжении и тем самым содействовали успеху операций «Добровольческой армии» Деникина. Недаром генерал Эрдели в своем дневнике довольно откровенно писал: «Приходится втайне благодарить немцев за их присутствие, и, не дай бог, если они отсюда ушли бы, мы все полетели бы кувырком, так как все, что у большевиков против немцев, обратилось бы против нас»[79].

Немецкие оккупанты на занятой ими территории беспощадно расправлялись с населением, сочувствующим Советской власти. Командир немецкого 1-го армейского корпуса генерал Менгельбир запретил всякие собрания и забастовки, угрожая «виновным» каторгой или тюремным заключением на срок не менее трех лет. Агитаторам, призывавшим к собраниям, грозила смертная казнь[80]. Таким образом, немецкие оккупанты делали все возможное, чтобы помочь русским контрреволюционерам в борьбе с Советской властью.

Подрывную работу против Советской власти яростно вели меньшевики и эсеры. Они вели лживую, грязную пропаганду против Советской власти, клеветали на партию большевиков во главе с В.И. Лениным, обливали грязью Красную Армию, ратовали за Учредительное собрание, требовали переизбрать Советы, агитировали за войну с немцами и прекращение гражданской войны против белогвардейцев[81], что означало не что иное, как призыв разоружиться перед лицом врага.

Таким образом, к концу июня 1918 года Кубано-Черноморская Советская Республика оказалась в кольце фронтов, против нее вели войну немецкие оккупанты, грузинские меньшевики и белогвардейская «Добровольческая армия», внутри Республики разгорались белоказачьи мятежи. В стане отъявленных контрреволюционеров находились меньшевики и эсеры.

Серьезность военно-политического положения на Северном Кавказе требовала объединения всех трудящихся под руководством коммунистов для решения главной задачи момента — успешной борьбы с контрреволюцией, основной ударной силой которой становилась «Добровольческая армия» Деникина.

Коммунисты разгромили меньшевиков и эсеров. Трудящиеся массы изгоняли предателей из Советов, 1-го июля 1918 года меньшевики и эсеры были исключены, как провокаторы и враги Советской власти, из состава Екатеринодарского Совета[82].

По указанию ЦК РКП(б) был созван съезд коммунистов Северного Кавказа. Первый Северо-Кавказский краевой съезд РКП(б) открылся в Екатеринодаре 2-го июля приветственным словом председателя Екатеринодарского партийного комитета В. Крайнего.

Делегаты съезда представляли большевиков Кубано-Черноморской Республики и Ставропольской губернии. Съезд заслушал и обсудил доклады о текущем моменте и политическом положении на Северном Кавказе (докладчик А.А. Рубин), о политическом положении Кубано-Черноморской Республики (докладчик Л.В. Ивницкий), о постановке партийной работы, об объединении всех кавказских партийных организаций. Были заслушаны также доклады с мест. На съезде в качестве представителя ЦК РКП(б) присутствовал Г.К. Орджоникидзе, под руководством которого и проходила работа съезда.

А.А. Рубин, положительно оценив в своем докладе передышку, данную Брестским миром, заявил: «Нас стараются вовлечь в войну наши враги, ибо воевать мы пока не в состоянии. У нас нет ни армии, ни командного состава, ни дисциплины[83]. Съезд принял резолюцию, одобряющую Брестский мир.

О положении в Ставропольской губернии съезду доложил представитель Ставрополья М.Г. Морозов. Указав на трудности, переживаемые Советской властью в губернии, связанные с малочисленностью пролетариата и недостаточностью партийных работников, Морозов выдвинул в качестве главной задачи организацию деревенской бедноты[84].

Представители с мест в прениях отмечали, что среди казачества недостаточно ведется агитационная работа по разъяснению сущности Советской власти. Делегаты съезда указывали не только на недостатки работы на местах, но и предлагали послать коммунистов-агитаторов и литературу на места и в армию. Делегат съезда А. Трыков в своем выступлении потребовал очищения Советов от левых эсеров. «К нам, — говорил он, — примазались левые эсеры. Нужно строго проконтролировать членов этой партии, ибо в последнее время они являются тормозом в созидательной работе Советов»[85].

С большой речью, которая дышала непоколебимой верой в нашу победу, выступил тепло встреченный делегатами Г.К. Орджоникидзе[86].

Съезд постановил объединить большевистские организации Северного Кавказа и избрал Северо-Кавказский краевой комитет РКП(б). Председателем Крайкома РКП(б) был избран В. Крайний.

Коммунист В. Крайний (М.И. Шнейдерман) прибыл на Кубань из Одессы в апреле 1918 года, работал в Ейске, Темрюке и, наконец, в Екатеринодаре, где проявил недюжинные организаторские способности на партийной работе[87].

Объединение большевистских организаций Северного Кавказа, провозглашенное краевым партсъездом, имело особо важное значение в связи с отрезанностью этого района в данный момент от центральной России.

5 июля 1918 года в г. Екатеринодаре открылся первый съезд Советов Северного Кавказа. В повестку дня съезда были поставлены вопросы:

1. Текущий военный и политический момент.

2. Доклад ЦИК Кубано-Черноморской Республики.

3. Образование единой Северо-Кавказской Советской Республики.

4. Выборы Центрального Исполнительного Комитета Северо-Кавказской Республики.

По первому вопросу 5-го июля с пламенной речью выступил Г.К. Орджоникидзе. Отвечая левым эсерам, которые не переставали нападать на Брестский мир, пытались спровоцировать войну с Германией, Г.К. Орджоникидзе заявил: «Мы в настоящий момент против войны, потому что у нас нет армии, нет продовольствия, нет путей сообщения, нет вообще налаженного государственного аппарата; когда в центре от голода пухнут, когда все паровозы больны, мы считаем невозможным воевать. В силу международных отношений у нас есть возможность передышки. Мы не должны делать преступления перед народом, посылать его против вооруженного до зубов немца… Нужно было раньше дать землю крестьянам, фабрики рабочим, чтобы они знали, за что им нужно умирать, что они будут защищать войной. Мы воспользуемся этим временем для организации…»[88].

Съезд подавляющим числом голосов одобрил мирную политику Советского правительства и выразил твердую уверенность в победе дела революции.

Указав на серьезность политического положения советских республик Северного Кавказа, съезд в принятой резолюции заявил: «Оборону Северного Кавказа от всех врагов Советской власти съезд считает самой главной задачей трудовых масс Кавказа»[89]. Съезд нашел, что первостепенными задачами Советской власти являются:

1. Создание боеспособной армии, сильной своей дисциплиной и революционным сознанием, способной оборонять Северный Кавказ от посягательств иноземного и российского империализма».

2. Беспощадная борьба с контрреволюцией и предательскими партиями меньшевиков и эсеров, разоблачение их соглашательства с буржуазией перед массами.

3. Организация крестьянской, казачьей и горской бедноты для борьбы с кулацкими элементами крестьянства и казачества[90].

Серьезность военно-политического положения отдельно существующих Советских республик требовала их объединения. Еще 30 мая 1918 года третий чрезвычайный съезд Советов Кубано-Черноморской Советской Республики поручил Исполкому совместно с чрезвычайным комиссаром Юга России Орджоникидзе предпринять шаги к объединению всех Советских республик Юга[91].

Теперь, на первом Северо-Кавказском съезде Советов было принято решение об объединении Кубано-Черноморской и Терской Республик и Ставропольской губернии в «единую Северо-Кавказскую Советскую Республику, часть великой Российской Советской Социалистической Федеративной Республики»[92], причем создание Северо-Кавказской Республики мыслилось как первый шаг на пути к созданию Южно-Русской социалистической республики. Съезд избрал ЦИК Республики во главе с А.А. Рубиным. На съезд не смогли прибыть представители Терека, в связи с напряженной борьбой против бичераховщины, поэтому вновь образованному ЦИКу было предложено связаться с Терским народным Советом с целью присылки им своих представителей в ЦИК Северо-Кавказской Республики.

Образование Северо-Кавказской Советской Республики усиливало ряды защитников Советской власти в их борьбе с контрреволюционными силами. Как правильно отмечает старый большевик И. Т. Шаповалов, оно обеспечило единые действия Советов Кубани, Черноморья, Ставропольщины и Терека против контрреволюции и подняло революционный дух в рядах красноармейцев[93].

14 июля деникинцы захватили ст. Тихорецкую и развернули наступление на Екатеринодар. Наличие в избытке реакционного офицерского состава и пополнение армии за счет обученного военному делу казачества позволяло командованию белогвардейцев быстро формировать новые, особенно конные части. Были сформированы, в частности, в полном составе 1-я и 2-я Кубанские казачьи дивизии и отдельная Кубанская казачья бригада[94]. К 20 июля белогвардейцам оставалось пройти до Екатеринодара менее пятидесяти верст[95]. Части, сражавшиеся под Батайском против немцев, вынуждены были отступать на Тимашевскую.


У входа в здание командующего Добровольческой армией. Город Екатеринодар, 1918 год. На переднем плане (слева направо) А.И. Деникин, А.С. Лукомский, А.М. Драгомиров.

В боях, развернувшихся после взятия деникинскими войсками ст. Тихорецкой, крупную роль в обороне Екатеринодара сыграл Е.И. Ковтюх, прибывший с 1-м Северокубанским полком в Екатеринодар и избранный на съезде представителей воинских частей, собравшихся в городе, командующим «Восточным фронтом»[96]. Съезд этот состоялся в конце июля по инициативе председателя Армейского комитета Северного Кавказа И.И. Подвойского. Е.И. Ковтюх об этом в своей книге писал: «Спас положение армейский комитет Северного Кавказа, руководимый Иваном Ильичем Подвойским»[97].

В районе ст. Платнировской в конце июля противник был разбит и отброшен в восточном направлении. Особую доблесть в боях показали бойцы полков: Екатеринодарского (командир М.Н. Демус), 1-го Северокубанского (командир Рогачев), и Афипского конного (командир Е.М. Воронов) и бронепоезд под командованием Ачкасова. Одновременно частями войск, отходившими под командованием Сорокина из-под Батайска, были заняты Выселки и Кореновская. С разрешения Сорокина, назначенного 4 августа главкомом вместо Калнина, Ковтюх с 1-м Северокубанским полком выехал в Таманский отдел для подавления разраставшихся здесь кулацких восстаний[98], приступив вновь к исполнению прежних обязанностей помощника командира 1-го Северокубанского полка. Из ст. Старовеличковской во главе Полтавского батальона 1-го Северокубанского полка Ковтюх прибыл в станицу Ново-Николаевскую, в районе которой действовали 1-й Советский полк, Славянский и Анастасиевский батальоны. Основные силы 1-го Северокубанского полка остались в станице Старовеличковской. Войска, действовавшие в районе станиц Гривенской и Ново-Николаевской, объединились под командованием Е.И. Ковтюха в колонну численностью всего около 7000 штыков и 500 сабель. На вооружении этих частей было 20 пулеметов и 2 орудия[99].

По сообщению Е.И. Ковтюха, 13 августа 1918 года в ст. Ново-Николаевской на общем собрании командного состава и представителей рот он был избран «командующим 1-й левой колонной соединенных войск на Гривенском участке»[100]. Основной задачей войск в этом районе было подавление восстаний контрреволюционного казачества.

В это время в г. Темрюке был расположен Кубано-Черноморский полк (командир И.Я. Сафонов), в Джигинке — Днепровской полк (командир И.И. Матвеев)[101], в ряде других населенных пунктов находились более мелкие части. Отдельные советские отряды находились и в районе ст. Крымской.

Общая численность советских войск, действовавших в Таманском отделе, в середине августа доходила до 30 тысяч человек.

* * *

16 августа 1918 года под ударом деникинцев пал Екатеринодар. Весть о падении Екатеринодара ошеломила всех, так как непосредственно перед этим газеты сообщали только о наших победах. В «Известиях Кубанского областного исполкома» 4 августа сообщалось о взятии 30 июля советскими войсками Армавира, 10 августа была опубликована длинная реляция Сорокина о том, что окончательно разбитый враг бежит, а мобилизованные Деникиным казаки и солдаты «глубоко отрицательно относятся к Добровольческой армии Деникина и Ко, перебегая в ряды нашей армии»[102].

Красноармейские части из-под Екатеринодара отступили на Белореченскую и Армавир.

Известие о взятии Деникиным Екатеринодара придало новые силы контрреволюционной верхушке казачества. Восстания охватывают почти весь Таманский отдел. Советские войска оказались здесь в кольце контрреволюционных сил, будучи отрезанными от основных сил Красной армии Северного Кавказа. Командующий «Таманским фронтом» Ойцев в ст. Крымской был избит анархистскими элементами и самоустранился от командования. В результате этого войска оказались без руководства.

Отдельные полки и разрозненные отряды под натиском превосходящих сил противника вынуждены были отступать из пределов Таманского отдела в общем направлении на Тоннельную и далее на Новороссийск.

1-й Северокубанский полк (без Полтавского батальона) во главе с Рогачевым отступил из Старовеличковской через ст. Северскую на Саратовскую.

К отступающим войскам присоединялась масса беженцев из мирного населения, особенно «иногородних», которые спасались от дикого произвола белогвардейцев, расправлявшихся беспощадно с населением, проявлявшим малейшее сочувствие большевикам. Против советских войск, отрезанных в Таманском отделе, Деникин направил правым берегом Кубани колонну генерала Покровского в составе дивизии и вдоль железной дороги на Новороссийск — колонну полковника Колосовского (конный и стрелковый полки) в сопровождении двух бронепоездов.

Силы деникинских войск беспрерывно росли за счет восставших против Советской власти казаков.

Части колонны Ковтюха отступали из Ново-Николаевской в направлении станицы Славянской. Здесь происходили ожесточенные бои с напиравшими белыми.

Наступление белых временно было задержано на рубеже реки Протоки. Благодаря этому в ст. Славянской части колонны удалось привести в порядок. В ряды воинов вступило 2 000 новых бойцов. Численный состав колонны, несмотря на потери, увеличился. Полтавский и Славянский батальоны были преобразованы в полки. Командиром Полтавского полка был назначен уроженец ст. Полтавской, быв. фельдфебель 36-го Сибирского пехотного полка

В.И. Литвиненко. Василий Иванович позднее командовал Таманской стрелковой бригадой, в 1920 г. награжден орденом Красного знамени. Славянским полком командовал С.И. Белогубец, 1-м Советским — М.В. Смирнов. Здесь же, в Славянской, военный комиссар Таманского отдела П.С. Решетняк назначил политическим комиссаром колонны коммуниста Ф.П. Правдина, бывшего активного работника Севастопольской организации большевиков[103]. Он, перебравшись после оккупации немцами Крыма на Кубань, по поручению Екатеринодарской организации коммунистов-большевиков и ЦИК Северо-Кавказской Республики, вел партийно-организационную и агитационную работу в Таманском отделе, где проявил себя последовательным и непримиримым борцом за Советскую власть.

Был организован штаб колонны во главе с Коломенским.

После кровопролитного боя за ст. Славянскую советские части отошли под командованием Ковтюха к станице Троицкой. Белогвардейское командование в своей оперативной сводке указывало, что Славянская «несколько раз переходила из рук в руки»[104]. 20-го августа она оказалась в руках белых.

Переправившись у ст. Троицкой через реку Кубань, колонна Ковтюха заняла оборону по левому берегу реки Кубани. У бойцов осталось по 6–8 патронов. Но они мужественно дрались с нагло рвущимся врагом в течение нескольких суток и дали возможность отойти отрядам красноармейцев с Таманского полуострова. Попытка противника, знавшего о недостатке патронов у наших бойцов, толпой проскочить по не совсем уничтоженному железнодорожному мосту[105] на левый берег реки закончилась тем, что вражеская группа на половине моста была целиком уничтожена пулеметным огнем[106]. Здесь отличились пулеметчики Гриденко, Гончаренко, Скрыль. Сам Ковтюх, будучи отличным пулеметчиком, неоднократно разил белых из пулемета. Об ожесточенности боев говорит тот факт, что в день отражалось до десятка атак врага[107].

В это время Г.Н. Батурин с Курчанской ротой, которую он сформировал, и с двумя ротами Кубано-Черноморского полка сдерживал натиск противника, рвавшегося к Темрюку. В районе станицы Варениковской под руководством Батурина был построен временный мост, по которому 23 августа через реку Кубань переправились под артиллерийским огнем неприятеля Кубано-Черноморский полк и другие части со всеми обозами, отступившие из района Темрюка[108]. После переправы мост был сожжен. Последними отступили пулеметчики, прикрывавшие переправу наших войск и преградившие метким огнем своих пулеметов путь врагу, стремившемуся с ходу захватить мост в свои руки. Среди героев-пулеметчиков, стоявших насмерть и сорвавших коварный замысел врага — путем захвата моста отрезать отступавшие части и уничтожить их на правом берегу Кубани, — был опытный пулеметчик — фронтовик С.П. Плахотнюк. Сергей Павлович еще в марте 1918 года вступил в своем родном селе Кеслерово в краснопартизанский отряд, организованный Ф.Н. Нестулой. Кеслеровский отряд вошел позднее в состав Кубано-Черноморского полка, а Федор Никитич Нестула был назначен командиром 3-го батальона этого полка. Плахотнюк участвовал в боях против Корнилова, Деникина, Врангеля. Когда началась Великая Отечественная война, он вновь взял оружие в руки. Гвардии капитан С.П. Плахотнюк награжден двумя орденами Красной звезды и четырьмя медалями.

Рядом с Плахотнюком отбивали яростные атаки врага отважные пулеметчики Стефан Ефимович Почепец, Николай Кузьмич Примак, Харитон Самойлович Коренюк, Григорий Ильич Баглюков, Иван Степанович Скалдин, Яков Кириллович Баранник и Семен Тихонович Дедов. Сотни белогвардейцев нашли у моста свою смерть.

24 августа, переправившиеся через Кубань, Кубано-Черноморский полк и подразделения других частей через станицу Гостагаевскую двинулись на Тоннельную. В районе станицы Верхне-Баканской произошло соединение большинства отступающих частей бывшего «Таманского фронта». Сюда прибыли отдельные разрозненные полки и отряды из Анапы, Темрюка и других мест Таманского полуострова. Пришли Днепровский полк Матвеева из Джигинки и полки Ковтюха из-под Троицкой.

Отступление вносило деморализацию в ряды войск. Активно велась вражеская агитация. Слышались возгласы: «Нас предали!», «Продали! Спасайся, кто может! Бей командиров!»[109].

На станции Тоннельной состоялось совещание командиров. Обсуждали, что делать, как быть… Ковтюх предложил отходить через Новороссийск по берегу Черного моря на Туапсе, затем на Армавир, в случае необходимости, и дальше — на Царицын[110]. Предложение Ковтюха в своих выступления одобрили Г.Н. Батурин, С.И. Белогубец, Д.А. Пимоненко и другие командиры. Некоторые стали возражать. Обсуждение предложения Ковтюха приняло бурный характер. Наиболее пылко выступали бывший командир 1-го Советского полка И. Яворский, исполнявший обязанности помощника командующего колонной Ковтюха, и командир Павлоградского полка В. Сазонов. Они, как пишет в своих воспоминаниях командовавший в то время 1-м Советским полком М.В. Смирнов, горячо призывали к наступлению на Крымскую и Екатеринодар[111].

Кое-кто был за то, чтобы никуда не уходить и защищать Новороссийск. Против предложения Ковтюха выступил и командир Днепровского полка И.И. Матвеев, расценивший отступление по берегу Черного моря как позорное бегство[112].

Спорили долго… Вдруг неожиданно вблизи станции, где проходило бурное совещание командиров, стали рваться один за другим снаряды, от взрывов которых полетели стекла. Это бронепоезд белых начал обстрел Тоннельной… Тут встал М.В. Смирнов и заявил: «Вы как хотите, а наша группа под общим командованием товарища Ковтюха пойдет через Новороссийск берегом Черного моря на Туапсе»[113]. Этот план командирами частей колонны был выработан заранее еще на совещании в станице Троицкой.

Г.Н. Батурин говорил позднее о плане дальнейших боевых действий следующее: «Я, Ковтюх и еще некоторые уже давно решили, что оставаться и защищать Новороссийск… было бесцельно, и единственный выход из положения — это отступление по берегу Черного моря»[114].


Иван Иванович Матвеев. Главнокомандующий Таманской армией, 1918 год.

Колонна Ковтюха снялась с места и двинулась на Новороссийск. Увлеченные движением колонны Ковтюха за ней последовали остальные войска, имея целью выход из окружения и соединение с главными силами, как предполагалось первоначально, в районе станицы Белореченской. Часть пехоты была отправлена на Новороссийск по железной дороге. Вся кавалерия, обозы и беженцы шли по берегу своим ходом.

Идущие впереди войска ранним утром 26 августа 1918 г. прошли через город Новороссийск. Первой шла колонна Ковтюха, за ней следовали остальные части. Отрядом прикрытия, в который вошли несколько отступавших в арьергарде подразделений и рабочие Новороссийска, командовал Г.Н. Батурин, оставивший одним из последних город[115]. Отряд Батурина в течение нескольких часов сдерживал противника и тем самым дал возможность выйти из города бесконечным обозам с беженцами[116]. К войскам присоединились раненые бойцы из Новороссийска: тот, кто мог идти, шел пешком, часть раненых была помещена в обозах. Но многие раненые, не способные передвигаться остались в Новороссийске.

Следует отметить, что на заседании Новороссийского Совета 20 августа 1918 года, по предложению левых эсеров, была принята резолюция, в которой говорилось: «Никакой эвакуации не производить… защищать Новороссийск до последней возможности»[117]. Эта резолюция не учитывала обстановки и реальных сил сторон в районе Новороссийска. По существу, когда белые 26 августа ворвались в город, это оказалось для многих неожиданным, даже не была произведена эвакуация тяжело раненых.

С занятием города белогвардейцами в нем начались дикие расправы с трудящимся населением. Озверелые белогвардейцы убивали раненых красноармейцев в лазаретах, беспощадно расправлялись с советскими работниками, рабочими, матросами и китайцами, расстреливали беженцев. Всех попадавшихся на пути людей в матросской форме и в рабочей блузе белобандиты прямо на улице рубили саблями[118]. Лишь за один день 27 августа белогвардейцами было перебито около 10 тыс. человек[119]. В одной тюрьме было повешено 340 человек и похоронено заживо 45 человек[120]. Тяжело больные и раненые красноармейцы, находившиеся в эшелоне на станции, были зверски изрублены[121]. Среди погибших было много бойцов-литовцев и латышей[122]. Расстреляны были большевики Губернский А.А., инженер-полковник, трижды георгиевский кавалер, командовавший обороной Новороссийска и бывший комиссаром путей сообщения, и Скобликов, — комиссар продовольствия. Попы благословляли расстрелы[123]. Расправами руководил полковник Кутепов, которого Деникин назначил военным губернатором Черноморской губернии. Заняв Новороссийск, белые начали преследование отступавших советских войск, которые, взрывая за собой мосты, короткими ударами отбивали наседающего врага.

К 27 августа отступавшие революционные войска прибыли в Геленджик, а части колонны Ковтюха вышли уже из Геленджика и двигались дальше.

Суровая необходимость остро поставила вопрос об объединении отступавших частей под единым командованием, об установлении твердой дисциплины и определенной организации, так как иначе войска были обречены на уничтожение. Всем стало ясно, что нужно общее командование и общий план действий.

27 августа 1918 г.[124] в г. Геленджике, в здании окружного Совета, в присутствии местных партийных и советских работников состоялось совещание командного состава отступавших частей[125]. На совещании некоторое время присутствовала П.И. Вишнякова, член Екатеринодарского комитета РКП(б).

Совещание приняло решение объединить отступавшие войска в единую армию, которой было дано наименование «Таманской», так как большинство ее солдат были выходцами из Таманского отдела Кубанской области и сражались ранее с белогвардейцами на «Таманском фронте». На пост командующего были выставлены три кандидатуры — Е.И. Ковтюх, И.И. Матвеев и Г.Н. Батурин. В ходе обсуждения все сошлись на кандидатуре И.И. Матвеева, который из присутствовавших на совещании командиров пользовался наибольшей известностью в войсках.

Иван Иванович Матвеев (1879–1918), уроженец поселка Алешки (ныне гор. Цюрупинск), Херсонской губернии, во главе Днепровского отряда, преобразованного затем в 4-й Днепровский полк, дрался против белогвардейцев и немецких оккупантов на Украине, затем — на Кубани и прославился в этих боях.

Начальником штаба совещание избрало бывшего штабс-капитана коммуниста Г.Н. Батурина.

Г.Н. Батурин впоследствии так описал выбор командующего Таманской армией: «Матвеев первоначально отказался, мотивируя свой отказ тем, что он, как моряк, сухопутного ведения войны не знает, как это надо знать командующему большим соединением. Ковтюх отсутствовал на собрании. Матвеев в то время пользовался популярностью больше всех присутствующих, и мы стали убеждать его согласиться принять командование… Матвеев сдался на просьбы, но поставил условием, чтобы я занял должность начальника штаба, повторяя опять, что он — моряк и что вождение сухопутных войск не его дело. «Я буду драться с вами в первых рядах — это вы увидите, но руководит штабом пусть Батурин», — были слова Матвеева. Пришлось согласиться и мне[126].

Выбор начальника штаба был весьма удачным, что Г.Н. Батурин и доказал всей своей деятельностью в рядах таманцев. Это был дисциплинированный, требовательный к себе и подчиненным командир и в то же время замечательный по скромности коммунист, до конца преданный делу революции. Г.А. Кочергин, один из видных командиров боевых соединений на Северном Кавказе, характеризовал Г.Н. Батурина как «большого знатока военного дела», «лучшего военного специалиста», который «всегда спокойно и уверенно отдавал боевые приказы и руководил частями[127]. «Это был, — пишет Г.А. Кочергин в своих воспоминаниях, — человек в высшей степени честный, прекрасный товарищ, любивший своих собратьев по оружию и убеждениям, деливший с ними все плохое и хорошее, какое только встречалось в боевой жизни[128].

Григорий Николаевич Батурин (1880–1925) родился на хуторе вблизи станицы Ахтанизовской Кубанской области, в семье присяжного поверенного. В 1898 году он окончил Михайловский кадетский корпус в городе Воронеже. Отец и мать придерживались левых взглядов, и молодой Григорий рано стал задумываться над вопросом политического положения в стране. С 1902 года он подпоручик. Служил в 7-м Ревельском полку. За участие в революционном движении Григорий Николаевич, бывший уже поручиком, в 1905 году был арестован, заключен в крепость и, после четырех месяцев заточения, — разжалован в рядовые и выслан под надзор полиции в глухой городок Туринск Тобольской губернии[129].

Из ссылки три раза бежал. Во время последнего побега ссыльному удалось пробраться на Кубань, где он работал то сторожем на баштанах, то рабочим на рыбозаводах, меняя место работы, чтобы не попасть в руки вездесущих царских жандармов[130].

Когда началась первая мировая война, Г.Н. Батурин, воспользовавшись царским манифестом, разрешившим политическим ссыльным вступать в ряды действующей армии, в 1914 году отправился на фронт. Ему возвращается чин поручика, затем — за боевые отличия присваивается чин штабс-капитана.

Февральская революция застала раненого Батурина в госпитале. После возвращения из госпиталя он временно командовал полком. Справедливый командир полка пользовался доверием и любовью рядовых солдат. Его избирают сначала членом гарнизонного, затем армейского солдатского комитета. С 6-го октября 1917 года Батурин — член Центрального Исполнительного комитета Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесского военного округа (Румчерода), где работает в тесном контакте с большевиками. В декабре 1917 года в городе Одессе Григорий Николаевич официально вступил в РСДРП(б) и стал одним из активных членов большевистской фракции при Румчероде. После того, как в марте 1918 года Румчерод прекратил свое существование, Батурин приехал в Царицын. Оттуда Военным комиссариатом Северо-Кавказского военного округа он был направлен на Кубань в качестве военного комиссара по мобилизации и формированию частей Красной Армии. В обстановке кулацких восстаний Батурин сформировал Курчанскую роту в 200 человек, которую он превратил в дисциплинированное и надежное боевое подразделение. Кроме того, он мобилизовал с середины июня до конца июля 1918 года в станицах Анастасиевской и Петровской до 1500 человек, в большинстве казаков, которые были менее надежными и нередко разбегались[131].

После расформирования Таманской армии Г.Н. Батурин командовал 3-й Таманской стрелковой, 1-й Особой кавалерийской дивизиями, затем 6-й кавалерийской дивизией корпуса Буденного.

Во время разгрома полчищ Деникина Григорий Николаевич был начальником штаба 50-й Красной Таманской стрелковой дивизии, которая завершила свой освободительный поход на Северный Кавказ в Туапсе.

В августе 1920 года, когда Врангель высадил свои десанты на Кубани, Батурин назначается начальником штаба Екатеринодарского укрепленного района. В 1921 году Григорий Николаевич — начальник гарнизона города Екатеринодара. В том же году его назначают инспектором пехоты Северо-Кавказского военного округа. В 1922–1923 годах Батурин командовал 9-й Донской стрелковой дивизией, был начальником Новочеркасского гарнизона, затем — Славянским отдельским военным комиссаром. В 1924 году Реввоенсовет уволил Батурина из РККА в бессрочный отпуск. Смерть застала его на посту краевого инспектора милиции Северо-Кавказского края.

Политическим комиссаром Таманской армии стал коммунист Ермаков[132]. Так как Таманская армия фактически явилась преемницей бывшего «Таманского фронта», то, естественно, бывший комиссар этого боевого участка вступил на пост комиссара вновь созданной армии.

Однако Ермаков вскоре тяжело заболел и выбыл из строя. Его место занял бывший помощник политического комиссара «Таманского фронта» Н.К. Кича[133].

Николай Кузьмич Кича (1874–1942), уроженец ст. Прочноокопской, сын казака станицы Роговской Кубанской области, исполнял функции политического комиссара Таманской армии вплоть до её выхода из вражеского окружения, затем вел подпольную работу в деникинском тылу, был арестован и сидел в тюрьме, из которой был освобожден в результате изгнания белых из Екатеринодара[134]. После этого Кича состоял членом Славянского Ревкома, в течение ряда лет заведовал мельницами. С 1927 года — персональный пенсионер. В 1942 году Николай Кузьмич при эвакуации попал в городе Нальчике в руки гестапо и, как советский патриот-коммунист, был расстрелян[135].

Армия для удобства управления была разделена на три колонны. Колонна, которой командовал Е.И. Ковтюх и которая шла впереди, по решению совещания, стал считаться 1-й колонной Таманской армии. В нее входили 1-й Советский, Полтавский, Славянский полки и Анастасиевский батальон. Командующим 2-й колонной, которую составили 1-й Кубано-Черноморский, 1-й Коммунистический и Павлоградский полки, был утвержден командир 1-го Кубано-Черноморского полка Даниил Евстафьевич Лисунов, житель гор. Екатеринодара, опытный артиллерист, командовавший позднее артиллерией в Таманской армии и в 50-й Таманской стрелковой дивизии. 3-я колонна, состоявшая из Днепровского, Крымского полков и остальных мелких частей, примкнувших по пути движения, находилась в непосредственном подчинении штаба и командарма И.И. Матвеева[136], помощником которого был назначен Григорий Афанасьевич Прохоренко[137].

«Общая численность войск, — писал Г.Н. Батурин, — определялась в 18 000 штыков, более 3 000 сабель при 30 орудиях и свыше 20 000 беженцев, следующих с армией»[138].

Среди бойцов Таманской армии были русские, украинцы, армяне, китайцы и представители других национальностей.

План, выработанный штабом армии, предусматривал движение на Туапсе, а оттуда на Белореченскую, куда, как говорили полученные сведения, отошли после оставления Екатеринодара главные силы кубанских революционных войск. Этот план фактически уже осуществлял Ковтюх.

На совещании в Геленджике не присутствовали представители командования 1-й колонны, ушедшей ранним утром 27-го августа из Геленджика, хотя извещение об этом совещании им было послано. Как свидетельствует бывший в то время командиром 1-го Советского пехотного полка М.В. Смирнов, в 12–15 верстах от Геленджика колонну Ковтюха «догнал конный с письмом от Батурина, в котором предлагалось тов. Ковтюху и представителям комсостава прибыть в Геленджик на совещание для выбора командующего армией». «Представителей мы не послали, — пишет далее он, — но помню, ответили, что наша колонна имеет командующего, с их выбором мы будем согласны… Через день мы получили постановление, отпечатанное на машинке: «Общим собранием комсостава из всех отступающих частей образуется Таманская Армия, состоящая из 3-х колонн: 1-й командует тов. Ковтюх, 2-й — тов. Лисунов и 3-й — тов. Матвеев, он же командующий Таманской армией. Нач. штаба назначен т. Батурин»[139].

Отсутствие на совещании в Геленджике представителей колонны Ковтюха можно считать твердо установленным фактом. Попытка В.П. Горлова, утверждающего, что на Геленджикском совещании присутствовали от частей 1-й колонны Е.И. Ковтюх, М.В. Смирнов и др.[140] вопрос, является явно неудачной.

Таким образом, в Геленджике было положено начало существованию Таманской армии, которая прославила себя в боях с белогвардейцами в 1918 г., как одно из самых стойких боевых соединений на Северном Кавказе. Численность этой боевой единицы превышала 20 тысяч человек. Сам факт создания из отдельных частей и отрядов одной армии, которая ставилась под руководство одного командующего и его штаба, имел большое положительное значение.


2. Начало героического похода Таманской армии

С Геленджика начался легендарный поход Таманской армии как единого боевого соединения. Хотя был создан штаб Таманской армии и выбран командующий, однако, коммунистам-комиссарам, командирам и штабу пришлось провести большую работу по дисциплинированию отступавших войск, причем эта работа проводилась в труднейших условиях похода, при постоянных схватках с противником.

Сложные обязанности руководить частями, зараженными еще духом партизанщины, деморализованными тяжелым отступлением, легли на плечи штаба армии.

Войска были обременены огромными обозами беженцев, растянувшимися на десятки верст. Обозы, в которых ехали раненые бойцы и семьи красноармейцев, перемешались со строевыми частями. Вся эта масса людей двигалась хаотично, беспорядочно, словно участвуя в каком-то неведомом великом переселении. На ящиках со снарядами можно было нередко видеть женщин, молодых и старых, с малолетними детьми. Необходимо было поэтому, в первую очередь, навести порядок в движении обозов, отделить их от строевых частей. Первым помощником Г.Н. Батурина в этом деле стал рыбак из города Темрюка, бывший заведующий интендантским снабжением «Таманского фронта» Алексей Иванович Фалюн (Хвалюн), назначенный начальником всех обозов Таманской армии.

А.И. Хвалюн, проявив должную настойчивость и энергию, блестяще справился со своими обязанностями: движение обозов было упорядочено, и они постепенно перестали мешать боевым действиям частей. После выхода таманцев из окружения Алексей Иванович был начальником штаба 2-й Таманской дивизии, затем — помощником начальника штаба Таманской армии. В 1919 году он командовал 283 стрелковым полком, за умелое руководство полком и личную неустрашимость в бою за станицу Усть-Медведицкую был награжден орденом Красного знамени[141].

Одновременно с наведением порядка в движении обозов была сделана попытка отделить кавалерию от пехоты, а артиллерию, разбросанную по полкам, свести в отдельную артиллерийскую часть. Однако организационные мероприятия штаба встретили явное и скрытое сопротивление отдельных начальников частей. Командиры не хотели отдавать что-либо из техники, приобретенной ими в боях, а бойцы не желали и слышать о том, что они должны покинуть свои подразделения и части.

Матвеев и Батурин, созвав командиров, заявили им, что они отказываются от командования, если их приказы не будут беспрекословно выполняться. Собрание командиров приняло резолюцию о необходимости твердой дисциплины в армии, о расстреле всякого, кто не выполнит приказ командующего или штаба армии. Командиры дали соответствующую подписку под резолюцией[142].

Это решение командного состава было доведено до сведения бойцов, которые одобрили его. Так, бойцы 1-го Коммунистического большевистского полка, которым командовал Михаил Никитович Назаркин, уроженец ст. Песчанокопской Медвеженского уезда Ставропольской губернии, на своем собрании приняли следующее постановление: «Общее собрание под председательством тов. Матвеева, выслушав резолюцию, выработанную на собрании командного состава по поводу дисциплины, обсудив вопрос, всецело присоединилось к ней и обещало ее исполнять»[143].

Однако твердая дисциплина устанавливалась с трудом. Нередки были случаи неповиновения бойцов и неисполнения приказов отдельными командирами[144].

В установлении революционной дисциплины в войсках огромное значение имела политическая разъяснительная работа комиссаров и всех коммунистов, которую они развернули среди воинов-таманцев сразу же после выхода из Геленджика.

Важная роль в политической работе среди таманцев принадлежала агитационному отделу, действовавшему под непосредственным руководством комиссара армии. Одним из агитаторов, проводивших работу во всех войсках Таманской армии, был член РКП(б), моряк Владимир Игнатьевич Аксенов, принимавший весной и летом 1918 г. активное участие в мобилизации населения Ейского и Таманского отделов в ряды Красной Армии[145]. Политической работой в 1-й колонне руководил её комиссар Ф.П. Правдин. Ему энергично помогал военный комиссар Таманского отдела П.С. Решетняк. Неоднократно выступал на митингах в 1-й колонне большевик А.П. Неможенко. Он проводил также индивидуальную воспитательную работу среди красноармейцев, объясняя им смысл принимаемых командирами решений.

Комиссары, коммунисты во время остановок и привалов разъясняли бойцам и беженцам программу Коммунистической партии, цели социалистической революции и задачи революционных войск. В массах росло сознание долга перед революцией, бойцы понимали, что Советская власть — их родная власть, которую должен защищать каждый трудящийся[146].

Поход Таманской армии, сопровождаемой бесконечными обозами десятков тысяч беженцев, совершался в исключительных по трудности условиях. Среди беженцев были женщины, старики, дети. Бойцы шли по узкому горному шоссе под палящими лучами солнца на Туапсе. Слева — горы, справа — море. Продовольствия не было, боеприпасов не хватало (бойцы имели всего по нескольку патронов). Питались сырой кукурузой, плодами диких фруктовых деревьев. В условиях нестерпимой кубанской жары люди страдали от отсутствия питьевой воды. Были случаи, когда бойцы и беженцы, особенно дети, умирали от голода, так как скудные запасы продовольствия, имевшиеся в обозах, быстро кончились. Путь преграждали белогвардейцы.

Авангардная колонна Ковтюха шла неудержимо вперед, сметая белогвардейцев со своего пути, она пробивала путь для всей Таманской армии. 3-я колонна, взрывая за собой мосты, отбивала яростные атаки белогвардейской колонны полковника Колесовского, которая преследовала армию по пятам.

Благодаря действиям арьергардной 3-й колонны, которой непосредственно руководил И.И. Матвеев, Таманская армия была надежно прикрыта с тыла.

Белобандиты нападали также с левого фланга, организуя внезапные наскоки с гор. С моря красных бойцов обстреливали вражеские корабли. Стычки с белыми происходили ежедневно. Белогвардейское командование надеялось, что Таманская армия, обремененная многотысячной массой беженцев, попала в ловушку и обречена на неизбежную гибель. Однако расчеты контрреволюционеров с треском провалились.

Политическая работа коммунистов, их пример в бою, сами трудности похода укрепляли сознательность бойцов, дисциплину армии, ее стойкость и боеспособность. Росло доверие к командному составу, делившему с рядовыми бойцами все лишения. В труднейших условиях похода голодная, раздетая, босая, плохо вооруженная Таманская армия превращалась из отступающей в наступающую, навязывая противнику свою волю.

Первое крупное столкновение с неприятелем по пути движения произошло у деревни Архипо-Осиповки 28 августа. Большую роль в разгроме противника, насчитывавшего более 2 000 штыков и занимавшего выгодную оборонительную позицию по правому берегу р. Вулан, сыграл кавалерийский дивизион под командованием Игната Афанасьевича Куксы, прорвавшийся, несмотря на губительный огонь, по шоссе в тыл неприятеля, уничтоживший в Архипо-Осиповке резервы и дезорганизовавший управление войсками противника. Услышав стрельбу в тылу, враг в панике бежал. Во время бегства он был почти полностью уничтожен. Спаслись лишь немногие офицеры, бежавшие на пароходах[147].

Первые успехи в столкновениях с противником подняли боевой дух таманцев, вселили в них веру в способность командования вывести их из гор.

После боя под Архипо-Осиповкой некоторые из командиров 2-й и 3-й колонн Таманской армии, рассматривая карту и плохо в ней разбираясь, пришли к выводу, что быстрей и легче всего можно дойти до станицы Белореченской не через гор. Туапсе, занятый противником, а через с. Дефановку. Они не учитывали, что через Дефановку идет узкая, испорченная горная дорога, совершенно не пригодная для движения войск с артиллерией и огромными обозами. Следовало учитывать также и то, что в горных станицах располагались сильные неприятельские отряды.


Участники Таманского похода Ф.Н. Беднарский и Я.Е. Гладких на местах далеких боев у реки Вулан, 1963 год.

Нерасчетливые командиры высказали свои соображения И.И. Матвееву. Командарм первоначально с ними согласился, прибыл в штаб армии и объявил о походе через Дефановку[148]. Начальнику штаба армии с трудом удалось убедить И.И. Матвеева в неприемлемости предложенного маршрута. Об этих событиях Г.Н. Батурин рассказывает: «После боя под Архипо-Осиповкой произошел инцидент, который едва не погубил Армию благодаря невежеству (так в тексте — Н. Е.) в военном деле некоторых лиц, успевших ввести в заблуждение доверчивого тов. Матвеева. Тов. Матвеев явился в штаб и заявил: «Идем на Дефановку!». Было отчего придти в ужас… С большим трудом, но все-таки удалось переубедить тов. Матвеева и доказать ему опасность дефановского похода, необходимость занятия Туапсе и ликвидирования неприятельского туапсинского отряда… Положение было спасено, и Армия двинулась на Джубгскую — Михайловскую — Туапсе. Надо сказать, что Ковтюх. уже шел впереди в этом направлении»[149].

Армия продвигалась вперед. Одежда и обувь быстро рвались, потому что бойцы шли по каменистой дороге, пробирались через колючие кустарники. Спать приходилось не раздеваясь, прямо на земле. Многие красноармейцы оказались полураздетыми. Почти не осталось патронов.

К вечеру 31 августа 1-я колонна подошла к высокому, скалистому Агойскому перевалу. Здесь таманцев встретили части дивизии грузинских меньшевиков генерала Мазниева. В составе войск противника действовали также отдельный белогвардейский отряд и белоказачьи части под командованием генерала Масловского[150]. Грузинским меньшевикам помогали оружием немецкие оккупанты[151].

Воины-таманцы, казалось, встали перед непреодолимой преградой. Шоссе, идущее к перевалу по ущелью, петляя изгибами между гор, находилось под усиленным обстрелом врага, в избытке снабженного боеприпасами. У таманцев же почти не было патронов и… всего 16 снарядов. Необходимо было применить военную хитрость и умелый маневр.

На помощь пришли проводники из местных жителей. Они провели горными дорогами кавалерийский отряд из трех эскадронов в обход противника. Отряд под командованием Н.Г. Олефиренко получил задачу, обойдя за ночь перевал с северо-востока, на рассвете ворваться с востока в г. Туапсе. 1-му Советскому полку М.В. Смирнова было приказано добраться за ночь до Туапсинской бухты, атаковать ее на рассвете и захватить пароходы[152]. К операции по взятию Туапсе был привлечен Павлоградский полк из состава 2-й колонны Таманской армии, шедший непосредственно следом за 1-й колонной Ковтюха. В Павлоградском полку, как рассказывает бывший комиссар полка А.Х. Федин, было до 700 матросов и свыше 100 рабочих железнодорожных мастерских и цементных заводов Новороссийска. Помощником командира полка был моряк Петров, любимец матросов, хорошо знавший Туапсинскую бухту. Он предложил пройти незаметно для врага, пользуясь ночной темнотой, по подводному валу, образованному из гальки морским прибоем и идущему параллельно берегу на глубине 40–80 сантиметров. Ковтюх и командир Павлоградского полка Сазонов согласились с этим предложением[153].

Остальные полки должны были, по приказу Ковтюха, атаковать противника в лоб. Для этого надо было преодолеть отвесный подъем высотой в 4–5 метров. Бойцы, становясь друг на друга, втыкая штыки в расщелины скал, преодолели это препятствие и накопились на рубеже атаки незаметно для противника.

На рассвете противник был атакован одновременно с фронта и с тыла. Бойцы орудовали главным образом прикладами и штыками. Говоря о взятии Туапсе, Е.И. Ковтюх, выступая с докладом в феврале 1926 года в Краснодаре, на вечере воспоминаний, посвященном Таманской армии, сказал: «В этом бою участвовал Павлоградский полк, который сыграл большую роль, находясь под командой одного из моряков[154], который был очень хорошо знаком с побережьем, хорошо знал данную местность и свободно в ней ориентировался. Благодаря его умелому руководству удалось по берегу с большими трудностями пробраться в Туапсинскую бухту… В 2 часа ночи был дан сигнал к общей атаке… части перешли в наступление, но условия атаки были не в пользу атакующих. Так, например, не было штыков, и поэтому части сцепились врукопашную, и началось форменное мордобитие… Часть, противника бежала, а часть была перебита. Конница Павлоградского полка перебралась из ущелья по каменистому обрывистому берегу, ворвалась первой в город, второй полк занял бухту (имеется в виду 1-й Советский полк «Борец за свободу» под командованием М.В. Смирнова — Н. Е.). Противник был сброшен с Михайловского (Агойского) перевала, склады и боеприпасы стали добычей победителей»[155].

В результате комбинированного удара с фронта и тыла неприятельские войска численностью до 10 тысяч штыков и сабель были разгромлены[156]. 1-го сентября 1918 года город Туапсе был освобожден. Остатки меньшевистской дивизии бежали в Сочи. Одна часть белогвардейцев отступила на Майкоп, другая (казачьи части генерала Масловского) — отошла к сел. Лазаревскому[157].

В руки наших войск попало большое количество ценного военного имущества: 16 пушек, 10 пулеметов, 6 тысяч снарядов и 800 тысяч патронов. Теперь бойцы получили по 200–300 патронов. Г.К. Орджоникидзе из Владикавказа 10 сентября сообщал В.И. Ленину, а также в Царицын и Астрахань: «Под Туапсе грузинский отряд генерала Мазниева, действовавший вместе с алексеевцами, разбит наголову. Отряд отступил в Сочи, оставив у нас артиллерию»[158].

После взятия г. Туапсе 1-й колонной совместно с Павлоградским полком 2-й колонны сюда подошли также остальные войска Таманской армии. Путь 2-й и особенно 3-й колонн до Туапсе был не менее тяжелым, чем путь 1-й колонны, так как с тыла таманцев неотступно преследовал враг, а голод был еще более страшным и свирепым: питаться им пришлось тем немногим, что осталось после 1-й колонны. Движение колонн затруднялось массой беженцев, отставших от 1-й колонны[159].

Следует отметить, что распространенное мнение о том, будто войска 2-й и 3-й колонн Таманской армии отставали по пути на Туапсе на несколько переходов от 1-й колонны Ковтюха, не соответствует исторической действительности.


Грузинские меньшевики в Туапсе, июль-август 1918 года.

Штаб армии во главе с Г.Н. Батуриным в Туапсе провел большую работу по налаживанию порядка в городе, дисциплины и организованности в частях армии. Воины получили после длительной голодовки нормальную пищу, отдохнули и готовы были к новым боям. В городе установился революционный порядок. За порядком следил военный комиссар города Александр Кацура и его помощник Максим Евтушенко[160]. Некоторые жители предлагали бойцам вино ведрами, но к вину не притронулся ни один боец.

Патроны и снаряды, захваченные у противника, усилили боеспособность войск. После туапсинской победы поднялся моральный дух всей Таманской армии, что имело большое значение в последующих боях с крупными силами врага. Комиссары провели митинги в частях.

Активную работу среди бойцов и населения развернули, пользуясь передышкой, коммунисты. В городе была восстановлена Советская власть. Из тюрем освобождены политические заключенные. 5-го сентября было проведено общее собрание граждан г. Туапсе[161]. Перед собравшимися политический комиссар Н.К. Кича выступил с докладом. С речами выступили помощник политического комиссара Петр Коваленко и другие коммунисты, а также местные жители. На собрании было решено избрать военно-революционный комитет города. При участии В.И. Аксенова были выпущены газета и воззвание к рабочим и всему населению[162].

Рабочие Туапсе изъявили горячее желание помогать Красной Армии. Рабочие Нового порта, например, на общем собрании 3-го сентября 1918 года, заявив единогласно о поддержке Советской власти и революционной армии, взяли на себя охрану порта[163].

Долго задерживаться огромной массе людей в Туапсе было нельзя, так как запасы продовольствия в городе были ограничены. Кроме того, нельзя было допустить, чтобы противник взял инициативу в свои руки.


3. Бои у станицы Белореченской. Выход из окружения

1-я колонна армии 2 сентября 1918 года выступила в направлении Белореченской. 4 сентября вслед за 1-й колонной двинулась 2-я колонна.

В приказе по армии, подписанном командующим Матвеевым, начальником штаба Батуриным и политическим комиссаром Кича, говорилось:

«В то время, когда 1-я колонна армии движется в направлении Белореченской через Георгиевскую и будет иметь остановку в голове колонны на 42-й версте, состоя из полков Полтавского, 1-го Советского, 1-го Славянского и Анастасиевского батальона, 2-я колонна выступает сего 4 сентября, имея в голове 1-й Кубанско-Черноморский полк, который выступает в 4½ пополудни, за ним следует Павлоградский полк и замыкает колонну, по выходе Павлоградского полка выступает Коммунистический полк. Следовать предлагаю в полном порядке, наблюдая известные интервалы между полками и не смешивая части одного полка с другим. Порядок распределения рода оружия и частей авангарда и арьергарда представляется на усмотрение начальника 2-й колонны, командира 1-го Кубанско-Черноморского полка товарища Лисунова.

Предлагаю войскам 2-й колонны держать связи с войсками 1-й и информировать штаб Армии о своем движении и остановках, передавая через кавалерийскую связь и о движении 1-й колонны.

Начальнику 1-й колонны предписано сообщать о своем движении через 2-ю колонну»[164].

После ухода войск 1-й и 2-й колонн из Туапсе началась эвакуация города. Прежде всего были отправлены обозы с беженцами, количество которых вместе с присоединившимися в Туапсе достигло 30 тысяч человек[165].

3-я колонна армии (Крымский, Ахтарский, Днепровский полки и другие мелкие части) выступила из Тyапсе 7 сентября[166]. Войска покидали город с песнями, соблюдая образцовый порядок. Провожать таманцев вышел весь город. Многие женщины плакали[167]. Отход войск, который прикрывала кавалерия, происходил организованно, и попытки противника дезорганизовать отступающие части потерпели неудачу.

Таким образом, 1-я колонна Таманской армии выступила из Туапсе 2 сентября, 2-я колонна — 4 сентября и, наконец, 3-я колонна — 7 сентября[168].

Вместе с таманцами из города ушло большое количество рабочих[169]. Они встали в ряды доблестных бойцов Таманской армии.

До ст. Хадыженской все колонны Таманской армии двигались по Майкопскому шоссе, при этом 1-я колонна ушла далеко вперед, опрокидывая на своем пути противника. Штаб армии, остававшийся до 7 сентября в Туапсе, даже потерял с ней связь и для установления связи с Ковтюхом и налаживания координации действий войск специально выезжал в 1-ю колонну военный комиссар армии Кича[170].

Переход от Туапсе до Белореченской через отроги Главного Кавказского хребта был еще более тяжелым и трудным. Путь шел через перевалы и ущелья, где на каждом шагу полураздетых, полуголодных красных бойцов подстерегала смерть. Белогвардейские белоказачьи отряды и группы наносили неожиданные удары, нападали на обозы. Одна стычка следовала за другой. Всякое ослабление внимания и бдительности влекло за собой кровавые жертвы. Воины-таманцы воочию убедились в необходимости твердой, железной дисциплины.

Командование «Добровольческой армии» решило уничтожить Таманскую армию. С этой целью Деникин, приказав частям полковника Колосовского преследовать таманцев, генералу Покровскому предписал перебросить свою дивизию в район г. Майкопа наперерез Туапсинской ж. д. линии. 8 сентября белогвардейцы захватили ст. Белореченскую, г. Майкоп и ст. Гиагинскую. Здесь к генералу Покровскому присоединились отряд полковника Морозова, ранее действовавший совместно с войсками грузинских меньшевиков, и отряд генерала Геймана.

Советские части, подчиненные Сорокину, преследуемые войсками генерала Покровского, отходили из района Майкопа-Белореченской на восток. С отходом этих войск положение таманцев усложнилось.

Таманская армия пробивалась на соединение с главными силами Красной Армии Северного Кавказа, стремясь выйти из окружения, а части главных сил уходили на восток, еще дальше от таманских частей. Таманская армия ставилась в еще более тяжелое положение.

Выступив из Тyапсе, пройдя Георгиевское и перевал Гойтхский, 1-я колонна перевалила горный хребет и через несколько суток форсированного марша в горах, в ходе которого происходили частые стычки с противником, вступила на территорию Кубанской области в районе Хадыженской, которую таманцы заняли 9 сентября[171].

Из Хадыженской 1-я колонна двинулась по дороге через ст. Кабардинскую, Тверскую, Черниговскую. Серьезное столкновение произошло у ст. Пшехской, где противник на заранее укрепленной позиции в 3–4 километрах юго-западнее станицы сосредоточил большие силы. В ночном бою враг был разбит и бежал к ст. Белореченской. Полки 1-й колонны таманцев вечером 10 сентября вышли на левый берег р. Белой. За рекой находилась ст. Белореченская, в которой были сосредоточены части генерала Покровского.

Главную силу войск генерала Покровского составляла «1-я Кубанская казачья дивизия». Части врага были насыщены офицерским составом; даже отделениями командовали офицеры. Белогвардейцы были уверены в своей победе, так как они имели сведения о бегстве расстроенных и разлагавшихся толп. Но действительность опрокинула их расчеты. Таманские части в суровых испытаниях похода, воспитываемые коммунистами, в беспрестанных схватках с врагом не только не разложились, но, наоборот, еще более сплотились, закалились и оказались способными громить лучшие белогвардейские части и днем и ночью.

Для того, чтобы усыпить бдительность противника, было проведено демонстративное, якобы неудавшееся наступление по всему фронту. Для уменьшения потерь наступление велось мелкими группами, которые, достигнув берега р. Белой, залегли и вскоре прекратили всякий огонь. На наиболее угрожаемый участок, около железнодорожного моста, была выдвинута 3-я Полтавская рота под командованием Я.А. Чурсова. Активизировавшийся противник силою до батальона упорно пытался переправиться через реку по железнодорожному мосту, чтобы создать плацдарм на левом берегу. Благодаря решительным действиям командира и бойцов 3-й Полтавской роты задача обороны на рубеже реки Белой вплоть до начала нашего наступления была успешно выполнена. Командир роты Чурсов, отражая в течение около пяти часов натиск превосходящих сил противника, проявил подлинное боевое упорство и отвагу[172].

Командующий колонной Е.И. Ковтюх приказал Славянскому и Полтавскому полкам ночью сосредоточиться незаметно для врага на левом берегу р. Белая между станицей Ханской и железнодорожным мостом и с рассветом, форсировав водную преграду, фланговым ударом атаковать противника в окопах. 1-й Советский полк должен был усиленным ружейно-пулеметным огнем по Белореченской воспрепятствовать подброске подкреплений противнику, атакованному в окопах по правому берегу р. Белой. Одновременно с атакой пехоты кавалерийский полк, образованный из кавалерийских подразделении, действовавших ранее в составе пехотных полков, должен был прорваться по железнодорожному мосту в Белореченскую. План командования был блестяще выполнен.

При поддержке артиллерийского и пулеметного огня форсировали быструю горную реку, достигавшую в отдельных местах двух метров глубины. Переправляясь через реку, красноармейцы помогали друг другу, держась за руки, так как бурное течение многих сбивало с ног и сносило. В первых рядах атакующих шел отважный командир 1-го Советского пехотного полка М.В. Смирнов. При форсировании реки он нес пулемет над головой и получил пулевые ранения в обе руки, но поля боя не оставил. Бойцы перевязали ему раны, а руки привязали за шею.

В атаку, за мной! — скомандовал Марк Васильевич, увлекая бойцов вперед[173]. Дружным натиском с криком «ура» таманцы обратили врага в паническое бегство. В это время кавалерийский полк под командованием Н.Г. Олефиренко вихрем влетел в Белореченскую и захватил часть штаба генерала Покровского[174]. Вслед за кавалерией в станицу вошел 1-й Советский пехотный полк «Борец за свободу», после чего станица окончательно перешла в наши руки. После занятия ст. Белореченской М.В. Смирнов был назначен помощником командующего 1-й колонной вместо И.Т. Яворского, вновь принявшего командование 1-м Советским полком «Борец за свободу»[175].

Таким образом, ст. Белореченская была взята силами 1-й колонны благодаря искусному маневру, с применением удара по фронту и во фланг противника. Таманцы умело вели бой и проявили исключительное бесстрашие.

Свое поражение вынуждены были признать сами белогвардейцы. В оперативной сводке штаба «Добровольческой армии», в частности, говорилось: «К вечеру 29 августа (11 сентября 1918 г. по новому стилю — Н. Е.), подтянув свежие подкрепления, противник с новой силой возобновил наступление по всему фронту и на участке между Ханской и Белореченской ему удалось форсировать реку. Обходя затем наш левый фланг по восточному берегу реки Белой, при поддержке редкого по силе огня с западного левого берега, значительно командующего правым, противник вынудил наши конные части отойти первоначально к окраине ст. Белореченской, а затем и вовсе очистить станицу»[176].

Выбитый из ст. Белореченской противник, получив подкрепление, занял высоты к северовостоку от станицы. Закрепившись в Белореченской, 1-я колонна остановилась, что было вызвано главным образом необходимостью подождать 2-ю и 3-ю колонны армии, которые еще не подошли к ст. Белореченской. Остановка 1-й колонны была необходима, ибо иначе создавалась угроза того, что противник может разбить Таманскую армию по частям. Следовательно, стоял вопрос о жизни или смерти Таманской армии.

Матвеев и Батурин, прибыв в Хадыженскую, двинули по пути 1-й колонны, то есть через Кабардинскую, Тверскую, Черниговскую и Пшехскую на Белореченскую и 2-ю колонну, которая, в случае необходимости, могла оказать поддержку колонне Ковтюха, действовавшей против основных сил вражеской группировки.

Чтобы обезопасить главные силы армии от неожиданного флангового удара справа, из района Майкопа, где, по полученным сведениям, генерал Гейман формировал «Армию спасения Кубани», 3-я колонна 13 сентября была направлена из Хадыженской на Апшеронскую — Кубанскую с целью выхода через Пшехскую на Ханскую. По этой же дороге, которая была более удобной для движения, охраняемая частями 3-й колонны, шла основная масса обозов под руководством А.И. Хвалюна. Штаб армии, направляя 2-ю колонну вслед за 1-й колонной, а 3-ю — через Апшеронскую — Кубанскую и далее — через Пшехскую на Ханскую[177], основывался в своих действиях на данных разведки. Посланный Г.Н. Батуриным неустрашимый разведчик Е.Е. Сумин с небольшой группой товарищей, состоявшей из нескольких человек, побывал в Майкопе и в станице Ханской. Ефим Евгеньевич подробно донес о положении в городе и расположении вражеских войск в районе Майкопа и в станице Ханской[178]. Молодой разведчик, которому в то время было лет 18–19, выяснил, что сил неприятеля в Майкопе немного, а громко именуемая «Армия спасения Кубани», формирование которой провозгласил генерал Гейман, представляет собой не особенно многочисленный отряд.

Последующий ход событий показал, что штаб армии действовал правильно. Если 1-я колонна шла почти все время с боями, выбивая противника из одного пункта за другим, то 3-й колонне с обозами на пути от Хадыженской пришлось иметь лишь мелкие стычки с противником, при этом, как указывает Г.Н. Батурин, «разъезд неприятеля, бывший в Апшеронской, удрал лишь только вошли наши передовые части»[179].

Командование белых знало, что группе советских войск, действовавших в районе Дондуковской — Курганной под командованием Кочергина, Сорокиным отдан приказ отступать. О приказе Сорокина на отступление деникинцы писали даже в своей оперативной сводке[180]. Поэтому белогвардейцы не боялись за свой тыл и все силы сосредоточили против 1-й колонны Таманской армии. Своей кавалерией они даже прорывались на окраину ст. Белореченской, но были отбиты[181].

Белогвардейцы знали также, что советскими войсками, отходящими из Туапсе, командует Матвеев, а его начальником штаба является Батурин и что с Таманской армией «идет до 20 тысяч беженцев»[182]. В оперативной сводке деникинского штаба говорилось: «29 августа (11 сентября 1918 г. по н. ст. — Н. Е.) группа Матвеева заняла Пшехскую и Белореченскую и пыталась прорваться вдоль ж. д. на Гиагинскую, очевидно, с целью соединения с остальными группами армии Сорокина…

Часть большевиков группы Матвеева прибыла 30 августа (12 сентября по н. ст. — Н. Е.) в Хадыженскую, откуда направилась на Майкоп, оставив небольшой арьергард в Хадыженской»[183].

В той же оперативной сводке указывается: «Отходившие от Туапсе на Майкоп части под командой Матвеева представляют остатки Таманской армии большевиков; силы этой группы исчисляются в 10–12 тысяч штыков и сабель при 15 орудиях и 80 пулеметах»[184].

В свете этого становится ясной ошибочность высказанного в свое время Г.Н. Батуриным мнения о том, что якобы противник имел «довольно смутное представление о Таманской армии», которую он будто бы называл «Туапсинской колонной», состоящей из матросов и пленных немцев[185].

Белые укрепились на окружающих ст. Белореченскую возвышенностях, окопались. Сюда была противником стянута масса кавалерии. Враг имел цель — сбросить таманцев в р. Белую, загнать их в горы и здесь уничтожить. Но благодаря железной стойкости бойцов и умелому командованию Е.И. Ковтюха все попытки врага перейти в наступление и перехватить инициативу в свои руки закончились новыми потерями для белогвардейцев. Во время одной из атак противника был уничтожен полностью вражеский конный полк[186].

15 сентября в район станицы Белореченской, вслед за 2-й колонной, подошла и третья колонна армии, решительным ударом занявшая ст. Ханскую и прикрывшая тем самым правый фланг колонны Ковтюха. Учитывая, что 1-я колонна вышла из Туапсе на пять дней раньше 3-й колонны, надо будет признать, что последняя колонна таманцев двигалась из Туапсе на Белореченскую не менее стремительно, чем 1-я колонна. Правда, колонна Ковтюха шла все время с боями, зато с 3-й колонной двигалась основная масса обозов и беженцев, затруднявших движение войск.

К вечеру конница противника неожиданно прорвалась в тыл и атаковала станицу Пшехскую, где остановились обозы таманцев. Враг рассчитывал на безнаказанность своих действий, на разгром таманцев с тыла. Но расчеты эти были сорваны. В станице Пшехской находился военный комиссар штаба Таманской армии Александр Прокофьевич Кацура. Он поднял против врага больных, раненых и ездовых. К ним присоединились многие женщины, почуявшие грозную опасность. Вся эта масса людей, вооружившись, кто чем мог, — винтовками, саблями, костылями, а многие — просто палками, увлекаемая смелым комиссаром, бросилась навстречу врагу. Противник, заметив в сумерках сплошную стену наступающих таманцев, сначала от неожиданности растерянно остановился, а затем повернул вспять. Находчивость Кацуры, по призыву которого бесстрашно поднялись против врага все находившиеся в обозах, спасла положение[187].

В связи с сосредоточением всех сил Таманской армии в районе Белореченской, И.И. Матвеев решил ликвидировать разделение армии на колонны, подчинив все войска, в том числе и 1-ю колонну Ковтюха, который действовал фактически самостоятельно, твёрдому руководству штаба армии. В станице Белореченской был отдан соответствующий приказ войскам. Ввиду чрезвычайной важности этого документа для понимания многих явлений в истории Таманской армии, привожу его текст.

«Приказ № 27

по революционным войскам Советской Таманской армии Северо-Кавказской социалистической Республики

16-го сентября 1918 года

§ 1.

Вчера, 15-го сентября, все колонны армии соединились для общих оперативных действий, от которых ожидается многое.

Все должны довести свою энергию до высшей степени. Ввиду того, что распределение на колонны отпадает само собой, армия, находящаяся на позиции, должна свестись в два фланга — правый и левый, под командой особо назначенных командующих флангами, и те полки, которые слились во фланги, поступают в ведение командующих флангами. Учитывая момент, фланги определяются следующим образом: правый фланг, — считая от линии железной дороги на Армавир вправо, — входят полки Славянский, Кубанско-Черноморский и Коммунистический; левый фланг — влево от той же дороги — входят полки Полтавский, Советский, Анастасиевский батальон и Крымский полк. Все части кавалерии, батареи и отдельные роты и команды, фактически входящие в состав фланга, поступают в распоряжение командующего флангом.

Оба фланга и тыловые части исполняют распоряжение командующего и штаба армии. Штаб фланга дает распоряжение по своему флангу, штаб армии — по всей армии. С требованиями одного фланга, касающимися войск другого, обращаться в Главный штаб по всей армии.

Предлагаю, как флангам, так и полкам каждого фланга иметь тесную связь между собой, наблюдать за порядком в своих частях и исполнять распоряжения штаба армии, штабов флангов и командного состава. Обращаюсь к совести и сознательности всех и каждого и напоминаю, что от точных и быстрых исполнений приказов и распоряжений зависит все.

§ 2.

Днепровский полк, не причисляясь к какому-либо флангу, вводится в центр расположения позиции временно и по миновании надобности должен находиться в резерве. Павлоградский полк, представляя отдельную часть, остается для охраны тыла.

§ 3.

Командующим правым флангом армии, расположенной на позиции, назначается товарищ Лисунов, командующим левым флангом — товарищ Ковтюх, которым разрешается иметь свои штабы флангов, держа постоянную связь с Главным штабом армии.

§ 4.

Военным комиссаром станицы Белореченской с функциями коменданта назначается тов. Кацура.

§ 5.

Приказываю, чтобы все способные носить оружие взяли таковое, причислившись к полкам и выступили на защиту народной свободы. Тунеядцы, лентяи и трусы, присосавшиеся к армии, будут изгоняться из армии, а мерзавцы, позволяющие себе провокационные выходки, подстрекательства, неподчинение, наводящие панику или занимающиеся грабежами, будут расстреляны…

Пусть соединится сознательная, дисциплинированная, твердая духом армия и — за дело, вперед!

Командующий армией Матвеев

Начальник штаба армии Батурин

Политический комиссар при армии Кича»[188].

Рассматривая последующий ход событий, приходится констатировать, что приказ № 27 от 16 августа 1918 года в части, касающейся 1-й колонны оказался невыполненным. Е.И. Ковтюх, очевидно, предпочел не принимать во внимание этот приказ и отказался что-либо менять в составе подчиненных ему войск, которые он в своих приказах продолжал именовать вплоть до 5 октября 1918 года «1-й колонной соединенных частей на Гривенском фронте»[189], что говорит о фактическом игнорировании им командующего и штаба Таманской армии. Славянский полк, который должен был, согласно приказу по армии, перейти в подчинение Лисунова, остался в составе колонны Ковтюха, в которую, как и раньше, кроме Славянского полка, входили 1-й Советский и Полтавский полки. Крымский же полк из состава 3-й колонны, который должен был перейти под командование Ковтюха, остался в прежнем подчинении. Таким образом, получается оригинальное положение: штаб Таманской армии, основываясь на решении геленджикского совещания, считал колонну Ковтюха 1-й колонной Таманской армии, а фактически ее подчинение штабу Таманской армии, по крайней мере, в первое время, было номинальным. Больше того, Ковтюх считал свою колонну совершенно самостоятельной, не входящей в состав армии, руководимой И.И. Матвеевым. Об этом свидетельствуют пометки Ковтюха на докладе Г.Н. Батурина о Таманской армии, хранящемся в Краснодарском Краевом партийном архиве[190]. Эти пометки были сделаны Е.И. Ковтюхом, видимо, тогда, когда он жил в Краснодаре (1923–1926 гг.), командуя 22-й Краснодарской стрелковой дивизией.

М.В. Смирнов, в свою очередь, говорил об отсутствии руководства со стороны штаба армии движением колонны Ковтюха. «Руководство дальнейшим движением от штаба армии мы не получали и во всем остальном пришлось рассчитывать только на самих себя», — утверждает Смирнов, говоря о событиях, происходивших после Геленджикского совещания, на котором было принято решение о создании Таманской армии[191].

Деление на колонны сохранялось еще почти целый месяц, о чем свидетельствуют последующие приказы Матвеева по армии и Ковтюха по 1-й колонне[192].

Враг стягивал под Белореченскую свои резервы. Деникин перебросил сюда на поддержку Покровского отряд полковника Моллера. Предстоял решающий бой, от которого зависела судьба Таманской армии.


Бойцы 1-й Славянской роты Павел Павлович и Андрей Павлович Мищенко. Фото 1920-х годов.

Генерал Покровский предъявил таманцам ультиматум о сдаче, дав на размышления 24 часа. В листовках, разбросанных с помощью броне-поезда, белое командование требовало выдать комиссаров и командиров. Покровский писал: «Вас обманули ваши комиссары-большевики. Москва занята нашими доблестными войсками. Вы одурманены большевизмом и комиссарами. Выдайте их, и мы вас примем с распростертыми объятиями»[193]. Белый генерал обещал красноармейцам, в случае их добровольной сдачи, возвращение к своим семьям. «Опомнитесь! Вас на это зовет воля господня!» — увещевал коварный генерал[194].

В 4 часа дня 16 сентября в станице Белореченской, под председательством Н.К. Кичи, состоялось совещание политических комиссаров полков и партийных работников. На совещании комиссары доложили о политической работе в частях. Было вынесено решение о проведении широкой агитации в армии с целью воспитания у бойцов революционного мировоззрения и революционной морали. Были обсуждены также вопросы о дальнейшем продвижении и генеральском ультиматуме, об обязанностях комиссаров и расстановке сил коммунистов.

После совещания в частях и подразделениях были проведены летучие митинги, на которых коммунисты довели до сознания бойцов суть ультиматума Покровского. В пламенных словах комиссары и коммунисты показали, что враг боится грозной силы революционных войск, воодушевлённых идеями большевизма[195]. Таманцы поклялись нанести сокрушительный удар по врагу.

Штаб, готовясь к предстоящему сражению, провел тщательную подготовку. Усиленно велась разведка. На военном совещании, в котором участвовали Г.Н. Батурин, Е.И. Ковтюх, Д.Е. Лисунов, И.И. Матвеев и командиры частей, был обсужден план боевых действий, согласованы действия частей. Д.Е. Лисунову, в подчинение которого переходила вся артиллерия армии, еще до совещания командармом было приказано заблаговременно подготовить необходимые данные для нанесения массированного артиллерийского удара по противнику в ночных условиях. Для этого днем под руководством самого Даниила Евстафьевича, являвшегося опытным артиллеристом, была произведена тщательная наводка и пристрелка орудий[196].

Вечером было захвачено в плен несколько белогвардейцев. При обыске одного из них был обнаружен приказ генерала Покровского. Генерал приказывал на рассвете начать наступление, причем в приказе были указаны обходы флангов и направление главного удара. Покровский ставил своим войскам задачу уничтожить Таманскую армию, призывал очистить область от большевиков[197].

Военное совещание приняло решение предупредить наступление противника и самим ночью начать наступление с целью разгрома врага. Было учтено, что противник может выставить более 11 тысяч штыков и сабель против наших 13 тысяч штыков и сабель. Учитывалось также превосходство противника в кавалерии. Основной удар по врагу должна была нанести 1-я колонна Ковтюха при поддержке двух других колонн.

Несмотря на то, что таманцам противостояли отборные части врага из офицеров, юнкеров, казачьего кулачества и других головорезов, имевшие опытный командный состав, бойцы Таманской армии были уверены в своей победе. Моральный дух советских воинов был неизмеримо выше морального духа белогвардейцев. Бойцы знали, что они сражаются за родную Советскую власть, за лучшее будущее. Армия за время похода переродилась, она превратилась из неорганизованных, недисциплинированных частей в мощный воинский коллектив, обладающий высокой боеспособностью. Вечером бойцы получили патроны. Были тщательно проверены в обозе все повозки, для фронта было взято все, вплоть до последнего завалявшегося патрона[198]. Некоторые части были выделены в резерв. В состав резерва влилось большое количество больных и раненых, считавших необходимым в момент смертельной опасности взять оружие в руки[199].

После 12 часов ночи таманцы начали скрытно продвигаться вперед. Под самыми высотами, которые занимал враг, они столкнулись с развертывающимся врагом, который в первый момент от неожиданности растерялся, но затем привел себя в порядок и перешел в контратаку. Несмотря на это, красноармейцы, поддержанные метким огнем всей артиллерии армии, теснили врага и заняли к утру две линии неприятельских окопов. Артиллерия перенесла огонь и стала громить резервы противника, а наша кавалерия вышла в тыл врага.

Ошеломленный умелыми действиями наших войск противник не смог по-настоящему организовать сопротивления натиску таманцев и обратился в бегство. Его кавалерия запуталась в своих же обозах, и действия ее были беспорядочными. Попытки офицеров удержать своих солдат успехом не увенчались. После этого сами офицеры обратились в поспешное бегство. Бежал на лошади и генерал Покровский.

Противник был разрезан на две части: часть его убегала в направлении ст. Гиагинской, другая — на село Царский Дар (теперь с. Великое)[200].

Потери противника были огромны. Особенно большими были потери войск, находившихся в окопах: почти половина их так и осталась в окопах, накрытая нашим артиллерийским огнем и добитая наступающей пехотой[201]. Высоты, занимавшиеся противником, были усеяны трупами офицеров и белоказаков. Таманцы потеряли в бою около 20 чел. убитыми и около 100 чел. раненными. Убитые были похоронены на кладбище, а раненые взяты на подводы[202].

Массовый героизм отличал бойцов Таманской армии в этом бою, Г.Н. Батурин так описывает героизм бойцов: «К концу боя наша пехота атаковала запутавшихся в обозах кавалеристов. Таманцы расстреливали казаков в упор и ссаживали с коней штыками… Никто не хотел отставать от товарищей. Были случаи, когда задыхающиеся от бега бойцы падали как подкошенные, но через одну — две минуты вскакивали и, хриплым голосом крича «ура», бросались вперед, на противника»[203].

Умелым бойцом-пулеметчиком проявил себя в боях с белогвардейцами молодой красный воин — доброволец Даниил Гончаренко из ст. Славянской. Позднее он был назначен начальником пулеметной команды и с честью нес славное звание таманца.

У командующего Матвеева была так называемая «Личная охрана» из пяти матросов в красных рубашках. Когда в самом начале боя на левом фланге, где у нас было слабее, началась перестрелка, их-то и направил Матвеев с пулеметами на левый фланг, зная, что матросы умрут, а врага не пропустят. Благодаря матросам замысел врага потерпел неудачу, и его атака была отбита[204].

В опасных местах боя, под градом пуль и шрапнели можно было видеть командующего 1-й колонной Ковтюха, который своим примером бесстрашия воодушевлял бойцов, и бойцы, презирая смерть, шли вперед, нанося врагу удар за ударом[205].

В сражении участвовала вся Таманская армия, основную же тяжесть боев приняла на себя 1-я колонна, поддержанная частями 2-й и 3-й колонн[206].

Е.И. Ковтюх в своей книге «Железный поток» в военном изложении» по существу отрицал какую-либо роль 2-й и 3-й колонн в боях под Белореченской[207]. Другие участники героического похода Таманской армии опровергают это ошибочное утверждение Ковтюха.

М.В. Смирнов, например, в своих воспоминаниях писал: «С подходом 2-й и 3-й колонн части нашей 1-й колонны при поддержке 2-й колонны ударом опрокинули противника, преследовали его до станицы Гиагинской…»[208]. Участник похода И.Г. Коробов, бывший боец Коммунистического полка, указывает: «На 6-е сутки под высотами за станицей Белореченской было сделано общее наступление совместно с подходящей 3-й колонной, а противник не выдержал и отступил»[209]. А вот свидетельство еще одного таманца, бывшего бойца 4-го Днепровского полка (из 3-й колонны) П.А. Баланова: «… начали двигаться дальше на… Белореченскую…, где и нашей колонне пришлось столкнуться с генералом Гейманом… противник занял хорошую позицию, что трудно было выбить его одному тов. Ковтюху. И только стало рассветать, как с левого фланга раздалось «ура», и наша братия пошла в атаку, что и мы с громким криком пошли в атаку»[210].

На основании документов и воспоминаний устанавливается, что станицу Белореченскую брала и отстаивала одна 1-я колонна, но в последующих наступательных боях с врагом принимала участие вся Таманская армия, ударной силой которой была 1-я колонна под командованием Е.И. Ковтюха.

Преследуя отступающего противника, таманцы ранним утром 18 сентября заняли станицы Гиагинскую и Келермесскую[211]. Обратившиеся в паническое бегство белоказаки побросали множество бурок. В качестве трофеев таманцы захватили бронепоезд и обозы противника[212].

Успехи таманцев признавали и белогвардейцы. Так, в оперативной сводке за 17 сентября штаб Деникина сообщал:

«С утра 4 сентября (17 сентября 1918 г. по н. ст. — Н. Е.) группа Матвеева из района Белореченской повела энергичное наступление на север и заняла хутора Школьный и Воронцово-Дашковский. Обеспечив себя с севера, главные массы пехоты противника устремились прорваться вдоль железной дороги к Гиагинской и, по непроверенным еще сведениям, видимо, заняли эту станицу.

Эта группа проявляет большую стремительность и настойчивость в атаках»[213].

В той же сводке сообщается о том, что арьергард группы Кочергина[214] оставил 16 сентября Дондуковскую и что главные силы группы Кочергина с 16 сентября сосредоточиваются в ст. Лабинской.

Таким образом, бои в районе Белореченской 10–17 сентября 1918 года закончились блестящей победой Таманской армии и разгромом объединенных войск белых генералов. Бои под Белореченской, в которых главной ударной силой являлась 1-й колонна Ковтюха, — свидетельство стойкости, смелости, самоотверженности и неукротимого боевого духа бойцов и командиров доблестной Таманской армии.

Победа под Белореченской имела большое значение, она открыла дорогу Таманской армии на соединение с основными силами северокавказских советских войск. Вместе с тем эта победа принесла Таманской армии новый подъем духа, она вселила в бойцов уверенность в своих силах, уверенность, что Таманской армии не страшны лучшие офицерские полки противника. Победа стала возможной в результате активной работы коммунистов по политическому просвещению бойцов, благодаря большой работе штаба армии во главе с коммунистом Г.Н. Батуриным по дисциплинированию армии и благодаря умелому командованию и мужеству таких командиров, как Е.И. Ковтюх, И.И. Матвеев, М.В. Смирнов, Д.Е. Лисунов, С.И. Белогубец, В.И. Литвиненко, М.Н. Назаркин и других, благодаря исключительному героизму рядовых воинов Таманской армии.

После разгрома белогвардейцев под Белореченской и занятия Гиагинской, армия к вечеру 18 сентября с боем заняла ст. Дондуковскую, которую 16 сентября оставили советские части группы Кочергина по приказу Сорокина.

Чтобы задержать отход советских войск, находящихся под командованием Сорокина до подхода Таманской армии, необходимо было установить с ними связь. Эту смелую задачу взял на себя М.В. Смирнов. На легковом автомобиле он решил прорваться ночью через фронт противника в станицу Лабинскую (теперь гор. Лабинск), где, по полученным сведениям, располагался штаб Кочергина[215]. Посадив в автомобиль пулеметчика с пулеметом Максима, сам, вооружившись легким пулеметом, Смирнов в ночь на 19 сентября отправился в опасный путь… по проселочным дорогам, через кукурузные и подсолнечниковые поля.

В пяти верстах от Дондуковской, на повороте дороги, вдруг повстречалась конная сотня противника. Полный ход вперед, огонь из пулеметов, и конная сотня рассеяна. В два часа ночи отважный таманец был уже в Лабинской, в штабе Кочергина[216].

Г.А. Кочергин, которому М.В. Смирнов ранее был незнаком, вначале не хотел верить, что буквально почти рядом находится целая армия. Он, как и многие другие, считал, что все таманцы погибли под Новороссийском. Наконец, все недоразумения разъяснились с помощью вызванного в штаб Костенко, командира 1-го Северо-Кубанского полка[217], которому Смирнов привез письмо от Ковтюха.

Договорившись с Кочергиным о том, что его войска останутся на месте до подхода таманцев и что Кочергин для связи пошлет навстречу таманцам свою кавалерию, Смирнов, как это заранее было условлено с Ковтюхом, решил пробраться в штаб командующего Сорокина, чтобы доложить ему о положении таманских войск, выяснить общее положение главных сил и возможность получения боеприпасов и обмундирования[218].

Марк Васильевич выехал поездом на Курганную — Армавир, надеясь оттуда проехать в Невинномысскую, где должен был находиться штаб командующего. Сев в ночной темноте в вагон, утомленный Смирнов заснул мертвым сном. Проснулся от необычного шума. Слышались крики и стоны раненых. От стен вагона летели щепы, а вагон пронизывали пули.

Оказалось, что поезд стоит около станции Армавир, а к линии железной дороги приближаются белогвардейские цепи, ведущие наступление от станции Кубанской. Смирнов, схватив сапоги под мышки, выскочил из вагона и стал догонять отступающих красноармейцев. Злые колючки — «каунцы» впивались в босые ноги, бежать мешали и раненые руки.

Выяснилось, что противник неожиданным ударом на рассвете выбил наши части из Форштадта и одновременно его цепи повели наступление со стороны Прочноокопской и Кубанской[219]. Утром 19 сентября 1918 года враг занял Армавир[220].

Как показал бывший адъютант штаба 7-й колонны, офицер, перебежавший к деникинцам, в бою 19 сентября у артиллерии 7-й колонны советских войск, занимавшей до этого Армавир, совершенно не было снарядов[221].

С опасными для жизни приключениями Смирнов через станицы Урупскую и Невинномысскую добрался до ст. Богословской, где в штабном вагоне нашел Сорокина. На просьбу о боеприпасах Сорокин ответил: «Пусть Таманская армия возьмет сначала Армавир, занятый белыми, а тогда я посмотрю и, может быть, дам патроны»[222].

Ровно через сутки Смирнов, рискуя ежечасно попасть в руки белогвардейцев, вернулся обратно и доложил обо всем Ковтюху.

Благодаря рискованной поездке Смирнова была установлена связь с войсками Кочергина и с командованием северокавказских советских войск. Отступление группы Кочергина было временно задержано, и Таманская армия 19 сентября 1918 года в районе станицы Дондуковской соединилась с войсками группы Кочергина[223], который прислал в Дондуковскую свои кавалерийские части[224].

Этот день для таманцев стал великим праздником. В ст. Дондуковской состоялся грандиозный митинг. Вместе с двадцатитысячной армией из белогвардейского кольца вырвалось около 30 тысяч рабочих и крестьян, мирных жителей, которым угрожала смерть со стороны белогвардейских палачей. Речи ораторов сопровождались восторженными криками бойцов: «Да здравствует Советская власть!» «Да здравствует наш великий вождь товарищ Ленин!» Выход из окружения после 400-километрового героического похода, радость и восторг в момент соединения с главными силами остались в памяти таманцев на всю жизнь.

В свое время Е.И. Ковтюх писал, что его колонна, заняв 15 сентября станицу Гиагинскую, вступила в станицу Дондуковскую 16 сентября и что соединение таманцев с главными силами северокавказских советских войск произошло 17 сентября 1918 года[225]. В дальнейшем это датирование указанных событий было повторено в целом ряде книг, например, в третьем томе «Истории гражданской войны в СССР»[226], в книгах В.Т. Сухорукова[227] и В.П. Горлова[228]. Неточность, допущенная Е.И. Ковтюхом, проникла даже в учебную литературу для средней и высшей школы[229].

На самом деле, как мы видели, Таманская армия (в том числе и части Ковтюха) 16 сентября 1918 года находилась еще в районе станицы Белореченской, 17 сентября атаковала противника, преграждавшего ей путь на Гиагинскую, 18 сентября заняла станицы Гиагинскую, Келермесскую и Дондуковскую, а 19 сентября Г.А. Кочергин прислал в Дондуковскую свою кавалерию, встретившую здесь таманцев.

Немаловажным по значению фактом для установления истины является то, что первые документы штаба Таманской армии, выданные в станице Дондуковской, датируются не 16-м, 17-м или даже 18-м сентября, а 19-м сентября 1918 года[230]. Трудно согласиться со странной мыслью, что штаб Таманской армии, выйдя из вражеского окружения, бездействовал в течение целых двух-трех суток после занятия станицы Дондуковской и соединения с основными силами революционных кубанских войск. Кроме того, не мог штаб Таманской армии и командарм Матвеев вместе со всей Таманской армией находиться одновременно 16-го сентября — и в станице Белореченской и в станице Дондуковской, то есть в двух местах, расположенных друг от друга на расстоянии около пятидесяти километров, которые армии пришлось пройти с тяжелыми боями.

Таким образом, можно с полным основанием считать, что соединение частей Таманской армии с войсками главных революционных сил Северного Кавказа произошло в районе станицы Дондуковской не 17-го сентября, а 19-го сентября 1918 года.

Хотя Таманская армия и вышла из окружения, положение ее в районе ст. Дондуковской не могло быть прочным, пока не был взят Армавир, захваченный 19-го сентября белогвардейцами. Поэтому не лишним будет рассмотреть и бои, развернувшиеся под Армавиром и ставшие по существу продолжением героического похода Таманской армии.


4. Освобождение Армавира. Разгром белогвардейцев под станицами Михайловской и Курганной

После прихода армии в станицу Дондуковскую штаб ее уже на второй день приступил к организационному укреплению таманских частей. Работа эта продолжалась и после того, как штаб армии перешел 24-го сентября из станицы Дондуковской в станицу Курганную.

Из эскадронов, находившихся в пехотных полках, к 22 сентября были сформированы два кавалерийских полка — 1-й Таманский революционный конный полк[231] (командир И.А. Черноиванов) и 2-й Драгунский полк. Командиром 2-го Драгунского полка был утвержден храбрый солдат революции Г.А. Осипьянц[232]. Эскадрон, находившийся в распоряжении штаба армии, предполагалось развернуть в третий кавалерийский полк[233]. Из трех мелких пехотных полков (Абатовского, 1-го Интернационального и Объединенного интернационального) решено было создать один — Интернациональный полк[234].

В соответствии с приказом по армии от 22-го сентября 1918 года[235] артиллерийские батареи полков сводились в артиллерийскую бригаду под начальством Д.Е. Лисунова.

Штабом из бойцов-саперов, разбросанных по отдельным полкам, создавалась саперная команда[236]. При штабе армии организован был еще ранее Отдел снабжения войск, при котором существовал армейский арсенал (заведующий Дуюнов). 25-го сентября при Отделе снабжения был сформирован рабочий батальон во главе с Сазоном Мирошниченко[237]. Большое внимание штаб Таманской армии уделял налаживанию связи между частями. В полках были созданы команды связи и установлено дежурство телефонистов и телеграфистов, работа которых находилась под строгим контролем[238]. Делались попытки наладить санитарную часть. Заведующим всеми лазаретами Таманской армии был назначен Климентий Зареба[239]. Были созданы военно-революционный трибунал, отдел контрразведки (вел разведку в тылу противника и боролся против шпионажа, провокационных обысков и реквизиций). Замечательными контрразведчиками зарекомендовали себя Ефим Евгеньевич Сумин и Иван Митрофанович Хорошев.

Большой вклад в укрепление Таманской армии после ее выхода из окружения внес своей работой С.В. Воловик, вступивший 20-го сентября 1918 года в исполнение обязанностей военно-политического комиссара Таманской армии[240].

Стефан (Степан) Васильевич Воловик, член Коммунистической партии с 1918 года, принимал активное участие в борьбе за Советскую власть в Таманском отделе, был одним из организаторов Красной Гвардии в станице Крымской, затем был избран членом станичного Ревкома и членом Кубанского облисполкома. Пользуясь большим авторитетом среди населения, С.В. Воловик сумел привлечь на сторону Советской власти и в ряды революционных войск большое количество трудящихся казаков[241]. Враги уничтожили родных Стефана Васильевича. После того, как Реввоенсовет Северного Кавказа 18 октября 1918 года назначил комиссаром Таманской армии Л.В. Ивницкого, С. В. Воловик стал его заместителем («товарищем»)[242]. Затем он был комиссаром ставропольских войск[243], комиссаром 4-й Ставропольской дивизии[244] и пал смертью храбрых в одном из боев с белогвардейцами в 1919 году. Г.Н. Батурин писал позднее о С.В. Воловике как о «лучшем друге и боевом товарище», который пользовался особой популярностью среди рядовых бойцов. «Тов[арища] Воловика, как активного революционера, — указывал он, — знаю с 1918 года еще до организации Советской Таманской Красной Армии, близкое же знакомство с ним и совместная работа моя началась с сентября 1918 года, когда т. Воловик прибыл в Таманскую армию, в какой я все время занимал должность начальника штаба армии. Неутомимый работник и преданный делу Революции тов. Воловик принес несомненную и громадную пользу в эпоху тяжелых переживаний Красной Армии, и в памяти участников имя тов. Воловика должно остаться навсегда, как одного из героев гражданской войны»[245].

21-го сентября С.В. Воловик провел совещание всех комиссаров полков и отдельных частей, которое обсудило обязанности комиссаров в связи с новой обстановкой и новыми задачами армии[246]. Он лично подбирал коммунистов, достойных быть комиссарами. Комиссаром военно-революционного трибунала был назначен Тихон Божич[247], комиссаром отдела снабжения Штаба армии — Василий Козинский[248], комиссаром при армейском медицинском отделе — Иван Божич[249].

Комиссары должны были ежедневно доносить С.В. Воловику о положении в полках и отдельных частях, «об их нуждах и всякого рода недостатках»[250], а для этого они должны быть в курсе всех событий, происходивших в подразделениях, знать заботы, настроения, думы рядовых бойцов.

Комиссары и агитаторы-организаторы политотдела («Политического комиссариата») армии разъясняли бойцам и населению политику партии коммунистов-большевиков, поддерживали укрепляли авторитет командиров. Одним из агитаторов-организаторов работал Алексей Минаков[251]. Политком С.В. Воловик организовал доставку литературы для бойцов Таманской армии[252]. Агитационная работа большевиков служила основной цели — подъему боеспособности армии путем повышения политического кругозора бойцов.

Важное значение в укреплении рядов Таманской армии имели также приказы по армии, в которых разъяснялись цели борьбы, значение воинской дисциплины, указывалось на почетные задачи, стоящие перед бойцами революционных войск[253].

В связи с тем, что группе войск Кочергина («Белореченскому военному округу») Сорокиным было приказано отойти на Невинномысскую, встал вопрос и о планах дальнейших действий Таманской армии.

В армии было много больных и раненых, больные и раненые имелись и в частях «Белореченского округа». С уходом частей Белореченского округа на Невинномысскую, которую стремился захватить противник в свои руки, создавалась угроза не только больным и раненым, но и отдельным частям Таманской армии. С отступлением на Невинномысскую, учитывая, что Армавир 19-го сентября захватил противник, пришлось бы взорвать бронепоезда и потерять другие технические средства. Нужно было найти какой-то выход из положения.

По инициативе военного комиссара «Белореченского округа» П. М. Аскуравы[254] было созвано объединенное совещание командиров и комиссаров Белореченского округа и Таманской армии[255].

На совещании, состоявшемся в станице Лабинской было принято решение установить оборону по р. Лабе, которую использовать как естественную преграду для того, чтобы не допустить дальнейшего продвижения противника, одновременно частью сил очистить от противника район между реками Лабой и Кубанью и тем самым сохранить за собой линию железной дороги от ст. Курганной до ст. Невинномысской и далее до Владикавказа[256]. В приказе по Белореченскому военному округу от 23 сентября 1918 г., отданном в ст. Лабинской, об этом было сказано так: «Ввиду сложившихся обстоятельств стратегического соображения на совещании командного состава решили сузить фронт, установить по реке Лабе и о переброске одной колонны для очистки района между рекой Лабой и Кубанью вплоть до Армавира-Невинномысской. Освободить линию железной дороги, дабы дать этим возможность двигаться эшелонам, чем и ускорим, а также облегчим отправку больных и раненых, прибывших с Таманского фронта»[257].

Ответственную задачу взятия города Армавира взяла на себя 1-я колонна Таманской армии. 23 сентября колонна выступила из станицы Дондуковской через ст. Курганную на Армавир[258]. 1-й колонне был придан из состава 8-й колонны 1-й Северо-Кубанский полк во главе с Костенко, бывшим ефрейтором, сознательным борцом за Советскую власть. 24-го сентября из ст. Дондуковской выступили 2-я и 3-я колонны Таманской армии, которые заняли позиции в районе станиц Курганной и Михайловской.


Типовой бронепоезд белой армии постройки 1915 года. Согласно проекту состоял из двух бронеплощадок и полубронированного паровоза. Вооружение — две горных пушки 76,2 мм образца 1904 года и 8 м.г. Толщина брони — 1216 мм, команда — 4 офицера и 70 стрелков.

В приказе по армии № 37 от 24 сентября было указано: «…Предписываю командирам всех полков объявить, каждый в своем полку, что начинается новый, наступательный период для войск Таманской армии…. что на долю Таманской армии опять выпадает идти вперед и… в тактике, выносливости и храбрости служить примером для других советских войск, идущих с нами рука об руку для достижения одной цели — завоевания общей народной свободы»[259].

Город Армавир занимала 3-я дивизия «Добровольческой армии» под командованием полковника Дроздовского. Противник, по оценке Е.И. Ковтюха, имел свыше 10 тыс. штыков и сабель, 12 артиллерийских орудий. Действия пехоты поддерживались огнем бронепоезда[260]. На вооружении врага имелись бронемашины.

24-го сентября происходило развертывание советских частей перед Армавиром. Белогвардейцы опоясали город двумя рядами окопов, в самом городе соорудили баррикады. Взятие в таких условиях Армавира, который обороняли стойкие белогвардейские полки, было трудным делом, но трудности не пугали закаленных таманцев, они блестяще справились с задачей овладения городом.

Славянский полк под командованием С.И. Белогубца перерезал железную дорогу к северу от Армавира. Наступление на Армавир было продолжено с утра 25-го сентября. Стремительным натиском 1-й Советский полк совместно с Полтавским полком под общим руководством М.В. Смирнова, преодолев проволочные заграждения, выбил противника последовательно из первой и второй линий окопов[261]. Почти весь полк белых, защищавший окопы, был уничтожен. 1-й Северо-Кубанский полк под командованием Костенко занял станцию, и бой развернулся на крайних улицах города. Днем противник бросил в контратаку несколько сотен юнкеров при поддержке бронемашин и одно время потеснил было 1-й Северо-Кубанский полк[262], но затем дружным натиском таманцев противник был отброшен назад.

В бою 25 сентября проявил инициативу, храбрость и находчивость красноармеец кавалерийского эскадрона Моисей Коваленко. Когда был убит командир отделения, отважный Коваленко взял командование на себя, увлек отделение, а вместе с ним и весь эскадрон в решительное наступление. В результате этого эскадрон занял часть города, захватив пленных и трофеи[263].

Особенно упорное сопротивление враг оказывал, используя баррикады, построенные на каждом перекрестке[264]. Бой за баррикады шел целый день, но взять их не удалось. Е.И. Ковтюх, командующий 1-й колонной, принял после совещания с командирами решение — разгромить противника в ночном бою. Атака противника, засевшего за баррикадами, должна была начаться в 3 часа 30 минут утра 26-го сентября одновременно с северо-запада и юго-запада. Артиллерия, подтянутая в темноте поближе к баррикадам, в назначенное время открыла сосредоточенный огонь вдоль улиц по расположению врага. Баррикады артогнем разрушались одна за другой. Полки Славянский, Полтавский, 1-й Советский, 1-й Северо-Кубанский перешли в решительное наступление. Бойцы забросали противника ручными бомбами и смелой атакой заставили его поспешно отступать к р. Кубань, в Форштадт и ст. Прочноокопскую[265].

Во время штурма баррикад, будучи начальником штурмовой группы, проявил подлинное мужество, энергию и непоколебимую волю к победе командир Славянского полка С.И. Белогубец. Штурмовая группа, возглавляемая отважным командиром полка, несмотря на губительный огонь противника, стремительно ворвалась на баррикады и уничтожила врага, засевшего за ними. Благодаря решительным действиям Сергея Ивановича и его бойцов сопротивление белогвардейцев в городе вскоре было сломлено, и Армавир был полностью очищен от противника[266].

Разрозненные вражеские группы пытались спастись, переправившись на другой берег реки по единственному мосту через Кубань, но путь им преградил прорвавшийся к мосту батальон под командованием Степного. Белогвардейцам пришлось спасаться вплавь, многие из них утонули в реке. Комбат Степной в этом бою показал себя инициативным и стойким до самопожертвования командиром[267].

Предпринятая Деникиным ранним утром 26-го сентября попытка свежими частями, высаженными на ст. Кубанской и развернувшими наступление вдоль железной дороги, нанести удар в тыл колонне Ковтюха и тем самым помешать взятию Армавира[268], учинить таманцам разгром была успешно отражена с большими для врага потерями.

Потери противника в боях за Армавир составили около 1 500 человек, в числе их было очень много кадровых офицеров. Таманцы потеряли около 200 человек убитыми и ранеными[269].

Взятие Армавира, важного узла железных дорог, одного из революционных центров Кубани, имело большое значение. Освобождение города было осуществлено 1-й колонной славной Таманской армии, еще раз доказавшей, что белогвардейская «Добровольческая армия» может быть бита при наличии боевого духа бойцов и смелого командования.

Быв. комиссар 3-го Ново-Михайловского полка Г.Л. Зуев, говоря о роли таманцев во взятии Армавира, в своих воспоминаниях отметил: «Таманская армия задержала наше отступление и предложила нам наступать. Когда мы подошли к Армавиру, то таманцы уже были на Туапсинке[270], и мы соединились с ними. Нужно сказать, что тот страх, который вселяла Таманская армия, содействовал занятию Армавира, одни наши части сделать этого не могли»[271].

Таким образом, в результате ночного боя Армавир окончательно перешел в наши руки 26-го сентября 1918 года. Указываемая в литературе более ранняя дата освобождения таманцами Армавира[272] является ошибочной.

Для белых поражение в боях за Армавир было весьма чувствительным. Они прекрасно понимали стратегическое значение г. Армавира, поэтому Деникин приказал своим частям во что бы то ни стало выбить таманцев из Армавира.

Дроздовский переправил свою дивизию у ст. Прочноокопской на левый берег Кубани и совместно с отрядом полковника Тимановского, прибывшим из резерва, 27-го сентября атаковал Армавир с северо-запада. Однако белогвардейцы понесли большие потери, но городом овладеть им так и не удалось, несмотря на повторный приказ Деникина о взятии Армавира.

В городе Армавире было взято большое количество мануфактуры, которую Ковтюх приказал использовать на обмундирование солдат 1-й колонны, мобилизовав для изготовления обмундирования всех портных города[273].

Сразу же после взятия Армавира в штаб Сорокина за снарядами и патронами Ковтюх послал быв. военного комиссара Таманского отдела П.С. Решетняка. П.С. Решетняк вернулся 29-го назад и сообщил о взятии накануне под руководством Сорокина ст. Невинномысской, в связи с чем восстанавливалось железнодорожное движение по линии Армавир-Святой Крест (теперь Прикумск). Ст. Невинномысская была освобождена после недельного пребывания в ней белых. Интересно, что в приказе Ковтюха по 1-й колонне, говорящем об этой поездке Решетняка, отмечается деморализация отдельных частей войск, находившихся под командованием Сорокина. Вот это место из приказа Ковтюха: «фронт везде восстановлен, но в большом размере царит провокация и обвинение, как например, полк обвиняет полк, командир командира, колонна обвиняет колонну и вплоть до главнокомандующего Сорокина»[274]. В приказе сообщалось также о «твердом обещании» Сорокина, что не позднее, как через три дня будет исправлена железная дорога и в Армавир будут доставлены боеприпасы «в самом большом количестве»[275].

Однако это обещание осталось невыполненным.

Испытывая недостаток в патронах и снарядах, командующий 1-й колонной Е.И. Ковтюх и комиссар колонны Ф.П. Правдин, при поддержке коммунистов Армавира приняли срочные меры, чтобы пустить в ход механический и другие заводы города.

Благодаря энергии рабочих уже 4-го октября все заводы были пущены в ход. Под руководством заведующего арсеналом 1-й колонны Черкасова на заводах вырабатывались снаряды и патроны, на механическом заводе ремонтировались пулеметы и другое оружие[276]. Ружейный завод изготовлял 10–15 тысяч патронов с медными пулями, которые поступали в 1-й колонну[277].

26 сентября, в день, когда 1-я колонна Таманской армии окончательно закрепила за собой Армавир, состоялось вновь собрание командного состава Белореченского округа. Собрание постановило, что 5-я колонна поступает в распоряжение командующего и штаба Советской Таманской армии[278].

По приказу № 44 по войскам Таманской армии от 27 сентября 1918 г.[279] линия фронта армии проходила от ст. Родниковской до ст. Курганной по р. Лабе, далее шла на ст. Михайловскую и отсюда на восток в сторону Армавира. Части заняли на этой линии оборону в следующем порядке: на левом фланге, в ст. Курганной и к югу от нее, имея связь с войсками 1-й колонны И.Ф. Федько в ст. Родниковской, находился Крымский полк. 2-й Майкопский полк охранял железную дорогу между ст. Курганной и р. Лабой. Район между ст. Курганной и ст. Михайловской занимали, располагаясь в шахматном порядке, полки Белореченский, Кубано-Черноморский, Ейский, Закубанский. Ст. Михайловскую занимал Интернациональный полк. 1-й Кавказский конный полк обеспечивал охрану наибольших интервалов между пехотными полками.

Район между ст. Михайловской и ст. Андрее-Дмитриевской занимали Михайловский отряд, Коммунистический и Днепровский полки. Резервом этой группы был Таманский кавалерийский полк. В резерве командующего находился 1-й Майкопский полк, располагавшийся в ст. Курганной. Полки Ахтарский и Тимашевский находились в распоряжении командующего 8-й колонной и занимали район от Андрее-Дмитриевской в сторону Армавира, держа связь с 1-й Таманской колонной Ковтюха[280].

Таким образом, части Таманской армии к концу сентября 1918 года занимали оборону по линии Родниковская — Курганная — Михайловская — Андрее-Дмитриевская — Армавир фронтом на запад, северо-запад и север.

* * *

Белогвардейское командование, увидев бесплодность своих попыток вернуть Армавир прямым наступлением на город, решило нанести удар по советским частям, занимающим район станиц Михайловской и Курганной. Оно полагало, что разбив советские части в этом районе, ему удастся окружить Армавир, а тогда, по мысли деникинцев, взятие Армавира не составит большого труда.

Деникин оставил против Армавира в качестве заслона отряд полковника Тимановского (Марковский офицерский полк и три сотни кавалерии), а главную массу войск — 3 пехотную дивизию полковника Дроздовского и 1-ю конную дивизию под командованием генерала Врангеля бросил против таманских частей (2-й и 3-й колонн), занимавших район Михайловской — Курганной.

Рано утром 1-го октября дивизия Дроздовского атаковала таманцев в районе ст. Михайловской с севера. Через район восточнее ст. Михайловской в тыл таманским частям, находившимся в ст. Курганной, прорвалась конная дивизия Врангеля. Одновременно враг бомбил с воздуха таманцев в Армавире[281]. Белогвардейцы надеялись на верный успех.

Командование Таманской армии, находившееся в ст. Курганной, умело организовало отпор врагу, наступавшему с фронта и тыла. Ожесточенный бой продолжался целый день. Наступавшая на ст. Михайловскую дивизия Дроздовского была остановлена, понесла огромные потери и к вечеру была отброшена к ст. Петропавловской. Потерпела поражение и конная дивизия Врангеля, попытавшаяся неожиданным ударом с северо-востока захватить с ходу ст. Курганную.

Особенно отличился в бою под Курганной 2-й Драгунский полк под командованием Г.А. Осипьянца. Полк бесстрашно врубился в центр наступающего противника и заставил его обратиться в бегство. Таманцы не обращали внимания на то, что врагов было значительно больше. Они беспощадно рубили сопротивляющихся и преследовали по пятам бегущих. Смелая атака красных кавалеристов решила исход боя в пользу таманцев[282].

Молодой, горячий Осипьянц (ему было лет 25–27), храбрый до самозабвения, был героем этого боя. Раненый в голову, с окровавленным лицом докладывал он начальнику штаба армии Г.Н. Батурину, находившемуся на наблюдательном пункте, о ходе боя. Наблюдательный пункт располагался на колокольне. Осипьянц закончил свой доклад возгласом: «Да здравствует революция!» Бойцы резерва, находившиеся внизу, услышав этот призыв, ответили громким «Ура!»[283].

Конная дивизия Врангеля была остановлена у станицы Курганной[284]. Фланговыми ударами из районов ст. Андрее-Дмитриевской и ст. Константиновской она была зажата в тиски между близко сходящимися реками Чамлык и Синюха, и, понеся большие потери, спаслась от уничтожения лишь благодаря оплошности некоторых наших командиров[285], давших ей возможность, пользуясь сумерками, переправиться по единственной переправе — железнодорожному мосту и уйти на север[286].

Так закончилось наступление деникинцев, имевшее целью разгромить таманцев. Крупное поражение белогвардейских войск, нанесенное им частями 2-й и 3-й колонн Таманской армии под станицами Михайловской и Курганной, имело не меньше значение, чем взятие 1-й колонной Ковтюха Армавира.

Таким образом, везде, где противник атаковал таманские части, он неизменно нес большие потери, но успеха не имел. Таманцы громили белогвардейцев и в наступательных и в оборонительных боях. Командование Таманской армии нисколько не преувеличивало, когда отмечало, что Таманская армия среди других советских войск Северного Кавказа является образцовой боевой единицей[287].

Дух Таманской армии был высоким, и она представляла собой грозную для врага боевую силу. Но тяжёлым было положение с обмундированием бойцов. И если в 1-й колонне было приступлено в Армавире к пошивке одежды из имевшейся мануфактуры, то для обмундирования остальных частей армии пришлось прибегнуть к помощи населения. Положение со снабжением армии всем необходимым было очень тяжелым, так как для закупок не было денег. Плохо обстояло дело с фуражом. Из-за отсутствия соли, которую не на что было купить, и др. продуктов, среди бойцов начались заболевания цингой[288]. Многие красноармейцы были босы и ходили в жалких лохмотьях.

Учитывая безвыходное положение с одеждой и обувью, командование Таманской армии обратилось с воззванием к населению с просьбой помочь красноармейцам своими пожертвованиями[289]. Работу по сбору среди населения одежды и обуви для бойцов возглавил С.В. Воловик. Во время сбора одежды и обуви среди населения была проведена коммунистами Таманской армии большая разъяснительная работа.

Население станиц Родниковской, Константиновской, Чамлыкской, Михайловской с готовностью откликнулось на призыв помочь своими пожертвованиями таманцам[290]. Член агитационной коллегии Божич 1 октября 1918 г. докладывал политическому комиссару армии: «Сообщаю, что жители станицы Родниковской отнеслись очень сочувственно на наш призыв и сейчас же по окончании митинга начали нести в большом количестве пожертвования»[291].

На общем собрании граждан станицы Чамлыкской после выступления представителей Таманской армии Блохина и Симакова была принята резолюция, в которой собрание выразило сердечную благодарность таманцам за их честную борьбу против угнетателей. Собрание послало бойцам-таманцам искренний привет и обещало «поддерживать их во всех отношениях, чем только может». В резолюции было отмечено также образцовое отношение бойцов-таманцев к населению[292]. В станицах Родниковской, Михайловской, Чамлыкской, Константиновской, согласно сохранившимся документам, население пожертвовало всего 29 шинелей, 213 шуб и полушубков, 185 пиджаков, 95 гимнастерок, 222 пары брюк, 319 рубашек, 44 пары сапог, 29 пар ботинок и некоторое количество других предметов[293].

Благодаря помощи населения самые нуждающиеся бойцы были в какой-то степени обуты и одеты, но для всех бойцов пожертвованного было совершенно недостаточно, так как помощь оказывало трудящееся население, у которого излишков одежды не было, и оно делилось последним, что имело. Следует иметь в виду, что в годы войны промышленность в основном работала на войну, поэтому население было само плохо обеспечено одеждой и обувью, и если, несмотря на это, оно все-таки помогло таманцам (нужно учитывать и помощь населения бойцам в индивидуальном порядке), то это говорит прежде всего о любви трудящихся к Красной армии, которую рабочие и крестьяне считали своей защитницей. Бойцы-таманцы высоко ценили эту помощь населения.

Авторитет коммунистов, принимавших самое активное и непосредственное участие в сборе одежды и обуви для бойцов, а тем самым в удовлетворении их самых острых нужд, укреплялся.

* * *

Таманская армия, как мы видели, была образована в конце августа 1918 года в тяжелых условиях отступления советских частей, отрезанных в Таманском отделе Кубанской области в результате занятия Деникиным центра Кубани Екатеринодара и повсеместного восстания против Советской власти большинства казачества.

Отступавшие вначале без должного порядка красноармейские части, сопровождаемые многотысячными массами беженцев, мирных жителей, спасавшихся от белогвардейского террора, подвергались беспрерывным ударам со стороны частей «Добровольческой армии» Деникина и восставших белоказаков. По пути отступления части объединились в армию, названную Таманской, взяли инициативу в свои руки и проделали легендарный поход, громя отборные войска белых генералов.

В это же самое время остальные войска Северокавказской Республики, находившиеся под командованием Сорокина, потерпели ряд серьезных поражений. Под влиянием почти беспрерывного отступления эти войска все больше деморализовались. Бойцы и командиры открыто выражали недовольство отступлением и требовали прекратить его и жаждали активных боевых действий.

Выход таманцев из окружения, их присоединение к основным силам кубанских войск в районе Армавира вызвал подъем боевого духа среди всех войск. Боевые подвиги Таманской армии приветствовали целые воинские части. Так, бойцы 1-го Кавказского советского артиллерийского дивизиона и 154-го Дербентского революционного пехотного полка прислали в подарок таманцам сахар. В своем приветствии по этому поводу они писали: «Не имея в достаточном количестве боевых припасов, терпя голод таманцы, собственной грудью прокладываете путь к светлому идеалу социализма. Ура героям-таманцам, а павшим братьям на поле сражения, вы, вечная память!»[294].

У бойцов и командиров вместе с уважением к таманцам появилась надежда на перемену к лучшему. Бывший член Реввоенсовета Северного Кавказа С.В. Петренко писал впоследствии: «Это продвижение Таманских войск, не имевших временами ничего, кроме штыков, должно быть занесено в историю нашей борьбы, как один из славных подвигов революционных войск. Храбрость, боевой опыт и личный пример командовавшего главной колонной таманцев тов. Ковтюха и уверенное, дельное командование армией, душой которого был ее начальник штаба тов. Батурин, вывели таманцев из всех самых, казалось, безвыходных положений. Сколько надежд на новый, победный период нашей борьбы вселила в нас весть о присоединении таманцев»[295].

Командование Таманской армии, стремясь к дальнейшему укреплению армии и порядка в ней, требовало безусловного и точного выполнения предписаний штаба командирами колонн, полков и отдельных частей. Командиры обязаны были ежедневно представлять по инстанции оперативные сводки и рапорты о состоянии и расположении частей. Но колонна Ковтюха сохраняла в Таманской армии известную самостоятельность, с которой, как свидетельствуют документы, считался штаб армии. Больше того, Е.И. Ковтюх стремился после взятия Армавира войти в непосредственное подчинение к Главкому войск Северо-Кавказской Республики Сорокину, ждал от него «предписания о дальнейших действиях колонны»[296], посылал к нему П.С. Решетняка и других представителей за боеприпасами для 1-й колонны[297], минуя штаб армии.

Хотя Таманская армия вышла из белогвардейского окружения и вела успешные бои с белогвардейцами в районе Армавира — Курганной, Сорокин в течение более полумесяца по существу не интересовался таманцами, присоединившимися к его войскам. Штаб Таманской армии не получал ни указаний, ни помощи боеприпасами. Таманцы были предоставлены сами себе и действовали фактически самостоятельно. Лишь образование 5 октября 1918 года Реввоенсовета Северного Кавказа изменило это положение.

После образования Реввоенсовета Таманская армия в середине октября 1918 года была окончательно преобразована: вместо трех колонн в ее составе были созданы две пехотные дивизии, три кавалерийских полка и одна артиллерийская бригада. Войдя в подчинение Реввоенсовета, она прославила себя и в последующих сражениях с деникинскими полчищами.


Библиографическая ссылка: Ефимов Н. А. Героический поход Таманской армии в 1918 году // Ученые записки Московского пединститута имени В. И. Ленина. № 286. — М., 1967. — С. 151–216.


Загрузка...