Изборник

ВЕК ПЕРЕЛОМА
СКАЗАНИЕ АВРААМИЯ ПАЛИЦЫНА

И ныне всяк возраст да разумеет и всяк да приложит ухо слышать, киих ради грех попусти господь бог нашь праведное свое наказание и от конец до конец всея Росия, и како весь словенский язык возмутися, и вся места по Росии огнем и мечем поядены быша.

Сему же сказанию начало сицево.

Благочестивому и храброму во царех великому князю Ивану Васильевичю, всеа Росии самодержцу, дошедшу кончины лет, его же скипетра и всея державы и восприимник бысть сын юнейший Феодор Ивановичь.724 И той убо не радя о земном царьствии мимоходящем, но всегда ища непременяемаго, его же и видя око зрящее от превышщих небес, дает по того изволению немятежно земли Росийстей пребывание. В славе же его вознесеся брат царицы его Ирины, яко же и Иосиф во Египте,725 и толико знаменит бе, яко и от Перских царей, и от Италии, и от всего запада приносящей дары чесныя царю Феодору Ивановичю и тому Борису726 равноподобную царстей чести дарованиа приношаху. Но аще и разумен бе в царских правлениих, но писания божественнаго не навык и того ради в братолюбствии блазнен бываше.727

Великаго убо царя Феодора брата Дмитрия Ивановича,728 не единоматерьня, отделиша всех началнейших велмож росийских советом на Углечь, да в своем пространствии с материю си пребывает. Сему же царевичю Димитрею естеством возрастающу, и братне царьство и величество слышащу, и от ближних си смущаему за еже не вкупе пребывания з братом, и часто в детьских глумлениих глаголет и действует нелепо о ближнейших брата си,729 паче же о сем Борисе. И врази суще и ласкатели, великим бедам замышленицы, в десятерицу лжи составляюще, с сими подходят велмож, паче же сего Бориса, и от многия смуты ко греху низводят, его же, краснейшаго юношу, отсылают, нехотяща, в вечный покой.730 Память же его великою кровию неповинною во всей Росии торжествовася. Се первый грех да разумеется, таже по сем и другий: ни во что же положиша сю кровь неповинную вся Росия. Но се всяк глас просторечие: «Кто убо в деле, той и в ответе; уже тому бог судил быти».

И по тому же и царю святому Феодору, пременившу земное царьство на небесное, от многих же правление держащих в Росии промышляется быти царем вышепомянутый Борис. Он же, или хотя, или не хотя, но вскоре на се не подадеся, и отрицался много, и достойных на се избирати повелевая; сам же отшед в великую лавру матери слова божия, воспомянаемаго чюдеси Смоленския иконы, Девичия монастыря;731 и ту сестре си царице Ирине, уже иноке Александре, служаше. От народнаго же множества по вся дни принужаем бываше к восприятию царьствия и молим от многих слез, но никако же прекланяшеся. Таже что? Просто тую вси церьковницы, повелением патриаршим со всем освященным собором, приемлют убо икону матери всех бога…732 И нескверныя и неблазныя733 и нетленныя пречистыя царицы воображение всех з богом пред тленным человеком стоит на умоление, и похвально церковницы и вси вельможие глаголют: «Се сий образ матери божии тебе ради изнесохом и тебе ради толик путь шествова царица»… Двигнут бысть той образ нелепо, двигнута же и Росия бысть нелепо.

Венчаваему же бывшу Борису рукою святейшаго отца Иева,734 и во время святыя литоргия стоя под того рукою, — не вемы, что ради, — испусти сицев глагол, зело высок и богомерзостен: «Се, отче великий патриарх Иов, бог свидетель сему, никто же убо будет в моем царьствии нищ или беден». И тряся верх срачицы735 на собе и глаголя: «И сию последнюю разделю со всеми!» Словесе же сего никто недоумевся736 взбранити, но вси такающе737 и истину глаголюща ублажающе.

Двоелетному же времяни прешедшу, и всеми благинями Росия цветяше. Царь же Борис о всяком благочестии и о исправлении всех нужных царьству вещей зело печашеся, по словеси же своему, о бедных и нищих крепце промышляше и милость к таковым велика от него бываше, злых же людей люте изгубляше. И таковых ради строений всенародных всем любезен бысть.

И оставшее же племя царя блаженнаго Феодора738 начат нелюбити ради смущения своих си ближних и мало по малу начат и к смерти на сих поучатися… По сих же убо изгнании и инех многих их ради погуби, се же мышляше да утвердит на престоле по себе семя свое. Рабом же на господий толико попусти клеветати, яко и зрети не смеюще на холопей; и многим рабом имения государьская отдая, и велики дары доводцом739 от него бываху. С великим же опасением и отец с сыном глаголаше, и брат з братом, и друг з другом, и по беседе речей закленающеся страшными клятвами, еже не поведать глаголемых ни о велице, ни о мале деле или вещи…

…Тогожде лета 7111,740 и за всего мира безумное молчание, еже о истинне к царю не смеюще глаголати о неповинных погибели, омрачи господь небо облаки, и толико дождь пролися, яко вси человецы во ужасть впадоша. И преста всяко дело земли, и всяко семя сеянное, возрастши, разседеся741 от безмерных вод, лиемых от воздуха, и не обвея ветр травы земныя за десять седмиц дней, и прежде простертия серпа поби мраз сильный всяк труд дел человеческих в полех и в виноградех и яко от огня поядена бысть вся земля. Году же сему прешедшу, ох, ох, горе, горе всякому естеству воскличющу, и во вторый злейши бысть, такожде и в третьее лета…

Мнози же тогда от ближних градов и весий пририщуще742 к царьствующему граду, препитатися хотяще от милостыни царевы. И кто сея беды изглаголет? Славе велицей проходяще о милостыни, и от неразумия всяк, кто иже от места своего двигнувыйся, погибаше: сребряницу743 бо едину взяв или две, чим препитатися? — И шестма убо или боле не мощно единому человеку в день припитатися; кольми же паче жену и чада и род имущему к довлению се.744 По отцех бе богоносных речению, мнози тогда ко второму идолослужению обратишася, и вся имущей сребро, и злато и сосуды и одежда отдаяху на закупы, и собираху в житница своя вся семяна всякаго жита, и прибытков восприемаху десятирицею и вящши. И во всех градех во всей Росии и велико торжество сребролюбное к бесом бываше. Мнози бо имущей к разделению к братии не преклаияхуся, но зряще по стогнам града царьствующаго от глада умерших, и ни во что же вменяху. И не толико бревн и дров на возилех,745 яко же мертвых нагих телес всегда влечаще по всему граду…

В тая же лета мнозии имущей глаголаху к просящим: «Не имамы ничто же». Во время же пленения от всех окольних язык, наипаче же от своих, то обретеся безсчислено расхищаемо всякого хлеба, и давныя житницы не истощены, и поля скирд стояху, гумна же пренаполнены одоней и копон и зародов,746 до четырехнадесять747 лет от смятения во всей Русской земле, и питахуся вси от поль старыми труды: орание748 бо и сеятва и жатва мятяшеся,749 мечю бо на выи у всех всегда надлежашу. Се убо да разумеется грех всей Росии, чесо ради от прочих язык пострада: во время бо искушения гнева божея не пощадеша братию свою, и жита и благая своя заключиша себе и врагу человекоубийце. И яко же мы не пощадехом, тако и нас не пощадеша врази наши.

…Во время же великаго глада сего озревшеся750 вси, яко не мощно питати многую челядь, и начаша рабов своих на волю отпускати, и инии убо истинно, инии же и лицемерством: истинствующеи убо с написанием и за утвержением руки своея, лицемерницы же не тако, ино токмо из дому изгонит. А аще х кому прибегнет, той зле продаваем бываше и много снос и убыток платяше. Инии же ради воровства нигде не приемлемы бываху, инии же от неразумия и без ремества погибаху, и инии срама ради скончавахуся бедне, за отечества ради. Мнози же и имуще, чем препитати и на много время домашних своих, но восхотевше многа богатства притяжать и того ради челядь свою отпускающе; и не токмо челядь, но и род и ближних своих не пощадеша и гладом скончающихся туне презреша. Бяше же и се зло во многих: лето убо все тружаются, зиму же и главы не имеют где подклонить; и паки в лето, и не хотя, в делех страждут. В сицевых же озлоблениях разлучахуся мужа от жены, и брат от брата, и отец от чад, и друг от друга. Еще же зло на зло прилагаху мнози: не токмо у рабов своих, но у поселян, данных им в поместиях, емлюще у них жены и дщере и сестры на постели скверныя, и тии токмо воздыхающе, плакати же и не смеяху, вещати же и не помышляюще: смерть бо предо очима лежаше. Домы же великих боляр, зле от царя Бориса распуженых, вси рабы распущены быша; заповедь же о них везде положена бысть, еже не приимать тех опальных боляр слуги их никому же. Инии же и сами поминающе благодеяние господей своих, и в негодовании на царя пребывающе, но времяни ждуще, зле распыхахуся и тако люте скончавахуся. И иже от сих каково хто ремество имеюще, тии кормящеся; инии же от родителей своих питахуся. А иже на конех играющей, сии к велику греху уклоняхуся и к толику, якова же не бысть в Росии от начала благочестия: во грады бо вышереченныя украйныя751 отхождаху; и аще и не вкупе, но боле двадесяти тысящь сицевых воров обретшеся по мнозе времяни во осаде в сидении в Колуге и в Туле752 кроме тамошних собравшихся старых воров.

Царь же Борис, хотя ползу сотворити питаемым от царьских его сокровищ, дабы на время оскудети неких, инех же бы препитати бедных… Се же неразсудно содея: подаемую убо пшеницу от царьских житниц в приношении безкровныя жертвы всех благих подателю, повеле вместо ея рож дати на приношение богу. Но аще и не по повелению его, но — на грех велик житодавця простершеся — худу бо зело и гнилу даяху. Инем же и далече в селех от царьетвующаго града повелеваху имать, но и то по велице мзде дающе, и многу скорбь на пути приемлюще, и безо мзды царьских жалований никако же никому не мощно возприяти. Да никто же сему буди смеятися. Не гордости ли се исполнено и небрежения о бозе!.. Се же творяше царь Борис, боясь врагов окольних.

Держащаго же языки словом веления своего не бояся, и почитая и любя иноязычников паче священноначальствующих; вельможи же его от иноземцов подсмеваеми бываху.

Погорде же в своей земли сына и дщерь браку совокупити, но их же языков любяше, к тем и о сватовстве посла. И от Датский земли государича753 привед, хотя дщерь свою дати за нь, но всесильный смертию пресече гордых смысл. Тако же сыну невесту изводи от Татарских царьств привести, из Хвалис,754 и тамо не мало от православных зле погибоша от кумык и от черкас в проходех нужных755 реками возле моря Хвалицкаго; и то не збысть же ся. Се же мысляше, да от востока сущих невестою, от запада же зятем примиреть к себе, и дабы царьство свое укрепити и изшедших от чресл его на престоле своем утвердити, окольним же противником страшну быти.

Творимо же се бе во время великаго того глада, но ничто же о гладе всемирном не разсудив, яко на толико время простреся, и киих ради грех наказание сицево от содетеля всех бысть; но промышляше от прочих соседствующих ему стран славну и почитаему быти, еже бысть…

Оскверни же злосмрадным прибытком вся дани своя: корчемницы бо, пиянству и душегубству и блуду желателие, во всех градех в прекуп высок воздвигшие цену кабаков, и инех откупов чрез меру много бысть; наипаче же грабя домы и села боляр и велмож и много людей. И собирая того ради да тем милостыню творит и церкви строит, и смешав клятву з благословением, и одоле злоба благочестию. И таковых ради всех дел, их же сотвори, Борис в ненависть бывает всему миру, но отай уже и вси поношаху его ради крови неповинных и разграблений имений и нововводимых дел…

И егда рекохом «мир и утвержение» о управлении Бориса и по апостола гласу, внезапу «приде на нас всегубительство»: не попусти убо содержай вся словом никого же от тех, их же стрегийся Борис царь, и не воста на него ни от вельмож его, их же роды погуби, ни от царей странских,756 но кого бог попусти. Смеху достойно сказание, плача же велика дело.

Некто чернец Григорий имянем, от рода Отрепьевых, сей юн еще навыче757 чернокнижею и прочем злым, той же, отшед от Росии, вселься в пределех королевства Польскаго и, тамо живя, составляше ложная писания,758 и посылая повсюду, проповедая, жива царевича Димитрия себе нарицая. Сам же от места на место преходя и крыяшеся, и мятяше759 в двою государьству всеми людми. За се же яшася760 крепце вси они вышепомянутии бегуны, северских и полских градов жителие, вечный холопи московский, им же доиде время по их вражию изволению; и прежде убо мало-мало прилагахуся; весь от веси, таже и град от града, дондеже и вси погибоша… Четвертую бо часть вселенныя, всю Европию в два лета послании своими прельсти, и папа же римский всему Западу о нем восписа, изгнана того суща от отечества являше, и польскому кралю вси на месть за него повелеша строитися…761

Но или убо тако, или не тако о обою сию царю, о Борисе и о черньце Григории, знаменано, но в вещех совершися дело. Царь бо Борис, аще и не от него убиен бысть, но во время неправдою замышленого состава762 его скорою смертию посечен бысть. И вси, на них же надеяшеся, з домом его разсеяни быта. Той же чернец по его смерти возшед на царьство его, нарицаяся Димитрий, от многих же знаем, яко Григорий чернец. Хотя же укрепитися на Росии царем, и собирает весь род убиеннаго царевича Димитрия и инех многих, царем Борисом развеянных; и, еще и не превед, тех всех прельсти имением к суетствию своему. Прельстися же и мати царевича Димитрия, инока Марфа,763 Нагих родом, бывшая жена царя Ивана Васильевича всеа Русии, и нарицает того врага сына своего суща. И тогда не токмо же род его галичане вси обличаху, но и мати его, Богданова жена Отрепьева, вдова Варвара, и з сыном своим, с его з Григоревым братом, и з дядею родным, с Смирным Отрепьевым, такожде обличаху, и дядя его в Сибирь сослан, много прием озлобления. Мученицы же новии явльшеся тогда дворянин Петр Тургенев да Федор Колачник: без боязни бо того обличивше, им же по многих муках главы отсекоша среди царьствующаго града Москвы. Той же Федор, ведом к поселению, вопияше всему народу: «Се прияли есте образ антихристов и поклонистеся посланному от сатаны, и тогда уразумеете о нем, егда вси от него погибнете». Москвичи же ему смеяхуся и поделом суд тому смертный судяще. Тако же и Петрову казнь ни во что же вмениша. И вскоре по них и князь Василей Ивановичь Шуйской на плаху судися,764 его же усрамившеся поляки и у ростриги едва испросше от поселения.

Потом же советом его злым покоршеся вси и с патриярхом Игнатием,765 митрополиты, и архиепископы, и епископы, и архимариты, и игумены, и весь первоначальствующих священный чин, и князи, и бол яре со всеми началствующими воем766 и приложиша к воровской грамоте руки, и послы избравше, послаша в королевство Польское, просяще у пана Сердамирсково дочери тому ростриге в жену767 и истинно свидетельствуют о нем в тех писаниих, яко праведно сын царя Ивана Васильевича. А вси знающе, яко Григорий чернец, наипаче же Пафнотей, митрополит Крутитский:768 при нем бо в Чюдове монастыре два лета на крылосе стоял и у патриярха у Иова боле года во дворе был, служа писмом патриярху, и за свое воровство от него збежа в Литву. И яко же колесница фараоновы769 неволею связашася на пагубу, такожде и все Росийское государьство в безумство дашася; и возлюбивше вси лесть, и доныне всем то и есть.

Совершенное же лукавство той окаянный розтрига Григорий сам усоветова с Сердамирским, егда бысть в Полше еще, в дому его питаяся; по его же злому умыслу ятся пути;770 взем дшерь свою Маринку и привед с собою на брак беззаконный пиршественников 6000 избранаго воинства, иже никогда же таковы гости в Москве прежде сего не слышашася. И взяты быша вси домы великия на панов не токмо у простых чади, но и у вельмож, и у властей, и у нарицаемых ложных родителей у Нагих; и во всех крепких местех и в домех еретическое насилование вселися.

Кривоверию же рачитель рострига того же бояся, еже над Борисовым родом содеяся, и в хождении и исхождении дома царьскаго и по граду всегда со многим воинством яздяше; преди же и зади его во бронех текуще с протазаны и с алебарды и со инеми многими оружии. Един же он токмо посредь сих; велможе же и боляре далече беяху от него, и бяше страшно всем видети множество оружий блещащихся. Немец же и литву хранители и страже постави себе и всем крепостем царскаго дома. Зерньщиком же толико попусти играти и воровати,771 яко и в самех царьских полатах пред ним бесящеся. Не ведь772 же, каковыя ради радости, не токмо иже по повелению его, весь синклит, но и простыи сущии вси, яко женихи и от конца до конца улиц в злате и в сребре и в багрех странских ходяще, веселяхуся. Пред лицем же его камением многоценным и бисером драгим украсившейся служаху, и не хотяше никого же видети смиренно-ходящих. Поляком же вся сокровища царьская древняя истощи, и еретическое же семя лютори, воду черплюще, ношаху сребряными сосуды, и в банях мыющеся от златых и сребряных сосудов.

От злых же врагов, казаков и холопей, вси умнии токмо плачюще, накиновением773 же ни мало не смеюще рещи нелепо о вразех божиих, и о том ростриге, и о делех их: аще бо на кого нанесут, яко розтригою нарицает того, — и той человек неведом погибаше. И во всех градех росийских и в честных монастырех и мирстии и иночествующей мнози погибоша: ови заточением, овем же рыбия утроба вечный гроб бысть…

Враг же той рострига умысли сь еретики посещи всякого чина, от велмож и до простых начальствующих, сицевым образом: хотяше окаяный, игру зделати за враты Стретенскими, к Напрудному на поли, и тешитися из наряду774 пушачнаго; и егда же изыдут вси людие на то позорище,775 и тогда врата граду затворити при срои776 и побити всех. Но лютый сей совет его прежде двою день срока уве́ден бысть, и по десятих днех несвойственаго брака777 сам окаянный зле скончася,778 год препровадив царьствуя, повествуя же о себе — на тридесят и четыре лета жития си…

От каковых зол избави нас господь!.. Того ради и нам подобаше, сия зрящим, внимати и за неизмерную владычню милость благодарити его; да, благодарствуем, паче щедроты его на нас изливает. Мы же, росияне, душевное око несмотрительно имуще и паче волов упрямы обычаем: тии бо ясли господина своего разумеют и питающему повинуются, мы же промышляющаго нами небрежем, и того ради болий грех сами на ся влечем, и вскоре безумству нашему возмездие даровася.

По убиении же розстригине в четвертый день малыми некими от царьских полат излюблен бысть царем Василей Ивановичь Шуйской и возведен бысть во царьский дом, и никим же от вельмож не пререкован,779 ни от прочего народа умолен. И устройся Росия вся в двоемыслие: ови убо любяще, ови же ненавидяще его…

Кто же тоя беды изречет, еже содеяся во всей Росии? На единой бо трапезе седяще в пиршествех во царьствующем граде; по веселии же овии убо во царьския полаты, овии же в Тушинския таборы прескакаху.780 И разделишася надвое вси человецы, вси, иже мысляще лукавые о себе: аще убо взята будет мати градов Москва, то тамо отцы наши и братия, и род и друзи, — тии нас соблюдут; аще ли мы соодолеем, то такожде им заступницы будем. Польския же и литовския люди и воры-казаки тем перелетом ни в чем ни вероваху и, яко волца надо псами, играху, и инех искушающе, инеми же вместо щитов от меча, и от всякого оружия, и от смертнаго поядения защищахуся; и бяше им стена тверда — злокозньство изменник…

И пременишася тогда жилища человеческая на зверская: дивие бо, некроткое естество, медведи, и волцы, и лисицы, и заяцы, на градская и на пространная места прешедше, тако же и птицы слетшие, на велицей пищи, на трупе человеческом вселишася; и звери и птица в главах и в чревах и в трупех человеческих гнезда содеяша. Горы бо могли тогда явишася побьенных по правде и не по правде ратовавшихся, их же нелеть781 изрещи подробну, но мало токмо помянута, яже быша бо и на прошествии от Тулы в Колугу и под Кромами, и на Восме под Коширою, и под Орлом, и под Нижним Новым градом. И крыяхуся тогда человецы в дебри непроходимыя, и в чащи темных лесов, и в пещеры неведомыя, и в воде межу кустов отдыхающе и плачющеся к содетелю,782 дабы нощь сих объяла и поне мало бы отдохнути на сусе.783 Но ни нощь, ни день бегающим не бе покоя и места ко скрытию и к покою, и вместо темныя луны многия пожары поля и леса освещаваху нощию, и никому же не мощно бяше двигнутися от места своего: человецы, аки зверей, от лес исходящих ожидаху. И оставиша тогда злодеи за зверми гонбу и женуще за своею братиею и со псы, аки лютых зверей, пути пытаху. И существенныя784 звери человеков бегающих поядаху, и произволителныя785 не естеством, но нравом, такожде поядаху. И звери убо едину смерть дающе, сии же и телесную и душевную. Попусти же, господь наш и бог, праведный гнев свой на нас: не токмо злых сих врагов, но и зверие пакости деяху. Нигде бо християне, земледелцы и вси, бегающе и не могуще жит семенных всяких сокрыта, и везде от ям звери ископаваху далече. Тако же и казаки и изменники, идеже что останется таковых жить, то в воду и в грязь сыплюще и конми топчюще, — се же едино милосердие творяще. Идеже не пожгут домов, или не мощно взята множества ради домовных потреб, то все колюще мелко и в воду мещуще; входы же и затворы всякие разсекающе, дабы никому же не жительствовати ту. Но звери убо со птицы плоть человеческу ядуще, человецы же з бесы и душа и телеса погубляаху: не могуще бо безмилосердных мучений терпети мучимии и на мал час хотяще отдохнути, и в смертном разлучении неповинно и неправедно друг друга оклеветоваху…

Но ни во что же сие наказание бысть. И пророческо слово вси и до днесь небрегут реченное, яко «аще едину сребряницу присовокупите ко имению вашему, то и весь дом погибнет тоя ради». И не явно ли бысть наказание москвичем за разграбление Годуновых, и инех неповинных такожде, и за безумное крестное целование ростриге и Сердамирскому, и за дружелюбство с воры с цари, и с поляки, и с казаками, и з грабителми, еже власти ради и богатства отдахомся сами на погубление. И где суть не осквернишася святыя божия церкви и божия образы? Где иноцы, многолетными сединами цветущия? Где инокини, невесты христовы, добродетелми украшенный? Где всяко благолепие росийское, не все ли до конца разорено и обругано злым поруганием? Где народ общий християнский? И не все ли лютыми и горкими смертми скончашася? Где множество безчисленое во градех и в селех работные чади христовы? Не вси ли без милости пострадаша и в плен разведены быша? Не пощадеша бо и престаревшихся возрастом, ни усрамишася седин старец многолетных. И ссущеи786 млеко младенцы, незлобивыя душа вся, испиша чашю ярости гнева божия.

О, ненасытимии имением! Помяните сия и престаните от злых, научитеся добро творите. Видите общую погибель смертную? Гонзните сих, да же и вас самех величавых тая же не постигнет лютая смерть!

…

… Егда же отступишя от обители польские и литовские люди и руские изменники со многим срамом, и от царствующаго града Москвы лже-Христу789 со множеством студа790 бегству вдавшуся, и бывшу ми паки в дому живоначальныя Троица, и слышах бывшее великое заступление, и помощь над враги, и чюдеса преподобных отец Сергиа и Никона и испытах вся подробну со многим опасением пред многими сведетели оставшихся иноков святолепных и доброразсудительных и от воин благоразумных и от прочих православных христиан о пришествии изменник к обители, и о выласках, и о приступных боех, паче же о великих чюдотворениих преподобных отец и о пособлении их над враги. И от великих и преславных малаа избрах, яко от пучины морскиа горсть воды почерпох, да поне мало напою жиждущаа душа791 божественаго словесе. Написах сиа о обстоянии792 монастыря Троицкого вся по ряду, елико возмогох, да не позазрите ми793 о сем, господие и братия, глаголюще, яко тщеславием или гордостию вознесохся, но по истинне, по ревности божии, грубостию же разума моего побеждаем, коснухся делу сему, богу помогающу ми молитв ради чюдотворца. Много бо может молитва праведнаго поспешествуема. И яко всяк разум книжный по своему сказанию не бывает, но еже слышахом и очима своима видехом, о сем и свидетельствуем. Не подобает убо на истину лгати, но с великим опасением подобает истину соблюдати. Сие же изъясних писанием на память нам и предъидущим по нас родом, да не забвена будут чудеса великих светил преподобных отец наших Сергиа и Никона о Христе Иисусе, господе нашем, ему же слава во веки. Аминь.

В лето 7117-ое796 в царьство благовернаго и христолюбиваго царя и великого князя Василиа Ивановича всея Русии и при святейшем патриархе Ермогене Московском и всея Русии,797 пресвятыя же и пребезначальныя Троица Сергиева монастыря при архимарите Иасафе798 и при келаре старце Авраамии Палицыне, богу попустившу за грехи нашя, сентября в 23 день, в зачатие честнаго и славнаго пророка и предтечи, крестителя господня Иоанна, прииде под Троицкой Сергиев монастырь литовской гетман Петр Сапега и пан Александр Лисовской с польскими и с литовскими людми и с рускими изменники по Московской дороге.

И бывшу ему на Клемянтеевском поле,799 осадные же люди, из града вышедше конные и пешие, и с ними бой велик сотвориша. И милостию пребезначальныя Троица многих литовских людей побили, сами же во град здравы возвратишяся.

Богоступницы же литовские люди и руские изменники, сие видевше, воскричашя нелепыми гласы, спешно и сурово обходяще со всех стран Троецкой Сергиев монастырь. Архимарит же Иасаф и весь освященный собор со множеством народа вниде во святую церковь святыя живоначальныя Троица и ко образу пресвятыя богородица и ко многоцельбоносным800 мощем великаго чюдотворца Сергиа, молящеся со слезами о избавлении. Градстии же людие округ обители слободы и всякиа службы огню предашя, да некогда врагом жилище и теснота велиа будет от них. Гетман же Сопега и Лисовской, разсмотривше мест, иде же им с воинствы своими стати; и разделившеся, начяшя строити себе станы и поставишя два острога и в них крепости многие сотворишя и ко обители пути вся заняли, и никомуждо минути мимо их невозможно в дом и из дому чюдотворца.

Того же месяца в 8 день на праздник собора святаго архистратига Михаила день той пребысть плача и сетованиа, яко уже преиде 30 дней и 30 нощей и беспрестанно со всех стран из-за всех туров изо штидесят трех пищалей801 биюще по граду и из верховых. В той же день иде в церковь святыа Троица клирик Корнилей, и внезапу прилете ядро пушечное и оторва ему правую ногу по колено, и внесошя его в паперть. И по божественей литоргии причастися животворящих тайн христовых и глаголаше архимариту: «Се, отче, господь бог архистратигом своим Михаилом отомстит кровь православных христиан». И сиа рек, старец Корнилей преставися. Да того же дни убило ис пушки старицу; оторвало руку правую и с плечем. Воеводы же и вси осадные люди во граде, избравше старцов добрых и воинских людей, которым ити на выласку и на подкопные рвы, и разрядивше войско и учредишя по чину. В Михайлов же день архистратига поющым вечерню, и вси сущии во обители людие с воплем и рыданием и в перси биеньми просяще милости у всещедраго бога, и руце воздвижуще горе и на небо взирающе и вопиюще: «Господи, спаси ны погибающих, скоро предвари и избави нас от погибели сея имени твоего ради святаго. И не предай же достояниа твоего в руце скверным сим кровопийцам!» Врази же святыя Троица делом своим коварствено промышляюще о градоемстве802 и беспрестанно стреляюще изо многих пушек и пищалей. Во время же псалмопениа вназапу ядро удари в большой колокол, и сплыв в олтарное окно святыя Троица, и проби в деисусе у образа архистратига Михаила деку подле праваго крыла.803 И ударися то ядро по столпу сколзь от левого крылоса и сплы в стену, отшибесе в насвещник пред образом святыя живоначальныя Троица и наязви804 свещник, и отразися в левой крылос и развалися. В той же час иное ядро прорази железныя двери с полуденный страны805 у церкви живоначалныя Троица и проби деку местнаго образа великаго чюдотворца Николы выше левого плеча подле венца; за иконою же ядро не объявися. Тогда убо в церкви святыя Троица нападе страх велик на вся предстоящаа люди, и вси колеблющеся. И полиан бысть мост806 церковной слезами, и пению медлящу от множества плача.

Воеводы же, князь Григорей Борисовичь Долгорукой и Алексей,807 урядивше полки вылазных людей, приидошя в церковь святыя живоначальныа Троица, знаменавшеся808 к чюдотворным образом и к целбоносным мощем преподобнаго отца нашего Сергиа чюдотворца. И пришедше ко вратом потаеным, повелешя выходити по малу и во рву укрыватися. В то же время с Пивново двора вышли головы в воеводское место809 туляне: Иван Есипов, Сила Марин, Юрьи Редриков переславец с своими сотнями и з даточными людьми810 на Луковой огород и по плотине Краснаго пруда. Также и ис Конюшенных ворот вышли со многыми знамены головы дворяне: Иван Ходырев, олексинец, Иван Болоховской, володимерец, переславцы Борис Зубов, Афонасей Редриков и иные сотники с сотнями, с ними же и старцы троицкие во всех полках. И егда начяшя из града выходити за три часа до света, и абие наидошя облацы темныя, и омрачися небо нелепо, и бысть тма, яко ни человека видети. Таково господь бог тогда и время устрой своими неизреченными судбами. Людие же вышедше из града и ополчишяся. И абие буря велика воста и прогна мрак и темныя облаки и очисти воздух, и бысть светло. И егда ударишя в осадныя колокола по трижды, тако бо повелено им весть подати. Иван же Ходырев с товарыщи, призвавшена помощь святую Троицу и крикнувше многими гласы, нарекше ясак811 Сергиево имя, и вкупе наподошя на литовских людей нагло812 и мужественно. Они же услышавше ясак той, и абие возмятошяся и, гневом божиим гонимы, побегошя.

В то же время от Святых ворот голова Иван Внуков с товарыщи и со всеми людми прииде против подкопов на литовских людей, возвавше той же ясак, збивше литву и казаков под гору на Нижней монастырь813 и за мелницу. А Иван Есипов с товарыщи своим полком бьющеся с литвою по Московской дороге по плотине Краснаго пруда до Волкуши горы; старцы же Сергиева монастыря ходяще в полках, бьющеся с литвою и укрепляюще люди не ослабляти в делех. И тако вси охрабришяся и бьяхуся крепко, глаголюще друг другу: «Умрем, братие, за веру христианскую!» И благодатию божиею тогда обретошя устие подкопа. Въскочьше же тогда в глубину подкопа ради творимаго промысла крестьяне клемянтиевские Никон, зовомый Шилов, да Слота; и егда же зажгошя в подкопе зелие с калы и смолу, заткавше устие подкопа, и взорва подкоп. Слота же и Никон ту же в подкопе згорешя. Градстии же людие приступающе крепко к Волкуше горе к наряду литовскому; они же стреляюще из-за туров. Тогда же ранили голову Ивана Есипова и троицких людей прогнали до Нижняго монастыря. Голова же Иван Внуков, обратився с своими людьми от Нижнево монастыря по плотине и по пруду, и прогна литву и казаков на Терентеевскую рощу и до Волкуши горы побиваше их нещадно. Троицкой же слуга Данил о Селевин поносим бываше отъезда ради брата его Оски Селевина, и не хотяше изменничья имени на себе носити и рече пред всеми людьми: «Хощу за измену брата своего живот на смерть пременити!» И с сотнею своею прииде пешь к чюдотворцову Сергиеву кладязю на изменника атамана Чику с казаки его. Данило же силен бяше и горазд саблею и посекая многих литовских людей, к сему же и трех вооруженых на конех уби. Литвин же удари Данила копием в груди, Данило же устремися на литвина того и уби его мечем, сам же от раны тоя начат изнемогати крепце. И вземше его, отведошя в монастырь, и преетавися во иноческом образе. Головы же Иван Ходырев, Борис Зубов со своими сотнями и прогнаша литву и казаков за мельницу на луг. Иван же Внуков остася на Нижнем монастыре. Атаман же Чика уби Ивана Внукова из самопала. И отнесошя его в монастырь. И бысть троицким людем скорбь велиа о убитых дворянех и слугах, понеже бышя мужествени и ратному делу искусни. Троицкое же воинство паки справяся убили дву полковников, дворян королевских, Юрья Мозовецкого да Стефана Угорскаго, да четырех рохмистров желнырских814 и иных панов; и всяких людей многих побили и поранили. А живых пойманных языков во град введошя.

… Гетман же Сопега прииде на Красную гору на троицких людей по всему Клемянтеевскому полю всеми своими полки. Лисовской же о пришествии Сопегине возвеселися и хотя совету одолети господа бога вседержителя. И повеле в полку своем в трубки и в сурны играти, и в накры816 и по литаврам. И абие вскоре с Сопегою устремишяся на Красную гору поперек всех троицких людей, хотяше во един час всех потребити. И согнашя троицких пеших людей под гору к Пивному двору; и бе воистинну чюдно видети милость божию троицкому воинству и заступление и помощь на врагы молитв ради великих чюдотворцов Сергиа и Никона. И сотвори господь преславная тогда. И нератницы охрабришяся, и невежди,817 и никогда же обычай ратных видевшей, и ти убо исполинскою крепостию препоясашася. От них же един некто даточных людей, села Молокова крестьянин, Суетою зовом, велик возрастом818 и силен вельми, подсмеваем же всегда неумениа ради в боех, и рече: «Се умру днесь или славу получю от всех!» В руках оружие держаше бердышь. И укрепи господь бог того Суету, и даде ему безстрашие и храбрость; и нудяше819 православных христиан стати от бегства и глаголя: «Не убоимся, братие, врагов божиих, но вооружимся крепце на них!» И сечаше бердышем своим на обе страны врагов и удержеваа полк Лисовского Александра; и никто же против его стати не возможе. Скоро же скакаше, яко рысь, и многых тогда вооруженых и во бронях уязви.820 Мнози же крепцыи оружницы сташя на него за срамоту и жестоце на него наступающе. Суета же сечаше на обе страны; не подающе821 же его пешие люди, иже от бегства своего укрепившийся о надолобах.822 Беззаконный же Лисовской совашеся сюду и сюду, како бы что зло сотворити. И поворотився окааньный от того места вдоль по горе Красной х Косому Глиняному врагу823 на заводных824 троицких людей. Тогда же с слугою с Пимином с Тененевым сущии людие сташя крепко против врагов на пригорке у рву, бьющеся с литвою и с казаки. Видев же мало троицкаго воинства, злонравный лютор825 Лисовской устремися жестоко на них, и смесившеся вси людие вместо826 литовские и троицкие, и бысть бой велик близ врага Глиняново. Врази же, боящеся подсады,827 начяшя отбегати. Троицкое же воинство помалу отходяще от литовских людей и скрывшеся в Косой Глиняной враг. Александр же Лисовской хотя во отводе828 жива взяти слугу Пимина Тененева. Пимин же обратився на Александра и устрели его из лука в лице по левой скрании.829 Свирепый же Александр свалися с коня своего. Полчане же его ухвативше и отвезошя в Сопегин полк. Троицкое же воинство ударишя изо множества оружия по них и ту побишя много литвы и казаков. Литва же видевше и скоро на бегство устремишяся врознь по Клемянтеевскому полю. Сердца же кровию у многих закипешя по Лисовском, и на месть паки мнози воздвигнушяся за нь. Яко лютыя волцы, литовския воеводы князь Юрьи Горский да Иван Тишкеевичь, да рохмистр Сума со многими гусары и желныри и нападошя на сотника Силу Марина да на троицких слуг, на Михайла да на Федора Павловых, и на все троицкое воинство. И бысть брань велика зело и люта. И сломльшии оружиа емлющися друг за друга, ножи резахуся…

На том же бою мнози от литовских людей видешя двою старцов мещущих на них плиты и единем вержением830 многих поражающе, камение же из недр831 емлюще, и не бе числа метанию их. От поляков же выходцы832 о сем возвестишя в дому чюдотворца. Такову же погибель видяще поляки, яко князя Юрья лишишяся и иных храбрых своих растесаных833 лежящих, и, гонимы гневом божиим, побегошя от троицкого воинства. И тако разыдошяся вси полци Сопегины и Лисовского. Троицкое же воинство внидошя во обитель с великою победою.

Ноября же от 17 дни явлься мор в людех и протяжеся до пришествиа Давида Жеребцова.834 Образ же тоя болезни в нужных835 осадах ведом, юже нерекошя врачеве цынга. Тесноты бо ради и недостатков сиа случаются, наипаче же от вод скверных.

Не имущих теплых зелий836 и корений, поядающих ражающийся гной во утробах, и не имущих водок житных распухневаху от ног даже и до главы. И зубы тем исторгахуся, и смрад зловонен изо устну исхождаше. Руце же и нозе корчахуся, жилам сводимым внутрь и вне юду,837, от язв кипящих. И теплиц неимущим в пособ, сим телеса острупляхуся.838 И желудку необыкшу к нерастворению приатия затворяющуся, и непрестанен понос изнемогшим до конца и не могущим от места на место преити, ни предвигнутися. И согниваху телеса их от кала измету, и проядаше скверна даже до костей; и черви велицы гмизяху.839 И не бе служащих у многих ни жажду утолити, ни алчющих накормити, ни гнойным струпом пластыря приложити, ни превратити на страну,840 ни червиа отмыта, ни отгнати скот стужающий,841 ни вон извести прохладитися, ни подъяти, еже бы мало посидети, ни уста пропарити, ни лице, ни руце умыти, ни от очию праха оттерти. А иже еще воздвижущеи842 руце, и тии уста и очи нечистотою оскверневаху и прежде смерти от стуку843 и от ветр и от движений всяких мнози прахом посыпаны бышя. И не бе познавати тех в вид зрака. Имущей же сребро или иныя вещи и отдааху на купование844 нуж потребных ястиа и питиа. И колико на потребу, толико и за службу; и со слезами моляще таковех, но всякому до себе прииде, о прочих же не брежаху. И аще бы не истощили житниц дому чюдотворца и погребов не испразднили,845 то и вси бы измерли во второе лето во осаде седяще.

И тогда бе не едина беда и зло: вне юду — мечь, внутрь же юду — смерть. И не ведуще же, что сотворити: или мертвых погребати, или стен градских соблюдати; или с любовными своими разставатися, или со враги польма846 разсекатися; или очи родителем целовати, или своя зеницы на извертение предаати. И неимущей сродныя крове и тии от стен градных не исхождаху, но ту смерти от противных847 ожидаху, и един путь к смерти, глаголюще, отвсюду. И единем токмо утешающеся ко врагом храбрым ратоборством, и друг друга на смерть поощряху, глаголюще: «Се, господие и братие, не род ли нашь и други погребаются, но и нам по них тамо же ити. И аще не умрем ныне о правде и о истинне, и потом всяко умрем же бес пользы и не бога ради»…

Охрабри же тогда великий чюдотворец Сергий во осаде слугу Ананию Селевина. Егда уже во обители чюдотворца храбрии и крепции мужие падошя, овии убо острием меча от иноверных, инии же во граде прежереченною ценгою помрошя. Той же Ананиа мужествен бе: 16 языков нарочитых во осад тогда сущий, во град приведе, и никто же от сильных поляков и руских изменников смеюще наступати на нь, но издалече ловяще из оружиа убити. Вси бо знааху его и от прочих отлучающеся на того ополчевахуся. И по коне его мнози знающе; толик бо скор конь той, яко из среды полков литовских утекаше, и не можаху постигнути его. И с вышепомянутым немком849 во исходех на бранех часто исхождаху. Той бо немко всегда с ним петь на брань исхождаше, и роту копейных поляков они же, два, с луки вспять возвращаху. Александр же Лисовской, некогда видев того Ананию ратующа противу себе, и выйде против его, хотя его убити. Ананиа же борзо ударив конь свой и пострели Лисовского из лука в висок левой, с ухом прострелив, и опроверже его долу; сам же утече из среды полков казачьих: бе бо из лука горазд, тако же и из самопала. Прилучи же ся тому Анании чернь850 отъимати от поляков в прутии,851 и от двою рот отторгаему уже от дружины его, и бегающу избавитися. Немко же во пнех скрывся и зряше нестроениа852 Анании, имеяше же лук в руку и колчан велик стрел; и изскочив, яко рысь, и стреляюще по литвякех и бияшеся зле. Литвяки же обратившеся на немка, и абие Ананиа исторжеся к нему, и вкупе сташя. И многих поранивше самех и бахматов,853 и отидоша здравы, токмо конь под Ананиею ранишя. Поляки же едино советовавше, да убиют коня под Ананьею; вси бо ведяще, яко жива его не взяти. Егда же исхождаше Ананиа на брань, то вси по коне стреляюще. И тако на многих выласках конь его шестию ранен бысть, и в седьмый смерти предан бысть. И начат Ананиа охуждатися на бранех. Потом же Ананию ранишя ис пищали по нозе, по большому персту, и всю плюсну раздробиша. И опухну вся нога его, но еще крепце ратовашеся. И по седьми днех по той же нозе по колену ранен бысть. И тако крепкий муж возвратися вспять. И отече нога его до пояса, и по днех малех скончася ко господу.

…Видевше же злии врази, яко не ищут троицкие сидельцы живота, но смертнаго пиршества любезно желающе, и тако ко второму дни на приступ строятся. Пан же Зборовской,854 ругаася и понося Сопеге и Лисовскому и всем паном, глаголя: «Что безделное ваше стояние под лукошком? Что то лукошко взяти, да ворон передавити? Се убо вы нерадением творите и хощете чернью збитою взяти». И уготовавше же ся сами к приступу, а чернь отослашя от себе, разве казаков Лисовских. И положивше совет на сонных приити в ту же нощь… Бысть же сей приступ третий великий июля в 31 день…

Зборовской же избранное воинство, оружных людей многих изгуби. Его же слезна зряще, Сопега и Лисовской с своими воинствы подсмеваху: «Что ради не одолел еси лукошку? Исправися еще, толик еси храбр, не посрами нас! Разори, шед, лукошко сие, учини славу вечную королевству Польскому! Нам не за обычай приступы. Ты премудр, промышляй собою и нами»…

Многу же беду и многу напасть и кровь проливаему всегда зряще мучащейся во обители чюдотворца — паче же по последнем сем третием приступе на выласках, — и побивающе множество градских у добытиа дров за градом…

И мнозем руце от брани престаху: всегда о дровах бои злы бываху. Исходяще бо за обитель дров ради добытиа, и во град возвращахуся не бес кровопролитна. И купивше кровию сметие855 и хврастие,856 и тем строяще повседневное ястие.857 К мученическим подвигом зелне себе возбужающе, и друг друга сим спосуждающе. Иде же сечен бысть младый хвраст, ту разсечен лежаше храбрых возраст. И иде же режем бываше младый прут, ту растерзаем бываше птицами человеческий труп. И неблагодарен бываше о сем торг: сопротивных бо полк со оружием прискакаше горд. Исходяще же нужницы,858 да обрящут си веницы, за них же, и не хотяще, отдааху своя зеницы. Текущим же на лютый сей добыток дров, тогда готовляшеся им вечный гроб.

Во вратех же убо града всегда входяще и исходящей сретающе,859 глаголаху сице: «Чим, брате, выменил еси проклятыя дрова сиа, другом ли или родителем или своею кровию?»…

Разрушителю бранем, князю Михаилу, приближшуся х Колязину монастырю…861

Литовские же гетманы и их полковники всеми полки своими устремишяся на руское воинство. И съступишяся обоих полцы, и бысть сеча зла, и сечахуся на многих местех, бьющеся чрез весь день. От оружейново стуку и копейного ломаниа и от гласов вопля и кричаниа обоих людей войска, и от трескоты оружиа не бе слышати друг друга, что глаголет. И от дымного курениа едва бе видети, кто с кем ся бьет. И яко зверие рыкающе, зле сечахуся на многих местех, бьющеся чрез весь день.

Солнцу же достизающу на запад, и возопишя вси нравославнии к богу со умилением, вопиюще от сердец своих: «Виждь, владыко, кровь раб твоих, неповинно закалаемых; тако же и ты, преподобие отче Макарие, помолися за ны к богу и помози нам!» И уже близ вечеру сущу, услыша господь молитвы раб своих; и нападе страх велий на врагов божиих; и ужасом великим одержими, в бегство устремишася. И побегошя, друг друга топчюще, гоними гневом божиим. Руские же полци гнашя литовских людей, секуще до Рябова монастыря862 и многих литовских людей побили и поранили, и нарочитых панов многих живых поймали. И с великою победою и одолениим возвратишяся под Колязин монастырь со многою корыстию…

И генваря в 12 день гетман Сопега и Лисовской со всеми польскими и литовскими людьми и с рускими изменники побегоша к Дмитрову, никим же гонимы, но десницею божиею.

Толико же ужасно бежашя, яко и друг друга не ждуще и запасы своя мещуще. И велико богатство мнози по них на путех обретаху, не от хуждьших вещей, но и от злата и сребра и драгих порт и коней. Инии не могуще утечи и возвращающеся вспять и лесы бегающе, прихождаху во обитель к чюдотворцу, и милости просяще душям своим, и поведающе, яко «мнози видешя от нас велики зело два полка, гонящя нас даже и до Дмитрова». Чюдиша же ся вси о сем, яко от обители не бяше за ними никакой посылки…