Изборник славянской мифологии

Свиток 3 Из книги, рекомой: «Мудрослов»

Однажды, рекут, шел Белобог по мосту. Чернобог же в то время надоумил одну беспутную девку спрятаться под тем мостом и напугать проходившего по ней Белобога. Но лишь только девка «кукнула» из-под моста, как превратилась в кукушку…

Рекут также, что Белобог простил кукушку и даже доверил ей ключи от Ирия. Но вскоре кукушка, по беспутности своей, их потеряла. С тех самых пор и летает она по Свету, ищет их, плачет-кукует — Долю свою проклинает. По лесам, по глухим местам хоронится — Белобогу на глаза показаться боится. И до сих пор ищет…

Рекут, что однажды осерчал Перун на Змея, бросил в него Молонью-Перуницу, да не попал: извернулся Змей, и прожгла Молонья не шкуру его чешуйчатую, а дырку в камне… Набрел как-то на тот камень Велес. Взял, отнес курам: «Вот, — бает, — вам бог! Будет беречь он вас ото всякого лиха-злосчастья, как бы сам я вас берег. Берегите ж его!» И стало по слову Велесову…

Рекут, собрались однажды волхвы и стали думать, какими словами им славить Рода — Того, Кто Сам Еси наипаче всяких слов. Думали-думали, ничего не надумали. Пошли к Велесу: «Открой нам, Вещий, — бают, — каким словом нам Рода славить?» — «Говорите так, — отвечает им Велес:

«Больно сложно! — рекут волхвы. — Мы насилу половину запомнили. Как бы попроще?» — «Можно и проще, — отвечает Вещий, — как раз половина и будет:

Поклонились Велесу волхвы за науку и удалились восвояси — каждый в свой удел, сохранив в тайне Вещее Слово Божское. Кто Ведает — тот ведает…

Рекут, что когда Боги сотворили Лихо, они сотворили его с двумя глазами, как у людей. Один глаз Лиху дал Белобог, а другой — дал Чернобог. Сотворили — и послали они Лихо на Землю в удел человечий. Пришло к людям Лихо, стало раздавать им всякие горести да несчастья. Только — что это? Глядит Лихо на дары свои оком Чернобога и видит, что это горести и беды одни. А посмотрит оком Белобога — все горести-то радостями будущими оказываются, и всякая беда счастьем оборачивается! «Какое же я Лихо, — стало сетовать Лихо, — если я людям одни лишь блага да радости приношу?» Тогда увидели Боги, что их задумка не удалась, и забрал Белобог у Лиха око свое обратно. С тех-то самых пор и стало Лихо одноглазым…

Однажды, рекут, Змей, спасаясь от гнева Перунова, приполз к осине. «Почему ты дрожишь?» — спросила она его. «Потому, — отвечал Змей, — что Перун вот-вот нагрянет и спалит меня своими Огненными Стрелами-Молоньями!» — «Не бойся, — говорит ему осина, — спрячься под моею кроной, и Перун тебя не заметит, мимо проскачет!» Змей так и сделал. Вскоре на огненной колеснице, запряженной тремя Конями-Огнями, примчался Перун и спрашивает осину: «Не видала ли ты, осина-древо, здесь врага моего — лютого Змея?» — «Нет, — отвечает осина, — не видала!» — «А что это у тебя, осина-древо, листья дрожат?» — спрашивает Перун. «Это их ветер трясет!» — отвечает осина. Взял Перун, да и запретил ветру дуть. Смотрит на осину, а у нее и без ветру листья колышутся, будто от страха дрожат. Догадался Перун, в чем тут дело, но виду не показал и спрашивает: «А не Змей ли это, осина-древо, за листвой твоей от меня укрылся?» — «Нет, — отвечает Перуну осина, — не он!» Услышав такую ложь, рассердился Перун и проклял осину: «Коли лжешь ты, древо-осина, возьми ж на себя ты Змея трясину!» С тех пор и стали дрожать листья у осины — безо всякого ветру…

Рекут, что нощью улавливает Морок все, сказанные без оберега, слова, связывая их подвластной ему тьмой. Поэтому сами они ничего связать уже не могут…

Рекут, что во времена древние-незапамятные рубили мужики на Руси дрова бородами, ибо сам Велес, Волохатый Бог, наделил их такой силой. За то и мужики Велеса не забывали — требы ему клали обильные, жертвовали усердно, кто сколько мог, по мере своей. Но вот как-то вразумил Чернобог одного плохонького мужичонку народ мутить: «Хватит, де, вам Велесу требы класть; чай, и без его помощи со всеми делами своими управитесь!» Хоть и не сразу, но, на беду свою, послушались его мужики и перестали Велесу дары свои на капище носить. Глядит Велес, что позабыли мужики Стези его, что он их Прадедам еще заповедывал. И положил он тогда заклятие великое на их бороды, дабы мягки они волосом были, дерев никак не рубили, а только бы путались. И стало по слову его. Пошли мужики дрова рубить, ан — глядь: ничего-то у них не выходит! Только бороды свои запутали да в смоле измарали. Что тут делать? К Велесу-то на поклон идти — теперича стыдно! Ну, думали они, думали — ничего лучше не придумали, как взять за жабры того, кто им худое посоветовал. Долго ли, коротко ли — разыскали они того мужичонку, за грудки взяли, к тыну приперли, рекут: «Ты нас, Змиев сын, лиху научил, ты нас теперича от него и избавить изволь! А не то — на своей шкуре узнаешь, почем нынче лихо приходится!» Ну, мужичонко — делать нечего — им и говорит: «Ступайте на капище, кладите требы богатые самому Сварогу-Батюшке — Ковалю Небесному, Вышнюю Твердь сковавшему, просите его дать вам то, чем дерева бы можно рубить было — окромя бород-то ваших!» Пошли мужики, как им сказано было, на капище, поклонились всем миром Сварогу Небесному, челом били — слезно просили пособить во беде их: дать им то, чем деревья рубить было бы можно. Внял их мольбам Сварог и дал им железный топор. Глядят мужики: всем топор хорош, одна беда — без топорища-то не много им наробишь! Пришлось-таки мужикам за топорищем к Велесу — Богу, Лесу Велящему, на поклон идти. Простил их Велес, дал дерева на топорище. «Сами вы, — речет, — Стезю сию избрали; вам по ней и идти!..» С тех самых пор и повелось на Руси — за дровами не с бородами, а с топорами ходить…

Рекут, что разбойники — суть потомки того самого худого мужичонки, что отговаривал народ Велесу требы класть. После того, как научил Сварог людей топоры из железа ковать, взяли сыны мужичонки того топоры, повтыкали их себе за пояса да и ушли от сраму отцовского во глухие леса. С тех самых пор там они и живут — когда зверя лесного да птицу бьют, а когда и народ честной, всякий люд проходящий да проезжий, грабят. И хорошо еще, когда иного путника только ограбят; а то, бывает, что и до смерти убьют! Так, рекут, в лихих-то руках и Сварожьи топоры Чернобогу славу поют!..

Рекут, однажды спросили у одной матери, потерявшей сына, о том, куда он отправился. «Во Светлый Ирий-Град, — отвечала она, — чтобы не знать печалей и горестей наших!» — «Почему же ты плачешь?» — спросили ее. «Потому, — отвечала она, — что мне печально и горько говорить об этом в его отсутствие!..»

Рекут, что однажды в некое селение пришел одинокий странник — калика перехожий, который показывал всем встречным грубый льняной плат с вышитым на нем красным кружком и спрашивал, что они зрят перед собой. Многие шарахались от него как от безумного, другие же со смехом отвечали: «Зрим маленькое красное коло!» Странник хмурил густые брови и шел дальше. И лишь один старый волхв Богумил ответил иначе, что, де, зрит он не только коло, но и то, на чем оно вышито: льняной плат! Просветлел ликом странник, поклонился волхву до Земли: «Тебе одному, — прорек, — дано зреть Истинное Чудо, иже наипаче всех чудес Всемирья суть! Ибо ты один узрел Основу!» Сказал так, повернулся и ушел обратно своей дорогой. Потом говорили, что, де, это сам Вещий ходил по Земле, испытывая взыскующих его тайн…

Рекут, что когда-то давным-давно, во времена давние-стародавние, жил в одном селении старый волхв Богумил. Правил он обряды по Искону Русскому, творил по мере сил волшбу всякую и пуще всех других Богов почитал Бога Трояна, коего величал Богом Исцеляющим. Как-то раз, после окончания какого-то праздника, собрались вокруг него дети и стали расспрашивать: «Скажи, деду, почему ты грозного Трояна называешь Исцеляющим? Али он сам тебе это открыл?» — «Истинно речете, — ответствовал им волхв, приглаживая бороду и чему-то усмехаясь про себя, — воочию видел я Трояна и даже говорил с ним. А дело было так. Однажды, когда был я еще совсем молод, вышел я в нощи из дому по какой-то своей нужде. Почитай, и от дому-то отойти не успел, как вдруг вижу: прямо на меня на вороном коне едет кто-то о трех головах. Из-под копыт коня его искры сыплются, из ноздрей — пламя пышет! Узрел меня грозный Всадник, нахмурил брови, речет: «Ведаешь ли, кто пред тобою?» — «Ведаю, Трехликий!» — отвечаю я ему, а сам-то — и знать не знаю, и ведать не ведаю, кто передо мной. «И кто ж я, по-твоему?» — спрашивает Всадник грозно. «Поистине, ты — Бог Милостивый, от злого недуга меня Исцеляющий!» — отвечаю я ему, а сам от страха еле языком ворочаю. «От какого-такого недуга?» — «Ну как же, разве не недужит человек, когда Бога своего не зрит? Ты же — мне явился, и вот теперь я исцелен!» Блеснули багровым пламенем очи грозного Бога, захохотал он раскатисто, а затем прорек мне: «Да будет так, Богумил, как сказал ты мне ныне! А еще — быть тебе великим волхвом, ходить по Земле Русской, славить меня как Бога Исцеляющего! И быть тебе прославленным средь людей Мудростью Неисточимой да сказами дивными!» Только прорек сие грозный Бог, как ударил копытом оземь вороной конь, да и с глаз моих пропал вместе со Всадником! На Востоке между тем уж Зоря разгоралась; я и не заметил, как нощь-то минула! Что было сил, побежал я на капище, где принес тройную жертву Богу Трехликому — самому-то Трояну-Батюшке Брониборичу, коего мало кому из смертных воочию зреть доводилось. С тех самых пор и славлю я Трояна Великого как Бога Исцеляющего…»

Рекут, что в старые-незапамятные времена росли на Земле-Матушке травы стольких цветов, сколько их ныне у самой Ра-Дуги — Моста Небесного, от Земли до Ирия протянутого. И сокрыта была в тех травах сила великая: обладали все они разными волшебными свойствами, кои были ведомы как Богам, так и людям. Но лишь одна трава заключала в себе силу Любви — та, которая была зеленого цвета. Рекут, что именно из нее сварила вероломная Мара-Морена волшебное зелье, коим опоила Светозарного супруга своего Даждя. И был он, зачарованный, пленен Кощеем; и был умерщвлен им; и стала Морена супругою Черного Бога. Но не ведали Кощей с Мореной того, что всякая отрава заключает в себе одновременно и лекарство; ибо один лишь взор Вещего способен был узреть сие. Тогда-то, по слову Вещего, вечно юная Богиня Жива приготовила в Небесном Ковше новое зелье, и стало оно тем лекарством, благодаря коему был возрожден к жизни Светозарный Бог. Но за то время, которое провел в заточении Трисветлый Даждь — Бог, Свет Дающий, погибли на Земле, пребывавшей во тьме и холоде, все травы. И обернулась тогда юная Жива Девой-Весной, и пошла она по голым полям, разбрызгивая вокруг оставшиеся на стенках Ковша капли зелья, оживившего Даждя, и от того зазеленела Земля новой травой. Вся она была зеленой, хотя и различалась по виду. И каждый вид ее заключал в себе свою волшебную силу, коя ныне ведома лишь Мудрым…

Рекли волхвы во времена старые-незапамятные, обращаясь к потомкам своим: «Знайте, что придет срок, и прострит Чернобог крыла свои над Русью, и придут времена черные, смутные, когда брат пойдет на брата, а сын — на отца. Когда древний символ Света и Огня станет знаком черной погибели, когда Зло наречется Добром, а Кривда — Правдой. Когда окаянный блудодей, нареченный Володеющим Миром, попрет сапогом своим Родовой Искон Русский и Память Предков. Когда Веду заменит вера, когда люд знатный поклонится чужебесию, а люд простой в рабы обращен будет. Когда Перун уйдет от чад своих по Воде, а Велес — по Огню. Когда немощь и уныние станут почитаться за доблесть, когда не встанут за поруганную Правду люди русские… Но придет срок, и закончится черное время, и взойдет над исстрадавшейся Русью новая Зоря, и вернутся вместе с нею Родные Боги!.. А когда наступит сие время, то нам не ведомо. В Сердцах своих ответ ищите!..»