Избранное

Шахиня о рабе и не вспомянет,

На преданного друга и не глянет!

И, видно, ждал я верности напрасно:

Душа от муки, верно, в небыль канет.

Стан ее строен, а меня расстроил:

Придет ли миг, что мне спасеньем станет?

У пери стан такой, что и до смерти

Она терзать меня не перестанет.

Молитесь за меня — уже не рано:

Бровей лукавых луки меня ранят.

Твоей красою солнце занялося,

И лунный свет не у тебя ли занят?

Как ни бранишь ты — сердце тебе верно

И о тебе молиться не устанет.

И сколько б в мире ни было красивых,

Твоя лишь красота Хафиза манит.

И соловей, среди ветвей поющий,

Пусть эту песню звонкую затянет:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»

Из-за кудрей твоих — мой чадный стон,

Черна от дыма вязь моих письмен.

Увижу я извивы твоих кос —

Согбенный стан мой долу преклонен.

Безгласный раб, во всем виновен я,

И грех мой в том, что я в тебя влюблен.

С тобою не сравниться никому:

Все — сорняки, лишь ты одна — бутон.

Любимой в сердце путь — через глаза,—

Тот путь надежно сердцем охранен.

В твоих очах — пристанище беды,

Весь мир твоим коварством разорен.

Любимой и неведомо о том,

Что пыл любви сильнее всех пламен.

Над пешками всегда властитель — шах,—

В игре любви, Хафиз,— таков закон.

Речь о твоих достоинствах долга,

И мой припев да будет сокращен:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»

Твой лик — луна, светящая с высот,

Ты — роза роз, другие все — осот.

Тюльпан с тобой сравниться захотел,—

Печален был затеи той исход.

И с розою сравнить твой облик — грех:

Что за пример — в нем все слова вразброд!

И среди всех, кто и красив и мил,

Ты — шах, другие — подданный народ.

Мой жаркий стон всю душу мне обжег,

Мой страстный пыл дотла меня сожжет.

Коварен твоих черных кос извив,—

Не так ли стан мой скручен от невзгод?

Кем взято твое сердце, о Хафиз?

Не тою ли, чей взор тебя гнетет?

На суд любви я страсть мою принес,

И бог — свидетель мой, он все поймет.

Петь о любви иное — просто грех,—

Я помню все слова наперечет:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»

Как кипарис, стройна ты, прямостанна,

И всё в тебе и ладно и желанно.

Ты красотой своей меня пленила,

И я в мечтах — с тобою непрестанно.

Твоя любовь безжалостна, как сокол,

Моя ж душа, как жертва, бездыханна.

Но я в когтях любви не беззащитен:

Любимая добра ко мне безгранно.

Душа моя пылает жаром страсти,

Слова любви твержу я безустанно.

Я — подневольный раб своей же тайны:

Ей любо меня мучить невозбранно.

Меня ты мучишь хитро и лукаво,—

Вняла бы ты мольбе моей нежданно!

Тебе бы стать Аязом при Махмуде,—

И ты, Хафиз, был рад бы несказанно.

Обресть бы сердцу счастье встречи с розой,—

Одна лишь песня мне была б желанна:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»

Жив лишь одною пищей бед влюбленный,—

Печален счет твоих примет, влюбленный!

Пылаешь ты, как для гостей жаровня,—

Беда — твой гость и твой сосед, влюбленный.

Не диво, что ты горечь слез глотаешь:

Усладной пищи тебе нет, влюбленный.

Со сворой псов у милого порога

Встречает стоном свой рассвет влюбленный.

В садах красы ты — кипарис прекрасный,—

Твоим сияньем обогрет влюбленный.

Во прахе пав у твоего порога,

Слезами оросит твой след влюбленный.

Внемли же мне, послушай это слово,—

Тебе — наказ в нем и совет, влюбленный.

Ты обретешь, Хафиз, и свет и счастье,—

Порукою тому — весь свет влюбленный.

Всем истомленным — это мое слово,

Вот тебе ныне мой завет, влюбленный:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»

Не кыбла ли в тебе воплощена?

Где светит лик твой, там мертва луна.

Но чистота зеркального чела

Не стоном ли моим замутнена?

Михрабы все склонились пред тобой:

Тьмой Судной ночи бровь твоя темна.

Душа — в оковах локонов твоих,—

Во благо мне неволя ей дана.

Мой чадный стой — как вязь твоих кудрей,—

В бездонной бездне мук не видно дна.

Стенаю я, горя в огне любви,—

Больное сердце ноет, как струна.

Когда из уст твоих польется речь,

Вся быль и небыль разом в ней видна.

Но ты, Хафиз, увидишь милый лик,—

Тебе судьба благая суждена.

С тех пор, как в мире слово рождено,

Не к сердцу ль эта речь обращена:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»

Краса моей возлюбленной прелестна,

Лукавство ее хитростей чудесно:

Румянцем щек приманит да обманет,—

Присуще ей обманывать бесчестно.

С ее красою солнцу не сравниться:

Зайдет — и нет его в стране небесной.

Уста ее хвалю, а как найти их?

Но есть они — их речь не бессловесна!

И если милых уст совсем не видно,

Зачем же мне печаль по ним известна!

Я нынче у дверей ее не плакал,—

Болела голова, скажу я честно.

Безлестно она прочит мне разлуку,

Но с нею быть в мечтах всегда мне лестно.

Ты пред такой красой лишишься речи

И пропадешь, Хафиз, увы, безвестно.

В устах влюбленных, знавших боль и горе,

Такая речь правдива и уместна:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»

Лучи твоей красы лишь заблестят —

И солнце вмиг уходит на закат.

А родинка на розовом челе —

То не Биляль вошел ли в райский сад?

Как ни зову тебя — ответа нет,—

Что за причина, в чем я виноват?

Кровав от муки слез моих поток,—

Тебе бедой он не был бы чреват!

Мечтая, стал и сам я — как мечта:

Неуловим, на части я разъят.

Я в небыль превратился от любви,—

Лишь ты в моей душе да боль утрат.

Я к твоему порогу припаду,—

Лишь там я жив, лишь там я жизни рад.

Обманешь ты Хафиза, не мани:

Ты манишь, а глаза твои хитрят.

Но всей душой я повторю стократ

Заветный стих, что слаще всех услад:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,

Одной любовью жив любой живущий!»

Твой облик, красотой столь совершенный,—

Творение десницы вдохновенной.

Едва свой лик и очи ты откроешь —

Уходит солнце на закат смятенно.

Чело твое и брови — словно в небе

Два месяца с луной одновременно!

А родинок смутительные зёрна

Смущают сердце смутой дерзновенной.

Ты — сам тюльпан с губами-лепестками,

Молчащими о тайне сокровенной.

И, если ее стан вы не видали,

На кипарис взгляните несравненный.

Уста ее и губы лишь представьте,

Поймите слог речей проникновенный.

Хафиз — в оковах локонов любимой,

Подавлен и смирён неволей пленной.

И если звучное вам любо слово,

Услышьте этот мой напев смиренный:

«Любовь — и смысл и цель всей сути сущей,—

Одной любовью жив любой живущий!»