Избранные произведения в одном томе

Глава 1

В громадных торговых центрах есть нечто почти потустороннее. Оставив на улице жару и холод, ночь и день, ты попадаешь в нереальный мир Диснейленда. Стерильный, изолированный, искусственный, он, как ни странно, способен удовлетворить почти все потребности современного человека. Он все вобрал в себя, все перемешал и слил воедино: пестрый восточный базар, средневековую рыночную площадь, тенистый городской сквер, киоски с прохладительными напитками, кинотеатры, автостоянки… Здесь на необозримых пространствах плещут аккуратные фонтаны, журчат водопады и неизменно играет музыка. Причем даже хиты «Роллинг Стоунз» звучат почему-то совсем как те мелодии, которые некогда сводили с ума отцов и дедов нынешних завсегдатаев торговых центров.

Для тех, кого еще не пускают в бары или ночные клубы, торговый центр — и огромный клуб, и бар.

Вечер среды — не лучшее время для развлечений в торговом центре. И не так-то просто, сидя на уроках, сочинить трогательную историю, которую вечером расскажешь дома в свое оправдание.

Но Шарлен Шаркин по прозвищу Чарли чувствовала, что сегодня ей придется постараться.

Не то чтобы она очень любила прогулки по торговому центру, но какое-то место в ее жизни он занимал. Шарлен недавно исполнилось семнадцать. Через пять месяцев она заканчивала школу и с надеждой смотрела в будущее. Она хорошо училась, но школу терпеть не могла. Родители строили по ее поводу всякие планы, в которых неизменно фигурировал колледж, а может, даже и университет. Вот только Чарли от подобной перспективы приходила в ужас. Ну ладно еще секретарские курсы — она уже довольно неплохо печатала на машинке и пробовала работать на школьном компьютере. Ну или курсы медсестер, помощников адвоката… А колледж… в колледж можно поступить и потом (если очень захочется).

Ее миловидное личико, обрамленное каштановыми кудряшками, подкрашенными «Кларолем», было не красиво, по привлекательно, и Чарли это знала. Правда, на ее взгляд, щеки были уж слишком пухлые, да и вообще, если честно, неплохо бы немного похудеть. Но Чарли не считала, что полнота — большой недостаток, иначе бы давно уже села на диету. И потом, она ведь так любила всякие вкусности!

Подростком Чарли была худощавой, но за последние два года сильно располнела и теперь при росте пять футов три дюйма она весила сто тридцать шесть фунтов, но это ее мало заботило. С некоторых пор Чарли даже позволяла себе полакомиться лишний раз. С тех пор… ну, с тех пор, как это случилось у нее с Томми.

Чарли тогда только-только исполнилось шестнадцать, и мальчики всерьез начали интересоваться ею. В ночь молодежного бала Томми Мейерс стянул бутылку первосортного виски, и прежде чем она успела что-либо сообразить, Томми уже, что называется, раздавил ее вишенку в позаимствованном у брата автомобиле с откидным верхом. Вид крови не слишком напугал ее, но очередных месячных Чарли оживала с тревогой: не дай Бог забеременеть! Конечно, среди подружек она сделалась лидером, зато ребята теперь смотрели на нее как на доступную девчонку, И это было очень неприятно.

С тех-то самых пор она и махнула на себя рукой, забросила занятия спортом и ела все, что хотела, особенно шоколад. Если бы в город тогда не приехала Сэм, Чарли впала бы в настоящую депрессию. Но, хотя Сэм всегда прямо говорила все, что думает, не было дружбы крепче, чем между ними.

И вот Сэм пропала. Сэм, Саманта Бьюэлл, лучшая подруга Чарли, единственный человек на всем свете, которому можно доверять!

Когда чуть больше года назад Сэм с матерью переехали в их город, ей тоже нужна была подруга. Обеих девочек тогда поразило, что их прозвища звучали скорее как имена мальчиков, хотя Сэм и говорила, что эти имена пола не имеют. Им нравились одни и те же рок-группы, одни и те же телешоу, они зачитывались приключенческими романами, они обожали шататься по торговому центру и примерять самые смелые модели одежды. Почти все свободное время они Проводили вместе или болтали по телефону. Они были одного роста, только у Сэм — фигура получше. Еще у нее был легкий, но заметный новоанглийский акцент, который очень отличался от юго-западного тягучего твэнга Чарли. Обе они были единственными детьми преуспевающих родителей, обе были избалованы и обе не понимали этого. Родители Сэм уже давно расстались. Мать работала юристом, отец был подрядчиком в Бостоне. С отцом у Сэм сохранились хорошие отношения. Она иногда проводила у него часть лета, а иногда и все каникулы. Отец часто звонил ей, хотя, возможно, три сотни миль — слишком большое расстояние для того, что называется «совместной опекой».

У Сэм был уникальный голос. Настолько низкий, что Чарли никогда не думала, что у девочки может быть такой. Впрочем, он вовсе не был неприятным или раздражающим. Голос такого тембра мог принадлежать и мальчику их возраста. Сэм рассказывала, что такой же голос был у ее бабушки по отцу.

У Сэм были мальчишеские замашки. Она подолгу пропадала в мастерской отца Чарли, так что Чарли просто диву давалась. Особенно Сэм нравилось плотничать, и у нее это хорошо получалось. Правда, отец Чарли не поощрял подобные увлечения — у него были свои представления о том, чем должны заниматься девочки, а чем мальчики, — а уж мать Сэм, которая мечтала увидеть дочку если и не президентом, то хотя бы доктором хоть каких-нибудь наук, была просто в ужасе от ее пристрастия к ручному труду. Зато Чарли и в гроб не легла бы, не одевшись по последней моде. А Сэм до встречи с Чарли к одежде была равнодушна.

Правда, потом, под руководством подруги Сэм перепробовала все модные наряды, которые сделали ее более женственной. К тому же она вдруг заинтересовалась косметикой и парфюмерией, чем успокоила мать и вызвала повышенный интерес со стороны мальчиков. Однако Сэм не особенно их поощряла. Дело в том, что в Бостоне двум ее одноклассницам на редкость не повезло: одна забеременела, а другая подцепила нехорошую болезнь. Сэм все еще оставалась девушкой и в ближайшем будущем ничего менять не собиралась. Вот почему ей так нужна была подруга. Они с Чарли поддерживали и охраняли друг дружку. И вместе чувствовали себя в безопасности.

И вот Сэм пропала.

Когда Сэм не пришла в школу в понедельник, Чарли не очень взволновалась. Она уезжала на весь уик-энд навестить родственников и слишком устала, черт возьми, чтобы в понедельник обращать внимание на окружающих. Во вторник Чарли позвонила Сэм и оставила сообщение на автоответчике. Никакого результата. Тогда она подумала, не заболел ли кто-нибудь из родственников Сэм, там, па востоке. Позже до Чарли дошли разговоры о каком-то объявлении по радио и в воскресной газете, но к тому времени у них дома все газеты уже выбросили.

А сегодня в школе Чарли вызвали с первого урока английского в кабинет мистера Дентмана, заместителя директора по административной части, и там ее ждал незнакомый человек. Он представился детективом О'Доннеллом из Отдела детской преступности и спросил, что Чарли слышала о Сэм в последние несколько дней.

— Я? Ничего. А что? Что-нибудь случилось?

— Мы не знаем. Когда вы в последний раз видели се или разговаривали с ней?

— М-м-м… В пятницу. Здесь. Я уезжала на уикэнд и вернулась в воскресенье вечером.

— Так-так. И она не казалась… необычной? Нервной? Раздраженной? Подавленной?

Чарли ненадолго задумалась. Хотя ей пока ничего не говорили, она чувствовала: что-то случилось. Конечно, именно она могла заметить, что с Сэм что-то неладно.

— Она казалась… знаете, напряженной. Да, может быть, нервничала. Я сначала подумала, что у нее месячные или она почему-то плохо себя чувствует, но на это было не похоже. Она казалась, ну, напуганной. Но, когда я спросила, Сэм ответила, что все в порядке. Она упоминала о каких-то проблемах, но вроде как старалась не обращать пока на них внимания и обещала обо всем рассказать, когда я вернусь. Мне показалось, будто Сэм хотела еще что-то сказать, но увидела, что я ухожу, и не стала. А что такое? Что с ней случилось?

О'Доннелл вздохнул. Высокий, крепкий, как бетонный блок, с кудрявыми рыжими волосами и ярко-голубыми глазами, он выглядел, как типичный ирландец.

— Она вышла из школы, как обычно — мы знаем это от многих. Села в первый же автобус. Дома собрала вещи — ее мать еще не пришла с работы — и ушла. Больше нам ничего не известно. Она просто… исчезла. — О'Доннел замолчал, заметив в глазах девочки нарастающий ужас. — Такие вещи действительно происходят, мисс. Нередко. Моя работа — собрать все доступные сведения и постараться найти се прежде, чем с ней случится что-нибудь по-настоящему плохое.

— Вы думаете, что она убежала? Нет, нет! Единственно, к кому она могла бы убежать, это к отцу, а он бы тут же отправил ее обратно. Я знаю!

— Честно говоря, мы не знаем вообще ничего. У нее определенно не было никакого продуманного плана бегства. Все указывает на внезапное решение просто взять и исчезнуть. Она пришла домой, упаковала небольшой чемодан, в банкомате банка на Фронт-стрит по кредитной карточке своей матери сняла три сотни долларов — максимум, который допускает машина, — и пропала.

— Да, мать дала ей карточку на тот случай, если в ее отсутствие Сэм вдруг понадобятся деньги, но, по-моему, она никогда не снимала больше двадцати долларов. А три сотни…

— Это не так много, как вы думаете. Достаточно, чтобы купить билет в большинство знакомых мест, но при условии, что там вас встретят. Мы проверили авиалинии и автобусные станции — никаких следов. У нее были водительские права?

Чарли покачала головой:

— Нет. Она три раза заваливала экзамены. Слишком боится.

— И никаких приятелей? В особенности новых? Никаких страстных увлечений? Вы уверены?

— Уверена! У нее не было парня. Ей нравились ребята, но Сэм сказала бы мне, если бы решилась с кем-нибудь сделать это самое. Ну разве что кто-то появился прямо в пятницу.

— Бывают и более странные вещи, но, полагаю, в данном случае это маловероятно. Ну что ж, если Сэм свяжется с вами, дайте мне знать немедленно.

Вот вам карточка, здесь мое имя и телефон. Может, она чего-то сильно испугалась. И почему-то не смогла довериться даже лучшей подруге, а просто в панике бежала. Ни записки, никаких следов. Но у нее мало денег. Если она попробует еще раз воспользоваться кредитной карточкой своей матери, это сразу же обнаружится. Думаю, Сэм, конечно, это сообразит. А деньги будут быстро таять, если и вообще-то есть еще чему таять. Что ей останется? Совершить преступление она вряд ли способна, на панель пойти — перспектива не очень-то… Значит, ей придется связаться с кем-то, кому она доверяет. И скорее всего, это будете вы. Если она даст о себе знать, постарайтесь, главное, узнать, где она, а потом сразу звоните мне. И попробуйте все-таки спросить, что же се так напугало.

Чарли пообещала, но на самом-то деле она не знала, как поступит, если Сэм ей все-таки позвонит, и подозревала, что О'Доннелл это понимает. Какого черта, что могло так напугать Сэм? Может, она что-то скрывала? Ну, беременность, например? Да будь она хоть на шестом месяце, все можно было бы устроить, и Сэм знала об этом. Ее мать, несмотря на свою занятость, была женщина что надо — куда более современная, чем родители самой Чарли, если уж на то пошло.

Сэм хотела быть актрисой; она занималась в школьном драматическом кружке, и ей дали хорошую роль в пьесе, которую должны были сыграть в апреле, но других увлечений у нее почти не было, а удрать в Голливуд… Да нет, это не в ее стиле.

Трудно даже представить, что Сэм ушла, какова бы ни была причина. Да она выходить-то одна боялась. Она даже грозы боялась. Ладно, придется подождать, может быть, скоро что-нибудь прояснится.

Весь день в школе Чарли сидела как на иголках и, едва кончились уроки, помчалась домой. В почтовом ящике ее ждал маленький конверт со штампом местной почты, надписанный знакомым почерком. Чарли тут же разорвала его. Внутри оказался листок из блокнота, на котором рукой Сэм было торопливо написано:

Чарли боялась опоздать, а у се па, как назло, оказалось разговорчивое настроение, и он вовсе не собирался ее никуда пускать. Едва удалось убедить его, что это совсем ненадолго и что ей ну просто необходимо купить кое-что для школы к завтрашнему дню.

Чарли переоделась для торгового центра — в шелковый голубой брючный костюм и полусапожки с кожаной бахромой, — ив шесть тридцать ей наконец удалось удрать. До торгового центра было всего десять минут езды, но еще ведь надо припарковаться, дойти до Сиерса, провести там сколько-то времени… Кроме того, записка ее напугала.

«Проследи, чтобы за тобой никто не увязался…»

Да какой идиот за ней увяжется?! Ну, полиция, еще ладно: решат, что надо проследить за прогуливающейся девчонкой. А вдруг еще кто-то? Вдруг те, кто так напугал Сэм? Они могли сообразить с таким же успехом, как и О'Доннелл, что не стоит глаз спускать с ее лучшей подружки?

«Пропади все пропадом! Этак мне повсюду начнут мерещиться черные машины с людьми в шпионских плащах!»

Хуже всего было то, что Чарли пришлось надеть очки, а по ее глубокому убеждению, в них она была похожа на библиотекаршу, да еще тупую. Без очков она не смогла бы вести машину, а контактные линзы она забыла в школе. Вот Сэм очки были нужны только для чтения, но она соглашалась выглядеть по-идиотски, держа книгу на расстоянии вытянутой руки от глаз, только бы не показываться в школе очках.

Для зимнего вечера в среду в торговом центре было довольно-таки многолюдно, наверное, из-за необычно теплой погоды, Чарли даже заметила одного-двух знакомых, но ей было не до них. Если за ней следят, ну и черт с ними! Что может случиться в этой толчее?

У Сиерса Чарли походила, рассматривая новые модели одежды. Конечно, таких актерских способностей, как у Сэм, у нее не было, и, возможно, представлялась она не слишком убедительно, но, во всяком случае, она старалась. Чарли взглянула на часы — пять минут восьмого! Пора уходить. Чарли вышла и завернула за угол, к туалетам.

Они располагались в конце коридора, недалеко от двери с надписью «Только для служащих», которая вела в складскую часть. От них начинался небольшой боковой коридорчик, там были какие-то офисы. Чарли вошла в туалет — пусто. Оставаться здесь или нет? Глупо ведь сидеть тут всю ночь. Эта дурацкая игра в Джейн Бонд ей порядком надоела. Может быть, сегодня вечером Сэм не придет? Может быть, она не правильно рассчитала, когда Чарли получит ее записку, а возможно, просто проверяет, не увязался ли кто-нибудь за Чарли.

Прошло минут пятнадцать. В туалет вошла только одна беременная женщина. Чарли уже совсем было собралась уходить, открыла дверь и тут услышала за спиной громкий шепот:

— Чарли, сюда! Скорее!

Чарли обернулась. Маленькая коренастая фигурка в мальчишеских голубых джинсах и такой же куртке выглядывала из-за приоткрытой двери «Только для служащих». Чарли успела юркнуть в эту дверь на мгновение раньше, чем из туалета вышла та беременная женщина.

— Ради Бога, Сэм, — это правда ты?

— Да-да! Пошли! Надо найти место, где мы сможем спокойно поговорить. Скорее!

Сэм было не узнать. Вместо длинных, прямых черных волос — слегка вьющиеся, рыжевато-каштановые, остриженные очень коротко, под мальчика, зачесанные назад, с пробором сбоку. Грубая джинсовка полностью скрывала фигуру. Дешевые теннисные туфли и длинные черные носки, тонированные розовые мужские очки довершали этот маскарад. Простой, но поразительно эффективный. Лицо Сэм само по себе могло казаться мужским или женским в зависимости от прически и одежды. А необычно низкий голос она без особых усилий могла сделать еще ниже и чуть резковатым, как у мальчика-подростка.

Они выскользнули наружу и прошли через автостоянку к входу в кинотеатр. Сэм купила два билета на новейший диснеевский мультик. При этом она заметила, что на позднем сеансе будет немного народу, и, во всяком случае, не будет никого, кто их знает.

Действительно, в зале сидело не более дюжины зрителей. Девушки устроились за боковым проходом, возле задней стены, подальше от остальных. Сэм обняла Чарли.

— Сделай вид, что мы интересуемся не кино, а друг другом, — сказала она. — Кто будет обращать внимание на обнимающуюся парочку в заднем ряду.

— Какого черта все это нужно? — прошептала Чарли. — Ты удрала? Где ты пропадала? Все переполошились из-за тебя…

— Долго объяснять. Я тебе расскажу, как сумею. Сама знаю, все это похоже на бред, а я — на сумасшедшую, но вся штука в том, что все это правда, будь она проклята.

И Сэм стала рассказывать. В течение нескольких месяцев, почти с самого переезда сюда, с ней происходило нечто странное. Сначала это были сны — множество сновидений, продолжительных и запутанных, иногда по несколько ночей подряд, и в них всегда происходило примерно одно и то же.

Чарли знала о ее снах. Чаще всего повторялся тот, с рогатым демоном и Сэм, которая неизменно вела красный спортивный автомобиль по извилистой горной дороге вдоль берега моря, хотя Сэм не умела водить машину, а до любого берега были сотни миль.

Сон всегда начинался одинаково, с появления темной фигуры, одиноко сидящей в комнате, похожей на зал в средневековом замке. В камине слабо горел огонь, на столе стояли какие-то кубки, все было зыбко и неясно, как обычно и бывает во сне. Она видела очертания фигуры, но лицо было скрыто в тени. Это были странные очертания довольно крупного человека в свободно ниспадающей одежде, в чем-то вроде шлема с большими изогнутыми рогами по бокам. Она смотрела на него так. словно сама была там, сидела напротив него в кресле. Почему-то она была уверена, что в кубке на маленьком столике налито некое снадобье, которое делает возможным таинственное, смутное присутствие темного человека в кресле напротив.

Внезапно раздавался грохот и треск, очень похожий на электрический разряд, казалось, что-то подхватывало и несло, но не тело ее, а как бы душу. по головокружительному, ослепляющему, многоцветному пути, похожему на взбесившуюся карусель, а тот, темный, в кресле, оставался с ней, и силуэт его чернел на фоне искрящегося огненного круговорота.

Затем была темнота, разрываемая вспышками молний под оглушительные раскаты грома, и вид с высоты на пенящийся океан внизу, бьющийся о черные скалы, и ряд низких гор, образующих зазубренную, извилистую линию берега, и поодаль — пара приближающихся огоньков, двигающихся вдоль берега. Они двое как бы принадлежали буре и медленно двигались вместе с ней к берегу, туда, где буря должна была встретиться с двумя огоньками.

И потом она видела саму себя, ведущую тот красный спортивный автомобиль. Она смотрела на себя с высоты, при вспышках молнии, и, когда они были почти над той, другой Сэм, темная, рогатая фигура произнесла грозным шепотом, который перекрывал грохот бури и прибоя.

— Вот оно! Я был прав. Уравнения сходятся точно. Вот она, кого мы ищем. Минимальное сопротивление, максимальный поток, вероятность успеха свыше девяноста процентов… Вот оно!

Громадная молния вырвалась из облаков и ударила в дорогу чуть впереди автомобиля, ближе к океану, автомобиль внезапно занесло, завертело на залитой дождем дороге, и…

Дальше — чернота.

Таков был первый из снов Сэм, повторявшийся много раз, иногда с небольшими изменениями, но были и другие. Сперва она думала, что все эти кошмары — плод ее слишком развитого воображения, но сны продолжались, и она стала обнаруживать в них некую закономерность.

Сны всегда приходили в те ночи, когда приближалась и разражалась над ее домом гроза.

Сейчас, зимой, Сэм почти избавилась от видений. Почти — до вечера последнего четверга, когда неожиданный теплый фронт столкнулся с очень холодным зимним воздухом и вызвал редкую зимнюю грозу.

Чарли нахмурилась:

— Я не припомню грозы в прошлый четверг.

— Она была очень рано, под утро. Часа в два, может, в три. Ты в это время и атомный взрыв бы не услышала. Можешь проверить по газетам, если хочешь. Гроза была, и я снова видела сон.

— Ты что, хочешь сказать, что удирала от сна?

— Нет.

Сэм проснулась от шума и ярости неожиданной бури и лежала с широко открытыми глазами, чувствуя, что проснулась, и боясь заснуть снова. Вдруг в раскатах грома, в грохоте дождя и града по крыше, в бешено колотившемся в окна ветре возникли голоса, и все в комнате, казалось, стало едва различимым. В почти полной темноте она словно видела все со стороны, не вмешиваясь и не управляя, а словно подсматривая, чувствуя, что ей не полагается быть там, где бы ни находилось это «там».

Это был зал средневекового замка, сырой и довольно мрачный, освещенный факелами и огнем в огромном камине. Она сидела в большом, богато украшенном кресле во главе длинного стола, который выглядел бы нарядно, если бы не малоаппетитное жирное, пережаренное кушанье на стоявшем перед ней блюде. У нее было женское тело, и, когда она протягивала руку за едой и вином, было видно, какие у нее изящные, тонкие пальцы с очень длинными ярко-красными безупречной формы ногтями. Возможно, эта женщина была королевского сана.

Рядом сидел крупный человек с окладистой бородой и волосами до плеч, тяжеловесный и грубый, но роскошно одетый, в накидке с капюшоном. Были еще грубые на вид мужчины, некоторые в сопровождении молодых женщин в шелках и золоте. Но ее поразили совсем, совсем другие.

Один из них — маленький скрюченный человечек, не более трех футов ростом, одетый в серое. и коричневое, с роскошной черной бородой, которая доходила ему до колен, — сидел на особом, очень высоком креслице. Были еще странные существа в малиновых мантиях с капюшонами, из-под которых выглядывали не лица, а скорее морды с лягушачьими ртами и круглыми желтыми немигающими, как у кошки, глазами, в которых отражался свет факелов. У других на длинных, уродливо искривленных, одутловатых лицах выделялись громадные круглые синие глаза, а посередине лба торчал рог, вроде носорожьего. Еще там была женщина с голым костлявым черепом и с клешнями вместо пальцев рук. Наверное, там собралось еще много разной нечисти, но она как будто была больше занята едой и не слишком их рассматривала.

Длинноволосый человек, сидевший рядом с ней, спросил:

— Ваше высочество, полагаю, проблема двойников наконец решена?

Позади нее голос, тот самый, из ее сна, ответил:

— Дорогой лорд Клюэ, все мы знаем, что не существует ничего совершенно определенного, что следует принимать во внимание даже немыслимое. Но до сих пор мы за долгие месяцы поисков обнаружили очень немногих, и вряд ли они представляли собой действительную угрозу. Впрочем, мы устранили каждую из них по очереди. Противник должен обнаружить двойника и каким-то образом перенести его прежде, чем мы сделаем свое дело, а для поиска геометрических мест точек в любом случае существует только один способ. Вы не можете представить себе, на сколько слоев вверх мы прошли, но как только мы думаем, что можно остановиться, мои бури находят следующую, но так далеко… Ну что ж, я разберусь с каждой из них.

— Коль скоро вам так уж необходима определенность, почему бы вам не покончить с собой? — продолжал тот же странный голос. — Что может принести определенность в таком мире, как наш. если не сама смерть. Мы далеко продвинулись в достижении минимально возможного риска, много дальше, чем можно себе представить. Но риск всегда будет существовать, он и должен существовать, Поскольку победа без риска обесценивает награду. Наше предприятие столь грандиозно, что мы рискуем нарушить тонкую ткань нашей реальности и, может быть, даже усилить Ветры Перемен и обратить их на самих себя, но сравните наши цели и возможные альтернативы и успокойтесь.

И тут заговорила ОНА, голосом, похожим на собственный, странно низкий голос Сэм, только Звучал он мягче, нежнее, женственнее, чем тот, которым она обычно говорила, да язык был незнакомый, певучий, нисколько не похожий ни на английский, ни на какой-либо другой язык, который ей приходилось слышать.

— дорогой лорд, к чему эти вопросы? Вам ведомы мои возможности, вам ведомо искусство Клиттихорна-Хранителя. Мы сознательно заключали этот союз. Наши идеи и цели имеют высочайшее значение. Те низкие умы. что в слепоте своей уничтожили вашего сына, чтобы сохранить свои порочные и ничтожные ценности, ныне покушаются и на меня. Мы объединимся и победим либо погибнем — или мы ничего не сделаем и просто умрем, не намного позже и не менее неизбежно. Но если и суждено нам погибнуть, да не будет причиной тому слабость наших душ, коль скоро пока все обстоит благополучно. Высказывайтесь здесь свободно, все вы равны за этим столом.

— Равны, да, кроме НЕГО, — проворчал чернобородый гном неожиданно низким, хриплым голосом. — Мы преданы вам и вашим идеалам до самой смерти, моя леди, но отдать себя в руки другого угнетателя!..

— Хранитель — выдающийся человек, и он мечтает о том же, что я, — ответила она. — Я полностью доверяю ему. и нет никакой надежды на истинную победу без помощи его потрясающего искусства. Я сожалею, что двор и политики не жалуют его, но он всегда служил мне преданно и честно. Отбросьте малейшие сомнения. Мы должны доверять друг другу и поддерживать наш союз.

Внезапно все словно поблекло, задрожало, разговор стал бессвязным, непонятным, как будто она слышала только его обрывки. Откуда-то издалека возник какой-то другой голос, до нее доходили произнесенные им слова:

— …мно… кры… хого… вени… зал… пая…

Голова у нее внезапно закружилась, появилось ощущение, словно кто-то настраивает радио и она — ручка настройки. Головокружение прекратилось почти так же внезапно, как и началось, и вновь возникло ощущение контакта с кем-то или чем-то в невообразимой дали. На этот раз она лежала в темноте, полностью осознавая себя и все окружающее, кожу странно пощипывало, и было такое чувство, словно теперь кто-то или что-то смотрит сквозь нее на ее комнату.

— Темно. Она не спит, и глаза открыты, но здесь темно. — Внезапное ощущение легкой щекотки, словно бы тело обволакивала паутинка. — Хм-м-м… Ничего действительно плохого. Мне было показалось, что она слепая или что-то еще с ней неладно.

— Это кошмары, дуралей, а она лежит в оцепенении, — вмешался новый голос.

— Кто вы? — спросила она вслух голоса в своей голове. — Что вам от меня надо?

Новый голос либо не расслышал, либо не мог слышать. Он раздавался внутри ее головы, но как бы в отдалении. Мужской голос, не принадлежавший ни одному из участников странного придворного обеда, который она только что видела. В этом голосе было что-то специфически докторское, напоминавшее кого-то из ее врачей. Даже в произношении явственно слышался американский акцент.

— Лучше и придумать невозможно. Идентична во всех отношениях. Ни одной точки сходства в окружении или происхождении, однако совершенно идентичный генетический код. — Вздох. — Слишком поздно. Буря проходит, а контакта через волосы недостаточно. Однако знает ли он о ней Должен знать — здесь проходили бури, значит, она — следующая. Но она жива, Кромил! Первая, которую мы нашли раньше, чем он убил ее!

— Та, в красном автомобиле, еще была жива, когда мы се нашли, — иронически заметил другой голос. — По крайней мере тогда мы его догнали.

Первый не обратил внимания на это замечание.

— Слишком поздно, чтобы сделать сейчас что-нибудь большее, проклятие! Время на подготовку… Мы не должны позволить ему убить ее, только бы успеть. В наших руках она могла бы стать величайшим оружием. Еще один тест, не больше. Связь уже слабеет…

Внезапно она полностью пришла в себя. Буря стихала, все ее чувства были необычайно обострены. И вдруг кто-то запустил пальцы в ее волосы! Это было ужасно. Она хотела закричать, но не могла. Ощущение тут же ослабло, но она смогла двигаться лишь через некоторое время. Села на кровати, огляделась — никого.

— Господи! Вот почему в пятницу в школе ты выглядела так, словно за тобой черти гнались! Сэм кивнула:

— Да, но что мне было делать? Ты уехала на уик-энд, а моя мать тут же опробовала бы на мне все это новомодное психоаналитическое дерьмо. У меня ведь не было никаких доказательств. Черт, возможно, я и вправду спятила. Не знаю. Но, когда мы выходили из школы, мне вдруг показалось, что я снова вижу того, рогатого, вижу самым уголком глаза, огромного, черного, плотного, всего в десяти футах от меня. Я повернулась — никого. Ну, думаю, почудилось. Вошла в автобус, села впереди, почти за мисс Эверетт. Посмотрела в окно — можешь думать, что я свихнулась, — но я снова увидела его. Самым уголком глаза, как раньше, он стоял на улице, в толпе. Стоило мне взглянуть, как он исчез.

— Просто ты распсиховалась.

— Да-да, я себе так и говорила, да только потом почему-то посмотрела в зеркальце заднего вида. Помнишь? В нем ведь отражается проход и сиденья? Так вот, он был там, сидел сзади, как будто вовсе не пропадал. Я обернулась, а там, где он был, — только пустые сиденья. Повернулась к зеркалу — он тут как тут.

— Что… На что он был похож?

— Он… Весь черный, вроде как вырезанный из черной бумаги, но он двигался. Он дышал. Он был живой! Я выскочила из автобуса. Последние три квартала прошла пешком, и, когда автобус проезжал мимо меня, мне показалось, что он все еще там. Дома я все ломала голову, что же делать, и ничего не могла придумать. Знала только, что через час стемнеет, а мама не вернется домой до трех. И потом, ведь они достали меня в моей собственной комнате, в моей собственной постели. Все, что мама могла бы сделать, так это запереть меня в загородную психушку. Так они рано или поздно и там меня бы накрыли. Я выглянула в окно и снова увидела его. Он стоял возле почтового ящика, на другой стороне улицы. Я подумала, что он либо приставлен следить за мной, либо ждет темноты. Тут уж я ударилась в панику, побросала в один из маминых чемоданов то, что под руку попалось, схватила кредитную карточку, открыла подвальное окошко и удрала через задний двор. Прокралась через шесть кварталов до Сентрал-авеню, толкнулась в банкомат — я забыла, что он не выдает помногу зараз, — а потом села в автобус до торгового центра.

Сэм рассказала, что она спустила сто десять долларов на мальчишеские джинсовые шмотки и обувь, еще сорок потратила в парикмахерском салоне «Хэйр Пэлис».

— Я сказала им, что это для роли в школьном спектакле. Что я должна выглядеть, как мальчик, потому что это роль девочки, переодетой мальчиком. Пятнадцать долларов — очки. Простые линзы. Состав для обесцвечивания волос купила в маленькой забегаловке около мотеля. И наконец, выбросила в мусорный контейнер почти все, что принесла с собой. Потом я стала прятаться здесь, в торговом центре. Тут много укромных уголков, никто и не думает запирать их. Ходит пара охранников, но от них нетрудно увернуться, и они дежурят только до полуночи, а по воскресеньям — до восьми, потом запирают все и уходят. Фонтанчики работают, а туалеты для служащих никогда не запираются. Днем я толкусь здесь на подхвате. Ну, понимаешь, поднести покупки до автомобиля, помочь какой-нибудь старушке дойти до туалета и все такое. Чаевых у меня набирается долларов двадцать — тридцать в день.

— И никто тебя не узнал?

— Никто. Я проходила рядом с ребятами из нашей школы, случайно, разумеется, — не стоит лишний раз испытывать судьбу, — и никто даже не взглянул на меня. Сколько мальчишек толчется тут во время уроков! И ничего, никто и внимания не обращает, если только они не заходят в пассаж или куда-нибудь вроде этого. И все меня принимали за мальчика. Я даже пользовалась мужским туалетом. Всю жизнь мечтала посмотреть, как выглядит писсуар. Неудивительно, что они управляются так быстро. Одно плохо — мыши. — Сэм передернулась. — В таком классном месте не должно водиться столько этих тварей. Хоть бы кошку завели или мышеловок побольше поставили. И просто смерть как хочется помыться в душе!

Чарли уставилась на Сэм в темноте, пока на экране мультипликационный кот зловещего вида строил коварные планы расправы над чудаковатым мультипликационным селезнем на фоне мультипликационной Франции.

— Ты действительно спятила? Что за чушь? Твоя мать с ума сходит, полиция тебя ищет, все равно в конце концов тебя кто-нибудь узнает. Ну нельзя же так, Сэм!

Беглянка вздохнула:

— Да знаю я. Знаю. Но пока не могу вернуться. Мне теперь всегда будет страшно дома. Тому, кто гоняется за мной, и дела нет, задевает кого-либо мое исчезновение или нет. Я ведь знаю, что мой рассказ звучит бредово, но, к сожалению, это все взаправду. Когда я как-то выпутаюсь и получу хоть на время передышку, позвоню маме, скажу, что со мной все в порядке. Беспокоиться она не перестанет, но по крайней мере будет знать, что меня не похитили, не убили… Чарли, я боюсь. В жизни так не боялась. Я это сделала… я просто не видела другого выхода.

— Сэм, тебе просто надо вернуться домой. Просто вернуться. Ты не создана для этого. Либо тебя кто-нибудь найдет, либо — еще хуже — кто-нибудь узнает, кто ты на самом деле, и ты окажешься в каком-нибудь чужом городе, по уши накачанная наркотиками, будешь делать все, что тебе прикажут… Господи, да в одном только этом городе за год было около сотни изнасилований! Это тебе не телепостановка, а ты — не леди Карате!

— Понимаешь, когда тебя считают мальчиком, совсем другое дело. Все сразу меняется. Но ты что, думаешь, мне это нравится? Мне просто надо было спрятаться. И кто бы ни был тот, кто ищет меня, пока мне удалось его обдурить.

— Слушай, твоя мать и полиция — они могут тебе помочь.

— Чем? Этот черный виден лишь тогда, когда он сам захочет. А эта долбаная гроза, которая приносит что-то или кого-то прямиком в мою спальню? Вернись домой, говоришь, и жди, пока тебя прикончит не один, так другой?

— Но это же сны, Сэм! Сны! Все это просто в твоей голове. И этот черный, которого видно только в зеркале, и те, что являлись, пока ты была одна, — это жутко, но в реальном мире таких вещей просто не бывает. Господи, да даже мне легче поверить в фей, эльфов, Санта-Клауса и домовых. Сэм вздохнула:

— Так я и знала, что ты скажешь что-нибудь в атом роде. И что скажут мама, папа, полиция — тоже знаю. Ладно, забудь все, что я тебе наговорила, но пообещай, что не будешь вытаскивать меня отсюда, пока я сама не отыщу себе какое-нибудь место. День. Самое большее два. Обещаешь? Чарли, если мне сейчас придется вернуться домой или если я попаду в психушку, я покончу с собой. Не заставляй меня это делать. Пожалуйста!

Чарли растерянно молчала. Сэм нужно помочь, наверное, не обойтись без хорошего психиатра, но это же уйма времени. А Сэм, ее лучшая подруга, она говорила так обреченно, что сомневаться не приходилось — Сэм может убить себя. Господи, что же делать? Если с Сэм что-нибудь случится, Чарли себе никогда не простит.

— Ну ладно, ладно, успокойся. — Чарли напряженно размышляла. — Слушай, сегодня вечером я ничего сделать не смогу, завтра и в пятницу — школа. В пятницу вечером я собиралась в кино с Гарри, но это можно отменить так, что мои старики не догадаются. Вот что, я подхвачу тебя здесь. Мы продолжим игру в мальчика и девочку, так что никто ничего не заподозрит. Давай перед продовольственным отделом, скажем… в семь тридцать. Поедем куда-нибудь и хорошенько все обсудим. Если что-нибудь случится раньше, позвони мне. Я ничего никому не скажу, клянусь. Идет?

Сэм, казалось, немного расслабилась. — Идет. Хорошо, до пятницы. А теперь иди домой, а я устроюсь здесь.

Чарли поцеловала Сэм, пожала ей руку и, немного помедлив, поднялась и вышла из кинотеатра. Торговый центр уже закрывался, и она без труда нашла свою машину. Села, завела мотор и стала выруливать к огням у выхода, пытаясь разобраться в том, что произошло, и не обращая внимания на рок-музыку, рвущуюся из радиоприемника.

А теперь последний прогноз погоды. Вечером холодно, температура понизится приблизительно до тридцати пяти в городе. В пригородах немного холоднее. Возможен небольшой снег на высотах более шести тысяч футов. Продолжаются необычные для этого времени года грозы, обусловленные смешением очень холодного воздуха в верхних слоях и относительно теплого воздуха близ поверхности Земли. Завтра потепление до пятидесяти. Это был доктор Рубен Миллер из Службы погоды.

Позади нее вспыхнули фары и тоже медленно двинулись к огням, обозначающим выезд со стоянки. Чарли вздрогнула, но тут же одернула себя: «Не психуй, сейчас же как раз все разъезжаются».

Вырулив на улицу, она увидела, как огни того автомобиля повернули вслед за ней. Чарли стало страшновато, но она старалась не поддаваться. Сэм просто, ну, больна, вот и все. Ей никогда по-настоящему не нравилось здесь, на Юго-Западе, вдали от отца, она слишком стеснительна, чтобы назначать свидания мальчишкам, как все, и ее угнетало, что она не умеет водить машину, не может ездить вместе со всеми. Сэм запуталась в своих фантазиях, вот и не может найти выход.

Страх, однако, не проходил. Что, тот автомобиль все еще едет следом? А если повернуть?

Чарли свернула в первую же боковую улицу, просто чтобы немного успокоиться. Проехала примерно квартал и тут заметила позади огни машины, которая тоже сворачивала с главной улицы. Чарли повернула налево, а когда преследователи ее уже не могли видеть, — сразу направо, развернулась и припарковалась у обочины, позади большого черного автомобиля, который прикрывал ее на случай, если за ней действительно кто-то следил.

Темно-синий «форд» проехал по той улице, с которой Чарли только что свернула. Водителя не было видно, но машину она запомнила. Чарли вырулила и через новые кварталы двинулась к дому. Ругая себя за то, что поддалась нелепым страхам, она подкатила к остановке на своей улице, доехала до середины квартала и с ужасом увидела синий «форд», тот самый, он стоял на углу напротив ее дома. Похоже, внутри кто-то был, но она опять не разглядела.

Порядком перетрусив, Чарли припарковала машину в проезде и почти бегом припустилась к дому. Конечно, это мог быть и полицейский — в телепостановках они всегда ездят в больших темных автомобилях, вроде этого. Просто О'Доннелл или его босс решили поставить пару патрульных на случай, если Сэм еще в городе и захочет связаться со своей лучшей подругой, вот и все. Это вполне естественно, и никакой тебе таинственной темной фигуры, которую можно видеть только в зеркале, и никакой заколдованной принцессы.

Странно выглядят по ночам полуосвещенные залы и пустые, как бы призрачные прилавки торгового центра. На витрины магазинов опущены решетки и раздвижные шторы. В полночь, когда охранники уходят, они запирают все входы и выходы, а на дверях тоже устанавливают решетки, как раз на тот случай, если кто-то остался внутри. В некоторых торговых центрах есть круглосуточная охрана, но этот расположился в таком месте, которое и так неплохо защищено от грабителей и хулиганов. Магазины закрываются в девять: кинотеатры, правда, работают обычно до одиннадцати, но у них есть отдельные выходы, и поздние сеансы не нарушают ритм жизни центра.

К десяти вечера продавцы обычно уходят, и появляются уборочные команды. Задача у них не из легких, но почти всегда они справляются с работой еще до полуночи. Кинотеатры убирают по утрам, часов с семи. Все равно сеансы начинаются только днем, и нет смысла переплачивать за ночную смену.

Часам к семи появляются первые охранники. Делают обход, проверяя, все ли в порядке. К семи тридцати появляется кое-кто из персонала центра. Осматривают витрины, включают свет, фонтаны. А там подтягиваются и продавцы — сначала из продовольственных отделов, за ними и все остальные. К девяти все готово к открытию. Только в воскресенье центр открыт до шести, а целая армия уборщиков и ремонтников зачастую только после полуночи заканчивает работу.

Таков был фасад торгового центра, а за ним Сэм обнаружила целые мили служебных коридоров, склады, даже довольно просторные комнаты — со школьный класс или небольшую контору. Как первооткрыватель она обследовала их, особенно Сэм интересовали те, в которых, похоже, редко кто появлялся. В одной она устроила себе гнездышко с помощью подушек, которые сняла с кресел на складе, и еще кое-каких вещей, которых вроде бы никто не должен был хватиться. В субботу вечером она нашла ценную штуку: красивый красный жетон-пропуск на имя Джорджа Траска, с номером, но без фотографии. На всякий случай Сэм всегда носила его с собой, когда выходила или входила.

Когда она убежала из дома, мысль спрятаться в недрах торгового центра просто была первой, которая пришла ей в голову. Но, почувствовав себя, хотя бы на время, в сравнительной безопасности, Сэм немного успокоилась. Она перестала бодрствовать допоздна, а по утрам иногда прокрадывалась в торговый центр уже после того, как он полностью оживал. К понедельнику все, что случилось, стало казаться Сэм просто каким-то неожиданным приключением. Но надо же было узнать, что делается в школе и что говорят о ее побеге. Тогда Сэм и написала записку Чарли. Оставаться совсем одной ей стало невмоготу.

И еще Сэм очень жалела родителей. Она представляла, как они сейчас боятся за нее, а отец, наверное, уже примчался и теперь кричит на маму и ругает и полицию, и ее, и все на свете.

Сэм очень хотелось успокоить их, но как, черт возьми? Даже Чарли глядела на нее, как на сумасшедшую. Надо на некоторое время убраться подальше отсюда. Может быть, на север или на восток, где по-настоящему холодно, где в это время года не бывает гроз. Устроиться на какую-нибудь работу, ну хотя бы на стройку. Она ведь немного умеет плотничать. Девчонке, конечно, труднее, но Сэм считала.

Что она неплохо представлялась парнем. Черт, да она проходила мимо людей, которые целый год видели ее каждый день в школе, а теперь не узнавали; ей даже строили глазки две пятнадцатилетние девчонки, из тех, что толкутся в центре.

Сэм даже стало казаться, что ребятам определенно легче. Не надо наводить красоту, прежде чем выйдешь из дома, выслушивать непристойности, бояться остаться одной в автобусе, страдать, если считаешь, что недостаточно красива. Вообще мальчишки как-то меньше бросаются в глаза.

Увы, в четверг вечером очень некстати обнаружилось, что Сэм-то вовсе не мальчик. Магазины уже были закрыты, у нее начались месячные, будь они неладны, а ничего такого, что сошло бы за тампон, не нашлось. Кровь испачкала трусики и даже джинсы.

И вот в два часа ночи Сэм, совершенно голая, сидела на краю фонтана посреди торгового центра, а в фонтане отмокали ее брюки и белье. Фонтан на ночь отключали, но в нем стояло озерко воды фута в два глубиной. Вода была на удивление теплой и совершенно чистой. На дне Сэм увидела сотни монет, которые всю неделю бросали на счастье посетители центра. Обычно их вылавливала воскресная уборочная команда. Она влезла в фонтан и стала собирать монетки. Набралось три доллара пятьдесят пять центов, кроме одноцентовиков. Что ж, и это неплохо.

Сэм ополоснулась в фонтане, прополоскала одежду и разложила ее посушиться. Спать не хотелось, хотя она смертельно устала. Необычно молчаливый торговый центр вызвал у нее странную дрожь. Через несколько часов здесь будет полно народу, а сейчас она стоит в самом центре, совершенно голая. Сэм кик-то приснилось, что она ходит голышом по торговому центру, только во сне магазины были открыты. Вот сейчас она это и осуществит.

В темных витринах Сэм видела свое отражение и с пристрастием разглядывала себя. Теперь-то она совсем не походила на мальчика, да и не хотела этого. Она никогда не была в восторге от своей внешности: уши слишком большие, нос не правильный, зубы крупные, выступающие, а щеки пухлые, по крайней мере ей так казалось, но ее тело… Даже странно, что такую грудь удалось спрятать под грубой джинсовой курткой, хоть она и натерла ей кожу. Приятный изгиб тела и бедра вполне удовлетворили Сэм. Попка могла бы быть и покруглее, но, ничего, сойдет и так. Она приняла несколько соблазнительных поз. Ей понравилось. Попыталась представить себя мальчиком сейчас, но не смогла: не хотелось отказываться от того, что она видела.

Сэм прошла возле охранной телекамеры, направленной на служебный выход, и подавила смешок. Не показать ли им такое, на что действительно стоит посмотреть! Впрочем, если бы кто-нибудь увидел ее сейчас, она бы умерла на месте. Внезапно все ее возбуждение пропало. Что, если сейчас и вправду кто-нибудь появится? Что, если какому-нибудь продавцу, или охраннику, или контролеру понадобится почему-то прийти пораньше?

Сэм кинулась обратно к фонтану. В сухом воздухе торгового центра белье почти высохло, но джинсы были еще совсем мокрые. Зато пятно, хоть и не совсем отстиралось, по крайней мере не слишком выдавало свое происхождение.

Снаружи, очень далеко, она услышала приглушенные раскаты. Господи! Только не гроза! Только не сейчас! Чтобы гром был так слышен внутри, гроза должна быть уже прямо над ней! Эти все еще разыскивают ее, несомненно. Хотя они потеряли ее однажды, но, наверное, не отказались от своих планов, потому что были уверены, что она все еще недалеко от города. Если полиция продолжает розыски, то эти тем более не оставят ее в покое.

Внезапный панический страх захлестнул Сэм. Что делать, если эти найдут ее прямо здесь, прямо сейчас? Джинсы все еще мокрые, они будут только помехой. Он будет гнаться за ней, голой, по пустынным переходам…

Что там? Какой-то шорох позади книжного магазина…

Она сгребла одежду, побежала к служебному выходу, осторожно обходя телекамеры и другие возможные ловушки, и вернулась в свой тайник. Здесь, ближе к наружным стенам, гроза была слышнее. Сэм вся сжалась, дрожа в темноте, не в силах отвести взгляд от двери, с ужасом ожидая, что вот-вот она откроется, и…

— О Господи! Пожалуйста, Господи! Отведи их от меня! Я все сделаю, все, все, только, пожалуйста, не дай им меня поймать сегодня! Отведи эту грозу отсюда, отведи ее от меня!

И, объятая страхом, она услышала голос Рогатого, словно шепот издалека:

Проклятие, я почти нашел ее, но что-то отклоняет мои бури. Я не могу зафиксировать ее. Требуется слишком много энергии, я истощен. Но мы еще найдем ее, непременно. Не этой ночью, так следующей. Она получила доступ к Силе. Потенциально она опаснее всех, кого мы до сих пор встречали…

А та, о ком говорил призрачный голос, скорчилась в темноте у стены, в углу склада, голая, беспомощная, запуганная.

Глава 2

Утро было ясным, если не считать легких облачков над долиной. Внутри запертого торгового центра включилась грамзапись, и струнный оркестр заиграл мягкую, мелодичную вариацию на тему «Вьючного мула». Измученная Сэм в своем пристанище немного поспала — часа два, не больше, — так что теперь чувствовала себя так, словно по ней грузовик проехал.

И все-таки она радовалась. Что ни говори, а она еще раз побила их, пусть и всего на одну ночь. Однако надо поскорее убираться отсюда. Эти, видимо, знают, что она где-то здесь. Они будут возвращаться снова и снова, пока наконец не найдут ее.

К тому же наступила пятница. Если только Чарли не решит держаться подальше, если в самом деле захочет помочь, она будет здесь сегодня вечером и, возможно, на машине.

Джинсы были еще влажные и мятые, но их пришлось надеть. Носки тоже надо было бы постирать как следует. Но это, видно, придется отложить до лучших времен. А сейчас надо выбраться отсюда, найти местечко посветлее, пересчитать деньги и решить, что можно себе позволить. Есть не особенно хотелось, но просто необходимо было выпить чаю, кока-колы или еще чего-нибудь бодрящего, чтобы прийти в себя и выдержать еще один чертовски долгий день.

Сэм заставила себя одеться и проскользнула в торговый центр. Прежде всего она отправилась в общественный туалет. Ей нужна была всего-навсего хорошо освещенная закрытая кабинка, хотя в мужском туалете кабинки были намного меньше, чем в женском.

Там Сэм присела, вытащила монеты и скомканные банкноты, расправила их и пересчитала. Сто двадцать семь шестьдесят пять. Не густо. Кредитную карточку матери она сохранила, но код наверняка изменили на тот случай, если ее похитили или что-нибудь вроде того. Все же надо попробовать. Вечер пятницы — если номер не изменили, раньше понедельника не обнаружится, что карточкой пользовались еще раз, а к тому времени она уже будет далеко отсюда, пускай ищут. Во всяком случае, терять нечего.

Сэм купила — и вовремя — пакет прокладок и еще немного панадола, хоть толку от него было чуть. К несчастью, она всегда в это время, день или два, чувствовала себя плохо. Вот Чарли повезло, она особых неудобств не ощущала. Сэм часто думала, не оттого ли это, что ее подруга очень сексуальна? А может, после потери невинности это проходит легче?

Работа на подхвате на сегодня исключалась; от недосыпания, месячных и нервного напряжения Сэм еле держалась на ногах. Она съела пару пончиков, запивая их кока-колой.

Потом побродила, рассматривая товары, но время просто еле ползло, и она почувствовала себя несчастной. Когда появилась Чарли, Сэм уже была в неважном виде. Наконец маленький красный джип «Субару» медленно подкатил к входу, остановился у обочины, она почти подбежала и впрыгнула в него. Чарли сразу же тронула машину.

— Господи! Ты как будто на помойке ночевала. Чарли была разодета, как на праздник: помада, макияж, духи, курточка на искусственном меху, изящная шелковая блузка и короткая юбка, даже колготки и каблучки. Она вставила свои контактные линзы, по крайней мере Сэм на это надеялась.

— Худшая ночь в моей жизни, — призналась Сэм. — Бессонница, спазмы, ты понимаешь. Однако и приоделась же ты ради меня!

Чарли рассмеялась:

— Понадобилась пара дней, чтобы кое-что придумать, ну и нашлись ребята, которые охотно помогли. Сэм сидела, закрыв глаза, но тут приоткрыла один.

— Ты никому обо мне не рассказывала?

— Нет, успокойся. Группа едет в Таос на уикэнд, покататься на лыжах, и я просто попросила своих стариков, чтобы они меня тоже отпустили. Думаю, они до смерти рады сплавить меня на уик-энд из города в более безопасное место. А в понедельник будет школьный праздник. Полиция вроде как махнула на тебя рукой, но мои предки с ума сходят от страха за меня с тех пор, как ты пропала. В ванную одну отпустить боятся.

— А что скажет группа, когда ты не появишься?

— О, если понадобится, меня прикроют. Все уверены, что я смоталась на уик-энд с новым поклонником. Вечерком звякну родителям и еще разок — завтра — навру им что-нибудь, — вот у нас и будет время до вечера понедельника.

Сэм откинулась на сиденье. У нее просто не было сил еще чем-нибудь интересоваться.

— Мне просто нужно выспаться и привести себя в порядок, — вздохнула она. — Горячая ванна и постель.

— Я прихватила немного денег, и у меня с собой карточка «Виза», так что не беспокойся. Когда в следующем месяце придет счет, я просто надорву бланк снизу, разверну его и всуну в пачку счетов к оплате. Сегодня остановимся в мотеле, а завтра, думаю, поедем в наш домик на озере. Па купил его несколько лет назад, но, пожалуй, даже наши родственники бывали там чаще, чем мы. А сейчас и вовсе никого не должно быть на несколько миль вокруг. У нас будет вся суббота, чтобы придумать что-нибудь.

Чарли еще не совсем успокоилась после вечера среды, поэтому повернула несколько раз и потратила добрых пятнадцать минут, чтобы удостовериться, что за ней нет хвоста. Потом она вырулила на шоссе и поехала на север, прочь от города. Оглянувшись, Чарли увидела, что Сэм сидит какая-то отрешенная, безучастная, и такая… такая беспомощная.

Сама-то Чарли просто хотела помочь подруге, к тому же небольшое приключение приятно нарушало монотонность повседневной жизни. В небольшом мотеле возле шоссе она вписала в регистрационную книгу «мистера и миссис Сэм Шаркин». Ей пришлось назвать свою фамилию, поскольку она значилась на кредитной карточке. Можно было, конечно, просто протащить Сэм как младшего братишку, но Чарли не устояла перед искушением придать приключению еще и пикантный вкус чего-то недозволенного.

Комната была маленькая, но удобная, с большой ванной и поистине королевской кроватью. Чарли вышла, чтобы принести чемоданы и запереть машину, а когда вернулась, обнаружила, что Сэм проснулась настолько, чтобы раздеться и забраться в ванну. Чарли позвонила родителям и принялась вдохновенно врать. Ей показалось, что они довольны тем, что она уехала из города. И вот от этого она почувствовала себя гораздо лучше. В конце концов, она почти взрослая женщина, не может постоянно следовать советам родителей. А раз они не знают, где она и что с ней, то и беспокоиться не будут.

Сэм мылась так долго, что Чарли забеспокоилась, не заснула ли она там, но ее подружка выбралась наконец из ванной, вытираясь полотенцем, и плюхнулась на кровать.

— У тебя тампоны есть?

— Конечно. — Чарли достала пачку из чемодана. — Никогда не выхожу из дома без них. Как ты?

— Устала так, словно меня все это время купали в дерьме и били по голове чем-то тяжелым. Но все-таки помылась. — Последнее слово Сэм произнесла с благоговением. — А ты?

— Я-то в порядке. Немного устала, но, конечно, не так, как ты. Что случилось? В среду ты выглядела получше. — Чарли встала, выключила телевизор и забралась в постель.

Сэм вздохнула:

— Просто меня снова достало мое сумасшествие.

— Может, расскажешь?

Очень медленно, подробно Сэм описала предыдущую ночь в торговом центре.

— Ты правда разгуливала голышом по центру? — Чарли вообразила себе эту эксцентрическую сцену в полной уверенности, что сама ни за что не решилась бы на что-нибудь подобное.

— Ну да. Сначала было вроде бы забавно, а потом пришла гроза, и я снова услышала эти голоса, словно у меня в голове. Мне было одиноко и страшно. — Сэм задрожала, и Чарли почти инстинктивно обняла ее и притянула к себе.

— Я с тобой, сегодня ты не одна. Сэм прижалась к ней, и Чарли, слегка смущенная, почувствовала, что ее подружка тихо плачет.

Это было маленькое, очень темное облачко в ночном небе, почти незаметное, но тот, кто разглядел бы его с земли, увидел бы вихрящуюся, бурлящую массу, пульсировавшую, как живая. Оно плыло по темному небу, слабо мигая электрическими разрядами, освещавшими то, что казалось широким, чуть гротескным и вместе с тем демоническим лицом; вспышки внутри подсвечивали два пятна, похожих на два светящихся глаза.

Сперва оно довольно надолго задержалось над торговым центром, его немного сносило то в одну сторону, то в другую, словно оно пыталось взять след. Наконец, уловив тень чего-то, оно двинулось в сторону от торгового центра, снова остановилось поблизости и здесь проколыхалось почти час. Затем оно, кажется, снова нашло направление и медленно двинулось на север. Оно продвигалось, следуя за изгибами дороги внизу, но теперь ему уже не помогали господствующие ветры, и утечка энергии была огромна. Оно уменьшалось, теряя маленькие клочки. Хоть оно словно не замечало этого, но продвигалось все медленнее. Борьба с другими стихиями была слишком напряженной, оно рассеивалось чересчур быстро. Хотя след становился все яснее, облачко слабело и слабело, пока. возможно, совсем недалека от цели, не ослабло настолько, что не могло больше сохранять свою целостность.

В короткое время вихрящаяся масса бесследно растворилась, и только два ярких, страшных пятна остались висеть в воздухе, а потом и их внезапно развеял ветер.

Субботнее утро тоже выдалось ясным, если не считать небольших облачков, и холодным. Сэм проспала одиннадцать часов кряду и, хотя не перестала ощущать нечто страшное, нависшее над ней, все-таки почувствовала, как то напряжение, в котором она прожила всю последнюю неделю, немного отпустило ее. Чарли расплатилась за мотель, и они отправились завтракать в «Макдональдс». Чарли ограничилась чизбургером и жареным картофелем, но Сэм прямо-таки накинулась на еду, умяла два больших бургера, сандвич с рыбой, жареный картофель и молочный коктейль. Когда они выходили из «Макдональдса», она уже была почти похожа на прежнюю Сэм, и все выглядело так, словно они просто поехали погулять вдвоем.

В Амарильо они заехали в торговый центр и хорошенько попользовались кредитной карточкой Чарли. Сэм выбрала в магазине стиля «вестерн» новый джинсовый костюм, ковбойские сапожки, кожаный пояс со старомодными медными бляхами и даже стетсоновскую шляпу. Не лишней оказалась и куртка из искусственной овчины. Еще она купила кое-что из белья и маленький чемоданчик из кожзаменителя с ремешком через плечо, который и выглядел вполне по-мужски, и был вдвое вместительнее сумки. В парикмахерской Сэм остриглась совсем коротко. В каталоге эта стрижка называлась «военной»: очень короткая и ровная сверху и сведенная на нет с боков. Оценив резковатые мальчишеские движения Сэм, Чарли подумала, что мальчик из нее вполне получился — в меру нахальный, в меру привлекательный, не очень сильный, но, несомненно, мальчик.

После двух с небольшим часов езды по проселочным дорогам они наконец добрались до домика. Последний раз Чарли была здесь так давно, что дважды пропускала нужный поворот. Домик был бревенчатый, однокомнатный, примерно в полутора милях от шоссе. Холмы и деревья скрывали его от посторонних глаз. Запирался он на комбинационный замок, а цифровую комбинацию Чарли, к счастью, переписала из отцовской записной книжки, так что они легко открыли его, вошли и огляделись.

— Не блеск! — заметила Чарли. — Не получился здесь этот самый приют в дикой глуши, как обещали рекламные брошюры. Кое-кто приезжает сюда летом пожить на природе, но очень немногие сумели построиться на десятки миль вокруг. Па выхлопотал разрешение и купил этот домик в поселке. Когда-то в нем была торговая контора. Это единственный дом, в котором есть вода и канализация, но чтобы промыть туалет, надо накачивать воду вручную. Электричества нет.

В домике нашлись, однако, керосиновые лампы, была и печка, переделанная из камина, умывальник со старинным ручным насосом, туалет за занавеской, Несколько шкафчиков, кастрюлек, сковородок и старая, скрипучая кровать.

— Это кровать моих стариков. Не то она слишком скрипела, не то была слишком мала, они и отвезли ее сюда, — объяснила Чарли.

Сэм огляделась:

— Настоящий сельский примитив. Очень соответствует моему имиджу. И давно здесь кто-нибудь был?

— Две наши кузины с неделю жили здесь в прошлом году. Наверное, это они оставили дрова в поленнице снаружи. Предки, пожалуй, вряд ли были здесь больше одного раза, а я сама — только раз, и то очень давно. Говорят, на реке, там, за домом, хорошая рыбалка, особенно летом и осенью. Не понимаю, почему па так вцепился в этот домишко. Конечно, выгодно его не продать. Это не лучшее место для отдыха в мире и даже в Техасе. Может быть, он просто порядком потратился, так что теперь не хочет продавать его, вроде как из принципа.

Работая по очереди, они попытались оживить старый насос. Тот скрипел и стонал, но через несколько минут появилась вода, сперва очень ржавая, а потом и достаточно чистая, во всяком случае, настолько, чтобы пить се и мыться, не особо опасаясь за свою жизнь.

По дороге они накупили разной еды, преимущественно консервов и полуфабрикатов; как-никак предстояло обходиться без холодильника.

Они провели день, приводя домик в порядок, и Чарли вскоре поразило, что здесь они бессознательно играли принятые роли; Сэм колола дрова и делала всю мужскую работу, а она занималась готовкой и стелила постели. Они делали все почти так же, как делали бы, скажем, ее ма и па, и это казалось естественным,

Сэм принесла из машины небольшую коричневую сумку и вытащила оттуда откупоренную полулитровую бутылку водки.

— Это что? Для заправки зажигалок?

— Знаешь, дома в баре столько бутылок, что этой никто никогда не хватится, а я подумала, что тебе она может пригодиться. Только, по правде говоря, я совсем про нее забыла. Я могла бы прихватить немного травки, но ты ведь даже запаха не выносишь.

Сэм вздохнула:

— Никогда не пробовала ничего такого. Наверное, слишком боялась. Как она действует?

— Понимаешь, я от нее делаюсь раскованнее, а тебе это поможет забыть обо всем и на какое-то время почувствовать себя лучше. Смешай ее с соком и учти — хватишь лишнего, утром тебе будет плохо.

Сэм выглянула наружу:

— У нас тут тепло, а снаружи темно и холодно; радио и телевизора нет — не сидеть же ради этого в машине. Может быть, мне и стоит чуть-чуть напиться.

Напились они далеко не чуть-чуть, отчасти потому, что не знали подлинной силы алкоголя, отчасти потому, что водка подействовала не сразу, так что они выпили порядочно и здорово опьянели. Они пели и танцевали под свое пение, хохотали над глупейшими шутками, а Чарли забралась на стол и устроила стриптиз. Как только она почувствовала, что опьянела, она завелась. Никаких тормозов, никаких запретов, она, не раздумывая, отозвалась бы на любой призыв. Сэм непрерывно хихикала, и ее покачивало.

У обеих порядком кружилась голова, когда они, помогая друг дружке, погасили лампы и забрались в кровать. Чарли прижалась к Сэм и стала нежно ее поглаживать. Она почувствовала, как сразу напряглась Сэм.

— Что-нибудь не так?

— Я… я не знаю. Такое забавное чувство внутри, и у меня все перемешалось. Это все… как-то не так.

— Ты хочешь, чтобы я перестала?

— Я, точно, не хочу, чтобы ты перестала. Я… у меня были и другие сны, не только страшные. Я о них никогда не рассказывала. Тебе снятся мальчики. Я знаю, снятся. А мне снились я и ты, в постели, как сейчас, только в моих снах я была мальчиком, а ты была ты, и все было хорошо…

Чарли была сильно под мухой и чертовски разогрелась.

— Давай только на эту ночь представим, что ты мальчик, а я девочка. Мы здесь совсем одни. Расслабься, я покажу тебе, что и как…

Кто знает, сколько это продолжалось в темноте, пока обеих не сморил сон, но был уже день, когда Чарли проснулась. Голова у нее раскалывалась. Сэм рвало в туалете. В висках у Чарли стучало, комната слегка вращалась, можно было только лежать, стараясь не шевелиться.

Она не очень хорошо помнила, что было ночью, но достаточно, чтобы задуматься и встревожиться. Она не особенно беспокоилась о себе. Само собой, главное место в ее фантазиях занимали мальчики, но были и девочки, при взгляде на которых она заводилась. Ее это не особенно тревожило. Черт, да когда ей было четырнадцать, она взаправду втрескалась в миссис Сантьяго, учительницу английского в их классе. А через несколько месяцев миссис Сантьяго сменил мистер Хорват. Но Сэм — другое дело. Она. такая чертовски прямодушная, что это, должно быть, убивает ее. Может быть, теперь она переболеет этим и все встанет на свои места. Сэм моложе всего на месяц, но по своему развитию она ближе к четырнадцати, чем к семнадцати. Из-за развода родителей. и долгой разлуки с отцом Сэм, наверное, вознесла. его в мыслях почти до супермена, с которым никому из мальчиков не сравниться.

Ну ясно же, доктор Джоан Хервиц, психолог «горячей линии» на радио, приводила уйму таких примеров. Сэм втрескалась в Чарли, но это было против всего ее воспитания и той чепухи, которую болтают телепроповедники. Она не могла с этим справиться и выдумала наконец этот таинственный, фантастический мир с загадочными темными призраками и говорящими грозами. Сэм бежала, это правда, но не от зловещего сна, а скорее в него. Этот вывод слегка озадачил Чарли, но он отлично все объяснял. Только примет ли его Сэм, совладает ли она с ним? Сегодня воскресенье. Остался всего один день.

Но сперва еще надо было пережить это кошмарное утро. Принять бы тайленол — Чарли прихватила таблетки с собой, — но для этого надо было накачать воды, а ее голова отказывалась выносить скрип насоса. К тому же в домике стало очень холодно. Сэм, когда ее стошнило, почувствовала себя намного лучше, только голова все еще кружилась и в ушах шумело. С некоторым усилием она затолкала в печку немного дров, подожгла клочок бумаги и сунула внутрь. Через несколько минут жизнь стала казаться терпимой.

Потом Сэм отыскала и открыла бутылку апельсинового сока, достала из сумочки Чарли таблетки и подала ей. Тут только обе заметили, что Сэм, постель и даже. Чарли перепачканы кровью. Сэм страшно смутилась.

— Господи, месячные уже закончились, и у меня никогда так не текло.

Чарли не выдержала и засмеялась, хотя и боялась обидеть подругу.

— Оx уж эти длинные ногти, — пробормотала она. — Сэм, я раздавила твою вишенку. Саднит немного внутри?

— Угу.

— Что ушло, того не вернешь. — Чарли вздохнула. — Если нагреть воды, мы сможем помыться, но постельного белья больше нет. Разве что постирать его в раковине, когда у меня голова немного пройдет. Вид у него будет тот еще, но делать нечего.

К полудню подружки пришли в себя, особенно Сэм. Чарли это даже немного задевало. Правда, как повлияла выпивка на рассудок беглянки, было еще непонятно.

— И что же мне теперь делать? Ехать в Сан-Франциско, или Гринвич-Виллидж, или еще куда? — недовольно проворчала Сэм. — Не нравятся мне такие места.

— Успокойся ты, Сэм. Ты ведь даже никогда не пыталась сделать это с мальчиком. Я последнее время вела себя довольно прилично, но я не святая. И иногда давала себе волю. А ты всегда боялась, ну, согрешить немножко. Ты боялась завести приятелей, чуточку поразвлечься. До сих пор у тебя не было никакого опыта. Сэм вздохнула:

— Мне всегда казалось, что мне следовало родиться мальчиком, что кто-то где-то ошибся. Мне никогда не было хорошо с мужчинами, кроме отца, конечно. У меня даже голос не такой, как у других девочек. Но когда я стояла голая перед той витриной, мне нравилось то, что я видела. Впервые в жизни я нравилась себе такой, какая я есть. Чарли покачала головой:

— Понимаю.

— Но все равно. Я всегда чувствовала, что ты очень близка мне, и, наверное, раз ты не выдала меня и переживаешь мои проблемы вместе со мной, ты чувствуешь что-то похожее ко мне. И с тех пор, как мы вместе, мне не так страшно.

Чарли задумчиво покусывала нижнюю губу.

— А ты не видишь связи? Твое чувство ко мне пугает тебя, вот и все. Когда я уехала на уик-энд и оставила тебя одну, появился твой человек из тени. Ты ударилась в панику, бежала и оказалась в торговом центре. Снова одна — и снова твой сон. Спорю на что Хочешь, все они приходили после того, как что-нибудь затрагивало твои чувства ко мне. А пока мы вместе, ничего не будет. Разве ты не видишь, Сэм? Эти сны, эти голоса, они приходят, когда у тебя трудности, когда что-то не ладится и ты в депрессии. Они у тебя в голове, вот и все. Они пугают только потому, что ты боишься, не думай ты о них больше.

— Но они такие реальные. И грозы… Грозы здесь, на большой высоте, в середине зимы.

— Да, грозы настоящие, но они-то не зависят оттого, здесь ты или нет. Они и раньше случались — я слышала метеоролога по радио. Очнись, Сэм! Многие люди боятся разных вещей, но не берут это в голову. Я вот до смерти боюсь пауков и не очень-то люблю быть внутри высоких зданий. А ты спокойно оставляешь пауков ловить мух, и я не сомневаюсь, что в Бостоне ты не раз входила в высокие здания, даже не думая об этом. Ты зациклилась на грозах, а я всегда считала их потрясающими, ну конечно, пока смотришь на них издали. Ты просто соединила грозы и свои страхи. Твой человек из тени ведь не приходил, если не было грозы, верно?

В первый раз за все это время в мозгу у Сэм забрезжило сомнение.

— Ты и вправду так думаешь? Что все это ни из-за чего? Но все было так чертовски реально…

— Я думаю, так могло быть. Слушай, поехали домой. Твоя ма понимает во всем этом, могу поспорить, она тебе скажет то же самое. А больше мы никому болтать не будем. — Она напряженно думала. Рыбка клюнула, надо было не дать ей сорваться. — Давай поступим вместе в колледж? Поселимся вместе и будем делать что захотим!

— Ты же и думать об этом не хотела!

— Ну, с подружкой я, может, и выдержу, а? Наши родители здорово удивятся, но, думаю, обрадуются. Что скажешь?

Сэм задумалась.

— Хотелось бы мне поверить во все это, Чарли. Но что, если я вернусь, и все начнется снова? Эти наверняка ищут меня, а ты предлагаешь мне сидеть на одном месте.

— Ну куда ты пойдешь, Сэм? На что ты будешь жить? Никто не наймет паренька, у которого нет ни удостоверения личности, ни семьи, никакого опыта, наконец. Господи, да тебя даже в «Макдональдс» не возьмут без карточки социального обеспечения, домашнего адреса и письменного согласия родителей, ты же сама знаешь это. Тебе только и останется, что на панель пойти.

— Это… это я не смогу.

— Сможешь, если другого выбора не будет. Только какая разница, убьет ли тебя твой человек из тени, замерзнешь ли ты где-нибудь на дороге, или умрешь от голода в Денвере или в любом другом месте? Черт, да ты даже машину водить не умеешь. Есть такие ублюдки, которые соблазняют мальчиков, а уж когда они поймут, что связались с девчонкой, точно прикончат.

— Но если мои сны все-таки настоящие?

— Они не настоящие, будь они прокляты, но это не важно. Они же преследуют тебя и погонятся за тобой. Ты представь только, голосуешь где-нибудь на дороге в прекрасный теплый летний день, а тут — гроза. И ты опять встретишься с ними один на один. Здесь мы хоть вместе.

— Чарли, я правда хотела бы поверить, но я должна знать. Прежде чем вернуться, я должна знать.

Чарли выглянула в окно. Небо было совершенно ясным, если не считать крохотных облачков в вышине. Зимнее солнце клонилось к горизонту.

— Давай встретим их сейчас, а? Будем ждать всю ночь, если понадобится, или пока не отморозим себе задницы!

Чарли решительно натянула джинсы, бледно-лиловый шерстяной свитер, полусапожки на каблуках, взяла меховую курточку.

— Надевай сапоги, куртку, шляпу, пошли. Если им так уж приспичило найти тебя, они должны услышать вызов.

— Что?

— Если ты меня любишь или думаешь, что любишь, сделай это. Для меня.

— Но… вдруг они придут?

— Ну что ж, если ты сумеешь вызвать приличную грозу, это докажет, что ты экстрасенс или кто-нибудь в этом роде. Тогда ты сумеешь убедить всех. И потом, ты же говорила, что сумела отвести грозу от торгового центра? Сумеешь и сейчас.

На самом деле Чарли ничему этому не верила, но Сэм-то верила. Так что надо было играть пьесу до конца.

— Пошли. Докажи, что можешь испортить такой отличный день.

Они шли по грязной дороге, пока не выбрались из-под деревьев; Чарли — впереди. Она искала место, откуда как можно лучше было бы видно небо, убежденная, что в таком небе невозможны ни гроза, ни демоны. Было холодно, но безветренно, небо голубое и больше, насколько хватало глаз, — ничего.

— Здесь, — твердо произнесла Чарли. — Пока я не вижу ни человека из тени, ни грозовых облаков.

Если ты сможешь собрать их здесь, значит, у тебя чертовски большая сила.

— И что же я должна сделать?

— Зови их. Просто смотри в небо или туда, за Горизонт, и зови. Повторяй: «Здесь Сэм Бьюэлл! Если хотите, придите и возьмите!» Повторяй это несколько минут, посмотрим, что будет. Либо у тебя получится, либо нет. Тогда спокойно поедем обратно.

Сэм взглянула в чистое голубое небо; до заката оставалось около часа. Она и сама порой сомневалась, не выдумывает ли она все. Ну что ж, черт возьми, пора это выяснить наконец.

Она пристально взглянула на облачка, глубоко вдохнула, закрыла глаза и заставила себя упорно думать:

«Кто вы такие? Что вам нужно от меня? Мне надоело бегать от вас! Если я вам нужна, вот она я, забирайте, пропади все пропадом, или оставьте меня в покое!»

Она напряглась и открыла глаза. Все выглядело по-прежнему. Ничего не изменилось. Вдруг она почувствовала возбуждение, почти гнев, слезы подступили к горлу.

«Вы, ублюдки! — мысленно прокричала она в голубое небо. — Грозы и человек из тени! Придите и возьмите! Сейчас! Или черт с вами со всеми!»

Очень медленно стал подниматься ветер. Заметно похолодало. Но больше ничего не изменилось, а ветер казался даже более естественным, чем прежняя мертвая тишина.

— Пошли, — пробормотала Чарли. — У меня пальцы закоченели. Пошли в домик, погреемся. Сэм кивнула, и они стали выбираться на дорогу.

— Это ничего не доказывает, — сказала она, — ЭТИ почти всегда появлялись в темноте. Только человек из тени возник однажды днем, но и то только напугал меня до смерти, ничего не делал, может, ждал как раз темноты. Да, похоже, я и вправду свихнулась, и что-то меня это не слишком радует.

— Ну, кое-что это все-таки доказывает. Слушай, переночуем здесь еще эту ночь. Если ничего не случится, завтра поедешь со мной домой. Черт! Ветер и правда крепчает. — Чарли взглянула на небо. — Господи Боже!

Сэм было застыла перед самой дверью домика, потом медленно повернулась и увидела…

Небо Ожило!

Тонкие, клочковатые облачка внезапно пришли в движение, они неслись по кругу, образуя стену вокруг невидимого в голубизне центра, уплотняясь с каждой секундой, становясь тяжелыми и угрожающими, все ускоряя вращение. Девочки оказались словно в центре урагана, неистово бушующего вокруг них. Кольцо облаков превратилось в спираль, которая устремилась к этому центру. Чарли застыла в ужасе, только теперь понимая, что испытала Сэм.

— Сэм! Убери это! — закричала она, когда шум ветра усилился и раздался первый, отдаленный раскат грома. — Убери это!

— Уходите! — выкрикнула Сэм в небо. — Убирайтесь! Я вас вызвала, я отсылаю вас обратно! Убирайтесь от меня!!!

На мгновение все небо словно замерло, настала мгновенная тишина, и это было едва ли не страшнее нараставшей бури, но затем чудовищный раскат грома был ответом перепуганной девочке, и жуткая круговерть возобновилась.

— Она слишком сильная! Черт тебя побери, Чарли! Ну почему ты не поверила мне?

Чарли была слишком ошеломлена и испугана, чтобы отвечать. Сэм схватила ее за руку и потянула за собой:

— Пошли! В домик! Хоть какая-то защита! Они вбежали внутрь, а буря все нарастала. Чарли дрожала, Сэм выглядела не лучше, но изо всех сил старалась что-нибудь придумать.

— Машина, — выдавила из себя Чарли. — Ключи у меня! Мы можем попробовать удрать…

— Нет! Вот так они и убили ту, другую!

— Но здесь оставаться нельзя! Домик того и гляди разнесет на кусочки вместе с нами!

Домик, и правда, уже вздрагивал, посуда звякала и падала, и Сэм поняла, что Чарли права.

— Под автомобилем? — выкрикнула она. — А может, тут есть какое-нибудь убежище, чтобы прятаться от урагана?

Чарли наконец пришла в себя и схватила свою сумку.

— Не под! Внутри! Он заземлен?

Теперь надвигалась стена дождя, а ветер усилился настолько, что казалось, вот-вот сорвет домик с места. Девочки оцепенели. Раздался жуткий, скрипящий, стонущий звук, и часть крыши над постелью оторвалась, словно содранная гигантской рукой.

Вдвоем они с трудом открыли дверь и бросились к машине. В небе бурлила электрическая мощь, пульсируя, как живая, вспыхивая — малиновым, фиолетовым, изумрудно-зеленым, желтым… этому не было конца. Кругом бушевало море грязи, как при тропическом ливне. Казалось, даже потеплело.

Сэм уже взялась за ручку дверцы, когда услышала сдавленный крик Чарли, обернулась и увидела, как подруга падает ничком в грязь. Сэм кинулась к ней и помогла подняться. Едва они добрались до автомобиля, как огненный перст ткнул в то место, где только что была Чарли, взметнув облако дыма и фонтан грязи.

Они влезли в автомобиль и машинально закрыли за собой дверцы. Чарли была вся в грязи, падая, она выронила сумку, Сэм промокла насквозь. Потянувшись к ящичку для перчаток, Чарли сказала:

— Там запасные ключи? Надо убираться поскорее?

— Нет? Не трогай ничего металлического! Молния ударит в автомобиль, и тебя поджарит. Ты что, думаешь, оно не погонится за нами, куда бы мы ни поехали? Если нас не перевернет ветром…

— Черт, но ведь надо же что-то делать! Молнии ударяли поблизости с равномерностью поршневого двигателя, машину раскачивало ветром, словно невидимое, громадное чудовище сжимало ее в своих лапах.

— Попробуем переждать, если уцелеем! Вспомни! Они не могут поддерживать это долго!

Удар обрушился на автомобиль, в воздухе потрескивали искры, девочки почти видели, как взбешенное электричество пляшет на крыше джипа. Вся металлическая мелочь: ключи, старые кассеты из-под фотопленки, пряжки ремней безопасности — все взлетело и прилипло к потолку.

Радиоприемник затрещал и засвистел, хотя и не был включен. Внезапно из динамика раздался отчетливый, слегка дребезжащий голос. Он говорил по-английски с американским акцентом:

— Если хотите жить, успокойтесь, замолчите и слушайте меня!

— Это он?

— Кто? Тот, что с рогами?

— Нет! Другой! Тот, что ощупывал меня, как морскую свинку в лаборатории!

— Я управляю магнитами этой чертовой штуковины с помощью внешней силы, но не могу поддерживать ее очень долго из-за грозовых помех, так что слушайте внимательно! — продребезжало радио сквозь бесчисленные щелчки и треск.

— Ты призвала его. В другой раз он может и не застать тебя такой беззащитной, — заметил голос. — Он не в силах поддерживать бурю до бесконечности, но сможет набросать сверху деревья, и они раздавят автомобиль и удержат тебя до тех пор, пока он снова не сгустится из пара. Я хочу спасти твою жизнь. Ты должна поверить: либо он, либо я. Другая девочка, я не знаю, кто ты, но он не станет разбираться, так что и к тебе это относится. Теперь слушайте! Возьмитесь за руки, закройте глаза! Откиньтесь назад! Постарайтесь забыть обо всем, насколько сможете, и пожелайте прийти ко мне! Вы почувствуете притяжение. Не сопротивляйтесь и не разжимайте рук, если хотите прибыть живыми и в одно и то же место!

Машину так тряхнуло, что ее левая сторона приподнялась на несколько дюймов, а потом тяжело шмякнулась на землю. Внезапно раздались частые удары, и лобовое и заднее стекла стали трескаться под градом величиной с апельсин. Даже крыша, казалось, готова была провалиться, градины барабанили по ней, как чугунные ядра.

Сэм крепко сжала руку Чарли и прокричала сквозь рев бури:

— Сделаем, как он велит! Я ничего о нем не знаю, но не пропадать же!

Они были не в силах подавить страх и позабыть о том, что творилось вокруг. И все-таки обеим показалось, что в их головах возник тоненький яркий лучик, который рос с каждой секундой. Зазвенело разбитое стекло, Сэм почувствовала внезапную боль и ноге, но тут волна света настигла и поглотила их.

Грохот бури сменился глухой тишиной. Сэм приоткрыла глаза, но тотчас снова зажмурилась.

Они плыли по воздуху, среди крутящихся, меняющихся, многоцветных облаков буйствующей энергии, несущихся, насколько хватало глаз, не только по сторонам и сверху, но и под ними. Больше не было ничего.

Сэм снова открыла глаза. Голова у нее закружилась, но через несколько секунд это прошло. Сэм взглянула на Чарли. Глаза ее подружки были крепко зажмурены, губы дрожали…

— Чарли-и-и-и!.. — Голос растаял в бесконечности.

Всепоглощающий ужас, казалось, парализовал Чарли. Только про себя она безостановочно твердила: «пропади они пропадом, все эти долбаные радиопсихологи!»

— Чарли-и-и-и… Открой глаза! Это… это прекрасно!

— Я… я боюсь!

Когда Чарли все же открыла глаза и увидела круговерть облаков, у нее перехватило дыхание. Она еще крепче вцепилась в руку Сэм.

— Мы… мы что, умерли?

— Для мертвых мы слишком мокрые и грязные. — Слабый отзвук их голосов угас вдали. — Кажется, мы спускаемся.

Эта бури была необычной, вихрь скорее напоминал гигантскую воронку. В ней чередовались участки более легких облаков и узкие темные полосы, которые их разделяли. И это чередование было так равномерно, что движение почти не ощущалось. Все новые и новые картины мелькали перед глазами перепуганных девчонок, ежесекундно сменяя друг друга, как кадры в кино.

Деревья… поляна… мощеная дорога позади… даже телеграфные столбы — все на фоне штормового неба. Вот похожее на то место, где стоял домик! Только ни домика, ни машины, пейзаж какой-то призрачный, двухмерный, нереальный.

Темнота. Тот же пейзаж, но столбы исчезли. Темнота. Деревья немного другие. Это происходило всякий раз, как мимо них проплывала темная полоса. Медленно-медленно дорога становилась все грязнее, превращалась в проселок, потом в тропу. Появился зимний пейзаж, снег слоено повис в воздухе, земля под пухлым белым покрывалом.

— Смотри прямо вперед и следи! — крикнула Чарли.

Среди деревьев появилось нечто. Вышло на открытое место — время не имело значения в этом томительно долгом падении, которое, казалось, могло продолжаться до бесконечности. Нечто напоминало пламя, может быть лося, его ясно было видно в штормовом полусумраке, оно оставляло следы на снегу и с каждым кадром изменялось. Исчезли отростки па рогах. Они стали прямыми и длинными, затем прекратились в костяные пластины, темно-коричневая шкура постепенно стала более гладкой и голой, короткий хвост удлинился, стал толще, как и ноги, па них появилось по три пальца с когтями вместо копыт.

За время этого превращения сменились сотни, а может, и тысячи кадров.

Теперь это был уже не лось, скорее, что-то вроде дракона, и шагал он не по снегу, а по болоту, и местность больше походила на джунгли Амазонки, чем на рощи и холмы Техаса. Потом он пропал из виду, а пейзаж продолжал меняться. Постепенно наступила темнота, и не стало видно ничего, кроме смутных образов, плывущих на фоне штормовых облаков.

Буря свирепела, стенки воронки словно грозили сомкнуться вокруг них, хотя сначала казалось, что этот колодец — не меньше мили в поперечнике. Но буря была еще и живой; красные глаза без зрачков горели словно угли вдали и внизу.

Какие-то существа внезапно возникли из круговерти и поплыли, приближаясь к ним. Это были преуродливые, жуткие твари, похожие на огромных собак; из разинутых пастей капала желтая слюна. Пока они были еще где-то внизу, но девочки падали, казалось, прямо па них. В ужасе подруги попытались было замедлить полет, но не в их силах было прервать это неуклонное падение. Чудовища были просто гигантские и все увеличивались, хотя до них было еще далеко,

Потом девочки увидели, что вблизи них показались другие фигуры. Призрачные, похожие на людей, но плоские, как картонные силуэты, живые и вооруженные. Страшилища попытались обойти пришельцев, и Чарли показалось, что горящие красные глаза устремлены не на Сэм, а на нее, только на нее.

Призрачные люди действовали быстро: один поднял призрачный меч, другой вложил стрелу в призрачный лук, у третьего было огромное, длинное, острое копье. Они ударили чудовищных псов почти одновременно и точно, но те, хотя и раненые, испуская странный, сверхъестественный вой, отдававшийся эхом в колодце, продолжали приближаться, по-прежнему глядя на Чарли. Подруги уже чувствовали на себе их зловонное дыхание, но призрачные защитники рубили и кололи, оттесняя противников вниз и в сторону. Одна тварь наконец испустила оглушительный вопль и пропала, развеялась, словно дым на ветру, а две другие, увлекаемые вниз, прочь от девочек, превратились в крошечные точки и исчезли.

На мгновение им показалось, что опасность миновала, но внизу, на клубящейся стене, вдруг возникло и стало расти знакомое Сэм видение — фигура высокого, величественного человека, окутанного струящимися складками малинового с золотом плаща, со снежно-белой раздвоенной бородой, клином выстриженной посередине, в короне, с двумя длинными, острыми, слегка изогнутыми рогами.

Сэм всхлипнула, узнав того, кого боялась больше всего на свете, своего мучителя, а может, и палача. Подруги падали — или он поднимался — так быстро, что через несколько секунд должны были оказаться лицом к лицу.

Внезапно раздался странный резкий звук, словно мгновенно развернулась гигантская пружина, и между ними и рогатой фигурой возникла тонкая, прозрачная розовая преграда.

— Это задержит его на пару минут, — сказал позади девочек знакомый голос, который они слышали в машине. Они обернулись и увидели маленького человечка с непокрытой головой, с длинными, белыми волосами, носом-луковкой и пухлыми, как у куклы, щечками, облаченного в такой же плащ, как у Рогатого, только изумрудно-зеленый с серебром.

— Боюсь, мне придется осадить его немного, — продолжал человечек. — Не думаю, чтобы он сейчас захотел призвать всю силу, которой владеет, так что я надеюсь задержать его, пока вы не спуститесь где-нибудь на нейтральной территории, подальше от него. Доверьтесь Зенчеру. Он негодяй, но его верность куплена, он ждет вас и знает, что делать, и он говорит по-английски.

Как ни потрясены были Сэм и Чарли, внезапно им показалось, что все происходящее вроде бы вполне нормально.

— Куда мы направляемся? — спросила Сэм.

— Какая разница? Все равно вы туда попадете, — резонно заметил человечек в зеленом. — Сейчас он пройдет через преграду. Приготовьтесь. Когда я спроважу его, будет довольно сильный толчок.

Рогатый поднял руку, и преграда пропала. Он продолжал приближаться, пока не оказался на одном уровне, футах в десяти от девочек. Однако человечек в зеленом стоял между ними и их врагом.

— Хватит, — произнес Рогатый зловещим, холодным голосом, который Сэм столько раз слышала в своих снах. — Это тебя не касается, Булеан. Здесь ты вне своей лиги. Отступись. Она моя,

Он говорил настойчиво, длинной, тощей, костлявой рукой указывая — явно? — не на Сэм, а на Чарли?

«Как же так, — в полном смятении подумала Сэм. — Это был только мой кошмар!»

И вдруг она поняла: они всегда были немного похожи, а Рогатый знал, что ищет девочку. Хоть Чарли и перемазалась в грязи, но прическа, одежда явно свидетельствовали, что девочка — она, а Сэм со своей короткой стрижкой — неизвестный Рогатому мальчишка.

— Он думает, что Чарли — это я? Человечек в зеленом явно знал что к чему, но почему-то не спешил внести ясность. Он только сказал:

— Зато я касаюсь этого. Ты готов потягаться со мной? Думаешь, можешь окончательно побить меня, хоть в чем-нибудь?

Его слова явно привели Рогатого в ярость.

— Будешь сражаться со мной за нее? Рискнешь всем?

Вместо ответа человечек в зеленом воздел руки, полыхнул свет, почти непереносимо яркий. И тут же Чарли и Сэм почувствовали, как могучая сила быстро увлекает их вниз, прочь от странной пары. Несмотря на предупреждение, у обеих захватило дух, и они почувствовали, что бесконечный полет кончился — они стремительно падали.

Стенки воронки все сближались, пока наконец просвет не исчез, и они не оказались среди облаков.

Неожиданно они ударились о землю и покатились, потеряв друг друга, цепляясь за что попало, пытаясь остановиться.

Так или иначе, они явно куда-то прибыли.

Глава 3

Здесь было темно, жарко и невероятно влажно; серый, непроглядный туман поднимался над землей фута на два. Сэм застонала, с трудом поднялась, огляделась. Ночное небо, казалось, затянули облака, не было видно ни звезд, ни луны. Но она отчетливо видела плотное полотно тумана, казалось, что свет шел изнутри него.

— Чарли! — с тревогой позвала Сэм. — Где ты? Она испугалась, что они приземлились в разных местах, потому что в последний момент разжали руки. Рука у Сэм болела так, словно она много часов сжимала руку Чарли. Может, так оно и было? Поблизости кто-то зашевелился.

— О! Иисусе! Это ты, Сэм? — Чарли?

Голос подруги звучал как-то необычно, но Сэм увидела знакомую фигуру, все еще облепленную грязью, которая постепенно возникала из тумана.

— Да вроде бы. Черт! Что у меня с голосом? У меня что, уши заложило?

Сэм помогла подруге подняться.

— Ты говоришь, как я! Черт побери…

— Да в чем дело?

— Тот толстощекий ублюдок! Он понял, что Старый Рогач принял тебя за меня. Он ведь гонялся за. девочкой, а когда перед его носом оказался парень с девчонкой, он и лопухнулся. Ну а Зеленый, само собой, вычислил это, могу поспорить. Ему-то на руку, чтобы старик Ветвистая Башка продолжал гоняться за тобой. Оба они против тебя ничего не имеют, но им зачем-то нужна именно я. Вот Зеленый и наколдовал тебе голос, который звучит точно, как мой, чтобы накалывать Рогача как можно дольше. Твой акцент здесь никто не заметит; если я буду по-прежнему работать под мальчишку, любой, кого натравят на меня, выйдет на тебя.

Чарли была достаточно перепугана, растеряна, сбита с толку, но до нее дошло, что все, что сказала Сэм, очень похоже на правду. Не было печали — она превратилась в мишень, и даже не в страшном сне.

— Мне все это снится. Я дома, ну или где-нибудь еще, но я просто заснула, — тихо повторяла она. Все вокруг и выглядело похожим на сон, иначе надо было поверить в чудовищные бури, которые можно вызвать по желанию, в чародеев, волшебные заклинания, во все то, во что она не верила уже много-много лет. Она верила в детектива О'Доннелла, доктора Джоан

Хервиц и Рубена Миллера из Службы погоды, но что-то никто из них не спешил помочь ей.

— Сэм, — очень тихо сказала она. — Я боюсь. Я вся в грязи, промокла насквозь и боюсь до смерти.

— Думаешь, я не боюсь? Знать бы хоть, что же мы должны сейчас делать? То ли ждать, пока нас подберут, то ли двигать отсюда, только куда?

— Не знаю. Все как-то перемешалось. Как будто ураган Гингемы затянул нас в кроличью нору. И сказки-то они обе переврали.

Сэм опустилась на колени и потрогала почву. Под ногами было что-то вроде скалы, кое-где покрытой влажным мхом.

Внезапно поодаль раздался раскат грома, часть неба осветилась мгновенной вспышкой. Чарли замерла, потом быстро повернулась к Сэм;

— Не смей призывать это! Как ни странно, сейчас Сэм вовсе не испытывала того необъяснимого страха, который раньше охватывал ее при первых признаках надвигающейся грозы; сейчас она четко сознавала, что ей противостоит некто, Разумный, и встречи с ним следует избегать. Впрочем, ей ведь уже удавалось, и не один раз, оставлять с носом этот самый разум. Правда, это было там, дома. Здесь же, где бы ни находилось это «здесь», все должно было быть как-то иначе. Странно, но от усталости она вовсе не потеряла способность соображать быстро и четко.

— Думаю, здесь это не совсем то же самое, что дома.

— Ну да? Скажи еще что-нибудь, твоя последняя мысль была просто блестящей?

— Да я вовсе не собираюсь призывать бурю; подозреваю, что это верный способ дать знать Старому Рогачу, где меня искать. Но, если бы он мог достать меня здесь так же легко, как дома, какой смысл было посылать меня сюда, изменять твой голос и все такое? Нет, он не знает, где нас вытряхнул Щекастый.

— Да, пожалуй. Но твой щекастый приятель знает, где он нас сбросил и даже кто из нас кто. Это хорошо для тебя — зачем-то ты ему нужна живая, — но я точно превращаюсь в ходячую мишень. Хоть приклеивайся к тебе! Ведь стоит мне отстать, твой любезный избавитель запросто позволит кому-нибудь из помощников Рогатого прикончить меня, а пока тот сообразит, что к чему, ты успеешь смотаться.

Сэм вздохнула:

— Мне очень жаль, Чарли, что из-за меня ты влипла в эту историю, правда, жаль. Но ведь это была твоя идея, призвать ту проклятую бурю.

— Ну да, но я же была уверена, что это невозможно! Потому что этого не может быть! Просто не может быть! — И Чарли залилась слезами.

Сэм и сама была в полной растерянности и только пыталась утешить подругу. Надо было переждать ночь. Если уйти с этого места, они могут разминуться с тем, кого Щекастый послал подобрать их. А это не годится. Одни они пропадут здесь.

Вокруг было так темно, а девочки так измучились, что даже не пытались устроиться как-нибудь поудобнее. Они так и сидели — только головы и плечи виднелись над пеленой тумана, — мучительно пытаясь разгадать, что скрывается под этим летающим пологом. Наконец они заснули, прижавшись друг к другу.

Сэм проснулась внезапно, вздрогнула и села. Было все еще темно и тихо, и туман по-прежнему висел над землей — казалось, он даже стал еще плотнее. Она услышала какой-то странный шум, кто-то или что-то приближалось к ним сквозь туман.

Немного фальшиво, но отчетливо и громко, этот кто-то, кто бы он ни был, насвистывал веселую песенку — она узнала «Янки Дудл»!

Сэм насторожилась, осторожно выглядывая из тумана, и тихонько тронула спящую Чарли. Та пробормотала что-то спросонок, но внезапно проснулась и резко села.

— Так это был не сон. — Чарли сказала это скорее удивленно.

— Ш-ш-ш! Прислушайся и не вставай. Свист приближался, теперь стал слышен звук шагов, похожий на удары копыт о скалу, словно сквозь туман медленно брела лошадь. Наконец из мерцающего тумана показались двое; была видна только верхняя часть их тел. Одна была женщина, совершенно обнаженная, со светло-коричневой кожей и невероятной величины грудями.

У ее спутника было совершенно гладкое, без малейших следов растительности лицо, копна волос вздымалась вверх, а потом ниспадала ниже плеч, так что Сэм и его сперва приняла за женщину. Это он насвистывал. Внезапно оборвав мелодию, он огляделся, а потом позвал негромко — голос у него был обычный, мужской.

— Выходи, выходи, где ты там. — Говорил он с сильным акцентом, вроде восточно-европейского, но английские фразы строил правильно — Я знаю, что ты сейчас смотришь на нас. Не бойся, я Зенчер, а это Ладаи. Нам сказали, что ты будешь нас ждать.

— Можно ему верить? — нервно прошептала Чарли.

— Может, и нет, только нам выбирать не приходится. — Сэм встала, и странная пара сразу заметила ее. — Эй, вы от того щекастого малого в зеленом?

Длинноволосый вздрогнул и явно смутился.

— Что значит «щекастый»? Меня наняли, чтобы я провел тебя в безопасное место и позаботился о тебе. Или предпочитаешь остаться здесь?

Чарли тоже встала. Увидев ее, казалось, мужчина удивился, а взгляд женщины стал подозрительным. Он нахмурился;

— Так вас двое! Тогда и плата должна быть двойной. Ну, пошли. Надо уйти отсюда до рассвета, а то вас будут искать и те, с кем, я думаю, вам не хочется встречаться.

Чарли и Сэм нерешительно тронулись с места, но внезапно остановились и уставились на женщину. Вблизи было видно, что она вовсе не человек.

Ее темно-каштановые волосы немного свисали вперед, а сзади пышной гривой сбегали по спине. Уши,

Покрытые снаружи бурой шерстью, заострялись кверху. Они стояли торчком и, похоже, могли двигаться независимо друг от друга. Глаза были очень большие, чуть навыкате, с коричневым белком. На руках по три толстых, очень длинных пальца. Огромные, тяжелые груди — хотя сама женщина была скорее худенькой — свисали до того места, где полагалось быть пупку, если бы он у нее был. От бедер ее туловище становилось горизонтальным. Из тумана выступала только спина. Она казалась меньше мужчины. Тот был среднего роста, всего на пять-шесть дюймов выше девочек.

— Это… она кентавр? — тихонько спросила Чарли.

— А! — отозвался мужчина. — Да, по-английски — кентавр. Сами они называют себя «ба-ахдон», на их языке это означает примерно то же самое, что «человек». — Он помолчал. — Она не говорит по-английски, но она хороший друг. Ба-ахдоны не понимают, как это мы ухитряемся ходить, не падая.

У мужчины было решительное, с крупными чертами лицо, серые, как сталь, глаза, оливково-смуглая, как дубленая, кожа. Морщинки вокруг глаз говорили, что она знакома и с солнцем, и с ветром. Но было в этом лице и что-то неуловимо женственное, и это подчеркивали серьги, каждая из которых заканчивалась медным овалом с мальтийским крестом внутри. На мужчине была одежда из оленьей замши, украшенная бахромой, — так обычно одеваются герои вестернов, — завязки на куртке были немного распущены и открывали обильно заросшую грудь.

Зенчер что-то сказал кентаврессе на певучем языке, звучавшем похоже на китайский; она кивнула.

— Пошли. Это не так уж далеко, но чем скорее мы уйдем, тем лучше. Хоть и маловероятно, что вас удалось выследить, но тот, кто пренебрегает очень маловероятными вещами, долго не живет.

Они двинулись — кентавресса впереди, они трое следом.

— Если позволите, сэр, — робко спросила Чарли, — не могли бы вы сказать, где мы находимся? Зенчер хмыкнул:

— Вы в Акахларе. Так обычно называют этот мир. Здесь, видите ли, больше шести тысяч языков, так что приходится как-то договариваться.

— Да, но где это — Акахлар? Это иной мир, чем наш?

— И да, и нет. Вы пришли из Внешних Слоев. Это — как у вас rоnорm? — вроде слоеного пирога. Сотни. Тысячи слоев. Может, вы упали с самого верха, а может, из середины пирога — на самое дно. Это свалка творения. Люди и вещи постоянно падают сюда и остаются, потому что дальше падать некуда: это последний слой, где еще могут жить люди. Во время больших бурь сюда до сих пор иногда кое-что падает, но уже не так часто, как в прежние времена.

— А вы — вы туземец? Вы родом отсюда?

— Да, только в Акахларе нет туземцев. Все наши прародители давным-давно пришли откуда-то. Раньше были великие бури, которые проникали высоко во Внешние Слои, потом они стали реже. Там, снаружи, сейчас чересчур много всего, от столкновений бури слабеют. Вот и падают — один здесь, двое там — как вы, например, — но не целые племена или города, как в стародавнее время.

— Вы хорошо говорите по-английски, — заметила Сэм. — Это здесь везде?

— В некоторых местах. В немногих. Акхарские волшебники говорят на нем. Очень полезно знать их язык. Они любят английский за то, что его так трудно выучить, Я очень хорошо знаю шестнадцать языков и еще на десяти могу объясняться, но английским я овладел недавно. Ладаи тоже знает не меньше десяти. К счастью, есть язык, который знаем мы оба и можем на нем разговаривать друг с другом. Она говорит и на таких языках, звуки которых я не способен воспроизвести. Благодаря нашему общему языку мы так хорошо работаем вместе.

Сэм подумала, что в школе с нее и английского хватало.

— И нам придется учить все эти языки? Зенчер рассмеялся:

— О, конечно, нет, но чем больше их знаешь, тем лучше. Я получил эту работу потому, что знаю английский. Ладаи и мне языки нужны для работы.

— А чем вы занимаетесь? — спросила Чарли.

— Вроде… как бы это сказать? Мне платят за то, чтобы я делал такие дела, которые кто-то не желает или не может сделать, хотя ему это и нужно. Когда работы нет, я… Ну например, я могу освободить кого-нибудь от лишних ценностей, которых он не скоро хватится, или найти что-нибудь такое, чего никто не терял, или что-нибудь вроде. Но лучше работать па кого-то. Риск тот же, трудности те же, но, если попадешься, ты по крайней мере не один.

Сэм подумала, что занятия у него довольно странные.

— А Ладаи — она делает то же самое? Вы с ней партнеры?

Зенчер ухмыльнулся:

— Да, пожалуй, это слово подходит. Видите ли, наш род занятий требует, чтобы мы жили подальше от цивилизации. Мы приходим в города или деревни только для того, чтобы потратить деньги или получить работу. Затем уходим, а то и бежим туда, где нас труднее заметить. Никогда не знаешь, куда попадешь завтра. Я акхарец. И вы обе — тоже. Акхарцев не слишком любят. А сами акхарцы не любят тех, кто не принадлежит к их расе, как Ладаи, например. Акхарские законы плохие. Однако вся власть принадлежит акхарцам. Другие расы они и за людей не считают. Акхарские волшебники — они вроде богов.

— Но вы ведь сами акхарец, — заметила Чарли. Она очень устала, а они все брели и брели в темноте и тумане.

— Я иногда стыжусь этого. Много лет назад буря застигла меня в пустыне. Два ба-ахдона подобрали меня, раненого, полумертвого принесли в свое селение, выходили меня. Я долго жил вместе с ними и хорошо узнал их. После этого я уже не мог вернуться, не мог снова стать акхарцем.

— А вы не могли убедить своих, что те, другие, тоже хорошие люди? — Чарли подумала, что все это похоже на отношения белых и индейцев в ее родных местах во времена Дикого Запада.

Зенчер посмотрел на нее странным взглядом:

— Должно быть, интересный у вас Слой… Здесь, если кто-нибудь попробует сказать такое, его сочтут предателем и, если он будет стоять на своем, будут публично пытать, изувечат, а потом либо казнят, либо отдадут колдунам, чтобы те превратили его в чудовище. Акхарские короли и королевы не потерпят никаких разногласий.

Внезапно туман рассеялся, стал виден травянистый склон, деревья, кусты и скалистая стена, уходившая ввысь, в темноту. Путники прошли еще немного вдоль подножия утеса. Расщелина, изгибающаяся зигзагом назад и вниз, расширяясь, то ли вела в пещеру, то ли сама превращалась в пещеру. В глубине горы был большой грот, освещенный факелами, посреди которой стояло чистое небольшое озерко.

В стороне был разбит настоящий лагерь, с двумя палатками и очагом, над которым висел котелок, прикрытые ковриками охапки, соломы были приготовлены, наверное, для защиты от холода и сырости, которыми веяло от каменного пола. По-видимому, это и было то самое «одно безопасное место».

При свете факелов стало видно, что ноги у Ладаи намного массивнее лошадиных и заканчиваются — широкой ступней с копытами. Они скорее были похожи на слоновьи, только гораздо меньше, причем задние — на несколько дюймов короче передних. Грива продолжалась вдоль всей спины и у основания позвоночника сливалась с хвостом, образуя пышную массу прямых, похожих на человеческие волос, почти достигавших земли. Она была каким-то особым существом, вполне законченным, не похожим ни на человека, ни на лошадь, ни на кентавра. Ростом Ладаи была с шотландского пони.

Зенчер и Ладаи перекинулись несколькими словами, и она зажгла от одного из факелов огонь в очаге. Вскоре он хорошо разгорелся, дым тянулся наискосок к потолку грота и там пропадал неизвестно куда. Здесь явно все было продумано. Чарли готова была поспорить, что дым не заметен снаружи.

Ладаи принесла ковригу пышного черного хлеба, амфору и несколько чаш ручной лепки. Она налила из амфоры в каждую чашу, затем разломила хлеб.

И Сэм, и Чарли проголодались, а хлеб был свежий, с незнакомым, но очень приятным ароматом. Напиток отличался тонким вкусом, освежал и больше походил на виноградный сок, чем на вино, хотя скорее всего это было какое-то вино. После него оставался привкус меда.

Когда они поели, Чарли подошла к краю озерка, встала на колени и опустила руки в воду.

— Вы можете помыться, — сказал Зенчер. — Только держитесь поближе к краю. Шагах в шести. там крутой скат.

Им действительно очень хотелось выкупаться, но при Зенчере… Ладаи, видно, догадалась и что-то сказала на своем языке Зенчеру. Тот хмыкнул.

— Аrа — благопристойность. Боюсь, здесь вам придется от этого избавляться, хотя это и характерная черта акхарцев. Ладно, я пойду в палатку. Все равно мне нужно — как это сказать? — нужно сделать междугородный звонок.

С этим загадочным замечанием Зенчер повернулся и скрылся в ближайшей палатке.

Вместо мыла Ладаи предложила какую-то грубую, бесформенную массу, которая и пахла не так, как мыло, и плохо пенилась. Но помыться в теплой воде было все равно очень приятно. Ладаи собрала та, во что превратилась их одежда, и унесла к очагу, Чарли мысленно распростилась с меховой курточкой. Правда, было тепло, так что без нее можно было, наверное, обойтись.

За неимением мочалки и губки подружки добросовестно отскребали друг друга ногтями. Чарли с тоской вспоминала свой травяной шампунь и ополаскиватель, но все-таки они выбрались из озерка, чувствуя себя чистыми и освеженными.

Ладаи не то готовила что-то, не то жгла — черный дым так и валил из очага и расплывался в воздухе.

Она принесла им два Толстых полотенца, похожих на дешевые коврики, довольно грубую щетку и гребешок. — Пожалуй, надо попробовать постирать, — предложила Сэм. — Придется ведь носить что есть, по крайней мере какое-то время. Чарли огляделась:

— Слушай, а куда подевалась наша одежда? — Она подошла к Ладаи, та оторвалась от очага и улыбнулась ей.

— На-ша о-деж-да. — Чарли говорила медленно, но потом сообразила, что кентавресса все равно не может ее понять. Тогда Чарли сделала вид, будто надевает брюки и свитер, и повторила:

— Где — наша — одежда? Ладаи широко улыбнулась и показала на очаг. Чарли увидела догорающие остатки куртки и сапожек.

— Сэм! — закричала она. — Она все сожгла! Сэм подбежала к очагу, но спасать было уже почти нечего.

Из палатки вышел встревоженный Зенчер:

— В чем дело?

Девочки взвизгнули и попытались прикрыться руками.

— Она сожгла нашу одежду! — пожаловалась Сэм. Зенчер вздохнул:

— А… да, конечно. Извините, но это было необходимо. Появление одежды или еще чего-нибудь, что здесь невозможно приобрести, равносильно тому, что вы встали бы посреди города и закричали: «Вот мы где!» Любой компетентный алхимик способен идентифицировать происхождение из Внешних Слоев мельчайших подозрительных фрагментов.

— А нам что прикажете делать? Расхаживать голыми? — спросила Чарли, чувствуя себя крайне неловко.

— Нет, мы подберем вам другую одежду. Не беспокойтесь. Какой, однако, странный тот мир, откуда вы явились. Королей свергать можно, а вид обнаженного тела так возбуждает, что грозит немедленным нападением. Надеюсь, вы не нападете на меня, если во время нашего путешествия увидите меня голым. — Теперь он говорил уже нетерпеливо. — Если бы я хотел что-нибудь сделать с вами, у меня уже была такая возможность. Я не собираюсь вредить вам. Я здесь для того, чтобы защищать вас, а не нападать на вас.

Чарли и Сэм все стояли, старательно, по без особого успеха прикрываясь рукам, и Зенчер наконец вышел из себя:

— Я не могу ждать, пока вы образумитесь. Кое-что нам необходимо сделать еще этой ночью. Если вы не послушаетесь меня немедленно, вы можете погибнуть. Не думал, что мне придется воспользоваться им так скоро, но придется…

Он порылся в кожаном кошельке, висевшем на поясе, и достал маленький футляр. Открыл его — оттуда брызнул золотой свет. Зенчер достал из футляра сияющий непрозрачный овальный камень величиной с полудолларовую монету, положил его на ладонь и вытянул руку, держа ее на высоте пояса. Он смотрел на них, а не на камень, и краешком глаза они заметили, что и Ладаи поспешно отвернулась.

Из камня вырвался золотой лучик толщиной в карандаш и лег ярким пятнышком на пол пещеры. Внезапно он мотнулся вверх и коснулся лба Сэм. Чарли испугалась и хотела бежать, но тут лучик перепрыгнул на ее лоб.

Она почувствовала внезапный удар, затем очень странное покалывание во всем теле и в следующий момент поняла, что не может пошевелиться. Она остолбенела в нелепой и неудобной позе.

— У меня нет магической силы, а у этой штуки — есть, — говорил между тем Зенчер. — Она не раз помогала мне сухим выходить из воды, а то и спасала шкуру. Я получил ее от одного мага за особо неприятную и грязную работу, и это была бесценная плата. Просто унизительно для волшебного камня, что я вынужден использовать его для такой ерунды. А теперь — смотрите на него, вы обе.

Девочки повиновались, помимо воли, чувствуя, что их охватывает оцепенение и они не в силах оторвать взгляд от сверкающего камня.

— Идите! — приказал Зенчер, и они пошли в его палатку.

Внутри она была просторнее, чем казалась снаружи; пол был устлан коврами, в стороне стоял большой сундук с замысловатым золотым драконом па крышке, лежала огромная, похожая на тюфяк груда ковров, прикрытая шелком, а поодаль — диск из полированного дерева со сложным резным узором на четырех вычурных деревянных ножках. Вокруг него горели пять тонких ароматических палочек, каждая из которых соответствовала определенной точке узора на диске.

— Встаньте возле диска с разных сторон, — приказал Зенчер. Они повиновались.

— Теперь, — сказал он с некоторым облегчением, — когда я уберу это, вы придете в себя, но больше чтобы никаких истерик. Не то я снова наведу это на вас и скажу, что все мы — мыши в огромной головке сыра, и вы поверите и начнете грызть скалу. Если я прикажу, чтобы вы обе поклонялись мне, как Богу, мечтали, чтобы я вас изнасиловал, вы будете умолять меня об этой милости. Смотрите не вынуждайте меня прибегать к таким сильным средствам — от такого можно навсегда лишиться рассудка.

С этими словами Зенчер спрятал камень в футляр и сунул его в кошелек.

Сэм и Чарли внезапно почувствовали освобождение и одновременно легкую головную боль, но еще больше — испуг и возмущение. Хорош защитник! Даже в самом центре бури Сэм не чувствовала себя такой ничтожной и беспомощной.

— Возьмитесь за руки, не смотрите на меня, пристально глядите в середину диска. Просто пристально глядите. Возможно, он появится не сразу.

— Кто это «он»?

— Тот, кто меня нанял.

Сэм взяла левой рукой правую руку Чарли, сжала ее, и они уставились в центр рисунка, вырезанного на дереве. «Он» явно ожидал там, на другом конце линии — все произошло почти мгновенно.

Над центром диска в воздухе внезапно возникло мерцание: оно уплотнилось, приняло форму, сначала намеченную золотыми искорками, потом сгустилось, стала видна человеческая фигура, слегка просвечивающая, но объемная. Это была словно ожившая голограмма того чародея в зеленом плаще, которого они встретили, падая сквозь бурю, и был он всего около десяти дюймов ростом.

— Время дорого, — быстро заговорил волшебник голосом тонким, соответствующим размеру изображения, но вполне отчетливым. — Я не могу рисковать, поддерживая эту связь дольше, чем необходимо. Я знаю, у вас много вопросов, но с ответами на большинство из них придется подождать, пока мы не встретимся. Вы обе должны знать, что ты, с короткими волосами, здесь в такой же опасности, как и там. Наш приятель с рогами весьма силен и кое в чем превосходит меня. Но ничего. Пока он потерял ваш след, а в отличие от вашего мира здесь, сотворив заклинание поиска, Рогатый рискует расшевелить такой Ветер Перемен, с которым даже ему не справиться.

Рогач знает, что забрал вас именно я. Если я сам постараюсь защитить вас, он почти наверняка меня выследит. Если он найдет тебя, Короткие Волосы, он немедленно убьет тебя без всякой жалости. Поверь мне. Однако Рогатый приказал своим приспешникам, чтобы тебе не Причиняли вреда, а только захватили и доставили к нему. Ведь только он может сказать, что ты — это действительно ты. За тебя назначена весьма высокая награда. Все здешние мошенники, пройдохи и политики будут просто слюнки пускать, предвкушая ее, даже враги Рогатого. Доверяйте только Зенчеру. Только он знает, что величина его собственной награды соизмерима разве что с глубиной того ужаса, который его ждет, если он меня предаст. Как тебя зовут? Я к тебе обращаюсь, Короткие Волосы.

— С-сэм. Саманта Быоэлл. Это моя подруга Чарли — Шарлен.

— Так вы даже не родственницы? Замечательно! Сэм и Чарли. Ха! Кто только это придумал? — Он фыркнул. — Хорошо, слушай, Чарли. Не знаю, как случилось, что ты оказалась здесь, но раз ты влипла в это дело, тебе придется оказать услугу и мне, и своей подруге. Ты ведь уже заметила, что старина Рогатая Голова и его зверюги обознались. Чтобы они оставались в заблуждении, мне пришлось изменить твой голос. Он не знает, как знаю это я, что ты — это ты, а не Сэм. Мне Сэм нужна живой. Не только сейчас, но и в далеком будущем. Живой и физически не измененной ни с помощью магии, ни с помощью еще каких-нибудь сил. Сейчас Рогатый думает, что Сэм — это мальчик, возможно, твой брат. Он будет искать привлекательную молодую леди с необычно низким голосом. И все будут искать именно ее. Сэм должна и дальше оставаться мальчиком, когда вы выйдете отсюда, так что остаешься только ты, Чарли.

— Вы собираетесь сделать из нее козла отпущения! Они же убьют ее! — запротестовала Сэм.

— Опасность есть. Но награда обещана только тому, кто доставит тебя живой, а Рогач сразу увидит, что Чарли — не ты. Пойми, Чарли, я вовсе не хочу, чтобы они тебя схватили. Мы будем все время защищать тебя так, как если бы ты была настоящей его добычей. Сейчас не только жизнь и будущее твоей подруги, но и твои собственные полностью зависят от того, как ты справишься с этой ролью. Я сейчас могу помочь вам лишь немногим. Сплетите пальцы на руках, которыми вы сейчас держитесь. Ну, делайте же!

Они сделали, хотя это было немного неловко.

— Есть нечто женственное в самом грубом мужчине и нечто мужественное в самой утонченной и прекрасной женщине. Сэм, я не могу изменить тебя физически, но я могу выполнить некую временную ментальную подстройку, и тогда Чарли будет больше похожа на тебя. Поместите ваши сцепленные руки в центр моего изображения. Смелее — я не собираюсь никого превращать в жабу.

Помедлив, они сделали так, как он сказал. Они почувствовали легкое покалывание, и образ волшебника, казалось, смешался с их сцепленными руками и проник сквозь них. Внезапный острый и болезненный толчок заставил их вскрикнуть, но они не могли выдернуть сцепленные руки из его изображения Сэм затошнило, голова у нее закружилась, она упала бы — если бы могла; Чарли ощущала еще и острое жжение, которое началось в макушке и постепенно опускалось, проникая во все части тела.

— Все в порядке, — удовлетворенно сказал волшебник. — Вы обе, вероятно, потеряете сознание, когда я разорву связь, так что послушайте, что мне еще осталось сказать вам. Я могу сейчас безнаказанно разговаривать с вами только потому, что Рогатая Голова не знает, где я нахожусь. За несколько дней он вычислит приблизительное место вашего падения, так что вам пора убираться отсюда. Зенчер доставит вас туда, где вы пока будете в безопасности и где вам помогут приспособиться к этому миру. Рогатый не сможет достать вас там, но, если он узнает о вашем присутствии, он наверняка постарается помешать вам выйти оттуда. Когда страсти поутихнут, нам предстоит встретиться. Мы должны совершить то, чего он боится больше всего. Я не преувеличиваю. Если мы потерпим неудачу, а это вполне возможно, это будет означать разрушение или полное подчинение не только этого, но и всех миров — вашего старого мира в том числе — самому черному злу. Наши шансы невелики, но зато если мы победим, то награда — твоя награда, Сэм, — будет невероятно велика, и Чарли разделит ее с тобой.

Зенчер, еще одно напоследок. Я сделал некоторые вычисления и обнаружил, что неуклюжее и грубое покушение Рогатого на эту парочку вызвало самый сильный и глубокий Ветер Перемен за последнее десятилетие. Он пройдет в районе Малабара, как раз возле Близнецов, и вполне может преодолеть и большее расстояние, прежде чем уйдет во Внешние Слои. Пересиди несколько лишних суток и имей в виду возможные изменения пути Ветра. Я постараюсь предупредить, кого смогу. Прощай, и Ветры да будут с тобой.

Образ растаял, их пожатие разомкнулось, и, как и предсказывал волшебник, обе они упали без сознания. С помощью Ладаи Зенчер перенес их в другую палатку и уложил рядом на застеленные шелком ковры и шелковые подушки. Взглянув на них, Ладаи покачала головой в изумлении:

— Это потрясающе. На таком расстоянии! Какова же его сила! Зенчер кивнул:

— Поэтому нам и приходится делать то, что он велит. Я же знал, что мне не следовало браться за ту работу, даже за Кристалл Омака. Теперь проклятый ублюдок владеет моей душой. Он знал заранее! Знал еще тогда! Поэтому он и добавил сверх того заклинание, которое позволило мне выучить его проклятый язык.

Ладаи печально склонила голову:

— Все это так, но на вид они такие славные, застенчивые, робкие, перепуганные девочки. По сути дела, они еще больше жертвы, чем мы. Их стыдливость была трогательна. Они смотрели на меня, как на равную себе, а тебя стеснялись и боялись. Хорошо бы они продолжали бояться акхарцев и не почувствовали ненависти к другим расам. По ним видно, каким мог бы стать этот мир. Что же, во имя Пяти Нижних Миров, могло заставить двоих столь могущественных чародеев отправиться за ними в такую даль?

— Только за одной, — ответил Зенчер. Ладаи ничего не поняла из разговора по-английски, и теперь ее мучило любопытство. — Вот за этой. Другая — просто приманка. Я и представления не имел, что она окажется здесь, а сейчас не знаю, кому из них меньше завидую. — Он вздохнул.

Они оставили девочек наедине с их сновидениями, и это были совершенно разные сновидения, хотя у обеих — живые, почти реальные.

Сэм в своих снах видела себя героем. Она была пусть не слишком высоким, но красивым мужчиной с мечом, в плаще, он сражался с чудовищами, спасал невинных, выручал из беды прекрасную даму, и та бросалась в его объятия. Это были романтические сновидения юноши, в которых побеждали отважные рыцари, сильные и ловкие.

А ее умом овладевала мысль, которой ей хотелось верить, потому что она была близка ей. Ты по рождению мужчина, наследник королевства, которым могут править только мужчины. Могущественный волшебник, чтобы лишить тебя престола, похитил твою душу и поместил ее в другом мире в тело девочки. Ныне ты вернулся на землю, на которой рожден, но ты еще томишься в чуждом женском теле. Твоя душа восстает против него. Позволь ей вести тебя за собой. Ты будешь выглядеть, действовать, говорить, думать, как мужчина. Все женственное ты должен отбросить, чтобы не остаться навсегда в ловушке этого тела. Никто не должен узнать твою тайну. Ты должен убедить всех, даже самого себя, что ты мужчина. Только этот путь ведет к освобождению.

В сновидениях Чарли все было почти как в «Тысяча и одной ночи». Она была прекрасной невольницей, которой все домогались, или загадочной роковой женщиной, и все мужчины были готовы пасть к ее ногам. То были романтические грезы о могуществе красоты, которая может любого мужчину заставить пожертвовать ради нее жизнью и честью. Грезы странно смешались с мечтами о власти, но яркие эротические картины были в них самым главным.

И где-то в глубине души Чарли чувствовала, что ей всегда хотелось этого. Быть обольстительной, сексуальной, не ведающей запретов, — словом, быть женщиной в полном смысле этого слова.

Чарли проснулась раньше Сэм, предельно возбужденная. Такое с ней бывало и раньше, но никогда еще возбуждение не было столь сильным. Та самая девушка, которая накануне так стыдилась вынужденной обнаженности, сейчас могла бы отдаться любому уроду, который вошел бы в палатку.

Вздохи Чарли разбудили Сэм. Открыв глаза, она сначала никак не могла сообразить, где находится. Внезапно, все вспомнив, Сэм приподнялась на постели, но, опершись на левую руку, почувствовала тупую боль в ладони. Немного ниже большого пальца был тонкий крестообразный порез, слегка воспаленный.

Ее тело ужаснуло Сэм. Ей показалось, что оно и вправду лишь темница, в которой томится ее дух. Что ж, отныне она — мужчина, черт побери, и никто не узнает ее постыдную тайну. Услышав вздохи Чарли, Сэм усмехнулась. Она теперь могла бы облегчить ее муки, но почему-то сама мысль об этом больше не привлекала. Ладно, пора вставать. Сэм повернулась к подруге… Все мысли мгновенно вылетели из ее головы. Рядом с ней была не Чарли, а Вторая Сэм!

— Проснись! — крикнула Сэм. — Да что ж это такое?

Чарли открыла глаза и улыбнулась:

— А что?

— Чарли… это правда ты, да?

— Да, конечно. Что?… — Она вскочила, чувствуя что-то неладное. — Что случилось, Сэм? Ну что еще?

— Твое лицо… волосы, глаза, тело… Мы всегда были похожи, но сейчас, Чарли… ты — это я! — Сэм показала на шрам на животе Чарли. — Даже мой шрам от аппендицита, мои родинки. И веснушки. Господи Боже!

Чарли почувствовала, что волосы как-то необычно щекочут ей спину, она перекинула их вперед. Волосы были густые, прямые, черные и доходили до пояса, как прежде у Сэм.

Услышав их, Ладаи принесла большое, удобное ручное зеркало. Она, как обычно, заранее все предвидела. Чарли выхватила у нее зеркало и взглянула на свое отражение, потом оглядела себя с ног до головы, потом опять посмотрела в зеркало, потом на Сэм, снова на себя, не в силах поверить своим глазам. За исключением прически они были совершенно одинаковыми, как близнецы. Да еще у Чарли подмышки были гладкие, а у Сэм — порядком заросли, и ноги выглядели так, словно она никогда их не брила.

— Да-а, — вздохнула наконец Чарли, — ну как есть подсадная утка.

На правой ладони у нее оказался маленький крестообразный порез, такой же, как на левой руке Сэм. Что-то… чем-то они обменялись. Кровь или что-то еще перешло от Сэм к Чарли.

— По крайней мере я заполучила твою фигуру, и без всякой диеты. И что же, это насовсем?

— Мы все-таки говорим по-разному, — заметила Сэм. — У тебя остался твой акцент.

— А у тебя — твой. Но голос звучит совсем как мужской. Ты нарочно?

— Да нет. Я и не замечала, пока ты не сказала. Но это даже хорошо, Чарли: подберем подходящую одежду, научимся соответственно держаться, — и я становлюсь мужчиной. С этой минуты я Сэм — твой брат. Хорошо?

— О да, конечно, само собой! Если я буду так похожа на тебя, хоть одна из нас, уж точно, будет в безопасности.

— Знаешь, у тебя голос довольно низкий, с легким придыханием, но очень женственный. У тебя и движения какие-то другие. Вот уж не представляла, что с моей внешностью можно выглядеть так сексуально. — Сэм вздрогнула. — Что-то сыро здесь. Дадут нам какую-нибудь одежду?

Вошел Зенчер. Он был в штанах и башмаках, но без рубашки, тело у него густо заросло волосами. Почему-то его присутствие больше не смущало подруг.

— Вижу, вы уже обнаружили, что натворил наш чародей. Чарли, ты можешь оставаться Чарли — наш противник не знает ваших имен. Ладаи приготовит легкий завтрак, а мы тем временем подберем для вас подходящую одежду.

Девочки последовали за Зенчером и снова оказались в его палатке перед двумя дорожными сундуками.

— В том, что слева, — типичный акхарский мужской гардероб. В правом — женский. Выбирайте, что понравится, зеркало у вас за спиной. Не торопитесь, сегодня мы все равно уже не сможем никуда двинуться отсюда.

Сэм быстро перебрала вещи в своем сундуке и нашла их достаточно странными: не то костюм Питера Пэна, не то еще что-то. Все штаны были узкие, кожаные, рубашки — из очень толстой шерсти или хлопка с крупными деревянными застежками, башмаки — преимущественно высокие, походного типа, или полусапожки. Кто бы ни подбирал эти вещи, он явно имел в виду маскировку женской фигуры; большинство предметов одежды были жесткими и даже подкреплены в тех местах, которые должны были скрывать грудь и искажать форму тела. Почти вся одежда казалась поношенной, хотя и пахла чистотой и новизной. Что ж, логично: всякий, кто будет искать ее, прежде всего обратит внимание на людей, одетых с иголочки.

Все вещи были ручной работы. Видимо, в этом мире не существовало массового производства одежды, равно как и соответствующих машин. Никто не удосужился придумать застежки-«молнии», или нижнее белье — по крайней мере для мужчин, — или башмаки на правую и левую ногу. Более грубые ткани смягчались хлопковой или шерстяной прокладкой, но все-таки было очень непривычно.

Сэм выбрала для начала одежду из хлопка и невысокие полусапожки — разумеется, никаких носков к ним не полагалось, но внутри была меховая подкладка. Она подумала, что, если в слишком грубой одежде будет неудобно, придется соорудить какую-нибудь повязку, чтобы стянуть груди. И навряд ли у них тут понаставлены туалеты с кабинками, так что и малая нужда будет проблемой.

А в сундуке Чарли была одежда, облегавшая фигуру, она, наоборот, подчеркивала то, что одежда Сэм должна была скрывать. Пуловеры были больше хлопчатобумажные, тонкие, изобретательно подкрепленные так, чтобы поддерживать грудь, единственная пара брюк была из того же материала.

Были здесь и роскошные юбки из шелка или атласа, большей частью с разрезом, с бретелями, которые не закрывали соски. Был наряд, похожий на бикини. А некоторые костюмы заставляли думать, что здешние женщины частенько ходят обнаженными до пояса. Сама Чарли ни за что не решилась бы на такое, но если все… Из великого множества головных уборов многие по цвету соответствовали нарядам без верха. Никаких лифчиков, трусиков или чего-нибудь «похожего». Обувь состояла из просто сандалий, сандалий на каблуке и чего-то вроде высоких, до колен, сапог. Как и мужская обувь, они были на одну ногу.

Чарли нашла в сундуке еще три небольшие шкатулки. В одной, к ее удивлению, оказалась косметика. Два тюбика помады в необычных медных футлярчиках вполне ей подошли. Нашлись еще румяна, тени для глаз, маникюрный набор из тусклого тяжелого металла и даже две керамические баночки с чем-то вроде лака для ногтей. Кисточки лежали отдельно и были не похожи на те, к каким она привыкла. Внезапно ей захотелось пустить все это сразу в ход и посмотреть, что можно сделать с доставшимся ей телом Сэм. Но сначала она все-таки решила, посмотреть вторую шкатулку, ту, что побольше. Там в керамических баночках с забавного вида надписями оказались разные духи, запах некоторых ей не понравился, других — показался превосходным. Была еще пуховка, пудра, приятно пахнущая паста непонятного назначения. Здесь же лежали Щетка для волос, гребешок и небольшое вполне приличное зеркальце.

В третьей шкатулке лежал занятный набор украшений. Браслеты на запястья и на лодыжки, ожерелья и серьги, которые свисали, словно кварцевые слезинки, до самых губ, а то и ниже. Ничего особенно затейливого, никаких драгоценных камней. Большей частью украшения были из бронзы или из желтого золота, но выглядели вполне прилично.

Сэм уже успела одеться и была готова к завтраку, а Чарли все выбирала и примеряла. Она всегда обожала это делать. Наконец Сэм спросила:

— Ты не заметила в этой одежде ничего странного?

— Да нет вроде. Непривычно, конечно, будет без лифчиков, трусиков, колготок, но в общем-то все это годится.

— Она вся сидит, как влитая. У меня… у нас с тобой очень широкая ступня. Дома я просто с ума сходила, пока подберу себе удобную обувь. А эта вся подходит. В точности.

— Ну и что? Старина Зеленый ведь надеялся заполучить тебя, верно? Ну, он и подготовился. Включая и сожжение одежды.

— Да, но здесь одежда для каждой из нас, а Зенчер говорил, что ждал только меня. Он и вправду удивился, когда появилась ты.

Чарли дернула плечиком:

— Может, он тоже думал о переодевании мальчиком. Он не знал твоего имени, вообще ничего о тебе не знал. Вот он и приготовил один комплект для роковой женщины, а другой — для переодевания, если понадобится. Невелика загадка.

— Ну, пусть так. Он действительно из тех, кто продумывает все заранее. Но, Чарли, откуда ему было знать мои размеры? Все до одного? И он знал их достаточно давно, чтобы успеть придать всей одежде вид поношенной. И все это при том, что он даже не знал моего имени — по крайней мере сказал, что не знает.

Чарли снова пожала плечами:

— Черт меня побери, если я вообще что-нибудь понимаю. Сейчас я натяну на себя что-нибудь, пойдем поедим, а потом попытаемся разобраться, что к чему. Надо бы потрясти Зенчера. Могу поспорить — Он знает гораздо больше, чем говорит.

Сэм вышла. Чарли примерила выбранный наряд. Это ее слегка позабавило, но когда из зеркала на нее глянуло чужое лицо…

«Это не игра», — подумала она, похолодев от страха.

Чарли вдруг вспомнились ее ма, и па, их дом, ее школьные друзья. Что они подумают, когда поймут,

Что и она исчезла? Когда найдут разрушенный домик, разбитый, расплющенный джип?

«Господи! — подумала Чарли, внезапно превращаясь в перепуганную и растерянную маленькую девочку. — Что же я натворила? Господи, до чего же домой хочется!..»

Она расплакалась. Нет, Чарли никогда не была плаксой, но никогда еще ей не приходилось чувствовать себя такой невероятно беспомощной и одинокой. Ей просто необходимо было выплакаться. Наконец Чарли решительно вытерла слезы. Что ж, раз она вляпалась в эту историю с Сэм, выбор невелик: или сдаться сразу, или попытаться выиграть. Жаль, что у Сэм (а теперь и у нее) такое мальчишеское лицо. Но ничего, зато длинные волосы. Быть не может, чтобы Чарли не сумела использовать их. Если здесь есть мужчины вроде Зенчера… Что ж, этот мир, в котором она оказалась не по своей воле, должен увидеть — она выглядит что надо!

Глава 4

В пещере не было ни дня, ни ночи, а только некоторое постоянство, отгораживавшее ее обитателей от остального мира. Здесь Сэм чувствовала себя в такой безопасности, как нигде за долгое, долгое время. Казалось, даже бури не могли бы проникнуть сюда, где были только скалы, вода и мерцающий свет факелов. Она хотела узнать побольше об этом мире, который забрал ее к себе, помимо ее желания и непонятно зачем, но не хотелось покидать пещеру.

— Наш мир не таков, как твой, — пытался объяснить Зенчер, пока они с Сэм неторопливо пили крепкий черный чай, закусывая рогаликами.

— Вы же говорили, что никогда не покидали этот мир, — отозвалась Сэм. — Так откуда вы знаете о моем?

— Я знаю о многих мирах, потому что многие люди, как и ты, упали оттуда сюда. Это случается не так уж часто, но составить себе какое-то общее представление можно. Твой мир постоянен. Правила известны, и они всегда одни и те же. Нельзя упасть вверх, дождь мокрый, снег холодный — всегда, понимаешь?

Она кивнула:

— Но ведь и здесь мы не ходим по потолку, огонь горячий, и никого это не удивляет.

— Здесь — да, но здесь мы вблизи границы срединной земли. Когда мы уйдем отсюда, так будет не всегда и не везде. Как бы тебе объяснить? Вот слушай: если бы у тебя была карта твоего мира — страны, горы, моря, — была бы эта карта верна через много лет?

— Ну границы могут меняться, могут изменяться некоторые названия, но, в общем, те карты, по которым я училась еще в начальной школе, годятся и сейчас.

— Ну вот, а здесь все совсем не так. Здесь карты изменяются, и не только карты. Видишь ли, когда-то не было вообще ничего, кроме единственного очень маленького чего-то, в котором заключалось все, что до сих пор было, и все, что еще когда-нибудь будет. И это что-то разрасталось все больше, и больше, и больше, пока не сделалось слишком большим, чтобы оставаться целым, и еще оно стало… неустойчивым — думаю, это как раз подходящее слово. И тогда оно взорвалось, и образовалось все остальное. Ухватываешь?

Сэм кивнула:

— Да. Я не очень-то хорошо училась, но, кажется, и церковники, и ученые сходятся на том, что был когда-то большой взрыв, с которого все и началось.

Он-то и создал Вселенную, не то по воле Господа, не то еще как-то.

— Вот-вот! Но взрыв был слишком сильным. Он создал множество вселенных, которые располагаются, как в слоеном пироге, одна на другой. — Он поднял обугленную палочку и нацарапал на стене пещеры нечто вроде воронки. — Смотри, вот эта Маленькая точка внизу — место, откуда все началось. — Он провел несколько линий, рассекающих воронку поперек. — Каждая линия — а их тысячи, миллионы, кто знает сколько? — это целая вселенная. Твоя — где-то вверху, моя — настолько низко, что это предел существования для таких, как мы с тобой. Чем выше, тем больше расстояния между мирами, поэтому вы, как правило, ничего не знаете о других. Здесь, внизу, вселенные меньше и гораздо плотнее расположены, лежат прямо одна на другой — без промежутков. Акахлар — это не единственный мир, а множество миров.

— Но если они лежат прямо одна на другой, то почему не перемешиваются?

— Никакие две из них не могут занимать одно и то же место в одно и то же время. Иначе был бы полнейший хаос. Но оттуда, откуда все началось, все еще исходят силы, которые поддерживают движение.

Целые части Акахлара выпадают и заменяются другими.

Он начертил круг, внутри него другой, маленький, И пропел линии, словно лучи, от внутреннего круга к внешнему. Получилось нечто вроде колеса со спицами.

— Всего таких кругов сорок восемь. Каждые два луча ограничивают клин, как мы их называем. Силы, которые действуют снизу, заставляют круги обмениваться частями. Одна территория выпадает из клина, другая становится на ее место. Те, кто находится там, ничего не замечают. Те, кто находится здесь, — тоже. Но если в прошлый раз тебе довелось проходить мимо города у моря, то теперь на этом месте могут оказаться горы, населенные драконами. В каждом Круге по двенадцать клиньев. Сотни, тысячи возможных комбинаций. Эти изменения вызывают постоянную путаницу. Меняется погода, часто случаются бури, меняется почти все.

— Силы небесные! Да как же вам удается поддерживать хоть какой-то порядок? Зенчер улыбнулся:

— Те расы, которые способны мыслить, строить, творить, могут и приспосабливаться. Разве в твоем мире одни люди не живут там, где круглый год стоит ледяной холод, другие — под тропическими ливнями в джунглях, третьи — в знойной, безжизненной пустыне?

— М-м-м… да, пожалуй.

— Вот и здесь есть тысячи разных рас, и далеко не все из них так же близки к нам, как ба-ахдоны. Их предки упали сюда в древнейшие времена, когда

Ветры Перемен могли еще пронизывать все Творение, задолго до того, как все успокоилось, улеглось и застыло. Каждая из этих рас — небольшой кусочек реальной вселенной, в каждой из которых были свои правила.

— Мне кажется, что все должно было потеряться, или перемешаться, или что-нибудь в этом роде. Никто ни с кем не смог бы даже поговорить.

— Ну, большинство рас не способно смешиваться с большинством других. Вполне возможно, что даже ты и я различаемся так сильно, что у нас не могло бы быть детей. Каждый принадлежит своему роду, идет своим путем и защищает свою землю. Конечно, существует кое-какая торговля, но как торговать, если не знаешь, будет ли твой партнер на том же месте через неделю или через месяц? Многие расы мнят себя господствующими и вообще не считают других за людей. Некоторые находят удовольствие в том, чтобы употреблять других в пищу! Тысячелетиями здесь существовало множество крошечных мирков. До самого Акхарского завоевания.

— Какого черта вам понадобилось всех завоевывать?

— Не всех. — Он указал палочкой на кружок в середине рисунка, — Завоеваны были вот эти земли — срединные или попросту средины. Только они не изменяются. Только они остаются постоянными, из какого бы клина ты в них ни пришел. Средины сосуществуют со всеми нашими вселенными.

Почти все они были необитаемы, пока не пришли акхарцы со своим могучим волшебством, равного которому нигде и никогда ранее не было. Собственная магия есть у многих рас, иногда даже могущественная в пределах своего клина, но акхарцы могут сотворить любое волшебство и в любом месте. Они создали в срединах свои королевства, а из них акхарцы могут попасть в любой клип. Они жестоки, безжалостны, могущественны и считают себя вправе господствовать над всеми остальными. Только акхарцы могут заниматься торговлей, потому что средины достаточно устойчивы. Непокорных акхарцы подчиняют силой. Поэтому сорок восемь акхарских королей и королев правят всем Акахларом. К тому же их сласть поддерживается почти божественным могуществом их волшебников. Тот, кого ты видела, — один из них, ты изведала лишь малую часть его силы.

— У меня от всего этого голова идет кругом. Но мне кажется, его я поняла. А тот, рогатый, который управляет бурями? Он тоже волшебник?

Зснчер посуровел, взгляд стал напряженным.

— Даже не упоминай о нем. Да, он того же рода, но не служит акхарцам. Он из тех, кого акхарцы называют отверженными. Оп очень могуществен и так же восстает против господства акхарцев, как я сам. Тот, о ком мы говорим, злейший враг акхарцев и он возглавлял заговор с целью положить конец их господству. Он грозный противник, потому что акхарские королевства объединены только верой в свое расовое превосходство и силу. На самом деле все они ненавидят друг друга, даже волшебники недолюбливают своих собратьев из других королевств. Сэм тряхнула головой:

— Значит, так: у вас тут множество рас, а господствуют и заставляют всех работать на себя те, кто выглядит, как мы, потому что сила на их стороне. Однако и они ненавидят друг друга. Правильно?

— Да. Но, видишь ли, насколько они ненавидят друг друга, настолько они и уязвимы. Если достаточно Могущественный чародей сумеет объединить свою силу с магией других рас и собрать армию, которая разобьет акхарские войска, то средины падут одна за другой. Тот, о ком мы говорим, первый из своего рода предложил свое могущество другим расам. Он направляет удар в самое сердце тирании, потому что у него есть оружие, которое в силах разрушить Срединные королевства акхарцев. Он властелин бурь и может призвать Ветры Перемен, какие бывали в давешние времена. Время от времени они возникают и сами по себе в различных частях Акахлара, но он может вызывать их. Если он когда-нибудь научится еще и управлять ими — конец всем акхарским тиранам.

Сэм нахмурилась:

— Что же получается? Если верить вашим словам, тот, кто хочет меня убить, стремится помочь другим, а тот, кто старается спасти, защищает чуть ли не систему мирового зла. — Она помолчала немного. — Вашего могущественного друга должны бы поддерживать те, кто не похож на нас. А ведь этого не происходит, так? Зенчер кивнул:

— Он сам акхарец, а другие расы научены собственным горьким опытом никогда не доверять ни одному из них. И еще: всем известно — такую огромную силу невозможно получить, не заложив свою душу. Все акхарские маги в какой-то степени не в своем уме. А что хуже — когда над тобой господствуют или когда тобой безраздельно владеют? Каждое поверженное акхарское королевство увеличит его владения и его и так уж невообразимое могущество. Многие расы и многих вождей совсем не вдохновляет подобная перспектива. Его последнее дело, то, о котором ты слишком хорошо знаешь, не доставит ему новых сторонников. Чтобы добраться до тебя, были пущены в ход колоссальные силы, которые создали эту дыру, пустоту в Акахларе. Такие пустоты не могут долго оставаться незаполненными. Ветер Перемен пройдет над Акахларом. И нам всем остается только ждать здесь и молиться, чтобы он не повернул сюда.

Чарли вышла из палатки и услышала только самый конец разговора. На ней были кое-какие украшения, яркая юбка с разрезом, без верха, и сандалии. Сэм не поняла, что Чарли с собой сделала, но результат был потрясающий.

— А что такое Ветер Перемен? — с любопытством спросила Чарли.

Зенчер взглянул на нее и помрачнел.

— Ветер Перемен — это неисповедимый гнев Творца. Это буря. Такая же, как те бури, что вам приходилось видеть, только страшнее. Самая разрушительная буря, какую только можно себе представить, — ничто по сравнению с Ветром Перемен. И еще: он не только разрушает — он создает.

— Ого! — выдохнула Сэм. — Однажды мы попали в ураган, а однажды я видела торнадо. Смотреть на это было здорово — с безопасного расстояния, конечно.

— Даже акхарские волшебники не решаются взглянуть на Ветер Перемен, — отозвался Зенчер. — Всякий, кто приблизится к нему, несет на себе его проклятие. Только уроды и чудовища видели Ветры Перемен и остались жить в своих пустынях, принадлежа лишь друг другу и никому более. Поверьте, никому не пожелал бы я увидеть Ветер Перемен — никогда!

Чарли пожала плечами и покачала головой.

— Да что же такого он делает, этот Ветер Перемен? — настойчиво переспросила она.

— Это случайная сила, которая делает то, чего боятся все и каждый, везде и повсюду. Он изменяет правила.

Ладаи внезапно и быстро проговорила что-то на своем странном языке, и Зенчер кивнул.

— Это пришло, — тихо сказал он. — Не очень, но достаточно близко. Это Малабар, средина к юго-востоку отсюда и прилежащие к ней клинья. Плохо дело.

Чарли удивленно взглянула на него, потом на Ладан. — Как она узнала?

— Ни один путешественник в этом мире не может вполне избежать прикосновения Ветра Перемен, а те, кого он затронул хоть однажды, знают.

Внезапно Сэм почувствовала, что в висках у нее застучало, уши заложило, пещера и все, что было в ней, стали медленно исчезать. Чарли, Зенчер и Ладаи увидели, как она встала, выпрямилась, глядя на что-то не видимое им; а потом вдруг вскрикнула и упала без чувств.

Зенчер успел подхватить ее. Когда он опустил ее наземь, она, казалось, пришла в себя, но все смотрела на что-то, чего никто из них не мог видеть, и слышала то, чего они не могли слышать. Видения вставали перед ней, живые и яркие, но когда ей захотелось, чтобы это оказалось лишь сном, она поняла, что это не сон, но явь. Каким-то чудом она увидела то, что хотела увидеть.

Пришествие Ветра Перемен.

Ужас явился вместе с легким весенним ветерком, который словно наполнил воздух неосязаемыми и неуловимыми частицами страха. Животные, как всегда, почувствовали это первыми, они останавливались, поворачивались к северо-востоку, выискивая взглядом нечто, пока еще не различимое.

Замерли в полях, повернув головы, лошади, за ними коровы. Собаки, помедлив немного, разразились глухим низким ворчанием, а кошки в амбарах насторожили уши и выгнули спины, словно встречая осязаемую угрозу. Куры, слишком глупые даже для того, чтобы укрыться от летнего града, перестали кудахтать и клевать землю и тоже повернули головы на северо-восток.

День был ясный и теплый, какой бывает иногда ранней весной и вселяет бодрость в людей, напоминая о близости животворного лета. Солнце ярко сияло над городком, окрестными фермами и полями, отражалось в золотом убранстве грандиозного замка, который возвышался на холме за городком. Замок — самое большое и фантастически величественное здание во всей округе — блистал, как драгоценное украшение, на груди волшебной страны.

Эти срединные земли были местами чистой магии, куда чуждая магия не должна была вторгаться.

Люди внезапно заметили странное молчание животных и тоже со страхом воззрились на северо-восток. — Может, еще обойдется, — говорили они себе, пытаясь отогнать нарастающий страх. — Здесь не одно поколение не видело ничего такого. Это прекрасное, тихое место в самой глубине средины, защищенное от всех бед акхарским волшебством и заслоненное Рассветными горами от любых ветров, даже от Ветров Перемен. — Так повторяли они сами себе и друг другу.

Но Ветер Перемен уже вылетел из своего гнезда далеко на севере, безразличный к людским страхам и надеждам. Он мчался поверху, разрушая узоры облаков, не касаясь земли, лишь устрашая тех, над кем пролетал. Путями ветров вольно летел он над равниной, но вот у подножия Рассветных гор нисходящие воздушные потоки поймали его и втянули в себя. Древние исполинские вершины, лиловые издали, увенчанные снегами, горы высились неодолимой преградой — для всех, кроме Ветра Перемен. Слишком плотен и тяжел он был, чтобы перевалить через них, слишком могуч и упрям, чтобы позволить им стоять у себя на пути.

Пока еще ничего не было заметно ни из селения, ни из замка, Ветер был еще слишком далеко. И все же его приближение ощутили даже самые спокойные и благодушные. Даже они не могли не заметить странного поведения животных, даже их насторожили показания приборов.

Королевский Волшебник поднимался на зубчатую стену замка. Синий плащ развевался, маленькая обезьянка ловко удерживалась у него на плече, несмотря на резкие движения. На стене был установлен большой бронзовый телескоп. Волшебник развернул прибор и предоставил смотреть в него обезьянке, медленно поворачивая трубу то влево, то вправо, словно вглядываясь в горизонт. По его движениям и наклону головы можно было подумать, что он и в самом деле напряженно всматривается, отыскивая нечто мало заметное, какие-то признаки, которые свидетельствовали о том, что лишь ему было ведомо.

В долине между двух вершин, которые здесь называли Близнецами, он нашел наконец то, что искал. Нечто сияющее, бледно-лиловое, показалось позади них, а вокруг самих пиков возникла тонкая голубая каемка. Достаточно. Более чем достаточно.

— Капитан стражи! — вскричал человек на стене, и офицер подбежал к нему. — Сюда идет Ветер Перемен. Весьма вероятно, что он пройдет прямо через долину. Немедленно предупредите его величество и полковника Фристанна. Не теряйте времени, готовьте убежища, подайте сигнал тревоги для жителей.

Дело было плохо, гораздо хуже, чем полагали сперва он и король. Буря, сильнейшая буря за последнюю сотню лет, грозила уничтожить все вокруг.

Офицер стражи все еще стоял неподвижно. Наконец, облизнув губы, он спросил:

— Вы уверены?

Немыслимое дело — переспрашивать акхарского мага или не исполнить немедленно его приказ.

— Что ты стоишь? Время дорого! Не сделаешь, как я сказал, встретишься с Ветром Перемен лицом к лицу, вон там, внизу, вне стен замка и убежища!

Подхлестнутый этими словами, офицер повернулся и побежал. Через две минуты стражники завертели рукоятки ревунов, и со стен замка раздался устрашающий звук, басовитое, постепенно повышающееся завывание, которое разносилось на многие мили и проникало в душу каждого.

Волшебник в синем глянул вниз, во двор замка, и увидел, что гарнизон пришел в движение. Один из офицеров, уже верхом, готовый выехать, увидел маленькую фигурку наверху.

— Как скоро, чародей? — крикнул он. — Сколько у нас времени?

— Трудно сказать! — прокричал в ответ волшебник. — Что-нибудь около часа. Следите за Близнецами. Когда они начнут изменяться, останется в лучшем случае пять — десять минут. Поняли? Не сводите глаз с Близнецов!

Офицер кивнул, повернулся и начал выкрикивать команды.

Сам Королевский Волшебник теперь мало что мог сделать. Ветер Перемен угрожал ему даже больше, чем всем остальным: его могло просто притянуть словно магнитом. Теперь могущественный маг был обязан оставаться в убежище, под надежной защитой, пока все не кончится. Он вздохнул и оглядел мирную долину и городок внизу. Вокруг расстилались поля, только что засеянные кукурузой, овсом, пшеницей, тянулись недавно обработанные огороды. На запад уходили ряды виноградных лоз, которые обещали обильный урожай. Маг искренне надеялся, что Ветер пощадит хотя бы их.

Приземистые каменные строения городка под соломенными крышами, недавно подновленными после необычно суровой зимы, казались теперь какими-то нереальными, словно на старинных картинах в Большом зале.

Не было времени на сборы; повторный вой ревунов означал сигнал к закрытию убежища и конец всякой надежды для каждого, кто остался снаружи.

У подножия холма, на котором возвышался золотой замок, отряды людей и упряжки волов привели в действие исполинские механизмы, которые за последние четырнадцать лет сдвигали с места только на учениях. Распахнулись огромные двери, открывая вход в обширную пещеру, которая располагалась внутри холма.

Подгоняемое всадниками, население городка двинулось в пещеру. Первыми — женщины и дети, следом мужчины. Одни тянули тяжело нагруженные тележки, другие шли налегке, а фермеры гнали еще коров, лошадей, овец, сколько смогли собрать на окрестных лугах.

Малахану было всего четырнадцать, по в селении он считался взрослым. Последний приход Ветра Перемен он пережил еще в утробе матери и знал о нем только по легендам и рассказам старших, но вот Ветер пришел снова, и Малахаи, уже взрослый, выполнял приказы отца; отчасти и на нем лежала ответственность за. то, чтобы ни одно живое существо не осталось без защиты. Все остальное можно было восстановить или отстроить заново.

На стене замка капитан стражи следил за Близнецами, которые больше не казались ни столь далекими, ни столь незыблемыми. Вдруг он задохнулся на мгновение, и сердце у него замерло. На несколько мгновений он оцепенел; он, прошедший сотни сражений, он, встречавший лицом к лицу сотни врагов, замер, пораженный увиденным.

Близнецы оплывали и таяли, словно куски льда в жаркий летний день, становясь из лилово-белых огненно-оранжевыми, открывая широкий проход в Рассветных горах, а там, за этим проходом, небо заливала зловещая и прекрасная синева, и нечто массивное, фиолетовое двигалось в ней, и бурлило, и корчилось, словно живое, и вспыхивало яркими искрами. Позади, по краям, облака сливались в темную грозовую тучу, в ней сверкали молнии и рокотал гром в такт движениям бурлящей фиолетовой массы.

Капитан стряхнул с себя оцепенение и кинулся к дальнему концу стены, выкрикивая на бегу:

— Он прорвался! Он прорвался! Бейте тревогу, закрывайте ворота!

Внезапно, словно ниоткуда налетел ветер, шелестя травой и заставляя деревья раскачиваться и жаловаться скрипучими голосами. С земли, с домов, с деревьев срывалось множество вихрей и вихриков, больших и малых, мягких и свирепых, они рождались в самом воздухе и неслись сквозь него, сбиваясь в огромную стену ветра, мчась над головами людей и животных, все еще стремящихся к убежищу.

Снова застонали ревуны. Десять минут! Последнее предупреждение! Даже не десять — пять! Ведь к тому времени, как Ветер придет сюда, если он действительно придет, всем еще надо успеть укрыться как можно глубже под землей, а убежище уже набито битком. Мужчины оставляли тележки, бросали свою ношу и бежали к пока еще открытому входу; даже животные спешили туда же.

Малахан тоже кинулся было бежать, но услышал справа жалобный крик. Он остановился и увидел насмерть перепуганного маленького котенка, тот скорчился у стены дома, истошно мяукая. Малахан схватил котенка — маленькие лапки вцепились в его рукав, — машинально погладил взъерошенную шерстку и тут… сигнал ревунов оборвался. Прижимая к себе котенка, мальчик кинулся к дверям, которые начали медленно закрываться.

Бежать было недалеко, но дорогу загромождали брошенные тележки, рассыпанные вещи. Здесь дорогая картина, там старинные часы, а вот корзина с бутылками, некоторые разбиты. Это было как бег с препятствиями.

Но Малахан не сдавался. Быть может, в самый последний момент, но все же он успеет. Двери закрылись всего на три четверти, а он такой маленький… Тут он поскользнулся на растоптанной корзине с осколками чайной посуды. Котенок рванулся к закрывающимся дверям. Мальчик споткнулся о какой-то ящик и больно ударился. Он сразу же вскочил, но драгоценные секунды были потеряны. Двери уже были почти закрыты, а Малахан все бежал, крича:

— Погодите! Погодите! Еще немного! Однако те, кто вращал огромный механизм, двигавший тяжелые створки, не обратили внимания на этот отчаянный крик, если вообще слышали его.

Мальчик был всего в трех шагах от дверей, когда створки окончательно сомкнулись с мощным лязгом и грохотом, прокатившимся но всей долине. Малахан бросился на закрытые двери и заколотил по ним изо всех сил, громко крича, но ответа не было.

Тогда он побежал назад, на дорогу, ведущую вверх, к золотому замку. Кто-то должен был оставаться там, возможно, до последней минуты. Он знал, что там есть свои входы в убежище для Ветровой стражи и стражников замка.

Но ветер усиливался, набирая ураганную силу, и отбрасывал его назад. В воздухе клубилась пыль, все, что валялось на земле, пришло в движение, словно обретая свою собственную жизнь. Малахан понял, что Ветер Перемен придет раньше, чем он доберется до верхних ворот. Он попытался вспомнить, что ему рассказывали старшие, свидетели прежних приходов Ветров.

«Если тебя застал Ветер Перемен и ты знал заранее о его приходе, постарайся спрятаться в какую-нибудь канаву, засыпь себя землей, — так учили его, — чтобы защитить оr ветра все тело».

Он огляделся. Легко сказать! В городке для защиты от Ветра было лишь убежище, скрытое глубоко под землей, облицованное самыми надежными защитными материалами. Даже золотое убранство замка было защитой, которая могла устоять только до тех пор, пока на нее не обрушился прямой удар. Но Малахан знал, что, находясь снаружи, следует держаться подальше от такой защиты: ведь те силы, которые она сдерживала, нарастали, скапливаясь возле нее. И вот он стоял, напряженно соображая, можно ли укрыться за каменной стеной, и следил за приближающейся бурей…

Она была чудовищна и прекрасна. Впереди мчался бурлящий вал черных туч, словно гигантский ковер, достойный королей или богов. Молнии вспыхивали на его кромке и плясали между тучами и землей, могучие раскаты грома эхом перекатывались по всей долине. Множество облаков с невиданной быстротой летело бок о бок с Ветром Перемен, образуя темные воронки смерчей, которые втягивали все, над чем проносились.

А в самом центре стремительно несся сам Ветер Перемен во всей своей ужасающей красоте. Его боялись больше смерти, но ни одна легенда не рассказывала о его великолепии. Крутящаяся фиолетовая блестящая пленка облаков в чистейшем небе — так выглядел Ветер Перемен издали. Но чем ближе он подходил, тем бледнее становился и, странное дело, казался и сложнее, и проще. Море бессчетных звезд, колышущихся и мигающих в смутно-фиолетовом пространстве, не похожее ни на что в этом мире. Сама безбрежность, которая покрывала и обволакивала все, над чем простиралась.

Воздух сделался плотным и тяжелым, сильный ветер уже метался в центре долины. Ветер Перемен мчался всего в сотне футов над землей, изменяя все, над чем пролетал. Коснись он земли, и сильнейшее трение поглотило бы его силу, не пустило бы дальше.

Но этот Ветер не коснулся земли.

Малахаи так же мало знал о природе Ветра, как, По правде говоря, и самый ученый чародей. Мальчик только понимал, что ему уже не миновать страшной встречи.

Но, как ни странно, страх вдруг улетучился, остался лишь восторг перед грозной красотой и изумление перед силой, которую Малахан не мог постичь и которой не мог сопротивляться. Мальчик ясно сознавал, что скоро, наверное, погибнет, и надеялся только, что перевоплощение будет быстрым, а приговор — милостивым, потому что он всегда старался быть хорошим сыном. Потом мелькнула мысль о семье, которая была там, внизу, в тесноте и в безопасности, где темноту рассеивал только тусклый свет факелов. Они будут горевать о нем, но пусть их горе не будет слишком большим…

Ветер Перемен летел над долиной, творя то, что творил всегда и везде. Все, над чем оказывалась его бурлящая масса, начинало слабо сиять и окутывалось ярко-синим ореолом. Трава, деревья, земля, даже самый воздух — все, казалось, изменялось в дрожащем свете этого сияния. Ряды виноградных лоз мерцали, корчились и превращались в странно искривленные деревья с громадными темными цветами, не похожие ни па что, виденное мальчиком до сих пор. Маисовое поле дрожало и плавилось, часть его превратилась в комок, гонимый бурей. Кое-где посевы сменил высокий бурьян, кое-где только желтый песок остался на полях.

Ветер Перемен пролетел над крытыми соломой домиками селения. Они засияли, потекли, и вот уже многоэтажные массивные строения странной формы, сложенные из чего-то буро-красного заняли их место. Уже видна была дождевая туча, ливень шел вслед за Ветром Перемен, а по краям небо прояснялось, появились первые разрывы в облаках.

Наконец Ветер Перемен оказался над Малаханом. Как ни странно, он ничего не почувствовал. Только легкое покалывание. Он протянул руки и увидел, что они облиты синим сиянием. Он рос, одежда трещала, рвалась и словно бы стекала с тела. Руки становились толще, мускулистее, пальцы — длиннее и сильнее, вместо ногтей вырастали когти. Кожа грубела, темнела и покрывалась короткой густой бурой шерстью на запястьях и даже на тыльной стороне рук.

Ниже талии он постепенно обрастал густой длинной шерстью, ноги изгибались и изменяли форму. Большие раздвоенные копыта как нельзя лучше подходили для быстрого бега, но стоять на них было не слишком удобно. Он пошатнулся, сделал шаг назад и обнаружил, что его поддерживает длинный и толстый бурый хвост.

Малахан пришел в ужас. Сейчас он даже хотел смерти. Но он не умер, он сделался чудовищем.

Ветер Перемен удалялся вверх по долине, постепенно теряя силу. Малахан стоял в оцепенении, и проливной дождь смывал его слезы.

Исчезли последние отголоски бури, облака поредели и начали рассеиваться. Солнечный свет робко пробился сквозь них, освещая разительно изменившуюся землю.

Золотой замок выстоял, хотя почернел и отливал теперь холодным металлическим блеском. Только через несколько дней люди смогут выйти из убежища. Громадные двери не подвели, но сплавились и спеклись, превратившись в единую и прочную металлическую стену.

Близнецов больше не было, но могучая стена Рассветных гор по-прежнему вздымалась вдали. Перед селением появилось обширное озеро, простиравшееся от крайних домов насколько хватало глаз; видны были пятна зелени на противоположном берегу.

Песчаная, а кое-где каменистая почва заросла густым бурьяном выше человеческого роста. Там, где раньше тянулись ряды виноградных лоз, росли деревья и незнакомые кустарники с огромными цветами, похожими на розы.

Малахан направился было к ним, но, когда он приблизился на пять или шесть футов к первому цветку, тот набросился на него. И все цветы стали кидаться на него и рычать, словно стая злых голодных псов, а кусты вздрогнули и замолотили ветвями по воздуху. Малахан испугался и отскочил.

Он не знал, что же ему делать, потому что все еще оставался собой, хотя бы отчасти. Этот Ветер Перемен, похоже, ограничился тем, что изуродовал его тело.

Малахан взглянул на озеро, на рычащие растения, на такое чуждое теперь селение. Там, где раньше Сходились две цепи холмов, появилась обширная равнина, поросшая высокой травой и такими же высокими, яркими цветами. Изменилось решительно все, кроме самого замка, и никогда уже не вернется то, что было, и ему самому не стать прежним.

Он все еще пытался что-то придумать, когда наверху возле замка пробились наружу команды рабочих. Они разрушали сплавившиеся двери и разбирали остатки бронированного входа. Спустя несколько минут выехал большой конный отряд.

Начальник отряда осматривал окрестности в полевой бинокль. Наконец, обнаружив то, что искал, он опустил бинокль.

— Вон там, левее, за селением. Видите? Сержант прищурился, всматриваясь, и кивнул:

— Да, сэр. Я-то надеялся, что на этот раз мы успели укрыть всех. Хвала богам, что он только один.

— Неизвестно, человек это или животное, — крикнул лейтенант своему отряду, — и нападет ли оно или побежит. Приготовьте оружие и пошли. Сначала стреляйте, разбираться будем после!

Малахаи слышал и видел их, несколько мгновений он еще раздумывал, оставаться ему на месте или убегать. Но, когда он увидел, что они вытащили оружие, он повернулся и что было сил помчался сквозь высокую траву.

Он бежал быстро, очень быстро, словно был создан для жизни именно в этой местности, но хорошо обученные люди и тренированные кони оказались быстрее, сноровистее и опытнее. Скоро он понял, что ему все равно не уйти, остановился, изумляясь тому, что почти не задохнулся от быстрого бега, и ждал, подняв могучие руки в знак того, что сдается своим преследователям. Через минуту они окружили его.

— Пощадите! — взмолился он, видя, как беспокойно и неприязненно они оглядывают его. — Я Малахаи из старой деревни! Двери закрылись, когда я был всего в нескольких шагах! Пожалейте меня! Я знаю, что я страшен, но мне всего четырнадцать лет!

Солдаты-новички изумленно таращили глаза, но офицер и сержант, более опытные, знали, что обычно именно мальчишки становились жертвой Ветра.

— Понимаю, сынок, — вздохнул лейтенант, и голос его был почти печален. — И надеюсь, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять. Понять, что мы обязаны быть безжалостными.

— Нет! Не надо! — кричал Малахаи, а пули пронзали его могучее тело снова и снова, оно не хотело умирать. Наконец он ослабел, и офицер нанес последний удар, прекратив его муки.

Наверху Главный Волшебник Малабара осматривал остатки своего наблюдательного поста. То, что стояло теперь на месте телескопа, было похоже скорее на странное, неизвестное в этих местах оружие, установленное на треноге.

— Черт бы меня побрал, — тихонько выругался чародей. — Надо переплавить эту штуковину как можно скорее. Не стоит подбрасывать им подобные идеи. И так уж все выглядит достаточно зыбким.

Он посмотрел на изменившийся ландшафт и покачал головой.

— Ну, — вздохнул он, — вот и новые соседи.

Сэм постепенно приходила в себя. Пот катил с нее градом, видение расплывалось и исчезало, его сменили неясные образы, в которых она узнала озабоченные лица Чарли и Зенчера.

— Они убили его! — выкрикнула она, еще не совсем очнувшись. — Они загнали его и убили! Просто мальчишку, которому не повезло! Мерзавцы! Грязные ублюдки!

— Что ты видела? — резко спросил Зенчер. — Расскажи мне все, сейчас же!

Ладаи что-то сердито сказала ему и принесла Сэм немного вина. Пригубив, Сэм почувствовала, что немного успокоилась, и почти без расспросов рассказала все.

Зенчер кивнул:

— Все так, хоть я и не могу понять, почему у тебя было это видение. В Малабаре никто из тех, кто интересуется тобой, не имеет большого влияния. А мальчик… Знай, акхарцы не потерпят, чтобы кто-нибудь не их рода жил вместе с ними. Таким не позволено оставаться в пределах их королевств после захода солнца — разве что у самой границы, как йот мы сейчас.

— Но Ветер изменяет буквально все! Если несчастный парень стал его жертвой, зачем было убирать? Они же могли его просто выгнать?

— Видишь ли, акхарцы считают свою расу высшей. Для них просто невыносима мысль, что кто-то из них превратился в Чудовище. Они убили его скорее из милосердия, чтобы избавить от страданий, от сознания, что он обречен жить в теле низшего существа. И потом, он мог оказаться единственным в своем роде на весь Акахлар, тогда его ждала участь отверженного: никто не захотел бы иметь с ним дело.

— А как образуются все эти измененные существа и предметы?

Зенчер пожал плечами:

— Случиться может практически все. Судя по твоему рассказу, дома и вообще все вокруг подходило именно существам его породы. Может, они даже и есть где-нибудь во Внешних Слоях, как знать. Это называют теорией вероятностей. Математика волшебников. Спроси об этом кого-нибудь из них. Думаю, рано или поздно такой случай тебе представится. Но почему ты увидела все это?

Сэм беспомощно вздохнула:

— Сны всегда приносили мне видения — теперь я думаю, что все они были именно этого мира — и всегда во время бури. Наверное, даже здесь, так далеко, буря снова вызвала их.

Зенчер задумчиво поскреб подбородок и пробормотал про себя на акхарском языке:

— Рогатый и девушка из Внешних Слоев, связанная с бурями… Ну конечно! Как же я не подумал об этом с самого начала? Боже, что же мне теперь делать?

Он помолчал немного, потом вздохнул и заговорил опять по-английски:

— Ты видела там Главного Волшебника Малабара. Не показалось ли тебе, что он мог тебя заметить? Знал ли кто-нибудь о твоем присутствии там? Хоть кто-нибудь? Подумай! Это очень важно!

— Нет, все было так, словно я дух, невидимый и неспособный ничего сказать или сделать. Я просто была там, вот и все. И у них было слишком много своих дел, чтобы обращать на меня внимание.

— И ты не чувствовала присутствия кого-то еще? Она помотала головой:

— Нет. Это просто… произошло, и все тут.

— И то хорошо. Ладно, погоди здесь. Я должен. обсудить это с Ладаи.

Он подошел к кентаврессе, отдыхавшей возле озерка. Расстояние между ними и Сэм было около двадцати футов, но акустика в пещере была такая, что можно было легко расслышать негромкий разговор Зенчера с его странной партнершей.

— Мне это не нравится, — мрачно заметила Чарли. — Вот бы знать их язык!

— Ш-ш-ш… — отозвалась Сэм. И, увидев, что подруга не собирается замолчать, одними губами прошептала:

— Я их понимаю.

Да, она понимала. Так же, как только что поняла замечание, которое Зенчер пробормотал по-акхарски. Раньше партнеры говорили друг с другом менее правильным языком, но сейчас Сэм слышала язык своих сновидений, тот акхарский, который она каким-то образом узнала.

— Что же делать? — говорил Зенчер. — Мы не доверяли этому рогатому подонку и до сих пор не вмешивались. Но если мы доставим девчонку к Булеану, то скорее всего восстание провалится, и акхарское господство укрепится еще лет на тысячу, если не больше. И окажется, что мы с тобой помогли увековечить эту мерзость! Я так не могу!

Ладаи явно поняла его, должно быть, он часто переходил на родной для него акхарский, когда был раздражен, но ответила она на их общем языке, и Сэм ничего не поняла.

— Да, мы не можем просто убить их. Тогда нам не скрыться от гнева Булеана. И потом, если об этом кто-нибудь узнает, прощай наша репутация — тех, кто никогда не предает. Тогда с нами будет покончено. И все же они должны умереть. Надо поставить их в такое положение, чтобы они сами выдали себя. Если силы будут неравны, мы же не сможем ничего поделать! И они ведь ничего не понимают. Если достаточно часто произносить имя Юшттихорна, это вполне может привлечь внимание его самого. — Он поцеловал ее. — Дорогая, я уверен, что нам обеспечено вполне почетное поражение.

По выражению лица Сэм Чарли поняла, что эта сцена не так безобидна, как ей показалось, по спрашивать ничего не стала: если они слышали разговор этой пары, то и их могут услышать.

Зенчер вернулся к ним — воплощение покровительственного дружелюбия.

— Я должен ненадолго покинуть вас, чтобы достать лошадей и псе необходимое для поездки в Тубикосу, это столица здешней средины. Надо точно узнать, что натворил Ветер Перемен, и нанять лоцмана, которому можно доверять. Для этого нам и придется поехать в город. Ладан останется здесь на страже, все будет в порядке. Посмотрите еще раз свои сундуки и отберите столько одежды, сколько поместится в двух седельных сумках, что лежат в моей палатке. Да, кстати, вы умеете ездить верхом?

— В жизни не пробовала, — честно призналась Сэм.

— А я езжу довольно хорошо, — ответила Чарли. Зенчер пожал плечами:

— Хорошо. Я достану для Сэм самую смирную лошадку. Ну, счастливо оставаться. Сэм потянула Чарли за руку.

— Пошли, пороемся в сундуках.

— Но ведь он ушел, а она не понимает по-английски.

— Может, оно и так, да я не собираюсь повторять его ошибку. Пошли.

Они вошли в палатку, и Сэм постояла молча некоторое время, потом осторожно отогнула полог и выглянула.

— Порядок, надо только говорить потише. Ладаи лежит на берегу и любуется своим отражением.

Она быстро и тихо пересказала Чарли содержание подслушанного разговора.

— Проклятие! Ну и что, черт возьми, нам делать? Ведь он просто подсунет тебе норовистую или пугливую лошадь, а дальше все будет проще простого. Лошадь понесет или испугается, ты сломаешь себе шею, а он останется чист как стеклышко. Еще и меня призовет в свидетели несчастья. — Чарли фыркнула. — Но как ты смогла его понять?

— Понимаешь, он говорит на языке, который довольно близок к тому, что был в моем сне. Ну все равно что разговаривать с английским фермером, а не с американским. Может, я и говорить могу, но не стоит пробовать, пока надо скрывать, что я понимаю Зенчера. А вот Ладаи — нет, совсем ни слова.

Чарли вздохнула:

— Жалко, что мы не можем поговорить с Ладаи. Она такая приветливая и, похоже, сочувствует нам…

— Черта с два! Это она придумала, как и от нас избавиться, и самим не сесть в лужу. Слушай, Зенчер — он тронутый. Схлопотал себе комплекс вины или что-то вроде того. Его семья из богатых, возможно, даже знатных, не знаю толком. Много денег, много власти — и все за счет эксплуатации негуманоидов. Он близко познакомился с некоторыми, привязался к ним, увидел, что они хорошие ребята, ну его и заела совесть. Он удрал. Пробовал прибиться к другим расам, но они не доверяли ему и прогнали.

Он чуть не погиб, его спасли эти — как их там — люди-лошади?

— Кентавры.

— Ну да, они. Они его приняли, потому что умеют читать чувства: не мысли, а счастлив кто-то или грустит, любит или ненавидит. Поэтому они всегда знают, кто им друг, а кто нет. Он долго жил с ними и тут рехнулся окончательно. Ладаи — не просто его деловой партнер. Она его жена.

— Ого! Ни фига себе!..

— Будь уверена. Он считает себя одним из них. Они тут верят в переселение душ, так он думает, что он один из этих полуконей, по ошибке угодивший в человеческое тело. Он здорово твердо в это верит, и она, должно быть, тоже. Похоже, что и у нее не все дома, раз она вышла за него: их брак не слишком понравился ее старикам, а может, ее племени, так что их вышибли, и с тех самых пор они зарабатывают себе на жизнь так, как Зенчер рассказывал. Им здорово досталось в жизни, вот и хочется скинуть с себя все заботы и наплевать на этот мир со всеми его проблемами, А забота, которую им надо скинуть, это и есть я.

Чарли присела на сундук и задумалась. — Что же все-таки делать нам? Если мы останемся с ними, мы погибли. Если удерем, то окажемся совсем одни в каком-то сумасшедшем мире, о котором мы ничего не знаем, где я не могу говорить ни на одном языке и где к тому же за нами охотятся.

— А мне кажется, что, если мы будем жить как-то сами по себе, у нас будет больше шансов уцелеть, чем если мы останемся с этой парочкой. Мы акхарки — господа — и мы на акхарской земле, где я, вероятно, смогу объясниться на этом языке. Плохо, что наше переодевание не поможет, раз эти двое знают о нем. Черт бы их побрал!

Чарли внезапно вздрогнула от ужаса:

— Сэм! Я… я не смогу их убить! Сэм вздохнула:

— Может быть, если бы они и вправду попытались убить нас… но сейчас…

— Ни в коем случае! Я и подумать не могу чтобы убить человека, даже если он наполовину лошадь.

— Надо придумать, как сбежать от них.

— Куда? Мы же не можем удирать до бесконечности. Тут тебе не Техас и не Денвер, знаешь ли. — Да знаю я. Слушай! Зенчер говорил, что, если устроить, чтобы мы, а может, и он сам, повторяли имя Старого Рогача, то этот поганец, может быть, услышит и найдет нас.

— Я помню, он предупреждал, чтобы мы даже не упоминали имени этого типа.

— Угу. Понимаешь теперь? Другого Зенчер называл Булеаном. Быть может, если мы достаточно долго будем повторять его имя, он услышит и сообразит, что мы влипли.

— Не уверена я, что в этом есть смысл.

— Ладно, давай попытаемся. Будем повторять его имя, пока перебираем сундуки и упаковываемся.

— А если он не услышит и ничего не сделает?

— Тогда уберемся отсюда ко всем чертям сегодня же ночью. Возьмем еды и воды, сколько сможем, и смоемся. Если Зенчер достанет лошадей, то верхом, если нет — пешком.

Чарли заглянула внутрь своего сундука.

— Я не знаю, что выбрать.

— Ничего, я ведь видела Малабар, а это вроде ближайшее акхарское королевство, так что я примерно представляю, что тут носят. Только тебе это вряд ли понравится.

— Что? Почему?

— Ну, ты видела мусульманские страны по телевизору или на картинках? Здесь что-то похожее. В твоем сундуке наверняка найдется пара одежек как раз для здешних мест. Вот, например. Примерь-ка.

— Ну уж только не это!

— Давай, давай, примеряй, и повторяй «Бу-ле-ан» снова и снова. Я тебе сейчас покажу, как ее надевать.

Глава 5

Попытки привлечь внимание чародея, повторяя его имя, ни к чему не привели и довольно скоро им надоели. Чарли принялась рассматривать наряды, которые отобрала для нее Сэм. Это были одежды, сделанные из цельного куска материи, немного похожие на индийские сари, но ткань была Очень тонкой, легкой и хорошо облегала фигуру. Пояс Придавал одежде форму, подчеркивая талию. Одеяние обертывалось вокруг тела, начиная с подмышек, вставляя плечи обнаженными, и доходило почти до земли. Если не закладывать нарочно складок, двигаться в нем было не слишком свободно. Оно позволяло ходить и сидеть, правда, не закидывая ногу па ногу, по бегать в нем было бы чертовски трудно. Надевалась эта одежда довольно легко, а скрытые застежки позволяли подогнать се по фигуре.

Материал, походивший на тонкий шелк, был так легок, что почти не чувствовался на теле, однако он решительно противился попыткам двигаться не так, как это предполагал фасон одежды. В сундуке нашлись три таких наряда: бледно-лиловый, малиновый и изумрудно-зеленый. К ним полагался еще длинный и тонкий черный прозрачный шарф, который следовало носить на голове, стягивая под подбородком.

— Похоже, это важная деталь, — сказала Сэм. — По крайней мере все женщины в моем… видении, ходили с покрытой головой. Конечно, у них одежда была большей частью, пожалуй, из хлопка, а шарфы не такие нарядные, но, по-моему, этот — как раз то, что надо.

— А как насчет сандалий?

— Большинство женщин там ходили босиком, но, может, это те, кто попроще, мне не довелось заглянуть внутрь замка. Я уложу сандалии на всякий случай. Да, если ты поскользнешься и упадешь в этом наряде, тебе не встать без посторонней помощи.

— Ладно, как-нибудь. Кто знает? Может, босоногие женщины считаются здесь более привлекательными. Мы можем попросить Зенчера оценить наш вид прежде, чем рванем отсюда. А как ты?

— Ну, поскольку я — твой братец, эти робингудовские шмотки в коричневых тонах как раз должны подойти. Верхние одежды все свободные и немного расширены книзу — как раз, что надо. Насколько я поняла, черный цвет — исключительно для солдат… Те, кто познатнее, могут наряжаться франтовато, но простой люд одевается больше в такие вот костюмы бурых тонов с широким поясом и носит короткие сапоги. Интересно, а это еще что за чертовщина?

Чарли взглянула, подумала немного, а потом Прыснула со смеху.

— Я, кажется, припоминаю. В прошлом году, еще до твоего приезда, мы в драмкружке разыгрывали сцены из Шекспира в нарядах елизаветинских времен. Если я не ошибаюсь, это гульфик.

— Что-что?

— Ну, вроде лифчика для мужчин. Он поддерживает и прикрывает эту штуку, ну… ты понимаешь? Хм-м-м… Этот довольно жесткий на вид. Тебе-то прикрывать нечего, но с его помощью ты будешь и вправду выглядеть, как парень, если только эти штаны действительно такие узкие, как кажется. Завяжи его на бедрах, так — хорошо. Теперь натягивай штаны.

— У меня такое чувство, словно я зажала между бедер теннисный мячик.

— Ничего, привыкнешь. Отлично! С таким выступом, да если еще получше замаскировать все остальное, никто и не догадается, какого ты пола на самом деле. Посмотрись в зеркало.

— Да, пожалуй, ты права. Надеюсь, он не сползет. Не очень-то будет удобно, если обнаружится, что под ним ничего нет.

— Ничего, справишься, да и я присмотрю. Хотелось бы хоть чуточку знать язык. Я не сумею убедительно сыграть глухонемую. Раньше или позже кто-нибудь внезапно, вскрикнет или уронит чашку, и я подпрыгну до потолка. Я знаю английский и еще испанский, потому что, когда я была маленькой, половина у вас по-английски, и, если вы ответите, вы себя выдадите, ясно? Запомните это обе. Потом мы сможем отыскать какого-нибудь второсортного мага и получить от него несколько языковых заклинаний, с помощью которых вы научитесь немного объясняться, но пока вам придется полагаться на мой перевод. Будьте осторожны! Награда может быть настолько велика, что вас сперва похитят, а уж потом будут задавать вопросы.

— Ну спасибо, утешили, — мрачно ответила Чарли.

— И еще должен тебя предупредить: женщины здесь не носят украшений, не пользуются косметикой и одеваются довольно скромно, когда выходят из дому. Если ты ведешь себя иначе, тем самым ты показываешь, что ты — как это сказать? — развлекательница. Боюсь, твой наряд будет говорить о не совсем уважаемом занятии.

— Ну, это не так уж и плохо! Я неважно пою и танцую, но…

— Э-э-э… Чарли, — медленно протянула Сэм. — Думаю, имеется в виду совсем другое: развлечения только для мужчин — и не для всех сразу.

Чарли озадаченно помолчала, но наконец до нее дошло.

— О-о-о! Вы что же… вы хотите сказать, что я вырядилась, как пятицентовая шлюха?

— Нет, это не совсем то слово. Я имел в виду «куртизанка», а это гораздо более почетный род э-э-э… проституции? И я не совсем понимаю, что значит «пятицентовая».

— Самая дешевая, — пояснила Сэм. — Самая дешевая и доступная, какая только может быть,

— Да, примерно так я и думал. О, я понимаю твою реакцию, но здесь это, видишь ли, считается чем-то ироде почетной профессии для таких женщин, которые, извини, не могут преуспеть в каком-либо другом деле. Это один из тех немногих видов деятельности, которые целиком и полностью принадлежат женщинам: когда они старятся, они становятся содержательницами домов для молодых или делают еще что-нибудь в этом роде. Понимаешь, настоящий черный, неквалифицированный труд — это как раз то, чем не должен заниматься ни один акхарец. Молодые девушки, если они неумехи, сироты-бесприданницы или почему-то отвергли предназначенного им жениха, не имеют права поступить на черную работу, а вносить свой вклад в общую жизнь обязан каждый. У всех, кто может трудиться, должно быть какое-нибудь занятие. Некоторые из куртизанок местные. Большинство же приезжает из отдаленных средин или из акхарских поселений в клиньях. Там многие не принадлежат к правящей расе и даже не знают акхарского языка. Так что ты не будешь особенно выделяться,

— Это что же? Значит, любой мужик сочтет, что стоит ему побренчать монетами, и я обязана плюхнуться под него. Ну уж нет! На это я не пойду!

Зенчер ухмыльнулся:

— Видишь ли, здесь не принято делать предложения женщинам. Ты будешь с нами, и все решат, что ты сопровождаешь нас для обслуживания деловых партнеров, как это принято. Все предложения будут сделаны либо твоему брату, либо мне.

— Моему — что? А, конечно. Да-да.

— Ну а раз твой брат не говорит по-акхарски, то обращаться будут ко мне. Ты очень хорошо выглядишь. Я уверен, что захотят не просто переспать с тобой, но и купить права на тебя. А я, разумеется, всем буду отказывать.

— Да уж, надеюсь! А что значит — купить права?

— Все акхарцы лично свободны, по определению, и не могут быть куплены или проданы. Однако, если ты работаешь по контракту, как это обычно и бывает, можно купить этот контракт. Без него ты не сможешь продавать свои услуги, тогда это будет преступлением, которое очень сурово наказывается.

— Все это здорово похоже на рабовладение, только ваши законники придумали слова покрасивее, — заметила Сэм.

— Нет, неч! Никто не обязан соглашаться на такой контракт или на его возобновление. Но тогда, разумеется, надо в течение двух недель найти какую-нибудь другую работу, иначе тебя арестуют.

— А существуют ли здесь развлекатели мужского пола? — иронически спросила Чарли,

Вся ее ирония пропала даром.

— Существуют, разумеется.

— Ну а кого же вы собираетесь сделать из меня? — спросила Сэм. Она уже представляла себе, как Чарли продают в какой-нибудь бордель, а ее саму каким-то образом обманывают и увозят неведомо куда.

— Не беспокойся. Хватит и одной развлекательницы. Тебя я сделаю учеником. Учеником торговца. Приказчиком, помощником. При моем роде занятий и моих обычных странствиях это не привлечет излишнего внимания. — Он немного помолчал. — Пойдемте, пока еще светло, посмотрим, как на самом деле выглядит это место. Хотите?

Чарли взглянула на Сэм и увидела, что та было заволновалась, но потом вдруг сказала:

— Конечно. А вы уверены, что нас никто не заметит?

— Это не важно. Никто здесь не сможет повредить нам. Пойдем.

— Чертовски трудно передвигаться в этом одеянии, — проворчала Чарли, но все же пошла.

Сэм вполне допускала, что Зенчер подстроил им ловушку, но предпочитала узнать это сразу. В конце концов, если этот самый Булеан хоть наполовину такой могущественный и хитрый, как им его тут расписывали, то они должны как-нибудь вывернуться. А если Булеан не поможет, тогда все равно надеяться не на что.

Еще не дойдя до выхода из пещеры, они почувствовали удушливо-влажную жару и почти мгновенно вспотели.

Снаружи по-прежнему висел слабый туман. Однообразный и унылый, он начинался у самого подножия скалы и тянулся на много миль вдаль. Там, где туман прерывался, поднимались пологие зеленые холмы. Чарли показалось, что они словно перенесены сюда из округа Линкольн на севере штата Нью-Мексико, возможно, прямо вместе вон с теми горами, которые высились на горизонте. Почти все небо было затянуто облаками.

Зенчер заговорил, и в голосе его не чувствовалось ни напряжения, ни фальши. Он просто рассказывал:

— Туман окружает все средины и как бы отделяет их от клиньев. Та зеленая страна вдали, это и есть клин. Думаю, что Хабандур, хотя с тех пор, как я был там в последний раз, прошло много времени. Тамошний народ — все больше пастухи. Они пасут огромных животных, их называют блаунами, и питаются исключительно их молоком и кровью. Это довольно-таки свирепая раса, сильная и выносливая. Даже акхарские короли уважают жителей Хабандура и часто набирают из них солдат и полицию. За это другие расы ненавидят хабандурцев едва ли не больше, чем самих акхарцев. Вот почему здешние народы так трудно объединить.

Они поднялись по тропинке, причем Чарли без их помощи это вряд ли удалось бы. С вершины утеса они заглянули внутрь страны. Местность была довольно гористая, покрытая густыми лесами, среди которых, вероятно, текли невидимые сверху бурные реки. Облака понемногу рассеивались, и сквозь них чуть проглядывало солнце.

— Здесь всегда так облачно? — спросила Сэм.

— Нет, не всегда, хотя вне средин, пожалуй, чаще облачно. Это Ветер Перемен. Он влияет на погоду на обширных пространствах.

Сэм кивнула, повернулась и снова взглянула вдаль, за границу тумана.

— Эй, что это?

Покатые зеленые холмы вдали пропали, на их месте возвышалась величественная стена гор, снежные вершины которых вздымались выше облаков, четко выделяясь на лиловом фоне.

— А где же те холмы? — спросила Чарли. — Ведь еще минуту назад там не было никаких гор!

Она повернулась и посмотрела на леса, словно пытаясь убедиться, что все еще находится на том же самом месте, потом снова на горы. Леса были на месте, горы — тоже.

Зенчер усмехнулся:

— Это Максут, точнее, так его называют акхарцы. Там выделывают лучшие меха во всем Акахларе.

— Да, но куда же все-таки провалились холмы? — добивалась Сэм.

— Они тоже здесь. Те места, что видны отсюда, целые миры, а не просто их срезы. Только малая часть этих миров перекрывается здесь в одно и то же время. Если подождать, может быть, несколько минут, а может, несколько часов или дней, то станет видна часть другой земли. Такова переменчивая природа Акахлара. Они появляются и исчезают вокруг средин — то здесь, то где-то еще, то не появляются вовсе, Я навигатор. Я знаю, как определить, в каком месте Акахлара я нахожусь в данное время. Я могу проложить путь, короткий или длинный, между двумя точками нашего мира и провести других по этому пути. Но я не знаю, что будет в конечной точке пути в определенное время, так же, как ничего не могу сказать о том, через какие миры пройдет мой путь. Это может быть Максут, или Хабандур, или один из сотни других клиньев. Только акхарцы и их лоцманы могут точно выбирать свой путь и место назначения, и ни один лоцман никогда не скажет, как ему это удается. Я могу прийти точно в указанное место и оказаться за много миров от своей цели. Вот почему путешествия на большие расстояния невозможны без лоцманов. Все они акхарцы, каждый из них работает в своей округе, и за каждой гильдией лоцманов закреплен определенный клин. Когда я бежал из своей родной страны, со мной не было лоцмана, у меня не было навигаторских навыков, и только счастливый случай и рука богов не дали мне погибнуть.

«Так вот зачем он нас сюда привел, — подумала Сэм. — Он подозревает, что мы не очень-то доверяем ему, и хочет показать, что нам не выжить в этом мире, если мы останемся одни. Хорошенькое же время он выбрал для этого, черт его возьми!»

— Утром мы поедем внутрь страны, вон туда, — говорил между тем Зенчер, показывая на лес позади них. — Эта средина довольно большая. Как раз за этими холмами проходит дорога, а дороги обычно ведут либо в столицу, либо к границе. Пойдемте — завтра еще успеем попотеть. Побудем немного в прохладе, пока можем.

Они спустились и вошли в пещеру. Как ни хотелось подругам остаться вдвоем, такая возможность представилась им только поздно вечером.

— Ты как думаешь, он с нами искренен или наоборот? — спросила Чарли.

— Наоборот, — уныло отозвалась Сэм. — Сегодняшнее маленькое представление должно было показать нам, насколько мы зависим от его милости. Сказать правду, я теперь совершенно не представляю, что Нам делать, черт бы его побрал! Если мы удерем в леса среди ночи, то скорее всего свернем себе шеи, а если направимся в город, то нас нетрудно будет выследить. Нам придется несколько миль брести в тумане, и где мы потом окажемся, вообще неизвестно.

— По-твоему, те вампиры, о которых он рассказывал, действительно существуют? Сэм пожала плечами:

— Может, и не там, где он говорил, но стоит взглянуть на Ладаи, и понимаешь, что здесь могут быть и вампиры, и что-нибудь похлеще. Похоже, без провожатого шансов у нас будет немного.

— Но Зенчер прикончит нас при первой же возможности. Почему бы ему, например, не загипнотизировать нас тем кристаллом и не приказать самим выдать себя?

— Ну, не знаю. Он словно сам боится этой вещи. Но здесь, наверное, есть тьма способов, которыми он может воспользоваться против нас. Мы ведь не почувствовали бы самый сильный наркотик в рогаликах, что готовит Ладаи? Но здесь только мы и они. Случись что с нами, и, пожалуй, Булеану нетрудно будет догадаться, что его предали, а? А в большом городе… Может быть, он надеется, что мы как-нибудь сами себя выдадим, а ему не потребуется и пальцем пошевелить.

— Значит, так, — задумчиво подвела итог Чарли. — Если смотаться прямо сейчас, скорее всего мы пропадем, а ом выйдет сухим из воды. Если поехать с ним, то какая-то надежда все-таки есть. К тому же здесь все говорят на акхарском. Ладаи с нами не будет. Ему придется говорить о нас по-акхарски, а он ведь не знает, что ты понимаешь их язык. По крайней мере узнаем заранее, какую подлость он задумает. А это уже кое-что.

Сэм кивнула:

— Да, об этом я не подумала. Ну, пока мы еще в безопасности, можно и поспать немножко. Завтра нам придется держать ухо востро.

— Вот что еще, Сэм. Надо бы как-нибудь держать меня в курсе того, что происходит вокруг, по так, чтобы Зенчер не сообразил, что ты понимаешь их язык. Мне кажется, он не больно-то хорошо выучил английский. Думает он на этом самом акхарском, поэтому и заговорил на нем, когда занервничал. По-моему, он все время вроде как делает двойной перевод: с акхарского и на него.

— Ну и что?

— Ну я все думала о том, что ты мне сказала, помнишь, будто этот язык не похож ни на какой другой, который ты когда-либо слышала. Если у него в голове именно акхарский, а не английский, то какого черта нам не попробовать поговорить по-тофслянски?

Сэм подумала немного и криво усмехнулась.

— Мне кажется, это можслет очслень помслочь, — громко ответила она.

«Повозка» была похожа на римскую колесницу с двумя большими колесами по бокам и овальным кузовом. Спереди было еще одно колесо, поменьше, что придавало всему сооружению некую зыбкую устойчивость. Возница был вынужден все время стоять, но около него было нечто вроде перилец, о которые он мог облокотиться. Дальше были устроены скамейки, как в лодке, а позади располагалось небольшое багажное отделение. Повозка была старая, грязная, давно не крашенная. Однако в нее поместились оба сундука и похожий на рюкзак мешок с пожитками Зенчера. Подруги вскарабкались в повозку, потом навигатор тоже забрался внутрь, опустил и закрепил деревянный предохранительный брус сбоку; наконец он облокотился о перильца, разобрал вожжи и тронул. Пара лошадей без видимых усилий потащила скрипучее сооружение, но деревянные колеса подпрыгивали на каждом ухабе! Сэм и Чарли подпрыгивали вместе с ними, а потом плюхались па жесткие сиденья, так что не прошло и часа, а они уже завидовали стоявшему Зенчеру.

Лошади были похожи на битюгов, только, пожалуй, чересчур мохнатые.

Высокие деревья, мимо которых они проезжали, тоже походили на обычные деревья, только у некоторых кора была странного цвета. Трава казалась скорее синей, чем зеленой, и время от времени они проезжали через заросли странных цветов, похожих на розовые пучки. Они бы напоминали розы, по их стебли достигали футов шести и толщиной были с человеческую ногу, а сами цветы — с голову Зенчера. Все это скорее напоминало экзотику южных стран, чем страну чудес, в которой побывала Алиса.

У птиц здесь было довольно яркое оперение, а одна, большая и немного похожая на сокола, могла менять окраску и становиться почти невидимой, прячась в кронах деревьев, пока ее не пугал шум проезжающей повозки. Тогда по воздуху внезапно проносилось нечто похожее на огромный лист, постепенно принимающий серую окраску облаков или голубую — открытого неба и почти исчезающий на их фоне.

Приятно было снова увидеть солнце, хотя часть неба все время затягивали облака. Было жарко и влажно, а когда проглядывало солнце, становилось еще жарче. Набедренные повязки и бикини, а не длинные одежды, подошли бы сейчас гораздо больше. «Эти акхарцы не только высокомерны, но и невозможно тупы», — решила про себя Чарли.

Они выехали на широкую дорогу, о которой накануне говорил Зенчер, но на засохшей грязи колеса подпрыгивали еще сильнее. Наконец после трех часов мучительной езды они въехали в небольшой городок. Его красные крыши и белые оштукатуренные или кирпичные фасады напоминали какой-то европейский фильм о провинциальной жизни. Дома располагались вокруг широкой главной площади с торговыми рядами по краям. Народ там не толпился — день был явно не базарный, обычный сонный будний день. Лошадям требовался отдых, да и. они проголодались.

Зенчер еще раз предостерег их:

— Помните: говорите как можно меньше, только друг с другом и только шепотом. Сомневаюсь, что здесь кто-нибудь знает о вас, но на всякий случай будьте осторожны.

Городок не был в точности похож на тот, который видела Сэм в своем страшном сне, но и отличался от него не больше, чем отличаются друг от друга маленькие городки во Франции и Германии. Хотя людей на улице было немного, Сэм обратила внимание, что это были преимущественно женщины в длинных, свободных, мешковатых одеяниях, стянутых поясом на талии и доходивших до лодыжек. Сшиты они были из хлопчатобумажных тканей приглушенных цветов — красноватых, коричневых и синих. Головы у всех были покрыты шарфами. Некоторые женщины носили белое. У них вместо шарфа был легкий головной убор, вроде капюшона, с небольшими прорезями для глаз. Белые балахоны не были подпоясаны и совершенно скрывали очертания тел.

— Те, что в белом, — незамужние девушки на выданье или постарше, — пояснил Зенчер. — Когда им исполняется десять лет, они считаются взрослыми. После особой церемонии посвящения им запрещается показываться кому-нибудь, кроме домочадцев, в более открытой одежде, чем вы видите. Запрещается не только разговаривать с мужчинами, но даже показывать, что они слышат слова мужчины, кроме отца и братьев. И так они живут до самого замужества, после которого, как видите, получают несколько большую свободу.

— Как это они ухитряются при таких порядках вообще выходить замуж, — заметила Сэм. Зенчер рассмеялся:

— О браке мать невесты договаривается с отцом жениха или с опекуном мужского пола, если жених — сирота. Конечно, и здесь бывают романтические истории и разлученные влюбленные. Но у девушек, пожалуй, есть преимущества. Ведь юноша не может увидеть невесту, а она может рассмотреть его и вместе с матерью выбрать того, кто ей больше приглянется. Молодые люди вынуждены довольствоваться только рисунками того, кого здесь называют устроителем браков. Ну а в маленьких городках, вроде этого, можно еще кое-что разузнать у родственников девушки или у друзей ее родственников.

— Старая добрая история. Что женщины, что домашняя скотина — все одно, — угрюмо сказала Чарли.

— Нет-нет, что ты! Женщины не бесправны. Они могут получить образование, какое им необходимо, хотя, конечно, отдельно от юношей, они вправе наследовать, они даже занимают некоторое положение в законодательном собрании. В большинстве из этих лавок дела ведут именно женщины, а многими из них и владеют женщины. Мужчина здесь хоть и считается господином, но наследство передается по женской линии. Этот порядок, возможно, и не совершенен, но и не так плох, как может показаться с первого взгляда. И намного ли это хуже, чем брак под влиянием минутного увлечения, когда вдруг в один прекрасный день обнаруживается, что у супругов нет ничего общего? Или брак по расчету? Счастливые браки здесь вряд ли реже, чем в любом другом месте.

— Однако в маленьких городках выбор и так невелик, да еще это раздельное содержание. Понятно, что некоторые предпочитают сбежать в столицу и продавать себя, только бы не принимать этот обычай. А вдруг жених уж очень противный, а девушке никак не удается уговорить мать отказать ему? — заметила Чарли.

Сэм огляделась вокруг:

— При том, из скольких разных миров они сюда свалились, я все же думала, что здешнее общество будет посовременнее, чем средневековое.

В городке была служба, которой можно было поручить лошадей, и они были счастливы наконец-то выбраться из трясучего экипажа. Правда, у обеих мышцы так болели, что поначалу им трудно было ходить. Но Сэм вскоре пришла в себя и обратила внимание на разные вывески вокруг площади. И тут она поняла, что читать на этом языке она не умеет. Буквы, или квадратики, кружочки, загогулины, казалось, даже не были организованы в какую-то систему. Разбросанные без видимого порядка, они, похоже, не имели постоянной величины и начертания. Скорее они напоминали детские каракули.

Здание, в которое они вошли, оказалось таверной, на первый взгляд, довольно обычной: круглые деревянные столы, грубые старые тоже деревянные стулья, скрипучий пол, посыпанный опилками, и длинная стойка с большим зеркалом позади, в котором отражалось все помещение. Однако под потолком неторопливо крутились три вентилятора, медленно и лениво перемешивая горячий воздух, а светильники и позади стойки, и на боковых стенах отнюдь не напоминали о средневековье. Бутылки на полках за стойкой были стеклянные, с яркими наклейками — не то что грубая посуда в пещере, а когда один из посетителей позвал бармена, тот кивнул, нацедил кружку чего-то, похожего не то на пиво, не то на эль, из крана — подумать только! — и отнес клиенту. Все посетители были явно не здешние. У одного из них был громкий и грубый голос, а лицом и телом он напоминал неандертальца.

Это впечатление усиливалось тем, что одет он был в потертые меховые бриджи и нечто, похожее на меховой жилет, который не сходился на могучей волосатой груди. С ним был мужчина в щегольской блузе и штанах в обтяжку, острые носки его башмаков выглядели франтовато. В отличие от тех, кого они встречали в городке, кожа у него была светлее, черты лица тоньше; у него были длинные волосы, черная козлиная бородка и пышные сильно напомаженные усы.

— Не смотри на них, — шепнула Чарли, — представляешь, у этого Конана Варвара на руке часы.

— Я заметила, — отозвалась Сэм тоже шепотом. — А этот тип, сбежавший с игральной карты, курит сигарету с фильтром. Черт-те что!

Зенчер сердито взглянул на них, и они замолчали. Сэм было любопытно, о чем говорит странная пара, но у пещерного человека было настолько скверное произношение, что его почти невозможно было понять. При том, что в этом языке изменение на какую-то четверть тона могло превратить слова «Я тебя убью» в «Я тебя люблю», она чувствовала себя почти такой же беспомощной, как Чарли.

— Но, друг мой, мне же необходимы пятеро, — говорил щеголь, отчетливо, но с очень странным акцентом. Его Сэм, хотя и с трудом, понимала.

— Ты собрался печь пироги в моей заднице, — казалось, ответил неандерталец. Из-за его жуткого произношения разговор представлялся Сэм почти комичным, но усатому, видимо, было не до смеха.

— Но будь же благоразумен, друг мой. Меньшее количество просто не сработает.

— Я хочу облизать поросенка.

— Но там же и стража, и ловушки, и…

— Наши имена будут написаны на колбасных палочках!

Сэм перестала прислушиваться. Разговор казался ей бессмысленным и не стоило рисковать. Зенчер мог заподозрить что-нибудь.

К ним подошел бармен:

— Да, сэр. Чем могу служить?

— Еда у вас есть? Когда я проезжал здесь последний раз, у вас неплохо готовили.

— О, конечно, сэр, но между завтраком и обедом кухня не работает. Я мог бы принести хлеба, мяса и немного фруктов и овощей.

— Прекрасно. Принесите так, чтобы нам всем хватило, и подайте три кружки холодненького.

— Сию минуту, сэр.

Бармен вернулся за стойку, налил три большие кружки пива и принес им, а потом вышел распорядиться насчет еды. Чарли заметила, что он поставил кружки перед Зенчером и Сэм, а третью — сбоку, словно бы не для нее, а чтобы доливать в первые две.

— О да, все респектабельные особы обоих полов будут полностью игнорировать твое присутствие, — прошептал ей Зенчер. — Им полагается вести себя так, словно тебя вообще не существует. Но не беспокойся, если этот старикан пожелает провести с любой время, он отзовет меня в сторонку и предложит yступить тебя. А теперь давайте-ка помолчим. Мне не нравятся эти двое.

Поднос, который принес бармен, выглядел так, словно его сервировал профессионал: горы ломтиков мяса вместе с чем-то, похожим на салат, помидоры и огурцы, — и еще очень длинный, вроде французского, батон белого хлеба и нож. В маленьких баночках с ложечками были поданы приправы, похожие на майонез и горчицу, мягкое белое масло, и еще два вида масла, одно — вроде арахисового. Нарезать хлеб и сделать сандвичи было несложно. Труднее было смотреть, как Зенчер намазывал то, что выглядело точь-в-точь как арахисовое масло, на сандвич с ростбифом и редиской — еще сахаром бы посыпал!

Сандвичи оказались немного не такими, как можно было ожидать: помидоры, например, имели помидорный вкус, но были потверже — скорее как сладкий перец, — однако ничего особо экзотического, и все вполне съедобно.

Зенчер много пил. Он прикончил две большие кружки и принялся за третью еще до того, как доел первый сандвич. Сэм тоже явно чувствовала сильную жажду, хотя она не привыкла ни к какому алкоголю, и Чарли побаивалась за нее. Впрочем, за себя тоже — спиртное всегда пробуждало в ней не лучшие качества. Она потягивала пиво потихоньку, стараясь при этом побольше есть, но довольно скоро почувствовала, что не в силах больше проглотить ни кусочка.

Зато Сэм отсутствием аппетита явно не страдала. Магия Булеана, видимо, сделала их близнецами только внешне. Поняв это, Чарли, надо сказать, почувствовала себя немного лучше.

— Ты пустая башка! Я совращу правителя! — громко рявкнул варвар и грохнул кулаком по столу. Все оглянулись на него: ясное дело, человек перебрал немного, да еще с жаркий день. Его приятель-щеголь засуетился.

— Здесь не место для этого разговора. Ты совсем пьян. Сможешь ты проехать еще немного?

— Я могу плыть на рыбе па луну! — доверительно сообщил неандерталец. Когда эти двое наконец встали, бросили на столик несколько монет и направились к выходу из таверны, Сэм почувствовала облегчение. Чтобы не расхохотаться, ей приходилось усиленно набивать рот едой.

— Далеко еще до столицы? — спросила Зенчера Чарли.

— Не очень. Несколько часов. Мы должны приехать до заката. Чарли застонала:

— Еще несколько часов! Пожалуй, больше синяков на моей… на мне просто уже не поместится. Мне даже на стуле трудно сидеть.

— Похоже, мне надо в туалет, — сказала Сэм. — Это здесь или где-нибудь на задах?

— Здесь, за кухней. Вон та дверь. Иди, я тоже пойду.

— Если у них тут раздельные туалеты, то мне, пожалуй, тоже не помешает. — Чарли вдруг стало страшно остаться одной.

— Разумеется. Здесь даже в домах туалеты раздельные.

Мужской туалет оказался на удивление чистым, в нем стояли два унитаза в кабинках без дверей. Сидений не было, а на каждой стенке кабинки была ручка. Здесь явно полагалось присесть на корточки, держась за ручки. Зенчера даже испугала мысль о возможности сиденья па унитазе.

— Это же было бы так… негигиенично, — сказал он, покачав головой.

Впрочем, он-то справил нужду стоя, а вот ей пришлось спускать штаны, отвязывать гульфик, а потом еще держаться. Да, в таком сортире не зачитаешься.

Ну а Чарли пришлось раздеться чуть не догола, чтобы сделать свои дела. Туалет был той же системы «садись-и-держись», к нему еще надо было привыкнуть.

Чарли заметила и другие странные вещи. Туалет был смывной. На стене маленькая раковина, из крана текла холодная вода. Туалетная бумага была скверная, но была, и явно фабричного производства. Значит, здешняя цивилизация не такая уж средневековая.

На стене оказалось зеркало в полный рост, оно пришлось очень кстати, когда Чарли снова накручивала на себя одежду, и в нем она увидела себя словно впервые. Она была стройной, стройнее, чем когда-либо Сэм, и кожа у нее была очень гладкая. Мальчишеское лицо казалось теперь не таким уж и мальчишеским и, пожалуй, привлекательным. Что-то новое появилось и в манере двигаться, держать себя, даже в выражении лица. Да, главное было именно в нем. Она, может быть, предпочла бы лицо покрасивее, чем у Сэм, но зато… Возможно, это от пива, но, похоже, она снова заводится, как в то утро!

Она привела себя в порядок, вышла из туалета и присоединилась к Сэм и Зенчеру, которые уже уселись за стол. Увидев их, она вздохнула с облегчением: ее вдруг охватил безотчетный страх, что они куда-то внезапно исчезнут, оставив ее совершенно одну в этом чужом мире.

Когда они шли к конюшне, Чарли заметила двух девушек в белых балахонах, которые переходили улицу, держась за руки. Белые маски совершенно скрывали их лица, невозможно было даже сказать, люди ли это и какого они пола. Странный обычай, но, должно быть, здесь маленькие девочки мечтают о том, как они наконец вырастут и тоже наденут белые балахоны и маски.

Чарли хотелось бы знать, как они чувствуют себя в такой одежде. Наверное, посмей кто-нибудь стянуть с девушки маску и капюшон, это было бы равнозначно покушению на изнасилование.

Перед отъездом из городка они зашли в какую-то лавчонку, где Зенчер приобрел странную штуковину, немного похожую на приставной носик для бензиновой канистры. Что это такое, он объяснил только после того, как они выехали на дорогу.

— Научись пользоваться этим, — сказал он Сэм. — Если ты правильно приставишь это и будешь держать, как надо, тебе не придется садиться за малой нуждой. Это очень удобно в глуши, где мало или новее нет туалетов,

— Кстати, — сказала Сэм. — В этих туалетах современный водопровод, и могу поспорить, что освещение и вентиляторы в таверне были электрические!

— Разумеется. Городок довольно цивилизованный, как и большинство других. Неподалеку на водопаде стоит небольшая электростанция.

— Но там нигде не было видно никаких проводов!

— Неужели ваша цивилизация настолько примитивна, что у вас открытая система проводов? А водопровод у вас что, проведен прямо сверху, по улицам? Как это, должно быть, уродливо!

— А те двое в таверне — кто это? Они явно не похожи на остальных людей в городке.

— Не знаю точно, кто они, но ты права — они не здешние. Волосатый верзила, по-моему, вообще вряд ли акхарец. Он, видимо, из какого-то отдаленного северного клина. Насчет другого я не уверен. Он богат, но не знатен, и, судя по его выговору, прибыл очень издалека. Такие люди нанимают других, вроде того варвара, для грязной работы, чтобы самим не мараться. Мне приходилось иметь дело именно с такими людьми.

Чем ближе к столице, тем менее и менее дикой казалась местность. Фермы стали меньше, городки росли, хотя и сохраняли тот же европейски-провинциальный стиль, на дороге попадались не только пешеходы и всадники, но и разнообразнейшие повозки и экипажи.

Они прибыли еще до заката и нашли, что столица выглядит чертовски по-столичному. В центре, густо населенном и вытянутом вдоль берега не то озера, не то моря, поднимались гигантские здания, словно устремленные в небо шпили готических соборов, на окраинах здания были поменьше, но чувствовалось, какой большой этот город.

— В Тубикосе живет около полумиллиона человек, все они акхарцы, — рассказывал Зенчер. — Это один из самых больших городов на планете и один из самых главных, хотя и один из самых опасных. Если сюда придет Ветер Перемен, то не найдется убежища, куда можно было бы спрятаться.

Чарли нахмурилась:

— Это может случиться? Навигатор пожал плечами:

— Кто знает? Может быть, этой ночью, а может, через неделю или через сотню лет… Здесь их не было уже больше полутора сотен лет, насколько мне известно, люди успокоились и стали беспечны.

У Чарли все это не укладывалось в голове. С одной стороны, это цивилизация, способная выстроить сорокаэтажные дома с электричеством, водопроводом, всеми удобствами, с другой — лошади и повозки, ни автобусов, ни автомобилей, ни поездов и, похоже, никакого телевидения, даже радио. В ходу до сих пор мечи, копья и доспехи. В столице с полумиллионным населением большинство улиц немощеные, женщины одеваются в балахоны и покрывают головы шарфами, а мужчины носят костюмы времен Шекспира или Робина Гуда.

Общественный транспорт все же существовал, хотя и довольно старомодный. Лошади тянули большие двухэтажные дилижансы, которые немного напоминали автобусы. И еще повсюду разъезжали щеголеватые черные трехколесные экипажи с закрытым верхом — нечто вроде кэбов.

Зенчер сразу же направил повозку в сторону от центра с его сияющими шпилями. Теперь они ехали по узким улочкам с закопченными зданиями. Когда стемнело, зажглись огни в домах, загорелись многочисленные вывески, которые они не могли прочесть. Главные улицы освещались не фонарями на столбах, а длинными светильниками, дававшими рассеянный свет; они тянулись над первыми этажами зданий по обеим сторонам улиц. Примыкающие к главным улицы и переулки оставались темными и выглядели довольно зловеще. Они проехали через район, характер которого легко угадывался и ничем не отличался от любого подобного на их родной Земле. Окруженные изображениями полуголых женщин и атлетического вида мужчин, светились витрины. В их свете молодые, сильно накрашенные женщины, охорашиваясь, поглядывали на прохожих, а кое-где явно предлагали себя хорошо сложенные и обильно умащенные маслом мускулистые мужчины в плавках. Само собой, здесь-то уж не было никаких белых балахонов и масок.

Миновав этот район, Зенчер остановился у старого каменного здания, которое выглядело так, словно когда-то его регулярно мыли добела, а потом вдруг перестали. Дом был пятиэтажный и внутри казался еще более древним, чем снаружи. В коридорчике за регистрационной стойкой сидела женщина средних лет в ярком, хотя и поношенном свободном платье с зелеными цветами и с неизменным шарфом на голове.

— Здравствуй, красавчик, — приветствовала она Зенчера. — Давненько ты не появлялся.

— Мне нужна комната с видом на улицу, возможно, на две ночи, — ответил навигатор. — Одна на троих. И у нас тяжелый багаж.

Она кивнула:

— Четвертый этаж, вторая налево. Вот ключи. — Она взглянула на Чарли и сладко улыбнулась. — Ты помнишь, если ты делаешь в комнате что-нибудь ради прибыли, отелю причитается десять процентов.

— Ничего подобного. Это долгая история, которая не стоит того, чтобы ее рассказывать, но если хочешь знать, она сбежала из одной деревушки в далеком клине к северо-западу отсюда и вскоре пожалела об этом, а братец отправился искать ее и нашел. Вот я и помогаю им устроить дела, как могу.

— Обычное дело, — заметила женщина. — Она красиво движется, и, похоже, у нее действительно изящное тело. А мальчик умеет делать что-нибудь стоящее?

— Он смышлен, но не обучен, и оба не знают языка.

— Тогда, если хочешь быстро получить выгоду, своди обоих в салон Бодэ. Немного универсального любовного зелья Бодэ, несколько уроков — и она будет само совершенство. Что касается мальчика, то без знания языка лучшее, что он может делать, — это то же самое. Здесь есть небольшая компания, в которой любят действительно молоденьких.

— Я пока еще не знаю, что мне делать с ними, — ответил Зенчер, и, вполне возможно, это была чистая правда. — Мне необходимо любой ценой нанять хорошего лоцмана на юго-запад. — Он вынул две большие квадратные монеты и протянул ей. — Это покроет расходы.

Женщина кивнула, взяла монеты, попробовала их на зуб и. опустила в прорезь в стойке, потом обернулась к занавешенному дверному проему:

— Зу-у-ум! Пошевеливайся!

Занавеска раздвинулась, и появился гигант. Широкоплечий, атлетического сложения, он был почти семи футов ростом, так что ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверной проем. Жизнь изрядно потрепала его: он был седой, лицо в морщинах, кожа на руках загрубела. Только глаза и выражение лица сохраняли почти детскую застенчивость.

Женщина сказала ему что-то на непонятном языке, он неразборчиво пробурчал в ответ и прошел мимо них к внутренней двери.

Зенчер поманил Сэм и Чарли пальцем, и они пошли вслед за гигантом. Тот провел их через холл, потом по четырем пролетам узкой и скрипучей лестницы. Массивный ключ повернулся в замке, и дверь отворилась.

Да, отель был явно не пятизвездочный. Голая лампочка под потолком освещала невесть чем пропахшую комнату с двумя большими окнами на улицу, на которых висели драные занавеси. Была здесь раковина с длинным изогнутым краном, старая ваза и две фарфоровые чашки, обе щербатые. Две двуспальные кровати стояли друг за другом у стены напротив раковины. На кроватях лежали по две маленькие круглые подушки, покрывало, относительно чистое, и подозрительно темные простыни.

— Туалеты внизу, в холле, — сказал Зенчер. — Здесь есть торговые бани, но они общественные, так что Сэм, наверное, придется подождать с мытьем, а отпускать туда Чарли одну мне бы не хотелось. Но вы не беспокойтесь: люди здесь моются не очень-то часто, даже знатные.

Чарли присела на кровать. Та жалобно заскрипела и неровно осела под ее тяжестью. Она казалась очень старой и сделана была совсем не так, как кровати там, дома.

В дверь постучали, вошел тот самый гигант, держа в руках по сундуку; за плечами у него был рюкзак

Зенчера. Гигант по одному перенес сундуки и разместил их возле окон. Зенчер кивнул, и тот ушел с довольным видом.

— Это еще кто? — не удержалась Чарли.

— Это Зум. По крайней мере он отзывается на это имя. Родом Зум из какого-то глухого клина, умом никогда не блистал и так и не смог выучить язык. Ты, возможно, заметила, что женщина внизу говорила с ним не на акхарском. Существует более простой и легкий язык: сокращенный, никаких излишеств — всего несколько сотен слов. Возможно, его привезли сюда, а может быть, и сманили, чтобы сделать мальчиком на побегушках. Здесь он стал продавать себя — вы ведь видели этих мужчин на улице. Потом не то состарился, не то стал импотентом. Вот и доживает свои дни, обслуживая этот отель, как и та женщина внизу, се зовут Аргуа; когда-то она была молода и красива, и у нее перебывало не меньше тысячи любовников. Зум присмотрит за нашими лошадьми и повозкой.

— Кстати, когда мы наконец поедим? И поедим ли вообще? — спросила Сэм.

— Конечно, мы можем пойти хоть сейчас. В нескольких минутах ходьбы есть таверна, где прилично кормят и не задают лишних вопросов. Пойдем, если ты не очень устала, но только будь осторожна. Никаких обмолвок. Здесь могли уже распространиться слухи о тебе. А ты можешь переодеться, если хочешь, Чарли, — посоветовал Зенчер. — В этом месте и в это время дня приняты юбка с разрезом, что-нибудь сверху и шарф, тебе будет удобнее. Давай я выберу в сундуке что-нибудь подходящее.

Чарли не слишком хотелось переодеваться у него на глазах. Кто его знает, что он задумал. Но ее наряд был таким неудобным, что просто не терпелось вылезти из него. Она выбрала длинную узорчатую юбку с разрезом до бедра и тоненький облегающий пуловер. Наконец-то она могла свободно двигаться.

— Еще одно, — предостерег ее Зенчер. — Ради твоей собственной безопасности будь с нами услужлива. Открывай перед нами двери, придвигай стулья в таверне, чтобы нам было удобнее сесть, а когда принесут еду и напитки, предполагается, что ты подашь нам поднос с любезной улыбкой.

— Что-о-о?

— Будет лучше, если людям покажется, что мы — твои клиенты, а не просто спутники. Тогда это будет выглядеть так, словно ты уже работаешь на кого-то, и никто другой не будет на тебя претендовать. Понятно?

— О да, — кротко ответила Чарли и искоса взглянула на Сэм. — Вы получите все возможное удовольствие.

Глава 6

— Подождите здесь. Я скоро вернусь, — сказал Зенчер.

— Куда это вы? — подозрительно спросила Сэм.

— Вас что, нужно постоянно охранять, я даже в туалет сходить не могу?

Сэм пожала плечами, Зенчер вышел.

— Думаешь, он что-нибудь затевает? — прошептала Чарли.

— Вполне возможно. Не зря же затащил нас в эту Мусорную корзину. Я слышала, как та женщина внизу советовала свести нас к какому-то поганцу по имени Бодэ, для «дисциплинирования». Тебя опаивают каким-то зельем, и ты вроде как начинаешь любить всех подряд. Еще учат тебя правильно двигаться.

— Все эти зелья скорее всего просто сильные наркотики. Зенчер может сделать что угодно с любой из нас или с обеими сразу, а мы и знать не будем.

He нравится мне все это, Сэм. Судя по тому, как он разговаривает, он явно что-то задумал. И что за место! Словно они собрали сюда всю дрянь, какая у них есть, и сказали: «Ладно, вот вам притон, не высовывайтесь отсюда, и мы вас не тронем».

— Нам надо придумать что-нибудь раньше Зенчера, — твердо сказала Сэм, — да поскорее. Черт бы его побрал, он же просто негодяй, да к тому же чокнутый. И о чем думал Зеленый, доверяя такому типу?

Она помолчала немного, потом продолжала:

— Не знаю. Прямо-таки забавно. Понимаешь, Зенчер был готов последовать ее совету, и тут, ну… что-то случилось. Может, вдруг сообразил, чем это для него обернется. Сообразил и передумал. Хотела бы я знать почему.

Чарли нахмурилась:

— Знаешь, для мужчины он что-то слишком уж засиделся на толчке. Черт! Мне все это совсем не по вкусу! Эх, стянуть бы у Зенчера его гипнотический кристалл. Вот бы он поплясал под нашу дудку! Или достать бы хоть какое-нибудь оружие, на крайний случай.

— Вряд ли Зенчер собирается что-нибудь провернуть уже этой ночью. Он пока раздумывает. Не забудь, ему ведь нужно заставить нас самих попасться так, чтобы его нельзя было обвинить.

— Почему Зенчер не пустит в ход этот свой камень, — задумчиво проговорила Чарли. — А может быть, он уже это сделал, только мы не поняли или не заметили?

— Навряд ли. Почему-то ему не хочется использовать эту штуковину против нас… Ага! А не от Булеана ли он ее получил! Вот и боится, что, если с ее помощью навредит нам, Булеан узнает об этом, и тогда Зенчеру не позавидуешь.

— Ну а я… оп-па! Он идет… надеюсь, что он. Это действительно был Зенчер.

— Извините, что так задержался, — сказал он, — но там было занято, мне пришлось долго ждать. Ну, Чарли, ты помнишь? Открывай нам двери, прислуживай, будь послушна, вообще веди себя хорошо.

— Похоже, я должна изображать этакую хорошенькую маленькую рабынечку.

— Учти, то, что ты будешь делать, не имеет особого значения, но если ты не будешь этого делать, это привлечет внимание. Начнут сравнивать твое лицо с тем, какое описано в объявлении о розыске, а здесь все знают, что мне доводилось работать на акхарских волшебников. Я ведь говорил уже: если награда достаточно велика, тебя поспешат схватить, даже если не будут уверены, что нашли ту, что нужно.

Спорить не приходилось. Она отворила им дверь, они вышли, она следом. Не нравился ей этот вонючий мир, ну ни вот столечко.

Большой город ночью казался каким-то нереальным. Само собой, «район развлечений для взрослых» был ярко освещен и выглядел весьма оживленным, но вне его лишь отдельные огни на некоторых из самых высоких зданий свидетельствовали о том, что другие кварталы города вообще существуют. Впрочем, само существование процветающего «района для взрослых», свидетельствовало, что здешнее общество не так уж консервативно, как казалось на первый взгляд.

Большей частью здесь попадались мужчины, одетые во франтоватые костюмы в стиле Робина Гуда;

Чарли приметила несколько трехколесных закрытых кэбов. Закутанные в плащи женщины ожидали, пока кэбмен подходил к дверце, стучал, после чего некто распахивал дверцу кэба перед женщиной и помогал ей войти. В этом обществе, где были приняты браки по уговору между незнакомыми людьми, женщины пользовались всеми услугами этих породистых самцов, получая от них то, чего им не могли дать мужья. Чарли почувствовала странное удовлетворение. Сколько лет мужчины проделывали все это — самое время предоставить и женщинам такую возможность, не заставляя их унижаться до связей с соседом или почтальоном.

Здесь, в этом районе, теряли силу все законы и запреты, здесь нормой были порок и наслаждения, здесь исчезали разочарования и рушились социальные преграды. Не особенно приятное место, но просто необходимое.

Почему-то теперь роль, которую ей предстояло играть, показалась ей менее унизительной — просто еще одна из сферы услуг, вроде дворецких, горничных, экономок, садовников. Это был новый для нее взгляд на такие вещи, и у него был один явный изъян. Если такие «услуги» оказывают добровольно, тогда, возможно, это — необходимое занятие. Но стоило взглянуть на потерянные лица за стеклами витрин, на уличных сводников, и становилось ясно, что многих из тех, кто оказывает эти самые услуги, держат взаперти и безжалостно накачивают наркотиками. В этом обиталище порока правили те, кто использовал других людей, как плотник использует молоток и гвозди — инструменты, которые легко заменить, а когда износятся — выбросить.

Чарли отворила дверь таверны, пропустила своих спутников вперед и сама вошла следом. Час был поздний, в таверне было не особенно людно, и они легко нашли свободный столик. Чарли пришлось отодвинуть стулья и помочь своим спутникам усесться поудобнее, прежде чем сесть самой.

В таверне пахло чем-то вроде бифштексов, которые готовились на длинной угольной жаровне в глубине зала. Немногочисленные официанты, повара и бармен были мужчины, несколько женщин, каждая вместе с группой мужчин, делали то же самое, что Чарли. Их лица и тела были причудливо и ярко разукрашены. Вокруг глаз у одной женщины был похожий на маску рисунок в виде оранжевых кошачьих глаз, а сквозь прозрачное одеяние были видны рисунки на теле. Сэм обратила внимание на то, как женщины вскакивали, чтобы поднести огонь к сигаре или сигарете клиента или сделать для него еще что-нибудь, неизменно с улыбкой и с явным стремлением предугадать его желания. Сэм наклонилась к Зенчеру и шепотом спросила;

— Кто это?

— Это не обычные проститутки, — очень тихо ответил он. — Это специалистки высшего класса. Такое положение занимают только самые искусные и красивые. За очень высокую плату один вечер они будут исполнять любое желание клиента. Ш-ш-ш! Идет официант!

Подошел мужчина в переднике, который когда-то, вероятно, был белым.

— Что прикажете? — спросил он на акхарском.

— Два бифштекса для нас двоих, средние, и подайте для леди дамскую тарелку и домашнего вина;

Мы будем пить пиво.

Официант кивнул и удалился, отдал какие-то распоряжения, а затем принес поднос с огромным кувшином густого темного пива, двумя глиняными кружками, вмещавшими не меньше кварты, графином и бокалом на высокой ножке. Он поставил все это на стол, но подавать не стал, а отошел к стойке.

Чарли, уже успевшая заметить, как вели себя другие женщины, встала и налила пиво в кружки даже не без некоторого шика. Кувшин был удобный, хотя для нее, пожалуй, тяжеловат. Прислуживая, она подходила к своим спутникам так, что оказывалась с левой руки. Потом она вернулась к своему месту, пилила в свой бокал немного темно-красного вина и села, удовлетворенно улыбнувшись одобрительному кивку Зенчера. К тому же женщины были так чертовски обаятельны и совершенны, что она ощутила дух соперничества.

Ее немного беспокоило, как подействует вино, выпитое на пустой желудок, но, слегка пригубив свой бокал, нашла, что его содержимое удивительно душисто и вкусно. Когда им принесли еду, она уже почти допила налитое вино и, почувствовав приятную теплоту, решила попробовать выбросить из головы все заботы и просто представить себя одной из этих красоток.

Бифштексы были поданы горячими на большом блюде, которое официант поставил перед ее спутниками, так что услуг Чарли не требовалось; он даже поставил перед ней ее собственную тарелку — овальное блюдо с фруктами, салатом, маленькими кусочками холодного мяса и сыра. Это было гораздо лучше, чем тяжелые и жирные бифштексы,

Впрочем, кое-что выглядело загадочно. Например, что это за синие листья? Она попробовала — оказалось довольно вкусно. Некоторые фрукты были странного цвета, с мякотью, бледно-коричневой или снежно-белой с алыми крапинками, но все было привлекательно, аппетитно, и она пробовала все, краешком глаза поглядывая на своих спутников. Здесь явно полагалось есть либо маленькой ложечкой, либо — просто руками. Дважды она отрывалась от своей тарелки, чтобы наполнить их кружки и свой бокал, и чем больше она выпивала этого душистого вина, тем проще ей было разыгрывать куртизанку, тем легче отгонять страхи и тревоги, не обращать внимания на окружающий шум и запахи. Она даже начала подражать манерам разрисованных женщин за другими столиками.

Сэм сильно проголодалась и набросилась на еду, как только, понаблюдав за Зенчером, поняла, как управляться за здешним столом. Немного озадачивало то, что весь столовый прибор состоял из ножа с тонким заостренным концом, второго ножа с тонким зазубренным лезвием и маленькой ложечки, вроде кофейной. Вилок не было, мясо полагалось разрезать зазубренным ножом, придерживая его кончиком заостренного, а потом подцеплять любым ножом. Маленькая ложечка предназначалась не только для подливок, но и для картофеля — вернее овоща, который был на него похож, но лиловатого оттенка. В маленьких горшочках оказалась зелень, приятная на вкус. Более или менее утолив голод, Сэм тоже начала приглядываться и размышлять.

Чарли работала превосходно, однако ее невозможно было даже сравнить с теми, другими, женщинами. Она была одета и подкрашена совсем не так, как они. Раскраска их глаз и тела была необычайно эротичной, и ясно было видно, что она не из их числа. Так зачем же было затевать всю эту чепуху? Что, Зенчер просто развлекался или что-то задумал? Сэм самой казалось, что Чарли выглядела бы менее подозрительно, если бы была одета в сари и оставалась в роли девушки, впервые приехавшей в город. Однако непохоже было, чтобы Чарли, обычно более подозрительная и крайне разборчивая по части одежды, задавалась этими вопросами.

Как только они поели, человек, сидевший в одиночестве в угловом кабинете, встал и подошел к ним.

— Зенчер! Как поживаешь? Давненько тебя не было видно, — сказал он по-акхарски.

— Ничего, Клигос. Ну как, получил мое послание?

Сэм замерла. Не подозревая, что она понимает язык, Зенчер говорил свободно. Когда же этот сукин сын успел отправить послание? Должно быть, туалет был чертовски долго занят…

— Мне нужны лоцманы. Для сектора семь часов и пять часов в следующем кластере.

— Знаешь ли, путь будет нелегким. Только вчера прошел Ветер Перемен и разворошил всю средину, а в некоторых секторах вообще хаос и полный разгром. Понадобится несколько дней, чтобы получить точные сведения о том, что же он натворил.

— Ветер не затронул этот кластер. Через несколько дней я буду на полпути, гораздо ближе к источнику информации. К тому времени, как я пересеку кластеры, лоцманы должны будут уже получить ее. Мне нужны такие, которые умеют молчать и знают окольные дороги.

— Ого! Плата за безопасность, дружище? По меньшей мере тысяча за одни только услуги. Зенчер кивнул:

— Знаю. Но в Тубикосе я сильно поиздержался — наниматель навесил на меня лишний груз, на который я не рассчитывал, и я должен сбросить его здесь, быстро и тихо.

— Что ж, ты пришел как раз туда, куда надо, старина. Я наблюдал, и все это произвело на меня впечатление. Даю пять сотен, здесь и сейчас.

Зенчер хмыкнул:

— Не меньше пятнадцати. Мы оба знаем, какую прибыль может принести такая редкость.

— Ты пользуешься нашей старой дружбой. Семь и полсотни сверху. Ведь и расходы предстоят большие: подготовка, обучение, да и рискую в конечном счете именно я. А если все это не будет отработано, что мне тогда делать?

— Ты знаешь, что тебе делать, старый ты вор. Для меня это не менее рискованно. В дело замешан волшебник. Двенадцать сотен и пятьдесят.

— У всех свои проблемы. У меня сейчас руки связаны, потому что половина всей голытьбы в королевстве кинулась разыскивать двух девушек из Внешних Слоев, заброшенных сюда последней бурей. Если тебе так уж нужны деньги, пошел бы и отыскал их. За них дают пятьдесят тысяч, но только за обеих вместе. Похоже, разыскивают только одну, но не знают точно, которую из двух,

Ну, так вот тебе мое последнее слово. Тысяча ровно, наличными.

— Идет. — Они сцепили руки, что явно было местной формой рукопожатия. — Дело тонкое, понимаешь?

— Я в подсказках не нуждаюсь. Просто продолжай, как обычно. Ну, рад был повидаться с тобой и провернуть дельце. — Он кивнул, направился к двери и вышел из таверны.

— Кто это? — тихо спросила Сэм.

— Старый приятель. Из тех, к кому лучше не поворачиваться спиной. Он неплохо относится ко мне, по мне не понравилось, как он смотрел на вас обеих. Он назвал цену за ваши головы, она необычайно велика. Лучше вернемся в отель, пока он не пригляделся к Тебе получше

Сэм кивнула, хотя еще не совсем понимала, что же именно происходит. Зенчер что-то скрывал. Они с приятелем заключили сделку, и па приличную сумму, если туг за пять сотен можно нанять проводника. умеющего, молчать. Зенчер не рассказал ей ни о торге. Ни о самой сделке, хотя и отозвался о своем приятеле не слишком лестно. Но известие о розысках и награде он передал точно и предложил уйти, как того хотелось и самой Сэм. Как бы разузнать, что здесь происходит

Зенчер подозвал официанта, расплатился; и Чарли провела их к выходу, открыв перед ними дверь, как полагалось, с любезней улыбкой. Она явно слегка перепила. Они вышли на улицу и направились к отелю. Прошли один квартал. Следующий был совсем темный, Сэм он не понравился еще по пути в таверну. Чарли была сильно под мухой, так что Сэм почувствовала себя совсем одинокой и предоставленной самой себе.

В конце квартала из-за угла вышли три здоровяка и направились к ним. Они были просто огромные и вовсе не походили на мужчин-проституток. На них были темные туники и штаны в обтяжку, как и полагалось в Тубикосе, но выглядели они так, словно пришли прямиком от Аль Капоне.

Сэм, повинуясь внезапному побуждению, оглянулась через плечо и всего в нескольких шагах сзади увидела еще трех. Откуда они только взялись? Она до смерти перепугалась. Зенчер остановил девушек, голос его звучал напряженно:

— Смотрите-ка. Мне это не нравится.

— Ну ты, защитник чертов! Сделай что-нибудь! — проговорила Сэм тихим, сдавленным голосом.

— Их по трое с каждой стороны, да еще двое через улицу. Мне не справиться. Попробую заговорить им зубы.

Они остановились. Те парни, казалось, ждали, чтобы Зенчер заговорил:

— Привет, друзья. Прекрасный вечер. Вы хотите, чтобы мы уступили дорогу?

— Не дури, — ответил средний из трех впереди. — Отдайте нам девушку, и мы уйдем.

— Чарсли… Онсли хотяслят тебсля, — сказала Сам уголком рта. — Готовьсла драпаслать.

Чарли уже поняла, что шансов справиться с противником у них нет. Краски медленно сползали с ее лица. Она трезвела на глазах.

— Когда я двинусь, бегите, — сказал Зенчер по-английски, по-прежнему улыбаясь троице. — Встретимся в отеле, если сможем… Пошли!

Навигатор пригнул голову и ринулся на тех троих, что стояли перед ним. Сэм схватила Чарли за руку И почти поволокла ее за собой через улицу, но увернуться от тех двоих, о которых говорил Зенчер, не сумела. Остальные трое уже были прямо за спиной. Кто-то сгреб ее, ей скрутили руки и зажали рот. Второй из нападавших схватил Чарли и поднял ее, словно она ничего не весила. Она завопила и забилась, пытаясь вырваться, но того, кто держал ее, это просто позабавило.

Сэм умудрилась изо всех сил впиться зубами в руку, зажимавшую ей рот. Укус получился что надо, бандит завопил:

— А-а-а! Щенок паршивый!

Он выронил ее, она повернулась было, но тут что-то обрушилось ей на голову, в ушах зашумело, и наступила темнота.

Сэм очнулась с трудом, совершенно разбитая. Голова раскалывалась, ее тошнило, но она сразу вспомнила все и открыла глаза. Она лежала на кровати в комнате отеля, возле раковины стоял Зенчер и смывал кровь с разбитого лица.

Она застонала:

— Чарли! Где Чарли? Зенчер оглянулся:

— Так, значит, этот удар ты выдержала. Ты посильнее, чем я думал. Боюсь, тебе еще не раз пригодится такая крепкая голова.

— Где Чарли?

— Они ее забрали. Я успел двинуть кого-то из них пару раз, но потом трое прижали меня к стене. Я ничего не мог сделать. Я видел, как тебя ударили дубинкой, но не знал, жива ли ты. Когда они унесли ее, те трое поддали мне напоследок и смылись. Как только я смог, я добрался до тебя и увидел, что ты еще дышишь. Я принес тебя сюда, надеясь, что ты придешь в себя. Если бы я позвал врача-алхимика, невозможно было бы скрыть, что ты не мужчина, а здесь слишком многие слышали о двух похожих девушках, ты и сама знаешь.

Сэм попробовала встать, пощупала огромную шишку на голове. С помощью Зенчера подошла к раковине и взглянула в зеркало. Вид у нее был плачевный, но сейчас Сэм было не до жалости к себе. Она ополоснула лицо, потом взяла полотенце, намочила его и осторожно приложила к опухшему месту. Это было больно, но принесло ей некоторое облегчение. Сэм повернулась к Зенчеру, опираясь на раковину, чтобы не упасть:

— Кто это был? Почему они забрали Чарли?

— Обычные головорезы. Я узнал двоих. Те, что были на другой стороне улицы, старались особо не светиться. Они все работают на Клигоса, это тот, с кем я разговаривал в таверне. Он никуда не выходит без телохранителей. Я должен был предвидеть это, ведь в таверне он был один.

— Но почему Чарли?

— Он… он крупнейший поставщик обученных куртизанок в этом районе. Те, в таверне, наверное, все принадлежат ему. Насколько я понимаю, Клигос решил, что Чарли — большая редкость. Он знал, что снаружи ждут его ребята, и решил оставить меня с носом. Как-то раз я нанялся к одному из его конкурентов. Вот теперь он и свел со мной счеты.

— Как нам ее вернуть?

Было видно, что Зенчер действительно избит, и Сэм все еще не решалась поверить своим подозрениям. Пока еще не решалась.

— Мы ее не вернем. Она пропала, Сэм. Исчезла на территории Клигоса.

— Но… мы же должны!

— За это можно поплатиться жизнью. Ты думаешь, это так легко? У нас уйдет несколько дней только на то, чтобы просто узнать, где она, а к этому времени в ней уже не останется ничего, что стоило бы спасать.

Сэм замерла:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты видела тех, других. Сначала ее накачают наркотиками и отошлют к алхимику, чтобы придать ей соответствующий вид. Потом ей дадут зелье, которое растворит ее личность, так что она забудет, кто она и откуда. Другие зелья сделают ее сознание подходящим для ремесла куртизанки. Понимаешь? Это безнадежно.

— Мы обязаны рискнуть, не можем же мы позволить, чтобы такое произошло именно с Чарли!

— Ты, может, и не можешь, а я могу.

— Но для Булеана тебе нужны мы обе!

— Он не ожидал никого, кроме тебя. На самом деле ему нужна ты и только ты, Чарли просто случайно попала сюда. Даже те два сундука — они оба были для тебя, потому что мы собирались одеть тебя либо в женскую, либо в мужскую одежду, смотря по обстоятельствам. Она для меня только лишняя забота и лишние расходы. Мои средства, кстати, весьма скудны и выданы из расчета, что я буду защищать только одну тебя.

— Так она для тебя всего лишь добавочный груз? Ты мог бы ее найти. Ты мог бы использовать свой волшебный кристалл, ты просто не хочешь. И не хочешь потому, что ты продал им Чарли. сукин ты сын!

Его брови поползли вверх, лицо приняло выражение оскорбленной невинности.

— Но ты же сама видела: это нападение! Разве это похоже на мирную сделку?

— Я хотела убедиться, я все еще надеялась… Но давай-ка расставим все по местам, ублюдок ты этакий! — Она внезапно перешла на акхарский. — Я слышала и поняла весь твой разговор с тем подонком, ясно теперь, засранец?

Челюсть у него отвисла, и примерно секунду казалось, что он не знает, что ему делать.

— Я и говорю на нем, и понимаю. Ну а для меня ты что приготовил? Лошадь, которая понесет, или еще что? Может быть, то, что сейчас готовит Ладаи? А Булеану ты скажешь, что ты старался, но не в твоих силах оказалось меня уберечь? Ну, теперь этот номер не пройдет!

Он вздохнул и положил полотенце.

— Ты права. Это действительно все меняет. — Он остановился в нескольких футах от нее и опустил руку в подвешенный к поясу кошелек. — Я надеялся, что смогу обойтись без этого, потому что получил эту вещь от Булеана, но у меня не осталось другого выхода. Сначала ты, потом подходящая история для прикрытия, а потом я наведу кристалл на Ладаи и на себя, и мы сами поверим моей выдумке. Ну а сейчас ты почувствуешь себя девушкой, наденешь самый сексуальный наряд, какой только найдется в женском сундуке, выйдешь на улицу и сдашься тому, кто захочет получить награду Клиттихорна.

Когда Зенчер доставал Кристалл Омака в прошлый раз, Сэм не знала, что должно произойти. Но теперь она обратила внимание на то, что камень не сразу засветился своим жутким светом. Его поверхность, вся в белых, коричневых и черных узорах, похожая на полированный оникс, начала медленно открываться, словно объектив камеры. Она было решила попытаться выбить кристалл из рук Зенчера, но сразу же поняла, что это бесполезно; единственной ее надеждой оставался простой до наивности трюк, давным-давно вычитанный в какой-то книге.

В тот миг, когда внутренность волшебного кристалла засияла в полную силу, Сэм внезапно бросилась на пол. Луч ударил в низ зеркала за ее спиной и, отразившись, попал в шею Зенчера. Его лицо исказилось от боли. Зенчер вскрикнул, выронил кристалл и прижал руки к шее.

Сэм бросилась на магический камень, лежавший на полу в нескольких футах от нее, схватила его и откатилась в сторону. Зенчер уже пришел в себя и кинулся к ней. Не вставая, она вытянула перед собой руку с кристаллом, и яркий луч упал на лицо навигатора.

Зенчер замер с застывшим выражением боли и гнева. Сэм вздохнула с некоторым облегчением.

— Хорошо, мальчик мой, — сказала она по-английски. — Расслабься и пойди присядь на кровать. Будешь слушаться меня и отвечать на мои вопросы. Понятно?

Его лицо смягчилось.

— Понятно, — пробормотал он бесцветным голосом, подошел к кровати и послушно присел на краешек.

Теперь она могла встать.

— Сколько времени продолжается действие кристалла?

— От шести до восьми часов, — тем же бесцветным голосом ответил Зенчер.

— Ладно. Ты продал Чарли тому мерзавцу. Похищение было просто инсценировкой?

— Да.

— Там, в таверне, ты устроил ей просмотр на роль куртизанки, а потом продал за тысячу.

— Да. Плохо дело.

— Когда ей дадут это зелье, которое заставит ее все позабыть?

— Они сначала занимаются телом, и это отнимает целые сутки. А уж потом — сознанием и памятью. Зелья, которые нужны для этого, намного труднее достать, и они гораздо дороже. Через сутки к ней придет Клигос и даст ей любовное зелье. Тогда она будет делать все, что он скажет.

— Кто будет ее готовить? Если бы тебе понадобилось, где бы ты стал ее искать?

— Прежде всего — в студии Бодэ, — ответил он, все так же монотонно. — Те две женщины в таверне — тоже работы Бодэ, а Клигос, конечно, захочет получить лучшее.

Сэм вспомнила, что уже слышала это имя.

— Кто такой этот Бодэ и где мне его искать?

— Бодэ — женщина. Она живет и работает в своей студии в мансарде большого склада в торговом районе. Она специализируется на художественной алхимии.

— Это еще что такое?

— Она считает себя художницей. Раньше она занималась скульптурой, но, когда переехала сюда, сменила занятие. Куртизанки — это ее творения. Она считает каждую из них уникальным произведением искусства.

Это объясняло нательную живопись. Неужели можно считать несчастных, беспомощных девушек простым материалом, наравне с глиной, холстом или красками? То, что все это проделывала женщина, казалось Сэм особенно ужасно. Сколько же времени осталось на спасение Чарли?

— Сколько времени прошло с тех пор, как меня вырубили?

— Около трех часов, — ответил Зенчер. Так, это уже кое-что.

— Значит, они не тронут ее разум до завтрашнего вечера, так?

— Обычно так. У Бодэ это часто занимает и больше времени. Она не любит, чтобы ее торопили.

— Где живет Бодэ? Как туда пройти? Прямо отсюда.

Зенчер объяснил. Это оказалось не особенно сложно, склад находился на берегу озера, но Сэм заставила его рассказать несколько раз, чтобы убедиться, что все запомнила правильно. Итак, у нее есть еще двадцать или, возможно, двадцать четыре часа… Ну-ка, проверим…

— Зенчер, сколько часов в сутках?

— Двадцать четыре, — ответил он. Ну что ж, хоть что-то здесь осталось так же, как В ее прежнем мире.

— Ты бывал когда-нибудь в жилище Бодэ?

— Я только проходил мимо.

— Оно охраняется?

— Склад принадлежит Торговому дому Аттум. Там круглосуточная охрана. Единственная лестница в мансарду Бодэ проходит внутри здания, так что другой охраны ей не нужно.

— Угу. А если бы ты захотел пробраться в жилище Бодэ так, чтобы охрана не заметила, как бы ты поступил? Использовал бы кристалл?

— Нет. Он может достать не всех охранников и, кроме того, активизировать какие-нибудь защитные заклинания. Я бы нанял вора, маленького, но сильного, который поднялся бы под прикрытием темноты по наружной стене здания и бросил бы мне веревку. Там, наверху, большие окна, вроде световых люков, и большинство из них приоткрыто для проветривания.

— Так. Просто удивительно, что воры не лазают туда постоянно. Или там есть что-то еще?

— Насколько я знаю, нет, но внутри я никогда не был. Бодэ работает и на Клигоса, и еще на дюжину других, в том числе на некоторых поставщиков королевской фамилии, но она не падка ни на деньги, ни на драгоценности. Всякий, кто вломится к Бодэ, навлечет на себя гнев как властей этого района, так и знати, а выручка будет очень и очень незначительна. Игра попросту не стоит свеч.

Постепенно Сэм поняла. Бодэ работала главным образом с теми, кого никто и никогда не разыскивал. Дело выглядело не слишком сложным, вот только профессионального вора у нее под рукой не было.

Она крепко сжала в кулаке Кристалл Омака.

— Хотела бы я знать, как мне обойтись без помощи, — подумала вслух Сэм.

И вдруг в ее голове раздался призрачный, но совершенно отчетливый механический голос:

«Ожидание ввода/оперативная команда».

Она так и подпрыгнула и чуть было не выронила кристалл.

— Кто это сказал?

Загипнотизированный Зенчер принял вопрос на свой счет и ответил:

— Последней говорила ты.

— Нет, нет! Тут был голос… Вроде как у меня в голове, внутри. Может, у меня от удара крыша поехала?

— Не понимаю.

— Я тоже. Я… — Вдруг ее взгляд упал на кристалл, все еще зажатый в кулаке. — Это был ты, Кристалл Омака?

«Да. Ты сформулировала команду активирования. Ожидание ввода/оперативная команда».

— Ну дела! Зенчер, этот кристалл когда-нибудь разговаривал с тобой?

— Разговаривал? Нет.

Но с ней-то он говорил! И говорил по-английски! Он сказал, что она сформулировала команду активирования. Что же она сказала? «Хотела бы я знать, как мне обойтись без помощи». Вот оно! Здесь же волшебная страна! Стало быть, достаточно загадать желание?

— Кристалл, это так? Ты умеешь не только гипнотизировать?

— Да,

— Я хочу знать, как тобой пользоваться. — сказала Сэм, надеясь, что эта штуковина поймет ее правильно.

«Эксплуатация. Стандартная функция. Непосредственное ментальное манипулирование субъектами на расстоянии посредством передающего луча, сфокусированного на области лба. Недокументированные функции. Манипулирование разумом и телом оператора, а также субъекта по выбору оператора в пределах энергетических ограничений. Доступ к информационным базам данных по специальному запросу. Носителю доступны разнообразные защитные меры. С целью предотвращения несанкционированного доступа в качестве речевого интерфейса использован английский язык. Команды следует формулировать в виде желаний. Конец руководства оператора».

Господи! Он говорит, как компьютер.

— А почему ты никогда не разговаривал с Зенчером?

«Зенчер использовал только стандартную функцию. До твоего появления он никогда не пользовался английским языком ни в устной, ни в мысленной речи. Зенчер не способен думать по-английски и поэтому не способен осуществить командный доступ к данному режиму».

— Ты… тебя сделал Булеан?

«Да, Я представляю собой резервную систему на случай дисфункции Зенчера. Любая попытка Зенчера использовать данный кристалл в противоречии с интересами Булеана автоматически приводит к деструкции Зенчера».

Она взглянула на Зенчера и ухмыльнулась:

— Хотя ты этого и не знаешь, но я только что спасла твою паршивую шкуру. — Сэм задумалась. — Но ведь я не могу просто пожелать, чтобы здесь сразу оказалась Чарли, и куча денег в придачу, и все такое?

«Невозможно. Диапазон желаний ограничен манипулированием сознанием других и манипулированием сознанием и телом носителя».

Опять все оказывается не так просто,

— Зенчер говорил, что твое действие продолжается от шести до восьми часов. Можно ли его как-то продлить? Скажем, навсегда?

«Можно. Наведи луч на, область лба субъекта и сформулируй входную информацию/оперативную команду в виде желания».

Приказать Зенчеру помогать ей? Но все, что он может, — это нанять вора, а в дело и без того уже впутана уйма посторонних.

Она встала, подняла кристалл и навела пятнышко света на лоб навигатора. Тот вздрогнул и застыл.

— Я хочу, чтобы Зенчер никогда больше не узнал В лицо ни Чарли, ни меня. «Исполнено».

— Я хочу, чтобы Зенчер всегда считал меня мужчиной, хочу, чтобы он забыл английский язык, забыл, что когда-то знал его и даже что английский язык вообще существует. Пусть никогда больше он не сможет выучить ни одного английского слова.

«Исполнено».

Это была победа, и Сэм немного увлеклась. Власть всегда развращает, а особенно тогда, когда она только что принадлежала твоему противнику.

— Я хочу, чтобы Зенчер забыл о существовании Кристалла Омака, чтобы он никогда больше не смог дотронуться до него, даже случайно. И еще я хочу, чтобы он забыл о Булеане и обо всем, что произошло за последние пять дней.

«Исполнено».

— Зенчер, встань! Навигатор повиновался.

— Прежде всего отдай мне все деньги и вообще все ценное, что только можно пустить в ход в этом чокнутом мире.

Зенчер отдал ей свой кошелек, потом вытащил маленький потайной ящичек из сундука с женской одеждой. Из него он достал второй мешочек и тоже отдал ей. Этот мешочек оказался потяжелее кошелька.

Сэм пересыпала содержимое в небольшой кожаный кошелек, который висел у нее на поясе.

— Так ты, значит, хотел заставить меня предлагаться каждому встречному, пока кто-нибудь не сцапает меня, да? Ах ты, поганец! Поплатишься ты у меня за то, что ты сделал с Чарли, за то, что я, может быть, уже не смогу ей помочь!

Она снова подняла кристалл:

— Я хочу, чтобы отныне ты любил только мужчин, чтобы ты полюбил носить женские тряпки и ходить накрашенным, как женщина, чтобы ты перенял язык и ужимки куртизанок. И я хочу, чтобы ты боялся всего на свете, боялся до ужаса: женщин, темноты, пустынных улиц, а больше всего — женщин-кентавров.

«Исполнено», — произнес кристалл.

— Ну ладно, теперь иди и ложись спать, мерзавец, — приказала она. — Смотри свои кошмары. Проснешься новым человеком.

Одолеть такого противника было приятно, по спустя немного времени Сэм сообразила, что, одержимая местью, она попросту забыла обо всем на свете, даже о том, что не худо было бы выяснить, почему именно за пей гоняется столько народу

— А, ч-ч-черт! — пробормотала она, отгоняя от себя мысли об упущенных возможностях. Но оставалась еще одна задача.

— Хотела бы я, чтобы все вокруг воспринимали меня как мужчину, — задумчиво сказала Сам. — Это защитило бы меня хоть немного.

«Исполнено», — произнес кристалл. Она вздрогнула:

— Ты что, хочешь сказать, что это действительно возможно?

«Ты являешься носителем. Ты не меняешься, однако все посторонние будут воспринимать тебя как мужчину, причем не похожего на тебя. Я уже говорил, что носителю доступны разнообразные защитные меры. Ограничения: мое воздействие распространяется только на тело, но не на одежду и не на неодушевленные предметы. Иллюзия может не возникнуть у магов высокого ранга и у представителей некоторых неакхарских рас».

— Ага. Значит, если я даже переоденусь в одно из платьев Чарли, я буду выглядеть как мужчина в юбке. Хорошо, что теперь можно меньше беспокоиться об этом. Когда тот тип в таверне смотрел на меня и Чарли и говорил о двух девушках, я уже было решила, что мы попались. Послушай, кристалл, а если я наведу тебя на того, кто не будет знать английский?

«Я способен обеспечить соответствующий речевой интерфейс».

— Это должно сработать и с другими, с неакхарцами? Как Ладаи, например.

«Да, но не со всеми. Я не смогу влиять на превращенцев, перевертышей, оборотней и подобных им, а также на некоторые расы, обладающие особыми врожденными способностями, или на тех, у кого характер памяти и эмоций слишком сильно отличается от твоих».

Сэм поразмыслила минутку.

— Что еще ты можешь сделать для меня? «Вопрос сформулирован расплывчато. Я способен максимизировать использование всего, что является частью одушевленного носителя. Я способен доставлять удовольствие, подавлять страх, ускорять заживление некоторых видов повреждений, направлять энергию туда, где она может быть использована с наибольшей эффективностью, а также обеспечивать некоторые виды защитных реакций и доступ к данным в пределах информационных массивов, которыми располагаю. Предупреждение: меня следует использовать бережно. Я должен иметь возможность восстанавливать запасы энергии, в противном случае мои возможности уменьшатся».

Она кивнула с отсутствующим видом:

— Да, конечно, но, самое главное, мне сейчас нужно выручить Чарли, а я не знаю как. Хотела бы я иметь достаточно силы, стойкости, воли, умения и присутствия духа, чтобы самой пойти туда, но…

«Исполнено, — произнес кристалл. — Предупреждение: впоследствии твое тело дорого за это заплатит».

Внезапно Сэм почувствовала, что нет больше ни вопросов, ни сомнений. Она просто знала, что ей делать. Голова перестала болеть, несмотря на страшную шишку на затылке, мысли прояснились. Сэм чувствовала себя сильной, уверенной, осмотрительной и осторожной. Она больше ничего не боялась. Пошарив по сундукам и в мешке Зенчера в поисках еще чего-нибудь полезного, она нащупала в мешке Зенчера что-то твердое и длинное, завернутое в малиновую ткань.

Это был нож, только очень большой. Рукоять напоминала скорее рукоять меча, а клинок был около фута длиной. Сэм взвесила его в руке и сделала несколько рубящих и колющих движений. Получилось так, словно она всю жизнь имела дело с этой штуковиной.

Сэм быстро переоделась. Нашла мягкий черный свитер, черные мужские штаны в обтяжку и свободный, но прочный кожаный пояс. Одежда сидела хорошо, хотя свитер немного оттопыривался на груди. Она отыскала еще свободный кожаный камзол, который немного скрыл то, что следовало скрыть. Ножны короткого меча Сэм пристегнула к поясу. В общем, ей понравилось, как она выглядит.

Сэм совсем было собралась выйти, но в последний момент спохватилась, что чуть не забыла кошелек. Его она тоже прицепила к поясу, надеясь, что монеты не будут слишком громко звякать.

Теперь оставалось выйти незаметно. Сперва она намеревалась рискнуть сойти по лестнице, но потом решила, что чем меньше народу увидит ее, тем лучше. Встав на сундук, с некоторым усилием отворила окно и выглянула наружу. Она находилась на четвертом этаже, но на внешней стороне дома были выступы и карнизы. Забыв, что всегда боялась высоты и никогда не лазила в детстве по деревьям, как другие ребята, она вылезла из окна и спустилась на четырехдюймовый выступ. По нему прошла вдоль стены до угла здания, осторожно перебралась за угол, цепляясь за карнизы и швы каменной кладки, очень осторожно в полной темноте спустилась по боковой стене.

Темнота, недавний злейший враг, теперь стала союзником. Сэм ступила на землю, вытащила короткий меч, подождала немного, чтобы глаза привыкли к темноте, и двинулась в путь. Всего через десять минут, без всяких происшествий, если не считать встречи с несколькими крысами, которых она хладнокровно обошла, она оказалась на берегу озера.

Невидимая в темноте, Сэм обошла кругом тот склад, который ее интересовал. Со всех четырех сторон здания проходили улицы, из которых самая узкая была футов пятнадцать в ширину. От крыши до крыши было слишком далеко. Крыша самого магазина была примерно на такой же высоте, как окно комнаты в отеле, но стены были сложены из гладкого камня и бетонных блоков. Дождевые желоба и водостоки начинались в десяти — двенадцати футах от земли, на высоте большей, чем два ее роста. К тому же невозможно было разглядеть, насколько прочно они закреплены. Если они не выдержат ее веса, она крепко навернется и наделает много шума. А вдруг выдержат?

«Рискну, — сказала себе Сэм. — Где-то там Чарли, а другого пути нет».

В переулке, разделявшем два магазина, она разулась и мечом обрезала штанины до лодыжек. Меч и мешочек, в котором вместе с деньгами лежал и Кристалл Омака, она не решилась оставить внизу. Без долгих раздумий она подпрыгнула и, схватившись обеими руками за желоб, с размаху ударилась всем телом о каменную стену. Было так больно, что она чуть не разжала пальцы, но все же удержалась.

Желоб выдержал, похоже, он был установлен на толстых стальных прутьях, вмурованных прямо в каменную стену. С невероятными усилиями, мучительно изогнувшись, она умудрилась-таки закинуть ногу, Подтянулась и наконец привалилась к стене здания, удерживаясь на двухдюймовом зазоре между ней и прутьями. Потом собралась с силами, потихоньку выпрямилась и встала во весь рост. Осторожно пробравшись к тому месту, где горизонтальная труба соединялась с вертикальной, которая спускалась с крыши, Сэм внимательно ее осмотрела. Труба шла прямо вверх вдоль всего угла здания. Держаться было можно только за нее и крепежные штыри. Сэм глубоко вздохнула, ухватилась за трубу и полезла вверх.

Крыша, крытая листами грязно-зеленой меди, оказалась сильно покатой. Сэм осторожно двигалась вдоль края, пока не добралась до поворота на ту сторону здания, которая была обращена к озеру. Она очень надеялась, что Зенчер не ошибся. Было бы ужасно добраться до цели и обнаружить, что это вовсе не тот дом и Чарли здесь нет.

Длинный ряд огромных окон шел только по стороне, обращенной к озеру. Некоторые были приоткрыты. Сэм прокралась к ближайшему окну и заглянула внутрь, молясь про себя, чтобы ей не пришлось заглядывать во все окна подряд.

Не пришлось. Она сразу увидела комнату — огромную, с натертым до блеска деревянным полом и беспорядочно расставленными вещами, — явно похожую на мастерскую художника. Здесь были даже скульптуры на подставках и слепки поменьше. Но где может быть Чарли?

Там, дальше, куда она не могла заглянуть, кажется, горел свет. Надо было решаться.

Сэм открыла окно пошире, стараясь не дать фрамуге упасть и захлопнуться. Кое-как она протиснулась под нижним краем рамы и повисла в футах шести — восьми от пола. Отпустив руки, Сэм удачно приземлилась на четвереньки и на мгновение замерла, когда короткий меч звучно брякнул о гладкое дерево пола. Подхватив его, она забилась в самый темный угол и немного подождала.

В дверях появилась высокая, стройная фигура на очень высоких каблуках. Разглядеть ее было трудно — свет падал сзади.

— Э-эй! Есть тут кто-нибудь, дорогие? — Голос был низкий, мягкий, чрезвычайно женственный, с каким-то странным акцентом. Женщина спокойно вошла в темную студию, и в темноте смутно замерцали какие-то световые пятна, хотя сама она оставалась едва видима. Сделав несколько шагов, женщина остановилась, слабо освещенная полосой отраженного света, проникавшего снаружи.

Первое, что бросалось в глаза, — это высокие кожаные сапоги на каблуках и маленькие трусики, вроде бикини. Непонятно было, есть ли на ней вообще еще что-нибудь. Полностью освещенная, женщина казалась каким-то совершенно новым видом непристойности.

От маленьких твердых грудей до сапог ее покрывала яркая, сверкающая татуировка. Десятки рисунков разных цветов, форм и оттенков в виде петель, завитков, волн. Женщина походила на ожившую скульптуру, изваянную и раскрашенную отчаянным модернистом. Даже на лице, вокруг глаз, был звездчатый рисунок. Только руки, от кистей до плеч, оставались нетронутыми.

Постояв еще немного, она вышла из полосы слабого света, и снова возникло мерцание пятен. Они мягко светились, словно флуоресцировали в темноте.

Спирали, нарисованные вокруг ее грудей и сосков, переливались в такт ее движениям и почти гипнотизировали. Волосы у нее были довольно длинные, невероятно густые, с разноцветными прядями. И еще Сэм показалось, что даже без каблуков женщина была очень высокой — побольше шести футов. И она, и Чарли были Бодэ не выше, чем по грудь.

Бодэ прошла в дальний угол студии, отперла замок и приоткрыла дверь.

— Амсвок! Ты здесь, дорогой? — спросила она кого-то внутри магазина.

— Здесь, Бодэ, — отозвался издалека мужской голос. — Случилось что-нибудь?

— Бодэ показалось, что она слышала какой-то стук. Кто-нибудь входил?

— Нет, никто, а я здесь сижу всю ночь. Никого не было, если не считать тех здоровенных костоломов, что приходили несколько часов назад. Хочешь, я загляну к тебе и посмотрю, в чем дело?

— Не надо, все в порядке, дорогой. Бодэ потом сама поставит на место то, что свалилось. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Бодэ, — ответил охранник, женщина закрыла и заперла дверь и вышла из мастерской.

«Интересно, что это за чокнутые так размалевывают себя и говорят о себе в третьем лице, словно о постороннем? — думала Сэм. — Пожалуй, это те, кому что человек, что деревянная чурка — без разницы. В этом паршивом мире, кажется, о людях и не думают по-другому».

Подождав немного на тот случай, если бы Бодэ подстроила какую-нибудь ловушку, Сэм, пригнувшись и держась в тени, потихоньку подкралась к самой двери. Бодэ с кем-то говорила там, внутри.

Комната тоже была очень большая, в ней царил полнейший беспорядок. Стен не было видно из-за полок, забитых старинными засаленными книгами вперемежку с какими-то банками-склянками, а одну стену занимали полки, сплошь заставленные рядами маленьких баночек. Был здесь еще старый, видавший виды лабораторный стол с мраморной столешницей. Он стоял как раз у стены с баночками и был уставлен бунзеновскими горелками, должно быть, в акхарском исполнении, штативами, ступками с пестиками и весь заляпан разноцветными пятнами. В комнате было полным-полно всякого старинного хлама, он валялся повсюду: на полу, на столе, на полках.

Бодэ явно работала над чем-то или над кем-то. Высунувшись немного, Сэм увидела, что это девушка с очень длинными волосами, совершенно обнаженная; она стояла неподвижно, словно статуя, на каком-то возвышении. Волосы у нее были не того цвета, что у Чарли, а на спине виднелись какие-то рисунки. Бодэ кружила около нее, время от времени останавливаясь, чтобы не то приглядеться, не то подумать, в одной руке она профессионально держала палитру, в другой — что-то похожее на кисть. Она говорила без умолку, обращаясь к девушке, но та не отвечала и даже ничем не показывала, что слышит.

— Ах, дорогая, у Бодэ было сильнейшее искушение создать на твоем теле сплошной узор, но с художественной точки зрения это было бы не правильно. Нет, тебе больше подходит недосказанность, маленький мой мотылек. Бодэ хорошо знает, когда ей следует бороться со своими искушениями. О, эти снадобья превосходно сделали свое дело! Ты просто великолепна. Бодэ так не хочется отпускать тебя, но было бы эгоистично и нечестно украсть у этого мира возможность любоваться созданием гения Бодэ. Чтобы Бодэ оценили по достоинству, тебя следует показать всем. Как хотелось бы Бодэ, чтобы ты могла говорить с ней и воспеть ей хвалу. Но ведь Бодэ создает свои творения и из гипса, и из глины. Завтра начнется подлинное искусство. Живое искусство.

Она отложила палитру и кисть и оглядела стол, потом взяла небольшую черную бутылочку.

— Вот здесь, моя милая, созданная Бодэ эссенция любви: она заставит тебя привязаться к твоему господину, и тогда ты будешь защищена так, как И должны быть защищены творения Бодэ. — Она взяла зеленую бутылочку. — Но сначала это, оно смоет все воспоминания, все чувство вины, все, чем ты была до того, как Бодэ пересоздала тебя. И тогда Бодэ создаст новую тебя. Простой язык — всего несколько сотен слов, — но это все, что тебе когда-либо понадобится впредь, чудесное создание. Ты ничего не будешь хотеть, ни о чем не будешь задумываться, ты будешь жить только ради того, чтобы хранить ту картину, которую сотворит из тебя живое искусство Бодэ, и ты страстно пожелаешь научиться этому и не захочешь знать ничего другого, так что ничто не сможет испортить это творение. Ну а теперь — несколько последних мазков, чтобы добиться совершенной симметрии, а потом Бодэ сможет отдохнуть, и ты, дорогая, — тоже, чтобы дать снадобьям Бодэ завершить работу.

Сэм напряженно размышляла. Если это действительно Чарли, следует ли немедленно напасть на Бодэ или подождать? Сейчас, наверное, уже около шести утра — рассветные лучи пробивались в окна студии, — а Бодэ все еще отделывала свою работу маленькими мазками, от которых сразу же поднимались легкие облачка дыма. Даже смотреть на это было мучительно. И все же Зенчер был прав. Бодэ пока не пустила в ход ни любовное зелье, ни напиток забвения. Если она не может дать их до тех пор, пока все остальное не будет готово, нет резона рисковать всем. Если Чарли уже почти «оформлена», то Бодэ когда-нибудь да должна будет лечь поспать.

Было, конечно, искушение использовать Кристалл Омака, да и дело с концом, но момент для этого еще не настал. Сэм внезапно поняла, что у нее нет никакого представления о дальности его действия, а спросить об этом сейчас было невозможно.

Когда Бодэ покончила со своими «последними мазками», солнце уже светило вовсю. Прошло около трех часов. Слышались приглушенные полом звуки из магазина, начинавшего дневную жизнь, с улицы доносились голоса, в студии становилось жарковато.

Наконец Бодэ взяла в свои руки руки девушки, свела ее с пьедестала и повела куда-то, куда — Сэм не разглядела. Но прежде чем они скрылись, она увидела лицо девушки и вздрогнула. Да, слава Богу, это была Чарли! Но, Господи! Если даже они благополучно выберутся из этой переделки, Чарли точно хлопнется в обморок, едва посмотрит на себя в зеркало.

В конце концов Сэм решила, что лучше переждать некоторое время, чтобы Бодэ заснула. К тому же нараставший уличный шум позволял Сэм передвигаться, не опасаясь, что ее услышат. Вдруг она почувствовала, что все тело у нее в синяках, кожа ободрана, кости будто переломаны. Она забралась в уголок и спряталась за какими-то ящиками. Все ее воодушевление быстро улетучивалось. Кристалл ведь предупреждал о цене, которую придется заплатить. Однако больше всего Сэм боялась сейчас заснуть; она не сознавала, что дремота уже потихоньку одолевает ее.

Когда Сэм проснулась, в студии лежали длинные, густые тени. Она-то проснулась, а Бодэ? Что, если сумасшедшая художница уже осуществила свои адские планы?

Глава 7

Сэм достала Кристалл Омака и плотно сжала его в руке.

— На каком расстоянии ты можешь гипнотизировать? — шепотом спросила она.

«Три метра при нормальном уровне мощности, — отозвался голос кристалла в ее голове. — Но сейчас я сильно разряжен. Возможно, один метр. Я полагаю, что смогу еще несколько дней поддерживать защитное искажение твоего облика без подзарядки, но прочие функции не будут осуществляться полностью. Этой ночью произошли значительные затраты энергии. Ты была предупреждена».

Всего метр! Это примерно три фута! Да ей придется почти поцеловать Бодэ, чтобы справиться с этим делом.

— Сколько времени тебе нужно на подзарядку? — едва выдохнула Сэм.

«Если ты вообще не будешь меня использовать, достаточно тридцати шести часов».

Она опустила кристалл. Тридцать шесть часов! Чарли к этому времени уже будет не Чарли. Не говоря уж о том, что и Сэм чувствовала себя совершенно разбитой и не смогла бы выйти отсюда тем же путем, что пришла. Ей хотелось есть, пить и в довершение всех бед чувствовала, что просто лопнет, если не отольет хоть немного.

Бодэ уже проснулась. Слышно было, как художница ходит, мурлыча какую-то мелодию; в студию проникали аппетитные ароматы, которые отнюдь не помогали Сэм забыть, насколько она голодна.

Сэм лихорадочно соображала: на кристалл надежды нет, а Бодэ выше нее и, насколько можно судить, намного сильнее. Сэм вытащила из ножен свой меч, который прошлой ночью казался таким легким и удобным, и обнаружила, что теперь ей с ним не справиться. Все не так просто, черт возьми! Все совсем не так просто! Но ведь прошлой ночью она не сделала ничего такого, чего не могла бы сделать вообще. Пусть она раньше и не мечтала о таких подвигах. Кристалл только дал ей уверенность в себе и некоторые хорошо отработанные навыки…

Темнело, и Сэм уже почти решилась оставить Бодэ лужу на полу. Черт с ней! Без Чарли — пропади все пропадом, и этот поганый мир, и сам Булеан.

Сжимая изо всех сил рукоять меча, она прокралась в лабораторию, прячась за грудами наваленного повсюду барахла, и увидела Чарли, распростертую на ложе с регулируемой Х-образной рамой. Бодэ возилась возле лабораторного стола. Две маленькие бутылочки по-прежнему стояли на нем, и неизвестно было, использовали их уже или нет. Сэм хотелось надеяться, что нет; хотя уже темнело, однако двадцать четыре часа еще не истекли.

Бодэ была в той же раскрашенной наготе, только теперь на ней были искристо-розовые трусики и открытые сандалии, да еще длинный фартук, видимо, на тот случай, если какой-нибудь из составов, кипящих на лабораторном столе, начнет брызгаться и плескаться.

Художница-алхимик сидела спиной к Сэм. Она казалась просто огромной.

Вдруг что-то упало у нее со стола.

— Лунные камни и рыбешки, — красочно выругалась Бодэ. Легко поднявшись с рабочего стула, она наклонилась, чтобы подобрать упавшую вещь. Сейчас или никогда, решилась Сэм.

Она собрала все силы, внезапно выскочила из укрытия, размахивая обнаженным мечом, и с яростным воплем «И-йя-а-а-а!» ринулась на рослую противницу.

Застигнутая врасплох, Бодэ успела только вскинуть голову, чтобы посмотреть, что происходит, — Сэм с размаху врезалась в нее всем телом, и Бодэ, отброшенная внезапным ударом, стукнулась головой о мраморный край лабораторного стола. Глаза ее широко распахнулись, потом закатились, и она медленно осела.

Сэм откатилась в сторону и вскочила на ноги. Все произошло так быстро, что она даже не успела подумать ни о чем и теперь с удивлением обнаружила, что рослая женщина распростерлась на полу, неподвижная, похожая на огромную куклу, сшитую из яркого разноцветного тряпья. «Неужели я ее убила?» — изумленно подумала Сэм.

Вдруг Бодэ пошевелилась, и Сэм сообразила, что еще минута, и будет поздно. Она схватила со стола одну из бутылочек — черную — и опустилась на колени рядом с художницей, которая очнулась, но еще не совсем пришла в себя.

— Вот, выпей это. Тебе станет лучше, — сказала Сэм самым заботливым голосом, каким только могла, и поднесла откупоренную бутылочку к губам Бодэ.

Та пригубила, поперхнулась и вдруг почти с жадностью выпила все до дна. Ее огромные затуманенные глаза широко раскрылись, она уставилась на Сэм, потом заметила бутылочку, и глаза ее раскрылись еще шире.

— Яблочный сидр, — пробормотала она. — Бодэ всегда хотела знать, каково это на вкус. Подумать только!.. — Она вздохнула, широко улыбнулась и снова опустилась на пол.

Сэм не знала, что за снадобье она схватила. Просто это был единственный путь сделать так, чтобы Бодэ не пришла в себя. Теперь Сэм пыталась понять, что же такое было в этой бутылочке.

Что бы ни было, оно снова свалило художницу и дало девочке хоть какую-то передышку. Она хотела броситься к Чарли, но через приоткрытую дверь в дальнем конце лаборатории приметила некий весьма знакомый и насущно необходимый ей предмет. Облегчиться было почти так же приятно, как победить.

Потом она подошла к Чарли. Да, Бодэ хорошо поработала над ней; если здесь можно натворить такое с помощью каких-то снадобий, то на что же способна настоящая магия?

Прежние, полученные от Сэм длинные и прямые черные волосы Чарли Бодэ высветлила, превратив ее в рыжеватую блондинку, оставив лишь отдельные черные и каштановые прядки; кроме того, она умудрилась как-то распушить их и сделать гуще. Ресницы казались необычайно, почти неестественно длинными, не правильный прикус пропал, губы чуть-чуть приоткрылись, стали полнее, обрели совершенные очертания и глубокий, насыщенный, ровный алый цвет. Но замечательнее всего был рисунок вокруг глаз, нежный, зеркально отраженный на другой стороне лица. Это были легкие голубые крылышки мотылька, по одному с каждой стороны, выходившие из уголков глаз и изящными дугами устремлявшиеся в стороны, в их сплошной голубизне виднелись тончайшие прожилки белого и черного, что придавало им обворожительную прелесть, а из верхней части крылышек исходили тонкие, грациозно изогнутые черные линии, Кончавшиеся крохотными черными точками.

У самой Бодэ был такой же рисунок вокруг глаз, как у тех женщин в таверне. Но этот, на лице Чарли, был утонченным и столь изящно гармоничным, что

Сэм вынуждена была признать — какие бы преступления ни были на совести этой женщины, она действительно была прекрасной художницей.

Облик Чарли дополняли крупные серьги. Если бы Чарли стояла, они свисали бы до линии рта; массивные, видимо, бронзовые, а не золотые, в форме мотыльков, летящих вперед, к лицу Чарли.

Тот же мотив повторялся в росписи тела, хотя она и была «недосказанной», по выражению Бодэ. Это был мотылек, только намеченный контуром, но слегка оттененный, что создавало видимость сплошного рисунка; паутинно-нежные верхние крылышки начинались под грудями, из кончиков крыльев выходили тонкие голубые линии и поднимались, охватывая каждый сосок идеально ровным кружком. Плавно изгибаясь, крылышки сходились к пупку, в который был вставлен тоже голубой камень, и снова расходились вдоль бедер. Головой мотылька был пушок внизу живота, подкрашенный в тон новому цвету волос. Хотя крылышки были только намечены голубым контуром, внутри него угадывался многоцветный сложный рисунок, изменявшийся в зависимости от того, как на пего падал свет или с какой стороны на него смотрели. Кожа казалась блестящей, словно бы влажной, нежной, совершенно гладкой. Груди были прежнего размера, но стали тверже и больше выдавались вперед. Такие груди спрятать под одеждой было бы невозможно. Они напоминали о статуе.

Волосы на теле исчезли, кроме пушка внизу живота, но и он был аккуратно подстрижен; исчез даже старый шрам от аппендицита. Ни веснушек, ни родинок, ни единого изъяна.

Гладкие, совершенной формы ногти, окрашенные в тон голубизне крыльев мотылька, были длиной, пожалуй, больше дюйма. Ногти на пальцах ног тоже были окрашены в тот же цвет, но коротко острижены.

На Чарли были еще браслеты на запястьях и лодыжках в виде плетеных цепочек, сидящие свободно, но неснимающиеся, и такое же ожерелье на шее.

Утром Сэм видела, что на спине Чарли нарисован еще один мотылек, того же цвета, но лежащий на спине, словно плащ, так же точно следуя всем изгибам тела, как и тот, что был нарисован спереди. Цвета были яркие, живые, нисколько не похожие на обычную татуировку, и Сэм оставалось только гадать, можно ли свести всю эту живопись.

Одно можно было сказать точно. В облике Чарли не осталось и следа мужских черт.

— Чарли, — позвала Сэм, тихонько встряхнув подругу. — Чарли, проснись! Это я, Сэм.

Чарли нежно улыбнулась, пошевелилась слегка, но не проснулась.

Сэм услышала позади вздох и резко обернулась. Бодэ зашевелилась и села, потирая виски длинными пальцами. Вдруг она замерла, устремив взгляд на Сэм.

На ее лице появилось выражение экстаза. Так смотрел бы человек, встретившись с Господом лицом к лицу.

— Бодэ любит тебя, — прошептала она нежным, хрипловатым, чарующим шепотом. — Бодэ обожает тебя. Она припадает к твоим ногам. Бичуй ее, заковывай в цепи, она все равно будет обожать тебя.

А, так вот оно что! В черной бутылочке было любовное снадобье.

— Прикажи ей! Возьми ее! Ты ее мир, ты ее жизнь. Нет никого, кроме тебя! Ты средоточие Вселенной! — продолжала Бодэ тем же голосом. На четвереньках она проползла через комнату и кинулась целовать ноги остолбеневшей Сэм.

Сэм сильно смутилась и оттолкнула ее:

— Перестань сейчас же!

— О да, мой повелитель. Прикажи мне! Я повинуюсь! — Художница немного отползла назад, казалось, она вот-вот заплачет от восторга.

— Силы небесные! Вот это снадобье! — Сэм начинала осознавать, какие возможности перед ней открывались.

— Что с моей подружкой? Что ты с ней сделала? — спросила она.

— Сделала ее прекрасной. Бодэ всегда это делает. Создает красоту. С ней было легче, чем с другими. Бодэ понимает, почему повелитель разыскивает ее.

— То, что ты с ней сделала, — это навсегда?

— О да, повелитель, добрый повелитель, которого любит Бодэ. Она прекрасна, экзотична. В этих краях так мало девушек с такой хорошей кожей. Тебе нравится?

— Ты давала ей какие-нибудь снадобья, чтобы изменить ее разум?

— Нет. Прежде всего необходимо закрепить то, что сделало искусство. Смотри! — Она повернулась и показала на шеренгу маленьких бутылочек. — Все это изменяет химию тела, и оно начинает перестраиваться по эскизам Бодэ. И только потом, через двенадцать часов, в течение которых ничего нельзя принимать, настает черед снадобий для любви, для повиновения и для всего остального. Бодэ как раз собиралась сделать это, когда ты вошел в ее жизнь. Эта девушка — еще не законченная работа.

Сэм почувствовала облегчение. Чарли может не понравиться то, что из нее сделала Бодэ, а может, впрочем, и понравится, но по крайней мере Чарли не перестанет быть Чарли. Все-таки она успела вовремя! Едва успела, судя по тому, как любовное снадобье подействовало на саму Бодэ.

— Ты помнишь, откуда взялось твое чувство ко мне?

— О, конечно, повелитель. Бодэ выпила свое чудесное снадобье — по твоему приказу.

— Теперь это не важно?

— Все равно, как это пришло, мой любимый, мой бог во плоти.

— И это насовсем?

На мгновение в Бодэ проснулась частица ее прежней гордости.

— Разумеется, радость моя. Уж если Бодэ творит что-нибудь, так навечно! Разве это не чудесно? Сэм показала на дремлющую Чарли:

— Ты можешь разбудить ее сейчас же? Ей отчаянно необходима была Чарли, чтобы сообразить, что делать дальше.

Бодэ мягким, кошачьим движением поднялась на ноги, обняла Сэм, поцеловала ее и вернулась к рабочему столу.

— Бодэ повинуется, повелитель. Бодэ живет лишь ради тебя. Бей ее, она только сильнее будет обожать тебя.

Она взяла маленькую бутылочку, откупорила ее и поднесла к носу Чарли. Девушка сморщилась, попыталась было отвернуться и вдруг проснулась. Она выглядела смертельно испуганной и потерянной.

— Чарли! Это я, Сэм! Все хорошо! Все кончилось! Чарли нахмурилась на мгновение, потом уставилась на нее:

— Сэм! О Господи, Сэм!

Она спрыгнула со своего ложа и кинулась обнимать и целовать свою спасительницу так, словно не могла поверить, что действительно спасена.

— Меня хотели… хотели сделать… одной из этих, — всхлипывала она, дав волю слезам. Внезапно она заметила Бодэ. — Она… она!

— Все в порядке, Чарли. — Сэм быстро рассказала ей все, что случилось. — М-м-м… думаю, тебе надо посмотреться в зеркало, только не пугайся.

Чарли застыла, потом с помощью Сэм медленно поднялась и осторожно подошла к большому трехстворчатому зеркалу. Она словно боялась заглянуть в него. Когда она встала, ее волосы свободно упали на спину. Каким-то чудодейственным образом они удлинились и теперь закрывали ягодицы. Сэм подумала, что впервые в жизни видит парикмахера, действительно способного сотворить чудо.

Чарли взглянула в зеркало, и у нее перехватило дыхание.

— О Господи! — прошептала она. — Это ее работа?

Она послюнявила палец и потерла тонкий, но яркий рисунок.

— Не сходит!

— Она считает себя художницей. Говорит, что ее творения — это на всю жизнь. — Сэм немного поколебалась. — Если тебя это утешит хоть немного, ты — самая очаровательная и привлекательная девушка, какую я когда-либо видела.

Чарли вспылила:

— Тебе-то легко говорить! Не твое тело разрисовано этой дрянью! — Она нахмурилась и подошла к Сэм. — С тобой тоже что-то случилось. Голос, движения, даже волосы… Сэм, даты же стала парнем!

— Да? — Сэм задрала свитер и показала неизменившиеся груди. — Это что, по-твоему, бывает у парней?

Чарли явно не верила своим глазам.

— Твои груди — куда они пропали? У тебя даже волосы на груди выросли.

— Великолепная грудь, любовь моя, — сказала Бодэ на акхарском. — Такая красивая и мужественная.

Сэм смутилась, но, опустив глаза, увидела только то, что видела всегда.

— Какого черта?… А… маскировка! Она опустила свитер и достала из кошелька Кристалл Омака, положила его на пол и отошла. Чарли снова нахмурилась:

— Эй, как это? Что такое?… Ты снова стала прежней!

Сэм подобрала кристалл и снова сунула его в кошелек.

— Теперь по крайней мере я точно знаю, что если кто и сдвинулся, так это не я. Я снова мужчина, да?

— О-о-о… да!

— Это иллюзия, обман. Ее вызывает кристалл. Чарли, кажется, мне начало везти, и он — часть моего везения. Зенчер что-то сделал для Булеана, и тот расплатился этой вещью. Эта штука умеет гораздо больше, чем думал Зенчер. Это вроде… вроде как волшебный компьютер. Пока я ношу с собой эту штуковину, я буду выглядеть как мужчина — для всех, даже для тебя. Он может еще уйму всякого другого, а Зенчер об этом даже и не подозревал. С помощью кристалла я проделала такие вещи, чтобы пробраться сюда, о которых раньше и подумать не могла. Он… он говорит со мной, вроде как говорит. Не вслух, а у меня в голове.

— Булеан, — тихонько сказала Чарли. — Вот почему он не отзывался. Его резервная система уже была здесь, на месте — по крайней мере для тебя. И она была такой удобной, такой ценной для Зенчера, что он бы никогда не выпустил ее из рук, не расстался бы с ней ни за что на свете. Возможно, от таких-то хитростей и сходят с катушек все эти волшебники.

Чарли взглянула на Бодэ, которая все еще сидела на полу, улыбаясь Сэм такой улыбкой, какие обычно девушки дарят мотогонщикам и рок-звездам.

— А как насчет Бодэ? — спросила она. — Это любовное снадобье и вправду будет действовать всегда?

— Думаю, что да, ведь для этого оно и было придумано. Что же мне теперь с этим делать? Чарли презрительно фыркнула:

— Тебе-то что! Ты всего лишь получила женщину, влюбленную в тебя по уши, а мне-то каково? — Она повернулась и взглянула в зеркало еще раз. — В конце концов смотрится вся эта роспись не так уж плохо, если не считать того, что я не могу ее свести!

— Послушай, ведь это Булеан решил, что будет лучше, если мы станем похожи, как близнецы. Что он сумел сделать, он сумеет и переделать, я уверена. А вот я — буду ли я когда-нибудь прежней?

— Может, и нет, Сэм. Понятия не имею. А что ты сделала с Зенчером?

— Превратила его в голубого с помощью кристалла, — ухмыльнулась Сэм, — и теперь он боится всех женщин вообще, а кентавресс особенно. Он это честно заслужил за все, что пытался сделать с нами. — Тут ты немного промахнулась. Надо было приказать ему вернуться и убить Ладаи, а потом все позабыть.

— Ча-а-а-арли! Я бы не смогла!

— Ты что, не понимаешь, Сэм? Или они нас, или мы их. И точка. Ты отняла у Ладаи мужа, любимого, единственного друга. Ты лишила ее связей с правящей расой и, возможно, единственного источника существования. Теперь поставь себя на ее место. Что бы ты сделала?

Сэм еще как-то не думала об этом, но сама мысль об убийстве по-прежнему ужасала ее.

— Теперь она — единственная, кто знает нас в лицо. Она непременно сунется к нашему рогатому приятелю, опишет ему, как мы выглядим, и расскажет, что ты переодета мальчиком. И тогда нам конец.

— Может, ты и права, но, черт возьми, не могла бы я сделать это так хладнокровно. Да и ты бы не смогла.

— Знаешь ли, за последние полтора дня я не только получила очаровательное тело с нарисованными мотыльками, но еще и поняла, что это за сволочи. Они лапали меня, они строили мне рожи, а я была растянута перед ними совершенно голая. Они совсем было собрались трахнуть меня, все восемь. Только вдруг появился их босс и велел им доставить меня немедленно к Бодэ. А то они уж и штаны поспускали! Можешь мне поверить, был бы у меня твой ножичек, уж я бы доставила твоей чокнутой подружке в раскраску восемь причиндалов, полный комплект! Может, я и сама виновата, что влипла в такую историю, но меня тошнит от этого дерьма, и я устала быть жертвой.

Сэм вздохнула. Возразить было нечего. Вдруг ей на глаза попалась маленькая черная бутылочка, и тут словно что-то щелкнуло у нее в голове.

— Клигос! Чтоб ему пусто было, мы совсем про него забыли!

— Кто?

— Тот самый ихний босс. Он собирался прийти сегодня вечером. К его приходу ты должна уже выпить это любовное зелье, безумно влюбиться в него и считать своим властелином. — Она повернулась к Бодэ и перешла на акхарский:

— Бодэ, сегодня вечером должен прийти Клигос, так?

Бодэ нахмурилась, потом кивнула:

— Да. Верно. У Бодэ это совсем вылетело из головы. Для нее это больше не имеет значения.

— Зато для меня — имеет! Я не хочу, чтобы он забрал эту девушку. Я знаю, что он очень влиятельный человек, но мы должны его обмануть или сделать так, чтобы он перестал интересоваться Чарли!

— Дай Бодэ поразмыслить. Она гениальна. Она может справиться с любыми трудностями. — Художница задумалась, потом прищелкнула пальцами. — Вот оно? Конечно? Королевская прерогатива!

— Извини, королевская что?

— Никогда не извиняйся перед Бодэ, любимый. Ты не можешь сделать ничего не правильного. Королевская прерогатива. Такое уже случалось. Время от времени Бодэ работает для королевской семьи. Если кто-нибудь из высшей знати заходит к ней, видит незавершенную работу и чувствует к ней интерес, даже Клигос не может помешать. Они ведь могут за несколько часов прикрыть всю его лавочку, а то и перемолоть его заживо, предъявив десяток обвинений. Бодэ просто скажет ему, что девушка была настолько совершенна — так ведь оно и есть, — что была объявлена королевская прерогатива. Ах, какое несчастье! Клигос может хоть обмочиться со злости, но не посмеет даже ничего спросить. Да и потом, что он на этом теряет? Он просто не заплатит поставщику — вот и все.

— Замечательно! А что, если он узнает у охранников, что никого из придворных тут и близко не было?

— Они дежурят в три смены, дорогой.

— Хорошо, тогда так и сделай. Но это еще не все. — Она рассказала художнице о Ладаи. — Видишь ли, как только рассказы Ладаи дойдут до этих мест, Клигос тут же припомнит парочку, которую он видел с Зенчером. Уж тогда-то он вернется сюда — ты же его надула ни много ни мало на полсотни тысяч. — Сэм быстро Перевела все это на английский для Чарли.

Чарли задумалась.

— Как бы нам удрать с этой горячей сковородки? Они перевернут весь город, а то и всю страну, самое большее, за несколько недель. Но пока у тебя есть магический кристалл и ты не будешь появляться вместе со мной… Клигос ведь видел тебя хоть и близко, но до того, как стало действовать заклинание, или как это там называется. Оно действительно скрывает все женственное в тебе, ты даже кажешься выше. По-моему, ты можешь выйти сухой из воды, а в крайнем случае сотри все из его памяти с помощью кристалла. Но меня-то он видел, и он знает, чем занимается Бодэ, так что меня ему узнать будет несложно.

Сэм объяснила все Бодэ.

— Ну, сначала, любимый, тебе надо прикрепить как следует твою маленькую безделушку. Тогда твое заклинание всегда будет с тобой. А когда гениальная Бодэ поможет тебе, мы подумаем, как выручить твою подружку, хорошо?

Она выдвинула большой ящик лабораторного стола, порылась в груде цепочек, подвесок, бус и прочего ювелирного хлама, вытащила моток тонкой золотой цепочки и звездчатую подвеску. Подойдя к булькающему на огне химическому стакану, Бодэ сказала:

— Разденься до пояса. Дай Бодэ посмотреть, что она сможет сделать.

Бодэ отмерила тонкую золотую цепочку так, чтобы та удобно легла вокруг шеи Сэм, но не снималась через голову.

— Теперь дай мне твою прелестную безделушку. Сэм не хотелось выпускать кристалл из рук.

— Тогда ведь я снова стану девушкой. Ты все равно будешь меня любить?

— Не беспокойся, дорогая! Бодэ уже видела тебя. Прелестное тело. Почти как у твоей подруги. Бодэ будет творить с тобой чудеса.

Сэм и забыла о своем промахе. Но оказалось, что это просто не имеет значения. Действие снадобья, видимо, ничто не могло изменить. А может быть, Бодэ с ее вывихнутым рассудком не воспринимала разницу между иллюзорным мужским обликом и настоящей Сэм.

Опытной рукой Бодэ быстро закрепила Кристалл Омака в загнутых лапках подвески с помощью какой-то алхимической замазки. Сэм искренне надеялась, что не ей придется выковыривать его оттуда. Затем подвеска с камнем была прикреплена к цепочке, которая лежала вокруг шеи, с помощью другой, чуть более длинной цепочки. Теперь талисман можно было срезать или сорвать, но не потерять.

— Попроси ее дать нам чего-нибудь поесть, — сказала Чарли. — Я просто умираю с голоду.

Сэм сразу же почувствовала, что и она проголодалась.

— У тебя найдется что-нибудь поесть? Бодэ просияла:

— Все что угодно, дорогая! Подожди немного, Бодэ создаст для тебя шедевр!

Для начала она принесла им вина, свежего хлеба и сыра, а сама развернула бурную деятельность, и вскоре из кухни в лабораторию поползли соблазнительные запахи, перебивая вонь реактивов, кипевших на горелках.

— А жаль, что мы не можем просто остаться здесь, — задумчиво вздохнула Чарли. — Впервые за долгое время я чувствую себя более или менее спокойно.

— Я все пытаюсь что-нибудь придумать, но ничего не приходит в голову. Не могу забыть, как зеленые холмы, которые мы видели с утеса, вдруг превратились в высокие горы. В этом мире нам никуда не двинуться без проводника. Клигос говорил Зенчеру, что просто нанять надежного лоцмана, который не задает лишних вопросов, обойдется в пять сотен каких-то их денег. А если платить еще и навигатору, то и того больше, а мы даже не знаем, как далеко то место, куда нам надо добраться.

С точки зрения Бодэ, большинство людей влачило в нем скучное, бесцветное и бессмысленное существование, а целью ее собственной жизни было вносить в него частицу высокого искусства. Эти взгляды распространялись и на ее стряпню. Правда, некоторые блюда были странного цвета, но сервировка, запахи и вкус были выше всяких похвал. Девушки уже усвоили, что еда в этом мире состояла в основном из мяса с картофелем и была очень пряной, даже острой, но они еще не пробовали таких разнообразных и вкусных блюд. Спросить, а что, собственно, они ели, ни у Сэм, ни у Чарли не хватило смелости.

Появился Клигос. Чарли Бодэ спрятала, а Сэм решилась испытать свою магическую маскировку. Она даже почувствовала некоторую уверенность в себе, хотя и была готова, если понадобится, использовать кристалл на минимальном расстоянии.

— О дорогой! У Бодэ есть просто замечательная новость и совершенно ужасная новость! — разливалась тем временем Бодэ перед омерзительным гангстером. — Сначала замечательная. Она влюбилась! Познакомься, это Сандвир! Ну разве он не хорош?

— Прелестен, — буркнул Клигос, даже не взглянув на Сэм. — Пожалуй, его тебе хватит ненадолго — износится. А что за ужасная новость?

— О! Бодэ в отчаянии! Она безутешна! Этот Памквис, этот человечишка из Верховной канцелярии, похожий на крысу, заходил сегодня посмотреть, нет ли чего-нибудь к годовщине регентства, и увидел твою крошку!

На лице Клигоса застыло недоброе, даже свирепое выражение.

— Похоже, ты собираешься мне сказать что-то такое, что мне не хотелось бы услышать, да?

Бодэ схватилась за голову, изображая безутешное отчаяние:

— Дорогой! Что может сказать Бодэ, когда это уже случилось? О, эти ужасные слова — «королевская прерогатива». Он спросил, кто доставил девочку, и я, конечно же, сказала, но он только злобно усмехнулся, и — о, это конфискация! Бодэ хотела бы искупить свою вину, но что она могла сделать, если были сказаны эти слова?

— Сукины дети, — прорычал Клигос. — Ее чертовски трудно было добыть. Лучше бы я позволил своим ребятам поразвлечься с ней. Уж тогда бы не было никаких «королевских прерогатив» на мою собственность! Хорошо по крайней мере, что я еще не заплатил за нее. Проклятие! Да она бы стоила самое меньшее по сотне за ночь!

— Бодэ понимает, дорогой! Она тоже много потеряла на этом. Он настоял, чтобы я дала ей снадобье прямо при нем, как обычно. Наверное, у них был на нас зуб из-за того трюка, что мы провернули в прошлом году, Клигос вздохнул:

— Проклятые королевские ублюдки! Мало им, что мы вынуждены платить за возможность вести дела в городе. Так они еще и обворовывают нас, да к тому же издеваются над нами. Что поделаешь! Но Я отыграюсь на цене за следующую, слышишь?

— Бодэ создаст для тебя шедевр! Она обещает!

Гангстер вышел, грохнув дверью. Он был так разъярен, что, наверное, готов был сорвать зло на ком придется.

— Сейчас для нас этот тип — самый опасный, — с беспокойством заметила Сэм. — Однако меня он не узнал, я уверена.

Бодэ пожала плечами:

— У нас есть еще несколько дней. Он никак не связывает ее и тебя, радость моя. Пойдем. Ты поведаешь Бодэ свои тревоги, а она постарается помочь тебе.

— Дело очень простое. Есть один акхарский волшебник, который хочет убить меня, и есть другой, которому я нужна живой. Может быть, потому, что он ненавидит первого и хочет в чем-то помешать ему. Я сама точно не знаю. Наш чародей не может прийти за нами: то ли его могущества недостаточно, чтобы побить врага на его территории, то ли у того здесь слишком много соратников, которые помогут ему одолеть нашего. Но если мы сами сумеем пробраться к нему, он защитит нас. Зенчер должен был доставить нас куда-то, где нас могли бы научить, как вести себя в этом мире, а после — к волшебнику, но теперь я даже не знаю, где он находится. А хотелось бы знать!

«Булеан — верховный волшебник Масалура, — произнес знакомый голос в ее голове. — Масалур находится на две средины к северо-западу и на две средины к западу от данной средины. Если сложить семь секторов или клиньев, которые требуется пересечь, а также переходы через средины и нулевые зоны, то расстояние составит приблизительно четыре тысячи пятьсот шесть километров».

Сэм совсем забыла, что кристалл теперь у нее на. груди, а желание — тот же магический приказ.

— Дорогая! Любимая! Что с тобой? Ты заболела?

— Да, вроде того, — ответила Сэм. — Мой кристалл только что ответил мне. Теперь я понимаю, о чем говорил Клигос. Четыре средины, семь секторов — это означает расстояние в… — В ее голове внезапно всплыло название меры, но она не понимала, что оно значит. — Сколько это — лига?

— О, ну как тебе сказать, любимая? Отсюда, от берега, до тех высоких зданий в центре города немного меньше двух лиг.

Ночью с крыши Сэм видела огни на шпилях этих зданий и теперь прикинула, что до них было примерно с милю. Значит, в лиге примерно полмили и она немного меньше километра.

— Представляешь, около пяти тысяч лиг, ну, может быть, чуть поменьше? Поверишь?

Более двух тысяч миль и одиннадцать стран, где неизвестно, что их ждет.

— Бодэ верит каждому твоему слову, любимая. Это очень похоже на правду. Ширина секторов примерно шестьсот лиг, а средины — около четырехсот лиг в поперечнике.

— Мы не сможем сами одолеть такое расстояние. Художница кивнула:

— Никто не сможет, даже Бодэ. Непременно нужен навигатор. Он может нанять нужных лоцманов, проложить маршрут и организовать все путешествие, но это обойдется недешево. Навигатор может стоить примерно две тысячи саркисов. Лоцманы вполне могут обойтись по пять сотен каждый, а их потребуется… сколько там?… семеро. В срединах лоцманы не нужны. Итак, уже набралось шесть тысяч. И никто ведь не захочет идти пешком, если можно ехать, не правда ли?

Еще две тысячи. Путевые расходы, и в секторах, и в срединах. Тут чем больше, тем лучше, но две тысячи — это минимум. Посмотрим-ка… всего десять тысяч саркисов. Кажется, Бодэ знает, куда тебя должен был доставить Зенчер. Это там Бодэ достигла совершенства! Но это к юго-западу отсюда. Еще три-четыре тысячи саркисов и три с небольшим тысячи лиг.

— Ну да? А что такого особенного в этом месте?

— Это университет. Если тебе необходимо чему-то научиться, ты приходишь туда, и тебя учат.

— Не «хочешь научиться», а «необходимо научиться»? А кто решает, что тебе необходимо?

— Конечно же, они, дорогая! И они действительно знают, те, кто решает, — акхарские маги. Бодэ была художницей. И они не учили ее рисовать. Нет, они учили ее алхимии. Секретам искусства составления снадобий. Там волшебники учатся быть волшебниками, там обучают навигаторов и лоцманов, там преподают множество великих искусств.

— Ага, и сколько же это может стоить?

— Стоить? Что ты, это вообще ничего не стоит! Послать тебя туда может только маг. Потом тебе придется за это оказать ему или ей услугу, если и когда понадобится.

— Ей? Здесь и колдуньи есть?

— О, конечно, дорогая! И не так уж мало. Это в срединах мешает дрянная система мужской власти. Добраться до университета стоит примерно пять тысяч. Сколько у тебя денег?

Сэм отстегнула от пояса кошелек, протянула его Бодэ, и пока та пересчитывала деньги, быстро перевела разговор для Чарли.

— Ну и сколько же у нас есть? — спросила Чарли.

— Сейчас узнаем.

— Здесь четыреста двенадцать саркисов, два иллюма и семь пиллюксов. Приличная сумма, но ее не хватит даже на лоцмана. Все, что есть у Бодэ — твое, дорогая, но у нее никогда не было привычки копить деньги. Эти мерзкие свиньи, Которые называют себя художественными критиками, всегда поносили ее скульптуры. Они бесценны, но пока Бодэ еще жива, вряд ли удастся продать их. Зато стоит ей умереть, как ее тут же начнут превозносить как великую художницу, и эти скульптуры станут настоящими сокровищами. Мансарда снята в аренду и оплачена за год вперед, но возврат денег не оговорен, а пересдать такое жилье будет очень и очень непросто. У Бодэ есть тысячи две наличными и еще около тысячи в виде драгоценностей и реактивов, но, если распродавать все в спешке, не получить больше четверти их настоящей цены.

— На полдороги к университету, — заметила Чарли, выслушав перевод. — К тому же он на юге, а Булеан — на севере.

— Так ты думаешь, нам не стоит туда ехать? Булеан, конечно, собирался отправить нас именно туда, но это не только в другой стороне, чем он, но там еще нас может подстерегать Ладаи.

Чарли тяжело вздохнула:

— Наверное, все-таки придется. У меня почему-то такое чувство, что это тесно связано со всем остальным. И он говорил, что там мы будем в безопасности, вот что было бы замечательно. Но как нам раздобыть еще несколько тысяч?

Сэм кивнула и повернулась к Бодэ:

— Получается, что и ехать нам не на что, и оставаться здесь нельзя.

Бодэ взглянула на Чарли:

— Бодэ получает два-три заказа в месяц. Клигос, наверное, какое-то время не будет приходить, значит, остается не больше двух. Даже если она будет экономить, это в лучшем случае тысяча в месяц, да еще надо вычесть сотни две на расходы. — Она вздохнула и снова взглянула на Чарли. — Какая жалость, что Бодэ не может закончить это свое творение. Клигос прав — самое меньшее по сотне за ночь. Если клиенты довольны, они могут и удвоить, и утроить плату, а клиенты созданий Бодэ всегда довольны. Чарли взглянула на Сэм:

— Что она говорит? Давай-давай, я хочу знать все. Я ведь вижу, как она на меня смотрит.

— Она говорит, что при том, сколько ей платят за то, что она обрабатывает несчастных девчонок, понадобится год, а то и два, чтобы набрать столько, сколько нам нужно. Она говорит… ну, вообще-то она очень жалеет, что тебя нельзя, так сказать, отправить на заработки. Клигос считал, что ты можешь стоить не меньше сотни за ночь, и Бодэ с ним согласна, да еще могут быть и чаевые.

— Сотня за ночь? Мне?

— Думаю, так оно и есть. Клигос обещал за тебя тысячу Зенчеру и еще Бодэ пятьсот. Ясно, он рассчитывал, что ты принесешь ему гораздо больше.

— Тысячу Зенчеру и пятьсот Бодэ? Ты хочешь сказать, что одни только мои возможности как проститутки оцениваются в пятнадцать сотен этих самых саркисов? В десятую часть того, что нам нужно?

— Ты что, рехнулась? Да ты, кажется, польщена этим! Очнись! Речь идет о мужиках, которые будут платить за то, что ты будешь продавать свое тело!

— Ага, — отозвалась Чарли, но по-прежнему казалась скорее удивленной, чем шокированной. Она привыкла считать себя гадким утенком, который вырос и превратился отнюдь не в прекрасного лебедя, а в гадкую утку. Когда она последний раз легла в постель с парнем, она получила за это биг-мак с жареной картошкой, стакан кока-колы да кучу комплексов, до которых тому парню вообще не было дела. Сама мысль, что мужчины согласятся платить, и платить много, за то, что она отдастся им, была слишком ошеломляюща, чтобы вот так сразу ее отвергнуть. Господи Иисусе! Клигос отстегивает за нее пятнадцать сотен и возвращает их за… за пятнадцать дней? Невероятно. И ведь он бы владел ею годы и годы.

Бодэ уловила настроение Чарли и улыбнулась:

— Это ее поразило, да?

— Да, — буркнула Сэм, чувствуя полную растерянность. Она была уверена, что знает Чарли. А тут сперва эти мысли об убийстве Ладаи, а теперь… Да Чарли просто поражена своей ценой! Ее как будто и не шокирует возможность продавать свое тело.

— О, простой секс не слишком-то ценится! — заметила Бодэ. — Творения Бодэ — это не какие-то там шлюхи. Это целый вечер с мужчинами, возможно, с одним, возможно, с несколькими. Произвести впечатление на деловых партнеров, развлечь их, понимаешь? Они принимают гостей, готовят и подают еду, за которую, кстати, клиенты платят отдельно, возможно — пение, танцы, что-нибудь в этом роде. Позволить клиентам почувствовать себя комфортно, ощутить свою значительность. Клиент может пожелать, чтобы его выкупали, помассировали. Все что угодно. Если ему захочется секса, он его получит, любым способом, по его выбору. Но он может и не захотеть. Может быть, ему просто нужно, чтобы его кто-нибудь выслушал, посочувствовал, чтобы он мог рассказать о своих бедах кому-то, кто относится к нему с симпатией и уважением. И если он получил именно то, что ему было нужно, — он не скупится.

— Похоже на японских гейш, — сказала Сэм. — И все-таки это то же самое рабство, черт бы его побрал! Продавать тело, ум, душу, делать все, что от тебя потребуют… Это же унизительно, гнусно, даже со всеми твоими проклятыми снадобьями. Те девушки хотя бы не ведают, что творят. А Чарли будет знать.

Но когда она перевела весь разговор для Чарли, девушка с разрисованными глазами кивнула и задумалась, прикусив губу.

— Двести дней… — сказала она, скорее про себя, чем для Сэм. — Ну, круглым счетом восемь месяцев, и у нас будет больше, чем достаточно, даже голодать не придется, если только этот твой Булеан нас не поторопит.

— Чарли! Даже думать не смей об этом, черт тебя подери! У тебя что, совсем крыша поехала? Она что, тебя опоила своими зельями для промывания мозгов?

Чарли пристально взглянула на Сам:

— Ну и что же нам делать? Два года прятаться, пока твоя подружка оболванит достаточно ни в чем не повинных девушек, а потом воспользоваться ее грязными, деньгами?

— Да, если придется. Так или иначе, они все равно пропащие. Тут уж Чарли ужаснулась:

— Да ты только подумай, что ты говоришь! Ты еще меня упрекала в жестокости! — Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Слушай, мне эта затея тоже не слишком нравится, но у тебя есть мыслишка получше? Если только все это можно будет устроить так, чтобы не проведал этот Подонок Клигос…

— Чарли! Да ты понимаешь, что говоришь? Тоже мне, нашлась феминистка! Ты представляешь, о чем идет речь? Тебе придется прислуживать и раболепствовать, пресмыкаться, а возможно, и трахаться с несколькими десятками разных парней!

— Ну да, знаю. Какой тут феминизм! Просто, раз здесь принято, чтобы женщины оказывали такие услуга, а деньги, которые я заработаю, пойдут мне — для нас, а не каким-то мерзавцам вроде Клигоса… Ну… получается, что это не то, что быть изнасилованной и все такое. Я имею в виду, что здесь выбираю я, а не кто-то еще. Может, я это возненавижу. Может, буду жалеть об этом до конца своих дней. Может быть, я вернусь и попрошу какую-нибудь дрянь, которая позволит мне позабыть, что я вообще человек. Ну а что ты еще можешь предложить?

— Это вообще вне обсуждения! Это… это недостойно!

— Ха! И кто мне это говорит! Ты только что соглашалась позволить Бодэ толкнуть на то же самое пару десятков девушек, против их воли и на всю жизнь! Сэм, у нее не все дома, но она сделает все, что ты скажешь. Ты можешь спасти или погубить их всех одним-единственным словом, и если ты их погубишь, что тогда?

Сэм задумалась. Наконец она сказала:

— Но ты же не знаешь как. И у тебя нет ни помещения, ни, гардероба, и вообще ничего.

— Я думаю, что Бодэ знает, как намешать такое снадобье, которое сделает со мной на время то, что с другими оно делает навсегда, и тогда она сможет меня научить. В крайнем случае ты можешь даже загипнотизировать меня этой своей штуковиной. И если уж тут за десять тысяч можно купить все, что нам нужно для путешествия, то за две-три сотни наверняка можно приобрести Любой гардероб.

— Похоже все-таки, что крыша у тебя поехала, и как следует. Ты хоть соображаешь, на что ты меня уговариваешь согласиться?

— Соображаю, — вздохнула Чарли. — Мне самой с трудом в это верится. Но что мы еще можем? На какую работу ты сможешь наняться? А я?… Взгляни на меня!!! Какого еще черта могу я делать в этом треклятом месте? Я вроде как влипла в древние времена, и единственный способ, которым я могу здесь существовать, тот же, что был тогда у женщин в обществе могучих охотников, управляемом мужчинами.

— Я… я могла бы поискать какую-нибудь работу. Что угодно лучше, чем это.

— Ну да! И какую же это работу? Тяжелый труд не для тебя, ни читать, ни писать ты не умеешь. И что же дальше? Заставишь Бодэ состряпать какой-нибудь наркотик и пойдешь толкать его подросткам?

— Чарли, я…

— Ты хоть можешь пойти, куда захочешь, в этом городе. А я, куда бы ни пошла, всего лишь «прекрасная собственность», и всякий это скажет с первого взгляда. Ничего не поделаешь, Сэм! Мы никуда не можем двинуться без денег, и только я одна могу их добыть, не эксплуатируя ни в чем не повинных людей и не воруя. Может быть, это омерзительно.

Не знаю. Во всяком случае, сейчас это единственное, что у нас есть.

Сэм, испуганная и смущенная, обратилась к Бодэ, надеясь, что та что-нибудь придумает, но поддержки не получила.

— Прими это, любимая. К чему противиться? Если она хочет добывать деньги, у нас останется больше времени друг для друга. Бодэ может все устроить, и ей было бы очень приятно взглянуть на завершенную работу. Но если ты скажешь нет, значит, нет.

Сэм в замешательстве молчала, но тут ей пришел в голову последний довод:

— Она же не сможет работать здесь или в этом районе! Клигос непременно узнает!

— Да плюнь ты на Клигоса! У Бодэ много друзей и любителей искусства среди торговцев и даже среди знати. Многим из них нравятся подобные вещи, но они не хотят, чтобы их видели здесь. Мы поселим ее в прелестной квартирке с хорошими соседями. Бодэ обставит ее, как полагается. Ее давно подталкивали к этому люди, которых просто выводит из себя, что творения Бодэ обогащают типов вроде Клигоса и его банды; но до сих пор Бодэ интересовало только искусство. Бодэ научит твою подружку Короткой Речи, которую может выучить кто угодно. Это все, что полагается знать куртизанке. Клигос скорее всего просто не узнает, а если даже и узнает, то подумает, что это сделал кто-нибудь из дворца. А ты останешься здесь, с Бодэ, и мы будем присматривать за ней.

Сэм нехотя пересказала это Чарли, добавив от себя:

— Но ты там будешь, как в заключении. Тебе придется целые месяцы сидеть в комнате безвылазно, днем и ночью. Тут даже телевидения не изобрели. А нам безопасности ради придется оставаться здесь. Ты будешь совсем одна, и случись что, даже не сможешь позвать меня на помощь.

— Ничего, я выдержу, — ответила Чарли. — Даже лучше, что мы будем врозь. Может быть, решат наконец, что мы как-то ускользнули, и будут искать нас в других местах.

Сэм тяжело вздохнула:

— Все это так, но если бы ты знала, как погано я себя чувствую. Ведь ищут-то меня, а не тебя. Уж если кто-то и должен пойти на такое, то именно я. Превратиться снова в женщину, и пусть Бодэ покажет на мне свое искусство!

Чарли улыбнулась:

— Ты просто ревнуешь. Нет, Сэм, это должна сделать я, и именно потому, что они ищут тебя. И если я вообще собираюсь вернуться домой или хотя бы в свое собственное тело, мне тоже надо добраться до твоего волшебника. Я делаю это не только для тебя, Сэм. Это и мой единственный выход.

Следующие несколько дней показались Сэм какими-то нереальными, хотя большую часть времени она отсыпалась, набираясь сил. Шишка на голове прошла, и теперь о столкновении на улице напоминал только небольшой шрам, а Кристалл Омака доложил, что его энергетические запасы восстановлены до нормы, что дало ей реальное ощущение безопасности. Спросить его, откуда он берет энергию, ей и в голову не пришло.

Бодэ все это время старалась на свой лад успокоить ее, и Сэм довольно, легко поддавалась, устав от всего пережитого. Сумасшедшая художница-алхимик была творческой личностью во всех отношениях. Хотя кое-что казалось Сэм более чем странным, она не сопротивлялась отчасти из-за чувства вины перед Чарли, отчасти потому, что ей сейчас был нужен хоть кто-нибудь. Она становилась все более искушенной в сексе, хотя у нее никогда не было мужчины и Сэм представления не имела, на что это может быть похоже. Иногда она задумывалась, не лесбиянка ли она, но потом отбрасывала эти мысли, надеясь, что придет время, когда ей представится возможность проверить это на практике.

Наблюдая за работой Бодэ, Сэм не. переставала удивляться. С трудом верилось в те чудеса, которые Бодэ могла сотворить, но постепенно Сэм поняла, как художница заставляет волосы отрасти, изменить цвет или даже подняться стоймя всего лишь за несколько часов, как она управляет строением костей — именно так она исправила прикус Чарли.

Сэм приказала Бодэ не делать с Чарли ничего такого, что нельзя было бы устранить. Бодэ на это заметила, что действие всех покупных средств — можно снять, и только ее особые смеси действуют постоянно благодаря некоторым изменениям, которые она сама внесла в стандартные формулы. И вот Сэм следила, словно зачарованная, как Бодэ готовит Чарли именно к тому, от чего Сэм так страстно желала бы ее избавить.

Прежде всего было снадобье, которое стерло прошлую память Чарли, тревоги, запреты и страхи. Она превратилась в чистый лист, в заготовку, и взирала на мир широко раскрытыми младенческими глазами, но усердно училась, схватывая все на лету. Бодэ стала учить ее Короткой Речи, которая была сильно сокращенным и упрощенным вариантом акхарского, с некоторыми продуманными изменениями, менее богатыми модуляциями голоса и тонкостями произношения. Глаголы в этом языке употреблялись только в настоящем времени и преимущественно во втором лице, так что тот, кто думал только на нем, воспринимал свое собственное «я» лишь как отражение кого-то другого.

К концу трех непомерно долгих дней Сэм уже устало казаться, что Чарли так навсегда и останется живой куклой с лицом младенца и грацией марионетки. Смотреть на это было невыносимо, и Сэм, пользуясь указаниями и связями Бодэ, отправилась на поиски квартиры. В конце концов ей удалось снять квартиру в одной из высоких башен в деловой части города, с видом на дворец, Палату правительства, Королевские сады. В облике мужчины она свободно бродила по городу и увидела, какой он в действительности.

Здесь были и лавки, и большие магазины, и базары. Многие из них специализировались на продаже товаров, ввозимых из секторов — «негуманоидных» областей Акахлара. В одних продавались самые необходимые вещи, в других — особые виды одежды или тканей, ароматы и благовония, предметы роскоши на любой вкус. Торговый район разделялся на кварталы по видам товаров, где царила бешеная конкуренция. Для одежды Чарли Сэм пришлось покупать по заказам Бодэ разнообразные ткани, и она обнаружила, что существуют магазины, которые специализируются на продаже чрезвычайно соблазнительной и рискованной женской одежды «для дома, для семьи», то есть для мужа, разумеется. Обнаружилась даже маленькая улочка, где продавались магические предметы — амулеты, талисманы, снадобья и зелья. Некоторые маги рекламировали свои заклинания.

Помня предостережения кристалла, она спокойно делала всякие покупки, по тщательно проверяла свой мужской маскарад, прежде чем сунуться в такую улочку.

К этому времени все охранники в магазине уже знали ее как «новое увлечение Бодэ», и Сэм могла спокойно сходить и выходить, даже со свертками в руках; но, увы, она обнаружила, что мужчины не помогают другом мужчинам, когда те несут тяжелую поклажу. Кроме того, от разговоров с охранниками у нес осталось впечатление, что в отсутствие женщин они обсуждают такие темы, которые для стороннего слушателя просто скучноваты.

Три дня Чарли оставалась куклой с глазами младенца, но на четвертый день, вечером, Сэм была поражена, увидев ее. Чарли стояла посреди студии как видение неземной красоты, одетая в струящееся голубое платье из шелестящей материи, почти не скрывавшее очертаний ее совершенного тела. Она была полна жизни и сверхъестественно прекрасна, смотрела нежно и внимательно, а все движения были исполнены такого изящества, что Сэм просто залюбовалась.

Чарли подарила Сэм очаровательную улыбку и слегка поклонилась, молитвенно сложив руки.

— Приветствую вас, благородный лорд, — произнесла она тихим, мягким, обольстительным голосом. — Чем может Шари услужить вам?

Сэм выронила свои свертки, но тут услышала радостное кудахтанье Бодэ.

— Дорогая! — вскричала она, подбегая к Сэм, обнимая ее и целуя. — Ну разве она не чудесна? ну разве она не удивительна? Бодэ знала, что она будет хороша, но даже Бодэ представления не имела, насколько ошеломляюще это получится. Завтра она изучит кое-какие технические тонкости и тогда будет совершенно готова! Бодэ позволила себе сделать наброски для декоратора, так что через день мы сможем начать, свое дело!

Сэм смотрела на Чарли, на ней рождались самые противоречивые чувства. Одно из них было очень, личное и несколько ревнивое: «Она это сделала с моим телом! Я могла бы выглядеть так же!»

Но подкралось чувство вины и немного отрезвило ее. Процесс превращения Чарли и очаровал Сэм, и внушил ей трепет, но где-то в глубине души оставалась какая-то стойкая часть ее существа, заставлявшая чувствовать себя обыкновенной сводней.

— Ты собираешься все время держать ее в таком состоянии? Чтобы она даже не помнила, что она Чарли?

— Ну конечно же, дорогая! Всякое другое обращение с ней было бы просто преступлением и не только потому, что это неминуемо испортило бы творение Бодэ, но и потому, что было бы немилосердно по отношению к ней. А так она будет делать все, что должна делать, охотно, без сожалений, без задних мыслей. Днем она будет готовиться к вечерам, и чем дальше, тем краше и привлекательнее она будет становиться. Чем больше клиентов у нее побывает, тем совершеннее она станет. Взгляни на нее: сейчас она едва существует, потому что существовать она способна только через отношения с кем-то другим. Она предназначена для того, чтобы доставлять удовольствие. Мы отвезем ее и закончим обучение там, самое большее, за несколько дней. Потом начнем искать любителей искусства.

Сэм было тошно это слышать.

— Ты уверена, что все это обратимо? Что мы сможем снова вернуть ей разум?

— Ну конечно же! Не беспокойся, цвет жизни Бодэ! Разве ты не приказала сделать так? Разве мы не обсудили это с ней? Все предусмотрено. Через месяц все пройдет, она все вспомнит. Тогда она решит сама, принять ли ей снадобье еще раз или вернуться сюда. И каждый месяц она будет решать сама снова и снова. Но как будет жалко, если она разрушит это совершенство! Конечно, это не имеет значения, теперь Бодэ обязана тебе еще больше. Никогда еще она не шлифовала такую драгоценность.

Сэм смотрела на Чарли, облизывая пересохшие губы. «Не станет ли и тебе тошно, когда все это пройдет? Не возненавидишь ли ты за это и меня, и себя?»

На годовую аренду и отделку квартиры, одежду для Чарли и Сэм и припасы они истратили те две тысячи, что были у Бодэ, и большую часть денег, которую принесла с собой Сэм. И если вся эта затея не принесет им хоть каких-то доходов, то они крепко влипнут. Чарли — пропади оно все пропадом! — пора было начинать зарабатывать на их содержание.

Глава 8

В основе всякого разложения лежит распущеннность.

Остаток денег пришлось пустить на то, чтобы оплатить разные поставки и услуги — возможно ведь, Чарли придется готовить для клиентов (Бодэ дала ей рецепты трех своих самых удачных блюд). Да еще были счета за стирку и чистку. Они едва-едва наскребли на оплату за десять дней вперед.

Бодэ пустила в ход все свои связи, однако в первую неделю пришли всего три клиента, во вторую — пять. Мало-помалу слухи распространились, да и Чарли, видно, набралась опыта, и дело пошло. Все же большая часть доходов уходила на содержание квартиры Чарли, а. для Сэм и Бодэ оставалось совсем немного. Они сильно недооценили затраты на раскрутку дела и на целый месяц остались практически ни с чем. Не то чтобы они голодали, но им приходилось покупать что подешевле, и Бодэ основательно приправляла еду специями, чтобы придать ей вкус. Готовила она главным образом мучное и жирное.

Сэм буквально нечего было делать и некуда пойти. Почти за все развлечения в городе надо было платить, а близких знакомых у Бодэ было немного. Без телевизора, без радио, без денег, не умея читать, Сэм оказалась заперта в мансарде вдвоем с Бодэ, которая тоже оказалась не у дел, потому что Сэм, уважая мнение Чарли, запретила художнице принимать новые заказы. Правда, и самой Бодэ прежние формы ее «искусства» казались теперь «пресными» и «устарелыми»: все, что она делала ради Сэм, Бодэ готова была считать замечательным, лишь бы та была рядом; любовный напиток оказался крепок.

К концу недели Сэм была готова на все, что угодно, лишь бы отвлечься от мыслей о Чарли, которая осталась в одиночестве, Бодэ по-своему старалась помочь Сэм, выдумывая все новые и новые развлечения для них. Поначалу Сэм еще как-то сопротивлялась, но невыносимая скука мучила ее. Оставалось только бесконечно лакомиться сладостями да уступать Бодэ с ее, казалось, бесконечными извращениями. Бодэ как-никак была опытной руководительницей куртизанок — как женского, так и мужского пола. Сперва Сэм пугалась, пыталась отказаться, но Бодэ неизменно умела настоять па своем.

Бодэ привыкла властвовать над другими. Влюбись она в кого-нибудь столь же сильного, он мог бы обуздать се, но она имела дело с застенчивой, потерянной, одинокой, скучающей семнадцатилетней девочкой, совершенно неопытной. А одержимая влюбленная была искушенной во всех отношениях, включая искусство манипулирования людьми, и постепенно она забирала все большую и большую власть над Сэм, разрушая ее нравственность, взгляды, поведение, саму личность. В ожидании возвращения Чарли Сэм еще держала себя в руках, но прошел месяц, посыльный известил их, что маленький флакон был принят и возвращен пустым, Чарли не вернулась. Сэм надеялась, что Чарли хотя бы пришлет ей весточку, прежде чем снова принять снадобье, что они смогут увидеться и поговорить. Когда этого не случилось и она представила себе долгие месяцы безысходной скуки взаперти в мансарде вдвоем с Бодэ, она махнула на все рукой и даже позволила Бодэ снова брать заказы.

Понемногу появились деньги. Бодэ была в восторге. Она потратила часть на вкусную еду, на новую одежду для себя и Сэм, устроила небольшой праздник. Они даже стали изредка выходить, хотя Бодэ была достаточно разумна и понимала, что Сэм лучше держать на коротком поводке. Она добилась того, что девушка совершенно перестала следить за собой и ограничивать себя в еде. Сэм было попросила Бодэ научить ее читать по-акхарски, но очень скоро отступилась. Письменность в этом языке была похожа на древнекитайскую — свой знак для каждого слова, — а Сэм никогда не отличалась хорошей памятью. Она попробовала себя в живописи и скульптуре, но у нее ничего не получалось, а попытки постичь хотя бы начальные основы алхимии вызывали у нее головную боль. Сэм снова сдалась, и это был последний, самый сокрушительный удар по се «я».

Одинаково скучные дни шли за днями, недели за неделями, Сэм потеряла счет времени. Предполагалось вроде бы, что когда-нибудь этому наступит конец, но его не было видно. Бодэ, вполне довольная, улаживала какие-то свои дела, хлопотала вокруг Сэм, и все это могло тянуться до бесконечности.

Только ночные кошмары и видения по-прежнему не оставляли ее. Они были нечасты, но особенно страшны, когда над берегом собирались грозы. Еще дважды видела она ужас Ветра Перемен где-то в отдаленных местностях, совсем не похожих на Тубикосу, но гораздо чаще ей являлся Рогатый, который теперь следил, как растет его темная армия, втайне набираемая из каких-то не похожих на людей созданий. Некоторые из них выглядели воистину ужасно;

Они пока таились, они обучались малыми группами по всему Акахлару, но что происходило на самом деле, Сэм не понимала.

И всякий раз, как ее посещали такие сновидения, рядом неизменно оказывалась Бодэ, утешала, успокаивала, часто поила чем-то, навевавшим приятные, необременительные сны.

Однажды ночью Сэм проснулась и, сонная, потащилась в ванную. У нее тяжело проходили месячные, не помогали даже снадобья Бодэ. Подойдя к раковине, Сэм включила маленькую лампочку и взглянула в зеркало, и тут ее взгляд привлекло какое-то мерцание.

Кристалл Омака светился. Это было настолько неожиданно, что она, нахмурившись, уставилась на его отражение, и луч кристалла упал на нее. Она застыла неподвижно, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово; кристалл заговорил:

«В настоящее время ты ведешь себя противно интересам Булеана, равно как и своим собственным. Согласно инструкциям, полученным мною на данный случай, я обязан предпринять независимые действия, чтобы исправить положение дел. Отныне ты отчетливо и ясно увидишь, что ты сделала с собой. Отныне действие наркотиков на тебя будет ликвидировано. Я выполню биохимические подстройки, чтобы обеспечить тебе ясность мышления и помочь избежать суицидальной депрессии. Предупреждаю, ты себе не понравишься. Что ты делаешь со своей внешностью и со своей личностью, меня не касается, но в настоящей ситуации я обязан вмешаться. Теперь у тебя есть средства на некоторое время, и ты будешь выполнять волю Булеана. Путешествие в университет возможно, но больше тебе не будет позволено действовать иначе, чем таким образом, чтобы возможно скорее предстать перед Булеаном. Если ты не сделаешь этого сама, я предприму принудительные меры. Булеану требуется твое тело, а не душа. Основной директивой является защита тела и доставка его в живом и неизмененном виде к Булеану. Демонстрирую».

Внезапно Сэм почувствовала, что падает в глубокий колодец, кружась в черном водовороте, падает, падает, падает…

Когда она снова смогла видеть, Сэм обнаружила, что смотрит словно снизу; все вокруг было плоским, слегка искаженным, середины предметов казались очень близкими, а края уходили вдаль. Сэм могла видеть свое размытое, странное, уродливое отражение в зеркале, а посмотрев вверх, различала свое лицо, искаженное, словно искривленной линзой, — и это было все. Она чувствовала себя как бы развоплощенной, разум без тела, один-единственный, очень несовершенный глаз. Не было и не могло быть ни боли, ни удовольствия — вообще никаких ощущений.

— Теперь ты видишь, — произнес странный, ужасный, безжизненный голос, исходивший из ее собственных уст, — источник моей энергии — душа и сила духа моего носителя. Я отбираю лишь малую ее часть, тебе никогда не заметить потери, но эта малая часть связывает нас воедино. Кристалл и его носитель — это одно целое.

Сэм ощутила приступ головокружения, ее тело повернулось, и на мгновение все, что она видела, закружилось вокруг нее, а потом остановилось. Сэм прошла через жилые комнаты в лабораторию. Подошла к трехстворчатому зеркалу и увидела себя в полный рост.

То, что она увидела, ее потрясло. Волосы порядочно отросли. Огромные, налитые жиром груди тяжело свисали на массивный выпяченный живот, руки и ноги были толстые, как бревна, а зад раздался и округлился. Лицо разжирело, щеки обвисли, вырос двойной подбородок.

Словно все, что было в ней — привлекательного, нежного, перешло к Чарли, оставив ей самой лишь гротескное уродство.

— Вот что ты сделала с собой, — сказало ее тело все тем же нечеловеческим шепотом. — Это то же самое тело, которое твоя подруга хранит в несравненной красоте. Когда-то оно смогло подпрыгнуть на три метра вверх, чтобы пробраться сюда, это тело оказалось достаточно проворным, гибким и сильным, чтобы вскарабкаться по водосточным трубам и бесшумно пройти по крутой крыше. В нем все те же сто пятьдесят семь сантиметров, но теперь оно весит сто одиннадцать килограммов, ему трудно даже подняться по лестнице.

— О Господи! Больше двухсот сорока фунтов!

— Нет, это я вешу столько. Твой вес меньше четырехсот граммов, — сказало се тело.

«Я… я внутри Кристалла Омака! — внезапно поняла она. — Я в кристалле, а то, что раньше обитало в нем, перебралось в мое тело!»

— Совершенно верно, — ответило отражение. — Ты считала меня компьютером, и это было почти правильно, пока все шло, как полагается. По мере необходимости я оказывал влияние на тебя и твоих друзей, чтобы обеспечить выполнение основного задания. Но я вовсе не компьютер, Саманта Бьюэлл. Компьютеры принадлежат твоему миру, а не моему и моего повелителя. Я — то, что ты назвала бы демоном.

«Господи Боже! Демон! — Перед ней мгновенно возникли видения адского пламени и чертенят, которые плясали вокруг него. — Что же я натворила? Я потеряла душу?»

Внезапно она задохнулась от гнева.

«Ты! Ты подбил Чарли на это, потому что это был единственный способ раздобыть деньги!»

— Так или иначе ей пришлось бы сделать это. Она и сама склонялась к тому же. Я всего лишь облегчил ей решение. Точно так же, как я использовал ту небольшую силу, которая у меня еще оставалась, когда ты накинулась на Бодэ, поэтому ты смогла свалить се. Точно так же, как я направил твою руку к бутылочке с любовным зельем, — нам был нужен союзник. Точно так же, как я вложил в голову Бодэ мысль о том, что надо делать. До сих пор я не обращал внимания на то, как ты опускаешься, потому что делать все равно было нечего. К тому же у нас, демонов, есть особый вкус к любованию деградацией, упадком и разрушением. Однако я обязан выполнять волю моего повелителя. Вот почему я нахожусь в кристалле, тогда как он нежится в Масалуре. Я слабее его и, следовательно, обязан повиноваться. Ты слабее меня. Хотя пребывание в человеческом теле для меня почти невыносимо, но если я должен вселиться в тебя, значит, должен. Однако мы могли бы договориться. «Ты… ты что же, все это время управлял нами?»

— Не думаешь ли ты, что могла бы просто выжить здесь без посторонней помощи? Это я, чтобы предостеречь тебя, заставил Зенчера говорить На акхарском, когда они с Ладаи обсуждали, как избавиться от вас. Ты и вправду веришь, что Зенчер, с его-то опытом, достал бы кристалл, стоя прямо перед зеркалом, если бы кто-то не отвел его от мысли, что это риск? Ты думаешь, у тебя самой хватило бы присутствия духа, чтобы увернуться?

«Ты позволил им предать Чарли и похитить се! Ты мог бы это остановить!»

— Да, но Чарли меня не интересовала, я не получал никаких инструкций на ее счет. Пока Зенчер не пытался прямо повредить тебе, у меня не было причины вмешиваться. Но я сделал это немедленно, как только он попытался. И теперь я снова обязан вмешаться. Ну как, нравится тебе твое тело?

«Ты же знаешь, что нет! Я толстая! Уродливая!»

— Внешность всего лишь отражает внутреннее состояние. Ты позволила Бодэ взять верх над тобой. Ты примирилась с ее извращенностью, ты потеряла свою цель и чувство собственного достоинства. Ты предала подругу, которая пожертвовала собой ради тебя. Ты не потеряла свою душу, ты се просто сама отдала.

«Так это Бодэ!»

— Бодэ могла сделать с тобой только то, что ты сама ей позволила. Это время можно было бы использовать более продуктивно. Ты попыталась, но у тебя не было подлинного желания, и, поняв, что любое учение — это труд, ты сразу же все бросила. Для меня просто непостижимо, как это у той, которая всем рискнула, чтобы спасти подругу, оказалось так мало воли и чувства собственного достоинства. Твоя подруга пошла на то, чтобы продавать себя мужчинам, потому что поняла: для нее это единственный способ достичь цели, добраться до Булеана, да и просто выжить. Чтобы добиться чего-то важного, приходится чем-то жертвовать и делать, несмотря на все трудности, то, что необходимо. Но у тебя никогда не было никаких целей. Ты никогда и ни в чем не преуспевала. Ты всегда опиралась на Чарли, и ты затащила ее сюда. А когда ее не стало, ты перешла к Бодэ. Одно лишь удерживает меня от того, чтобы отдать последнюю команду, заключить тебя в этой стекляшке и окончательно вселиться в твое тело. Я не посылал тебя спасать Чарли от Бодэ. Это вообще меня не касалось. Я обеспечил тебе силу, выносливость, знания, навыки, но желание и воля были твои.

Сэм хотелось заплакать, но кристаллы не плачут, у них вообще нет чувств.

«Что же мне делать?» — спросила она.

— Чарли пожертвовала собой, чтобы обеспечить средства для путешествия. Теперь они у вас есть, несмотря на все попытки Бодэ растратить их. Как ты полагаешь, сколько времени прошло с тех пор, как ты рассталась со своей подругой?

«Не… не знаю. Мне кажется, четыре-пять месяцев. Но может быть, около года».

— Сегодня — ровно год. Бодэ возобновляет аренду и снимает комнаты для новых девушек. Ты не удосужилась научиться читать, но я-то свободно Читаю Бодэ. Она хочет закрепить это навсегда. Это ее эликсиры удерживали тебя в приятном забытьи и развили в тебе такой аппетит к сладкому. При такой фигуре у тебя не может быть ни других любовников, ни каких-либо стремлений. Ты превратилась в растение. Последние пять недель ты не выходила из мансарды. А Бодэ тем временем подписывает бумаги и нанимает большие апартаменты вблизи дворца. Туда. она переведет Чарли и последних двух девушек, которых подготовила здесь, не по заказу, а для себя. Тогда положение твоей подруги будет закреплено навечно. Уже она будет учить других. И скоро у Бодэ будет достаточно денег и власти, чтобы уничтожить и Клигоса, и всех остальных.

«Нет! Она не может! Я не соглашалась на такое!»

— До чего же ты наивна! Любовный напиток направляет все страсти, все силы на кого-то одного, заставляет безумно влюбиться в него, но больше ничего не меняется, если только объект любви не изменит сам того, кто выпил любовное зелье. А ты полностью развязала руки Бодэ. Она защищает тебя даже от тебя самой. Разве любовники никогда не лгут друг другу? Разве они не делают иногда что-нибудь против желания другого, если верят, что так будет лучше для пего же? Вот почему я обязан вмешаться. Или с этим покончишь ты, или придется мне. Наш враг набирает силу. Пока эта сила растет втайне, чтобы не напугать королей Акахлара и не заставить их объединиться. Но когда эта сила будет пущена в ход, пострадают миллионы, решится судьба целых миров. Тебе придется играть эту партию, хочешь ты того или нет. Многие солдаты, которые становятся жертвой войны, тоже не хотят, не понимают, что происходит, и тем не менее сражаются, страдают и гибнут. Ты шахматная фигура в этой игре. Не знаю, пешка ты или ферзь, но и у тебя есть какое-то предназначение: иногда и пешка ставит мат королю.

«Я возьму это в свои руки! Я остановлю ее! Клянусь тебе! Я ее убью, эту стерву!»

— Нет. Нельзя поддаваться чувствам. Как ты вернешь Чарли без помощи Бодэ? Как ты доберешься до денег, наймешь нужных людей, проложишь маршрут путешествия? Она извращенка. Так используй ее, но не давай ей использовать себя. — Демон вздохнул. — Мне кажется, тебе совершенно необходимы некие побудительные мотивы. Так знай, если ты не начнешь действовать немедленно, Чарли потеряна навсегда. Как только ты выручишь ее, вы не должны более отклоняться от намеченной цели.

Ее карие глаза внимательно рассматривали отражение в зеркале.

— Что ж, не так уж и плохо, это даже может принести пользу, — сказал демон, скорее про себя. — Иллюзия мужской внешности годилась для непродолжительной маскировки, но ее невозможно поддерживать все время. Теперь тебя никто, абсолютно никто не узнает. Я возвращаю тебе твое тело, но лишь до тех пор, пока ты не дашь мне повода захватить его вновь. И еще я налагаю на тебя проклятие. Я не вправе изменять твое истинное тело, но оно останется таким, как сейчас, невзирая ни на какие снадобья, заклинания или три недели полного поста в пустыне. Если понадобится, жир можно будет превратить в мускулы, но, как только надобность в этом минует, ты возвратишься в прежнее состояние. В таком виде ты увидишь Акахлар, в таком виде Акахлар увидит тебя. Да, я дам тебе силу, когда потребуется, я не позволю, чтобы ты стала тупой, сонной и пассивной, но ты не изменишься внешне, пока не встретишься с Булеаном,

«Нет! — крикнула Сэм. — Погоди!» Но она уже вернулась в свое тело и стояла перед зеркалом, чувствуя, что в голове у нее прояснилось. Сэм чувствовала, как ее вес давит на нее, словно пригибая к земле. Вдобавок ко всему она еще и выглядела старше, намного старше. И все-таки она ощущала в себе новую силу.

Не вмешайся этот чертов демон, все прошло бы, как задумала Бодэ. Она жирна, неуклюжа, уродлива — что ж, придется ей хоть своим видом искупать то, что натворила.

Сэм заглянула в студию. Скоро рассветет. Времени осталось мало, и действовать надо быстро. Прежде всего остановить Бодэ. Потом вытащить Чарли и заняться подготовкой к путешествию;

Она сжала кристалл.

— Ну, демон, давай вместе поищем аварийный выход.

Сэм вошла в спальню, где спала Бодэ, остановилась возле постели и подняла кристалл, направляя разгорающийся луч на ее голову. Бодэ внезапно вздрогнула и застыла, но не проснулась.

— Бодэ, ты меня слышишь? — Да, дорогая, Бодэ слышит, — ответила та сонным голосом.

— Это правда? Ты собираешься дать Чарли постоянное снадобье и открыть свое собственное дело? Отвечай!

— Да, дорогая.

— Почему?

— Потому что Бодэ живет только ради тебя и боится, что ты ее покинешь. Теперь Бодэ навеки сохранит тебя для своей любви.

— Нет, Бодэ. Если ты это сделаешь, я уйду от тебя. Я лучше убью себя, я не смогу жить, помня о том, что ты сделаешь с Чарли. Я хочу, чтобы ты в это поверила.

«Исполнено».

Бодэ открыла глаза.

— Но Бодэ уже сделала это! — воскликнула она, и в ее голосе прозвучал неподдельный ужас. — Бодэ послала снадобье еще вчера, чтобы наш мотылек была готова к переезду.

— Что-о-о? Демон, у тебя что, часы стали, черт бы тебя побрал! Бодэ, вставай сейчас же! Быстро одевайся, беги к Чарли и жди меня там!

Она включила свет и принялась рыться в ящиках. Черт! Неужели на нее ничего не налезет? Ей попались какие-то растянутые штаны, которые чуть не расползлись по швам, когда она их натянула. Ладно, сколько-то они продержатся. Блуза была узка и едва доходила до пупа — ничего, сойдет. Черный плащ Бодэ едва прикрывал ей спину и висел до полу. Сэм подобрала полы и сколола их булавками, получилось нечто вроде пончо. С трудом вбила разбухшие ноги в короткие мягкие кожаные башмаки, хоть они и жали немилосердно. Ну и черт с ними!

Бодэ натянула свои неизменные сапоги на каблуках и накинула плащ с капюшоном. Капюшон скрывал ее голову, как было принято в городе, оставляя лицо в тени.

— Возьми с собой денег! — бросила ей Сэм. — И вези меня к Чарли, быстро!

Еще только начинало светать, но район понемногу оживал. Бодэ окликнула трехколесный кэб, они сели,

— Королевская башня Сикобо, — приказала Бодэ, — и побыстрее!

Возница давно перестал удивляться, если его седоками оказывались люди самого странного вида. К

Тому же они, как правило, хорошо платили. Кэб покатил по улице.

— Когда ты послала ей это?

— Утром. Когда Бодэ ходила на рынок.

— Значит, это было у нее весь день. Она принимала сегодня клиентов?

— Нет. Это не полагается ни в день приема снадобья, ни на следующий.

— Тогда мы еще можем успеть. Может быть, она еще не приняла твое зелье.

— Нет, дорогая, — вздохнула Бодэ. — Мы уже опоздали. Раньше у нее всегда был день, чтобы все обдумать, но действие последней порции снадобья не должно было кончиться до следующей недели. Когда она получила эту бутылочку с печатью Бодэ, она еще была Шари. Посыльному было велено передать ей, что госпожа приказывает принять это. Бодэ не хотела предоставлять ей выбор. Все уже было готово для нового дела.

— Черт побери! Ничто не постоянно, кроме смерти. Ты составила эту дрянь. Ты сможешь и повернуть все обратно!

— Дорогая, это невозможно. Мозг — он вроде того шкафчика с картотекой, что стоит у Бодэ. В верхнем ящичке — Чарли. В следующем — Шари. Душа — это человек, который подходит к шкафчику. Без снадобья она может выдвигать только один ящичек — Чарли. С обычным снадобьем она может выдвигать только ящичек Шари, но другой при этом все еще здесь. А если принять постоянное снадобье, все карточки из ящичка Чарли как бы уничтожаются.

Их больше нет. Остается только Шари. Она будет помнить только то, что было, пока она была Шари, — ничего больше.

— Если это так, я тебя убью.

— Бодэ с радостью умрет ради тебя, только прикажи.

В башне был привратник, но Бодэ знала пароль. Он покосился на Сэм с явным неодобрением, но все же пропустил их. Внутри были два подъемника без дверей. Бесконечная цепь кабинок двигалась непрерывно и очень медленно.

Сэм выпрыгнула следом за Бодэ, поскользнулась, услышала громкий треск — штаны лопнули на бедрах. Ну уж на это-то ей было наплевать. Вторая дверь направо. Ключ не понадобился — дверь была всегда открыта для прислуги.

— Сколько времени нужно, чтобы твое чертово зелье отбило у нее память? — спросила Сэм.

— Оно наводит сон с чудесными сновидениями, дорогая, и он длится двенадцать часов. Потом она проснется обновленной.

Квартира была действительно прекрасная, очень роскошная. Все комнаты были убраны по-разному, но так, чтобы соответствовать облику Чарли. Они прошли через гостиную, столовую. Сэм остановилась у входа в маленькую кухоньку, потом вошла и увидела на столе возле мойки бутылочку. Маленькую золотую бутылочку с личной печатью Бодэ — печать была сломана, бутылочка пуста! Она со злостью швырнула ее о стену и кинулась в спальню, которую почти целиком занимала огромная кровать в форме сердца.

Чарли, обнаженная, спала на шелковых простынях, и ее совершенная, абсолютная красота снова поразила Сэм. Даже поза спящей, даже выражение сонного лица были чувственны.

— Чарли! Проснись! — крикнула Сэм. Спящая девушка только слегка шевельнулась. Сэм повернулась к Бодэ:

— Разбуди ее!

Бодэ отбросила капюшон и опустилась на колени возле ложа:

— Шари, Шари, милая. Просыпайся. Твоя госпожа приказывает.

Чарли нахмурилась, легко вздохнула, ее огромные глаза открылись, и она сразу увидела Бодэ; Она улыбнулась.

— Шари приветствует тебя, госпожа, — сказала она нежным, чуть сонным голосом и села на своем ложе.

— Господи! Мы опоздали! — воскликнула Сэм и зарыдала безудержно, безутешно. Чарли удивленно взглянула на нее так, словно видела в первый раз, но осталась спокойной и безмятежной.

— Госпожа хочет, Шари утешать? Бодэ, все еще загипнотизированная кристаллом, не могла отвечать никому, кроме Сэм.

— О Господи! Прости меня, Чарли! — рыдала Сэм. — Я только и делаю, что приношу несчастье другим! Я ни на что не гожусь!

Чарли еще раз взглянула на нее и сдвинула брови.

— Господи Иисусе! Неужели это ты, Сэм? Неужели это и в самом деле ты? — воскликнула она наконец по-английски.

— Да, да, это я, — всхлипывала Сэм, — толстая и безобразная, и… что ты сказала?

— Так это ты! Го-о-осподи! Да я тебя и не узнала! Что ты сделала с собой?

— Но… но ты говоришь по-английски! Ты осталась самой собой! А снадобье — оно же здесь! И бутылочка пуста! Я…

Чарли сладко зевнула:

— Слушай, Сэм, если бы я сразу тебя узнала, я не стала бы прикидываться Шари. Что за шум тут поднялся?

Все еще вздрагивая и всхлипывая, Сэм рассказала ей о кознях Бодэ.

— А черт! Ладно, что ни делается, все к лучшему. Она под гипнозом, да? Ну пусть ее. Забирайся-ка сюда и хватит реветь. Я-то все гадала, появишься ли ты хоть когда-нибудь!

Наконец, кое-как успокоившись, Сэм рассказала Чарли обо всем, в том числе и о проклятии демона. Чарли только кивала, слушая. Господи! До чего же она была прекрасна!

— Сэм, не вини ты во всем себя. Не надо. Черт возьми, ты просто не была готова так быстро повзрослеть. — Она вздохнула. — А я, похоже, была…

— Но это снадобье — как же ты…

— Сэм, я с самого начала не доверяла ей ни вот столечко, но я знала, что иначе нам не достать денег. Я рассчитывала, что она слишком хитрая, чтобы сразу затеять что-нибудь, поэтому и согласилась и оставила тебя в мансарде. Но вот прошли первые недели, и тут приходит эта прелестная девочка, лет четырнадцати, вся в белом, в маске и все такое, приходит и приносит мне бутылочку. Я посмотрела на нее, вернулась сюда, прилегла и перебрала каждый день моей жизни в облике Шари, вспомнила каждого из моих клиентов. Это было нетрудно, тогда их было не так уж много. Все было совсем не так, как ты думаешь. Сначала я собиралась отослать бутылочку обратно. Это было бы знаком забрать меня отсюда, но я почему-то не могла заставить себя сделать это. Тогда я откупорила ее, но не могла заставить себя выпить. Тогда я просто поставила ее перед собой и стала думать.

— Почему ты просто не ушла отсюда?

Чарли вздохнула:

— Сэм, вот в этом-то все и дело. Мне не хотелось возвращаться. Я — может быть, это и трудно понять, — я вовсе не хотела отказываться от такой жизни. И я уверена, что дело тут не в Бодэ. Мне просто понравилось быть Шари. Раньше я иногда лежала в постели и мечтала быть прекрасной, блестящей, соблазнительной; настолько прекрасной, чтобы мужчины готовы были выложить целое состояние только за то, чтобы побыть в моем обществе. В общем, что-то вроде «Тысячи и одной ночи» пополам с Лас-Вегасом. Здесь словно осуществились эти самые мечты.

— Но все эти мужчины… Чарли улыбнулась:

— Да, да. Я всегда думала, что, если со мной случится нечто подобное, я тут же угожу на самое дно, где полным-полно пьянчуг, старых, уродливых, вонючих, слюнявых, с хлыстом в руках… Но сюда приходили совсем не такие. Они гораздо больше походили на тех, кого я обольщала в своих фантазиях. Были, конечно, и пожилые, были помоложе, но все в основном приятные люди, хорошо воспитанные. Преуспевающие, но чем-то не удовлетворенные. Все, наверное, были не слишком счастливы в браке, раз здесь принято жениться вслепую или по принуждению. Черт, да, некоторые из них были до того неловки в постели, что оставалось только гадать, занимались ли они вообще когда-нибудь этим делом. Некоторым хотелось чего-нибудь особенного, думаю того, чего они не могли получить дома. Двое совсем молодых, наверное, решили получить какой-то опыт перед женитьбой, чтобы не оказаться уж полными недотепами. И очень, очень многим просто надо было, чтобы с ними понянчились, чтобы кто-нибудь обратил на них внимание. Вовсе не каждую ночь дело доходило до секса. Один просто обнял меня, вон там, на диване, и все говорил, говорил… Говорил и плакал. И это было все, чего он от меня хотел. И ему было не важно, что я и трех слов не поняла из всего, что он мне тут наболтал.

— Господи! Сумасшествие какое-то!

— Да нет, все это просто немного грустно. Им больше некуда пойти; негде выговориться, Не с кем расслабиться. Нашлись среди них один-два со странными вывертами, но мне и это понравилось. Так вот, пока я сидела здесь, я вдруг поняла, что действительно Полюбила секс. И я делала что-то такое, в чем они все нуждались и поэтому были готовы еще и платить мне. Мне! Знаю, предполагается, что я должна была мучиться комплексом вины, но я и сейчас никакой вины не чувствую. Так вот, я просто вылила снадобье в мойку и решила попробовать заниматься этим, оставаясь собой. Мне хотелось проверить, не спятила ли я. — Ну и? — Вышло даже лучше. Я скоро научилась «становиться Шари», думать на Короткой Речи и просто подыгрывать своим клиентам все время. И когда я не была одурманена, это выходило легче. Я могла сообразить, что будет лучше для каждого, дать им побольше того, чего они хотели сами, а может быть,

И показать что-нибудь новенькое. В этой игре я поменялась с ними местами, точь-в-точь как Бодэ с тобой. Теперь управляла я. Я могла по-умненькому отшить неприятного клиента, не выливая ему на голову ночной горшок, а хорошему выдать что-нибудь и сверх программы. Но и сама я тоже получала все, что хотела. Проходили недели, а я совсем не уставала от этого. Я и сейчас еще не устала. Только днем и в выходные мне было муторно. Я старалась найти способ выходить в город, тогда бы я полностью управляла своей жизнью. И нашла. Это оказалось совсем нетрудно. Они все платили по счетам, так? Но еще они оставляли мне чаевые и, если хочешь знать, стали оставлять намного больше с тех пор, как я покончила с отравой Бодэ. Каждый день являлась моя Белая Дева и забирала их. Я стала откладывать часть. Довольно скоро у меня набралась приличная сумма. Я знала, что здешние золотые называются саркисы, и я могла их сосчитать.

Чарли встала, подошла к стенному шкафу и открыла его. Сэм последовала за ней, потрясенная, не находя слов.

Стенной шкаф был большой, вроде чуланчика. Чарли вошла в него, Сэм — следом. Там было множество соблазнительных одеяний для Шари, а позади них, тщательно спрятанный, висел белый балахон с капюшоном и маской для лица.

— Я была уверена, что моя Белая Дева не может быть незамужней девушкой. Ни одна из них и близко не подойдет к этому району. Я плохо знаю язык, но не так уж трудно объясниться жестами: «Если она — он — оно принесет мне такой же наряд да при этом ничего не скажет Бодэ, то ей — ему кое-что обломится». Так она даже не стала дожидаться следующего дня. Принесла сразу после полудня. В первый же выходной я натянула этот балахон и вышла прогуляться вокруг квартала. Чудеснейшее чувство свободы, независимости и тайны. Сперва я побаивалась, что меня выдадут браслеты на руках или кто-нибудь заметит серьги под капюшоном, но никто не обращал внимания. С волосами было посложнее, но я спрятала их так, чтобы их совсем не было видно.

Сэм слушала Чарли, все больше стыдясь, что позволила себе так опуститься. Да, ее подруга и строила планы, и действовала.

— Месяца через три, — продолжала Чарли, — у меня уже было порядочно денег, свобода передвижения, и я даже научилась выражать свои желания на здешнем языке. Я не говорю на нем по-настоящему, но многое понимаю, если хорошенько вслушаюсь. Я ведь всегда была способной к языкам, а делать мне все равно было нечего. Читать гораздо труднее: у них тут тысячи разных знаков, но я знаю самые обычные, вроде «дамский туалет», «магазин», «ресторан», ну и тому подобное. Я покупала всякую еду, просто попробовать, приобрела кучу прелестных безделушек, а когда заметила, что возле дома сшивается пара громил, вроде тех, что напали на нас, — тут же обзавелась ножом и пистолетом. Я все удивлялась, почему ты-то никогда не показываешься. Время шло, мне принесли уже десятую бутылочку — я считала. Других вестей от вас с Бодэ не было, так что я думала — либо опасность все еще велика, либо расходы оказались больше, чем мы думали. А для меня это было лучшее время с тех пор, как нас затянуло в эту дыру.

Она помолчала немного и серьезно добавила:

— Это вообще было лучшее время во всей моей жизни.

Взглянув на Сэм, Чарли легонько поцеловала ее в щеку.

— Бедная Сэм! Что ж, твой демон прав. Ни одну из нас больше не узнать. А я-то все думала, нельзя ли устроить так, чтобы Бодэ и тебя как-нибудь изменила.

— Чарли, да ты взгляни на меня!

— Вижу, вижу. Но, не говоря обо мне, она, возможно, сделала лучшее, что только могла. Теперь мы можем ехать.

— Чарли, да тебе как будто не хочется ехать, не хочется бросать все это.

— Не хочется, — согласилась Чарли. — Ты просто не представляешь, Сэм, что тут сделалось со мной. Но я нужна тебе. Однако и без Бодэ тебе не обойтись: одинокая девушка не может самостоятельно существовать в этом обществе. Не надо ненавидеть ее, Сэм. Ведь она все делала ради тебя. А то, что она тут затеяла, — это ведь нечто вроде тайного переворота: в городе этим бизнесом стали бы управлять женщины, сверху донизу. Это дает власть, Сэм, если знаешь имена тех, кто часто этим пользуется. Ну, снимай свои лохмотья, тебе надо отдохнуть. Скажи Бодэ, чтобы тоже поспала где-нибудь в уголке, а если проснется первой, пусть разбудит нас. Прикинем, сколько у нас чего есть, и отчалим отсюда.

Сэм разделась, что доставило ей величайшее облегчение. Прежде чем дать Бодэ уснуть, она снова навела на нее кристалл.

— Бодэ, я хочу, чтобы ты всегда слушалась меня, — сказала она. — Я хочу, чтобы отныне ты не смогла солгать ни мне, ни Чарли и не смогла сделать ничего втайне от нас. Я хочу, чтобы отныне, ради твоего же влечения ко мне, ты удовлетворяла мои желания, но не решала за меня заранее, чего я хочу.

«Исполнено!» — произнес демон, и нотка удовлетворения послышалась ей в его обычно холодном и бесстрастном голосе.

Когда они проснулись, Бодэ действительно пообещала им, что и впредь не будет выкидывать подобных фокусов.

Девушки послали ее проверить, сколько на их счете денег, завершить все дела и купить какую-нибудь одежду для Сэм. Чарли приготовила завтрак н, совершенно ошарашенная, смотрела, как Сэм уничтожает все, что только можно съесть.

— И сколько же ты сейчас весишь?

— Демон сказал, что около двухсот сорока фунтов. Ради Бога, молчи! Сама знаю, что похожа па мешок с салом. Я ем, даже не замечая, все, что под руку попадется. И с этим мне придется как-то смириться. По крайней мере о фигуре не надо заботиться.

Чарли подумала, что это истинно демоническое наказание. У Сэм не было выбора: добраться до Булеана или умереть. Лишь бы только красота самой Чарли не заставила Сэм страдать еще сильнее.

У Чарли была пара здешних сари, которые она купила на тот случай, если придется спешно удирать. Они были довольно скромные, но рисунок вокруг глаз и украшения все равно выдавали ее. Чарли, правда, это нисколько не беспокоило.

Вернулась Бодэ и принесла свободный хлопчатобумажный плащ с капюшоном, пару сандалий и уйму разных тканей.

— Дорогая, одежду для тебя Бодэ придется шить самой, — извиняющимся голосом сказала она.

Вещи Шари были уложены в две большие черные сумки. Они уже были готовы к переезду. Она и переехала — обратно, в мансарду Бодэ.

Вместе с чаевыми Чарли за год заработала больше тридцати тысяч саркисов, «искусство» Бодэ принесло еще десять тысяч, кроме того, существовали два ее «творения». Для несчастных девушек уже поздно было что-нибудь делать. От их «работы» Бодэ ожидала получить еще две с половиной тысячи. Итого сорок две тысячи. Чарли придержала тысячу из чаевых, от которой у нее осталось пять сотен. Четыреста двадцать пять сотен — это было бы неплохо. Но почти пять тысяч потребовались на обслуживание Чарли, еще шесть тысяч — на аренду квартиры, восемь тысяч потратили Сэм и Бодэ, почти пять тысяч были внесены в задаток за новую квартиру и се отделку. На руках у них оставалось меньше четырнадцати тысяч двухсот саркисов.

— Проклятие! Целый долбаный год, а нам так и не удалось собрать нужную сумму. Нельзя ли хоть вернуть задаток за новую квартиру? Это были бы еще две тысячи.

Бодэ покачала головой:

— Извини, дорогая. Раз отделка уже выполнена — ничего не поделаешь.

— Я могла бы взять туда тех девушек и поработать с ними еще немного, — предложила Чарли. — Если работать по семь дней в неделю и откладывать все, что мы получим, нужен всего месяц.

Сэм вздохнула:

— Мы получим восемь тысяч и потратим три. Значит, два месяца. Это еще две тысячи за аренду. Три месяца. Мой демон обозлится, да и мне это не по вкусу.

«Дальнейшая задержка неприемлема, — согласился демон. — Для начала денег достаточно. Даю тебе на все тридцать дней. За каждый день, проведенный в Тубикосе сверх этого срока, ты будешь наказана еще одним килограммом веса. Не сможешь ни ходить, ни даже встать самостоятельно, если прибавишь еще тридцать килограммов».

Сэм чуть не расплакалась:

— Но, черт возьми, нам же не хватает! Ты-то что выиграешь, если Бодэ придется возить меня на тачке? И я проедаю в день саркисов пятьдесят.

«Твой вес будет поддерживаться и в том случае, если ты будешь есть нормально. Если понадобится, я подавлю твой голод. Ты снова сдаешься. Сдаешься, даже не попытавшись».

Сэм попробовала было поторговаться с ним, по не выдержала и разрыдалась.

Чарли спокойно размышляла. Наконец она сказала:

— Слушай, наверное, мы сможем наскрести еще немного, продав мебель из новой квартиры и все, что есть ценного здесь. И не надо трепыхаться из-за навигатора и лоцманов. Купим то, что будет нам по карману, вот и все. Спроси-ка Бодэ, нельзя ли все сделать малость подешевле.

Художница на миг задумалась.

— Если мы просто присоединимся к кому-нибудь, с кем нам по пути, а потом найдем других попутчиков, то, если мы не будем слишком привередничать, все окажется намного дешевле.

— Я поняла, — сказала Чарли, прерывая перевод Сэм, — Ладно, это уже кое-что, и пусть твой демон, если он так торопится, помогает таскать чемоданы. А если мы застрянем где-нибудь по дороге, ну что ж, найдем какую-никакую работу там. В конце концов, Бодэ — алхимик, ты могла бы давить виноград, а моя специальность ценится везде, где только есть мужчины. Может быть, когда мы будем поближе, старина Булеан почешется наконец, чтобы помочь нам, раз уж ты так ему нужна. Не вешай нос. Если нас все еще ищут, черта с два теперь узнают, а может, уже и вовсе забыли.

— Послушать тебя, получается все так легко…

— Да нет. Все это и трудно, и жутко, но если бы это было вообще невозможно, Булеан не приставил бы к тебе этого демона. Жаль, что этого самого университета нам не видать. Могу поспорить — там-то нам объяснили бы, что здесь к чему. Школу я уже, кажется, окончила. Неплохо бы теперь посмотреть па этот мир. Интересно, что тут еще есть.

Сэм грустно вздохнула:

— Ты не только красивая, ты храбрая, и голова у тебя работает что надо. А я себя чувствую какой-то недоделанной!

— Ха! Да я боюсь до дрожи в коленках. Та квартира показалась мне безопасным гнездышком после таких страхов, каких я бы никому не пожелала. Только я теперь знаю, что нельзя все время прятаться и жалеть себя, надо действовать.

Чарли оглядела своих собеседниц.

— Три женщины против целого мира; Одна — толстуха поперек себя шире, другая — безумная влюбленная, раскрашенная так, что с ума сойти, а третья высококлассная девушка по вызову. Ничего себе начало легенды. Однако есть идея! Бодэ все равно предстоит шить; сдается мне, пора бы в этом задрипанном городишке наконец изобрести лифчик!

Бодэ была потрясена. При се сложении лифчик в жизни не потребовался бы, да и Чарли она перекроила по той же мерке, но она быстро сообразила, что Сэм не единственная, кому он может пригодиться. Чарли кое-как набросала чертеж и объяснила, большей частью жестами, зачем нужен этот предмет туалета. Немножко подсказывала Сэм. Но как только Бодэ уяснила себе идею, она со страстью модельера кинулась ее осуществлять. Первые несколько образцов вышли не особенно удачными — недостаточно жесткими, не хватало поддерживающей простежки, — но следующие уже были что надо. Не высший сорт, но свое назначение выполняли и очень помогали Сэм.

Бодэ работала так, словно демон подгонял и се.

— Дорогие, неужели вы не видите? Это же настоящая революция! Подумайте, какой обширный рынок для этой штуки в одной только Тубикосе! Все крупные женщины захотят это купить. Завтра Сэм и Бодэ снова поедут в торговый район. Бодэ нужно побольше материи. Сэм наденет это, а Бодэ возьмет с собой все наброски и выкройки. Она покажет все торговцам домашней одеждой и присочинит, что ожидает Королевский патент. Лучше всего, если попадется женщина погрудастее, тогда дело в шляпе. Но даже мужчина купит это, хотя бы затем, чтобы не перехватили конкуренты. И только за наличные!

Сэм слушала, открыв рот. Наконец она спросила:

— И сколько ты думаешь за это получить? Сотен пять?

Бодэ рассмеялась:

— Бодэ собирается запросить десять тысяч и дать себя уговорить согласиться тысяч на пять — шесть.

— Но… ведь те куртизанки пошли всего по тысяче! Ты что же хочешь сказать, что идея лифчика стоит дороже человеческой жизни?

Бодэ улыбнулась:

— Девушки дешевы, потому что их всегда много. Оригинальные идеи — очень редки. Да за такую идею моя цена — ничто, просто грабеж среди белого дня!

— Ничего себе! — сказала Чарли. — В таком случае сколько бы они дали за тампоны!

Глава 9

Идея оказалась стоящей в буквальном смысле слова, и прилично стоящей. Поскольку им нужны были наличные или по крайней мере то, что легко можно было обратить в наличные, пришлось-таки поторговаться, но в конце концов они выручили за идею лифчика более пяти тысяч саркисов. В придачу они получили очень подходящие для их целей плотные ткани и прочные нитки. Бодэ с помощью Чарли на своей странной ручной швейной машине состряпала несколько лифчиков для Сэм.

Сэм никогда особенно не интересовалась тряпками, зато у Чарли обнаружился прямо-таки талант, хотя в конце концов она вынуждена была уступить Бодэ изготовление выкроек и подгонку. Ее изящные, но необычайно длинные ногти порядком мешали при шитье, по уговорить Бодэ отказаться от этих украшений было невозможно.

Они сшили новую одежду не только для Сэм, но и для себя. Торговец, который купил у них идею лифчика, предложил им в помощь за скромную плату двух швей и разрешил пользоваться маленькой мастерской. Вполне возможно, что истинной причиной такой любезности была надежда задаром поживиться свежими идеями и перенять фасоны одежды. Чарли даже одобрила это, она считала, что здешняя мода нуждается в легкой встряске.

Плохо было без застежек-«молний», но ни Чарли, ни Сэм не могли объяснить, как их сделать, так что пришлось обходиться традиционными пуговицами, крючками, завязками. Бодэ изумительно подгоняла одежду по фигуре. Но для Сэм облегающие платья явно не годились. Чарли придумала нечто вроде мексиканского серапэ — одежды, похожей на плащ с дырой посередине, которая надевалась через голову. Получилось очень неплохо, насколько это вообще было возможно.

Чарли с радостью обнаружила среди готовой одежды нечто вроде джинсов. Она отыскала несколько пар мальчишеского размера и слегка переделала. Еще она сшила несколько блузок из такой же ткани, что и платья Сэм, только поярче, и пару длинных платьев, после чего почувствовала, что готова к путешествию.

Бодэ приготовила свои кожаные костюмы и длинные плащи. На ее худощавой высокой фигуре в сочетании с кожаными сапогами на высоченных толстых каблуках они выглядели очень эффектно.

Предотъездная суматоха немного отвлекла Сэм, хотя она очень страдала из-за своей толщины. И кроме того, она крайне нуждалась в Чарли. Но та перестала быть просто школьной подружкой. Чарли вдруг оказалась мудрой, зрелой, очень взрослой и очень сильной. А Сэм ощущала себя скорее девочкой-подростком. Чарли была красива и привлекательна, и от этого Сэм чувствовала себя особенно безобразной и неуклюжей.

Кроме того, Чарли была намного способнее. Это было не так заметно, пока они учились в школе, хотя и там Сэм приходилось попотеть над тем, с чем Чарли справлялась играючи. А теперь Чарли почти самостоятельно выучила язык, про который Зенчер говорил, что с ним надо родиться, чтобы говорить на нем. Может быть, какая-то правда в его словах и была, только Чарли редко требовался перевод, чтобы понять, о чем идет речь. И ни в каких магических заклинаниях она для этого не нуждалась. Там, дома, в предпоследнем классе Сэм хотела, точно хотела, поступить на специальный курс, и тогда их классный руководитель сказал ее матери:

— Боюсь, этот курс — чересчур большая нагрузка для нее. Я знаю, она много читает, и отметки у нее хорошие, но сейчас она работает на пределе своих возможностей, и не стоит разочаровывать ее. Коэффициент ее умственного развития — сто, для такой цифры она работает очень хорошо. Не беспокойтесь, это средний показатель.

Потом она докопалась-таки, что «средний» — это сто — сто десять, так что она и средней-то была с некоторой натяжкой. Тогда она как-то примирилась. с этим — что поделаешь, если ты туповата?

Правда, она не чувствовала себя особенно тупой, но, возможно, дураки никогда не чувствуют себя дураками. Когда Сэм познакомилась с Чарли, ей казалось, что она встретила родственную душу. Но теперь Сэм думала, что никогда по-настоящему не знала Чарли, и, может быть, Чарли это вовсе и не нужно было. Она-то уж точно не была «средней с натяжкой».

Сэм любила Чарли и нуждалась в ней, но порой готова была возненавидеть за ее везение.

И еще она боялась, как бы Чарли ее не возненавидела.

Сначала Сэм сильно стеснялась, выходя на улицу. Она представляла разговоры служащих магазина после появления девушки вместо юноши, однако никто не обращал на нее внимания. Видимо, все привыкли не удивляться ничему, что исходит из мансарды Бодэ.

На улице, даже одетая в местный «респектабельный» наряд, Сэм поначалу опасалась, что все будут глазеть на нее, но вроде бы и здесь никто особенно не удивлялся, люди разговаривали с ней самум обыкновенным образом. Правда, мужчины не обращали на нее внимания, но они и раньше этого не делали. В конце концов Сэм даже почувствовала облегчение: не надо больше играть никакую роль, она могла быть самой собой — и все.

Все договоры о перевозках и путешествиях заключались, независимо от общественного положения заказчика, в Гильдхоллах — отделениях Королевских гильдий. Из Тубикосы уходили сотни караванов, однако Бодэ не нашла в списке ни одного, который бы шел в Масалур, а названия большинства пунктов назначения мало что ей говорили. Бодэ родилась в Тубикосе, кроме поездки в университет, она никогда не бывала за пределами родных мест. Пришлось обратиться за помощью к диспетчеру гильдии.

Они решили, что не стоит спрашивать о прямом пути в Масалур; возможно, Булеан настолько опасен для своих врагов, что их непременно заинтересует любая необычная персона, направляющаяся туда. Безопаснее было сначала проехать до Кованти, который находился примерно на полпути, а уж там решать, что делать дальше. Демон пока молчал, но Сэм самой хотелось покончить со всем побыстрее, а расстояние все-таки было огромным.

Сэм была немного польщена тем, что диспетчер обращался в основном к ней как к главе их маленькой группы. Возможно, ее считали «главной», потому что она выглядела «нормально». Если бы они только знали!

— В ближайшие шесть недель я не могу отправить вас прямо в Кованти, — сказал диспетчер. — Тубикоса имеет с ними дела только в определенное время года. Хотя вероятность попасть под Ветер Перемен очень мала, прямое сообщение слишком рискованно. Единственно разумный путь — это на юго-восток, в Маштопол, хотя это и немного в сторону от вашего направления, затем на северо-запад, в Куодак, и дальше па север, в Кованти. В Куодак вас отправить несложно, а в тамошнем Гильдхолле вы легко отыщете попутчиков до Кованти. Вы говорили, что едут три женщины?

Сэм кивнула:

— Да, мы трое. Но мне это не нравится. Увеличивается расстояние, значит, и расходы тоже.

— Я мог бы предложить путешествие из Тубикосы прямо в Куодак, хотя и в худших условиях, но тогда и расходы, и время в пути окажутся еще больше. Если бы вы согласились сменить навигатора в Маштополе и переждать там неделю, у нас нашлось бы кое-что на завтра. Если же вы обязательно хотите ехать прямо до Куодака, то караван отправляется через шестнадцать дней. Ваша доля в оплате навигатора и лоцманов составит тридцать пять сотен саркисов за троих плюс расходы на все, необходимое для путешествия. Но предупреждаю, что этот маршрут может оказаться опасным.

— Сколько времени займет дорога до Куодака? Если сравнивать ее с прямой дорогой в Кованти?

— По-разному, — честно ответил диспетчер, — но в среднем, когда все было спокойно, прямой путь занимал дней пятьдесят. Сейчас — около шестидесяти. До Куодака примерно столько же. И еще около тридцати дней до Кованти, смотря по тому, сколько вам придется ожидать каравана в Куодаке. Не блестяще, но этот путь сейчас — самый безопасный. Если вы столкнетесь с Ветром Перемен, то вообще никогда не попадете ни в одну срединную землю. Это был веский аргумент.

— Ну ладно. Тот, что через шестнадцать дней, пожалуй, подойдет нам больше всего. Как это оформить?

— Заполните вот это. Если вы не умеете читать, я заполню все за вас и заверю вашу подпись. Затем вы заплатите мне пятнадцать сотен саркисов наличными, а остальное — навигатору при отправлении каравана. Когда вы заплатите, я выдам вам путевой лист и список всего необходимого.

Сэм кивнула.

— Эта женщина заплатит вам и заполнит все бумаги, — сказала она, показывая на Бодэ; та взяла перо и принялась за дело. Письменный язык, видимо, был настолько сложен, что лишь немногие, включая и Бодэ, могли прочесть любую старинную книгу. Обычно грамоту здесь изучали в той мере, в какой это было необходимо для работы и в повседневной жизни. Чарли отметила, что и в речи большинства людей было не более пары тысяч слов; остальные использовались лишь в специальных целях. Даже среди акхарцев многим так и не удавалось полностью освоить грамоту, поэтому, если не считать королевских семей, то чем грамотнее был человек, чем больше он мог прочесть, тем выше он мог подняться по общественной лестнице. Даже выходцам из беднейших слоев не был заказан путь почти на самый верх, если только они были достаточно смышлеными. Отчасти именно поэтому женщины, порой даже низкого происхождения, вели все дела во многих здешних лавках. Бодэ прочитала им анкету.

— Имя, возраст, пол — Бодэ всегда подмывало написать «средний» — род занятий, семейное положение, клан и место жительства. Им лишь бы что вынюхать, а? Ну, Бодэ — это легко. Тридцать один, женский, художница-алхимик, отреклась от клана прежде, чем клан успел отречься от нее, — а как твое настоящее имя, любимая?

— Саманта Роз Бьюэлл, но стоит ли писать его здесь? Оно может выдать, что я нездешняя. Бодэ ненадолго задумалась.

— А как тебе нравится «Сузама»? Странноватое имя, но совсем неплохое. Бодэ встречала женщин с таким именем, и она сможет по-прежнему называть тебя «Сэм». Мы пристроим тебя в клан Пуа-хока. Это большой клан в одном из секторов, такой большой, что все пользуются этим именем, когда не хотят объявлять настоящего.

— Как — у нас Смиты и Брауны. Знала я как-то парня, которого взаправду звали Джон Смит, так ему никто не верил.

Отлично. Так она приобретет хоть подобие общественного положения, если только сумеет запомнить это чертово имя.

Чарли заглянула в анкету:

— Эй, я не умею читать, но почему значок в «семейном положении» у вас обеих не такой, как у меня? Что ты там написала?

— Ну как же, дорогая, Бодэ записала Сузаму своей супругой, а Бодэ — супругой Сузамы. Ее законное имя будет Бодэ Сузама, а Сэм будет Сузама Бодэ.

— Хм-м-м… Представляю, как все на это вытаращат глаза!

— Вовсе нет. Есть акхарский закон. Если кто-то сожительствует во всех отношениях с одним и тем же партером в течение одного года и одного дня, то считается, что эти люди состоят в законном браке. По сути дела, мы просто его зарегистрируем.

— Бодэ, что ты затеваешь на этот раз?

— Бодэ говорит серьезно. Ты женщина. Тебе восемнадцать лет. Ты не носишь белое и не живешь вместе с семьей, ты записана как подмастерье Бодэ, но у тебя нет мужа и нет никаких записей о том, что ты когда-либо жила с кем-либо, кроме Бодэ. Для горожанина брак — единственный способ получить выездные документы, если только его не послало какое-то авторитетное лицо, как было, когда Бодэ послали в университет. Ты явно не куртизанка. Бодэ предлагает самый легкий путь. Так нам не потребуется ничего придумывать, не надо будет опасаться, как бы не выдать себя.

— Да, но… в таком строгом обществе, что скажут, если брак зарегистрируют две женщины?

— Закон предназначался для иностранцев, но применительно к Району он не теряет силы. А раз мы уезжаем, то и вопросов никаких не будет. Здесь на многое смотрят иначе. Поверь, дорогая! Такое случается гораздо чаще, чем им хотелось бы признать, особенно с мужчинами.

Сэм переглянулась с Чарли, и та недоуменно пожала плечами.

— Не знаю, что и думать. У меня такое чувство, будто она снова что-то затевает, хотя вроде бы все выглядит правильно. Если ей это позволят, то ты сразу из никого становишься кем-то, и все мы будем выглядеть не так подозрительно.

Отвернувшись от людей, которые толпились в зале, Сэм прижала к себе кристалл:

— Демон, правду ли она говорит?

«Она не может тебе солгать. Да. Это законный и самый легкий путь полностью легализоваться, дающий тебе право жить в этих местах, как если бы ты здесь родилась».

— Но я вовсе не хочу навсегда остаться привязанной к ней.

«Вопрос интерпретирован и понят. Если бы люди, состоящие в браке, не обманывали бы, то здесь не было бы ни Района, ни возможностей для работы Чарли и ей подобных».

Возразить на это было трудно, и она решила согласиться.

Чарли они записали так: «Шари, 18, женский, без клана, Прекрасная Собственность, законтрактованная Сузамой и Бодэ». Скрывать, кем она была, было все равно бесполезно.

Они заплатили и получили список всего необходимого для путешествия. Бодэ просмотрела его, пока они шли пешком от Гильдхолла до Королевского министерства регистрации. На них глазели, особенно на Чарли, но никто их не трогал.

— Бодэ считает, что лучше купить фургон, чем лошадей, — сказала художница. — Ты говорила, что не умеешь ездить верхом, а добрый фургон — еще и укрытие в непогоду. Не ночевать же под звездным небом. Список продовольствия не очень большой, можно прихватить и еще что-нибудь, если потратиться немного на сберегающие заклинания. Придется купить несколько курток и, может, шляпы и перчатки. В Тубикосе всегда очень тепло, но в окрестностях есть и более холодные места. И еще Бодэ прихватит алхимический набор. Это будет неплохо. Вот мы и пришли. Здесь мы зарегистрируемся и потом по сертификату получим все документы. «Шари», конечно, уже и так зарегистрирована.

Регистратор браков, казалось, не слишком удивился.

— Клянетесь ли вы, что находились в сожительстве в течение одного года и одного дня или более и в продолжение этого времени вступали в интимную связь только друг с другом?

— Да, — ответили они обе. Сэм почувствовала неловкость, однако… Что ж, все происходило по их законам!

— Опустите все пять пальцев в этот раствор и приложите их к документу там, где я покажу.

Раствор щипал кожу, а когда Сэм прижала пальцы к бумаге, то почувствовала в их кончиках жар.

— Вы понимаете, что ваш союз необычен, и его регистрация в королевстве не означает, что оно мирится с подобными союзами или одобряет их. Оно лишь узаконивает свершившийся факт, чтобы разрешение всех споров, вопросов собственности, полномочий поверенных и так далее могло бы происходить законным путем.

Слова регистратора звучали даже безразличнее, чем речь демона.

— Да, — снова ответили они.

— Опустите ладони в этот раствор и приложите их к ладоням друг друга. Если вы поклялись ложно, то ощутите болезненный удар.

Вроде «сыворотки правды», подумала Сэм. Они хотят быть уверены. Она приложила ладони к ладоням Бодэ.

— Произнесите громко сначала свое имя, а затем имя супруги. Будьте точны, ибо с данного момента это будет ваше единственное законное и истинное имя.

— Сузама Бодэ, — сказала Сэм, а Бодэ сказала:

— Бодэ Сузама. Сэм ощутила внезапный, но не такой уж неприятный удар, и их ладони словно слиплись. У нее слегка закружилась голова, и она чуть было не потеряла сознание, потом все прошло, осталась лишь слабая головная боль. Их ладони разъединились, регистратор проштамповал документы и выдал им заверенную копию.

Они вышли в общий зал. Сэм была в полном смятении, и Чарли тут же заметила это:

— Что с тобой?

— Не знаю. Пропади они все пропадом! Это трудно объяснить. Я действительно вышла за нее. Я не могу отгородиться от нее, не могу ничего сделать, не принимая ее во внимание. Это не из-за секса, хотя я и не вправе отказать ей. Какая-то частица ее осталась внутри меня, и она, наверное, ощущает то же самое. Я не могу оттолкнуть ее, убежать от нее, отречься от нее. Я — Сузама Бодэ, и все во мне говорит мне это. Демон! Ты же уверял, что она ничего не затевает!

«Это так и есть. Как я уже сказал, это самый легкий и оптимальный вариант. Ты нуждаешься в ней для того, чтобы выжить, чтобы она за тебя читала, чтобы ты имела защиту. С моей точки зрения, это дополняет твою маскировку почти как броня. Даже под действием зелий и заклинаний правдивости ты будешь утверждать, что ты — Сузама Бодэ, законная сожительница Бодэ Сузамы, и она скажет то же самое. Теперь ты просто не можешь проговориться.

Все, что тебе надо, — это пореже пользоваться английским, и ты вне подозрений. В ней теперь частица твоей души, а в тебе — частица ее. Поскольку требуется доставить к Булеану только твое тело, а не душу или разум, это вполне допустимо. Ты даже не заметишь исчезновения этой частицы, но это жизненно важно. Это может ввести в заблуждение даже некую магию. Не беспокойся. Я ведь сказал тебе, что ты сможешь обманывать. А она, благодаря тому снадобью, — нет».

Сэм мысленно выругалась. Проклятый демон распоряжался ею, и это было обиднее всего.

Свидетельство о браке помогло получить все необходимые документы. Бодэ показала ей, как пишется по-акхарски ее имя. Это было не так уж сложно и сберегло немало времени. Им обещали подготовить все документы через десять дней — обычная бюрократическая тягомотина, — а пока что Сэм выдали карточку, удостоверяющую ее личность и гражданство. Для начала она могла открывать и закрывать счета в банке, заключать и подписывать контракты и пользовалась всеми гражданскими правами. Теперь она юридически существовала в этом мире. Больше всего Сэм выбивало из колеи то, как клерки и другие служащие обращались теперь к ним. Она стала «мадам Бодэ», а Бодэ, соответственно, «мадам Сузама». Сэм теперь не сразу соображала, к кому из них обращаются, да к тому же еще Бодэ взяла привычку называть себя «мадам Сузама», по-прежнему в третьем лице. разумеется. Это окончательно добило Сэм, и ее терпение лопнуло:

— Бодэ! Ты по-прежнему Бодэ, а я по-прежнему Сэм, идет? Кончаем с этими мадамскими штучками? И к ее удивлению, Бодэ кротко ответила:

— Хорошо, Сэм.

В течение следующих недель Сэм упорно размышляла о себе, Чарли и Бодэ. У нее вроде бы появился шанс законно стать чем-то вроде мужчины, и тут она обнаружила, что вовсе не хочет этого. Это было совсем не так приятно, как в ее снах. Возможно, именно искорка, передавшаяся ей от Бодэ, все присела в равновесие, но, так или иначе, сейчас Сэм хотелось быть женщиной. Она избавилась от волос на руках и ногах, сделала дамскую прическу и даже стала опять употреблять духи и косметику.

Брак с Бодэ дал ей странное ощущение безопасности и определенности, которого раньше почему-то не было. Ее больше не беспокоило, что о ней подумают другие, и отражение в зеркале не казалось столь отталкивающим — это было ее отражение и все тут. Сэм вовсе не заблуждалась и не ждала, что мужчины будут из-за нее терять голову, но она перестала прятать свои формы. А в конце концов именно это тело зачем-то требовалось по меньшей мере двум мужчинам в этом мире, достаточно высокопоставленным и могущественным. А ее обида на Чарли отчасти рассеялась, когда она столкнулась с обстоятельствами, о которых раньше просто не думала. Это выяснилось очень просто.

— Чарли, надо внести в мансарду сумки и чемоданы, — как-то сказала Сэм.

Бодэ ушла за остальными покупками и предполагала еще закончить оставшиеся у нее дела, а у Сэм просто раскалывалась голова, и помочь было некому. — Я сейчас просто не могу ничего делать. — Ты шутишь? — спросила Чарли. — Сэм, я не могу выходить одна. Даже если я проверну свой трюк с костюмом девушки, здесь это верный способ угодить под арест.

— Да?

Чарли вздохнула.

— Сэм, ну подумай, только. Ты и Бодэ — полноправные граждане и принадлежите к господствующей расе. У вас есть все права и удостоверения личности, вы можете ходить, где пожелаете. Сэм, я же собственность. Я по закону принадлежу тебе и Бодэ. Ну да, конечно, — контракты, рабство здесь не дозволено, — как же! Это все просто брехня. Юридически у меня вообще нет никаких прав. С точки зрения всех этих законов, со мной следует обращаться так, будто я маленький ребенок, не способный принимать самостоятельные решения. Я не имею права владеть чем-нибудь, даже своей одеждой, — это незаконно. Незаконно иметь деньги, не говоря уж о том, чтобы их тратить. Незаконно даже подарить мне что-нибудь, или заговорить со мной, или мне заговорить с кем-то без вашего разрешения. Я не вправе выйти на улицу без сопровождения ответственных граждан, то есть тебя, Бодэ или кого-то, кого вы на это уполномочите. Я не вправе даже говорить на каком-либо языке, кроме Короткой Речи. Мои отпечатки пальцев и документы зарегистрированы и должны всегда быть там же, где я. Ты что, не знала этого?

— Нет. Господи, Чарли, да это же черт-те что! Неудивительно, что ты не хочешь оставаться здесь.

— Ну, это был бы всего лишь вопрос передачи моего контракта кому-то еще, сама по себе я здесь существовать не могу. Если я нарушу закон хоть в какой-нибудь мелочи, мои наниматели — ты и Бодэ обязаны подвергнуть меня публичной порке.

— Ты что? Да я бы в жизни такого не сделала!

— Ну, не сделала бы, так потеряла бы мой контракт, и меня бы продали тому, кто больше даст, и тогда он должен был бы сделать это, или просто меня запороли бы насмерть. Мне нравится, когда вы берете меня с собой, но на людях я должна демонстрировать самое примерное поведение в стиле Шари. Разве ты не замечала, как я открываю перед вами двери и все такое?

Сэм и вправду не замечала этого.

— Чарли, но ведь у той же Бодэ татуировки хватит на десятерых таких, как ты.

— Ей и приходится чаще показывать свою карточку, хотя она нисколько не похожа на куртизанку.

А я похожа. Бодэ и говорит на этом языке, и умеет читать и писать, и, по-моему, она очень известна в городе. Я ничего этого не умею. Конечно, разок я бы могла проскочить, но, если меня поймают, наказание будет слишком жестоким, так что не стоит рисковать. Раньше я думала, что, может, в других городах законы будут помягче, но акхарская система, по-моему, очень консервативна. Да, разумеется, кое-где девушки живут свободнее и одеваются по моде. А есть и такие места, где правят женщины. Но не забудь, здесь есть и мужчины моего положения. Я завидую тебе — твоей свободе здесь, — но приходится принимать то, что есть, и стараться приспособиться.

Сэм в изумлении таращила глаза на ошеломляюще прекрасную женщину, которая была как бы другой ипостасью ее самой.

— Ты завидуешь? Мне?

Это и представить-то было невозможно. И все же, чем больше она об этом думала, тем яснее чувствовала, что подруга была искренна. Чарли, может, и понравилось быть куртизанкой, но цена ее превращения в куртизанку — безвозвратное порабощение… О, все гораздо сложнее, чем кажется.

Наконец все документы были получены, и они начали приобретать все необходимое по списку, отложив напоследок покупку продуктов. Их фургон с виду был немного непривычен — с хорошим расположением колес, удобным сиденьем для возницы, — но, в общем, это был типичный крытый фургон, караваны которых тянулись когда-то на Дикий Запад. В него впрягали не лошадей, а странных животных, которые назывались нарги, — что-то среднее между крупным мулом и безгорбым верблюдом. Нарги не водились ни в одной из срединных земель, их ввозили из какого-то сектора. Они были полосатые, словно зебры, сильные, хотя и не слишком быстро двигались, могли питаться чуть ли не любой растительностью, а при необходимости выдерживать до десяти суток без воды. У них были длинные, кожистые, змеевидные хвосты с большими помпонами бурого меха на конце, обычно закинутые на спину, но очень скоро обнаружилось, что любимое развлечение нарт — покрепче приложить этим самым хвостом пониже спины всякого, кто неосторожно повернется к ним задом.

Сам фургон был очень удобен. Большая часть припасов размещалась в багажном отделении под днищем. Вещи и продукты на каждый день погрузили в основной отсек, который от сиденья возницы отделяла занавеска из плотной материи, вроде брезента. На стоянке можно было устроить некое подобие кухоньки, хотя огонь приходилось разводить прямо на земле, подальше от фургона. Были еще емкости для воды, для вина и даже служивший туалетом небольшой ящик с вырезанным отверстием.

— Наши переселенцы с руками бы оторвали, — оценила Чарли.

Они купили еще спальный мешок, самый большой, какой только нашли, но и он для троих был немного тесноват, и кое-какую одежду на случай холодной или ветреной погоды. Для Чарли даже, сдавшись на ее просьбы, приобрели меховую курточку. Она была складно сшита и выглядела совсем как норковая. Сэм с трудом отыскала для себя пальто из оленьей замши мужского покроя, хотя оно и было слишком длинно. Бодэ, разумеется, осталась верна одежде из кожи.

Чарли помогла запрячь нарг и показала, как ими править. Подростком она часто проводила лето в гостях у своих родственников на ранчо и там научилась многому, что теперь могло пригодиться в пути.

— Возницей следовало бы быть мне, — объявила она, — но я боюсь. Прекрасной Собственности не полагается носить очки, а контактных линз тут еще не изобрели. Ни Булеан, ни Бодэ не смогли исправить мою близорукость, хотя она не такая уж и сильная. Я еще вижу переднюю наргу, но не дальше.

— А я осталась дальнозоркой, — сказала Сэм. — Но раз я все равно не могу ничего прочесть, я как-то не думала об этом. У Бодэ отличное зрение, так что ты сможешь научить нас править фургоном. По крайней мере ты умеешь запрягать, распрягать, кормить нарг и вообще ухаживать за ними. По-моему, ты им понравилась.

— Да, у меня с ними много общего. У нас одни и те же хозяева, мы хороши собой, идем, куда скажут, делаем, что велят, и у нас нет ничего своего.

В городе были компании, специально снабжавшие путешественников продуктами на дорогу. У них даже работали маги, заклинания которых должны были сохранять еду в пути. Потом все красиво упаковывалось и грузилось прямо в фургон.

С учетом того, что подруги и Бодэ должны были заплатить навигатору, их средства уже уменьшились почти на семь тысяч. Напоследок они еще раз проверили, точно ли караван отправляется на следующий день — опоздания здесь были скорее правилом, — и нашли его в расписании. Навигатор проводил отпуск в Тубикосе, он должен был как следует набраться сил. Все трое перед отъездом чувствовали волнение и неясную тревогу. Такие путешествия редко предпринимали люди, если их дела того не требовали, не важно, будь это торговля, финансы, политика, военное дело или дипломатия. А они не имели ни малейшего представления, ни зачем они едут, ни что их ждет.

Площадь перед Гильдхоллом напоминала сцену из вестерна, несмотря на окружавшие ее городские здания. Люди сновали между многочисленными фургонами, нагруженными невесть чем, всадники в шляпах и сапогах, словно явились из ковбойского боевика. И Сэм, и Чарли почему-то думали, что навигатор — это что-то вроде проводника-одиночки. На самом деле у него была довольно многочисленная команда.

Сам навигатор — мужчина средних лет, с густыми и длинными седыми волосами и белой аккуратно подстриженной бородой, в одежде из оленьей замши с бахромой, в буром замшевом цилиндре — обходил по очереди всех путешественников, представляясь как

Галло Джахурт, хотя команда уважительно величала его «мастером Джахуртом»; он проверял документы, Принимал и пересчитывал деньги. На Сэм и Бодэ он даже не посмотрел, но Чарли определенно привлекла его внимание. Она подарила ему ослепительную улыбку, и он чуть не запутался в подсчетах. Чарли с удовольствием это отметила. Приятно было почувствовать свою власть.

Закончив обход, Джахурт собрал всех вокруг себя.

— Ну ладно, начнем сначала, — провозгласил он громким, звучным баритоном, способным, наверное, перекрыть и рев бури. — Сколько у пас тут таких, кто прежде не бывал снаружи?

Кроме Сэм и Бодэ, подняли руки еще несколько человек. Чарли, которой не полагалось ничего понимать, продолжала мило улыбаться.

— Так вот. До места, где мы покинем средину, сто девяносто две лиги — все больше по проселочным дорогам. Мы собираемся покрывать самое меньшее по шестьдесят лиг в день, но пока мы еще в Тубикосе, нам следует двигаться намного быстрее. Через три дня мы должны выйти к границе, а на следующее утро пересечем буферный нуль и выйдем в первый сектор. Когда мы доберемся туда, я расскажу вам кое-что еще. А пока что у вас три дня на то, чтобы исправить все поломки, убедиться, что вас обокрали при закупках, подсунули вам старых или полоумных лошадей или нарг, что продукты у вас протухли, вы не знаете, как разводят костер, и забыли купить туалетную бумагу.

Как только мы пересечем границу, учиться будет поздно. Я и моя команда будем проверять все, следить, чтобы все как следует подготовились к путешествию, учить вас всему, чего вы еще не знаете. Но с этого самого утра, как только мы двинемся с места, мы должны ехать без задержек, если вы чувствуете, что не сможете выдержать этот путь, лучше мы вернем вам деньги и оставим вас здесь.

Он помолчал, давая время осмыслить его слова. Чарли не улавливала большую часть того, о чем говорилось, поэтому просто рассматривала попутчиков. Большинство из них были мужчины, но несколько женщин явно путешествовали одни. Она насчитала четыре крытых фургона и шестерых всадников с вьючными наргами. Еще с полдюжины низких крытых парусиной фургонов, вероятно, везли какие-то товары. В одном из крытых фургонов была даже пара подростков. Мальчик выглядел лет на тринадцать — четырнадцать, а девочке было, наверное, девять или десять — скоро ей предстояло надеть белое и стать невидимкой для окружающего мира. Тубикосанцы оглядывались на ребят, но большинство участников похода не обращало на них внимания. Здесь были люди с миндалевидными восточными глазами, но несколько более рослые, чем уроженцы Востока, иные с коричневой кожей, иные с оливковой, с волосами самого разного цвета и с самым разным типом лица. Акхарцы явно не представляли единую расу, по крайней мере в том смысле, как Чарли понимала это слово.

Члены навигаторской команды — их было человек двенадцать, все довольно молодые, — в своих ковбойских костюмах казались скорее мальчишками, играющими в ковбоев, хотя некоторые из них курили, а другие носили бороды. Замша явно была униформой навигаторов, ее носил только Джахурт.

Один из всадников с вьючной наргой показался Чарли подозрительно знакомым. Сначала она подумала, что это один из ее клиентов, но она навряд ли могла бы забыть такие потрясающие усы…

И тут Чарли вдруг вспомнила, где видела его: давным-давно, целую вечность назад, в таверне маленького городишки, где они останавливались, вместе с Зенчером. Тогда он был наряжен как богач из шекспировской пьесы и разговаривал о чем-то с Конаном Варваром, у которого на руке были часы. Она могла поклясться, что это тот самый. И Сэм, и Зенчер полагали, что у него какие-то темные делишки с этим здоровенным неандертальцем в звериных шкурах. Интересно, что же он делает здесь и случайное ли это совпадение? Нет, конечно, если это и вправду он, это — совпадение, пусть и маловероятное. Они теперь совсем не похожи на себя прежних. Если бы он знал или хотя бы подозревал, что именно за ними гоняется Рогатый, значит, он все время не упускал их из виду и мог бы выдать гораздо раньше.

И все-таки за ним стоило понаблюдать. Команда выстроила караван, и они тронулись, медленно и осторожно, по берегу озера как раз мимо старого жилища Бодэ и дальше, прочь из города. Сэм поглядывала на знакомый склад с некоторой грустью, как вдруг заметила слезы на глазах Бодэ, впервые за все время, что она ее знала.

— Ты не жалеешь? — спросила Бодэ. — Знаешь, Бодэ может снять с твоей шеи эту проклятую стекляшку, и мы вернемся.

Сэм покачала головой:

— Нет. Один раз это уже было. И я чуть не умерла с тоски и безобразно разжирела. Все будущее, если только оно у меня есть, — там, впереди.

Она говорила правду, но без особого воодушевления. В конце концов, Чарли действительно хотелось остаться здесь. Может, она стала куртизанкой, потому что думала, что для нее это единственный способ вернуться домой. Так утверждал демон, но Сэм не была уверена, что и теперь Чарли хочет вернуться. А она, Сэм, чего она добьется, добравшись до волшебника? Ясно, что она не настолько нужна ему, чтобы он стал рисковать ради нее. Рисковать-то все время приходится ей. Здесь, в Тубикосе, у нее были хоть какие-то права, имя, жилище, та, что любила ее и заботилась о ней, не требуя ничего взамен, подруга, с которой можно было поговорить по душам. Хотя она и не смогла полюбить Бодэ, но все же привязалась к сумасшедшей художнице, несмотря на ее коварство и порочность. Может, если бы она сама тоже выпила немножко любовного снадобья, они и жили бы счастливо до конца своих дней.

У нее было такое искушение. Странно, что сама Бодэ не сообразила подсунуть ей это зелье. Должно быть, демон отводил Бодэ от таких мыслей.

Караван двигался медленно, даже величаво, а всадники сновали вдоль него, поддерживая дистанцию и следя за скоростью. Плохо затянутые подпруги, неуравновешенный груз — все помехи они устраняли быстро и профессионально.

На ночь встали лагерем на поле какого-то фермера, с которым это было оговорено заранее. Чарли опытной рукой развела костер, приготовила и подала еду, Согласно обычаю, сама она ела отдельно.

Подручные навигатора выкопали яму для туалета, но скромность тех, кто им пользовался, не особенно принималась во внимание. После обеда Бодэ ушла туда, и в это время появился один из членов команды. Он был молод, чуть старше двадцати, недурен собой, с коротко подстриженной каштановой бородкой, вьющимися волосами, неплохо сложен.

— Здравствуйте! Мадам Бодэ, не так ли? Меня зовут Гриндил. Я хотел бы знать, не было ли у вас каких-нибудь осложнений? Вдруг мы сегодня что-нибудь не заметили. — У него был приятный тенор и несколько простонародный выговор, хотя и не такой явный, как у Джахурта.

Сэм улыбнулась ему:

— Пожалуйста, зовите меня Сэм. Нет, никаких особых трудностей, по-моему. Вот не поможете ли справиться? Шари превосходно готовит, жалко, если вкусная еда пропадет.

Он взглянул на тарелку и вдохнул запах:

— Не знаю, что и сказать. Мне всегда нравились женщины, так сказать, в теле. Есть, на что посмотреть, ну и все такое. — Однако тарелку он взял и тут же принялся за еду.

Сэм знала цену его словам. Она понимала, что он, вероятно, собрался подъехать к Чарли, и все же ее потянуло к нему.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Ну что вы, — отозвался Гриндил, на минуту отрываясь от еды. — Уф! Эта ваша девушка так вкусно готовит, да и запрягает отменно. Лучше всех. Однако… Понимаете, леди с избыточным весом, так сказать, всегда считают себя безобразными, и вообще женщины всегда недовольны своей фигурой. Но вы, м-м-м… вы действительно женаты с той высокой женщиной?

— Да, — призналась она. — Я была одна, без денег, застряла в столице из-за обстоятельств, о которых мне не хотелось бы рассказывать, и совсем не годилась для такой работы, какой занимается наша Шари. — Она показала на Чарли. — Это было, ну… вроде несчастного случая: Бодэ — художница-алхимик, и она выпила нечаянно немного любовного снадобья, которое готовила для одного из клиентов. Я оказалась поблизости, когда она очнулась, ну а дальше — сами понимаете. Идти мне было некуда, у меня просто не оставалось выбора.

Гриндил удивленно взглянул на нее:

— Да-а-а, это самая странная история, какую я когда-либо слышал. Любовное снадобье, а? Значит, вы вроде как попались. И вы с ней поженились, чтобы получить гражданство и начать все сначала… — Он поставил пустую тарелку и вздохнул. — Да, интересно. Хотелось бы поговорить с вами подольше, но у меня, увы, еще есть дела. Возможно, мы еще сможем поболтать во время путешествия. Вы далеко едете?

— Мы собирались до Кованти. Ваша гильдия рекомендовала этот маршрут как самый безопасный, хотя и более длинный.

— Да, он заметно длиннее. Так вы будете с нами до самого Куодака. Ну, тогда у нас еще будет время для разговоров. Очень приятно было поговорить с, вами, передайте мой поклон вашей… жене? Возможно, мне придется побеседовать и с ней. Там, снаружи, часто бывает нужна помощь алхимика. И не обращайте внимания, кто там Что говорит о вашей внешности. Между нами говоря, вы весьма привлекательны.

Она улыбнулась, встала и была поражена, когда он взял ее руку и поцеловал. Ее словно током ударило, и она провожала его взглядом до следующего костра. Господи! За десять минут он умял хороший ужин за чужой счет и обворожил ее, что еще не удавалось ни одному мужчине.

Подошла Чарли и стала собирать пустые тарелки. — Форменный Ромео, — шепнула она Сэм. -

Три одинокие женщины, и вот он прилетел в первый же вечер, словно пчелка на мед. Смотри в оба, не то оглянуться не успеешь, как отдашь ему все наши деньги и меня в придачу.

— Ты просто ревнуешь, что он подошел не к тебе, а ко мне. — Она помолчала. — Раньше парни на меня и внимания не обращали.

— Успокойся, он приходил по мою душу. Он соблазнял тебя, чтобы добраться до меня, если ты ему позволишь, конечно.

Сэм неожиданно пришла в ярость:

— Заткнись и вымой посуду!

— Да, госпожа. Сию же минуту, — сказала Чарли насмешливо, но без особого нажима. Бодэ вернулась и присела у костра.

— Извини, что так долго, дорогая, но, пока шла очередь, по меньшей мере трое подходили к Бодэ и спрашивали, нельзя ли им заполучить Чарли ненадолго. Все больше деревенщина. Они предлагают мало. Первого, такого большого, с бородой, Бодэ послала к тебе.

Сэм показалось, что ее предали. В глубине души она чувствовала, что Чарли права, но чтобы ей еще тыкали этим в нос… Сэм встала, отошла к фургону, так, чтобы спутницы не видели ее, ощутила на груди Кристалл Омака и подумала, как редко она пользовалась его силой. Демон в долгу перед ней за все, что с ней было и что еще будет. Она может иметь любого мужчину, как бы она ни выглядела. До сих пор весь ее сексуальный опыт ограничивался женщинами. Но с мужчинами должно быть как-то иначе. Совсем иначе. Ведь и Чарли делала это с ней там, и хижине, но уж Чарли-то по-настоящему любила мужчин. Сэм решилась. Она воспользуется той властью, какую дает кристалл.

От пещеры Зенчера до столицы было всего миль сорок; дорога к границе Тубикосы — это примерно сотня миль в другом направлении, учитывая крюк, который они сделали, объезжая озеро. Путешествие начинало превращаться в хлопотливую и утомительную повседневность.

На границе земли Тубикосы заканчивались плоской равниной, плавно сбегающей вниз, в тот самый мерцающий туман. С тех пор, как они видели эти земли, прошло столько времени, что они смотрели на них, как будто видели в первый раз. В Тубикосе странно смешались современность и средневековье, но все же это был большой со смешанным населением город. Трудно было представить, что он — всего лишь малая частица нового и совершенно чуждого мира.

За туманом виднелась другая земля. Издали она казалась необозримой зеленой равниной, но в сильный бинокль было видно, что на самом деле это мрачные и довольно-таки устрашающие джунгли.

На границе была устроена обширная стоянка для фургонов, рядом помещалось большое здание, где располагались официальные службы — таможни, иммиграционный контроль и другие конторы. Позади него располагались казармы, и похоже было, что здесь всем заправляют одетые в черное профессиональные военные. Сэм не помнила, чтобы там, где они в прошлый раз переходили границу, было что-нибудь подобное, и подозревала, что при необходимости, если только знать местность, можно тайно пробраться куда угодно.

Встречного транспорта было немного, но на пограничном посту их ожидал еще один фургон, который охраняли четверо хорошо вооруженных людей в другой униформе. Частная охрана. Наемники. Сэм была поражена, увидев у солдат охраны и национальных войск огнестрельное оружие. Оно было обтекаемой, необычно изогнутой формы. Это оказались однозарядные короткие винтовки, а у пистолетов даже не было стволов — патрон вкладывался внутрь так, что пуля чуть ли не торчала наружу. Видимо, здешним солдатам надо было быть хорошими стрелками, так как у них могло не оказаться времени на перезарядку.

Издали было похоже, что над джунглями льет как из ведра. На этой стороне было облачно, но погода оставалась неплохой.

В этот вечер Джахурт снова собрал всех у костра возле нового, все еще охраняемого фургона.

— Ну вот, все в порядке, мы никого не потеряли. Это хорошо. Здесь кончается самая легкая часть пути. Завтра нам предстоит пройти через вон тот стелющийся туман. Все должны сидеть повыше, так, чтобы всем всех было видно, да припасите на завтра побольше сандвичей, потому что останавливаться мы не будем, разве что в крайнем случае. Эта область занимает около сорока лиг (чуть меньше двадцати миль, прикинула Сэм), и когда мы ее пройдем, то уже выйдем из Тубикосы. Кстати, погода должна испортиться. Приготовьтесь. Надеюсь, настоящая буря нам не угрожает, но надо быть готовыми, чтобы она не захватила нас врасплох.

Он встал, подошел к фургону, откинул парусину и вытянул что-то, похожее на большое покрывало или ковер, сотканный из шерсти, отливавшей золотом.

— Это манданское золото, оно довольно тяжелое, хотя легче обычного. Некоторые из вас уже знают о нем, но все же послушайте еще разок. Каждый из вас получит по такому покрывалу, но не насовсем: мандан стоит больше, чем все мы, вместе взятые, — и мы заберем их, когда вы покинете караван. Но на время путешествия они ваши. Если мы своевременно получим предупреждение о Ветре Перемен, мы остановимся, команда позаботится о ваших вещах, а мы все выкопаем укрытия — просто ямы в земле — спрячемся там и прикроемся этими покрывалами. Вы не задохнетесь, воздух свободно проходит сквозь них, но мандан — единственное известное вещество, которое защищает от Ветра Перемен. Вы будете лежать до тех пор, пока я лично или кто-нибудь из моей команды не подойдет и не скажет, что все кончилось. Понятно? Помните, что случайно открытая часть вашего тела немедленно попадет под удар Ветра Перемен.

Сэм содрогнулась, вспомнив свое кошмарное видение. Так вот почему все люди прятались в подземное убежище! Вот почему и замок, и огромные двери убежища отливали золотом! Это было покрытие из майдана, внутри и снаружи. Те, кто успел спрятаться, были спасены. А тот несчастный мальчик…

— Сейчас Ветер Перемен может ударить в любое время, даже здесь, — предупредил Джахурт. — В течение последних пяти лет пострадали земли по меньшей мере двух средин. В обоих случаях они были заблаговременно предупреждены, хотя такие области, как Тубикоса, с большими городами, на мой взгляд, просто испытывают судьбу. Маловероятно, что Ветер Перемен ударит именно здесь и именно сейчас. За последние полтора года Ветры стали чаще, но они зачастую несильные и захватывают только ограниченные районы. В средины малые местные Ветры не могут проникнуть, но в секторах они бывают и могут появиться без всякого предупреждения.

— Если вы услышите этот сигнал, — он подул в пронзительно и резко звучавший горн, — хватайте мандановые покрывала, ложитесь прямо на землю и прикрывайтесь ими. Если вы не можете добраться до покрывал, спрячьтесь в любом углублении, какое попадется. Может быть, вас это и не спасет, но все-таки даст хоть какой-то шанс. Мы будем упражняться и учиться, учиться и упражняться. Не ропщите. Эти, учения могут спасти вам больше, чем жизнь.

Чарли посмотрела на большие, тяжелые золотистые ковры. Ей трудно было уследить за быстрой речью Джахурта, изобиловавшей просторечными выражениями, но главное она поняла: такое покрывало — единственная защита от Ветра Перемен. Теперь она гадала, хватит ли у нее сил, чтобы хоть поднять такой ковер.

— Мы раздадим покрывала сегодня вечером, перед сном, — продолжал Джахурт. — Хорошо бы они нам не понадобились. Я проложил маршрут, который обходит все места, где в последнее время были отмечены Ветры Перемен. Будьте готовы к встрече с Ветром, но не пугайтесь заранее. Гораздо вероятнее другие трудности. Сначала наш маршрут проходит через земли, называемые Бинхуа. Там есть опасные районы, но мы постараемся их обойти, а в целом этот край мирный, дружественный, с богатым земледелием. Главное, не отставайте от каравана, не зевайте по сторонам, и все будет в порядке. Труднее всего будет, когда мы вступим в Пустоши Кудаана. Это безлюдные земли, прибежище бандитов, беглых каторжников, превращенцев и перевертышей. Мы вынуждены пройти через эти места: у меня есть груз, который необходимо доставить па рудники. Если все пройдет благополучно, мы доставим вас в целости и сохранности в Маштопол за двадцать два дня. Пока это все. Подъем в пять тридцать, выступаем в шесть тридцать.

Все разошлись по фургонам.

— Бодэ не нравятся эти Пустоши и бандиты, — сказала художница. — Но все это может пробудить в ней вдохновение. Возможно, она увековечит это путешествие своими гениальными рисунками.

— Это было бы здорово, — отозвалась Сэм. — Что до меня, я больше всего боюсь Ветра Перемен.

— Не бойся, цветочек. Бодэ скажет тебе, что Ветры Перемен не более обычны, чем молния или метеорит, попавшие кому-то прямо в голову. Она прожила здесь всю свою жизнь и путешествовала так же далеко, как сейчас, но никогда не встречалась с Ветром. Путешествие и так достаточно опасно, стоит ли беспокоиться о том, что связано с простым невезением.

Многие из команды просили Бодэ и Сэм позволить им провести вечерок с Чарли. Бодэ считала, что это могло бы окупиться дополнительными услугами в пути. Сэм понимала, что скорее всего она права, но чувствовала себя крайне неловко.

— Чарли! Ты сама-то что об этом думаешь?

— Черт возьми, Сэм, я просто завожусь, когда эти славные ребята так и шарят по мне глазами. Я совсем не против.

Сэм вздохнула:

— Ну, дело твое, только меня от этого мутит. Бодэ, устрой все. И вот еще что: ты не могла бы намешать какое-нибудь зелье, чтобы на эту ночь превратить Чарли в Шари?

— У Бодэ с собой нет необходимых веществ, да и зачем это?

— На тот случай, если кто-то вдруг заметит, что Чарли малость сообразительнее и разговорчивее, чем полагается быть девушкам ее положения. Мне как-то не хочется больше рисковать. Может, воспользоваться кристаллом? Его демоническое величество вряд ли будет возражать. А ты, Чарли?

— Пожалуйста, но только при условии, что я буду помнить все, когда ты вернешь меня обратно. Может, мне удастся подслушать что-нибудь важное, если они будут считать, что я ничего не понимаю.

Темнело, они прошли мимо Гриндила, он улыбнулся им и кивнул. Все это время он был слишком занят, чтобы вступать в долгие разговоры. Сэм обдумывала свой план. Чарли сейчас уйдет, а Гриндил, похоже, скоро покончит со своими обязанностями. Завтра они вступят на чужую землю, и кто знает, что там еще будет. Сегодня ночью — самое время.

Она вытянула наружу медальон и направила его на Чарли. «Глаз» кристалла открылся, Чарли вздрогнула и застыла.

— Кристалл, я хочу, чтобы, когда я скажу «Чарли, выйди вон», в этом теле осталась бы только Шари — до тех пор, пока я не скажу «Чарли, возвратись». Тогда Чарли должна немедленно вернуться и помнить все,

Что она делала как Шари.

«Исполнено. Я сделаю это постоянной командой, и ты сможешь пользоваться ею, когда считаешь нужным».

На такое Сэм и не рассчитывала, сила ее демона вызвала у нее легкий трепет. Ома оценила расстояние и быстрым движением перевела лучик на голову Бодэ.

— Пусть Бодэ договорится насчет Чарли, вернется, ляжет в спальном мешке под открытым небом и не просыпается, пока я ее не разбужу.

«Исполнено».

— Ты знаешь, что я хочу сделать? «Да».

— И не возражаешь?

«Нет. Я никогда не возражаю против подобных вещей, если они не мешают выполнению моей основной задачи. В конце концов, я всего лишь демон. Я попал в ловушку, точно так же, как и ты. Я могу обрести свободу, только выполнив мое задание».

Ого! Она никогда об этом не думала. Она щелкнула пальцами, и Бодэ взглянула на нее.

— Бодэ, сходи, устрой все.

— Сейчас, дорогая. — Художница удалилась, оставив Сэм наедине с Чарли, все еще находящейся в трансе и ожидающей команды.

— Чарли, выйди вон, — сказала Сэм, и ее подруга снова ожила, но в ее глазах больше не было мысли.

— Подожди здесь госпожу Бодэ. Шари кивнула:

— Да, госпожа.

Сэм вернулась к Гриндилу, который проверял верховых лошадей. Он обернулся и с улыбкой кивнул ей:

— Привет! Что-нибудь случилось?

— Вы все закончили на сегодня?

— Почти. Теперь мне надо немного поспать. Завтра будет долгий день.

— Я хотела показать вам вот это. — Сэм достала кристалл, луч магической безделушки настиг молодого человека.

— Я хочу, — сказала Сэм, — чтобы, когда я скажу «Любовь, Гриндил», ты почувствовал страстное, безумное влечение ко мне. Ты будешь обращаться со мной так, словно я самая красивая, желанная, притягательная женщина, какую ты когда-либо любил, и так будет, пока я не велю тебе перестать. Тогда ты покинешь меня, забудешь все, что было, и отправишься спать.

«Исполнено», — сказал демон.

— Ну а теперь покажи мне, что такое нормальная любовь, Гриндил, — нежно сказала она, чувствуя свою власть.

Глава 10

Горн навигатора поднял Сэм в половине шестого утра. Она была не прочь поспать еще пару часиков, но в фургоне никого, кроме нес, не было. Чарли прикорнула на сиденье возницы и теперь потягивалась, сонно оглядываясь по сторонам. Сэм крикнула ей:

— Чарли! Поднимайся и за дело! Потом я тебе кое-что расскажу!

Чарли недоуменно уставилась на нее:

— Госпожа извинить. Шари понимать нет.

— А, черт! — проворчала Сэм. — Чарли, возвратись!

Превращение последовало немедленно, хотя глаза у Чарли были по-прежнему сонные. Она помотала головой, словно для того, чтобы в ней прояснилось, и заглянула в фургон:

— Господи, Сэм! Куда подевалась Бодэ?

— Не бери в голову, — буркнула Сэм, вылезая через задний борт; Вокруг суетились и сновали люди, а Бодэ спала в спальном мешке, не обращая внимания на сутолоку вокруг.

— Бодэ! Просыпайся! Пора собираться!

Бодэ заворочалась, открыла глаза и недоуменно огляделась:

— Что такое… Почему Бодэ спит здесь?

— Выбирайся, давай укладываться! Ты хорошо выспалась?

Бодэ выскользнула из спального мешка, одетая еще со вчерашнего вечера.

— Да. Бодэ отлично выспалась, впервые за последние недели. Странно. Возможно, ей следует почаще так делать.

— Тогда ты будешь править, а то я себя чувствую так, словно вовсе не спала.

Чарли принесла поднос, на котором стояли дымящийся кофейник и две кружки. Акхарцы пили превосходный, но чересчур крепкий кофе; за год, проведенный с Бодэ, Сэм пристрастилась к нему. Когда караван останавливался на ночевку, варили почти целый котел кофе и раздавали всем желающим. Чарли за все время пребывания в роли Шари почему-то начисто утратила вкус к тонизирующим напиткам и к мясу, хотя готовила его превосходно. Ей больше нравились вино и фруктовые соки. Сэм и Бодэ сама мысль пить утром вино, чтобы проснуться, казалась дикой. Однако для Чарли это было как раз то, что нужно. Еще Чарли принесла оставшиеся булочки, заметив, что неплохо бы научиться выпечке по-походному, не то скоро придется грызть сухари.

— Та женщина с ребятишками, кажется, хорошо умеет печь, — сказала Сэм. — Надо мне расспросить ее, а потом я смогу научить тебя. Посуда для этого у нас есть.

Бодэ и Сэм забрались в фургон, обтерли друг друга влажной губкой и переоделись. Впереди был долгий переход. Чарли привела нарг и начала запрягать. Однако через час никто в караване не был готов к выходу, кроме членов навигаторской команды.

Путешественники проверяли каждую лошадь, верховую и вьючную, каждый фургон. Потом ждали мастера Джахурта. Впереди, за строениями таможни, по-прежнему стелился туман, а вот дальше… Без бинокля трудно было сказать наверняка, но это чертовски напоминало голую песчаную пустыню. Никаких джунглей и в помине не было.

Подъехал Джахурт на огромном темно-рыжем коне. Потом снова ждали, пока черномундирные военные проверяли удостоверения личности.

Чарли, воспользовавшись тем, что Бодэ не понимает английского, пристроилась за спиной Сэм.

— Ты кое-что сделала прошлой ночью, а? Поэтому Бодэ и спала снаружи?

Сэм кивнула, не оглядываясь на нее:

— Да. Я пустила в ход кристалл. Он ничего не помнит. Я подумала, знаешь, неизвестно еще, что нас ждет впереди, так почему бы не получить все удовольствие?

— Ну, и?

— Это… интересно. Не так уж плохо. Но все же не настолько, как я ожидала. Многое совершенно одинаково, хотя мне понравилась его борода. Это было приятно. Но он грубее. У меня побаливает кое-где. Еще он скользкий, но это хорошо, когда он входит. Это нечто новое. Хотя все было быстрее. Намного быстрее. Мне хотелось больше, чем он мог. Просто не знаю. Я не собираюсь избегать этого впредь, но только если все будет по-настоящему. Я больше не буду никого вынуждать к этому. А ты как?

— Ну, может, это Бодэ тебя избаловала. Она знает такие штучки, которых ни в одной книжке не найдешь. А может, он был не особенно искусен. Многие мужчины такие. Я иногда просто удивляюсь, как это некоторые вообще умудряются завести детей. А у меня все было, что надо. Групповуха на травке, чистенько — просто прелесть. Я бы не прочь заниматься этим регулярно, пока мы едем. С кем угодно — кроме Усатого, конечно. Есть в нем что-то такое… у меня от него просто мороз по коже.

— Да слушай, это же было так давно. Ну и память у тебя! Я так помню только того здоровилу в шкурах со скверным произношением. Но, правда, я тогда сидела к ним спиной.

Бодэ спросила, о чем они разговаривают, и Сэм рассказала ей о человеке с напомаженными усами и о подозрениях Чарли.

Художница помрачнела:

— Бодэ его тоже где-то видела. Вот уже три дня она не может вспомнить. — Вдруг она прищелкнула пальцами. — А, вот она и вспомнила! Она видела его несколько раз вместе с Клигосом!

— Клигос! Ну, тогда он точно негодяй! Он что, работает на Клигоса?

— Нет, нет. Они держались как друзья. Как равные. Бодэ ничего больше не знает, но, возможно, наш маленький мотылек прав. Надо бы понаблюдать за ним, особенно если он и дальше поедет вместе с нами. А! Вот и проверка.

Бодэ предъявила паспорт на себя и Сэм со всеми выездными визами и маленький документ, удостоверяющий, что некая Шари законтрактована ими пожизненно в качестве Прекрасной Собственности. Они просмотрели все это, бросили красноречивый взгляд, явно означавший: «Чрезвычайно рады от вас избавиться», и пошли дальше. Чарли показала на маленькую, сложенную вдвое карточку, ее единственное удостоверение личности.

— Не потеряй ее, — сказала она Бодэ. — Это единственный документ, какой у меня здесь есть. Потеряешь — и я мигом сделаюсь чьей-то законной добычей.

Через несколько минут проверка закончилась. Сэм нервничала и мысленно все возвращалась к словам Чарли об этой карточке. Для Сэм «карточкой» стал этот фургон. Не только все, что у нее было, но и все, кто ее любил. Обе. Чарли была настоящим другом, которому можно доверять, надежной спутницей, старшей и младшей сестрой одновременно. А Бодэ — странно, но она полюбила неистовый нрав художницы и часто восхищалась се талантом. Преданность Бодэ, снадобьем она была вызвана или нет, шла из глубины ее сердца, хотя иной раз иметь с ней дело было не легче, чем с дьяволом. Раньше рядом с Бодэ приходилось быть настороже, она могла и придушить ненароком. Но теперь наконец это ушло. Сэм внезапно будто заново увидела стройное тело, длинные пальцы, суровое, но привлекательное лицо Бодэ. Ладно, пусть это ненормально, пусть так не принято, но так сложилось; Это более реально, чем то, что имеет или, может быть, в чем нуждается Чарли, гораздо более реально, чем то, что получил Гриндил.

Сэм испытала жизнь среди мужчин, когда магические силы заставили ее быть как бы одним из них, а теперь, властью Магического кристалла, ощутила себя женщиной. И, пожалуй, она могла сказать, что предпочитает компанию женщин. Видно, так тому и быть. Как говорит Чарли, бери, что дают, и постарайся извлечь лучшее.

Пограничная стража вернулась к себе, Джахурт гаркнул. «Хо-о-о-о!», и они двинулись.

— Вот мы и поехали, — нервно пробормотала Чарли.

Когда их фургон проезжал мимо пограничного поста, Джахурт был уже далеко впереди — они ехали примерно в середине каравана. Всходило солнце, скупо освещая пустынный ландшафт, хотя позади них клубились облака, и, казалось, над пограничным постом собиралась буря.

Пелена тумана доходила до середины колес фургонов и почти до брюха нарг. Джахурт ехал на своем огромном коне, его цилиндр маячил в голове каравана, а вся его команда, кроме тех, кто. правил фургонами, сновала верхом вдоль вереницы путешественников, подгоняя отстающих, но не давая фургонам столкнуться. При взгляде на них вспоминалась старая песня «Призрачные всадники».

За два часа путешественники пересекли область тумана, и всадники поехали рядом с караваном, точь-в-точь как конная полиция. Потом они выстроили фургоны в один ряд и остановили их, за ними сгрудились верховые с вьючными животными. До пустыни оставалось не более сотни ярдов, временами даже чувствовалось ее горячее дыхание.

Джахурт остановился футах в десяти от середины каравана, словно живая картинка из жизни Дикого Запада, и долго стоял неподвижно, глядя на пустыню. Бодэ даже успела сделать великолепный набросок.

Внезапно пустынный ландшафт начал изменяться. Это напоминало смену слайдов: одна картина бледнела, очертания ее размывались, сквозь них все яснее проступали другие. Сначала картины сменяли друг друга медленно, потом все быстрее и быстрее, потом стали мелькать с такой скоростью, что исчезали раньше, чем их удавалось рассмотреть. Разноцветные пустыни; джунгли; деревья фиолетовые и алые — ни клочка зелени; покатые холмы, ровные, как лужайка для гольфа; берег — с него открывался вид на океан; горы высокие, горы низкие, горы, покрытые лесом, снежные вершины… «Слайды» менялись беспрерывно.

Небо было затянуто облаками, кое-где шел дождь, а иногда и снег, хотя караван находился в экваториальной области планеты.

Разнообразие цветов и форм ландшафта поразило даже Бодэ, которой уже доводилось это видеть.

— Это мы движемся или они? — спросила Сэм.

— Ни то, ни другое, дорогая, — ответила

Бодэ. — Все это сосуществует в одно и то же время в одном и том же месте. — И где же Акахлар?

— Но, дорогая, Акахлар — это все они! — Она права, — сказала Чарли, пробираясь в переднюю часть фургона. — Мне стало тошно от всего этого, и я посмотрела назад. Там все по-прежнему. Сэм перевела ее слова, и Бодэ кивнула:

— Разумеется, ведь там и есть все то же самое. Секторы пересекаются со срединами, но не друг с другом. Поэтому все они могут быть здесь, и все они — Акахлар. То, что ты видишь сейчас, доступно только лучшим из навигаторов, таким, как Джахурт. Он «пролистывает» все клинья, пересекающие эту точку, чтобы найти тот, который нам нужен. Это Бинхуа, название не акхарское. Возможно, мы увидим туземцев, дорогие. Вам это будет в новинку, наверное?

— Нет, — ответила Сэм. — Мы уже. встречались с одним… с одной и не хотели бы снова ее встретить.

— Да, — согласилась Чарли. — Скажи ей, что нам лучше и близко не подходить к ба-ахдонам.

Все кончилось так же внезапно, как началось: очередной пейзаж просто замер перед ними. Это была долина, через которую шла широкая грунтовая дорога, по обеим сторонам вздымались горы со снежными вершинами, на две трети высоты покрытые лесом.

В небе клубились густые серые облака, в которых исчезали самые высокие вершины. На горных склонах кое-где виднелись почти черные, широкие, безобразные шрамы. Некоторые спускались в долину, напоминая внезапно застывшие потоки лавы. От них поднимался дымок и клубы пара.

— Похоже на Иеллоустоун и Гавайи одновременно. Надеюсь, здесь все эти кипящие источники пахнут не так тошнотворно, как там, — сказала Чарли.

Джахурт указал рукой вперед, что-то крикнул, и его помощники снова выстроили караван и направили его следом за навигатором. Сбиться с пути было невозможно, дорога была только одна.

Надежды Чарли не оправдались: в свежем и влажном воздухе время от времени явственно ощущался запах серы, а иногда и характерный аромат тухлых яиц. Даже безропотные нарги недовольно зафыркали;

Они выехали на дорогу, которая, казалось, выходила прямо из тумана, и Чарли обернулась. Позади по-прежнему стелился туман — с трудом можно было разглядеть фургоны, ехавшие следом, — а за туманом была какая-то чернота. Срединная земля пропала из глаз. Через несколько минут пропал и туман.

Стало ощутимо прохладнее.

Чарли все пыталась представить, как могут перекрываться миры.

— Что-то вроде этакого странного цветка, — предположила она. — Срединная земля — это его серединка, а вокруг все лепестки, лепестки, как на той карте, что мы видели в Гильдхолле. Только на карте все показано сверху, так что виден только самый верхний лепесток. Наверное, есть еще сотни, если не тысячи лепестков, которые «прикрепляются» к серединке цветка в одном и том же месте — там, где этот туман, — но они как бы свисают и расходятся друг с другом, так? И каждый лепесток — одно из этих мест.

Сэм объяснила эту аналогию Бодэ, и той понравилось.

— Да, Бодэ уже приходилось слышать что-то такое. По сути дела, примерно так оно и есть. Разве не чудесно, что существует такое разнообразие?

Цветков всего сорок восемь, и у каждого по двенадцать рядов лепестков. Дорогие, только в Акахларе возможно все!

Разговор оборвался, потому что они услышали странные звуки, словно множество певцов тянули каждый одну ноту вразнобой и очень громко.

Они как раз проезжали мимо красивого, но препротивно пахнущего места вблизи дороги, там кипела разноцветная грязь. Сэм смотрела как завороженная.;

Пение исходило оттуда. Грязевые пузыри лопались, выбрасывая ядовито пахнущий газ с таким звуком, будто тенор или баритон выпевал гамму снизу вверх и сверху вниз: «ах-Ах-АХ-АХХ!» Все это было по-своему забавно, но лучше бы эта грязюка не кипела: не очень-то уверенно она себя чувствовала, проезжая. по этой поющей земле.

Сэм только успела подумать, а не может ли из какого-нибудь грязевого котла выкипеть альт или сопрано, как оказалось, что может. Хаос этих звуков показался ей еще ужаснее.

Чарли не удержалась и сострила.

— Холмы оживают при музыки звуках, — произнесла она нараспев и тихонько фыркнула.

Сэм сердито взглянула на нее. На мгновение у нее даже мелькнула мысль, не превратить ли ей Чарли на всякий случай в Шари.

Углубившись в долину примерно на полмили, они остановились, но большого привала не объявляли. Джахурт явно кого-то поджидал, и этот кто-то не замедлил появиться. Это был довольно франтоватый человек, одетый в хаки, в маленькой шляпе того же цвета с отогнутыми полями, верхом на гнедой лошади. К седлу сзади были приторочены пухлые седельные сумки, а поперек лежала скатка, должно быть, с постелью. Насколько можно было разглядеть на таком расстоянии, незнакомец был помоложе Джахурта. Однако всеобщее внимание привлек не он, а два его спутника.

— Это еще что? — спросила Сэм. Бодэ задумалась.

— Человек, скорее всего лоцман, — ответила она. — А эти двое, наверное, туземцы. Странные малыши, правда?

Сказать «странные» значило не сказать ничего. Два существа, что ехали по бокам лоцмана, едва доходили ему до пояса, этакие человечьи огрызки с коричневой кожей, они сидели в крошечных седлах верхом на ком-то, похожем на огромных мышей. Эти мыши стояли на задних лапах и прыгали, как кенгуру.

Лоцман пожал руку Джахурту, взглянул на караван, кивнул, отвернулся и посмотрел вперед. Потом рявкнул какой-то приказ своим маленьким спутникам, те развернули своих странных скакунов и быстро запрыгали вперед. Когда они удалились футов на тридцать от головы каравана, Джахурт дал сигнал, и караван двинулся.

Долина постепенно перешла в огромную котловину, окруженную высокими конусами вулканов. Внизу протекали реки и ручьи, берега поросли пышной зеленой растительностью.

Дорога теперь бежала вдоль широкой реки. У воды расположилась деревня. В ней было около ста конических травяных хижин, поднятых на сваях по меньшей мере футов на десять над землей, а то и повыше. Ни лестниц, ни стремянок видно не было, но перед каждым овальным дверным проемом были небольшие площадочки вроде балкончиков, и на них, и вокруг хижин толпились люди.

Точнее говоря, не совсем люди.

Они были маленького роста, от трех до четырех футов, с маленькими толстыми ножками и коротенькими торчащими ручками, плотными, мускулистыми коричневыми телами; у них была словно дубленая кожа, головы — круглые и безволосые, лица — с огромными карими глазами навыкате, толстыми приплюснутыми носами, огромными ртами. Они были страшны как смертный грех и похожи друг на друга. Хорошо еще, что можно было отличить мужчин от женщин. У женщин были маленькие твердые округлые груди, и они казались чуть повыше мужчин. Большинство туземцев носили яркие набедренные повязки, детишки и вовсе бегали голыми.

Жители отовсюду сбегались к каравану, крича и тараторя на непонятном языке, который звучал странно и пронзительно. Некоторые появлялись из свайных домиков и присоединялись к общей толпе, просто спрыгивая с балкончика перед входом или соскальзывая вниз по сваям, как пожарные, поднятые по тревоге. Когда они приблизились к каравану, Сэм показалось, что они кричат что-то именно ей, улыбаясь несуразно большими ртами. Она с отвращением сжалась, словно ждала, что они вот-вот влезут в фургон и дотронутся до нее. Чарли они тоже показались уродцами, но она не испытывала страха. В конце концов, это ведь была их земля.

Те двое Бинхуанцев, что работали на лоцмана, развернули своих скакунов и запрыгали с обеих сторон каравана, покрикивая на туземцев и отгоняя их прочь чем-то вроде хлыстов. Толпа подалась назад.

Чарли с отвращением поглядывала на мышей-скакунов: она вообще панически боялась мышей.

— Не хотелось бы мне работать здесь кошкой! — попыталась она пошутить, но особого веселья в ее голосе не было.

Деревни, похожие одна на другую, были разбросаны по всей долине. Между ними простирались заботливо ухоженные поля. Множество маленьких людей двигались вдоль аккуратных рядов растений, которые были выше них самих. Они что-то собирали в корзины. Сэм решила, что это, вероятно, местная разновидность банана. Плоды были зеленые — и снаружи, и внутри, — а на вкус действительно были как настоящие бананы.

Кое-где попадались следы вулканического пепла и лавы. Местами кипели синие озерца, а вдали изредка можно было увидеть высоко вздымающийся фонтан гейзера.

Кроме бананов, время от времени встречались большие плантации фруктовых деревьев, иногда кустарников, увешанных крупными орехами, похожими на миндаль, а кое-где виднелись заросли лиловатой разновидности сахарного тростника. Чаще по пути попадались маленькие деревушки, но кое-где поодаль от дороги стояли обычные большие дома с многочисленными сараями и прочими постройками. Почему-то казалось, что здесь им совсем не место. Около домов на обширных, поросших густой травой лугах паслись лошади и громадные длиннорогие коровы.

После примерно четырех часов езды караван свернул с дороги, направился к одному из больших домов и остановился неподалеку от него посреди пастбища. Дом сильно смахивал на жилище плантатора.

— Совсем как в «Унесенных ветром», — заметила Чарли. — Больше похоже на южные плантации, чем на фермы или ранчо.

Они выпрягли лошадей и нарг, дали им напиться и пустили попастись. Команда предупредила, что остановка продлится всего полтора часа. Путешественники поели наскоро, чтобы осталось время посмотреть окрестности и немного размяться.

Мастер Джахурт и лоцман вошли в большой дом и снова появились только минут через сорок вместе с молодой четой акхарцев и их четырьмя детьми. Женщина и ее дочери были в длинных сари и шарфах, как и в Тубикосе, но здесь явно никто не требовал, чтобы незамужние девушки носили белое и ходили в масках.

Вокруг кипела работа. Десятки маленьких туземцев, ловко балансируя, несли тяжести на голове, что-то тащили, везли, чинили, тесали, пилили… Две местные, женщины сопровождали акхарскую семью.

Бодэ показала Сэм ту компанию, с которой Чарли провела прошлую ночь. Сэм подошла к ним. Один из парней, по имени Хьюд, высокий, худощавый, с неизменной незажженной сигаретой в углу рта, оказался поразговорчивее.

— Да, здесь больше всего крупных усадеб. Обычное дело. Большую часть урожая караваны перевозят как раз туда, откуда мы идем, на рынки Тубикосы. Эта семья — родственники богатых и влиятельных в Тубикосе людей. Готов спорить, что им живется по-королевски и к тому же не приходится заниматься политикой и прочей дрянью, от которой не избавлена ни одна королевская фамилия.

Сэм кивнула:

— Но ведь это земля тех маленьких людей, верно? А они, похоже, совсем бедные…

— Да они же просто маленькие уродцы. Вулканический пепел создал здесь богатейшие земли. Стоит только бросить семена — все растет. А местные жители никогда ничего не делали. Они посиживали себе в своих хижинах и вылезали наружу только затем, чтобы набрать диких плодов. Когда сюда пришли акхарцы, они все сделали по науке. Урожаи стали в десять раз больше. Акхарцы научили маленьких бедолаг работать, познакомили с современной медициной, ну и все такое. Самим бы им никогда до этого не дойти.

— Да, возможно, — ответила Сэм, а про себя подумала, что Чарли не ошиблась. Здешние порядки сильно смахивали на рабовладельческий Юг да еще, пожалуй, на колонии тех времен, когда Англия, Франция и иже с ними несли свою «цивилизацию» завоеванным странам. Жизнь маленьких людей вряд ли улучшилась от того, что акхарцы «все сделали по науке». Ясно было, кто тут кому подает чай, кто живет в роскошном особняке, а кто ютится в травяной хижине, носит на голове кувшины с водой да еще попрошайничает возле проходящих караванов. Чарли на все это только сказала:

— Ты вспомни, нам же говорили в самом начале: всем заправляют акхарцы. Как ни назови — сектора, клинья, — на самом деле это просто колонии.

Лоцман и навигатор вместе с владельцем плантации. подошли к остальным, продолжая начатый разговор.

— …большие неприятности? — спросил Джахурт.

— Только вблизи нулей, — ответил лоцман, который показался Сэм и Чарли похожим на бритого Марка Твена в походной одежде. — Какие-то шайки переходят границу в моменты синхронизации. Мы просили прислать войска, но вы же знаете, как обычно на это отвечают: здесь дела еще совсем неплохи, вы посмотрите только, что происходит у других, наши силы и так слишком распылены, и так далее, и тому подобное. Джахурт пожал плечами:

— Да, действительно, я разговаривал с другими навигаторами в Гильдхолле, так они рассказывают, что в некоторых клиньях были вспышки открытого сопротивления. Можете себе представить? Сопротивление! И оно распространяется. Чтобы какие-то туземцы убивали акхарцев! Попомните мои слова, если мы не сумеем остановить это немедленно, произойдут ужасные беспорядки. Наши обожаемые монархи и все эти задницы, которых они понабрали себе в советники, ни о чем договориться не могут. Какое там объединение.

— Многие годы мы слишком мягко обращались с другими расами и слишком много им позволяли, — сказал молодой плантатор. — Покрепче держите поводья и хлыст, и у вас не будет этих проблем. Строгость и жесткость — вот единственное решение. А вы говорите так, словно зреет какой-то всемирный заговор.

Пока он изрекал все это, Чарли заметила, что маленький туземец позади них, поднимая дыню, сделал вид, будто хочет бросить ее в хозяина. Чарли улыбнулась ему, и он ухмыльнулся в ответ. «Если они здесь настолько осмелели, что позволяют себе такие пантомимы среди бела дня, — подумала она, — то у этого олуха назревают крупные неприятности, а он ничего не замечает, хотя все происходит прямехонько у него под носом». Великолепная усадьба целиком и полностью держалась на труде туземцев, а соседняя акхарская плантация была не близко. Только страх перед немедленной расправой сохранял жизнь и поддерживал власть этих заносчивых невежд.

— Некоторые думают, что это действительно заговор, — заметил лоцман. — Я водил караваны из самых разных мест. Ходят слухи, будто в некоторых секторах туземцы пропадают целыми деревнями, и в прошлом году Ветры Перемен налетали чаще, чем когда-либо. Слава Богу, не здесь, но кто знает…

— Вы действительно верите, что существует какой-то тайный заговор против власти акхарцев? — недоверчиво переспросил плантатор.

— Не представляю, каким образом заговорщики могли бы действительно свергнуть нас, но если найдется некто, достаточно решительный и сильный, — любая попытка восстания будет стоить многих жизней, вызовет большие разрушения, а может и сломать всю систему. Срединные земли стали чертовски неустойчивыми и зависимыми. Спросите хоть Джахурта. Прекратится ввоз из секторов — начнется голод, безработица, а там и до революции недалеко.

Плантатор усмехнулся:

— О да, конечно! Но, по-моему, не стоит принимать все это всерьез! Ну пусть революция. Тогда короли объединятся и с помощью армии и волшебников тут же подавят ее, вот и все. Кстати, никто, будучи в здравом уме, не станет подстрекать к столь разрушительному и обреченному выступлению. Даже самые недовольные из туземцев не пойдут за вожаками, потому что это может грозить им полным истреблением. Конечно, всегда есть безумцы, которые мечтают о власти, но вряд ли их поддержат. Подумайте, джентльмены! Эта система была предопределена, когда боги вручили власть акхарцам. Теперь ее можно слегка поколебать, но не более того.

Это был интересный спор, но ни Сэм, ни Чарли не хотелось бы в нем участвовать. В чем-то плантатор был прав. У акхарцев была власть, потому что сила была на их стороне. Их волшебники владели всеобъемлющей магией. Их навигаторы, и только они, могли пройти где угодно и провести войска в любую мятежную область, всякий мятеж мог получить поддержку извне только по счастливой случайности. Но что, если…

Так или иначе, Булеан говорил, будто то, что связано с Сэм, касается судеб не одного Акахлара. Что, если кто-то вроде Рогатого и вправду задумал свергнуть власть акхарцев? Что, если ему надо просто привлечь на свою сторону побольше секторов, чтобы все они выступили одновременно? Конечно, это произойдет не завтра, но, похоже, у волшебников времени сколько угодно, а все туземцы наверняка мечтают об освобождении.

Что, если как-то изолировать средины? Тогда ни волшебники, ни войска не смогут помочь акхарцам в секторах и туземцы задавят их просто численным превосходством. Все секторы ведут к средине… Что, если большинство местных жителей в большинстве секторов решат напасть на средины в одно и то же время?

— Это невозможно, дорогие, — успокаивала их Бодэ. — Такого просто не может быть. Только акхарские волшебники владеют всеобщей и неограниченной магией. Это было давным-давно проверено, когда еще случались войны.

Сэм припомнила свои странные видения и Рогатого.

— А если кто-то из волшебников встанет на путь зла? Да не один, а с соратниками? Бодэ рассмеялась:

— Они все ненормальные, любимая. Могущество не идет им на пользу. Да, бывает, что некоторые из них «сбиваются с пути», и тогда они могут стать очень и очень опасными. Но чтобы двое таких сумели договориться — это же противоестественно!

Ни Сэм, ни Чарли не разделяли ее оптимизма. Как ни молоды они были, они чувствовали, что в этом чужом им мире что-то прогнило, и основательно.

Когда караван тронулся, разговор возобновился.

— А что, если Рогатый все-таки нашел какой-то способ прижать акхарцев, — предположила Чарли. — А Булеан об этом догадался. Помнишь, даже Зенчер говорил, будто что-то затевается.

— Да и демон сказал мне, что враг накапливает силы, — ответила Сэм. — Только вот в подробности вдаваться он не стал: либо не может, либо не хочет это обсуждать. Главное для него — это доставить меня к Булеану прежде, чем начнется какая-то заварушка. Он сам в ловушке и хочет освободиться,

Чарли кивнула:

— Ясно, что Булеан — враг Рогатенького, но, ручаюсь тебе, Булеан верит в ту же самую чепуху, что Бодэ и этот болван с плантации. Только Булеан еще и готовит Рогачу какой-то сюрприз. И этот сюрприз — ты. А Рогатый знает об этом и хочет достать до тебя первым. И еще, если Булеан покажет, что ему известно, где ты, Рогатый всеми силами постарается ему помешать. Поэтому ты сама должна добраться до Булеана. Предполагалось, что нам поможет Зенчер, а я тебя прикрою, но Зенчер так ненавидел свой собственный род, что решился на предательство. Тогда появился твой демон. Вместо Зенчера он подсунул тебе Бодэ и сделал тебя толстухой, чтобы тебя не узнали сторонники Рогатого. Да, вроде бы все сходится, только…

— Вот именно, только какого черта они привязались ко мне?! Я почти ничего не знаю об Акахларе и уж точно ничего не понимаю в волшебстве. Что я могу сделать? Почему именно я? — Сэм вздохнула. — И что хуже всего, с тех самых пор, как Зенчер впервые рассказал мне, что здесь творится, мне все время кажется, что я скорее на стороне того, кто пытается меня убить, чем его противника.

— Но туземцы-то тебе, кажется, не слишком понравились, — заметила Чарли.

— Какая разница? Это же их земля. Ну, допустим, целоваться с ними меня не тянет, но это же не значит, что они вообще не люди. Я тоже заметила того маленького, с дыней. Не нравится мне это,

Чарли. Мне все это вовсе не нравится. Похоже, если я каким-то образом помогу Булеану, миллионы, а может быть, и миллиарды людей навечно останутся рабами. Даже если бы в награду я получила славу, красоту, богатство, на этих деньгах была бы их кровь. А если я попытаюсь выйти из игры, мне самой конец — тоже как-то не. хочется. Я не хочу изображать из себя героя, но я не знаю, как из этого выбраться.

— А кто знает? — вздохнула Чарли. — Нам же почти ничего неизвестно. Интересно, а почему это все волшебники говорят по-английски, да еще и на американском английском? И твой демон тоже.

— Демон-то говорит скорее как англичанин. Не знаю, как тебе объяснить, но мне не нравится, когда мною вертят. С ума сойти. Еду туда, куда не хочу, чтобы сделать, если доберусь, что-то, что мне ненавистно. А если не сделаю — поминай как звали.

Чарли вздохнула:

— Пока что мы просто пытаемся разобраться, что к чему. Впереди еще долгий путь. Может быть, к тому времени, как придется решать окончательно, мы успеем узнать достаточно, чтобы сообразить, как поступить. — Она покачала головой. — Не знаю. Быть может, надо все же было поехать в тот университет.

— Не думаю, — угрюмо заметила Сэм, — чтобы в университете нам помогли узнать, как свалить эту систему. Там ведь тоже заправляют акхарцы. Они ее и придумали.

Время шло, походная жизнь тянулась однообразно. Долина — перевал — опять долина. Менялись разве что растения на полях.

Никаких поселений, кроме туземных. Редкие усадьбы акхарских плантаторов явно зависели от проходящих караванов. Они доставляли акхарцам и все необходимое, и предметы роскоши, а при необходимости — еще и квалифицированных рабочих, вывозили в средины продукцию с плантаций. Для этого снаряжались особые караваны, которые вели младшие навигаторы. Дальние караваны поддерживали торговлю между королевствами.

Сэм купила пару биноклей. С их помощью они разглядели, что чем дальше от средины, тем свободнее держались акхарцы, мужчины и женщины. Женщины не носили традиционных сари, кроме тех мест, где предполагалась остановка каравана. Иногда они ходили даже в брюках. А Бодэ как-то заметила двух обнаженных женщин, которые расположились у озерка в полумиле от дороги.

Чарли и Сэм вскоре привыкли к необычному виду местных жителей, а их трудолюбие просто вызывало восхищение. Еще подругам очень нравилось, что в здешнем обществе женщины явно господствовали. Они были и крупнее, и сильнее мужчин.

На седьмой день пошел дождь. Фургон оказался неплохой защитой, но сиденье возницы постоянно мокло, дорогу было плохо видно, фургоны вязли, их приходилось вытаскивать из грязи. Бодэ старалась приободрить их:

— Вы только подумайте, дорогие! Что, если бы мы ехали верхом, вот как они?

На восьмой день караван остановился на очередном перевале. Впереди виднелась новая долина, а посередине нее, ясно видимый сверху, протянулся широкий и страшный шрам длиной в несколько миль и шириной примерно в милю. Издали он казался сплошной серо-желтой полосой, а приблизившись, они увидели остатки чего-то, похожего на густой лес. Это было неожиданно и страшно. Чарли подумала, что псе это натворил вулкан; когда ей было тринадцать, родители возили ее в Гавайский национальный парк, и она не могла забыть того, что видела там.

— Извержение вулкана, — ответили им, — конечно, жуткое зрелище. Пепел засыпает все вокруг на целый крил (Чарли и Сэм уже знали, что крил — это около пяти-шести футов), но именно благодаря пеплу земля здесь так плодородна. А в этом месте ничего не растет, сама почва как будто отравлена. Лет двадцать тому назад здесь прошел Ветер Перемен, и теперь земля испорчена навеки. Сначала вырос дикий, небывалый лес. Но вдруг открылась какая-то трещина, и из нее вырвался огонь, который пожирал деревья одно за другим. С тех пор здесь ничего не растет, а уцелевшие деревья почти окаменели.

Лоцман подтвердил:

— Здесь еще была туземная деревня. Обычная, как все. Но, когда Ветер прошел, хижины окаменели, а туземцы превратились в страшенных красных тварей с зубастыми пастями и хвостами, как у ящериц. Они жрали все и всех, кто им попадался. Только через несколько месяцев удалось убить последнего, а то они вроде даже начали размножаться.

Перед Сэм снова всплыло ужасное видение мальчишки, чудовищно изуродованного Ветром Перемен. Но ведь, по сути, это был все тот же напуганный маленький мальчик. Поэтому было так ужасно и несправедливо, когда его убили. Иногда Ветер изменял и то, что было сутью человека. Но может быть, несчастные туземцы просто защищались, потому что не сомневались, что их будут уничтожать. Кто знает.

Всегда и везде акхарцы неизменно убивали всех жертв Ветров Перемен. В этом обществе все занимало свое, заранее предопределенное место. Места жертвам Ветров в нем не было.

К вечеру девятого дня путешествия по Бинхуа караван повстречался с солдатами. Отряд, видно, давно уже находился в поле. Солдаты — их было около дюжины — не могли похвастаться такой выправкой, как солдаты в Тубикосе, но чувствовалось, что во время драки лучше иметь их на своей стороне. Это был патруль под командой молодого офицера и бывалого сержанта.

— Уже несколько месяцев на границе бесчинствуют бандиты, — рассказал офицер. — Мы охотимся за ними с полгода. Непонятно, как они умудряются так долго скрываться на этой земле. Главное, что их интересует, — это манданское золоте, все остальное они обычно просто бросают. Вот мы и сопровождаем все караваны отсюда и до самой нулевой зоны.

— Трудно поверить, чтобы какая-то кучка бандитов сумела одолеть целый караван, — заметил Джахурт.

— Мы так и не сумели добраться, до них, хотя заставили туземцев обыскать все закоулки. И совершенно непонятно, почему они так охотятся за манданом. Конечно, он достаточно редок и достаточно дорог, но для простых бандитов это необычно.

«…Мы заставили туземцев обыскать…» Сэм не взялась бы сказать наверняка, но сильно подозревала, что туземцы нарочно заглядывали совсем не в те закоулки. Этим людям, которые привыкли повелевать, и в голову не приходило, что местные жители могут быть на стороне бандитов.

— Откуда они приходят? — спросил Джахурт.

— Скорее всего с Кудаанских Пустошей, когда те синхронизируются с этими местами. Мы думаем, что это все не случайно. Где-то у них подготовлено убежище. Они нападают не на каждый караван, но лучше все же быть настороже. Они могут сговориться с какими-нибудь негодяями из наших. Вывоз мандана — это большие деньги.

Лоцман вздохнул:

— Да, слишком много развелось людей, которые на все готовы ради саркисов. Хорошо, что вы будете

Снами, офицер. Это именно то, на чем я настаивал уже давно.

Чарли помрачнела. Она уловила суть разговора и шепнула Сэм:

— Мы же едем в эти самые Кудаанские Пустоши! Мы направляемся как раз туда, откуда приходят эти!

— Кудаанские Пустоши, — повторила Бодэ. — Не особенно привлекательное название. Вы, кажется, хотели, чтобы вам действительно было о чем беспокоиться, дорогие? Бодэ думает, что теперь вы не заскучаете.

И словно в подтверждение ее слов, Джахурт сказал:

— Знаете, я все же намерен пройти через Пустоши. На границе меня должен встретить патруль из армии Маштопола. Во всяком случае, я прикажу своим людям вооружиться. -

Офицер сплюнул:

— Армия Маштопола… Да этот сброд вполне может оказаться опаснее всяких бандитов.

— Не могу сказать, чтобы меня это не тревожило, — довольно небрежно ответил Джахурт, — но я много раз проходил через Пустоши, так что застать меня врасплох не так-то просто. Проводите нас до границы, а дальше мы справимся сами.

Итак, путешественники покидали Королевство Тубикоса и вступали в Королевство Маштопол, другую страну с другими законами.

Сэм и ее спутницы часто жалели, что скоро им придется покинуть этот край с его изумительными гейзерами, поющими грязевыми озерками, разноцветными горами и плодородной землей. Пока не появился этот патруль, путешествие скорее нравилось. А теперь всякий раз, когда дорога проходила через густые заросли или ныряла в теснину между обнаженными выходами скальных пород, они лихорадочно высматривали что-нибудь подозрительное, и им казалось, что земля, такая мирная прежде, таит смутную угрозу.

Чарли не сомневалась, что Усатого заслали к ним бандиты и теперь только и ждут его сигнала. Правда, пока ничего особо подозрительного она не замечала. Возможно, Усатый просто решил, что следующие караваны обещают более легкую добычу.

Сэм в дороге познакомилась с госпожой Серкош, которая ехала вместе с мужем и детьми. Рини, как она просила себя называть, не знала себе равных в искусстве готовить на костре и умела при необходимости свернуть свой маленький лагерь почти мгновенно.

— Поневоле приходится, когда у тебя на руках пятеро, — рассудительно говорила она. Ее муж держался несколько замкнуто и отчужденно, но сама она и ее дети с удовольствием демонстрировали новичкам искусство походной выпечки, учили их разным полезным во время путешествия вещам, а отношениями трех женщин, видимо, ничуть не интересовалась. Семья возвращалась домой после того, как представила своих детей деверю Рини, управляющему роскошного отеля в Тубикосе. Жили они в Шадимоке, одном из секторов Маштопола, к юго-западу от средины, в столице должны были присоединиться к другому каравану и с ним через несколько дней добраться до дома.

— Вам понравится в Маштополе. Там гораздо веселее и совсем не такие строгие нравы. Столица, конечно, гораздо меньше, чем Тубикоса, но этот славный маленький городок и сам живет, и не мешает жить другим. Правда, в нем нет таких базаров, как в Тубикосе, — рассказывала Рини.

Сыновья Рини — одиннадцатилетний Тэн и семилетний Джом — не общались с Сим. Она подозревала, что их отец боится, как бы мальчики не научились чему-нибудь скверному у этих странных женщин. Зато он явно не опасался за своих дочерей. Возможно, считал их слишком разумными. Во всяком случае, он не выражал недовольства, когда девочки болтали с Сэм и с Бодэ. Чарли, как ни хотелось ей присоединиться к ним, понимала, что при детях она обречена оставаться Шари; сестрички ведь сразу рассказали бы родителям, что красивая девушка и умна, и сообразительна. Но вскоре выяснилось, что взрослых одурачить нетрудно, а вот провести детей практически невозможно. Ну а поскольку Чарли почти не знала язык, ее отношения с девочками пока никакой опасности не представляли.

Дочери Рини носили длинные тонкие пуловеры и брюки. Должно быть, так обычно одевались жители той акхарской колонии, откуда они были родом. Старшей, Рани было тринадцать. Она была стройная, с темно-оливковой кожей и довольно крупным носом, которые унаследовала от отца, с черными вьющимися волосами и черными глазами. Ростом она была уже почти с Сэм и Чарли. Как и се родители, она походила на уроженку Ближнего Востока. Ее немного портили большой рот и длинноватый нос, но Сэм казалось, что она не лишена какого-то экзотического очарования. Тихая Рани покорила сердце Бодэ, когда с почтением и изумлением разглядывала наброски эксцентричной художницы. Бодэ немедленно решила, что у этого ребенка выдающийся художественный вкус.

Шеке, младшей из сестер, было девять лет. Пухленькая, с большими глазами и прямыми волосами, более непосредственная и любопытная, чем сестра, она была совершенно очарована Чарли. С детской наивностью она задавала уйму разных вопросов: почему это Чарли прислуживает им, словно какой-то «серк»? Вероятно, так называли туземцев в Шадимоке. Сойдет ли когда-нибудь рисунок вокруг глаз Чарли? Зачем Бодэ так разрисована? Рани болтовня сестренки очень смущала, и она, как умела, помогала увильнуть от ответов на самые каверзные вопросы Шеки.

Наконец караван подошел к границе Бинхуа. По ту сторону через несколько сотен ярдов после пограничного поста вулканическая местность просто исчезала, ее сменял густой, похожий на северный лес. Черная, накатанная земляная дорога переходила в красноватую, глинистую, твердую, не изрезанную колеями. Несмотря на пренебрежительные замечания солдат насчет армии Маштопола, на той стороне за дорогой явно следили лучше — по обочинам были даже прорыты дренажные канавы. Солдат на маленьком пограничном посту было намного меньше, чем в Тубикосе. Они носили не черную форму, а синюю, с цветными эполетами.

Караван расположился на ночь на тубикосанской стороне, как раз под стенами пограничного форта. Сэм не могла понять, почему на границе Тубикосы, насколько хватало глаз, тянулась двойная изгородь, а на стороне Маштопола не было ничего. Когда они устроились на ночлег, она подошла к фургону Серкошей и отыскала Рини.

— Это уже Кудаанские Пустоши? — спросила она. — Они не такие уж страшные!

Рини рассмеялась:

— Что вы, конечно, нет! Думаю, это Куэй. Я слышала, как лоцман называл что-то в этом роде. Мне бы хотелось ехать именно этим путем, но здесь пропускают лишь некоторые караваны. Из Куэя древесину поставляют почти во весь Маштопол и даже на экспорт. А транзитные караваны почти всегда идут по самым худшим секторам: так дешевле обходится доставка тяжелых или опасных грузов. Транзитные пошлины очень высоки. Если бы мы знали, что окажемся на границе Куэя, мы могли бы получить визу на проезд через него, но никогда заранее не знаешь, что ждет впереди, а сейчас уже слишком поздно. — Рани вздохнула. — Жаль, куда приятнее недорого купить по пути хорошую деревянную мебель, чем тащиться через проклятую пустыню.

— А почему те земли называют Пустошами? Из-за пустыни?

Рини кивнула:

— Наверняка придется взять здесь запас воды. Но, говорят, Пустоши тоже по-своему красивы, хотя и довольно опасны. Земля там изрезана ущельями и трещинами. Десяти армиям не под силу выбить неприятеля из таких укрытий. О Кудаанских Пустошах написана уйма книг. Они все очень романтичны. Однако полагается, чтобы первые полтораста лиг караваны сопровождались военными. Обратными караванами часто перевозят руду. На них обычно не нападают — взять нечего. Надеюсь, нам повезет. Если бы мы считали, что поездка по-настоящему опасна, мы бы никогда не взяли детей. Есть несколько мест, подобных Кудаану, и навигаторам нередко приходится иметь с ними дело. Зато мы, может быть, увидим каких-нибудь превращенцев или перевертышей.

Сэм не особенно рвалась увидеть этих самых перевертышей и превращенцев, но слова запомнила. Чарли пришла в восторг от описания местности, она представлялась ей — похожей на пустыни ее родного юго-запада.

— Превращенцы, — объяснила им Бодэ, это те бедняги, которых застиг Ветер Перемен. Часто они выглядят страшно или нелепо. Иногда, если только часть их тела испытала воздействие Ветра, превращение может не коснуться другой части, которая была как-то защищена. Таких называют половинцами. Перевертыши могут казаться и обычными людьми, но они обладают непроизвольной магией. Ветры Перемен хаотичны, таковы и перевертыши. Часто они изменяются в темноте, или еще в каких-то особых условиях, становятся безумными, превращаются в чудовищ. Еще в Пустошах находят пристанище преступники, диссиденты, фанатики. Бодэ думает, что большинство из них будет скрываться, особенно если с нами будут солдаты. Многие живут здесь именно потому, что не хотят, чтобы их кто-нибудь видел.

На следующее утро рассвет был унылым и мрачным. Куэй пропал, на его месте лежала неприглядная болотистая равнина, над которой моросил мелкий дождик. Дорога все так же продолжалась по ту сторону границы, но вряд ли здесь о ней особенно заботились. Мощеная, слегка приподнятая по отношению к остальной местности, она была сильно разъезжена, а рытвины были такие, что на них мигом вытряхнуло бы душу из любого. На крошечном пограничном посту не было ни души. Бодэ прочла приколоченное к стене объявление: «Пограничный пункт Маштопола. Все въезжающие обязаны явиться в таможню селения Муур, расположенного в ста шести лигах».

— Ну и стерегут же они свою границу, а? — саркастически заметила Чарли.

— Да уж, не хуже, чем заботятся о дорогах, — отозвалась Сэм, косясь на грозные рытвины. — Хорошо, что мы поедем не здесь.

Джахурт собрал всех так, словно бы это был просто очередной день путешествия, но сразу бросалось в глаза, что навигаторская команда, включая и самого Джахурта, вооружена до зубов. Сэм заметила пистолеты, винтовки, дробовики и даже несколько изящных арбалетов. Они как будто собрались на медведя. Кое-кто из путешественников тоже вооружился, иные мечами, другие — их было меньше — пистолетами, носить которые открыто в Тубикосе запрещалось.

Навигатор беседовал с лоцманом.

— Я подожду здесь до завтра и вернусь с обратным караваном, если только он придет по расписанию, — говорил лоцман. Он протянул руку. — Ну, удачи вам. Приятно было поработать вместе, как всегда. Будьте осторожны, когда пойдете через эту дыру, и стреляйте во все мало-мальски подозрительное, пока оно само не выстрелило в вас.

Джахурт пожал руку лоцману.

— Не могу сказать, чтобы мне очень хотелось вести караван с людьми по такому маршруту, но компания предпочитает экономить даже тогда, когда из-за этого мы рискуем чьими-то жизнями. Ну что ж, я бывал там много раз. Все не так плохо, как представляется на первый взгляд. — Он указал на трясину впереди. — Главное — не увязнуть в болоте. Я уж лучше пойду через Кудаан, чем по такой дороге.

С этими словами он отошел, сел на коня, выехал к воротам на границе и остановился, устремив взгляд на лежавшую перед ним топь.

Снова началась смена ландшафтов, сперва медленно, потом все быстрее, внезапно все замерло, и открылась дорога в Пустоши Кудаана.

— Жуть, — сказала Сэм.

— Прелесть, — отозвалась Бодэ.

— Вот это да! — воскликнула Чарли.

Глава 11

В лицо им ударил невообразимо сухой, раскаленный ветер.

Чарли не обманулась в своих ожиданиях. Кудаанские Пустоши больше всего походили на область Четырех Углов, где встречаются Нью-Мексико, Аризона, Колорадо и Юта, те места, где снималось большинство вестернов, места прекрасные, но столь пустынные, что никто никогда и не помышлял отобрать их у индейцев.

Перед путешественниками расстилалась бескрайняя равнина, кое-где поднимались столовые горы и нагромождения причудливо выветренных разноцветных скал, землю, как глубокие раны, рассекали каньоны. Все вокруг было окрашено в красные, пурпурные, черные, белые, бурые, рыжие, даже голубые тона-, со всеми переходами и оттенками. Наезженная тропа едва виднелась на выжженной, растрескавшейся поверхности пустыни, а вдали она, казалось, и вовсе пропадала.

Джахурт не давал сигнала трогаться. Он ждал военных, которые должны были встретить их, но впереди, насколько хватало глаз, не было ни души. Нет военных, значит, нет и лоцмана, значит, они будут предоставлены самим себе. Джахурт поднял руку, и вся команда собралась вокруг него, даже возницы подошли, оставив упряжки на конюхов.

— Джентльмены, мы, и особенно я, отвечаем за безопасность этого каравана. Как видите, солдат нет, вообще никого и ничего нет, а я смогу поддерживать синхронизацию не более часа. Есть предложения?

Доннах, один из самых старших в команде, сплюнул и сказал:

— Черт возьми, если бы мы могли оставить здесь пассажиров, я бы сказал, что стоит идти дальше, но мне не хотелось бы соваться туда вместе с ними, если можно обойтись без этого. Само собой, я сделаю так, как вы прикажете.

— Ты же знаешь, что из этого выйдет. Доннах.

Если мы высадим пассажиров и пойдем дальше, нам придется возместить всю плату за проезд да еще выслать им транспорт для возвращения. К тому же нас могут и оштрафовать. Я еще не настолько стар, чтобы отправляться в отставку, и совсем не хочу, чтобы меня вышибли за это. Либо мы все остаемся, либо мы все идем. Что скажете?

За большинство ответил Гриндил:

— Вы хорошо нас знаете, босс, мы ко всему готовы. Мы в последнее время вроде как заскучали. Я не был здесь месяцев шесть-семь, по, сдается мне, надо идти, а потом нам будет о чем поговорить в Маштополе. Однако с нами слишком много детей и женщин, чтобы просто строить из себя храбрецов. По-моему, надо спросить у них — что они решат.

— Нет, — сказал Джахурт. — Я не возьму на себя кровь детей только потому, что. их отец — дурак, каких поискать.

Он вынул карманные часы;

— Сорок девять минут. Если солдаты появятся в течение этого времени, мы двинемся. Если нет, попробуем завтра, послезавтра — пока нам это не надоест, пока мы не устанем и не отправимся в более цивилизованное место.

Ему явно хотелось просто выбрать сектор получше, но те из пограничных постов, где была стража, просто не пропустили бы их, а те земли, где стражи не было, были ничуть не лучше.

Караван стоял наготове, ожидая распоряжений Джахурта. Сэм, держа поводья, смотрела в бинокль на равнину. Ничего, стоящего внимания. Время тянулось медленно, даже нарги забеспокоились.

Джахурт, не слезая с коня, смотрел на дорогу, неподвижный, как статуя, только время от времени поглядывая на часы. Он уже был готов приказать разбивать лагерь, но вдруг увидел вдали в облаке пыли всадников, которые спешили навстречу. Оставалось всего четыре минуты; Он повернулся и сделал знак «Полный вперед». Весь караван двинулся разом, всадники из команды подгоняли отстающих.

Они проскочили, не успев даже подумать, что случится, если они не успеют перейти границу или, хуже того, успеет перейти только часть каравана. Потом им сказали, что такого еще никогда не случалось, хотя, вообще говоря, возможен сдвиг и в самый момент перехода.

Джахурт не стал сам выстраивать караван, поэтому все были так заняты, что не обращали внимания ни на что вокруг. Только Чарли, выглядывая через задний борт из фургона, подумала, куда это запропали всадники из команды; на какое-то мгновение она даже испугалась, что они не успели перейти границу, но поспешно отогнала от себя эту мысль. В конце концов, ей не всех было видно, а кроме нее, вроде никто ни о чем не тревожился. Когда наконец походный порядок был восстановлен, путешественники смогли оглядеться.

Позади каравана теперь до облаков вздымались острые вершины неприступных гор. Было чертовски жарко, пот, казалось, высыхал еще прежде, чем проступал на коже. Джахурт, который должен был просто испечься в своей замшевой одежде, не обращал внимания на жару, не отрываясь от бинокля, следил за приближающимися верховыми.

Он подождал, пока те приблизились. Их было десять человек в синих мундирах армии Маштопола. Белые платки закрывали лица. Непонятно было, как они выдерживают такую жару в своих мундирах.

Командир патруля подъехал к Джахурту и отсалютовал:

— Лоцман капитан Ионан, сэр. Прошу прощения за задержку. Надеюсь, мы не причинили вам особых неудобств?

— Все в порядке, капитан, — ответил Джахурт, оглядывая патруль. Это был форменный сброд, у двоих из-под белых платков даже торчали бороды. — Больше всего я тревожусь, успеем ли мы миновать самые жаркие места до ночи. Если хотите, я могу приказать напоить ваших лошадей, а потом мы тронемся.

— Очень любезно с вашей стороны, сэр. С удовольствием.

Навигатор сделал знак, возница водяного фургона налил в переносную поилку воды дюймов на шесть. Этого должно было хватить на всех лошадей.

— Самые грязные и оборванные солдаты, каких только видела Бодэ, — заметила художница.

Чарли было высунулась, чтобы получше рассмотреть их, и тут же кинулась к одному из сундуков.

— Сэм, предупреди Бодэ. Держи свой меч. Я возьму нож и пистолет.

— Что… что такое?

— Сэм, на их мундирах пятна крови. — Она заметила, что до Сэм все еще не дошло. — Сэм, это вовсе не солдаты!

Сэм повернулась к Бодэ:

— Чарли говорит, что это не солдаты. Это бандиты в солдатских мундирах.

Бодэ и бровью не повела.

— Вот и прекрасно.

— Прекрасно?

— Да. Бодэ не хотелось бы думать, что настоящие солдаты могут так опуститься. Скажи Чарли,

Пусть подаст Бодэ кнут.

Когда лошади бандитов потянулись к вожделенной воде, Джахурт подъехал к ним сбоку и вынул оба пистолета.

— Капитан! — крикнул он. — Вашим людям не мешало бы побриться. Форма есть форма, хоть и продырявленная пулями!

Они быстро повернулись к нему и выхватили оружие, но навигатор выстрелил, а верх водяного фургона внезапно откинулся на потайных петлях, и одновременно прогремели четыре ружейных выстрела. Этот прием явно был тщательно отработан, но, когда все пятеро всадников повалились, не успев даже прицелиться, шестой внезапно прыгнул на козлы водяного фургона, а остальные четверо кинулись наутек, прежде чем стрелявшие успели перезарядить оружие. Трое всадников из команды выстрелили, уложив двоих беглецов, и ринулись в погоню за остальными.

Бандит сильным ударом в челюсть сбросил возницу водяного фургона наземь, схватил вожжи и хлестнул нарг, подгоняя их воплями. Бодэ, выжидая, стояла на козлах. Когда водяной фургон поравнялся с ней, ее кнут взвился змеей и петлей затянулся вокруг бандита. От неожиданности тот выпустил вожжи.

Неуправляемые нарги уже бежали достаточно быстро. Фургон, верх которого был перегружен, опрокинулся, обрывая упряжь, и ударился о землю, нарги продолжали тянуть его. Цистерна, похожая на огромную бочку, треснула, вода полилась сквозь разошедшиеся швы. Люди, застрявшие в верхнем отделении, тщетно пытались выбраться.

Джахурт подъехал к месту крушения как раз в тот момент, когда упавший бандит пытался встать. Увидев перед собой пистолет, он поднял руки ладонями вперед.

Трое из команды вернулись ни с чем.

— Те двое удрали, босс, — сказал Джахурту Хьюд. — Они нырнули в ущелье, а там можно гоняться за ними хоть целый день. Мы решили вернуться.

— Помоги нашим выбраться и проверь, не ранен ли кто, — приказал Джахурт. — А этот мешок дерьма у меня сейчас заговорит, не то я попрошу пашу художницу заставить его закрутить любовь с партой.

Возницы с фургонов тем временем осматривали бандитов, которых сразили выстрелы Джахурта и тех членов его команды, которые прятались в засаде. Двое из упавших были еще живы.

Джахурт с Гриндилом раздели уцелевшего бандита догола и повалили на раскаленную землю лицом вверх. Это был безобразный волосатый малый, весь в шрамах. Вид у него был жалкий.

Навигатор вытащил свой меч из ножен, пристегнутых к седлу, и наклонился над лежащим. Внезапно со стороны перевернутого фургона раздался крик. Вода почти вся вытекла, но лужа почему-то высыхала прямо на глазах. И тут они увидели…

Под перевернутым фургоном и вокруг него отовсюду лезли толстые зеленые ростки, похожие на щупальца. Они сотнями выползали из твердой земли с поразительной быстротой и за какую-то минуту опутали весь фургон. Одного из тех, кто сидел в верхнем отделении, вытащили в последнюю секунду, зеленые пальцы едва не сомкнулись над ним.

Бодэ повернулась к Сэм:

— Передай Бодэ аптечку. Кое-кому понадобится помощь.

Сэм машинально достала малый алхимический набор и подала его Бодэ, не сводя глаз с фургона, которого уже почти не было видно за длинными извивающимися стеблями.

— Господи! Сэм, они живые! — выдохнула Чарли. — Они движутся! Ломают фургон!

И точно, зеленые щупальца обняли фургон, сжали его и разламывали, медленно и методично, на куски.

Сэм нахмурилась:

— Это растения или животные? Чарли помотала головой:

— Наверное, растения. Я думаю, они все время спят там, под землей, а вода будит их и заставляет двигаться, так что они проживают всю свою жизнь в несколько минут. Сэм, они ломают фургон, чтобы не упустить ни капли воды! — Она опасливо покосилась на землю под их собственным фургоном. — Сэм, постарайся не проливать ничего на эту землю! Пожалуйста, ничего здесь не проливай!

По другую сторону от фургонов Джахурт поигрывал мечом над лежащим пленником.

— Неплохо бы потихоньку поливать тебя водичкой, но у нас ее маловато, — рассудительно говорил навигатор. — Впрочем, если проткнуть тебе артерию — вот здесь — и дать крови стечь на землю, то получится примерно то же самое, не так ли? Только малость помедленнее.

Он пнул распростертого пленника в бок:

— Ну, что скажешь, приятель? Или мне отчекрыжить твой причиндал, чтобы от крови и здесь проросла водохлебка, как там, у фургона? И она потихоньку выпила бы тебя изнутри.

— Чего тебе от меня надо, старый хрен? Джахурт ласково улыбнулся:

— Что случилось с солдатами? Из-за чего этот налет? Ведь мы не везем ничего стоящего. Отвечай!

— Я знаю только, что кто-то из превращенцев обзавелся каким-то самозарядным оружием. Этот самопал положил всех десятерых Белоголовых разом, они и пикнуть не успели. В жизни такого не видал. И они тоже. Нас наняли для всяких делишек. За хорошие деньги. Велели переодеться солдатами и встретить вас в такое время, чтобы вы успели заметить нас, но уже не смогли бы вернуться. Все, что мы найдем, наше. Им нужны только мандановые покрывала. Если бы вы оказались сильнее, мы должны были только выпустить воду и удрать. Я бы и удрал, если бы не эта стерва и ее долбучий кнут! Все ваши всадники бросились догонять других.

— Опять манданское золото! Зачем? Тем, кто здесь живет, уже никакой мандан не нужен. Они же мечены Ветром Перемен. Они и так его чуют из такого далека; что можно все мироздание оттащить в сторонку, пока он дойдет.

— Не знаю.

Меч коротко блеснул, его острый как бритва кончик прочертил красную линию на бедре лежащего.

— Да не знаю я, говорю тебе! — взревел пленник. — Клянусь! В нашем деле вопросов не задают, кэп. Просто делают, что сказано, и получают свою долю и все шишки в придачу!

Ответ, похоже, удовлетворил навигатора.

— А этот превращенец — на что он похож? Он, она, оно? Как его узнать?

— Это женщина. Носит темно-синюю мантию, закутана с головы до ног. Голос резкий, злой. Точь-в-точь как у моей бывшей женушки. Я видел мельком ее лицо — ничего, — но достаточно взглянуть на се руки и фигуру под мантией, и сразу, все становится ясно. Черные, страшные руки. Дьявольские руки, с когтями. Больше я ничего не знаю. Клянусь!

— Верю, сынок, верю, — ласково сказал мастер Джахурт и коротким взмахом меча рассек горло пленника. Затем повернулся и отошел, а тот еще бился, захлебываясь собственной кровью, стекавшей на землю.

— Пристрелите остальных! — приказал Джахурт тем, кто сторожил раненых. — Я узнал все, что мне было нужно, и меня это не обрадовало. Фургоны в круг! Совещание команды через двадцать минут.

Грохнули три выстрела. Итак, восемь из десяти налетчиков были убиты, но победа досталась чересчур легко, и это беспокоило Джахурта ничуть не меньше, чем самый жестокий бой. Тот, кто послал их, и был настоящим опасным противником.

Из четверых, сидевших в засаде, двое отделались синяками и ссадинами, третий сломал руку и ребро, а четвертому было совсем худо. Бодэ сделала для него все, что могла, но у нее были средства только для того, чтобы обработать раны и унять боль.

— Ну, ребята, они нас посадили в лужу, уж это точно, — сказал навигатор своим людям. — Меня провели, как сосунка, хоть я и травленый волк. Кто-то учел, что даже самые опытные из нас стремятся точно соблюдать расписание. Спасибо нашей чокнутой художнице. Если бы не она, этот ублюдок мог бы отцепить фургон, разбить его и удрать с четырьмя добрыми наргами. Мы не смогли бы поймать его и спасти тех ребят, что сидели наверху. Он, видно, был смышленый малый. Следовало бы ему быть у них главным. Тогда бы они, пожалуй, всех нас перебили. Грин, как у нас с водой?

— Не так уж и плохо, — ответил Гриндил. — Все запасли, сколько смогли, как посоветовали в форте. Хотелось бы побольше, но умереть от жажды вроде никто не должен.

Джахурт кивнул:

— Ладно. Кто бы ни послал эту десятку олухов, едва ли он рассчитывал, что они сумеют захватить нас. Расчет был скорее на то, чтобы нас задержать. Но теперь нам кое-что известно. Впереди нас ждет эта превращенка с какой-то самозарядной штуковиной. Та банда, которая действовала в Би-йхуа, наверное, просто устраивала там засады подальше от форта и нападала либо на тех, кто идет из Кудаана, либо на кого-нибудь вроде нас. — Он посмотрел вперед, потом назад, словно не видел величественных гор, закрывавших путь к отступлению.

— Похоже, они пересекали границу южнее, лигах в тридцати — сорока или больше, — продолжал Джахурт. — Прорезали изгородь и проходили. Места здесь довольно ровные, перейти границу без особых осложнений можно почти везде, надо только выбрать место, где тебя не заметят. Если мы Поедем вперед, то наткнемся на эту превращенку с ее самопалом, а остальная банда будет у нас в тылу. Они знают, что нам нельзя оставаться здесь. Раньше или позже кто-нибудь что-нибудь прольет, и тогда водохлебка доставит нам куда больше неприятностей, чем все они вместе взятые. Судя по тем горам, в деле участвует кто-то, у кого есть навигаторские навыки, так что не стоит пытаться отступить, пока они не настигли нас. Я мог бы попытать счастья, но мы можем потерять на этом несколько часов, а надежды, что у меня получится, почти нет. Без лоцмана мы пропадем, если попробуем сойти с дороги.

— Похоже, у нас нет выбора, — заметил Хьюд. — Я как-то ходил здесь. Если ехать без провожатого, запросто можно угодить в каньон, в трещину или еще куда-нибудь, откуда не выбраться. Давайте будем держаться дороги и вышлем вперед сильную разведку. Я бы скорее рискнул пойти против того самопала, тем более что мы уже знаем о его хозяйке, чем столкнуться с теми, кто нападет на нас с тыла. Не так уж много здесь мест, где можно поставить и спрятать нечто вроде пушки, и мы знаем, что это не далее, чем в двух часах хода отсюда. Надо внимательно смотреть по сторонам, не сбиваться в кучу, а если появится что-нибудь подозрительное, сразу же удирать!

Это был не слишком привлекательный план, но, пожалуй, лучший из худших. Караван снова выстроился в походный порядок, всем коротко рассказали о случившемся, а тем, кто имел оружие и умел обращаться с ним, посоветовали держать его наготове. И вот они тронулись в путь.

Примерно через час пустыня стала еще более дикой и мрачной. В нескольких милях впереди дорога ныряла с растрескавшейся равнины, на которой кое-где тянулись сухие корявые стебли каких-то растений, в каньон, образованный высохшим руслом реки. Когда-то давно, а может быть, время от времени в нем, видно, бежали бурные потоки воды. В двух местах каньон сужался, и это были идеальные места для засады.

Джахурт приказал остановиться, намереваясь выслать вперед дозорных с биноклями и винтовками в надежде обнаружить засаду и, если удастся, уничтожить ее. Под прикрытием огня из достаточного числа стволов фургоны могли бы проскочить узкие места. Дорога отсюда просматривалась хорошо; если бы знать местонахождение этого самопала, Джахурт, пожалуй, рискнул бы прорваться ночью.

Внезапно донесся крик: «Пыль сзади!» Как и предвидел навигатор, бандиты из Бинхуа отрезали караван с тыла и теперь старались загнать его в мясорубку.

Джахурт промчался в хвост каравана.

— Ты видишь, сколько их, Дал?

— Черт побери! По меньшей мере дюжина. Может, и больше. В Бинхуа они разбивали целые караваны и уходили с добычей!

Облако пыли быстро приближалось.

Бодэ высвободила свой кнут.

— Ну, цветочек мой, умрем вместе, — вздохнула она. — Они получат тебя только через труп Бодэ! Не падай духом! Так уж суждено! Героическая гибель Бодэ наконец заставит прозреть всех этих критиков, и они провозгласят ее легендарной художницей, равной которой не было, нет и не будет!

Сэм тупо уставилась на облако пыли. Нет, не сейчас! Она сжала Кристалл Омака.

— Демон, выручай!

«Ты имеешь в виду чудо или что-нибудь еще? — холодно осведомился демон. — Я спасу тебя, если сумею, но мои ограничения тебе известны».

— Черт бы тебя побрал! Это ты затащил меня сюда! — закричала Сэм, внезапно потеряв самообладание.

Позади тихонько вздохнула Чарли.

— Вот бы сейчас сюда одну из твоих гроз, — мечтательно протянула она.

— Что?

— Одну из твоих гроз. Ты что, не понимаешь, что случится, если их польет сверху? Особенно здесь?

«А почему бы и нет?» — внезапно подумала Сэм.

Равнина обманчиво скрадывала расстояние, навигаторская команда сновала вокруг каравана, методично, без паники расставляя фургоны в оборонительную позицию.

Сэм посмотрела на небо. Несколько белых пушистых облачков в чистой голубизне — и ничего больше. Как тогда, давным-давно.

— Ну ладно! — выкрикнула она. — Вы, бури! Вы гоняетесь и гоняетесь за мной! Вот я! Придите, возьмите!

Пушистые облачка двинулись. Это и удивило, и напугало ее, поначалу она даже не поверила своим глазам, но они действительно двинулись! Сгустились. Они набирали откуда-то влагу, должно быть, из того сектора Тубикосы, что был в десяти милях позади!

И вот вдали, на горизонте, через все небо протянулась стена облаков ровная, словно прочерченная по линейке. Позади облачного фронта стемнело, прогремели отдаленные раскаты.

— Вот это да! Получилось! — вскрикнула Чарли. Восторг и ужас смешались в этом восклицании.

В то же время в облаках, как раз над дорогой, образовался какой-то выступ. Он постепенно изменялся, становясь все более похожим на…

Лицо. В облаках проступало, словно на любительской фотографии, лицо, затемненное, лишенное резкости черт. Появились шея, потом плечи и руки, бесконечно длинные руки, переходящие в гряды облаков.

Такое знакомое лицо.

Внезапно раздался крик Чарли:

— Сэм! Бодэ! Забирайтесь в фургон! Уносим ноги с этой равнины, пока нас тут не прихватило!

Сэм все смотрела и смотрела на облака, Бодэ не понимала по-английски. Чарли выскочила из фургона, подбежала к Сэм и встряхнула ее.

— Чарли, смотри! Лицо в облаках!

— Да хоть задница! Надо удирать, предупреди остальных!

Для Чарли с ее близорукостью буря надвигалась как полоса тьмы. Никаких деталей Чарли не различала.

Однако Джахурт и другие не глазели попусту. Они подняли тревогу и приказали всем как можно быстрее съезжать в каньон. Надо было опередить дождь.

Бодэ почти поволокла Сэм к фургону. Чарли не нуждалась в понуканиях — она влетела внутрь едва ли не быстрее, чем Сэм и Бодэ успели влезть на козлы и разобрать вожжи.

Нарги никогда не бежали особенно быстро, как бы их ни погоняли, а спуск в каньон был узкий, не больше, чем в две ширины фургона. Примерно через милю он чуть расширялся. Для большого каравана путь был узковат, а гроза все приближалась и приближалась.

Сэм испуганно оглянулась:

— Да оно же сейчас схватит нас!

— Да шевелись ты, черт побери! — крикнула Чарли, сама не представляя, удастся ли им преодолеть спуск. У опытного возницы это, конечно, получилось бы, но она-то зависела от двух неумех, которые недавно взяли вожжи в руки.

Вдруг Сэм словно отключилась от всего постороннего и профессиональным движением дернула вожжи, сразу заставив нарг бежать так быстро, как только это было возможно. Демон был не в силах уничтожить засаду или разгромить армию, но уж фургоном-то править он умел.

Они шли ноздря в ноздрю с грузовым фургоном, который мчался на полной скорости. При виде соперника нарги прибавили ходу, но все же отставали па несколько дюймов. Малейшая ошибка любого из возниц — и фургоны столкнутся борт о борт на полной скорости.

И они столкнулись — и раз, и другой! Вес, что могла сделать Сэм, — это не бросать вожжи и удерживать нарг на прямой, и она с этим справилась. Чарли держалась что было сил, иногда только выглядывая через откинутый полог из фургона. Темная масса в небе приближалась.

— Сейчас оно нас сцапает! — процедила она сквозь плотно сжатые зубы.

Стена дождя гналась за ними, иссохшая земля темнела, жадно впитывая влагу, тонкие извивающиеся щупальца прорастали по всей равнине, превращая се в живое, волнующееся море.

Они нырнули в каньон, взметнулись по бокам скалистые стены, и дождь внезапно догнал и поглотил их. Сэм попробовала было придержать упряжку, но Чарли закричала:

— Нет! Вперед, пока еще видишь куда!

— А засада?!

— Да черт с ней! Кто сумеет попасть в нас в такой каше?!

Это сообразили не все, на дне каньона образовалась пробка. Джахурт и его команда, насквозь промокшие, орали, понуждая людей двигаться вперед. Теперь самое страшное была не засада. Такой ливень мог мигом наполнить водой пересохшее русло, и теснину надо было проскочить как можно скорее, пока их не захлестнули потоки воды, не думая о возможной засаде.

Сэм, управляемая демоном, умело обошла скопище фургонов и на полной скорости мчалась к открывшемуся проходу. Сухое русло уже начало мало-помалу наполняться, за ними гнался настоящий водопад.

Внезапно Сэм услышала, как внутри фургона словно горох кто-то просыпал. Не останавливаясь, она проскочила и направила упряжку в сторону от дороги, где было место повыше. Но самое высокое место, на какое они могли выехать, было все же недостаточно высоко, если учесть возможную давку и слепящий ливень. Все-таки Сэм остановила фургон и обернулась:

— Чарли! Ты жива?

— Да вроде бы, — проворчала ее подруга. — Господи, Сэм! Да тут пулевые пробоины через весь фургон! Никакой это не самопал, это самый настоящий пулемет, черт бы его побрал!

— Подержи-ка, Бодэ. — Сэм передала художнице вожжи и пробралась внутрь фургона. В брезентовом верхе виднелись дыры, сквозь которые хлестал дождь, а деревянный пол был расщеплен ровно по диагонали. Чарли старательно ковыряла одну из пробоин маленьким ножиком, стараясь вытащить пулю.

— Тридцатый калибр, медная рубашка, — наконец оценила она, покачав головой. — Типичная армейская штуковина. Неудивительно, что те солдаты и пикнуть не успели. Если бы не дождь, этот поганец преспокойно уничтожил бы весь караван. Против такого оружия действительно ничего не сделать.

Чарли помолчала.

— Знаешь, если у них хватает этакого добра, то им не надо много сил, чтобы разбить любую акхарскую армию Вот сукины дета! Как бы им не удалось провернуть-таки свою революцию! Представь только, что в руках парочки маленьких Бинхуанцев вместо дынь окажется такая вот штучка!

Сэм кивнула с отсутствующим видом.

— Чарли, там, в облаках, было лицо, голова.

— А? Так вот что тебя приморозило к месту? Ты что, никогда лиц в облаках не видела?

— Чарли, это было твое лицо. Твое лицо в облаках, а позади буря, словно плащ.

На мгновение Чарли опешила, но быстро сообразила.

— Да не мое, Сэм. Твое. Твое лицо. Я была этаким носатиком с пухленькими щеками, помнишь? В облаках было твое лицо, только приукрашенное немного и еще не располневшее.

Сэм медленно покачала головой:

— Н-нет. У меня всегда было мальчишеское лицо. А это — женское, точно, хотя волосы и короткие. И еще что-то было вокруг головы — лента, тиара, корона…

— Сэм, как бы странно это ни звучало, но если уж там показалось чье-то лицо, оно и должно было быть твоим. Ты боялась бурь, но ты же и вызывала их. И эту бурю вызвала ты, хочешь верь, хочешь нет.

Сэм смутно припомнила последнюю ночь в торговом центре, когда, перепуганная до полусмерти, она приказала грозе уйти — и та послушалась.

— Ты думала, что это все магия, — напомнила Чарли. — Если ты можешь вызвать бурю и заставить ее работать на себя, то это может и кто-то другой Сэм, это важно! Не сейчас, конечно, но вообще Сэм, ты владеешь магией. И это не то, что снадобья Бодэ, и, может быть, посильнее твоего карманного демона. Буря слабела. Шел небольшой дождь, да повис унылый туман. Внезапно фургон задрожал и покачнулся, подруги обе кинулись в его переднюю часть.

— Дорогие! Нарги беспокоятся! И там какой-то шум — слышите? Как будто дрожит земля… Чарли догадалась, в чем дело.

— Освободи упряжку! — резко сказала она. — Режь постромки!

Она озиралась, стоя на сиденье. Черт! Вокруг голые скалы, а времени в обрез.

— Что ты говоришь, зачем резать постромки? — переспросила Сэм.

— Бога ради, освободи упряжку, забирайся как можно выше, да поторапливайся! — крикнула Чарли. — Сэм, наводнение! Оно уже близко?

Сэм не дослушала.

— Бодэ, освободи упряжку, лезь на скалы! Наводнение!

Бодэ выпрыгнула из фургона, вышибла запорный штырь, взглянула, выбралась ли Сэм, и стала карабкаться вверх. Остатки каравана были разбросаны по всему дну каньона, некоторые фургоны так и стояли в теснине, которую могло захлестнуть в любую минуту. Стараясь криками предупредить всех об опасности, они лезли и лезли вверх. Чарли намного опередила их и теперь цеплялась за узкий скалистый выступ. Она попыталась было подтянуться и влезть на него и тут увидела надвигающуюся стену воды. Поток несся, словно где-то прорвало плотину.

Как в замедленной съемке она увидела лошадей в узком конце каньона — одни попятились и кинулись прочь, другие неподвижно застыли. Люди оцепенели, созерцая то, что надвигалось на них.

Водяной вал ударил Чарли, и хотя она и успела взобраться выше всех, ее стремительно понесло к скалистой теснине, из которой они только что выехали.

Она сбросила башмаки, вдохнула поглубже и нырнула, надеясь попасть в срединную струю.

Когда Чарли очнулась, она лежала в густых кустах. Какое-то мгновение она не могла вспомнить, что произошло и где она, но, откашлявшись и отдышавшись наконец, вдруг поняла: «Я жива! Я выбралась!»

Но где же она? На самом верху каньона? Вряд ли. Скорее, где-то на стене каньона, в узкой его части, где было много выступов. Чарли поднялась, отжала мокрые волосы и огляделась.

Действительно, она оказалась на довольно длинном и широком выступе, примерно в двух третях высоты от дна каньона.

Вода уже спала, и, как ни странно, почти не осталось следов трагедии. Облака рассеивались, проглядывало солнце, опять становилось жарко.

По дну каньона были разбросаны груды обломков, а может быть, и тела утонувших лошадей, нарг, людей. Сэм, Бодэ, ребятишки…

Может быть, ей просто повезло? Но могли уцелеть и другие. Хотя Чарли не знала, насколько хорошо плавает Сэм, она надеялась, что демон должен был помочь. Не может быть, чтобы вода смыла из каньона все и всех прямо в те ползучие заросли. Да и они так напитались водой, что. надежда на спасение оставалась, если только человек не захлебнулся.

Да, Чарли надеялась, что кто-нибудь еще выкарабкался из этой передряги, но пока что она была одна, и ей надо было спуститься по голой стене каньона, а у нее даже веревки не было.

На ней был только тонкий облегающий пуловер. Вместе с башмаками пришлось сбросить мокрые тяжелые брюки. Стянув с себя пуловер, Чарли выжала его и повесила на кусты посушить. Вдруг она заметила в кустах чью-то руку и замерла. Потом увидела все тело. Это был Фромик, один из самых тихих парней в навигаторской команде, один из тех, кто гнался за двумя бандитами, которым удалось улизнуть. Его одежда была изорвана, в крови — должно быть, он разбился о скалы. Уцелел пояс, и пистолеты, как ни странно, торчали в кобурах. Преодолев страх, она сняла с погибшего пояс. Члены команды держали свои пожитки в общем. фургоне, но в поясах у них были кармашки для самого необходимого.

Пояс был порядком поношенный, тяжелый и толстый. В кармашках — они должны были быть водонепроницаемыми — оказалось немного денег. Черт с ними, на что они здесь? Посеребренный портсигар с пятнадцатью сигаретами и маленький набор с кремнем и огнивом. Это может пригодиться. Недоеденная плитка темного шоколада — вот это то, что надо. Маленький перочинный ножичек. Патроны, аккуратно размещенные в специальном отделении.

Она осмотрела пистолеты. Странные какие-то, никакого ствола. У кого-то, видишь ли, армейский пулемет с пулями тридцатого калибра в медной рубашке, а у кого-то только однозарядный пистолет. С ума сойти! Очевидно, существуют какие-то законы против самозарядного оружия. Не может быть, чтобы люди, у которых есть электричество, лифты и смывные туалеты, не могли иметь ни автомобилей, ни поездов, ни телефона или хотя бы телеграфа и обходились однозарядным оружием да мечами. Надо думать, акхарцы разрешали производить на фабриках в колониях далеко не все, и уж во всяком случае, не самозарядное оружие.

Но как же тогда удалось соорудить этакий пулеметик? Конечно, если сюда время от времени падают люди, то почему бы не упасть и пулемету? Но чтобы еще и патроны? Достаточно патронов, чтобы его стоило таскать с собой? Это уже не лезло ни в какие ворота.

Чарли выбросила из пистолетов промокшие патроны, вставила сухие. Не так уж плохо. Пули были крупные, похожие больше на патроны к сорок четвертому калибру, чем к полицейскому револьверу. Всего было…ну-ка… двадцать четыре патрона. Когда пояс просохнет, у нее будет оружие, из которого она умеет стрелять. Научилась на ранчо у кузена Гарри там, дома.

Солнце припекало. Чарли пристроилась в тени от стены каньона, положила рядышком пистолеты и перочинным ножиком провертела в поясе небольшую дырочку. Примерила пояс. Пряжка с нарядным зеленым овальным камнем, вставленным в массивную замысловатую медную оправу, застегнулась н вроде держалась. Свободный конец ремня был длинноват, но, о общем, пояс изящно лежал на бедрах.

Чарли представила, какова она сейчас, когда напей нет ничего, кроме широкого пояса с кобурами, из которых торчат пистолеты. Более эротичное и вместе с Тем нелепое зрелище, пожалуй, не придумаешь

«Смотри в оба, Акахлар! Вот идет Мотылек Кия, дело будет горячее!»

Она немного посмеялась над собой, потом сняла пояс, укоротила ремень, положила рядом пистолеты, а пояс оставила сушиться на солнце. Потом села, прислонишись к каменной стене, и незаметно для себя задремала.

Чарли проспала, должно быть, несколько часов солнце стояло высоко и приискали ноги. Дул сильный сухой и горячий ветер. Она проголодалась, хотелось пить, но Чарли решила пока не трогать шоколад, чтобы совсем не сойти с ума от жажды.

Пояс перевернуло ветром и сдуло на несколько футов; должно быть, ветер был сильный, раз погода. так быстро изменилась. Она подобрала пояс, подошла к кустам и обнаружила, что пуловер унесло неведомо куда.

«Прелестно, — подумала Чарли. — Моя единственная защита от этого чертова солнца».

Она подумала было раздеть Фромика, но не могла заставить себя дотронуться до трупа, который быстро разлагался под палящим солнцем.

Надо было выбираться, пока не стемнело. Мотыльку Киду пора выходить на дело.

Выступ был шире, чем Чарли показалось вначале. Немного дальше виднелся еще один заросший кустарником выступ, и выглядел он так, словно там совсем недавно кто-то был. Она вынула пистолет и осторожно подобралась поближе, потом опустилась на колени и присмотрелась. Гильзы. Сотни стреляных гильз. И несколько пустых патронных лент. Так вот где была засада! Но сейчас здесь не было ни таинственной превращении, ни ее пулемета. Что она исчезла — неудивительно. Возможно, такие, как она, могут свободно перемещаться в любых местах. Но вот пулемет! Настоящий, армейский. Они же громоздкие и тяжелые. Его не смыло водой, ведь гильзы остались! Значит, отсюда должен быть какой-то выход!

Она стала пробираться дальше, прижимаясь. к скале, и вскоре обнаружила этот выход. Ровный, плоский, широкий кусок дерева висел на двух веревках, искусно привязанных так, чтобы получилась надежная мертвая петля. Черт возьми! Сейчас Чарли даже не думала об опасности, которая могла поджидать наверху. Если они потом придут и уберут все это, она застрянет тут навсегда. Она поглубже затолкала пистолеты в кобуры, схватилась за одну из веревок и полезла на скалу.

Добравшись до верха, она сама себе удивилась. Никогда бы раньше не поверила, что у нее хватит сил. Руки болели невыносимо, она совсем выдохлась, но все же долезла до самого верха и перевалилась через край.

Тут стоял грубый деревянный ворот, закрепленный стальными костылями, вбитыми прямо в скалу, — вполне достаточно, чтобы вытащить и пулемет, и пулеметчика. Значит, здесь был человек, а то и двое, наверняка здоровенные и сильные.

Местность кругом была сильно изрезанная, перешейки между провалами узкие, но при дневном свете выбраться отсюда можно. Здесь, наверху, светлое время продержится, может быть, на час дольше. Нападавшие, видимо, не решились рисковать лошадьми или другими вьючными животными: среди грязи виднелась лишь колея маленькой колесной тележки. Вот здесь они и провезли пулемет.

Местами в выбоинах скалы застоялась дождевая вода. Скала оказалась слишком твердой, чтобы впитать влагу, а выбоины — слишком глубокими, чтобы вода успела испариться. Чарли осторожно попробовала воду. На вкус она была такая, какой и полагалось быть дождевой воде. Чарли напилась, а потом даже зачерпнула несколько пригоршней и обтерла тело. Ветер немедленно высушил ее, и все-таки теперь она по крайней мере не умирала от жажды. Она перекусила двумя кусочками почти расплавившегося шоколада и неохотно двинулась дальше. Темнело, а в таких местах в темноте ничего не стоило сломать себе шею.

Тропа шла до самого верха скалы. Там Чарли отыскала углубление, хоть немного защищавшее от ветра, и прикорнула в нем. Пистолеты были заряжены сухими патронами, это придавало ей некоторую уверенность, хоть и не слишком большую. Она понимала, что выбор у нее невелик. Или она кого-то встретит, или умрет от голода и жажды, или сгорит на солнце. Если этот кто-то окажется акхарцем, она станет его или ее рабыней. Если же это будет кто-то другой, то скорее всего — один из приятелей той женщины с пулеметом, что тоже не сулило ей ничего хорошего. Но пока она все еще была жива и даже относительно невредима.

Стемнело очень быстро. Ветер стих, установилась мертвая, почти призрачная тишина. Чарли немного подремала, стараясь не засыпать слишком глубоко и слишком надолго. И вдруг ей стало очень страшно. Чарли расплакалась и плакала долго.

Выплакавшись, она снова устроилась поудобнее и попыталась хоть что-то разглядеть в окружающей черноте. Звезды в темном небе были довольно яркие, но какие-то размытые, луны не было. Так она и сидела, вглядываясь в темноту, и вдруг… услышала голоса. Воображение? Исполнение желания? Она снова напряженно прислушалась. Точно, похоже, много людей и животных. Где? Она осторожно выбралась на тропу, осмотрелась. Вот оно! Что-то вроде зарева, как от большого костра.

Надо попробовать подобраться поближе. Даже если это бандиты. Придется спускаться по тропе в темноте, медленно и осторожно. С одного края тропы поднималась скала. Главное, правильно рассчитать ее изгибы. Медленно и осторожно…

Прошло, наверное, больше двух часов, прежде чем ей удалось спуститься. Наконец она увидела довольно. большую ровную площадку в стороне от главной тропы. Край площадки уходил под огромную естественную каменную арку. Чарли разглядела лошадей, несколько небольших фургонов и людей. Двое часовых с винтовками сейчас не смотрели в ее сторону. Вряд ли они ожидали кого-нибудь оттуда.

Она подобралась совсем близко.

Часовые стояли один у конца тропы, другой — у костра. На том, что сидел у костра, был грязный синий мундир — точно один из тех, кому удалось удрать сегодня утром. Еще кто-то спал под сводами арки — пожалуй, двое. Четыре лошади и пара нарг были привязаны неподалеку и стояли смирно.

Правее костра лежали тела, много тел, раздетых догола и жестоко изувеченных. Пятеро или больше. Чарли показалось, что все это мужчины, но они были так изуродованы, что судить было трудно.

Левее, ближе к пей, были распростерты еще несколько тел, женских, некоторые из них подавали признаки жизни. Обнаженные, все они лежали на спине, их руки и ноги были привязаны крепкими веревками к крючьям, сбитым в скалу. У женщин во рту торчали кляпы. Она узнала всех четырех. Сначала рослую раскрашенную Бодэ. Потом Сэм. А еще двое…

Рани и Шека! Девочки Серкошсй! Какие же мерзавцы!

Значит, когда буря и наводнение кончились, они пошли шарить по каньону в поисках добычи. Возможно, они даже спасли несколько жизней — отнюдь не по доброте душевной. Добыча была свалена у костра, манданские золотые покрывала аккуратно сложены в сторонке. Сэм… трудно сказать наверняка, по, кажется, па шее у нее ничего пет. Должно быть, когда Сэм была без сознания, они сорвали с нее цепочку с Магическим кристаллом и швырнули и кучу награбленного. Теперь демон ничего не может сделать.

Видно, мужчин замучили до смерти, либо из мести за погибших сообщников, либо просто ради удовольствия. А женщин — понятно, что с ними сделали.

Шека — ей же всего девять, ее сестре едва тринадцать! Будь они прокляты, эти подонки!

Как же им помочь? Двое часовых, еще по меньшей мере двое спят под аркой, а оружие у них, наверное, под рукой. Чарли заметила пулемет на маленькой повозке, но он стоял подальше, и ей показалось, что он упакован по-походному. Но у нее-то всего два однозарядных пистолета. Она вполне прилично стреляла и даже с такого расстояния вполне могла бы уложить обоих часовых, но, пока она будет перезаряжать, ее успеют схватить те, что спят сейчас в пещере. Сэм дважды выручала ее. Чарли, не колеблясь ни минуты, бросилась бы ей на помощь, но надо было придумать, как и спасти пленниц, и уцелеть самой.

На размышление у нее было не больше часа — до рассвета.

Глава 12

Через несколько минут Чарли поняла, что часовой у костра спит. Что ж, у него был трудный день, хотя и не такой трудный, как у нее. И все-таки ей повезло, она хоть не испытала того, что выпало на долю Сэм и других женщин.

Главное — второй часовой. У него винтовка и отличная позиция для обстрела всей площадки. Если бы пробраться на его место, можно было бы стрелять прямо по тем, кто спит под аркой. Но сперва туда еще надо добраться.

Костер угасал. Его тускло мерцающее пламя слабо освещало примерно двадцатифутовый участок тропы, отсветы огня играли на темном, ржаво-красном камне арки. Чарли надеялась, что у тропы. нет часового. Придется сразу застрелить первого, а потом постараться уложить и второго, прежде чем он опомнится. Но если здесь, наверху, или дальше на тропе есть кто-то еще, тогда ей конец.

Сможет ли она выстрелить в этих людей, Чарли нисколько не сомневалась. Здесь, в Акахларе, даже лучшие из мужчин слишком часто вели себя как злобные и грубые чудовища. Джахурт с его командой без колебаний прикончили раненых налетчиков.

После того, что Чарли увидела, в ее душе не было ни капли сострадания к этим злодеям. Только удастся ли ей проделать все в одиночку? Так или иначе, она должна попытаться.

Она взглянула на скалу, которая поднималась вдоль тропы и терялась в непроглядной черноте, и подумала, нет ли какого-нибудь другого пути. Отползла назад и решила посмотреть, нельзя ли пройти в лагерь, минуя тропу, где любой из часовых, если они на самом деле не спали, мог бы легко схватить ее.

Думать о подъеме на скалу не хотелось. В полной темноте легко было сорваться, а надеяться на легкий подъем не приходилось: если бы бандиты ожидали нападения с той стороны, они бы поставили там часового.

А может быть, и вправду поставили. И очень скоро она точно узнает, так ли это.

Подниматься было нелегко, но дальняя сторона скалы была сложена слоистым сланцем, он образовывал небольшие выступы, за которые можно было цепляться. Потом склон стал более пологим, и вдруг Чарли почувствовала, что там, впереди, кто-то есть. Она замерла.

— Ш-ш-ш! — прошептал кто-то. И добавил очень тихо по-акхарски:

— Иди сюда, малышка. Я тебе ничего не сделаю. Я тоже из каравана.

Чарли не знала, не ловушка ли это, но выхода не было. Оставалось только довериться тому, кто позвал ее. Она подтянулась и села, стараясь отдышаться. Теперь она смутно различала фигуру мужчины, который полулежал, опершись на выступ скалы.

— Ты куртизанка, — тихонько сказал он. — Девушка-мотылек. Я всегда считал, что ты умнее, чем тебе полагается быть. Ты меня понимаешь?

Она медленно подбирала слова, надеясь, что сумеет правильно их произнести.

— Саа, — прошептала она. — Дьюкадол, нар прукадол. «Да. Понимаю. Не говорю». Он тихонько усмехнулся:

— Ты сказала, что хочешь говорить в мою задницу, а не отрывать ее напрочь, но думаю, что смысл я понял. Я видел, как ты там внизу пытаешься сделать что-нибудь со своими двумя пистолетами. Я-то тебя понимаю. Я был совсем разбит, когда выполз из расщелины, где прятался от этих стервятников, но все же пошел за ними, и то, что я увидел, меня доконало. Сначала я надеялся, что сумею напасть на них сверху, но сейчас вряд ли смогу больше, чем продырявить одного-двоих, пока остальные не доберутся до меня или не прикроются женщинами. Это настоящие чудовища. Не беспокойся, они нас не услышат. Внизу, в лагере, ветер в нашу сторону.

— Кто? — спросила Чарли.

Он вздрогнул, закашлялся, но овладел собой.

— Ты хочешь знать кто? Двое часовых — это те, что напали на нас утром и сумели удрать. В пещере еще четверо. Один — Замофир, усатый коротышка из каравана. Он сильно побит, и он не с ними, но его знают и принимают. Дрянной человек. Еще двое, здоровенные, может быть, превращенцы. Трудно сказать. Предводительница — точно превращенка. Женщина в синей мантии с капюшоном, у нее очень резкий голос, а под мантией явно скрывается больше, чем полагается иметь человеку. Она управлялась с этой пушкой и командовала всеми остальными.

— Кто? — повторила Чарли, на этот раз нетерпеливо. Ей совсем не нравилось, что придется сражаться одной против шестерых, — ни вот столечко не нравилось, — да еще если один из них, а может, больше, вовсе и не люди.

Человек замялся на мгновение, потом понял. — А, ты обо мне. Я Роул Серкош. Девочки там, внизу; — мои дочери. И я не мог им помочь. — В его голосе слышалась ярость. — Я уже думал, не будет ли смерть для них избавлением.

Он вздохнул:

— Рини и Джом погибли. Где Тэн — неизвестно. У меня остались только эти девочки.

Она медленно подползла к нему. У него было оружие, похоже, много оружия. Во всяком случае, винтовка у него была, патроны, наверное, тоже. Он заметил, что она поняла это, и вздохнул:

— Да. Снял с мертвой нарги. Винтовка, два пистолета, даже арбалет. Ну и что толку? Я думаю, у меня внутреннее кровотечение. Мне уже не сдвинуться отсюда.

Чарли лихорадочно обдумывала, как он может ей помочь. Попыталась подобрать нужные слова:

— Нож?

— Да. Есть. Зачем?

— Мне освободить девочки. Ты прикрывать.

Здесь.

Серкош замолчал, она уж испугалась, не умер ли он, но он заговорил снова:

— Может быть. Если они не накачаны чем-нибудь или не заколдованы. Снова негромкий кашель.

— Этот их самопал. Видишь там ящики? Это патроны. Если сунуть туда огоньку, все взлетит к чертям. Да, знаю, женщин тоже может убить, но если уж их нельзя спасти, то лучше им умереть. Иди туда, сунь огонь в тележку с этой пушкой и разрежь их путы — я прикрою. Если они могут двигаться, тащи их на эту сторону скалы, если нет, — оставь там. Когда все взорвется, мы под этот шум перестреляем часовых. Те, что в пещере, тоже вылезут. Мы успеем перезарядить. Надо убить их прежде, чем они поймут, что их убивают,

Он помолчал, словно ожидая ответа, и потом вздохнул:

— Да, понимаю. Очень может быть, что они сразу тебя заметят. Я уверен, что часовые спят как убитые, тот, что у костра, уже два часа не шевелился, но, кто знает, крепко ли они спят? Чуть что не так — и всему конец. Просто это лучшее, что я смог придумать.

— Дай арбалет. Заряжай.

Нелепейший план, скорее всего ее убьют, а может, случится и что похуже, но попытаться надо.

— Ты умеешь стрелять из арбалета?

— Саа, — уверенно ответила она. Надо скорее начинать, пока она не успела испугаться. По правде говоря, она никогда не стреляла из арбалета, но эта штуковина была очень похожа па винтовку с луком и стрелой наверху. На таком расстоянии она сможет стрелять из него и, может быть, даже не разбудит при этом остальных.

— Береги себя. Целься получше, — сказала она, надеясь, что до него дойдет смысл ее слов. Если только он не окочурится в решающий момент — а тогда хуже, чем есть, все равно уже не станет, — то кое-какая надежда есть.

— Тот путь безопасный? — спросила она, решив, что лучше ей зайти с тыла.

— Да. Теперь да. Счастливо, малышка. Да пошлют тебе боги победу или смерть.

Она пробралась мимо него и увидела, почему «теперь да». Чуть поодаль от Серкоша лежала безжизненная измятая груда — все, что осталось от стоявшего здесь часового.

— Нож или стрелу прямо в горло, — сказал Серкош. — Смерть небыстрая, но крикнуть они не успеют.

Спускаться по другой стороне утеса было ненамного легче, чем взбираться, к тому же теперь у нее была добавочная ноша. Чарли боялась, что арбалет стукнет о камень и звук разбудит часового внизу, но не хотела оставлять оружие.

Снизу доносилось похрапывание. Она приободрилась. Если тот, у костра, заснул, как и его напарник, значит, они тут чувствуют себя в безопасности. Ну и зря. В конце концов, они легко справлялись с караванами просто за счет численного превосходства и бесчеловечной жестокости.

Этот малый, и точно, спал как убитый. Чарли почти спустилась, и совсем не так бесшумно, как хотелось бы, а он все так же похрапывал.

Она аккуратно вложила стрелу в арбалет, оттянула тетиву, пока та не защелкнулась, и стала медленно подкрадываться к часовому. На мгновение Чарли вдруг засомневалась, сможет ли убить спящего. Ведь это совсем не то, что в бою. Легко ей было давать советы Сэм!

Чарли остановилась примерно в двух ярдах от часового, подняла арбалет и прицелилась. Если она правильно его зарядила, если она правильно все рассчитала, если он выстрелит, то она вряд ли промахнется. Она застыла на мгновение, все мысли улетучились, она потянула спуск — его заело. Она сообразила,

Что должен быть предохранитель, поискала его на ощупь, нашла, сдвинула вперед. Снова подняла арбалет, ловя цель на мушку, и вдруг часовой поднял голову, проснулся и начал подниматься!

Все вокруг медленно закружилось, но Чарли потянула спуск. Стрела попала ему не в горло, а в голову. Удар бросил его на спину, но он, к ее ужасу, дернулся и снова начал подниматься! Стрела проломила ему череп, текла кровь, но он все же поднимался! Она выронила арбалет и инстинктивно схватилась за пистолет, но раненый выпрямился во весь рост, замер на мгновение и повалился навзничь.

Еще не придя в себя после потрясения, Чарли оставила арбалет — все равно стрел больше не было — и подошла к убитому.

Нашарила и вытащила из-под него дробовик-двустволку. Ну и тяжел же он был, этот сукин сын!

Другой часовой все так же спал возле угасающего костра. В него давно уже не подбрасывали дров. Надо было подойти прямо к костру, взять горящую головню и подпалить тележку с патронами, а потом вытащить пленниц прежде, чем все взорвется. Она не знала, сколько еще протянет Серкош, но чувствовала, что, пока его дочери здесь, внизу, он продержится.

Перехватив дробовик поудобнее, Чарли глубоко вздохнула и пошла к костру, стараясь держаться за спиной часового, карауля малейшее его движение. Серкош был прав: даже если ей придется прострелить голову часовому, разбудив всех остальных, первое что она должна сделать — и это единственная надежда, — поджечь тележку с патронами.

Лошади зафыркали и подались в сторону, пара нарг вторила им, звуки призрачным эхом отдавались в скалах над лагерем, но человек у костра был неподвижен, и под сводами пещеры было тихо. Она обошла кострище так, чтобы оно было между ней и часовым, и опустилась на колени. В этих местах деревья не росли, часовые жгли остатки фургона. Ей удалось осторожно вытянуть один кусок, не сдвинув остальные (она всегда превосходно играла в бирюльки), но он только тлел. Чарли сунула его в угасающее пламя костра, подержала и осторожно вынула, все время следя краем глаза за часовым.

Медленно шла она к тележке с патронами, оберегая маленький огонек. Но, когда она подошла, головешка снова погасла. Чарли положила дробовик и попыталась раздуть уголек, потом помахала деревяшкой в воздухе. Уголек засветился чуть ярче, но пламени не было. Черт с ним, решила она, приложила его к растрепанному концу веревки и стала дуть изо всех сил, пока веревка не затлела и не задымилась; она подула еще — и вот наконец появилось пламя. Маленькое, слабое, но все же оно горело. Забыв об опасности, Чарли подождала, чтобы огонь разгорелся, и снова подожгла свою деревяшку. Отогнула парусину на патронных ящиках и, когда почувствовала, что головешка хорошо разгорелась, закинула ее наверх.

Пока что все шло хорошо. Она вернулась к костру, уверенно, словно была здесь хозяйкой, но все же следя краешком глаза за спящим часовым, и подошла к распятым пленницам. Подойдя к Сэм, она опустилась рядом с ней на колени и слегка встряхнула ее. Сэм пошевелилась и вдруг вскрикнула, не открывая глаз:

«Нет! Нет!» Чарли поспешно зажала ей рот, Сэм умолкла. Серкош оказался прав — их накачали наркотиками или чем-то еще. Дело усложнялось.

Чарли сняла с пояса нож и попыталась перерезать путы, которые связывали Сэм. Это было нелегко, веревки оказались довольно толстыми. Наконец она освободила одну руку, другую, потом ноги. Сэм не двигалась, как и ожидала Чарли.

Чарли успела освободить руки Бодэ, но внезапно остановилась и замерла. Из-под свода пещеры послышался какой-то шум, она спряталась в тень, взглянув на тележку с патронами. Та уже изрядно дымила, но открытого пламени еще не было.

Из-под арки вышел человек. Рослый, обросший густым черным волосом, с длинной бородой и очень длинными волосами, совершенно голый. Из тележки с боеприпасами вовсю валил дым, казалось, его невозможно не заметить. Но волосатый прошел к трещине в скале, возле того места, где были привязаны нарги, и принялся справлять нужду.

Потом повернулся было, но теперь он уже достаточно проснулся, чтобы взглянуть на часового у костра. Он остановился, выругался, потом подкрался к спящему, нагнулся, осторожно вытянул у него винтовку и направил ее прямо тому в голову.

— Сарнок! Проснись, засоня, сукин ты сын! — прорычал он и пнул спящего.

Часовой дернулся, хотел схватиться за винтовку и тут обнаружил, что она нацелена на него. Он повернулся, увидел, кто перед ним, и перевел дух.

— Не шути так! — крикнул он, скорее с облегчением, чем с гневом.

— Мне бы надо выбить вон твои ленивые мозги, дурень, — ответил волосатый. Он посмотрел на тропу, — До рассвета примерно час. Ты хотя бы подменял Потокира?

Часовой нахмурился:

— Он… он не подходил и не поднимал меня. Никакого крика, вообще ничего. Черт возьми, Халот, похоже, что и он заснул.

Оба повернулись было к другому часовому, но тут наконец заметили, что тележка с пулеметом дымит не хуже вулкана.

— Чтоб ты сдох! Патроны! Эй! Эй вы, там! Патроны горят!

В пещере послышалась возня, и как раз в это мгновение долгожданный язычок пламени пробился через парусину в середине тележки.

— Воды! — взревел Халот. — Надо гасить, пока не рвануло!

Чарли понятия не имела, рванет ли «оно» вообще. Похоже, не стоило этого дожидаться, коль скоро одна лишь угроза этого могла вытащить всех наружу, а если Серкош там, наверху, все еще жив и может стрелять, то вместе они, пожалуй, управятся. Серкош говорил, что их тут шестеро, но если один из них — Усатый, то вряд ли его стоит принимать в расчет.

Из пещеры вынырнул, поддергивая на ходу штаны, рослый темнокожий здоровяк. Голова у него была начисто выбрита, он был похож скорее на профессионального борца, чем на гангстера,

— Где Потокир и Таточ? — прогремел он. — Халот! Тащи сюда Потокира! Да что же это здесь творится?

Пора. Молясь, чтобы эта штуковина стреляла не хуже, чем отцовский револьвер там, дома, чтобы Серкош понял намек, она медленно прицелилась и выстрелила. Халот вскрикнул и упал с маленькой дыркой в спине. И тут же она поняла, что следовало сперва застрелить бритоголового, потому что он был ближе всех к укрытию, потом того засоню и лишь под конец — Халота. Чарли прицелилась в бритоголового, который пригнулся, озираясь по сторонам, выстрелила и промахнулась — тот внезапно бросился наземь и откатился под свод пещеры.

Вверху, справа от нее, внезапно рявкнул выстрел, бритоголовый вскрикнул и повалился. Он был, видимо, тяжело ранен.

Чарли перезаряжала пистолет, предоставив Серкошу обстреливать сверху остальных. Она услышала еще один выстрел, а потом несколько подряд. Засоня сообразил-таки, где видит невидимый стрелок, и выхватил оружие; прячась за наргами, он стрелял в темноту, но стрелял вслепую.

Чарли пришлось выжидать. Расстояние было великовато для такого пистолета. Наступила своеобразная ничья: ни Засоня, ни Серкош не могли двинуться с места, но не могли и достать противника. Правда, никто в лагере не знал, насколько тяжело ранен Серкош, и это давало ему некоторое преимущество. Видимо, это дошло и до Засопи, и до тех двоих, что все еще сидели в пещере; им надо было что-то предпринять или оставаться в осаде. С рассветом стрелок наверху будет ясно видеть свою цель.

И Чарли, и Серкош упустили тот момент, когда Засоня выскочил на открытое место. Серкош трижды стрелял по нему и все три раза промахнулся, хотя и ненамного.

Засоня добрался до того места, где лежали пленницы. Он перезарядил пистолет и винтовку, потом огляделся и заметил перерезанные веревки.

— Эй вы, там, наверху! — закричал он, и эхо заметалось между скалистых стен. — Бросайте оружие и спускайтесь сейчас же! Считаю до пяти, а потом начинаю вышибать мозги этим красоткам!

Он помедлил немного и начал громко считать вслух:

— Один! Два! Три! Четыре! Пя…

Досчитать он не успел. Чарли вынырнула из тени в десяти футах перед ним и разом разрядила оба пистолета в его огромный черный силуэт. Он вскрикнул и упал на спину, его винтовка выстрелила, пули пошли рикошетом по скалистому амфитеатру вокруг лагеря.

Заговорил Серкош, его голос прозвучал, как голос ожившего мертвеца:

— Эй, в пещере! Выходите с поднятыми руками! — Глухой призрачный голос, усиленный эхом, прозвучал еще страшнее. — Я знаю, о чем вы сейчас думаете; что, если я сейчас загоню пулю-другую к вам в пещеру? А потом еще и еще. И пусть они там полетают от стенки к стенке, а я послушаю. Может, кого и заденет. Посмотрим!

Он выстрелил трижды с двухсекундными интервалами — лучшее, что он мог сделать со своими тремя стволами. Сидеть в пещере, наверное, стало жутко. Чарли оценила этот прием — пусть и этим подонкам как следует достанется! Она решила внести свою долю. Хотя быстро светало, пещера еще оставалась для нее просто темным пятном, но ей надо было всего лишь попасть в это пятно. Два выстрела, теперь перезарядить, пока ее пули тенькают там, внутри. Она была готова выстрелить снова, когда патроны наконец взорвались.

Оглушительный взрыв, фонтан огня, потом один за другим взрывы послабее. Но взрывная волна ударила главным образом по Чарли и пленницам. Лошади и нарги попятились в испуге, пытаясь оборвать привязи, некоторые вырвались, другие упали, задетые случайными пулями.

Внезапно из пещеры появилась высокая, смутно видная тень. Вспышки взрывов вдруг замерли, устремились к ней, темная фигура поглотила их и замерцала странным голубоватым светом.

Поднялась и протянулась рука в просторном рукаве, и поток огня и пуль. устремился, словно единое целое, к вершине утеса, туда, где лежал Серкош. Чарли услышала последний жалобный вскрик и поняла, что она снова одна.

Она была ошеломлена этой невероятной силой. Черт возьми, если атаманша владеет таким чародейством, почему она не спасла своих людей?

Высокая женская фигура в развевающейся синей мантии с капюшоном двинулась вперед. Вот она, та, что обстреливала их из пулемета, чьи приказы выполняли остальные негодяи. Как там говорил Серкош? Под синей мантией пряталось больше, чем должно было быть… Теперь Чарли видела, что он имел в виду. Тварь была огромна, выглядела угрожающе и двигалась очень странно.

— Неплохо, дружочек, действительно неплохо, — прозвучал из-под капюшона резкий, жестяной голос. — Ты понимаешь, конечно, что твои пули мне нипочем, и я знаю, что ты где-то здесь. Тропа кончается тупиком. Выходи, я облегчу твою участь. В этих ящиках были тысячи патронов, а на твоего приятеля я не израсходовала и половины. Ну так что, хочешь посмотреть, как полетят клочья от твоих приятельниц?

Чарли этого ожидала, но не собиралась сдаваться. Только что будет с Сэм и остальными?

Когда угроза осталась без ответа, женщина в синей мантии задумалась, словно решая, приводить ли ее в исполнение. Чарли надеялась, что она этого не сделает: если бы она убила всех, больше козырять ей было бы нечем, а убивать поодиночке она явно не могла. Пули шли сплошным потоком. Ее магия, очевидно, имела свои пределы.

Женщина в синем вздохнула, пошарила под мантией и вытащила что-то.

— Кристалл, — спросила она на хорошем английском, с очень чистым произношением, — кто противостоит мне и как мне с ним разобраться?

Чарли поняла — в руках негодяйки оказался Кристалл Омака! Ну, что ей скажет проклятый демон?

Женщина в синем рассмеялась.

— Вот как! — громко сказала она по-акхарски. — Тебя зовут Чарли. Как необычно. И мне всего-навсего надо произнести одну фразу на твоем родном английском, чтобы от тебя осталась только куртизанка. Ты сама-то хоть знаешь об этом?

Она помедлила и громко сказала:

— Чарли, выйди вон!

Превращение было внезапным и полным. Чарли больше не существовало, осталась только растерянная и перепуганная Шари.

— Подойди сюда, девочка, — приказала женщина в синем, и Шари повиновалась.

— А! — женщина с кристаллом смотрела, как Чарли подходит и становится перед ней на колени. — Вот как! Значит, это ты! Я видела твое лицо в облаках, которые ты собрала, чтобы расправиться с моими людьми. Правда, заодно ты расправилась и со своим собственным караваном. Какое удовольствие видеть тебя в таком состоянии! Так и подмывает оставить тебя такой!

Она указала длинным топким пальцем на коленопреклоненную куртизанку.

— Сними этот нелепый пояс с пистолетами, милочка, и брось его подальше.

Шари немедленно повиновалась. Бросок вышел хоть куда!

— Какое удовольствие! — повторила ведьма и добавила по-английски:

— Чарли, возвратись!

Чарли немедленно пришла в себя, сознавая свою полнейшую беспомощность. Черт бы тебя побрал, Сэм! Теперь мы все погибнем!

— А, вот ты и вернулась. Потрясающе! Можешь говорить, милочка. Боюсь, ты сильно осложнила мои планы, но твое появление предоставляет мне возможности, которые я раньше отвергала. Мне надо все обдумать.

Мантия с капюшоном надежно скрывала странную ведьму. Чарли только смутно различала под капюшоном черты прекрасного лица, да длинные тонкие пальцы с очень длинными темными ногтями выглядывали из рукавов.

— Кто ты такая? — спросила она ведьму. — Почему ты говоришь по-английски? Как ты допустила все… все это?

Ведьма рассмеялась;

— Я Астериал, и нет мне места нигде, кроме этих пустынных земель. Когда-то я была могущественной акхарской волшебницей, но Ветер Перемен коснулся меня, и я бежала в эти земли, мечтая отомстить тем, кто изгнал меня. Многие считали тебя погибшей, очень многие, даже я сама. Один лишь Клиттихорн был уверен, что ты еще жива и не попала в руки Булеана. Теперь ты моя, хотя я и не ожидала такой удачи.

И тут Чарли поняла наконец, почему она все еще жива. По странной иронии судьбы трюк Булеана сработал. Ведьма думала, что именно ее, Чарли, а вовсе не Сэм искал Рогатый. В этом было немного проку, учитывая состояние Сэм. Демон пока был явно заодно с Астериал, ведь жизни Сэм непосредственно ничто не угрожало. Видимо, он решил, что выгоднее позволить ведьме убить Чарли, а потом каким-нибудь образом спасти Сэм. Но что-то эта могущественная и честолюбивая тварь не спешила убивать Чарли.

— Ты хоть можешь сказать мне, зачем все это, — продолжала Чарли, надеясь «заговорить» ведьму, чтобы самой немного собраться с мыслями. — Меня выдергивают из моего мира после многочисленных покушений на мою жизнь, гоняются за мной везде и всюду, а я так и не знаю, зачем все это.

— Честолюбие, милочка, честолюбие и власть, как обычно. Некий великий чародей обратился против рода своего и желает положить конец акхарскому правлению. Ну конечно, он трубит об освобождении, но подлинная его цель — властвовать самому, сперва здесь, а потом и повсюду. Все это знают, об этом подозревают даже его союзники и все-таки помогают ему, страстно желая ниспровержения прогнивших порядков. Он их единственная надежда, возможно, за тысячелетия. Они думают, что потом, может быть, найдут способ как-то остановить и его. А ты, милочка, ты ему как кость в горле. Видишь ли, кто бы ни собрался воевать с акхарцами, ему понадобится такое оружие, как Ветры Перемен. Даже Клиттихорн не в силах совладать с ними, а вот Принцесса Бурь может, ну, скажем, направлять бури — любые бури, понимаешь?

— Ты хочешь сказать, что я и есть Принцесса

Бурь?

Астериал рассмеялась:

— Конечно, нет, милочка! Как ты можешь быть ею? Ты из Внешних Слоев, а не из Акахлара. Нет, милочка, ты ее дубликат, копия. Ты генетически идентична с ней, несмотря на различие миров, происхождения, различие во всем. Во Внешних Слоях есть все, что только может существовать, и, конечно, могут найтись и некие параллели всему, существующему здесь. Даже силы Вероятности не могут отличить одно от другого ничем, кроме местоположения. Здесь, в Акахларе, ты имеешь ту же власть, что она. Вы с ней идентичны, пока ты не затронута Ветром Перемен или чем-нибудь еще, что изменило бы твою природу. Здесь твоя и ее силы неразличимы. Здесь ты сможешь, если тебя обучить, покончить и с той, другой, и со всеми честолюбивыми планами Клиттихорна.

Так вот оно что! Она вспомнила падение сквозь туннель или как его там… Все эти миры… И, по законам вероятности, в некоторых из них должны были существовать другие Сэм, точные ее копии, до которых могли бы добраться враги Клиттихорна. Одну за другой чародей выискивал их и убивал. Та девушка в красном автомобиле… Не Сэм и в то же время все-таки она… Булеан не обманул. Сейчас Сэм, наверное, самая важная персона во всем Акахларе.

Взглянув на пленниц, Чарли спросила:

— Что ты с ними сделала?

— Маленький опыт. Я сразу узнала амулет власти в этом камне на шее толстухи. Я просто усыпила их с его помощью. Привязали их еще раньше, и я так их и оставила, потому что не знала и не знаю пределов действия кристалла. Мне сказали, что раскрашенная женщина — алхимик. Когда мы возвратимся в мое обиталище, я заставлю се намешать снадобье, которое превращает людей в рабов. Ты стоила мне большей части моей организации, так что будет всего лишь справедливо, если вес вы станете моими рабынями и поможете мне восстановить ее. Но тебе-то, милочка, и снадобий не надо — всего несколько слов — и ты у моих ног. А твое настоящее «я» сохранится для страховки против Клиттихорна. Когда он победит, появишься ты, и придет его черед испробовать, какой вкус Ветра Перемен. Когда исчезнут все великие волшебники, а ты будешь на моей стороне, я смогу уничтожить акхарцев и властвовать сама.

— Ничего себе план! — мрачно проворчала Чарли. Теперь, когда она понимала, в чем дело, ее собственное положение нравилось ей еще меньше. Вот удивится эта стерва, когда выставит Чарли против старого Рогача и обнаружит, что магических способностей у нее — кот наплакал. — И когда же начнется эта самая война?

— Ну, это трудно сказать заранее. Нужно создать мощную многочисленную армию, потребуется могущественная магия. Клиттихорна можно уничтожить, но от старости он не умрет. У него еще есть время, чтобы набирать и обучать своих сторонников, а главное — чтобы учить свою маленькую Принцессу Бурь. Кстати, он неплохо платит за плащи из манданского золота, которые мы добываем для него, грабя здешние караваны. Производство этих плащей ограничено и очень строго контролируется. Нельзя использовать Ветер Перемен как оружие, если твоя собственная армия не защищена от него. О, мы проведем вместе много времени, прежде чем наступит твой час, милочка моя. Быть может, пройдут годы, прежде чем ты понадобишься.

Чарли лихорадочно обдумывала свое положение. До сих пор ее выручал чистый блеф и слепое везение; может, теперь этому конец, по попытка не пытка…

Она осмотрелась кругом.

— А твоя банда порядком повыбита, — небрежно бросила она. — И те лошади и нарги, которые не разбежались, того и гляди подохнут. Не представляю, как ты сдвинешься с места со всем этим барахлом. К тому же ты понятия не имеешь, а вдруг еще кто-нибудь из каравана выжил и подстерегает тебя в засаде с оружием в руках. А что до меня, мне бы не хотелось превращаться в Шари на ближайшие лет десять, но никаких личных планов у меня пока нет. Твои парни уже поплатились за то, что вы тут натворили. Для меня же что ты, что Булеан — все равно; главное, что вы оба зачем-то стремитесь сохранить меня живой и здоровой. Старикашке Зеленому Плащу я ничего не должна. В конце концов, именно по его милости я барахтаюсь в этом дерьме, а ему до лампочки, выплыву я или пойду ко дну. Я голая, как новорожденный, помечена на всю жизнь, мне просто некуда идти. Ты и твое логово — что ж, это не лучше и не хуже, чем что-нибудь еще. Но, сдается мне, я не сумею управиться со своей сестренкой-близнецом или кем там она мне приходится. Конечно, я вызвала эту бурю, а еще одну-две сумела отослать подальше, но только потому, что испугалась. Твой рогатый приятель годами обучает свою принцессу всяким тонкостям, а ты собираешься заставить меня лизать чьи-то задницы. На что ты надеешься? Когда «наступит мой час», я буду годна лишь для того, чтобы эта парочка подметала мною полы.

Астериал задумалась:

— И что же ты предлагаешь?

— Работать на равных. Ты обучаешь меня магии я имею право пользоваться оружием. В конце концов что ты теряешь? Тебе же достаточно сказать три слова — и мне конец.

Предложение показалось превращенке соблазнительным, однако она еще колебалась.

— Хотелось бы поверить! Ты можешь сделать для меня то, чего не смогут никакие армии. Ни как я могу быть уверенной в тебе? Ты даже не видела меня по-настоящему. Тебе было отвратительно то, что я допустила здесь этой ночью, хотя это было всего лишь платой моим людям. Мне кажется, общепринятая мораль слишком давит на тебя.

— Хочешь докажу, что я достойна твоего доверия и сама доверяю тебе! — Чарли очень надеялась, что голос не выдаст ее волнения. — Возьми кристалл и приведи сюда… Ну хоть толстуху, все равно я уже ее освободила. Я тебе покажу, как сделать из нее преданную и покорную рабыню без всяких снадобий и новых заклинаний.

— Вы же с ней как будто были подругами?

— Так оно и есть, но она прилепила мне эти словечки, которые включают и выключают меня. Мне слишком часто приходилось это терпеть. Она может оставаться моей подружкой и в то же время быть твоей рабыней. Это совсем не так уж плохо.

Подумав, Астериал подняла кристалл, подождала, пока он откроется и тонкий лучик света упадет на Сэм; та замерла, когда он коснулся ее лба.

— Встань и подойди ко мне, — приказала волшебница,

Сэм с трудом поднялась и подошла к ним, пошатываясь, так и не придя в себя.

— Так вот, — продолжала Чарли, — просто наведи на нее кристалл и скажи по-английски: «Я хочу, чтобы ты забыла о Булеане и стала моей покорной рабыней на всю жизнь, чтобы это не могло измениться ни от какого снадобья или заклинания». Не забудь сказать «я хочу» и обязательно говори по-английски.

— Все интереснее и интереснее, — пробормотала про себя волшебница, слишком поглощенная мыслью о новых возможностях, чтобы думать о чем-то еще. — Я хочу, чтобы ты навсегда забыла Булеана, забыла даже о том, что он существует, чтобы ты стала моей покорной рабыней и служила мне преданно, с радостью, видя в этом единственную цель своей жизни, и да будет это состояние столь неизменным, что не нарушат его никакие заклинания и снадобья.

И вдруг она услышала странный призрачный голос, которого она не ожидала: «Команда противоречит основной директиве. Я не собираюсь просидеть в этой стекляшке до скончания времен!»

Кристалл внезапно начал изменяться, быстро превращаясь из маленькой кругляшки в нечто огромное, бесформенное, исполненное мощи и зла. Это не было похоже ни на один самый страшный кошмар. Чарли чувствовала, что страх парализовал ее: она хотела отвернуться, бежать, но не могла отвести глаз.

Волны янтарного света окутывали нечто, оно протянулось с жутким, чудовищным ревом и схватило ведьму в синем. Янтарные волны начали обволакивать и ее.

Астериал вскрикнула, сбросила мантию. Ведьма была чудовищна и прекрасна; первые лучи рассвета заиграли всеми цветами и оттенками на ее теле. Голова и верхняя часть тела у нее были человеческие, но в остальном она напоминала гигантское насекомое. У неё были человеческие руки и передняя пара ног, еще шесть тонких ног, покрытых шипами, на спине развернулись и громко затрещали огромные крылья.

«Господи! Она же просто шестифутовая стрекоза», — изумилась Чарли.

Продолжая свою стремительную схватку, они медленно поднимались в воздух с ужасающим ревом. Волны света пронизывали их, окружали, растекались во все стороны фантастическим фейерверком.

Раскатился оглушительный треск, Астериал выпустила все поглощенные ею пули в светящееся нечто, пришедшее ниоткуда — безрезультатно. Оно взревело с удесятеренной яростью и еще плотнее сомкнулось вокруг женщины-стрекозы, Сверкнула ослепительная вспышка, борющиеся фигуры затрепетали, побледнели и пропали.

В скалистом амфитеатре внезапно наступила мертвая тишина, а через мгновение что-то маленькое упало с высоты и звякнуло о скалу, подкатившись к ногам Сэм. Это был Кристалл Омака.

Сэм покачнулась и упала на колени, потом встала на четвереньки, мотая головой, словно пытаясь проснуться. Остальные пленницы зашевелились и застонали, девочки все еще были привязаны, а ноги Бодэ удерживали веревки и крючья.

Сэм растерянно озиралась по сторонам и вдруг увидела, что рядом стоит Чарли.

— Чарли? Это ты? — слабым голосом спросила она. — Господи! Чарли! — Она истерически зарыдала.

Чарли бросилась к ней, обняла и пыталась успокоить. Бодэ, увидев, что руки у нее свободны, с трудом развязала узлы на лодыжках, подобрала нож, который обронила Чарли, и освободила девочек. На мгновение они замерли в каком-то оцепенении, но вдруг Шека, прелестная девятилетняя девочка, увидела тело Халота; она схватила нож, брошенный Бодэ, с криком набросилась на неподвижное тело и вонзила в него лезвие — и снова, и снова, и снова…

Сэм наконец взяла себя в руки, Чарли подобрала Кристалл Омака.

— Шеке сейчас, наверное, очень плохо. Можете быть, попробуешь немного ее успокоить?

Сэм взглянула на плачущую девочку, которая все втыкала и втыкала нож в мертвеца, и покачала головой:

— Нет. Может быть, завтра. Но только этот тупой демон не сможет ей помочь. Сейчас — пусть ненавидит. Раз она чувствует ненависть, она сможет жить.

Чарли хотела было ответить, но не нашла слов. Наконец она выдавила из себя:

— Как ты?

— Я жива. — Сэм медленно приходила в себя после пережитого накануне ужаса. Внезапно она увидела трупы, следы резни, ощутила кристалл в своей руке и до нее дошло, что в живых остались только она и еще четверо.

— Господи, Чарли! Как ты смогла? А эта… тварь. Эта стерва. Она — зло, Чарли. Мне встречались плохие люди, но я никогда еще не видела зла в таком чистом виде. Господи, неужели ты сделала это… сама?

— Мне немного помог… Но он умер… Я… — Больше Чарли ничего не успела сказать. Небо и земля вдруг словно поменялись местами, и она упала без чувств.

Когда Чарли очнулась, все тело у нее болело, и она чувствовала такую усталость, какой ей никогда не приходилось испытывать. Невероятно хотелось пить, а перед глазами все расплывалось. Она заметила, что рядом кто-то сидит, и попыталась позвать, но у нее получилось какое-то хриплое карканье.

Бодэ вскочила и подошла к ней с фляжкой:

— Пей потихоньку. Воды хватает, но, если ты выпьешь слишком много зараз, тебе станет плохо.

Чарли с трудом заставила себя оторваться от воды и едва справилась с приступом кашля и головокружения. Но зато почувствовала себя лучше, и голос отчасти вернулся.

— Что… что случилось? — с трудом произнесла она.

— Мы ждем не дождемся, когда сможем спросить тебя о том же. Даже Бодэ, признаться, сомневалась, что удастся спастись. Плен, страшная ночь, потом магическое забытье среди сообщников этой превращенки-злодейки… И вдруг — они убиты, а ты здесь. Но сейчас отдыхай, Бодэ не торопит тебя. Мы уже два дня ждем твоего рассказа, подождем и еще немного.

Чарли почувствовала, что у нее снова закружилась голова.

— Два дня! Ты хочешь сказать, что я уже двое суток в отключке? Бодэ кивнула:

— Ты великолепно все сделала, моя красавица, но такие дела не для тебя. Ты заставила себя перейти все пределы, и мы благодарны судьбе, что ты смогла выдержать. Жаль, что у Бодэ нет ее аптечки, все вещи пропали.

Чарли откинулась на ложе, чувствуя себя полумертвой от невероятного перенапряжения. Как она вообще умудрилась сделать все, что сделала? Это было как дурной сон. Она сама не могла в это поверить.

Она ополоснула лицо и протерла глаза. Господи, вот бы принять горячую ванну…

Когда она почувствовала наконец, что более или менее пришла в себя, появилась Сэм, они обнялись и проговорили до утра.

Наводнение наделало в караване больше бед, чем могла бы натворить Астериал со своим пулеметом. Оно было не похоже на земные наводнения, но его разрушительная мощь была не в новость для Кудаанских Пустошей. Правда, кое-кому удалось добраться вплавь до островков суши. Но как только вода спала, появились бандиты.

Астериал с высоты указывала им, и четверо ее приспешников легко находили и мертвых, и живых. Мертвых раздели догола и бросили, а пятерых выживших мужчин, израненных и оглушенных, четверка уволокла с собой. Бодэ держала Сэм так крепко, что даже бурный поток не смог оторвать их друг от друга, но пока они добрались до выступа скалы, обе порядком наглотались воды и просто лежали в изнеможении. Их нашли и взяли в плен. Две девочки спаслись чудом, их пронесло сквозь теснину прямо к одной из стен в том месте, где каньон расширялся, образуя нечто вроде чаши. Пленников раздели, связали им руки за спиной и привязали к рукам конец петли, накинутой на шею. Если бы они сопротивлялись или не смогли идти, они бы сами задушили себя.

Бандиты, которые нашли их, — Халот и еще один, по имени Таточ, которого убил Серкош, — обшарили долину, собирая все, что попадалось под руку. Два фургона уцелели, хотя парусиновый верх был сорван; нашлось даже несколько живых лошадей и нарг. Бандиты собрали все награбленное и двинулись к лагерю у пещеры. Там их ожидали Астериал и еще двое, которые помогали ей поднять с карниза пулемет. Сама Астериал, кажется, не нуждалась в помощи. Чарли тоже показалось, что превращенка могла летать, по крайней мере на небольшие расстояния.

После наступления темноты, когда злодеи разобрали добычу, сломали и сожгли все, что не представляло для них ценности, началась ночь ужасов. Астериал подстрекала своих сообщников, словно королева демонов. Похоже, она получала некое извращенное наслаждение, созерцая пытки и мучения, хотя сама и не участвовала в них.

Мужчин — двух пассажиров и трех членов команды — допросили, выбив из них все, что они могли рассказать, а потом пытали и увечили просто так, для удовольствия, и наконец убили. Женщин ждала та же участь, но хотя их избивали, немыслимо издевались над ними и непрерывно насиловали, Астериал приказала пока не убивать и не увечить их. Она сама владела магией и сразу почувствовала магическую силу в кристалле, сорванном с шеи Сэм. Попробовав и так, и эдак, она наконец с его помощью погрузила их в милосердное забытье.

— А Усатый? — спросила Чарли. — Кажется, его звали Замофир?

— Он все время был здесь. Видно, он их знал, а они знали его; с ним прилично обращались, но во время этой кровавой оргии ему стало дурно, и он спрятался в пещере. Ты его не видела?

— Я нет, но Серкош сказал мне, что видел его и что при нем он никуда не уходил. Он не появился даже тогда, когда началась перестрелка. Он остался здесь? Ты его видела?

— Нет. Думаю, ты была права, он, конечно, тоже мерзавец, но не из этой банды. Скорее всего о ловушке он даже не догадывался.

— Какая разница? Он работает на того же босса. Он просто более благовоспитанный, умный и хитрый негодяй. Из тех, кого ничуть не беспокоит, сколько людей будет убито, изнасиловано, взято в рабство, но которые сами не выносят вида крови. Вот и платят кому-то еще, чтобы все это делалось не у них на глазах и как бы без их ведома. Не нравится мне, что он так бесследно исчез. Он мог бы порассказать нам о здешних землях. Когда же он удрал? Наверняка он приметил мои разрисованные глазки, а если он хоть немного понимает по-английски, то мог услышать, как меня включать и выключать. Сэм, сделай одолжение. Избавь меня от этого. Это постоянно висит надо мной. Представляешь, что было бы, если бы Астериал не вернула меня в мое обличье?

Сэм вздохнула:

— Я пробовала говорить с кристаллом — он не отвечает, молчит, как дешевая побрякушка. А может быть, то, что вышло из него и взлетело вместе с ведьмой, может быть, это и был демон? Чарли пожала плечами:

— Может быть. Я как-то не думала об этом. Если это был он, то мы счастливо избавились от него. Знаешь, это проклятая вещь. Помнишь, ты сказала, что Астериал — это чистое зло; но она просто злобная тварь, каких мы уже встречали. А вот демон в кристалле — это да. Чистейшее зло, неразбавленное, беспримесное. Не знаю. Может, он нашел способ освободиться, может, Астериал утащила его с собой, может, они оба живы… — Эта мысль заставила ее содрогнуться. — Если это так, то Астериал все сделает, чтобы добраться до меня, и, черт ее возьми, она знает, как меня одолеть.

— Прости меня! Это предложил демон, а я ему не помешала. Проклятая власть!.. Так трудно не воспользоваться ею.

Чарли покачала головой:

— Ну ладно, что сделано, то сделано, по крайней мере мы показали, что нас голыми руками не возьмешь. Вы не искали, может, кто-то еще уцелел?

— Девочки выходили. Их невозможно было остановить. Выше по каньону, дальше того места, куда мы добрались — а мы, кажется, были впереди всего каравана, — мы нашли следы фургона. И кто-то выкопал несколько могил. Может быть, кому-то из каравана удалось избежать встречи с сообщниками Астериал, и они продолжают путь, к сожалению, без нас.

— Что у нас есть?

— Ну, пять лошадей. Все фургоны сожжены или взорваны. Порядочно оружия, но патронов всего несколько коробок — все, что было в пещере. И еще куча ножей, мечей, копий и всякого такого железного хлама. С одеждой плохо. Несколько покрывал, вернее, что-то вроде, и пара скаток с постелями. Есть и седла, только они ужасно тяжелые. Нам пришлось всем вместе седлать одну лошадь, когда мы выезжали сегодня. Девочки хорошо ездят верхом, а я уж как-нибудь постараюсь. Еще шесть или семь мандановых покрывал. Это, кстати, о тяжелых вещах. Они выглядят как крашеная шерсть, но это вовсе не шерсть, уверяю тебя. Воды достаточно — поблизости есть источник — и уйма сухарей, твердых как камень. Но могло быть и хуже.

Начало светать. Чарли с трудом поднялась и встала на ноги. Она все еще чувствовала ломоту в костях и боль во всех мышцах. Больше всего ее беспокоило, что перед глазами у нее все расплывалось. Она четко видела только чуть дальше протянутой руки, а потом все сливалось в смутные пятна, а в десяти, в лучшем случае в пятнадцати футах была сплошная пелена. Может быть, с глазами случилось то же самое, что и с остальным телом, — они тоже перешли предел, — и все пройдет со временем. Она и надеялась, и боялась, как бы схватка сверхъестественных сил, свидетелем которой она стала, не причинила каких-нибудь серьезных повреждений. Так или иначе, но сейчас она в десяти — двадцати футах не могла отличить низенькую толстую Сэм от высокой раскрашенной Бодэ.

Она решила пока ничего не говорить им. У них и без того достаточно проблем, даже если она не ослепнет.

Когда все проснулись, они устроили совет. Девочки держались замкнуто, но не настолько, как ожидала Чарли. Она сильно смутилась, обнаружив, что в их глазах она стала этакой суперледи. Если бы она говорила по-акхарски, лидером, несомненно, стала бы она. А теперь Сэм вела собрание, а Чарли давала советы.

— Нам надо вернуться, — предложила Бодэ. — Мансарда ведь осталась пока за нами.

— Ну да, и Клигос, который только нас и ждет, — угрюмо заметила Сэм.

— Клигос? — Художница сплюнула. — Что для нас этот прыщ после Астериал с ее бандой? Там Бодэ будет как рыба в воде. Там у нас есть документы. Там нас знают.

— Да, но, чтобы вернуться в Тубикосу, нам придется одним пробираться через пустыню, заросшую этой ползучей гадостью, а потом еще пересекать неизвестную землю. С нами нет ни навигатора, ни лоцмана, значит, мы не сможем выбирать, куда нам идти.

— Да, возможно, нам придется пережить и нелегкие дни, — согласилась Бодэ, — но главное, нам надо добраться до любого пограничного поста. В цену билетов включена страховка, дорогая! Мы свяжемся с компанией и получим новый фургон, новые припасы и все прочее. Или бесплатный проезд домой с первым же попутным караваном и денежный расчет.

— Вернемся к тому, с чего начали? Да? — грустно спросила Сэм — Может быть, демон меня больше и не погоняет, но я знаю, что жирной и ленивой стала по своей вине. Страховка ведь везде страховка? Если мы пойдем дальше, то и на том пограничном посту, что впереди, сможем подтвердить наши права. Может быть, придется подождать подольше, пока пришлют документы, вот и все.

— Нам, возможно, придется пройти сотни лиг, прежде чем мы доберемся до сколько-нибудь цивилизованных мест. Это много дней в пути, а у нас даже одежды почти нет. Эти земли опасны.

— Когда позарез нужен торговый центр, его как назло нет, — кисло подытожила Чарли. Сэм не стала переводить.

— И кто знает, насколько они тут продажны? — настаивала Бодэ. — Две женщины, две девочки и куртизанка, голые, без средств, но с претензиями к крупной компании. Намного дешевле будет задержать эти документы, потерять их, отправить не туда, а мы тем временем будем подыхать на каком-нибудь заброшенном пограничном посту. А что, если кто-нибудь из нас забеременел от насильников? Нам надо вернуться, Сэм! Это единственно разумное решение.

Сэм взглянула на Рани, старшую из девочек, которая тоже должна была решать, что делать дальше.

— Рани, что будете делать вы с сестрой? Чем мы можем помочь?

— Мы хотим остаться с вами, — не задумываясь ответила девочка. — Если мы вернемся, нас сочтут, понимаете… нечистыми. Наши родственники откажутся от нас. У нас никого и ничего не будет.

Сэм ужаснулась:

— Но ведь вас захватили в плен и изнасиловали! Как можно вас в этом обвинять, черт возьми!

Бодэ прервала ее. Она понимала, что, хотя Рани и пришлось слишком быстро повзрослеть, на самом-то деле она еще очень и очень гона.

— Они жили в колонии, но теперь из всей их ветви остались только они, — объяснила Бодэ. — Насколько я могла понять, их родители перебрались в колонию именно потому, что их клан был слишком привержен старым традициям. Их несчастье могут счесть проклятием богов клана. Они осквернены, и предполагается, что они обязаны совершить ритуальное самоубийство, чтобы таким образом очиститься и возродиться обновленными. Не все кланы отличаются такой строгостью нравов, но именно из таких и уезжают.

Сэм взглянула на Рани:

— Это правда? Девочка мрачно кивнула:

— Теперь у нас нет ни семьи, ни клана. Если мы выберемся из этого проклятого места, нам придется продавать себя или умереть.

— Умереть, — твердо сказала маленькая Шека. — Никакой мужчина больше меня не коснется. Ненавижу их! Ненавижу их всех!

Вмешалась Чарли:

— Напомни ей, что се отец был мужчиной. Настоящим мужчиной. Он знал, что умирает, но из последних сил старался спасти их. Скажи ей, пусть запомнит это.

Сэм перевела. Шека не ответила, но вскоре они заметили, что она потихоньку плачет.

— Если это вам хоть немножко поможет, — сказала Сэм, — знайте, что у вас теперь есть старшая сестра, даже целых три, а вы теперь наши маленькие сестрички.

Рани всхлипнула, вскочила, бросилась Сэм на шею. Сэм тоже обняла се, потом сказала:

— Тебе надо кое-что узнать. Я имею в виду — обо мне и Бодэ.

— Мы знаем, — ответила Рани. — Мама что-то говорила об этом. Все равно. Ты нужна нам, а мы никому не нужны, кроме вас.

С помощью Бодэ Сэм постаралась как можно понятнее объяснить девочкам, кто они такие и что собираются делать: о волшебнике, который доставил их сюда, а потом потерял, о другом волшебнике, который пытается их убить. Она не стала скрывать, чем зарабатывала Бодэ и что их ждет, если Бодэ сумеет настоять на своем. Кажется, несмотря на свою наивность, девочки в общем ее поняли.

— А если мы доберемся до этого Булеана, что тогда? — спросила Рани.

— Не знаю. Все, что я могу сказать, — мы окажемся среди богатых и могущественных людей, которым выгодно сохранить мою жизнь, и, может быть, у них достаточно власти, чтобы сделать это.

— Кажется, я знаю, Сэм, — сказала Чарли, вспомнив, что никто, кроме нее, не знает настоящей причины их злоключений. — Думаю, он хочет тебя обучать, чтобы сделать повелительницей бурь. У Рогатого, который старается прикончить тебя, есть своя Принцесса, которая может управлять бурями, может быть, даже влиять на Ветры Перемен. С ее помощью он надеется устроить переворот, сперва здесь, потом повсюду. Стать вроде бога. Ты тоже можешь влиять на бури, Сэм, по ты неопытна. Вот Булеан и хочет подготовить тебя, а когда разразится война, выставить против Клиттихорна с его Принцессой Бурь. Астериал рассказала мне об этом, потому что думала, что я — это ты.

— Ну что ж, теперь я знаю, что эта власть реальна. Но нам пока от этого мало проку, надо придумать, что мне с этой властью делать. Итак, мы можем вернуться, но при этом можем стать добычей Замофира или Астериал, если она жива. Девочкам возвращение не сулит ничего хорошего. А я навсегда останусь жирным, никчемным существом.

Чарли кивнула.

— Мы можем попробовать пробиться к Булеану, хотя на этом пути можем погибнуть. А может, с нами случится что-нибудь еще хуже. Теперь-то я знаю, что может быть и хуже. И наконец, мы можем всех послать к чертям и попробовать найти тихий уголок, где никто не знает нас, где мы могли бы жить своей собственной жизнью.

— Пока Рогатый не начнет свою войну, — заметила Чарли. — И тогда опасность будет угрожать всем нам просто потому, что мы акхарки. А ты будешь сидеть сложа руки и смотреть, как этот негодяй, на которого работают здешние мерзавцы и Астериал, корчит из себя властелина мира. И ты будешь терзаться, что даже не попыталась его остановить.

— Но их поганая система уже сейчас достаточно прогнила. Она просто другое зло, может быть, оно не так бросается в глаза, потому что сейчас мы на стороне тех, кто правит. Если бы я действительно могла остановить Рогатого, я бы закрепила это зло на много-много лет. Чарли, что мне делать? Это же нечестно, когда тебе предлагают выбирать из двух зол, выбирать между смертью миллионов и вечным порабощением миллиардов. Это ведь нечестно, Чарли.

— Знаю, но это именно так. Пять голых женщин, затерянных в глуши, должны решить за весь мир то, что не имеет для них самих ни малейшего значения. Знаешь, мне все-таки хотелось бы узнать, почему эти паршивые маги говорят по-английски. Не по-французски, не по-китайски, не на хинди, наконец? У меня от этого просто крыша едет. Так что я, пожалуй, готова сделать свою ставку. И здесь столько разных миров, и в них полным-полно такого, что мы и представить себе не можем. Мы так мало видели этот безумный мир, что мне, точно, хочется увидеть. побольше. Кстати, здесь никакого безопасного места для меня все равно нет. Сэм невесело улыбнулась:

— Мы прошли уже путь этот долгий…

— Но как долго еще нам идти… — подхватила Чарли.

Сэм встала, повернулась и посмотрела на тропу и на выжженные солнцем разноцветные скалы вокруг.

— Ну, ребята, нам пора.

— Куда? — спросила Бодэ. Сэм махнула рукой куда-то вдаль:.

— Туда. Пока не найдем торговый центр, хороший мотель или Булеана. Смотря по тому, что попадется первым.

Где-то вдали что-то дрогнуло и изменилось, и Ветры Перемен сдвинулись, преобразились и потекли иными, неожиданными путями, словно бы вынужденные следовать какой-то новой случайности.

Далеко-далеко, в башне дворца, откуда открывался вид на необычный и прекрасный город, человек в зеленой мантии, на левом плече которого примостилось странное создание, больше всего похожее на горохово-зеленую обезьянку, почувствовал это и слегка улыбнулся.

— Ну, Кромил, в конце концов это может получиться, — негромко сказал он маленькому зеле ному созданию. — Теперь это может получиться, хотя все и было против нас.

— Скорее всего она добьется, что ей оторвет голову или что пониже, — ответил его собеседник резким гнусавым голосом. — Ты же знаешь, она никогда не делала этого здесь. Посмотри, сколько времени уже потрачено зря!

Человек в зеленом вздохнул:

— Если она не сможет сделать этого здесь, она не сможет противостоять могуществу Клиттихорна и не сможет справиться с Принцессой Бурь. Мы берем то, что есть, и делаем из этого то, что должны сделать, друг мой. Вначале она была перепуганной, невежественной школьницей, правда, довольно сообразительной, но уверенности в себе и чувства собственного «я» у нее было не больше, чем у морковки. Если она сможет сделать это здесь, она обретет такую уверенность в себе, такую силу, что станет одним из самых опасных существ на всей планете. Вот кто мне нужен, чтобы перевернуть этот мир! А если не сможет — что ж, ты знаешь, что она не единственная в своем роде. Успокойся, Кромил. Я знаю, мы можем проиграть и погибнуть, но пока что пусть-ка поболит голова у Клиттихорна.

В огромном замке, высеченном внутри увенчанного снегами горного пика, высокий и мрачный человек в малиновой мантии проходил через зал и внезапно почувствовал странное холодное прикосновение. Он остановился, нахмурился и попытался понять, что это было, но не сумел. Это ему не понравилось. Это ему вовсе не понравилось. Он прошел дальше, в палату Совета, все еще не в силах стряхнуть с себя это пугающее ощущение холода.

— Предупредите всех лазутчиков и все отряды, — отрывисто приказал он. — Только что произошло нечто странное, и я не знаю. что именно. Не жалейте усилий, чтобы найти и обезвредить источник. Утройте магический надзор за Булеаном. Если он хотя бы почешется, я должен об этом знать.

— Слушаюсь, сэр. — ответил капитан. — Но… сэр. Что нам искать?

Человек в малиновом покачал головой:

— Некое вероятностное уравнение ищет свое решение. Оно блуждает в поисках ответа. Я предпочел бы, чтобы оно не было решено. — Он подошел к исписанной мелом черной доске, и указал на маленький значок. — Легче всего будет стереть его. Найди его, капитан! Найди и сотри его, пока нас всех не объял холод смерти!

Пролог

Ветры Перемен дуют от самого Центра Мироздания, пронизывая ими же созданные миры. Впервые их дыхание коснулось Земли, когда та была всего лишь остывающей массой расплавленной лавы, а ее создала буря, которая ранее пронеслась сквозь пустоту.

Ветры Перемен вновь вернулись, когда Землю еще покрывал первородный океан, и тогда в нем зародилась жизнь. Это просто произошло где-то в пространстве, произошло по законам вероятности, единственным законам, которым подчиняются Ветры Перемен.

Так далеко от Центра Мироздания Ветры слабели и лишь едва коснулись развивающейся планеты, но даже этого мимолетного прикосновения оказалось достаточно, чтобы сначала возникли самые древние морские твари, а еще немного позднее — непроходимые первобытные леса с их царством гигантских амфибий и рептилий. Но пронеслась еще одна буря и холодным, могучим ударом уничтожила прежних обитателей Земли, а их место заняли млекопитающие.

Почему именно обезьяны продвинулись в своем развитии дальше остальных? Почему один из их видов обрел разум, создал орудия труда, а со временем и некую цивилизацию? А почему бы и нет? Обезьяны могли сделать это ничуть не хуже, чем кто угодно другой. Подобное происходило в бесчисленном множестве иных миров, лежащих между той Землей, которую мы знаем, и Центром Мироздания. Наш мир дальше от Центра и моложе. Те, что ближе к нему, развились раньше, а те, что лежат еще дальше нас, и появились позже. Те миры, что лежат ближе к Центру Мироздания, образовали нечто вроде щита между ним и молодыми мирами. Чем ближе к Центру Мироздания, тем этот щит становится плотнее. Он защищает наш мир, подобно тому как горы защищают нас от капризов погоды.

Горы — огромные, величественные преграды, воздвигнутые самой природой. Чтобы преодолеть их, требуется в десятки, в сотни, в тысячи раз больше энергии, чем для того, чтобы промчаться над бескрайними равнинами или бесконечной гладью океана. Лишь особенно грозная буря способна на это, но и она настолько слабеет, что тем, кто живет по другую сторону гор, покажется лишь слабым ветерком. Буря может обогнуть преграду, свернуть со своего пути и нанести удар где-нибудь в другом месте, а может растратить силы в долгих и бесплодных странствиях.

Так и Ветры Перемен ослабевают или сворачивают с пути, пересекая множество миров, которые таким образом спасают человечество от судьбы динозавров. Мы в долгу перед ними: ведь это мы могли оказаться первыми на пути Ветров в те времена, когда щит был еще слаб, и тогда гигантские рептилии, возможно, пришли бы нам на смену.

Но пусть буря, перевалившая через горы, становится лишь бледной тенью самой себя, она все же несет с собой там ливень, там снег, а то и гололед на дорогах. Она может вызвать катастрофу, может спасти всходы от засухи. Даже самый слабый ветер может изменить чью-то судьбу, если кому-то приходится ехать по скользкой дороге под дождем, а не по сухому асфальту под ярким солнцем и голубым небом. Не будь этой бури — и некий автомобиль не потерял бы управления на некоем склоне, залитом дождем, и путь его не пересекся бы с придорожным столбом или со встречной машиной — и кто-то вполне мог бы остаться в живых.

Даже самая незначительная буря может иметь грандиозные последствия.

Великий Ветер Перемен, коснувшийся Трои, был не более чем рябью на водах Вероятности, но Троя пала, не устояв перед очевидной и все же невообразимой уловкой. Другая рябь Вероятности вознесла Александра на место завоевателя всего известного тогда мира, а потом забрала его из этого мира так рано, что он не успел совершить ничего большего.

Всего лишь легкий шорох листвы — и Цезарь умирает потому, что все происходит именно так, как и должно было происходить, а потом начинается избиение его убийц, потому что все идет совершенно иначе. Слабый вздох струн — и некий безвестный плотник становится равви, учителем. Один из множества самопровозглашенных пророков и мессий того времени, он делается силой, которая живет тысячи лет после его смерти, потому что все, включая и самую его смерть, происходит именно так, как и должно было происходить. То же самое случилось и с неким мудрецом, единственным из тысяч подобных ему индийских святых, и с неким неграмотным погонщиком верблюдов близ Медины в Аравии. Почему именно они? Были они тем, чем провозглашали себя, или нет? Ветры Перемен безразличны к этому: они лишь подчиняются законам вероятности, согласно которым один из тысяч должен был оказаться настоящим…

Война и мир, революция и реакция, тьма и возрождение, познание и невежество… Для Ветров Перемен одно ничуть не лучше и не хуже другого.

Они касаются заурядных людей и делают их великими, касаются великих — и превращают их в неудачников. Корсиканский офицер становится императором Франции. Хайнаньский библиотекарь объединяет весь Китай и вводит там коммунизм собственного изобретения. Немецкий еврей-экономист полагает, что нашел ключ к истории человечества, и становится во главе движения, которым не в состоянии управлять. Сын школьного инспектора, бывший семинарист и российский еврей объединяются во имя пролетариата, к которому никто из них никогда не принадлежал, и устанавливают в России новый порядок, провозглашая его от имени человека, заявившего, что коммунизм в России невозможен. Незадачливый рисовальщик открыток перебирается из Вены в Баварию и становится вожаком пестрого сборища разочарованных радикалов и армейских ветеранов, а через десять лет его провозглашают диктатором новой Германии. Вероятность этих событий совершенно ничтожна, но она не равна нулю, и во власти Ветров воплотить их в реальность.

Невозможное существует, даже когда дуют Ветры Перемен, но нет ничего невероятного.

И нет такого человека, которого не коснулся бы Ветер Перемен, пусть самый слабый. Некоторых он касался не единожды, если не в повседневной жизни, то в мечтах, верованиях, легендах, в сказаниях о богах и демонах. Ведь все это не что иное, как эхо событий, которые произошли в тех землях, над которыми проносились Ветры.

Все вселенные, созданные Ветрами, существуют во времени и пространстве достаточно далеко друг от друга, так что существа, их населяющие, и понятия не имеют о подлинной природе своего зарождения и о тех, чье прикосновение определяет их судьбы в великом и малом. Эти вселенные редко соприкасаются с иной реальностью и еще реже пересекаются с нею.

И все же иногда это происходит. Бенджамин Батхерст на виду у десятков людей обошел вокруг лошади и пропал, и с тех пор его уже никто никогда не видел. Дикий мальчик-волк таинственно появился в лесах Германии. Как он там оказался? Откуда пришел? Где-то прошел дождь из лягушек, а где-то солидный священник, который сидел в своем уютном кресле, почитывая газету, внезапно вспыхнул и сгорел дотла. Что за молния сожгла его, не оставив даже дыры в крыше дома? Что-то подобное действительно происходит, но достаточно редко, чтобы человек рациональный мог отмахнуться от всего этого. Он просто говорит: «Не рассказывайте мне сказки» или тупо изрекает: «Тут просто не может не быть логической причины».

Однако чем ближе к Центру Мироздания, тем сила гравитации стягивает миры все ближе друг к другу, так что в конце концов они оказываются стиснутыми вплотную. Здесь, совсем близко от Центра, лежат, возможно, сотни, а то и тысячи вселенных, и они настолько плотно сжаты, что их пересечение, которое в отдаленных от Центра Мироздания и более рациональных вселенных кажется чем-то редкостным и сверхъестественным, здесь самое обычное явление. Можно, сделав всего несколько шагов, оказаться в ином мире, даже не заметив этого.

Эту область, которая лежит ближе всех к Престолу, от которого исходят все формы жизни, ее правители называют Акахларом.

Акхарцы, потомки древних и могущественных пришельцев из каких-то отдаленных миров, первыми оказались в этой стране и научились жить в этих местах. Они постигли их суть и овладели скрытыми законами, по которым движется весь этот хаос, и это дало им власть над теми, кто попал сюда позже, над теми, чьи вселенные имели несчастье пересечься с Акахларом. Акхарские чародеи не владеют магией в подлинном смысле этого слова, они просто умеют использовать физические законы и силы, порожденные вселенной, которая значительно отличается от нашей. Колониальные империи акхарских властителей простираются на столько миров, что ни один из величайших завоевателей Земли не мог даже мечтать о такой колоссальной власти на таких обширных пространствах. А между владетельными королевствами лежат бессчетные страны и вселенные. Акхарские навигаторы умеют прокладывать путь среди множества миров, для всех прочих же это тайна за семью печатями, так что любое восстание, любое сколько-нибудь значительное сопротивление становятся невозможными.

Есть лишь одна сила, которой боятся даже акхарцы, перед которой вынуждены склониться даже акхарские волшебники, — это Ветры Перемен, которые гораздо могущественнее в Акахларе, чем где бы то ни было, ибо ни один Ветер Перемен, каким бы слабым он ни был, не может достигнуть внешних вселенных, не пролетев сначала над Акахларом.

Бесчисленные столетия народы, которым приходилось платить дань акхарцам и, забывая о собственных интересах, служить своим повелителям, мечтали об освободителе и надеялись на его приход.

Бесчисленные столетия акхарские маги мечтали об абсолютной власти, о том, чтобы повелевать самими Ветрами Перемен, о власти, которая превратила бы их в богов и повелителей вселенных.

Эта повесть о выборе между мечтой о власти и кошмаром ее осуществления, там, далеко, где веют Ветры Перемен…

Глава 1

Над Кудаанскими Пустошами редко собираются тучи. Кажется, эти земли сожжены дотла. Только ржаво-рыжие холмы, голые равнины, ни пятнышка зелени. И внезапно — две бури, одна за другой, всего лишь через несколько дней. Это было неслыханно и предвещало несчастье: спекшаяся почва не впитывала влагу, и мутные ручьи могли того, и гляди превратиться в бурные потоки, угрожая застигнутым врасплох путникам.

Буря была не слишком-то сильна и собралась как бы невзначай, подобно грозам над равнинами в более прохладных местах, где влага, скопившаяся после дождя, только и ждет, чтобы горячее солнце превратило ее в пар. А теперь тучи сгущались, клубились, казалось, они жили собственной жизнью. Внутри них посверкивали электрические искры, в их глубине полыхнули две крохотные молнии, и вот уже тучи, багровые от бушевавших внутри них разрядов, превратились в некое чудовищное подобие развевающегося плаща, который скрывал что-то грозное.

Судог поглотил энергию бури и овладел ею, его горящие глаза обшаривали землю. Теперь дул только слабый ветерок, который не мог ему помешать, а дневная жара томила чуть меньше там, где тучи заслоняли солнце. Судог двигался на запад, пока не отыскал тракт, ведущий к Пустошам; ему приходилось соблюдать осторожность и не слишком приближаться к той границе, где столкновение встречных воздушных потоков могло бы вызвать непредсказуемые, даже фатальные перемены погоды. Пустыня, обычно ровная и безжизненная, была теперь покрыта огромными кроваво-красными цветами. Они свисали с толстых зеленых стеблей, которые после дождя пробились на поверхность. Растения торопились прожить свою короткую жизнь за те немногие дни, а быть может, даже часы, пока не иссохла живительная влага и не наступила снова пора покоя.

Судог пронесся над зарослями к тому месту, где дорога спускалась в глубокий каньон, края которого обрывались непреодолимой крутизной. Разноцветные скалы вздымались вверх, а на дне ущелья царил вечный мрак.

Разбитые фургоны, полуобглоданные, разлагающиеся трупы людей и животных, каменная осыпь кое-где — ливень, который обрушился на эту долину, погубил всех, кто имел несчастье очутиться на его пути.

Судог продолжал свой путь, всматриваясь в страшные следы катастрофы, пока они не исчезли, потом повернул назад и направился к северу, теперь уже держась над самыми Пустошами, где не было дороги и лишь едва заметные тропы виднелись среди пестрого молчаливого запустения.

Петляя, поворачивая, судог летел по следу, пока не оказался над огромной каменной аркой, что возвышалась над пологим склоном. Свежая могила на гребне утеса неподалеку от арки, оплавленные кое-где скалы, мертвые нарги и лошади, остатки сожженных фургонов, несколько трупов, не так сильно разложившихся, как те, в каньоне. Эти люди не утонули: их убили, перестреляли.

Судог снова устремился по следу, но его энергия была на исходе, он не мог переносить сухой воздух и палящий жар пустыни. Сначала он почувствовал слабость, потом начал постепенно таять. Глаза его померкли, он потускнел, сливаясь с тучами, а те уже начали светлеть, превращаясь в облака. Последнее, что он увидел, было едва различимое движение впереди, возможно, лошади и всадники, но разглядеть их он уже не успел. Однако повелителю судога достаточно было и этого.

Пролети судог чуть дальше, он увидел бы очень странных путников: пять всадниц на четырех лошадях и с ними еще нарга — нечто среднее между безгорбым верблюдом и мулом. На нее были навьючены какие-то тюки.

Одна из всадниц из-за чрезмерной полноты казалась старше своих лет, однако ее лицо, обрамленное короткими темными волосами, было совсем юным. Вторая — поразительно красивая девушка, едва ли старше двадцати лет, длинноволосая рыжеватая блондинка с безупречной фигурой. Глаза ее окружал узор из сапфирово-голубых крыльев мотылька, скорее не нарисованный, а вытатуированный. Подобный, но еще более изощренный рисунок покрывал ее грудь.

Третья женщина казалась старше своих спутниц. До крайности худая, очень высокая — ростом выше шести футов, с черными волосами и очень смуглым лицом. Почти все ее тело покрывали красочные замысловатые узоры, которые плавно переходили один в другой, так что, даже обнаженная, женщина казалась как-то диковинно одетой. Она и была почти обнажена, впрочем, как и остальные всадницы.

Кроме этих трех на одной лошади ехали вместе совсем еще девочки. Одна лет двенадцати-тринадцати на вид, худенькая и невзрачная. Другая — лет восьми-девяти — была необыкновенно привлекательна. Обе они выглядели усталыми и мрачными. Судя по их лицам, им пришлось пережить слишком много для столь нежного возраста.

Очевидно, путешественницы пытались соорудить подобие одежды из того, что было у них под рукой. На девочках болтались куски одеял, в которых они проделали неровные дырки для головы, так что получилось нечто вроде накидок для защиты от солнца. Полная женщина соорудила себе подобный наряд из целого одеяла, а девушка-мотылек завязала у шеи короткий кусок ткани вроде плаща. На высокой разрисованной женщине не было ничего, если не считать двух пистолетов в кобурах на кожаном поясе. Толстуха и девушка-мотылек тоже были вооружены пистолетами.

Сзади донесся гром, толстуха остановилась и оглянулась.

— Они ищут нас, — напряженно проговорила она. — Я это чувствую. Нам нужно как можно быстрее убраться подальше отсюда.

Голос у нее был низкий и хрипловатый, он напоминал ломающийся голос подростка. Говорила она на мелодичном языке акхарцев. Девушка-мотылек ответила на английском с американским акцентом:

— Сэм, мы все до смерти устали, а девочки больше всех. Часа через два стемнеет. Мы едва сможем дотащиться до ближайшего источника. Если они нас найдут, то найдут все равно, не важно, сколько мы проедем сегодня. По-моему, лучше поискать безопасное место для ночлега. — Она вздохнула. — Ну и дела… Проводников нет, по большой дороге ехать нельзя, воды — если брать в расчет лошадей — всего на два дня, а вернуться назад к границе мы не можем, потому что там расцвела эта мерзость.

Растения, которые украшали теперь долину, захватывали и высасывали досуха людей и животных, они даже разламывали фургоны в поисках влаги. И чтобы прорасти, водохлебке достаточно было капли воды, которую кто-нибудь на свою беду проливал на землю. Можно было представить, как сейчас их жирные зеленые стебли, покрытые цветами, заполоняли пустыню.

— Хорошо, — сказала Сэм, — мы поищем место для лагеря. А завтра, я думаю, нам надо двигаться на север, пока не отыщем безопасную дорогу назад, к границе. Если мы успеем ее пересечь, то успеем и добраться хоть куда-нибудь, пока им удастся снова нас отыскать.

— Думаешь, те, кто нас ищет, об этом не подумали? — резко спросила высокая женщина с татуировкой. — Возможно, как раз сейчас они посылают своих прислужников патрулировать границы, а потом еще наплодят монстров, чтобы те помешали нам. На границе часто поднимаются бури вроде этой, так что несколько чудовищ они создадут без труда. Если бы твоим врагом была Бодэ (у женщины была странная манера говорить о себе в третьем лице), она постаралась бы задержать тебя на Пустошах, не дала бы выбраться на дорогу, заставила бы бежать, прятаться, метаться, пока у тебя не кончилась бы вода и не погибли бы лошади. А захватить в пустыне пеших и измученных людей — это уже несложно.

— Ты права, Бодэ, — вздохнула Сэм. — Возможно, именно так они и сделают. Проклятие, ведь они преследуют не тебя, не Чарли, не девочек. Им нужна только я. А из-за меня вы все рискуете жизнью.

— Да, но они думают, что ты — это я, — отозвалась Шарлей Шаркин по прозвищу Чарли, девушка-мотылек. — Даже та ведьма или кто она там. Дичь ты, а мишень — я.

Действительно, акхарский чародей Булеан сделал так, что Чарли и Сэм, которые всегда были похожи друг на друга, — конечно, до того, как Сэм располнела, — стали выглядеть совсем как близнецы. Теперь только невероятная толщина Сэм и мотыльки на теле Чарли скрывали это сходство. К великому огорчению Чарли, затея Булеана удалась: его противники стали охотиться вместо Сэм за ее подругой. Девушки не знали, остались ли в живых демон, который служил Булеану, и прекрасная злобная ведьма. Перенеслись ли они в какой-нибудь другой мир, чтобы там продолжить свою битву, или уничтожили друг друга. Но если красавица-ведьма осталась в живых, то у того, кому она служила, теперь было описание Чарли, а мотыльки на ней — свидетельство искусства Бодэ, не дали бы девушке затеряться в толпе.

Сейчас Чарли чувствовала, что только тяжелая усталость после долгого дня пути притупила в ее спутницах переживания того кошмара, который им пришлось вынести. Сэм, Бодэ и обе девочки, Рани и Шека, попали в лапы банды негодяев, которые зверски издевались над ними, избивали и насиловали. Незадолго до этого во время наводнения погибли мать и, возможно, братья девочек. Чарли с помощью смертельно раненного отца Рани и Шеки удалось спасти их и уничтожить банду. Сейчас ей хотелось хоть как-то ободрить и поддержать девочек, но она не говорила на их языке.

За целый день малышки не произнесли ни слова, да и Сэм была явно на пределе. Одна Бодэ оставалась прежней, во всяком случае, внешне. Художница-алхимик, она была столь эксцентрична, что даже пережитое не отразилось на ее странном рассудке. Любовное зелье, которое Бодэ выпила случайно, заставило ее влюбиться в Сэм, первую, кого она увидела, придя в себя. Но Чарли вполне допускала, что его действие может оказаться не таким абсолютным, как рассказывалось в сказках.

Бодэ сделала знак остановиться и указала налево:

— Смотрите, мои дорогие! Кажется, на тех скалах хватит места на всех, и мы будем наверху, а оттуда просматривается единственная дорога.

Сэм взглянула туда, куда показывала Бодэ.

— Нелегко будет затащить животных наверх.

— Зато и всем остальным добраться до нас будет не легче.

В конце концов они решили спешиться и вести животных в поводу. Силы у всех были на исходе, и, разложив попоны на твердом неровном камне, они повалились на них, даже не притронувшись к еде.

Чарли достала дробовик и коробку патронов.

— Я буду караулить первой. Вы поспите, а когда я почувствую, что не в силах бороться со сном, я разбужу тебя, Сэм, а потом ты — Бодэ.

— Нет, — отозвалась Сэм. — Лучше я буду первой. Все равно я сейчас не смогу уснуть. И потом, мне надо немного подумать.

Солнце еще висело низко над горизонтом, кругом скользили длинные тени, девочки и Бодэ уже погрузились в сон, который был больше похож на обморок. Но Чарли никак не могла заснуть, хотя очень устала, все ее мускулы отчаянно болели. Она полежала немного, глядя на Сэм, которая сидела, рассеянно посматривая на заходящее солнце. В конце концов Чарли встала, подошла к ней и села рядом.

— Не могу заснуть. Может, все-таки мне покараулить?

Сэм покачала головой:

— Не стоит. Выпей вина. Оно не слишком хорошее, но по крайней мере крепкое.

— Боюсь, нам лучше поберечь наши запасы до тех пор, пока мы совсем не начнем помирать от жажды. — Чарли вздохнула. — Как тяжело все началось, Сэм. А что еще нас ждет?

Сэм кивнула:

— Я думала об этом и о многом другом тоже. Просто не знаю, сколько еще я вынесу, Чарли. Этот вонючий кровавый сброд издевался над моим телом, я вся перепачкана их вонючей спермой! А она, эта… эта тварь… смеялась и науськивала их. Думаю, она сама оттягивалась, глядя на это.

— Да, но, знаешь, теперь мы по крайней мере представляем, что за люди и твари работают на того ублюдка, который охотится за тобой. Почему-то мне кажется, что Булеан не станет особенно церемониться с этой стрекозиной королевой. Наверное, ты не могла разглядеть ее так, как я. Наполовину прекрасная женщина, наполовину — чудовищное насекомое. Никто не рождается таким, даже здесь. Помнишь твое видение, когда Ветер Перемен прошел над Малабаром? Помнишь мальчика, которого Ветер превратил в чудовище? Сэм кивнула с отсутствующим видом.

— Так вот, я думаю, с этой тоже произошло нечто подобное. Может, верхняя половина тела у нее была чем-то защищена, а нижняя нет. И вот блистательная женщина превратилась наполовину в монстра. Может быть, ей просто невмоготу смотреть на людей, особенно на девушек, которые могут получить то, что ей недоступно. Может быть, поэтому их страдания — наслаждение для нее. Но главное, Сэм: эти мерзавцы и она сама работают па Рогатого. Представляешь, что это за бесчеловечный ублюдок? Он еще хуже нее. Что же будет, если всем этим миром будет править кто-нибудь вроде этой стрекозиной королевы?

— Чарли, если бы все это случилось только со мной, я, наверное, как-нибудь пережила бы это. Но дети, что они сделали с ними! Как же это можно! Этих мерзавцев мало просто убить. Я поджарила бы их живьем, на медленном огне, заживо разрезала бы на кусочки.

Чарли взглянула на спящих девочек.

— Да, они были такими тихими. Теперь младшая полна ненависти, а что на душе у старшей — трудно понять. Я счастлива, что удалось их спасти, но не знаю, какая судьба их ждет. Для нас они будут обузой: и припасов надо больше, и защищать их придется в случае чего. Это не к добру, Сэм.

— Знаю, знаю. Ты даже не представляешь себе, как мне иногда хочется поддаться на уговоры Бодэ, найти какое-нибудь укромное местечко и прожить там до конца моих дней, не вспоминая ни о каких чародеях. Но ты права — теперь мы знаем, каков наш враг. Если для того, чтобы ему помешать, надо добраться до Булеана, значит, мне надо добраться до Булеана. Как бы плохо ни правили здесь акхарцы, но стоит мне представить, что подобное зверье получит власть над всеми, в том числе над детьми…

Пока они разговаривали, стемнело, поднялся колючий сухой ветер, стало почти невыносимо холодно.

— Да, теперь мы очень далеко от торгового центра, — сказала Чарли.

— Ты когда-нибудь вспоминаешь о доме?

— Часто. Особенно о ма и па, о том, что они пережили, когда я исчезла. Если бы я могла хотя бы дать им знать, что еще жива! А еще я мечтаю о теплом душе, о прогулках на машинах, о торговом центре — обо всем, что осталось там, в прежнем мире. Боже мой! Из всех выпускников школы нас, по-моему, выпустили дальше и ниже всех.

— Это точно, — усмехнулась Сэм. — Странно, что я не слишком много думаю о доме. Да, мне тоже хотелось бы, чтобы мама и папа знали, что я жива. Почему-то я даже надеюсь, что мое исчезновение снова сблизило их, но каждый раз, когда я думаю о доме, я думаю, что, черт возьми, там со мной было бы дальше? Так и представляю себя за прилавком дешевого магазинчика или официанткой в ресторане. Это еще в лучшем случае. А может быть, я стала бы наркоманкой или спилась бы. Да, правда, здесь я безобразная толстуха да еще связалась с чокнутой бабенкой, не то художницей, не то сводней, не то черт знает с кем. Я застряла невесть где, за мной охотятся невесть кто — и все же я предпочитаю быть здесь, а не там. Я, наверное, совсем спятила.

— Нет, мне кажется, я тебя понимаю, — отозвалась Чарли. — Здесь ты получила то, чего не могла обрести дома. Благодаря этому зелью с тобой всегда та, кто не только заботится о тебе, но и в ком ты уверена, кто не оттолкнет тебя, не причинит тебе боли. И ей не важно, как ты выглядишь, тебе не надо сидеть на диете, чтобы казаться ей привлекательной. К тому же сейчас, похоже, все силы Акахлара пытаются либо помочь тебе добраться до Булеана, либо помешать этому. Так что ты не можешь не чувствовать себя важной птицей.

— Сказать по правде, где-то глубоко внутри мне хотелось бы, чтобы важной птицей была ты, чтобы охотились не за мной. Мне ничего этого не нужно. Для меня это слишком тяжело. Думаю, я могла бы быть счастлива, если бы просто жила с Бодэ в Тубикосе, готовила, стирала, убирала студию и дом. Ведь большинство женщин этим и занимаются всю жизнь там, дома. Только мне никогда не хотелось жить с мужчиной, а я в этом даже самой себе признаться боялась. Это убило бы маму. Черт, я всегда думала, что это порочно, плохо. Пока меня не связали и не кинули наземь, пока банда ублюдков не испоганила мое тело, я не понимала, что такое настоящий грех и зло.

По крайней мере, меня теперь не беспокоит, что мне нравятся девушки. Пожалуй, за это я должна быть благодарна минувшей ночи. Больше не стану обманывать никого, даже себя. Если я могу быть довольна собой, оставаясь глыбой жира, тем лучше для меня. Мне никогда не стать такой, как моя мать, так что лучше уж быть самой собой. Черт, но ведь все они воображают, что я какая-то принцесса, чем же все это кончится, а?

— Ты, наверное, права, — ответила Чарли. — Я сама никогда над этим не задумывалась, но, по правде говоря, я люблю мужчин. Боже! Да я прямо сейчас не отказалась бы! Не так, как было с вами, конечно… — поспешно добавила она, — а по-настоящему.

— Ты нужна мне, Чарли, — серьезно проговорила Сэм. — Не как любовница — мне не обойтись без твоей поддержки. Наверное, именно поэтому ты меня так привлекала. Ты больше похожа на мою мать, чем я сама. Она, что ни возьми, все умеет. Наверное, наши родители случайно обменяли нас, когда мы были детьми, или что-нибудь в таком роде.

— Неплохой трюк, если учесть, что мы родились за две тысячи миль друг от друга, — усмехнулась Чарли. — Не уверена, что когда-нибудь хотела стать супер-женщиной, но честолюбие у меня, точно, было. Я хотела заняться бизнесом, например, создать какую-нибудь сеть дизайнерских бюро. Может быть, даже архитектурных. Я столько бродила по улицам и бульварам, что, мне кажется, теперь и сама могла бы создать что-нибудь подобное. По крайней мере я мечтала об этом. Но здесь я куртизанка. Ни гражданства, ни прав, совсем ничего. Я не могу даже научиться говорить на этом нелепом языке. Да еще какие-то ублюдки охотятся за мной, потому что принимают меня за тебя. Хотела бы я, наконец, доставить тебя туда, где так тебя ждут, и развязаться со всеми этими парнями. А о том, что будет дальше, я и помыслить пока не могу.

Сэм вздохнула.

— Боже мой, на что мы теперь похожи! — Она почесала ногу. — Кажется, душу дьяволу я продала бы за какой-нибудь лосьон. У меня жуткий зуд от этих тварей. Жаль, что Бодэ потеряла свою сумку. — Сэм бросила взгляд в темноту. — Странно, — произнесла она вдруг совершенно другим тоном.

— А? Что?

— Зарево. Вон там, за много миль отсюда. На Земле такое зарево можно видеть по ночам над большими городами. Но какие города в этой дыре! Видишь?

Чарли покачала головой:

— Сэм, я пыталась скрыть это ото всех, но теперь я вообще почти ничего не вижу. Я и всегда была близорука, — помнишь, мне нужны были очки или линзы, чтобы водить машину, — но после того, как я увидела совсем близко битву ведьмы с демоном, вдруг стало еще хуже. Когда сегодня ты ехала прямо передо мной, я видела тебя очень смутно. Я могу еще различить всадника и лошадь, но ни за какие деньги не отличу тебя от кого-нибудь чужого. А позади тебя я не видела ничего, кроме мутноватого тумана. На шесть — восемь футов я вижу более или менее отчетливо, футах в десяти — пятнадцати — все расплывается, а дальше я слепа, как крот.

Сэм тихонько присвистнула.

— Только этого еще не хватало. Из всех нас ты самая ловкая и сильная и стреляешь лучше всех. Проклятие!

— Да что ты! Без вас меня давно шакалы слопали бы. Когда мы доберемся наконец до какого-нибудь Цивильного местечка, это, наверное, можно будет поправить — очки или что-нибудь вроде. А пока я возьму дробовик. Чтобы стрелять из него, особо хорошо видеть не требуется.

Сэм повернулась и снова бросила взгляд на горизонт.

— Хотелось бы мне знать, что же это такое, — произнесла наконец она. — Если это какой-нибудь маленький городишко или лагерь рудокопов, мы могли бы связаться с властями. А если опасность, я предпочла бы знать, какая именно.

— Скорее всего это бандитский лагерь, — отозвалась Чарли. — Ведь именно бандиты и живут в этих землях. Беглецы, изгнанники и превращенцы. По крайней мере, если это бандиты, у нас есть кое-что, чем они могут соблазниться. Драгоценности и другое добро из нашего разгромленного каравана, и к тому же мы знаем, где спрятана целая куча золотых манданских покрывал. Кажется, здесь они ценятся дороже жизни.

Именно ради покрывал из манданского золота банды мародеров и грабителей нападали на караваны. Эти покрывала были редки и чрезвычайно дороги, потому что только они могли защитить от Ветра Перемен. Путешественницы хотели взять с собой покрывала из того лагеря у каменной арки, где бандиты изнасиловали девушек, но лошади не смогли бы нести и тяжелые покрывала, и всадниц. Все повозки были сломаны или сожжены, у них оставалась только одна нарга, так что пришлось пожертвовать покрывалами, чтобы взять с собой запас воды и вина. Они оттащили покрывала подальше от дороги и кое-как завалили камнями.

— Мы уже убедились, что главарь всех здешних грабителей и подонков — наш главный враг, Клиттихорн. Именно для него они добывают манданские покрывала. А нас они постараются обратить в рабов. Не важно, люди они или превращенцы. Нет, давай лучше попробуем обойти их и добраться туда, где мы сможем пересечь границу. Хорошо бы оказаться наконец где-нибудь, где никто и не слышал ни о тебе, ни обо мне и где нет этого жуткого пекла.

— Может быть, но, если бы я видела получше, я бы с удовольствием отправилась на них поглядеть. Ведь ясно как божий день, что завтра нам придется ночевать прямо у них под носом.

— Посмотрим. Мы не можем повернуть назад. Наверняка они уже начали прочесывать все вокруг. Мы не можем идти к границе — там нас будет легко поймать. Если же мы отправимся в глубь этих земель, то скоро останемся без воды, и тогда нам конец. Придется Бодэ быть нашим разведчиком.

У Чарли вдруг закружилась голова.

— Похоже, этот день не прошел для меня даром. Попробую все-таки выспаться. Когда почувствуешь, что засыпаешь, не забудь кого-нибудь разбудить.

— Да, да. Иди отдыхай. Завтра опять начнется эта жара.

Чарли отправилась спать, а Сэм снова посмотрела вдаль. Зарево оставалось на том же месте, но для походного лагеря света было слишком много. Что толку, что у них есть деньги, если их все равно негде потратить. А больше у них почти ничего нет. Боже! Как бы ей хотелось сейчас принять ванну, лежать бы в ней долго-долго, пока не смоется эта отвратительная грязь. И еще им нужна хоть какая-нибудь помощь.

— Не нравится мне этот лагерь или что бы оно там ни было, — проговорила Сэм, когда утром они уселись за некое подобие завтрака. Она по-прежнему чувствовала смертельную усталость, будто вообще не ложилась. Другие, вероятно, чувствовали себя точно так же. — Если дальше не будет никакой развилки, эта тропа выведет нас прямо к нему.

— Бодэ за то, чтобы пройти немного назад и сразу же повернуть к границе, — вмешалась сумасшедшая художница. — У них не хватит времени, чтобы расставить посты вдоль всей границы, к тому же Бодэ кажется, что водохлебка уже отцветает. Если мы двинемся дальше на юг по этой дороге, мы можем натолкнуться на кого-нибудь, но, даже если мы никого не встретим, Бодэ знает наверняка, что нас будет легко обнаружить с воздуха кому-нибудь с крыльями либо часовым, расставленным на вершинах. Двигаться ночью — самоубийство. Двигаться в любом направлении — самоубийство. Оставаться здесь — самоубийство. Пойдем к границе!

Чарли прислушивалась к их спору, а потом сказала:

— Ну, по-моему, ясно, что мы не можем оставаться здесь и что не стоит рисковать, возвращаясь назад. Очевидно, что кто-то идет прямо по нашим следам. Надо двигаться вперед, немедленно, как можно скорее, пока солнце еще невысоко и не началась настоящая жара, а если нам попадется какая-нибудь развилка или тропинка, которая приведет нас к границе, мы пойдем по ней. По мне, так лучше знать, кто твой враг, и силой прокладывать себе дорогу, чем блуждать вслепую и умереть от жажды или чего-нибудь похуже.

Рани подняла голову и проговорила тихим сухим голосом:

— Я знаю, что мы не должны вмешиваться, но я должна вам сказать, что мы не позволим никому, ни людям, ни уродам, коснуться нас. Мы умеем стрелять. Раньше я никогда бы не поверила, что смогу выстрелить в кого бы то ни было, а теперь знаю, что смогу.

У Чарли даже холодок пробежал по спине, особенно после этого замечания об «уродах». Она никак не могла привыкнуть, что перед ней акхарские дети, рожденные и воспитанные, чтобы стать повелителями колониальных империй.

— Только не стреляйте в первого или первое, что увидите, — предупредила она. — Не все же, кого мы встретим, будут нашими врагами. Подождите, пока не начнем стрелять мы.

Девочки молча посмотрели на нее, но ничего не сказали.

— Ну ладно, — твердо вмешалась Сэм. — Мы отправляемся. На север и к границе, если нам встретится хоть какая-нибудь тропа, по которой смогут пройти лошади. Собираем пожитки и в путь. Не знаю, что нас ждет, но в полдень нам наверняка придется остановиться и укрыться в тени, так что чем раньше мы двинемся, тем лучше.

Когда они уже выехали, Чарли поравнялась с Сэм.

— Сэм, просто на всякий случай нам надо условиться, что мы все направляемся к Булеану. Если мы вдруг потеряем друг друга, встречаемся там.

— Хорошо, — кивнула Сэм. — Но я не представляю, каким образом мы можем разделиться. Вот погибнуть — это да.

Через несколько часов жара стала невыносимой, будто кто-то повернул ручку духовки на «максимум». Тень встречалась редко, но и она не спасала. Всадницы проехали уже порядочно, но все-таки необходимо было остановиться и передохнуть.

— Посмотрите, дорогие, — вдруг закричала Бодэ, — тропа разветвляется, и вон та тропинка спускается в каньон. Он, кажется, достаточно глубокий, может быть, там удастся отдохнуть в тени.

Они направились туда. Сэм была не в силах спорить, хотя и заметила, что тропа к каньону уводит их от прежнего направления. «Что угодно, лишь бы немного прохлады», — подумала она.

Скоро стало ясно, что это не обычный каньон, а длинный и относительно ровный спуск в огромную впадину. Слева от них появился обрыв, дорога превратилась в узкую, извилистую тропу, измученные лошади передвигались медленно, с трудом. Чарли не видела, что лежит дальше, за обрывом, но сам обрыв она видела и почти радовалась тому, что не может разглядеть остальное.

По крайней мере солнце палило здесь не так нещадно, и по мере того, как тропа спускалась, становилось чуть прохладнее, а потом откуда-то снизу подул легкий ветерок.

— Кто-то хорошо заботится об этой дороге, — отметила Сэм. — Мы только что проехали место, где был обвал, но кто-то его расчистил и укрепил стены каньона. А на тропинке — лошадиный навоз, и не очень старый.

— Смотрите, — воскликнула Бодэ. — На дне каньона река. Правда, небольшая, а еще Бодэ видит несколько деревьев и кусты.

Лошади и нарга тоже, кажется, почувствовали воду и пошли быстрее. Чарли отпустила поводья, надеясь, что и остальные тоже сообразят, что можно довериться чутью животных.

Они добирались до реки не менее двух часов, дно каньона было на удивление узким.

Лошади и нарга направились прямо к воде и жадно начали пить, всадницы последовали их примеру. В этом месте река была довольно широкая — около сотни ярдов — и очень быстрая. Она грозно вскипала белыми бурунами, но кое-где течение замедлялось, особенно на поворотах. Они вышли как раз к такому месту.

Вода была свежая, но не холодная. Путешественницы сбросили с себя оружие и одеяла и нырнули. Они плескались, барахтались, играли, вели себя как дети на берегу пруда. Потом выбрались на берег и расположились на широком песчаном плесе.

— Боже! Все, что мне сейчас нужно, это расческа, и я буду чувствовать себя почти человеком! — воскликнула Чарли. — Эгей! Мы выбрали правильную дорогу!

Вдруг Бодэ резко вскинула голову и вся напряглась.

— Бодэ кажется, что она слышит отдаленный гром, и это напоминает ей о том, как недавно ее застиг ливень в таком же точно каньоне. Это проклятые земли.

Все ребячество сразу слетело с них, они замерли, прислушиваясь.

— Это не гром, — наконец пробормотала Сэм. — Это… лошади, и немало. Они идут слишком быстро, непохоже, чтобы они спускались с горы. Должно быть, они уже здесь. Проклятие! А мы зажаты на этом клочке!

— Я так и знала, что так хорошо не бывает, — отозвалась Чарли. — Хорошо еще, что мы не расседлали лошадей. Хватайте оружие, на коней и сматываемся как можно быстрее. Может быть, где-нибудь подальше найдется место для обороны получше.

Бодэ оглянулась:

— Лошади зашли слишком далеко вверх по течению! Их едва видно, а всадники приближаются с той стороны. Берите оружие и бежим вниз по реке, скорее! Поищем место, где можно спрятаться! Лошади должны их задержать!

Стук копыт приближался, спорить не приходилось. Они схватили пистолеты и со всех ног бросились бежать вниз по тропинке. Вскоре они скрылись за поворотом, но и там спрятаться было негде. Путешественницы побежали к следующему повороту, надеясь добраться туда раньше, чем покажутся всадники. Это им удалось, они остановились, с трудом переводя дыхание, и только тут заметили, что стук копыт позади них умолк.

— Они нашли лошадей, — выдавила из себя Чарли. — А что там впереди?

— Ничего хорошего, — выдохнула Сэм. Она задыхалась и кашляла, ясно было, что еще один рывок она не осилит.

— Голые каменные стены, — задыхаясь, прокашляла Сэм. — А что у нас? Четыре пистолета и дробовик. Этого могло бы хватить, если бы каждый выстрел попадал в цель, а главное, если бы было хоть какое-нибудь укрытие, а так…

Чарли лихорадочно соображала.

— Мы все умеем плавать, иначе бы нас здесь не было.

Сэм на минуту даже перестала кашлять.

— Зде-е-есь? Посмотри на воду, Чарли, она прямо кипит. Тут полно подводных камней, тебя мигом разобьет о скалы!

— Да, знаю, это безумная мысль. Ну, придумай что-нибудь получше! Либо мы стреляем и сдаемся, либо сразу сдаемся, либо мы прыгаем в воду и пытаемся добраться до другого берега. Ведь он же существует, правда?

— Да, — кивнула Сэм, — но там нет тропы.

— К черту тропу! Если мы туда доберемся, то успеем сообразить, что делать, после того, как всадники проедут мимо! Они будут здесь с минуты на минуту! Они едут медленно, потому что разыскивают нас.

Сэм перевела остальным то, что предлагала Чарли.

— Мы попытаемся, — отозвалась Рани. — Лучше утонуть, чем попасть им в руки.

— Хорошо, — вздохнула Сэм. — Тогда бросаем оружие в воду, чтобы они не догадались, что мы были здесь. На камнях следов не остается. Бодэ, держись поближе к Чарли, в последнее время она плохо видит. Я попытаюсь держаться с девочками. Плывем к тому плесу, но если пропустите его, плывите дальше и прячьтесь, как только выберетесь на берег. Как только они уйдут, собираемся на другой стороне, за изгибом реки.

Идея Чарли не была совершенно безумной. Путешественницы еще находились недалеко от поворота, где река замедляла свой бег. Здесь было глубже, а дно — ровнее, чем в других местах каньона. Но вот они перестали чувствовать дно под ногами и поплыли, отдавшись на милость течения.

Чарли почувствовала, как намокшие волосы тянут ее вниз, и дала себе слово, что если выберется из этой передряги, то острижется еще короче, чем Сэм. Она было потеряла направление, но вдруг почувствовала сильную руку Бодэ. Рослая художница без труда поддерживала девушку, хотя добраться до противоположного берега, когда тебя сносит течением, было не так-то просто. Чарли показалось, что они целую вечность провели в мокрой полутьме, прежде чем она почувствовала, что ее вытаскивают из воды на песчаную отмель.

— Лежи и не двигайся, — прошептала Бодэ, прижавшись губами к уху девушки, чтобы Чарли могла расслышать ее слова за ревом потока. — Они идут.

Они распростерлись рядом друг с другом, и Чарли подумала, что их потемневшая от солнца кожа и узоры, которыми Бодэ украсила и ее, и себя, — лучший камуфляж. Их нипочем не заметить с противоположного берега. Она приблизила губы к уху Бодэ и прошептала:

— Сэм? Рани? Шека? — Чарли проклинала себя за то, что не в состоянии говорить на этом проклятом языке.

— Не вижу, — хрипло ответила Бодэ. — Или они еще в воде, или их снесло вниз по течению. Но Бодэ уже видит всадников. Их шестеро. Проклятие на их души, они захватили наших лошадей и наргу тоже. Здоровенные мужики в черной форме. Это не местная стража и не бандиты. Они выглядят как те свиньи, которых мы поубивали.

Они еще какое-то время пролежали молча, наконец Бодэ вздохнула и села.

— Они прошли, по крайней мере их больше не видно. Подождем немного. Не повернут ли они назад, когда не найдут нас ниже по течению. Бодэ будет терпеливо ждать и надеяться, что ее дорогая супруга сейчас делает то же самое и что она в безопасности.

«Ну да, в безопасности, — мрачно подумала Чарли. — Даже если мы будем держаться подальше от этих парней и повернем назад, мы застряли в этой проклятой дыре без лодки и без одежды, ни оружия, ни продуктов, ни товаров для обмена. Ничего. Стоит нам только подумать, что дальше падать некуда, как мы тут же проваливаемся в новую дыру».

Сэм скользнула в воду, стараясь держаться поближе к девочкам. В быстром потоке было практически невозможно плыть друг за другом, так что ей приходилось бороться с течением изо всех сил, чтобы держаться рядом с ними и в случае чего прийти на помощь.

Маленькая Щека оказалась прекрасной пловчихой, а вот Рани пришлось нелегко. Сэм подхватила старшую и старалась удерживать возле себя, чтобы ее не так сильно сносило течением. Но при этом Сэм потеряла из виду другой берег. Когда ей удалось справиться с потоком и поудобнее перехватить Рани, они уже пропустили намеченный мыс, течение несло их по самой середине реки, куда-то все дальше и дальше. Хорошо еще, что маленькая Шека держалась поблизости.

Потеряв направление, Сэм вдруг заметила слева от себя выступающие из воды скалы и испугалась, что течение разобьет их о камни. Она крикнула Рани, чтобы та держалась крепче, и, теряя последние силы, ухватилась за торчавший из воды черный обломок скалы. Краем глаза она заметила, что Шеке удалось не только ухватиться за камень, но и отыскать выступ скалы, за которым течение было не таким сильным.

Сначала Сэм хотела только собраться с силами, но, подняв голову над водой, которая клокотала, бурлила и пенилась вокруг нее, девушка увидела, как по тропе, которую они только что покинули, скачут всадники. Оставалось только цепляться за скалы, не трогаясь с места,

Всадники настороженно и внимательно осматривали тропу, время от времени бросая взгляд на реку, но все же медленно двигались вдоль берега, не замечая Сэм и не собираясь останавливаться. Кем бы ни были эти люди, у них, должно быть, были свои заботы; возможно, они заглянули в бочонки, навьюченные на наргу, но едва ли их заботила судьба ее хозяев. Передний и замыкающий всадники держали ружья наготове, но особого беспокойства не проявляли.

Сэм подождала, пока они не скрылись из виду, помедлила еще несколько минут. Держаться за скаль было не так уж трудно, а вот выбираться отсюда… Сэм ухитрилась обогнуть скалу. Ей удалось разглядеть, что впереди каньон расширялся, река становилась около четверти мили в ширину и снова поворачивала. Берег, а точнее скалистый обрыв, к которому они должны были направляться, был ближе, но река возле него бурлила и пенилась, так что добраться до него не было никакой возможности. Гораздо легче было вернуться к тому берегу, от которого они только что отплыли. К тому же ей показалось, что те люди не собираются возвращаться.

— Обними меня за шею и держись, — сказала она Рани. — Шека, как ты думаешь, доплывешь до тропы?

Девочка бросила взгляд на реку и кивнула:

— Справлюсь.

— Хорошо. Раз, два, три, давай!

Убедившись, что Рани цепляется за нее, Сэм отпустила скалу и снова погрузилась в клокочущий поток. Плыть с девочкой на шее было очень тяжело и неудобно, но ценой неимоверных усилий ей все же удалось преодолеть быстрину, а дальше она позволила течению нести ее до следующего изгиба, прочь из каньона. Она чуть не распорола себе живот, наткнувшись на прибрежные скалы, но сумела ухватиться за торчащий из воды камень и кое-как выбралась на берег. Шека вышла из воды немного ниже по течению, и они без сил рухнули на песок.

Сэм вдруг снова закашлялась, ее затошнило, голова закружилась. Но им нельзя было здесь оставаться. Придется как-то добираться до того места, где каньон расширялся, и искать убежище, где можно укрыться и дождаться подруг.

Сама с трудом держась на ногах, Сэм заставила девочек подняться и выбраться на дорогу. Оттуда она осмотрела каньон. С другой стороны в главное ущелье открывалось несколько каньонов поменьше. Недалеко от тропы нависал каменный выступ, который мог прикрыть их со стороны дороги и давал немного тени. Сэм направилась к нему, хотя не была уверена, что доберется, но все же они кое-как добрели до этого убежища. Ржаво-красные скалы заслоняли их, а это уже сулило некоторую безопасность. Они рухнули наземь, и Сэм мгновенно заснула.

Тем временем выше по течению Чарли старательно выжимала свои длинные волосы, а Бодэ пристально разглядывала берег и реку. Наконец она произнесла:

— Нам нельзя здесь оставаться. Кажется, с этой стороны есть узкий карниз, который идет вдоль всего каньона, так что мы можем попытаться пройти по нему. Главное не поскользнуться и не упасть. Должно быть, их снесло дальше. Смотри в оба, маленький мотылек, попробуем их отыскать.

На этом берегу реки не было ничего похожего на широкую ровную тропу, проложенную по другую сторону. Кое-где карниз над рекой сужался до нескольких дюймов, но и в самых широких местах не превышал двух-трех футов. Так что идти приходилось медленно.

Чарли с ума сходила от тревоги за Сэм и девочек, но они с Бодэ не могли поговорить. Акхарский язык был весь построен на интонационных различиях. В нем не было четкого грамматического строя английского или испанского — языков, которыми владела Чарли. Сэм, связанная со своим двойником в этом мире, знала язык с самого начала. Чарли владела лишь мягким напевом Короткой Речи, которой обучали куртизанок. В Короткой Речи было всего несколько сотен слов, фразы строились не правильно, интонация была рабская, заискивающая. И все же это было лучше, чем ничего. Каждый, кто говорил на акхарском, понимал и Короткую Речь.

— Госпожа полагает, что те люди нашли их? — спросила Чарли.

Художница пожала плечами:

— Бодэ сегодня медленно соображает, малышка. Сейчас нам остается только брести по берегу и смотреть в оба. Если в самое ближайшее время мы их не отыщем, придется считать, что их захватили, и тогда нам придется следовать за ними. — Она вздохнула. — Бодэ была создана, чтобы творить прекрасные и хрупкие произведения искусства. Она не была создана искательницей приключений!

Они выбрались из теснины к новой излучине реки, где каньон начинал расширяться. Течение здесь замедлялось. Того, кто плыл по течению, в этом месте неминуемо прибило бы к берегу. Тела погибших тоже должно было выбросить на берег.

Бодэ лихорадочно соображала:

— Они не могли выбраться на наш берег, тогда мы непременно наткнулись бы на них. Если бы они прятались неподалеку, они давно бы подали нам знак. Видно, дети не смогли пересечь реку и попали в быстрину, которая прибила их, наверное, сюда. Сэм, моя бесценная Сузама, конечно, не оставляла их из чувства долга. Бодэ опасается худшего, маленький мотылек. Если они не здесь и не позади нас, тогда они попались. — Художница вздохнула. — Мы немного подождем, но не слишком долго, а то нам придется провести здесь, голодным, всю ночь, а следы к тому времени успеют затеряться.

Чарли кивнула. Логика железная. Вечно за ними кто-нибудь охотится, вечно им приходится спасать друг друга. В конце концов это нечестно! Они сами раздеты, беззащитны, затеряны в чужих, враждебных землях. Их бы кто-нибудь спас, черт побери!

Они посидели в ожидании. Солнце садилось, а тени становились все длиннее. Наконец Бодэ сказала:

— Мы, наверное, сможем перебраться здесь. Они не придут, это ясно. Идем, маленький мотылек. Посмотрим, что мы можем для них сделать.

Чарли вздохнула и кивнула. Переправа оказалась не такой легкой, как выглядела сначала, но Бодэ была права: надо было либо перебираться здесь, либо идти далеко вниз по реке. Они оглянулись последний раз вокруг, даже отважились несколько раз окликнуть пропавших спутниц, но им ответило только эхо.

Чарли и Бодэ печально повернулись и отправились вниз по тропе, следом за всадниками. Они не знали, что прошли менее чем в пяти сотнях метров от тех, кого искали. Сэм и девочек скрывала скала, к тому же они были слишком измотаны, чтобы в своем тяжелом забытьи услышать крики подруг.

Глава 2

Сэм проснулась и застонала. Все тело ныло. Даже попытка сесть причиняла боль, но она все же поднялась. Мир кружился у нее перед глазами. Когда они добрались до этого места, начинало темнеть, а теперь небо было ясным и безоблачным, солнца еще не было видно, но день разгорался прямо у нее на глазах. Какого дьявола?..

«Боже мой! — вдруг поняла она. — Светает, солнце всходит, а не заходит!»

Она поискала глазами детей. Они были здесь, спали, тесно прижавшись друг к другу, и выглядели не так уж плохо, если бы не синяки и сожженная солнцем кожа. В общем, наверное, все они были одинаково хороши. «Нет, так не годится, — решила Сэм. — Как бы они мне ни нравились, если они останутся со мной, то наверняка погибнут. Только бы выбраться отсюда, а потом я постараюсь найти для них безопасное место. Пока во всем, что произошло с нами до сих пор, не было моей вины. Но если я не сумею защитить их оттого, что, быть может, еще грозит нам, я себе этого никогда не прощу».

Какое-то время она сидела неподвижно, стараясь собраться с мыслями. Утро. Когда они, спасаясь от тех всадников, бросились в реку, было далеко за полдень. «Это, черт возьми, означает, что мы проспали всю ночь!» Чарли и Бодэ… Господи! Если их не схватили те парни — но ведь она сама видела, как всадники проехали мимо, — значит, подруги потратили уйму времени, чтобы найти их, а возможно, они все еще ищут.

Сэм попыталась сосредоточиться. В реке она наглоталась воды, но сейчас ей хотелось пить, даже губы потрескались. «А что, если мы проспали два дня? Боже милостивый, возможно ли это?» Может быть, и возможно, откуда ей знать?

Сэм неуверенно встала на ноги и спустилась к воде у излучины. Здесь было достаточно мелко, она зашла подальше, смыла с себя грязь, умылась и напилась. Это немного помогло, хотя Сэм по-прежнему чувствовала слабость и тошноту. Только этого ей не хватало! Что ж, в отличие от детей ей хватит своих запасов. Если у нее будет достаточно воды, то она проживет месяц на одном только собственном жире. «Побольше упражнений, голодный желудок — и, возможно, мне даже удастся сбросить пару фунтов», — невесело подумала она. Неужели ее невезение вечно? Неужели ей так никогда и не улыбнется удача?

Размышления Сэм были прерваны криками Шеки. Девушка выскочила из воды и бросилась к их убежищу.

Сначала она увидела обеих девочек, которые в ужасе прижались к скале, глядя на что-то остановившимися глазами. Сэм остановилась, повернулась и проследила за направлением их взглядов.

Незнакомец был в тридцати футах от них и стоял неподвижно на неприступном каменном карнизе, который футов на двадцать возвышался над тропой. Чужак был среднего роста, хорошо сложен и мускулист. Как и они, он был совершенно голым. Властное лицо, гордый римский нос, только вот рот, пожалуй, маловат. Уши, если они и были, скрывала самая диковинная прическа, которую когда-либо доводилось видеть Сэм. А еще — возможно, из-за расстояния или из-за какого-то странного обмана зрения, — но ей показалось, что у него вообще нет рук.

Сэм огляделась, но, кроме пары камней, не нашла ничего. Она подобрала их. На всякий случай.

— Кто ты? — окликнула она его, порадовавшись, что успела напиться и прочистить горло. — Чего ты от нас хочешь?

Незнакомец немного помолчал, потом заговорил негромким и мягким голосом образованного и воспитанного человека:

— Я как раз собирался задать вам тот же самый вопрос. Это мои земли, и мне не так часто доводилось в самом их сердце сталкиваться с обнаженными акхарками.

Сэм решилась рискнуть и ответить правду; все равно, кроме двух камней, у них не было никакой другой защиты.

— Послушайте, сэр, последние несколько дней нам здорово не везло: на нас напали бандиты, мы чуть было не утонули, потом нас схватили и изнасиловали какие-то грязные подонки, мы потеряли наших родных и друзей, потеряли все вещи, за нами охотились еще какие-то люди, и вот в конце концов мы оказались в таком положении.

Странный человек внимательно слушал. Когда на него упали первые солнечные лучи, его глаза вспыхнули, как у кошки. Он слегка повернул голову, и свет померк.

— Значит, вы из того каравана, который попал в наводнение несколько дней назад, — медленно проговорил он, словно бы сам себе. — Долгий же путь вы проделали…

Она сильнее стиснула камни.

— Вы слышали об этом?

— О, да. Уже два дня, с тех самых пор, как до нас дошла весть о катастрофе, я пытаюсь найти тех, кто, может быть, уцелел, а потом оказался в таком вот положении, как вы. На этой земле нелегко выжить, она может убить того, кто не знает и не любит ее.

«И это ты мне говоришь!»

— И вы нашли кого-нибудь?

— Очень немногих.

— И что же вы с ними сделали? Все, кого мы встретили с тех пор, как попали в этот ад, пытались либо убить нас, либо изнасиловать, либо, на худой конец, продать в рабство.

Незнакомец вздохнул:

— Я Медак Паседо. Мой отец — герцог Алон-Паседо, подданный королевства Маштопол, он занимает пост губернатора этих земель. Мы не бандиты и не убийцы, да я и не способен причинить вам вреда, но, пожалуй, я один в силах отыскать и доставить в безопасное место всех, кому требуется помощь.

— Да, как же, — фыркнула Шека. — Где это сын герцога потерял свои штаны, а? Да и какой герцог согласится быть губернатором в этой дыре?

Медак Паседо вздохнул:

— Прошу прощения, если я оскорбил ваши чувства, но вы и сами одеты не слишком скромно, — заметил он. — Видите ли, любую одежду, даже если бы она не стесняла меня, слишком трудно сбросить в случае надобности, например, чтобы справить нужду. По той же причине вам нечего бояться меня, и по той же причине мой отец принял этот пост. — С этими словами Медак поднял то, что должно было быть руками, но не было ими.

Это были крылья.

Огромные, величественные, в полном оперении. Он взглянул в одну сторону, потом в другую, будто проверяя, выдержит ли его воздух, шагнул с утеса и начал парить, немного потерял высоту, потом взмыл вверх. Сделав несколько кругов, он опустился на скалистую тропу.

Сэм выронила оба камня и буквально открыла рот от изумления.

— Боже мой, да он же урод! — пробормотала Рани. — Мы в руках уродов! Они убьют нас или превратят в чудовищ!

Сэм повернулась и грозно взглянула на девочек. Она знала, что их так воспитали, но черт побери, можно, конечно, и не доверять этому парню, только вовсе не потому, что у него вместо рук крылья, а вместо волос — перья.

У него действительно были перья вместо волос. Они начинались на макушке, спускались вниз по спине и кончались птичьим хвостом, который почти касался земли.

— Я не смогу причинить вам никакого вреда, — снова повторил юноша. — У меня полые кости, иначе я не смог бы летать. Я силен только в воздухе, а на земле меня легко ранить.

Теперь вместо страха Сэм чувствовала любопытство. Этот человек казался таким откровенным, что трудно было ему не поверить.

— Это сделал с тобой Ветер Перемен? Он кивнул:

— Бывало, что Ветры вызывали превращения и похуже. Хотя и у моего облика есть свои недостатки.

Ведь в любом месте королевства Маштопол, везде, кроме Пустошей Кудаана, меня ожидает смертная казнь. Но голубая кровь все же дает кое-какие привилегии. В большинстве королевств есть места, подобные этому, прибежища для несчастных изгнанников, приговоренных к смерти. Нам повезло: наш король не стал даже прятать своего измененного племянника, который вынужден хватать еду прямо ртом, как животное. Мой отец, сам чистокровный акхарец, в своих владениях основал уютное пристанище для тех, кому просто не повезло, кто не нарушал закон, но вынужден скрываться из-за своего облика. Если хотите, я могу отвести вас туда.

— Не доверяй уродам! — прошипела Шека, и Рани нервно кивнула.

— Хватит! — цыкнула на них Сэм. — Перестаньте сейчас же! Неужели ваш отец погиб только ради того, чтобы палящее солнце сожгло вас, а звери растащили ваши кости? Жертвы Ветра ничем не виноваты. Чем скорее вы вобьете это себе в голову, тем лучше. Пока я не знаю, говорит он правду или лжет, но я иду с ним. Я иду с ним, потому что мне некуда больше идти, я не могу таскаться по пустыне голышом и без оружия. Я иду с ним, потому что он увидел нас гораздо раньше, чем мы его, и, если бы он желал нам зла, давно успел бы привести сюда кого-нибудь. Нас схватили бы, так что мы и пикнуть не успели бы.

— Ты не имеешь права так с нами говорить, — огрызнулась Рани.

— Ах, вот вы как, да? Ладно, можете отправляться на все четыре стороны. Ты права — я не вправе вам приказывать, но, если вы останетесь со мной, ведите себя как следует. Остаетесь здесь — дело ваше, но я совершенно уверена, что через несколько дней вы попадетесь в руки какому-нибудь мерзавцу, и тогда он с вами позабавится.

— Она права, — вмешался человек-птица. — Каньон кишмя кишит проходимцами всех сортов, потому что это единственная река на сотню миль в округе. Есть, правда, еще ключи и оазисы, но их немного, и воды там на всех не хватает. Я знаю предрассудки акхарцев, ибо сам был рожден акхарцем и воспитан как акхарец, но если я всего лишь урод, то на этой земле полным-полно настоящих чудовищ. Многие из них имеют человеческий облик, но они смертельно опасны; здесь масса всяких бандитов, отщепенцев, помешанных, черных ведьм и еще более черных колдунов. Пока вы со мной, они вас не тронут. Как приближенный губернатора я нахожусь под защитой Малокиса, Королевского Волшебника Маштопола. Войска моего отца хорошо знают эти земли, и это тоже неплохая защита. Вы могли бы прятаться день или два, но раньше или позже вас найдут какие-нибудь мерзавцы или вы сами наткнетесь на них.

Он проговорил это с такой спокойной уверенностью, что Сэм по-настоящему поверила ему и от этого рассердилась на детей еще больше. Первая настоящая удача за долгое время, а они все портят. И Булеан еще хочет, чтобы она помогла ему спасти эту проклятую цивилизацию акхарцев!

— Пойдем, — сказала она. — Пусть остаются, если хотят. Это далеко?

— Не очень. Полтора часа обычным шагом. Просто идите по тропе, пока не окажетесь на развилке. Главная тропа пойдет дальше вдоль реки, а другая свернет в каньон с отвесными стенами. Там, на столбе, будет императорская печать, указывающая путь. Идите по этой тропе и вы окажетесь во владениях герцога. У отца довольно большой дворец. Вы его не пропустите.

— Вы не пойдете с нами? — спросила Сэм, вспомнив об обещанной «защите».

— Мне скорее всего не удастся пройти такое расстояние, но я все время буду прикрывать вас с воздуха. Если кто-то станет вам угрожать, я немедленно приду на помощь. Меня здесь хорошо знают, да и я знаю многих из тех, что здесь рыщут. У нас с ними что-то вроде соглашения. Они не решатся нарушить его ради своего же собственного блага.

Сэм никогда бы и в голову не пришло, что в таком ужасном месте может быть губернатор, но, если он здесь и был, можно поспорить, что он продажен, как сам дьявол. Здесь не просто пристанище для несчастных превращенцев и жертв магических заклятий. Сэм вспомнила, что говорил мастер Джахурт. Это логово бандитов всех сортов и политических изгнанников всех мастей.

— Послушай… ты сказал, что у твоего отца есть войска? — произнесла она, вдруг почувствовав надежду там, где ей не было места.

— Да, — кивнул он. — И довольно много.

— Их форма темно-зеленая с черным?

— Нет, — нахмурился Медак. — Синяя с золотой каймой, как у всех солдат Маштопола. А что?

— Те, кто забрал все, что у нас было с собой, носили черную форму.

— Плохие новости. Здесь не должно быть чужих отрядов. Моего отца это заинтересует. Они отправились вниз по реке?

— Да.

— Я поищу их, возможно, они все еще где-нибудь поблизости. — Он приготовился взлететь.

— Подожди, ты сказал, что нашел еще нескольких уцелевших! А в этих местах никого не было? Высокая женщина с татуировкой по всему телу и молодая красивая девушка тоже с татуировкой, в виде мотыльков?

— М-м-м… я совершенно уверен, что, если бы я встретил кого-нибудь похожего на них, я бы их запомнил. Остальных мы нашли выше, вы — первые, кто оказался вблизи реки.

«Проклятие! Но где, черт возьми, они могут быть?»

— Они были с нами, когда все это началось. Вчера или, быть может, позавчера днем. Я не знаю, сколько мы проспали.

— Когда вы доберетесь до владений моего отца, я займусь этим. Если они где-нибудь в этом районе, уверен, мы их найдем. — С этими словами Медак пустился бежать, разогнался, расправил крылья и вдруг совершенно неожиданно взмыл в воздух. Сначала всего лишь на несколько футов. Но юноша кружил, менял направление и с каждым поворотом поднимался все выше.

Сэм повернулась к девочкам:

— Ну, так идете вы или нет? Рани посмотрела на Шеку, Шека — на Рани, и обе вздохнули.

— Думаю, да, — отозвалась старшая. И они отправились вниз по тропе.

Как ни старались путешественницы отыскать в небе крылатого юношу, больше они его не видели, а вот развилку нельзя было не заметить. Как и говорил Медак, правая тропа была отмечена внушительной каменной колонной, на которой рукой опытного камнереза были высечены какие-то очень причудливые пиктограммы. Надпись заканчивалась диковинной металлической печатью, прикрепленной к столбу огромными каменными болтами, которые явно были изготовлены где-то в другом месте. Сэм умела говорить на акхарском, но так и не выучилась читать и писать на этом языке.

Рани посмотрела на надпись.

— Ну, по крайней мере, здесь он не соврал, — произнесла она, разглядывая монолит. — Здесь говорится: «Владения Королевского губернатора, район каньона Яту, собственность Кудаана, королевство Маштопол». Эта печать еще затейливее, чем наша.

— Что ж, — вздохнула Сэм, слегка раздраженная оттого, что приходится ждать, когда тринадцатилетняя пигалица прочитает тебе уличную вывеску, — теперь нам хотя бы ясно, где мы находимся.

Она критически осмотрела себя и заметила:

— Наряд в самый раз для визита к Королевскому губернатору.

Проведя год с Бодэ, Сэм утратила прежнюю стыдливость, но она не заблуждалась насчет того, какое впечатление произведет ее вид.

Местность почти сразу же стала меняться. Здесь в реку впадал первый приток. Это был ручей по щиколотку глубиной и около шести футов шириной. Появились даже небольшие рощицы высоких тоненьких деревьев, а кое-где виднелись обработанные поля. Тропинка миновала несколько оросительных каналов, на дне которых стояла вода, появились птицы и насекомые.

Людей встречалось немного. Они пололи, поливали, собирали урожай, разбрасывали удобрения. Многих крестьян трудно было назвать людьми. У некоторых глаза были размером с блюдце, у других вместо носа — какие-то пеньки, у третьих были когти и шерсть, а некоторые вообще смахивали на чудовищ. Но работали все дружно. И мужчины, и женщины носили только некое подобие юбки. Мужчины — однотонные, женщины — с яркими цветными узорами. Крестьяне, пожалуй, напоминали гавайцев до прибытия миссионеров. Вокруг было полно девушек с обнаженной грудью, и Сэм почувствовала себя спокойнее. Впрочем, о чем тут можно было говорить, если сынок самого губернатора носил только перья.

Большинство людей тоже казались странными, хотя это Сэм поняла уже тогда, когда они почти подходили к дворцу. Многие были покрыты безобразными шрамами, другие ковыляли на примитивных протезах или на костылях, среди них были однорукие и те, у кого вовсе не было рук.

— Хуже, чем я думала, — громко шепнула Шека Рани. — У меня мурашки по коже. Они все уроды, инвалиды или еще хуже.

— Лучше помалкивай! — предупредила Сэм. Ей было немного не по себе, но она не хотела признаться в этом. Так вот, значит, что это за место — больница или, точнее, санаторий для людей с неизлечимыми увечьями.

Большинство из них жило в глинобитных постройках, которые напомнили Сэм поселки индейцев-пуэбло в штате Нью-Мексико. Здания были в основном трехэтажные, наверху селились те, кто мог подняться по лестнице, внизу — те, кому это было не под силу.

Большинство превращенцев, за исключением тех, кто не мог подниматься по лестнице, жили под самой крышей. Сэм с изумлением заметила, что в пыли играют вполне нормальные с виду дети. Встречались люди, которые ничем, кроме загара, не отличались от обыкновенных акхарцев. Возможно, это был персонал.

Напротив кварталов пуэбло располагались глинобитные бараки, конюшни и другие строения, похожие на казармы. Двое солдат стояли на часах у дверей барака. Они были в синих с золотом мундирах. При здешней жаре на них просто жалко было смотреть.

Губернаторский дворец произвел сногсшибательное впечатление. Он был неописуемо огромный. Старый домик Сэм с его двумя спальнями мог бы без труда уместиться в приемной. Сложенный из розоватого кирпича, дворец скорее напоминал гранд-отель, чем чье-то жилище.

Стены дворца поднимались под разными углами, он был украшен высоченными башнями, крыши под острым углом вздымались вверх и резко обрывались вниз. Все строение состояло преимущественно из всевозможных треугольников. Кое-где крыши и стены были стеклянные, что делало дворец похожим и на оранжерею. Зрелище было и странное, и очень современное. «Такое фото журналы с руками бы оторвали», — подумалось Сэм.

Даже девочки слегка оторопели.

— Ух ты, такого громадного дома я еще никогда не видела, — прошептала Шека. — Этот герцог, небось, самый большой взяточник во всем королевстве. Неудивительно, что он согласился поселиться здесь.

В душе Сэм не могла с этим не согласиться. Но так или иначе, она попала сюда из самой бездны безысходности и отчаяния. Девушка чувствовала себя, как Элли у ворот Изумрудного города. Хоть здесь ей повезло. По всем законам вероятности она и девочки сейчас уже должны были быть в лапах каких-нибудь бандитов. А вместо этого… Боже…

Но где же Чарли и Бодэ? Как они проведут эту ночь?

Молодая акхарка с обнаженной грудью, в коротенькой юбочке с яркими красными и желтыми цветами вышла из главных ворот и направилась к ним. Внешне она казалась совершенно нормальной, и дети облегченно вздохнули. Незнакомка встретила их ослепительной улыбкой профессионального гида.

— Здравствуйте, — приветливо сказала она. — Меня зовут Авала. Медак сказал, что вы придете. Лорд губернатор сейчас занят, но, если вы пойдете со мной, я о вас позабочусь.

— Я Сузама, но обычно меня зовут Сэм. Это Рани и Шека.

— Рада познакомиться со всеми вами, — отозвалась женщина; голос ее звучал искренне. — Пойдемте.

Они вошли в дом. Люди, которые попадались им навстречу, не заговаривали с ними и не обращали на них внимания. В огромном вестибюле была масса висячих растений, вместо крыши его покрывала стеклянная призма. «Ну конечно, — подумала Сэм, — это что-то вроде правительственного здания, гостиницы и больницы одновременно».

Рани и Шека крепко прижимались друг к другу, будто опасались, что люди, которые спешили по своим делам, вдруг набросятся на них или попробуют к ним прикоснуться. Кроме «нормальных» акхарцев, время от времени им встречались странного или даже отталкивающего вида превращенцы, но и некоторые акхарцы были изуродованы или покалечены. Здесь были и существа, которые скорее относились к другим, порой достаточно диковинным, расам. И, что ужасало Рани и Шеку, «покоренные» расы здесь, похоже, стояли на равной ноге с акхарцами. Здесь, впервые в Акахларе, Сэм видела, как акхарцы, люди других рас, превращенцы, калеки жили и работали вместе. Здесь осуществлялась та самая мечта, которую Клиттихорн сулил Акахлару ценой крови. И проводил ее в жизнь представитель господствующей расы.

И все же Сэм не могла отделаться от легкого беспокойства. Герцог Паседо мог ведь оказаться на стороне рогатого чародея Клиттихорна, если не в открытую, то по крайней мере тайно. Сэм не могла избавиться от чувства, что она, возможно, постучалась прямо в дверь врага, который прилагал все усилия к тому, чтобы ее убить.

Гостей почти тотчас же провели в то крыло дворца, которое, по всей видимости, предназначалось для временных постояльцев. Комнаты были огромные, с пуховыми перинами и подушками, туалетным столиком, холодной проточной водой и чем-то, что скорее всего было туалетом. Тут был даже небольшой балкон за стеклянной дверью. На балконе, с которого открывался прекрасный вид на каньон, стоял столик и два кресла. Ни душа, ни ванны не было. Согласно акхарской традиции, для купания полагалось иметь особые комнаты, как правило, отдельные для мужчин и для женщин.

Соседнюю комнату, которая соединялась с комнатой Сэм общим туалетом, отвели для девочек. И комната, и постели им очень понравились. Сэм тоже с вожделением посматривала на свою кровать. Однако начинать следовало с начала.

— Мы не ели уже несколько дней, — сказала она Авале. Странное дело, Сэм чувствовала скорее слабость и головокружение, чем голод, но все же решила, что надо поесть.

Женщина кивнула:

— Я пришлю вам что-нибудь. Время обеда уже прошло, но мы найдем для вас еду. Я попрошу управляющего прислать вам одежду, теперь я знаю, что рам требуется. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, отдыхайте и ни о чем не думайте. Вам пришлют все, что нужно, а через день-два, когда вы отдохнете и придете в себя, милорд герцог наверняка пожелает вас принять. Если вам что-нибудь понадобится, просто нажмите на эту кнопку рядом с дверью. Это звонок, на него обязательно кто-нибудь откликнется. Попросите позвать Авалу.

— Спасибо тебе за заботу, — сказала Сэм.

— Это моя работа, — продолжая загадочно улыбаться, ответила женщина и вышла из комнаты.

Все произошло, как и обещала Авала. Казалось, их прибытия ждали и готовились к нему. Через несколько минут появился мужчина в чем-то вроде саронга и принес огромный поднос, полный маленьких бутербродов, фруктов, овощей и пирожных. Потом пришел другой, он толкал перед собой тележку, на которой стояли два графина с вином, кувшин темного пива и кувшин с фруктовым соком. Сэм особенно оценила сок. Она так и не свыклась с тем, что в Акахларе дети наравне со взрослыми запивают еду вином.

Девочки едва прикоснулись к еде, они уже успели отвыкнуть от пищи, и даже Сэм ничего не лезло в горло, хотя угощение было замечательное. Конечно, они проспали неизвестно сколько времени там, под скалой, но все равно казалось, что они не смыкали глаз уже целую неделю. Сэм уговорила детей немного поесть, а потом уложила их в постель. Через несколько минут девочки уже спали, а она стояла над ними, мучаясь сознанием своей вины. Они нравились ей — когда не слишком капризничали, — но она чувствовала, что не имеет права тащить их с собой. Если этот герцог может помочь, она должна оставить их здесь.

Сэм вернулась к себе, закрыла дверь и села, пытаясь сосредоточиться. Все произошло слишком внезапно: ужасная ночь, бегство по выжженной пустыне, потеря всего, разлука с единственными людьми, которые что-то значили для нее в этом мире. А теперь этот дворец. Она машинально снова принялась за сандвичи, запивая их пивом.

Наверное, с ней тоже что-то было неладно; она чувствовала себя опустошенной, выжатой, она как бы отстранилась и от себя, и от всего, что ее окружало. Может быть, наступит день, когда она сможет дать себе волю и проплакать дня два-три подряд, но не сейчас. Чем меньше она стремилась взвалить на себя обязанности и ответственность, тем неизбежнее становился их груз. Дома ей часто снился Акахлар, этот мир и пугал и привлекал ее. Он был далеко, и он был романтичен, пока существовал только в ее воображении. Теперь она была тут, романтика исчезла, ее жизни угрожал могущественный враг, и каждый раз, когда ей удавалось найти укромный уголок, все рушилось, и все приходилось начинать сначала. Теперь исчезли даже Чарли и Бодэ. Сэм надеялась, что они живы, что с ними все в порядке, но, если Медаку не удастся их разыскать или они не придут сюда сами, что тогда? Она останется совершенно одна.

Если с ними все в порядке, как они могли пропустить этот огромный каменный монолит с императорской печатью? Бодэ умеет читать, надо быть полными идиотами, чтобы не заглянуть сюда.

Значит, теперь Сэм сама по себе. Что же делать? Здесь она как будто должна чувствовать себя в безопасности, но ей, наоборот, чудится смутная угроза. А если это так, то что ей делать? Здесь некуда бежать, негде спрятаться.

«Пришло время взрослеть, — подумала она. — Ни демона из магического кристалла, ни Чарли, ни Бодэ. Я одна. А я даже не знаю, кто я на самом деле и кем или чем я могла бы стать. Проклятие!»

Сама того не замечая, она уничтожала все, что было на подносе. Когда пиво кончилось, Сэм налила себе вина и спохватилась только тогда, когда обнаружила, что графин пуст. Она даже не заметила, как съела и выпила все, что им принесли. Но боль стихла, тошнота исчезла, и, хотя Сэм немного опьянела, ей стало гораздо лучше. Она добралась до постели, рухнула на нее, обняла подушку и мгновенно заснула.

Сэм проспала всего лишь пару часов. Когда она проснулась, отдохнувшая и с ясной головой, за окном только начинало темнеть. Сэм заглянула к девочкам, с удивлением обнаружила, что их комната пуста, но не слишком встревожилась. Насколько она поняла, здесь они были гостями, которые нуждались в помощи, а не заключенными. Она вернулась в свою комнату, подошла к раковине и взглянула в зеркало. Да, загар у нее был темнее, чем когда бы то ни было, но ей это даже нравилось. Если уж быть толстухой, то лучше походить на какую-нибудь южанку.

Короткие волосы растрепались. Хорошо бы раздобыть щетку и гребень. А еще не помешала бы горячая ванна. Но, пока она не узнала, где здесь купальня и когда она открыта, не стоило жалеть о том, что недоступно.

Тут только девушка заметила, что, пока она спала, в комнате кто-то побывал. Остатки обеда исчезли, а на маленькой тумбочке появилась одежда и кое-какие безделушки. Там были два наряда — бежевый и коричневый — из эластичной ткани, обычной для Акахлара. Одежды оказались всего лишь кусками материи, которые не могли ни прикрыть или поддержать ее груди, ни спрятать расплывшиеся бедра и могучий зад, но в них она должна была чувствовать себя достаточно удобно. Рядом с тумбочкой стояли сандалии разных видов и размеров и пара высоких мягких кожаных башмаков с отворотами. Эта обувь была ей знакома, они неплохо выглядели и легко натягивались на самую широкую ногу, но большого толку от них не было. К тому же они были длинноваты и не очень удобны. В сандалиях Сэм чувствовала бы себя лучше, но они могли не подойти к обстановке. Не имея ни малейшего представления о том, как здесь принято одеваться по вечерам, она выбрала бежевый наряд. На фоне ее загара коричневая одежда была почти незаметна, в ней она казалась бы вообще неодетой.

На столике лежала еще косметичка и несколько дешевых, незатейливых украшений, но Сэм от них отказалась. Она и раньше никогда не чувствовала пристрастия к косметике, разве что иногда пыталась в шутку подражать Чарли, давным-давно, там, дома. А сейчас ей и вовсе не хотелось краситься.

Наконец она почувствовала себя готовой, только к чему? «Вырядилась, а идти-то некуда», — подумала Сэм. Она подошла к кнопке, расположенной у самой двери, и позвонила. Через минуту раздался тихий стук, она распахнула дверь и увидела высокого худого человека средних лет, одетого в обычный здесь саронг. Он молча смотрел на нее. Сэм спросила:

— Можно позвать Авалу?

Какое-то время он продолжал смотреть на Сэм, потом показал на уши и на рот. Сообразив наконец, что он глухой, она повернулась к нему лицом и очень отчетливо произнесла:

— А-ва-ла.

Он кивнул, сделал жест, который должен был означать: «Подожди», и вышел в коридор.

«Должно быть, непросто читать по губам, — подумала она, — когда тон так же важен, как то, что ты говоришь». Но как же он услышал звонок? Сэм выглянула в коридор и заметила небольшой столик, потом окинула взглядом двери соседних комнат. Возле каждой из них была крохотная лампочка, а рядом с ней маленький выключатель, похожий на кнопку звонка. Значит, это как в самолете: для вызова стюардессы зажигается лампочка и горит до тех пор, пока не появится кто-нибудь из персонала и не выключит ее.

Авала появилась через минуту-другую. Грудь у нее по-прежнему была обнажена, но теперь на ней была пестрая причудливая юбка, тщательно расчесанные длинные волосы блестящими прядями струились по плечам, на ногах были сандалии, а на груди — гирлянда, сплетенная из золотых и розовых цветов и зеленых листьев. Сэм подумала, что вид у нее потрясающий.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросила ее Авала со своей обычной приветливой улыбкой.

— Замечательно. Ты так добра ко мне. Я просто ожила. Но, знаешь, я снова проголодалась, и еще мне очень хотелось бы принять ванну.

Авала рассмеялась:

— Милорд герцог сейчас очень занят. Мы можем пойти в столовую для персонала. Потом я покажу тебе общественные купальни. Мойся, сколько хочешь. Здесь есть горячие минеральные источники, это лучше, чем просто ванна.

Столовая для персонала, огромный, роскошно убранный зал, скорее напоминала буфет. Можно было взять тарелки, выбрать место за общим столом и есть сколько и чего захочется. Кое-где были устроены какие-то странные сиденья. Они были не заняты, и Сэм подумала, что это к лучшему. Бог знает, для каких существ они устроены.

Народу в столовой было немного. Ужин был уже готов, однако сюда приходили по расписанию. Столовую открывали пораньше специально для таких «гостей», как Сэм, и для старшего персонала, на который не распространялось общее расписание.

— А где мои девочки? — спросила Сэм, когда они уселись за стол.

— Они проснулись гораздо раньше тебя, увидели, что ты спишь, и позвонили мне. У нас здесь много детей, для них устроены игровые площадки, к тому же мы хотели, чтобы наши лекари осмотрели их и убедились, что все, что с ними случилось, обошлось без последствий. Ты тоже пройдешь осмотр, когда будешь готова.

— Когда угодно, но только после ванны, — отозвалась Сэм, чувствуя некоторое облегчение. В Акахларе не было врачей в том смысле, как это понимали в прежнем мире Чарли и Сэм. Люди полагались на алхимиков и чародеев. Их заклятия, травы, обряды и зелья порой действительно помогали, но трудно было отличить хорошего целителя от шарлатана. Впрочем, подданные герцога казались скорее здоровыми, по крайней мере насколько это было возможно в их состоянии.

Собственный аппетит слегка смущал Сэм. Особенно ее тревожило, что она не замечает, как много ест, пока не уничтожит все, что лежит перед ней. Она сама была виновата, что в тот год, который провела с Бодэ, совсем не следила за собой. Лишь заклятие демона из Кристалла Омака не давало ей избавиться от лишнего веса, пока она не доберется до Булеана; правда, демон уверил ее, что у нее хватит сил на это путешествие. Сэм задумалась. Несколько дней она почти ничего не ела и все-таки, несмотря на свой вес, без труда проехала верхом огромное расстояние, бежала, карабкалась по скалам, плыла. Едва ли другая толстуха осилила бы такое. Наверное, теперь ей требовалось восполнить потраченную энергию: это подлое заклятие надо было еще и подкармливать, чтобы оно не давало ей похудеть! По крайней мере Сэм перестала терзаться угрызениями совести. «Какого черта! Если мне все равно суждено быть толстухой, то почему бы этим не воспользоваться?» — И она принялась за десерт.

Как ни странно, несмотря на гостеприимство их неожиданных хозяев, Сэм чувствовала себя неуютно. Здешний персонал приводил ее в замешательство. Все они, даже калеки и уроды, казались счастливыми, но, прислушавшись к разговорам в столовой, Сэм обратила внимание на то, что они мало разговаривают друг с другом и только о самых обыденных вещах или о дневных происшествиях.

Она спросила:

— Ты родилась здесь, Авала? Женщина только пожала плечами:

— Извини, но я этого не знаю, сколько себя помню, я была здесь.

— А прежде? Кто твои родители? У тебя есть братья и сестры?

— Не помню, — пожала плечами Авала. — Мне сказали, что давным-давно меня нашли в пустыне и что я не могла ничего о себе рассказать. Я здесь счастлива и выполняю нужную работу.

Значит, даже «нормальные» люди здесь были «пациентами» герцога. Но ведь Авала была довольна жизнью и, судя по всему, совершенно не интересовалась своим прошлым. Это и было самое страшное: опять заклинание, зелье или еще какие-нибудь акхарские фокусы? Скорее первое.

Пока они с Авалой ходили по роскошному дворцу, Сэм осторожно задала ей несколько вопросов и поняла, что девушка не имеет представления о том мире, что лежал за пределами каньона, — это ее попросту не занимало. Все, что выходило за рамки уединенной жизни обитателей каньона, не представляло для Авалы никакого интереса. Вряд ли она была глупа или ограниченна. Просто она была такой, какой должна была быть, какой ее сделало заклинание, хотя сама Авала, конечно, и не подозревала об этом. Этому могло быть и совершенно невинное объяснение: ведь было непохоже, чтобы кто-нибудь пытался поработить или эксплуатировать девушку. Может быть, ее действительно нашли в пустыне после того, как она пережила какое-то ужасное потрясение. Сэм чувствовала, что ей самой никогда не забыть то страшное изнасилование, и она знала, как жестоко это ранило души Рани и Шеки, как бы они это ни скрывали. Может быть, что-то похожее или еще худшее пережила Авала, и это сломало ее. Может быть, здешние целители решили, что лучше полностью стереть ее память, чем заставлять снова и снова терпеть адские муки воспоминаний. Сэм показалось, что такое решение очень в духе этого места — Изумрудный санаторий страны Оз.

Купальни были просто замечательные, горячие природные ключи, шипящие пузырьками газа, били прямо в помещении. Там было устроено что-то вроде естественной ванны, и целебные воды снимали усталость, облегчали боль. Потом можно было ополоснуться в обычной воде, от этого возникало ощущение легкости и чистоты, но Сэм предупредили, что, если слишком долго пролежать в ванне с минеральной водой, мышцы так расслабятся, что станут похожи на вареную лапшу.

Вернувшись в свою комнату, Сэм нашла там Рани и Шеку. Девочек действительно, как и говорила Авала, обследовали здешние целители. А потом они гуляли вокруг дворца, даже поиграли немножко с другими детьми. Пусть ненадолго, но мрачная тень пережитого ужаса оставила их. Девочки были очень довольны, хотя Рани и проговорилась, что с ними сделалась истерика, когда они увидели, что их собираются обследовать мужчины, потом их сменили женщины.

— Я просто… не могла… позволить взрослому мужчине коснуться меня, — слегка виноватым тоном проговорила Рани. — Я знаю, что все мужчины, с которыми мы сегодня имели дело; были очень вежливы и обходительны, но я просто не могу с собою справиться. Пока не могу. Может, никогда не смогу. У меня так и стоят перед глазами эти… эти… животные.

— У меня тоже, — отозвалась Шека. — Я хочу найти место, где вообще не будет мальчишек, не будет даже котов или жеребцов и никаких уродов. Там-то я и поселюсь.

— Я знаю, как вам сейчас гадко и страшно, — вздохнула Сэм. — Пройдет немало времени, прежде чем вы придете в себя и научитесь жить, не терзая себя воспоминаниями. Но вы обе должны помнить, что те люди, которые так с вами обошлись, были просто негодяями, и в конце концов они получили по заслугам. Не надо думать, что все мужчины такие. И поймите вы, наконец, что эти «уроды» — просто люди, с которыми случилось что-то ужасное, что-то такое, что от них не зависело, это как болезнь, только гораздо хуже.

— Забавно, что это говоришь именно ты, — ехидно заметила Шека.

— О чем ты? — насторожилась Сэм.

— Ну, я никогда не видела, чтобы ты дружила с каким-нибудь мужчиной. А значит, ты сама вроде урода. Ты же не просто живешь с женщиной, ты замужем за ней.

— Ты еще мала и не все понимаешь. Не думай, что мне вообще не нравятся мужчины или не будут нравиться в будущем. Может, я и не завожу с ними романы, но я ведь и женщинами всеми подряд не увлекаюсь. Всегда есть люди близкие, а есть — чужие, и мужчины, и женщины. Сказать по правде, мне сейчас тоже было бы страшно ходить одной по темным улицам, но я должна этому снова научиться. И не забывайте, что этими негодяями командовала женщина.

— Проклятый урод-перевертыш, — возразила девочка. — Здесь таких полно. Скорее бы выбраться отсюда.

— Постарайтесь-ка лучше привыкнуть к здешним жителям; мы пробудем здесь, пока они не смогут помочь нам выбраться не только из долины, но и вообще прочь из Кудаана. Они получают припасы с караваном, который здесь проходит каждую неделю, последний ушел несколько дней назад. Я рада, что можно немного подождать, может быть, мы еще услышим что-нибудь о Чарли и Бодэ. Если мы отправимся с караваном, с нами будет кто-то, кто знает дорогу, мы получим разрешение на свободный проезд, снаряжение и припасы. Ну, договорились?

— Ладно, договорились, — вздохнула Шека.

Рани все это время лежала навзничь на кровати, уставившись в потолок. Казалось, она готова заплакать, но пытается сдержать слезы.

— Рани, что-нибудь случилось?

— Нет, все в порядке.

— Брось, скажи мне. Может, я смогу помочь?

— Мы играли с одной девочкой, — вздохнула Рани. — За ней пришел отец. Он… ну, на минуту мне показалось, что он похож на папу. — Она расплакалась.

Сэм попыталась, как могла, утешить девочек. Возможно, потеря родителей и братьев была для них еще страшнее, чем насилие. Родные скорее могли бы помочь им как-нибудь пережить все, что произошло. Сэм уложила девочек, погасила свет и вернулась в свою комнату. Ей самой ужасно хотелось плакать, но несчастные малышки в соседней комнате заставляли забыть о жалости к самой себе.

На следующий день после завтрака Сэм пошла на прием к целителям. Истерика девочек так их напугала, что для ее осмотра назначили мужчину и женщину. Мужчина был в летах, седовласый и розовощекий, женщине было лет сорок. Они представились как Халомар и Гира; он был лечащим магом, она — алхимиком. Они тщательно обследовали ее. У них был даже примитивный стетоскоп. Потом взяли анализы крови и мочи. Сэм знала, что кровь и испражнения могут использоваться в черной магии; дать их по собственной воле, по сути дела, означало отдать свою жизнь в чужие руки. Но выбора у нее не было.

Осмотром занимался в основном Халомар, а Гира взяла анализы и задавала вопросы. Ответы маг записывал в старенький блокнот.

— Твое имя — Сузама Бодэ, — скорее отметила, чем спросила Гира.

— Да.

— Это свидетельствует о браке, однако оба имени женские.

Сэм пожала плечами. Она решила больше не оправдываться и не пускаться в длинные объяснения.

— Да, мы официально зарегистрировали наш союз в Тубикосе. Моя жена все еще блуждает где-то в Пустошах.

— Гм… требуется известное мужество, чтобы решиться на такой брак в таком месте, как Тубикбса. Теперь я понимаю, почему вы решили уехать оттуда. Однако, насколько я могу судить, ты не скрываешь своих пристрастий, и у тебя нет сомнений в своей ориентации.

«Ну конечно же, у меня есть сомнения, идиотка! И ясно, что мне не по себе, когда мне устраивают допрос, будто я в самом деле урод, как говорит Шека!»

— Да, — ответила Сэм. — Кстати, Бодэ тоже алхимик. Но вам-то что за дело?

Женщина-алхимик слегка вздрогнула от неожиданно резкого выпада девушки, потом поняла, что ее подначивают, и снова приняла невозмутимый вид. Халомар поспешил на помощь коллеге.

— Ты знаешь, что находишься под властью какого-то странного заклинания? — спросил он.

— Оно не прибавляет вес, — кивнула Сэм, — но и не дает избавиться от него.

— А, так вот, значит, в чем дело. Будь осторожна. Это очень сильное заклинание, снять его может только акхарский чародей, да и тому придется потрудиться. Ты можешь снизить вес только до того уровня, на котором было наложено заклинание, но, если ты еще прибавишь, пройдет немного времени, и твой новый вес станет частью заклинания, ты уже не сможешь от него избавиться. Твой рост семнадцать и четыре крила, а вес сто два и один халга. При других обстоятельствах я бы сказал, что твое положение опасно.

Сэм быстро прикинула в уме. Ее рост пять и одна десятая фута — черт возьми, она всегда была коротышкой! Халг — это что-то около двух с половиной фунтов. Боже! Двести пятьдесят пять фунтов, и это после голодовки и всего, что она вынесла!

— Что же мне делать?

— Упражнения, каждый день до седьмого пота, пока не свалишься. Другого выхода у тебя нет. Ты совершенно здорова: сердце, легкие абсолютно чистые, и, что поразительно при твоем весе, нормальное кровяное давление. Подумать только, что тебе пришлось пережить, это просто удивительно. Так что положение не так уж плохо.

— А как у тебя месячные? — спросила женщина.

— Раньше были очень болезненные, — пожала плечами Сэм, — но с тех пор, как я растолстела, я их почти не замечаю. Последние, кажется, были недели две назад, — добавила она.

Сэм вдруг поняла, почему ее об этом спрашивают — ведь она стала жертвой группового изнасилования. Сама она, правда, надеялась, что по крайней мере тут ей повезло, она и мысли не допускала о возможности забеременеть. Ее гораздо больше тяготили страх и отвращение, которые она ощущала очень остро. Раньше она, не задумываясь, бродила вечерами одна по улицам Тубикосы, хотя весь последний год они прожили в отнюдь не безопасном квартале. Но теперь ей и подумать было страшно о том, чтобы показаться одной в таком месте, где мало света и нет людей.

Целители спросили об ее планах на будущее, и тут Сэм решила быть очень осторожной. Она успела понять, что эти люди не имели ни малейшего представления ни о том, кто она такая, ни о том, кто за ней охотится. Ей вовсе не улыбалось раскрывать свои карты и таким способом выяснять, на чьей стороне стоит герцог. Сэм знала, что маг в состоянии отличить правду от лжи, но полагала, что, если сказать только часть правды, он ничего не заметит.

— Я хотела бы найти своих спутниц, — ответила она. — Однако в любом случае я должна продолжать свой путь. Заклинание — плод магического талисмана, который уже утратил силу. Этот талисман был создан одним чародеем с северо-запада. Мне обещали, что он сам или кто-нибудь из его свиты снимут с меня заклинание, как только я доберусь до него.

Они кивнули, а потом алхимик спросила:

— А дальше что?

— Что? Не понимаю.

— Предположим, что ты туда добралась и заклинание снято, что тогда? У тебя есть семья, клан, профессия, которой ты смогла бы прожить?

Это был неожиданный вопрос: у нее и вправду никого и ничего не было. Что же сказать?

— Мне пообещали, — бодро ответила она, — что, когда я избавлюсь от заклинания, я смогу получить какую-нибудь работу у тех, кто его снимет.

— Гм… — пробормотал Халомар. — Если дело обстоит так, как ты говоришь, не хотел бы я быть на твоем месте. Ты запросто можешь превратиться в подопытного кролика для испытания новых снадобий и заклинаний. А дети? Как быть с ними?

— До сих пор мне удавалось обеспечивать себя, — пожала плечами Сэм. — Мне, конечно, хотелось бы подыскать для них спокойное и безопасное пристанище, но, если я не буду абсолютно уверена, что мне это удалось, я готова сделать все, чтобы вырастить их.

Целители тихонько пошептались друг с другом. Сэм не разобрала их слов. Потом Гира протянула Сэм какой-то бланк.

— Пожалуйста, прочти и подпиши, и на этом, я думаю, мы и закончим, — приветливо сказала алхимик.

Сэм взглянула на их записи и смутилась:

— Простите… Но мне так и не удалось научиться читать по-акхарски. Бумагу забрали.

— Ничего страшного, — какое-то мгновение Гира помедлила. — Понимаешь, несмотря на все, что с тобой произошло, ты на удивление здорова. У нас принято, что после осмотра наши гости вместо оплаты выполняют какую-нибудь работу, если, конечно, они не возражают. Что ты скажешь?

— Ну конечно, — ответила Сэм. — По правде сказать, мне было неловко, что я не могу отплатить за вашу доброту. Что я должна делать?

— Здесь единственное во всем Кудаане место, где можно заставить пустыню цвести. Мы не только обеспечиваем себя едой и одеждой, но стараемся разработать новый подход к сельскому хозяйству. Наши поля расположены вдоль реки. На них никогда не замирает жизнь: что-то сеют, а где-то убирают урожай. Сейчас, например, в долине в девяти лигах отсюда созрел эну. Собирать его — тяжелая физическая работа, но для нее не требуется никакой особой подготовки.

— Хорошо, — кивнула Сэм. Не то чтобы мысль о тяжелой физической работе привела ее в восторг, но до прихода каравана оставалось всего четыре-пять дней, и, черт возьми, она же действительно в долгу перед ними.

— Я попрошу Авалу снабдить тебя всем необходимым и проводить на поле. Авала сама там начинала, так что ей те места хорошо знакомы.

Сэм поднялась, пожала всем руки, и Гира проводила ее до двери. Авала уже ждала ее.

— Сузама согласилась присоединиться к сборщикам. Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы она благополучно добралась туда и получила все необходимое.

— Конечно, — слегка поклонилась Авала. Гира посмотрела им вслед, потом закрыла дверь и вернулась к своему коллеге.

— В ней есть что-то очень крепкое и прочное, но чрезмерное напряжение не для нее, — заметил Халомар.

— Я тоже об этом подумала, — согласилась Гира. — Она неграмотна, у нее нет ни семьи, ни клана, ни профессии. По ее собственному признанию, она была домохозяйкой при своей пропавшей супруге, которая могла обеспечить их обеих. Половая ориентация Сузамы вряд ли позволит ей обзавестись нормальной семьей, и едва ли она сможет стать куртизанкой. Самое большее, на что она может рассчитывать, — это должность прислуги. Или, что еще хуже, она попадет в ряды отверженных. У нее очень низкая самооценка, она старается казаться заурядной и незаметной. Если бы не это заклятие, было бы ясно, что надо делать.

— Н-да, — кивнул Халомар. — Особенно принимая во внимание детей. У них нет будущего, если они останутся с ней. Это признает и она сама. Нам известно, какая глубокая душевная рана у этих детей. У них нет семьи, и закон не защищает их. Все, что их ожидает, — это какое-нибудь зелье, которое превратит их в маленьких шлюх, продающих себя, чтобы прокормить Сузаму. Их боль и предрассудки так глубоки, что лишенные нормальной семейной жизни они могут попытаться покончить с собой. Что же касается заклятия Сузамы, то я думаю, что физические упражнения помешают ей набирать вес, особенно при таком прекрасном здоровье.

— Я поэтому и подумала сразу о полевых работах. Это полезно и ей, и нашей общине. Авала позаботится, чтобы Сузаме дали зелья, которые снимут ее напряжение и помогут работать в полную силу.

— И подготовят ее к остальному. Позволить детям отправиться с ней — просто преступление, но без Сузамы оставить их будет нелегко.

— Да, я тоже об этом думала.

— Если мы сотрем все ее воспоминания, ту личность, которой она была, а вместо них создадим новые, более простые, — предложил Халомар, — она сможет превосходно работать в поле. С помощью гипноза или заклинания ей, без сомнения, нетрудно будет придать правильную половую ориентацию, и она найдет счастье в нормальных отношениях с мужчинами. И, как мы уже решили, стирание — единственный выход для этих детей.

— Совершенно согласна, — вздохнула алхимик. — Мы уже столько раз проделывали это с несчастными и изувеченными, что нетрудно будет провести стирание мягко и незаметно. Но если здесь окажется ее супруга… Это может быть достаточно… неприятно… для герцога.

— Мы могли бы это скрыть, — ответил маг, — но лучше действовать осторожно. До следующего каравана, кажется, это будет караван Крима, у нас есть, по крайней мере, пять дней. Нам повезло, что это Крим, он не станет задавать лишних вопросов. Если эти двое не отыщутся до прибытия каравана, то можно считать, что они пропали навсегда — мы с тобой ведь знаем эту страну. И у нас будет время, чтобы проверить, насколько Сузама подходит для новой роли. Конечно, окончательное решение примет его милость, но я бы порекомендовал провести операцию утром, на пятый день, считая с сегодняшнего. Если тесты не обнаружат противопоказаний и не случится ничего неожиданного.

— Да, пяти дней хватит, — согласилась Гира. — Я сегодня же пошлю отчет директорам и его милости.

Глава 3

Бодэ сделала шаг и вдруг застыла, на ее лице читалось отвращение. Она посмотрела вниз и брезгливо заметила:

— Мы идем за ними, пожалуй, почти вплотную, конский навоз еще совсем свежий.

Чарли подавила смешок, огляделась по сторонам и заметила огромный каменный монолит с надписью и причудливой печатью.

— Взгляни, госпожа: дорога разделяется на две, что это? — Боже, как она ненавидела Короткую Речь!

Бодэ вытерла ногу о сухую траву у реки и подошла.

— Кажется, это Королевская печать, — сказала она с изумлением. — Тут говорится, что неподалеку резиденция губернатора. Неужели в такой глуши кому-нибудь мог понадобиться губернатор?

У Чарли мелькнула надежда:

— Госпожа не думает, что они могли направиться туда?

Бодэ вздохнула и задумалась:

— Вниз по тропе снова валяется свежий навоз. По всей вероятности, здесь проехали те самые всадники, что забрали наши пожитки, и, возможно, с ними Сузама. Мы спустились очень далеко вниз по реке. Зачем бы Сэм и девочки отправились туда вместо того, чтобы дожидаться нас? Нет, судя по всему, их схватили. Но из-за лишней поклажи этот отряд едет медленно. Бодэ думает… А! Пока еще светло, мы должны следовать за ними. Надо их догнать и по крайней мере выяснить, с ними ли Сэм и девочки, а потом мы сможем вернуться сюда и попросить помощи у губернатора.

— Может он смог бы помочь нам прямо сейчас?

— Нет, — покачала головой Бодэ. — Губернатор такой дыры либо в жесточайшей опале, либо сам заправляет всеми окрестными бандитами. Быть может, мы еще будем в таком безвыходном положении, что нам придется просить его о помощи, но пока Бодэ предпочла бы этого не делать. За последнее время здесь прошли только те лошади, по следам которых мы идем, так что вряд ли Сэм схватили люди губернатора. А вдруг он как-то связан с теми, кто грабит караваны. Если это так, то ты, мой маленький мотылек, вмиг окажешься в лапах своего рогатого преследователя. Ну конечно, он-то сразу сообразит, что его надули, и кинется преследовать Сузаму. Но нам с тобой тогда не позавидуешь. Нет, хотя Бодэ так голодна, что съела бы своих пропавших лошадей, она соберется с силами и продолжит поиски. В крайнем случае мы сможем вернуться сюда.

Чарли кивнула. Трудно было не согласиться с рассуждениями Бодэ. Святой Петр! Это же Пустоши Кудаана! Кому и зачем нужно быть здешним губернатором? А в то же время знатный акхарец, который занимает официальный пост и связан с окрестными бандами, это не идеальный союзник для Клиттихорна. Проклятие, если бы только все они не считали, что она — это Сэм, все было бы на удивление просто.

Они двинулись дальше и уже успели отойти далеко от развилки. Кое-где среди скал появились островки зелени, даже маленькие рощицы. Несколько раз им попадались небольшие, но искусно сделанные воротца, похожие на крохотные шлюзы. Они перегораживали миниатюрные каналы, которые проходили под тропой и, наверное, питали водой зеленевшие вдали поля. Чарли с трудом различала поля и рощи, так что в остальном она поверила Бодэ на слово. Кем бы там ни был этот губернатор, он, во всяком случае, был неплохим хозяином. Скорее всего местные жители сами обеспечивали себя всем необходимым. От этого положение становилось еще опаснее: люди здесь могли только формально подчиняться центральной власти, а кто и как влиял на них со стороны, оставалось только гадать.

Через какое-то время Бодэ остановилась, приглядываясь к тому, что росло на берегу.

— Бодэ умирает с голоду! — воскликнула она. — А там кое-где висят спелые фрукты. Должно быть, это дички, их семена принес сюда ветер с соседних ферм.

— Госпожа, если мы остановимся, чтобы поесть, то еще больше отстанем, — заметила Чарли.

— Ба! Каньон велик, а сейчас слишком темно, поздно думать о том, как отсюда выбраться. Им придется заночевать здесь. Всадникам тоже надо поесть, значит, либо они разобьют лагерь, либо доберутся до своего укрытия. А если мы не подкрепимся, то скоро совсем выдохнемся.

Чарли не нашла, что возразить, хотя ее и свербила мысль, какого черта они станут делать, если нагонят всадников. Там, у каменной арки, она по крайней мере была хорошо вооружена, ее поддерживал отец девочек, да и зрение у нее было в порядке. А что теперь? Идти с камнями против вооруженных людей?

Плоды уже переспели, но нашлись и вполне съедобные. Чарли сорвала два средних размеров алу. Плоды были бледно-лиловые и похожи на бутылку, мякоть розовая, как у яблок, а вкус напоминал очень сладкую грушу. Несмотря на то, что Чарли больше суток ничего не ела, она не смогла съесть больше. Почему-то с тех пор, как из нее сделали куртизанку, она не могла много есть. К своему удивлению, Чарли не чувствовала особой усталости и гораздо больше боялась совсем ослепнуть, чем умереть с голоду.

Наконец Бодэ покончила с последним алу и встала:

— Идем, маленький мотылек! Мы должны догнать их до захода солнца, хотя Бодэ готова убить кого-нибудь за возможность поспать часов десять — двенадцать!

Тени стали длиннее, а солнце было готово опуститься за горизонт, когда они наконец догнали всадников. Бодэ подняла руку и знаком приказала Чарли остановиться.

— Хабадус! — шепнула она. — Целая стая!

Это слово Чарли не знала, вероятно, оно означало каких-то птиц. На таком расстоянии она не могла их разглядеть, но, подняв голову к небу, заметила какое-то темное, беспорядочное кружение.

— Что?..

— Птицы-падальщики, это не к добру.

Стервятники! Эти хабадус — что-то вроде стервятников! Какая гадость!

Чарли следом за Бодэ сошла с тропы. Теперь они пробирались вдоль стены каньона, которая хоть как-то скрывала их от посторонних глаз. Чарли вдруг представила себе, что стервятники кружат над телами их товарищей, и ей уже не хотелось идти вперед.

Со стороны тропы доносился запах смерти, запах растерзанных, опаленных солнцем тел. Бодэ осмотрела побоище и поднялась:

— Идем. Здесь не осталось никого живого, кроме птиц. Они размером с тебя, но разлетятся, как только мы подойдем. Они не охотники до свежего мяса. — Помедлив, она добавила:

— По крайней мере их сородичи в Тубикосе.

Сопровождаемые хлопаньем огромных крыльев и недовольными птичьими криками, они приблизились к месту резни.

Две мертвые лошади, но никаких следов остальных животных. Человеческих тел много. Шесть. Все мужские, совершенно обнаженные, с расколотыми черепами и вспоротыми животами. Рядом — подсыхающие лужицы крови. Трудно было сказать, что здесь было делом рук нападавших, а что довершили птицы.

— На мертвых лошадях ни уздечек, ни седел, ни тюков, с людей содрали всю одежду. Это те, от кого мы спасались, малышка. А вот та бедная кобылка, на которой ехала Бодэ! На них неожиданно напали перерезали и обобрали до нитки. Бодэ удивлена, что с них не содрали кожу!

Чарли почувствовала, что ее вот-вот стошнит.

— Сэм?.. — выдавила она из себя, стараясь отойти подальше.

— Нет, успокойся, красавица! Если Сэм умрет, Бодэ это почувствует. Мы с ней связаны заклятием и зельем. Раз погибли только мужчины, Сэм и девочек захватили нападавшие. — Бодэ вдруг стала очень спокойной и деловитой. — Стычка произошла по крайней мере часа два назад. Видно, это были мастера своего дела.

— Госпожа полагает, это сделал… губернатор? — Чарли наконец решилась попробовать несколько новых слов, как бы она их ни коверкала.

— Нет, вряд ли, красавица. Этих людей убили стрелами и копьями. Войска использовали бы ружья, так что это не губернатор. Бодэ готова биться об заклад, что и убитые не были людьми губернатора. На них черная, а не синяя с золотом форма, но все-таки это форма, а бандиты и разбойники форму не носят. Это какая-то другая армия. Те, кто на них напал, знали, что имеют право нападать на всех, кто вторгнется во владения губернатора, но не на его солдат.

— Да, госпожа, но куда они отправились?

— В этом-то и вопрос, — признала Бодэ. — Надеюсь, не назад, это было бы для нас катастрофой. Не на восток, потому что тогда они оказались бы во владениях губернатора и им пришлось бы делиться добычей. На запад, через реку? Для лошадей здесь слишком глубоко. Значит, вперед!

Чарли печально кивнула. Она страстно желала поскорее уйти с этого страшного места. Однако Бодэ увиденное как будто даже вдохновило.

— Бодэ жаль, что у нее нет угля или карандаша, — бормотала художница. — Такое насилие, такие страдания, такие испытания! Чего только ей не пришлось пережить! Если так пойдет и дальше, Бодэ станет гениальнейшей художницей и прославится в веках!

«Да уж, — с отвращением подумала Чарли. — Если только великая Бодэ доживет до того времени, когда сможет все это нарисовать. Ну хоть можно не беспокоиться, что она из тех художников, что сходят с ума: она была сумасшедшей еще до того, как мы с ней встретились».

В каньоне становилось все темнее, тени все удлинялись, а они все еще никого не встретили, если не считать насекомых да птиц, которые кружили далеко в сумеречном небе. Было жарко и тихо, так тихо, что только их шаги и шум реки нарушали покой земли и воздуха.

Вдруг из-за скалы справа от них появились люди, раздались громкие крики. Прежде чем женщины успели разглядеть нападавших, кто-то схватил их и грубо бросил на землю. Бодэ сопротивлялась отчаянно, пока двое держали ее за руки, она умудрилась извернуться и ударить третьего в пах, вырвалась и сама яростно бросилась в атаку. Справиться с Чарли было проще. Ее прижали к земле, заломили руки за спину и связали тонкой, но прочной веревкой. Потом кто-то схватил ее за волосы, приподнял голову и накинул на шею нечто вроде аркана.

В конце концов художницу постигла та же судьба, силы были слишком не равны.

Чарли попыталась рассмотреть тех, кто на них напал, но одного-единственного взгляда было достаточно, чтобы она пожалела, что вообще захотела это выяснить.

Это был самый отвратительный сброд, какой только им доводилось видеть. Их было восемь, все вооруженные до зубов. Один — высокий и сгорбленный, с изуродованным лицом и порванной нижней губой, — казалось, он постоянно чавкает. Чарли сразу окрестила его про себя Квазимодо. Другой — высокий, мускулистый, с огромной рыжей бородой и отвратительными, близко посаженными глазами над свиным рылом. Двигался он как-то странно, а руки… они у него были толстые, синевато-серые и блестящие, а заканчивались жуткими крабьими клешнями.

Остальные выглядели ничуть не лучше. В каждом проглядывало что-то нечеловеческое. Один был похож на циклопа, а на руках у него торчало всего по три жирных пальца, похожих на манипулятор игрального автомата. У другого на спине росли щупальца, у третьего лицо было больше похоже на жабью морду. Горбун-Квазимодо в сравнении с остальными выглядел хоть куда.

Вожаком явно был краснобородый с клешнями. Когда обеих женщин связали и уложили рядышком, он медленно подошел и осмотрел их.

— Ну, вот теперь у нас действительно симпатичная добыча, они так разукрашены, будто их специально упаковали и приготовили нам в подарок. Кто вы, черт возьми? Именем Девяти Черных Преисподних, что вы здесь делаете, да еще и нагишом?

Бодэ с трудом подняла голову:

— Ты и правда думаешь, что узоры хороши? Пожалуй, у тебя есть вкус, раз оценил работу Бодэ! Чарли застонала. Краснобородый повернулся к ней:

— Кто такая эта Бодэ?

— Бодэ — та, что говорит с тобой! — гордо ответила художница, будто не была распростерта на земле, как подопытная лягушка.

Краснобородый даже немного опешил:

— Кто ты такая, Бодэ, и что ты здесь делаешь?

— Мы путешествовали вместе с караваном, нас застигло наводнение, потом захватили бандиты, они изнасиловали нас, но нам удалось бежать. А теперь мы потеряли друг друга, спасаясь от какого-то отряда. Те, кто был в нем, забрали наши припасы, но сейчас все они лежат там мертвые. Мы ищем наших спутников, которых захватили те люди в черной форме.

— Ваши спутники — мужчины?

— Ну конечно, нет. Молодая женщина и две девочки.

— В том отряде не было женщин, — отозвался Краснобородый. — Возможно, твои друзья попали в лапы этого поганца, сумасшедшего герцога. У нас ваши лошади, ваши пожитки, а теперь и вы сами. Так что заткнитесь и вставайте. Предстоит немного прогуляться. Не делайте резких движений, если не хотите задохнуться. Мы не собираемся убивать вас или причинять вред таким чудесным телам, но наш Хутон — дока по части арканов. Стоит только слегка их затянуть, и пропали ваши голосовые связки. Вы, может, и не совсем задохнетесь, просто приостановится приток крови к мозгу Я видал тех, кто испытал его аркан на себе. Может, вы после этого свихнетесь и кормить вас придется с ложечки, но ваше тело будет в целости и сохранности. Так что заткнитесь, делайте, что вам сказано, и без фокусов!

«Черт, опять влипли, — с тоской подумала Чарли. — Где-то там Сэм? Тысяча чертей! Ну почему мы не отправились к губернатору? Пропади ты пропадом, Бодэ!»

Лошади ждали в полумиле вниз по реке, их спрятали в стороне от тропы. Тут были и их собственные лошади вместе с наргой и теми пожитками, что были навьючены на них. Животных стерегли еще четыре оборванных чудовища. Похоже, краснобородый приказал перерезать шестерых людей в форме, которые, не останавливаясь, прошли мимо Королевской печати, потому что был уверен, что за ними следом движутся основные силы. Потом он, видимо, предпочел выяснить, с кем же он имеет дело, а не улепетывать со взводом солдат на хвосте. Теперь он был вполне вознагражден и не скрывал своего удовлетворения.

Ни Чарли, ни Бодэ не позволили ехать верхом, краснобородый не доверял им, даже связанным по рукам и по ногам. Женщинам пришлось почти бежать за всадниками, да еще арканы все время грозили затянуться. Бандиты отпускали всевозможные непристойности и сальные шуточки, но даже не пытались коснуться их. Судя по всему, красно-бородого все боялись.

Они подъехали к тому месту, где река немного поворачивала, и двое из банды выехали вперед, к самой воде, словно искали какой-то условный знак. Потом они въехали в реку и перебрались на другую сторону, даже не замочив сапог.

— Теперь, леди, ваша очередь, и смотрите не поскользнитесь, — тихо, но угрожающе приказал Хутон. — В этом месте неглубоко, на дне только песок, ил да мелкие камни. Но это только в определенные часы, в другое время переправа — смерть. Вперед.

Скользкое илистое дно, на поверхности воды — отвратительная грязь. Долговязой Бодэ шагать было легче, а для Чарли с ее пятью футами роста — настоящее испытание. Аркан давил шею, и она вздохнула с облегчением, когда наконец добралась до противоположного берега.

Верховые переправились без труда, шайка повернула налево и двинулась в обратном направлении. Пройдя около тысячи ярдов, они оказались перед голой скалой, которая преграждала путь вдоль берега. Один из всадников выехал вперед и произвел какие-то странные, не различимые в наступающих сумерках действия. Скала, как показалось Чарли, сдвинулась с места, земля вздрогнула, и перед ними открылся проход, проложенный в самой скале. Он был такой узкий, что по нему с трудом мог проехать один всадник, и, казалось, уходил куда-то в черную бесконечность.

Через какое-то время они выбрались наружу, где уже не слышно было шума воды. Значит, они оказались далеко от реки. Бандиты остановились, поджидая последнего всадника, который проделал те же манипуляции, что и перед входом, раздался грохот, и проход закрылся. В звуке упавшего камня слышалась такая обреченность, что Чарли стало не по себе. «Отличный способ отделаться от погони», — подумала она. И все-таки не зря краснобородый выждал там, на тропе: лучше, чтобы враги даже не подозревали о существовании тайного прохода. Такая защита была куда более надежна, чем возможность заманить противника в мышеловку.

Какое-то время они ехали по обычной для Кудаана скалистой местности. Было ясно, что отряд спешит: сумерки уже начинали сгущаться. То тут, то там вожак произносил какие-то странные слова, на них откликались, все говорило о том, что это место хорошо охраняется. У Чарли упало сердце. Даже если ей каким-то образом удастся сбежать от этих негодяев, то как, черт возьми, выбраться из долины, кишащей часовыми? Эти люди опасны — отверженные, окопавшиеся на Пустошах, они вели суровую, примитивную жизнь, не зная никаких законов. Некуда идти, нечего терять, нечего бояться.

Вдруг перед ними возникло что-то черное, и отряд наконец остановился. Хутон, тот, у которого было жабье лицо, соскочил с лошади и подошел к пленницам.

— Идите прямо передо мной, — приказал он. — И следите, чтобы веревки не натягивались.

Это был какой-то туннель… нет, пещера. Оттуда веяло прохладой. Они медленно, в полной темноте куда-то спускались. Хутон либо различал что-то в этом мраке, либо хорошо знал дорогу.

— Поверните налево. Хорошо. Десять шагов вперед, теперь снова налево. Прекрасно. Теперь вперед, пока не скажу остановиться. Стоп. Направо.

Они все шли и шли, а лошади роняли им под ноги теплые комья навоза.

Очень скоро ни Чарли, ни Бодэ уже не представляли, где находятся и как сюда попали. Это была не просто пещера, а целый пещерный лабиринт, во всех направлениях тянулись каменные коридоры, кое-где попадались колодцы, которые низвергались в черную пустоту. Только тот, кто точно знал, где находится, кто различал те таинственные знаки, которые указывали путь, мог отыскать дорогу в кромешной тьме в лабиринте тоннелей.

Вдруг на них нахлынула волна шума и света. Это был свет тысяч факелов, сопровождаемый гулкой какофонией людских голосов и криков животных. Перед пленницами открылась огромная пещера. Чарли показалось, что этот подземный зал может сравниться с Большим залом Карлсбадских пещер, а может, он был больше — целый город.

Так вот, значит, где столица отверженных, владения разбойников, которых приютили Кудаанские Пустоши. Никакая власть не нашла бы это место. Да и кому и зачем было искать это чудовищное бандитское гнездо?

Отряд направился к центру города и смешался с толпой людей, животных, превращенцев и прочих отбросов Акахлара. Бодэ была совершенно заворожена всем, что мелькало у нее перед глазами. Пещера, казалось, простиралась так далеко вглубь, что ей не видно было конца. Здесь располагались дома, площади, базары, кипела жизнь, которая не знала солнечного света. Этот город жил только сегодняшним днем, не думая о «вчера», не заботясь о «завтра».

Однако пленницам не дали рассмотреть его получше. На центральной площади Хутон вдруг приказал им остановиться и подвел к приземистому строению, которое, казалось, целиком было сделано из стекла в несколько дюймов толщиной. Два охранника, чем-то похожие на свиней, кивнули, проворчали что-то и пропустили их к тяжелой двери с маленьким оконцем. Хутон осторожно снял с них арканы, развязал веревки и раньше, чем пленницы успели растереть затекшие руки, втолкнул их внутрь, так что они обе рухнули на устланный соломой пол. Дверь с грохотом захлопнулась, шума подземного города больше не было слышно.

— С-с-свинья! — прошипела Бодэ и с трудом села. — Ну как ты?

Чарли застонала, потом кое-как села. Боже! Казалось, веревка все еще сдавливает шею! Она попробовала успокоиться и глубоко дышать ртом. Наконец ей удалось вдохнуть по-настоящему.

Комната была маленькая — футов шесть на шесть, — даже Чарли разглядела ее целиком, хотя и не очень отчетливо. Очень грязный, холодный и липкий каменный пол был устлан гнилой соломой. В одном углу — отхожее место — большая ржавая посудина, в другом — глиняный кувшин с водой, а в ней плавал какой-то мусор. Бодэ подошла к кувшину, нахмурилась, обмакнула туда палец, лизнула.

— Кажется, обыкновенная, — недоверчиво проговорила она. Потом, продолжая рассматривать кувшин, Бодэ добавила:

— Очень возможно, что в воду добавили наркотик. И все же Бодэ умирает от жажды, да и какая теперь разница?

Они обе выпили понемножку. Вода напоминала минеральную, но никакого привкуса как будто бы не было.

Дверь распахнулась, и снова появился Хутон. Он поставил на землю корзину.

— Вот, здесь не много, но надо же вам что-то есть. Устраивайтесь, как сможете. Вас здесь выставили до следующего невольничьего аукциона, а он состоится только через три дня. Вы произвели настоящий переполох. Сюда нечасто попадают чистокровные акхарцы. — С этими словами он снова закрыл дверь, и шум города снова стих.

Чарли подошла к прозрачной стене. Снаружи уже собралась толпа и пристально их разглядывала. Оценивала товар. Поглазеть пришли не только мужчины и полумужчины, по сравнению с которыми Хутон был хорош, как бог, были и несколько женщин. Девушка попыталась представить себе, как должны выглядеть женщины, чтобы существовать в этом обществе наравне с мужчинами. Да, пожалуй, именно так. Чарли обратила внимание на одну из них — с мускулатурой борца, бордовой косметикой, торчащими во все стороны зелеными волосами и в кожаной экипировке в духе Бодэ.

Сама Бодэ, не обращая внимания на суматоху снаружи, рассматривала содержимое корзины.

— Черствый хлеб, заплесневевший сыр, какое-то мясо — надеюсь, не отравимся, если хватит терпения его прожевать. Кажется, все. Ага… амфора… — Она откупорила ее и понюхала. — Ну и дрянь!

Чарли была не в состоянии есть мясо, но слишком проголодалась, чтобы отказаться от остального, в том числе и от вина. Вино было действительно прескверное, но годилось, чтобы размочить хлеб. Сыр, если соскрести зеленый налет, показался голодным пленницам более или менее сносным.

Вино определенно было гораздо крепче тех вин, к которым Чарли успела привыкнуть. Ее охватила беззаботность, чувства притупились, и, как это ни странно, она больше не испытывала мрачного отчаяния.

Бодэ, которая обычно могла пить много, не пьянея, тоже слегка захмелела. Через какое-то время она встала и прижалась лицом к прозрачной стене.

— Бодэ кажется, что она в зоопарке, — слегка запинаясь, пробормотала художница, — но что-то не так. Люди в клетке, а животные на воле и рассматривают их! — Эта мысль показалась ей забавной, и она захихикала.

Чарли тоже начала хохотать. Потом подошла к стене и продемонстрировала несколько живописных и весьма красноречивых телодвижений, издеваясь над толпой. Они забавлялись подобным образом какое-то время, а потом повалились на солому и мгновенно уснули.

Неизвестно, сколько они проспали, в таком месте время вообще определить было невозможно, но судя по тому, как болели у них все кости и мышцы, когда они очнулись, они пробыли в забытьи довольно долго. Чарли, однако, чувствовала себя так, будто вообще не спала.

У двери стояла корзина с такой же едой, как и в прошлый раз. Неизвестно, сколько она там простояла.

Бодэ подползла к ней, взяла и села, прислонившись к стеклянной стене. Глаза у нее тоже были как стеклянные.

— Бодэ отвратительно себя чувствует, — устало пробормотала она. — Все силы, вся воля к борьбе покинули ее. Она устала. Выхода нет. Они могут делать с ней все, что угодно.

Чарли с ужасом слушала, как Бодэ высказывает ее собственные мысли. Что-то внутри нее тоже отказывалось бороться. Она чувствовала себя маленькой, слабой и беспомощной, ей оставалось только смириться со своей судьбой.

— Знаешь, это, наверное, вино или вода, — заметила Бодэ тем же бесцветным, отрешенным голосом. — Зелье усиливает эти чувства — усталости, безнадежности, отчаяния. Ты не совсем понимаешь. Бодэ — алхимик. В этих пещерах растут сотни мхов, грибов и лишайников. Маленькая порция — и готово. Выпьешь — и на время все твои заботы, страхи, тревоги исчезают, потом проходит время, наркотик выветривается, и ты становишься покорным и безвольным, лишаешься жизненных сил. Вспомни, какое представление мы устроили для покупателей, а теперь мы вообще не станем сопротивляться и причинять им беспокойство.

Зелье? Чарли уставилась на амфору. Самое ужасное, что, хотя Бодэ совершенно права, им абсолютно все равно. Что им остается делать? Только смириться со своей судьбой. Все, она сдается.

Проклятие, а ведь в ней скрывается другое, более примитивное существо. Должно быть, от него будет больше проку в таком месте. И всего-то три слова вслух по-английски, и заклинание изгонит из ее сознания Чарли и поставит на ее место Шари, невежественную, услужливую, раболепную невольницу, все мысли которой можно выразить сотней слов Короткой Речи. Черт побери! Она всегда гадала, что будет, если она сама произнесет эти слова вслух, но никогда не отваживалась на это, потому что некому было бы вернуть Чарли назад. Да не плевать ли теперь на это?

Но эту часть своей личности она могла вызвать и без заклинания. Надо просто расслабиться, отключиться от всего и начать думать только словами раболепной Короткой Речи. «Госпожа, я есть Шари. Как Шари служить госпожа?..»

Так соблазнительно, так легко, так спокойно.

К дьяволу все это. Не сейчас. Впереди еще много времени, и если жизнь станет совершенно невыносимой, вот тогда… Но пока еще есть хоть какая-то надежда. Если бы она только говорила на этом проклятом языке, по крайней мере Бодэ было бы с кем перекинуться парой слов.

Должно быть, они много спали: прежде чем за ними пришли, они получили только три корзины. Охранники даже не потрудились связать пленниц. Наверное, все уже решили, что новые рабыни не собираются покончить с собой. А бежать в этой толпе все равно было некуда.

Как в дешевом фильме ужасов, их окружили ревущие и беснующиеся зеваки, одетые в немыслимые отрепья и лохмотья, в некоторых из них не было ничего человеческого. По дороге к базару пленниц со всех сторон дергали и щипали чьи-то грязные руки. Наконец Бодэ и Чарли даже с некоторым облегчением добрались до невысокого помоста, который был сооружен на площади, вокруг стояли какие-то полуразрушенные сараи. Видимо, это было что-то вроде местного торгового центра. В толпе чувствовалось веселое оживление, но пленницы чувствовали себя скорее приговоренными к казни, чем товаром, выставленным на аукцион.

В толпе стоял, разглядывая их, неприметный человек в темно-коричневом одеянии, очень похожем на монашескую рясу. Он казался чужим в этой толпе. Человек помотал головой, присматриваясь получше. По одежде его можно было принять за мага, но невысокого ранга. Он был коренастый, с пухлым детским лицом, жиденькими каштановыми волосами до плеч и лысиной на макушке.

Вообще-то пленники и рабы не интересовали его, если только они не были какими-нибудь важными птицами. Он ненавидел эту толпу, но ему надо было купить несколько важных заклинаний и, раз уж он пришел, не хотелось уходить и возвращаться снова. Аукцион, наверное, скоро кончится.

Маг сразу подумал, что эти две женщины — странная пара. Высокая, с татуировками по всему телу, казалась зловещей, даже неприятной. А вот маленькая выглядела такой хрупкой, беспомощной, испуганной. Эта была настоящей куртизанкой, только вырванной из привычной обстановки.

И почему-то эта куртизанка показалась ему до странности знакомой. Длинные волосы и татуировка могли сбить с толку менее опытного наблюдателя, но он без труда разглядел под ними знакомые черты. Да… Если остричь волосы, сделать другую прическу, убрать татуировку, добавить пятнадцать — двадцать халгов веса…

«Великие боги, они поймали одно из созданий Булеана! Возможно, то самое, о котором говорил Замофир, когда здесь проезжал!»

Что же ему делать? Он не может лишить толпу долгожданного зрелища, его просто разорвут на части. Не может быть и речи о том, чтобы отложить аукцион, когда товар уже выставлен, а торговаться с его деньгами бессмысленно. Взяв себя в руки, чародей собрался с мыслями и понял, что действовать немедленно не имеет смысла. Надо запомнить покупателя, а потом как можно быстрее известить Йоми.

Главный аукционист был чист, ухожен, его прекрасные одежды напоминали тогу, на ногах — начищенные кожаные башмаки. Чувствовалось, что торговец не чета всей этой толпе. Перед орущим сбродом он сохранял вид делового человека. Его сопровождала женщина, когда-то, видно, она была красива, но сейчас усталое лицо и седина в волосах слишком явно говорили о не слишком счастливой жизни. Когда она двигалась, становилось заметно, как сильно она хромает. Когда женщина поднялась на помост, Чарли заметила, что у нее недостает двух пальцев на левой руке, а в нос продето небольшое медное кольцо. Рабыня пристроилась у края помоста, держа тяжелую книгу и стило. Главный аукционист что-то сказал ей, но его слова потонули в шуме толпы. Женщина кивнула. Аукционист поднялся на возвышение, несколькими хорошо отработанными жестами утихомирил толпу.

— Ладно, ладно, — заговорил он пронзительным, хорошо поставленным голосом, который без труда перекрывал оглушительный шум и в то же время не казался криком. — У нас сегодня немного товара, но то, что есть, стоит порядочно. Знаю, многие из вас не в состоянии позволить себе ни одной из них, но вы можете сидеть тихо и смирно и прикидываться богачами. Я только прошу серьезных покупателей и их представителей встать справа от меня. Сюда, пожалуйста. Пропустите их. Спасибо, спасибо.

Около дюжины хорошо одетых людей выбрались на указанное место. Большинство из них составляли мужчины, но было и несколько женщин. Две трети покупателей носили в носу кольца.

— Ага, — с удовлетворением произнес Главный аукционист. — Все расселись? Очень хорошо. Вы уже видели эту пару, так что хорошо знаете, за что будете торговаться. — Он повернулся к Бодэ. — У тебя есть имя и ремесло?

Она презрительно взглянула на него:

— Ты видишь перед собой Бодэ, величайшую художницу-алхимика нашей эпохи. Девушка — одно из лучших созданий Бодэ!

Толпа взревела от хохота. Бодэ холодным взглядом окинула площадь, и собравшийся сброд притих.

— Вот как! — обратился аукционист к толпе. — Художница-алхимик. Леди и джентльмены, две в одном лице, за одну цену! Невольница, которая может быть очень полезна! Могу я начать торги?

Чарли с изумлением разглядывала толпу. Зачем они собрались здесь, почему так веселятся? Это были воистину отбросы подземного общества. Глядя на настоящих покупателей, можно было понять, что даже рабы богачей живут лучше, чем эти нищие. И вдруг до нее дошло: отбросы общества, состоящего из отбросов, обреченные и приговоренные, лишенные всякой надежды, лишенные всего, — они все же были выше, чем рабы.

Пока существовали рабы, эти нищие не были низшими, не они стояли на последней ступени социальной лестницы. Пока существовали рабы, существовали те, на кого можно взглянуть сверху вниз и сказать себе: «Может, я и на самом дне, но я не раб». А если рабы — чистокровные акхарцы, тем лучше. Для этих людей она и Бодэ олицетворяли то общество, которое отринуло их, извергло их из себя; видеть, как акхарцев продают с молотка, — это была самая сладкая месть.

Аукционист знал свое дело, он быстро называл числительные, хотя, что за деньги были здесь в ходу, оставалось неясным. Скорее всего деньги как таковые значили для этих людей очень мало, здесь должна была быть какая-то своя система ценностей, которая и обозначалась этими числами.

Торг начал замедляться на одиннадцати с половиной сотнях, аукционист стал подзуживать покупателей, лестью и насмешками заставляя их поднимать цену. Ему удалось поднять цену еще на пару сотен.

— Тринадцать с половиной… Раз! Два! Три! Продано! — Он указал на светлокожего великана в белой тоге с выбритой головой. Гигант здорово походил на мраморную статую. В носу у него красовалось кольцо.

Бодэ было приказано спуститься с помоста и встать рядом с женщиной-секретарем, а аукционист подтолкнул вперед Чарли.

— Девушка не говорит по-акхарски! — крикнула Бодэ. — Она говорит только на Короткой Речи, но понимает хорошо. Это Шари, куртизанка.

— Ага! Слышите? — обратился Главный аукционист к толпе. — Здесь даже не требуется перевоспитания. Куртизанка, приученная служить и угождать. Если в это место когда-нибудь заглядывала красота, то она перед вами. Никогда прежде на продажу не выставлялась такая жемчужина! К чему сокровища всех срединных земель, когда такая красотка готова к услугам по первому зову? Сколько предложите?

У Чарли появилось ощущение нереальности происходящего. Все вокруг казалось ей сном, она наблюдала как бы со стороны. Ей даже стало любопытно, во сколько ее оценят.

За одну минуту она обставила Бодэ. Той это явно пришлось не по вкусу. Торг продолжался с тем же азартом. Когда цена перевалила за две тысячи, шум стих, были слышны только слова аукциониста. Когда дошло до двадцати пяти сотен, он заговорил о «новом рекорде» цены за одну невольницу.

Чарли испытывала от всего этого странное удовлетворение, хотя отлично понимала, что следовало бы стыдиться этого чувства. «Что стало со мной в этом мире? — гадала она, скорее обрадованная, чем огорченная. — Хотела быть финансовой королевой, основать собственную фирму и еще до тридцати лет сколотить свой первый миллион. А сейчас? Первоклассная приманка для мужчин, которой это к тому же нравится! Неужели я настолько изменилась, или просто я никогда прежде не знала себя?»

— Продано! Три тысячи сто, новый рекорд! — объявил аукционист.

Девушка огляделась, надеясь, что их с Бодэ купил один и тот же человек, но вместо бледного гиганта увидела маленькое уродливое существо в черном плаще с капюшоном, стоявшее в нескольких шагах от владельца Бодэ. Трудно было даже сказать, кто ее новый хозяин — мужчина или женщина.

Чарли увели с помоста и поставили рядом с Бодэ. а аукционист уже сообщал о следующих торгах, суля потрясающие сделки с недорогим товаром.

— Дорогу! Дорогу! Дайте пройти! Покупатели, пожалуйста, пройдите за мной!

Бодэ пожала плечами и посмотрела на Чарли. Они последовали за аукционистом, далее шли двое покупателей, а замыкала шествие женщина с гроссбухом. Процессия пересекла площадь, расталкивая любопытных, которые стремились бросить последний взгляд на столь дорогой товар, но толпа уже начала понемногу рассасываться. Потом они свернули в узкий проулок между двумя сараями и, не пройдя и полквартала, оказались перед какой-то дверью. Аукционист достал ключи, болтавшиеся на большом кольце, отпер дверь, и все вошли.

— Сядьте на диван в прихожей, — приказал аукционист холодным деловым тоном. — Никаких разговоров.

Остальные вошли в комнату, торговец закрыл дверь и уселся за стол, его помощница поместилась на стуле справа от него. Двое покупателей встали перед ним, сесть им не предложили.

— Вы готовы полностью оплатить сделку? — спросил их аукционист.

— У меня есть открытый чек, — ответил бритоголовый великан на удивление тихим и тонким голосом. — Ваш клиент может представить его в любой из контор, принадлежащих моему господину, в любое время сразу после его регистрации. — Он полез в потайной карман своей тоги. — Помимо этого, у меня есть аккредитив в любое учреждение по вашему выбору, где вы сможете получить причитающееся вам вознаграждение.

Аукционист кивнул и посмотрел на маленького человечка в капюшоне:

— А вы?

Коротышка достал похожие бумаги:

— То же самое, но цена настолько высока, что вам придется потребовать комиссионные у продавца. Аукционист вздохнул:

— Обычно это не принято, однако процент таков, что… пожалуй, я приму чек. В обоих случаях продавцом, как вы, наверное, знаете, выступал Лакос. Ему лучше и не пытаться получить по чеку, пока он не уладит дела со мной. Думаю, это не вызовет особых осложнений. Он порядком нажился на этом рейде. Остальное я продаю завтра. Ладно, с этим все ясно. Можете забрать свой товар. Вика, выдай им купчие и чеки.

— Да, господин Арнос, — отозвалась женщина, и Чарли вдруг поняла, что все присутствующие, кроме самого аукциониста, были рабами: хромая женщина с гроссбухом принадлежала ему, но кто знает, кому принадлежали эти двое? Или… чему?

Аукционист повернулся к Бодэ и Чарли.

— Отправляйтесь с ними, — приказал он. — Делайте все, что они вам скажут. Не вздумайте попробовать воспользоваться тем, что они тоже рабы. Их владельцы наделили их большими полномочиями, они вправе поступать с вами так, будто сами являются вашими хозяевами.

Пленницы кивнули, поднялись и вслед за двумя странными рабами вышли в проулок. Недалеко помещалась небольшая лавка, хозяин которой занимался продажей самых необычных вещей. Нетрудно было догадаться, что они оказались в лавочке мага.

Чарли подумала, что на самом-то деле, если не считать ее превращения в подобие, а затем идеализацию Сэм и бури, вызванной самой Сэм, в этом мире она практически не встречалась с магией. Все необычное, что ей довелось увидеть, вызывали разные снадобья, наркотики или гипноз. Конечно, бывали и диковинные вещи, например, волосы, которые за час вырастали на фут, или приворотное зелье. Но эти магазинчики со всеми их волшебными чарами, книгами заклинаний, которые она все равно не могла прочесть, и прочим добром казались девушке чем-то вроде лавок старьевщиков, а уж эта комнатенка и вовсе походила на свалку.

Однако владелица лавки поразила Чарли. Это была женщина, одетая в коричневую одежду мага, ей было лет пятьдесят, короткие седые волосы падали на иссеченное морщинами лицо, а в глазах и в движениях головы было что-то необычное, однако что именно, сказать было трудно.

— Ну? — обратилась она к вошедшим.

Великан указал на Бодэ:

— Она принадлежит Джамонику. Другая — невольница Ходамока. Их надо связать. Чародейка кивнула:

— Хорошо, у вас есть что-нибудь, что я могла бы использовать?

Великан извлек из кармана нечто, напоминавшее маленький камень, и протянул его чародейке. Коротышка в черном капюшоне достал крохотную коробочку в виде кольца, в которой лежало что-то похожее на прядь волос. Чародейка внимательно осмотрела все это и кивнула:

— Отлично, это подойдет. Ждите здесь и пришлите сначала малышку. Работать с живыми реликвиями гораздо легче.

— Да, но Джамоник никому не дает реликвий, — ответил великан тихим, тонким голоском. Чародейка понимающе улыбнулась.

— Знаю. Идем, малышка. Сюда.

Чарли заколебалась, но потом последовала за ней, все еще чувствуя странную отрешенность. В задней комнате царил полнейший хаос. Тут было полно всякой всячины, которая делала комнатушку похожей одновременно на химическую лабораторию и на крысиное гнездо. Чарли смотрела, как чародейка подошла к шкафу и достала оттуда коробку с маленькими бронзовыми кольцами. В ужасе Чарли подумала: «О, нет! Только кольца в носу мне не хватало!»

Колдунья работала быстро и ловко. Она достала из коробочки волосы и положила их в маленькую железную чашку, потом начала что-то добавлять в нее, помешивая и нагревая смесь, пока та не превратилась в липкую и густую зеленую пасту. Тогда она подошла к Чарли, и не успела та и слова сказать, схватила ее правую руку, и Чарли почувствовала болезненный укол.

Она вскрикнула и попыталась отдернуть руку, но чародейка держала ее крепко и, судя по всему, уже не раз проделывала эту операцию. Колдунья выдавила из большого пальца девушки две капли крови в железную чашку — смесь закипела. После этого она отпустила Чарли, взяла одно из колец и положила его в смесь, еще раз поставила сосуд на огонь, закрыла глаза и, поводя над чашкой руками, тихонько забормотала заклинания.

Вдруг раздался треск, над чашкой вспыхнул странный магический огонь, он слегка пульсировал и дрожал. На глазах Чарли маленький огонек начал ленивыми кругами скользить по поверхности зеленой жидкости, круги становились все меньше, огонек, казалось, вбирал жидкость в себя, будто он горел на кончике невидимой соломинки, по которой содержимое чашки переходило в невидимый рот — возможно, так оно и было на самом деле.

Меньше чем через минуту в чашке не осталось ничего, кроме кольца, которое выглядело, как новенькое. Маленькая искорка с треском погасла, колдунья удовлетворенно кивнула, погасила жаровню, достала из чаши кольцо и отложила его в сторону, должно быть, охлаждаться. Потом она отыскала небольшую склянку, откупорила ее, понюхала, снова кивнула и протянула склянку Чарли:

— Выпей немного. Один-два глотка. Чарли колебалась, ей не хотелось притрагиваться к странной жидкости, и колдунья понимающе кивнула:

— Я чародейка, а не алхимик. К сожалению, магия очень часто причиняет боль. Ты понимаешь, что я говорю?

Чарли кивнула. Все это ей очень не нравилось.

— Я все равно закончу то, что начала. Вокруг тебя нет никакой особой ауры. Я могу простым заклинанием заморозить тебя на месте, но ты будешь все чувствовать, а два глотка этой штуки почти избавят тебя от боли. Давай пей.

Чарли выпила. Магическое зелье по вкусу напоминало лекарство. Она вернула склянку чародейке, та поставила ее на стол, взяла кольцо и вплотную подошла к Чарли. Левая рука колдуньи взметнулась вверх и сделала какой-то странный жест. Чарли видела только правую руку с кольцом, она поднималась к лицу девушки, та попыталась было отступить назад, но почувствовала, что не может — она застыла на месте.

Потом ее пронзила внезапная боль, будто кто-то воткнул ей в нос иглу, но боль исчезла почти мгновенно, осталось только странное онемение.

Колдунья повторила магический знак в обратном порядке, на этот раз правой рукой. Чарли вновь обрела способность двигаться.

— Теперь ты под властью заклинания, но еще не связана, — сказала ей чародейка тоном врача, который объясняет больному действие лекарства. — Оно дает достаточно свободы, и ты очень скоро к нему привыкнешь, но вот снять его невозможно. Помнишь боль, которую ты почувствовала? Если ты сорвешь кольцо, то боль вернется, но на этот раз у тебя не будет моего лекарства. Заклинание обязывает тебя повиноваться. Сейчас, пока ты еще не привязана к своему господину, ты будешь повиноваться всем, и немедленно. Стой только на правой ноге!

Чарли почувствовала, что действительно стоит, как цапля, совершенно помимо воли.

— Хорошо. Встань нормально. Не беспокойся, ты не станешь добычей первого встречного. В тот момент, когда твоего кольца коснется невольник Ходамока, который связан тем же заклинанием, ты подчинишься и будешь повиноваться только тем, кто носит это же заклинание. Когда тебя приведут к Ходамоку, он коснется кольца, и оно признает в нем господина. Тогда ты будешь повиноваться только ему. Хозяин может передать власть над тобой кому-нибудь другому. Если твой господин умрет, власть переходит к его ближайшему потомку. Заклинание порабощает только твое тело, а не мозг и душу. Смирись с этим. Даже господин не сможет тебя освободить. С этого момента ты, а вскоре и твоя спутница будете до конца своей жизни чьей-нибудь собственностью. Стой тут и не двигайся. Я приведу раба.

Вошел коротышка в черном, и, когда он посмотрел на нее, она разглядела наконец его необычайно вытянутое лицо, огромный круглый нос, маленькие бусинки глаз и крохотный рот над широким подбородком. На таком лице кольцо в носу было почти незаметно, но Чарли поняла, почему он предпочитает скрывать голову под капюшоном.

Коротышка протянул руку и коснулся кольца у нее в носу, она почувствовала внезапное головокружение, которое почти немедленно прошло. Раб убрал руку.

— Отлично, — проговорил он тоненьким дрожащим голоском. — Теперь повинуйся приказам нашего господина. Пока ты не связана, ты будешь повиноваться тем и только тем, кто привязан к нашему господину, так, будто это сам господин. Ты не причинишь вреда никому, даже самой себе, если только тебе не прикажут это сделать. Ты не допустишь, чтобы пострадал кто-то другой. Пока ты не будешь связана, ты постоянно будешь на виду у кого-нибудь, привязанного к нашему господину, или у самого господина. Ты ничего не сделаешь без разрешения. К рабам, даже к тем, кто выше тебя по должности, ты будешь обращаться как к равным. К остальным, каким бы ни было их положение, ты будешь обращаться как к высшим. Но господином ты будешь называть только Ходамока и повиноваться тоже будешь только ему или тем, кто к нему привязан. Таков приказ нашего господина Ходамока. Слушай и повинуйся.

Ну, если не считать странного ощущения в носу, то она не чувствовала никакой разницы.

— Теперь следуй за мной, — приказал коротышка, и девушка обнаружила, что поворачивается и идет в нескольких шагах позади него. Они вышли из лавки и прошли мимо Бодэ. Чарли видела художницу, но не смогла ни остановиться, ни подать ей хоть какой-нибудь знак. Она была будто привязана к коротышке и ни на минуту не могла выпустить его из виду. Там, в лавке, с Бодэ должны были сделать то же самое, только принадлежать она будет другому хозяину. Интересно, как ей это понравится?

Чарли было совсем не по вкусу то положение, в которое они попали, но какую-то часть ее существа забавляла мысль о невольнице-Бодэ. Ведь эта надменная женщина своими руками превратила стольких несчастных доверчивых девушек в красивые игрушки для удовлетворения мужских прихотей. Если теперь и она хлебнет собственной микстуры, это хоть немного восстановит справедливость.

А что будет с самой Чарли? Кем или чем окажется этот Ходамок? Что теперь из нее сделают? Куртизанку, которая должна будет прислуживать краснобородому с его шайкой? Боже, об этом даже думать противно! Ее вели в чужой дом, к чужим людям, порвалось последнее звено, связывающее ее с Акахларом. Нет больше ни Сэм, ни Бодэ, и положиться ей не на кого. И никому, кроме Сэм, даже этому распроклятому Булеану, нет до нее дела.

Ходамок неплохо устроился в этом городе отверженных. Ходили слухи, что раньше он был генералом армии Маштопола, доверенным начальником Королевской гвардии, а это была не только самая высокая честь для солдата, но и возможность большого политического влияния. У него была власть, ему подчинялась армия. В жилах Ходамока текла королевская кровь, но титула у него не было. Такие люди, как правило, становились либо солдатами, либо чародеями, либо занимали другие высокие посты.

Однако Ходамок не рассчитал своих сил. В таких королевствах, как Маштопол, престол обычно доставался самому отчаянному головорезу из числа возможных наследников, так что тому приходилось заранее заботиться о союзниках. Семь жен старого монарха подарили ему двадцать девять детей, пятнадцать из них были мальчики. Шестерым уже перевалило за двадцать. Когда старик скончался, Ходамок, который давно лелеял мечту о титуле герцога или лорда, а там, возможно, и о министерском портфеле, обещал свою поддержку одному из наследников, который показался ему сильнейшим, но — ошибся. Его ставленник не учел, насколько далеко зашло безумие Варога, Королевского Волшебника, который не поддержал ни одного из претендентов, хотя и обещал. Престол перешел к другому наследнику.

Едва избежав гибели во время резни, которая последовала за сменой власти, Ходамок бежал в Пустоши Кудаана. К счастью, генерал оказался достаточно дальновидным и заранее припрятал часть своего состояния. Он надеялся, что в один прекрасный день вернется в столицу и покажет всем этим ублюдкам, что он еще чего-то стоит.

А пока Ходамок и его приближенные обосновались на Пустошах, где большим влиянием обладал его сердобольный кузен, герцог Алон-Паседо, губернатор этой провинции, посредник между отверженными и власть предержащими. Отверженные не беспокоили Паседо, его людей и владения, а герцог в знак благодарности через своего кузена снабжал бандитов продуктами, которые в Пустошах Кудаана ценились дороже золота.

Бывший генерал Королевской гвардии стал королем фруктов и овощей в подземном мире.

Хотя такое положение и можно было счесть несколько унизительным, оно наделяло Ходамока значительным влиянием и властью. Подземные владения генерала помещались в его собственной, довольно обширной пещере, где был даже подземный источник. Его энергию он использовал, чтобы устроить что-то вроде лифта, с помощью которого можно было подняться на поверхность, где в скалах был высечен главный дворец Ходамока. Утесы скрывали здание от посторонних глаз. Из дворца можно было легко попасть прямо в Пустоши.

Ходамок был высокий и поразительно красивый мужчина лет пятидесяти с черными слегка подернутыми сединой волосами, с проницательными карими глазами и с аккуратными седеющими усами. Он почти всегда носил генеральскую форму и домом управлял так, будто это был штаб, а он все еще командовал армией. За исключением рабов, все называли его либо «сэр», либо «генерал». У Ходамока была обычная для всех военных страсть к чистоте и порядку, и, хотя среди челяди попадались существа, которых трудно было назвать людьми, среди свободных слуг у генерала не было любимчиков.

Чарли стала привыкать к своему положению и даже смирилась с ним. Сопротивляться не было смысла, девушка знала, что могло быть и хуже. Она уже не думала о кольце в носу и едва замечала его. Однако она успела почувствовать, как велика магическая сила кольца. Когда ей отдавали приказ, он просто «прилипал».

Чарли могла относительно свободно бродить по дворцу — ей было запрещено входить лишь в несколько покоев, — однако не было никакой возможности покинуть его четко очерченные границы. Пришлось порядком потрудиться, чтобы научиться правильно произносить несколько акхарских фраз, ибо ей постоянно приходилось обращаться за разрешением к кому-нибудь, кто был за нее в ответе в данный момент. А она должна была просить позволения, чтобы искупаться, погулять, поесть или даже сходить в туалет. Вскоре это уже не внушало ей отвращения и делалось просто автоматически. Таким образом, новой рабыне не давали позабыть свое место.

Чарли думала, что Ходамок заплатил за нее такие деньги — деньгами здесь были обязательства на поставку продуктов, — чтобы сделать своей личной куртизанкой, но она ошиблась. После того как ее впервые привели к нему и он коснулся кольца, девушка видела своего господина, только простираясь перед ним при случайных встречах. Сначала Чарли гадала, почему ее господин не обзавелся семьей, но рой молоденьких смазливых «офицеров», который вился вокруг генерала, все ей объяснил.

Она предназначалась не Ходамоку и его мальчикам, а многочисленным гостям. Это были акхарцы, многие уже начинали стареть. Чарли догадалась, что они старые друзья и потенциальные союзники хозяина, которые раньше занимали видные посты в королевском окружении. Генерал все еще обладал некоторым влиянием, возможно, он даже надеялся со временем вернуться ко двору.

С одной стороны, Чарли, которой практически нечего было делать, получала удовольствие от своих обязанностей, хотя попадались и клиенты с вывертами. Однако все они раньше были большими шишками в Маштополе, а значит, должны были слышать и о Принцессе Бурь, и о том, что ее двойников разыскивают. Каждое новое знакомство таило угрозу, поэтому она старалась спрятаться за образ Шари, надеясь, что личина куртизанки отведет от нее подозрения.

Но беда была еще и в том, что она нестерпимо скучала. Пару раз в неделю ее вызывали, чтобы «обслужить» знатных гостей, а потом… ну, просто забывали о ней. Не зная языка, Чарли не могла ни с кем сблизиться, запрет выходить из дворца не позволял и думать о том, чтобы найти Бодэ или попытаться разузнать, что творится в этом безумном мире.

Для развлечения девушка примеряла какие-то причудливые и соблазнительные одежды, пробовала разную косметику, но, кроме этой чепухи, у нее ничего не было, и никому даже в голову не приходило, что ей нужно что-то еще.

Если бы хоть иногда прогуляться по подземному городу! Пройтись по рынку, по магазинам, поглазеть на людей. Ей даже не нужно было денег: просто ходить по магазинам куда интереснее, чем что-то покупать. Однако ответ на все ее просьбы всегда был один и тот же: она слишком дорого стоит, чтобы отпускать ее в этот бандитский город, господин вовсе не хочет, чтобы пострадала его собственность. Ходамок страшно удивился бы, если бы ему сказали, что она еще и женщина.

И, что было хуже всего, ее зрение все слабело и слабело. Чарли старалась как можно больше времени проводить на поверхности, при солнечном свете, потому что только там она видела еще сносно. Даже в доме ей требовался яркий светильник, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, да и то смутно. Теперь она видела только то, что находилось прямо перед ней, боковое зрение отказало совершенно. Прислуга знала об этом, но не придавала этому значения: чтобы делать то, что от нее требовалось, хорошее зрение было не нужно.

Велик был соблазн сделать Шари полной хозяйкой своего тела. Скорее всего этой пустоголовой красотке здесь было бы гораздо легче. Чарли еще держалась, но без надежды жить становилось все труднее и труднее. Будущее казалось ей совершенно беспросветным. Похоже, ей предстоит провести остаток жизни в этом всеми богами забытом месте одинокой, немой, слепой рабыней.

Глава 4

Эну, розоватый фрукт, по вкусу похожий на дыню, рос на деревьях футов пятнадцати высотой. Пока он еще не созрел, его нельзя было срывать, но, если не сорвать вовремя, он становился слишком тяжелым, падал на землю и лопался. Под деревьями приходилось бродить по колено в грязи: система оросительных каналов снабжала плантацию водой.

Поодаль постоянно маячили солдаты в форме. Часовые охраняли рабочих от возможного нападения со стороны Пустошей.

Нужно было прислонить к стволу маленькую деревянную лестницу и взобраться на дерево с корзиной в руках. Женщины здесь носили что-то вроде коротких шорт, а мужчины — подобие набедренных повязок. Голову обвязывали широкой тесьмой, чтобы пот не стекал на лицо, а на руки надевали толстые перчатки. Приходилось довольно часто спускаться, чтобы вывалить собранные фрукты в огромные ящики — их много было расставлено по всему полю. Обобрав одно дерево, переходили к следующему.

Каждому сборщику устанавливали норму: количество деревьев, которые надо было обобрать за день. При этом довольно справедливо учитывались физические возможности рабочих. Надо сказать, все работали с удовольствием, гордились своей работой и соревновались в том, кто и насколько перевыполнит норму.

Собирать эну было несложно, но утомительно, помогала макуда — особое зелье, которое не причиняло вреда, но придавало бодрости, подавляло жажду, уменьшало выделение пота. Макуду можно было найти у ящиков, куда сваливали фрукты. Сэм так долго прожила с Бодэ, что перестала бояться зелий, особенно таких, которыми пользовались все и понемногу.

Макуда и вправду помогала. Усталость улетучилась, Сэм почувствовала прилив энергии, желание работать и удовлетворение от того, что она делала. Всевозможные заботы, сожаления, тревоги исчезли, монотонность работы даже стала нравиться. Сэм чувствовала, что почти сливается с остальными сборщиками, объединяется в некое коллективное «я», в котором не было ничего, кроме работы и товарищества, хотя сами рабочие были обычным для этого места сборищем мужчин, женщин и… ну, скажем, созданий.

Обратно Сэм ехала в одной телеге с рабочими, с удовлетворением поглядывая на нарг, которые тащили собранные фрукты. «Здесь есть частица и моего труда», — вертелось у нее в голове.

Действие макуды постепенно слабело, она почувствовала, как на самом деле устала: все тело так и ломило от боли. Хотелось только принять ванну, поесть и завалиться спать, однако появилась Авала.

— Милорд герцог приглашает тебя отужинать вместе с ним, — сообщила она. — Он всегда сам встречается с новоприбывшими.

— Не знаю, смогу ли я, — простонала Сэм. — Так устала, что, по-моему, засну прямо над салатом. Авала улыбнулась:

— Ты привыкнешь. Но милорд герцог хочет видеть тебя именно сегодня, когда ты работала лишь часть дня. Существует зелье, похожее на макуду, оно снимет усталость, придаст сил, но оставит голову свежей. А если ты задержишься у герцога допоздна, то завтра тебя освободят от работы. Идем, я помогу тебе помыться и переодеться, а потом провожу к герцогу.

Зелье оказалось очень действенным. Выйдя из ванны, Сэм почувствовала себя совершенно свежей. Она надеялась, что зелье перестанет действовать не слишком скоро.

Она надела ту же бежевую блузу и длинную юбку, пестрый узор которой гармонировал по цвету с блузой. Наряд завершили высокие башмаки, и Сэм почувствовала себя почти на высоте, особенно провозившись целый день в грязи и чуть ли не голышом.

Покои губернатора и помещения администрации находились наверху. Сэм еще никогда не доводилось бывать в домах знатных акхарцев, и она была поражена великолепием обстановки.

Когда они поднялись по лестнице, Авала передала ее на попечение Медака. Теперь он был в башмаках и штанах, хотя они казались не совсем уместными на человеке, у которого вместо рук крылья.

— Привет, — поздоровался крылатый юноша. — Я рад, что ты так хорошо выглядишь.

— Это снадобья, — ответила Сэм. — На самом деле я чертовски устала, но не могла же я отказаться от такого приглашения.

— Кажется, тебя послали на плантацию эну, — улыбнулся он. — Я пролетал над ними. Знаешь, прежде чем мы войдем, мне хотелось бы предупредить тебя кое о чем. Я видел, что ты очень терпима к превращенцам, этим можно только восхищаться, но мне необходимо подготовить тебя к встрече с матерью.

— С твоей матерью? — Она приподняла брови. Он кивнул:

— Мы возвращались вместе с караваном после одного из тех официальных визитов, которые время от времени приходится наносить всем членам королевской семьи в знак доброй воли, дружеского расположения и прочей чепухи. Это случилось в Гриатиле, одной из наших земель, мы были всего лишь в одном дневном переходе от дома, там мы оказались бы в безопасности. И тут внезапно налетел Ветер Перемен. Он был очень жестоким. Разумеется, у нас были плащи из мандана, но сначала надо найти какое-нибудь углубление, спрятаться в нем, накрыться плащом и ждать, когда навигатор подаст сигнал, что опасность миновала. Это прекрасный способ, если вы предупреждены заранее, если караван заметил приближение Ветра, но мы были слишком близко к тому месту, откуда этот Ветер ворвался в Акахлар. У нас едва хватило времени, чтобы броситься на землю и натянуть на себя манданские покрывала. Земля была неровная, поросшая травой, а ураган — неслыханной силы. Манданские плащи очень тяжелые, такими они и должны быть, но мой прилегал неплотно, и, когда налетел Ветер, плащ приподнялся. Я лежал ничком, ветер прошел под плащом, который тут же снова накрыл меня. Не поднимая головы, я попытался придержать его… и лишился рук. Мне было всего четырнадцать, и я закричал от ужаса.

Сэм кивнула. Она лишь раз видела Ветер Перемен в своем странном полусне, но все, о чем говорил Медак, представилось ей очень живо.

— Моя мать лежала ко мне лицом, она услышала мой крик и подняла голову, чтобы взглянуть, что со мной. Ее лицо и шея оказались полностью открыты. Ни один Ветер не похож на другой, у каждого свой, особый характер. Мама будет на ужине, и не только потому, что это ее долг, но и потому, что в обществе я могу принимать пищу только с ее помощью. Она не может говорить, но разум ее не изменился. Мне бы не хотелось, чтобы ей было больно.

— Не бойся. Сегодня я работала с такими… гм… странными людьми, которых раньше и представить бы не могла, и ничего. А те, кто напал на нас и так жестоко надругался над нами… они были акхарцами. Ими командовала превращенка, но сами-то они внешне были «нормальные», по здешним меркам. Но по сути именно они были настоящие чудовища. Я научилась не судить о людях по внешнему виду. И не причиню боли ни тебе, ни твоей матери. — «Надеюсь», — добавила она про себя.

— Спасибо, — улыбнулся он. — А теперь, если угодно, пойдем со мной.

Они вошли в коридор, украшенный портретами и скульптурами.

— Интересно, — заговорила Сэм. — Мне просто любопытно. У тебя были открыты только руки, и все же изменились не только они. Полые кости, и все прочее, что необходимо для того, чтобы ты мог летать, чтобы тебе хватало сил и энергии.

— Такова природа Ветров, — кивнул Медак. — В них всегда присутствует некая целостность. В любом случае изменяется весь организм, и потом он живет как совершенно новое целое. Не важно, какая часть подверглась воздействию Ветра, все равно перестраивается все тело. У моей матери нет крыльев, но мы существа, схожие между собой. Не будь это кровосмешением, мы могли бы даже иметь детей, которые напоминали бы либо ее, либо меня. Существуют целые расы, которые возникли под действием Ветров и которые в состоянии продолжать свой род. Ага! Вот мы и пришли.

Два стражника в полной парадной форме стояли у огромных дубовых дверей и, как только Медак и Сэм приблизились, распахнули перед ними тяжелые створки. За дверью оказался просторный зал, обшитый деревянными панелями, посреди которого стоял большой стол. С каждой его стороны стояло по шесть стульев, обитых дорогим атласом, еще два стула были поставлены во главе стола. На столе были расставлены зажженные канделябры. Обстановка была действительно королевской, и Сэм подумала, что ее одежда явно не гармонирует с такой роскошью. Она почувствовала облегчение, заметив, что людей будет немного.

Герцог, судя по всему, должен был поместиться во главе стола, Медак подвел Сэм к месту слева от герцога и попросил извинения за то, что не может отодвинуть для нее стул.

Почти немедленно из других дверей появился герцог, за ним следовала его жена и еще один человек, вероятно, кто-то из приближенных. Губернатор был поразительно красив, он принадлежал к тому типу мужчин, которые с возрастом становятся еще представительнее и величественнее. У него были густые волнистые волосы, пышные, ухоженные усы, надменное, аристократическое лицо и королевская осанка.

Трудно было предположить, как выглядела раньше его жена, но, вероятно, герцогиня была достойна мужа. Даже сейчас она сохраняла поразительную фигуру, которую замечательно подчеркивало парадное платье. Но на ее хрупких плечах держалась огромная голова хищного сокола.

При их появлении Сэм молча поднялась, стараясь не слишком таращиться на герцогиню. У нее мелькнула мысль, что она не имеет ни малейшего представления о том, как полагается приветствовать герцога. Может быть, надо поклониться, или поцеловать его перстень, или сделать реверанс?

— Садитесь, садитесь, пожалуйста! — приветливо проговорил он глубоким баритоном, который очень подходил ко всему его облику. — Мы стараемся, по возможности, избегать церемоний. Это один из тех немногих плюсов, которые имеет здешняя жизнь. — Он подвел жену к ее месту и взглянул в сторону Медака. Только сейчас Сэм заметила, что все стулья сделаны так, чтобы крылатому юноше было удобно на них сидеть. Потом герцог опустился на свое место, а его спутник сел рядом с Сэм.

Незнакомец был довольно полный, лысый, лет пятидесяти на вид, но лицо его казалось усталым, а глаза скрывались за толстыми стеклами очков.

— Я — герцог Алон-Паседо, это моя жена, герцогиня Йова, господин слева от вас — Кано Лейс, директор приюта, который мы здесь основали. С моим сыном вы уже знакомы. Он часто находит в пустыне тех, кто нуждается в помощи, и приводит их к нам. Но довольно! Давайте поедим, а потом будет время и для разговоров.

Это был замечательный ужин, хотя половину блюд Сэм никогда прежде не видела, а те, что ей были знакомы, отличались необычным и изысканным вкусом. Если большинство обслуживающего персонала принадлежало к беженцам, как их тут называли, то один из них, должно быть, был в прошлом шеф-поваром. Блюда подавали двое мужчин и две женщины, подносы доставляли из кухни через окна, скрытые декоративными ширмами. Слуги были одеты так же, как остальной персонал приюта, но их юбки и саронги были сшиты из дорогой ткани, а гирлянды цветов, украшавшие их, казались особенно свежими и роскошными, женщины пользовались косметикой.

Сама герцогиня ничего не ела и не пила, она была занята тем, что кормила своего сына. Медак, казалось, уже успел привыкнуть к этому и не чувствовал ни малейшего смущения от своей беспомощности за столом. Сэм подумала, что ей не хотелось бы видеть, какую пищу и как поглощает эта соколиная голова.

Герцог умело управлял легкой застольной беседой, предметом которой была главным образом Сэм.

— Вы родом не из срединной земли, — осторожно заметил он, — хотя по-акхарски вы говорите очень хорошо. Вы родились в одной из колоний Тубикосы?

— Нет, ваша милость, — ответила она, надеясь, что употребила правильное обращение, — я вообще родом не из Акахлара. Я одна из тех, кто внезапно… оказался здесь… к своему глубочайшему удивлению.

— О… Как интересно! И вы так хорошо говорите по-акхарски. Это поразительно богатый язык, но говорить на нем — сущее мучение. Подозреваю, что его специально сделали таким, чтобы ни один житель колонии не смог его выучить. Чтобы его знать, надо родиться здесь. Скажите, как же вам удалось овладеть им?

— Волшебство, ваша милость, — ответила она.

— Ах, да. Припоминаю, мне говорили о чем-то вроде заклятия, наложенного на вас акхарским чародеем. Так вот в чем дело… Обычно жителям внешних миров удается изучить наш язык только в том случае, если они наделены от рождения магическими талантами. Но опытный чародей может и передать это умение.

К огромному облегчению Сэм герцог вдруг оставил эту тему. Ей не хотелось бы лгать ему, но не хотелось и признаваться в том, что, по сути дела, она тоже наделена некоторыми магическими талантами. Именно из-за этого ее преследовали и в том мире, где она родилась, и здесь, в Акахларе.

Герцог вдруг спросил ее:

— Похож ли ваш родной мир на какой-нибудь из тех, что вам довелось увидеть здесь?

— Не то чтобы очень, хотя мне кажется, что люди везде остаются людьми: хорошими, плохими, иногда никакими. Но вот у нас, например, намного больше машин. Летающие машины, говорящие машины, машины, которыми постоянно пользуются вместо лошадей.

Герцог кивнул:

— Я слышал о таких мирах. Мы тоже могли бы построить разные машины, но в условиях Акахлара, когда все миры так неустойчивы, невозможно использовать какой-нибудь быстрый способ передвижения, потому что нет уверенности в том, что механические устройства будут подчиняться физическим и химическим законам в разных местах. Даже связь для нас проблема. Можно создать систему, которая работала бы внутри этого здания, а быть может, и на всей территории приюта, но даже в ней постоянно что-нибудь ломалось бы. А на сколько-нибудь значительных расстояниях связь становится просто невозможна из-за постоянных изменений и сдвигов на границах. К тому же старые, испытанные средства пусть и медленны и неудобны, зато внушают уверенность, что не подведут, где бы ты ни был. Они же препятствуют развитию вооружений, так что нам не грозит всеобщее уничтожение.

— Да, там, где я родилась, мир можно было уничтожить одним нажатием кнопки. Эта угроза постоянно висела над нашими головами как меч.

— Вот именно! Однозарядные ружья, пушки, клинки и тому подобное оружие гораздо легче контролировать. Говорят, мощное оружие способно якобы предотвратить войны. Но скажите, остановило ли оно кровопролитие в вашем мире?

— Нет, — признала Сэм. — Хотя действительно в нашем мире последнее время не было всеобщих войн, но военные конфликты постоянно вспыхивают то в одном месте, то в другом.

— А в Акахларе невозможны большие войны — невозможны из-за тех самых условий, о которых я говорил. И все королевства располагают примерно равными силами, а это тоже поддерживает стабильность. У нас случаются свои маленькие войны, но всеобщая война нам не грозит. Кому под силу завоевать тысячи и тысячи миров? Да и какой завоеватель чувствовал бы себя в безопасности после такого? Самое страшное в Акахларе — это то, что делает необходимым такое убежище, как наше.

— Ваша милость говорит о нетерпимости?

— Вот именно. Нам приходится иметь дело с тысячами рас, многие из них только отдаленно напоминают людей, но каждая в конце концов естественное порождение своего мира. Мы еще готовы примириться с теми, кто не похож на нас, но живет в своем мире. Но один лишь вид тех, кто когда-то был акхарцем, внушает остальным акхарцам панический ужас. Людям кажется невыносимой сама мысль о том, что кто-то из их расы мог превратиться в подобное чудовище. Допустить такое — значит пытаться подорвать самые устои общества. Не все согласны с этим — сам я никогда так не считал, — но несколько здравых умов не в состоянии изменить глубинный страх, который воспитывается в людях обществом, в котором они живут. Возьми, к примеру, тех девочек, которые пришли вместе с тобой. Сэм кивнула:

— Право, не знаю, что мне с ними делать, ваша милость. В моем мире им назначили бы попечителей, государство обеспечило бы им жилье и средства к существованию… Здесь… здесь они отверженные, от них отказались бы даже их родные.

— Да, ваши порядки куда более гуманны. У нас несовершеннолетние не имеют права наследования, а незамужние девушки практически лишены прав на имущество. А главное — вся система ужасающе инертна. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь испытал страдания, которые обрушились на мою семью, но мне часто кажется, что наше несчастье принесло свои плоды. Благодаря своему богатству и положению в обществе мне удалось защитить жену и сына, а потом я создал этот приют и переехал сюда. Я стал искать единомышленников, которые так же, как я, были недовольны существующей системой. Мне удалось собрать их здесь. Коль скоро в этих местах нашли приют бандиты и преступники, я считал справедливым, чтобы здесь нашлось место и тем несчастным, кто пострадал от природных стихий. Чудовищно вынуждать твоих девочек продавать себя или заставлять изуродованных, искалеченных людей скрываться в грязных трущобах. Здесь мы принимаем тех, кто пострадал от проклятий, и тех, кого коснулся Ветер Перемен, но чья личность сохранилась. Сэм кивнула:

— Здесь действительно очень хорошо, люди очень дружелюбны, и их, кажется, не смущают внешние различия. У вас я чувствую себя в безопасности.

— Это — убежище, — ответил герцог. Его голос звучал растроганно. — Мы даем людям не только безопасность, но и достойную жизнь.

Роскошный ужин окончился, герцогиня поднялась и наклонила свою птичью голову к герцогу.

— Вы можете уйти или остаться, дорогая, — сказал тот, словно отвечая на безмолвный вопрос. — Пожалуйста, поступайте как вам угодно.

Птичья голова кивнула, и герцогиня вышла через заднюю дверь обеденной залы.

— Мне сказали, что вы хотите оставить нас и попытаться избавиться от проклятия, которое тяготеет над вами, — как бы между прочим заметил герцог. — Скажите мне искренне, неужели вам действительно хочется снова пуститься на поиски неизвестного акхарского чародея? Пожалуйста, ответьте честно.

Сэм вздохнула и решила, что честность в данном случае — лучшая политика.

— Нет, — ответила она. — Мне просто придется это сделать. Насколько я поняла, акхарские волшебники, хотя и поддерживают существующий порядок, сами по себе представляют не меньшую опасность, чем Ветер Перемен.

— Большую, — серьезно ответил герцог. — Гораздо большую. Ветер Перемен внушает ужас главным образом потому, что он непредсказуем. Это вор, который приходит ночью и забирает все, что ты считал своим, но это честный, капризный, непредсказуемый вор, у которого нет ни мыслей, ни злобы, ни предубеждений. Все-таки он не более чем явление природы, с которым приходится примириться. Но тот, кто обладает могуществом акхарского чародея, просто не может не потерять рассудок от сознания своей колоссальной власти. И в их безумии есть мысль, направление, система, оно не знает жалости. Даже лучшие из них — опасные и своенравные сумасшедшие. Мы — не более чем их игрушки, и, если уж они решили вступить в игру, мы перестаем быть для них чем-нибудь другим. Один только Ветер Перемен сдерживает их. Даже величайший из великих магов не может управлять, повелевать или сопротивляться Ветру Перемен и его последствиям. Подозревают даже, что именно волшебники поддерживают политику уничтожения жертв Ветра Перемен, потому что над ними магия уже не властна. Даже здешние маги не очень высокого ранга при желании могли бы одним заклинанием превратить меня в лягушку, маньяка или чудовище. Но они не смогли бы ничего поделать с моими женой и сыном. Если и удается иногда уничтожить какого-нибудь акхарского чародея, это неизменно оказывается делом рук жертвы Ветра Перемен, ибо единственное, что может повлиять на несчастного, — это новый Ветер Перемен.

Превращенцы — единственные, за исключением самих Ветров Перемен, разумеется, кого следует опасаться акхарским правителям.

Разговор снова перешел на Сэм, на приют, и вскоре девушка почувствовала, что прием закончен. Герцог поднялся, за ним последовали директор и Медак, губернатор пожелал всем спокойной ночи и удалился через заднюю дверь. Только тогда Сэм подумала, что за весь вечер директор произнес лишь несколько слов. Возможно, когда герцог желал говорить, было не принято перебивать его.

Медак проводил ее до лестницы.

— Ты отлично держалась, — заметил он. — Мне хотелось поблагодарить тебя за это.

— Меня не за что благодарить. Твой отец — очаровательный человек.

— Да, — странным голосом отозвался крылатый юноша. — Может, мне повезло, что я стал превращенцем. Не могу представить себя на его месте, ему приходится принимать столько непростых решений. — Он вздохнул. — Ну ладно. Спокойной ночи и удачи в работе в оставшиеся дни. Надеюсь, будущее принесет тебе мир и счастье.

— Спасибо тебе. Даже не знаю, где бы я сейчас была, да и была бы я жива, если бы не ты и твой отец. Но мне надо идти. Зелье теряет свою силу, и я хочу успеть добраться до постели, прежде чем свалюсь с ног.

Медак посмотрел ей вслед, потом вздохнул, повернулся и направился в жилые покои. Как он и ожидал, его отец и директор сидели в кабинете за сигарами и кофе и оживленно беседовали. Когда появился крылатый юноша, они оба подняли головы.

— А, Медак! Проходи, садись, присоединяйся к нам, — пригласил герцог. — Мне хотелось бы выслушать твое мнение. Но прежде: обнаружены ли какие-нибудь следы Бодэ и подруги Сузамы?

— Нет. На людей, чьи останки мы заметили на берегу, видно, напала более сильная банда. Женщин среди убитых не было. Возможно, Бодэ и подруга Сузамы следовали за отрядом, надеясь узнать, не захватили ли эти люди ее и девочек. Если бы после стычки бандитов женщины повернули назад, они столкнулись бы с нашим патрулем, который шел той же дорогой. Вероятно, их захватила та же банда, что перерезала мятежников.

Герцог кивнул:

— Этого-то я и боялся. Хотелось бы выяснить, кто эти головорезы? Мне не нравится, что они бесчинствуют так близко к моим владениям, хотя они не тронули никого из наших.

— Пройти по следам лошадей было совсем не трудно, но они сменили множество хозяев, так что нельзя сказать ничего определенного об их теперешних владельцах. Похоже, они хотели как можно скорее ускользнуть из этих мест, чтобы не платить налог.

— Возможно, и так, однако я не желаю, чтобы в моем каньоне без моего ведома рыскали приспешники Клиттихорна! У него здесь была даже небольшая армия, а может быть, она и сейчас еще здесь. До чего наглые, мерзавцы!

— Они постепенно уходят из наших мест. Знаешь, я думаю, нет ли здесь какой-нибудь связи… Они обещали огромную сумму в награду тому, кто приведет к ним хрупкую молодую женщину, поразительно напоминающую Принцессу Бурь. Тебе не кажется, что она и есть подруга Сузамы? Если это она, тогда мы знаем, что с ними произошло.

В первый раз за весь вечер директор нарушил молчание:

— Интересно… Ваша милость, это многое объяснило бы. Двойник… Живая копия Принцессы Бурь, возможно, точная копия, но рожденная и воспитанная в ином мире. Кто-нибудь вроде Булеана, который уже многие годы вопит об угрозе со стороны Клиттихорна, мог бы перенести ее сюда, чтобы использовать в борьбе с Клиттихорном и его Принцессой. Вспомните о буре, обрушившейся на караван, — против кого бы она могла быть направлена?

Герцог почесал подбородок.

— А эта Сузама?

— Возможно, ее засосало сюда вместе с подругой, когда Булеан, Клиттихорн или кто бы там ни было создал дыру, чтобы перенести копию Принцессы в Акахлар. Это объясняло бы активность, возникшую в нашем районе, и даже то, почему акхарский чародей заинтересовался ею настолько, что взял на себя труд обучить языку и наслать проклятие.

— Но проклята Сузама, а не та, другая, — заметил Медак.

— Да, сэр, но кто знает, какой силой, какой сопротивляемостью может обладать двойник Принцессы Бурь? На всякий случай, чтобы сыграть на ее преданности подруге, можно заколдовать эту подругу.

Герцог откинулся на спинку кресла и вздохнул:

— Логично. Тогда становится понятно и почему люди Клиттихорна уходят из наших владений. Судя по всему, это означает, что Сузама теперь осталась одна и ей больше некуда идти. Теперь она не может рассчитывать даже на то, чтобы снять с себя проклятие. У нее нет будущего, господа. Ни средств, ни семьи или клана, ни близких, на которых она могла бы опереться, у нее есть способности, но она не владеет никакой профессией.

— Она лишена и самоуважения, — заметил директор. — Это видно по тому, как она себя ведет, как одевается. Очень вероятно, что она попытается вскоре покончить с собой.

— Мы должны проявить сострадание, — заявил герцог. — Даже если ее подруга каким-нибудь чудом все же попадет к нам, придется что-то придумать, чтобы они не встретились. Мы разрешаем тебе немедленно включить Сузаму и девочек в программу нашего приюта.

— Я назначу процедуру на завтрашнее утро, ваша милость, — ответил директор.

Герцог взглянул на сына, на лице которого читалось явное неодобрение.

— Ты не согласен? Но подумай, сын мой, ведь если мы этого не сделаем, она откажется остаться с нами и будет цепляться за свою фантазию. У нее действительно нет надежды, нет будущего, а она готовится ринуться в пропасть. Скажи, стал бы ты спрашивать ее разрешения на то, чтобы помешать этому прыжку?

Медак вздохнул:

— Я понимаю тебя, отец. Просто… она другая, она мне нравится. При встрече со мной и с матерью она не выказала ничего, кроме любопытства.

— Так оно и останется. Такова природа этого места.

Когда она проснулась, у нее не было никаких воспоминаний, никаких мыслей, только любознательность маленького ребенка. С ней заговорили на простонародном диалекте, как говорили между собой крестьяне в Маштополе. Она внимала каждому слову, каждой фразе, каждой мысли, они неизгладимо отпечатывались в ее сознании, и через несколько часов она уже могла достаточно отчетливо думать на акхарском.

Она как губка впитывала в себя все и верила безоговорочно. Ее нашли одну, блуждающую в жаркой, опасной, бесконечной пустыне, и привели сюда. Теперь она стала членом большой общины, которой управляет его милость герцог, добрый и мудрый отец, он дает каждому все, что ему необходимо, все, что только можно пожелать. Здесь все трудятся для блага всех, каждый необходим для того, чтобы вся община могла продолжать свое существование. Все вместе они образуют разумное и справедливое сообщество, в котором все равны, все — братья и сестры. Благо общины — превыше всего.

Всем, что производит община, распоряжается герцог. За пределами общины — пустыня, опасность, смерть. Герцог защищает общину от окружающего мира, он хранит ее покой и безопасность.

Ей хотелось найти свое место, чтобы включиться в жизнь общины. Здесь она чувствовала себя в безопасности и не стремилась ни к чему другому.

Она с изумлением обнаружила, что она — девушка. В зеркале она видела незнакомое лицо, странную фигуру, но приняла свою внешность как нечто данное. Ей твердили, что она миловидна, что ее огромные груди возбуждают желание, что ей очень повезло с фигурой. Она поверила и этому.

Ее называли Майсой. Имя было странное, незнакомое, но она стала отзываться на него, потому что не знала никакого другого. Ей сказали, что она будет работать на полях общины, и она подумала, что это просто замечательно.

Потом ее привели к длинному трехэтажному зданию, она поднялась по лестнице на верхний этаж и вошла в одну из «комнат». Это было огромное помещение, вдоль стен тянулось два ряда кроватей, пол покрывал потертый, но еще вполне приличный ковер с яркими узорами, с потолка свисали масляные лампы, а всю заднюю стену занимал огромный шкаф, в котором хранились одежда и немногочисленные личные вещи женщин, которые жили здесь. Еще в помещении было несколько табуреток и зеркало.

Воды не хватало, но в двух кварталах располагалась общественная купальня. Там же были и общественные туалеты, однако чаще все пользовались чем-то вроде горшка, который выносили по очереди. Человеческие испражнения собирали в ямы вместе с другими отбросами, а потом вывозили на поля.

Ее соседки по комнате, девушки примерно того же возраста, с самого детства трудились на полях и всей душой были преданы общине. Ее приняли так, будто всю жизнь были с ней знакомы, и охотно посвящали во все мелочи, которые помогали в этой жизни.

Она старалась во всем походить на них: говорить, как они, поступать, как они, даже думать, как они, и уже через несколько дней новенькую нельзя было отличить от всех остальных. Они болтали, пересмеивались, играли в незатейливые игры, обсуждали всех мужчин в округе. Конечно, больше всего они работали — работали долгими жаркими днями, — но никто не жаловался и не протестовал, потому что работать приходилось всем, потому что надо было работать, чтобы поддерживать жизнь общины. Если бы погибли растения на полях, всем пришлось бы голодать. Их работа была нужна всем, и они гордились этим.

Они радостно делились друг с другом тем немногим, что имели. Среди них не было места лжи, обману, воровству. И вопросов тоже не было. Никаких вопросов. Вся жизнь и место каждого в этой жизни были ясно определены. Все шло так, как и должно идти, вот и все. Ничего нельзя изменить, да и не надо, потому что и так все хорошо.

Ей нравилось работать на полях. Работа была разная: после сбора фруктов ее посылали расчищать оросительные каналы, и она бродила по пояс в грязи, стараясь, чтобы вода текла туда, где она была нужнее всего, и чтобы ее хватало всем растениям; в следующий раз она шла вслед за плугом, который тянула нарга, и представляла, как будет славно, когда растения, посаженные ею, вырастут и принесут плоды. Никто не наказывал ее ни за невольные ошибки, ни даже за небрежность, но она все равно ужасно переживала, а все вокруг старались успокоить ее и помочь избежать промахов.

Она привыкла и к жаре, и к работе, и к недостатку воды, чувствовала, что стала сильнее и увереннее и уже не валилась с ног от усталости к концу рабочего дня. Она не худела, но мышцы на руках и ногах становились все мощнее.

Она не обращала теперь особого внимания на свой вес, он казался ей связанным с ее физической силой, она просто принимала его, как борец принимает свое мощное тело. К тому же ни у кого из женщин не было таких больших грудей. Когда жир, который покрывал ее шею и плечи, превратился в мускулы, они подтянули груди, и те гордо торчали вперед. Она называла их «арбузами». В Последний День — единственный день недели, когда они работали только до полудня, а потом веселились чуть ли не до утра, она надевала свой единственный цветной саронг, вешала на шею цветочную гирлянду и танцевала до упаду. Ее называли Нома Джу, что буквально и означало «Большие Груди», и она нисколько не возражала, принимая это как веселую шутку, а не как насмешку.

Подруги достали ей немного разведенного волшебного зелья, которое заставляло волосы расти с чудесной быстротой. Всего за неделю волосы отросли до плеч, и это больше ей шло. Она проколола уши, хотя это и было больно. В уши вставлялись маленькие колечки. А по особым праздникам, вроде Торжества Последнего Дня, к маленьким колечкам можно было прицеплять большие серьги. Вообще она стала больше следить за своей внешностью, речью, походкой.

Хотя ей по-прежнему было уютнее среди женщин, ее внешность привлекала мужчин, и ей очень нравилось над ними подшучивать. Практически все женщины-акхарки были стройными и мускулистыми, так что ее крупные, округлые формы многим мужчинам казались соблазнительными. Ей нравилось, когда ее ласкали, но она никогда не позволяла своим поклонникам заходить слишком далеко. Секс занимал немалое место в жизни крестьянок, однако беременность означала неизбежный брак, а она почему-то просто не могла заставить себя пойти на это.

К тому же оставались сны. Иногда в них появлялся кто-то другой, иногда она словно грезила о каком-то особом мире или вдруг возникал таинственный и величественный замок, а в нем странная женщина с низким, глубоким голосом, который звучал холодно, чуждо и аристократично, и кошмарная рогатая фигура в малиновых одеждах. Каким-то образом девушка ощущала, что эти сны приходят от того, что таилось за пределами общины, от того зла, которого, по словам целителей, ей удалось избежать. Она ни с кем не говорила об этих снах. Возможно, это были тени ее прошлого, но она ничего не хотела об этом знать. К счастью, сны приходили нечасто.

Можно сказать, что она была довольна, счастлива и не задавала никаких вопросов.

Вопросы возникали там, во дворце, куда простой народ почти никогда не ходил и которого даже слегка побаивался.

— Здесь же пустыня, настоящая пустыня, — недоумевал герцог Паседо, — она простирается практически на весь континент. За два или три года дождь идет максимум час, а иногда и того реже. Вся наша система земледелия основана на этом. А что мы имеем сейчас, господа? За два месяца — всего лишь за два месяца — четыре раза шел настоящий ливень! Четыре раза! Некоторые посадки в опасности, оросительная система во многих местах разрушена, по всему каньону прошли новые оползни. Я хочу знать, почему это происходит! В чем дело?

Директор вздохнул и пожал плечами:

— Ваша милость, такое иногда случается. Какой-то сдвиг где-то далеко отсюда может вызывать подобные капризы погоды. Помните, несколько лет назад на нас обрушились небывалые холода? Однажды ночью даже выпал снег.

Герцог с размаху стукнул кулаком по столу:

— Тогда это был единичный случай. А теперь, похоже, у нас вообще изменился климат. Мой сын наблюдал за этими бурями — я опасался, что в этом замешаны судоги или какое-нибудь колдовство, — но бури, похоже, обычные, только уж очень локальные. И к тому же непонятно, откуда берется влага. Дождь идет только над нами! Вода собирается из ниоткуда, проливается дождем и исчезает! Это же противоестественно, господа! И коль скоро непонятное колдовство собирает бури вокруг нас, не привлечет ли та же самая сила сюда и Ветер Перемен? Тогда конец всем нашим мечтам! Да, я знаю, мы надежно защищены. Мы — да, а земля — нет! Река и каньоны — нет!

— Мы делаем все, что в наших силах, чтобы найти причину, — заверил герцога директор. — Возможно, это связано с последним Ветром Перемен. Когда мы это выясним, можно будет решить, как с этим бороться, если с этим вообще можно бороться.

— Я хочу, чтобы вы нашли причину и способ прекратить это, — решительно закончил герцог.

Не один герцог Паседо обратил внимание на странности погоды. Волшебник Клиттихорн, который предпочитал, чтобы его называли Рогатым Демоном Снегов, хотя демоном он вовсе не был, а его рога были всего лишь украшением, серьезно тревожился. Несколько раз его размышления прерывались ощущением чего-то странного и непонятного, происходившего далеко от него. Это особенно не нравилось ему потому, что это ощущение шло оттуда, где не должно было быть ничего подозрительного. Границу Маштопола пересекла только девушка-куртизанка, а на ее поиски были брошены значительные силы, так что Клиттихорн точно знал, где ее не было.

А что, если это кто-то новый, кто-то, кого он, несмотря на все свои усилия, просто упустил из виду? А вдруг этот сукин сын Булеан снова ловит его на приманку?

Вряд ли. Если бы куртизанка была всего лишь приманкой, тогда настоящая цель охоты была бы уже далеко от Маштопола и двигалась бы совсем в другом направлении. Проклятие, прошло уже больше двух месяцев, как вступила в игру самая одержимая из его сторонников, Астериал, Голубая ведьма Кудаанских Пустошей. И что же? Она заперта в преисподней вместе с каким-то полоумным демоном, которого Булеан заставил служить себе. В этих местах только Астериал он мог хоть сколько-нибудь доверять. Черт побери! Не так-то просто всюду держать верных людей, когда приходится следить одновременно за тысячами миров.

Этот идиот-герцог со своим комплексом отца-покровителя всех несчастных и увечных мог приютить настоящую беглянку, но скорее всего он постарался бы сторговаться с Булеаном и извлечь из этого все, что только можно. Нет, что-то здесь не так! Куртизанка и эта сумасшедшая художница потеряли свою подругу. Что, если она помешалась и попала в руки каких-нибудь мерзавцев, которых полно в тех местах? Проклятие, она могла давным-давно угодить в рабство или оказаться под властью какого-нибудь могущественного заклинания, затеряться среди Пустошей, а теперь, может быть, никто, даже она сама, и не подозревает о ее истинном происхождении.

Неужели эта толстуха именно та, кого они ищут? Неужели он дал обвести себя вокруг пальца, как последний идиот? Эта заплывшая жиром туша была лесбиянкой и совершенно не походила на настоящую Принцессу, и все же… Если двойник изменяется физически, его власть ослабевает, но может ли лишний вес совершенно уничтожить магическую силу?

Он хлопнул себя по лбу. «Проклятие, я действительно безмозглый чурбан! Я могу победить самого могущественного чародея или самого великого полководца, но не перехитрить этого мошенника! Он спокойно водит меня за нос!»

Но если куртизанка не та, кого я ищу, то магия ее подруги может проявляться только бессознательно, например, во сне. И если она все еще в Кудаане, значит, Булеан ее пока что не заполучил.

— Адъютант!

— Сэр? — Вошедший поклонился.

— У меня есть основания полагать, что мы снова попали впросак, и девушка, которую мы преследуем, — просто приманка. Нам нужна толстуха, и я думаю, что она все еще где-то в Кудаане. Рано или поздно кто-то заметит то, что уже заметил я, и станет искать причину этого. Я хочу найти ее первым!

Адъютант задумался.

— Это будет нелегко. Несколько наших отрядов в тех местах уже перерезали. Если же мы пошлем туда армию, мы рискуем нажить себе новых врагов. Чтобы добиться чего-то в этой дыре, не обойтись без магии.

Клиттихорн кивнул. Этот парень был дьявольски умен, и чародей считался с его мнением.

— Да, я согласен. Судогам с этим не справиться. Мы не можем долго поддерживать их там, в этой пустыне. Тут нужны Всадники Бурь.

— Но они сами вызовут те же возмущения, что эта девушка, — заметил адъютант. — И как нам тогда ее найти? Толстуха ростом с ее высочество… На этом далеко не уедешь.

Клиттихорн напряженно соображал:

— Энергия Всадников другого рода. И все же ты прав: без описания ее внешности от всех лазутчиков на земле и Всадников Бурь в воздухе не будет проку. А кто знает, как она сейчас выглядит? Придется послать туда людей и ждать, когда снова проявится ее сила, ее способность призывать бури: Всадники Бурь без труда это заметят. На это могут уйти недели, но если Булеану до сих пор не удалось ее найти, то, думаю, мы с ним будем на равных. У нас даже будет преимущество, потому что его возможности не идут ни в какое сравнение с моими. — Как вам будет угодно, сэр. Должен ли я отозвать тех, кто охотится за художницей и куртизанкой?

— Нет. Во-первых, все-таки нельзя поручиться, что мотылек — не настоящий дубликат Принцессы. Кроме того, художница и толстуха обвенчались в Тубикосе, а значит, они связаны заклятием, пока одна из них не умрет. Знают они это или нет, но есть способы, которые помогут нам с помощью одной из них отыскать другую.

— Как вам будет угодно, сэр.

— И еще, адъютант…

— Сэр?

— С этим надо кончать. Хватит тянуть. Одна или другая, но быстро. Условия, при которых задуманная нами операция может успешно осуществиться, теперь определены математически точно, и такие условия складываются не часто. Мы должны показать нашу силу, чтобы воодушевить своих сторонников и завоевать новых. Мы должны доказать, что действительно можем победить или по крайней мере внушить страх. И я не хочу, чтобы в этой игре были неизвестные карты, пусть и самого малого достоинства.

Адъютант поклонился:

— Мы сделаем все возможное, сэр. В этом я могу вас уверить.

— Это Акахлар, здесь нет ничего невозможного! — рассмеялся чародей.

Горячий песок дышал жаром, в воздухе дрожало марево, скрадывая расстояния и размывая тени. Маленький караван медленно и упорно продвигался среди барханов, следуя не проторенному пути, а только указаниям навигатора, который верхом на лошади неторопливо ехал рядом с первым фургоном.

Это был крупный человек, широкоплечий, крепкий — настоящая гора мускулов, — в белой шляпе с широкими полями и вмятиной посередине, в одежде из светлой, выгоревшей почти добела оленьей замши. Пот и дорожная пыль оставили на ней свои следы, однако светлый цвет хоть немного защищал от жары. Что-то необычное было в широком, обветренном лице навигатора, его длинных русых волосах и бороде. Кусок черной прозрачной ткани защищал от ослепительного сияния пустыни его глаза цвета стали. Великан напряженно всматривался вдаль, будто ощущал смутное беспокойство. Потом, взглянув в бинокль, он сделал предостерегающий жест:

— Стойте! Отдыхайте, но будьте начеку. К нам приближается верховой, и лучше встретить его здесь, на равнине, где ему негде спрятаться.

Расстояния в пустыне обманчивы, но казалось, что всадник уже довольно близко. Навигатор нахмурился, гадая, как это ни он сам, ни кто-нибудь еще из каравана не заметили его раньше. Всадник вместе с лошадью словно материализовался прямо из горячего марева. Это могло быть враждебным колдовством, но, возможно, это был посланник от старого знакомого, и еще неизвестно, что из этого лучше, а что хуже.

Верховой приблизился к каравану примерно на тысячу футов и остановился посреди колеблющегося марева, похожий на какое-то странное видение. Он ждал. Навигатор снова взглянул в бинокль, вздохнул и крикнул:

— Все в порядке. Я знаю, кто это, хотя и сомневаюсь, что он принес приятные известия. Полный привал. Отдыхайте. Я вернусь через несколько минут. — С этими словами он пришпорил лошадь и двинулся навстречу незнакомцу.

Чем ближе он подъезжал, тем призрачнее становился всадник. Он походил на мужчину верхом на черном скакуне, но это видение было до странности плоским, почти двумерным, в нем виднелись просветы, чуть ли не дыры, сквозь которые была видна пустыня позади него. Конь и всадник, оба черные, как ночь, почти сливались, но, приглядевшись, можно было заметить, что конь не стоял на песке, а будто парил невысоко над пустыней.

Навигатор подъехал к видению и остановился.

— Привет, Крим, — произнес черный всадник. Голос был бы обычным, если бы в нем не слышался какой-то странный посторонний отзвук, похожий на эхо.

— Я так и думал, что это ты, — ответил навигатор. — Тебе всегда нравились драматические эффекты.

Черный всадник рассмеялся:

— Это единственная забава, которую я себе изредка позволяю. У меня есть неотложное дело, и только ты способен помочь мне.

— Ну что еще? Снова смешок.

— Ты всегда был одним из тех, Крим, на кого я могу положиться, хотя ты и не испытываешь должного почтения и страха перед такими, как я. Дошли до тебя слухи о Принцессе Бурь?

— Слухов много, суеты вокруг тоже хватает, — кивнул Крим. — Не могу сказать, что одобряю ее друзей и всех тех, с кем она знается.

— Я тоже, хотя, с ее точки зрения, они — единственные, кто будет знаться с ней до тех пор, пока она не откажется от своей гордой разрушительной идеи. Клиттихорн играет на этом, а военные, которых они привлекли на свою сторону, знают, как с толком использовать подобную силу. Многие годы я пытался заставить других прислушаться ко мне, но тщетно. Мои коллеги в других столицах полагают, что я сам жажду власти, а некоторые из них просто обезумели и вообще ни о чем не думают. Короли объединятся против общего врага не раньше, чем почувствуют, что он угрожает лично им, а пока их успешно настраивают против меня. Признаюсь, я недооценивал врага или, точнее, переоценивал себя. Он замечательный организатор, а я склонен плыть по течению. Так было всегда. Похоже, теперь мне придется расплачиваться за это, но расплачиваться буду не я один.

— Ты действительно думаешь, что здесь возможна настоящая империя?

— Может быть, да, может быть, нет. Но этого не будет, потому что Клиттихорну не нужна никакая империя. Его замыслы куда грандиознее. Если случится самое худшее, Клиттихорн сумеет уничтожить цивилизацию и большинство населения во всех вселенных, не только в Акахларе. Он содрогнулся бы, если бы только мог предвидеть те разрушения, которые произойдут, однако он слеп, как это и бывает с подобными ему. Его силы растут, Крим, но пока я еще могу остановить его. Если у нас будет Принцесса Бурь, то все их планы полетят к черту. Я находил Принцесс во Внешних Слоях, но он тоже искал их и убивал. Я переносил их сюда, но они не могли приспособиться к Акахлару, и агентам Клиттихорна ничего не стоило их обнаружить. Он почти загнал меня в угол. Мои возможности ограничены. Но сейчас, мне кажется, я знаю, где находится та, с кем я связываю главные надежды. Я не рискую отправиться туда сам, не рискую открыто проявить свою заинтересованность. Это ведь мгновенно стало бы известно.

— Еще одна Принцесса Бурь? Ну и ну, подумать только. И совсем рядом, правильно?

— Тебе по пути. Помнишь то несчастье, что обрушилось на караван Джахурта?

— Да. Около трех месяцев назад. Он был хорошим человеком.

— В караване Джахурта была одна из моих Принцесс и еще одна девушка, которую я сделал в точности похожей на Принцессу. Ты же знаешь, такие хитрости в моем стиле. Это отлично работало, хотя сомневаюсь, чтобы та девушка, у которой не было магических сил, была в восторге от меня самого и от той роли, что я ей навязал. Я хотел потом разделить их, чтобы сбить со следа людей Клиттихорна, но подружки потеряли друг друга во время наводнения или сразу после него. Мои люди обшарили весь район, но так и не нашли ни ту, ни другую. Я думал, что Принцесса была ранена в голову или попала в лапы кому-нибудь из местных негодяев. Мне стало бы известно, если бы она погибла. Она не владела по-настоящему своим даром, поэтому я чувствовал ее. Так вот, за последние одиннадцать недель на нашего знаменитого королевского губернатора четыре раза обрушился ливень.

— На герцога? А ему-то зачем Принцесса? Я ничего не слышал об уцелевших после наводнения, а ведь после несчастья с Джахуртом я уже дважды побывал в приюте. Если бы губернатор не знал, кто она, он отправил бы ее со мной или с каким-нибудь другим навигатором, который проходил через каньон, а если бы знал, то уже давно попытался бы сторговаться с тобой или с Клиттихорном. Он не стал бы так долго держать ее у себя: слишком горячо, не обжечься бы.

— Существует и третья возможность, о которой я до последнего момента не подумал, потому что меня сбивали с толку те же доводы, что сейчас привел ты. А что, если девушка была ранена, возможно, в голову, и ее нашли люди герцога? Что, если она просто помалкивала и разыграла из себя маленькую потерявшуюся девочку? Герцог известен своей любовью к больным и бездомным, ты же знаешь.

Крим присвистнул:

— Тогда он наградил ее своей патентованной амнезией, и она присоединилась к остальной толпе. Если ее не было среди слуг во дворце, я мог ничего не слышать и ничего не заметить. Крестьяне практически не общаются с чужаками. Если это амнезия, значит, она получила новое имя, а возможно, и новую личность и ничего не помнит о своем прошлом. К тому же тамошние крестьяне никогда не бывают в одиночестве, особенно женщины.

— Эта амнезия — плод алхимии?

— Думаю, да. В случае надобности они могли бы воспользоваться заклинаниями — у них в штате есть парочка неплохих чародеев, — но, думаю, они применили алхимию. Их собственного изобретения. Мне кажется, ее действие постоянно. Я никогда не слышал о восстановлении.

— Не существует постоянного зелья, которое оставляло бы человека в живых, не вызывая физических изменений. Я мог бы разобраться в этом даже отсюда, но сначала надо вытащить ее за пределы общины.

— Ты даже не представляешь себе, о чем ты просишь! Я же сказал, ее практически нельзя застать одну. Стоит кому-нибудь из них чихнуть, как все остальные тут же бросаются вытирать ему нос. Вывезти ее за пределы каньона тоже не просто. Ты же знаешь, Клиттихорн держит здесь небольшую армию. У нас на руках окажется перепуганная полоумная крестьянка, которая будет вопить и брыкаться. Людям Клиттихорна останется только отыскать перелетающую с места на место грозовую тучу, тут-то они меня и накроют.

— Ты еще не слышал всей истории. Чтобы сделать приманку правдоподобной и отвлечь внимание от настоящей Принцессы, я воспользовался тем, что она разъелась от скуки и безделья, и сделал постоянной ее полноту. Так что теперь это маленькая толстуха, которая весит никак не меньше сотни халгов.

— Чудесно! Значит, Клиттихорн уничтожит цивилизацию, вот и все. Забудь! Ты просишь о невозможном.

— Я акхарский маг, я все-таки кое-что могу. Мы с тобой в Акахларе. Здесь нет ничего невозможного.

— Поищи другого дурачка. Я буду держаться подальше от всего этого.

— Без тебя тут никак не обойтись. К тому же ты говоришь по-английски так, будто это твой родной язык, как и нашей Принцессы. Правда, когда я последний раз положился на мерзавца, который знал язык, он предал меня, пришлось наслать на него проклятие. Но я знаю, что тебе могу доверять, потому что мне известна глубина твоей ненависти к Клиттихорну.

Крим вздохнул:

— Мне понадобится помощь, и вообще надо обсудить все еще раз. Пока что ты меня не убедил. Что я получу, если вытащу ее оттуда?

— Ничего. Ничегошеньки. Пока она сама по себе, она не представляет для меня никакой ценности. Но первый, кто доставит ее ко мне целой и невредимой, кто бы это ни был, получит все. Одно желание — никаких разговоров о пунктах и условиях. Все, что только под силу акхарскому чародею, Крим. Все. Все или ничего.

Крим пристально вгляделся в призрачного всадника.

— Что это там чернеется? Дерево? Сукин ты сын! Прогуливаешься себе в тенистом парке или в лесу, радуешься жизни, а я торчу посреди пустыни, беседуя с тобой, а здесь живьем изжариться можно! Если она тебе так необходима, что ты просишь меня о невозможном, помоги нам хотя бы, обеспечь нужными заклинаниями; а потом за тобой три желания.

— Два. Одно — тебе, одно — Кире. Если будешь торговаться, я обращусь к другим.

— Ладно, пройдоха. Но за ту же цену ты мог бы просто отправиться к герцогу и получить ее прямо из рук в руки.

— Не исключено. Но он не смог бы доставить ее ко мне, а я — исполнить его единственное желание: мне не под силу изменить то, что совершил Ветер Перемен. И потом, я побоялся бы доверять ему после того, как он узнает, кто она.

— Ладно, — вздохнул Крим, — но потребуется время, чтобы сообразить, как все это сделать. Я дам тебе предварительный список того, что нам может понадобиться. Мы в нескольких днях пути от владений герцога и сегодня устроим привал у реки, что течет на дне ущелья. Вечером вы с Кирой обговорите все еще раз. Если она согласится, мы начнем действовать.

— Это серьезное дело, Крим. Ты можешь нанять сколько угодно людей на подмогу, но все, что касается девушки и моего участия в этом деле, должно остаться между нами. Пусть гадают, но знают: предателям от меня не уйти.

— Да, и мы не станем упоминать о награде, ладно? Даже самые верные люди могут почувствовать соблазн прикончить меня, чтобы заполучить ее самим. Тебе-то все равно, а я могу поплатиться шкурой.

— Согласен. Но только до тех пор, пока девушка у тебя. Если ты ее потеряешь, я оставляю за собой право обратиться к другим. А теперь иди, выпей чего-нибудь, отдохни. Эта езда так утомительна, ты того и гляди растаешь от жары, а я и так слишком долго здесь задержался.

— Ладно, старый негодяй. Я займусь этой грязной работенкой. Да встречи. Сегодня, в устье реки.

— Сегодня, возле ущелья, — эхом повторил странный всадник, повернул коня и поехал прочь.

Крим следил за тем, как чародей все бледнел и бледнел, пока не растворился в раскаленном воздухе.

Только тогда навигатор вернулся к каравану и лениво подал знак «готовься к отправлению». Он уже начал строить планы — пока еще очень смутные, так, неопределенные наметки. «Здесь требуются хитрость и изобретательность, это дело скорее для Киры. И все же нельзя и мечтать о большей награде. Но, черт возьми, прежде ее нужно заслужить! А если и самому Булеану придется при этом немножко попотеть — тем лучше».

Глава 5

Комуг, главный управляющий рабами дома Ходамока, не любил беспокоить своего господина без крайней необходимости. В первую очередь потому, что генерал часто вымещал свое раздражение на попадавшихся под руку рабах, хотя потом и сожалел об этом. Однако тем, кто, истекая кровью, вопил от боли, было немного проку от этих сожалений.

Но на этот раз Комуг был вынужден потревожить хозяина. Раб осторожно постучал в дверь кабинета и стал терпеливо ждать.

— Что еще там? — раздраженно рявкнул Ходамок.

— Это Комуг, господин. Тысяча извинений, но здесь посетитель, и он требует встречи с тобой. Дверь все еще не открывалась.

— Кто смеет чего-то требовать от меня?

— Чародей, господин. Третьего ранга, судя по одеянию. Он говорит, что его зовут Дорион и что он чрезвычайный посланец Йоми. Только поэтому я осмелился побеспокоить тебя.

На мгновение воцарилось молчание. Вдруг дверь распахнулась, генерал стоял на пороге, не столько рассерженный, сколько озадаченный. Комуг слегка поклонился и ждал. Он был одним из тех немногих рабов, которые не обязаны были простираться ниц в присутствии господина: слишком часто им приходилось общаться, — такой церемониал был бы попросту непрактичен.

— Йоми… — Ходамок задумался. — Какого черта хочет от меня эта старая перечница? — Он вздохнул. — Все же она колдунья Второго Ранга… Ладно, Комуг. Предупреди домашнего чародея и охрану. Пусть проверят его, и, пожалуй, придется принять посланца старой ведьмы.

— Господин, он именно тот, за кого себя выдает. Несколько рабов встречали его прежде на базаре. Он живет здесь постоянно и время от времени исполняет поручения Йоми. Я ни за что не позволил бы себе потревожить тебя, если бы не проверил этого.

Генерал удовлетворенно кивнул: раб знал свое дело; в конце концов, именно поэтому Комуг и занимал свой пост.

— Хорошо, веди его.

Дорион был не из тех, кто с первого взгляда внушает страх и благоговение. Роста примерно пять футов и восемь дюймов, слегка располневший, с пухлым ребяческим лицом, жиденькой бородкой и такими же усами, чародей сильно проигрывал рядом с высоким представительным генералом. Длинные и редкие рыжеватые волосы третьестепенного мага висели сосульками, а макушка совсем облысела. Плешь и длинная коричневая ряса придавали ему сходство с монахом. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели слегка рассеянно, как у многих чародеев, но двигался он уверенно, хотя временами казалось, что, помимо зрения, он руководствуется еще каким-то чувством. Его голос звучал властно и повелительно, произнося заклинания, но в обычной беседе он казался неискренним и немного визгливым. Дорион слегка поклонился:

— Ваше превосходительство, я принес вам привет от Йоми из пещер Саркина. Я Дорион, смиренный чародей, живу тем, что исполняю поручения, которые другим угодно мне дать.

— Проще говоря, мальчик на побегушках, — отозвался генерал, не чувствуя никакого почтения к гостю. — Ты просил принять тебя, и, хотя сейчас я занят, я согласился предоставить тебе аудиенцию, так что давай займемся делом, если ты еще не разучился выражаться просто и ясно.

Дорион слегка улыбнулся и пожал плечами:

— Хорошо. Некая особа, в коей чрезвычайно заинтересована Йоми, была похищена бунтовщиками, что пытались проникнуть в речную долину, а потом захвачена всадниками Шорма. Ее привели сюда, выставили на аукцион и продали предложившему наибольшую цену. Этим покупателем были вы, ваше превосходительство, эта особа до сих пор у вас, и Йоми хотела бы получить ее. Генерал поднял бровь:

— Ты говоришь об этой маленькой потаскушке?

— Куртизанке, ваше превосходительство. Йоми очень заинтересована в ней, хотя я не знаю почему.

Чрезвычайно заинтересована. Йоми с лихвой возместит вам все расходы.

— Расходы не имеют никакого отношения к делу. Она — моя собственность, часть моей коллекции. Она мне дорого обошлась, однако теперь ее цена возросла еще больше. Я коллекционер, друг мой. Я не распродаю свою коллекцию.

Дорион нервно кашлянул:

— Ваше превосходительство, вы отлично знаете, что, хотя Йоми по известной необходимости и поселилась в этом месте, она остается могущественной волшебницей и, по правде сказать, пользуется известным влиянием среди Второго Ранга. Она редко вмешивается в дела Кудаана, однако может предложить выгодную сделку, Йоми не меньше вашего превосходительства заинтересована в девушке и, как и вы, умеет настоять на своем.

Генерал подавил усмешку. Это была самая вежливая и высокопарная угроза, какую он когда-либо слышал.

— Сэр чародей, вы отлично знаете, что девушка привязана ко мне. Если вы насильно заставите ее покинуть мои владения, она умрет, и вы останетесь с

Носом. Йоми может разрушить эту связь, но это дело долгое, девчонке нипочем не прожить столько времени. Покушение на меня тоже бессмысленно. Я защищен силами, которые под стать твоей Йоми. К тому же наследников у меня нет, и после моей смерти мои рабы — они этого еще не знают, — уничтожат дворец, а потом убьют себя. Так что говорить больше не о чем.

Чародей снова нервно кашлянул.

— О, прошу прощения, ваше превосходительство, но как смиренный посредник я вижу две стороны, равные как по силе, так и по упорству. Вы не просто солдат, но и блестящий руководитель. Тысяча извинений за то, что осмеливаюсь напоминать вам об этом, но Пустоши — не ваша стихия. Конечно, вы устроились сравнительно неплохо, надо признать, но все же это изгнание. Вы мечтаете о другом. Йоми больше нельзя назвать чистой акхаркой, однако силы ее нисколько не уменьшились, и мало кто может ей противостоять. Неужели вы действительно удовлетворены тем покоем, который обрели здесь, на Пустошах? Если так, нам действительно не стоит продолжать разговор.

Генерал откинулся на спинку кресла.

— Что ты имеешь в виду?

— Вам, наверное, известно, что Варог, Королевский Волшебник, совсем обезумел, отдалился от мирских дел и, как часто бывает с теми, кто обладает слишком большой властью, решил попробовать свои силы в ином мире. Будет совсем не трудно толкнуть его на решительный шаг и полностью убрать со сцены, но сейчас он так неистовствует, что только чародей Второго Ранга может отважиться на встречу с ним. Все ученики пали жертвой его помешательства, так что, если Варог решится претендовать на Первый Ранг, место Королевского Волшебника окажется вакантным. Число магов Второго Ранга, которые могли и желали бы принять этот пост, весьма ограничено. Если бы преемник Варога был нашим сторонником, он мог бы оказать вам поддержку. Но его преемником может стать и тот, кому будут совершенно безразличны ваши интересы, и в этом случае вам останется только наслаждаться благами пожизненной отставки.

Генерал пристально рассматривал чародея.

— Если я тебя правильно понял, ты говоришь, что Йоми могла бы посадить на место Варога кого-нибудь из тех, кто не слишком доволен режимом? И вся эта суета из-за какой-то паршивой шлюхи?

— Как смиренный посланец я могу только подтвердить, что вы, ваше превосходительство, весьма точно поняли суть предложения высокочтимой Йоми. Ходамок вздохнул:

— Ну, во-первых, в это трудно поверить. Навряд ли Йоми или кто бы то ни был сможет осуществить такое. Ну а самое главное, почему, собственно, эта пигалица стоит таких усилий. Вы ставите меня в трудное положение, сэр. Если я отдам ее, мне придется поверить вам на слово. Не сомневаюсь, что старая ведьма действительно верит, будто она в состоянии все это проделать, однако надежды и действительность не совсем одно и то же. Уж мне-то это хорошо известно. Именно поэтому я здесь и оказался. С другой стороны, вы доказали мне, что я владею чем-то действительно ценным. Если твоя хозяйка так суетится из-за нее, то, наверное, есть и другие, кто знает ей цену. Думаю, стоит подождать других покупателей, возможно, мне предложат что-нибудь менее эфемерное.

— Это было бы ошибкой, ваше превосходительство, — предупредил его Дорион так же спокойно, как говорил до сих пор. — А человек вашего масштаба не имеет права больше, чем на одну серьезную ошибку в жизни. Это не просто политика, в деле замешано колдовство. И касается оно не только Йоми, но и других акхарских магов из самых могущественных. Ваша защита, созданная Варогом, была бы надежной в прежние времена, однако настроить против себя сразу нескольких магов Второго Ранга… Со стороны человека, обладающего вашим умом и опытом, было бы несколько самонадеянно полагаться на эту защиту, особенно если Варог окажется не в состоянии ее поддерживать. Генерал поднялся.

— Ты смеешь угрожать мне в моем собственном доме, в моих владениях? — прогремел он.

Из потайного кармана Дорион извлек маленькую склянку, незаметно откупорил ее и, не прекращая разговор с генералом, высыпал порошок из флакончика на пол кабинета. Так же незаметно он снова закупорил сосуд и спрятал его. Все это заняло не более нескольких секунд, и Ходамок ничего не заметил.

— Я не угрожаю вам, ваше превосходительство.

Йоми тоже. Но дело выходит далеко за пределы ваших собственных стремлений и честолюбивых замыслов. Здесь замешаны чрезвычайно могущественные лица. Я пришел сюда безоружным, без злобы и ненависти, пришел, чтобы передать вам честное предложение. Повторяю, я всего лишь смиренный посланник, и теперь моя роль окончена. С вашего разрешения, ваше превосходительство, я удаляюсь, чтобы передать ваши искренние приветствия тем, кто меня послал.

Генерал был в бешенстве, но рассудок подсказывал ему, что он ничего не выиграет, если сейчас расправится с этим ничтожеством. Нужно было оттянуть время, чтобы выяснить, почему старуха так вцепилась в эту девчонку, и приготовиться к защите против магии, которая в любую минуту могла обрушиться на него. Генерал был акхарцем королевской крови, и даже в изгнании он все еще обладал некоторыми правами, которые дает только царское происхождение.

— Скажи своей хозяйке, что я желаю точно знать, зачем и кому нужна девчонка. Только после этого возможно дальнейшее обсуждение, — сказал Ходамок магу. — Я ничего не обещаю. А теперь вон отсюда! Я прикажу прикончить тебя на месте, если ты когда-нибудь снова покажешься в моих владениях, и даже ваша драгоценная шлюшка сделает это, как только тебя увидит!

Маг поклонился, коснулся рукой лба и быстро вышел из кабинета. Не то чтобы угроза его особенно напугала, но ему следовало срочно убраться отсюда… по другим причинам. Не один Ходамок знал о волшебной связи, которую может призвать лицо королевской крови, и не один он знал, сколько времени на это потребуется, к тому же Йоми не могла позволить генералу допросить девушку. Генерал полагал, что полностью контролирует ситуацию, — было самое время показать ему, насколько он ошибается. Тем временем Ходамок пытался еще раз все обдумать. Если хотя бы часть из того, что наговорил этот мерзавец, правда, значит, эта девчонка кому-то очень нужна. Почему? Возможно, в ее хорошенькой пустой головке хранится какая-то информация, о которой она даже не подозревает и которую получит только тот, кто будет знать, как ее извлечь. Если это так, понятно, почему за ней охотились чужие солдаты, но Йоми могла передать или получить любую информацию без посредника.

Возможно, девчонка предназначена в жертву? Она достаточно красива для этого, но отнюдь не девственница, так что в этом смысле от нее тоже мало проку. Возможно, она дочь какой-нибудь шишки, и очень важной шишки. Сбежала из дому, угодила в куртизанки, а Йоми подрядилась ее отыскать? Пожалуй, это больше всего похоже на правду.

Необходимо все разузнать о ней. Раб Покар очень неплохой художник. Хороший рисунок, возможно, вместе с ее прекрасным локоном очень пригодился бы для магического и алхимического анализа. Многие солдаты герцога Паседо когда-то служили в охране Ходамока. Их можно будет использовать.

— Комуг! Иди сюда! У меня к тебе дело! — гаркнул генерал. Никакого ответа. Он крикнул снова:

— Комуг! Зайди ко мне! Эй, кто-нибудь там, сюда!

Ходамок поднялся из-за стола, почувствовав вдруг, что воздух в его кабинете стал абсолютно неподвижным. Кабинет находился достаточно далеко от жилых комнат, но сюда постоянно долетали отдаленный гул, крики, приглушенные звуки. Теперь они исчезли.

Внезапно пол кабинета содрогнулся, как при землетрясении, генерал кинулся к дверям, попытался их распахнуть, но их будто приварили к косяку. Потом раздался треск ломаемого дерева, пол перед самым столом Ходамока вспучился, словно в него снизу ударили тараном. Сообразив, что маг, уходя, оставил что-то, генерал кинулся в угол кабинета, встал на определенное место и сделал несколько магических знаков. На полу проступала едва заметная пентаграмма, за огромную цену созданная искусным магом. Пентаграмма была запечатана специальным ритуалом и должна была защитить своего владельца от любых неприятностей.

Половицы вздыбились, и в грохоте ломающихся балок из-под пола поднялась странная, жуткая фигура. Огромная, намного выше и толще генерала, в бесформенном черном одеянии, которое скрывало чудовищное, абсолютно нечеловеческое тело. Голова фигуры была скрыта капюшоном, но вот длинные, скрюченные пальцы с острыми, как ножи, ногтями откинули его, стало видно лицо невообразимо древней старухи, на котором морщин было больше, чем звезд на небе. Большую часть черепа покрывали уродливые бордовые лишаи, лишь кое-где торчали жалкие клочки длинных седых волос. Острый, хищно изогнутый нос скорее напоминал клюв. Слепые бельма уставились на Ходамока, и беззубый рот скривился в жуткой пародии на улыбку.

— О, мы, я вижу, перепугались и забились в уголок. — Голос у старухи был высокий, визгливый. — Ну и ну! Что за милая пентаграммка! Ты всегда был на девяносто процентов безупречен, ведь правда, Ходди? А остальные десять превращали тебя в патентованного неудачника.

Ходамок не испугался:

— Ага, сама великая Йоми в кои-то веки выползла из своей пещеры и пожаловала ко мне. Это высокая честь, хоть пол моего кабинета и пострадал.

Колдунья, видимо, сочла это замечание в высшей степени остроумным и разразилась визгливым смехом:

— Ну и насмешил ты меня! Признайся, ты ведь ожидал чего-нибудь подобного, правда? До чего же у нас с тобой много общего! Мы кое-чего достигли в жизни, но совершили серьезные ошибки и загремели в эту грязную дыру на задворках мира. Единственная разница между нами в том, что я не совершу подобной ошибки во второй раз. Ты же, сдается мне, обречен на самоуничтожение.

— Все эти театральные эффекты очень впечатляют, но ты и сама знаешь, что проку от них никакого, — отозвался Ходамок. — Пентаграмма защищает меня, и даже если ты меня убьешь, все равно ничего не добьешься. А смерти я не боюсь, я солдат.

Йоми извлекла из складок своего одеяния маленькую гротескную восковую фигурку и показала ее генералу.

— Узнаешь, Ходди? Знаю, знаю, такие бравые вояки, как ты, в детстве играют только в оловянных солдатиков, а вот мы, девочки, предпочитаем куколок. Казалось бы, что может быть глупее этих жалких тряпичных комочков? Но должна тебе сказать, что и от кукол может быть польза. Большая польза, и ты в этом очень скоро убедишься.

Ходамок с беспокойством рассматривал куклу.

— Кажется, она должна изображать меня, — произнес он, все еще пытаясь придать своему голосу уверенность.

— Да, уж поверь мне, это ты и есть, — ухмыльнулась старуха. — Здесь немного твоих волос, немного твоих ногтей, ну и еще кое-что. Крови, правда, нет, но ведь я и не хочу твоей смерти.

— Это невозможно! Все всегда уничтожалось или было защищено заклятиями. Этим распоряжаются только самые доверенные рабы.

— Ну, ты не совсем прав. Ты ведь, мой милый, самый настоящий параноик. Ты всегда требовал, чтобы каждый раб был привязан к тебе с помощью каких-то частиц тебя самого. Это замечательно, если у тебя под рукой есть маг, способный постоянно контролировать демона стихий, но такие маги редки, а демоны обычно запрашивают просто несуразные цены… Но все же иногда можно иметь дело даже с демонами. Кроме того, иногда сгорает не все. Тут волосок, там кусочек ногтя, и можно приступать к делу.

— Карелла — связанный маг, — выдохнул генерал. — Это же невозможно! Она под добровольным заклинанием Второго Ранга! Она не может обмануть доверие клиента, за это ее ждет неминуемая смерть!

— Правда, правда. Но у нее самой всего лишь третий ранг, мой дорогой. Она никогда не предавала своих клиентов. Нет, предавал демон, он не сжигал все до самой последней частички, а передавал эту частичку мне, а уж как я ее использую, это мое дело. С этим демоном мы неплохо спелись еще раньше, чем бабушка Кареллы появилась на свет. Так что не

Спорь. — Йоми вздохнула. — Давай-ка обсудим все. Итак, ты отдаешь мне девушку, а я за это позабуду об этой встрече.

Ходамок все еще не верил.

— Возможно, ты сможешь убить меня, даже здесь, но ты не сможешь подчинить меня своей воле!

— Но, дорогой мой, зачем мне тебя убивать? — пожала плечами Йоми. — Посмотрим, что будет, если я просто ущипну эту маленькую ножку…

Генерал взвыл и рухнул на пол, схватившись за правую ногу. Морщась от боли, он стянул башмак — на месте ступни была бесформенная кровавая масса.

— Видишь, дорогуша? Нехорошо быть таким невежливым со старой дамой, — проворковала колдунья. — Ну, что же дальше? Может быть, другая нога? Потом правая рука, за ней — левая. А интересно, что-то будет, если я ущипну вот здесь, где сходятся эти две маленькие ножки?

Почти теряя сознание от страшной боли, Ходамок, задыхаясь, прохрипел:

— Нет, нет! Хороший солдат всегда знает, когда битва проиграна. Поэтому я и живу здесь, а не гнию на кладбище. Я готов пойти на сделку с тобой…

— К черту сделки, куколка. Я же говорила, что мы с тобой похожи. Разве ты стал бы предлагать сделку тому, кто так грубо с тобой обошелся и причинил тебе столько беспокойства?

— Я заплатил за нее тридцать две сотни! По крайней мере, я требую возмещения!

Йоми подняла куклу повыше и прокричала, подражая голосу аукциониста:

— Вот перед вами генерал Ходамок! Сколько вы предложите за него, господа? Сколько мне предложат за ногу? А за руку? А за мужскую гордость? Тысячу, я слышу? Две?

Генерал пришел в настоящее бешенство, и колдунья почувствовала, что, пожалуй, переиграла.

— Делай что хочешь, старая ведьма! Если ты приведешь ее ко мне, я прикажу ей убить себя! Ты не сможешь мне помешать, я готов к смерти, и мне все равно, что меня ждет!

Йоми соображала быстро.

— Ну хорошо, хорошо. Я дам тридцать пять сотен, неплохо, а? К тому же я приведу в порядок твою ногу и пол кабинета.

— Этого мало. Я хочу еще эту куклу. И защитные заклинания, чтобы впредь ни мое тело, ни мой дом не могли подвергнуться подобному нападению.

Старуха поняла, что он будет тверд в своем решении, и немедленно согласилась:

— По рукам. Но ты должен забыть об этой девушке. Забыть, что она была здесь, что ты вообще ее видел. Скажи всем гостям, которые знали о ней, что она умерла, что ее убили, как-нибудь замни это дело. Если ты нарушишь наш уговор, заклинание, скрепляющее его, потеряет силу, время повернется вспять, и я снова окажусь здесь, с этой самой куклой в руках. Но если ты будешь верен своему слову, можешь забыть о неприятностях.

— Хорошо, я пошлю за девушкой.

— В этом нет нужды, — отозвалась колдунья. — Я сама этим займусь.

Чарли была наверху, ей хотелось погреться на солнышке, она грезила о людях и странах, которые были так далеко отсюда, и забыла обо всем, что ее окружало. Вдруг у нее закружилась голова, все вокруг поплыло, дневной жар куда-то исчез, и в мгновение ока Чарли оказалась в странной комнате, где перед ней предстала жуткая картина.

Сразу увидев Ходамока, она начала было, как полагалось, опускаться на колени, но почувствовала что-то сзади себя, обернулась и увидела Йоми. Как ни велик был ее ужас, заклинание сделало свое дело: господину плохо! Защищай!

Чарли бросилась на колдунью, но Йоми просто выставила перед собой ладонь, и девушка будто налетела на кирпичную стену. Не в силах сделать ни шагу вперед, она бессильно рухнула на пол, но сразу же попыталась подняться, чтобы броситься на защиту хозяина.

— Оставь ее в покое, — крикнул Ходамок. — Подойди ко мне.

Чарли немедленно остановилась и направилась к генералу. Однако когда она дошла до определенного места, почти рядом с ним, то обнаружила, что не в состоянии сделать ни шагу вперед.

— Заклинание рабыни не дает ей пересечь пентаграмму, болван, — заметила Йоми, на мгновение позабыв о своем намерении оставаться вежливой. — Сними с нее узы.

— Встань на колени и наклонись как можно дальше, — приказал девушке Ходамок. Она повиновалась. Превозмогая боль, генерал пододвинулся к ней и коснулся кольца у нее в носу.

— По доброй воле я передаю власть над тобой, — проговорил он. — Это Йоми. Отныне ты будешь повиноваться ей, своей госпоже, как повиновалась мне, теперь ты привязана к ней. Теперь ты ее собственность, все мои приказы утратили силу. Повинуйся Йоми.

Голова у Чарли снова закружилась, она даже слегка покачнулась, а потом вдруг почувствовала, будто с ее рассудка спала какая-то пелена. Этот человек в форме перестал быть для нее кем-то особенным.

— Девушка! Поднимись, повернись, посмотри на меня! — приказала Йоми, и Чарли повиновалась, подумав: «Ну вот, опять та же песня!»

— Мне и твоему прежнему господину требуется еще кое-что обсудить. Ты уйдешь отсюда, когда я тебе скажу, выйдешь через нижний уровень пещеры, на границе владений Ходамока найдешь мага в коричневой мантии. Его зовут Дорион. Он назовет свое имя и скажет, что представляет меня. Ты пойдешь за ним, будешь повиноваться ему и никому другому, пока мы не изменим твое заклинание. А теперь иди! Чарли обнаружила, что, как и было приказано, идет к выходу, и, уходя, аккуратно закрыла за собой дверь.

Йоми снова повернулась к Ходамоку:

— А теперь я исполню свою часть сделки. Я всегда выполняю свои обязательства, генерал, жду того же и от тебя. Оговоренная сумма в течение часа будет внесена на твой счет в городе. — С этими словами она снова натянула на голову капюшон и начала напевать, делая пассы руками.

Послышался странный гул, Йоми медленно погрузилась в зияющую дыру в полу, и она пропала, будто ее и не было. Ходамок почувствовал, что боль в ноге внезапно ушла, и, посмотрев вниз, обнаружил, что ступня цела, а ботинок по-прежнему валяется на полу. Он быстро натянул его, неуверенно поднялся, выбрался из пентаграммы и направился к столу. Чтобы окончательно овладеть собой, ему потребовалась еще пара минут, наконец он собрался с духом и взглянул на маленькую неуклюжую куколку, которую оставила на столе Йоми.

Не теряя времени, генерал разыскал медную чашу и налил туда немного масла из светильника. Потом положил куклу в чашу, вылил на нее остатки масла и высек искру кремнем. Пламя было сильным, и через несколько минут в чаше осталась только лужица растопленного воска да маленькие обуглившиеся клочки и лоскутки. Теперь по крайней мере он был избавлен хотя бы от этого.

Но гордость его была уязвлена. Никто, никто прежде не смел так с ним обращаться! В его собственном доме, в его штабе! Сначала он позаботится о защите, а потом найдет способ отомстить, пусть даже на это уйдут годы. А еще он любыми путями выяснит, что такого ценного в этой маленькой шлюхе, и позаботится о том, чтобы вся выгода от этого знания досталась ему одному.

Дорион ждал Чарли сразу за пределами владений Ходамока. Она шла быстро, и при взгляде на нее чародей почувствовал, что ему трудно сопротивляться эротическому заряду, исходившему от девушки. Каждое ее движение было неосознанно соблазнительным. Дорион впервые видел существо, которое обладало такой сексуальной привлекательностью и было живым человеком, а не каким-нибудь адским гомункулом, которого следовало избегать всякому здравомыслящему магу. На Чарли было одеяние из бисера. Его нижняя часть, как яркий занавес, прикрывала девушку спереди, а причудливая верхняя часть костюма, тоже набранная из бусин, поддерживала и подчеркивала грудь. Если не считать бисера, девушка была совершенно обнажена, впрочем, и он отнюдь не скрывал линий ее совершенной фигуры.

Чарли остановилась у выхода из пещеры; впервые за несколько месяцев она хотя бы на несколько дюймов вышла за пределы генеральских владений. Теперь она стояла, оглядываясь по сторонам в поисках мага.

Дорион выступил из темноты и приблизился к ней.

— Я Дорион и действую от имени Йоми, — произнес он, и его голос прозвучал несколько взволнованно. — Повинуйся мне, как повиновалась бы ей.

— Да, господин, — ответила она низким, мелодичным, обольстительным голосом.

И тут Дорион впервые осознал, что Чарли действительно исполнит все, что он прикажет. Девушка была всецело в его власти… Но нет, у него не хватит духу воспользоваться своим положением.

— Возьми меня за руку и следуй за мной, — приказал он. — Идти нам далеко, к тому же придется пробираться по задворкам, чтобы избежать нежелательных встреч. Мне сказали, что ты понимаешь акхарский, но не можешь на нем говорить. Какие еще языки ты знаешь?

— Английский, испанский и Короткую Речь, господин, — ответила девушка.

— Английский, да? Значит, у нас есть кое-что общее. Мне так и не удалось овладеть английским настолько, чтобы говорить на нем, однако я понимаю неплохо. Говори по-английски, а я буду — по-акхарски, так мы, возможно, сможем общаться. Ладно?

Чарли с облегчением подумала, что наконец-то сможет с кем-то поговорить!

— Да, господин, — по-английски ответила она. — Ты из Внешних Слоев, надо полагать. Сюда тебя перенес Булеан? — спросил он и двинулся вперед, как ей показалось, в полной темноте.

— Да, господин. Мне кажется, с тех пор прошло почти два года, хотя я и не могу судить об этом точно. — Ей не хотелось в этом признаваться, но у нее не было ни малейшего представления о том, кто этот человек. Сторонник ли Булеана или служит Клиттихорну? Та тварь в кабинете Ходамока выглядела ужасающе. Она здорово походила на то создание, которое во время наводнения убило столько народу и чуть было не добралось и до нее. Но заклинание раба не оставляло выбора: во-первых, беспрекословное подчинение; во-вторых, автоматическое повиновение любому, кто окажется поблизости; в-третьих, говорить только тогда, когда к тебе обращаются, а отвечать только на заданный вопрос, и отвечать совершенно правдиво. Невозможно солгать, если только не было такого приказа, и раб всегда нуждается в ком-то, кто будет им повелевать. Как планета вечно движется по своей орбите вокруг солнца, так раб вечно следует за своим господином.

Именно поэтому Йоми пришлось действовать так быстро после того, как Ходамок отверг ее первое предложение. Если бы девушку допрашивал ее хозяин, он мгновенно узнал бы всю правду.

Идти было действительно далеко, и Чарли не переставала гадать, как это магу удается отыскивать нужную дорогу, но в конце концов они оказались на поверхности, среди скалистых отрогов, которыми изобиловали Пустоши. Теперь перед ними лежала узенькая тропинка, которая бежала вдоль края утеса и снова ныряла в темную пещеру.

Внутри стояла знакомая вонь, такая же, какая в старые добрые времена наполняла лабораторию Бодэ. Странные запахи, которые витали в воздухе, говорили о том, что это жилище колдуна или алхимика. Они прошли через несколько маленьких комнат и оказались в большой, где царил полный бедлам.

В центре комнаты располагался очаг, над которым было сооружено что-то вроде железной паутины. На нее при желании можно было ставить горшки и миски, подвешивать чайники и котелки. Сейчас там стоял дымящийся горшок, и, глядя на кипящую бурду и вдыхая жуткое зловоние, Чарли про себя помолилась, чтобы это был не обед.

Остальную часть пещеры занимали полки, забитые всевозможными коробочками, шкатулками, пузырьками, бальзамированными ящерицами, чучелами летучих мышей и тому подобным хламом, девушка заметила даже высушенную человеческую голову и пару черепов. Было в комнате и множество книг — старинные, огромные, покрытые плесенью фолианты. Единственный свободный простенок был завешен старым вылинявшим ковром, свисавшим до самого пола.

— Здесь не слишком-то уютно, я знаю, но, поверь, это лучше, чем берлоги большинства чародеев, — заметил Дорион. — Садись сюда, на пол. Уверен, Йоми не заставит себя ждать.

Действительно. Ковер внезапно отодвинулся, и великая колдунья вступила в комнату; за ковром скрывалась еще одна пещера, которая, судя по всему, служила старухе личными покоями. Когда Чарли видела Йоми в кабинете Ходамока, нижняя часть тела колдуньи была скрыта под полом, и девушка не могла как следует ее рассмотреть. Однако лицо чародейки было трудно забыть. Она очень напоминала сморщенную ведьму из «Белоснежки», только была еще уродливее.

Йоми уставилась на девушку. Оба глаза колдуньи были затянуты бельмами, и все же Чарли почувствовала, что ее пристально рассматривают.

— Проклятие! — пробормотала чародейка. — Столько хлопот, и вот у нас в руках всего-навсего подделка. Я-то надеялась, что ты хоть здесь не ошибешься, сынок.

— Подделка? — изумленно переспросил Дорион.

— Конечно. Сразу видно, что ее аура так и горит всякими хитрыми штучками Булеана. Ради всего святого, дитя мое, скажи мне, как ты оказалась в обличье Принцессы Бурь? Говори по-английски. Меня в свое время заставили выучить этот квакающий язык.

— Это долгая история, госпожа, но все было именно так, как ты сказала. Волшебник Булеан сделал это со мной с помощью магии с дистанционным управлением.

— Магия с дистанционным управлением! Замечательно! Неплохо сказано, дитя мое. Расскажи нам, кто ты на самом деле и что с тобой случилось. Не спеши — у нас довольно времени.

И Чарли рассказала им всю свою историю. О том, как еще в своей стране, в своем мире, она подружилась со своей одноклассницей, очень странной девушкой, о том, как благодаря собственному неверию в возможность какой бы то ни было магии она вместе с подругой, ее звали Сэм, оказалась затянута вихрем в Акахлар. Чарли рассказала, как во время падения в этот мир Булеан спас их от Клиттихорна. Как их подобрал, а потом предал наемник Зенчер, но это произошло уже после того, как Булеан превратил саму Чарли в точную копию Сэм.

Девушка рассказала и о том, как ее продали Бодэ, которая своим искусством подарила ей эту совершенную красоту и татуировку в виде голубых мотыльков, чтобы сделать из нее куртизанку высшего класса, о том, как, пытаясь спасти ее, Сэм нечаянно заставила Бодэ выпить любовное зелье, отчего сумасшедшая художница отчаянно влюбилась в девушку. О том, как Чарли, чтобы собрать деньги, необходимые, чтобы добраться до Булеана, вызвалась действительно заняться ремеслом куртизанки, а Сэм тем временем обленилась и растолстела, живя под крылышком Бодэ. И как им в конце концов удалось собрать деньги и отправиться в путь.

Чарли рассказала и о том, как во время путешествия на них напали разбойники, и тогда Сэм воспользовалась своей силой, чтобы призвать бурю, которая спасла их, но ценою гибели каравана во время наводнения. О том, как тех, кто выжил, захватила банда Астериал, как их пытали и насиловали, и с том, как демон, заключенный в Кристалле Омака, спас их. И наконец, о том, как она потеряла своих спутниц и оказалась здесь.

Йоми и Дорион напряженно слушали ее, кивали и лишь изредка задавали вопросы. Когда Чарли кончила свой рассказ, она знала, что теперь ее жизнь и жизнь Сэм всецело в руках этих двоих.

Какое-то время Йоми хранила молчание, а потом вздохнула и произнесла:

— Ну что ж, теперь по крайней мере мы знаем, что происходит. Придется, наверное, постараться заполучить и Бодэ, это может оказаться либо легче, либо сложнее, в зависимости от настроения Джамоника и от того, есть ли ему какая-нибудь польза от этой художницы. Правда, он купец, у него все продается и покупается, не то, что этот Ходамок, коллекционер чертов! — Старуха снова вздохнула. — Да, Принцессой по справедливости следовало бы быть тебе, а не твоей подруге. Но ничего не поделаешь, нам придется действовать исходя из того, что мы имеем, а не из того, что нам хотелось бы иметь. Я чувствую, тебя что-то сильно тревожит. Скажи, пожалуйста, что именно.

— Госпожа, мне не нравится быть рабыней.

— Да мы тут все рабы, дитя мое, — рассмеялась

Йоми. — Мы только тешим себя, притворяясь свободными. Сам по себе Акахлар — источник могущества, силы, богатства и практически безграничных возможностей, но девяносто процентов населяющих его людей — всего лишь игрушки жалкой кучки власть предержащих. Они подчиняются монархам и правительствам, на которые не имеют никакого влияния. А большинство населения зависит еще и от всевозможных религий и сект. Войны и революции всегда начинаются во имя защиты угнетенных, но неизменно оказывается так, что выгоду получает лишь маленькая группа хитрецов. Я завидую тебе, если тебе довелось родиться и вырасти в обществе, не похожем на наше. Должно быть, это замечательно.

— Госпожа, в моей стране уважают свободу личности, хотя большая часть моего мира мало чем отличается от того, что ты рассказала об Акахларе.

— Правда? Значит, твоя страна располагает огромным богатством, и ты принадлежишь к немногим избранным. Точно так же, как здесь акхарцы. Конечно, и среди акхарцев попадаются бедняки, но даже самые бедные из них живут лучше, чем тысячи рас, обитающих в мирах, которые грабят акхарцы.

Чарли хотелось возразить, что в ее мире все обстоит не так, однако заклинание рабыни просто не позволяло ей спорить с хозяевами, и к тому же ей вспомнились «мокроспинники», нелегальные эмигранты-мексиканцы, которые надрывались на полях южных штатов. Ей вспомнились жуткие трущобы Мехико рядом с туристическими виллами и роскошными отелями. И в конце концов, много ли проку от того, что любой может участвовать в выборах? Все равно победа останется за тем, на чьей стороне деньги. А преступный мир Тубикосы, с которым была связана Бодэ, мало чем отличался от того, что можно было найти в любом большом городе на Земле, где тоже полно грабителей и проституток. Но все же ее мир, несмотря на все свое несовершенство, все-таки обеспечивал какой-то комфорт, и к тому же вот уже сто лет, как они избавились от рабства.

— Что бы ты сделала или что собиралась делать, если бы не все эти передряги? — поинтересовалась Йоми.

— Окончила бы школу и поступила в колледж, — ответила Чарли. — Благодаря контролю рождаемости большинство женщин в нашем мире не так уж сильно связаны семьей. Я собиралась получить диплом по химии, чтобы потом заняться производством косметики.

— Правда? Прекрасные перспективы. Выучиться, чтобы потом помогать другим женщинам выглядеть привлекательнее. Много денег, никаких обязательств и уйма развлечений. Возможно, время от времени немного благотворительности, чтобы успокоить совесть. Пока живешь, наслаждайся жизнью, чего ж еще? Просто удивительно, что не все вы умираете еще в молодости от зелий удовольствия и венерических болезней. Или у вас их не бывает?

— Конечно, бывают, госпожа. Наркотики, алкоголь и много, много разных болезней. Когда я покинула свой мир, там как раз появилась одна новая, от которой не было спасения. Я боялась, нет ли чего-нибудь подобного и тут.

— Ну конечно, есть, малышка! Однако ты можешь не беспокоиться о таких болезнях. То, что не под силу алхимии, может контролировать магия, и если такая болезнь создается Ветром Перемен — а такие случаи бывали, — то вмешиваются акхарцы и… скажем, стерилизуют ее. У тебя иммунитет к сотне или около того венерических заболеваний, которые существуют в этом мире, так что не тревожься. Именно поэтому куртизанки и ценятся так высоко. Конечно, остальному населению не так повезло. Однако даже самые знатные из акхарцев могут пристраститься к зельям удовольствия. Этим, кстати, и занимается Джамоник, поэтому-то он и выложил столько за рабыню-алхимика. Именно так Ходамок надеется со временем завоевать Маштопол. Приучи людей к зельям удовольствия, особенно если это члены королевской семьи и другие видные шишки, и вся их власть перейдет к тебе. Генерал рассчитывает поработить их так же, как поработил тебя. Не надо грустить об этом. Это кольцо говорит всему миру, что твое положение было навязано тебе против твоей воли. В этом нет ничего позорного. Я чувствую, что у тебя есть вопрос, задай его.

— Тогда… Госпожа? Мое рабство вечно? Я никогда не стану свободной?

— Ну почему же! Правда, этот ритуал очень сложен, но любой чародей второго ранга и даже некоторые маги третьего могут исполнить его, если у них есть разрешение твоего господина. Найти того, кто захочет этим заняться, не говоря уже о том, чтобы добиться согласия своего господина, — вот это действительно сложно. Извини, моя дорогая, но об этом не может быть и речи. Ну-ну, не гляди на меня так. Пока ты была на свободе, ты вела себя не очень-то мудро, иначе не превратилась бы в рабыню. Твоя самая главная ценность заключалась — и заключается — в том, что ты приманка. Клиттихорн может заподозрить неладное, но пока он не знает наверняка, он от тебя не отвяжется, и это означает, что он будет продолжать охоту. Ты должна отвести их от твоей подруги… и при этом сама не попасть им в лапы, чего вы хотя и с трудом, но все же избегали до сих пор. Но прежде чем мы сможем тебя использовать, нам придется отыскать и вызволить твою художницу. Раз эта Бодэ имела дерзость заставить твою подругу добровольно принять брачное заклинание, значит, она нам необходима. Боюсь, твоя Сэм попала в лапы герцога Паседо и сейчас в полном неведении весело собирает какие-нибудь идиотские ягоды за много лиг отсюда. Нам еще предстоит выяснить, так ли это. Но у тебя есть какие-то другие заботы и сомнения. Говори.

— Госпожа, я не могу смириться с тем, чем я стала в этом мире.

— Подделкой?

— Нет, госпожа, куртизанкой. Женщиной, которая продает свое тело. В моем мире это считается самым унизительным занятием для женщины.

— И тебя тревожит то, что ты так низко пала?

— Нет, госпожа. Дело в том, что… в Тубикосе я… целый год вела жизнь куртизанки и… и мне это нравилось. Боюсь, во мне что-то не так, что-то, о чем я прежде и не подозревала. Я скорее предпочла бы быть шлюхой, чем воительницей, или королевой, или бизнес-леди.

Йоми пожала плечами:

— Были королевы и колдуньи, которые прекрасно справлялись с делом, а другие терпели провал — точно так же, кстати, как мужчины. Мы — то, в чем мы находим наше предназначение. Тот, кто, не нашел своего предназначения, — ничтожество. Если тебе нравится твое занятие, в этом нет ничего постыдного. Не думай о том, чего требуют от тебя другие, и будь довольна собой. Подумай лучше, что бы ты предпочла: быть рабыней и куртизанкой или обладать неописуемым могуществом, жить вечно и выглядеть вот так?

С этими словами Йоми распахнула свое одеяние, и Чарли охватил приступ тошноты. Она увидела огромную, скользкую бесформенную розоватую Тушу, непрерывно вздрагивающую и пульсирующую, словно огромная личинка или червь. Кое-где на ней висели лохмотья облезшей кожи, трепетавшие в такт пульсации.

Йоми запахнула мантию.

— Чародеи второго ранга обладают наивысшей свободой, какую только можно получить в этом или в любом другом мире, — сказала она потрясенной девушке. — То, что я могу узнать, то, что я могу сделать, поражает даже мое воображение. Я прожила шестьсот лет, и чего только я не видела, и чего только я не совершала… И тогда незаметно подкрадывается безумие, и ты начинаешь думать и поступать так, будто ты бог. Рано или поздно, но это случается со всеми нами. Ты начинаешь роптать даже на те едва заметные ограничения, которые все же имеет твоя власть. Ты не в силах примириться с ними. Первый Ранг или ничего! И вот наконец ты решаешься, ты заглядываешь в такие бездны, в которые никогда не решался заглянуть, ты совершаешь такое, чего никогда не решался совершить… Последний предел — Ветер Перемен, и ты идешь ему навстречу. Мне еще повезло, я успела отступить, и мой облик будет служить мне постоянным напоминанием. Я возвратила себе, точнее сказать, обрела заново хотя бы частицу здравого рассудка. Но я знаю, что раньше или позже я попытаюсь снова. Это неизбежно. Жить вечно можно лишь тогда, когда можно бороться и побеждать, в противном случае лучше смерть. Но мой срок еще не пришел, еще не время…

Йоми вздохнула, потом вдруг отогнала от себя эти мысли и склонилась, чтобы пристальнее вглядеться в лицо Чарли.

— Что у тебя с глазами, дитя мое?

— Госпожа, я всегда была близорука, а в последнее время мое зрение очень ухудшилось. Теперь я вижу только то, что находится прямо передо мной, и только при свете солнца или сильных ламп, таких, как твои светильники, а иначе я вообще ничего не вижу. Я боюсь…

Колдунья кивнула:

— Ты стояла там и беспомощно следила, как сцепились между собой князь демонов и Астериал. Магия часто сопровождается… м-м-м… радиацией. Вот почему большинство чародеев близоруки, а маги Второго Ранга поголовно слепы — в обычном смысле этого слова. Это неизбежно. Но большинство волшебных искусств дает другие виды зрения, которые не только не хуже, но в некоторых отношениях даже лучше обычного. Они позволяют видеть не видимое простым глазом. Но чтобы быть хорошим магом, необходимо обладать врожденным даром и способностями к математике. В магии важна точность, иначе долго не протянешь. У тебя нет собственной магии, а без этого даже математический гений был бы беспомощен. Облучение, которое ты получила, было очень сильным. Да, моя дорогая, придется нам найти для тебя какое-нибудь колдовское решение. Зрение не вернется, но, надеюсь, кое-что мы все-таки придумаем.

У Чарли упало сердце. Зрение не вернется… Ей только что сказали, что она навсегда останется рабыней, и, мало того, — слепой рабыней.

— Бодэ просто вне себя, — ворчала художница. — Сначала ее превратили в рабыню — в рабыню! — и отправили на фабрику зелий удовольствия… ее! Великую художницу! Ее приставили к какому-то вонючему конвейеру!

«Да, но ты по крайней мере не ослепла», — с отвращением подумала Чарли. Если не считать Сэм, единственное, о чем могла говорить Бодэ, так это о самой Бодэ.

— А теперь ее привели сюда и посадили ее и ее самое прекрасное творение в эту выгребную яму, — продолжала Бодэ, как всегда, ни на что не обращая внимания. Чарли хотелось бы, чтобы Йоми или Дорион приказали художнице замолчать, но сейчас они были одни в комнате, а насчет разговоров никаких распоряжений не было.

Двое подручных волшебницы, мужчина и женщина в серых одеяниях, которых Чарли и Бодэ называли Он и Она, вошли в комнату и помогли им выбраться из ванны. Похоже, Йоми вела здесь достаточно деятельную жизнь и в ее распоряжении было куда больше людей, чем казалось с первого взгляда. Некоторые из них были начинающими магами, которым не удалось поступить в ученики к чародею второго ранга в какой-нибудь средине, другие — изгнанниками, как и сама Йоми, а большинство было из местного населения.

Их обеих заставили встать и принялись поливать горячей водой, пока не смылись последние остатки липкой грязи. Чарли пришлось особенно тяжело: ей сделали нечто вроде грязевой маски, которая застыла у нее на лице.

Не то чтобы это было совершенно невыносимо, просто неприятно, да и запах стоял препротивный.

Чарли не пробыла у Йоми и двух дней, как однажды, проснувшись утром на своей подстилке, обнаружила, что вокруг нее царит полнейшая темнота. С тех пор она ничего не видела, не различала даже света и тьмы. Прежде ее зрение ухудшалось постепенно, и Чарли заподозрила, что внезапная перемена была вызвана не чем иным, как магией Йоми, однако полной уверенности у девушки не было, а спрашивать было бессмысленно, все равно никто бы не сказал ей прямо.

Йоми не теряла времени даром и приказала Ему и Ей немедленно заняться обучением слепой рабыни.

Это было невыносимо скучное, одуряющее занятие, особенно из-за того, что заклинание рабыни не давало девушке ни остановиться, ни сделать перерыв, она не могла даже пожаловаться, ее обучение тянулось бесконечно и постепенно стало приносить плоды. Когда тебе приказано идти вслепую, со временем привыкаешь ходить крайне осторожно. Удерживать равновесие оказалось сложнее, но она справилась и с этим. Надо было научиться ощупью отыскивать путь вдоль стен пещеры, запоминая всевозможные препятствия, нащупывая дорогу ногами.

В грязевую комнату вошел Дорион и оглядел их с ног до головы. Он никак не мог избавиться от мыслей о Чарли, она являлась ему в красочных сновидениях, но он ни за что не смог бы воспользоваться своей властью, — тогда он бы чувствовал себя обыкновенным насильником. Вот если бы она согласилась сама, это было бы совсем другое дело, но отношения хозяина и рабыни не позволяли узнать ее истинные желания.

— Мы нашли вашу Сэм, — сообщил он. — Йоми постарается освободить ее от алхимических пут, которые на нее наложили, а Булеан приставит к ней человека, на которого можно полностью положиться. Вся штука в том, что мы хотим, чтобы все охотились за вами, но не хотим, чтобы вас поймали. Это прежде всего. Бодэ, твое творение великолепно, но оно предназначено именно для того, чтобы привлекать взгляды. По правде сказать, в любой средине вы обе с этими татуировками не протянули бы и часу, так что придется вам от них избавиться.

Используя какой-то инструмент вроде бритвы, Он и Она обработали Бодэ, у которой татуировки начинались только ниже шеи, так что избавиться от них было легче. Стараясь не повредить кожу, Он и Она сделали великое множество невероятно тонких насечек. Благодаря долгим часам, проведенным в горячей ванне, распаренный верхний слой кожи сходил большими кусками. Это было странное зрелище, татуировки снимали слой за слоем, как шелуху луковицы, причем рисунок оставался нетронутым, и хотя Бодэ была далеко не в восторге от всей этой процедуры, тем не менее она чувствовала себя польщенной тем, что рисунки осторожно переносили на бумагу, так что большую их часть удалось спасти. Без татуировок смуглая Бодэ выглядела очень даже неплохо.

С Чарли было сложнее. Рисунки на ней были гораздо тоньше и затейливее. Под палящим солнцем ее от природы светлая кожа покрылась темным загаром, но татуировка не пропускала солнечные лучи, так что вместо них остались светлые пятна, и теперь на загорелом теле девушки образовался удивительный белый узор.

Бодэ оглядела Чарли и сказала:

— Бодэ это нравится. Просто потрясающе.

— Боюсь, нам придется закрасить светлые места, — заметил Дорион. — А еще придется что-то сделать с волосами. Я не уверен, что волосы до колен — это удачная маскировка, особенно во время долгого путешествия. Надо ведь как можно скорее добраться до Булеана, но совершенно другой дорогой, не той, по которой будет двигаться ваша подруга. Возможно, нам придется осветлить твои волосы, обрезать их до плеч и слегка завить. Бодэ, для тебя у нас приготовлено кое-что еще. Знаю, тебе это не понравится, но Всадники Бурь Клиттихорна понравятся тебе еще меньше.

Бодэ на минуту задумалась.

— Можно задать вопрос, господин?

— Задавай.

— Бодэ тревожится не о себе, а о том, как поживает ее дорогая Сузама и какие новые проклятия ей приходится нести?

«Любовному зелью все подвластно», — подумала Чарли.

— Она теперь еще толще, чем раньше. Проклятие не дает ей сбросить вес, но зато теперь в ней практически невозможно признать двойника Принцессы Бурь. Все это время она занималась тяжелым крестьянским трудом, так что теперь может поднять вас обеих и еще лошадь в придачу. Волосы у нее отросли до плеч, и благодаря некоему крепкому зелью она забыла обо всем на свете. Этим придется заняться

Йоми. Однако она счастлива в своем неведении. И еще… пока мы ее не увидим, мы не можем быть до конца уверены, однако Йоми предполагает… пока только предполагает, что она, может быть, беременна.

Обе женщины изумленно вскрикнули.

— От кого, господин? — спросила потрясенная Бодэ.

— Кто знает, — пожал плечами Дорион. — Мы даже не знаем, правда ли это. Но если это действительно так, если нас не ввели в заблуждение какие-нибудь зелья из тех, которыми ее пичкали во время жизни на плантациях, то беременность уже довольно поздняя, так что это случилось еще до того, как Сэм попала к герцогу.

— Эти грязные насильники, — пробормотала Чарли, но потом ей пришла в голову другая, неожиданная мысль. — А может быть, это тот симпатичный возница, которого она соблазнила из любопытства? Бедная Сэм! Надо же, какое невезение, так залететь с первого раза! — Она вдруг оборвала свои рассуждения, сообразив, что Бодэ ничего об этом не знала. Ну да ладно, Бодэ все равно не понимает по-английски. — Пожалуйста, господин, не говорите об этом Бодэ.

Дорион был озадачен, но не стал продолжать разговор. А Бодэ погрузилась в глубокую задумчивость.

— Беременна… Это могло случиться и с Бодэ, и с теми бедными малышками. Интересно, что могло бы родиться от одного из этих… этих созданий и Бодэ? Великий художник-примитивист или, возможно, анималист… — Она вздохнула. — Нет, при такой наследственности скорее всего получился бы критик… Что бы там ни было, Бодэ будет считать ребенка Сузамы своим собственным. Нашим.

— Да-да, а пока это еще одна проблема. Нам придется действовать, и немедленно. Ходят слухи, что старый Рогач затеял что-то очень серьезное. Как только мы приведем вас в порядок, придется двигаться. Мы и так слишком долго просидели возле Ходамока, а он так просто не успокоится. Мы не будем ему мешать, даже поможем сообразить, что Чарли — двойник Принцессы Бурь, и заманим их сюда. Но к этому времени вы должны быть уже далеко.

— Господин, но что же я могу сделать? — спокойно спросила Чарли. — Я слепа, совершенно слепа. И совершенно беззащитна. Когда-то я могла видеть, могла стрелять, потом это стало сложнее, а теперь…

— Об этом мы позаботимся, — отозвался маг. — Конечно, это будет зависеть от того, нравятся тебе животные или нет… и от того, понравишься ли ты им.

В этой маленькой незнакомой комнате Чарли почувствовала себя странно и неуютно. Слепая и беспомощная, она была окружена всевозможными звуками. Шорохи, сопение, лай, мяуканье… Она ни за что на свете не вошла бы в эту комнату по доброй воле, но ей приказали.

— Там тебе ничего не грозит, — заверила ее Йоми. — Звери, бездомные животные, дворняги… живые существа, обреченные, как и люди, жить в изгнании на Пустошах. Отверженные, как и все мы. Сядь на пол посреди комнаты и жди того, кому ты понравишься.

Она села, хотя ей было порядком не по себе. К ней подходили животные, и она старалась оставаться спокойной. Она помнила, что животные чувствуют запах страха.

Вдруг что-то маленькое и мохнатое вскочило к ней на колени и даже попыталось взобраться ей на плечи, цепляясь маленькими острыми коготками. Она вскрикнула, отпрянула, схватила его и поняла, что держит в руках кошку.

Это была не очень большая кошка, но уже и не котенок. Какое-то мгновение животное сопротивлялось, потому что Чарли держала его неудобно и слишком крепко, но потом она расслабилась, и кошка тоже. Девушка положила ее себе на колени и стала гладить. Кошка замурлыкала.

— Кажется, ты нашла себе друга, — заметила Йоми. — Этот кот немного странный, как и все мы тут. Часто он бросается на то, с чем не может справиться, будто считает себя огромным тигром, а иногда превращается в жалкое, забитое существо, которое мяучит и требует внимания к себе. Он немного облезлый и тощий, но это самый настоящий кот.

Кот пригрелся на коленях у девушки и мурлыкал так громко, что заглушал остальные шумы, наполнявшие комнату. Чарли вдруг обнаружила, что чешет ему за ушами, поглаживает его, и почувствовала, что ей это нравится. У нее никогда не было животных.

— Кот… Госпожа, какого он цвета?

— Серый с черными полосками, лапы грязно-белые. Самый обыкновенный.

Чарли кивнула. Типичный уличный кот, он отлично ей сгодится.

— Госпожа, он мне нравится, но я не понимаю, чем он может мне помочь. Мне доводилось слышать о собаках-поводырях, но о котах…

Йоми рассмеялась:

— Бери своего друга и пошли, я покажу вам обоим немного магии.

Все было уже готово: пылали жаровни, курились благовония, Чарли чувствовала жар, исходивший от огромных свечей. Ну и ну…

— Возьми своего друга на руки и сделай десять шагов вперед, — приказала Йоми. — Теперь стой и жди, но ни в коем случае не выпускай из рук кота. К счастью, кот и сам не собирался никуда убегать, только все пытался взобраться ей то ли на плечи, то ли на голову.

— Многие из нас используют разных животных из всех миров Акахлара, чтобы получать нужную информацию, — сказала чародейка. — Но большинство из них требует особого обращения, особой пищи или таких способов общения, которыми ты не сможешь овладеть. Для тебя кот — это как раз то, что надо.

Старуха забормотала непонятные заклинания, Чарли слышала какое-то шипение, пещеру наполнили незнакомые запахи. Вдруг колдунья заговорила по-английски, немного странно, но абсолютно отчетливо.

— Теперь у тебя снова будут глаза, другие глаза, — проговорила Йоми. — В уравнении остается место и для других возможностей. Стой спокойно. Кот укусит тебя, будет немного больно, но без этого не обойтись. Не двигайся и не урони его.

Кот вдруг изогнулся, и девушка почувствовала, как в ее левую руку впились острые клыки. Чарли поняла, что он пьет кровь, почувствовала, как маленький кошачий язычок слизывает кровь с ранки.

— Слейся, смешайся, соединись, — проговорила колдунья. — Кот познакомился с тобой, теперь в нем есть капля твоей крови и часть твоей души. Часть во мраке, часть на солнце, будьте связаны!

Чарли охватил странный жар, который через несколько мгновений исчез так же внезапно, как возник. Она вдруг увидела какие-то небывалые формы и загадочные очертания, не похожие ни на что, виденное прежде. Девушка видела их своими собственными ослепшими глазами. Странные образы ослепительно сияли, непрерывно двигались, то появляясь, то исчезая, словно полярное сияние, и в них чувствовалось что-то чудовищное и первобытно-недоброе. Загадочные видения вертелись и плясали вокруг нее, тянулись к ней, будто пытаясь коснуться ее или даже проникнуть в нее, а она не могла ни отодвинуться, ни защититься от них. Мгновенная вспышка, и яркое сияние пропало, все снова погрузилось в черноту, но лишь на мгновение.

Постепенно перед девушкой стали возникать новые картины, только теперь они словно появлялись прямо у нее в голове; сначала тусклые, расплывчатые, они то проступали, то исчезали, потом приобрели некую устойчивость и наконец стали достаточно отчетливы, хотя и казались необычными.

Чарли увидела центральную пещеру Йоми, хотя не понимала, как она вообще может видеть. Картина была черно-белая, отчетливая, хотя предметы казались несколько искаженными, будто она рассматривала окружающее через какую-то камеру с очень большим углом зрения. Предметы обретали свое истинное лицо только в фокусе, да и то на небольшом расстоянии. В стороне от центра изображение искажалось, будто отраженное в кривом зеркале. И все же теперь она видела Йоми, дымящие жаровни и всю обстановку пещеры. Свечи немного затуманивали картину, а если Чарли смотрела прямо на них, все остальное погружалось в полную темноту. Взгляд не останавливался ни на чем, но стоило чему-нибудь пошевелиться, будь то огонек свечи или сама Йоми, взгляд мгновенно перемещался на двигающийся предмет. К этому надо было привыкнуть.

Вдруг картина изменилась, и она увидела огромное человеческое лицо и шею. Это было ее лицо, однако такое, каким она прежде никогда его не видела.

Глава 6

Великий Каньон был одной из самых потрясающих достопримечательностей Кудаана, он представлял собой пропасть глубиной в четырнадцать сотен футов, на дне которой бурлила река; моста через него не было, и вряд ли кому когда-нибудь удавалось его пересечь. Не одно животное, почуяв воду, устремлялось навстречу неизбежной гибели, и прежде чем оно достигало дна ущелья, никакая вода ему была уже не нужна.

К западу от Каньона тянулась сама великая пустыня, а река там скрывалась под землей, потому что за многие тысячелетия вода так и не смогла одолеть твердый скалистый грунт. Только в этом месте скалы сменялись более мягкой породой, и река наконец вырывалась на свободу. Она уносила прочь размытую землю, и туннель постепенно углублялся, это происходило так медленно, что не вызывало обвала, однако достаточно быстро, чтобы образовалась непреодолимая пропасть.

На ночь караван остановился у самого Каньона, животных устроили так, чтобы они без труда отыскали себе скромное пропитание, но не могли бы забрести слишком далеко или свалиться в Каньон.

Она появилась из фургона навигатора и остановилась, вглядываясь в звездную черноту, которая начиналась сразу за огнями лагеря. На ней было только легкое светлое платье, перехваченное поясом на талии, однако в пустыне большего и не требовалось. Она чувствовала, как температура опускается с точки кипения до отметки «просто жарко» — нет в мире совершенства.

Если не считать самой Киры. Она-то приблизилась к совершенству настолько, насколько это вообще дано женщине. Даже без косметики, украшений и прочих маленьких женских хитростей она воплощала собой мечту всякой женщины. Очертания ее невысокой фигуры были будто высечены искусным скульптором. Правильно очерченные губы, безупречный нос, изумрудно-зеленые глаза, большие и темные, в чертах ее лица был неуловимый намек на игривость, в ее красоте — что-то от шаловливого котенка. Чудесные каштановые локоны, среди которых кое-где встречались более светлые пряди, спадали ей на плечи и оттеняли лицо. Двигалась она с врожденной кошачьей грацией. Она была воплощением женственности, подобно тому, как крупное, мускулистое тело и выразительное лицо Крима казались воплощением мужественности.

Караванщики заметили ее, кивнули и продолжали заниматься своими делами. Кира была для них своим человеком, хотя они и ценили ее красоту.

Она подошла к огню, налила в глиняную чашку немного вина, отрезала себе пирога и присела, задумчиво отщипывая от них кусочки. Она размышляла и ждала.

Кира скорее почувствовала, чем заметила его приход. Существовало специальное заклинание, которое позволяло Булеану всегда знать, где они находятся, и, очевидно, это заклинание имело и обратное действие. Правда, бывало, что ощущение их обманывало, к тому же никогда нельзя было сказать с уверенностью, Булеан это или некая другая сила, однако на этот раз Кира была уверена, что это он. Она оставила свой незатейливый ужин, поднялась и направилась прочь от костра в сторону ущелья.

Вдруг Кира ощутила чье-то присутствие у себя за спиной. Было довольно темно, но она все же отыскала большой камень и небрежно уселась на него.

— Итак, — заговорила она мягким, музыкальным голосом, который очаровал бы даже каменное изваяние, — теперь мы можем поговорить.

— Как приятно снова увидеться с тобой, Кира, — произнес немного глуховатый голос, голос Булеана, который одновременно находился здесь и где-то далеко-далеко отсюда. — Признаюсь, я предпочитаю общаться с тобой, а не с Кримом, хотя рядом с тобой я чувствую, что я кое-что потерял.

— Мне казалось, что акхарские чародеи выше этого, — рассмеялась она.

— Некоторые из них — да, возможно, даже большинство. Те, кто перестал быть людьми. Власть уродует тех, кто не соблюдает осторожности. — Он помолчал. — Ты обдумала мое предложение?

Она кивнула, хотя в темноте это и казалось бессмысленным.

— Крим предпочитает сражение, битву, здесь он мастер, — заметила она, — однако хороший воин должен знать, когда надо избегать сражения. В одном Крим абсолютно прав: если все обстоит так, как ты описываешь, никакими силами, кроме прямого нападения, девушку нам оттуда не вырвать.

— Тогда похищение.

— Если бы у меня было что-нибудь, на чем я могла бы сыграть! Нам понадобится помощь видных особ из окружения герцога, без этого не обойтись. Подступиться к ним — к мужчинам, конечно, — для меня не проблема, но, чтобы добиться их помощи, мне нужен какой-то товар. Лучше всего попробовать склонить на нашу сторону кого-нибудь из магов и алхимиков. Образец зелья, которое они дали Принцессе, наверное, тоже не помешает.

— На таком расстоянии трудно определить его состав абсолютно точно; но все же это помогло бы мне избежать ловушек.

— Я так и подумала. Еще нам нужен кто-нибудь, с чьей помощью можно добраться до девушки. В таком месте вслепую ее не найти.

В темноте раздался задумчивый вздох.

— Значит, нам потребуется что-нибудь для каждого. Ну, во-первых, заклинание для знающего чародея, который живет в таком месте, как владения Паседо. Заклинание настолько ценное, чтобы он позабыл о преданности… Во-вторых, что-нибудь равноценное из области химии. Не люблю раздавать свои заклинания, но придется платить — помощь нам необходима. Что ты скажешь о заклинании, которое позволит восстанавливать утраченные конечности?

— Превосходно! Оно там пригодится, такой маг просто прославится в этом маленьком мирке, да и многим несчастным оно поможет.

— Заклинание, о котором я говорю, считывает генетический код, а потом постепенно восстанавливает недостающую часть… Это долгий процесс, но результаты могут быть потрясающие. Ладно, это решено. Но вот алхимия… С этим посложнее. Судя по всему, они уже многого достигли. Придется как следует подумать. — Булеан помедлил, а потом продолжал:

— Но как же, черт возьми, мы справимся с девушкой, если она превратилась в безмозглую давилку винограда? С ее комплекцией у нее, должно быть, потрясающая производительность.

— Мы не могли бы погрузить ее в какой-нибудь простейший гипноз?

— Да, да, — задумчиво пробормотал Булеан. — Но это все зелья и зелья, а мне бы не хотелось добавлять что-нибудь еще к тому, что уже есть. Жаль, что у меня нет второго Кристалла Омака, но мне потребовались годы, чтобы его изготовить. Демоны ловятся не каждый день. Самое лучшее все-таки попробовать как-то сторговаться с теми, кто имеет с ней дело. Я мог бы вам помочь, но это может оказаться рискованным. Возможно, их решение будет не менее рискованным, но они хоть будут действовать не вслепую. Потом еще надо будет увезти ее оттуда, а она девушка заметная.

— Крим тоже об этом говорил. А нельзя ли избавить ее от полноты?

— Это работа демона, и потребуется мое физическое присутствие, чтобы выяснить, как он это сделал; эти твари на удивление изобретательны. К тому же она не изменится, даже если снять заклинание. Она сама набрала свой вес — ни я, ни даже демон здесь ни при чем… Но к делу — вас обыскивают на въезде?

— О, въехать туда не просто. Стража следит, чтобы мы не везли с собой ничего подозрительного и не находились под действием заклинаний. Выезд гораздо проще, думаю, нам удастся все уладить без особого труда. Когда мы выберемся оттуда, нам придется привести ее в себя и отделиться от каравана. Не стоит привлекать к себе слишком много внимания. Путешествие предстоит не из легких.

— Сейчас она уже очень хорошо ездит верхом, да и сражаться сможет, если придется. Пусть вас не обманывают ее габариты. Она всегда была странноватой. Большинство девочек мечтает вырасти и стать принцессами, а она попала в принцессы, но мечтает оставаться поломойкой или давилкой винограда.

Быстро, но со всеми подробностями, какие были ему известны, Булеан описал жизнь Сэм в Тубикосе. Потом добавил:

— Теперь я покажу последнее ее изображение, которое я получил через Кристалл Омака.

Последовала слабая вспышка, Кира ощутила покалывание во лбу, и у нее в голове возникло трехмерное, движущееся и даже говорящее изображение Сэм.

— Теперь я могу понять ее самоуничижение, — сухо заметила она. — А те двое с разукрашенными телами?

— Высокая и худая с рисунками по всему телу — Бодэ, вторая — Чарли.

Кира тихонько присвистнула:

— И эта Сэм должна была или могла бы выглядеть, как она? Сходство заметно, можно даже предположить, что они сестры, но чтобы одна из них могла превратиться в другую…

— Отчасти здесь виновато ее отношение к себе. Сэм всегда казалось, что она уродина. Однако вас не просят заниматься психоанализом или избавлять ее от комплексов. Просто доставьте ее ко мне. Живой.

Кира слегка улыбнулась:

— Это будет довольно интересное приключение.

Медак Паседо неторопливо описал широкий круг в небе и опустился рядом с караваном, который расположился лагерем возле большого склада неподалеку от резиденции губернатора. Наконец-то путешественники будут ночевать в комнатах для гостей, спать на нормальных постелях и наслаждаться роскошным ужином.

Крим следил за тем, как приземлялся крылатый юноша. Тот пробежал несколько шагов, потом остановился, повернулся и не спеша направился к каравану.

— Привет, Медак, — заговорил навигатор. Когда сын герцога пострадал от Ветра Перемен, он автоматически лишился прав на всякие титулы и привилегии, официально он был ниже последнего крестьянина, хотя во владениях своего отца все же оставался важной персоной по праву рождения. Но для Крима Медак не был ни превращенцем, как для акхарцев, ни полубогом, как для обитателей приюта. Он был просто равным.

— Рад видеть тебя, Крим, — приветливо сказал Медак. — Путешествие было трудным?

— Просто Кудаан, как обычно, — отозвался навигатор. — По правде сказать, если бы вас здесь не было, я бы постарался обойти это место. В печке хорошо готовить еду, а не жить. От Кудаана одна польза: он высушивает любую простуду, после него я с неделю гарантирован от всех болячек. Здесь даже болезни не приживаются.

— Я люблю это место, — мягко отозвался Медак. — Есть в нем какая-то отчужденная красота, которая со временем становится частью тебя самого… Впрочем, мы уже много раз говорили об этом! Что ты привез?

— Последние модели двора, которые придутся по душе твоей матери и ее дамам, кое-какие побрякушки для остальных, моракский кофе, это, как тебе известно, лучший кофе, обычные заказы ваших химиков и всякую дрянь для алхимиков. Наконец-то я избавлюсь от этого груза. Стоит парочке таких горшков разбиться и перемешаться, как ты, пожалуй, воспылаешь нежной страстью к ближайшему кактусу и превратишься в подушку для булавок, едва только обнимешь своего возлюбленного.

Крылатый юноша рассмеялся:

— Ты немножко сумасшедший, Крим. Крим зарычал, изображая гнев:

— Все навигаторы сумасшедшие, сынок. Разве ты не слышал? Мы скачем вокруг костров, воем на луну и все такое прочее. Только сумасшедший будет заниматься такой работой: доставляешь всякую роскошь другим, а сам никогда ею не пользуешься.

— Но тебе это нравится, и ты не променял бы свою работу ни на что другое, ты и сам это отлично знаешь.

— Сумасшествие доказано, сэр, — серьезно кивнул Крим. — Только безумец может наслаждаться всем этим и не мечтать ни о чем другом. — Он нахмурил брови и отбросил шутливый тон. — А теперь скажи, нет ли здесь чего-нибудь такого, о чем мне лучше узнать прежде, чем мы разгрузим караван и предоставим всем развлекаться и отдыхать?

— Ничего такого, что касалось бы тебя лично. У нас было несколько гостей, некоторые приехали довольно неожиданно. А вчера вдруг объявился Замофир.

Крим вдруг насторожился.

— Замофир — здесь… Хотелось бы мне побеседовать с глазу на глаз с этим маленьким пройдохой. Он никогда не заглядывает просто так. Что же ему потребовалось?

— Мой отец посвящает меня во все, что касается приюта, но ни во что больше, я сам так хотел, — отозвался крылатый юноша. — Однако судя по тому, что я слышал, он работает на одного северного деятеля с его дождливой подружкой. Что-то им здесь надо, но я не знаю, что именно. Вокруг нас полным-полно их подручных… — Он посмотрел на небо. — Они невидимы, но я их чувствую, я знаю, что они рядом; думаю, они набирают силу после захода солнца.

Крим вдруг стал очень серьезным.

— Держись подальше от них, сынок. Им все равно кто ты и что ты. Однако интересно, что Старый Рогач никак не успокоится. Думаю, его разозлило, что один из его патрулей отправился на корм стервятникам, вот он и пустил в ход кое-кого посерьезнее.

— У меня есть заклинания, которые охраняют меня.

— Не очень-то полагайся на них, мальчик мой. Они действуют только до тех пор, пока ты не встал у кого-нибудь на пути. Если ты окажешься между этими ребятами и их жертвой, тебе никакое заклинание не поможет. — Крим вздохнул. — Ну ладно, спасибо. Ты не знаешь часом где сейчас эта усатая мышь?

— Где-нибудь в резиденции. Ты ведь помнишь, как он любит минеральные ванны; он там частенько мокнет после обеда.

— Спасибо, сынок, — усмехнулся Крим. — Я твой должник.

Навигатор вернулся к своим делам и принялся наблюдать за разгрузкой. Большинство обитателей резиденции помогало таскать коробки и тюки, однако товара было много, и работа затянулась, пришлось даже сделать перерыв на обед. Крим, казалось, был полностью поглощен разгрузкой, и только когда с ней было почти покончено, он направился к начальнику каравана.

— Что-то я сегодня вымотался, Зел. Пожалуй, пойду приму их знаменитые минеральные ванны. — И с этими словами он направился к резиденции губернатора.

Будь Замофир еще чуть-чуть поплюгавее, он просто обратился бы в ничто. Недостаток представительности должны были восполнить длинная щегольская шевелюра, напомаженные усы длиной в несколько дюймов, которые гордо торчали вверх и были аккуратно закручены, и довольно причудливая манера одеваться. Его узкое вытянутое лицо с крупным римским носом было трудно забыть, хотя до красавца ему было далеко.

Замофир называл себя «уполномоченным». Он никогда и ни в чем не участвовал лично, но если кому-то было необходимо, чтобы совершилось нечто аморальное, нелегальное или постыдное, стоило заплатить Замофиру, и он умел через Поставщика А исполнить заказ Клиента Б. Наркотики, человеческий товар, черная магия, взятки — он не гнушался ничем. Если кто-то хотел, чтобы банда громил расправилась с конкурентом и свела на нет его дело, стоило только обратиться к Замофиру. Если кому-то нужно было кого-то убить — у Замофира неизменно было наготове несколько свободных убийц. Если кому-то требовались девушки-рабыни или жирные евнухи, или надо было внезапно превратить вышестоящего начальника в лягушку — всегда Замофир знал кого-нибудь, кто мог обеспечить все необходимое. Но ничего не делалось непосредственно через него. Его «гонорар за консультацию» оформлялся официально и подлежал налогообложению. Он был бизнесменом, человеком, который продавал советы. Никогда и никому еще не удавалось доказать, что теоретическое обсуждение криминальных поступков связано с реальными преступлениями.

Сейчас Замофир сидел, закрыв глаза, в шипучей минеральной ванне герцога Паседо и наслаждался жизнью. Единственное, что его сейчас заботило, это как бы его знаменитые усы не пострадали от жары и ванны.

Вдруг чьи-то сильные руки схватили его и погрузили в воду. Руки не отпускали уполномоченного, и тому уже начало казаться, что его легкие вот-вот лопнут, но вот хватка наконец ослабела, и он, задыхаясь и отплевываясь, выскочил на поверхность.

— Кто посмел?! — визгливо завопил он.

— Привет, Замофир, — невозмутимо отозвался Крим. — Давненько мы с тобой не виделись, но я бы предпочел не видеть тебя еще дольше.

— Крим, как ты смеешь!..

Могучие руки снова легли на плечи коротышки, однако на этот раз они не стали толкать его под воду.

— Заткнись, мелюзга! — прорычал навигатор. — Сейчас я назову тебе одно имя, и ты расскажешь мне все, не то в следующий раз я тебя не выпущу. Это имя — Галло Джахурт.

— Я… Я не знаю, о чем ты го… Он вдруг снова оказался под водой, и на этот раз руки не спешили отпустить его. Когда Замофир все же вынырнул на поверхность, те же руки стиснули его горло.

— А теперь слушай, подлый негодяй. Ты прекрасно знаешь, что случилось с Джахуртом, потому что ты там был! Я это знаю точно. Существуют официальные списки. Ты всегда все делаешь по закону, так ведь, подонок? Целый караван терпит бедствие, и кого же мы там видим? Да господина Замофира собственной персоной!

— При чем тут я? Это было наводнение! Ты же знаешь!

— Ага, а Астериал в засаде, а этот ее чертов тысячезарядный самопал, а банда отборных головорезов, которые потом напали на караван, их что, водой принесло, а? Почему я должен…

Замофир почувствовал, что Крим раздражен не на шутку.

— Подожди! Подожди, ну хорошо! Да, я был в этом караване, я всегда так путешествую, когда это необходимо по моим делам, я ведь не навигатор. Но я ничего не знал об Астериал и ее банде до тех пор, пока они не появились, клянусь тебе!

— Ага. И ты совершенно случайно уцелел во время наводнения, от которого погибли три четверти людей и животных, ты совершенно случайно оказался в лагере Астериал и совершенно случайно сидел в сторонке, наблюдая, как пытают и убивают тех, кто остался жив. Простое везение, не так ли?

— Да! То есть, нет! Они вытащили меня из воды, полумертвого, и взяли с собой. Я имел с ними дело прежде, и они узнали меня. Что мне было делать, Крим? Мне оставалось только держаться подальше от всего этого и постараться уцелеть. Они были полоумные, Крим! Стоило мне сказать хоть слово, сделать хоть один не правильный жест, и я бы погиб!

Крим пристально посмотрел на него и выругался вполголоса. Жаль, времени нет… Если бы Гильдия навигаторов хотя бы только заподозрила, что Усатый имел какое-то отношение к той печальной участи, которая постигла караван и одного из навигаторов, во всем Акахларе не нашлось бы такого места, где мог бы укрыться Замофир.

— Они все мертвы, — угрожающе проговорил навигатор. — Даже Астериал, если и жива, то пребывает в таких местах, что уже не сможет причинить вред ни одному акхарцу. И все это сделали маленькая куртизанка и мужчина, умиравший от ран. А ты вот здесь, целый и отвратительный, как всегда. Как же тебе удалось оттуда выбраться?

— Астериал убила того мужчину, девушка была в ее власти, все остальные — мертвы, а вокруг бушевала магия. Я проскользнул к повозкам, отвязал коня и удрал. Я скакал не останавливаясь. Я оказался один посреди пустыни. Я чуть не умер, прежде чем мне удалось добраться до друзей. — Замофир на мгновение замолчал. — Но откуда ты узнал, что я был там, не говоря уже о том, что мне удалось бежать?

— Двое выжили. Та куртизанка и придурковатая раскрашенная то ли художница, то ли алхимик. Они сделали заявление навигатору, а в заявлении стояло твое имя, и это мгновенно стало известно всем нам.

— А, так это те двое, и никаких следов толстухи и двух девчонок?

— Почему это ты ими заинтересовался? Замофир, все еще чувствуя на себе могучие руки, попытался пожать плечами.

— Простое любопытство. Я не знал, выбрались они или нет.

— Вот как? А не потому ли, что ты ищешь их по поручению Рогатого и изображаешь из себя маяк на земле для стаи демонов в небе?

— Да нет же, это простое любопытство, клянусь!

Голос Усатого звучал так искренне, что становилось понятно, как этому червяку удавалось выжить в таком жестоком мире.

— Замофир, Замофир, ты нарушаешь свои же собственные правила — никогда ни в чем не участвовать лично. Это хорошие правила. До сих пор благодаря им ты оставался цел и невредим.

— А тебе-то какое до них дело? — пропищал коротышка.

— Они были пассажирками. Компания и Гильдия в ответе за них, пока они не будут найдены и благополучно доставлены к месту назначения. И если я узнаю, что ты ищешь их для других целей, то я решу, что именно из-за них была устроена эта резня. А если я это решу, то я вспомню, что ты был в этом караване, а теперь участвуешь в их поисках, и тогда я обязан буду заявить об этом. Тебе не будет спасения. Даже герцог зависит от Гильдии и Компании. Возможно, мне придется упомянуть этих пассажиров в разговоре с его милостью, хотя мне и не хотелось бы его беспокоить. Но теперь, когда я узнал, что ты здесь, когда я услышал, что ты интересуешься этим делом…

Замофир сообразил, что оказался между молотом и наковальней, и в глазах у него мелькнул ужас. Было ясно, что он уже заговаривал на эту тему с герцогом. Утвердительного ответа он не получил, но слово не воробей, вылетит — не поймаешь, и если навигаторы решат, что он повинен в смерти одного из них… проклятие, даже самые продажные из них уж в этом-то пункте свято блюли свой устав.

— Я ничего не знал об Астериал, — заговорил он медленно и откровенно. — Я не имею ничего общего со смертью Джахурта. Да, теперь я ищу ее, не это совершенно новое дело. Цена, которую за нее предложили… Крим, против такой цены просто невозможно устоять! Ты сам нарушал законы и не раз водил за нос власти… Я поделюсь с тобой, Крим!

— Нет, только не в этот раз, Замофир. Награды не получим ни ты, ни я. Порукой тому, что ты не причастен к гибели Джахурта, только твое честное слово, а положение серьезное. Мне все равно, какая цена назначена и почему, но если ты отыщешь девушку и передашь ее Клиттихорну, то ни один навигатор в Акахларе тебе уже не поверит. — Он толкнул плюгавого человечка в воду, повернулся и вышел из купальни.

Измученный и потрясенный, Замофир подождал, пока великан удалится, а потом с трудом выбрался из ванны, растянулся на полу и какое-то время лежал, тяжело дыша, глядя в потолок. Проклятие, ведь он действительно не виноват в гибели каравана! Но этот Крим прав… Если он, Замофир, отыщет толстуху и передаст ее приятелю Астериал, то кто же ему поверит? Придется отказаться от этого дела, даже рискуя навлечь на себя гнев Рогача. Этот гнев будет ужасен, но лучше погибнуть сразу, чем ожидать неизбежной медленной и мучительной смерти. Ни одна награда того не стоит…

— Кира, дорогая моя!

Герцог Алон-Паседо поцеловал руку очаровательной женщины, потом привлек ее к себе и обнял.

— Я так рад вас видеть, вы просто блистательны!

Кира ослепительно улыбнулась. Она действительно была несказанно хороша в мягко переливающемся темно-вишневом платье, облегавшем ее стройную фигуру, в вишневых туфельках, с золотыми украшениями и искусным макияжем.

— Вы просто дамский угодник, ваша милость, — со смехом отозвалась она. — Можно подумать, что мы не встречаемся точно так же каждые три месяца.

— О да! Но это так редко! Вы единственная женщина, при одном взгляде на которую меня начинают обуревать плотские мысли и желания. Проходите, садитесь! Мы приготовили специальный ужин в вашу честь, сегодня мы отведаем наши лучшие вина и самые изысканные ликеры.

— Сомневаюсь, чтобы поутру вы, ваша милость, питали бы ко мне прежние чувства, — немного игриво ответила Кира, позволяя усаживать себя.

Во время ее приездов герцог всегда старался превзойти самого себя, и ей эти визиты тоже доставляли огромное удовольствие. Она прекрасно знала, что он человек высоко порядочный и что его страсть к ней так и останется платонической. К сожалению, Кира не могла сказать того же об остальных мужчинах его свиты, которые обычно обедали вместе с ними. Она была предметом вожделения всех мужчин и предметом зависти всех женщин, присутствовавших в комнате, она это знала и наслаждалась и пламенными взглядами мужчин, и деланно пренебрежительными усмешками женщин. Даже герцогиня не сводила с Киры своих холодных птичьих глаз; ей вовсе не нравилось, как ее муж вел себя с этой блистательной красавицей.

До сих пор фантазии этих людей не имели никакого основания. Она не питала отвращения к такого рода удовольствиям, если у нее было настроение или если это можно было использовать в каких-то целях. Но до сих пор в приюте герцога не случалось ни того, ни другого. Единственным по-настоящему симпатичным мужчиной при дворе был Медак, а это уже немного отдавало извращением. Остальные мужчины были просто похотливые старики.

Но сегодня она не спешила отодвинуться, когда директор Кано Лейс легонько погладил под столом ее ногу, напротив, она уделила ему куда больше внимания, чем обычно, и от этого директора бросило в жар. Лейс был в первую очередь администратором, но еще и тем, кого акхарцы называли «врачом», хотя на самом деле это слово означало скорее «целитель» или «лечащий маг». По правде сказать, администратор из него получился лучший, чем маг, поэтому он и был директором.

Вечер прошел весело, много пели, читали стихи, а еще больше — обсуждали разные слухи. Однако Кира ни разу не упомянула ни Замофира, ни толстуху. Она не знала, был ли Замофир замешан в гибели каравана, да ее это и не волновало. Главное сейчас было избавиться от нежелательного конкурента. Если Замофир приехал сюда именно из-за Принцессы, то они подоспели как раз вовремя, Крим здорово припугнул его, судя по тому, что Замофир, гость, ведущий официальные переговоры с герцогом, решился пропустить банкет.

Но в один прекрасный день она все же воткнет маленькому мерзавцу стилет между ребер, или Крим свернет его цыплячью шею, и они избавят Акахлар хотя бы от одной злокачественной язвы.

В конце торжества, когда все направлялись к дверям, Кира шепнула Лейсу:

— Директор, мне хотелось бы поговорить с вами наедине, не проводите ли вы меня до моих апартаментов?

— С удовольствием! — отозвался маг, чувствуя себя на седьмом небе. Они пожелали доброй ночи герцогу и остальным гостям, а потом вышли в коридор. Кира заговорила только тогда, когда они оказались в дальнем крыле дворца, у дверей ее комнаты.

— Директор, боюсь, мы столкнулись с одной проблемой, и только вы в состоянии мне помочь. Не заглянете ли ко мне на минутку?

Директор, который, несомненно, по-своему расценил приглашение, немедленно ответил:

— Конечно.

Она села в кресло, стоявшее перед зеркалом, а он — на постель: в комнате больше не было стульев. Кира скинула туфли и начала снимать макияж, глядя в зеркало.

— Директор, боюсь, его милость герцог оказался в двусмысленной, я бы даже сказала компрометирующей ситуации.

— О? Что вы имеете в виду?

— Около трех месяцев назад некая молодая женщина оказалась тут. Она находилась под защитой одного могущественного чародея, однако ее по ошибке приняли за жалкую больную девушку, которая нуждается в помощи. Она не могла рассказать правды, потому что не знала, кому можно довериться.

Только теперь директор начал прислушиваться к словам Киры, хотя ему трудно было оторвать от нее взгляд.

— Толстуха с двумя детьми.

— Да, и я рада, что нам не надо играть в прятки, — добавила она, расстегивая платье.

— Этот негодяй Замофир тоже о них спрашивал. Она вздохнула:

— Значит, мы все-таки играем в прятки. Кано, я не очень-то терпелива. В отличие от Замофира и его хозяина мы точно знаем, что девушка тут. Меня, скажем… выслали вперед… чтобы выяснить, можно ли что-либо сделать, прежде чем на это чудесное место обрушится несчастье.

Его голос дрожал, но он все же нашел в себе силы ответить:

— Я не предам своего герцога даже за ночь с вами. — Кира поднялась, и платье соскользнуло с нее. — О Боже мой, — почти простонал директор.

Кира взяла халат и накинула его, позаботившись, чтобы он скрывал не слишком много. Потом уселась на кровать рядом с несчастным Кано и притворно нахмурилась.

— Мой дорогой Кано! Предательством было бы отдать ее Замофиру и его банде, но отнюдь не мне. Понимаете ли, Булеан, великий маг, все знает. Если мы не сможем уладить это между собой, то ему придется сделать официальный запрос, что поставит герцога в неловкое положение. Герцог, чтобы спасти свою честь, разумеется, будет все отрицать, и вот тогда на это место обрушится весь гнев великого мага, и все кругом будет уничтожено. Не будет больше приюта. Не будет губернатора. Только уцелевшие жертвы Ветров Перемен будут бродить среди руин. Даже честь и доброе имя герцога погибнут, ибо супруга девушки жива, и она потребует официального расследования от имени Королевства.

Вожделение еще не совсем покинуло Кано, но оно поблекло перед той страшной картиной, которую так ненавязчиво нарисовала Кира, картиной, которая тут же обрела черты реальности, едва он услышал имя волшебника,

— Боже мой! Что… что же нам делать? Вы же знаете, его милость никогда не признает, что это было сделано, даже если это была невольная ошибка, вызванная состраданием. Нет! Если бы это было правдой, девушка должна была нам все рассказать.

— Вы помните, что произошло с ее караваном? Сначала на него напали, а потом почти полностью уничтожили. Они гнались за девушкой. Только за ней. Чтобы убить ее. И вы думаете, что после всего этого она могла, оказавшись случайно здесь, ничего не зная ни о герцоге, ни об этом месте, тут же воспылать доверием к вам? Похоже, мне все-таки придется связаться с Булеаном.

Директор вспотел.

— Но она получила… самое сильное зелье. Мы знали, что она из Внешних Слоев, и провели полный курс. Самое полное стирание под воздействием усиленного гипноза.

— Булеан говорит, что нет такого зелья, с которым не могла бы справиться магия.

— Да, да. Теоретически это так, но это зелье особенно сильно, ибо оно обращено к самым истокам существа. Боль, одиночество, хрупкое эго, низкая самооценка… Проклятие, наши специалисты были правы! Ей хотелось все забыть, хотелось стать кем-то другим, быть любимой, чувствовать свою необходимость, она стремилась к этому, пусть даже для этого ей пришлось опуститься до уровня простой крестьянки. Если бы это было не так, с ней все было бы по-другому. Многие здесь получали то же самое зелье и тоже начинали как простые крестьяне, но они не смогли обрести в этом счастье, и мы дали им возможность подняться на тот уровень, который отвечал их внутренним запросам. А та девушка — нет. Ей нравится жизнь общины, примитивная жизнь, в которой очень мало потребностей и никакой ответственности. И чем больше проходит времени, тем меньше она отличается от товарок.

— У нее больше нет выбора… Впрочем, и никогда не было. Мне кажется, в этом и заключается часть ее проблемы. Но выбора нет ни у меня, ни у вас, ни даже у герцога. Небывалые дожди, которые принесли вам столько неприятностей, будут продолжаться и даже усилятся.

Директор вскинул голову и уставился на Киру:

— Так причина в ней?

— Она — магнит, который их притягивает. Клиттихорн собрал в небе над вами Всадников Бурь, и они просто дожидаются, когда снова пойдет дождь. Вам даже в кошмарном сне не приснится, что станется с этим местом, когда на него в поисках девушки обрушатся Всадники Бурь. Она не может здесь оставаться, а если вы отдадите ее Клиттихорну, то Булеан в гневе уничтожит вас.

Теперь директору было не до сладострастия. Он глубоко задумался.

— Но откуда мне знать, что вы от Булеана?

Кира поднялась, порылась в старой, потрепанной седельной сумке и достала маленький клочок бумаги. На нем акхарскими символами была написана сложная математическая формула. Она молча протянула листок Лейсу, тот с минуту его рассматривал, потом у него слегка задрожали губы.

— Вы знаете, что это такое?

— Я в этом ничего не понимаю, — призналась Кира, — хотя это и написано моей рукой. Но я знаю, что это такое.

— Но здесь пропущена одна переменная!

— Вы ее получите, если мы сможем прийти к какому-нибудь решению.

Когда Лейс возвращал листок, его руки дрожали.

— Это высший уровень акхарской магии, доступный только избранным. Но… чего вы хотите от меня?

— Нам нужна девушка и еще способ тихо, без шума вывезти ее отсюда послезавтра на рассвете, вместе с караваном. Порция того зелья, которое вы использовали, и любые записи о состоянии девушки, которые вы вели, очень бы нам помогли. Избавьтесь от нее, и вы избавитесь от всякой опасности, которая угрожает приюту герцога. В конце концов сделайте вид, что ее никогда здесь и не было.

Директор кивнул:

— Я могу вызвать ее завтра после работы в клинику. На осмотр. Это обычная вещь, хотя ее очередь еще не подошла. Мы задержим ее под каким-нибудь предлогом, возможно, усыпим. Можно было бы заставить ее пойти с вами с помощью любовного зелья, однако его еще надо составить — мы их не держим, — и неизвестно, что получится при его сочетании с уже действующим зельем. Могут возникнуть еще более глубокие изменения личности, особенно вкупе с супружеским заклинанием. Мягкий, прозрачный гипноз может оказаться недостаточным, он действует на каждого по-своему, нельзя сказать с уверенностью, сколько он продержится. К сильному гипнозу требуется антидот. Девушка станет повиноваться автоматически, но если вы потеряете антидот, то она останется таким автоматом до тех пор, пока вы не вернетесь сюда, ибо все наши зелья — наша тайна.

— Это подойдет, — сказала Кира. — Мне уже доводилось иметь дело с подобными зельями. Но можно ли будет восстановить ее рассудок?

— Прошло только три месяца. По сути дела, зелье не стирает память — нам не известен способ, который позволил бы это сделать без нарушения всей работы мозга. В этом случае взрослый превращается в ребенка. Наше зелье только прекращает доступ ко всем прошлым воспоминаниям. Новая личность строится на том, что человека просто учат быть тем, кем он должен быть. Девушка общалась только с нашими крестьянами, она запомнила только те слова и фразы, которые она от них слышала. Она приняла их культуру, их веру в систему, их манеру разговора, их образ жизни. И чем дольше продолжается воздействие, тем прочнее становятся изменения, а мозг, не имея доступа к старой информации, начинает восполнять то, чего не может обнаружить: детские воспоминания и так далее. Чем больше девушке нравится ее теперешнее положение, чем естественнее она себя чувствует, тем быстрее и разрушительнее становится процесс стирания прошлых воспоминаний. Со временем оно становится полным и необратимым.

— Сколько на это требуется времени?

— Это зависит от человека. — Директор пожал плечами. — Тут важен и возраст — чем меньше воспоминаний, тем быстрее процесс, влияют и всевозможные психологические и физиологические факторы. Те девочки, которые оказались здесь вместе с ней, — они счастливы, у них любящие семьи, и чувствуют они себя гораздо лучше. Скорее всего у них процесс уже необратим. А ваша девушка… я не знаю. Она молода, это работает против нее, однако она из Внешних Слоев, а влияние этого фактора непредсказуемо. Вы можете восстановить все или по крайней мере большинство воспоминаний, однако личность — это уже другой вопрос. Прежде у нее было очень слабое эго и низкая самооценка, а теперь это очень сильная личность. Я могу только гарантировать, что она изменится.

Кира кивнула:

— Ничего, меня просили привезти ее, а не поворачивать часы вспять. — Она наклонилась и поцеловала Лейса в лоб. — Вы оказали нам неоценимую помощь. Я этого не забуду.

Он поднялся.

— Мне понадобится привлечь к этому делу алхимика. У нас есть антидоты, однако по соображениям безопасности они все очень слабые…

Кира тоже встала, снова подошла к сумке и вытащила оттуда еще один маленький листок.

— Думаю, это снимет все вопросы. Надеюсь, вы и сами сможете придумать какое-нибудь достаточно правдоподобное объяснение.

Директор посмотрел на листок:

— Какая-то химическая формула. Не мой профиль. Что это?

— Соединение, которое может быть составлено из доступных веществ. Оно застывает, его можно окрасить, а потом вживить в кожу, оно не чувствуется, и мне сказали, что с ним даже безобразный шрам выглядит небольшой царапиной, все неприятные ощущения пропадают, рубец становится незаметным.

Директор тихонько присвистнул.

— Да, это будет очень… полезно. Однако у меня есть еще одна просьба.

— Да?

— Там, в зале, все видели нас вместе, все видели, как мы уходили. Пожалуйста, не могли бы мы хотя бы… притвориться… что между нами что-то произошло?

Кира улыбнулась ему самой нежной, самой соблазнительной улыбкой.

— Пусть это будет нашей маленькой тайной, — прошептала она.

— Так это она и есть? — спросила Кира, разглядывая через окошко кабинета помещение маленькой больнички для полевых рабочих. Лейс кивнул.

Молодая женщина, которая находилась там, была невероятно тучной, но очень мускулистой: стоило ей шевельнуть рукой или ногой, и на них вздувались мощные мышцы.

Долгие часы работы под палящим солнцем сделали ее кожу почти коричневой, дубленой, как у большинства крестьян. Губы ее словно выгорели на солнце: они казались неестественно бледными, почти бесцветными, как и ногти, особенно по сравнению с кожей.

У девушки были прямые черные волосы до плеч, которые несколько смягчали ее лицо, делали его более женственным. Волосы казались нечесаными и посеклись на концах, а некоторые пряди выгорели почти добела.

— Волосы нельзя настолько отрастить за три месяца, — заметила Кира.

— Зелье. Простое и безвредное. Если не понравится, всегда можно снова подстричься. Это одна из тех мелочей, которые мы время от времени позволяем им у нас «стянуть» — людям это нравится. Остальное — естественный результат многочасовой работы на солнце. Вы заметили? Остальные выглядят точно так же.

Кира кивнула. «Что за жизнь…» — печально подумала она.

— Девушка выглядит довольно бодрой.

— Да. Прежде она была очень тихой и какой-то отстраненной. Думаю, она вела себя так с теми, кого плохо знала. Однако, успокоившись, она стала довольно открытой и совершенно раскованной. Видите ли, физические отклонения не считаются здесь недостатком, так что полнота ее не тревожила. Маиса сильна, как бык, и это придает ей уверенность в себе. Мои люди видели, как она держала телегу, пока меняли колесо, и даже не устала, а в Последний День она шутки ради подняла огромного крепкого парня, вдвое шире ее в плечах.

— А как вы заманили ее сюда?

— Подсыпали немного порошка в напиток, который она сегодня пила в поле, и у нее очень кстати начались желудочные спазмы. Лекарственное зелье, которое она получит, как только уйдет последний пациент, — гипнотическое. Оно вызовет головокружение, и ей прикажут лечь. Потом я отпущу персонал.

Кира кивнула.

— Нам надо вывезти ее завтра же. Замофир крутится где-то поблизости, да не следует забывать и о нашем владетельном хозяине.

Лейс достал из маленького чемоданчика две запечатанные склянки с ярлыками.

— Золотой ярлык — это антидот, — сказал он Кире. — Отметки на ярлыке означают степень восстановления. Половина дозы приведет девушку в обыкновенный гипнотический транс, когда объект все осознает, но повинуется. Вся склянка заставит ее совершенно прийти в себя, однако сначала погрузит на пару часов в глубокий сон, чтобы устранить остатки гипноза. Светло-красная жидкость — это около сорока процентов той порции зелья, которое вызвало амнезию. Ни в коем случае не допускайте, чтобы его кто-нибудь выпил, а в особенности она. Вместе с той дозой, которую она уже получила, это превратит ее в существо, лишенное всяких воспоминаний и всякой личности. Это будет животное. И еще, проследите за тем, чтобы это зелье не попало в чужие руки.

— Не тревожьтесь. Мы не собираемся ни красть вашу формулу, ни злоупотреблять ею. Мы просто хотим вернуть девушку к жизни, не причиняя ей вреда.

— Куда же вы ее повезете? — полюбопытствовал директор.

Кира улыбнулась:

— Лучше вам этого не знать. — Она снова заглянула в окошечко. — Думаю, все ушли. Наша больная, как послушная девочка, приняла лекарство, и теперь ее укладывают на кушетку.

Лейс кивнул и направился к двери. Видимо, он без труда убедил дежурного врача, что с девушкой не случилось ничего серьезного. Какое-то время они оживленно переговаривались — судя по всему, они были на дружеской ноге. Наконец врач достал из стола папку и передал ее директору. Тот с отсутствующим видом полистал бумаги, а потом отпустил коллегу, заверив, что сам позаботится обо всем остальном.

Какое-то мгновение тот колебался, но потом решил не спорить с начальством. День был долгим, а в резиденции его ждал ужин. Когда он наконец удалился, Лейс какое-то время сидел, изучая содержимое папки, казалось, он совершенно забыл о Кире. Она терпеливо ждала. Стоило ли показываться раньше времени, если в любую минуту сюда мог кто-нибудь вернуться, скажем, за забытой вещью.

Наконец директор вздохнул, отложил папку и сделал ей знак войти. Кира вошла и бросила взгляд на молодую женщину, которая лежала на кушетке, не замечая ничего вокруг.

— Что-нибудь важное? — спросила Кира директора. — Я видела, как вы изучали эту папку.

— История болезни. Акклиматизация и приспособление к окружающим условиям были на первом месте, так что ею не особенно занимались, мы просто убедились, что она достаточно здорова для этой работы. Должно было быть еще одно, более детальное обследование после того, как она немного акклиматизируется, но она чувствовала себя так хорошо, а в отделении было столько другой работы, что обследования так и не провели. Это ее первый осмотр. Она набрала одиннадцать с четвертью халгов. Многовато, конечно, но это в основном мускулы, да и часть ее жира тоже превратилась в мускулы. Если не допускать того, чтобы мышцы снова превратились в жир, все не так уж плохо.

— Сама я вешу всего сорок три. Даже Крим — только девяносто два. Хорошо еще, что нам не придется ее поднимать. Есть еще какие-нибудь медицинские проблемы, о которых нам следовало бы знать?

— Только одна, но это сильно усложнит ситуацию, если вам предстоит долгое путешествие.

— И что же это? — Кира подняла бровь.

— Она на третьем месяце беременности. Вот это был удар.

— О Боже мой! — пробормотала Кира. — Только этого нам и не хватало. Она знает?

— Сомневаюсь. Если она и чувствовала дурноту по утрам, то не жаловалась, да и кто станет обращать внимание на такую чепуху в поле? Это не будет особенно заметно до седьмого месяца, особенно у этакой толстухи, но это ослабит ее, сделает медлительной, вызовет биохимические изменения, ну и тому подобное.

— Значит, у меня меньше шести месяцев на то, чтобы доставить ее по назначению. — Кира вздохнула. — Чей это может быть ребенок? Кто-нибудь из здешних?

— Возможно, но маловероятно. Обычно тут не набрасываются на новичков. Как правило, проходит несколько недель, прежде чем новенький начинает участвовать в жизни общины. Судя по тому, что вы рассказали, маловероятно, чтобы у нее были какие-нибудь связи во время путешествия, так что остается только изнасилование.

Кира вздохнула и посмотрела на девушку:

— Бедняжка. А нельзя ли от этого избавиться? Директор, казалось, был шокирован, но быстро пришел в себя.

— Нет, это сложно, и выздоровление будет долгим. Если вы забираете ее сегодня, то либо этим займется сам чародей, либо она родит.

Женщина кивнула.

— Ладно, я предоставлю решать Булеану. Думаете, она готова?

— О да. Желудочные спазмы прошли, мы просто дали ей очень сильное слабительное. Однако она не сможет контролировать свои отправления, так что помните, вам надо заставлять ее почаще делать это.

Кира подошла к лежавшей без сознания девушке.

— Маиса, открой глаза, сядь и спусти ноги с кушетки.

Глаза открылись, но они ничего не выражали, будто девушка все еще спала; Маиса в точности выполнила приказание.

— А теперь слушай меня, — заговорила Кира, тщательно подбирая слова. — Ты будешь слышать только мой голос, мой и ничей другой, будешь повиноваться только моему голосу. Завтра к тебе придет мужчина и скажет: «Я — Крим. Повинуйся и мне».

Ты услышишь, как он это скажет, и будешь повиноваться мне и ему, и слышать только меня и его, и никого другого. Ты поняла меня? Отвечай.

— Да, — тупо ответила девушка удивительно низким голосом.

— Хорошо. А теперь встань. Сейчас ты пойдешь в трех шагах позади меня, и что бы я ни сделала, ты будешь делать то же самое, пока я не прикажу тебе другого. Если я сяду, ты тоже сядешь. Если я пойду, ты пойдешь следом. Если я остановлюсь, ты тоже остановишься. Поняла? Отвечай.

— Да.

Кира проверила, захватила ли она антидот и образец зелья.

— Нельзя ли ее переодеть?

— Извините, только не здесь, — пожал плечами Лейс. — Нам не удастся заполучить ее одежду, не вызвав подозрений.

— Ладно, ладно. Мне придется самой заняться этим. Сейчас самое важное — выбраться отсюда и уйти как можно дальше от этих стервятников, что кружат над нами. Не могли бы вы погасить свет?

— Конечно, но тогда здесь будет очень темно.

— Я создание тьмы, — отозвалась Кира. — К тому же здесь достаточно рассеянного света, чтобы девушка меня видела. Гасите.

Лейс потушил светильники, и они подождали, пока глаза Майсы привыкнут к темноте.

— Маиса, ты меня видишь? Отвечай.

— Да.

— Тогда следуй за мной и повинуйся. Вдруг Кано Лейс встрепенулся.

— Подождите, а где же переменная, пропущенная в формуле?

— Она уже у вас. На том же листке, что и остальная формула. Если мы благополучно выберемся из владений герцога, переменная проявится и станет одного цвета с остальными чернилами. Если нас предадут или схватят до того, как мы покинем этот район, бумага сгорит. Мне кажется, это честно.

Ошеломленный директор вздрогнул в темноте. Он действительно собирался их обмануть. Слишком трудно ему было чувствовать себя предателем по отношению к герцогу. Но эта формула… Когда он ее увидел и оценил ее возможности… Соблазн был слишком велик. Завтра он отправится в лабораторию и начнет исследования. Через пару недель он объявит о своем открытии, и тогда его звезда засияет новым светом, а его позиции укрепятся. Но цена, которую пришлось заплатить, все же не давала ему покоя. Лейс все еще был убежден, что создание Майсы было правильным и необходимым. И хотя восстановление было теоретически возможно, он никогда не видел, чтобы оно происходило, и насколько ему было известно, никто из тех, кого он знал, не смог бы его провести. Одному только Богу известно, во что превратится теперь несчастная Маиса.

Вывезти Сэм из приюта было несложно, хотя и пришлось побегать, чтобы найти подходящую повозку, поездка в которой не повредила бы девушке. На следующий день, прямо на рассвете, Крим поднял караван, и они двинулись в путь. Ящики с лучшим вином герцога оказались отличным прикрытием, к тому же они и сами по себе могли принести неплохой доход.

Крим все еще не чувствовал себя в полной безопасности, но по мере того, как все новые и новые мили отдаляли его от владений герцога, он начинал понемногу успокаиваться.

Караван двигался вдоль реки, не быстрее и не медленнее, чем обычно, однако путешественники пристально следили, не скрываются ли лучники за стенами каньона. Благодаря соглашению между герцогом, навигаторами и обитателями этих земель, караваны, принадлежавшие Гильдии, не подвергались серьезной опасности, но не стоило пренебрегать возможностью нападения со стороны случайного отряда, да и некоторые жители Пустошей были просто сумасшедшими.

К ночи караван достиг места, которое считалось нейтральной территорией. Конечно, это была только теоретическая безопасность, которую надо было подкреплять часовыми, заклинаниями и прочим, но до сих пор в этом месте не было ни одного нападения на караван. Любой, кто пожелал бы их атаковать, отступил бы перед лицом Йоми. Напасть на них мог только безумец или кто-нибудь из подручных Клиттихорна, если бы Рогач что-нибудь почуял.

Они отошли на тридцать миль от владений герцога, но все еще не чувствовали себя в безопасности; днем сын герцога мог покрывать огромные расстояния, а по ночам в небе рыскали Всадники Бурь. Они не обладали особой силой, если поблизости не было бури, которая снабжала бы их энергией, но видели они неплохо, и если бы хоть один из них что-нибудь заподозрил, их хозяйка отправила бы сюда ураган какой угодно силы. Конечно, каньон здесь был достаточно широк, однако никому не хотелось даже думать, что будет, если произойдет настоящее наводнение.

Кира не решилась бы отправиться в это путешествие в одиночку, без каравана, и даже Крим не чувствовал бы себя уверенно, в особенности рядом с девушкой.

Время от времени они наведывались к ней. Остальные караванщики предпочитали не задавать вопросов, все они были так или иначе замешаны в разных темных делишках. Крим часто залезал в повозку, шел в дальний угол, приподнимал крышку ящика и проверял состояние девушки. Он давал ей пищу и воду, а потом девушка справляла свои нужды. Для этого ведро превратили в некое подобие ночного горшка.

Кира как-то привела покорную девушку к реке, приказала ей снять всю одежду и вымыться.

Караван спал, спали все, за исключением Киры и еще одного часового. Оба они держали в руках заряженные пистолеты, а рядом наготове лежали ружья. Первым что-то почувствовал часовой, за многие годы путешествий у него выработалось некое шестое чувство. Кира ждала кого угодно, но только не старуху Йоми собственной персоной. По слухам, она никогда не покидала свою пещеру. И все же явилась именно она. Колдунья опиралась на две крепкие клюки, а сопровождали ее два невообразимых существа, постоянно поводившие длинными мохнатыми ушами.

Кира взглянула на опешившего часового.

— Все в порядке, Карл. Я их знаю, и я ждала… м-м-м… посетителей.

Йоми направилась прямо к ней, но вдруг остановилась, заметив дремлющую под деревом Маису. Черную от загара женщину было нелегко разглядеть в тени, но у Йоми было особое, магическое зрение.

— Так-так, — проскрежетала старуха. — Значит, вот она, предмет всех наших интриг и махинаций. Боже мой, чего только не делали с этой бедной девочкой. Я вижу заклятие демона с его нечеловеческим математическим безумием, вижу супружескую связь, тоненькую, как паучья нить. И зелья, зелья, зелья, слой за слоем. Простое гипнотическое, а потом стирающее. И под всем этим — что за странная, небывалая сила! Нити, бегущие на север… Да-да, это именно она, бедняжка.

Йоми вздохнула и посмотрела на Киру.

— Дитя, это будет нелегкая работенка.

— Как ты думаешь, удастся тебе привести ее в чувство?

— Мне — нет. Господину умнику — Зеленые Штаны — возможно, но только с моей помощью. У тебя есть образец зелья и антидот?

— Да, сейчас принесу.

— Прихвати заодно и камень, которым вы вызываете этого болвана-чародея. Нам предстоит долгая ночка.

— Стоит ли делать это здесь, так близко?

— Конечно, нет, пустая твоя голова, но если мне не удастся отвести отсюда рогатого хрыча с его свитой, то я и гроша ломаного не стою.

Глава 7

Пора действовать, и быстро, — сказала Дориону Йоми. — Сегодня этот пройдоха Замофир приезжает к Ходамоку. Как только усатая крыса пронюхает о Чарли и обо всем, что здесь произошло, то-то переполошится. Наверняка они оба заявятся ко мне, будут предлагать сделку, а может, и угрожать, если решат, что им есть чем меня припугнуть. Вряд ли у них что-нибудь выйдет, но хлопот не оберешься.

— Ну, нам удалось придумать подходящую маскировку, — отозвался маг. — Хоть это было и непросто. Бодэ неплохо владеет оружием, даже пращой и арбалетом. Чарли, конечно, придется потруднее, но и она справится.

Колдунья кивнула.

— Что за странная парочка, Чарли и эта ее Сэм. Чарли уже преодолела столько всего, что любой другой на ее месте просто сломался бы. Мне никогда не доводилось встречать такую сильную и направленную на выживание личность. Ее способность адаптироваться просто поразительна. Даже свою слепоту она уже воспринимает просто как неудобство, а кошачье зрение использует изредка, только тогда, когда это действительно необходимо. Главное, сама-то она считает себя невероятно слабой. Старуха вздохнула.

— Чарли не понимает, насколько поразительно то, что она с удовольствием выполняет свою работу куртизанки, и немногие мужчины решились бы, как она, преследовать Астериал и ее банду в незнакомой стране, имея в своем распоряжении только два пистолета. Но эта Сэм… не знаю, изменится ли она вообще. Она стремится только убежать и спрятаться. Ей нравится быть покорной. Она отлично чувствовала бы себя, будь она действительно крестьянкой или даже рабыней. Ей бы только не принимать никаких решений и ни о чем не тревожиться. Даже если мне удастся освободить ее от зелья герцога Паседо, я не уверена, что она когда-нибудь сможет стать Принцессой Бурь. Вот почему еще нам надо беречь Чарли, Дорион. Единственный мужественный поступок Сэм совершила, когда в опасности оказалась ее подруга. Чарли дает ей силу и решительность. Я допускаю, что Чарли сыграет свою роль и в решающем сражении.

Дорион кивнул.

— Так что же мы будем делать и кто этим займется?

— Я сама, разумеется, не могу никуда отправиться, и у меня нет ни одного ученика, которому я могла бы доверить подобное дело. Я уже позаботилась о поддержке многих людей, которые по разным причинам не могли отказаться мне помочь, но нашим путешественницам нужен еще настоящий проводник и помощник, хорошо бы с магическими способностями. И еще он должен быть полноправным гражданином Акахлара и свободно передвигаться по всем нашим мирам.

Какое-то мгновение Дорион молча смотрел на нее, а потом тихонько охнул:

— Ты имеешь в виду меня?

— Прекрасно! Я рада, что ты вызвался сам.

— Эй, подожди-ка! Я не вызывался… черт возьми, Йоми! Ты же знаешь, сколь ограниченна моя магия! Потому-то я и торчу в этой дыре. Стреляю я хуже некуда, а другое оружие вовсе в руках не держал. Какая от меня, к черту, польза?

— У тебя есть чутье, нюх, как это называется у простонародья. Когда надо, мой дорогой, ты совсем неплохо соображаешь, тебе можно более или менее доверять, у тебя есть понятие о чести, что не так часто встречается в этих местах, а это куда важнее, чем мускулы. Мускулы я могу и наколдовать, честь — никогда.

Дорион задумался.

— Ты хочешь, чтобы я… один… с этой парочкой… в такую даль?..

Йоми залилась своим визгливым смехом.

— Вот именно, я передам тебе полную власть над ними, однако их господином будет сам Булеан. Это означает, что, даже если с тобой что-нибудь случится в пути, кто бы ни захватил их, они будут все равно тянуться к Булеану. Откровенно говоря, я могла бы освободить их от рабства, если бы думала, что это может принести хоть какую-нибудь пользу. Однако Бодэ нужна дисциплина, чтобы помогать в нашей затее, а не мешать, а Чарли дисциплина потребуется из-за ее красоты и слепоты. Пока у них в носу эти кольца, никто не попытается их умыкнуть, ибо всем известно, что такая добыча не только бесполезна, но и опасна. К тому же я не хочу, чтобы она где-нибудь потерялась или спряталась с перепугу. А это вполне возможно, когда она обнаружит, что в действительности не совсем ослепла.

Дорион отлично понял, что имела в виду Йоми; сам он, как и старуха, пользовался не обычным зрением. Чарли еще предстояло узнать, что теперь она может видеть много такого, чего никогда не видела прежде. Но с помощью магического зрения можно увидеть и такое, чего лучше бы не видеть.

— Ладно, — вздохнул Дорион. — Когда?

— Сегодня, как только стемнеет. Я приготовила вам лошадей, которые за пару дней домчат вас до самого Маштопола. Вот список людей и связей, которыми вы сможете пользоваться в пути. Заучи его наизусть. На первое время припасов вам хватит, а деньги на расходы ты сможешь получать по дороге. Я подготовила бумаги, по которым твои подопечные законтрактованы посредством заклинания, наложенного патентованным чародеем. Официально ты, вместе со своим хозяином, оказал им магическую услугу, ценой которой была их свобода. Они, так сказать, свободно выбрали рабство, значит, все законно. Что за прелесть эта бюрократия! Можно грабить всех подряд и убивать направо и налево, лишь бы бумаги были в порядке.

Маг серьезно кивнул.

— А что будет, если нам действительно удастся в конце концов добраться до Булеана? Тогда-то что мне делать? Мы с ним немножко знакомы, и он меня не жалует.

— Ты только доставь их, и все будет забыто и прощено, — заверила его Йоми. — А дальше — выбирай сам. Можешь передать их Булеану и убраться подобру-поздорову, да еще и с наградой, а хочешь — оставайся, если только вы с ним поладите. Ты ведь сам родом из Масалура и знаешь эти места лучше, чем кто угодно другой. Если кто и сможет протащить их туда прямо под носом у Клиттихорна, так это ты.

— Если только я до этого доживу, — вздохнул маг.

Чарли и Бодэ теперь было совершенно невозможно узнать. Чтобы избавиться от светлых узоров на загорелой коже, девушке пришлось выпить особое зелье. В результате появился равномерный коричневый загар, который очень шел Чарли. Волосы ей остригли до плеч, сильно завили и окрасили в рыжеватый цвет. Теперь она была похожа на акхарку из какой-то колонии.

В Акахларе было много красивых девушек, и в слепой блондинке невозможно было сразу узнать одну из разыскиваемых женщин. Но все же ее должны были заметить и запомнить. Вся соль заключалась именно в том, чтобы ее узнали, но слишком поздно.

Из-за того, что Чарли была «законтрактована», она могла не утруждать себя традиционной одеждой. Чарли так давно не носила настоящий костюм, что совсем не была уверена, что целомудренный наряд доставил бы ей удовольствие. А уж сможет ли она еще когда-нибудь надеть туфли, она и совсем не представляла.

Откровенная одежда — это было как раз то, о чем Чарли всегда мечтала, но она с легкой тоской вспоминала долгие часы, которые, бывало, проводила в магазинах, примеряя одну пару туфель за другой.

При соблазнительной внешности и полной слепоте Чарли ни у кого не должно было возникнуть сомнений, какие услуги оказывает эта рабыня своему господину, так что и одеваться ей приходилось соответственно. Девушка надела юбочку от костюма, которую носила еще у Ходамока, и накидку из легкой, полупрозрачной ткани, которая оставляла грудь обнаженной. Костюм дополняли бронзовые серьги, бронзовые браслеты на запястьях и лодыжках и ожерелье из тонких плетеных цепочек.

Высокая худощавая Бодэ без причудливой татуировки уже не казалась столь экзотичной, но у нее были прекрасные формы и на удивление гладкая кожа. Она только никак не могла смириться с тем, что ей запретили выкрасить волосы в яркие цвета. Густые, жесткие и курчавые, они напоминали гриву. Разглядывая новую Бодэ глазами Мрака, Чарли решила, что художница напоминает ей черную африканскую женщину-воина с иллюстрации в географическом журнале.

Зато наряд Бодэ задумала самый экзотический. Она сама рисовала эскизы. Это было нечто вроде достаточно откровенного комбинезона с серебряными заклепками, его дополняли высокие кожаные сапоги на высоких каблуках и кожаная повязка вокруг головы. По мнению Чарли, Бодэ выглядела так, будто сбежала из какого-то садо-мазо-порно-фильма, однако наряд по-своему шел художнице. Хлыст и кожаная кобура с пистолетом усиливали впечатление.

Одежда Дориона была грязно-коричневого цвета, как и его обычная мантия, однако на этот раз на нем были рубашка, брюки и мягкая широкополая коричневая шляпа. Мантию и магические принадлежности он вез с собой. Прежде всего путешественникам надо было миновать самое опасное место — Маштопол, кишевший агентами Клиттихорна.

— Я хотел бы договориться с вами, — сказал Дорион своим подопечным, — что вы обязаны играть роль рабынь только на людях. Когда мы останемся втроем, о «господине» можете забыть. Но только не злоупотребляйте моим терпением.

Он взглянул на них, на лошадей, на снаряжение и почувствовал, как ему не хочется ввязываться в это дело. И зачем он заварил эту кашу? Ведь девушка, черт возьми, даже не двойник Принцессы Бурь!

— Чарли! Ты понимаешь, что теперь не можешь по-прежнему свободно ездить верхом, — продолжал он. — Твоя лошадь будет неотступно следовать за моей, и все будет в порядке. Запомни только: твое место сразу за мной. Бодэ, ты поедешь позади Чарли, я разрешаю тебе применять оружие по собственному усмотрению, если только ты не получишь особого приказа. Помни: защита Чарли — твоя важнейшая задача. Меня кое-как выручали до сих пор мои магические способности. Если помощь понадобится мне, я крикну. Вы меня поняли?

Чарли кивнула. Кивнула и Бодэ. Чарли была поглощена своим новым открытием, загадочным и совершенно необъяснимым. Она обнаружила, что каким-то образом видит Дориона, не с помощью Мрака, а собственными глазами. Он казался странным дрожащим пятном темно-красного света, а внутри него словно вспыхивали разноцветные огоньки. Это пятно ярко выделялось на фоне серой пустоты: она не видела ни окружающей местности, ни Бодэ, ни лошадей.

Но еще она видела желтоватое свечение на уровне глаз где-то справа от нее — возможно, это была седельная сумка Дориона с его магическими принадлежностями. А Мрак казался маленьким бледно-лиловым пушистым комком. Девушка взглянула глазами кота и увидела — ей показалось, что она смотрит как бы снизу, с земли, — что на месте красного пятна находится Дорион, а на месте желтоватого свечения — лошадь.

А еще была загадочная светло-красная нить, как одинокая паутинка, она подрагивала, изгибалась, исчезая в пространстве. Вдруг Чарли сообразила, что она исходит от Бодэ, хотя самой Бодэ не было видно.

Чарли начала понимать, что то излучение, которое лишило ее зрения, видимо, дало ей другую, более редкую способность. Неужели маги и чародеи видят именно так, или, может, они ясно различают то, что ей представлялось лишь смутной пульсацией цвета? Толку от такого зрения было немного, но лучше, чем ничего.

Взобраться на лошадь Чарли помогли, и теперь она сидела в седле, как заправская наездница. В детстве она проводила лето на ранчо у родственников.

Дети там развлекались, катаясь на лошадях с закрытыми глазами или придумывая другие штуки. Чарли еще тогда привыкла к лошадям и верхом чувствовала себя вполне уверенно, по крайней мере, пока не надо было мчаться во весь опор.

Для Мрака сделали что-то вроде сумки, похожей на гамак. Магически связанное с Чарли животное стало очень преданным и спокойно мирилось с тем, что любой другой кот счел бы оскорбительным.

— Бодэ удивлена, что госпожа Йоми не пришла нас проводить, — заметила художница, воспользовавшись вновь обретенным правом говорить свободно.

Дорион усмехнулся:

— Госпожа Йоми сейчас чертовски занята как раз тем, чтобы обеспечить нашу безопасность; надеюсь, нам удастся воспользоваться результатами ее трудов. Мы и так слишком долго прохлаждались тут. У Ходамока сейчас гостит один из агентов Клиттихорна, и этому плюгавому усатому мошеннику не понадобится много времени, чтобы сообразить, сколько будет дважды два.

Чарли вскинула голову:

— Усатому? Я правильно поняла? Ты говоришь о Замофире?

— Ты знаешь его?

— Бесхребетная свинья, болотный демон! — сплюнула Бодэ. — Он ехал с нашим караваном, а потом стакнулся с теми скотами, которые пытали нас и издевались над нами! Бодэ хотелось бы подержать его за причинное место, если только у него там есть за что ухватиться. — Художница выразительно сжала пальцы, словно давя что-то в кулаке.

— Этот мерзавец — наемник, — отозвался Дорион. — Дорогой, черт бы его побрал, осторожный, умелый и, что самое важное, — как он ни продажен, он остается верен своему нанимателю. Рогач предложил ему кругленькую сумму и за вас обеих, и за вашу подругу, и он будет работать как проклятый, чтобы отыскать вас. Скорее всего тогда этот негодяй случайно оказался в караване, обычно он старается держаться подальше от своих жертв, чтобы быть вне подозрений. — Маг вздохнул. — Я не слишком-то беспокоюсь о том, как мы доберемся до Маштопола. Я хорошо знаю эти места, да и мало кто отважится навлечь на себя гнев Йоми. Но молитесь, чтобы ваша новая внешность обманула тех, кто поджидает нас там. В Маштополе ни на кого и ни на что нельзя положиться.

Они ехали по ночам, а днем спали. Так они были избавлены от палящего солнца, а Дорион знал все окольные тропки, все расщелины и скалы и к тому же видел в темноте не хуже, чем Бодэ днем.

Дорион нравился Чарли. Он был полноват и страдал одышкой, но что за беда? Он казался славным спокойным человеком, а главное, Чарли удивляло и внушало уважение то, что он ни разу не воспользовался своей властью над ними. Она не знала, что чувствует Бодэ, но сама бы не отказалась от близости с ним. Чарли с некоторой досадой даже подумывала, не разделяет ли маг некоторые склонности Ходамока.

И все-таки ехать в затылок друг за дружкой, когда поболтать невозможно, а по сторонам смотри не смотри — все равно ничего не увидишь, было очень скучно. Тогда Чарли стала, как это частенько делала и прежде, представлять себе, что вернулась домой.

«Привет, ма! Привет, па! Вот я и вернулась! Я теперь первоклассная шлюха, и — я не шучу — мне это нравится. А еще я ослепла… ах, да, еще я чернокожая рабыня, а одеваюсь точь-в-точь как танцовщица из стрип-клуба, но в остальном полный порядок. Да, а вы помните мою подружку Сэм? Она здорово растолстела и вышла замуж за другую женщину…»

Конечно, родители не забыли их. Возможно, ее и Сэм фотографии все еще красуются на миллионах молочных пакетов, однако назад пути нет. Во всяком случае, не сейчас. Вот только неизвестно, есть ли у них хоть какой-нибудь путь вперед.

Пока Чарли скучала во дворце Ходамока, а потом вела странную и уединенную жизнь в пещере Йоми, у девушки было достаточно времени, чтобы покопаться в себе. Эти люди, которым были подвластны и магия, и алхимия, избавили ее от комплексов, отделив то, что действительно составляло сущность самой Чарли, оттого, что было ей навязано. Бодэ могла многих девушек превратить в куртизанок, но немногие из них получали бы удовольствие от своего положения.

Чарли действительно нравились мужчины, все мужчины: молодые и старые, высокие и низкие, толстые и тонкие — какие угодно. Она не могла ничего объяснить, но знала, что ей это нужно, и постоянно искала их.

И ей нравился секс — все, что подразумевалось под этим словом. Ей понравилось с первого раза, еще дома, только тогда она испугалась, возможно, именно потому, что это было как раз то, что наполняло все ее сны, о чем она всегда мечтала. Но теперь ей этого было мало. Теперь ей хотелось не только брать, но и отдавать, отдавать в полной мере. После того, как она проделывала это столько раз, со столькими разными людьми, у нее больше не оставалось ограничений, только страсть. Видно, она всегда таилась в ней, а обстоятельства выпустили ее на свободу.

Чарли начала понимать то, что сказала ей Йоми. Эта страсть вовсе не означает, что она лишена ума, воли, стремления к независимости. Теперь она гордилась тем, что спасла подруг, и безумно желала избавиться от проклятого кольца в носу. Но потом она хотела бы еще лет двадцать провести в постели с разными мужчинами, особенно если бы это могло дать ей богатство и независимость.

И она решительно не желала, чтобы слепота помешала ей в этом. Чарли многое научилась делать сама. Например, чтобы наполнить чашку, надо было просто опустить туда палец и наливать, пока не почувствуешь воду.

Она полюбила Мрака и ценила его помощь, но очень осторожно пользовалась ею. В конце концов, Дорион понимал английский, а Чарли гораздо больше нравилось разговаривать с магом, чем с Бодэ. К тому же, когда кот бродил сам по себе, не стоило смотреть на все, что он видел. Первая же задушенная мышь отбила у Чарли всякое желание сопровождать кота на охоту. Однако он помогал освоиться на месте новой стоянки или оглядеться вокруг в случае необходимости.

Даже вслепую Чарли могла оседлать и расседлать лошадь, уверенно держалась в седле, могла приготовить себе еду, сама управлялась со спальным мешком. В общем, Чарли не была расположена жалеть себя и даже на встречу с Булеаном не слишком полагалась.

Странные вещи, которые видела Чарли, приводили ее в замешательство.

— Твое зрение, как и мое, не исчезло, а изменилось, — объяснял ей Дорион. — Это трудно объяснить. По сути, ты прекрасно видишь, только в измерениях, лежащих далеко за пределами доступного обычному глазу. Как будто ходишь по дому с привидениями и видишь привидений, но не видишь сам дом. Но если бы мы могли видеть все, что находится в этих измерениях, мы, возможно, потеряли бы рассудок. Мы видим лишь то, что находится в нашем мире, но испускает излучение в другие миры. Мне кажется, это к лучшему: в мире магии некоторые вещи лучше вообще не видеть, но будь готова к тому, что это все-таки возможно, и постарайся не терять головы.

На третий день они выехали на главную дорогу у самой границы Маштопола, однако перед тем, как пересечь границу, Дорион решил сделать еще одну остановку в Кудаане.

— Нам лучше двигаться ночью, по крайней мере до поры до времени, — сказал он, — и на всякий случай будьте наготове.

— Бодэ не понимает, что нам там может угрожать, — заметила художница. — Этот мерзавец Замофир у нас за спиной. Если бы он хотел, у него было время навредить нам. Те, кто нас преследует, наверное, простые наемники, грабители, а их и обмануть несложно.

— Возможно, — отозвался Дорион, — но лучше не рисковать, У Замофира есть птицы и другие способы связи, которые куда быстрее, чем мы, и у него есть доступ к магической сети, а сообщения по ней передаются почти мгновенно. Лучше быть готовыми к тому, что нас поджидает. С завтрашнего дня и до тех пор, пока мы не выберемся из этого места, придется пустить в ход вашу маскировку.

— Ты имеешь в виду рабство?

— Да. Вам придется постоянно играть роль рабынь, даже когда рядом никого нет. Чарли, ты будешь Исса, безмозглая и соблазнительная, покорная. Ты не говоришь по-акхарски, значит, тебе придется молчать, пока я не прикажу тебе заговорить или не потребуется предупредить нас об опасности. А ты, Бодэ, будешь зваться Коба, и, если тебе так необходимо говорить о себе в третьем лице, изволь пользоваться какими-нибудь приниженными и самоуничижительными оборотами, например «эта недостойная» или «низкая рабыня». Знаю, что это для тебя невыносимо, но потерпи. Ты — наша защитница, рабыня-воин. Если кто-нибудь станет задавать тебе лишние вопросы, просто отвечай, что тебе запрещено разговаривать или что прошлая жизнь стерта из твоей памяти.

— Бодэ всю свою жизнь боролась за признание ее искусства. Ей будет нелегко забыть свое имя.

— Тебе и не надо забывать, но ты должна есть, спать, думать и действовать, не выходя за пределы своей роли. Только если нас обнаружат и разоблачат, ты сможешь действовать по собственному усмотрению. Мне тоже придется играть роль и обращаться с вами, как с рабынями. Хотя мне это совсем не по вкусу, и я чувствую себя неловко.

— Делай все, что находишь нужным, — ответила Чарли, — не волнуйся и не чувствуй себя виноватым. Мы уже столько пережили, что я с удовольствием сыграю эту роль, раз это всего лишь роль.

На выезде из Кудаана скопилась масса народу, в том числе там толпились без видимой цели вооруженные люди довольно грозного вида. Но и они, и чиновники больше глазели на Чарли, не очень-то интересуясь проверкой документов. Чарли старалась вовсю. Кокетливо откинувшись в седле, она игриво поводила плечами. Эта толпа запомнит ее, уж это точно.

Конечно, она их не видела, но она слышала их замечания по своему адресу, слышала, как они приставали к Дориону с предложениями купить пару-другую минут наедине с ней.

Чарли чувствовала своего рода удовлетворение. Это была особого рода власть, и власть довольно сильная.

За воротами поднималась, насколько видел глаз, гигантская желтая стена, поразительно мощная и внушительная.

— Каждая нуль-зона огорожена таким щитом, — сказал Дорион. — Это великий щит акхарского чародея, он не дает никому, кроме акхарцев, перейти границу. Поэтому не-акхарцы, превращенцы, вообще все, кто почему-то не отвечает акхарским стандартам, не могут переходить из одного мира в другой. Вместе с воротами такое заклинание делает границу непреодолимой преградой.

«Ну, не такой уж непреодолимой, как вам кажется», — подумала Чарли, вспомнив, что когда она впервые попала в Акахлар, то познакомилась с кентаврессой, которая пряталась в пещере чуть ли не в самом центре срединной земли. Но, наверное, если бы ее обнаружили, то немедленно убили бы.

Путешественники миновали границу и оказались в нуль-зоне. Чарли не видела вечного белесого тумана, который стелился над ней, но теперь ей стали видны огромные скопления энергии, раньше вспыхивавшие, как маленькие искорки. Они ехали по сказочной стране, где многоцветный пейзаж то и дело менялся, а с неба падал золотой дождь и будто связывал лес с невидимыми облаками над головой. Место, где они находились, вспыхивало более ярким светом, и облака энергии начинали клубиться особенно мощно.

В самой срединной земле, где-то далеко-далеко, в небо поднимался одинокий тонкий сверкающий золотом луч, похожий на маяк.

— Это из города, — объяснил Дорион. — Свет исходит от самого Королевского Волшебника. Нам придется держаться подальше от него и поближе к границе. Все хорошие дороги ведут к столице, так что нам придется попетлять.

Дорион беспокоился, что от Бодэ можно ждать чего угодно, несмотря на все приказы, а Чарли и вовсе приводила его в недоумение. Он никогда по-настоящему не понимал женщин, даже Йоми, которой было шесть сотен лет от роду и которая была похожа на помесь древней старухи и мокрицы. Чарли была умной, изобретательной, гибкой, и все же он чувствовал, что, если бы она освободилась от рабского кольца, она стала бы профессиональной шлюхой и торговала бы собой. Похоже, она была бы только рада, если бы там, на границе, он принял одно из предложений. Йоми не видела в этом ничего дурного. Но ему-то самому, черт возьми, это казалось совсем не правильным.

Чарли и Бодэ почувствовали облегчение, добравшись до поста на въезде в Маштопол. Наконец-то позади остался Кудаан, его безжалостная жара, странные обитатели и смертельные опасности.

Дежурный офицер на пограничном посту все время искоса поглядывал на обеих женщин, однако сохранял деловой официальный тон.

— Законтрактованы, да? Пожизненно?

— Да, сэр, — отозвался маг. — Однако прежде они принадлежали не мне. Когда-то я служил могущественному чародею, который спас племя той высокой рабыни от нападения демонов. Старик подарил ее мне, когда ее услуги стали больше не нужны. А вторая, ну, вы сами видите. Мне пришлось порядочно заплатить, чтобы убедить ее хозяина расстаться с ней, но, вы же понимаете, за нее никакая цена не показалась бы слишком высокой.

Дежурный офицер взглянул на Чарли и кивнул:

— Да, я понимаю, почему вы ее купили, только вот почему вам ее продали?

— Она слепая. Ее прежнему хозяину это было неудобно, а для меня это не помеха. Офицер прищелкнул языком.

— Да, жаль. Такая красавица… А это что за кошка? Мы обязаны проверять всех животных.

— Вот документы. Кот мой, я использую его для магических целей. Девушке он приглянулся, она ему тоже, так что, если мне не требуются услуги кого-нибудь из них, я разрешаю им быть вместе.

Дежурный офицер вздохнул:

— Хорошо, сэр. Все в порядке. В конце недели в городе будет большой праздник. Там полно народу, так что вам будет нелегко найти комнаты, если только вы не заказали их заранее. К тому же в это время года в городе полно подонков, которые рассчитывают на легкую добычу. Было уже несколько убийств и похищений девушек. Берегите вашу парочку, сэр.

— Постараюсь, — пообещал чародей. — Но что касается Кобы, я никому не посоветовал бы задевать ее.

Офицер поставил печать на их документы, а Чарли подумала, что вряд ли через эти посты проходит так уж много настоящих документов.

Дежурный офицер вернул Дориону бумаги:

— Вы можете оставаться в Маштополе сколько угодно, сэр, и покинуть его либо здесь, либо через южные ворота. Приятного отдыха.

Дорион поблагодарил его, вскочил на лошадь, и они въехали в Маштопол. Когда они на милю углубились в срединную землю, Дорион вдруг остановился, приказал им подъехать поближе и позволил Чарли говорить, словно почувствовав, что девушка того и гляди захлебнется невысказанной просьбой.

— Господин, здесь мы вне опасности. Не могли бы мы остановиться в комнате с ванной и, возможно, купить новую одежду? Мне бы хотелось хоть чуть-чуть ощутить вкус жизни большого города, ведь мы столько времени провели в Кудаане…

— Мне очень жаль, но это невозможно. Все не так просто. Прежде я об этом не подумал, но если Замофир говорил с Ходамоком, то он знает, что вы обе были в городе, были проданы с аукциона. Надеюсь, что здесь это еще не стало известно, иначе тот офицер задержал бы нас под каким-нибудь предлогом, но, будьте уверены, через пару дней сюда слетится вся стая. Если мы хотим избежать нежелательных встреч, нам лучше ехать окольными путями. За всеми въездами будут следить, а может быть, возьмут под контроль и саму нуль-зону. Пока все в городе на празднике, мы можем пересечь средину без особого риска, но на выезде возможна засада. Боюсь, с ванной и с прогулкой по большому городу придется подождать.

Два дня они без особых приключений пробирались по окраинам Маштопола. Обе женщины вызвали немалое любопытство и многочисленные высоконравственные замечания консервативных фермеров и жителей провинциальных городков. Они вовсе не желали иметь дело с путешественниками и старались спровадить их побыстрее.

Мрак по достоинству оценил эту страну, где грызуны были маленькими и глупыми, а жуки — большими и хрустящими. Чарли позволяла ему бродить на свободе, зная, что, когда придет время собирать вещи и двигаться дальше, он неизменно окажется рядом. Она стала привыкать к его укусам. Мрак делал это очень деликатно и брал только самую капельку ее крови. Ранка болела недолго и быстро затягивалась. Казалось, слизывая кровь, он одновременно каким-то образом залечивает место укуса.

Возможно, так оно и было. В этом мире различия между черной и белой магией зависели только от побуждений мага. Магия Акахлара была, так сказать, серая.

Впрочем, в этих землях магии было вообще немного, хотя местные жители считали, что здесь все пропитано ею. Чарли точно знала, что это не так. Кроме того, что исходило от ее спутников, она не видела ничего особенного.

Эта страна пахла цветами и свежескошенным сеном, солнце было ласковое, теплое. На второй день прошел небольшой дождик, и только прямой приказ Дориона заставил женщин спрятаться от него: они так давно не испытывали чудесного прикосновения небесной влаги.

Шум и запах тихого дождя, падающего на поля и леса, были настоящей магией жизни, полной надежд и обещаний.

К концу третьего дня даже Дориону стало казаться, что он чрезмерно подозрителен. Никто на них не нападал, никто их не преследовал. Но как только он начал расслабляться, почувствовала тревогу Бодэ. В Акахларе, когда все идет слишком уж хорошо, жди, что на тебя вот-вот что-то обрушится.

— Придется ночью пробраться через этот забор, — сказал маг. — Не стоит оставлять запись о нашем проезде через ворота. Патрули вдоль границы, я думаю, обойдем. Однако в нуль-зоне нам придется быть очень осторожными и тщательно выбирать. Если я проложу дорогу в нужный мне мир, как навигатор, это будет заметно издалека — мы оставим за собой явный след. Придется посидеть и подождать, пока появится что-нибудь подходящее: либо мир, который я знаю, либо мир, где я смогу справиться. Если нам удастся незаметно пересечь границу колонии и попасть в Куодак, то нас обнаружат, только если уж очень не повезет. Клиттихорн, наверное, уже перекрыл все возможные пути, но чиновников Куодака не так легко подкупить, как их маштопольских собратьев. И там мы сможем подключить кое-какие силы Йоми.

Когда они приблизились к границе, Дорион предложил после наступления темноты двигаться вдоль нее, пока либо удастся войти в нуль-зону, либо придется возвращаться в глубь средины.

Чарли видела странную картину: слева бушевала энергия нуль-зоны, а вокруг царила черная пустота. Примерно через полчаса езды Дорион вдруг приказал остановиться.

— Похоже, они строят забор вокруг всей средины. Интересно, зачем?

Он спешился, подошел к забору и осмотрел его.

— Ага. Медная проволока. Кажется, она тянется отсюда прямо до поста у ворот. Изолированные опоры, какие-то странные крепления… Видимо, они собираются пустить что-то через проволоку и не хотят, чтобы она заземлялась. Очень странно. О, теперь вы можете говорить свободно.

Бодэ спрыгнула с коня и осмотрела разбросанные по земле инструменты.

— Это не просто забор. Бодэ видела невысокие ограды из такой же проволоки. Она убивала каждого, кто к ней прикасался. Может быть, здесь пытаются сделать то же самое? Но от кого они хотят отгородиться этой штукой?

— В большинстве средин есть заборы, но они поставлены просто для того, чтобы внутрь не забредал скот. Гораздо легче и дешевле перекрыть места пересечения с колониальными мирами, чем огораживать всю срединную землю. И откуда они возьмут энергию для такого забора? Того, что у них есть, едва хватает на освещение центра города.

На мгновение Дорион задумался, а потом продолжал:

— Но даже слабого заряда будет достаточно, чтобы замкнуть цепь. Тогда страже станет известно, что границу пересекли, они даже смогут приблизительно вычислить, где именно. Да, могу поспорить, дело именно в этом. Интересно, кого или чего они вдруг так испугались?

— Какая разница? — нетерпеливо перебила его Чарли. — Давай найдем место, где мы сможем пересечь границу и убраться отсюда. Может, в другом мире мы сможем наконец поспать в настоящей постели… и принять ванну… — добавила она благоговейно.

Дорион задумался.

— Ладно, в общем-то это место не хуже остальных, да и неизвестно, сколько придется ждать, пока появится мир, который нам подойдет. Если мы двинемся дальше на север, то попадем в зону контрольного пункта, а если на юг — нам придется делать дыры в их новеньком недостроенном заборе. Это только укажет наш путь. Ладно, решено. Бодэ, садись на коня и поезжай вслед за Чарли, как всегда. Пошли!

Они пересекли границу. Лошадь Чарли оступилась, попав в невидимую канаву, однако им удалось удержаться, и девушка почувствовала, что оказалась в нуль-зоне.

Чарли видела здесь даже небо, больше всего оно было похоже на раскрашенную фотографию: несущиеся тучи, странные, неестественные оттенки, вокруг — бушующие разряды темной, демонической энергии.

Мрак, спокойно сидевший в своей сумке, вдруг издал такой вопль, что поднял бы и мертвого, а Дорион развернулся и закричал:

— Назад, скачите к границе! Это ловушка!

Демонические тучи вдруг обрели форму и сгустились в огромный и грозный призрак.

Гигант, окруженный адским огнем, парил на огромном птеродактиле с пустыми горящими глазами и пастью, которая изрыгала пламя. Всадника окружало тусклое бело-багровое сияние, он сидел на летающем чудовище, будто это была обычная лошадь. Магическая энергия окружала его наподобие брони. Из-за забрала шлема смотрели демонические глаза, горевшие бордовым пламенем.

Чарли пришпорила лошадь и ринулась назад, в черноту.

Грозный всадник закричал, и эхо его крика наполнило ужасом их души. Чарли оставалось только нахлестывать коня и молиться о том, чтобы достигнуть границы раньше, чем она окажется в когтях чудовища.

Бодэ пыталась держаться поближе к Чарли, чтобы не дать ей сбиться с дороги, но вдруг обернулась, взглянула на Всадника Бурь и бросилась ему навстречу. Безумная художница выхватила пистолет и, уверенная, что с такого расстояния невозможно промахнуться, стреляя по такой громадине, спустила курок.

Пуля настигла цель, но прошла прямо сквозь жуткое видение, будто оно было просто облаком дыма.

Презрительный смех, как гром, прокатился в воздухе.

Взбешенная и беспомощная, Бодэ увидела, что лошадь Чарли наконец-то добралась до границы и стала подниматься по неровному склону, который отделял средину от нуль-зоны. Внезапно лошадь поскользнулась, Чарли вылетела из седла и упала в туман, на мягкую, поросшую травой землю. Она быстро вскочила, не обращая внимания на отчаянную боль от ушибов, однако падение оглушило ее, и в этот момент она увидела, что грозный призрак пикирует на нее, между ними оставалось не больше сотни футов. Спасения не было.

Вдруг девушка почувствовала, что ее подхватили и вскинули на лошадь, потом ее подбросило — это лошадь перескочила пространство, отделявшее средину от границы. Чарли почувствовала, как что-то ужалило ее в бедро, потом порыв ветра, оглушительный вопль — и она упала на грязную землю.

Бодэ тяжело дышала.

— Поторапливайся! Твою лошадь найдем позже, сейчас садись ко мне, надо убираться подальше от границы!

Но адская боль не давала Чарли пошевелиться. Ее нога пылала тем же бордовым пламенем, которое горело под доспехами призрачного Всадника. Нога вдруг онемела и не слушалась, осталось только ощущение жара.

Девушка беспомощно следила, как грозный Всадник, сделав круг, снова подлетел ближе, ближе… вот он уже почти на самой границе средины.

Всадник вдруг натянул поводья, и его крылатый зверь остановился в нескольких футах от границы, огромная тварь висела на месте, медленно взмахивая крыльями.

Чарли сообразила, что Всадник почему-то не может пересечь границу. Возможно, та самая сила, которая не давала входить внутрь не-акхарцам и превращенцам, делала границу непреодолимой и для таких тварей. Черт возьми, и защищают же они свои драгоценные средины!

Пронизывающие горящие глаза остановились на ней.

— Сила бурь в нуль-зоне велика, — заговорил Всадник низким раскатистым басом. — Благодаря смешению воздушных масс и постоянной смене колониальных миров атмосфера тут в постоянном движении. Те, кто подвластен мне, уже перекрыли все выходы, скоро они войдут внутрь и двинутся на тебя со всех сторон, кроме этой. Победить ты не можешь, и ты не можешь бежать. Вставай и иди ко мне!

Чарли почувствовала, что ее горящая нога шевелится, словно пытаясь идти помимо ее воли. Нечто стремилось заставить ее подняться и двинуться вперед, к Всаднику, но оно было слишком слабым.

Вдруг рядом оказалась Бодэ. Она потащила девушку прочь от границы, в укрытие.

— У меня пятьдесят человек, начисто лишенных чувства чести и жалости, им обещана щедрая награда, если они приведут тебя ко мне, — вещал Всадник Бурь. — Они не остановятся перед тем, чтобы убить твоих спутников. Ты можешь пересечь границу только тут, и ваше жалкое оружие не страшно Князю туч.

Низко пригибаясь, к ним подбежал Дорион.

— Проклятие, возможно, он прав, — пробормотал маг.

— Что это за тварь? — с испугом спросила Чарли.

— Всадник Бурь верхом на призраке. Одно из созданий Внутренних преисподних, миров, лежащих ниже Акахлара, где не может существовать человек. Но они могут перейти в наш мир, если наберут достаточно энергии и если их вызвал чародей.

— Это опять тот рогатый мерзавец, да? Он его вызвал?

— Ага. Он нашел с ними общий язык. Не думаю, что он блефует, говоря о своих людях. Проклятие! Я должен был это предвидеть! Его сила уменьшается при свете дня.

— Настолько, что мы сможем пересечь границу? Дорион помедлил.

— Нет, не настолько. Проклятие!

— Ты ведь маг, о могущественный господин, — саркастически заметила Бодэ. — Неужели ты не в силах развеять его, чтобы мы могли спокойно проехать?

— Я не настолько хороший маг!

Чарли почувствовала какое-то мягкое щекотание, посмотрела вниз и увидела сверкающий пушистый бледно-лиловый шарик. Мрак взобрался на ее раненую ногу и устроился на ней. Девушка почувствовала внезапный озноб и увидела, как кот втягивает в себя бордовый жар магической раны.

Девушка начала лихорадочно соображать.

— Послушай, ты говорил, что они устраивают изгородь из медной проволоки, чтобы посылать по ней магическую энергию?

— Да, ну и что с того?

— А как хранится проволока для изгороди?

— Намотана на большие катушки.

— Катушка полая внутри?

— Да, но все равно весит порядочно.

— Мы далеко от нее? Дорион прикинул.

— Около одной руки. А что? Ты что-то придумала?

В одной руке было около 125 футов.

— Возможно, нечто неисполнимое. Если бы мы могли перевернуть эту катушку и насадить ее на какую-нибудь ось, чтобы она могла вращаться, а потом вытянуть внутренний конец проволоки и прикрепить его к чему-нибудь железному здесь, внутри срединной земли…

Глаза Дориона вспыхнули.

— Кажется, я понял! Да, попытаться стоит! — Маг поспешно растолковал их идею Бодэ.

— Оставайся здесь, — приказал он Чарли. — Мы с Бодэ сходим, посмотрим.

У забора валялось несколько катушек. Дориону и Бодэ вдвоем едва удалось сдвинуть самую маленькую из них. Бодэ осмотрела строительную площадку, отыскала необходимые инструменты и принялась мастерить.

— Ха, не просто вульгарный ворот, а скульптура, о которой сложат легенды! — бормотала она, собирая странную конструкцию из валявшихся поблизости частей и обломков.

Ее усилия не остались незамеченными.

— Что это? — пророкотал Всадник Бурь. — Магическая изгородь? Кое-что она может, но вряд ли защитит от пуль, ножей и мечей.

— Заткнись, свинья! — прикрикнула Бодэ. — Бодэ ненавидит, когда критики обсуждают даже законченные ее творения, но она просто не выносит, чтобы они еще заглядывали ей через плечо, когда она творит!

Даже Всадник Бурь немного опешил.

— Она действительно сумасшедшая, — пробормотал он почти про себя. — Но это ничего вам не даст.

Дорион боялся, как бы он не оказался прав, но Бодэ потребовалось всего пятнадцать минут на то, чтобы изготовить вполне пригодный с виду ворот. Если, конечно, им удастся насадить на ось эту чертову катушку, а для этого ее нужно было приподнять. Вместе с Бодэ они кое-как установили катушку на ворот, тот затрещал, но выдержал.

Бодэ отмотала несколько ярдов проволоки, а Дорион ножом подцепил и извлек ее внутренний конец.

Художница посмотрела на проволоку.

— Надо будет покрепче закрепить эту штуку. Когда катушка завертится, этот конец может затянуть обратно.

Маг кивнул.

— Я собираюсь обкрутить его вокруг этого железного столба, а потом прицепить к сварочному аппарату, он, пожалуй, весит не меньше тысячи халгов. Если проволоку привязать покрепче и если столб вкопан достаточно глубоко, то все это может и выдержать. Но сможешь ли ты выстрелить такой жесткой проволокой?

— Бодэ предпочла бы пушку, но она справится и так. Видишь, она уже отмотала по крайней мере две руки этой проволоки, на такое расстояние как раз можно более или менее точно стрелять из арбалета. Но лучше бы подманить его поближе.

Маг кивнул.

— Я приведу Чарли и лошадей. Либо эта штука сработает, либо мы влипли. Кажется, я уже слышу всадников.

Мраку каким-то образом удалось вылечить ногу Чарли. Она смогла кое-как подняться. Потом наклонилась и подняла кота, который, казалось, совершенно обессилел.

— Милый мой Мрак, ты заслужил любую награду, — шепнула девушка. Подошел Дорион.

— Кажется, дело сделано. Может, Бодэ и сумасшедшая, но в своем роде она настоящий гений. — Маг помедлил мгновение, а потом мягко добавил:

— Как и ты.

Девушка вручила ему кота:

— Держи. Неизвестно, понимает ли этот ублюдок по-английски, но сейчас нам меньше всего нужно, чтобы он прочел мои мысли. Веди меня, я должна увидеть его, а он меня. Молись, чтобы Бодэ поняла, чего мы от нее хотим, потому что это единственное, что нам остается.

— Да, — вздохнул Дорион. — Никому и никогда еще не удавалось хотя бы ранить Всадника Бурь.

С помощью мага она выбралась из-за скал, которые служили ей укрытием, и увидела границу и застывшего в ожидании грозного Всадника.

Бодэ держала арбалет наготове, но их враг был еще слишком далеко.

— Сюда! Иди на голос Бодэ! — позвала она Чарли.

Чарли осторожно, держась в нескольких метрах от границы, направилась к тому месту, где ждала Бодэ. Казалось, она шла целую вечность, но вот голос Бодэ раздался прямо у нее за спиной.

— Отлично, теперь тебе надо подманить его поближе.

— Должен признаться, мне стало любопытно, — проговорил Всадник Бурь. — Что это вы затеяли? Неужели вы думаете, что можете уколоть меня какой-то жалкой проволокой? И мне нельзя переломать кости, ибо я — творение магии! — насмехался он. — Куда этому магу-недоучке тягаться со мной!

— Ну, если тебе так интересно, иди попробуй нашего угощения, — по-английски проговорила Чарли и начала медленно приближаться к границе нуль зоны.

— Ага! Приманка для меня! Иди, иди сюда, красотка! Иди ко мне! Сюда, сумасшедшая, я сам пойду тебе навстречу!

С этими словами Всадник Бурь стал медленно снижаться, подлетая все ближе и ближе к границе. Зловеще загрохотал гром, и Чарли видела, как энергия тучи перешла к Всаднику Бури, питая его, делая все более реальным.

Вдруг мимо Чарли пронеслась Бодэ и в мгновение ока оказалась у самой границы.

— Прекрасно, сэр! Попробуйте-ка вот это! — крикнула она ему, прицелилась и пустила стрелу.

Бодэ забыла о проволоке, привязанной к стреле, та больно хлестнула ее по спине, и в мгновение ока она, выругавшись, свалилась внутрь нуль-зоны. Но в тот же миг стрела угодила в призрачного зверя, на котором сидел Всадник.

Хохот резко оборвался, раздался пронзительный крик летающего призрака. Всадник и зверь в мгновение ока превратились в огромный пламенеющий шар, похожий на маленькое солнце, а дальше все произошло так быстро, что Чарли не успела за этим уследить. Ей показалось, что солнце ринулось к ней, она почувствовала на лице его жар, а потом — оглушительный раскат грома, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки, — и она потеряла сознание.

Не дожидаясь, пока Чарли очнется, Дорион неимоверным усилием втащил ее на лошадь; она так и сидела, оглушенная и растерянная, цепляясь за седло. Маг повел лошадей и их единственную всадницу прямо в нуль-зону и остановился сразу на границе.

Бодэ продолжала браниться. Дорион помог ей подняться на ноги.

— Ты не ранена?

— У Бодэ уши словно ватой забиты, — прокричала в ответ художница. — Она вся в синяках, промокла и, возможно, ранена, но не так сильно, как этот сукин сын! — Она неуверенно взобралась на лошадь позади Чарли и уцепилась за нее. Дорион повел свой маленький отряд в туманы нуль-зоны. Лошадь Чарли несла только совсем больного и очень усталого Мрака.

Всадники были близко, некоторых уже можно было разглядеть. Дорион понимал, что нельзя терять ни минуты. Что бы там ни было, им надо во весь опор мчаться сквозь нулевую зону и надеяться попасть в более или менее приемлемый мир прежде, чем их схватят.

Глава 8

Йоми взяла склянку с зельем и принялась ее рассматривать. — Интересно… — хрипло пробормотала она. — У герцога есть по-настоящему талантливые люди.

Старая ведьма вдруг отпила немного зелья, стирающего память. Кира в ужасе вскрикнула.

— Нет! Не надо!

На лице Йоми появилась беззубая ухмылка.

— У-ух… — выдохнула она. — Неплохая штука. Не беспокойся, милочка. Я просто хочу узнать, как оно действует. Со мной ничего не будет.

Они ждали, и в темноте минуты ожидания казались бесконечными.

— Быстрое, — наконец сказала колдунья. — Должно быть, они подмешали его к утреннему соку. Это сшибает с ног прежде, чем успеваешь понять что это такое, и действует безотказно. Зелье заставляет саму жертву помогать своему действию. Потрясающе! Оно будто бы знакомится с тобой. Потом находит нечто самое слабое, самое безвольное в твоем «я» и выпускает его на свободу, а само тем временем использует его чувства и порывы, чтобы заблокировать все воспоминания, которые не нужны для поддержания жизни, все, что связано с понятием «я». Кажется, зелье разрушает, а может, даже перестраивает ферменты самого мозга. Оно держится в организме очень долго, и тот отказывается с ним бороться. Со временем его действие все же ослабевает, но это происходит только после того, как новые связи установлены и произошли некоторые изменения. Оно дает воцариться в мозгу «Маисе», новой личности, а потом перестраивает всю систему связей так, что остаются только те, которые определяют «Маису» как единственное «я». К тому времени, когда зелье сформирует Маису и исчезнет, не останется никаких связей с прежним «я». Необходимые воспоминания — язык, здравый смысл, представление о том, например, что не следует совать руку в огонь, — все это дублируется как новая информация «Майсы», а все старые пути доступа к памяти затираются. Зелье слабеет, но не остается никаких связей с прошлым, Замечательно!

Кира кивнула. Она не все поняла, однако уловила главное.

— Другими словами, все, что ей говорят, когда она просыпается, зелье заставляет принимать за истину. Потом оно берет то, что ему требуется от старой личности, и отсекает все остальное. Кажется, что оно само живое!

— Нет, просто чудо современной химии, моя милочка. Опасное чудо. С его помощью можно создать преданную армию бездумных убийц. Надеюсь, оно еще не попало в руки к Старому Рогачу. — Она вздохнула. — Да, это будет нелегко. Самое сложное в том, что только само зелье пока удерживает ее прежнюю личность. Мы можем без труда избавиться от него, но тогда мы получим только Маису. Если мы оставим его, то получим ту же Маису, потому что зелье блокирует остальную память. А самое скверное — мы не можем ждать. Девушке уже нанесен ущерб, и с каждым днем он будет все больше. Надеюсь, что наш могучий акхарский маг, который мнит себя чуть ли не богом, сможет найти выход, ибо мне это не под силу. Единственное, на что мы можем рассчитывать при ее теперешнем состоянии, — это брачное заклинание, которое может полностью уничтожить лишь арбитраж магов; именно это заклинание еще обеспечивает некоторую ее связь с прошлым и с Принцессой Бурь. Но и оно не поможет, если она пробудет в этом состоянии еще пару месяцев. Лучше позвать нашего полубога!

— Боюсь, что мне действительно придется вмешаться, — проговорил приятный мужской голос, несколько глуховатый, со слабыми отзвуками эха. Он доносился откуда-то из темноты, так что невозможно было определить, откуда именно.

— Ты подоспел вовремя, умник, — заметила Йоми.

— Я все время был тут. Твой анализ был так интересен, мне не хотелось тебя прерывать. Кира, дай девушке половину антидота и давай приведем ее в состояние транса. Я не могу иметь дело с зомби, и, по правде сказать, бездействие мозга только заставляет это зелье работать быстрее.

Кира отлила половину из склянки в маленькую кружку, а потом подошла к толстухе, которая, казалось, спала.

— Открой глаза, возьми эту чашку и выпей до дна, — приказала она.

Глаза «Майсы» открылись, она взяла лекарство и послушно выпила его. Пока они ждали, когда оно подействует, Булеан заговорил:

— Похоже, нам придется собрать все, что осталось от ее личности, а потом заменить зелье другим, подобным ему, которое не будет блокировать воспоминания. Если нам это удастся, тогда она, возможно, потеряет какие-то части своего прежнего «я», некоторые навсегда, другие — временно, но мозг сам найдет окольные пути. Хотя бы в основном мы вернем «Сэм». Ты получила формулу?

— Думаю, да, — ответила Йоми. — Лови! — Из ее головы в темноту устремились бело-голубые искры.

Булеан присвистнул:

— Ого! Готов биться об заклад, человеческий мозг не в состоянии самостоятельно создать такую сложную формулу. Должно быть, ее разработали в каких-то отдаленных внешних мирах, где готовы предоставить к услугам наших злоумышленников мощные компьютеры. Потребовались бы месяцы, чтобы разгадать эту головоломку и вычислить, как она работает! Нам придется действовать быстро и решительно, двигаясь методом проб и ошибок. Посмотрим, что у нас получится. Единственное, что нам остается, — это подтолкнуть ее саму к прорыву. Попытаемся убедить Маису, что ей самой нужно все вспомнить. Ну, давайте попробуем. Кира, открой ее для нас.

Кира опустилась на колени рядом с девушкой.

— Маиса, слушай меня. Как только я снова повторю твое имя, ты услышишь еще два голоса. Отвечай и повинуйся им, как мне или Криму.

— Да, мэм, — последовал тихий ответ.

— Маиса, слушай.

— Здравствуй, Маиса, — мягко проговорил Булеан.

— Здравствуйте, сэр, — ответила девушка. Голос уже не казался таким безжизненным.

Булеан предоставил Йоми повторить то же приветствие, а потом спросил:

— Кто ты, Маиса? Расскажи нам о себе.

— Да чего особо-то рассказывать? — начала она. — Я девушка простая. Сажаю, рощу фрукты и все такое и еще помогаю собирать их и складывать. Другие-то люди, которые красиво одеваются, они их только едят. Пока работаешь, семь потов сойдет, но как посмотришь, что из семечка дерево вырастает и фрукты дает — это прямо как волшебство.

— А тебе никогда не хотелось чего-нибудь другого? — спросил Булеан. — Например, работать в резиденции герцога?

— Нет, мне и так хорошо. Для другого-то учиться надо — читать, писать, мало ли чепухи? А зачем? Я крестьянка, если не работать, как Бог велел, что тогда все будут есть?

— Есть у тебя дружки? — спросила девушку Йоми. — Тебе хотелось бы выйти замуж, иметь детей?

— О, друзей много-много. Парни, они все время тащат в постель. Конечно, если кто годится, чтобы иметь детей, это надо. Только я из-за парней с ума не схожу. Ну и что? Можно спать и с ними, и с девчонками, если нравится.

— Нам не хватает доступа к ее старому «я», чтобы повлиять на нее, — заметила Йоми бесстрастным тоном врача, который ставит диагноз. — Должно быть, теперь ее поддерживает только брачное заклинание.

Булеан на минуту задумался, а потом спросил:

— Тебе хотелось бы быть богатой, иметь дорогую красивую одежду, чудесный дворец, собственных слуг, есть изысканные блюда, пить изысканные вина?

Может, использовать часть своего состояния, чтобы помогать другим?

Толстуха задумалась. Под гипнозом она не могла лгать и отвечала просто и правдиво:

— Нет, сэр. Эти штуки хороши для тех, кому они нужны. Мне нравятся хорошенькие штучки, но от них меньше проку, чем от лошадиного дерьма. Они только для лордов и леди, которые ими друг перед другом хвастаются. Тот, кто больше думает, как на него смотрят, а не что он делает, не стоит ни черта, и все эти побрякушки не сделают из свиньи господина, сэр. Лучше работать весь день вместе с друзьями, делать, что надо, и взамен получать, что надо. От богатства одно беспокойство: только и смотри, чтоб не сперли. Это не по мне. А вот если тебе нужны только друзья, еда и работа, то и не будешь рот разевать на то, что не твое. А те друзья, что только на твое богатство глядят, какие же это друзья?

— Боже мой! — воскликнул Булеан. — Да ее превратили в святую!

— Мы уловили некую нить, — заметила Йоми. — Хочешь еще попробовать?

На какое-то время воцарилось молчание, а потом Булеан спросил на чистом американском английском:

— Но ты ведь замужем за одной женщиной, Сэм? И что будет с Чарли?

Девушка не ответила и, казалось, пришла в замешательство.

— По-видимому, английский у нее стерт, — сказала Йоми. — Она понимает правильный акхарский, но считает, что ей подобает говорить только на крестьянском диалекте. Она зашла слишком далеко.

— Мы не можем ее упустить, — твердо ответил Булеан. — Осталось совсем мало времени, а она мне нужна. Они затеяли что-то серьезное, Йоми, и это произойдет в этом году. Что-то ужасное. Я не совсем уловил, что именно, но это нечто такое, что пугает даже их союзников, до которых дошли кое-какие слухи. Они только что покончили с экспериментами, а это означает, что они готовятся к чему-то более значительному. Я должен заполучить ее!

— Тогда тебе придется принять решительные меры, — отозвалась колдунья. — Надо отыскать что-то такое, что пробьет брешь в этой стене.

— Знаю, знаю, я только надеялся, что мне удастся вытащить ее, не причиняя ей новой боли, она и так уже настрадалась. — Он вздохнул. — Ладно. Кира, надень ей на шею мой амулет, который носишь с собой. Это создаст прямую связь. Может быть, я смогу встряхнуть ее.

Кира, захваченная всем происходящим, исполнила его приказ. Маленький зеленый камешек в простой оправе на медной цепочке особого впечатления не производил, но повсюду в Акахларе можно было найти тех, у кого были подобные амулеты. Они означали, что-либо в прошлом их владелец оказал Булеану какую-нибудь значительную услугу, либо их владелец достаточно верен или достаточно продажен, чтобы при случае к нему можно было обратиться.

— Ага, теперь я тебя вижу, малышка Майса-Сузама-Сэм, — прошептал Булеан. — Теперь я действительно могу общаться с тобой напрямую…

Девушка почувствовала, как в голове у нее глухо застучало, но зелье не давало ей сопротивляться.

«Ты уже замужем, Маиса!» — сказал голос.

— Нет!

«Да! Посмотри на свою руку. Видишь метку? Колдовскую метку? Видишь нить, которая выходит из нее и теряется в ночи? Ты должна верить мне. Ты замужем, и твоя супруга беспокоится о тебе, она хочет отыскать тебя. Ты сама знаешь, что это правда! А теперь — кто твоя супруга? Как она выглядит? Как ее зовут?»

Вспышки… Неясные, путающиеся образы странной, высокой женщины с раскрашенным телом… Зелье пыталось побороть эти видения, но вера, поддерживаемая волей Булеана, взяла вверх, стена не устояла. Теперь часть Майсы требовала информации. Дело пошло.

— Бодэ, — изумленно прошептала она. — Я вышла замуж за женщину, Бодэ…

«Кто замужем за Бодэ? Представь себе свадьбу. Где это было? Кто там был? Кто такая Бодэ? Почему она тебя любит? Ты должна мне ответить. Ты должна отыскать ответы у себя в голове!»

Вопросы и приказы следовали один за другим, жесткие, настойчивые, неотвратимые.

— Сузама Бодэ… это Сэм… — Перед ней промелькнула картина: она врывается в странное, полузнакомое жилище Бодэ. Очень похоже на лабораторию, но не лаборатория. Она кидается на высокую татуированную женщину и заставляет ее что-то… что-то…

— Художница… алхимия… Бодэ… любовное зелье… — Это было похоже на кирпичную стену, по которой сначала прошла маленькая трещина, открылась только часть того, что было за ней, но чем больше становилось видно, тем быстрее рушилась стена, тем больше открывалось взгляду.

— Чертовски могущественный пройдоха, — одобрительно заметила Йоми.

«Как? Почему?» — Давление, приказ, ни малейшей поблажки.

— Спасти… спасти… Шарлин… — Лицо прекрасной девушки с затейливыми узорами вокруг глаз в виде небесно-голубого мотылька… — Друг… лучший друг… Звали… Шари. Да, еще… еще Чар-ли-и. Чарли.

«Вспоминай! Ты должна вспомнить! Чарли, Бодэ, Сэм… Свяжи их, пробей стену! Вспоминай… Вспоминай… Вспоминай!!!»

Все быстро вставало на свои места, ее новой личности было приказано хотеть, даже требовать информации. Информации было много, слишком много. Она не могла разобраться в деталях, понять все сразу. Все это просеивалось через личность Майсы, личность, которая управляла мозгом. Невольно, по мере того как информация открывалась, шла оценка этой информации. Сэм паразитировала, Сэм была недовольна собой, у Сэм ни в чем не было уверенности… Но она-то и была Сэм, и все же ей не нравилась Сэм…

— Быстро, — рявкнул Булеан. — Остаток антидота! Все и немедленно!

Кира налила антидот в чашку, стараясь не пролить ни капли, и приказала:

— Маиса, возьми это и выпей до дна!

Девушка автоматически взяла чашку, и Кира затаила дыхание: на мгновение ей показалось, что девушка опрокинет ее, но та рассеянно повиновалась.

Вдруг ее глаза широко раскрылись, она смотрела не на окружающих, а куда-то вдаль, она видела что-то, доступное только ей одной.

— Не знаю, какой она проснется, знаю только, что это будет женщина с больной головой, — сказал Булеан. — Но это все, что я могу сделать на расстоянии. Если бы ей нравились мужчины, если бы она не согласилась официально зарегистрировать свои отношения с Бодэ, нам действительно пришлось бы бороться с этим зельем напрямую, с помощью антидота, а после него ничего бы не осталось, нам не за что было бы уцепиться. Я твой должник, Йоми, ты сделала анализ зелья, ты угадала ее состояние, ты держала на расстоянии Гончих преисподней. И я уже обязан тебе теми двумя. Если бы Бодэ погибла, брачное заклинание утратило бы силу, и всему бы пришел конец.

— Черт возьми, еще бы ты мне не был должен, — отозвалась старуха. — И когда-нибудь, в свое время, я приду за своим долгом. А пока хватит и того, что ты помешаешь этому сумасшедшему.

— Я не рискую дольше задерживаться, — сказал чародей. — Несмотря на превосходную защиту Йоми, они знают, что я брожу по эфиру, и пытаются отыскать мой след.

— Если ты так чертовски могуществен, почему бы тебе просто не пожаловать сюда? — поинтересовалась колдунья.

— Потому что это привлекло бы в этот каньон такую силу, что даже я не смог бы ей сопротивляться, и это прикончило бы всех нас, — отозвался чародей. — Ты думаешь, почему я застрял здесь? В моей собственной средине у меня есть источник, из которого я могу черпать энергию, соратники, которыми я могу распоряжаться. За ее пределами я всего лишь один из многочисленных акхарских магов, не лучше и не хуже других. Наша сторона терпит поражение, Йоми. Она слаба и разрозненна, а Клиттихорн становится все сильнее и увереннее. Эта девушка — не пешка. Она — наш последний, отчаянный шанс.

— Тогда отправляйся, — ответила Йоми, — а я прослежу, чтобы «ни трогались в путь.

И даже Кира, не обладавшая магическим даром, почувствовала, что Булеан ушел.

Прекрасная женщина внимательно посмотрела на чародейку:

— Что он имел в виду, Йоми? Что затевается там, на холодном севере? Что это такое, если этого боятся даже такие люди, как ты и Булеан? И при чем тут эта девушка? Принцесса Бурь обладает мощным и уникальным даром, но вряд ли он может нести угрозу миру. Или я что-то не понимаю?

Йоми хихикнула:

— Очень уж они все скользкие. Клиттихорн решил объединиться с Принцессой Бурь. Тебе известно, что в последнее время кое-где в Акахларе Ветры Перемен стали чаще и сильнее?

— Да, но что из этого? Нам всегда приходилось жить в страхе перед ними.

— Мир в целом все же сильнее, чем Ветер Перемен, который действует только на малую часть мира. Даже Ветер Перемен подчиняется тем силам, которые создали этот мир, с его солнцем и ветрами, гравитацией, центробежными и магнитными силами. Не важно, как может Ветер изменить какой-нибудь район, этот район все равно относительно мал, а основные силы незыблемы и вскоре устранят разрушения. Все, что влияет на погоду, климат, влияет и на Ветер Перемен. И попадает он в Акахлар не иначе как через точки, в которых создается некая слабина. Говорят, Клиттихорн нашел способ создавать эту слабину, поэтому он может призвать Ветер, но не может влиять на него. А Принцесса Бурь может влиять на силу ветра, его интенсивность и длительность. Они недолюбливают друг друга, но одному без другой не обойтись, а вместе они грозят превратиться в бич Божий.

Кира кивнула:

— Но они все еще не могут влиять на то, какие изменения произведет Ветер, они не могут воспользоваться им иначе, как для устрашения. Армии и чародеи акхарских королевств должны уничтожить Клиттихорна и убить Принцессу, где бы они ни были. Стоит этой парочке только попытаться использовать это оружие для шантажа, и их конец будет предрешен.

— Возможно. Но не думаю, что они настолько глупы. Принцесса интересуется только политикой, моя дорогая, а вот для Клиттихорна политика — только способ достичь своей черной цели, о которой мы пока даже не догадываемся, но скоро, к своему ужасу, узнаем, если только ему удастся исполнить свой замысел.

Что-то взорвалось у нее в голове. Она не понимала, боялась, но была не в состоянии сопротивляться или отбросить от себя видение.

Сначала это было прекрасно, будто она смотрела в бесчисленные грани бесценного бриллианта, все вокруг переливалось невероятными цветами, кругом парили странные треугольные блики, и вскоре это вращение захватило, поглотило ее, затянуло в ловушку сверкающего хаоса.

Вдруг рядом с ней показалась крохотная черная точка, тоже подвешенная в сверкающей бездне. Точка вытянулась в черную линию, повернулась, — и вот уже это был человек. Нет, не человек, а тень, контур человека, черного, безличного и тонкого, как лист бумаги.

Она закричала, ее крик отразился эхом от тысяч треугольных граней.

— Ты права, что боишься, — проговорила фигура, — но бояться тебе надо не меня. Не я создал тебя и твою судьбу, но я могу помочь тебе спастись от нее, если ты только позволишь мне.

— Уходи! Я не хочу с тобой знаться! — крикнула она, и вращающиеся грани снова насмешливо повторили ее крик.

— На самом деле ты не боишься меня, — проговорил человек-тень. — Я так тонок, что если меня повернуть, то я совершенно исчезну. Я не могу и не хочу причинить тебе вред. Ты не выбирала свою судьбу, но ты то, что ты есть, и ты не в силах изменить свою природу. С того самого момента, как ты родилась, ты вступила на путь, который не оставляет тебе выбора, ты можешь только идти вперед или умереть, и только в конце пути ты, возможно, наконец получишь свободу.

— Чего… чего ты хочешь от меня?

— Загляни в центр камня и посмотри на источник своей судьбы.

Она заглянула, и перед ней стали возникать картины такие ясные, будто все это действительно происходило перед ее глазами, хотя что-то и говорило ей, что это далекое прошлое. Люди не видели ее, но они были настоящими…

Высокая призрачная фигура в малиновых одеждах, с громадными рогами на голове, может, это была диковинная корона. Горечь и ненависть читались в чертах его старческого лица, в блеске его холодных глаз, в уродливой усмешке маленького рта над хищным выдающимся вперед подбородком.

— Бойся того, кто зовет себя Клиттихорном, Рогатым Демоном Снегов, — проговорил человек-тень, — он не демон, а всего лишь человек, могущественный чародей, однако совершенно лишенный мудрости. Человек из другого мира и из другой культуры, человек, чей интеллект был так велик, что в Акахларе он стал почти богом. Он намерен уничтожить Акахлар, все его народы, все его культуры, все его миры и все остальные миры тоже. Его просто не заботит их судьба, он уничтожит их, ибо они стоят на его пути. Все, кого ты знаешь, кого когда-либо знала или еще узнаешь, будут уничтожены одним этим человеком.

Девушка ужаснулась. Возможно, это была магия, но, глядя на этого чародея, она не могла не верить в то, что все, что он говорит ей, — правда.

Чародей в алых одеждах исчез, и на его месте оказалась молодая женщина, возможно, ей не было и двадцати, немного слишком полная, но привлекательная. У нее были длинные черные волосы, она была одета в расшитые драгоценностями меха, а на голове сверкала тиара из чистого золота, в которую был вправлен огромный драгоценный камень. Девушка не походила ни на кого из тех, кого ей доводилось встречать в Акахларе, и в то же время она казалась знакомой, очень знакомой.

— Она известна как Принцесса Бурь, — сказал человек-тень. — Клиттихорн отыскал ее среди простонародья в одной из колоний. Как и ты, она не жаждала ни богатства, ни власти, но они обрушились на нее, ибо она была волшебницей и дочерью волшебницы, хотя и не просила никого о такой судьбе. Ее народ возделывал земли в долине, отделенной от остального мира высокими горами. Там не выпадали дожди, там не было рек, но земля родила, родила благодаря ее матери. Ее мать появилась на свет, наделенная магическим даром. Возможно, он был наградой за некую мудрость, которую мы назвали бы сверхъестественной, ибо нам не дано понять и постичь ее, а может, он был дан ей одной из ее праматерей в награду за некую службу или во исполнение какого-то обета. Дар переходил от матери к дочери, рождался только один ребенок, наделенный этим даром, и это всегда была девочка. Этот дар превосходил таланты всех акхарских чародеев, ибо ей повиновались дождь и бури. Лишь одна эта женщина могла призвать животворную влагу и велеть ей пролиться над землей своего народа.

Ребенок ничего по-настоящему не желал, — продолжала тень, — ибо девочка и ее мать давали жителям долины влагу жизни, а те взамен делились с ними плодами своей земли.

И Сэм увидела среди вращающихся граней прекрасную цветущую долину, и маленькое крестьянское селение, и фермы вокруг, и поняла, как богата и прекрасна была эта земля.

— Но пришли акхарские солдаты, — продолжал человек-тень. — Они дивились тому, как это они могли пропустить такое богатое место. У народа долины не было ни армии, ни правителя, который мог бы их защитить, и все же они сопротивлялись изо всех сил и отказались признать короля этих солдат своим господином и отдавать ему большую часть даров своей земли. И тогда волшебница, мать девочки, призвала грозу, и молнии поразили многих солдат, а их лагерь превратился в трясину. И жители долины возрадовались, но радость их была недолгой.

У короля было в сотни раз больше солдат, чем жителей в той долине, и солдаты пришли снова, но на этот раз с ними были чародеи, могучие, не ведающие жалости. Ни бури, ни молнии не могли одолеть их, а они убивали, убивали без конца. Девочка видела, как убили ее мать, а ее саму захватил в плен могучий маг. Он понял, что ей тоже подвластны бури, возжаждал этой власти и забрал девочку в свой дворец. Но у нее не было никакой тайны и никакого знания. Девочка просто была тем, чем была. Долина превратилась в засушливую и безжизненную, как камень, пустыню, а девочка, которая одна уцелела из своего народа, возненавидела всех.

Непрошеные слезы навернулись на глаза девушки, она представила, во что превратилась долина, где пятна крови еще многие годы виднелись на камнях и нечему было их смыть.

— Со временем чародей понял, что девочка ничего не знает о природе своей силы, — продолжал таинственный собеседник. — И еще одно он понял: такая сила запретна для того, кому доступны другие, магические силы. Но тут о девочке прослышал Клиттихорн, и так велико было его могущество, что он похитил девочку из королевского дворца, не испугавшись великого чародея. Он почувствовал ненависть девочки и стал искусно разжигать ее. Он показал ей империю Акахлара — порабощенные народы, страдания и жестокость колонизаторов. В своем северном дворце, среди вечных снегов, он короновал ее как Принцессу Бурь и убедил, что вместе им удастся покончить с этой жестокой системой, отомстить за ее мать и за ее народ, освободить всех угнетенных. Многие из тех, кто страшился его, страшился больше, чем неволи акхарских королевств, потянулись к Принцессе. Теперь у них не одна армия, они хорошо вымуштрованы, скрыты в бескрайних колониальных мирах и ждут только сигнала к выступлению.

Она понимала, что он говорил, понимала и верила всему этому, но не могла понять, при чем тут она сама.

— Она хорошая! — крикнула она человеку-тени. — Ее мечты праведны и благородны!

— Да, — признал тот, — но все не так просто. Она и все ее армии не могут взять верх над акхарскими чародеями в их срединных цитаделях, они не могут тягаться с огромными армиями правителей Акахлара. Она нуждается в поддержке настоящего мага, а Клиттихорн убедил ее, что разделяет ее мечты. Но это не так. Если мощи акхарских чародеев будет поставлен заслон, если сами акхарцы каким-то образом будут уничтожены, то не останется никакой власти. И вместо того, чтобы ненавидеть акхарцев, тысячи рас начнут подозревать и ненавидеть друг друга и пойдут друг на друга войной. И из этого хаоса явится единственный, неколебимый обладатель великой власти, сам Клиттихорн. Так полагает он, но и он ошибается. Чтобы уничтожить акхарцев и их чародеев, ему придется выпустить на свободу Ветры Перемен, единственное, против чего не могут устоять акхарские чародеи. И он выпустит их в несметном количестве, а вести их будет Принцесса Бурь.

— А такое возможно?

— Клиттихорн думает, что да. Она думает, что да. Ему каким-то образом удавалось впустить в Акахлар не очень мощные Ветры Перемен, причем именно там, где он хотел. А Принцессе удавалось повернуть их в нужном направлении. Но как управлять большими Ветрами, всеми сразу, над всем Акахларом? Разум подсказывает, что это просто невозможно. Разум и опыт также учат, что эти Ветры, выпущенные одновременно, создадут такую нестабильность, что миры обрушатся один на другой, а Ветры Перемен пронесутся, ничем не останавливаемые, над всеми землями, и тогда никто не будет в безопасности. Одно это может заставить все мироздание рухнуть в небытие. И все, что когда-либо существовало, все, что существует сейчас, все, что могло бы существовать, исчезнет бесследно.

— Но должна же она знать это или хотя бы чувствовать!

— Она всего лишь деревенская девушка, твоя ровесница, простая крестьянка. Она унаследовала силу, но ей не дано понимания. Семь лет назад она даже не подозревала, что существует нечто за пределами ее долины и ее народа. С тех пор она была только жертвой насилия и обмана. Откуда ей знать или чувствовать? Конечно, она видела Ветры и знает, как они опасны, но так велика ее жажда мести, столь умело вскормлена ее ненависть, что она предпочитает бездействию всеобщую гибель, а другого выбора она не видит. Те, кто идет за ней, сами не видят опасности, они лишь жаждут избавиться от вечного рабства. Они скорее предпочтут восстать, рискуя положить конец пространству и времени вместе со всем сущим, чем смириться с извечностью своего положения. Клиттихорн полагает, что, если наступит конец, он останется один и сотворит вселенную заново. Единственный властитель Акахлара, а в случае его гибели — настоящий бог. Ему кажется, будто ему нечего терять. Она была в ужасе.

— А… мог бы он действительно стать богом? Человек с такой черной душой?

— Возможно. Он один из самых могущественных чародеев, которые когда-либо существовали. Однако вместе остальные чародеи, даже если их немного, могли бы взять над ним верх. Но если Ветер Перемен разрушит их мандановые замки и вытянет весь воздух из убежищ, кто знает, чем может стать Рогатый? Как бы там ни было, мечты Принцессы Бурь пусты и беспочвенны. Она заменит плохое правление чистым злом или полным небытием!

Это было ужасное видение. Оно не оставляло надежды. Это был выбор между меньшим и большим злом, и другого пути не было.

— Но почему я? При чем здесь я?

— Поищи ответ в себе, вглядись в лицо Принцессы Бурь. Ты узнаешь ее. Ты должна ее узнать. Вспоминай, вспоминай, что было до того, как ты стала такой, как сейчас, вспоминай лицо и фигуру в зеркале. Вспоминай!

Лицо и фигура, смутно отразившиеся в зеркальной стене где-то далеко-далеко отсюда. Странное видение, бури вокруг, большой и безлюдный поселок.

Лицо и фигура, отраженные в огромном окне. Ее лицо. Ее фигура.

— Боже мой! Как она похожа на меня…

— Нет, не просто похожа. Она — это ты. Ты — Принцесса Бурь.

— Но как же это может быть?

— Акахлар окружен многими мирами. Люди в этих мирах — одни больше, другие меньше — отличаются от чистокровных акхарцев, но некоторые не отличаются вовсе. То же самое справедливо и для необъятных Внешних Слоев, для их миллионов вселенных, простирающихся во всех направлениях от Центра Мироздания. Почти все возможное уже произошло в одной или даже в нескольких из них. И неудивительно, что в этих вселенных родилась не одна, а много женщин, которые волею случая генетически совершенно идентичны с Принцессой Бурь, хотя у них нет с ней ничего общего. И одна из них — ты.

— Но я не могу повелевать бурями!

Откуда она знала это? Она не могла припомнить…

— Нет. Но Клиттихорн опасался, что его враги отыщут двойников Принцессы Бурь и перенесут их сюда. Дар, а может быть, проклятие этой власти заключен в одном человеке — Принцессе Бурь. Но это сила, а не разум. Она не может отличить вас друг от друга и наделяет властью вас обеих. Как только тебе была открыта дверь в Акахлар, эта сила узнала тебя и стала и твоей силой.

— Если таких девушек много, оставь меня в покое, возьми другую! Человек-тень вздохнул:

— Не так уж и много. Несколько. Клиттихорн разыскал их, опередив своих врагов, и уничтожил, убил. Они погибли, так и не узнав, почему и за что. Лишь немногих удалось спасти и перенести сюда. Это сделали другие силы. Именно так ты и оказалась здесь. У тех девушек, если не считать внешнего сходства, не было ничего общего с тобой. Да, в основном они предпочитали одно и то же, им нравились или не нравились определенные вещи, они поступали очень похоже, в общем, напоминали близнецов, но только воспитанных в разных мирах, разных культурах, разными родителями. Как и ты, они оказались во власти невзгод, чужой магии и таинственных сил Акахлара. И большинство не выдержало.

Она была поражена.

— И все они мертвы?

— Нет. Только некоторые. Других изменили Ветры Перемен или колдовство. Третьи стали бесполезны, потому что попали во власть могучих и злобных сил. У тебя больше шансов на успех, чем у всех остальных. Ты единственная, чье место пребывания и состояние нам известно. Мы не выбирали тебя, и, по правде сказать, будь у нас выбор, мы избрали бы кого-нибудь другого. Но у нас, как и у тебя, нет выбора. Клиттихорн охотится за тобой. Отыскать тебя здесь ему труднее, чем во Внешних Слоях, здесь он не может призвать на помощь колдовство. Существование нескольких, подобных тебе, нарушает действие заклинаний. Ему приходится идти обычным путем, как и нам. Если тебе не удастся достичь замка Масалур в Масалурской средине, ты погибнешь. Возможно, вместе с тобой погибнет и надежда остановить Клиттихорна. Если тебе удастся добраться до Масалура и если ты сможешь помочь одержать верх над Клиттихорном — а это нельзя гарантировать, даже если ты доберешься до замка и вступишь в сражение, — тогда ты освободишься. Другого выбора нет. И нет другого пути.

Это были хладнокровно обдуманные слова. Нет выбора. Нет другого пути.

— Что мне делать? — покорно спросила она.

— Прежде всего решить, кто ты и кем ты хочешь быть.

Странное требование.

— Что ты имеешь в виду?

— Кто ты?

И правда, кто? Этот вопрос сам по себе вызвал у нее не меньшую растерянность, чем все, что происходило до этого. Ей хотелось быть Майсой, но быть Майсой она не могла. Маиса не смогла бы справиться со всем этим, не смогла бы противостоять могущественным силам, она в ужасе бежала бы к своим друзьям, к общине.

Была еще одна — Сэм. Смутные воспоминания, обрывки мыслей, сплошные пробелы. Она помнила Сэм в Акахларе, хотя и не очень четко, но была еще Сэм до Акахлара, и эта Сэм была чужой, расплывчатой, неуловимой…

Кем она хочет быть? Это проще. Обе Сэм были несчастливы. Они никогда не действовали сами. Они только старались соответствовать ожиданиям и представлениям других. А другие высмеивали ее низкий голос, ее любовь к спорту, ее отметки — все, все, все… Та, первая, Сэм восстала, но выбрала неверный путь. Села на диету, чтобы оставаться худой. Пренебрегала одеждой, косметикой, вела себя, как мальчик, разговаривала резко и грубо.

Но ее тело все равно превращалось в женское, и, когда мальчишки выросли, она осталась маленькой.

Внезапное воспоминание: она и мальчик по имени Джонни, одни, в темноте, на спортивной площадке. Им обоим по шестнадцать, он заигрывает с ней. Ей страшно, но любопытно. Ему, наверное, не впервой, а она знает обо всем только из романов и мыльных опер. Ей нравится, когда он обнимает и целует ее, но идти до конца… это слишком… А он не мыслит другого. Он спускает штаны и обнажает свой… свой… Он большой, просто громадный, твердый, и это совсем не похоже на то, что она себе представляла, хотя она не могла бы сказать, что конкретно она себе представляла. И он хочет засунуть это ей в рот, о нет! Это ужасно и… и… с него течет! Это отвратительно! Ее вот-вот стошнит… Так не должно быть! И она бежит прочь от него, прочь от всех них…

Она не могла связать эту картину с каким-то определенным миром или жизнью, она даже не могла припомнить, что такое «спортивная площадка», но заново почувствовала свое тогдашнее отвращение. Если именно этого хотели мужчины, а девушки именно это должны были им давать, то она не хочет иметь с этим ничего общего.

Еще воспоминание: она и другая девушка, испуганные, одинокие, в маленьком заброшенном домике, где-то в другом мире. Она перепугана до смерти. Она цепляется за подругу — Чарли, — единственную настоящую подругу, которая тогда у нее была. Чарли чувствует ее одиночество, они занимаются любовью, и это замечательно, но она знает, что для Чарли это сочувствие, а не любовь.

Снова воспоминание: Бодэ, которая любит Сэм, потому что девушка была первой, кого увидела художница после того, как выпила любовное зелье. У Бодэ причудливые сексуальные вкусы, она ненасытна, но с ней безопасно. Не надо тревожиться о том, как она, Сэм, выглядит или поступает. Любовь и сила любви Бодэ абсолютны и незыблемы. Сэм толстеет, становится ленивой, но все же чувствует неясную тревогу. Из-за того, что любовь Бодэ вызвана зельем, Сэм не верит до конца в ее подлинность, поэтому не может отдавать столько же, сколько получает. А из-за того, что Бодэ — женщина, все кажется каким-то не правильным. Проклятие, она же не извращенка!

Воспоминание: Акахлар. Большой караван фургонов. С помощью гипнотического заклинания, испытывая одновременно чувства ревности, любопытства и вины, Сэм заставляет одного из возниц заняться с нею любовью, и тот старается вовсю. Но почти единственное ее ощущение — разочарование. То, что он делает, не может сравниться с тем, что она получала от Бодэ, к тому же он кончает слишком быстро.

Воспоминание: она связана и распростерта на жесткой земле. Трое грубых, жестоких, вонючих мужчин снова и снова насилуют ее, и она закрывает глаза и старается не чувствовать вони…

Но Маису приняли. Маисе не приходилось стараться соответствовать каким бы то ни было стандартам приюта. Мужчины приударяли за ней, но это было в порядке вещей, а девушки держались с ней просто. Никто не смеялся над ее низким голосом, полнотой или неумением. Для тех, кто честно трудился, остальное не имело никакого значения. В общине она не чувствовала ни вины, ни стыда, ни давления, она наслаждалась тем, что она женщина, и всем, что было с этим связано. Здесь никто никого не осуждал, никто не ставил себя выше другого, и все были равны.

А эта чертова Принцесса Бурь тоже толстая! Может быть, не такая толстая, как она, но все-таки изрядная кубышка. Чарли — та была «двойником», но идеальной, а не реальной девушки. Ее создали магия и алхимия. Сэм никогда не сможет стать такой, как Чарли. Лучшее, чего она может достичь, — это выглядеть, как Принцесса Бурь. Да и зачем, черт возьми, Сэм походить на Чарли?

Она снова увидела свое отражение в огромной грани и принялась его рассматривать. Ладно, она — толстуха. И все же она привлекательна, да, привлекательна, черт возьми. К тому же ей совсем неплохо и в таком виде. Неплохо, вот нужное слово. Ей и так неплохо, и ее, черт побери, совершенно не волнует, что думают остальные. Сэм никогда себе не нравилась, а вот Маиса себя любила.

И, черт возьми, она постарается и впредь любить себя. Грани закружились вокруг нее, как снежная буря, она падала… падала… И вдруг почувствовала, что лежит спиной на чем-то твердом и движущемся, а вокруг стоит неимоверная жара.

Девушка открыла глаза и села. Никогда еще ее мысли не были яснее, а чувства острее, чем сейчас. Ей ужасно хотелось пить, и она просто умирала с голоду.

Она выбралась из своего убежища — какого-то ящика, черт его возьми, — и огляделась. Это был фургон, запряженный наргами, сзади, очевидно, брела лошадь, а то и две, привязанные к фургону.

Фургоном правил огромный человек в навигаторской оленьей замше и широкополой, похожей на ковбойскую, шляпе. Они ехали по Кудаану, настоящему Кудаану — знойной пустыне.

Она чувствовала недоверие к навигаторам. Один из них — кто и когда? — считался ее другом, а потом пытался предать ее. Воспоминания расплывались, трудно было за что-нибудь уцепиться. Она вылезла из ящика в фургоне, она была совершенно голая, а единственным человеком в округе был этот здоровяк.

Он услышал ее, но не обернулся.

— Если ты уже проснулась и неплохо себя чувствуешь, то питьевая вода в бочонке, на котором нарисован знак воды, есть еще теплый эль в бочонке с нарисованной кружкой. Еще сухари и вяленое мясо, ты найдешь их рядом с бочонками, в коробке, на которой нарисован ромб.

Она подпрыгнула от неожиданности, но сразу взяла себя в руки. Ну нет. Довольно всякой чепухи. Она раздета и умирает от голода и жажды. Пока она спала, этот парень мог сделать с ней все, что угодно, но не сделал же, так что нечего пугаться. Пиво — это, конечно, заманчиво, но только не такое теплое. Вода намного холоднее, но пустыня это пустыня. Во всяком случае, она напилась и подкрепилась.

Только тогда девушка решилась пробраться вперед и посмотреть на своего попутчика. Нагота ее не смущала. Пусть смотрит, если хочет.

Он действительно был рослый, выше шести футов — и сильный, хотя выглядел гибким и стройным. На его лице читались следы непогоды и тяжелого труда. Он был словно воплощением мужественности, какого она никогда не встречала в реальной жизни.

— Я Крим, — дружелюбно представился он. — А ты сегодня кто?

— Я… я — Маиса, — ответила она, — а еще я и Сузама, и Сэм, и еще какое-то длинное имя, я не могу его сейчас припомнить. — Ее тон и произношение остались чисто крестьянскими, но говорить она стала правильнее, как крестьянская девушка, которая долго служила в господском доме. — У меня в голове все перепуталось.

Он кивнул:

— Понятно. Будем надеяться, что со временем все встанет на свои места. Кстати, ты знаешь, кто я такой и куда мы рано или поздно должны попасть?

— Думаю, тебя нанял человек-тень, чтобы ты привез меня к нему, — ответила она, а потом нахмурилась. — Мне кажется, что давным-давно кто-то, одетый так же, как ты, должен был это сделать, но он меня предал.

Крим кивнул:

— Я слышал об этом. Должен тебе сказать, что у меня, как и у большинства независимых навигаторов, есть свои странности и недостатки, но от недостатка честности я избавлен. Плата мне полагается, только когда я доставлю тебя, и эта плата так высока, что тому, кто предложит больше, просто нельзя доверять. Может быть, Булеан такой же сумасшедший, как и все остальные колдуны, но слово он держит. И потом, дело не только в цене. Я ни за что не стану работать на второго колдуна, а он единственный, кому ты нужна еще больше, чем Булеану.

— Булеан, — повторила она. — Да. Теперь я вспоминаю. Это и был человек-тень?

— Не знаю, не знаю, я не видел никаких теней. Обычно он является либо в виде голоса, либо как видение, но тень ничуть не хуже. Черт возьми, даже его имя — это шутка. На языке, на котором он думает, это и не имя вовсе, а название системы счисления. Давным-давно ее изобрел житель Внешних Слоев по имени Буль. Думаю, наш полоумный чародей взял это имя потехи ради.

Она уставилась на навигатора.

— Ты знаешь о Внешних Слоях? А как насчет языков?

— Ну, некоторые из них. Так уж получилось, что давным-давно я поневоле приобрел эти знания среди прочих, а как они мне достались, это совсем другая история. А ты, как я слышал, сама из Внешних Слоев?

Она колебалась.

— Я… я знаю, что да, но у меня нет четкого представления о том, что это такое. Только бессмысленные отрывки воспоминаний.

Он повернул голову и произнес неприятно звучавшую монотонную фразу. Она посмотрела на него и помотала головой.

— Не поняла?

— Это ни на что не похоже.

— Это английский, мне сказали, что это твой родной язык. Возможно, со временем он к тебе вернется. Этот язык очень полезен, когда имеешь дело с Булеаном. Это его язык. По крайней мере один из них.

Она вздохнула и покачала головой:

— Столько всего… потеряно. Я вспоминаю всякие картины, но в них нет никакого смысла, и они никак между собой не связаны. Будто воспоминания о том времени, когда ты был совсем малышом. Какие-то общие контуры, но никаких деталей, черт их побери.

— А что же ты помнишь хорошо? — спросил он, пытаясь ей помочь.

— Ну конечно, все о том, как я была Майсой. Все, за исключением последней ночи, когда у меня начались спазмы и я отправилась в больницу. После этого почти ничего, кроме, пожалуй, прекрасной женщины, возможно, самой прекрасной из всех, кого мне доводилось видеть. Она вела меня куда-то. Вот и все. Или она мне приснилась?

— Нет, — ответил Крим. — Это Кира. Скоро ты ее увидишь. И это все? Ты помнишь только Маису?

— Нет, нет. Но чем дальше назад, тем сильнее все расплывается. Я жила в Тубикосе. Долго жила. Не в том ханжеском мире, где живет большинство, а в квартале развлечений, куда эти лицемеры бегут, чтобы выпустить пар. Моя возлюбленная — художница и алхимик — создавала прекрасных девушек-куртизанок. Я все это помню, только немного смутно. Моя подруга стала куртизанкой. Мы с Бодэ вроде как жили за ее счет, а она вовсе не возражала, как ни странно. Она умница, собиралась стать королевой большого бизнеса и все такое прочее, а потом вдруг обнаружила, что ей нравится быть шлюхой. И ей это действительно нравилось. Забавно.

Крим пожал плечами:

— Возможно. А может, все так заняты, пытаясь стать тем, чем их желают видеть другие, что у них не хватает времени на то, чтобы быть самими собой. Лучше бы этим делом занимались только те, кому этого хочется, и получали бы от этого неплохой доход. Ведь те, кто идет к проститутке, покупают то, что им необходимо, но чего они не могут получить в своей обычной жизни, где им приходится заботиться о мнении других. Конечно, это не мое дело, но я не могу осуждать тех девушек, которые занимаются этим, потому что им самим это нравится. Другое дело, что вокруг вечно крутятся всякие мерзавцы, к тому же потом, когда молодость пройдет, можно оказаться ни с чем.

— Возможно. Думаю, что я сама была так занята тем, что твердила себе «меня не волнует, что обо мне думают другие», что забывала о других, которые тоже имеют право так думать.

— А ты помнишь что-нибудь еще, до Тубикосы?

— Смутно. Кажется, тогда у меня в жизни не было ни особых радостей, ни значительных событий. Всплывают какие-то отдельные картины да несколько приятных воспоминаний о таких вещах, которых нет в Акахларе, по крайней мере я убеждена, что их не может тут быть. По правде говоря, я не очень-то и стараюсь припоминать. Я вроде бы знаю, куда мы направляемся, почему я должна туда ехать и что я должна делать, но все это приблизительно. А еще я хочу найти свою возлюбленную и свою подругу. О них что-нибудь слышно?

— О да. Они могли бы оказаться там же, где и ты, но подумали, что тебя схватили всадники в черном. Они попали в лапы банды превращенцев, которые приняли твою подругу за тебя и забрали их в свой лагерь. О тебе не было слышно, и Булеан решил, что они должны отвести врага от Кудаана. Теперь они в пути. Если и нам, и им удастся добраться до цели, мы встретимся в Масалуре. На то, что наши пути пересекутся раньше, надежды немного, и я думаю, что это к лучшему. Враг заподозрил обман и теперь охотится и за ними, и за нами, а если мы соединимся, то облегчим ему задачу. Она кивнула:

— Наверное, ты прав. Мне просто не хочется все портить сейчас, когда мне удалось как-то примириться с собой. Маиса во мне хочет иметь то, что было у Сэм, но она не хочет быть Сэм. Сэм была просто тряпкой. Она сама не знала, чего она хочет, и поэтому позволяла любому кому не лень думать за себя. Проклятие, она лгала даже самой себе. Я с этим покончила. Надо ценить лучшее из того, что у тебя есть, а не терять время, пытаясь или мечтая стать тем, чем ты не можешь, да и не должен быть. Впервые в жизни я, черт возьми, счастлива быть тем, что я есть, и меня действительно не волнует, что обо мне думают другие.

Сэм вдруг приподнялась, огляделась по сторонам, бросила взгляд назад и спросила:

— Мы одни? Больше никого? Крим кивнул:

— Никого. Моему каравану пришлось идти обычным путем, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вокруг нас шпионы. Они идут по следу, и многие из них вообще не люди. Постарайся не устраивать дождя. У Принцессы больше опыта, и за ее спиной стоит чародей, который воспользуется энергией бури и пришлет к нам непрошеных гостей.

— Не тревожься, ливня не предвидится, — заверила девушка. — А как же та прекрасная женщина? Мы с нею встретимся?

Он откашлялся.

— Ну… не совсем. А, черт, мне лучше все тебе объяснить. Все равно через четыре часа ты узнаешь.

— Что такое? — Судя по солнцу, назначенный срок должен был наступить на закате. — Кто она? Вампир или призрак?

— Нет, — усмехнулся Крим, — хотя не ты первая это подозреваешь, а многие, думаю, действительно в это верят. Это началось давно. В Акахлар Кира попала случайно, она из Внешних Слоев, как и ты.

— Правда? — Теперь девушка почувствовала настоящее любопытство.

— Начинал я вовсе не навигатором. Когда я был очень молод, я работал подручным у подпольного торговца по имени Янглинг. У меня врожденные способности к магии, той, которой пользуются навигаторы, и Янглинг использовал меня для своих махинаций. Кира буквально упала ему в руки — ее нашли лежащей без сознания возле его дома и принесли к нему. Я влюбился в нее с первого взгляда, прежде чем она пришла в себя. Мне поручили выспросить у нее все, что возможно, так как еще раньше Янглинг заставил меня выучить язык Внешних Слоев, который был ее родным. Говорил я на нем плохо, с трудом, наверное, меня было почти невозможно понять, но она оценила то, что я вообще могу с ней разговаривать и что ее хоть кто-то понимает.

— Пока все звучит очень романтично.

— Так оно и было. Мы познакомились ближе. Она здорово помогла мне с английским, но ей самой так и не удалось справиться с акхарским. Такой уж это язык. Кира была замечательной, но очень несчастной женщиной. За несколько месяцев до этого она попала в катастрофу. У нее был сломан позвоночник. Она с трудом могла шевелить пальцами рук, но не могла работать и даже не чувствовала своего тела.

— Я мало что о ней помню, но она выглядела довольно подвижной. Крим кивнул:

— Янглинг созвал знатоков черной магии, которые были у него на службе, и они принялись за Киру. Но им не удалось ничего сделать. Ничто, за исключением Ветра Перемен или какой-нибудь особо черной магии, не могло вернуть ей подвижность. Янглинга, конечно, больше всего привлекало то, что Кира могла без труда читать переписку чародеев самого высокого ранга, которую ему каким-то образом удавалось перехватывать. Они ведь пользовались английским. А я должен был потом переводить ему на акхарский. Подумывали о том, чтобы превратить ее в животное, однако немного найдется животных, которые могли бы читать и говорить человеческим языком, так что полной уверенности в успехе здесь не было. А Ветер Перемен, даже если бы Киру удалось каким-то образом подвергнуть его действию, мог изменить ее мозг. У Янглинга был сад, в котором было много эротических скульптур. Он стал подумывать о том, чтобы превратить Киру в камень, заключить в него ее душу и оживлять только голову, когда потребуются услуги переводчика. Я не выдержал и рассказал Кире об этих планах. После этого ей хотелось только одного — умереть. Я должен был что-то сделать.

— Ты сам нашел мага?

— Вроде того. Чернейшего из черных, поверь. Чудовище, скитавшееся в горах, пропитанных его ненавистью. Никто не осмеливался искать его, но я решился. Я предложил ему заплатить информацией — мы перехватывали много сложных и совершенно непонятных заклинаний. К моему удивлению, он согласился, хотя и сказал, что мне придется самому призвать своего демона и заключить с ним свою собственную сделку. Но я был готов на все,

Девушка была потрясена.

— Ради нее ты продал свою душу демону?

— Да нет, это все сказки. Демон может сожрать тебя, ибо все они ненавидят людей, но души их совершенно не интересуют. Перепуганный до смерти, я совершил ритуал, призвал демона, и тот, как и полагается, появился в пентаграмме. Он был ужасен, страшнее любого кошмара. Есть только два способа заставить демона сделать что-то, чего он делать не хочет, один из них — самый верный — принести ему человеческую жертву, лучше всего — детей. Я никогда бы не смог пойти на такое. Другой способ рискованный — надо пригрозить демону заключением в одной из преисподних; которые лежат между Внешними Слоями. Но когда демон делает что-то по принуждению, особенно по принуждению человека, то он часто играет нечестно. Мой демон потребовал или принять его условия, или, сказал он, он предпочитает провести вечность в преисподней. Я принял его предложение. Демон был злобный, но не особенно изобретательный. Они редко бывают изобретательными. Это у них быстро проходит.

— Ну? И каковы же были его условия?

— Я не просто хотел, чтобы ее тело ожило, я хотел, чтобы она была свободна и не могла сделаться куртизанкой или рабыней. И мы… если так можно выразиться, слились. Все, чем была, чем стала Кира, — во мне, не просто у меня в голове, а внутри меня, и все же это не часть меня. У меня ее воспоминания, но для меня это воспоминания не мои, а кого-то другого. Я такой же, как и прежде, а может, немного лучше, В некотором отношении это даже очень… м-м-м… удобно. Я в совершенстве говорю по-английски и теперь гораздо лучше представляю себе науку и технику Внешних Слоев. И что еще важнее, я понимаю женскую точку зрения, женский взгляд на мир. Теперь мне известно, что их привлекает, что возбуждает, чего они хотят от мужчины. Это… полезно. И не только в той сфере, о которой ты думаешь, но во многих сделках тоже.

— Но… я же видела ее!

Он кивнул:

— С рассвета до заката — моя очередь. Так действует проклятие. Потом наступает черед Киры. Для меня это как погружение в сон, а на свободу выходит она, и телом, и разумом. Она тоже имеет доступ ко всем моим воспоминаниям, так что она знает, что происходило днем. Она будет знать о нашем разговоре, точно так же, как я знаю о событиях минувшей ночи, но она — это не я. Кстати, ей нравятся мужчины. Извини, я не хотел тебя задеть. Они ей нравятся даже больше, чем прежде, наверное, тоже потому, что теперь она гораздо лучше их понимает. Формально она имеет гражданство Холибаха, королевства, в котором мы жили. Пришлось пустить в ход некоторые связи и раздать немало взяток. Наши дела идут замечательно, ибо в нашем положении для нас обоих невозможна никакая постоянная привязанность на стороне. Она спит целый день, а я — целую ночь, и, следовательно, оба мы не спим никогда, а это очень удобно, в особенности в таких местах, как эти. Пожалуй, ей выпадает лучшее время. На ее долю достаются праздники, вино, ухаживания мужчин, а мне приходится выполнять всю дневную работу. Я расплачиваюсь тем, что лишен ночной жизни, а она — тем, что в одиночестве дежурит в самый глухой час ночи. Однако мы как нельзя лучше приспособились к такой жизни, так что на самом деле этот демон сыграл неплохую шутку сам над собой. Он хотел навсегда разделить нас как любовников, чтобы мы никогда не могли обняться, не могли поцеловать друг друга, и все же он ошибся, теперь мы ближе друг к другу, чем если бы стояли рука об руку. Девушка присвистнула:

— Да, это похлеще, чем моя проблема раздвоения личности!

— Что ты, — рассмеялся Крим, — у нас нет никакого раздвоения. Я не Кира, а она не Крим. Мы просто помним, что сказал или сделал другой, а в остальном мы разные люди. И все же мне достался ее английский, а она говорит по-акхарски не хуже меня и так же хорошо, как и я, знает наш мир, его земли и народы. У этого проклятия есть еще и побочное действие: мы оба стареем, только когда «живем», значит, каждый из нас старится вдвое медленнее.

Крим помолчал, а потом добавил:

— Это трудно объяснить, но, пока ты рассказывала, я не мог не думать о том, что тебе придется иметь дело с чем-то похожим. Сэм не появится на закате, но все же она — часть тебя. Ты уже не та Маиса, которую мы видели прошлой ночью. Ты Сэм, принявшая точку зрения Майсы, и, возможно, это совсем не так уж плохо.

Девушка задумалась.

— Ладно, посмотрим, но я тебе не поверю, пока не увижу превращение своими глазами.

— Увидишь. Вернее, ты много раз будешь присутствовать при нем. Все происходит очень быстро.

Нам троим, если повезет, придется провести вместе некоторое время. Возможно, несколько месяцев. До Масалура далеко.

— Ты навигатор. Почему бы нам просто не отправиться напрямик?

— Потому что Земля круглая. Все Земли круглые.

— Что? Я не понимаю…

— Акахлар пересекается с тысячами миров, но единственными точками пересечения являются средины. Когда они соприкасаются — это соприкосновение круглых миров с круглыми мирами, так что площадь пересечения очень мала. Кудаан — это целый мир, а не просто пустыня. Если мы выйдем из узкой полосы пересечения миров, то просто будем скитаться по поверхности планеты и никогда не попадем в срединную землю. Единственный способ путешествия — вдоль полос и через средины. Мы немного отклонились от маршрута, но, чтобы двигаться дальше, нам все же придется пересечь границу с Маштополом и проехать через средину. Окольных путей ни для кого нет. У меня по крайней мере есть там кое-какие связи. Мы достанем тебе новые документы — думаю, на имя Майсы, крестьянки из колонии Кудаан, отданной мне в услужение своим сеньором, который оказал мне эту услугу, зная, что мне нужен человек, умеющий обращаться со скотом. Это, конечно, не гражданство — ты будешь не намного свободнее рабыни, только тебя нельзя будет продать, — но это до некоторой степени объяснит твою внешность, манеры, речь и все остальное.

— Хорошо. Я не возражаю.

— Возможно, мы немного изменим твою внешность: покрасим тебе волосы или еще что-нибудь в этом роде. Настоящие жительницы Кудаана порядком отличаются от обитателей приюта, у них своя культура. Считают, что, живя постоянно в таком пекле, они становятся немного сумасшедшими. Ну а твой диалект вполне подойдет, тем более что на этом континенте их, наверное, не меньше тысячи.

Она кивнула:

— Ладно, только мне не хочется, чтобы мои мускулы пропали, потому что у меня такое чувство, что потом они уже никогда не вернутся. Я собираюсь поднимать тяжести, делать упражнения потруднее и тренироваться каждый день. Хорошо бы и ты мне помог.

— Но как?

— Научи меня владеть мечом. И я хочу научиться стрелять. Если у нас впереди целые месяцы, времени хватит. Мы ведь не все время будем двигаться.

— Если ты действительно серьезно решила заняться этим, я могу каждое утро, перед тем как тронуться в путь, учить тебя обращению с мечом и прочим тяжелым оружием. Я сделаю все, что в моих силах. Мастером ты не станешь — тебе не хватит для этого роста и гибкости, — но, надеюсь, постоять за себя сможешь. Если время будет, мы займемся еще и верховой ездой. Кира тоже может тебя кое-чему научить. Пистолеты — это оружие ближнего боя, и здесь она мастер. Она знает много приемов, с помощью которых может справиться с любым громилой: он у нее будет лететь кувырком через весь лагерь. Если ты действительно чему-то научишься, это будет просто здорово. Вдруг со мной или с Кирой что-нибудь случится или завяжется потасовка — от тебя будет гораздо больше проку.

Девушка кивнула:

— Я еще подумала о том, что ты рассказал. Если миры соприкасаются только очень узкими полосами и нам каждый раз придется въезжать в средины через ворота, то нас попытаются схватить именно там, ведь так?

Он кивнул:

— Именно поэтому нам и надо как можно скорее превратить тебя в кого-нибудь другого.

Глава 9

Для начала им удалось ускользнуть от погони, но до ближайшего колониального мира предстоял еще долгий путь через нулевую зону, а лошади сильно устали.

И все же Дорион, Бодэ и Чарли казалось, что преследователи отстали. Некоторые из них были близко к границе и видели гибель или по крайней мере исчезновение Всадника Бурь, а это зрелище не могло не потрясти их. Когда собралась вся шайка, очевидцы долго рассказывали о том, как был побежден, а то и убит Всадник Бурь. Кое-кто считал, что без его поддержки бессмысленно продолжать преследование, и у них завязался долгий спор. Многие полагали, что ружья и мечи бессильны против того, кто смог одержать верх над Всадником Бурь; ведь для этого необходима особо могущественная магия.

Но жадность сделала свое дело, и несколько бандитов решили, несмотря ни на что, продолжить преследование. То ли они не поверили тому, что услышали, то ли им нечего было терять, но в конце концов с полдюжины человек отделились от банды и направились в нулевую зону.

К этому времени беглецам удалось опередить их на целых две мили, и Дорион решил отклониться от кратчайшего пути к границе колоний. Он знал, что рано или поздно придется остановиться, чтобы дать передышку лошадям, и если удастся скрыться из виду, то нуль достаточно велик, чтобы надежно в нем спрятаться.

Чарли ехала уверенно, хотя магия нуль-зоны, со всех сторон обступившая их, затуманивала сияние Дориона. Хорошо еще, что его аура, или как она там называлась, отличалась по цвету от окружающего сияния, и казалось, будто она парит в тумане.

Наконец маг придержал коня и приказал остановиться.

— Посидим здесь, дадим лошадям отдохнуть, — сказал он. — Бодэ, покарауль, на случай, если эти мерзавцы каким-нибудь образом нас выследят. Но, думаю, мы можем перевести дух. Кажется, скоро начнется дождь, это собьет их со следа, а их лошади остынут, так что до рассвета им нас не найти.

Чарли устало сползла с лошади.

— Вообще-то я имела в виду ванну, а не ливень, — вяло заметила она. — И все же что угодно лучше, чем бандиты и та тварь. Она исчезла так быстро, что теперь я даже не знаю, что с ней сталось.

Дорион задумчиво покачал головой:

— Скажи мне, ради всего святого, как ты додумалась заземлить его?

Девушка пожала плечами:

— Ну, ты же говорил, что они собираются пустить через проволоку какую-то магическую энергию, а когда Бодэ сказала, что ее пули прошли сквозь Всадника, я решила, что он, должно быть, тоже сгусток какой-то магической энергии. Если эту энергию можно пропустить через проволоку, я подумала, что она должна вести себя так же, как обычная — электрическая.

— И ты оказалась совершенно права, — ответил маг, все еще не в силах осмыслить все, что произошло. — Почему только прежде это никому не приходило в голову?

— Может быть, потому, что у тех, кто встречался с подобной тварью, не было под рукой катушки с медной проволокой в милю длиной. Это, знаешь ли, не то, что берут с собой на всякий случай. Нам чертовски повезло, что у нас она оказалась.

Дорион кивнул и пробормотал, почти про себя:

— Повезло — или что-то другое. Может быть, именно поэтому Йоми была совершенно уверена в том, что мы доберемся.

— И что же это?

— Предназначение. Это трудно объяснить человеку, не посвященному в магические искусства и теорию вероятностей, но я попробую. Все, не только жизнь, но и горы, цветы, воздух, вода и огонь являются энергией или содержат ее в себе. Все это — и ты, и я, и Бодэ — мы все — набор математических уравнений, которые делают нас тем, что мы есть; с самого момента нашего рождения, возможно, даже зачатия, эта энергия вступает во взаимодействие со всем, что нас окружает.

— Что-то я не понимаю, ты говоришь об астрологии или о генетике?

— Ни о том, ни о другом и обо всем вместе. У каждого из нас есть своя нить, предназначение, которому мы следуем. Она ведет от причины к следствию. Некоторые люди кажутся от природы удачливыми, над другими будто бы вечно висит невидимое проклятие. Это не зависит ни от ума, ни от смелости, ни от чего бы то ни было другого. Вот почему так много дурных людей добивается всего в жизни, и так много хороших незаслуженно страдает. Рисунок предназначения создается многими факторами, и лишь на некоторые из них можно повлиять. По сути дела, магия и есть не что иное, как попытка такого влияния. Чем могущественнее чародей, тем больше факторов, людей, мест или вещей, на которые он может влиять.

Чарли обдумала его слова, и идея ей не понравилась.

— Значит, мы просто актеры в чьей-то пьесе, только не знаем, в чьей и какой.

— Ну, не совсем, — отозвался Дорион. — Я просто пытался дать тебе представление о том, что такое предназначение. Конечно, ты можешь что-то изменить, да и предназначение настолько сложно, что никто не в силах вычислить его с абсолютной точностью. Ход вещей всегда несколько непредсказуем, но в основном идея сценария довольно близка к истине. Маги могут прочесть несколько его строк, самым могущественным из них доступны целые страницы и сцены, но никому не удается охватить его целиком. Исходное уравнение, которое привело все в движение и создало вселенные со всем, что в них находится или будет находиться, создало и сложность предназначений. Если ты веришь, что оно было порождением интеллекта, тогда это религия. Если считаешь, что оно было случайным, ты неверующий. На самом деле религия имеет очень небольшое отношение к магии и всем ее ловушкам. Даже боги, дьяволы и духи — тоже создания, подвластные, как и мы, своему предназначению, а не повелевающие им. Только Ветер Перемен, природа которого та же, что и исходного уравнения, может действительно изменить предназначение. Это непредсказуемый, случайный фактор, который, скажем так, не дает вещам идти по одному неизменному сценарию.

— Ты хочешь сказать, что нашим предназначением было поразить Всадника Бурь, а его — погибнуть, раствориться или что там с ним сталось? Что это не было ни случайностью, ни чьей-то волей, а именно предназначением? Именно благодаря этому мы оказались возле проволоки, а я сообразила, как ею воспользоваться?

— Не совсем так. Йоми почувствовала сразу, а теперь начинают понимать и другие, что тебе предназначено выжить. Возможно, твоей подруге тоже. Вот что в первую очередь привлекло к ней Булеана. Посуди сама. Если она — генетическое подобие Принцессы Бурь, то, возможно, их предназначения во многом сходятся, а Принцесса Бурь всегда выживает. У тебя всегда будет способ спастись. Вовсе не обязательно ты им воспользуешься, но он всегда будет. Вспомни наводнение, которое уничтожило ваш караван. Большинство погибло, а вы трое выплыли. Большинство из тех, кто уцелел, потом убили, а вы трое снова уцелели. Вы выжили. Вы вдруг оказались в надежных руках. Против вас брошены огромные силы, а вы все еще продолжаете свой путь. Понимаешь? Вот что заметила Йоми. Вот почему там оказалась медная проволока и вот почему ты придумала, как ею воспользоваться.

— Черт! — вздохнула Чарли. — А я-то вообразила себя такой умной и изобретательной!

— Но ты действительно умная и изобретательная. Я не могу даже выразить свое восхищение. Остаться хладнокровной, рассудительной и спокойной в минуту опасности, суметь найти выход — это потрясающе. Ты просто изумительная женщина!

Дорион говорил искренне, и девушке это нравилось гораздо больше, чем разговор о предназначении.

Он сказал, что она изумительная и храбрая, а еще она такая привлекательная, что любой нормальный мужчина просто с ума сходит при виде нее. Было от чего хоть на минуту воспарить духом и позабыть о том, что они застряли, черт знает где, что начинается ливень, что за ними охотятся вооруженные головорезы, что она совершенно слепа, а впереди еще долгий опасный путь.

— Эй, маг! — Они вздрогнули, подумав, что Бодэ почуяла опасность. — Бодэ слышала часть вашего разговора. Ее предназначение неизвестно, так что Бодэ о нем не думает. Что толку думать о том, чего не дано знать? Но если вам, магам, хотя бы отчасти дано его видеть, то почему мы торчим здесь, под дождем, и прячемся от какой-то банды отщепенцев? Почему нас вообще занесло в это место? Где были твои силы? Почему бы тебе не избавить нас от преследователей с помощью какого-нибудь заклинания?

Вопрос был резонный, но Дориону явно не хотелось отвечать. Он нервно откашлялся.

— Да, это правда, я кое-что понимаю в магии, но мои силы, они немного… как бы это сказать… странные и ограниченные, — смущенно признался он.

— Ну и что? Если сейчас здесь покажется толпа бандитов, Бодэ не справится, без твоей магии нам не обойтись.

Дорион вздохнул:

— Если не будет выбора, то я ею воспользуюсь, но только если выбора действительно не будет.

— Твои силы так невелики?

— Да нет, они велики, потенциально. Они просто, ну… непредсказуемы. — Он опять вздохнул. — А, ладно, думаю, я должен вам все рассказать. Это вопрос управления. Некоторые еще называют это концентрацией. Кое-кто считает, что у меня в голове что-то не в порядке. Другие… ну, те были ко мне менее милосердны. Вот почему я оказался на Пустошах вместе с Йоми и некоторыми другими. Я боялся возвращаться в цивилизованное общество, чтобы не натворить бед.

Теперь и Чарли заинтересовалась.

— Бед? — На мгновение она помедлила, чувствуя его смущение. — Расскажи, нам необходимо знать, болтать об этом мы не будем.

Дорион на минуту задумался, словно подыскивая слова.

— Я сын магов и внук великого чародея, — начал он. — Дар у меня большой, и я умею его использовать. Правда, у меня способности к магии врожденные — ты рождаешься с ней, либо нет. Однако этого недостаточно. Надо еще уметь использовать ту огромную энергию, которую ты можешь привлечь, а это требует недюжинного математического ума. Есть типовые заклинания, которым может научиться любой, обладающий магическим даром, даже я. А те, у кого хорошая память и кто посвятил зубрежке многие годы, могут запомнить и заставить работать даже очень сложные заклинания. Я зазубрил некоторые из них, но память у меня всегда была слабовата. Мне слишком скоро все это надоедало. Учеником может быть тот, у кого есть дар и кто умеет работать с простыми заклинаниями. Третий Ранг — те, кто знает более сложные заклинания и может при необходимости воспользоваться ими. Например, чтобы получить патент. Ранги — это уровни мастерства. Акхарские чародеи — это Второй Ранг, настоящие математические гении, которые могут на месте оценить самую непредвиденную ситуацию, мысленно создать сложное заклинание и использовать его, импровизируя буквально на ходу. Я знал достаточно, чтобы добраться до Третьего Ранга, хотя и с трудом, но я не могу не импровизировать, и это всегда оборачивается против меня.

Бодэ пожала плечами, на лице Чарли тоже читалось недоумение.

— Смотри, — попробовал объяснить маг, обращаясь к Бодэ. — Ты, насколько я знаю, — художница. Если кто-то научится безупречно копировать великие картины и скульптуры, он будет прекрасным мастером, но будет ли он художником?

— Конечно, нет! — фыркнула она. — Искусству нельзя научиться, его можно только чувствовать!

— Ну вот, значит, я просто бесталанный ремесленник, который мнит себя художником. Я импровизирую вопреки всему, даже в самых простых случаях. Мне пришлось принять гипнотический порошок, чтобы сдать экзамен на Третий Ранг. У меня просто нет математических способностей, я не могу создавать уравнения в мгновение ока. Даже если я разрабатываю их заранее или у меня есть достаточно времени, то почему-то, когда я пытаюсь их использовать, они не работают.

— Твои заклинания бессильны?

— Да нет же! У меня огромные силы, но нет сосредоточенности. В вычислениях вечно оказываются ошибки, погрешности, неточности. Заклинания действуют, они творят невероятное, но совсем не то, чего я хотел. Иногда они срабатывают только наполовину. Заклинание, предназначенное для того, чтобы перенести нас на пустынный остров, могло бы доставить нас в пустыню, а то, которое должно было бы сделать нас невидимыми или неуязвимыми, пожалуй, сделало бы невидимыми и неуязвимыми всех, кроме нас. Как бы тщательно я ни отделывал заклинание — все идет не так, как надо. То золото превращается в свинец, то как-то ненароком я превратил молодого красивого юношу в жабу. Чтобы не рисковать, пытаясь снять это заклинание, я решил прибегнуть к испытанному способу и уговорил прекрасную девушку поцеловать его. Так она тоже превратилась в жабу! Я вечный источник опасности и угрозы. Меня изгоняло множество правительств, наверное, это шло на благо и им, и мне. Поэтому я боюсь использовать магию, разве что положение станет действительно безвыходным. А особенно в Маштополе. Мне остается только надеяться, что Булеан примет мои услуги, а не убьет на месте.

— Булеан? Ты его знаешь?

— Даже слишком хорошо, — печально признался Дорион. — Как ты думаешь, где я научился английскому? Несколько новых акхарских чародеев говорят по-английски. Долгое время, еще до того, как я появился на свет, чародеи использовали язык, называвшийся немецким, но это кануло в прошлое. Булеан говорит на английском, на немецком и на многих других языках тоже. И он выучил их без всяких заклинаний, но думает он по-английски, так что предпочитает его всем остальным, и его окружению приходится учить этот язык.

— Значит, в Акахларе есть мир, где говорят по-английски? Это родной язык Булеана?

— Нет. Из тысяч языков Акахлара некоторые, возможно, близки к английскому, но нет ни одного мира, где английский был бы родным. Булеан и многие другие родом, как и ты, из Внешних Слоев. Многие из могущественных — уроженцы Внешних Слоев. Они родились с даром, но никогда не подозревали о нем или были слишком далеко от Центра Мироздания, чтобы черпать из него магические силы, но все они были просто помешаны на математике, это настоящие гении. Оказавшись здесь, они быстро сообразили, что к чему, и за несколько лет достигли того, на что у таких, как Йоми, уходят века. Булеан говорит, что это потому, что жителям Внешних Слоев не приходится избавляться от суеверий и мистицизма, в которых мы воспитываемся с детства. Они видят все в другом свете. Возможно. Откуда мне знать?

Чарли погрузилась в воспоминания. Давно, очень давно, Булеан спас ее и Сэм от Клиттихорна, когда вихрь увлекал их в этот мир. Там, в вихревой воронке, он остановил рогатого колдуна. Чарли не знала акхарского, у нее не было той таинственной связи, которая соединяла с этим миром Сэм, и сейчас она впервые сообразила, почему тогда до нее дошел смысл перепалки между чародеями. Они говорили по-английски!

Булеан — из Внешних Слоев, может, даже из ее родного мира или из мира, похожего на ее. Возможно, и этот Клиттихорн тоже, кто знает? Боже! Очутиться здесь и вдруг обнаружить, что обладаешь почти божественной властью… Неудивительно, что все они рехнулись!

Дориону этот разговор был явно неприятен, поэтому Чарли решила не мучить его больше. Маг казался ей очень хорошим человеком, способным и не лишенным мужества. Тайное сознание им своей вины, его смущение вызвали у нее симпатию.

— Думаю, мы достаточно вымокли, — сказал, вздохнув, маг. — Двинемся потихоньку к границе колоний. Если эти люди до сих пор не отыскали нас, теперь им это вряд ли удастся.

Бодэ кивнула.

— И все же, будь на их месте Бодэ, она бы расставила патрули на границе. Тогда даже если бы не удалось нас остановить, то по крайней мере можно было бы заметить тот мир, в который мы перешли.

— Правильно, так что нам придется быть очень осторожными, — согласился маг. — Давайте не будем слишком рассчитывать на наше предназначение. Даже если предназначение Чарли — достигнуть Масалура, это еще не значит, что то же суждено и мне. Я не собираюсь рисковать.

Около часа они ехали молча. Дорион предупредил, что придется возвращаться назад: они заехали слишком далеко на север и могли оказаться в истинном нуле, откуда ничего не стоило провалиться в бездну преисподней.

Но больше всего маг думал о Чарли. Она не походила ни на одну знакомую Дориону женщину. Она была прекрасна и чувственна — мечта любого мужчины. Но Чарли к тому же была умна, независима и обладала такой волей, что ей могла бы позавидовать королева или волшебница. Даже кольцо рабыни никогда ни одного мужчину не сделает ее подлинным господином.

Ей не нужна была магия, ей не нужно было даже обычное зрение. Если бы только она поняла, какая она на самом деле, ей было бы по плечу все, она бы смогла достичь чего угодно. Она еще просто не осознала, что ее ум — явление куда более исключительное, чем ее прекрасное тело.

Проклятие, он, кажется, влюбился в нее. Черт, у него даже нет настоящего опыта с женщинами. Он никогда не был особенно красивым или сильным, в нем не было ничего такого, что привлекает женщин. Вот и сейчас он товарищ, а не возлюбленный. Он и раньше-то вряд ли нравился ей, а теперь, когда она узнала о его магическом бессилии, он, конечно, лишился последнего шанса.

Не зная, что за ними гонятся всего лишь шесть всадников, путешественники с удивлением обнаружили, что на границе колонии царит мир и она совершенно не охраняется. И все же пересекать границу так далеко от пограничного поста само по себе было достаточно рискованно. Дороги специально прокладывались так, чтобы они вели только к пограничным постам, как правило, запрещалось жить рядом с границей или подходить слишком близко к ней. Вообще все делалось для того, чтобы усложнить задачу тем, кто решит проникнуть в колонию с «черного хода».

Дорион нервничал. Он не хотел входить в первый попавшийся мир, но понимал, что чем дольше они остаются в нуле, совсем рядом с границей, тем больше вероятность наткнуться на кого-нибудь. Они-то еще могли бы спрятаться, а вот лошади…

Чарли всегда завораживала картина меняющихся миров, но теперь она не могла любоваться этим зрелищем. Она видела только энергию, бьющую из туманов нуль-зоны, да расплывчатые очертания Дориона и Мрака, и это начинало ей надоедать. Девушка спрыгнула с лошади и отыскала в своем мешке коробку, на которую было наложено сохраняющее заклинание. В ней хранился мясной фарш для Мрака.

Кот съел свою обычную порцию, а потом вскарабкался к ней на колени; казалось, он совершенно не замечал, что промок насквозь. Мрак устроился так, что его голова лежала на правом плече девушки, прижался к ней и заурчал, как маленький электрический моторчик.

Чарли уже привыкла к заклятию, которое вступало в силу, когда она держала и гладила кота. Правда, было и неудобство в том, что ее мысли могли стать известны тогда, когда она этого не хотела. Бодэ однажды уже обиделась на нее. Случайные мысли начинали бродить в голове Чарли, когда ей становилось скучно. И девушка вспомнила прием, который она разработала, пока была куртизанкой. В ней жили два человека, и она, расслабившись, могла отодвинуть свою подлинную личность далеко на задний план и позволить куртизанке Шари занять свое место. Шари почти ни о чем не думала, она просто сидела, поглаживая Мрака и ожидая приказа.

Дорион наблюдал за чередой миров, медленно сменяющих друг друга. Сперва их встретили высокие гранитные стены. Следующие два мира, которые следовали друг за другом с интервалом приблизительно двадцать минут, представляли собой морские просторы — безбрежная поверхность соленой воды без всяких признаков порта или острова. Впрочем, этот район славился обилием больших и малых островов, а оказаться на кусочке земли, окруженном водой, Дориону не хотелось бы. Правда, в каком-то смысле это было соблазнительно. Робинзон, единственный мужчина на тропическом острове, с двумя женщинами, и одна из них Чарли, к тому же обе они рабыни… Но, черт побери, это же всего лишь фантазия…

И все таки… Его решение никак не отразится на судьбах мира. Важна другая девушка, Сэм. А так заманчиво: он и Чарли лежат, растянувшись, нагишом на золотом песке тропического острова…

Дорион замечтался и чуть не пропустил внезапную перемену в череде колониальных миров. Они сменялись все быстрее и быстрее, так что почти сливались. Только через минуту он сообразил, что происходит, и вскочил на ноги.

— На коней, живо! — крикнул он. — На границе работает навигатор! Значит, мир, который сейчас появится, будет населен людьми, в нем будет какое-то подобие цивилизации, так что мы не окажемся ни в болоте, населенном динозаврами, ни во втором Кудаане!

Чарли пришла в себя, вскочила, засунула кота в сумку и взобралась на лошадь.

Картина, которая вдруг появилась и замерла перед ними, была достаточно привлекательна. Перед ними лежала просторная равнина, освещенная ярким лунным светом и покрытая высокой травой. Равнина спускалась к белому песчаному берегу бухты, где на темной глади воды виднелось несколько светлых пятен, должно быть, острова. По обеим сторонам бухты вздымались скалистые обрывы, которые справа образовывали большой мыс, а слева уходили вдаль и терялись во тьме, где мерцали только отдельные огоньки, которые говорили, что берег тянется на порядочное расстояние. Это мог быть очень большой остров, а может, и целый материк. Горячий влажный воздух ударил им в лицо.

— Кажется, здесь начинается океан, — заметила Бодэ. — Ты уверен, что этот мир нам подходит? Придется пересекать океан.

Дорион кивнул:

— Так или иначе, чтобы добраться до того места, куда мы направляемся, нам придется пересечь океан, так что это может быть и здесь. Поехали! Мы не знаем, как долго этот мир продержится.

Они двинулись вперед. Воздух вдруг стал очень плотным, они ощущали на губах соль, ветер доносил далекий шум волн, которые бились о берег. Где-то впереди Чарли послышался звон колоколов, возможно, это были маяки в бухте, а может, где-то дальше.

Потом она почувствовала, что лошадь ступает по песку, плотному и влажному, волны докатывались почти до ее копыт.

На этот раз слепота действительно угнетала ее. Они покинули нуль-зону, и для нее все снова погрузилось в беспросветную черноту, которую нарушали только цветные пятна, в которых она привыкла распознавать Дориона и магические предметы.

Какое-то время они ехали вдоль воды, двигаясь медленно, чтобы лошади не оступались. Девушка гадала, для чего это, а потом не выдержала и спросила Дориона.

— Я вижу верхнюю границу прилива, а он сейчас только начинается, — крикнул маг в ответ. — Волны полностью смоют наши следы и скроют, в каком направлении мы отправились. Если нам удастся найти неглубокий ручей, мы сможем, не оставляя следов, подняться вверх по течению и разбить лагерь. Там можно было бы отдохнуть и даже, думаю, рискнуть развести огонь и приготовить поесть. До рассвета нам вряд ли удастся оценить, куда мы попали.

Вскоре им попался ручей, и они двинулись прочь от моря. Лошади медленно брели по каменистому дну, пока маг не отыскал достаточно укрытое место. Земля там была плотная, а вода в ручье — свежая и приятная, маленький костер, который они развели, не был виден с берега, да и со стороны окружающих джунглей его было не так-то просто рассмотреть.

Чарли едва притронулась к еде. Мрак куда-то скрылся, и теперь девушка чувствовала себя промокшей, усталой и очень несчастной. Прежде всего ей нужно было поспать.

На следующее утро она проснулась, чувствуя себя несколько виноватой. Она спала в свое удовольствие, а товарищи караулили ее покой. Она вспомнила о Мраке и обнаружила, что он сладко спит, свернувшись калачиком в ногах ее спального мешка. Ей даже стало стыдно его тревожить.

Бодэ заметила, что девушка встала, и подошла к ней.

— Бодэ нашла большую заводь прямо за кустами. Там тебе будет по грудь. Вода холодновата, но Бодэ думает, что ты могла бы искупаться.

Конечно, Чарли искупалась! Даже без мыла и шампуня это было чудесно, она снова почувствовала себя человеком. Вдобавок она выстирала свою грязную, пропахшую потом одежду, а сама завернулась в плащ, который еще ни разу не надевала. Правда, он не застегивался, так что целомудренным ее костюм считать не приходилось.

Дорион не мог проснуться без чашки густого, крепчайшего кофе, запах которого можно было учуять за милю, так что Чарли пришлось дожидаться, пока он и Бодэ выпьют свое утреннее зелье, а уж потом она смогла вымыть чайник и приготовить себе чай. Пришло время решать, что делать дальше.

— Мы должны двигаться на восток, — сказал Дорион. — Это единственный путь в Куодак. Похоже, нам потребуется лодка, значит, придется искать какое-нибудь селение. Дорога, ведущая к главным воротам, должна быть всего в тридцати — сорока лигах отсюда, а может, и ближе. Есть надежда, что если мы найдем ее, то она приведет нас к прибрежному городу или поселку.

— Но даже если нас здесь еще не ищут — хотя могут и искать, — трое чужаков, которые даже не знают, как называется этот мир, вызовут удивление. Кто-нибудь может проверить, и выяснится, что мы не проезжали через ворота. А раз ты сказал, что здесь прошел навигатор, то его караван должен быть здесь в ожидании судна. Наверняка найдется кто-нибудь, кто слышал о вознаграждении, обещанном за нас в срединной земле.

— Знаю, — кивнул Дорион. — Но не могу же я взмахнуть руками и сотворить судно, да еще и со штурманом. Будем надеяться на лучшее. Да к тому же у нас в запасе всегда остается старый, испытанный веками метод — взятка. — Он вздохнул. — Ладно, поехали посмотрим, удастся ли нам найти город, порт или что-нибудь в этом духе. Дальше по берегу, как раз там, куда мы направляемся, я видел огни. Для города, конечно, маловато, но, возможно, это жилище кого-нибудь из местных.

Этот кто-нибудь жил в добрых двух часах езды вдоль берега. Его приютом оказалась странная, кое-как сложенная деревянная хибара. Кривые бревна и просевшая крыша придавали жилищу поистине диковинный вид.

Из подъемной дверки наверху хибары с любопытством наблюдало за путешественниками странное существо: совершенно безволосое, с жесткой бледно-зеленой кожей и широкими, какими-то перепончатыми ступнями, на которых грозно торчали когти.

Руки у него были очень короткие, с тремя крючковатыми пальцами, большой палец располагался напротив двух других и заканчивался острым изогнутым ногтем. Хвоста у гуманоида не было, но его лицо скорее напоминало морду рептилии. Вместо носа были просто два отверстия над широким плоским ртом, а выпуклые глаза прикрывались малоподвижными кожистыми веками. На существе было нечто вроде ожерелья и никакой другой одежды. Его пол было невозможно определить. Похоже, оно не боялось их, ему было просто любопытно,

— Ого, — вполголоса проговорил Дорион. — Кажется, в этом мире местные жители порядком отличаются от нас. Может быть, даже слишком отличаются. Я не уверен, что этот рот сможет говорить по-акхарски, если даже ему знаком этот язык. Ну, попытка не пытка.

— Если он только не попытается нас слопать, — нервно заметила Бодэ, положив руку на пистолет.

— Добрый день, — сказал Дорион. Он тоже немного нервничал. — Вы понимаете мой язык?

Какое-то время странное создание не отвечало, а потом разразилось сплошным потоком шипящих согласных.

Чарли взяла на руки Мрака, и тот наконец соизволил взглянуть на туземца. Даже принимая во внимание необычное зрение кота, туземец показался Чарли самым чуждым созданием из тех, что ей довелось видеть в Акахларе. Даже Ладаи, баахдонский кентавр, была больше похожа на человека. Вдруг она сообразила, что может общаться с этим существом. Она погладила Мрака.

«Пожалуйста, — подумала она, обращаясь к туземцу. — Мы чужие в твоей стране, мы заблудились. Мы ищем большую дорогу. Не мог бы ты нам помочь?»

Существо изумилось. На лице рептилии легко читались чисто человеческие чувства. По крайней мере создание, по-видимому, поняло Чарли и на минуту задумалось. Потом исчезло внутри дома и вскоре вернулось со странным зазубренным копьем, которым принялось что-то чертить на песке.

— Карта! Оно рисует нам карту! — воскликнула Бодэ. — Какой… м-м-м… примитивный стиль.

Дорион спешился и принялся изучать рисунок; в конце концов он сообразил, что рассматривает его вверх ногами, и зашел с другой стороны. Да, они именно тут, вот берег, а вот дорога или тропа, которая ведет в глубь континента. Они находились на каком-то полуострове, город лежал недалеко, на другой его стороне.

— Думаю, теперь я разобрался, — сказал Дорион. — Надеюсь, мы найдем дорогу. Чарли, поблагодари его или ее, и в путь. Не знаю, сколько еще осталось до заката, но лучше бы провести ночь в городе.

Они пустились в путь, а туземец стоял у дверей своего дома и смотрел им вслед.

— Надеюсь, что после этого мира нам удастся попасть туда, где жители больше похожи на акхарцев, — встревоженно заметил Дорион. — Не забывайте, акхарцы не вызывают особых симпатий у местного населения. Этот туземец был вежлив и помог нам, но нельзя поручиться, что какой-нибудь другой не отправит нас прямиком в ловушку.

Найти тропу было нелегко, и она явно не предназначалась для всадников, но все же, медленно двигаясь вперед и внимательно глядя по сторонам, они ее отыскали. По ней можно было проехать друг за другом, но Чарли пришлось нелегко: нависшие над тропой ветки могли кого угодно скинуть с коня. В конце концов она действительно упала и расшиблась. Тогда Дорион привязал ее лошадь к своей, а Чарли села позади Бодэ. Это было не очень-то удобно, а главное — напоминало ей о ее беспомощности, но иначе она рисковала сломать себе шею или по меньшей мере изуродоваться.

Тропа тянулась целых восемь миль, двигались они медленно, но все же наконец им удалось достичь небольшого склона, где джунгли вдруг обрывались, уступая место обширным лугам. Перед путешественниками открылась живописная картина второй бухты, поменьше, которая лежала у их ног. Нетрудно было заметить и городок. Единственная улица, несколько складов, два ряда строений не выше двух этажей и самое важное — порт.

— Оставайтесь здесь и отдохните, — сказал женщинам Дорион. — Я не вижу никаких признаков каравана, и хотя место здесь и выглядит скорее по-акхарски, в этих мирах ни в чем нельзя быть уверенным. Сначала я отправлюсь один и постараюсь, не вызывая лишних подозрений, разведать, что и как. Маг всегда может путешествовать по мирам в одиночестве. — Он огляделся вокруг. — Судя по солнцу, до заката еще часа три. Полчаса вниз, до города, час или два в городе, а потом час сюда, вверх по склону. Спрячьтесь и ждите моего возвращения, ни с кем не общайтесь. Защищайтесь, если придется, но лучше, чтобы вас не видели. Понятно?

Бодэ кивнула:

— Да, понятно. Но как быть, если что-нибудь произойдет и ты не вернешься? Маг задумался.

— Надеюсь, что ничего не случится, но, если я не вернусь до рассвета, вы должны считать меня мертвым и сами добираться до Булеана какими угодно способами. Ваша главная цель — достичь Булеана. В этом случае ты, Бодэ, будешь рабыней-воином Кобой, а ты, Чарли, как и раньше, рабыней-куртизанкой по имени Исса. Ни одна пытка, ни одно заклинание не смогут заставить вас выдать ваши подлинные имена. На пути к Булеану вы не должны открывать имя своего господина, вы просто должны говорить, что вам приказано до него добраться. Понятно?

Обе женщины кивнули.

— Будь осторожен, — сказала Чарли. — Мы не хотим снова блуждать в одиночестве.

— Я вам этого не позволю, — улыбнулся Дорион и направил лошадь вниз, к городу.

— Идем, — твердо сказала Бодэ. — Мы должны убраться с тропы и спрятаться.

В сотне метров от опушки они нашли подходящее место. Здесь можно было спрятать лошадей так, чтобы они могли немного попастись, и одновременно следить за тропой, оставаясь при этом невидимыми.

— Бодэ чувствует себя не в своей тарелке, — ворчала художница. — Бодэ — художница, а не рабыня, и не воин, хотя кое-кого она с удовольствием прикончила бы. И все же она будет продолжать путь ради своей возлюбленной Сузамы.

Ночь еще не наступила, и Мрак предпочитал не вылезать из своей сумки, но Чарли разбудила кота, уложила себе на колени и стала гладить. Теперь она могла завязать разговор.

— Ты и вправду скучаешь по Сэм?

— Да. Бодэ любит ее. Неужели ты думаешь, что что-то, кроме этого, могло вытащить ее из уютной студии, оторвать от искусства и заставить пройти через все это.

— Но… но это же зелье. Твое собственное зелье. И ты это знаешь.

Бодэ пожала плечами:

— Какая разница? Ты чувствуешь то, что чувствуешь. Бодэ мечтает о ней, думает о ней все время. Все те мужья и возлюбленные — мужчины, женщины и… другие — за эти годы их было много, но Бодэ никогда и никого по-настоящему не любила и не чувствовала их любви. Это остудило ее сердце и сделало ее искусство поверхностным и циничным. Теперь Бодэ любит и страдает. Когда-нибудь она создаст произведение искусства, и никто не сможет отказать ему в величии, славе и бессмертии… если только Бодэ останется в живых. Возможно, это зелье было частью предназначения Бодэ. — На секунду она замолчала, задумавшись. — А вот ты, ты никогда не любила. Ты желала, как Дорион желает тебя, но ты никогда не любила.

— Дорион желает меня? — изумилась Чарли. — Но он мог взять меня когда угодно, как только захотел бы! И мне пришлось бы повиноваться! Черт возьми, да он мог бы поиметь нас обеих, стоило ему сказать хоть слово, и ты это знаешь.

Бодэ слегка улыбнулась:

— Да, но он долго жил как монах и так и не научился обращаться с женщинами, угадывать их желания, хотя обычно мужчины учатся этому еще в юности. Зато в нем сильно чувство чести и достоинства, поэтому он и прозябает в безвестности. Его звание мага — единственное, что дает ему какой-то повод для гордости, но даже в этом он чувствует себя ущемленным. Ему было очень тяжело в этом признаться, особенно женщине. Чарли была поражена.

— Как ты об этом догадалась?

— Ты слишком молода, мой бесценный цветочек. Может, у тебя и были сотни мужчин, но для тебя они были просто развлечением, и через некоторое время ты перестала отличать одного из них от другого. Твоя ошибка в том, что свои суждения о сексе ты переносишь на суждения о людях, а ведь это совсем не одно и то же. Большинство мужчин смотрят на женщин скорее как на вещь, чем как на кого-то, равного себе; не повторяй их ошибки, а то сама станешь походить на то, что ты в них презираешь. Бодэ почти вдвое старше тебя и подозревает, что она прожила четыре такие жизни, как твоя. Бодэ знает… — Чарли не ответила, но слова художницы достигли цели. Они были совершенно необычны для Бодэ. Возможно, окружающие чего-то не разглядели в этой женщине. Именно об этом сейчас говорила Бодэ. Да, Чарли никогда не заглядывала вглубь. Свои черно-белые суждения она всегда считала непреложными истинами. Например, любовь Бодэ к Сэм — всего лишь продукт алхимии. Но не обманывала ли она себя? Это ведь не магия, это какое-то снадобье, постоянное или нет. Не в этом ли заключается отличие магии от алхимии? Магия создает и уничтожает, а алхимия только усиливает или подавляет то, что уже существует.

— Ты начинаешь учиться, дорогая, — отметила Бодэ, и Чарли вдруг сообразила, что, пока она держит кота, ее мысли доступны всем.

Бодэ подняла голову и нахмурилась:

— Уже темнеет, а его еще нет. Бодэ начинает беспокоиться.

Забеспокоилась и Чарли.

— А что, если он не вернется к рассвету?

— У нас есть приказ, и мы должны повиноваться, — вздохнула Бодэ. — Сначала вернемся назад через границу, потом пустим в дело кое-что из тех ценностей, которые везем с собой, купим новую одежду, а потом нам придется дать взятку, чтобы перейти через границу и нанять провожатого. А может быть, придется пуститься в путь одним. Если Бодэ удастся достать кое-что, она сможет изменить нас еще раз. Другого выхода у нас не будет. Мы ведь можем выбирать только способы исполнения приказа.

Когда уже совсем стемнело, кто-то показался на тропе, они услышали стук копыт, и Чарли повернулась в ту сторону, откуда он доносился. Бодэ мгновенно оказалась рядом с ней.

— Это Дорион, — с облегчением произнесла Чарли.

— Откуда ты знаешь? Небо в тучах, и луна либо скрыта за ними, либо еще не взошла. Бодэ почти ничего не видит.

Для Чарли темнота ничем не отличалась от дневного света. Она порылась в памяти, подбирая акхарские слова.

— Шари видит мелагу Дориона, — произнесла она.

В ее лексиконе не нашлось слова «аура», пришлось заменить его словом «душа».

Дорион остановился на вершине холма, в том месте, где тропа углублялась в лес.

— Выходите! Захватите лошадей и мешки! — крикнул он. — Думаю, на этот раз нам действительно повезло!

Чарли мысленно позвала Мрака, они оседлали лошадей и собрали пожитки, испытывая тревогу и облегчение одновременно. Мрак до сих пор где-то пропадал, но, когда они уже почти выехали из леса, сверху спрыгнул сияющий бледно-лиловый пушистый шарик и вцепился когтями в край седла. Девушка помогла коту вскарабкаться себе на колени, а потом посадила его в сумку.

— В следующий раз не пропадай. Мы же с тобой нужны друг другу.

Кот, как всегда, проигнорировал замечание. Дорион был слегка возбужден.

— Этот город оказался акхарским поселением, но там работает и много туземцев, — начал он. — Самое интересное, что в городе я столкнулся с королевским курьером, когда-то я хорошо знал этого человека. Мы вместе выросли. Кстати, именно он вызвал этот мир: он везет депеши в Кованти, а это один из кратчайших путей туда.

— Что известно этому человеку? — спросила Бодэ мага. — Он слышал о нас? Можно ему доверять? И вообще, это он или она?

— Он, — ответил Дорион. — Его зовут Халагар. Когда мы были детьми, он вечно был заводилой. Такими людьми восхищаешься и одновременно ненавидишь их. Знаешь, бывают люди, которых встречаешь и сразу понимаешь, что этот человек сильнее, привлекательнее, способнее. Он как раз из таких. Халагар с возрастом почти не изменился. Но… мне никогда не доводилось слышать, чтобы он предавал друзей. Возможно, он мог бы это сделать, получи он прямой приказ, большие деньги или если бы он верил в необходимость такого поступка, но, думаю, к нам это не относится.

Слова мага не убедили Бодэ, но путешественники продолжали медленно и осторожно двигаться по тропинке по направлению к городу.

— Если он такой хват, почему же он до сих пор простой курьер? — подозрительно спросила художница.

— Ну, курьеры — это очень опытные люди, их услуги высоко ценятся, — заверил ее маг. — Они действуют на свой страх и риск и мало зависят от своих хозяев. Халагар говорит, что на этой службе он отдыхает после нескольких поручений, которые были гораздо серьезнее. Он рассказывал, что был на военной службе, но где и у кого, не знаю. Думаю, он был наемником, а бывшие наемники не любят об этом говорить, потому что считается, что наемника всегда можно купить.

Бодэ держалась того же мнения, но ей не оставалось ничего другого, как покорно следовать за Дорионом.

— Завтра сюда должен зайти корабль, — продолжал Дорион. — Это торговое судно, но оно берет и пассажиров. Несколько дней плавания, и мы пересечем нуль и окажемся в Кованти. Когда мы доберемся туда, то надежно запутаем следы, и ехать будет гораздо легче, к тому же там мы сможем положиться на людей Йоми.

— Звучит неплохо, — отозвалась Чарли. Она почему-то разделяла тревогу Бодэ, но предпочитала не говорить об этом вслух.

Судя по всему, Дорион долго болтал с Халагаром о старых временах в небольшом трактирчике и исподволь вытянул из своего товарища всевозможные сведения о городе, тщательно выбирая способ представить Халагару своих спутниц. История, которую он придумал, была довольно близка к правде: один акхарский чародей нанял его, чтобы он доставил этих двух рабынь другому акхарскому чародею.

— Халагар знает, что по поручению Клиттихорна целая шайка головорезов кинулась на поиски трех женщин, — рассказал им Дорион. — По описанию, одна из них неимоверно толстая, у другой расписано все тело, а третья похожа на Принцессу Бурь, только носит татуировки в виде мотыльков. Ни одна из вас не подходит под это описание, и если с этого момента вы будете изображать из себя рабынь, то, надеюсь, никто ничего не заподозрит.

— Всадник Бурь нас узнал, — заметила Чарли. — И те люди, что охотятся за нами…

— То, что видит Всадник Бурь, доступно только тем, кто обладает полным магическим зрением. Вряд ли он успел передать ваше описание кому бы то ни было. А бандиты были слишком далеко от нас, чтобы хорошенько разглядеть вас. Они просто явились на магический зов Всадника Бурь. И все же чем скорее мы окажемся в Кованти и двинемся дальше, тем труднее будет отыскать наш след и тем меньше вероятность того, что какой-нибудь умник сообразит, где нас искать. Если Халагар тот, за кого себя выдает, если он не солгал мне, он мог бы оказаться очень полезен в нашем путешествии до Кованти, да и в самой средине.

— А если он солгал? — настаивала Бодэ. Они уже въезжали в город. Дорион оглянулся по сторонам и вздохнул:

— Тогда мы постараемся как можно незаметнее от него избавиться. Старый друг, который предает товарища, не заслуживает особого уважения.

Бодэ улыбнулась. Это по крайней мере звучало недвусмысленно.

— Народу в трактире немного, — сказал Дорион. — Думаю, что, кроме нас и Халагара, желающих снять у них комнату больше не будет. И это очень кстати: что-то я сомневаюсь, чтобы у них было больше четырех комнат. Этим миром мало пользуются, через него чаще всего проезжают люди вроде Халагара, которым нужно поскорее попасть в какое-то место, чтобы спешно выполнить поручение или доставить груз. Ага! Вот мы и приехали! Давайте поставим лошадей в конюшню, а потом можно будет нормально поесть. И сегодня ночью мы будем спать в нормальных постелях.

До этого момента Чарли и не думала о том, что на ней только плащ, но вдруг, как бы взглянув на себя со стороны, она почувствовала, что вдобавок ко всему еще и чертовски грязная. Бодэ почувствовала ее тревогу.

— С одеждой ничего не поделаешь — твоя превратилась просто в мятые тряпки, — но по крайней мере можно причесаться, чтобы выглядеть немного получше… вот так! Хорошо бы принять ванну, переодеться… но придется обходиться тем, что есть. Не горюй! Ты могла бы выглядеть еще лучше, но и сейчас смотришься великолепно.

В доме Чарли было гораздо труднее следовать за алой аурой Дориона, перед ней то и дело возникали неожиданные препятствия, о которых она даже не подозревала, и Бодэ пришлось взять девушку за руку.

Чарли никогда особенно не любила Бодэ, но теперь она начинала понимать, почему Сэм так привязалась к своей безумной возлюбленной. Бодэ можно было абсолютно доверять в этом мире, где, казалось, все, абсолютно все, были против Чарли и Сэм. Да, Бодэ не чувствовала себя виноватой, превращая молоденьких девушек в безмозглых куртизанок, но ведь она выросла в Акахларе, а этот мир порождал более жестоких людей, и их идеи и ценности имели мало общего с тем, к чему привыкли в своем родном мире Чарли и Сэм. Винить следовало не людей, а систему, их породившую.

Да, кое-чему Чарли тут научилась.

Трактир был действительно маленький, бар и задняя кухня выходили в небольшую комнату с пятью круглыми столами. Не было ни электричества, ни современных удобств. Крутая деревянная лестница у задней стены, напротив бара, вела на второй этаж. Верхний этаж был не больше нижнего, четыре крохотные комнатки и туалет в конце коридора.

Бодэ шепотом описала все это Чарли, та только вздохнула:

— Вот чем кончаются мечты о ванне.

Трактиром владела пара акхарцев среднего возраста. Мужчина был среднего роста с пышной рыжей шевелюрой, усами и огромным пузом, которое не могла скрыть никакая туника. Женщина, вероятно, его жена, была немного пониже, но не менее плотная. Она носила традиционное мешковатое платье и сандалии, ее короткие волосы уже начинали седеть. Оба выглядели лет на пятьдесят.

Хозяин приветствовал Дориона.

— Ну, я вижу, досточтимый маг, вы уже вернулись со своими подопечными, — проговорил он хрипловатым голосом, который как нельзя лучше подходил к его облику. — Вам потребуются две комнаты, в одной вам не поместиться.

— Отлично, — ответил Дорион. — Вы не могли бы устроить нам ванну? После долгого пути это самое главное.

Трактирщик поскреб подбородок.

— Ну, сэр, у нас есть корыто, а воду нагреть — не проблема. Но расходы, вы же понимаете…

— Включите это в счет. Я был бы признателен, если бы вы приготовили прямо сейчас. И еще мне хотелось бы приобрести подходящую одежду для этой парочки. То, что на них было, порядком истрепалось.

— Обычно мы ездим за товарами в Куодак. Не имеет смысла держать запасы у себя, когда живешь так близко к границе. Бансло, он владеет портом и складом, держит у себя кое-какие вещи на случай крайней необходимости. Не знаю только, найдется ли что-нибудь подходящего размера. Я вообще не уверен, что у него есть женская одежда, но, как только я освобожусь, я загляну к нему и спрошу, не заставит ли он вабов открыть лавку, принадлежащую компании. Она, конечно, уже закрыта — время-то позднее.

— Вабов?

— Местных ящериц. Это мы их так зовем. Они не больно-то умны, но делают тяжелую работу и не жалуются. Большинство людей использует их повсюду, но сюда я их не пускаю. Они как с цепи срываются, стоит им выпить хоть глоточек, и потом, они постоянно крадут спиртное. Лучше держать их подальше от таких мест, как это.

«Старые добрые колониальные воззрения акхарских господ, — горько подумала Чарли. — Не больно-то умны?!» Тот, на берегу, без труда понял ее и запросто нарисовал карту. А акхарцы обращаются с местными жителями, как с животными. Интересно, на что был похож этот мир, когда был населен в основном туземцами. Возможно, здесь были города «вабов», «вабские» короли, ну и все остальное. Местные акхарцы небось и вообразить себе этого не могли.

— Спасибо, это было бы замечательно, — уверил хозяина Дорион. — Вы не видели моего друга?

— Курьера? Да, сэр, он не так давно вышел, чтобы проверить, как идет погрузка, и немного пройтись по берегу. Он вот-вот должен вернуться.

Похоже, фортуна и впрямь повернулась к ним лицом. Ваб со связкой ключей на тяжелом железном кольце привел их к большому складу и открыл дверь. В конце склада оказалась отдельная комната, где были навалены рубашки, штаны, шляпы, башмаки. Одежда, вероятно, предназначалась для акхарцев, которые жили и работали здесь, возможно, в порту или на кораблях. Из женской одежды были только платья, похожие на мешки, но рабыням не полагалось носить то же, что надевали свободные женщины. Правда, ни Чарли, ни Бодэ это нисколько не огорчило.

Чарли не смогла подобрать себе ничего по размеру, но нашла трикотажные рубашки, которые доходили ей почти до колен. Бодэ выбрала пару черных рабочих штанов для мальчиков. В талии они пришлись впору, но были коротки. Художница решила, что вместе с такой же, как у Чарли, рубашкой получится вполне приемлемый наряд.

Ванна оставляла желать лучшего, но все-таки это было замечательно, и Чарли не собиралась жаловаться. Вода была не очень горячая, зато ей дали большой кусок мыла, и она прекрасно справилась с купанием без посторонней помощи, поразив этим трактирщицу. Девушке не хотелось вылезать, но, вспомнив, что Бодэ ждет своей очереди, она неохотно выбралась из корыта и с удовольствием вытерлась самым настоящим полотенцем. Нет, Чарли, несомненно, не была приспособлена к походной жизни. Без хорошего отеля, приличной еды и прочих городских удобств она не могла быть по-настоящему счастливой.

Единственный туалет в трактире чем-то напомнил Чарли переносные кабинки на Земле. Тут было обычное сиденье, сделанное из какого-то металла, и бак со смесью, которая устраняла запах. Содержимое бака наверняка поступало на местные огороды, откуда трактир получал свежие овощи и фрукты, но Чарли что-то не хотелось особенно задумываться над этим.

Она обошла трактир, чтобы запомнить расположение предметов, и ей это отлично удалось. Через час она уже могла бы при необходимости свободно передвигаться. Конечно, стулья постоянно меняли места, люди приходили и уходили, надо было быть осторожной, но она знала, что может выйти из своей комнаты, спуститься вниз, найти туалет и без посторонней помощи вернуться в постель.

Пища была не особенно изысканной, но после того, что они ели во время путешествия, стол показался им королевским. Фрукты, овощи и даже орехи были прекрасны. При виде прочей стряпни Дорион заворчал, а Бодэ вздохнула. Чарли попробовала кусочек пирога, но он был жирный и слишком сладкий.

Они уже кончали ужинать, когда появился Халагар. Бодэ мгновенно поняла, что пытался сказать Дорион, описывая своего приятеля. Халагар был высок, широкоплеч, мускулист и невероятно хорош собой. Он вел себя с уверенностью профессионального солдата и офицера, а обветренное лицо и загрубевшие руки только довершали это впечатление. Его смуглое лицо было гладко выбрито, а густые черные «волосы аккуратно подстрижены. Глубокий мелодичный баритон почти завораживал слушателей. Он был из тех людей, которые привлекают к себе все взгляды, стоит им войти в комнату. Бодэ подумала, что это, пожалуй, самый привлекательный мужчина из всех, кого ей доводилось видеть, но лучше не поворачиваться к нему спиной. Такие люди всегда опасны.

— Отлично, Дорион! Вижу, ты вернулся. И со своими очаровательными подопечными! — Сверкающие голубые глаза Халагара остановились на Чарли, и он на секунду примолк. — И ты явно недооценил красоту этой крошки, — добавил он низким, томным голосом.

Чарли не видела этого человека, не видела, как на него смотрит Бодэ, и все же она почувствовала его, почувствовала его взгляд, и ее охватило мгновенное возбуждение. С его появлением жизнь словно закипела в ней с новой силой.

Халагар присел за их стол и откинулся на спинку стула.

— Это вино не подходит к салату, — пробормотал он. — Эй, трактирщик! Кружечку темного, пожалуйста!

— Да, сэр, бегу, сэр! Халагар вздохнул.

— Какая жалость, что такая красота не может посмотреть на себя в зеркало, — проговорил он, и его тон казался совершенно искренним. — Ее манеры просто обворожительны.

Чарли почувствовала, как у нее по спине пробежала дрожь. Только кольцо рабыни удерживало ее от того, чтобы соблазнить его немедленно.

— Это не магия, — произнес Дорион.'— Кое-какие алхимические ухищрения, которые помогают ей в ее занятии, и все.

— Невероятно.

Даже не видя Халагара, Чарли чувствовала его взгляд.

Дорион откашлялся.

— Идите к себе в комнату, — приказал он. — Ждите меня там.

Чарли очень хотелось остаться, но они встали из-за стола, ответив: «Да, господин», и молча поднялись по лестнице. Оказавшись в комнате, Бодэ взорвалась.

— Именно тогда, когда Бодэ начинает думать, что ты чему-то научилась, ты снова превращаешься в идиотский сексуальный мешок дерьма! Ты ничего не знаешь об этом человеке, он может быть не менее опасен, чем тот дьявол, от которого мы едва избавились!

Чарли вздохнула. Мрака поблизости не было, так что ей оставалось только слушать нравоучения, ответить она не могла, однако вины за собой не чувствовала. «Я — то, чем ты меня сделала, Бодэ, — сердито думала она. — Да, я такая. Это единственное дело, в котором я хоть чего-то стою».

Вскоре появился Дорион.

— Халагар спросил меня… э-э-э… можешь ли ты провести с ним сегодняшнюю ночь.

— И ты, надеюсь, отказал, — резко отозвалась Бодэ.

— Нет, мне приходится думать о нашей цели. Я не могу позволить моим собственным или чьим бы то ни было чувствам становиться у нас на пути. Свободный, безопасный проезд до самого Кованти и связи, когда мы туда доберемся. Халагар знает, что не сможет оставить тебя себе — никто не захочет связываться с акхарским чародеем. Он не знает и не узнает, какому чародею ты принадлежишь. Если бы ты не воспылала таким очевидным желанием, я мог бы ответить «нет», но, если ты хочешь его и это может помочь нам в достижении нашей цели, я не могу ему отказать.

Чарли не колебалась.

— Это доставило бы мне большое удовольствие. Он такой же красивый, как и его голос?

— Да, — вздохнул Дорион. — Да, черт его побери! Иди к нему, если тебе самой этого хочется. Его комната через две двери отсюда, но не позволяй ему расспрашивать тебя. Только Короткая Речь. Поняла?

— Да, поняла. — Она повернулась и направилась к двери. — Не беспокойтесь, это будет только… для тела.

Она вышла из комнаты, зная, что скорее всего Бодэ немедленно прикажут замолчать, но ее это не волновало. Она шла по коридору. Одна дверь, вторая… Это здесь. Девушка постучалась, и вдруг у нее в голове раздался странный, жуткий, сверхъестественный голос, и этот голос произнес фразу, которую, как свято верила Чарли, во всем Акахларе знали только двое — она и Сэм.

— Чарли, выйди вон, — произнес этот нечеловеческий голос на чистом английском языке. В мгновение ока Чарли перестала существовать; осталась только Шари, девушка для удовольствий, которая знала лишь одно — она должна угождать мужчинам — и не хотела знать ничего другого.

Из дальнего конца коридора два глаза наблюдали, как дверь распахнулась и Халагар пропустил девушку в комнату. На мгновение на глаза упал свет, отразился в них, и они ярко блеснули, но этого никто не заметил. Дверь снова закрылась. Существо не спеша подошло к лестнице, спустилось в обеденный зал, приблизилось к открытому окну, вскочило на подоконник и спрыгнуло наружу, растворившись в темноте маленького портового города.

Мраку предстояло еще многое узнать об этом месте.

Глава 10

Сэм не сразу привыкла к превращениям Крима и Киры. Крим до заката разбивал лагерь, а потом сбрасывал свою оленью замшу и облачался в халат, но смотреть было особенно не на что: только что здесь возвышался Крим, и вот на его месте уже стоит Кира, которой этот халат порядком велик. То же самое, только в обратном порядке, происходило на рассвете.

Труднее было привыкнуть к мысли, что это не превращение; Крим и Кира были совершенно разными людьми, только жизнь у них была одна на двоих. Они делили друг с другом общие воспоминания: в назначенное время каждый из них «просыпался» с живыми, но тем не менее похожими на сон воспоминаниями о том, что происходило с другим. Однако чувства и переживания одного были скрыты от другого, они обладали общей памятью, но не сливались в единую личность.

Самым трудным оказалось привыкнуть к тому, что ни один из них никогда по-настоящему не спит, хотя Сэм спалось гораздо спокойнее, когда она знала, что рядом Кира. И все же девушка чувствовала себя немного виноватой: она спокойно засыпает, когда другой охраняет ее. Сэм казалось, что эти двое очень одиноки. В городах Крим досадовал на то, что должен работать днем и не может принимать участие в ночной жизни, а Кира, такая бледная, даже в этих южных краях, мечтала почувствовать солнце, обычные дневные заботы и, конечно же, дружеские узы, которые не могли завязаться при ее ночной жизни. Несомненно, каждый из них дорогой ценой расплачивался за эту сделку, но ни один из них не жалел о ней.

В небе, особенно по ночам, постоянно чувствовалось чье-то недоброе присутствие. Они еще раз пересекли Пустоши Кудаана и вновь оказались на дороге в Тубикосу. Из старых рубашек Крима Сэм соорудила себе некое подобие одежды, чтобы можно было миновать пограничные посты, не вызывая косых взглядов охранников, но как только они оказались в срединной земле, Крим остановился в ближайшем трактире и пустил в ход свои связи, чтобы достать для нее все необходимое.

Маленькая черная книжица паспорта утверждала, что она — Маиса, крестьянка и подданная графа Бурге, префекта Аллон-Кудаана, местности, которая лежала где-то на границах владений герцога Паседо, далеко от каньона, к северо-востоку от приюта. Аллон был оазисом, построенным вокруг единственного, но довольно обильного колодца, где подземные ключи выходили на поверхность и давали достаточно воды, чтобы обеспечить не очень роскошное, но вполне приемлемое существование окрестных ферм. Граф был военачальником весьма сомнительного происхождения и, несомненно, был тесно связан с местными бандитами. Союз с герцогом Паседо придавал ему некоторую долю респектабельности, однако графа не любили, его редко видели и мало о нем знали, так что его имя идеально подходило для прикрытия.

Они придумали историю, согласно которой Бурге, владения которого лежали на пути Крима, «одолжил» Маису навигатору, когда тот решил отделиться от каравана, чтобы заняться кое-какими своими делами на северо-востоке. В том, что навигатор путешествовал в одиночку, не было ничего необычного, считалось, что караван должен идти своим путем, согласно расписанию, но увести с собой нанятого компанией — и хорошо оплачиваемого — караванщика не было дозволено даже навигатору. Девушка должна была готовить, стирать, присматривать за лошадьми и наргами и даже править повозкой, если Криму вздумалось бы поспать. Необычная природа Крима и Киры была тайной за пределами круга их постоянных знакомств, так как подобная двойственность лишила бы Крима звания акхарца, закрыла бы ему доступ в срединные земли и привела бы по меньшей мере к немедленной потере гражданства, Крим и Кира уже привыкли держать свою природу в секрете.

Сэм не просто играла свою роль, она ей нравилась. Ей не составило труда наловчиться готовить пищу на костре, она узнала, что и как надо делать, а чего делать не следует, научилась присматривать за животными, запрягать и распрягать их, даже немного плотничать; в случае чего она могла бы починить фургон навигатора. Ее сила удивляла и радовала ее, ей хотелось еще большего. Широкий меч, который Кира едва поднимала, казался Сэм довольно легким, а еще она занималась поднятием тяжестей — железных втулок, которые вставлялись в колеса, и камней, что попадались по дороге. Девушка редко ехала в повозке, в основном она шагала или бежала за ней.

Каждое утро она занималась с Кримом и каждую ночь — с Кирой. Ей даже казалось, что, если бы она постоянно упражнялась во владении каким-нибудь видом оружия, она могла бы достичь значительных успехов. Но сейчас ей нужно было только научиться защищать себя. Крим любил повторять, что большинство тех, кто владеет оружием, тоже делает это не особенно хорошо, но это гораздо лучше, чем вовсе не уметь с ним обращаться.

Самое неприятное, по крайней мере с точки зрения Киры, было то, что Сэм не могла вспомнить английский. Она продолжала использовать архаические английские меры, такие, как фунты, футы и мили, даже говоря на акхарском, но у нее не было живых, четких воспоминаний о ее родном мире, только расплывчатые, очень общие картины. Через некоторое время Кире пришло в голову, что Сэм противится этим воспоминаниям, неосознанно или сознательно не хочет, чтобы они вернулись, не хочет даже думать о том мире.

Криму приходилось часто встречаться со своими тайными друзьями, но они держались подальше от столицы, даже от маленьких городов. Крим и Кира путешествовали по своим делам, но они предпочитали на всякий случай держать Сэм подальше от посторонних глаз. Маштопол был самой опасной точкой на их пути к Масалуру, так как Рогатый подозревал, что девушка выжила, и его сторонники охотились за ней. Именно здесь можно было мобилизовать целую когорту шпионов и наемников, чтобы проверять каждого, кто хоть отдаленно напоминал Принцессу. Маштопол очень напоминал Сэм Тубикосу, однако власти были здесь еще продажнее.

В Тубикосе только «дурные» женщины могли пренебречь традиционной мешковатой одеждой и повязкой на голове, и только «безнравственные» мужчины могли показаться на людях без официального костюма. В Маштополе, конечно, тоже существовали предрассудки, особенно в маленьких городках, однако большинство населения держалось гораздо свободнее. Женщины обычно носили цветастые юбки до колен и удобные блузки, мужчины предпочитали штаны и рубашки темных, приглушенных тонов, а поверх рубашек надевали куртки разного покроя. Шляпы, кажется, здесь были не в моде.

Кудаанская одежда, которую приходилось носить Сэм, состояла из светлой однотонной юбки и свободной блузы, поверх которой можно было надеть кусок хлопчатобумажной ткани с дыркой для головы и с кармашком, куда засовывался капюшон на завязках. Он отлично защищал голову от солнца. Светлые тона, свободный покрой, хлопчатобумажная ткань — все это были наивные попытки противостоять безжалостному солнцу Кудаана… Из подручных химикатов Кира приготовила какую-то на удивление вонючую смесь и несколько раз смазала ею уже порядком отросшие волосы Сэм. При этом они потеряли свой черный цвет и превратились в «грязно-серые», по определению Сэм. Кира называла этот цвет серебряным. Как бы там ни было, загорелая и обветренная кожа Сэм вместе с «серебряными» волосами сделала ее практически неузнаваемой.

И все-таки риск был. То, что после столкновения с Замофиром навигатор вдруг решил покинуть свой караван и отправиться на запад вместе с женщиной из Кудаана, могло вызвать немалые подозрения.

Сэм вернулась из леса, неподалеку от которого они разбили лагерь, и увидела, что Кира проверяет припасы.

— Что случилось? — спросила Сэм.

— Здесь собираются всякие люди, и незнакомые, и очень даже знакомые. Появился твой портрет, сходства, правда, мало, но узнать можно, его неофициально передают из рук в руки. Портрет не очень похож, но они станут присматриваться к каждой… м-м-м… полной молодой женщине, которая им попадется. Награда большая. Уже ходят слухи, что исчезло несколько невысоких полных женщин, а полиция здесь не менее продажна, чем все остальные. Мы запаслись всем необходимым и пробыли здесь достаточно долго. Когда доберемся до колоний, отыскать нас будет куда труднее. Настоящая опасность грозит нам только в срединах. Отоспись хорошенько. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — ответила Сэм, — вот только приходится бегать в кустики каждые двадцать минут. Может быть, это цена, которую приходиться платить за такие мускулы. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что средина велика, и здесь мы на своей территории. У нас здесь куплено не меньше людей, чем у них, а местность мы знаем лучше. Поэтому до сих пор у нас не было особых неприятностей. Те, кто охотится за нами, отлично все это знают, но они знают еще кое-что: рано или поздно мы окажемся у выходных ворот. Их здесь всего восемь, и можно биться об заклад, что возле каждых уже собралась целая шайка. Они будут присматриваться даже к тем, кто едет в другом направлении.

— Неужели нельзя избежать охраняемых постов?

— Нам придется тащить за собой повозку и прорезать изгородь. Потом надо будет въезжать в первый попавшийся лепесток, а там рано или поздно нас заметят либо местные власти, либо караван Гильдии. К тому же на севере у нас нет особых связей, и нам придется быть особенно осторожными. Некоторые из этих миров по-настоящему опасны.

— У тебя есть какие-нибудь идеи? Кира покачала головой:

— Нет, да и думала я кое о чем другом. Может быть, Крим что-нибудь предложит утром.

— Все дело в повозке и припасах, — сказал Крим. — Вдвоем на лошадях мы бы проскользнули без труда, хотя пришлось бы выбирать лепесток наудачу. Когда путешествуешь по незнакомым местам, лучше держаться проезжих дорог и иметь с собой самое необходимое, так что мне не хотелось бы бросать повозку и пускаться в путь по бездорожью, пока у нас еще есть выбор. В пути мы можем встретить много мнимых друзей и союзников, но никому из них не сможем довериться до конца. А значит, нам по возможности придется действовать официально, то есть мы должны проехать через один из постов.

Сэм посмотрела на карту.

— А что, если пойти в обход? — размышляла она вслух. — Ты, скажем, поедешь один, с повозкой, а я пройду в стороне, проделаю дыру в заборе и встречу тебя в туманной зоне. Знаю, в том мире, куда мы попадем, тоже должен быть пограничный пост, но между срединой и колонией порядочное расстояние. Крим покачал головой:

— Все не так просто. При выезде на документах ставится штамп, а у тебя его не будет.

— Я проеду весь путь сама. Понимаешь, я поеду параллельно тебе, не выпуская тебя из виду, но так, чтобы меня не заметили. Я проскользну на другую сторону, когда ты вызовешь нужный мир, и встречу тебя уже по другую сторону границы.

Крим нахмурился:

— Не нравится мне эта идея. Во-первых, тебе придется проехать сорок лиг, держась очень далеко от меня, чтобы тебя не заметили. Может быть, многие маги и могут сделать невидимой даже лошадь, но мне никогда не удавалось так далеко продвинуться в этой премудрости. Во-вторых, с тобой вечно что-нибудь случается. Если мы расстанемся, ты рискуешь оказаться в каком-нибудь не слишком приятном мире, и я тебя никогда не найду; я ведь занимаюсь этим ради награды, ты помни и об этом.

Однако Сэм не сдавалась:

— Значит, с одной стороны, я должна держаться поближе к тебе, так, чтобы наверняка попасть в тот же мир, что и ты, но, с другой стороны, мы не хотим, чтобы меня видел кто-то еще. Как мне двигаться сквозь такой туман и при этом не угодить не в тот мир?

— Ты заметишь, где миры сменяют друг друга. В точках соприкосновения туман темнее и не сверкает. А что?

— Почему бы мне не попробовать пешком? Навигатор вздохнул:

— Ну, знаешь, это тебе не улицу перейти. Знаю, ты пробегала несколько лиг в день и еще больше проходила, но чтобы покрыть такое расстояние, уйдет много времени. Слишком рискованно.

— Все-таки не так рискованно, как соваться в игольное ушко, особенно если тебя там поджидает шайка крутых парней: стража отвернется, вот у тебя и дырка в голове. Нет уж. Я бывала в нуле. Все не так страшно. Дай мне флягу воды и немного чего-нибудь сладкого для подкрепления сил, я справлюсь. Ты же сам сказал: как только мы окажемся в колонии, нас будет труднее поймать.

— Не забывай, что в этой области встречаются разные воздушные массы. Там всегда облачно, а время от времени разражаются и бури. Если они сообразят, что ты в зоне, на тебя немедленно накинутся Всадники Бурь.

Девушка задумалась:

— Что это за Всадники Бурь?

— Некоторые говорят, что когда-то они были магами, которые слишком углубились в черную магию и потеряли свою человеческую сущность. Другие считают их изгнанными демонами. Как бы там ни было, они на службе Клиттихорна и дьявольски преданы ему.

— А их можно убить? Крим пожал плечами:

— Никто не знает. В отличие от судогов, которые всего лишь низшие демоны, питающиеся энергией бурь и создающие свои тела из туч, Всадники независимы, они лишь используют энергию бури. Они могут существовать и днем, но гораздо могущественнее ночью. Однажды мне довелось видеть одного из них — их не так много, — и должен тебе сказать, что я не мечтаю о повторной встрече.

Сэм порылась в кармане и достала оттуда белый капюшон.

— Я накину это, и при моем росте никто меня не увидит, особенно днем, а если именно днем Всадники слабее, то пускаться в путь надо прямо сейчас. Я возьму с собой копье и пистолет. Копье не такое уж тяжелое, к тому же я неплохо научилась с ним управляться. Не беспокойся. Как же, черт возьми, я смогу всыпать этой Принцессе Бурь или кому там еще, если я не справлюсь даже с этим?

— Хорошо, тогда сегодня мы разобьем лагерь у самой границы. Так мы сможем выяснить, с чем нам придется столкнуться. Если дело плохо, то ты отправишься в путь еще до рассвета. Я не могу дать тебе фору больше пары часов, иначе мне за один день не пересечь зону на этой колымаге. Я не смогу долго продержать Бриш — тот мир, которым мы собираемся воспользоваться. Ты должна быть там, когда я доберусь до границы. Понятно?

— Понятно, — кивнула она. — А на что он похож, этот Бриш?

— Довольно славный мир. Весь порос лесами, несколько маленьких городов, один или два больших торговых центра, очень мирный. Местные жители выглядят страшновато, заросли волосами с ног до головы и похожи на гигантских обезьян, фигура больше напоминает человеческую. Однако у них есть цивилизация, и настроены они очень дружелюбно. Только садиться с ними обедать не стоит. Мне говорили, они готовят супы и каши из насекомых и приправляют их всевозможными листьями и травами.

— Фу!

— В том мире часты туманы и дожди, но гроз обычно не бывает. Как только ты попадешь туда, иди к главной дороге и жди меня как можно ближе к воротам. В лесу очень легко заблудиться, особенно когда нет солнца и ты не знаешь всех правил, которые действуют в этом мире.

— Хорошо. Так мы и сделаем, — кивнула девушка. — Я постараюсь как следует подготовиться к завтрашнему дню.

Граница миров Акахлара представляла собой странное зрелище даже для тех, кто видел ее не в первый раз. Земля просто обрывалась, а дальше, простираясь, насколько хватало глаз, лежала плоская равнина, покрытая густым белесым туманом, который поднимался на три-четыре фута от земли. Время от времени в нем вспыхивали искры, похожие на рождественские огоньки. В отдалении, на другой стороне, можно было видеть поднимающиеся из тумана земли, но каждые несколько минут эти земли менялись. Там, где были горы, вдруг оказывались долины, где лежали фермы, появлялся безбрежный океан. На границе почти никогда не бывало солнца, над ней клубились тучи, отмечая то место, где встречались две несовместимые воздушные массы, они взаимодействовали, но каким-то чудом никогда не смешивались.

Время от времени туманы нуль-зоны пересекали стаи насекомых или птиц, иногда на другую сторону заносило даже семена, но ни одно живое создание не могло подолгу жить в нуле.

Маленькие кусачки легко проделали дыру в проволочном заборе, окружавшем средину. В основном забор должен был помешать диким животным забрести в средину из какой-нибудь колонии. Всех не-акхарцев удерживало заклинание Главного Акхарского Чародея. Народам колоний вход в средины был закрыт.

Кире их план внушал не меньше сомнений, чем Криму, но, заглянув на пограничный пост, женщины убедились, что другого пути нет. У стражников на видном месте висел портрет Принцессы Бурь, а вокруг поста слонялось без дела множество подозрительных типов.

Как только забрезжил рассвет — солнце еще не взошло, — Сэм обняла Киру и сквозь дыру в заборе нырнула в затопленную туманом нуль-зону. Земля тут была влажная, скользкая, но достаточно твердая. Горизонт еще не посветлел, хотя время от времени там можно было различить крохотные огоньки — они горели в разных мирах, которые непрестанно сменяли друг друга. Пройдя примерно с полмили, Сэм оглянулась и увидела огни пограничного пункта, по ним было удобно ориентироваться.

Когда взошло солнце, девушка с трудом удержалась, чтобы не пуститься бегом.

Как только Сэм почувствовала, что удалилась от средины настолько, что без бинокля ее увидеть уже нельзя, она сняла с себя одежду и засунула ее в заплечный мешок, который специально сшила для нее Кира.

Крим беспокоился, удастся ли ей пересечь нуль вовремя, но она не сомневалась, что справится с этим. Труднее было то, что в бесконечной веренице миров нельзя было найти никакой вехи, по которой можно было бы ориентироваться. Значит, как только станет светло — насколько вообще может быть светло в вечном тумане нуля, — надо наметить себе какой-нибудь ориентир в неподвижной срединной земле и постоянно сверять с ним свое направление. Сэм выбрала причудливый утес, возвышавшийся неподалеку от пограничного пункта. Утес походил на толстяка, удивленно надувшего губы. Сначала он здорово помогал ей, но по мере того, как Сэм углублялась в нуль-зону, ей становилось все труднее отличать путеводный утес от множества других скал и валунов, вздымавшихся на границе Маштопола. Девушка заволновалась, ей показалось, что она потеряла направление, и она замедлила шаг.

Перед ней лежало побережье океана, который простирался до горизонта. Пограничного пункта видно не было, однако это еще не означало, что мир необитаем: просто тому, кто захочет войти в него, без лодки придется туго.

Сэм сделала несколько глотков из фляги и решила взять немного вправо и подождать, когда подвернется что-нибудь более приемлемое. Через некоторое время картина изменилась: появились голые оранжевые холмы, окружавшие озеро. Ветер доносил отвратительный запах тухлых яиц, воздух был жарким и влажным. Девушка с трудом дождалась, когда этот мир наконец скроется с глаз долой.

Вдруг до Сэм донесся топот лошадей, скрип повозок и людские голоса. Она замерла на месте. Сначала девушка не сообразила, откуда слышатся эти звуки, но потом вдруг увидела, что прямо на нее движется целый караван! Проклятие! Она слишком отклонилась вправо и оказалась прямо на дороге между двумя пограничными пунктами!

Времени оставалось мало, Сэм со всех ног кинулась обратно и бежала до тех пор, пока у нее не сперло дыхание и не поплыли круги перед глазами. Тогда она рухнула на колени, тяжело дыша, надеясь, что туман скроет ее. Потом решилась выглянуть из него, чтобы взглянуть, насколько близко пройдет караван.

Черт возьми! Он был совсем близко! Всадники, скакавшие по бокам, чуть было не затоптали ее. Сэм ясно видела повозки и людей в них. Это был один из пассажирских караванов, когда-то она сама пустилась в путь именно с таким, здесь ехали семьями, суровые мужчины и пестро одетые женщины. В одной повозке сидел человек, державший на коленях клыкастое мохнатое создание. Оно, казалось, почувствовало присутствие Сэм и, когда повозка проезжала совсем рядом, даже попыталось выскользнуть из рук мужчины и кинуться на нее. Девушка инстинктивно сжала копье и пригнулась.

«Боже мой, ну и пасть!» — испуганно подумала она.

Человек в повозке успел схватить своего любимца, и зверюга смирилась с потерей добычи.

Караван остановился, и Сэм сообразила, что навигатор готовится к своему волшебству. Пусть это была не настоящая магия, но Сэм не могла оторвать глаз от этого зрелища.

Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее сменяли друг друга миры. Поднимались и таяли горы, разливались и исчезали моря, вырастали и пропадали деревья, лето сменялось зимой, а снег — тропическим ливнем. Вдруг мелькание миров замедлилось, и перед караваном открылась мирная долина, покрытая цветами, поросшая травой и деревьями, вроде эвкалиптов. Место казалось на удивление спокойным, а вдалеке даже проглядывало голубое небо.

По каравану разнеслись повелительные выкрики, и он снова неспешно двинулся в путь, прочь из тумана, на проезжую дорогу, и через пятнадцать минут весь караван миновал границу и оказался в новом мире.

Навигатор в традиционной оленьей замше сделал прощальные пассы, сам въехал в новый мир, и тот исчез. Но подобно колоде карт, которую согнули пополам, чтобы открыть какую-нибудь карту из середины, а потом отпустили так, что все карты, мелькая, ложились на свое место, возвращались и миры. Акахлар восстанавливал равновесие. Перед Сэм снова проносилась вереница миров; они сменялись так быстро, что глаз едва успевал уловить общее впечатление. Девушке никогда прежде не доводилось видеть заключительную часть манипуляций навигатора, и теперь она чувствовала настоящее благоговение.

Вдруг почти над ней небо расколола молния, прогремел раскат грома. Сэм оглянулась и увидела сзади зловещие черные тучи, но прежде чем на нее обрушилась сплошная стена дождя, она заметила, что среди туч кто-то двигался! Огромные твари с широкими кожистыми крыльями и похожими на долото головами на длинных шеях, с глазами, горящими как угли; верхом на этих жутких созданиях восседали призрачные гиганты. Всадники были прозрачны, их контуры светились, пульсирующая энергия одновременно походила и на плоть, и на броню.

Всадники Бурь! Их сделала видимыми работа навигатора, и теперь они впитывали в себя огромную энергию воздушных масс пронесшихся мимо миров.

Дождь лил как из ведра, но молнии больше не ударяли в землю. Казалось, огромные черные твари с их призрачными Всадниками вбирали в себя мощные разряды, с каждым разом становясь все ярче и реальнее.

Сэм рухнула в туман, дождь был таким сильным, что, казалось, жалил ее, она боялась даже выглянуть, опасаясь, что один из призраков, круживших над головой, может заметить ее. Сверху доносились крики крылатый тварей, они презрительно смеялись над бурей, молниями, всем мирозданием.

Но ей даже не надо было на них смотреть, она чувствовала шторм и его грозных повелителей всей душой, всем телом, она не могла бы описать или объяснить это чувство, но ей казалось, что она и буря — одно целое и что Всадники терзают именно ее. Она ощущала, как они вбирают в себя ее силы, ее энергию, а она не может сопротивляться, ей остается только зарыться поглубже в грязь и затаиться. Ей хотелось броситься на них, приказать им убраться или хотя бы вернуть себе часть энергии бури, но она не отваживалась на это. Если они узнают, что она тут, если они тоже почувствуют ее присутствие, в мгновение ока она окажется в когтях черных крылатых тварей.

Казалось, дождь никогда не кончится, хотя, возможно, на самом деле он длился всего лишь несколько минут, потом вдруг стал слабеть и вовсе прекратился, а Сэм все лежала на мокрой земле, прислушиваясь к пронзительным крикам и не решаясь поднять голову.

Вода медленно убывала, она текла в направлении близлежащего мира. Вскоре лужи почти исчезли, только при каждом шаге из земли, как из губки, сочилась вода.

Сэм порылась в своем промокшем насквозь мешке и отыскала капюшон. Он был совсем мокрый, но Сэм все же натянула его на голову и выглянула из тумана.

Всадники еще кружили в небе, но теперь они, похоже, устремлялись прочь от нее. Она решила не двигаться с места, пока они не скроются из глаз. Тучи стали из черных свинцовыми и уже не казались такими зловещими, но девушку все преследовал образ Всадника на крылатом чудовище: пылая неоновым огнем, он выбирал момент, чтобы ринуться вниз, на нее…

Лепестки миров снова остановились, и Сэм оглянулась назад, надеясь увидеть знакомую одинокую повозку. Ее не было. В том мире, что лежал перед ней, она увидела пограничный пункт, а неподалеку от него — несколько лошадей и вооруженных людей.

Тучи закрывали солнце, но Сэм казалось, что уже давно перевалило за полдень.

«Что, если я опоздала? Неужели Криму пришлось поехать без меня?»

Но если бы Крим попытался вызвать свой мир, она снова увидела бы смену миров, а этого не было. Так где же он? Остановлен на границе? Попал в неожиданную переделку? Что с ним?

Оставаться в нуль-зоне на ночь, одной, когда над головой кружат эти твари, девушке не хотелось. Даже навигаторы не могли ночью разглядеть ориентиры и вызвать нужный мир, поэтому обычно ночью никто не проезжал через нуль. На такое решались только в случае войны, тяжелой болезни, срочного дипломатического поручения, но тогда навигатору помогал могущественный чародей. Для них о ночном переходе не могло быть и речи. Кира не умела управлять мирами.

Тем временем действительно начало темнеть, близилась ночь. Сэм еще не успела обсохнуть, а из того мира, который лежал впереди, тянуло пронизывающим ветром.

Вдруг до нее донесся скрип колес фургона, приближавшегося со стороны средины. Крим! Но фургонов было два! Девушка отошла немного в сторону.

Первым фургоном правил Крим! Но откуда, черт его возьми, взялся этот второй фургон? Двое крепких, бывалых мужчин сидели на передней скамье, еще двое, возможно, сидели внутри: к повозке были привязаны четыре верховые лошади. Это выглядело подозрительно, к тому же Крим сильно замешкался, а это было на него непохоже. Проклятие, а что, если он не успеет пересечь границу до заката? Если солнце зайдет, когда он окажется именно на пропускном пункте?

Стараясь не подходить слишком близко, Сэм двинулась вслед за повозками. Куда бы ни направлялся Крим, она пойдет за ним, и черт с ними, с этими парнями. Если они навязались ему в попутчики, чтобы поймать ее, когда она присоединится к навигатору, тем хуже для них. Сэм до смерти надоело вечно чувствовать себя дичью, которая бежит от охотников. Ее преследователи тоже не бессмертны. Она скорее будет держаться Крима и Киры, чем снова станет скитаться в одиночку, пока не попадет в лапы еще одного герцога Паседо или кого-нибудь похуже.

Да что ей эти четверо после Всадников Бурь!

Крим немного обогнал ее, но остановился совсем близко от границы, а второй фургон поравнялся с его повозкой и объехал ее. Сэм воспользовалась этим, чтобы подойти поближе; конечно, был риск, что ее заметят, но она твердо решила рискнуть и последовать за Кримом, что бы он ни сделал.

Навигатор казался напряженным и заметно нервничал. Как и предполагала Сэм, во второй повозке оказались еще двое. Они сидели сзади с ружьями в руках. Почему они решили его обогнать?

Вдруг она поняла: он был навигатором, единственным среди них навигатором. Он должен был оставаться позади, вызвать мир и удерживать его до тех пор, пока они не пересекут границу. После этого мир простоит не более пары минут, так что Сэм должна приготовиться. До границы было с четверть мили. Она порядком устала, но, если понадобится, была готова лететь, как на крыльях. Девушка сбросила с себя мешок. Этот мокрый и мертвый груз был ей ни к чему. В повозке у нее есть другая одежда. Кажется, какое-то жестокое божество вечно стремится раздеть ее. Но на этот раз она по крайней мере вооружена.

Замелькали миры, быстрее и быстрее, через пару минут они остановились, открылся именно такой мир, как описывал Крим: густой лес, в тени сгущающихся сумерек большая дорога бежит от пограничного пункта и ныряет в темную чащобу, вдалеке светятся какие-то огни.

Сэм была уже готова пересечь границу, но почему-то замешкалась, наблюдая, как повозка с вооруженными людьми въехала в колонию и оказалась на широкой дороге. То ли поведение Крима, то ли неясное шестое чувство остановило ее.

Лес внезапно пропал, мелькнуло несколько миров, потом все вновь замерло.

«Он избавился от них! Он впустил их в этот мир, а потом закрыл его!»

— Маиса! Если ты здесь, беги со всех ног! — во всю мощь своих легких закричал Крим, и Сэм рванулась с места, будто за ней гналась целая стая Всадников Бурь.

Крим медленно приближался к границе. Он старался дать ей как можно больше времени, однако Сэм очень устала за день. Теперь только сила воли толкала ее вперед, каждый мускул болел, каждое движение давалось с невероятным трудом. Она даже не взглянула, какой мир ждет ее впереди.

Вдруг по лицу ее ударили ветки деревьев, она ухватилась за ствол, остановилась и, тяжело дыша, повалилась на землю. Только через несколько минут она наконец пришла в себя и увидела, что Крим тоже пересек границу. В пустоте у нее за спиной сверкнула молния, и разразилась буря.

Сэм огляделась вокруг. Не райский уголок, черт возьми, однако нужно же им продвигаться на запад! Ясно было, что это не тот мир, в который собирался попасть Крим. Знал ли он вообще, где они оказались, или в спешке выбрал первое более или менее приемлемое место, потому что боялся потерять контроль над «колодой» миров.

Воздух был невероятно влажный, а растительность такая густая, что, казалось, она уходила даже в туман зоны. Сэм двинулась в путь, то опираясь на копье, то нащупывая им дорогу. Быстро темнело, и она хотела как можно скорее выбраться на дорогу. В такое время никто не пересекает границу, и, если она будет держаться подальше от пограничного пункта, у нее есть все шансы никого не встретить.

Идти было нелегко. Несколько раз Сэм чуть было не соскользнула назад, в туман. Она боялась вновь потерять Крима или, наверное, теперь уже Киру.

В конце концов ей удалось добраться до расчищенного участка, который, похоже, и служил главной дорогой. Здесь стояла непролазная грязь, хотя вряд ли ливни из нулевой зоны могли докатиться сюда.

В десяти футах от границы тянулся крепкий и очень высокий забор с колючей проволокой наверху, и тут девушка сообразила, что кусачки остались в мешке, который она бросила. Ну и дела! Такие бревна не проломишь. Однако дорога была открыта, а вместо ворот на ржавых петлях болталась деревянная решетка.

Прямо за воротами был пограничный пункт — маленький домик, в котором вряд ли разместились бы больше двух человек. Рядом стоял еще один домик — из бамбука, под соломенной крышей, а на поляне неподалеку паслась пара лошадей.

Фургона Крима нигде не было. Должно быть, он покончил с формальностями и двинулся вперед, чтобы подождать ее где-нибудь на дороге. Теперь это точно должна была быть Кира, и Сэм не хотелось, чтобы она слишком долго оставалась одна в этом незнакомом мире. Это не ее стихия, ей не устоять против банды или против стаи черт знает каких диких зверей, здесь она просто одинокая женщина.

Пропускной пункт и домик освещались допотопными смоляными факелами, но они давали достаточно света, так что площадка перед воротами была ярко освещена. Вдруг где-то за избушкой залаяла собака, определенно это была собака, и, пожалуй, довольно большая. Девушка крепче сжала копье.

«Забавно, — подумала она. — Полчаса назад я была готова убить четырех человек, а сейчас не уверена, что смогла бы прикончить эту псину».

Из домика вышла женщина и прикрикнула на собаку. Та притихла, однако продолжала рычать. Женщина подошла к пропускному пункту и окликнула кого-то. Из будки появился мужчина, на секунду снова исчез внутри и погасил свет. Сэм не могла хорошенько разглядеть их, но, в общем, они выглядели достаточно обыкновенно, даже скорее романтично. Возможно, они недавно поженились. Мужчина что-то сказал, женщина рассмеялась, потом ответила, поцеловала его, и они рука об руку направились к домику. Сцена была трогательная, только вот лучше бы этой окаянной собаке сидеть на цепи.

Вдруг Сэм почувствовала странное скопление энергии, прогремел раскат грома, начался дождь, проливной дождь, какой может простую грязь превратить в жидкую непролазную кашу. Девушка попыталась немного заглянуть в бурю, чтобы узнать, не грозит ли она новым появлением Всадников. Она не почувствовала ничего, кроме бури. Что ж, собаке дождь, наверное, не понравится, а его шум может заглушить ее шаги.

Сэм подошла к забору, приблизилась к воротам и проскользнула во двор. Лошади тревожно всхрапнули, но, похоже, они просто жаловались не на нее, а на то, что их оставили под таким ливнем. По щиколотку в грязи девушка миновала освещенную площадку и скрылась в тени.

В нескольких ярдах от пограничного поста было уже темно, хоть глаз выколи. Пару раз Сэм поскользнулась и, падая, вымазалась в грязи с головы до ног. Теперь она даже жалела, что отрастила волосы. Не обриться ли ей наголо? С ее толщиной хуже не будет. Бодэ будет любить ее по-прежнему, Чарли останется ее подругой, а Булеану тоже без нее не обойтись.

Странно, что в такой момент Сэм подумала о Бодэ и Чарли, но в этом проклятом мире они были единственными людьми, которых любила она и которые любили ее. Странно, но именно в эти дни ей особенно недоставало Бодэ, даже больше, чем Чарли.

Чарли так сильно изменилась… Сэм уже не была уверена, что по-прежнему понимает подругу. Черт возьми, Чарли вовсе не виновата в том, что стала шлюхой, точно так же, как Сэм не виновата в том, что растолстела, но ведь Чарли это нравится!

Бодэ… Бодэ — это была безопасность. И не только. Сэм знала сумасшедшую художницу лучше, чем кого бы то ни было. Не то чтобы она понимала Бодэ — это было невозможно, — но именно знала. Ее восхищала кипучая уверенность Бодэ, ее подлинный талант, который проявлялся буквально во всем, за что бы она ни бралась, ее внутренняя сила и собранность, так необходимые в мире, который был создан для мужчин, а не для женщин.

Постепенно к Сэм возвращалась память. Она начинала вспоминать «дом», или по крайней мере Землю, откуда попала в Акахлар. Труднее всего было вспомнить то, что касалось ее личной жизни, но она помнила музыку, телевидение, машины и все остальное. Помнила Бостон, немного — Альбукерк, но ни одного лица. Даже отца и матери.

Это беспокоило ее. Но Сэм никогда не была счастлива в том мире, и неизвестно еще, чем бы она кончила, не окажись она здесь, в Акахларе. Если бы только ее оставили в покое. Если бы только у нее было время и возможность покопаться в себе и наконец решить…

Проклятие, где же Кира и фургон? По такой погоде ей далеко не уйти. Кира ведь знала, что Сэм будет одна. На посту не было заметно ни фургона, ни следов схватки. Видно, что-то стряслось уже после того, как фургон миновал ворота.

Теперь, когда Сэм окружали только дождь, грязь и темнота незнакомого мира, она чувствовала себя одинокой и несчастной.

«Я сыта всем этим по горло, — сердито подумала она. — Я устала убегать и прятаться, терпеть обиды и унижения, устала от того, что все вокруг оказываются моими врагами и все идет не так, как надо, в этом проклятом мире! Черт возьми! Меня перешвыривают, как теннисный мячик. Этому надо положить конец! Должен же быть у всего этого конец!»

Дождь усилился, сверкали молнии, гремел гром. Раньше Сэм боялась грозы. С ней приходили зловещие сны, а потом она узнала, что бури могут скрывать в себе ее врагов, однако теперь девушка словно обдумывала все заново. Она была копией Принцессы Бурь… или Принцесса Бурь была ее копией. Какая разница? Принцесса Бурь спелась с Клиттихорном, который и охотился за Сэм. Но зачем могущественному чародею нужна Принцесса Бурь? Именно об этом когда-то, давным-давно, говорил Булеан.

Клиттихорн был не властен над бурями! Конечно, он мог использовать Всадников и другие порождения стихий, но, когда они были рядом, страшиться следовало именно их, а не Клиттихорна. Однажды Сэм вызвала бурю, чтобы спасти свою жизнь. Конечно, последствия были ужасны, но они втроем выжили. Тогда буря вырвалась из-под ее власти. Так зачем же ее пытаются убить?

Потому что они почему-то боятся ее! Клиттихорну страшна ее власть над бурями!

«Да, он боится меня ничуть не меньше, чем я боюсь его!»

Сэм замерла как вкопанная, стоя в жидкой дорожной грязи; она закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Здесь, в темноте, среди струй дождя, она освободила свое сознание и устремилась вверх, к клубящимся над головой тучам.

И она почувствовала силу.

Она слилась с бурей и подчинила ее себе. Она стояла здесь, на дороге, и одновременно она была повсюду, окруженная тропическим ливнем. Ей повиновались ветры, они послушно гнули ветви и клонили вершины деревьев, молнии были готовы по ее приказу превратиться в грозное оружие.

Вдруг она ощутила в буре присутствие чего-то, что не принадлежало ей, а лишь скрывалось в самом сердце стихии, вбирая в себя ее мощь. Из туч вылепилось нечто вроде черепа, демонический лик, энергия молний питала его, придавала ему силу. Сэм не знала, кто это, но мгновенно поняла, что он ищет ее. Ищет, но не может найти, ибо она повелевает бурей и не позволит обнаружить себя.

Судог почувствовал сопротивление, его воля наткнулась на какое-то препятствие, противодействие было настолько сильным, что он не мог его преодолеть. Он встревожился и стал искать источник сопротивления, но у этого источника не было центра, он был везде. Сама буря казалась живой, ее породила та же сила, что и судога, но буря была куда сильнее и могущественнее.

Ветры закружились, сливаясь в смерч, они затягивали судога, уносили его прочь… Он пытался вырваться, но смерч высасывал из него силу, рвал его на части… Погибая, судог издал пронзительный стон ужаса. Девушка услышала его и вновь почувствовала себя полной властительницей бури.

«Боже! — думала она, чувствуя одновременно восхищение и отвращение к себе. — Булеану следовало сказать мне об этом! Я бежала от бурь, запиралась в душных комнатах, пряталась по темным углам… Я боялась грома, а он мой самый могущественный союзник, самый преданный друг!»

Она почувствовала, как на нее падает дождь, но теперь его прикосновение скорее походило на любовную ласку.

Она снова унеслась мыслью к буре, повелевая, направляя ее. Молнии могли пригодиться, осветить, пусть на мгновение, лежащую перед ней дорогу… Вот! На обочине, не очень далеко впереди, за высокими деревьями! Лошади!

Сэм не успела разглядеть, чьи это были лошади, но теперь, когда с нею была буря, это не имело значения. Девушка снова двинулась по размытой дороге, и послушные молнии освещали ей путь.

Да! Так и есть! Фургон Крима и знакомая упряжка, лошадей не распрягали. Казалось, возница ждет только, чтобы кончился ливень. Колеса повозки глубоко увязли в грязи, даже Сэм теперь вязла так, что могла двигаться только благодаря своей необычайной силе. Пока дорога не просохнет, повозка далеко не уедет.

Девушка осторожно приблизилась к фургону, гадая, почему ее заставили идти так далеко. Убедившись, что поблизости никого нет и никто не прячется за деревьями на опушке, она крикнула:

— Кира! Это я, что случилось?

Ответа не было, она забралась на подножку и заглянула внутрь. Кто-то выскочил из темноты фургона, ударил ее по голове, и Сэм упала в дождь и грязь. Удар ошеломил ее, ей даже не сразу удалось встать на ноги.

В заднем проеме фургона высилась темная фигура. Сэм никогда прежде не видела этого человека. При вспышках молний можно было разглядеть злобное, иссеченное шрамами лицо с дикими, глубоко сидящими глазами и всклокоченной седеющей бородой. В руке у него был пистолет. Человек нагнулся и достал что-то, похожее на цепи или наручники.

— Иди-ка сюда, толстуха, — проговорил он угрожающе. — Дохлая ты ничего не стоишь, но я и не стану тебя убивать. Только шевельнись, и я прострелю твои жирные ляжки, не промахнусь и в темноте, не сомневайся. Стой смирно. Я сейчас вылезу. Шевельнись только, и я тебя продырявлю.

У него был странный акцент, но Сэм без труда понимала его.

— Что ты сделал с Кирой, мерзавец? — крикнула она. Он рассмеялся, откинул задник повозки и уселся на нем, не отводя нацеленного на нее пистолета.

— Твоя красотка внутри, связана не хуже рождественской гусыни. Она малость потрепыхалась, когда я приказал ей остановиться, так что пришлось мне слегка ее успокоить. Ей не удастся снова проделать свою превращенческую штучку. Я видел, как этот громадный парень стал женщиной, но, если она попробует снова превратиться в громилу, это ей дорого обойдется. У нее на шее проволочная петля. Превратится — и моя петелька станет слишком узкой для такой здоровой шеи, так что она — или он — сам себя удавит. Ну, толстуха, поворачивайся спиной ко мне, руки назад, чтобы я мог надеть на тебя браслетики. И без шуточек, я их все знаю.

«Думай! Соображай! Уведи его подальше от фургона! Несколько шагов назад! Пусть он только подойдет!»

— Боже, ну и грязь в этой дыре! — проворчал бандит, соскакивая с повозки. Резкий порыв ветра хлестнул его в лицо, и он на мгновение потерял равновесие. Сэм воспользовалась этим, чтобы отскочить на несколько шагов.

— Ну нет. Ты не двинешься, пока я тебе не прикажу! — угрожающе прорычал он. — Я тебя предупредил, я сделаю, что обещал, я в тебя так пальну, что будешь валяться в грязи и вопить от боли! Ну, давай поворачивайся, руки за спину!

Они все еще были слишком близко к повозке, но выбора не оставалось. Сэм потянулась к буре, удивляясь, что весь страх куда-то исчез. Она слишком разозлилась, чтобы еще и бояться.

— Размечтался, Меткий Глаз! — огрызнулась она. — Ты что, не знаешь, кто я такая и почему они так гоняются за мной?

Он замешкался. Похоже, ему действительно хотелось это узнать.

— По мне, так ты здорово похожа на жирную свинью, — проворчал он в ответ.

Вдруг Сэм почувствовала, что внутри нее воцарился холод.

— Ты слышал о Принцессе Бурь? Той, что может завязать в узелок бурю похлеще этой? Он изумленно нахмурился:

— Ну а мне-то что с того?

— Я тоже могу, — ответила она.

Удар молнии был мощным и неожиданным, она вырвалась из серых туч, поразила незнакомца в голову и сквозь его тело ушла в землю. Воздух разорвал раскат грома, Сэм сбило с ног и швырнуло спиной в грязь.

Когда ей наконец удалось подняться, она взглянула на то место, где только что стоял ее противник. Обугленное тело все еще дымилось, раскаленные наручники и пистолет шипели, когда на них падали капли дождя. Сэм на мгновение почувствовала тошноту, но, не теряя времени, бросилась к повозке.

— Кира!

Она отыскала лампу, кремень и огниво, дрожащими руками высекла огонь и зажгла фитиль. Поставив стекло на место, девушка с трудом дождалась, когда огонек разгорится, и подняла лампу над головой.

Кира действительно была связана на совесть. Бандит не понял, что превращение произошло не по ее воле. Он боялся, что пленница внезапно вновь обернется Кримом, поэтому он скрутил ей проволокой руки и ноги, засунул ее в спальный мешок и спеленал, точно мумию. Кроме того, он заткнул ей рот тряпьем и накинул на шею проволочную петлю, которую прибил ко дну повозки. На лбу у Киры была большая ссадина, которая еще кровоточила.

Сэм вытащила кляп, и Кира закашлялась.

— Не двигайся, — попросила ее Сэм. — Мне надо чем-нибудь перерезать проволоку, я не могу ее распутать.

Она порылась в фургоне и нашла ручные ножницы. Потом опустилась на колени и попыталась перерезать проволоку в том месте, где петля была прибита к полу, но это чуть не задушило Киру. Тогда Сэм решила сначала освободить ее от мешка. Она перерезала веревки, стащила мешок, разрезала проволоку на ногах. Руки Киры были связаны за спиной. Чтобы освободить их, нужно было сначала избавиться от петли.

— Поверни голову немного в сторону. Мне придется просунуть ножницы под петлю и перерезать ее. Иначе не выйдет.

Это было нелегко, но с ее силой Сэм удалось наконец перекусить толстую проволоку, хотя синяк на шее у Киры должен был остаться надолго.

Кира села, задыхаясь и кашляя, Сэм быстро освободила ей руки и принесла воды. Кира сделала несколько глотков и чуть не подавилась, потом наконец пришла в себя и попыталась заговорить.

— Крим допустил неосторожность, — с трудом выговорила она, — но я на его месте тоже попалась бы. Должно быть, они что-то заподозрили, по крайней мере этот.

— Не волнуйся, — успокоила ее Сэм. — Теперь спешить некуда.

— Он… ты с ним справилась? Как?

— После расскажу.

— Он забрался… в повозку… наверное… когда мы долго ждали, и лежал неподвижно. Должно быть, он залез, когда Крим отходил по нужде. Часовой на границе не заметил или не захотел заметить. — Кира рассказывала, не переставая растирать шею. — Застал меня… врасплох. Я пыталась с ним справиться… но у него… было что-то… Гиря на цепи, наверное. Он меня и уложил. — Она вдруг пристально посмотрела на Сэм. — Тебя тоже?

Девушка была с ног до головы покрыта грязью, но когда услышала вопрос Киры, она невольно коснулась лба, где красовалась огромная шишка.

— Ох!

Она вдруг почувствовала боль в левом бедре. Там была рана, и кровь еще даже не успела свернуться.

— Подстрелил-таки меня, сукин сын!

— Садись! Со мной все в порядке, честно, — твердо сказала Кира. — Давай промоем рану и наложим мазь. Потом я вытащу наружу корыто и бак, если уж льет как из ведра, то надо по крайней мере запастись питьевой водой и помыться.

Рана болела, но Сэм все же удалось выжать из себя улыбку.

— Там, снаружи, не наступи на паленое, — предупредила она, — а дождь… Он будет лить, сколько захочешь.

Клиттихорн, Рогатый Демон Снегов, был гневен, и все вокруг него содрогались в почтительном страхе.

— Да кто они такие, эти девушки, что им удается обойти все наши ловушки? — гремел он. — Одна низводит на нашего лазутчика огонь с неба и настигает судога в его облачном логове, а другая — другая!!! — расправляется с Князем внутренних преисподних, с самим Всадником Бурь! Они спасаются от наших армий, загоняют Голубую ведьму в преисподние, а мы не в силах схватить их! Этому надо положить конец! Они не могут обе владеть магией и все же совершают такое, о чем не мог бы мечтать даже я! Нет, дорогие мои лорды и леди, мы не можем такое допустить!

Внезапно его гнев исчез, словно испарился, уступив место холодному расчету.

— Мы не можем рассчитывать на то, что схватим их обеих, мы их потеряли. Пусть наемники продолжают поиски, однако остальным следует отступить. Отправим все силы наших союзников к Масалуру. Пусть они будут готовы действовать по первому моему сигналу.

— Понятно, милорд Клиттихорн, — проговорил один из генералов. — Пусть они вообразят, что им удалось ускользнуть, а мы схватим их возле самой цели.

— Да нет же, идиот! — вскипел чародей. — Теперь мне все равно, доберутся они до места или нет. Мы и так потратили слишком много денег, времени и сил, чтобы схватить их, и все безрезультатно. Конечно, было бы неплохо выяснить, где они, и точно знать, когда они доберутся до Булеана, однако в конце концов это уже не имеет большого значения, без него они бессильны.

Его приближенные опешили.

— Ваша светлость, вы хотите сказать, что готовы позволить им добраться до Булеана? И это после всех усилий, которые…

— Скажем, я просто не буду этому препятствовать. Но удвойте нашу работу в Масалуре. Нам надо сконцентрировать нашу магию, собрать и направить наших демонов и союзников, чтобы этот негодяй не мог высунуться из своего гнезда. Если он вырвется на волю, мы проиграли. Нет, друзья мои, давайте больше не будем спорить с судьбой. Их явно хранит математика предназначения. Да будет так. Но встретятся они или нет, думаю, нам удастся обмануть предназначение и изменить их разум так, что их не спасет ни предназначение, ни Булеан. Остается проделать один, последний, опыт. Нам надо выяснить, точны ли наши расчеты, достижимы ли наши мечты.

— Милорд, уж не хотите ли вы сказать?..

— А почему бы и нет? Надо же нам проверить, как это действует. Где нам найти лучшую цель? Поразив ее, мы избавимся от единственного врага, который способен нам помешать. Если к этому времени они соберутся вместе — тем лучше: мы избавимся ото всех сразу. Но это уже не важно. Мы назначим точное время и устраним по крайней мере одного, но самого грозного и могущественного врага.

— Но девушка… она ведь может…

— Может — что? Без Булеана она беспомощна, у нее не будет ни руководителя, ни защитника. Необученный талант, не более, а вскоре не останется никого, кто знал бы, как использовать ее дар. Стоит избавиться от этого хитреца Булеана, и остальные сами падут жертвами своей судьбы, которую им так долго удавалось обманывать. Это будет уже не Принцесса Бурь, а всего лишь девчонка, которая может проделывать фокусы с погодой.

— Но, милорд, это же срединная земля! Мы — самая мощная сила, но, если мы обрушимся на одну-единственную средину и уничтожим одного-единственного чародея, это будет означать, что все, в чем он нас обвиняет, — правда! Остальные короли и чародеи сплотятся и обрушатся на нас! Мы не успеем приготовиться к ответному удару!

— Чепуха! Все они либо безумцы, либо дураки! Они припишут это простой случайности, как делали это уже много раз, и не только потому, что это логично, но и потому, что им хочется верить в это. Кое-кто, конечно, может заподозрить истину, но не отважится встать у нас на пути. Остальные прольют несколько слезинок и принесут жертвы своим богам, молясь, чтобы их не постигла та же судьба. Поверьте, друзья, это расчет, а не беспечность! Если нам не удастся уничтожить Масалур, а вместе с ним и Булеана, то сможем ли мы воплотить другие, более великие мечты?

Клиттихорн встал, глаза его горели:

— Ветер Перемен обрушится на Масалур! И скоро, друзья мои, очень скоро после этого бедствия, после пролитой крови, которая удесятерит наши силы, империя Акахлара перестанет существовать!

Пролог

Это была невысокая девушка лет двадцати. Длинное голубое атласное платье без пояса скрадывало ее полноту. В глазах словно застыло страдание. Сама она этого не сознавала, зато другие замечали сразу.

Она стояла на балконе замка, глядя на небо, где облака клубились и плясали, казалось, чтобы позабавить ее. Они всегда выполняли ее приказания. Сначала мать помогала управлять ими, но ее убили эти ублюдки-акхарцы, и тогда дочь унаследовала власть над бурями и ураганами, власть, не доступную никому другому, даже самым могущественным магам. Теперь девушка была известна как Принцесса Бурь. Эта власть вселяла ужас даже в окрестных жителей, а уж они-то привыкли к забавам принцессы и сменам ее настроения. Но сейчас она чувствовала: что-то было не так, очень не так.

Внезапно облака прекратили свою безумную пляску, словно природа властно заявила о своих правах.

Вконец раздосадованная, девушка прошептала какое-то проклятие и стремительно прошла через свою комнату к двери, которую охраняли стражники в малиновой форме, вооруженные пиками. У стражников были птичьи головы с огромными клювами и вместо рук — птичьи лапы.

Она спустилась по винтовой лестнице настолько быстро, насколько позволяли ей платье, туфли и чувство собственного достоинства, и оказалась в пустом, даже не охраняемом коридоре. Того, кто жил и работал здесь, все боялись. Только принцесса и осмеливалась входить сюда без спроса.

Клиттихорн, Рогатый Демон Снегов, великий акхарский колдун, работал у себя в кабинете. Он сидел перед магическим ящиком, назначения которого никто в замке не понимал. С виду он походил на механическое устройство с кнопочками, расположенными рядами. На каждой из них был свой магический символ. С помощью этих символов Клиттихорн творил свои заклинания. Над панелью с кнопочками находилась небольшая квадратная плоскость. На ней появлялись те же символы, что были на кнопках, только здесь они напоминали иногда слова, иногда какие-то картинки и светились яркой лазурью на металлическом сером фоне.

Прямо над кнопками горел крошечный красный огонек. Звучал прерывистый аварийный сигнал. Клиттихорн ругался и вздыхал. Целых два года у него ушло на то, чтобы приспособить непостоянный электрический ток, который использовали в акхарских замках, для подзарядки этой чертовой штуковины.

Девушка ворвалась в комнату как раз в момент, когда он был в отвратительнейшем настроении. Только ей это могло сойти с рук. Колдун испепелял людей взглядом или обращал их в камень и за меньшее нахальство. Но она была нужна ему, как и его магический ящик, и все другие инструменты силы.

— Могла бы и постучать, — ядовито заметил Рогатый.

— Дело серьезное, — мрачно отозвалась Принцесса Бурь неожиданно низким, почти мужским голосом. — Опять то же самое. Сначала головокружение, потом внезапное ослабление силы и контроля. Я не чувствовала себя такой беспомощной с тех самых пор, как убили мою мать. Что-то неладно, чародей. И это «что-то» может оказаться опасным.

Клиттихорн постарался скрыть тревогу и ответил спокойно:

— Да, эти неполадки с тобой беспокоят меня, я пытаюсь найти причину.

— Это все та девчонка! Единственная, которую тебе так и не удалось даже найти. Она вторгается в мои сны, прокрадывается в самые тайные уголки души.

— Да, скорее всего дело в ней. Но сама она не противник тебе. Ею руководят только чувства, она не умеет управлять своей силой. Каким-то образом она сама, или рок, а скорее всего мошенник Булеан сделали что-то, чего мы не предусмотрели. Не суди же меня слишком строго. Много раз я убивал твоих двойников в самых разных мирах, немудрено было пропустить хотя бы одного. Вас слишком много во внешних слоях, и Булеан разгадал наши попытки подстраховаться. Что толку теперь обвинять друг друга.

— И что же, я теряю свою силу? А наши планы, а надежды нашей многочисленной, но разрозненной армии и всех угнетенных, которых мы хотели освободить? Что станет со всем этим?

Maг вздохнул.

— Ты не теряешь силу, она слабеет так, как если бы существовала еще одна копия тебя… — Он щелкнул пальцами. — Проклятие! Какой же я глупец! Это же очевидно!

Он явно был зол на себя, хотя обычно не любил показывать, что в нем сохранилось что-то человеческое. В другое время девушка ушла бы, но сейчас речь шла о ее силе, единственном, что у нее было.

— Так ты знаешь, в чем дело?

— Да, да! Булеан тут, вероятно, совершенно ни при чем. Просто эта девчонка забеременела!

— И ребенок — причина наших неприятностей? Но раз она сбежала от нас и жива, это наверняка случилось бы, раньше или позже.

— Я… надеялся, что не случится. Понимаешь, когда вихрь, который ты создала для меня, засасывал ее с подругой сюда, в Акахлар, вдруг появился Булеан. Это и помешало мне столкнуть их в бурю, как я намеревался сначала. Он бросил мне вызов, зная, что, стоит любому из нас коснуться стенки вихря, мы будем поглощены Ветром Перемен. И я решился на маленькую хитрость. Девчонки были такие перепуганные, были так похожи друг на друга, что я не мог их различить. Я понял, что и Булеан не мог не заметить этого сходства и постарается сделать их совсем одинаковыми, чтобы сбить с толку преследователей в Акахларе. Но он мог сделать их похожими только внешне. И я сотворил заклинание, благодаря которому они должны были выбрать разные крайности, которые еще боролись внутри них: ведь они были еще совсем юными. Твой двойник должна была любить только женщин и не получать удовольствия от общения с мужчинами, а вторая — Булеанова подделка — стать не просто шлюхой, но шлюхой экстра-класса. Вот почему я понадеялся, что твоя копия не забеременеет.

— Но я все еще девственница, хотя и не знаю, почему меня не изнасиловали тогда же, когда убили мать. Я выбрала безбрачие.

— Тебя не изнасиловали, так как думали, что девственность — условие твоей силы. Безбрачие ты выбрала, потому что твоя природа сделала тебя не способной желать мужчину. Ты, как и она, просто скрываешь свое влечение к другим женщинам. И твоя мать была такой же, и остальные до нее. Это часть силы.

— Как могла моя мать быть такой? У нее была я, а у ее матери — она, и мы родились не от святого зачатия!

— О да, они специально выбирали подходящего мужчину, а потом терпели ненужную им близость, чтобы родить наследниц. Дар — или проклятие — Принцессы Бурь всегда включал в себя это, потому что человек с такой силой должен быть в стороне от общества, быть выше его норм и обычаев, чтобы никогда не подвергать опасности свою силу. Увы, твоя копия либо не вполне поняла, либо еще не приняла свою непохожесть на других и продолжала экспериментировать.

— Булеан сейчас, должно быть, смеется над тобой. Тебе не перехитрить великого обманщика! Клиттихорн фыркнул:

— Нос к носу Булеана легко обмануть. Возможно, он не глупее меня, но у него ни таланта, ни воображения. Он блестящий вор, достаточно сообразительный, чтобы понять достижения величайших умов и украсть их, а то и выдать за свои собственные, но он не способен к самостоятельному творчеству. Поэтому мне удалось убедить его, что четверо акхарских магов поджидают его выхода из Масалура, а вместе они способны или уничтожить его, или задержать, пока я сам не покончу с ним. Хотелось бы мне и впрямь иметь четырех таких союзников! Впрочем, подобные трюки больше в его стиле, поэтому мой фокус и сработал.

— Но, может быть, ее беременность — это козни Булеана.

— Чушь! Скорее всего ее изнасиловали мои же агенты. Вероятно, те развратные идиоты из банды Астериал были настолько глупы, что насиловали всех подряд.

— И все же, какое это может иметь значение? Если бы это был еще кто-то, умеющий управлять бурями, но неродившийся малыш?

Рогатый посмотрел на свою принцессу так, словно она была маленьким бестолковым ребенком.

— Ты — единственная дочь единственной дочери и так далее. Это единственный путь передачи силы Принцесс Бурь. Сила связывает ребенка с матерью. Эта сила не внутри тебя, она, скорее, притянута к тебе как к магниту. Сила связывает тебя с твоим двойником и ее с тобой. Вот почему ты иногда видишь ее во сне, а она должна видеть тебя. Но ребенок связан с ней физически. Вдвоем они более сильный магнит. Всякий раз, когда она притягивает силу, та тянется и к еще не родившемуся ребенку. Чем старше будет малышка, тем больше силы она будет притягивать.

— Ты… ты хочешь сказать, что в конечном счете я останусь ни с чем?

— Ну, не то чтобы ни с чем, ты всегда будешь притягивать ту силу, что ближе к тебе и дальше от них, но уже сейчас ты понемногу слабеешь, и со временем станет еще хуже. Те двое вместе, даже если одна из них — малютка, которой руководит мать, смогут истощить тебя полностью, если вы окажетесь в пределах одного сектора. Возможно, именно на это рассчитывает Булеан. Мы не можем больше ждать. — Колдун шагнул к стене, задрапированной красным гобеленом, и дернул сонетку.

— Значит, я тоже должна зачать ребенка! Клиттихорн вздохнул:

— Дорогая моя, может быть только одна наследница силы во всем Акахларе. Если нам не удастся уничтожить твоего двойника еще до рождения ребенка, другой наследницы не будет. В тот момент, когда она зачала, ты потеряла эту способность.

На звонок вошел генерал, начальник штаба. Его жабья морда с выпученными глазами плохо сочеталась с великолепной синей с золотой отделкой формой и блестящими ботинками. Он остановился у двери и слегка поклонился.

— Генерал, мы должны получить ту толстуху — мертвую. Тот, кто убьет ее, должен лишь доставить доказательство смерти и может назначать свою цену — нет такой, которая оказалась бы слишком высокой.

— А подделка? Она вам еще нужна?

— Нет. Пусть следят за ней и за той сумасшедшей художницей. Они обе могут вытащить нашу добычу из ее укрытия, где бы она ни была. Только не давайте им добраться до Масалура и до Булеана. Возьмите их живыми, если сможете, в последний момент, но не раньше, и держите их до меня. Я хочу иметь возможность использовать их, когда соображу, как это сделать.

— Хорошо, — поклонился генерал.

— Это не все. Наши планы под угрозой. Сколько времени потребуется, чтобы оповестить все армии о сборе? — Клиттихорн быстро прикинул что-то в уме. — У нас восемь недель, генерал. Точнее, пятьдесят шесть дней и ни днем больше. Если кто-то не будет готов к этому моменту — обойдемся. Мы атакуем в полную силу ровно в двенадцать дня по здешнему времени по всему Акахлару. Если мы этого не сделаем, то, вероятно, уже не сделаем никогда.

— Чтобы вести армии, сэр, я должен иметь возможность, не выдавая нас, показать, что акхарские срединные земли могут пасть, несмотря на охрану Королевских Волшебников и тысяч магов более низкого ранга.

Колдун кивнул:

— У меня руки чешутся показать это с тех самых пор, как мы сумели запереть Булеана в Масалуре. Ты сам, да и другие тоже удерживали меня из опасения, что это раскроет наши карты. Но, думаю, мы должны это сделать: без Булеана угроза значительно уменьшится. Без девушки она исчезнет окончательно.

— Вы намерены выступить против Масалура?

— Именно. Это будет отличная проверка, и, возможно, нам удастся уничтожить Булеана. У нас уже есть войска в том районе. Они могут оцепить его и задержать распространение известий о трагедии.

Генерал кивнул:

— И когда вы планируете провести эту демонстрацию силы?

— Через четыре недели, ровно в два часа ночи по масалурскому времени. С этого момента дата, время и объект строго секретны. Только генеральный штаб.

— Совершенно верно, сэр. Это приведет наши силы в боевую готовность, и к тому же все произойдет очень быстро, акхарцы вряд ли успеют что-нибудь заподозрить.

— Решено, генерал! Через двадцать восемь дней Масалур перестанет существовать. И, возможно, Булеан и его жирная дрянь тоже.

Принцесса Бурь пристально смотрела на Клиттихорна.

— Я полагаю, мне следует попрактиковаться с тобой напоследок. Наконец-то мы будем действовать! Рогатый кивнул:

— Жребий брошен. Нити судьбы в наших руках. Пойдем же за ними до конца. Что бы ни произошло, все миры Акахлара, а может быть, все мироздание уже не будут прежними.

Глава 1

Она снова ехала куда-то, на этот раз, кажется, в нужном направлении и с опытным навигатором. Когда-то это уже было, и сейчас Сэм тоскливо думала, что из того каравана, с которым она начинала свой бесконечно долгий путь в Акахларе, возможно, уцелела она одна. Чарли и Бодэ, единственно близкие ей люди, — кто знает, где они и живы ли они еще? Даже Булеан мог этого не знать, да и не стремится узнать. Ему зачем-то была нужна только она.

Сэм мучили ночные кошмары, она просыпалась вся в поту, с криком, дрожа как лист на ветру. Ее полнота — проклятие демона — не поддавалась никаким упражнениям, и Сэм чувствовала себя больной, ей ничего не хотелось делать, только есть и спать.

И ей никак не удавалось вспомнить прошлое. Она знала, что пришла из другого мира, в котором прожила большую часть своей жизни, прежде чем ее затянуло в Акахлар, где могущественные чародеи переставляли ее, как пешку, в своих, не понятных девушке играх. Но что было в том, прежнем мире, — этого она не помнила.

Порой ей казалось, что она всегда была такой, как сейчас, созданная, быть может, причудливой фантазией Бодэ.

Теперь она ехала к Булеану, спасаясь от тех, кто хотел убить ее, но ее спутникам вряд ли было до нее дело.

Днем с ней был Крим: высокий, сильный мужчина, который хорошо знал Акахлар. По-видимому, его наняли те, кто хотел помочь ей добраться до чародея. Ночью богатырь исчезал, появлялась прекрасная Кира — загадочная женщина, о которой Сэм знала только, что и она попала в Акахлар из другого мира. Когда-то Крим и Кира существовали раздельно, но проклятие демона превратило их в необычное двойственное существо — мужчину днем, женщину ночью — с общими воспоминаниями о том, что происходило, когда один из них как бы не существовал. Друзья они ей или нет, Сэм не могла понять.

— Нам придется оставить караван, — сказал ей Крим, усевшись на свое место в фургоне. — Мы подъезжаем к Кованти срединному. Надо разведать, что там и как, прежде чем мы рискнем пересечь его.

Сэм равнодушно кивнула.

— Возможно, — продолжал Крим, — мы воспользуемся этой остановкой, чтобы показать тебя врачу. Киру беспокоит твое настроение, и, думаю, она права. Если тебе все безразлично, ты не справишься. Монанук, лоцман этого участка пути, рекомендовал мне надежного врача в Брудоке. Это городок близ границы, там мы и остановимся.

Здешние врачи обычно были магами третьего ранга, особо искусными в исцеляющих заклинаниях. Как правило, с ними работали алхимики, которые готовили разные снадобья.

— Я больше не буду принимать наркотики. Эти наркотики и другие зелья — они подчиняют разум, стирают воспоминания и делают человека игрушкой в чужих руках.

— Это не такой врач, вот увидишь. В конце концов ты ничего не теряешь, но, может, поймешь, что с тобой.

К врачу ее провожала Кира. Городок был маленький, но на вид процветающий. Здесь Сэм вряд ли разыскивали, но все-таки ночь была гораздо безопаснее для двух одиноких женщин, чем день.

Целительнице было лет тридцать пять, она носила желтую атласную мантию, в ее коротко подстриженных волосах виднелась ранняя седина. Несколько причудливых внушительных размеров колец и ожерелье, к которому прикреплялись крошечные вещицы, — вот и все драгоценности. Сэм знала, что это магические предметы и символы, которые используются для призывания силы.

Целительница не спрашивала, откуда они, куда направляются. Она исследовала наложением рук тело Сэм, особенно толстый живот, потом положила руки ей на голову, закрыла глаза и, казалось, впала в легкий транс. Сэм вдруг почувствовала, что обследование не было ей неприятно, а прикосновения колдуньи вызывали приятные воспоминания.

Наконец целительница вышла из транса и опустилась в кресло напротив Сэм.

— Ну что ж, ты в общем-то ничем не больна. Сложность в том, что на тебя наложен ряд заклинаний, и они действуют друг против друга. А два небольших заклинания настолько старые, что слились с самим твоим существом. Их-то и пришлось так долго отыскивать. И еще: тебе сильно повредило какое-то сильное снадобье, которое ты принимала в прошлом году. Его состав мне неизвестен. Боюсь, мне не под силу справиться со всем этим.

Сэм вздохнула:

— Значит, ты ничего не можешь сделать?

— Я — нет. Но в самом Кованти срединном есть, я полагаю, человек, который сможет тебе помочь. Кира вступила в разговор:

— Гм, для нее лучше бы миновать средину не задерживаясь. Я рассчитывала оставить ее здесь на день, а сама хотела сходить разведать обстановку. Боюсь, я не могу объяснить подробнее, но там есть люди, желающие навредить ей.

— Я все понимаю, — вздохнула колдунья. — Но без этого не обойтись. Заклинания, зелья — их мешанина поглотит и уничтожит тебя. И так ты подвергаешься ее действию слишком долго. Та, к кому я хотела бы вас направить, живет не в городе, а на холмах, что тянутся вдоль восточной границы. Если все равно вы должны пройти через средину, мне кажется, куда опаснее не сделать этой остановки. Кира кивнула:

— Хорошо, расскажи мне все подробно, я подумаю, что можно сделать. Сэм, иди оденься, а я задержусь на минутку.

Как только Сэм вышла из комнаты, колдунья тихонько спросила:

— Она не знает, что беременна? Ведь уже явно больше шести месяцев.

— Нет. Мы не знали, как сказать ей об этом, боялись усилить ее депрессию. Вероятно, ее изнасиловали, а она так привыкла считать себя толстой и неуклюжей, что и не замечает дополнительной тяжести, хоть та и истощает ее силы.

— Что ж, в ближайшие восемь — десять недель все выяснится. Думаю, та, к кому я вас посылаю, найдет способ разрешить ее проблемы. Возможности Итаналон очень велики, но трудность в том, что только сама девушка может действительно вылечить себя. Итаналон может лишь указать ей средство исцелиться. По-настоящему, в таком долгом пути ее должен был сопровождать маг второго ранга, который лечил бы ее. Депрессия, кошмары, угрюмость и несдержанность обостряются беременностью и подтачивают ее душу. Если она сама не пожелает исцелиться, она или сойдет с ума, или умрет.

Кира задумалась.

— Она сильнее, чем считает себя. Когда нужно, она становится и находчивой. Думаю, у нее хватит мужества справиться с болезнью. Расскажи мне, как найти Итаналон.

Переход в Кованти срединный был сравнительно легким. На пограничном посту не было никого, кроме двух сонных солдат да пары собак, крепко спавших на крыльце. Документы у них проверили довольно небрежно.

Они двинулись кружным путем к востоку. Было уже далеко за полночь, когда они добрались до маленькой деревушки, которая уютно расположилась в долине, в окружении пологих холмов.

Кованти — и срединная земля, и многие колонии — славился своим вином. Дороги, хорошо освещенные масляными лампами на высоких столбах, создавали ощущение мирного цивилизованного края. В деревне было даже электричество, и вообще она была похожа на крошечную и тихую европейскую деревушку со своими белыми оштукатуренными домиками под красными черепичными крышами.

Итаналон жила на холме. Дорога круто шла вверх, они добирались почти час. Глядя на призрачный, скупо освещенный домик, Сэм начала нервничать. Никогда и ничего хорошего из ее встреч с колдунами не выходило. Она не доверяла ни тем, которых знала, ни тем более этой, о которой ей ничего не было известно. Все они всегда интересовались лишь увеличением собственной силы, не важно, что от этого нередко страдали другие.

Даже Кира заволновалась.

— Не очень-то похоже на логово колдуна, — вздохнула она. — Ладно, сюда.

Не успела она поднять руку, чтобы постучать, как дверь отворилась с громким скрипом, и в проеме показалась темная фигура.

— Ты — Итаналон? — спросила Кира, с ужасом думая, не попали ли они в ловушку. Колдунья второго ранга вполне могла быть на стороне Клиттихорна.

— О, входите! — услышали они приятный высокий голос пожилой женщины. — У меня и чай на плите.

Отступать было поздно. Они вошли и очутились в уютной, тесно заставленной гостиной. Стулья и диван с цветастой обивкой, огромные гулко тикающие старинные часы, яркие экзотические ковры на стенах по ковантийской моде.

Итаналон принесла поднос с чайником и тремя чашками. Она была похожа на этакую бодрую бабусю лет семидесяти. Волосы у нее были густые и совсем седые, а лицо — как у херувима. На носу сидели очки с круглыми стеклами. Длинное мешковатое ситцевое платье делало ее вовсе не похожей на магов второго ранга. Только очки выглядели необычно — абсолютно черные и непрозрачные.

Колдунья поставила поднос на старинный кофейный столик, разлила чай и с чашкой в руке опустилась в мягкое кресло-качалку.

— Мы… — начала Кира, но Итаналон остановила ее.

— Я знаю, кто вы. Я ждала вас. Когда Амала описала вас, я поняла, кем вы должны быть.

Кира было вскочила, но чародейка мягко остановила ее.

— Так ты на нашей стороне? — спросила Кира.

— Дорогая, уже лет двести я не принимаю ничью сторону в житейских конфликтах. Со временем политические интриги и соперничество хвастливых мальчишек ужасно надоедают! Я занимаюсь чистыми исследованиями и время от времени помогаю людям, если они приходят ко мне, а кто они и какие — для меня не важно.

Сэм, несколько шокированная, спросила:

— И тебе все равно, что этот, Клиттихорн, может уничтожить, как говорят, жизнь во всех мирах?

— О! Что за ерунда! Уничтожить жизнь гораздо труднее, чем думают материалисты в своей ограниченности.

Она допила чай, откинулась в кресле и посмотрела на Сэм сквозь темные очки.

— Ты хочешь жить, дитя? Если нет, я ничего не смогу для тебя сделать.

Сэм и сама не раз думала об этом.

— И да, и нет. Я хочу жить, но не так, как сейчас. Я устала бесконечно скитаться, одинокая и преследуемая. Должен же быть конец этому.

— Конец есть всему. Что-то из этого — судьба, предопределенная вероятностью, но что-то — наш собственный выбор, правильный или ошибочный. Кажется, твоя проблема в том, что ты не знаешь на самом деле, какого конца хочешь. Ты думаешь, что была счастливее, когда позволяла судьбе нести тебя, но это не счастье. Умственное отупение, пассивность превращают человека в растение. Для растений все хорошо, пока им хватает воды и солнца. Но в конце концов из них варят суп. До сих пор ты позволяла другим выбирать за тебя и только жаловалась, что тебе их выбор неудобен. Посмотри, куда это привело тебя. Надо иметь мужество пнуть судьбу, взять ее нить в свои руки. Это может кончиться хорошо, может — плохо, но только так можно жить.

— Но какой выбор я могла сделать? Итаналон встала.

— Что сделано, то сделано. Если ты действительно хочешь жить, ты должна пройти испытание. Нужно иметь мужество посмотреть в лицо своему единственному врагу. Этот враг — ты сама. Либо ты выйдешь отсюда живой и сильной, либо скатишься в яму растительного существования. Выбирай.

Сэм встревожилась:

— Что это за испытание? Итаналон пожала плечами:

— Я не могу сказать, оно никогда не бывает одинаковым для двух разных людей. Даже я не представляю, с чем ты столкнешься, но все это уже сейчас есть в тебе. Решай. Рискнешь или уходишь?

— Решать прямо сейчас?! Старая колдунья улыбнулась:

— А почему нет?

— Я… я… — Сэм была застигнута врасплох. Выбирать неизвестно что, даже без раздумий? Это нечестно!

— В жизни выбираешь не из тех возможностей, что существуют вообще, а лишь из тех, что тебе представились или тобой созданы. Редко когда есть время на раздумья.

— Хорошо, я согласна.

— Вот и прекрасно! Значит, жизнь не совсем угасла в тебе. Пойдем. Нет, Кира, ты останешься со мной. Налей себе еще чаю. Ты не можешь участвовать в этом.

Итаналон провела Сэм в маленькую уютную спаленку, где у стены стояло что-то большое, плоское, закрытое черной тканью.

— Сними с себя все, — приказала чародейка. — Положи сюда, на кровать. В это маленькое путешествие тебе ничего не нужно брать.

Сэм так и сделала и теперь стояла посреди комнаты в полном недоумении. Итаналон отодвинула черный занавес, открыв огромное — до самого потолка — старинное зеркало. Сэм взглянула в него. Отражение было странное. Ярче, чем должно было быть, но, главное, в зеркале отражались только она и Итаналон — ничего другого.

— Подойди поближе, смотри на свое отражение, — сказала Итаналон, отступая к двери и исчезая из зеркального мира. Не бойся, здесь нет ничего, что может причинить тебе боль телесную. А душевные страдания… они ведь всегда с тобой, не правда ли? Просто смотри в глаза своему отражению.

Вот глаза Сэм словно соприкоснулись с ее же глазами в зеркале, и вдруг она почувствовала, что оказалась внутри самого зеркала. Оглянулась — ничего, кроме еще одной зеркальной стены.

«Что теперь? — мысленно поинтересовалась она. — Просто стоять здесь, глядя на себя, или что?»

— Что ты хочешь увидеть? — спросило отражение ее глубоким низким голосом.

Сэм испугалась и вздрогнула, отражение — нет.

— Кто ты? — спросила девушка.

— Ты, — ответило отражение. — Я обитаю здесь, но я не существую, пока кто-нибудь не отразится во мне. Тогда я становлюсь зеркальным подобием, только меня не отягощает ничто из того, что ты носишь с собой: ни чар, ни снадобий, никаких вещей. Но пока ты отражаешься во мне, я обладаю твоим разумом, твоими воспоминаниями, всем. Я могу существовать, могу жить только как другой.

— Ну, на этот раз твое приобретение не слишком удачно, — вздохнула Сэм.

— О, я не знаю. Когда у тебя нет тела, нет твоих собственных воспоминаний, приятно побыть живой. Я была бы счастлива выйти, жить твоей жизнью, если бы могла. Что ты видишь в своем отражении такого плохого?

— Ну, во-первых, я толстая.

— Да. И что? Почему быть толстой хуже, чем худой?

— Ну, когда ты толстая, люди над тобой смеются. Как будто ты урод или что-то вроде, но только сама в этом виновата.

Зеркало задумалось.

— Тогда почему ты толстая?

— Если ты — это я, ты знаешь, это проклятие.

— Демон сделал тебя толстой?

— Нет, я сама. Слишком много ела. А Бодэ поощряла это. Она выпила любовное зелье, так что для нее я всегда оставалась привлекательной, но, думаю, она не хотела, чтобы кто-то еще чувствовал то же.

— О, выходит, это сделала Бодэ. Так кто из вас выпил то любовное зелье?

— Конечно же, она!

— Значит, она не была свободной, но ты-то была. Ты разъелась от скуки, а может, просто потому, что чувствовала себя в безопасности, могла не думать о том, что скажут другие. У тебя наследственная склонность к избыточному весу, с обеих сторон. Твой отец был крупным, и твоя мать одно время была очень полной, не так ли?

Воспоминания внезапно нахлынули на нее. Ее отец: большой, сильный, сложенный, как борец. Ее мать: определенно весьма кругленькая. Она сама девяти-десяти лет; круглолицая, девочки вечно дразнят ее, и она приходит домой в слезах, ненавидя себя. А потом всю свою юность изо всех сил старается похудеть. Она думала, что была толстой тогда, вот бы ей сейчас тот вес!

А после развода мать просто помешалась на голодании и всяких модных диетах, чтобы выглядеть «прилично» для устройства на работу. И дочери без конца твердила: «Ты слишком толстая». Но, пожалуй, Сэм оставалась равнодушна к этим упрекам.

— Почему ты осталась толстой?

— А это уже из-за демона. Он наложил на меня проклятие не терять вес, пока я не доберусь до Булеана.

— Действие проклятия кончилось, когда демона убрали из Акахлара, — возразило зеркало. — Ты можешь не лгать мне, потому что я — это ты, скажи правду себе. Не хочешь ли ты перестать беспокоиться о своем весе?

Правду, хм? Правда была в том, что отражение право. Она не обжора. Да, ей хотелось бы похудеть, но ей надоело стремиться к этому, чтобы угодить другим людям. Она никогда не собиралась покорять сердца, а ее полнота не казалась ей уродливой.

— Да, я хотела бы сбросить несколько фунтов, но не ценой таких мучений, — призналась она.

— Итак, полнота не имеет для тебя большого значения. Ты несчастлива только из-за того, как относятся к ней другие. Там, дома, может быть, это и имело какое-то значение, но сейчас… Ты завидовала красоте Чарли, но разве ты не заметила, что здесь люди относятся к тебе как к взрослому человеку, который что-то значит в обществе, а Чарли считают безмозглой куклой? Красивой куклой, бесспорно, но кому нужна пятидесятилетняя куртизанка? А ведь Чарли умна. Уверяю тебя: останься она такой же пухленькой и миловидной, какой была раньше, она бы жила и наслаждалась жизнью.

И вновь Сэм пришлось признать, что отражение сказало правду. Красота Чарли была лишь результатом действия магии и алхимии. Подруга заплатила за свое внешнее совершенство утратой свободы. Тело Чарли предназначалось только для одного: пленять мужчин.

— Ну, допустим, — сказала Сэм отражению, — но я еще и лесбиянка. Я обречена быть изгоем в любом обществе. Это против Бога и природы.

— В самом деле? Если и существует Бог или боги, возможно, он или они допускают оплошности. Есть несчастья и похуже, а люди все равно ухитряются жить в мире с обществом и с самими собой. Твоя склонность была усилена Клиттихорном, еще когда тебя затягивало в Акахлар. Он рассчитывал, что в этом случае, даже если ты улизнешь от него, ты все равно останешься бездетной и не подаришь стихиям еще одну Принцессу Бурь.

— Ты хочешь сказать, что дело не только во мне?

— Да. В раннем детстве девочки предпочитают играть с девочками, а мальчики — с мальчиками. Даже подростки часто сохраняют эти дружеские связи. Но сексуальные влечения толкают их к противоположному полу. И в какой-то момент дети пересекают этот барьер. Физическое удовольствие от общения между полами очень сильно. Иначе жизнь прекратилась бы. Но некоторые этот барьер не могут перейти — по разным причинам. Ты всегда думала, что тебе должны нравиться мальчики, и хотела, чтобы так оно и было, ты даже смирилась с тем, что однажды выйдешь замуж. Этого ждали от тебя и общество, и семья. Но сама ты чувствовала другое, то, что общество решительно не принимало.

В мозгу Сэм снова всплыли воспоминания о прошлом. Па — мудрый, выносливый, сильный, он любит ее, он проводит с ней все свободное время. Ма — строгая, холодная, почти равнодушная. Сэм всегда чувствует, что чем-то мешает ей. И ма все время кричит на папу. Сэм вспомнилась боль и обида на лице па после одной из таких стычек. А когда ма получила наконец свою степень и решила развестись с отцом Сэм, она сделала все, чтобы разлучить с ним дочь. Правда, суд назначил совместную опеку, и тогда ма выбрала работу в двадцати пяти сотнях миль от Бостона, только чтобы досадить бывшему мужу. Ма всегда старалась свести ее с этими тупоголовыми чучелами, никого из которых нельзя было даже приблизительно сравнить с па. А парни в школе? Они только и думали о том, как бы залезть девушкам под юбки своими потными руками. Сэм хотелось любви, но такое…

— Ты больше не можешь бороться с собой. Зелье Бодэ и заклинание Клиттихорна сделали свое дело. Сейчас трудно сказать, проиграла бы ты этот бой или нет, не случись того, что случилось. В глубине души ты была удовлетворена, заклинание стало едва различимо, потому что ты сделала его частью себя. Но тебя по-прежнему терзает то, что ты чувствуешь себя парией, чем-то дурным или уродливым. Ты все еще относишься к этому, как к болезни, которая когда-нибудь пройдет или от нее найдут лекарство. Это мешает тебе, ограничивает твою свободу. Это убивает тебя.

— Что, черт возьми, я могу сделать? Так считают все!

— Забудь об этом. Правильно то, что правильно для тебя. Ты не виновата, и ты не можешь изменить это. Да ты и не хочешь менять. Это часть тебя. Кого это, право, заботит? Общество? Стоит ли думать об обществе, которое и глазом не моргнет, когда девочки продают себя на улицах, глушат наркотики или алкоголь. Ты не вредишь никому, даже себе. Есть над чем подумать, не так ли?

— А что ты думаешь вообще обо всем этом?

— Не забывай, я — всего лишь твоя другая сторона. Я говорю, что ты имеешь право быть необычной, даже ненормальной по чьим-то понятиям. Я могу сказать, что именно этого ты хочешь. А в таком случае — не притворяйся. И пусть те, кому это не нравится, катятся ко всем чертям. У тебя есть Бодэ. Она жива, и твоя судьба — снова встретиться с ней. Заклинание вашего союза по-прежнему существует, я вижу его. Так что еще тебя мучает?

Сэм вздохнула:

— Бодэ… Ее влечение ко мне, оно ненастоящее. Что, если оно пройдет? Что, если заклинание освободит ее или случится еще что-нибудь, и я стану ей противна? Что тогда?

— Скорее всего это не случится, но в крайнем случае — ты знаешь, что ты такая не одна. Если ты не стыдишься себя, если открыта и честна со всеми, ты справишься. Выйди отсюда с ощущением, что ты намерена жить с теми картами, что сдает тебе судьба, и не собираешься погибать из-за несовершенства мира. Твое счастье никому не мешает. Будь же сильной, решительной, живи, бросая судьбе вызов, не беги от проблем и не мучай себя бесплодными сожалениями.

Это был тот самый совет, который в глубине души ей хотелось дать самой себе, но почему-то она не могла это сделать.

— Вот бы мне такие мозги, как у Чарли!

— А кто сказал, что ты глупая? Какой-то идиот, который только и умел, что подсчитывать коэффициенты умственного развития. А ты поверила? Во всех случаях, когда ты не уступила и не сдалась, ты перехитрила всех. Ты ускользнула от Клиттихорна там, в твоем мире, ты выжила в Акахларе. Забудь о других. Всегда найдутся люди умнее тебя, а многие — гораздо глупее. Не думай об этом. Ты уже много пережила, а впереди у тебя новые проблемы. Избавься же от старых. Ты не можешь себе их позволить.

— Кто же ты? — подозрительно спросила Сэм у отражения.

— Ну, можно сказать, дух. Другая форма жизни, которая существует вне привычной тебе области. Нас называют по-разному. Поскольку я отражаю тебя, я становлюсь тобой — на время.

— Ноя никогда не думала обо всем этом серьезно и ничего не додумывала до конца!

— Ты можешь рассуждать, поэтому могу и я. Я знаю все, что знаешь ты и что ты есть, но я этого не прожила и не испытала, поэтому могу судить обо всем объективно. Ты — Принцесса Бурь, ты притягиваешь их и повелеваешь ими. Они не подчиняются ни магам, ни демонам. Даже маги боятся их. Но давным-давно одна великая колдунья оказала им услугу. Возможно, о ней все забыли, но осталось в силе соглашение, которое они заключили друг с другом. Бури всегда будут повиноваться женщинам, которые принадлежат к линии, что ведет свое начало от той колдуньи. И бури никогда не предадут этих девочек — Принцесс Бурь.

— Но я-то не имею отношения к той линии.

— Возможно, хотя как знать? Бури признают тебя законной наследницей, а только это и имеет значение. Они не могут отличить тебя от той, что родилась в Акахларе. Ты уже знаешь, что можешь их вызвать, и они повинуются тебе, по крайней мере пока ты в Акахларе.

Сэм вздохнула:

— Так как, черт возьми, я должна действовать и думать?

— Надо исходить из того, что имеешь. Ты Принцесса Бурь, ты толстуха, и тебя не привлекают мужчины. Помнишь то время, когда ты жила на фермах герцога Паседо? Когда была Майсой?

— Да. Конечно. Это было по-своему счастливое время.

— Но там почти все были жертвами Ветров Перемен или каких-то проклятий, которые сделали из них чудовищ, по понятиям акхарцев. Помнишь летающего юношу, сына герцога? Разве они были неприятны тебе только потому, что сильно отличались от обычных людей?

— Конечно, нет! В них сплошь и рядом было гораздо больше человечности, чем во многих акхарцах. Они просто были жертвами обстоятельств, им не подвластных!

— А ты веришь, что акхарцы — высшая раса, которая имеет право вечного господства над другими расами в других мирах только потому, что эти другие расы не похожи на акхарцев или не признают их культуру?

— Конечно, нет! Здешняя система очень напоминает тот расизм, с которым можно столкнуться в моем родном мире.

— А помнишь свое видение Ветра Перемен? — настаивал дух, читая ее воспоминания. — Того мальчика-подростка, которого изуродовал Ветер?

— Да! А когда солдаты нашли его, он умолял их о пощаде, потому что внутри-то он оставался прежним. Но его убили! Это было ужасно!

— Что же, мы должны считать не похожих на нас низшими существами или даже убивать всех изувеченных, изуродованных, искалеченных?

— Что за бред! К чему ты клонишь?

Отражение смотрело ей прямо в глаза.

— Что твои проблемы в сравнении с проблемами всех проклятых, изуродованных, измененных Ветром Перемен? Как можешь ты в одно и то же время осуждать нравы акхарцев и расстраиваться из-за того, что сама не полностью соответствуешь их стандартам?

Черт возьми, зеркало было право на сто процентов. Она нисколько не возражала бы против того, чтобы снова разделить кров и пищу с людьми из приюта герцога Паседо. Но не исключено, что, если бы не снадобье, стирающее воспоминания, она избегала бы многих из них или чувствовала бы к ним отвращение. Снадобье стерло не только память, но и предрассудки. Она ничего не помнила; те люди были единственными, кого она знала, для нее они были нормальными. Сэм стало стыдно. Те мерзавцы, что насиловали ее, Бодэ, девочек, дочерей Серкоша, — они были «нормальными», и Замофир был «нормальным». Вероятно, даже Клиттихорн был «нормальным».

— Именно понимание этого делает тебя мудрее почти всех акхарцев в Акахларе, — сказало отражение. — Да и большинства жителей твоего родного мира тоже. Истинный критерий превосходства один: мудрость.

— Что же я должна делать? Отражение улыбнулось:

— Посмотри в себя, а затем на свое отражение, реши, что оно просто прекрасно, что тебе нечего стыдиться себя.

— Я… я очень хочу это сделать, но я не уверена, что могу! Я всегда ненавидела свою непохожесть на других! Это о ней я пыталась забыть. Но вот я снова Саманта Бьюэлл, и освободиться от стыда и терзаний, зная, что моя непохожесть останется, совсем не легко.

— Если ты этого действительно хочешь, я могу дать тебе эту свободу. Я не могу принять решение за тебя, но, если ты искренне желаешь этого, если ты впустишь меня, если не будешь бороться, бояться, сомневаться, тогда сейчас, в этот момент, возможно, только в этот момент, я могу исцелить тебя.

«Вот о чем говорила Итаналон. Примириться с тем, какая я есть, и отсюда уже двигаться дальше. Научиться быть просто собой…»

Хотя счастливые превращения случаются только в сказках, перестать мечтать о них оказалось чертовски трудно.

Отражение замерцало и словно начало блекнуть. Сэм испугалась, что уже сделала выбор тем, что медлила сделать его.

— Подожди! — позвала она. — Я… я готова.

Отражение вновь стало четким, оно становилось действительно ее отражением. Оно стало приближаться, будто подплывать к ней, пока не подошло вплотную.

Затем ее отражение и ее тело слились, в мозгу, во всем теле Сэм ощутила покалывание, возбуждение. Барьеры в ее памяти падали, словно кости домино, пока она не вспомнила свое прошлое — все, вплоть до этого момента, но с такой спокойной ясностью, какой никогда прежде не знала.

«Что за неразбериха творилась со мной и там, дома, и здесь? Пора перестать бояться жить. Пусть я не такая, как все, но это совсем не так плохо».

Было такое чувство, словно она то ли родилась заново, то ли стала взрослой и мудрой.

Так что же теперь? Она устала убегать, прятаться, бояться будущего. Если здесь, в Акахларе, она обладает силой — великой силой, — может, пришло время воспользоваться ею?

Внезапно Сэм поняла, что снова стоит в спальне Итаналон. Никакого отражения в зеркале не было.

Итаналон вернулась в спальню и снова занавесила зеркало. Сэм оделась.

— Думаю, теперь я смогу справиться, — сказала она просто.

— В самом деле? Значит, ты веришь, что ничто не остановит тебя, кроме смерти? Теперь ты ко всему готова, так?

— Думаю, да. Я должна справиться со своим двойником не потому, что этого хочет Булеан, а потому, что так надо.

Чародейка кивнула:

— Прекрасно, дорогая. Пойдем в гостиную, я должна тебе сказать еще кое-что.

— Что-то случилось, пока я была там?

— Нет-нет. Ничего не изменилось. Все ведь продолжалось лишь несколько минут, каким бы долгим тебе ни показался путь, который ты прошла. Просто есть нечто, что было скрыто от тебя. Это и затруднит выполнение твоих планов, и в то же время даст тебе некоторое преимущество… Все-таки ты лучше сядь! Кира лежала, свернувшись калачиком на диване. Когда они вошли, она подняла голову, потом села.

— Быстро вы.

— Мне гораздо лучше, Кира, Только вот я все еще чувствую себя так, будто тащу на себе целую тонну… — Сэм села на мягкий удобный стул.

— Ну, не тонну, дорогая, — ласково сказала Итаналон. — Всего лишь ребенка.

— Что?! — Сэм застыла, пораженная.

— Ты беременна, — подтвердила Кира. — Уже шесть месяцев.

— Святые угодники! Ты знала об этом? И не сказала?

— Мы боялись, что это приведет тебя в полное отчаяние.

— Черт побери! Неужели это ублюдок из банды Синей ведьмы, там, в Кудаане! Или, может быть, нет. Господи, я надеюсь, что нет!

— Ты хочешь сказать, что была близка с мужчиной еще до изнасилования? — спросила Итаналон. Сэм задумалась на мгновение.

— Да. За день или за два до гибели нашего каравана… Мне захотелось узнать, что же это такое… Да еще Чарли крутила с половиной парней в караване. Я тогда выбрала одного из команды навигатора… Он был сильный, красивый… Я его вроде как загипнотизировала, чтобы он меня соблазнил. У меня тогда был Кристалл Омака, в нем был заключен демон, который служил Булеану и выполнял мои приказания. Этот парень — кажется, его звали Гриндил — был довольно милым. Думаю, его убили, когда бандиты напали на караван. Хорошо бы он был отцом моего малыша, хотя, по правде сказать, я не испытала ничего такого, о чем рассказывала Чарли.

— У Принцессы Бурь рождаются только дочери, — сказала Итаналон. — Обычно у них только один ребенок. Девочка тоже будет Принцессой Бурь, по крайней мере пока останется в Акахларе. Это предопределено стихиями. А сила Клиттихорновой принцессы будет становиться все меньше и меньше.

При всем потрясении Сэм мыслила четко, как никогда.

— Ты говоришь, что раз ребенок будет у меня, то у нее его быть не может? И что как только малыш родится, она потеряет свою силу?

— Мы полагаем, что да, — ответила колдунья.

— Значит, победа нам обеспечена! — воодушевилась Кира. — У них единственный выход — убить Маису, пока ребенок еще не родился. Нам нужно просто спрятать ее где-нибудь в глубине колоний и ждать рождения ребенка. Тогда сила Принцессы Бурь испарится, а с ней и мечта Клиттихорна о господстве над Ветрами Перемен.

— Во-первых, я Сэм. Майсы больше не существует. Сузама по-акхарски, Сэм — для краткости на любом языке. Во-вторых, ничего не выйдет.

— Ты имеешь в виду… — начала Итаналон.

— Что Клиттихорн уже знает, — закончила Сэм.

— Ну, это еще неизвестно, — возразила Кира. — Мы даже не знаем, не охотится ли он повсюду за Чарли.

— Может, и охотится, но я сомневаюсь. Я время от времени как-то связываюсь с Принцессой Бурь. И я чувствую, что и она настраивается на меня. Думаю, они получили обо всем достаточно полное представление. Не зря нам пришлось отбиваться от наемных убийц под Куодаком, и, думаю, тот гнусный ублюдок Замофир знает больше, чем говорит. Он видел меня в караване, может, даже и нападение устроил, потому что я была там. Когда Чарли удалось убить подонков из банды Синей ведьмы, он единственный уцелел. Можно не сомневаться — он видел все, слышал каждое слово, это точно. Не случайно же он объявился у Паседо. Чудо еще, что он не нашел меня.

Кира вздохнула:

— Да, и люди Паседо в тот момент уже знали, что ты беременна. Криму следовало бы утопить этого гаденыша. Но пусть Клиттихорн знает. Что толку ему от этого, если он не может тебя найти?

Сэм вздохнула:

— Шесть месяцев… Значит, у меня впереди три месяца — чуть больше или чуть меньше, — он, вероятно, будет считать от изнасилования. Ты подумай. Клиттихорн потратил годы, вынашивая свои планы, обучая свою Принцессу Бурь. Он сумел удержать Булеана в Масалуре, у него, можно сказать, все на мази, и тут он узнает, что допустил ошибочку, сохранив свою принцессу девственницей.

— Разве что солдаты, которые убили ее мать, могли изнасиловать принцессу, но, несомненно, они получили строжайшие указания на этот счет, — заметила Итаналон. — Клиттихорн устроил все так, чтобы впредь она всегда оставалась его добровольной сообщницей, мечтая отомстить за резню, учиненную над всеми, кого она любила. Ребенок мешал бы его планам.

— Да уж, я думаю, он держал ее на коротком поводке, чтобы не дать ей болтаться, как вздумается, — добавила Сэм.

— Несомненно. Она всегда была почетной пленницей. Но поскольку она во всех отношениях, кроме происхождения, — твоя копия, возможно, она не очень-то была и склонна «болтаться», как ты это называешь. Конечно, она не призналась бы в этом даже себе самой и покорно ожидала бы тщательно продуманного брака, но по доброй воле она бы бежала от таких ощущений, как это пыталась делать ты. Клиттихорну просто в голову никогда не приходило, что есть и другие возможности забеременеть, кроме любовного романа. В жизни он довольно консервативный, со старомодными взглядами.

— Не понимаю, как он может заставить ее участвовать в своих делах, — заявила Сэм. — Несмотря ни на что, я вряд ли смогла бы поверить этому рогатому ублюдку.

— Ею владеют ненависть и жажда мести. Она убеждена, что только как освободительница колониальных рас и разрушительница могущества и господства акхарцев она может отомстить за гибель матери. В этом смысл жизни принцессы.

Сэм кивнула:

— Откровенно говоря, я и сама хотела бы освободить Акахлар от власти акхарцев, но со старым Рогачом мне не по пути. — Она повернулась к Кире. — Ты все еще не понимаешь? Если бы я была на месте Рогатого и увидела бы, что все мои планы вот-вот рухнут, я бы начала действовать. И он сделает это, Кира, сделает до того, как родится мой ребенок. А я не хочу, чтобы моя малышка росла в его мире или даже на тех обломках, что останутся после его поражения. У нас мало времени, Кира. Ты должна связаться с Булеаном. Ты должна сообщить ему, что или мы ударим их сейчас, или все полетит к черту и очень скоро. Мы должны ударить первыми.

Глава 2

Королевский дворец Кованти славился как самое роскошное и приятное место. Ковантийцы поговаривали, что лучше, мол, быть королевским ассенизатором, чем королем торговли. И, проведя здесь несколько дней, даже Чарли и Бодэ были готовы поверить этому.

Халагар, бывший школьный товарищ Дориона, а ныне королевский курьер, доставил их во дворец без всяких приключений. Головорезы, грабители, убийцы — все, кто жаждал получить от Клиттихорна обещанную награду за их поимку, — не осмелились напасть на них, пока их защищало покровительство человека, близкого к королевскому двору. Большое инкрустированное драгоценными камнями кольцо Халагара свидетельствовало, что его владелец под охраной Королевского Волшебника Кованти.

Однако, чтобы добраться до Масалура и встретиться с Булеаном, надо было пересечь еще пять миров, а четыре из них принадлежали другим королевствам.

Правда, Чарли сейчас было все равно, доберется она когда-нибудь до Булеана или нет.

Она попала в Акахлар вместе с Сэм случайно, когда два могущественных мага стремились один — убить, другой — спасти ее подругу, двойника Принцессы Бурь.

Булеан превратил Чарли в приманку для преследователей, сделав ее копией Сэм. А когда Чарли попала в руки Бодэ, художницы и алхимика, та сделала девушку совершенной красавицей, бесконечно соблазнительной и сексуальной, чтобы она как куртизанка экстра-класса находила высшее наслаждение в том, чтобы доставлять удовольствие мужчинам.

Там, в своем родном мире, Чарли представляла себя в будущем суперсовременной женщиной — «Я завоюю весь мир». Сейчас, вспоминая об этом, она иногда чувствовала себя виноватой, но работа куртизанки действительно нравилась ей. Но она была приманкой. Пока она или Сэм не встретятся с Булеаном, они не смогут почувствовать себя в безопасности.

Так Чарли думала. Но попав в королевский дворец, впервые засомневалась. Здесь ей ничто не угрожало, а Булеан был так далеко, что надежда добраться до него почти угасла.

Когда в Кудаанских Пустошах на их караван напали бандиты, Чарли сумела не только спастись сама, но и выручить Сэм и Бодэ. При этом она стала свидетельницей битвы между Астериал, Синей ведьмой Кудаанских Пустошей, союзником Клиттихорна, и демоном из Кристалла Омака. Излучение, которое сопровождало схватку сверхъестественных сил, лишило ее обычного зрения. Теперь ей были открыты только цвета и ауры магических предметов, людей или существ, обладавших магическими способностями. Там, где не было магии, Чарли окружала серая пелена.

В довершение ее бед в Кудаане Чарли захватили в плен и продали в рабство. Маленькое колечко в носу магической силой привязывало ее к господину, которому она повиновалась, от которого не могла бежать. Сейчас эту роль выполнял Дорион. Правда, он был мил и застенчив. Но по-настоящему Чарли была «привязана» к Булеану.

Немного помогал девушке общаться с миром кот, которого она назвала Мрак. Время от времени он выпивал капельку ее крови, и это поддерживало магическую связь между ними. Когда Чарли держала Мрака на руках, она могла видеть то же и так же, как он. К сожалению, Мрак все-таки был котом, а коты, как известно, склонны гулять сами по себе.

Чарли не говорила по-акхарски, хотя понимала язык достаточно хорошо. Она владела только раболепной Короткой Речью — сотней слов, которая только и требовалась жрицам любви. Правда, главным языком акхарских волшебников был английский, и Дорион тоже говорил на нем. Но когда рядом не было Дориона, Чарли была и слепа, и нема.

Связующее заклинание Мрака помогало ей. Когда она держала на руках кота, все, кто находился близко от нее, могли читать ее мысли. Но без крайней необходимости она этим не пользовалась.

Вообще Чарли научилась быть вполне самостоятельной, несмотря на слепоту. Она могла за полчаса запомнить обстановку любой комнаты, одеться, причесаться, даже подкраситься.

В Ковантийском дворце ее поместили к королевским наложницам. Это было что-то вроде гарема. Там были настоящие горячие души, разные духи и косметика, вкусная еда, превосходные местные вина, роскошные постели с перинами и атласными простынями. Девушкам прислуживали рабы. Все наложницы были неграмотны и ужасающе невежественны. Обычно они только и делали, что обсуждали мужчин, придумывали новые прически или разучивали танцы.

Чарли не без удовольствия погрузилась в это бездеятельное существование. Девушки были дружелюбны и приветливы. Они только иногда хвастались своими подвигами в постели да старались перещеголять друг друга, наряжаясь вовсю. Все это чем-то напоминало девчоночий летний лагерь, вроде того, в котором Чарли была лет в тринадцать или четырнадцать. Впервые с тех пор, как она потеряла след Сэм в узком ущелье в Кудаанских Пустошах, она перестала чувствовать пустоту и одиночество. Ни тревог, ни опасностей, ни реальных обязанностей — все было соблазнительно, особенно после всего, что Чарли испытала.

К услугам куртизанок были и слабые наркотики, от которых все казалось легким, приятным, забавным.

И Чарли позволяла себе все удовольствия, потому что знала: всему этому скоро придет конец, она не принадлежала королевской семье Кованти, как остальные, она была привязана к своему господину.

А еще был Халагар. Большой, красивый, мускулистый мужчина. Он был так опытен в любви, что даже ее обучил кое-чему новому. Халагар был одновременно грубым и нежным, и, казалось, так же влюблен в нее, как она в него. Мысль о том, что он выбрал именно ее, воспламеняла и тешила самолюбие.

Но почему-то всякий раз, когда она была с ним наедине, Шарлей Шаркин переставала существовать, оставалась лишь Шари — прелестная, но пустоголовая куртизанка, которая ни о чем не помнила, думала только на Короткой Речи и существовала для того, чтобы нравиться и угождать. Когда-то давно такое заклинание сотворила Сэм, чтобы Чарли могла и немного повеселиться там, в караване, и не выболтать лишнего. Заклинание произносилось по-английски и было известно только Сэм и самой Чарли.

Иногда ей казалось, что в глубине души она действительно хотела быть только Шари, и к черту все остальное. В Акахларе она и не могла быть ничем, кроме Шари. И, честно говоря, Чарли не была уверена, что это для нее не самое лучшее. Если нет надежды вернуться домой и ей придется прожить свою жизнь в Акахларе, не лучше ли забыть обо всем, что здесь неуместно, и просто наслаждаться, подобно этим девушкам?

Конечно, Чарли была смелой, удачливой, благодаря ей они не раз выходили сухими из воды, но когда-нибудь она проиграет. А если выбирать между жизнью воительницы и жизнью куртизанки, ее бы больше устроило второе.

Бодэ оставалась личной рабыней Дориона, хотя он предпочел бы иметь дело с Чарли. Роль господина совсем ему не нравилась, к тому же Бодэ была слишком эксцентричной для него.

— Твоя смиренная рабыня безутешна, — стенала она. — Когда же мы покинем эту бархатную тюрьму и продолжим наш путь?

Когда-то Бодэ случайно выпила сильное любовное зелье собственного изготовления. Первым человеком, которого она увидела после этого, была Сэм. Они зарегистрировались как супружеская пара в королевстве Тубикоса, где подобные браки хоть с презрением, но разрешались, чтобы у государства не возникало трудностей с имущественными, юридическими и прочими проблемами. Дорион никогда не встречался с Сэм, но Чарли дала ему понять, что она из тех женщин, кому такое необычное положение нравится.

Дорион, скорее, понимал Бодэ. Она страстно влюбилась в женщину, подчиняясь действию зелья. Но от тех, кто без всяких чар и снадобий тянулся к представителям своего пола, его бросало в дрожь. Он был знаком с некоторыми из них, в основном с мужчинами, и не знал, что его больше смущало: то, что эти люди были такими, или то, что они почти никогда не стремились изменить это с помощью заклинаний или снадобий, вполне доступных.

В сотый раз Дорион повторял Бодэ:

— Надо разведать, что делается на пути к Масалуру. Положение становится еще опаснее, чем раньше.

— Коба (это имя выбрали для Бодэ в целях конспирации) знает, что тебе просто нравится сидеть здесь, есть, пить и строить глазки полуголым рабыням. Ты должен доставить нас к нашему настоящему господину. Думаешь, ему нравится, что мы застряли здесь?

Дорион только вздыхал. Конечно, Бодэ была права. Но, хоть он и носил коричневую мантию мага третьего ранга, его магическая сила была невелика, его заклинания часто действовали непредсказуемо, и он старался пореже обращаться к их помощи. Он не очень-то умел обращаться с оружием и вряд ли взялся бы за это поручение по собственному желанию. Дорион сильно подозревал, что его и выбрали потому только, что его гибель в случае неудачи была бы небольшой потерей.

Единственной причиной, из-за которой он и сам спешил, был не страх перед Булеаном или Йоми, а Чарли.

Халагар был из тех парней, которых мальчики вроде Дориона ненавидели. Красивый, сильный, сексуальный, обходительный, мастер во всем, за что бы ни взялся, мечта каждой девушки. Черт, хотя Дорион оказался одним из последних в «магически одаренной» группе, он сбежал в свое ученичество, главным образом, чтобы их пути с Халагаром разошлись.

А Халагар вступил в армию, быстро достиг высоких чинов, затем уволился, стал наемником и весьма состоятельным человеком. А теперь он был здесь, и Чарли по уши влюбилась в него, как влюблялись всегда все девушки. Черт, да всякий раз, когда она оказывалась рядом с Халагаром, она мгновенно превращалась в раболепную, безмозглую куртизанку. Конечно, сам Дорион влюбился в Чарли, покоренный ее совершенной красотой. Но для него дело было не только в ее облике. В ней были сила, ум, мужество, и это было куда важнее для Дориона.

Она была рабыня. Он мог запретить ей жить с Халагаром, даже приказать ей любить себя самого, но не этого он хотел.

Его всегда озадачивало в женщинах, особенно в сильных и решительных женщинах, что на словах все они, и Чарли тоже, ненавидели мужчин, которые не считали их за людей. Они даже порой находили себе друзей среди мужчин, которые относились к ним именно так, как, по их словам, им и хотелось. А потом появлялся красивый парень, который смотрел на всех женщин исключительно как на способ развлечься, и ради него они забывали всех, и друзей тоже.

Женщины и мужчины мыслили по-разному, уж это точно. Дориону Чарли в общем-то давала понять, что считает его простаком, потому что он не пользуется своей властью над ней, и что он может убираться к черту со всей своей уважительной чепухой.

Однако без помощи Халагара с его связями, его положением в Кованти, вероятно, им бы не одолеть путь сюда. И сейчас Дорион надеялся, что Халагар использует свое влияние, чтобы помочь им завершить путешествие, которое, нравится им это или нет, они обязаны завершить.

До сих пор он старался вытянуть новости из Халагара, но в последнее время Дориону удалось «разговорить» кое-кого из чиновников, через которых должна была проходить вся подобная информация.

Первое, что он узнал — это была изумительная, замечательная новость, — все ковантийское отребье переключилось на поиск «полной и, вероятно, с большим сроком беременности молодой женщины». Но ведь Халагар наверняка узнал об этом, как только сообщение появилось. Почему он не сказал им?

Ответ напрашивался сам собой: если перестали охотиться на Чарли, им не обязательно спешить к Булеану. Стало быть, Халагар может наслаждаться благосклонностью Чарли, пока не пресытится, не вмешиваясь в ход событий и не рискуя навлечь на себя гнев разъяренного мага.

Но Дорион обязан доставить женщин к Булеану. Теперь это не казалось столь невыполнимым. Раз Клиттихорн узнал, что ему нужна Сэм, а не Чарли, с его стороны было бы умнее даже способствовать их путешествию. Поскольку было известно, что Сэм по-прежнему пытается добраться до Булеана, Чарли с Бодэ, двигаясь в том же направлении, становились ценной приманкой.

Значит, им надо немедленно отправляться в путь.

Но обстановка была сложной. Кованти мобилизовал часть своих резервных сил и передвинул большую часть регулярных войск из колоний к нуль-зонам. Невероятно, но мятежные войска, в которых служили главным образом представители колониальных рас, начали нападать на отдаленные акхарские поселения и продвигаться к границам срединной земли. Сотни колониальных миров, разделенные из-за невозможности для них прохода через срединные земли, действовали, будто подчиняясь единому командованию. Это было не только невероятно, но и беспрецедентно.

Сколько бы сил ни разместилось у границ, акхарская армия смогла бы защитить нули. Колониальные войска, не имея возможности войти в средины, оказались бы отрезанными. Акхарским войскам осталось бы только нанести решительный удар. А сами средины охранялись акхарскими волшебниками. Это было сердце акхарских королевств, твердыня акхарского управления всеми мирами Акахлара. Повстанцам грозила гибель и жесточайшие репрессии. Они знали это. Чем же, кроме массового помешательства, можно было объяснить их демарш?

Дорион попытался обсудить с чиновником создавшееся положение.

— Безопасно ли и возможно ли вообще проходить через колонии?

— О, несомненно, — заверил его тот. — Их миры все так же зависят от торговли друг с другом. Они могут остановить караван, но кроме манданских покрывал, шерстяных одеял и оружия, обычно ничего не берут. А большинство тех, кто путешествует в сопровождении магов и воинской охраны, проходят совершенно спокойно. Я бы не хотел самостоятельно пробираться по территории колоний, но с каким-нибудь крупным караваном это так же безопасно, как было всегда.

Дорион задумался.

— Да, пока мы не переправимся из Кованти в Тишбаал.

— О, каша заварилась не только в Кованти. В Тишбаале еще хуже, а в колониальном Масалуре повстанцы просто кишмя кишат. Но, хотя они нахальны и самоуверенны, они, кажется, пока пропускают большинство желающих. Королевские волшебники ежедневно совещаются о том, что бы это все значило, но ни они, ни начальники генеральных штабов армий пока не пришли к соглашению. Твой приятель Халагар спорил с королем, он считает, что надо перехватить инициативу, закрыть границы и прекратить торговлю. Но боятся, что средина пострадает от этого больше, чем колонии.

Все же будь осторожен. Ты связан с Булеаном, а многие из королей и их чародеев полагают, что, возможно, именно он стоит за всем этим.

— Но это же сущий бред! Он-то как раз старается остановить это! Он уже много лет назад предвидел, что это произойдет, и пытался предостеречь и объединить всех, но его никто не слушал!

— Да, — вздохнул клерк, — но таковы слухи. Булеан десятки лет враждует с Клиттихорном из Мэрпека и пытается приобрести союзников, чтобы уничтожить своего соперника. Клиттихорн всегда презирал Булеана, но никогда ничего не предпринимал против него. Кроме того, Булеан многие годы выказывал свое презрение к акхарцам и всегда защищал колонийцев, полагая, что они способны сами распоряжаться в своих землях. Многим очень не нравится Булеан, и люди думают, что он достаточно сумасшедший, чтобы стоять за всем этим.

— Но все наоборот! Клерк пожал плечами:

— Возможно. Но подумай: поборник прав колоний объявляет, что защищает систему, хотя и ненавидит ее, в то время как защитник власти акхарцев обвиняется в том, что именно он вдохновитель борьбы колоний за независимость. Кому ты поверишь? Да и сам ты маг и работаешь на Булеана. Ты не можешь беспристрастно судить об этой паре. Земли Клиттихорна холодные, бедные, а он много помогает своим собратьям в других королевствах. А Булеан живет в самой богатой и могущественной средине Акахлара, но не славится ни бескорыстием, ни радушием, ни даже вежливостью. Понимаешь, к чему это ведет?

— Да, — раздраженно пробормотал Дорион. — К победе Клиттихорна и разрушению Акахлара.

Вот, значит, почему Булеана всегда игнорировали, а Клиттихорн был так нагло удачлив. Рогатый неплохо подстраховался, представляясь славным малым, мудрым, щедрым и великодушным. А у Булеана — уж Дорион-то знал — характер не сахар, он склонен поучать тех, кто считает себя равным ему, совершенно нетерпим к людской глупости и вдобавок никогда не скрывал своего презрения к системе. И вот теперь Клиттихорн открыто перемещал свои войска и нагло угрожал королевствам, но никто и не думал возлагать ответственность на него.

Если такова будет официальная политика Кованти, то стоит им еще задержаться, и они уже не выберутся. Гротаг, Королевский Волшебник Кованти, слыл человеком хоть и радушным, но крутым. Дорион знал, что не ему меряться силами с Гротагом.

Проклятие, пришло время использовать те возможности, что у него были, и выбираться, черт возьми, отсюда!

Он направлялся к себе, чтобы велеть Бодэ приготовить все к немедленному отъезду, когда столкнулся с Халагаром.

— Постой! Куда это ты так спешишь, да еще с таким несчастным видом? — спросил курьер.

— Я боюсь, — осторожно ответил Дорион, — что, если мы задержимся здесь, нас интернируют и неизвестно насколько.

Халагар пожал плечами:

— Так ли уж плохо это будет? Это точно не худшее место в Акахларе, особенно если предстоит выдержать осаду.

— Это верно, — согласился маг, — но, боюсь, эта безопасность мнимая. Я тут поговорил с разными чиновниками. Они просто дураки, ставят все с ног на голову. Слишком уж они откормлены, слишком уверены в том, что в мире никогда ничего не меняется.

К удивлению Дориона, Халагар не оскорбился.

— Да, массовое скоординированное движение необученных колониальных войск говорит, что за этим стоит кто-то невероятно умный, хитрый и нахальный. Так открыто действуют только тогда, когда нащупают настоящую слабину во вражеской броне. Но если это так, что тут поделаешь?

— Не знаю. Но если нам предстоит великая война, если власть акхарцев под угрозой, даже в срединных землях, я предпочел бы быть с тем из сильных, кто будет сражаться до последнего. Возможно, ни мы, ни даже Булеан ничего не сможем изменить. Но я знаю Булеана. Он и пальцем бы не шевельнул, чтобы защитить систему, если бы не верил, что ее заменит система, которая будет во сто раз хуже. Представь себе чародея, которому подвластен Ветер Перемен, Халагар.

— Ты думаешь, что Гротаг, король и все высшие советники так глупы? Или что другие акхарские королевства с их колдунами не понимают, к чему идет дело? Они боятся, как бы не просчитаться. И они до сих пор не убеждены, что эта катастрофа потрясет весь Акахлар. Надеются, что это борьба между старыми противниками: Клиттихорн против Булеана. Один на один. Самое значительное сосредоточение колониальных повстанцев — на подступах к Масалуру. Сторонники Клиттихорна уверяют всех направо и налево, что он хочет напасть со всеми своими силами на Булеана раньше, чем Булеан нападет на всех остальных. Вот короли со своими волшебниками и надеются пересидеть заварушку, возможно, слегка поддерживая Клиттихорна. А вот если победитель выступит против кого-либо их них, остальные объединятся против него. Булеана боятся больше, чем Клиттихорна.

— Убежден, Рогач не остановится. Если он может оставаться в безопасности вместе с Принцессой Бурь в своей далекой северной цитадели и, тем не менее, вести на Масалур Ветер Перемен, значит, он может поразить кого угодно и где угодно.

— Я же сказал: когда акхарская верхушка увидит, как развиваются события, они заставят победителя разделить его власть или разделаются с ним.

Дорион покачал головой:

— Для этого они должны будут собраться вместе. Тут-то Ветер и накроет их!

— Хм! Я не подумал об этом! Я воин, а не колдун. Но ты убедил меня, Дорион, хотя нам никогда не убедить других. Что до меня, я бы предпочел умереть, сражаясь, чем попасть под Ветер Перемен. — Он задумался на мгновение. — Вряд ли удастся заполучить караван в Масалур в такой момент. Манданских плащей не хватает, колонийцы практически захватили дороги. Охрана будет сопровождать только до тишбаальского нуля. Нам лучше идти одним, избегая главных дорог.

Дорион удивленно вскинул голову:

— Нам?

— Почему бы и нет? Я вооружен, ты колдун, что нам какие-то нерегулярные части колонийцев, даже если нас угораздит наткнуться на них. Я могу получить карты и узнать все маршруты до самого Масалура, особенно если ты справишься с навигацией в нулях. Если повезет, мы могли бы недели за три добраться до твоего Булеана.

— А что скажет король? — Перспектива терпеть рядом Халагара не привела Дориона в восторг. Его удручала мысль о том, что придется признаться этому красавчику, что его магическая сила невелика. И еще Дорион хотел бы знать, действительно ли Халагар так ослеплен Чарли или же просто намерен как-то надуть их. — Мне не по душе, когда так легко расстаются с принятыми обязательствами, — сказал он довольно резко.

— Я наемник, — пожал плечами Халагар. — Я был им едва ли не всю свою жизнь. Пока я служу у кого-то, я предан ему, но мне не впервой бросать работу. Мне надоело спорить до хрипоты с жирными тупыми генералами, которые и стрелять-то не умеют. Самое время искать другую службу.

— Булеан или Масалур, наверное, охотно приняли бы твои услуги, но мне нечем заплатить ни за твою верность, ни за твое оружие.

Халагар посмотрел на мага и криво усмехнулся:

— Ты владеешь Иссой. Передай эту власть мне. (Исса — новое имя Чарли, которое ей придумали перед началом путешествия для маскировки).

Дорион возмутился:

— Исса и Коба принадлежат не мне, а лично Булеану. Она должна искать Булеана, со мной или без меня. Я не могу отдать то, что не мое.

— Это понятно. Я берусь доставить вас троих к Булеану, за это я хочу владеть Иссой во время путешествия. Ну а там я, конечно, буду обсуждать дальнейшие условия с Булеаном. Тогда Чарли уже потеряет свою ценность как ловушка или приманка. Денег у меня достаточно. Я не стремлюсь к политической власти — я видел, что она делает с такими людьми, как я. Уверен, что твой Булеан согласится на мои условия. А я отдам все свои силы ради этого.

Дорион был поражен:

— Она так сильно влечет тебя? Да все женщины падают к твоим ногам!

— Да, я могу переспать, пожалуй, с любой женщиной, какую захочу. Я им счет потерял: свободным и рабыням, знатным и простым, но она другая. Я никогда не был женат, потому что при моей жизни и работе это было бы нечестно по отношению к любой женщине. Куртизанки высшего класса — это лучшее, что мне доступно, но они всегда принадлежат не только мне. Она слепая, но зато видит магию, которую я видеть не могу, такого преимущества у меня прежде не было.

— Как ты это узнал? Халагар пожал плечами.

— Она сказала что-то о цвете моих защитных амулетов еще тогда, первой ночью в Куодаке.

— О, — отозвался Дорион. Оказывается, Халагар до сих пор не знал, не видел и даже не подозревал о настоящей Чарли.

— Она была бы всегда верной, абсолютно покорной, всем довольной; она была бы полезна во всех отношениях и скрашивала бы мое горькое одиночество. Она прекрасное сокровище, которое нельзя ни купить, ни захватить силой. И с ней мне не придется менять мой образ жизни.

— Понятно, — кивнул Дорион. Слышала бы Чарли, что думал о ней Халагар. Он представил себе момент, когда похотливый красавец приведет в свою палатку другую женщину и прикажет Чарли обслужить их обоих. Но решать будет Булеан, а Булеан знал, кем и чем в действительности была Чарли. Ну а за три недели пути Халагарова «собственность», возможно, поймет, чего стоит его отношение к ней.

Так или иначе, похоже, другим путем при нынешних обстоятельствах им до Булеана не добраться. Только бы не сойти с ума, путешествуя с этой парочкой.

— Когда мы доберемся до Булеана, решать буду уже не я, — сказал Дорион Халагару. — Я заключаю с тобой сделку лишь на время пути и только при условии, что мы отправимся как можно скорее.

— Сейчас уже поздно. Завтра на рассвете, идет? Я все подготовлю и улажу дела здесь как можно деликатнее.

— Лучше бы сегодня вечером, Ну ладно, пусть так.

В гарем мужчины не допускались. Чарли вышла в приемную, где ждал ее Дорион. Она казалась еще прекраснее, если только это было возможно. Одетая в легкий, пышный наряд гарема, с идеальным маникюром не только на руках, но и на ногах, с белокурыми локонами, с ресницами, длинными и роскошными, она была воплощением мечты мужчины. Боже, как он хотел ее и как ненавидел себя за это!

— Мы отправляемся завтра на рассвете, — сказал он ей по-английски, — Будь готова.

— Я и так готова. Мне уж точно не нужно долго собираться. У них нет подходящего костюма для верховой езды, но я что-нибудь подберу.

— Халагар едет с нами.

— Неужели? Я и не надеялась на такое чудо!

— Он оставляет службу у короля Кованти. Его гонорар за доставку нас всех к Булеану — ты.

— Как? Как это?

— Он хочет, чтобы я передал ему власть над тобой на время путешествия, которое займет еще несколько недель. А там он рассчитывает, что Булеан отдаст тебя ему насовсем в обмен на его службу в Масалуре.

Чарли не так обрадовалась, как боялся Дорион.

— Я-то надеялась, что, когда мы доберемся до старины Булеана, он по крайней мере избавит меня от этого кольца в носу.

— Ты против этого соглашения?

— Нет, на несколько недель — нет. Но, знаешь, что-то странное происходит со мной всякий раз, когда он рядом. Я словно исчезаю, а Шари занимает мое место. Я люблю сама впускать-выпускать Шари, но остаться навсегда — не таким я представляла свое будущее.

— Да, мне тоже все это не нравится, но я не вижу другого выхода. — Он рассказал ей, в какую переделку они попали.

— Ладно, — вздохнула Чарли, — надо, значит, надо. Для меня даже лестно, что парень с таким опытом желает меня так сильно.

— Э… Чарли, он не хочет жениться на тебе, он хочет владеть тобой. Точнее, он хочет владеть Шари. Ну, для него ты не идеальная женщина, а идеальная рабыня.

— Пока я Шари, я такая и есть. Остается только радоваться: не так много людей идеальных, хоть в каком-нибудь смысле. Но сейчас моя судьба в руках других людей. Если Булеан избавит меня от кольца, я посмотрю, захочет Халагар меня так же, как хотел рабыню. Но если мистер Зеленый решит, что я свое дело сделала и от меня ему нет пользы, я вечно буду стирать Халагару носки и обожать его.

— Ты стала слишком циничной и обреченной, — отозвался Дорион с досадой. — Это не похоже на тебя. Сейчас ты больше напоминаешь местных женщин.

— Да, ну а что мне остается, по-твоему? И все же, серьезно, ты же работал с Булеаном, как, ты думаешь, он примет меня?

— Трудно сказать, — честно признался Дорион. — При нормальных условиях он, конечно, освободил бы тебя и вообще обращался бы с тобой очень хорошо. Но условия не нормальные. Слишком много поставлено на карту для таких, как он, чтобы задумываться о правах отдельных людей.

Она кивнула:

— Так я это себе и представляла.

— Чтобы узнать, мы должны добраться туда. Теперь слушай меня. Пока я не прикажу ничего другого — именно я, — ты будешь считать Халагара своим господином и соответственно обращаться к нему. Ты будешь выполнять его приказы, как если бы они исходили от меня или от Булеана, — но с некоторыми оговорками. Ты не будешь выполнять никакой приказ, который предал бы нас или нашу миссию, — о таком ты будешь немедленно докладывать мне. Ты не будешь выполнять приказ, если это может повредить тебе, или Бодэ, или мне. И ты сообщишь мне, если подобный приказ будет отдан тебе Халагаром. Если что-то случится со мной или мы окажемся разделены, ты будешь действовать свободно, но так, чтобы добраться до Булеана как можно скорее. Эти условия ты скроешь от Халагара и будешь отрицать, что они существуют. Выполняй мои приказы в точности. Она ответила:

— Слушаю и повинуюсь, господин.

В тот же момент ей показалось, что Дорион стал самым обыкновенным, а ее господин был где-то в другом месте, и пока она не получала от него никаких приказаний. Это было странное ощущение.

— Я должен идти, — сказал Дорион. — Нужно сообщить Бодэ, уложить вещи, собраться. Хорошо еще, если Кованти выпустит нас. Если нет, мы проиграли.

Ни Дорион, ни Бодэ почти не спали той ночью. Дорион побаивался, что или Халагар улизнет раньше, или власти Кованти остановят их, как только выяснится, что он уходит с ними. Бодэ, которая вообще недолюбливала Халагара, спала беспокойно, положив рядом хлыст и короткий меч. Но вот стало светать, дворец просыпался, пока все было спокойно.

Бодэ согласилась с Дорионом, что сейчас им нельзя отказаться от помощи Халагара, но она поклялась, что убьет либо Халагара, либо Чарли, прежде чем позволит ей стать навечно рабыней наемника.

Халагар ждал их во внутреннем дворе. На нем был простой черный костюм для верховой езды, кожаная куртка и широкополая черная шляпа, на поясе — широкий меч и пистолет.

Рядом с Халагаром стояла Чарли в черных кожаных сапожках на высоких каблуках, тонкие ремешки оплетали бедра, создавая узор, который доходил до черных кожаных трусиков. Шарфик, обшитый золотом, прикрывал грудь, легкая черная атласная накидка закреплялась у шеи, золотые браслеты и серьги дополняли костюм.

Бодэ прошептала на ухо Дориону:

— Видишь? Бодэ говорила, что знает его вкус.

Дорион пожал плечами. Бодэ и сама любила одеваться в кожу, и сейчас ее наряд был разве что чуть-чуть поскромнее.

— Для такого долгого путешествия костюм, конечно, не очень подходящий, но и не так плох, как то, что ее заставляли носить раньше. — Дорион нахмурился. — Из трех лошадей одна вьючная. Как он предполагает везти Чарли?

Седло на спине большого черного жеребца, который принадлежал Халагару, было явно рассчитано на двоих. Спереди к нему прикреплялись дополнительные маленькие кожаные стремена. Чарли явно была Шари, раболепная, покорная и невежественная. Но хоть Дориону было больно видеть это, ему не хотелось, чтобы Халагар или кто-нибудь еще узнали бы настоящую Чарли. Пока она была Шари, никто, даже с помощью Мрака, не смог бы прочесть ее мысли, — их просто не было.

И все-таки думать о том, что Чарли теперь собственность этого красивого самца, было так мучительно, что Дорион засомневался, выдержит ли он такую пытку.

Он утешал себя только тем, что Халагар — всего лишь средство добраться до Булеана, и еще неизвестно, понравятся ли великому магу планы наемника, хотя тот и считал их почти осуществленными.

Красивый, сильный, избалованный общим восхищением, Халагар не привык замечать других людей — он только использовал их. Он на самом деле не понимал, почему так одинок и почему так привязался к Чарли.

— Нам нужно делать минимум шестьдесят лиг в день, — сказал Халагар. — Колониальные миры наводнены повстанцами, лучше держаться подальше от главных дорог и передвигаться, по возможности, днем. Поговаривали, что в некоторых мирах уже случались Ветры Перемен, правда, не очень сильные. Я запас манданские плащи для всех нас, главное, не потерять вьючную лошадь. Но именно за майданами больше всего охотятся повстанцы. Уж если они действительно решились призвать Ветры Перемен, им надо много манданского золота для своих людей.

Тут Халагар не ошибался. Клиттихорн и Принцесса Бурь могли вызвать Ветер Перемен, а принцесса могла даже руководить великой бурей. Правда, что эта буря оставит после себя, — никому не дано было предсказать. Она изменяла навсегда (или до следующего Ветра Перемен) все, чего касалась, и только манданское золото могло защитить от этой страшной стихии.

Халагар в последний раз проверил все, посадил Чарли в седло и сам сел позади нее. В последний момент чья-то маленькая фигурка метнулась, как тень, и вспрыгнула на седло к Чарли. Халагар было протянул руку, чтобы схватить и сбросить зверька.

— Не тронь! — крикнул Дорион. — Кот ее побратим. Они не могут друг без друга.

Наемник заколебался, потом проворчал:

— Ладно уж, но я не потерплю, чтобы кот мешал мне.

— Коты делают то, что хотят, особенно этот кот. Скорее всего он будет держаться подальше от тебя. Но они едут вместе, девушка и кот. Запомни это!

Мрак повозился немного, выбирая удобное место, недовольный, что его плохо устроили, но в конце концов улегся против Чарли, не обращая внимания на переполох, который он вызвал.

Дорион и Бодэ сели на своих лошадей, и Дорион в последний раз вздохнул, подумав о комфорте, который они покидали. Итак, они снова были в пути. Одна надежда — через каких-нибудь несколько недель они будут либо у Булеана, либо в аду.

Глава 3

Проснувшись, Итаналон очень удивилась, когда увидела в гостиной на диване Крима. Магическое чувство говорило ей, что это не враг, но она никогда не видела его прежде. К тому же незнакомец вызывал у Итаналон те же ощущения, что и прелестная женщина, которую она видела здесь ночью.

— Не тревожьтесь. Я Крим, другая половина Киры, можно сказать. Итаналон нахмурилась.

— Проклятие? По виду — очень сильное. Крим кивнул:

— Кира живет во мне днем, а я в ней — ночью. Мы пошли на это, чтобы спасти ее жизнь. Временами неудобно, но, в общем, ничего.

Итаналон задумчиво сказала:

— Да, впечатляет! Сильный красивый мужчина, умудренный жизненным опытом, и прекрасное гибкое юное создание… Я вижу, как это переплетено. И еще понимаю, почему Булеан поручил Сэм именно тебе. Вы с Кирой очень похожи.

Крим удивленно поднял брови.

— Неужели? Никто никогда этого не замечал.

— Не явно. Но ваша манера говорить, выбор слов, излучение силы… Я вижу не две ауры, а только нечто большое и цельное. Ты помнишь то же, что она, знаешь ее сокровенные мысли, а она твои?

Крим кивнул:

— Да. Это было самое трудное. Впору с ума сойти. Ну а потом удалось научиться жить с этим.

— Не многим хватило бы силы духа на такое. Наверное, все, кто знает вас обоих, считают вас разными людьми. Возможно, вы и сами так думаете, но ауры говорят мне, что ее нет с тобой сейчас, а тебя не было с ней прошлой ночью. Я бы это знала. Когда-то вас было двое, но вы избежали безумия не принятием двойственности, а становлением целостности. Днем ты мужчина, и ты взаимодействуешь с миром, как абсолютный мужчина. Когда ты прекрасная женщина, ночью, ты взаимодействуешь с миром, как абсолютная женщина. Но твои разум, аура, внутренняя сила — те же в обоих воплощениях. Вы достигли почти уникального регулирования. В каждом мужчине есть нечто женское, иначе они были бы просто животными, а в каждой женщине — что-то мужское, иначе им бы не выжить самостоятельно. Только в тебе эти стороны уравновешены, ни одна не преобладает.

Крим задумался.

— Может быть. Мне, правда, не приходило это в голову, но меня действительно никогда не привлекали другие мужчины, а Киру — женщины.

— Вы избегаете безумия, потому что мужская и женская сущности поочередно полностью овладевают телом, хоть вы и не контролируете это. Мне кажется, ты наслаждаешься своей двойственностью и совсем не хотел бы ее потерять. А вот натура нашей Принцессы Бурь из внешних слоев тебя беспокоит.

Он кивнул:

— Да, мне не по себе с ней, но я не могу объяснить почему.

— Ее склонности не так редки, как мы думаем, только о них не всегда становится известно. Секс и физически, и психически такая сложная штука и такая неодолимая… Странно еще, что разные отклонения, которые с ним связаны, не случаются еще чаще. В любой толпе можно встретить и мужчин, и женщин сексуально гораздо более ненормальных, чем Сэм. Но никому до этого дела нет, пока все шито-крыто. Думаешь, мог бы мужчина влюбиться в Киру, знай он, что на заре прелестная девушка превратится в рослого, сильного, мужественного навигатора? А женщины, что млеют от тебя, пожалуй, поостереглись бы, если бы знали, что на закате ты станешь красивее и женственнее любой из них!

— Да, удобнее, когда о нас не знают. Но ведь Сэм-то не проклята.

— Конечно, проклята! Ну не магическим заклинанием, так тем, что она не такая, как все. Пока она скрывала это даже от себя самой, она могла жить в обществе, но только не быть счастливой. Она много раз страдала здесь от неосознанного стремления забыть, кто она и какая. Многие люди могут позволить себе такую роскошь, хотя я не понимаю, что в этом хорошего. Но она не может. Не может убежать от своей судьбы, а если попробует — это уничтожит ее.

Крим кивнул:

— Итак, ты решила, что она должна полюбить себя такой, какая она есть, и чувствовать себя уверенно, что бы ни думало о ней общество.

— Она сама это выбрала. Я просто избавила ее от страха перед судом общества, который мешал сделать то, что ей было нужно. Теперь Сэм абсолютно все равно, что думают о ней другие. Боюсь, уверенность, которая придет на смену бесконечным комплексам, не улучшит ее характер, но без этого ей не выстоять.

Сэм проснулась только к вечеру. Наконец-то она чувствовала, что действительно отдохнула. Она снова была самой собой, она все помнила, но думать о прошлом не хотелось — ничего приятного в нем не было. Она с трудом могла поверить, что всю свою жизнь была такой дурой.

Но тут у нее в голове вдруг возник мотив шлягера из этого прошлого, и Сэм поймала себя на том, что тихонько мурлычет: «На всех не угодишь, так угоди себе».

Да, наконец-то она была в мире с собой. Но изменилось только ее отношение к себе. По-прежнему она оставалась этаким яблоком раздора между могущественными силами, о которых мало что знала, по-прежнему даже не подозревала, что ее ждет, и вдобавок по-прежнему была беременна.

Странно, но именно беременность занимала все ее мысли. Приятнее было думать, что она забеременела в тот первый раз, но на самом деле это не имело значения. Это была ее малышка, а кто был отцом — какая разница! И ей ужасно нравилось, что у нее будет ребенок. Она так его хотела, как никогда и ничего больше за всю свою жизнь. Но Сэм знала, что впереди ее ждут суровые испытания и отступать нельзя: если она не одолеет эту Принцессу Бурь… Даже думать не хотелось, что ждет тогда и ее саму, и ее ребенка. Этот рогатый ублюдок умел находить слабые места каждого. Что, если он сумеет поставить ее перед выбором: победа или ребенок?

Но слабые места есть у всех. Они должны быть даже у Клиттихорна, не зря же ей удавалось до сих пор оставлять его с носом! Может, нужно, наоборот, сконцентрироваться на своих силах?

Ребенок заставлял ее страстно желать победы. Больше всего Сэм хотела бы прямо сейчас встретиться со своим двойником один на один, но не от нее это зависело.

Сэм вздохнула, натянула платье и направилась в гостиную, надеясь если не принять ванну, то хотя бы позавтракать.

— Мне бы хотелось, чтобы ты присоединилась к нам, — услышала она голос Крима.

— В данный момент, нет, — ответила Итаналон. — Я удалилась от всего этого. Я устала, мне опротивели дела королей и придворных магов. Гротаг собирал всех как раз на днях, чтобы убедить выступить против Булеана. По его убеждению, главная опасность именно в нашем приятеле Зеленом. И многие, кто вообще способен беспокоиться о чем бы то ни было, кроме собственных делишек, согласны с ним. Сэм! Ну как ты?

— Да, в общем, хорошо. По крайней мере теперь я знаю, почему последнее время чувствовала такую слабость. А нельзя что-нибудь поесть? Я приготовлю, только скажи, где продукты.

Итаналон засмеялась.

— Садись и просто думай о том, что тебе хотелось бы съесть.

Ну, уж это было нетрудно: горячие лепешки с маслом, настоящие сосиски, а может быть, еще каких-нибудь фруктов и апельсинового сока. Она так давно не завтракала по-человечески.

Внезапно перед ней появился поднос со всем тем, о чем она мечтала. Это было так поразительно, что она подскочила, едва не столкнув его на пол.

— Эй! — вскрикнула Сэм изумленно.

— Ну-ну, расслабься. Есть некоторые преимущества в том, чтобы быть колдуньей. Не надо ходить за продуктами, готовить, стирать, убирать — если не хочешь. Ты ешь, ешь, это все настоящее.

Однако Сэм смотрела на поднос все так же изумленно. В Акахларе она повидала и демонические чары, и таинственные зелья, и странных созданий, которых коснулся Ветер Перемен, но никогда до этого момента она не видела такой магии. Нельзя же получить что-то из ничего!

Казалось, Итаналон прочла ее мысли.

— Прости, я забыла. Тебе ведь еще не доводилось близко общаться с магами второго ранга. Я могла бы порассказать тебе кое-что, но тебе от этого будет мало проку. Только маги, обладающие силой, могут делать это, и только маги второго ранга могут делать это, вот так играючи. Все это материализовалось не из ничего: я взяла образ из твоей памяти, выделила ингредиенты, а затем провела простую трансформацию вещество — энергия — вещество. Вот и все.

Сэм кивнула, не переставая жевать.

— Хорошо, когда не надо беспокоиться о еде! Крим, а ты связался с Булеаном?

— Булеан согласен, что сейчас тебе слишком опасно пробиваться к нему. Земли, по которым проходит путь, наводнены колониальными повстанцами. Клиттихорну и его сторонникам известно, что Чарли — это не ты. Теперь для всех головорезов ты единственная желанная добыча.

— Обрадовал! Э… ты что же, хочешь сказать, что они схватили Чарли?

— Нет, сейчас они в безопасности, здесь же, в Кованти, — сообщил Крим. — Но они уже пересекли нуль и направляются к Тишбаалу. Если бы знать заранее, мы могли бы снова соединиться.

Сэм вздохнула:

— Хотела бы я сейчас увидеть Чарли и Бодэ! Было бы на чьем плече поплакать. А что думает Булеан насчет нас?

— Мы знаем, что Клиттихорн что-то затевает, но не знаем, что именно. Наши шпионы в Мэрпеке, северном владении Клиттихорна, сообщили, что он и Принцесса Бурь вчера отбыли оттуда. Куда — неизвестно, ходят слухи о какой-то крепости. Клиттихорн и раньше пользовался ею, когда хотел сохранить в тайне свое местонахождение.

— Вряд ли они могли далеко забраться за день.

— Полагаю, гораздо дальше, чем ты думаешь, — вставила Итаналон. — Не забывай, Клиттихорн — могущественный маг. Иногда мы можем передвигаться очень далеко и очень быстро.

— Тогда почему мне пришлось пройти через весь этот ад, чтобы хоть немного приблизиться к Булеану? Почему Булеан не воспользовался своей силой, если я была нужна ему?

— Клиттихорну удалось убедить многих магов второго ранга, что Булеан представляет опасность для них, — напомнила колдунья. — Булеан не может передвигаться так, чтобы никто из его коллег не узнал, куда и когда. Соберись он сейчас куда-нибудь, и многие акхарские волшебники решат, что это неспроста. А если они сообща выступят против него, Булеану не справиться. Думаю, ему уже давно не терпится вырваться на свободу, но пока он не рискнет это сделать. Он ждет, чтобы Рогатый раскрыл свои карты или совершил ошибку.

— Опять все по-старому: я не могу добраться до него, он — до меня, мы не знаем, где враг. Ну а мне-то что делать?

— Оставаться здесь нельзя, — снова вступил в разговор Крим. — Это маленький городок, не успеем мы оглянуться, слухи о нашем входе в Кованти срединный дойдут до тех, кого мы вовсе не собираемся извещать. Надо выбрать удобную колонию к востоку отсюда, не граничащую с Тишбаалом, и там затаиться. На что бы ни решился Рогач, это потребует много энергии. Булеан сумеет проследить, откуда она идет. Вот тогда-то мы сможем двинуться на них,

— Я же говорю, опять все сначала. Сдается мне, что мы вошли сюда очень уж легко. Если ковантийский волшебник против нас и если они знают теперь, что Чарли — это не я, выйти, пожалуй, окажется куда тяжелее.

— Да, гораздо легче проверять всех, кто выходит из средины, — заметила Итаналон. — Срединные земли в руках людей, которые, скорее, поддерживают ваших врагов. Вы должны уходить — и быстро. Колдовство разрушило бы ауру Принцессы Бурь, но кое-какие хитрости я, пожалуй, попробовала бы.

Когда поспевал виноград, в маленьких частных виноградниках Кованти требовалось изрядное количество рабочих. В колониях, где производилась большая часть ковантийских вин, сборщиков хватало, но в средину могли войти только акхарцы, а среди них было немного таких, кто опустился бы до столь черной работы.

По традиции главы семейных кланов приглашали женщин своего клана помочь в уборке урожая. В одном из поместий клана Абрейзисов, вблизи границы, как раз заканчивался такой сбор женщин. Собирать и давить виноград приезжали сотни женщин из разных колониальных миров, многие вообще не знали друг друга, хотя все и состояли в дальнем родстве. Туда и направила Итаналон Сэм после небольших изменений ее облика.

В Кованти женщины только подравнивали, но никогда не обрезали волосы. И вот незамысловатое заклинание заставило волосы Сэм моментально отрасти ниже пояса. Кроме того, они стали совсем черные, в них появилось несколько почти белых прядей, что было характерной особенностью клана Абрейзисов. В уши Сэм чародейка вдела очень длинные серебряные серьги. Они были тяжелые и безумно раздражали девушку. Но это был еще один ковантийский обычай, и она смирилась. К тому же длинные волосы и длинные серьги очень шли к ее полному лицу и фигуре.

Кованти срединный тщательно охранялся. На границах постоянно дежурил гвардейский патруль, а на пограничных постах милиция проверяла всех выходящих.

Большую часть своей жизни в Акахларе Сэм провела в Тубикосе, где девушки не показывались на улице с открытыми лицами и где царили всевозможные предрассудки. Она была твердо уверена, что типичные акхарцы именно таковы. Но жители Кованти представляли собой почти полную противоположность тому, что Сэм казалось характерным для всего акхарского общества. В большом городе одевались удобнее и гораздо разнообразнее, чем в Тубикосе. Девушки не носили дурацкие белые балахоны с капюшонами, которые скрывали лица. Женщины высших классов жили более замкнуто, но представительницы среднего класса вели себя непринужденно, а одевались в разноцветные сари, носили легкие блузы без рукавов и короткие юбки, даже на мужчинах были свободные разноцветные рубахи и широкие брюки.

Крестьяне держались еще свободнее. Климат был теплый и влажный, по крайней мере в средине, и можно было видеть на дорогах крестьянок с огромными кувшинами или ящиками на головах в разноцветных светлых саронгах или коротких юбках, с обнаженной грудью. Мужчины тоже часто ходили голые до пояса, а их обычную одежду составляли белая или бежевая рубашка, такого же цвета штаны, сандалии и широкополая кожаная шляпа.

— Во многих местах трудно определить, кто к какому классу принадлежит, — пояснил Крим, заметив удивление Сэм, — но в тропических и субтропических областях особы королевской крови соблюдают этикет даже в такую жару, поэтому днем их почти не видно. Средние классы выставляют напоказ свое богатство — или скрывают его отсутствие, — одеваясь модно. Ну а крестьяне — сама видишь. На самом-то деле все не так просто, можно и в тюрьму угодить, если одеться несоответствующе.

— Я-то буду с крестьянками, — ответила Сэм. — Пусть все болтается, наплевать. Крим кивнул:

— Сейчас все женщины, которые приезжают из колоний на уборку урожая, официально числятся здесь крестьянками, какое бы положение они ни занимали у себя дома. И здесь не так свободно, как кажется. Есть ненавязчивая охрана, женщины никуда не ходят поодиночке. Политических и гражданских прав женщины здесь имеют вряд ли больше, чем в любом другом месте, где господствуют акхарцы. Единственное исключение — женщины с магической силой и женщины с политическими связями: у них есть какое-то положение, и они пользуются уважением. Конечно, владельцы плантаций и управляющие в колониях не отпускают своих жен, сестер и дочерей на такие сборища. Сюда посылают крестьянок, обычно тех, что помладше, и женщин из категории надсмотрщиц или вроде того. Для многих крестьянок это вопрос самолюбия: хотя здесь, в средине, и среди акхарцев в колониях они — самый низший класс, зато у них есть родной клан. Достаточно, чтобы чувствовать себя не на самом дне общества. Большинство этих женщин совершенно невежественны и, пожалуй, очень нетерпимы. Но помни: твое дело — смешаться с ними и не привлекать внимания. Сэм кивнула:

— Я постараюсь. Но все-таки, сколько мне торчать там? Я же ничего не знаю ни о вине, ни о винограде.

Крим ухмыльнулся:

— Тебе и не надо много знать. Здесь женщины приходят и уходят все время, так что, надеюсь, твое появление никого не удивит. Для большинства женщин это просто предлог выбраться из дому, многие не столько работают, сколько шатаются по деревням, покупая что-нибудь или просто глазея по сторонам. Я погляжу, что делается на восточных границах, а потом вернусь как навигатор, который направляется в колонии и заинтересован в том, чтобы подобрать компанию из тех, кто хочет отправиться домой. Если я появлюсь под другим именем или слегка изменю внешность, не пугайся: у меня около четырнадцати разных карточек гильдии.

— Если мы наберем группу девушек, чтобы ехать вместе и не бросим их, они узнают о Кире, а если бросим, они могут выдать нас.

— Не беспокойся о Кире, — успокоил ее Крим. — Жители колоний не такие ограниченные, как жители средин. У меня уже был маленький опыт. Просто обзаведись подругами. Не женами, понятно?

Сэм кивнула:

— Сделаю, что смогу.

Присоединиться к сборщицам винограда оказалось нетрудно. Охранники совершенно не интересовались, все ли женщины в группе были в ней с самого начала или нет.

Родовая усадьба была где-то далеко за деревьями. Женщин устроили под навесами, крытыми соломой. Спали они на соломенных циновках. Еду готовили на специальных площадках, где были сложены печи из нетесаного камня и выкопаны ямы для разведения огня. Еда была очень хорошая — в конце концов они были из одного клана, — а пили все, разумеется, местное вино.

Крим был прав. Никто здесь особенно не надрывался на работе, казалось, многие получали удовольствие от такой жизни. Больше всего здесь было молоденьких девушек — лет четырнадцати — девятнадцати; но и самым старшим вряд ли было больше тридцати. Они приехали из всех колониальных миров, управляемых Кованти.

Замужних женщин, видимо, редко посылали на такую работу — Сэм не встретила ни одной, — но незамужних беременных девушек было немало. Многие из них сами казались детьми не старше четырнадцати-пятнадцати лет. Крестьянам не по карману были магические чары или алхимические снадобья, а аборты были в буквальном смысле слова смертным грехом: виновного подвергали публичному расчленению. Многие юные крестьянские девушки из колоний убегали в города средины, где для них не было другого пути, кроме как продавать себя хозяевам увеселительных заведений.

Сюда беременных девочек посылали, главным образом, чтобы убрать на время с глаз долой, пока семья там, дома, не сообразит, что делать дальше. По закону они не имели права рожать детей в средине: тогда ребенок стал бы гражданином средины, а не колоний, и правительство несло бы ответственность за его содержание и воспитание. Но некоторые надеялись как раз пробраться в город, чтобы родить там. А затем детей бы у них забрали и отдали церкви, а их самих продали бы сутенерам или боссам увеселительных районов. Еще они могли до конца жизни оставаться дворниками, уборщицами и чем-нибудь подобным при церквях. Впрочем, девушки, которые бежали из колоний в город, или вообще не знали, что их ждет, или не верили в это. Как встречали тех, кто все-таки возвращался домой, Сэм не знала и решила разузнать при случае, хотя была уверена, что ни о чем хорошем речи быть не может.

Но казалось, что, пока девушки могли оставаться здесь, они мало думали о том, что ожидает их в будущем.

Сэм прихватила свои вещи — пару легких коричневых трусиков, тарелку, чашку, расческу, щетку — и отправилась устраиваться на отведенном ей месте. Ничего, по крайней мене на ветерке.

— Эй! Добро пожаловать в Больные Ямы, — услышала она приятный девичий голосок. Девушка говорила с очень провинциальным, но понятным акцентом. Она была хорошенькая, лет шестнадцати-семнадцати и, наверное, пяти футов и пяти или шести дюймов роста. Волосы у нее была завязаны в хвост и переброшены через левое плечо. Она была совсем худенькая, и от этого огромный живот казался еще больше. На девушке были только желтые трусики, похожие на бикини. Самой Сэм очень хотелось получить саронг, но не тут-то было: ей выдали трусики — классовые различия в одежде существовали даже на этом, низшем уровне.

— Меня зовут Квису, — добавила девушка.

Сэм с трудом оторвала взгляд от ее раздувшегося живота. Девушка была похожа на обычного подростка, который ухитрился проглотить целый арбуз, и он так и остался лежать в животе.

«Такая и я буду через месяц-другой?» — подумала Сэм. Вслух она сказала:

— Я сама из Махтри. Э… на каком ты месяце?

— Да меньше чем через месяц разрожусь. Попрут они меня отсюда на этой неделе.

— И что тогда? Квису пожала плечами:

— Кабы я знала! Я было думала пробраться в город, да я ж ничего и никого не знаю. Я раньше и народу-то столько зараз не видала. Я и не знаю, где этот самый город.

— Лучше тебе и не знать. Я бывала в городах. Тебе там сначала дадут родить, потом напичкают какой-нибудь дрянью так, что обо всем забудешь, и станешь ты просто уличной шлюхой.

— А, мы все слыхали о всяком таком дерьме. Может, все так, а может, и нет, а только для многих все лучше того, что ждет их дома.

— Неужели возвращаться так ужасно?

— Ох! — Квису попыталась сесть поудобнее. — Паршивое время. Ни сядь, ни встань, да еще до ветру бегай каждые десять минут. Э… не знаю, как уж там у вас в… откуда, ты сказала, ты приехала?

— Махтри.

— Да, Махтри. Но возьми Долимаку, откуда родом я. Туземцы похожи на больших ящериц, даже шипят, когда разговаривают. Акхарцев мало, а те, что есть, злые презлые. Если я вернусь, они дадут мне родить, а потом вздернут и исполосуют плетьми, да еще разукрасят всю морду так, что на меня ни один парень больше не позарится. Их послушать, так парни вроде и ни при чем! Черт, Кобан небось получил взбучку, только и всего. Его папаша — главный надзиратель. Большая шишка! А этот Кобан такой парень, такой парень — обалдеть! Глазищи огромные, черные. Я уверена, с ним бы любая не прочь, да только я одна была такая дура, что поверила, будто он на мне женится.

Сэм пришла в ужас.

— Они, правда, тебя изуродовали бы? Квису кивнула.

— Но малыш был бы членом семьи, у него было бы будущее. И я бы его видела, нянчила, смотрела, как он растет, понимаешь? Даже если бы мне не разрешили говорить с ним, я была бы его мамой. А там, откуда ты, по-другому?

— Ну, мне-то точно не обрадуются. Я ездила в город навестить родственников, а когда возвращалась, на караван, в котором я ехала, напали бандиты. Меня изнасиловали.

— Да ну? Подумать только! Тут есть одна, Пати, — славная малышка — ее тоже изнасиловали, один тип из компании надсмотрщиков. Он заявил, что она сама к нему приставала, а теперь обвиняет, потому что забеременела. Ну, ясно, кому из них поверили. Она из Гашома. Там тебе выбривают голову, втирают в нее какую-то гадость, чтобы волосы уже никогда не выросли, выжигают клеймо на лбу, а потом ты становишься собственностью компании, а заодно и того парня. Но ребенка отдают отцу, значит, хоть малыш будет расти с господами. А подруга Пати, Мида, она тоже из Гашома, только из маленького городка, забеременела так же, как я. Так вот ее ребенка отправят в какой-нибудь сиротский приют, а сама она станет городской шлюхой. Так что, видишь, не лучше, чем в больших городах, только без всякого зелья.

— Вы, наверное, только и думаете: возвращаться или нет.

— Стараешься не думать, — тихо ответила Квису, — только иногда от этих мыслей никак не избавиться. Мы тут вроде дурного примера. Не то чтобы с нами плохо обращались. Мы здесь и не работаем, если не хотим, а у кого дело идет к концу, не очень-то хотят. То начинаешь проклинать ребенка, то — себя, а то просто лежишь и ревешь, ревешь… Но чаще всего просто стараешься ни о чем не думать. За нами всегда следят. Видишь вон тех девушек, которые притворяются, будто им до нас и дела нет? Это чтобы не дать никому из нас убить себя. Правда, если захочешь смыться отсюда, никто за тобой не побежит.

— И многие пытаются покончить с собой?

— Бывает. Одна пробовала, пока я здесь. Многих ждут дома такие страсти, куда хуже того, о чем я тебе говорила. В Фауквине, вот, вырезают язык, выкалывают глаза, разбивают барабанные перепонки.

Проклятие! Вот таких детей Бодэ и превращала в куртизанок высшего класса, а других просто продавали в рабство каким-нибудь мерзавцам.

Будь у нее власть, она бы создала в каком-нибудь из этих колониальных миров такую страну, куда все эти девушки могли бы прийти, родить детей и жить по-человечески. Что-то вроде приюта герцога Пасе-до, только без самого герцога и всей его придворной иерархии. Но пока акхарцы у власти, такому месту не бывать ни за что и никогда. И она еще должна спасать этих проклятых акхарцев! Черт возьми, сколько таких девушек на свете? Настоящая Принцесса Бурь была рядом с Клиттихорном долгое время, не могла же она быть совсем глупой.

Может быть, Принцесса Бурь знала, что делает, но даже не могла представить себе, чтобы господство богоподобного Клиттихорна было хуже того, что есть сейчас?

Старая проблема вновь вставала перед Сэм, и никакие магические зеркала не могли помочь решить ее. Та проблема, от которой, сознательно или нет, она убегала с тех самых пор, как впервые с ней столкнулась. Клиттихорн был убийцей, помешанным на силе маньяком, но что, черт возьми, представлял собой Булеан? По словам Итаналон, Булеан ненавидел акхарскую систему и не скрывал этого. И поэтому его не любили и не доверяли ему. Но на самом деле он старался сохранить эту систему. Итаналон с ее магической силой вряд ли смогла бы понять весь ужас выбора, перед которым стояли эти девушки. Наверное, в глубине души чародейка была скорее сторонницей системы. Иначе как объяснить, что она предпочитала ни во что не вмешиваться?

Проклятие! Вот бы встретиться с Булеаном, поговорить с ним, присмотреться к нему. Откуда, черт возьми, набраться уверенности и силы воли, чтобы одолеть Принцессу Бурь, если сомневаешься, что это действительно надо сделать?

Внезапно Сэм почувствовала острую боль в животе. Наверное, удивление и беспокойство отразились на ее лице.

Квису хихикнула:

— Здорово он тебя пнул.

Сэм вдруг заметила, что солнце почему-то перестало припекать, а по небу быстро несутся тучи. Она заставила себя расслабиться. Этак немудрено привлечь к себе внимание, а это как раз и нельзя.

— Хочешь познакомиться с другими? — спросила у нее Квису.

— Да, конечно, — ответила Сэм, чувствуя, что ей просто необходимо подвигаться или что-нибудь поделать.

— Вон там, за деревьями, река. Там сделаны купальни. В тени немного прохладнее, чем здесь, вот мы и устраиваем там посиделки. Все равно больше делать нечего. Только вот я стала быстро уставать.

Сэм медленно поднялась, потом помогла Квису встать на ноги. Река была недалеко, но Квису и в самом деле было трудно идти, так что Сэм не торопила ее.

Под деревьями сидело около дюжины беременных девушек, и от мгновенно возникшего ощущения товарищества Сэм намного полегчало. Пати просто потрясла ее: она была такая крошечная, ростом не больше четырех футов десяти дюймов, а по весу едва ли дотягивала до восьмидесяти фунтов, даже сейчас. На вид ей было не больше тринадцати, но на самом деле — уже семнадцать. Квису — шестнадцать, а Миде, круглолицей девушке с очень большой грудью — пятнадцать. Сэм подумала, что Пати слишком слаба, чтобы выдержать роды.

Девушки продолжали болтать. Сэм старалась не вмешиваться, хотя кое-что ее коробило, например, когда Мида называла коренное население Гашома слизняками. Что делать? Этих девушек система сбросила к самому подножию акхарской лестницы. Единственное их утешение было в том, что они все равно выше туземцев.

Когда-то Сэм удивлялась, почему во время гражданской войны тысячи южан, у которых никогда не было ни плантаций, ни рабов, были готовы сражаться и умирать, защищая рабство. Возможно, теперь она поняла. Нищий фермер в Аппалачах, по уши в долгах, обреченный вечно батрачить на богачей, чтобы прокормить своих детей, чувствовал, что, пока существуют рабы, существует кто-то, кто стоит еще ниже, чем он. Так и эти девушки предпочли бы сражаться и гибнуть, только бы не дать туземцам подняться над собой.

Невежество девушек тоже потрясало. Они верили в систему, которая уродовала их жизнь, они были убеждены, что солнце движется вокруг Земли, а звезды — это дыры, через которые льет свой свет Королевство Богов. Электричество казалось им магией, они даже не представляли, что такое большие города. Ни одна из них не понимала, что такое снег или что значит мерзнуть.

Настоящей магии они не видели, но верили в духов, которые жили в деревьях, в ветре, в воде, даже в камнях, и они молились им и просили их о милости.

Они так же не могли представить себя чем-то, кроме крестьян, как представить, что вдруг превратятся в собаку или льва. Даже истории о том, что происходит с такими девушками, как они, в городах, не очень пугали их, но поэтому же очень мало кто из них в самом деле убегал. У них были похожие воззрения, которые поддерживали их и сохраняли от безумия, но они же приводили большинство этих девушек к увечью и позору просто потому, что так было принято.

И все-таки по-своему они рассуждали о будущем.

— Мужчины, — сказала Мида таким тоном, словно говорили о паразитах, — им бы только помыкать всеми вокруг. Мы их рожаем, растим, а получаются надутые болваны, которые все стараются перещеголять друг друга, а если не получается, они на нас все и вымещают. Это нечестно. Где-то главными должны быть женщины.

— Ну, я не знаю, — откликнулась Квису. — Я все равно люблю мужчин. Среди них есть и хорошие: мой папа, вот, и мои братья тоже ничего. Глупо только, что мужчины не доверяют нам в делах. Едят же они нашу стряпню! По правде говоря, я даже не виню парня, который меня обрюхатил. Я по нему сходила с ума, кто бы мне что ни говорил — никого бы не послушала. А это… — она похлопала себя по животу… — мне и в голову не приходило, и ему, поди, тоже.

— Да, многие сильно влюбляются, только большинство терпит с этим до свадьбы, — заметила Пати. — Я тоже терпела, но этот проклятый ублюдок был в полтора раза выше меня и втрое тяжелее. Его подружка бросила, так он и выместил свою обиду на первой девчонке, какая ему на глаза попалась. И ведь все поверили, что это я его раздразнила! Знали, что он подлец, и все равно поверили… Не вернусь я туда!

— Как? — воскликнули остальные все разом.

— Он этого ребенка не получит, а там будь что будет. Черт, что, если будет девочка? Эта мразь с моей малышкой! Да лучше нам с ней умереть!

— Куда ты пойдешь? — спросила Сэм у крошечной женщины. — В город?

— Ну нет. Мне не нравится то, что о нем говорят. Перейду нуль и пойду в ту колонию, куда смогу пробраться.

— Пати, — мягко сказала Квису, — если ты будешь рожать без всякой помощи, ты можешь умереть. Пати пожала плечами:

— Ну и пусть! По крайней мере это сведет их всех с ума, потому что они точно-то знать не будут. А может, мне повезет, и я доберусь до колонийцев, которые помогут мне.

— Ну да, — с отвращением отозвалась Мида. — Они, пожалуй, съедят твоего малыша, а тебя привяжут, как собачонку, и будут насиловать все по очереди. Нет, это не для меня.

Наконец все побрели обратно в лагерь, поели, но Сэм была больше не в силах слушать этот неизменный разговор несчастных отверженных. Ей хотелось плакать, но здесь даже подходящего места для этого не было.

Она лежала на своей циновке, пыталась заснуть, пыталась выбросить из головы все мысли…

На ней было длинное изящное атласное платье с золотым поясом и с драгоценностями, она спускалась по каменной лестнице в огромную комнату. Это было очень странное место, похожее на огромный перевернутый купол. Каменные ступени вели вниз, к круглой и плоской арене, как в каком-нибудь огромном античном театре.

На арене виднелось несколько рисунков. Это были одинаковые симметрично расположенные пентаграммы, каждая имела свой цвет. В центре комнаты стоял на полу странный фиолетовый пульсирующий шар, почти прозрачный. Шар вращался медленно, но неуклонно, с запада на восток. На нем с равными промежутками располагались ярко-оранжевые пятнышки.

Оглядевшись, Сэм заметила Клиттихорна в малиновой мантии с неизменными рогами. Он сидел на каменных ступенях и возился с каким-то странным предметом.

Внезапно Сэм с изумлением узнала этот предмет. Компьютер! У этого ублюдка был портативный компьютер! Как, черт возьми, он раздобыл его, откуда узнал, как им пользоваться?

На остальных присутствующих были зеленая, коричневая и синяя мантии, двое мужчин и женщина. Что-то с ними было неладно. У одного были громадные заостренные уши и гигантский глаз, как у циклопа, у женщины из-под мантии высовывался толстый хвост, а еще у одного, кажется, были крылья, как у летучей мыши.

Трое этих, Клиттихорн и она. Пять. Пять пентаграмм на полу, цвета соответствуют цветам мантий, кроме золотого, очевидно, ее.

Принцесса Бурь повернулась к Клиттихорну:

— Ну, чародей, твой магический ящик дал тебе то, что ты искал?

Рогатый еще раз пробежал пальцами по клавиатуре, проследил за непонятными числами на маленьком экране, затем удовлетворенно кивнул, слегка улыбнулся и поднял глаза на нее.

— Да, да, моя принцесса. И все-таки хорошо бы это опробовать, прежде чем идти сразу против Булеана. Точность и контроль на критическом уровне.

Принцесса Бурь кивнула.

— Хорошо. Как скажешь. Только мне не по себе в этом месте. Хотелось бы поскорее сделать то, для чего оно было построено.

— Терпение, терпение, — откликнулся Клиттихорн. — Что привело тебя сюда сейчас?

— Я почувствовала опять ослабление контроля сегодня в полдень, хотя я ничего не делала. Это мешает мне.

— Эх, знать бы, где она… Вот бы и была хорошая проверка. Иди отдыхай, тренируй свой контроль. Довольно скоро он нам понадобится.

Принцесса Бурь повернулась и пошла наверх, слегка приподнимая подол платья, чтобы не зацепиться.

Этот переход Сэм в Принцессу Бурь продолжался необычно долго, и впервые все ощущалось так четко. Как будто она и Принцесса Бурь и вправду были одним человеком.

«Подожди!» — мысленно крикнула Сэм Принцессе Бурь.

Принцесса внезапно остановилась, огляделась. Было ясно, что она услышала!

«Это твоя сестра, которую вы стремитесь уничтожить», — передала ей Сэм.

«Убирайся из моего мозга, дрянь!»

Мысль была так резка, так яростна, преисполнена такого бешенства, что на мгновение Сэм была ошеломлена, но она должна была узнать.

«Я не враг тебе! Мне отвратительна эта система! Я не хочу защищать ее! Но ты и Рогач только и пытаетесь, что убить меня. Я знаю, ты понимаешь, что он мразь! Расскажи мне о ваших планах! Докажи мне, что правда на вашей стороне!»

Принцесса Бурь пришла в смятение.

— Клиттихорн! Эта дрянь здесь! В моем разуме! Прогони ее! Прогони ее! — Ее необычно низкий голос, такой же, как у Сэм, отразился эхом от противоположной стены комнаты; все застыли.

Клиттихорн поднял голову, затем встал и уставился прямо на принцессу. Казалось, он смотрел не на женщину, а сквозь нее. Тонкий белый луч метнулся от него к Принцессе Бурь и рикошетом к пульсирующему фиолетовому шару.

Один из оранжевых огоньков на нем сменился белым.

— Она… она в Кованти! — закричал один из колдунов. — В чертовой средине! Низкие холмы… вблизи границы…

— Поймали! — ликовал Клиттихорн. — Принцесса, немедленно спускайся сюда! Все по местам! Полную мощность! Мы поймали ее!

Внезапно контакт был прерван — полностью. Сэм лежала в темноте. Сна как не бывало. Было тихо. Черт! Так отвратительно тихо, что казалось, ножом можно было резать эту тишину!

«Что же я наделала?»

Она встала и, осторожно перешагивая через спящих девушек, выбралась из-под навеса. Огонь еще горел в костровой яме, медленно угасая; она подошла к нему. Пять мест, пять пентаграмм, но только одна Принцесса Бурь. Тот крутящийся фиолетовый шар — Акахлар? Светящиеся огни — средины? Думай! Думай! Белый огонек вспыхнул близко к экватору, где жаркие страны, и это, несомненно, была одна из средин. Кованти, стало быть.

Пять мест, но только одна Принцесса Бурь. Почему-то это было важно. Что, черт возьми, делал глобус? Те пятеро встают там и концентрируются на каком-то месте, которое и есть цель. Должно быть, так. Но что они собирались делать? Четверо из них… колдуны. Те трое, вероятно, изуродованы собственной силой, которая в какой-то момент вышла из-под их власти.

Что они могут сделать? Наслать Всадников Бурь, или великие магические заклинания, или что? Бежать некогда и некуда.

Минутку… минутку… Всадники Бурь, великие заклятия — принцесса для этого не нужна. Принцесса Бурь могла делать одну-единственную вещь, которую не мог никто из них. Они не могли не учитывать этого.

«Ветер Перемен»!

Это объясняло все. Она почувствовала такой ужас, какого не знала прежде. Могли те четыре колдуна действительно призвать Ветер Перемен? Проткнуть дыру где-нибудь?

Призвать, да, но не управлять им. Акхарские колдуны боялись Ветра Перемен так же, как все, они могли стать такими же беспомощными жертвами Ветра, как обычный человек. Но сейчас они были далеко, в той куполообразной комнате, надежно укрытые от Ветра Перемен, если бы даже они решились призвать его.

Могла ли Принцесса Бурь управлять Ветром Перемен?

Казалось, температура падала, воздух становился разреженнее. Где-то во мраке уже раздавались страшные громовые удары, от которых дрожала земля. Сэм встала, вглядываясь в темноту. Многие женщины проснулись и бродили сонные и растерянные.

Так… От Ветра Перемен спасает только манданское золото. Но не было манданских покрывал ни здесь, ни где-либо в срединах. Их имели навигаторы, которые вели караваны, были они и в колониях, и в фургоне Крима, но не здесь.

Сэм видела Ветер Перемен лишь однажды, когда ей было послано видение этой катастрофы. Она помнила, что там, в ее сне, существовали подземные убежища, обитые изнутри манданом. Но даже если здесь в усадьбе тоже было такое убежище, все бы там не поместились, да и бежать до усадьбы было уже поздно.

«Думай… Думай… Черт, у тебя же мелькала какая-то мысль. Думай, Сэм!»

А может, Ветер Перемен на самом деле просто еще одна, особенно мощная буря? Да, должно быть, именно так!

Вот! Молния разорвала небо на востоке, между ними и границей. Ужасающий грохот, вопящие женщины вокруг.

Далекое завывание сирены, как сигнал пожара, и панический крик:

— Ветер Перемен! Ветер Перемен! Скорее в усадьбу!

Сэм шла навстречу буре. Достаточно ли у нее сил? Готова ли она к этому?

Внезапно она поняла, что машинально подобрала длинную палку. Хотела было бросить ее, но вдруг поняла: необходимо на чем-то сконцентрироваться.

Сэм вдавила палку в землю и что есть силы начала чертить окружность, не видя толком в темноте, что у нее получается. Теперь провести черту здесь, потом здесь, потом еще, и еще, и еще. У нее получилось подобие пентаграммы, которую она видела у Клиттихорна, и теперь она была внутри нее.

Сэм услышала шорох позади себя и обернулась.

— Кто здесь? — спросила она. В эту минуту начал подниматься ветер, сдувая все вокруг. Но это был еще не сам Ветер Перемен, тот только приближался.

— Пойдем! Спрячемся где-нибудь! — услышала Сэм голос Квису. — Нам все равно не добраться до усадьбы!

— Подождите! — крикнула им Сэм. — Не ходите никуда! Соберите всех, кто еще там есть, на открытом месте, но позади меня! Поняли? На открытом месте, позади меня! Сядьте на землю! Ветер свирепеет!

— Ты сошла с ума! — закричала Пати. — Никому не одолеть Ветер Перемен!

— Может, я и сделаю это, — отозвалась Сэм. — Узнаем через пару минут! Ну же — делайте, что я сказала!

Страшный порыв ветра и ливень ударили ее. Она слышала, как кто-то пронзительно кричал, сбитый с ног, слышала, как буря швыряет и гонит вещи, слишком тяжелые для обычного ветра, слышала, как трещат и рушатся крытые соломой навесы. А потом настал момент, когда Сэм уже не могла обращать внимания ни на что, кроме надвигающейся бури.

Странно, она была сейчас совершенно спокойна, словно что-то внутри нее наконец освободилось от неотвязных вопросов. Сэм протянула руки в этот грохочущий кошмар, что, казалось, идет стеной прямо на нее. Она не пряталась, она почти приветствовала его. Сэм ощутила силу, энергию, хлынувшую в нее, и внезапно замерла, в блеске молний на ее лице читалось чистейшее изумление. Все ее тело внезапно испытало столь дивное, невиданное, похожее на оргазм ощущение, какого она никогда не знала. Сила, текущая в нее, была чудовищна, невероятна. Одна мысль стучала в мозгу: «Ну, давай, принцесса, тупица! Посмотрим, одолеешь ли ты эту толстую беременную крестьянку, которая ненавидит и проклинает тебя!»

Глава 4

Когда Сэм сконцентрировалась, почувствовала и захватила энергию бури, она поняла, что это все-таки буря, пусть и необычная. При всей своей неопытности, Сэм чувствовала, что обладает некой властью. Все бури подчинялись своим собственным внутренним правилам. Но внутренние правила этой бури было трудно найти в бурлящих массах энергии. Эта буря была словно живым существом, она выплевывала частички материи и энергии, соединялась с тем, что встречала, и изменяла это вроде бы совершенно случайно, а на деле математически точно.

Невозможно было захватить сердцевину этой бури и вести или направлять ее. Она была непостижима, блестящая, шипящая, своенравная масса. Сэм довольно быстро поняла, что хитрость в том, чтобы управлять бурей через ее края, формировать ее, подбирая мириады хлыстообразных ручейков энергии, струящихся из бури, и мысленно удерживая их, как поводья дикой лошади.

И она была не одна, кто-то еще деловито разыскивал и схватывал эти хлыстообразные энергетические поводья. Сэм ощущала ту, другую, и наблюдала за тем, что ей уже удалось сделать.

Сила другой была в холодной ненависти. Ярость Сэм, менее управляемая, была не менее сильной. Сэм решительно потянулась к энергетическим поводьям и начала мысленную борьбу за контроль над ними.

Какое-то время казалось, что борьба идет на равных. Но между Сэм и Принцессой Бурь было одно серьезное различие, и оно не имело отношения ни к будущему ребенку, ни к опыту, ни к близости бури.

Если бы Сэм не остановила бурю, та поглотила бы и ее, и всех остальных, беспомощных и незащищенных. Принцессе Бурь ничто не угрожало, она была далеко на севере в своем куполе. Инстинкт самосохранения давал Сэм некоторое преимущество.

Один за другим, с трудом, она выцарапывала усики Ветра Перемен из хватких рук Принцессы Бурь и собирала их у себя. Первые дались нелегко: Принцесса Бурь старалась провести своего врага, отдавая ей внезапно несколько поводьев и захватывая в этот момент другие, чтобы прочно удержать их. Но на эту удочку Сэм попалась только раз. Медленно, но неумолимо, все острее чувствуя свою силу и удовлетворение от этого, Сэм добивалась полного контроля. Клиттихорн просчитался, он сам слишком боялся Ветра Перемен, слишком верил в его могущество.

Посылать бурю, чтобы погубить Принцессу Бурь, — ну что за нелепость!

Сэм почувствовала, что контроль другой ослабел и затем угас, и быстро подобрала оставшиеся энергетические поводки.

Теперь у нее был полный контроль над Ветром Перемен. Она ликовала. Она сделала это! Она победила Принцессу Бурь и Клиттихорна и была теперь владычицей того единственного, чего в Акахларе боялись все!

Это было божественное ощущение, но что, черт возьми, ей делать теперь?

Надо избавиться от Ветра, отправить его куда-нибудь. Чтобы убить бурю, надо растратить ее ярость.

Они находились довольно близко к нулю, но нуль противодействовал бурям из миров, это сохраняло Акахлар.

Значит, средина. Это должна быть средина. Где-то здесь были горы, горы, которые могли рассеять бурю, но Сэм не знала, где они и как их найти.

Средины не идеально круглые, но близки к этому. Она на восточной границе, значит, надо отправить ветер на запад или на северо-запад. Она поискала воздушные течения, нашла их и начала «привязывать» к ним верхние усики управляющих энергий бури. Она связывала их, а буря по-прежнему оставалась на месте. Тогда она начала лихорадочно соединять все поводки, что у нее были, в беспорядочные пучки, и наступил момент, когда буря тяжело стронулась с места. Сэм прекрасно понимала, что это был самый рискованный момент. Ведь единственная возможность отослать бурю — это отпустить ее, а Сэм вовсе не была уверена, что буря не повернет круто назад, опять на нее. Однако надо было рискнуть.

Она отпустила поводья. Огромная тяжесть свалилась с нее и стала поспешно удаляться.

Сэм стояла по щиколотку в грязи под ветром и проливным дождем в кромешной тьме и смеялась, протягивая руки к небесам.

Она не чувствовала ни усталости, ни истощения. Энергия бури переполняла ее. Ум работал с кристальной ясностью. Она была уверена в себе, как никогда в жизни.

Но она знала и другое: им не удалось убить ее, но они точно знали, где она. Ветер Перемен не мог коснуться ее, теперь она это знала. Но пуля или меч угрожали ей по-прежнему.

Сэм вспомнила, что акхарцы всегда уничтожают жертв Ветра Перемен. Значит, ковантийская армия прибудет сюда, как только рассветет. Благодаря ей поместье Абрейзисов уцелело, так что здесь будет просто идеальный плацдарм для солдат, которые двинутся в опустошенные Ветром Перемен области. А среди солдат скорее всего будут и ищейки Клиттихорна.

Ветер и дождь быстро стихали, великая буря уносилась вдаль.

— Эй! — крикнула Сэм. — Отзовитесь! Есть кто живой?

В ответ раздались вопли около дюжины голосов.

— Все, кто меня слышит, заткнитесь и идите ко мне! — Она повторяла это снова и снова.

— Сахма! Это ты? — услышала Сэм голос Пати.

— Да! Сюда! Все сюда, надо собраться вместе и подумать, что делать дальше.

Одна за другой, промокшие, по уши в грязи, уцелевшие девушки добрались до Сэм. Почти все они были из Больных Ям — беременным было не под силу никуда бежать.

Дождь прекратился, только изморось висела в воздухе, дул легкий ветерок.

Девять из пятнадцати девушек, что были в Больных Ямах, включая Сэм, были здесь. Появились несколько человек из других групп, но Сэм отправила их искать, не уцелел ли кто-нибудь еще.

Про себя она подумала, сколько из этих несчастных надеялись, хотя бы краткое мгновение, что страшная буря разом покончит и с ними, и с их проблемами.

— Разве никто не приедет за нами? — спросила Мида, ни к кому в особенности не обращаясь. — Не могут же они оставить нас гнить здесь, в грязи, в темноте.

— Могут и оставят, — заверила ее Сэм. — Я видела такое и раньше. Они не вылезут из своих убежищ, пока не будут совершенно уверены, что Ветер Перемен пронесся. Первым делом они окружат это место и будут ждать, пока подойдут войска. Они знают, что многие застряли здесь, но не знают, как близко подошла буря и что она тут натворила. В этой чертовой темноте ничего не видно. Нет смысла двигаться куда-то сейчас. Мерзкая будет ночка, но пока мы ничего не можем сделать.

Сэм подумала, где могла быть сейчас Кира? Может, остановилась на привал? А что, если Крим теперь отрезан? Что, если буря перерезала дороги между ними и столицей, и никому не пробраться по ним в течение нескольких дней? А что, если Киру затянуло в бурю?

— Интересно, что они сделают с нами? — вслух подумала Пати. — У меня большое искушение идти прямо к нулю, как рассветет.

— Да? И далеко ты, по-твоему, уйдешь? До границы, возможно, лиг десять, да еще тридцать или сорок лиг до той стороны нуля. Кроме того, все дороги будут тщательно патрулироваться. И не забывай: на пути Ветра Перемен жило много людей, и те, кто остался жив, больше не люди. Мы должны действовать разумно.

— Шутишь? — насмешливо спросила Мида. — Не больно-то нас станут спрашивать. Мы будем сидеть здесь, потому что больше идти некуда, а когда наступит день, мы будем делать то, что нам велят. Так принято, и все тут. Я один раз сделала что-то не по правилам, вот и оказалась с пузом. Правила созданы богами. Нельзя идти против них, будет только хуже.

Они опять заспорили. Сэм сначала слушала их, слегка ошеломленная, а потом подумала, что пора кончать эти разглагольствования.

— Стойте! Я не знаю, долго ли еще до рассвета, но здесь полно лужаек. Давайте переберемся туда, где поудобнее. Не торчать же всю ночь в гнилом навозе.

Они нашли местечко, где росла довольно густая трава и где валялось не так уж много обломков.

— Постарайтесь поспать, — сказала Сэм. — Ночь была адская.

На какое-то время воцарилась тишина, а потом все опять начали перешептываться. Сэм было все равно, о чем они говорили. Она отошла немного в сторону и села на траву, всматриваясь в темноту.

Уж она-то не собиралась дожидаться, пока что-нибудь решат мужчины. В этом безумном мире все больше всего боялись того, что, оказалось, вообще не представляло для нее опасности. Она может призывать обычные бури и использовать их силу как оружие. Что бы ни случилось, она больше не была беззащитной.

Принцесса Бурь до сих пор бесила ее. Если они двойники, значит, и мозгов у них одинаковое количество. Как могла принцесса не понимать, что Клиттихорн использует ее. Может, она была под действием каких-нибудь чар, но вроде не похоже.

Может, она ненавидит так сильно, что ей безразлично, даже если она знает истинную цену Клиттихорну?

Боже мой! Уж не расценивала ли она свои отношения с Рогатым как сделку с дьяволом? Может, она была готова продать душу злу, Только чтобы с его помощью дать выход своей ненависти?

Как бы там ни было, теперь Сэм знала, что Принцесса Бурь — враг. Бесполезно пытаться договориться с ней. Может, поэтому и Булеан так твердо стоял против нее и Рогача, несмотря на то что сам относился к акхарцам с их системой без всякого восторга.

Или же Булеан ненавидел Клиттихорна так сильно, что сохранил бы акхарскую власть и систему навсегда, лишь бы осуществить собственную месть?

Черт, хотела бы она это знать.

Сэм, возможно, решилась бы уйти еще до рассвета, если бы представляла себе направление. Хорошо бы хоть немного оторваться от преследователей, которых наверняка пошлют по ее следам. Но риск был велик. Она могла угодить в Кованти или туда, где поработал Ветер Перемен.

Да и сил у нее меньше, чем когда она укрепляла мускулы, занимаясь бегом и поднятием тяжестей. Что касается Крима, она была бы рада дать ему знать о себе, если бы могла, но, видно, Криму придется поискать ее.

Кто-то подошел к ней в темноте. Похоже, Пати, судя по миниатюрности фигуры.

— Не спится? — спросила Сэм.

— Нет. Я и так не могу много спать, а на траве так неудобно! Мы немного… э… потолковали.

— Я слышала.

— О тебе.

— В чем дело? — нахмурилась Сэм.

— Понимаешь, мы были как раз сзади тебя, не больше чем в двух ладонях (ладонь равнялась приблизительно шести футам). Все были в панике, перепуганы до смерти, а ты очень спокойная. Ты велела нам сесть, а сама пошла к буре. Мы ясно видели тебя сначала в свете молний, а потом — когда ты начала светиться.

Сэм была ошарашена.

— Я светилась?

— Ага. Болотный огонь — так мы зовем это дома. Зеленый свет, который просто пришел с неба. Ты стояла, встречая бурю, и что-то бормотала, и вздыхала, и иногда махала руками, как будто отталкивала от нас этот Ветер Перемен.

— Пати, ты же знаешь, что никто, даже самые великие колдуны, не может ничего сделать с Ветром Перемен.

— Так нам всем говорили. Но там, дома, у слизняков, есть сумасшедшая богиня, которую они называют Королевой Грохота. Они делают ее изображения и поклоняются ей. И они верят, что она однажды вернется, чтобы отомстить, и сметет колдунов Ветром Перемен, а все расы, что перейдут на ее сторону, будут поставлены над акхарцами. Квису говорит, что у ящериц в Долимаку есть почти такая же легенда, только в ней говорится о том, что наступит конец господству мужчин. А еще говорят, что эта королева правит божественным двором, где только женщины, и рожает дочерей без мужчин.

— Все это не совсем так, — ответила Сэм, стараясь не очень распространяться. — Есть женщина, имеющая власть над бурями, она из крестьянского рода. Но, кроме этой власти, она ничем не отличается от любого другого. Забудь ты эту богиню и всю непорочную чепуху. Злой волшебник захватил ее и использует, чтобы сбросить других акхарских магов и самому править вместо них.

— Я так и думала, что ты скажешь что-нибудь вроде этого. Но ты не такая, как мы. Мы заметили. И то, как ты приказывала. Вроде как парень или кто-то из высших. И нет никого, кто не боялся бы Ветра Перемен, а ты не испугалась. Что ты там плетешь про богиню бури и злого чародея! Никто из нас слыхом не слыхивал ни о чем подобном. Скажи лучше, кто ты, Сахма?

Сэм вздохнула:

— Трудно объяснить. Но я человек, ты должна мне верить. Не богиня, не принцесса, не колдунья. Меня зовут Сузама Бодэ, я из Тубикосы.

— Значит, ты замужем?

— Вроде того. Бодэ — художница и алхимик. Она находила хорошеньких юных девушек вроде тебя, которые бежали из дому, и превращала их в живые произведения искусства. А они потом продавали себя. Так поступают не только с женщинами, но и с мужчинами, даже с детьми. Их превращают в игрушки для тех, кто может позволить себе всякие прихоти. Ну а тех, кто недостаточно хорош собой, превращают в рабов и заставляют делать всю грязную работу.

— Но ты-то не была никакой рабыней.

— Не была. Только, пожалуй, случайно. Просто так случилось, что Бодэ проглотила сильное любовное зелье и увидела меня первой, когда пришла в себя. Поэтому я говорю, что как бы замужем. Бодэ защищала меня и мою подругу, из которой сделала куртизанку высшего класса. Так мы и жили. Я ничего не знала о бурях и планах злого колдуна. Но другой акхарский маг обнаружил, что я вроде как двойник той, рожденной с властью над бурями. И этот маг приказал мне добраться до него. Но на наш караван напали. Большинство людей убили, а меня захватили и изнасиловали.

Сэм вдруг сообразила, что ее слушает не одна Пати. Какого черта? Теперь, если она не склонит их на свою сторону, они могут выдать ее на следующий же день и такой ценой, возможно, даже избавиться от своих страданий.

— Значит, они убили твоего мужа и подругу? А как ты очутилась здесь?

— Нет, моя половина и моя подруга до сих пор живы. По крайней мере были живы, когда я в последний раз получила известие от них. Нас спасли моя подруга и отец двух девочек из нашего каравана, которых тоже взяли в плен. Только он был тяжело ранен, а потом бандиты добили его. Нас продолжали преследовать, и мы потеряли друг друга. С тех пор я их не видела. Потом я работала сборщицей на плантациях. Там мне дали такое снадобье, что я потеряла память. Но волшебник, которому я нужна, послал своего наемника, чтобы вытащить меня и доставить к чародеям, которые помогли мне все вспомнить. Мы дошли сюда, но оказалось, что Кованти — на стороне злого колдуна. Его боятся и рассчитывают, что если выдадут меня, то вроде как откупятся. Поэтому выйти отсюда для меня не так-то просто. Но тот наемник, который сопровождал меня, он сам навигатор. Он должен был появиться здесь и предложить доставить домой девушек, которым с ним по дороге. Я бы и пошла с ними, просто как одна из многих. Никаких документов, никаких неприятностей. Теперь же, если он и не был поглощен Ветром Перемен, он будет отрезан от этих мест, неизвестно, надолго ли. Ждать его я не могу. Мои враги знают, что я именно здесь. Они придут за мной.

Ее слушали как завороженные.

Из темноты раздался голос Квису:

— Ты сбежала от них, несмотря ни на что, и думаешь, что снова сумеешь их обставить?

— Конечно. Теперь-то я набралась опыта. Меня не так легко обмануть или запугать.

— Но… женщина, беременная, одна…

— Куда делись ваши мозги? Мида в одном права: система установлена мужчинами для мужчин. Мы, возможно, не такие сильные, как они, но разве лошади скачут верхом на людях? Главное, что мы не глупее мужчин.

На мгновение девушки притихли, а потом Пати сказала мягко:

— Возьми нас с собой, когда пойдешь. Если мозги — это единственное, что имеет значение, то чем больше мозгов, тем лучше.

— Я бы хотела, если бы только могла. Но у всех вас гораздо больший срок беременности, а я такая толстуха, что не очень заметно, что жду ребенка. Меня, может, и пропустят, но не целый же воз, да еще беременных. А что делать, когда вам придет время рожать? Я сейчас и сама не знаю, куда пойду и доберусь ли туда. Постарайтесь немного отдохнуть. И помните, моя жизнь зависит от того, не выдадите ли вы меня завтра. Тот злодей со своими сторонниками задумал уничтожить Акахлар. Возможно, я не смогу ничего сделать, но, пока я жива, я буду стараться помешать ему. Никто другой этого сделать не сможет.

Они, не отвечая, медленно двинулись прочь, к своей лужайке.

Только Пати задержалась около Сэм, подождала, пока отойдут подальше, а потом тихонько спросила:

— Ведь Бодэ это девушка, правда?

— Почему ты так решила?

— Я неученая, но я не дура. Бодэ — женское имя, а вместо него ты один раз употребила слово, которым никто не называет своих мужей. В твоем рассказе все совпадает с историей богини. И у нее был ребенок — от изнасилования. Все совпадает.

— Ты очень сообразительная, — ответила Сэм. — Но забудь ты про богиню. Тебе неприятно, что я замужем за женщиной?

— Уж кому-кому, а мне это неприятно быть не может. Я… э… ну, это… Я люблю тебя, Сахма. Сэм даже рассердилась.

— Пати, мы только днем познакомились! И, могу поспорить, ты увлекалась многими парнями.

— Двумя, когда была ребенком, — согласилась Пати, — но это совсем не то. Когда мы встретились у реки, я не могла глаз от тебя оторвать, а когда ты помогала мне подняться, такая сильная, я чувствовала, как вся дрожу. Когда приближался Ветер Перемен, я пришла, чтобы быть с тобой. А ты спасла нас всех и остановила Ветер, и ты совсем не испугалась. Я никогда никого так не любила, Сахма, только я не знаю, что мне делать. А когда поняла про Бодэ и про все остальное, я не могла скрывать, как полюбила тебя!

— Пати, ты еще просто ребенок, и у тебя это такая же влюбленность, как и прежние. Да еще ты напугалась вечером, а во время беременности все мы бываем не очень-то уравновешенными.

Пати взяла руку Сэм и положила на свой огромный живот.

— Никто с таким животиком не остается ребенком. Но иногда мне кажется, я такая маленькая, беспомощная, потерянная, и тогда мне очень нужен кто-то. Ты наверняка хоть изредка, а чувствуешь то же самое, и потом это будет еще сильнее, хочешь ты этого или нет. Тебе тоже будет нужен кто-то, кто тебя поймет и поможет. И потом, кто будет принимать твоего ребенка? Я помогала, когда появились на свет мои брат и сестра. Это, знаешь ли, в одиночку не делается.

Сэм чувствовала, что от этой девочки исходит некая мудрость, и ей это совсем не нравилось.

— Послушай, утро вечера мудренее. Посмотрим, может, я и попробую взять с собой тебя и других, если кто захочет рискнуть. Но пока я никакой возможности не вижу.

— Может, мы что-нибудь придумаем, — радостно отозвалась Пати. — Женщины всегда перехитряют мужчин!

Пати прижалась к ней, и Сэм удалось наконец задремать. Сон был чуткий и неспокойный: она опять видела себя распластанной на камнях, жуткий отсвет пламени костра на скалах, омерзительных бандитов, которые набрасываются на нее снова и снова… Этот кошмар ей никогда не удавалось прогнать. Но на этот раз она видела еще другое, не известное ей место. Оно было погружено во тьму, и только маленькая лампочка светилась внутри, отбрасывая на стену рогатую тень.

— Нет, — резко возразил Рогатый. — Не надо впутывать сюда бюрократическую волокиту. Незачем Гротагу знать правду. Он хоть и дурак, но дурак осторожный.

— Ну, у нас есть несколько человек на восточной границе, и они собираются двинуться к землям Абрейзисов, как только рассветет. Но граница закрыта на вход. Еще есть по крайней мере две дюжины подходящих парней в Домане, но им потребуется день, чтобы дойти до границы и пересечь нуль.

— Нет. Если их и впустят, к тому времени там уже будет армия. Пусть встанут лагерем в нуле и пикетируют переходы через границу. В нуле нет ни гражданских властей, ни армии. Никаких свидетелей. Она ждет ребенка и, вероятно, замаскирована под женщин клана Абрейзисов.

— Что же, прикажете убивать всех беременных женщин, которые попытаются пересечь нуль?

— Не собираюсь вдаваться в детали, но учти: больше удобного случая у нас не будет. Если она ускользнет, ты и твои люди пожалеют, что тебе не хватило сообразительности или жестокости.

Сэм проснулась и села, вся в поту.

На рассвете стало видно, какие разрушения принесла буря, — на месте лагеря остались одни развалины.

Были и погибшие, и раненые. Кого-то, видимо, раздавило в укрытиях или ударило летящими обломками, а кого-то, может, и затоптали во время паники.

К северу от лагеря, где накануне тянулись покатые холмы, покрытые виноградниками, теперь лежала безбрежная жуткая равнина, на которой фиолетовые травы поднимались из блестящей оранжевой грязи. Тут и там из земли вырывался пар, и время от времени высоко в воздух били струи воды.

Разбросанные повсюду, стояли рощицы невероятных деревьев, очень похожих на огромные сосны, с гигантскими красными и желтыми шарообразными плодами, а может, цветами.

Никаких признаков людей не было. Они жили за виноградниками, за разрушенной теперь дорогой. По правде говоря, у Сэм не было ни малейшего желания увидеть, чем они стали. Но если они были способны понимать, что их ждет, они все ушли к нулю, не дожидаясь, когда сюда доберется армия.

В поместье приводили в порядок территорию, свозили туда раненых, убирали тела погибших. Женщины бродили по развалинам в поисках своих вещей.

Потом они искупались в реке. Им принесли еду и одежду. Но вот расчесок и щеток явно не хватало, и каждая, казалось, прошла через сотни рук.

К полудню стали прибывать войска. Они должны были оцепить этот район, задетый Ветром Перемен, и разработать план его очистки от жертв Ветра. Солдаты обращали мало внимания на сборщиц, разве что некоторые строили глазки девушкам.

К полудню появилось и гражданское начальство. Пронесся слух, что всех девушек постараются поскорее отправить по домам. Сэм надеялась, что ей удастся добраться до Махтри. Если Крим уцелел, несомненно, он в первую очередь заглянул бы туда. Но если бы первая партия отправлялась в места, о которых она и слыхом не слыхивала, она поехала бы и туда. На траве поставили столы, за каждым из них уселся клерк, чтобы записывать имена и место назначения.

Всех незамужних беременных женщин собрали вместе. Ночной кошмар по-прежнему стоял перед глазами Сэм. Она подумывала, не удастся ли как-нибудь украсть лошадь.

Но прежде чем она успела что-либо предпринять, из толпы, которая сгрудилась вокруг столов для регистрации, вышел один из клерков и направился к ним. В руках у него был блокнот и ручка, но никаких документов.

— Так, заткнитесь и слушайте, — сказал он бесцеремонно. — Вам очень повезло. Во-первых, Ветер Перемен в последний момент резко изменил направление и ушел от вас. Во-вторых, я могу кое-кого из вас осчастливить. Мы хотели бы вывезти отсюда всех как можно скорее и отправить по домам, но у нас не хватает навигаторов и лоцманов. Вы шлюхи, вы опозорили ваши семьи и весь клан Абрейзисов. Да, заткнитесь! А то вы не знаете, что это именно так!

Вчера сюда прибыл член клана, чтобы решить кое-что насчет вас. Оставаться надолго он не может и не хочет, так что особо разговаривать нам некогда. Они кипели от возмущения, но слушали молча.

— Так вот, есть колония, называется Найяб. Вряд ли вы о ней слышали. Не лучшее место в мире, но там есть компания, управляемая Абрейзисами. Она была открыта пару лет назад. Работали там осужденные. Теперь колония начинает приносить доход, и рабочим предложено освобождение, если они останутся там и будут продолжать работать. Они не видели женщин по меньшей мере два года. Мы решили, что неплохо бы создать там постоянное колониальное поселение. И предлагаем отправить вас туда, а не домой. Есть вопросы?

— Э… сэр, вы хотите послать нас к преступникам? К парням, которые несколько лет не видели женщин?

— Они освобождены досрочно и как бы сосланы туда. Думаю, девицы вроде вас должны чувствовать себя как рыба в воде, когда вокруг окажется двадцать изголодавшихся по любви мужчин. Мы рассчитываем, что со временем население там увеличится. Эти двадцать со своими семьями просто должны положить начало.

— Представитель компании хочет, чтобы туда поехали двадцать женщин?

— Хотеть-то он хочет, но, к сожалению, в его распоряжении только его собственный фургон с припасами. Все другое реквизировано, и всем, кроме местных жителей, приказано убираться отсюда, да поскорее. Мы можем взять лишь пятерых. Запишем тех, кто еще хотел бы поехать, но обещать сейчас ничего не можем.

Женщины молчали. «По четыре мужа у каждой» — это не так уж вдохновляло. Ясно было, что придется быть не просто супругой, но еще и вести хозяйство, и делать всю тяжелую работу. Те, кто предлагал им такое, хорошо знали, что ждет их дома.

— Э… что за преступления они совершили? — спросил кто-то

— Какая тебе разница? Ты едешь домой и становишься рабыней. Или едешь туда и остаешься свободной. Они добровольно согласились на пожизненную ссылку, так что скорее всего иначе их бы повесили. Мы не можем никого из вас заставить ехать туда, но решать надо сейчас же. Лорд Абрейзис в курсе дела, он поможет оформить все бумаги.

Ночное видение все еще стояло перед глазами Сэм, она отчаянно пыталась все взвесить.

Беда в том, что скорее всего это поселение располагалось вдали от мест пересечения колоний и средины. Сможет ли Крим найти ее, сможет ли она сбежать из такой глуши? Если тот парень, что будет их сопровождать, такого же невысокого мнения о них, как клерк, и считает их беспомощными ничтожествами, им, может, удастся одолеть его и захватить фургон. Сопровождающего она могла бы испепелить молнией. Фургон, нарги, припасы и, вероятно, только одна дорога — не заблудишься на обратном пути. И она вырвалась бы отсюда уже сегодня.

— Я поеду, — громко сказала Сэм. Клерк кивнул:

— Встань сюда. Кто еще?

— Я, я тоже! — выкрикнула Пати. Клерк заколебался, когда увидел, какая она крошечная, но она, сразу заметив это, добавила:

— Я еще и акушерка.

Клерк вздохнул:

— Ладно. Иди к толстухе. Еще трое.

— Я поеду, — заявила прелестная, хорошо сложенная девушка лет шестнадцати-семнадцати. Она умудрилась остаться очень хорошенькой, хотя была уже на шестом, если не больше, месяце беременности. — Я знала мужчин с тремя женами. Иметь четырех мужей, наверное, куда интереснее.

— Уверен, уж тебе-то успех обеспечен, — заметил клерк.

— Я тоже. — Квису присоединилась к ним.

— Ну и еще кто-нибудь!

— Я. — Невысокая коренастая девушка лет пятнадцати-шестнадцати с торчащими зубами робко шагнула к ним.

— На сегодня все. Остальные ждите и регистрируйтесь для отправки на родину. Если заинтересовались нашим предложением, предупредите клерка. Если будут возможности, мы вас известим. А вы, пятеро, следуйте за мной.

Сэм прошептала:

— Соглашайтесь со всем, пока мы не выберемся отсюда окончательно.

Их посадили в фургон и привезли к помещичьей усадьбе, затем повели по узкой мраморной лестнице, что шла снаружи здания, вниз, в полуподвал. Все, кроме Сэм, испытывали чуть ли не благоговейный страх при виде такого великолепия. Такого большого дома им видеть никогда не приходилось. Их провели в какую-то комнату вроде приемной, с удобными креслами, и велели сесть.

— Желательно, чтобы вы выехали в течение часа, — сказал клерк, — так что с формальностями, надеюсь, мы покончим быстро.

Сэм испугалась. Она чувствовала себя в ловушке, совершенно беззащитной перед ищейками Рогатого. Что эти тянут, если сами говорят, что торопятся?

Появился клерк, указал на Пати и сказал:

— Ты. Иди со мной.

Маленькая девушка вздрогнула, дверь закрылась. Прошли томительные, бесконечные пять минут. Дверь снова открылась, клерк указал на сексуальную девушку. Да что же там происходит?

Снова открылась дверь, и клерк вызвал ее.

Сэм вошла.

Внутри не было ни вооруженных бандитов, ни военных. Это был кабинет мага, вероятно, главного в клане, и сам он был тут, довольно молодой, с эспаньолкой, в голубой мантии.

«Проклятие! Еще один Паседо!» — подумала она, судорожно озираясь в поисках выхода. Колдун заметил ее реакцию и просто взмахнул рукой. Страх и тревога внезапно улетучились, ее охватило чувство покоя и благополучия.

— Не волнуйся, дитя, это займет всего минутку. — Голос у колдуна был похож на успокаивающий голос семейного доктора, который собирается сделать вам укол. — Присядь сюда, дай мне руку. Левую, пожалуйста.

На горелке варилось что-то с отвратительным запахом. Маг вытащил из вонючего варева предмет, подбросил его несколько раз на ладони, затем подул на него. Это было тонкое золотое кольцо, похожее на обручальное, но с четырьмя разноцветными камешками. Маг надел колечко на безымянный палец Сэм.

Мгновенно она почувствовала себя как-то странно, по-другому. Нет, она же помнила, она знала, кто она и где, но что-то изменилось. Она ясно понимала, что кольцо содержит заклинание или даже комбинацию заклинаний, что, если его снять, заклинания перестанут действовать.

Беда была в том, что у нее не было ни малейшего желания снимать кольцо. Ей было хорошо, она чувствовала себя счастливой и даже была возбуждена тем, что ей предстояло. Она помнила все о Ветре Перемен и Принцессе Бурь, о Клиттихорне, но почему-то все это стало не важно. Впервые она ясно поняла, что, должно быть, чувствовала Бодэ, когда выпила свое любовное зелье.

Перевернулось и ее представление о себе. Она была беспомощной беременной женщиной. Она хотела родить ребенка и иметь дом, хотела, чтобы кто-то заботился о ней, хотела быть просто женой и матерью. Несколькими мгновениями раньше мысль о муже, о том, что можно желать мужчину, нуждаться в нем, показалась бы ей нелепой. А теперь она чувствовала возбуждение при мысли, что у нее будет муж, да не один.

Колдун помог ей подняться.

— Иди к остальным, ждите в фургоне.

Она вышла в заднюю дверь и увидела высокого бородатого мужчину рядом с закрытым фургоном. Он помог ей подняться по лесенке. Это было приятно. В фургоне уже сидела Пати и другая девушка. Пати подняла глаза на Сэм и улыбнулась.

— Все изменилось, правда? — спросила она. Ее голос звучал мягче и нежнее, чем прежде.

— Да, — ответила Сэм. И ее собственный низкий голос показался ей женственнее и сексуальнее. — Как странно!

Булеан, Верховный Волшебник Масалура, пребывал в царственной растерянности.

— Что ты имеешь в виду, ты потерял ее?

Голос Крима холодно прозвучал из светящегося зеленого кристалла:

— Я потерял ее, это конец. В Кованти все силы ада вдруг вырвались на свободу. Видимо, Клиттихорн каким-то образом узнал, где она была, и узнал точно. Они наслали тот Ветер Перемен в надежде накрыть ее.

— Но им это не удалось. Уже потом у меня были точные энергетические показания, что она жива и не изменена. Затем, очень резко, показания прекратились. Холод. Будто ее больше не существует. Это не Ветер Перемен, но что, черт возьми?

— Понятия не имею, — отозвался Крим. — Это не люди Клиттихорна. Они все сейчас тут, чтобы схватить ее, когда она попытается выйти из Кованти. Если бы кому-нибудь это удалось, новость распространилась бы повсюду с молниеносной быстротой.

Булеан задумался на мгновение.

— Я до сих пор получаю кое-какие показания, означающие, что ее неродившийся ребенок, новая Принцесса Бурь, — цела, но эти показания такие слабые и неясные, что я не могу определить точно местонахождение, не считая того, что она еще находится в каком-то из сотен возможных миров Кованти. Значит, она не убита, не изменена, но что-то нарушило математическое совершенство, делавшее ее Принцессой Бурь. Крим, ты не должен был оставлять ее.

— А что мне было делать? У них на всех пограничных постах портреты растолстевшей Принцессы Бурь. Мне казалось, что мы придумали самый легкий и надежный путь. Но после этого проклятущего Ветра Перемен было объявлено военное положение в ближайшей от Абрейзисов области, и сотня бандитов Клиттихорна по обе стороны границы, не говоря уж о колониальных войсках, кинулись искать ее. Единственно, что хорошо, — они тоже не могут ее найти.

— Ладно, раз я ощущаю ребенка в ее чреве, значит, чары, которыми опутали Сэм, не настолько сложны, чтобы я не смог снять их в мгновение ока. Но сначала надо найти ее. Ты можешь этим заняться?

— Обойти место, где похозяйничал Ветер Перемен, нетрудно, но войска используют поместья Абрейзисов как восточный плацдарм для своих операций в тех районах, которые изменены Ветром. Попробую войти туда с юга, если смогу, и, может быть, получу какие-нибудь сведения о ней. Но там такая неразбериха, меня могут и не впустить.

Булеан вздохнул:

— Ладно, делай, что сможешь. Если сможешь выяснить, куда ее отправили, прекрасно, но если не получится, не теряй попусту времени.

— Ну уж по колониям рыскать точно бесполезно, не имея ни малейшего представления, где она. Главные поселения, даже акхарские, расположены далеко от пересечения миров, чтобы их обойти, потребовался бы не один год.

— Если не сможешь узнать ничего определенного, причем быстро, то и не пытайся. Есть еще один путь. Чарли и Бодэ по-прежнему направляются сюда.

— Но та другая девушка — они ее раскусили. И несомненно, она не имеет силы.

— Я думал не о Чарли. Та сумасшедшая художница зарегистрировала свой брак с Сэм в Тубикосе. При этом было применено заклинание соединения, я заметил это, когда мы лечили Сэм после того, как вытащили ее от Паседо. Только смерть или Ветер Перемен могли бы уничтожить его. Этих двоих связывает тонкая нить магической энергии. Если бы у меня была Бодэ, я мог бы использовать эту нить, чтобы найти Сэм. Они только вчера вышли из Кованти, следи за ними. Я знаю, что они пошли через Лед ом, оттуда тебе и придется начать поиски. Когда догонишь их, извести меня, и я их здесь встречу.

— Разве с ними нет мага? Почему ты не можешь связаться с ними через него? Булеан хмыкнул:

— Дорион? Намерения у него хорошие, но он неумеха, да еще и растяпа. Потому мы и послали его с ними. В крайнем случае — невелика потеря. До сих пор особо и не требовалось поддерживать с ним связь. Откровенно говоря, я не думал, что им удастся уйти так далеко и до сих пор уцелеть. Теперь они наша единственная надежда найти Сэм. Часы бегут, сынок. Исчезновение Сэм и внезапное полное восстановление силы Принцессы Бурь Клиттихорн не сможет не заметить, но он так же, как я, получит доказательства, что ребенок по-прежнему существует. Он отправит самого Дьявола вдогонку за Бодэ, когда поймет, что это его единственная надежда. А хуже всего то, что они-то уверены, что за ними больше не охотятся. — Маг щелкнул пальцами. — Погоди минутку! Возможно, есть все же способ предостеречь их, хотя я и не уверен, что от этого будет толк. Во всяком случае, я попробую. А ты уж постарайся догнать Бодэ прежде, чем они ее поймают. Крим вздохнул:

— Черт побери, они едут в самое плотное скопление повстанцев во всем Акахларе, сам черт их ведет.

— Постарайся, Крим! — откликнулся Булеан. — Боюсь, иначе и в аду будет не страшнее, чем в Акахларе.

Глава 5

Первые две недели пути прошли без особых приключений. Колониальный мир, который Халагар выбрал для выхода из Кованти, представлял собой скалистую пустыню. Страна казалась еще более необитаемой, чем Кудаанские Пустоши.

Они перешли границу у неофициального пограничного пункта, который был незаметен с главной дороги. О нем знали только должностные лица Кованти. Но и они не знали наверняка, зачем он был устроен.

Халагар вел их без всяких троп, казалось, какими-то известными ему по прежнему опыту путями. Каждую ночь, после того как они устраивались на привал, он уходил с лошадьми под покровом темноты, находил придорожные полосы, где не останавливались лагерем проезжавшие и можно было напоить и накормить лошадей.

Когда он ушел в первый раз, Дорион очень нервничал, хотя Халагар не взял с собой Чарли и можно было наконец нормально поговорить с ней.

— Ну, Чарли, как ты? — спросил Дорион, про себя надеясь, что, может быть, ей уже надоело быть халагаровым имуществом. Но его надежды быстро рухнули.

— Да ничего, — отозвалась она бодро. — Жалко, что я не вижу, но, судя по вашим замечаниям, я мало что теряю. Я надеялась, что он возьмет меня с собой вечером. Должно быть, одиноко и скучно тащиться куда-то в темноте с одними лошадьми.

Дорион мрачно перевел ее слова Бодэ.

— Бодэ не слишком надеется, что он вообще вернется, — проворчала художница. — Есть в этом человеке что-то, что ей очень не нравится. Она видела слишком много таких, как он, в задних комнатах и темных переулках увеселительного района Тубикосы. Ни мужчина, ни женщина, если уж на то пошло, не могут сохранить такую красоту при таком опыте, не потеряв что-то в своей душе.

— Ну, во всяком случае, он не продал ее, — заметил Дорион. — Я бы это почувствовал, да и Чарли увидела бы. У него есть несколько защитных магических брелоков и амулетов, но ничего другого. Их немного, и он подобрал их хорошо. Нет, он всегда был таким. Всегда все получается так, как он хочет. Поэтому я и согласился, когда он предложил пройти с нами остаток пути.

— Ба! Раньше или позже это неестественное счастье изменит ему.

— Если бы в мире была справедливость, никого из нас не было бы сейчас здесь — это было бы ненужно, — горестно заметил Дорион.

— А по-моему, он чудесный, — сказала Чарли, вздыхая. — Если бы я только видела, я бы сама с ним пошла, не раздумывая.

— Как его личная рабыня? — Дорион был потрясен.

Она пожала плечами:

— Ну и что? Разве есть что-то лучшее для такой, как я? Предположим, мы доберемся до Булеана, он восстановит мое зрение, уберет рабское кольцо, потом они с Сэм справятся с Рогатым, и все кончится прекрасно. Что для меня-то изменится? Я почти не владею языком, не умею ни читать, ни писать и, вероятно, никогда не научусь. У меня нет магической силы, если меня сунули в средние века, найти себе красивого сильного парня — это уже кое-что.

Когда Бодэ поняла, о чем шла речь — Дорион с трудом перевел «средние века», для него эти слова не имели смысла, — она только фыркнула.

— Ты можешь гораздо больше, чем думаешь! Ты способна придумать идею — помнишь тот держатель для груди, что ты создала в Тубикосе? А идеи — это деньги. Женщина с деньгами в Акахларе во многих отношениях так же влиятельна, как мужчина с деньгами. Мужчины могут иметь власть, но большинство из них продается за соответствующую цену.

— А, это ты про бюстгальтер? — хмыкнула Чарли. — Его-то я уж точно не изобретала, но, в общем, ты права. Вероятно, я могла бы предложить кое-что для женщин Акахлара, потому что, кажется, никого это не волнует, но возвращаться, создавать свое дело почему-то мне больше не хочется. Тысячу лет назад, там, дома, именно этим я и хотела заняться, но здесь это совсем не так привлекательно. Нет ни кино, ни ТВ, ни розовых «мерседесов», ни платьев от Диора — ничего, что позволяет показать твое богатство и действительно наслаждаться тем, что оно дает. А я даже не могла бы по-настоящему руководить делом. Мне был бы нужен кто-то, просто чтобы написать письмо, подписать контракт, составить инструкцию к тому, что я предлагаю. И что взамен? Немного комфорта, вот и все. Сколько бы у меня ни было денег, сколько бы принцев ни могла я купить, меня бы по-прежнему считали обыкновенной проституткой. Ха-ха! Если уж я собираюсь здесь жить, мне будет ничуть не хуже с первоклассным Конаном.

Дорион попытался перевести, но когда дошел до «кино» и «ТВ», рассердился.

— Перестань употреблять эти непонятные слова. Где Мрак? По крайней мере с ним ты сможешь передавать свои мысли. Избавь ты меня от этой умственной пытки!

Чарли нахмурилась. А правда, где же Мрак? Она постаралась мысленно настроиться на то, чтобы найти его. Она ожидала увидеть что-нибудь вроде большого костра, который пожирает маленькую пустынную зверушку, но никакого образа не возникало. Где же он?

Она так привыкла иметь его под рукой, что не слишком задумывалась об этом, но сейчас забеспокоилась.

— Кажется, я не могу связаться с ним, — сказала она Дориону.

— Вот как? Надеюсь, у него хватит ума не потеряться. Он не сможет слишком долго прожить без тебя. Чарли испугалась.

— Я не знала об этом.

— О, связующее заклятие в основном касается зрения. Но вы двое психически связаны, поэтому он сможет найти тебя. Но только в том случае, если догонит тебя прежде, чем его психическая энергия истощится. Если бы он нашел кого-нибудь с той же группой крови, что у тебя, вероятно, он бы прожил примерно неделю самостоятельно, но каждый раз он получал бы все меньше и меньше энергии, пока ее не оказалось бы слишком мало, чтобы поддерживать жизнь. Боюсь только, в таком месте ему вообще никого не найти. Но не беспокойся, надеюсь, он вернется в последнюю минуту завтра утром, как обычно.

— Да, надеюсь, — отозвалась Чарли, все еще встревоженная.

Дорион попробовал вернуться к началу разговора и отвлечь ее мысли от кота.

— Я все-таки удивляюсь, что ты согласилась бы сопровождать его, несмотря на все, что ты сказала. Не знаю, заметила ли ты, но он оказывает на тебя весьма странное действие. Ты перестаешь быть собой и становишься просто безмозглой куртизанкой с бессмысленным взглядом.

— Да, я знаю. Я могу вспомнить все, когда я — это я, но я не помню себя, когда я — это она. Но какое это имеет значение? На самом деле так даже легче. В такой скачке не очень то поговоришь, осмотр достопримечательностей тоже, как ты понимаешь, не для меня. Что остается? Трястись в седле, размышляя и жалея себя, пока не спятишь в конце концов? Не знаю, может, поэтому я и становлюсь Шари в его присутствии. Ведь Шари не существует как реальная личность. Она только реакция на кого-то. Она и в роли куртизанки действует как автомат. У нее даже нет ощущения времени или места. Уверяю тебя, я напугана до смерти, и так было большую часть времени с тех пор, как я попала сюда. Не думать — это дает немного покоя, вот и все.

— Но если ты будешь с ним все время, ты все время будешь именно такой. По мне, это все равно что умереть.

Чарли пожала плечами:

— Возможно. Хотя он не тот человек, чтобы быть рядом все время. Но, возможно, ты прав. Просто убить себя я не способна. Возможно, превращение в Шари — просто способ обойти это. Только мы с Сэм знаем, как сделать меня Шари, и только Шари. Я много раз боролась с искушением разрешить все мои проблемы таким образом. Никто никогда не узнал бы, как меня вернуть. Дорион был потрясен.

— Не делай этого! Во имя всех богов, выкинь это из головы! Я, пожалуй, никогда еще не встречал такого умного и одаренного человека, как ты. Не надо так думать о себе. И кроме того, а Сэм? А весь этот надвигающийся кошмар, который мы пытаемся устранить?

— Мне нет больше дела до Принцессы Бурь, Ветров Перемен и прочего. Это не мое сражение, Дорион. Оно никогда и не было моим. Одно время я была приманкой. А теперь, ну, я слышала, что говорили в Кованти срединном. Они знают, что я не Сэм. Никакой пользы от меня для вашего с Булеаном дела больше нет. Я не могу поднять меча, я не могу стрелять, любому колдуну хватит пары секунд, чтобы превратить меня в жабу или еще во что-нибудь. Это как с атомной бомбой, там, дома. Я была против нее, и мне было страшно, что мир может быть разрушен в мгновение ока, но я ничего не могла сделать.

— А Сэм? Чарли вздохнула:

— Мне сейчас не до ее истерик. Не будь рядом Бодэ, я бы вообще больше не думала о Сэм. Да, мы дружили тысячу лет назад. Но вся моя жизнь пошла кувырком, потому что я пыталась помочь ей и меня засосало вместе с ней сюда. С тех пор мы идем такими разными путями, что я сомневаюсь, есть ли у нас что-нибудь общее, кроме воспоминаний. Она втянула меня в это, и вот я застряла в этом мире, слепая и немая. Да, я надеюсь, что она придаст какой-то смысл всему этому, добравшись до Булеана, став Принцессой Бурь, богатой, знаменитой, влиятельной, но для меня это ничто. Для меня она так же далека, как Булеан, и еще менее интересна. Она ничего не сделала, но она испортила мою жизнь. Мне просто наплевать на Сэм. Не переводи это Бодэ.

Дорион открыл было рот, чтобы ответить, и снова закрыл. Сказать ему было нечего. По-своему она была абсолютно права: это действительно было не ее сражение, ей было не за что любить Сэм… Пораженный ее красотой, умом, индивидуальностью, Дорион возвел Чарли на пьедестал, совершенно не думая, насколько беспомощной жертвой она была, как играла ею жизнь с тех пор, как их с Сэм затянуло в вихрь. Он был потрясен, осознав, что она была сейчас здесь только потому, что так приказало рабское кольцо. У нее не было выбора. В Акахларе ее ум стал проклятием с тех самых пор, как она отчетливо поняла свое положение. Неудивительно, что она завидовала Шари!

— Это Акахлар, — наконец выговорил Дорион, стараясь говорить уверенно. — Здесь, знаешь ли, возможно все. У тебя есть могущественные друзья. Всегда есть выход. Не сдавайся, пока не испробована последняя возможность.

— Какой выход? О каких могущественных друзьях ты говоришь? Булеан не друг. Он запуган своими врагами и так занят своими интригами, что ему плевать на меня. Если бы я могла избавиться от этого кольца и не была бы вынуждена идти к нему — это все, чего бы мне хотелось. Да, хорошо было бы снова видеть, но ни ты, ни он, ни другие маги сами не имеют нормального зрения. Раз уж вы себя не можете исцелить, вам вряд ли удастся сделать это для кого-то еще. О, я знаю, твоя магия позволяет тебе видеть иным способом, но у меня-то ее нет, и ты не можешь мне ее дать. Так что встретиться с Булеаном — последнее, чего бы мне хотелось.

— Но он снял бы все чары! Чарли усмехнулась:

— Дорион, я не выглядела так, как сейчас, ни в детстве, ни когда меня затащило сюда. Я верю тебе, что Булеан уберет чары, и тогда я вернусь к тому, чем была прежде. Но, Дорион, это тело — все, что есть у меня в Акахларе. Значит, у меня отнимут последнюю и единственную вещь, которую я хочу или могу использовать. Я больше не буду желанной. Я буду ничем. А это даже хуже, чем то, что я есть сейчас.

Они спали, когда Халагар вернулся. Утром Мрак был на месте, понять, куда он ходил, было невозможно, и от Чарли не было толку. Она заснула как Чарли, но проснулась как Шари, оставалась ею весь день, и ночь, и следующие несколько суток, так как Халагар и в самом деле стал брать ее с собой, когда уходил поить и кормить лошадей.

До нуля, который отделял королевство Кованти от Тишбаала, Чарли и Халагар не разлучались, но теперь по крайней мере Дорион меньше страдал от этого.

Черт возьми, он-то любил бы Чарли, даже если бы внешне она превратилась в заурядную молодую женщину. Мало ли он повидал за свою жизнь Шари! Он был бы только рад, если бы Чарли стала менее привлекательной. Тогда Халагар наверняка потерял бы к ней интерес. Конечно, сам-то Дорион был далеко не красавцем. И уж точно, женщины никогда не падали к его ногам. Да, он мог бы купить зелье или сотворить одно из стандартных заклинаний. Но какой в этом смысл? Дорион любил Чарли не за совершенство тела, и это тело без ее души вовсе не привлекало его. Другие мужчины завоевывали женщин богатством или властью, талантами или смелостью. Денег у Дориона не было, да Чарли и не вдохновилась, когда Бодэ показала ей путь к богатству.

Он был магом, да, но надеялся, что никто не узнает, как мало он на самом деле мог. Пользоваться магическим зрением и другими основными приемами — да, но он с этим просто был рожден. Сам Дорион считал, что на самом деле он был не третьего ранга, а третьего сорта. С книгой формул и заклинаний, хорошими инструкциями он мог бы делать поразительные вещи, поразительные для тех, кто либо не имел силы, либо не знал, что в действительности она может творить. А настоящий маг третьего ранга мог воспроизводить заклинания на память, придумывать новые и, уж конечно, обходиться без справочников и инструкций, если только речь не шла о самом сложном волшебстве. А Дорион без книг, вот как сейчас, сам боялся непредсказуемых последствий своей магии. Когда он состоял при Булеане и позволил себе невинный эксперимент, так, маленькую шуточку, это вызвало множество бедствий. Булеан тогда пришел в ярость, он кричал что-то о некоем ученике колдуна и о ком-то или о чем-то, что он называл «Мики-Маусом». В результате Дориона изгнали в Кудаан, туда, «где никто не заметит причиненных тобой бедствий», чтобы он разводил огонь под котлом Йоми да приводил в порядок лабораторию, благо он все-таки разбирался во всех этих банках.

Так что и могущественным ему, видно, не стать.

Знаменитым? Вряд ли. А таланты у него если и были, то что-то не спешили обнаруживаться. Наверное, он не был трусом, раз сумел все-таки продвинуться так далеко по тому пути, на который ступил не по своей воле, но он хорошо это знал и не ждал награды за мужество.

«По сути дела, я так же проиграл в жизни, как и Чарли, — подумал Дорион. — Но ее падение было следствием — она лишь старалась помочь подруге, а я просто не сумел использовать свои возможности».

Конечно, она не поверила ему, когда он уверял, что всегда есть выход из положения. И с какой стати ей верить тому, кто сам выхода не нашел?

В этом пустынном месте не было никаких следов повстанцев. Но когда они подошли к нулю, что лежал на границе Кованти и Тишбаала, там кишели ковантийские войска. По меньшей мере две дивизии заняли специально подготовленные оборонительные линии прямо в нуле. Из тумана виднелись люди, лошади, боевая техника, палатки с маленькими развевающимися вымпелами. Пропускали ли они путешественников? Не было ли им дано указаний задержать всю компанию Дориона?

Халагар мрачно осмотрелся, затем ссадил Чарли и повернулся к остальным.

— Я спущусь туда и посмотрю, что к чему. Наверняка найдутся знакомые офицеры, может, удастся разузнать, почему армия расположилась именно тут. Если у них нет ордеров на наш арест, уверен, я смогу договориться, чтобы нас пропустили к Тишбаалу. Пожалуй, я больше беспокоюсь о том, что ждет нас там, в Тишбаале.

Он ускакал вниз, в нуль-зону, а они спешились и постарались устроиться поудобнее. По крайней мере Чарли опять была Чарли, впервые за неделю.

— Похоже на войну, — заметила она. Дорион удивился:

— Ты видишь это?

— Я вижу нуль и вижу, где его нет. Похоже на театр теней: темные силуэты на ярком фоне. Но понять, где что, — нетрудно.

— Бодэ согласна с Халагаром: главное — это что на той стороне? Здесь больше мундиров, чем Бодэ когда-либо доводилось видеть. Если все границы так охраняются, половина мужчин Кованти должна была встать под ружье.

— Сомневаюсь, чтобы на других границах было нечто подобное, — ответил Дорион. — И, возможно, напрасно, если угроза так велика. Будь я на месте повстанцев, я постарался бы показать свою силу в одной какой-то области, а затем атаковал бы с тыла, пока вся армия толчется на одном месте.

— Да, — согласилась Чарли. — Армия в этих королевствах — просто оловянные солдатики, только и умеют, что хвастаться мундирами и деньгами. Большинство небось в настоящих сражениях сроду не участвовало. Привыкли подавлять восстания в колониях. Там у бедных туземцев и оружия-то нет. Эти солдаты и не представляют, что значит сражаться армия на армию, и, уж конечно, они не привыкли защищать средины. Рассчитывают, что их колдуны остановят всех неакхарцев. — Она усмехнулась. — Интересно, что стали бы делать все эти парни, пошли сюда Клиттихорн просто ватагу Всадников Бурь. Они бы взорвали несколько палаток, и лошадей, да хвастливых болтунов-сержантов, а остальные бежали бы отсюда, побросав все снаряжение, только пятки сверкали бы.

Дорион вздохнул:

— Смешно! Почему мы — маг-неудачник, художница-алхимик и куртизанка из другого мира — запросто разбираемся в том, что здесь происходит, а профессиональные военные как будто не понимают?

— Они так долго были хозяевами, их с пеленок приучили считать, что они — высшая раса. Им и в голову не приходит, что все, чем они отличаются от туземцев, это парочка искусных колдунов и оружие. Сколько колониальных миров пересекают этот нуль? Сотни? Тысячи? Не знаю. Но если бы здесь неожиданно объявилось десять тысяч вооруженных жителей колоний, они бы стерли ахкарских парней в порошок. У тех просто воображения не хватает, чтобы представить, как это просто.

— Ас чего им это воображать? — Даже если бы колонийцы как-то собрались в нулях, даже если бы они напали и уничтожили эту армию, им бы все равно не войти в средину. Гротаг с помощниками об этом позаботились. Их заклинания наглухо закрывают вход в средину для всех неакхарцев.

— Вот-вот! Они сидят в средине, а Принцесса Бурь приводит Ветер Перемен, единственное, против чего они бессильны, прямо в деловую часть Кованти срединного. Уж Ветер Перемен их разгонит, им будет не до запирающих заклинаний. Пока они очухаются, тысячи организованных отрядов будут уже в средине, их так называемая армия будет улепетывать со всех ног. Черт, я еще помню из школьных уроков истории, что такое осада. Если они захватят колонии, средина будет отрезана. Не будет больше ни сырья, ни продуктов… Им придется есть свой виноград, не до вина будет. А Всадники Бурь будут защищать повстанцев.

— Колдуны возглавили бы прорыв, — заметил Дорион.

— Ага. Значит, им пришлось бы оставить средину, верно? Пока они прорываются с одной стороны, с трех других вторгается противник. Вернувшись, все их маги обнаружили бы, что остались ни с чем. Могу поспорить, нашлись бы и такие, что заключили сделку с повстанцами. А у тех, кстати сказать, и свои колдуны есть! Булеан и Клиттихорн — силы равные!

Дорион задумался.

— Гм… Я, наверное, тоже испорчен воспитанием. Тебя послушать, так вся система ничего не стоит. Неужели ее действительно так просто столкнуть? До сих пор это никому не удавалось.

— До сих пор на стороне повстанцев не было акхарских колдунов, и до сих пор у них никогда не было никого, умеющего использовать Ветер Перемен. Нет, это будет жуткая бойня, погибнет столько народу, его тошнит при одной мысли об этом. И все же я приветствовала бы падение этой тупой системы, если бы не одна вещь.

— Какая? Клиттихорн?

— Мы. Колониальные расы численно превосходят акхарцев в сотни, тысячи раз, и все эти расы одинаково ненавидят всех акхарцев. Если они победят, акхарцам не позавидуешь, а мы — акхарцы.

— Гм, да. Я не подумал об этом, — немного растерянно проговорил Дорион. Они услышали приближение всадника. И стоило Халагару подъехать и сойти с лошади, как Дорион почувствовал, что Чарли исчезает за глухой стеной пустоты.

— С проходом никаких проблем, — сообщил Халагар, — а вот потом… Из колониальных миров Тишбаала собираются войска. Никто не может сказать, движутся ли они к Тишбаалу срединному, закрепляются в нуле или собираются в каком-то мире. Видимо, их цель — войти в королевство. Возможно громадное скопление войск вокруг средины.

— Но нам нужно не только войти, но и выйти из средины, — сказал Дорион. — Если в Тишбаале такое творится, представляете, что там, в Масалуре?

— Бодэ готова, — заявила художница. — Если дойдет до битвы, она сделает свое дело!

Дорион посмотрел на нее, потом снова обернулся к Халагару:

— Итак, мы втроем против целой армии. Вы спятили!

— Найдутся бреши, — уверенно отозвался Халагар. — Граница довольно длинная. Часовые не слишком опытные бойцы. Ничего! Все не так плохо. Придется только отказаться от вьючной лошади. Давайте перекусим немного, переложим, что удастся, на наших лошадей и немного отдохнем. Я хочу переходить в полной темноте. Нет ли в твоей магии чего-нибудь, что могло бы помочь? Маскирующего заклинания, например, чтобы мы были похожи на них, или заговора от пуль и меча?

— Не думаю, что можно особо рассчитывать на магию, — осторожно вывернулся Дорион. — Потребовалось бы много приготовлений и долгое колдовство. Не говоря уже о том, что мне нужно было бы знать, как мы должны выглядеть. Нет… скорее всего мне придется главным образом справляться с предупредительной магией с их стороны. Для того, о чем говоришь ты, нам понадобился бы настоящий колдун.

— Ну, по правде говоря, я не очень-то и рассчитывал на тебя, — ответил Халагар таким тоном, что Дорион почувствовал себя оскорбленным. — Ладно, обойдемся.

Клутиины, охранявшие крайний западный сектор, были расставлены довольно далеко друг от друга. Это были высокие худые существа с пестрой желто-оливковой кожей, похожей на змеиную, с глубоко посаженными глазами и тонким длинным хоботом. За спиной у них были запрещенные полуавтоматические винтовки, но, казалось, родовые копья, которые они держали наготове, были им привычнее.

На границе клубился такой же туман, как в остальном нуле, но часовые услышали приближающийся топот копыт.

Однако вместо того чтобы поднять тревогу, они по привычке приняли боевую стойку с копьями.

— Всадники! — крикнул один на резком гортанном языке клаутиинов, но, видимо, его не услышали. Почти тотчас же что-то щелкнуло, ременный хлыст опутал его шею, потянул назад, вниз. Часовой рухнул в туман.

Его товарищи, что стояли с ним в карауле, некоторое время не могли понять, куда он делся. Минутой позже фигура в желтом родовом одеянии поднялась, шатаясь, на ноги, поправила винтовку и снова приняла позу боевой готовности с копьем.

Ближайший часовой нахмурился, будто почувствовал, что что-то не так, но тут его дернули сзади за шею, и он упал, не успев крикнуть, — нож быстро и профессионально перерезал ему горло.

В ту же минуту стали видны лошади, которые направлялись как раз в освободившийся проход между упавшими часовыми. Другие криком подняли тревогу, но Халагар и Бодэ срезали их короткими очередями из новоприобретенных винтовок.

Дорион, верхом на коне Халагара с Чарли впереди, задержался, чтобы Халагар и Бодэ успели вскочить на лошадей, которых он вел в поводу, затем они пришпорили коней и стрелой рванулись к границе. За ними вслед неслись крики, выстрелы, летели копья.

Колониальный мир, в котором они оказались, представлял собой странный, словно сказочный лес.

Одна-единственная пограничная ограда преграждала выход из нуля.

Халагар и Бодэ остановились и открыли огонь по солдатам, которые бросились к ним со всех сторон. Дорион осадил лошадь перед оградой, увидел, что это просто колючая проволока, и принялся рубить ее острым мечом. Он перерубил три из четырех основных полос — до последней он не мог дотянуться, не рискуя столкнуть Чарли, — хлестнул коня, и тот перескочил через пролом.

За ним последовала Бодэ, потом Халагар.

Через мгновение нуль скрылся из глаз, но троица не сразу остановилась. Наконец они почувствовали себя в безопасности, придержали лошадей и подождали друг друга.

Бодэ с отвращением стащила с себя желтую мантию.

— Ну и воняет от нее, — скривилась она. — Как в свинарнике.

К ним присоединился Халагар, довольно усмехаясь.

— Чисто сработано! — удовлетворенно отметил он. — Сущие дилетанты, даже для колонийцев.

— Даже слишком легко все вышло, — согласился Дорион. — Никто не ранен?

— У меня царапина — пуля задела руку, но больше ничего, — отозвался Халагар. Он осмотрел лошадей. — С ними тоже все в порядке. Нам повезло. Если бы часовые открыли огонь из автоматов, нам бы конец. Особенно у ограды. Ну что ж, одно препятствие позади.

— Не забудь, впереди еще три таких. Сколько еще раз мы сможем действовать нахрапом?

— Да, — согласился Халагар. — Придется каждый раз что-нибудь придумывать, скорее всего — хитрить. Путь неблизкий. Похоже, главные силы у них где-то в другом месте. Дорион, ты когда-нибудь бывал здесь раньше? Может, слышал что об этом мире?

— Миров слишком много, чтобы знать о всех.

— Мне не нравится торчать в этих дебрях, не зная, что может в них таиться, — заметил наемник. — Давайте пока разобьем лагерь, а днем отправимся на восток, к главной дороге, и пойдем по ней, пока будет можно. Не люблю передвигаться днем, но в незнакомом мире, когда вокруг враги, лучше рискнуть, что увидят тебя, чем самому проворонить то, что у тебя за спиной. Но теперь все смотрите в оба и держите ухо востро.

— Ты собираешься расположиться прямо тут? — переспросил Дорион. — Они же будут здесь с минуту на минуту!

Халагар усмехнулся:

— Не думаю. Они не больше нашего знают об этих мирах, не уверен, что они вообще бросятся в погоню. Скорее всего просто отправят вперед донесение, что какие-то люди штурмовали границу, чтобы нас поджидали.

— Да, это большое утешение, — мрачно отозвался маг.

Место было такое тихое, что только ветер шелестел в ветвях, да изредка слышался шорох вспугнутого зверька. Они добрались до мелкого ручейка, лошади остановились, чтобы напиться. Решено было устроить привал здесь и по очереди дежурить.

Безмолвие окружало их и ночью, и на рассвете. Кругом не было никаких троп, никаких следов того, что здесь когда-нибудь бывали люди.

Дорион полистал свой «Карманный справочник» в надежде найти какие-нибудь готовые заклинания, которые он сумел бы сотворить. Заклинания невидимости было слишком легко парировать, они были временными и рассчитанными строго на одного человека.

Любовные заклятия и чары; возбуждающие средства… Нет, не то. Проклятия — слишком сложны. Слепота, глухота, лишение дара речи — для этого необходима хоть частичка того субъекта, на которого собираются наслать подобное. Гипнотические чары — но человек с большой силой воли легко мог задержать или прервать их.

Дорион так ни на чем и не остановился.

Дорогу они нашли без хлопот и пошли по обочине, готовые в любой момент спрятаться в зарослях, тщательно разглядывая каждый изгиб дороги, каждый холм.

Однако никакого движения, никаких угроз ни с той, ни с другой стороны не было видно. По настойчивому требованию Халагара они продолжали соблюдать осторожность и шли медленно, но скоро почувствовали себя очень одиноко в этом странном безлюдном мире.

На четвертый день они подошли к городку. Казалось, в нем должно было жить не меньше тысячи людей, но сейчас окрестные поля были заброшены, улицы выглядели такими же пустынными, как лес.

Халагар подождал наступления сумерек, а затем один отправился в город. Вернулся он в полном замешательстве.

— Никого! Ничего! Будто всем было приказано эвакуироваться. Все сколько-нибудь полезное и ценное спрятано или вывезено, а город просто оставлен. По виду навоза, корму в конюшнях и тому подобное, я бы сказал, что это произошло не более двух недель назад. Но дом губернатора сожжен. Некоторые акхарские дома и магазины явно разграблены. Впрочем, сейчас там, по-моему, безопасно. Можно даже поспать в нормальных постелях и приготовить что-нибудь горячее.

Приятно было бы выпить горячего кофе или чаю, но и Дорион, и Бодэ чувствовали себя почему-то здесь, как в гигантской могиле. От этого места веяло то ли колдовством, то ли смертью.

На следующий день Халагар обнаружил, что интуиция их не обманула. Он привел их к бывшему дому губернатора.

— Смотрите, сожгли не только здания.

Позади дома кто-то выкопал большие ямы, заполнил их, затем полил чем-то легко воспламеняющимся и поджег. Но не все кости сгорели начисто.

Халагар порылся палкой в обуглившихся останках и извлек несколько черепов.

— Похоже, почти все это останки акхарцев.

— Что же здесь стряслось? — испуганно спросила Бодэ.

— Только не нашествие, — ответил наемник. — Тогда бы просто разграбили город и оставили тела гнить. А тут все было аккуратно организовано. Только жилища акхарцев сожжены и разграблены, только акхарцев побросали в эту яму. Думаю, обитатели городка методично укокошили всех акхарцев без разбору. Потом разграбили акхарские жилища, тела убитых свалили сюда и ликвидировали, а затем спокойно упаковали все, что хотели, и сбежали.

— Они бы не посмели! — запротестовала Бодэ. — Они же знали, что всех их выследят, поймают и замучают до смерти.

Халагар кивнул:

— Да, акхарцы, что жили здесь, наверняка думали так же, поэтому с ними было так легко справиться. Но кто увидит это, кто выследит их, Бодэ? Чьи власти? Чьи войска?

— Чьи? Тишбаала, конечно!

— Сомневаюсь. Скорее всего войска отведены к границам средины, как и ковантийские. Вероятно, в этом мире полмиллиарда, а то и больше, туземцев и, возможно, два три миллиона акхарцев, твердо уверенных, что их колдуны и солдаты защитят их. Думаю, теперь их осталось уже меньше. Туземцы закрыли мир, восстали и заявили на него свои права. Интересно, в скольких мирах произошло то же, что и здесь? И не только в тишбаальских!

— Нет, должно быть, они сумасшедшие! — настаивала Бодэ. — Они не смогут расколоть средины, раньше или позже акхарские волшебники придут сюда с войсками или без них, и вся раса пожалеет о том, что появилась на свет!

Дорион был ошеломлен не меньше Бодэ, но он понял, о чем думал Халагар.

— Они бы на это не осмелились, если бы средины на самом деле были неуязвимы. Очевидно, туземцы думают, что это не так, но почему?

— Возможно, мы это выясним — дальше по дороге, — отозвался наемник.

Солнце клонилось к закату, когда они наткнулись на это. Остановившись на гребне холма, они смотрели на обширную долину, что лежала у его подножия. Земля была желтой и лиловой, высокие веретенообразные растения тянулись к небу, шевеля усиками. Зеленые травы с колючими, словно костяными листьями, шевелились на земле, как полуспрятанные в норах кальмары. Если усики соседних чудовищ соприкасались, разыгрывалось неистовое сражение, и кончалось оно только тогда, когда одному удавалось выдрать усики из тела другого. Вокруг валялись погибшие растения.

— Ветер Перемен, — выдохнул Дорион. Халагар кивнул:

— И обратите внимание: буря коснулась земли здесь — можно видеть ее начало, — затем двинулась вперед неестественно прямым курсом, по центру долины, и остановилась точно на краю поля, вон там. Я тысячу раз видел местность после Ветров Перемен, но никогда не видел такой симметрии. Вот вам и ответ. Демонстрация благословения богов. Представляете, какое впечатление она произвела, если об этом было объявлено заранее? Такого-то числа, в такое-то время мы вызовем Ветер Перемен в этой долине в знак нашего божественного могущества. Восстание должно было последовать практически немедленно. Поэтому растения до сих пор сражаются за пространство. Еще не было времени достичь равновесия.

— Неужто Клиттихорн в самом деле мог сделать это? Клянусь богами! Если в его силах делать это с такой точностью, какие же шансы могут быть еще у кого-нибудь?

— Кто знает, как они это делают? — Халагар пожал плечами. — Но им нужны точные координаты, иначе они должны были бы присутствовать при каждой попытке — и Клиттихорн, и его Принцесса Бурь. Слишком много риска! Сомневаюсь, что это делалось много раз — пока. Это была тщательно подготовленная демонстрация на выбранном заранее месте. Представляете, как потрясло их могущество местных жителей, потенциальных союзников? Но ведь легче всего получить координаты средин! Они неподвижны посреди постоянно перемещающихся вокруг них миров.

— Да, но почему бы им тогда просто не брать средины одну за другой? — спросила Бодэ.

— Начнешь брать средины одну за другой, накроешь две или три подряд со всей этой точностью и уже не сможешь ни утаить этого, ни усыпить подозрения других магов. Они бы срочно покинули средины, а затем, пожалуй, все-таки договорились бы и устроили охоту за Клиттихорном. Вот и конец его планам. Нет, чтобы накрыть их всех или хотя бы большинство, необходимо атаковать по всему Акахлару одновременно, прежде чем одни узнают, что случилось с другими. Клиттихорн вынужден действовать осторожно. Он знает, что у них с его ведьмой будет только одна попытка. А так они подталкивают повстанческие колониальные силы к походу на средины. Когда Ветры Перемен нанесут удар, там уже будут войска. Борьба будет адская. Но это гениально. Все или ничего! Ставка — весь Акахлар!

— Ты вроде восхищаешься им, — заметила Бодэ мрачно.

— Профессиональное восхищение солдата великим стратегом-генералом, вот и все. Вот только как же мы проберемся через скопления войск вокруг Тишбаала срединного?

Дорион взглянул на жуткую долину с ее чудовищными растениями.

— А меня вот интересует, как, черт возьми, мы перейдем эту долину?

— Никак. Это невозможно. Сегодня устроим привал, а завтра попробуем ее обойти. Ведь сделали это жители того городка. Вероятно, они решили, что лучше оказаться между границей средины и этой долиной, чем остаться брошенными на произвол судьбы позади нее.

Бодэ посмотрела на обезображенную долину, затем оглянулась на пустую дорогу.

— Бодэ чувствует себя как подкова между молотом и наковальней.

Глава 6

Чарли проснулась внезапно и села в недоумении. Было еще совсем темно, она очень устала. Что ее разбудило? Остальные, даже Халагар, который всегда спал очень чутко, сладко посапывали во сне.

«Это тоже странно, — подумала Чарли. — Халагар рядом, а я — это я, а не Шари».

«Приближается много людей. Надо разбудить и предупредить всех», — произнес по-английски у нее в голове незнакомый и жуткий голос. Он больше походил на шипение и рычание, чем на человеческую речь.

— Что? Кто? — испуганно пробормотала она вслух.

«Торопись! Времени мало!» — настойчиво предупредил голос.

Вдруг в ее голове возникла картина, видимая кошачьими глазами: жуткий бесцветный светящийся пейзаж и какие-то существа — совсем не люди — скачут верхом, только непонятно, что это за животные, которых они оседлали.

— Мрак? Ты? Ты умеешь говорить?

«Я надеялся сохранить эту тайну, но сейчас торопись! Разбуди часового, расскажи ему, потом буди остальных!»

Она встала. На посту стоял Дорион, но по свечению его ауры Чарли догадалась, что он дремлет, привалившись к дереву. Она подкралась к нему.

— Дорион! — прошептала она. — Проснись! Он зашевелился, потом подскочил, едва не сбив ее с ног.

— А? Что?..

— Мрак видит маленький отряд, они идут сюда, уже близко. Надо будить остальных!

— Чарли, я… что? — Дорион опомнился, весь сон слетел с него. — Халагар! Бодэ! Тревога!

Халагар проснулся и вскочил мгновенно, за ним, ворча, поднялась Бодэ.

Халагар с винтовкой подошел к Дориону. Жаль, что запас патронов у них был невелик.

— Чарли говорит, что кот видит много вооруженных людей.

Халагар нахмурился и посмотрел на Чарли, словно удивляясь, как столь примитивное создание могло понять или выразить такие мысли. Но сейчас ему было не до размышлений. Слишком близка была опасность.

— Упакуйте, что сможете, да побыстрее! — прошипел он. — Дорион, смотри, чтобы лошади не выдали вас. Я приду за вами.

— А что будешь делать ты? — спросила Бодэ.

— Посмотрю, кто они такие, если только они не приснились Дориону. Не беспокойтесь, меня они не увидят. С какой стороны они подходят?

— Это видение, которое Чарли получила от кота, вряд ли он мог передать направление.

Они отошли в лес. Дорион был готов углубиться подальше в чащу, но Чарли была непреклонна.

— Хватит! Уже достаточно далеко! Мы же хотим снова найти его, а он — нас! И потом, я хочу снова настроиться на Мрака.

Они остановились, углубившись в лес ярдов на сто. Чарли села на траву, по-турецки скрестив ноги, и сосредоточилась. Бодэ и Дорион придерживали лошадей.

— Да, я вижу их! — воскликнула Чарли. — Мрак сверху, с дерева, наверно, смотрит на них. Большие, уродливые. Волос нет. Головы костистые, из них высовывается морда с глазами, ну как у черепахи из панциря. Вместо носов тоже костяные пластинки. А едут верхом вроде как на детенышах динозавров, и у них тоже костяные пластинки.

— Что-то они слишком большие для этого мира, — заметил Дорион.

— У них есть что-то, похожее на пулеметы. У всех, — сообщила Чарли. — Черт! Да это и впрямь маленькая армия!

Мраку она послала мысль: «Почему ты никогда не говорил, что можешь общаться со мной?»

«Тише! — пришел ответ. — У меня хватает проблем. Люди слишком много болтают. Молчи».

— Прислушайтесь! — прошипела Бодэ. — Их можно услышать даже на таком расстоянии!

Лошади зашевелились, почуяв раздражающий запах и услышав странные звуки в потемках.

Через несколько минут колонна прошла, звуки постепенно затихли в ночи, и снова тишина вокруг.

Что-то зашевелилось слева от них в темноте леса. Они было вскинули ружья, но это подошел Халагар.

— Кто это? — спросил Дорион.

— Гейлошаны. Около пятидесяти, все хорошо вооружены, и такого оружия я никогда раньше не видел. Они питаются кровью и молоком животных, и их шкуры, или как там это называется, твердые как камень. Их можно остановить, только если стрелять им в лицо.

— Они направлялись к Тишбаалу срединному. Значит, они как раз между нами и тем местом, куда нам нужно попасть.

— Ну, там будут и похуже. Устраивайтесь пока здесь, на случай если эти были просто первыми.

Халагар подошел к Чарли, поднял ее, резко дернув за руку, и оттащил в сторону, подальше от остальных. Потом с такой силой ударил по лицу, что у нее голова дернулась назад и слезы выступили от боли.

— Ты, слушай меня, — прошипел он. — Ты моя! Если тебе опять нужно будет кого-то предупредить, ты разбудишь меня, поняла? Ты моя! Попробуй только мне не угодить! Я тебе все руки переломаю! И не вздумай пожаловаться! Если кто-нибудь спросит, бил ли я тебя, скажешь им, что ты это любишь.

Затем он схватил ее за волосы и почти приволок в лагерь.

Чарли была потрясена и сбита с толку. Она не представляла, как могла бы на Короткой Речи рассказать ему о приближении опасности и о том, как она об этом узнала. Она впервые задумалась, как бы вел себя Халагар, если бы его не сдерживало присутствие Дориона и Бодэ.

— Как девушка узнала? — спросил Халагар у Дориона. — Как она рассказала тебе, если у нее мозгов нет?

Дорион вздохнул и решил особо не распространяться.

— Она пришла из других мест, у нее свой язык. Я его понимаю. Когда возникла опасность, она перешла на него. По-акхарски она знает только Короткую Речь.

— А я-то думал, зелья отнимают все.

— Что ты сходишь с ума? — поинтересовался Дорион. — Девушка и кот нас спасли!

Халагар не ответил.

Чарли была испугана и смущена. Какого черта? Все шло хорошо, и на тебе! Вот бы не думать, снова стать Шари, но Шари не приходила. Лицо до сих пор жгло, было больно прикасаться к нему.

«Мрак? Мне нужно с кем-нибудь поговорить. Ты здесь?»

«Иди спать, глупая девчонка! — пришел ответ. — Ты хотела его, ты его получила, а он — тебя. Ты хочешь пушистого друга, который говорил бы с тобой, в следующий раз выбери собаку».

Чарли мало спала этой ночью. Утром Мрак вернулся и занял свое место в седельной сумке, не сказав ей больше ни слова. Она больше не превращалась в Шари, но действовала так, будто принадлежала Халагару, а он казался грубее и бессердечнее, чем раньше.

Когда они приблизились к границе нуля, Чарли осталась с Бодэ, а Халагар с Дорионом пошли разведать, что ждало их впереди. Бодэ подошла к девушке и всмотрелась в ее лицо.

— Бодэ так и думала, — пробормотала художница. — Синяк у глаза до сих пор виден. Значит, Халагар бьет тебя? Не зря он сразу показался Бодэ похожим на ее покойного, о чем она не горюет, второго мужа.

Мрак спрыгнул с ветки, потянулся и забрался на колени к Чарли. Она погладила кота, заклинание Йоми заработало, Бодэ стали доступны мысли девушки.

— Я не против. Мне, пожалуй, даже приятно, — сказала она, хотя это были совсем не те слова, которые она хотела бы сказать. Проклятое рабское заклинание!

— А! Он приказал тебе говорить так, да? И что ты любишь его, и что умерла бы ради него, и прочую чепуху?

— Да, — ответила Чарли, на этот раз благодарная житейскому опыту Бодэ.

— Ax, мой мотылек, что же ты ничему не учишься! Когда-то давно ты была куртизанкой, изнеженным созданием, к которому Бодэ посылала только самых лучших. Ты думала, что так и должно быть? Романтика эротики, да? Девушки на улицах — они обязаны принимать кого придется, любого, кто заплатит, и садистов, и просто ненормальных. И ты бы кончила тем же в конце концов, ведь куртизанки ценятся только пока молоды, а даже самые изнеженные стареют слишком быстро. Вот почему так нужны зелья, стирающие память. После них ты словно остаешься ребенком, который наслаждается отсутствием ответственности и видит мир не как выгребную яму, которой он в действительности является, а как площадку для игр.

— А у меня был выбор? — резко возразила Чарли.

Бодэ пожала плечами:

— Жизнь почти всегда сдает плохие карты. Суть не в том, чем тебя заставляли становиться и что заставляли делать, а в том, что ты получала от этого удовольствие, ты приняла это. Бодэ не следовало делать тебя такой красивой. Бодэ надо было отправить тебя на улицу. Тогда бы твой мозг сумел составить план спасения и не дал бы тебе подчиниться своей судьбе. Ты бывала бойцом, но только когда тебя вынуждали обстоятельства, а затем ты сдавалась и возвращалась в эту, о, такую уютную раковину.

— Но что я могу сделать? Я слепая, слабая, я должна повиноваться Халагару. Ты же знаешь, как действует заклинание.

— Да. Но слепота не только в твоих глазах, она в твоем сердце, в твоей душе. Неужели ты могла подумать, что тобой заплатили бы Халагару, если бы Дорион почувствовал хоть малейший протест с твоей стороны? Мы долго обходились без этого красавца, и, если выживем, это будет не его заслуга. Так нет же! Ты захотела дорогого Халагара — мускулы, одеколон и гранитный член! Когда думаешь о себе как о вещи, прелестном цветке и не более того, ты и других оцениваешь так же. Что ж, ты получила его внешнее великолепие, но только вместе с его гнилой сердцевиной. Он злой, порочный человек. Те, чья профессия — убийство, обычно такие, Бодэ многих повидала в своей жизни.

— Но он на нашей стороне.

— Да ну? Он всегда только на своей собственной стороне. На чьей стороне кто-то, имеет значение лишь тогда, когда на тебя нападают. Но чаще всего просто приходится жить со свиньями. Не то что все мужчины — свиньи, но те, кого влечет к таким, как мы с тобой, — порядочные мерзавцы. Потому-то Бодэ и нашла в своей дорогой Сузаме такую радость и утешение.

Чарли внезапно осенило.

— Ты могла создать противоядие, да?

— Зачем? Гораздо проще найти хорошего мага и использовать его силу, чтобы подавить и нейтрализовать действие зелья. Именно это сделали друзья и коллеги Бодэ там, в Тубикосе, через несколько недель после того, как Бодэ выпила свое зелье, а они догадались об этом.

— Так зелье не действовало на тебя все это время? Бодэ рассмеялась:

— Дорогая, у Бодэ было много мужей. Единственный приличный из них умер после ночи страсти от сердечной недостаточности. Остальные были богатыми, или умными, или, изредка, красивыми, но все равно мерзавцами. Троих Бодэ убила сама. А когда она выпила свое зелье, ей стало ясно, что ей не нужен и никогда не был нужен муж. Ей была нужна жена. Бодэ долго жила и боролась с миром, прежде чем поняла, почему она так несчастна и в чем разница между любовью и вожделением.

— И ты добровольно от всего отказалась? Ради этого?

— Ну, не ради этого, моя дорогушечка, но отказалась, да. По правде говоря, Бодэ была в творческом тупике, она перестала развиваться как художник. Все было слишком легко. Бодэ попалась в ловушку чисто коммерческого искусства, еще бы немножко, и она стала поденщиком. А приключения, опасности, ужасы — это возбуждает ее. Если она выживет, Бодэ станет по-настоящему великой художницей! Если нет, что ж, она умрет ради любви и ради искусства. Но ты, мотылек, ты проживешь и умрешь ни за что. Только члены королевской семьи и волшебники рождаются с предопределенной судьбой, остальным приходится ковать свою самим, или мы вообще останемся ничем. Ты отказалась от своей личности, от своей мечты, и, говоря откровенно, единственное различие между Шари и Чарли в последнее время только то, что у Чарли больше словарный запас. Я…

Бодэ вдруг вскочила, повернув винтовку в сторону шума, но это вернулись Халагар и Дорион. Мрак поднял голову, слез с колен Чарли и поплелся на свое место.

Дорион дышал так тяжело, что, казалось, того и гляди рухнет замертво, но Халагар торжествовал.

— Мы добыли это!

— Добыли что? — спросила Бодэ.

— Это. — Халагар вынул из кармана рубашки цепочку с камешком, похожим на те, что валялись по обочинам дороги.

— Вы украли булыжник?

— Ха-ха! Пришлось убить ради этого камня, но он того стоил. Когда гейлошаны проходили тогда ночью, с ними были два акхарца. Я не удивился, что среди акхарцев были и такие, кто перешел на сторону повстанцев, но как туземцы отличали «своих» акхарцев от остальных? Поэтому я и хотел, чтобы Дорион пошел со мной. Я был уверен: должны быть какие-то заклятия или амулеты.

Дорион подтвердил:

— Да, это так. Совсем простая вещица, и они все носят их — и колонийцы, и акхарские предатели, и наемники. Это общее заклинание, но довольно сложное. Его легко производить массово, но нелегко нейтрализовать. Тот, кто носит такой амулет, моментально отличит друга от врага.

Бодэ нахмурилась.

— А как это поможет нам?

— Ты не понимаешь? — откликнулся Халагар. — Это просто камень на цепочке. Почти любой подойдет. У нас есть два — мы прикончили парочку слишком беззаботных охранников. От тел мы избавились, не так-то легко будет их обнаружить. Но с этими амулетами мы с Дорионом можем ехать прямо через ту линию и лагерь. Я известный наемник. Если даже кто-то узнает меня, решит просто, что теперь я работаю на них. А колдунов третьего ранга у них полно, так что Дориона даже не заметят.

— Это главным образом маги, которым почему-то не повезло, вот они и затаили злобу. Если и встретится кто-нибудь, кто знает меня, он подумает, что уж я-то последний, кто будет сейчас работать на Булеана.

Бодэ задумалась.

— Что-то слишком легко. А Шари и Бодэ? У нас нет таких амулетов.

— Они захватили в плен и превратили в рабов с помощью магов сотни акхарцев — мужчин, женщин, детей. С вашими рабскими кольцами вы как раз подойдете. Только потерпите и будьте очень покорными.

Бодэ все это совсем не понравилось.

— Что ж там делается, внизу?

— Это неописуемо, — ответил маг. — Сама увидишь. Но сперва, боюсь, вам придется подготовиться: снять одежду и… поваляться в грязи.

Чарли очень расстраивалась, что не видит того, что делается вокруг, но Мрак выглядывал наружу с тем же любопытством, что испытывала она, и передавал ей то, что видел своим кошачьим зрением.

Это было нечто среднее между гигантским городом и огромным вооруженным лагерем. Спускаясь с последнего холма к нулю, люди, животные, палатки, временные постройки располагались вдоль границы, насколько хватало глаз. Представители разных рас говорили на дюжине языков и сотне диалектов. Единственное, что у них было общего, — это то, что их и их предков тысячи и тысячи лет держала в подчинении одна раса. Теперь они наслаждались, видя своих повелителей лишенными всего, сломленными и нагими. Грязные, избитые, доведенные до истощения, акхарцы-рабы перетаскивали вещи, сгребали навоз, копали отхожие места. Другие терпели публичное унижение и поношение для развлечения толпы. Глаза у всех были пустыми и безжизненными.

Основную массу туземцев составляли гейлошаны, махабуты и клутиины. Махабуты были приземисты, покрыты морщинистой тусклой серой кожей, с широкими когтистыми медвежьими лапами, короткими лысыми хвостами.

Путешественники миновали первую линию пикетов и подошли к лагерю. Никто не обращал на них внимания. Очевидно, камни делали свое дело.

Каким-то образом Халагар услышал в этом бедламе грубый гортанный голос, говоривший по-акхарски. Это был один из гейлошан, который распоряжался несколькими рабами-акхарцами. Он с любопытством посмотрел на Халагара. Одетого акхарца, да еще верхом на лошади, здесь было трудно встретить. Халагар остановился и отдал честь.

— Прошу прощения, сэр! — крикнул он, перекрывая шум толпы. — Капитан Халагар, наемная милиция. Где командный центр?

— Зачем? — рявкнуло создание, ясно давая понять, что он не одобряет никаких отношений с акхарцами.

— У меня приказы для доклада командующему, — спокойно ответил наемник. — Приказы от полковника Колетсу из генерального штаба.

— Полевое командование там. — Гейлошан указал на нуль. — Но нужен пропуск, чтобы выйти отсюда и пройти туда.

— К кому мне обратиться, чтобы получить его?

— К командующему. Да, но тебя же к нему не допустят. Ладно. — Он показал в сторону границы. — Видишь большую красную палатку примерно в лиге к северу отсюда? Кто-нибудь там сможет помочь тебе.

Они двинулись сквозь толпу под неотступными взглядами несчастных акхарцев. Их глаза оживали, хотя бы на несколько секунд, когда четверка проходила мимо них, оживали, как будто ища помощи, какого-нибудь знака родства или надежды.

Идти было трудно. Воняло чем-то странным, стоял такой шум, будто все говорили одновременно, громко, не умолкая, да еще на самых разных незнакомых диалектах. Воздух, казалось, был пропитан ненавистью, той жгучей ненавистью к правящей расе, которая только и объединяла эту толпу. В относительной безопасности был только Дорион, все эти существа по-прежнему боялись магии, а вот чтобы разделаться с Халагаром, такой толпе хватило бы малейшего повода.

Чарли и Бодэ, вывалявшись в грязи, чувствовали себя глупо и нелепо, но теперь обе женщины сомневались, достаточно ли жалкими и грязными были они для этой толпы.

Бодэ пересела на лошадь Дориона, пристроившись позади него, Чарли ехала, как всегда, в своем седле перед Халагаром. Третью лошадь с их пожитками вели в поводу. Кое-кто из толпы подходил к ним, выкрикивая ругательства, некоторые плевали на землю, а то и в них. Были такие, что попытались схватить Бодэ и стащить ее с лошади.

Но Дорион, может, и был не лучшим в мире магом, но кое-что он мог. Легкий электрический удар — и нахалы оставили Бодэ в покое.

К сожалению, это только усилило внимание к Халагару и особенно к Чарли. Даже измазанная грязью, она, безусловно, представляла собой идеал акхарской женщины. Халагар попробовал ехать быстрее, но уже не одна когтистая лапа протянулась, чтобы стащить Чарли на землю, а кожаная форма Халагара кое-где оказалась порвана, словно была сделана из бумаги.

Только сейчас Чарли начала понимать, что восставшими двигала скорее слепая жажда мести, чем подлинное стремление к свободе. Здесь царили смятение и зверство, и это и было то будущее, которое неминуемо должно было последовать за восстанием. После крушения власти акхарцев остальные расы были обречены на смертельную схватку друг с другом. Революции всегда окутывал ореол романтики. Впервые Чарли засомневалась, так ли все просто на самом деле.

Палатка боевой поддержки, куда их направили, охранялась лучшими, наиболее опытными отрядами. Очевидно, это было ядром создающейся здесь нерегулярной армии.

— Капитан Халагар, наемная милиция, с личными приказами от полковника Колетсу из генерального штаба, — повторил Халагар охране. — Мне нужно получить разрешение для прохода в нуль. — Чарли только удивлялась, откуда ему известны эти имена.

— Зачем? Что за приказы у тебя?

— При всем моем уважении, солдат, я не имею права открывать тебе это, как и ты не имел бы права открыть это мне.

Часовой задумался на мгновение.

— Хорошо. Но только ты, капитан. Другие останутся здесь с вашим оружием и лошадьми.

Халагар кивнул, спешился, остальные сделали то же.

— Оставайтесь здесь и молчите, — прошептал он им.

Спорить не приходилось. Они сели.

Ближайший часовой подошел к Дориону и махнул в сторону женщин.

— Они его, маг, или твои?

— Личные рабыни. Они были рабынями и при старом порядке, так что для них разница невелика. Часовой кивнул:

— Ну тогда понятно. Я заметил, что они выглядят не так, как другие здесь. Говорят, скоро женщин заберут из этих лагерей. Некоторые специалисты по сельскохозяйственным животным собираются разводить рабов. Конечно, главным образом акхарцев и некоторых других, кто не присоединится к нам. А как тебе, что вот ты рожден акхарцем, ну и вообще?

— Система была так же плоха для некоторых из нас, как и для большинства из вас, — ответил Дорион, — Ты не знаешь, что представляют собой самые могущественные колдуны, а я знаю. Я много лет провел в изгнании, в пустынях, мало кого встречая из своего круга, общаясь главным образом с половинцами, превращенцами и другими в том же роде. Система причинила такое страшное зло, что его не исправить, не причинив страданий. Да к тому же меня слегка коснулся Ветер Перемен, так что они не очень-то принимали меня.

Часовой глубокомысленно кивнул:

— Большинство магов, что перешли на нашу сторону, в похожем положении. Никто и не представлял, сколько вас таких.

С этими словами он медленно побрел прочь.

Халагара не было почти час. Вернулся он с эскортом солдат.

— Идем, Дорион! Мы получили охрану до самой границы. Стоило мне упомянуть Масалур, все преграды на нашем пути рухнули. Вы двое, возьмите третью лошадь, сядете вдвоем и поедете между нами!

Бодэ мгновенно вскочила на ноги, подняла Чарли в седло и сама устроилась сзади. Обе они удивлялись, как легко Халагар все устроил. Не работал ли он на обе стороны? Или это была какая-то ловушка для всех них?

Охрана расчистила им путь в толпе до самой границы нуля и затем провела их мимо еще одной линии пикетов. В нуле солдаты повстанческих сил казались расторопными и деловыми. Командующий, генерал, существо с крапчатой ржаво-красной кожей и змеиным лицом, не принадлежал ни к одной из рас, известных Халагару и Дориону. Чувствовалось, что это профессионал в своем деле, который прошел хорошую выучку.

Он указал длинным когтистым пальцем на нуль.

— Враг на расстоянии около двадцати лиг. От моей передовой до их земля ничья. Они устроились весьма основательно, похоже, их командир знает, что делает.

— Вы думаете, что сможете взять их? Ваши войска выглядят превосходно, но их недостаточно, а махабуты, те, что сзади, вы уж меня простите, но они неорганизованны, их легко разбить.

— Ну, мы обучаем их, как можем, но ты прав. Это арьергард или пушечное мясо, в зависимости от ситуации. Впрочем, у меня достаточно войск в резерве в других колониальных мирах, они подходят все время. — Он немного помолчал. — Итак, у тебя особое поручение от полковника Колетсу. Как полковник?

Халагар нисколько не смутился.

— Боюсь, я никогда не встречался с ним, сэр. Я получил бумаги с курьером. Я никогда не видел никого из людей, на которых работаю.

— Ну, я тоже. Хотя однажды я видел этого Клиттихорна, и он произвел на меня впечатление человека со скверным характером. Признаться, я обеспокоен тем, что его могущество так растет, но если приходится иметь дело с колдовской силой, то приходится иметь дело с дьяволом. Выбора не остается. Полагаю, вы собираетесь пройти в средину как беженцы? Смотрите, чтобы вас не подстрелил какой-нибудь нервный часовой.

— Мы будем осторожны. Я надеюсь выдать нас за двойных агентов. С этим-то я справлюсь.

— Как ты справился здесь, — пробормотал генерал. — Но мне все равно, кто ты такой, капитан.

Если ты и правда с нами, скоро мы будем вознаграждены и будем жить в единственном оставшемся центре акхарской свободы во владениях Клиттихорна. Если нет, ты присоединишься к тем несчастным, которых видел там, сзади, если вообще уцелеешь. Совсем скоро последнее препятствие для нас будет устранено, и придет время нанести удар. Я состарился в ожидании этого и не собираюсь проигрывать.

— Ну, я рассчитываю, что, поскольку мы все акхарцы, это рассеет их сомнения, — сказал Халагар. — Но придется ли мне проходить через все это и на другой стороне средины?

— Нет. Там достаточно сил у западной границы, но ничего похожего на это. А когда вы окажетесь вблизи Масалура срединного, это будет похоже на незаселенную пустыню. Если все пойдет хорошо, вы должны добраться туда как раз вовремя.

Халагар не знал точно, что имелось в виду, но ответил:

— Что ж, поэтому я и обязан быть там. Те из нас, кто имеет боевой опыт, нужны, чтобы оценить, что к чему.

Генерал кивнул:

— Да, это так. Мы победим, но потерь будет в сто раз больше, чем могло бы быть: мы используем, по необходимости, совершенно неопытные войска. Хорошо, капитан. Я прикажу, чтобы вас пропустили.

Они беспрепятственно прошли линию обороны и вышли на ничейную землю нуля.

Когда они отошли достаточно далеко, Бодэ заметила:

— Ты вел себя прямо-таки по-приятельски с той мразью и очень непринужденно вспоминал как раз те имена, что требовалось. Бодэ не меньше, чем того генерала, интересует, на чьей же ты стороне на самом деле?

Халагар только фыркнул:

— Я наемник. Я на стороне тех, кто мне платит, а сейчас это Дорион. Что касается имен, я выбрал Колетсу, потому что это довольно обычное имя. Понятия не имею, существует ли вообще полковник Колетсу, не говоря уже о генеральном штабе повстанцев. Я просто рискнул, надеясь, что те люди тоже этого не знают. Военное командование — это огромная бюрократическая машина, никто не знает всех игроков. А вот что мне действительно хотелось бы знать, так это что имел в виду генерал, говоря, что мы доберемся туда как раз вовремя. Пожалуй, они собираются двинуться для пробы на вашего друга Булеана, чтобы проверить свою систему.

Дорион смотрел вперед, на медленно возникающую на горизонте границу средины.

— Как бы этот генерал не оказался прав насчет того, что нас пристрелят на входе.

— Ну, я прихватил немного желтой ткани для флага, — сообщил Халагар. — Мы будем держать этот символ перемирия и подходить открыто, медленно, ждать оклика. Наверняка это должно сработать.

Они почти не говорили о том, что им пришлось увидеть на границе, хотя это было у всех на уме. Чарли думала, что акхарцам давно надо было предоставить колониям и коренному населению независимость и обращаться с ними, как с равными. Тогда все могли бы жить счастливо. А теперь никакого счастья не получалось. Может, акхарцы и были сами виноваты, но что собирались делать все эти народы после того, как полностью уничтожат акхарскую культуру? Кто удержит их от взаимного истребления в непрерывных войнах? Неужели тысячи цивилизаций окажутся отброшенными назад в каменный век?

Эта война, ненависть, дикость казались девушке ненужными и трагичными для всех. Там, дома, все было намного проще, или это ей только так казалось?

— Тебя в самом деле касался Ветер Перемен? — спросила Бодэ у Дориона.

— Нет, это я выдумал на ходу. Всю жизнь самое лучшее и ценное, что у меня было, это мой голос. Один на один, во всяком случае, я всегда мог вывернуться. Но и вправду здесь так много магов, потому что это те, кого задел Ветер Перемен или изуродовали попытки вторгнуться в запретные области магии. Теперь их отличия, их уродство, становится преимуществом, а не проклятием. Изгнанные с позором из средин, вынужденные ощущать себя чудовищами — я много видел таких в Кудаане, — теперь они спешат воспользоваться случаем и разделаться с теми, кто прежде третировал их. До сих пор я не понимал, почему такие люди, как Булеан, который при каждом удобном случае поносил акхарскую систему, рискнули бы головой, чтобы эту самую систему защитить. А сейчас, кажется, понял. Это только ненависть и месть. Все восстание — это ненависть и месть, от Клиттихорна и Принцессы Бурь до тех людей там, сзади. Все их новое общество будет построено на ненависти и мести, а в сравнении с этим общество, которое держится на бессердечности и равнодушии, — это еще не самое худшее.

Через несколько часов, продвигаясь вперед медленно и осторожно, они достигли внешней линии обороны Тишбаала срединного. Несмотря на флаг, их все-таки обстреляли.

— Прекратите огонь, черт побери! — закричал Халагар. — Мы акхарцы, и мы не с теми! Дайте нам поговорить с кем-нибудь из офицеров!

Ответа не последовало, и Халагар начал терять терпение.

— Черт побери! Посмотрите на нас! Если уж вы боитесь таких, как мы, все ружья в мире вас не спасут!

Внезапно из тумана поднялся целый отряд солдат в форме. Их ружья были направлены прямо на путешественников.

— Хорошо, сэр, — сказал сержант. — Слезайте с лошадей и следуйте за нами.

Им повезло: офицер разведки с передовой линии обороны встречался с Халагаром, когда тот был королевским курьером Кованти. Но им пришлось выдержать подробный допрос по поводу того, что они видели там, откуда пришли, и как, черт возьми, им удалось уцелеть.

Халагар повторил свой рассказ.

— Возможно, нам следовало бы нанять тебя, — заметил офицер разведки, его звали Тоганд. — Наши люди все время пытаются просочиться на ту сторону, но еще ни один из них не вернулся.

— Акхарцы, которые на них работают, держатся довольно далеко от границы, и у них свой лагерь. Это и понятно: вряд ли кто-нибудь из акхарцев уцелеет, когда начнется сражение.

— Конечно, они могут захватить наше передовое подразделение, но даже линия пикетов находится в радиусе действия артиллерии срединной земли. И этому сброду не разрушить магический щит, который не дает любому не акхарцу войти в срединную землю. Те маги, что на их стороне, даже все вместе не смогли бы это сделать.

— Я тоже так думал, пока не увидел долину, в которой поработал Ветер Перемен. Вся магия — ничто для Ветра Перемен, а я убежден, что те, кто стоит за всем этим, могут отправить его, куда бы они ни захотели. Или Ветер Перемен может просто промчаться из глубины страны к границе, прокладывая широкий путь к центру. Не знаю, что они планируют, но они уверены в успехе, это точно.

— Никто и никогда не мог влиять на Ветер Перемен, ты же знаешь, — возразил Тоганд. — Я видел, что Ветры иногда ведут себя так же правильно и странно, как в той долине. Если бы нашелся кто-нибудь, способный управлять Ветром, им пришлось бы направлять Ветры по очереди в каждую средину, и не потребовалось бы много времени, чтобы понять, кто и откуда руководит ими. Тогда остальные колдуны воспротивились бы этому просто из самозащиты.

Это была старая песня. Дориона она уже не убеждала.

— Тогда почему вы отсиживаетесь здесь? Те несчастные, которые терпят поношения, они же граждане, черт возьми! У них есть права! И право на защиту и покровительство их короля и всех сил, имеющихся в его распоряжении.

— Он попал в точку, — заметил Халагар. — Почему это не было подавлено в зародыше? Для чего тогда существует армия? Вместо того чтобы поддерживать порядок в колониях, вы отвели войска к средине и позволили этому распространяться.

— Знаю, знаю, — согласился Тоганд. — Думаете, мы не понимаем этого? Здешняя Главная Колдунья выжила из ума так давно, что я ее другой и не помню. Она вообще больше не выходит, и никто не смеет говорить ей то, чего она не желает слышать. Она плюет даже на приказы короля, и она достаточно могущественна, чтобы испепелить любого из самых сильных адептов, кто вздумал бы ей перечить. Она совсем полоумная! Все продолжает называть короля «его величество король Юрамба», а Юрамба помер уж два столетия назад! Она, кажется, в самом деле верит, что объезжала колонии лишь пару недель назад. И хотя она впала в старческий маразм, ее боятся по-прежнему, потому что она никогда не оставляет в живых никого из адептов, кто приблизился к ней по своему могуществу. Но она пока единственная у нас, кто может поддерживать щит. Мы не можем идти против них без колдовства, особенно против этого треклятого незаконного автоматического оружия, которое превосходит все, чем располагаем мы. Дорион кивнул:

— Я так и подумал, когда увидел все это. Они слишком старые или слишком ленивые, чтобы на них действительно можно было надеяться. Интересно, сколько столетий мы удерживали колонии страхом колдовской силы, которой на самом деле уже не существует? Лучшие из магов второго ранга не хотят быть Королевскими Волшебниками, они хотят экспериментировать, или специализироваться, или совершенствовать свое мастерство до предела. Они порывают с обществом, с политикой, иногда вступают в пределы, слишком опасные даже для них, и превращаются в уродливых созданий или кончают тем, что вызывают Ветер Перемен и исчезают навечно. А мы остаемся в руках посредственностей и бездарностей. Проклятие! Враг понял, на каком обмане построен наш мир.

— И все-таки это мелочи жизни, — заметил Халагар, — по сравнению с утверждением генерала повстанцев, что предстоит «потеха» в Масалуре. У вас есть какая-нибудь информация? Тоганд покачал головой:

— Никакой.

Бодэ взглядом подозвала Дориона, а когда он подошел к ней, прошептала:

— Спроси, не проходила ли здесь невысокая полная молодая девушка.

Дорион кивнул и вернулся к солдатам.

— Не было ли здесь девушки лет двадцати или около того, довольно толстой, с низким, почти мужским голосом, которая была бы похожа на сестру вон той, хорошенькой, если бы не весила больше, чем надо?

— Простите, нет. По крайней мере, если она и проходила, это было до того, как мы здесь обосновались. Вы могли бы проверить в Службе иммиграции и пропусков, проходила ли она здесь раньше, но с тех пор, как мы здесь, было лишь несколько беженцев, и никто не походил на вашу спутницу, — а мне довелось беседовать с ними со всеми. А что? Кто-то еще пытается пройти здесь? Кто-то отделился от вашей партии?

— Да, вроде того, — осторожно ответил Дорион.

— Ну, вспомните, через что вы прошли, прежде чем попасть сюда. Если до сих пор она этого не сделала, боюсь, что она либо погибла, либо попала в рабыни к колонийцам. Вам чертовски повезло.

Они провели несколько дней в Тишбаале срединном. Он уже некоторое время находился в осаде. Наверное, прежде это был оживленный большой город, но сейчас он выглядел как жалкая тень самого себя. Фабрики и магазины закрылись, электростанции работали с перебоями. Почти половина населения лишилась работы, и все злились, что правительство не может справиться с беспорядками.

Город был переполнен. Там, где едва хватало места для двух-трех человек, теперь ютилось гораздо больше. Многие ночевали в парках, в палаточных городках. Это были беженцы, которые устремились в срединную землю в поисках защиты.

Благодаря тому, что в срединах было много огородов, еды пока хватало, но мясо выдавали по карточкам. Хотя немало туземцев сохраняло лояльность, ни одна колония не была вполне безопасна для акхарцев или тех караванов, от которых так долго зависели средины.

Из Тишбаала срединного четверка вошла в мир, который, как предполагалось, был дружески настроенной колонией. Называлась она Кватарунг. Опознавательные камни и бойкий язык Халагара помогли пройти повстанческую заградительную линию со стороны Масалура. Военный отряд там только поддерживал осаду и не претендовал на роль основной атакующей силы.

Кватарунг представлял собой безбрежные поля сахарного тростника, пальм и других тропических культур. Крупные, обезьяноподобные туземцы, возможно, с удовольствием присоединились бы к восстанию, если бы хоть на мгновение поверили в его успех. Несмотря на звериную наружность, они не были ни глупыми, ни даже наивными. Не становясь по-настоящему ни на чью сторону, кватарунги извлекали наибольшую выгоду. Десятки тысяч семей акхарских колонистов переехали ради безопасности в средину или переселились подальше от пересечения миров, туда, где не было ни туземцев, ни повстанческих отрядов. Кватарунги впервые оказались предоставлены сами себе. Подчиняясь только собственным родовым правилам, они устроились просто прекрасно. Если бы средина удержалась, акхарцы оценили бы их лояльность. Если бы средина пала, они бы приветствовали победоносных повстанцев. Дорион и его спутники подозревали, что во многих колониях дело обстояло так же, лишь немногие были абсолютно преданы идее восстания. Но и эти немногие численно значительно превосходили акхарцев, а мощное оружие компенсировало в какой-то степени отсутствие настоящей выучки.

Четверо путешественников жили в Кватарунге уже три дня, когда на мирной дороге, что шла между нескончаемыми рядами сахарного тростника, при свете дня на них неожиданно напали. Мрак дремал, и, хотя он услышал какой-то шорох и понял, что это опасность, не успел их предупредить.

Банда выскочила из тростника с криками, которые напугали лошадей, и мгновенно окружила четверку акхарцев. У бандитов были две обычные однозарядные винтовки, дробовик и три огромных мачете. Полдюжины кватарунгских парней демонстрировали свою солидарность с повстанцами и презрение к осторожности своих старших соплеменников.

Глазами кота Чарли видела их: круглолицые, мощные, почти сплошь покрытые коричневой шерстью, они чем-то напоминали описания снежного человека.

— Что вам нужно? — прогремел Халагар. Голос, которым он привык отдавать команды, производил впечатление.

— Слезайте с лошадей, акхарцы! — прорычал в ответ один из туземцев, если не самый высокий, то точно самый толстый, явно главарь шайки. — Кватарунг теперь наш! — Он повернулся к своей банде. — Пять секунд, или стреляйте в обоих мужчин. И стреляйте в мага, если он попытается поднять руки. Стреляйте ему в голову.

Глава 7

Вы ошиблись на наш счет, — обратился Халагар к банде. — Я наемник на службе у генерального штаба лорда Клиттихорна с поручением прибыть в Масалур раньше того, ну, что там произойдет, чтобы оценить обстановку.

— Заткнись и слезай! — рявкнул главарь. — Мы знаем, кто вы. Нам нужна женщина. Остальные нас мало интересуют.

Халагар резко повернул голову Чарли.

— Она? Ее искали когда-то, но теперь уже нет. Вы не получили сообщения об этом?

— Не она, — возразил главарь. — Вот эта. — Он указал на Бодэ. — Хватит разговаривать! Слезайте! Сейчас же! Считаю до пяти! Раз…

— Делайте, что он говорит, — спокойно сказал Халагар своим спутникам, наблюдая за главарем с дробовиком.

Четверо спешились, Халагар помог спуститься Чарли. «Явно не профессионалы, — решил он сразу. — Иначе они бы сообразили, что там, наверху, нас легче было держать под прицелом, держитесь, на одном уровне с лошадьми». Не было времени договариваться с остальными. Пусть следуют за ним или убираются, к черту, с дороги.

— А ну, все, сюда, — приказал главарь.

— Да, сейчас, сэр, — откликнулся Халагар. Он вынул перочинный нож, который носил в кармане, вонзил его в свою лошадь и ударил ее.

От боли лошадь заржала и встала на дыбы, две другие попятились, Бодэ схватила хлыст, сильно хлестнула собственную лошадь и ринулась в драку.

Халагар кинулся на главаря, схватил его и крутанул так, что дробовик разрядился в ближайшего к нему члена банды, вооруженного винтовкой. Дорион, сбитый с ног, когда лошади неожиданно понесли, быстро вскочил и бросился на другого парня с винтовкой. Тот был в два раза выше него и в четыре раза мускулистее, но Дорион сумел направить на него свое заклинание электрического удара, а это было не хуже выстрела.

Четвертый бандит уже опускал свое мачете на мага, когда раздалось внезапное «крак!» и мачете было выдернуто из его рук хлыстом, от которого осталась кровоточащая рана. Дорион вздрогнул, когда огромный нож упал, едва не задев его голову, но тут же поднял его и вонзил в ближайший живот.

Борьба оставалась неравной — двое с мачете, главарь и стрелок, который уже приходил в себя после Дорионова удара, но Халагар захватил главаря словно в тиски: одна рука завернута назад, голова откинута, нож приставлен к горлу.

— Все замрите, или я перережу его чертово горло сию же минуту! — проревел Халагар.

Двое выронили оружие и скрылись в тростнике. Стрелок пробормотал проклятие на своем языке, бросил винтовку и последовал за ними. Его не удерживали.

— Твои друзья не очень-то верные, — насмехался Халагар над главарем, который вырывался изо всех сил, но никак не мог освободиться.

— Они будут жариться за это в аду! Я буду преследовать их до скончания дней.

— Кто подбил вас на это? Зачем нужна эта женщина?

— Курьер от границы Масалура, — сдаваясь, проговорил кватарунг. — Нам дали описание трех твоих спутников и сперва велели пропустить их, если они появятся. А неделю назад появилась другая информация. Их не интересовали маг и маленькая девушка, но требовалось взять высокую тощую. Кто бы ни доставил ее на любой из пограничных постов, был бы вознагражден сверх всяких мечтаний.

— Зачем?

— Откуда, черт возьми, мне знать? Сначала говорили найти худую хорошенькую девушку и толстуху. Затем сказали, плевать на худую хорошенькую, просто убейте толстую и принесите что-нибудь в доказательство в обмен на награду. А потом — что хотят высокую тощую, но живую. Мы просто пытались в точности следовать приказам. Малый видел вас и узнал пару дней назад. Он связался с нами прошлой ночью, и мы пошли за вами, вот и все.

— Есть еще ваши впереди?

— Ну, не знаю. Вероятно. Большинство наших сторонников ушло в Масалур вместе с некоторыми из родовых вождей, чтобы посмотреть на демонстрацию.

— Какую демонстрацию?

— Я не знаю! Таким, как я, подробностей не сообщают! Просто сказали, чтобы всякий, кто хочет увидеть доказательства победы повстанцев, был у границы Масалура срединного к вечеру праздника Глико. Это на одиннадцатый день от сегодняшнего. Предполагалось, что это будет на прошлой неделе, но почему-то пришлось отложить, а теперь, говорят, уж обязательно будет. Большинство уже уехало. Чтобы попасть в Масалур, нужны опытные маги, а те, что на нашей стороне, тоже направляются к границе средины.

— Благодарю, мой друг. Ты был нам очень полезен. — Халагар аккуратно перерезал горло кватарунга и оставил его корчиться в пыли, захлебываясь собственной кровью, рядом с двумя другими, один из которых уже не подавал никаких признаков жизни.

— Проклятие! Боги знают, куда умчались лошади, но по крайней мере они удирали в нужную сторону.

Дорион, подними ружья. Бодэ, поищи в их набедренных повязках патроны. Они могут понадобиться. — Он посмотрел на солнце. — И нужно максимально использовать дневное время.

Подошла Бодэ. Она нашла штук двадцать винтовочных пуль и шесть набитых вручную патронов для дробовика. Негусто, но хоть что-то.

Держа винтовку в левой руке, правой Халагар взял за руку Чарли и пошел по дороге.

Для Чарли нападение и схватка были неясной путаницей звуков. Она просто отступила назад, надеясь, что все это, может быть, минует ее, и вот миновало. Сегодня по крайней мере Халагар заработал свое жалованье.

— Они, должно быть, ошиблись, — твердила Бодэ. — Зачем бы им хотеть Бодэ? Возможно, все мы для них одинаковы.

— Хм, — отозвался Дорион. — Они знали, кто мы, знали, что охота за Чарли отменена, и они явно опередили других, иначе нас взяли бы еще на границе. Значит, сообщение идет от границы Масалура, где есть важные шишки. Эти парни были уверены, что сорвут крупный куш. Только вот почему — ты?

Пока они шли, Дорион все снова и снова пытался понять: почему Бодэ?

Единственное, что в некотором отношении связывало ее со всем этим, — это тот довольно странный брак с отсутствующей здесь Сэм и…

Он щелкнул пальцами.

— Да! Вот оно! — Он повернулся к Бодэ. — Я знал, что ты вышла замуж за эту Сэм, Сузаму или как ее там. То брачное заклинание, что ты получила, — это настоящее гражданское брачное заклинание Тубикосы? Они в самом деле позволили тебе сделать это?

Бодэ кивнула:

— Да. Это считается безнравственным, но не является незаконным. Они хотят, чтобы — ха! — ненормальные были известны, зарегистрированы, классифицированы, а не скрывались бы. Чтобы мы знали свое место и не пятнали бы храм, чтобы, не дай Бог, нас не вздумали принимать в обществе.

— Это просто никогда не приходило мне в голову, — признался маг. — Смотри, итак, эту Сэм, или Сузаму, по-прежнему ищут, она — еще одно воплощение Принцессы Бурь, без которой Клиттихорн не может управлять Ветром Перемен, верно?

Теперь все трое превратились в слух.

— Верно, — откликнулся Халагар.

— Сейчас они собираются провести крупную демонстрацию, которая может накрыться, если неожиданно возникнет еще одна Принцесса Бурь, и очень может быть, что все их восстание недолго протянет после этого. Возможно, она для них уже не страшна. Прости, Бодэ, но она, возможно, рабыня или находится под непроницаемым заклинанием или чем-то в этом роде, но она жива! Сейчас я вижу тонкую нить брачного заклинания, которая по-прежнему тянется от тебя куда-то назад. Но они-то не знают! Никто, даже самый великий колдун во всем Акахларе, не может сам найти ее. Никто не думал об этом раньше, так же, как мы, но кто-то думает сейчас. Единственная возможность — заполучить тебя и проследить по этой магической нити весь путь до нее. Хороший маг второго ранга мог бы сделать это. Черт, Бодэ, теперь ты вторая из самых важных фигур во всем Акахларе!

Для Халагара это дело с супружеской нитью к еще одной женщине было новостью. Ничего, кроме тошноты, он от этого не испытывал, но чувствовал, что обстоятельства как-то изменились, хотя он еще не совсем понимал, как именно. Халагар никогда не боялся смерти в бою, но он не собирался умирать, служа проигранному делу. У него никогда не было никаких дел, кроме собственной корысти, и никаких идеалов, кроме чувства личной чести.

Халагар еще никогда не предавал того, кто поручал ему что-то, хотя несколько раз отступал, потому что поручение оказывалось невыполнимым. Он отлично знал, что произойдет через эти одиннадцать дней. Это было так же очевидно для него, как брачное заклинание для таких, как Дорион. Если найти лошадей сегодня, поторопиться, если не будет больше никаких задержек в пути, они, может быть, и доберутся до границы Масалура срединного за одиннадцать дней. Но шансы на это очень, очень слабые. А шансы пробиться через полчища солдат и сторонников Клиттихорна — почти нулевые. Халагар начал сомневаться, стоит ли вообще с этим связываться.

Только Бодэ ликовала: «Бодэ — ключ к истории! Все будущее акхарцев и всего Акахлара связано с Бодэ и ее судьбой! Как чудно!»

Потребовался целый день, чтобы найти наконец лошадей. Кое-что потерялось, но припасы в основном уцелели. Рана у лошади заживала хорошо, и Халагар несколько успокоился.

Чарли тоже вздохнула с облегчением, встретив счастливого Мрака, который устал от бешеной скачки и был совершенно вне себя от радости, увидев ее. Единственное, что он ей заметил: «Почти вовремя!», но его мурлыканье выражало немного больше нежности, чем он был готов признать.

На границе Тишбаала с Масалуром почти не было колониальных войск. Все ушли. В Масалур, конечно. Повстанцы здесь были так самоуверенны, что лишь патруль бродил кое-где туда-сюда вдоль границы с тишбаальской стороны, и встречи с ним было легко избежать. Однако Масалур вселял беспокойство.

Они стояли в туманах нуля и обозревали место действия. Наконец Дорион вздохнул и опустил бинокль.

— Никаких сомнений. До границы есть еще и щит. Он не такой прочный, как те щиты, которые воздвигали Королевские Волшебники для средин, но мне и с ним не справиться. Насколько я могу понять, он не против какой-то расы или рода, просто настоящий барьер для всего. Любой маг второго ранга мог бы опрокинуть его в момент, но…

— Ты хочешь сказать, что мы не можем войти?

— Есть одно место, где две половины щита соединяются, видимо, оно и предназначено для прохода, но это единственная точка. Единственный способ войти — это присутствие главного мага, управляющего входом. Если мы вообще, войдем, то войдем именно здесь, а значит, попадем прямо в лапы очень искусного мага и только в тот колониальный мир, куда он захочет нас впустить, такие вот дела. Вероятно, здесь объявлено о нас и о награде, которая ждет того, кто задержит нас.

Халагар задумался на мгновение.

— Ладно, они ищут двух рабынь, которые соответствуют определенному описанию и путешествуют с магом. Обо мне они не знают, Шари им на самом деле не нужна. С моим. камнем мы с Шари пройдем здесь, как проходили в других местах. Если бы вы с Бодэ попытались пройти, скажем, через несколько часов после нас и если бы ты мог как-то изменить свою внешность, чтобы не походить на мага, никому и в голову бы не пришло, что мы как-то связаны. Либо вы с Бодэ ждите нас здесь, а мы постараемся добраться как-нибудь до Булеана, а потом вернуться за вами.

— Нет. Мы должны пройти вместе по этой последней дороге, — возразила Бодэ. — А вдруг такая ценность, как Бодэ, затеряется, пробираясь по этим местам, на дни, а то и на недели. Бодэ — художница и алхимик, она взяла с собой кое-что из Кованти. За несколько часов она сумела бы изменить себя достаточно, чтобы ее не узнали. Именно ей, возможно, следовало бы идти первой, ведь для нее это самый большой риск.

— Нет, — ответил Халагар твердо. — Если ты войдешь первой, а тебя все же узнают, мы не сможем тебе помочь, не зная, с какими силами придется встретиться. Если мы с Шари пройдем — а ты, Дорион, вероятно, сможешь наблюдать за этим в бинокль, — тогда мы сможем прикрыть вас в случае чего. А если не пройдем, вы хоть вовремя узнаете, что здесь и для вас нет прохода.

— Резонно, — согласился Дорион. — Ладно, попробуем.

Они нашли место, где Дорион, оставаясь незаметным от станции входа, мог следить примерно на четверть мили в глубину за любой колонией, какая бы ни подошла. Халагар с Чарли ушли уже слишком далеко, чтобы вернуть их, когда Дориона внезапно осенило: их же могли не впустить в одну и ту же колонию! Ладно, он очень хорошо знал Масалур, а барьер располагался в нуле, далеко от настоящей границы. Если придется, он посмотрит, куда вошел Халагар, а сам сначала пойдет туда, куда его направят, а потом сбежит назад в нуль, оставаясь за барьером, и вызовет нужную колонию.

Халагар приближался к станции входа медленно, но уверенно. Он крепко держал Чарли и прошептал ей:

— Я знаю, что Дорион, или эта кошачья тварь, или оба они ограничили мою власть, но слушай, что я приказываю. Ты не скажешь ни слова и не будешь делать ничего, что бы ни произошло. Если ты посмеешь нарушить этот приказ, я отрежу тебе язык и переломаю ноги. И если эта тварь только двинется из своего уютного мешка, я его прикончу. Теперь заведи руки за спину.

Она подчинилась, удивляясь, о чем, черт возьми, он говорит? Кожаные ремни стянули ей руки. Здорово! Она слепая, абсолютно голая, рабыня. Какого черта, что она может сделать?

Кот не двигался. Сначала надо было выяснить, что задумал этот ублюдок.

Ворота охраняли солдаты. Они были выше семи футов ростом, с длинными веретенообразными руками и ногами, с блестящей угольно-черной кожей, совершенно безволосые и от этого еще более страшные. Их головы походили на черный подсолнух, у которого вместо лепестков были толстые трубчатые отростки-щупальца, и они все время двигались. Отростки заканчивались глазами, ушами или другими органами чувств, а два отростка служили ртами. Вид у хедумов с автоматическими винтовками и перекрещенными на груди патронными лентами был устрашающий. К тому же хедумы говорили через ноздри. Эффект был жуткий. Двое солдат стояли по бокам предполагаемого прохода в щите. Один шагнул вперед.

— Кто вы и зачем идете сюда? — спросил он на смеси хрипов и звуков, напоминающих автомобильные гудки, — единственном для хедумов способе изъясняться по-акхарски.

— Я Халагар, наемник. Я откликнулся на призыв мужчин с военным опытом. Мне сообщили, что, если я доберусь до границы Масалура срединного к концу следующей недели или около того, там будет работа для меня. А это акхарка-рабыня. Не моя, но сейчас она выполняет мои приказы.

Глазные отростки нацелились на нее.

— Не похоже, чтобы она надежно выполняла твои приказы, — заметил хедум. — Подождите, я вызову мага ворот.

Он встал лицом к барьеру и положил на него обе огромные руки. Раздался жуткий леденящий звук и почти немедленный отклик изнутри палатки позади ворот. Вскоре появился мужчина средних лет в черной мантии — адепт! На стороне Клиттихорна не могло быть слишком много адептов, иначе он бы не ждал так долго и не был бы так осторожен. Адепты сами были, по существу, второго ранга, хотя еще не такие могущественные, как маги. Они имели силу, но им не хватало мастерства и опыта.

Адепт остановился, посмотрел на них, нахмурился, потом сказал:

— Спешивайтесь и проходите. Мы проведем ваших лошадей после вас.

Халагар соскользнул на землю, снял Чарли, перенес ее и усадил на землю.

Адепт подошел к Чарли, казалось, осмотрел ее сверху донизу, затем дотронулся пальцем до крошечного рабского кольца у нее в носу и отступил.

— Она привязана к Булеану, — заметил он. — Не самим Булеаном, но определенно к нему. Халагар кивнул:

— Я знаю. Но я не знаю никого, способного снять чары.

— Я бы мог, но это хлопотно. Однако то, что она привязана не им, облегчает дело. Она когда-нибудь встречалась с ним?

— Насколько я знаю, нет.

— Тогда еще легче, но с какой стати я должен возиться?

Халагар колебался лишь мгновение.

— Меня зовут Халагар, я наемник, в последний раз находился на службе Кованти. Я был нанят магом третьего ранга по имени Дорион, который работает на Булеана, чтобы доставить к Булеану ее и еще одну женщину. Другая женщина — Бодэ, жена Сузамы. Это вас интересует?

— Пожалуй. Но если ты предаешь их, почему я должен верить, что ты не предашь нас?

— Я не ищу никакой выгоды. Я знаю, что вы собираетесь сделать. После этого мой договор с Дорионом потеряет всякий смысл, а рабские чары этой девушки исчезнут. Я придерживаюсь взятых обязательств, но не тогда, когда их выполнение явно превышает мои способности. Адепт улыбнулся:

— Пожалуй, ты действительно заинтересовал меня. Где эта Бодэ?

— Не так быстро. Во-первых, я хочу, чтобы рабские чары были переориентированы на меня. Во-вторых, я хочу получить офицерский чин в ваших войсках, а когда все кончится — покровительство и безопасность в награду, если буду служить преданно и честно и останусь в живых.

Адепт пожал плечами.

— Согласен. Это вполне справедливо. — Он подошел к Чарли, которая буквально задыхалась от злости и не только не испытывала привязанности к Халагару, но очень хотела бы предупредить Дориона. Адепт встал на колени, сделал несколько пассов, и она вдруг застыла в глубоком трансе.

— Очаровательно, — пробормотал адепт. — Чего тут только нет! Славная связка. Даже демонические чары. И к тому же у нее есть побратим! Где он?

— В седельной сумке, — ответил Халагар, но, как только он повернулся, чтобы взглянуть на лошадь, он увидел кота, который выпрыгнул из своего мешка и помчался прочь мимо изумленных солдат. Хедумы попытались схватить его, но он увернулся и вскоре скрылся из глаз.

— Забудь о нем, — сказал адепт. — Просто позаботься, чтобы он больше не получал ее крови.

Если он объявится, не убивай его — хлопот не оберешься. Поймай его в ловушку и оставь умирать с голоду. Они преданны, но не очень смышлены. Хорошо. — Он снова повернулся к Чарли. — Детка, какой твой родной язык?

— Английский, — ответила она бесцветным голосом.

— Хорошо. — Адепт говорил на понятном английском, но с сильным акцентом. — Теперь слушай меня. Я открою тебе тайну, и ты поверишь этому. Халагар — это Булеан. Булеан и Халагар — одно и то же. Сейчас он предпочитает использовать имя Халагар, и так же должна делать ты, но только ты, он и я знаем, что в действительности он Булеан, твой владыка и господин. Ты знаешь это, ты веришь, что это правда, и ничто и никто, никакие доказательства, никакие факты не убедят тебя в обратном. Ты принадлежишь ему и должна всегда повиноваться ему. Когда я щелкну пальцами, ты не вспомнишь, что здесь произошло, но как бы внезапно все поймешь и будешь вести себя соответственно. Твой друг кот — злая тварь, демон, он хочет повредить твоему господину. Если он попытается связаться с тобой, ты не впустишь его, никогда не будешь разыскивать его и никогда больше не позволишь ему питаться твоей кровью. Ты больше не будешь понимать, что он говорит, не будешь слушаться его, но все сообщишь своему господину. Теперь… три, два, раз… — Он щелкнул пальцами, затем встал и повернулся к Халагару.

— Это не удержится, если она встретит настоящего Булеана, но через несколько дней это станет уже невозможно. По кончине Булеана заклинание закрепится навсегда, до твоей собственной кончины. Теперь, что насчет этой Бодэ?

— Если они увидят, что мы благополучно уходим, не более чем через несколько часов они с Дорионом попытаются пройти здесь. У нее такие же рабские чары, как у Шари, ее легко будет увести, и она будет очень услужлива.

— Понятно. Насколько могущественный этот Дорион?

Халагар улыбнулся:

— Я что-то очень сомневаюсь, что господин Дорион сможет хотя бы спрятать карту в рукаве. Он работал на Булеана, но старик сослал его к Йоми в Кудаан, наверное, из-за полной непригодности.

Внезапно адепт протянул руку, и Халагар почувствовал, как его дернули за волосы.

— Эй! Что?..

Адепт вынул мешочек, положил в него пучок Халагаровых волос, а затем убрал маленькие ножницы.

— Это небольшая страховка, чтобы ты еще раз не передумал. Теперь я тебя достану в любом месте Акахлара.

Для Чарли все на мгновение спуталось, а потом так же внезапно прояснилось. Теперь она понимала, что Халагар был переодетым Булеаном, а значит, ее истинным господином. Это было как гром среди ясного неба. Она не понимала, что он делал и почему, но ей и не положено было понимать. Она была здесь для того, чтобы служить и повиноваться.

Халагар подошел к Чарли, развязал ей руки и увидел по ее лицу изменение, которое произошло в ней.

— Это будет нашей тайной, — сказал он ей, — не открывай ее никому. Отныне ты — Шари, рабыня Халагара. Теперь идем, пора ехать, нельзя опоздать на их потеху.

Дорион наблюдал за ними из нуля, и, хотя у него возникли плохие предчувствия, когда их задержал адепт, он вздохнул с облегчением, увидев, что они сели на лошадь и ускакали.

Бодэ расписала замысловатыми и красочными узорами себе лицо и грудь и стала похожа на первобытную дикарку. Дорион попробовал было простое заклинание иллюзии, которое заставило бы его мантию казаться некой формой, но, когда он увидел адепта, он понял, что его незатейливые трюки будут бесполезны. Ну и черт с ними, он пойдет такой, какой есть.

Они сели на лошадей и направились к воротам. Хедум окликнул их так же, как окликал Халагара, но адепт вышел из своей палатки и пригласил их войти. Дорион только было почувствовал, что к нему возвращается надежда, как адепт сказал:

— Ну, брат, спасибо тебе. Ты привел нам то, что мы долго искали. Дорион нахмурился.

— Я не понимаю, брат.

— Сейчас поймешь. Ты — Дорион, а это — Бодэ, супруга той, которую мы так долго разыскиваем. Только не пытайся ничего выдумывать — твой товарищ предал тебя. И не пытайся ничего предпринять, если не хочешь испытать свои силы против моих.

Дорион колебался, но он питал слишком глубокое уважение к черной мантии, зная, что требовалось, чтобы получить ее, и слишком хорошо понимал, сколь малой силой обладал он сам.

— Нет, брат, твоя взяла. Адепт улыбнулся:

— Позволь мне провести небольшую корректировку, чтобы наша рабыня поверила, будто я ее настоящий господин, а затем мы отправимся.

— Куда?

— Ну как же! Туда, куда ты и стремился, — в Масалур срединный! Там мы будем наблюдать заключительную демонстрацию могущества лорда Клиттихорна, затем встретимся кое с кем из моих собратьев, и вместе мы воссоединим эту женщину с ее возлюбленной. Боюсь, это будет короткое и печальное воссоединение. Этим мы навсегда сотрем последнюю надежду старого порядка в этом мире.

Из лесу Мраку не удалось связаться с Чарли: она не впускала его. А теперь она ехала с Халагаром, и было ясно, что коту за ними не угнаться.

Мелкий демон, привязанный к Йоми, он существовал, только обитая в чьем-нибудь теле. Йоми поместила его в кота, когда Чарли выбрала его, и с тех пор бесенок поддерживал себя энергией ее крови, тогда как кошачье тело жило само по себе, как живут все коты.

Он нуждался в крови Чарли, чтобы выжить, ее энергия заменяла ему ту, что была в атмосфере его родной преисподней. Питаясь кровью местных жителей, он мог бы протянуть несколько недель, но связь была с Чарли. Без Чарли он умрет.

Он проклинал себя за то, что не разорвал Халагару горло в ту ночь, когда чувствовал зверское искушение сделать это. Вместо того он превращал Чарли в Шари, узнав заклинание из ее собственного мозга. Он боялся, что она выдаст все о себе мужчине, которого бесенок никогда не любил и которому никогда не доверял. Он не мог просто разрушить свое кошачье тело, это было против его природы и здешних правил. Он мог спровоцировать убийство, которое освободило бы его, или, возможно, вернуло в лабораторию Йоми в Кудаане. В крайнем случае это можно было сделать, но если бы они убили Булеана…

Из-за кустов бесенок следил, как хедум готовит карету, запряженную шестеркой лошадей. К своему удивлению, он увидел, что на место кучера вскарабкалась Бодэ и взяла вожжи. Несомненно, она была заколдована. Два хедума поставили большие сундуки, положили одеяла и постельные свертки наверх экипажа, в багажную решетку, закрепили их и спрыгнули на землю. Из палатки вышли Дорион и адепт, облаченный в черное, и оба сели в карету. Интересно, подумал Мрак, какая группа крови у мага и Бодэ? Он осмотрел багажную полку, прикинул, где и с какой скоростью пройдет карета, затем поискал подходящее дерево. Все это могло оказаться напрасным, но необходимо было попробовать.

Повстанческие войска вокруг Масалура были так самоуверенны, что даже соорудили открытые трибуны для важных персон.

Здесь были только самые лучшие войска, хорошо обученные и жаждущие увидеть настоящее действие. Вместе с войсками поддержки они оставались в стороне от остальной толпы, в которой были, казалось, представители всех рас. Много здесь было и одетых в мантии магов всех рангов, хотя преобладал третий ранг. Кое-где виднелись адепты в черном, да изредка — красочные мантии магов второго ранга. Они производили глубокое впечатление на наблюдателей.

Как ни странно, здесь было порядочно акхарцев — мужчины и несколько женщин, — они явно имели вес в обществе и преследовали собственные корыстные цели, надеясь расширить свое влияние на обломках старого порядка. Среди них были мужчины вроде герцога Алон-Паседо, чьей семье было запрещено акхарским законом приходить сюда. У них был зуб на королевство и много друзей среди тех, кто стремился наследовать этот мир. Вокруг было множество таких паседо, хотя одевались они скромно и держались униженно. Незачем было подавать колонийским войскам мысль, что они будут драться и за интересы некоторых акхарцев.

Однако пока акхарцев использовали на самой тяжелой и грязной работе по обслуживанию всего этого места. Повстанческий командный штаб справедливо полагал, что зрелище унижения акхарцев поддержит дух туземных войск.

Хедумы исполняли роль дорожной полиции. Они были вежливы, но вели себя очень твердо, внушая огромному собранию ощущение порядка и силы.

Взглянув на такую мощную, организованную и уверенную силу, Халагар понял, что сделал правильный выбор.

Каким-то образом этот Клиттихорн распознал огромную силу Принцессы Бурь. Вероятно, он был не первым, но только он понял слабость системы и понял, что может выиграть, используя ту силу, просто потому, что его коллеги не могли поверить, что они не так уж неуязвимы.

Халагара направили в маленький походный шатер. Там сидели три офицера. У одного была салатово-зеленая кожа и глаза как буравчики. Он был похож скорее на гигантскую ящерицу, чем на человека. Еще один был безволосый, приземистый, с невероятно широким лицом и лысым черепом, из которого торчали рога, как огромные, только не на месте выросшие плотоядные зубы. Третий был крошечным, похожим на гнома, старообразным созданием с огромными перевернутыми остроконечными ушами, довольно глупым выражением лица и глазами как обеденные тарелки. Халагар не знал этих рас, но форменная одежда офицеров, ее одинаковость среди безбрежной разномастной армии свидетельствовала, что они, вероятно, из собственного штаба Клиттихорна.

— Имя? — спросил его гном.

— Халагар, сэр. Наемный офицер по профессии и доброволец в этом деле. Я доказал это тем, что захватил беглянку Бодэ и передал ее адепту на границе Масалура.

— Я слышал об этом. Что ж, добро пожаловать, сэр. Устраивайся где-нибудь вон там, возле деревьев, где сможешь найти место. У тебя будет такой же хороший обзор, как у любого из того лагеря. — Он посмотрел на Чарли. — Это что, боевой трофей?

— Моя личная рабыня.

— Ну, правила здесь таковы, что всех рабов помещают в загоны и назначают им работу. Чтобы не возникало острых ситуаций.

— Я понимаю, но ей следовало бы остаться со мной. Она слепая.

— В самом деле? Ну тогда зачем ты держишь ее? Какая от нее польза?

Рогатый посмотрел на Чарли, затем снова на гнома.

— Дурацкий вопрос, — рявкнул он.

— Я, э… понимаю. Ладно, раз она должна все время быть с тобой, советую тебе сходить к кузнецу, пусть сделает ей ошейник и цепь, чтобы ты мог привязывать ее.

Халагар кивнул:

— Благодарю вас, господа. Полагаю, для меня, как и для всего Акахлара, это будет самое интересное время.

Зеленокожий неожиданно обратился к Халагару и заговорил удивительно приятным красочным языком. Произношение выдавало в нем представителя высшего класса.

— Скажи мне как профессиональный воин, что ты думаешь об операции? Халагар пожал плечами:

— Если откровенно, сэр, пока все свидетельствует о том, что акхарская система прогнила насквозь и в настоящий момент совершенно бессильна. На месте их Главного Мага я бы подождал, пока все соберутся, а потом направил бы сюда всю мою армию, подкрепленную всем колдовством, которое было бы в моем распоряжении. Вы здесь так стиснуты, что ваше автоматическое оружие прикончило бы столько же ваших собственных людей, сколько их, и вы были бы разбиты и уничтожены. То, что он этого не делает, показывает, что он обречен, а ведь он считается одним из самых умных.

— Не ты один так думаешь. Многие из нас рекомендовали тайно стягивать силы, но мы попробовали действовать открыто в дюжине районов, куда могли доставить войска, и нигде не встретили настоящего сопротивления. Если они не помогут друг другу, наше и их колдовство столкнутся на равных по крайней мере на некоем открытом пространстве, как это. Но ты несправедлив, если считаешь их глупыми. Подумай о потерях. Их милиция предназначена для того, чтобы сдерживать колонии, а не для ведения войны по всему фронту. Они считают, что лучше потерпеть и дать нам запутаться в собственных слабостях.

— Единственная наша слабость в том, — уточнил рогатый уродец, — что компактность и округлая форма срединных земель делают их положение идеальным для обороны как с военной, так и с магической точки зрения, а наши войска не очень-то сплочены. В срединах знают это, потому и сидят, пережидают, полагая, что мы не сможем с нашими войсками долго вести осаду, — и раньше такая стратегия была верна. Наша армия — это собрание самостоятельных рас, которые не привыкли сотрудничать с кем бы то ни было. У них мало общего, кроме жажды свободы. Но если разрушить центр средины раньше, чем войска начнут разбредаться кто куда, победа обеспечена. Завтра, в три часа утра, мы разрушим его и атакуем с трех сторон.

— У тебя есть манданский плащ? — спросил зеленокожий.

— Нет. Мы лишились большей части наших запасов. Но ведь Ветры Перемен никогда не пересекают нули.

— Верно, но это значит, что тебе придется ждать целый день, прежде чем самому войти и увидеть последствия. Мы давно начали подкупать, выпрашивать, даже воровать манданские золотые плащи, и все-таки нам их не хватает. Что ж, наблюдай отсюда и жди. Когда опасность полностью минует, посмотрим, что мы сможем сделать для нескольких человек вроде тебя.

Халагар устроился на участке, где было довольно много акхарцев. Некоторых он узнал. Как и он сам, они считали, что выгоднее служить победителю. Были здесь и пираты, главари банд и прочая темная публика, за которой ему приходилось охотиться, когда он служил законной власти.

Для Чарли ошейник и цепь символизировали высшую степень унижения. Металл был легкий, но ошейник был намертво закреплен на шее, а цепь, футов шести-семи, приварена к нему. Ее заставили разгуливать вокруг, грязную, голую, на поводке, как дрессированную собаку. Халагар так бахвалился ею, что в конце концов «одолжил» Чарли новоиспеченным правителям. Они были грязные, грубые, а некоторые и садисты. Несколько часов она развлекала эту мразь сексуальными играми на траве. Под конец она чувствовала себя измятой, разбитой и оскверненной, но ей было приказано вести себя так, будто она наслаждалась этим. Многие вызывали у нее такое отвращение, какого она никогда не знала прежде. Все они убивали время до начала главного сражения, и Чарли казалось, что это никогда не кончится. Когда ее все-таки оставили в покое, она была так избита и измучена, что лежала, не имея ни сил, ни желания двигаться. Бодэ была права: Чарли до сих пор сохраняла романтические представления о мире, что был не более чем выгребной ямой. Она была имуществом Халагара, с ней обращались хуже, чем с его лошадью. И, вероятно, так будет снова и снова, потому что это единственное, чем она была полезна своему хозяину. И так будет продолжаться день за днем, неделю за неделей, год за годом.

Чарли знала, что вынуждена подчиняться, вынуждена делать это без размышлений, без надежды на спасение. Она вспоминала пустые безжизненные глаза рабов в Тишбаале и знала, что очень скоро надежда в ней так же угаснет. Время пришло. Сейчас, здесь, ночью. Девушка знала, что должна сделать это раньше, чем ей прикажут говорить только на Короткой Речи и забыть английский.

— Чарли, выйди вон! — сказала она громко и решительно. На ее лице стало медленно проступать выражение тупой покорности, мышцы расслабились. Рабские чары остались, но Чарли здесь больше не было, и малышке Шари удалось погрузиться в забвение, лишенное мыслей и чувств, не соответствующих ее положению.

Масалур был прекрасен, как сказочная страна. Его замок и правительственные здания со шпилями и башнями мерцали обшивкой из манданского золота. Они были известны повсюду как самые экзотические из подобных сооружений во всем Акахларе.

Вокруг правительственного центра с его архитектурными красотами, садами и парками шла дорога, а сразу за ней во все стороны разбегались магазины, базары, биржи, где продавалось все — от продуктов до страховки. От центра до первых жилых районов было не меньше трех миль. Там стояли, тесно прижавшись друг к другу, многоэтажные дома с сотнями квартирок. Ближе к окраине лежал район, где жили торговцы, которые старались превзойти друг друга роскошью домов и садов. А за городом тянулись пологие холмы и фермы, и того, что производилось на них, хватало, чтобы прокормить более двух миллионов городских жителей, а сейчас вместе с беженцами их, возможно, было вдвое больше.

Это было раннее утро, уже закрылись последние клубы и ночные заведения. Чувствовалось приближение бури. Тучи сгущались над правительственным центром. Казалось, что центр бури формируется прямо над королевским замком. Люди с магическим зрением могли видеть свечение в тучах. Их наружные края принимали вид странных зверей, глаза и пасти освещались отблесками молний. Более искусные маги из окружения Королевского Волшебника узнавали в них судогов, которых здесь собралось небывалое множество. Судоги были мелкими демонами, которых великие бури могли вызвать из преисподней. В основном они были безвредны, потому что в Акахларе могли получать энергию только из туч, которые рассеивались, когда проносилась буря.

Но сейчас судоги двигались по краю бури, словно регулируя ее. Сами они были не способны делать это, но колдун, если у него был контакт с преисподними, мог использовать судогов, чтобы «смотреть» их глазами, а если этот колдун еще и имел власть над бурей, его прицел мог стать особенно точен.

Первые несколько минут те, кто не спал, там, внизу, не обращали на бурю особого внимания: здесь часто лили дожди во всякое время. Но люди с магической силой внезапно почувствовали, что от этой бури исходят странные сигналы, и тогда они — и мужчины, и женщины — бросились к сигналам тревоги.

Ветер Перемен! Идет Ветер Перемен в саму срединную землю!

Слишком много людей жило в городах срединных земель, чтобы можно было их всех укрыть в убежищах, но сигналы тревоги раздавались повсюду, разбуженные люди спешили спрятаться от надвигающейся опасности. Правительственные здания были обшиты манданом — единственным веществом, способным отклонить Ветер Перемен. Члены королевской семьи, их слуги, чиновники, военное командование бросились закрывать окна, задвигать ставни, чтобы не впустить даже дуновения Ветра Перемен, а затем спускались в подземные убежища.

Маленькие камешки вырвались на свободу из великой массы, известной как Центр Мироздания, что лежал глубоко «под» Акахларом — ближайшем к Центру местом, где могла существовать жизнь. Камешки вылетали, распадаясь, сталкиваясь снова и снова, набирая скорость, и взлетали через глубинные преисподни, пробивая их одну за другой, находили просвет, чтобы продолжить свое движение наружу, вверх, туда, где была сфера людей.

Через «глаза» судогов Клиттихорн и его помощники поддерживали эти просветы, а Принцесса Бурь формировала бурю, ожидая, когда прорвется Ветер Перемен.

Даже самые богатые королевства никогда не обивали манданом свои подземные убежища. Защита была только от Ветра Перемен, который обрушивался сверху. Вероятность, что Ветер вломится в Акахлар буквально под вашими ногами, была так ничтожна, что с ней не считались.

Судоги сверху увлеченно следили, как, казалось, сама земля в самом центре несчастного Масалура срединного начала светиться тусклым белым магическим свечением. Все сильнее, сильнее, все ярче она сверкала, и вдруг — ужасный натиск, и огромный, крутящийся, похожий на торнадо вихрь вырвался на свободу и потянулся к буре, что бушевала вверху.

Здания, сады, деревья — все, казалось, дрожало и плавилось от прикосновения светящегося белым светом циклона. Манданское золото, покрывавшее правительственные здания, потемнело, но устояло, только начало съеживаться, сминаться, по мере того как опоры зданий плавились под ним от напора энергии снизу. Почерневшая золотая фольга защищала теперь только себя.

Вихрь и буря слились воедино в танце дьявольского уничтожения. Безумное чудовище из ветра, дождя и малых торнадо, которые носились во тьме, подобно ангелам смерти.

Буря теперь накрывала почти весь город в радиусе одиннадцати миль. Белый крутящийся вихрь господствовал в ее центре. Но вихрь не мог оставаться на месте и начал двигаться вместе с самой бурей, изменяя все, с чем соприкоснулся.

Обычно через пятнадцать — двадцать минут белый вихрь находил просвет и устремлялся вверх оставляя бурю постепенно затухать в нуле. Но на этот раз…

Буря повернула и медленно, ровно пошла вокруг города, таща в своей сердцевине Ветер Перемен, словно вращающийся центр ее рождения, который не желал или не мог вырваться на свободу. Меньше чем за час они совершили невероятный оборот на триста шестьдесят градусов по расширяющейся спирали, уничтожая, изменяя и сельскохозяйственные районы. Масалур должен был быть не просто опустошен или» разорен, он должен был перестать существовать.

Через нуль с трех сторон двинулись дивизии повстанцев. Тысячи пеших людей развернутым строем заслонили, казалось, горизонт и устремились на масалурскую армию, которая оказалась зажата между наступающими войсками и Ветром Перемен.

Даже в самые сильные подзорные трубы почти невозможно было разглядеть, что происходит на границе срединной земли, но и невооруженным глазом было видно свечение на горизонте и слышны были чудовищные раскаты грома, что перекатывались через нуль, сливаясь с далекой артиллерийской канонадой.

Халагар стоял на гребне холма. Он отказался от подзорной трубы, но пылающий горизонт и грохот, что был слышен даже отсюда, внушали ужас. Всадники Бурь возникли из туч нуля и направились в командный центр повстанцев с донесениями, а потом помчались назад с инструкциями главного штаба со скоростью, какую ничто не могло замедлить.

А меньше чем в полумиле от Халагара, на крыше кареты, что доставила их сюда лишь часом раньше, стоял Дорион. Магическим зрением он видел и физически ощущал силу, которая бушевала там. Не было никакого способа узнать, что же там происходит, но почему-то Дорион не мог оторвать глаз.

После захвата в плен к нему относились с предельным уважением. Адепт, его звали Колил, оказался приятным, интересным человеком. Его сила и мастерство, бесспорно, давали ему право претендовать на второй ранг.

Когда-то он учился, чтобы стать магом высшего ранга, далеко на востоке и был назначен магом в столице колонии. Уже тогда он был настолько могуществен — самородок, так сказать, — что позволил себе тратить свободное время на изучение культуры и обычаев туземцев вместо того, чтобы совершенствовать свое мастерство. Всю дорогу он рассказывал Дориону об этом народе, грофонах. По его словам, они были прекрасными людьми и внешне очень походили на акхарцев, не считая нескольких «пустяковых» и «красочных» отличий, например, многоцветных волос и пушистых хвостов, но они были гермафродитами. Колил ожидал, что попадет в какой-нибудь первобытный мир, где обитают чудовища, а встретил людей с высокой культурой. Он очень сблизился с ними.

А затем наступил ритуальный период в жизни местного племени. Он должен был продолжаться всего четыре недели и случался раз в двадцать лет, но, к несчастью, приходился на самый разгар страды. Королевский губернатор, родственник короля, который только что получил свое первое назначение, приказал туземцам вернуться к работе. Когда они не подчинились, он вызвал войска, представил дело как попытку восстания, потребовал публичных массовых казней — и детей, и взрослых, без разбора. Колилу было приказано защищать войска своей магией. Он отказался. Губернатор пригрозил, что привлечет его к Королевскому суду за нарушение присяги. Королевский Волшебник дал губернатору столько заклинаний защиты, что Колил не мог с ними справиться. Тогда маг прострелил губернатору голову и бежал в отдаленные районы Грофона, где прожил беглецом шестнадцать лет, пока до него не дошло известие о восстании и ему не предложили покровительство Клиттихорна.

Да, Клиттихорну было нетрудно заполучить в союзники тех, кто владел высокой магией.

Дорион понятия не имел, что они собирались делать с ним, но, хотя на него не было наложено никаких заклятий и никто не покушался на его жизнь, его положение мало отличалось от того, в котором была Бодэ. Он еще раз взглянул на ту сторону нуля. Какого черта он рвался туда? Если Булеан еще жив, он, несомненно, превращен во что-то очень далекое от колдуна, а это ничуть не лучше смерти.

Глава 8

Наконец Халагар решил, что должен хоть немного поспать, или он будет ни на что не годен, когда произойдет что-нибудь интересное. Он перешел туда, где несколькими часами раньше потеряла сознание Чарли. Ему показалось, что какой-то зверек метнулся от ее неподвижного тела в темноту. «Да ведь это ее чертов кот! Впрочем, что я, этого не может быть», — сказал себе Халагар.

Он подошел и увидел ранку на правой груди Чарли. Но она могла появиться и после вечерней забавы. Скорее всего так оно и было — ранка совсем не кровоточила. «Слишком я устал», — решил Халагар, вытягиваясь на спальном мешке.

Парни были, конечно, грубоваты с девчонкой, но, черт, она все равно ни на что больше не годится, выживет небось! Зато, позволив им позабавиться с ней, он заимел расположение новых приятелей. Девчонка и в будущем могла быть ему очень полезна, особенно если они сделают с остальными срединами то же, что с Масалуром.

Он закрыл глаза и попытался заснуть. Булеан мертв, у него есть его игрушка, новые товарищи, положение. Все складывалось очень даже неплохо.

Внезапно он почувствовал адскую боль, попытался закричать, но не смог. Невероятным усилием воли он потянулся к тому, что вцепилось ему в горло, и нащупал маленькое пушистое тельце. В отчаянии, задыхаясь, он схватил его и стиснул изо всех сил, пытаясь раздавить или оторвать от себя.

Это была смертельная хватка, но, когда Халагар наконец швырнул тварь на землю, было уже поздно. Кот разорвал ему горло. Халагар попытался крикнуть, увидел два горящих в темноте глаза, затем снова упал — это был конец. Последнее, что он услышал, прежде чем темнота настигла его, был жуткий, отвратительный голос, прозвучавший в глубине его мозга:

«Негодяй! Злодей! Умри! Умри!»

В тот момент, когда Халагар умер, Чарли проснулась и села. Она чувствовала себя больной, избитой, перепуганной, но спать ей совершенно расхотелось.

Мрак был тяжело изранен. Желание Халагара жить и его предсмертная сила были неимоверны. Почти все ребра побратима были сломаны в смертельном объятии, он едва мог двигаться. Он истекал кровью и знал, что ему недолго осталось. Он дотянулся до мозга Чарли, обнаружил там только Шари, удивился.

«Чарли, возвратись», — приказал Мрак, радуясь, что для этого требовался только мысленный контакт.

Медленно, с ужасом Чарли вновь ощутила себя собой. «О Боже! Не сработало! Я не могу сама отослать себя!» Нет, что-то изменилось. Халагар, этот ублюдок! Обманом ее заставили поверить, что он Булеан. Но что, черт возьми, происходит с ней сейчас?

«Чарли», — услышала она знакомый голос.

Она оглянулась и наконец заметила магическую ауру бледно-лилового пуха примерно в десяти футах от себя. С аурой было что-то не так. Она то и дело меняла форму, а вся середина казалась глубочайшего черного цвета.

— Мрак?

«Тихо! Хочешь разбудить остальных? Ты знаешь, чего от них ждать. Ты ничего не можешь сделать для меня. Халагар мертв, он рядом с тобой, но он отомстил мне. Не плачь из-за меня, только кот умрет. Я вернусь домой свободным и чистым. Уходи! Они подумают, что его убила ты, и то, что ты уже испытала, будет ничто в сравнении с тем, что они с тобой сделают. Иди назад, подальше от нуля. Там укрытие и никого не осталось».

«Но я не могу оставить тебя! И что я буду делать там! Я же слепая!»

«Доверься своим инстинктам. Выживи! Ты должна верить мне и в себя. Я не знаю когда, но если ты выживешь, помощь придет. И если ты выживешь, еще есть надежда. Я не могу больше говорить. Оставь меня. Я умираю и предпочитаю умереть в одиночестве».

«Нет!» — и потом: «Когда придет помощь, как я ее узнаю?»

«Узнаешь. Прощай, Чарли Шаркин. В следующий раз выбери собаку».

Чернота внутри лилового пуха росла и поглощала цвет, пока не осталось ничего. Нет, не совсем. Крохотный мерцающий малиновый шарик, как драгоценный камень или звездочка, не больше ее ногтя, вырвался наружу из черноты и подлетел к ней, коснулся ее на мгновение и пропал.

Чарли поднялась и сразу же чуть не упала, зацепившись за цепь. Она взялась за нее и пошла, пока не обнаружила, где она была вбита палаточным колом в землю. Двумя руками она вытащила кол, смотала цепь и повесила на плечо. Чарли могла видеть нуль, значит, она знала, куда ей идти. Она повернулась к нему спиной и пошла, но шагов через восемь-девять наткнулась на куст. Она обогнула его и наткнулась на другой, потом — на дерево. Тогда Чарли вытянула перед собой одну руку и так продолжала свой путь.

Она не знала, далеко ли она ушла, продвинулась ли вообще вперед, но по шуму на границе решила, что была уже довольно далеко оттуда. Девушка и хотела бы поторопиться, но всякий раз, как начинала спешить, — спотыкалась и падала. Несколько раз цепь соскальзывала, приходилось подтягивать и сворачивать ее, да еще и дергать изо всех сил, если она зацеплялась за кусты. Потом Чарли догадалась: отмотала часть цепи и стала размахивать свободным концом перед собой. Это было хуже, чем белая тросточка слепых, но, немного помогло.

Внезапно Чарли почувствовала, что шагает по грязи, затем поскользнулась, упала и скатилась в холодную воду. Она испугалась, что цепь повисла на чем-нибудь, что это широкая река, но, полежав мгновение неподвижно, потянула к себе цепь, и та приползла. Встав на колени, Чарли сложила ладони ковшиком, зачерпнула воды и, хоть и с опаской, напилась.

Потом поднялась на ноги, размышляя, что это — маленький ручей, который можно перейти вброд, или глубокая река со скользкими камнями. Если бы она попробовала перейти, но поскользнулась, цепь почти наверняка утянула бы ее на дно.

Вероятно, уже рассвело. Вероятно, уже обнаружили тело Халагара и ее исчезновение. Возможно, они уже ищут ее!

Нет. Пусть она умрет, но умрет свободной. Впервые с тех пор, как она попала в лапы Бодэ, Чарли была действительно свободна. Не надо никого спасать, некому подчиняться. В сравнении с этим все остальное не имело значения. Быть свободной хотя бы на короткое время, даже если смерть ждала за поворотом, внезапно показалось единственно важным.

Чарли вошла в воду — видимо, это была мелкая речушка — и присела, чтобы вода доходила до шеи. Потом умылась, окунула и выжала волосы. Чувствуя себя намного лучше, она двинулась к противоположному берегу, где опять влезла в мягкую грязь. Но ей было все равно.

Чарли прошла вдоль речки, пока не наткнулась на какие-то заросли, упала в траву и скорее потеряла сознание, чем заснула.

Было шесть утра, солнце еще не встало, занимался серый, бесцветный день.

Прежде чем уйти, Ветер Перемен накрыл, вероятно, треть средины, в том числе целиком столицу, и так или иначе затронул около восьмидесяти процентов населения. Страна превратилась в болотистый край с густой причудливой растительностью, большая часть территории была под тонким слоем воды. Это мелкое море усеивали сотни крошечных «островков» густой поросли, которая возвышалась над болотом не более чем на несколько футов. В воде тоже росли невиданные прежде растения.

Мандан не спас ни центр города, ни людей в убежищах. Вода затопила их. Сколько людей утонуло, оставалось неизвестно. Повстанческие части с помощью громкоговорителей призывали обитателей этой новой страны выходить наружу, уверяя, что их примут радушно и не причинят никакого вреда. Поскольку акхарское правление было свергнуто во всем Масалуре, новой расе было обещано равенство со всеми остальными.

В первых донесениях сообщалось о появлении «очень больших женщин» с темно-зеленой кожей, длинными фиолетовыми волосами, с четырьмя руками и четырьмя грудями — одна пара над другой, — с длинными, тонкими, цепкими хвостами, которые вырастали спереди. Мужчин видно не было, а все женщины, на взгляд колонийских войск, казались совершенно одинаковыми.

Новые масалурцы, подумал Дорион. И возможно, Булеан среди них, хотя на самом деле никто не знал, что случилось с людьми, которые оказались в центре Ветра Перемен, когда тот прорвался. Они могли стать просто частью энергии бури, что ушла во внешние слои.

Хотя повстанческие войска ликовали, физиономии многих победителей особого восторга не выражали. Масалурские войска, которые не были затронуты Ветром Перемен, сражались с исключительным мастерством и свирепостью — им нечего было терять и не на что надеяться. Повстанческие войска, не имевшие ни выучки, ни дисциплины защитников Масалура, ни их знания местности, да к тому же разобщенные, были разбиты наголову. Их потери были астрономическими, а остатки рассеянной масалурской армии продолжали партизанскую войну, скрываясь между холмами, и потребовались бы недели, если не месяцы, чтобы выбить их оттуда. Генералы и члены генерального штаба тайно совещались в командном центре.

Когда известие о Масалуре неизбежно дойдет до Королевских Волшебников остальных срединных земель, скорее всего они не захотят поверить собственным ушам. Они будут повторять, что в истории неизвестно случаев, чтобы Ветер Перемен прорывался в центр средины, что никто не посмел бы вызывать Ветер Перемен, что управление им невозможно… Но случись это во второй раз, они бы поняли, что действительно кто-то умеет делать это, и тогда они бы вспомнили предостережения Булеана и постарались бы уничтожить Рогача.

Значит, в следующий раз Клиттихорну нельзя остановиться, пока он не накроет их всех. Даже если забыть о последствиях такого количества Ветров Перемен, бушующих по всему Акахлару и в одно и то же время, имел ли Клиттихорн достаточно повстанческих армий для этого? И достаточно добровольцев после известия об ужасном кровопролитии в Масалуре?

Дорион оглянулся и увидел Колила, который направлялся к нему.

— Ты все еще бодрствуешь, я вижу, — сказал адепт не очень-то радостно. — Хорошо. Сэкономишь мне время. Идем со мной. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел и высказал свое мнение.

После бессонной ночи Дориона подташнивало, голова слегка кружилась, но по-прежнему от беспокойства он был не в силах что-нибудь предпринять.

Они пошли вверх по дороге.

— Ты больше ничего не собираешься мне сказать?

— Подожди, пока мы не доберемся туда.

— Ладно. А это правда, что новые масалурцы — зеленые женщины с четырьмя руками и четырьмя грудями?

— Да, правда. И, кажется, они все выглядят одинаково. Несколько магов пошли туда сейчас, чтобы осмотреть их более внимательно. Предполагают, что они — некий гибрид растения с животным, однополые, возможно, способные к фотосинтезу, но рождающие и выкармливающие детенышей, как животные. Конечно, мы не знаем этого наверняка. И этот хвост — конец его походит на… ну, на мужской половой орган. Такие, как они, никогда еще не встречались. Должно быть, увлекательно наблюдать за их развитием как вида. Прежде их всегда уничтожали. Ну вот мы и пришли.

Колил протиснулся сквозь толпу, Дорион последовал за ним и в ужасе застыл, увидев то, что охраняли часовые — хедумы.

Халагар лежал, уже похолодевший, глаза широко открыты, на лице застыло выражение ужаса, на месте горла — кровавое месиво. Дорион почувствовал смесь отвращения и удовлетворения. Ублюдок получил по заслугам. Может, все-таки есть на свете справедливость?

— Девушка? — спросил Дорион. — Где девушка?

— Мы не знаем. Ушла и все.

— Чарли не могла бы сделать этого! И она была под твоим заклинанием…

— Заклинание было разрушено в момент смерти ее господина. Сейчас она с рабским кольцом и без хозяина. Она станет собственностью первого встречного, кто дотронется до кольца, и, возможно, это уже случилось, хотя здесь все, кажется, на месте. Но убила не она. Это сделал вон тот.

Дорион посмотрел туда, куда показывал адепт, и увидел неподвижное тельце Мрака в кровавой луже, тоже с остекленевшими глазами, с запекшейся по краям рта кровью.

— Ну, будь я проклят, — вздохнул Дорион. — Вот уж не знал, что кошачий рот может так широко открываться. Пожалуй, лучше не заводить кота, даже если понадобится побратим. Но как он очутился здесь?

— Если это не вмешательство очень могущественной магии, есть только одна возможность, и, боюсь, это ставит меня в крайне неблагоприятное положение. Кот должен был приехать с нами, может быть, даже питаясь тобой или Бодэ. Меня бы он коснуться не посмел. Ты не заметил маленьких ранок на себе или на Бодэ?

Дорион приподнял мантию. На бедре у него красовался здоровенный синяк, виднелись крошечные ранки.

— Что б мне пропасть! А я-то воображал, что это простой ушиб так зверски чешется! Адепт кивнул:

— Так он и ехал. Должно быть, он вступил в психический контакт с девушкой, пришел сюда, как-то подпитался ее кровью и получил снова силу, хотя мое заклинание должно было заставить ее отвергнуть кота. Наверное, она спала. — Колил вздохнул. — В этом маленьком существе много преданности и мужества. Я не согласен с тобой, Дорион. Я думаю, что именно такого кота, как этот, я хотел бы иметь побратимом.

Дорион обошел страшное место, стараясь представить, что произошло. Предположим, кот использовал Чарли, чтобы восстановить силу, и, убив Халагара, разрушил заклятие. Если Мрак, сделав свое дело, постарался объяснить Чарли, что к чему, она не пошла бы в толпу. Она не пошла бы и к нулю, потому что для этого надо было пробираться через массу спящих тел и охрану. Значит, она могла уйти только назад, в лес, и постараться уйти как можно дальше. Но если она пошла в лес, у нее, слепой, вряд ли были шансы выжить.

Он вернулся к Колилу.

— Ну, здесь больше делать нечего. Могу я спросить, что вы собираетесь делать со мной теперь?

— Просто держать под рукой. Иди спать, похоже, тебе это необходимо. Нам еще нужно уладить дело с Бодэ и окончательно очистить территорию здесь. Когда удастся найти людей и время, будет созвана комиссия магов, перед которой ты сможешь попробовать оправдаться. Если тебе это не удастся, тебя лишат магической силы, очистят от заклинаний, снабдят кольцом и бросят в загон для рабов.

— Учитывая это, ты был весьма великодушен, предоставив мне свободу.

Колил пожал плечами:

— А что ты можешь сделать? Прости, но я же вижу, что твоих магических способностей и силы бояться нечего. У тебя нет заклинания и амулета, чтобы покидать пределы лагеря, — все знают, что ты, возможно, враг. А если бы ты выкинул что-нибудь безрассудное, ты просто потерял бы право на слушание в комиссии, и это сэкономило бы всем время и силы. — Он посмотрел на нуль. — Да и какой в этом смысл? У тебя больше нет ни господина, ни дела, которым ты служил. А сейчас, прости, я должен вернуться к своим обязанностям. Надеюсь, ты сам найдешь дорогу. — И с этими словами Колил ушел вниз, к палаточному городу.

Толпа начала расходиться. Дорион медленно побрел прочь, пытаясь сообразить, что делать.

Если бы он мог сбежать! Он, можно сказать, висел над пропастью. Будь у него сила, даже твердая сила третьего ранга, они постарались бы «обратить» его, потому что им нужно было больше магов, чем они имели. Но он был ничто.

Дорион спустился к маленьким палаткам, где пленных из Масалура снабжали рабскими кольцами. Постоял там немного, поговорил с измученными магами, которые знали, что он не один из них, но которым было наплевать на это, потом снова побрел прочь. Кольца лежали там, около картонной коробки, уже настроенные, но еще «сырые». Невелика была хитрость прихватить одно.

Палаток было понаставлено так много, что между ними трудно было ходить. Дорион нырнул в щель между двумя палатками как раз перед конюшней, сбросил всю одежду, посмотрел на кольцо и дал простейшему из рабских заклинаний влиться в него. Он настроил его на Чарли и, глубоко вздохнув, призвал последнее заклинание, заставившее кольцо сравнительно безболезненно закрепиться у него в носу.

Подождав, пока народ на площадке разойдется, Дорион проскользнул вдоль задней стенки палатки к конюшне. Рядом с ней образовалось сплошное месиво рыжей грязи. Грязный, окольцованный, он поднялся, влился в толпу и пошел назад.

Вокруг было полно и акхарцев, и колонийцев, но никто не обращал на него внимания.

Если бы Дорион нервничал, это выдало бы его, но первым пунктом рабского заклинания было принуждение предстать перед господином. Итак, он был обязан найти Чарли. Все страхи куда-то исчезли, осталась осторожность.

Дорион прошел довольно близко от того места, где лежало тело Халагара, и от многих людей, которые были там одновременно с ним, но тогда они смотрели больше на его коричневую мантию и видели мага, а сейчас мимо них быстро шел раб, вероятно, с поручением. Даже стражники-хедумы не удостоили его хотя бы мимолетным взглядом. Дорион напряженно размышлял.

«Думай, Дорион, хоть ты и устал! Ты слепой, ты должен уходить и при этом быть уверен, что действительно уходишь. Ты не видишь, не можешь ориентироваться по нулю с этого места, как ты поймешь, что уходишь?»

Это сборище производило постоянный страшный шум, за ночь он стал привычен. «Значит, тебе надо уходить от шума». Что ж, есть с чего начать.

Он шел уже несколько часов. Сомнения начали мучить его. Та область, где он предполагал найти девушку, представляла собой треугольник. Вряд ли слепая Чарли смогла бы идти все прямо и прямо. Но, может быть, там, в лесной чаще, она встретила что-нибудь, что остановило ее? Преграда, крутой спуск?

Пройдя еще около трети мили, Дорион наткнулся на ручей. Слишком мелкий, чтобы служить той преградой, которую он так хотел разыскать. Но, когда Дорион стал спускаться к ручью, чтобы напиться, он поскользнулся и съехал в воду. Облепленный грязью, он сидел в воде, чувствуя себя круглым дураком. Стоп! Он видел, что это всего лишь ручей, но она-то этого не знала! Эта вода могла представляться ей и широкой рекой, и безбрежным морем. Дорион напился и снова двинулся на поиски.

Меньше чем через сто ярдов он обнаружил, что с кем-то случилось то же, что и с ним. Он подумал, что Чарли упала вниз, а потом снова вскарабкалась наверх, он поступил так же, обшарил все вокруг, но не нашел ее. Вернувшись, Дорион заметил, что на другой стороне ручья были какие-то следы. Похоже, кто-то выбирался там на берег. Значит, ручей не остановил ее! Превозмогая усталость, он перешел ручей вброд и взобрался на берег. Голова кружилась и страшно болела, в глазах все расплывалось. Дорион решил поискать какое-нибудь укрытие, чтобы отдохнуть, хоть немного, и вдруг увидел Чарли. Она лежала за кустами неподвижно, словно грязная тряпичная кукла. Он бросился к ней, встал на колени, приподнял ее, потряс осторожно.

— Госпожа! Госпожа! Что с тобой? Проснись, поговори со мной!

Девушка пошевелилась, пробормотала что-то, затем внезапно открыла глаза. Почувствовав на себе чьи-то руки, она закричала, пытаясь вырваться, и вдруг увидела магическую ауру Дориона.

— Дорион? Он почти плакал.

— Госпожа, ты жива!

Чарли провела рукой по его телу.

— Дорион… почему ты… о Боже! Прости!.. Голый. И что это за чушь с госпожой? Он лег рядом с ней и рассказал все.

— Подожди, значит, чтобы выбраться оттуда, ты сделал себя моим рабом? Черт! А до сих пор я была чьей-то собственностью. Заклинание перестанет действовать?

— Нет, госпожа. Оно может быть снято только двумя магами третьего ранга или колдуном второго ранга. И это довольно сложно.

— А если бы я дала тебе свободу?

— Так было бы еще хуже. Я стал бы рабом без хозяина, и первый свободный человек, который дотронулся бы до кольца, оказался моим новым господином.

— Ну, я бы этого не сделала, даже если бы и могла. Я не хочу, чтобы ты покидал меня, а кольцо удержит тебя. Теперь ты от меня не отделаешься, только прекрати эту ерунду с госпожой. Просто Чарли — вот и все.

— Как пожелаешь, Чарли.

Внезапно она кинулась ему на шею и разрыдалась.

— Ты нужен мне, Дорион. Мне нужны твои глаза, твоя сила, а больше всего мне нужно, чтобы ты был рядом.

— Я все для тебя сделаю, Чарли, — хоть с заклинанием, хоть без него.

— Обними меня, — всхлипнула девушка. — Просто обними меня крепко, чтобы я поверила, что ты и правда настоящий.

Он так и сделал, и ему стало так хорошо, как еще никогда в жизни. Потом он сидел, гладя ее волосы, а она лежала, положив голову ему на колени, и тут что-то смутило его.

Как и Колил, Дорион думал, что рабское заклинание было нейтрализовано, когда Халагар умер. Чарли стала свободной, но только до тех пор, пока кто угодно другой не дотронется до ее кольца. Кто угодно, но не он же! Раб не может быть господином своей госпожи. Но ее кольцо было занято. Это было заклинание Йоми, уж ее-то работу Дорион отличил бы от любой другой. И это заклинание привязывало ее к Булеану. Если бы Булеан был мертв или даже превращен в четырехрукую зеленокожую девицу, заклинание было бы сведено на нет так же, как заклинание Колила, когда умер Халагар. Однако оно было цело. Хотя Чарли, кажется, не понимала этого, она по-прежнему оставалась рабыней.

Вздрогнув от волнения, он слегка задел ее голову.

— В чем дело? Ты что-то слышишь?

— Чарли, твое кольцо! В нем по-прежнему заклинание Йоми! Ты понимаешь, что это значит? Она вздохнула:

— Ты хочешь сказать, что я по-прежнему рабыня?

— Не только это! Чарли, это значит, что Булеан по-прежнему жив и не изменен. — Дорион тихо засмеялся. — Либо он действительно такой умный, каким я всегда считал его, либо прихвостни Клиттихорна его упустили.

Она нахмурилась.

— Тогда понятно, почему, когда я лежала здесь, чувствуя себя в первый раз за долгое время хоть немного в безопасности, что-то говорило мне, что я должна идти в Масалур срединный и кого-то найти. Но если все так, как ты рассказал, Булеана не может быть там, не сейчас, уж точно. Боже, Дорион! Я буду вынуждена искать Булеана неизвестно где!

— Значит, ты должна использовать свой разум, чтобы справиться с этим принуждением. Мы знаем, что он не может быть в Масалуре, идти туда бесполезно. Сейчас ты не можешь найти его, значит, ты просто должна оставаться живой и свободной и не попадать в руки никому другому, пока он сам не найдет тебя или обстоятельства не изменятся.

— Я… я полагаю, ты прав. Я, наверное, поэтому и справляюсь пока с этим принуждением. И поэтому я ничего не знала, пока ты мне не сказал. Но ведь это может продолжаться очень долго. Как мы будем жить? В лесу, голые, прямо как дикари! И беглецы к тому же.

— Это большой мир, и здесь все время очень тепло, вокруг густой лес. Нас трудно будет поймать. Найти бы только пищу и воду, и нам было бы не так уж плохо.

Как часто Дорион мечтал о такой жизни: он, Чарли и никого больше вокруг!

Но Чарли-то никогда не мечтала ни о чем подобном!

— Дорион! Как ты можешь быть моей собственностью, если я по-прежнему рабыня Булеана? Собственность не может владеть собственностью.

— Я привязал себя с помощью заклинания по собственной воле. Это единственный возможный путь.

— И ты отказался от жизни мага, последовал за мной, чтобы жить вот так, ради меня? — Казалось, она не могла надивиться этому.

— Да, Чарли. — Он не стал объяснять ничего больше.

Было далеко за полдень, когда два офицера и колдун второго ранга разыскали Колила, который начинал думать, что работа по очистке территории от противника будет тянуться до бесконечности.

Колдун второго ранга был один из двух, что были свидетелями всего сражения, находясь непосредственно на месте событий.

Этот колдун выглядел так, будто он умер лет триста назад. Звали его Рутанибир, он был вспыльчив, злобен и плевать хотел на всю вселенную. Что свело его с Клиттихорном, никто не знал.

— У тебя эта гомосексуалка? — спросил он Колила дребезжащим голосом.

— Да, господин. Я…

— Помолчи! Почему мне не сообщили? Веди меня к ней немедленно.

— Господин, видимо, сообщение не дошло до тебя. Это случилось перед самой битвой. Впрочем, она под моим контролем как рабыня, и ей приказано не двигаться.

Они быстро прошли сквозь толпу, которая расступилась перед высохшим стариком в серебристой мантии. Через несколько минут они были около кареты.

— Бодэ! — крикнул Колил. — Иди ко мне!

Ответа не было. Он вскочил в карету — ее не было ни на сиденье, ни под брезентом. Ее просто не было.

— Идиот! — набросился на него Рутанибир. — Неудивительно, что ты не получил второй ранг! А того, кто дал тебе эту черную мантию, нужно пинками гнать из ордена! Как ты мог оставить ее без присмотра на всю ночь? О чем ты думал?

— Господин, я… — Колил вдруг остановился и выпрямился. Лицо его выражало страшную растерянность. — Почему, во имя Семи Священных Слов, я сделал это? И тот маг, Дорион, я разрешил ему свободно расхаживать здесь! И остановился прямо тут. И за пять дней в карете ни разу не ощутил присутствия враждебного побратима. Я признаю свою жалкую некомпетентность, господин, и отдаюсь на твою милость.

Старый колдун отмахнулся от признаний адепта небрежным жестом.

— Чертово отродье, — негромко пробормотал он. — Шестьдесят один процент потерь, да мы еще прозевали старого ублюдка. Он смеялся над нами все это время!

Оба военных уставились на него, а Колил решился спросить:

— Прошу прощения, господин, ты хочешь сказать, что меня провел кто-то, чья сила превосходила мою? Но кто?

— Булеан, конечно же, идиот! — отрезал колдун. — Чертово отродье! — Он повернулся к одному из генералов. — Ты говорил, что у тебя есть человек в Кованти, который думает, что выследил девчонку. Тогда казалось, что этим не стоит заниматься, но, если Булеан тут, у нас есть шанс.

— Да, сэр. Малого зовут Замофир, один из наших лучших агентов. Он думает, что она попала в группу невест для бывших осужденных, которых оставили на поселении в одной из ковантийских колоний. У этого Замофира есть шайка, готовая на все ради денег. Он еще в Кованти.

— Ну что ж, даже для такого мастера, как Булеан, проследить такую тонкую и неясную вещь, как брачная нить, по трем королевствам, да еще в колониях, — это не слабо и потребует времени, массу времени. Я могу связаться со своими людьми, что шпионят за Гротагом. Твой Замофир с бандой сможет поскакать за ней даже раньше, чем Булеан уберется из Масалура. — Рутанибир сжал высохшую руку в кулак и легонько стукнул им по другой ладони. — Итак, он перехитрил нас. Но если твой человек прав, не много пользы будет от этого Зеленому! И лучше ему быть правым, генерал, ох, лучше!

Это был маленький щупленький человечек с длинными черными волосами, которые только-только начинали седеть. Заметнее всего на его физиономии были невероятно длинные усы, напомаженные и идеально закрученные.

Он всегда выглядел щеголевато и казался на месте исключительно в игорных домах и на светских сборищах деловых людей.

Но сейчас человечек был одет в костюм для верховой езды. Рубашка и брюки из грубой хлопчатобумажной ткани, ботинки. Несколько крепких парней вошли с ним в пещеру, освещенную магическими подвесными фонарями.

Замофир — это был он — указал на большой ящик:

— Вон там, снимайте крышку.

Ящик был набит большими ружьями, упакованными в солому. Один из парней достал ружье, повертел и насмешливо заметил:

— Похоже на винтовку, но слишком толстая, вряд ли оно будет устойчиво. И куда вставлять пулю?

— Идиот! — отрезал Замофир. — Дай сюда. Это, джентльмены, автоматическое скорострельное оружие. Там, откуда оно пришло, его называют автомат. Лорд Клиттихорн использовал свою силу, чтобы получить это оружие из внешних слоев. Его заряжают вот так. — Он показал. — Пока ясно?

Все кивнули, теснясь вокруг.

— Но как ты попадешь из него во что-нибудь? — спросил один. — У него и прицела-то нет, и вообще он слишком квадратный.

Замофир вздохнул.

— Следуйте за мной, джентльмены. Я не хочу демонстрировать здесь, внутри.

Они вышли с заряженным ружьем наружу, и Замофир выбрал маленькое тонкое деревце ярдах в тридцати от них.

— В каждой обойме сто тщательно уложенных патронов. Вы просто направляете ружье на цель и спускаете курок. — Грохнул выстрел. Деревце словно перерезало пополам. — Патроны посылаются автоматически, — продолжал Замофир. — У нас достаточно обойм. Практиковаться будем по дороге. В том лагере двадцать мужчин и пять женщин. Они добывают очень важный минерал из некоторых океанических рыб в том мире, поэтому мужчины — обычно посменно, по несколько дней подряд — работают на небольшом траулере, пока остальные заняты процессом очистки в деревне. Нас двадцать, да с этими штуками, — больше чем достаточно.

— Как далеко это? — спросил кто-то.

— Мы будем двигаться быстро и налегке, но деревня в стороне, далеко от пересечения миров. Если мы встретим кого-нибудь по дороге — убиваем и едем дальше. Возможно, до деревни семь или восемь дней пути. Когда мы доберемся туда — убиваем всех. Мужчин, женщин, детей, домашний скот. В особенности женщин. Все сооружения, суда, вплоть до гребной шлюпки, — сжигаем. Место надо опустошить так, чтобы, если кто-то и спасется, ему некуда было бы возвращаться.

— Что, нам нельзя даже повеселиться немного до… — начал было кто-то, но Замофир оборвал его.

— Мы работаем на могущественного колдуна, который может щедро наградить всех или наказать так, что это превзойдет самые дикие кошмары. Если мы не справимся, лучше уж убить себя прежде, чем он узнает о нашем провале. К тому же мы должны опередить еще одного, не менее могущественного волшебника. Правда, он пока не знает, где находится та девушка, что нужна ему, а я знаю. Ему потребуется время. Но если к тому времени, как он найдет это место, мы не уберемся достаточно далеко, он расправится с нами не менее жестоко. Два последних дня пути придется ехать по единственной дороге, такой узкой, что две лошади не разминутся на ней. А по сторонам от нее густые, почти непроходимые джунгли. Если нам не удастся проскочить, мы окажемся в ловушке. Понятно? Они кивнули, явно прикидывая, стоит ли игра свеч.

— У каждого из нас есть только одна причина рисковать — обещанная награда. Если мы сделаем то, что нужно, не будет цены слишком высокой. Я давно работаю на этих людей, но впервые могу сказать, что цена такова, что никакой риск не страшен. А теперь берите оружие, боеприпасы и седлайте лошадей. Мы отправимся немедленно.

— Между солдатами и повстанцами будет чертовски сложно пробираться, — заметил один из банды.

— Повстанцы на нашей стороне, болван, они не будут нам мешать. У них есть приказ. И на этой стороне нет никакой армии. Всех оттянули на юг и на запад. Самое большее, с чем придется иметь дело, это чиновники и обычная пограничная охрана. В крайнем случае придется обойтись без тонкостей и отправить их в ад.

Но это не потребовалось. Их беспрепятственно пропустили.

Даже Замофира поразила толпа на дороге. Им то и дело приходилось совсем останавливаться.

Дорога на восток оказалась лишь немногим лучше, у них ушла почти неделя на то, чтобы одолеть ее и приблизиться наконец к концу пути. Теперь они ехали словно сквозь туннель в джунглях, темный, узкий и неприступный. Они ехали по нему уже больше двух дней. Казалось, здесь вообще нет ни людей, ни жилья.

Внезапно щелкнул винтовочный выстрел, и один из парней свалился с седла прямо под копыта идущих сзади лошадей. Второй выстрел — и упал еще один. Они остановились и быстро спешились.

— Откуда стреляли?

— Не знаю! Думаю, оттуда, слева, но из-за эха трудно сказать наверняка.

— Много людей или кто-то один?

— Один, я думаю. Но мы как сельди в бочке на этой проклятой дороге.

Замофир, прячась за лошадьми, выругался.

— Ладно, если услышите что-то, накрывайте пулеметами, — приказал он. — Разнесите все это чертово место, если понадобится.

— Но кто, черт возьми, стрелял в нас? — спросил один из бандитов. — Кто может знать, что мы собираемся делать?

— Это тот проклятый колдун, вот кто.

— Не будь ослом, — отозвался Замофир. — У колдунов есть способы получше, если они захотят расправиться с нами, чем стрельба из обычной винтовки. Может, это кто-то, кого наняли, чтобы остановить нас. Но как бы он справился с нами здесь? Черт!

— Да, — проворчал бандит, — сидеть нам в этой ловушке по крайней мере еще день и ночь.

— Ладно, не будет же он гнаться за нами всю дорогу. Мы, конечно, можем сидеть здесь и ждать, пока нас всех по очереди не перестреляют. Ну а можем попробовать прорваться. Когда уберемся подальше, можно будет оставить кого-нибудь, чтобы он позаботился о том, кто вздумал бы нас преследовать.

— Да? А может, он уже впереди и через час мы нарвемся на следующую засаду? Я бы лично сделал именно так.

— Чтоб тебя! — выругался Замофир. — Все лучше, чем встретиться с Булеаном или Клиттихорном. Послушайте, мы разносим все вокруг, садимся на лошадей и едем как можно быстрее. Либо мы отрываемся от него, либо пробиваемся, несмотря ни на что. Будь у него что-нибудь, кроме винтовки, он бы уже накрыл нас. Нам надо опередить его во что бы то ни стало. Что скажете?

— Посмотрим, что тут прячется, — пробормотал кто-то и легким щелчком сбросил предохранитель своего пулемета.

Два дня они провели под дождем, искусанные насекомыми и голодные. Даже Дорион почувствовал, что в такой жизни романтики, пожалуй, не так уж и много. О Чарли и говорить было нечего.

— Дорион, надо на что-то решиться, пока у нас еще есть силы. Чтобы выжить, нам нужна еда.

— Пойдем назад, к лагерю. Войска уходят, а жители переезжают в неизмененные районы средины. Кажется, здесь был городок в нескольких лигах от границы. Там были сады и огороды, может, и осталось еще что-нибудь.

— Что ж, пойдем туда.

Через два часа они вышли к дороге и пошли параллельно ей по лесу. По дороге непрерывной вереницей двигались фургоны и повозки. Завоеватели покидали арену победы, прихватывая все, что было возможно, с собой. Для победоносной армии, которая совершила невозможное, они выглядели чертовски мрачно.

Большая часть городка была разрушена. Осталась небольшая группа туземцев: маленькие волосатые гуманоиды с короткими тупыми рылами и блестящими желтыми глазами величиной с яичный желток. Дорион не помнил, чтобы встречал кого-нибудь из них на территории лагеря. По-видимому, они бежали сюда к концу битвы и совершали грабительские набеги на территорию лагеря, хватая все, что плохо лежало, что они могли унести. Их было около дюжины, но их терпели, так как они были расой, которая хозяйничала в этом мире.

Сады и огороды поблизости оказались обобраны дочиста. Однако на задах громоздилась куча выброшенного хлама, в том числе солдатские сухие пайки. Поздно вечером, когда обитатели городских развалин уже спали, а движение на дороге приостановилось, Дорион провел Чарли через дорогу к задам. Беглецы были непривередливы, а пища — вполне съедобна. Они пали слишком быстро и слишком низко, чтобы интересоваться ее происхождением.

— Если мы сможем сделать небольшой запас, мы снова отправимся на юг, — сказал Дорион. — В двух или трех днях ходьбы есть рощи и фруктовые сады. Это часть старых плантаций, насколько я помню. Я построю какое-нибудь убежище в чаще по соседству, а ночью буду ходить собирать то, что нам нужно. Так мы сможем прожить почти неограниченно долго.

Чарли вздохнула:

— Неограниченно. Как животные. И сколько мы выдержим, прежде чем окончательно сломаемся, Дорион? Ты хоть можешь видеть. А я очень скоро после того, как наша жизнь установится, превращусь в голую тупую обезьяну. Лучше уж умереть.

— Что же нам делать?

— Дорион, мы должны уйти из этой колонии. Мы должны идти туда, где они еще не захватили власть. Только не назад. Не туда, куда они все идут. Должны быть подходящие колониальные миры, не охваченные восстанием. Ты рассказывал мне вчера, что Колил скрывался почти шестнадцать лет. Мы тоже должны сделать это. Ты ведь еще владеешь навигацией?

— Да, конечно, но… Что, если я выберу не правильно? Могли бы подойти миры, которые лежат на востоке. Оттуда они не атаковали, вероятно, там у них было недостаточно союзников. Или мы могли бы попасть в хороший мир отсюда: раз им пришлось вводить людей из Кованти, значит, здесь должно быть много колоний, которые не захотели присоединиться к ним.

— Да, но тебе бы пришлось вызывать их из нуля. Это привлекло бы внимание. Нет, восток — самое лучшее.

Дорион смотрел на нее во все глаза.

— Но это значит идти прямо через лагерь, через весь нуль и через часть оккупированного Масалура срединного!

— Да, — согласилась Чарли. — Но в лагере сейчас, должно быть, неразбериха, и я смогу сама заботиться о себе в нуле. Послушай, давай попробуем. Поймают так поймают. А если нет, мы хоть попробуем пожить по-человечески.

— Хорошо, — вздохнул он. — Тогда завтра, когда стемнеет. И молись своему богу, какой там у тебя есть, чтобы Всадники Бурь и маги ушли.

Глава 9

На границе по-прежнему было много народа, но в основном это были рабы-акхарцы, на чью долю выпало убирать страшные знаки минувшей битвы.

Работали главным образом мужчины и немолодые женщины. Куда делись молодые женщины и дети, Дорион не знал, но он вспомнил замечание часового насчет программы разведения. Чарли дрожала.

— Слава Богу, у меня по крайней мере не может быть детей. Бодэ со своими зельями об этом позаботилась.

— Колдовство сильнее алхимии, — возразил Дорион. — Вспомни, Бодэ лишь довела до совершенства твой облик, сначала поработала магия. Если снять заклинание, алхимия перестанет существовать, будто ее никогда и не было… Неужели ты хочешь сунуться в это пекло?

Она кивнула:

— Я чувствую, что именно это я должна сделать. По крайней мере попытаться.

— Я не могу не повиноваться тебе, — ответил Дорион без всякого энтузиазма.

Идти почти полмили по открытому пространству до нуля было небезопасно. Однако Дорион решил, что в стороне от главной дороги они, возможно, никого не встретят.

И действительно, пройдя не больше мили по лесу вдоль границы, они оказались далеко-далеко ото всех. Взяв Чарли за руку и глубоко вздохнув, Дорион вышел на открытое пространство и направился к нулю.

Эта прогулка заняла лишь несколько минут, но он почувствовал громадное облегчение, когда они добрались до края нуля. Никаких сигнальных устройств, сложных заклинаний, щитов здесь как будто не было. Отсюда можно было пройти только в срединную землю, а она уже была наводнена повстанческими войсками и магами. Было почти невероятно, чтобы кто-нибудь из акхарцев захотел бы туда проникнуть.

Чарли в туманах нуля чувствовала себя как-то необычно. Словно ее присутствие здесь было несомненно правильно, будто здесь было ее место, будто она делала именно то, что нужно.

Впрочем, они слишком устали, чтобы спешить. До другой стороны нуля было добрых двадцать миль. Они шли уже больше двух часов.

— Ты думаешь о том, куда нам пойти, если мы переберемся через средину? — спросила Чарли.

Дорион кивнул, забыв, что она не могла этого видеть.

— Есть места, где можно найти убежище, где туземцы не так враждебно настроены. Булеан много сделал для Масалура, не случайно повстанцам пришлось вводить войска из Кованти для пополнения. Он не мог разрушить систему, конечно, но он ввел самоуправление во многих, более развитых мирах и даже частично предоставил право собственности многим колонийским коммерческим предприятиям. Большинство колонийцев ненавидят Королевских Волшебников, а Булеана скорее уж ненавидели акхарцы. Конечно, есть такие непримиримые, как хедумы, к примеру. Но немного.

— Странно, что королевство позволило ему сделать это.

— Они не хотели, но его могущество огромно. Ему позволили попробовать кое-что, надеясь доказать, что он ошибается. А через год-два после того, как туземцам дали открыть свои мастерские и разрешили брать себе большую часть прибыли, и производительность выросла, и беспорядки пошли на убыль.

— Похоже, Булеан — интересный человек.

— Ну, интересный — понятие растяжимое. Он такой же чокнутый, как все они, только на свой собственный манер. Временами его совсем не легко терпеть, но… — Дорион замер, и Чарли это почувствовала.

— В чем дело?

— Давай вниз и тихо! Кто-то идет сюда, но я не пойму, кто это.

Они пригнулись так, чтобы туман скрыл их, и почти затаили дыхание. Теперь и Чарли услышала странные звуки, похожие на приглушенные шаги, причем очень близко от них, хотя девушка была уверена, что всего несколькими минутами раньше рядом никого не было.

Шаги остановились, и мужской голос совсем рядом с ними сказал по-английски:

— Ну, вовремя! Еще несколько часов, и нам пришлось бы оставить вас. Я уж начал сомневаться в вашей с Йоми компетентности.

Дорион узнал этот голос, хотя он и говорил сейчас по-английски. Он поднял голову, увидел мужчину в одежде навигатора из оленьей замши, обмер на мгновение, потом увидел лицо…

— Вот черт!

— Взаимно, Дорион. Вставай, Чарли! Вот мы и встретились. Тебе не сбежать от меня.

Она почувствовала, как встает и поворачивается к нему, хотя вовсе не собиралась двигаться, — похоже, действовало рабское заклинание, — а затем увидела своим магическим зрением ауру, не красную, как у Дориона, а изумрудно-зеленую. Интенсивно светящаяся, вспененная, пульсирующая масса. И еще ей показалось, словно на плече обладателя этой ауры двигался самостоятельно маленький, тоже зеленый шарик, только потемнее. Этот шарик почему-то особенно озадачил Чарли.

— Ну, живее, живее! Ба, Дорион! Никогда не видел тебя таким грязным, да ты и без мантии к тому же. Ну ладно. Бодэ ждет нас, мы и так потеряли слишком много времени. И я не хочу столкнуться со стариком Рутанибиром, он в последнее время с ног сбился, рыщет тут повсюду. Он такой же старый осел, каким всегда был, но больше мне некогда задерживаться.

Чарли почувствовала, что идет следом за голосом и аурой, но все еще не понимала, что произошло. Дорион почувствовал ее растерянность.

— Чарли, нам не нужно больше идти в средину. Это Булеан. Мы нашли его. Или он — нас.

Булеан! Здесь! Живой! И с Бодэ! Это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой, и слишком неожиданно, прямо как гром среди ясного неба. И все-таки это действительно был великий Булеан, волшебник из волшебников. Он говорил так обыкновенно, точь-в-точь как ее старый школьный учитель английского. Интересно, как он выглядит? Ужасная мысль вдруг пронзила ее, она прошептала Дориону:

— Ты уверен? Помнишь, как адепт одурачил вас с Бодэ?

— Конечно, уверен. Но если это не он, мы все равно не сможем ничего сделать.

— Как же ты стал рабом, не будучи сперва лишен сана, Дорион? — спросил Булеан на ходу. — Ты знаешь правила гильдии. Получается, что ты сам себя лишил его. Нельзя поработить никого, кто обладает магической силой. — Он помолчал. — Впрочем, об этом поговорим после. Нам предстоит долгое путешествие, вот по дороге все и обсудим.

Дорион совсем забыл об этом. Неудивительно, что там, в лагере, никто не опознал в нем мага. Он больше не был им. Потеря невелика, но для самолюбия ощутима. Однако он не собирался признаваться в этом Булеану, особенно в присутствии Чарли.

— К-как ты нашел нас? И почему не раньше, если мог?

Булеан сдержанно хмыкнул:

— Все тот же маленький грубиян, да? Ну, знаешь ли, там было битком набито народу, и оставаться незамеченным, когда я наблюдал их потеху, — это само по себе было не слабо. Я знал, где вы, и рассчитывал, что заберу вас, когда буду готов. К тому же там ненавязчиво присутствовал один из моих сотрудников, чтобы незаметно подсказать Колилу, как нужно действовать. Но Чарли исчезла в той неразберихе, а потом ты вслед за ней, я едва успел вытащить оттуда Бодэ, прежде чем появился Рутанибир. Вот и пришлось ждать и молиться, чтобы заклинание Йоми привело бы Чарли в нуль. Я рад тебе, Дорион, но, честно говоря, тебя я не искал. Стоило Чарли войти в нуль, как она оказалась в моей сфере, так сказать. Я тотчас узнал об этом и направился сюда так быстро, как только мог.

— Черт побери! Ее же насиловала толпа мерзавцев! Ты воображаешь, что можно рассуждать логически после такого?

Булеан вздохнул:

— Нет, конечно, но я ведь не всеведущий, Дорион. Я действительно думал, что парень слишком уж большой собственник, чтобы допустить такое. Ты прав. Приношу леди мои извинения, но обстановка быстро становилась угрожающей.

— Но как ты смог узнать? Ну, что она в нуле?

— Заклинание, жалкое ты магическое недоразумение! Это кольцо делает ее моей, так? Я почувствовал его, как только она вошла. И я два дня его ищу. О, прости, моя дорогая. Чувствуй себя свободно и говори что хочешь. Прости, что не представился, но время уходит. Я Джеймс Трейнор Ланг, доктор философии, хотя здесь и зовусь Булеаном. Это просто глупый обычай — колдуны должны иметь нелепые профессиональные имена.

— Я… я не знаю, что и сказать. Как ты назвал себя?

— Джеймс Трейнор Ланг, лауреат Нобелевской премии по физике, в прошлом профессор Массачусетского технологического института. Слышала о таком?

— Об институте, да. О тебе — прости… Так ты не отсюда? Он засмеялся:

— Моя дорогая, почти никто из магов второго ранга, а нас много, не был рожден и воспитан здесь. Нужно быть гением, чтобы быть местным уроженцем и обладать силой. Нет, мы по большей части математики, несколько физиков, даже один инженер, помоги мне, Боже! Из разных миров, конечно, но все из верхних внешних слоев. Когда-то почти все они здесь говорили по-немецки, но в мое время на английском было опубликовано много крупных работ в области математики, и он вытеснил немецкий как преобладающий язык Второго Ранга, спасибо небесам. В английском мы просто пользуемся любыми местными словами, что есть под рукой, и изобретаем новые, если нужно. В немецком приходится сдвигать вместе старые слова, чтобы создать новые, и это получается чертовски громоздко. Среди нас до сих пор есть несколько старых немцев, парочка итальянцев, один-два датчанина, пара русских и даже один японец, он и есть инженер. А, вот и Бодэ!

«Так вот почему английский так распространен среди магов», — взволнованно подумала Чарли. Внезапно она перестала чувствовать себя потерянной и одинокой.

— Чарли! — Бодэ сжала девушку в объятиях. — Бодэ так счастлива видеть тебя! Мы боялись, что нам придется оставить вас здесь, в этом заброшенном месте!

— Ну-ну! Успокойтесь! — прикрикнул Булеан. — Я хотел бы дать вам время поспать и поесть, милые барышни, ну и чтобы вы помылись, отдохнули и все такое, но, во-первых, на месте моего жилища теперь болото. Во-вторых, несмотря на то, что я первым заполучил Бодэ, они знают, где Сэм. Одно хорошо, что она в такой дыре, куда чертовски трудно добраться, и у меня есть там кое-кто, чтобы задержать ублюдков. Но время идет, это очень далеко, а мы должны обогнать их, или Сэм погибнет, и все окажется напрасным. Крим не сможет задерживать целую банду бесконечно.

— У них есть колдуны второго ранга, — заметил Дорион. — Почему они не могут добраться туда быстрее и значительно опередить нас?

— А они не знают, куда надо добираться. Без Бодэ они зависят от наемного подонка по имени Замофир. Он узнал, где они, так же, как Крим, но Крим не может разрушить это треклятое заклинание, под которым она сейчас, поэтому нет никакого проку в том, чтобы он примчался туда первым. Зато он может задержать Замофирову банду. Замофир надеется отхватить самый большой куш за всю свою жизнь. Если бы он сказал, где она, в нем больше не было бы нужды. Но если он потерпит неудачу, он будет отдан на растерзание демонам, и он знает это, но идет на все ради корысти.

— Замофир, — повторила Чарли. — Коротышка с усами? Мразь, что присоединился к бандитам, напавшим на караван?

— Он самый. У него ни нравственности, ни угрызений совести — ничего. Это редкий случай, когда он сам делает грязную работу, вместо того чтобы нанять кого-то, но тем больше он рискует.

Так, Чарли, ты можешь ехать с Дорионом: из вас получится неплохая пара. Дорион, привяжи ее и держи крепко. Бодэ, ты займешь место впереди, ты должна подтверждать, что мы идем правильно. Управлять буду я.

Дорион подвел Чарли к седлу и вдел ее ногу в стремя. Она вдруг почувствовала, что седло очень низкое и какое-то шаткое, и застыла. Затем медленно пошарила рукой под седлом.

— Дорион, там нет никакой лошади! — прошептала девушка сквозь стиснутые зубы.

— Да, я знаю. С настоящими колдунами привыкаешь к таким штучкам. Ты думаешь, верхом на лошадях мы бы успели?

Он посадил ее в седло, закрепил как можно лучше, затем сам устроился позади нее.

— Держись, — предупредил Дорион. — У меня предчувствие, что мы поедем очень быстро и, возможно, очень высоко.

— Хорошо, — услышали они голос Булеана, как будто он был рядом с ними. — Сейчас поедем. Держитесь крепко, не свалитесь. У нас впереди почти тысяча миль — две тысячи лиг, выражаясь по-здешнему. Это займет у нас два или три дня. Можно сказать, впритык.

Внезапно седла взлетели вверх, выстроились в заранее определенном порядке и зависли на мгновение. Бодэ что-то нервно бормотала, да и Дориону было немного не по себе. Чарли видела только, как далеко внизу остался нуль.

Булеан вздохнул и оглянулся на Масалур срединный, который раскинулся под ними.

— Что был за город, — пробормотал он, и внезапно седла понеслись, словно молнии, через нуль, через границу незнакомой колонии, высоко над деревьями и дорогами назад, к Тишбаалу, к Кованти — к Сэм.

— Дорион, как это возможно? Это какая-то разновидность похожих на седла летательных аппаратов или что? — спросила Чарли.

— Нет, просто седла. Похожи на седла с армейских лошадей.

— Тогда как…

— Весело быть колдуном, мисс Шаркин, — отозвался голос Булеана. — Не беспокойся, ты привыкнешь. Летишь себе, как баба-яга на метле, только гораздо быстрее.

Чарли встречала магов и, конечно, Йоми, но до сих пор она не сталкивалась с настоящей силой, которой обладали только самые могущественные колдуны.

И эта сила исходила от человека, который казался очень дружелюбным и очень обыкновенным. Но еще и очень бессердечным. Он жил в Масалуре долгие годы, он не мог не любить и страну, и ее народ. Но сейчас, когда все было уничтожено, он, казалось, был не слишком удручен этим.

Дорион предупреждал ее, что у Булеана не все в порядке с головой, но все-таки такая черствость не вязалась с представлением о человеке, который фактически в одиночку пытался остановить безумца Клиттихорна. Она так и сказала Дориону, не заботясь, слышит сам Булеан или нет. Ведь он разрешил ей говорить свободно.

— Его всегда было невозможно понять, как и остальных магов второго ранга, — ответил Дорион. — Он никогда не открывался полностью даже ближайшим сотрудникам. Я думаю, что он жалеет, и больше, чем хотел бы признать.

— Нет, не больше, — отозвался Булеан. Они мчались так быстро, что ветер свистел им навстречу, и было жутко оттого, что этот ответ прозвучал словно рядом с ними. — Для меня это было самое мучительное время с тех пор, как я научился делать чудеса. Когда меня впервые занесло сюда, все были добры ко мне. У меня было много близких друзей, и много хороших людей оказались ввергнуты в этот кошмар.

— Ну, ты-то знал, что готовится, — заметила Чарли. — Не случайно тебя не оказалось дома как раз тогда, когда все произошло. Почему ты не предупредил всех, чтобы они ушли?

— Куда? Предупреди я всех, и Клиттихорн понял бы, что его раскусили. Он вторгся бы в Масалур со всеми своими силами прямо тогда, и было бы еще хуже. По крайней мере сейчас многие живы, а немало и таких, что не теряют головы. Я вернулся туда и разыскал некоторых — после. Это было не так легко сделать. Они действительно абсолютно идентичны физиологически. К счастью, я знал, куда идти и кого звать. Там будет масса психических расстройств, будут самоубийства, а возможно, и еще много такого, чего мы пока и вообразить не можем, но там много и сильных уравновешенных людей, готовых вместе взяться за тяжелую работу. Это лучше, чем альтернатива.

— Альтернатива! Ты ускользнул и бросил их, чтобы они были превращены в… То, что мы слышали о них, делает их абсолютной бессмыслицей.

— Да, вид, который рождается животным и становится растением, — бессмыслица, и я не имею ни малейшего представления, чем может быть полезна лишняя пара рук, не говоря уж о грудях, но и мы устроены не вполне разумно. Мы только потому не бессмыслица, что мы норма для нас самих, и по этой мерке мы меряем всех других. Я видел жертв Ветров Перемен, какие походили на персонажей, сбежавших из плохого японского фильма ужасов. Я ожидал гораздо худшего. Я увел с собой столько членов моего собственного штата, сколько было возможно, потому что я не хотел, чтобы они утратили силу, но некоторые добровольно вызвались остаться — и потому, что это был их дом, и потому, что кто-то должен был удерживать тот щит, когда я ушел. Удерживать настолько долго, чтобы старый Рутанибир со своим стадом верили, что надули меня. Остальным я не мог помочь. И, по правде говоря, большинству намного лучше быть новой расой, чем рабами новых хозяев.

— Ты сказал, что это лучше, чем альтернатива. Ты имел в виду рабство?

— О нет. Клиттихорн умеет использовать эффект вихря Ветров Перемен, которые его принцесса вызывает, чтобы поупражняться, то там, то здесь. Находясь под любым из внешних слоев, неподвижная точка — «глаз» бури — действует, как пылесос. Принцесса может поместить эту точку туда, куда он захочет, а он сгребает все, что ему нужно, и спускает это вниз, сюда. Подобный эффект трудно объяснить, но ты-то испытала его. Так он затянул сюда вас с Сэм. Вспомни падение через вихрь в Акахлар. Это единственный феномен Ветра, который захватывает и сбрасывает массу хлама в Акахлар и колонии или на нижние внешние слои в течение тысячелетий. Возможно, даже первые акхарцы появились именно так, и не существует ничего, что в действительности было бы связано с Акахларом изначально. Помнишь, я однажды говорил тебе, что это свалка творения. Но Клиттихорн захватывает не только людей, но и тяжелое оружие, боеприпасы и даже несколько термоядерных устройств.

Вот теперь Чарли была действительно потрясена.

— Атомные бомбы?

— Ну, примитивные. Водородные в основном. Он быстро сообразил, как заменить недостаточно надежные механизмы своими собственными. Видишь ли, среди вещей, что затянуло сюда вместе с ним, был его портативный компьютер, многие из его записей и фантастических математических программ. Это и сделало его хозяином положения так быстро. Как только он освоил основную математику здешней магии, он получил возможность создавать и решать громадные уравнения на своей машине. Это далеко превосходило способности даже самых великих математических умов здесь. Немного опыта — и он научился делать почти все, что угодно, и смог сравняться с самыми могущественными колдунами. Они не смели вставать ему поперек дороги. И конечно, он гений. Один из редких подлинных гениев. Еще один Эйнштейн, да Винчи или Ферми.

— Он умнее, чем ты? — спросила Чарли, чтобы посмотреть, как он прореагирует.

— О Господи, несомненно! Хотя я один из немногих, кто способен не только понять, но и использовать, возможно, даже усовершенствовать то, что делает он. Мне и не снилось, что можно войти в вихрь, но стоило мне увидеть, что это может Клиттихорн, и я разгадал способ. В известном смысле все, что случилось, это моя вина, хотя бывали дни, когда я сомневался в этом. И все-таки именно из-за некоторых недостатков моего характера возник этот кризис. Видишь ли, я очень хороший волшебник, моя дорогая. Я просто не очень хороший человек.

И вот, пока мили за милями сменяли друг друга там, внизу, под ними, Чарли с грустью узнала наконец, какие пустяки сломали судьбу Сэм и ее, Чарли, и грозили взорвать весь Акахлар.

Ланг был тогда профессором Принстонского университета. Гениальный юноша, он получил степень доктора философии и свою карточку избирателя почти одновременно и уже достиг многого к тому времени, когда впервые встретился с человеком, которому суждено было стать его врагом.

Интересы Ланга лежали в области теоретической физики. Люди, которые занимались этим, тихо работали в кабинетах, погружаясь в свои мысли, воображая невообразимое и создавая математические и компьютерные модели, чтобы подтвердить принципы, которые никогда не получали никакого практического применения, и только математика всегда показывала, были ли они правильны, или жизнь ученого потрачена впустую.

Особенно его привлекала сравнительно новая область, называемая теорией хаоса, которая стремилась объяснить действительно необъяснимое: порядок, зачастую весьма сложный, всегда был результатом совершенно случайных событий. Должен был быть закон, который объяснял бы это.

Доктор Ланг стал ведущим теоретиком относительно новой науки, и все, кто также интересовался этим, хотели учиться у него. Лучшим из них был молодой камбоджийский эмигрант Кью Ломпонг, принявший американизированное имя Рой. Это был молодой, сильный, блестящий ум, но окружающая жизнь совсем не интересовала его, и — самое ужасное, по мнению Булеана, — он был начисто лишен чувства юмора.

Ребенком он уже побывал в аду. У него на глазах революционные солдаты убили родителей, а затем отправили его на каторжную работу — на рисовые поля, где он вынужден был любой ценой скрывать свою одаренность, ибо новые правители уничтожали всех интеллектуалов.

В конце концов он сбежал; в лагере для беженцев оценили его гениальные задатки и отправили в Соединенные Штаты, где у него были какие-то дальние родственники. Его освобожденный блистательный ум позволил ему достичь замечательных результатов. Под руководством Ланга уже в семнадцать лет он стал доктором философии.

Большие университетские компьютеры помогли Рою Ломпонгу за несколько месяцев оформить то, что, по-видимому, занимало его мозг не один год; он сумел найти некий математический принцип, одно уравнение, такое же значительное для той области, в которой Ломпонг работал, как эйнштейновское — для своей. Оно объединило и революционизировало всю теорию хаоса. Но Рой жил в сфере чистого разума, он даже не понял, какой прорыв совершил, — просто считал, что у него появился полезный инструмент для изучения некоторых явлений. Это была новая математика, и ее значение во многом было равносильно значению ньютонова изобретения. Только Ланг и принстонская братия знали этому цену. Рою ничего подобного даже в голову не приходило.

— Он был так поглощен своими проектами по созданию вселенной, где будут все лучшие умы в этой области, что просто не удосужился опубликовать свое открытие. Во всяком случае, Рой даже перестал читать научную литературу, так мелко ему это казалось. Но я был его консультантом и возглавлял комиссию по присуждению докторской степени. Работа была опубликована под моим именем вместе с Роем и еще некоторыми сотрудниками. Это произошло спустя несколько месяцев после того, как он получил свою степень и занял кафедру в Калифорнийском технологическом. Вряд ли он осознал, какой фурор произвела статья, — он всегда витал в облаках. Я думаю, что только через три года, когда я получил Нобелевскую за это, до него действительно дошло, что я сделал.

— Ты украл его идею? — задохнулась от изумления Чарли. — И тебе достались все почести?

— Да. И деньги, и всемирное признание, и все остальное. Моя репутация была такова, что молодого ученого сочли не более чем «протеже». Почти всегда так и бывает, просто не всем удается получить еще и Нобелевку за это. Я получил, и Рой пришел в ярость. Это было делом его жизни, в этой работе все принадлежало ему, а я у него это отнял. И к тому же, по его азиатским представлениям, подорвал его репутацию. Он понятия не имел о том, как часто молодые исследователи начинают свою карьеру, получив профессорскую должность в качестве некоего возмещения морального ущерба от своих руководителей, а те остаются пожинать лавры. Это не имеет никакого отношения к науке, это весьма неблаговидный путь к деньгам, власти, престижу в университетской среде. Общественное мнение оказалось не на его стороне.

Ну да, журналистов дня три интересовали обвинения против меня, но когда они обнаружили, что не в состоянии понять, даже приблизительно, что же я украл, они быстро охладели к этой новости. А научные круги… Ну, им было привычнее со стариком Лангом, чем с молодым забиякой, которого они не очень-то знали. Все сделали вид, что он просто был ни при чем — не судьба, старина. Твоя очередь придет позже. И вот куда это привело его.

— Да, можно считать, что в никуда. Значит, вы с Клиттихорном из одного мира?

— Это не важно. Факт тот, что я оказался деканом факультета Массачусетского технологического института с четвертью миллиона баксов в год и был наверху блаженства. А Рой озлобился на все и на всех и начал подумывать о некоторых возможностях практического применения своих теорий. Он попал в Ливерморские лаборатории, которые работали при университете по особому заданию правительства. Там изобрели новое, самое мощное и самое страшное оружие. Они располагали практически неограниченными средствами, и к тому же у них были самые лучшие компьютеры, о которых можно было только мечтать. Не знаю, что именно привело его туда, но он очень интересовался всякими таинственными явлениями вроде того мальчика-волка в Германии, исчезновения людей на глазах у всех, спонтанного воспламенения, дождей из лягушек и прочего в этом роде. Малый по имени Чарлз Форт, помнится, писал книги об этом.

— Летающие тарелки и прочая чепуха?

— Это тоже, но есть много таинственных вещей и более реальных. Как-то, пытаясь объяснить это, Рой набрел на теорию Ветра Перемен и его центрального вихря. Явление многомерности, как бы послойное расположение миров — видимо, эти представления показались ему близкими к новой физике. Он хотел найти главную причину случайных событий, как крупных, так и незначительных, чтобы связать это с общей теорией хаоса. Чтобы закончить эту работу, ему просто необходимы были ливерморские компьютеры. Вот Рой и ухитрился как-то убедить некоторых политиков, что его идеи можно будет потом применить для изобретения нового оружия. А может, он с самого начала сам хотел именно этого, я не знаю. Но много лет назад на испытательном полигоне в Неваде, где взрывали атомные бомбы, был произведен эксперимент. Испытывали какое-то устройство — может, частично это была идея Теслы, частично — Ломпонга, — которое должно было создать прорыв в другое измерение. Рой получил больше, чем ожидал. Он вызвал Ветер Перемен, оказался в его мертвой точке и пролетел весь путь вниз, сюда. Говорят, целое плато исчезло вместе со всем, что на нем было, осталась только голая плоская скала.

— Кто такой Тесла?

— Никола Тесла, гений, подобный Эйнштейну, — в нашей науке есть единица измерения, названная его именем. Его преследовала идея управления погодой, и однажды, на границе столетий, он публично осуществил ее. Но его прибор был запрещен, принцип, на котором он построен, и до сего дня засекречен, даже для людей, подобных мне, и эксперименты в этой области запрещены Женевской конвенцией. Ты ведь понимаешь связь погоды и магнитных полей?

— Я стараюсь уследить за твоими рассуждениями, но для меня это по-прежнему магия.

— У магии есть правила, Чарли. Вот почему иногда нам нужны брелки и амулеты или магические слова, чтобы сосредоточиться на заклинании. Прежде чем свершится чудо, жрец должен произнести магическую формулу. Таковы и те заклинания, что сохранились в легендах, в религиозных ритуалах, и здешние заклинания, способные сделать почти все, если ты можешь разобраться в них. Рой разобрался. Он ощутил в заклинаниях иную форму его собственной математики. Но еще у него был компьютер и его записи, и основательная научная база, особенно в физике. Вероятно, математический гений акхарцев создал развитую цивилизацию, когда наши предки еще были пещерными людьми. Но годы шли, и акхарцы растеряли многое из древнего знания, их мозг заплыл жиром, они стали и ленивы, и малоподвижны, удобно устроились в своих королевствах, полностью полагаясь на колдовство. А оно все больше заменяло науку, как это случалось уже много раз со многими цивилизациями. Главное то, что в Акахларе магия по-прежнему действовала, если у вас хватало математических способностей для этого. И чем вы способнее, тем больших высот могли достичь в магическом искусстве. В этом разница между Дорионом и мной. Я могу в уме решать уравнения в тысячи строк, а он не может сложить два и два без ручки и бумаги. Дорион ощетинился.

— Ну-ну, полегче! Не такой уж я бездарь.

— Ладно, ладно, это высшая математика, я признаю, но ты не можешь удержать в голове уравнение с десятью переменными, так что тебе приходится искать заклинания в книгах и ни на шаг не отступать от рецепта. Твоим высшим достижением была уникальная формула электрического удара.

— Хватит вам! — вмешалась Чарли. — Те электрические удары сослужили таки службу, сэр. Ты для нас и того не сделал. Если ты все это знал и мог ускользнуть, если ты можешь летать и все такое, почему мы должны были страдать? Ты хоть представляешь, через какой ад мы прошли?

Булеан вздохнул:

— Пойми, я только недавно, совершенно случайно, обнаружил, что меня надули. Я ощущал враждебное присутствие Второго Ранга вдоль всех границ Масалура. Я был убежден, что столкнусь с несколькими из моих коллег, а может, и с самим Роем, стоит мне выйти из Масалура срединного. Все это было подделано. Рой что-то придумал, даже не представляю, что именно. Но я понял, что это фальшивый сигнал, только тогда, когда он собрался по соседству, в Кватарунге, показать, что способен управлять Ветром Перемен. Ему пришлось на время отвлечься, и тогда что-то подозрительно замерцало. Но даже когда я все понял, я разрывался между своими обязанностями Королевского Волшебника и попытками выяснить, кто именно работает на Клиттихорна и что они замышляют. Я думал, что, если вы попадете в настоящую беду, я либо вытащу вас сам, либо пошлю для этого своих адептов. Потом, когда Сэм исчезла, будто ее и не было, мы совсем голову потеряли. Простите, что я так говорю, но какое-то время было просто не до вас.

— Ну, спасибочки! — сухо отозвалась Чарли.

— Понимаешь, без Сэм ничего не получится, но, когда она найдется, возрастет и твоя роль.

— Моя?

— Подожди. Дойдем и до этого. Если мы сможем опередить шайку Замофира, все, что вы пережили, возможно, не покажется тебе таким ненужным. А пока хватит на сегодня.

Чарли промолчала, только в голове у нее с бешеной скоростью прокручивались варианты, один хуже другого.

Когда они собрались пообедать, Булеан выбрал тихое уединенное место, высадил их, взмахнул руками, пробормотал какую-то чепуху и материализовал стол, который был уставлен горячими кушаньями и хорошими винами. Пожалуй, так вкусно они не ели с самого Кованти срединного. Убирать со стола и мыть посуду тоже не понадобилось — еще несколько взмахов и магических формул, и все исчезло.

Булеан, конечно, мог разглагольствовать о физике, математике, теориях хаоса, но Чарли все, что она видела, представлялось чистейшей магией.

Во время обеда выяснилось, что шарик на плече у Булеана умеет разговаривать, голос у него был скрипучий и в общем-то препротивный. Это существо звали Кромил, Дорион сказал Чарли, что оно похоже на маленькую темно-зеленую обезьянку с ослиными ушами и носом вроде баклажана. Кромил с давних пор был побратимом Булеана, только в отличие от Мрака он высказывался довольно свободно, хотя не любил говорить при чужих больше самого необходимого.

— Любишь ты пускать пыль в глаза, — прокаркал Кромил, когда Булеан предложил какое-то особо изысканное блюдо.

Булеан хихикнул:

— Вот зачем я держу при себе Кромила. Он не дает мне зазнаваться, потому что собственная судьба его не заботит.

— Положим, я нужен тебе больше, чем ты мне. Без меня кто бы выступал посредником в преисподнях? Кто бы заключал самые выгодные сделки с чертенятами и демонами, которых ты любишь использовать?

Немного позже Булеан решил сделать остановку, чтобы Чарли и Дорион могли наконец смыть с себя всю грязь. Он выбрал место с водопадом и озерцом и даже снабдил Чарли душистым мылом. Дориону казалось, что она не выйдет из воды, пока не соскребет всю кожу.

— Бодэ чувствовала то же самое после того, как те грязные скоты испакостили ее на скалах Кудаана, — прошептала ему на ухо художница. — Теперь и Чарли пришлось испытать такое. Она пытается вымыть их из себя. Ей это не удастся, как до сих пор не удалось Бодэ, но пусть попробует. Раньше или позже она поймет, что, если однажды над тобой надругались, ты уже никогда не избавишься от этого чувства.

И все-таки Дорион недоумевал. Чарли была проституткой, черт возьми, и ей это всегда как будто даже нравилось. Да она заигрывала даже с охраной на пограничном посту! Чем же отличалась та групповая оргия в лагере, что Чарли вдруг изменилась? Неужели все дело только в том, что на этот раз все было грубее, грязнее? Нет, что-то изменилось внутри нее. Может, это был страх. А может — сомнение. Сомнение в себе. Может, там, в лагере, ей пришлось посмотреть в лицо тому, чем она была все это время, — и ей это не понравилось. Он не знал.

Дорион был увлечен рассказом Булеана, хотя с трудом следил за этой историей. А Чарли, видимо, знала, о чем идет речь. Кто или что были Эйнштейн или Тесла, чем замечательна Нобелевская премия? И что необычного в таинственных появлениях или исчезновениях, лягушачьих дождях и тому подобном? Черт, да все это происходит на каждом шагу…

А Чарли ощущала неожиданное освобождение как подарок судьбы, которого она уже давно не ждала, сброшенная на самое дно этого общества. Она даже не боялась больше свалиться с этого проклятого седла. Наконец-то она могла разговаривать с кем-то, кто обращался с ней как с равной. Она и не надеялась испытать это когда-нибудь снова. Булеан, человек великой силы, но такой приятный, хотя она чувствовала, что есть в нем что-то не доступное пониманию.

Главный вопрос, который не давал Чарли покоя, это как Булеан оказался в Акахларе?

На самом деле произошло вот что. Когда Ломпонг исчез вместе со своим проектом, массой специалистов, военных, все были в панике. Единственным человеком, который мог расшифровать труд Ломпонга, был Ланг.

На Ланга все, что ему сообщили шишки из госбезопасности, произвело такое впечатление, что он не мог отказаться. Но компьютерные дебри Ломпонга оказались тайной за семью печатями. Хуже того, наученный горьким опытом, Рой закодировал основной материал, и даже его боссы не подозревали об этом. А когда попытались разгадать код, они только вызвали к жизни компьютерные вирусы, которые начали методично уничтожать вообще все серии данных ливерморской компьютерной системы. Раньше, чем появился Ланг, они уже уничтожили два дубликата основных записей. Оставался последний, который не разрешали трогать. Ланг убеждал, что данные, которые были так сильно защищены, бесполезны, пока не разгадана схема. Но они уперлись. Нет, об этом не может быть и речи. Последний дубликат должен остаться цел, и все тут.

Все же, хотя никто не разгадал полностью идею Ломпонга, Ланг близко подошел к этому. Он кропотливо собирал сведения из сохранившихся бумаг и из разговоров с коллегами Ломпонга, которые не были поглощены вместе с ним, и из других баз данных, какими еще можно было пользоваться, не опасаясь, что вирусы уничтожат их. Работа так увлекла Ланга, что он взял длительный отпуск в институте и работал над этим не отрываясь. Спустя три года Ланг решил, что нашел по крайней мере общую идею своего бывшего ученика. Он взял отпуск и поехал на машине в Лас-Вегас на конференцию. Булеан никогда не любил самолетов. Тут-то это и случилось.

— Было поздно, но я чувствовал себя хорошо и ехал, ни о чем особенно не думая, со скоростью семьдесят пять миль в час, — предавался он воспоминаниям. — Это произошло очень внезапно: только что я был на шоссе, как вдруг меня обступила кромешная тьма, и появилось отвратительное ощущение, что я падаю, только медленно. Я выключил скорость, открыл окно, и в лицо мне ударил сухой воздух. Я открыл дверцу, посмотрел вниз, снова закрыл ее. Я так испугался, что просто сидел, почти не шевелясь. Не знаю, что я думал, может быть, что я потерпел аварию и лечу прямо в автомобиле в ад, а может, еще что-то. Это продолжалось и продолжалось, а когда наконец я приземлился, машина подпрыгнула, и я вместе с ней. Я оказался на твердой земле, кругом стоял отвратительный туман, в котором машина тонула наполовину. Туман в Неваде! Ладно, я понимал, что я не в Неваде, но, чтобы выяснить, где же я, надо было куда-то ехать.

— Ты опустился в нуле? Я думала, Ветры Перемен не пересекают нули.

— Ветры не пересекают, но просвет, в который прорвался Ветер, притягивает именно туда, пока не закроется. Иногда это происходит через несколько часов, иногда — дней. Поэтому всегда приземляешься в нуле, точно так, как сделали вы. Все дело в магнитных полях, но, думаю, тебе это трудно понять. Я ехал и ехал, пока не увидел какие-то огни, и тогда поехал прямо на них. Насколько мне известно, ни до, ни после меня никто не подъезжал к Масалурскому пограничному пункту (впрочем, как и к любому другому) на автомобиле. Те двое, что дежурили там, были напуганы не меньше меня. Естественно, я не знал акхарского, а они — английского, но они решили, что так мог явиться только самый могущественный колдун, поэтому они приняли меня более чем любезно, угостили вином и шоколадом и спешно отправили сообщение Главному Колдуну. Адепты знали, что днем раньше в колониях был Ветер Перемен, и подумали, что кто-то из внешних слоев был захвачен им, и они оказались правы. Карл был старый пруссак из некоего мира, насчет которого я никогда не был вполне уверен, я сносно говорил по-немецки, и вот так я и отправился в путь, чтобы стать великим и могущественным Волшебником страны Оз.

— Погоди! — вмешался Дорион. — Даже я знаю достаточно, чтобы понимать: возможность наткнуться на Ветер Перемен так высоко во внешних слоях не больше той, что всех нас унесут гигантские мотыльки.

— Еще меньше. Но я не совсем случайно «воткнулся» в него. По-видимому, Рой раскусил систему очень быстро. Самое важное, он знал о Ветрах Перемен больше, чем знали здесь. Здесь они запуганы, потому что это единственное случайное событие, над которым заклинания не властны. Я знаю, что некоторые из его группы и большая часть оборудования разбились при падении сюда, а остальное было бесполезно, так как не было соответствующих источников энергии, но он спас свой портативный компьютер, и он знал математику магии лучше, чем кто-либо. Он самостоятельно создал ее более простую, но во мши им более совершенную версию. Он искал меня, Дорион. Кто знает, сколько сетей он забросил, прежде чем достал меня? Сколько бедствий, исчезновений, капризов погоды он вызвал, прежде чем сообразил наконец как точно накрыть меня? Он надеялся, что здесь он теперь будет господином, а я — последним из его подданных. Однако получилось не совсем так, как ему хотелось бы, во-первых, потому, что трудно вести вихрь во внешнем слое и одновременно контролировать движение просвета здесь. Можно даже переместить просветы и оказаться в другом месте. Я сделал это нарочно с Сэм и с тобой, Чарли, а Клиттихорн — случайно — со мной. Главный Колдун был гораздо сильнее, и Рой не мог отнять у него даже то, что по праву принадлежало самому Рою. К тому же он и здесь не приобрел друзей.

— Похоже, с тех пор он кое-чему научился, — заметил Дорион.

— О да. Теперь он играет в социальные и политические игры лучше, чем когда-либо умел я. Пожалуй, главное в том, что он терпимее к человеческой глупости, и у него нет отвращения к акхарской системе. Ему просто на все наплевать, лишь бы самому удержаться на самом верху. Впрочем, про себя он ненавидит их, ненавидит всех, кто не провозглашает его богом, как ослы вроде Рутанибира. Акхарская система не может не отталкивать его: она неизбежно должна напоминать ему детство и страшный режим террора. В конце концов он сообразил, что выжил тогда потому, что играл по правилам этого режима, пока не удалось сбежать. Теперь он тоже играет — по правилам акхарцев. Есть только один человек, который дважды надул его. Он знает, что только я смог бы надуть его и в третий раз, и он прав. Но карты таковы, что я не уверен, что смогу сделать это, даже если бы сейчас все пошло гладко. Я только знаю, что должен попытаться.

— Вряд ли сейчас возможно развернутое наступление на всех одновременно, — с надеждой спросил Дорион. — Когда сообщение о здешних потерях разойдется повсюду, колонийцы, может быть, перестанут так стремиться в его войска.

— Ну, ты ошибаешься в Рогатом, — отозвался Булеан. — Ему плевать на восстание, никакой он не освободитель. Клиттихорн играет и в эту игру, потому что ему нужны люди, нужна преданность, а главное — преданность Принцессы Бурь. Теперь, когда он знает, что у Сэм будет ребенок, Рогач не будет ждать. Есть армия или нет — не важно, он просто убедит своих людей, что все готово. Рой умеет это делать, если страстно хочет чего-то. Он сметет с лица земли срединные земли и большинство магов второго ранга. Акхарцы не смогут удерживать колонии, если не будут владеть срединами.

— Но чего же он в действительности хочет? — спросила Чарли.

— Думаю, теперь я разобрался почти полностью в его работе и знаю больше обо всем этом, чем любая живая душа, кроме самого Роя. Видишь ли, Клиттихорн — древнее кхмерское божество еще до буддийской эпохи, одно из многих, но могущественное божество. Рой взял это имя, я уверен, совсем не в шутку — я уже говорил, что он вообще не способен шутить, — и не из-за ностальгии. Бессчетное множество колдунов погибло или было страшно изуродовано в стремлении к Первому Рангу. Лучшие были низвержены через преисподни к самому Центру Мироздания, где были раздавлены во вселенной, что уместилась бы, вероятно, в ведре для песка. Разрушение средин и высвобождение силы Ветров Перемен, силы, достаточной, чтобы изменить до неузнаваемости не только Акахлар, но и внешние слои, — это часть плана, заранее тщательно продуманного плана. В Рое всегда было что-то от восточного мистика. Он, похоже, очень переживал, что его собственные теории как будто устраняли всякую необходимость любых богов вообще. Вот он и хочет перекроить космос по собственной мерке. Думаю, он убежден, что нашел путь к Первому Рангу. Придя к выводу, что богов нет, он намерен сам стать богом. Когда-то давным-давно Рой рассказывал нам о древней культуре своего народа и о боге Клиттихорне. Насколько я помню, Клиттихорн — бог, чье могущество абсолютно безгранично, его нелегко ублажить, и жертвоприношение людей — часть его культа.

— Господи! — ужаснулась Чарли.

— И вот еще что. Кажется, красные кхмеры, во всяком случае, те, что пытали и убили его родителей у него на глазах, а его самого больше года держали как раба на плантации, были в основном молодые женщины, не старше двадцати лет. Он всегда терпеть не мог женщин, и мы подозревали, что эта враждебность не только внешняя. Если он не изменил своего отношения, в чем я сомневаюсь, необходимость скрывать это перед Принцессой Бурь должна сжирать его изнутри. В Принстоне большинство считало, что трагедия его детства сделала его закоренелым гомосексуалистом, но некоторые всерьез подумывали, что в один прекрасный день он может стать насильником, или убийцей молодых женщин, или чем-нибудь в этом роде. Это любопытная патология — смесь ненависти и страха. Ты понимаешь теперь, каково ему знать, что главная угроза для него — молодая женщина? Знаешь, пожалуй, именно страхом можно объяснить то, что вам обеим удается все время ускользнуть от него. Думаю, он пытается уверить себя, что он выше любых эмоций, но представь, что он достигнет Первого Ранга, Чарли. Не бог, а Рой Ломпонг, могущественнейший, как бог? Что тогда удержит его?

Глава 10

С наружи шел дождь. Он шел почти половину всего времени и нисколько не беспокоил ее. Она вообще не воспринимала почти ничего, кроме того, чем непосредственно была занята. Вести хозяйство парней и так было непросто для нее. Правда, если бы ей понадобилась помощь, какая-нибудь из других жен прибежала бы к ней. Она старалась, чтобы ее жилище всегда было чисто, потому что ей хотелось доказать и себе, и другим, что она еще в силах хлопотать по дому. Убирать приходилось тщательно: здесь было так сыро, что плесень, казалось, подкарауливала в каждом углу. Зато не надо было заботиться об одежде и всем прочем.

У парней было по одному стандартному комплекту одежды на каждого. Их хранили в плотно закрытом сундуке и надевали только ради важных посетителей. Они надели их и в тот первый день, но теперь деревня была чем-то вроде нудистского поселения, и ее это устраивало.

Чтобы не досаждали насекомые, двери и окна закрывали сеткой, а раз в месяц натирали зельем сваи. Пол в хижинах был из местного дерева, твердого как камень, а стены — из стеблей растения, похожего на бамбук, крыша была покрыта травой поверх нержавеющей металлической ленты, так что дождь не проникал сквозь нее. Внутри вместо настоящих окон была устроена хитроумная система затянутых сеткой отверстий. Они пропускали воздух, и их было так много, что одной масляной лампы в центре хижины было достаточно, чтобы освещать ее.

Комната была только одна, но довольно просторная. Толстый столб поднимался из земли сквозь пол к центру крыши. По одной стене располагались самодельные двухъярусные кровати из того же дерева, что и пол. На них лежали тощие матрасы, переплетенные лозами. На ощупь было похоже, что матрасы сделаны из мягкого винила, но, что бы это ни было, они неплохо служили.

Был еще большой круглый стол из того же слегка покоробленного дерева с четырьмя такими же стульями и одним — явно прихваченным где-то. В большом сундуке хранились горшки, бутыли из тыквы, помятые кастрюли, сковородки, тарелки и другая утварь. В буфете полки были забиты фруктами, сушеным мясом, разными плотно закрытыми банками. Хранить что-нибудь в такой жаре было невозможно. Мужчины по очереди ходили на охоту или ловили рыбу. Женщины возились на огородах, собирали плоды в цитрусовой роще и ухаживали за мириксами. Эти птицы, похожие на кур, несли вкусные яйца.

Еду готовили на веранде, где дым от печки легко' рассеивался. Печка была сложена из камня и была довольно хитро устроена, но с помощью других женщин она научилась управляться с ней. Научилась она и узнавать на глаз приправы, масла, травы, специи; не зря ведь она занималась стряпней, когда жила с Бодэ. А сейчас она очень хотела научиться всему, чтобы вести свое маленькое хозяйство как можно лучше.

Она сама даже начала мастерить детскую кроватку — она умела плотничать, — но все никак не могла закончить, а просить парней ей не хотелось, потому что она гордилась тем, что по-прежнему делает ту же работу, что и остальные. И все-таки ее беременность стала представлять некоторое неудобство, и к этому невозможно было привыкнуть.

Сейчас она тяжело поднялась со стула, взяла чашку и пошла к двери, где стояли две амфоры с довольно хорошим вином — белым и красным. Ковантийцы ухитрялись производить вино в самых невозможных условиях. Они были похожи на американских индейцев, но она была уверена, что у них были общие предки с французами или итальянцами. Наверное, для ребенка алкоголь был вреден, но эти вина были совсем слабые.

Воду из колодцев набирали в большие тыквенные бутыли и приносили на головах к хижинам.

Она довольно хорошо научилась этому. Каждый день она слезала по приставной лестнице с веранды за продуктами и водой. Платформа на веревках из виноградной лозы служила ей, чтобы поднять запасы в хижину. Это была ее работа, ее обязанности. Впрочем, сейчас, когда парни четыре дня подряд были в море, делать было особенно нечего, и она скучала по ним.

Это была примитивная размеренная жизнь, но ей она нравилась, она и не хотела ничего другого. Это было все, чем она могла быть. Заклинание делало свое дело: она действовала и думала именно так, потому что не могла думать по-другому, не могла хотеть ничего другого.

Мужчины, которые раньше оставляли ее равнодушной, теперь возбуждали ее, и временами она чувствовала настоящее вожделение.

Конечно, сейчас парни старались не повредить ребенку, но все-таки они немного повеселились, и она освоила кое-что новенькое. Теперь она ждала того времени, когда после родов они смогут по-настоящему воссоединиться с ней, и ждала не без удовольствия.

До сих пор никто на самом деле не понимал ее, даже она сама. Магическое зеркало Итаналон тоже отражало больше всего ее смятение. Главное было не в том, что она, Принцесса Бурь, старалась избежать той ответственности, которую это взваливало на нее. Главное было то, что она всегда оставалась изгоем, и там, дома, и еще больше здесь. Никто не мог понять, что это такое, если не испытал на себе. И только теперь, когда она была такой же «нормальной», как остальные девушки, она сама начала понимать себя.

Пожалуй, она была даже более «нормальной», чем Чарли. Чарли никогда не нуждалась в муже, вообще не захотела бы связывать себя. Забавно, что Бодэ была гораздо ближе Чарли. Бодэ была талантлива, и она пробивала себе дорогу силой воли и своего ума, без всякой магической силы. Она полностью управляла своей жизнью и действительно не нуждалась ни в ком, даже в этом обществе, где господствовали мужчины. Бодэ и Чарли были родственные души. У обеих одинаково отсутствовало уважение к мужчинам, для них они не были ничем, кроме как сексуальными партнерами. Конечно, Бодэ не раз выходила замуж — для нее это было вроде хобби, — но она выбрасывала мужей, как только страсть остывала.

Но Бодэ и Чарли выбирали судьбу сами, а за нее решило зелье, и это помогло ей примириться с собой по-настоящему. Она больше не имела никаких видений Принцессы Бурь, чувствовала дождь и непогоду не больше, чем обыкновенные люди. Чем бы ни была сила, которой она обладала, она ушла вместе с ее старой жизнью, и это тоже дало ей чувство освобождения.

Присев к столу, она взяла истертую колоду карт. Карты здесь были не такие, как дома. Их было по пятнадцать в пяти мастях, но, убирая лишние, она могла составить колоду в пятьдесят две карты четырех мастей. Она перетасовала карты и разложила их на столе в хорошо знакомый рисунок «Клондайка», любимого пасьянса ее отца. Она знала множество пасьянсов еще с того времени, когда жила с Бодэ. Последнее время она почему-то относилась к ним слишком серьезно. Дело в том, что у нее появились странные перепады настроения, и, хотя ее уверяли, что в ее положении так и должно быть, она не могла с этим примириться. Она то плакала, то впадала в уныние, то поднимала крик по пустякам, а то вдруг на нее нападали страх и неуверенность, она забивалась в угол или, не в силах это выдержать, бросалась к Пати.

А иногда, точно так же внезапно, у нее появлялась потребность остаться совершенно одной, вот как сейчас.

Иногда она просто не могла остановиться и все болтала, болтала, и самые мельчайшие мелочи казались ей чрезвычайно забавными, и она смеялась ненормально долго и была не в состоянии остановиться. Все крайности следовали одна за другой, словно кто-то щелкал выключателем.

Это беспокоило ее, но она не хотела навязываться остальным. Квису и Пати уже родили своих малышей. Пати была еще очень слаба. Со дня на день должна была родить Мида. Их мужья ухаживали за ними, поэтому оставались в лагере, а ее работали лишнюю смену, чтобы заменить товарищей, и она очень тосковала.

Никто не знал, когда она должна родить. Она потеряла ощущение времени. Ей казалось, что прошли годы. На веранде установили колокол, чтобы она могла позвать на помощь, если вдруг начнутся роды. Она навещала других женщин, даже помогала им с детьми, но ужасно хотела своего.

Все же она беспокоилась. Беспокоилась о своих старых друзьях и о своей безопасности. Она знала, что, хотя сама она, возможно, изменилась, ребенок внутри нее — нет. Это доказывали молнии и гром со всех сторон, когда малышка брыкалась. Впрочем, больше всего она беспокоилась о предстоящих родах. Ей и хотелось, чтобы все поскорее кончилось, и было страшно. Глядя, как мучились Квису и Пати, она, пожалуй, поняла, почему это названо «работой»[1], и эта «работа» ее пугала.

Она услышала, что кто-то поднимается по лестнице, и обернулась. Она знала здесь всех людей на сотню, а то и больше миль в округе, ей было любопытно, кто это решил навестить ее. Человек с трудом вошел и оперся о дверной косяк, чтобы удержать равновесие. Его одежда была в клочьях, рубашка залита кровью.

— Крим! Бог мой! Это ты?! Что ты здесь делаешь? Что с тобой стряслось?

Она хотела помочь ему добраться до кровати, но он отстранил ее и рухнул на стул. Она подала ему чашку с вином, он жадно выпил и попытался перевести дух.

— Охранял… тебя, — выговорил он. Она нахмурилась.

— Охранял меня… от кого? — Внезапно ей в голову пришла ужасная мысль. — Я не вернусь, Крим. Ты не можешь заставить меня!

— Знаю, знаю. Потому и мог только охранять тебя, а не увезти. А жаль. Но теперь это не имеет значения. Сколько людей сейчас в лагере, кроме нас с тобой?

Она задумалась на минуту.

— Шестнадцать, считая остальных девушек. Зачем? — Она засуетилась, чтобы перевязать его рану, но он снова отстранил ее.

— Забудь обо мне сейчас. Если мы не будем действовать, причем быстро, не будет никакой разницы, тяжелая рана или нет. Ты можешь вызвать других? Собрать их здесь срочно?

— Да, у меня есть колокол, но…

— Давай! Скорее! Наши жизни зависят от этого! И их тоже!

Она знала Крима достаточно хорошо, чтобы поверить ему на слово. Она ударила в колокол и звонила долго, во всю мощь. Наконец она решила, что его и мертвые услышали бы, и вернулась к Криму.

— Ну, так в чем дело?

— Сэм, если я сумел найти тебя, сумеют и они. Клиттихорн уже начал войну. Он уничтожил Масалур, Булеан выбрался, но дело плохо. Сюда спешит изо всех сил наемный ублюдок по имени Замофир. Мне давно следовало прикончить его. У них автоматы, они могут делать сотни выстрелов в минуту, и они намерены убить тебя и всех остальных, а потом просто сровнять это место с землей.

— Замофир! Тот мерзавец из каравана? Я знаю его, Крим. Сколько?

В этот момент появились двое из мужей Пати, Ладар и Сомаз, муж Квису Дабук и, наконец, сама Пати. Они было застыли настороженно при виде Крима, но его состояние убедило их, что опасаться нечего. Сэм кратко рассказала им, кто он и что происходит.

Ладар, крупный мускулистый мужчина, кивнул.

— Сколько их?

— Было двадцать, теперь только четырнадцать, — ответил навигатор с оттенком гордости. — Но я подслушал, как они говорили, что собираются уничтожить всякое живое существо здесь и сжечь все. Я снял с мертвых две эти фантастические винтовки и добыл две коробки боеприпасов. Тащил их на себе последние три лиги. С ними легко иметь дело, не нужно прицеливаться: угол поражения почти сорок градусов. У вас есть какое-нибудь оружие?

Ладар повернулся к Дабуку:

— Ступай к перегонному кубу. Там чистый спирт. Помнишь зажигательные бомбы, которые ты тогда использовал? Сделай несколько. С запасом. Сомаз, вы с Пати соберите всех. Эта хижина и мельница на той стороне, через дорогу, — здесь пройдут прежде всего. Ты навигатор. Сколько времени, по твоим подсчетам, у нас есть?

— Час, может, немного меньше. Трудно сказать. Ладар кивнул:

— Возможно, как раз хватит. Ну, давайте двигайтесь!

— Пати с остальными женщинами и детьми велели уйти подальше в джунгли, просто отойти как можно дальше, чтобы плач детей не привлекал внимания. Хотели отослать и Сэм, но она отказалась.

— Нет, это мое сражение, моя вина, — сказала Сэм. — Если бы не я, убийцы не пришли бы сюда. Я хочу остаться. Кроме того, если эти ублюдки осилят нас и меня убьют, может быть, по крайней мере они не станут искать остальных.

На это трудно было возразить.

Крим показал Ладару, как обращаться с автоматом, и здоровяк, взяв его и коробку с боеприпасами, устроился на чердаке мельницы, примерно в ста ярдах через вырубку. Другой автомат Крим оставил себе и занял позицию на веранде за печкой, прорезав в сетке дыру, чтобы через нее вести огонь. Другие мужчины заняли свои позиции с корзинами зажигательных бомб. Это были маленькие тыквы, наполненные почти чистым спиртом и заткнутые тряпками. Они зарядили винтовки и пистолеты и залегли за тюками сена.

Бандиты въехали в лагерь нагло, не торопясь, разглядывая все, будто оценивая. У Сэм это зрелище вызвало чувство нереальности, будто она видела это уже много раз в бесчисленных ковбойских фильмах или в сотне старых фильмах Дюка Моррисона по ночному ТВ. Только там перестрелки происходили обычно на рассвете, а не на закате. Она сосчитала их и внезапно обнаружила, что их меньше, чем она ожидала.

— Крим! — зашептала она. — Но их только десять!

Крим кивнул:

— Один или два, чтобы следить за дорогой, на всякий случай, а еще два, вероятно, идут пешком, чтобы прикрывать их.

Один из парней, Фейми, встал из-за тюка сена с винтовкой наготове.

— Эй, незнакомцы! — крикнул он. — Что вам здесь нужно?

Замофир выехал немного вперед.

— Общее восстание туземцев во многих колониях, — крикнул он. — Нас послали сюда, чтобы эвакуировать всех в средину.

— Да что ты? Мы слышали о беспорядках, но здесь нет никаких туземцев. И если бы нас собрались эвакуировать, послали бы солдат.

— Армии не до того. Нужно регулировать поток беженцев, возводить укрепления. На границах средины войска повстанцев, в колониях режут подряд всех акхарцев. Нас послали вместо солдат.

— Очень любезно с твоей стороны, Замофир! — крикнул ему сверху Крим. — Не знай я тебя так хорошо, я бы, пожалуй, поверил!

Замофир внезапно побелел и попятился вместе с лошадью назад, к своим.

— Крим! Я — ах! Старый друг, я знаю, мы не сходимся во взглядах на многое, но… Эй, рассыпайтесь, парни! Нас здесь ждали!

В этот момент Крим и Ладар открыли внезапный перекрестный огонь. На вырубке мгновенно образовалось кровавое месиво. Некоторые бандиты бросились к дому или к мельнице. Было ясно, что погибло больше лошадей, чем людей: с середины вырубки из-за тел лошадей вели ответный огонь. Пули свистели вокруг. Сэм поспешно отступила к задней стороне дома. Внутри него летели и разбивались вдребезги мебель, кастрюли и другая утварь.

Ей было стыдно, что она прячется тут, и она беспокоилась о Криме. Не слышно было, чтобы он еще стрелял.

Впрочем, огонь по ней велся недолго. Она услышала, что снаружи как будто лопнуло стекло, а потом раздались вопли. Сэм осторожно пробралась снова в переднюю часть дома. Это из-за деревьев полетели зажигательные бомбы в кучу людей на вырубке. Тех, кто, охваченный пламенем, выбегал на открытое место, срезали одиночные выстрелы.

Вдруг раздался шум на веранде, пол задрожал, и в дом, размахивая пистолетом, ввалился огромный, грязный бородатый детина. Он уставился на нее, засмеялся и поднял пистолет, все еще посмеиваясь. Вдруг кто-то появился сзади него, и не успел бандит опомниться, как внезапно застыл, изогнулся немного назад и рухнул на пол. Из его спины торчала рукоятка большого ножа навигатора.

— Солнце село как раз вовремя, — сказала Кира. — Помоги-ка мне вылезти из Кримовой рубашки и куртки, пока я в них не запуталась и не упала. Ну, давай же, шевелись, Сэм!

Снаружи слышались выстрелы и крики.

Хотя солнце село, было еще очень светло. Уцелевшие — и бандиты, и защитники лагеря — укрылись кто где. Трудно было даже отличить друга от врага.

Кира взглянула на Сэм и ободряюще улыбнулась:

— Ну, с голым задом я чувствую себя местной жительницей.

— Крим… я не слышала…

— Я же говорю, как раз вовремя, — ответила прелестная женщина. — Тот ублюдок пробрался под веранду, влез и снес Крима и половину сетки. Он подумал, что Крим мертв, и, если бы закат задержался еще на пять минут, так бы оно и было. Теперь он как бы временно в отпуске, по крайней мере до утренней зари. — Она вздохнула. — Слушай, есть тут хоть что-нибудь, кроме этого однозарядного пистолета?

— У Крима был автомат, а у нас только старые сабли. Джуби, один из моих мужей, сохранил их со времени службы в армии.

— Принеси их. Ну и воняют же эти поджаренные лошади!

Кира взвесила сабли в руке и выбрала одну.

— Эта подойдет. А ты возьми пистолет и стреляй в любого, кто войдет в дверь.

— Что ты собираешься делать?

— Немного поохочусь в темноте. Это же мое время! И я свежа, как утренняя роза. — Она пошла к выходу.

— Кира, а что с Кримом? Когда придет утро… А ты?

— Если помощь не подоспеет раньше, чем придет утро, Крим умрет, — ответила Кира хладнокровно, будто говорила о ком-то постороннем. — А если Крим умрет, я, вероятно, тоже. Понимаешь, как я должна ценить ближайшие несколько часов? — И с этими словами она выскользнула из хижины.

Сэм вдруг почувствовала себя ужасно виноватой, и снова все в ее душе перевернулось. Черт возьми! Неужели они никогда не оставят ее в покое? Крим и Кира, возможно, умрут из-за нее, и, может, многие, если не все, из тех, кого она узнала и полюбила здесь! А она должна сидеть тут в потемках на полу с пистолетом!

Сидеть?.. Внезапно она почувствовала запах дыма. Дом горел! Эти мерзавцы подожгли его. Видно, те, что остались живы, хотели заставить защитников лагеря выйти на открытое место.

Это было здорово задумано. Теперь-то она не могла оставаться тут, даже если бы хотела. Проклятие! Но что она могла сделать? Еще немного, и в зареве пожара ее будет прекрасно видно, если она попробует спуститься с веранды. И все-таки другого выхода не было. Глубоко вздохнув и крепко держа пистолет, она перевалилась через край веранды, упала, поднялась, снова упала, а затем, забыв обо всем, вскочила и бросилась в спасительную темноту за деревья, израненные пулями.

Осторожно выглянув из-за дерева, она увидела освещенную пламенем фигуру на краю веранды. Кто, черт…

Фигура легко спрыгнула на землю и огляделась. В этот момент пули с треском врезались в дерево, одна прямо над головой Сэм. Она невольно вскрикнула. Фигура повернулась и направилась к ней, держа что-то в руке.

— Ну же, выходи, Сузама! — услышала она знакомый голос. — Нити наших судеб давно переплелись, пора их развязать, пора, моя сладкая. — Замофир почти что пел ей. — Выходи, я сделаю все быстро, ты и почувствовать не успеешь, а потом уберусь отсюда. Будешь сопротивляться, я сначала вырежу ребенка, а потом останусь, пока не убью всех здешних шлюх. Выбирай!

Сэм глубоко вздохнула и вышла к нему. Странно, она была совершенно спокойна, казалось, время остановилось.

Замофир был, видимо, ранен. В руках он держал вторую саблю! Бог мой! Он по-прежнему крутил усы?

— Видишь ли, моя дорогая, мы оба уцелели. Но беда в том, что сейчас судьба позволяет только одному из нас остаться в живых.

Он поднял саблю и сделал еще шаг к ней.

Из-за деревьев вышла Кира. На ее сабле были следы крови.

— Эй ты, свинья! Сперва убей меня! Замофир застыл, повернулся и вздохнул.

— Рапира еще куда бы ни шло! А это, моя дорогая, мужское оружие! — Он прыгнул к Кире, схватка началась.

Клэнг! Клэнг! Удар! Отражение! Блок! Клэнг!

Шальные пули время от времени летели между деревьями, и при жутком зареве пожара двое вели свой поединок.

У Замофира было больше опыта, но Кира была моложе, быстрее, грациознее. Чувствуя, что Замофир устает, она нападала снова, снова и снова… Поворот — и сабля вылетела из рук недоростка и упала на расстоянии нескольких футов. Он сделал вид, что собирается поднять ее, потом вдруг нервно засмеялся, резко повернулся и бросился бежать. Кира кинулась в погоню, держа саблю как копье. И когда оказалась в нескольких футах от него, швырнула саблю с такой силой, что она пронзила Замофира насквозь. Коротышка вскрикнул, зашатался, потом сумел повернуться к Кире и даже пожать плечами.

— Ну что же, — выговорил он, задыхаясь, — лучше… умереть… чем встретиться… с яростью… Клиттихорна. Никогда не… недооценивай… силу… женщины, а?

Он улыбнулся и рухнул лицом вниз. Кира подошла, уперлась ногой в его спину и вытащила саблю, потом вернулась к Сэм.

— Ради этого и умереть было бы не обидно! Ты как?

— Никогда не видела ничего, более потрясающего!

— Ну, он был прав, между прочим. Я много фехтовала в университете, но эти сабли чертовски тяжелые и неудобные. Я, наверное, растянула запястье. Мне повезло, что он уже не молод.

— А теперь что нам делать?

— Не знаю. Я рассчитывала, что ваши парни не будут стрелять в голую леди, и я знала, кто был в банде, но сейчас невозможно сказать, чем все кончилось. Если мы так ничего и не узнаем, найдем укромное местечко, сядем и поревем.

— Но мы не сможем ничего узнать, пока не рассветет, а когда рассветет…

— Я знаю. Об этом я буду плакать больше всего.

Стрельба продолжалась еще с час, потом затихла. Большая часть лагеря уже сгорела либо догорала. Невозможно было отличить в темноте, кто тут кто.

Постепенно оставшиеся в живых стали считать своих раненых и убитых. Из защитников лагеря погибли шестеро, в том числе и Ладар. Трое были ранены. Сомазу грозила потеря обеих ног, а у Крувена, еще одного из мужей Квису, ноги отнялись.

Женщины и дети уцелели, но, по иронии судьбы, только семья Сэм сохранилась полностью. Ее мужья еще не вернулись и ничего не знали о случившемся. Она терзалась сознанием своей вины почти невыносимо.

Плакать она больше не могла и только все думала, думала… Не было конца всему этому. Если Крим и Замофир нашли ее, значит, найдут и другие, и рогатый ублюдок ни за что не остановится, пока не убьет ее. А ее ребенка, возможно, спасет, чтобы вырастить себе еще одну Принцессу Бурь. И теперь наверняка он пошлет не просто наемных убийц, а колдунов и демонов.

Обручальное заклинание, вложенное в кольцо, предназначалось для обычных людей, оно должно было устранять все сложности, а не вызывать их.

Но если она останется здесь, пытаясь быть просто верной и преданной женой и матерью, она навлечет гибель на это место, на своих мужей. Куда бы она ни перебралась, ее найдут, и ее ребенок либо погибнет, либо будет захвачен злобным чудовищем.

Но и бежать она больше не могла. Ее бы обнаружили так или иначе. Она должна была встретиться с опасностью лицом к лицу. Но для этого нужно стать прежней Сэм, двойником Принцессы Бурь. Имей она прежнюю силу, она могла бы испепелить молнией тех ублюдков, вызвать дождь, чтобы потушить огонь. Будь она Принцессой Бурь, мужья Квису и другие не были бы покалечены или мертвы, а Крим и Кира, которые пожертвовали всем, чтобы защитить ее, не ждали бы смерти на рассвете.

Но, значит, ради ее мужей, ради будущего малышки, она должна отказаться от этой жизни. Кольцо и его заклинание мешали ей сделать то, что они же сами и заставили ее делать. Она чувствовала, как слабеет власть заклинания, как волны головокружения и смятения захлестывают ее. Больше Сэм не могла это выдержать. Надо было как-то остановить это сумасшествие. Не раздумывая, она стащила кольцо с пальца, сдирая кожу, и рухнула без сознания.

Она проснулась и сразу вспомнила обо всем. Пощупала безымянный палец — он был забинтован, но кольца не было. Она знала теперь, что должна делать, но по-прежнему чувствовала любовь к своим четырем мужчинам, привязанность к остальным, по-прежнему думала о лагере как о своем доме.

И все-таки сила вернулась. Шел дождь, и Сэм чувствовала, что могла бы слиться с бурей, если бы пожелала.

Наконец она открыла глаза и осмотрелась. Она была в своей хижине! В своей постели! И ничего не было сожжено, все на месте! Боже, так все это было просто кошмаром? А как же ее палец? Возвращение силы? Может, кольцо как-то сорвали с нее, и от этого все галлюцинации?

Должно быть, так, потому что был день, а в дверях стоял Крим, и даже его штаны из оленьей замши были как новенькие.

Он усмехнулся:

— Еще не умер, хотя был близок к этому.

— Но… но… мне что, все приснилось? Ничего не было?

— Было, все было.

— Но ты потерял чуть не половину крови, ты свалился с веранды. Ты был мертв на рассвете!

— И это было, Сэм. Я могу показать тебе, где сложены трупы, в том числе и Замофира. Я горжусь Кирой, хотя всегда надеялся, что покончу с гнусным ублюдком в своем воплощении. — Он перестал улыбаться. — Шесть храбрецов лежат там, на полу мельницы, и ждут погребения. Их жены хотят все сделать сами. Сильное колдовство может восстановить сожженные дома, вылечить любые раны, но воскресить мертвых не под силу даже ему, что бы ни говорили легенды.

Сэм села в кровати.

— Колдовство! Булеан!

— Да. Он прибыл сюда за два часа до рассвета, спасибо судьбе. Кира была чертовски близка к сердечному приступу, когда он появился. И не один.

— Боже! Я, должно быть, выгляжу ужасно! Мои волосы…

— Ты выглядишь отлично или по крайней мере обычно. Не волнуйся.

— Я… Бодэ? Крим кивнул:

— И Чарли тоже, и очень странный малый по имени Дорион, и побратим Булеана, которого зовут Кромил. Он похож на зеленую обезьянку и любит оскорблять людей.

— Я… Как я встречусь с Бодэ?

— Говорю тебе, не волнуйся. Она сейчас дежурит, следит за дорогой и не сможет вернуться, пока я не сменю ее. Но рано или поздно вам придется встретиться. Что ты думаешь об этом?

Сэм вздохнула.

— Я… я и правда не знаю. Мне просто нужно немного времени, вот и все. — Она помолчала. — Могу я сперва повидать остальных здешних женщин? Я… я чувствую себя такой виноватой. Может, я смогу помочь.

Крим кивнул:

— Только ненадолго. Булеан хочет, чтобы мы выбрались отсюда как можно быстрее. Как раз сейчас Клиттихорн отправляет судогов посмотреть, что здесь происходит, и он уже сейчас знает, что ребенок жив. Могущество Булеана так велико, что даже я не представлял себе, пока не увидел, что он здесь сделал. Но он не один такой, они могут напасть на него и нападут, если будут уверены, что загнали его в угол. Она кивнула:

— Я могу справиться с судогами, но ты прав. Я навлекла уже достаточно горя на это место. Хорошо, пойдем.

Все было действительно восстановлено, и от этого еще больнее было видеть трупы на мельнице. Сэм шла, чтобы как-то утешить других женщин, но, когда она увидела окровавленные тела Ладара и других, кого знала так близко, она внезапно почувствовала не печаль, даже не чувство вины — гнев душил ее.

Эти парни не убежали. Они храбро защищали все, что было им дорого. Защищали, заплатив за это самой высокой ценой. Нечестно, что все это свалилось на нее, но нечестно и то, что она навлекла смерть на них. Они-то ни о чем не спрашивали, они просто сделали то, что должны были сделать, чтобы спасти ее, и своих жен, и свой лагерь.

Она вернулась туда, где ждал Крим.

— Ну, покажи мне этого великого волшебника, — сказала она решительно.

Чарли потрясла ее. Мотыльки исчезли, кожа стала коричневой, Чарли была невероятно худа и выглядела почему-то намного старше. Впрочем, подумала Сэм, может быть, она и сама стала теперь намного старше.

Дорион ей скорее понравился. Была в нем несомненная доброта и мягкость, чувствовалось, что он души не чает в Чарли, и это далеко превосходило все, что могло сделать кольцо раба. Все, кроме самой Чарли, видели, что он по уши влюблен в нее.

Булеан тоже потряс Сэм, но по-другому. Он казался таким, ну, обыкновенным. Даже у Чарли, которая не могла его видеть, с самого начала возникло правильное впечатление. Ну точно школьный учитель, даже говорит по-учительски.

Они вдвоем вернулись в ее хижину, чтобы обсудить свои планы. Сэм было предложила приготовить ему чай или кофе, но он просто щелкнул пальцами, и перед ними появилось все, что они хотели.

— Детская забава, право, — хихикнул он. — Но мне это никогда не надоедает. Одно плохо: чем больше умеешь делать, тем тяжелее, когда встречаешься с тем, что тебе не под силу. Я не могу воскресить этих людей. Они умерли. Вот что постоянно толкает нас все дальше и дальше и что в конце концов уничтожает большинство из нас.

— Но что же нам делать сейчас? — спросила Сэм. — Я не знаю точно, но, по-моему, я уже на восьмом месяце. Единственный способ положить конец этому безумию, это попытаться расправиться с Клиттихорном и его принцессой в их собственном замке. Но она-то сейчас на высоте, да и Клиттихорн защитит ее, если что. Я не смогу подобраться достаточно близко, чтобы бросить ей вызов, ты же знаешь. И она может ощущать ребенка. Я бы рада сделать все, что от меня зависит, но я не знаю, как. По крайней мере до рождения ребенка.

— Я все понимаю, — серьезно ответил Булеан, — но мы не можем ждать, пока ты родишь. Клиттихорн будет теперь действовать без подготовки, он может начать в любое время, но не позже, чем через неделю, в лучшем случае через две. Он уничтожил цивилизацию средины и разрушил власть колдуна. Он сейчас в отчаянном положении. Когда ребенок родится, сила Принцессы Бурь может так ослабеть, что она уже не справится с Ветрами Перемен. Он не может брать средины по одной. Его могущество ограничено, так же, как и мое. В следующий раз он должен нападать, если и не одновременно на всех, то по крайней мере на одну средину за другой без перерыва. Быстрота и точность для него на вес золота. Все, что он создавал все эти годы, все его мечты, — все рухнет, если он не начнет действовать сейчас же.

— Но что я могу сделать? Булеан вздохнул:

— Ты слышала от Чарли и Дориона, на что была похожа битва, что за ужас несет Клиттихорн. Я не знаю, можем ли мы остановить это сейчас. Впрочем, кажется, выход все-таки есть. Подожди-ка.

Он вышел на веранду.

— Чарли, ты не поднимешься сюда? Дорион, помоги ей и тоже иди сюда. Мне может понадобиться помощь.

Они вошли. Булеан глубоко вздохнул.

— Чарли, ты знаешь, мы должны ударить по ним прежде, чем они ударят по всем остальным. И взять их с первого раза — второго не будет. И мы должны сделать это как можно быстрее.

— Ты знаешь, где он?

— Знаю. Это не близко, мы должны отправляться немедленно. Но и тогда еще вопрос, сможем ли мы сделать это с теми силами, какие имеем. Даже если доберемся вовремя. К тому же из-за ребенка сила Сэм сейчас не полностью подвластна ей. Сэм нужно помочь, Чарли!

Чарли кивнула, еще не понимая, к чему клонит Булеан.

— Видишь ли, я только сейчас начинаю понимать, почему существует Принцесса Бурь, почему они появляются в разных мирах. Принцессы Бурь — единственные, кто способен влиять на Ветры Перемен, они — некие естественные регуляторы, абсолютно необходимые для сохранения какого-то порядка. Почему это так, мы, возможно, никогда не узнаем, но, подобно гравитации, это существует, и все. Есть данные, что смерть Принцессы Бурь, где угодно, даже во внешнем слое, влечет за собой природные бедствия, катаклизмы, войны, и это продолжается, пока не родится новая принцесса. Кто знает, сколько жизней, а может, и цивилизаций, уничтожил уже Клиттихорн, убивая принцесс во внешних слоях. Что произойдет, когда он выпустит сразу так много Ветров Перемен на уже ослабленные внешние слои, я не могу себе представить. Он тоже не может, только я беспокоюсь, а он — нет.

— Пока я все понимаю, только при чем тут я?

— Вернись мысленно назад, когда мы впервые разговаривали в пещере в Тубикосе. Когда я передал заклинание, которое превратило тебя, Чарли, в близнеца Сэм.

Девушки кивнули.

— Я помню, — сказала Сэм. — Кажется, с тех пор прошло сто лет.

— Я должен был тогда обмануть не просто кого-то, кто знал, как выглядит Принцесса Бурь, но и магов, судогов, всех, способных видеть не только простым зрением. Всех, кроме Второго Ранга. Заклинание сделало вас близнецами не только внешне, но и генетически. И вы по-прежнему остаетесь ими. Разница между вами — это разница в весе и в том, что сделала с наружностью Чарли алхимия Бодэ.

— Погоди минутку, — прервала его Сэм. — Почему же она не стала и Принцессой Бурь?

— На этот вопрос есть два ответа. Во-первых, никто не может создать Принцессу Бурь колдовством. Во-вторых, это целая система. Она включает и физическое, и умственное, и психическое, и все должно находиться в равновесии. Чарли — это ты физически, но она нисколько не похожа на тебя умственно или психически. Меня это озадачивает с тех самых пор, как обнаружилось. Но сейчас это не важно. Значит, вот, что получается: физиологию Сэм нельзя затронуть, не повредив ребенку. И нельзя просто передать магический дар Чарли — никто это не может сделать.

— Ну, от слепой Сэм тоже было бы мало проку, — заметила Чарли.

— Она не была бы слепой. Ее психическое «я» имеет магическую силу. Вот почему она ни разу не пострадала по-настоящему, хотя какую только магию не попробовали на ней.

Чарли внезапно отодвинулась немного от стола.

— Кажется, теперь я понимаю, куда ты ведешь, только мне туда что-то не хочется.

Сэм посмотрела на Чарли, хмурясь, потом на Булеана.

— Ну а я не понимаю. Может объясните?

— С магической точки зрения, — терпеливо начал Булеан, — вы обе выглядите одинаково. Различия, психические и умственные, следовательно, легко заметить, когда вы рядом, и вас можно сравнить, вот как сейчас. Но я мог бы перенести эти различия.

— Различия? Что, черт возьми, ты имеешь в виду?

— Он имеет в виду, — мягко пояснила Чарли, — что он может поместить твой разум и душу в мое тело, а мои — в твое. И я стану носить твоего ребенка и отвлекать на себя внимание компании Клиттихорна, пока вы подкрадываетесь к ним. Разве не так?

— Я сам бы не смог сказать лучше, — ответил волшебник. — Это идеальное решение, определенное нитями судьбы. Оно лучшее и для вас обеих. Сэм сможет выполнить свою миссию, а ты перестанешь быть слепой зависимой женщиной, чье тело годится только для одного. Тело Сэм не так плохо. Она не болеет, спасибо демону из Кристалла Омака, где бы он ни был сейчас. Блохи, клещи, москиты погибают, когда кусают ее. Несмотря на ее вес, у нее сильное сердце, а артерии чище, чем у новорожденного, раны заживают почти мгновенно. Чего же ты боишься, Чарли?

— Я верю тебе. Но… вдруг растолстеть, даже не насладившись сначала едой, и стать беременной, когда это уже в тягость, а все радости кончились, — я не уверена, что смогу справиться с этим.

— Боже, Чарли! С тех пор как ты стала такой, какая ты есть, ты была просто помешана на том, чтобы не потолстеть. Но сейчас ты кажешься просто чертовски истощенной. По правде сказать, я не в большем восторге от перспективы поменяться с тобой телом, чем ты. Мне никогда не нравилось быть толстой, но я привыкла. И самое главное — я должна отказаться иметь ребенка, а я так хочу его!

— Но это же твой ребенок, не мой. И единственный на нас двоих!

— Не обязательно, — вмешался Булеан. — У Сэм все в порядке. Это Принцессы Бурь не могут иметь больше одного ребенка, а ты сможешь.

— Ты хочешь сказать, — спросила Сэм, — что, если бы мое свадебное заклинание осталось со мной и я не была бы Принцессой Бурь, я могла бы иметь еще детей?

Булеан пожал плечами:

— Кто знает? Главное, я сомневаюсь, что тебе удалось бы долго прожить, если бы Клиттихорн победил.

— Да, но кто захочет жить с такой толстухой без магии? — с горечью спросила Чарли.

Так тихо, что она вряд ли услышала, Дорион произнес:

— Я. — Для него их сходство было разительнее, чем для кого-либо, но мысль о Чарли в теле Сэм вызвала, пожалуй, только удовольствие.

— Так вот она, великая Чарли Шаркин! — резко сказала Сэм. — Яркая, честолюбивая, свободная и все такое! Современная женщина, верно? И что же? Оказывается, ей так нравится быть шлюхой, миленькой бессловесной игрушкой, что она боится с этим расстаться. Черт побери, Чарли, я думала, что меня втягивают в нечестную сделку, а ты на самом деле счастлива с тем, что имеешь. Ты просто хочешь быть Маленькой Мисс Фукало, пока не превратишься в мадам, которая втягивает в это несчастных детей. Еще одну Бодэ, может быть. И подумать только, я всегда смотрела на тебя снизу вверх…

— Постой! Постой! Это не так просто, — запротестовала Чарли. — Сэм, ведь это все, что у меня есть.

Сэм вздохнула и посмотрела на Булеана.

— А ты не мог бы просто снять чары, которые делают меня толстой, чтобы она оставалась худой и хорошенькой?

— Мог бы, — согласился Булеан, — но не сейчас. Я не отважусь распутывать заклинания, рискуя испортить все дело и, не дай Бог, повредить ребенку, а то и убить его. Я не настолько искусен. Если кто-нибудь из нас выживет, и ребенок родится, ну, тогда возможно все, что угодно.

— Значит, если я побуду такой еще месяц или два и рожу ее ребенка, то ты сможешь избавить меня от лишнего веса? Ну а если ты все же проиграешь, это уже не будет иметь никакого значения. — Чарли пожала плечами. — Ну что ж, полагаю, надо это сделать, да?

— Боже, — вздохнула Сэм. — Это чертовски собьет с толку Бодэ…

Глава 11

Когда ты хочешь это сделать? — спросила Сэм Булеана, немного нервничая. — Поскольку вы с ней настоящие близнецы, думаю, я могу сделать это прямо здесь, сейчас. Ложитесь на пол, рядышком, головами ко мне, — распорядился он. — Дорион, я рассчитываю на твою помощь. Сэм, я знаю, тебе неудобно, но потерпи.

— Мне сейчас все неудобно, — отозвалась она. Дорион помог ей лечь. Затем маг уложил Чарли и отступил назад. В душе его царил порядочный хаос. Булеан убрал кольцо из носа Чарли, но пальцем не пошевелил, чтобы сделать то же для Дориона. Дорион был привязан к Чарли, но не знал, к кому окажется привязан теперь, — могущество Булеана было гораздо больше, чем простое заклинание, связавшее бывшего мага.

Булеан подошел к девушкам, вытянул руки ладонями вниз над их лицами и сосредоточился.

— Теперь закройте глаза и погрузитесь в сон, — мягко приказал он. — В хороший, глубокий, приятный сон, без мыслей, без волнений, без забот. Просто глубокий приятный сон.

Они обе отключились, слегка улыбаясь, и сейчас действительно казались очень похожими.

Опустившись на колени позади них, волшебник положил ладони на их лица. Ни та, ни другая не двигались и дышали глубоко и ровно.

Дориону вдруг стало тревожно. Булеан должен был извлечь их души, сознание и даже память и перенести в себя самого как посредника, а затем — без потерь, чертовски быстро к тому же, чтобы они не могли коснуться друг друга или его самого, — поменять их местами.

Колдун сделал глубокий вдох, выдохнул, вдохнул еще раз, зажмурился и начал.

Он слегка дрожал, капли пота выступили на лбу, зубы были крепко стиснуты, а лицо искривилось в ужасной гримасе.

Для обычного человека ничего больше и не происходило, но Дорион магическим зрением мог видеть великое действо.

Оба женских тела окутало слабое красноватое свечение. Только в животе Сэм виднелась по-другому окрашенная масса, и от нее к Сэм тянулись тонкие психические нити.

Две большие массы начали сжиматься, светясь, усики, что тянулись от плода, стали длинными, тонкими — словно паутинки, что трепещут на ветру.

Два сгустка энергии, пылающие теперь интенсивным красно-белым светом, яйцевидные и плотные, втянулись в ладони колдуна, затем, по рукам, — в тело Булеана. Дорион видел, как они подходят ближе и ближе, и тонкие паутинки от плода, казалось, стали уже такими тонюсенькими и слабыми, что вот-вот могли оторваться.

Вот энергетический сгусток от Чарли мягко соединился с тонкими усиками плода и заскользил к другой руке. Вот он миновал плечо и двинулся по руке вниз к телу Сэм, в то время как освобожденный от контакта сгусток энергии Сэм, шел к телу Чарли.

«Он сделал это! К черту Клиттихорна! — подумал Дорион в восторге и удивлении. — Это величайшее деяние чистой магии, которое кто-либо когда-либо видел!»

Теперь энергия перешла из тела Булеана в головы девушек, а сгустки начали терять свою характерную форму и интенсивность свечения, растекаясь постепенно по всему телу и затухая.

Булеан внезапно судорожно глотнул воздух, убрал руки и опрокинулся навзничь.

Дорион бросился к нему.

— Господин, Булеан! Что с тобой? Булеан открыл глаза.

— На мгновение, как раз при переносе, моя душа, которая была еще рассеянной, смешалась с душой Сэм, — проговорил он, все еще задыхаясь. — Боюсь, Дорион, что отныне я проклят сексуально предпочитать только женщин. — Колдун усмехнулся и сел.

— Я только что был свидетелем, возможно, величайшего подвига умственного контроля во всей истории, — проворчал Дорион. — Почему же мне все-таки хочется дать тебе по шее?

Продолжая усмехаться, Булеан умудрился встать и вернулся к спящим девушкам. Он посмотрел на свою работу и одобрительно кивнул сам себе.

— Это было трудно. Намного труднее, чем я думал, — признался он. — В момент переноса у меня несколько раз начинало болеть сердце, и я едва не потерял концентрацию, подумав, как бы не заполучить сердечный приступ или удар.

Дорион внимательно посмотрел на Булеана, увидел, как тот вдруг осунулся, постарел, и понял, что это не шутка.

— Ты уверен, что вы с ней оба еще годитесь для похода в логово Клиттихорна?

— Я же не могу узнать этого, пока мы не попытаемся, Дорион. Впрочем, прежде чем мы доберемся туда, у меня еще будет время восстановить силы. Ну а Сэм, — думаю, она готова уже сейчас.

— Долго ты собираешься держать их в трансе?

— Чем дольше, тем лучше, чтобы все улеглось в них. Что слышно от Крима или Бодэ?

— Я проверю.

Дорион вышел на веранду, все было по-прежнему тихо.

— Пока ничего. Хочешь, я схожу узнаю? Булеан кивнул:

— Да, сходи. — Он снова повернулся к двум спящим, посмотрел на них и мягко усмехнулся. — Хотел бы я оставить Чарли здесь, если бы мог. Ей было бы полезно найти не одного, а много мужчин, по-прежнему желающих ее. — Булеан вздохнул. — Ну, невозможно решить сразу все проблемы.

Нельзя было допустить, чтобы Сэм увидел кто-нибудь из повстанческого лагеря. Четырем парням придется пострадать, но он постарается вознаградить их за это когда-нибудь в будущем, если только сможет.

Весело быть колдуном.

Чарли медленно выходила из очень эротического сна. Повернувшись на бок, она внезапно ощутила, как что-то сместилось внизу, в животе. Потом вдруг осознала, что снова нормально видит. Впрочем, то, на что она смотрела, очень ее беспокоило.

Чарли еще не видела себя с шоколадно-коричневой кожей и иссиня-черными волосами, но Сэм была права. — Боже! Кожа да кости! Странно, она этого не ощущала…

Она неловко передвинулась и провела руками по тому телу, которое теперь было ее. Ей показалось, что она еще толще, чем была Сэм.

Чарли попыталась встать, но потеряла равновесие. Подошел Дорион, протянул ей руки, она ухватилась за них, поднялась и постояла немного, держась на ногах. Господи! Она выпустила руку Дориона и попыталась сделать несколько шагов. Получилось неуклюже и странно.

Казалось, ее грудь весит целую тонну. Она колебалась при ходьбе, от этого было еще труднее сохранять равновесие с этой тяжестью в животе, которая к тому же перекатывалась, куда хотела. Бедра терлись друг о друга при каждом шаге, и при этом колыхался зад. Ну и здорова же она была!

— Как странно! — услышала она восклицание Сэм. — Господи! Я чувствую себя такой легкой, будто мне снова одиннадцать лет! Такое ощущение, что я здесь не вся. Похоже, я привыкла к своему телу больше, чем думала. Здорово! Я действительно в твоем теле, а то, наверное, было моим! Эй, как ты себя чувствуешь, Чарли?

— Как вытащенный на берег кит. Думаю, эти груди тянут на пятидесятый размер, а не на сорок четвертый. Слушай, когда ты взвешивалась последний раз?

— В Тишбаале. Здесь есть мельничные весы, но как-то было не до этого. Надо те, мое тело совсем не такое, как в зеркале.

— Ты ходила так, и ничего?

— Ну, к этому привыкаешь довольно быстро. Но ребенка ты чувствуешь все время. По крайней мере теперь ты можешь есть все, что хочешь и сколько влезет. Послушай, а глаза, ты видела то же, когда была в этом теле?

— Я видела только магические предметы. Все остальное — сплошная серая пелена. Мне помогал только Мрак, мой кот. А что? Что ты видишь?

— Все, но не совсем. Цвета странные. Вещи как бы пушистые, и все цвета пастельные. А большинство вещей светится. — Сэм пристально всмотрелась в Чарли. — Ха! Если я концентрируюсь очень сильно, я могу видеть твои внутренности! Здорово! Рентгеновское зрение! — Она запнулась и посмотрела на Дориона. — Это не повредит ребенку?

— Нет, — успокоил ее Дорион. — Просто ты видишь не так, как раньше. Если ты достаточно сильно сконцентрируешься, ты сможешь увидеть и то, что сзади тебя. В этом есть свои преимущества, но вот читать обычные книги, те, у кого есть магическое зрение, не могут — требуются специальные чернила и бумага. И еще бывает, что сдвигаются цвета, а при быстром движении все смазывается. Ты можешь теперь видеть вещи, которые не видят другие. Свечение — это ауры, или духовные составляющие людей и вещей. Со временем ты приспособишься узнавать отдельные вещи по одним их аурам.

Чарли посмотрела на Дориона.

— А почему же я не могла видеть этого?

— Для этого нужно иметь силу. Только три процента акхарцев рождаются с ней. Но ты этого не узнаешь, пока не подвергнешься сильному излучению, имея дело с преисподними. Только люди с действительно большой от рождения силой видят все с самого начала.

Сэм посмотрела на огромный живот Чарли и сконцентрировалась. К ее безмерному удивлению, она действительно увидела плод в матке.

— Вот здорово… Прямо как в фильмах по половому воспитанию, только в трех измерениях и в живом цвете. Она складненькая! Только немножко толстовата. И светится очень ярко. — Она почувствовала внезапную дрожь, пробежавшую по ее телу. — Что за черт?

В хижину вошел Булеан.

— Ты почувствовала это, да? То же чувствует и враг каждый раз, когда некоторая часть силы случайно исходит от ребенка, пусть даже не рожденного. Малышка может чувствовать, что ты смотришь на нее. Я бы прекратил это пока. — Он повернулся к Чарли. — А как у тебя дела?

— Ужасно, — простонала Чарли. — Внутри у меня будто мешок с водой, и вся эта тонна перемещается сама по себе. Я даже собственных ног не вижу.

Булеан провел рукой перед ее лицом, и взгляд Чарли стал внезапно невидящим.

— Чем больше ты будешь двигаться, тем больше будешь узнавать о своем теле и научишься компенсировать его недостатки. Это будет подсознательно включаться в твои обычные движения, пока ты не почувствуешь себя совершенно уверенно.

— Вот черт! Где ты был, когда был нужен мне? — пробормотала Сэм. Он обернулся к ней:

— Совсем простое заклинание, вроде гипноза, но пройдет не так быстро. А когда пройдет, тело уже будет казаться ей естественным. Она так хорошо приспособилась к слепоте, не может быть, чтобы не справилась и с этим. Конечно, я мог бы сотворить действительно славное заклинание, чтобы она была совершенно счастлива и все такое, но наложение индивидуальных заклинаний на человеческие существа — это вроде договора с дьяволом. Никогда не можешь быть уверен, что закрыл все лазейки. — Он снова повернулся к Чарли, еще раз взмахнул рукой, и она очнулась.

— Хм! Немножко закружилась голова, но теперь ничего. Дайте-ка я похожу здесь, поделаю что-нибудь, чтобы по-настоящему почувствовать это тело. Вряд ли от меня будет много толку, но, если я собираюсь пережить ближайшие месяцы, я хочу быть по возможности самостоятельной.

Пока Булеан и Сэм совещались в уголке о том, что делать дальше, Чарли испробовала, кажется, все, что можно. Заботливый Дорион все время держался рядом. Она даже вышла и ухитрилась слезть, а потом снова вскарабкаться по приставной лестнице. Примерно через час она сообщила:

— Вы знаете, это не так плохо, как я думала поначалу. Или мои гормоны заработали, или еще что-то, но я начинаю осваиваться с этим телом. Наверное, беременность не такое уж ненормальное состояние для женского тела, оно предназначено для этого.

— Не перестарайся, — сказала Сэм. — Мы не хотим потерять ребенка. Чарли пожала плечами:

— Если бы мы действительно были такими нежными, мы бы так и остались в пещерах. Я справлюсь. Зато я теперь не так завишу от других, как когда была слепая. Ну и мышцы ты нарастила под этим жиром — о-го-го! Я бы раньше такой стул и передвинуть не смогла.

Сэм кивнула:

— А теперь я должна буду привыкать к тому, что я для многого слишком слаба. Когда я была с Кримом, он учил меня владеть мечом. Теперь я тот меч и поднять не смогла бы.

— Обменяетесь впечатлениями потом, — прервал их Булеан. — Дело к вечеру, и мы не можем больше мешкать здесь.

Чарли кивнула:

— Сэм, я думаю, что мне лучше уйти прежде, чем вернутся твои мужья. Не думаю, что смогла бы объяснить им, что произошло. Но куда мы поедем? И как? По-твоему, для меня безопасно в одном из тех седел?

— Тебе будет отлично в седле, и я присмотрю за тобой, — заверил ее Булеан. — Единственно, за кем придется последить, это Сэм. Сначала мы заскочим ненадолго в маленький городок в Кованти срединном. Мне нужно кое с кем связаться. После этого я отдам вас в надежные руки, а мы с Сэм поедем на север.

— Эй! Подожди минутку! — запротестовала Чарли, вдруг взволновавшись. — У меня же нет никакой одежды! Если мы собираемся в какое-то место, где есть чужие, я не хочу выглядеть так! А как же Бодэ? Формально она замужем за Сэм, но она будет думать, что я — Сэм! А мне это совершенно ни к чему!

— Да, и остальные люди здесь, и мои мужья? — добавила Сэм обеспокоено. — Они хорошие люди. Парни, возможно, немного грубые, но они правда неплохие.

Булеан задумался на минуту.

— Ладно, Чарли, мы добудем вам одежду, когда потребуется. Хотя раньше ты как будто не возражала против того, чтобы ходить раздетой.

— Да, но раньше у меня не было этого тела. Булеан ничего на это не ответил.

— Что касается Бодэ… ну, Кромил рассказал ей о том, что мы делали, хотя, думаю, она не поверит, пока сама не увидит. Вероятно, я смогу ей облегчить это, просто отделив то несложное брачное заклинание и переместив его к Сэм. Да, пожалуй, я сделаю это сейчас же.

Это заняло от силы десять секунд. Сэм действительно увидела, как он протянул руку и схватил тонкую красную нить, которую она никогда раньше не видела, как будто это была настоящая нить, и прикрепил ее к ней.

— Вот так. Ну, Сэм, надеюсь, теперь ты готова к встрече с Бодэ.

— Да, — вздохнула она. — Если она примет меня такой, конечно. По правде говоря, я действительно соскучилась по ней.

— Что касается местных жителей, — продолжал Булеан, — ну, ничего не поделаешь. В конце концов мужчин здесь стало гораздо меньше. Возможно, они будут скучать по тебе, но я не думаю, что им удалось бы что-нибудь объяснить. Лучше всего, если ты просто исчезнешь. Хотел бы я сделать больше, но время уходит.

— А вдруг Клиттихорн пошлет сюда еще кого-нибудь? Хватит им страдать из-за меня!

— Не беспокойся. С ними все будет в порядке, если только Клиттихорн не победит. Видишь ли, в следующий раз они наверняка послали бы сверхъестественные силы. А те будут искать сигналы, исходящие от ребенка. Не найдут и пойдут дальше. Сейчас они не могут позволить себе бессмысленную месть. Ты снова на свободе и в полной силе, Принцесса Бурь узнает об этом, а вероятно, уже знает. У них нет времени.

Сэм последний раз оглядела свое жилище, вздохнула и вышла на веранду. Она откинула сетку и спустилась по лестнице. Странно, как вдруг легко стало делать это. Она чувствовала себя худой, и слабой, и такой… крошечной. Нельзя сказать, что новое ощущение приводило ее в восторг.

Сэм повернулась и увидела Бодэ: она стояла внизу в нерешительности. Художница, несомненно, выглядела по-другому без татуировки, она казалась… ну, почти нормальной. По-прежнему высокая, тонкая, пожалуй, еще более мускулистая.

— Привет, Бодэ! — сказала Сэм, чувствуя себя немного неловко.

— Чарли? Ты видишь? Или это… он сделал?.. Сузама!!! — Бодэ бросилась к ней, подхватила, сжала в объятиях и чуть не раздавила такую крошечную теперь Сэм.

— Ну все, все! Пора ехать, — окликнул их Булеан. — Дорион, помоги Чарли спуститься и идем туда, где мы оставили седла. Бодэ, вы с Сэм поедете вместе, — думаю, теперь вы прекрасно уместитесь в одном седле, — и там сможете предаться воспоминаниям. Я уже вызвал мысленно Кромила, и он приведет Крима. Вероятно, к тому времени, как мы будем готовы ехать, вместо него будет Кира. Это может упростить дело…

— Он всегда думает вслух, — объяснил Дорион. — Он может сформулировать в уме такое заклинание, что хорошему магу понадобился бы день, только чтобы прочитать его, но если он не думает вслух, он забывает надеть ботинки.

Седла показались Чарли совсем не страшными теперь, когда она их увидела. Просто обычные седла, и хотя, когда Булеан кивнул одному, оно поднялось в воздух. Булеан спустил седло на землю, она села, устроившись поудобнее, после чего седло поднялось фута, может быть, на три в воздух. Она сумела удержаться и решила, что справится с ним.

Обернувшись, Чарли с удивлением увидела очень хорошенькую молодую женщину в узких черных брюках с портупеей. С ней вместе ковылял Кромил, но потом вдруг помчался стремглав и прыгнул на плечо Булеана. Бодэ тоже удивленно смотрела на незнакомую женщину.

— О, я не представил Киру, — сказал Булеан извиняющимся тоном. — Это она расправилась с тремя бандитами и убила Замофира прошлой ночью.

Чарли нахмурилась:

— Откуда она взялась? И где тот парень с сексуальным низким голосом?

Теперь Кира смотрела во все глаза, ничего не понимая.

— Мне тут пришлось поколдовать. Теперь это — Сэм, а это — ее подруга Чарли. Вероятно, единственная пара людей в космосе, у которых даже отпечатки пальцев одинаковые. А это Бодэ, ты, вероятно, много слышала о ней за прошедшие месяцы.

Кира улыбнулась:

— Рада познакомиться с тобой. И с… Чарли… Да! Для меня это очень неожиданно! Я так привыкла к одной, а теперь она другая…

— Ты? — пробормотала Чарли.

— Ну, Крим появится утром. Можно сказать, что сейчас с нами его дух. Не старайся понять это. Я уверена, если кто-то захочет тебе объяснить, то объяснит.

«Вот тело, за которое я бы убила», — подумала Чарли, глядя на Киру. Она, ставшая Сэм, или Сэм в теле Чарли, казались ей положительно некрасивыми. А та женщина была бы очаровательна и в свинарнике. Увидев, как смотрит на Киру Дорион, Чарли вдруг ощутила ревность. А тут еще Булеан сказал:

— Дорион, ты поедешь с Кирой. Воспользуйся ее седлом, оно вон там. Мы жертвуем лошадь, Кира. Надеюсь, ты не против.

— Нет. Эти люди имеют право получить все, что только можно. Ну! Не помню, чтобы мне приходилось ездить с голым мужчиной. Желаешь впереди или сзади?

Чарли вся кипела от злости, но что ей было делать? Любой ее приказ Дориону мог аннулировать Булеан, так что не стоило и пытаться. Но пусть только попробует… Сам потом пожалеет.

Все уселись, седла взвились в воздух, доставив Чарли несколько очень неприятных минут, выстроились в ряд и отправились. Часа через два Чарли освоилась, если не считать, что она, несомненно, хотела бы, чтобы Дорион и та женщина были у нее на глазах, а не сзади!

Сначала она пыталась отогнать ревнивое чувство, потому что просто очень привыкла быть уверенной в своей привлекательности. А сейчас… Но, Боже, неужели это она была вон той худой? Возможно, Сэм права, пожалуй, она перегнула палку. Ну, теперь пусть Сэм откармливает то тело. По крайней мере самой Чарли больше не нужно беспокоиться об этом. Она могла бы наслаждаться ближайшие два месяца, обжираясь, если бы только было чем. Господи, она не ела мороженого и шоколада с тех самых пор, как рассталась со своим родным миром. Но если они проиграют, на черта тогда диета? А если победят, Булеан сделает ее снова прекрасной.

Но Дорион… Ну да, он, конечно, чересчур упитанный, но ведь на самом деле он очень милый… Конечно, он был влюблен в нее, но ни разу не воспользовался своей властью над ней. В жизни он слишком робок и сентиментален. А сохранились бы его чувства теперь, если бы рабское заклинание перестало связывать его?

Они еще раз пересекли границу. Чарли разглядела позиции повстанцев. Их было гораздо больше, чем ей показалось в прошлый раз. Но срединная земля впереди была такой темной, что на мгновение Чарли подумала, что снова ослепла.

Для Сэм все восхитительно светилось, и, когда они перелетели нуль, неясный призрачный свет окутал все вокруг. Каждый предмет окружала своя аура. Это было красиво, но где же огни? Внизу были виноградники, фермы, городки. Было уже поздно, но должны же там быть хоть фонари? Что-то там внизу происходило очень странное.

— Думаю, они становятся умнее, чем предполагал Клиттихорн, — услышала она голос Булеана. — Тут внизу лишь немного людей и животных. Вероятно, гражданская гвардия, чтобы предупредить грабежи. Либо Гротаг все-таки перепугался, либо король и знать.

— Ты думаешь, Кованти эвакуирован? — спросила Чарли. — Но куда бы они поехали? И как?

— Подозреваю, что у повстанцев нет таких сил, чтобы сосредоточить их на всех границах. Если противоположная граница открыта, а это вполне возможно, основная масса людей могла переехать через нее в безопасную и надежную колонию, немного рассеяться там и к тому же оказаться под защитой армии. Это умно. Если кто-нибудь нападет на Кованти, ну что ж, ему достанется урожай лучших виноградников в космосе. Если не нападет, люди в конце концов вернутся. Но накрыть колонии так, как он сделал это с Масалуром, — для этого ему потребовался бы колдун второго ранга непосредственно на месте, а у него их и так не хватает. Если бы так сделали во всех срединах, его победа была бы дутой. Конечно, все так не сделают, но, похоже, кто поумнее, сможет пережить заваруху. Ну, мы должны будем пролететь очень близко от центра города. Вот все и узнаем.

В центре кое-где в домах горели огни. Видимо, не все решились на переезд. Но таких было немного. Большой замок сверкал так ярко, что глазам было больно.

— Значит, Гротаг дома и держится стойко, — заметил Булеан. — Это будет достойный пример того, насколько бесполезна сила, если Бог ума не дал. Его лучшие адепты прекрасно могли бы держать щит, а Гротаг лучше защитил бы и себя, и своих людей, находясь рядом с ними. Что за болван!

За городской чертой и по мере приближения к границе было намного оживленнее. Очевидно, эвакуация еще шла полным ходом. Булеан и его спутники свернули на север и пролетели вдоль границы к маленькому городку, который жил, казалось, своей обычной жизнью. Конечно, такие городки вблизи границы были почти в безопасности. Даже в Масалуре они не были затронуты Ветром Перемен, главный удар пришелся не на них.

Теперь Булеан направил свой летучий отряд к маленькому домику на верхушке холма. Сэм и Кира узнали его сразу.

Булеан слез с седла, Дорион соскользнул со своего и помог Чарли подняться.

В окне появился свет, дверь открылась, и на пороге появилась маленькая седовласая старушка. Ласково улыбаясь, Итаналон сказала:

— Я ждала вас.

Кивнув Кире, колдунья проговорила. — Ее я знаю, а ты, — обратилась она к Чарли, — ты похожа на ту, что была здесь, но ты не она. И тебя, — теперь она обращалась к Сэм, — тебя я тоже знаю. О, дорогая. Зеркало ошиблось? Ты морила себя голодом все это время? Сэм засмеялась:

— Нет, это булеановы штучки. Мы вроде как близнецы, и Булеан заставил нас поменяться телами. Итаналон вздохнула и кивнула:

— А, тогда понятно. Надо бы тебе поесть. У меня есть кое-что на кухне. — Она снова взглянула на Чарли. — Я чувствую в тебе какой-то конфликт, ты несчастлива. Пожалуй, мы могли бы что-нибудь сделать для тебя. — Она повернулась к Дориону:

— А вам, молодой человек, следовало бы надеть штаны.

— Нет времени для всего, что следовало бы сделать, — отрезал Булеан. — Я хочу убраться из Кованти прежде, чем развернется настоящий поиск. Кто-нибудь еще?

— Йоми встретит нас по дороге. Это все. Но что может быть у Клиттихорна там? Мы знаем мошенников и недоумков, которых он использует на войне. Кого он может иметь под рукой?

— Вероятно, адептов, которых он повысил сам, без соблюдения правил, — ответил колдун. — Поэтому они неизвестны и, значит, более опасны. Думаю, он использует какую-то модель Акахлара, трое его адептов производят триангуляцию и удерживают положение, он открывает просвет, а Принцесса Бурь захватывает и ведет бурю. Но и в этом случае их четверо второго ранга против нас троих. Причем один — Клиттихорн, а остальные — Клиттихорном выбранные и» обученные.

— Вздор. Какой у них может быть опыт? Те трое почти наверняка в основном учились выполнять именно эту работу. Ты закомплексовался на Клиттихорне, как бы это не погубило нас. Ты уверен, что тебе не стоит встретиться с зеркалом?

Булеан сухо хмыкнул:

— Я справлюсь с ним, не беспокойся. Сэм смотрела на Итаналон широко открытыми глазами.

— Ты собираешься помогать нам? Я думала, ты в такие вещи не вмешиваешься.

— Нельзя стоять в стороне, когда речь идет об уничтожении зла, дорогая, — ответила колдунья. — Так же, как я не могла больше работать на систему, которую считаю деспотической, я не могу сидеть сложа руки, когда людей уничтожают или сводят с ума. Есть сумасшедшие, которые не подозревают об этом, и поэтому не ищут исцеления. Клиттихорново безумие сводит с ума невинных. Он страдает, но он вымещает это на остальных. Я не могу позволить это ему. Я засомневалась уже тогда, после вашего прихода. А когда погиб Масалур, я поняла, что Булеан прав.

— Мне нужна твоя лаборатория, чтобы связаться с моими людьми и убедиться, что все готово, — сказал Булеан. — Сэм, пойдем с нами. Надо кое-что обсудить. Остальные пока свободны. Поешьте или лучше поспите пока.

Итаналон, Булеан и Сэм прошли в заднюю часть дома и спустились вниз, где в глубине холма размещалась лаборатория колдуньи. Остальные остались в гостиной.

— Йоми тоже, — выдохнул Дорион. — Даже не верится! Она редко когда выбирается из своей берлоги.

— Думаю, Булеан прав, — сказала Кира. — Надо отдохнуть. Я не сплю по ночам, так что могу подежурить.

Чарли уложили на диване, но ей было неудобно и вообще неспокойно. Бодэ и Дорион заснули, а Кира закусывала на кухне в задней части дома. Чарли с трудом встала, тихо открыла дверь и вышла наружу.

Ночь была прекрасная. Городок у подножия холма, казалось, сошел с художественной открытки. Воздух был теплый, дул легкий ветерок. Все тревоги казались такими же далекими, как родной дом.

Странная маленькая фигурка прошла рядом, и Чарли вздрогнула и невольно вскрикнула.

— Прости, — прокаркал Кромил. — Не собирался заставлять тебя подпрыгивать, хотя иногда весело пугать людей.

— Да ничего. А почему ты не с ними? Почему разговариваешь со мной?

Маленький зеленый побратим фыркнул:

— Там только скука и чепуха. Совсем не интересно Кромилу. Просто болтовня о том, как лучше стать убитыми, и все. Впрочем, надо отдать ему должное. Если кто-нибудь и может осуществить все это, то это Булеан. Втянул вас хорошо, не так ли?

Она нахмурилась, пытаясь разглядеть крошечную фигурку в темноте.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты никогда не понимала, как работает его ум, да? Такой приятный, такой болтливый, что отдашь ему свои драгоценности и еще попросишь взять все остальное. Иногда так все усложняет, что сам себя подводит. Вот и с вами едва не получилось так. Он все это задумал с самого начала, точно. Все же удивительно, что вы добрались так далеко. Все остальные кончили плохо.

— Остальные?

— Конечно. Твоя подруга была не единственной Принцессой Бурь, которую он ухитрился вырвать из лап Клиттихорна. Не много, но несколько было. И никто из нас не стал бы держать пари, что именно твоя подруга дойдет до цели.

— Что… что случилось с остальными? Где они? Маленькая зеленая обезьянка пожала плечами совсем по-человечески.

— Некоторые погибли. Это здесь проще всего. Остальные пойманы в ловушку. Их схватили люди Клиттихорна. Или они под заклинаниями… Начинали-то все одинаково. Заводил вас, как механическую игрушку, и пускал бежать. Помещал вас подальше от себя и приказывал бежать. Своего рода гонки. Первая, кто достигает Булеана, побеждает.

— Но зачем? Ты хочешь сказать, что он мог притащить нас к себе в любое время? Что он нарочно заставил нас пережить все это?

— Не все. Выручал вас, когда мог, но большей частью вы были сами по себе. Смотри, победительнице придется выступить против принцессы Бурь, верно? Опытной, злобной, сильной, гонимой ненавистью. Вспомни, какими вы были, когда вас сбросило сюда. Могла твоя подруга тогда справиться с Принцессой Бурь и колдунами? Понимала она тогда хотя бы саму себя? Она была закомплексованной невежественной простофилей. Теперь она вроде как получила образование, понятно? Должна она была узнать об Акахларе, о волшебниках, о заклинаниях и всей этой чепухе. Все вы были наивными, глупыми, непрактичными — типичные подростки. Куда вам было идти против них. Вы должны были узнать правила, узнать, что такое зло, и научиться отделять его от глупости, которая нередко выглядит так же. Вы должны были выдержать несколько боев, подвергнуться преследованию и даже бесчестию. Мы не планировали, просто знали, что это случится. Сможете вы справиться? Сумеете уцелеть? Выручали, когда вы не справлялись и когда это было в наших силах, но и только. Вы единственные, кто сделал это.

Чарли вздохнула:

— Я понимаю. Наши мучения вроде как испытание.

— Не испытания. Состязание на выносливость. К тому же все это не было совершенно случайным. Чем дальше вы продвигались, тем больше нити судьбы указывали на твою подругу. Булеан пошел на некоторый риск, когда приказал демону из Кристалла Омака добиться, чтобы она забеременела. Были признаки, что Клиттихорн подыскивает подходящего супруга для Принцессы Бурь. Помимо всего, это удовлетворяло представления повстанцев о пристойности и устраняло слухи о том, что у принцессы полно рабынь-любовниц. Это правда, но политически неудобная.

— Демон… заставил ее забеременеть? — ужаснулась Чарли.

— Ну, ничего странного. Просто внедрил в ее сознание естественное любопытство к нормальным отношениям… и мысль, что она может применить гипнотическую силу, чтобы узнать это.

Хорошо, конечно, что это ребенок не одного из бандитов Астериал, но, по сути, это было тоже изнасилование, только как бы Булеаном. У Чарли появилось ощущение, что Булеан обращался с Сэм как с вещью, не лучше, чем Халагар с ней самой. Но что сделано, то сделано, и теперь ребенок Сэм был внутри нее, так что, выходит, она была изнасилована как бы через третьи руки? Это было слишком сложно для такой ночи, как эта.

— Но почти тотчас после этого мы попали в наводнение, большинство людей из каравана были убиты, затем плен, пытки, насилие, да еще мы потеряли друг друга в Кудаане. Не слишком-то Булеан помогал нам тогда.

— Ни он, ни кто-либо другой не ожидал, что Сэм воспользуется своей силой так скоро. Мы не знали, что банда Синей ведьмы нападет именно на этот караван. Случалось и незапланированное, что Булеану и Йоми приходилось исправлять, вот и все. Когда вы с Бодэ появились у Йоми без Сэм, мы связались с Кримом, чтобы он выследил ее. До того момента он искал вас, думая, что вы по-прежнему все вместе.

— Да, но нас спасло только то, что Дорион случайно увидел нас и увидел мое сходство с Принцессой Бурь. Просто повезло.

— Крим все равно нашел бы вас. Везение — дилетантский термин для нитей судьбы, которые сплетены при зачатии. Поэтому некоторых людей ждут «чудесные» спасения, а другие умирают при странных обстоятельствах. Нити могут оборваться, сталкиваясь с другими, но Булеан проследил нить Сэм, и она была длинной. Они с Йоми вытащили Сэм от Паседо, вернули ей в основном память, и она много узнала о себе за это время. И ты тоже.

— Так почему Булеан просто не приказал Криму отвезти нас к Йоми, чтобы мы снова были вместе, а затем доставить нас всех к нему?

— Потому что вы не были готовы. Вы выжили, закалились, но вы не были готовы. Сэм по-прежнему вела войну сама с собой, она по-прежнему тратила почти все время, пытаясь избежать своей судьбы и своих обязанностей. То же самое было и с тобой. Вы обе стали жестче, прагматичнее, но были заняты только собой, вы даже друг на друга не смотрели. У вас не было ни чувства долга, ни готовности к жертве ради общего дела. Потребовался Халагар, чтобы заставить тебя увидеть, чем ты на самом деле стала и как воспринимают тебя другие. С Сэм было легче. Она всегда чувствовала свои обязанности по отношению к другим, но отсутствие у нее самолюбия, самоуважения, самоодобрения сводило ее с ума. Мы направили ее к Итаналон. Это помогло Сэм принять себя и примириться со своим долгом, но и только. Мы решили, что придется идти с тем, что есть, но неожиданное отклонение, позволившее ей почувствовать себя нормальной, оказалось настоящим благословением.

— Нормальной? С четырьмя мужьями в хижине в джунглях у черта на куличках?

— Нормальной жизни для нее. Это дало ей нечто, помимо жизни с Бодэ, за это стоило бороться. Она увидела, как люди, которые стали близки ей, погибли, в сущности, из-за нее. Она увидела, как другие делают то, чего ожидали от нее. Это сломало последний барьер. Теперь она готова. Во многих отношениях у нее теперь гораздо больше опыта и выносливости, чем у настоящей Принцессы Бурь. И ты была тоже готова, чтобы сыграть свою роль.

Брови Чарли поползли вверх.

— Я? Какую роль? Я была приманкой, возможно, но, если бы не мое собственное решение, я бы выпила зелье тогда, в Тубикосе, и навсегда осталась бы безмозглой куртизанкой. Да я практически и стала ею.

— Ну, в проекте был важен не твой разум, а твое тело, чтобы беречь ребенка Сэм. То, что ты сохранила свой ум, очень осложнило перенос. Не будь у нас возможности приглядывать за тобой, так сказать, нам бы, вероятно, пришлось принять другие меры.

— Приглядывать… Ты имеешь в виду Дориона?

— Конечно, нет. Мрак. Как и я, твой побратим существовал сразу в двух слоях: в этом и в своем родном. Он и я, мы обсуждали все. Мы согласились, что тебе не следует выдавать твое истинное «я» Халагару, чтобы он не избил или не убил бы тебя. Ты была в большей безопасности, когда он был уверен, что ты не представляешь никакой угрозы для него. Мрак искренне любил тебя, это редкость для побратима. Возможно, слишком сильно любил. Он не должен был убивать Халагара. Булеан забрал бы тебя. То, что ты исчезла, нас очень сильно сбило с толку, и мы засиделись там, надеясь, что все-таки сможем подобрать тебя, когда ты будешь искать его, пусть даже не сознавая этого. Но наша задержка позволила Замофиру добраться туда первым, и кровопролитие стало неизбежно. Мы опоздали, но Сэм поняла, что такое долг и жертва. А ты наконец достигла точки, когда предпочла бы умереть, голая, слепая, одна в лесу, но не стать рабыней. Ты тоже узнала многое.

— Все, что ты говоришь, звучит холодно, расчетливо, бессердечно. Будто мы были просто куклы, которых можно переделывать, с которыми можно играть, и никому дела нет до их страдания, боли и унижения. Наши жизни, наш разум действительно ничего не значили для твоего хозяина. И он получил именно то, что хотел. Меня будто помоями облили.

— Так ведутся войны в эту эпоху. Может быть, они всегда велись так. Маленьким людям приказывают идти в атаку. Если они не делают этого — их расстреливают как изменников. Если делают, но погибают — за их телами могут укрыться другие и продвинуться еще чуть-чуть вперед. Вы интересная раса. Вся ваша история — это серия маленьких убийств. А когда вы стали сильнее и опытнее, и убийства стали крупнее. Теперь во многих мирах вы можете уничтожить весь ваш род за считанные минуты, и это вершина человеческой цивилизации. Здесь безумец намерен стать богом. Но в обществе, построенном на убийствах, не может не быть безумцев. Моя раса наблюдает все это крайне увлеченно. Некоторые из нас проводят вечность, споря о вопросах, которые поднимаете вы, люди. Ты возражаешь против того, что могущественные силы используют тебя как орудие, чтобы пресечь нечто ужасное. Но если бы те силы не сделали этого, не были бы мы виноваты в том, что позволили случиться большему преступлению по отношению к большему числу людей? Увлекательный вопрос. Вы пешки своих богов. Вы молитесь о милосердии, о прощении, о победе в сражении и о гибели ваших врагов. Вы совершаете жертвоприношения. Вы рождены пешками. Это в вашей природе. Но когда вы замечаете это, вы протестуете.

— А что вы такое, Кромил?

— Альтернативная реальность. Из вселенной, которая так не похожа на вашу, что вы не могли бы даже понять ее. Давным-давно мы научились вылезать в просветы, через которые Ветер Перемен рвется наружу. Здесь мы принимаем какую-то форму ваших миров, а иначе все это для нас непостижимое сумасшествие. Мы имеем дело с самыми могущественными из вас. Мы предоставляем им некоторые услуги, а они нам — некоторые вещи, которые мы хотим. Это хорошо отработано за многие годы.

— И что хотят от нас создания вроде тебя? Ответ Кромила ошеломил ее, она даже покачнулась, как от удара.

— Развлечения, — сказал он. Чарли молчала.

— Ты расскажешь еще кому-нибудь? — с любопытством спросил Кромил.

— Может быть. Но Сэм не нужно знать сейчас, а колдунам ваши взгляды, наверное, и так известны.

— О, да.

— У Клиттихорна есть побратим?

— Да, у них у всех есть. Это отчасти необходимо для высшей магии. Видишь ли, мы очень верны, какую бы сторону нам ни случилось принять, но мы предпочитаем наблюдать.

— Не сомневаюсь. Ты все же подействовал на меня чертовски угнетающе. Полагаю, для блага всех я должна постараться поспать.

— Твоя роль в этом, за исключением роли матери, подходит к концу, — сообщил ей побратим. — Вот-вот начнется большое шоу. Мы активно делаем ставки на исход.

Она швырнула в него камушком, но промахнулась.

К удивлению Чарли, следующим на их пути был Масалур, но только Булеан и Кромил отправились в средину. Остальные во главе с Итаналон полетели на восток. Они пролетели над лазурным тропическим океаном и приземлились на острове миль тридцать длиной и двадцать шириной, самом большом из вереницы вулканических островков. Место было точь-в-точь как на картинках, которые изображали тропический рай, с кокосовыми пальмами, бананами и манго, растущими повсюду. Это было великолепное место, и жили здесь, кажется, только птицы и насекомые.

На острове был единственный маленький, но с виду уютный домик на берегу тропической лагуны, которая тоже была как с художественной открытки. Внутри они с удивлением обнаружили две спальни с большими удобными современными кроватями с пружинными матрасами, гостиную и нишу для столовой и нечто вроде рабочего кабинета с видом на лагуну. Все было обставлено по-домашнему уютно. Уборная была во дворе, а вместо душа был прелестный тропический водопад в ста ярдах от дома, в джунглях. Были еще масляные лампы, кладовые и закрытая жаровня во дворе. Не было ни электричества, ни водопровода. Дом выглядел как чья-то воплощенная идея об идеальном тропическом убежище.

Булеан появился часов через шесть после них. К этому времени они уже нашли запруды с пойманной во время отлива рыбой и сами уже чувствовали себя на острове, как рыба в воде. Колдун был не один.

С ним были два создания, абсолютно идентичные близнецы с не правдоподобно гладкой зеленой кожей, которая, казалось, была почти лишена пор и слегка блестела на солнце. Губы у них были зеленые, а глаза — как изумруды, окруженные бледно-оливковым морем. На ногах у них было по три пальца, соединенных широкой перепонкой. Четыре тонкие руки казались менее подвижными, чем у людей, негнущимися и заканчивались тремя длинными одинаковыми пальцами. Они смыкались, как клешни, но были мягче и такие же проворные, как человеческие. Нижняя пара рук свободно поворачивалась, как на шарнирах. Еще у них было по четыре маленькие, но крепкие груди, верхняя пара слегка опиралась на нижнюю. Тонкие цепкие хвосты выходили где-то между влагалищем и прямой кишкой. Они были около фута длиной и оканчивались чем-то похожим на пенис.

Все смотрели на них с одной и той же мыслью: «Так вот что Ветер Перемен сделал из масалурцев…»

— Это Модар и Соброа, — представил их Булеан. — Различать их вы научитесь, когда будете разговаривать с ними. Модар раньше был мужчиной ростом шесть футов и два дюйма, а Соброа была красивее всех женщин-адептов, с которыми мне приходилось когда-либо встречаться. Они были среди тех, кто добровольно остался поддерживать щит.

— Если уж вы шокированы, — сказала одна из них странным двухтональным голосом, — представляете, каково нам было увидеть, что с нами случилось. Надеюсь, вы привыкнете к нам, хотя мы еще сами не привыкли к себе и каждый день узнаем что-то новое. Боюсь, пройдут годы, прежде чем мы узнаем все.

— Важно другое, — сказал Булеан. — Соброа — целительница и акушерка. Сейчас у нее нет силы, но она приняла множество младенцев и знает, как оказать первую помощь. Модар был моим библиотекарем. Он романтик и мечтатель. Это он нашел и в основном спроектировал это место. Здесь нет ничего, о чем бы он не знал.

— Оно вам нравится? — спросила другая голосом, почти идентичным голосу первой. Только в тоне можно было заметить кое-какие различия.

— Оно прекрасно, — ответила Сэм. — Это должно было быть что-то вроде убежища?

Булеан кивнул:

— Когда мы должны были уходить, мы пришли сюда. В этом мире нет особенного судоходства, и население сосредоточено в менее жарких зонах. Если бы вы их увидели, вы бы поняли почему. Эти острова в тысяче миль от всего и ото всех, и, вероятно, это не скоро изменится. Еда, вода и все необходимое буквально падает вам в руки. Но, так как это масалурская колония, я очень сомневаюсь, чтобы кто-то искал вас здесь. Все вы можете здесь остаться, милости просим. Чарли, ты и Дорион, само собой. Помните только, что вы гости Соброа и Модара, они вам не прислуга. Мы отправляемся утром и не вернемся, пока дело не будет сделано.

Предложение было заманчиво, очень заманчиво, но сначала Бодэ, затем Крим сказали Булеану:

— Бодэ не для того нашла свою Сузаму, чтобы снова бросить ее. Бодэ пойдет и будет помогать до последнего, если сможет! И если случится так, что она выживет, она увековечит величайшую битву в истории космоса!

— Неведение свело бы нас с ума, — отозвался Крим. — Может быть, мы ничего не сможем сделать, может быть, мы сумасшедшие. Но я хочу быть там, и я чувствую, что Кира думает так же. Мы ведь едва не отдали жизнь ради этого.

— Я рад вам обоим, и вы можете оказаться полезны, — заверил Булеан. — Но помните, что вы ничего не можете сделать, оставайтесь в стороне. А сейчас идите спать.

Чарли плакала, прощаясь с Сэм и Бодэ, крепко обнимая и целуя их. Но время пришло. Те, кто оставался, следили, как остальные садятся на свои заколдованные седла, поднимаются в разгорающуюся утреннюю зарю, делают круг на прощание и исчезают в ярком свете дня.

Дорион посмотрел на Чарли.

— Тебе хотелось бы пойти в ними, не правда ли? Чарли чуть улыбнулась и не ответила.

— Ну, — вздохнул он, — а мне бы хотелось. Может, боги, которые довели нас всех до этого места, по-прежнему будут с нами.

Высоко в воздухе над искрящимся океаном Сэм чувствовала, что завтрак комом стоит у нее в горле, но она смотрела вперед.

«Бог мой, вот оно и случилось, — мысленно сказала она себе. — Вот мы и идем!»

Глава 12

Когда Клиттихорн окрестил себя Рогатым Демоном Снегов, он сделал это не просто ради красного словца.

За то время, что она провела в Акахларе, Сэм почти забыла, что такое зима и настоящий холод.

А теперь, когда они продвигались к северу, медленно, но неуклонно становилось все холоднее с каждой новой срединой, которую они пересекали. Булеан, чтобы Сэм как-то представила это себе, сказал, что Тубикоса — это примерно Северная Австралия или Новая Гвинея; Масалур — северо-восточная Африка, может быть, Египет, только осадков выпадает гораздо больше. Владения же Клиттихорна приходились на север Швеции, а возможно, даже на Исландию или Гренландию, вблизи Северного полярного круга. Но Сэм трудно было думать, что Акахлар подобен Земле. Слишком непохожим и экзотическим он был.

Чем дальше на север, тем перекрестки миров — места пересечений колоний со срединами — становились короче, часто с одной стороны средины они были намного длиннее, чем с другой. За Северным полярным кругом миры уже не перекрывались. Здесь были только лед, снег, да изредка, кое-где нули, из которых пути вели в никуда. Это тоже была одна из причин, почему Клиттихорн обосновался здесь. Никто здесь не жил, да и не хотел жить.

Но сам Клиттихорн выбрал место, где высокие вулканические цепи рождали неожиданное тепло среди вечного льда, и были средства перехватить тепло и энергию земли. В маленькой долине, окруженной вулканическими горными вершинами, он построил не просто дом и лабораторию, а маленький город, населенный отверженными акхарского общества. Здесь им были обеспечены и безопасность, и комфорт, которых не могли предоставить Кудаанские Пустоши. Здесь собирались «сливки» изгнанников, и были здесь не только акхарцы, но и колонийцы, которых Клиттихорн или его приспешники извлекли из родных миров, потому что это требовалось по планам Рогатого.

Громадный тускло красный замок Клиттихорна с его восемью башнями, как гигантский канделябр, возвышался над городом. Кроме самого Клиттихорна, в замке работало множество людей. На дне долины располагались жилые дома. Тепло, рожденное в недрах земли, обогревало их снабжало горячей водой и даже поддерживало температуру в теплицах. Там выращивались прекрасные овощи и фрукты, которых хватало на всех обитателей города. За домами паслись огромные стада северных оленей. Они обеспечивали мясо и рабочую силу. Даже Булеан не видел этого раньше, и то, что они видели, поражало их.

Теперь их было шестеро. Они были одеты в тяжелые меховые шубы, и, хотя как будто не мерзли, всем было как-то неуютно.

Йоми присоединилась к ним в воздухе над Ханахбаком, в тысяче миль к юго-востоку, огромный меховой плащ скрывал ее изуродованное тело, и казалось, что она просто плывет по воздуху.

— Это то самое место? — спросила Сэм.

— Нет, я просто хотел взглянуть, что он тут построил, — ответил Булеан. — Это потрясает. Впрочем, он никогда ничего не делал наполовину.

— Я представляла себе этакий редут в центре полярной пустыни, — заметила Йоми, — а не великолепный город. Послушай, ты ведь говорил мне, что малый родом из тропиков?

— Так и есть, но люди легко приспосабливаются. Ему никогда не достичь бы всего этого на юге. Слишком много и людей, и политиков, да и гильдия повсюду сует нос. И вы посмотрите, от земли со всех сторон поднимается пар. Здесь достаточно тепла. У них в домах, уверен, так же тепло, как в Масалуре. И скорее всего можно перебираться из одного места в другое, пользуясь нагретыми подземными туннелями. Кроме лыжной охраны и пастухов, никому и надобности особой нет мерзнуть на поверхности.

— Но где же он сам? — спросил Крим.

— Недалеко. У него есть совершенно изолированная и скрытая от всех штаб-квартира, так сказать. Я думаю, мы разобьем лагерь здесь, а затем отправим тебя и Бодэ на разведку.

— Почему бы не пойти всем? — спросила Сэм.

— Думаю, он знает, что мы близко или приближаемся. Не хочу лишний раз подставлять нас под удар. У него здесь повсюду контролирующие заклинания, чтобы обнаруживать нежелательных посетителей, но он уверен, что ему нечего бояться обычных людей, так что будьте осторожны.

— Ты не думаешь, что он насторожится просто от сознания, что мы близко? — озабоченно спросила Йоми.

— Нет. Пока Принцесса Бурь чувствует, что ребенок находится в другом полушарии, нет. Надеюсь, наш маленький трюк одурачит его.

Они устроили лагерь в старой лавовой трубе. Снаружи было холодно, но от стен трубы исходило тепло.

Крим обследовал трубу.

— Не чувствую я себя здесь в безопасности, — заметил он. — Если кто-то обнаружит нас, они могут пустить сюда лаву или просто залить водой, и с нами будет покончено.

— Нас достаточно, чтобы не допустить таких штучек, — успокоила его Йоми. — Важнее, сможете ли вы управлять летающими седлами без нашей поддержки. Вы должны лететь низко, но как можно незаметнее.

— А он не увидит заклинание, которое заставляет седла летать? — обеспокоено спросила Бодэ.

— Скорее всего нет. Оно такое пустяковое, здесь повсюду тысяча таких. Они заглушат его. Все же будьте осторожны. Если кто-нибудь из часовых увидит вас, все ставки биты.

Крим явно нервничал.

— Вы уверены, что мы сможем вернуться до заката? Я не хочу, чтобы Кира выходила при таких обстоятельствах.

— Боюсь, мы будем лишены общества очаровательной Киры. Если она и появится, то на часок, не больше, — ответил Булеан. — Закат здесь наступает позже, мы близко к Северному полярному кругу, а может, перешли его немного. Если перешли, мы вообще не встретим Киру: в это время года солнце здесь не садится. Были бы мы в Антарктиде, мы не видели бы тебя. Не унывайте, друзья мои. Мы, возможно, в пасти смерти, но сейчас по крайней мере вампиры нам не угрожают.

Крим и Бодэ немного полетали вокруг, и оба решили, что чувствуют себя достаточно уверенно.

— Добираться туда около получаса, — сказал им Булеан. — Оставайтесь там ровно столько времени, сколько абсолютно необходимо, чтобы составить представление о месте, его оборонительных сооружениях, ну и всем прочем. Если вы не вернетесь через три часа, мы вынуждены будем предположить, что вас заметили, может, даже захватили в плен, и мы выступим немедленно. Понятно? Бодэ, я рассчитываю, что ты сможешь по возвращении нарисовать все, а Крим запомнит. Главное — точность. Когда мы войдем, у нас будет только одна попытка. Либо мы пройдем весь путь, либо все напрасно. Бодэ пожала плечами:

— Бодэ великая во всяком искусстве. Она сделает, что ты желаешь, и лучше, чем ты мечтаешь! Сэм крепко обняла ее.

— Будь осторожна. Хоть мы все и собираемся вскоре погибнуть, не спеши. Бодэ засмеялась:

— Боги Хаоса сплели наши судьбы слишком плотно! Бодэ слишком много страдала, чтобы умереть сейчас, прежде чем она обессмертит себя творениями, которые она еще создаст! Идем, богатырь! Поглядим на эту крепость зла!

Сэм смотрела им вслед, чувствуя себя виноватой, потому что в иерархии тех, кем можно пожертвовать, она была единственной абсолютно неприкосновенной.

Они сидели в тепле, жевали печенье, запивая вином, и ждали. Было что-то странно нелепое в том, что она сидела, закутанная в меха, в пещере с тремя настоящими колдунами. А они, несмотря на все свое могущество, тоже зябко ежились и, похоже, чувствовали себя такими же несчастными, как она.

— Это жир, дорогая, — вдруг сказала Итаналон.

— А?

— Тебе холоднее, чем всегда. Я вижу, что ты дрожишь, будто в лихорадке. Ты, вероятно, знаешь, что у большинства людей — коренных жителей Севера — желтая кожа. Желтизна — это жировой слой. Он защищает от холода. А твоя подруга морила голодом это тело, и этот желудок сжался до размеров грецкого ореха. Если бы я была богиней, я бы установила новый стандарт красоты.

Йоми фыркнула:

— Я, может, и похожа на тех чудовищных идолов, которым кое-где поклоняются, но, боюсь, я бы умерла со смеху, слушая молитвы, обращенные к моим изображениям.

— Да, но ты здесь, потому что думаешь, что наш рогатый приятель нашел путь к божественному состоянию. Божественная власть — это способность извлекать порядок из хаоса. Не случайно, как Ветры Перемен, а намеренно. Это способность исправлять зло, изменять умы, создавать и формировать цивилизации — словом, творить.

— И уничтожать, — вставил Кромил, выглядывая из складок шубы Булеана. — Вы боитесь, что Клиттихорн получит силу бога. Большое дело! Были бы вы действительно лучше него, имея такую силу, или просто другими? Сила не наделяет мудростью. Она просто делает обычного человека, который необычно любит силу, способным применять ее при всех его комплексах и проблемах.

— Глас мудрости из преисподней, — сухо прокомментировал Булеан.

— Мы разговариваем с людьми, подобными вам, тысячелетиями, и никто на самом деле не услышал от нас ничего, что не хотел услышать, — парировал побратим.

— Полагаю, демоны и бесы могли бы действовать лучше, имея ту же силу, а также всю их мудрость и высшую цивилизацию, — съязвила Йоми.

— Конечно, нет. Почему, по-твоему, это зовут преисподними? И почему все здесь, проклиная кого-нибудь, посылают к черту? Ты знаешь, что такое ад? Это скука, вот это что. Тоска смертная. Поэтому мы и вынуждены подниматься к вам, чтобы хоть немного повеселиться.

Сэм вздрогнула и оглядела пещеру.

— Что-то не вижу здесь веселья.

— Во всяком случае, кто сказал, что Рогатый будет первым, кто достигнет Первого Ранга? — продолжал побратим, не обращая внимания на ее слова. — Все вселенные, все миры имеют своих богов. Мы сыты богами. Поэтому демоны и не принимают никогда сторону Бога. Все боги — ничтожества. Ну будет одним ничтожеством больше в космосе!

Булеан посмотрел на него, хмуря брови:

— Хотел бы я знать, когда ты просто говоришь циничные гадости, а когда — правду.

— Думаю, быть богом чертовски сложно, — заметила Сэм. — Даже если у вас самые чистые намерения, и сила вас не развратила. Всякий раз, когда я думаю о чем-нибудь, что действительно хотела бы изменить — ненависть, зависть, жадность, ревность, голод, войны, — я не представляю, как этого достичь, если не сделать всех и везде одинаковыми, ну, как Ветер Перемен сделал с Масалуром.

— У меня предчувствие, что масалурское общество будет сложнее, чем ты думаешь, — заметил Булеан. — Хотя, должен признать, оно, вероятно, усложнится, потому что их умы не изменились, и они уже думают иначе, чем те, кто был бы рожден и воспитан такими. Их мозги, а значит, интеллект и способности не одинаковы. Боюсь, ты права. Единственный путь излечить человеческий недуг, даже при божественной силе, это сделать людей нелюдями, подобными либо машинам, либо, возможно, бестелесным существам, как демоны и бесы, кому так скучно, что они поднимаются сюда и часто суют нос не в свое дело, просто чтобы позабавиться. Однако…

— Однако ты хотел бы иметь эту силу, чтобы узнать, — самодовольно закончил Кромил. — Но раз уж ты не можешь иметь ее, ты, конечно же, не хочешь, чтобы ее получил старина Рогач, потому что он ненормальный по-другому, чем ты.

— Довольно, бес! Как бы тебя не отправили домой, и надолго! — резко сказала Йоми. Булеан снова взглянул на Сэм.

— И все-таки ты бы даже не попыталась, будь у тебя такая сила? Если честно?

— Только если бы была вынуждена, — вздохнула она. — Сила без гениальной способности рассчитать все последствия ее применения… ну, тут можно стать либо некой разновидностью развращенного торговца силой, либо слишком осторожным. Я слишком боюсь такой силы, чтобы хотеть ее.

Булеан неловко пошевелился в своих мехах.

— Все-таки головоломка сводит меня с ума. Я всегда мог делать все, что делал Рой, но лишь после того, как он это сделал и сообщил мне, что это возможно. Хорошо, нам нужна Принцесса Бурь, потому что она неподвластна Ветру Перемен. И нам нужен колдун, чтобы справиться с множеством переменных, которые возникнут. И нам нужна сила, много силы. Принцессы Бурь — регуляторы силы, своим существованием они оттягивают Ветры Перемен. Но почему, черт возьми, они все лесбиянки? Если убрать ненормальное сексуальное предпочтение, уходит и магия. Почему?

Он не знал. Однако Сэм удивилась. Она? Маленькая Сэм Бьюэлл? Она защищает свой мир от Ветров Перемен просто потому, что живет там? Это не имело никакого смысла.

Минутку! Эта Принцесса Бурь вовсе не была бессознательным регулятором. Она привела тот Ветер Перемен прямо в деловую часть Масалура срединного. Она заставила его совершать круг за кругом, пока он не накрыл чуть ли не две трети средины. Значит, дело в том, кто мог управлять Ветром Перемен, и управлять намеренно.

Она и сама такое делала, делала с обычными бурями. Но она не могла разговаривать с Вихрем. Бог умел как-то разговаривать с теми силами, так, чтобы они, в свою очередь, создавали или делали то, что он хотел. Это было все равно что дать ум вихрю Ветра Перемен.

Все эти колдуны провели половину жизни, творя магические действа, но не веря в магию. Для них существовали всего лишь законы природы, математика и все такое. Они считали, что в каждом мире рождалась девушка с такой силой просто потому, что был такой регулирующий механизм, а в природе законы хаоса не обязательно имеют смысл, они просто выполняют то, что должны.

— Булеан? — позвала она. — Кто Принцессы Бурь в других мирах, нечеловеческих, не акхарского типа? Кто регуляторы в тех мирах?

— Гм? У них нет их. Или, возможно, вы не должны быть одинаковы физически. Другие миры тоже должны иметь какие-то регуляторы, я думаю. Разве что они не нуждаются в регуляторах так, как нуждаемся мы. Кто знает? Можно только изучать систему, которую навязывает нам хаос. Мы не можем распознать в ней никакого генерального плана.

Нет, она сомневалась, что те, другие вселенные имеют Принцесс Бурь. Может быть, все они имеют что-то, чего недостает только людям?

Маленький демон сказал, что есть много богов. Что, если Кромил говорил правду? Что, если в тех вселенных действительно были боги? Тогда им были бы не нужны Принцессы Бурь, верно? Они бы перешли от прихотей случая к управлению и воле их бога.

«Пятьдесят миллионов обезьян, колотящих по пишущим машинкам, при неограниченном времени написали бы всего Шекспира».

Ее школьный учитель, тогда, в десятом классе, использовал это как пример того, почему Земля такая, какая есть. Вселенная была так велика, что это просто случилось, вот и все.

Итак, есть пятьдесят миллионов обезьян, дано достаточно времени, написали бы Шекспира. Есть вселенные, дано достаточно времени, создали бы богов?

Как ни тяжело ей было, но она уже не могла остановиться. Предположим, только предположим, в каждой вселенной возникла необходимость создать бога или много богов — кто знает? — чтобы регулировать, чтобы управлять Ветрами Перемен, чтобы поддерживать порядок. Но, предположим, все вещи, необходимые для образования бога, просто никогда не встречались вместе. Они просто продолжали плавать вокруг, никогда не сходясь…

Может, это было и не так, но почему-то глубоко внутри она верила, что это должно быть по крайней мере частью ответа. И старый Клиттихорн вычислил его, и он потратил всю жизнь на то, чтобы собрать вместе все вещи, нужные для образования бога акхарцев, и как раз это он и планирует сделать…

Проклятие! Что за кощунство! Что за ужасная, страшная вещь, даже думать страшно! Но она не могла перестать думать, хотя от этого чувствовала тошноту и пустоту внутри. Всем ли акхарцам не хватает Его или только некоторым? О черт…

Она просто не имела права быть правой. «У меня даже не хватило мозгов, чтобы окончить школу, а уж об университете и речи не было. Сумасшествие думать, что вдруг у нее мозгов оказалось больше, чем есть, и все».

Она ничего не сказала остальным: незачем ей становиться посмешищем.

Крим и Бодэ вернулись меньше чем через два часа. Они насквозь промерзли, и колдуны отважились использовать немного магии, чтобы согреть их.

Бодэ взяла угольный карандаш и бумагу из седельной сумки и начала делать набросок.

— Смотрите… вот плато, а вокруг высокие горы. Какая-то выпуклость здесь, в центре. Мы думаем, большая часть этого под землей.

— Есть укрепления вдоль склона в V-образной выемке в долине, перед тем, как начинаются высокие горы, — уточнил Крим. — Трудно сказать, что они, собственно, такое. Это, бесспорно, то самое место. На верху нет снега. Ничуть. Можно видеть, как от него поднимается теплый воздух, и там, где он встречается с очень холодным, возникает даже маленькая снежная буря.

— Мы думаем, главный вход здесь, внизу, под плато, — продолжала Бодэ. — Кажется, есть мост, а от него — довольно широкая тропа, вот здесь, она под снегом, но, если знать о ней, можно пройти.

— Это похоже на летающую тарелку, только края неровные, — заметила Сэм. — Но как, черт возьми, мы туда войдем?

— Сейчас с Клиттихорном очень мало Второго

Ранга, — заметила Йоми. — Скорее всего, если у него нет одного-двух запасных, они все понадобятся ему, чтобы фокусировать устройство. Мы трое справимся с операторами вместе с Клиттихорном, или со всеми, кто у него в запасе, — они, вероятно, слабее и неопытнее. Беда в том, что нам не справиться и с теми, и с другими. Итаналон кивнула:

— Да, надо как-то разделить их.

Булеан посмотрел сперва на Итаналон, потом на Йоми:

— У нас нет ничего, чем бы мы могли вытащить их: они знают свою силу, и время у них кончается. Они могут начать в любой момент, но, конечно, не позже, чем через неделю, максимум через десять дней. После этого, ребенок, вероятно, родится. Они не станут разделяться сейчас. Но если мы будем медлить, сюда соберутся все остальные, и они станут еще сильнее. Мы должны ударить сейчас!

— Значит, надо заставить их самих разделиться, — сказала Йоми. — Клиттихорн и, вероятно, трое из его лучших адептов будут руководить войной. Начав ее, они не рискнут остановиться, иначе весь Второй Ранг окажется на нашей стороне. Но мы действительно не знаем, сколько его сторонников может собраться здесь при подготовке к решающему нападению. Мы не можем ждать.

— Значит, решено, — вступила в общий разговор Итаналон. — Единственный выход — это спровоцировать их начать войну сейчас же.

— Да, но как это сделать? — спросил Булеан. — Мы идем в лоб. Они узнают, что нас только трое, — они умеют читать силу не хуже нас. Они просто соберутся и встретят нас во всеоружии.

Сэм ушам своим не верила.

— Вы собираетесь позволить этому случиться? Вы собираетесь заставить их начать войну? Убить или изменить миллионы невинных людей? Предоставить ему шанс стать богом?

— Мы не видим альтернативы, дорогая, — мягко ответила Итаналон. — Надо надеяться, мы сможем помешать ему накрыть весь Акахлар. Но без Клиттихорна они развалятся в конце концов, и те из нас, кто обладает большой силой, смогут помочь собрать кусочки и перерегулировать систему, как мы всегда делали, хоть мне и не хочется возвращаться к тому же. Либо так, либо мы должны сдаться, сидеть здесь и ждать, чтобы он сперва выиграл войну, а затем утвердился в статусе Первого Ранга.

— В этом все и дело, не так ли? Ни один из вас в глубине души не заботится о жизнях, что будут уничтожены, о разрушенных цивилизациях и культурах, о людях, что будут порабощены. Клиттихорн — вот что занимает ваши мысли. Вы все убеждены, что он первый, кто действительно может сделать себя богом, и вы боитесь его. Если не вы, значит, никто. Так, да?

Булеан вздохнул и посмотрела ей прямо в глаза.

— Нет, Сэм, не так. Вернее, было не так. Я клянусь тебе. Всего этого не должно было быть. В Акахларе не меньше тысячи колдунов второго ранга. Будь здесь, на нашей стороне, только один процент — только десять, — это не было бы даже борьбой. Мы могли бы разрушить это место и изжарить Клиттихорна, и все было бы кончено. Но он ласкал их, и льстил им, и обманывал их, и потчевал их, и питал их предрассудки, а когда это все не помогало, вселял в них настоящий, неподдельный страх. Он играл на их жадности.

— Но наверняка некоторые из них…

— В нашей с тобой общей истории один малый ухитрился стать правителем большой и могучей страны, которая гордилась своими мыслителями, своей культурой. Он превратил ее в государство-гангстера, запугал более крупные и более сильные страны и вверг их в самую ужасную мировую войну, какую мы знаем. Клиттихорн провернул тот же ловкий трюк здесь, и, подобно его предшественнику в моем родном мире, он должен идти ва-банк. Он должен ударить по ним сильно и быстро, прежде чем они смогут организоваться, понять, кто нападает, и обрушить на него огромную согласованную силу, чтобы остановить его. Конечно, мы не хотели допустить это, но у нас не было оружия до сих пор, и у нас нет союзников даже сейчас.

— Но…

— Никаких «но»! Мы не можем помешать ему уничтожить кого-то, надо попытаться помешать ему уничтожить всех. Раз ты здесь, ты вырвешь управление у этой Принцессы Бурь! Ты пошлешь Ветры туда, где они не смогут причинить большого вреда, туда, куда они придут уже ослабленные прохождением через внешние слои. Сейчас это все, что мы можем сделать. Альтернатива — не делать ничего. Ты этого хочешь?

Она вздохнула и снова опустилась на пол пещеры. Ей нечего было возразить. Рогач чертовски хорошо сделал свое дело.

— Нет, этого я не хочу, черт возьми. Мне просто надоело, что все решения, даже когда речь идет о жизни и смерти, я должна принимать, не имея времени на размышления. — Она снова вздохнула. — Хорошо, так как вы собираетесь заставить его начать действовать?

— Всему свое время. Крим посмотрел на Булеана.

— А что с нами? Мы с Бодэ так и будем болтаться без дела и замерзать, и при этом она будет убеждать меня, что проживет достаточно долго, чтобы сделать зарисовки битвы?

— Гхм. Сами напросились, идите. Возьмите с собой ваши любимые пулеметы. Вам не справиться с колдуном второго ранга, даже с хорошим адептом, — они просто посмеются и превратят пули во что-нибудь безобидное. Но если они возьмутся за меня, или Йоми, или Итаналон, они даже не заметят вас. Вот тогда не стесняйтесь, отправьте их в ад! Крим кивнул:

— Похоже, мои фантазии сбываются. Я всегда мечтал прикончить парочку колдунов. А если мы войдем туда, где они делают свое дело? Там от нас, наверное, будет мало проку, и у них наверняка есть вооруженная охрана.

— Вероятно, но типичный средний генерал давным-давно забыл, как пользоваться оружием. Не подпускайте их к нам, а если увидите Принцессу Бурь — стреляйте. Она не имеет магической защиты.

— Да, но и я не имею, — нервно заметила Сэм.

— Ха-ха. Ну ты, или твое второе я, шпионила там достаточно. Если бы ты была одета, как она, ты могла бы даже сойти за нее. Во всяком случае, они засомневаются и не решатся открыть огонь. Если ты сможешь сыграть роль, хотя бы ненадолго, ты их запросто надуешь.

— Я… я не знаю. Мое произношение больше похоже на крестьянское, чем на ее, и сейчас она полнее меня. Правда, мою худобу можно было бы скрыть с помощью одежды. Но ее волосы и прочее…

— Возможно, — подала мысль Итаналон, — если бы мы точно знали, как принцесса выглядит сейчас — в данный момент, — сделать тебя похожей на нее было бы просто. Играть тебе придется самой, но, думаю, страже хватит просто твоего облика.

— Да, но как мы узнаем, как она выглядит? В последний раз, когда я пробовала ту мысленную связь, она услышала меня, закричала, выгнала и послала за мной Ветер Перемен.

Итаналон ласково улыбнулась:

— Тогда, моя дорогая, с тобой не было опытной колдуньи, которая могла бы тонко вести эту связь.

— Но она узнает, что я рядом. Они смогли послать Ветер Перемен за мной в Кованти…

— Это Клиттихорн в тот момент проследил связь, — объяснила Итаналон. — На этот раз мы подождем, пока принцесса окажется одна, и тогда пошлем ей видение, но с подтверждением, что ты далеко, так как ребенок далеко. Скажи мне, ты когда-нибудь присутствовала при родах?

— У Пати и Квису. После этого меня неделю мучили кошмары, будто я сама рожаю. Одна часть меня вообще не хотела испытывать этого, а другая хотела, чтобы все скорее закончилось. А что?

— Замечательно. Значит, то, что ты видела, вызвало твои фантазии. Все, что нам нужно, это чтобы ты еще раз представила это, моя дорогая. И в эту фантазию мы впустим ту молодую женщину. О да, мы собираемся…

Принцесса Бурь проснулась от странных, очень неприятных ощущений. Сначала ей показалось, что у нее сильное кровотечение, даже постель мокрая от какой-то водянистой слизи, и эта слизь как будто все еще сочится. Почти сразу она почувствовала и мышечные спазмы.

Алида и Ботеа, ее рабыни-супруги, что обычно делили с ней постель, проснулись, когда она резко поднялась и села на кровати.

— Алида! Ботеа! Включите свет! — приказала принцесса, стаскивая покрывала с кровати и ощупывая атласные простыни. Все было в порядке, никаких следов. Она встревожилась еще больше.

Сон? Видение? Или еще что-то общее у нее с той? Внезапно возникло ощущение ослабления силы. Это были неясные скачкообразные импульсы, но более частые, чем прежде.

Отодвинув в сторону одну из своих супруг, принцесса бросилась к домофону и нажала красную кнопку. Почему-то Клиттихорн никогда не спал, когда ей нужно было видеть его или говорить с ним.

— Да, принцесса? — услышала она бодрый голос. Она быстро описала ему свои ощущения.

— Ты чувствуешь ребенка, источник интерференции. Если твой дубликат близко, это могло быть передано, чтобы вынудить нас действовать поспешно.

— Нет, она далеко. Интерференция, которую я чувствовала, была по-прежнему далекой и легко управляемой.

— Хм-мм… Очень хорошо. Одевайся и встречай меня в Зале войны, как можно скорее. Если почувствуешь спазмы еще раз, дай мне знать и заметь, сколько времени прошло между ними.

— Лорд Клиттихорн, если это не трюк, что бы это могло быть?

— Идиотка! Сначала отходят воды. Схватки начинаются или немного раньше, или сразу после этого. Либо я ошибся относительно времени зачатия, либо роды преждевременные. Как только ребенок родится, как только он сделает первый вздох и криком заявит миру о своем существовании, твоя сила и контроль уменьшатся почти наполовину. Одевайся и поспеши вниз, в Зал войны. Я вызову остальных. Прими какой-нибудь из моих эликсиров, но ничего не ешь.

— Я сделаю, как ты говоришь, — ответила она, затем повернулась к застывшим в ожидании приказа рабыням. — Коричневый с красно-шафрановым костюм, — приказала она им. — Ну!

Потом перешла к туалетному столику, села на пуфик и начала расчесывать волосы. Ей принесли костюм, удобный, но импозантный, гармонирующие по цвету гамаши и невысокие удобные ботинки. Рабыни помогли ей одеться, одна закрепила серьги, другая поправила длинные ниспадающие волосы.

Принцесса осмотрела себя в зеркале, решила, что может появиться в таком виде, надела золотое кольцо с огромным рубином на безымянный палец, поцеловала девушек и вышла. Сначала вверх по короткой лестнице, затем в главный холл. Она не притронулась к эликсирам: если бы она нуждалась в помощи химии, нечего было бы и браться за это.

Она была почти у главных дверей Зала войны, когда ощутила еще один слабый приступ боли внизу живота. Она не заметила время, но подумала, что прошло не больше пятнадцати или двадцати минут после первых спазм.

Большие красные двойные двери открылись перед ней автоматически, и она шагнула в сердце крепости, где расположенные ярусами ступени вели вниз к центральной круглой площадке с огромным глобусом Акахлара в центре. Клиттихорн и двое других, а также несколько рабов-служителей и адъютант уже были там.

Она чувствовала себя необычайно бодрой и возбужденной; настал наконец момент, которого она ждала и о котором молилась всю свою жизнь. «Скоро, дух моей матери, скоро, — подумала она с удовлетворением. — Сегодня, в этот самый день, империи акхарцев, что убила тебя и уничтожила любимых нами людей, наступит конец».

Итаналон щелкнула пальцами, и Сэм вздрогнула и пришла в себя.

— А? Что? — Она ясно помнила видение.

— Миссия выполнена, я полагаю, — возвестил Булеан. — Хотя я думаю, ты сильно рисковала, подходя так близко к Клиттихорну, Итаналон.

— Ну, я хотела посмотреть, на что похоже это место. Довольно впечатляюще, знаете ли. Что ж, я займусь переделыванием Сэм. А вы будьте готовы выступить сразу, как только мы почувствуем излучение полной силы от его хитроумного приспособления. Как только они будут втянуты в дело, нам нужно будет двигаться как можно быстрее. Чем скорее мы доберемся до них, тем больше средин и жизней мы спасем. — Она повернулась к Сэм. — Ты готова?

— Я полагаю, да. Но все-таки не почувствует ли он твое колдовство?

— Я думаю, в данный момент у старины Клиттихорна голова забита другим, и ему не до нас, дорогая. А пока он все еще думает, что ты далеко и не можешь использовать свою силу, что ему до остального? Стань рядом. Ты почувствуешь покалывание, но это недолго. Учти, ее наряд удобен, но он не для улицы.

Сэм действительно ощутила покалывание, а потом ей стало немного прохладнее. Посмотрев на себя, она увидела, что на ней тот же самый костюм, вплоть до миленьких ботиночек, который Принцесса Бурь надела в ее видении. Она ощупала свои уши и обнаружила серьги, а ее волосы стали длиннее и мягче, чем были. Ей показалось, что она стала немного полнее и заметила на безымянном пальце копию того великолепного кольца, какое надела Принцесса Бурь. Тут она поняла, что Итаналон как-то участвовала в видении, управляла им и сделала из нее настолько близкого двойника настоящей Принцессы Бурь, насколько это было возможно.

Крим и Бодэ проверили свое оружие и патронташи, и Бодэ свернула свой хлыст и подвесила его сбоку к поясу. В довершение всего у обоих на спине были колчаны со стрелами и изящные арбалеты в руках.

— Вначале без пулеметов? — спросила Сэм Крима.

— Точно. Мы обсудили это. Если снаружи есть какая-нибудь обычная охрана, мы хотим снять ее тихо. Пулеметы оставим до тех пор, когда поднимется тревога.

Булеан одобрительно посмотрел на Сэм.

— Идеальный двойник. Потрясающе. Мое генетическое заклинание попало точно в десятку, доказывая по крайней мере, что я гений. Впрочем, вот еще что. Маловероятно, что ты настолько приблизишься к ней, но ты ни в коем случае не должна касаться Принцессы Бурь. Любого другого можно. И помни, она так же смертна, как ты. И то, и другое имеет значение.

— Почему не касаться?

— Просто предчувствие. У меня дома, так же, как здесь и везде, есть древняя легенда о том, что немцы в моем родном мире называют «doppelgangers»[2]. Говорят, что все в мире имеют точные дубликаты, и если бы двое таких встретились и соприкоснулись, они оба перестали бы существовать. Я не уверен, но зачем рисковать? Если мы сумеем подойти к ней так близко, мы сможем разделаться с ней сотней способов. Зачем жертвовать собой?

Она кивнула:

— Целиком и полностью согласна. Ну и как долго нам ждать?

— Кто знает? Недолго, я надеюсь. Мы запустили обратный отсчет времени, и он хочет напасть раньше взрыва. Мы все участвовали в видении той комнаты. Наши умозаключения о том, на что это должно быть похоже, подтвердились. Я заметил пентаграммы, Кромил. Кое-кто из твоих дружков играет в это на его стороне.

— Он всегда имеет при себе Всадников Бурь и их любимцев судогов. Вероятно, просто собирается использовать их, чтобы подтвердить свои убийства, вот и все. Сейчас они не могут причинить большого вреда.

Большая, покрытая капюшоном голова Йоми слегка покачалась.

— Хотела бы я знать, что означают маленькие красные точки в срединах на том его глобусе, — заметила она. — Они не настолько правильно расположены, чтобы служить прицелом.

Никто больше не заметил их, включая Сэм.

— Мы ничего не сможем сделать или узнать, пока не попадем туда. Однако не скажешь, что недооценивали ублюдка. Вот оно! На старт, леди и джентльмены! Выглядит так, будто они включили электрический ток!

— Подождем пару минут, надо убедиться, что это не проверка и не какая-нибудь уловка, — нервно отозвалась Йоми.

— Эй! Не дадут ли мне хоть какое-нибудь оружие? — спросила Сэм. Она и так волновалась больше других, а теперь еще увидела, что этим могущественным колдунам тоже страшно.

Крим полуулыбнулся:

— Твое умение стрелять никогда и выеденного яйца не стоило. Мы могли бы дать тебе винтовку, но там от нее будет мало проку, она только разрушила бы маскировку. И сила рук у тебя сейчас не та, что раньше. Твой вид — твоя защита. К тому же я уверен, что большинство охраны и не подозревает о том, что происходит в Зале войны. Если тебе понадобится оружие, Бодэ или я достанем тебе его как-нибудь.

— Спасибо. Я уж надеюсь.

— Думаю, это уже по-настоящему, — объявила наконец Йоми. — Это какая-то адская концентрация силы. Ну, поехали, и, может, боги Акахлара и направленные не по адресу молитвы его глупых людей будут с нами!

На этот раз Сэм сидела перед Итаналон, которая создала некую разновидность щита, не впускавшего холодный ветер. Все же было холодно, и она не знала, чего бы ей хотелось больше — замерзнуть до смерти или войти в пасть этой крепости.

Они развернулись веером. Крим на левом фланге, затем Йоми, в середине и немного впереди Булеан, затем она и Итаналон и, наконец, Бодэ на правом фланге. Так они и летели над ледниками и снежными вершинами. Вот и крепость. Она выглядела очень похоже на то, как ее нарисовала Бодэ, только больше.

В этот момент Сэм чувствовала какую-то нереальность. Все, что она пережила там, в стране телевидения, автомобилей, рок-н-ролла и прогулок по магазинам, и здесь, в Акахларе, почему-то казалось похожим на один долгий кошмарный сон.

Все заставляло ее идти сейчас сюда, чтобы попытаться устранить причину страданий миллионов. Но почему-то, даже когда они приблизились, она чувствовала себя странно далекой.

Внезапно как раз перед ними раздался страшный грохот и рев, и они тотчас остановились. Сэм знала, что подходит, чувствовала, как оно шло, и единственная среди них не боялась его. Она крикнула остальным, чтобы они сомкнулись в кольцо и не расходились.

Огромный центральный вихрь Ветра Перемен вырвался из земли впереди них — ужасная серо-белая воронка, вытягивающаяся от внешнего периметра «тарелки» вверх, все выше, пока не достигла туч. В воздухе загрохотало, и воронка внезапно потемнела, молнии начали прорезать холодное небо, прокатился гром.

Казалось, Сэм тотчас поняла, что делать. То, что было кошмаром для других, для нее было источником силы, энергии.

— Итаналон! Дай мне вести, подходите как можно ближе к нам! — крикнула она сквозь ветер и снежную бурю, которую раздул великий белый вихрь перед ними. — Булеан! В середине вихря безопасно, помнишь? Ты говорил мне это! Они удерживают его вокруг себя, питаются им, используют его силу!

— Это так, — отозвался маг, — но теперь нет способа войти в него физически! Он победил нас!

— Черта с два! — бросила Сэм в ответ. — Посмотри, волны от Ветра Перемен деформируют даже горы! Но они не касаются нас, Потому что я не позволяю им! Теперь, если у всех у вас хватит духа, давайте войдем туда и дадим им пинка!

— Что? Как? — спросила Йоми, и ее голос звучал еще испуганнее, чем у остальных.

— Прямо сквозь эту чертову трубу! Вы просили меня доверять вам, вы заставили меня проделать весь этот путь, — теперь вы доверьтесь мне и моим рукам, или все это было зря! Идем!

Для Булеана, стоило ему принять решение продолжать, это внезапно приобрело чрезвычайный академический интерес. «Конечно! Конечно! Вот так и он делает это! Протаскивает один большой ветер вверх через преисполни и удерживает его прямо под Акахларом магнитным отражателем. Держит его там, формируя, спуская «пар», так сказать, выпуская маленькие, случайные Ветры Перемен по всем направлениям. Это место — не Гренландия, не Исландия! Канада, северо-западные территории, ей-богу! Этот чертов северный магнитный полюс!» Ветер Перемен не притягивался к этому месту, оно отталкивало его, отклоняя к югу. «Угол внутренней плоскости должен быть… да, да. Теперь понятно! Теперь я понимаю, как он это делает! Чертов ублюдок! Какой великий ум я помог уничтожить…»

Они подошли к вихрю — крохотные песчинки в бурлящих воздушных массах вокруг них, — и когда они проходили, все, кроме Сэм и Итаналон, зажмурились, хотя они никогда не признались бы в этом друг другу, стиснули зубы и ждали конца.

Внезапно наступила мертвая тишина и спокойствие.

— Мы прошли, — изумленно выдохнула Итаналон. — Мы внутри вихря!

Они опустились на вершине, похожей на тарелку, чувствуя себя муравьями на бетонной плите, соскользнули с седел и огляделись. Магическому зрению выступающий в центре купол казался живым: он выпускал щупальца голубовато-белой магической энергии, они росли, соприкасались с краями вихря и сливались с ним.

Булеан опустился на колени, вытащил маленький перочинный ножик и поскоблил немного по «тарелке».

— Манданское золото, — сообщил он спутникам. — Это место не просто покрыто тонким слоем мандана, оно все — мандан, по крайней мере снаружи. Защищать повстанческие войска, ах я осел! Он забирал те плащи, что повстанцы и бандиты покупали или воровали, и переплавлял их!

— Да, золото и вихрь защищают их ото всех, кроме меня, — заметила Сэм. — Э… не хочется напоминать, но, хотя мы здесь в безопасности, как, черт возьми, мы войдем внутрь? Вихрь плотно охватывает стенки, и внизу там всякие летающие обломки. Я могу уберечь спины, но я не могу отклонить ту дрянь. И, кажется, здесь наверху нет входа.

Йоми все еще была в ужасе оттого, что оказалась внутри вихря, который не могла контролировать, но она овладела собой. К тому же ей сильно хотелось, черт возьми, убраться отсюда.

— Ветер Перемен защищает от колдовства, — сказала она немного нетвердо, — а манданское золото — от Ветра Перемен. Но манданское золото — не защита от колдовства. — Она выбрала место, направила на него длинный искривленный палец, и луч чисто белой магической энергии вырвался из него и ударил в поверхность «тарелки». Аккуратно луч начал прожигать им путь.

— Приготовьтесь! — предупредил Булеан. — Вся эта энергия могла замаскировать нас, но вполне возможно, что кто-нибудь там внизу поинтересуется насчет дыры в крыше!

Глава 13

Дыра была достаточно широкой, чтобы Крим и Бодэ вместе спустились первыми, — Крим с пулеметом наготове, Бодэ с арбалетом, чтобы прикрыть обе стороны. Они попали в довольно большой кабинет, но там никого не было.

Булеан спустился следующим, за ним Сэм, Итаналон и, наконец, Йоми, заполнив собой все пространство. Затем она повернулась, посмотрела вверх и сделала серию пассов. Секция, которую она вырезала, задрожала на мгновение, подвешенная на единственной металлической нити, затем поднялась на место, плотно закрыв место разреза.

— Электричество, домофоны — славное местечко, — заметил Булеан. — Все удобства родного мира. Но это кабинет не колдуна, скорее одного из политиков или военных.

Йоми закрыла глаза, концентрируясь, затем снова открыла.

— Дверь ведет в маленький наружный коридор, оттуда есть доступ и в другие кабинеты. Они в основном пустые, но в коридор выходят и те, в которых кто-то есть. Пока я не чувствую поблизости значительной силы. А вы?

— Нет, — сказал Булеан. — Крим, Бодэ, ваша работа. Вперед!

Бодэ обвела всех невидящим взглядом.

— Бодэ чувствует, что вот-вот станет героиней боевого эпоса, который будет жить вечно, — взволнованно произнесла она и вместе с Кримом двинулась вперед. Стена за стеной, дверь за дверью, в холл и дальше по коридору. В первом кабинете склонились над картами и донесениями два старших офицера в полном обмундировании и полдюжины военных рангом ниже, почти все разных рас. Они были так заняты, что не обратили внимания на незваных гостей.

— К черту арбалет, — пробормотал Крим, прижавшись к стене рядом с дверью. Он сбросил предохранитель с пулемета, проверил обойму, затем повернулся так, что оказался в дверном проеме, и дал очередь. Тела, стулья, бумаги разлетелись повсюду. Ворвавшись в кабинет, Крим прикончил короткими очередями двоих из упавших, а Бодэ нашла шпагу и проткнула еще одного.

Тех, что примчались на шум, встретили пулеметным огнем. Потом появился Булеан, поднял руки, и бело-голубая молния зазмеилась из его ладоней. Тела замерцали и исчезли. Исчезли его меха, и штаны из оленьей замши. Теперь на нем была мерцающая изумрудно-зеленая мантия, он казался моложе в сиянии своей силы. Впервые он был похож на того колдуна, какого Сэм ожидала встретить, и она почувствовала себя немного увереннее. Он усмехнулся, повернулся к ней, поклонился и пропустил ее вперед.

— Сдается мне, что, раз ты можешь делать такое, тебе не нужны ни Крим с Бодэ, ни я, — пробормотала девушка.

— Нет времени для подзарядки. Вперед.

Сэм глубоко вздохнула и пошла, стараясь ступать по-королевски. За ней шли Бодэ и Крим. Они дошли до лестницы, что вела вниз, и Сэм, не колеблясь, начала с гордым видом спускаться. Когда она дошла до лестничной площадки, она увидела двоих мужчин. У одного голова была, как у лягушки, у другого — плоская, как у черепахи, да еще в красную и желтую крапинку. Они стояли у нижней ступеньки с автоматами на изготовку и едва не открыли огонь, но увидели ее, и глаза у них полезли из орбит.

— Уберите оружие! — приказала Сэм высокомерным тоном испорченного ребенка. — Вы сошли с ума?

Они вытянулись по стойке «смирно».

— Простите, ваше высочество, но мы думали, то есть мы слышали…

Сэм прошествовала мимо них, и сзади нее Крим уложил одного слева, а Бодэ пробила горло стрелой из арбалета второму. Как только оба рухнули, Крим пробормотал:

— Слишком легко пока. Слишком легко.

— Возможно, они так же глупо самоуверенны в своих надеждах на защиту Ветра, как колдуны средин со своими щитами, — с надеждой ответила Бодэ.

На этаже были такие же пустые кабинеты, или жилые комнаты, или что-то подобное. Никаких признаков широкого коридора с двойными дверями. Она решила спуститься еще на один пролет, они последовали за ней. Не могло же здесь никого не быть?

— От него всего можно ожидать, — произнес Булеан позади них, читая их мысли.

Сэм дошла до следующей лестничной площадки и толкнула большую деревянную дверь, которая вела с лестницы на этаж. Дверь открылась легко, и Сэм подумала, что это тот коридор, который она искала, только, возможно, его противоположный конец. Она обернулась — она была одна.

Почти в то же мгновение с противоположной лестницы в коридор вошли двое в черных мантиях. Мужчина и женщина, молодые адепты. Сэм замерла, надеясь, что они ее не заметят. Но они заметили.

— Высочество, — изумленно сказала женщина. — Мы думали, ты уже в Зале войны. Мы идем туда.

— Они еще фокусируют луч, — ответила Сэм, надеясь, что ее слова имеют какой-то смысл. — Я воспользовалась этим, чтобы взять кое-что, что я забыла.

Это, казалось, озадачило женщину.

— Но ведь твоя квартира с этой стороны. Я… — Мужчина толкнул ее локтем, и женщина осеклась. Кто они такие, чтобы допрашивать Принцессу Бурь?

— Идем, Высочество, — дипломатично сказал мужчина, и Сэм пришлось выйти в холл, а они пошли сзади.

«Черт! Что теперь?» — подумала Сэм, пытаясь что-то сообразить.

В этот момент сзади них раздалось потрескивание, похожее на сильный электрический разряд. Все замерли на месте. Обернувшись, Сэм увидела сверкающего Булеана и Итаналон в мантии, мерцающей серебром, она была похожа на добрую фею Севера.

Последовал ослепляющий обмен потрескивающими энергетическими разрядами между адептами и колдунами, огонь медленно охватил черные мантии, они запылали, как факелы. Меньше чем через тридцать секунд оба стали кучей черного пепла на огромном ковре.

— Ах, какая жалость! Теперь им придется чистить его, — отметила Итаналон.

— Прости, что оставили тебя вот так, — сказал Булеан, обращаясь к Сэм. — У нас там было появилась неприятная компания и пришлось позаботиться о мерзком маленьком заклинании на двери. — Раздалась стрельба, потом сзади них, на лестнице, жуткое эхо прогремело в тишине холла. — Кажется, впрочем, что здесь даже защитные заклинания не могут отличить тебя от настоящей.

— Они не могут, но мы можем, — сказал потрескивающий мужской голос прямо за ее спиной. Сэм повернулась и увидела, как две фигуры в мантиях вышли из ниш, а может, с боковых лестниц по обеим сторонам двойных дверей, которые только что казались такими близкими, а теперь словно уплыли в вечность.

На одном из колдунов была желтая мантия, расшитая замысловатыми, восточными узорами, мерцающими красным. На другом была фиолетовая мантия с серебряной отделкой. Откинутые капюшоны открывали лица. У того, кто говорил, — очень старое, мертвенно-бледное, у другого — того, что в фиолетовом, — ну, оно больше походило на ожившую голову смерти.

— Приятно видеть тебя, Джон. Прекрасно выглядишь, — произнес колдун в желтом. — А ты, Валентина, прекрасна, как никогда.

— Прости, не могу сказать того же о тебе, Франц, а если это все еще Цао, я вдвойне сожалею, — отозвался Булеан. — Ты будто из могилы вылез, Цао.

Сэм вдруг поняла, что она под перекрестным огнем, и осторожно отодвинулась в сторону. Цао направил на нее палец, и из него вылетела арбалетная стрела, но Итаналон слегка ударила по ней, и стрела отклонилась, давая Сэм свободно пройти.

Булеан вздохнул:

— Ну, во всяком случае, это объясняет некоторые из моих политических неприятностей. Я всегда считал тебя изменником, Франц, но не думал, что ты будешь в подчинении у кого-то еще, особенно у Роя. А ты, Цао, ты ведь никогда не занимался политикой, но после того, как старик вышиб тебя из Масалура… Не так ли? Это просто месть мне?

— Я сотню лет служил тому старикану, — прошипел Цао, его голос мало напоминал человеческий. — Век! А ты за каких-то восемь лет стал его любимцем, захватил место, которое принадлежало мне по праву. Двадцать лет я провел в изгнании из-за тебя!

— Только потому, что ты был некомпетентным лизоблюдом, Цао. И потому, что у меня в чемодане был портативный компьютер, когда я попал сюда. Мне потребовалось три года, чтобы получить подходящий ток и подключить компьютер, но после этого тебе не на что было рассчитывать. Сейчас тебе тоже не на что рассчитывать, Цао. Или ты думаешь, что у тебя больше скорость, чем у Итаналон? Я никогда не сражался с тобой, Франц, но измена всегда возбуждает меня.

— Вы не нужны нам! — угрожающе прошипел Цао. — Нам нужно только убить вашу девку или превратить ее в жабу или во что-нибудь еще. Вы можете убить нас, но тогда у вас не останется силы, чтобы остановить то, что происходит за теми дверями!

— Ну, не знаю, — ответил Булеан. — Сразимся, тогда и увидим.

Мгновенно холл осветился лучами магической энергии. Они сверкали ослепительным желтым и белым светом, подобно прожекторам, исходя из всех четырех колдунов. В центре, где лучи сталкивались, на равном расстоянии от потемневших неподвижных тел колдунов возникли жуткие демонические фигуры, уродливые, ужасные, похожие на каких-то древних богов. Они внезапно ожили и вступили в бой друг с другом. Формы фигур постоянно менялись: они становились похожими то на волков, то на разверстые пасти, то на призрачные головы, то на драконьи морды.

Довольно быстро две фигуры получили преимущество. Они безжалостно кромсали две другие, а те постепенно начали сжиматься и уменьшаться, пока не исчезли совсем.

Так же внезапно, как началось, сражение закончилось, на его месте остались четыре фигуры колдунов. Они стояли неподвижно. К изумлению Сэм, Бодэ внезапно прошла между Булеаном и Итаналон прямо к вражеской паре. Посмотрела недоумевающе на одного, на другого, пожала плечами и толкнула того, что был в желтом. Он упал и разбился вдребезги, будто фарфоровый. Когда она толкнула другого, тот тоже упал, рассыпавшись в вонючую черную пыль.

Булеан вздохнул и обернулся к Итаналон:

— Неплохо, не правда ли?

— Это вынуло из меня больше, чем мне хотелось бы. Где наконец Йоми? — ответила колдунья.

— Она на подходе, — заверила их Бодэ. — Ей пришлось заняться тут одним в нарядной мантии магистров, да еще парочкой адептов. Крим, между прочим, нашел несколько замечательных маленьких бомбочек у тех солдат, с которыми мы разделались там внизу. Бросаешь такую штучку, а спустя несколько секунд она взрывается и осыпает все вокруг крошечными кусочками металла. Мы подумали, что это было бы славное вступление к тому, что за этими дверями.

— Гранаты, хм? Стоит попробовать, — сказал Булеан, размышляя. — Ну, как ты?

— Сердце ушло в пятки, — ответила Сэм нетвердо. — Неужели нам придется испытать такое еще раз — там?

— Там, вероятно, будет намного тяжелее. А вот и Крим. Бодэ сказала, ты нашел гранаты? Метательные бомбочки?

Крим кивнул:

— Четыре, во всяком случае. Йоми пришлось трудно с теми парнями. Не сумей я вывести одного из них, пока все они концентрировались на нее, она бы пропала. Почему вы не… — Он увидел останки двух колдунов. — О! Ничего.

Йоми вломилась в дверь, немного запыхавшаяся.

— Как вы думаете, кто был тот гнусный маленький хам? — прогремела она. — Болаквар! Вице-председатель гильдии! Неудивительно, что нас никто не слушал!

— А это был Франц-Голимафар, — показал Булеан. — А та куча была некогда Цао Хошинем, ты ведь помнишь его. Ну как, много у нас на хвосте еще больших шишек?

— Нет, но много адептов. Ты был прав насчет солдат; по большей части штабные крысы. Не могли попасть даже в мишень моего размера. Здесь не слишком много людей, если все остальные не там, за дверями. Полагаю, кто-то бросил их в действие раньше, чем они были готовы.

— А как вы? Хватит у вас сил на остальных? Йоми? Итаналон?

Обе кивнули.

— Давайте покончим с этим, пока я еще шустрая, — сказала колдунья в серебряной мантии. Она посмотрела на огромные двери. — Однако на них серьезный набор заклинаний.

Булеан повернулся к Сэм.

— Ну-с, я полагаю, это твоя работа, Сэм. Только на этот раз не закрывай за собой чертову дверь. Дай нам войти.

— Вы думаете, они не ждут нас? После всего этого? — возмутилась Сэм. — Черт возьми, вы двое разбудили бы мертвых своей стрельбой. Судя по тому парню, вы так и сделали.

— Нет, то помещение изолировано, — успокоила ее Итаналон. — Если бы они знали, появилось бы подкрепление, если у них еще осталось кем подкреплять. Если мы не можем ощутить, кто там внутри или что там происходит, то и они не могут.

— Крим, Бодэ, вы швыряете гранаты направо и налево, как только Сэм откроет, — распорядился Булеан. — Крим, дай Бодэ две гранаты. Так. Новые обоймы. Хорошо, Сэм, ты открываешь дверь и остаешься за ней, пока не услышишь четыре взрыва или пока мы не скажем тебе выходить. Дверь должна защитить тебя. Может, благодаря неожиданности взрывы кого-то прикончат или отвлекут хоть одного колдуна от глобуса сюда, наверх, спутав настройку. Крим, Бодэ, вы вбегаете сразу, как бомбочки взрываются, и расстреливаете, кого сможете. Сомневаюсь, правда, что удастся убить кого-нибудь на площадке около глобуса. Они наверняка прикрыты щитом. Уберите хотя бы рабов и военных, а когда боеприпасы кончатся, идите в укрытие и не высовывайтесь. Понятно?

Оба кивнули. Сэм посмотрела на эту пару и покачала головой. Крим был настроен решительно и серьезно, но Бодэ относилась ко всему слишком легко.

Художница посмотрела на Булеана и спросила:

— Тот щит — барьер для нас или только для магических типов?

— Для всех внутри, пока идет стрельба или вообще есть опасность снаружи. Причем любой, кто выходит, — мертв.

— Даже Принцесса Бурь?

— Гм-м… Нет, ты права. Если Принцесса Бурь выйдет из-за щита, — она в ваших руках. Сэм, оставайся сзади и не лезь на глаза, если можешь. Если сможем разрушить щит или Принцесса Бурь выйдет, войдешь ты и пошлешь те Ветры Перемен в какое-нибудь другое место. Поняла?

Сэм кивнула не очень уверенно. Ладно, там будет видно, а сейчас ее главная задача — открыть эту чертову дверь. Она подошла к двери, глубоко вздохнула и нажала.

Дверь не открылась.

— Попробуй потянуть, дорогая, — посоветовала Итаналон. — Так ты останешься снаружи, где безопаснее.

Сэм устыдилась своей глупости, потянула дверь, открыла ее настежь и остановилась за ней в холле. Бодэ и Крим рванулись внутрь, швырнули гранаты и вернулись. Сэм прикрыла дверь и услышала четыре приглушенных взрыва. Тогда она снова широко распахнула дверь, и Бодэ с Кримом снова кинулись в зал, стреляя во все, что попадалось на глаза.

Булеан пошел первым, за ним Итаналон, за ней Йоми. Сэм, почувствовав себя внезапно более одинокой и беззащитной в холле, чем в глазу бури, вошла за ними.

Неожиданные взрывы и пулеметный огонь оказались даже эффективнее, чем они могли мечтать. Не ожидавшие сюрпризов, увлеченно наблюдавшие за страшной забавой адепты и некоторые офицеры повстанческих войск при полных регалиях лежали кругом мертвые или умирающие.

Внизу помещение, похожее на римский Колизей в миниатюре, только с крышей, не было затронуто ни взрывами гранат, ни стрельбой. Они стояли там в своих пентаграммах, пристально глядя на громадный глобус Акахлара с его срединами в виде ярко светящихся точек. Почти треть средин, от Арктики до Антарктики, почернела, огоньки погасли, как будто вычеркнутые на чьей-то карте сражений.

Сэм смотрела на все это сверху с болью и ужасом. А потом она разглядела внизу мужчину в малиновой мантии, с рогами на голове и девушку. Они хладнокровно следили за вращающимся шаром.

Рогатый Демон Снегов, самый могущественный и злой из колдунов, который в ее кошмарах являлся огромным и внушительным, сейчас показался ей едва ли выше нее самой. Крошечный человечек, которому не помогали даже рога.

Впервые она видела и магический щит, который даже сейчас защищал их. Почти прозрачный, слегка мерцающий, он к тому же двигался.

— Не знаю как, но он его крутит, — констатировала Йоми. — Что затрудняет прожигание дыры.

— Щит должен вращаться по инерции, — заметила Итаналон. — Если бы ускорить его немного, мы, вероятно, смогли бы целиться в ту же сторону, если подстроимся под число его оборотов в минуту. Что скажешь, Булеан?

— Может, нам удастся заставить его вращаться так быстро, что он прожжет дыру в полу. Придадим-ка ему ходу.

— Подождите! — Сэм почти кричала. — Посмотрите на них! Они даже не знают, что мы здесь! Дайте мне один из пулеметов, я спущусь туда и разнесу их чертовы мозги!

— Они знают, дорогая, — заверила ее Итаналон. — Они просто считают, что мы не стоим их внимания, а мы собираемся им доказать, что они ошибаются. Давайте!

Щит наращивал скорость, пока мерцание не превратилось в тоненькие полоски света, висящие в пустоте над полом. Лучи раскаленной докрасна энергии вырвались из всех троих, сходясь в одной точке, где начала образовываться черная полоска, расширяясь все больше и больше.

Трое колдунов прервали концентрацию, вышли, нырнув под черную полоску, и встали напротив троицы. На этот раз не было ни лишних слов, ни оскорблений — ничего. Сражение завязалось немедленно, заполнив Собой почти четверть зала. Крим едва успел убраться в сторону, а Сэм пошла поверху на противоположную сторону, подальше от них, пытаясь сосредоточиться. Бодэ подобралась к ней.

— Ну, Сузама, как, по-твоему, справимся мы?

— А черт его знает. По крайней мере им пришлось временно оторваться от своего глобуса. Господи, Бодэ! Ведь это значит…

В это мгновение стены Зала войны, казалось, рухнули с ревом, сбивая их с ног, так что они кубарем покатились вниз. На полпути Сэм сумела задержаться, повернулась и увидела, что ни стен, ни, вероятно, всего здания больше не существует.

Вихрь вокруг них сжимался!

Сэм сконцентрировалась и начала отталкивать его назад. «Нет! Ничего у тебя не получится, дрянь! — подумала она со злостью. — Я побила тебя однажды, побью и еще раз!»

На противоположной стороне, где происходила битва колдунов, защитники стояли спиной к глобусу, а Йоми, Итаналон и Булеан — спиной к Вихрю. Стратегия сторонников Клиттихорна не оставляла сомнений: прижать противника к Вихрю или просто удержать на месте, сжимая Вихрь, и их поглотит сила, которой они не смогут сопротивляться, которую не смогут изменить, которой не смогут не подчиниться.

Будь все проклято, это не должно случиться! «Чувствуй бурю, стань бурей, управляй чертовой бурей!» — приказала себе Сэм.

Теперь она была внутри бури, как ее сердце, но была не одна: Сэм чувствовала присутствие другой, единственной другой в этом ее владении. Она осмелилась быть там, куда даже Клиттихорн не посмел бы вторгнуться.

«На этот раз тебе не победить! — насмехалась над ней Принцесса Бурь. — В прошлый раз я была далеко от бури. Теперь ты далеко, а буря здесь, вокруг меня, и я могу раздавить твоих друзей!»

Потрясенная Сэм поняла, что они, даже Принцесса Бурь, по-прежнему думают, что здесь, на месте событий, не она, а Чарли!

Сэм взглянула туда, где сражались колдуны. По-прежнему трое на трое. Клиттихорн, оказывается, сидел в сторонке, возился с чем-то, но не вступал в бой, рассчитывая, что Вихрь прикончит его врагов. Что это у него? А, портативный компьютер! Прикидывает, мерзавец, как и что делать, пока они не смогут снова заняться разрушением мира!

«Однажды начав, он не остановится, пока не доведет дело до конца», — возникли в ее мозгу слова. Он не прекратил это, значит, теперь, бог мой, Ветры по-прежнему буйствовали, только необузданные!

Однако сначала самое главное. Она сосредоточилась на том, от чего не отвлекался ее двойник — на войне волшебников.

Йоми была в нескольких дюймах от медленно надвигающейся стены Вихря. На мгновение Сэм удивилась, почему Принцесса Бурь просто не сожмет его разом, но быстро поняла, что его можно вести только медленно, чтобы удерживать контроль и не задевать своих людей. Сначала самое главное. Принцесса Бурь была права.

Сэм протянула руку к стене бури и извлекла кусок. Он показался ей похожим на ириску, и она мысленно образовала из него кулак и пустила к другой стороне сжимающегося круга, как раз по сообщникам Клиттихорна.

Принцесса Бурь увидела его и попыталась задержать, но это было настолько неожиданно, что она лишь слегка отклонила кусок Ветра Перемен, так что он пролетел прямо через середину, где сражались психические «я» колдунов. Раздались крики, кто-то был задет, но невозможно было понять, кто или сколько.

«Черт побери! — мысленно крикнула Сэм Принцессе Бурь. — Останови это! Это безумие! Безумие! Они не убивали ни твою мать, ни твоих людей. Ты, глупая маленькая дрянь! Клиттихорн облапошил тебя, как облапошил всех других! Не можешь же ты не видеть, что он заставляет тебя уничтожать собственный народ для того, чтобы самому стать богом!»

«Заткнись, шлюха! Захватчица! Думаешь, я глупая? Я Принцесса, дочь бога и Королевы Бурь, моей матери. А ты только отражение, искаженная, уродливая тень моей собственной божественности! Я одна помазана богами и моей матерью, которая теперь Богиня над всеми нами, править Акахларом, который я переделываю, потому что мне это нравится! Что мне теперь даже Клиттихорн? Мне нужно только полностью сомкнуть Вихрь, и тогда здесь буду только я, никого другого!»

«Господи! Что за сумасшедшая дура!» — подумала Сэм. И все же что-то было в том, что она сказала. Если Клиттихорн был так гениален, как же он упустил из виду, что она уничтожит и его под конец. Мог ли он остановить ее? Если не…

Черт с этим. Где эта сумасшедшая принцесса? Вон, по-прежнему на полу, может, футах в десяти от Клиттихорна. И… кто-то еще? Кто? Кажется, битва там закончилась. Кто это, черт возьми?

Клиттихорн отвернулся от компьютера, встал и посмотрел прямо на Булеана. Зеленый колдун казался ужасно старым и истощенным, его прежде темные волосы и борода совсем побелели, но и Клиттихорн был не в лучшем виде.

— Привет, Рой, — мягко сказал Булеан. — Еще чуть-чуть, и ты бы добился своего.

— Ну, доктор Ланг, я бы не хотел, чтобы обернулось по-другому. Если уж мы должны были встретиться, — ответил человечек в малиновом. — Меня устраивает, что под конец ты оказался здесь.

Булеан посмотрел вверх на вращающийся глобус.

— Впечатляющее приспособление, Рой, но благодаря мне только четверть средин пропала. Твоих трех колдунов нет, и даже я в данную минуту не могу отличить, какая Принцесса Бурь кто.

Клиттихорн фыркнул.

— Ты слаб, доктор Ланг, слишком много энергии ушло из тебя. Все, чего ты добился, это убийства около ста миллионов людей вместо их превращения во что-нибудь другое. Я не хотел убивать их, но ты вынудил меня. Я расправлюсь с жалкой развалиной, в которую ты превратился, затем достигну Первого Ранга и привнесу логику и порядок в этот хаос, как приказывает моя судьба.

— Что ты имеешь в виду, говоря про убийство?

— Видишь те красные точки, там, на глобусе? Каждая обозначает бомбу, причем научно разработаны ее размещение, география и количество килотонн для полного искоренения всякой жизни в пределах каждой из средин. Таймеры были запущены в тот момент, когда мы привели в действие всю систему. Только те бомбы, которые нам удалось накрыть более милосердным способом — Ветрами Перемен, — были изменены вместе с землей и людьми и больше не существуют. Остальные — они начнут взрываться теперь. Сигнал дан, был дан в момент, когда я вынужден был остановить продвижение Ветра. Ты не поверишь, как долго я планировал это, предусматривая каждую случайность, даже эту. Мне все равно, которая из девок кто. Любая подойдет. Булеан побледнел.

— Рой, ты сошел с ума? Это я обесчестил тебя. Я признаю это. Возможно, через несколько минут я расплачусь сполна. Не думаю, что я это заслужил, но по крайней мере я могу понять, что ты считаешь это справедливым. Но ты говоришь о геноциде, Рой! Бог мой, ты обесчестил бы своих собственных родителей? Взгляни на себя, Рой! Я вижу лицо красных кхмеров, убивающих, вырезающих собственный народ. Как можешь ты уподобляться им, Рой? Как можешь ты помогать тем, кто убил твою семью и так надолго поработил тебя, одержать окончательную победу?

— Жалкое морализирование, — огрызнулся Клиттихорн. — Человека, которого ты знал, больше нет! Я занял его место! Я в человеческом облике стал воплощением Шивы, Разрушителя Вселенных! То, что сделано здесь, — ничто по сравнению с тем, что я сделаю просто ради забавы! А девчонка, неужели ты не узнаешь в ней по ее власти над такой энергией Деру, богиню смерти? А в твоей девчонке ее другой аспект, Кали? Скоро мы соединимся, мы двое, в Пляске, Возвещающей Конец Мира, и отвратим наш земной вид, выполнив наш долг, и получим снова наше законное место по левую руку Извары Брахмана, чтобы быть свидетелями вневременного пересоздания мира! Ты видишь все лишь слепыми глазами и высокомерным невежеством уроженца запада! Ты, кто так осквернил и развратил бедных камбоджийцев, что я должен был послать детищ тьмы уничтожить их, чтобы очистить от запада и его зла! Идем! Совершим нашу маленькую пляску, развратитель душ, чтобы я мог продолжить и совершить свою!

«Бог мой! Он совершенно спятил!» — единственное, что успел подумать Булеан, прежде чем яростная атака зверской, сплошной силы обрушилась на него, и завязалось сражение. Сразу стало ясно, что это сражение он должен проиграть. Он столкнулся с фанатизмом и безумием в сочетании с блеском и силой, а сам защищался слабо, чувство вины не оставляло его. «Нет! Избавься от чувства вины! Не думай о Рое Ломпонге! Думай о тех бомбах, о тех миллионах людей!..»

Принцесса Бурь еще немного сжала кольцо. Клиттихорн вел битву, а остальные ее не интересовали: они были слабыми и находились от нее достаточно далеко. Ее сражение не с ними, а с захватчицей, которая была далеко, но сражалась довольно сильно. Внезапно появился кто-то, совсем близко, прямо напротив нее. На мгновение она отключилась от Вихря и взглянула…

Это было, как взгляд в зеркало, она даже испугалась.

— Так, значит, приманочка, тебя посылают попугать меня, — пробормотала Принцесса Бурь сквозь стиснутые зубы. — Ты так ничтожна, что я почти сочувствую тебе.

Сэм мрачно усмехнулась и начала медленно приближаться к ней. Их взгляды встретились, и было что-то в глазах Сэм, что внезапно вызвало сомнение, даже страх у Принцессы Бурь. Она шагнула назад, а Сэм продолжала наступать, не обращая внимания на Вихрь, бушевавший вокруг них.

— Матерь, защити меня! — пробормотала Принцесса Бурь. — Ты не приманка! Ты…

Назад, вокруг огромного вращающегося глобуса: Сэм наступала, а Принцесса Бурь отходила. Они сделали четверть круга, и Принцесса Бурь обнаружила, что за ее спиной битва волшебников. Она остановилась. Выход был только через бурю. Но что лежит теперь по ту ее сторону? Здания, конечно, нет, и, вероятно, нет и гор. Холод, конечно, но что еще? Пропасть в сто футов глубиной? Ледник? Какой-нибудь невообразимый ужас?

Сэм знала теперь, что ей нужно делать.

— Мы должны соприкоснуться, сестра. Ты знаешь, что сделает прикосновение? Оно уничтожит нас. Мы перестанем существовать, и, может, этот мир, да и многие другие станут лучше. Я больше не боюсь, потому что это будет что-то значить. Ничто из того, что я делала раньше или надеялась когда-нибудь сделать, на самом деле ничего не значило. — Она шагнула вперед, и Принцесса Бурь в растерянности оглянулась в поисках выхода.

Вдруг что-то, как змея, обвилось вокруг шеи Принцессы Бури. Оно затянулось не настолько сильно, чтобы задушить ее, но удержало девушку, а потом подтянуло к странно знакомой фигуре за ее спиной.

Все произошло так неожиданно, что Сэм испугалась и остановилась в нескольких футах от принцессы. Потом всмотрелась, недоумевая.

— Бодэ! Какого черта?..

Бодэ ослабила хлыст на шее растерянной девушки, но держала так, что голова Принцессы Бурь откинулась и рот открылся. Бодэ вылила ей в рот содержимое маленькой бутылочки. Принцесса непроизвольно глотнула, вскрикнула и опустилась без сознания на пол. Бодэ нагнулась, подняла ее и улыбнулась Сэм.

— Не беспокойся о ней. Она больше никому и никогда не причинит вреда. Позволь мне пройти, а сама иди выручай Булеана. Думаю, он безнадежно проигрывает. Не забудь только, когда это будет сделано, оставить мне выход отсюда!

Сэм отступила и дала Бодэ пройти к дальней стороне глобуса, ни о чем не спрашивая.

Она оказалась за спиной Клиттихорна, понимая, что он знает о ее присутствии. Он побеждал. Магическое поле зрения было морем малинового со слабыми остатками зеленого свечения, которое сжималось все больше и больше.

— Скоро он будет меньше, чем я, — услышала Сэм совсем рядом голос развлекающегося Кромила.

Она повернулась, взбешенная, и пучок Ветра Перемен ударил из Вихря, подобно хлысту Бодэ. Кромил вскрикнул и исчез в буре. Был ли он мертв, или просто изгнан назад в его странную вселенную — этого она не знала.

Сэм снова повернулась и повела ближайшую сторону стены Вихря внутрь, так что та касалась ее, но не причиняя ей вреда, поглощала ярко сиявшую малиновую массу.

Клиттихорн, в дюйме от победы, казалось, почувствовал это и резко повернулся.

— Нет! Еще нет! — закричал он, и стена Вихря накрыла его. Сэм подержала ее немного на том месте, где он был, затем отвела назад, чтобы посмотреть, не зацепила ли она еще кого-нибудь. Там, где стоял Клиттихорн, была теперь масса сплошного льда. Розового льда. Прямо за ним сохранился маленький кусочек арены битвы, и там лежала зеленая мантия, как старая тряпичная кукла.

Сэм бросилась к Булеану, не обращая внимания на холод, скользя по льду, и наклонилась над ним. Он был похож на тот ходячий скелет, с которым расправился снаружи. Но она видела по крошечному зеленому пятну, светящемуся внутри него, что он еще жив, хотя умирал и знал это. Увидев ее или как-то почувствовав, что она рядом, он попытался заговорить.

— А-бомбы, — задыхаясь, произнес он, голос звучал как будто из могилы. — Он поместил А-бомбы во все средины, которые не успел изменить!

Она посмотрела вверх на глобус, по-прежнему вращавшийся вокруг своей воображаемой оси.

— Есть какой-нибудь способ избавиться от них? Здесь по-прежнему много энергии Ветра Перемен.

— Не сфокусировано, — выговорил он. — Нужны остальные. Нет выхода. Йоми… ушла. Итаналон… ушла. Теперь я сам ухожу. Миллионы умрут… Ужасная ядерная пустыня… Он думал… он… уже… бог.

— О мой бог! — выдохнула она, а затем что-то щелкнуло внутри нее. — Нет, черт возьми! Не смей умирать сейчас! Соединись со мной! Соединись со мной в Ветре!

Она крепко прижалась к Булеану и позволила Ветру омыть их, не отводя его силу.

— Присоединись к Ветру, — мягко сказала она Булеану. — Соединись со мной и присоединись к нему. Слейся со мной и с Ветром! — И она поцеловала его череп, подняла хрупкое тело и крепко обняла.

Она держала его жалкую оболочку в страстном объятии, хотя почему-то знала, что страсть не была необходима, и позволила Ветру захватить их обоих и поглотить в Вихре. Она чувствовала, что одежда растворяется, что самые их тела, кажется, плавятся и сливаются в новые формы, и она чувствовала, что он понимает и принимает ее, и она принимала его, и они слились друг с другом и с Ветром.

Ее ум и его ум взорвались и соединились, создавая нечто новое, нечто уникальное, нечто великое, но это могла создать только ее половина. Все было так ясно ей теперь! Все!

Не Клиттихорну с его жалкой сумасшедшей мечтой было претендовать на божественность, но ей, Принцессе Бурь, которая одна была Создателем Того, Что Есть. Именно женщина давала начало, даже богам.

Сэм нашла разгадку. Хаос создавал богов и богинь подобно снежинкам: непохожими, уникальными, и защитниками и правителями своих миров. Но даже это было случайным процессом. Пятьдесят миллионов обезьян в бесконечности могли создать не пьесы Шекспира, а систему, по которой Шекспир и его работы могли быть созданы. Но не каждая снежинка была совершенной, и не каждая рукопись Шекспира тоже. В некоторых мирах, возможно, элементы противоположности, что создавали бога, не соединялись. Существо, способное вызывать Ветры, должно было слиться с тем, кто был способен управлять ими, и двое должны были объединиться с Ветром и стать чем-то более новым и великим, чем любой из трех.

Это должен был быть сплав противоположностей: интеллектуального с эмоциональным, мужского с женским, старого с молодым, и еще несчетное множество переменных и элементов должны были слиться.

Акахлар был создан тем первым взрывом, но он был огромным пустым пространством, на которое упали другие вселенные, близкие к нему, повинуясь притяжению центра мироздания.

Те, кто стали хозяевами Акахлара, пришли из миров, где боги были созданы умами людей, а не структурами Хаоса. Свирепые, жестокие люди, нетерпимые и неуправляемые. В них элементов, необходимых для создания богов, поистине не существовало, хотя они жаждали иметь бога, и вылилась эта жажда в наследственную тоску.

Но отдельные элементы даже порознь поддерживали неосознанное регулирование, сохраняя стабильность и не подпуская худшие из Ветров. Только когда эти элементы умирали или бывали устранены прежде, чем структуры Хаоса заставляли бы еще один элемент родиться где-нибудь в их мире, Ветры получали возможность свободно царствовать, и тогда появлялись те элементы, что могли дать миру Александра и Цезаря, Наполеона или Гитлера, Будду, Иисуса или Ганди.

Только здесь, в Акахларе, где магия действовала и принималась как должное, возникла линия женщин, которые выбирали супругов только для того, чтобы произвести на свет еще одну версию себя. Эти женщины были способны использовать силы Ветров. Никто из них не понимал ни своего собственного места, ни смысла вещей, и они полагали себя богинями, хотя были лишь элементом божества.

Она посмотрела вниз, на руины крепости Клиттихорна, и увидела, что там кто-то есть. Она узнала их и протянула к ним свою призрачную руку, создав дорогу и ледовый мост через развалины. Она хотела бы сделать больше, но почувствовала острую, мучительную тревогу. Те, кто уцелел, выберутся. Она вернется к ним позже.

Со скоростью света Она помчалась к источнику тревоги. Ужасный взрыв сотрясал грохотом воздух, опаляющий огонь рвался наружу, взрывная волна уничтожала все вокруг. Она потушила взрыв, вытянула его вверх, не давая ему больше причинять вред, но в этот момент раздался второй.

Она заморозила его, когда чудовищный гриб только поднялся в воздух, а затем пошла от средины к средине, привлекая Ветры, чтобы превратить остальные бомбы в ненужный хлам. Только потом Она вернулась к месту первого взрыва и обнаружила, что и Ее сила имеет предела: вселенная была огромна, а Она была лишь богиней Акахлара.

Первая средина, в которой прогремел страшный взрыв, превратилась в голую пустыню, где были разбросаны жалкие обугленные останки того, что некогда было великим королевством. Она не могла повернуть время вспять, и слишком многое здесь погибло. Лучшее, что теперь можно было сделать, — это унести радиоактивную пыль в преисподни между внешними слоями. А мертвая средина станет когда-нибудь местом паломничества, зловещим напоминанием миллионам, уцелевшим благодаря храбрости немногих, о том, что действительно может сделать великая сила и какой ценой приходится платить за попытку не замечать зла.

Ибо они могли остановить это, могущественные акхарские колдуны, но они предпочли верить тому, во что хотели верить, и пойти на компромисс со злом, поддаться злу, сделать вид, что не видят зла, пока не стало слишком поздно.

Она потянулась вниз, к ним, сидевшим, как всегда, в своих башнях, и коснулась их легким ветерком, которым они не могли управлять, которому были подвластны. Теперь, потеряв силу, они были просто жалкими стариками, испуганными и очень обыкновенными, какими они всегда были.

Щиты упали. Их никогда больше не будет. Она знала, что это вызовет много смертей и страданий, что акхарцы и самые воинственные из колонийцев будут долго обретать мир, но они придут в конце концов к соглашению, ибо они нужны друг другу. Акхарцы, отвергающие такой союз, умрут или будут свергнуты.

Она плакала о тех, кто умрет, и о тех, кто никогда ничему не научится, а больше всего — о невинных, что окажутся между теми и другими, но это трудное решение было принято ее другой половиной.

Если бы у Нее было время узнать свою силу и Ее пределы, изучить, что и как лучше сделать, можно было бы заранее позаботиться о невинных. Она не была так уж наивна и не ждала, что система, которую Она хотела видеть в Акахларе, разовьется сама собой. Что-то нужно будет сделать, чтобы повести их по правильному пути.

Но должно быть хотя бы одно место сияющего здравомыслия в Акахларе. Священный город в средине, возможно, чтобы там можно было обучать тех — и акхарцев и туземцев, — кто потом станет учить других новому устройству жизни. Это должен быть город, избавленный от войн, революций и варварства.

Масалур! На экваторе, вблизи величайших королевств. Масалур, который познал ужасы войны и атаку Ветров и который имел уникальное население, сохранившее интеллект при измененном облике — соединительное звено между «превращенцами» и «нормальными», между повстанцами и акхарцами, между мужчинами и женщинами.

Измененная Ветром Перемен средина с ее многочисленным и странным населением, окруженная кольцом акхарцев, будет священным местом. В этой средине не будут действовать ни оружие, ни заклинания, а все решения будут выноситься непосредственно Ею, пока не разовьется новая форма многорасового правительства.

Этой ответственности Ее женская половина боялась и не хотела, зато Ее мужская половина хотела больше всего. Что ж, если Она не могла изгнать все ужасы мира и изменить самые темные стороны человеческой души, то по крайней мере Она могла обеспечить правосудие.

А пока у Нее было еще одно дело, одно последнее обязательство, одна последняя частичка домашнего хозяйства, прежде чем Она удалится надзирать за осуществлением грандиозного замысла. Она знала, что больше уже не сможет позволить себе никаких личных привязанностей, что великое Добро будет для Нее на первом плане.

Звук, похожий на позвякивание колокольчиков на легком ветерке, разбудил Чарли. Она села в постели, хмурясь, ибо было совершенно темно, вокруг все спали, видно, она одна слышала это.

Она было подумала, что это просто ребенок. Теперь до его рождения оставались, вероятно, считанные дни, она радовалась, что наступит облегчение. Она не очень хорошо спала эти прошедшие две недели.

Что-то возникло перед ее кроватью из темноты: мерцающая масса и две странные фигуры, полупрозрачные, точно наложенные на бурлящую массу облаков. Видение, казалось, не имело смысла: меньшая фигура, наложенная на большую, тем не менее казалась важнее. Маленькая, но все более и более узнаваемая женская фигурка поверх большой, более внушительной, отцовской.

— Мы должны были вернуться, еще хотя бы раз, — сказала женская фигура.

Чарли нахмурилась, не понимая, сон это или нет. Остальные, по-видимому, ничего не слышали, никто не проснулся.

— Сэм? — спросила она нерешительно. — Это ты?

— И да, и нет, — ответила фигура. — Когда-то я была Сэм, а он был Булеаном, но с каждым мгновением становится все труднее отличить одного от другого. Наше время не ждет, и полное слияние моих трех частей идет так быстро, что я сама едва успеваю следить за ним. Это последний раз, когда я могу с тобой говорить.

— Сэм, что случилось с тобой? Там, на севере?..

— Я не могу объяснить. Вы все увидите в грядущие дни и годы. Пока достаточно сказать, что Клиттихорн мертв, и хотя, вполне возможно, будут появляться другие, подобные ему, в грядущих веках, никто и никогда не будет уже так опасен, как был он. Остальные скоро возвратятся сюда, они расскажут тебе то, что может рассказать человек, о том, что случилось. Этот мой последний приход — ради меня одной, ради того, что было раньше.

Образы внезапно расплылись, и фигура сделала усилие, чтобы вернуться.

— Времени даже меньше, чем я думала, — сказала фигура Сэм. — Мы должны идти.

— Идти? Идти куда? Сэм, где ты? Что случилось с тобой? Я увижу тебя снова? — произнесла вслух Чарли. Про себя она подумала: «И где ты набралась таких слов?»

— Я не могу объяснить, да это и не имеет никакого значения. Ты всегда была смышленой, ты сумеешь разгадать кое-что. Остальному ты просто не поверишь. Это не важно. Только ложные боги зависят от веры. Это не твоя забота. Я пришла сюда просто, чтобы увидеть тебя в этот последний раз и сообщить тебе кое-что о тебе самой.

— Что? О чем ты это, Сэм?

— Ребенок больше не Принцесса Бурь, просто прелестная малышка, которой будет нужна любовь. Принцесс Бурь больше не будет вообще, они не нужны. Люби дочку, Чарли. Думай о ней, как о своей собственной.

— Э… да, хорошо, Сэм. Но…

— Ты много можешь, Чарли, только ты все время разбрасывалась или попусту тратила силы. Теперь ты можешь попробовать еще раз. Скажи, ты хотела бы вернуться домой, прямо сейчас? Родить ребенка в настоящей больнице, жить в мире, в котором ты выросла?

Чарли давно думала об этом сама, но никак не ожидала такого вопроса.

— Нет, Сэм. Не думаю, что могла бы просто продолжить то, на чем остановилась. После всего, что было здесь, я стала другой.

— Тогда оставайся в Масалуре, Чарли. Здесь не будет больше войны, не будет больше рабства. Положись на меня. В остальном Акахларе войны будут бушевать еще много лет, но не здесь. И здесь, как создание Булеана Великого, как замена Сэм, ты будешь иметь положение, власть и престиж. Ты не будешь одинока. То богатство, какое вам нужно, вы найдете. Что ты сделаешь со своей жизнью, как ты ее проживешь, — это твое дело. Но отныне никто не будет ничего навязывать тебе. Прощай, Чарли. Вспоминай нас нежно. И если дочь когда-нибудь спросит о Сэм Бьюэлл — солги.

— Сэм, ты должна знать… Кромил сказал мне. Весь тот ад, что мы пережили, все то дерьмо, через которое нас протащили, — это было намеренно, Сэм! Нас использовали!

— Мы знаем, Чарли. Мы гораздо лучше понимаем все, чем Кромил. Чарли, просто, ну, не будь большим ребенком. Люби свою жизнь и наслаждайся ею. Ради нас и ради нашей дочери. Не оставайся слепой — теперь ты можешь видеть. Прощай, Чарли. Мы не просили этого, не хотели этого, но мы и не могли уклониться от этого. Живи жизнью, подобной той, о которой все еще мечтает Сэм, и знай: странно, но она завидует тебе.

Видение снова замерцало, на этот раз сильнее, казалось, белый дымный фон поглотил их.

— Сэм! Подожди!

Но видение исчезло, кануло в темноту.

— Черт побери, Сэм! — проворчала Чарли. — Я все еще толстая!

Глава 14

Они были разбросаны по пляжу, как обломки кораблекрушения, выброшенные штормом, хотя небо уже много дней было ясным, по нему плавали лишь несколько кудрявых облачков.

Их нашел Дорион, когда гулял по берегу лагуны, пытаясь разобраться в происходящем. У Чарли было видение, или так ей показалось. Приходила Сэм, вроде как с Булеаном, почти как призраки, чтобы сообщить о победе и попрощаться. Но обещание, что Чарли потеряет вес, не исполнилось. Сон? Возможно. Но почему Чарли, которой никак не удавалось овладеть языком, проснувшись, безупречно заговорила по-акхарски? И голос стал ее прежним, но немного выше, мягче. Сон? Новое заклинание? Или все по-настоящему изменилось, а если так, каким образом?

И что делать ему? В какой-то момент вчера он вдруг осознал, что его рабское заклинание просто исчезло. Кольцо было теперь просто драгоценным украшением в очень не подходящем для драгоценностей месте. Чарли об этом не знала, он не сказал ей. Она была помешана на своей внешности и, кажется, не могла думать ни о чем другом. Пока это было так и пока она считала, что рабского кольца достаточно, чтобы удержать его у себя, под рукой, ее разум отказывался освобождать его.

Внезапно он остановился как вкопанный, вытаращив глаза. Пляж был усеян телами! Дорион подбежал к тому, что лежало ближе всех.

Итаналон никогда не была такой лучистой, серебряная мантия сотворила с ней чудо. Он наклонился над ней со смешанным чувством страха и надежды. Итаналон пошевелилась, нахмурилась, потом открыла глаза, увидела его и улыбнулась.

— Помоги мне встать, Дорион, будь так добр, — любезно попросила она. Он помог. Она огляделась. — А остальные?

— Я вижу еще вон там. Итаналон кивнула.

— Давай посмотрим. — Она зевнула, потянулась и потопала ногами, чтобы размяться.

Закутанный в меха, потел под тропическим солнцем Крим. Итаналон наклонилась к нему, а Дорион пошел дальше. Крим открыл глаза.

— А? Что? Где?..

— Эй! Вон очень хорошенькая обнаженная леди! — крикнул Дорион, и Итаналон направилась к ним. Дорион перевернул нагое тело и задохнулся.

Даже Итаналон была поражена, хотя в общем-то ожидала этого.

— Это же Кира! — выдохнул Дорион и оглянулся на Крима, который слегка приподнялся на песке. — Но… я думал… — Он поворачивал голову то к одному, то к другой. — Как?..

— Их проклятие кончилось, уничтожено, — объяснила Итаналон. — Теперь они оба во цвете своих полупроведенных лучших лет. — Она усмехнулась. — Если ты потрясен, представь, что будет, когда они увидят друг друга!

Зашевелилась и стала подниматься еще одна фигура. Знакомый голос чертыхался и бормотал цветистые ругательства. Бодэ потянулась, затем огляделась, увидела, где находится, увидела остальных и расплылась в улыбке, сбрасывая меховую одежду и обувь.

— Эй! Победа — сладость, Бодэ стала легендой! — жизнерадостно объявила она. — А вы не видели кое-кого, кто очень похож на мою дорогую Сузаму?

Итаналон подошла к ней.

— Гм, Бодэ, боюсь, ты больше не увидишь Сузаму. Понимаешь…

— А! Бодэ знает это! Она понимает! У Сузамы своя судьба. Она не должна быть только женой и рабой любви Бодэ! Нет, я сказала, кое-кого, похожего на нее.

— Но я… подожди-ка!

Прежде чем Дорион и Итаналон добрались еще до одной неподвижно лежащей фигуры, Бодэ подбежала к ней, перевернула девушку, откинула ее волосы и смахнула песок с лица. Девушка пошевелилась, вздохнула, открыла глаза и посмотрела на Бодэ.

— Я люблю тебя, — вздохнула девушка, похожая на Сэм, глядя на Бодэ так, будто художница была настоящей богиней.

Бодэ улыбнулась:

— Бодэ знает, что ты любишь ее, маленькая принцессочка! Ах, никогда больше Бодэ не придется беспокоиться о том, кто будет готовить ей еду, чинить одежду, убирать, помогать. Это ведь все, что ты хочешь сейчас, не так ли моя принцесса? Сейчас и во веки веков!

— Да, моя дорогая, — ответила девушка, похожая на Сэм.

Итаналон и Дорион стояли рядом, с изумлением глядя на это. Наконец Дорион спросил:

— Уж не та ли это… а?

Бодэ подняла на них глаза и широко улыбнулась,

— Когда-то, да, она звалась Принцессой Бурь и была полна ненависти и безумия, но больше нет. Никогда больше. Теперь она чувствует любовь и преданность Бодэ!

— Но как? — спросила Итаналон. Бодэ пожала плечами.

— Хлыст, захват и флакон собственного, особого, сверхмощного, быстродействующего любовного зелья Бодэ, которое она приготовила в твоей собственной лаборатории в течение вечера, что мы провели там. Оно предназначалось не для этого, но они были там, лицом к лицу, моя Сузама и принцесса, и тогда судьба вспомнила о Бодэ, и она оказалась в нужном месте и со всеми средствами под рукой! Так Бодэ спасла Сузаму и принцессу, а это позволило Сузаме спасти Булеана, что позволило им вместе спасти мир, из Клиттихорна сделать нечто вроде ледяной скульптуры. Бодэ получила свою награду, не надо ее благодарить, даже если в конце концов это именно Бодэ спасла мир!

Художница помолчала, оглянулась на принцессу, потом на них и пожала плечами.

— В конце концов, для чего еще она годна? Ее сила ушла, и она ничего не умеет, чем могла бы зарабатывать на жизнь. Такая она по крайней мере полезна Бодэ и счастлива.

Дорион собирался что-то сказать, но одумался, отвел глаза и стал внимательно вглядываться во что-то или кого-то впереди.

— Кто бы это мог быть?

Огромный плащ из знакомой коричневой ткани, фигура внутри почти затерялась в его складках. Плащ был знаком им, это явно был плащ Йоми, но женщина в нем… Она была средних лет, красавица, величавая, статная, совсем не похожая на пожилую женщину, как Итаналон.

— Кто это? — спросил Дорион. — И где Йоми?

— Это и есть Йоми, дорогой, — ответила Итаналон. — Это Йоми, которая достигла Второго Ранга до того, как сделала вещи, так ужасно изменившие ее. Это Йоми до того, как она заплатила так дорого за свои исследования, которой теперь подарена еще одна возможность. Полагаю, теперь ей будет нужен плащ поменьше и более великолепный, ее ранга.

Дорион удивленно покачал головой, затем встал и посмотрел на пляж.

— Мне было интересно, что случится, когда они увидят друг друга при свете дня, — сказал он, улыбаясь. — Взгляни.

Итаналон обернулась и увидела там, вдалеке, высокого красивого мужчину, обнявшего молодую обнаженную женщину. Они держали друг друга так, словно боялись отпустить.

— Это приятно, — заметила Итаналон. — Я уже боялась, что после всего этого времени их будет тошнить друг от друга.

— Я пойду скажу Чарли и остальным, — крикнул Дорион, сворачивая к дому. — Ну и отпразднуем же мы!

Йоми застонала, открыла глаза, увидела Итаналон, позволила помочь себе встать и только потом посмотрела на себя и осознала, что произошло.

— О Боже! — пробормотала она. — Ну и ну!

— Да, дорогая, но, ради Бога, не играй больше в те демонские игры, — предостерегла ее Итаналон. — Пожалуй, третьей попытки тебе не дадут.

— Мы все еще… мы получили обратно нашу силу?

— Примерно как раньше, мне кажется. Магия не упразднена, только ограничена, что разумно. Акахлар слишком зависит от людей, подобных нам, чтобы уничтожить нас сейчас, и мне кажется, что Второго Ранга осталось не так много. Как ты полагаешь?

— Действительно. Но не все работает. Мальчишка, Дорион, — у него по-прежнему кольцо в носу, но оно лишено силы.

— В Масалуре, я думаю, отменено рабство. Нам придется узнавать все новые и новые правила, но это увлекательная работенка. Знаешь, я до самого конца сомневалась, не были ли мы просто самоубийцами-идиотами, но, кажется, все обернулось хорошо. Мне кажется, что в данный момент мы, вероятно, де-факто руководители гильдии или того, что от нее осталось.

— Верно, — заметила Йоми.

Они присоединились к Бодэ и ее новой пассии, что безмерно позабавило Йоми, и пошли по пляжу к дому. Они прошли мимо Крима и Киры, которые, кажется, не видели никого, кроме друг друга, но решили не мешать им.

Итаналон снова посмотрела на Бодэ и ее томящуюся от любви принцессу.

— Знаешь, Бодэ, что-то беспокоит меня с тех пор, как я услышала твой рассказ. Зачем ты тогда приготовила свое любовное варево? Не для такого же конца? Ты ведь не могла знать будущее. Может, ты хотела обеспечить любовь Сузамы раз и навсегда?

— О нет! Бодэ понимала, что у ее Сузамы особая судьба. Почему, как ты думаешь, она не подсунула Сузаме зелье еще тогда, в Тубикосе? Бодэ отправилась в это путешествие, отказалась от всего не ради Сузамы. Оно должно было возродить Бодэ, заполнить ее опустевшую душу, и это случилось. Нет, Бодэ провела месяцы вон с теми, что сейчас разговаривают там, у дома. Она часами пыталась втолковать что-нибудь той глупой девчонке, которая понятия не имела о том, что действительно важно, а что — нет. Бодэ собиралась добавить несколько капель в прощальный тост, например, если бы представился случай, чтобы скрепить достойную связь, так сказать. Зелье было концентрированным. Моя принцесса проглотила его столько, что хватило бы для того, чтобы весь центр Тубикосы превратить в рабов любви. В ней было очень много ненависти, ее надо было погасить.

Итаналон посмотрела на дом.

— И ты устроила это?

— Нет, не было удобного случая, поэтому зелье и было все время в поясе. — Она вытащила из своего кожаного пояса маленький пузырек, подняла его к глазам и посмотрела на свет. — В нем еще есть несколько капель. Вероятно, больше, чем достаточно. Возможно, Бодэ еще сделает это.

— Нет, подожди, — вмешалась Йоми. — С тех пор как она попала сюда, люди почти все решают за нее. То немногое, что ей удалось решить самой, не могло ничего изменить и не могло быть вполне правильно. Будет печально, если она вернется к тому образу жизни, но ей решать. Она заслужила это право.

Чарли была, так же, как и все, удивлена и обрадована их возвращением и не успокоилась, пока не вытянула из каждого рассказ обо всем, что произошло. Бодэ уже делала наброски и мечтала о целой панораме маслом — возможно, диораме, — изображающей эпическое сражение против сил зла: битву, которая спасла Акахлар.

Итаналон невзначай сказала Чарли, что рабского заклинания Дориона больше не существует. Видимо, он просто ничего не сказал ей, хотя не мог не знать об этом.

Чарли удивленно покачала головой.

— Почему? Зачем ему притворяться, что он по-прежнему мой раб?

— Он любит тебя, дорогая. Ты знаешь это. Он отказался от того немногого, что имел, ради тебя.

— Да, я знаю, но… ну, он мог бы найти кого-нибудь получше, чем я, если бы только был немного понапористее. Он ведь довольно милый. Я толстая и вот-вот стану матерью ребенка, чей отец давно мертв. Все это вместе слишком много, чтобы навязывать парню. На самом то деле он влюблен не в меня, а в некую маленькую стройную куртизанку, которая и фонарный столб очаровала бы. Той девушки нет. Больше всего на нее похожа та, что получила Бодэ. Ты сама мне сказала, что чары по-прежнему здесь, так что я не изменюсь. Кому я, черт возьми, такая нужна, да еще с ребенком?

То, что она сказала насчет чар, было верно, но это было не проклятие демона из Кристалла Омака. Кто-то уничтожил его и сотворил элегантное новое заклинание. Оно было настолько изящное и настолько тщательно настроенное, что снять его было не под силу даже лучшим колдунам второго ранга. Не причиняя вреда ребенку, незаметно для нее, Чарли как бы перепроектировали изнутри. Ее кости, мышцы — все было отлично настроено так, что ее нынешний вес и комплекция были нормальны для нее. Она была исключительно сильной, неестественно здоровой, могла справляться с большой физической нагрузкой. К тому же она могла родить много детей, если бы захотела, без всякого ущерба для своего тела. То, что произошло с ней, было похоже на изменение жителей Масалура срединного, но она по-прежнему оставалась акхаркой. Кто-то, кто считал, что Чарли не поняла чего-то самого важного, решил, что будет лучше, если она будет выглядеть так.

Хотя Итаналон была достаточно могущественна, чтобы исполнить желание Чарли, она не сделала этого и даже не намекнула на такую возможность. Было что-то большое и сильное скрыто в Чарли. Это чувствовали все, кроме нее. Она слишком была занята разглядыванием себя в зеркале, вместо того, чтобы посмотреть внутрь себя. К чему оспаривать решение Первого Ранга теперь?

— Это действительно так ужасно — быть толстухой? — спросила ее Итаналон. — Почему ты хочешь быть худой? Ведь не из-за здоровья, конечно. Ты так ужасно себя чувствуешь?

— Да. Нет. Ну… Ужасно то, как другие смотрят на тебя. Другие женщины, парни. Ни один мужчина и не посмотрит на такую. И я думаю, другие женщины будут относиться пренебрежительно. Я помню, что я, бывало, чувствовала, когда смотрела на какую-нибудь толстуху. Конечно, мне нравится не сидеть постоянно на диете и не терзаться, если съешь лишнюю конфету, но дело не во мне.

— И ты действительно веришь, что Дорион влюблен в твою идеализированную оболочку? А не в то, что он видит в тебе?

— Сейчас, может, он и думает так, потому что был таким робким и жил всегда один, но я видела, как он смотрел на эту Киру.

— И счастливые в браке мужчины не могут смотреть равнодушно на такие красивые тела, как у Киры. С тех пор, как появились мужчины и женщины, они смотрят друг на друга, — ответила колдунья. — И женщины вроде тебя смотрят на таких, как Крим. Или как Халагар. И не думают о том, что внутри. Но они редко хотят прожить жизнь с подобным совершенством. Они просто любуются, как любуются прекрасными произведениями искусства или красотами природы.

— Так ты действительно думаешь, что я должна попробовать с ним?

— Это тебе решать, ты знаешь его дольше и ближе, чем я. Если ты не уверена в нем, уговори Бодэ приготовить тебе любовное зелье, но не думаю, что ты была бы при этом счастлива. К тому же, коль скоро ребенок вот-вот родится, ты очень быстро поймешь, каковы его подлинные чувства и его характер. Но если бы я была тобой, я бы попробовала.

— Я… мне нужно подумать об этом.

— Это все, что один человек может попросить другого сделать в таких делах, дорогая, — ответила Итаналон с улыбкой.

— Не могу поверить в это! Они повсюду! — Дорион был и возбужден, и ошеломлен невероятным открытием. — Никогда не видел их раньше, но ты просто пинаешь камень, и, пожалуйста, вот тебе алмаз, размером с детский резиновый мячик, или рубин, впору для пупка идола, или изумруд размером с маленькую дыню! Остров прямо-таки набит крупными драгоценными камнями!

Чарли кивнула и улыбнулась:

— Ну, теперь я знаю, почему Сэм сказала, что у всех нас будет столько богатства, сколько нужно.

Золото и серебро были не редкость в Акахларе, а опытный алхимик мог сделать их из обыкновенного свинца. Но драгоценные камни, безупречные, с совершенным блеском, были в самом деле очень редки.

Это случилось после поездки Йоми и Итаналон в Масалур срединный. Там многое изменилось. Рабские чары на уцелевших акхарцах — их было более трехсот тысяч человек — разрушились. Тогда акхарцы восстали против хедумов и других завоевателей и при поддержке войск превращенцев из внутренней части средины, которые некогда были их собратьями, одолели завоевателей. Потом они присоединились к войскам из одиннадцати колониальных миров, тех самых, где Булеан когда-то ввел самоуправление. Все больше рас начинало поддерживать преобразования, и это движение постепенно захватывало и масалурские повстанческие миры.

Они не ждали всеобщего мира. Договор заключили те, кто не хотел, чтобы повторилось то, что случилось однажды. Масалур стал республикой. Такого никогда не было у акхарцев. Все расы, подписавшие договор, признавались равными партнерами с равным правом голоса и представительством в некоего рода парламентской ассамблее, которая пока существовала только на бумаге. Но предприниматели, члены гильдии навигаторов уже начинали заново развертывать свои предприятия, часто вместе с местными туземными корпорациями. Объединенная армия под руководством бывших офицеров предназначалась для защиты республики. Такое государственное устройство было единственной альтернативой гражданской войне и полному развалу власти. Повстанцы не хотели возвращаться к примитивному племенному образу жизни, и самые умные среди них понимали, что только акхарцы знают, как использовать силу воды, чтобы получить электричество, как построить канализацию, водопровод и все остальное. Столетия ненависти и угнетения нельзя было преодолеть, просто провозгласив высокие принципы, но начало было положено.

Тем, кто жил на острове, кто слышал об этом, это устройство казалось неизмеримо лучше всего остального в Акахларе. И те из них, кто не владел магией, как-то собрались, чтобы поговорить о том, что именно им хотелось бы делать в этом новом мире.

Бодэ сказала Чарли:

— Бодэ до сих пор вспоминает то нижнее белье, которое создали вы с Сэм и которое доставило нам средства для путешествия. Наверняка найдутся еще подобные идеи. Открываются новые перспективы! Представляешь, что будет, если мы сумеем убедить четырехгрудых масалурцев в пользе бюстгальтеров.

Проект заинтересовал всех. Крим был членом Гильдии навигаторов и мог обеспечить транспорт. Кира могла очаровать любого, самого жесткосердного бизнесмена или политика. Дорион хотя и утратил силу, но сохранил членство в своей гильдии и массу знакомств там.

— Это все не то, — заявила им Чарли. — Конечно, мы действительно могли бы осуществить это, но тогда мы стали бы просто величайшей корпорацией Акахлара с экономическим влиянием на него. Нет, лучше начать с нескольких идей, которые укажут путь, и открыть центр, возможно, в самом Масалуре срединном, куда могли бы приходить все творчески одаренные люди, чтобы делиться идеями и учиться, чтобы предлагать и продавать собственные новые изделия и идеи. Делание денег быстро надоедает. Но стать интеллектуальным и художественным центром целого мира — это заманчиво!

— Это не то, для чего существует великий Университет срединный? — спросила Бодэ.

— Нет-нет! Я говорю не об образовании, не о теории. Я говорю о возможности обеспечить взаимодействие тех, кто окончил тот университет, и тех, кто не имел возможности учиться там, но у кого есть стоящие идеи.

— Ты можешь показать нам как-нибудь, что ты имеешь в виду? — спросила Кира. Чарли улыбнулась:

— Я не художница, но дай-ка мне твой блокнот, Бодэ, я попробую изобразить. Уверена, это будет только начало. Когда-нибудь, надеюсь, что скоро, в Акахларе изобретут кондиционер…

Мамаша Изобретения снова была беременна, но она не возражала, хотя некоторые и считали, что она перебарщивает. Маисе было уже одиннадцать. Из прелестного ребенка она начинала превращаться в будущую грозу мужчин, а пока была неизменной радостью матери. А девятилетний Джонкук был точной копией своего отца в этом возрасте. Кто бы мог подумать, что Дорион будет так хорош в постели?

Конечно, когда у твоей жены такой опыт, трудно не заподозрить, что тебе льстят, но Чарли была абсолютно верна ему все эти одиннадцать лет и родила Джони — ему сейчас было шесть лет, — а потом Питера, и они, вероятно, не остановятся на том, кого ожидали сейчас. Они оба любили детей, и, черт, они могли позволить себе иметь их.

Чарли это совсем не мешало. Идея детских садов и концепция равного участия женщин в разработке стратегии управления конгломератом, известным по всему Акахлару просто как Торговый центр, были заложены с самого начала. Трое из семи членов правления были женщины, а еще двое — вроде как и те и другие.

Идя по Гранд-променаду, с его большим тенистым парком, между двумя длинными рядами многоярусных магазинов, галерей и бутиков, она остановилась, чтобы заглянуть в витрины галерей мод. Они здесь быстро приноравливались к возможностям бизнеса: с падением власти Главных Колдунов традиционный стиль одежды даже в самых консервативных королевствах уступал место современному.

Когда-то Центр начинался с этой одной секции, но теперь он рос и рос во всех направлениях. Это было не просто скопление лавок и магазинов, но маленький город со своей собственной электростанцией и своим собственным населением, большинство которого работало в Центре. Мода и косметика, приспособленные для тысячи рас. Но даже для тех, кто совсем не испытывал потребности в одежде, здесь нашлось бы кое-что. Изобретатели создали нечто вроде эскалаторной системы, никогда не слышав о ней раньше; другие испытывали различные методы охлаждения и компрессии, даже получения электричества из солнечной энергии. Здесь продавали самые разные игрушки, но были магазины, торговавшие всем: от спортивных товаров до промышленных рыболовных снастей. Они любили хвастаться, что нет ничего, чего нельзя было бы купить в Торговом центре, а две трети этого нельзя купить ни в каком другом месте, хотя лучшие и самые остроумные изделия теперь многими копировались.

Были здесь игровые площадки и детские сады для детей служащих и гостей Центра. Весь персонал был многорасовым, и с этим легко мирились даже самые узколобые старые акхарцы, приходя в магазины за новинками, сногсшибательными пальто или самыми последними ювелирными изделиями. Строились курортные отели, которые обещали сделать Центр настоящим местом отдыха. Предполагалось создать водный парк, а один малый предложил проект парка с аттракционами.

Чарли прошла мимо двух юных акхарок, тощих и гибких, в модной тропической одежде, явно купленной недавно, и — самое последнее изобретение, крик моды — в солнцезащитных очках. Они одарили ее взглядом, который мог означать только одно: «Эй ты, толстая босая неряха, как тебя занесло в такое место?» Теперь это не особенно беспокоило ее. Ей хотелось, чтобы однажды кто-нибудь действительно сказал ей такое. Тогда она могла бы ответить: «Эй, кожа да кости! Ты пока только ищешь, кого бы заарканить, а у меня прекрасный муж, прекрасные дети, и хозяйка-то здесь я, черт побери!» Правда, никто пока не доставил ей такого удовольствия.

Ей было уютно самой с собой. Ну да, ей по-прежнему хотелось быть худенькой и стройной, не прикладывая к этому особых стараний, но отдать за это то, что у нее есть, — никогда в жизни. Она бы ничем не поступилась.

Кира окликнула ее, помахала рукой, затем подошла к ней. Она по-прежнему была похожа на мечту Чарли, разве что казалась чуть-чуть утомленной. Правда, в том, что касалось детей, Кира сильно уступала Чарли, но все-таки дети всегда дети, даже если есть детский сад и помощь по хозяйству.

Кира только что вернулась после двух месяцев разъездов вместе с Кримом и детьми. Он заключал новые контракты на поставки. Сейчас Кира осматривала некоторые из новых проектов.

— Я схожу с ума, или та колоссальная фреска Бодэ на Северной Стене снова переделывается? — спросила она, качая головой.

Чарли хмыкнула:

— Да, наш большой аттракцион. «Война Вихря». Не думаю, что она на самом деле когда-нибудь закончит, но это становится все более грандиозным и, я подозреваю, менее реалистичным.

— Да уж. Помню, в первом варианте Бодэ изображала себя маленькой фигуркой внизу в углу, а теперь кажется, будто Бодэ — центр всей картины. Прежде чем мы закончим, на всей стене здания не будет ничего, кроме Бодэ, полулежащей с хлыстом в руке.

Чарли засмеялась.

— Ну, остальные из Правления найдут, что сказать по этому поводу. Однако ее галерея идет вовсю, хотя я ни черта в этом не смыслю. Боюсь, студия живописи Бодэ станет настоящим поветрием.

— Ну не для меня, уж точно. Как Дорион и дети?

— Дори родился не того пола. Он обожает детей, любит готовить и вести хозяйство и, кажется, готов предоставить мне руководить делами, а сам сидеть дома. Конечно, он все пишет те эпические рассказы от первого лица о себе и о великих колдунах, которые никто не опубликует, но по крайней мере он занят. Счастье, что я так и не научилась читать по-акхарски, хотя он все время пристает ко мне, просит научить его читать и писать по-английски. И конечно, он придумывает всякие игрушки и детские игры, а они хорошо продаются. Думаю, в этом его настоящая тайна: он никогда не хотел взрослеть, а теперь ему это и не нужно.

— Криму тоже надоело быть по полгода в разъездах, потому что дети забывают, как он выглядит. Поэтому мы и ездили вместе в этот раз. Я думаю, это будет вообще последний раз. Он заинтересовался строительством новой сети торговых центров с учетом специфики миров в провинциальных столицах и других срединах. По-моему, это неразумно, а то масалурцам просто негде станет жить.

Чарли откинулась в кресле и вздохнула, глядя вокруг.

— Знаешь, иногда я действительно не могу поверить, что тот кошмар, через какой я прошла, обернулся вот этим. Боже! Знаешь, этот Центр, эта жизнь, я, моя семья, — это больше, чем я мечтала достичь, когда была ребенком. Я все еще живу в страхе, что однажды проснусь или меня разбудят, и обнаружу, что все это был сон. Впрочем, пока что и Центр, и вы все по-прежнему здесь. И Центр становится только лучше.

— Хорошо, что пока не дошло дело до ТВ. Надеюсь, при нашей жизни и не дойдет, но кто знает?

— Ну, не знаю. Идея Хедум-варьете мне нравится. Интересно, что сейчас делает Сэм? Счастлива ли она наконец, и существует ли она еще в том смысле, как мы это понимаем, и знают ли они по крайней мере, что мы тут сделали? Думаю, она бы любила это место.

— Ты знаешь, что вокруг нее растет культовое движение, с пророками, видениями и священными книгами?

— Да что ты! В других странах?

— Оно ползет и сюда. Масалур — священная земля для них.

— Черт! Ну, я надеюсь, они не ждут, что я буду их верховной жрицей, и не решат, что мой Центр оскверняет святую землю. Знаешь, в том видении, что было у меня тогда, одиннадцать лет назад, Сэм вроде бы собиралась стать богиней скорее вынужденно. Была в ней какая-то печаль, словно она тосковала немного по всей своей жизни. Быть вроде судьбы, гм? Подумай, Бог, которым стали девушка, никогда не хотевшая ничего, кроме нормальной жизни в абсолютной безвестности, и доморощенный старый профессор физики? Черт, всегда думаешь, что быть богиней — значит не иметь ни забот, ни страданий. Мне бы хотелось побыть богиней, так, для одной мелочи. Иметь возможность сказать: «Отныне, чем больше шоколада ты ешь, тем больше веса теряешь».

Кира засмеялась, а потом заметила:

— А знаешь, здесь есть, о чем подумать. Из вас двоих ты, наверное, веселилась бы, став богиней, а она, вполне возможно, несет это как бремя. — Кира вздохнула. — Впрочем, не знаю. Может, лучше, чтобы наше Высшее существо относилось к этому именно так.

Чарли пожала плечами:

— Да, возможно, я живу той жизнью, о которой она так страстно мечтала, но я люблю эту жизнь, и если Сэм оттуда, сверху, из великого запределья, ревниво следит за мной, она может только молча страдать.

Небо, которое лишь мгновением раньше было безоблачно голубым, вдруг потемнело, внезапно сгустились тучи, барометр стал стремительно падать, послышались отдаленные раскаты грома.

— Шучу, шучу, Сэм! — громко сказала Чарли небу. — Только шучу!