Избранные стихи

Творческий путь Василия Каменского

Это было два десятка лет назад. Трое зачинателей и энтузиастов футуризма – Давид Буряток, Владимир Маяковский и Василий Каменский – отправились в турне по России. Задорные, молодые, «песнепьяные», они с восторгом шли «утверждать в сердцах своих слушателей бунт духа». Это была активизация опубликованной незадолго до того декларации – «Пощечина общественному вкусу».

Поэты читали свои стихи, Василий Каменский читал отрывки из «Стеньки Разина», полиция распалялась гневом, а демократически настроенная молодежь принимала чтения поэтов, как боевой клич. Выступления поэтов-футуристов проходили успешно. «Дальновидные» критики из буржуазного лагеря утверждали, будто единственной задачей футуристов является эпатирование буржуазии в целях снискания дешевой славы. Между тем ров, отделявший футуристов от властителей и господ положения, вырастал в пропасть. Футуристы так и не сблизились с классами-поработителями, показав свое истинное отношение к империализму в годы войны, которую они приняли враждебно.

И вот вышла книга В. Каменского «Стенька Разин». Появилась она в дни войны, на фоне литературного безвременья казенно-патриотической жвачки. В названном сочинении поэт воплотил идею стихийного размаха понизовой вольницы, а сам Разин являл символ вождя повстанческих масс, борющихся за лучшую долю.

В эти же годы произошел разрыв кубофутуристов с эго-футуристами, примиренчески настроенными к буржуазному обществу, стремившимися приспособиться к режиму и эстетизировать его отношения.

Иными были кубофутуристы. В условиях предвоенного нарастания новой революционной волны кубофутуристы отражали в своих творениях стихийное бунтарство разоряемого мелкого производителя. В поэтической практике футуризма непосредственносоциальная тематика почти не имела места, если не считать Маяковского и Каменского. Лишь эти двое пытались заявить протест тематический: Маяковский – в антивоенных стихах, Каменский – в «Разине». Реакционная критика встретила «Разина» злобно, квалифицируя вождя крестьянской революции как «мерзавца-анархиста» и грозя автору книги нагайкой и перекладиной. Старый мир учуял в Василии Каменском серьезного врага, чужака.

Путь Каменского – путь сложный и противоречивый, путь медленного перехода стихийного бунтаря на рельсы революции. История Каменского совпадает с историей российского кубофутуризма, и эта история закономерно привела его в русло революции, привела его к активному участию в классовой борьбе на стороне пролетариата. Искусный виртуоз и искатель нового слова, Каменский не мог уложиться в традиционные нормы и вместе со своими сподвижниками поднял знамя восстания во имя нового слова. То был протест не политический. Бунт футуристов был направлен против косности бытовой и житейской, против консерватизма традиций, против хамства господствовавших мнений, против мещанских вкусов. Но объективно, поскольку общий социальный подъем шел под знаком политического протеста рабочего класса, – ресурсы футуристов тоже шли в актив политического протеста.

Каменский шел против старого мира, шел с озорной песней и разбойным посвистом, шел неорганизованным шагом.

Каменский вместе с Бурлюком, Хлебниковым, Маяковским был одним из зачинателей российского футуризма, каким он сложился накануне войны, в годы краха декадентства, в противовес этому последнему, и знаменовал он протест против тех классов, эстетическим эквивалентом которых являлся мистический символизм. Содержание протеста было довольно своеобразно: протест шел по линии стилистической. Футуристы бунтовали против прилизанного языка в поэзии, против традиционной лексики, пригодной для салонной изощренности, но совсем не приспособленной для нужд публицистического пафоса. Восстание футуристов было восстанием будущих трибунов, это был мятеж плебейской глотки против изнеженного уха.

Каменский часто подвергался нападкам совсем зря.

Возьмем известное стихотворение:

Само по себе этакое «самовитое» слово означает… не так много. Строфа не имеет смыслового содержания. Ее надлежит рассматривать как этюд. Попытаемся так на нее смотреть, и эффект ее немедля проявит себя в плане виртуозно-показательного характера. Без упражнений подобного образца не было бы ни «Разина», ни «Пугачева». Четверостишие лишено смыслового содержания, но оно располагает вполне ясным звуковым колоритом, ибо никто не скажет, что здесь автор объясняется в любви или голубит кого, или преследует цели интимной настроенности, как, например, в стихотворении «Колыбайка»:

В приведенной «Колыбайке» даже глухой уловит ритм колыбельной ласковости, а в этом и состояла суть словозвуковых исканий. Разумеется, отсюда должен быть исключен тот строй опытов, которому были привержены некоторые представители литературной богемы, претендовавшие на создание индивидуалистического языка, – что может быть объяснено только полным непониманием социальной сущности языкового явления.

Новые принципы организации стиха выдвинули футуристов – в том числе и Василия Каменского – в передовую фалангу реформаторов технологии слева. А новое слово зрело, естественно, для нового содержания и, преодолев рожденную символистами мистизацию речевой фактуры, жаждало нового содержания. Тезис футуристов: «самовитое слово вне быта и жизненных польз» – был лишь ёмкостью, ожидавшей наполнения.

Обновление поэтического словаря и ритмики в экзерсисах Каменского выполняло в течение некоего срока лабораторную функцию. Но вот наступили сроки, и тогда Каменский показал чудесное применение своих исканий в драме «Стенька Разин», в «Емельяне Пугачеве» и других. Здесь холостое упражнение перевоплощалось и созревало в огневое слово-обращение к социально-активным массам.

Каменский – один из творцов и зачинателей русского слухового стиха. Современная поэтическая строфика в основной мере характеризуется установкой на произнесение вслух. Василий Каменский, как и Маяковский и Сельвинский, сильно выигрывает в умелом устном чтении (декламация, пение). Разъезжая по городам, заводам, поселкам в течение долгих лет, Каменский вместе с другими поэтами-футуристами внедрял эту школу чтения и немало поработал в ее пользу. Каменский – один из апостолов и мастеров словотворчества как основного принципа кубофутуризма. Каменский работал над демократизацией, «опрощением», «огрублением» стиховой строфы, над сообщением ей новой интонационной энергии. Новыми словосочетаниями имелось в виду достигнуть максимальной выразительности, так чтобы в слове Запечатлелась стремительность современности. Предстояло «сломать старый язык, бессильный догнать скач жизни» (Маяковский).

Такими застала футуристов Октябрьская революция. В первые годы особенно задорные, молодые, яркие строфы футуристов бодрили читателя, и хоть подчас казались слишком причудливыми и излишне вычурными, но от них веяло таким мужеством, такою удалью, что они не могли не пленять. Футуристы, Леф, Новый Леф были любимцами. В автобиографии Василий Каменский пишет: «С первых же дней активно встал на путь власти Советов, ибо видел в этой пролетарской революции социальную правду, возвещенную Лениным». И действительно, с самого начала кубофутуристы оказались на фланге боевых революционных сил. В процессе сотрудничества с партией пролетариата футуристы все больше смыкались с революционной общественностью. Временами совершали ошибки, затем преодолевали искус своего индивидуализма, снова ошибались – и снова шли вперед. Шли, растянувшись цепью, одни быстрее, другие отставая. Василий Каменский под давлением сомнений ложно воспринятого нэпа писал:

И еще:

Что это: программа или пародия?

Каменского согласно и дружно бранили за «созерцальное» отношение к действительности и за «бряцальные словенты» и за «словозвонную бесцель». А покуда его бранили, он создал ряд агитационных пьес, как то: «Здесь славят разум» (1924 г.) – о неминуемом крахе благополучия в Америке; «Козий Загон» (1926 г.) – о предстоящей коллективизации деревни; «Депо Ильича» – о прорывах на железнодорожном транспорте, и другие. В книге «Лето на Каменке» (1927 г.) Каменский показывает деревню в новом быту, партийцев, активистов, показывает пути крестьянской женщины, и как-то по-особому убедительно звучит заключительная реплика бородача Михалыча: «Ей-богу, умирать нет расчету!»

Лучшие произведения Каменского – «Стенька Разин», «Емельян Пугачев», «Болотников» (последняя норма еще не закончена) – складываются в трилогию о крестьянской революции, трактуемой как тема нашей современности. Здесь Каменский выявил свой анархо-бунтарский дух и мощь новоритмового песенного слова и неумирающее творческое начало мятежных сил, зреющих в недрах обездоленных масс. Поэт воспринимает процессы крестьянской революции в качестве первых звеньев грядущей, то есть нашей социалистической революции (см. финальную картину в «Разине»).

Анархические тенденции, выраженные кое-где в различных произведениях Каменского, ждут своего укрощения. Сейчас, в период кулацкого сопротивления, когда это последнее идет под лозунгами анархизма, всяческое противопоставление анархических симпатий советской государственности более одиозно, чем когда-либо, и естественно, что читателя интересует та социальная площадка, которую занимает художник в решительной схватке старого с новым.

Василий Каменский всегда стоял – в своей практической деятельности – на стороне Советов. Он одним из первых вступил в колхоз (поэт вел середняцкое хозяйство), он в решительной форме выступал против вредителей (см. письмо в «Литературную газету», № 58, за 1930 г.), он боролся против интервентов и прочих врагов, он был первым депутатом-писателем в Моссовете (1918 г.). Во время процесса промпартии Каменский писал: «Процесс промпартии – великий урок: держи наизготовку себя и – винтовку особенно. Я – поэт. Но держать винтовку буду так же твердо, как держу перо».

Однако лицо писателя определяется не этим только, а преимущественно творческой линией его развития. Взвесив ее, мы в праве решать вопрос, сумел ли поэт подняться от восприятия явлений к осознанию их классовой сущности, к освоению социалистических перспектив, к переключению своего дарования на пафос современности.

Последние произведения Каменского, собранные в книге «Стихи о Закавказье» (1932 г.) и посвященные социалистической индустриализации, а также большая поэма «Медвежий Ров» – свидетельствуют о верном направлении, взятом поэтом. «Медвежий Ров» – биография глухой деревни, медвежьего угла, деревни, прозябавшей в юдоли своей трагической судьбы. Путь деревней был найден лишь после Октября, и этот путь привел ее в закономерном порядке в русло социализма. Деревни Медвежий Ров больше нет. Есть колхоз «Сталинский путь».

Названные произведения входят несомненным активом в нашу современную литературу, хоть в них временами еще сказывается груз прошлого и хоть «Медвежий Ров» не лишен некоторых декламационных украшений, – все же, при всем том, новые произведения поэта знаменуют верный путь закономерного движения лучшей части футуристов во главе с Маяковским, – путь поэтов, которые отвергли войну империалистическую во имя войны гражданской, которые отвергли мир капитализма во имя социализма.

А. Ефремин