21

Евгений Бутурлин, лежа на жесткой кровати следственного изолятора, размышлял о том, что же произошло, пока его не было на воле. «Воля» – это слово появилось в его лексиконе не так давно, с тех самых пор, как он услышал его от своих сокамерников, они произносили его все чаще и чаще.

То, что еще не так давно он считал геройским поступком, теперь в его же собственных глазах выглядело, как проявление крайней степени идиотизма. Но это – сейчас.


Следователь уже устал задавать ему одни и те же вопросы, на которые не получал сколько-нибудь внятных ответов: зачем Бутурлину понадобились деньги? Понятно, что не на учебу. Но на что? Проверить, не задолжал ли он за учебу в университете, ему не стоило никакого труда. К тому же, Зимин не мог не встретиться с его матерью и спросить у нее, как в семье обстоит с деньгами. Понятное дело, что мать до последнего будет упираться – мол, все хорошо, да и вообще, мой сын не мог совершить преступление, тем более, убийство, это не мой сын, это его двойник, или что-нибудь в этом духе.

Во всей этой запутанной истории мать-то как раз и было жалко больше всего. Для нее арест сына явился настоящим ударом. Какое еще убийство? Что вы мне такое говорите? Наверняка следователь показывал ей фотографию человека, представившегося Бутурлиным Евгением, у которого еще к тому же были и документы на это имя. Мать сделает вид, что этот парень с фотографии похож на ее сына, но это – не он. Так Женя представлял себе реакцию матери. Но факты, как говорят все следователи и адвокаты, – упрямая вещь. Это именно ее сын пришел и сдался в руки правосудия, признался в убийстве актрисы Извольской. Быть может, поэтому, когда ей позволили свидание с ним и она увидела его в таком виде, да еще и с разбитой губой, она впала в какое-то болезненное оцепенение, ступор. Она смотрела на него, и видно было – еще немного, и она свалится без чувств. Она даже губами как-то странно шевелила – не то молитву читала, не то пыталась набрать в легкие побольше воздуха. А потом спросила: «Женя, ты сделал это?» И он ответил: «Да, мама, я сделал это».

Он понимал, что комната, в которой проходило свидание с матерью, просматривается и прослушивается. Не мог же он ей сказать правду – мол, мама, я не мог поступить иначе. Я должен был это сделать. Должен был взять вину на себя… Иначе случилось бы ужасное, непоправимое и он навсегда потерял бы Олю.

Не просто было представить себя настоящим убийцей. Но уже когда он надел на себя свитер Юракова и тот разбил ему губу, чтобы все выглядело как можно натуральнее, что-то шевельнулось в нем – что-то нехорошее, черное, что, как подумалось ему тогда, присутствует в каждом человеке от рождения. И он представил себе, что он действительно убил эту красивую молодую женщину. Напал, отобрал все ценное, схватил ее за плечи и ударил головой о стенку. Чтобы она не закричала, чтобы не сбежался народ и его не повязали на месте преступления.

– Слушай, Юраков, зачем тебе это понадобилось? – спросил он его, когда тот, возбужденный и одновременно испуганный, в деталях рассказывал ему, как дело было.

– Деньги были нужны. – Юраков курил, глубоко и жадно затягиваясь. – Я знал, что там собирается богатая публика… К тому же, пойми, я был пьян сильно пьян. Деньги были очень нужны, я задолжал одному типу. Я не собирался никого убивать, да я и не знал, что убил. Просто забрал деньги. Между прочим, я уже не первый раз так. Мать денег не дает, ей самой вечно не хватает. Но как-то все сходило с рук.

– Ты нападал на людей и отбирал деньги?

– А то!

– Как это ты не знал, что убил?

– Просто взял ее за плечи. Она вообще никакая была. Глаза мутные, злые, голова мотается, как у куклы. Она обзывала меня последними словами, ругалась, как матрос. Я взял ее за плечи и… головой о стену. Легонько так… Откуда мне было знать, что у нее такой хрупкий череп?

Он так и сказал: «хрупкий череп».

– Но ты же видел, что она упала?

– Ну и что? Сползла по стеночке.

– А где все остальные были?

– Разбежались… кажется.

– А драгоценности? Как ты их снимал?

– Они сами снимали и отдавали их мне, ругаясь матом. Говорю же, они пьяные были. Я же не у бедных брал, знал, что эти-то еще себе заработают. Сериал за сериалом…

– Послушай, я сделаю все, как ты сказал, но ведь мне же не поверят. Да и опознание покажет, что это не я. Меня не опознают, понимаешь, о чем я говорю?

Они разговаривали в парке. Юраков нервничал. Он не хотел в тюрьму. Он говорил: стоит ему туда попасть, и его там сразу же убьют. За скверный характер. За связь с тем, другим делом, когда он чудом избежал статьи за девчонку (по этому делу проходили его дружки, эту историю на зоне хорошо знают, как знают и о том, что Юраков был далеко не свидетелем, а активным участником).

Бутурлин неплохо играл в карты, об этом никто не знал, кроме четверых из окружения Юракова. У Оли скоро день рождения, и Женя хотел купить ей кольцо с бриллиантом. Он и выиграл сначала. Они играли в котельной, где зимой работал Юраков (он давно уже уволился, но ключи оставил себе), они всегда играли по пятницам на деньги. И Бутурлин часто выигрывал крупные суммы. Но в тот вечер он проиграл. Но проиграл, как оказалось, не только деньги. Вернее, совсем не деньги.


– Наденешь мой свитер, он приметный, по нему тебя и опознают, вот увидишь. Они же все пьяные были, а девчонка-то – вообще дура-дурой, так же, как и те… придурки-пижоны из ресторана. А теперь поехали, я покажу тебе, где это было и как. И цацки отдам… не все, конечно, но отдам. Тогда точно поверят, что это ты. Для них же, главное – дело закрыть.

Бутурлин поехал с легким сердцем в Лялин переулок, знал, что иначе поступить не может. Если повезет, он сядет, а если все же вычислят Юракова, он потеряет Олю. Навсегда.

Ему было ясно, что Юраков многого недопонимает, рано или поздно может выясниться, что Извольскую Женя не убивал, следствие пошло по ложному пути, да ему просто не поверят, наконец! Но кинулся в эту авантюру, считая, что во всей этой наиглупейшей истории виноват только он сам. Зачем согласился на большую игру? Зачем рисковал? И с кем он, вообще, связался?


Разговаривая со следователем, он постоянно ловил на себе не презрительные, а скорее насмешливые взгляды Зимина. Тот не верил ни единому его слову. Пытался выяснить правду. Потом был следственный эксперимент, опознание. Все шло, казалось бы, как по маслу. Прав был Юраков – его опознали по свитеру. Бутурлину показалось даже, что ни Арнаутова, ни два этих недоноска не смотрели ему в лицо, а все больше на свитер. (Свитер вонял так, как воняло все это грязное, гадкое дело, весь этот обман и весь кусок его жизни, испорченный необратимо).

Мать было жалко. Ольга тоже была в шоке. Зато – она жива и здорова.

И вдруг он узнает, что Юраков мертв. Какой теперь смысл брать на себя его вину?


Голова кружилась, его тошнило. Он так опозорился с этим обмороком… Значит, как убивать, так он здоров, а увидеть труп на снимке – и он, мямля, теряет сознание.

Время шло против него. Он должен, должен был как можно скорее рассказать все Зимину! И тогда его выпустят, он встретится с Ольгой и постарается ей все объяснить.

Он заколотил в дверь.

– Что, студент, на свободу с чистой совестью? – пошутил кто-то из сокамерников.


Зимин пил чай, когда к нему привели Бутурлина.

– Еще что-то вспомнил? – мрачным голосом спросил следователь. – Или хочешь сознаться в том, что убил еще несколько человек?

– Нет. Я пришел сказать, что никого не убивал.

– Я сначала тоже так думал, а вот теперь – нет. Я не верю тебе, Бутурлин! Ты так много врал, такое насочинял – Лев Толстой отдыхает.

– Но я, правда, никого не убивал.

– Кто же тогда убил Извольскую?

– Я все расскажу. Это Юраков Валерка ее убил. Случайно. Он не хотел, ему просто нужны были деньги. Он был сильно пьян.

– Ну, это я уже понял. Я не понял другое – тебе-то зачем было устраивать этот спектакль с явкой с повинной, с переодеванием в чужую одежду? Ты думаешь, здесь работают одни кретины?

– Я задолжал Юракову крупную сумму денег. Десять тысяч долларов. Проиграл в карты.

– Так ты еще и в карты играешь?

– У меня способности. Я хорошо играю в карты, часто выигрывал. Мы играли в котельной, по пятницам. У меня есть девушка, Оля, мне нужны были деньги на цветы, подарки. Конечно, мать давала, но не мог же я так часто просить у нее деньги. У Оли должен был быть день рождения, и я хотел купить ей кольцо… дорогое. Мне же так легко доставались деньги… А в тот день, я думаю, карты были крапленые… не знаю, словом, сначала я выигрывал, причем много, остановиться не мог, а потом… проиграл. Я сказал Юракову, что достану деньги через две недели. Я знал, что у матери есть друг, очень богатый человек, и если я объясню ей ситуацию, она попросит у него в долг. А тут, как назло, мать поссорилась с этим мужиком. Нет, потом-то они помирились, просто он оказался очень ревнивым. Короче, я не смог вовремя вернуть деньги. И тогда Юраков прислал ко мне гонца. Тот сказал: если через два дня денег не будет, то…


И тут вдруг он понял, что чуть было не совершил ошибку. Непоправимую ошибку! Оля… Юраков убит. А вдруг Оля случайно узнала о том, что задумал Юраков? Может, он сам ей позвонил спьяну и все рассказал? Или кто-то из его дружков? Юраков такой. Он все может! Он мог запросто подойти к ней на улице и сказать: мол, пусть твой дружок побыстрее достает деньги, иначе… Это уже потом, когда Юраков убил Извольскую и реально испугался, что сядет в тюрьму, он договорился с Бутурлиным, что не тронет Ольгу и простит ему долг, если Женя возьмет вину на себя. Но Ольга-то этого не знала. Она не успела этого узнать потому, что все произошло очень быстро. Она боялась только одного: что Юраков с друзьями поймают ее вечером, когда она будет возвращаться домой, затащат в подвал подъезда и изнасилуют. Юраков не шутил, говоря об этом. Тем более что Юраков однажды уже проходил по делу о групповом изнасиловании.

А если Ольга убила Юракова? Откуда ей было знать, раздобудет Бутурлин деньги, чтобы выплатить долг, или нет? Она могла испугаться настолько, чтобы пойти на убийство. В это верится с трудом, но – вдруг?! И что тогда? Если он сейчас расскажет Зимину об угрозе Юракова, что речь шла о безопасности Ольги, следователь тоже может догадаться о том, кто мог убить самого Юракова. И в круг подозреваемых попадет Ольга. Это сейчас Зимин делает вид, что подозревает самого Бутурлина – мол, ты мог убить Юракова, а потом пришел в прокуратуру, – но сам-то он в это верит? Да и не слишком ли много убийств навесили бы на бедного студента?

– Бутурлин, вы почему замолчали? Что сказал Юраков? Что он с вами сделает, если через два дня денег не будет?

– Он сказал, что включит счетчик, – солгал Женька. – И сумма будет расти быстро. Сказал, что вынудит нас с матерью продать квартиру, – продолжал сочинять на ходу Бутурлин, на всякий случай выгораживая Ольгу. Он вдруг так отчетливо представил себе, как она стреляет в Юракова… Она всегда испытывала к нему чувство гадливости, презрения и ненависти. Она знала, что девчонка, над которой поиздевались бывшие дружки Юракова, родила мальчика и уехала к матери в деревню. Эти отморозки испортили ей жизнь. Возможно, ее подтолкнуло к этому преступлению признание Бутурлина. Хотя, стоп. Стоп! Юраков был убит почти в то же самое время, когда Бутурлин явился в прокуратуру, чтобы сознаться в убийстве. Значит, Ольга этим убийством Юракова могла спасти и Женю, избавив его от необходимости идти в прокуратуру. Как же она была напугана, если действительно сделала это!


Бутурлин одного не мог понять – откуда она взяла силы и решимость, чтобы совершить убийство? И где она могла взять пистолет? И если это действительно сделала она, то как же она сейчас, бедняжка, живет, что чувствует?

– Я никого не убивал и прошу отпустить меня. Вы не представляете себе, что сейчас испытывает моя мать. Она с ума сходит! Я должен с ней поговорить и все объяснить. Может, я и виноват в том, что обманул вас, но, поверьте, я никого не убивал… просто меня напугали. Я испугался за маму, за нас, за нашу жизнь.

– А почему вы не обратились в милицию?

– Так это же карточный долг. Это мои дела. Это я во всем виноват. Значит, и расхлебывать должен я сам.

– Расхлебал? – устало вздохнув, спросил Зимин, и лицо его при этом приняло скучное выражение. – Идиотская история, честное слово!

Зимин смотрел на Бутурлина и спрашивал себя: почему и на этот раз его рассказ выглядит неправдоподобно? Что здесь не так?

И сам же отвечал: да все!

Загрузка...