Изгнание

Башня.

Волоча пьянчугу к себе домой (жена его все равно бы не пустила), Балаш едва сдерживал нетерпение, словно хищная птица, несущая в когтях новорожденного ягненка. Марко совсем развезло. Лестницу на скалу он преодолевал по большей части на четвереньках, так и норовя прикорнуть на ступенях. Было понятно, что сегодня с ним не поговорить. Оставив гостя спать прямо на полу, Балаш при свете свечи разглядывал рисунок. Бумага была старой, пожелтевшей, обтрепанной по краям. Без сомнений это йорг, точно такой, какого он видел: покатый лоб, тяжелые надбровные дуги, массивный подбородок, маленькие глазки смотрят со злостью и ненавистью. Где Марко мог его видеть? Был в горах? Когда? Или срисовал картинку из какой-нибудь книги? Тысяча вопросов без ответов, а до утра еще так далеко. Этого пропойцу придется сначала похмелить, а потом расспрашивать.

Поутру Балаша разбудило шарканье, кряхтенье, сопенье и тяжелые вздохи ожидаемо мучающегося от похмелья Марко. Приведя его в чувство двумя чашами вина, юноша приступил к расспросам.

«Марко, где ты его видел?» – сунул он под нос блаженно улыбающемуся Марко рисунок. Тот немедленно погрустнел.

«Да нигде не видел. Может, придумал,» – попытался выкрутиться он.

«Врешь,» – спокойно парировал Балаш. – «Потому, что я тоже его видел. Ведь это йорг? Да?»

«Ты? Да ладно. Не может быть. Откуда ему тут взяться?» – уже испуганно спросил Марко.

«Не в городе, конечно. Я видел его в Радужных горах,» – пояснил Балаш.

«Врешь ты все. Коли видел, то был бы мертв, как все,» – хмуро заключил пропойца.

«Но ты то жив. Расскажи мне, Марко. Ты бывал в запретных землях? Когда?» – наседал Балаш, понимая, что надо ковать железо, пока горячо.

Помявшись еще немного и красноречиво поглядев на кувшин с вином, Марко обреченно махнул рукой: «А, ладно. Много лет назад бывал, в молодости. Мы с друзьями хотели мир посмотреть, глупые были. Только я и вернулся».

«А что случилось с остальными?» – не унимался Балаш.

«Йорги случились. Точнее один йорг. Перебил нас всех, как слепых котят».

«А ты как уцелел?»

«Рисовал».

«Рисовал?» – пораженно переспросил юноша. – «Что рисовал?»

«Да все: скалы, речку, птиц, его вон тоже нарисовал,» – мотнул он головой в сторону рисунка. – «Ему почему-то нравилось. Когда бумага кончилась, я нажег угля в костре и рисовал на камнях. Много дней. Пока ему не надоело. Потом он меня отпустил. Уж не знаю почему не убил. Такого страху натерпелся, пока бежал от него,» – закончил печальные воспоминания Марко. – «Налил бы ты мне еще вина, парень».

Мысль о йоргах плотно засела в голове у Балаша, как заноза в заднице у слона. Из Марко вытянуть удалось немного. Йорг, которого он видел, пил теплую кровь только что убитых животных, ел сырое мясо, спал на камнях, одежду не носил, оружия не имел, впрочем, как и любых других вещей. Он был на две головы выше Марко, чрезвычайно силен, человека убивал одним ударом без разговоров и ему нравились рисунки. Если бы не это обстоятельство, то можно было счесть йорга животным. Но животные не способны любоваться рисунками. Значит йорги, они как люди?

Теперь вечера Балаш проводил в городском архиве, испросив разрешение у хранителя рукописей. Прежде об этом и речи быть не могло, но теперь неожиданно возросший социальный статус сыграл ему на руку. Ветхий, словно побитый молью хранитель рукописей, приложив к глазу увеличительное стекло на длинной деревянной ручке, долго с сомнением рассматривал молодого человека, почесывая тощую козлиную бородку. Но все же допустил его к своим драгоценным рукописям, предварительно долго, нудно и многократно прося его быть предельно аккуратным.

Первое, что сделал Балаш, попав в хранилище – расчихался под гневным взглядом хранителя. Старинные манускрипты – вещь чрезвычайно пыльная. Осторожно переворачивая ветхие страницы или бережно раскручивая старинные свитки на деревянных катушках под неусыпно наблюдающим за ним бдительным хранителем, он все глубже погружался в историю города. Оказалось, например, что во времена изгнания на полуострове оказались люди, говорящие на разных наречиях. Они с трудом понимали друг друга. Со временем и языки, и люди перемешались, как овощи в салате, образовав нацию, говорящую на едином, общем наречии.

Находился городской архив в каменной башне, построенной когда-то для хранения городской казны, да не оправдавшей возложенных на нее надежд. Ушлые воришки, не жалея времени и сил, прокопали подземный ход и вынесли бы все до последней монетки, если бы своды его не обрушились, похоронив по собой незадачливых грабителей. Но замысел был хорош и масштабен. После этого случая казну перевезли в резиденцию тогдашнего правителя (к хорошо скрываемой радости последнего), а в башне с подмоченной репутацией разместили городской архив. Рукописи уж точно воровать никто не будет.

Обычно сонную тишину в башне нарушало лишь воркование голубей под крышей, да шорох переворачиваемых страниц. Тем неожиданней были звуки скандала, донесшиеся до уха Балаша однажды вечером. Потрясая кулачком, размером с куриную лапку, и надувая впалую грудь, хранитель рукописей, стоя в дверях, пытался не допустить в башню решительно настроенную войти Умилу.

«Тут бесценные рукописи. Тебе здесь делать нечего. Только мясников мне в хранилище не хватало,» – кипятился старик.

Девушка же, насупив брови, то и дело повторяла: «Я хочу знать. Вы не можете меня не пускать».

Оказалось, не одного Балаша интересовала история. Умила хотела знать правдивую историю своей семьи. Правда ли, что в их роду были йорги? В этом она призналась юноше на скамейке под платаном, куда он увел её от башни и от греха подальше потому, как обычно блестящая лысина хранителя рукописей от гнева раскалилась докрасна и даже бочонок ромашкового чая не смог бы успокоить его волнения. Девушка выглядела такой смущенной и раздосадованной, что неожиданно для себя Балаш предложил проводить ее домой.

Удивились оба. Стараясь сгладить возникшую неловкость, Балаш создал еще большую, брякнув, не подумав: «Ты совсем не похожа на йорга. А вот твоя бабка очень даже».

Изумление Умилы было безграничным: «Откуда ты знаешь? Ты их видел? Видел йоргов? Они и правда существуют?» Она схватила юношу за руку и трясла, как грушу, закидывая вопросами. Пришлось признаваться во всем, пока не оторвала. Давно никто не смотрел на Балаша с такой смесью удивления, восхищения, восторга и даже, отчасти, гордости. Это было приятно.

«Не говори никому об этом, Умила. А я поищу в архиве что-нибудь про твою семью. Хорошо?» – закончил свой рассказ просьбой Балаш.

«Хорошо,» – серьезно кивнула девушка. Без топора в руке, окровавленного фартука и угрюмого выражения лица она оказалась очень приятной, даже милой. Иногда она встречала юношу по вечерам, дожидаясь, пока он выйдет из башни. Они бесцельно гуляли по городу, подолгу сидели на мостках пониже мельницы, опустив босые ноги в воду и болтая о всякой всячине. Вот только сдержать свое обещание и найти сведения о семье Умилы Балаш никак не мог. Цель его поисков, впрочем, тоже оставалась недостижимой. Он прочел много интересного обо все на свете, но ни слова о йоргах.

Хранитель рукописей – ворчливый старик, со временем проникся к юноше некоторым уважением, тем более, что Балаш никогда не забывал принести ему кусок мясного пирога или горшочек печеночного паштета. Телесная немощь никак не мешала ему исполнять свои обязанности, тем более, что духом он был крепок, как скала. Кутая свои старческие, вечно мерзнущие мощи в теплую одежду и зимой и летом, он шустро ковылял по башне, перенося с места на место свитки, переплетая разрозненные листочки обветшавших книг или гоняя метлой обнаглевших голубей. Однажды старик сел напротив, внимательно посмотрел на юношу и поинтересовался: «Так, что же Вы все-таки здесь ищете, молодой человек?»

«Что-нибудь о йоргах, хранитель,» – решился довериться ему Балаш.

«Да уж,» – озадаченно пошамкал беззубым ртом старик. – «Ну, пойдем».

Кряхтя и охая, хранитель рукописей поковылял к стене и откинул в сторону лежащую на полу циновку. Деревянная крышка люка с массивным железным кольцом была ему уже не под силу, но юноше далась без труда. Стоило Балашу лишь приподнять крышку люка, как оттуда с утробным урчанием пулей вылетел ошалевший кот. Как он туда попал и сколько просидел запертым, осталось неизвестным. Из подвала пахло пылью и мышами. Вниз вела узкая каменная лестница. Свеча в руке юноши лишь слегка разгоняла мрак, но старик и в темноте уверенно прошелестел до противоположной стены, где на стеллажах стояли несколько обитых железом сундуков.

«Бери этот,» – скомандовал он, показав на самый пыльный, заросший паутиной и опробованный на зуб многими поколениями подвальных мышей. Мохноногие пауки лениво расползались в разные стороны, словно не веря, что их многолетнее надежное убежище потревожили, когда Балаш ухватил неожиданно тяжелый сундук за бока и понес наверх. Внутри оказались несколько свитков из коры белого дерева времен изгнания, накрученных на деревянные катушки. Очень старых. Кое-где береста рассыпалась в прах. Не дыша, Балаш попробовал осторожно развернуть один из них.

«Да не так, глупец. Давай ка я,» – потеснил его старик, бережно берясь скрюченными пальцами за бересту.

Склоняясь над столом и периодически стукаясь лбами, старик и юноша одинаково увлеченно вчитывались в слова чудом сохранившейся древней рукописи. Балаш понимал далеко не все, поскольку написана она была на одном из старинных наречий. А вот хранителю оно было понятно. С каждой строчкой перед ними разворачивалась печальная история изгнания семейства Нетуша из родного леса за Радужные горы. Повествование было неполным. Похоже, несколько берестяных свитков было утеряно. Но и разрозненные, обрывочные куски давали полную картину произошедшего:

… Йорги гонят нас, аки диких зверей, уже много дней. Глядючи на них, чувствуешь ужас несказанный и бежишь, себя не помня. Многие бабы убиваются. Как бежали в страхе великом, так и о детях малых позабыли, бросили…

… Вышли из лесов и стали стойбищем на много дней. Они держатся рядом, но в отдалении. Сбирают людей из разных мест: голых, босых, голодных, измученных…

… Шли просторами безлесными, разнотравными, пока не пожухла и высохла трава…

… Ныне ночью бежали двое отчаявшихся, поймав диких лошадей. Поутру мучители бросили в становище их оторванные головы. Дабы был урок нам…

… Диво дивное, каменные горы выше туч плывущих, выше птиц летящих. В дали дальней от родного дома многие пали духом и бредут, аки овцы в стаде…

… Люди мрут, как мухи зимой от лишений пути и тоски смертной…

… За горы йорги не пошли, сели на вершинах, аки каменные истуканы. Смельчаки ушли, стороной обходя их. Головы их через день сбросили со скал…

… Люди стали разбредаться по чужой земле, селиться на берегу реки…

… Сошла с гор девочка чудная: лицом – дитя, обликом – зверь. То ли йорг, то ли человек. Шерстью не покрыта, но дика, зла, нелюдима…