Изгои

Глава 4

Сержант Фостер остановился чуть дальше нужного ему дома. Часть улицы все еще была выгорожена лентой, и найти свободное место было труднее, чем обычно. Фостеру позвонил Тони Мэйли – криминалисты взяли все необходимые им пробы, теперь можно начинать расследование, проводить опознание.

Ли махнул удостоверением, и ему разрешили перескочить через ленту ограждения. Перед домом дежурил здоровенный румяный констебль. Фостер засунул большие пальцы за ремень и, стараясь не привлекать внимания, осмотрел дом. На окнах верхнего этажа не было ни штор, ни жалюзи. Проемы, как заплатами, закрыты кусками картона, перекрещенного лентами скотча. Одно из окон второго этажа затянуто грязной простыней, прибитой гвоздями. Цвет стен определить невозможно, поскольку почти вся краска давным-давно отслоилась. На крыльце, растрескавшемся и неровном, не осталось ни одной целой плитки – в прошлом, судя по осколкам, плитка была красной. Палисадник состоял из одного-единственного одичавшего куста златоцвета, сумевшего прорасти сквозь безобразно положенный асфальт. Несколько запоздалых бабочек порхали над его цветами в поисках нектара.

– Симпатично, правда? – спросил Танстолл.

«Ланкаширский акцент, – отметил про себя Фостер. – Захолустье».

– Отличный участок под застройку, приятель, – сказал он вслух.

Танстолл глянул через плечо, на лице сомнение.

– Думаете?

– Были бы деньги, я бы и сам поучаствовал в торгах. – Критическим взглядом Фостер окинул могучий златоцвет и ржавый мотоцикл, стоящий под окном в луже вытекшего масла. – Конечно, придется сначала сделать дезинфекцию, лишь после браться за снос.

– Не-а, – возразил Танстолл. – Можно не утруждаться с дезинфекцией. Паразиты предпочитают помойки не такие загаженные.

Изнутри дом насквозь пропах плесенью, сырой штукатуркой и гниющей древесиной. В холле было темно, и Фостеру пришлось продвигаться вперед с осторожностью, чтобы не навернуться, зацепившись за рваный линолеум. Он нашел выключатель – примитивное устройство с таймером – и стал подниматься на второй этаж. Едва он дошел до верхней ступеньки, как свет с громким щелчком погас, и ему опять пришлось нажимать на таймер.

Дверь слева от лестничной площадки была заклеена полицейской лентой. Фостер постучал в соседнюю и стал ждать. Услышал приглушенные шаги, одновременно чувствуя под ногами вибрацию хилых перекрытий.

– Н-да-а? – Высокий пронзительный голос, слегка огрубевший от бесчисленных сигарет и ночей, проведенных на улице.

– Полиция, мисс Карр.

Пауза. Затем:

– Ну и?…

Восхитительно, ему попался очень общительный образчик для проведения опроса.

– Не могли бы вы открыть? Хотелось бы побеседовать.

Звякнула цепочка, дверь приоткрылась на дюйм с небольшим, в щели показались нос и один глаз. Глаз был серо-голубой и тусклый, едва различимые в темноте губы покрыты тонким слоем розовой помады. Фостер предъявил удостоверение и представился.

– Ну и? – повторила она.

– Может, я войду? – предложил он. – А то я чувствую себя идиотом, разговаривая через эту щель.

Глаз моргнул.

– Только хитрозадого, блин, копа мне и не хватало.

– Либо мы беседуем сейчас, либо я повторно приду в приемные часы, и мы потопаем беседовать в участок, – сказал он и подчеркнул: – В ваши приемные часы, не мои.

Она что-то пробормотала шепотом, дверь закрылась, и он услышал, как с грохотом сдергивается цепочка. У нее было усталое лицо, полинявшее, как и тоскливые глаза. Кожа, увядшая от выпивки, курения и чрезмерных невзгод, хотя женщине едва ли перевалило за тридцать. На ней был розовый махровый халат, а на голове упрямо курчавились мокрые волосы.

Открытая дверь почти упиралась в боковую стену. Кровать, полтора на два, занимала почти всю площадь комнатенки. Раковина и двухконфорочная плита стояли в дальнем углу, справа от окна.

– Вы Трайна Карр?

Она пренебрежительно вздернула голову: да.

– Можете сесть сюда. – Женщина указала на ярко-розовое надувное кресло у окна.

В комнате было слишком много розового: розовые стены, розовый коврик, недавно почищенный пылесосом, чистые розовые простыни на постели. Даже китайские фонарики, развешанные над передней спинкой кровати, были розовые.

Перспектива втиснуться в пукающий пластик надувного кресла не привлекала, и Фостер отказался. Оглядевшись, он прошел к дальнему концу кровати и осторожно снял зверинец мягких игрушек с прикроватного стула.

Она смотрела, как он садится, с таким видом, будто была уверена, что под его весом стул отдаст концы.

– Милая комнатка, – сказал он. – Очень… розовая.

– А что плохого в розовом? – спросила она.

– Ничего, – ответил Фостер. – Это ведь дамский цвет, не так ли?

Ответ, видимо, успокоил ее, она села на кровать, слегка наклонившись в его сторону, открыв ложбинку между грудей больше, чем это было необходимо.

– Ну а мне нравится, – сообщила она.

Фостер решил извлечь выгоду из этого успеха и прибегнул к лести:

– У вас опрятно.

Трайна тут же села прямо, оскорбленная, и немедленно перешла в наступление:

– А ты чего ожидал увидеть? Мерзкую постель с обтруханными простынями и пользованные презервативы в пепельнице?

Фостер примирительно поднял руки и слегка откинулся на стуле.

Она продолжала сидеть прямо как стрела.

– Ну? – Выражение лица у нее оставалось подозрительным.

– Квартирка у тебя первый класс, – начал он успокаивающим тоном, переходя на доверительное «ты». – Но вот сам дом…

– Ага. Так ты бы рассказал это хозяину!

– Тебе следовало бы обратиться в жилищную ассоциацию, – посоветовал он. – У них есть неплохие варианты в центре города.

Она фыркнула:

– Разок у них уже снимала. Они не больно-то благоволят к таким, как я.

– Могла бы поменять работу.

– А то у меня есть выбор!

– Выбор есть всегда, – сказал Фостер. Он увидел, что она опять собралась на него обидеться, и поэтому поспешил задать следующий вопрос: – Девочки водят сюда клиентов?

– У них и спрашивай.

– Ну а ты?

Она пожала плечами:

– Я к себе вожу не часто. Только если чистоплотный и платит сверху.

– Стены тонкие, – продолжил Фостер. – Ты должна слышать, как мужчины входят и выходят. Прости за каламбур.

– Это не бордель, если ты это хотел сказать.

Он было решил, что опять задел ее, но она продолжала:

– Я работала в публичном доме. Это целая структура: штат на телефоне, администратор, расписание дежурств девочек, заказы от владельца. Старик Престон, наш домохозяин, в этом смысле бессилен. Прости за каламбур.

Фостер засмеялся. Ему нравился ее стиль, если только она не водит его за нос, пытаясь увести от темы.

– В котором часу ты вернулась домой? – спросил он.

– Когда?

– Вчера вечером.

Она пожала плечами:

– Да как сказать. То приходила, то уходила. Так весь вечер.

Фостер воздержался от шуточек, лишь спросил:

– Со своими чистоплотными?

Она непонимающе нахмурилась.

– Ты приводила сюда клиентов?

– А, ну да.

– Ты что-нибудь слышала?

Она насторожилась:

– Типа чего?

– Да я почем знаю! – сказал Фостер, уже начиная терять терпение. – Какие, по-твоему, звуки издает девушка, когда, умирая, истекает кровью?

Трайна вздрогнула. Вскочила с кровати и направилась к каминной полке за сигаретами. Сразу не закурила, а вертела в руках пачку, открывая и закрывая.

– Она была новенькой.

– Ты это к чему?

– Ну а если ты новенькая, то бывает…

– Бывает – что? – поторопил он.

Она перевела дыхание, будто всхлипнула:

– Я, должно быть, слышала ее рыдания. – Она смотрела на него, словно моля о понимании.

– Когда?

– Сразу же после половины третьего, когда я пришла домой на перерыв.

– Одна?

Она строго посмотрела на него:

– Одна, понятно? Видишь ли, я замучилась торчать на улице и морозить сиськи, поэтому пришла домой выпить чашку горячего кофе.

– Я не твой сутенер, детка, – сказал Фостер. – Я не обвиняю тебя в нерадивости, я хочу всего лишь выяснить, есть ли у нас другие свидетели, чтобы опросить их.

– Никаких клиентов, – твердо сказала она. – Я пришла сама по себе.

– А у твоей соседки кто-нибудь был?

– Откуда мне знать.

Он с силой стукнул по стене за кроватью:

– Этот кусок дерьма обладает такой же надежной звукоизоляцией, как и занавеска в душевой. Ты слышала, что у нее кто-то был?

Трайна уставилась на чистый розовый коврик:

– Вроде бы слышала мужской голос, но он просто говорил. По звукам не было похоже, чтобы он обижал ее.

– Ладно. А ты что делала?

Трайна вытащила сигарету и закурила:

– Она часто плакала. Все мы через это проходим. – Она избегала его внимательного взгляда. – Надо перетерпеть, потом становится легче.

– Что, – повторил Фостер, – делала ты?

Она отвернулась к окну, открыла его и пускала сигаретный дым в морозный воздух:

– Заткнула уши сидюшником.

Фостер смотрел на ее спину. Через несколько секунд она повернулась к нему, сверкая глазами.

– Нечего меня осуждать! – выпалила она. – Если бы я только знала, что… что она… – По ее щеке поползла слеза. Она вытерла ее дрожащей рукой.

– Значит, ты думаешь, что этот мужчина был ее клиентом, – сказал Фостер.

– А что мне еще думать?

– Выходит, она водила сюда мужчин?

– Она пробыла здесь всего несколько дней.

– И имени ее ты не знаешь?

– Я же сказала, что нет. Господи! – Она выбросила сигарету в окно и схватила с прикроватного столика салфетку.

– Откуда она?

Она вытерла нос:

– Да почем мне знать? Я мама ей, что ли?

– В данный момент, Трайна, ты ей ближе всех ее родственников, – сказал Фостер, приподняв бровь и ожидая, пока до нее дойдет смысл его слов.

Когда она поняла, что он имеет в виду, вся ее агрессивность улетучилась, плечи опустились.

– Ну ладно, парень, двигай отсюда, а то меня эти разговоры уже совсем затрахали.

Фостер сморщил нос:

– Прости, голубушка, еще не совсем. Нам с тобой еще нужно на опознание.

– Нет! – Ее голос сорвался на панический визг. – Не заставишь. Я ее даже не знала.

– Но ты знаешь, как она выглядит. Сможешь подтвердить, если это девушка из соседней квартирки.

– Я вечером работаю, – сделала она последнюю безнадежную попытку избежать визита в морг.

– Нет проблем, – успокоил Фостер. – Примерно через час мы закончим. Я подвезу тебя куда будет надо. Идет?

Она обиженно посмотрела на него:

– Выбора у меня ведь нет?

Он улыбнулся в ответ:

– Абсолютно никакого.