Глава 1

17 марта 318 года от Разделения, вторник

Верхний город (Сидаже Алта),

остров Параизу, Сегунда


Просторная столовая была уставлена дорогой мебелью, не какой-то там модной поделкой из биопластика, а настоящей, деревянной, из массива махагона. Белоснежная скатерть спускалась почти до пола, выложенного плитами местного крапчатого мрамора.

Окна, несмотря на то что уже почти наступила ночь, были плотно зашторены, помимо ткани, стекло дополнительно затемнялось специальной пленкой, чтобы как можно меньше лучей солнца проникало внутрь. Естественное освещение заменял свет, льющийся с потолка, не очень яркий, он равномерно освещал комнату, практически не давая тени.

– Я не буду это есть! – Мальчик лет шести-семи, худой до прозрачности, швырнул вилку на стол. Она ударилась о край фарфоровой тарелки и звякнула. – Ни за что! Сколько можно, Мири, я ненавижу свинину. И яйца. И овощи.

– Не капризничай. – Высокая черноволосая девушка с тонкими чертами лица встала из-за стола, забрала почти полную тарелку, швырнула в проем моечной машины. – Смотри, какой тощий стал, северным ветром сдует. Где ты силы возьмешь, великий мастер?

– Найду. – Мальчик спрыгнул на пол, тяжелый резной стул массивно скрипнул. – Ты мне не мать. А я уже взрослый, и сам решаю, что мне делать.

Девушка только головой покачала, грустно улыбнулась. Потрепала мальчишку по густым русым волосам.

– Иди-ка ты спать, вернется отец, пусть сам тебя воспитывает.

Мальчик остановился на лестнице, перегнулся через перила, серьезно, по-взрослому, посмотрел на девушку, его глаза с черной радужкой, сливающейся со зрачком, блеснули в неярком свете.

– Ты прекрасно знаешь, что ему плевать на меня и то, что я делаю. Прости, что нагрубил, Мириам, я люблю тебя. Пойду к себе, поиграю немного и лягу в кровать.

– И я тебя люблю, малыш. – Девушка заморгала, закусила верхнюю губу. – Не задерживайся надолго в этой своей игре, ладно?


От планшета мальчика отвлек звук разбитой посуды внизу – дверь он не закрывал полностью, чтобы не пропустить тот момент, когда брат вернется домой, и как обычно спрятаться куда-нибудь подальше. Негромкие голоса он услышал, когда вышел в коридор. Прочная лестница пережила несколько поколений хозяев особняка, но даже не скрипнула, когда он поставил ногу на верхнюю ступеньку.

Через перила было видно, как какой-то человек в черном держит Мириам за руки, прижимая к себе, а второй что-то спрашивает. Что именно, мальчик не слышал, звук голоса доносился неразборчиво. Видимо, нежданного гостя ответы девушки не удовлетворили, он залепил ей пощечину. Голова Мириам мотнулась в сторону, из уголка рта показалась кровь.

– Где он? – повысив голос, спросил второй. – Я тебе все кости переломаю, тварь.

И почти не замахнувшись, ударил девушку кулаком в живот.

– Держи крепче, – кинул он первому; девушка согнулась, пытаясь выкашлять из отбитой диафрагмы воздух, и тому приходилось ее удерживать почти на весу.

Второй удар локтем в лицо был, видимо, очень болезненным, потому что Мириам тихо завыла. Этот вой заставил мальчика сжаться, вцепившись в стойки перил, сесть на ступеньку и зажмуриться. Дети верят, что если они что-то не видят, то этого не существует. В этот раз такой способ не прокатил: мальчик слышал, как сестру избивают, как ей задают вопросы, а она пытается ответить, но у нее это не получается, потому что из горла вырывается только хрип. Он открыл глаза – Мири уже лежала на полу, один из налетчиков поставил ей ногу на живот, а второй прижал подошвой колено и сильно надавил.

– Никто тебя не спасет, лучше скажи, где твой брат это прячет, и мы уйдем.

Мальчик внезапно поймал ее взгляд.

В нем была боль. И беспокойство за него. Девушка просто утопала в боли, но все равно беспокойства было гораздо больше.

Первый проследил за ее взглядом, окликнул второго.

– Смотри, эй, оторвись на секунду. Там какой-то пацан сидит. Давай сюда этого мелкого говнюка, если его прижмем, она нам точно все расскажет.

Второй снял ногу с колена девушки и, осклабившись, двинулся в сторону лестницы, широко расставив руки. Словно невод. Желание убежать было вполне естественным, мальчик дернулся, второй тут же выхватил из кобуры пистолет, навел на него.

– Не глупи, малец, – серьезно сказал он. – Я выстрелю быстрее, чем ты успеешь одно движение сделать. Спускайся сюда, плохого тебе никто не сделает.

Мальчик посмотрел на нацеленное на него дуло, в смятении перевел взгляд на Мириам; та лежала на полу, из ее глаз текли слезы, смешиваясь с кровью. «Беги», – прошептали ее губы. Он встал, голова едва виднелась над перилами, сделал шаг вниз, еще один, спустился на площадку; тот, с пистолетом, уже был рядом.

– Молодец, – сказал второй. – А ты, сучка, начинай говорить. Потому что сначала я прострелю ему колено, а потом, если так ничего и не узнаю, убью вас обоих. Считаю до трех. Раз… два…

* * *

– Советник да Коста Гомеш?

Не отвечая, грузный мужчина среднего роста, черноволосый, со смуглой, оливкового цвета кожей, хищным ястребиным носом и карими глазами, прошел в холл, следом за ним – худощавый молодой человек со шрамом на щеке, в костюме и при галстуке; едва переступив порог, он махнул рукой – восемь бойцов в темно-синих комбинезонах, с карабинами в руках, рассеялись по дому. Полицейские пытались протестовать, но их сначала оттеснили, а потом приставили к стене, направив на них оружие.

– Я подам жалобу, советник, – попытался возразить детектив.

– Сколько угодно. – Матеуш Сантуш да Коста Гомеш стоял возле своей дочери. Плечи его чуть опустились, дыхание, и до этого тяжелое, стало прерывистым.

– Где этот доктор? – рявкнул он.

– Сеньор Шварц будет меньше чем через минуту, – доложил человек со шрамом. – Его уже ведут. Поторопить?

– Да. – Советник присел на корточки, провел рукой по полу, прерывая ручеек крови, посмотрел на испачканный палец, зачем-то его понюхал.

Его помощник прищурил правый глаз, прижав пальцем микрофон за ухом, и через несколько секунд в холл втолкнули невысокого толстенького человека в очках-гогглах, с небольшим чемоданчиком в руках, в рубашке, джинсах и с красным крестом на массивной золотой цепочке. Коротко кивнув советнику, врач, неожиданно для его комплекции резво, подскочил к телу, одновременно вытаскивая из чемоданчика вязкую, похожую на красное тесто, массу, и покрыл ей лицо и шею девушки. Практически одновременно он нацепил ей на здоровую руку черную манжету, разорвал сорочку, обнажая грудь, и бросил на нее три шарика, которые почти сразу впитались в кожу. Двумя пальцами снял накладку аптечки первой помощи с живота, брезгливо отбросил в сторону. Поводил пальцем в воздухе, исследуя только ему видимое изображение.

Все это время советник терпеливо ждал, и только когда врач поднялся, то и он, кряхтя, встал на ноги.

– Будет жить, – спокойно сказал доктор Шварц. – Два, может, три месяца основного лечения, потом полгода реабилитации; состояние я зафиксировал, операция пока не нужна, основные повреждения от ударов, а значит, внутренние. На первый взгляд, ее не пытались убить, только избивали, а потом выстрелили, один раз, скорее всего обычный шокер. Сложный перелом позвоночника, затронуты практически все органы, тяжелее всего пришлось селезенке и печени, но вашей дочери всего девятнадцать, так что, если будет нужно, вполне сможем вырастить новые, и они отлично приживутся, а до тех пор стабилизируем. В сознание придет через две-три недели. Рафаэль.

– Да. – Помощник со шрамом стоял метрах в пяти от хозяина и врача, переместился к ним практически мгновенно.

– Клиника святой Марии, второй корпус, третий этаж. Я уже предупредил, там ждут.

– Это безопасно? – спокойно спросил советник.

– Опасно везде. – Шварц отошел чуть в сторону, двое парамедиков бережно уложили тело на носилки и в сопровождении пятерки бойцов вынесли из дома. – Здесь я бы не рекомендовал, но если пожелаете…

Советник посмотрел на Рафаэля, тот кивнул. Шварц дождался кивка советника, улыбнулся и вышел вслед за своими подручными.


Советник да Коста Гомеш еле заметно вздохнул; печатая левой подошвой кровавые следы, подошел к полицейским.

– Офицеры?

– Второй детектив Уэст и патрульный первой ступени Корсаков, – представил себя и напарника старший. – Вызов пришел двадцать минут назад, анонимный звонок. Тело обнаружено в холле, судя по данным детекторов, кроме ваших детей, никого в доме не было. К камерам у нас доступа нет. Вас оповестили сразу, время ожидания – одиннадцать минут. У вас в регламенте стоят пометки, поэтому мы оказали только первую помощь и ничего не осматривали.

– Хорошо, – советник кивнул. Посмотрел сначала на обугленный труп налетчика, потом на сына, съежившегося под лестницей. – Он?

– Судя по всему, да, – кивнул Уэст. – Служба контроля скоро будет здесь, мы не могли не вызвать, сами понимаете, таковы правила…

– Подтверждение.

Уэст протянул прозрачный прямоугольник, советник Гомеш приложил левую ладонь, отпечаток засиял оранжевым. Детектив удовлетворенно сощурился, потянул напарника за рукав, и они чуть ли не бегом выскочили из дома, а потом и за ворота.

Дождь продолжал моросить, мерзкие крохотные капли так и норовили проникнуть в любую доступную щелку, холодный воздух неприятно холодил и без того замерзшие мокрые щеки.

Тройка бойцов держала полицейских на прицеле, крохотные красные пятнышки скакали туда-сюда по одежде.

– Отвратная погода, – Уэст, не обращая внимания на нацеленное оружие, посмотрел на небо, поежился, включил подогрев, натянул перчатки, – этот город окончательно испортился.

– Никак старшенький приехал, – Корсаков кивнул на мотоцикл, выруливающий на подъездную дорожку. С него спрыгнул крепко сложенный молодой человек, ринулся в дом. – Это ведь он только что на Синей улице бордель чуть не разгромил? Опять на него жалобы с утра будут, и опять папаша его отмажет, вот увидишь. Подумаешь, пятый советник Гомеш, большая шишка. Девчонку жалко, но эти сволочи нас ни во что не ставят.

– Попридержи язык, а то тут долго не продержишься. Если сам захочешь перевестись в Нижний город или на свободные территории, так лейтенанту и скажи. – Уэст залез на свой байк, активировал шлем. – Поехали отсюда, это теперь не наше дело.


Парень в военной форме, которая подчеркивала бугрящиеся мускулы, вбежал в дом, чуть не вырвав стокилограммовую дверь вместе с петлями, бросился к отцу, но вовремя притормозил от замораживающего взгляда.

– Ты где был? – Советник Гомеш отступил на шаг от маленького сына.

– Что с Ми? Она жива?

– Да. Я задал тебе вопрос.

– На службе задержался, подчиненные опять вместо дежурства по шлюхам пошли, пришлось наказать. – Старший сын встал рядом с отцом, кивнул на брата. – Это он виноват? Узнали, кто напал?

– Внешние камеры не работали, их вырубили дистанционно, на внутренних все есть, посмотришь потом.

– Это он виноват, я уверен. Это ты виноват, ублюдок! – изо рта старшего вылетела капелька слюны. – Мразь приблудная, если с Ми что-то случится, я тебя своими руками придушу, гаденыш.

Мальчик съежился еще больше, стараясь вжаться в дощатые панели.

– Оставь его, Эйтор, он не виноват, – холодно сказал советник. – Объясни, почему он говорит, что искали тебя?

– Чушь, – Эйтор негодующе махнул рукой. – Этот проклятый сын шлюхи выдумывает.

– Да? – Гомеш усмехнулся. – Ублюдок, как ты любишь его называть, спас твою сестру: если бы не он, убийцы бы с ней расправились. Рафо!

Эйтор испуганно вздрогнул: помощник советника появился, как всегда, словно из ниоткуда.

– Выяснили, кто это?

– Уверенности нет, но скорее всего – со Свободных территорий, я уже запросил наших информаторов. Нападавшим помогал кто-то из прислуги, охранный периметр не нарушен, они вошли через заднюю дверь, знали код и настройки сканеров. На камерах стандартные подменные лица, голоса искажены, отпечатков нет, зато у нас есть образцы ДНК – тело выгорело изнутри, но частички кожи остались.

– Хорошо, занимайся, результаты мне нужны сегодня. И порасспроси Эйтора. Я разрешаю.

– Так и сделаю. – Рафаэль улыбнулся, его шрам собрался в уродливое бугристое пятно, а старший сын окончательно упал духом. – Служба контроля будет через минуту. Мы не можем им помешать.

– Закон един для всех. – Гомеш наклонился к мальчику. – Паулу, посмотри на меня. Все хорошо. Ты вел себя правильно.

Мальчик вздрогнул: отец настолько редко его хвалил, что можно было по пальцам пересчитать. На одной руке, и то остались бы лишние. И насчет того, что все хорошо, он был совершенно не уверен.


В холл не торопясь вошел седой старик в очень дорогом костюме, с тускло-металлической тростью и кожаной папкой, сверкнул золотой оправой очков. Казалось, дождь снаружи специально обошел его стороной, равно как и грязь на дорожке – идеально вычищенные ботинки ручной работы сияли. Тонкий крючковатый нос чуть подрагивал, на кровь старик взглянул равнодушно и мельком, а на обожженное тело – очень внимательно.

– Привет, Матеуш, – протянул он руку советнику, тот крепко ее пожал. – Я решил приехать сам.

– Ценю это, Эл.

– Еще как ценишь. – Старик усмехнулся. – Ну что, где наш герой?

Не дожидаясь ответа, легко, словно ему было лет двадцать, присел рядом с Паулу на корточки, порылся в кармане.

– Протяни руку, сынок. Левую, ладошкой вверх. Сожми кулак. Вот так, молодец. Сколько лет?

– Шесть, почти семь. – Гомеш усмехнулся. – А то ты не знаешь.

– Я думал, уже восемь, так поджечь негодяя – не каждое пробуждение силы способно. – Элайя встал, увлекая мальчика за собой. – Утрясем формальности. Его мать не появлялась?

– Нет, – советник недовольно поморщился.

– Она ведь русская? Точное имя и фамилию не помнишь?

– Я знал ее как Айрин. Небольшой поселок километрах в сорока от Модены, сомневаюсь, что у местных вообще есть ай-ди. Когда забирал ребенка в приюте при местной церкви, ее там уже не было.

– Родственники со стороны матери?

Гомеш покачал головой.

– Хорошо, будем считать, что с этого момента трехлетний срок пошел, если никто не объявится, значит, сами отказались. Пробная модификация?

– В год и три – отрицательная, в пять – неясный прогноз. Доктор Шварц посоветовал пока ничего не делать, сказал, что лучше подождать до семи лет, а до этого только наблюдать. Отклонений не было, но мы все равно надеялись, сам понимаешь, для нашей семьи это много значит.

– Врачи тоже ошибаются. Хотя семь-восемь лет – оптимальный возраст для пробуждения, но иногда и раньше случается, важен импульс, толчок. Вот как у вас. Хорошо, фиксирую данные для протокола. Паулу Гомеш, шесть полных лет, мужского пола, величина выброса с учетом коррекции – восемь на двенадцать, состояние стабильное, в сознании, адекватное восприятие. Блокирующий браслет с номером 82745 на левую руку надел я, доктор Элайя Кавендиш, старший инспектор отделения Службы контроля. Родственники со стороны матери отсутствуют. Отец – Матеуш Сантуш да Коста Гомеш, идентификация проведена. Родство подтверждено. Матеуш, решение за тобой. Процедуру ты знаешь, я бы рекомендовал пять лет наблюдений в приюте. Понимаю, что много, но восьмерка в его возрасте…

Гомеш подошел к сыну, встал за его спиной, положил руки на плечи.

– Я, Матеуш Сантуш да Коста Гомеш, пятый советник Верхнего города, отрекаюсь от Паулу Гомеша, отказываю ему в родовом имени и изгоняю из семьи; говорю это от себя, моего отца, моей матери и их родителей. Навсегда.

– Уверен? – Главный инспектор даже очки снял, недоверчиво вглядываясь в лицо старого знакомого.

– Абсолютно, – ответил советник.

Его старший сын не скрывал торжествующую улыбку.

– Это твое окончательное решение? – Элайя казался расстроенным. – Ты ведь знаешь, что изменить его будет нельзя?

Гомеш решительно кивнул.

– Личные вещи?

Советник чуть качнул головой, двое бойцов поставили рядом с выходом ребристый ящик.

– Ну что же, нам пора. – Советник взял мальчика за руку, тот не сопротивлялся. – Попрощаться хочешь?

Паулу с надеждой взглянул на отца, тот равнодушно покачал головой. Отворачиваться не стал, спокойно смотрел на мальчика. Кавендиш еле слышно вздохнул, сжал детскую ладошку.

– Ладно, идем, малыш. Таким, как ты, здесь не место.

Загрузка...