Изгой

Глава 3

Сентябрь 2029

Земля, база возле портала на Сегунду

Молодой человек в потертых джинсах и майке на два размера меньше, чем полагалось бы при его мощном телосложении, ростом почти под два метра, сошел с трапа самолета в новом аэропорту Акри, вместе с остальными пассажирами «Аирбасс А350». Аэропорт явно не был гражданским – на вышках стояли пулеметные установки, территорию окружал забор из колючей проволоки и сигнальных тросов, каждого прилетающего досматривал военный патруль.

Рядом с молодым человеком шагала девушка, всего на полголовы ниже своего спутника. Правильное смуглое лицо с прямым носом, высокими скулами и поджатыми тонкими губами, крепкая фигура с неширокими бедрами и едва выступающей грудью. В руках она держала тубус, который открыли, проверили содержимое – несколько листов бумаги, запечатали и отдали обратно.

Пассажиров погрузили в автобусы, и те тронулись к военному городку, окружавшему портал. Самолет начал движение, выруливая на парковку, на полосу тем временем заходил транспортный «Геркулес» с эмблемой ВВС США.

На большой асфальтовой площадке пассажиров самолета пересадили в многочисленные микроавтобусы и джипы, парень и девушка уселись в белый «Фольксваген Транспортер» с российским флагом на капоте, водитель дождался, пока закончится перегрузка багажа, и тронулся в направлении российской базы.

Там эти двое прошли последнюю медкомиссию, получили комплект формы и фильтров, а через десять дней, после карантина, перешли через портал на другую сторону. Перед этим они подписали кучу бумаг, в том числе отказ от ответственности.

Врач, проводившая обследование в последний день, часто отвлекалась и наклеила не ту бирку на шприц с анализом крови, так что утром пришлось взять биоматериал еще раз.

Поэтому девушку никто не остановил. Положительный анализ на ХГЧ обнаружили только под вечер, когда пара уже была на другой стороне. Через восемь с половиной земных месяцев у пары родился ребенок – первый младенец на Сегунде. Девочка, Мария Карпова, прожила девяносто восемь лет. Первые годы жизни она провела под пристальным наблюдением врачей, а потом и сама выбрала эту профессию, и даже возглавила первую на планете больницу. Мария стала первым человеком на той стороне, которому поставили биоимплантат. Или, как их еще назвали, модификатор.

12 августа 334 года от Разделения, четверг

Белое солнце заливало Нижний город своими беспощадными лучами. Небольшой дождь ночью хорошо напитал землю, и теперь она ощутимо прогрелась, насекомые и мелкие гады вылезли на поверхность, крохотные и не очень птички сновали туда-сюда, собирая еду. Широкие улицы опустели, температура поднялась до тридцати семи по Цельсию и снижаться еще как минимум часов шесть-семь не собиралась.

Редакция «Фундо Политико» ютилась на третьем, последнем этаже небольшого здания на окраине Нижнего города. Бывший цех по переработке биотоплива давно отмыли, отреставрировали и даже покрасили, но его рабочее прошлое сквозило из каждого угла. Респектабельностью тут и не пахло, как и деньгами. Тем не менее медиацентр существовал, постепенно теряя штат, уже почти полторы сотни лет, семейное предприятие Капланов, для которых оно было скорее владением, от которого лень избавиться, чем средством заработка. С точки зрения их финансового советника, в этом бизнесе были одни минусы – одиннадцать сотрудников, включая секретаря, помощника редактора, четырех штатных репортеров, двух операторов и двух стажеров, только зря проедали часть доходов, которые семье Каплан приносили завод по производству биопластика, склады в Тахо, букмекерские конторы и несколько десятков торговых предприятий.

Павел с ним был категорически не согласен, у редакции, по его мнению, были два внушительных плюса. Первое, путь от его квартиры до продавленного стула в общем коворкинге занимал максимум десять минут. И второе, за те деньги, что он здесь получал, никто от него трудовых подвигов не требовал. Для серьезных заданий существовали приближенные к главному редактору маститые журналисты, им доставались самые лакомые и жирные куски. Те, кто дальше и проще, довольствовались объедками, а стажерам, да еще внештатным, вроде Павла, оставался только запах сплетен и расследований. Три сотни в неделю за два видеорепортажа лицензированной камерой и несколько коротких текстовых обзоров. Однажды Павел просто переписал пару страниц из какой-то забытой книги, добавил репродукции художника Диего Веласкеса – это показалось ему забавным, и статью вывесили на главном ресурсе в разделе «Новости». Но Фрида Каплан, милая старушка с честными выцветшими глазами, редактор и по совместительству владелец издания, попросила его больше так не делать.

– Редакция это переживет, – так и сказала она тогда, печально глядя на Павла полуторалетней давности из-под роговой оправы, очень дорогой и бесполезной, зрение у Фриды было отличное. – Но больше так не делайте, мистер Веласкес, вы мне рвете и так уже больное сердце. Поверьте старой больной женщине, которая много повидала на этом свете и скоро отправится на другой, у вас прекрасное будущее, не тратьте его на копирование чужих глупостей.

Павел по молодости только отмахнулся, но потом совет оценил.

Новый редактор, которого Капланы десять дней назад, после смерти Фриды, решили нанять со стороны, Миранда Фокс, женщина средних лет с подтянутой фигурой, массивным лицом и подходящими к фамилии густой рыжей шевелюрой и веснушками, наблюдала из окна, как молодой человек неуклюже слезает с красного байка, припарковав его рядом с ее новым белым кабриолетом. Байк покачнулся, едва не упал на машину, в последнюю секунду парень подставил ногу, опершись на кабриолет. А потом, утвердив байк на подставке, закурил, облокотившись на машину, поставив ногу на широкое массивное колесо и держа сигарету в опасной близости от кожаного салона. Миранда выругалась, нажала на кнопку на гарнитуре.

– Тимми, пришли мне Рэчел, – распорядилась она, и через несколько минут в кабинет влетела жизнерадостная толстушка с приплюснутым носиком.

– Спрашивали меня, мисс Фокс?

– Конечно, с чего бы еще ты сюда зашла. Кто это? – редактор кивнула в сторону окна.

Рэчел не спеша подошла к подоконнику, оперлась на него ладонями, выпрямив руки и прогнув спину. Короткое платье обтягивало пухлые ляжки. Миранда нервно сглотнула, щеки ее раскраснелись, ей всегда нравились вот такие, в теле, юные и активные.

– Это Веласкес, стажер. Мисс Каплан его принимала на работу лично, – доложила Рэчел, словно не замечая, какое впечатление производит. Говоря, она чуть обернулась, и ее роскошный зад вильнул, вызвав очередной всплеск румянца у Миранды. – Работает удаленно, очень аккуратный молодой человек, почти ни разу не опоздал с материалом.

– Что, совсем никаких проступков? – хрипло спросила Фокс.

– Ну, что-то обязательно было. – Рэчел отвернулась от окна, перехватила подоконник и теперь стояла прямо перед начальницей, прогнувшись назад и выпятив маленькую грудь. – При прежнем руководстве записи велись небрежно, помнится, был какой-то инцидент с украденной статьей. Но у стажеров зарплата низкая, и на такие вещи никто внимания не обращал.

– Но все репортажи у него из столицы, никуда больше не выезжает? – уточнила редактор.

Молодой человек наконец докурил, бросил окурок в урну и не спеша направился в сторону входа. Его байк опасно кренился в сторону кабриолета, грозя завалиться в любую секунду. Но пока держался.

– Да, у прежнего начальства было правило – не посылать стажеров на отдаленные участки. К тому же Веласкес – маг, мисс Фрида считала, что это хоть как-то выделяет редакцию из остальных.

– Мисс Каплан была умной женщиной. – Когда Миранда только заселилась в кабинет, она при помощи своих связей в полиции обследовала каждый квадратный сантиметр, но спецы ничего не нашли. И все равно ей казалось, что эти Капланы за ней наблюдают, вот как портрет Фриды на стене в тяжелой резной раме, так и ест ее глазами. – Но иногда надо что-то менять. Иначе как будущие репортеры почувствуют профессию, пусть даже они маги или кто там еще.

– Как скажете, мисс Фокс. – Рэчел похлопала длинными наращенными ресницами и облизнула пухлые губы. – Знаете первый порт на Восточном побережье, там еще городок маленький рядом? Конечно знаете, что это я. Марковиц должен был поехать через несколько дней, сделать репортаж, но его жена заболела, и он пока не может оставить ее одну.

– Что не так с этим портом?

– Мне кажется, – Рэчел доверительно наклонилась к Миранде, обдавая ее своим горячим дыханием, понизила голос почти до шепота, – ничего стоящего, там и порта-то настоящего нет, он закрылся давно, но вроде как основан ровно триста лет назад. Другие газеты об этом уже написали короткие заметки, а Марковиц нацелился на большой материал.

– Что-то раскопал?

– Нет, удрать хотел из дома на пару недель за счет редакции. – Толстушка была в курсе дел каждого сотрудника. – И тут жена в больницу попала, считай, и уезжать-то никуда не нужно.

– А Веласкес у кого стажируется?

– Раньше – у Коллинза, а с тех пор, как тот ушел в «Ньюс», сам по себе. Но с Коллинзом они до сих пор вроде как дружат, говорят, он даже статейки для них пишет иногда, «Ньюсы» платят гораздо больше.

– Не дело это, когда кто-то сам по себе, да еще на сторону ходит. – Миранда провела пальцем по шее Рэчел. – Надо исправить.

Экран над общим столом со старым кофейным автоматом и большой пустой тарелкой, на которой иногда появлялись печеньки, транслировал карту острова, редкие зеленые отметки показывали, кто из немногочисленных сотрудников и где вторгается в личную жизнь граждан Сегунды. Красные, которых было намного больше, означали конкурентов. Большая часть красных отметок и почти все зеленые сосредоточились в столице, в Верхнем и Нижнем городе, те поселения, что существовали на плоскогорье, мало кого интересовали, концентрация красных точек повышалась к побережью. Один зеленый огонек тоскливо мерцал на северном побережье, в фермерском поселке Колд-бич. Как туда занесло корреспондента «Политико», Павел не знал, на его памяти такое случалось нечасто.

Внезапно появился еще один зеленый значок, запульсировал, расширяясь, и на коммуникатор пришло сообщение.

Павел прочитал, выругался сначала на русском, потом на португальском и в конце, на всякий случай, на иврите – чтобы владельцы редакции поняли, насколько он недоволен. Смолски, старейший репортер в редакции, приходивший с рассветом и уходивший с закатом каждый день, даже в выходные, обернулся и покачал головой.

– И до тебя добрались?

– Ага, первое настоящее дело. Вот вспомни, Анджей, какой был твой первый серьезный репортаж?

– Об убийстве в борделе. – Смолски блаженно прикрыл глаза, сложил руки на объемном животике и почмокал губами. – Труп на полу, кровь по стенам, голые шлюхи вокруг, и каждая так и льнет, а стоящего материала было хоть залейся. Мы шесть дней там снимали и ни разу не вышли наружу.

– Не может быть! – восхитился Павел. Эту историю он слышал раз пятьдесят, не меньше.

– Да, раньше журналист был не тот, что сейчас, нас уважали. Пускали туда, где полиция пролезть не могла. Столько лет прошло, а помню, будто вчера. – Анджей полез в карман за сигарой. – Принеси-ка дедуле бимбера из буфета, или я тебе все в деталях расскажу.

Буфет, где столовались помимо редакторских еще работники десятка других мелких компаний – большая часть из них, так уж совпало, принадлежали Капланам, находился на первом этаже. То, что Смолски называл бимбером, на самом деле гнали из бананов, которые отлично прижились на острове. Стоила маленькая бутылка пять реалов, но пан Анджей считал такой объем баловством, все, что было меньше половины литра, всерьез им не рассматривалось.

По пути Павел заглянул в соседнее крыло, где восседало начальство – секретарь, маленький смуглый индус Тимми, рыжая толстушка Рэчел и новый редактор «Фундо Политико» за вечно закрытой дверью. Вздохнул, помянув добрым словом Фриду, и уселся на стол, подвинув тонкую стопку бумажных листов.

– Это не я. – Тимми шутливо приложил руки к груди. – Пощади меня, великий маг и волшебник, не превращай скромного слугу в лягушку. Я тебе еще пригожусь.

– Она? – Павел кивнул на пустой стол Рэчел.

– Сам виноват. – Тимми достал из ящика апельсин, потер об майку, не очищая откусил кусок, брызнув соком, с чавканьем начал жевать. – Зачем спектакль внизу устроил? Женщина волнуется, ее можно понять, машина новая. Хочешь перейти в «Ньюс»?

– Пока нет, но думаю. Сам знаешь, там и платят больше, и у них длинноногая секретарша сидит с доверчивыми глазами, очень большими, а не доходяга вроде тебя.

– И появляться к обеду раз в неделю тебе никто не позволит. – Индус хитро улыбнулся.

– Тут, похоже, тоже вольная жизнь закончилась. – Павел посмотрел на дверь. – Спорить бесполезно?

– Другой бы на твоем месте радовался. – Тимми дожевал апельсин, вытер руки об оранжевую футболку, оставив на ней темные полосы, и открыл карту на большом, во всю стену, экране. – Смотри, какой обычному стажеру достался райский уголок. Кейптаун, округ Фишбург, Основной протекторат, отличное место на берегу океана. Белый песочек, пальмы, купающиеся девушки без одежды и никакого начальства в радиусе двухсот километров. Небольшой современный городок, с отелями и барами в двух километрах от берега, а к старому порту примыкает поселочек. Жилье там дешевое, а если хочешь совсем бесплатно, поставишь палатку на берегу, закинешь в реку удочку и выловишь еду. А то и в море, там отмели, зайдешь подальше, так, чтобы волны били о живот, и дождешься своего паку. Если он найдет, что у тебя откусить.

– Завидуешь?

– Черной завистью, – заверил Павла индус. – Все данные у Марковица, он отпросился, якобы сидит у постели жены, а на самом деле дома блаженствует. Свяжись с ним, он все перешлет. Сроку тебе на все десять дней, дел там дня на три максимум, когда захочешь, тогда и поедешь.

– Что-то уж слишком все хорошо, – задумчиво протянул стажер. – Аж выпить хочется. Не хочешь сбегать вниз?

– Анджей опять тебя погнал за банановой водкой? Ну уж нет, это твой хитрый поляк, тебе и идти.

– Вообще-то я заказал четыре бутылочки, одну можешь взять себе, а остальные отдашь старику. Я убегаю, а то еще подкинут что-нибудь. И попробую заехать к Марковицу, может, договорюсь, чтобы он передумал. Похлопочу, чтобы жену его из больницы побыстрее отпустили, ну знаешь, ему радость, а мне не тащиться в такую даль. Ладно, пока.

Тимми только рукой махнул, глядя, как стажер исчезает в холле. Банановую водку он на дух не переносил, так что пану Анджею могла обломиться повышенная доза. Если только… Он связался с баром и попросил заменить одну бутылочку в шесть унций на две пинты холодного пива. Пометил в ежедневнике, что задание передал, поставил срок выполнения, закрыл планировщик и включил сетевую игру. Рэчел пробудет в кабинете у начальства еще минут пятнадцать, вернувшись, будет красить ногти и болтать по телефону, а заодно контролировать редакционный процесс. У нее это отлично получается – особенно когда работы практически нет.

Мисс Фокс через час уедет играть в сквош, потом отправится к любовнику из городского Совета и вернется только к вечеру, как раз когда тот оператор, что остался в столице, вместе со стажером привезут репортаж про полицейское управление. Фрида Каплан, пока была жива, держала редакцию в крепких морщинистых ручках, а эта, новая, для нее «Фундо Политико» очередная ступенька в карьере. Наследник семьи твердо нацелен на реструктуризацию оставшихся активов, и убыточная редакция в новый бизнес-проект ну никак не вписывалась. Просто так на улицу работников не выкинуть, мисс Фокс предстояло или хотя бы уменьшить убытки, и очень серьезно, и подготовить бизнес к продаже, или не торопясь, за год-два прикрыть эту лавочку. Тимми не знал, что точно обещали за это новой редакторше, возможно, место в «Таймс», он лишь должен был присмотреть, чтобы эта карьеристка не наделала глупостей.

Анджей Смолски выпьет сначала одну бутылочку, через час – вторую, а третью оставит на закатное время, дома ему все равно делать нечего, дети живут на побережье и в столице даже наездами не появляются, вторая жена ушла к другому. Банка пива сверху порадует старика или, по крайней мере, не даст утонуть в трясине тоски. Здоровье у него плохое, даже после второй пересадки печени, того и гляди на пенсию вый дет или, того лучше, помрет.

Стажер получил задание и теперь пропадет недели на две. Его бы давно уволили, но мисс Каплан была категорически против, а Иона, ее племянник, который сейчас курирует редакцию, очень любил свою тетушку. Правда, еще больше он любит деньги и ненавидит, когда они расходуются впустую, и дал на этот счет однозначные инструкции. Значит, надо сделать так, чтобы этот Веласкес ушел сам, без обид и скандалов. Коллинз уже подтвердил, что готов переманить парня в «Ньюс», нечего такому самородку делать в занюханной редакции, последний репортаж, и можно будет с магом попрощаться.

Тадеско с оператором вернутся из поездки на побережье через пять дней. Пустая трата денег и времени, и для Мариуса это станет очередным, если не последним ударом. Останется только подтолкнуть немножко, у Тадеско карточные долги. И то, что он спит с женой оператора, тоже в нужный момент вскроется.

Индус раскрыл коммуникатор, написал несколько сообщений. Получил одобрение от босса. Оставалось только ждать.

Павел действительно решил пропасть недели на две. Первое серьезное задание от редакции волновало его куда меньше, чем предстоящая игра; раз уж Карпов послал Руфио его разыскать, значит, намечается что-то серьезное. Китайцы проигрывать не любили, а то, что приедут китайцы, он практически не сомневался. Будь это осторожные белые или темпераментные латиносы, Карпов нашел бы, кого посадить с ними за один стол. Например, Минкуса или Стоцкова. Или Лидию, когда ситуация непростая и очень денежная, всегда зовут Лидию, экс-чемпион Параизу по бриджу не играет абы с кем. Но китайцам этого наверняка будет мало, им подавай риск, а что может быть рискованнее, чем маг, пусть даже с блокиратором на руке.

С этими мыслями парень вывел мотоцикл со стоянки, очень аккуратно, не поцарапав кабриолет нового босса, хотя и собирался это сделать. Но теперь – нет смысла, так и так уволят, зачем портить красивую вещь. Выехал на проспект Гильермо Альвареса, засаженный посередине пальмами. По иронии судьбы именно генерал Альварес истребил множество магов, здесь, по проспекту, тогда еще бывшему обычной неширокой дорогой, они и шли. Тысячи обезумевших людей, потерявших контроль над своими способностями и чувством самосохранения. Их косили пулеметами, расстреливали из пушек и с беспилотников, снаряды и пули вязли в щитах, а здания вспыхивали, как спички. Так, по крайней мере, писали в учебниках истории и показывали на видео. Но тогда еще не было лицензированных камер, не позволявших корректировать запись, и достоверность таких свидетельств была чуть больше, чем нулевая.

На самом деле все было гораздо хуже: не прояви Альварес решительность, от местной популяции людей не осталось бы и сотой части, и то в виде рабов: маги были настроены очень серьезно. Началось все с одного человека, Мариуса Грина, который в знак протеста снял со своей руки браслет и нацепил имитацию собственной разработки. Его примеру последовали другие, Службы контроля в ее современном виде тогда еще не существовало, а полиция работала спустя рукава, так что спохватились только через полтора года, когда бесноватые сверхлюди решили, что власть должна принадлежать им. Как ни странно, Павел им совершенно не сочувствовал, наоборот, считал, что генерал поступил недостаточно жестко.

И проезжая статую, отсалютовал ей поднятой рукой. С браслетом на запястье.

Браслет на руке Павла чуть нагрелся, когда он пересек границу города и по Каменному шоссе направился на восток, в сторону Майска. Двадцатиметровая статуя генерала из искрящегося гранита, со сканером, встроенным в голову, равнодушно смотрела ему вслед, движение было оживленное, но чем дальше он выбирался от Нижнего города, тем меньше байков и машин становилось. Стоящие кучно городские постройки и цеха сменились лесным пейзажем, мимо изредка пролетали покрытые растениями поля, чем выше и массивнее эти растения были, тем лучше: биомасса здесь заменяла нефть и уголь, которые не успели сформироваться, из нее делали полимеры и горючее – еще оставались механизмы, которые работали не на электричестве. Поэтому все, что занимало много места, но в высоту не удалось, растили на многоярусных плантациях, а вот такие пространства отдавали кукурузе и маниоку. И конопле, которая отлично заменяла хлопок. Среди зарослей дававшей три урожая в год культуры виднелись домики и даже небольшие поселения, основную часть работы выполняли механизмы, но их тоже надо было обслуживать, заряжать и ремонтировать.

На панели байка загорелся диод, заряда батареи должно было хватить еще километров на двести, до нужного Павлу места оставалось совсем немного. Там цены пониже, на дороге всегда дерут три шкуры, а чуть съедешь в сторону, и можно и зарядиться, и поесть недорого.

Но сначала он свернул с дороги к зарослям гевей, вымахавших до пятидесяти метров и обвитых внизу лианами, они росли полумесяцем, образуя полянку, скрытую от проезжающих по шоссе. Почва здесь была влажная, пружинящая под ногами, небольшая рыжая змея при виде Павла скользнула в чащу.

С байка маг слезать не стал, поставил его на упоры, подтянул ноги, чтобы до земли было не менее полуметра, вдохнул глубоко и медленно снял браслет.

– Один, два… сорок пять, сорок шесть… девяносто девять, сто.

Дальше рисковать не стал, натянул браслет обратно, вытер выступившую испарину. Это чувство, когда блокиратор снят, было сродни глотку чистого воздуха после удушья. Казалось, еще чуть-чуть, и он сможет взлететь – в принципе, левитация не такое уж сложное действие, надо только представить, что давящая на тебя сила исчезает, гравитационные волны затихают, вокруг тела формируется защитная оболочка, и тогда останется только следить за тем, чтобы не улететь слишком высоко, в космос.

Вовремя вернуть браслет на место – в этом и была главная сложность. Рядом не было никого, кто бы в случае потери контроля нацепил блокиратор на руку, поэтому Павел считал только до ста. Прикрыть глаза, вдохнуть глубоко и снова обратно, к нормальному человеческому прозябанию.

В двух сотнях метров на высоком дереве, развалившись на раскидистой ветке, лежал ягуар – большая, почти двухметровая кошка. За те миллионы лет, что с той Земли сюда проникали растения и животные, они приспособились к особенностям планеты. Не радикально изменились, природа слишком для этого консервативна, но кое-какие мутации произошли.

Короткий густой мех ягуара был тускло-черным, со стальным отливом, он отлично защищал от жары и холода, отражал неласковое излучение местного солнца. Серые, даже скорее темно-коричневые пятна, помогали сливаться с корой, но прятаться кошка не считала нужным.

С высоты дерева ягуар следил за своей территорией. Несколько змей грелись на солнце, толстые, длинные, но для него не опасные. Оцелот охотился за птицами, слившись с выгоревшей травой. В отдалении бежало несколько хрюкающих свинок, одна отбилась от товарок, забрела прямо к змеям и успела только пару раз пискнуть до того, как питон сжал ее в кольце матово-пятнистой кожи. Далеко отсюда люди сбились в кучку и что-то говорили на своем непонятном языке, держа в руках свое оружие, а потом двинулись в сторону небольшого стада двурогих. Беспокойные и бесполезные существа, везде сующие свой нос, их желания были у ягуара как на ладони. Собственно, они ничем не отличались от тех, что были у других животных на его территории – добыча еды, поиск другой особи для спаривания, убийство.

Один из таких вот настырных и назойливых, в рощице неподалеку, остановился, но не слез на землю, а уселся на своей повозке, поджав ноги. Ягуар потянулся, зевнул. И уже хотел спрыгнуть и подойти поближе, но тут что-то почувствовал.

Человек словно стал больше, расползаясь в разные стороны, кошак почувствовал слабое беспокойство, не из личного опыта, а откуда-то из глубин генетической памяти, оставшейся от многих поколений других ягуаров, живших здесь. Он слегка напрягся и не отрываясь смотрел в сторону незваного гостя.

Над ним то там, то здесь возникали прозрачные всполохи, от них к человеку тянулись тонкие нити, опутывая голову и шею невидимой броней, скрывавшей сознание; чувство опасности потихоньку сверлило кошачий мозг, шерсть ягуара взъерошилась, мышцы напряглись, мощные задние лапы подобрались, а из подушечек выскочили длинные желтоватые когти. Минуту назад расслабленный, он готов был сражаться или удрать. Не уйти не спеша, с достоинством, а именно сбежать так быстро, как это возможно. И ягуар уже почти выбрал, что сделать, точнее говоря, его инстинкты выбрали за него, но тут наваждение исчезло.

Человек снова стал обычным двуногим, слабым и медленным, его разум приоткрылся – сейчас он больше не представлял опасности для хозяина территории. Ягуар проследил, как он двинулся обратно, к дороге, отрезавшей одну часть его охотничьих угодий от другой, и снова успокоился. Потянулся, из подушечек вытянувшейся вперед, напрягшейся черной лапы снова выскочили когти, потом медленно втянулись назад, он прикрыл глаза, предоставив местному солнцу согревать мощные мышцы. «Как я хорош», – засыпая, подумал он на своем кошачьем языке. До темноты, когда он спустится и отправится за едой, было еще очень много времени.