Измена мужа. После (СИ)

Глава 1

— Дорогая, ты не видела мои запонки? — из спальни доносится голос мужа.

— Они в комоде. Второй ящик сверху, — отзываюсь я, продолжая сортировать белье.

Выходные дни в нашем доме всегда суматошные. А сегодня — особенно. Супруг собирается на встречу с важными деловыми партнерами, сын потерял любимую хоккейную клюшку и опаздывает на тренировку, а дочь пригласила в гости шумную подругу.

— Нашел, — Дима появляется на пороге гардеробной с коробочкой запонок в руках. — Как тебе удается запоминать, где что лежит?

Он подходит ко мне со спины и, поцеловав в макушку, обнимает. Рефлекторно напрягаю мышцы и втягиваю живот. Я делаю это каждый раз, когда муж касается меня там. Разумеется, он сто раз видел меня голой и прекрасно знает, что животик у меня далеко не плоский. Две беременности и одно кесарево сечение не прошли бесследно. Однако на каком-то глубинном уровне мне хочется выглядеть в Диминых глазах лучше, чем я есть на самом деле.

— Без понятия, — посмеиваясь, пожимаю плечами. — Это как-то само собой получается.

— Ты идеальная жена и мать, я тебе об этом говорил? — муж зарывается носом в мои волосы.

— Да, — мурлычу, прикрывая веки. — Но напоминай мне об этом почаще.

— Непременно, — Дима оставляет на моей щеке финальный чмок и отстраняется. — Ну ладно, пойду одеваться. Не хочу опоздать.

— Ты долго там пробудешь? — оглядываюсь.

Диме чуть за сорок, и выглядит он впечатляюще. Подтянутые торс, крепкие мышцы рук, благородная седина на висках — он похож на мужчину с рекламы элитных часов. Порой смотрю на него и не верю, что этот сексуальный красавчик — мой муж.

— Боюсь, до вечера, — вздыхает. — Ты же знаешь Бессонова, он любит поговорить.

— И выпить любит, — не удерживаюсь от иронии.

— Это тоже, — усмехается. — Но я обещаю сильно не налягать на спиртное. Да и вообще, постараюсь освободиться как можно раньше.

— Хорошо. Я буду ждать.

Муж скрывается в коридоре, а я вновь принимаюсь перебирать белье. Черное к черному, синие к голубому, с Димиными рубашками вообще своя история. Я их отдельно стираю. На специальном деликатном режиме. А белые — и вовсе вручную. Дабы они сохраняли первозданный вид. Дима к этому очень трепетно относится.

Извлекаю из корзины его парадную рубашку и бросаю ее в тазик, чтобы чуть позже замочить в ванной. Она приземляется воротничком вверх, и мне в глаза бросается невнятное красное пятно.

Первая мысль — как отстирать? Вторая — что это вообще такое?

Приблизившись, снова беру рубашку в руки и приглядываюсь. Похоже на помаду. Яркую, вишневого оттенка. У меня такой нет, я пользуюсь только нюдовыми.

Напрягаю зрение и слегка наклоняю голову, пытаясь рассмотреть пятно с другого ракурса. По форме чем-то напоминает след от губ. Отчетливо вижу две полоски. Хотя… Возможно, мне просто мерещится? Пятно, судя по всему, старое и сильно смазанное. По логике, это может быть, что угодно. Борщ, краска, клубничный сок.

Но вообще-то больше похоже на помаду.

Шумно сглатываю, призывая себе не паниковать раньше времени. Подумаешь, какое-то пятно непонятного происхождения у мужа на рубашке. Это не повод разыгрывать драму. Нужно просто поговорить с Димой. Наверняка у него есть какое-то разумное объяснение.

Несколько секунд собираюсь с мыслями. Как лучше сформулировать вопрос, чтобы он не прозвучал как упрек? Не хочу казаться ревнивой истеричкой. Да и портить мужу настроение перед важной встречей тоже нежелательно.

Прихватив с собой рубашку, выхожу из гардеробной и направляюсь в спальню. Мимо меня проносится Мишка со здоровенной сумкой наперевес.

— Мам, я погнал. Буду вечером.

— Клюшку нашел? Где была?

— Ага, — обернувшись, трясет находкой. — За шкафом, представляешь? Наверное, Маринка туда засунула.

Обвинять сестру во всех смертных грехах — его любимое занятие.

— Ладно, удачи. Не задерживайся.

Сын скрывается из виду, а я продолжаю путь в спальню. Дима, одетый с иголочки, стоит напротив огромного зеркала и завязывает галстук.

— Помочь? — бросаю негромко, откладывая его запятнанную рубашку на близстоящий стул.

— Если нетрудно, — улыбается. — У тебя это всегда лучше получается.

Муж приближается и становится напротив. Его лицо гладко выбрито, а от кожи доносится тонкий аромат хвойного парфюма.

— Я хотела поговорить, — продеваю широкую часть галстука в петлю и аккуратно затягиваю узел.

— Давай. Только недолго, хорошо? За мной уже водитель подъехал.

В горле встает ощутимый ком сопротивления. Не так-то просто озвучить свои опасения. Такое чувство, что подозрениями я оскорбляю не только его, но и себя.

— Я разбирала вещи для стирки и…

У Димы в кармане звонит телефон, не дав мне закончить мысль.

— Алло, — он прикладывает трубку к уху и отходит на несколько шагов. — Да, я уже выезжаю. Через полчаса буду.

На том конце ему что-то отвечают, и Димины губы растягиваются в широкой искренней улыбке. Интересно, это он на шутки Бессонова так реагирует?

— Понял. До встречи, — муж сбрасывает вызов и, спрятав телефон обратно в карман, снова устремляет взгляд на меня. — Я тебя слушаю, Алин. О чем ты хотела поговорить?

Чувствую, что момент безвозвратно упущен. Такие деликатные темы не обсуждают на ходу.

— Ничего серьезного, — отмахиваюсь. — Потом поговорим.

— Тогда до встречи. Увидимся вечером.

Он накидывает пиджак, который выгодно подчеркивает его широкие плечи, торопливо целует меня на прощанье и выходит из комнаты.

Хочется проводить его до машины, но я глушу в себе этот порыв. Рубашка с алым пятном, которою я снова взяла в руки, неприятно жжет пальцы, а в груди, подобно морскому шторму, нарастает смутная тревога.

Глава 2

В итоге злополучную рубашку я так и не замачиваю. Решаю оставить красную улику на воротнике в качестве аргумента. Понимаю, что это низко и подрывает основы доверия, которое так важно в браке, но по-другому поступить не могу. Эта ситуация задела меня гораздо сильнее, чем я думала вначале.

Большой ошибкой становится идея залезть в Интернет и прошерстить форумы на тему «след от чужой помады на рубашке мужа». Каких только историй там нет! Одни говорят, что это ничего не значит и испачкать кипенно-белую рубашку — плевое дело. Вторые призывают сосредоточиться на себе и перестать искать в браке подвохи. Дескать, меньше знаешь — лучше спишь. Ну а основная масса пользователей придерживается мнения, что след от помады на рубашке мужа означает одно: он изменяет.

От чтения подобных заявлений мне становится дурно, но я все равно, будто какая-то мазохистка, с неослабевающим вниманием продолжаю листать страницы. Пользователь с никнеймом Umka1988 советует отнести рубашку в лабораторию для того, чтобы убедиться в том, что это на самом деле помада. LadyBad настоятельно рекомендует провести с супругом обстоятельную беседу и как следует его припугнуть. Nina_malina предлагает устроить слежку: мониторить телефон благоверного, читать его смс и контролировать звонки.

Спустя час, проведенный на просторах Сети, я чувствую, что меня начинает подташнивать. Во-первых, увлекшись изучением форумов, я забыла поужинать. Во-вторых, мое моральное состояние усугубилось настолько, что стало негативно влиять на физическое. На душе гадко, словно в грязи вымазалась.

От компьютера меня отрывают звонкие возгласы дочери и ее энергичной подруги Элины. Девочки проголодались и просят накормить их ужином. Спускаюсь на первый этаж и ставлю на плиту свежеприготовленный борщ, чтобы немного его подогреть.

— Не хочу суп! — громко заявляет Элина. — Можно мы лучше хлопья с молоком поедим?

— Нельзя, — отвечаю спокойно, но твердо. — Сначала нормальная еда, потом сладости.

— Но хлопья и есть нормальная еда, — не унимается она. — А сладости — это шоколад, например.

Вот же мелкая выскочка! Находится в моем доме на правах гостьи и еще умничает. Если бы не искренняя привязанность Маринки к этой горластой девице, я бы отчитала ее как следует. По-моему, ее родителям следует быть с ней построже.

— У себя дома можешь есть на ужин хоть хлопья, хоть леденцы. А здесь мы едим суп, — припечатываю тоном, не терпящим возражений.

— Да ладно тебе, Элин, — подключается дочка, — у мамы борщ обалденный. Ты еще и добавки попросишь.

Элина морщит носик, но в полемику не вступает. И на том, как говорится, спасибо.

Накормив девочек, без особого аппетита заталкиваю в себя тарелку супа. Руки так и чешутся снова залезть в Интернет и продолжить отравляющие душу поиски, но усилием воли я заставляю себя этого не делать. К тому же мне уже пора собираться: на пять часов у меня запись к гинекологу.

Натягиваю шифоновое платье ниже колена, прохожусь по губам блеском и, прихватив сумочку, направляюсь в детскую. Марина с подругой играют в поп-звезд: с ног до головы обвесились пластиковой бижутерией и, смешно пританцовывая, фальшивят. Вместо микрофонов они сжимают в руках дезодоранты, вместо зрительского зала — рассаженные на кровати плюшевые игрушки.

— Тук-тук, — привлекаю внимание девочек. — Я на часик отъеду, ладно? Если что-то понадобится, сразу звоните.

— Хорошо, мам, — кивает Маришка, нехотя отвлекаясь от исполнения какого-то заморского хита.

Усмехнувшись, прикрываю за собой дверь и спускаюсь вниз, в гараж, где сажусь за руль. Дорога до клиники занимает не больше десяти минут. Вот, что значит выходной — никаких пробок.

У своего гинеколога, Елены Константиновной, я наблюдаюсь еще со времен беременности Мишкой. Поначалу она работала в государственной женской консультации, а лет десять назад перевелась в частную клинику. Ну и я, собственно, за ней.

— Как дела, Алиночка? — спрашивает Елена Константиновна, когда я сажусь напротив.

Она всегда очень ласковая и участливая. Это меня в ней и подкупает.

— В целом, неплохо, но у меня опять задержка, — вздыхаю раздосадовано. — Видимо, снова поликистоз расшалился.

В прошлом году я проходила длительный курс лечения от этого недуга, и мой неравномерно скачущий цикл наконец восстановился. Однако в этом месяце менструация вновь не началась вовремя, и я очень сильно расстроилась.

— Еще какие-то жалобы, кроме задержки, есть? — интересуется она.

— Вроде нет.

— Тогда проходите в смотровую, раздевайтесь и занимайте кресло. Через минуту я подойду.

Следую ее инструкциям. Располагаюсь в кресле и принимаюсь рассматривать потолок. Гинекологический осмотр — не самая приятная процедура, но деваться некуда.

Через пару мгновений Елена Константиновна заходит в смотровую и, надев тонкие резиновые перчатки, выполняет все необходимые манипуляции.

— Та-а-к, — задумчиво тянет она, вглядываясь в экран аппарата УЗИ. — Кажется, на этот раз дело вовсе не в поликистозе.

— Правда? — радуюсь. Но следом настораживаюсь. — А в чем тогда?

— С высокой долей вероятности я готова утверждать, что вы, Алиночка, беременны.

Замираю как от удара обухом по голове. Перед глазами расплываются красные пятна, а сердце разгоняется до двухсот.

Беременность? Вот черт… Стыдно признаться, но ни о чем я таком я даже не думала. Мы с Димой предохраняемся, да и возраст у меня далеко не юный… Ну, чтобы взять и вот так легко залететь. Мне как-никак тридцать семь! И недавно перенесенный поликистоз по идее должен снижать фертильность…

— Как это беременна? — переспрашиваю я, тупо хлопая глазами.

— Ну вот так. Смотрите, — Елена Константиновна выделяет на экране какое-то невнятное пятно, — это плодное яйцо. Оно довольно различимое, поэтому, по моим предположениям, срок беременности около пяти-шести недель. Конечно, для наиболее достоверных результатов нужно будет сдать анализ крови на ХГЧ.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Я настолько ошарашена, что никак не могу связать двух слов. В голове — бардак, язык — деревянный. Известия о прошлых двух беременностях я встретила с улыбкой на губах, ведь они были такими желанными. А в этот раз я даже не знаю, что чувствую… Все слишком неожиданно. И сложно.

Может, конечно, дело в моих подозрениях, связанных с пятном на Диминой рубашке, и когда они развеются я по-другому посмотрю на ситуацию, но в данный момент радости я не ощущаю. Только растерянность. И полнейшее непонимание, что мне делать дальше.

Мы с Димой не планировали третьего ребенка. И не разговаривали ни о чем таком. Интересно, как он отнесется к этой новости?

Глава 3

По настоянию гинеколога, в клинике я сдаю кровь на ХГЧ, а по пути домой заезжаю в аптеку и покупаю тест на беременность. Так, на всякий случай. Елена Константиновна — врач от бога. И я уверена, что она правильно расшифровала картинку на УЗИ. Просто мне нужно дополнительное подтверждение, чтобы поскорее смириться с неизбежностью.

Как я и думала, на тесте после его использования алеют две яркие полоски. Смотрю на них и постепенно выхожу из фазы отрицания: да, я действительно беременна. Вот это да! Неужели у нас с Димой снова будет ребенок? Уму непостижимо!

Когда я представляю крохотные ручки и пухлые ножки новорожденного младенца, на лице проступает улыбка умиления. Я так люблю маленьких деток! Они такие сладкие! Однако стоит мне вспомнить об алых следах на рубашке мужа, как уголки губ тотчас ломит вниз.

Господи, побыстрее бы Дима вернулся домой и развеял мои тревожные сомнения. Быть в положении и нервничать из-за возможной измены мужа — так себе состояние.

В седьмом часу звонит Мишка и спрашивает разрешения остаться с ночевкой у друга. Даю добро, потому что уже давно обещала его отпустить. В начале девятого за Маришкиной подругой приезжает гувернантка, даря нашему дому долгожданную тишину. В половине десятого я укладываю дочь спать и вновь оказываюсь один на один с мрачными гнетущими мыслями.

Мы с Димой женаты шестнадцать лет. Начиналось как у всех: знакомство, быстро вспыхнувшее влечение, свидания под луной, задушевные разговоры, романтика. Потом решили жить вместе. Сняли крошечную однушку на окраине города. Тараканы, соседи-алкоголики, то и дело протекающий кран — самостоятельная жизнь была суровой, но от этого не менее счастливой. Мы радовались тому, что наконец можем засыпать и просыпаться в одной постели.

Затем Дима получил должность. По нынешним меркам плевую, но тогда для нас это было большим шагом вперед. Переселись в квартиру получше, а через год появился Мишаня, наш первенец. Залюбленный и заласканный ребенок.

Карьера Димы шла в гору, да и моя не отставала. Вертелись как могли. Купили машину, потом ипотеку взяли, на море стали выезжать. Когда переехали в свой дом, я узнала, что беременна Маришкой. Всегда хотела дочку и была на седьмом небе от счастья. Дима тоже радовался. Говорил, что теперь у нас в семье будет две принцессы.

Не скажу, что всегда было радужно. Всякое случалось: и непонимание, и обиды, и даже скандалы с криками и громким хлопаньем дверьми. Но, несмотря на это, мы с Димой знали, что созданы друг для друга. Нас связывала любовь, а не банальная привычка.

Ну, по крайней мере я всегда так думала.

Сейчас Дима — большой начальник. Человек с деньгами, положением и весом в обществе. Да и годы, если честно, пошли ему только на пользу. Он возмужал, сделался солидным.

Мы с мужем работаем в одной фирме. Он — директор, отвечающий за развитие Западного направления. Я — замначальника отдела внутреннего аудита. Пересекаемся на работе редко. Точнее сказать — практически не пересекаемся. Но мысль о том, что в течение дня он находится в том же здании, что и я, неизменно греет душу.

Кошусь на стену и понимаю, что стрелка часов уже тянется к одиннадцати. Поздно. А Дима даже не разу не позвонил. Интересно, как он там? Сидит и слушает занудные разговоры Бессонова? Или нашел занятие повеселее?

К вечерне-ночным деловым встречам мужа я в принципе отношусь с пониманием. Он директор — у него рабочий график ненормированный. Да и круг обязанностей широк: надо не только контролировать подчиненных и принимать стратегические решения, но и развлекать тех, от кого зависит будущее компании. Бессонова, в частности.

Однако сегодня на душе как-то неспокойно. Скорее всего, из-за треклятого красного пятна, которое так и стоит перед глазами. Поразительно, как подобная мелочь может выбить из колеи. Вот вроде ерунда, а сердце не на месте. Да и взгляд сам собой липнет к часам. Почему его так долго нет?

Беру в руки телефон и гипнотизирую его вопросительным взглядом. Позвонить или лучше не надо? В дежурном «Ты скоро?» нет ничего криминального, но меня почему-то ломает. Будто я Диму контролирую. Будто навязываюсь ему…

Плюнув на предрассудки, все же набираю номер мужа и долго слушаю гудки. Уже почти не жду, что он ответит, но через секунд тридцать в трубке раздается:

— Алло.

На заднем фоне отчетливо слышу громкую ритмичную музыку. Видимо, из ресторана, они направились прямиком в клуб.

— Дорогой, как дела? — говорю как можно непринужденней. — Ты домой не собираешься?

— Малыш, нам походу придется задержаться, — вздыхает. — Ложись без меня.

А ведь обещал, что постарается освободиться пораньше.

— Жаль, — мне не удается скрыть разочарование в голосе. — Но у тебя все в порядке?

— Да-да, все нормально, — отвечает несколько суетливо, будто спешит закончить разговор. — Ты спи, ладно? Не жди меня. Утром поговорим.

— Ладно… — растерянно тяну я. — Пока…

— Пока, — торопливо бросает Дима и первый отключается.

Откладываю мобильник на прикроватную тумбочку и, откинувшись на подушку, закрываю глаза. По виску прокатывается одинокая слезинка и теряется где-то в волосах.

Вот черт! Почему так обидно? Ведь он ответил, сказал, что все хорошо… Но на душе стало только горше. Может, во мне говорит интуиция? Должно же быть объяснение, почему дурное предчувствие лишь нарастает.

Или все дело в гормонах? Помнится, во вторую беременность они особенно шалили. Я тогда чуть с ума не сошла от перепадов настроения. И Диму чуть не довела. Все возмущалась, что он слишком громко дышит.

Снова кошусь на часы и решаю позвонить лучшей подруге. Мы с Соней Орловской дружим с институтских времен, и она как никто другой меня понимает. Думаю, нестрашно, если я пренебрегу приличиями и наберу ее на ночь глядя.

Соня отвечает почти сразу. В разговоре с ней я озвучиваю свои самые страшные предположения и окончательно расклеиваюсь. Растираю по лицу соленую влагу и шумно шмыгаю носом.

— Я скоро буду, Алин, — говорит подруга. — Держись давай.

— Спасибо, Сонь, жду.

От мысли, что сейчас я смогу обсудить все с близким человеком становится капельку легче. Орловская — человек не только рациональный, но еще и очень сострадательный. Она подскажет, как лучше поступить, и наверняка успокоит.

Глава 4

Разговор с подругой действительно благотворно сказывается на моем душевном состоянии. Внимательно меня выслушав, Соня советует откровенно поговорить о случившемся с мужем, что в принципе согласуется с моими внутренними планами. Мы болтаем почти до часу ночи: Орловская пьет вино, ну а я потягиваю жасминовый чай. Беременность и алкоголь, увы, вещи несовместимые.

Когда подруга, вызвав такси, нетвердой походкой покидает мой дом, я наспех смываю макияж и забираюсь в постель. Несмотря на слегка приподнявшееся настроение, сплю плохо. Тревожно и с частыми пробуждениями. Все мерещится, что Дима пришел, но каждый раз это оказывается лишь плодом моего расшалившегося воображения.

Муж возвращается с рассветом. Если быть точной, в 4:54 утра. Я знаю это, потому что, услышав его приближающиеся шаги, молниеносно распахиваю глаза и нахожу взглядом часы.

Дима заходит в спальню почти бесшумно, и я делаю вид, что сплю. А сама вся обращаюсь во внимание. Прислушиваюсь, принюхиваюсь, разглядываю его, пока он не видит.

В том, что он пил сомнений нет: его движения скоординированы гораздо хуже, чем обычно. Постороннему человеку это, наверное, было бы незаметно, но мне, прожившей с ним бок о бок больше шестнадцати лет, подобные вещи бросаются в глаза.

Раздевшись до трусов, Дима идет в душ и проводит там чуть больше десяти минут. Помывшись, он залезает под одеяло, и очень скоро его дыхание становится ровным и глубоким. Заснул. А вот у меня сна нет ни в одном глазу.

Приподнявшись на локте, вглядываюсь в его лицо, пытаясь отыскать какие-то доказательства вновь обуявших меня подозрений. Но Дима безмятежен как ангел. Он все такой же гладко выбритый, красивый и… Бесконечно родной. Может, зря я себя накручиваю? Выдумываю то, чего нет, и сама же страдаю. Это так глупо… И так по-женски. Надо сегодня же поговорить с ним о лишившей меня покоя рубашке и закрыть эту тему. Раз и навсегда.

Поворочавшись с боку на бок, понимаю, что уже не засну, и решаю встать пораньше. Как давно я не начинала день с рассветом? Должно быть, целую вечность.

Не спеша, привожу себя в порядок: расчесываю волосы, наношу легкий макияж и облачаюсь в удобный домашний костюм. На выходе из спальни взгляд цепляется за одежду, которую Дима оставил на стуле.

На секунду зависаю в сомнениях. Во мне борются две противоположности: одна призывает проверить рубашку мужа на предмет посторонних пятен, а заодно и обшарить карманы его пиджака, в то время как другая осуждающе твердит о том, что это абсурд. О какой любви можно говорить, если всего лишь один красный след способен на корню подорвать мою веру в мужа?

Воззвав себя к здравому смыслу, я подавляю иррациональный порыв и прохожу мимо его вещей, так к ним и не притронувшись.

Спускаюсь на первый этаж и, устроившись у окна, пью цикорий. Листаю новостную ленту, в которой, как по заказу, появляется реклама одежды для новорожденных, и наслаждаюсь молодыми солнечными лучами, ласково скользящими по коже.

Ближе к восьми встаю у плиты и готовлю традиционный воскресный завтрак, который обожает все семейство: овсяную кашу и пышные оладьи. Первыми на ароматный завтрак еды выходят дети. А следом подтягивается и муж.

— Доброе утро, — говорю я, заметив, как он спускается лестнице.

— Привет, — отвечает хрипло.

Выглядит слегка помятым. Немудрено после бессонной ночки.

— Есть будешь?

Ловко орудую, накрывая стол.

— Спрашиваешь, — усмехается. — Голоден как зверь.

Завтрак проходит в уютной атмосфере: Дима интересуется Мишиными успехами в хоккее, Маришка вдохновенно рассказывает о грядущем конкурсе рисунков, в котором она собирается принять участие, ну а я просто слушаю их всех с улыбкой на губах. Все-так семья — это самое ценное, что есть в нашей жизни!

Когда дети, насытившись, расходятся по своим комнатам, мы с Димой остаемся наедине. Несмотря на недосып, он находится в благоприятном расположении духа, поэтому я решаюсь на разговор.

— Родной, я вчера перебирала твои вещи на стирку и обнаружила на одной из рубашек странное пятно, — начинаю я, складывая тарелки в посудомойку. — Мне нужно знать, чем ты запачкался, чтобы понять, как это пятно выводить.

Договорив, осторожно скашиваю глаза на мужа. Он выглядит по-прежнему расслабленным. Неспешно попивает чай.

— На какой рубашке? — спрашивает, зевая.

— На белой. Сейчас покажу.

Приношу рубашку и демонстрирую алый след мужу.

— Хм, — Дима задумчиво чешет подбородок. — Даже не знаю, что это такое… Краска какая-то, что ли? — присматривается. — Или помада?

Его поведение кажется очень естественным. Да и сам факт того, что он первый упомянул версию с помадой, говорит о том, что ему нечего скрывать.

— Похоже на то, — отзываюсь я, внимательно наблюдая за мимикой мужа.

— Странно… Откуда бы ей тут взяться? — переводит недоуменный взгляд меня. — А! Я, походу, понял, — его лицо проясняется. — На прошлой неделе в лифте была ужасная давка. К нам же в отдел стажеров заслали, слышала? Вот они и повалили всей гурьбой. Помню, я еще возмутился. Сказал, что им следовало дождаться следующего лифта… Видимо, в этой тесноте меня кто-то и запачкал.

Слушаю его, и у меня прям гора с плеч. Ну, конечно! Вот оно, то самое разумное объяснение, которое расставило все по своим местам. И зачем я столько времени тянула? Могла бы сразу обо всем расспросить Диму и успокоиться. А так… Столько нервов зазря истрепала, глупая.

— Да, я слышала, что в этом году стажеров набрали в два раза больше обычного, — заявляю я, стремительно веселея. — Как они? Справляются?

— Шутишь? — сделав глоток чая, Дима качает головой. — Справляются… Да они пока дубовые. Теорию знают на зубок, а на практике полные нули. Ну ничего, думаю, через пару месяцев Дина Александровна сделает из них людей. Она же гром-баба, никому спуску не даст.

О да, о Диминой подчиненной ходят слухи далеко за пределами их отдела. Дина Александровна — суровая тучная женщина за пятьдесят, которая профессионально муштрует молодежь. Стажеры перед ней по струночке ходят. И даже Дима как-то признавался, что немного ее побаивается. Хоть он формально и ее начальник.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— В Дине Александровне я не сомневаюсь, — посмеиваюсь и перевожу тему. — Ну а как вчерашний вечер прошел?

— В целом, неплохо, — муж вздыхает. — Только затянулось все… Пару раз порывался свалить пораньше, но Бессонов тотчас вис у меня на шее со своим коронным «если ты со мной не пьешь, значит, ты меня не уважаешь». Короче, пришлось с ним до утра куражиться, чтобы он не дай бог не решил инвестировать свои миллионы в какую-нибудь другую компанию.

— Нашему руководству с тобой очень повезло, — подмечаю я с легкой иронией в голосе. — Кто еще будет жертвовать своим здоровьем и сном ради блага фирмы.

— Ты вот смеешься, а Бессонов, между прочим, хочет свой портфель расширять, — ничуть не обидевшись, отвечает муж. — Я ему вчера все плюсы расписал, и он согласился. Так что вечер прошел не зря.

— Поздравляю, Дим. Ты молодец.

— Да брось, — отмахнувшись, залпом допивает чай и встает из-за стола. — Ну что, какие у нас сегодня планы?

— В торговый центр думала съездить. Маринке кроссовки новые нужны. А Мишке все джинсы короткие стали — резко пошел в рост.

— Ой, Алинчик… Давай вечером съездим, а? — приблизившись, обнимает меня за талию. — А сейчас поваляемся немного, кино какое-нибудь посмотрим?

— Давай, — соглашаюсь я, вмиг меняя свои планы.

Не умею отказывать Диме. Особенно, когда он ласково называет меня Алинчиком.

Глава 5

Новость о третьей беременности я решила преподнести мужу оригинально. Первые два раза не заморачивалась — просто подсовывала ему под нос тест с двумя полосками и радостно визжала. Теперь же мне хочется проявить немного креатива, сделать этот момент особенным и запоминающимся.

Как обычно, за идеями я обращаюсь к Интернету. Трачу весь обеденный перерыв, читая статьи на тему «как красиво рассказать мужу о беременности». Вариантов тут масса: от стильно оформленного торта до романтической фотосессий, в рамках которой предлагается сообщить будущему папе радостную весть, а заодно и запечатлеть на фотопленку его эмоции.

Но самой большой отклик в моей душе находит идея с мини-квестом. Суть в том, что мужчина с помощью разбросанных по дому подсказок находит заветную перевязанную шелковой лентой коробочку, в которой лежит снимок УЗИ либо же тест на беременность и милая открытка.

Эта мысль так сильно увлекает меня, что я зависаю на просторах Сети чуть дольше положенного и забываю отослать начальнице отчет, который она просила еще в начале дня.

— Алин, тебя Критичная к себе вызывает, — понизив голос, сообщает моя коллега Вика.

Я уж и не помню, кто первый дал это прозвище нашей начальнице Марии Ивановне Криничной. Но прижилось оно, что называется, капитально. За глаза мы ее исключительно Критичной величаем. И не только из-за созвучной фамилии, но и из-за нелегкого характера. Мария Ивановна просто обожает поучать, порицать и выражать недовольство. Да и вообще частенько бывает не в духе. Так что прозвище Критичная ей очень даже подходит.

— Вот бли-и-ин, — тяну раздосадовано. — Сейчас она меня из-за отчета дрючить будет, зуб даю.

— Иди скорее, — советует Вика. — А то рассвирепеет и премии лишит.

Так и делаю. Подскакиваю на стуле и, на ходу поправляя узкую юбку-карандаш, семеню в кабинет начальницы.

— Мария Ивановна, вызывали? — говорю я, коротко постучав в дверь.

Судя по виду, Критичная опять чем-то раздражена: сосредоточенно смотрит в экран компьютера и злобно кривится.

— Да, Алина Андреевна, заходите, — кивает на стул для посетителей. — Разговор есть.

— Слушаю.

Судорожно пытаюсь придумать оправдание, почему не отправила отчет вовремя. Может, сослаться на технические неполадки? Или сказать, что бухгалтерия опять данные задержала? Критичная терпеть не может главбуха нашей компании, поэтому, скорее всего, легко поверит в эту версию.

— У нас проблемы с западниками, — она отрывает взгляд от компьютера и фокусируются на мне.

Западниками мы называем отдел под руководством моего мужа.

— Так, — киваю я, понимая, что вызов начальницы никак не связан с моим запоздавшим отчетом.

— Я уже с этой старой грымзой Диной Александровной и так и эдак пыталась договориться, а она ни в какую, понимаешь? Есть такие люди, которые напрочь не слышат других. Вот просто напрочь! Я ей говорю: «Дина Александровна, миленькая, вы неправильно форму девять заполняете! Так не пойдет! Скажите уже своим сотрудникам!» А она знаешь что?

— Что?

— Возрастом своим козыряет! Дескать, уже двадцать лет работает в компании и лучше меня знает, как заполнять эту треклятую форму! Ведьма, скажи?

Тактично воздерживаюсь от комментария, сделав вид, что закашлялась.

— Короче, Алина Андреевна, ситуация критичная. Мужа вашего сроду не выловишь, поэтому вынуждена просить вас о содействии.

— О каком именно? — не совсем понимаю я.

— Поговорите с Дмитрием Эдуардовичем по-свойски. Пусть повлияет на эту свою неугомонную старуху, он же ее непосредственный начальник, — Критичная со вздохом взбивает волосы. — У нас младшие аудиторы воют, весь западный отдел неправильные отчеты шлет. Это уже не в какие ворота не лезет!

— Эм… Ну ладно, я обсужу это с мужем, — соглашаюсь я. — Только вот он сам вряд ли понимает, что из себя представляет эта девятая форма…

— Это-то понятно. Там всем документооборотом его Дина Александровна заправляет. Но, может, она хоть директора своего послушает… Пусть он ей велит выполнять требования аудиторов. А то я такими темпами до генерального с жалобой дойду! — Критичная угрожающе трясет поднятым вверх указательным пальцем.

— Хорошо, Мария Ивановна, я сегодня же переговорю с Дмитрием Эдуардовичем.

— Не сегодня, а прямо сейчас, миленькая, — настаивает она. — Мы на двадцать шестое от западников целую кипу бумаг ждем. Я не переживу, если они там опять напортачат.

Критичная откидывается на спинку кресла и театрально закатывает глаза, демонстрируя, как сильно она устала от людской тупости.

— Ладно. Тогда я пошла к западникам.

— Очень на вас надеюсь, Алина Андреевна! — напутствует она.

Забавная ситуация. Только недавно думала о том, что по рабочим моментам мы с Димой не пересекаемся, и тут бац — начальница направляет меня прямиком к нему.

Миную длинный застекленный коридор, соединяющий два стоящих рядом здания и захожу в лифт. Офис мужа находится на восемнадцатом этаже. Всегда завидовала тому, что он работает так высоко и может любоваться живописными видами нашего города.

Пересекаю пустую приемную и, отворив дверь Диминого кабинета, застываю на месте как вкопанная. Муж сидит за столом в своем массивном кожаном кресле. А на столе, закинув ногу на ногу, восседает его молоденькая секретарша в непростительно короткой юбке.

Теряю дар речи. Часто-часто моргая, таращусь на весьма двусмысленную сцену. Заметив меня, секретарша спрыгивает на пол и одергивает вниз свой напопник. Дима прокашливается и поправляет галстук.

— Алин! — чересчур радостно восклицает он, поднимаясь на ноги. — Какими судьбами?

— Я по работе.

— Ого, это что-то новенькое, — усмехается и скашивает глаза на свою юную подчиненную. — Ясмина, оставь нас, пожалуйста.

Девица кивает и, потупив взор, проносится мимо меня. Последнее, что я успеваю заметить, — это ярко-красную помаду на ее губах. Точно такого же вишневого оттенка как след на рубашке мужа, который я обнаружила несколько дней назад…

Глава 6

— Присаживайся, дорогая, — Дима заботливо опускает меня в кресло для посетителей.

Я до сих пор обескуражена, поэтому, не произнося ни слова, позволяю ему за мной ухаживать.

Что это, черт возьми, было? С каких это пор секретарши настолько оборзели, что сидят на столах своих боссов? Я, конечно, понимаю, что нравы у молодежи более свободные, но не настолько же!

— Так о какой именно работе ты хотела поговорить? — муж усиленно делает вид, что ничего необычного не произошло.

Поднимаю на него взгляд и не могу избавиться от ощущения, что вижу его как-то по-новому. Дима не такой уж хороший актер. Он нервничает. Вот только знать бы, почему. Из-за того, что невольно оказался в двусмысленной ситуации, где может выглядеть виноватым? Или из-за того, что действительно виноват?

Когда я вошла в кабинет, телесного контакта между ним и этой его Ясминой не было (тогда бы я точно забила тревогу). Но сам факт, что она расположилась на его столе и кокетливо покачивала ножкой, меня покоробил. Это ж надо, какое бесстыдство! Даже представить не могу, какие обстоятельства могли бы побудить меня залезть на стол к начальству… Это что-то за гранью допустимого!

— У тебя довольно доверительные отношения с твой секретаршей, не так ли? — проигнорировав его вопрос про работу, интересуюсь я.

— Что? — Дима изображает изумление. — О чем ты?

— О том, что она сидит у тебя на столе. Я-то полагала, что ее место в приемной.

— Так и есть. Просто Ясмина занесла мне кофе, — он указывает на стоящую на столе чашку. — И задержалась на минутку.

Выдерживаю паузу, а затем протягиваю руку за этой самой чашкой и делаю из нее глоток.

— Кофе холодный, — констатирую я. — Видимо, она задержалась чуть дольше, чем на минуту.

— Так и знал, — Дима зачем-то вслед за мной отпивает из чашки. — Только недавно делал Ясмине выговор! Она все время приносит мне остывший кофе! Как об стенку горох!

— Так, может, стоит уволить ее? Раз она даже с такими элементарными обязанностями не справляется, — буравлю мужа пристальным взглядом.

— Уволить не получится, Алин. Она внучка Федосеева.

— Неужели для внучки акционера места поприличней не нашлось? — иронизирую.

— Так она ж студентка. Для подработки пойдет.

Еще и студентка. Ну просто замечательно. Значит, ей от силы двадцать два.

— Дим, мне эта ситуация неприятна, — говорю откровенно. — Захожу к тебе в кабинет, а у тебя на столе какая-то девица сидит. Будь она хоть дочкой самого Лаврентьева, это все равно неприемлемо.

— Понимаю твое негодование, малыш, — муж протягивает руку по столу и находит мою ладонь. — Со стороны это наверняка выглядит как-то неприлично. Но, клянусь, между мной и Ясминой ничего нет. Она просто пришла, занесла мне кофе и заболталась. Разумеется, моя вина тут тоже есть. Я должен был пресечь ее разговоры. Они неуместны в рабочее время.

— А в нерабочее? — подлавливаю.

— А в нерабочее время я с ней не вижусь, — муж умело обходит мою ловушку.

— Значит, вы с ней не спите?

— Боже! Кончено, нет!

— Ладно.

— Алин, ну серьезно… Мы с тобой столько лет вместе, а ты подозреваешь меня в интрижке с какой-то вчерашней школьницей. Тебе самой не смешно? — он добродушно улыбается.

— Даже не знаю, смеяться мне или плакать.

— Брось, родная. Это просто нелепая случайность, — он приближается и обнимает меня со спины. — Хотя, знаешь, мне даже приятно, что ты ревнуешь, — посмеивается. — Значит огонек нашей страсти не угас, а?

Он игриво щипает меня за бок, пытаясь развеселить, но я, если честно, по-прежнему в смятении. Дима вроде бы выглядит убедительным, но червячок сомнения все равно бередит душу…

Еще ведь эта красная помада на губах Ясмины! И оттенок такой… Точь-в-точь как след на Диминой рубашке. Насыщенный, с вишневым отливом. Как мне не сопоставлять эти два факта? Сначала пятна на одежде мужа, потом секретарша на его столе…

Господи! Неужели я одна из тех дур, кто отказывается замечать очевидное? Или я все же параноик, который накручивает себя по поводу и без?

По отношению к самой себе очень сложно быть объективной. Может, к психологу сходить? А то я уже с трудом различаю, где реальность, а где плод моего больного воображения.

— Дим, я вообще-то к тебе по поручению начальницы, — высвобождаюсь из его объятий и подхожу к окну.

Сейчас мне не хочется, чтобы он меня трогал. Я дезориентирована и сбита с толку. Единственное желание — поскорее оказаться наедине с самой собой и как следует все обдумать.

— Слушаю, — муж словно чувствует мое подавленное состояние и держится на расстоянии. — И что же нужно от меня Криничной?

— Чтобы ты поговорил с Диной Александровной.

— По поводу?

— По поводу формы номер девять. Твои сотрудники неправильно ее заполняют, что усложняет работу нашему отделу. Криничная просила Дину Александровну соблюдать требования аудиторов, но та стоит на своем.

— М-да, с ней всегда так, — Дима трет переносицу. — Терпеть не может под кого-то прогибаться.

— В нашей работе нужны быть гибким.

— Знаю, — вздыхает. — Ладно, я поговорю с Диной Александровной.

— Двадцать шестого числа вы сдаете отчеты. Криничная очень просила, чтобы в этот раз все было оформлено правильно.

— Я услышал.

— Хорошо. Тогда я пойду.

Устремляюсь по направлению к двери, но Дима перехватывает меня на полпути.

— Алинчик, ну ты чего какая суровая? — заглядывает мне в лицо. — Даже не поцелуешь любимого?

Так и тянет съязвить, но я сдерживаюсь. За годы семейной жизни поняла, что вспышки гнева и ядовитый сарказм — это отрава для отношений. Любой брак, в том числе и наш, держится на компромиссах. Поэтому в любви, как и на работе, нужно проявлять гибкость.

Натягиваю улыбку и позволяю Диме себя поцеловать. Правда, его язык к себе в рот не пускаю. Ограничиваюсь формальным контактом губ.

— Удачного дня, — бросаю ровно.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— До встречи дома, родная, — прилетает мне вслед.

Глава 7

Мимо красногубой Ясмины прохожу с гордо поднятой головой. Не удостаиваю ее ни взгляда, ни слова. Просто шагаю через приемную с выражением непоколебимого спокойствия на лице.

Правда, когда я оказываюсь в общем коридоре, моя маска благополучия стремительно слетает. Стискиваю зубы и морщусь. Так неприятно подозревать собственного мужа в интрижке с секретаршей! Чувствуешь себя шизофреником в стадии обострения. В голове звучит множество голосов. Одни обвиняют мужа, вторые оправдывают, третьи вообще советуют подправить макияж обнаглевшей девице.

— Алина Андреевна, с вами все в порядке? Вы какая-то бледная, — громыхает где-то рядом.

Поворачиваю голову и вижу, что прямо на меня, подобно барже, плывет Дина Александровна. Ее пышные телеса колышутся при ходьбе, а второй подбородок подрагивает.

— Здравствуйте, Дина Александровна, — выдавливаю улыбку. — Все в порядке. Я просто задумалась.

— О чем? — она смотрит изучающе.

— Что «о чем»? — не сразу доходит до меня.

— О чем задумались, спрашиваю.

— А… Да так, о своем.

— Видели новую секретаршу Дмитрия Эдуардовича? — вдруг спрашивает она.

В первые секунды теряюсь. К чему этот вопрос?

— Видела, — подтверждаю осторожно.

— Внучка Федосеева, — поясняет Дина Александровна. — Тупая как пробка. Слово «документ» пишет через «а».

— Да вы что?

— Угу. Я сначала думала, это просто опечатка. А потом гляжу — она везде так пишет. И плевать, что Ворд ей красным подчеркивает.

Если честно, Дина Александровна всегда была для меня загадкой. С самых первых дней в компании я плохо понимала эту женщину. Ее юмор, замечания. Вот и сейчас — она рассказывает мне гадости про секретаршу мужа, а я все гадаю, зачем она это делает? И что я должна ей ответить?

— Бывает, — пожимаю плечами. — Не все наделены природной грамотностью.

— Ну да, — Дина Александровна продолжает блуждать по моему лицу внимательным взглядом, и я не могу избавиться от ощущения, что она видит меня насквозь. — Ладно, Алина Андреевна, удачи вам. Заходите к нам почаще.

Последнюю фразу она выделяет интонационно, и я судорожно киваю, дескать, кончено, обязательно зайду.

Оказавшись в лифте, приваливаюсь лбом к прохладной металлической стене и думаю. Думаю, думаю, думаю. Как быть в сложившейся ситуации?

Я готова признать, что сидящая на столе мужа секретарша окончательно лишила меня душевного покоя. Вряд ли я теперь смогу внушить себе, что ничего страшного не происходит. Мне нужны подтверждения. Либо его измены, либо моего заблуждения.

Лучше бы, конечно, второе, но это уже зависит не от меня.

— Добрый день! — двери разъезжаются, и в лифт заходит высокий мужчина приятной наружности.

Стильный костюм, модная прическа, лукавый прищур голубых глаз — будь я помоложе и посвосободней, непременно бы на такого клюнула. Ну а в текущих обстоятельствах я ограничиваюсь лишь мысленной констатацией факта привлекательности незнакомца.

— Здравствуйте! — отвечаю вежливо и тут же отвожу взгляд в сторону.

Мужчина заходит в кабину и становится рядом.

— Вы не нажали кнопку нужного вам этажа, — замечаю я, когда лифт снова трогается.

— Я выхожу на вашем, — он поворачивается и одаривает меня обворожительной белозубой улыбкой.

— А, — приподнимаю брови. — Понятно.

Дальше едем в тишине. Однако, вопреки обыкновению, внезапное «лифтовое» соседство будоражит нервы. Как правило, я и не обращаю внимания на тех, в компании кого преодолеваю этажи, но этого мужчину невозможно не заметить. Особенно учитывая то, что его взгляд по-прежнему буравит мою щеку.

— Почему вы так смотрите? — не выдерживаю я.

— Вы очень красивая, — отвечает просто. — Может, поужинаем сегодня? Часиков этак в семь. Я забронирую хороший ресторан и куплю вам цветы. Какие вы любите?

Его напор одновременно и обескураживает, и восхищает, и вызывает смех. Это ж надо быть таким раскрепощенным!

— Спасибо, конечно, за предложение, но я вынуждена отказаться, — говорю я, краснея как школьница на первом свидании.

— Почему же? — в его лице читается искреннее разочарование.

— Я замужем! — для достоверности поднимаю руку и демонстрирую обручальное кольцо. — И надо заметить, счастливо.

Не знаю, зачем я добавила последнюю фразу. Она явно была лишней.

— Что ж, это ожидаемо, — отвечает с пониманием. — Такие женщины, как вы, редко бывают одиноки.

Двери лифта распахиваются на моем этаже, и незнакомец жестом приглашает меня пройти вперед:

— Прошу.

— Благодарю.

Устремляюсь вдоль коридору, кожей чувствуя, что мужчина держится чуть позади. На этот раз его настойчивый взор паяльной лампой жжет мою пятую точку. Вот блин!

— А вы тут работаете? — спустя секунд тридцать он равняется со мной.

— Да, а вы?

Решаю поддержать беседу, потому что общаться с незнакомцем все же лучше, чем дефилировать под его пристальным взглядом.

— А я, возможно, скоро стану собственником этой компании, — отвечает с неизменной улыбкой на губах.

— Ха, как забавно, — решаю, что он пошутил.

А сама молюсь, чтобы этот длинный коридор поскорее закончился. Компания красавца-мужчины действует на меня крайне смущающе.

— Ну да. Если вдуматься, и впрямь забавно, — соглашается он.

Какой странный. Сам пошутил — сам посмеялся.

— Алина Андреевна! — спасение приходит в виде оклика Криничной.

Начальница стоит у автомата с кофе и жестом подзывает меня к себе.

— Ну, всего хорошего! — с облегчением бросаю незнакомцу.

— До свидания, Алина Андреевна, — мое имя он произносит так, будто пробует его на вкус. Медленно, со смаком. — Я, кстати, Владислав. Будем знакомы.

— Будем, — адресую ему дежурную улыбку и торопливо семеню к Марии Ивановне.

Глава 8

— Ну что, поговорила с Дмитрием Эдуардовичем? — спрашивает начальница.

— Поговорила. Обещал повлиять на Дину Александровну.

— Замечательно, — Критичная довольно отпивает кофе. — Давно пора поставить на место эту старую стерву.

Поддакивать не рискую. Делаю вид, что увлеклась разглядыванием кнопок кофейного автомата.

— Ладно, Алина Андреевна, сегодня можете уйти пораньше, — она сминает бумажный стаканчик и отправляет его в мусорку. — У вас же командировка завтра.

Несколько секунд непонимающе пялюсь на начальницу, а потом, подобно удару молнии, сознание прорезает мысль о давно запланированной поездке.

Ну точно! Как я могла забыть? Завтра у меня намечена трехдневная командировка в Велиногорск, где я должна провести инвентаризацию в одном из филиалов нашей компании. Поразительно, у меня ведь даже запись в ежедневнике есть, но из-за личных проблем эта информация совершенно вылетела у меня из головы.

— Алина Андреевна, вы чего зависли? — Критичная косится на меня с подозрением. — Забыли о командировке?

— Не-е-т, как можно? — усмехаюсь. — Помню, разумеется. Я тогда пойду, да? Перед отъездом куча дел.

— Ну идите.

Приосаниваюсь и чуть ли не бегом несусь обратно в кабинет. Нет, ну до чего ж я рассеянная! Как можно было такое запамятовать? У меня же столько задач перед отъездом! Мало того, что нужно вещи собрать, так еще и со свекровью следует договориться. Ну, чтобы она за детьми присмотрела. У Димы-то график ненормированный, на него особой надежды нет.

В плане родителей нам с мужем очень повезло. И его, и моя мама живут в нашем городе и охотно разделяют с нами тяготы заботы о Мишке и Маринке. Однако, как бы это странно ни звучало, на долгий срок детей я предпочитаю оставлять именно у свекрови. Моя мама — хороший человек, но уж больно сердобольный. И ребят балует невозможно. Пока они у нее гостят, вообще нормальную пищу не едят. Сплошная сухомятка: печенки, шоколадки, чипсы. Да и телевизор у нее без ограничений. Она просто не умеет говорить им «нет».

А вот Лидия Георгиевна, Димина мама, в этом смысле кремень. Миша с Мариной у нее по струночке ходят. И, несмотря на это, любят ее беззаветно. Лидия Георгиевна — бывший педагог. И в ее отношении к детям это сразу чувствуется.

— Да, Алиночка, здравствуй, — свекровь отвечает на звонок почти сразу.

— Лидия Георгиевна, добрый день! Как у вас дела?

— Все слава богу. Как вы поживаете?

— Да потихонечку. Я к вам просьбой.

— Что такое, милая?

— Завра в командировку уезжаю. На три дня. Хотела попросить вас за Мишей и Мариной приглядеть. Сами понимаете, у Димы работа…

— Конечно, Алин, без проблем, — соглашается свекровь.

— Спасибо большое. Дима завтра Маришку в школу отвезет, а забрать ее вам нужно будет.

— Хорошо, так и сделаю. А для Мишки к вечеру шарлотку испеку. Он ее просто обожает.

— Спасибо вам, Лидия Георгиевна, очень выручаете.

— Ой, да брось! Мне же в радость!

Еще минуты две болтаю со свекровью, а, положив трубку, облегченно выдыхаю. Что ж, одной проблемой меньше. Дети пристроены, теперь осталось свои рабочие вопросы разгрести. И отправить уже наконец тот отчет Критичной! Если она о нем не спрашивает, это не значит, что забыла. Просто ждет подходящего момента, чтобы атаковать. Плавали, знаем.

Уйти пораньше, само собой, не получается. Засиживаюсь в офисе до вечера, поэтому обмозговать непростую ситуацию с мужем удается лишь по пути домой. Плавно вращаю руль, а мысленно вновь и вновь прокручиваю ситуацию в кабинете Димы.

Как мне вывести его на чистую воду? Если у него и впрямь шуры-муры с секретаршей, то рано или поздно это должно всплыть наружу. Шила в мешке не утаишь. Вот только вариант «поздно» меня совсем не устраивает. Мне нужно узнать обо всем немедленно. Прямо сейчас.

В голове всплывают советы с женских форумов. Слежка, мониторинг телефона, чтение личных сообщений. Пожалуй, стоит начать с последнего.

От одной только мысли, что придется втихаря почитывать переписки мужа меня передергивает. Оскорбительно занятие. Но, как бы ни сопротивлялась моя совесть, иного выхода попросту нет. Дима не оставил мне выбора: сначала следы на рубашке, потом секретарша на столе. Многовато тревожных звоночков для одной недели, не находите?

Уверена, содержимое его телефона расставит все точки над i.

Когда я захожу в дом, становлюсь свидетелем умилительной сцены: отец и сын увлеченно «рубятся» в приставку. Эмоционально, с воплями и смехом. Смотрю на не замечающих меня Диму и Мишку и ловлю себя на мысли, что безумно люблю своих мужчин. Они у меня самые-самые.

Дима при всех его возможных недостатках — прекрасный отец. Строгий, требовательный, но в то же время чуткий и справедливый. Дети его обожают. За то, что он их понимает. За то, что даже в дни максимальной загруженности на работе находит на них время.

— Всем привет!

— Привет, ма, — Мишка оборачивается, кивает мне и снова вперяется в телевизор.

А вот муж откладывает джойстик и поднимается мне навстречу.

— Пап, ты куда? — хмурится мальчишка. — Мы же еще не доиграли!

— Я ненадолго, — отвечает он. — С мамой хочу поговорить. Соскучился по ней.

Приблизившись, Дима оставляет на моей щеке короткий поцелуй и улыбается:

— Как ты, дорогая?

— Нормально, — пожимаю плечами. — Кстати, чуть не забыла, завтра я уезжаю в командировку. На три дня.

— Куда? — удивляется.

— В Велиногорск. На инвентаризацию.

— Ладно, — тянет в замешательстве. — Надо маме насчет детей позвонить. Возможно, завтра мне придется задержаться на работе.

— Я уже позвонила и обо всем договорилась. Не переживай.

— Спасибо, Алинчик, — снова чмокает в щеку.

Ужин проходит в уютной семейной атмосфере. Маришка рассказывает недавно выученное стихотворение, Мишка жалуется на суровую математичку, которая держит в страхе весь их класс. Дима ведет себя как обычно: мил и внимателен.

После еды дети расходятся по своим комнатам, а муж отправляется в душ — смыть усталость трудового дня. Я делаю вид, что загружаю посудомоечную машину, а сама выжидаю минуту и крадусь наверх.

Мои ожидания оправдываются: перед тем, как скрыться в ванной, Дима выложил мобильник на прикроватную тумбочку. Экраном вниз.

Беру телефон в руки и, активировав экран, натыкаюсь на пароль. Вот черт! А пароль-то мне неизвестен. Остается надеяться, что в вопросах подбора цифровых комбинаций Дима так же неоригинален, как и в выборе парфюма. Вот уже пятнадцать лет пользуется одним и тем же ароматом. Тем, что я ему на нашу первую годовщину подарила.

Сначала использую дату его рождения. Не подходит. Ладно, согласна, это совсем уж банально. Может, мой день рождения подойдет? Снова мимо. Мишка? И опять не попала. А вот с Маринкиной датой рождения прокатывает. Я же говорила, Дима хороший отец, и детей он очень любит.

Телефон разблокирован.

Первые секунды аж пальцы дрожат. Страшно. Вот сейчас, прямо сейчас наступит миг истины. Я наконец узнаю: лжет мне мой благоверный, или это я неадекватная истеричка.

Первым делом залезаю в мессенджер. Ведь именно там, если рассуждать логически, должны храниться главные улики. Листаю список сообщений и, к огромному облегчению, ничего подозрительного не нахожу. Переписка со мной, с коллегами, чат футбольного клуба… Ни намека на общение с красногубой Ясминой!

Закрываю мессенджер и перехожу в раздел мобильных сообщений. Там тоже пусто. Сплошные рекламные рассылки и смски от банков. В журнале исходящих вызовов есть пара-тройка незнакомых номеров, но обзванивать их у меня, понятно дело, нет возможности.

Шум в воды в ванной резко стихает, и я быстро сворачиваю все приложения. Блокирую телефон мужа и кладу его обратно на тумбочку. Примерно так же, как он и лежал.

— О, ты уже здесь, — Дима показывается на пороге с полотенцем, обмотанным вокруг бедер. — Чего не присоединилась?

— Да не знаю… Как-то не додумалась, — хихикаю.

Тот факт, что в телефоне супруга не обнаружилось никакого компромата, неимоверно меня радует. Настроение стремительно ползет вверх, а губы сами собой растягиваются в широкой улыбке от уха до уха.

Выходит, я зря себя накручивала? Дима мне не изменяет. След на рубашке — лишь нелепая случайность, а секретарша на столе — досадное недоразумение.

Аж гора с плеч.

Глава 9

Командировочные будни засасывают меня с головой. Мы с выданными мне в помощь сотрудниками работаем крайне продуктивно, и в середине второго дня я понимаю, что, если поднажмем, сможем закончить инвентаризацию раньше установленных графиком сроков.

Высказываю предложение ускориться, чтобы заработать себе лишний выходной, и сотрудники меня, разумеется, поддерживают. В результате утром третьего дня я составляю итоговую ведомость, где отражаю выявленные излишки и недостачи, и с чувством выполненного долга отправляюсь домой.

По пути меня посещает потрясающая по своей простоте и оригинальности мысль: раз уж я появляюсь дома на день раньше, надо организовать для Димы квест-сообщение о беременности. Ну а что? Давно пора.

Пока муж будет на работе, я все организую. А вечером он, ничего не подозревая, придет домой и, следуя подсказкам, узнает счастливую новость. А потом и я сама из какого-нибудь шкафа вылезу. Ну, знаете, как в этих американских фильмах, типа: «Сюрприз, милый».

Да, отличная идея! Думаю, Дима оценит мой креативный подход.

Воодушевившись, лезу в Интернет, чтобы продумать детали домашнего квеста, и составляю список вещей, которые мне понадобятся для его организации: несколько красивых конвертов, стеклянная бутылочка с широким горлом, атласная лента, подарочные коробки разных размеров, шоколадные яйца «Киндер-сюрприз», воздушные шары и моток проволоки. За этим добром заезжаю в небольшой торговый центр, а затем на всех парах несусь домой.

Внутри все кипит от предвкушения, а на губах играет озорная улыбка. Кто сказал, что спустя годы из супружеских отношений исчезает романтика? Вот мы с Димой — живое тому опровержение. Раньше я сроду никаких сюрпризов ему не устраивала, а вот спустя шестнадцать лет брака наконец созрела. Должно быть, это на меня малыш в утробе так действует. Наверняка родится, вырастет и станет великим затейником.

Пока стою на светофоре, прикладываю ладони к животу и ласково его поглаживаю. Ловлю себя на том, что уже люблю этого крошечного эмбриончика. Вот вроде не планировала, не ждала, а сердце от щемящей нежности трепещет. Все-таки материнский инстинкт — мощная штука!

Оказавшись дома, первым делом загоняю машину в гараж и с удивлением обнаруживаю там Димин внедорожник. Хм, странно… Почему он здесь? Обычно муж предпочитает ездить на работу самостоятельно. Хотя… Возможно, сегодня как раз тот случай, когда он решил воспользоваться услугами личного водителя? У Димы, как у директора, такой имеется.

В любом случае лучше удостовериться. А то, если муж увидит меня на пороге с воздушными шарами в обнимку, сюрприз будет испорчен.

Не выходя из машины, набираю благоверного и с нетерпением жду его ответа. Дима берет трубку только с третьего вызова:

— Алло.

— Дорогой, привет! Как дела? — жизнерадостно произношу я.

— Привет, малыш. Все нормально… Но прямо сейчас запара жуткая на работе. Давай я чуть позже перезвоню?

— Так ты в офисе? — задаю вопрос, ответ на который в текущих условиях имеет решающее значение.

— Конечно, в офисе. А ты? Все еще в Велиногорске?

— Да, тут работы край непочатый. Вернусь не раньше завтра.

Очень надеюсь, он не догадается, что я лгу и задуманный мной квест окажется для него большой неожиданностью.

— Понятно. Скучаю. Вечером наберу, хорошо?

— Хорошо, — отзываюсь я и кладу трубку.

Что ж, отлично. Значит, Димы дома нет. У меня есть как минимум три часа, чтобы как следует все организовать и оформить. Достаю из багажника небольшой дорожный чемодан и пакет с реквизитами для квеста. Ленты воздушных шаров наматываю на запястье, чтобы не разлетелись, и торопливо семеню в дом.

Находиться в родных стенах всегда приятно, а после нескольких дней отсутствия — особенно. Кладу вещи на пол, вешаю в шкаф свой легкий тренч и вдруг замираю как громом пораженная.

На коврике у порога стоят туфли.

Женские.

Не мои.

Ошарашенно веду взглядом дальше и замечаю по соседству с непонятными туфлями мужские ботинки. Димины. Те самые, что он обычно носит. И если это я могу объяснить тем, что сегодня супруг решил обуть что-то другое, то бежевые лодочки на высокой шпильке вызывают у меня кучу вопросов.

Чувствую, как кровь стремительно отливает от лица, а ладони становятся влажными.

Что тут, черт возьми, происходит?!

Разуваюсь и, стараясь не шуметь, крадусь по дому. В остальном здесь все как обычно. Никаких явных изменений. Даже кухонное полотенце висит на том же крючке. Да и посторонних звуков не слышно. Так откуда взялись эти странные туфли?

Бегло исследовав первый этаж, направлюсь на второй. Сама не знаю, чего я жду, но горькое чувство какой-то роковой неизбежности переполняет грудь. Адреналин баламутит кровь.

Тошно. Больно. Нечем дышать.

Миную лестничный пролет и, застыв на месте, снова прислушиваюсь. Поначалу слуха касается лишь тишина, но через пару мгновений я начинаю различать еще что-то. Негромкое, но вполне реальное…

Голоса.

Голоса, доносящиеся из нашей с Димой спальни.

Это подобно удару под дых. Будто лезвием по нервам.

Голова кружится. Пространство вокруг мажется и скачет. Почва стремительно уходит из-под ног.

Меня ведет и, дабы не упасть, хватаюсь за перила. Часто-часто дышу. Прижимаю ладонь к груди рвано выдыхаю. Там печет, как от огня. Внутренности плавятся, во рту невыносимая сухость.

Нет, он не мог… Не мог так со мной поступить…. Шестнадцать лет брака, двое замечательных детей и третий на подходе…

Дима не изменщик. Он не такой! Не такой…

Глава 10

Я отрицала очевидное до тех пор, пока это стало невозможным. Жизнь ткнула меня носом в мерзкое нутро моей, как мне казалось, благополучной семейной жизни, и пути назад больше нет.

Мне дико страшно. Но обманываться дальше я не могу.

Собираю в кулак силу воли и продолжаю путь. Двигаюсь в сторону нашей с Димой спальни. Туда, откуда доносятся приглушенные голоса — мужской и женский.

Шагаю медленно и осторожно, дабы не шуметь. Подкрадываюсь к полуприкрытой двери и прислушиваюсь. Сомнений больше нет: там точно мой муж. И не один, а с чужой женщиной.

— Димась, а поехали на Мальдивы? — веселый девичий голос острой бритвой режет по сердцу.

— Ну какие Мальдивы, малыш? Ты же знаешь, у меня работа… Да и жена не поймет.

— Ну милый, ну пожалуйста! Я очень хочу!

Следом слышится какая-то возня, а потом довольное кряхтение мужа:

— Да, Ясь, продолжай. Ты умеешь уговаривать.

— Ди-и-м… — тянет елейно.

— Хорошо-хорошо, — отзывается мой благоверный со сладостным придыханием. — Мальдивы так Мальдивы.

Стержень внутри меня надламывается. Осыпается и стеклянной крошкой царапает нервы. Жгучая обида затапливает грудь. Поверить не могу, что муж планирует отпуск с любовницей, лежа в нашей супружеской постели! Это плевок в душу! Это садизм какой-то!

А ведь нас с детьми он уже три года на море не вывозил… Все на занятость ссылался. То совет директоров его не отпускает, то очередной инвестор на пьянку зовет…

Господи! Какой же я была дурой! Верила его лживым словам, проглатывала его фальшь. В рот заглядывала, рубашки наглаживала, контейнеры с едой ему на работу собирала! А взамен что? Нож в спину получила! Завел себе молоденькую секретаршу и развлекается с ней почем зря! Предатель! Сволочь! Мерзавец!

Как он мог?!

Внезапно к горлу подкатывает тошнота, и я скрючиваюсь, с трудом подавляя рвотный позыв. Пищевод сокращается, мышцы живота дрожат, сердцебиение учащается. Уверена, беременность здесь не при чем. Мне просто настолько гадко от происходящего, что аж блевать тянет.

Первый порыв — расплакаться и убежать прочь. Забиться в угол и жалеть себя, все глубже и глубже погрязая в роли жертвы. Но следом за оглушающей обидой приходит ослепляющая злость.

Я была хорошей женой. И я, черт подери, не заслужила, чтобы об меня вытирали ноги!

Смахиваю со лба холодный пот и размашистым движением отворяю дверь. Передо мной картина маслом: разнежившийся на белых простынях Дима и красногубая Ясмина, пристроившаяся у его паха.

Дрянь. Какая же она дрянь!

— Алина! — муж подскакивает на кровати как ошпаренный. Пытается прикрыть свою наготу.

В его глазах плещется неподдельный ужас, а в лице отражается паника. Для человека, устраивающего игрища с любовницей на семейном ложе, он кажется слишком смущенным. Неужели еще не весь стыд потерял?

— Что… Что ты тут делаешь? — тараторит нервно.

Действительно. Все вопросы исключительно ко мне. Это же я приперлась из командировки раньше положенного и обломала ему всю малину.

Ничего не отвечаю. Просто буравлю его взглядом, который красноречивее любых слов.

Дима цепляет одеяло и судорожно обматывает им бедра. Его девица мечется по комнате как загнанный в клетку зверь: собирает свои разбросанные по полу вещи.

— Пошла вон, — говорю ровно.

Она замирает. Вперяется в меня непонимающим взглядом.

Действительно тупая. Как пробка.

— Пошла вон! — повторяю чуть громче. — Или мне самой тебя вышвырнуть?

Девица отмирает. Хватает попавшуюся под руку блузку и пулей пролетает мимо меня.

Дима остается стоять на месте. Его обнаженная рельефная грудь высоко вздымается, а испуганные глаза бегают по моему лицу.

— Алинчик, дорогая, послушай… Я все могу объяснить… Я…

Смотрю на него, такого красивого и такого лживого, и на меня с новой силой накатывает приступ тошноты. Тщетно пытаясь сглотнуть, закрываю рот рукой и бегом срываюсь в туалет. На этот раз сдержаться точно не получится.

Только бы успеть добежать!

Приземляюсь перед унитазом на колени и опорожняю желудок. Спиной чувствую, что Дима стоит на пороге. Дышит тяжело и рвано.

— Родная, тебе помочь?

— Не подходи! — предостерегающе повышаю голос. — Не смей приближаться!

Нажав кнопку смыва, подхожу к раковине и умываюсь. Чувствую себя так, будто меня переехал самосвал. Живот болит, сил нет, а в груди — дыра. Сосущая бездна безысходности.

Утираю рот полотенцем. Наши С Димой взгляды пересекаются через зеркало. Непривычно видеть на по обыкновению горделивом лице мужа выражение вины. Сейчас у него вид побитой собаки, но мне его совсем не жаль.

— Алин, давай поговорим, — просит тихо. — Я тебя люблю, ты же знаешь.

— А ты ничего не перепутал? — усмехаюсь горько. — Может, ты любишь свою Ясмину? А со мной тебе просто удобно?

— Она мне никто! Клянусь!

Стремительно шагнув вперед, муж пытается схватить меня за руку, но я уворачиваюсь.

— Но тем не менее ты привел ее в наш дом. И в нашу постель.

— Это… Это просто разовая интрижка! Она ничего не значит! Пожалуйста, милая, поверь мне!

— Я больше не верю тебе, Дим! Не верю!

Сердце разрывается на куски от боли, а на глаза наворачиваются слезы. С трудом верится, что мужчина, которому я доверяла, в одночасье обнулил то, что мы создавали годами. Шестнадцать лет брака, двое детей и третья беременность, о которой он пока ничего не знает… Неужели это все коту под хвост?

— Родная, я понимаю, что облажался… Понимаю, что обидел тебя. Но прошу, дай мне шанс все исправить!

Дима выворачивает мне душу наизнанку одним лишь взглядом. Ведь когда-то я безумно любила его. Да и сейчас, говоря по правде, люблю…

— Нет, — отрицательно качаю головой. — Я хочу развода.

— Алин, умоляю, — неожиданно он падает передо мной на колени. — Только не развод!

Он издевается! Без ножа режет! Заживо!

Уж лучше бы сказал, что любит ее. Лучше бы валил на все четыре стороны. Мне так было бы проще… Отпустить, забыть и самой забыться. А он травит. Мучает. Деспот!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Ох, как было бы легко обрубить, если б не было чувств. А так из сердца вырывать приходится… С болью, с разочарованием, с воплями.

— Прошу, выслушай меня! — Дима обхватывает мои ноги и вдруг замирает, уставившись куда-то чуть ниже моего живота. — Алин… С тобой все в порядке?

Ничего не понимая, опускаю взгляд вниз и вдруг замечаю, что на светлых льняных брюках, прямо у развилки ног, расползается темное кровавое пятно.

Глава 11

Скорая, экстренная госпитализация, анализы, УЗИ и как итог неутешительный диагноз — самопроизвольное прерывание беременности. Или, говоря простым языком, выкидыш.

Дима оплачивает мне вип-палату, врачи сдувают пылинки, медперсонал проявляет участие, а я лишь смотрю в одну точку и чувствую, как из меня капля за каплей утекает жизнь.

Еще сегодня утром все было хорошо. Я пребывала в приподнятом настроении и думала о том, как оригинально сообщить любимому мужу о беременности. Прошло всего несколько часов, и вот мой мир уже разбит вдребезги: ни любимого мужа, ни беременности у меня больше нет. Я опустошена до предела. Выпотрошена, словно мумия.

Мимо меня ходят люди, но я не вижу лиц. Фоном звучат их голоса, но я не различаю слов. Такое ощущение, что я нахожусь глубоко под водой и шумы внешнего мира продираются через ее толщу. Я погружена в себя. И не уверена, что когда-нибудь смогу вынырнуть наружу.

Там слишком страшно. И слишком много боли.

— Алина! Алина! Вы меня слышите? — кто-то тормошит меня за плечо, и я нехотя отрываю взгляд от светло-голубой стены.

Передо мной девушка в белом халате. Должна быть, одна из тех, кто тут работает.

— Алина, к вам супруг рвется, — говорит она. — Я пущу его ненадолго?

Ответить не успеваю, потому что в эту секунду взволнованный Дима с громким возгласом «Она моя жена!» врывается в палату. Несколько секунд смотрит на меня глазами страдальца, а затем обращается к медсестре:

— Девушка, оставьте нас наедине.

Кивнув, она покидает палату, а Дима, не отрывая от меня пристального взгляда, приближается. Придвигает к моей койке стул и медленно на него опускается.

— Алин, почему ты не рассказала мне о беременности? — спрашивает с горечью.

— Хотела сделать сюрприз, — мой голос звучит тихо, почти бесцветно.

— Так эти шары в коридоре… Они были для?.. — он сбивается и в надломленном жесте обхватывает пальцами переносицу.

— Да, они были частью сюрприза, — подтверждаю я.

Дима замолкает, а я вновь приклеиваюсь взглядом к стене. Кожей чувствую исходящие от него волны сожаления, но они не трогают сердца. Перед глазами до сих пор стоит гадкая сцена его любовных утех с секретаршей. В нашей постели. На той самой простыни, которую нам подарили на прошлую годовщину.

— Алин, — с Диминых губ срывается тяжелый вздох. — Прости меня.

Ради минутного удовольствия человек рушит то, что создавалось годами, а потом, очнувшись, умоляет его простить. Как же это наивно и самонадеянно. Неужели Дима всерьез верит, что банальное «прости» способно все исправить? Что это слово из шести букв обнулит его предательство и затянет мои раны?

— За что простить, Дим? За то, что делал из меня дуру? За то, что изменял? Или за то, что по твоей вине я потеряла нашего ребенка?

Я стараюсь говорить ровно, но из воспаленных глаз все равно струится влага. Она слетает с ресниц, скатывается по щекам и дрожащими каплями срывается с подбородка.

— Да я ведь не знал! Не знал, что ты ждешь ребенка! — восклицает надтреснуто.

— А если бы знал, то что? Передумал бы трахать секретаршу? — мне почти удается усмехнуться.

— Алин, — смотрит на меня с невыразимой мукой. — Ну зачем ты так? Ты же видишь, мне и без того хреново…

— А, так это тебе хреново? Ну и извини, что приехала домой чуть раньше и застала тебе в постели с любовницей.

— Я виноват перед тобой. Очень виноват. Но, клянусь, ты — главная женщина моей жизни. И я люблю только тебя. А с Ясминой нас ничего не связывает…

— Ничего, кроме секса.

— Черт, да! — он обхватывает голову руками. — Да, я сорвался! Да, сплоховал! Честно говоря, даже не знаю, как это вышло… Бес, видать, попутал… Я дурак, Алин. Оступившийся дурак! Но я люблю тебя больше жизни и…

— Остановись. Не говори мне о любви. Не говори о том, как тебе плохо, — я перевожу дыхание и нахожу в себе силы вновь посмотреть на мужчину, который стал моей самой большой любовью и самым горьким разочарованием. — Сегодня я потеряла ребенка, Дим. Ребенка, который еще не родился, но которого я успела полюбить. Своим предательством ты ранил нас обоих — меня и нашего малыша. Он не выжил, — я всхлипываю и в бессильной ярости хватаюсь за край больничного одеяла. — И этого я тебе никогда не прощу.

Из меня вырываются задушенные рыдания. Дима сникает. Его щеки схватываются нездоровым жаром, будто от пощечин, а во влажно поблескивающих глазах читается самая настоящая боль.

Что же ты натворил? Неужели потрахушки с молоденькой девицей стоили того? Стоили благополучия нашей семьи? Жизни нашего неродившегося ребенка?

Я больше не в силах выносить происходящее. Прячу лицо в ладонях и даю волю слезам. Оплакиваю свое счастливое прошлое. Свои мечты, которым теперь уже не суждено стать реальностью.

— Алин, не плачь… Умоляю, — Дима тихонько дотрагивается моего плеча. — Я осознаю, как сильно оступился. Как сильно тебя подвел. Но я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение. Я горы сверну, лишь бы снова сделать тебя счастливой! Ты выпишешься, вернешься домой, и мы попробуем начать все заново. Обещаю, отныне я не причиню тебе боль…

Дима продолжает что-то говорить, но нарастающий шум крови в ушах напрочь застилает слух. Я чувствую, что моя истерика выходит из-под контроля. Голова трещит, грудь горит адским пламенем, а кислорода катастрофически не хватает.

Кажется, у меня истерический припадок. Без успокоительного не обойтись.

— Врача, — задыхаясь, прошу я.

— Что? — Дима с беспокойством заглядывает мне в лицо.

— Позови врача! Срочно!

— Конечно, родная. Секунду.

Он пулей срывается в места, а я откидываюсь на подушку и прижимаю трясущиеся ладони к груди.

Только бы выжить. Только бы справиться.

Глава 12

Как и следовало ожидать, новость о том, что я загремела в больницу быстро разлетается по знакомым. Коллеги шлют мне смс с пожеланиями здоровья, мать и свекровь названивают чуть ли не каждый час, а дети рисуют картину с трогательным пожеланием «Поправляйся, мама!». Судя по всему, над рисунком корпела исключительно Маришка, а Мишка лишь за компанию примазался, но мне все равно приятно. Дети, как ни крути, главная радость жизни.

Естественно, о реальных причинах своего больничного заточения я никому не рассказываю. Ограничиваюсь сказочкой про расшалившийся желудок. О выкидыше известно только мне и Диме. Ну и еще моей лучшей подруге Соне Орловской. Ей я все рассказываю. А вот посвящать широкую общественность в нашу семейную драму не планирую.

Не хочу пересудов. На фоне грядущего развода новость о выкидыше будет воспринята особенно остро. Я, конечно, не прочь в очередной раз ткнуть Диму носом в его дерьмо, но все же излишней публичности хочется избежать. Даже не ради нас с ним — ради Мишки и Маринки, для которых новость о разрыве родителей, несомненно, станет ударом.

Если честно, время от времени я даже малодушно подумываю замять все это дело, дабы не травмировать детей. Ведь я так сильно их люблю! Ну а что? Ведь сотни семей живут в подобном положении: мужья изменяют, а жены делают вид, что ничего не замечают.

Но, чем больше я об этом размышляю, тем очевидней становится факт, что я попросту не смогу разыгрывать роль ничего не ведающей супруги. Во-первых, я плохая актриса. Во-вторых, какой смысл держаться за брак, если он насквозь фальшивый? Еще неизвестно, что больше ранит детей: развод родителей или их обоюдное несчастье. Ведь отношения, в которых есть «третья нога», априори не могут быть счастливыми.

Мы с Димой были женаты шестнадцать лет, и все это время я искренне верила, что у нас любовь. Чистая, крепкая, взаимная. Как после этого согласиться на меньшее? Как довольствоваться ролью «привычной женщины», когда годами считала себя любимой?

Разумеется, мне дико страшно. Развод, раздел имущества, переезд в другое жилье — это же такие радикальные перемены. Справлюсь ли я? Хватит ли у меня духу быть сильной?

Когда в душу закрадываются сомнения, я воскрешаю в памяти обстоятельства измены мужа, и решимость вспыхивает во мне с новой силой. Нет, ну каков мерзавец, а? В лицо мне врал, в глаза! Говорил: «Люблю тебя, Алинчик!», а сам, поди, думал об этой шлюшке-секретарше…

Нет, мало того, что думал, он же домой ее притащил! В нашу спальню! Вот этого извращения я никогда не пойму. Ну завел ты себе любовницу, ну трахайся с ней на стороне! Отели, мотели, машина, в конце концов. Зачем тащить грязь в дом, где живут твои дети?!

Как представлю их вместе, так до сих пор трясет. От боли. От обиды. От унижения. Интересно, давно Дима с этой Ясминой развлекается? И только ли с ней? Как выяснилось, я совсем не знаю собственного мужа. А вдруг он Казанова двадцать первого века? Вдруг у него этих любовниц пруд пруди?

Ужас… Это просто тихий ужас. Меньше чем за неделю моя жизнь превратилась в руины. И все из-за человека, которого я привыкла считать главной опорой.

Предатель. Ненавижу.

— Алина, вы готовы? — из мрачных мыслей меня выдергивает голос медсестры.

— Да, — киваю.

— Вот тут все необходимые документы, — она протягивает мне кипу бумаг. — Предписания врача, больничный лист и прочие справки.

— Ага, спасибо, — прячу документы в сумку и двигаюсь на выход.

— Там за вами муж приехал, — доверительно сообщает медсестра. — Ждет у регистратуры. Со во-о-от таким, — разводит руками, — букетом роз.

Вот черт. Диму я совершенно не ждала. Думала, спокойно доберусь до дома на такси. Как следует все обмозгую.

— А он один? — спрашиваю. — Или с детьми?

— Один вроде.

Ну, кончено. Дети-то сейчас в школе.

— Скажите, а у вас есть черный выход?

— Что? — девушка недоуменно хлопает ресницами.

— Ну какой-то запасной выход? Чтобы можно было улизнуть из больницы, не проходя мимо регистратуры?

— А зачем вам? — в ее глазах читается искреннее непонимание.

Вздыхаю и решаю посвятить в свою тайну еще одного человека.

— Мне муж изменил. Застукала его в нашей постели с любовницей. Поэтому на стрессе и ребенка потеряла. Как думаете, нужны мне сейчас его розы или нет?

Лицо медсестры надо видеть. На нем целая гамма эмоций: от первичного шока до финального осуждения.

— Да вы что? — она прикладывает руку к сердцу. — Вот козел!

— Очень точное определение. Так что насчет выхода? Есть какие-то варианты?

— Есть, — кивает она с готовностью. — Давайте вашу сумку, я вас провожу. А вы такси пока вызывайте. Я подскажу, какую точку указать нужно.

Уж не знаю, с чем связан такой живой отклик: может, эта девушка сама в прошлом столкнулась с мужским предательством, а может, просто оказалась очень сочувствующей, но выручила она меня здорово. Провела какими-то хитроумными путями и вывела через дверь с торца здания. Еще и сумку с вещами помогла дотащить. Не медсестра, а золото!

— А вот и ваш автомобиль, — восклицает она, указывая на белую машину такси.

— Ой, девушка, спасибо вам большое! — порывшись в карманах, извлекаю помятую пятисотрублевую купюру и протягиваю ей.

— Ничего не надо, езжайте, — она отталкивает мою ладонь. — Удачи вам!

— И вам! Еще раз спасибо!

На том и расходимся. Я прыгаю в такси, а медсестра скрывается в здании. Настроение по-прежнему отвратительное, но душу все же греет мысль, что мир не без добрых людей.

Достаю из сумки пиликнувший телефон и читаю входящее сообщение от Димы: «Хитро. Но вечно от меня бегать ты не сможешь».

Глава 13

— В смысле развод? — мама смотрит на меня так, будто я сморозила откровенную глупость.

— В прямом, — отвечаю максимально спокойно.

Пусть не думает, что я приняла это решение на эмоциях. Пока лежала в больнице, у меня была достаточно времени взвесить все «за» и «против».

— Вы с Димой вместе шестнадцать лет! У вас двое детей! Ты в своем уме, Алина?!

Мама вскакивает с кресла и принимается расхаживать по комнате. Туда-сюда. Она всегда так делает, когда сильно нервничает.

— Я же тебе сказала, он мне изменил. С секретаршей.

— И что? — она всплескивает руками. — Подумаешь, разок оступился! Зачем же сразу шашкой махать?

Пораженно гляжу на родительницу. Что она несет?

— Мам, ты меня вообще слышишь? Он не носки по комнате разбросал. И не продукты забыл купить. Он с другой женщиной переспал!

— Я поняла, — огрызается раздраженно. — Да, это очень неприятно. Да, ранит. Но это вовсе не повод для развода!

— А что тогда повод?

— Слушай, Алин, ты ведь уже не маленькая, — вздыхает она. — Должна понимать очевидные вещи.

— Это какие же? — со скепсисом складываю руки на груди, готовясь услышать очередную порцию абсурда.

— Все мужчины изменяют. Да! И не надо на меня так смотреть, — мама многозначительно расширяет глаза. — Кто тебе еще скажет правду, если не я?

— Папа тебе тоже изменял? — интересуюсь недоверчиво.

— Все мы люди, — отвечает уклончиво. — Кто тут без греха?

— Мам, если ты была готова закрывать глаза на измены, это твой выбор. А я так не хочу. Как жить с человеком и знать, что он тебя обманывает? Да так ведь и чокнуться недолго! Он задерживается на работе, а ты сразу думаешь, уж не с любовницей ли он веселится?

— А ты не думай! — отрезает она. — Сосредоточься на другом. На семье, на детях. — Мужчин не переделать. Они такие, какие есть. Что, по-твоему, лучше в разведенках ходить?

— А что в этом такого? — бычусь. — Разведенка — не приговор.

— В сорок лет? С двумя-то детьми? — мама качает головой. — Образумься, Алиночка. И не бесись с жиру. Муж у тебя в целом очень даже положительный. Детей любит? Любит. Деньги в дом приносит? В избытке. Чего тебе еще нужно?

— Мне нужна настоящая семья. А не фарс, шитый белыми нитками.

— А у тебя сейчас и есть настоящая семья! Ты же до этого инцидента счастлива была?

— Была.

— Ну вот! Выкинь ерунду из головы и живи себе счастливо дальше. Недаром же говорят, чем меньше знаешь, тем лучше спишь.

— Но я уже знаю о его измене, мам! И выкинуть эту информацию из головы мне не по силам!

— Ну и дура! — выдает в сердцах.

— Спасибо за поддержку! — со злым сарказмом бросаю я. — Пришла к тебе поделиться бедой, а слышу одни упреки!

Хватаю сумочку и, сцепив зубы, направлюсь в коридор. Обращение к маме было большой ошибкой. Мы никогда по-настоящему друг друга не понимали.

— Алина, стой! — она бежит следом. — Ну прости меня, прости… Ляпнула, не подумав. Конечно, ты не дура. Обыкновенная обиженная женщина. Все мы через это проходили… Я просто хочу сказать, что не нужно рубить с плеча. Надо дать Диме второй шанс… Как же без этого?

Нехотя притормаживаю и оборачиваюсь.

— Мам, я себя знаю. Ну не смогу я жить с ним дальше! Не смогу! Всю себя только изведу! Возможно, если бы это случилось один раз, по ошибке, я бы постаралась простить… Но он злостно и намеренно меня обманывал! Сначала след от губной помады на рубашке, потом секретарша на столе, а затем он и вовсе ее в наш дом привел! Здесь на состояние аффекта вину не свалишь! Дима знал, что делает! Знал и не остановился!

— Ну да, Дима глупец. Но ведь он твой глупец! — не унимается она. — Родной, любимый! Ты, наверное, думаешь, что разведешься с ним и найдешь себе другого, в сто раз лучше? Да черта с два! Это только в сказках принцы на золушках женятся, а в жизни все гораздо прозаичней. Все хорошие мужики под сорок уже давно женаты, а те, кто свободен, либо лентяи, либо алкоголики. Если ты с Димой разведешься, он долго куковать не будет, а ты…

— О господи! — закатываю глаза. — Ты вообще уверена, что ты моя мать, а не Димина? Столько гадостей в свой адрес я сроду не слышала! Тебя послушать, так Дима прям слиток золота, а я вся такая из себя ущербная…

— Алин, вот почему ты все в штыки воспринимаешь? — мама заламывает пальцы. — Я же не об этом толкую. Просто женщинам в твоем возрасте нужно рассуждать трезво. Для развода много ума не надо, а вот для сохранения брака житейская мудрость требуется…

— Мам, хватит уже про мой возраст! Мне даже сорока нет, всего лишь тридцать семь! Чего ты из меня бабульку-то делаешь? — возмущаюсь. — И вообще, чтоб ты знала, моя подруга, Соня Орловская, сейчас замуж за миллиардера собирается. А она, между прочим, на полтора года меня старше!

Родительница застывает с открытым ртом. Очевидно, услышанная информация никак не укладывается в ее картине мира.

— Орловская? Это та рыжая? С дурным характером?

У Сони свой бизнес. А моя мама всех бизнесменов считает людьми с дурным характером.

— Да-да, она самая. И, представляешь, ни ее характер, ни ее возраст миллиардера не отпугнули!

— Ну… Это, скорее, исключение, чем правило… В жизни так редко бывает, — она упорно стоит на своем.

— Но бывает же!

— Алин, ну какая ты у меня взбалмошная! Вся в отца! Я тебе про Фому, ты мне про Ерему… Какая разница, что там у твоей Орловской? У тебя-то своя жизнь и свой брак. И тебе надо всерьез подумать над тем, как его сохранить.

— Так, ладно. Объяснять свою позицию тебе, вижу, бессмысленно, — вздыхаю я. — Ты мне просто скажи, мы с детьми можем пару недель пожить у тебя? Мне нужно время, чтобы снять хорошую квартиру. Те варианты, которые я пока присмотрела, не совсем подходят.

Мама задумчиво покусывает ноготь. Видно, что в ее голове идут напряженные мыслительные процессы.

— Алин, ты не обижайся, но лучше не надо, — помолчав, отвечает она. — Твой уход из дома лишь усугубит кризис отношений, а я считаю, что вам с Димой нужно помириться.

— Ушам своим не верю! — задыхаясь от негодования, снова тороплюсь на выход.

Родная мать отказывает мне в помощи! Родная мать! Плевать она хотела на мою боль и на мои неоправдавшиеся ожидания. Хочет, чтобы я, так же как она, всю жизнь прожила с головой, засунутой в песок.

Не дождется!

— Дочка, не злись! Ты мне потом еще спасибо скажешь! Я же как лучше хочу! Для вас, для вашей семьи! Ты сейчас на эмоциях, а потом остынешь и поймешь, что я была права…

До конца эту бредовую тираду не дослушиваю. Просовываю ноги в туфли и пулей вылетаю за дверь. В глазах опять стоят слезы, а раны души болезненно кровоточат.

Когда уже в моей затянутой мраком жизни забрезжит свет?

Глава 14

Хлопнув подъездной дверью, вылетаю на улицу и усиленно дышу. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Во-о-от. Так-то лучше.

Проваливаться в истерику мне сейчас никак нельзя. Скоро нужно забирать Маришку у свекрови, и мои опухшие от слез глаза могут встревожить дочь. Она у меня очень внимательная. Да и Лидия Георгиевна, увидев меня в таком состоянии, наверняка начнет задавать вопросы. А я пока совсем не знаю, что ей сказать.

С одной стороны, очевидно, что нужно говорить правду. Как есть. Какой смысл лукавить? Все равно истинная причина нашего с Димой разрыва рано или поздно выплывет наружу. Но с другой — как-то боязно. Конечно, Лидия Георгиевна — женщина в высшей степени адекватная, но она, как ни крути, Димина мать. Он ее сын. А родитель никогда не пойдет против собственного ребенка.

Продышавшись, открываю на телефоне приложение такси, и в этот самый момент экран загорается входящим вызовом. Соня звонит.

— Алло, — прижимаю трубку к уху.

— Ну как ты, Алин? Выписалась?

— Все в порядке, выписалась, — опускаюсь на близстоящую лавочку и принимаюсь ковырять ногтем облупившуюся голубую краску. — И сразу к маме поехала.

— Ясно. У нее пока поживешь?

— Нет. Она к себе не пускает.

— Это еще почему? — в голосе подруги слышится недоумение.

— Она считает, что я горячусь. Говорит, что мне нужно простить Диму и остаться жить с ним. Мол, все мужики изменяют, а я драму на ровном месте развожу.

— Какой бред! — возмущается Орловская. — Алин, ты же понимаешь, если сейчас спустишь эту ситуацию на тормозах, она непременно повторится? Твой Димася обязательно найдет, куда пристроить свой блудливой стручок! Не секретарше, так еще какой-нибудь тупоголовой девахе! Безотказные шлюшки никогда не переведутся!

— Понимаю, Сонь. Все понимаю. Но блин… Мне так страшно! Это ж всю жизнь надо заново выстраивать!

— Ну и чего? Выстроишь, — приободряет она. — Зарабатываешь, слава богу, нормально. От мужика не зависишь. Нелегко, конечно, будет, но ты справишься. Я не сомневаюсь.

— Спасибо за поддержку, Сонь.

— Значит, ты пока ничего не решила насчет жилья?

— Нет. Но раз мать отказала, думаю, придется снять первый попавшийся вариант. А потом уже подыскивать подходящий.

Несколько мгновений Орловская молчит, а потом вдруг предлагает:

— А живите пока у меня.

— В смысле? — не верю ушам.

— Ну а что? Мы с двойняшками все равно к Максу перебираемся. День-другой — и окончательно все вещи перевезем. Квартиру сдавать я не планировала, поэтому ты с детьми можешь спокойно пожить у меня.

— Сонь, — покусываю губы. — Неудобно как-то…

— Очень даже удобно! — настаивает она. — Алин, мы с тобой сколько лет знакомы?

— Столько не живут, — пробую пошутить.

— Вот именно! И за это время ты меня сотню раз выручала! Настала моя очередь тебе помочь. Отказы не принимаются, поняла?

— Поняла, — в носослезных каналах снова свербит, но на этот раз не от горечи, а от благодарности. — Спасибо, Сонь! Ты настоящий друг!

— Еще бы, — усмехается она. — Тогда встретимся на квартире часика через два? Чтобы я запасной комплект ключей тебе отдала?

— Хорошо. Я Маришку у свекрови заберу и вместе с ней приеду.

— Договорились, Алин. На связи.

Отнимаю телефон и несколько секунд задумчиво гляжу вдаль. Все-таки жизнь — любопытная штука. Вот вроде прогнозируешь, строишь планы, а в итоге все складывается совсем иначе. Люди, которые клялись оберегать и любить, предают и причиняет боль. А те, кто, в сущности, ничего не должен, становятся настоящей опорой. Помощь приходит оттуда, откуда совсем не ждешь, и это вселяет надежду. Надежду на счастливый исход.

Вызываю такси и еду к свекрови. Тяни — не тяни, а неприятного разговора не избежать. Так что надо как можно скорее справиться с этой непростой задачей.

В квартире у Лидии Георгиевны по обыкновению пахнет выпечкой и цитрусами. Она обожает лимоны и апельсины, неустанно повторяя, что в них содержится столь необходимый человеческому организму витамин С.

— Здравствуй, Алиночка, проходи, — свекровь, как всегда, очень любезна. — Как желудок? Больше не болит?

— Нет, в больнице под капельницей полежала — и сразу полегчало, — лгу я.

— Мамочка! — мне навстречу выбегает румяная Маришка.

Две длинные косички с бантами на концах, широкая улыбка и открытый взгляд — дочь у меня настоящая красавица.

— Родная моя, — раскрываю ей объятия. — Как я соскучилась!

— И я! — дочь зарывается носом мне в шею. — Ты так вкусно пахнешь, мам.

— Спасибо, — смеюсь, поглаживая ее по волосам. — Ты у меня тоже очень вкусная.

— Как твое здоровье? — отстранившись, она обеспокоенно заглядывает мне в глаза. — Ты больше не болеешь?

— Нет, милая, я уже выздоровела. Теперь мне гораздо лучше.

— Я рада, — чмокает в щеку. — Я тебе рисунок нарисовала.

— Еще один? — удивляюсь.

— Ну да.

— Покажи.

Маринка уносится обратно в комнату, а я тем временем снимаю плащ и вешаю его на крючок.

— Есть будешь? — интересуется свекровь. — Или у тебя теперь какая-то особая диета?

— Ну… Главное сильно соленого, острого и жареного не есть, — нахожусь я. — А остальное можно.

— Вот и славненько. Тогда куриного супчика налью?

— Давайте.

Марина подбегает и хвастается очередным рисунком, на котором изображена я, сидящая на радуге.

— Как мило, дочур. Спасибо, — улыбаюсь. — А сможешь нарисовать меня на берегу моря? Что-то очень захотелось.

— Конечно! — с воодушевлением отвечает она. — Легче легкого!

— Ну тогда иди, рисуй. И пальмы не забудь! Много пальм.

— Хорошо.

Сполоснув руки, прохожу на кухню, где свекровь колдует у плиты. Набираю в легкие побольше воздуха и на одном дыхании выпаливаю:

— Лидия Георгиевна, мне надо с вами серьезно поговорить.

Глава 15

— Да, Алиночка, я тебя слушаю, — свекровь оборачивается, держа в руках половник. — Что случилось?

Слова обрастают шипами и застревают в горле. Очень тяжело выталкивать их наружу, но иного выбора у меня нет. Лидия Георгиевна — не чужой человек. За годы брака с Димой она стала мне почти как мать. Помогала, поддерживала, выручала. Поэтому утаить от нее произошедшее — не вариант.

— Лидия Георгиевна, мы с Димой разводимся.

Половник с шумом летит обратно в кастрюлю, а свекровь взволнованно хватается за сердце.

— Бог с тобой, Алиночка, — хрипит задушено. — Что ты такое говоришь?

— Мне очень жаль, что так вышло, — понурю голову.

Почему-то чувствую себя виноватой. Хотя в случившемся нет моей вины. Я, конечно, понимаю, что в любом конфликте замешаны двое, но у нас с Димой, по большому счету, даже конфликта-то не было…. Он просто вытер ноги об мою душу, как об грязную половую тряпку.

— Нет-нет, этого не может быть, — Лидия Георгиевна неверяще мотает головой. — Я только сегодня разговаривала с Димой… И ни о каком разводе он не упоминал…

Вздыхаю. Как я и думала, муж по-прежнему находится в стадии отрицания. Он не воспринимает мое намерение развестись всерьез. Думает, это просто временная блажь оскорбленной женщины.

Признаться честно, я и сама пока действую на автопилоте. Просто делаю то, что, как мне кажется, должна. Пытаюсь сепарироваться от Димы. Пока во мне бурлят эмоции, стараюсь по максимуму сжечь мосты. Чтобы чуть позже, когда стихнет обида и обострится тоска, не передумать и не дать заднюю.

Ведь нельзя прощать изменщиков, верно? Нельзя.

— Дима против, — отзываюсь я. — Он считает, что мы можем решить наши проблемы, но я с ним не согласна.

— Господи, — Лидия Георгиевна оседает на стул. — А какие такие у вас проблемы, Алин? Я понимаю, Дима у меня не ангел. В семейной жизни всякое бывает: и трудности, и ссоры… Но это же не повод сразу в ЗАГС бежать…

— Дима мне изменил, — преодолевая внутреннее сопротивление, говорю я.

Руки Лидии Георгиевны, мнущие кухонное полотенце, замирают, а ошарашенный взор прилипает к моему лицу.

— Дима? Тебе? — очевидно, ей никак не удается поверить в услышанное. — Да это же невозможно… Он в тебе души не чает! Обожает просто!

Ее уверенность в Диминых чувствах — как соль на незаживающую рану. Еще совсем недавно я тоже была наивной. Тоже верила, что муж меня любит.

А потом увидела его в постели с секретаршей, и веры сразу заметно поубавилось.

— Видимо, это уже в прошлом. Теперь он обожает свою юную любовницу.

К горлу опять подступают слезы. Больно, черт возьми. Как же больно! Воспоминания о Ясмине, лежащей на моих простынях, до сих пор по живому режут…

— Какую еще любовницу? — Лидия Георгиевна смотрит на меня широко распахнутыми глазами, в которых, как и в моих, дрожит соленая влага. — Алина, ты уверена, что не ошибаешься? Ведь нельзя же огульно обвинять человека в измене… Все может быть не так, как кажется на первый взгляд…

— Я вернулась из командировки на день раньше и застукала его в постели с секретаршей, — цежу я. — Вы уж простите за подробности, Лидия Георгиевна, но я хочу, чтобы вы понимали, ошибки тут быть не может.

Возможно, недальновидно посвящать в детали Димину маму, но для меня это своеобразный способ поставить точку. Ведь чем больше людей узнают о том, как гадко он со мной обошелся, тем меньше будет соблазн его простить.

Я намеренно перекрываю пути к отступлению. Намеренно пресекаю свое возможное малодушие.

Какое-то время Лидия Георгиевна молчит. Не издает ни звука, лишь стремительно бледнеет. Затем испускает протяжный вздох и хрипло изрекает:

— Ну дела…

Шипение кастрюли приводит ее в чувства. Она поднимается на ноги, подходит к плите и выключает газовую конфорку. Наблюдаю за ее слегка заторможенными действиями и не произношу ни слова. Понимаю, что свекрови нужно время, чтобы переварить информацию.

— И что теперь думаешь делать? — примерно через минуту интересуется она.

— Хочу съехать с детьми из дома. Как у регулирую жилищный вопрос, подам на развод.

Морально готовлюсь к тому, что свекровь начнет меня отговаривать, и уже готовлю контраргументы, но она внезапно выдает:

— Если хочешь, можешь пока пожить у меня.

Ого… А вот это и впрямь неожиданно!

— Спасибо, Лидия Георгиевна, но я уже подыскала временное жилье. Подруга предложила пожить в ее пустующей квартире. Так что мы пока там. А дальше — видно будет.

— Понятно, — растерянно тянет она, а затем вскидывает на меня печальный взгляд и спрашивает. — То есть ты приняла окончательное решение?

— Хотелось бы верить, что да.

Снова повисает пауза, а затем свекровь продолжает:

— Ты знаешь, как я люблю деток и тебя… И, конечно, хочу, чтобы вы с Димой прожили вместе до старости, ведь лучшей жены ему не найти, — она утирает нос салфеткой и всхлипывает. — Но, если ты не сможешь его простить, я тебя пойму и поддержу…

Такого ответа я никак не ждала. Даже родная мать заняла сторону моего гулящего мужа, поэтому на поддержку свекрови я совсем не рассчитывала. А тут такое…

— Спасибо вам, Лидия Георгиевна, — приближаюсь и обнимаю ее за плечи. — Для меня это много значит.

— Надеюсь, на наших отношениях это не отразится? — вскидывает на меня боязливый взгляд. — Я же без Мишки с Маришкой жизни не представляю…

— Ну что вы? У меня и в мыслях нет ограничивать общение детей с вами или с отцом, — спешу заверить я. — Вы же родные люди! Да и наши с Димой размолвки никого, кроме нас, не касаются.

Я и правда не собираюсь заниматься грязными манипуляциями. На мой взгляд, это низко.

— Мамочка! — на кухню влетает Марина. — Я нарисовала тебя на море!

Сует мне под нос свое творение.

— Очень красиво! Спасибо, солнышко.

Дочь довольно улыбается, а затем с подозрением косится на Лидию Георгиевну:

— Бабуль, ты что, плачешь?

— Нет, Мариш, просто в глаз что-то попало, — отзывается она. — Ты давай, тоже иди мой руки. Сейчас вместе с мамой пообедаем.

Глава 16

Разумеется, скрыть от Димы свое местонахождение не вышло. Дети разболтали, что мы живем в квартире тети Сони, и муж тотчас сюда примчался. Вел долгие изматывающие разговоры, которые сводились к одному: я должна его простить. Мол, ошибиться может каждый и это вовсе не повод рвать крепкую и счастливую супружескую связь.

Пока Дима демонстрировал свое красноречие, я в основном молчала. Мои доводы он не слышал, а доказывать свою позицию с пеной у рта я не видела смысла. В итоге муж покинул квартиру со словами: «Я дам тебе время прийти в себя, а потом непременно заберу обратно».

На новость о том, что мы какое-то время поживем отдельно от папы, дети отреагировали довольно болезненно. Мишка замкнулся в себе, Маришка расплакалась. Я пыталась плавно подготовить их к переменам, но получалось, говоря по правде, с трудом. Если дочь в силу юного возраста поверила моим утешающим речам, то сын как-то сразу ощетинился. Дескать, не надо делать из меня дурака, так и скажи, что вы с папой разводитесь.

Слово «развод» я пока намеренно не употребляла. Уж слишком оно острое, ранящее и болючее. Я предпочла отложить его на потом. До тех пор, когда мы все будем к нему готовы.

Больничный пролетает довольно быстро, и новый понедельник начинается с необходимости наносить макияж, ведь сегодня мне предстоит идти на работу. Завожу детей в школу, а потом направляюсь в офис. Погружаться в атмосферу бумажной волокиты, цифр и вечных дедлайнов до жути не хочется, но выбора нет. Сейчас мне как никогда нужны деньги.

Естественно, никто на работе не знает о моей семейной драме, и я намереваюсь держать коллег в неведении как можно дольше. Развод — в принципе довольно неприятный жизненный опыт, а когда его муссируют все, кому не лень, он грозит стать и вовсе невыносимым.

Первая половина трудового дня проходит гладко, и на какое-то время я почти забываю о своей неудавшейся личной жизни, однако потом случается нечто такое, что вновь подрывает мой хрупкий душевный покой.

— Здравствуйте! Волгина Алина Андреевна тут работает? — на пороге нашего кабинета появляется парень в синей униформе со здоровенной корзиной роз наперевес.

Всеобщие взгляды обращаются к нему, и моя коллега Вика, сидящая рядом, находится первой:

— Да-да, Алина Андреевна — это она, — тычет пальцем в мою сторону.

Курьер приближается и водружает на мой стол цветочную корзину.

— Алина Андреевна, это вам.

— Я не заказывала, — отвечаю я, ловя заинтересованные взгляды коллег.

— Это подарок, — объявляет парень, а затем скрывается в дверях.

Несколько секунд смотрю на гигантский букет крупных алых роз и тяжело вздыхаю. Восторга нет и в помине. Во-первых, я терпеть не могу показные жесты. Во-вторых, равнодушна к розам.

За шестнадцать лет брака Дима так и не запомнил, что мои любимые цветы — гипсофилы.

— Очевидно, вас кто-то очень сильно любит, — хихикает проходящая мимо Ниночка.

Ага, как же. Любит. Это только в мыльных сериалах любовь измеряется цветами, а в реальной жизни все иначе.

Снимаю с красных бутонов открытку и читаю: «Мое сердце принадлежит только тебе. С любовью, Дима».

Хм, забавно, что он написал лишь про сердце. В текущих условиях было бы куда интересней узнать, кому принадлежит его тело. Только мне и Ясмине? Или у него там целая дюжина «хозяек»?

Горько усмехнувшись, стаскиваю корзину на пол и снова принимаюсь за работу. Но мысли, как назло, не слушаются. Мечутся, будто встревоженные птицы. Вертятся вокруг Димы и его поступка.

Вот вроде бы логичное действие, да? Провинился — подари цветы. Многие мужчины так делают. Вот только бесит, что Дима организовал доставку букета именно на работу. Ведь мог же на квартиру к Соне заказать, но нет… Это было бы недостаточно эффектно.

Дима вообще любит пускать пыль в глаза. Умеет производить благоприятное впечатление. По этой причине окружающие его обожают. Я и сама до недавнего времени верила, что муж — едва ли не идеал мужчины. А теперь розовые очки наконец разбились. Сейчас я понимаю, что Дима тот еще позер. Ему нравится создавать красивую упаковку. Даже если внутри не конфетка, а самое настоящее дерьмо.

— Эх, какой романтичный жест, — завистливо вздыхает Вика. — А мне муж сто лет цветов не дарил…

Так и подмывает ответить, что мне мой тоже сто лет не дарил, а потом переспал с другой и сразу подарил, но я, само собой, сдерживаюсь. Ведь обещала же держать хорошую мину при плохой игре.

— Да, и впрямь приятно, — отзываюсь я, натягивая фальшивую улыбку.

— Нет, ну как вам удается спустя столько лет сохранять эту перчинку в отношениях? — не унимается Вика. — Ведь вы же лет пятнадцать женаты, не меньше?

— В апреле семнадцать будет, — отвечаю, стиснув зубы.

— Во-о-от, — она многозначительно поднимает брови. — А мы с Васей всего шесть, и у нас вообще никакой романтики! Ты знаешь, что он мне на прошлую годовщину подарил?

— Что?

— Ничего! Он забыл про наш день! Просто забыл, представляешь?

— Обидно, конечно, но, может, у него была уважительная причина? Может, аврал на работе или что-то такое?

— Ой, да брось, — отмахивается раздраженно. — Твой вон, вообще директор, у него наверняка работы не меньше! И то находит время даже без повода жене цветы подарить! Вот это я понимаю, настоящий любящий мужик! А мой так, жалкое подобие…

— Вик, ты слишком сурова. Дело ведь вовсе не в цветах — дело в отношении. Твой Вася, например, каждый день с работы тебя забирает. И маме твоей с ремонтом помогает. И завтрак тебе по выходным готовит, помнишь, ты рассказывала? Разве это не любовь?

Вика задумывается.

— Ну да, завтраки у Васи и правда объедение. А еще, когда я простужаюсь, он так трогательно за мной ухаживает… Чай с медом и облепихой делает. Такой вкусный.

— Вот видишь, а ты прицепилась к этой годовщине. Надо концентрироваться на хорошем, и жизнь будет ярче.

Приятельница благодарит меня за позитивный настрой, и я улыбаюсь. Хотя у самой на душе кошки скребут. Завидую Вике. Она-то сегодня вернется домой к любимому мужу. Залезет к нему под крылышко и спрячется ото всех невзгод.

У меня тоже раньше так было, а теперь я одна. Любви больше нет. Есть только пафосный букет роз, при виде которого делается лишь больнее.

Глава 17

— Цветы получила? — Дима нагоняет меня в офисном коридоре на первом этаже.

— Да, спасибо. Очень мило с твоей стороны, — отвечаю я, не сбавляя шага.

За окном уже смеркается, и мне надо торопиться, чтобы успеть забрать Маришку с танцев.

— Они тебе понравились? — не унимается муж, следуя за мной по пятам.

Раньше я бы непременно ответила «да». Солгала бы и глазом не моргнула. Ну какая нормальная жена, признается благоверному, что его романтический подвиг не произвел на нее должного впечатления? Но теперь наша с Димой супружеская связь носит исключительно номинальный характер, а значит, я впервые за долгое время могу озвучить то, что думаю на самом деле.

— Если честно, нет, — признаюсь со вздохом. — Я не очень люблю розы. И говорила тебе об этом сотню раз.

— Как это не любишь? — он недоверчиво усмехается. — Все женщины без ума от роз!

Я ничего не отвечаю, продолжая свой путь, а Дима никак не отстает:

— А-а-а… Я, кажется, понял, в чем дело, — цокает языком. — Ты мне мстишь. Говоришь, что тебе не нравятся розы, чтобы меня уколоть, верно?

Господи. Ну какой же он самонадеянный!

— Нет, — резко притормаживаю и смотрю ему в глаза. — Я так говорю, потому что мне правда не нравятся розы. Это банально и прокатывает только тогда, когда у женщины нет собственного вкуса. А еще они очень быстро вянут, — Дима порывается возразить, но я не даю ему вставить и слова. — Я люблю гипсофилы. Как по мне, это самые красивые цветы на свете. И ты бы должен это знать, ведь мы прожили вместе шестнадцать лет. Но ты не знаешь, и это очень о многом говорит.

Развернувшись на каблуках, я снова шествую к выходу, а неугомонный Дима снова пристраивается рядом.

— Гипсофилы? — повторяет недоуменно. — Это такие мелкие цветочки?

— Именно.

— Алин, они ж на полевые похожи…

— А что плохого в полевых цветах? — толкаю дверь и выхожу свежий воздух. — Они недостаточно роскошны? Не подходят для пускания пыли в глаза?

Почему-то я не сомневаюсь, что своей Ясмине Дима тоже дарил розы. И она была в полном восторге от них. Ведь они дорогие и такие же красные, как ее хищный рот.

— Нет, просто…

— Ладно, Дим, неважно. Мне некогда обсуждать цветы, — снова его перебиваю. — За Маринкой надо ехать, у нее танцы через сорок минут заканчиваются.

Спускаюсь по лестнице, и муж какого-то черта тоже сбегает по ступенькам.

— Алин, давай поговорим? Пожалуйста.

— Говорили уже! Много раз говорили! Ничего нового мы друг другу не скажем.

— Алин, я прошу. Я многое осознал за эти недели… Мне правда есть, что тебе сказать.

— Дим, ну серьезно! — всплескиваю руками. — Ты хочешь, чтобы я за Мариной опоздала? Чтобы она одна в холле сидела?

Сажусь в машину и тянусь за ремнем безопасности. Вздрагиваю оттого, что пассажирская дверь вдруг отворяется. А через секунду на соседнее сидение плюхается муж.

— Ты издеваешься? — хлопаю ресницами. — Зачем ты сюда сел? Я уезжаю!

— Я не уйду, пока мы не поговорим, — твердо произносит Дима. — На телефонные звонки ты не отвечаешь, когда я приезжаю к тебе, все время прячешься за детьми. Тебя одну вообще не выловишь! А мне нужно, чтобы ты меня выслушала.

Закатываю глаза и испускаю который по счету протяжный вздох.

— У тебя две минуты, — отвечаю обреченно.

Дима взволнованно сглатывает. Вижу, как на этом движении выразительно дергается его кадык.

— Алин, когда ты уже вернешься? — спрашивает наконец. — Мне плохо без тебя и детей… Дом такой пустой и тихий.

— Никогда. Если ты хочешь поговорить исключительно о моем возвращении, то, думаю, нам лучше не тратить время попусту.

— Да хватит уже! — неожиданно взрывается он. — Сними эту маску стервы! Она тебе не идет!

— А какая маска мне идет?! — взвиваюсь я, ударяя ладонями по рулю. — Обманутой дурехи жены, которую муж ни во что не ставит?!

Впервые в жизни я кричу на Диму. Не просто повышаю голос, а по-настоящему кричу. Раньше я никогда себе подобного не позволяла. Просто не считала это возможным. А теперь вот голос как-то резко прорезался.

— Алин, — он делает паузу и трет переносицу. — Ну зачем ты так?..

— Ну как так, Дим? Как так?! Ты меня предал, унизил, по твоей вине я потеряла ребенка! Неужели ты думаешь, что такое забывается?

— Я не прошу сегодня же это забыть, — с жаром возражает он. — Я понимаю, что тебе требуется время. Но мне нужна надежда, хотя бы призрачный шанс на то, что однажды все изменится… Что ты сможешь меня простить…

Его ладони находят мои пальцы и сжимают их в порыве острого раскаяния.

— Я дебил! — продолжает он. — Ты даже не представляешь, как я себя корю за случившееся! Не понимаю, как я мог все просрать… Ведь мы с тобой были счастливы, Алин! Ты замечательная! Родная, любимая, самая хорошая! Мне очень тоскливо без тебя… Будто солнце в жизни погасло, понимаешь? Будто смысла больше нет.

Скольжу по нему изучающим взглядом и вдруг замечаю косые заломы на рубашке. При мне такого никогда не было.

— Тебе Ясмина рубашки гладит? — уточняю едко.

— Нет, — поджимает губы. — С Ясминой покончено. Я сам себе их глажу.

— Хреново получается, — подмечаю откровенно.

— Я знаю, — он усмехается. — Без тебя у меня вообще все хреново.

Повисает тишина. Дима перебирает мои пальцы, а я смотрю в окно. В душе завывает вьюга, а грудь разрывается от противоречий. Я ведь знаю, как поступить. Правильный ответ лежит на поверхности. Но какого-то черта «правильно» совсем не согласуется с «хочется». Глупое сердце просит совсем иного.

— Я люблю тебя, Алин, — Дима придвигается чуть ближе. — Возвращайся домой. Я все ради тебя сделаю. Стану идеальным мужем.

— Вряд ли у тебя это получится, — прячу боль за иронией.

— Дай мне шанс! Просто дай мне шанс доказать тебе обратное!

— Дим, я…

— Алин, пожалуйста. Ломать — не строить, сама знаешь. Конечно, мы можем развестись и зажить отдельными жизнями, но хочешь ли ты этого на самом деле? — он улыбается и заводит выбившуюся прядь волос мне за ухо. — Скажи, родная, ты все еще любишь меня?

Глава 18

Перед глазами проносится вся наша совместная жизнь. Первые свидания, первые поцелуи, первый секс. Вспоминается, как Дима с охапкой воздушных шаров встречал меня у роддома, когда я родила Мишку. Как мы впервые поехали в отпуск к морю. На поезде, представляете? В вагоне без кондиционера. Несмотря на отсутствие люксовых условий, нам было хорошо и весело. Мы находили счастье друг в друге.

А что теперь? Казалось бы, у нас все есть. Деньги, возможности, свобода. Вот только счастье безвозвратно утеряно. Потому что поверх теплых воспоминаний о прошлом легла уродливая клякса Диминой измены. И отныне невозможно делать вид, что все в порядке. Дима запятнал все то чудесное, что было между нами. Растоптал, испортил, уничтожил. И как прежде уже никогда не будет.

Можно ли построить будущее на руинах? Можно ли заключить сделку с совестью и наступить на горло неутихающей обиде? В теории, конечно, можно. Но вопрос в другом: надо ли мне это?

Моя мама убеждена, что, расставшись с Димой, я больше не обрету личного счастья. Ведь я уже не юная прелестница в расцвете сил. Но, с другой стороны, кто она такая, чтобы ставить «диагнозы» и решать мою судьбу? Ведь полно же примеров, когда женщины выходят замуж и в сорок, и в пятьдесят…

Хотя знаете что? Черт с ним, с этим замужеством. Как выяснилось, брак — это не панацея и не гарант вечного счастья. Сейчас речь не столько о любви и поиске подходящего партнера, сколько о согласии с самой собой. О жизни без подозрений и сомнений. Об уважении к себе и внутреннем покое.

— Твои две минуты истекли, — выдергиваю ладонь из рук мужа и хватаюсь за руль. — Мне пора ехать за Мариной.

— Ладно, — Дима разочарованно вздыхает.

Очевидно, он надеялся, что его пламенные речи возымеют на меня больший эффект.

— Ты подумаешь над моими словами? — спрашивает он напоследок.

— Подумаю, — киваю я.

Хочется, чтобы муж поскорее вышел из моей машины. Его присутствие тяготит. Бередит старые раны. Мне нужно побыть одной.

— Спасибо, — Дима вылезает наружу и перед тем, как захлопнуть дверь, заявляет. — И помни, родная, я тебя люблю.

Даю по газам и пулей вылетаю с парковки. Мне надо поскорее забрать Маришку с танцев, чтобы потом вместе с ней поехать на осмотр квартиры, которую подыскала мне риелтор и которая, судя по описанию, соответствует всем критериям поиска.

Я очень благодарна Соне за то, что она предоставила нам с детьми свою квартиру, но вечно жить у подруги не будешь. Так или иначе, нужно искать свой уголок. Этим я, собственно, и занималась все эти недели.

К счастью, до танцевальной студии дочери я добираюсь быстро, и Маринке не приходится меня ждать. Наобнимавшись со своей девочкой, сразу же мчу по адресу, который скинула мне риелтор. В груди бурлит приятное предвкушение. Что, если эта квартира окажется той самой?

Осмотр проходит удачно. В реальности жилье выглядит точно так же, как на фотографиях. Светлая, уютная, чистая. С добротным ремонтом и хорошим видом из окон.