Измена. Наследник для дракона

Измена. Наследник для дракона

Елена Солт

— Ты совсем забросил свою девочку, — дует губки лучшая подруга, сидя у ног моего мужа, развалившегося в массивном кресле у камина.

— Не начинай. Ты знаешь причину, — дракон лениво перебирает её рыжие волосы.

— Конечно, знаю! Твоя жена!

— Она моя истинная и родит сильных сыновей. Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.

Он подаётся вперёд, властно притягивает её за подбородок и целует.

А я сжимаю рукой дверной косяк, чтобы не упасть и кладу ладонь на пока ещё плоский живот. Думала, у нас любовь. Ошибалась.

1. По расчёту

Софи.

Поспешно спрыгиваю с подножки экипажа на серую брусчатую мостовую. На город опускается уютный летний вечер. Шум улицы остаётся за кованой оградой. Воздух напитан цветущей магнолией и ароматами свежей выпечки.

Я правильно сделала, что не стала засиживаться у матушки допоздна, как делала обычно. Мне просто не терпится снова оказаться дома!

Я так счастлива! Я хочу всех обнять! Весь белый свет! Всю Империю Драконов! И особенно — ЕГО!

Прикусываю поочерёдно нижнюю и верхнюю губы, чтобы сделать их пухлее. Рот наполняется вкусом вишнёвой помады. Быстрым шагом пересекаю внутренний дворик. Сжимаю пальцами холодный металл дверного кольца. Тяну на себя массивную деревянную дверь и попадаю в полутьму прихожей.

— Леди Эварр? Вы рано! — в голосе Кордона, нашего дворецкого, удивление и… испуг?

Глупости!

С чего бы ему пугаться?

— Роланд уже дома?

К чему спрашивать? Я и так знаю, что да! Первым делом приметила чёрный дорогой экипаж с фамильным гербом!

— Ддаа, — неуверенно тянет дворецкий. — Господин… Я доложу…

— Нет! — обрываю его энтузиазм. Снимаю шляпку и зонтик, вручаю всё это Кордону. — Не стоит! Хочу сделать сюрприз!

— Но…

— Где он? — хитро прищуриваюсь. — В каминном зале?

— Да, но…

— Спасибо, Кордон! Я знаю дорогу!

Дворецкий лишь сокрушённо вздыхает. Возможно, в очередной раз разочарован манерами своей хозяйки.

Да, я девчонка из простой семьи с окраины столицы, а не знатная леди, с пелёнок росшая в церемониях.

Нет, я до сих пор не привыкла к обилию блеска, пафоса и прислуги в мире моего мужа.

С тех пор, как три месяца назад на моём запястье зажглась метка истинной дракона из древнего рода, моя жизнь разделилась на «до», в котором я — выпускница академии магии с перспективой работы помощницей аптекаря в лавке на окраине, и после.

И в этом «после» появился ОН.

Роланд Эварр.

Могущественный дракон с длинными тёмно-каштановыми волосами и глазами цвета ночи, которые смотрят в самую душу. От чьего взгляда подгибаются коленки, и тревожно сосёт под ложечкой.

Потому что я не верю. Просто не верю до сих пор, что такой мужчина может быть моим. Где он и где я!

Опускаю глаза и нежно очерчиваю подушечками указательного и среднего пальца окружность метки истинной на правом запястье.

Я могу верить или не верить, но это правда. Я его истинная.

Я его. А он мой! Мой!

Брачная церемония связала нас нерушимыми узами.

А совсем скоро наша связь станет ещё прочнее…

Улыбаюсь своим тайным мыслям, которые греют сильнее открытого драконьего пламени.

Я даже матушке не стала рассказывать первой. Удержалась. Потому что мне очень хочется, чтобы первым узнал ОН.

Коридор тонет в полутьме. Магические светильники едва ли справляются со сгущающимися сумерками. Портреты предков Роланда строго взирают на меня с каменных стен. Ковровая дорожка глушит стук каблучков.

Сердечко стучит быстро-быстро. Закусываю губу от нетерпения. Рот непроизвольно растягивается в улыбке, когда я резко поворачиваюсь, застывая в дверном проёме каминного зала.

Сглатываю. Моргаю. Хмурюсь. Потому что что-то не так. Что-то? Всё!

Всё не так!

В нос забивается хорошо знакомый сладко-резкий запах лилий. Откуда он здесь?

В глубине комнаты уютно потрескивает камин, отбрасывая на каменный пол красно-жёлтые полосы. Аромат лилий смешивается с запахом тлеющих поленьев.

Массивное кресло повёрнуто к огню. В нём сидит мой муж — узнаю жилистую руку, унизанную древними фамильными перстнями, покоящуюся на подлокотнике. Он не один.

У его ног на пухлой расшитой золотом подушечке устроилась женщина.

Её алое платье едва держится на плечах из-за ослабленной шнуровки. Будто она его только-только наспех набросила.

Блестящие рыжие пряди растрёпаны. Подобострастный взгляд изумрудных глаз в обрамлении пушистых ресниц направлен вверх. На моего мужа.

Делаю глубокий вдох, а выдохнуть не могу. Потому что я её знаю.

Открывшаяся чужая идиллия слишком чудовищна. И мозг отчаянно ищет оправдания тому, что видят глаза.

Амара просто проезжала мимо. Хотела повидать меня, но дома оказался лишь Роланд. Случайно. Это обычный визит вежливости, только и всего. А платье… Ей просто стало душно, вот и ослабила его…

Но то, что я слышу в следующую секунду, разбивает вдребезги ту нелепую версию, которую я малодушно сочинила для себя самой.

— Ты совсем забросил свою девочку, — дует губки лучшая подруга, и всем телом подаётся вперёд.

Льнёт к руке моего мужа. Трётся о неё щекой.

— Не начинай. Ты знаешь причину, — дракон лениво перебирает её рыжие волосы.

— Конечно, знаю! — в голосе Амары появляются капризные нотки. — Твоя жена!

— Она моя истинная и родит сильных сыновей, — в отличие от подруги муж спокоен и холоден. А может, всё дело в том, что речь обо мне. Со мной он всегда такой. Другим я его не знаю. — Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.

Он подаётся вперёд, властно притягивает Амару за подбородок и целует. Медленно. Неторопливо.

Смотрит на неё нежно и ласково, так, как никогда не смотрел на меня.

Отступаю назад в темноту коридора. Сжимаю рукой дверной косяк, чтобы не упасть и кладу ладонь на пока ещё плоский живот. Думала, у нас любовь. Ошибалась.

Внутрь через всю комнату, запустить пальцы в ненавистные рыжие патлы предательницы, рвануть со всей силы, отшвыривая её прочь от мужа, который тоже хорош! А значит, повернуться к нему, размахнуться и со всей силы влепить пощёчину.

Звонко! Хлёстко! От души!

Один раз и второй!

Опрокинуть пустое кресло! Нет, швырнуть его прямо в камин! И орать раненым зверем, выпуская наружу всю ядовитую горечь измены! Кричать так, чтобы слышал весь дом! Чтобы все оглохли и прочувствовали ту боль, которую чувствую я! Которая рвёт на части сердце и душу!

Да! Именно так повела бы себя смелая, гордая и знающая себе цену женщина.

Не я.

Прислоняюсь затылком к холодной каменной стене. Поднимаю глаза в тонущий во мраке потолок. Глотаю солёные слёзы.

Отталкиваюсь от стены и, пошатываясь, бреду прочь. Я как раненый зверь, хочу забиться куда-нибудь подальше, в безопасное место, свернуться калачиком и умереть в тишине.

Не могу оставаться в этом доме. Дышать одним воздухом с… ними.

Ноги сами несут меня в прихожую. Прямо как есть, с непокрытой головой, без шляпки, выхожу на крыльцо. В груди печёт, и я не чувствую ничего, кроме того жара.

Всё будто не со мной. Как же хочется просто закрыть глаза, а проснувшись, понять, что это был лишь страшный сон. А моя сказка продолжается.

Но это не сон…

Прихожу в себя только когда экипаж останавливается у аккуратного особняка, отделанного золотистым песчаником. Толкаю кованую калитку, которая открывается с протяжным поскрипыванием. Бреду с поникшей головой мимо ровных клумб оранжевых бархатцев, высаженных вдоль дорожки.

Распахиваю без стука входную дверь.

— Мамочка? — падаю на колени прямо в прихожей, прячу лицо в ладонях и только теперь даю волю слезам.

— Софи? Почему ты вернулась? Что… Драконий Бог! Да что с тобой такое?

— Роланд любит другую! — выкрикиваю между всхлипываниями. — Он мне изменяет!

Молчание.

— Ох, крошка моя… Встань с пыльного пола! Платье же, Софи, ну! Идём же, кому говорю!

Мамины руки поднимают меня и мягко тянут в гостиную. На бирюзовый велюровый диванчик. Не замечаю ничего вокруг. Продолжаю топить своё горе в слезах. Рыдания перерастают в икоту, а облегчения всё нет и нет.

— Флора! — матушка звенит колокольчиком. Раздаётся торопливый стук каблуков. — Чаю нам! И конфет! И коньячку!

Матушка подсаживается ко мне поближе.

— Ну, всё, всё, — гладит мне спину. — Прекращай плакать, иначе распухнет нос, и так вон какой красный! Держи платок. Высморкайся и расскажи толком, что стряслось.

Дрожащими руками промокаю глаза и начинаю рассказывать между всхлипываниями.

— Я… вернулась домой… раньше обычного. А там… Роланд и Амара, и они…

— Ясно, — сухо кивает матушка. — Куда тебя только бездна понесла, звала же тебя в торговую галерею! А ты домой, домой! Надо было слушать меня! Разве я когда плохое советовала?

Матушка вздыхает и неодобрительно качает головой.

Хмурюсь и подозрительно смотрю на неё.

— Ты… не удивлена?

Матушке сорок восемь. После того, как Роланд подыскал для неё милый особняк в элитном районе столицы и определил кругленькую сумму ежемесячного содержания, её жизнь заиграла новыми красками. Будто вторая молодость началась.

Красивые наряды. Покупки в торговой галерее. Опера. Светские визиты в те дома, в которые ещё полгода назад нас бы и на порог не пустили.

Матушка поправляет тёмно-русые волосы, уложенные в тугой пучок на затылке и складывает ухоженные руки со свежим маникюром на юбку из серебристой парчи.

— Отнюдь, — качает головой. — Ты разве не знала? Амара всего лишь вдова маршала, а уже год живёт не по средствам. Разве она не говорила тебе, откуда у неё деньги?

Год…

Мы вместе учились с Амарой в академии, были лучшими подругами. Потом она оставила учёбу ради выгодного брака с маршалом Сохрейном, который ей в отцы годился. Я осталась в академии.

Пока училась, Амара овдовела. Мы продолжали общаться в переписке и мечтали о том, как снова будем видеться каждый день, когда моя учёба закончится. Но когда я вернулась домой, наши пути разошлись окончательно.

Мы с матушкой едва сводили концы с концами, живя в скромном домишке на окраине города — единственном, что осталось от отца, который незадолго до смерти промотал всё состояние в карточных играх.

А Амара начала вращаться в высшем обществе. Болтали, что у неё появился влиятельный покровитель из приближённых к Императору.

Драконий Бог! Могла ли я подумать!

Вот почему она так натянуто улыбалась на приёме, где Роланд представил меня в качестве невесты! А я-то думала, дело лишь в том, что мы друг от друга отвыкли!

— Мерзавка! Ненавижу её! — шиплю в потолок и рву платок ногтями.

— Это же ганайский шёлк! — шипит матушка и раздражённо выхватывает у меня из рук кусок гладкой ткани. Затем легонько бьёт меня по щеке, приводя в чувство.

— Заканчивай эту истерику, Софи! — её голос звенит в тишине гостиной. — Успокойся! Слышишь? Ничего не случилось!

Смотрю на неё потрясённо. В смысле? Не случилось?!

Моя жизнь рушится!

Открываю было рот, но в этот момент входит Флора с подносом в руках, на котором уместились пузатый фарфоровый чайник, из носика которого поднимается пар, две пары чашек, вазочка с шоколадными конфетами ручной работы, миска домашнего печенья в виде розочек с капелькой красного варенья по центру, и хрустальный графин с янтарной жидкостью, заткнутый пробкой.

— Спасибо, Флора, дальше мы сами! — останавливает матушка кухарку одним жестом. — Закрой дверь с той стороны.

Дородная кухарка пристраивает поднос на чайный столик, оскорблённо поджимает губы и молча удаляется. На стене бьют часы с кукушкой. За окном стремительно темнеет.

— Итак, — изящным жестом матушка берётся за чайник.

Шмыгаю носом и задумчиво смотрю, как в белоснежный фарфор тонкой дымящейся струйкой льётся чай. Воздух вокруг наполняется ароматом клубники и персика. Это успокаивает.

Пока остывает чай, утаскиваю из вазочки печенье, нервно точу зубами хрустящий краешек. Матушка льёт себе в чашку немного чая, затем добавляет щедрую порцию янтарной жидкости из графина.

Я беру ещё одно печенье. Ещё. И ещё. Сладкая крошка во рту хотя бы немного заглушает горький вкус двойного предательства.

— Итак, — повторяет матушка. — Вот, что ты сделаешь, Софи. Успокоишься. Забудешь, что видела. Вернёшься домой к своему мужу с милой улыбкой на лице. Именно так поступают мудрые женщины. Именно так поступишь ты. Поняла меня?

Я чуть чаем не давлюсь. Кашляю. Ставлю чашку на стол. Прижимаю холодные ладони к пылающим щекам. Прокручиваю в голове снова и снова то, что сказала мама.

Примеряю на себя эту реальность.

Знать, что у того, кого любишь всем сердцем, другая.

Что он проводит время с ней, а тебя только терпит. И так будет всегда.

Сжимаю кулаки, резко встаю и иду к окну. Прячусь за бирюзовой портьерой. Опираюсь руками на подоконник. Прислоняюсь лбом к холодному оконному стеклу.

Перед глазами снова встаёт недавно увиденная картинка, в которой Роланд целует Амару. Нежно на неё смотрит.

В носу начинает щипать, и всё внутри скручивается в болезненный узел.

Бездна! Не быть мне мудрой!

Да я умру, если ещё раз увижу их вместе!

Я люблю его! Зачем он так?

Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.

— Послушай, милая, — мама вторгается в моё укрытие за портьерой, снова гладит меня по спине. — Ты просто потерпи. Роланд ведь не мальчик, ему тридцать пять, а не двадцать три, как тебе. У него есть потребности, и вообще, в его возрасте и с его положением сложно взять и поменять устаканенную жизнь. Но всё наладится, вот увидишь! Он узнает тебя получше, и обязательно полюбит. А если нет — тоже не беда! Многие так живут! Бог с ними, с этими женщинами, сегодня одна, завтра другая. Возвращаться-то он будет к тебе! У них нет на пальце колечка, а у тебя есть! А потом и вовсе дети появятся, вот в ком главная радость, ты о муже и думать забудешь! Вот увидишь, когда ты забеременеешь…

— Он отошлёт меня в фамильный замок! — заканчиваю за неё упавшим голосом.

Молчание.

— Что… ты такое говоришь? Почему? — встревоженно переспрашивает матушка.

— Он сам так сказал своей рыжей гадине! Поверить не могу! Она ведь стояла у меня за спиной перед алтарём! Помогала выбирать цветы и украшения для зала! Поправляла фату! Как тебе это нравится, а?

— Постой, постой, — матушка нервно барабанит пальцами по подоконнику. — Я не хочу в замок! У меня в октябре крестины у Мэрвиров, в ноябре свадьба у Драгосов, а потом зимние императорские балы! Но ты ведь ещё не беременна, ведь нет?

Смотрю на неё потрясённо:

— Прости, что нарушаю твои планы! Но — да! Беременна!

— Нееет, — стонет матушка и хватается за голову. — Как же так быстро? Сколько со свадьбы прошло? Месяц? Полтора? И уже? А ещё на мужа жалуешься! И не стыдно тебе?

Кусаю нижнюю губу, чувствуя, как краснеют щёки. Немного неловко обсуждать с матушкой интимную жизнь.

Но в этом она права — Роланд приходит ко мне часто, пару раз в неделю точно! Собственно, поэтому я и думала, что у нас всё прекрасно. Что ему всё нравится и всё устраивает.

Ведь я всё делаю правильно. Лежу неподвижно, молча и с достоинством, смотрю в потолок.

Именно так должна вести себя примерная недавняя девственница и приличная леди, чтобы муж, не дай Бог, не подумал, что она уже опытная и пользованная.

Всё как учила матушка. Чего ему ещё не хватает?

Внутри поднимается злость, которая вдруг сменяется сомнением, когда я вспоминаю нежность, с которой Роланд ласкал Амару, как она бесстыдно ластилась к нему, будто мартовская кошка, как он властно притянул её к себе и целовал…

Задумчиво хмурю брови. Меня он почти никогда не целовал. Только руку при встрече.

Я думала, ему не нравятся поцелуи. Выходит, нравятся. Только не со мной.

Жмурю глаза и морщусь.

Бездна! Опять перед глазами та картинка!

Почему она, а не я? Чем она лучше? Что я сделала не так?

— А ты ему не говори пока что! — матушка накрывает мои ледяные руки своей горячей мягкой ладонью, ободряюще сжимает мои пальчики.

— Что, до самой весны? — спрашиваю с издёвкой. — Пока у тебя не закончатся мероприятия?

— Софи! — обиженно ахает матушка.

— Прости, — вздыхаю и опускаю глаза.

Качаю головой. Меня накрывает чувством вины. Матушка стольким ради меня пожертвовала. Ночей не спала, когда я в детстве болела. Так и не родила мальчика, о котором мечтал отец, потому что после меня больше не могла иметь детей.

— Прости, мамочка, — повторяю снова, — сама не знаю, что на меня нашло. Это всё нервы. Вышло грубо, я не хотела, мне жаль.

— Послушай, — продолжает мама заговорщицки. — Нам нужно выиграть время. Нужно заставить Роланда передумать тебя отсылать. Я помогу. Разузнаю всё о его рыжей-бесстыжей, нет ли у неё дальних родственников, к примеру, которым она могла бы срочно понадобиться. С моими нынешними связями мы что-нибудь, да придумаем! Но и ты уж там постарайся. Платьице новое надень, губки накрась, улыбайся, и Драконий Бог тебя упаси закатывать истерику! Будем действовать сообща, и вместе мы справимся. Ты меня поняла? Софи?

Платье и губки? Она серьёзно? Можно подумать, дело в одном этом!

С другой стороны, что ещё мне остаётся?

Устроив скандал, я лишь упрочу Роланда в его желании от меня избавиться.

А я не хочу. Это мой мужчина. Мой! И я хочу быть с ним рядом! Здесь, а не в какой-то там глуши!

— Да, матушка.

— Вот, и умница! А сейчас поезжай домой, тебе давно пора.

На этот раз я не спрыгиваю с подножки экипажа. Осторожно спускаюсь. Затравленно оглядываюсь по сторонам, высматривая подозрительные чужие кареты. Не вижу их.

Что ж. Надеюсь, гостья Роланда благополучно уехала.

С трудом передвигая ноги, поднимаюсь на крыльцо. Войти не спешу.

Интересно, он сам шнуровал ей платье? Или поручил моей горничной?

Проклятье, как же это больно!

Подношу сомкнутые ладони к лицу, прячу в них нос и рот. Выдыхаю. Мотаю головой, заставляя себя успокоиться.

Впервые я не хочу возвращаться домой. Просто не хочу.

Время идёт. Я продолжаю стоять на крыльце.

Я не знаю, как сейчас смотреть в глаза Роланду. Делать вид, что ничего не случилось, хотя сердце в огне. Я просто не справлюсь. Не смогу быть «мудрой».

Я…

Додумать не успеваю. Вздрагиваю и отшатываюсь назад, потому что входная дверь вдруг резко распахивается.

Роланд. Стоит, небрежно прислонившись к дверному косяку. Руки убраны в карманы брюк. Белоснежная рубашка расстёгнута на груди, в её вырезе проступает мускулистая грудь, покрытая тёмной порослью волос.

Тёмно-каштановые чуть вьющиеся волосы лежат на плечах.

Взгляд карих глаз мрачный и исподлобья.

— Кордон сказал, ты уже возвращалась, Софи, — проговаривает низким требовательным голосом. — Почему снова ушла и куда? И какой бездны сейчас мнёшься на крыльце, м?

Смотрю на него испуганно и отчаянно соображаю, быть ли мне самой собой или «мудрой»?

2. Заберу

Софи.

Мудрой…

Сцепливаю руки перед собой, опускаю глаза.

— Я… кое-что забыла у матушки, пришлось вернуться.

— Вот как, — хмыкает Роланд. — Зайди в дом.

Послушно протискиваюсь в дверном проёме мимо него. После уличной вечерней прохлады меня обволакивает жгуче-пряный аромат мускатного ореха, сплетённый с запахом мужской тёплой кожи.

Не поднимая глаз, делаю пару шагов вперёд, вглубь прихожей.

— И что же? — раздаётся мне в спину.

Замираю. Медленно оборачиваюсь.

— Прости? — непонимающе моргаю, вынужденная снова смотреть в глаза Роланду.

— Что ты забыла? — кивает в мою сторону, окидывая подозрительным взглядом мои пустые руки. — Зачем возвращалась?

— Так это… не вещь! — мямлю я, теребя шёлковую голубую юбку и мысленно ругая себя за то, что не продумала всё тщательнее. — Забыла спросить кое-что…

— Ясно, — цедит раздражённо.

Кожей чувствую его скрытое недовольство. Злюсь на собственное бессилие, но и поделать ничего не могу. Мне неловко. В его присутствии я теряюсь.

Боже, почему я чувствую себя такой никчёмной?

Я не такая, как Амара, и никогда ею не стану.

— У тебя четверть часа на то, чтобы подготовиться к ужину. Есть разговор.

Роланд разворачивается и идёт мимо меня прочь по коридору. Я же выдыхаю с облегчением и спешу наверх по лестнице.

Захлопываю за спиной дверь своей комнаты. Приближаюсь к туалетному столику. Смотрю на своё отражение в зеркале.

Матушка всегда хвалила мои длинные густые волосы, сравнивала их с золотистым шёлком. Я же вижу в отражении лишь цвет мокрого морского песка.

Потухший взгляд светло-коричневых глаз, которые матушка называет медовыми, тоже не добавляет оттенка.

Куда мне до яркой Амары с её рыжими волосами и глазами цвета изумрудов?

Вздыхаю.

— Розовое! — прошу тихим голосом.

Исполнительная Тиара, моя личная горничная, тут же всё понимает. Кроткий кивок, и вот уже мой тусклый облик раскрашен красками яркой фуксии.

— Щипцы, — прошу её и распускаю волосы из пучка на затылке. — Завей пряди у лица, только быстрее, пожалуйста, лорд Эварр ждёт. И помада, моя любимая вишнёвая, да!

Смотрю на себя в зеркало. Я довольна увиденным. Даже странно, что эта яркая девушка в отражении — я.

Держась рукой за гладкие деревянные перила, спускаюсь вниз.

Вкусно пахнет вечерними булочками и запечённым мясом.

В обеденном зале у стены ровным рядом выстроилась прислуга.

Роланд уже за столом. Ест, не дождавшись меня. Впрочем, неудивительно.

Бросает на меня быстрый ничего не значащий взгляд и снова смотрит в тарелку.

Дворецкий отодвигает для меня стул.

Благодарно киваю, когда мне кладут горсть салата из свежих овощей.

От вина отказываюсь, что не укрывается от цепкого взгляда Роланда.

— Оставьте нас все, — бросает Конраду.

Дворецкий делает быстрый знак прислуге. Пара секунд, и двойные двери беззвучно смыкаются с той стороны. Мы с Роландом остаёмся вдвоём.

У меня нет аппетита. Перебила его миской сахарного печенья, которую подчистую смела у матушки.

Осторожно делаю глоток травяного чая из фарфоровой чашки. От волнения почти не чувствую вкус.

Слышно, как Роланд разрезает ножом стейк. Отправляет в рот кусочек. Тщательно пережёвывает, работая мощными челюстями.

Небрежным жестом промокает губы льняной голубой клетчатой салфеткой, отбрасывает её.

Откидывается на спинку кресла. Пристально на меня смотрит.

— Софи, — произносит он, вперивая в меня взгляд. — Мы почти два месяца вместе. Понимаешь, о чём я?

Моя рука с вилкой застывает над тарелкой с салатом.

— Ммм? — хлопаю ресницами, глядя на него.

— Я не слишком разбираюсь в этих ваших бабских делах.

Он делает глоток из железного кубка. Задумчиво наблюдаю за движением его мощного кадыка. Кажется, ему не слишком приятен этот разговор, и он всеми силами оттягивает неудобный вопрос, но его всё-таки приходится задать.

— Когда у тебя в последний раз были женские дни?

Накалываю на вилку хрустящий кружочек огурца.

Он не слишком в этом разбирается.

Но всё-таки спрашивает. Почему? Сам посчитал, или кто-то помог?

Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок.

Нам нужно выиграть время — вспоминаю слова матушки.

Роланд пристально на меня смотрит, откинувшись на спинку кресла. Ждёт ответа. Надо что-то сказать.

— Они у меня… сейчас, — смотрю на него невинно и хлопаю ресницами.

— Вот как? — поднимает левую бровь. — Жаль.

Жаль, что не выйдет отослать меня поскорее в фамильный замок? — так и рвётся с языка.

Но вместо этого я обхватываю губами гладкий кремовый фарфор и делаю глоток безвкусного травяного чая.

Я не слишком разбираюсь в этих ваших бабских делах.

Не слишком разбирается. Но всё-таки спросил. Так вовремя.

Всё-таки, кто-то ему подсказал. Кто-то, кто знает и понимает, что уже пора. Кто-то, кому не терпится, чтобы меня поскорее упрятали подальше в деревню.

В памяти всплывают огненные волосы и подобострастный взгляд изумрудных глаз.

И я даже догадываюсь, кто.

Как? Как долго у меня получится скрывать своё положение? И действительно ли нужно ли его скрывать? А вдруг, всё-таки…

— Ты расстроен, — начинаю осторожно. — Предпочёл бы услышать другую новость, да?

Смотрю на него внимательно через стол.

— Я не расстроен, — морщится он. — Какой в этом смысл? Значит, понесёшь в следующем месяце.

После моих слов Роланд потерял ко мне всякий интерес. Завороженно наблюдаю за тем, как ловко он расправляется со стейком. Будто хочет поскорее покончить с едой и ужином.

У меня другая цель.

А вдруг, всё совсем не так, как он говорил Амаре.

Вдруг, та случайная фраза была лишь для того, чтобы успокоить капризную любовницу? Вдруг, семья что-то да значит для Роланда?

Нужно собрать побольше информации.

— Ты так любишь детей? — спрашиваю осторожно, очерчивая подушечками пальцев гладкую кромку фарфоровой чашки.

Роланд бросает на меня мрачный взгляд через стол. Пожимает плечами.

— Мне нужен наследник. Сын. Чтобы продолжить род. Таковы правила.

Склоняю голову набок, принимая этот ответ.

— Говорят, дети полностью меняют нашу жизнь и нас самих, — улыбаюсь уголками губ. — Я люблю меняться. Хорошо, что в этом доме достаточно комнат.

Роланд вновь откидывается на спинку кресла. Отпивает из кубка.

Смотрит на меня внимательно и прищурившись, будто размышляет над чем-то.

— Этот дом не подходит для младенцев, — медленно проговаривает Роланд, прожигая меня взглядом карих глаз. — Первое время сын поживёт с тобой в Драгонхилле.

— Первое время? — уголок моего рта дёргается в нервной улыбке. — А потом?

— А потом я заберу его к себе. Года в три, не раньше. Раньше нет смысла. Всё равно первые обороты случаются в четыре-пять.

Заберёт себе? Моего сына?

— А я? — проворачиваю в пальцах серебряную узорчатую вилку, чувствуя в груди неприятный холодок.

— А ты останешься в Драгонхилле вынашивать следующего сына.

— А если будет девочка? — спрашиваю механически, ещё до конца не успев переварить странные слова мужа.

Возможно, у меня получилось бы как-то смириться с деревней. Но никак не с тем, что у меня будут отбирать детей…

— Девочка, — он едва заметно морщится. — Сможет оставаться с тобой лет до шести, я так думаю, а потом…

— Ты её заберёшь, — заканчиваю за Роланда и смотрю на него, будто впервые вижу.

Кивает равнодушно. Его ничего не смущает. Абсолютно.

— Я так не согласна! — проговариваю ошарашенно, начиная осознавать всю степень цинизма того положения, которое определил для меня муж. — Я не хочу, чтобы у меня отбирали детей! Я против, чтоб ты знал!

— Моя дорогая жена, — Роланд смеряет меня равнодушно-снисходительным взглядом. — А разве тебя кто-то спрашивает?

— Но, Роланд, это жестоко, — шепчу одними губами.

Прячу руки под стол и инстинктивно накрываю ладонями живот в защитном жесте.

— Не пойму, ты рассчитывала на что-то другое?

— Магия истинной связи…

— В том, чтобы подобрать идеальную пару для сильного потомства. И ты по нраву моему зверю. Иначе тебя бы здесь не было.

— По нраву твоему зверю. Но не тебе? — смотрю на него широко распахнутыми глазами, погружаясь всё сильнее в неприглядную правду. — Тебе больше нравятся рыжие, да, Роланд?

Это вырывается само собой.

Я не хотела скандалить, но это сильнее меня. К тому же после его чудовищных слов мне терять нечего.

Внутри поднимается кипучий вихрь возмущения, обиды и ядовитой ревности.

Роланд опасно прищуривается:

— Так я и думал. Давай-ка проясним раз и навсегда. Ты моя жена и мать моих детей. Точка. Всё остальное не твоего ума дело.

Смотрю на него и понимаю: он даже не считает нужным оправдываться. Видит, что я знаю про любовницу, и его ничего не смущает. Совсем.

Ровно так же не смутит отобрать у меня ребёнка. Три года это ведь совсем кроха! Как подобное, вообще, могло прийти ему в голову?

Смотрю потрясённо на этого красивого властного мужчину напротив, и понимаю, насколько сильно обманывалась.

Кто он на самом деле, этот человек? Я совсем, совсем его не знаю!

Вся моя жизнь оказалась фальшивкой. Мне вдруг резко не хватает воздуха. Я не могу оставаться здесь ни минуты!

Вскакиваю со стула, срываю с колен льняную салфетку. Швыряю её на стол со всей силы. Несколько хрустальных бокалов валятся на скатерть с жалобным звяканьем.

— Я не отпускал тебя, — рычит Роланд, не сводя с меня мрачного подчиняющего взгляда. — На место. Сядь.

Приказ дракона отдаётся в голове, давит на виски, заставляя склонить голову, покориться, признать право сильного.

Драконы рождены повелевать. Люди рождены подчиняться. Таков закон жизни.

Мотаю головой, сбрасывая наваждение.

— Нет! Я… с меня хватит! — всплескиваю руками.

Сжимаю кулаки в бессильной злобе. Не быть мне мудрой. Обида и ревность топят с новой силой, и словесный поток не остановить. Меня несёт, я больше себя не контролирую.

Не могу стоять на месте. Сердито шагаю к стене, размахивая руками.

— Я не буду сидеть в твоём замке покорной мышью! Раздвигать ноги по первому требованию и отдавать тебе детей! Этого не будет, Роланд! Не со мной! Пусть это делает твоя рыжая, с которой у тебя по любви! Если бы я знала, что всё будет так, я бы за тебя не вышла!

Хватаюсь руками за голову. Оборачиваюсь резко на месте и упираюсь взглядом в мускулистую грудь с тёмной порослью волос в вырезе рубашки. Я не заметила, как Роланд приблизился.

Вскидываю руки, пытаясь закрыться от него, и шагнуть назад, но он не позволяет.

Горячим стальным капканом прихватывает мои запястья и грубо дёргает на себя.

— Я сказал. Сядь, — цедит мне прямо в губы, приблизив вплотную лицо. — И закрой свой рот, Софи.

В пару шагов он отволакивает меня обратно к столу и силой сажает обратно на стул.

Одной рукой упирается в спинку моего стула, второй в столешницу. Я оказываюсь в ловушке. Роланд нависает надо мной, обдавая жгуче-пряным ароматом мускатного ореха и опасной злобы. В его глазах плещется тьма, и мне впервые страшно.

Всем телом подаюсь назад, вжимаюсь в стул.

— Ты не согласна, ты не хочешь, ты бы не вышла, — насмешливо передразнивает он низким хриплым голосом, звенящим от едва сдерживаемого бешенства. — Ты вконец рехнулась, Софи? Забыла, в каком мире живёшь? Не вышла бы она! Да кто бы тебя спрашивал?!!

Он хватает меня за руку и большим пальцем чувствительно вдавливает метку истинной.

— Ты принадлежишь мне. Магией, телом — всем! Ты — моя. И, да! Сядешь, когда я скажу, ляжешь, и ноги раздвинешь тоже! По первому же требованию.

Мы смотрим друг на друга. Различаю каждую щетинку на его мужественном лице с волевым подбородком. Вижу, как играют желваки. Как пульсирует вертикальный зрачок, заставляя подчиниться. Чувствую жар его тела.

Вопреки логике и здравому смыслу ощущаю, как твердеют вершинки груди под тонким шёлком розового платья. Списываю это на волнение и испуг.

Упрямо молчу, выдерживая его взгляд. Бросая вызов.

— Мне больно, Роланд, — шиплю сердито.

Презрительно кривит чувственные губы. Разжимает захват, небрежно отбрасывая мою руку.

Раздражённо тру запястье, на котором наверняка останется синяк. Хочу, чтобы он отошёл, оставил меня в покое.

Но Роланд не торопится это сделать, наоборот. Хмурится. Всматривается в меня и хищно принюхивается. Наклоняется ниже, ведёт носом вдоль линии роста моих волос, у линии декольте.

— В чём дело? — мне кажется, я уже срослась со спинкой стула — настолько сильно вжимаюсь в неё.

— Иди-ка сюда, — удерживая за плечи, грубо дёргает меня наверх.

Разворачивает лицом к столу, вынуждая упереться в столешницу ладонями.

Скребу ногтями по атласной серебристой скатерти и вдруг понимаю, что Роланд бесцеремонно задирает на мне платье.

Пытаюсь дёрнуться, но куда там — одной рукой дракон намертво держит меня за талию, а вторую просовывает под кружево панталон.

— Что… ты делаешь? — у меня даже дыхание перехватывает от унижения и ужаса всего происходящего.

— Ты сказала, что у тебя женские дни, Софи, — слышу над ухом его ледяной голос.

Вскрикиваю от неожиданности, когда тёплые шероховатые пальцы дракона оказываются у меня между ног в самом сокровенном месте. Ведут себя там нагло и по-хозяйски, бесстыдно исследуя.

Задыхаюсь от возмущения, когда он проталкивает их чуть глубже. Сминаю ногтями скатерть. Сжимаюсь вся, мечтаю сквозь землю провалиться.

Наконец, пытка окончена. Роланд достаёт руку. Демонстративно показывает её мне. Кончики его пальцев в прозрачной влаге. Ни следа крови, и мы оба понимаем, что это значит.

— Солгала?

— Отпусти, — требую хрипло, желая одного — чтобы всё как можно скорее прекратилось.

Но Роланд, наоборот, не спешит.

— Знаешь, что я думаю, Софи? — ухо обдаёт его горячим дыханием.

Его левая рука перестаёт сжимать мою талию.

На мгновение мне кажется, что он послушал меня. Неужели? Нет.

Скользит вверх по предплечью. Оглаживает плечо, ключицу, шею.

Чувствую, как он пропускает сквозь пальцы волосы, оттягивает их, методично наматывает на кулак. Фиксирует мою голову, не позволяя шелохнуться.

Второй рукой сжимает плечо. Наклоняется к шее. Жадно, по животному, втягивает воздух.

— Твой запах, он изменился. Я думаю, что ты уже беременна. Уверен, ты и сама это знаешь. Только зачем-то строишь из себя дурочку. Зачем, м?

— Я не хочу уезжать. И не хочу, чтобы у меня отбирали ребёнка!

— Мы сделаем тебе нового, — хмыкает он. — За это можешь не беспокоиться. Год это достаточный срок, чтобы восстановиться после родов, не так ли?

Спрашивает он, и сам же отвечает.

— Достаточный. Когда сыну исполнится год, я навещу тебя Драгонхилле. В следующий раз я приеду спустя два года, чтобы забрать его. Как раз пройдёт достаточно времени с твоих вторых родов. Как видишь, я не планирую оставлять тебя без младенцев.

— Ты чудовище, — у меня дух захватывает от его циничного плана. — Думаешь, я стану покорно сидеть и ждать, пока это случится?

— А что ты сделаешь, сбежишь? — он скользит рукой к моему запястью, снова сжимает круглую метку истинной. — Я почувствую тебя даже на краю земли, и приду за тобой. Ты ведь понимаешь это.

Понимаю. Обречённо прикрываю глаза. Душа мечется в ужасной ловушке, выхода из которой — нет. Всё, что мне остаётся — это тихо прошептать:

— Почему? Почему, Роланд, ведь всё могло быть иначе? Я могла бы тебя любить, если бы ты позволил…

Всего на мгновение повисает молчание. И мне кажется, что в этот миг он раздумывает над моим вопросом. Стоит или не стоит ему на него отвечать. Наконец, по какой-то лишь ему известной причине решает ответить.

— Связь истинной пары это и дар, и проклятие, Софи. Оно подчиняет зверя. А я не привык никому подчиняться. Я не приемлю зависимостей. Я избавляюсь от них, не раздумывая.

Хватаюсь за эти его слова как за спасительную соломинку.

— Тогда отпусти меня! — шепчу горячо. — Дай уйти! Клянусь, ты никогда обо мне не услышишь!

Пытаюсь дёрнуться, высвободиться из его захвата. Выпутаться из дурманящего облака жгуче-пряного мускатного ореха, мужского дыхания и стального торса, в который меня грубо впечатывают.

— Ну, куда я тебя отпущу, глупенькая? — тихий смех над ухом, будто я сказала что-то смешное. — Зверь будет против. К тому же сильные наследники мне тоже нужны.

Он разворачивает мою голову так, как ему удобно. Целует меня в щёку.

Не нежно и ласково, а припечатывая, присваивая, клеймя губами.

— Завтра приглашу целителя. Если я прав, а я уверен, что прав, будешь готовиться к отъезду в Драгонхилл. И упаси тебя Драконий Бог выкинуть какую-то глупость, Софи. Лучше тебе никогда не видеть меня в гневе.

Роланд оставляет в покое мои волосы и даже чуть приглаживает их рукой в странном собственническом жесте.

— А сейчас вернись на место и нормально поешь.

— Я не голодна.

— Плевать мне, голодна ты или нет, — удерживая меня двумя руками за плечи, он подводит меня обратно к отодвинутому стулу. — Моему сыну нужна нормальная еда. И он её получит. Села.

Он давит мне на плечи, вынуждая опуститься вниз. Небрежно отодвигает мою тарелку с салатом, берёт чистую. Уверенным жестом шлёпает на неё сочный дымящийся стейк из общего блюда в центре стола, подогреваемого снизу несколькими круглыми свечами, и пару щедрых ложек картофельных долек.

— Ешь!

Не уходит. Продолжает нависать надо мной.

Сжимаю пальцами серебряную вилку и нож. Под его давящим взглядом отрезаю кусочек. Отправляю его в рот. Жую, не чувствуя вкуса.

Поднимаю на Роланда полный ненависти взгляд.

Дракон удовлетворённо кивает и только тогда разворачивается и идёт на своё место на другом конце стола. Остаток ужина проходит в молчании.

Всю ночь не сплю, пытаясь найти выход из той ловушки, в которую попала, и которая вот-вот захлопнется, оставив мне в этой жизни одну единственную роль — бесправной производительницы потомства. Да и то временной, ведь Роланд планирует отбирать у меня детей.

Подумать только. У коровы с телёнком столько же прав, столько будет у меня.

Как это случилось? Как вышло? Как я вовремя не разглядела в будущем муже циничного монстра? И ведь ничто не предвещало…

Не все драконы одинаковы. Многие не живут со своими жёнами после рождения детей, для договорных браков это не редкость.

Но в истинных парах всё должно быть иначе!

Останавливаюсь у окна. Облокачиваюсь на подоконник, наблюдая за тем, как розовеет небо на востоке.

Что бы там ни говорил Роланд, как бы себя не убеждал, истинность это много большее, чем просто совместимость для потомства. Это родство душ. Магия единства двух половинок. Сакральная целостность. Редчайший дар.

Который моему дракону не нужен…

Моя любовь ему не нужна.

В памяти вновь всплывает красивая, на всё готовая и льнущая к Роланду Амара. Раскрепощённая, уверенная в себе, опытная. Мне никогда такой не стать. А значит, Роланд никогда меня не полюбит.

И Бог с ним, я бы смирилась. Я бы нашла, кому дарить нерастраченные чувства! Кладу руки на живот, пытаясь мысленно настроиться на ещё не родившегося человечка, которого уже люблю.

Безусловно. Всепоглощающе. Сильно.

И которого у меня — я теперь знаю — заберут.

Бездна!

В груди остро колет.

Прислоняюсь спиной к стене, сползаю вниз. Подтягиваю колени к груди. Роняю голову на согнутые в локтях руки.

Если бы только можно было повернуть время вспять, я бы бежала от Роланда на край земли, за дальние моря, так далеко, чтобы он никогда не почувствовал и не нашёл!

Говорят, текучая вода способна глушить вибрации метки истинной. Говорят, принцесса Кассия несколько лет скрывалась на острове посреди Северного моря, пока Траган, дракон из вражеского рода, не нашёл её, и они не поженились, положив конец многолетней войне между их землями.

То была красивая сказка о силе истинной любви. В жизни всё иначе, как выясняется.

Я никому не пожелала бы той участи, которую уготовил мне Роланд. Такая истинность — и впрямь проклятие, а не дар.

Он уничтожит меня, рано или поздно. Я просто сойду с ума от горя и ревности.

Я никогда не смирюсь с той ролью, которую Роланд отвёл мне и нашей с ним связи. Я никогда не смогу спокойно смотреть на его женщин. Одна только мысль о них рвёт сердце и топит болью. Лучше смерть.

Но теперь мне есть, ради кого жить. Кладу ладони на живот. Поднимаю глаза к потолку.

Драконий Бог…

Если бы только был шанс, пусть даже призрачный, для меня — спастись самой и сберечь малыша… Какой-то выход из этой чудовищной ситуации…

За окном поют первые петухи, а я так и сижу на полу, обнимая живот, и не подозреваю, что молитва услышана.

3. Отпущу

Роланд.

Выныриваю из воды. Устраиваюсь на широкой ступеньке у края бассейна так, что всё тело остаётся под водой, снаружи только голова и плечи.

Расправляю руки в стороны. Откидываю голову на бортик, выложенный изумрудной мозаикой.

Просторное помещение без окон тонет в полумраке. К высокому круглому куполу медленно поднимается влажный пар. По углам курятся ароматические свечи. Пахнет цветами и восточными специями.

Тихий размеренный плеск воды успокаивает. Веду по бирюзовой глади, вылавливаю несколько шелковистых розовых лепестков, сминаю их, безжалостно растираю пальцами.

Купить этот дом было хорошей идеей. Приятно, когда вложения с лихвой окупаются. Все вложения.

Неподалёку раздаётся тихий всплеск. Не поднимаю век. Нет нужды смотреть, кто это. Я и так знаю.

Спустя несколько секунд женские руки обвивают шею.

— Миилый, — тихий шёпот на ухо.

Двумя руками оглаживаю и сжимаю пышные женские бёдра. Пристраиваю их ровно туда, где им следует быть — на мне.

Накрываю ладонью полную грудь, которая не помещается в руку. Сминаю её, поигрывая с вмиг ставшими каменными вершинками. Прокручиваю их в пальцах.

Второй рукой вырисовываю узоры внизу. Прекрасно знаю, куда надавить и как, чтобы совсем скоро услышать сдавленный нетерпеливый стон:

— Ох, Роланд! Пожалуйста…

Рано. Я всегда беру своё первым. Она это прекрасно знает.

Этот раз не станет исключением. Только разрядившись сам, даю сделать это ей.

Пропускаю сквозь пальцы её влажные спутанные волосы, когда она, затихая после близости, лежит у меня на груди.

Её запах не яркий, а временами и вовсе отдаёт странной затхлостью. Несмотря на тонны ароматических масел и духов.

Зверю не нравится Амара. Когда я с ней, он уходит. Вот и сейчас я его не чувствую.

Зато Амара нравится мне. Особенно её задница, рабочий рот и понятливость. С последней, правда, в последнее время проблемы.

Как, например, сейчас.

— Ты показал её лекарю? — капризно спрашивает, не поднимая головы, вычерчивая кончиками пальцев невидимые линии у меня на груди.

Сразу понимаю, о ком речь.

Амара никогда не лезла к другим моим женщинам. Но в случае с Софи будто с цепи сорвалась.

Зверя это нервирует. Он тут же ощеривается. Его раздражение передаётся и мне. Но по другой причине — терпеть не могу, когда лезут не в своё дело.

— Нет, — отрезаю и молчу, давая понять, что не намерен развивать эту тему.

Но женщина не желает угомониться.

— Ну, почемууу, миилый? — тянет плаксиво. — Ты обещал! Я хочу уже, чтобы она поскорее укатила в дальнюю глушь! И чтобы моему дракоше и его девочке никто не мешал!

Подобная пошлятина вызывает лишь одно желание — поморщиться. Скрипнув зубами, сдерживаюсь. Женщины, что с них возьмёшь?

Она ёрзает на мне, пользуясь проверенной тактикой, которая работает — своим телом.

— Миилый, когда, ну, когда уже ты её отправишь отсюда? А?

Морщусь, но решаю ответить.

— Я только сегодня узнал, что наш семейный целитель сейчас на южном побережье. Когда вернётся, я приглашу его к Софи.

— Но ведь он в столице не один! — Амара приподнимается на руках и ищуще заглядывает мне в глаза. — В отпуске, и в отпуске! На Цветном бульваре прекрасная новая больница! У них лучшие целители и туда не пускают разную шваль с улицы! Только приличных людей! Я видела там леди Мэрвир, невесту лорда Драгоса и много кого ещё! Там как раз есть опытный целитель по женским вопросам.

Её словесный понос быстро надоедает.

Дракон внутри тихо рычит. Кое в чём я с ним согласен. Прихватываю волосы Амары пятернёй на затылке, чувствительно оттягиваю их назад, вынуждая её запрокинуть голову и посмотреть мне в глаза.

Поначалу она улыбается, думая, что это часть новой прелюдии, но улыбка медленно сползает с её губ, когда она видит, что я вовсе не на игры настроен.

— Со своей женой, — чеканю каждое слово. — Я разберусь. Сам. А ты не лезь не в своё дело.

Зверь внутри одобрительно рычит. Доволен, зараза, что чужая самка отшвырнута с территории его истинной.

— Конечно, миилый, — тут же идёт на попятную Амара, — как скажешь. Прости.

Опускает глазки, хищную улыбку и капризный тон сменяет выражение невинной покорности.

Убедившись, что она поняла, отпускаю её волосы, небрежно отшвыривая от себя.

Чтобы впредь знала границы.

Другая на её месте, вероятно, обиделась бы.

Амара же начинает прокладывать дорожку из поцелуев от моей груди вниз к бёдрам.

Снова откидываю голову на бортик, закрываю глаза, позволяя Амаре занять рот тем, что получается у неё куда лучше, чем бестолковые попытки мной манипулировать.

Не на того напала. Подаюсь вперёд и вверх, оказываясь над водой. Снова сжимаю её волосы на затылке, направляя движения.

Если бы нежная фиалочка Софи увидела, чем мы тут занимаемся, она была в полнейшем ужасе.

Перед мысленным взором встают перепуганные медовые глаза и мученический взгляд, направленный в потолок под скрип кровати.

До Софи у меня не было девственниц. Ладно девственниц, даже просто неопытных женщин. Я всегда сознательно выбирал тех, кто знает, чего хочет. И умеет доставить удовольствие нам обоим.

С ними всё получалось ожидаемо и легко.

С Софи всё сразу пошло не так, одна бездна знает, почему. Наверное, девственницы не мой профиль. Слишком с ними непонятно и сложно.

Хотя и вкусно по-своему.

Словно наяву, ноздри окутывает аромат жены. Ложится невесомой вуалью карамели и молочного шоколада с лёгкими аккордами корицы. Одуряюще сладкий, манящий, дурманящий.

Подаюсь вперёд, получая уже вторую разрядку с одной женщиной, когда в мыслях другая.

Та, чей фантомный аромат перекрывает даже запах Амары.

Зверь внутри тоскливо урчит.

Хочет домой, к ней. Это бесит!

Потому что только я решаю, где, с кем и когда.

И оставляю лишь те привязанности, которые могу разорвать по щелчку пальцев. Иное не для меня.

Связь истинной пары, нерушимая, незыблемая, вечная — не для меня. Софи не для меня.

Но ничего не поделать. Дракон не может отказаться от своей истинной, иначе можно потерять зверя. К тому же пора уже думать о наследниках. Только в браке с истинной все сыновья рождаются драконами. Это усиливает род.

Софи останется, но. На условиях контролируемой дистанции. Моих условиях.

И чем скорее это случится, тем лучше.

— Эй, детка, — небрежным жестом подзываю Амару.

Та поднимает на меня влажные глаза, вытирает с уголка губ белую струйку. Треплю её за подбородок:

— Напиши мне имя своего хвалёного целителя. Пусть будет. На всякий случай.

Софи.

Складываю руки перед собой на юбку из голубого атласа. Смотрю в окно экипажа, за которым проплывают серые здания с коваными крылечками и круглыми фонарями над входом. На столицу опускаются вечерние сумерки.

Сворачиваем на центральную улицу, ведущую в городскую резиденцию Императора. Сегодня там проходит важный приём по случаю дня рождения наследника.

Лорд Эварр с супругой обязаны присутствовать. Роланд напротив, погружен в листы пергамента. Кажется, это один из проектов налоговой реформы, которую готовят в Верховном тайном совете, который он возглавляет.

Карету покачивает, и я вдруг отчётливо понимаю, что мне нехорошо. Прикрываю глаза. Нет, так только хуже. Сознание вертится каруселью.

Делаю глубокий вдох. Но даже это не помогает. Кладу ладонь на грудь, лбом прислоняюсь к прохладному окну.

Щёку обжигает чужим цепким взглядом. Боковым зрением замечаю, что Роланд отрывается от пергамента. Хмурится недовольно:

— В чём дело?

Молчу, стараясь перетерпеть, унять так некстати накатившую тошноту. Меня бросает в жар. В горле печёт.

— Софи? — впервые слышу в голосе Роланда беспокойство. — Тебе нехорошо?

Зажимаю ладонью рот и едва заметно киваю.

— Проклятье, почему молчишь?

Он дважды ударяет в стенку экипажа позади себя, подавая кучеру знак остановиться. Карета прижимается к бордюру и спустя несколько секунд останавливается.

Я тут же распахиваю дверцу и выскакиваю на оживлённый тротуар.

Впереди виднеется двухэтажный дом из серого камня, окружённый высоким кованым забором. Кажется, это Монетный двор. Проскальзываю в приоткрытую калитку.

Внутренний дворик пуст. Вокруг никого. Добегаю до старого дуба в глубине двора. Каблучки вязнут в зелёном газоне.

Упираюсь ладонью в ствол дерева и сгибаюсь пополам. Скребу ногтями по шероховатой коре, когда меня всё-таки позорно выворачивает.

Бездна, как же так? Не рано утром и не когда я одна, а именно сейчас! На улице! При муже!

Хорошо, что вокруг никого. Жар сменяется холодом. Меня прошибает ледяным потом. Я думала, главный позор уже позади. Ошибалась.

Вздрагиваю, когда затылка касаются чужие руки.

— Спокойно, — раздаётся над ухом знакомый требовательный голос. — Это я.

Уверенным движением Роланд собирает мои волосы и придерживает их одной рукой.

Боже, кажется, я сейчас пробила позорное дно. Как же стыдно!

Наверное, он сейчас разозлится.

Нервным движением вытираю рот. Поднимаюсь, не решаясь на него смотреть.

Он сам приподнимает мой подбородок. Внимательно всматривается в моё лицо, поворачивает его. Его брови нахмурены, губы плотно сомкнуты. Между бровей залегла тревожная складка.

Зачем он здесь? Мне неприятно, что он рядом и сейчас видит меня в таком положении. В его присутствии моя самооценка и так стремится к нулю, а после такого…

Вот, бездна. Только со мной могло приключиться подобное!

Прячу глаза. Вздыхаю и пытаюсь отодвинуться, но Роланд не позволяет.

Продолжая удерживать меня за подбородок, вытирает мне губы шёлковым белоснежным платком с вышитым фамильным вензелем. Промокает им мой лоб и виски.

Его касания приятно успокаивают.

Нос заполняется свежим вечерним воздухом, смешанным с ароматом травы. Постепенно прихожу в себя.

По спине стекает струйка ледяного пота. Прохладный ветерок лижет грудь и плечи. По телу проходит дрожь. Резко становится холодно.

Продолжая всматриваться в меня обеспокоенным взглядом тёмно-карих глаз, Роланд прячет платок во внутренний карман и стаскивает с широких плеч чёрный камзол.

Не понимаю, зачем он раздевается. Заторможенно смотрю, как под тонкой тканью белоснежной рубашки перекатываются стальные бицепсы. Он делает шаг навстречу, оказываясь вплотную ко мне, и набрасывает мне на плечи свой камзол.

Меня окутывает приятным теплом ткани, нагретой чужим телом, и жгуче-пряным ароматом мускатного ореха.

Теряюсь от этой неожиданной заботы. Удивлённо хлопаю глазами и смотрю на него.

— Тебе лучше? — спрашивает отрывисто, продолжая внимательно всматриваться в моё лицо.

Нервно сглатываю и киваю.

— Прости…

— Если лучше, идём.

С этими словами он разворачивается и движется прочь. Я иду следом. Не знаю, сколько времени прошло, но вокруг заметно стемнело. Тихая полутьма внутреннего дворика остаётся за железной оградой.

Улица встречает нас шумом проезжающих мимо экипажей и разговорами прохожих, спешащих по своим делам. Мужчины в добротных сюртуках, женщины в тусклых платьях из плотного хлопка.

Роланд дожидается меня. Приобнимает за плечи, закрывая от всего остального мира, и уверенно ведёт сквозь людской поток, прямо к ждущему нас экипажу. Помогает забраться внутрь, сам отходит к вознице.

Слышу их тихий разговор, но не разбираю суть. Откидываю голову на спинку сиденья, прикрываю глаза. Карета покачивается под весом Роланда, когда он забирается внутрь.

Чувство стыда за случившееся накрывает меня с новой силой. Оставляю веки прикрытыми и не решаюсь смотреть на него.

Экипаж приходит в движение. К счастью, меня больше не укачивает. Боясь уснуть, открываю глаза и недоумённо смотрю на незнакомую улицу за окном.

— Разве мы едем не в резиденцию? — спрашиваю у Роланда, сидящего напротив и не сводящего с меня настороженного взгляда.

— Нет. Мы едем к целителю. Хочу, чтобы тебя осмотрели.

Закусываю нижнюю губу, хмурюсь.

— Но зачем? К чему такая срочность? Мы опоздаем…

— Плевать. Здоровье ребёнка важнее. Хочу знать, что с ним порядок.

Печётся о наследнике. Ну-ну.

— Мы ещё даже не знаем наверняка, что я беременна, — возражаю из вредности, комкая пальцами сиреневый атлас юбки.

— Вот и узнаем.

— Я думала, твой целитель в отъезде, ты говорил…

— В отъезде. Поэтому тебя посмотрит другой.

Вздыхаю. Мне тяжело выдерживать пристальный взгляд тёмных глаз напротив. Он смущает и давит. Поэтому я смотрю в окно, за которым уже виднеется знакомый Цветной бульвар.

Кажется, я догадываюсь, куда мы едем. Все вокруг только и говорят, что об этой новой больнице.

Трёхэтажное здание с фасадом из бело-жёлтого песчаника. Тёмно-коричневые рамы. Высокая чёрная кованая ограда.

Несколько дорогих экипажей у ворот. Мужчина в форме на входе.

Мамочки, как всё серьёзно. Круглые уличные фонари освещают грунтовую дорожку, ведущую ко входу.

Роланд ведёт меня к крыльцу, удерживая за локоть. Боится, что сбегу? Усмехаюсь своим мыслям. Было бы куда… А если бы было — сбежала бы? Встряхиваю волосами. Глупости какие. Разве можно истинной где-то укрыться от дракона? Это невозможно. И всё-таки…

Додумать не успеваю. Проходим мимо почтительно склонившегося стражника и оказываемся в просторном светлом холле больницы. Яркие бело-жёлтые магические потолочные светильники отражаются в глянцевом полу из белоснежного мрамора с чёрными прожилками.

— Сядь, — Роланд подводит меня к диванчикам у стены, обтянутым серебристым велюром, с изогнутыми позолоченными ножками.

Послушно опускаюсь на один из них и задумчиво смотрю вслед удаляющейся широкой спине мужа, отправившегося к стойкам регистрации. Наблюдаю, как Роланд небрежно облокачивается локтем на стойку.

Как игриво в него стреляет глазками молоденькая девушка-регистратор в форме насыщенного зелёного цвета и волосами, затянутыми в тугой пучок на затылке. Как они с ней мило беседуют.

Мысленно прошу, чтобы все целители были заняты. Чтобы не было свободных мест, ведь мы без предварительной записи. Но мои просьбы не услышаны в небесной драконьей канцелярии.

— Идём, Софи, — приказывает вернувшийся Роланд. — Тебя осмотрит главный целитель.

Мне ничего не остаётся, кроме как последовать за Роландом.

Ну, вот и всё. Сейчас все подозрения насчёт моей беременности подтвердятся, и Роланд сможет начать реализовывать свой жестокий план.

Моя жизнь станет кошмаром, замкнутым кругом, из которого нет выхода.

Драконий Бог, если бы только ты мне помог! Подсказал, направил!

Замираю перед массивной деревянной дверью с чёрной табличкой, на которой золотыми буквами выведено «главный целитель».

Дверь открывается, из-за неё показывается хмурая женщина в белоснежной мантии и накрахмаленном чепце.

При виде нас она почтительно склоняется перед Роландом.

— Прошу, лорд Эварр, располагайтесь здесь, — показывает на кресло у стены. — Присутствие посторонней магии затруднит осмотр и может исказить результаты. После осмотра вашей супруги целитель пригласит вас. Леди Эварр, прошу за мной.

Роланд сдержанно кивает, принимая объяснение женщины, и отходит к стене. Я переступаю порог кабинета.

Слышу, как за спиной закрывается дверь.

Кабинет главного целителя выдержан в бело-серых тонах. Справа у стены кушетка, накрытая белоснежной простынёй. Слева высокий стеллаж со стеклянными дверцами. Впереди массивный деревянный стол перед окном.

Позади стола, отвернувшись к окну и убрав руки в карманы серых брюк, стоит мужчина. Полы серого пиджака распахнуты в стороны.

Что-то в его силуэте кажется мне знакомым. Делаю пару шагов вперёд, по направлению к нему.

Мужчина оборачивается. Я узнаю его. Подношу руку ко рту и удивлённо ахаю:

— Ты?

Короткая стрижка, тёмно-русые волосы, гладкие острые скулы, прозрачно-серые глаза за прямоугольными стёклами очков, тонкие губы, длинный прямой нос.

Не говоря ни слова, мужчина создаёт магическое плетение второго уровня, вешая на комнату полог тишины. И только после этого произносит:

— Здравствуй, Софи. Вот и свиделись. Удивлена?

— Шэлдон, я… — растерянно оглядываюсь назад в поисках женщины в белой мантии, которая меня сопровождала, но сейчас в комнате мы одни.

Замечаю вторую дверь в стене. Вероятно, за ней она и скрылась.

— Что ты здесь делаешь? — интересуюсь ровным голосом, хотя внутри мне не по себе.

— Я здесь работаю, Софи. Это моя больница, — он взмахивает руками, показывая, что всё окружающее нас пространство принадлежит ему.

Хмурюсь, напрягая память.

— Я думала, ты работаешь судебным медиком в тайной канцелярии.

— Работал, — поправляет он. — Четыре года отпахал, как конь. Обзавёлся нужными связями, скопил деньжат, чтобы открыть своё дело. Впечатлена?

Шэлдон самодовольно усмехается, явно ожидая похвалы. Я провожу рукой по волосам и пожимаю плечами.

— Не думала, что судебным медикам столько платят.

Он прищуривается.

— Всегда есть варианты, Софи. Уверен, сейчас твой отец не стал бы воротить от меня нос.

Этого я и боялась с самого начала! Неудобного разговора. Мы с Шэлдоном ровно год учились вместе в академии, я на первом курсе, он на последнем, пятом.

Драконий бог знает, что он во мне разглядел, но начал ухаживать почти сразу. Мне льстило внимание старшекурсника, но дальше разговоров о магических плетениях и составах зелий дело не шло.

Меня волновала учёба, а не вот это вот всё. Со временем его навязчивое внимание стало утомлять. Когда закончился учебный год и Шэлдон выпустился из академии, я вздохнула с облегчением.

Думала, всё закончилось. Но нет. Он откуда-то разузнал мой домашний адрес и, не посоветовавшись со мной, заявился к родителям. Просил моей руки.

Отец ему отказал.

С тех пор мы изредка переписывались. Причём писал Шэлдон, я лишь отвечала из вежливости короткими огрызками. В его последнем письме он, кажется, просил сообщить ему, когда я вернусь из академии в столицу.

Но когда я вернулась, столько всего навалилось: внезапная смерть отца, полный денежный крах, долги, переезд в самый бедный район города. Чёрная полоса всё никак не заканчивалась. Маме пришлось заложить бабушкины украшения и последние серьги.

Я с трудом нашла работу в аптекарской лавке, потому что никто не хотел брать вчерашнюю адептку без опыта. Но даже этих денег нам едва ли хватило бы. И вот тогда, когда, казалось, просвета нет, на мне зажглась метка истинной дракона из древнего рода. Метка Роланда. Все проблемы остались в прошлом.

О Шэлдоне я так не вспоминала. Тем неожиданней было увидеть его сейчас.

— Ты не написала мне, — произносит обвиняюще.

— Да, просто… там столько всего навалилось…

— Знаю, — отвечает слишком поспешно, или мне только кажется? — Тем более надо было мне написать. Я ждал. Но вместо этого ты выскочила за другого.

Последняя фраза сказана ядовитым голосом.

— Прости, — что ещё я могу ответить? — У меня не было выбора.

Опускаю голову. В кабинете становится тихо. За окном стремительно темнеет. Пространство погружается в темноту. Лёгким движением пальцев Шэлдон зажигает магические потолочные светильники.

Кабинет заливает яркий жёлтый свет.

Слышу звук его приближающихся шагов. Продолжаю смотреть в пол. В поле зрения оказываются его остроносые начищенные ботинки. Он останавливается на расстоянии пары шагов.

— Что случилось? — произносит сухо и требовательно. — Зачем ты здесь?

— Кажется, я беременна.

Тяжкий вздох. Молчание.

— И? Ты разве не рада?

Поднимаю на Шелдона растерянный потухший взгляд, и его лицо меняется с недовольного на удивлённое.

— Ты не рада, — повторяет он, словно эхо, хищно облизывается и тут же добавляет. — Будем избавляться от ребёнка?

Делаю два шага назад, смотрю на него с ужасом:

— Что?! Нет! Конечно, нет!

— Ладно, ладно! — успокаивающе поднимает ладони. — Значит, мне показалось.

— Я рада! — зачем-то начинаю оправдываться. — Просто… Всё сложно. Долго рассказывать.

— Я никуда не тороплюсь, — качает головой и показывает рукой в сторону серебристого диванчика слева от своего рабочего стола. — Присядь, пожалуйста, и давай поговорим. Мы не чужие друг другу. И я на твоей стороне. В любом случае.

Это его «я на твоей стороне в любом случае» льётся бальзамом на сердце. Потому что в последние дни я чувствую себя загнанной в угол. Все против меня.

Лучшая подруга. Муж. И даже — о, ужас, — собственная мать, и та на стороне Роланда. Так или иначе.

А тут хотя бы кто-то — на моей. И я сдаюсь. Делаю два шага к Шэлдону. Замираю, опустив голову.

Хочу побыть слабой девочкой. И чтобы меня пожалели. Просто так, не почему-то и ни за что-то. Шэлдон всегда был ко мне внимателен и добр.

И он тут же оказывается рядом. Обнимает. Гладит по спине, по волосам.

Стою, прислонившись лбом к грубой ткани его пиджака. От Шэлдона пахнет сигарами и горькими травами. Этот запах чужой. Непривычный.

— Софи, — проговаривает он глухо. — Идём.

Придерживая меня за плечи, мягко увлекает на диван. Непонятно откуда у меня в руках вдруг оказывается гладкая фарфоровая чашка без ручки с дымящимся красным чаем. Пространство вокруг наполняется цветочным ароматом.

— Выпей, — командует Шэлдон. — Гибискус отлично успокаивает и помогает бороться с тошнотой.

Садится рядом. Отпиваю глоток. Ммм… Кисло-сладкая жидкость приятно обволакивает язык. Незаметно для себя самой выпиваю всё. Шэлдон забирает у меня чашку.

— А теперь рассказывай.

— Тебе не показалось, — вздыхаю я. — Я не рада беременности. Вернее, не так. Я рада беременности и малышу. Но не тому, что за этим последует. Роланд сказал, что отошлёт меня в глушь, а потом и вовсе заберёт ребёнка. Всех детей. Он не любит меня, Шэлдон. У него есть другая.

Выпаливаю всё это. Закрываю глаза. Прячу лицо в ладонях. Фух. Это прозвучало вслух. Теперь мне легче. Говорят, если признать проблему, это уже половина её решения.

Вот только в моём случае никакого решения не предвидится.

Шэлдон молчит. Сидит, откинувшись назад. Его правая рука лежит на спинке дивана у меня за спиной. Боковым зрением замечаю, что он смотрит вперёд остановившимся взглядом и задумчиво жуёт губу.

— Если бы ты смогла выбирать, кого бы ты выбрала, Софи? Мужа или ребёнка?

— В каком это смысле? — смотрю на него удивлённо.

— Нет, нет, никакого криминала, — взмахивает небрежно рукой. — Все живы и здоровы. Но как тебе такой вариант? Ребёнок остаётся с тобой. Лорд Эварр не заберёт его. Никто не заберёт.

— С чего бы ему менять своё решение?

— С того, что он не будет знать, где вы. И что вы вообще живы.

Нервно облизываю губы. Пытаюсь переварить услышанное, примерить на себя.

— Ты предлагаешь мне… побег?

— Да.

— Но метка истинной…

— Есть варианты. Одно твоё слово, и я всё устрою. С моими связями в полиции и тайной канцелярии это не проблема. Так что?

Бежать?! От Роланда?

Я почувствую тебя даже на краю земли, и приду за тобой. Ты ведь понимаешь это.

Но Шэлдон говорит, что есть варианты…

Сама не верю, что всерьёз обдумываю это, но что, если — да?

— Нет, — мотаю головой. — Каким бы Роланд не был, он этого не заслуживает.

— А ты? — тут же спрашивает Шэлдон, буравя меня цепким взглядом. — Заслуживаешь быть бесправной свиноматкой для неверного мужа, так что ли? Я тебя не узнаю, Софи. Совсем себя не ценишь?

Эти обидные слова будто ушат ледяной воды. Ранят в самое сердце. Наверное, потому что это правда. Резко встаю.

Как бы то ни было, это моё дело. Моё и Роланда. Третьим тут не место.

— Пожалуй, мне пора, — произношу сухо и иду к двери. — Рада была повидаться с тобой.

— Постой! Софи! Проклятье! Да стой же ты! — он догоняет меня в два больших шага, хватает за плечо. — Я не хотел, не должен был! Прости.

Пожимаю плечами:

— Прощай, Шэлдон.

— Нет, стой! — он нервно лохматит волосы. — Мы не расстанемся вот так. Пойми. Я… переживаю за тебя, оттого и злюсь. Ведь ты мне не чужая. Позволь, я хотя бы осмотрю тебя, чтобы знать, что с ребёнком всё в порядке. В конце концов, ты здесь за этим. Твой муж тоже захочет это знать.

И правда, Роланд за дверью, ждёт вердикта. Что я ему скажу? Что разругалась с целителем и не подпустила его к себе? Глупости же.

— Хорошо.

— Приляг, пожалуйста, на кушетку.

Возвращаюсь. Опускаюсь на кушетку. Яркий свет потолочных светильников бьёт в глаза. Жмурюсь. Заметив это, Шэлдон слегка приглушает их щелчком пальцев.

Нависает надо мной. Формирует пальцами серое магическое плетение над моим животом.

— Это не больно? — спрашиваю с опаской.

— Я никогда бы не сделал тебе больно, Софи, — бормочет он себе под нос, растягивая плетение и приближая его ко мне.

Задерживаю дыхание, но ничего неприятного не происходит. Чувствую лишь едва ощутимое мягкое покалывание, будто тысячи мельчайших искорок щекочут живот.

— Мальчик, — улыбается Шэлдон своим мыслям. — Здоровый и сильный дракон, Софи. Поздравляю.

— Спасибо, — шепчу в ответ.

Отворачиваюсь лицом к стене, прячу улыбку. Вот только…

— Ты можешь не говорить моему мужу? — снова смотрю на Шэлдона снизу вверх.

— Солгать, что ты не беременна? — хмыкает он. — Рискнуть репутацией, своей и больницы? Разумеется, я не стану этого делать.

Я вздыхаю. Он сворачивает магическое плетение и хмуро на меня смотрит:

— Но моё предложение в силе. Уверен, ты передумаешь.

— Это вряд ли, — мотаю головой.

— Увидим, — прищуривается он, пристально меня разглядывая. — Я подожду.

— Как угодно, — дёргаю плечом и встаю. — Я могу идти?

— Да, ты можешь подождать в коридоре, пока я переговорю с твоим мужем. И ещё, Софи, — раздаётся мне в спину, когда я уже у двери. — Не говори лорду Эварру о том, что мы с тобой знакомы.

Замираю, осмысливая его слова.

— Солгать? — отвечаю его же тоном. — Зачем мне это? А если Роланд узнает? Да и потом… мне скрывать нечего.

— Просто сделай, как я прошу. Поверь, это для твоего же блага.

Ничего не отвечаю, нажимаю дверную ручку. Одновременно с этим открывается боковая дверь в кабинете и из-за неё показывается женщина в белой мантии. Проходит к столику у стены и опускается на стул как ни в чём ни бывало, будто была здесь всё это время.

В коридоре темно, лишь в самом его начале горит тусклая лампочка, да ещё в конце у окна. Кажется, приём посетителей уже закончился. Роланд стоит, отвернувшись к окну. Заслышав мои шаги, оборачивается.

Его мощная широкоплечая фигура занимает весь проход. Дожидается, пока я приближусь.

Приподнимает левую бровь.

— Софи, — проговаривает неспешно и с расстановкой. Смотрит на меня внимательно и пристально. Слишком пристально. — Ничего не хочешь мне рассказать, м?

— Целитель Хоуп хочет тебя видеть, — проговариваю быстро и опускаю глаза.

Откуда внутри это жгучее чувство стыда? Будто я пытаюсь скрыть какую-то постыдную тайну? Хотя по большому счёту, мне и скрывать-то нечего!

Несколько секунд Роланд всматривается в меня, затем сухо кивает и идёт мимо к кабинету целителя.

Я же обхватываю себя за плечи и опускаюсь в кресло у стены. Не знаю, сколько проходит времени, пока я сижу одна в темноте коридора. Резко вскидываю голову, когда открывается дверь кабинета и коридор заливает яркий свет.

Щурюсь с непривычки, стараясь привыкнуть. Вижу перед глазами протянутую руку Роланда:

— Идём.

Послушно вкладываю свою руку.

— Леди Эварр, — раздаётся за его спиной. — Буду ждать вас через неделю на плановый осмотр. Лорд Эварр, до свидания.

Перевожу взгляд с Шэлдона на Роланда. Мне кажется, или в воздухе чувствуется напряжение:

— Всего хорошего, целитель Хоуп, — отрезает Роланд, игнорируя приглашение на новый визит.

Моргаю несколько раз. Растерянно смотрю на них обоих.

— До свидания! — только и успеваю пропищать, прежде чем горячая ладонь Роланда ложится мне на талию и властно увлекает за собой.

— Берегите себя, леди Эварр, — слышу спиной тихий шелест.

Роланд продолжает прижимать меня к себе, уводя прочь. Только оказавшись на улице, вздыхаю с облегчением. Стемнело.

Брусчатка чуть влажная. Похоже, пока мы были в больнице, прошёл небольшой дождик.

Уличные фонари отбрасывают жёлтые пятна на тёмно-серые блестящие камни мостовой. Вдалеке слышен топот копыт и лай собак. Воздух тягучий и влажный.

Хочется остановиться, зажмуриться и пить его, но Роланд не намерен медлить. Берёт меня за руку, сплетая наши пальцы, и ведёт прочь, будто хочет поскорее отсюда уйти.

Молчание затягивается. И я решаю первая его нарушить, а заодно прощупать почву насчёт будущих планов Роланда в отношении меня.

— Значит, в следующий раз приедем сюда через неделю?

— Нет. Этот Хоуп мне не нравится. Он больше к тебе не приблизится. Дождёмся возвращения нашего целителя.

Осмысливаю услышанное, решая, как правильно себя повести. Рассказывать Роланду о том, что мы с Шэлдоном знакомы, или нет?

— Ааа… чем именно тебе не понравился целитель Хоуп? — уточняю осторожно, сидя на скамье экипажа, который отъезжает от здания больницы.

В ответ меня прожигают тяжёлым взглядом карих глаз.

— Он мутный тип и явно что-то скрывает. Зверю он не нравится тоже, — Роланд откидывается на спинку сиденья и подозрительно прищуривается. — А почему ты спрашиваешь? Только вышла от него, а уже предвкушаешь новую встречу? Ждёшь её?

Хорошо, что внутри темно и Роланд не видит, как вспыхивают мои щёки.

— Нет, конечно! Вернее, мне вообще без разницы! Главное, он сказал, что с ребёнком всё хорошо! С нашим… сыном.

Карету слегка подбрасывает. От неожиданности я вскрикиваю и взмахиваю руками.

Роланд ловит мои запястья, слегка сжимает их огромными тёплыми ладонями и мягко тянет на себя.

— Иди ко мне, Софи, — требует хрипло.

Я закусываю губу и позволяю ему усадить меня к нему на колени. В кольце его рук надёжно и уютно. И непривычно.

Роланд так близко, я почти касаюсь губами его щеки. Которая, я уверена, колется, потому что целый день прошёл, а брился он только утром. Веду носом, несмело втягивая аромат мускатного ореха и мужской тёплой кожи.

Почти не дышу, когда ладонь Роланда ложится мне на живот, оглаживает его осторожно и мягко.

— У нас будет сын, — проговаривает он. — Дракон.

— Да, — шепчу в темноте.

Карета входит в поворот, я инстинктивно хватаюсь за твёрдые плечи Роланда, но это лишнее, потому что его рука и так надёжно фиксирует меня за талию.

Медленно и неспешно Роланд смещает руку с моего живота и касается подбородка.

— Я доволен тобой, Софи.

Большим пальцем очерчивает линию моих губ, будто пробуя их наощупь. Его лицо приближается.

4. Гостья

Софи.

У меня перехватывает дыхание, когда его губы накрывают мои в невесомом поцелуе. Нежном и целомудренном, как крылья бабочки. Двигаясь от уголка рта, он смещается к центру, прихватывает поочерёдно мою нижнюю и верхнюю губу.

Сама не замечаю, как подаюсь к нему всем телом навстречу. Прижимаюсь грудью к его каменной груди. Касаюсь подушечками пальцев его щеки. Колючая, как я и думала. Запускаю руку в его длинные жёсткие волосы, пропускаю их между пальцев.

Что значит эта внезапная нежность? Может быть, всё ещё можно исправить? Может быть, у нас ещё всё наладится? Как же хочется в это верить! Мне так хорошо в его объятиях!

Карету чуть покачивает. Ехать и ехать бы так, без конечного пункта. Чтобы этот неожиданный и краткий миг единения не кончался. Но всё заканчивается.

Экипаж останавливается. Роланд мягко ссаживает меня со своих колен. Выбирается первым и помогает выйти мне.

— Почему мы здесь? — спрашиваю растерянно, стоя на дорожке перед нашим домом и озираясь по сторонам. — Разве мы не должны быть на приёме у наследника?

— Для тебя будет лучше остаться дома, — Роланд подводит меня к крыльцу, уверенным движением открывает дверь и мягко подталкивает меня внутрь. — На приём я съезжу один. А ты отдыхай.

— Но…

Ответом мне служит захлопнувшаяся перед самым носом дверь. Ужинаю в одиночестве. Долго сижу в каминном зале, глядя на потрескивающее пламя. Жду Роланда.

В голове роятся разные мысли. Касаюсь подушечками пальцев своих губ. В сердце вспыхивает надежда. Что значил тот поцелуй?

Моя беременность подтвердилась, но Роланд ни слова не сказал о том, что я уезжаю. Наоборот. Хочет дождаться своего целителя.

А вдруг, он вообще передумал меня отсылать? После новости о сыне?

С мольбой смотрю в потолок. Драконий Бог, я бы всё простила и забыла, если бы только Роланд выбрал меня и расстался с Амарой.

Не может быть, чтобы этот поцелуй ничего не значил!

Подтягиваю ноги к груди, сворачиваюсь в кресле калачиком. Кладу голову на согнутую в локте руку. Смотрю на догорающий огонь в камине. Небо за окном начинает сереть. Скоро рассвет. Роланд так и не приехал ночевать домой.

Собираю размякшее тело и заставляю себя подняться. Нужно вернуться в комнату. Не дело, если наутро слуги обнаружат леди Эварр спящей в гостиной. Это неприлично.

Вздыхаю. Какое мне теперь дело до приличий, если жизнь рушится?

Боже, нет. Наверняка, Роланда задержали какие-то дела. Не стоит мне себя накручивать. Утро вечера мудренее.

Смутно помню, как поднимаюсь наверх.

Ослабляю шнуровку платья, слышу тихий шелест атласа, падающего к ногам. Заворачиваюсь с головой в одеяло, как была, в нижней юбке и кружевном корсаже. Спать.

Ненадолго. Потому что скорое утро приносит неприятный сюрприз.

— Леди Эварр! Леди Эварр! — слышу тревожный шёпот где-то над головой.

— Что такое? — вырываю себя из-под одеяла.

Голова трещит от бессонной ночи. Комнату заливает тусклый свет пасмурного утра.

— Простите, леди Эварр, — Тиара, моя личная горничная с упругими тёмно-каштановыми кудряшками и оливковой кожей, в сером форменном платье с белоснежным передником, смущённо тупит глаза. — Вас ждут внизу, по важному делу, срочно!

— Ждут? — тру переносицу и сажусь в постели. — Меня?

Приглаживаю взлохмаченные волосы.

Кого там ещё принесло с утра пораньше?

Роланд вернулся? Шэлдон вздумал увидеться раньше приёма, и нагло заявился ко мне домой?

Быстро умываюсь, сооружаю несложную причёску, надеваю домашнее бирюзовое платье, спускаюсь вниз. На первом этаже непривычно пусто, только доносится шум из кухни и запахи готовящегося завтрака.

Иду в каминный зал.

Посетителей обычно принимают там. Плохое предчувствие объясняю бессонной ночью. Вот только на этот раз оно меня не подводит.

Просторный зал утром выглядит немного непривычно. Углы комнаты тонут в темноте, и хочется зажечь магические светильники.

Взгляд выхватывает погасший камин. Низкий столик с подносом, белым фарфоровым чайником и двумя чашками, пузатую сахарницу, и бордовое кресло с золотистой прострочкой. То самое, в котором я провела полночи.

Оно не пустует. Занято человеком, которому тут не место и которого я меньше всего хотела бы видеть.

Сжимаю кулаки, быстрым шагом прохожу на середину комнаты, застываю напротив.

— Зачем ты здесь?

Амара и бровью не ведёт. Неспешно тянется к фарфоровой чашке. Берётся за ручку своими тонкими пальцами. Смотрю на её руки с прозрачной кожей, пронизанной сетью синих вен и усыпанной рыжими веснушками, и понимаю, что ненавижу эти руки.

Делает вид, что не слышит меня. Намеренно игнорирует. Пьёт чай, как ни в чём ни бывало.

В моём доме. В моём каминном зале. В моём кресле. Из моего фарфорового сервиза.

Сглатываю. После ночи с моим мужем.

В пару шагов оказываюсь рядом со столиком. Наклоняюсь. Резким движением отодвигаю поднос с чайником на другой конец стола.

Выпрямляюсь. Скрещиваю руки на груди.

Драконий Бог, как же мне неприятна эта женщина!

— Ты оглохла, Амара? — сама удивляюсь, насколько невозмутимо и ровно звучит мой голос. И даже не дрожит, хотя в груди всё пульсирует, разливаясь по телу ядовитой ревностью, обнажая чувства и заглушая разум. — Зачем. Ты. Здесь?

Изумрудные глаза в обрамлении пушистых ресниц взирают на меня с недоумением и жалостью. Пухлые розовые губки растягиваются в глумливой улыбке.

— Что за тон, крошка Софи? Где твои манеры? А ведь Роланд опасался брать жену из низов. Правильно делал.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

— Всё сказала? — сверлю её взглядом. — Тогда выме…

— Не всё, — Амара безмятежно склоняется над чашкой, обхватывает фарфоровую каёмку губами и делает глоток. — Хотела узнать, ты там уже беременна в конце концов? Или как?

Хмурюсь, внимательно наблюдая за ней. Это что же получается — Роланд ей не сказал? Не сказал…

Внутри загорается слабый огонёк ликования.

Неужели, он оставил эту новость только нашей с ним?

А Амара, что бы там она о себе не думала, всего лишь девка для утех. Как же хочется верить в это!

Осознание этого простого факта делает почву под ногами устойчивей. Наклоняю голову к плечу, сгибаю руку в локте и прямо у неё на глазах демонстративно поправляю обручальное кольцо на пальце.

— Боюсь, это касается только нас с мужем. Уж точно не тебя, — смотрю на Амару сверху вниз, наблюдая, как её лицо покрывается красными пятнами, — подруга.

Ноздри Амары зло раздуваются, пальцы до побелевших костяшек сжимают ручку чашки. Кажется, она вот-вот лопнет от злости.

Но уже в следующий миг Амара зажмуривается, а когда открывает глаза, то они сродни безмятежному озеру. Поражаюсь от такой резкой перемены.

— Боюсь, всё-таки моё, крошка Софи, — ласково и нараспев произносит она, растягивая губы в насквозь фальшивой улыбке.

Смотрю на неё, и поверить не могу, как могла так ошибаться в человеке, не замечать её подлинной сути.

— Видишь ли, крошка Софи, не только ты вынуждена планировать переезд, — Амара допивает чай и с тихим дзиньканьем ставит чашку на столик. — Когда ты, наконец, свалишь в свою деревню, я планирую перебраться сюда. Твоя комната ведь самая удобная и смотрит окнами в сад? Её и займу! Вот только я бы кое-что там обновила, потому и хотела узнать…

Она продолжает трещать что-то про обивку диванов и оттенок портьер. Я же обхватываю себя за локти и смотрю на неё как на сумасшедшую.

— Ты совсем умом поехала, Амара? Если мужчина пару раз залез тебе под юбку, это ещё не значит, что он станет с тобой жить.

— Не значит, но Роланд сам предложил это. Вчера.

Она улыбается кончиками губ. Наклоняет лицо, щёлкает застёжкой сумочки, вышитой розовым бисером. Я делаю вдох, а выдохнуть забываю. Потому что в цепких пальцах Амары зажат белоснежный шёлковый шейный платок мужа. Тот самый, который был на нём накануне.

Выходит, вовсе не дела вчера задержали Роланда. А любовница?

— Я с ним уже год, Софи. А ты всего месяц. Не тебе открывать на меня ротик. Обломаешь зубки. И вообще, зачем нам ссориться? Собственно, за этим я здесь. Хочу поговорить, по-дружески.

— По-дружески?! — из горла рвётся нервный смешок. — Да с такими друзьями и враги не нужны!

— Ой, брось, — отмахивается Амара, аккуратно складывая платок Роланда и пристраивая его на столике. — Ну, подумай. Пока ты будешь безвылазно сидеть в деревне, я буду здесь, рядом с твоими детьми, когда они начнут подрастать. Тебе выгодно дружить со мной, иначе... Дети такие доверчивые и беззащитные, и такие хрупкие, сама понимаешь, возможно всякое…

Амара откидывается на спинку кресла. Сидит, развалившись, явно довольная собой. Смотрит на меня с превосходством. Её зелёные глаза горят триумфом и лихорадочным блеском.

— Ты… ещё угрожать будешь? Мне? — спрашиваю осипшим голосом, чувствуя, как закипаю.

Я бы многое снесла в память о былой дружбе. И всеми силами старалась бы сохранить лицо. Но когда эта дрянь открыла рот на моих с Роландом детей, пусть и ещё не родившихся, она открыла портал в Бездну.

Ноги сами делают шаг к столу. Хватаю первое, что подворачивается под руку — пустую чашку Амары. Швыряю в неё с размаха, не глядя.

Амара уворачивается. По залу разносится звон битого стекла. Амара ошарашенно на меня смотрит.

— Совсем рехнулась?

— А ну-ка, пошла вон отсюда!

В груди печёт. Кровь кипит. Я вспотела от злости. Хочу вцепиться в волосы этой рыжей ведьме. Вторая чашка летит вслед за первой. На этот раз мне везёт больше, а Амаре — меньше.

Прежде, чем разлететься вдребезги, чашка по касательной задевает её руку. Амара отскакивает в сторону и раздражённо вскрикивает:

— Ай! — она трёт запястье. — Психованная! Я расскажу Роланду! Всё-всё про тебя расскажу!

— Ты ещё здесь? — хватаю чайник, полный горячего чая. Судя по аромату, фруктового. — Забудь сюда дорогу!

Поднимаю пузатый фарфоровый чайник высоко над головой. Амара так пучит глаза, что, кажется, они сейчас выскочат из орбит. Её визгливый вопль тонет в звоне бьющегося вдребезги фарфора.

На шёлковых оливковых обоях расползается уродливая тёмная клякса. Потёки чая неровными струйками стремятся вниз, то и дело, обгоняя друг друга.

Успеваю заметить рыжую копну волос, скрывшуюся за поворотом, когда в дверной косяк ударяется пустой поднос.

Тяжело дыша, стою в разгромленном каминном зале. Грудь вздымается вверх и вниз, меня всю трясёт.

Снаружи доносится шум. В зал вбегает запыхавшийся дворецкий.

— Леди Эварр? — хлопает на меня глазами. — С вами всё в порядке?

— Никогда, — проговариваю дрожащим голосом, — никогда больше не пускайте в дом эту женщину. Вы меня услышали, Кордон?

Вероятно, что-то в моём взгляде заставляет мужчину склониться в почтительном поклоне. Слышу громкий звук хлопнувшей входной двери.

И только после этого обессиленно опускаюсь вниз. Прячу нос и рот в сомкнутых ладонях. С благоговейным ужасом осматриваю пятно на обоях и усыпанный осколками пол.

В ушах шумит, на меня вдруг накатывает странная апатия. Будто силы оставляют меня после недавней вспышки.

— Пусть мне принесут совок и веник, — прошу безжизненным голосом. — Нужно подмести до прихода Роланда.

— Что вы, леди Эварр! — Кордон бросает на меня испуганный взгляд. — Здесь всё приберут!

— Хорошо, — забираю платок Роланда. Подношу его к лицу, втягивая знакомый жгуче-пряный аромат мускатного ореха. — Сообщите мне, когда муж вернётся.

— Как будет угодно, леди Эварр. Завтрак…

— Принесите в комнату. Пожалуйста.

— Конечно, леди Эварр.

Молча выхожу из зала. На повороте едва не сталкиваюсь с двумя молоденькими горничными в белоснежных чепцах, которые при виде меня отскакивают к стене, словно ошпаренные, и приседают, низко склонив головы.

Ну, вот. За несколько секунд заработала себе репутацию психованной истерички.

Поднимаюсь наверх. Нервно меряю шагами комнату.

Очень хочется бросить всё и поехать к маме. Хочется, чтобы меня выслушали и пожалели. Вот только, судя по нашему с мамой последнему разговору, от неё едва ли стоит этого ждать. Ведь сегодня я повела себя как угодно, но точно не как мудрая женщина.

Нет. Я никуда не поеду. Я должна дождаться Роланда и задать ему вопрос, который не даёт мне покоя. Это правда, что он был прошлой ночью у Амары и обещал ей, что она будет жить в нашем доме, когда я уеду?

Или это просто наглая ложь рыжей ведьмы с богатой фантазией?

Я должна знать, что это не так. Мне это важно. Важно получить от него подтверждение тому, что всё изменилось. Что он передумал. Что тот поцелуй в карете что-то значил.

Бездна! Как же мучительно долго тянется время!

Чтобы занять себя чем-то и не сойти с ума в ожидании, достаю с верхней полки корзинку с пряжей. В нашей с мамой прошлой безденежной жизни вязание здорово нас выручало. Беретик, шарфик, добротный шерстяной джемпер своими руками — почему бы и нет?

Вооружаюсь крючком, устраиваю на коленях моток голубой пряжи. Потому что — мальчик. Голубые пинетки будут как нельзя кстати.

Вязание успокаивает. Я настолько расслабляюсь, что вздрагиваю от неожиданности, когда раздаётся стук в дверь.

Тиара опасливо заглядывает внутрь:

— Леди Эварр? Господин Кордон просил вам передать, что хозяин вернулся. Он у себя в кабинете.

— Спасибо, — улыбаюсь горничной и откладываю в сторону готовые пинетки. Любуюсь на результат своих усилий. Аккуратные и ровненькие. Должны быть впору.

Довольно поглаживаю живот. Пусть ещё плоский, но я-то знаю, что уже не пустой. Я не одна. Никогда больше не буду одна.

Подхожу к зеркалу. Убеждаюсь, что выгляжу хорошо. Разве что щёки бледные. Щипаю себя за скулы, прикусываю поочерёдно верхнюю и нижнюю губы.

Вниз по лестнице. Налево по затемнённому коридору. Замираю перед входом в кабинет Роланда. Два торопливых удара по красному дереву, и я захожу. Плотно прикрываю за собой дверь.

За окном смеркается. В кабинете горят магические светильники, один на столе и один, побольше, на потолке.

Роланд сидит за столом из тёмного дерева. Перед ним пачки листов пергамента, открытая чернильница и печать. Рука с чёрной перьевой ручкой занесена над каким-то документом.

Брови нахмурены. Бросает на меня быстрый взгляд. Не слишком-то рад мне.

— В чём дело? Я занят.

Возможно, я выбрала не самый подходящий момент для разговора. Но я и так ждала весь день, больше не выдержу. Меня распирает. Я хочу выяснить всё для себя здесь и сейчас.

Молча пересекаю кабинет. Не говоря ни слова, кладу на край его рабочего стола аккуратно свёрнутый белый шёлковый шейный платок. Тот самый трофей, который утром приволокла Амара.

Делаю шаг назад. Обхватываю ладонями локти перед собой. Склоняю голову набок. Жду.

Роланд хмуро смотрит на кусок ткани, затем на меня.

Молча поднимает левую бровь.

Растерянно смотрю на него. Чувствую себя глупо. Боже, почему я всегда теряюсь в его присутствии? Под его пронизывающим подавляющим взглядом хочется съёжиться, стать незаметной.

А ещё хочется сквозь землю провалиться. Наверное, зря я сюда пришла.

Одно дело было щёлкнуть по носу Амару, к которой я чувствую лишь раздражение и жгучую неприязнь. И с которой мы на равных.

Совсем другое — стоять сейчас перед Роландом, одного взгляда которого достаточно, чтобы вся моя решительность растаяла, будто ледяная крошка в жаркий полдень.

Боже, чего я ждала?

Дорогая, это совсем не то, что ты подумала! Я всё объясню!

Да щас же! Явно всё понял, но помогать мне не собирается. Сидит и смотрит на меня мрачно и исподлобья. Словно бы говорит взглядом: куда полезла, дурочка? Силёнок-то хватит?

Но я уже здесь, деваться некуда. И надо что-то сказать.

— Это… твой платок, — проговариваю осипшим голосом и показываю рукой.

— И? — шумный вдох, и Роланд принимается вращать в пальцах перьевую ручку, показывая, что его терпение от этого бестолкового разговора уже на пределе.

— Сегодня утром его принесла Амара. Сказала, ты был с ней этой ночью.

Фух. Я сказала это. В ответ — тишина. Воздух накаляется, напряжение растёт. Мои пальцы леденеют, а щёки вспыхивают.

Лицо Роланда неподвижно.

— Зря она это сделала, — бросает сухо и, как ни в чём ни бывало, возвращается к листам пергамента. — Ты свободна, Софи.

Непонимающе хлопаю глазами. Эээ…

— Это не всё! — выпаливаю громче, чем следовало бы, делаю шаг к столу и упираюсь в него ладонями.

Пытаюсь добавить себе уверенности хотя бы позой.

Уголок рта Роланда недовольно кривится, ноздри раздуваются, жадно втягивая потоки воздуха. Он отбрасывает ручку. Откидывается на спинку кресла, склоняет голову к плечу и смотрит на меня с едва сдерживаемым раздражением и откровенной скукой.

— Она… она угрожала мне! Сказала, что когда я уеду, она займёт мою комнату и будет вредить моим детям!

Смотрю на него с надеждой, мечтая увидеть в тёмных глазах хотя бы намёк на сочувствие. Ищу защиты и поддержки, но в ответ получаю лишь сухое:

— Это всё?

— Да… кажется…

— Ясно. Я разберусь. Ты свободна.

— Это правда? — спрашиваю звенящим голосом, затем отталкиваюсь ладонями от стола и обхожу его. — Ты был с ней вчера? Ты привезёшь её сюда вместо меня?

«После всего, что между нами было?»

Рыжая ведьма могла солгать.

Роланд лгать не станет, я в этом уверена, не в его характере изворачиваться и юлить. Он скажет правду. И от этой правды сейчас зависит многое. Вот только готова ли я к ней?

5. Взаперти

Софи.

Возвышаюсь над Роландом в нелепой и смешной попытке настоять на своём, заставить его сказать правду. Я напряжена, будто струна. Всё моё тело — сплошной оголённый нерв.

Дракон, напротив, совершенно расслаблен. Сидит, вальяжно развалившись в кресле. Смотрит на меня устало, будто на докучливое насекомое.

— Серьёзно? — буравит меня пристальным взглядом карих глаз. — Считаешь, я должен перед тобой отчитаться? Как какой-то школяр?

— Я твоя жена, и я имею право…

— Ты моя жена, — перебивает он. — И имеешь право выбрать меню к ужину и новую шляпку. Я понятно выразился?

Смотрю на него и не могу поверить. Этому мужчине я приносила клятвы. Его одного видела рядом с собой. Вместе и навсегда. Идеальная пара. Истинная связь. Полное взаимопонимание. Любовь. Безграничная. Безусловная. Две половинки одного целого.

Как в древних легендах. Вот только… сказки врут.

Злые драконы не влюбляются в нежных принцесс. Да и никакая я не принцесса. Он не ждал меня. Не добивался. Не хотел. Не хочет.

Хочет другую.

Обидней всего, что я искренне не понимаю, чем она лучше?

Опускаю голову. Втягиваю носом запах свежих чернил и нагретого воска. Касаюсь подушечками пальцев деревянного стола, заваленного листами пергамента. Скребу его ногтем. Молчание затягивается. Роланд ждёт, когда я уже, наконец, уберусь прочь с его глаз.

Я кожей чувствую его нетерпение. Раздражение. Неприязнь.

Они пугают меня, заставляют чувствовать себя неуверенно. Паниковать.

Бог с ней, с этой Амарой. Сейчас для меня важнее другое: выторговать себе место здесь, рядом с ребёнком. Которого никто и никуда не заберёт. Если всё получится.

— Я твоя жена, — дрожащим голосом повторяю его же фразу. — И имею право быть рядом с тобой и детьми. Здесь. В этом доме. И никуда не уезжать. Ответь мне, Роланд. Я могу остаться?

На мгновение мне кажется, что лоб дракона напрягается, а глаза темнеют. Будто в нём идёт какая-то внутренняя борьба. Но спустя несколько секунд он смотрит на меня в упор и выносит вердикт:

— Свежий воздух Драгонхилла будет много полезнее для тебя и детей, чем пыльная духота столицы. Целитель Сайрон навестит нас через пару дней. После того, как он осмотрит тебя, ты уедешь. Я не меняю своих решений, Софи.

Шах и мат, Софи. Всё ровно так, как говорила Амара.

Меня вдруг накрывает отчаянием и бессилием. Задираю глаза к потолку, пытаюсь сдержать копящиеся слёзы. Шмыгаю, убирая из носа сырость.

Бросаю в Роланда последний козырь:

— Что ж, надеюсь, у тебя есть другая истинная в запасе. На случай, если с этой что-то случится в далёкой глуши. Возможно, ты не в курсе. Но беременность может протекать по-разному. А роды так вообще лотерея! Но зачем тебе думать об этом? Тебе важнее собственный комфорт и рыжая шлюха под боком!

Поворачиваюсь, чтобы уйти, но мне не дают.

В доли секунды на запястье смыкается горячий стальной капкан. Роланд рывком разворачивает меня. Дёргает на себя. Я едва не впечатываюсь в его твёрдую грудь.

— Ты в своём уме? — рычит мне прямо в губы, нависая надо мной и продолжая сдавливать мне запястье.

Второй рукой сжимает мне щёки, заставляя смотреть ему в глаза, в которых плещутся ярость и гнев. В нос забивается пряный аромат мускатного ореха с нотками жгучей драконьей злости.

Впервые вижу Роланда в таком состоянии. И мне страшно. Очень. Похоже, я порядком его разозлила, и кто знает, что бы он сделал, если бы не беременность…

Он словно мысли мои читает.

— Тебе повезло, что беременна, — проговаривает звенящим злым шёпотом, практически склонившись к моему лицу. — Иначе я преподал бы тебе урок покорности мужу. Впредь думай хорошенько, прежде чем открывать на меня рот. Поняла? Не слышу!

— Да, — цежу сквозь зубы, упрямо отводя глаза.

Не смотрю на него. Смотрю на тёмно-серую чернильницу на столе.

Сердце стучит в груди, щёки пунцовые. То, как он разговаривает со мной, это… унизительно и грубо! Разве так ведут себя мужья с беременными жёнами?

Как я ни пытаюсь сдерживать слёзы, одинокая солёная капля всё-таки скатывается по щеке. Роланд с шумом втягивает воздух. Не знаю, о чём он думает в этот момент.

Что перегнул палку? Что плохие эмоции вредны для его драгоценного ребёнка? Что женские слёзы бесят его ещё больше, чем прямое неповиновение?

Однако, он отпускает мою руку. Большим пальцем вытирает слезинку с моей щеки и произносит уже спокойнее.

— Ты моя жена, Софи. Будущая мать моих детей. Твой статус никто и никогда не оспорит. Права и правила в этом доме устанавливаю я. Всё, что от тебя требуется — это послушание и покорность. Главные достоинства женщины. Следуй им, и всё у тебя будет хорошо.

Вспоминаю капризный тон Амары, когда она извивалась на полу у ног Роланда. И когда нагло пришла ко мне, требуя убраться поскорее и освободить для неё мою комнату.

Выходит, я должна покорно молчать и глотать, в то время как рыжая стерва продолжит истерить и легко получать желаемое? Так получается?

— Впредь никто не посмеет тебя потревожить, — слышу холодный голос мужа, — ни Амара, ни любая другая женщина. Даю слово. Сейчас ты поднимешься к себе. Успокоишься, и через полчаса спустишься к ужину.

Разумеется! Кто же меня потревожит в деревенской глуши?

Стоп…

Любая другая женщина?! Так Амара ещё и не одна у него?! Боооже…

Это какой-то нелепый фарс. Насмешка над истинностью. Да даже просто над брачным союзом, освещённым богами!

— Благодарю, — сцепливаю руки перед собой, смотрю в пол, на начищенные до блеска чёрные ботинки дракона. — Я не голодна. Доброй ночи.

Мне душно. Плохо физически.

Я не могу больше здесь находиться. Я хочу уйти. Как можно скорее. Спрятаться где-то в укромном местечке, где никто не найдёт, выплакаться и спокойно обдумать, как я докатилась до жизни такой.

И что теперь делать. Потому что так продолжаться не может! Просто не может. Нужно искать выход из всего… этого.

На негнущихся ногах иду к выходу из кабинета. Берусь за дверную ручку.

— Софи, — раздаётся мне в спину.

Оборачиваюсь, вырванная из своих мыслей. Роланд уже вновь занялся делами. Вращает в пальцах изящную чёрную перьевую ручку, которая смотрится хрупкой в его большой мужественной руке.

На мгновение кажется, что мне послышалось, и он вовсе меня не звал. Но в следующий миг он проговаривает, не поднимая головы.

— Ужин. Через полчаса. Не спустишься сама, я помогу. Предупреждаю сразу, тебе не понравится. Так что лучше не зли меня. Мой сын не будет голодать из-за глупых истерик его мамаши.

6. Последний день

Софи

Сидя в гостиной у матушки, делаю глоток кисло-сладкого фруктового чая из изящной фарфоровой чашечки. Комната залита солнечным светом, в лучах которого танцуют пылинки.

Погода за окном совсем не совпадает с моим внутренним состоянием.

Уже который день у меня полный душевный раздрай. Я потерялась. Запуталась. Не вижу смысла в своей жизни. Не принимаю будущего. Того самого, которое уготовил для меня Роланд.

А что с этим сделать — не знаю.

Выбора нет. Выхода тоже. Я в тупике.

Я принадлежу ему целиком и полностью. На мне его метка. Внутри меня его дитя. Я ближе некуда. И вместе с тем так далеко!

Но ещё дальше буду, когда придёт срок расставаться с ребёнком. А он придёт, непременно.

Я никогда не меняю своих решений, Софи.

— И что ты сделала? — матушка подаётся вперёд всем телом, всматривается в меня с опаской.

Моргаю несколько раз, вырванная из собственных мыслей. Ах, да, я как раз жаловалась матушке на грубость Роланда, когда он приказал мне спуститься к ужину. Вот только она, похоже, не сильно-то впечатлилась. Будто так и надо.

Бьюсь об заклад, сейчас переживает, не выкинула ли я чего в тот вечер? Может не беспокоиться.

— Спустилась, конечно, разве у меня были варианты?

Матушка одобрительно кивает, затем задумчиво жамкает губами:

— Лорд Эварр за ужином сказал что-то важное?

Пожимаю плечами:

— Нет, только напомнил ещё раз насчёт целителя.

Возвращаю чашку на блюдце, тянусь к очередному печенью, но матушка в последний момент отодвигает вазочку.

— Милая, не налегай так на сладкое! — качает головой. — Муж и так от тебя избавляется. Дальше что? Ещё и растолстеешь? Чтобы совсем без шансов?

Вздыхаю и снова беру чай, чтобы чем-то занять свои руки. Матушка права. Наверное. Хотя что-то мне подсказывает, что Роланду глубоко безразлично, худая я или толстая.

Очерчиваю подушечкой указательного пальца золотистую кромку фарфоровой чашки.

А раз так, то зачем всё это? Зачем мы вместе?

Затем, что ему нужны сильные наследники. Только в браке с истинной все мальчики рождаются драконами. С его мотивами всё предельно ясно.

Теперь я. Зачем всё это мне? Когда я выходила за него, я искала любви. Верила в древние легенды и сказки. Но сказки не случилось.

Деньги? Власть? Наряды и побрякушки? Они меня мало волнуют. Мы с родителями никогда не жили в роскоши, и, положа руку на сердце, я до сих пор чувствую себя чужой в мире влиятельных драконов, в мире Роланда.

Смотрю остановившимся взглядом на бордово-чёрные остатки чая на дне чашки.

Вопрос матери вновь вырывает меня из мыслей.

— И что сказал целитель Сайрон?

— Ничего нового, — допиваю остывший чай. — Всё то же самое, что мне сказали в больнице. Ах, да! Целитель Сайрон время от времени будет навещать меня в Драгонхилле. А за месяц до родов поселится в замке.

— Вот видишь! — одобрительно всплескивает руками матушка. — Как удобно! Выходит, всё под контролем! Красота же?

Внутри растёт раздражение, которое я тут же давлю, с громким дзиньканьем возвращая чашку на блюдце.

— Осторожнее, Софи! — хмурится матушка. — Ну, что ты такая неловкая, в самом-то деле? Это же дорогой сервиз!

— Прости, — улыбаюсь виновато.

Поднимаюсь с диванчика. Пересекаю комнату. Встаю напротив окна. Ветерок из приоткрытой форточки колышет прозрачную занавеску с узором из кружева. С улицы пахнет свежестью и зелёной листвой.

За спиной раздаётся шум. Матушка бранится на Флору, которая волочит увесистый чемодан через всю гостиную. Подготовка к отъезду идёт полным ходом. В этом доме тоже.

— Как считаешь, Софи, — вздыхает матушка, — я ведь смогу оставлять тебя там одну, и приезжать сюда? Ненадолго?

— Конечно, мамочка, — проговариваю, не оборачиваясь, — как тебе будет удобно.

— Кстати, насчёт Амары, — проговаривает мама. — Из всей родни у той только двоюродная тётка, и та живёт здесь, на западе столицы в пригороде. Так что никуда нам её не отправить.

Амара остаётся. Я — уезжаю.

— Почему? — спрашиваю, перебирая пальцами гладкую ткань занавески.

— Что? — не понимает мама.

— Почему он с ней? Что я делаю не так?

За спиной раздаётся вздох и скрип деревянных половиц под тяжестью маминых шагов. Мне на плечи ложатся её тёплые руки. Накрываю их ладонью.

— Милая, — вновь вздыхает мама. — Есть две категории женщин. Первые чисты душой и сердцем. Ничем не запятнаны. Мужчина идёт рядом с такой женщиной с гордо поднятой головой и готов показать её всему миру. Таких женщин знакомят с родителями. Их уважают. На них женятся. И есть вторая категория женщин.

Мама чуть сжимает моё плечо, её голос становится раздражённым и злым.

— Грязные порочные потаскушки, годные лишь на то, чтобы их драли как вздумается, тайком за закрытой дверью и под покровом ночи. Их стыдятся, связь с ними скрывают. На них не женятся. Их просто грязно пользуют. Ты из первой категории, а рыжая из второй. Вам никогда не поменяться местами. Такова жизнь.

Стараюсь как можно скорее отойти от первоначального шока, вызванного словами матушки. Ещё никогда мы с ней не разговаривали так откровенно на эти темы.

Но её объяснение меня не слишком-то устраивает. Морщусь, потому что в голове возникает странный диссонанс. Что-то не сходится.

Вспоминаю, как Амара ластилась к Роланду. Как извивалась у его ног. Мне не показалось, что он её стыдится. Ему с ней было хорошо.

Разделение, которое навязывает мама, кажется каким-то неправильным. Мозг упорно ищет лазейки в этой малопривлекательной теории.

Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.

Почему нужно выбирать чёрное или белое? Разве в этом мире нет серых оттенков?

— Ох, милая! — вздыхает мама. — В общем, не забивай свою хорошенькую головку! Дело не в тебе. У мужчин свои потребности, в том числе те, для которых хорошие девочки не годятся. Тогда они и идут к таким, как та рыжая. Прими это как данность. Ты у меня умница, и всё делаешь правильно.

Правильно.

И с этим «правильно» я еду прочь и у меня отберут детей. А Амара останется у моего мужа под боком. Не так уж всё «правильно» как-то получается! Как-то совсем даже и НЕ правильно!

— Так, ладно, — слышу звук маминых удаляющихся шагов. — Что это мы с тобой заболтались? Нам ещё в торговую галерею ехать, надо успеть купить всё, что нужно в дорогу. Софи? Уснула, что ли? Ты идёшь?

— Да, матушка.

Заставляю себя оторваться от окна и послушно проследовать за мамой.

Я будто во сне. Будто всё, что происходит сейчас — и не со мной вовсе. Будто реальная жизнь поставлена на паузу. А сейчас не пойми что.

По случаю хорошей погоды матушка распорядилась запрячь коляску с открытым верхом. Откидываюсь на спинку мягкого кожаного сиденья. Сжимаю пальцами шуршащую плащёвку сиреневого зонтика.

Коляску чуть покачивает на брусчатой мостовой. Смотрю по сторонам, стараясь запомнить. Запечатлеть в памяти знакомые улочки столицы, в которой я провела детство, юность. В которой хотела растить детей. Не сбылось.

Уже завтра я навсегда покину любимый город. Чтобы томиться в далёкой чужой глуши. Неудобная жена, годная лишь на то, чтобы рожать детей. Которую хочется убрать с глаз долой и спрятать как можно дальше.

Поворачиваем на соседнюю улицу. По тротуару прогуливаются нарядно одетые горожане. Много экипажей. Много женщин с маленькими детьми.

Взгляд цепляется за мальчишку с розовыми щёчками и короткими пшеничными кудрями, в нарядном крохотном костюмчике из чёрного сукна, совсем как у взрослого. Он идёт по тротуару за руку с женщиной в изящной розовой шляпке.

Судя по тому, с какой любовью та смотрит на малыша, это её сын. На вид мальчику года три. Ровно столько же будет моему ребёнку, когда его у меня заберут…

В душе разрастается ледяной комок. Всё вокруг становится серым, несмотря на солнечный день. Коляска замедляется, затем и вовсе останавливается.

Вытягиваю голову, пытаясь понять, чем вызвана эта задержка.

— Экипажи не могут разъехаться, — кряхтит наш возница с пышными коричневыми усами, извиняюще оправдываясь. — Построили, понимаешь ли, больницу, теперь не проехать спокойно. Вечно здесь суета.

Больницу. Больницу. Больницу.

Ребёнок остаётся с тобой. Лорд Эварр не заберёт его. Никто не заберёт.

Есть варианты. Одно твоё слово, и я всё устрою. С моими связями в полиции и тайной канцелярии это не проблема.

Сердце начинает биться как сумасшедшее. Как же я раньше об этом не подумала?! До последнего надеялась на что-то, глупая! На что?

Что, если…

— Софи? Ты что творишь? — летит мне в спину. — Ты куда?

Прихожу в себя, стоя на мостовой. Оборачиваюсь.

— Поезжай без меня! — объявляю матушке уверенным голосом. — Мне нужно к целителю. Срочно.

— Что-то стряслось? — мама округляет глаза. — Тебе нехорошо?

— Всё в порядке. Я просто случайно вспомнила, что мне назначено!

— Но целитель Сайрон…

— Один целитель хорошо, а два лучше, не так ли? — нахожусь быстро. — Хочу услышать разные мнения. Удачных тебе покупок! Обратно я найму экипаж! До завтра, матушка!

— Софи…

Делаю несколько шагов по направлению к тротуару, затем разворачиваюсь резко и возвращаюсь к коляске:

— Мамочка! — приподнимаюсь на цыпочках, жду, пока мама наклонится. Шепчу ей на ухо так, чтобы ни одна живая душа не слышала. — Пусть это останется между нами! Роланд слишком доверяет целителю Сайрону. Не хочу его расстраивать.

Матушка смотрит на меня выпученными глазами, будто впервые видит. Но, вероятно, моё объяснение находит правдоподобным.

— Хорошо, как скажешь. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Вместо ответа нервно улыбаюсь ей и машу рукой. Быстрым шагом иду к знакомому трёхэтажному зданию из бело-жёлтого песчаника.

Роланд.

За ужином Софи непривычно тиха. Впрочем, это её обычное состояние, не считая последних нескольких дней, когда её будто подменили. Её бунт оказался неожиданным. А я не люблю, когда что-то идёт не по плану.

Что бы то ни было.

Амара не лучше. Дура. Выбесила своей тупой выходкой. Забыла своё место. Пришлось напомнить. Сейчас не скоро решится даже на одну сторону улицы перейти к Софи, не то, что заявиться в дом.

Бросаю мрачный взгляд на жену на другом конце стола. Софи задумчива и бледна. Золотистые волосы рассыпались по плечам. Настенные канделябры за её спиной создают вокруг головы светящийся мистический ореол.

Веду носом, втягивая аромат карамели и молочного шоколада с корицей. Её аромат. Чувствую его даже через длинный стол.

Зверь внутри тоскливо скулит. Предчувствует скорую разлуку. Страшится её. Протестует.

Транслирует в моё сознание нежность к Софи, стремление охранять её, оберегать, заботиться, держать рядом. Подбрасывает красочные картинки из спальни. Мягкость её кожи. Вкус её губ в полутьме экипажа. Дурманящее дыхание, которое хочется пить и пить.

Морщусь, усилием воли изгоняя прочь навязчивые образы.

Это даже хорошо, что Софи холодна и неопытна. Страшно представить, какую власть она могла бы иметь надо мной, если бы была чуть больше искушена в любовных делах и женских хитростях.

Но Софи это просто Софи. Скучная малышка без сюрпризов и двойного дна. Невинный цветочек. Абсолютно предсказуемый. Тем проще будет управлять ею и нашей связью, от которой лично я планирую взять только плюсы, а минусы безжалостно искоренить.

Сыновья-драконы это плюс. Эмоциональная зависимость от жены это минус.

Сегодня последний вечер, а потом… С глаз долой — из мыслей вон. Я искренне в это верю.

Софи…

Если бы не метка истинной, я бы даже не посмотрел в её сторону.

Наивная и бесхитростная малышка. Открытая книга, в которую даже лишний раз не станешь заглядывать: слишком уж всё очевидно и просто. Вот только почему она опять не ест?

— Софи! — рявкаю грубо.

Неожиданно громко даже для себя. Жена поворачивает голову. Смотрит испуганно. Бездна. Не собирался её пугать. Всё-таки сегодня последний вечер перед её отъездом.

— Ты ничего не ешь, — проговариваю, стараясь, чтобы голос звучал мягче. — Тебе не нравится?

Софи непонимающе на меня смотрит. Округляет медовые глаза с золотистыми искорками. Хлопает ресницами. Встряхивает волосами:

— Нет, нет. Мне всё нравится! — опускает глаза в тарелку, вертит в изящных тонких пальчиках вилку. — Просто…

— Говори.

— Хочется чего-то более лёгкого и сладкого…

Поднимаю бровь. Что за, мать её, витиеватые загадки?

Терпеть не могу эти женские уловки. Хочешь чего-то — попроси! Всего-то! Разве так сложно?

Проглатываю кусок стейка. Вытираю губы клетчатой льняной салфеткой. Откидываюсь на спинку кресла.

Зверь внутри снова поднимает голову. Требует угодить самочке, порадовать её. Тем более — беременную. В Бездну. Пусть так. Заслужила.

— Чего же именно, дорогая? — выдавливаю из себя, делая глоток терпкого виноградного сока.

Смотрит на меня удивлённо. Не привыкай, милая. Просто сегодня твой последний день здесь. А я не совсем уж зверь. Вернее, не только зверь. Хотя… в ком из нас с драконом больше человечности и сострадания — ещё вопрос. Но да ладно.

— Клубники, — выдыхает еле слышно.

Всего-то.

Прячу усмешку. Тянусь рукой к колокольчику. Выдаю сухой приказ Кордону, и спустя четверть часа перед Софи сервируют хрустальную вазочку с алыми ягодами.

Софи забавно хлопает в ладоши. Смотрю, как её губы обхватывают сочную алую мякоть. Сглатываю и тянусь к бокалу с виноградным соком. Выпиваю весь. Встаю из-за стола.

Жена замирает, когда останавливаюсь рядом с ней. Упираюсь левой ладонью в стол. Правой нахожу её руку. Подношу к губам. Аромат клубники в шоколаде вызывает во рту неконтролируемый прилив слюны.

— Доброй ночи, Софи. Хорошо отдохни, завтра длинный день.

— Доброй ночи, Роланд, — доносится в спину, когда я уже в дверях. — Спасибо за ягоды.

Останавливаюсь. Чуть поворачиваю голову. Киваю и быстрым шагом иду прочь.

Завтра всё это, наконец-то, закончится. Всё будет по-прежнему. Контролируемо. Размеренно. Спокойно. Скорей бы уже.

Отмокаю в ванне. Вытираюсь. Бросив полотенце на пол, иду в спальню.

Устраиваюсь поудобнее на высоких подушках. Забрасываю руки за голову. Гладкая чёрная ткань постельного белья приятно холодит обнажённое тело. Ненавижу лишние тряпки.

Веки тяжелеют, и я проваливаюсь в сон.

В котором снова появляется навязчивый ягодный аромат. Сочная сладкая мякоть растекается во рту, на зубах поскрипывают крохотные зернышки клубники. Шоколад растравливает аппетит. Нотки корицы будоражат.

Софи.

Вкусно… Сладко…

Хочется опрокинуть её на спину, забросить наверх её руки, заблокировать их, получить полную власть над её телом, сплести пальцы, взять её напоследок. Чтобы запомнить.

Просыпаюсь и провожу рукой по лицу. Внизу всё каменное. Проклятье.

Так и подмывает встать и пойти к жене. Сделать сон реальностью.

Но нельзя.

Целитель Хоуп, кажется, так его звать, когда мы с ним болтали с глазу на глаз, несколько раз повторил, что секс опасен для ребёнка и может стоить Софи беременности.

Я не должен касаться жены до самых родов и ещё несколько месяцев после.

Дракону такой расклад не понравился. Сам целитель — тоже.

Я же не стал спорить и выяснять. Нельзя, так нельзя.

Прав скользкий Хоуп или нет, мне, в общем-то, без разницы. Я приходил в спальню жены с конкретной целью. Сейчас, когда цель достигнута и Софи понесла, смысла лезть к ней под юбку нет никакого.

Я могу сколько угодно не доверять Хоупу, но если есть хотя бы малейший риск навредить ребёнку — я ни в жизнь не стану так рисковать.

А значит, Софи может спать спокойно.

Делаю глубокий вдох и с усилием прикрываю веки. Реальность уплывает, сознание погружается в сон.

Аромат клубники в шоколаде усиливается. Что за всратая бездна?

Кровать рядом слегка прогибается под чужим весом.

Мягкие губы накрывают мои. Целую в ответ, мигом забирая инициативу, завладевая чужим ртом. Пропускаю сквозь пальцы нежные шёлковые пряди. Как же, мать твою, сладко… Какой до жути реалистичный сон…

Вот только… Резко открываю глаза.

Проклятье. Это не сон!

— Софи?! — сжимаю волосы жены и оттягиваю её голову назад, всматриваясь в ночной тьме в её испуганное лицо. — Ты что, мать твою, здесь забыла?

7. Бездна

Роланд.

Софи испуганно всхлипывает. В её аппетитный запах вплетаются пряные ноты возбуждения.

Зверь внутри давно проснулся и в нетерпении скребёт когтями, готовый в любую секунду наброситься на свою самочку.

Опрокинуть её на спину. Владеть ею, брать снова и снова ночь напролёт, оставляя отметины по всему её телу.