Измена. Наследник для дракона

Морщусь от нечеловеческих усилий, которых мне стоит сдерживать его и сдерживаться самому.

Сейчас. Когда я отчётливо понимаю, что на Софи ничего нет. Она голая. Совсем.

Её обнажённая бархатистая кожа болезненно жжёт мою сквозь тонкую ткань покрывала. Ничтожная полоска ткани — вот всё, что нас разделяет. Только и всего. Не только.

— Зачем. Ты. Здесь?

Цежу сквозь зубы, оттягивая её за волосы прочь от себя.

Заставляю себя не смотреть вниз, на её грудь с каменными вершинками. Сжимаю вторую руку в кулак, гася на корню безотчётное желание накрыть полушария ладонью. Точно зная, что оно ляжет в руку идеально, будто для неё создано.

Нет.

— Отвечай! — прикрикиваю, глядя в темноте на её пухлые губы и глаза, которые блестят то ли из-за игры теней, то ли потому что влажные.

— Я… просто… пришла к тебе…

Пришла. Софи ли это?

Её удел — покорно ждать в своей спальне, когда прийти к ней решу Я.

А то, что происходит сейчас — что-то новенькое.

Даже и не знаю, что делать, как реагировать. Колеблюсь.

С одной стороны, голая девка в постели — какие, в Бездну, вообще сомнения?

С другой — это же Софи… Картинка не складывается, ну вот вообще никак!

Пока я сомневаюсь, притянуть её к себе или грубо оттолкнуть, она делает кое-что совсем уж немыслимое.

Перебрасывает ногу через меня и устраивается сверху.

Кровь окончательно покидает мозги и приливает к другому месту. Болезненно. Низ живота требует разрядки.

Дракон хочет свою самочку немедленно.

Проклятье. Надавливаю на затылок Софи, заставляя её приблизиться. Впиваюсь в её рот как оголодавшее животное. Впрочем, я и есть животное. Зверь.

Когда Софи рядом, так сложно гасить инстинкты.

Сжимаю-таки её грудь, болезненно сдавливая вершинку. Вбираю в себя её тихий стон. Нажимаю на её поясницу, заставляя почувствовать, как сильно хочу её.

Доигралась. Всё.

Впервые мне кажется, что происходящее ей нравится. И это окончательно сносит крышу.

Опрокидываю её на спину, оказываясь сверху. Блокирую её руки над головой, сплетаю наши пальцы. Нависаю над ней. Приподнимаюсь на локте.

Софи дышит поверхностно и часто. Приподнимается в бёдрах, показывая, что открыта для меня и готова принять.

Впервые между нами всё — так. Взаимно и остро.

— Роланд, — жалобным шёпотом, от которого меня ведёт.

Сейчас…

— И ещё, лорд Эварр, — целитель Хоуп вперивает в меня цепкий взгляд прозрачных серых глаз. — Беременность первая, мы не знаем наверняка, как леди Эварр с ней справится. Выносить дракона под силу далеко не каждой. К тому же магический потенциал вашей супруги весьма скромный.

— Стандартный, — поправляю его машинально. — Софи не слабая.

— О, разумеется! — Хоуп часто кивает. — Я лишь имел в виду, в сравнении с вами и ребёнком, которого она носит! Ведь она просто женщина. Человечка.

— Справится! — одной фразой пресекаю все его возражения. — Не она первая, не она последняя.

Даже слушать не хочу, что с женой или ребёнком может что-то случиться. Проклятый лекарь должен снижать тревоги пациентов, а не усиливать их. Какой Бездны он сейчас делает? А не пошёл бы он?

— И всё-таки! — последняя фраза Хоупа догоняет меня, когда держусь за дверную ручку. — Как целитель, я бы рекомендовал леди Эварр полный постельный покой. Во избежание маточных кровотечений и угрозы выкидыша. Вы ведь не хотите, чтобы жена потеряла ребёнка, не так ли?

Всё это вспышкой проносится в воспалённом мозгу, отрезвляя. Проклятье!

Жизнь ребёнка уж точно не стоит минутной похоти!

Отпускаю руки Софи. Перекатываюсь на спину. Набрасываю на себя покрывало. Убираю руки за голову. Смотрю в чёрный потолок балдахина.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Контроль возвращён. Инстинкты безжалостно задавлены.

— Роооланд?

В голосе Софи недоумение, разочарование и растерянность.

— Уходи, — бросаю ей сухо, даже не поворачивая головы.

— Но…

— Прочь пошла, я сказал! Я тебя не звал!

Молчание. В окно заглядывает луна, заливая комнату холодным тусклым светом.

Софи садится на кровати спиной ко мне. Бросаю на неё быстрый взгляд, отмечая идеальную осанку, изящную спину с ровным рядом позвонков. Её светлые волосы в лунном свете мистически светятся, кажутся серебристыми.

Снова смотрю в потолок.

— Роланд, зачем? Зачем ты делаешь это с нами?

Сглатываю, когда слышу в её тихом голосе слёзы. Краем глаза замечаю, как Софи сжимает изо всех сил пальчиками простыню. Игнорирую вопрос, ответ на который давно уже ей дал. Повторять по сто раз не собираюсь. Не попугай.

— Пожалуйста, Роланд, — шепчет Софи, не желая угомониться, — позволь мне остаться, не забирай ребёнка. Давай ещё раз обсудим и всё исправим! Пока не стало слишком поздно…

Эта её последняя фраза неприятно карябает. Я буду прокручивать её в памяти снова и снова… Потом.

А сейчас я слишком раздражён, чтобы копаться в ней глубже.

Злюсь на дракона, который лезет со своими инстинктами, нагло навязывая их мне.

На Софи, которая выбрала верный способ заставить меня если не передумать, то хотя бы отложить её отъезд. И чуть не получила желаемое. Если бы не жуткие запугивания Хоупа насчёт кровотечений и всей этой хрени…

На себя. Потому что опасная зависимость от истинной, будто зараза, проникает под кожу и въедается в мозг. Странное чувство, навязанное извне, которое я никогда не приму.

Её отъезд единственный способ покончить с этим. Приглушить эту больную зависимость. Всё правильно.

— Роланд…

Софи оборачивается из-за плеча, протягивает ко мне руку, будто хочет коснуться.

— Уходи! — обрубаю грубо.

Лежу, не двигаясь. Рука Софи повисает в воздухе, так и не найдя опоры. Кончики её пальцев вздрагивают, хватая пустоту, затем она сжимает их в кулак и встаёт.

Кровать пружинит. Против воли смотрю на фигуру жены. Упругое девичье тело в лунном свете кажется совсем прозрачным и белым.

Софи наклоняется, поднимает с пола розовую накидку. Ну, да, не голая ведь она шла по коридору. Напоследок пожираю глазами её ягодицы и тонкую талию, которые быстро скрывает розовый шёлк.

Уходит, не оглядываясь. Бесшумно прикрывает за собой дверь. Закрываю глаза, втягивая носом её аромат, который пропитал здесь всё.

В груди скребёт неприятное чувство. Что-то не так.

Сегодня она вела себя странно. Не как обычно. Может ли это что-то значить? Или нет?

Проклятье! Это МОЁ предчувствие? Или опять манипуляции зверя, который бесится из-за того, что не получил желаемое?

Пока не стало слишком поздно.

Что — поздно? В Бездну.

Похоже, я тронулся умом, если всерьёз подозреваю Софи в каких-то интригах и подковёрных играх. Ведь это просто Софи.

Переворачиваюсь на живот. Заставляю себя отключиться. Игнорировать зудящее чувство, будто надвигается что-то ужасное и неотвратимое.

Утро встречает пасмурным небом, жалящим мелким дождём и порывистым ветром. Будто сама погода против отъезда жены.

На мгновение мелькает мысль отложить всё на пару дней. Перед тем, как спуститься к завтраку, выхожу на балкон.

Сжимаю ладонями холодный мрамор перил. Смотрю наверх. Наверное, если бы громыхала гроза и сверкали молнии, я бы так и сделал, но. Это всего лишь дождь. Который, вероятно, закончится уже к обеду. Дорога до Драгонхилла ровная и безопасная. Повода менять планы нет.

Кордон сообщает, что леди Эварр попросила подать ей завтрак наверх. Морщусь из-за очередного приступа своеволия жены, но да ладно. Видимо, дуется из-за вчерашнего. Пусть.

К назначенному времени перед крыльцом готовы два экипажа. Один для Софи и её матери, за которой им предстоит заехать. Второй для багажа. Четверо всадников вооружённой охраны.

Перестраховка на непредвиденный случай. Возможно, лишняя, потому что только безумец или смертник рискнёт напасть на карету с гербом Эварров. К тому же дороги империи безопасны, но я привык исключать все риски.

Натягиваю чёрные кожаные перчатки. Одёргиваю манжеты чёрного камзола.

Спускаюсь вниз по мокрым от дождя ступеням, чтобы лично проверить состояние колёс экипажей, осмотреть лошадей и убедиться, что возница отдохнувший и не с перепоя.

Всё в порядке. Даже дождь почти кончился и небо светлеет. Весело чирикают, купаясь в лужах, воробьи.

Нет никаких видимых причин для беспокойства. Тогда почему внутри так противно и суетно? Зверь, наоборот, как-то странно затих. И мне не нравится это затишье. Совсем не нравится.

Позади раздаётся шум. Резко оборачиваюсь, убрав руки за спину. Софи.

На жене тёмно-синий дорожный плащ и шляпка с голубой лентой. Лицо бледное, уголки губ опущены вниз. Быстрый взгляд на меня, и снова вниз, себе под ноги.

Зверь оживляется. Ну, слава Богу, а то я уж решил, что ты задевался куда-то, дружище.

Нет ничего страшнее, чем потерять зверя — почему-то проносится в голове.

Дракон без своей второй ипостаси всё равно, что инвалид. Полуживой урод, вызывающий лишь гадливую жалость. Всеми презираемый ходячий труп. Неудачник. Ничтожество. Слабак.

Хуже, чем человек. Много хуже. Люди всего лишь люди. Они на многое не способны, но от них этого «многого» и не ждут. С них спрос меньше.

Другое дело — дракон. Рождённый парить, править, подчинять. Избранный. Вот кому не прощают слабости. Теряя зверя, ты теряешь всё.

К счастью, подобное случается крайне редко. Но внутренний безотчётный страх перед ужасным сидит в каждом из нас. Все мы чего-то боимся. Вот только мне-то уж точно подобное не грозит. Почему, вообще, я об этом думаю сейчас? Это просто нервы.

В последнее время присутствие Софи заставляет нервничать чаще. Это плохо.

С отъездом Софи подобное прекратится. Это хорошо.

Весь внешний облик жены ничем не выдаёт того, что она расстроена, обижена или злится. Смотрит вниз на ступеньки, приподнимает юбки. В несколько широких шагов оказываюсь рядом, протягиваю ей ладонь, чтобы помочь спуститься. Скользко.

Сквозь кожаную перчатку чувствую её прохладные пальчики.

— Благодарю, — произносит тихо, когда мы останавливаемся у подножки экипажа.

Отпускаю её руку. Софи сцепливает пальцы перед собой. Не смотрит мне в глаза. Стоит, опустив голову. Делает вид, что ей интересно рассматривать мыски своих начищенных кожаных туфелек.

Под чёткими командами Кордона лакеи грузят последний багаж.

Рассматриваю Софи напоследок. Пушистые чёрные ресницы, изящный излом бровей, аккуратный маленький нос, припухшие губы с крохотной ранкой на нижней, словно она их кусала. Почему?

Хмурюсь.

— Как ты себя чувствуешь? — подхожу к ней ближе, вплотную.

Равнодушно пожимает плечами:

— Нормально.

— Ничего не болит? — кладу ладонь в перчатке на её живот.

Софи резко вскидывает голову. Испытующе на меня смотрит. На мгновение мне даже кажется, что в её глазах мелькает злорадное торжество, смешанное с обидой. Но уже в следующую секунду она моргает и произносит спокойно:

— Всё хорошо, Роланд. С нашим ребёнком всё будет хорошо. Я смогу о нём позаботиться, обещаю.

Отводит глаза, смотрит в сторону. Зверь внутри недовольно рычит. Что-то в этой фразе будто бы не то. Что? Морщусь и опять говорю себе, что это нервы.

— Разумеется, — нахожу её руку, отодвигаю край плаща, обнажая её запястье с меткой истинной.

Софи смотрит на меня недоумённо и испуганно. Не разрывая зрительного контакта, подношу её руку ко рту. Касаюсь губами её метки, очерчиваю кончиком языка самый её центр. Софи краснеет, молча наблюдает за мной.

Отрываюсь от её запястья, но руку не выпускаю.

— Разумеется, ты будешь хорошо заботиться о МОЁМ ребёнке, дорогая. Уж я за этим прослежу, будь уверена. То, что ты будешь далеко, вовсе не значит, что — сама по себе и без присмотра. Даже у стен есть уши. В Драгонхилле уж точно. Ты ведь не дура, должна это понимать.

Софи с шумом втягивает воздух. Не нравится? Потерпишь. Я ведь должен предупредить тебя, чтобы без глупостей.

— Целитель Сайрон навестит тебя через месяц, — продолжаю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно. — Я рассчитываю, что он останется удовлетворён твоим состоянием. Кухарка получила указания насчёт рациона. Вся прислуга знает о твоём положении. Всё, что требуется от тебя — хорошо питаться и гулять на свежем воздухе. Всего-то. Будь добра, делай это, чтобы не давать мне повода быть тобой недовольным. Ты меня поняла?

Молчит. Задумалась о чём-то, смотрит в сторону пустым взглядом. Поднимаю её подбородок, заставляя смотреть на меня.

— Софи? — повторяю требовательно.

— Да.

— Хорошо, — отпускаю её, делаю шаг назад.

Оглядываюсь. Похоже, всё готово. Возвращаюсь к экипажу, не глядя на жену, нажимаю на ручку, сам открываю дверцу.

— По плану у вас обед на постоялом дворе, и уже к вечеру вы будете в замке. Как только доберётесь, меня известят. Лёгкого пути.

Софи прячет глаза, смотрит в сторону. Протягиваю руку ладонью вверх, чтобы помочь ей забраться в карету.

Жена послушно вкладывает прохладные пальчики с аккуратными розовыми ноготками в мою руку, затянутую чёрной кожей, затем вдруг поворачивается ко мне и поднимает лицо.

Проклятье. Медовые глаза Софи полны слёз. В них нет больше золотистых искорок. Они потухли. Её нижняя губа дрожит. Софи открывает рот, закрывает его. Сглатывает.

— В чём дело? — напряжённо всматриваюсь в её лицо, а зверь внутри рвёт и мечет, требуя отменить всё к проклятой срани.

Передумать! Остановить это всё! Вернуть, как было!

— Я приеду, когда родится сын, — проговариваю тихо не столько для неё, сколько для себя и дракона. Убеждаю нас с ним, что повода для паники — нет. Голос почему-то хриплый, а в горле ком.

Уголок рта Софи нервно дёргается. Ни разу не видел у неё этой горькой усмешки. Её ресницы с блестящими капельками слёз приходят в движение.

— Прощай, Роланд, — шепчет тихо и забирается в экипаж.

— До встречи, Софи.

С громким стуком захлопываю дверцу. Отхожу на пару шагов. Киваю вознице.

Провожаю взглядом оба экипажа, пока они не скрываются за поворотом.

Мерзкое липкое чувство тревоги и неотвратимости надвигающейся беды не только не исчезает. Оно растёт.

В Бездну! Надо срочно отвлечься.

Благо, в Верховном тайном совете сегодня много дел. Проект налоговой реформы, поправки в неё от министерств, доклад монетного двора и кое-что ещё.

Это кое-что и помогает переключиться. Сидя в экипаже по пути в Императорский дворец, пролистываю последние отчёты лорда Корфаса, начальника полиции, по делу, которое находится у меня на личном контроле.

Витиеватые буквы скачут перед глазами. Сухой канцелярский язык навевает тоску, но я заставляю себя вникать в документы.

Столицу наводнили запрещённые артефакты. Похищения людей, выкачка магических резервов, ментальное внушение — самый безобидный список последствий.

У тех немногих, кого удалось поймать на горячем, начисто стёрта память о моменте покупки запрещёнки. Который месяц — никаких зацепок. Растёт раздражение от того, что какой-то ушлый ловкач водит за нос весь тайный совет и полицию. Это бесит и злит.

Заседания Верховного тайного совета идут одно за другим. Просторный зал с высоким сводчатым потолком и стрельчатыми окнами, сквозь которые проникает тусклый свет пасмурного дня.

Длинный прямоугольный стол из тёмного дерева, во главе которого располагается моё кресло. Справа и слева от меня по шесть драконов-советников. Кто-то чуть старше, у кого-то голова сплошь седая. Возраст не важен. Все они равны между собой, лишь я ровнее в силу статуса председателя.

Отчёты, приказы, проекты.

Запах нагретого воска, свежих чернил, шероховатость сыпучего песка, росчерки пера на утверждённых документах.

Визит престарелого Императора. Итоговый отчёт перед ним. Его подписи.

Глубоко за полдень иду по коридору в свой рабочий кабинет. Встречающиеся по пути клерки в серых сюртуках склоняют головы и жмутся к стенам.

Софи, вероятно, уже пообедала и продолжает путь в Драгонхилл. Тянусь к ней мысленно. Незримая магическая связь, будто золотистая нить, проходит сквозь расстояние и пространство, отмеряя его чётко в нужном направлении.

Я знаю, где она. Сколько до неё километров. Взмахов драконьих крыльев. Вплоть до минут в свободном полёте.

Кажется, всё идёт по плану. Судя по расстоянию, половина пути в замок уже позади.

Внутри тревожно покалывает. Золотистая нить чуть вибрирует, передавая мне её чувства. Когда дракон настраивается на свою истинную, он может даже ощущать отголоски её эмоций.

Морщусь, потому что мне вдруг не нравится то, что я чувствую. Софи будто нервничает. Хм, волнуется?

Незнакомая дорога, новые места. Всё непривычно. Это нормально.

Меня окликает лорд Корфас. Оборачиваюсь. Разрываю мысленную связь. Убираю руки за спину. Выслушиваю начальника полиции.

Несколько минут мы беседуем с глазу на глаз. Лорд Корфас, мужчина лет сорока с каштановыми волосами до плеч и тонкими ниточками тёмных усов, хочет обсудить с глазу на глаз несколько щекотливых моментов по «нашему» — он многозначительно таращит глаза — делу.

Деваться некуда. Обсуждаем вполголоса злополучные артефакты. Неспешно движемся по коридору в сторону моего рабочего кабинета.

Оставшись, наконец, один, закрываю за собой тяжёлую деревянную дверь. Щелчком пальцев активирую магические светильники на потолке и рабочем столе. Опускаюсь в гладкое кожаное кресло.

Перебираю несколько листов пергамента, которые мне только что всучил лорд Корфас.

По-хорошему, можно ехать домой. Представляю пустые коридоры, ужин, накрытый на одного, пустующий стул Софи на другом конце стола и — не хочется.

Ещё меньше хочется ехать к Амаре. Возможно, остался осадок от её недавней выходки. Самая моя длительная связь — с ней. Неужели, и она наскучила? Всё приедается, рано или поздно. Кажется, так вышло и на этот раз.

Откидываюсь в кресле, подношу к глазам листы пергамента со свежим протоколом задержания по делу о запрещённых артефактах.

Вчитываюсь. Тру переносицу, и вдруг впервые чувствую это. Поначалу даже не понимаю, что за хрень.

По телу будто магический разряд проходит. Неприятный. Болезненный.

Будто кто-то шмальнул в меня боевым магическим плетением.

Разрывающим. Неожиданным. Жёстким.

Отбрасываю прочь графитовую перьевую ручку, которую до этого вращал в пальцах. Вскакиваю со стула. Оглядываюсь по сторонам. Затем смотрю на свои ладони.

Я до сих пор не втупляю, что, мать твою, здесь творится?

Дракон беснуется. Ревёт, оглушая, так, что хочется зажать уши, но это не помогает.

Зверь рвётся на свободу. Мечется внутри, в запертой клетке сознания. Бьётся в ней, жаждет выбраться на свободу любой ценой.

— Зачем? — рычу тихо и зло. Не понимаю.

Ударяю ладонями в стол, наклоняюсь. На висках выступают капельки пота. Дышу через боль, снова и снова прошивающую тело острыми магическими иглами.

А потом всё заканчивается, так же внезапно, как началось.

Боль отступает, будто её и не было. Прислушиваюсь к себе. Что-то изменилось. Вот только не могу понять, что именно.

Внутри странная пустота, будто я скорлупка яйца. Пустая. Без содержимого. Призываю зверя. Тот откликается, но как-то вяло. Словно тоже лежит без сил.

Мы оба в растерянности сейчас. Подобное с нами впервые.

Проклятье. Ладно. Пожалуй, работы на сегодня достаточно.

Солнце клонится к крышам домов на западе, когда я спрыгиваю с подножки экипажа. Обычный день, а я будто выжатый лимон после того подозрительного приступа.

Странное чувство.

Ужин приказываю подать в домашний кабинет. Пара бокалов с горьким янтарным напитком и звонкими кубиками льда помогают расслабиться.

Как выясняется — зря.

Громкий стук в дверь. Недовольно поморщившись, поднимаю глаза от листов пергамента.

— Лорд Эварр!! — в кабинет вбегает запыхавшийся Кордон.

На бедняге лица нет. Что-то не так. Облизываю губы, чувствуя во рту древесно-горькое послевкусие. Мрачно смотрю на дворецкого.

— Л-л-лорд Э-э-варр, — не припомню, чтобы всегда невозмутимый дворецкий заикался и настолько собой не владел. — Там…

Приподнимаю бровь. Проклятье. Что ещё?

— Ну? — подгоняю его.

Кордон беспомощно оглядывается, и я только сейчас замечаю за его спиной мужчину в тёмно-синей форме агента тайной канцелярии.

Внутри растёт гадкое предчувствие. Внутренности словно сковывает льдом. Инстинкты раньше разума готовят нас к чудовищной правде.

— Лорд Эварр, — сыщик выходит вперёд.

Коротко стриженые русые волосы, невыразительное лицо, тонкие губы. Встречаемся взглядами, тот первым опускает глаза. И это мне сразу не нравится.

— Кто-нибудь, уже, мать вашу, скажет мне, что происходит? — рычу, глядя то на агента, то на дворецкого.

— Ваша жена, леди Эварр… вам лучше самому увидеть это…

8. Потерянное

Откидываюсь на спинку кресла. Смотрю на вновь вошедшего. Фиксирую на нём взгляд, а сам мысленно тянусь привычным ментальным жестом к Софи. Вот только ничего не выходит.

Ничего, мать твою! Не! Выходит! Золотистой нити больше нет. Связи — тоже. Я не чувствую её. И Софи не чувствую тоже.

В голове вместо паники — холодный расчёт. Мозг ищет варианты, строит цепочки событий, просчитывает вероятности, решения и последствия. Для начала нужно понять принципиальный момент.

— Тело нашли? — жгу взглядом сыщика, который трясётся, будто осиновый лист, хватает ртом воздух.

В руке что-то хрустит, и я отбрасываю сломанную надвое металлическую перьевую ручку.

— Нннеет, лорд Эварр.

Прикрываю глаза на мгновение, делаю вдох и глубокий выдох. Тело не нашли. Это хорошо. Раз нет тела, значит, есть шансы на то, что Софи жива. Кто бы и что ни говорил, я буду разбираться в этом сам.

Раздражённо вытираю белым платком перепачканную чернилами руку, швыряю его на стол, резко встаю.

— Показывай, где.

Сыщик кивает, вместе с ним выходим из дома. Он извлекает из наплечной сумки и кладёт у основания крыльца круглый серый металлический диск с императорским гербом.

Наблюдаю, как диск громыхает, вращаясь и дребезжа на камнях, после чего успокаивается. Пространственный портал. Запрещённый для гражданских артефакт. Доступен только полиции, тайной канцелярии и службам разведки. Исключительно для служебного пользования. Каждое перемещение фиксируется в путевом листе и строго учитывается.

Работает на расстояния в пределах одного участка суши.

Драконы не слишком привечают порталы, возможно, этим и обусловлено их ограниченное использование. Для дракона и приятнее и престижней принять истинный облик и взмыть в небо.

Давая свободу зверю, ты делаешь его сильнее, а вашу связь — крепче. Ни один вменяемый дракон не предпочтёт портал полёту в небе. Я в том числе. Но сейчас выбирать не приходится, и время решает.

Портал выдаёт вверх плотный столб серебристого света.

— Прошу, лорд Эварр, — сыщик делает приглашающий жест рукой.

Шагаю в центр круга. Терплю перегрузки, свободное падение и металлический привкус во рту.

Наконец, под ногами твёрдая земля. Осматриваюсь по сторонам. Узнаю это место. Чуть больше, чем половина пути.

Слева от дороги плотной стеной раскинулся Теневой лес. Справа — крутой обрыв, несколько минут свободного падения, острые камни и быстрое течение горной реки.

Дорога широкая и ровная, прекрасно просматривается в обе стороны. Никаких изгибов и поворотов. Никакой скрытой опасности. Так в чём же дело?

Метрах в ста от меня, у обрыва активная суета. Четверо агентов тайной канцелярии с помощью артефактов поднимают наверх что-то тяжёлое. При виде этого зрелища зверь внутри тревожно скулит.

Злюсь на него: рано ныть, не ясно пока ни хрена!

Странно, что здесь синие мундиры, а не полиция.

Впрочем, сейчас не это важно. Следом за мной из портала выходит сопровождавший меня сыщик. Пока он возится с артефактом, я иду к остальным.

— Лорд Эварр! — одутловатый низкий агент с багровым носом и седыми усами вытягивается по струнке. — Агент Рофл, к вашим услугам!

— Что здесь случилось? — киваю на кучку агентов, столпившихся у края обрыва.

— Лошади понесли, лорд Эварр.

— Что за бред? — цежу сквозь зубы.

— Это единственное объяснение, — разводит руками Рофл, ничуть не смутившись.

Присаживаюсь вниз. Всматриваюсь в следы от копыт и колёс на земле. Провожу по свежим колеям кончиками пальцев, растираю глинистую почву. Всё, что я вижу, говорит в пользу версии Рофла, но внутреннее чутьё буквально вопит: что-то здесь не так!

Зверь покоя себе не находит. Транслирует мне образ Софи, чем только путает и мешает думать.

Тру переносицу. Проклятье. Да не могу я её найти, не могу! Не чувствую больше! Но и в то, что мертва, ни секунды не верю. Тут что-то другое, понять бы что!

Тем временем, наверх удаётся поднять обломки кареты. Ветер усиливается. Небо хмурится. Кажется, гроза добралась и сюда. Убрав руки в карманы, хмуро смотрю на раскуроченные сиденья, обтянутые бордовой кожей. Разодранной, с торчащей из неё жёлтой набивкой. Задняя и боковая стенки держатся на одном только честном слове.

Сглатываю, заметив среди того, что раньше было экипажем, тонкую полоску голубого шёлка. Приближаюсь. Мысленно приказываю зверю угомониться и не истерить. Наклоняюсь и двумя пальцами вытягиваю зацепившуюся между досок голубую ленту. Утром она украшала шляпку Софи. Я помню.

Наматываю её на кулак и убираю в карман. Отступаю назад.

Обломки кареты скрипят, того и гляди развалятся в щепки.

— Эта часть упала на камни, — будто извиняясь, поясняет Рофл. — Потому и осталась. Всё остальное унесло течением, кхм. Оно здесь бурное. Агенты уже ищут вниз по реке, но не факт, что найдут, за следующим порогом река впадает в Северное море, а там, сами понимаете, ищи свищи!

В отличие от отчаянно страдающего зверя я удивительно спокоен и собран. Возможно, это цинично, но единственное, о чём я сейчас думаю — как-то, мать его, подозрительно всё удобно и складно!

Падение с обрыва на ровной прямой дороге. Без свидетелей и тел.

— Где второй экипаж?

— Кажись, там что-то с колесом возникло, какие-то неполадки, вот возница и отстал починить, хотел позже нагнать.

— Охрана? С ними было четверо!

— А того не знаем, — чешет затылок Рофл.

Прохаживаюсь аккуратно, изучая следы на земле. И вот ещё одна странность: следов всадников нет. Хм, с этим тоже придётся разобраться.

— Ищите тела, — приказываю сухо, натягивая перчатки. — Пока не найдёте, дело не закрывать. Я возьму его на личный контроль. Держать меня в курсе всех новостей. Это ясно?

— Конечно, лорд Эварр, — агент Рофл ударяет пятками.

— Почему здесь вы, а не полиция?

— Так это… — Рофл вытирает скомканным грязным платком вспотевший лоб. — У Корфаса свободные порталы закончились. А мы как раз были неподалёку, вот нас и перекинули.

— Ясно.

Некоторое время стою на краю обрыва, убрав руки в карманы брюк. Всматриваюсь в бурлящие потоки реки внизу. Оглядываюсь на молчаливый лес.

Зверь горюет за нас двоих. Я же не чувствую горя. Я чую подвох. Всё случившееся слишком подозрительно и странно.

В отличие от агентов тайной канцелярии и дракона, я не вижу здесь несчастного случая. Я вижу хорошо спланированный спектакль, призванный прикрыть… Похищение? Побег? Что?

Что бы это ни было, я докопаюсь до сути. Если придётся, сам лично буду носом рыть землю, но найду. Не успокоюсь, пока не узнаю, что здесь стряслось на самом деле. И не дай Драконий Бог, если всё это и вправду чей-то хитроумный план, к которому Софи хоть как-то причастна.

Если так, тогда я ей не завидую.

Год спустя.

Роланд.

Аромат шоколада и тягучей карамели с вкраплениями корицы будоражит. Солнечный шёлк волос скользит сквозь пальцы. Нежная бархатистая кожа покрывается мурашками, когда веду по ней ладонями.

— Рооланд, — с придыханием и жалобным всхлипыванием.

Её голос впивается в меня тысячами крошечных острых игл, прошивает насквозь. Меня трясёт от дикого возбуждения.

Нет ни сил, ни желания сдерживаться. Меня разрывает от одержимого голода, утолить который может только она. Моя…

— Софи, — впиваюсь в пухлые губы, вхожу в неё, пожирая ответный стон.

Безумие — настолько хотеть кого-то. Преступно — так жаждать обладать.

Резко сажусь на пустой кровати. Тру переносицу. Ветер лениво колышет прозрачную занавеску. За окном занимается сизый рассвет.

Башка нещадно трещит, в паху болезненный стояк. Твою мать.

Ну, здравствуй, новый день.

— Таким образом, согласно совместному отчёту господина Хоупа и лорда Уваса, использование артефакта правды способно повысить раскрываемость преступлений на восемьдесят процентов и тем самым привести к…

— К тому, что психов вокруг станет ещё больше, — прерываю его раздражённо.

Лорд Оклюз уже который месяц пытается протащить через Совет сомнительный способ допроса подозреваемых. В его с Хоупом отчётах всё красиво, вот только есть один нюанс, о котором те умалчивают — треть допрошенных артефактами правды потом сходит с ума.

— Но, лорд Эварр, — скрипучим голосом возражает лорд Оклюз.

С шумом захлопываю кожаную папку с отчётом и небрежным жестом посылаю её через стол седовласому умнику с крючковатым носом и алчно бегающими белёсыми глазками.

Не надо быть особо проницательным, чтобы понять — раз так старательно проталкивает эти сомнительные артефакты, значит, надеется поиметь с этого неслабый откат.

— Хотите применять их на людях — дорабатывайте! — цежу сквозь зубы в повисшей вокруг тишине, затем встаю.

Оклюз пучит глаза и дёргает подбородком, будто индюк, которого клюнули в задницу.

Смотрю на него так, что бедняга втягивает голову в плечи и что-то там лопочет себе под нос, соглашаясь. Так-то лучше, умник, не стоит держать всех вокруг за баранов.

Размашистым шагом иду прочь из зала. Наконец-то грёбанный день закончился. Ещё один.

Как же. Всё. Бесит.

Коридор. Факелы под потолком. Испуганные клерки. Каждый день всё по кругу.

С громким стуком захлопываю за собой дверь кабинета.

Мини-бар в ящике из орехового дерева. Стакан, янтарная жидкость больше, чем на половину. Залпом опрокидываю в себя, наливаю ещё.

Опускаюсь в кресло, откидываю голову на кожаную спинку, закрываю глаза.

По венам растекается приятное тепло. Ядовитый туман пробирается в мозг и дарит долгожданное облегчение. Ещё пара-тройка бокалов, и можно будет не думать ни о чём. Забыться. Только это и спасает последний проклятый год.

Громкий стук в дверь заставляет поморщиться. Вот, Бездна! Кого там ещё принесло?

— Роланд? — в проёме показывается обеспокоенное лицо Феликса Корфаса. — Ты так быстро ушёл.

— Хотел побыть один, — отвечаю с нажимом, глядя на Феликса исподлобья.

Тот замечает бокал на столе. Вижу, как дёргается уголок его рта, но вслух он ничего не говорит.

Тёмно-русые волосы Феликса схвачены на затылке чёрной лентой. Синий полицейский мундир, светлее, чем у тайной канцелярии и с другой эмблемой, застёгнут на все пуговицы.

— Я ненадолго, — Феликс кладёт передо мной пачку листов пергамента. — Мои люди прочесали Верпшир и всё, что западнее от маковых полей. Ничего.

Он проходит к мини-бару, не спрашивая, находит второй бокал и льёт себе щедрую порцию.

— Твоё здоровье, — салютует мне, затем делает большой глоток.

Молчим. Ни мне, ни ему сказать нечего. Последняя зацепка оказалась ложной.

— Год прошёл, — осторожно проговаривает Феликс. — Это большой срок. Знаю, в этом деле много странного, да и люди Уваса знатно накосячили в самом начале, когда по горячим следам ещё можно было найти… Но как бы то ни было, сейчас-то уже… Год, Роланд.

Делаю большой глоток. Сам знаю, что он прав, и всё равно… бесит.

— Это я виноват, — сжимаю переносицу, морщусь. — Сам ведь отправил её туда.

— Брось, эй, ты чего? Это случайность. Сейчас я всё больше склоняюсь к тому, что первоначальная версия и была верной. Лошади понесли. Несчастный случай. В конце концов, других вариантов нет. Пора оставить прошлое в прошлом. Иначе можно сойти с ума, всю жизнь гоняясь за призраком.

— Ты прав. Прав.

Опрокидываю в рот содержимое бокала и поднимаюсь.

— Давай по домам.

Феликс следует моему примеру. Чуть медлит в дверях и осторожно говорит:

— Констанца выходит замуж в эту субботу.

— Твоя дочь?

— Да, празднуем в Редширре, в фамильном замке. Ты ведь будешь? Хочу тебя кое с кем познакомить.

— Редширр? Не близко, — выходим в коридор, я закрываю кабинет.

— Когда это было проблемой? Не для тебя уж точно.

Усмехаюсь горько, радуясь, что в темноте коридора Феликс не видит моего лица.

— Если выделишь мне портал, — пожимаю плечами. — Между нами, конечно.

— Ммм… разве что в порядке исключения.

— Разумеется.

— Договорились.

На улице расходимся в разные стороны. Отпускаю экипаж, решаю пройтись до дома пешком. Проветриться.

Смеркается. В воздухе стоит влажная изморозь. То ли дождь, то ли не дождь, не пойми что. Дрянная погодка. Такая же, как год назад, когда исчезла Софи.

Жёлтый свет уличных фонарей отражается от моих начищенных ботинок и блестящего асфальта. Звук шагов по тротуару тонет в топоте копыт и стуке колёс проезжающих мимо экипажей. Пахнет дождём, мокрой землёй и прелой листвой.

Год без Софи. Ровно год.

Негодовал. Был в бешенстве. Не верил.

Прочесал всю империю. Каждый замок и дом. Тщетно.

Она как сквозь землю провалилась. Или действительно… умерла.

Последняя мысль убивала дракона. Круглые сутки он пытался искать, метался внутри, будто раненый зверь, пытаясь почувствовать, нащупать нить, хотя бы её отголоски, фантом, что обычно остаётся даже когда истинная погибает.

А здесь — ничего. Наглухо. Будто Софи никогда и не было.

Зверь начал сдавать. Я понял, что дело дрянь, когда он не стал ворчать на Амару. Не отозвался никак, хотя до этого не упускал случая выказать своё «фе».

Дальше — хуже. Я не смог обернуться.

А потом зверь затих. Совсем.

Я остался один. Внутри будто выжженная чёрным льдом пустыня, где ветер гоняет перекати-поле. Мысли только мои, чувства тоже. Непривычно. Пугающе. Странно.

Больно. Потому что для подобных мне нет позора хуже, чем потерять зверя.

Всё вокруг буквально кричало о том, что Софи больше нет. И всё же…

Я не мог перестать прокручивать в голове тот последний день.

Позволь мне остаться, не забирай ребёнка. Давай ещё раз обсудим и всё исправим! Пока не стало слишком поздно…

Прощай, Роланд.

Каждая фраза в отдельности, возможно, ничего не значит, но. Если собрать их все воедино, добавить её неожиданный приход ко мне в спальню накануне, её взгляд и слёзы в глазах — будто она и вправду прощалась навсегда…

Всё это наводит на очень нехорошие мысли.

Но ведь это Софи. Бесхитростная простушка Софи. Она бы никогда не пошла против меня. Зная прекрасно, кто я такой, она бы побоялась последствий, и правильно бы сделала.

Нет, бред.

Я скорее поверю в полёты людей, чем в побег Софи.

Кроме того, тайное всегда становится явным. Но прошёл год. Большой срок. За это время люди Феликса прочесали империю вдоль и поперёк. У Софи не было шансов. Просто не было.

Уже поздно вечером, сидя перед камином и допивая очередную бутылку, я вдруг задумываюсь.

А что, если бы случилось чудо, и Софи нашлась? Вот так вот, раз, и я снова её чувствую. Бред, но а вдруг?

Внутренности сковывает лютая тоска по тёплой золотистой нити. По сыну, которого я бы мог уже держать на руках. Моему продолжению и наследнику. По дракону, всякий раз пускающему слюни на Софи, а сейчас замолчавшему навсегда. По полётам среди облаков, ветру в лицо, свисту в ушах, размахам мощных крыльев.

Закрываю глаза. От приятных воспоминаний губы растягиваются в глупой улыбке.

В груди нещадно дерёт. Я дико тоскую. По ней. И по всему, что безвозвратно утрачено вместе с потерей истинной.

Что, если Софи всё-таки не погибла? Что, если я снова смог бы её почувствовать?

Открываю глаза. Смотрю немигающим взглядом на оранжево-жёлтые пляшущие языки пламени в камине. Улыбка медленно сползает с лица, потому что я понимаю отчётливо и ясно.

Даже если Софи жива, для неё лучше навсегда оставаться для меня мёртвой. Потому что если только я узнаю, что был прав, и случившееся — чей-то дешёвый спектакль, я убью её сам. Вот этими самыми руками.

9. Сбережённое

Софи, полтора года после побега.

Сосредоточенно сдвинув брови, отмеряю в стеклянную колбу нужное количество настойки мандрагоры. Осторожно переливаю её в котелок. Ещё три капли крови саламандры.

Облизываю губы. Накладываю на котелок завершающее магическое плетение. Дожидаюсь финальной алой вспышки, означающей соединение всех ингредиентов. Удовлетворённо киваю. Последнее на сегодня зелье почти готово.

Прибираю на места склянки и мешочки. Смачиваю в рукомойнике мягкую серую тряпку, протираю начисто рабочий стол из тёмного дерева, гашу магический светильник и выхожу из кабинета.

В аптеке пусто, как всегда незадолго до закрытия. За прилавком сам хозяин, пожилой мужчина с добрым круглым лицом. Он что-то бормочет, склонившись над пухлой бухгалтерской книгой и постукивая деревянными костяшками на счётах.

— Господин Жако, я закончила с зельем, утром разолью его по бутылькам.

Хозяин лавки поднимает голову и смотрит на меня поверх круглых стёкол очков. Его гладкая лысина блестит в жёлтом свете потолочного светильника, седые волосы касаются плеч.

— Сонечка, ты разве ещё здесь? — откашливается и поправляет тугой воротник. — Спасибо, дочка, но беги уже домой, малой, поди заждался! Я сам тут всё закрою.

— Благодарю, господин Жако, — снимаю белый передник, поправляю платье из плотной серой ткани. — И вы не слишком задерживайтесь.

Надеваю серое шерстяное пальто, прячу волосы под вязаный белый капор и выскальзываю за дверь.

На пороге меня едва не сбивает порывом холодного ветра. Стемнело. Жалобно скрипит над головой фонарь. Колючий редкий дождик жалит щёки.

Сбегаю вниз со ступенек и быстрым шагом иду вниз по тихой улочке.

Норленд, Богом забытый остров в Северном море. Население — всего несколько сотен домов. Все друг друга знают. Случайных людей здесь не было, и нет.

Просто к вдовствующему аптекарю приехали погостить дочка со свекровью. Сонечка и Табита Волф. Конечно, Сонечку тут все помнят, правда, ещё малышкой, до смерти матери и отъезда в магический пансион на материк.

Выросла красавицей, не узнать совсем! Замужем, а как же! Муж морской офицер, сейчас в длительной экспедиции, вот дочка и вернулась на время в отцовский дом.

Такова наша легенда.

Каблуки глухо стучат по брусчатке. Слышен шум волн, бьющихся неподалёку о скалистый берег. Настырный ветер лижет ноги в тёплых панталонах, пытаясь пробраться под пальто. Колючий дождь превращается в белоснежные снежинки, которые порхают в свете уличных фонарей.

Ёжусь и дую горячим паром на озябшие ладони. Варежки забыла надеть, зря. Прячу руки в карманы пальто. Решительно смотрю перед собой. Киваю приветственно мяснику, закрывающему лавку.

Прохожу мимо рыбного рынка, на котором по утрам не протолкнуться, а сейчас темно и пусто.

Наконец-то! Вбегаю вверх на кованое крылечко двухэтажного домика из серого камня. Маленького, но аккуратного. Вытираю ноги о придверный коврик и захожу внутрь.

Ммм, внутри тепло и уютно, и вкусно пахнет ужином. Тяну носом. Кажется, жареная рыба. Сбрасываю пальто. Тщательно мою руки в уборной. Немножко морщусь от того, что дешёвое мыло щиплет потрескавшуюся кожу рук и рану на запястье.

Прохожу на кухню, где мама хлопочет у плиты, шустро орудуя деревянной лопаткой и помешивая в кастрюльке рис с овощами. На соседней сковороде в масле жарится рыба.

— Здравствуй, мамочка, — обнимаю её со спины, целую в тёплую морщинистую щёку.

— Софи! — передёргивает плечами та. — Холодная-то какая!

— Ой, там, кажется, вообще снег пошёл, — машу рукой и отхожу в глубину кухни, где в самодельном деревянном манеже сидит моё сокровище. — Это кто тут у нас?

— Опять снег? — ворчит за спиной мама. — Да что ж такое-то, а? Дрянь, а не погода! Когда уже это закончится? Хотя о чём я? Два месяца холодного лета, снова тёмная гнилая зима, и так по кругу! Вот что такое этот ваш Норленд, глаза б мои его не видели!

Пропускаю мимо ушей привычное ворчание матушки.

Улыбаюсь во весь рот, мигом забывая о невзгодах и трудностях, когда наклоняюсь и тянусь руками вниз.

— Это кто тут у нас?

Сердечко радостно трепещет и тает от нежности, когда я вижу ответную улыбку и слышу детский смех.

— Ма-ма! Ма-ма! — лопочет пухлощёкий малыш, подтягиваясь на деревянных брусьях манежа и спеша при виде меня встать на ножки.

Подхватываю его на руки. Ох!

— Тяжёлый какой! — смеюсь, прижимая его к груди и кружась вокруг. Целую в макушку, вдыхаю нежный младенческий запах. — Это кто у нас такой тяжёленький, а? Ленард?

— Ма-ма! — Ленард чмокает губами и беспокойно тычется личиком мне в грудь.

Понимаю, чего он хочет. Обхожу грубо сколоченный деревянный стол. Опускаюсь на стул в углу. Расстёгиваю пуговицы платья, высвобождаю ноющую грудь, даю малышу и накрываю нас с ним пелёнкой. Прикрываю глаза, чувствуя, как молоко послушно покидает левую грудь, а вот правую начинает распирать сильнее.

Перебираю пальчиками нежные волосы сына. Тёмные, как у отца. Внутри неприятно колет. Запрещаю себе думать об этом.

— Ты что творишь, Софи? — мама поворачивается и замечает, что я кормлю Ленарда. — Что за срам устроила? Наверх иди! Не ровен час, старый жук притащится!

— Мамочка, мистер Жако ещё в аптеке, я всё успею, не беспокойся. Лучше расскажи, как у тебя дела? Я ведь соскучилась, не хочу наверх.

Лицо матушки смягчается, но всего на миг. Сразу после она отворачивается к плите и принимается с двойным усердием работать деревянной лопаткой, периодически ею постукивая о бортик кастрюльки. Бормочет себе под нос:

— Лук закончился у нас, и все овощи! Яблок сто лет не видела, о ягодах вообще молчу! Одна рыба целыми днями, у меня так скоро плавники отрастут! Одежда Ленарду мала, про обувь лучше даже не вспоминать! Живём, как нищие! Ни театра, ни оперы, даже посплетничать не с кем! Ненавижу эту дыру!

Вздыхаю. Маме непросто даётся наша новая жизнь. В суровом северном климате тот лоск, который она старательно приобретала все последние месяцы, заметно померк, а глаза её потухли.

И если я благодарю Бога за случившееся всякий раз, когда смотрю на Ленарда и знаю, что никто его у меня теперь не отберёт, то матушке наполняться особо-то нечем. И я чувствую себя виноватой, что втянула её во всё это.

Но полтора года назад, когда нужно было решать, и быстро, я даже мысли не допустила, чтобы бросить маму в столице вечно меня оплакивать. А третьего выхода не было, иначе Роланд неизбежно докопался бы до правды.

Роланд… Встряхиваю волосами.

— Зато мы вместе, — шепчу тихо, вкладывая указательный палец в хваткий кулачок Ленарда, — а это самое главное, мамочка, разве нет? Что до остального — всё купим, ты только не переживай так. Всё у нас будет!

В ответ — сердитое фырканье и звон тарелок. Зеваю. Уже которую ночь Ленард плохо спит. Капризничает. Наверное, режутся зубки. Ай! Вот точно! Вон как кусается! Надо обязательно намазать на ночь грудь.

Вскоре домой возвращается мистер Жако. Ужинаем втроём. Ем с Ленардом на руках. Малыш таскает у меня из тарелки рисинки и долго мусолит каждую в кулачке.

— Благодарю, Табита, — краснея и смущаясь, бормочет мой «отец», вытирая рот льняной салфеткой. — Рыба нежнейшая. Вы просто волшебница. Ел бы и ел.

Я прячу улыбку, и склоняюсь к Ленарду. Жаль, что грубоватые комплименты мистера Жако только раздражают маму. Он хороший человек и заслуживает если не ответных чувств, то хотя бы вежливого обращения.

— Пфф! Самая обычная! — мама возмущённо закатывает глаза, собирает тарелки, нарочно ими гремя. — Её одну и едим битый год! Скоро чешуёй покроемся!

Бросаю на маму предостерегающий взгляд. Я-то привыкла к её ворчанию, а мистер Жако уж точно не заслужил подобных претензий. Но вместо того, чтобы рассердиться, тот растерянно чешет затылок:

— Кхм, а чего бы вам хотелось?

Мама замирает, стоя спиной у рукомойника. Ой, зря он это... Прежде, чем я успеваю открыть рот, мама резко оборачивается:

— Яблок хотела бы! — кричит она и всплескивает руками. — Капусты свежей, а не квашеной! Огурцов свежих, а не солёных! Птицу и мясо! А не рыбу! И шубу! А не дырявое пальто!

На кухне становится тихо. Я готова провалиться под пол со стыда. Так неловко, просто ужас! Мистер Жако приютил нас, как родных, дал еду и кров, и говорить ему такое!

Но вместо того, чтобы обидеться, он вдруг усмехается, легко и добродушно:

— Будет тебе шуба, женщина, и яблоки тоже, — качает головой, встаёт из-за стола и уходит.

Как только дверь за ним закрывается, я встаю из-за стола, продолжая удерживать Ленарда на руках, подхожу к матушке и возмущённо шепчу:

— Мама! Ты что устроила?

— А ничего! — та швыряет грязные сковородки в чашу рукомойника. — Надоело мне всё! Сил моих нет оставаться в этой дыре!

— Мамочка, ну, потерпи ещё немного! — кладу руку ей на плечо, мягко поглаживаю. — Как только дело закроют и нас перестанут искать, мы сразу переберёмся на материк, обещаю! Найдём город побольше, с театрами и оперой, как ты любишь, устроимся в нём, всё будет как раньше, вот увидишь! Пока что это рискованно, пойми! Один неверный шаг, и Роланд нас найдёт! С его-то связями!

Мама продолжает раздражённо швырять грязную посуду. И когда я уже хочу развернуться и отойти, она вдруг сжимает столешницу до побелевших костяшек пальцев и выплёвывает раздражённо:

— Знаешь, Софи, порой мне кажется, что я ХОЧУ, чтобы твой муж нас нашёл! И чтобы этот кошмар, наконец, закончился!

Замираю. Смотрю остановившимся взглядом на затылок матушки. На идеальный тугой пучок русых волос. Она так ничего и не поняла… Не желает понять. Думает, что наш побег лишь моя глупая блажь. А объяснять бесполезно.

Сколько было сказано слов. Сколько слёз пролито. Без толку. Она не слышит меня.

Закрываю глаза. Вдох, выдох.

— Мамочка, ты просто устала, — проговариваю чужим голосом, странно спокойным, — иди наверх, я сама здесь всё приберу.

— Вот ещё! — фыркает мама, вооружаясь щёткой для посуды. — Сама иди наверх, еле на ногах держишься! Дожили! Мать дракона живёт как прислуга! Как вам это нравится? Если бы только лорд Эварр узнал…

— Никогда! — удерживая сына правой рукой, левой сжимаю запястье матушки. — Никогда больше не произноси его имя! После того, что мы сделали — ты понятия не имеешь, что нас ждёт, если ОН узнает правду! Мы пожалеем, что не умерли на самом деле! Он не человек, он зверь! Никогда больше даже не мечтай, чтобы он нас нашёл! Обещай мне!

— Всё, всё, успокойся! — матушка высвобождает свою руку из моего цепкого захвата и принимается с усердием тереть щёткой сковороду. — Ишь как раздухарилась! Уже и пошутить нельзя! Спокойнее будь, тебе нельзя нервничать, молоко пропадёт — чем кормить будем Ленарда? Спи иди, никто тебя не найдёт, в этой Богом забытой дыре уж точно. Дракон на улицах Норленда — не смеши меня! Иди спать, Софи, кому говорю!

Решаю не спорить с матерью и молча иду наверх по скрипучим ступеням. Матушка отчего-то находит это забавным, вот только мне совсем не смешно. Роланд на улицах Норленда. Роланд на пороге нашего дома — мой самый жуткий ночной кошмар.

И я молю Драконьего Бога об одном: чтобы сон никогда не стал явью.

Уложив Ленарда, как мышка прокрадываюсь в ванную. Благо, мне отвели комнату, которая раньше принадлежала покойной супруге мистера Жако, и она богата собственной уборной.

Матушке не так повезло, поэтому она пользуется моей, когда нужно. Наспех освежаюсь в крохотной медной ванне. Надеваю ночную рубашку из грубого белого хлопка. Заплетаю волосы в косу, рассматриваю себя в прямоугольное зеркало, висящее над рукомойником.

Волосы отросли, достают почти до поясницы. Щёки и грудь стали полнее.

Поворачиваюсь боком, привстаю на цыпочки, придирчиво себя рассматривая. Кажется, я немного поправилась.

Матушка, конечно, жалуется на местную еду, калорийную и жирную, ну а как иначе? Только питаясь сытно и плотно, можно выжить в суровом климате и сохранить здоровье. В общем, лично я быстро привыкла к рыбе, крупам, фасоли и всевозможным соленьям.

Вздыхаю. Так, ладно, можно сколько угодно оттягивать этот неприятный момент, но он всё равно наступит. Закусив губу, тянусь к левому запястью, морщусь, расстёгивая тёмно-коричневый ремешок.

Медленно и аккуратно стягиваю с руки предмет, внешне похожий на обычные наручные часы. Вот только это не часы.

А запрещённый артефакт, блокирующий метку истинной.

За использование и распространение блокираторов грозит смертная казнь. Если узнает кто-нибудь из драконов.

Вот только в Норленде драконов нет. А значит, на этот счёт можно не беспокоиться.

До крови кусаю губу, когда вместе с блокиратором сходит верхний слой кожи. Прижимаю ладонь ко рту, глуша болезненный стон, который рвётся из груди против воли.

Под артефактом ужасная зияющая рана. Кожа разъедена почти до мяса.

Глотаю слёзы и тянусь к баночке из тёмного дерева, внутри которой мощнейшая целебная мазь. За ночь рана затянется. Но завтра утром я снова надену блокиратор, и всё начнётся сначала. Не надеть не могу, потому что без него можно находиться не больше шести часов в сутки.

Снимаю его только на ночь. И то, будь моя воля, не делала бы этого, потому что жутко боюсь. Боюсь, что что-то пойдёт не так, и Роланд меня почувствует. Найдёт нас. Отберёт сына. А меня прибьёт на месте. Что-то мне подсказывает, что он поступит именно так.

Нет, будь моя воля, я бы вовсе не снимала блокиратор. Если бы не риск остаться без руки — доводить до этого как-то не хочется.

Я не жалуюсь. Понимаю, что за всё приходится платить.

Терплю раздирающую боль, смазываю запястье, затем воспалённую грудь. Всё, наконец-то спать. Если Ленард будет сегодня зайкой, а не злым дракошей.

Зевая, добираюсь до кровати. Гашу светильник на тумбочке. Комната небольшая, из остановки полутораспальная кровать, секретер с множеством ящичков, комод для вещей и детская кроватка, в которой росла ещё дочка хозяина.

Едва голова касается подушки, проваливаюсь в беспокойный сон.

Он повторяется каждую ночь. Один и тот же. Первые разы я просыпалась с криком в холодном поту. Но со временем словно привыкла.

Чёрные монетки стальной чешуи. Скрежет острых как бритва когтей. Столп смертоносного пламени, жёлто-алого, и его жар, опаляющий щёки.

Во рту сухо. Сердце стучит где-то в горле. Заходится в панике от надвигающегося ужаса. Неотвратимого и неизбежного. А потом резкой вспышкой — карие глаза с вертикальным зрачком, в которых вся тьма и ненависть Бездны.

На этом месте меня обычно будит Ленард. Плачет, тянет ручки, будто чувствует. Беру его к себе и остаток ночи мы проводим в обнимку.

Всякий раз я успокаиваю себя, что это всего лишь нервы. И просто сон. Блокиратор надёжно защищает меня. Он не почувствует. Не найдёт. Не отберёт Ленарда. Повторяю себе снова и снова, снова и снова. Успокаиваюсь.

Утром оставляю Ленарда с матушкой и спешу в аптеку.

Мистер Жако почти всегда в зале. Покупателей немного, поэтому он справляется сам, да и нравится ему болтать с людьми, давать совет.

Я, наоборот, не ищу новых знакомств. И уединение моей мастерской, как я её называю, очень мне по душе. Единственное окошко под потолком, длинный большой стол, стеллажи и ящики от пола до потолка, забитые под завязку старинными книгами и редкими ингредиентами.

Зелья, бутыльки, мерные стаканчики, колбочки — вот мои собеседники. Очередная алая вспышка. Готово!

Разминаю затекшую шею. Не обращаю внимания на жжение в запястье — обычное дело, блокиратор опять ест мою руку. Грудь скоро взорвётся от молока, пора домой на перерыв. Снимаю фартук, прибираю на деревянном столе, но не слишком — я ведь скоро вернусь. Выхожу из мастерской, да так и замираю в дверях.

В аптеке много людей. Мне тут же становится не по себе. Хмурюсь. Откуда их столько? Среди них много незнакомцев. Это тревожит.

Мистер Жако едва успевает обслуживать очередь. Завидев меня, извиняется, делает знак подойти, и сам идёт навстречу. Приближаюсь к нему и с опаской смотрю в зал.

— Приплыли на пароме с материка, — цедит доверительно сквозь зубы, чтобы нас не услышали любопытные. — Говорят, другие лекарства не помогают так, как наши. Слава разносится быстро, Сонечка. У тебя золотые руки и талант к зельям. Придётся нам брать кого-то тебе в помощь. Скупают коробками, такими темпами у нас всё закончится через неделю.

И правда, коробками… Мои микстуры от кашля, мазь от суставов, настойку от мигрени, даже средство для потенции…

Натыкаюсь на несколько пар незнакомых мужских глаз, наблюдающих за мной. Изучающих, внимательных, цепких. Зря я так открыто вышла в зал. Незнакомцы с материка это всегда рискованно. Мало ли кто может оказаться среди них…

— Я… быстро, мистер Жако, туда и обратно, — проговариваю извиняющимся шёпотом и пячусь назад.

Хозяин понимает, о чём я:

— Иди, иди, дочка! Обратно не торопись, про помощника это я так, шучу. Или нет…

Он чешет затылок, следуя к прилавку, я возвращаюсь в служебную комнату, набрасываю пальто и выхожу через запасной вход.

Воздух на улице прозрачен и чист. Мороз и солнце, я бы так назвала сегодняшнюю погоду. На серо-голубом небе ни облачка и ни одного дракона. Разумеется. Откуда бы им здесь взяться, в этой, как говорит матушка, Богом забытой дыре?

Матушка ставит передо мной железную миску с дымящейся рыбной похлёбкой, показывает глазами на Ленарда, копошащегося в своём манеже в углу кухни:

— Сами мы с ним не справимся, — произносит ворчливо. — А когда начнёт оборачиваться? Все ведь ахнут, что дракон! Спросят — чей? Что мы им скажем?

— Мамочка, к тому времени мы что-нибудь придумаем, — дую на ароматный бульон и осторожно выпиваю его с краешка ложки. — Сейчас Ленард малыш, обороты ему не грозят. Будем решать проблемы постепенно, хорошо? Не волнуйся так.

Матушка раздражённо закатывает глаза и готовится к очередному внушению насчёт моей безалаберности. Я готовлюсь, в очередной раз, молча выслушать её и сделать по-своему.

Не судьба.

Мы обе вздрагиваем от громкого стука в дверь. Переглядываемся. Мистер Жако никогда не стучит, входит тихо и сам. Стук повторяется, настойчивей и громче.

Тревога накрывает неконтролируемой волной. Я от каждого шороха готова хватать Ленарда в охапку и бежать. Вот и сейчас хочу встать и броситься к сыну.

— Сиди, — матушка кладёт руку мне на плечо. — Ешь спокойно. Я посмотрю, кого принесло.

Сжимаю пальцами холодный гладкий металл ложки. Поворачиваюсь назад и напряжённо слежу за дверным проёмом, за которым исчезла мать.

Раздаются шаги. Матушка возвращается не одна. С гостем. Отодвигаю тарелку и встаю:

— Шэлдон!

— Здравствуй, Софи! — бывший сокурсник распахивает руки в стороны, раскрывая объятия.

Приближаюсь к нему, прижимаюсь неловко, подушечками пальцев едва касаюсь его плеч, чувствую скольжение его гладко выбритой щеки вдоль моей скулы — дружеский поцелуй.

В нос ударяет запах табака и медицинского спирта.

Вроде бы, ничего особенного, но мне неприятно. Терплю.

Шэлдон отступает назад, удерживая меня за руки, внимательно рассматривает. Я тоже окидываю его беглым взглядом. На Шэлдоне тёмно-серый сюртук с высоким воротом, в котором удобно прятать лицо. Чёрная кожаная кепка с козырьком, которая скроет глаза в нужный момент.

Даже во время его редких визитов мы соблюдаем осторожность.

— Я… не ждала тебя, — мямлю тихо, чтобы прервать молчание и хотя бы немного отвлечь от себя его неприлично жадный взгляд.

Улыбаюсь извиняюще, высвобождаю руку, заправляю за ухо выбившуюся прядку волос. Мне неуютно в его присутствии, как и всегда.

— Ты не ждала, а он явился, — ядовито ворчит мама, гремя за спиной поварёшкой. — Явился, не запылился.

Шэлдон поджимает губы, закрывает глаза, но быстро справляется с собой. Его голос полон доброжелательности и смирения:

— И я тоже рад вам, миссис Ойсан, — губы Шэлдона растягиваются в натужной улыбке. — Цветёте и пахнете, как я посмотрю…

— А я тебе не рада, шельма, — возражает матушка, по-прежнему стоя к нам спиной. — Будь моя воля, ноги бы твоей здесь не было!

— Кажется, здесь слишком много яда, миссис Ойсан! — ноздри Шэлдона начинают раздуваться, а уголок правого глаза дёргаться. — В следующий раз, пожалуй, захвачу ёмкость для сцеживания.

Он придерживает меня за локоть и наклоняется к уху:

— Мы можем поговорить? Наедине?

— Что ты там опять собрался говорить? — возмущается мама. — Здесь говори! У нас секретов нет.

— Софи! — Шэлдон буравит меня настойчивым взглядом светло-серых глаз.

— Конечно, — нервно улыбаюсь. — Сейчас, только возьму Ленарда.

Прохожу к манежу в конце кухни. Матушка ловит меня за плечо:

— Ничего не обещай этой шельме, пока не посоветуешься со мной! Уже достаточно делов наворотила и так!

— Матушка, прошу! — смотрю на неё умоляюще.

Подхватываю Ленарда и иду из кухни. Налево, вверх по лестнице. Шэлдон поднимается по скрипучим ступенькам следом за мной. Чувствую спиной его липкий взгляд.

— Проходи, пожалуйста, — открываю дверь своей спальни и пропускаю гостя вперёд.

Вхожу следом. Опускаю Ленарда в кроватку, занимаю его погремушками.

— Ты прости матушку, она не со зла, — пытаюсь выправить ситуацию хотя бы немного. — Ты ведь сам помнишь, как неожиданно всё получилось, мы просто поставили её перед фактом в тот день рядом с обрывом. Вся её жизнь перевернулась с ног на голову, ей нелегко пришлось.

— Как и тебе, — возражает Шэлдон.

Грустно качаю головой:

— Я никогда не гналась за положением и роскошью, к другому привыкла. К тому же у меня есть Ленард, моё главное сокровище.

Опираюсь локтями на бортик кроватки, улыбаюсь, глядя на агукающего малыша, занятого погремушками. Позади раздаются шаги, Шэлдон встаёт рядом.

— У тебя прекрасный сын, Софи, — его рука ложится мне на плечо и мягко его массирует. — Но чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что брать с собой твою мать было ошибкой. Она при первой же возможности обменяет тебя на билет в театр. Нужно было сделать, как предлагал — стереть ей память, и дело с концом.

— Что? — я резко поднимаюсь и смотрю на него снизу вверх. — Нет! Ни в коем случае, Шэлдон! Всё не так! Она очень мне помогает! Очень! Без неё я бы не справилась! И потом, я бы не смогла спокойно жить, зная, что матушка где-то горюет, оплакивая меня! Это жестоко! Мы всё сделали правильно, даже не сомневайся в этом! Матушка на моей стороне! Она хочет, как лучше!

— Этого-то я и боюсь, — бормочет Шэлдон, затем смотрит на меня задумчиво. — Ты так красива, Софи.

Его светло-серые глаза покрываются поволокой. Он поднимает руку и проводит по моей щеке тыльной стороной костяшек пальцев. Всё внутри меня кричит отойти, увеличить расстояние между нами, но ноги словно приросли к полу.

Я не могу сдвинуться. Чувствую себя обязанной ему. Только благодаря Шэлдону я сейчас свободна и нянчу сына, которого больше никто не отберёт. Сглатываю и опускаю глаза.

— Материнство пошло тебе на пользу, — хрипло проговаривает он. — Ты стала ещё красивее.

Мне страшно неловко от его внимания и этих слов. Всё это неуместно! Отчаянно соображаю, как бы сменить тему на более безопасную.

— Я очень тебе благодарна! — поднимаю глаза, смотрю на него открыто и прямо. — Тебе и мистеру Жако. Он приютил нас, как родных, заботится о нас, он так добр, Шэлдон, не представляю, как смогу его отблагодарить.

— Не придётся, — выплёвывает Шэлдон и отворачивается. — Не придётся тебе его благодарить. Вообще не думай об этом. Ты и твоя мать здесь ни при чём. Старик мне должен, вот и всё. Услуга за услугу. Это всё Я. Так что благодарить можешь МЕНЯ. Только меня. Никого больше.

Он делает шаг навстречу, а мне отступить некуда — за спиной кроватка Ленарда. Упираюсь в неё поясницей. Близость Шэлдона неприятно давит.

Воздух сгущается, в нём растёт напряжение. Сегодня третий его визит к нам, и первый, когда он позволяет себе что-то кроме сухих разговоров по делу и инструкций. Я даже всерьёз поверила, что он помогает по доброте душевной и что его интерес ко мне остался в далёком прошлом.

А сейчас я растеряна и не знаю, как правильно себя вести.

Я ведь завишу от него. Мысли хаотично роятся в голове, а лицо Шэлдона неумолимо приближается.

Боже, он что, хочет поцеловать меня?

Когда до соприкосновения губ остаётся каких-то пара сантиметров, я отворачиваюсь.

Шэлдон сжимает моё плечо и зло выдыхает:

— Я тебе не нравлюсь? Софи!

Проклятье! Прикусываю нижнюю губу. Что я должна сказать? Попала из одной зависимости в другую! Но Шэлдон, по крайней мере, не грозится отобрать у меня сына. Наоборот, помогает, чтобы нас с Ленардом не разлучили.

А это значит, что дать ему резкий отворот-поворот я не могу…

— Всё не так просто, — продолжаю старательно отводить глаза. — Пойми, я не могу так сразу. Глупо, наверное, но я до сих пор чувствую, будто принадлежу ЕМУ…

— Не глупо. Так и есть. Пока что, — качает головой Шэлдон. — Но у меня хорошие новости, Софи. Не буду вскрывать все карты, скажу только, что скоро ты станешь свободной. Я перевезу тебя в более подходящее место. А со временем, думаю, и вовсе получится вернуться в столицу. Под новым именем и в новом статусе.

— Постой, постой, — качаю головой, хмурюсь. — О чём ты? Что значит я стану свободной? И о каком новом статусе речь?

В ответ Шэлдон хитро улыбается:

— Всему своё время, малышка Софи. Скоро ты всё узнаешь, и поймёшь, о чём я. Но пока что твоя оторванность от мира всем нам только на руку, уж поверь мне. Это ради твоего же блага. Просто верь мне, хорошо?

— Да, — киваю послушно.

Лицо Шэлдона смягчается, он треплет меня по щеке:

— Вот и умница. Принесёшь чай?

— Ох, Шэлдон, мне так неловко! — спохватываюсь и краснею. — Ты, наверное, голоден? Давай спустимся вниз, я тебя покормлю? Не так, конечно, как кормят в столице, но…

— Тшшш, Софи, только чай, будь так добра, — он с усилием закрывает и открывает глаза.

Тянусь было к Ленарду, но меня останавливают:

— Оставь, я присмотрю за ним. Тебе ведь неудобно будет с ребёнком. Или ты мне не доверяешь?

— Что? Нет! Конечно, доверяю! Кому, если не тебе…

Облизываю губы и пячусь назад.

Вслух говорю одно, а внутри чувствую совершенно другое. Я не хочу оставлять с ним Ленарда! Не хочу!

Глупости! Злюсь на себя. Это всё нервы. Шэлдон спас нас, рискуя жизнью, и продолжает делать это каждый день. А я веду себя, будто глупая наседка. Ну, вот что он сделает Ленарду, в самом-то деле?

Нервно улыбаюсь и выскальзываю за дверь. Сбегаю вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени. Вихрем проношусь по кухне.

— Софи? — удивляется матушка. — Ты чего это?

— Мамочка, мне нужен чай.

— Ребёнка с этим оставила? — хмурится мама.

— Да…

Качает головой осуждающе:

— Иди обратно!

— Но…

— Быстро! И никогда больше так не делай!

— Но чай…

— Сама принесу!

В этот момент со второго этажа доносится отчаянный визг Ленарда. Я бледнею, сердце сжимается от страха: ни разу в жизни он ТАК не кричал! Разворачиваюсь и со всех ног бегу обратно.

Распахиваю дверь, замираю в проёме. Первое, что замечаю — красное, как свёкла, личико Ленарда, заходящегося в отчаянном визге. Он буквально захлёбывается в крике, отчаянно бьёт ножками, извивается на руках у Шэлдона, на котором лица нет.

— Что такое, малыш? — в пару шагов оказываюсь рядом, протягиваю руки.

Шэлдон вручает мне сына с заметным облегчением.

— Прости, Софи, — его руки трясутся, лицо белее мела. — Он на-на-чал капризничать, я хо-хо-тел как лучше, просто взял его на руки, просто взял, клянусь тебе!

— Ничего, бывает, — улыбаюсь ему уголками губ.

Оказавшись у меня на руках, Ленард тут же замолкает и начинает личиком тыкаться мне в грудь, наглядно показывая, чего ему сейчас хочется. Да уж, после такой истерики, пожалуй, это самый верный способ успокоиться.

— Ты не возражаешь? — смущённо смотрю на Шэлдона.

Тот нервно сглатывает, дёргает за воротник рубашки, ослабляя его.

— Конечно! — согласно кивает. — Мне всё равно пора. Там на тумбочке мазь.

Оглядываюсь, куда он показывает, вижу приличный запас знакомых баночек.

— Как твоя метка, дай, быстро взгляну, и всё, — он склоняется над моим запястьем, отодвигает кожаный ремешок, заглядывает под блокиратор, удовлетворённо кивает. — Не забывай про артефакт!

— Конечно! — не получив желаемое, Ленард начинает требовательно хныкать. — Я не забываю!

Шэлдон бросает на сына быстрый нечитаемый взгляд. Всего на миг мне вдруг кажется, что в нём плохо скрытое раздражение. Хотя, что в этом удивительного? Разве кому-то нравятся чужие орущие дети?

Смотрит на меня, и его тон становится деловым и сухим:

— Запасной блокиратор на месте?

— Да, — смотрю на столик, где в деревянной шкатулке припрятан запасной блокиратор, на случай поломки основного.

Ленард ревёт во весь голос. Шэлдон морщится, уже не скрывая этого.

— Отлично, — кивает он и идёт к выходу.

В дверях едва не сталкивается с матушкой.

— Что здесь у вас за ор? — ворчит мама, всплескивает руками. — Софи? Нет, ну поглядите на неё! Ты мачеха что ли? Покорми ребёнка уже! Не видишь, он хочет есть!

Последние слова произнесены убийственным тоном, и предназначены не столько мне, сколько Шэлдону, которого она сжигает взглядом.

Я уже и сама жду не дождусь, когда бывший сокурсник, наконец, оставит нас. В его присутствии будто камень на груди, давит и давит.

Стоя на пороге, Шэлдон вдруг оборачивается. Смотрит на меня из-под полуприкрытых век и произносит, отчётливо проговаривая каждое слово:

— Будь осторожна, Софи! Особенно сейчас! Ни в коем случае не забудь завтра надеть защиту!

— Конечно! — растерянно хлопаю на него глазами. — Не забуду! Ни завтра, ни послезавтра, ни потом…

По-хорошему, надо бы спросить, что он имеет в виду и почему именно сейчас, но Ленард кричит всё громче, требуя грудь. Я даже себя не слышу.

Хлопает, закрываясь, дверь комнаты. Я расстёгиваю пуговицы на платье. С Ленардом на руках сажусь на кровать. Наслаждаюсь тишиной, прерываемой лишь сердитым сопением Ленарда и его жадным причмокиванием.

Что имел в виду Шэлдон? Почему просил быть осторожнее и не забыть про блокиратор именно завтра? Это как-то связано с Роландом?

С ножки Ленарда случайно падает вязаный носочек. Наклоняюсь, чтобы поднять его и случайно замечаю крохотную алую точку на пятке сына, будто маленькая ранка или след от укола. Но откуда им взяться?

Вопросы…

Подумаю об этом завтра. Сегодня у меня ещё куча дел в аптеке, поток клиентов в которую с материка не только не уменьшается. Растёт с каждым днём.

Остаток дня проходит в рабочей суете. За порошками, настойками, целебными кореньями и магическими плетениями я и думать забываю о Шэлдоне. Домой прибегаю поздно вечером на гудящих ногах.

Тщательно мою руки, тискаю Ленарда, даю ему грудь. Откидываюсь на спинку стула, в состоянии полного покоя и блаженства прикрываю глаза. Наслаждаюсь моментом. Не сразу понимаю, что не так.

Мама непривычно тиха. Не жалуется, не ворчит. Стоит спиной ко мне, склонившись над чем-то. Хм…

— Мамочка, всё в порядке?

Молчание.

— Нет, Софи, — качает головой. — Ничего не в порядке!

Резко открываю глаза и выпрямляю спину:

— Что стряслось?

— Вот, что! — она разворачивается и сотрясает в воздухе скомканной газетой, на которой кто-то изображён. — Твой муж женится! Свадьба завтра!

10. Дракон в небе

Софи.

— Ты слышала, что я сказала?

Непонимающе смотрю на матушку, в ушах шумит. Её тонкие губы двигаются, а поток слов будто летит сквозь меня, не проникая в сознание. Механически поглаживаю мягкие волосики Ленарда. Медленно закрываю глаза, открываю их снова.

— Вот, полюбуйся! — передо мной на стол шлёпается плотный жёлтый пергамент.

Вздрагиваю от неожиданности. Задерживаюсь взглядом на мужчине. Широкоплечий, статный, величественный. Одно слово — дракон. Роланд не изменился с нашей последней встречи. Разве что жёсткости во взгляде добавилось.

Мне не по себе. Такое чувство, что он тоже меня видит. Бред какой-то. Просто нервы.

Смещаю взгляд на хрупкую девичью фигурку с ним рядом. На чёрно-белой картинке не разобрать цвет волос, но мне почему-то кажется, что она светленькая, как я. Едва ли достаёт ему макушкой до плеча. Взгляд испуганный. Рукой цепляется за локоть Роланда.

Смотрю на них, и это так странно — видеть рядом с ним другую. Уголок моего рта непроизвольно дёргается:

— Не на Амаре, — вырывается у меня.

— Пфф! Конечно, не на рыжей! — всплескивает руками матушка и поднимает глаза к потолку. — Я тебе сразу сказала, что она тебе не соперница! На таких, как она, не женятся! Их только пользуют!

Матушка останавливается у меня за спиной и кладёт руки мне на плечи:

— Эта девочка совсем другое, — проговаривает подозрительно мягко, поглаживая меня. — Племянница лорда Корфаса, начальника полиции. Сразу видно воспитание и породу. За ней влиятельный род. Такой союз просто так уже не сломаешь.

— Так свадьба, наверное, уже состоялась? — хмурюсь я. — Сюда газеты и почта приходят с опозданием, уже, наверняка, куча времени прошла…

— Эта газета месячной давности с их помолвки, — терпеливо проговаривает мать. — Самая свежая, что я нашла у миссис Пруф.

— Зачем тебя вообще к ней понесло?

Не знала бы ни о чём, и дальше спала бы спокойно. А теперь будто рану разбередили в груди. Потому что не остыло. Ничего не остыло.

И эта новость будто нож в сердце. Но сворачивать с пути я не стану. Просто… не ожидала, что Роланд когда-нибудь женится.

А почему бы и нет? Полтора года прошло, срок немаленький. Он глава древнего рода, ему нужны наследники, он подчёркивал это не раз. К тому же в высших политических кругах больше доверия семейным людям. Так было всегда.

Выходит, всё ожидаемо. Для всех, только не для меня.

— Зачем понесло? — ворчит матушка, забирая у меня с рук наевшегося Ленарда. — А потому что эта шельма подозрительная начал тебе пенять на браслет. Дескать, не забудь надеть! Особенно завтра! С чего бы именно завтра, подумала я? Вот, теперь знаем — с чего! Суетится, плут этакий, что птичка снова упорхнёт и оставит с носом! Сейчас, когда всё у него с тобой на мази!

— Причём тут Шэлдон, мама? — вздыхаю устало и провожу рукой по верху лба. — Ты так говоришь, будто это он виноват, что Роланд женится. Но ведь это не так! Если он хочет жениться — пусть! Это его право и его решение!

— Которое он принял, думая, что ты мертва! — матушка опускает хныкающего Ленарда в манеж, затем поворачивается ко мне. — Это уже не шутки, Софи. Побегали, и хватит, ведь правда? Мы ведь так это не оставим, мы…

— Мы пожелаем им семейного счастья и благополучия, — проговариваю чужим голосом, а у самой ком стоит в горле, а в груди печёт. — Лорду Эварру и его молодой жене. Мысленно, разумеется. И будем жить своей жизнью. А он — своей. Как и делали всё это время.

Матушка смотрит на меня нечитаемым взглядом:

— Софи, доченька, — начинает ласково, будто с непутёвым ребёнком разговаривает. — Это уже не игрушки. Если лорд Эварр женится, это конец для тебя и Ленарда. О себе не думаешь — подумай о сыне! Неужели, та глупая обидка стоит того, чтобы забрать у нашего мальчика имя, титул, деньги, лишить родного отца?

Не верю, что слышу это. Вскакиваю со стула. Сжимаю кулаки:

— А то, что этот самый отец собирался лишить Ленарда матери — это тебя ничуть не смущает, да? — спрашиваю потрясённо. — Он у нас хороший! Всегда! А у меня просто глупая обидка?!

— Милая, я не то имела в виду, просто времени прошло достаточно, пора и честь знать, иначе потеряешь всё! Не хочешь сама, позволь, я напишу лорду Эварру. Отправим срочной почтой с ближайшим паромом, или лучше почтовым голубем, пожалуй, так даже быстрее, ведь паром только утром!

Матушка будто сама с собой разговаривает и сама себе кивает, соглашаясь.

— Поверить не могу! — хватаюсь за голову. — Нет! Слышишь меня?! Мой ответ нет! Мы не будем ничего никому писать! О чём ты, вообще? У нас всё хорошо! Скоро переберёмся на материк, и будут тебе твои театры и яблоки! Только угомонись, прошу!

Складываю руки на груди в молящем жесте.

— Причём тут яблоки, глупенькая? — тихо проговаривает матушка, рассматривая меня со снисходительной жалостью. — Я хочу твою жизнь спасти, твою и Ленарда, дурочка ты моя неразумная!

В один большой шаг оказываюсь рядом с ней. Хватаю её за запястье, склоняюсь к её лицу и шепчу горячо:

— Ты не станешь никому писать, не скажешь ни слова. Хоть раз послушай и сделай, как я прошу! Ты понятия не имеешь, на что способен Роланд! Это безжалостный зверь! В нём нет ничего человеческого. Если ты напишешь ему, ты не спасёшь меня, а погубишь! Нет у меня обратной дороги, пойми ты это! Её нет! Если он узнает, что я всё это время обманывала его, что я забрала у него сына, он… просто убьёт меня, вот и всё! Да! И не спорь! Ты будешь молчать, и держать всё в тайне! Иначе ты мне не мать!

Закончив гневную отповедь, тяжело дышу. Ленард будто чувствует моё настроение, принимается громко плакать. Разворачиваюсь, подхватываю его на руки и иду прочь с кухни.

— Софи, а ужин? — доносится мне в спину растерянным голосом.

— Не голодная! — бросаю резко через плечо, не замедляя шага.

Стою в ночной рубашке перед зеркалом, расчёсываю волосы. Ленард, наревевшись, тихонько спит в кроватке. Замечаю в отражении зеркала, как осторожно приоткрывается дверь.

Порог переступает матушка с подносом в руках. Я уже успела пожалеть, что отказалась от ужина, но гордость не позволила спуститься вниз.

Обидные слова матушки до сих пор молоточком стучат в ушах. Выходит, всё это время она была не на моей стороне, а на стороне Роланда, и от этого вдвойне больней.

— Софи, доченька, я разогрела, покушай, не дело это ложиться голодной спать. Ты уж прости меня, я ведь хочу как лучше. Не хочешь, чтобы писала, и не стану. Только уж ты не сердись. Если не голодная, то хотя бы чайку со мной выпей, а то сердце уже старое совсем, битый вечер колотится, как ошалелое.

Слова сопровождает тяжкий вздох и поникший взгляд, которые я вижу в отражении зеркала. Наблюдаю за морщинистыми руками матушки, которыми она аккуратно пристраивает поднос на стол.

А ведь она права — время летит, матушка не молодеет. Кроме неё и Ленарда у меня никого нет. Изнутри топит чувством раскаяния и вины. Откладываю расчёску, подхожу к матушке, обнимаю её со спины, прижимаюсь щекой к её плечу.

Втягиваю носом тонкий аромат лаванды, такой любимый и родной:

— И ты прости меня, мамочка. Я просто боюсь потерять Ленарда, очень боюсь.

— Ты никогда его не потеряешь, Софи, — матушка поворачивается ко мне и мягко оглаживает мои плечи. — Он твой сын, был, есть и будет.

Угу, если у меня его не отберут.

— Ты правда не станешь писать Роланду? — спрашиваю с надеждой.

— Не стану, — отвечает матушка слишком поспешно и тут же склоняется над подносом. — Раз ты просишь не писать, я не стану писать. Чай новый, только сегодня купила его, свежак, с южных плантаций, крупный лист, лемонграсс, лаванда и мята. Вкус непривычный, может чуть горчить, но быстро привыкаешь.

— Благодарю, — принимаю из её рук дымящийся напиток. Дую на него губами и делаю глоток. — Ммм, вкусно, чуточку терпкий. Из-за лаванды наверное?

— Он успокаивает, — кивает матушка, — а это как раз то, что нам сейчас нужно. Пей до конца, а то он дорогой, выливать жалко. Пей, и садись кушать. Не будем больше ссориться, оно нам не нужно. Чему быть, того не миновать.

Последняя фраза меня коробит. Хмурюсь:

— Роланд женится, и наши пути разойдутся окончательно, — проговариваю тихо, допивая непривычный чай. Чувствую в этот момент необъяснимую внутреннюю потребность настоять на своём. — Будь к этому готова и ни на что не надейся. Если он что-то решил, то всегда получает желаемое. Сейчас он решил, что ему нужна новая жена.

— Потому что не знает, что старая жива, — бормочет матушка себе под нос.

Поджимаю губы. Опять с начала? Снова ругаться?

— Прошу, закроем тему, — прошу миролюбиво.

Каждая из нас останется при своём мнении, и пусть. Надоело ругаться. Кроме того, в этом нет никакого смысла. Завтрашний день всё равно всё изменит и расставит по местам. Матушке придётся смириться с новым положением вещей. А я стану ещё на шаг ближе к полной свободе.

Задумчиво мешаю ложечкой тёмный чай. Прижимаю к стенке кружки случайно попавший в неё листик мяты. На языке горчит, но про сахар даже не заикаюсь — не хватало ещё на этот счёт выслушивать от матушки. Вечно она боится, что я располнею.

После плотного ужина меня начинает клонить в сон. День был тяжёлый. Я морально опустошена. Давно так не уставала. Стаскиваю с запястья блокиратор, кладу его на письменный столик. Щедро мажу кровавую рану на руке толстым слоем целебной мази. Засыпаю, едва голова касается подушки.

Наутро просыпаюсь отдохнувшей. Первым делом привычным жестом надеваю блокиратор.

Вместо своей кроватки Ленард обнаруживается в манеже на кухне.

— Он проснулся и плакал, и я его забрала, чтобы тебе подольше поспать, — сообщает матушка, мешая рассыпчатую утреннюю кашу.

— И я не слышала? — ахаю удивлённо, подхватываю Ленарда на ручки. — Впервые со мной такое!

— Ты сильно устаёшь, Софи, немудрено. Это только начало. Как бы не упасть однажды, как ломовая лошадь.

— Не упаду, — смеюсь, тиская сладенького Ленарда. — Моё сокровище!

Кормлю сына, завтракаю сама, удерживая его на руках. Быстро прощаюсь и убегаю в аптеку. В суете рабочих дел даже не вспоминаю о Роланде и его свадьбе. Несколько часов нагреваю котлы, отмеряю порошки и настойки, смешиваю, накладываю магические плетения, как вдруг внезапно в глазах темнеет, а виски пронзает острая боль.

Морщусь и зажмуриваю глаза. Замираю на месте.

Чёрные монетки стальной чешуи. Скрежет острых как бритва когтей. Столп смертоносного пламени, жёлто-алого, и его жар, опаляющий щёки.

Всё это мелькает перед мысленным взором, будто наяву. Раньше мне это только снилось, но сейчас-то ведь я не сплю! Проходит так же внезапно, как началось.

Кладу руку на грудь. Пытаюсь отдышаться. Что это было?

Беру мягкую серую тряпку, вытираю со стола алую настойку, которую нечаянно пролила. Возможно, матушка права, и я просто-напросто переутомилась? Пожалуй, не стану сегодня задерживаться допоздна, уйду пораньше. И выходной неплохо бы попросить, всего один. Дольше господин Жако без меня не справится.

Приступ проходит, но стоит мне закрыть глаза, как я вижу чёрную морду дракона и тёмные глаза с вертикальным зрачком, в которых плещется знакомая тьма.

Ближе к обеду появляется пульсирующая боль в голове, которую я старательно игнорирую. Неужели, всё это из-за свадьбы Роланда? Не может быть, чтобы я так переживала!

Я вообще спокойна и просто хочу, чтобы всё поскорее закончилось. Хочу определённости для себя и сына. Хочу, чтобы Роланд окончательно стал для нас прошлым.

Как обычно, прибегаю в обед домой, чтобы поесть самой и покормить Ленарда.

— Как самочувствие? — спрашивает матушка и смотрит на меня чуть внимательнее, чем обычно. Мигом это подмечаю.

— Нормально, а что? — спрашиваю настороженно, зачерпывая ложкой рыбный суп.

— Ничего, — пожимает плечами. — Показалось, что бледная какая-то.

— Если честно, голова немного болит, — признаюсь и опять сдавливаю виски.

— Ммм, — тянет матушка. — Так отпросись пораньше. Вдруг, заболела?

Ответить не успеваю, потому что раздаётся громкий стук в дверь. Переглядываемся с матушкой. Шэлдон был у нас только вчера, это точно не может быть он. Тогда кто?

— Сиди, я открою, — матушка делает успокаивающий жест рукой и выходит из кухни со странной улыбкой на губах.

А у меня внутри растёт необъяснимое чувство тревоги. Кто это может быть посреди дня, если мы никого не ждём?

— Сюда несите, в кладовую, — доносится до меня голос матушки, за которым следует тяжёлая поступь чьих-то ног.

Осторожно выглядываю из кухни, да так и замираю на месте, прислонившись к стене: мимо меня проносят корзины и деревянные ящики с красными яблоками и жёлтыми грушами, лиловым виноградом, светло-зелёными велками капусты, картофелем, морковью, луком. Чего здесь только нет!

Сдержанно приветствую по имени двух рабочих из порта, которыми сейчас вовсю командует матушка:

— Осторожнее, вот сюда, сбоку поставьте, — суетится она, пытаясь разместить в крохотной кладовой дюжину ящиков и корзин.

Вскоре остаёмся с матушкой одни. Стоим и ошарашенно смотрим на забитую под завязку кладовую.

— О, как! Старый жук раскошелился! — хмыкает матушка.

— Бедный господин Жако, — говорю тихо, рассматривая лукошко со свежими ягодами и коробку засахаренных слив, — представляю, сколько стоило привезти всё это сюда!

— Ничего и не бедный! — отмахивается матушка. — Самому, небось, опостылела одна рыба с кашей, да соленья.

Смотрю на неё недоверчиво:

— Ты ведь понимаешь, что он купил это, потому что ТЫ попросила?

— Идём-ка, переберём вместе ягоды, — матушка подхватывает две увесистых корзинки.

— Мне нужно вернуться в аптеку, — провожу рукой по волосам.

— Да, брось, Софи! Никуда она не убежит, твоя аптека! Идём, идём. Сама поешь, пока не испортились, а то вон какая бледная. Так и Ленарду что-то перепадёт с твоим молоком, а то бедный мальчик всю жизнь на крупе и рыбе!

— Мама, не начинай, — прошу, послушно следуя за ней обратно на кухню. — Всего ему хватает, вон какие щёчки наел!

Забираю Ленарда и вместе с ним устраиваюсь за столом. В четыре руки с матушкой перебираем корзинку клубники и два ящика вишни. Часть ягод помялась.

— Эти в варенье пойдут, — кивает матушка, — а те на морс и настойку. Ох, Софи, давно я не делала свою фирменную настоечку! Твой отец её так любил!

Матушка мечтательно смотрит наверх, её взгляд туманится воспоминаниями. Уютная болтовня о секретах приготовления настойки и рецептах варенья успокаивает. И даже голова как будто начинает болеть меньше.

Даю попробовать алые ягоды Ленарду и пробую сама. Сочная сладкая мякоть клубники заполняет рот, крохотные зернышки чуть поскрипывают на зубах. Жмурюсь от удовольствия — я давно позабыла этот вкус.

Ленард сжимает ягоду в ладошке. Подносит ко рту, пробует осторожно, морщится, плюётся, пробует снова. Вытираю краешек его рта льняной салфеткой, смеюсь, наблюдая за его перепачканной мордашкой.

Утренние тревоги и волнения забываются окончательно. Закончив с сортировкой ягод, убегаю в аптеку.

Господин Жако занят в торговом зале. Выбрав момент, благодарю его тихонько на ухо.

— Ну, что ты, Сонечка, дочка, — морщинистое красное лицо господина Жако расплывается в улыбке. — Всё для вас, как же иначе?

Ты и твоя мать здесь ни при чём. Старик мне должен, вот и всё. Услуга за услугу.

Сухие слова Шэлдона как-то не вяжутся с искренним теплом, которое я вижу в глазах господина Жако. Ещё раз благодарю его и скрываюсь за дверью, ведущей в служебную комнату.

Так, что тут у нас? Придирчиво рассматриваю густое изумрудное зелье в чёрном чугунном котелке. Удовлетворённо киваю: в нём проступили золотистые прожилки, это хорошо. Значит, женский напиток готов.

Разливаю вязкую субстанцию по стеклянным флакончикам. Состав этого зелья не самый простой, да и техника приготовления не из лёгких. Но зато оно самое лучшее из всех, ему подобных. Нормализует цикл, избавляет от женских болей и препятствует беременности.

Самый ходовой наш товар, наряду с настойкой для потенции и слабительным порошком. Который, к слову сказать, должен заканчиваться. Надо будет проверить остатки.

Время за работой летит незаметно. Бросаю взгляд на серое небо в крохотном окошке под потолком. Вот уже и вечер близится. Разминаю уставшую шею, достаю из выдвижного ящика остаточную ведомость и перо, прохожу к стеллажам с запасами.

Рассматриваю пакетики со слабительным. Ну, вот, так и думала: заканчиваются. Прикусываю кончик пера. Нужно успеть сегодня истолочь ягоды рябины и анис, иначе завтра порошок не будет готов. Так, сколько его точно осталось?

Веду указательным пальцем левой руки, пересчитывая пергаментные пакетики на стеллаже. Замираю на месте, чувствуя, как глаза лезут на лоб.

Резко отдёргиваю руку. Подношу к глазам. Ведомость и перо валятся на пол, но я не обращаю на них внимания.

Отгибаю ремешок блокиратора, и внутри холодеет. Дрожащими пальцами отстёгиваю блокиратор и глазам не верю: вместо привычной разъеденной до мяса кожи под ним только лёгкая краснота, как будто я вовсе не надела артефакт и как будто заживляющая мазь до сих пор активно работает!

На ватных ногах возвращаюсь к рабочему столу, падаю на стул. Ещё раз внимательно осматриваю запястье. Так не должно быть, не должно! Я уже привыкла к монотонной пульсирующей боли, к постоянной зияющей ране, а сейчас — всего этого нет!

Краснота, шрамы, и на этом всё! Метка почти целая, её видно даже лучше, чем обычно по утрам, после перерыва в ношении артефакта.

И это может значить только одно…

Верчу в руках блокиратор. Осматриваю его пристально со всех сторон. Коричневый кожаный ремешок. Круглый металлический диск, чуть больше размером, чем циферблат наручных часов. Этот диск и закрывает мою метку.

Что за? С обратной стороны он весь покрыт трещинами! Когда надевала его спросонья, не заметила, но сейчас при виде ужасных трещин меня начинает бить нервной дрожью.

Когда и где меня угораздило так его испортить? Боже ты мой! Неудивительно, что он не работает! Выходит, я целый день без защиты?!

Вскакиваю со стула. Хватаюсь руками за голову. Нет! Нет! Нет!

Сегодня!! Именно сегодня, когда Шэлдон просил меня быть особенно осторожной!

Как?! Кааак?!

Бросаюсь к вешалке, кое-как набрасываю на плечи пальто, прячу в карман бесполезный блокиратор. Надеюсь, Шэлдон сможет его починить. Не видя ничего перед собой, выскакиваю на улицу.

От резкого порыва ветра перехватывает дыхание. Не замечая ледяного ветра, бегу в распахнутом пальто по вечерней улице. Мне жарко, кровь шумит в ушах в такт ударам каблуков по камням.

С низкого серого неба, кружась, спускаются белоснежные снежинки. В окнах домов загораются первые огоньки.

Пару раз чуть не поскальзываюсь на блестящей от изморози брусчатке. Игнорирую приветствия случайных прохожих. Не замечаю ничего вокруг. Со всех ног бегу домой.

В голове бьётся единственная мысль: только бы успеть! Успеть надеть запасной блокиратор! Пока меня не нашли. Пока меня не почувствовал ОН!

В глазах вдруг резко темнеет.

Чёрные монетки стальной чешуи. Скрежет острых как бритва когтей. Столп смертоносного пламени, жёлто-алого, и его жар, опаляющий щёки.

Прихожу в себя, сидя на мостовой.

— Миссис Волф? Соня? — раздаётся над головой, я вздрагиваю от чьего-то прикосновения к плечу, поднимаю голову. Всего лишь мясник, добродушный мужчина с одутловатым лицом и крупным носом, постоянно берёт у нас лекарство от подагры. — С вами всё в порядке?

— Дда! — встряхиваю волосами, отталкиваюсь ладонью от холодного мокрого камня, встаю на ноги.

Моргаю, морщусь, пережидаю рой чёрных мушек, настырно мельтешащих перед глазами.

— Вас проводить?

— Что? Нет!

Снова бегу вперёд. Нет, нет, нет! Пусть это не то, что я думаю. Пусть у меня ещё есть время успеть! Исправить это! Пожалуйста!

Когда до дома остаётся метров тридцать, дыхание окончательно сбито, а в боку нестерпимо колет и жжёт, я останавливаюсь. Упираюсь ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Смотрю заворожённо на облачка белого пара, вырывающегося изо рта.

И вдруг чувствую затылком чужой пристальный взгляд. Сердце замирает, вместе с ним от ужаса в жилах стынет кровь, потому что я ПОНИМАЮ.

Не хочу принимать, отказываюсь верить, мечтаю ошибиться. Выпрямляюсь. Медленно, сантиметр за сантиметром, поворачиваю голову, задираю её наверх, в низкое серое небо. Всегда пустынное над Норлендом.

Увы, не сегодня.

Впервые за долгие годы в небе над Норлендом дракон.

Огромный. Чёрный. Пугающий.

Но ещё страшнее от понимания: я знаю, кто он и зачем он здесь.

11. Расплата

Софи.

Жадно глотаю ртом морозный воздух. Едва не давлюсь им. Из жара резко бросает в холод. Руки бьёт мелкая дрожь.

Паника внутри поднимается такая, что впору умом тронуться!

Гашу её усилием воли. Не время сейчас! Мне нужен холодный рассудок! Потому что я больше не одна у себя, и должна суметь позаботиться об остальных, о матушке и сыне.

Отворачиваюсь, быстро прячу светлые длинные волосы под пальто. Поднимаю воротник до ушей. Всё это — за доли секунды. И быстрым шагом иду к дому.

ОН ещё далеко. ОН не заметил меня.

И вообще, возможно, это НЕ ОН! Абсурдная в своей наивности мысль, но именно она окрыляет и придаёт сил.

Верно! Это НЕ ОН! В самом деле! Откуда ЕМУ здесь взяться? В день свадьбы? Бред ведь!

Дракон? Ну, и что? Мало ли кому вдруг понадобился наш Богом забытый городишко?

Не стоит раньше времени всё хоронить. Но принять меры предосторожности нужно. И чем скорее, тем лучше.

Влетаю в дом. Захлопываю за собой дверь, прислоняюсь к ней спиной. Пытаюсь отдышаться. Сердце колотится так, что я не слышу ничего вокруг. Провожу ладонью по лицу, пытаясь окончательно собраться.

В доме темно и тихо, что странно. Обычно в это время матушка уже хлопочет на кухне, начинает готовиться к ужину… Но сейчас всё не как обычно…

— Маам? — вопрошаю тихонько, всматриваясь в тонущий в вечерних сумерках коридор.

В ответ — тишина. Проклятье! Сбрасываю ботинки, крадусь на цыпочках на кухню.

На кухне темно и пусто. Уютно пахнет ягодами. Вся плита уставлена кастрюльками. На столешнице ровным прямоугольником лежит расшитое кухонное полотенце.

Озадаченно обхожу вокруг стола, убеждаюсь, что Ленарда в манеже нет. Провожу рукой по волосам. То, что дома никого, сбивает с толку. Провожу рукой по волосам, цепляюсь взглядом за красное в шрамах запястье.

Блокиратор!

Выбегаю из кухни. Вихрем наверх по ступеням. Распахиваю дверь в свою спальню, по привычке тянусь к выключателю, да так и замираю. Вовремя замечаю, что Ленард мирно спит в своей кроватке.

Хм, матушке пришлось срочно куда-то уйти? Обычно она не оставляет Ленарда одного. Вероятно, что-то важное заставило её отлучиться. Что? Спрошу при встрече.

Вид безмятежно спящего сына наполняет меня теплом и нежностью.

Вот он, мой личный островок безграничного счастья, мой сладенький комочек.

Спит, лёжа на животике. Ротик приоткрыт, рядом с ним сжатая в кулачок ручка с младенческими ямочками на пухлых костяшках.

Стараясь ступать бесшумно, приближаюсь к кроватке. В комнате прохладно, а Ленард в одной тонкой пижамке, одеяльце сбито в ногах. Наверное, раскрылся во сне. Стараясь не дышать слишком громко, осторожно укрываю сына.

Так-то лучше. Вспоминаю, зачем я здесь.

Блокиратор!

Быстро обхожу кровать. Тянусь к деревянной шкатулке. В окутавшем комнату сумраке не так-то просто что-то найти, ещё и не греметь при этом, и не разбудить Ленарда. Заколка, ещё заколка, листочки пергамента с редкими рецептами, запасные перья. Да где же он, негодный?!

Вот! Нашла!

Вместе с артефактом подхожу к окну, чтобы в сером свете надвигающегося вечера убедиться, что хоть он-то цел! Хмурюсь, придирчиво верчу артефакт, так и эдак. Хм, с виду всё с ним в порядке. Трещин не вижу…

Так, ладно. Нацепляю артефакт, затягиваю кожаный ремешок как можно туже, будто более плотный контакт блокиратора с кожей заставит его быстрее и активнее включиться в работу.

Ну, вот, и всё. Фух!

Артефакт на месте. Я снова под защитой. Кладу руку на грудь, успокаивая дыхание. Стены родного дома дарят иллюзию защищённости. Размеренное сопение спящего Ленарда умиротворяет.

Всё будет хорошо. Мало ли что за дракон был там в небе?

Может быть, мне, вообще, померещилось? Я перенервничала из-за сломанного блокиратора. Накрутила себя.

Напридумывала! Ещё и снежинки так и лезли в глаза... Может быть, это вообще была какая-то крупная хищная птица?

Потому что… я давно дома, и ничего не происходит. Всё по-прежнему. Вот уже и блокиратор привычно жжёт запястье. Кажется, я ненормальная, потому что радуюсь знакомой боли.

Определённо. Сама придумала, сама напугалась. Ну, не истеричка ли? Прыскаю в кулак. Ленард возится в кроватке. Хныкает тихонько. Кажется, просыпается. Привычным движением расстёгиваю пуговки платья, чтобы сразу покормить его.

При одной только мысли об этом грудь начинает распирать. После такого долгого перерыва между кормлениями она налитая, будто каменная и болезненно ноет.

Сейчас обниму своё сокровище. Вернётся матушка, спрошу у неё, куда уходила, похвалю Шэлдона и его предусмотрительность с запасным блокиратором. Матушка не любит Шэлдона и непременно примется ворчать на него. Я сменю тему. Расскажу ей о своих глупых страхах, как носилась сегодня по улицам и без причины пугала почтенных горожан. И мы вместе с ней посмеё…

Рядом с домом мелькает чья-то тень. Вытягиваю шею, почти вжимаюсь лбом в стекло. Мне показалось? Мне не показалось…

Замираю. Прислушиваюсь. Так и есть. Звук открываемой двери внизу. Чьи-то шаги.

Бросаю быстрый взгляд на Ленарда. Спит, зайчик мой.

Так.

Это матушка вернулась. Наверняка она. Больше некому.

С другой стороны… а я, вообще, закрыла дверь? Или нет…

Но Норленд — остров. Здесь некому шлындать по чужим домам! Все друг друга знают, все свои.

Снова мозг ищет оправдания, а сердце не на месте. Сжимаю руки в кулачки и иду к двери. Снова прислушиваюсь. Шаги внизу. Сомнений нет.

Открываю было рот, чтобы позвать матушку, но вовремя вспоминаю, что Ленард спит. Выскальзываю за дверь своей спальни. Сжимаю пальцами деревянные перила лестницы. Облизываю пересохшие от волнения губы.

Сердце стучит часто-часто. Колотится, как сумасшедшее. Шаг, второй. Скрип ступеньки под моей ногой. Проклятье.

Застываю на месте.

Боже мой, да сколько можно уже?

— Матушка? — зову шёпотом и делаю ещё несколько шагов вниз.

Снова останавливаюсь. Перегибаюсь через перила, чтобы лучше рассмотреть, что происходит внизу.

В ответ — тишина. Затем звук приближающихся шагов из кухни.

Поступь незнакомая, тяжёлая, чужая. Кровь бежит по венам оглушительным водопадом. Во рту пересыхает. Глаза распахиваются сами собой, когда вижу ЕГО.

Кошмар стал явью.

Роланд здесь. В Норленде. В моём доме.

Заслоняет собой весь коридор.

Огромный. Мрачный. Пугающий.

Чёрный камзол сливается с наступающей ночью. Тёмно-каштановые волосы кажутся чёрными.

Стоит недвижимой глыбой, убрав руки в карманы брюк. Смотрит на меня снизу вверх. Почти не изменился. Такой же, каким его помню, кроме одного.

Сейчас в его тёмных глазах вся ненависть Бездны и мой приговор.

Одного взгляда на него хватает, чтобы уяснить: он ВСЁ знает.

И мне не стоит ждать жалости. Её не будет.

Бежать! Бежать! Бежать!

Пячусь назад. Запинаюсь о ступеньку и наступаю на подол. Путаюсь в юбке, больно приземляюсь задницей на твёрдое дерево. Разворачиваюсь. Отталкиваюсь ладонями от ступеней, подхватываю юбку, задираю её почти до колен и несусь прочь, в отчаянном и глупом желании спрятаться за тонкой дверью своей спальни.

Можно подумать, она его остановит…

Вбегаю в спальню, бесшумно прикрываю за собой дверь. На этаже не только моя комната. Ещё хозяйская, матушкина и гостевая ванная. Пока он найдёт нужную дверь, пройдёт время.

Время… Такое важное сейчас. Каждая секунда на вес золота. Каждая секунда свободы, ускользающей сквозь пальцы…

Отступаю назад от двери. Замираю у изножья кровати, накрытой шерстяным тёмно-зелёным покрывалом.

Бросаю быстрый взгляд на окно. Я в таком отчаянии, что готова выпрыгнуть со второго этажа. Всё, что угодно, лишь бы оказаться как можно дальше, отсрочить неизбежное. Вот только я теперь не одна.

Ленард повернул голову на другую сторону и по-прежнему сладко спит. Моё солнышко и не догадывается, что прямо сейчас весь наш уютный мирок летит в Бездну.

Зажимаю ладонью рот и нос, чтобы не издать ни звука. Сердце отвечает ударом на каждый тяжёлый шаг в коридоре за дверью.

Шаги затихают. Последующая за ними тишина ещё мучительней.

Не угадала. ОН не мечется беспорядочно по всему этажу, распахивая, одну за другой, все двери. Зачем? Хищник и так знает, где затаилась жертва, чует её страх.

Во мне сейчас столько отчаяния и ужаса, что, кажется, я затопила ими весь дом.

Я знаю, что неизбежное случится, и всё равно вздрагиваю, когда дверь в комнату начинает медленно открываться.

Бежать бесполезно. Прятаться, умолять — тоже. Он нашёл нас. Он здесь.

Последняя преграда пала. Роланд на пороге моей спальни.

Его мощная фигура смотрится здесь неуместно и странно, занимает собой весь дверной проём. Взгляд мрачный и исподлобья, прожигающий насквозь. Мне физически от него больно.

В нём столько кипучей ненависти, что он вот-вот утопит меня в ней. Отдёргиваю руки от лица, хватаю ртом воздух. Горло будто стальным обручем сдавило. Нижняя губа непроизвольно дёргается.

Злюсь на себя и свою трусость. Самое страшное УЖЕ случилось. Сейчас весь вопрос в том, как встретить удар: с гордо поднятой головой или валяясь в ногах и моля о прощении. И второе не для меня — понимаю это отчётливо и ясно. Сразу после этого становится спокойнее.

Вскидываю подбородок. Смотрю на него с вызовом.

Да! Я сделала это! Переиграла тебя! Это Я забрала у тебя сына, а не ты его у меня отнял! Я бы сделала это снова! Вот так! Об одном жалею: что ты нас нашёл!

Наверное, мои мысли отражаются на лице, потому что Роланд опасно сужает глаза. На его скулах играют желваки. Он делает шаг. Из-за размеров комнаты сразу оказывается на середине. Ещё шаг.

Я инстинктивно подаюсь назад. Натыкаюсь на изножье кровати. Взмахиваю руками и плюхаюсь на неё.

Дальше всё происходит быстро. Роланд вскидывает руку. Мелькает мысль, что он хочет ударить, и я выставляю над собой скрещенные в запястьях руки в бессмысленной попытке защититься.

Он перехватывает мою левую руку и резко дёргает наверх, вынуждая снова встать на ноги. Не сразу понимаю, что, вообще, происходит? Что он так пристально рассматривает?

Почему его ноздри вдруг хищно раздуваются, вместо человеческих ногтей показываются острые, как бритва, когти, а по щеке проходит рябь чешуи — признак неконтролируемой вспышки ярости, когда зверь рвётся наружу?

Смещаю взгляд и обмираю. До меня вдруг доходит, ЧТО взбесило дракона.

Мой блокиратор.

Шиплю, когда пальцы Роланда до боли сжимают мою руку. Пытаюсь вырваться. Тщетно.

Он ведёт острым, как бритва, когтем большого пальца, по моей коже, легко, будто масло, распарывает ремешок артефакта.

Подцепляет теперь уже бесполезный блокиратор. Сжимает его в руке. Морщусь от хруста — кусок металла раскрошен, будто песочное печенье.

Сглатываю. Оскорблённо поджимаю губы. Смотрю на Роланда сердито и исподлобья.

Как же я отвыкла, что кто-то может вот так просто взять, и влезть в моё пространство! Ломать и трогать мои вещи! Это вдруг дико бесит и злит!

Выдерживаю мрачный взгляд дракона. Мы не сказали друг другу ни слова, а чувство такое, будто без остановки орём. Воздух напитан моим раздражением и его яростью.

Хмурюсь, когда взгляд Роланда с моего лица опускается ниже и останавливаются на… расстёгнутом платье. Проклятье, я ведь собиралась кормить Ленарда! С тех пор так и хожу с грудью наружу, которая после размахивания руками и разборок с артефактом, того и гляди, вывалится окончательно!

Этого ещё не хватало!

Мне неуютно от его откровенного взгляда. Хочется побыстрее закрыться.

Вскидываю руку, чтобы стянуть к центру края платья, но Роланд перехватывает сначала одно моё запястье, затем второе. Грубым рывком разводит мои руки в стороны, продолжая нагло пялиться на мою налитую молоком грудь, которую уже ничто не скрывает.

Жадно втягивает носом воздух. По его лицу вновь проходит чёрная рябь драконьей чешуи. Зверь рвётся наружу. Я даже не знаю, кого из них сейчас боюсь больше.

Дышу рвано и часто, с опаской наблюдая за его внутренней борьбой. Кто победит: человек или зверь?

Роланд на мгновение закрывает глаза, а когда открывает их снова, я понимаю, что контроль им возвращён. Кажется, я в безопасности…

Роланд отбрасывает мою руку, но лишь для того, чтобы крутануть меня, развернуть спиной и одним рывком впечатать в себя. Левой рукой он удерживает меня выше живота, сдавливает стальным капканом. Не сдвинуться, не шелохнуться.

Правой рукой обхватывает моё горло. С трудом дышу, с ужасом осознавая, что ему ничего не стоит сдавить чуть сильнее, и всё. Как с металлическим блокиратором, который он играючи стёр в порошок, так и здесь. Была истинная, и нет её.

Замираю в его смертельных объятиях. Не двигаюсь. Не провоцирую. Не злю.

Роланда потряхивает не меньше меня. Вот только меня — от страха, а его, наверняка, от бешенства. А потом случается странное. Продолжая меня удерживать, он зарывается носом мне в волосы. Обнюхивает жадно, по-звериному. Слышу над головой утробное рычание.

Стальная хватка на горле ослабевает. Благодаря этой неожиданной передышке сглатываю и дышу полной грудью, пытаясь насытиться воздухом впрок.

Горячая ладонь Роланда спускается вниз по моей шее, очень медленно, вырисовывая на ней причудливые узоры. Что, вообще, происходит?

Не успеваю как следует обрадоваться тому, что меня, кажется, передумали придушить на месте, как он проскальзывает рукой в вырез платья и оглаживает горячей ладонью полушарие груди.

Одновременно с этим его губы касаются моего виска, и я вдруг понимаю, что он задумал!

Внутри ураганом взметаются отторжение и страх! Я слишком хорошо помню, кто передо мной и почему я бежала без оглядки. Пойти на близость с ним сейчас, после всего, что было? После того, как он чуть не придушил меня на месте? Я ещё не сошла с ума!

— НЕТ! — шиплю и дёргаюсь изо всех сил, пытаясь вырваться, и мне это удаётся!

Думаю так поначалу, но в следующий миг понимаю: это не я вырвалась. Это Роланд ослабил хватку. Отпустил от себя, чтобы приподнять легонько, как куклу, и швырнуть на кровать лицом вниз.

Комкаю пальцами шерстяное покрывало. Приподнимаюсь на локтях, чтобы перевернуться на спину или оглянуться, но меня снова грубо вдавливают вниз, а кровать за спиной прогибается под чужим весом.

Открываю рот, но крик застревает в горле. Смысл? Мы одни в доме, и помощи ждать неоткуда. Только перепугаю Ленарда.

На задворках сознания мелькает абсурдная мысль: что, если Роланд не заметит ребёнка? Если не заметит, то не сможет забрать его здесь и сейчас, а потом… потом я что-нибудь придумаю!

Главное, чтобы оно было — это «потом». Кроватка Ленарда в углу комнаты.

В комнате темно, и с каждой минутой становится ещё темнее.

ОН вполне может не заметить…

Когда мы расстались, я была беременна, но он ведь не знает наверняка, что родила? В конце концов, что угодно могло случиться… Роды это всегда лотерея. Особенно если ребёнок — дракон. Было непросто, и кто знает, чем бы всё кончилось тогда, если бы не Шэлдон…

Встряхиваю волосами, отгоняя неприятные воспоминания…

Стискиваю пальцами шерстяное покрывало. Роланд задирает на мне юбку. В несколько рывков стаскивает с меня панталоны и нижнее бельё.

Ноги и бёдра обдаёт прохладным воздухом. С ужасом слышу, как щёлкает пряжка ремня за спиной.

Пытаюсь перевернуться на спину, чтобы хотя бы видеть его лицо и хоть как-то контролировать происходящее. Не позволяет. Прихватывает за волосы и грубо вдавливает мой затылок в кровать.

Упираюсь ладонями в покрывало, но даже приподняться на локтях не могу. Всё, что мне остаётся — хватать губами воздух. Сопротивление бесполезно, я только сделаю хуже.

Нужно и дальше отвлекать на себя его внимание. Просто перетерпеть. И молиться, чтобы, получив желаемое, он ушёл из спальни, так и не заметив Ленарда.

Драконий Бог, ведь ты способен на чудеса! Ты уже помогал мне! Помоги и сейчас! Умоляю! Пусть всё случится поскорее и поскорее закончится!

Коленом разводит мне ноги в стороны. Одной рукой продолжает грубо удерживать мои волосы, натягивая некоторые пряди.

Второй рукой касается чувствительной точки между ног. Распахиваю глаза от неожиданности, потому что никто и никогда не трогал меня так ТАМ. Задерживаю дыхание, сжимаюсь в комочек.

Внутри разрывающий диссонанс. Я не понимаю, что это и зачем! Зачем он грубо держит мне волосы, но при этом нежно ласкает… там? Напоминаю себе о том, что нужно терпеть. Просто ждать, пока всё закончится.

Вот только просто ждать не получается. Спустя пару минут я с ужасом осознаю, чего добивался Роланд. И добился. Внизу живота становится горячо и влажно. Меня топит чувством стыда за то, что у него получилось так легко и быстро сделать так, как ЕМУ надо.

Даже с моим телом.

— На чём мы остановились той ночью? — рычит мне на ухо тихим злым голосом, впечатывая в кровать весом своего тела. — На этом?

Всхлипываю, когда давление между ног переходит в резкий толчок. Готовлюсь к боли. Желаю её. Жажду. Зову. Благодаря пережитой боли так легко потом договориться с собственной совестью!

Снять с себя ответственность. Переложить её на другого. На одичавшего зверя, в схватке с которым у жертвы просто не было шансов.

Вот только никакой боли нет. Каждое поскрипывание кровати всё сильнее путает мысли. Заставляет думать не о том. Глушит сознание, обостряя инстинкты.

Жгуче-пряный аромат мускатного ореха, смешанный с запахом тёплой кожи.

Тугое сладкое трение, от которого я давно отвыкла. Оно завладевает сознанием.

Борюсь из последних сил, заставляя себя НЕ ЧУВСТВОВАТЬ. Утыкаюсь лицом в мягкую шерсть покрывала, когда понимаю, что до падения в Бездну остаются доли секунды…

Болезненный поцелуй в шею, чуть правее седьмого позвонка, служит финальным толчком, я срываюсь и лечу вниз. Падаю, падаю, падаю, сокращаясь длительными тягучими вспышками. На остатках сознания глушу свой вскрик покрывалом кровати.

С утробным рычанием Роланд утыкается мне сзади в шею, сжимает плечо и ягодицы и догоняет меня. Только после этого останавливается.

Слышу его тяжёлое дыхание. Комнату заливает жёлтый свет проезжающей мимо повозки.

Прежде чем отделиться от меня, дракон легко касается моего израненного запястья. Очерчивает подушечками пальцев мои затянувшиеся шрамы.

Задерживаю дыхание — настолько неожиданна, неуместна и странна подобная ласка от него.

В следующий миг он перекатывается на спину. Кровать прогибается под его весом. Слышу звук удаляющихся шагов и защёлкивание пряжки мужского ремня.

Отворачиваюсь. Лежу неподвижно.

На шее и спине ноют следы от укусов. Плечи жжёт от царапин.

Забываю обо всём. Пребываю в странной прострации. Становится тихо.

Слышу звук удаляющихся шагов. Неужели, хотя бы в этом меня услышали и помогут? Пусть он просто уйдёт! Пожалуйста! И Роланд идёт к двери.

Слышу его шаги, гулко отлетающие эхом к стенам и потолку.

А спустя секунду в оглушающей тишине спальни раздаётся громкий плач ребёнка.

12. Обратно

Софи.

В комнате вспыхивает бело-жёлтый свет. Жмурюсь, часто моргаю, чтобы глаза поскорее привыкли. Поворачиваю голову.

Роланд ещё здесь. Замер у двери, и сейчас оборачивается. Очень медленно.

Ленард заливается в отчаянном крике. Шанс, что его не заметят — упущен.

Одёргиваю юбку и соскакиваю с кровати. Оказываюсь рядом с кроваткой Ленарда одновременно с Роландом. Разворачиваюсь, грудью вставая на пути дракона.

Впиваюсь ногтями в деревянный бортик кроватки. Смотрю на Роланда с вызовом.

Пусть делает со мной что угодно, но трогать сына я НЕ ПОЗВОЛЮ!

Если только посмеет коснуться его — клянусь — на месте деревянных прутьев окажется его лицо! И глаза! Выцарапаю!

Он заберёт его только через мой труп. Потому что пока жива, ребёнка я НЕ ОТДАМ!

Сердце набатом стучит в ушах. Так оглушительно, что я перестаю слышать отчаянный плач Ленарда. Сын стоит на ножках, схватившись ручками за бортик кроватки, заливается в крике и раскачивает её.

Такое с ним впервые. По крайней мере, раньше я всегда успевала подскочить к нему и мигом успокоить, но не сейчас. Возможно, страшный сон приснился. Или внезапно вспыхнувший свет напугал. Или один только вид незнакомца. А может, сын просто чувствует мой безотчётный страх. Чувствует, понимает, но ничего не может сделать, только криком звать на помощь.

Вот только звать некого…

Тот, кто мог бы нас защитить, сейчас и являет собой главную угрозу.

Роланд замирает на месте. Не делает попыток отодвинуть меня со своего пути. Не тянется к сыну. Лишь жадно на него смотрит.

И всё понимает. Конечно же. Даже идиот бы всё понял. А Роланд далеко не идиот.

Слишком всё очевидно. Каштановый пушок на голове Ленарда. Карие глаза в точности как у отца. Вертикальный зрачок. Возраст.

Малыш тянет ко мне ручки. Хватает меня за руку, царапает её остренькими, как бритва, ноготками.

Не реагирую. Я сейчас как натянутая тетива лука перед выпуском стрелы. Сосредоточена на враге. Готова в любую секунду дикой кошкой броситься на защиту самого дорогого. Здесь я не отступлю! Буду биться, пока дышу!

Роланд возвышается надо мной. Занимает собой всё пространство крохотной комнаты. Но, в отличие от моей, его поза расслаблена. Руки убраны в карманы брюк. Стоит неподвижно.

Кажется, что и нападать не собирается. Вот только меня не проведёшь. Отчётливо вижу тёмный огонь, полыхающий в его карих глазах, в которых прямо сейчас отражается его маленькая копия, захлёбывающаяся в истерике.

С ужасом замечаю рябь чешуек, мелькнувшую на скуле дракона. Роланд отрывается от сына и смотрит на меня. Никогда прежде я не видела столь лютой ненависти в его глазах. Меня окатывает ею, будто бочонком ледяной воды.

— Ну, ты и дрянь, Софи, — выплёвывает он, после чего разворачивается резко и быстро выходит прочь.

Потрясённо смотрю ему вслед. Это что сейчас было? Он просто… ушёл?

Подхватываю плачущего Ленарда на руки. Устраиваю его на руках, даю грудь, отчего малыш моментально затихает. Причмокивает, мигом забыв печали. Счастливый мой. Вот бы и у взрослых всё было так же легко…

Напряжённо смотрю на дверь. Прислушиваюсь.

Скрип ступеней. Удаляющийся звук тяжёлых шагов. Хлопанье входной двери и тишина!

Нас оставили в покое? Обессиленно сползаю вниз, прислоняюсь спиной к детской кроватке. Откидываю голову назад, пристраивая её между деревянных прутьев. Закрываю глаза.

Ещё никогда я так не наслаждалась тишиной.

Вот только длится это не долго. Спустя несколько минут дверь внизу открывается снова. Распахиваю глаза. Встаю на ноги с Ленардом на руках и медленно иду к двери.

Если это Роланд вернулся, то мне есть, что сказать ему. Теперь, когда я немного собралась с мыслями. Например, что он может проваливать к своей новой жене и забыть к нам дорогу! Потому что нам прекрасно живётся и без него! И ему, как я понимаю, тоже!