— Мужики, оставьте нас, — прошу я вежливо, устало потирая пальцами переносицу. — Мне нужно с женой переговорить.
— Нет! — кричит Леся. — Не смейте бросать меня с этим…
Однако ребята послушно выходят из кабинета и плотно прикрывают за собой дверь.
— Малыш, — шагаю к ней.
Леся в стену вжимается будто я зверь какой-то:
— Не смей даже приближаться ко мне! — рычит она, а по щекам слезы льются.
— Давай по-хорошему, а? — подхожу вплотную, игнорируя ее требование не нарушать ее личное пространство.
— «По-хорошему» у нас было еще всего сутки назад, когда я не знала, что мой муж спит с другой бабой, пока я… — осекается и обиженно прикусывает губку.
Сейчас она снова моя маленькая Лесенька, которую хочется накормить мороженным и пожалеть. А вовсе не разьяренная фурия, пробуждающая во мне низменные желания в столь неподходящей ситуации.
— Еще через сутки у нас снова станет все хорошо, — протягиваю пальцы к ее лицу, чтобы оценить кровоподтек на подбородке. — Тебе просто нужно успокоиться, и…
Леся дергается, уворачиваясь от моей руки, насколько такой маневр ей позволяют наручники на запястьях:
— Даже не думай еще хоть раз прикоснуться ко мне своими грязными руками, — чеканит она уверенно, зеленые глаза сверкают от ярости, моментально высохнув от слез.
От нежной обиженной Лесеньки снова не осталось и следа. Ого. Вот этого преображение. Я и не знал этой стороны своей жены до сего дня.
Скольжу взглядом по наручникам на ее тонких запястьях. Рукава моего пиджака слегка закатаны. А полы распахнуты. От вида ее простенького нежно-розового бельишка у меня почему-то пересыхает в горле. Странно, мне ведь никогда не нравились эти ее целомудренные комплектики. Я любитель чего-то более экстравагантного. Поэтому сейчас реакция моего тела мне не совсем понятна. Может дело в наручниках?
Облизываю пересохшие губы:
— Значит по-хорошему ты действительно не хочешь, — ухмыляюсь я. — Кажется ты даже не поняла, что сама загнала себя в опасную ловушку.
— В к-какую?.. — как быстро ей удается сменять образ с невинной овечки до взбешенной фурии и обратно. И мне теперь не терпится узнать, где эта грань, пробуждающая мои неуместные желания к моей крошке.
Ныряю ладонью под полы своего пиджака на ней, и немного грубо сжимаю ее точеную талию.
— Не смей прикасаться! — взвизгивает Леся, пытаясь увернуться.
Дергаю ее к себе в объятия, прижимая ее спинку к своему торсу. Ох, вот сейчас хорошо…
Зарываюсь носом в ее растрепанные волосы. Она пахнет — обалдеть просто…
Леся вся ерзает, пытаясь вырваться. Но я стискиваю ее так крепко, что она лишь сама того не осознавая еще сильнее разгоняет мою кровь своей возней.
— Пусти, мерзавец, — выдавливает она.
— У тебя сейчас два варианта, котенок, — шепчу ей в волосы. — Либо ты заканчиваешь свой спектакль и спокойно едешь со мной домой, либо…
— С тобой я больше никогда никуда не поеду! — перебивает меня категорично.
— Мне тоже второй вариант сейчас больше по вкусу, — рокочу я, откровенно дурея сейчас от ее близости.
Впиваюсь губами в ее тонкую шейку. Слегка покусываю, чувствуя какой-то нездоровый голод.
— О нет! — вопит Леся. — Не смей! Ты совсем из ума выжил?! Да как ты смеешь после этой своей…
— Тшшш. Будешь так громко кричать, еще и зевак соберешь. Ты действительно готова посвятить в нашу личную жизнь весь полицейский участок?
— Нет у нас больше никакой личной жизни, подонок! Твоя осталась на даче! А я своей непременно займусь как только с тобой закончу…
Грубо припираю свою хрупкую девочку к стенке, не позволяя продолжать эти глупости:
— Займемся, моя маленькая. Прямо вот сейчас займемся твоей личной жизнью, принцесса, — нетерпеливо поглаживаю ее плоский животик аккурат над резинкой трусиков. — А закончить я тебе помогу прямо сейчас, — скольжу пальцами вниз.
Леся дергается в сторону:
— Эй, какого черта ты делаешь?! — вопит она.
— Ты ведь сама выбрала второй вариант, — хмыкаю ей в ушко.
— К-какой еще… — ее трясет.
— Как же? Примирительные ласки.