Измена. Я тебя (не) люблю (СИ)

Глава 2

Выскакиваю из дома под дождь в одном белье. Ноги ватные. В голове гул, будто меня контузило.

Не верю. Хочется проснуться сейчас же. Чтобы это не со мной произошло. Чтобы не было так больно!!!

Боже, зачем я только приехала?! Надо было дождаться его дома, как он и просил…

И что?! Как дура в слепом неведении было бы лучше?! Черта с два!

Как же больно…

Я ведь хотела сказать ему… сказать…

— И куда ты собралась?! — зло рявкает Рома, одергивая меня за локоть уже у ворот.

Он в брюках с небрежно расстегнутым ремнем, и без рубашки. Будто жестокое подтверждение тому, что мне вовсе не приснилось… не показалось то, что я увидела.

Хочется проснуться. Прикоснуться к нему. Прижаться, чтобы убедиться, что он только мой. И ни чей больше.

Но это вовсе не так. А от того так противно становится.

— Д-домой, — выдавливаю я в ответ, но слова режут горло, когда я осознаю, что дома у меня больше нет. Есть только его дом. А туда я больше ни ногой. — К м-маме.

— В таком виде?

— Это больше не твое дело, — захлебываюсь от слез.

— Мое, — отрезает он. — И это никогда не поменяется. Ни к какой маме ты не поедешь. Отвезу тебя домой. Успокоишься и поговорим.

— Нет.

— Это не обсуждается, Лесь. Садись в машину, еще не хватало, чтобы соседи тебя разгуливающую по двору голиком увидели.

— Ха, значит мне нельзя, да? — взрывает меня вдруг. — То есть тебе можно баб в дом матери водить, а мне тут и голышом пройтись нельзя?!

Он резко подается ко мне и вцепляется пальцами в шею:

— Да, нельзя, Олеся! Ты — моя жена! И моя жена не будет меня позорить, так что сядь в машину, пока я силком тебя туда не запихнул.

Мне страшно. Я не знаю такого Рому. Да, он бывает холоден, но никогда не жесток ко мне. А сейчас…

— Тогда почему тебе можно? — выдавливаю я, превозмогая страх. — Почему ты меня опозорил? Предал? Уничтожил, Ром…

— Не драматизируй, — отмахивается, как от мухи назойливой. — У каждого мужика есть женщина для души.

— И обычно такая женщина называется жена! — воплю я сквозь слезы, и бью его кулаками по груди.

— Нет, наивная ты малышка, — он зло встряхивает меня за плечи. — Обычно таких женщин называют любовницами. От слова «любовь», знаешь такое? — как пощечина отрезвляющая.

Я даже слезами давлюсь и от шока плакать перестаю:

— Зн-начит-т… — меня колотит то ли от холода, то ли от нервотрепки, но так сильно, что зуб на зуб не попадает, — она любовь? — киваю в сторону дома. — А я?..

— Лесь, давай дома поговорим.

— А я??? — требую я немедленного ответа.

Он как-то устало выдыхает, и трет пальцами переносицу:

— Мы оба знаем, что если бы не моя мать, отчаянно желающая внуков, то этого брака не было бы, — бьет меня жестокими словами и холодным взглядом. — Она тебя выбрала. Молодую, красивую, здоровую. Не я. Ты же пойми, я взрослый мужик со своими запросами и хотелками. А ты — куколка. Я к тебе даже прикоснуться лишний раз боюсь.

— Вот как? — чувствую как у меня вся кровь от лица отхлынула. — Ты поэтому со мной спишь как по расписанию? — вдруг доходит до меня. — Чтобы завет матери выполнить, но и себе не в урон, чтобы лишний раз не прикасаться к той, что противна?!

— Не противна ты мне, идиотка! — он грубо дергает меня за локоть прижимая к себе. — Я сам себе противен рядом с тобой! Ты себя видела вообще? Девочка-малышка, вся такая правильная — идеальная по вкусу моей матери! И я — медведь стокилограммовый. Да я просто боюсь тебя убить ненароком.

— Убил, — смаргиваю с глаз слезы вместе с каплями дождя.

— Давай без драмы!

— Давай, Ром! Значит ты считаешь, что тебя оправдает тот факт, что ты имел какую-то шваль, потому что боялся навредить мне?

— Она не шваль! — шипит он мне в лицо.

И я осекаюсь, замечая в его реакции нечто такое, что ранит еще сильнее чем физическая измена мужа.

— Точно. Друг детства же, — шепчу в ужасе. — Она — твой друг. И говоря о любви… ты вовсе не утрировал…

Это просто кошмарный сон какой-то…