Войо контролировали подступы и городские кварталы, не позволяя проводить какие‑либо работы даже вблизи стен. Как только переселенцы делали попытку прощупать бдительность врага, стража сообщала своим, и к месту «провокации» стройными рядами бежал отряд воинов. Однако Ярослав не увлекался, стараясь по пустякам не тревожить войо. Пару раз предпринял тайные выходы из крепости с целью собрать в близлежащих городских садах урожай фруктов и получить толику дополнительного продовольствия, но люди, будучи обнаружены, отходили обратно. Предложения в одиночку или группами покинуть крепость, чтобы наладить доставку припасов морем, Ярослав отметал с порога, опасаясь ненужных потерь в рискованных операциях. Осаждённым оставалось только подъедать старые запасы и усиленно трудиться, восстанавливая укрепления.
На совете ближайших соратников Станислав резонно высказался о невозможности длительно находиться в подвешенном состоянии:
— Рано или поздно продукты закончатся, и мы будем вынуждены выйти. Если войо все‑таки пойдут на длительную осаду, следует хорошенько подготовить такой вариант.
В штурм никто не верил. Конечно, Ярослав искал способы покончить с врагом, не понеся катастрофических потерь, и лучшим считал ночью высадить людей с плотов в тылу врага и неожиданно напасть. Но войо — опытные войны, и потери в любом случае будут большие, даже если удастся провести высадку незаметно. Поэтому он оставил исполнение плана на крайний случай, когда не будет иного выбора.
Меж тем в течение более чем недели осады крепость начинала обретать обжитой вид. Народу в ней скопилось много, и всех необходимо было занять делом. Абсолютно вся территория была вычищена от мусора, кустарника, завалов камней. Закончена постройка ворот всех четырех дворов и внешних стен, сооружены четыре сторожевые вышки с небольшими каменными укреплениями в основании. Из завалов выбрали огромное количество годной черепицы. Сооружение крыш над жилыми постройками шло полным ходом, но, несмотря на большой запас, черепицы всё равно не хватало, да и за сотни лет она стала хрупкой и слабой. Пытались наладить изготовление прямо здесь в осаждённой крепости, но глину найти оказалось сложно, лишь небольшую партию удалось обжечь из привезенного на плотах сырья.
На нижнем дворе — форбурге — обнаружили известковые ямы и печи по обжигу с запасом камня, вероятно, древние строители предпочитали готовить известь прямо на месте, а не вести готовую издалека. В отличие от черепицы обжиг удался на славу, а известковый раствор получили быстро и хорошего качества. Как ни странно, но первое его применение пришлось не на крепостные стены, а на жилые помещения и мегарон. Ярослав предпочел лучше обустроить людей, чем возводить капитальные парапеты. Тем более, что при огромной ширине стен около шести метров, камни, сложенные на сухую, прекрасно выполняли свою роль. Внутренние стены комнат штукатурили и белили, чтобы придать помещениям обжитой, опрятный вид.
Первым в ряду приоритетов стоял мегарон. За время осады ласу построили леса и с них укладывали толстенные, тесаные балки, поддерживающие двускатную крышу. Фронтон, образованный кровлей и мраморным перекрытием портика, украсила статуя божества, ранее заботливо спрятанная предками ласу, но до завершения восстановления зала было ещё далеко, и одной неделей работ здесь не отделаешься. Тем не менее, постепенно крепость обживалась и восстанавливалась.
Развязка наступила неожиданно быстро. На десятый день, когда большая часть осаждённых отдыхала после не слишком сытного обеда, земля заходила ходуном. Землетрясение, точнее Тронотрясение, стало полной неожиданностью. И хотя все прекрасно осознавали, что живут в горах, в реально сейсмоопасной зоне, тем не менее, никто не подозревал о столь быстром приходе неотвратимого и страшного события. Сам Ярослав, его люди и вообще все земляне никогда ранее не испытывали ничего подобного и в первые минуты просто растерялись. Тем более что им впервые пришлось испытать это просто непередаваемое чувство, когда земля уходит из‑под ног, а все окружающие предметы срываются в демоническом танце. Сильные, затухающие толчки ощущались в течение пяти минут, но разрушения, которые они оставили после себя, оказались значительными.
В первую очередь рухнули практически все построенные крыши и укрытия, погребая под собой имущество и людей. Рассыпалась большая часть возведенных парапетов и все четыре форта, устроенные на стенах. На нижнем дворе повозка скатилась в костёр, вызвав большой пожар, в котором сгорела часть транспортных средств в форбурге. С трудом, привлекая все наличные силы, переселенцам удалось откатить горящие факелы в сторону от склада с лесом и загонов скота. Второй пожар случился прямо в центре крепости, рядом с мегароном на так называемой женской половине, где крыша рухнула прямо на очаг. В результате выгорел весь двор, а главное — погибло много ценного имущества, хранившегося на самом закрытом от посторонних участке. Отстоять соседние постройки удалось только благодаря прочным каменным стенам и непрерывной подаче воды к месту пожара.
В результате осаждённые оказались совершенно деморализованы, заняты пожарами, спасением раненых и чем угодно, только не защитой стен. Казалось, нет более удобного момента для нападения и захвата крепости, но, как ни странно, войо не воспользовались тяжелым положением людей, а совсем наоборот. Немедленно, после землетрясения, сняли осаду и ушли вглубь долины к своим посёлкам. Изначально никто не мог объяснить странного поведения кровожадных врагов, но позже выяснилось, что землетрясение затронуло их не в меньшей, а скорее даже в большей степени, потому как их посёлки располагались ближе к эпицентру. Воины стремились быстрее вернуться к своим семьям, к своим разрушенным стихией хижинам, им уже было не до осады крепости. Дело в том, что, по словам разведчиков вуоксов, войо жили в горах, в постройках из дикого камня, которые вероятно тоже сильно пострадали. Как бы то ни было, но произошло чудо, крепость оказалась свободна от осады, хотя противостояние между войо и людьми на этом не закончилось.
Безвозвратные потери в результате землетрясения составили тридцать человек, погибших под завалами, раненых никто не считал, но было много, почитай каждый третий в той или иной степени пострадал. Как ни странно, но на землян пришлись наименьшие потери. Дело в том, что свою роль в этом сыграли различия в привычках и поведении. Так после обеда, когда жара наиболее велика, аборигены агеронцы предпочитали отдыхать в тени, работая в утренние и вечерние часы. Земляне наоборот, ещё не привыкли к такому порядку и, несмотря на удушающую жару, предпочитали работать и в разгар дня.
Первым желанием Ярослава после начала землетрясения стало как можно быстрее увидеть Анюту и удостовериться, что все близкие живы. Сам он с Трубой, Молчуном и Бомбой на внутреннем дворе перед мегароном, пилили брёвна на доски для крыш. Труба стоял на козлах, а Ярослав на земле тянул за рукоять двуручную продольную пилу. Дети, как обычно, вертелись рядом в поиске новых забав, но в момент толчков на дворе их не оказалось, и похоже ребятишки затихарились уже давно. Когда начали рассыпаться ещё вчера сложенные крыши, а козлы вместе с Трубой пустились в пляс, сбросив с себя бревно вместе с человеком (по счастью парень успел благополучно спрыгнуть), Ярослав первым делом поспешил на поиск детей. Кровля в его комнате разошлась, похоронив под завалом черепицы все вещи. Прихожая выдержала удар стихии, но детей в ней не было, и где искать, неизвестно. На вопросы «кто видел Анюту с компанией?» получал примерно одинаковые ответы, что последний раз их заметили на внутреннем дворе возле колодца. Затем пожары вынудили Ярослава отложить личный поиск, поручив это дело Трубе и нескольким старшим детям из аборигенов. Несмотря на предпринятые усилия, эта орава вплоть до конца дня не могла найти девчонку и её друзей. Труба лично облазил всю крепость, все завалы и подвалы, но с нулевым результатом. В конце концов, пришли к выводу, что в крепости детей нет, но в то, что они ушли без спроса за стены, никто не верил и продолжали высматривать закоулки в общем‑то небольшого замка. Только в конце дня выяснилось настоящее место пребывания шайки малолеток. Оказалось, ещё до землетрясения они по ступеням спустились в колодец, где была найдена пещера, и искали там подземный ход, ведущий из крепости… или клад! В обширном и разветвленном подземелье одна группа заблудилась, а вторая героически спасала. На глубине землетрясение прошло благополучно, никто не погиб, несмотря на обрушенные своды и завалы. Дети самостоятельно поднялись на поверхность, где получили взбучку по полной программе. Конечно, они заслужили наказание, но, как ни странно, результатом тайной вылазки стало обнаружение под замком не только пещер значительной протяженности, но и подземного хода, ведущего к холмистой гряде. Не обошлось и без необычных находок, а главное — Анна сумела в сложной обстановке проявить незаурядные способности, приведя всю группу назад живой и здоровой, как и показать некоторые успехи настоящей волшебницы.
Второй день по снятию осады был отмечен одним знаменательным событием в жизни колонии. В залив вошел первый торговый корабль. Небольшое, по земным меркам, утлое, одномачтовое суденышко причалило к набережной возле главных ворот крепости. Корабельщики, свернув старые, потрепанные морским ветром паруса и уложив весла, сошли на землю. По внешнему виду это были старые морские волки с загорелыми лицами и грубыми заскорузлыми ладонями. Вся их одежда состояла из выцветших домотканых туник с голубой каймой, как это водится у моряков, или набедренных повязок. Не спеша, они спустили сходни и закрепили швартовные канаты на берегу. Весь экипаж состоял из десяти матросов и пяти пассажиров.
В крепости немедленно начался переполох, и не было ни одной хижины, ни одного дома, из которых не выскакивали бы в смятении и любопытстве люди, обеспокоенные необычным пришествием и одновременно заинтересованные вопросом, что привезли купцы и хватит ли серебра на покупки. На пристани собралась толпа зевак, с нетерпением ожидающих показа товара или просто новостей. Капитан в сопровождении четырех матросов спустился по трапу на берег, неся по местному обычаю подарки для вождя. Вместе с ним сошли пассажиры, надо сказать, несколько необычно одетые для морского путешествия. Четверо из них были телохранители–войны в коротких чешуйчатых панцирях, конических шлемах, с копьями в руках. Их бородатые лица, надев маски безразличия и холодности, отражали серьёзность момента. Темно–синие туники и такие же штаны свидетельствовали о высоком статусе владельцев, а блестящие на солнце бронзовые наборные пояса с подвешенными на них мечами завершали образ честных, надёжных воинов.
В отличие от простоватых рубак–стражников их господин произвел на Ярослава двоякое впечатление. По возрасту, вероятно, лет тридцати пяти. Лицо его сияло благожелательностью, а рот уже во всю растянулся в широчайшей улыбке. Только присмотревшись, можно заметить и изумиться, глаза оставались холодны и неподвижны и никак не вязались со сладкой улыбкой. Черты лица, обрамленные рыжей бородой, выражали волю, самоуверенность и бесспорную склонность к упрямству.
Его одежда представляла собой подобие широкого плаща или накидки поверх пурпурной длиннополой туники. Золотые и серебряные нити сплошь покрывали яркую материю, сплетаясь в причудливый узор из цветов и фантастических животных. Голову покрывал расшитый золотом и камнями тёмно–красный колпак, а золотой пояс с подвешенным на нём длинным мечом в инкрустированных эмалью ножнах предположительно составлял целое состояние.
Ярослав ожидал гостей на берегу в окружении Станислава и других вождей переселенцев. Неподалеку, словно в почетном карауле, стоял Шестопёр со своим отрядом. Все мужчины крепости были вооружены, потому что войо ушли всего пару дней назад, и готовы были к любым неожиданностям.
Решительным шагом гость подошел к Ярославу с поднятыми в приветственном жесте руками и, церемонно поклонившись, рассыпался в любезностях:
— Позволь мне, о благородный вождь, с должным восхищением приветствовать пришельца, что, не страшась, явился сюда, в этот проклятый богами край и чело которого увенчано ореолом завидной и грозной воинской славы.
Неожиданно учтивые слова, произнёсенные сердечным тоном, на мгновение поразили Ярослава, но, взяв себя в руки, он также учтиво поклонился и ответил:
— Почтительнейше приветствую, Ногато наватаро. И мне доставляет удовольствие в этой дикой глухомани иметь честь встретить мужа столь учтивого.
Он произнёс эти слова по модонски не столь гладко, как хотелось бы, но гость прекрасно понял и тут же вежливо заметил:
— Великому деспоту Бурути ведомо о выпавших на долю вашей милости испытаниях и злоключениях, и будучи человеколюбивым правителем, посылает меня, Охерибо Веллас, своего слугу и посланника, а также полномочного представителя его светлости, на пост управителя долины Ласу…
Ярослав едва не обалдел от столь высокой чести, оказанной ему и всем переселенцам, и никак не мог прийти в себя от изумления. Однако быстро уяснив, чего собственно хочет от него столь достославный и лукавый Наватаро. Меж тем Веллас продолжал на одном дыхании:
— … Свидетельствую свое почтение вашей милости, Наватаро Аослав, сокрушитель вуоксов, и передаю волю моего господина о согласии на проживание народа индлингов на землях, с древних времен принадлежащих семье Бурути. Мой господин готов оказать всяческое содействие процветанию долины, столь счастливо вырванной из лап злобных нелюдей с помощью вашего славного меча. Для смягчения трудного положения я принимаю на себя тяжкий труд управления землевладением и готов оказать помощь всем нуждающимся. На корабле есть семена, одежда, обувь и запас необходимого инструмента, который мой господин в великой щедрости готов уступить за весьма малые долговые обязательства, которые к тому же готов ждать нескончаемо долго, в течение двух сезонов. Единственным условием будет признание деспота Бурути своим господином, что, я считаю, совершенно ничтожно по сравнению с оказываемой безмерной услугой.
Ярослав, понимая, что за лестными словами кроется обман и желание щедрыми подарками снискать расположение наивных аборигенов для захвата власти в долине, начинал раздражаться, но ещё весьма вежливо обратил внимание на некоторые моменты в речи посланника:
— Однако, Наватаро, позволь в ответ на твои проникновенные слова заметить, что края эти ещё не принадлежат людям, а бедствие, постигшее нас, поставило переселенцев на грань жизни и смерти. Мы готовы принять любую помощь, но лишь в случае безвозмездного дара со стороны деспота. Было бы лучшим оказать нам военную помощь в виде отряда хорошо вооружённых воинов, тогда бы мы могли рассмотреть их содержание и союзнические обязательства между переселенцами и деспотом Бурути.
— Абсолютно с вами согласен! — продолжал посланец, улыбаясь и вежливо беря Ярослава под руку. — Я сразу понял, что мы с вами поладим! Мне нужна ваша помощь, без неё дело не сдвинется с места… Я приплыл с важной миссией, подробности которой хотел обсудить.
В ответ Ярослав пригласил посланника под тенистый навес, устроенный здесь ещё во время вырубки леса и каким‑то чудом уцелевший в течение осады. Гость расположился на циновке, а Ярослав — на принесенной Анной шкуре тигра. На приглашение отведать фруктовой настойки Веллас предложил оказать ему честь и испробовать привезенную из Бурути амфору виноградного вина.
— С готовностью! — откликнулся Ярослав.
Вино оказалось превосходным, и после того как они его понемногу отведали, Наватаро Веллас приступил к главному вопросу с упорством, достойным лучшего применения, повторяя прежнюю песню о том, что для переселенцев будет наилучшим выходом добровольно принять верховенство деспота Бурути.
— Ваша милость, Дхоу Наватаро, — настойчиво продолжал Охерибо. — Мы считаем вас своим союзником и готовы всячески поддерживать. Долина Бурути, расположенная к северу за горными хребтами, с давних времен страдает от набегов воинственных нелюдей, но без добровольного признания своим господином властителя Бурути ни о какой помощи не может быть и речи. Даже формальное согласие и принятие меня как управителя может оградить вас от праведного гнева моего господина. Небольшие налоги, посылка десяти–двадцати человек в ополчение могут избавить вас и ваших людей от проблем. Тем более, я со своей стороны, обязуюсь управлять долиной с учетом мнения самых лучших и состоятельных её жителей. Возможно, небольшая сумма, к примеру, сто–двести долей серебра, может склонить ваше мнение принять подданство. Ну а мы уже завтра сможем высадить пятьдесят хорошо вооружённых воинов, корабль стоит в устье реки.
Ярослав без задержки уточнил:
— А пятьсот долей серебра вы сможете дать? — эмоционально воскликнул он.
Веллас изобразил на лице задумчивость и с расстановкой произнёс:
— Нет… пожалуй не смогу… Вот если добавить сотню долей, но не более …
— Недорого же вы оцениваете предательство, — ехидно хихикнул Ярослав и тут же серьёзным, грустным тоном добавил, — впрочем, за последние две тысячи лет оплата услуг Иуды поднялась с тридцати серебряников до трехсот. Инфляция, однако!
Охерибо Веллас ровным счётом ничего не понял и переспросил:
— Оуна Наватаро, Вы о чём?
— Не берите в голову, уважаемый, я это так, рассуждаю вслух.
— И каков будет ваш ответ? — настоятельно потребовал гость.
Ярослав пожал плечами:
— Сами понимаете… такое дело скандочка не решается! Надо посоветоваться с людьми! Всё обдумать! Тем более, маловато платите и не густо обещаете, а вот что будет в результате — вилами на воде писано. Так что денька через три приходите, дам вам ответ.
Пришла очередь удивиться Велласу, он никак не ожидал, что его предложение оставят без ответа, не получить ни согласия, ни отказа! Вероятно, аборигены не знали способа гонять зайца по кругу, в чём наши «собаку съели». Для большей уверенности Ярослав посоветовал:
— Для начала, Оуна Наватаро Веллас, обсудите этот вопрос с моим заместителем — Станиславом. Так будет лучше! — и напоследок добавил: — Устье реки, знаете ли, небезопасно, ночные демоны никуда не исчезли и нами не побеждены. Я бы посоветовал вам вернуть корабль с воинами обратно в Бурути, как говорится, от греха…
— Но–о! Оуна Наватаро, — совершенно сбитый с толку Веллас пытался уловить суть разговора, — три дня — большой срок, неужели нужно так много времени, чтобы обсудить все вопросы?
— Зачем нам спешить со столь сложным делом, досточтимый Наватаро, лучше изначально всё обсудить, чем потом исправлять ошибки. Милостиво прошу вас набраться терпения и подождать несколько дней. Возможно, предложения их светлости деспота Бурути получат одобрение, ведь у нас здесь консенсус, — Ярослав развел руками, показывая, что от него мало что зависит.
Веллас не понял последнего незнакомого слова и в непонимании переспросил:
— Оуна Наватаро, простите мое невежество, но что означает слово «конс…ус».
— А это значит, — резко отвечал Ярослав, — что предложение семьи Бурути будет принято лишь в том случае, если с ним согласятся все переселенцы без исключения.
— Но–о? — неожиданно протянул Охерибо.
— А я ничего не могу поделать! — поспешно уточнил Ярослав, вновь разводя руками, — такие у нас правила! — и резко поднялся, давая понять, что разговор закончен.
Его ожидал кормчий с подарками и льстивыми поклонами.
— Вас разместят в лучших покоях крепости, — напоследок пообещал он, — уверен, столь уважаемый человек привык к большему, но в наших диких местах трудно создать достойные условия. Не обессудьте!
Собеседники церемонно раскланялись, и Охерибо Веллас покинул навес в сопровождении Станислава, его людей и стражников Бурути.
Капитан корабля по кличке Дрегон, рыжебородый, как и все бурути, широколицый с крючковатым носом оказался знаком племяннику Тымиша Хвербекуса — Ибирину. Они радостно обнялись, хлопая друг друга по плечам, сообщая последние новости. Старый моряк представил Ярославу Дрегона как давнего друга:
— Этого разбойника я знаю, кхе–кхе, с молодых ногтей! — громоподобно гоготал Ибирин. — Отличный капитан и порядочный мерзавец! — грубо шутил моряк. — Года три назад бросил меня в Цитае без единой доли серебра! Правда с той поры утекло много времени, и он успел расплатиться! — грозно зыркнул Ибирин.
— Не будем о прошлом, — пробасил Дрегон, — мы здесь для торговли… не счёты сводить.
Морской волк бросил на циновку рулон тонкой Ринальской материи и поверх худосочный мешочек серебра. Глядя на подношения, можно было сказать, что дела у того идут неважно. Ярослав удивлённо вскинул брови:
— Торговля, вижу, не ладится?
Дрегон хмуро насупился:
— Прости Дхоу за скромные подношения, последний рейс в Риналь не дал прибыли, один из кораблей затонул, а второй по воле деспота отдан под воинов. Я почти разорён…
— Не прибедняйся! — резко встрял в разговор Ибирин, — откопаешь один из награбленных кладов, и — в море.
Дрегон исподлобья мстительно стрельнул глазами в сторону моряка, огрызнулся, но предпочел промолчать. Ярослав в свою очередь жестом приказал Ибирину не раздражать торговца, одновременно дав понять, что будет неплохо с капитаном сладить дельце, задуманное ими ранее. В ответ Ибирин кивнул, мол, понял, хозяин, не беспокойся, будет сделано.
Меж тем Ярослав продолжил разговор с капитаном:
— Сожалею, уважаемый Дрегон, что дела ваши нынче не ладятся, к сожалению, мы мало можем дать на обмен товара. Вот если вы зайдете к нам будущей осенью, то уверен — будет предложение…
— Благодарю, Дхоу! — буркнул моряк. — Если будет воля богов, приведу корабль обязательно!
— … А сейчас, — продолжал без остановки Ярослав, — готов пойти на уступки и не принимать предложенный дар. Вместо этого ты, Дрегон, заплатишь мне десятую часть с вырученного дохода, думаю, что это будет справедливо?! А Тымиш и капитан Петрович пусть всё запишут и следят, чтобы наши люди не делали необоснованных трат.
Корабельщик задумался на мгновение, соображая про себя, а затем мелко закивал, согласный с предложением вождя.
— Запомни сам, — строго наставлял Ярослав, — и передай другим торговцам: дхоу долины Ласу мзду не берут, продал товар, десятину не греши, отдай.
— Будьте покойны, Оуна Наватаро, передам, — учтиво согласился моряк.
— А что, Дрегон, какая нелегкая судьба занесла тебя в наши края, и почему, когда осенней порой груженные зерном суда идут на Риналь и Рух, ты порожним возишь послов и воинов.
Дрегон зашипел, как кот, злобно сверкнув очами:
— Буду в Агероне, как только разделаюсь с посланником и высажу стражу в долине. А занесла меня сюда, действительно, нелегкая судьба, — покачал головой кормчий. — Мы обязаны бесплатно предоставлять свои корабли деспоту Бурути, если случится нужда.
— И не отвертеться?! — уточнил Ярослав.
— Да уж из кожи вон лез, но и его видно приперло, не дал мне отсрочки по долгам, а тут, как назло, — моряк в сердцах хлопнул ладонью об ладонь, — все наши корабельщики ушли в Агерон. Припозднился я, вот и попал на удочку господина Бурути.
— А что же за нужда такая, вести посланника сейчас в самый сезон, будто другого времени не будет! — удивлённо молвил Ярослав.
— Не знаю Дхоу, но только ходят слухи, привезенные неким человеком из Агерона, что с долины Ласу снято проклятие и, пока не поздно, надо захватить! — Дрегон осклабился. — Да вижу, обломилось, вы здесь закрепились.
— Будь уверен, Дрегон, своего не упустим!
— Мне что?! — махнул рукой. — Мое дело сторона, да только надо вам держать ухо востро с этим Велласом, человек он скользкий и исполняет у деспота самые грязные делишки. На «Морской богине», моем втором корабле, воины отборные, каждый стоит троих и не смотрите, что пять десятков. Вашим людям — не чета. В Бурути поднимался на борт «Богини» человек, который, по словам знающих людей, и принуждал деспота послать воинов на захват долины…. Да только нам, корабельщикам, их склоки побоку, но будет жаль, если вы погибните по милости этих пройдох!
Ярослав быстро смекнул, какую оказывает ему услугу старый морской волк, став разговорчивым. Немедленно скомандовал по–русски:
— Труба! Беги к Анне, пусть выдаст из моих запасов пару золотых… — тот рысью метнулся в крепость, — … Ваши слова, Оуна Наватаро Дрегон, для нас бесценны, и нет достойной благодарности, что может сравниться с оказанным благодеянием, — продолжал Ярослав, обращаюсь к капитану на модонском. — Будьте уверены, Дхоу Ярослав не забывает услуг. Мы обязательно учтем ваше предупреждение и будем готовы встретить заносчивых соседей. Вам же, уважаемый Дрегон, надлежит не вмешиваться в распрю и постараться остаться в стороне. А уж будущей осенью будем рады видеть вас у себя в гостях и сумеем достойно отблагодарить.
— Премного благодарен за учтивые слова, Дхоу, — поклонился корабельщик, собираясь уходить. Ярослав задержал его, как бы между прочим спросив:
— А тот человек, что пытается подтолкнуть деспота на захват долины, кто он?
Корабельщик остановился, в задумчивости глядя на собеседника:
— Точно не знаю, но он чужак с запада… и остановился при храме новых богов. По словам некоторых придворных болтунов, всячески поносит Агеронцев, которые ушли в долину, называя их мерзавцами и захватчиками. А по мне, так нет ничего плохого в том, что вы сумели свершить благородное дело — отбить землю у нелюдей…
Прибежал взмыленный Труба. Ярослав принял деньги и передал Дрегону:
— Примите этот скромный дар, Оуна Наватаро, в знак нашей с вами дружбы и расположения в будущем…
— Премного благодарен, Дхоу, — кланяясь, капитан взял деньги, а в его глазах блеснула алчная искра.
— … Надеюсь, мы можем рассчитывать на вашу помощь, если деспот совершит необдуманный шаг, вы сообщите?
— Я постараюсь, Дхоу, — с кривой усмешкой согласился моряк.
Когда кормчий ушёл, Ярослав подозвал некоторых из своих людей, в течение продолжительной беседы наблюдавших издалека.
— Сергей! — обратился он к Жигану, когда рыжебородый торговец ушёл к пристани. — Я только что узнал, в дельте стоит бурутийский корабль с пятьюдесятью воинами на борту. Бери своих и немедленно найди.
— Шестопёр! Пусть твои люди будут в постоянной готовности. Подготовь на нижнем дворе лошадей, и при малейшей опасности садитесь в сёдла. Если будет схватка, врагов лучше встретить верхом. По словам торговца, воины они отменные и хорошо вооружены, пусть все понимают: бой будет кровавым. И собери командиров в мегароне.
Возвращаясь в крепость в кругу друзей и соратников, Ярослав размышлял о посланнике и корабле с бурутийскими стражниками. «С одной стороны, — думал он, — пятьдесят воинов — не настолько большая сила, чтобы Охерибо пошёл на прямой конфликт с переселенцами, в то же время, если их использовать умело, можно принудить к заключению невыгодного договора. Тут есть два пути — это устроить неподалеку собственную колонию и в течение определенного времени переманивать людей подкупом и щедрыми посулами, а когда силы накопятся достаточно, а люди увидят, что опасаться некого, открыто заявить о своих претензиях на власть в долине. Лично я бы так и поступил, но, судя по первому впечатлению, Веллас не тот человек, который может действовать долго и целенаправленно, скорее всего, его план заключается в прямом подкупе верхушки колонии, а затем вооружённом захвате власти и ликвидации недовольных. Вероятно, в течение трех–четырех дней он разовьет бурную деятельность, а затем из леса выйдут стражники и захватят крепость, спокойно и без жертв. Первейшая наша задача — изолировать посланника и быть готовыми к нападению врагов, а в случае удачного стечения обстоятельств немедленно нападать самим и без сантиментов перебить бурутийцев. Все угрозы со стороны Охерибо, что деспот станет гневаться, маловероятны.
Зал мегарон не пострадал от землетрясения, уже установленные балки остались на своих местах, в глубоких пазах стен. И хотя черепичной крыши ещё не было, начинал обретать обжитой вид. Несколько ласу обмазали одну из стен и даже успели нарисовать на сырой штукатурке замечательную роспись из цветов, фантастических животных и людей.
Привычно садясь на возвышение, вождь Ярослав отдавал распоряжения собравшимся здесь командирам:
— … Несмотря на постигшее нас несчастье, уважаемый Павел Петрович, для нас сейчас главное — расчистка полей, поэтому оставьте на разборе завалов половину выделенных вами людей, остальные должны рубить лес.
А твои люди, Шестопёр, оставаясь в крепости, не должны прохлаждаться, пусть восстанавливают обрушенные парапеты на стенах и одновременно осуществляют усиленную охрану.
Я слышу много ропота, особенно со стороны агеронцев, относительно стражи бурути. Мол, лучше выполнить требования посланника и не связываться с деспотом. В корне с этим не согласен. Судя по рассказам, человек это жестокий и беспринципный в отношении сбора налогов, под его началом, возможно, мы и останемся живы, но несправедливые поборы могут довести любого до крайности. С моей точки зрения лучше оказать сопротивление сейчас, когда сил у бурутийцев в долине мало, чем рассчитывать справиться с ними в будущем.
Я предлагаю не допустить стражников в крепость и в город, а в течение недели или двух выжить их из долины без кровопролития. Во всяком случае, это было бы лучшим исходом для нас. Тем не менее, всем следует быть настороже, а ворота цитадели держать закрытыми даже днем, пропуская людей, когда потребуется.
Отдав текущие распоряжения, Ярослав встал, как бы в задумчивости шагая меж рядов скамеек, на которых при желании могли сидеть люди. Все основные вопросы оказались решены, но на этот раз он не отпускал людей, как будто готовясь сообщить нечто важное лично для него. Здесь присутствовали практически все авторитеты колонии, не хватало только Жигана, ушедшего на поиски корабля со стражниками, и Станислава, занятого размещением посланника. Несмотря на отсутствие своих самых близких сподвижников, Ярослав решил озвучить некоторые соображения. Народ внимательно слушал.
— Кому‑то может показаться, что сейчас не самое подходящее время для изменений. Землетрясение, постоянная угроза войо, теперь вот деспот претендует на наши карманы, но серьёзные изменения давно назрели! — Ярослав говорил свою речь очень громко и эмоционально, порой используя подходящие жесты. — Поддержание обороны в активном состоянии обходится нам слишком дорого! Продовольственные запасы практически на нуле, и если так пойдет дальше, будет голод! В таких условиях насущной необходимостью становится такое устройство колонии, при котором обеспечивалось бы самовоспроизводство продуктов и всех необходимых вещей при одновременно высокой боевой готовности. Положение, когда неизвестно, кто, сколько дал, но едят все и активно, более не может продолжаться. В пути, от Срединных гор до Агерона и долины, такое устройство себя целиком оправдало и, вероятно, было единственно возможным. Но условия изменились, мы на месте и должны работать по–новому. Теперь следует задействовать другой принцип — как поработал, так и похавал!
Собравшиеся бурно реагировали выкриками и жестами, никто не хотел кормить нахлебников.
Меж тем Ярослав продолжал и, видя поддержку, воодушевился.
— Казалось бы, чего проще! Земля есть, руки тоже, топор выдали, каждый кормит себя сам! — все согласились, качая головами и показывая поддержку речам командира. — Это не все! — смутил их Ярослав. — Среди нас много одиночек, не имеющих ни семьи, ни друзей, целиком полагающихся на руководство и помощь колонии. Они не смогут эффективно трудиться, особенно в сравнении с крепкими семьями Агеронцев или Нидамцев. Конечно, мы можем всем миром подготовить, выкорчевать землю, но в будущем они не смогут работать полноценно. Думаю, что лучше будет свести их в группы или присоединить к семьям, где недостает мужчин. То же самое и дети, они не должны висеть на шее общества, а должны быть влиты в уже существующие коллективы. Предлагаю:
-- Разбить всё население колонии на группы по пять–семь мужчин, желательно родственников или друзей. Тут нужно учитывать желание каждого и физические возможности людей. Пусть ведут совместное хозяйство, обрабатывают землю, содержат скот. Такие «семьи» будут иметь больше возможностей, чем одиночки.
Но в определенных случаях требуются объединенные усилия большего числа, и потому предлагаю: такие пятерки группировать в десятки, а те — в отряды по сорок человек. Таким образом, что не смогут сделать пятеро, сделает десяток, и так далее, вплоть до объединения усилий всей колонии. Соответственно должны быть поставлены командиры, ответственные перед руководством за деятельность своей семьи. Это может быть глава семейства или человек, избранный «семьей», если они не родственники. Семьям или десяткам будет поручаться изготовление ремесленных изделий необходимых колонии, как и впрочем, они могут делать то, что пожелают, но не в ущерб интересам общества.
-- Семьи должны вставать в строй при военной опасности, но семейственность в подразделениях недопустима. Воин ставится на то место в строю, где более выгодным сочтет руководство колонии. Впрочем, резко ломать существующие подразделения я не предлагаю, но не секрет, что наши отряды не равнозначны по силе, опыту и боеспособности. Поэтому следует сгладить недостатки, чтобы все четыре отряда стали одинаковы. Главным в военном деле я считаю выделение из отрядов тяжело вооружённых всадников, эффективность которых доказана опытом боев, и на их основе создание профессиональных подразделений, а точнее — копий тяжелой конницы.
-- Предлагаю отделить копья от остальных отрядов как в военном, так и в экономическом отношении. Будут назначены десятки, то есть по две «семьи», которые из своей среды выдвинут всадника, оруженосца, кутюрье и четырех пеших воинов. Десяток будет обеспечивать всадника всем необходимым, в том числе продовольствием и вооружением. Конечно, десять человек — это мало для полноценного содержания копья, но у нас нет выбора, и всадник — не сеньор, пусть занимается военной подготовкой и работает на полях, десяток лишь даёт ему толику свободного времени на учёбу. Будут организованы одновременно двенадцать копий по восемь человек в каждом. Этими небольшими изменениями мы сможем натурализовать хозяйство, одновременно сохранив высокий военный уровень, и заодно готовить командиров.
Как ни странно, обсуждение не носило бурного характера, реформы не вносили кардинальных изменений в существующую структуру, меняя только её основу. Правда, прозвучали обвинения в феодализме со стороны его старых противников — горлопанов, но ни капитан, ни Володя–лучник не высказались резко против, пожелав остаться в стороне, а Ерофей Силыч открыто поддержал, предложив создать «Служилое сословие» со всеми вытекающими последствиями. Аборигены молчали, не понимая, о чём спорят индлинги, для них всё это было пустым звуком, как решит Дхоу, так и будет. Потому можно сказать: изменения были приняты, если не на ура, то противники оказались в явном меньшинстве. Главный из них — Ольга Николаевна, имея большой авторитет как среди переселенцев землян, так и аборигенов, в заключение высказалась:
— Олег будет крайне недоволен принятыми решениями. В прошлом мы не так себе представляли устройство колонии, — она сделала кислую мину и села на скамью, отвернув голову в сторону, всем видом давая понять, что не хочет даже смотреть на происходящее.
Понимая, что Ольга не тот человек, с кем можно действовать силой, а аргументы она вряд ли воспримет, уже имея собственное мнение, Ярослав все‑таки постарался прояснить собственное видение ситуации и развеять подозрения.
— Ольга Николаевна! — вкрадчиво убеждал он. — Всадники — это ещё не вассалитет и не феодализм. Тут скорее специфический «Полис» с сильной властью вождя Дхоу. Мы и так на практике вынуждены жить по истинным законам и приспосабливаться к местным обычаям, иначе этот мир нас отторгнет. А копья — единственная возможность сохранить боеспособную конницу в условиях лесистой, пересеченной местности и малого числа колонистов. Жили бы в степи, всё было бы по–другому.
Он хотел предложить ещё десяток аргументов, но в зал вбежал воин с криком:
— Корабль! Корабль с воинам Бурути!
— Где корабль!? — выкрикнул от неожиданности Ярослав, срываясь с места.
— Подходит к пристани! — с готовностью сообщил юнец уже вдогонку бегущему Ярославу.
Народ повскакивал с мест, переворачивая скамьи и лихорадочно ища оружие. Никто не ожидал такого поворота событий, думая, что корабль где‑то в устье реки и ждет приказов посланника. Но бурутийцы оказались смелее.
Ярослав бежал по коридорам, на ходу отдавая приказы попадавшим под руку людям.
— Шестопёр! Посади своих людей в сёдла, пусть ждут приказа в форбурге. Петрович! Быстро спеши к своим людям на стенах, по пути собери всех незадействованных. Ерофей! За мной! — парню–стражнику скомандовал он. — Найди Станислава, пусть посадит посланника в погреб вместе со стражей, затем спешит на подмогу.
По традиции со стороны главных ворот и залива охрану стен осуществляли лучники и сибиряки; мечники, как более сильное подразделение, со стороны поля. Сейчас требовалось собрать людей на местах, а уже затем решать, какие действия предпринять. Ярослав, покинув мегарон, бежал кратчайшим путём к воротам через коридоры мимо оружейной, собственного двора и через женскую половину, добрался до каменной лестницы, что в прошлом вела на второй этаж дворца, а сейчас на стены цитадели. Здесь он с людьми по перекинутым мосткам над основными воротами цитадели перешел на внешние стены. Отсюда был виден залив, причал и корабли. Увиденное очень расстроило его. Бурутийские войны, пока переселенцы возились с донесениями и сборами, не только успели высадиться на берег, но и, захватив внешние ворота, сейчас быстро бежали по пандусу в крепость. С ужасом Ярослав осознал, что до полного поражения и падения замка остались считанные мгновения. На стенах и у ворот собрались ещё не все защитники и удержать врага будет трудно. Создались условия, при которых бурутийцы могут захватить крепость и разгромить гарнизон, превосходящий их численность в четыре раза. И Ярослав уже ничего не мог сделать. Время упущено, драгоценные секунды потеряны.
Взревев, как раненый бык, он вырвал из ножен меч и со словами, обращенными к кучке людей за его спиной:
— За мной! — он бросился к воротам по ещё не занятому пряслу стены, по пути указывая на приставные лестницы, которые нужно поднять на стену и не дать врагу ими воспользоваться.
Расстояние от основных ворот цитадели до внешних крепости всего ничего, метров тридцать–сорок. Но пока добежали, Бурутийцы успели ворваться внутрь и, не найдя подъема на стены, устремились к основным воротам цитадели с намерением открыть или выломать, при этом они метали стрелы в защитников на стенах со столь близкого расстояния, что промахнуться было трудно. Среди переселенцев появились первые раненые. Наконец, достигнув внешних ворот, Ярослав в отчаянии заметил, что все враги уже внутри, стража ворот перебита, а охраняют их двое лучников врага. Лихорадочно ища выход, он заметил: все остальные врата крепости уже были закрыты, бурутийцы, неразумно вторгшись, сами оказались в ловушке «коридора смерти» из мощных внешних стен и стен цитадели. Ворота, ведущие в форбург, наглухо закрыты Шестопёром, а его люди уже подымались на стены к парапетам. Быстро приняв решение, Ярослав приказал:
— Спускайте лестницы с внешней стороны. Нужно заблокировать ворота снаружи. Конь! — обратился он к одному из сибиряков, старому своему знакомому, — сбросьте брёвна со стен так, чтобы упали на пандус и подоприте ими ворота снаружи, не выпускайте врага из крепости!
Видя такое дело, лучник внизу у ворот стал звать на помощь своих и стрелять по спускающимся со стены защитникам. Ранение двоих из них вывело Ярослава из себя, он, отборно матерясь, выкрикнул оказавшемуся рядом Борису с заряженным охотничьим арбалетом:
— Убей их, Борис! Убей!
Мужик спешил, сам понимая, что секунды решают все, но бурутийский воин не был дураком, видя, что в него нацелены стрелы и болты, укрываясь щитом, поспешил за створку ворот.
Стараясь опередить выстрел, Ярослав воскликнул, обращаясь к Борису:
— В бедро цель, в ногу! Щит не пробить!
Борис был и сам не промах, охотник и искусный стрелок. Воин, не успев сбежать, повалился с пронзенной ногой. А через мгновение сибиряки и лучники уже спустились и закрыли ворота, подпирая брёвнами с внешней стороны.
Только у Ярослава отлегло от сердца и затеплилась надежда отбить нападение, как ломящиеся в ворота цитадели бурутийские воины дико взревели, оглашая крепость победными воем, створки оказались распахнуты, и враги прорвались внутрь. Теперь их ничто не сдерживало, врата дворца оказались открыты, так же как и двери обоих пропилеев, всё предыдущее время никто не позаботился их затворить, надеясь на закрытые внешние крепостные.
Ярослав вновь скомандовал:
— За мной! — и повел остатки лучников на перехват, на бегу приказывая первому попавшемуся из землян: — Беги к Шестопёру, пусть откроет ворота форбурга! Пусть всадники немедленно атакуют!
Таким образом, потеряв ещё одного человека, он бежал сломя голову по внешней стене, налегая изо всех сил и стараясь обогнать врагов. По противоположной стене цитадели в том же направлении спешила разношерстная ватага: одни из взвода Петровича, другие — из его собственного. Он видел Наростяшно и сыновей Хворбексов, но никто не успевал к раскрытым настежь воротам, и Ярослав оказался впереди всех.
Бурутийцы не сильно спешили, путь в центр крепости открыт, и они уверенно шли вперед, прикрываясь большими щитами от стрел, пускаемых со стен. Примерно половина из них была тяжеловооружёнными копейщиками в длинных чешуйчатых доспехах ниже колен. Под тяжестью металла, конических шлемов, щитов и наручей они медленно бегали, стараясь спешить в меру сил. Вторую половину составляли тяжеловооружённые лучники в коротких, до пояса, чешуйчатых панцирях, с небольшими круглыми щитами и луками. Они непрерывно метали стрелы в защитников крепости и бежали широкой лавиной впереди копейщиков, впрочем, не стремясь далеко отрываться.
Когда до внешних ворот дворца оставалось половина забега, створки ворот дрогнули, несколько человек, по большей части женщин, попытались их закрыть.
Ярослав видел свою Ноки, несколько малознакомых модонок, Анну с павезой и парой арбалетов, но без брони, младших сыновей Наростяшно, каким‑то чудом оказавшихся в проезде между воротами и пропилеями. Мальчишки и женщины, прилагая усилия, старались закрыть тяжелые створки, но, по–всему, не успевали. Анна присела за щитом в своей излюбленной манере, нервно взводя арбалеты. Между ней и бегущими навстречу врагами никого не было, кроме медленно закрывающихся створок.
Бурутийцы заметили, что ранее открытые ворота могут захлопнуться у них перед носом, и самые резвые бросились вперед, стараясь не дать закрыть, перехватить.
Видя угрозу, Ярослав командует бегущему позади Борису, указывая на вырвавшихся вперед врагов:
— Убей их!
Тот немедля встал на колено, прикрываясь щитом от летящих в него стрел. Щелчок и бегущий по проезду первым враг споткнулся, упав лицом вниз. Но за первым спешил второй, третий, а арбалет надо перезаряжать. Во врагов полетели стрелы со всех сторон, со всех стен, но без явного успеха. Прикрываясь щитами, бурутийцы спешили к цели. Неожиданно первый из них получил болт прямо в грудь, сквозь щит и броню, он был отброшен силой удара назад и упал навзничь. Это сработала Анна, успев взвести боевые арбалеты. Страшная смерть вызвала замешательство в рядах врага, подарив Ярославу доли мгновения. Ещё чуть–чуть и он скатился по приставной лестнице позади штурмуемых ворот. Мальчишки и женщины уже почти закрыли створки, и Анна на позиции поднимала второй арбалет, но бурутийцы уже на подходе, и через мгновение один из них пересек финишную линию, как спринтер на стадионе, проникнув за спешащие захлопнуться ворота, а за ним уже следующий, напрягая силы, старался повторить подвиг первого.
Ярослав встретил врага ударом меча в правую нижнюю четверть, под щит и немедленно отпрянул, уклоняясь от колющего ответа. В тот момент он защищал Анну и делал попытку хоть на мгновение связать врагов боем, не дать напасть на безоружных женщин. Анна сделала последний выстрел в упор, вражеский лучник, не добежав пару шагов, упал на землю с тяжелым стоном, получив болт в незащищенное бедро. Вслед за тем створки ворот захлопнулись, оставив вражеского воина один на один с Ярославом, безоружными женщинами и мальчишками. Из‑за стен раздался возмущённый вой, бурутийцы обрушили град ударов на деревянные створки, пытаясь их открыть, но случайные защитники успели вставить накидной брус и уже всем скопом тащили по пазам подвижное бревно–задвижку.
Отрезанный от своих, воин на мгновение опешил, но, видя вооружённым только одного Ярослава, с удвоенной яростью бросился в бой. Ещё оставался шанс открыть врата, в противном случае его убьют подоспевшие защитники. В свою очередь, Ярослав не спешил расстаться с жизнью или получить увечье. Время играло на него, и он отступал. Вражеский лучник со щитом и в шлеме имел явные преимущества, стараясь, пока не поздно, их реализовать. Он обрушил град ударов, которые Ярослав вынужден был принимать короткой дагой, при этом одновременно стараясь не сломать хрупкое оружие под градом тяжких выпадов, а мечом прикрываться от ударов щитом. В результате вынужденно оборонялся, совершенно не имея возможности контратаковать. Отступая, он выигрывал время и спасал жизни мальчишек и девчонок, оставаясь не раненым.
В результате отпущенные судьбой мгновения иссякли, со стен, как горох, посыпались сибиряки, а из пропилеи вбежал Станислав во главе сборной толпы защитников. Бурутиец, чувствуя, что настали последние мгновения жизни, как загнанный в угол зверь, с отчаянием умирающего атаковал в последний раз. Ярослав, понимая, что ворота назад уже не открыть, рискнул, крутанулся на месте, поднырнув под руку врага и, схватив за одежду, перекинул через себя, как это делают самбисты и дзюдоисты. Тяжко грохнувшись оземь, враг сделал последний рывок и попытку ударить мечом, но Ярослав блокировал руку, а подоспевший Труба приставил к горлу бурутийца остриё меча.
Все было кончено, ворота спасены!
Не рассуждая, Ярослав вскочил с земли (подоспевшие воины уже вязали бурутийца по рукам и ногам), выкрикнув:
— Ты где шляешься?!
Станислав в отчаянии развел руками:
— Стража посланника напала на нас, еле отбились.
— Так это они открыли ворота цитадели?! — возмущённо воскликнул Ярослав.
— Вероятно, они, — несколько неуверенно ответил товарищ.
Вокруг уже толпились люди: одни поднимались на стены, другие укрепляли ворота подпорками. Положение явно стабилизировалось, переселенцам удалось удержать последние из трех. Ярослав, с одной стороны, был рад счастливой судьбе, что подарила им миг удачи, но одновременно злился на себя, на собственную глупость и непредусмотрительность, по вине которых сложилась опасная ситуация. В раздражении он потребовал:
— Труба! Где мой шлем?
Парень пожал плечами, снял и отдал свой.
— Пойди, найди, — примирительным тоном скорее посоветовал, чем приказал Ярослав, на ходу принимая и надевая предложенный шлем.
Проезд, в котором оказались враги, представлял собой две линии стен с воротами в концах и недавно построенными, деревянными перекидными мостиками над ними. Высота стен не позволяла взобраться без лестниц, а бурутийцы о них не позаботились, вероятно, предполагая взять крепость с налёта. То что им удалось проникнуть практически за третьи ворота, говорило о большом опыте воинов, и не будь сегодня удача на стороне колонистов, крепость бы бесспорно пала. Находясь в окружении, они рубили створки топорами, не оставляя попыток прорваться дальше вглубь крепости, всё ещё рассчитывая на победу. Надо признаться, не без оснований, в прямом столкновении даже две сотни колонистов не могли бы противостоять профессиональным воинам бурути. Таким образом, от победы их отделяли только жалкие створки ворот, а стрелы защитников наносили мало вреда воинам, хорошо прикрытым броней и широкими щитами.
Понимая всё вышесказанное, Ярослав взирал со стены на усилия врага. Он мог приказать попытаться открыть ворота цитадели и атаковать конницей Шестопёра, сейчас ожидавшей команды в «коридоре смерти» между внешними вратами крепости и цитадели. За прошедшее время всадники сумели занять его, а арьергард бурутийцев ушёл внутрь, закрыв ворота. Однако потери могут быть неприемлемы для колонистов и нет гарантии, что конница сокрушит тяжелую пехоту бурути. Оставалось одно — расстрелять их из арбалетов.
— Станислав! — обратился он к другу. — Собери наших и принесите арбалеты. Ерофей! Пусть твои люди сбрасывают камни с мостков и постараются не дать выломать ворота. Берите самые тяжелые из парапетов. Лучники! — крикнул он, обращаясь к окружившим воинам. — Непрерывный огонь! Не жалейте стрел! — затем как бы сам себе: — Может, кого и ранят.
На плотный строй щитов обрушился ливень стрел со всех сторон, малоэффективный, но время от времени стрелы доставали, нанося незначительные раны. Тем временем арбалетчики собрались на стене цитадели, взвели оружие. По команде «Огонь!» выпустили болты. Первая попытка оказалась неудачной. Почти все они застряли в щитах.
— Цельтесь в щели! — командовал Ярослав. — И в тех, кто с топорами!
Выждав момент, когда с мостков полетел камень, и воины бурути метнулись в стороны, нарушив строй, Ярослав скомандовал:
— Огонь!
Теперь залп вышел на порядок эффективней, сразу трое воинов повалились, пронзенные болтами, с тяжелыми ранами.
Поняв, что их обстреливают из незнакомого, очень мощного оружия, бурутийцы прекратили рубить ворота, перестроились на некотором расстоянии от стен так, чтобы плотно прикрыться щитами, но не быть пораженными сброшенными камнями.
Бой на время прекратился. Враги выжидали, а Ярослав берег болты, которых в запасе оставалось мало и на серьёзный бой могло не хватить. Пользуясь заминкой, он обратился к воинам внизу на модонском языке, потому как бурути и модоны — один народ:
— Бросайте оружие! — выкрикивал он. — Вы в ловушке! Ворота не выбить! Не позволим! Не сдадитесь, перебьём всех!
Реакции не последовало, воины всё ещё на что‑то надеялись.
Видя замешательство, Ярослав продолжал уговоры, теперь предлагая «пряник»:
— Бросьте оружие, и мы гарантируем жизнь! — и через некоторую паузу, с сомнением, — … и свободу! — ещё сам не веря словам.
— Отправим на корабль… без оружия! Скатертью дорога! — он понимал, что врет, но что не сделаешь, на какую гнусность не пойдешь ради сохранения жизни своих людей.
По рядам воинов прошёл ропот и вслед за тем выкрик:
— Откройте ворота! Мы уйдём!
В ответ Ярослав злобно:
— Сейчас! Держи карман шире! Я сказал: отпустим без оружия! И плетей вломим по первое число! Но обещаю, отпустим живыми!
На той стороне ещё что‑то размышляли, и Ярослав взмахнул рукой. Новый залп накрыл плотно сжавшихся в кругу людей, проникнув сквозь неизбежные щели, поразил сразу троих. Новые раненые громко взвыли, уползая за товарищей. А Ярослав крикнул раздражённо:
— Долго думаете! После десятка залпов среди вас не останется целых воинов, а через пару — перестану обещать свободу!
Однако Бурутийцы на что‑то надеялись. Прикрытые щитами, они сгрудились посреди узкого проезда. Крупные камни, что отогнали их от ворот, невозможно добросить на такое расстояние, но защитники с легкостью могли обрушить град более мелких, килограмм в десять, которые, если и не задавят, то будут чувствительны при попадании в щиты. Лучники и арбалетчики не упустят момент.
Тем временем на стенах собралось всё мужское население крепости, вооружённое копьями, луками, арбалетами и камнями, готовое по первому сигналу перебить попавших в ловушку врагов, но Ярослав медлил. Бойня претила. Он рассчитывал, что воины одумаются и сложат оружие, и ему не придётся брать на душу грех убийства.
Пользуясь заминкой, Станислав посоветовал, глядя на людей внизу:
— Нам сильно повезло, что смогли удержать третьи ворота, они наше самое уязвимое место в обороне, если бы здесь были войо с лестницами, то…
— С этим надо что‑то делать, — согласился Ярослав, в душе радуясь предлогу для задержки команды.
Как бы понимая чувства товарища, Станислав поддержал:
— Хочешь не хочешь, а придётся строить башни с решетками–герсами, каких бы затрат и сил это нам ни стоило, — и неожиданно выкрикнул в сторону врагов, как будто ему надоело ждать. — Те, кто хочет жить, идите к воротам цитадели, сдавайте оружие, остальные пусть на нас не обижаются…
И без заминки продолжил речь, обращенную к Ярославу:
- …в противном случае будем трястись, как заячий хвост, ожидая нападения!
— Слишком много труда придётся вложить… — покачал головой Ярослав.
— А куда денешься! — развел руками Тимофеич.
Как ни странно, но призыв Станислава подействовал, или чаша терпения в душах воинов переполнилась, они по одному, по два, особенно раненые, стали покидать строй, направляясь к воротам цитадели. Здесь со стены опустили бадью, в которую они складывали свои мечи, луки и копья, затем её подымали на стену. Когда набралось прилично безоружных (почти все раненые), створки приоткрыли и позволили протиснуться. Здесь их сразу вязали и ставили под охрану на нижнем дворе — форбурге.
Постепенно сдала оружие большая половина бурутийцев, оставались самые стойкие и отчаянные, но и их черед пришёл, когда командир сам решил сдаться. Через полчаса пленные были рассортированы, конфликт исчерпан.
Глядя со стены на рейд и корабли, которые после начала атаки ушли от причала, Ярослав подозвал Ибирина:
— Ты говорил, что кормчий — твой старый знакомый? — спокойно спросил он.
— Не отказываюсь! — гаркнул старый моряк, не понимая, к чему клонит командир.
— В таком случае, — с хитрецой улыбнулся Ярослав, — тебе поручается уговорить бандюгана вернуть корабли к пристани, в противном случае нам придётся пленных кормить до скончания века или зарезать прямо сегодня. Сам понимаешь, ни то, ни другое нежелательно. Возьми помощников и плоты, что остались от переправы лучников, постарайтесь выйти на рейд.
В ответ старый разбойник осклабился:
— Может пленных того, прирезать! Меньше хлопот!
На такое высказывание Ярослав не на шутку рассердился:
— Марш выполнять приказ! — грозно воскликнул он. — Иначе прикажу тебя выпороть!
— За что?! — искренне удивился мужик.
— За непонимание политической обстановки, — без задержки выпалил Ярослав, жестом уточняя отсутствие этого самого понимания в голове Ибирина.
Старый моряк не понял, что такое «политическая обстановка», но уяснил — нечто очень важное, потому решил за благо побыстрее выполнить приказ. Сдача в плен бурутийцев сняла с души Ярослава тяжкий камень, и он с легким сердцем оставался на стенах почти до конца дня, отдавая распоряжения и управляя немалым хозяйством колонии. Как ни странно, потери при столкновении оказались не так велики, нежели можно было ожидать. Раненых двадцать один человек со стороны переселенцев и пятнадцать бурути, причём большая часть врагов получила ранения в самом конце боя, когда на них сыпался град стрел со всех сторон. А вот убитых только двое и, как ни странно, оба бурутийца. Одного убила Анна болтом в грудь, вторым оказался страж посланника, его всем скопом завалили люди Ярослава, настолько он был силен. Это случилось в момент, когда тот защищал своих товарищей, шедших открывать ворота цитадели, и погиб в коридоре пропилеи в, до конца сдерживая почти всю группу арбалетчиков во главе со Станиславом. По какой причине те и опоздали к воротам.
Ярослав поначалу намеревался похоронить смелого воина с честью, но не мог. Предательство, совершенное стражей посланника, требовало наказания, а трое других, целенькие и живенькие, сдались на милость победителя. Ярослав немедленно отделил их от остальных пленных и заявил возмущённым вероломством воинам:
— На предателей мое обещание жизни и свободы не распространяется. Эти люди, будучи стражниками посла, совершили преступление. Вместо того чтобы защищать вверенное их попечительству лицо, вероломно напали на доверивших им хозяев. Наказание одно — смерть!
Пленные по-возмущались, стражи были лучшими из них, но быстро успокоились, вероятно, думая, что и сами они тут на птичьих правах, и жизни их ничего не стоят. В результате пленных растолкали по погребам, где решили временно содержать до лучших времен.
С ранеными дела обстояли сложнее. Легким оказали посильную помощь, а тяжелых разместили с удобствами, как могли, выставив стражу. Ольга Николаевна хлопотала в полную силу, но десяток человек требовали срочных операций, а помочь практически некому. Среди аборигенов, конечно, находились «доки», бескорыстно предлагавшие услуги, но видя их неуклюжие попытки врачевания, она просто гнала прочь, а стража из землян, приставленная к ней, недвусмысленно давала понять, куда следует идти…
Так она и делала одну операцию за другой, бессменно, в окружении только своих помощниц–землянок, которых выбирала и готовила сама.
События в это утро развивались столь бурно и стремительно, что люди долго не могли прийти в себя и успокоиться. Лихорадка боя сменилась эйфорией победы, и народ более не мог сдерживать чувств. К вечеру то там, то тут начинали образовываться кучки стихийного праздника и попойки. Глядя на безобразие, Ярослав понимал, что людей не остановить, и его строгость никто не поймёт. Приказы, даже самые жёсткие, не исполнят, чем только выставит себя на посмешище. Лучшим выходом было не пускать дело на самотек, а взять в свои руки.
В первую очередь он собрал командиров:
— Всем отделить от своих людей одну треть, пусть пьянствуют, сколько влезет, остальным находится на стенах в карауле, за распитие спиртного — наказание. Те, кто пойдет сегодня в караул, получат свою долю позже, завтра–послезавтра.
Жиган с разведчиками вернулись во второй половине дня, не найдя корабля с воинами. К их приходу последствия боя уже стерлись, народ встречал навеселе, удивляя ничего не подозревающих разведчиков жуткими рассказами схватки. Не успел Сергей доложить, как Юля, увидев Ярослава, сорвалась с места, в сердцах бросилась на шею со словами:
— Как я рада тебя видеть! — на глазах у всех показывая отношение к командиру.
В ответ Ярослав не сопротивлялся, но медленно высвободился из объятий девушки.
— На нас смотрят, — смущенно пролепетал он, и почти шепотом: — Успокойся! Я не давал тебе повода… Или ты уже не обижаешься на меня?
Юля, потупив взор, отвернулась со словами:
— Я не обидчивая.
Жиган с ехидно–смущенной улыбкой тронул Ярослава за плечо, как бы давая понять — есть разговор. Они отошли в сторону, а Юля присоединилась к другим девушкам, что посреди внутреннего двора, перед мегароном, на специально разведенном здесь огне готовили по последним голодным временам знатные деликатесы — добытого охотой кабана. Силами четвертого взвода и стараниями Павла Петровича готовилось богатое пиршество для всех колонистов.
Ярослав с Жиганом расположились прямо на каменных ступенях, где девушки расстелили циновки, а для Вождя, как это положено, шкуру тигра. Вокруг сидели ближайшие друзья, а за ними все желающие, кто на тот момент оказался свободен. Нашлось место и для вуоксов, и для ласу, которые поддерживали пламя в главном очаге мегарона, принося благодарственные жертвы богам. Аромат жаркого приятно щекотал нервы, девушки–модонки разносили кувшины и плошки с фруктовой настойкой.
Ярослав едва пригублял вино и друзей своих тоже призывал к воздержанию, в шутку говорил:
— В нашей колонии следует установить монгольский закон, введенный в свое время Чингисханом. «Всякий мужчина имеет право пить спиртное не более трех раз в месяц. Превышение считается пьянством и преступлением, потому подлежит наказанию».
По случаю праздника Ярослав отступил от правила и попросил снять с него хауберк. Уже долгие недели он не чувствовал себя свободно, привыкнув к броне, как ко второй коже, снимая только по утрам для омовения или работы. Сегодня решил расслабиться!
А потом начались песни и пляски, среди которых то и дело радостно звучали славословия в честь командиров и воинов, сумевших в «неравном» бою отстоять крепость. Медленные танцы ласу сменялись веселыми и радостными переливами модонских плясок, в чём‑то схожие с мотивами южных славян. Северянка Ноки в компании двух других единоплеменниц, каким‑то чудом занесённых так далеко от родины в составе агеронских семей, отбивая такт ладошками при аккомпанементе флейт и бубнов, показали нечто вроде хоровода, тягучее и медленное, как ледяные воды полярных рек. Глядя на девушку, Ярослав не переставал удивляться, как схожи характеры миров, где север рождает медленно спокойные ритмы, а жаркий юг благоволит быстрым безудержным вихрям. Глядя на Ноки, можно было подумать, что перед тобой не рабыня, украденная разбойниками Риналя, а какая‑нибудь из красавиц полесья вышла в круг показать свое умение и искусство перед парнями.
Жиган отвлек Ярослава от приятных мыслей и созерцания собственного имущества:
— Ты меня предупреждал о ночных гарпиях, но что мы увидели сегодня… — говорил он, качая головой.
— Вы видели гарпий?! — не удержался от восклицания Ярослав, стараясь не привлечь внимания окружающих. — Не может быть!? Днём?!
— Да, Славик, — грустно согласился тот, — и не только я, а все мои люди видели, и теперь после увиденного трудно будет избежать разговоров.
— Что случилось? — взволнованно спросил Ярослав.
— Пока ничего, — успокоил Жиган, — но… Сегодня утром видели нападение этих тварей на один из кораблей, зашедших в устье. Жуть! Все мои люди в шоке! Пять летающих демонов разорвали в клочья несколько моряков, пока их товарищи успели вывести корабль в море. Что было дальше, не знаю, мы постарались уйти как можно быстрее, но крики людей слышали совсем недолго. Думаю, гарпии их просто съели!
— По словам Олега, хищники ведут ночной образ жизни, и я сам видел колонию, где все спали днём!
— Как видим, не только ночной!
— Это многое меняет, — задумчиво произнёс Ярослав, — оказывается устье опасно не только ночью.
— Однозначно, — с готовностью согласился Жиган. — Может лучше напасть на гнездовье вновь, как это делали вы с Олегом, но теперь большими силами и мочить до последнего, — рукой показал, как он будет это делать.
— Нет, Сергей, я пока опасаюсь. Наши враги войо спят и видят Изумрудную долину без людей. Пока у нас баланс сил, и любые напрасные жертвы могут качнуть весы не в нашу пользу. А разговоры… что ж, без них всё равно не обойдется, рано или поздно все узнают…
Разносили печеную кабанятину. За последние недели это был редкий случай отведать мяса, народ питался плодами земли или подножным кормом, в ход шло всё съедобное, вплоть до травы, кореньев, грибов и лесных ягод. После плясок людей нашлось место и для вуоксов. Их «танец воинов» поражал необузданной яростью, грохочущим ритмом барабанов, между прочим, за неимением своих, позаимствованных на время у модонов.
В разгар веселья появился Ибирин.
— Столько выпивки и без меня, — гаркнул морской волк, видя наполненные чаши.
— Что кормчий? — как бы между прочим поинтересовался Ярослав, отправляя в рот очередной кусок мяса.
— Дрегон? — удивлённо воскликнул тот, хватая кусок пожирнее и отправляя по назначению. — Кол ему в печенку, хитрая бестия, на ночь оставил корабли на рейде, но обещал утром подойти к причалу. После боя торговать не желает, боится, отберём корабль.
— Правильно боится! — хохотнул рядом Станислав.
Ибирин сверкнул глазом, но продолжал:
— Ему наплевать на воинов! И он ушёл бы в море, кабы не посол. Этот Веллас большая шишка в Бурути, и, по словам Дрегона, женат на сестре деспота. Поэтому кормчий не может уйти без него или хотя бы его трупа, иначе ему будет плохо.
— Ты говорил, что он твой друг? — спросил Ярослав, поглощая очередную порцию.
— Говорил, — ответил Ибирин, прожевывая печеное хрустящее мясо и запивая настойкой, — только, Дхоу Наватаро, Вам не следует доверять этому человеку, мы все для него возможный товар на рынке рабов Риналя.
— Спасибо за предупреждение, Ибирин, я не обольщаюсь насчёт Дрегона, но завтра мы поймаем его на крючок, как речную рыбу пескаря.
Пришла очередь землян отжигать искусство танца. Среди них преобладала в своей основе молодежь, и потому появился музыкальный центр, провезенный контрабандой кем‑то из москвичей, и звуки рок–н-ролла, а затем тяжелого рока вводили местных в ступор своей новизной и необычностью. Надо сказать, колдовское устройство, время от времени включаемое некоторыми отморозками, действовало на аборигенов поразительно, вгоняя слушателей в благоговейный трепет, скорее не самой по себе музыкой, а возможностью её воспроизведения. А если придуркам удавалось записать чей‑то голос, пиши пропало, паника обеспечена по всей колонии. Ярослав уже давно подумывал конфисковать «музыкальную шкатулку» и не травмировать слабые нервы и буйное воображение людей.
Под чарующие звуки зашел разговор о ближайшем будущем и первоочередных потребностях.
— Видишь, Тимофеевич… — доказывал уже изрядно поддатый Ярослав, лежа на тигровой шкуре.
Услужливая Ноки притащила из своего приданного подушки, устроив так, чтобы господину было удобно на каменных ступенях мегарона. В последнее время девушка перехватила инициативу у Анны в области хозяйства, постоянно находясь в спальне господина, ей было легче исполнять подобные работы. Анна, в свою очередь, пустила всё на самотёк, как‑то сникла, оставив за собой уход за детьми и те функции, которые неграмотная рабыня в силу специфики не могла исполнять.
—…насколько нам недостает лодок! Приходится пресмыкаться перед разбойником, чтобы он ненароком не покинул нас и не вынудил кормить ораву пленных в течение неизвестного времени.
— Пусть сами себя кормят, — невозмутимо возразил Станислав, — было бы глупо отпускать столько рабочих рук.
— Есть и другие резоны, — не соглашался Ярослав, горячо отстаивая свою точку зрения, — пятьдесят бурутийских воинов на одну цепь не посадишь и по охраннику не приставишь, они будут для нас постоянной опасностью.
— А зачем их садить на цепь и охранять? — хмыкнул сидящий по левую руку Жиган. — Бежать‑то некуда! Горы! Море! Демоны! Остается работать и ждать, когда накормят.
— Ты забываешь, Сергей, о человеческой лени, работать никому неохота и найдутся такие, что предпочтут тяжкий труд сменить на страх быть съеденным заживо. Уйти в леса, жить охотой и воровством с наших полей и, не приведи господь, с полей войо! Тогда нас обвинят в разбое, и будет война, а если убьют кого‑нибудь…или изнасилуют… Разве докажешь Навси–ла–рад–амону, что мы тут ни при чем. Нет, надо нам избавиться от пленных, и как можно быстрее!
— Ибирин тебе уже советовал их перебить, — ехидно напомнил Станислав.
Ярослав аж поперхнулся:
— От кого, от кого, а от тебя, Тимофеич, не ожидал подобных слов! За каким спрашивается… травмировать психику наших людей?
— Ну, это говорил Ибирин, а не я, — поправил тот.
— Всё едино, — не согласился Ярослав, — повторять чужую…, а вот верфь надо организовать быстрее. Даже маленькие суденышки смогут выходить в море, пусть и в тихую погоду, а приварок из морской рыбы к нашему рациону обеспечен, тем более грядет дождливый сезон и голодное время.
— Будут шторма! — напомнил Станислав.
— Значит, будем делать большие суда! — уперто настаивал на своем Ярослав.
— Это дело муторное и очень сложное, боюсь, не справимся, — отбивался Тимофеич, — мало нас, а на верфях работают сотни и тысячи людей.
— Не смеши меня! Зачем нам такое? — безоглядно доказывал свое Ярослав. — Будем делать упрощенный вариант, всё по–минимуму: размеры, материалы, работы. Думаю десять–пятнадцать человек за три–четыре месяца построят небольшое судно, способное в тихую погоду дойти до Риналя. А там товар сбыть можно дороже. По словам Олега, зерно стоит вдвое, а скот втрое больше, чем в Агероне. Не зря такие люди как Дрегон этим живут.
— Витаешь в облаках, Славик, — покачал головой Тимофеич, — планы наполеоновские, а не знаешь, что легче, захватить корабль, идущий морем, или отнять у того же Дрегона.
— Станислав, ты‑то обязан понимать, мы не должны ставить колонистов вне закона! Здесь, на Троне, простые отношения, но разбой не в почете, лучше не ставить собственные меркантильные интересы выше общественных. Я, конечно, не против разбоя как такового, но он должен быть оправдан, хотя бы в глазах соседей. Иначе нас перестанут уважать. На самом деле верфь как конструкция не сложнее крыши, которую мы сейчас ладим. Думаешь, зачем я заставил делать такое сложное их устройство?
— Из‑за землетрясения! — уточнил Станислав, пожимая плечами.
— Не только! Можно было обойтись гораздо более простым. Думаешь, зачем мы пилим брёвна, когда можно просто колоть? По той же причине — хочу приучить людей работать топором, пилой и рубанком, — вот увидишь, как всё будет просто! Я всё рассчитал! Вкопаем десяток свай, на них брёвна, насадку. Поверх установим раму из второй пары брёвен и шпал. К шпалам крепим киль, и поехали…. Верфь готова! Я уже и место присмотрел на берегу бассейна, что на городской площади, там мощёная камнем основа, и она не просядет под тяжестью корабля. Думаю, полтора десятка человек соорудят такое устройство за два–три дня, самое сложное — доставить лес и прокопать ров.
Конечно, дело начнем не сегодня, но готовиться надо заранее. И первым поручением тебе будет устройство хорошей кузницы. Осмотри старые мельницы и пруды у подножия террас и начинайте организовывать. В этом деле ты у нас главный специалист, тебе и командовать. Вторым будет организация лесопилки. Дело непростое, но думаю, справимся. Тут нам, кстати, очень пригодятся пруды и остатки мельниц. Если восстановить водяные колеса, то можно сделать механический привод на пилы.
Сон смежал веки. Смачно зевнув, Станислав устало намекнул:
— Кузницу тоже, кстати, можно приспособить механическую.
— Действительно, — радостно встрепенулся Ярослав, — горный рельеф местности может способствовать устройству больших, мощных механических приводов, которые широко распространены на Троне, тем самым ловко обойдя запрет на распространение новых технологий. Станислав, представляешь, мы ничего не распространяем! — он тронул друга за плечо. — Ты что спишь?
Ярослав удивлённо взглянул, как можно заснуть при обсуждении такой интересной темы.
— Представляешь, — уже шепотом произнёс он, — мы можем построить ткацкие станки на механической тяге, а это такие деньги, просто огромные! Бизнес!
Товарищ спал, а Ярослав не смел будить. Пока шла неторопливая беседа, день померк. Пир в крепости продолжался дотемна, а потом люди разошлись спать: земляне и часть модонов — в помещения вдоль замковых дворов, другие — в хижины в форбуге. Когда наступила тьма, лишь лес и прибрежные заросли оглашались обычными ночными звуками, да не спала стража на стенах, и стражи этой было много как никогда! И в том числе трезвой!
Под утро прошёл проливной дождь — предвестник приближающейся поры дождей, и солнце встало багрово–красное, что у аборигенов почиталось за предзнаменование войны.
Ярослав, облаченный как на парад, в ярком шелковом актеоне, с мечем в золоченых ножнах находился на самом краю мыса, у подножия стен, убеждая кормчего Дрегона пристать к берегу. Его корабль стоял в каких‑то десяти метрах от берега, и переговоры велись на расстоянии. Старый разбойник справедливо боялся подходить ближе или, тем более, причаливать, опасаясь потерять корабль и имущество.
— Оуна Наваторо! — заверял его Ярослав. — Я совершенно не держу на вас зла. О, благородный Дрегон, и милостиво прошу не опасаться захвата корабля. Наоборот, все мы заинтересованы в развитии торговли, чтобы купцы без страха заходили в нашу бухту, продавали и покупали, не опасаясь лишиться своих прибылей. Уверяю вас, достопочтенный Наватаро, — нечего бояться! Кроме того, мы заинтересованы в возвращении на родину пленных бурутийских воинов. Как видите, наши цели благородны и далеки от грубых помыслов. Несмотря на вероломное нападение, мы даруем жизнь и свободу, но без ваших кораблей, оуна Наваторо, несчастные пленники не смогут вернуться на родину к своим семьям, и в нашу сторону могут быть обращены незаслуженные обвинения в жестокости и бессердечии. Прошу Вас, проявите милость к несчастным, примите на борт и доставьте в Бурути.
Ярослав старался найти самые убедительные доводы в пользу своих предложений, но старого морского волка трудно сломить.
— Оставьте этих болванов себе!!! Или лучше продайте на корабли, идущие в Риналь, а мне оно без надобности!
— В таком случае, — с некоторой ехидцей спросил Ярослав, — чего здесь ждет наваторо Дрегон, почему не покинет бухту, не правит в столь желанный для него Агерон? Что держит здесь, если черная его душа лишена сострадания к несчастным пленникам?
Дрегон насупился, не желая отвечать:
— Это мое дело, Дхоу Наваторо! Вы на земле, а я на воде, хочу посмотреть, чем всё закончится!
— Законное желание! — согласился Ярослав. — Только сдается мне, ожидаете Вы, милостивый кормчий, не окончания событий, а посла Охерибо Велласа и рассчитываете принять на борт, если я в безмерной щедрости своей отпущу его с миром…..
Кормчий смутился, поняв, что планы его раскрыты.
— ….Но мы, уважаемый Дрегон, не желаем ни кормить Бурутийских пленных, ни продавать как скот. Совесть, понимаете, не позволяет! Потому, выбирайте, оуна Наваторо: или вы грузите всех вместе с послом, или никого! Думаю, за то что вы бросили без помощи родственника Бурути, деспот вас не пожалует. А мы, в свою очередь, не оставим своей милостью, позволяя торговать в долине Ласу. Рано или поздно наше зерно и товары потребуют кораблей для перевозки в порты Риналя, и если договоримся сейчас, то сможете рассчитывать на будущие прибыли от перевозок.
Дрегон сразу как‑то сник, сплюнул за борт, в сердцах стукнув кулаком по планширю:
— Хорошо! Ваша взяла! Но к пристани не подойду, не надейтесь, отправляйте пленных плотами.
Довольный решением самого главного и насущного вопроса Ярослав через полчаса присутствовал на приготовлениях к казни. На две каменные колонны, до сих пор не имевшие крыши или портика, положили бревно, через которое перекинули три веревки. Надо заметить, казнь через повешение в здешних краях была в новинку, по большей части, преступников побивали камнями, и если хотели оказать уважение, то мечем в шею. Потому необычный способ умерщвления вызвал всеобщее любопытство. В отличие от аборигенов, земляне крайне негативно отнеслись к решению Ярослава применить «высшую меру социальной защиты» по отношению к предателям, открывшим ворота цитадели, тем не менее, большинство их также пришло на южный двор крепости. В результате собралась толпа зрителей, хотя к этому никто никого не принуждал и не призывал.
Затем собрали большую часть пленных, построив отдельными рядами под усиленным нарядом стражи. Их намеревались сразу со двора вести на погрузку. Под конец вывели посланника и его людей, все они понимали, для чего находятся на дворе и потому пребывали в крайне нервозном состоянии, каждого вели по двое вооружённых людей и несколько страховали.
Охерибо Веллас, несмотря на трясущиеся руки и жалкий вид (был раздет до исподней туники), при приближении к Ярославу пытался вести себя вызывающе.
— Вам, Дхоу, это с рук не сойдет, — рыдающим голосом вопил он, — деспот — мой родственник! Моя смерть не останется не отмщенной!
Посланник попытался вырваться из рук стражи, но та держала крепко. Когда его подвели вплотную, Ярослав отстранено ответил:
— Уважаемый посланник, Вас вывели из темницы не за тем, чтобы казнить. Хотя я уверен, что внезапное нападение организовано лично Вами…
— Но это неправда! — как в бреду выкрикнул посланник
— …При всем моем желании не могу Вас казнить, — продолжал Ярослав, не обращая внимание на возражения, — как личный посланник нашего друга и доброго соседа деспота Бурути, вы обладаете неприкосновенностью, потому были взяты под стражу для Вашей большей безопасности и будете освобождены немедленно по загрузке кораблей пленными. Передайте лично от меня деспоту уверения в глубочайшем почтении и надежду на добрососедские отношения в будущем. Инцидент у ворот крепости считаю недоразумением, произошедшим по вспыльчивости и халатности командира отряда, и выражаю желание в дальнейшем избежать столкновений. Это все! Вы, посол, свободны! В пределах крепости….
Стража оставила трясущегося Велласа, но для его охраны вышло четверо воинов. Затем Ярослав поднялся на руины стен, откуда его могли лучше слышать, и обратился к пленным:
— Я обещал вам жизнь и свободу! И сдержу слово! В течение часа вы будете погружены на корабль и отбудете домой!
Немедленно поднялся шум, гвалт и рукоплескания. Пленные, как малые дети, радовались счастливому подарку судьбы, ещё несколько минут назад сомневаясь в словах вождя индлингов. Находясь целиком в руках победителей и зная о вероломстве своего нападения, они не могли до конца поверить в свое счастье. Обещания вождь мог также быстро забыть, как и давал. В таком случае, пленников ждала горькая судьба раба в каменоломнях Риналя или на оросительных каналах. В лучшем случае, они могли никогда не увидеть свои семьи, оставаясь рабами–пастухами у горных племен, или, за ненадобностью, убиты. Потому, услышав столь желанные для них слова, они не могли удержаться от восторга.
Однако на дворе присутствовали те, для кого сей день должен был стать последним. Трое воинов–охранников посла были подведены к месту казни, и на их шеи накинуты веревки.
Толпа в волнении ожидала представления.
Пленники разом от эйфории счастья перешли к удрученному состоянию, им тяжело было наблюдать за приготовлениями к убийству товарищей. Ярослав понимал, что пять десятков профессиональных воинов, даже безоружных, в окружении стражи, — большая сила и немалая опасность, потому на стенах стояли лучники, а отряд Шестопёра находился поблизости в боевой готовности.
Неожиданно из рядов пленников послышались возмущённые голоса:
— Помилуй их, Вождь! Они добрые воины! Никогда не совершали преступлений!
Ярослав, не обращая внимания, взмахнул рукой, давай команду к началу.
Вперед вышел пожилой агеронец для оглашения приговора и слегка запинающимся и срывающимся голосом начал читать наизусть короткую речь на модонском:
— В двадцатый день до осеннего поворота и пятьдесят четвертый год небесного пути в городе Ласу и Изумрудной долине казнимы: Верзила Кум, Оторопь Дрыгайло и Пивной жбан вынос за преступление, измену и предательство. Выше означенные воины, презрев обязанности стражи посла и неприкосновенность посольской миссии, выступили на стороне врагов, принявшей посольскую миссию стороны, открыв ворота крепости, нанеся тяжкие увечья и раны охранявшей означенные ворота страже, чем совершили преступление, подлежащее наказанию смертной казнью через повешение.
По зачтении приговора концы веревок были закреплены на сёдлах лошадей, а вопли толпы стали значительно громче и настойчивей. Как ни странно, но среди переселенцев–землян нашлись сердобольные, что если и не криком, то ропотом выражали желание помиловать несчастных.
— Помилуй! — неслось со стороны пленных — Прости неразумных! Это Веллас во всем виноват! Они люди подневольные! Казни и его!
Ярослав оставался непреклонен, жестом давая понять нежелание прислушаться к мнению народа, но и со стороны землян слышались всё усиливающиеся возгласы:
— Отпусти их! Они никого не убили, будет справедливо не казнить!
Слышались знакомые голоса:
— Тебе бы только вешать да резать! Па…га!
— Да палкой линчевать! — вторили другие.
Ярослав, больше не желая слушать оскорбления и недовольство, решился возразить:
— Эти войны совершили тягчайшее преступление, посягнув на гостеприимство хозяев. Во все времена у всех народов такое наказуемо смертью.
Его перебили громкие крики толпы:
— Они подневольны! Это Веллас во всем виноват, казни его!
В ответ Ярослав отрицательно замотал головой:
— Веллас — посол, и не участвовал в нападении, мы не имеем права не только казнить его, но и задерживать!
— У воинов не было выбора! — воскликнул кто‑то сзади из рядов землян.
Уязвленный до глубины души Ярослав возмущённо воскликнул:
— Говорите, не было! Неправда! Ложь! У любого человека всегда есть выбор. Сражаться против зла или вторить ему! Совершать преступление или нет. Никакие командиры не заставят тебя идти против совести, никакие законы не принудят, если сам не захочешь быть принужденным. Всегда есть выбор! Повторюсь! Всегда! И каждый разделяет ответственность в преступлениях своих господ и хозяев!
Затем немного помолчав, пока улягутся возмущённые голоса, продолжил:
— Но если все готовы простить, я не смею возражать народу! Будь по–вашему, но не обессудьте, когда эти же люди придут с оружием в руках и не помилуют вас, — он указал пальцем на стоящих с петлями на шее, — а это лучшие бурутийские воины.
Со всех сторон звучало:
— Помилуй, Вождь!
Ярослав развел руками, давая понять, что умывает их, и командуя отпустить пленников. Раздались рукоплескания, возгласы благодарности, крик и гвалт столь невообразимые, что можно удивляться, как такое малое количество народа может производить шум, сравнимый с ревом трибун стадиона. И если земляне приняли помилование с некоторой прохладой как должное, то аборигены впали в настоящую эйфорию. Местные вожди нечасто благоволили поданным, и подобное отношение было необычно, чрезвычайно приятно, и благодарности не было предела.
Кричали:
— Осанна Дхоу!
Вопили, прыгали, махали руками, в общем, всячески выражали свое счастье согласием вождя удовлетворить их просьбу. Больше всех радовались пленники, помилованные войны являлись не последними в рядах и уважаемыми людьми, потому «слава вождю» лилось непрерывно из пяти десятков луженых глоток. С этими словами стража стала выводить их из крепости на посадку. И пока те шли по двору и проездам, неслось огромное и дружное:
— Осанна!.. Осанна!
Когда уже бывшие пленные перебирались на корабли, к Ярославу подошел Охерибо Веллас в своем расхристанном виде и настойчиво с некоторой надменностью попросил:
— Оуна Наваторо Дхоу, меня лишили всей моей одежды и имущества, не соблаговолит ли благородный вождь приказать вернуть.
Ярослав был просто возмущен подобной наглостью:
— У Вас, уважаемый Веллас, что, нет другой одежды на корабле?
— Есть, но достойной посланника не располагаю, извольте вернуть!
Тон, с которым Охерибо говорил, совершенно не соответствовал ситуации, при которой несколько минут назад жизнь его висела на волоске (Ярослав серьёзно подумывал удовлетворить просьбу воинов, плюнуть на деспота и повесить Велласа вместе со слугами). Сделав над собой усилие, он всё же сдержался и произнёс вежливым спокойным тоном:
— Наватаро Веллас, сегодня вы могли лишиться головы, удовлетворитесь же такой малостью, как лишение одежды, и забудьте о ней навсегда!
Получив отрицательный ответ, посланник покинул крепость последним и последним взошел на корабль, который немедленно снялся с якоря и ушёл в море.
Следует заметить, что Ярослав не вернул дорогие одеяния посла не из жадности или иных меркантильных интересов, он хотел показать деспоту Бурути свое отношение к грязным делишкам и унизить в его глазах мерзкого посланника и его бесчестные действия.
Наконец вздохнули с облегчением. С отъездом бурутийцев у всех камень свалился с сердца, и жизнь снова вошла в обычное русло. Злобные нелюди больше не угрожали, оставаясь в своих лесах по ту сторону гряды, и, судя по всему, на время оставили мысли любой ценой избавиться от людей. Правда, крепость продолжала походить на военный лагерь, — практически всё население помимо различных работ занималось военной подготовкой. Срочно восстанавливались укрепления и возводились новые, люди сновали тут и там, в говоре и шуме слышалось радостное оживление. Не все бурутийские пленники вернулись домой! Несколько человек остались в колонии, это были тяжелораненые, которые могли без надлежащего ухода умереть в пути, а двое воинов отказались возвращаться, предпочтя «спокойную» жизнь в долине.
С окончанием напряжённой недели настал период более мирный. После землетрясения переселенцы неспешно разбирали остатки завалов, восстанавливая обрушенные кровли. На этот раз Ярослав решил проявить строгость и четко регламентировать конструкцию крыш, чтобы избежать трагедий в будущем. Если кто‑то самовольно пытался действовать по–старинке, из лени или пренебрежения к указам, такие постройки подлежали немедленному разрушению, а строители — наказанию.
В прошлом ничем не скрепленные древесные стволы просто укладывали на каменные стены, а поверх черепицу, то теперь всем вменялось в обязанность обрабатывать брёвна в брусья и прочно соединять меж собой, превращая в единый массив, прорезанный продольными и поперечными балками. Причём совершенно не использовался металл, всякие там скобы, гвозди, заменяемые деревянными шконтами, потому конструкция получалась гибкой, подвижной и с легкостью могла выдержать новое землетрясение. По своему роду такой метод связей походил на применяемый в кораблестроении и хорошо себя зарекомендовал. Ярослав на деле пытался таким способом не только предотвратить гибель людей под обломками, но и приучить неграмотных аборигенов к тщательной плотницкой работе.
Станислав, видя, какими прочными выходят крыши, говорил:
— И почему мы не делали сразу, — в удивлении разводя руками, — ведь знали заранее, что будут землетрясения.
На что раздосадованный Ярослав отмахивался:
— Дурная голова рукам покоя не даёт!
Несмотря ни на что, крепость медленно восстанавливалась. В течение последующих недель значительные усилия колонистов были направлены на вырубку леса, корчевание и подготовку полей. Как только небольшой участок освобождался, сразу приступали к возделыванию земли и посадке растений. В своей основе это были местные культуры, земляне оберегали собственные, припасая на более благоприятное время года. В первую очередь, так называемые, корневые: рамин — внешне похожий на хрен, но на вкус как репа, с таким же буйным ростом и густым корневищем; путюо — большая морковка, диаметром десять–пятнадцать сантиметров, с множеством отростков корней. Оба вида можно было есть как сырыми, так и печеными. Растение падук представляло собой большой земляной плод весом около двух–трех килограммов в кожистой, колючей оболочке, с сочной, водянистой мякотью, похожей на огурец.
Однако основу рациона всех аборигенов составлял сладкий картофель, выращивание которого не составляло труда в любое время года, исключая самое засушливое летом, когда он выгорал, и в период дождей, когда вообще выращивать что‑либо было невозможно. Различная зелень наподобие нашей капусты, только не способной завиться в кочаны, произрастала круглогодично, но зерно на муку и хлеб можно было сеять только весной, когда земля, пропитанная влагой, будет готова и когда не так сильно печет солнце.
Несмотря на обязанности вождя, Ярослав в страдную пору много времени проводил в поле, обрабатывая землю наравне со всеми. Занятое его группой поместье обладало хорошей плодородной почвой, но требовало больших усилий для налаживания хозяйства. Два колесных плуга, привезенные с Земли, значительно облегчили обработку, но использование «сложного» агрегата аборигенами требовало постоянного контроля. Формально группа была разделена на семьи и десятки, а из состава взвода выделены три копья тяжелой конницы, но на деле продолжал оставаться единый организм, спаянный трудностями долгого пути и перенесенными лишениями. Все помогали друг другу, ведя хозяйство поблизости, у подножия гряды, на её террасах и вершинах плато.
Станислав взялся за восстановление мельницы, находящейся у подножия непосредственно на территории поместья. Вокруг города, конечно, были другие подобные сооружения, но это оказалось ближе всего, и кладка стен была не так разрушена временем. Если водяные колеса и механизм жерновов Тимофеевич с товарищами (к мельнице были приписаны семьи Питошно и Пихошно) обещали смастерить быстро, в течение месяца–полтора, то размытая дамба требовала много сил. Пришлось Ярославу, скрепя сердце, время от времени выделять людей на восстановление плотины и даже устраивать нечто вроде «субботников», когда всё население колонии от мала до велика «в едином порыве» выходила на работы. Колонистам повезло с устройством дамбы в том, что каменная кладка, некогда служившая облицовкой запруды, никуда не делась, и её следовало только установить на старое место, забив промежутки между стен землей и камнями. Тем не менее, дело двигалось медленно. Несмотря на быструю постройку механизмов, мельница, вероятно, не сможет работать в полную силу до нового сухого сезона.
Станислав предложил для ускорения дела и экономии сил прямо здесь на мельнице организовать хорошую кузницу, причём обещал изготовить хитрый привод на механический молот. Для его устройства также не требовалось много сил и времени, но до полного восстановления запруды и шлюзов нечего было думать запустить в дело. А пока обходились ручными, а молодежь семей Питошно и Пихошно после работы на полях качала обычные меха. Меж тем кузница была нужна как воздух, изделий кузничной работы не хватало, и спрос всё время увеличивался.
Обычно в это время Ярослав вставал очень рано, до восхода, после утреннего моциона присутствовал на общем разводе, где определялись необходимые работы для всех взводов и семьей колонии. Затем следовал завтрак и отбытие в поместье, где он трудился примерно до сиесты. Земляне постепенно привыкали к такому порядку, когда в разгар дня следует прерывать работы, укрываясь от палящих лучей солнца. Впрочем, при приближении дождливого сезона полуденная жара несколько ослабевала. Затем следовал непродолжительный отдых, обед в поместье, когда все семьи собирались под крышей старого дома на краю бассейна. В этот момент обсуждали новости, вели беседы, порой принимали важные решения. Позже Ярослав уезжал контролировать работы в крепости, городе или окрестностях. Другие его товарищи занимались каждый своим порученным делом. Через час–полтора он возвращался в крепость, где до вечера занимался в устроенной им ботной мастерской вместе с приставленными к этому делу помощниками, мастерил лодки.
Вторым, по мнению Ярослава, делом, которое он выделил лично для себя, стало устройство сушильного склада. Причина в том, что никто не знал, как сушить искусственно большое количество древесины, а Ярослав в свое время, ещё будучи подростком, вместе с отцом участвовал в строительстве такого предприятия и досконально знал процесс сушки.
Для этого он выбрал в городе подходящее сооружение без крыши, на которое всем миром наслали брёвна, а поверх насыпали земли и уложили черепицу. Глинобитную печь, наподобие той, что когда‑то сделал отец, Ярослав построил сам с помощником в течение одного дня. Действовало устройство так: колотые или пиленые доски укладывали штабелями внутри склада и покрывали циновками. Закрывали створки ворот. Разжигалась печь, дым и горячие газы, попадая в помещение, сушили лес, а затем уходили в отверстие под крышей в дальнем конце склада, унося с собой лишнюю влагу. В этом деле главным было не топить печь слишком сильно и ненароком не поджечь штабеля внутри склада. Работа заняла три–четыре дня, а уже к концу недели ботная и столярная мастерские получили прекрасный, готовый к работе материал.
В этот период Ярослав отдавал много времени военной подготовке колонистов. Два раза в неделю он выводил отряд воинов для учёбы в ближайший лес, держась, как правило, берега залива или поднимаясь на гряду. Сами модоны и ласу — неплохие земледельцы, по натуре не отличались воинственностью и приходилось их подтягивать, то, чего им не хватало, требовалось восполнять с помощью изнурительных учений и строгой, можно сказать, палочной дисциплины. Последние события с бурутийцами стали серьёзным предостережением на будущее и послужили встряской, что каждый задумался и вынужден был явить желание стать и первым мечником, и лучшим стрелком, и ловким метателем копья.
Воинскому искусству их обучали люди, которые сами владели лучшим образом, а такие нашлись как среди землян, так и среди аборигенов. Особенно заняты были в этом деле Шестопёр, Володя–Лучник и некоторые из местных: Наростяшно, а также хороший лучник — агеронец Бегиш.
Что касается Ярослава, то он осуществлял общий контроль и создал особый сводный отряд из двадцати человек, который обучал различным известным ему способам находить и преследовать врага, раскрывать его замыслы, взаимодействовать между собой. Это были не занятия в полном смысле этого слова, как при обучении строевому делу, а скорее непринужденная беседа о воинском искусстве и методах ведения боя. Таким образом, он готовил младших командиров, пытаясь привить необходимые навыки и понимание принципов, по которым строится и протекает бой и что требуется неукоснительно исполнять для победы.
Не уклонялся Ярослав и от личной подготовки, по мере возможности занимаясь фехтованием, и продолжал занятия с группой и всеми желающими. Такие уроки строились по методам, коим учили его самого, и в значительной степени отражали реалии, с которыми переселенцам пришлось столкнуться на Троне. Многое пришлось менять на ходу, изобретая или находя по наитию те позиции и связки, потребные войнам на данный момент. Солидная техническая база, заложенная в юности, позволяла варьировать подходы, находить новое, вспоминать и восстанавливать по отрывочным сведениям забытое на земле искусство щитового боя, когда и шпага, и катана становились малоэффективны, когда теснота схватки вынуждает использовать кинжал и вакидздаки, а щиты врага требуют более тяжелого оружия, чем легковесные произведения фехтовального искусства семнадцатого века. В ход идут топоры, кинжалы, короткие мечи, а этому не учат ни в залах спортивных школ, ни в секциях единоборств, ни в пестрых, разношерстных сборищах реконструкторов. Приходилось не только учить, но и искать и учиться самому.
Самым оживленным местом занятий стал двор вокруг Белой башни недалеко от поместья. Здесь на ровной плотной площадке проводилось большинство потешных боев и отрабатывались приемы строевой подготовки. Двор был достаточно обширен не только для индивидуальных занятий, но мог вместить групповые схватки, а окружавшие его портики позволяли людям укрываться от палящих лучей солнца. Многочисленные помещения по периметру двора легко приспосабливались для отдыха, складов с учебным оружием и кухонь. Старинное сооружение прекрасно вписалось в структуру военной организации колонистов, став чем‑то вроде воинской школы, загородного военного лагеря и развлечения для мужчин.
Здесь впервые по инициативе Ярослава были проведены турниры, где определялись победители в разных видах подготовки среди лучников, мечников, копейщиков, и выдавались награды. Под некоторым давлением, но не сильным, вводили спортивные, прикладные соревнования. Первыми из них стали: бег в полном боевом снаряжении, борьба, кулачный бой, метание копья. Однако самыми зрелищными оказались конные состязания. Совершенно новое для аборигенов действо вызывало умопомрачительный ажиотаж. Смотреть вольтижировку, конкур, бега собиралось всё население колонии от мала до велика, и недостаточно умело поставленное шоу, людьми малознакомыми как с конным спортом, так и с театром, всё едино вызывало неподдельный восторг неискушенных зрителей. Но гвоздем программы стали схватки конных рыцарей, закованных в броню. И хотя участников было немного, всем оставалось интересно, кого сегодня выбьют из седла.
Сама Белая башня использовалась как отличный наблюдательный пункт, на котором постоянно несли службу люди. Как и обещал Ярослав, в значительном числе это были девушки–землянки вперемешку с аборигенками. В их обязанности входило примечать любые подозрительные движения на реке, море и фиорде, а также в округе города и немедленно сообщать. Частью этого был подсчёт кораблей, проходящих мимо морем, входящих в устье реки и многое другое. Обычно на вахту заступали две землянки и двое из местных, попеременно неся службу на башне.
Не обошла сия участь и подружек Ярослава. Настя, Анна, Ноки и другие порой по несколько суток кряду торчали на башне, делая, по их словам, никому ненужные записи учета подозрительных кораблей.
Ноки в последнее время оправилась от терзавших её страхов и постепенно осваивалась в семье, и хотя хозяин был холоден с ней, не теряла надежду. Девушка отличалась особым трудолюбием и редкостным послушанием, никому не перечила и слушала всех, кто чего не прикажет. Ярославу даже приходилось в некоторой степени ограждать девчонку от излишних претензий остальных девушек семьи. Работала она много, порой засиживаясь до ночи. Ярослав почти каждый день засыпал под жужжание её веретена. У Ноки был особый дар, она могла часами сидеть в кромешной темноте одна и наощупь прясть. По её словам, этот дар у неё от матери, что в прошлом так пряла в её детской.
Среди колонистов одежда и ткань быстро становились дефицитом, потому умение прясть и ткать высоко ценилось. Для местных это не было проблемой, но землянки оказались совершенно не готовы к такой ситуации, и что самое обидное, не желали что‑либо менять. Труд пряхи для них был низок и недостоин звания женщины. В этой ситуации Ярославу пришла хорошая идея, и он, поговорив со столяром Петровичем, заказал для Ноки ручную прялку в двадцать веретен. На земле в прошлом она называлась «Джени» и приводилась в действие вручную. Станок должен был облегчить труд девушки.
Юля, в отличие от подруг, была занята в отряде разведчиков и, в свою очередь, несла её в пикетах и секретах в окрестностях города. Являясь по натуре девушкой расчётливой и несколько грубоватой, она не смогла устоять перед всеобщим вниманием к командиру. Несмотря на то, что внешне она была видная и красивая, она понимала, что одной красотой Ярослава не очаруешь. Тому подавай всё вместе, как говорится, три в одном: и красивую, и умную, и с добрым сердцем. По всему на роль больше подходила Анна, и не зря Ярослав всю дорогу оказывал ей пристальное внимание. Было за что!
Поэтому после прихода в долину Юля нервничала, опасаясь «конкуренток», её могли опередить. Так Ноки могла это сделать каждую ночь. А если уже! А если просто никто не знает? Тем более после событий, когда Ярослав не на шутку рассердился и даже позволил себе грубость, могла возникнуть неприязнь. Несмотря на трудности, она знала себе цену, смело шла к выбранной цели и искала встреч с Ярославом, наедине понимая, что после долгих месяцев одиночества тот не сможет устоять перед её очарованием.
После осады стало легче, и у людей появилось больше свободного времени. В прошлом все были на глазах друг друга, в повозке, у костра, об уединении не было и речи. Другое дело сейчас. Ярослав часто путешествовал один, в мирное время пренебрегая охраной, порой оставался в крепости или поместье днем, когда все работали. Юля решила действовать незамедлительно.
Случай подвернулся очень удачно. Ярослав вернулся в поместье после похода по окрестностям с целью выбора подходящего места для лесопилки. Спутники быстро покинули его, и до обеда оставалось часа три свободного времени. Все домочадцы в поле. Главная «конкурентка» несет вахту на башне под присмотром подруги Насти. Юля улизнула со службы под предлогом особой необходимости и поспешила в дом. Парня нашла коротающим предобеденные часы в одиночестве на краю водоёма.
Незаметно вступал в права полдень, и солнце становилось особенно нестерпимо. Несмотря на ежедневные короткие ливни, природа ещё не перестроилась на новый лад. Стояло начало осени или, если можно так назвать, «бабьего лета», когда после раннего, непродолжительного периода дождей вновь наступил краткий сезон засухи и жары. Совсем скоро он закончится, и тогда уже дожди зарядят надолго.
Трудности с одеждой и жаркий климат вели к тому, что большинство землян начинали использовать вещи местного покроя: туники, плащи и нечто вроде набедренных повязок, состоящие из простого треугольного куска грубой материи. У многих переселенцев за месяцы пути одежда истрепалась, вышла из строя, а запасную рвать никто не хотел. Поэтому использовали что придётся, особенно для работы, часто выходя в поле просто раздетыми.
И сейчас Ярослав был в одной набедренной повязке, причём намереваясь искупаться, не собирался её мочить, несмотря на жару. Находясь в доме один, он мог не стесняться, а появись кто из семьи, быстро одеться, причём в сухую.
В костюме Адама он плюхнулся в воду, подымая тучу брызг и наслаждаясь прохладой бьющих из‑под земли ключей. Не прошло и пары секунд, и не все ещё брызги и волны улеглись, как услышал за спиной звонкий девичий смех. Обернувшись, увидел весело смеющуюся Юлю на краю бассейна. На ней была короткая туника грубой работы, улыбка на устах и развевающиеся от восточного бриза волосы.
На тот момент она казалась Ярославу морской богиней, готовой войти в волны прибоя, свежей и прекрасной.
— Не ожидал меня встретить? — весело звенел голос. — Какой соблазнительный вид! — лукаво шутила она.
Ярослав неожиданно смутился:
— Кинь мне одежду!
Юля даже не обратила внимания на просьбу, продолжая:
— Я тоже не против искупаться, — хитро улыбнулась она и быстро скинула тунику.
Ярослав остолбенел. Под туникой ничего не было! Юлины золотые волосы рассыпались по плечам, а загорелое тело привлекало взгляд. Она была стройна, несколько выше Ярослава ростом, со спортивной фигурой, сильными, крепкими мышцами на руках и ногах.
После многих месяцев воздержания Ярослав, видя такую красоту, не мог сопротивляться:
— Что ты со мной делаешь? — простонал он, не в силах отвести взгляд.
А Юля, как ни в чём не бывало, подошла к краю бассейна, осторожно потрогав ногой воду.
— Брр… Холодно! — вздрогнула она и солдатиком прыгнула, поднимая фонтаны брызг.
Поплыла, высоко поднимая руки, затем перевернулась на спину и весело засмеялась.
Ярослав бросился наперерез, быстро преодолевая разделяющее их пространство. Остановив её где‑то на середине, привлек к себе, крепко обняв за талию и плечи. Юля не сопротивлялась, вызывающе глядя прямо в глаза. Поддавшись внезапному порыву, он приблизился к ней и поцеловал в губы. Девушка обвила его шею руками, охотно отвечая на призыв. Он целовал её в шею, губы и плечи, осторожно выгребая одной рукой к берегу. Юлины губы были влажные, сочные и яростно–неистовые.
На берегу Ярослав увлек девушку в тень увитой вьюном комнаты с черепичным навесом и простой циновкой на дверях. Здесь не было кроватей, только охапки сена и нечто вроде покрывала с ярким цветочным орнаментом. В этой комнате Ярослав коротал часы отдыха, когда работал в поместье. Он осторожно опустил Юлю на постель, обнимая за талию и впиваясь в жаркие, как огонь, губы. Крепко прижал к себе и, по тому как она подалась всем телом, почувствовал вспыхнувшее в ней желание….
Через полчаса они лежали на краю бассейна, непринужденно разговаривая и изредка пригубляя виноградное вино из амфоры, что осталось в наследство от посла Велласа.
— Хорошо, что я принес вино сюда в поместье, — задумчиво молвил Ярослав, осторожно прикасаясь к Юлиному плечу. Она выразительно взглянула и опустила голову на его колени. Яркое покрывало перекочевало из убогой спальни на Юлины плечи, лишь слегка прикрывая наготу. Солнца палили немилосердно, и они расположились в тени дерева, похожего своим видом на пальму и избежавшего топора лишь затем, чтобы служить укрытием от яростных лучей. Ярослав сидел, опираясь спиной о ствол, а Юля расположилась у его ног, время от времени поворачиваясь на жёстких камнях, глядя прямо в глаза своими выразительным и долгим взглядом.
— Неплохое вино, — согласилась она, — нечасто такое приходится пить.
— Ты, я вижу, знаток вин, — саркастически заметил Ярослав.
— Нет, но приходилось. Понимаешь, иногда это бывает нужно!
— Понимаю, — грустно согласился Ярослав, отводя взгляд в сторону.
Девушка уловила его настроение, поднялась на локтях, глядя в глаза.
— Ты не будешь жалеть, что связался с падшей женщиной? — серьёзно и требовательно спросила она.
Ярослав передернул плечами:
— Нет! — и через короткую паузу. — С чего ты это взяла?
— Просто подумала, — она снова опустила голову на колени.
— Нет! — уверенно повторил Ярослав. — Просто я ничего о тебе не знаю, несмотря на то, что мы уже несколько месяцев живем почти одной семьей.
— А что ты хочешь обо мне знать?
— Ну не знаю, — протянул Ярослав, слегка задумчиво. — Ну, например, что за шрамы у тебя на правом запястье? Такие остаются…
— Это называется суицид, — решительно и несколько недовольно перебила она, — но ты не думай, это всё в прошлом.
— Он был мерзавец? — с любопытством уточнил Ярослав.
— Нет, совсем не то! Знаю, многие девчонки пытаются покончить собой из‑за парней, но тут совсем другое.
— И что? — не отставал он.
— Мне не хочется говорить…
— Отвечай, — настаивал Ярослав, тряся за плечи.
Конфликт с родителями, — грустно и неохотно отвечала Юля, но ты не думай, это всё в прошлом и больше не повторится.
— И как ты дошла до такой жизни?
— Ты имеешь в виду…
— Да.
Она неуверенно пожала плечами.
— Просто за компанию с подружкой. Я вообще люблю экстрим, да и деньги никогда лишними не бывают.
— И давно?
— Четыре месяца до того, как попала к вам.
— Значит ещё новичок?
— Значит так, — грустно согласилась она, — но ты не думай, для меня это совсем неважно…
— Понимаю… — сочувственно согласился Ярослав, а затем засмеялся, — экстрималка! А спортом давно занимаешься?
— С десяти лет рукопашным боем. Мастер спорта!
— Не может быть! — пораженно выдохнул Ярослав. — И до сих пор молчала!
— А зачем говорить? — хмыкнула в ответ Юля.
— А конным?
— Это так, развлечение, я ещё мотоциклами увлекалась, пока не попала в аварию, потом врачи запретили…
— Ну ты даешь! Действительно экстрималка!
— Ага! — весело улыбаясь, согласилась Юля. — Я ещё всякие там тарзанки люблю, дайвинг.
Они на пару весело рассмеялись. Ярослав думал: «Какая же ты, Юля, сильная, смелая и такая глупая, одновременно не лишена ума, хитрости, и ничем тебя Бог не обделил: ни умом, ни прекрасным телом».
— Я тоже занимался дзюдо, — охотно поведал Ярослав, — так что между нами много общего. — Правда я не мастер спорта, но и не из последних.
— А мечем где владеть научился? — как бы безразлично, отстранено спросила Юля.
— С двенадцати лет занимался фехтованием и пятиборьем. Одно время, как все пацаны, увлекался боксом, но мои желания и мечты были слишком безграничны, и я не мог достичь высоких результатов.
— Зато теперь!.. — многозначительно намекнула Юля.
— Это не я! — мотая головой, решительно отказался Ярослав, а затем выразительно и волнительно. — Это Трон! Новый мир!
— Пора одеваться, — поднялась на колени Юля и потянулась к тунике…
Ярослав схватил её за запястье, та не сопротивлялась, лишь напомнив:
— Скоро все придут!
— Если ты хочешь, мы можем пожениться, — серьёзно предложил Ярослав, — всё равно о наших отношениях скоро узнают, и в глазах аборигенов это будет иметь отрицательный момент.
Юля, надев тунику, села рядом, опершись о ствол дерева, и косо взглянула на Ярослава.
— А как же Анна?! Ты её любишь? — а затем, махнув рукой, добавила: — Да и какие отношения.
Ярослав, отвернув голову в сторону, тоскливо молвил:
— Я не могу жениться на Анне, я обещал вернуть её домой и сдержу слово.
Юля развернула лицо к парню, взяв того за руку.
— Разве возвращение может быть помехой любви? — и пожав плечами, произнёсла: — Живите вместе до отъезда. Со стороны видно, что вы оба неравнодушны друг к другу. На её месте я бы давно прижала тебя в узком месте, да только не тот она человек — «правильный», и первая никогда не пойдет, если ты хочешь, я могу всё устроить.
Ярославу пришла в голову мысль: «Таким способом можно сделать Анну лояльной к переселенцам, но не хочется обманывать».
— А как же ты? — в тревоге спросил он, считая, что если заведет роман с Анной, Юля откажет в близости. Юля весело рассмеялась, не понимая наивности Ярослава:
— Я не стану вам мешать и даже помогу свести вас. А ты разберись в своих чувствах и женись на той, что по душе, а если захочешь двух или трех, здесь, на Троне, с этим просто, и я согласна быть любой: и второй, и третьей. Самой мне немного надо, была бы крыша над головой.
Юля не считала Анну серьёзной конкуренткой в любви и была уверена, что рано или поздно Ярослав будет её. Она в сердцах считала девчонку серой мышкой, алчной и безответственной лгуньей. Ярослав, как только узнает её ближе, сразу разочаруется. Юля очень просто относилась к близости и не умела ревновать. Сейчас она уже реализовывала свой «коварный план», точнее Настя уже выполняет план Юли на башне, а в случае неудачи она будет всегда рядом.
Анна в расстройстве! Настя ловко и незаметно показывает соблазняющую Ярослава Юлю. Девушка чуть не плачет. В ней борются противоречивые чувства: с одной стороны, Ярослав -лишь инструмент для возвращения домой, с другой — красивый, смелый парень, ей нравится. И если они станут ближе, то уже ничто не сможет удержать её от любви. Сердце заходится, когда она его видит, а руки дрожат. С другой стороны, Трон — не место для умной, образованной и состоятельной на земле Анны, а Ярослав — нищий, безграмотный, бесперспективный человек, к тому же убийца, психопат и садист, бьет палкой людей совсем ни за что. Однако он смел, бросается на защиту любого человека, попавшего в беду, справедлив со всеми, ничего не берет себе, совершенный бессребреник. За таким человеком на Троне, как за каменной стеной, — мечта любой девушки из переселенцев, но только на Троне, на Земле все эти достоинства даром никому не нужны и даже опасны.
Настя, видя слезы, проявляет участие.
— Что случилось, Анюта? Почему ты плачешь? — она берет из слабеющих рук Анны бинокль и смотрит в то место, где только что были Ярослав и Юля. Она видит, как они идут в дом, опускает бинокль, думая: «Хорошо, что девчонка не видела…» Смеется:
— Есть из‑за чего плакать! Дело житейское. Славка с Юлькой целуются. Ты что, на него глаз положила?
Анна молчит, глядя в сторону, её душат слезы.
— Не бери в голову, — утешает Настя, — Юлька — старая с…ка, плюнь на неё. Если нравится Ярослав, переспи с ним, и всё встанет на свои места.
Анну после таких слов передернуло, но она обратила вопросительный взор в сторону Насти. Та не преминула уточнить:
— Говорю тебе, я Юльку знаю хорошо, и если Ярослав выберет тебя, уступит, у неё от поклонников и так отбоя нет. А ты будь смелее, отбей парня!
Анна понимала, что ей советуют, но не могла сразу воспринять:
— Ты думаешь, после всего он захочет смотреть на тихоню вроде меня? Юля такая смелая!
— А ты не робей, не боги горшки обжигают, обломаем и его, как миленький начнет бегать за твоей юбкой…
Затем сообщила заговорщически:
— …Ничего сложного в этом нет и бросаться в объятия, как Юлька, не нужно, стоит сделать намек, — она подмигнула глазом, — нормальный парень сразу смекнет, в чём дело. А за Юльку не беспокойся, это она с виду такая крутая, чуть что, сразу пускает в ход кулаки и ноги.
— Да я её не боюсь… — гордо заявила Анна.
— Я не о том, — перебила Настя, — Юлька не ревнивая, понимаешь, в отношении парней! Ей это по барабану, она способна поделиться.
Поняв, на что намекает Настя, у Анны ком застрял в горле, слезы душат, она срывается с места и сбегает с башни.
Анну искали до вечера. Появилась она в крепости перед самым закрытием ворот, заспанная, усталая, но спокойная и решительная. Ничего не говоря, ушла в детскую и затворилась. На вопросы отвечала односложно, от усталости уснула в одном из помещений башни и проспала вахту. Ярослав очень волновался за неё, но девушка отказывалась говорить и объясняться. Видя, что та не в себе, решил подождать утра, когда та станет более покладистой.
Утром, после развода, не поехал, как обычно, в поместье, а предложил Анне прогуляться. Та, как ни странно, согласилась и была в хорошем настроении. Он знал от Насти, что вчера Анна сбежала с поста но, понимая необычность момента, не спешил наказывать. За самовольный уход девушкам полагались розги, но он хотел всё оставить в тайне, иначе могут пойти нежелательные разговоры о любимцах, которым всё позволено. Он понимал, у девушки что‑то случилось, и хотел всё выяснить сам, не делая огласки. Анна согласилась пройтись, быстро оделась в армейскую форму и с веселой улыбкой выбежала на улицу.
Ожидая её во дворе, среди жующих сено лошадей и снующих туда–сюда домочадцев, Ярослав размышлял о событиях вчерашнего дня и не мог не обратить внимания на некоторые совпадения. Оттого закрадывались смутные предчувствия и сомнения.
— Куда пойдем? — с энтузиазмом поинтересовалась Анна.
— Сначала надо посмотреть, чем занимаются наши люди, затем на лесопилку, пруды, а ещё пройтись по полям, придать лентяям активности. Ты можешь составить мне компанию?
В ответ Анна согласно кивнула, поворачиваясь в сторону лестницы, ведущей на отсутствующий второй этаж и стены цитадели. Вспомнив о дворце, когда‑то имевшем второй этаж, Ярослав уточнил:
— У нас в крепости не хватает помещений, вероятно, скоро придётся надстраивать.
— Наверно придётся, — отвечала Анна, непонятно почему стесняясь и не поддерживая разговора.
Она опускала глаза в землю или отводила в сторону, не желая встретиться взглядом с Ярославом. Они по мосткам перешли на внешнюю стену. Здесь полтора десятка людей, в основном модонов, под руководством нескольких землян из команды Силыча с помощью домкратов поднимали на стену большие каменные блоки. Следуя насущной необходимости, начиналось строительство воротной башни, и первые особо крупные глыбы приходилось поднимать с большим трудом. Выломанные из городских строений, их прикатили сюда на специально построенной повозке, и сейчас, подкладывая брусья, медленно, по одному поднимали.
Ярослав не удержался, бросился помогать, забыв о спутнице.
Спустя какое‑то время тяжелый камень грузно лег на катки, и Ярослав вновь обратил свой взор к Анне. В тот момент она стояла у парапета в стороне от всех, глядя на волны фиорда и зеленовато–серую полоску океана на горизонте. Он тихо подошел, держа в руках белый актеон, который сбросили перед работой, чтобы не замарать. У Анны через плечо свисала его портупея с дагой, а бастард стоял, прислоненный к парапету. Ярослав взял ремни, опоясываясь, взглянул в глаза девушке. С минуту она смотрела в сторону залива, потом перевела взгляд на него. Ярославу на секунду показалось, что агатовые её огромные глаза излучали тепло.
Он положил свою ладонь на её руку. Девушка не отстранилась.
— Что случилось вчера? Мы все переживали…
Анна молчала.
— …Если что‑то серьёзное, скажи, возможно, смогу помочь. Не держи в себе, и станет легче. Здесь все — твои друзья!
— Не случилось ничего необычного, — спокойно ответила девушка, — просто я узнала, какие бывают люди.
Ярослав удивился и смутился:
— О чём ты?
— Какие подлые и мерзкие!
— Кто посмел тебя…?!
— Ты! — прямо в лицо бросила обвинение Анна. — Ты — подлый, мерзкий и испорченный тип… — в ярости выпалила она, вырвав свою руку из ладони Ярослава, — можешь на меня не рассчитывать…
— Помилуй Бог… — взмолился Ярослав, всем своим видом давая понять, что ни сном ни духом не в курсе.
— Я видела тебя с Юлей, — Ярослав остолбенел от удивления, а Анна пыталась добить, — теперь у тебя уже есть две девушки, а третья будет не по силам!
— Но, Анна, это совсем не то, что ты думаешь, — пытался оправдаться Ярослав, но девушка отвернулась и тихо всхлипнула, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
Ярослав глубоко вздохнул, чтобы сделать попытку оправдаться, но рядом уже были люди (стены не были местом для подобных разговоров), к ним направлялась Ольга Николаевна, и Ярослав счел за благо отложить продолжение разбора полетов. Тем более что можно лучше подготовится и всё обдумать.
— Мы поговорим об этом позже! — строго заявил он. — Сюда идут. Утри сопли!
Анюта всхлипнула сильнее, намереваясь разреветься. Ярослав от греха подальше последовал к Ольге навстречу со словами:
— Что случилось?
— ЧП, — ошарашила врач, — заболел ребенок из агеронской семьи, за два дня третий случай.
— Эпидемия?! — произнёс ужасающее слово Ярослав.
У землян глаза полезли из орбит.
— Эпидемия! — безнадёжно согласилась врач.
Возвращаясь в мегарон, Ольга предлагала неотложные меры:
— Нужно немедленно организовать карантин где‑то на окраине города, и прекратить нашу скученность в крепости.
Ярослав, шагая за врачом и обдумывая необходимые действия, спросил:
— Что это за болезнь, и насколько она опасна?
— Несмотря на то, что я лично о ней ничего хорошего не слышала, Олег утверждал, что инкубационный период от трех дней до недели. По своим признакам заболевание похоже на грипп, но передается, вероятно, иначе, более медленно. Смертность, по нашей информации, высокая, но переболевшие более не заражаются. До сих пор у меня не было никакой конкретной информации ни о лечении, ни о возбудителе. Совершенно не представляю, какая реакция будет у землян. Вирус новый для нас, потому можно ожидать чего угодно.
— А что говорил Олег?
Ольга пожала плечами.
— Не болел.
В зале Ярослав нашёл некоторых из командиров, которые были уже в курсе событий.
— Немедленно требуется разогнать народ по поместьям. В крепости остаются Шестопёр и его люди. Павел Петрович, необходимо в течение двух–трех часов подготовить помещение для больных в восточной части города, снимайте людей с других работ, пусть делают эту.
Общественные работы в крепости и городе с сегодняшнего дня отменяются. Крепость на карантине. Все колонисты должны ночевать в своих поместьях, причём полностью запрещается общение между семьями. Пусть сидят каждый на своей земле, работают, и друг с другом не общаются, чтобы прервать всякие связи. Ваши люди, Ерофей Силыч, должны организовать патрулирование территории колонии с целью недопущения несанкционированного перемещения людей. Все контакты через людей Силыча: вызов врача и другое. Не подчиняющиеся должны быть изловлены и немедленно наказаны.
Затем, после паузы, обратился к Ольге:
— Каковы признаки болезни? Все должны их знать и при первом подозрении докладывать врачу.
Ольга Николаевна вкратце рассказала:
— По нашим сведениям, не из самых заразных, но смертность очень высокая. Начинается с повышения температуры, жар. Всё кончается сильнейшей слабостью и неизбежной смертью.
— Сколько длится болезнь?
— Спустя несколько дней после заражения иногда бывает ложное улучшение, а потом через неделю–полторы наступает смерть или выздоровление.
Ярослав обвел взглядом собравшихся. Здесь были не только земляне, но и модоны, и ласу. Он, обращаясь в первую очередь к аборигенам, спросил:
— А как её лечат?
Ответил стоящий ближе всех Колтук:
— Я точно не знаю, кто‑то говорил мне, что надо всё время лежать, не раскрываться, когда горячка, упаси бог, не мыться и очень мало есть.
— У нас есть определенный запас антибиотиков, причём сильных и современных, — перебила старика Ольга Николаевна, — будем надеться на них, но главное — это жёсткие карантинные меры. И немедленные!
— Конечно… — с пониманием согласился Ярослав и затем, обращаясь к собравшимся: — В течение часа все должны покинуть крепость. Погрузить повозки, собрать скот и разойтись по поместьям.
Ярослава очень порадовало, что всё серьёзно восприняли сложившееся положение. Колонисты за час подняли на ноги всё население крепости. По счастью, путь был недалек, и люди грузили весь скарб, включая уже изготовленные здесь ткацкие и гончарные станки. Спустя каких‑нибудь полчаса первые повозки начали покидать город. Люди шли в основном пешком, погоняя перед собой немногочисленные стада домашнего скота, до сего дня ночевавшего в форбурге. Каждая семья уходила на участки земли, где должна была в одиночестве пережидать период карантина. Многие, стремясь обезопасить себя, бросали уже возделанные поместья, уходя дальше в лес, где намеревались обработать новую землю, однако, не оставались без присмотра и старые посадки.
Ярослав разделил свою группу на шесть меньших и определил каждому место, где они будут жить. Так Станислав обосновался на мельнице. Жиган занял Белую башню и ближайшие поля, Геннадий с женой и сыном — на средних террасах склона, остальные также на земле поместья, по возможности, на максимальном удалении друг от друга. Сам Ярослав с племянницей, Ноки и Трубой остался, как и подобает вождю, в главном доме, где и принимал посланцев от других групп и взводов. Примерно таким же образом рассеялись по окрестностям и все остальные переселенцы, и только люди Шестопёра остались в крепости для охраны. Ольга Николаевна ежедневно присылала человека с докладом и просьбами, на что Ярослав немедленно реагировал через посланников, отдавая необходимые распоряжения.
Первое время число заболевших резко росло, но через четыре–пять дней стабилизировалось. Меры карантина дали свои результаты.
Поместье, где с начала эпидемии жил Ярослав, представляло собой южный склон холмистой гряды с тремя рукотворными террасами, и хотя древние жители лишь слегка поправили опорными стенами существующий естественный рельеф, в любом случае, работа была проделана большая. Основная земля поместья тянулась от стен города до подножия гряды и искусственного пруда с мельницей. Территорию прорезала грунтовая дорога, беря начало, как ответвление мощёной, недалеко от восточных ворот города. Затем она подымалась по склону, террасам и заканчивалась у ворот главного дома. На вершине гряды, так же как и у подножия, земля делилась на отдельные участки заборами, которые вероятно, остались от прежних владельцев ещё до организации большого поместья.
Окрестности изобиловали великолепными пейзажами, радовавшими глаз, а особенно видами с вершины на море, долину и фиорд. Правда и здесь густая чаща зарослей скрывала берега глухой стеной, закрывая поверхность земли. Но не везде. В этой сплошной зелени порой встречались обширные просветы, а порой каменистые отроги, ниспадающие крутыми обрывами. Здесь, на манящем фоне скал, возносились разлапистые южные деревья, часто опутанные ползучими растениями и вьюнами, как будто сошедшие с китайских акварелей. Среди этого, можно подумать, рая на земле обнаженными проплешинами зияли участки возделанной земли, что оставили после себя люди.
Именно на таком клочке пашни вели свое хозяйство девушки из группы Ярослава, хотя до главного дома поместья было рукой подать, им запретили появляться там и покидать обработанную делянку. Всего их было пятеро вместе с Анной, Юлей и Настей. Две другие девушки несколько старше по возрасту, изначально попали на Трон вместе с группой бомжей, потому наклонности прошлой жизни несколько отдаляли их от Юли и Анны. Ольга и Наташа, несмотря на несколько месяцев засухи и вполне реальной угрозы наказания, постоянно находились в поиске чего‑либо перебродить. Однако дикая местность давала мало возможности, и потому девушки находились в состоянии продолжительной грусти и тоски.
Но голод не тетка, и чтобы прокормить себя, приходилось работать не покладая рук. В первую неделю карантина подруги сделали необходимые посадки и теперь, в основном, занимались охраной участка и прополкой буйных сорняков. А охранять было от кого, и, хотя каменные заборы защищали от местной, исключительно нахальной разновидности диких свиней, между прочим, очень опасных для человека, нашлось немало существ, для кого стена — не помеха. В первую очередь, это различные виды птиц, летающих и бегающих наподобие маленьких страусов, но главный и самый хитрый разоритель — игрунки. Эти полуобезьяны–полувуоксы отличались поразительным умом и сообразительностью. Ведя дневной образ жизни, плохо видели в темноте, тем не менее, регулярно, в ночное время делали налёты на грядки девушек. Они выкапывали из земли только что посаженные плоды, нанося серьёзный урон хозяйству. Когда растения дали всходы и стали несъедобны, разорение прекратилось, но полосатые мародеры повадились таскать запасы продуктов прямо из дома (точнее, хижины), где жили девчонки. Дошло до того, что зверьки пристрастились таскать все, что плохо лежит. Убивать разбойников никто не решался, а камни и палки, летящие вслед похитителям, мало их пугали. В ту ночь Анна с Юлей вернулись с поста в начале ночи, их сменщицам оставалась вторая половина и утро. Сон не шел, после окончания сезона полевых работ девушки не сильно уставали. Тем не менее, полудрема сомкнула веки и сквозь пелену между сном и реальностью Анна почувствовала, что кто‑то сел на её кровать!
Оронапи с полудня сидел в зарослях вьюна, наблюдая за хижиной и участком людей. Его брат Пирокай должен был появиться в начале ночи, но вот уже звезды померкли, а тот не появлялся. План похищения зрел в головах молодых войо уже давно, но вот только сейчас сложились обстоятельства для исполнения — подростки нашли поместье, где жили одни женщины. При этом в хижине имелся большой запас человеческих инструментов и, что совершенно поразительно, металлических рылец. Когда брат Пирокай впервые увидел, как люди рыльцами поднимают землю, не то что спал с лица, а даже позеленел. Сами войо поднимали землю древесными копалками, и дело это нелегкое. Вероятно, по этой причине Пирокай запал на людские вещи. Воровство в их племени, мягко говоря, не уважалось, но тут совсем другой случай и, если отнять у людей, безобразие может сойти с рук, тем более что братья знали, кое‑кто уже похищает с чужих полей рассаду и так же, как и Пирокай, мечтает стянуть более ценные вещи.
Найдя удобную цель, братья улизнули с охоты и теперь выжидали момента для осуществления плана. В хижине жили только девушки, и войо не ожидали сопротивления, тем более они вовсе не собирались нападать, а только похитить рыльца и топоры, но в случае обнаружения их некому будет поймать.
Пирокай появился уже среди ночи, подкравшись к брату, как ночной кот. Войо было уже семнадцать и его посвятили в воины, но глупые замашки подростка ещё не выветрились из головы. Когда Оронапи немного успокоился от испуга, сумел ответить брату:
— Три женщины сейчас в хижине, а две охраняют посадки, но, думаю, через какое‑то время и они уснут.
— Хорошо! — ответил режущимся взрослым рыком Пирокай. — Будем ждать до середины ночи, затем вдоль стены подкрадемся к хижине. Если повезет, нам будут завидовать все в роду. Таких ценных инструментов нет даже у самого вождя.
Через пару часов, когда женщины сменились на посту и, по меркам Пирокая, должны были сладко спать, братья ползком пробрались к хижине. Дверь не закрывалась, и они, как ловкие игрунки, проникли внутрь. В отблесках лунного света, падающего через ничем не прикрытые окна, войо на ощупь стали искать предметы желания. На это потребовалось немало времени, потому как, несмотря на ясную ночь, в углах, где хранился инвентарь, царила тьма. Наконец, Оронапи нащупал древесные черни, а Пирокай попытался проникнуть в спальню. Дверь оказалась подперта изнутри, и молодой войо, просунув руку в щель, пытался аккуратно убрать подпорку.
Неожиданный девичий крик заставил юных воришек оцепенеть на месте. Оронапи застыл с охапкой рылец в руках, а Пирокай — на земляном полу с просунутой в щель рукой.
Анна открыла глаза и сквозь полудрему увидела черную тень на фоне освещенного луной окна. Существо показалось ей огромного роста с большой треугольной вытянутой головой. По спине пробежали мурашки. На голове у нечисти торчали рога, морда заканчивалась, в темноте не разобрать, то ли свиным рылом, то ли кошачьим носом.
«Бес», — острым ножом сознание резануло сердце. Из‑за спины торчал хвост. Глаза чудища сверкали зеленым светом, а зрачки шевелились. На пару секунд девушка оцепенела, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, в голове роились вопросы без ответов: «Что это? Почему оно пришло ко мне? Чего хочет, и главное, что мне сейчас делать?» Осознав, что существо может принести вред и даже убить, Анюта окончательно испугалась и в порыве паники уже не могла более сдерживать чувств. Что есть мочи заверещала и с силой пнула ночного гостя обеими ногами. Существо оказалось относительно легким! Дико пискнув, оно сигануло на стол и в виде черной тени бросилось в окно, ловко перемахнув кровать со спящей (теперь уже проснувшейся) Юлей.
Юлька, как бешеная, подпрыгнула на кровати, в страхе и панике ища оружие. Первой ей попалась под руку табуретка, и в тот момент в хлеву, что служил одновременно и прихожей, послышался шум падающих лопат, грабель и окучников, а вместе с ним писк и визг разбегающихся игрунек. Не будь дурой Юля с криком «Что случилось?» бросилась к двери, на бегу выбивая подпорку.
— Бес! Бес! — срывая голос, визжала Анна. — К нам приходил Бес!
— Не дури! — выдохнула Юля (Настя ещё только подымалась с постели), нос к носу столкнувшись в дверях с войо.
Когда в хижине людей поднялся крик, Пирокай единственное что успел сделать, так это подняться с земли. В распахнутых дверях, в отблесках лунного света стояла женщина с табуреткой в руках и явным намерением раскроить ему голову. Да только Пирокай был хорошим войном, он ловко увернулся от летящего предмета, который лишь слегка задел плечо. А вот юному Оронапи не повезло, табуретка угодила прямо в грудь, он выронил инструмент и осел на землю с тихим стоном.
Тем временем Пирокай не думал сдаваться или трусливо бежать, ни одна человеческая женщина не сможет испугать воина войо, пусть и первогодку. Юноша не собирался возвращаться без добычи.
Получив в челюсть, он ещё на что‑то надеялся, но после серии безнаказанных ударов руками и ногами в живот и пах с прерванным дыханием и резкой болью в причинном месте счел себя оскорбленным и решил заняться человечкой серьёзно, по–мужски, без скидок на пол. Со звериным рыком он бросился на вражину, намереваясь вцепиться зубами (войо, как и вуоксы, имели клыки и хорошо кусались). За спиной раздался умоляющий голос Оронапи:
— Братец бежим!
Но Пирокай не на шутку рассердился. Как человеческая женщина посмела поднять руку на воина войо?!
А через мгновение юноша уже считал, что брат не так уж и неправ, из носа текла кровь, женщина, схватив «воина войо» за чуб, била коленом по морде, таская за вихры, как собачонку. И что самое обидное, Пирокай при всей своей силе, а он был явно сильнее, ничего не мог поделать, настолько неожиданно агрессивным оказался противник, ну прямо как лесная кошка. Наконец, уяснив, что пора смываться, крутанулся на месте, оставляя клок шерсти в руках женщины. Оронапи уже сбежал, и молодой войо со всех ног бросился наутек…. Его никто не преследовал.
Через десяток минут, когда воришки–неудачники поняли, что погоня им не угрожает, Оронапи спросил у находящегося в расстроенных чувствах брата:
— Братец, что мы скажем?
Он намекал на неприглядный вид морды Пирокая.
Тот шел, время от времени хлюпая разбитым носом, срывая листья дерева хино и прикладывая к пострадавшему месту, из которого всё ещё влажной струйкой сочилась кровь. В ответ на глупый вопрос молодой воин болезненно рыкнул, с шепелявым оттенком заметив:
— Шкажем упал на охоте…
— Будут смеяться… — удрученно уточнил брат.
— Это лучше, чем шкажать, что наш избила женщина!
Оронапи всем своим видом и кивком головы полностью согласился с братом:
— Если узнают, со свету сживут!
— Будем молчать…
Сразу по окончании потасовки девчонок неожиданно, до колик в животе, пронял хохот. Все трое смеялись до упаду, потешаясь нерасторопности и неготовности молодых войо встретить достойный отпор.
— А он как на меня оскалится, — икая, задыхалась Юля. — А я ему… ногой… в… в…. Глаза стали такие удивлённые!
— Не смешите меня! — отмахивалась Настя. — Я и так…
Анна, несмотря на перенесенный испуг, не могла не смеяться, радуясь чудесному избавлению от опасных воришек (девушки быстро смекнули, что молодые аборигены покушались на их имущество, а не на жизнь). Её не покидал вопрос о том, что за существо проникло в хижину и так напугало.
Внезапно посреди веселья она спросила:
— Но кто залазил к нам в дом?
— У Анны завелся ещё один ухажер? — не без иронии намекнула Настя. — Здесь в джунглях столько разумных существ, и все испытывают озабоченность и потребность в человеческом тепле.
— Вам смешно, а я так перепугалась, — изобразила обиду Анна, — у него глаза горят, а на макушке рога… и …хвост.
— Анна даже на необитаемом острове не остается без поклонников! — не преминула съязвить Юля.
— Ладно, девчонки, довольно смеха! — неожиданно прервала веселье Настя. — Здесь совсем не до шуток. Полно Ярославу над нами издеваться, немедленно уходим в каменный дом поместья! — Скомандовала неформальный лидер их небольшого коллектива. — Юля, позови наших охранниц! всё равно от них никакого толку, только ворон пугать! Наверно снова спят под кустами! А мы немедленно собираемся и уходим.
Через десять минут Ярослава разбудил грохот ударов в ворота! Спросонья подумав об опасности, он стремглав поднял близких и всей гурьбой с обнаженным оружием (Ноки ловко владела копьем, как и всем, что ей попадало в руки) встречали незваных гостей. Узнав, что это его собственные девушки, грозно поинтересовался, и не думая открывать ворота:
— Какого черта приперлись, заболеть охота или заразу разнести?
— Кончай валять дурака, Славка, — не на шутку взбесилась Настя, — к нам войо залезли, ограбить хотели, если бы не Юля, были бы мы живы или нет, неизвестно. Открывай немедленно!
Наконец, пойдя на уступку, Ярослав снял брус и открыл створку ворот, впустив, на его взгляд, перепуганных женщин. Анна, как только увидела парня, бросилась к нему, в страхе ища защиты и обнимая руками, совершенно не давая отчета в своих действиях и более не стесняясь подружек. Крепко схватила Ярослава за покрытую кольчугой талию и прижалась головой к груди.
Ярослав, чувствуя, что девушки изрядно напуганы, беспокойно спросил:
— Что случилось?
— К твоей Анне из джунглей приходил влюбленный поклонник, — хихикнула Юля.
— В дом залезли войо, пытались обокрасть!
Ярослав удивлённо вскинул брови.
-— …Совсем молодые воины, — уточнила Юля, стесняясь своей силы, боясь, что её могут посчитать мужиковатой и обвинить в отсутствии женственности, — мне было нетрудно с ними справиться.
— Понятно… — уяснил Ярослав, — а что это за бредни о поклонниках из джунглей?
— А это вовсе и не бредни! — воскликнула задетая Анна, на секунду оторвав голову от груди парня. — Какое‑то неизвестное существо залезло в хижину и испугало меня!
— И что оно сделало?
Анна не поняла вопроса, потому как что ещё должен был сделать бес, как не забраться в хижину. Затем, вспомнив горящие глаза монстра, неуверенно ответила:
— Смотрело…
— На кого?! — уже почти смеясь, уточнил Ярослав.
— На меня, — удивилась Анна, — на кого ещё смотреть?
Услышав ответ девушки, вся компания вновь засмеялась, и хохот после перенесенных «испытаний» был облегчением, в нём чувствовались некоторые нотки истерики.
— Вам смешно, а знаете, как я испугалась! — оправдывалась Анна.
Ярослав, жалея её, постарался утешить, хотя сам тоже был не прочь узнать, кто мог забраться в хижину к девушкам.
— Аня, скорее всего это была одна из игрунок, ты ведь знаешь, они любят везде шарить, возможно, спросонья она тебе показалась крупнее, чем есть, а за рога ты приняла уши, они у игрунок торчком на макушке. А бес должен был иметь кроме рогов ещё и уши. Ты не помнишь, были кроме рогов уши?
Анна от неожиданности растерялась, не будучи в состоянии точно вспомнить отпечатанный в памяти образ, наконец, совсем запутавшись.
— Не помню… Вроде нет! — и снова прислонилась головой к груди.
Ярослав, видя конец веселья, скомандовал:
— Ладно, расходитесь спать, я посторожу всех.
Девушки не спеша разошлись по своим помещениям, где ещё ранее были у них постели и комнатушки с крышей, в которых ещё до эпидемии ночевали, когда всей семьей жили в поместье. Однако Анна не ушла. Они вдвоём остались на улице, сели на камень недалеко от пруда, на самом краю обрыва. У подножия гряды у самых ног простиралась непроглядная тьма джунглей, среди ветвей и деревьев сейчас точно также коротали время или спали люди, беззащитные в своем одиночестве. Анне так хотелось тепла, крепкой руки и того умиротворенного чувства защищенности, которое может дарить только близкий человек. В эту минуту она жаждала защиты, защиты от Ярослава и не хотела уходить во тьму каменных стен. Одиночество пугало.
Они долго сидели молча, Анна обнимала парня, не чувствуя его, только тяжесть брони и оружия. Сейчас сталь была теплая, несмотря на ночь и отсутствие солнца, которое бы могло нагреть её. Невольно подумалось: «Как только Ярослав терпит жару в тяжелом хауберке и толстом поддоспешнике?» Самой Анне часто делали поблажки. Когда было совсем нестерпимо жарко, она скидывала броню и оружие в повозки. В последнее время девушка вообще перестала носить броню, а оружие — только для вида. Однако близость врагов говорила, она неправа!
— Может быть, ты снимешь броню? — неожиданно для Ярослава, а ещё более для себя, озвучила Анна и тут же испугалась сказанных слов, своего решительного голоса.
Однако она помнила советы Насти: надо быть смелее!
Ярослав удивился, но безропотно снял кольчугу. Анна помогала.
— Честно сказать, я в ней довольно сильно устаю, — как бы оправдывался он, — привычку к броне требуется вырабатывать с детства, а я надел пару месяцев назад, и если бы не природа, давно отдал бы концы.
— Отдохни немного, — подбадривала его Анна, нежно касаясь обнаженного тела.
Белье Ярослав из‑за жары не надевал, а потому остался обнаженным по пояс, не сняв стеганые шосы.
— Как ты терпишь в этом ватнике?! — теперь уже вслух выразила свое удивление Анна.
— Поддоспешник — не ватник, — уклончиво, с некоторой долей обиды ответил Ярослав, — в нём намного прохладнее, чем в фуфайке, конский волос и шелк плохо греют и не сильно парят.
-- Да я не о том! — многозначительно намекнула Анна, прижавшись к парню и обнимая, сама же думая: «Какой он странный, разве не понимает ничего? Врала, наверное, Настя, говоря, что нормальный парень сразу всё поймёт, а Ярослав что‑то тормозит. Или тут дело в Юле?..» Мысль как черная тень проскользнула в душе, когда она вспомнила имя подруги, но Анна взяла себя в руки!
Тут же пришёл ответ на её немые вопросы.
Ярослав, чувствуя близость, обнял девушку за талию, привлек к себе, руки их переплелись, а небритый подбородок коснулся её виска, причинив боль.
— Уже поздно, — тихо сказал он.
— Да, — согласилась Анна, — надо идти спать.
И поддавшись внезапному порыву, он наклонился и поцеловал её в губы. Она обвила его руками за шею, и он вдохнул аромат её волос, пахнущих сенокосом. Он начал целовать её, так как целовал бы Юлю, но вдруг почувствовал, что Анна не прижимается к нему. Губы у неё были мягкие, влажные и нежно–невинные, как у ребёнка. Что‑то остановило. Затем, расслабившись, он осторожно обнял, инстинктивно прижав ладони к её груди, но неожиданно девушка встрепенулась, замерла, более не отвечая на поцелуи, и что‑то перевернулось внутри Ярослава. Нежность её губ и щек — безвольное согласие? Оторвавшись от его губ, Анна положила голову ему на плечо. Он бережно привлек её к себе, взглянул в глаза. В их тесной близости произошел прорыв, она наконец опрокинула плотину непонимания и предвзятости. Это было чистое чувство двух брошенных в водоворот событий людей, ищущих не столько близости, сколько человеческого тепла, надежды на будущее.
— Я не знаю, что ты думаешь, — прошептала она, — но у меня такое впервые.
— Я знаю, — тихо молвил он, аромат свежего сена дурманил голову.
Она высвободилась из объятий, мягко потянулась.
— Светает! Как хочется спать, — она зевнула.
На востоке розовел восход. Тонкий светящийся нимб покрывал горизонт океана.
Подходило время сбора урожая, дожди выпадали всё чаще и становились продолжительнее. Люди без понуканий, сами собирали выращенное и снашивали в свои убогие закрома. Воровство, в период, когда на полях было нечего взять, единичное и незаметное, теперь приобретало массовый характер. Молодежь войо в некоторой степени даже бравировала разбоем, выставляя свою безнаказанность напоказ. Люди нервничали, озлоблялись, и только чудо пока хранило от серьёзных столкновений. Ведь стоит пролиться первой крови, и затухший конфликт вспыхнет вновь. Ярослав изо всех сил старался унять пострадавшие семьи, с пеной у рта доказывая необходимость хранить терпение и хладнокровие. Значительное влияние на разгул преступности оказала распыленность людских семей по окрестностям города, вызванная необходимостью карантина. После нескольких недель изоляции волей неволей образовался разрыв связей, и эпидемия мало–помалу стала стихать, получив жертву в виде полутора десятков людей.
За последние две недели ни кто не заболел, и Ярослав разрешил возвращаться в крепость. Только не все откликнулись на призыв, много народа так и осталось на участках, в поместьях, ближе к земле. Однако сам Ярослав и семья вернулись в крепость.
Неожиданно выяснилось назначение мощёной дороги, идущей к устью реки. Изначально земляне думали, что она предназначена для перевозки товаров с пристани в устье или связи с поместьями в тех краях. Оказалось, много проще и практичнее. На заболоченных островах росла особая трава, по виду напоминающая осот, в рост человека высотой, и не было в окрестностях лучшего удобрения, чем это растение. Как только закончился сбор урожая, ласу потребовали рубить просеку в гелеях, потому как им нужна трава, а таскать её на себе через дебри, мягко говоря, неудобно. Организовав несколько авралов, освободили мостовую от растительности, и груженые травой повозки потянулись на опустевшие поля. Листья травы укладывали на землю и перекапывали. По рассказам ласу, она должна была сгнить к окончанию сезона дождей. Земляне, видя такое дело и сколько пользы оно принесёт, не замедлили перенять опыт, и буквально в течение нескольких дней вся колония занималась сенокосом в болотистых заводях устья реки, порой находясь в воде по колено, а то и по пояс, потому как трава эта предпочитала заболоченные участки и росла прямо в воде.
По окончании осенних работ жизнь постепенно входила в привычное русло на старом месте в крепости. Охрану пришлось усиливать, потому как после уборки урожая поля опустели, и самые смелые из войо стали покушаться впрямую на имущество людей. Безнаказанность воодушевляла, и самые отчаянные делали попытки проникнуть в крепость. Их находили, отпугивали, но пойти на поимку и применить наказание не решались. И дело не только в страхе перед неизбежной большой войной, но и в том, что у людей, как говорится, рыльце тоже было в пушку. Несмотря на запрет, угрозу жёсткого наказания, люди охотились к северу от гряды, в лесных угодьях войо. Некоторые даже хвастались, что доходили до самых поселков и даже спасались от погони. Ярослав строго наказывал за нарушение приказа, но люди охотились тайно и даже при поимке предпочитали быть выпоротыми, но с жареной кабаниной в желудке. К сожалению, меры, принятые руководством колонии, не давали должного результата. Эгоизм людей продолжал балансировать на тонком лезвии между миром и войной. Когда грянет гром, было только делом времени.
Именно тогда на сторожевых вышках стали применять ночной прицел для контроля подступов к крепости. Прибор был всего один, но использовали его, по возможности, с максимальной пользой. К этому времени предполье представляло собой абсолютно голое место с выкошенной травой, выкорчеванными пнями и присыпанными ямами. Прятаться было абсолютно негде. Только дикари не знали, что за ними наблюдают в волшебную трубу и, пользуясь непроглядной темнотой, подкрадывались к самым стенам. При попытке их преодолеть, люди стучали копьями о щиты, и хитрые войо, отказываясь от попытки лезть дальше, спускались на землю. Однако и это не могло длиться вечно.
Ярослава разбудили среди ночи, Ноки трясла хозяина за плечо. Тихо шепча по–русски (девушка добросовестно пыталась овладеть речью господина):
— Аослав, ставай, войо у замку.
Ярослав неохотно отходил ото сна, подобные побудки последнее время — не редкость. В дверях стоял молодой воин агеронец.
— Что случилось? — спросил Ярослав по–модонски.
— Нелюдь пробралась в крепость.
— Пытались спугнуть?
— Да! Не уходит, спрятались на нижнем дворе.
Через пять минут ему показали место, где сидели воришки. Со стены цитадели место как на ладони, остатки хижин, полуразрушенные постройки надёжно скрывали незваных гостей, но не могли укрыть их передвижения от взора всевидящего ночного ока.
— На опушке пасутся ещё трое, — уточнил Шестопёр, бессменный страж крепости.
— Сколько проникло? — деловито поинтересовался Ярослав, осматривая со сторожевой вышки форбург, где укрылись войо, и опушку джунглей.
— Трудно сказать, — выразив сомнение, пожал плечами воин, — никто не заметил, как они поднялись на стену, засекли уже на нижнем дворе, когда те перебегали с места на место, и сколько их, никто не знает. Спрятались!
— Скорей всего заметили наше оживление и теперь выжидают, — предположил тихим голосом Ярослав. — Откройте двери западного бастиона, пусть уходят!
Исполнение не заставило себя ждать, но лазутчики не среагировали, видно из страха засады предпочли открытым дверям западного бастиона перебраться через восточную стену. Самый трудный путь. Здесь двое ворот и полно охраны.
— Лезут на рожон! — разозлился Ярослав, глядя в прибор и видя, куда нацелился один из них.
По стене форбурга, ниже цитадели, ходил ничего не подозревающий часовой. Войо сделал попытку подняться на стену по приставной лестнице, но человек неожиданно развернулся, и Ярослав заметил, как нелюдь затаился, одновременно приготовив кинжал для нападения.
Ярослав оторвался от окуляров и тихим спокойным голосом потребовал:
— Уберите первый номер с форбурга, пусть поднимется на цитадель.
А сам вновь приник к прибору, но не нашёл лазутчика на прежнем месте.
— Странно, — вслух произнёс он.
— Что? — почти шепотом спросил Шестопёр.
— Исчез! — ещё тише молвил Ярослав. — Странные какие‑то воришки, слишком ловкие, не похоже на молодых войо.
Повисла пауза, во время которой Ярослав усиленно напрягал мозги. Присутствие воинов войо наводило на нехорошие мысли. Вылазка шпионов могла быть прелюдией к нападению, попытке неожиданного захвата крепости. Возможно, в непосредственной близости от ворот скрывается засада, а эти воины должны открыть ворота, а может где‑то рядом незамеченное затихарилось всё племя.
— Шестопёр, — как можно тише шепнул он, — подымай весь наличный состав и как можно тише. Пусть твои люди займут ворота форбурга, внешнюю стену и внешние ворота. Арбалетчики без шума пусть поднимутся на цитадель. Всех копейщиков к воротам цитадели. Пусть ждут команды. И тихо, так чтобы ни одна пряжка не звякнула.
Шестопёр исчез выполнять приказание, а Ярослав спустился с вышки и неспешно перешел на восточную стену цитадели, нависающую над коридором смерти. Он считал, что лазутчики сделают попытку открыть ворота и сконцентрировал большую часть людей здесь. Его встретили подымающиеся на стену арбалетчики. Станислав, Труба и другие его люди, стараясь не шуметь, занимали места, разбирали заготовленные на стенах факелы и многое другое, в общем, готовились.
Ярослава раздражал шум, издаваемый его людьми, резкий шепот, топот ног, звуки, в тишине далеко разносимые ветром. Он с удовольствием заметил, что сегодня ночью восточный бриз, и возможно, лазутчики в глубине провала не услышат их возню.
«Надо! Надо, — думал он, — заняться с людьми учёбой! Совсем разленились за месяцы вынужденного безделья, стали прям как беспечные ласу».
Шорох вывел его из забытья. Станислав в кромешной тьме указывал на стену цитадели. Жест его, почти незаметный и невидимый во мраке, можно было различить только на фоне подсвеченного малой луной неба, настолько кромешная тьма царила на стенах крепости.
Шорох раздался сильнее, кто‑то пытался взобраться по стене цитадели. Ярослав удивился: «Зачем?!» Но немедленно сделал отмашку людям — поджигайте факелы. Он не собирался тянуть до того момента, пока их обнаружат, и элемент внезапности будет утерян, тем более никто не знал, закрыты внешние ворота или уже нет. Просто лазутчики лезут по стене, или это уже захват крепости.
Ударили кресала, загорели зажигалки (у кого были), и яркие сгустки пламени полетели вниз в проход между стен. Видя такое, мечники на внешних стенах стали поджигать свои и бросать за стену в предполье. Проход меж стен осветился тусклым заревом, по стенам запрыгали тени и отблески огня. Ярослав перегнулся через парапет и осмотрел проход. Укрыться здесь было негде, и несколько человек с натянутыми луками прижались к стене в углу между стеной и внешними воротами. Открыть их они не успели или не смогли (на воротах стояли обычные замки) и теперь, ощетинившись стрелами, ждали развития событий. В пыли у их ног лежала стража ворот, вероятно, убитая. Со всех сторон послышались выкрики на модонском:
— Бросайте оружие, вы окружены!
В свою очередь, Ярослав, привстав над парапетом, выкрикнул, обращаясь к людям на восточной стене:
— Что там в поле?!
— Никого нет! — раздались в ответ сразу несколько голосов.
Сообразив, что, похоже, нападение откладывается или успешно предотвращено, он обратил внимание на сгрудившихся в тени врагов. И вновь что‑то в их облике показалось ему странным. Ярослав заметил сквозь мрак пеструю одежду воинов, что не свойственно местным войо. Те больше щеголяли в коротких холщовых штанах до колен, с голым торсом, или, в редких случаях, в накинутой на плечи безрукавке. Да и фигуры лазутчиков отличались некоторой стройностью в отличие от кряжистых, рослых дикарей.
— Так–так! — вслух произнёс он, обращаясь к Станиславу и окружению. — Похоже, необычный улов попал в нашу каменную сеть!
Товарищи сразу заинтересовались сказанным, высовывали головы за парапет, пытаясь в пляшущих отблесках тухнущего пламени разглядеть противников.
— Убрать головы с парапета, — неожиданно гаркнул Станислав, — хотите стрелу получить, — он кулаками вразумлял самых тупых.
— Я спущусь к воротам, — обратился Ярослав к Тимофеичу, — если что, действуй по обстановке.
Внизу Ярослав быстро отобрал два десятка человек из отряда копейщиков, приказал взять большие щиты, укрыться за ними и отворять ворота.
— В ногу! — командовал он, держась правой стороны строя. — Левой, левой. Держать строй! Отпустить копья! Куда ты олух открываешь лицо! — рявкнул он на нерасторопного воина, тыча ему в спину древком копья. — Прикройся щитом!
Две шеренги по десять человек быстро спустились к внешним воротам крепости, встав на месте, не доходя полтора десятка шагов до сгрудившихся в углу лазутчиков. Никто из них, видя, сколь многочисленна охрана крепости, так и не решился сделать ни одного выстрела. Вооруженные луками, они жались в самом тёмном углу коридора.
Ярослав взял из рук одного из лучников факел и вдоль стены обошел строй. Он уже предполагал, кого увидит. Под замеченные странности подпадал только один местный народ, но он ещё не знал наверняка. Прикрывая левый бок щитом, Ярослав подошел ближе к врагам, осветив их лица и фигуры.
— Какой сюрприз! — не удержался от возгласа Ярослав, наконец, поняв, кто перед ним. — Энолы! Нежданные гости! Какими судьбами в наших краях?
На стенах, как испорченный телефон, раздались слова: «Энолы! Энолы! Эльфы (земляне упорно продолжали называть народы Трона привычными для себя именами)!
Ярослав испытывал немалый страх перед направленными в него стрелами, но старался на виду врагов вести себя более уверенно. Он, как ни в чём не бывало, склонился над лежащим в пыли человеком, прощупал пульс. Воин был жив, но тяжело ранен. Он выкрикнул, обращаясь к строю:
— Убрать раненых!
Второй страж оказался также жив, но оглушен.
Затем, выпрямившись, обратился к пойманным лазутчикам на модонском:
— Я не знаю, что вам надо от нас. Но сейчас лучше сложить оружие, у вас нет шанса в бою, нас значительно больше, а ваши братья, которые я знаю, пасутся возле стен, не смогут помочь. Бросайте оружие, и я гарантирую жизнь. В противном случае вы сейчас умрете!
С этими словами Ярослав, продолжая прикрываться щитом, отошел в сторону от строя ближе к закрытым воротам. Неожиданно громко, даже для себя, скомандовал:
— Лучники и арбалетчики, приготовить оружие!
Воины забегали, готовясь к залпу. Каждый старался найти для себя удобное, не заслоненное другими место, свой собственный сектор для ведения огня. Неожиданно движение и шум стихли, все ждали команды.
— Товсь! — что есть мочи выкрикнул Ярослав.
Воины не шелохнулись. Тишина гробовая, никто не движется, не звякнет ни один меч или щит, только потрескивают догорающие на земле факелы.
В конце концов, страх неминуемой смерти пересилил, и Энолы опустили луки. Немедленно из рядов выскочили люди вязать лазутчиков, и через десять минут пленники сидели в погребе под охраной.
Чрезвычайное происшествие вызвало немалые споры и пересуды. Никто не мог взять в толк, с какой стати Энолы забрались в крепость и, вообще, чего им здесь нужно. Все точно знали, что этот народ не обитает в долине даже в малом числе, а это значит лазутчики пришлые и сколько их, предположить трудно. Энолы никак не могли прийти в долину в малом числе, потому как это было бы безрассудно по причине племени войо, проживающего здесь, их старых, вечных врагов. Конечно, Энолы могли прийти с моря, но тогда где‑то в устье их должен ждать корабль и их товарищи. Подчиняясь голосу разума, Ярослав решил не торопить события. Пойманные лазутчики становились заложниками и давали ему в руки определенный козырь. Всем известное трепетное отношение Энолов к собственным, весьма продолжительным жизням, а также жизням соплеменников, внушало надежду, что Энолы не станут атаковать сразу или, во всяком случае, будут более покладисты в своих действиях.
Раннее утро не развеяло неопределенности в сложившемся положении. Остававшиеся на опушке Энолы исчезли бесследно, а вернувшийся в мегарон Шестопёр сообщил, что пленники держатся стойко и даже несколько надменно, не желая говорить с людьми, и, похоже, собственные разбитые носы не стимулируют к откровенному общению. Ярослава несколько озадачила подобная скрытность лазутчиков, наводя на недобрые мысли, что естественно заставило принимать превентивные меры.
— Всем группам! — ясно выразился он, давая понять командным тоном, что не потерпит возражений. — Немедленно собрать всех людей в крепости! Повторяю, всех! Каждому подразделению выделить воинов для возвращения людей из поместий. Захват пленников может вызвать ответные меры, поэтому надо провести операцию чрезвычайно быстро, в течение получаса–часа, а лучше пятнадцати минут. Пусть все посыльные возьмут лошадей и повозки. Приступить к исполнению немедленно!
Грозный тон командира и нехорошие предчувствия вселили народу желание исполнить приказания как можно быстрее. Послышались команды, отдаваемые на разных языках, побежали назначенные люди. Немедленно запрягались повозки, в рассветный туман умчались всадники. Крепость в который уже раз становилась на осадное положение.
«Белокрылый Драгеон» — один из немногочисленных кораблей рассветного леса Энола — сейчас стоял, причаленный кормой к берегу в одном из нескольких заливов, окружающих древний город Ласу. Это был ещё нестарый корабль с высоким носом, украшенным резной головой дракона и многочисленными веслами, которые сейчас лежали вдоль бортов. Большая часть команды отсутствовала, уйдя с принцем к городу людей. Те, что остались, напряжённо вслушивались в тишину джунглей, ожидая развития событий и добрых вестей.
Осенний дождь закончился, и Нур–ниса, покинув укрытие в центре корабля, перешла на корму, поддаваясь напряжённому чувству ожидания. Она оперлась рукой о балясины загнутой кормы, вглядываясь во мглу ночи, как бы ожидая от джунглей ответа. Тяжелые, противоречивые чувства теснили грудь молодой Энолы, старший брат Клодоальд, рискуя бесценной жизнью, ушёл с группой охотников в укрепленный лагерь людей, чтобы найти и вернуть похищенный несколько месяцев назад крайншен, называемый «наследие тёмной эпохи», — очень опасную вещь, способную стать в руках врагов губительным орудием борьбы с её народом. Принцесса, как и любой другой её соплеменник, понимала, насколько важно не допустить нахождение в руках людей крайншена. Понимала то, что её Клодоальд может быть вынужден вступить в схватку с человеком, которого сама Энола за несколько коротких встреч успела полюбить и которому обязан своей жизнью Расьюмон, их младший брат.
Будучи Нур–нисой, она не раз встречала людей и считала себя хорошо знакомой с нравом и природой этой расы, но встреченный человек поразил её до глубины души своей естественной простотой, отсутствием предвзятости в отношении Энолов и прямолинейной откровенностью. Его слова, сказанные без фальши, свойственной её собственному народу, и без простоватой животной грубости, столь отвратительной среди людей, тронули самые сокровенные, самые тонкие струны её души. Теперь она не могла без содрогания думать о столкновении самых дорогих для неё людей. Брат, будучи Принцем и будучи повинным сразу в двух ошибках, совершенных на посту главного стража крайншена, был вынужден поклясться собственной кровью и жизнью, что вернет предмет во что бы то ни стало.
В свою очередь, человек, который стал для принцессы чем‑то вроде божества третьего уровня, наряду с дриадами и нимфами, будет вынужден защищать своих близких, что неизбежно приведет к столкновению. Оба, облеченные властью и грузом ответственности, невольно вступят в бой не на жизнь, а на смерть.
Понимая ситуацию, принцесса просила брата и первых воинов на корабле дать ей возможность поговорить с вождем людей и, возможно, уладить дело миром. Она была уверена, что уже сейчас имеет некоторое влияние на человека и может попытаться вернуть крайншен без крови. Однако её призыв к разуму не был услышан, в первую очередь, старшими родов. Природная гордость и презрение к жалким людишкам не могла позволить унижение их принцессы и госпожи.
Брат запретил покидать корабль, и теперь она мучилась от неизвестности на его борту. Казалось, прошла вечность с момента ухода охотников, но никаких известий не поступало. Не в силах оставаться в неведении, она умолила листе Региэло, молодого воина команды, пойти узнать для неё, что происходит в лагере людей, где ушедшие охотники, и был ли бой. Добрый юноша ушёл, как в воду канул. Принцесса нервничала ещё больше и просила кормчего корабля пустить её на берег, в чём получила категорический отказ, никто из команды не смел ослушаться приказа принца Клодоальда. Энола вынуждена была стоять на корме, страдая от горя и неизвестности.
Наконец посланец вернулся, и Энола была готова растерзать юношу за нерасторопность, но природная воспитанность и боязнь показаться невежливой сдержали естественный порыв, она лишь молвила:
— Что наши воины, листе Региэло?
Молодой Энол, будучи воспитан не менее принцессы, а, возможно, и более, потому как происходил из древнего и очень знатного рода, слегка склонив голову, доложил:
— Пресветлая Нур–ниса, охотники и ваш брат возвращаются! Меня послали известить, что всё в порядке и чтобы Вы не волновались. Успеха не было, люди ожидали, и кто‑то из воинов сейчас в плену, пока не знаю кто.
— Был бой?! — Энола едва сдерживалась, чтобы не сказать нечто резкое в ответ на обтекаемые фразы листе Региэло.
Однако нетерпеливый тон принцессы не возымел действия на молодого война.
— Как такового нет! — спокойным тоном ответил он. — Нет раненых, и ни убитых.
Принц и охотники вернулись на корабль спустя час мрачнее тучи.
Лицо Клодоальда выражало смешанное чувство горечи и раздражения, воины чувствовали себя не лучше. Неудача вылазки всех задела сверх всякой меры. Немедленно по приходу он спустился в каюту, не желая объясняться с командой, впрочем, все знали и понимали, что люди не только сумели обмануть, взяли пленных, но и глубоко уязвили чувство гордости всех Энолов, считающих себя лучшими охотниками и лазутчиками среди народов Трона.
--…И главное, мы ничего не можем сделать! — с врожденным чувством величия спокойно бушевал принц. — Мы упустили момент, когда могли взять заложников, а сейчас уже поздно! Все окрестные леса опустели. Мы ещё смеялись над глупыми людьми, когда те подняли переполох. А это был тонкий расчёт, они уже взяли наших братьев и обезопасили себя от ответных мер. А тут ещё войо. Мы прекрасно знали, что в долине живут наши враги, тем не менее, Майоринг не выделил ни одного корабля, ни одного Энола в помощь, ссылаясь, якобы на военные действия на севере. И что теперь? Что скажете теперь, Нур–ниса Трисанто, как представитель Майоринга?
В ответ Энол неопределенного возраста, с некоторым оттенком женоподобности на, несомненно, мужественном лице, глубоко вздохнул, как рыба, вытащенная на берег:
— Вы забываетесь, принц, ваши люди подвели нас, не исполнив долга, а вы пытаетесь обвинить в неудаче Майоринг! Это, по крайне мере, грубо и незаслуженно!
В этот момент в каюту спустилась принцесса. Всё общество склонило голову перед молодой Энолой, а принц, и так раздражённый неудачей, не смог удержаться:
— Миериэль, вы можете подождать у себя в каюте? Я освобожусь и обязательно поговорю с вами.
Энола взором богини окинула собравшихся, спокойно и холодно ответила:
— Я Нур–ниса!
И присела на одно из стоящих в каюте складных кресел.
Понимая, что возразить нечего, воины продолжили обсуждать сложившуюся ситуацию.
— Мне не приходит в голову обвинять Майоринг в бездарности своих людей или в собственной непредусмотрительности, — спокойно, даже несколько высокомерно, продолжал принц. — Повторюсь, все мы знали, что в долине войо, и, несмотря на эти знания, взяли всего один корабль и пятьдесят воинов.
— Войо — не наша задача, а для подавления людей пятьдесят луков достаточно! — столь же холодно ответил представитель Майоринга, остальные воины, будучи по большей части Энолами Намгейла, напряжённо молчали.
— Охотники заметили вблизи лагеря несколько групп войо, что странно, а для нас очень опасно оказаться промеж стен, занятых людьми, и гелей, напичканных, как рыба–еж иголками, копьями войо. И если возможно, в чём я уже сомневаюсь, мы справились бы с сотней воинов людей, то для боя с людьми и войо, или по очереди, пять десятков никак не достаточно. Только мы перебьем защитников и захватим лагерь, как войо немедленно нападут. А если наоборот, столкнемся в гелеях с давними врагами, эти люди, — принц для большей убедительности указал пальцем в сторону крепости, — ударят нам в спину.
— Конечно, положение сложилось непростое, — пытался урезонить гнев принца Нур–ниса Трисанто, — и если направить два десятка луков на стены, а два на гелеи, возможно, нам будет сопутствовать успех. Потери в этом случае неизбежны, но и отказаться от борьбы за крайншен мы не можем, так же как и вернуться ни с чем.
— Ваши выводы, дорогой Нур–ниса Трисанто, чересчур оптимистичны, — слегка иронично прокомментировал слова посланника принц Клодоальд, — если бы на стенах стояли одни модоны, успех был бы обеспечен, но там стоят индлинги, а они свою силу доказали в бою. И два десятка луков недостаточно.
— В таком случае, что предлагает принц? — грустно и вынужденно спросил посланник.
— Уходить, — резко ответил Клодоальд, — пока ещё все живы! Вернуться после сезона дождей с двумя сотнями луков.
Все воины неодобрительно загалдели, качая головами, один из старейшин даже рискнул противоречить собственному принцу: «Наши жизни, конечно, дороги, но честь… и долг…»
Неожиданно посреди хаоса послышался легкий девичий голос:
— Есть ещё один путь!..
Все замолкли от неожиданности, устремив вопрошающие взоры к принцессе.
-— …И я уже вам говорила раньше! Индлингам не нужен наш предмет! Я не видела его, когда их пленили в Майоринге. Скорее всего, крайшен попал к ним случайно и совершенно не нужен, люди не могут им даже воспользоваться, а вы, воины, пытаетесь силой отнять то, что врагу вовсе не нужно, строя политику на предположениях и своем предвзятом мнении, что его украли преднамеренно. Однако сейчас, когда несколько наших братьев попали к людям в лапы, волей–неволей вам придётся идти на переговоры.
Повисла пауза и неожиданно разразилась бурным шумом голосов, как июльский дождь грозой. Энолы, отбросив природную чопорность, старались переспорить друг друга, а Миэле сидела в стороне, смеясь над собратьями и тем результатом, который вызвали её слова. В конце концов, образовались три группы спорящих, каждая из которых имела собственное мнение по вопросу дальнейших действий. Большая часть хотела немедленно броситься в бой, другая — согласиться с принцессой, и, скрепя сердце, пойти на переговоры, а третья — в единственном лице принца Клодоальда — идти в Наймгейл и набрать войнов.
Видя, что остается в одиночестве, принц, быстро взвесив положение, согласился с сестрой, чем резко перевесил чашу весов в её пользу. В результате приняли решение, как рассветет, идти к стенам и, как это ни унизительно, просить о переговорах.
Вплоть до полудня народ в крепости оставался в неведении относительно места положения Энолов, их намерений и численности. Ярослав не рисковал высылать разведку из опасения, что люди будут схвачены, он не понаслышке знал о мастерстве Энолов в военном деле и как следопытов, а рассказы аборигенов лишь добавили осторожности. Поэтому, как только все собрались, запретил до особого разрешения кому бы то ни было покидать крепость. Люди роптали на командира за меры чрезвычайной предосторожности, но, тем не менее, все понимали, для перестраховки есть основания.
Четверо пеших Энолов появились со стороны городских кварталов, что позволило предположить нахождение стоянки корабля к востоку от города в глубоких узких фиордах. Несмотря на то что Энолов было всего четверо, никто не сомневался, в ближайших к крепости зарослях, за полуразрушенными стенами домов и оград прячутся десятки невидимых и бесшумных врагов и что они уже взяли под прицел людей на стенах. Командира в этот момент не было вблизи ворот, и пока за ним бегали, пока Ярослав поднимался на башню, опасные гости успели подойти вплотную. Их окликнули со стен форбурга, но те со смелостью и надменностью достойных лучшего применения проследовали по пандусу к самым створкам ворот.
Ярослав, посчитав невежливым разговаривать с парламентерами через порог, предложил провести их прямо в мегарон, где он сможет говорить более достойно. Поручив Шестопёру провести Энолов в зал, поспешил в свои покои, где постарался одеться получше, чтобы выглядеть более представительно. В первую очередь он сменил неряшливый, потёртый ежедневный актеон на почти неношеный яркий, накинул дорогую накидку, доставшуюся от посла бурути, и подцепил золотой меч вуоксов. Девушки, Ноки и Анна, помогли закончить переодевания в несколько минут, потому, к моменту входа Энолов в мегарон, Ярослав был на месте и во всеоружии.
Первое, что поразило Ярослава в делегации, это знакомое лицо благородного брата Миэле. В душе он даже разинул рот от неожиданности, а когда поперхнулся, чуть было не прикусил себе язык. Вероятно, тот звук, который он при этом издал, более похожий на «хрю», не был воспринят вошедшими превратно. Похоже, Энолов и раньше встречали с чувством удивления и оторопелого обалдения. Оно, конечно, может и не так, но, во всяком случае, виду они не подали, держались с достоинством венценосцев, окруженных толпой придворных карликов.
Внешне все они имели неуловимые общие черты, свойственные своей расе: некоторую легкую женоподобность в лицах и даже теле, стройные длинноногие фигуры и оттенок неопределенности возраста, столь характерный для долгоживущего народа. Все четверо были одеты в похожие (для глаза человека) зеленые костюмы, сплошь покрытые вышивкой и аппликацией на растительную тему. Даже кроткие коричневые сапожки в разумных пределах имели подобные украшения. Их оружие составляли притороченные к поясам короткие кинжалы в золоченых ножнах, а богато инкрустированные глухие гориты с луками были переданы одному, внешне самому младшему из Энолов.
Принц Клодоальд, на взгляд человека, отличался от остальных в лучшую сторону благодаря своей мужественности, он был явно шире в плечах и физически сильнее. Причём настолько, что сравнение с близко стоящим в этот момент Шестопёром, хотя и было в пользу рослого и очень сильно развитого землянина, но Энол, если и уступал, то ненамного, а Ярослава Клодоальд был даже выше.
Одет принц в этот момент был столь же пестро, как это водится у Энолов и, вероятно, является обычной формой лесных воинов. Единственное, что отличало, это золотая цепь на груди, как Ярослав уже успел догадаться, знак высокого положения в обществе, ну и, наверно, ещё менее надменное лицо, нежели имели его собратья, что выдавало острый ум и душу, отягченную бременем ответственности.
По мере того, как Энолы входили в зал, Ярослав встал с трона и с распростертыми объятиями направился навстречу:
— Сакора мирано Оуна Наватаро! Счастлив видеть славных представителей народа Энола в своем доме. Благородный Дхоу Клодоальд, почтительнейше приветствую достойного сына великих лесов на древней земле Ласу. Позволь, в первую очередь, с глубочайшим уважением узнать имена ваших спутников, уверен, достойных Энолов, чья слава не известна мне лишь по жестокому недоразумению, и вследствие тех глухих мест, где нам, недостойным, приходится проживать
Речь человека, сказанная на не совсем правильном модонском, тем не менее, понятая Клодоальдом и его спутниками, вызвала некоторое смущение и удивление. Искренность обращения, несвойственная лесным жителям, была непривычна.
Несмотря на горячее приветствие, с некоторой натугой выданное землянином, ответ Энолов оказался холоден и отрезвляющь. По тону и взгляду они давали понять о глубине пропасти, разделяющей веселых, общительных людей и надменную высшую расу. Принц Клодоальд не удостоил Ярослава упоминанием о своем близком знакомстве в прошлом, которое оставило не самые приятные воспоминания, а главное последствия. Он лишь учтиво наклонил голову и повел ладонью в сторону спутников:
— Нур–ниса–инаят Трисанто. Майоринг восточный лес Энола полномочный представитель…
Принц Трисанто качнул головой.
-— …Листе Тогнемиэль и листе Восюмон. Намгейл рассветный лес Энола, — благородные юноши (по меркам Энолов) сделали шаг и чуть склонили головы.
В ответ Ярослав раскланялся с самым учтивым видом:
— Чем могу служить, Оуна Наватаро? И что привело столь достойных Энолов в наши негостеприимные края?
Нур–ниса Клодоальд принял на себя первую роль среди Энолов.
— Не далее как сегодня ночью, — принц Клодоальд говорил спокойно, как будто говорил о вечернем ужине, — мною были посланы пятеро войнов осмотреть руины древнего города на предмет отсутствия в них наших врагов войо. Мы никак не ожидали, что в столь мрачном и безлюдном месте кто‑то поселился. Наши разведчики не имели злого умысла против людей, потому я прошу… — Клодоальд вновь повел рукой в сторону спутников, — мы просим отпустить их!
В ответ на просьбу принца Ярослав изобразил задумчивость:
— Позвольте возразить Вам, Оуна Наватаро Клодоальд. Лазутчики вели себя не так, чтобы они оставались в неведении о людях в крепости. В противном случае, они бы сразу покинули её, узнав о гарнизоне, и не кидались бы на стражу с кинжалами в руках. Двое моих людей оказались тяжело ранены и, поверьте, их жизни мне не менее дороги, чем вам жизни ваших воинов. Потому уверения в непреднамеренности я отвергаю. Боюсь, что если бы не заложники, мы уже слышали бы свист ваших стрел…
И затем более строго:
-— …Итак, что было надо вашим лазутчикам в крепости, и вообще, что вам всем надо у нас в долине?
— Поверьте, Дхоу! — принц не удостоил обратиться по имени, будучи столь же спокоен, как и ранее. — Я глубоко сожалею об инциденте, виной которому недоразумение и поспешность наших воинов, но слава богам, в столкновении не было погибших, и, я думаю, нет смысла развивать конфликт. Отпустив наших воинов, Дхоу покажет свое доброе, я знаю, отношение к Энолам, а мы в свою очередь постараемся не остаться в долгу…
Клодоальд остановился, как бы ожидая ответа на вновь прозвучавшее предложение, но Ярослав держал паузу, давая понять, что на его вопрос не ответили. Принц, немного промедлив, вынужденно продолжал:
-— …Несколько месяцев назад, в то время как переселенцы плыли по Яре через земли Майоринга, была похищена ценная для всех Энолов вещь — крайншен, и у нас есть основания полагать, похищена индлингами, точнее одним из них!
Ярослав вскинул брови в удивлении.
— Вы меня поражаете, Дхоу Наватаро! Каким образом кто‑то из моих людей, плывущих по реке, мог нечто у вас украсть, ну разве что выловить сетью в бушующих волнах водопадов. Уверяю Вас, абсолютно всем моим людям было не до того, они только и помышляли, как выжить в ревущих потоках! — Ярослав, когда надо, умел быть красноречив.
— Я не имел ввиду ваших людей! — вскинув голову, молвил принц. — Я говорю о Вас, Дхоу!
— Меня! — ещё сильнее удивился Ярослав, разведя оторопело руки. — Да я в плену у вас был, сидел под стражей… и только благодаря небесному созданию до сих пор жив.
— И тем не менее, вероятно, во время побега вы взяли с собой вещь, Вам не принадлежащую!
Ярослав на секунду задумался.
— На что похож ваш артефакт? — молвил он, мановением руки подзывая первого попавшего из воинов Шестопёра и обращаясь к нему на русском. — Немедленно найти Анну и Юлию!
Меж тем принц с готовностью ответил на вопрос:
— Крайншен — это писание, шитый кожаный сверток…
— Или на модонском, малеванье, — перебил его Ярослав, — или иначе такие предметы мы зовем книгой. Действительно, на обратном пути мы нашли в лесу сумку с орехами, а в ней, как вы говорите, «кожаный сверток», но похищением это никак не может считаться. Самым ценным для нас были орехи, а какая‑то малява… — Ярослав усмехнулся, — нам абсолютно не нужна ни тогда, ни сейчас, и совершенно нет смысла затевать войну из‑за столь ничтожного повода!
Услышав сказанное, принц чуть не задохнулся от гнева, но постарался не выдать своих чувств. Тем не менее, Ярослав заметил вызванное раздражение и пришедшей в мегарон Анне дал такое указание на русском языке:
— Ты помнишь книгу, что мы нашли в Древнем лесу?
Девушка согласно кивнула головой:
— Сейчас она где‑то в вещах у Ноки!
-- …Правильно! Найди её! Подключи к аккумулятору ноут и скан, пусть Труба, если что, поможет. Сканируй от корки до корки, затем принеси сюда и постарайся сделать это побыстрее, но не торопись излишне, мы подождем.
Затем с благодушной улыбкой обратился к ожидающим Энолам:
— Сейчас ваше писание найдут, к сожалению, мы относились к нему, как безделице, не придавая значения, поэтому на поиски потребуется время. придётся подождать.
Энолы согласно качнули головами, а принц Клодоальд продолжал:
— Если вы возвращаете крайншен без сопротивления, и не требуется вознаграждение…
Ярослав отрицательно покачал головой:
— Не совсем.
-- …было бы разумным отказаться и от пленников.
— А в этом я с Вами не согласен, уважаемый Нур–ун–ниса–инаят, у нас уже есть опыт общения с Энолами, в том числе лично меня трижды неспровоцированно подвергали нападению. Причём, один раз просто ради забавы, а в конце на прощание стрелу в подарок. Заложники должны стать, по–моему мнению, щитом от подобных провокаций в будущем. Боюсь, как только мы их вернем, вы немедленно нападете из чувства мести и оскорбленной гордости.
В том случае если мы заключим клятвенный договор по всем правилам, Энолов и нашим, то, безусловно, пленники будут возвращены после десяти лет пребывания у нас, за это время многое измениться и, возможно, желание нападать изчезнет.
— Что вы имеете ввиду под словом договор. Энолы не дают обещаний низшим расам и кому бы то ни было, — отрезал принц.
— Я слышал, что Энолы не держат слово, кроме клятвы, данной на дереве.
Лицо Клодоальда аж вытянулось от неудовольствия.
— Не на дереве, а под деревом, — поправил он, — так это более правильно звучит на языке людей.
— Надеюсь, в нашей долине найдется подходящее? — недвусмысленно намекнул Ярослав.
— Да, здесь иногда попадаются священные деревья, но для клятвы не обязательно всё дерево, достаточно его коры или ветки.
— Зачем же мелочиться, — хмыкнул Ярослав, — не далее как перед мегароном растет такое, я видел их в Майоринге и не позволил срубить у себя, надеясь, что оно принесёт удачу, как видите, не ошибся, пригодилось! Договор составим по всем правилам Энолов и индлингов, на коре священного дерева. Причём в тексте упомянем, что язык индлингов является главным, чтобы избежать разночтений и попытки обмана с вашей стороны!
— А вот и спец по казуистике… — в мегароне появилась Анна со свертком, — …эти писания вы разыскиваете?
Ярослав жестом предложил девушке отдать книгу Энолам.
Получив в руки предмет, ради которого был проделан долгий путь, Энолы загалдели на своем певучем языке, проверили целостность списка и, довольные, замотали головами.
— В таком случае, — говорил с хитрецой Ярослав, отбирая назад писание, — нам стоит только клятвенно произнёсти договор, и я верну ваш, как вы называете, крайншен. И в качестве жеста доброй воли двух пленных впридачу, ну а остальные останутся в долине в течение семи лет, так сказать, во избежание нарушения договора.
Энолы выпали в осадок, вероятно, никогда прежде не встречаясь со столь недоверчивым и наглым переговорщиком. Их лица вытянулись, а глаза налились гневом до такой степени, что, будучи в другой обстановке, несомненно, придушили бы Ярослава собственным руками. Не в силах сдерживаться, Принц Трисанто отбросил приличия:
— Вы забываете свое место, человек, наши стрелы укажут его.
Клодоальд попытался сдержать гнев соратника, ладонью удерживая невольно бросившегося вперед воина, одновременно делая замечание:
— Не нужно предъявлять чрезмерных требований, Дхоу, мы обсудим ваше предложение, а пока имейте в виду, я не смогу до бесконечности сдерживать своих воинов.
Энолы развернулись, делая шаги к выходу, в ответ Ярослав кинул вдогонку:
— Будьте уверены, мы ждем вас с нетерпением.
Мерзко и тоскливо, тоскливо и мерзко. Чувство это не покидало принца Клодоальда, когда он возвращался к себе на корабль. Майоринг, Наймгейл, высший свет, старейшины родов — все требовали от него невероятного: немедленных действий, побед, поверженных врагов. Все! Ровным счётом все требовали чуда! Чуда, будто он бог или великий волшебник! И это с пятью десятками луков на борту. Что говорить о надменном Трисанто, но и старшины родов, его собственные воины, не могли здраво оценить положение.
В гелеях дуло, осенний холодный бриз раскачивал вершины деревьев, и он поднял воротник. Уже несколько дней шёл отвратительный мелкий дождь, останавливаясь и вновь изливая потоки влаги. Энолы не спеша возвращались на корабль, отсутствие успеха ясно читалось на померкших физиономиях. Ещё вчера утром всех окрыляла убежденность в успехе, обманчивое чувство холодной уверенности. На корабле их ожидали разведчики с сообщением, что небольшие группы войо в десять–пятнадцать воинов подтягиваются к руинам, прячутся в кустах вблизи стен, а порой проникают внутрь города, скрываясь по старым подвалам, подворотням, укромным местам, коих великое множество, а на подходе отряды в двадцать–тридцать человек. Время! Время работало не на Энолов, ещё день, и всё решится.
Миэле встретила брата на сходнях с требованием выложить всё о переговорах и выслушать её мнение. Принц Клодоальд, будучи в курсе о причинах столь неравнодушного отношения сестры к данным конкретным человекам и не желая падать лицом перед соплеменниками, жестом, учтиво и строго предложил пройти для разговора в укрытие на палубе, устроенное специально для Нур–нисы. Двое воинов охраняли покои, и принц мог быть уверен, их не услышат.
Рассказ не занял много времени, результат читался на мрачных лицах.
— Дхоу потребовал клятву о мире и заложников на семь лет, — грустно поведал он сестре, в душе радуясь, что может не скрывать перед ней своих чувств. Они были всегда близки друг другу, и детская привязанность между братом и младшей сестрой сохранились до сего дня. Лишь в обществе Миэле Клодоальд мог быть самим собой, не стесняться и не скрывать самых тяжелых переживаний и даже неприязни к обществу их родственников, погрязших в интригах, надменности, исключительности и желания воспринимать окружающий мир лишь через призму собственных личных интересов.
Принц Клодоальд относился к небольшой группе Энолов, что были в состоянии за чередой событий, невзирая на предрассудки и предвзятость народа, рассмотреть буйную поросль фактов, грозовым облаком накрывшую землю Энолов и предупреждающую о близком конце.
Даже с матерью и отцом у него не сложилось столь близких отношений. Отец, всегда холодный, вечно второй наследный принц даже в кругу собственной семьи, вынужденный опасаться врагов, доносов и интриг, хотя и не был строг с сыном, но сохранял некую отстраненность, вероятнее всего, по причине своего положения. С матерью у Клодоальда не сложились отношения с детства, в отличие от общительной и бойкой Миэле, которая в силу характера умудрялась сохранить добрые отношения со всеми, и теперь ему было трудно принять увлечение сестры.
— Я могу вам помочь! — с полной уверенностью в голосе бодро выпалила Энола.
У Клодоальда даже зрачки расширились, а губы расплылись в ехидной улыбке, он не мог поверить, что его бесшабашная сестра может придумать что‑то стоящее.
-- Наверное, нечто похожее на побег этого человека, — усмехнулся он.
— Да! — не моргнув глазом, согласилась Миэле.
Клодоальд не мог сдержать смеха от такой очаровательной непосредственности:
— И что?
— Вы должны обменять заложников на меня!
— На тебя?!
— Да! И поверь, я не сошла с ума! Я знаю, что вождь людей сразу станет намного сговорчивее. Я уверена, что могу воздействовать на него!
Принц непонимающе замотал головой, будучи не в состоянии что‑либо молвить от давившего смеха, и лишь воспитанность не позволяла ему рассмеяться от души.
Миэле, видя состояние брата, обиделась:
— Ты его совсем не знаешь, он совсем не такой, как другие люди.
— Какой?! — спросил Клодоальд, в конце концов пересилив тяжкие позывы.
— Особенный! — многозначительно и важно выразилась Энола, задрав носик.
— Ты сошла с ума!
— Ничего подобного, я разумнее всех вас, воинов! Я всё рассчитала! Дхоу точно согласится обменять пять воинов на одну Энолу. Это уже большой выигрыш, он отдаст крайншен без дополнительных уступок, и, возможно, сократит срок до трех лет, а там, когда он меня лучше узнает, может через год–полтора, когда ничто не будет угрожать его людям, отпустит совсем. Он отпустил бы и сейчас всех, но боится. Точнее, он ничего не боится, а боятся его люди и не позволят отпустить. Чтобы это сделать, ему надо притупить их страх, обмануть, и я в этом лучший вариант.
— Миэле, — с горечью в голосе пытался образумить сестру принц, — люди — это грязные животные, не ушедшие от своих предков вуоксов и трех шагов, а те ещё на нашей памяти не умели говорить. Ты представляешь, что они с тобой сделают, попади юная Энола к ним в лапы?
— Ты заблуждаешься, брат! — с некоторой безапелляционностью в голосе прервала его сестра. — Ты ровным счётом ничего не знаешь о людях, пересказывая чужие предрассудки…
— Конечно, это ты у нас почитатель культуры людей, собиратель их писаний и языков!
— Но кто‑то должен этим заниматься, а когда кругом глухая стена и непонимание, ты‑то должен представлять, насколько это всё важно именно сейчас! А здесь такой удобный и интересный случай.
— Но почему ты!?
— Кроме меня просто некому, никому это просто не нужно, а так глупо!
— Скорее, тебя привлекает один человек!?
— Не скрою! — согласилась Миэле, скромно потупив взор и сложив ладони за спиной в кулачок. — С познавательной стороны, как представитель самобытной культуры!
Энола была само смирение.
Принц Клодоальд во второй раз подавился смехом, поражаясь находчивости сестры, но это было уже слишком.
— Теперь вижу, — выдавил он, — тебе действительно ничто не грозит среди людей, тем не менее, не могу согласиться, Нур–ниса не может быть предметом торга.
Миэле окончательно обиделась и разозлилась.
— В таком случае я сбегу! — полушепотом, чтобы никто не услышал, заявила она, широко хлопая огромными ресницами и мило улыбаясь.
У принца от этих слов екнуло сердце, сестра не шутила и действительно могла сбежать.
— Я прикажу воинам тебя стеречь! — строго молвил он, вставая с кресла и давая понять, что разговор закончен.
Но Энола бросилась вдогонку, спеша за братом к выходу:
— Ты сам знаешь, какая я ловкая!
— Знаю! — обернулся принц. — И приказываю сестре оставаться в своих покоях.
— Ты откажешь Нур–нисе присутствовать на собрании воинов? — хитро улыбнулась Миэле.
— Нет, — согласился принц.
Обсуждение предстоящего нападения вылилось в молчаливую интригу. Никто не хотел брать на себя ответственность, все прекрасно понимали провальность безответственного шага, но гордость и предубеждение не позволяли действовать иначе. В результате было решено напасть на людей ночью, небольшими группами: две отвлекают, а одна, наиболее боеспособная, прорвется через стену, захватит крайншен и освободит заложников.
Когда обсуждение нападения подходило к концу и были согласованы практически все вопросы взаимодействия групп, принц Клодоальд был вынужден озвучить предложение сестры, иначе она сделает это сама и тем самым уронит честь. Присутствуя на собрании, Энола уже несколько раз порывалась высказаться, но брат холодным взглядом останавливал, давая понять, что её выступление неуместностно и что сделает это сам, не уронив достоинства семьи Нур–ниса. Однако Энола проявляла нетерпение, и все это видели, потому ждали объяснений от брата.
Принц высказался прямо, без долгих предисловий.
— Присутствующая на собрании воинов Нур–ниса–инаят Миериэль вносит предложение о её обмене на пятерых листе, угодивших в плен. Нур–ниса считает равноценным обмен принцессы на группу воинов, которых в плену ждут унижение и смерть. Нур–ниса думает, — Клодоальд укоризненно взглянул на сестру, та демонстративно отвернула носик и взгляд в сторону, — ей, в отличие от воинов, ничто не угрожает, потому как она имеет влияние на Дхоу.
В собрании повисла тишина, а Миэле гневно взглянула на брата, она поняла его расчёт: в неподходящий момент поднести её предложение так, что все воины будут возмущены и, естественно, откажутся. Расчёт оказался верен, после долгой паузы непонимания раздались возмущённые голоса, все старшие воины высказались отрицательно. Заключение подвел принц Трисанто.
— Само по себе нахождение в плену Нур–нисы на положении рабыни — пятно для всех Энолов, смываемое только кровью. Равноценность спорна, Энолы всегда ценили высоко своих жен, дочерей и сестер, потому… — Трисанто отрицательно покачал головой, — -… трудно судить о равноценности обмена одной Энолы на пятерых воинов. Мой ответ на предложение Нур–нисы отрицательный, я не готов пойти на ещё одно унижение, даже ценой жизни воинов. Тем более, я не представляю степень влияния Нур–нисы Миериэль на Дхоу людей.
После слов самого влиятельного Энола на корабле вновь повисла гнетущая тишина, и только принц Клодоальд торжествовал — его уловка удалась! Предложение сестры было встречено, как он и рассчитывал, враждебно, и уже было хотел вновь советовать соплеменникам возвращение в Наймгейл за воинами, как раздался голос одного из самых уважаемых воинов — листе Таболио.
— Слова Нур–ниса Трисанто неоспоримы, никто не посмеет возразить, — воин говорил тихо и спокойно, в напряжённой тишине его слова падали, как глыбы льда, отрезвляюще и неумолимо, — Энолы рассветного леса слышали о Дхоу людей, спасшем Нур–ниса Расьюмона, и желания Майоринга убить за это. Вероятно, боги не допустили несправедливости, и человек бежал. Как говорят, ему помог кто‑то из благодарных Энолов, — воин исподлобья взглянул на Миэле, — а возможно, сами боги леса вмешались, что, на мой взгляд, более вероятно. Только сейчас именно этот человек пленил наших воинов, и мы желаем идти против него. Я не высказываю сомнений в испорченности людей как таковых, но этот человек, без сомнения, отличается.
Воин, закончив речь, недвусмысленно взглянул на сидящего напротив него хмурого Энола в возрасте. Тот лишь склонил боле голову, не ответив на молчаливое послание, но был по всему готов к действию, всё ещё размышляя и подбирая момент.
Клодоальд был вне себя от гнева, он бесшумно сжал челюсти, чтобы ни один мускул лица не выдал его. Принц понимал, почему уважаемый воин рискнул пойти против, его брат в плену, а сидящий напротив старый преданный друг отца потерял сына и сейчас мучительно решает, на чьей стороне выступить, на стороне своего господина или своей собственной. Наконец, воин решился:
— Без сомнений, Дхоу людей обязан Нур–нисе и принцессе, в отличие от наших сыновей, ничто не угрожает. Положение её будет достойным дочери Нур–ниса Валдомиэля, племянницы великого кормчего и главы совета. Наши же сыновья останутся на положении рабов в унижении, побоях и тяжком труде. Маловероятно, что после семи лет плена они останутся здоровы и даже живы…
— Но листэ Лиэнело, — с горячностью вмешался в речь принц Трисанто, — как можем мы подвергать благородную Нур–нису такому унижению…
— Нур–ниса–инаят Миериэль добровольно предлагает себя в обмен, — спокойно и твердо прервал его листэ Таболио, — а в этом случае мы можем оговорить особое положение принцессы среди людей, в случае с нашими воинами это невозможно! Мы можем потребовать содержать её в соответствующих званию условиях…
— Откуда вы знаете, что человек согласится на обмен? — вновь вставил слово Трисанто.
На него посмотрели снисходительно, как на Энола, не видящего далее собственного носа, и продолжили разговор. Принц Трисанто обиделся такому явному неуважению и отвернулся, не желая более говорить.
— Пока я отвечаю за успех возвращения крайншена, не допущу подобного обмена, — поставил точку в обсуждении принц Клодоальд и немедленно услышал за спиной голос сестры.
Она все‑таки вмешалась в разговор воинов:
— Нур–ниса–инаят Клодоальд может отказать Нур–нисе в предложении, он может лишить её свободы, поставить стражу возле её покоев, но не имеет права отказать в просьбе известить Дхоу людей о предложении Нур–нисы и передать ответ вождя.
— Да, Нур–ниса–инаят Миериэль, — сквозь зубы процедил принц, — я не могу отказать в подобной просьбе, если она не повредит успеху предприятия!
— Благородные листэ! — обратилась Энола к собранию с гордо поднятой головой. — Ваше мнение?..
— Нет! Нет! Конечно, нет! — послышались дружные ответы.
— …Будет способствовать немедленному возвращению крайншена?
Тут Энолы в каюте задумались, никому не хотелось идти против своего господина, но и глупо в лицо лгать, ведь никто не хотел войны. Они неторопливо кивали головами, медленно, как бы нехотя, соглашаясь: «Будет! Да, будет!».
Принц Клодоальд безмолвно метал яростные молнии, несмотря на власть и влияние, сестра обставила его. И если бы взглядом можно было жечь, от довольной сестренки осталась бы кучка пепла:
— Нур–ниса–инаят Клодоальд, — высокомерно молвила Энола, — прошу вас исполнить мою просьбу!
Для людей в крепости состояние осады переставало быть чем‑то необычным, за последние месяцы их трижды пытались взять с бою, и люди постепенно сживались с неудобствами. Многие, ранее непривычные вещи, такие как ограничение в питании, ежедневные караулы, работа на укреплениях, общая скученность, — сейчас воспринимались без напряжёния. Каждый, памятуя прошлое, знал свои обязанности, без понукания и вопросов шёл и делал требуемое. Войны, офицеры, женщины, даже дети знали место приложения своих рук, не то что безропотно, а без напоминания исполняли дело, порученное возможно ещё в прошлые осады.
За последние пару месяцев были проведены небольшие, но основательные работы по укреплению стен. Сухие парапеты заменили на прочные, сложенные на извести с бойницами и зубцами, что усилило защиту людей на стенах. Были построены дополнительные деревянные наблюдательные вышки и продолжено строительство воротных башен. Впрочем, последние так и оставались в зачаточном состоянии. Поднято несколько десятков тяжких каменных плит, что ненамного усилило оборону. Только по окончании, примерно к концу лета, можно было ожидать серьёзный результат, тем не менее, удалось перекрыть воротные пролёты лесами и уложить своды. Были так же устроены вторые створки внешних ворот, что, несомненно, становилось серьёзным препятствием при прорыве врага.
С новых высоких вышек открывался прекрасный вид на окрестности замка и города. Сейчас практически вся растительность вблизи и внутри была вырублена (по большей части на дрова), не давая укрытия лазутчикам, которых в тревожное время предостаточно. Ярослав лично сам наблюдал как отряды войо, не особо скрываясь, отдыхают на западной опушке леса, а отдельные группы перелазят через стены в город. Вид на очищенные от зеленки прясла городских стен открывался великолепный, не укрыться, но войо и не прятались, демонстративно и неспешно подымаясь на стену по приставным жердям, затем скрывались в лабиринте руин.
— Не таятся! — горячо и возмущённо воскликнул Станислав, глядя в бинокль, как наглые войо, видя, что на них смотрят, показывали языки.
Ярослава особо поражал тот факт, что практически все войо прекрасно понимали, что люди видят их с большого расстояния и для чего служит устройство, прикладываемое к глазам. Прекрасно понимая, что такое подзорная труба, молодые повесы демонстрировали наблюдателям не только языки, но и голые зады, а так же всё остальное.
— Эта наглость неспроста! — обеспокоено протянул Ярослав.
— Дают понять, что им не до нас. Они, мол, в город лезут по делу! — отрезал Тимофеевич.
— Скорей, приколоться хотят! — сухо уточнил Шестопёр, глядя совсем в другую сторону. Затем через паузу: — Похоже, твои друзья снова пожаловали, — и указал на место, где к крепости шла группа Энолов.
Ярослав, убрав от глаз бинокль, взглянул в указанном направлении. Там виднелось шесть фигур, одетых в лиственный цвет с горитами за плечами.
— Я спущусь, — сказал он, отдавая бинокль воину–наблюдателю, — узнаю, что им нужно.
— Может сыграть тревогу?! — предложил обеспокоенный Станислав.
Командир задумался, глядя вдаль на приближающиеся пестрые фигуры:
— Думаю, не стоит зря тревожить людей, но ты, Шестопёр, подтяни мечников к воротам.
Через несколько минут двое Энолов отделились от группы и подошли вплотную к воротам. Ярослав узнал в одном принца Клодоальда, вторым был неизвестный пожилой воин, приказал приоткрыть створку ворот и вышел навстречу. Сейчас он был в полном вооружении, в черной шелковой бригантине с серебряными заклепками, в белоснежном актеоне с ярко красным крестом во всю грудь, кольчужный капюшон ниспадал на спину. В руках он нес шлем арме, на поясе меч бастард. Чистая одежда, броня с ног до головы, резко контрастировали с пестрым нарядом рослого Энола, от долгого путешествия мятым и несвежим, местами замызганным.
— Сакора Мирано оуна наватаро Нур–ниса–инаят! — величественно произнёс он, делая неглубокий поклон без широких жестов, свойственных модонам (просто ему мешали шлем и оружие).
Энол смотрел на Ярослава гордо, но несколько удивлённо, он ещё помнил пленника, человека грязного и испуганного.
— Сакора Мирано! — неуверенно молвил принц и жестом пригласил отойти от ворот. — Прошу Вас, Дхоу, позвольте поговорить наедине.
Ярослав кивком головы согласился, и они отошли к парапету пандуса. Их не могла слышать стража, а Энол остался далеко позади своего господина.
— Оуна наваторо Дхоу! — начал разговор принц спокойно, но несколько смущенно. — Я не по своей воле здесь и в других условиях ни за что не пошёл бы навстречу, но осмелюсь сообщить, что Нур–ниса–инаят Миреиэль находится сейчас здесь, среди нас, и от своего имени передает просьбу обменять её на пленных Энолов. Она надеется на вашу благосклонность и благодарность и что вы не забыли услуг, оказанных её семьей.
Ярослав остолбенел от сказанного. В первый момент он даже не мог ничего ответить, только подался всем телом вперед, сделал пару шагов к парапету и положил на него шлем. Он чувствовал, что Энол ждет, но решил не торопиться и всё как следует обдумать.
Энол ждал…
Ярослав смотрел на волны залива, плещущие о скалы берега, и вспоминал лицо девушки. Грязная, вымазанная сажей мордашка, большие серые глаза с пушистыми ресницами, небесная улыбка и смущенный взгляд. Она машет ему рукой, неуверенно повторяя чужие движения. Может ли он согласиться на подобный обмен? Втянуть невинное создание в глупые взрослые игры? Конечно, нет! Он вспоминает решительный взгляд чумазого спасителя и понимает, что Энола — смелая девушка, способная на отчаянные поступки. Может ли он отказаться от подарка судьбы увидеть Миэле снова, слышать её певучий голос, наконец, заполучить в свои лапы такой козырь, как принцесса рассветного леса, когда он идет к нему сам? Конечно, нет!
— Видите ли, Наватаро Нур–ниса Клодоальд, — начал он издалека, — я безмерно благодарен вашей семье и лично вам, — он глубоко поклонился, — и благородной Нур–нисе за спасение жизни. Я буду помнить об этом до конца своих дней, и всегда ваша семья найдет во мне преданного и благодарного слугу, но, надеюсь, вы понимаете мою ответственность за жизни нескольких сотен людей за этими стенами. Будь моя воля, я отдал бы вам пленных и Ваше писание без всяких условий, но если я так сделаю, меня не поймут. Я лишусь положения, а значит ивласти. Брошу на произвол судьбы людей, что доверили мне свои жизни. Прошу понять меня, Нур–ниса Клодоальд! Я знаю, Вы ждете от меня отказа! Вам дорога сестра, но будьте уверены, под моей защитой она будет более спокойна, нежели под Вашей.
Принц Клодоальд расширил глаза:
— Я думал, что Вы из благодарности окажетесь.
— Нур–ниса Миериэль сделала это предложение мне! — уверенно поправил Ярослав. — Значит так надо! Значит, она этого желает! Я не могу отказать! Даже вызвав гнев её брата, которому я обязан не менее.
— Вы готовы на обмен, Дхоу? — окончательно уточнил расстроенный принц.
— Готов!
— Сможете обеспечить условия, достойные Нур–нисы?!
Ярослав задумался, и после короткой паузы добавил:
— Мы переселенцы и обеспечить условия, равные с Древним лесом, не в состоянии, у нас просто нет столь старых деревьев, но у Нур–нисы будет собственный дом, прислуга из людей, постоянная стража. По нашим меркам, это роскошно.
— Вы сократите срок плена?!
— Пребывание принцессы нашим гостем будет зависеть от политики Майоринга и Намгейла в отношении моего народа, как только будет гарантировано ненападение, отпустим немедленно, но не более семи лет…
После того, как Энол откланялся, Ярослав ещё некоторое время стоял в задумчивости на пандусе, размышляя о том странном положении, которое сложилось на данный момент: с одной стороны Энолы со своей гордыней, с другой — остающийся неразрешенным конфликт с войо, а где‑то маячат бурути с обещанием поквитаться. Не слишком ли это много, и нет ли здесь связи? Вопрос есть, а ответа нет. И что делать?! Впрочем, сейчас Ярослава удерживал на пандусе не извечный вопрос его народа, а бросающий посреди залива якоря корабль.
«И несет же кого‑то нелегкая… — в сердцах думал он, — …только этого нам и не хватало»!
Впрочем, корабли постепенно переставали быть редкостью, за последние месяцы залив и город посетило несколько купеческих кораблей, обычно прибытие каждого в начале сопровождалось небольшой паникой. Ну а этот, судя по большому количеству голов, торчащих из‑за фальшборта, явно не был обычным купцом.
«Ну вот, третья сила пожаловала»! — думал Ярослав в тот момент, когда его окликнули с башни и от ворот, требуя немедленно убраться с пандуса.
Ярослав, поспешил в крепость за прочные и надёжные створки ворот. Миновав утыканное столбами пространство лесов, поднялся на недостроенную воротную башню, откуда открывался прекрасный вид на город, залив и стоящий посреди него корабль. Множество крупных лодок, приведенных на буксире, говорило, что воины на корабле основательно приготовились к десанту. Из‑за фальшборта торчали, сверкая на солнце, типичные бронзовые шлемы аборигенов, люди разбирали копья, подтягивали к борту лодки, собираясь в них садиться.
Впрочем, пришельцы не торопились, спокойно и основательно вооружились и расселись на веслах. Через пару минут тяжело груженая шлюпка рассекала волны залива, а люди на стенах умирали от неизвестности, кого на этот раз принесла под их стены нелегкая судьба. Когда маленькое судно преодолело половину расстояния до берега, Ярослав четко заметил, что вооружение воинов типично бурутийское, однако, с некоторыми исключениям. Рослый худощавый воин на носу лодки в белом льняном хитоне и коротком чешуйчатом панцире поверх него, в синих бурутийских шароварах, встав во весь рост, приветственно вскинул руки и замахал, обращаясь в сторону угрюмых стен с защитниками, готовыми к встрече любого, самого грозного врага. Лодка быстро сокращала расстояние, и на стенах сначала несмело, а затем всё громче и громче раздались радостные крики.
— Агеронцы! Это наши агеронцы!
Лодка прошла под стенами до самых ворот под рукоплескания и вопли обезумевших защитников. Никто не ожидал подобного поворота, никто даже не мог помыслить, что так неожиданно придёт помощь с родины от братьев из долины реки Мары. А к воротам уже бежали ликующие толпы, взоры людей устремлялись к Ярославу, ища поддержки у командира. Но тот не спешил. Полтора десятка людей вполне могут захватить и удерживать башню. Он дождался, когда вновь прибывшие подойдут к воротам, и его люди из числа Агеронцев найдут знакомых. Ответ пришёл быстро! Высокий молодой воин оказался родным братом Ибирина, и тот с соседнего прясла стены кричал во всё горло, что это свои, и среди высадившихся его брат и много рыбаков с побережья.
Наконец, удостоверившись, что подвоха нет, Ярослав скомандовал:
— Открыть ворота!
Толпа рванула, высыпала на пандус, окружая соплеменников. Ярослав поспешил спуститься вниз. Его встретили ликующие люди, и во главе всех Ибирин в обнимку с молодым парнем.
— Это мой младший брат Зенон! — громогласно орал старый моряк, стараясь перекричать толпу.
— Оуна наватаро Дхоу! — почтительно поклонился парень.
— Оуна наватаро! — небрежно кивнул в ответ Ярослав. — Неужели сработало наше с тобой письмо, Ибирин! Неужели Дрегон не подвел и передал Апию?
— Сработало, Дхоу! — гаркнул Ибирин, ударяя брата по плечу и обнимая. Лицо старого разбойника светилось радостью.
Зенон, смущенный радушной встречей, отвечал:
— Совершенно верно, Дхоу. Письмо Апию тайно привез некий бурутиец, о котором никто ничего толком не знает…
— И вы решились?! А если ловушка?!
— Тяжелый голос моего брата слышался в письме, никто не усомнился, что написано с его слов. Колебания, конечно, были, поэтому решили послать пятьдесят человек с проверкой, а семьи остались в Агероне. Если здесь всё в порядке, капитан передаст, и они прибудут после окончания сезона дождей, это примерно двести пятьдесят человек на шести кораблях.
— Рад слышать! Вы для нас просто герои–спасители и прибыли как нельзя вовремя, мы просто задыхаемся от нехватки людей, город в осаде от Энолов Намгейла, впрочем, и с местными войо не дружим. Можно сказать, находимся промеж двух огней. Поэтому ваши копья и мечи очень кстати.
— Тогда может быть высадиться, и сразу в бой?! — с энтузиазмом воскликнул Зенон, быстро уяснив, что люди с прибытием подкрепления становятся сильнее. Ибирин также с надеждой взглянул на командира. Окружившие их воины, прибывшие с кораблем, и местные колонисты, внимательно слушавшие диалог, насторожились, всем очень хотелось кому‑нибудь накостылять.
Ярослав, понимая желание людей, тем не менее, постарался остудить энтузиазм:
— Я не допущу бессмысленных потерь, Энолы — прекрасные воины, возможно, нам удастся их прогнать в море, но убитые того не стоят!
Народ с сожалением внимал советы командира, прибытие агеронцев моментально подняло боевой дух. Видя приподнятое настроение и радость встречи с соплеменниками, Ярослав постарался уточнить некоторые детали:
— Вы привезли с собой продовольствие? У нас острая нехватка, и зимние месяцы обещают стать голодными, потому с вашими семьями следует доставать максимальное количество запасов.
— Мы думали об этом, Дхоу, — уверенно отвечал Зенон, — корабль загружен до отказа, но основные запасы прибудут позже, сейчас на борту много людей, груз — только по возможности.
— Хорошо, — похвалил Ярослав, — сейчас отведите корабль с середины залива к стенам. У Энолов есть корабль, вполне возможно нападение.
Зенон сделал попытку послушно исполнить приказ, но в следующий момент опомнился:
— Вам, Дхоу, я привез несколько посланий от знакомых агеронцев!
— Замечательно, — воскликнул Ярослав, — тащи сюда!
Отдав необходимые распоряжения, он удалился к себе, куда спустя некоторое время Зенон принес письма и, что неожиданно, посылку. Письма представляли собой небольшие деревянные шкатулки, запечатанные восковыми печатями. Однако их количество — четыре — вначале сильно удивило. Откуда у Ярослава взялось столько знакомых? Но парень успокоился, большое количество было лишь мерой предосторожности, и, вероятно, не в каждом есть послание, но одну из шкатулок Зенон выделил особо:
— Апий говорил, она самая тайная!
После его ухода Ярослав вскрыл печати.
«С уважением Апий своему господину. Приказание исполнено. Лифидец, что обвинил вашего человека в воровстве, зовется Наврусом. Он вновь объявился в Агероне, встал на постой подле храма у трактира, где хозяин Бах–таресец. По наблюдению, очень нелюдим, но ведет себя иногда странно. По словам трактирщика, не ест острую нурату, что за лифидцами водится. Бах говорит, он не лифидиец, что ему виднее, а я не знаю. Покинул город, и с начала осени в Бурути, где вновь поселился при храме. Был принят при дворе деспота, где, по рассказам, имел успех в спорах.
Деспот, поговаривают, благоволит ему, а что ещё денег храм по приезде Навруса дал деспоту. Но правда ли, не знаю! Без приказа не посмели тронуть, но если последует, в Бурути найден человек, всё исполнит мастерски. Его сын ушёл из дома в храм, бросив семью и детей, отчего был зол без меры.
При Агеронском храме шестеро жрецов, шестеро жертворезов и шестеро гадателей, полсотни постоянной охраны и столько же людей с палками, которые наводят порядок на скамьях. Однако, как удалось узнать, в храме хранится две сотни комплектов брони, щитов, шлемов и копий, и если вооружат сторонников, то будет большая сила.
Всем заправляет главный жрец, он руководит жертвоприношением и объявляет волю богов, народ сидит на скамьях, внимает, молится. Или просит бога. После приношения гадатели читают ответы на внутренностях жертвы. Затем всё привязывают, «Асмания, восстань». На том служба заканчивается. Чужой веры или иных посторонних на действо не допускают, потому даже малые сведения добыть затруднительно.
Порой к главному жрецу приходят люди. Путь держат, в основном, с запада, иногда с севера. Удалось узнать, месяц назад такой человек увел из Агерона сотню жителей неизвестно куда. В их семьях плач и горе, но сделать никто ничего не может, все ушли добровольно. По словам жреца, где‑то на побережье строят они великий храм, и нужны добровольцы строители, их собирают во всех общинах. Жрец обещал, что люди вернуться…»
«Надейтесь?! — думал Ярослав, закончив чтение. — Будет очень славно, если всё сложится действительно так. Значит, последовали Асмаила заняты строительством. Интересно узнать, где идет это «строительство» и кто всем заправляет? Да и в Бурути стоит написать, волшебник Ольверо — человек на первый взгляд честный, может, что узнает?
Он достал из сложенных в живописном беспорядке вещей шкатулку–малярню. С мыслью, что не зря потратился, открыл крышку, достал из ячейки чистый лист бумаги, чернильницы и громко позвал:
— Ноки, быстро подгони мне кого‑нибудь из сыновей старика Колтука!
Исполнительная девушка кивнула головой и шмыгнула за занавеску.
Меж тем как девчонка ищет грамотея, он с трудом читал другие письма. Второе оказалось от того же Апия, но не содержало ценных сведений, в основном, рассказ о сборах людей и переселенцев, о настроениях в Агероне, разные городские сплетни. В общем, явно отвлекающее письмо. Впрочем, читать его было интересней, рассказчик Апий был неплохой, а письмо значительно длиннее первого. Затем Ярослава заинтересовала посылка — деревянный, пропитанный воском ящик, сделанный явно так, что попади он в море, не утонет, пока насквозь не сгниет. Его пришлось взламывать, ни запоров, ни крышки, герметичен. То, что увидел, поразило в самое сердце, несмотря на то, что в ящике было много пустого места, заполненного стружкой, на дне обнаружился сверток с книгами, подарок от маляра Урогонта–агеронца, и записка. В ней он сообщал, что по просьбе Ярослава приобрел пару писаний, одну «Жития святых волшебников», а вторую «О богах», что обошлись они недорого, и Апий уже оплатил два золотых. Посылает список книг при храмах, которые можно заказать в перепись, а иные дубликаты купить, и если Дхоу пожелает, Урогонт исполнит. Далее шёл список из сотни наименований…
Закончив с посылкой, вскрыл остальные. Первое оказалось неожиданностью для Ярослава! Писал священник из храма, который посещали они с маляром–агеронцем. Суть долгого и пространного письма заключалась в том, что через месяц по уходу переселенцев приходил человек, интересовался, не приносил ли ему некий индлинг книги необычные, потому как сам читать не может. Священник сознавался, что по простоте душевной признался, что так и было, но позже раскаялся и теперь пишет, стараясь предупредить, что книгу ищут, и надо быть осторожней, потому как человеку тому убить, что выпить глоток воды.
В заключение добрый старец упомянул, что по собственной инициативе интересовался книгой и даже воспроизвел по памяти несколько рун, спрашивал у монахов святилища животворящего бога лекаря Эргулапа о книге, а люди они, всем известно, знающие и поучил некоторые переводы и обозначение рун, которые и прилагает. Предупредил, чтобы Ярослав был осторожен с книгой, не воспроизводил текста и не говорил вслух писанного, потому как, по словам монахов, в книге есть поучения по призыву потусторонних духов, созданию живых мертвецов, воскрешению и другой подобной богопротивной мерзости…
Ярослав был рад подробному письму наивного старичка и благодарен за предупреждение, а уж он‑то будет очень осторожен.
Последним оказалось официальное послание правителя Агерона! Ярослав с удивлением замечал, сколькими знакомыми обзавелся среди аборигенов, а он‑то, наивный, считал себя незаметным, аки мыша, и много сил потратил на обеспечение скрытности похода! Впрочем, разве можно нечто утаить в большой деревне?!
Пришла Ноки с писарем, Ярослав ещё плохо знал язык, чтобы писать, да и читал с трудом, далеко не всё понимая.
— Садись! Пиши! — командовал он.
Парень сел за стол, обмакнул стальное перо, вопросительно взглянул на вождя. Ярослав взглянул в потолок, ища там ускользающую мысль, молвил:
— Сакора Мирано Дхоу! Руано шиковато Наватаро Агерона…
К вечеру разгруженный корабль пустился в обратный путь, а внутри крепости назревал праздник по поводу прибытия соплеменников. Несмотря на то, что веселились по большей части агеронцы, а земляне пускали слюни на стенах в карауле, Ярослав был вынужден присутствовать на гуляньи. Только как следует повеселиться не удалось. В момент, когда большинство публики немного захмелело (у Ярослава ни в одном глазу) и начались обычные в этом случае показательные танцы девушек, к нему подошли и попросили прерваться. Воин–мечник из отряда Шестопёра сообщил, что в крепости необычный посетитель и он попросил о встрече с Ярославом.
Смеркалось. Слегка навеселе он шагал к воротам, размышляя о том, что ему, похоже, никогда более не дадут отдохнуть душой. Чуть только расслабишься, как происходят события совершенно некстати. В плохом расположении духа он подходил к воротам, для себя решив, что если только его подняли, как водится по пустякам…
Увидев хрупкую фигуру, плащ–накидку, Ярослав на мгновение потерял дар речи, он никак не ожидал встретить Энолу у себя в крепости, а предложение брата Клодоальда расценивал как шутку, не более, и сейчас оторопело хлопал глазами…
— Сакора… Мирана… — с трудом выдавил он, не веря случаю, — но ваш брат… Вы здесь?! Наватаро Нур–ун–ниса–Инаят, какая честь!
— Сакора Мирана Дхоу наватаро, — уверенно произнёсла Миэле без тени акцента на чистом модонском, — вы получили мои предложения?
— Да, — недоуменно согласился Ярослав, не зная что сказать от неожиданности, — но ваш брат…
— Нур–ниса–инаят Клодоальд передал мне ваше согласие на обмен, и вот я здесь, Дхоу. Вы готовы исполнить обещание?
Наконец Ярослав опомнился и вежливо отвечал.
— Не смею отказать принцессе! — он низко поклонился. — Разрешите заметить, что принц Клодальд против обмена, и ваши действия вызовут неудовольствие. Я поражен и не вижу воинов–Энолов, как такое случилось, что Нур–нису оставили без охраны в чужом краю, где полно кровожадных войо? Смею предположить, ваш брат не в курсе действий принцессы!?
— Я бежала! — прямо в лоб отрезала Энола.
Ярослав сделал удивлённую физиономию и весьма преувеличенно воскликнул:
— Это большой промах со стороны стражи принца, их следует примерно наказать!
Миэле улыбнулась, а Ярослав продолжал.
— …Надеюсь, мои люди будут более бдительны! — он сделал легкий жест в сторону молодцов Шестопёра.
Энола смерила презрительным взглядом рослых мужиков в броне, увешанных режуще–колющими предметами с ног до головы:
— Может быть, Дхоу перестанет держать Нур–ниса в воротах и найдет для продолжения разговора более подобающе место?
— Прошу прощения за мою невежливость, виной тому неожиданность вашего визита, — он широким жестом руки предложил пройти за ним, — просто не успели подготовиться!
Уже на ходу Ярослав заметил:
— Прошу прощения, благородная Нур–ниса, но осмелюсь заметить, бегство и обмен ваших соплеменников без одобрения принца может вызвать войну, что никак не может нас устроить.
— Дхоу хочет отказаться от обещания? — с некоторой осторожностью спросила Энола.
— Нет, — поспешил заверить её Ярослав, — для нас не принципиально, кто конкретно будет заложником, но мне и моим людям желательно обезопасить себя от ненужных стычек и недовольства Энолов.
— Дхоу не ценит спасение собственной жизни?! — неожиданно остановившись, Миэле попыталась надавить на Ярослава.
— Ценю, — слегка смущенно попытался оправдаться он, — но жизни моих людей дороже! И если принц против, я не могу идти у вас на поводу.
Миэле сделала грустную физиономию, и как бы вспомнив, радостно посоветовала:
— В таком случае, немедленно отошлите пленных Энолов, обмен станет необратим, а их родственники ни за что не согласятся всё изменить назад!
— Я учту ваше предложение, Нур–ниса, а пока предлагаю вам остановиться в моей комнате, лучшего здесь просто нет.
Они прошли по извилистым переходам, внутренним помещениям дворца и оказались в комнате, занимаемой Ярославом с самого начала приезда. В дверях их встретила Ноки, оторванная от своего обычного занятия.
— Первое время эта девушка будет вам помогать!..
Северянка в полной панике уставилась на уши Миэле, не понимая, что происходит.
— …а пока я обязан вас покинуть, необходимо срочно обсудить некоторые вопросы обмена…
Миэле кивнула, расстегивая золотую пряжку накидки.
— …Стража будет постоянно при вас, здесь в коридоре, — он грозно взглянул на ухмыляющихся мечников.
И добавил уже на ходу:
— Стеречь пленницу с усердием, головой отвечаете! Смотрите у меня, от сохранности объекта зависят жизни многих людей! — он сунул кулак под нос, сбив кислые ухмылочки.
Из прихожей высунулась заспанная физиономия Анны и совсем сонная Анюты.
— Что случилось! — пискнула девушка, натягивая сапоги, трудное время учило бдительности, Анюта была уже одета.
— Анна, — скомандовал он, — разыщи Станислава, Петровича, старика Колтука! Сбор всей верхушки на женской половине!
— А что сказать?!
— Ничего, просто сбор командиров.
Буквально через пятнадцать минут Ярослав доложил собранию о свалившейся напасти. Присутствовал сугубо ограниченный круг людей: Станислав, Петрович, Ольга, от агеронцев Ибирин с братом и от нидамцев Банула Наростяшно, Колтук с сыном представляли ласу.
— …пребывание в заложниках принцессы сулит нам определенные выгоды, это вам не рядовой воин, жизнью которого можно пренебречь! Как, впрочем, и немалый риск! Возможны попытки освободить пленницу, даже несмотря на её собственное нежелание…
— Но, Ярослав! Зачем нам вообще связываться с этими эльфами, отдать пленных, книгу… и пусть… на все четыре… — взмахнув рукой, перебила Ольга.
— И пусть катятся… — поддержал её Петрович.
Разговор по большей части шёл на русском, и модоны многого не понимали, приходилось переводить. Узнав о желании индлингов отдать пленных без всяких условий, агеронцы замотали головами. Общее мнение выразил Ибирин.
— Удивляюсь вашей наивности, — без уважения расхохотался моряк, — Энолы — такая хищная т…рь. Повернитесь к ней спиной, и она ударит вас кинжалом. Дхоу прав, их остановит только сила. Лучше всего никого и ничего не давать, вооружится и ночью спалить корабль, а потом переловить в гелеях по одиночке…
— …Можно и не ловить, — с грустью пояснил он, — войо перебьют!
Он громоподобно расхохотался собственной шутке.
— Не будем впадать в крайность, Ибирин! Мы не знаем наверняка, сколько Энолов на корабле. По сведениям Уира и его вуоксов, сорок луков. Жиган утверждает, корабль большой, может вместить сотню, и уверен, Энолов больше сорока. При атаке на корабль неизбежно будут потери, а это не катит.
— После прибытия агеронцев нас стало больше, — спокойно заметил Наростяшно.
— Но не настолько, чтобы иметь подавляющее превосходство, — возразил Ярослав.
— Двести пятьдесят воинов против сорока воинов. Сколько ещё надо? — развел руками Ибирин. — Довольно быть трусами!
— У нас не одни Энолы ходят во врагах, кроме войо есть ещё бурути и неоправданные потери ни к чему, тем более, когда есть возможность покончить дело миром.
— Мы выглядим трусами! — повторился моряк, с трудом подавляя желание спорить с вождем.
Голосования не было, народ высказался, и Ярослав решил:
— Все, решение принято! Мы не можем отпустить пленников просто так, Энолы потеряют узы и принесут много вреда и смертей. Их длинные луки бьют на большое расстояние, им ничего не стоит засыпать крепость стрелами. И тут нет никакого рационального подхода. Только месть! В бой идти не с руки, понесем лишние потери. Поэтому приказываю: отпустить пленных Энолов…
Через полчаса лазутчики были примерно выпороты (чтобы было неповадно), раздеты догола и выпихнуты за ворота.
Только утром принц Клодоальд узнал о бегстве сестры. Появление предыдущим вечером на корабле пленников, униженных и жалких, вызвало в душе не только поддержку всеобщего возмущения против подлых людей, но и подозрение в бегстве сестры. Чувствуя неладное, принц бросился в шатер и нашёл Энолу мирно спящей. Зная её способности к обману, не поверил глазам и, разогнав тьму шатра фонарем, осторожно коснулся. Сестра спокойно спала, полуприкрытая покрывалом. От сердца отлегло!
Утро принесло разочарование, Миэле продолжала спать! Когда откинули полог шатра и яркие лучи солнца коснулись постели, где, не шевелясь, лежала кукла, а в воздухе стоял резкий запах алхимических препаратов, пришло осознание, что сестра умудрилась провести всех.
Клодоальд был вне себя, он в ярости схватил, смял и выбросил за борт восковую маску, заменявшую кукле лицо. Какой же он был дурак, когда вчера принял её за живую Энолу и был настолько уверен в увиденном, что даже не решился разбудить.
— Это магия! — уточнил присутствовавший при этом стражник. — Нур–ниса с младенчества занимается, чувствуете запах?
Конечно же, принц чувствовал и сам догадался, что не обошлось без магии, причём, их собственной, семейной магии, передаваемой от отца к сыну и от матери к дочери! Похоже, Миэле превзошла в хитрости всех, и это ещё юная Энола, а что будет позже?
Немедленно последовал приказ всем вооружится и выступать.
С приездом подкрепления в замке ощущалось радостное возбуждение, народ, долгие месяцы пребывая в унынии от несчастий, наконец, увидел проблески на небосклоне переселенческой судьбы.
Пятьдесят четыре молодых мужчины с энтузиазмом включились в жизнь колонии. Их крепкие руки оказались как нельзя кстати, работы в крепости было непочатый край. В это утро удалось даже передвинуть две огромные плиты гранита с подъемного устройства на положенное место в кладке, что до сих пор по разным причинам не удавалось. Молодые агеронцы с легкостью справились с задачей, освободив подъемник для других глыб.
С установкой этих камней придавался ход строительству всего второго этажа башни, а значит более легких и подъемных простенков.
Энолы появились вблизи крепости, когда солнце стояло уже высоко. Двадцать лучников несли с собой большие ростовые щиты, что говорило о серьёзности намерений. Дистанцию выбрали предельную, на которой обстрел со стороны защитников становился бесполезен. Трое отделились, подошли к воротам. Ярослав вышел навстречу.
Предводительствовал незнакомый Энол в тёмно–зеленой форменной куртке с серебряными листиками вместо пуговиц. Он небрежно кивнул:
— Листе Одоальд Дхоу Наватаро!
— Сакора Мирано листе Одоальд, — спокойно ответил Ярослав, склонив голов в ответ, — чем могу быть полезен?
— Нур–ниса–инаят Клодоальд приказывает Вам, Дхоу людей, выдать Нир–нису–инаят Миериэль и украденный крайншен. В противном случае, начнут петь наши стрелы.
Ярослав был удивлён неожиданно резкому повороту событий, но посчитал его результатом внутренней борьбы среди врагов и поэтому ответил отказом:
— Передайте Нур–ниса Клодоальду, что мы уже обсуждали условия передачи крайншена и заложников. Уступки с нашей стороны возможны, но в пределах разумной безопасности. Обмен заложников — свершившийся факт, но может иметь обратное действие. Крайншен вернем только при условии принесения полноценной клятвы, ну а песни петь мы и сами любим.
На этом расстались, за спиной Ярослава с грохотом захлопнулась тяжелые створки ворот, его окружили воины с надеждой и ожиданием, глядя на своего командира, ожидая, что он скажет. Чувствуя немой вопрос, он подозвал командиров:
— Пусть все разберут большие щиты, у кого нет, укроются от стрел в помещениях. Вероятно, сейчас будет обстрел. Шестопёр, Станислав, оседлайте и приготовьте десяток лошадей, пусть на них оденут попоны, все, какие есть. Энолов немного, думаю, мы сможем прогнать!
Народ возликовал, раздались возгласы одобрения. Особенно усердствовали вновь прибывшие. Ещё не поняв всей сложности обстановки, рвались в бой, обвиняя сторожил в трусости. Впрочем, желание кого‑нибудь побить давно горело в сердцах переселенцев, чему способствовало двусмысленное положение по отношению к Энолам и войо. Люди чувствовали свою силу и её искусственное сдерживание командирами.
Ярослав отвел Жигана в сторону:
— Мы сейчас хорошо знаем, где стоит корабль Энолов, а погода сегодня сухая, гелеи подсохли со вчерашнего дождя. Поэтому, используя своих людей и вуоксов Уира, вы подожжете лес в районе стоянки. Сейчас Энолы по большей части находятся ближе к крепости, корабль охраняется, но не сильно. Пустите пал по ветру на корабль, но зря не рискуйте, будьте осторожны. Сигнал для начала мы подадим со сторожевой башни, а пока, используя лодки, проберитесь в восточную часть города.
Не успели они как следует обсудить средства обороны, как начали падать стрелы. В первые минуты появилось много раненных, но люди быстро опомнились и попрятались. Затем Энолы перенесли огонь со стен на саму крепость, искусно находя места, где может толпиться народ.
Движение внутри прекратилось, все боялись высунуть нос из укрытий и домов, лишь самые смелые перебегали от одной двери к другой, прикрыв голову щитами. Вскоре обстрел прекратился, но затем начинал вспыхивать вновь, обманывая легкомысленных и зазевавшихся.
В результате двадцать пять человек оказались ранены, из них половина женщины и дети, что вызвало яростное озлобление среди защитников. Их стрелы долетали до позиции Энолов на излете и не могли принести вреда. От Ярослава требовали принести арбалеты, но он не решался на столь радикальный шаг. Он приказал всем укрыться и не отвечать на обстрел. Люди, скрепя сердце, подчинились, и вскоре он стал неэффективен. Заметили это и Энолы, перестав попусту метать стрелы, теперь выискивая и выжидая неосторожных защитников.
Отказ людей выдать принцессу вызвал среди воинов Энолов бурю эмоций. Чем дальше затягивалось дело освобождения крайншена, тем больше оно становилось безнадёжным, и тем сильнее росло раздражение и недовольство. Наиболее влиятельные воины всё громче высказывали мнение о неспособности принца Клодоальда покончить с людьми.
Принц Трисано убеждал воинов:
— Наша честь не может более терпеть сложившееся унизительное положение. Известно, всякий Энол по воинской доблести и умению превосходит десять–пятнадцать людей. Достаточно только проявить мужество, и победа в наших руках.
Предлагаю: двадцать лучников расстреливают тех, кто осмелится поднять голову, десять под их прикрытием с помощью лестниц поднимутся на стену, остальные останутся в резерве на случай, если войо попытаются ударить нам в спину.
Принц Клодоальд мрачно смотрел на боевой подъем своих воинов:
— Среди людей есть хорошо вооружённые, чьи доспехи наши стрелы могут не пробить!
На что Трисанто ехидно заметил:
— Как бы сильно не был защищен человек, всегда найдутся открытые места, — это глаза, руки, другие сочленения. Опытный лучник Энол всегда поразит человека, особенно с близкого расстояния.
— Да, поразит, — согласился Клодоальд, — если это обычные люди!
Несмотря на всеобщий воинский подъем, у принца ещё оставались союзники, один из воинов, лично ему преданный, сделал отчаянную попытку склонить собрание старших воинов на свою сторону:
— Листе Одоальд нам сообщил, что человек согласен отпустить Нур–нису Миериэль в обмен на любых воинов. Наша честь в этом случае меньше пострадает… Пусть неудачники возвращаются обратно, они сами виноваты, что попались. Тем более, Нур–ниса совершила обмен без нашего разрешения и разрешения Нур–ниса Клодоальда. Мы вернем крайншен, а в сухой сезон вернемся и отомстим…
Листе Таболио не дал договорить, его брат вернулся из плена, и он вовсе не хотел обратного обмена, раздражённо и нетерпеливо высказался:
— Возможно, в таком случае придётся мстить не за поругание чести, а лишение жизни!
— Уважаемый листе забывает, что Нур–нисе в плену ничто не угрожает, в отличие от наших братьев. И для неё можно выторговать особые права.
— Листе, — призвал к порядку принц Трисанто, — где ваша честь? Никто из Энолов не может стать предметом торга. В сложившихся обстоятельствах я не вижу другого выхода, как силой освободить Нир–ниса Миериэль и крайншен.
Принц Клодоальд в отчаянии склонил голову, никто из воинов даже не вспомнил, что его сестру могут просто убить во время штурма крепости, несмотря на все обстоятельства, но ничего сделать не мог. По сути, он остался один.
Через полтора часа после начала обстрела Энолы принесли к стенам лестницы, вероятно, всё это время готовили в лесу. Длина и прочность вполне позволяли взобраться на стену, и с доставкой вся группа в тридцать человек, прикрываясь большими щитами, подошла ближе к крепости, примерно на семьдесят шагов. Намерения врагов были очевидны, и Ярослав приказал поставить арбалетчиков на стены цитадели, откуда в случае попытки штурма они будут в упор расстреливать тех врагов, что осмелятся подняться на внешнюю стену.
Однако он не собирался ждать нападения, лошади стояли осёдланными и покрыты толстыми попонами, а всадники вооружены и горели желанием вступить в бой. Ярослав отдавал последние распоряжения перед вылазкой:
— …Твои люди, Петрович, не должны, неся мантелеты, делать разрывы в строю. Пусть без спешки выйдут и спокойно установят щиты вдоль парапета пандуса, они прикроют наших всадников от стрел, когда те будут спускаться, и будут обращены к врагу правым боком.
Люди капитана в это время построились вдоль стены, вне зоны обстрела, готовясь к выступлению. Каждый из них нес кроме обычного оружия большой щит мантелет, способный прикрыть человека с головой. Штук пятьдесят подобных щитов изготовили совсем недавно, именно для подобной ситуации, когда потребуется надёжно прикрыть начало вылазки от сильного обстрела. Это были, в основном, аборигены под командой нескольких землян. Далее, укрываясь в тени стен, стояли осёдланные лошади и их воины. Ярослав взял для вылазки только столько всадников, на сколько хватило попон. Это были плотные, тяжелые стеганые ватники, способные удержать стрелы даже на близком расстоянии, их ячейки были туго набиты паклей, отчего попоны становились малоподвижны и стояли колом. Впрочем, это обстоятельство не мешало лошадям быстро бежать! Чтобы животные не пугались, глаза были прикрыты стальными шорами, которые предотвращали и попадание стрел.
Видя готовность людей, Ярослав удовлетворенно кивнул и поднялся на стену осмотреть диспозицию в последний раз. Его немедленно обстреляли, как только он сделал попытку выглянуть из‑за парапета. Стрела ударила в гребень шлема, со звоном ушла в сторону.
— Лихо палят! — заметил он, обращаясь к стоящим рядом Шестопёру и Тимофеичу.
Те благоразумно не высовывали голову из‑за зубцов.
— Прикройся щитом! — посоветовал Станислав.
Тот так и поступил, стрелы с грохотом ударяли в стальной щит, отскакивая в разные стороны. Наконец, Ярославу надоел риск получить стрелу в глаз, он бросил это занятие.
— Ну, что видел? — с нетерпением спросил друг.
Ярослав пожал плечами:
— От леса идет парочка, похоже, один из них принц Клодоальд. Самый главный!
— Значит, минут через десять–пятнадцать полезут, — предположил Тимофееич, — по мне, так пора!
Но Ярослав не ответил, озабоченный чем‑то другим:
— Ты Шестопёр, ещё раз проинструктируй своих людей и прикомандированных, чтобы бежали со всех ног и строго во след колонне всадников, и ни один не смел уклониться сторону. Энолов мало, потому фронт построения узок, все стрелы примет на себя передовая пара всадников, то есть, ты да я. Затем попоны обшиты стальной чешуей, и шлемы у нас самые прочные, а вот пехоте достанется меньше, но и бежать они должны строго по приказу, как велено, иначе Энолы враз положат…
Со сторожевой вышки закричали:
— Э–э! Там внизу! В городе бой, эльфы схватились с нашими дикарями!
— И че!? — было ответом.
— Дикари бегут к воротам города!
Ярослав взглянул на друзей. Шестопёр кивнул:
— Лучшего момента уже не будет…
Они бегом бросились вниз, на ходу отдавая команды.
— Открыть ворота! — кричал Ярослав, подымаясь в седле.
Шестопёр кричал на толпящихся в конце колонны пехотинцев:
— Никому из‑за лошадей не высовываться, бежать резво, не отставать, держать щиты!
Его конь, почувствовав близость боя, бил копытом, приседая и порываясь броситься вперед, всадник осаживал животное.
Створки ворот распахнулись, и первыми из них выскочили воины Петровича, они быстро вставали вдоль парапета пандуса, устанавливая щиты. Лучники врага не заставили себя долго ждать. Как только показались люди, они обрушили, по возможности, плотный ливень стрел, целясь в промежутки щитов, выискивая тех, кто неосторожно открыл себя. Однако большие щиты–манталеты давали хорошую защиту владельцам. Изготовленные из цельных толстых досок, насквозь совершенно не пробивались, а высовывать головы дураков не находилось.
Бросив впустую несколько десятков стрел, лучники–Энолы переключились на всадников, которые длиной колбасой покидали ворота (быстро ехать мешали неубранные леса в проезде ворот). Кони и люди скапливались за высокими щитами, скрытые ими лишь частично. Пока колонна собиралась, Энолы успели ранить одного из всадников в бедро, по чистой случайности оказавшееся не прикрытым щитом. Парня сняли с седла и немедленно заменили другим из отряда мечников.
Несмотря на первые потери, колонна построилась достаточно быстро, и Ярослав взмахом руки скомандовал атаку. Раздался призывный рев труб, всадники попарно уходили в бой с поворотом направо, выстраиваясь в колонну.
Ярослав скакал на Казбеке в голове колонны и немедленно потерял способность к управлению боем. С этой минуты всем командовал Станислав со стены. Рядом с ним стремя в стремя скакал Шестопёр на вороном коне, сейчас совершенно скрытым попоной. Стрелы Энолов ударяли в них, как удары молотков, забивающих гвозди со всего размаха. Казбек, несмотря на трехслойную попону на груди и шее, несмотря на сталь, каждый раз всхрапывал при ударах. Ярослав давал ему шпоры, конь, подгоняемый всадником, всё быстрее набирал разбег. Левую половину тела он прикрывал стальным щитом, а в правой держал наперевес обычное для всадника копье.
Зная невероятную точность лучников–Энолов, он склонил голову ниже, к шее коня, стараясь спрятать прорезь шлема и подставить наиболее прочный гребень. Оттого он терял поле зрения, но берег глаза.
Расстояние в семьдесят шагов проскочили быстро, несмотря на тяжелую броню, покрывавшую всадников. Груди коней и бока были покрыты торчащими древками стрел, как еж иголками, когда Энолы поняли, что не смогут остановить скачущую на них колонну. Они поздно поняли неубиваемость всадников и не успели перенести огонь на бегущих в хвосте пехотинцев. На последних десятках метров они дико заверещали и бросились врассыпную, оставляя без движения установленные на пути колонны щиты.
Ярослав ударил копьем ростовой щит на своем пути, давая Казбеку дорогу. Легкое сооружение от тяжкого удара хрустнуло, переломилось, отлетая в сторону и унося с собой вонзившееся в землю оружие. Он вовремя выпустил древко, чтобы не быть выбитым из седла. Оружие было жаль, но конь резво, без остановки и препятствий преодолел заграждение. Энолы мчались по направлению к ближайшим домам беспорядочной, разрозненной толпой, налегая изо всех сил. Вероятно, к такому стилю атаки они оказались не готовы и на первый взгляд были напуганы. Ни у кого из них не было времени остановиться для выстрелов, но никто не бросил оружие.
Забег на скорость между лошадью и Энолом мог закончиться для последнего известным плачевным результатом, если бы не одно обстоятельство: всадники были перегружены сверх всякой меры, проскакав сотню метров, животные стали сдавать, что позволило некоторым из врагов добежать до спасительных руин, но не всем повезло.
Молодого Энола, легкой трусцой бежавшего в последних рядах воинов, Ярослав заметил ещё в первый момент начала преследования, он как бы нехотя передвигал ноги, всем видом показывая, что отступает неохотно, под принуждением. Он вырвал из ножен меч и дал последние шпоры. Конь, как это водится, дернулся от боли, из последних сил ускоряясь и ломая строй колонны. Казбек был сильный и выносливый, припадая на задние ноги, он с неимоверным усилием воли в три прыжка преодолел остаток расстояния до бегущих, вырываясь из строя далеко вперед. Не каждому из коней Ярослава был под силу такой рывок на последнем дыхании.
Ярослав врезался в толпу бегущих с высоко воздетым мечом и мог без особого труда положить несколько из них, но в последний момент перед его глазами мелькнула исполненная ужаса физиономия того самого неторопливого, самодовольного молодого Энола, в сердце что‑то екнуло, мелькнула мысль: «Если он сейчас убьет десяток беззащитных беглецов, что о нём подумает Миэле, ведь это её братья! Возможно, она сильно расстроится или даже будет плакать» Он развернул меч плашмя. Удар пришёлся по загривку, Энола сбило с ног, и он исчез из поля зрения ограниченного прорезью шлема. Затем Ярослав осадил Казбека, конь обрадовано вклинился на прежнее место в строю.
Когда достигли строений, остановились. Бегущие позади пехотинцы быстро нагнали всадников и рассыпались, занимая руины. Энолами поблизости не пахло, те благоразумно драпанули дальше. Во время короткой передышки вытаскивали стрелы из попон и собирали людей. Из крепости прибежал отряд лучников и, получив подмогу, начали двигаться дальше.
Улица шириной в двадцать метров была полностью перекрыта всадниками, за ними пехота со щитами. Все медленно продвигались вперед, к центру города. Здесь за несколько последних месяцев истребили практически все деревья, и препятствий на пути не было, внутри руин ещё оставались островки зелени, но и та активно вырубалась на дрова. Вплоть до самой площади люди шли спокойно, прикрыв себя широкими щитами, не встречая врага. По закоулкам соседних кварталов сновали лучники и другие вспомогательные подразделения в поиске спрятавшихся беглецов, но не находили.
Их остановили, когда до открытого пространства оставалось полсотни метров. Из‑за стен соседних домов по пути следования полетели стрелы, высунулись головы врагов. Пехотинцы дико взревели. Первыми стрелами были поражены несколько человек. В ответ открыли огонь лучники, осыпав стены домов. Всадники оказались промеж двух огней, дико заржала раненная лошадь, вставая на дыбы и сбрасывая седока. Длинная стрела вошла в круп сверху, пробив попону в слабом месте.
Ярослав, видя замешательство людей (под таким плотным обстрелом нестойкие могут и побежать), дал шпоры Казбеку с намерением быстро проскочить опасное пространство. За ним последовало несколько всадников, и через минуту они спрыгнули перед дверями дома, в котором засели Энолы. Стены его были высоки, потому пришлось действовать пешим порядком. С обнаженными мечами они ворвались во двор, со стены которого только что метали стрелы Энолы, но никого уже не было. Взмахом руки Ярослав указал парням из отряда мечников направление вдоль внешней стены руин, где шла анфилада полуразрушенных комнат без единого следа крыш или сводов, а сам бросился вглубь постройки, вероятнее всего, на задний двор бывшего дома.
Проскочив прихожую и чёрный ход, увидел Энолов, покидающих двор через задние ворота. Расстояние до врагов оставалось незначительным, и Ярослав быстро нагнал улепетывающую группу из четырех воинов. Ещё несколько рывков, и он покрошит их в мелкую стружку. Неожиданно последний из врагов оборачивается и натягивает лук, пока его товарищи скрываются за воротами. Ярослав успел только наклонить голову вперед, как стрела, будто кувалда, ударила в гребень шлема, сделав рикошет в сторону. Если бы не инстинкт, он лежал бы сейчас и корчился со стрелой в глазу. Такой расклад очень обидел! Двумя рывками он достиг врага, не давая выстрелить вновь.
Понимая, что ни сбежать, ни пустить стрелу не успеет, Энол вытащил из ножен легкую, слегка кривую, изящную саблю и с ревом бросился в рукопашную, но силы были явно неравны. Их схватку можно сравнить, как бой между закованным в круповскую сталь неповоротливым броненосцем и легкой изворотливой парусной шхуной, которая не может ни сбежать от своего врага, ни победить, но шхуна о том ещё не знает!
Ярослав, взяв меч–бастард обеими руками, как палку, отбил ловкий выпад Энола своим лезвием. Клинок противника пропорол актеон на плече и со звоном и режущим свистом скользнул острием по плоскости меча и сочленениями миланской рукавицы. Не сдерживая себя, со всего маху, ответным движением Ярослав ударил врага эфесом в челюсть. Кости хрустнули, брызнула кровь, заливая лицо, одежду и оружие. Энол со стоном упал наземь, выронив меч.
Ярослав хотел прикончить врага и уже занес клинок для удара, но в последний момент остановился, злость перегорела, а неудачливый противник получил такой урок, что запомнит на всю оставшуюся жизнь. К тому же он, лежа на земле, вытянул руку в умоляющем жесте, а разбитые губы, коверкая звуки по причине сломанной челюсти, с трудом проговорили: «Не убивай!». И Ярослав не смог совершить действие, граничащее в его понимании с преступлением, схватил Энола за шиворот и протащил несколько шагов к воротам по земле. Там поставил на ноги и пинком послал на улицу. Раненый упал, но сразу поднялся и, сгорбив спину, неуверенной и неуклюжей походкой побежал по переулку в направлении невырубленных зарослей.
Возвращаясь, Ярослав подобрал саблю врага, его ножны и лук с горитом, отброшенные Энолом перед рукопашной. В этот момент вбежал его оруженосец Труба с возгласом:
— Я потерял тебя…
Ярослав отдал ему трофей и молча зашагал в сторону центрального входа.
На улице воины построились на самом краю квартала, при входе на площадь. Над гелеями стелился дым, в восточной части города разгорался пал. Сырые джунгли горели нехотя, тяжело, подымая в воздух огромные клубы дыма, северный ветер относил их к заливу, наполняя заросли тяжелым удушливым смрадом. Воины стояли несколько западнее через площадь, не охваченные стелющимися по земле чёрными клубами. Дальше наступать никто не решался, Шестопёр, сидя верхом, ждал возвращения отрядов, посланных для прочесывания близлежащих кварталов, когда Ярослав поднялся в седло, спросил:
— Будем наступать дальше?
В ответ Ярослав на секунду задумался, глядя на неуверенные языки пламени, встающие среди джунглей, осадил вертящего задом Казбека:
— Думаю, Энолы уже получили достойный урок, если мы прогоним их совсем, то они вернуться с большими силами. А нам это надо? Нет, нам надо добиться понимания, что силой они ничего не получат. Нам нужен долгий и прочный мир! Собери людей, и отступаем в крепость. Остальное довершит пожар.
— Выгорит всё на х…! — раздражённо заметил товарищ.
— Что делать? — согласился Ярослав, разворачивая коня в сторону крепости. — К утру будет ливень… потушит! Сутки не было!
По возвращению разрозненных отрядов вся колонна медленно потянулась в обратную сторону. Раненых несли на копьях, как на носилках, их количество достигло пятнадцати человек, и только чудом никто не был убит. Шестопёр, кивнув на людей, молвил:
— С этими эльфами воевать, что в крапиву с…ь садится, опасны слишком!
— Нам повезло, что их мало! Было бы человек сто пятьдесят, не дали бы нос высунуть из‑за стен.
— Мы не использовали арбалеты?
Ярослав покачал головой:
— Это наш последний козырь, один сегодня уже разыграли, не следует скидывать сразу все.
Проезжая по улицам и расчищенной площади предполья, замечали нахально торчащие из‑за стен разрушенных домов, ухмыляющиеся морды разведчиков войо. Они скалили клыки, нагло пялясь на людей, что‑то кричали. Не понятно, что они имеют в виду, то ли радуются драке промеж врагов, то ли поздравляют с победой. «Издеваются, гады, — огрызались уставшие воины, — погодите, ужо мы вам… дайте срок!».
Ярослав замечал раздражение в глазах людей, народу не нравилось, что их завернули на пол пути и дали уйти врагам. Все понимали, что это было сделано в угоду политики и в угоду личным интересам Ярослава, потому выражали глухое недовольство.
Энолы вынужденно погрузились на корабль и отошли от берега на середину залива, огонь охватил укромное место стоянки, языки пламени лизали верхушки деревьев, дым застилал тихую бухточку в восточной части города за крепостной стеной, едва заметной в этих местах. И хотя вполне возможно он не сможет перекинуться на корабль, пришлось уйти, хотя бы ради того, чтобы не вдыхать дым, клубы которого неслись над самой водой.
Настроение среди воинов резко упало, десять Энолов ранены, некоторые тяжело, о новом наступлении не могло быть и речи. Жалкие людишки в очередной раз обманули, никто даже не мог представить, что можно использовать в бою лошадей таким образом, надев на них непомерную броню и пустив впереди пехоты. Всадники просто смяли строй лучников, и тем ничего не оставалось делать, как бежать, либо без чести пасть под копытами взбесившихся животных. Удрученный положением принц Трисанто был готов на любые, самые неординарные шаги:
— У нас есть небольшое количество золота, — можно собрать украшения, дорогие пуговицы с наших курток, выкупить крайншен и Вашу сестру, Нур–ниса Клодоальд?!
— Сомневаюсь, что человек пойдет на такое, — качая головой, отвечал тот, — подкуп не удастся…
— Все люди жадны! Зато не придётся приносить клятву, и Нур–ниса будет с нами.
Принц вновь покачал головой:
— Я разговаривал с ним…
— Но попытаться стоит! — не галантно развел руками Трисанто, ему было уже не до этикета, — в конце концов, не убьют за это…
Многие из присутствующих хмыкнули, а листе Трисанто ехидно добавил:
— Разве что голышом выкинут за ворота!
— Или высекут! — добавил листе Лиэнело.
— Ли–сте, — протянул принц Трисанто, — в сложившейся ситуации мы вынуждены идти на какие‑то жертвы. И честь тут не самое главное. Вернуть крайншен — наша задача! — он взглянул в глаза принцу Клодоальду и неуверенно добавил, — И Нур–нису.
Разговор не вязался, листе сидели как в воду опущенные, ощущение поражения и безвыходности угнетало. Видя, что его Энолы не просто стараются переложить, как это водится, вину за неудачу на кого‑то другого кроме себя, а действительно сильно расстроены, удручены и не знают, что делать, принц Клодоальд решился и далее брать ответственность на себя.
— Мне в любом случае отвечать перед советом, — утвердительно заявил он, — поэтому и сейчас приму решение сам. Ни захватить крайншен силой, ни выкупить его мы не можем. Плыть за подмогой тоже, иначе оставим Нур–ниса–Инаят Миериэль беззащитной от произвола людей. Договор хотя бы внешне оградит её от унижений, и мы можем с чистой совестью требовать его выполнения…
— Но, Нур–ниса Клодоальд… клятва на дереве, — покачал головой принц Трисанто, — это серьёзно, мы не сможем её нарушить!
— Нур–ниса Трисанто, — Клодоальд взглянул в глаза принцу и многозначительно произнёс, — какова бы ни была клятва, это всего лишь слова, а крайншен — это злая магия! Завтра я иду в крепость!
Как и предполагал Ярослав, осенний, по местным меркам холодный, ливень, прошёл ночью, ближе к утру. Бурливые потоки воды затушили разрастающийся пожар, и к утру только тонкие струйки пара в редких местах поднимались над изувеченными джунглями. Огонь опалил верхушки деревьев, их подсохшую на солнце листву, во многих случаях не тронув остающийся сырым и влажным подлесок. Стволы торчали обугленные, лишённые зелени, земля продолжала иногда зеленеть, а по большей части чернеть, закопчённая и обугленная, но не покорённая пламенем. Горелый участок вокруг небольшой бухты опустел, Энолы стояли посреди залива, на удалении от крепости людей, при случае готовые уйти в море.
Только к полудню корабль приблизился, встав примерно на то место, где днём ранее бросил якоря корабль с Агерона.
Спустили шлюпку, и через несколько минут она причалила на пляже близ главных ворот крепости.
Ярослав, глядя на морские маневры Энолов, сетовал:
— Безобразие! Враги в нашей бухте чувствуют себя как дома, и мы ничего не можем сделать!
— Пока нет корабля, безнаказанность будет процветать, — согласился стоящий рядом Станислав, — в народе появилось мнение, что с приходом агеронцев у нас в достатке лодок для захвата любого корабля!
— Имеется в виду разбой?! — повысил голос Ярослав.
— Народ говорит, не разбой, а необходимость! всё равно самим не построить, а захватить проще, легче и дешевле. Зачем убиваться, когда эти корыта плавают мимо гуськом!
— Это твое мнение или коллектива?
— Не мое, но некоторые высказывают недовольство твоей зацикленностью на строительстве.
— Работать никому неохота, — хмыкнул Ярослав, — но понимаешь, эти, как ты называешь, корыта, что плывут мимо, действительно, корыта! Нам, понимаешь, нужно несколько иное, такое, что мы не сможем ни захватить, ни купить! Понимаешь?!
Станислав согласно кивнул головой.
— …Я не настолько честен в этом вопросе, как может показаться на первый взгляд, если бы в море нашлось нечто стоящее, будь уверен…
Энолы уже прошли ворота, и Ярослав вынужденно ушёл со стен.
Принца Клодоальда встретил в мегароне, один на один люди и Энолы остались за порогом помещения.
— Сакора Мирано Нур–ун–Ниса–инаят Клодоальд, — с поклоном приветствовал Ярослав, показывая по местному обычаю чистые руки, — надеюсь, события вчерашнего дня станут лишь досадным недоразумением в нарождающихся взаимоотношениях наших народов и не повлияют на дружбу в будущем.
Принц выглядел слегка растерянно, обычная надменность наедине сменилась живым интересом.
— Сакора Мирано Дхоу! — кивнул головой Клодоальд. — Я надеюсь, удастся представить перед советом происшедшее вчера как недоразумение, но в наших отношениях слишком много предвзятости и непонимания, мы слишком разные, но нам с Вами, Дхоу, необходимо найти решение.
— Вижу, ваши соплеменники созрели для разговора… — усмехнулся Ярослав.
Принц Клодоальд молча склонил голову.
— …В таком случае стоит сразу перейти к делу, мы плохо представляем обычаи Энолов, поэтому для страховки требуем фактического подтверждения наших, — Ярослав похлопал в ладоши, и в зал с черного, бокового хода вошли двое: Анна и старший сын Колтуна Нейрос, занявший возле отца место погибшего Богами. Ярослав представил вошедших:
— Эта юная леди, знаток законов индлингов, на неё будет возложена миссия подготовить договор в традициях нашего народа. Нирос хорошо знает язык ласу, модонов и Энолов. На него ляжет перевод. Как я уже предупреждал, во избежание разночтений список языка индлингов станет преобладающим. Вы готовы пойти на это и согласны ознакомиться с предварительным текстом?
Принц коротко согласился.
— Да! — он принял из рук Нироса бумагу с черновиком.
— Обратите внимание, Нур–ниса Клодоальд, — бесстрастно заметил Ярослав, — для легкости понимания под каждым словом языка индлингов стоит соответствующее слово или фраза языка Энолов.
После нескольких минут углубленного чтения принц раздражённого высказал свое мнение:
— В общих чертах понятно и разумно, но много ошибок, и почему так длинно? Разбирается каждая ситуация, оговариваются почти все возможные и нереальные случаи. Разве нельзя короче? Здесь целый список… Мне всё это придётся прочесть во время произнёсения клятвы.
— Нам обоим! — многозначительно уточнил Ярослав.
Принц Клодоальд недовольно помотал головой, вздохнул:
— Полный бред!
— Таковы наши традиции, — безнадёжно развел руками Ярослав, — однако согласитесь, все разумно и по существу.
— Согласен, разумно, но почему требуется столь подробно расписывать (разбирать) вопрос защиты чести Нур–ниса? Почему не сказать проще, берём на себя ответственность за сохранение чести Нур–ниса, а не обнародовать каждую из возможностей, в конце концов, это просто неприлично!
— Понимаю Ваше возмущение, но хочу заметить и обратить внимание на пункт девять в разделе «О защите чести и достоинства принцессы». Здесь разбирается порядок действия договорных сторон в случае, когда таковая будет утрачена добровольно, или достоинство оскорблено по согласию самой Нур–ниса. В случае общей фразы «Берем на себя ответственность…», ваша сторона может рассматривать оскорбление, как нарушение договора, но фактически, наша сторона будет невиновна в произошедшем. Этим пунктом удаляется возможный предлог для нарушения договора.
Принц сделал кислую мину, будто проглотил пилюлю:
— Хорошо, в этом случае можно согласиться, но вот говорится: «…сторона обязана оплачивать содержание Нур–ниса десять золотых долей в год». Невероятная наглость, сторона пленника оплачивает его содержание!
Ярослав терпеливо старался объяснить:
— Мы исходили из того факта, что после заключения договора и принесения клятвы Нур–ниса перестает быть пленником, а остается нашей гостьей на ближайшие семь лет. Как известно, гости сами оплачивают расходы совместно с хозяевами. Дело в том, что мы не в состоянии обеспечить Нур–нисе условия проживания, равные с Майорингом и Намгейлом. Только те, что будут возможны, значит, лучшее должна оплачивать ваша сторона, и десяти золотых достаточно для содержания охраны, дома, прислуги. Мы же можем обеспечить только комнатушку в крепости и одну из наших девушек.
— Всё едино, не могу согласиться! — твердо протестовал принц. — Кроме того, это ещё и большая сумма! Вы просто непомерно завышаете требования!
— Но ведь вам нужен крайншен?
— Нужен! — грустно согласился принц.
В течение нескольких последующих часов сумели согласовать весь текст, необходимый для клятвы и договора. Ярослав опасался, что предложение о главенстве текста индлингов вызовет непонимание со стороны Энолов, но это не вызвало серьёзных вопросов. Энолы больше придирались к объему уточнений, с их точки зрения бессмысленных и само собой разумеющихся, но в определенной степени здесь крылся подвох. Ярослав видел его и не давал возможности обмануть, как это случалось с местными. Энолам часто удавалось играть на безграмотности и непредусмотрительности людей, отчего те справедливо считали их обманщиками, не держащими слово.
В результате напряжённых переговоров удалось составить документ, который устроил обе стороны. Часть предложенного ранее была сокращена, кое‑что добавлено, и внесена масса поправок, без которых привести обе версии к единому пониманию было невозможно. Весь остаток дня ушёл на споры, переписывание по десятому разу и бесконечные переговоры один на один, когда из мегарона выгоняли всех лишних людей и Энолов.
К вечеру подошли вплотную к самому обряду. Сохраненный в прошлом дубок подле мегарона вполне удовлетворил Энолов. Крепкое, молодое дерево часто служило укрытием от солнца для тех, кто по каким‑то причинам был вынужден находится на площади под его жаркими лучами. С его ствола удалили часть коры величиной с ладонь, и как полагалось, в присутствии свидетелей принц Клодоальд произнёс клятву за себя и всех Энолов. Клятва оказалась, по их меркам, слишком длинной, но принц произнёс её слово в слово, не сокращая и не добавляя, чему свидетелем был ласу Нирос, знакомый с языком.
Со стороны людей текст договора прочел Ярослав как вождь и глава колонии. Немедленно по зачтении клятва считалась вошедшей в силу, и Энолам был передан сверток крайншена, а Миэле освобождена из плена прямо на площади и к ней приставлена охрана. Энола была свободна в пределах крепости и окрестностей, но не имела права покидать долину или сбегать от стражи.
Принц Клодоальд простился с сестрой и перед самой посадкой в лодку для отплытия перебросился с Ярославом парой слов. Разговор происходил, как и ранее, на пандусе, у ворот, никто не слышал их слов.
— Прощайте, Дхоу! — с некоторой грустью произнёс принц Клодоальд. — Надеюсь, в вашем сердце есть чувства благодарности в отношении моей сестры.
— Не сомневайтесь, я буду защищать Миэле как свою собственную и хотя не обещаю отсутствие опасностей, обстановочка у нас ещё та…, постараюсь сделать всё возможное. Думаю, её вынужденное пребывание у нас не растянется на семь долгих лет. Страсти улягутся, и Миэле вернется в родные леса. Во всяком случае, я буду содействовать скорейшему возвращению.
Принц благодарно поклонился, достал из‑за пазухи небольшой шитый узором мешочек:
— Здесь некоторое количество долей золота и несколько украшений, хочу передать их Вам на расходы по устройству достойного положения Нур–нисы. Здесь немного, но все, что я сумел собрать. Через несколько месяцев перешлю ещё. Это половина средств. Вторую я передал Миэле, но, возможно, она не сможет правильно распорядиться, моя сестра так непрактична в жизни.
— Не беспокойтесь, — успокоил Ярослав, — я присмотрю за ней!
— Благодарю, Дхоу! — принц вновь кивнул головой, сбежал с пандуса, прыгнул в шлюпку, и уже через десять минут корабль «Белокрылый Драгеон», поставив парус, правил в открытое море.