Извращенное Притяжение

ГЛАВА 1

Солнце жгло сухую землю, заставляя воздух мерцать, искажая очертания почти двух дюжин гоночных машин, выстроившихся на заброшенной остановке. Был только конец Апреля, но недалеко от Долины Смерти температура днем уже достигала невыносимых высот. Я заглушил двигатель своего желтого BMW M4 и вышел. Пот почти мгновенно выступил на моей коже, заставляя мою белую футболку липнуть к коже. Я привык к тепловым волнам, так как вырос в Лас-Вегасе, но неподвижный воздух в этой части страны все еще заставлял меня задыхаться. Жара наносила ущерб машинам и гонщикам, поэтому мы и выбрали этот район для нашей квалификации.

Многие знакомые лица кивали мне через окна своих машин, оставаясь в прохладном укрытии, которое обеспечивало помещение. Некоторые из них так и не продвинулись дальше квалификации, но другие проявили серьезный талант. Мои шаги на ненадолго замедлились, взгляд волшебным образом сфокусировался на полоске пылающего рыжего. На мгновение я был уверен, что это фата-моргана (редко встречающееся сложное оптическое явление в атмосфере, состоящее из нескольких форм миражей, при котором отдалённые объекты видны многократно и с разнообразными искажениями. Своё название получило в честь волшебницы — персонажа английских легенд Феи Морганы.). Медленно, все больше и больше рыжие полосы цвета обретали форму. Длинная копна рыжих волос обрамляла бледное лицо. Ее красные губы цвета засохшей крови изогнулись в улыбке вокруг сигареты, свисающей изо рта. Улыбка не была ни кокетливой, ни особенно дружелюбной. В ее глазах стоял вызов. Было слишком рано для прихода девушек и фанаток — они в основном придерживались финальных гонок или толпились вокруг победителей квалификационных заездов после финиша — и даже если нет, я знал, что она не одна из тех девушек. По тому, как она сидела на капоте неоново-зеленой Тойоты Супра, я понял, что это ее машина и сегодня она будет участвовать в гонке. Девушки редко попадали в финал. Мой брат Римо считал, что им не хватает безжалостности и амбиций, но они, вероятно, только более разумны, чем мы, мужчины. Такое чувство, что эта девушка может удивить нас.

Я оторвал взгляд от рыжеволосой и направился к заправке.

Рядом с обветшалым магазинчиком жужжал генератор, питая небольшой блок переменного тока внутри ветхого здания. Я вошел в наш импровизированный штаб, где Крэнк уже просматривал регистрационные бланки, лежавшие на столе. Внутри жара была чуть более терпимой, но у маленького кондиционера нет ни единого шанса против почти ста градусов, обрушившихся на нас. Разбитое окно бензоколонки, конечно, тоже не помогало.

— Есть новоприбывшие? — спросил я, пожимая протянутую руку Крэнка.

Я знал по крайней мере об одной, и было ужасно любопытно узнать о ней.

— Три, — сказал Крэнк. — Девушка и ее брат. Плюс еще один парень с огромным эго.

— Он не может быть хуже нашего любимого эгоиста?

Гонки были магнитом для определенного типа людей, но некоторые проявляли чрезмерную эгоцентричность.

— Пока не уверен, но близко.

Я протянул руку к бланкам, которые Крэнк нарыл о новичках. Прищурился, читая, что Крэнк нашел на девушку и парня с ней — ее предполагаемый брат. Ничего. Никаких арестов. Безупречная чистота с родовыми именами.

— Это дело дурно пахнет, — пробормотал я.

Мэри, серьезно? Эта девушка не Мэри. Единственный способ, при котором она могла быть похожей на Мэри, это стать Кровавой Мэри в стакане.

Крэнк кивнул.

— Фальшивые имена, определенно. У парня есть намек на акцент. Восточноевропейский или что-то в этом роде.

Единственный раз, когда я имел дело с людьми с восточноевропейским акцентом, это была Братва, пытающаяся вмешаться в бизнес или убить меня. Однако гонки не были их главной целью. В конце концов, наркотики и проституция их самая успешная сфера бизнеса.

Я отправился на поиски «Джона» и «Мэри».

Квалификационная гонка начнется через час. Если эта девушка и ее спутник окажутся проблемой, я хотел узнать об этом заранее и убедиться, что они держатся подальше — если только это не забавный вид неприятностей. Рыжая все еще курила, прислонившись к капоту своей машины. К этому времени ее сигарета догорела до маленького окурка. Она стряхнула его пальцами. Учитывая красный цвет ее губ, я ожидал, что ее ногти будут такого же цвета, но ее короткие ногти были окрашены в темный, почти черный цвет.

Парень рядом с ней с короткой стрижкой растоптал ее сигарету, когда она приземлилась перед его обутыми в ботинки ногами. Такое ощущение, что это их обычная динамика. Я направился к ним. «Джон» что-то сказал «Мэри», но она только улыбнулась мне. В ее глазах не виднелась нервозность, когда я остановился перед ними. Она закурила еще одну сигарету. Возможно, это небольшой признак беспокойства, но с этой девушкой трудно сказать наверняка. Обычно татуировка Каморры на моем предплечье заставляла большинство людей гадить в штаны, даже тех, кто хорошо меня знал, а они даже не регистрировались под вымышленными именами на моих гонках.

— Мэри, Джон, — сказал я с жесткой улыбкой.

Парень едва заметно кивнул.

Девушка сделала затяжку, прежде чем раздавить ее тяжелым черным кожаным ботинком.

— Какие чудесные имена...

— Вообще-то, Динара.

Фальшивый Джон бросил на нее предупреждающий взгляд.

— Мэри, что...

В его словах было что-то такое, свидетельствовавшее, что английский не был его родным языком..

— Дай нам минутку, Дима.

Она не сводила с меня глаз. Дима бросил на меня суровый взгляд, обещая возмездие, и что-то в его голубых глазах ясно давало понять, что он не новичок в причинении боли другим, но и я тоже.

— Динара?

Она одарила меня натянутой улыбкой.

— Михайлова. Динара Михайлова.

Она произнесла фамилию так, словно оно что-то значило или должно было что-то значить для меня. У меня не было привычки увлекаться всеми деловыми сферами Каморры. Организация и проведение гонок это работа на полную ставку.

— Звучит по-русски.

И не только это, это фамилия чертового Пахана Чикаго, королевской крови Братвы. Но Михайлова распространенная фамилия в России, так что это ничего не значит.

— К чему эти фальшивые имена, если ты отказываешься от них при первой же возможности?

Она пожала плечами.

— Дима настоял, и это привлекло твое внимание.

Как будто для этого ей понадобились бы фальшивые имена. Эту девушку тяжело игнорировать.

— Русская фамилия произвела бы тот же эффект.

Ее улыбка стала шире, белая на фоне сочных красных губ.

— Ты не любитель русских?

Я обошел ее машину, получше рассматривая краску. На пассажирской дверце было написано «Гадюка», а по капоту извивалась змея.

— Просто какая-то русская.

Она не сводила с меня глаз. Я не мог сказать, было ли это из-за беспокойства, что я что-то сделаю с ее машиной, или потому, что у нее имелись проблемы с доверием. Возможно, и то, и другое.

— И что же это за какая-то русская?

Я остановился рядом с ней и прислонился к капоту ее машины в откровенной провокации. Не трогайте чужую машину без разрешения и определенно не используйте ее в качестве стула.

— Ты хочешь участвовать в гонках?

Она ухмыльнулась.

— Быстро соображаешь.

Я подавил улыбку. Мне нравилась ее дерзость.

— Это требует мужества. Немногие девушки доходят до конца. Это грубая игра. Люди страдают. Люди погибают.

Она поднялась с капота, став выше меня. В ее глазах мелькнул гнев.

— Я не такая, как другие девушки.

— У меня нет никаких сомнений.

Я тоже встал, вновь возвышаясь над ней. Это моя территория, и все подчиняется моим правилам, даже этой девушке придется этому научиться.

— Удачи в квалификационной гонке. Не дай себя убить.

— Меня трудно убить.

Я кивнул и, ухмыльнувшись Диме, который ни на секунду не выпускал нас из виду, направился обратно к заправке. Он избавился от футболки, обнажив покрытую шрамами голую спину. После автомобильной аварии в прошлом году ожоги нанесли урон его спине и левой руке.

— И? — спросил он, оторвавшись от одного из ноутбуков.

Wi-Fi мог тормозить, но мы старались следить за входящими ставками. Нино и пара бухгалтеров следили за большой частью ставок, но, если дела шли слишком медленно, иногда нам приходилось прикладывать силы и усложнять гонки, поднимая волнение людей.

— Как мы и подозревали. Не их настоящие имена. — Крэнк поморщился и взял их регистрационные бланки. — Так что ты хочешь сделать? Вышвырнешь их с предупреждением? Или...

— Я должен позвонить Римо.

— До начала гонки осталось всего сорок пять минут.

— Это не займет много времени. Римо ненавидит болтать.

Я бросил взгляд в окно. Динара наблюдала за мной. Если она связана с Братвой, то играла в опасную игру. Дни нашего перемирия истекли. Если она шпионка или хочет манипулировать гонками, мне придется разобраться с ней и Димой. Эта мысль мне не понравилась, но время, когда угрызения совести удерживали меня от выполнения необходимого, давно прошло.

Я изучила информация об Адамо Фальконе. Все остальное было бы глупо. Но он все равно удивил меня. На снимках, которые я нашла в Даркнете, он выглядел моложе, более солнечным парнем с его непослушными, слегка завитыми волосами и подстриженной бородой. Как те серферы, за которыми я наблюдала во время каникул в Португалии. Я ожидала увидеть избалованного парня, разбрасывающего свою фамилию, как гранату, пытаясь произвести впечатление, и с такой фамилией, как Фальконе, он наверняка добился бы успеха.

Я встречала более чем достаточно парней и мужчин такого типа раньше, но уже могла сказать, что он не был одним из них. Я посмотрела несколько роликов, где он в клетке. Их было немного, но тяжело было связать эти жестокие бои с фотографиями улыбающегося солнечного парня в Даркнете. Теперь я поняла. Что-то темное скрывалось за этими карими глазами. Было чувство, что он может в мгновение ока перейти от легкого поведения к безжалостной жестокости. Все-таки он Фальконе. Их репутация распространилась далеко за пределы их границ. Страх не был моей сильной стороной, поэтому я никогда не понимала благоговения в голосах стольких людей, когда они говорили о монстрах из Вегаса.

Я не сомневалась, что он носил фамилию Фальконе как оружие, если потребуется, но он казался достаточно уверенным, управляя гонщиками благодаря своей собственной харизмы. Я смотрела, как он возвращается на убогую заправку. Две девушки, стоящие в тени крыши, следили за ним голодными глазами. Могущественная фамилия, деньги и аура плохого парня с неоспоримым фактом, что у Адамо было тело, от которого мало кто из девушек отказался бы, притягивали их, как мотылек на пламя. Его потная футболка прилипла к груди, обнажая контуры мышц и внушительный пресс, и его задница в темно-синих джинсах тоже была неплохой.

Я знала, что сейчас он позвонит в Вегас и попросит дальнейших инструкций. Адамо, может быть, и организатор гонок, но его старший брат и Капо Римо Фальконе помешан на контроле и следил за всем. Двум русским, появившимся на их территории, определенно требовался семейный разговор. Мой пульс участился при мысли о Римо, но я подавила тревогу. Это не спринт, а марафон.

Дима подошел ко мне.

— Это плохо. Ты ведь это знаешь, верно? — прошептал он по-русски.

— Посмотрим, — ответила я, не потрудившись понизить голос.

Скоро все поймут, что мы русские, зачем это скрывать?

— Мы должны позвонить твоему отцу на случай, если дела пойдут плохо. Я не смогу защитить тебя в одиночку.

— Нет, — отрезала я. — Помни о своем обещании, Дима.

— Я помню. И первой клятвой, которую я дал, было защищать тебя.

— С нами всем будет в порядке.

Я не чувствовала той уверенности, которую передавал мой голос. Адамо не был слишком враждебен, и я ощущала, что Римо не причинит мне вреда. Я не была полностью уверена в безопасности Димы, но все попытки заставить его покинуть меня тщетны. Пытки или смерть не были моей главной заботой. Я не хотела, чтобы меня прогнали. Мне нужно было узнать Адамо Фальконе, заставить его доверять мне, чтобы он рассказал мне все, что я хочу знать. Но чтобы это произошло, я должна стать частью гонок.

ГЛАВА 2

Римо не отвечал на звонки, поэтому я позвонил Нино.

— В чем дело? Ты никогда не звонишь перед гонкой, если это не срочно.

Конечно, Нино уже был на шаг впереди.

— Это срочно. У нас могут возникнуть проблемы. Два новых гонщика. Фальшивые имена. Русское происхождение. Дима Антонов и Динара...

— Михайлова.

Я привык к тому, что Нино знает все, поэтому не слишком удивился.

— Ты знаешь ее?

Нино молчал почти минуту, а это означало, что дело действительно плохо.

— Поговори с Римо. Он может рассказать тебе больше.

— Если он знает, то и ты тоже. В чем секретность?

— У Динары и Римо есть история.

— История? Что, черт возьми, это должно означать?

Динара моложе меня, максимум моего возраста, так что история не могла означать, что он спал с ней, но это было почти единственным его интересом к женскому полу до того, как он встретил свою жену Серафину.

— Поговори с Римо.

— Он не рядом? Почему бы тебе не передать ему трубку?

— Дай мне секунду. Он в клетке с Невио.

Моему племяннику всего шесть лет, почти семь, но они с Римо часто тренировались в клетке, в основном, работая над контролем вспышек Невио и его гиперактивности.

Послышался шорох, затем линия затихла. Я нетерпеливо ждал. Раньше меня очень беспокоило, что мои старшие братья хранили от меня секреты, но теперь это раздражало. Римо и Нино прошли через многое вместе. Они разделяли многие секреты, в которые я никогда не был посвящен. Еще один шорох в трубке, затем глубокий, запыхавшийся голос Римо.

— Адамо, ты хочешь поговорить?

Я сомневался, что Нино не посвятил его в то, что я хотел с ним обсудить, но теперь я знал игры Римо. Прислонившись к стене, я следил за рыжей через разбитое окно.

— Сегодня на трассе появились два гонщика из России. Дима Антонов и Динара Михайлова. Интересно, совпадение ли, что у Динары такая же фамилия, как у Пахана Братвы Чикаго?

Ее глаза на мгновение встретились с моими, и снова эта вызывающая улыбка поразила меня, будто она знала, что я делаю и с кем разговариваю. Она не выглядела обеспокоенной. Совсем. Это делало ее либо очень храброй, либо очень безрассудной. Последнее объяснило бы, почему она увлеклась нелегальными уличными гонками.

— Нет, это не совпадение. Она его дочь.

— Его дочь? — повторил я, не веря своим ушам, главным образом потому, что Римо не был шокирован этой новостью или даже встревожен. Я надеялся, что она какой-нибудь дальний родственник. Но его дочь? Блядь. — И какого хрена она делает на нашей территории? Играет в гонщицу? Не говори мне, что это совпадение.

— Ты с ней разговаривал?

— Да, она зарегистрировалась под фальшивым именем. Она и русский парень с ней.

— Наверное, ее телохранитель. Сомневаюсь, что Григорий позволил бы ей явиться одной.

— Ты думаешь, Пахан знает, что его дочь находится на нашей территории?

— Я считаю, Григорий всегда знает о местонахождении Динары.

— Как насчет того, чтобы рассказать мне, почему она не боится оказаться на вражеской территории? Почему она назвала свою фамилию, не моргнув и глазом?

Римо на другом конце провода замолчал. В то время как Нино делал это, обдумывая следующие слова, Римо, вероятно, просто хотел поиграть со мной.

Я потерял терпение.

— Нино сказал, что у тебя с ней история. Какая история? Предполагаю, что ты не трахнул ее в какой-то момент. Ты не спишь с несовершеннолетними, и сомневаюсь, что ты изменил бы Фине.

— Осторожнее, Адамо.

— Тогда скажи мне. У меня нет времени вытягивать из тебя ответы. Мне нужно организовать гонку.

— Тогда занимайся этим. Не вижу проблемы.

О, он не видел проблемы?

— Ты хочешь, чтобы я задержал ее и того парня вместе с ней? В качестве рычага давления на Братву?

Мы не вели открытой войны с русскими на нашей территории. Они не были нашей заботой, но Братва на территории Каморры определенно доставляла беспокойства. Они напали на наши рестораны, убили отца и бабушку жены моего брата Савио, Джеммы. Он был наименее злопамятным из моих старших братьев, но он определенно держал огромный зуб на Братву. Не говоря уже о том, что Римо объявил войну Григорию за то, что тот не помог ему, когда меня похитили. Иметь принцессу Братвы на нашей территории, особенно позволять участвовать в наших гонках, казалось особенно плохой идеей.

Римо некоторое время молчал.

— Нет, пусть остается. Не вижу ничего плохого в том, чтобы позволить ей участвовать в наших гонках.

— Ты не видишь ничего плохого? Ты уверен, что Григорий разделит твою веру? — пробормотал я.

Если Динара будет ранена или даже убита в ходе гонок — даже если смерть случается редко — Григорий поднимет шум.

Римо что-то скрывал от меня. Снова. Неужели он все еще думает, что я не могу справиться с этим дерьмом? Разве я не доказал, что я больше не чертова киска с тех пор, как вернулся из Нью-Йорка? За последние три года я сделал все необходимое, устраивая гонки на нашей территории еще более прибыльными.

— Я уверен, что Григорий вмешался бы, если бы у него возникли проблемы.

— Это то, о чем я беспокоюсь, и немного сбит с толку, почему ты не беспокоишься, если только ему не наплевать на своего ребенка.

— Ох, ему не наплевать, поверь мне.

— Просто прекрати эти глупые игры и скажи мне, что, черт возьми, произошло?

— Ты помнишь Иден?

— Шлюха, которая работает в Сахарнице?

Я никогда не общался с ней, не говоря уже о связи с ней, но моя подруга с привилегиями Си Джей упоминала ее пару раз. Они обе продавали свои тела за деньги.

— Она мать Динары. Сбежала от Григория с Динарой и в итоге оказалась в Вегасе, попросив помощи, чтобы скрыться от Григория.

— И что? Ты заключил сделку с Григорием, вернул ему дочь на блюдечке с голубой каемочкой и принудил Иден работать проституткой, заставляя ее заплатить за похищение собственной дочери? Савио как-то упомянул, что Григорий просил тебя превратить ее жизнь в ад.

— Ты всегда думаешь обо мне самое худшее, — его слова сочились сарказмом.

Мои отношения с Римо какое-то время были плохими, особенно в раннем подростковом возрасте, но мы миновали этот период, даже если иногда и ссорились.

— Зачем ты испачкал руки? Почему не позволил Григорию разобраться с ней?

Он мрачно рассмеялся.

— Ты думаешь, она встретила бы более добрую судьбу в его руках?

— Нет, но мне интересно, почему ты взял на себя ответственность наказать ее.

— Я садист, извращенный ублюдок, помнишь?

— Блядь, Римо.

— Значит, ты хочешь сказать, что я не садист и не извращённый ублюдок?

— Да, но ты всегда делаешь что-то с определенной целью.

Римо долго молчал.

— Не спускай с нее глаз.

— Думаешь, она пытается сблизиться с нами, чтобы помириться с матерью? Узнать правду о ее прошлом, которой ты не хочешь делиться со мной?

— Я уверен, что причина, по которой она здесь, это прошлое. Пока ты присматриваешь за ней и следишь, чтобы она не убила себя или тебя, то все в порядке. Держи меня в курсе.

Его отказ задел меня за живое. Я уже привык к его загадочным словам, но иногда они все равно заставляли меня выходить из себя.

— Я буду держать тебя в курсе, Капо.

Римо усмехнулся.

— Тебе лучше это делать. Как продвигается гоночный бизнес?

— Хорошо. Разве Нино не показывал тебе отчет с цифрами? За последние пару лет мы выросли, особенно в связях с расширенными квалификационными гонками. Но сейчас у меня нет времени на разговоры. Мне нужно сообщить Динаре хорошие новости.

Я повесил трубку, и мой взгляд вернулся к Динаре и Диме. Отсутствие у Римо беспокойства по поводу их внезапного появления обеспокоило меня. Он любил провокации и острые ощущения конфликта, даже теперь, будучи женатым, возможно, даже больше. Быть может, он увидел в появлении русской принцессы прекрасный шанс внести немного тепла в нашу жизнь. С другой стороны, я хотел, чтобы мой гоночный бизнес шел гладко. Это мой ребенок, в которого я вкладывал все свое сердце и душу. Я должен выяснить, почему Динара и Дима действительно здесь, и если они окажутся проблемой. Если да, я позабочусь, чтобы они покинули нашу территорию. Римо мог бы придумать другой способ сделать свою жизнь более интересной, если бы пытки врагов и бои в клетках больше не заводили его.

Динара сидела на капоте своей машины, ее рыжие волосы развевались на утреннем ветру. Дима стоял рядом, скрестив руки на груди, и подозрительно поглядывал на окружающих гонщиков. Неудивительно, учитывая взгляды, которые они бросали на Динару. Некоторые из них были забавными и уничижительными, другие кокетливыми или откровенными.

Они думали, что она хороший кусок задницы, которая не имеет никаких шансов в гонке и будет впечатлена их навыками на заезде. Некоторые из этих парней, вероятно, даже думали, что у них появится шанс с ней после.

Динара оттолкнулась от машины и направилась ко мне, швырнув окурок на дорогу и растоптав его. Я иногда курил, но эта девушка была дымоходом по сравнению со мной. Я ждал ее, засовывая телефон обратно в карман. Она была сногсшибательна со своими высокими скулами, пухлыми губами и длинными ногами. Огонь в ее глазах и уверенная улыбка на губах делали ее похожей на свирепую богиню, особенно с этими рыжими волосами, пылающими в лучах заходящего солнца.

Она остановилась прямо передо мной.

— Ну что? Мы прошли проверку? Нам разрешено участвовать в твоем гоночном цирке?

Я ухмыльнулся.

— Сегодня вы можете принять участие в квалификационной гонке. Если попадете в наш гоночный лагерь, то это зависит от вас и ваших навыков вождения.

Динара склонила голову набок.

— Я не беспокоюсь о своих навыках вождения, Фальконе. А как насчет твоих? Когда ты в последний раз участвовал в квалификационной гонке? Ты ведь принимаешь участие в главных заездах, не так ли?

У нее был хороший язык и бравада, я должен отдать ей должное. Большинство людей, даже в гоночном лагере, либо целовали землю, по которой я ходил, либо старались держаться подальше от меня из страха.

— Я часть лагеря, потому что один из лучших водителей, Динара. Если бы я присоединился к квалификационной гонке, это означало бы только то, что меньше новых гонщиков получат шанс пройти дальше.

Гонщики, участвовавшие во всех главных заездах сезона, были частью нашего гоночного лагеря, что и обещало название: лагерь, где мы все жили в месяцы гонок.

Она наклонилась ближе, давая мне возможность по-настоящему полюбоваться сине-зелеными глазами, оттенка которых я никогда не видел.

— Тогда почему бы тебе не присоединиться к гонке сегодня? Продемонстрируй свои удивительные навыки вождения. Давай мы посмотрим на то, что у тебя есть, Фальконе.

Обычно меня не так-то легко было поймать, но Динара взяла меня на крючок. Я хотел произвести на нее впечатление и узнать, почему она здесь. Какова ее конечная цель.

— Хорошо, — сказал я, ухмыляясь. — Сегодня я приму участие в гонке, но не приходи потом ко мне плакаться, потому что твой брат не победил.

— Дима большой мальчик. Он может постоять за себя.

— Я не недооцениваю ни одного из вас. Но и меня лучше не недооценивать. Я Фальконе, победа у меня в крови.

— И высокомерие тоже?

Я улыбнулся.

— Думаю, что мы оба не испытываем недостатка в уверенности, когда речь заходит о гонках. А теперь давай прекратим болтовню и докажем, что мы не просто слова.

Динара встала на цыпочки, наклонилась еще ближе и приблизила губы к моему уху.

— Да, давай сделаем это, Адамо.

Она отступила назад и развернулась, уходя, давая мне идеальный взгляд на ее задницу в обтягивающих штанах. Я провел рукой по волосам. Она была горячей, но я предпочитал меньше проблем в своей сексуальной жизни. В прошлом переспать с девушками было хлопотно, поэтому я перестал реагировать на это. Работа и развлечения лучше держать порознь.

Я уже целую вечность не участвовал в гонках. Двадцать пять гонщиков расположились в лагере, и еще пять могли претендовать на участие через квалификационную гонку, но только водители с лучшими позициями в течение года оставались в лагере на следующий сезон. Я всегда был одним из лучших гонщиков, в течение многих лет, так что квалификация не была необходима. Тем не менее, я должен был признать, что испытывал головокружительное возбуждение от того, что снова стал частью заезда. Атмосфера была иной, меньше доминировали деньги и ставки, ощущался более свободный дух.

Я усмехнулся. Будет весело.

На лице Димы мелькнуло неодобрение. В последнее время он в хорошем настроении.

— Мы можем участвовать, — сказала я.

— Значит, мы получили официальное благословение клана Фальконе? — усмехнулся он по-русски.

— Не знаю, как насчет их благословения, но они не возражают против нашего участия в гонках. Вернее, Римо Фальконе не возражает, потому что именно он дергает за ниточки.

— Он заставит своего младшего брата следить за нами. Они должны подозревать, что за этим стоит нечто большее, чем просто игра в гонщиков.

— Конечно. Уверена, что Адамо сделает все возможное, чтобы вытянуть из меня информацию.

Дима посмотрел на меня, серые глаза превратились в щелочки.

— Не позволяй его обаянию ослабить твою броню.

Я расхохоталась.

— Какое обаяние? Только потому, что у тебя образ солнечного парня, не означает, что любой другой парень, способный улыбаться, является Казановой на охоте. — Дима даже не улыбнулся. Я толкнула его плечом. — Не волнуйся. Я могу постоять за себя.

— Я знаю, что можешь, но не стоит недооценивать Фальконе, даже самых молодых. Они не принимают это всерьез, если их разыгрывают, а мы на их территории. Григорий пошлет кавалерию, но с нашими это не пройдет гладко.

Я закатила глаза.

— Не вызывай призраков, Дима. Не будет никаких причин для кавалерии или других спасательных операций. — я поцеловала его в щеку. — И у меня есть ты, не так ли?

Он вздохнул.

— Просто будь осторожна. Ты знаешь, что сделает твой отец, если узнает об этом. Однажды он бросит меня в бочку с нефтью.

— Ты ему слишком нравишься. Он подарит тебе быструю смерть, — сказала я с кривой улыбкой.

Дима издал резкий смешок.

— Рад, что ты находишь это забавным.

— Все будет хорошо.

— В конце концов, тебе придется оставить прошлое в покое, Динара, или оно поглотит тебя.

— Оно уже наполовину поглотило меня. Единственный способ покончить с этим это найти правду. Мы оба знаем, что мой отец разборчив, когда рассказывал мне, о случившемся.

— Он хочет защитить тебя.

— Он не может, никто не может. Это мой бой.

Рев двигателей наполнил воздух. Я всегда любила скорость. Трепетала от этого. Мы с Димой гонялись друг против друга, сначала на велосипедах, потом на машинах, но никогда не на профессиональном уровне и не с таким количеством соперников.

Адамо остановился на своей машине рядом с моей, одарив меня уверенной улыбкой.

В отличие от большинства других парней, он не смотрел на меня так, будто я бредила, думая, что могу гонять на машине. Большинство девушек, которые являлись частью гоночного лагеря, носили горячие штаны и разваливались на капотах тачек. Их единственной целью было оказаться в постели с гонщиком, а еще лучше стать его девушкой.

Одна из этих девушек появилась на подиуме слева со стартовым флагом. Ее горячие штаны даже не прикрывали нижнюю часть ягодиц, но я должна была признать, что она могла снять их.

Дима притормозил на своей машине справа от меня, послав мне предупреждающий взгляд.

— Не делай глупостей, — вот что говорило выражение его лица. Я закатила глаза. Мы здесь не просто так, и ничто не может помешать мне достичь своей цели.

Мое внимание переместилось налево, где Адамо припарковался на своем желтом BMW М4, его окно было опущено, а мускулистая рука небрежно покоилась на дверце. Его глаза встретились с моими, и один уголок рта приподнялся. Мое сердце ускорилось, и я прищурилась, глядя на него, мне не нравилась реакция моего тела на слишком самоуверенного младшего брата Фальконе. Но, черт, он выглядел настоящим мужчиной, бедой и опасностью, в том, как развалился на своем сиденье, будто это то место, где он должен находиться. Его царство.

Я завела двигатель раз в вызове. Меня не так-то легко запугать. Адамо был силой, с которой приходилось считаться на трассе, но он не единственный, у кого в жилах течет скорость. Звук двух дюжин двигателей заполнил тишину, словно волчья стая зарычала в унисон. По моей коже побежали мурашки, а пальцы, сжимавшие руль, напряглись. Я никогда не участвовала в гонках больше, чем с парой гонщиков.

Девушка подняла над головой флаг, дерзко улыбаясь. Адамо кивнул мне, словно желая удачи.

Я ухмыльнулась. Я не нуждаюсь в удаче. Я обладала мастерством и преимуществом быть недооцененной большинством моих противников.

В ту же секунду, как девушка опустила руку с флагом, я ударила ногой по газу. Гадюка с ревом рванула вперед, поднимая пыль и скрывая от меня окружающих. Несколько секунд я не видела ни своих противников, ни дороги перед собой, только непроницаемую песчаную бурю, разбуженную шинами. Я вслепую вела машину вперед, не отпуская педаль газа. Затем, наконец, пыль осела, и все вокруг стало в фокусе, а вместе с ним и машина Адамо, который ехал на расстоянии вытянутой руки впереди меня. Дима по-прежнему ехал справа от меня, а на том месте, где был Адамо, гнала другая машина. Нас всех занесло на первом повороте, но я едва снизила скорость, даже когда моя машина врезалась в неизвестного противника. Я ускорилась в ту же секунду, когда моя машина проехала поворот, мои руки сжимали руль, контролируя Гадюку. Адамо все еще ехал впереди, но я рассчитывала, что мой рискованный маневр приблизит меня.

Мой противник слева протаранил мой бок, едва не сбив с дороги. Очевидно, расплата.

— Да пошел ты! — яростно воскликнула я.

Моя нога на газе стала тяжелой от силы давления. Дима отступил, затем скользнул за меня и устроился позади моего агрессивного противника. Потом он въехал в багажник.

Усмехнувшись, я снова сосредоточилась на Адамо передо мной. Дима разберется с мстительным идиотом.

Я медленно догоняла BMW, когда Адамо внезапно снизил скорость, пока мы не оказались капот к капоту, и я смогла разглядеть его лицо. Он ухмыльнулся.

Я приподняла бровь. Впереди нас ждала крутая извилистая дорога, гораздо хуже предыдущей. Адамо поднял брови, прежде чем сфокусировать взгляд на трассе, и снова прибавил скорость. Ублюдок притормозил, проверяя меня. Как бы я ни давила ногой на газ, Адамо оставался на полкилометра впереди меня. Я въехала в поворот менее чем через секунду после него, и мои задние шины вспыхнули. Я крепко держалась и осторожно повернула руль в другую сторону, прежде чем снова набрала скорость и катапультировала нас с Гадюкой из опасного поворота. Позади меня на полкилометра гнали четыре машины, один из них Дима. Мы оставили позади большинство других гонщиков, но только пятеро из нас доберутся до финальной гонки, и у меня было чувство, что Адамо не будет на стороне проигравших. Он был слишком хорош, а его машина чертовски быстра.

Двадцать секунд спустя Адамо пересек финишную черту первым, а я вслед за ним. Я издала боевой клич. Подъехав к машине Адамо, припаркованной рядом с импровизированной трибуной победителя, я опустила стекло. Адамо уже выходил из машины. Заходящее солнце превратило небо позади него в огненное пламя. Он вытащил из кармана джинсов пачку сигарет.

— Отличная гонка, Фальконе, — крикнула я, перекрывая шум приближающихся гоночных машин.

Его губы дернулись вокруг сигареты, и он шагнул ко мне. И снова я не могла перестать восхищаться его загорелыми, сильными предплечьями и очертаниями его шести кубиков сквозь тонкую белую футболку. Будто зная, о чем я думаю, его улыбка стала дерзкой. Он протянул мне пачку через окно, и я осторожно схватила сигарету. Открыв дверь, я вышла.

— Ты очень рисковала, — сказал Адамо.

Я пожала плечами, подходя ближе.

— Зажжешь?

Я сунула сигарету в рот. Адамо наклонился ближе с зажигалкой, одной рукой защищая пламя от ветра. По привычке, потому что я всегда так делала с Димой, я направила его руку так, чтобы пламя коснулось кончика моей сигареты. Его рука под моей ладонью была горячей и сильной. Глаза Адамо встретились с моими, и на мгновение мы оба застыли, осознав нашу внезапную близость. Как только кончик сигареты загорелся, я отодвинулась от Адамо и глубоко затянулась.

Мои глаза бегали по другим машинам, беспокоясь за Диму.

— Он сделал это, — сказал Адамо, будто мой мыслительный процесс был для него открытой книгой. Это было тревожно. — Четвёртым. Но Кей не будет доволен тем, как вы вдвоем протаранили его. Он подаст жалобу.

Я закатила глаза.

— Это незаконные уличные гонки. Если он не может вынести ожога, то должен прекратить играть с огнем.

Адамо усмехнулся и кивнул.

— Его жалоба, конечно же, останется без внимания.

— Потому что ты хочешь, чтобы я участвовала в финальном заезде, — сказала я, вызывающе улыбаясь.

— Потому что рискованные маневры повышают ставки. И у меня такое чувство, что ты совершишь еще более безрассудные шаги, как сегодня.

— Все дело в деньгах, да?

Я прислонилась к машине, выпуская клубы дыма. Я была знакома с бизнесом, которым занимались Адамо и его братья. Деньги и власть это все, что имело значение, но с Адамо создалось впечатление, что дело не только в этом.

— Призовой фонд за победу в главной гонке составляет 25 тысяч. Победа в сезоне 250 тысяч сверху. За исключением нескольких скоростных наркоманов с богатыми родителями, которые все равно никогда не выигрывают, каждый гонщик хочет получить этот приз. Но ты ведь здесь не для этого, Динара?

Учитывая, что он и я оба происходили из денег, его уничижительные слова казались лицемерными, но я поняла, что он имел в виду. Он посмотрел мне в глаза, пытаясь копнуть глубже. Интересно, что сказал ему Римо? Возможно, полуправду, как мой отец. Если бы он знал все, то не смотрел бы на меня так.

Я улыбнулась.

— Нет, дело не в деньгах. Это то, что нас связывает.

Дима двинулся к нам, выражение его лица стало жестче, когда он заметил Адамо рядом со мной.

— Ты слишком рисковала, — сказал он по-русски.

— Есть вещи, ради которых стоит рискнуть всем, — ответила я по-английски, сверля глазами Адамо.

Адамо склонил голову с натянутой улыбкой.

— Поздравляю вас обоих с выходом в финал. Крэнк пришлет вам подробную информацию о нашем лагере, чтобы вы могли присоединиться к нам на следующей гонке. Если не появитесь без уважительной причины, вас дисквалифицируют до конца года.

Я кивнул.

— Мы будем.

Не сказав больше ни слова, он повернулся и направился к Крэнку, который регистрировал нас ранее.

— Он подозрительный, — пробормотал Дима. — Это может оказаться ловушкой.

Я подавила смешок.

— Ты параноик, Дима. Ловушки не будет. И я была бы разочарована, если бы он ничего не заподозрил. Это делает игру более интересной.

Дима покачал головой.

— Не забывай, что поставлено на карту.

— Никто, кроме меня, не знает, что на самом деле поставлено на карту.

ГЛАВА 3

Первая гонка сезона была назначена почти через две недели после квалификационного заезда, где я встретил Динару. Всего за год мы провели сорок гонок. Выйдя из палатки, я глубоко вдохнул свежий пустынный воздух. Вокруг меня были установлены десятки палаток, все они окружали костер и площадку для барбекю, где по ночам собирались гонщики и девушки. Наш лагерь всегда перемещался от одной отправной точки к другой. Многие гонщики провели целый год в нашем лагере. Это их единственный дом. Некоторые сравнивали его с фестивалем Burning Man, но соперничество между некоторыми водителями делало его менее свободным и расслабленным местом.

Это был день перед гонкой, крайний срок, когда все гонщики должны были явиться в лагерь. Мои глаза заметили неоново-зеленую Гадюку на самом краю лагеря. Я подавил вздох. Динара приехала последней, и вчера вечером я переживал, что ее не будет. Я даже не был уверен, почему меня это волнует. Ее присутствие означало неприятности.

Наш повар переворачивал блины на передвижной газовой плите, и я схватил тарелку со стопкой дымящихся блинчиков, прежде чем направиться к машине Динары.

Я нигде ее не видел, только Диму, который сгорбился над чашкой кофе, прислонившись к капоту своей машины. Я коротко кивнул ему, но он едва ответил. Запихнув в рот блин, я вернулся в свою палатку. Краем глаза я заметил знакомую рыжую полоску цвета. Повернув голову, мои глаза наткнулись на Динару. Она шла со стороны передвижных душевых кабин, которые один из наших рабочих перевозил на грузовике с одного лагеря на другой. Ее волосы влажными локонами спадали на плечи, и она была без косметики. Слишком объёмная футболка Van Halen была завязана узлом над ее животом, а джинсовые шорты свисали низко на бедрах, открывая пирсинг в пупке, который заставил меня захотеть оголить остальную часть ее тела, чтобы узнать, имеется ли дополнительный пирсинг на ее теле, спрятанный под одеждой.

Заметив, что я смотрю, она уверенно улыбнулась мне и направилась в мою сторону.

Черные байкерские ботинки выглядели на ней огромными, будто не предназначались для нежных женских ног, и как бы Динара ни вела себя, как крутой парень, она выглядела хрупкой из-за простого факта размеров ее тела.

— Они принадлежат твоему брату? Тебе не кажется, что обмен одеждой заходит слишком далеко?

Конечно, я уже знал, что Дима не был братом Динары, но она никогда не уворачивалась от первоначальной лжи.

Динара подошла ко мне и, не спрашивая, уселась на капот моей машины. Ожидалось, что надо спросить другого водителя, прежде чем даже касаться его машины, но она, очевидно, не заботилась о правилах, демонстрируя это раньше. Хорошо, что я тоже не парился.

Я протянул ей тарелку с блинами, но она покачала головой.

— Дима?

Она вытащила сигарету и закурила.

— Ага. Высокий, долговязый парень, бросающий на нас вонючий взгляд.

Динара не смотрела в его сторону.

— Ты все еще думаешь, что он мой брат?

Я наклонился к ней, скрестив руки на груди, пытаясь сделать вид, что мне все равно, и запихнул в рот еще один блин.

— Он не брат?

— Нет, — сказала она с намеком на веселье. — Не брат.

Она протянула мне пачку сигарет. Обычно я не курил так рано утром, но все равно взял сигарету и сунул в рот.

— Зажжешь?

Улыбка мелькнула на ее лице, но также быстро исчезла. Она подняла зажигалку, пламя трепетало на легком ветру. Я поставил тарелку на капот и наклонился ближе, пока кончик сигареты не повис над огнем и не закурил. Наши взгляды встретились, и она твердо смотрела на меня. Многие девушки старались быть застенчивыми или хлопали ресницами, некоторые даже отворачивались, потому что фамилия Фальконе так действовало на людей. Но Динара смотрела мне в глаза. У меня возникло ощущение, что она пытается видеть дальше того, что я хотел, чтобы видели другие, и все же она держала свою собственную броню. Что бы ей ни пришлось скрывать, я это выясню.

— Я думаю, это имеет смысл, что ты не путешествуешь без телохранителя, — сказал я. — Вообще-то я удивлен, что твой отец позволяет тебе держать только одного.

— Мне не нужны телохранители, и мой отец знает, что я никому не позволю запереть меня в клетке. Я выбрала Диму, и он единственный, кого я принимаю.

Что-то знакомое и покровительственное слышалось в том, как она говорила об этом парне, но я никогда не видел, чтобы они обменивались какой-либо физической близостью, так что это давало мне надежду, что на самом деле между ними ничего не происходит.

Дима все еще смотрел на нас. Что-то в том, как он наблюдал за Динарой, вызвало у меня подозрение. Я хотел, чтобы Динара опровергла это.

— Он твой парень?

Она выпустила дым, глядя в небо.

— Нет, но раньше был. Совсем недавно.

— Похоже, он хотел бы, чтобы так оно и осталось.

Динара криво улыбнулась.

— Ты ужасно интересуешься моей личной жизнью.

— Я предпочитаю знать все о людях, которые участвуют в моих гонках.

— Даже их постельные истории?

— Даже это, особенно если они связаны с принцессой Братвы. Информация о тебе это большой товар.

— Готова поспорить, — сказала она. — Римо спрашивал обо мне?

То, как она произнесла его имя, заставило меня замереть. Мой брат вселял страх в сердца даже самых храбрых людей. В голосе Динары не было страха. Ее голос звучал так, словно она говорила о старом знакомом, о ком-то, кого она была бы не прочь снова увидеть. У них было какое-то незаконченное дело. Может, я ее способ сблизиться с моим братом, даже если найти его непросто, и он не склонен избегать людей, которые означают неприятности. Я не был уверен в том, что испытывал, понимая, что она, возможно, искала моей близости только ради мести моей семье, или ради чего-то там еще у нее на уме.

— Ты, наверное, читала о моей семье, — сказал я.

Она рассмеялась.

— Будто это необходимо. Репутация твоей семьи на самом деле не секрет. Даже в других частях страны.

Я прищурился, стараясь больше не смотреть на ее живот.

— Даже в России?

Она бросила сигарету и раздавила ее.

— В соответствующих кругах, конечно, но большую часть жизни я провела в Штатах.

Я пожал плечами.

— Мы много работаем над поддержанием своей репутации.

Это было недавно, когда я не хотел иметь ничего общего с бизнесом моих братьев и Каморрой. Я даже подумывал отказаться от татуировки. Конечно, Римо этого не допустил. Теперь я был рад. Эта жизнь была действительно всем, что я знал, и позволяла мне следовать своей страсти: гонкам.

— И это потрясающая репутация, — сказала она. — Одна из самых захватывающих историй о твоей семье появилась благодаря тебе, если я не ошибаюсь. Ты убийца матери, — произнесла она.

Ее бирюзовые глаза метнулись ко мне, захватывая. Из ее уст это прозвучало так, будто я заслуживаю похвалы.

— Я не убивал свою мать. Это сделали мои братья.

— Ты напал на неё с ножом. Хотел убить ее и убил бы, если бы твои братья не оказались проворнее.

В ее устах это тоже звучало как гонка. Но это не так. Все происходило как в замедленной съемке. Мне не хотелось думать о том дне, но он иногда посещал мои сны.

— Ты бы убил ее, верно?

Я искал глазами Динару, гадая, зачем ей это знать. Большинство людей чувствовали себя, неловко обсуждая эту тему. Убийство матери просто не было хорошей темой для светских разговоров.

Я кивнул. Это не было сознательным решением ударить ножом мою мать. Я действовал, руководствуясь чистым инстинктом и яростной решимостью защитить своих братьев и их семьи.

— Что насчет твоей матери? — я спросил.

По лицу Динары пробежала тень.

— Мертва. Ее убили.

Я кивнул, гадая, лжет она или не знает правды. Жизнь Иден вряд ли можно считать живой, но она определенно не мертва.

Она наклонилась ближе.

— Ты все еще думаешь о том дне? Жалеешь об этом?

— Жестокая смерть моей матери то, что больше всего восхищает тебя во мне? — спросил я, мой голос стал жестче, чем раньше.

— Это очаровательно. Дети должны прощать и забывать проступки своей матери. Должны любить и лелеять их, несмотря на их недостатки. Но вы, Фальконе, не о прощении, да? — в ее голосе прозвучал вызов.

Я положил сигарету на ладонь, на то место, которое больше не было чувствительным к боли после того, как я превратил привычку тушить свои сигареты в подростковом возрасте. Брови Динары чуть приподнялись.

— Нет, мы не занимаемся прощением, Динара, — я встал, возвышаясь над ней. Она не сдвинулась со своего места на капоте, только запрокинула голову, смотря мне в лицо. — Это то, о чем ты всегда должна помнить.

Она спрыгнула с моего капота и протиснулась мимо. Бросив мне через плечо мрачную улыбку, она зашагала прочь и крикнула:

— Ох, я знаю, Адамо, и не забуду.

Я отрицательно покачал головой. Она была чем-то другим. Мои глаза следили за ее телом, ради которого можно было умереть, пока она не подошла к своей машине. У меня был строгий запрет на секс с другими гонщицами, но я чувствовал, что Динара не останется в лагере надолго, только до тех пор, пока не поймет, что не может получить желаемое, или я не выгоню ее. Прошло много времени с тех пор, как девушка привлекала мое внимание таким образом, что я испытывал сильное желание завоевать кого-то.

Но если я хочу играть в игру Динары, мне нужно побольше узнать о ней и о причине ее появления.

Кейджей знала больше об Иден. Какое-то время они работали вместе, хотя никогда не были близки. В то время я был погружен в свои собственные проблемы, поэтому никогда не обращал особого внимания на дружбу между шлюхами. Если я хотел понять Динару, мне нужно было сначала узнать побольше о ее матери, и было ясно, что ни Динара, ни Римо не смогут помочь в этом начинании.

Большую часть года я пробыл в разъездах с гоночным лагерем, но у нас было несколько семейных событий, которые требовали, чтобы я вернулся в особняк Фальконе в Лас-Вегасе. В первые несколько месяцев моей жизни кочевника было неприятно возвращаться домой, где я все еще был младшим братом и всегда им буду, где все помнили меня как неуравновешенного придурка и, вероятно, всегда будут помнить. Я наслаждался свободой новой жизни, которую мне предлагали гонки, но в конце концов понял, что скучаю по своей семье и нашим сумасшедшим сборищам, даже если Римо знал, как нажимать на все мои кнопки. Возможно, это расплата за мои подростковые годы.

Я затормозил перед огромным белым особняком и впервые за долгое время чуть не развернулся и не поехал в лагерь. По какой-то причине мне не хотелось расставаться с Динарой, словно она могла раствориться в воздухе, если я оставлю ее вне поля зрения. Впервые увидев ее в гонке, когда она удержала место, финишировав в первой десятке, несмотря на сильную конкуренцию, мое восхищение рыжеволосой только возросло. Я не был уверен, что она сделала, чтобы так внедриться в мой мозг, но это нужно было остановить. Быть может, пара дней с семьей даст мне шанс подавить свое увлечение рыжеволосой и в то же время собрать больше информации о ней — если Римо будет в хорошем настроении.

Я вылез из машины. Входная дверь распахнулась, и мой племянник Невио выбежал наружу.

— Адамо! — закричал он.

Он направился ко мне и не прошло и пяти секунд, как он врезался в мой живот. От удара из меня вырвался воздух.

— С Днем Рождения, — сказал я, взъерошивая его черные волосы.

Он отстранился и посмотрел на меня своими темными глазами. Каждый раз при виде его, он все больше походил на моего старшего брата Римо, его вылитый образ внутри и снаружи. Мне страшно было думать, какие неприятности он принесёт, когда немного подрастет.

— Где остальная часть цирка? — я спросил.

Невио отступил назад.

— В саду. Ты побьёшься со мной на мой день рождения?

Я рассмеялся, когда мы направились к входной двери.

— Сомневаюсь, что твоя мама одобрит, если я надеру твою тощую задницу в твой особенный день. Давай в другой раз.

— То же самое ты говорил и в прошлый раз, — пожаловался Невио.

И он был прав. Обычно я не задерживался достаточно долго, находя время для боёв в клетке с моими племянниками. Лагерь всегда звал меня слишком громко.

Как и сказал Невио, остальные члены семьи были в саду. Невио бросился к своим двоюродным братьям Алессио и Массимо, которые сражались на мечах палками. Покачав головой, я присоединился к своей семье за большим столом. Прежде чем поздороваться с кем-либо еще, я подошел к Грете, сестре-близнецу Невио. Она уселась к Римо на колени и принялась есть кусок великолепного торта, стоявшего в центре стола.

— С Днем Рождения, Грета.

Я поцеловал ее в щеку, и она просияла.

— Спасибо.

Она была полной противоположностью Невио: застенчивой, осторожной и миролюбивой.

— Давненько не виделись, братишка, — сказал Римо, сверля меня взглядом своих темных глаз, словно хотел вытянуть из меня ответы на незаданные вопросы.

У меня было ощущение, что его любопытство связано с Динарой. Киара указала на торт, который, несомненно, испекла сама.

— Торт с шоколадным кремом. Хочешь кусочек?

— Я бы не отказался, — ответил я, тепло улыбнувшись ей.

Савио встал и коротко обнял меня. Наши некогда напряженные отношения значительно улучшились с расстоянием.

— Все еще в моногамных отношениях с шлюхой? — спросил Савио в качестве приветствия, понизив голос, чтобы Грета и Аврора, сидевшая на коленях у Фабиано, не услышали.

Фабиано прищурился. Савио явно не преуспел.

Его жена Джемма ударила его кулаком в живот, но он только усмехнулся и пожал плечами.

— Кейджей и я друзья. Что бы ни происходило за закрытыми дверями, это не твое дело. — я похлопал его по протянутой руке.

— Это значит «да», — сказал он, закатывая глаза и снова садясь рядом с Джеммой.

— Нет, но неважно.

Нино вышел на террасу.

— Киара, я думаю, твоя лазанья готова.

Он кивнул мне в знак приветствия.

Киара быстро вернулась в дом, за ней последовала Джемма, которая часто помогала ей готовить для больших семейных сборищ. Они были лучшими поварами в семье. Серафина и жена Фабиано Леона обычно отвечали за то, чтобы держать детей в узде.

— Торт перед ужином? Что это за беспредел? — спросил я, опускаясь на один из пустых стульев между Фабиано и Савио.

— Желание Невио. Беспредел — его второе имя, — сказала Фина, закатывая глаза.

— Мое желание тоже, — тихо произнесла Грета.

Фина терпеливо улыбнулась дочери.

— Твое тоже, но мы обе знаем, что ты всегда говоришь «да» желаниям Невио.

— Не всегда, — ответила Грета еще тише.

— Слишком часто, моя дорогая, — сказал Римо, целуя ее в висок.

Киара и Джемма вернулись, неся запеканки с дымящейся лазаньей.

— Одна лазанья вегетарианская с антипастой и лимонно-рикоттой, а другая более традиционная с панчеттой и говяжьим фаршем, — объяснила Киара.

Они с Гретой не ели мяса, но все остальные ели, хотя с тех пор, как Киара вышла замуж за Нино, мы привыкли к вегетарианской пище.

— Еда готова! За стол! — закричала Фина, стараясь перекричать грубое фехтование мальчишек.

Алессио первым бросил меч и побежал к нам. Массимо и Невио продолжали.

— Невио! — крикнул Римо.

Невио повернул голову и опустил меч. Массимо уже сделал это, и они вместе бросились к нам. Алессио улыбнулся мне, но, как и Грета, он не был слишком чувствительным ребенком, по крайней мере, с большинством людей. Нино дотронулся до него, и мальчик сел рядом. Невио и Массимо вскоре последовали за ним и плюхнулись на два оставшихся свободных стула.

Массимо широко улыбнулся мне, пот блестел на его лице. С каждым днем он все больше и больше походил на Нино.

Наконец мы приступили к еде. Конечно, ужин не был тихим. Даже когда много лет назад это были только мои братья и я, не было тихо, но темы и развлечения стали менее явными и с рейтингом 13+.

После ужина я отошел покурить. Римо ненавидел это, но я больше не был ребенком. Через мгновение подошла Киара.

— Как ты? Выглядишь счастливым.

Я улыбнулся, опустил сигарету и выпустил дым в другую сторону.

— Да, ты?

Лицо Киары засияло от счастья.

— Как я могу не быть счастливой, когда меня окружает семья? Мы скучаем по тебе.

Я обнял ее одной рукой.

— Я тоже по тебе скучаю. Но я принадлежу к гонщикам.

— Я знаю.

Римо подошел к нам. Киара, будучи умной девушкой, поняла, что он хочет поговорить со мной. Она извинилась и ушла к девочкам.

— Ну, как дела у нашей русской принцессы?

— Она ведет себя не как принцесса. Курит, как дымоход, и может выпить вдвое больше любого мужчины. Она также чертовски хорошая гонщица.

Динара и Дима все еще были в основном на обочине лагерной жизни, но они участвовали в вечеринке после гонок, и Динара выпила полбутылки джина, без каких-либо внешних признаков опьянения. Я не разговаривал с ней с тех пор, как мы побеседовали о моей матери, даже если мне пришлось сдерживаться, чтобы держаться подальше.

— Похоже, ты очарован, — сказал Римо со своей кривой улыбкой.

— Я насторожен. Мне не нужны неприятности на гонках.

— Неприятности могут принести нам деньги.

— Все зависит от того, какие неприятности. Может, мне стоит поговорить с Иден? Она может дать мне важную информацию о Динаре.

Лицо Римо посуровело.

— Держись подальше от Иден. Она не сможет рассказать тебе ничего стоящего о Динаре.

— Потому что ты запретил? Какова твоя цель, Римо? Почему мы держим бывшую Пахана в наших борделях? И почему Динара думает, что ее мать умерла?

Что-то промелькнуло в глазах Римо, возможно, намек на понимание. Мне хотелось, чтобы он поделился со мной этой догадкой.

— Она говорила с тобой о своей матери?

— Она расспрашивала меня о том дне, когда мы убили нашу мать. Вернутся ли ее проблемы с мамой, чтобы укусить нас за задницу?

При упоминании о нашей матери выражение лица Римо стало еще более замкнутым. Он ненавидел ее с пламенной страстью, прежде чем мы убили ее, и его чувства не улучшились с тех пор, особенно теперь, когда он был окружен хорошими матерями, такими как Фина, Леона и Киара.

— Если она хочет обсудить свои проблемы с матерью, пошли ее ко мне.

Это последнее, что я хотел сделать, прежде чем понял, что происходит. Если Динара хочет спасти свою мать и, что еще хуже, отомстить за нее, она окажется в большей опасности, чем могла себе представить. Быть может, разумный Капо и не решился бы причинить вред дочери Пахана, но Римо никогда не уклонялся от безумных маневров. В конце концов, он похитил племянницу Капо и даже заставил ее влюбиться в него.

Даже если у Динары имеются скрытые мотивы присоединиться к гонкам и искать моей близости, я не хотел, чтобы она пострадала. Я любил Римо, но не соглашался со всем, что он делал, и многие его поступки вызывали у меня беспокойство, особенно в прошлом.

ГЛАВА 4

Кейджей широко улыбнулась, когда открыла дверь и обняла меня.

— Я скучала по тебе.

Она жила в тридцати минутах езды от особняка, и после того, как праздник закончился, я направился к ней. Мы не виделись четыре недели, а это долгий срок. Обычно я старался возвращаться в Вегас раз в две недели, по крайней мере, на одну-две ночи.

— Я тоже скучал по тебе, — сказал я и поцеловал ее в губы.

Она была одета в сексуальное фиолетовое белье, которое оставляло мало места моему воображению, а ее каштановые волосы гладкими локонами ниспадали на плечи. В конце концов, мы оба знали, какое наше общение. Зачем пытаться быть застенчивым? Несмотря на то, что думал Савио, я не был влюблен в Кейджей, но наслаждался ее обществом, а сексом еще больше, и то же самое было для нее.

— Как дела на работе?

— Ужасно, — сказала она. — Последние несколько дней были настоящим дерьмом. Постоянные мудаки клиенты. По крайней мере, я использовала это время, думая о своем собственном баре.

Она взяла меня за руку и повела в маленькую гостиную своей квартиры. Это было уютное, но крошечное местечко, потому что Кейджей откладывала большую часть своих денег, чтобы однажды открыть собственное дело. Я предложил ей помочь, но она не хотела принимать деньги ни от кого. Скоро она заработает достаточно денег, и я буду счастлив, когда она наконец перестанет отсасывать у мудаков за наличные. Начало карьеры Кейджей в этом бизнесе было одной из тем, из-за которой мы с Римо больше всего ссорились.

Кейджей на десять лет старше меня. Она и другие девушки, которых я иногда трахал, были старше меня. Динара первая девушка примерно моего возраста, привлекшая мой интерес за долгое время, еще один момент, сделавший ее еще более очаровательной. Я последовал за Кейджей в ее маленькую кухоньку и взял бокал красного вина, который она протянула мне. Но меня отвлекали мысли о Динаре, и, судя по возбужденным соскам Кейджей, она отвлечена именно тем, ради чего я здесь. Она подошла ближе, сделала еще один глоток вина и посмотрела на меня с соблазнительной улыбкой. Я поставил бокал и поцеловал ее, ожидая, когда моя похоть прогонит все мысли о Динаре.

Я вложил еще больше страсти в наш поцелуй, отвечая на ее желание. Она потерлась об меня, и я просунул руку под ее белье, обнаружив, что она мокрая.

— Это была действительно дерьмовая неделя. Я могла думать только об этом, — призналась Кейджей шепотом.

Я знал, что с тех пор, как мы начали трахаться, у нее не было ни одного парня, кроме мужиков на работе. Она всегда уверяла меня, что это потому, что ее работа не допускает других отношений с мужчинами, но иногда я беспокоился, что это нечто большее. Я играл с Кейджей пальцами, пока она не взорвалась всего минуту спустя. Она опустилась на колени и глубоко взяла меня в рот, пока мои яйца не ударились о ее подбородок. Я застонал, закрыв глаза. За эти годы у меня было несколько девушек, все еще намного меньше, чем у моих братьев, но достаточно, чтобы понять, что навыки Кейджей вне этого мира. Образ вызывающей улыбки Динары всплыл непрошеным. Я оттолкнул его. Это несправедливо по отношению к Кейджей.

Я до сих пор живо помню свой первый раз с ней. Меня влекло к ней с самого начала, но после истории с моей первой девушкой Харпер, которая изменила мне и высмеивала мое отсутствие сексуальных навыков, я беспокоился о связях с кем то ещё. Конечно, я не мог ни с кем поговорить о своих проблемах. Мои братья не поняли бы. Они все потеряли свою девственность в более молодом возрасте и трахали достаточно девушек, практикуясь, находясь в моем возрасте. На самом деле я не хотел спать со случайными девушками, но и не хотел рисковать новыми отношениями, поэтому загнал себя в тупик.

Кейджей заметила, что я наблюдаю за ней. В конце концов я спросил ее, можем ли мы провести некоторое время вместе. Сначала мы только разговаривали, но потом я просто захотел большего. Поэтому настоял, чтобы она показала мне, как довести девушку до пика, и это единственное, чем мы занимались первые несколько недель, пока наконец не переспали. Несколько месяцев после я определенно не был хорошим партнёром, а Кейджей вероятно наслаждалась только половиной времени, которое мы проводили вместе, но я быстро учился и был полон решимости подарить ей хорошее время.

Я не сводил глаз с Кейджей, пока она отсасывала мне, боясь, что снова увижу другое лицо, если закрою глаза или отвернусь. После того, как я кончил ей в рот, она выпрямилась и провела руками по моим волосам, выражение ее лица было полным желания. Мы разговаривали и трахались. Так было всегда. Мы не были вместе, но нас связывали особые узы. Быть может, именно эта связь заставила меня задуматься, смогу ли я продолжать дальше, если присоединится Динара. Между мной и Динарой ничего не было, кроме соперничества, очарования и насмешек, но я хотел большего, и у меня было чувство, что она не полностью отвергла данную идею.

— Что-то случилось? — осторожно спросила Кейджей.

Она была сексуальна, и у нее была тяжелая неделя. И у меня тоже. Мы оба нуждались в этом. От нее пахло ванильным гелем для душа, которым Динара никогда не пользовалась.

— Я в порядке.

Я снова поцеловал ее, и она, как и прежде, ответила со страстью и желанием. Мы на ощупь добрались до ее дивана, уже сбросив по пути остальную одежду.

Я запустил руку в ее волосы и мягко отстранился, решив все-таки прекратить это. Ее взгляд резко поднялся, а губы растянулись в жалкой улыбке. Дерьмо. Я схватил ее за руки и толкнул на диван.

По сей день Кейджей была лучшей любовницей в моей жизни, и даже больше, но в последние несколько недель все мои фантазии вращались вокруг рыжеволосой. Я опустился перед ней на колени и положил ее пятки себе на плечи, прежде чем погрузиться в нее. Как всегда, когда мы встречались после долгого времени, мы трахались всю ночь, пока не кончали. Именно тогда мы начали говорить обо всем, что нас беспокоило, но на этот раз у меня была более важная тема для обсуждения, чем гонка.

— Что ты знаешь об Иден?

Кейджей удивленно подняла голову с моего плеча.

— Иден? Почему ты интересуешься ею?

— Мне интересна ее предыстория. Римо не хочет делиться со мной подробностями, но у меня такое чувство, что произошло что-то важное. Это может быть полезно для нашей войны с Братвой.

Лгать Кейджей не то, что мне нравилось делать, и обычно я просто уклонялся от тем, о которых ей не разрешалось ничего знать.

Кейджей медленно села, задумавшись.

— Большинство других девушек и я держались на расстоянии от Иден. Сначала потому, что твой брат приказал нам сторониться ее, а потом потому, что она действительно предпочитала быть сама по себе. Я уже давно не работаю с ней. Думаю, что сейчас она работает в маленьком грязном клубе за пределами Вегаса.

— Вы, девочки, разговариваете. Вы никогда не задумывались о причинах ее особого отношения?

— Донна одна из немногих девушек, которая была там, когда Иден впервые появилась в Вегасе. Она всегда говорила, что Иден сильно разозлила Римо.

Вот что я понял. На самом деле никакой новой информации.

Кейджей виновато улыбнулась.

— Прости. Жаль, что я не могу тебе помочь. Может, тебе стоит поговорить с Донной? Она обслуживает столики в Красном Фонаре, если ты отправишься на ее поиски.

Разговаривать с Кейджей одно дело, но расспрашивать других шлюх об Иден определенно приведут Римо в ярость. Чем больше я злил его сейчас, тем меньше вероятность, что он послушает меня, если я замолвлю словечко за Динару на случай, если она когда-нибудь появится в Вегасе, чтобы совершить задуманное.

На следующий день я решил дать Римо еще одну попытку. Я присоединился к своим братьям в нашем спортзале в заброшенном казино для тренировки. Савио удивился, когда я спросил, могу ли поехать с ним. Нино и Римо уже тренировались в клетке, когда мы с Савио вошли в огромный зал.

Большинство людей, входили в наш зал, но лишь немногие допускались, и они не могли оторвать глаз от люстры, свисающей с потолка над клеткой. Заметив нас, Римо и Нино перестали биться. Мы с Савио подошли к клетке. Фабиано ждал своей очереди и отжимался.

Он сел.

— Привет, незнакомец.

Я коротко кивнул ему. Нино уже выходил из клетки, освобождая место для следующего противника Римо. Фабиано поднялся со скамейки, но я схватил его за плечо.

— Теперь моя очередь, — сказал я. Он приподнял бровь, затем пожал плечами и снова сел. — Отдохни пока.

— Верно, — согласился Савио, посмеиваясь.

Я не отреагировал. Мне нужны ответы, а Римо избегал их давать. В прошлом мы проводили некоторые из самых честных разговоров в клетке. Я надеялся, что сегодня произойдёт то же самое.

Улыбка Римо стала понимающей, когда я вошел в клетку. Трудно было заставить Римо что-либо сделать. Он сам был ловкачом. Но на этот раз я не отступлю. Мне надоело ловить рыбу в темноте.

— Этот взгляд в твоих глазах хорошее начало для боя, — произнёс Римо.

Я не стал заматывать руки, вместо этого поднял их.

— Ты готов?

— Всегда.

Обычно я осторожный боец, долго держу оборону и не склонен к рискованным шагам, но сегодня я сразу перешел в режим атаки. Римо принял это, и наши следующие несколько ударов отражались от защиты, прежде чем Римо начал атаковать меня, врезав два раза в живот и в почки. И тут настала моя очередь. Я больше бегал, чем сражался, и Римо по-прежнему был лучшим бойцом, потому что он старался как можно чаще участвовать в боях в клетке, а не только тренироваться. Он сражался с реальными противниками за деньги. Если я хочу, чтобы эта борьба продолжалась достаточно долго ради получения ответов, мне нужно было принести свою игру.

Спустя десять минут и он, и я были покрыты потом и кровью. Кровь текла из пореза на моей нижней губе, а у Римо из пореза на брови, где я вскрыл часть его шрама, портившего одну сторону лица. Мы сделали перерыв, прислонившись к сетке клетки рядом друг с другом.

— Спрашивай, — пробормотал Римо между глотками воды.

— Почему Динара думает, что ее мать мертва?

— Отдых окончен, — объявил он, и я едва успел убрать бутылку, когда он направил кулак в сторону моего лица, но я увернулся. — Потому что он думает, что сможет защитить ее, — проворчал Римо, избегая моего удара сверху.

— Защитить ее от чего?

— От нее самой, я полагаю. — Римо послал мне кривую улыбку. — Но мы оба знаем, что защитить кого-то от самих себя чертовски невозможно, верно?

Я увернулся от него на расстояние вытянутой руки. Римо пытался спасти меня от наркотиков и неверных друзей, когда я был моложе. Он преуспел только тогда, когда отправил меня в Нью-Йорк, подальше от его защиты. Иногда риск падения без страховочной сетки был необходим, вот что Римо узнал из этого опыта.

— Блядь, почему ты не можешь сказать мне, что, черт возьми, происходит? — прорычал я, направляя кулак в его лицо, который он блокировал.

Римо с мрачной улыбкой наклонил голову.

— Между тобой и Динарой что-то происходит.

Я зарычал. Римо всегда знал больше, чем следовало, и ему это доставляло удовольствие.

— Это не твое дело, но абсолютно ничего не происходит.

Пока. Не то чтобы я этого не представлял...

— Некоторые могут с тобой не согласиться. В конце концов Динара часть Братвы. Ты связываешься с врагом.

— Как я уже сказал, ничего нет, и не прикидывайся святее, чем ты есть на самом деле. Фина тоже была врагом, а теперь твоя жена.

Улыбка Римо стала еще опаснее.

— Ты прав. Но именно я дергал за ниточки, когда встретил ее. Убедись, что ты тоже делаешь это.

— Мне было бы легче, если бы ты сказал, с чем я столкнусь. Динара жаждет мести?

— Как только она узнает правду, обязательно.

Я поморщился.

— Какого хрена вы с Григорием сделали? Я должен сообщить Динаре, что ее мать жива.

— Да, ты должен.

Я помолчал, прищурившись.

— Какая твоя цель, Римо? Я не хочу, чтобы Динара пострадала.

Римо покачал головой.

— У тебя сложный вкус на девушек.

— У нас это общее.

Римо усмехнулся.

— Езжай и скажи ей и посмотри, как она отреагирует.

— Мне это не нравится. Я не хочу, чтобы Динара стала пешкой в твоей войне с Григорием.

Римо ничего не ответил.

Я подумал, не ударить ли его по лицу, но он, вероятно, предвидел это. Вместо этого я улыбнулся ему в ответ.

— Этот бой окончен. Пусть Фабиано с тобой потренируется. Мне нужно вернуться в лагерь.

Римо прислонился к углу клетки, не сводя с меня глаз.

— Я не злодей здесь, Адамо. Мои намерения чисты из-за того, что я не говорю тебе.

Я не смог удержаться от смеха, когда вышел из клетки, а Фабиано занял мое место.

— Слово «чисты», и ты не в хороших отношениях.

Нино подошел ко мне прежде, чем я успел покинуть зал.

— Ты должен присоединиться к нам в бассейне во второй половине дня. Мы устроим барбекю и насладимся хорошей погодой.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, спасибо, с меня хватит игр разума Римо.

— Он не единственный виновный. Всякий раз, когда ты здесь, ты ищешь тему для борьбы.

— Я не ищу. Мы с Римо во многом расходимся во мнениях.

— Мы с ним тоже, но ты сосредотачиваешься только на своих разногласиях и стараешься игнорировать хорошее. Римо любит тебя и всегда делает то, что считает лучшим для тебя.

— Мне действительно нужно вернуться в лагерь. Следующая гонка всего через неделю. У меня еще куча дел.

Нино кивнул и пропустил меня. Уходя, я почувствовал острую боль. Но не только из-за Римо. Следующая гонка станет началом нескольких гонок в короткой последовательности, все они без единого дня отдыха между ними. Мне нужно многое организовать и убедиться, что моя машина в отличном состоянии.

И мне не терпелось снова увидеть Динару.

ГЛАВА 5

Вдали показались первые трейлеры и палатки, и я не смог сдержать улыбки. Жить кочевой жизнью не очень удобно, особенно санитарные условия иногда оставляли желать лучшего. Но мы предпочитали жить среди друг друга, а не останавливаться в мотелях. Конечно, некоторые гонщики предпочитали комфорт близлежащих гостиниц и присоединялись к нам только в ночь перед гонкой, особенно те, кто спонсировался своими богатыми родителями и делал это не ради денег. К счастью, их было немного. Поскольку всего через неделю предстояло провести семь гонок, всем придется разбивать лагерь или спать в машинах.

Я припарковал автомобиль на краю лагеря и вышел. Трейлер Крэнка стоял в центре, а вокруг него расположились импровизированные домики всех остальных. Когда я отсутствовал, все оставалось на нем, и его трейлер часто становился нашим деловым домом.

Было уже далеко за полдень, и завтра последний день, чтобы подготовиться перед нашей семидневной гонкой, особенно вдолбить правила в участников. Я уже знал нескольких человек, с которыми мне придется провести разговор, чтобы убедиться, что они действительно поняли мое сообщение.

В центре горел костер, готовясь к наступлению ночи, и воздух наполнился запахом коптильни и барбекю. Я установил свою маленькую двухместную палатку, прикрепив ее к машине. Я предпочитал не спускать глаз со своего автомобиля. Иногда случались странные происшествия.

— Как Вегас? — спросила Динара у меня за спиной, как раз когда я застегнул молнию на палатке.

Обернувшись, я увидел, что она стоит очень близко, скрестив руки на обрезанной футболке AC/DC, вновь демонстрируя этот дразнящий пирсинг. Это было крошечное красно-золотое яйцо. На этот раз Динара была не в ботинках, а в шлепанцах, показывающие темно-красные накрашенные ногти.

— Что произошло с твоим лицом?

Моя губа слегка распухла от боя с Римо.

— Дружеская схватка с моим братом. И Вегас такой же, как всегда. Громкий, яркий и грязный, — ответил я, отрывая глаза от ее тела и встречаясь с ее понимающим взглядом.

Динара казалась проницательной, но даже если нет, она бы уже заметила, что я смотрю на нее. Не заметить этого не составляло труда. Одна только ее уверенность притягивала меня.

Динара приподняла брови, прислонилась к моей машине и сделала глоток из пластикового стаканчика.

— Кто-то затаил злобу на родной город.

Я уставился куда-то вдаль. Она протянула мне стаканчик.

— Ты выглядишь так, будто нуждаешься в этом больше, чем я. Почему ты дрался с братом?

Я взял стаканчик, не спрашивая, что это, и сделал большой глоток. Ожог от водки расцвел во рту и проник в горло. Я ненавидел эту дрянь и никогда не понимал, зачем пить ее в чистом виде. Губы Динары дрогнули, словно она знала, о чем я думаю.

— Дима приготовил водку сам.

Я вернул ей стаканчик, проигнорировав ее предыдущий вопрос.

— Ты уверена, что она безопасна?

Мои глаза пробежались по территории в поисках ее тени, и, конечно же, я нашел его возле машины, наблюдающего за нами.

— Ты не похож на человека, который боится рисковать.

— Нет. Я просто не хочу умирать от употребления домашней водки. Есть гораздо более интересные способы покинуть эту планету.

Она сделала глоток, прежде чем ее губы растянулись в дразнящей улыбке.

— Например, погибнуть в автомобильной гонке или быть убитым вражеской пулей?

— Да, что-то в этом роде.

Я залез рукой в открытое пассажирское окно и вытащил чистую футболку. Я ехал в ней по дороге из Вегаса и когда ставил палатку под палящим полуденным солнцем. Я стянул через голову толстовку и бросил ее на капот рядом с Динарой. Она быстро взглянула на одежду, но затем ее взгляд переместился на меня, определенно оценивая. Ее глаза задержались на моем прессе, прежде чем она просканировала шрамы на моем теле, останавливаясь на моей испорченной татуировки Каморры.

— Похоже, ты не новичок в танцах со смертью.

Я пожал плечами. Я не хотел говорить о том времени, когда заработал большинство из этих шрамов. Я надел чистую белую футболку и наклонился к Динаре. Некоторые девушки, делившие палатки со своими парнями-гонщиками или любовниками, бросали на нас любопытные взгляды. Некоторые из них пытались поладить со мной, но я не принимал их ухаживаний. Динара проследила за моим взглядом.

— Ты положил глаз на одну из них?

Я усмехнулся.

— Нет. Я не смешиваю работу и удовольствие.

Динара склонила голову набок.

— Как-то это не по Фальконе. Зачем ограничивать себя, когда ты сам устанавливаешь правила? Вы короли на своей территории.

— Римо король. Все остальные его вассалы.

Я мог бы пнуть себя за нотку горечи в голосе, заставляющую меня звучать как обиженного подростка, но я был по-королевски зол на Римо за то, что он держал прошлое Динары в секрете от меня.

— Ты многое, но не вассал. Похоже, у тебя имеются амбиции стать цареубийцей, чтобы захватить корону для себя.

Ярость пробежала по моим венам от этого обвинения. Даже когда Римо иногда выводил меня из себя, он был моим Капо и братом. Я любил его и скорее искромсал бы себя на куски, чем предал бы его. Я замаскировал свою первоначальную реакцию, понимая, что это дает мне шанс выяснить истинные намерения Динары. Если я оставлю для себя дверь открытой, предавая Римо, она сможет увидеть во мне уголок и поделиться своим планам мести. Я уставился на горизонт, оставив вопрос висеть, между нами. Динара внимательно посмотрела на меня, но выражение ее лица было невозможно прочесть.

— Находясь Вегасе ты отчитался своим братьям о принцессе Братвы? — спросила она после почти минуты молчания.

Все больше и больше людей собиралось вокруг костра, усаживаясь на разложенные вокруг него поленья, и аромат копченых ребрышек теперь безошибочно доносился до моего носа. Вокруг играла музыка, красочная смесь хитов последних нескольких лет, потому что вкусы в лагере сильно различались.

— Не так уж много, о чем можно было бы сообщить, не так ли? — она пожала плечами и посмотрела на меня так, словно не поверила. — Я не знаю, почему ты здесь. Ты загадка, как и причины, по которым ты ищешь моей близости.

— Кто-то слишком самоуверен. Может, я просто хочу насладиться острыми ощущениями гонок.

— Большое совпадение, что ты присоединилась к гоночному лагерю, который находится на территории Каморры. У тебя история с нами, и у твоего отца тоже.

— Что ты знаешь о моей истории с Каморрой? — резко прошептала она.

Впервые в ее прекрасной маске появилась трещина. До сих пор она не была слишком эмоциональна.

Ее вспышка застала меня врасплох, но я сохранил хладнокровие. Я пожал плечами.

— Я знаю, что твоя мать работает шлюхой в одном из наших борделей.

Динара замерла, медленно опуская стаканчик с губ. На ее лице отразилось явное недоверие.

— Моя мать мертва.

Ее голос звучал... испуганно и радостно одновременно.

— Нет, не мертва. Она жива и работает на нас в Лас-Вегасе.

Динара, нахмурившись, отвела взгляд. Опустошила стаканчик и поставила его на капот. Я хотел бы, чтобы она позволила мне увидеть ее глаза, но она старательно скрывала их, не желая, чтобы я увидел ее эмоции, но остальная часть ее тела дала мне намек на ее смятение. Ее руки дрожали, когда она полезла в карман и достала косяк. Она закурила и глубоко, прерывисто затянулась.

— Ты уверен?

Знакомый сладкий аромат марихуаны просочился в мой нос, и глубокая жажда поселилась в моем теле. Я отказался от более тяжелых наркотиков во время пребывания в Нью-Йорке после того, как Лука сломал мне несколько ребер, обнаружив меня под кайфом. Но отказаться было труднее, особенно потому, что многие курили их на вечеринках после гонок и барбекю.

Быть может, мне следовало отступить, но по какой-то безумной причине Римо хотел, чтобы я рассказал ей. Рискую ли я его жизнью или жизнью Динары, делясь этим с ней? Но отступать было поздно.

— Да. Я виделся с ней несколько раз за эти годы.

Это было преувеличением. Я никогда с ней не общался, только видел мельком. Я почти ничего не помнил о ней, даже если она была такой же красивой, как ее дочь. Она туманная тень, на которой я не могу сосредоточиться.

— И тоже трахнул, если она одна из ваших шлюх?

Я поморщился.

— Нет.

Динара закатила глаза.

— Не притворяйся возмущённым. Я знаю, как все устроено. Гангстеры часто прибегают к услугам шлюх, и многие из них даже теряют свою девственность. Я знакома с этим бизнесом. Братва и Итальянская мафия не так уж сильно отличаются друг от друга.

То, как она произнесла Братва, почти заставило меня оценить это слово.

— Я не трахал твою мать, Динара. У меня нет привычки спать с каждой доступной киской.

Но я не мог говорить за своих братьев. Римо определенно трахал ее в прошлом. Я не был уверен насчет Нино и Савио, но последний совал свой член в кого-нибудь, прежде чем Джемма связала его.

Динара кивнула, но ничего не ответила. Она выглядела расстроенной. Дима оттолкнулся от машины и стал медленно идти. Настоящий защитник. Мне хотелось надрать его задницу. Выражение его лица было не как у телохранителя, но и не как у брата.

Она вскочила на ноги и уронила косяк, прежде чем наступить на него. Я почувствовал острую боль, которую старался игнорировать.

— Мне нужно покинуть лагерь и вернуться в Чикаго.

Я покачал головой и тоже встал.

— Завтра вечером начинается первая гонка семидневного цикла. Вы оба должны быть здесь во второй половине дня, чтобы подготовиться. Если вы пропустите первую гонку, вы не сможете присоединиться к ней позже. Каждый заезд строится на предыдущем. А если вы пропустите семь гонок, ваши шансы остаться в лагере близки к нулю.

Я не хотел, чтобы Динара исчезала так скоро. Я хотел удержать ее рядом, чтобы узнать больше о ее истории и о ней.

— Я вовремя вернусь, — отрезала она и двинулась прочь.

Я коснулся ее руки.

— Мы почти в 2253 километрах от Чикаго.

Она сардонически улыбнулась мне через плечо.

— Не волнуйся. Я не пропущу завтрашнюю гонку. Мы еще не закончили, Адамо.

С этими словами она ушла, а я остался смотреть ей в спину, гадая, были ли ее последние слова предупреждением или обещанием.

Дима поспешил ко мне.

— Что за...

— Мне нужен частный самолет из Солт-Лейк-Сити через тридцать минут.

Дима уставился на меня. Он открыл рот, но я была не в настроении говорить.

— У меня нет времени на вопросы. Возьми самолет. Нам нужно улетать прямо сейчас. Мы доедем на моей машине.

Дима не стал выпытывать у меня больше информации. Вместо этого он достал свой мобильный и потянул за несколько ниточек с контактами, прежде чем коротко кивнул.

— Сделано.

Мы сели в машину, и я нажала на газ. Нам нужно поторопиться, если мы хотим добраться до небольшого частного аэропорта вовремя. Он находился прямо за пределами Солт-Лейк-Сити.

Была половина шестого, так что, если все пойдет по плану, мы сядем в самолет около шести.

— Что происходит, Динара? Ты в опасности? Тебя что-то огорчило в словах Фальконе?

Огорчение даже не начало скрывать мои чувства по поводу новостей, которые сообщил мне Адамо. Моя мать жива. В течение многих лет я думала, что она мертва. Все заставили меня поверить, что ее нет в живых.

Мои пальцы на руле сжались еще сильнее, пока не стало больно. Сейчас у меня не было настроения для разговоров. Моя голова была полна беспорядочных мыслей, гроза медленно нарастала и собиралась выпустить свою разрушительную силу. Глубоко внутри меня, моя темная жажда начала свое соблазнительное пение, зов сирены, которому я сопротивлялась уже десять месяцев.

Дима перестал разговаривать со мной до конца поездки, и когда мы подъехали к аэропорту, до запланированного вылета оставалось всего пять минут, я вздохнула с облегчением. После того как мы с Димой сели в частный самолет и расположились на сиденьях лицом друг к другу, стюардесса подала нам напитки и закуски.

— Полёт может оказаться непростым. Над Чикаго назревает гроза.

Я быстро улыбнулась ей.

— Это прекрасно.

Явно озадаченная моим ответом, она извинилась. Я взяла стакан и потягивала джин с тоником, пока самолет не взлетел, и вскоре мы уже оказались в воздухе.

Дима не сводил с меня глаз.

— Ты не скажешь, что случилось ?

— Ты знал о моей матери ?

Если Дима и понимал, о чем я, то хорошо это скрывал. Его светлые брови сошлись на переносице.

— А что с ней?

Проблема состояла в том, что Дима человек моего отца и всегда им будет. Иногда он нарушал правила ради меня, но, в конечном счете, он никогда не предаст моего отца.

— Что она все еще жива, а не мертва, как говорил мой папа.

Дима покачал головой.

— Откуда ты знаешь? Адамо вбил тебе в голову данную мысль?

Я наклонилась вперед, прищурившись. Что-то в его голосе было не так. Наша тесная связь делала хранение секретов друг от друга трудным делом.

— Ты знал ? Зачем Адамо лгать о чем-то подобном ?

— Потому что он и его братья мастера манипуляции. Они враги, даже если ты сблизишься с Адамо.

— Я ни с кем не сближусь, — процедила я сквозь зубы, но не могла отрицать взаимное влечение между мной и Адамо. Я заметила, как он разглядывал меня, а я не раз смотрела на него. — Что они могут получить, заставив меня поверить, что моя мать жива?

Дима откинулся на спинку сиденья и уставился в окно. Может, он выигрывает время? Едва заметное напряжение проникло в его тело, но я не была уверена, было ли это потому, что он знал больше о моей матери или потому, что ревновал к Адамо.

— Возможно, они надеются, что ты появишься в Вегасе, чтобы найти ее. Это может оказаться ловушкой, чтобы ты попала к ним в руки. Римо Фальконе не в первый раз похищает высокопоставленную девушку.

— Если бы он хотел похитить меня, то мог бы попросить об этом Адамо. И сомневаюсь, что Адамо единственный гонщик, имеющий тесные связи с Каморрой. Ему не пришлось бы заманивать меня в Вегас, чтобы добраться до меня.

Дима сжал губы и старался не смотреть в мою сторону. Я поднялась с места и села рядом с ним. Его взгляд встретился с моим.

— Дима, — сказала я тихо, умоляюще и положила свою руку поверх его, лежащей на подлокотнике. — Если ты знаешь, ты должен мне сказать. Мне нужно знать. Ты же знаешь, что я должна знать.

Лицо Димы, которое обычно состояло из сплошных жестких линий, словно произведение искусства кубизма, смягчилось.

— Динара.

То, как он произнес мое имя, напомнило мне о нашем прошлом. Он повернул руку и сомкнул пальцы вокруг моей ладони. Я сглотнула. Я не хотела использовать чувства Димы, или какие бы чувства он не испытывал, ради получения желаемого, но эта правда может изменить все. Мне нужно знать.

— Скажи мне, — взмолилась я.

Он наклонился чуть ближе, словно собирался поцеловать меня. Я напряглась. Я не хотела отталкивать его. В этом не было необходимости. Дима осмотрел мое тело и отодвинулся на несколько сантиметров. Его пальцы на моих ослабли, и улыбка стала болезненной.

— Что ты будешь делать с правдой?

— То же самое, о чем я всегда мечтала, покончу с этим.

— И отомстишь, — тихо произнёс Дима. — Я не уверен, что ты найдешь завершение на том пути, по которому двигаешься.

Месть была ежедневным делом в наших кругах. Каждый мужчина жил и дышал, ради мести, если с ним поступили несправедливо, но девушки должны были позволять другим решать свои проблемы, как беспомощные дамочки в беде.

— Дима.

Мой путь — мое дело. Если придется, я пойду одна. Дима откинул голову назад.

— Она жива. Фальконе сказал тебе правду.

— Почему ты солгал мне? — обиженно спросила я.

Дима мой ближайший напарник. Мы делились всем, или, по крайней мере, я так думала.

Дима склонил голову набок.

— Потому что твой отец приказал мне лгать тебе и потому что я хотел защитить тебя.

— Мне не нужна защита от правды!

Я встала, не в силах усидеть на месте. Я начала расхаживать по проходу, мой пульс бешено колотился. Крошечная часть меня сомневалась после слов Адамо, но теперь правда ярко сверкнула передо мной. Сейчас настала моя очередь принять это и решить, как действовать дальше.

— Это мое право решать, что делать с правдой. Мое чертово право.

Дима кивнул.

— Твой отец может не согласиться. Он придет в ярость, если узнает, что я тебе рассказал.

— Не ты, а Адамо.

Дима горько усмехнулся.

— Твой новый герой.

Я сверкнула глазами и опустилась на сиденье.

— Адамо не герой этой истории. Ни ты, ни мой отец тоже. Я стану героиней своей истории.

Я перевела взгляд на окно, любуясь мрачным небом, которое трагически соответствовало моим эмоциям. Вскоре облака сгустились, и на самолет хлынул дождь. Я провела ладонями вверх и вниз по бедрам, задерживаясь на знакомых шрамах. Зов сирены теперь звенел у меня в крови. Моя темная жажда была сильным противником, моим величайшим врагом, но также бальзамом и другом в самые тяжелые часы. Он сделал невыносимое терпимым, хотя бы на несколько часов.

— Ты сильнее его, — сказал Дима в тишине.

Он слишком хорошо знал язык моего тела. Я коротко кивнула.

— Я сильнее, чем вы с отцом думаете.

За тридцать минут до предполагаемого времени посадки я схватила сумку с моей одеждой для Чикаго и пошла в туалет переодеться. Это вошло у меня в привычку, что, когда я возвращалась домой, я отказывалась от своего стиля и свободы и становилась такой, какой хотел и нуждался во мне отец.

Черный лимузин ждал нас, когда мы приземлились в аэропорту Братвы за пределами Чикаго. Я молча села в машину и без слов поехала. Вскоре после того, как мы сели в самолет, я отправила отцу сообщение о своем прибытии. Судя по отсутствию удивления, Дима сообщил ему раньше меня.

Мы не въехали в Чикаго. Отец купил четыре акра земли в тридцати двух километрах от Чикаго, потому что дом, который он задумал, нуждался в пространстве. Позолоченные ворота распахнулись, когда мы подъехали к ним. Длинная подъездная дорожка с садами, напоминающими Версаль, вела к великолепному бело-голубому особняку. Потребовалось почти два года, чтобы построить этот уменьшенный вариант дворца Екатерины Великой, который мы с папой много раз посещали в Санкт-Петербурге.

Мне было интересно, дает ли это отцу ощущение дома, живя в таком особняке, или это только напоминает ему, чего ему не хватает. Иногда тяжелее жить с меньшей версией того, по чему мы скучаем, чем лишиться этого полностью.

Лимузин припарковался у подножия величественной лестницы, ведущей к парадной двери, где меня уже ждал папа в своем обычном темном костюме. Кто-то из персонала открыл мне дверцу, и я вышла из машины. Мне всегда требовалось несколько секунд, чтобы обрести равновесие на каблуках цвета шампанского после нескольких дней или недель жизни в ботинках. Я разгладила шелковое и кашемировое платье, подходящее к моей обуви, и направилась к отцу. Дима держался позади, но жесткий взгляд, который послал ему отец, обеспокоил меня.

Папа улыбнулся, но улыбка была натянутой, словно невидимые нити натянули лицо. Дима, должно быть, предупредил его о том, что я знаю. Мне хотелось возненавидеть Диму за то, что он шпион моего отца, а не доверенное лицо. Я боялась того дня, когда ему придется выбирать, между нами, и я потеряю его навсегда. Возможно, это еще одна причина, по которой я разорвала наши отношения.

Как только я подошла к нему, папа заключил меня в объятия. Я прижалась к его высокому, сильному телу, вдыхая знакомый запах лосьона после бритья. Он отстранился, обхватив мои щеки своими большими ладонями, и нежно поцеловал каждую из моих щек.

— Ты отлично выглядишь, Катенька.

Я не улыбнулась, только посмотрела в бледно-голубые глаза отца. Ему было всего под сорок, он был одним из самых молодых Паханов, и его светлые волосы все еще хорошо скрывали седые пряди.

— Динара, — поправила я, хотя знала, что он не станет называть меня по имени.

Когда я перестала называть себя Екатериной, названной в честь Екатерины Великой — еще одна причина, по которой отец решил построить ее дворец, — он был убит горем и продолжал называть меня Катенькой. Теперь я редко поправляла его и не носила ту одежду, которую предпочитала, находясь рядом с ним.

Я всегда выбирала платья или юбки светлых тонов, потому что ему нравилось видеть меня в таком образе. Екатерина, в конце концов, подразумевала чистоту, и он хотел видеть меня при свете, а не спотыкающуюся о темноту, которая осталась глубоко внутри меня. Он обнял меня за плечи и повел в великолепное фойе с зеркальными стенами, украшенные белым и золотым декором.

— Где Юрий и Артур ?

— Они уже спят, и Галина тоже.

Папа всегда старался держать свою молодую жену и моих сводных братьев подальше от глаз, будто боялся, что его новая семья расстроит меня. Я бросила на него раздраженный взгляд. Ему нужно перестать думать, что меня необходимо возвести на пьедестал. Я была счастлива, когда он женился, и когда Галина подарила ему наследников. Это означало, что он больше не будет опекать, и у меня появится больше свободы.

— Ты голодна? — поинтересовался он.

Я кивнула. Кроме водки и джина, я еще ничего не ела, и это начало проявляться в тумане моих мыслей. Отец щелкнул пальцами, и тотчас же кто-то из прислуги, притаившийся на заднем плане, бросился на кухню.

— Пойдем в мой кабинет.

Называть огромную комнату, где он работал, кабинетом было издевательством. Огромные размеры внушали страх большинству людей, и некоторые семьи из четырех или пяти человек жили в квартирах, которые были намного меньше. Золотой и белый декор сохранился, но мебель стала темнее. Во всем преобладало красноватое дерево, а папин письменный стол был размером с небольшую двуспальную кровать. Мы устроились на плюшевом золотисто-голубом диване, который он купил у коллекционера и который относится к XVIII веку — временам Екатерины Великой. Отец человек, твердо стоящий одной ногой в прошлом, а другой в будущем, возможно, именно поэтому его так уважали среди своих людей.

Раздался стук, и вошла наша кухарка с подносом свежих хачапури, печеного хлеба в форме миндаля с сыром и яичной начинкой. Она шла к нам и осторожно поставила еду на стол перед нами, прежде чем исчезнуть. Я потянулась за хачапури, поморщившись, когда он обжег мои пальцы, но слишком жадная до деликатесов папиного детства. Жидкий яичный желток растекся по моему языку, смешиваясь с соленостью сыра и успокаивающей плотностью теста. Первые годы своей жизни отец провел на Кавказе. Я проглотила первый кусочек и положила хлеб обратно на тарелку.

Мне надоело откладывать неизбежное, поэтому я встретилась со взглядом отца.

— Почему ты солгал?

Мускул на его щеке дернулся в знак неудовольствия. У многих людей появились бы причины съежиться при данном признаке опасности, но я не была одной из них.

— Дима не должен был тебе говорить.

— Он ничего не говорил. Адамо Фальконе мне рассказал, и тогда я не оставила Диме выбора, кроме как признать, что он знает правду. Ты же знаешь, я могу быть убедительной, если постараюсь.

Папа усмехнулся.

— Ох, я знаю. У тебя упрямство и хитрость великой императрицы.

Я вздохнула.

— Почему ты солгал ? Заставил меня поверить, что она мертва. Все эти годы.

— Это было к лучшему.

— Враньё!

Глаза отца опасно сверкнули.

— Не в таком тоне со мной.

Он ненавидел, когда я ругалась, и, возможно, еще больше, когда я говорила по-английски.

Я глубоко вздохнула.

— Прости.

— Правда не имеет значения, потому что то, что я сказал, равносильно правде. Она мертва для нас, стерта из нашей жизни и вне досягаемости на территории Каморры.

— Ничего недосягаемо, папа, если ты действительно этого хочешь.

Он увёз свою жену Галину из самого дальнего уголка Кавказа, из маленькой деревушки, где ее родители спрятали ее от моего отца, несмотря на то, что она находилась под контролем врага.

Он покачал головой и хрипло рассмеялся.

— Я бизнесмен, и пережил много нападений на свою жизнь только потому, что я очень осторожен. Идти на войну с Римо Фальконе неразумно. Вторгаться на его территорию ради мертвой женщины безумие.

— Она не мертва, — хрипло прошептала я.

Он взял меня за руки.

— Она для меня мертва, как и для тебя. Забудь о ее существовании. Она прошлое, и мы оставили ее позади, не так ли, Катенька ?

Может быть, так оно и было, а может, и могло. Но я видела ее во сне почти каждую ночь, в виде призрака из прошлого. Я должна увидеть ее снова, лицом к лицу, даже если это означало оскорбить Римо Фальконе и рискнуть войной с Каморрой.

ГЛАВА 6

Мы сократили время больше, чем мне хотелось, но папа настоял, чтобы я осталась до утра и поспала несколько часов, прежде чем сесть на частный самолет обратно в Солт-Лейк-Сити. Он пытался убедить меня остаться насовсем. Он знал, что я участвую в гонках и, возможно, даже почему, но ему трудно запереть меня. Не потому, что у него нет для этого средств, а потому, что он беспокоился, что я буду делать без своей свободы и целей. Он верил, что я в конце концов вернусь домой, не в состоянии осуществить свой план.

Был почти час дня, когда мы с Димой помчались обратно в лагерь. Дима облокотился на своем месте. Правая сторона его лица распухла и была синей, и это только отметины, которые я могла увидеть. Отец избил его за то, что он рассказал правду о моей матери. Чувство вины прожгло огненную дорожку внутри меня.

— В следующий раз ты не полетишь со мной.

— Это только отсрочит мое наказание.

— Тогда не делай того, что накажет тебя за меня. Возможно, будет лучше, если ты больше не будешь двигаться со мной по этому пути. Держись подальше, пока мой отец не наказал тебя еще сильнее.

Выражение его лица стало оскорбленным.

— Я буду защищать тебя, Динара. Это моя работа, мое желание.

Я вздохнула. Мы уже говорили об этом, когда я впервые решила присоединиться к гонкам Адамо. Дима мог быть почти таким же упрямым, как я.

Мы вернулись в лагерь. Большинство гонщиков возились со своими машинами, некоторые из которых уже выстроились в своего рода стартовую линию: десять рядов по три машины в каждой.

В прошлый раз нам с Димой пришлось стартовать в последнем ряду, потому что мы были новичками, но из-за нашего хорошего результата в последней гонке, на этом заезде, мы оказались в одном из средних рядов. Я не утруждала себя подробным изучением системы баллов и правил. Я всегда хотела быть первой, а для этого мне нужно было ехать быстро и рисковать всем возможным. Проще простого.

Машина Адамо, естественно, стояла в первом ряду, вместе с совершенно черной машиной, с которой я столкнулась в последнем заезде. Его владельцем был высокий богатый парень из пригорода Сан-Франциско.

Я припарковала машину рядом с трейлером Крэнка, чтобы узнать свое точное место, прежде чем встать в линию. Дима со стоном выбрался с пассажирского сиденья, схватившись за левый бок.

— Ты уверен, что сможешь участвовать в гонках? — с тревогой спросила я.

— Я не оставлю тебя.

— Судя по твоему виду, сомневаюсь, что ты сегодня сможешь угнаться за лучшими. Учитывая, что сегодняшняя остановка для отдыха и завтрашняя отправная точка различны для каждой машины, в зависимости от расстояния, которое они оставили позади за десять часов езды, у тебя, вероятно, не будет возможности ехать рядом с Динарой, — объяснил Адамо, спускаясь по лестнице из трейлера.

Его темные глаза осмотрели Диму с головы до ног, рассматривая каждую травму. Судя по шрамам на его теле, он, вероятно, мог оценить повреждения Димы лучше, чем я.

— Я в порядке, — процедил Дима, полностью выпрямляясь.

Он и Адамо были одного роста, слишком чертовски высокие для меня. Даже мои байкерские ботинки на толстой подошве не меняли того факта, что мне пришлось запрокинуть голову. Это единственная причина, по которой я скучала по каблукам.

Адамо пожал плечами, будто ему было все равно.

— Даже если ты будешь в километрах от Динары, когда гонка подойдёт к концу, ты не выбьешься вперёд. Ты ударяешь по тормозам ровно в четыре часа ночи, как и все мы, понял? И не пытайся обмануть. Мы все отслеживаем.

Дима обнажил зубы в опасной улыбке.

— Ты слишком стремишься заполучить Динару, Фальконе. Интересно, почему?

— Без всякой причины, которая требует твоих услуг телохранителя, — ответил Адамо с жесткой улыбкой.

Я посмотрела между ними.

— У меня нет времени на вашу чушь. Мне нужно выиграть гонку. Какое мое место в линии?

Адамо жестом указал на дверь трейлера.

— У Крэнка есть список.

— Давай, — сказала я Диме, который неохотно зашёл в трейлер, но прежде, чем скрыться внутри, зарычал.

— Мне не нравится, как он на тебя смотрит. Когда-нибудь я выжгу его чертовы глаза.

Я бросила на него тяжелый взгляд, и наконец он исчез.

— Что он сказал? Прозвучало не очень приятно, — сказал Адамо с намеком на веселье.

Он скрестил руки на груди, подчеркивая мускулы. Что бесило меня даже больше, чем реакция моего тела на его достоинства, так это то, что я не была уверена, что Адамо нарочно пытается вытянуть из меня возможные реакции.

— Может, тебе стоит подумать над изучением русского языка? Всегда полезно знать язык своего врага.

Адамо посмотрел на меня так, что температура моего тела поднялась на несколько градусов, и я не была уверена, что мне это понравилось.

— Ты враг, Динара?

Я улыбнулась.

— Зависит от ситуации, я полагаю.

Адамо усмехнулся, потом пожал плечами.

— У нас много врагов. Я не могу выучить все их языки. Или ты говоришь по-французски и по-итальянски?

Моя улыбка стала шире.

— Конечно. У меня были репетиторы, которые учили меня французскому, английскому и итальянскому, а дома я говорила на русском.

— Впечатляет, — признал Адамо. — Я говорю только по-итальянски и по-английски, но мой брат Нино ходячий словарь.

Я смутно помнила мужчину с холодными серыми глазами, расплывчатый образ из прошлого, но его трудно забыть, как и многие другие образы того времени.

— Моя учительница французского никогда не была довольна моим произношением, но я говорю и понимаю его свободно, даже если не разговариваю как парижанка.

— Ты не похожа на них.

Я подняла бровь.

— У тебя проблемы с моей внешностью?

Глаза Адамо прошлись по всему моему телу, вновь задержавшись на пирсинге в пупке. Я и раньше это замечала. Возможно, он задавался вопросом, не спрятано ли у меня ещё под одеждой. Спрятано.

— Абсолютно нет. Твоя внешность более чем хороша в моей книге.

— Спасибо. Вот в таком одобрении я и нуждаюсь, чтобы чувствовать себя значимой, — саркастически произнесла я, но должна была признать, что каждый раз, когда Адамо оценивал меня, со мной что-то происходило.

Я не считала себя обычно красивой. Моя внешность с рыжими волосами, веснушками и высокими скулами была слишком резкой для этого.

Дима выбрал именно этот момент, чтобы вернуться. Его глаза сузились до щелочек, когда он встал между мной и Адамо.

— Я узнал наши места. Надо начинать готовиться.

— Механики проверят ваши автомобили к допуску, и установят трекер к кабине, чтобы убедиться, что вы сможете быть наказаны или дисквалифицированы, если что-то нарушите, — произнёс Адамо, многозначительно глядя на Диму, прежде чем уйти.

Дима уставился ему в спину.

— Мы стоим рядом друг с другом в стартовой линии. И должны держаться вместе, даже если один из нас быстрее другого.

Я фыркнула.

— Ни в коем случае, Дима. Мне очень жаль, но я должна оказаться в числе первых, чтобы быть как можно ближе к Адамо. Мне нужно больше возможностей вытянуть из него информацию.

Дима наклонился ближе, заглядывая мне в глаза.

— Идет ли речь только об извлечении информации ? Я не слепой.

— Займись своими ранами или попроси кого-нибудь из медиков о помощи. Мне нужно подготовить машину.

Я пошла прочь. Я никогда не имела дела с ревностью Димы. Он не сделал из нашего расставания большое дело, и никогда не пытался вернуть меня. Возможно, он надеялся, что я в конце концов вернусь к нему, и теперь он видел, что его шансы уменьшаются. Я не была уверена, но надеялась, что он скоро возьмет себя в руки. Мне нужно сосредоточиться на своем плане. У меня нет времени разбираться с сумасшедшим бывшим парнем.

На то, чтобы проехать на моей Тойоте через припаркованные машины и стоявших вокруг них механиков, гонщиков и девушек, ушло почти пятнадцать минут. Я нажимала на клаксон так часто, что заболела рука, но в конце концов я нашла место. Моя машина находилась в отличном состоянии, так что не нужно было снова осматривать ее, и кроме некоторых гонщиков у меня не было команды механиков. Дима мог починить почти все, и я тоже была довольно способной.

Вместо того чтобы тратить время на приготовления, я прислонилась к машине и наблюдала за оживленной толпой, впитывая ее возбуждение и нервную энергию. Я увидела только одну девушку-водителя, но она стояла в последнем ряду. Какой позор. Больше девушек должны доверять себе, играя с большими парнями. Это не тот вид спорта, требующий мышц, а только смелость и сообразительность, и это то, что девушкам не хватает по сравнению с мужским полом.

Рядом со мной парень, похожий на мексиканца, прислонился к своей машине. Его тело было покрыто татуировками, и он был одет в чёрную майку, демонстрировавшую его самого и его мышцы. Как и у Димы, волосы у него были коротко подстрижены, но темного оттенка. Он сверкнул улыбкой, заметив мой взгляд. Я не ответила на его жест, только кивнула. Интересно, допускают ли Фальконе членов банды или членов Картеля к гонкам? Они казались вполне уверенными в своей власти над Западом. Я здесь не для того, чтобы заводить друзей, и уж тем более не для флирта со случайными парнями.

Адамо направился ко мне и склонился рядом. Парень сразу же потерял ко мне интерес.

— Ты готова?

— Всегда, — ответила я. — Что меня интересует, так это то, как работает все это с физическими нуждами. Десять часов долгий срок.

Адамо многозначительно посмотрел на меня.

Я усмехнулась.

— Только не говори, что никаких официальных перерывов на туалет нет.

— Их нет. Ты должна решить, хочешь ли ты потерять драгоценные минуты, чтобы облегчиться.

— В отличие от тебя, я не могу пописать в бутылку.

— Поверь мне, даже парням нелегко вести машину и мочиться в бутылку.

Я не могла удержаться от смеха, пытаясь представить это, но затем мой разум отключился, вызывая только образы обнаженного тела Адамо. Не самое лучшее направление перед гонкой.

— Так ты действительно ходишь в туалет в бутылку?

Адамо усмехнулся. Всякий раз, когда он это делал, он больше походил на темного серфера, а не на смертельно опасного брата Фальконе. Я не была уверена, какая сторона его привлекала меня больше.

— Обычно я позволяю себе один перерыв за гонку на туалет, по крайней мере, в первых пяти гонках. Однако последние два заезда... — он ухмыльнулся.

— Я не буду мочиться в бутылку, но и не стану рисковать местом только потому, что мой мочевой пузырь является проблемой.

— Ну, тогда, возможно, тебе стоит подумать об использовании катетера. Но должен предупредить. Несколько очень амбициозных парней сделали это в прошлом году и заработали неприятную инфекцию.

Я сморщила нос.

— Это заходит слишком далеко.

— Нет, если ты в долгу у Каморры, то тебе лучше найти способ заработать деньги.

— Верно. Ты и твои братья очень умны, когда дело доходит до зарабатывания денег.

— Держу пари, твой отец тоже знает несколько трюков.

Он знал. Но мой отец был лучшим в создании изысканного экстерьера, в то время как Фальконе жили своим безумием открыто.

— С гонкой такого масштаба у нас не будет неприятностей с полицией?

— Возможно. Но зависит от округа, который мы проезжаем. Некоторые из них легче контролировать, чем другие. Несколько шерифов определенно хотят поймать кого-то из нас. И каждый год им это удается, и один или двое попадают в тюрьму на некоторое время. Но, как я уже сказал, в основном полиция закрывает глаза на происходящее. В основном мы ездим в отдаленные уголки нашей территории, не говоря уже о вечере или ночи.

— Тогда будем надеяться, что нас сегодня не арестуют.

Я оттолкнулась от капота, когда к нам подъехала машина Димы.

— Уверен, твой отец внесет за тебя залог, если тебя поймают полицейские, — сказал Адамо, пожав плечами, но я ни на секунду не купилась на его безразличие.

Он пытался выяснить, как много мой отец знает о гонках на территории Каморры.

— Я не люблю полагаться на других, спасая свою задницу, — сказала я.

Дима застрял за командой из пяти механиков, которые занимались машиной. Мне стало интересно, сколько денег нужно, чтобы у тебя была команда такого масштаба. Деньги не были для меня проблемой. Папин черный Американ Экспресс платил за все, и он никогда не спрашивал, почему я трачу слишком много денег, но я хотела заработать на свои расходы призовыми деньгами.

Адамо проследил за моим взглядом и посмотрел на Диму.

— Его ребра травмируются от того, что он двигается. Он не сможет держаться рядом с тобой, если ты не сбавишь скорость ради него. Ему понадобятся перерывы.

— Дима крепкий орешек, и знает, что я ни перед кем не остановлюсь. Я в состоянии защитить себя.

— Если ты поедешь так же быстро, как в прошлый раз, тебе не придется защищать себя. Ты будешь рядом со мной, и я смогу присматривать за тобой в часы отдыха.

— Как благородно с твоей стороны, — ответила я. — Но не думаю, что доверяю тебе, Фальконе.

Он наклонил голову, один уголок его рта приподнялся.

— Возможно, и не стоит.

Вообще-то я не очень доверяла, даже если Адамо не представлял для меня опасности.

Я направилась к багажнику своей машины, достала полупустую бутылку водки и открыла ее.

— Вождение в нетрезвом виде может сделать тебя безрассудной, но не обязательно быстрой, — прокомментировал Адамо.

— Я не буду напиваться, но крепкий алкоголь обезвоживает мой организм и заставляет меня меньше хотеть в туалет. Я не стану тратить время на перерывы.

Адамо покачал головой.

— Ты ни перед чем не останавливаешься, ради достижения цели.

— Совершенно, верно.

Какое-то мгновение мы смотрели друг другу в глаза, но потом Дима нарушил молчание, вылезая из авто. Адамо зашагал к решетке, где стояла его машина.

Мои пальцы, сжимавшие руль, вспотели по мере того, как тянулись минуты до старта. Я никогда не участвовала в таких длинных заездах. Это утомительно и объясняло, почему каждый год водители разбивают свои машины без внешнего воздействия. Даже прямая дорога может стать проблемой, если вы слишком устали, чтобы держать глаза открытыми.

Со своего места в центре я не могла видеть девушку с флагом, но пока машины передо мной не поедут, я все равно находилась в ловушке. Потребуется некоторое время, чтобы выехать на лучшую позицию с широким пространством. Вскоре рев моторов зазвенел у меня в ушах, и Гадюка завибрировала подо мной. Дима бросил на меня предостерегающий взгляд. Он волновался, но причин для беспокойства не было. Со своей машиной я справлюсь.

Пыль поднималась передо мной, скрывая машины впереди, когда они начали двигаться. Моя нога зависла над педалью газа, и в ту же секунду, как погасли стоп-сигналы машины передо мной, я с силой опустила ботинок. Гадюка взревела, как дикий зверь, и мы тронулись. Мне пришлось почти мгновенно притормозить, чтобы не врезаться в машину впереди.

Старт в окружении всех этих машин был безумием, даже хуже, чем в последнем ряду.

Время потеряло свой смысл, пока я пробиралась мимо машины за машиной. Вокруг нас опустилась ночь, и вскоре толпа вокруг меня померкла. Я не была уверена, сколько машин ехало впереди меня, за исключением трех, которые я могла видеть. Одним из них был BMW Адамо. Другой был черный монстр «богатого парня». Третья принадлежала мексиканцу, стартовавшего рядом со мной. Я даже не заметила, как он проехал мимо.

Дима ехал в нескольких машинах позади меня с тремя другими. Интересно, как долго он сможет продержаться? Может, он и смог бы не обращать внимания на свои травмы после всего лишь часа езды, но со временем боль будет только усиливаться.

Мое предположение превратилось в реальность после пяти часов в дороге. Дима начал сдавать назад, а потом остановился. Я подумала, что он, возможно, нуждается в перерыве, но вместо этого наблюдала через зеркало заднего вида, как он наклонился и его вырвало.

На мгновение моя нога на газе ослабла, но затем мой взгляд снова сфокусировался на Адамо и двух других водителях передо мной. Дима крепок. Он член Братвы почти десять лет. Он так просто не сдастся, а несколько сломанных ребер это ерунда.

Спустя восемь часов даже стакан водки и отсутствие жидкости не помешали моему мочевому пузырю почувствовать себя полным. Мои глаза горели, а дорога временами становилась размытой. Глубокая темнота, в которой свет фар не касался окружающего, только усиливала потребность моего тела в отдыхе. Но расстояние между мной и тремя машинами, идущими впереди, увеличивалось, и разрыв мог оставить меня еще дальше, не говоря уже о том, что это позволило бы двум моим преследователям догнать или, что еще хуже, обогнать. Стиснув зубы, я попыталась не обращать внимания на давление в мочевом пузыре. Чтобы прогнать усталость, я включила радио, воспроизводя из динамиков свой любимый плейлист классического металла. Welcome to the Jungle — Guns N’ Roses разбудили мои чувства, как обычно.

Даже музыка больше не помогала, поскольку последние тридцать минут гонки текли незаметно. Мое желание сходить в туалет превратилось в болезненную пульсацию в нижней части тела, а спина и задница стали полностью каменными. Я уже почти не чувствовала своих пальцев. Все, о чем я могла думать, это туалет и сон.

Мое внимание переключилось на одну из ведущих машин, которая медленно сбавляла скорость. Когда отсчитывалась последняя минута гоночного времени, автомобиль находился всего на одну машину впереди меня.

Машина Адамо. Он действительно притормаживал, чтобы провести ночь рядом со мной. Я не была уверена, польщена ли я или раздражена. Девушка в беде не моя любимая роль. С другой стороны, его общество не было неприятным, но до этого момента мы не оставались наедине. И я поняла, что именно так мы и проведём сегодняшнюю ночь — наедине, — когда остановим машины ровно в четыре часа.

ГЛАВА 7

Я не планировал тормозить, чтобы Динара провела ночь рядом со мной. Это было спонтанное решение, когда я заметил ее машину не слишком далеко позади. Я не терял слишком много времени на других лидирующих машин, позволяя ей догнать меня, ничего такого, что я не мог бы компенсировать в последующих гонках. И даже если я не закончу семидневную гонку первым, это не проблема. Я не нуждался в деньгах и все равно заработал бы достаточно баллов, чтобы остаться в гоночном лагере. Динара открыла дверь Гадюки одновременно с тем, как я выключил двигатель своей машины, остановившись рядом с ней. Она едва взглянула в мою сторону и вместо этого бросилась в темноту к задней части своего авто.

Я усмехнулся, понимая почему, что напомнило мне о моей собственной проблеме. Облегчившись в темноте, я прислонился к капоту своей тачки и уставился в звездное небо. Так далеко за пределами цивилизации звезды всегда сияли ярко. Что-то, чего я не замечал, когда находился в Лас-Вегасе. Я всегда считал себя городским человеком, пока не начал подолгу жить в лагере у черта на куличках.

Динара подошла ко мне и уперлась бедром в капот.

— Ты не должен был этого делать.

Я скорчил невинное лицо, но она сузила глаза.

— Я предпочитаю твое общество компании двух придурков во главе. А с тобой мне не придется спать с открытым глазом, убеждаясь, что никто не проводит манипуляций с моей машиной.

Динара усмехнулась.

— Кто сказал, что я не попытаюсь перерезать твой тормозной трос? Быть может, я даже заколю тебя, когда ты будешь спать. Я русская, помнишь?

Трудно забыть. Во внешности Динары было что-то экзотическое, особенно высокие скулы.

— Я рискну с тобой.

Динара потерла руки. Она была только в майке и в обтягивающих джинсовых шортах. Мне ничего так не хотелось, как провести ладонями по ее гладким ногам.

— Я не взяла с собой никакой еды. Не думаю, что мы можем заказать еду сюда, верно?

— Я подготовился, — ответил я со смешком и открыл свой багажник, куда положил газовую плиту и пару банок с чили, супом из грибов и макаронами с сыром. — Но не жди слишком многого.

Динара просмотрела мой выбор.

— Я никогда раньше не ела макароны с сыром.

Я недоверчиво взглянул на нее.

— Как можно жить в Штатах и не попробовать это блюдо?

— Наш повар русская. Она готовит по рецептам из дома моего отца, а я никогда не обедала с американскими семьями. Мы живем среди своих.

Звучало знакомо. Мы с братьями тоже всегда жили вместе, и мои братья до сих пор продолжают.

— Тогда макароны с сыром. Даже если это знакомство с блюдом будет плохим. Ты обязана попробовать версию моей невестки Киары. Это не от мира сего.

Динара криво усмехнулась в тусклом свете ночи.

— Возможно, нам стоит подождать с семейными представлениями, пока мы хотя бы не поцелуемся.

Мой пульс участился, глаза метнулись к пухлым губам Динары, когда она все еще уверенно улыбалась. Блядь. Я не думал о поцелуе с ней сегодня, но теперь это все, о чем я мог думать.

— А будет поцелуй? — спросил я с медленной улыбкой, будто не мог представить большего.

Динара достала из багажника газовую плиту и поставила ее между нашими машинами, защищаясь от ветра, прежде чем схватить кожаную куртку и использовать ее как одеяло, чтобы сесть.

— У тебя есть фонарь? Не хочу держать дверь открытой.

Я ухмыльнулся, взял банку и газовую лампу и плюхнулся на прохладную землю. Как только он отбросил свой жуткий свет вокруг нас, и макароны с сыром закипели, я сказал:

— Ты не ответила на мой вопрос.

Я протянул Динаре вилку, прежде чем выключить пламя и проткнуть вилкой обжигающие горячие макароны с сыром.

Динара сделала то же самое и, подув, попробовала. Нахмурившись, она несколько раз прожевала.

— Я не знаю, из-за чего весь этот сыр-бор. Наши кошки получают лучшую еду.

Я рассмеялся.

— Жаль, что мои запасы не соответствуют твоим стандартам.

Она тоже засмеялась.

— Я даже не придирчивый любитель еды, но это действительно ужасно. Не знаю, дам ли я этому блюду еще один шанс.

— Поверь мне, если все сделать правильно, оно восхитительно.

— Возможно, когда-нибудь твоя Киара сможет убедить меня, — она положила в рот еще макароны. — Целоваться было бы очень плохой идеей, учитывая, кто мы.

Я встретил ее взгляд. В тусклом свете газовой лампы светящиеся бирюзовые глаза казались темно-зелеными еловыми веточками.

— Противники?

— Да. Помимо всего прочего. Это была бы роковая связь, которая наверняка подняла бы дерьмо в Братве и Каморре.

Я усмехнулся.

— Я люблю неприятности.

Динара покачала головой и откинулась на локти, пока я доедал свою порцию.

— Почему ты на самом деле сегодня искал моей близости? И не проси меня поцеловать тебя. Если ты надеешься получить от меня информацию, я должна предупредить, что я очень хорошо умею хранить секреты.

— А я очень хорошо умею их вытягивать, — проговорил я, откидываясь назад, так что наши глаза оказались на одном уровне.

Динара склонила голову набок.

— Ты волк в овечьей шкуре, Адамо?

— Я что, похож на овцу? — спросил я, слегка обидевшись.

— Думаю, ты скрываешь свое безумие Фальконе лучше, чем твои братья. Держу пари, что эти кудрявые волосы серфера и очаровательные улыбки обманывают многих людей, заставляя поверить, что ты хороший парень.

— Возможно, и так.

Динара перенесла вес тела на локоть, опершись на бок, и мы оказались еще ближе. Она заглянула мне в глаза, и на мгновение я был уверен, что она все видит.

— Может быть, ты и хочешь быть таким. Но мы те, кто мы есть. Я Михайлова, а ты Фальконе. Наши пути не на светлой стороне.

— Это русская душа меланхолична.

— Она реалист. — Динара зевнула и на мгновение закрыла глаза. — Сколько сейчас времени?

Мне не нужно было проверять телефон, чтобы узнать время. Солнце поднималось над горизонтом, а это означало, что в этой части страны должно быть около шести.

— Шесть. Пора спать.

Динара кивнула.

— Я боюсь спрашивать после всего этого фиаско с туалетом, но есть ли у нас шанс принять душ в течение семи дней? Не уверена, что смогу так долго обходиться без умывания и бритья.

Я усмехнулся.

— У нас есть два санитарных трейлера с душевыми кабинами, которые разъезжают по округе. В какое-то время завтра он должен остановиться и здесь.

Динара вскочила на ноги, я сделал то же самое, и мы оба оказались очень близко. С дразнящей улыбкой Динара повернулась, открыла машину и забралась внутрь. Она сбросила ботинки и растянулась на заднем сиденье.

То, как она лежала передо мной, было слишком соблазнительно. Больше всего на свете мне хотелось заползти к ней и выяснить, не является ли пирсинг на животе единственным ее произведением боди-арта.

— Можешь закрыть мою дверь?

Слова Динары прорвались сквозь мой пузырь. Я закрыл дверь, и, погасив лампу, устроился поудобнее на заднем сиденье своей машины. Мне не потребовалось много времени, чтобы заснуть. Несмотря на слова Динары, я не переживал, что она проведёт манипуляции с моим автомобилем.

Я проснулся от звука другой машины и резко выпрямился, смутно осматривая окрестности. Увидев трейлер с душем, я расслабился. Взглянув на свой телефон, я понял, что уже почти полдень, и получил десять сообщений от Римо, Киары, Фабиано, Савио и Кейджей, большинство из которых интересовались, почему я отстал. Конечно, одна из камер дрона засняла ведущую троицу. Я проигнорировал их сообщения и вылез из машины.

Когда я заглянул к Динаре, она все еще лежала на заднем сиденье и крепко спала. Ее ладони покоились на животе, сжимая пистолет. У Динары определенно проблемы с доверием. У меня тоже был пистолет в машине, и я держал его под подушкой на заднем сиденье, но не цеплялся за него, как за спасательный круг. Интересно, думала ли она, что он может понадобиться ей против меня, или это более общая предосторожность?

Я кивнул в сторону парня, ехавшего в трейлере.

— Сколько у нас времени?

— Десять минут на двоих.

Я кивнул, схватил полотенце и бросился в душ. Я не стал дожидаться, пока вода нагреется, не желая терять слишком много времени. Динара, вероятно, нуждалась в немного большем времени, учитывая ее длинные волосы. Этому я научился, живя в особняке Фальконе с женами моих братьев.

Я сопротивлялся жажде подрочить, представляя, как Динара принимает душ —холодная вода помогала в этом — и вместо этого поспешил через душ. Я быстро вытерся полотенцем, прежде чем надел боксеры и черные джинсы. С футболкой в руке я вышел. За те три минуты, что мне потребовалось, чтобы принять душ, температура, казалось, невероятно повысилась.

Динара, должно быть, проснулась от постоянного гула мотора трейлера, потому что ждала перед ним со свежей одеждой и полотенцем в руках. Она зевнула. Немного туши размазалось под глазами, волосы растрепались, но она все равно выглядела привлекательно. Точка цвета и волнения в нашем бесплодном окружении. Бесконечные пески, камни и пыльные дороги.

— Я уже начала подумывать, не нужно ли мне присоединиться к тебе в душе до того, как закончится время, и я останусь без возможности привести себя в порядок.

— Я потратил только три минуты. У тебя остаётся роскошных семь.

Услышав ее предложение принять душ вместе, я пожалел, что не продлил сеанс.

Динара прошла мимо меня с легкой улыбкой.

— Спасибо. Не думаю, что душ с тобой был бы хорошей идеей в любом случае.

С этими словами она исчезла внутри и закрыла дверь.

Я выдохнул, не зная, как справиться с флиртом Динары, ибо не был уверен, действительно ли она это имела в виду или играла со мной. А может, и то и другое. Но с каждым днем последнее волновало меня все меньше. Двое могли бы сыграть в игру.

Я позволил жаркому полуденному солнцу высушить мои волосы, даже если это увеличивало объём моих кудрей. Девушки любили их, и я предпочитал кудри, так как они заставляли меня выглядеть иначе, чем мои братья.

Водитель уже положил по упаковке с провизией на каждый из наших капотов, и я схватил свой и откусил шоколадный маффин, ожидая появления Динары. Когда она, наконец вышла, я чуть не подавился. Она была одета в свои обычные джинсовые шорты, ботинки и майку, но впервые с тех пор, как я с ней познакомился, ее топ был белого цвета и облегал ее тело. С ее волос капала вода, стекая по плечам и груди, медленно делая ткань прозрачной. Помахав водителю, Динара направилась ко мне. Мои глаза волшебным образом притянулись к очертаниям ее упругих грудей сквозь прозрачную ткань и пирсингу в левом соске. Динара схватила свой завтрак и прислонилась к капоту моей машины.

Уголки ее рта дернулись от удовольствия.

— Если тебя это тревожит, то подожди, пока солнце не высушит мою майку. Это не займет много времени.

Я никогда не смогу ни увидеть пирсинг соска Динары, ни перестать гадать, каково это играть с ним. Я мог только представлять, насколько более чувствительными стали ее груди.

— Это приятное зрелище, — сказал я с ухмылкой, оторвав взгляд от ее груди.

Динара рассмеялась, прежде чем схватить свою булочку и откусить.

— Было больно прокалывать, чем пупок? — спросил я наконец, не в силах подавить любопытство.

Динара кивнула.

— Да. Было чертовски больно, но бывало и хуже, и результат мне очень нравится.

Рискнув еще раз взглянуть на ее левую грудь, я понял, что пирсинг был в виде драгоценного камня на обоих концах, но ткань майки не позволяла мне разглядеть больше. Звук дрона заставил нас разойтись, и Динара села в свою машину. До сих пор она избегала интервью и вообще не искала камер.

Это не изменилось в течение следующих нескольких дней. Мы с ней провели еще три ночи в одном и том же месте, но чем дольше длилась гонка, тем меньше мы разговаривали. Усталость становилась слишком заметной. Но даже просто сидеть рядом с Динарой перед голубым газовым пламенем казалось правильным. Мне нравилось ее общество, возможно, потому что она относилась ко мне как к нормальному парню, без всякого почтения или уважения. У меня было чувство, что она без колебаний надерет мне задницу, если я вкину какую-нибудь гадость.

Я ждал, что она снова заговорит о своей матери или моих братьях, но она этого не сделала. Возможно, это тактика, и я определенно все еще опасался ее. У нее имеется причина быть здесь, и все же я не мог держаться от нее подальше.

Однако в последние две ночи я старался не отставать от ведущего дуэта. Динара и еще две машины следовали за нами не слишком далеко. Я финишировал вторым, возможно, я мог бы выиграть, если бы не решил провести несколько ночей рядом с Динарой, но не жалел об этом. Ей удалось финишировать четвертой. Дима, травмы которого, как и ожидалось, помешали ему, приехал одним из последних. Он выглядел по-королевски взбешенным во время церемонии награждения, особенно когда мое имя назвали вторым.

Он встал рядом с Динарой, которая наблюдала за происходящим, скрестив руки.

До следующей гонки оставалось семь дней.

Когда я спустился с трибуны победителей с бутылкой шампанского, Динара направилась ко мне. Я стряхнул с себя нескольких девчонок, которые пришли поздравить меня и узнать, изменилась ли моя позиция насчёт секса с ними —нет.

— Ты не просто слова и громкое имя, Адамо. Ты можешь гонять на машине, должна отдать тебе должное, — произнесла Динара.

Я усмехнулся.

— Спасибо. Это не единственный мой талант.

Динара подняла бровь.

— Может, когда-нибудь ты продемонстрируешь мне и другие свои таланты.

Я сделал глоток шампанского и протянул бутылку Динаре.

— Когда захочешь.

Динара взяла бутылку и сделала несколько глотков, прежде чем вернуть ее мне и наклонилась ближе.

— Возможно, после следующей гонки. А до тех пор мне придется вернуться в Чикаго.

Ее губы коснулись моей заросшей щетиной щеки — вчера я подстриг бороду, потому что она стала слишком дикой. Ее глаза поймали мои, и, черт, мне крышка. Мне хотелось отвести ее к машине, установить палатку и поглотить.

Я не видел Кейджей уже пару недель и остался бы в лагере и не вернулся бы домой после семидневной гонки, если бы не понимал, что должен уладить с ней все как можно скорее. Мне казалось неправильным держать ее на заднем плане, когда мои мысли постоянно вращались вокруг другой, даже если у нас с ней нет отношений. Обещание поцелуя и еще чего-то задержалось между мной и Динарой в последние несколько дней, и я определенно хотел выполнить это обещание.

В тот момент, когда я вошел в квартиру Кейджей, она сделала движение, будто хотела поцеловать меня, но я схватил ее за плечи, останавливая.

— Я...

— Кто-то есть да, — тут же сказала она, понимающе улыбаясь.

Тень сомнения промелькнула на ее лице. Она сделала шаг назад. Как обычно, она была только в белье, и на мгновение я подумал, не забрать ли свои слова обратно. Я ничем не был обязан Динаре, и мы с Кейджей не единственные друг у друга...

И все же я слишком заботился о Кейджей, чтобы держать ее в неведении.

— Не совсем. Пока нет. Может быть, никогда...

Она жестом пригласила меня войти и закрыла дверь.

— Но твой интерес задет. Я думаю, это так не по Фальконе с твоей стороны не спать с кем попало, даже когда ты все еще не уверен насчет девушки.

Я с мрачным смехом опустился на ее диван.

— Не делай из меня святого. Я не...

Кейджей накрылась халатом, прежде чем сесть рядом со мной.

— По сравнению с твоими братьями, ты святой.

— Я не тот парень, которого ты встретила в первый раз, — пробормотал я.

Это одна из причин, почему я не часто возвращался в Вегас. Люди всегда принимали меня за мальчика, которым я был, когда я безвозвратно изменился за эти годы.

Она задумчиво улыбнулась.

— Я буду скучать по оргазмам.

— Ты должна все бросить и работать только в баре, тогда ты сможешь найти парня, который будет доставлять тебе оргазмы.

Она пожала плечами.

— Скоро. А до тех пор деньги мне пригодятся. Мы ещё увидимся?

Я колебался. Я хотел видеться с ней, потому что помимо секса у нас было много важных разговоров, но я не был уверен, что быть просто друзьями будет легко. Я не был уверен в истинных чувствах Кейджей по отношению ко мне.

— Я буду очень занят гонками в ближайшие несколько месяцев, но я хочу остаться друзьями.

— Я уже большая девочка, Адамо.

— Как насчет того, чтобы просто посмотреть, как все пойдет, просто быть друзьями?

Она кивнула.

Когда час спустя я вышел из ее квартиры, с моих плеч свалилась тяжесть. Я понял, что мои сексуальные отношения с Кейджей помешали мне преследовать Динару, как я хотел, но теперь ничто больше не мешало. Возможно, Динара была плохой идеей. Скорее всего да, но я хотел ее, и дело было не в огромных эмоциях или браке. Я хотел повеселиться, и у меня было чувство, что Динара тоже этого хочет, даже если у нее тоже имеются скрытые мотивы в поисках моей близости.

Что-то в поведении Адамо изменилось, когда он вернулся из поездки в Вегас. Он казался менее отстраненным, и взгляды, которые он бросал на меня, не нуждались в особой интерпретации. Адамо хотел залезть ко мне в трусики. Я не хотела, чтобы он пытался. Меня влекло к Адамо. Он полная противоположность Диме, моему единственному парню, и, возможно, это отчасти объясняло его особую привлекательность. Дима, конечно, тоже это заметил, что еще больше испортило его мрачное настроение после катастрофических результатов в семидневной гонке.

Мы с ним сидели на одном из бревен, разложенных вокруг ревущего костра в центре лагеря после первой гонки семидневного круга. Многие другие гонщики также присутствовали, болтая и выпивая, празднуя еще один более или менее успешный гоночный день. Раны Димы зажили, и он финишировал пятым, на одно место позади меня сегодня. Адамо победил, что, вероятно, заставило Диму возненавидеть его еще больше.

— Если ты продолжишь финишировать пятым или четвертым до пятидневного заезда позже в конце года, то все равно закончишь с приличным местом.

Дима фыркнул.

— Ты же знаешь, что меня не волнуют результаты. Я здесь только из-за тебя, Динара. Но ты очень усложняешь мне задачу защищать тебя, когда все время убегаешь с Фальконе.

— Я не убегаю с ним. Ты ехал слишком медленно, чтобы поспевать за нами.

Он ничего не сказал, только уставился на огонь. Я приняла от одного из механиков стаканчик с каким-то пуншем. Он был слишком сладким на мой вкус, но другие гонщики и особенно девушки, казалось, наслаждались. Полбутылки водки могло бы сделать его терпимым.

Мои глаза следили за высокой фигурой, приближающейся к месту происшествия. Адамо опустился на бревно напротив меня, между нами горел огонь. Наши глаза встретились, и приятная дрожь пробежала по моей спине при взгляде на его лицо. Его темные глаза казались черными в свете огня, обводя мое тело. Я никогда не чувствовала себя так: будто простой взгляд мог зажечь во мне огонь. Я не была уверена, что меня устраивает, что мое тело делает то, что хочет.

Адамо поднял свой стаканчик, произнося тост за меня. Я сделала то же самое, и мы оба сделали глоток и одновременно поморщились. Я не могла удержаться от смеха, и лицо Адамо вспыхнуло ответной улыбкой.

Дима тихо выругался и поднялся на ноги.

— Я спать.

— Завтра у нас нет заезда. Ты не должен уходить, — сказала я, хотя мне хотелось, чтобы он ушел, чтобы я могла пообщаться с Адамо без взглядов Димы.

Даже если я ничего не должна Диме, флиртовать перед ним неправильно.

Дима кивнул в сторону Адамо.

— Уверен, он составит тебе компанию.

Он повернулся и направился в темноту.

Я вздохнула, но не последовала за ним. Вскоре на меня упала тень.

— Это место рядом с тобой занято?

Я вгляделась в красивое лицо Адамо и покачала головой.

— Оно твое.

Он сел ближе, чем Дима, и наши руки соприкоснулись. По всему моему телу побежали мурашки.

— Напитки не намного лучше еды, — сказала я, кивнув в сторону пунша.

Адамо пожал плечами.

— Это не роскошный круиз, — ответил он. — И не говори, что водка такое изысканное лакомство.

— Водка одерживает победу над этим сладким злодеянием. И что ты знаешь о русской кухне? Назови хоть одно русское блюдо.

Адамо задумчиво прищурился.

— Борщ?

— Удачная догадка. Ты когда-нибудь пробовал?

— Нет. Свекла не совсем мой овощ.

— Но макароны с поддельным сырным соусом да?

Адамо уперся локтями в бедра, его мышцы отвлекающе напряглись. Мой взгляд упал на его татуировку Каморры. Рукоятка и острие кинжала были целы, но область лезвия, где находился бдительный глаз, была обезображена шрамами от ожогов. Я знала в общих чертах, как это было. Наряд, противостоящий итальянской мафиозной семье в Чикаго, пытал его, но мне было любопытно узнать больше подробностей. Расспросы о деталях могли подтолкнуть Адамо к более личным вопросам, хотя не этого я добивалась.

Он наклонился чуть ближе.

— Какое русское блюдо ты мне предложишь, если мы когда-нибудь пойдем на свидание?

Мое сердце забилось немного быстрее. Я тоже приподнялась, придвигая наши лица еще ближе.

— Пельмени или Пирожки. Нет ничего лучше, чем погрузить зубы в теплое тесто, обнаруживая вкусную, шипящую начинку внутри.

Мой голос был низким, соблазнительным. Не таким тоном я обычно описывала еду, да и в любое другое время.

Я не упомянула о своем любимом хачапури, потому что это слишком личное.

Адамо кивнул, и на его лице медленно расплылась улыбка.

— Не могу дождаться, чтобы попробовать.

Мое сердце напряглось, застав врасплох. Наши глаза не отрывались друг от друга, и, если это возможно, наши лица стали еще ближе. Смех девушки заставил меня отпрянуть. Я не хотела, чтобы люди видели, как уютно мы устроились.

— Здесь слишком людно. И мне нужно выпить. Как насчет того, чтобы выпить со мной водки в моей машине?

Я не была уверена, что делаю. Это никогда не входило в мои планы. Адамо склонил голову набок.

— Показывай дорогу.

Я поднялась на ноги, испытывая неприятное чувство нервозности. Я не стала его дожидаться и направилась к своему авто. Он был припаркован на самом краю лагеря, окутанный полной темнотой. Машина Димы исчезла. Быть может, он припарковался где-нибудь в другом месте от злости или отправился на поиски бара, где можно было бы напиться до беспамятства. Он будет долго искать.

Я достала из багажника полупустую бутылку водки и села на капот машины. Адамо наклонился ко мне. Сделав глоток из бутылки, я протянула ее ему. Наши плечи соприкоснулись, и мое тело отреагировало потоком ощущений, наиболее заметных и удивительных: желание. Я сглотнула.

Адамо протянул мне бутылку. Я взяла ее и сделала еще больший глоток.

— Водка начинает действовать на меня. Может, я питаю слабость к русским деликатесам.

Я наклонила к нему голову.

— Они самые лучшие.

— Мне нужны доказательства.

Адамо обхватил меня за шею, заставив вздрогнуть, и прижался губами к моим. Моей первой реакцией было оттолкнуть его, хотя тело кричало о большем. Мои пальцы обхватили его сильные плечи, чтобы дать отпор, но вместо этого я впилась ногтями и прильнула ещё ближе.

Другая рука Адамо сжала мое бедро, его язык раздвинул мои губы, пробуя на вкус. Его поцелуй был властным и огненным, и зажег меня неожиданным образом.

То, как наши языки дразнили друг друга, а губы идеально сливались, казалось, что это больше, чем случайная встреча. Рука Адамо соскользнула с моего бедра, поглаживая ребра, распространяя за собой еще больше пламени. Мои соски сморщились под футболкой. Я не потрудилась надеть бюстгальтер, потому что ткань была свободной, а грудь не очень большой.

Кончики пальцев Адамо погладили нижнюю сторону одной груди, прежде чем его большой палец коснулся моего соска, обнаружив пирсинг. Жар и влага растеклись между моих ног от всплеска наслаждения. Я подавила стон, пытаясь обуздать ошеломляющую реакцию своего тела. Его большой палец щелкнул по моему пирсингу, и с моих губ сорвался вздох удовольствия. Он, казалось, контролировал мое тело всего несколькими прикосновениями. Мое тело жаждало большего, а мозг требовал контроля.

Контроль. Я нуждаюсь в нем.

Я вырвалась из объятий Адамо и его пьянящего поцелуя, задыхаясь и ощущая покалывания всего тела.

ГЛАВА 8

На мгновение Динара выглядела почти испуганной, но, возможно, это был далекий свет костра, отбрасывающий тусклые тени на ее лицо. Трудно было разглядеть детали от единственного источника света.

Красные губы Динары растянулись в дерзкой улыбке, которая направилась прямо к моему члену.

— Думала, ты не смешиваешь работу и удовольствие.

Ее голос был хриплым и прерывистым. Мое сердце бешено колотилось в груди, а член уже неприятно прижимался к джинсам. Такого сильного желания я не испытывал уже давно... никогда.

— Не смешиваю. Обычно.

Это не первое правило, которое я нарушаю. У меня долгая история с вещами, которые я не должен делать. Динара казалась хорошей причиной, чтобы добавить еще один пункт в список.

Я достал из заднего кармана пачку сигарет.

— Что насчет тебя? Смешиваешь ли ты работу и удовольствие?

Динара ничего не ответила. Движение ее груди было безошибочным даже в тусклом свете, льющемся из далекого костра, нашего единственного источника света. Мы находились далеко от цивилизации, что за пределами лагеря темнота казалась почти непроницаемой. Фары соседних машин были выключены, когда их владельцы ложились спать или присоединялись к костру. Динара вытащила косяк, ее пальцы дрожали. Я не мог понять ее физическую реакцию на наш поцелуй.

Она зажгла косяк и засунула его в рот, вызывая в моем сознании более явные ассоциации. Кончик ярко засветился, когда она затянулась. Сделав еще одну затяжку, она протянула мне, и я тоже затянулся, ощущая, как его действие гудит в моих венах. Я бросил пачку сигарет на капот, чтобы покурить после секса, который, надеюсь, мне понадобится. Секс и наркотики были моей любимой комбинацией в течение некоторого времени.

— Ты не ответила на мой вопрос. Или почему ты отступила? Мне показалось, что ты наслаждаешься поцелуем больше, чем немного.

Ее соски затвердели как камень и жаждали внимания, когда я прикасался к ним.

Динара наклонилась ближе и прижала ладонь к выпуклости в моих джинсах, заставив меня зашипеть.

— Думаю, тебе это понравилось еще больше.

Я подавил желание залезть ей в трусики, даже если бы знал, что найду ее мокрой, готовой.

— Да, именно поэтому я не понимаю, почему мы остановились.

— Потому что я люблю, чтобы все шло по моим правилам, — загадочно ответила Динара и спрыгнула с капота.

Я думал, что она уйдет, но вместо этого она схватила меня за руку и потащила к моей машине, которая стояла еще дальше от лагеря и была окутана темнотой. Я последовал за ней и позволил ей прижать меня к капоту автомобиля. Ее лицо оказалось прямо перед моим, дыхание было быстрым и сладким.

— Что...

Она прижала палец к моим губам, заставляя замолчать.

Динара наклонилась и расстегнула ремень с мягким щелчком, слишком громким в звездной ночи. Ничто не двигалось вокруг нас, но Динара, казалось, не беспокоилась о том, что ее поймают, когда она расстегивала мою молнию. Я вынул косяк изо рта и наклонился, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась.

— Никаких поцелуев.

Я сдержал свои вопросы, опасаясь, что помешаю ей продолжить то, что она имела в виду. Мой член уже с нетерпением жаждал ее следующего движения. Она выхватила косяк из моих пальцев и глубоко затянулась, прежде чем засунуть его обратно между моих губ. Ее руки скользнули вниз по моей груди, и она опустилась на колени, полностью застигнув меня врасплох. Она потянула мои боксеры и джинсы вниз, пока мой член не освободился. Я не мог оторвать глаз от ее макушки, так близко к моей головке.

Ее теплые пальцы обвились вокруг члена, прежде чем она взяла мой кончик в свой горячий, влажный рот. Я прошипел сквозь косяк, а затем глубоко затянулся, когда Динара взяла меня глубже в рот, пока моя головка не коснулась задней части ее горла. Она подавилась, но не отступила.

— Блядь, — выдавил я.

Я коснулся ее затылка, но она оттолкнула мою руку и медленно вытащила мой член из своего рта.

— Никаких прикосновений. Руки на капот, если хочешь, чтобы я продолжила доставлять тебе удовольствие. Это мои правила, а не твои. Помни об этом.

Я положил ладони на машину и посмотрел вниз на голову Динары, двигающуюся взад и вперед, пока она сосала меня. Ее язык томно кружил вокруг головки, слизывая мою предварительную сперму. Жаль, что я не могу видеть ее больше, чем ее волосы. Я хотел увидеть ее великолепные красные губы вокруг члена, когда она сосала его. Это было похоже на сон. Но даже мои лучшие наркотические галлюцинации не были так хороши, как это.

Дерьмо, ее губы на моем члене ощущались как рай. Я застонал, когда Динара начала массировать мои яйца, уделяя внимание своими губами и языком только моему кончику. Продолжив массировать чувствительную область позади моих яиц, удовольствие разлилось по моему телу, и мои яйца начали сжиматься. Я не смогу долго продержаться, если она продолжит в том же духе. Я слишком долго мечтал о ней и не был готов к этому неожиданному минету.

Она откинула голову назад и причмокнула губами.

Я простонал.

— Я близко.

Динара схватила меня за бедра и поднялась. В тусклом свете ее губы дразнили меня.

— Я знаю, Адамо, — она наклонилась и поцеловала меня в щеку. — Даже Фальконе нужно научиться терпению.

Она сделала шаг назад. Я застыл, мои яйца все еще пульсировали, член отчаянно рвался наружу. Улыбнувшись напоследок, она повернулась и пошла прочь. Я смотрел на покачивание ее бедер, пока ее тело не слилось с тенями, и темнота не поглотила ее.

Внутреннее освещение ее машины загорелось, осветив Динару в дразнящем зрелище, которое теперь дразнило и меня. Она села на заднее сиденье и, прежде чем закрыть дверцу, оглянулась, затем темнота снова завладела ею.

Меня не оставляли в таком состоянии с тех пор, как много лет назад моя первая вроде бы девушка Харпер сделала это. Черт, она играла со мной. Кровь все еще наполняла мой член. Я был слишком возбужден, чтобы надеяться, что моя эрекция исчезнет в ближайшее время. Я со злостью сжал свой член и с силой начал двигать рукой, почти до боли. Если кто-то придет, они увидят шоу, которое не скоро забудут.

Мне не потребовалось много времени, чтобы кончить на пыльную землю. Я засунул свой член обратно и застегнул молнию на джинсах, прежде чем пнуть почву в том месте, где, как я подозревал, приземлилась моя сперма. Я потянулся к пачке сигарет на капоте, но коснулся холодного металла.

— Черт, — прорычал я.

Динара не только оставила меня с гребаным стояком, но и украла сигареты. Мне надоело деликатно вести себя с ней. В следующей гонке она познакомится с настоящим Адамо Фальконе, и в следующий раз у нее будет мокрая киска.

Мой позвоночник покалывало от животного страха, когда я повернулась спиной к Адамо, мои мышцы напряглись в ожидании, готовые бежать или сражаться. Не то чтобы я ожидала, что Адамо бросится за мной, схватит и заставит закончить начатое, но мое тело предпочитало ожидать худшего. Таким образом, людям было трудно застать вас врасплох. Никаких шагов не раздалось, и Адамо не называл меня скверными словами.

Я пробиралась мимо других гоночных машин, пока не дошла до своей. Я открыла дверь и не удержалась, чтобы не оглянуться через плечо на парня, которого оставила со стояком. Адамо тоже смотрел в мою сторону. Даже в тусклом свете я могла сказать, что он еще не потрудился застегнуть джинсы.

Не думала, что будет так трудно уйти от Адамо, от сосания его члена, но я наслаждалась игрой власти, кайфом. Если и было что-то, чему я с трудом сопротивлялась, так это хороший кайф. Я не ожидала, что с Адамо будет так, но он наполнил меня взрывной энергией, которую до сих пор давали только наркотики или гонки.

Я забралась на заднее сиденье, скинула ботинки, захлопнула дверцу и скрылась в темноте. Закрыв машину, я потянулась за Глоком под передним сиденьем и положила его на живот, вытянувшись на спине. Спать в машине неудобно, но делить палатку с Димой казалось неразумным после нашей недавней ссоры. Я даже не знала, когда он вернется и вернется ли вообще. Возможно, когда все уляжется. Но на самом деле я предпочитала следить за своей машиной даже ночью. Многим гонщикам было что терять, когда они не занимали высокие позиции. Эти деньги означали для них спасение, способ расплатиться с должниками (возможно, также с Каморрой или Братвой) или внести залог за члена семьи. Отчаяние заставляет людей идти на глупости. Я бы не дала им шанса проткнуть мне шины или перерезать тормоза.

Я все еще не спала, поэтому выглянула в окно. Адамо пнул землю, прежде чем тоже забраться в машину. Он был в бешенстве. Я не могла не улыбнуться. Мне стало интересно, как будет выглядеть взбешенный Адамо в гонке.

Мое тело жаждало вернуться к нему, продолжить начатое. Мои трусики прилипли ко мне от возбуждения, чего я никак не ожидала, доставляя Адамо удовольствие. Я хотела быть ближе к Адамо, но в то же время его близость потрясла меня.

Глаза начали закрываться, но я долго держалась за сознание, пока, наконец, сон не победил.

Меня разбудил резкий стук в окно. Солнце только-только поднималось над горизонтом. Мои пальцы на пистолете напряглись, когда я попыталась сориентироваться. Дима заглядывал внутрь. Нахмурившись, я села, поморщившись от напряжения в спине после сна, полусидя на заднем сиденье. Я открыла машину, и Дима тут же распахнул дверцу. Холодный порыв ударил в мое тело. В такое раннее утро здесь, в пустыне, было вполне терпимо.

— Что случилось? — спросила я сонно, оттолкнувшись от края сиденья и свесив ноги из машины.

Глаза Димы налились кровью, под ними залегли темные тени. Он выглядел так, словно не выспался и, быть может, выпил больше, чем обычно.

Я надела ботинки и встала.

Дима нахмурился, делая шаг ближе. Он положил одну руку позади меня на крышу машины, занимая слишком много места.

— Я был там.

— Где? — спросила я, не понимая хода его мыслей.

— Вчера ночью.

Я покраснела. Я не сделала ничего плохого, и все же часть меня чувствовала себя виноватой. Признание слабости не было моей сильной стороной, поэтому я разозлилась.

— Ты шпионил за мной ?

Лицо Димы исказилось от такого же гнева.

— Ты ведь не пыталась это скрыть, правда ? Как ты могла это сделать ?

— Потому что я захотела.

Дима покачал головой.

— Ты будешь сосать член каждого Фальконе, чтобы получить желаемое ?

Мои глаза расширились. Я ударила его. Сильно.

— Не твое дело. Это было не так давно. Может, тебе стоит вспомнить свое место ? Ты мой телохранитель, Дима. Ты работаешь на меня. Помни свое место, или мой отец напомнит.

Дима отступил назад, в его глазах мелькнула обида, которую я уловила только потому, что знала его лучше всех, но его лицо мгновенно стало ледяным и жестким.

— Спасибо за напоминание. Не беспокойся. Больше не забуду.

Он развернулся, и чувство вины пронзило меня. Дима был моим телохранителем в течение семи лет, сначала один из нескольких, но в конце концов единственный. До этого мы были друзьями, а после стали еще ближе. Он никогда не был только телохранителем, и я никогда не угрожала ему своим отцом или не ставила его на место.

Я была абсолютным дерьмом в извинениях и признании ошибок, но мои ноги двигались сами по себе.

— Дима, — сказала я, мой голос все еще был напряженным и совсем не извиняющимся. Черт бы побрал мою гордость! — Подожди.

Извинение щекотало кончик моего языка.

Дима остановился, но не обернулся. Его плечи все еще были напряжены.

— Ты не хочешь повернуться ко мне лицом ?

— Это приказ ?

— Прекрати это дерьмо! Ты же знаешь, я не это имела в виду. Но ты должен перестать совать свой нос в мои личные дела. Если я пересплю с Адамо, это не твое дело.

Я не была ни с кем с тех пор, как мы с Димой начали встречаться, когда мне было шестнадцать, но мы с ним никогда больше не будем парой. Даже когда мы были вместе, это никогда не казалось правильным. Хотя, возможно, это как-то связано с моим извращенным «я», а не с Димой.

Он резко обернулся.

— Тебе лучше знать.

— Ты ревнуешь, но тебе нужно взять себя в руки.

— Ревную? — прошептал он. — Разве я не заслуживаю права на небольшую ревность?

— Нет. Уже нет.

— Какие-то проблемы? — спросил Адамо, показавшись высоким и слегка сонным позади Димы.

Он был только в обтягивающих боксерах, открывающих мускулистые бедра и впечатляющую верхнюю часть тела.

Наш спор стал громким и разбудил нескольких человек, которые теперь высовывали головы из своих палаток или машин.

По крайней мере, никто из них не говорил по-русски, так что они понятия не имели, о чем мы вели разговор.

— Отвали, — прорычал Дима, став красным.

Я схватила его за руку, чтобы успокоить, но он стряхнул меня.

Адамо с жестким выражением лица схватил его за плечо.

— Как насчет того, чтобы перенести свой гнев куда-нибудь в другое место? Успокойся, прежде чем вернешься. Динара не нуждается в твоем дерьме.

Дима вырвался из рук Адамо, его тело напряглось так, как я слишком хорошо знала. Он был бойцом боевых искусств, сколько я себя помню, и даже убил пару человек прицельными ударами. Была причина, по которой отец доверял Диме охранять меня.

— Дима, — прорычала я, но он даже не слушал.

Его яростный взгляд был устремлен на Адамо.

— Ты не имеешь права вмешиваться, щенок Фальконе. Это касается только нас с Динарой, так почему бы тебе не вернуться в свою постель и не перестать беспокоить меня.

Он наконец повернулся ко мне, вероятно, чтобы продолжить наш спор, но Адамо вновь схватил его за руку. Он все еще выглядел удивительно спокойным, по крайней мере, его лицо, но в его глазах я видела опасный огонь, которого никогда не видела у него раньше, и не могла отрицать этого: я была очарована им.

Дима развернулся к нему, пытаясь ударить кулаком в лицо, но Адамо, должно быть, предвидел это. Он уклонился от атаки и ударил Диму в левый бок. После этого начался настоящий ад. Я отступила на несколько шагов, чтобы не стать жертвой их тестостероновой битвы. Видеозаписи боев Адамо, которые я смотрела, почти не отдавали ему должного. Видеть его в действии прямо перед моими глазами, видеть пот, блестящий на его лбу и прессе, видеть смертельную сосредоточенность в его глазах и решительную точность его ударов это совершенно другое дело. Это разница между тем, чтобы увидеть красивое яйцо Фаберже на фотографии или держать его в руке, рассматривая сложную работу вблизи. Адамо не был таким хрупким, как мое любимое произведение искусства, но он все равно был шедевром, и его искусство боя требовало столько же усилий, самоотверженности и таланта. Я всегда думала, что Адамо неохотный боец, в видео это иногда проявлялось, но сейчас, когда он обменивался ударами и пинками с Димой, то выглядел так, будто был рожден для борьбы, словно потребность в крови и насилии звенела в его венах, звала его, как моя темная жажда часто поступала со мной.

Вокруг нас собралась толпа, подбадривая криками и вскоре обмениваясь ставками. Пыль кружилась вокруг боя, обжигая мне глаза.

— Прекратите! — я закричала, но не настолько безумна, чтобы встать между ними.

Они были похожи на бойцовых собак. Если бы вы попытались встать между ними, они бы вас загрызли.

Крэнк, спотыкаясь, направился к нам, ошеломленный открывшейся перед нами жестокой сценой. Кровь брызнула на пыльную землю.

Он помахал рукой двум высоким темноволосым мужчинам, вероятно, членам Каморры. Мои подозрения подтвердились, когда они подошли ближе, и я увидела татуировку на их руке.

Даже им было трудно разнять двух бойцов, но в конце концов они оторвали их друг от друга. Левый глаз Димы снова начал заплывать, когда он только начал выглядеть лучше после того, как отец избил его. Его нос тоже был разбит, и кровь капала на его белую футболку.

На правой щеке Адамо образовался порез. На нем не было ни футболки, ни обуви, но его кожа была покрыта брызгами крови, а глаза были дикими и голодными. Он напоминал мне хищника, который впервые попробовал кровь и мгновенно пристрастился.

Я отрицательно покачала головой.

— Это действительно было необходимо?

Девушки перешептывались между собой, некоторые даже дразнили меня насмешливыми улыбками. Я оскалила зубы в опасной улыбке, которую унаследовала от отца. Они отвели глаза, и я встретилась взглядом с Адамо. Он успокоился и перестал сопротивляться мужчине, державшего его.

— Тебе не нужно было защищать меня от Димы. Он всегда на моей стороне.

Адамо усмехнулся.

— Мне так не показалось.

Я сверкнула глазами и повернулась к застывшему Диме. Мне было интересно, действительно ли он все еще на моей стороне, но я не могла себе представить, что может оказаться иначе. В конце концов, его ревность должна прекратиться. Быть может, мне стоит напомнить ему, что он спал с несколькими девушками с тех пор, как я рассталась с ним, и я никогда не устраивала сцен из-за этого.

Дима повернулся к мужчине, который его держал.

— Отпусти меня.

Мужчина посмотрел на Адамо, что само по себе было смешно, но, конечно, Адамо самый высокопоставленный член Каморры. В конце концов, он четвертый после трех старших братьев.

— Отпустите нас, — приказал Адамо жестким голосом, и оба мужчины ослабили хватку.

Дима отступил.

— Не беспокойся больше о моем вмешательстве. С этого момента я занимаюсь делами в Чикаго.

Я сомневалась, что он действительно оставит меня вне поля зрения. Он держался рядом, вмешиваясь, если что-то происходило, но я на всякий случай позвоню отцу и скажу, что отослала Диму. Папа, конечно же, разозлится и попытается убедить меня вернуться домой.

— Дима, давай поговорим, когда ты успокоишься, хорошо ?

Он ничего не ответил, только зашагал к своей машине.

— Если ты пропустишь гонку, ты рискуешь дисквалификацией! — крикнул Крэнк, но Дима никак не отреагировал.

Он сел в машину и уехал.

Я вздохнула.

Адамо вытер порез тыльной стороной ладони, не сводя с меня глаз. Толпа медленно рассеялась. Интересно, стоила ли вчерашняя ночь драки с Димой? К чему это привело, кроме того, что разозлило моего друга и, возможно, Адамо тоже? Я не думала об этом. Я отреагировала из страха, что было глупо. Из-за того, что я чувствовала, что теряю контроль, я попыталась контролировать Адамо самым простым способом, который только могла придумать.

Теперь я создала беспорядок, и мое тело все еще гудело от желания, смотря на парня передо мной, особенно покрытого кровью, потому что он боролся за меня.

Это было так типично, как девушке в беде думать, чувствовать возбуждение, но мои базовые инстинкты явно сильнее моего упрямства.

ГЛАВА 9

Все мое внимание было приковано к следующей гонке, так что, хотя я и стартовала в первом ряду рядом с Адамо, то финишировала десятой. Конечно, Адамо сыграл огромную роль в моем плохом результате. Он жестоко подрезал меня после старта, так что я ненадолго потеряла контроль над машиной и свернула на ухабистую обочину.

Не то чтобы я не делала то же самое с другими гонщиками, но до сих пор Адамо не показывал мне свою безжалостную сторону. Я должна была признать, что это только заставило меня желать его еще больше. Я не хотела, чтобы кто-то нянчился со мной. В ночь после гонки вечеринка была шумной, и вскоре большинство людей опьянели или спали.

Я выпила только стаканчик чуть менее отвратительной смеси с персиковым шнапсом, которую кто-то приготовил. Мы с Адамо всю ночь следили друг за другом, но не разговаривали. Теперь, когда Дима не был моей тенью, многие другие гонщики приходили поболтать, и многие из них были более интересными, чем я думала. Когда толпа поредела, я забеспокоилась. Что-то во мне звало отправиться на поиски близости Адамо, но я сопротивлялась.

К моему удивлению, он нашел меня, когда я возвращалась к своей машине.

— Уже уходишь? — спросил он рядом, заставив меня подпрыгнуть.

Я бросила на него взгляд через плечо.

— Ничто не удерживает моего внимания.

Адамо догнал меня.

— Быть может, я смогу. Я купил бутылку лучшей водки, какую смог найти в последнем винном магазине, мимо которого мы проезжали. Как насчет того, чтобы вместе выпить?

Я остановилась. После того, как наша последняя встреча закончилась для него, я опасалась его мотивов. Доверие не было чем-то, что я раздавала направо и налево. Несмотря на мое недоверие, я кивнула и последовала за ним к его машине, которая стояла далеко от большинства других. В темноте и уединенная.

Мы молча выпили, прислонившись к капоту его автомобиля, и наши плечи вновь соприкоснулись. С музыкой на вечеринки на заднем плане — на этот раз более медленной, мелодичной — это было почти романтично.

— Ты злишься? — спросила я наконец.

— Жизнь слишком коротка, чтобы держать обиду.

— Не тот девиз, которым я живу.

— Держу пари, — ответил Адамо.

Он выпрямился и встал передо мной, возвышаясь над моей головой.

Я не двигалась, только спокойно смотрела на него. Он медленно наклонился.

— У тебя такой вид, будто ты хочешь убежать. Боишься снова поцеловать меня?

— Я ничего не боюсь, — пробормотала я. — Но мне бы не хотелось бить тебя по яйцам, потому что ты испытываешь потребность отомстить за свою оскорбленную гордость и забыть, что значит слово «нет».

Адамо положил одну руку на капот, приблизив наши лица так близко друг к другу, что жар его губ обжег мои.

— Я прекрасно понимаю, что значит «нет», Динара. Не беспокойся. А мою гордость не так-то легко задеть. Но скажи, ты отказываешься от поцелуя?

Я должна. В прошлый раз я полностью погрузилась в него, но присутствие Адамо так близко, особенно его рот, затуманило мое суждение. Я преодолела расстояние, между нами, коснувшись его губ своими.

Адамо не нуждался в еще одном приглашении. Он вырвал контроль над поцелуем из моих рук, и я позволила ему, слишком безумная каждым движением его языка.

Спать с Адамо никогда не входило в планы. Может, если бы я знала больше о нем, о его темных сторонах, громко взывавшие ко мне, потому что отражали тьму глубоко внутри меня, я могла бы предвидеть, что дело дойдет до этого. Его хватка на моей шее усилилась, когда он углубил наш поцелуй. На вкус он был как грех и тьма, и мог целоваться так, как я никогда не считала возможным. Мое тело покалывало от простого трения наших губ, от мягкой ласки его языка и его вкуса. Вскоре покалывание превратилось в пульсирующую потребность, и мои трусики стали влажными. Я вновь теряла себя в Адамо, теряла контроль над своим телом. Я опять переключила внимание, заставляя свой разум полностью сосредоточиться и подчиняя свое тело его команде. Это никогда не было трудно. Я годами практиковала контроль, зависела от него.

Потянувшись к поясу джинс Адамо я расстегнула его, оторвав свой рот от опасных губ Адамо. Я протянула рука к его члену, который пытался прорваться сквозь ткань его боксеров, но он схватил мою руку и поймал мои губы в другом поцелуе.

— Моя очередь. У меня есть некоторые проблемы с доверием, когда дело доходит до тебя и моего члена.

Я не могла удержаться от смеха у его губ, но затем его горячий, умелый язык провел по складке моих губ, прежде чем снова погрузиться в мой рот. Рука Адамо обхватила мою грудь через майку. Конечно, на мне не было лифчика. У меня небольшая грудь, поэтому я редко видела необходимость в лифчике. Теперь я пожалела об этом, потому что, как и в прошлый раз, Адамо начал играть с пирсингом, посылая разряды удовольствия сквозь тело. Другая рука Адамо расстегнула пуговицу моих джинсовых шорт, прежде чем скользнуть внутрь, поглаживая мою киску. Как моллюск, захлопнувшийся в защите, мой разум сделал то же самое, отдаляясь от прикосновений. Рука Адамо скользнула под мои трусики, касаясь кожи, но я видела все сквозь туман, едва ощущая прикосновения. Я контролировала свой разум и тело, сосредоточившись на татуировке на предплечье Адамо, следуя за замысловатыми линиями, разбитыми шрамами от ожогов. Уродливое и прекрасное становятся одним.

Я сделала то, что делала всегда. Я отключилась, иногда двигалась, время от времени стонала, а затем выгнулась, когда подумала, что пришло время оргазма, потому что Адамо гладил меня некоторое время. У меня никогда не хватало терпения вытягивать освобождение. Мне все равно, если он решит, что я кончила слишком быстро.

Брови Адамо сошлись на переносице, когда он посмотрел мне в глаза. Что-то в выражении его лица изменилось от страсти к осознанию, а затем к гневу.

Адамо ударил ладонью по капоту и прорычал:

— Что это блядь было?

Я подпрыгнула и прищурилась, удивленная его вспышкой.

— О чем ты говоришь?

— Это была имитация. Каждый чертов стон, и этот гребаный оргазм тоже. Ты не кончила, даже близко не приблизилась, как бы громко ни стонала. Когда я впервые коснулся твоей киски, она была мокрой, а потом стала сухой, как земля под нами. Я не идиот, и узнаю женский оргазм.

— Может, ты и Фальконе, но ты ни хрена не знаешь о моем теле.

Жар прилил к моим щекам, когда меня поймали, но я не собиралась позволить Адамо загнать меня в угол. Я не обязана ему оргазмом.

Адамо побледнел.

— Наглая ложь, Динара. Не лги мне. Я узнаю ебаный оргазм, и это был не оргазм, — прорычал он. — Зачем ты притворилась? — я свирепо уставилась на него, пытаясь соскользнуть с капота, но он остался между моих ног, обхватив руками мои бедра. — Отвечай на вопрос.

— Я ничего тебе не должна.

— Это потому, что ты думаешь, что не можешь кончить с парнем?

Дима говорил обо мне гадости? Наверное, что-то насчет моей фригидности или что-то в этом роде. Чувство вины пронзило меня. Дима не стал бы меня оскорблять и уж точно не стал бы говорить о сексе с Адамо.

— Отвали.

Адамо приблизился.

— Или ты боишься потерять контроль, Динара? — я напряглась, потому что он попал в самое яблочко. — Да, — сказал он спокойно, словно это открыло еще один кусочек головоломки.

Большая загадка Динары Михайловой, которую он так страстно хотел разгадать. Интересно, что он подумает, когда вставит последний пазл. Я не шедевр, который можно поставить в рамку. Я грязная вещь, которую люди держали в гараже или подвале.

— Я ничего не боюсь, — закипела я.

Я пережила достаточно страхов, чтобы склониться перед ними.

Адамо покачал головой, видя меня насквозь, как никто другой. Он наклонил голову, ища больше ту тьму, которую я пыталась заглушить. Он не был чужд ужасам, зная историю своей семьи, но некоторые вещи были за пределами того, с чем люди чувствовали себя комфортно. Я боялась, что он поймет, что я одна из этих тварей.

Это не входило в план. Он средство для достижения цели.

Собраться!

Я схватила его за шею и крепко поцеловала, желая заткнуть ему рот и не дать так смотреть на меня. Это заставляло меня хотеть того, чего я не могла себе позволить в данный момент, а может, и никогда.

Адамо оторвался от моего рта. Он просунул руку между нами и провел двумя пальцами по моему входу.

— Мне не нужен гребаный фальшивый оргазм. Я хочу настоящую сделку, и я ее получу, и ты, блядь, потеряешь контроль, Динара.

Я никогда не кончала с Димой, но он никогда не упоминал об этом, хотя я была почти уверена, что он замечал. Он тоже был неглуп и знал меня даже лучше, чем Адамо. Не то чтобы мне не нравилось многое из того, что мы с Димой делали, но я никогда не позволяла себе полностью упасть, передать контроль над своим телом другому человеку. Никогда больше.

Я встретила яростный взгляд Адамо. По какой-то причине что-то в нем заставило меня отбросить осторожность.

— Со мной ты можешь потерять контроль, — пробормотал он. — Ты в безопасности.

Я криво усмехнулась. Мне и раньше говорили, что я в безопасности, но я больше не была той девушкой, а Адамо не был демоном из моего прошлого. Адамо засунул руки мне в шорты и спустил их вниз по ногам вместе с трусиками, оставив меня голой на капоте машины. Я не стеснялась своего тела и не была ханжой, которой трудно быть обнаженной рядом с другими. Походы в сауну голой с семьей и друзьями не были редкостью в моей семье, и все же, сидя перед Адамо, я чувствовала себя уязвимой. Его глаза скользнули вниз по моему телу к моей киске. Он был прав. Я была сухой, как воздух вокруг нас. Влага, вызванная его поцелуем, была изгнана моими страхами. Я снова нуждалась в этом поцелуе, вкусе Адамо. Схватив его за воротник, я притянула ближе. Его рука сомкнулась вокруг моей шеи, а затем, наконец, его рот прижался к моему, его язык пробудил мое тело. Вскоре знакомая пульсация заполнила мое сердце. Мой разум кричал, чтобы я держала себя в руках, и, как будто Адамо мог это почувствовать, он слегка отстранился, его губы все еще были близко, что касались моих, когда он заговорил.

— Останься со мной, — приказал он, затем мягче. — Останься.

Его темные глаза задержали меня, удерживая в настоящем, не давая возможности убежать. Он сунул два пальца в рот, смачивая их, прежде чем слегка прижаться к моему клитору. Они запорхали по моему пучку нервов с дополнительной влажностью, и вскоре покалывание распространилось по мне. Втянув мою нижнюю губу в рот, он его пальцы нежно скользнули вверх и вниз по моей киске, разрезая меня ножницами, пока каждое нервное окончание во мне не проснулось.

Мое дыхание участилось, тело напряглось. Узел опасно затягивался с каждым движением пальцев Адамо, и он единственный, кто может его развязать. Он контролировал мое тело, каждое восхитительное ощущение, которое я испытывала. Собрав влагу между моих складок, он распределил ее по клитору, кружа вокруг. Его дыхание участилось. Он не сводил с меня глаз, поднимая все выше. Ощущения стали ошеломляющими, узел готов был развязаться.

— Да, — пророкотал Адамо, его глаза казались черными в темноте, будто принадлежали дьяволу, с которым я заключила сделку.

Он вошёл в меня двумя пальцами и согнул их. Я резко втянула воздух, на грани падения. Мой разум требовал контроля, а тело освобождения.

С каждым погружением он крутил пальцы, задевая восхитительную точку глубоко внутри меня. Мои ресницы затрепетали, желая опуститься и погрузиться еще глубже в это ощущение, но я осталась прикованной к этому моменту. Его взгляд удерживал мой, пока он трахал меня глубокими точными ударами. Из меня вырвался стон, не запланированный, не вынужденный. Он сорвался с моих губ, как вздох облегчения.

Внутренние стенки начали покалывать, как никогда раньше, начали судорожно сжиматься вокруг пальцев Адамо. Я не могла сдержаться. Вонзив пятки в задницу Адамо, я выгнулась назад на капоте, когда удовольствие овладело мной, вырывая из моего тела любой клочок контроля. Я закричала, почти отчаянно вцепившись в Адамо. Адамо задвигал пальцами быстрее, а я издавала все больше стонов и криков. Я не могла унять дрожь, пока наконец пальцы Адамо не прекратили двигаться. Они остались внутри меня, будто Адамо втиснулся в мой разум, в мое тело, в каждую часть меня.

Потом, с гудящим телом и хриплым дыханием, я посмотрела в ночное небо. Ни один из оргазмов, которые я давала себе за эти годы, не был таким сильным. Постепенно ко мне вернулись чувства. Адамо навис надо мной.

— Это был оргазм, Динара.

Я потеряла контроль. Моя грудь сжалась. Я с силой толкнула его, и он уступил, сделав шаг назад. В джинсах виднелась выпуклость. Он поднес пальцы, покрытые моими соками, ко рту и облизал их с лукавой улыбкой. Мое сердце сжалось, желая большего, полностью загипнотизированное ощущениями, медленно тускнеющими в моем теле. Я спрыгнула с капота, натянула шорты и трусики и побежала к машине. Внутри, когда дверь закрылась, мое сердце начало замедляться.

Адамо все еще стоял перед капотом своей машины. Я вновь оставила его с твердым членом. Только на этот раз я не чувствовала себя победителем в нашей игре. Я дотронулась до своих трусиков, которые насквозь промокли, затем отдернула руку и откинулась на сиденье.

— Черт. Пошел ты, Адамо.

Что бы ни происходило, между нами, это могло стать опасным, но я знала, что не смогу остаться в стороне или восстановить старые барьеры. Я хотела больше того, что дал мне Адамо, даже если это пугало меня.

Я не была трусихой, не была воспитана, чтобы быть ею, и не позволяла себе стать такой, поэтому не избегала Адамо, когда часть меня хотела этого после оргазма. В следующую ночь я села рядом с ним на бревно и протянула нераспечатанную пачку сигарет. Это мое предложение мира. Он принял его. Мне потребовалось еще больше мужества, чтобы выдержать его взгляд, потому что у меня возникло ощущение, что он видит в моих глазах даже больше, чем вчера. Каждый день он распутывал еще одну часть меня, а я все еще бесполезно ломала его барьеры. Мы не разговаривали, только слушали импровизированную группу, которую собрали несколько гонщиков. У одной из девушек был удивительный голос, наполняющий ночь больше теплом, чем огонь. Было уже далеко за полночь, когда большинство людей легли спать.

— У тебя в машине осталась вчерашняя водка? — услышала я свой голос.

— Вчера я выпил немного от досады, но ещё осталось, — тихо сказал Адамо.

Мы выпрямились и зашагали к его машине. Люди начали болтать о нас. Ходили слухи. Мы жили узким кругом, и сплетни невозможно было подавить. Мне было все равно. Моя репутация волновала меня меньше всего. Это не мой дом, и они не мои друзья или семья.

Прежде чем Адамо успел дотянуться до бутылки, я запустила пальцы в его футболку и притянула его ближе. Он не сопротивлялся, но и не опускал головы. Вместо этого он смотрел на меня сверху вниз.

— Еще не закончила играть?

— Я не играю.

По крайней мере, не в ту игру, которую он мог бы заподозрить.

— В прошлый раз ты оставила меня со стояком.

— Да. Но больше я этого не допущу.

Он наклонился ближе.

— Ты уверена? Мои ладони становятся мозолистыми от дрочки.

Я рассмеялась, но без предупреждения поцелуй Адамо прижал меня к машине. Страсть взорвалась, между нами, стирая всякое чувство осторожности. Мы рвали друг на друге одежду. Адамо распахнул дверь, уже стягивая с меня джинсовые шорты, а вместе с ними и трусики. Я стряхнула их за мгновение до того, как толкнула Адамо на заднее сиденье. Я хотела, я нуждалась держать себя в руках. Член Адамо встал по стойке смирно, когда он нетерпеливо натянул на него презерватив. Я опустилась на него и резко втянула воздух от ощущения полноты. Прошло больше года с тех пор, как я спала с Димой, и это ощущалось совсем по-другому. Пальцы Адамо впились в мои бедра, и я начала двигаться. Мои губы обрушились на его, когда я оседлала его. Он направил свои бёдра вверх, загоняя себя еще глубже, пытаясь заставить меня ослабить контроль.

Мои ногти сильнее впились в его грудь, в предупреждении. Адамо схватил меня за ягодицы и перевернул. Фальконе никогда не теряли контроль. Он толкнул меня на заднее сиденье своим гораздо более сильным телом и вошёл в меня. Каждый его толчок вырывал еще один кусочек контроля. Когда он вот так навалился на меня, у меня не было никакой возможности отыграться.

Теряя контроль. Все вышло из-под контроля.

Мое горло стало жестким. Я сжалась, и удовольствие превратилось в боль. Адамо коснулся моей щеки, и мой взгляд встретился с его. В его темных глазах промелькнуло беспокойство. Он видел глубже, чем ему полагалось, видел то, что не должен был видеть никто. Он не должен видеть.

— Не останавливайся, — выпалила я, не желая показаться слабой.

Я не была хрупкой или уязвимой, я не хотела, чтобы он относился ко мне так.

Мои легкие сжались. Тело было сильнее моей железной воли.

Адамо отодвинулся назад, увлекая меня за собой, и я снова оказалась на нем. Через мгновение, чтобы взять себя в руки, я впилась ногтями в его грудь и покрутила бёдрами, вгоняя его член глубоко в себя. Наклонившись, я яростно поцеловала его, зажмурив глаза от его пытливого взгляда. Его ладони обхватили мою грудь, а пальцы потянули за пирсинг. Я ахнула, мои глаза распахнулись.

— Обожаю этот пирсинг.

Губы раскрылись, когда он щелкнул им снова, и моя киска крепко сжалась вокруг него. Я подходила все ближе и ближе, не имея возможности остановиться, и на этот раз я не пыталась бороться за контроль над своим телом. Я отпустила его, даже если он меня пугал.

Бедра Адамо двигались вверх, когда я крутила своими. Вцепившись в его плечи, мои глаза распахнулись, когда волна удовольствия пронзила меня. Я не могла остановить это, могла только подчиниться его силе. Я вскрикнула, мой живот сжался, соски затвердели еще сильнее.

Я почти потеряла сознание, когда член Адамо увеличился под его собственным оргазмом.

Ошеломлённая, я упала вперед. Мое лицо прижалось к его груди, когда я сделала резкий вдох. Рука Адамо мягко скользнула по моей спине. Ласка была приятной, давала моим бурлящим внутренностям якорь. Я позволила себе наслаждаться его прикосновениями и нашей все еще интимной связью.

Я могла остаться так навечно, слушая его бешеное сердцебиение, но в конце концов села. Адамо все еще был во мне, но постепенно становился мягким. Оторвавшись от него я попятилась назад и выбралась из машины. Адамо не пытался меня остановить. Он ничего не сказал, только снял презерватив и завязал его. Я нащупала в темноте свою одежду и неловко надела ее. Она была пыльной и прилипла к моей потной коже.

Я посмотрела на Адамо, и снова часть меня захотела остаться, залезть обратно в его машину и растянуться на заднем сиденье рядом с ним. Я доверяла этой своей стороне даже меньше, чем Адамо.

Я не знала, что сказать. Я никогда не спала с кем-то, с кем не состояла в отношениях, и не имела понятия, как вести себя с Адамо или со своими чувствами. В конце концов я просто повернулась, чтобы уйти. Не успела я отойти достаточно далеко, как Адамо сказал:

— Спокойной ночи, Динара.

ГЛАВА 10

Пока я снова не увидела Адамо на следующий день, я не была уверена, как отреагирую. Попыталась бы я вернуть наши отношения в менее интимное состояние. Тем не менее, в тот момент, когда он присоединился ко мне утром со своей тарелкой, когда я ела свою овсянку и спокойно стал завтракать рядом, я знала, что не хочу отступать. Мне хотелось большего.

— Ты в порядке? — наконец спросил Адамо.

Я прищурилась.

— Почему я не должна?

Адамо пожал плечами.

— Я думал, что теперь ты будешь избегать меня. Но, похоже, я ошибался.

— Ты бы предпочел, чтобы я тебя игнорировала?

— Я бы предпочел, чтобы ты снова присоединилась ко мне ночью.

Я подавила улыбку.

— Договорились.

Мы с Адамо не теряли времени даром, когда я подошла к его машине. Мы целовались так, будто были давно потерянными любовниками с ограниченным временем, чтобы наслаждаться друг другом. Может, это не так уж далеко от истины, потому что время определенно играло не в нашу пользу. Я русская. Он итальянец. И даже если в гоночном лагере некоторые границы размыты, наши семьи находились в состоянии войны.

Адамо повел нас назад к своей машине и усадил меня на капот, не переставая целовать. Его пальцы нашли мой пирсинг, затем он стянул футболку через голову и оторвался от поцелуя только для того, чтобы опустить губы на мою грудь. Его язык дразнил сосок, играя с пирсингом. Я резко выдохнула, мои ноги сами собой раздвинулись. Адамо прижал ладонь к моей киске. Интересно, чувствует ли он мою влагу даже сквозь слои ткани?

Мои пальцы вжались в капот, дыхание вырывалось короткими рывками. Каждый мускул тела напрягся, а сердце бешено заколотилось в груди. Адамо отступил назад, и я почти запротестовала, пока моя гордость не захлопнула рот.

Адамо расстегнул пуговицу на моих джинсовых шортах, затем стянул их вместе с трусиками и присел передо мной на корточки. Он посмотрел на меня. Его лицо скрывала тень, но я знала, что он ждет моего согласия. После вчерашнего его действия стали более осторожными. Я не хотела, чтобы он сдерживался. Я не была хрупкой.

В горле у меня слишком пересохло для слов. Я ещё шире раздвинула ноги. Я бы наполовину не стала бы этого делать. Я насквозь промокла для парня передо мной. Его язык провел влажную линию вдоль внутренней стороны моего бедра, вызывая мурашки и заставляя дрожать. Интересно, чувствует ли он на моей коже следы прошлого? До сих пор он об этом не упоминал. Человек с таким количеством шрамов, как у него, мог бы научиться не задавать вопросов о чужих отметинах.

Ночной воздух холодил мой мокрый центр. Я не сводила глаз с Адамо, не откидывалась назад. Эта поза давала мне ощущение контроля, даже если Адамо скоро вырвет его у меня. Он перешел к другому моему бедру и провел языком по моей чувствительной коже.

— Когда ты собираешься попробовать меня? — спросила я, но в моем голосе не было сарказма и бравады, которые я хотела в него вложить.

Я хотела почувствовать его язык на себе, в себе.

— Скоро, — прохрипел Адамо, и его следующий выдох призрачно скользнул по моей мокрой киске.

Я прикусила губу, напряженная от ожидания и тревоги. Мысль о потере контроля, как в прошлый раз, все еще сжимала мою грудь, но мое тело требовало большего, громче, чем любые сомнения и беспокойство.

А затем язык Адамо медленно скользнул по мне, обводя вокруг клитора, прежде чем раздвинул складки только кончиком языка. Мои зубы впились в нижнюю губу, когда его кончик стал ласкать чувствительную плоть, медленно погружаясь все глубже, пока не достиг входа. Моя голова на мгновение откинулась назад, глаза расширились от благоговения перед ощущением, которое Адамо вызвал прикосновением своего языка. Он кружил вокруг моей киски, его дыхание стало более слышным.

Его губы сомкнулись вокруг моих чувствительных складок, посасывая, и я резко вдохнула.

— Нравится? — пробормотал Адамо через некоторое время, его голос был тяжелым от желания.

Словно подчеркивая свой вопрос, он провел языком вверх и подтолкнул мой клитор.

— Не болтай, — процедила я сквозь зубы. — Оближи меня.

Его пальцы обхватили мои ягодицы, и он действительно облизал. Не так нежно, громче. Его язык раздвинул мои складки, ища вход, погружаясь во внутрь. Он щелкал вверх-вниз, пробуждая каждое нервное окончание. Моя похоть просачивалась наружу, и Адамо лакал ее, заставляя меня стонать.

— Сделай это еще раз, — прошептала я, почти обезумев от ощущений.

Адамо раздвинул меня шире и медленно провел языком по киске. Мои пальцы играли с его волосами, пока я наблюдала, как он вытягивает еще больше моих соков и пирует ими. Мои бедра беспокойно двигались. Адамо поднял глаза и встретился со мной взглядом, продолжая пожирать меня, его губы блестели от моей похоти, а глаза жаждали большего. Моя хватка на его волосах усилилась, когда сердце начало сжиматься. Адамо сомкнул губы вокруг моего клитора, вводя в меня два пальца, и дрожь пробежала по моему телу, унося за собой любое подобие контроля. Я вскрикнула, сильнее прижимая свою киску к лицу Адамо, который с рычанием принял приглашение, посасывая сильнее и погружая свои пальцы еще глубже в меня. Я оседлала его пальцы и лицо, чуть не плача от удовольствия. Мне было все равно, кто услышит, было все равно, кроме этого чувства свободы, которое я испытывала.

Я упала на спину, совершенно обессиленная. Провела пальцами по взъерошенным волосам Адамо, теперь уже нежнее, когда он осыпал мою киску поцелуями. Я моргнула, глядя в небо, гадая, что это. В поле моего зрения появился Адамо. Я провела ладонью по его бороде, мокрой от моих соков. Выражение его лица было переполнено похотью, а выпуклость в джинсах впечатляла.

— Повернись, — сказал Адамо.

Я не протестовала. Вместо этого я перевернулась на другой бок, пока живот не уперся в теплый капот машины, а задница в Адамо. Он погладил мои ягодицы, прежде чем потереться головкой о мой вход. Я выгнулась ему навстречу.

— Трахни меня, Адамо. Возьми меня так, как ты этого хочешь.

Адамо наклонился вперед, проводя языком по моей спине. Его толстый кончик погрузился в меня. Я попыталась отодвинуться, но хватка Адамо на моих бедрах удерживала меня на месте, когда он медленно входил только своей головкой.

— Глубже, — выдохнула я.

— Терпение. Я устанавливаю правила.

Я потянулась назад, обхватила его яйца и сжала. Он тихо зашипел.

— Так вот как ты хочешь играть? — прорычал он.

— Да, — прохрипела я, когда он продолжал дразнить меня своей головкой.

Адамо отступил, а затем без предупреждения вошёл в меня, наполнив до краев.

Я вскрикнула от ощущения растяжимости, на грани боли. Адамо был невероятно толстым и длинным. Его кончик задел сладкое местечко глубоко внутри меня.

— Ты этого хочешь? — спросил Адамо хриплым голосом.

Я повернула голову, смотря ему в лицо.

— Я хочу, чтобы ты трахал меня до тех пор, пока мои ноги не подогнутся, и я не кончу на всю твою машину.

Его глаза вспыхнули неприкрытой похотью, а затем он врезался в меня еще сильнее. Его машина затряслась под нами, и на этот раз я потеряла контроль над собой, и это меня не испугало.

Иногда мне казалось, что я разгадал Динару, но потом происходило нечто такое, что совершенно сбивало меня с толку. Как ее паническая атака, когда я был в ней, когда мы в первый раз занимались сексом. Мы не говорили об этом, и это не повторилось в последующие две недели, хотя мы спали каждую ночь. Но я никогда не поднимал эту тему. Или тонкие шрамы на ее бедрах, которые я сначала ощупал кончиками пальцев, а потом языком. Когда ее шорты задирались и солнце ударяло прямо в кожу, я тоже видел их.

Динара была загадкой, которую я отчаянно пытался понять. Я больше не спрашивал Римо о подробностях. По какой-то причине теперь, когда мы с Динарой сблизились, неправильно копаться в ее прошлом без ее разрешения. Она явно не хотела со мной делиться. Возможно, в конце концов она откроется мне.

Жара в палатке была почти невыносимой. Днем солнце было безжалостным, и даже ночь не приносила большой передышки.

Динара скатилась с меня и растянулась на спине, тяжело дыша. Наши тела были покрыты потом от секса и жары.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне, зачем ты здесь на самом деле?

Динара перевернулась на бок, и мы снова оказались рядом. Я повернулся к ней лицом. Пряди ее рыжих волос прилипли к щекам и лбу.

— Странно, что Римо не рассказал тебе обо всем.

— У Римо странный набор правил, и он любит играть со мной, — сказал я и пожал плечами. — Но на самом деле я не пытался вытянуть из него информацию с тех пор, как это началось с нами.

— Это? — спросила Динара, проводя пальцем по моей изуродованной татуировке Каморры. Она делала это каждый раз после секса, явно очарованная внешним видом или, может, просто историей, стоящей за этим. Она подняла глаза. — Что это между нами?

— Это ты мне скажи. Я думаю, только ты знаешь, чего на самом деле хочешь.

— Чего ты хочешь, Адамо?

Я приподнялся на локте и провел пальцем по ее скуле. Она позволила мне, на этот раз не отстраняясь, не ища безопасности в своей машине после секса.

— Я хочу узнать тебя получше. Не только твоё тело, но и твои мысли, твоё прошлое, твою тьму.

Динара горько улыбнулась.

— Нет, ты не хочешь. Нет, если тебе нравится та версия меня, с которой ты знаком до сих пор.

— Дай мне самому решить. Сомневаюсь, что есть что-то, что заставило бы меня увидеть тебя в ином свете. И если ты таишь в себе тьму, то у меня ее более чем достаточно, так что я не шарахаюсь от нее.

Динара посмотрела на потолок палатки. Я погладил ее живот и играл с пирсингом.

— Что это?

Она бросила на меня испуганный взгляд.

— Только не говори, что ты не знаешь, что такое яйцо Фаберже.

— Это русское яйцо.

Она раздраженно покачала головой.

— Это искусство и история. Сложный дизайн.

Я наклонился над ее животом, чтобы поближе рассмотреть крошечное яйцо, свисающее с пирсинга. Оно было красным с золотым обрамлением.

— Оно настоящее?

— Оно было сделано специально для меня теми же производителями, которые создают большие яйца Фаберже.

— Но почему ты выбрала это для пирсинга?

Она нахмурила брови.

— Это часть моей истории. Мой отец каждый год с самого моего рождения дарил мне яйцо Фаберже, и я храню их в стеклянном шкафу в своей комнате.

— Я никогда не считал тебя энтузиасткой искусства, особенно этого вида традиционного искусства. Ты больше похожа на любительницу творчества Энди Уорхола или Джексона Поллока.

— Ты ошибаешься.

— Потому что ты мало рассказываешь о себе.

— Ты тоже не совсем открытая книга.

Я склонил голову.

— Что ты хочешь знать?

— Много чего, что трудно выбрать только одно, — сказала она, но затем ее взгляд метнулся к моему предплечью. — Твой шрам от ожога. Почему ты не убрал его лазером и не переделал свою татуировку Каморры?

Темные тени из моего прошлого обрели форму. Я протянул руку, чтобы она увидела мою татуировку, нож с глазом и девиз Каморры на итальянском. Но большинство слов было нечитаемым, искаженным следами ожогов, как и глаз.

— Тот день изменил меня. Это пробудило во мне ту сторону, которая, как я думал, не существует. Татуировка в ее изуродованном состоянии это мое напоминание, а также предупреждение о том, что скрывается под ней.

В первые несколько недель и месяцев после моего пленения и пыток я каждую ночь просыпался от кошмаров. Никогда раньше у меня не отнимали мою силу, отдавая на милость кого-то другого. До того дня я думал, что нахожусь во власти Римо и подчиняюсь его капризам. Но потом я понял, как сильно ошибался. Римо никогда не хотел причинить мне боль. Он заботился обо мне по-своему. Чтобы понять это, нужно было оказаться в руках врага.

— Ты никогда не мстил за то, что с тобой сделали? За боль, причиненную тебе? Наряд нацелился на тебя, наказывая твоего брата. Ты был еще молод.

Меня не удивило, что Динара знала подробности. Ведь Григорий обо всем был в курсе и, очевидно, не прочь был поделиться информацией с дочерью. Может, русские мафиозные боссы не так баловали своих дочерей, как итальянцы.

Иногда я мечтал о мести, особенно в самом начале. Я часами представлял себе, каково было бы, если бы один из моих мучителей оказался бы в моих руках, и я сделал бы с ним то, что они сделали со мной, но в конце концов я перестал зацикливаться на мести.

— Я оставил прошлое позади. Я не нуждаюсь в мести. Мне безразлично, что будет с Нарядом. Нино и Римо разбираются с ними. Не думаю, что месть кому-то помогает.

— Не могу поверить, что ты не в ярости, — прошептала она.

— Я в ярости. Но направляю весь свой гнев, оставшийся с того времени, на гонки и бои. Этого достаточно.

Это не совсем правда. Этот день пробудил во мне то, что я с трудом подавлял. Мою темную сторону — сторону, которую я все еще часто боялся и презирал. Однако редкие моменты принятия и покоя, которые они приносили мне, пугали меня еще больше.

Она провела пальцем по моему шраму от ожога. Кожа в том месте не была чувствительной к прикосновениям или боли, но то место, что вокруг, оно было еще более чувствительным. Когда кончики пальцев Динары скользнули выше, обнаружив небольшой шрам на моем бицепсе, а затем шрамы на груди, по моему телу побежали мурашки.

— Это тоже следы твоих пыток?

— Не все. Несколько. Остальные от боев и моего пребывания в Нью-Йорке с Фамильей.

— Мне кажется странным, что твой брат настолько доверял другой семье, что отправил тебя туда. Даже когда мой отец заключает мир с другими, это не значит, что он доверяет им настолько, чтобы послать туда кого-то, кто ему дорог.

— Я попросил Римо отправить меня к ним. Мне нужно было уйти от своих братьев, от их тени и их защиты. В Нью-Йорке ко мне не относились как-то особенно. Я был никем. Я должен был выполнять грязную работу, а их Капо наказывал меня, когда я не делал этого.

— Где бы ты ни был, ты никогда не будешь никем, Адамо. Даже если ты далеко от своих братьев и Вегаса, твоя фамилия имеет вес, как и моя. Мы носим наши фамилии как бремя и щит. Единственный способ для нас быть анонимными это взять новое имя и фамилию и стать кем-то другим.

— Ты когда-нибудь думала об этом? Оставить отца и Братву? Начать все сначала?

Динара покачала головой.

— Это у меня в крови. Это часть моей жизни. Мне не нравятся все аспекты жизни, но я не хочу убегать от этого, — сказала она, проводя пальцем по моим шрамам.

Я рассказал ей о каждом шраме, и когда наконец замолчал, ее лицо оказалось в нескольких сантиметрах от моего. Я провел ладонью по верхней части ее бедер и тонким шрамам там, в безмолвном вопросе.

Динара вздохнула и снова подняла лицо к потолку.

— Иногда мы сами себе злейшие враги.

Я кивнул, потому что это истина, которую я узнал в прошлом. Я подозревал, что шрамы были нанесены самой себе. Они напоминали мне шрамы на запястьях некоторых моих знакомых наркоманов от порезов.

— Почему? — спросил я.

— Я принимала наркотики, заглушая старую боль. Но они заставили меня оцепенеть во всех смыслах этого слова, и поэтому я попыталась почувствовать что-то, даже если это была боль, пока я не решила, что это.

Что-то в Динаре напомнило мне меня самого, когда я не был трезв очень долго. Наркотики остались в ее прошлом, как и в моем, но я хотел знать причины ее зависимости.

— Что за старая боль?

Выражение ее лица стало замкнутым.

— Правда обо мне, которую скрывает твой брат, изменит твой взгляд на меня. Но скажи Римо, что я разрешаю ему поделиться этим с тобой, если это то, что ему нужно.

Римо никогда и ни у кого не спрашивал разрешения. Сомневаюсь, что именно по этой причине он скрывал от меня правду.

Динара забралась на меня сверху, позволяя волосам закрыть мое лицо.

— Когда-нибудь тебе придется взять меня с собой в Вегас и показать свой город.

— Ты имеешь в виду привести тебя к твоей матери?

Губы Динары коснулись моих.

— А если я скажу «да»?

— Не думаю, что это хорошая идея, если только Римо не разрешит встретиться.

— Он не сможет вечно скрывать ее от меня.

Я вздохнул, проводя рукой по волосам Динары.

— Боюсь, ты используешь меня против моих братьев.

— Я знаю, — просто сказала она и поцеловала меня.

Я отстранился.

— Ты не сможешь повлиять на меня, даже если часть меня захочет сделать все, что ты попросишь.

— Заткнись. — Динара пробормотала.

Я позволил ей заставить меня замолчать одними губами. Я не был уверен, какую тайну Римо раскроет о Динаре. Но надеялся, что это не заставит меня проявить нерешительность, не заставит меня захотеть помочь ей даже против Римо. Мой брат натворил в своей жизни много дерьма, и я боялся, что история с матерью Динары была еще одной в этом списке. Я часто не соглашался с тем, что делали мои братья, но поддерживал их. Что, если тайна Динары сделает это невозможным? Возможно, именно поэтому Римо держал этот секрет при себе, и, быть может, теперь, когда я ближе к Динаре, он раскроет его по той же самой причине. Проверяя мою преданность.

ГЛАВА 11

Мой отец ненавидел мою мать. Каждый раз, когда я упоминала ее имя, отвращение отражалось в каждой жесткой черте его лица. Он хотел ее смерти. Нет, он жаждал, чтобы она страдала и умирала. Простой смерти ему было недостаточно. Как Пахан, он мог убить почти любого, сделать их последние часы как можно более мучительными, и, конечно же, он не испытывал никаких угрызений совести по этому поводу.

Но моя мать находилась на территории Каморры, в самом ее центре, в Лас-Вегасе, под бдительным оком некого иного, как Капо Каморры — Римо Фальконе.

Римо Фальконе был лишь отдаленным воспоминанием о молодой девочке, и он тот, кто стоял между мной и моей матерью. Обойти его без посторонней помощи невозможно. Отец не хотел мне помогать. Если только Римо не отдаст ему мою мать, чтобы он мог убить ее сам. А Адамо?

Возможно, Адамо мог бы помочь, но сможет ли он? Использовать его ради получения информации легко, но что я хотела от него помимо этого... Я не была уверена, стоит ли вообще спрашивать. Но имелся ли у меня выбор?

Это было слишком важно, позволяя эмоциям встать на пути, особенно когда я не уверена в их степени. Может ли хоть что-то, между нами, продлиться?

Но в отличие от Адамо я не могла оставить прошлое в покое. Оно не позволяет мне. И не преследовать месть? Невозможно.

Прошлое было моим бременем. Иногда по ночам воспоминания были свежи, и я просыпалась с запахом сладких духов матери в носу, с кожей, покрытой потом. Я ненавидела эти ночи, эти сны, заставлявшие меня чувствовать себя маленькой и слабой, разрушая все, над чем я так усердно работала.

Прошлое

— Пойдем, Мэнди, — сказала мама, вытаскивая меня из машины и таща к кирпичному зданию.

Мне не нравилось это имя. Но, возможно, оно не будет последним. Мои последние пять имен не были. Я скучала по своему настоящему имени. Екатерина, или Катенька, как меня всегда называл папа. Но это было ужасным.

— Мэнди, поторапливайся!

Ее голос был напряжен от страха. Парни забрали нас с собой, подальше от дома, в котором мы жили уже несколько недель. Они посадили нас в машину и отвезли в заведение с большой неоновой вывеской над входом. Ноги женщины вспыхнули яркими красками, и между ними замигали слова «Сахарница». Я не сопротивлялась, а только плелась за ней. Я опустила взгляд в пол, как меня учили, когда мы проходили через бар. Пахло алкоголем и дымом, но больше всего — тяжелыми духами, еще более сильными, чем те, которыми пользовалась мама. Я чуть не споткнулась, когда мы спускались по крутым ступенькам. Но мужчина с серыми глазами схватил меня за руку. Отпустив меня, мама притянула меня еще ближе.

Мы вошли в комнату без окон. Внутри нас ждал еще один человек.

Он был очень высок, темноволос и стоял, скрестив руки на груди. Выражение его лица напугало меня. Оно сулило неприятности. Но я знала, что даже улыбка ничего не значит. Боль часто сопровождала ласковые слова и добрые улыбки. Глаза у него были почти чёрными, как и волосы. Он лишь мельком взглянул на меня, потом прищурился на маму и ее парня Коди. У Коди был разбит нос. Не знаю почему, но мне не было грустно. Он плохой человек. Плохой человек другого вида, чем папа. Хуже, даже если мама этого не замечала. Мама ненавидела папу. Она говорила, что я тоже должна его ненавидеть.

— Ты знаешь, кто я ? — спросил высокий.

Его голос был глубоким и уверенным.

Мама крепче сжала мою руку. Я огляделась. Сероглазый парень прислонился к столу, наблюдая за мной. Он не улыбался и не сердился. Он ничего не делал, только смотрел так, будто мог видеть под моей кожей темные части меня. Я уставилась на свои грязные ноги в шлепанцах.

— Конечно, — ответил Коди.

Его голос дрожал.

Я вскинула голову и посмотрела на него. Я никогда не слышала от него такого тона. В его голосе звучал ужас. На лбу у него блестел пот, казалось, он вот-вот заплачет.

— Кто я ? — спросил парень.

Он был не очень стар. Его голос был тихим и спокойным, но лицо Коди сморщилось.

— Ты Римо Фальконе.

— И ?

— Капо Каморры. — он громко сглотнул. — Я работаю на вас, сэр, уже почти полгода. Но я не тот, кого ты можешь знать, — голос Коди звучал так скромно.

Когда он приказывал мне, он всегда был самоуверен и зол. Почему Коди так сильно боится Римо Фальконе ? Если такой человек, как Коди, испытывал что-то подобное, то я была в ужасе.

— Предполагалось, что ты будешь продавать крэк и травку, но слышал, что благодаря вон той леди ты построил небольшой прибыльный подпольный бизнес. Быть может, ты думал, что я не замечу, ибо я слишком занят установлением власти.

Хватка мамы на моей руке усилилась. Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь произносил слово «леди» с таким отвращением.

— Твое имя, женщина ?

Мать дернулась.

— Иден.

— Я уверен, что это твое настоящее имя.

Мама ничего не ответила. Как и у меня, у нее было много имен за последние несколько месяцев.

— Как давно вы занимаетесь своим подпольным бизнесом в моем городе ?

Мама посмотрела на Коди.

— Я не имел понятия, чем она занимается! — прохрипел он. — Только сегодня узнал об этом.

— Какое совпадение, что ты узнал об этом в тот же день, когда мы вас поймали. — Римо кивнул в сторону сероглазого парня, который поставил на стол ноутбук и уставился на него. — Мой брат прихватил у тебя несколько дисков. Я полагаю, они не докажут, что твои слова ложные, верно ?

Коди побледнел.

Римо снова повернулся к маме.

— Сколько денег вы заработали ?

— Я... я не знаю. Я не видела денег.

— У тебя есть крыша над головой и достаточно наркотиков, чтобы забыть прошлое и затемнить настоящее, верно ? — Римо подошел ближе к маме, возвышаясь над ней и надо мной. — В моем городе я устанавливаю правила, и никто не идет против них.

— Я не знала, — сказала мама. — Это была идея Коди.

Коди сердито сверлил взглядом маму, но опустил голову, когда Римо повернулся к нему.

— Насколько далеко простирается ваш бизнес ? Есть ли другие, о которых мы должны знать ?

— Нет, только мы.

— Он говорит правду, Иден ? — задал вопрос Римо.

— Д-да. Мы только начали.

— Только начали. Звучит так, будто у вас были большие бизнес-планы без участия Каморры.

Мама заправила за ухо прядь своих прекрасных рыжих волос и улыбнулась Римо той улыбкой, которой обычно одаривала только своих парней.

— Я могла бы рассказать тебе о клиентах. Уверена, что ты мог бы заработать на этом гораздо больше денег. Мы не профессионалы. Если бы ты и твоя Каморра все организовали, ты бы заработал миллионы.

Римо улыбнулся, но это была не очень приятная улыбка.

— Думаешь ?

— Ты должен взглянуть на это, — сказал другой парень.

Римо повернулся и направился к столу. Пару минут он смотрел на ноутбук. В комнате воцарилась тишина. Лица обоих парней не выражали никаких эмоций, когда они смотрели на экран. Римо оттолкнулся от стола.

— Ты продал эти видео в Даркнет ?

Коди никак не отреагировал. Он только тупо смотрел под ноги. Он выглядел так, словно молился, но я сомневалась, что он во что-то верит.

— Да, мы продали. На этом можно заработать даже больше денег, чем на гонках и боях в клетке, — ответила мама.

Она напомнила мне прежнюю маму, которая иногда бывала дома с папой.

Римо молча смотрел на меня. Мама отпустила мою руку и коснулась моего плеча. Я встретилась с ней взглядом. Она ободряюще улыбнулась мне.

— Почему бы тебе не показать мистеру Фальконе, насколько ты хороша ?

Я кивнула. За последние несколько недель я часто слышала эти слова. Я посмотрела на Римо Фальконе, и он встретился со мной взглядом. Я выдавила из себя улыбку, которая нравилась всем клиентам, и подошла к нему ближе. Мои шлепанцы громко шлепали в тишине.

Сначала я не хотела этого делать, но от этого становилось только хуже. Мама говорила мне, что я должна вести себя хорошо, тогда все преобразится, и в конце концов я делала то, что они хотели. Это все еще больно, но мама чувствовала себя лучше, когда я не давала сопротивления.

— Она сделает все, что ты захочешь, — произнесла мама.

Мои щеки болели от улыбки. Римо не смотрел на меня, как другие мужчины. Он не сказал мне, какая я хорошенькая и милая девочка. Внезапно выражение его лица изменилось на что-то опасное, что-то дикое, и он отвернулся от меня.

Он прошел мимо меня и схватил маму за горло. Коди уже делал это раньше. Поначалу это беспокоило меня, но теперь я слишком часто чувствовала себя опустошённой. Я знала, что не должна быть с этим в порядке, видя, как мама страдает, но все во мне было пустым.

— Римо, — сказал второй.

— Ты действительно хочешь подарить мне свою дочь для развлечений ? Думаешь, я потерплю такое отвратительное дерьмо на своей территории ? — его голос превратился в низкий гул. — Готов поспорить, что ты даже будешь смотреть, как я трахаю твоего ребенка ? Ты, презренная шлюха, и глазом не моргнешь, пока не получишь свои наркотики и не окажешься далеко от Григория.

Мама побледнела.

— Римо, — твердо сказал Нино, кивнув в мою сторону.

— Ты действительно думаешь, что это дерьмо все еще нанесёт ей вред после того ужаса, который она испытала ?

— Папа ? — я спросила.

Мама никогда не говорила о нем, а если и говорила, то только плохие вещи.

Римо скосил на меня глаза. Его пальцы все еще держали маму за горло. На заднем плане плакал Коди.

— Нино, отведи девочку наверх, дай ей еды и приличной одежды, пока я не разберусь с этой ситуацией.

Мама бросила на меня умоляющий взгляд. Я никак не отреагировала. Мольба не работает, мама, разве ты не помнишь ?

Нино появился передо мной и протянул руку.

— Пойдем, Екатерина.

Мои глаза расширились. Я взяла его за руку и вышла вслед за ним. Прежде чем дверь закрылась, я услышала, как мама всхлипнула.

— Пожалуйста, не отдавай меня Григорию. Ты представить себе не можешь, что он со мной сделает.

— Наверное, то же самое, что я сделал бы с ебаной мразью вроде тебя.

Нино повел меня наверх. Он взял для меня кока-колу в баре, и мы направились в комнату с кроватью и ванной. Я нерешительно попила кока-колы и улыбнулась ему той улыбкой, которой научила меня мама. Он покачал головой.

— В этом больше нет необходимости, Екатерина. Твой отец скоро будет здесь, и тогда ты окажешься в безопасности.

Я кивнула, хотя больше не знала, что значит «в безопасности». Я вспомнила, как чувствовала себя в безопасности на расстоянии. Я вспомнила, как лежала в папиных объятиях, когда он читал мне русские сказки. Мама не разрешала мне говорить по-русски.

— Ты можешь принять душ, а я попрошу одну из девушек принести тебе одежду.

Я снова кивнула. Он тоже кивнул.

— Ты ведь не сбежишь ?

— Нет, — прошептала я.

Мне больше не хотелось бежать. С тех пор как мама забрала меня с собой, все только ухудшилось. Я хотела, чтобы все вернулось к тому, что было раньше.

Он кивнул и вышел.

Я посмотрела на кровать, вспоминая постель, в которой я лежала меньше часа назад. Кровать в подвале Коди. Я вздрогнула. Старик, который был со мной, не поехал с нами. Нино немного побыл с ним, прежде чем присоединился к нам в машине.

Выражение глаз Нино потом напомнило мне выражение, которое я иногда видела в глазах папы или даже в глазах Римо сейчас.

Я опустилась на кровать и одернула свою белую пижаму с оборками. Все они любили оборки и белое. Обхватив себя руками, я стала ждать. Я ненавидела тишину. Обычно мама всегда позволяла мне смотреть по телевизору все, что я хотела, после того как мужчины уходили, так долго, как я хотела. Засыпать перед телевизором было лучше, чем слушать свои мысли, голоса мужчин, которые постоянно воспроизводила моя память. Теперь ничто не заглушало слов старика. Они снова и снова прокручивались в моей голове.

— Милая маленькая девочка. Хорошая девочка. Дай папочке то, что он хочет.

Я прижала ладони к ушам, но голоса не прекращались.

Дверь открылась, и вошла девушка. Я зажала уши руками. Она посмотрела на меня большими печальными глазами и положила на стол кучу одежды.

— Они будут слишком велики для тебя. Но лучше, чем то, в чем ты сейчас, верно ?

Я моргнула, глядя на нее. Она снова ушла, и голос стал еще громче. Я напевала, но они звучали глубоко в моей голове, громче, чем мой голос. Я раскачивалась взад-вперед, желая выбраться из мыслей, из тела, подальше от голосов. Я чувствовала себя такой уставшей. Но если я сейчас закрою глаза, к голосам присоединятся лица. Ладони болели, в ушах звенело, но я надавила еще сильнее, царапая ногтями кожу головы.

— Стоп, — выдохнула я. — Стоп.

Но голоса продолжали шептать. «Стоп» никогда не срабатывало.

Дверь опять открылась. На пороге стоял Римо. Он зашел, и я замолчала. Громкие напевы заставляли людей думать, что ты странный. Я медленно опустила руки. Кровь и кожа застряли под ногтями в том месте, где я поранила голову. Мой розовый лак местами облупился.

На мгновение меня отвлекло красное пятно на серой рубашке Римо.

— Ты убил маму и Коди ? — я спросила.

Римо удивленно поднял брови. Папа всегда старался скрыть от меня все плохое, но мама все рассказывала. Римо был похож на папу. У него был такой же опасный блеск в глазах. Они были убийцами. Мама говорила, что они плохие, но ни папа, ни Римо не сделали мне больно. Милые мужчины, которых мама приводила домой, делали мне больно.

— Нет, я не убил, — ответил он.

Он присел передо мной, встретившись со мной взглядом. Другие мужчины предпочитали возвышаться надо мной. Он не выглядел грустным или будто жалел меня. Он выглядел так, словно понимал меня.

— Почему ты не убил ?

Он улыбнулся странной улыбкой.

— Потому что они не мои, чтобы убивать.

Я не понимала.

— Ты бы расстроилась, если бы твоя мама умерла ?

Я посмотрела на свои руки. Я любила маму. Но я бы не расстроилась. Иногда я даже ненавидела ее.

— Я плохая девочка.

— Ты пытаешься быть хорошей девочкой, чтобы люди меньше причиняли тебе боль ?

Я нахмурилась, потом кивнула.

— Не надо, — твердо сказал он.

Я подняла глаза.

— Никогда не пытайся быть доброй к людям, которые причиняют тебе боль. Они этого не заслуживают.

Я кивнула, потому что именно этого, как мне казалось, и следовало ожидать.

— Твой отец будет здесь через пару часов, Екатерина. Он отвезет тебя домой.

— Домой, — повторила я, пробуя слово на вкус.

Я вспомнила тепло и счастье. Оно казалось таким далеким, как сказки, которые любил читать мне папа.

Он выпрямился и посмотрел на меня.

— Ничто не может сломить тебя, если ты не позволишь. Если ты когда-нибудь вернешься в Вегас, у тебя будет шанс покончить с этим.

Я ничего не понимала. Мое тело кричало о сне, но я боролась с ним.

— Мы заказали пиццу. Можешь взять немного.

Я кивнула. Затем мой взгляд метнулся к телевизору, прикрепленному к стене напротив кровати. Римо направился к тумбочке, взял пульт и протянул его мне. Я тут же включила его и прибавила громкость. Было уже поздно, так что все фильмы были для взрослых. Я остановилась, увидев знакомую сцену из фильма «Чужой». Вошла девушка с коробкой пиццы и поставила ее рядом со мной на кровать.

— Тебе будут сниться кошмары, если будешь смотреть что-то подобное, — сказала она мне.

— Мне нравятся эти кошмары, — прошептала я.

— Стань кошмаром, даже самым страшным из твоих кошмаров, Екатерина, — сказал Римо, прежде чем они с девушкой ушли.

Я прибавила громкость и взяла кусок пиццы. На самом деле я не была голодна, но запихнула пиццу в рот.

Мои глаза горели от усталости, но я заставила себя держать их открытыми, сосредоточившись на телевизоре.

Раздался стук. Я не отрывала взгляда от вторй части фильма «Чужой. Они проводили киномарафон картины «Чужой», и мне казалось, что только если я буду держать глаза на экране, голоса и картинки останутся в стороне.

— Катенька, — тихо сказал папа.

Я оторвала взгляд от экрана, мое сердце забилось быстрее, при виде папы в дверном проеме, одетого в черный костюм и светло-голубой галстук. Его лицо было искажено печалью. Позади него стояли Римо и Нино.

— Катенька ?

Имя, которым он всегда называл меня, звучало неправильно. Он произнёс его по-другому. Все было по-другому. Я больше не знала девочку, которой принадлежало это имя. Я не была ею.

Папа подошел ближе. Он также смотрел на меня по-другому, будто думал, что я его боюсь. Мама говорила, что папа плохой человек, что он причиняет людям боль, убивает их, что в конце концов он сделает то же самое с ней и со мной. Но папа никогда не обижал меня, не то что те мужчины, которых мама приводила домой, чтобы я была с ними мила.

Я уронила пульт на пол и бросилась к нему. Воздух со свистом вырвался из моих легких, когда я запрыгнула на него. Он все еще пользовался тем же одеколоном, который я помнила, и его одежда слегка пахла сигарами. Он напрягся и не обнял меня в ответ.

— Я была плохой, — выдохнула я, надеясь, что признание заставит папу простить меня.

— Катенька, нет, — пробормотал он, а затем крепко обнял меня и поднял с пола, прижимая к себе.

Я уткнулась лицом ему в шею. Мне хотелось плакать, но я уже давно перестала. Я больше не могла, как бы мне ни было грустно. Он взял меня за затылок и покачал, как делал, когда я была совсем маленькой.

Он не знал, что я совершила. Если бы узнал, то сошел бы с ума. Мама говорила мне снова и снова, что папа будет злиться на меня, а не только на нее. Он подумает, что я грязная и плохая из-за того, что должна делать.

Он повернулся со мной на руках и вынес меня из бара. Перед ним стояла черная машина с папиными людьми. Прежде чем направиться к ним, он повернулся к Римо, который сопровождал нас.

— Тебе лучше сдержать свое обещание, — сказал папа голосом, в котором слышалась ярость.

Римо улыбнулся. Мужчины никогда не улыбались, когда папа говорил таким тоном.

— Я не тебе обещал, Григорий. Это обещание для Екатерины.

Я уставилась на него, гадая, о чем он говорит.

Папа покачал головой.

— Моя дочь никогда больше не ступит на землю Вегаса. Я позабочусь об этом. В конце концов, тебе придется позволить мне отомстить.

— Отомсти этому подонку в своем багажнике. Остальным придется дождаться ее.

— Ее больше никогда не коснется ни насилие, ни тьма, Фальконе. Я буду защищать ее от этого до последнего вздоха.

— Ты не можешь защитить ее от чего-то, что гноится внутри нее. Скажи ей, что ее ждет. Пусть это будет ее выбор.

Папа ничего не ответил, только крепче прижал меня к себе. Он повернулся и направился к машине. Люди отца не смотрели на меня. В прошлом они всегда пытались меня рассмешить. Я сгорбилась на заднем сиденье, а папа занял место рядом со мной, помогая мне пристегнуться, прежде чем обнять. Он бросил на меня взгляд, напомнивший о том, как я однажды разбила свою любимую фарфоровую куклу. Наша экономка починила ее, но после этого она стала слишком хрупкой, чтобы когда-либо снова доставать ее с полки. В конце концов я больше не могла смотреть на нее, потому что, когда я смотрела, мне только напоминали, что я не могу играть с ней. Она заставляла меня грустить.

— Что случилось с мамой?

— Она мертва, как и те люди, которые сделали тебе больно.

Я опустила голову. Он знал.

— Прости.

— Не извиняйся, Катенька. Я никогда больше не выпущу тебя из виду. Ничто больше не коснется тебя, — он поцеловал меня в голову. — Скоро мы будем дома, и тогда все станет как прежде. Ты забудешь о случившемся.

Я никогда не забывала. И все не вернулось к тому, что было раньше. Я превратилась в хрупкую фарфоровую куклу. Теперь, вернувшись домой в Чикаго на короткий перерыв между гонками, я ощутила это еще сильнее.

Я провела кончиками пальцев по краю полки с яйцами Фаберже. Их было двадцать один. Папа каждый год дарил мне на день рождения, даже когда мама забрала меня с собой. Он подарил мне это яйцо в тот день, когда я вернулась с ним домой, и я поставила его на полку ко всем остальным. Все было так, как я помнила. Изменилась только я. Окруженная красотой своего прошлого, я чувствовала себя не в своей тарелке, словно вторглась в чужую жизнь.

— Катенька, — я попробовала слово.

Мне все еще казалось, что я говорю о ком-то другом. Толстой, наш кот, великолепный русский голубой кот, подкрался к моей икре, может быть, почувствовав мое горе. Я погладила его по головке, заставив замурлыкать.

Папа пытался заставить меня забыть, переехал со мной на некоторое время в Россию, думая, что мы сможем оставить ужасы позади, но они последовали за мной.

В конце концов, он тоже понял, что я не стану той Катенькой, какой была когда-то. Каждый раз, когда он смотрел на меня с жалостью или печалью в глазах, я тоже вспоминала. Теперь он больше не смотрел на меня так. Я стала сильнее, чем раньше. Я не нуждалась ни в чьей жалости.

Интересно, Адамо тоже посмотрит на меня по-другому, когда узнает, что произошло?

ГЛАВА 12

Моя поездка обратно в Вегас сопровождалась дурным предчувствием. Прошлое Динары, очевидно, таило в себе ужасы. Возможно, его создали мои братья. Она боялась, что я увижу ее в другом свете, как только узнаю, но я опасался, что старые обиды на моих братьев, особенно на Римо, вырвутся наружу. Римо сделал слишком много в отношении меня, лишившись моей преданности, но, быть может, правда разрушит наши отношения или, по крайней мере, вернет их к той неохотной терпимости, которую я испытывал к нему в подростковом возрасте.

Я отправил Римо и Нино сообщение, что снова приеду в эти выходные, прежде чем уеду из лагеря, но не объяснил причину. Возможно, Римо что-то подозревал. Его сообщения за последние две недели выявили его подозрения относительно наших с Динарой отношений. У моего брата всегда было что-то вроде шестого чувства, когда дело касалось вынюхивания чужих секретов.

Я поехал в Сахарницу, потому что Римо попросил меня встретиться там с ним и Нино. Обычно я избегал этого места, потому что оно слишком сильно пахло отчаянием, на мой вкус. То, что Римо счел это заведение лучшим местом для обсуждения того, что он подозревал в моем визите, не предвещало ничего хорошего. Шагнув в сумрачный свет коридора борделя, я всегда ощущал себя в каком-то подвешенном состоянии.

Коридор вел к бару, отделанному красным бархатом и черным лаком, что только усиливало адскую атмосферу заведения. Были расставлены шесты и кабинки с бархатными занавесками и несколько дверей, ответвлявшиеся от главной комнаты, где шлюхи принимали своих клиентов для уединения. Еще один длинный коридор, тоже выдержанный в красно-черных тонах, вел в кабинет Римо.

Войдя в длинную комнату без окон, глаза Римо сказали, что он знает, зачем я здесь. Нино сидел на диване, глядя на меня с оттенком неодобрения. Он думал, что я ищу ссоры с Римо, но нет. Но, в отличие от Нино, у меня была совесть, и она иногда сталкивалась с безжалостностью Римо.

— Твои визиты снова участились, но это не просто семейное воссоединение, не так ли, Адамо? — спросил Римо, скрестив руки на широкой груди.

Он был в спортивном костюме, вероятно, потому что вышиб из груши, висевшей между столом и диваном, живого дьявола. В его темных глазах мелькнуло подозрение. Быть может, это мои собственные эмоции отражались на мне.

— Как дела с Динарой? — спокойно спросил Нино, стараясь быть ослаблением напряжённости, но случайно задел улей.

Я прищурился.

— Она все еще участвует в гонках, и мы часто стали общаться в последние несколько недель.

Это была не ложь, но и не правда.

Ответная ухмылка Римо сказала мне, что он знает. Мне все равно. Он не говорил, что я должен держаться подальше от Динары, а даже если бы и сказал, я бы не послушался. Ее близость слишком громко звала меня. Спать в постели с врагом у нас с ним общее.

— Ты хочешь получить ответы о Динаре.

— Ответы, которые она не желает давать мне. Похоже, ты единственный, кто знает все подробности ее прошлого. Ты и Нино. — я кивнул Нино, который сохранял свое обычное бесстрастное выражение лица, не то чтобы я ожидал от него какой-либо реакции.

Его жена Киара и дети были самым безопасным выбором, чтобы вызвать у него эмоции. До его женитьбы на Киаре все были убеждены, что он вообще не способен на чувства.

— Динара сказала, что хочет, чтобы ты рассказал мне правду.

— Так ли это? Надеюсь, ты напомнил ей, что я не подчиняюсь приказам и не нуждаюсь в разрешении. Хранить ее секреты это не только ради нее.

— Так я и думал. Если ты боишься, что сказанное, шокирует меня или заставит обижаться на тебя за твои действия, ты забываешь, что я знаю тебя, Римо. Я знаю каждый твой подлый поступок. Меня ничто не может шокировать, когда дело касается тебя.

Лицо Римо стало жестким.

— Нино, почему бы тебе не собрать информацию, которую требует Адамо?

Нино молча встал и направился к ноутбуку, лежавшему на столе. Он бросил на Римо предостерегающий взгляд. Возможно, тайна защищала их обоих.

— Как думаешь, что ты обнаружишь сегодня? — спросил Римо.

— В прошлом Динара прошла через какое-то дерьмо. Что-то связанное с тобой и Григорием. Ее мать пыталась сбежать с ней, но вы поймали их и вернули Динару обратно к отцу. Ты сохранил Иден для себя по какой-то извращенной причине. Так что, может быть, Иден и Динара сделали что-то на нашей территории, что разозлило тебя. Мы оба знаем, что в свое время ты был еще большим психопатом, чем сейчас.

Я вспомнил дни, когда Римо и Нино сражались за Вегас, когда кровь и насилие светились на их лицах, когда они возвращались домой после ночных набегов.

— Я был чертовски зол в то время. И Григорий тоже, — ответил Римо. — Интересно, думаешь ли ты, что Динара нуждается в твоей поддержке против меня, и дал бы ты ей ее, если бы она попросила?

— Ты проверяешь мою преданность?

— А я должен?

Нино нетерпеливо хмыкнул.

— Не нужно испытывать преданность.

— Он прав. Я верен нашей семье и Каморре. — я поднял руку с испорченной татуировкой Каморры. — Но это не значит, что я перестану бодаться с тобой, если ты причинишь Динаре вред.

— Вижу, она оказала влияние на тебя. —

произнёс Римо, мрачно усмехнувшись.

— Готово, — сказал Нино, отрываясь от экрана.

Римо отрывисто кивнул и снова повернулся ко мне.

— Возможно, когда-нибудь ты перестанешь подозревать самое худшее, что касается меня. — Римо жестко улыбнулся. — Я не очень хороший человек, но что бы ты ни думал об Иден и Динаре, ты ошибаешься. — он кивнул Нино, повернулся и вышел.

Я нахмурился, смотря на закрытую дверь. Я думал, что Римо останется, чтобы увидеть мою реакцию, оценить мою преданность, даже если и говорит, что это не проверка.

Нино поднял диск и указал на ноутбук, стоявший на столе перед диваном.

— Будет лучше, если ты присядешь.

— Я справлюсь.

Я был свидетелем достаточно смертей и пыток в своей жизни, чтобы ожесточиться перед тем, что ждало меня на этой флешке. Я выхватил диск из его рук и вставил его в ноутбук, желая поскорее покончить с этим.

Нино не уходил. Он прислонился к стене позади меня.

Сначала я не понимал, что происходит на экране. Камера была направлена на кровать в пустой комнате. Было ли это видео о том, как Иден начала работать на Каморру? Или, что еще хуже, видеозапись первой встречи Римо с этой женщиной? Мне совсем не хотелось видеть его связать с матерью Динары, но это объяснило бы, почему он вышел из комнаты.

Затем в поле зрения появилась девочка в белой пижаме, определенно не взрослая девочка. Один взгляд на ее лицо и рыжие волосы, и я понял, что это маленькая Динара, лет восьми-девяти. Толстый мужчина в одном нижнем белье с маской, закрывающей большую часть его лица, последовал за ней, и мой желудок перевернулся, опасаясь того, что будет дальше. Девочка отчаянно замотала головой. Я даже не мог думать о ней как о Динаре. Затем в поле зрения появилась женщина с такими же рыжими волосами и смутно знакомыми чертами лица. Иден. Она поговорила с Динарой и снова исчезла из виду.

Я не был уверен, чего именно ожидал. Не того, что увидел. Мое сердце бешено билось, грудь сжималась, пока я продолжал смотреть. К горлу подступила желчь. Я не был уверен, как долго мне удавалось наблюдать за ужасом передо мной. Вскоре тошнота начала бороться в моем теле с абсолютной яростью.

Я схватил ноутбук и швырнул его в стену, разбив вдребезги. Экран наконец почернел, и ужасные звуки стихли. Мое дыхание было резким, будто я пробежал километры или сражался в битве, и всплеск адреналина указывал на то же самое. Но я все еще сидел на том же месте на диване. Мои пальцы впились в бедра, дрожа от желания ярости и разрушения.

— Мы с Римо выяснили, что Братва разыскивает жену Григория. Нам сообщили, что она в городе, и мы отправились на ее поиски, надеясь шантажировать их. То, что мы обнаружили, оказалось совсем не тем, что мы ожидали. Иден и ее бойфренд загружали подобные видео с ее дочерью и продавали их в Даркнете. Мы проинформировали Григория и вернули ему дочь.

Я тупо уставился на разбитый экран. Этого недостаточно. Потребность уничтожить еще больше, ярость и боль было почти невозможно подавить. Это знакомая жажда, которую я испытывал время от времени на протяжении многих лет — никогда не такая сильная, такая всепоглощающая — и всегда игнорировал. Я едва успел посмотреть три минуты видео, пришлось выключить, прежде чем оно действительно началось, не в силах смотреть ужасы, которые пережила Динара. Она не смогла их остановить. Я представлял себе столько кошмаров, но ничто не могло сравниться с увиденным.

— Мне всегда было интересно, увижу ли я когда-нибудь этот взгляд в твоих глазах.

Я посмотрел на Нино, чувствуя, как кровь стучит в ушах и пульсирует в висках.

— Какой взгляд?

Я едва узнал свой голос. Он был пронизан ядом, не направленным на моего брата.

Нино мельком взглянул на Римо, который, должно быть, вошел, пока я был поглощен ужасами на экране, прежде чем сказал:

— Взгляд, который я вижу только в глаза Римо. Жажда крови и насилия. Потребность в смерти и разрушении. В детстве и младшем возрасте ты выглядел в точности как Римо. И при случае характер тоже давал о себе знать.

Я видел фотографии себя в детстве, и Нино был прав. Чем старше я становился, тем больше старался отличаться от своих братьев, особенно от Римо. В наше время в школе интернате в Англии я впервые увидел нормальных людей, их ценности и семейную динамику, и вскоре это стало целью, которую я хотел достичь. Я жаждал нормальной жизни, хотя моя собственная природа часто требовала иного направления. Я хотел стать лучше, хотел прощать, а не мстить, сочувствовать, а не осуждать. Я испытывал сострадание, в отличие от Нино и даже Римо. Это сделало мое желание мучить других — даже если они этого заслуживали — намного хуже.

— Думаю, это кровь Фальконе, не так ли? — тихо спросил я.

— Это может быть проклятие или благословение, в зависимости от твоей точки зрения, — сказал Римо с кривой улыбкой. Он поднял стопку дисков и протянул их мне. — Мы конфисковали их, когда нашли Иден и ее дочь.

Я поднялся на ноги и на мгновение испугался, что мои ноги не выдержат, затем подошел к нему и взял их. Я встретился взглядом с братом.

— Вы положили конец этому.

— Конечно, — ответил Римо. — Нино убил мерзкого ублюдка, которого мы застали перед камерой вместе с Динарой, а я отдал парня Иден Григорию, чтобы он мог отомстить, чего так отчаянно жаждал.

Я молча кивнул.

— Почему ты не отдал ему Иден? Она заслужила смерть после того, что сделала со своей дочерью.

Рот Римо жестоко скривился.

— Она заслуживает худшего. Но что бы это ни было, решать не тебе, не мне и не Григорию.

Постепенно я начал понимать. Запутанная логика Римо разыгралась под влиянием наших собственных проблем с матерью. Я со страхом смотрел на стопку дисков в своей руке, зная, что каждый из них стоит на болезненный момент в прошлом Динары, ужасы, которые объясняли так много, но не все. Не то, как эта девочка на экране могла вырасти и стать сильной девушкой, с которой я любил проводить время.

— Значит, все они показывают Динару с разными насильниками?

— Да, — сказал Нино. — Некоторые из них записаны более чем на одной записи. Всего десять мужчин и одна женщина.

Мои губы скривились от отвращения. Мне трудно было сдерживать свои эмоции. В прошлом тоска по передышке в виде наркотиков захлестнула бы меня в подобной ситуации, но теперь единственное, чего требовало мое тело, это кровь. В огромном количестве и как можно более жестоко изъятой. Я не был уверен, что смогу подавить это на этот раз — если вообще захочу.

— Ее насильники, вы их тоже убили?

— Шестеро мужчин и женщина все еще живы, — сказал Нино. — Мы только позаботились о том, чтобы они держали свои руки при себе.

— Почему вы их не убили?

Но я знал. По той же причине, по которой Римо не убил Иден и не позволил Григорию сделать это, потому что это не их право.

— Скажи Динаре, — сказал Римо. — Мы знаем имена всех людей на записях и их местонахождение. Если они ей нужны, мы можем отдать их ей.

— Но не мне, — криво усмехнулся я.

И, черт, я понял. Впервые извращенная логика Римо обрела для меня смысл во всей своей жестокой чудовищности. Если он даст мне их адреса, я нанесу визит каждому из этих ублюдков и замучаю их до смерти. Желая быть лучше своих братьев? Чем моя природа?

Невозможно.

— Что, если Динара захочет с тобой поговорить?

— Тогда она сможет поговорить со мной лично. Никаких телефонных звонков.

Я прищурился.

— Динара будет в безопасности в Вегасе.

Слова прозвучали не как вопрос, как я намеревался, а скорее как утверждение с угрожающим подтекстом.

Римо склонил голову набок.

— Если бы я хотел причинить ей вред, то сделал бы это за те месяцы, что она провела на нашей территории. Я виню в твоем неуважении твои эмоции к девушке.

— Что ты собираешься делать теперь? — спросил Нино.

Я проглотил свой первый порыв поклясться отомстить и сразу же впал в ярость.

— Все, в чем нуждается Динара.

Римо встретился со мной глазами и кивнул.

— То, в чем она нуждается, выведет тебя на дорогу, по которой ты поклялся никогда не идти. Этот путь хорошо знаком всем нам, Фальконе. Она вымощена кровью и смертью, и как только ты пройдешь по ней, никакая другая дорога никогда не будет достаточной.

Я не отрицал этого, потому что зов моих внутренних демонов, требовавших крови и боли, был сильнее, чем моя тяга к наркотикам когда-либо. Зов обещал быть еще более благодарным, и мне не терпелось ему поверить. Я не зря избегал пыток и убийств. Я слишком наслаждался ими. Чувство вины поселилось позже — когда я оплакивал человека, которым должен был стать.

Как бы я ни хотел отличаться от Римо, иногда мне казалось, что я больше похож на него, чем на любого из моих братьев. Нино пытал, потому что это было эффективным сдерживанием и наказанием, а также научным вызовом продлить смерть жертвы, причинив максимальный ущерб. Савио пытал, потому что это было необходимое зло в нашем деле. Римо мучил, потому что ему это нравилось, потому что для него это было связано с чистыми эмоциями... и для меня это то же самое.

— Почему бы тебе не переночевать в особняке? Мы можем поужинать все вместе, и у тебя будет время, чтобы все уладить и успокоиться, — сказал Нино своим спокойным протяжным голосом.

Я кивнул. Динара тоже еще не вернулась в лагерь, но даже если бы и вернулась, мне нужен еще один день, чтобы увидеть в ней девушку, которую я встретил, а не испуганную девочку. Может быть, одной ночи будет недостаточно.

— Мне все равно нужно поговорить с Киарой.

Нино кивнул. Киара подверглась насилию со стороны своего дяди, когда была ребенком, хотя и на несколько лет старше Динары, и, возможно, она могла бы пролить свет на чувства Динары.

Находясь в одиночестве, в машине вспыхнули короткие проблески прошлого Динары.

Я видел Иден жертвой жестокости Григория и Римо. Один мужчина презирал свою женщину, а другой ненавидел большинство женского пола. Это казалось логичным объяснением.

Когда особняк появился перед лобовым стеклом, я вздохнул с облегчением. Впервые за долгое время я отчаянно нуждался в хаотичной атмосфере моего дома, в ее отвлекающей природе. Я не хотел оставаться наедине со своими мыслями.

В тот момент, когда я вошел внутрь, дети столпились вокруг меня, разговаривая все сразу, желая рассказать мне о своих приключениях и услышать мои рассказы о последних нескольких гонках. Римо и Нино уже сидели за длинным обеденным столом со своими женами. Ни Фабиано с Леоной, ни Джемма с Савио не присутствовали. Может, они на свидании.

Киара слушала, что говорит Нино, потом ее взгляд упал на меня, и она ласково улыбнулась. Фина встала и коротко обняла меня, ее проницательные голубые глаза изучали мое лицо. Я полагал, что выгляжу потерянным.

— Ты не собираешься снова сорваться с катушек? — прошептала она.

Я криво усмехнулся, вспомнив свои подростковые способы справляться с трудными ситуациями.

— Я больше не мальчик.

— Нет, — согласилась она и отступила назад, освобождая место для Киары, пока та вела детей к столу.

— Почему бы тебе не помочь мне принести еду с кухни? — спросила Киара.

Я кивнул и последовал за ней по длинному коридору в огромную кухню. В прошлом, когда были только мы с братьями, и наше питание состояло в основном из пиццы, комната казалась пустой тратой пространства. Это изменилось с тех пор, как наша семья расширилась, и девушки, которые иногда наслаждались здоровым питанием, присоединились к нам.

Рискнув заглянуть в духовку, я сухо рассмеялся.

Брови Киары поползли вверх.

— Что случилось? Она сгорела?

Она поспешила мимо меня и открыла духовку, проверяя, как там запеканка.

— Нет, — ответил я. — Просто я совсем недавно рассказал Динаре о твоих макаронах с сыром после того, как она впервые попробовала блюдо из банки.

Киара закрыла духовку и выключила ее, но не сделала ни малейшего движения, чтобы вынуть запеканку. Вместо этого она прислонилась к кухонному столу со слегка удивленным выражением лица.

— Ты рассказал ей о нашей семье?

Я пожал плечами.

— Кусочки и обрывки. Немного. Но я обещал ей, что твои макароны с сыром убедят ее в правильности блюда.

Киара попыталась подавить улыбку, но не смогла.

— Вы двое проводите много времени вместе. Должно быть, это серьезно, если ты даже подумываешь о том, чтобы познакомить ее с нами.

Я прислонился к стойке рядом с Киарой, но не смотрел на нее прямо.

— Это не серьезно. Мы еще не определились со статусом наших отношений. Это больше похоже на ситуацию друзей с привилегиями.

— Как это было с Кейджей, или ты все еще встречаешься с ней? — спросила Киара без тени осуждения в голосе.

Именно это я в ней и ценил. Она не судила людей. Она слушала и пыталась понять.

— Нет, я закончил с ней до того, как начал что-то с Динарой.

Я сделал паузу, обдумывая свое время с Кейджей сравнивая с тем, что у меня с Динарой сейчас. Все по-другому. Я хотел, чтобы все было по-другому. С Кейджей я никогда не думал о совместном будущем, никогда не хотел проводить с ней каждую свободную минуту, но с Динарой...

Киара коснулась моей руки.

— Судя по твоему лицу, это больше, чем просто друзья с привилегиями.

Я усмехнулся.

— Учитывая причину, по которой Динара искала моей близости, и то, что я знаю сейчас, я не уверен, что она согласится с твоей оценкой.

— Думаешь, она приехала к тебе, чтобы узнать правду о своем прошлом и связаться с матерью?

Намек на покровительство в ее тоне вызвал у меня улыбку. Киара старалась защитить каждого члена семьи.

— Она не знала, что ее мать жива, когда присоединилась к гонкам, но определенно надеялась получить информацию через меня, — сказал я. — Но не думаю, что именно поэтому она проводит со мной каждую ночь. У нас с ней общая история употребления наркотиков. Как будто мы связаны на глубоком, необъяснимом уровне. — я с гримасой покачал головой. — Дерьмо, я говорю, как чертов астролог.

— Ты влюблен, — сказала Киара, и ее глаза загорелись весельем.

Зазвенели тревожные колокольчики. Влюбленности я старался избегать с тех пор, как Харпер разбила мое глупое наивное подростковое сердце. Ранить мои чувства теперь было не так просто. Никто не подбирался достаточно близко, чтобы даже попытаться.

— Я не знаю. Но даже если и влюблён, Динара принцесса Братвы. Ее отец наш враг. Сомневаюсь, что Григорий или Римо стремятся к миру. А после истории с семьей Джеммы, если Римо попытается заключить перемирие, в Каморре начнется настоящая буря.

Киара медленно кивнула с сочувственным выражением лица. Она коснулась моей руки.

— Не похоже, чтобы Римо интересовало мнение других. Если он считает, что мир с Братвой это тактическое преимущество, он это сделает. Дерьмовая буря или нет. — она покраснела.

Всегда было забавно наблюдать, как Киара произносит ругательства. Было очевидно, что она чувствовала себя неловко, используя их.

— И ты знаешь, что он сделает ради тебя почти все, Адамо.

Я вздохнул.

— Да, я знаю.

Римо был семейный человеком. Он отдал бы свою жизнь за любого из нас. Но я забегал вперед. Мы с Динарой еще толком не встречались. Я не был уверен, чего она хочет, теперь меньше, чем когда-либо.

— Нино рассказ тебе о прошлом Динары? — осторожно спросил я.

Я беспокоился, поднимая тему сексуального насилия с Киарой, не желая вскрывать ей старые раны. Я все еще помнил, какой покорной и испуганной она была, когда впервые присоединилась к нашей семье, и меня приводила в ярость мысль об ужасах, которым подверглись она и Динара.

— Да, он упоминал об этом и сказал мне, что ты узнал об этом сегодня.

— Я посмотрел несколько минут с одной из записей, сделанных этими отвратительными извращенцами. — я сглотнул, мой пульс снова начал бешено колотиться. Разговор с Киарой успокоил меня, но теперь ярость из прошлого снова показала свою уродливую голову. — Римо отдал мне диски с записями. И сказал, что у него есть имена всех причастных. Он хочет, чтобы я отдал и то и другое Динаре.

Киара не выглядела удивленной. В прошлом этот разговор вызвал бы у нее огромное беспокойство, но сейчас ее единственной реакцией стало едва заметное напряжение в теле и пальцах, разминающих кухонное полотенце.

— У Римо свой образ мыслей.

— Думаю, он хочет, чтобы Динара отомстила. Для него вполне естественно, что она хочет видеть своих обидчиков мертвыми, даже свою мать.

Я не совсем понимал, что чувствую по этому поводу. С одной стороны, перспектива расплаты взволновала меня, но с другой, я беспокоился о последствиях для Динары.

— А чего хочет Динара?

— Понятия не имею. Она мне ничего не говорит. Она хотела знать правду. Как только она ее получит, не знаю, что она с этим сделает. Может, она попросит отца отомстить.

— Похоже, ты хочешь, чтобы она попросила тебя, — с любопытством сказала Киара.

Она была права, этого нельзя было отрицать. Если Динара хотела отомстить людям, причинившие ей боль, то я хотел, чтобы она попросила меня, а не отца или Диму. Хуже всего было то, что не только потому, что я хотел помочь Динаре, маленькая часть меня тоже жаждала повода пролить кровь.

— Как ты думаешь, чего она хочет? Ты, наверное, единственная из всех нас, кто ее понимает.

Киара сначала ничего не ответила, ее взгляд был отстраненным, будто мои слова перенесли ее на много лет назад. Вместо ответа она открыла духовку и достала запеканку, явно взвешивая слова, судя по напряженному выражению ее лица.

— Не каждый способ справиться с травмой это месть своим обидчикам. Это кажется логичным, может быть, даже единственным выбором с точки зрения твоих братьев и, возможно, даже с твоей точки зрения, но некоторые люди ищут примирения и прояснения разговора о насилии.

Я знал Динару, или, по крайней мере, знал столько, сколько она позволила мне увидеть до сих пор, но я не был уверен в ее мотивах. Она сильная, так что о мести не могло быть и речи.

— Что насчет тебя, Киара? Нино убил твоего дядю самым жестоким способом. Он отомстил за тебя. Ты хотела мести? Или предпочла бы помириться со своим обидчиком?

Лицо Киары исказилось от боли, и ее улыбка стала немного дрожащей. Эти маленькие признаки показывали мне, что даже после всех этих лет события все еще преследовали ее. Быть может, невозможно преодолеть что-то столь ужасное навсегда. Меня угнетала мысль, что Динара будет вечно нести на своих плечах груз прошлого.

— Я бы никогда его не простила. Я нуждалась в его смерти, но никогда не смогла бы этого сделать. Не думаю, что я даже попросила бы об этом, если бы Нино не решился. Он снял с меня всю тяжесть решения. Возможно, я и могла бы спасти дядю от его участи, но не хотела. Если бы он был жив, я бы всегда боялась, что он снова придет за мной, даже если Нино защитит меня.

— Значит, ты благодарна Нино за то, что он убил твоего дядю таким способом.

— Да, и Нино, и Римо. Когда я узнала, что он мёртв, то почувствовала облегчение. Я никогда не чувствовала себя виноватой.

— Ты думаешь, Динара хотела, чтобы я узнал правду, чтобы отомстить за нее?

— Не знаю. Она не беспомощна, как я тогда. У нее есть отец и его люди в качестве поддержки. Из того, что сказал Нино, ее отец знает о произошедшем, поэтому Динара не обременена держать это в секрете. Она может попросить отца убить ее обидчиков, и он сделает это, верно?

— Он, конечно, сделает это, но рискнет навлечь на себя гнев Римо, если прольет кровь на территории Каморры.

— Римо хочет отомстить.

— Он хочет, чтобы все произошло так, как он хочет, и думаю, что для него есть только один человек, который должен пролить кровь, и это Динара. Если бы я убил всех ради Динары, Римо ничего бы мне не сделал. Я его брат. Он разозлится, но и только. Возможно, Динара и подозревает. Или, возможно, она скорее рискнет моей жизнью, чем жизнью своего отца или Димы.

— Ты думаешь, она вот так тебя использует? Сделать то, чего не могут ни она, ни ее отец?

— Это объясняет, почему он позволяет ей участвовать в гонках на нашей территории.

Киара смотрела на меня с беспокойством в карих глазах. Она тихонько вздохнула.

— Думаю, есть только один способ это выяснить. Поговори с ней. Обман не лучшее начало для отношений.

Это то, чему я научился на горьком опыте со своей первой девушкой Харпер. Я преодолел глубокое чувство предательства, и уже не был неуравновешенным подростком из тех времен, но, если мстить через мои руки было планом Динары с самого начала, это определенно оставило бы свои следы. И все же я почему-то не мог представить себе Динару такой обманщицей. Она была искренне потрясена тем, что ее мать жива, и не знала о существовании записей или о том, что мои братья собрали имена и адреса ее обидчиков. Даже если месть и вертелась у нее на уме, это могло быть лишь абстрактным понятием.

Киара улыбнулась.

— Поговори с ней. Скажи ей, что ты знаешь, и посмотри, как она отреагирует, тогда ты все еще можешь решить, хочешь ли ты прекратить контакт с ней.

Я кивнул.

— Динара боится, что я стану относиться к ней по-другому, когда узнаю. Теперь я думаю: как я могу не знать того, что знаю сейчас? Она прошла через какое-то ужасное дерьмо, которое, должно быть, оставило глубокие шрамы.

— Определенно, но, когда ты встретил ее, эти шрамы уже являлись частью ее. Она не изменилась. Она все та же девушка, которую ты встретил.

Я указал на дымящуюся запеканку с макаронами и сыром.

— Если мы в ближайшее время не поставим еду на стол, боюсь, голодная кучка нас сожрет.

Киара слегка сжала мое предплечье, прежде чем схватить тарелку с салатом. Я нес запеканку и старался наслаждаться хаотичным вечером в кругу семьи, хотя в голове у меня постоянно крутились мириады мыслей. Больше всего на свете мне хотелось снова обнять Динару, хотя часть меня боялась этой встречи.

ГЛАВА 13

Поездка из Лас-Вегаса обратно в лагерь, казалось, длилась целую вечность. Было трудно сосредоточиться на дороге, на чем-то действительно, кроме ужасных образов, которые я видел. Они преследовали меня всю ночь. Я не мог перестать думать о том, насколько хуже чувствует себя Динара. Иногда мы делили палатку, и ее сон часто прерывался неразборчивым бормотанием. Всякий раз, спрашивая, что ей снилось, она уклонялась от ответа. Было невероятно трудно связать эту беспомощную, съежившуюся девочку с жестокой и уверенной в себе девушкой, с которой я проводил так много времени. Я ожидал услышать печальную историю, но не эту. Даже ночной сон не смог успокоить бушующий поток эмоций в моем теле.

Когда мы в последний раз виделись два дня назад, перед тем как она уехала в Чикаго, а я в Лас-Вегас, она волновалась, что я увижу ее в другом свете, как только узнаю о ее прошлом. Я думал, она преувеличивает. Был уверен, что ничто не сможет изменить моего мнения о ней. Теперь я сомневался.

Реакция Динары в машине, когда мы впервые сблизились, ее потребность все время контролировать свое тело. Теперь все обрело смысл. Еще до того, как я узнал правду, я считал ее сильной, но теперь ее сила казалась почти нечеловеческой.

Когда показались первые палатки лагеря, у меня сжалось сердце. Я чертовски нервничал из-за того, что снова встречусь с ней, сделаю то, что обещал не делать, увижу ее в новом свете. И не только это, небольшая струйка сомнения в ее мотивах все не покидала меня. Может, она будет разочарована, если я вернусь, не убив ее мать и всех остальных.

Быстро осмотрев, я заметил Тойоту Динары на самом краю лагеря. Я поехал к ней.

Как только она заметила меня, Динара направилась в мою сторону с того места, где разговаривала с одной из девушек. Это момент истины.

Я с нетерпением ждала возвращения Адамо из Вегаса, гадая, не раскрыл ли ему Римо мое прошлое. Часть меня хотела, чтобы он узнал, потому что так стало бы легче. Адамо был бы более готов помочь, если бы узнал, почему я делаю то, что делаю. С другой стороны, я наслаждалась нашим совместным временем, сексом и разговорами, тем, как он относился ко мне, как к равной. Он не считал меня хрупкой. Я доказала ему свою силу. Но как только он узнает о моем прошлом, все это уже не будет иметь значения.

Люди видели только один аспект меня, как только узнавали, будто это единственное, что определяло меня. Растленный ребенок. Изнасилованная девочка. Это огромная часть меня, без сомнения, и она преследовала меня по сей день, но я не хотела особого отношения из-за этого. Я хотела, чтобы ко мне относились как к обычному человеку, а не как к хрупкой, уязвимой или поврежденной. Я не была ни той, ни другой.

Как только машина Адамо подъехала к лагерю, я извинилась перед Кейт, девушкой с ангельским голосом, которая тоже была крутым поваром, и направилась к нему. Когда Адамо вышел, мой пульс участился. Один его взгляд и я поняла, что Римо рассказал ему достаточно. Как и ожидалось, это изменило отношение Адамо ко мне. Я не только Динара, принцесса Братвы и гонщица. Я бедная девочка из прошлого.

Я развернулась и зашагала обратно к своему автомобилю, не в настроении для такого рода конфронтации.

Я была зла, но под этим скрывался страх, опасение потерять связь, которую мы с Адамо развили, наше легкое общение. Это одна из причин, почему мне нравилось быть частью гоночного лагеря. Никто не знал, кем я была раньше, и что произошло. В Чикаго все знали, и, несмотря на прошедшие годы, это все еще часто проявлялось в том, как они смотрели на меня и вели себя со мной. Как я могла оставить прошлое позади, если даже посторонние не могли этого сделать?

Я так чертовски боялась, что люди здесь будут смотреть на меня так же, и Адамо тоже. Это одна из причин, почему у нас с Димой не сложилось, почему наши отношения были обречены с самого начала. То, что поначалу казалось ему безопасным выбором для отношений, в конечном счете стало гвоздем в нашем гробу.

Вскоре за мной последовали шаги, и мое сердце забилось быстрее.

Я ненавидела испытывать страх. Это напомнило мне ту девочку, за которую меня принял Адамо. Я никогда больше не хотела ею быть.

— Динара! — крикнул Адамо и наконец догнал меня у машины.

Я повернулась и уставилась в его глаза, ожидая, что он скажет что-нибудь, но в то же время так чертовски боялась того, что это будет. Адамо тронул меня за плечо. Даже это простое прикосновение казалось более нерешительным, чем любое из наших прикосновений в прошлом.

Адамо молча смотрел на меня. В этом не было необходимости. Его глаза говорили ясным языком — языком жалости. Я больше ничего так сильно не ненавидела.

— Значит, Римо все тебе рассказал?

Я дала Адамо добро, дала Римо добро, но, возможно, глупая часть меня надеялась, что Адамо оставит все как есть. Это было глупо. В конце концов он узнает. Это неизбежно, если я хотела двигаться дальше с моим планом.

Адамо провел рукой по волосам и отвел взгляд. Мириады эмоций плыли в его глазах.

— Да, не все, но достаточно.

Он говорил неправду. Прежде чем ответить, он на мгновение заколебался.

Я оттолкнулась от машины.

— Не надо. Не лги мне, защищая меня.

Я так устала от людей, делающих это. Я заслужила суровую правду, даже если она разобьёт мне сердце.

Адамо сунул руки в карманы. На его лице появилось сочувствие.

И я не могла этого вынести.

— Что именно он сказал?

Я кипела, прибывала в бешенстве, но в то же время разрывалась от отчаяния. И все из-за Адамо, из-за того, как он будет вести себя со мной в будущем. Я никогда не чувствовала ничего подобного с Димой, словно мое сердце могло расколоться.

— Разве это имеет значение?

— Конечно, имеет! — усмехнулась я. — Ты можешь себе представить, как это неприятно оставаться в неведении относительно того, что касается тебя так глубоко? По тому, как ты смотришь на меня, я понимаю, что ты потрясен словами Римо. Он, возможно, единственный, кто знает все, потому что именно он занимался всем тогда. Даже я не знаю всего, только ложь и правду, которую мне рассказывали мой отец, ты и твои братья.

Я почувствовала предательскую тяжесть в горле, покалывание в глубине глаз — предвестники слез. Этого не случится. Слёзы признак слабости, которую я не позволяла себе уже долгое время.

Жажда облегчения нарастала, как прилив, неудержимая, медленно разъедающая мою решимость, как волны, набегающие на песок. Я нащупала сигарету, хотя ненавидела вкус, запах, ощущение сырой бумаги во рту. Я бы никогда не стала курить, потому что мне это нравилось. Но это лучше, чем ничего, лучше, чем альтернатива. Я нуждалась в чем-то, что успокоит встревоженный ум, заставить замолчать зов моей темной жажды.

Адамо подошел ближе, его проницательные глаза изучали мои дрожащие пальцы. Может, он знал предательские знаки. В конце концов, он близок и с темными страстями.

Я приготовилась к его прикосновению, но его руки остались в карманах. Его темные глаза изучали мои. Глубоко затянувшись, я отвернулась, глядя на него в профиль.

— Я не лгу, — сказал он и глубоко вздохнул. — Римо показал мне видео с тобой и тем, что произошло.

Я почувствовала, как краска отошла от моего лица, и мое горло сжалось. Прошло слишком много лет, чтобы я могла вспомнить все или даже большую часть произошедшего. Я помнила обрывки воспоминаний. Кошмарные события, преследовавшие меня во сне бессвязными эпизодами или вспышками неподвижных образов. Я изо всех сил старалась забыть как можно больше, употребляла алкоголь и наркотики, ускоряя этот процесс.

— Ты... — мои голосовые связки замерли, и я не могла больше вымолвить слов.

Гнев боролся в моем теле с ужасом и разочарованием. Опять же, другие знали обо мне и моей жизни больше, чем я.

Адамо подошел еще ближе, так осторожно, словно боялся, что я убегу. Бег никогда ничего не решал.

— Я почти ничего не посмотрел. Только спустя несколько минут я понял, к чему это ведёт. Я не мог больше смотреть.

Я нахмурилась.

— Ты не смог смотреть? Я пережила то, на что ты даже посмотреть не смог.

Я даже не была уверена, почему я зла из-за этого. Большая часть меня была рада, что он не видел больших моих ужасов. Крошечная часть все еще стыдилась того, что со мной сделали. Это были уродливые голоса, который не умолкали даже после годы терапии, лекарств и отвлечений.

Адамо кивнул, выражение его лица было одновременно добрым и торжественным. Мне хотелось ударить его как можно сильнее. Вместо этого я сжала одну руку в кулак и сделала еще одну глубокую затяжку. Мои пальцы дрожали, позволяя дыму подниматься вверх беспорядочным зигзагообразным курсом.

— Я знаю, — прошептал он шелковым голосом. — Мне вообще не следовало смотреть это, не спросив сначала твоего разрешения. Это было сделано в твоем личном пространстве.

Я усмехнулась.

— Поверь мне, тогда никто не заботился о моем личном пространстве. — я вздрогнула, когда остатки воспоминаний вспыхнули на задворках моего сознания.

Слова, запахи, образы, оставившие неизгладимые следы в моем подсознании.

— Динара, я... — он вздохнул.

Я встретилась взглядом с Адамо.

— Говори, что хочешь. Я не хрупкая, Адамо. То, что случилось тогда, не сломило меня, что бы ни произошло сейчас и в будущем, тоже не сломит меня.

Мой голос был чистой сталью, точно так же, как защитное покрытие медленно покрывало мое сердце.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Адамо, выглядя искренне смущенным. — У меня нет никакого намерения делать что-то, что может причинить тебе боль, а тем более сломать тебя.

— Взгляд в твоих глазах сейчас, когда ты смотришь на меня.... он означает, что все, что у нас было, кончено.

Все, что у нас было. Мы даже не дали этому названия, не позволили определить то, что шло против многих обстоятельств. Я не позволяла себе придавать слишком большое значение нашей связи. Пыталась убедить себя, что это только для веселья и сближения с Фальконе, но теперь, видя, как наша связь рушится прямо у меня на глазах, я поняла, что это больше, чем просто веселье. Больше, чем я могла себе позволить. Больше, чем мой отец когда-либо примет.

Он наклонил голову, поймав мой взгляд. Его запах, теплый и пряный, окутал меня.

— Как я на тебя смотрю?

Я горько рассмеялась и направила светящийся наконечник ему в лицо.

— Вот так. Точно так же смотрел на меня отец, когда Римо вернул меня ему. Словно я была сломанной марионеткой. Твоей любимой куклой, с которой ты играл каждый день, но вдруг у нее появилась непоправимая трещина, и теперь ты никогда не сможешь поиграть с ней снова, потому что боишься, что она может сломаться, если ты дотронешься до неё. Поэтому ты ставишь ее на полку и почти никогда не смотришь, потому что всякий раз, когда ты обращаешь свой взгляд на неё, ты грустишь о потерянном. Вот как ты смотришь на меня, Адамо. Так что иди своей веселой дорогой, а я выживу.

Я не позволю нашим отношениям продолжаться, потому что Адамо действовал из жалости, потому что у него не хватило духу закончить их с бедной мной.

Я выжившая. Я переживу, если Адамо уйдет, не без моего темного притяжения, но я выживу так или иначе. Тем не менее, мой желудок скрутило при мысли, что это может быть наше последнее прощание — даже если прощание было неизбежным для нас.

Адамо покачал головой.

— Вранье. Я никогда не играл с тобой и не пойду своей веселой дорогой. Мы еще не закончили, и я не позволю тебе вбить клин, между нами, — он схватил меня за плечи, совсем не нежно, и мое глупое сердце забилось с надеждой. — Между нами ничего не изменилось.

И все же изменилось. Его глаза говорили правду. Если мы хотим получить шанс, Адамо должен увидеть меня такой, какой я была до того, как он узнал правду. Он должен видеть меня как отдельную личность от бедной девочки на видео. Я не была уверена, сможет ли он. Папа пытался и потерпел неудачу. Я никогда не обижалась на него за это. Он мой отец. Я смирилась с тем, как он смотрел на меня, потому что мы семья. Но я бы не стала делать то же самое для Адамо. Я не могла. Мне нужно было, чтобы эта часть моей жизни была только для Динары, а не для бедной оскорбленной Катеньки.

— Тогда трахни меня, Адамо. Трахни меня так, как трахнул бы два дня назад, а не так, как будто я хрупкая. — я бросила сигарету и раздавила ее ботинком. — Или ты не можешь сделать это сейчас, потому что жалеешь меня?

Адамо обхватил мою шею, в его глазах боролись жар и гнев.

— Я не жалею девушку передо мной, Динара. Мне жаль ту девочку из прошлого. Но ты... ты крепка, как гвоздь. Ты не нуждаешься в моей ебаной жалости.

Я кивнула, как бы подтверждая его слова, так и убеждая себя, что я действительно оставила позади каждую частичку этой маленькой девочки. В глубине души я знала, что она все еще прячется в темной части моего мозга, маленькая и испуганная, угрожая вырваться наружу. Я хотела, чтобы она убралась оттуда, и теперь у меня была идея, как наконец добиться успеха.

— Трахни меня, — выдохнула я.

Адамо рывком прижал меня к себе, его язык проник в мой рот. Я открылась ему, обвила руками его шею и сплела наши тела друг с другом. Адамо сжал мою грудь через майку, затем потянул за мой сосок с пирсингом. Я запустила пальцы в его кудрявые волосы, прикусила нижнюю губу, чтобы через мгновение успокоить ее языком. Он прижал ладонь к моей киске, и я выгнулась, желая ощутить его прикосновение к обнаженной коже.

— Снимите комнату, — крикнул кто-то.

Я была слишком дезориентирована нашим поцелуем, чтобы понять, кто это говорил. Адамо схватил меня за руку и потащил за собой. Я последовала за ним, мое сердце бешено колотилось в груди, центр покалывал от желания. Адамо повёл меня на старую заправку мимо удивленного Крэка.

— Проваливай, — прорычал Адамо, и Крэнк сделал это, пробормотав проклятие.

Потом мы наткнулись на заднюю комнату со старым морозильником и разбросанными коробками. В нос ударила вонь заплесневелого картона и чего-то гнилого.

Адамо захлопнул дверцу и прижал меня к краю холодильника, его руки быстро расстегнули молнию. Он не потрудился стянуть с меня шорты, только сунул руку в трусики и вошёл в меня средним пальцем. Тыльной стороной ладони он погладил мой клитор, и начал сильно и быстро двигать пальцами.

Наши глаза оставались сцепленными, мои губы приоткрылись, когда Адамо извлекал стон за стоном из моего рта. Мое возбуждение пропитало трусики, заставляя палец Адамо легко скользить внутрь и наружу. Он добавил второй палец и входил еще сильнее. Желание в его глазах обжигало каждый сантиметр моей кожи. Никаких признаков жалости, только похоть.

Я закричала в оргазме, но Адамо едва дал мне время прийти в себя, прежде чем снял с меня шорты и усадил на морозилку. Он раздвинул мои ноги и несколько раз облизнул, заставив меня вздрогнуть и вцепиться в его волосы. Затем выпрямился и достал свой член. Он схватил мои лодыжки и положил их себе на плечи, прежде чем погрузиться в меня одним сильным толчком. Он не дал мне времени приспособиться, вместо этого он врезался в меня. Наклонившись вперед, он подтянул мои ноги ближе к телу и изменил угол, входя еще глубже. Я судорожно втягивала воздух, пальцы ног плотно сжимались под силой ощущений.

Ярость и желание сменили жалость, и я снова стала Динарой, потеряв себя во взгляде Адамо. Я впилась ногтями в его плечи, мои бедра встречали его толчок за толчком, а затем губы раскрылись для крика, когда я снова кончила. Адамо врезался в меня еще сильнее, прежде чем с тихим стоном вышел.

Я закрыла глаза, тяжело дыша. Я не хотела, чтобы это кончалось. Ни сегодня, ни завтра, возможно, никогда.

Адамо заставлял меня хотеть потерять контроль над ним. Он заставил меня почувствовать, что я могу потерять контроль над ним без страха.

Когда мы с Адамо пришли в себя после освобождения, он встретился со мной взглядом. Его лицо было покрыто потом, а футболка прилипла к верхней части тела.

— Мы еще не закончили, — прохрипел он.

Я кивнула, тяжело дыша.

— Мы не закончили.

В этот момент Адамо посмотрел на меня так же, как и до того, как узнал ужасную правду, словно я все еще была жесткой, гонщицей Динарой для него. Я знала, что будут моменты, когда это новое пронзительное выражение вернется, но пока он мог заставить меня чувствовать себя такой живой, я могла жить с маленькими напоминаниями.

ГЛАВА 14

Ночь мы провели вместе в палатке Адамо. Сон ускользнул от меня. Мои мысли крутились вокруг событий предыдущего дня, от осознания того, что видео со мной все ещё существуют. Теперь, когда я узнала, я вспомнила, что камера всегда была направлена на меня. За эти годы это растворилось во мраке моих воспоминаний. Другие картинки были более четкими.

Теплый запах Адамо окутал меня, одна его рука обвила мою талию. Его близость давала утешение, в котором я никогда бы не призналась. Я посмотрела на потолок палатки, хотя он был почти полностью окутан темнотой. До нас долетал лишь слабый свет, может быть, от огня или от одной из машин. Тихий гул голосов подсказал, что и другие тоже не могут уснуть.

— Не можешь уснуть? — раздался сонный голос Адамо, заставив меня вздрогнуть.

— Слишком много мыслей, — призналась я.

Адамо кивнул, коснувшись носом моей щеки.

— Что бы тебе ни понадобилось, я здесь. Я знаю, что есть причина, по которой ты присоединилась к гонкам, почему искала моей близости, и как только ты будешь готова раскрыть свои причины, я здесь, чтобы выслушать.

Я сглотнула, услышав нотку подозрения в его голосе. Будь я на его месте, я бы тоже опасалась своих мотивов, а они не абсолютно невинные.

— Спать с тобой, проводить с тобой столько времени это не план. Я никогда не хотела, чтобы это случилось. Я просто хотела познакомиться с членом печально известного клана Фальконе, чтобы пролить свет на мое прошлое, хотя бы в те уголки, которые мой отец намеренно держал в тени. Я думала, что ты станешь лучшим вариантом. Репутация твоих братьев еще менее привлекательна. Я никогда не лгала тебе о своей личности. С самого начала ты знал, что я ищу то, что может дать мне только Фальконе.

Адамо усмехнулся.

— Ты имеешь в виду, что я наименее опасный вариант?

Я издала тихий смешок.

— Поездка в Вегас показалась мне плохой идеей, даже в моей голове, и ты очаровал меня с того момента, как я начала изучать твою семью.

— Что тебя так очаровало?

— Гонки, определенно. Но более того, это конфликт, который я иногда видела в твоих глазах во время боев в клетке. Будто кровожадная часть боролась с твоей совестью. Ты напомнил мне себя. Мой отец считает, что я принадлежу свету, но я туда не вписываюсь.

Адамо приподнялся так, что его лицо нависло над моим, но было слишком темно, чтобы разглядеть что-то, кроме общих очертаний.

— Кровь, которую ты жаждешь, она в Вегасе?

Я ничего не сказала. За последние пару месяцев моя цель изменилась.

— Я хотела побольше узнать о своем прошлом и знала, что только Римо может рассказать мне то, чего не расскажет мой отец. У меня не было большой надежды, что он разгласит какую-либо информацию. Возможно, если бы мой папа и он все еще сотрудничали, но теперь, когда их отношения стали враждебными, я знала, что шансы невелики. Но я должна была рискнуть. Часть меня надеялась, что ты знаешь то, что я хочу знать.

— Чего ты хочешь теперь?

Мое сердце учащенно билось всякий раз, когда я пыталась определить, чего именно хочу. В глубине души только один вариант казался удовлетворительным.

— Мне нужно сделать то, что я изначально планировала. Узнать все, прежде чем я смогу решить, что делать дальше.

— У меня есть диски в машине. Они тебе нужны?

Я быстро покачала головой.

— Пока нет, — прошептала я.

Когда-нибудь я попробую посмотреть их, но не сейчас, даже если они покажут мне холодную, суровую правду во всех отвратительных подробностях. Я не была готова к такой конфронтации.

Адамо погладил меня по щеке.

— Хочешь, я отвезу тебя в Вегас? Встретиться с Римо. А?

Я прокручивала в голове встречу с человеком, который спас меня от, возможно, многолетнего насилия бесчисленное количество раз за эти годы. Отец никогда не отзывался о Капо в самых благоприятных выражениях. Теперь я догадывалась, что причина была в том, что Римо оставил мою мать и не позволил отцу убить ее. Я не была уверена, почему. Казалось маловероятным, чтобы Римо Фальконе испытывал угрызения совести, покончив с жизнью женщины.

— Да, — молчание Адамо заполнило темноту, между нами. — Я знаю, что ты предан Каморре, и не прошу тебя предавать их. Я хочу официально встретиться с Римо, если он позволит.

Может, сначала спросишь у Римо?

Даже если Адамо брат Капо, существовали определенные правила, которые необходимо выполнять, если только Каморра не действовала совершенно иначе, чем организация моего отца, в чем я серьезно сомневалась. Все преступные организации были основаны на строгой иерархической структуре.

— Во время моей последней поездки в Вегас я упомянул, что ты, возможно, захочешь встретиться с ним для разговора. Он согласился.

Я оттолкнулась.

— Как ты узнал? Может, я должна убить твоего брата за то, что он держал мою мать все эти годы? Ты не можешь знать моих истинных мотивов. Быть может, я лгу.

— Ты еще не раскрыла своих истинных мотивов, возможно, даже не знаешь их в полной мере, но Римо может защитить себя, и он мастер игр и хитрости. Обмануть его трудно, гораздо труднее, чем меня.

— Мне кажется, ты себя принижаешь.

— Нет, я очень хорошо разбираюсь в людях, и даже в манипуляциях, если захочу, это ген Фальконе, но, черт, Римо, мастер в этом.

— Значит, Римо хочет увидеть меня, чтобы выяснить мои мотивы? Он планирует узнать, представляю ли я для него опасность, тебе или Каморре.

Адамо погладил меня по руке.

— Нет, я сомневаюсь, что именно поэтому он хочет встретиться с тобой. Римо не зря сохранил жизнь твоей матери и видеозаписи, но мне он ничего не рассказал. Вы оба скрываете часть правды, и, сведя вас вместе, я надеюсь раскрыть это.

— Но у тебя имеются подозрения, почему твой брат сделал то, что сделал?

— Я знаю Римо. Его ценности не изменились за эти годы. Они такие же извращенные и морально сомнительные, как и раньше. — Адамо рассмеялся. — Я Фальконе. Извращенная мораль заложена в моем генофонде.

— Интересно, когда ты решишь, что я не стою таких хлопот?

— Ох, у меня такое чувство, что ты стоишь всех неприятностей, через которые мне придется пройти.

Я прикусила губу, не зная, как на это реагировать. С каждым днем, проведенным с Адамо, он все больше и больше привязывался ко мне. Я скучала по нему, когда его не было рядом, и продолжала думать о нем и о том, каково это быть с ним вместе. Я не была уверена, куда ведет мой путь, но надеялась, что Адамо присоединится ко мне, по крайней мере, на некоторое время. Я не осмеливалась заглядывать слишком далеко в будущее.

— Дима не может поехать с нами в Вегас. С Римо это не пройдет, — сказал Адамо.

Мы с Димой почти не разговаривали, но он вернулся со мной в лагерь после моей последней поездки в Чикаго. Я не была уверена, было ли это по приказу моего отца или его собственная защитная подняла голову.

— Тогда нам придется улизнуть. Сомневаюсь, что он послушается меня, если я скажу ему остаться. Если мой отец приказал ему охранять меня, он не позволит ничему остановить его.

— Тогда мы уедем, после следующей гонки. Он редко задерживается надолго на вечеринке. И, может, ты подсыплешь ему пару таблеток снотворного. Я могу дать тебе что-нибудь крепкое.

Я отрицательно покачала головой. Хотя я доверяла Адамо себя, я не была уверена, стоит ли доверять ему жизнь Димы. В конце концов, он солдат Братвы и определенно первый, кого убьет Адамо.

— Я разберусь.

Адамо усмехнулся.

— Хорошо. Но тебе не о чем беспокоиться. Если бы я хотел избавиться от Димы, то не стал бы делать это трусливо. Я бы забил его в бою насмерть.

— Это утешает, — сухо ответила я.

Адамо придвинул наши лица еще ближе и поцеловал меня. Поцелуй был сладким с оттенком собственничества. Он прикусил мою губу, прежде чем отстранился.

— Почему Дима?

— Ты имеешь в виду, почему я с ним встречалась?

— Да, — сказал он. — Вы с ним были вместе несколько лет, верно?

— Три года.

— Так почему он? Сначала я думал, что он ревнует нас, но теперь уже не так уверен. Он определенно не одобряет это, но я не уверен, что это потому, что он хочет тебя для себя или имеется другая причина. Но ты определенно смотришь на него так, будто он может быть твоим братом, а не бывшим.

— Ты ревнуешь? Мы с ним не вместе больше года, и ни с кем другим я тоже не встречалась.

— Просто любопытно. Я все еще думаю, что он ведет себя скорее, как брат-защитник, чем как бывший парень. Это странно.

— Более странно, чем Фальконе и Михайлова? — спросила я, проводя пальцами по мускулистой груди и прессу Адамо.

Адамо усмехнулся.

— Хорошая попытка.

Я вздохнула. Я знала Диму почти всю свою жизнь. Он был моим другом еще до того, как моя мать забрала меня, и после этого он был тем, чьей компании я тоже искала. В отличие от взрослых, он не смотрел на меня с жалостью и ужасом. Он действительно не знал, что произошло. Это изменится позже, как и то, как он относился ко мне, но он всегда был рядом.

Я потянулась за пачкой сигарет, лежавшей на земле рядом со мной, закурила и глубоко затянулась. Обычно эта тема казалась слишком личной, но мы с Адамо достигли той точки в наших... отношениях, когда я хотела поделиться большей частью себя. Это было удивительное и ужасающее осознание.

Я выпустила облако дыма, прежде чем повернула голову к Адамо:

— Я хотела контролировать себя, хотела испытать сексуальность на своих собственных условиях. В прошлом... — мой голос замер. Я несколько раз покосилась на тлеющий кончик сигареты, прежде чем снова смогла заговорить. — То, что со мной сделали... все вышло из-под моего контроля. Мне приходилось терпеть боль, страх и унижение. Но с Димой, даже когда было больно, это был мой выбор. Он позволял мне самой решать. Дима был безопасным вариантом. Как мой телохранитель, он должен защищать меня. Отец убил бы его, если бы он причинил мне боль. Он человек моего отца до мозга костей. Я знала, что он никогда не сделает того, чего я не хочу. С ним я могла делать все, что хотела, вернуть силу, отнятую у меня в детстве.

Секс с Димой был... в некотором смысле освобождающим, потому что это было на моих условиях. Это не было навязано мне. Все было моим выбором. Но никогда это не казалось... правильным. Я никогда по-настоящему не отпускала свой контроль так полностью до Адамо. Мы с Димой были узами удобства. Дима, вероятно, надеялся, что это даст ему преимущество в долгосрочной перспективе, потому что как сирота, воспитанный Братвой, его возможности были бы ограничены. Но он также хотел помочь мне. А для меня это означало прорваться сквозь часть моих оков, одновременно избавив отца от моего прошлого. Видя меня в отношениях с Димой, папа надеялся, что я преодолею прошлое и смогу жить нормальной жизнью. Если бы я не пережила то, что пережила, сомневаюсь, что он был бы так же взволнован тем, что я встречаюсь с одним из его мужчин.

Адамо кивнул, и, хотя я не видела выражения его лица, я предупредила.

— Никакой жалости.

Тембр моего голоса был почти диким.

— Никакой жалости. Мы, Фальконе, не жалеем, — твердо сказал он, выхватывая сигарету у меня из рук и затянулся.

— Практически забыла, — саркастически заметила я.

Адамо снова поцеловал меня, его рука скользнула по моему голому животу, оставляя на пути мурашки. Он вновь начал отвлекающе играть с моим пирсингом. Отблеск сигареты отбрасывал тени на его лицо, отражаясь в темных глазах.

— Сказанное тобой, имеет смысл. Надеюсь, я не являюсь еще одним безопасным вариантом.

Я проглотила стон, когда Адамо потянул немного сильнее.

— Секс с тобой не имеет ничего общего с безопасным вариантом, это дикая поездка, которая полностью лишает меня всякого подобия контроля.

Адамо поцеловал уголок моей губы и раздавил сигарету.

— Значит, речь идет только о сексе и грязных оргазмах?

Нет. Уже нет. Даже если мое тело постоянно жаждало его прикосновений. Я провела ногтями по его груди и животу.

— А о чем еще может идти речь? Я действительно наслаждаюсь всеми этими грязными оргазмами. Ты никогда не жаловался.

Адамо склонился над моим соском.

— Никаких жалоб. Каждый грязный оргазм твоего умелого ротика и влага киски с члена очень ценится. — он щелкнул языком по моему соску. Затем двинулся ниже, его теплое дыхание скользнуло по животу. Он зарылся лицом в мою киску, слизывая мою страсть к нему. — Я тоже не слышу, чтобы твоя киска жаловалась.

— Заткнись, — выдохнула я, и он так и сделал, пока его рот и язык играли на киске, как на музыкальном инструменте.

Никогда ещё потеря контроля не была такой приятной.

Во время гонки на следующий день мне было тяжело сосредоточиться. Одной из причин стало недосыпание, потому что мы с Адамо были заняты друг другом до раннего утра. Меня отвлекали мысли о предстоящей встрече с Римо. Я приближусь к матери, чем когда-либо за последние десять лет. Единственный раз, когда я видела ее по-настоящему, это были кошмары. Будет ли реальность хуже?

Я не была уверена, что хочу ее видеть. Когда я думала, что она мертва, я всегда мечтала о шансе встретиться с ней лицом к лицу, но теперь, когда выбор стал реальным и в пределах моей досягаемости, моя грудь сжималась от одной только мысли. Даже если прошлое все еще преследовало меня время от времени, я держала его под контролем большую часть дней. Что, если, увидев ее, я вскрою раны, которые не смогу снова залатать?

Я финишировала пятнадцатой. Мой худший результат до сих пор, но, несмотря на мои амбиции, даже это едва заметно. Все, о чем я могла думать, это о раннем утре, когда мы отправимся в Вегас.

Дима не присоединился к компании после гонки и сразу же спрятался в своей палатке. Я пошла за ним. Я хотела проверить его, и мне все еще нужно было дать ему снотворное, чтобы он не мешал нашему плану отправиться в Вегас. Мне действительно не нужен был сопровождающий из людей отца. Это не заставит Римо отказаться от своих знаний. Он бы вышвырнул нас с пылающими пушками.

— Дима? — крикнула я.

Я не могла постучаться в его палатку. Внутри шевельнулась какая-то фигура, и в конце концов замок открылся, и Дима высунул голову. Он был только в боксерах, зрелище, которое я видела бесчисленное количество раз прежде, но теперь это неловко. Татуировка скрещенных Калашниковых клеймила его грудь — знак Братвы.

— Чего тебе ?

Я подняла два стакана с водкой.

— Мы не выпили вместе после гонки.

— Нет причин праздновать, не думаешь ? Мы оба сегодня не очень хорошо поработали.

Дима никогда особо не заботился о хороших местах. Он оставался здесь ради меня.

— Водка в любой ситуации правильный вариант. Отмечать, праздновать и просто так.

Тень улыбки мелькнула на лице Димы, прежде чем исчезнуть.

Я протянула ему один из стаканов, и он принял его, вылезая из палатки. Доза была не слишком большой. Это позволит ему поскорее заснуть и проспать до утра. В противном случае его легкий сон окажется непростым.

Мы чокнулись, прежде чем залпом осушить водку, за которой последовало шипение. Я усмехнулась. Это была домашняя водка папиного повара, крепче, чем та, которую можно купить в магазинах, особенно в Штатах. Вдова была одной из названий среди папиных людей.

Дима внимательно посмотрел мне в лицо.

— Я беспокоюсь за тебя, Динара. С тех пор как ты узнала о своей матери, ты отстранилась от меня. Я чувствую, что ты больше не доверяешь мне свои планы.

Я усмехнулась, даже если он попал в самую точку.

— Это ты отстранился, потому что тебе не нравится, что я с Адамо.

— Не совершай ошибку, доверяя ему. Волк это все равно волк, даже покрытый овечьей шкурой.

— Ты тоже не овца. У меня в жизни нет ни одной овцы. И не забывай, я сама волк.

Дима засмеялся.

— Именно.

Мой взгляд вернулся к вечеринке. Люди танцевали вокруг костра, уже опьяневшие от той смеси, которую они сварили сегодня. Адамо разговаривал с Крэнком, но тот продолжал бросать взгляды в мою сторону.

— Тебе лучше вернуться, — холодно сказал Дима. — Он ждет.

Я послала ему раздраженный взгляд, но он проскользнул в палатку и закрыл ее. Как только я добралась до вечеринки, кто-то схватил меня за руку и потащил в танцующий круг вокруг костра. Я была слишком ошеломлена, чтобы спорить. Вместо этого я позволила своему телу двигаться в такт музыке.

Адамо усмехнулся, наблюдая за мной. Когда мы проходили мимо него, я схватила его за футболку и потащила за собой. На несколько секунд я забывала, что ждет меня впереди, и жила только мгновением, в существующем в ритме. Пока я танцевала под музыку, мои ботинки колыхали сухую землю.

Вечеринка была еще в самом разгаре, когда мы с Адамо прокрались к его палатке. Ни у кого не возникло подозрений с тех пор, как мы делали это раньше. Теперь наш роман уже не был тайной. К счастью, люди не совали свой нос в наши дела. У большинства из них были свои секреты, которые они хотели скрыть. Единственным, кто вообще это комментировал, был Дима. Интересно, говорил ли он что-нибудь моему отцу, но я сомневалась. Папа спросил бы меня об этом, если бы узнал.

Было четыре часа утра, когда мы с Адамо разобрали палатку и сели в его машину. Адамо едва коснулся газа и вместо этого позволил машине медленно отъехать от лагеря. Когда мы отъехали на приличное расстояние, он прибавил скорость, и мы выехали на дорогу, ведущую к Вегасу.

Мой взгляд следовал за монотонным пейзажем, лишь изредка прерываемым деревьями Джошуа или каменными образованиями.

— Сколько времени это займет?

— Поездка займет около трех часов. Возможно, четыре, в зависимости от пробок, когда мы доберемся до Вегаса.

— И Римо знает, что мы едем?

— Я послал ему сообщение. Он и Нино будут ждать нас в Сахарнице.

Сахарница... название звенело колокольчиком, и в конце концов образ неоновой вывески с раздвинутыми ногами сформировался в моем сознании, словно вытащенный из мутной воды. Вместе с воспоминанием возникло тугое ощущение в животе.

— Мы сразу же вернёмся обратно?

Адамо бросил на меня осторожный взгляд.

— Возможно, тебе понадобится больше, чем пара часов. Я забронировал для нас отель на Стрип. Владения Каморры.

— Тебе не обязательно ночевать в отеле со мной, а не со своей семьей. Я знаю, что они не доверяют мне.

— Это такое бремя провести ночь в пятизвездочном отеле с великолепной рыжей девушкой, вместо того чтобы моя семья совала нос в мои дела и задавала мне миллион вопросов о тебе.

— Что за вопросы?

— Мои невестки хотят знать о тебе все. Тайная девушка в моей жизни заставляет их всех умирать от любопытства.

— Тайная девушка в жизни Адамо Фальконе. Мне нравится это название.

Прежде чем я успела подумать об этом, я потянулась к его руке, и прежде, чем смогла снова оторваться, Адамо переплел наши пальцы. Он понимающе улыбнулся мне, и мы погрузились в молчание. Иногда я терялась в тепле его глаз. Они заставляли меня чувствовать, что я могу доверить ему все свои темные тайны.

Мой пульс подскочил от потока эмоций, вызванных этим осознанием, и я отвернулась. Я выглянула в окно, пытаясь вспомнить, что я помню о Римо, Нино Фальконе и Лас-Вегасе. Тогда я не понимала, кто они, кроме парней, освободивших меня от ежедневного ада и вернувших отцу. Какое-то время они казались героями. Но в конце концов папа дал понять, что все, что они сделали, было сделано по деловым соображениям, создавая шаткое перемирие с Братвой. Папа солгал о смерти матери, так что я не была уверена, насколько его рассказы тоже были ложными. Тем не менее, Каморра на самом деле не была известна своими альтруистическими планами.

Когда на горизонте показался Лас-Вегас, у меня свело живот и пересохло во рту. Больше десяти лет. Девочки, которая давным-давно покинула этот город, больше не существовало по крайней мере, я на это надеялась.

— Как долго? — спросила я приглушенным голосом.

Адамо сжал мою руку, но даже его прикосновение не успокоило меня.

— Десять минут.

Не хватало времени, чтобы подготовиться к тому, что ждало меня впереди. Теперь, приблизившись к своей цели, внутреннее спокойствие казалось мне недостижимым.

Через десять минут мы подъехали к Сахарнице. Я открыла дверь, вырываясь из хватки Адамо. Глубоко вздохнула, борясь с стеснением в груди. Один лишь вид неоновой вывески навевал воспоминания из прошлого, из дней и недель, предшествовавших тому, как Римо вернул меня отцу. Лас-Вегас был полон ужасных воспоминаний для меня. Но это был не единственный город. Еще до того, как мы с мамой переехали сюда, она позволяла мужчинам, дававшим нам приют, жестоко обращаться со мной.

— Динара? — осторожно спросил Адамо, подходя ко мне.

— Я в порядке, — выдавила я, прежде чем он успел спросить.

Адамо взял меня за руку, и я позволила ему подвести меня к обшарпанной черной двери, ведущей в Сахарницу. Это был бордель, первое заведение такого рода, в которое я ступила с того рокового дня много лет назад, и место, которое определит мое будущее.

ГЛАВА 15

Адамо открыл дверь и придержал ее для меня. Я вошла в тускло освещенную прихожую с гардеробом и огромным черным вышибалой, сидящим за столом. Его глаза на мгновение сузились, прежде чем перейти на Адамо, и он коротко кивнул.

Адамо ничего не сказал, только натянуто улыбнулся мужчине и повел меня за собой. Мои ноги налились свинцом, когда я последовала за ним в бар Сахарницы, где клиенты могли выбрать шлюх и поболтать с ними, пока они не отправятся в одну из задних комнат для дела. Сейчас здесь было почти пусто, если не считать темнокожего мужчины за стойкой бара, осматривающего местность. Для посетителей было еще слишком рано.

Я окинула взглядом красные кожаные кабинки, черный лакированный декор и танцевальные площадки с серебряными шестами. Цветовая гамма не изменилась, как и общая атмосфера заведения. Но теперь она казалась меньше и не такой пугающей. Для маленькой обезумевшей девочки из прошлого все казалось намного больше. Теперь это был такой же грязный бар, как и любой другой, не слишком отличающийся от тех, чем владел папа в Чикаго. Мне не разрешалось в них заходить, но я видела фотографии. Я работала над всеми онлайн-клубами и барами в Интернете, а также Даркнетом для папиной части Братвы. У меня имелась склонность к компьютерным наукам, так что это был способ почувствовать себя полезной и оправдать бесконечное количество денег в моем распоряжении.

Мой пульс не замедлился, когда мы пересекли бар, даже если я не уловила намека на опасность. Адамо бросил на меня еще один встревоженный взгляд, потому что я замедлилась еще больше.

— Мы не должны встречаться с моими братьями. Мы можем вернуться в лагерь.

— Мне нужно поговорить с Римо.

Некоторые части моей жизни, моего прошлого остались вне моего контроля, и мне нужно было вернуть их. Я нуждалась в разговоре с кем-то, кто был там тогда.

Адамо кивнул, но я видела, что его это не убедило. Он не мог понять. Я не была уверена, что кто-то действительно в состоянии понять. Он прошел через некоторые неприятности, особенно с матерью, но то, что он сделал, напав на нее, было спонтанным поступком, когда речь шла о жизни его братьев или ее. Мои самые сокровенные желания пошли гораздо дальше.

— Дай мне поговорить с братьями, прежде чем я отведу тебя к ним, хорошо? — сказал он. — Почему бы тебе не выпить чего-нибудь? Уверен, что Джерри с радостью подаст тебе все, что ты захочешь.

Джерри посмотрел на меня из-за стойки и быстро улыбнулся, обнажив все белые зубы на смуглом лице.

Я отпустила руку Адамо, и он исчез за дверью. Я направилась к бару, но садиться не стала.

— У тебя есть водка?

Джерри ухмыльнулся.

— Конечно. И хорошая, если можно так выразиться.

Он налил мне щедрый стакан водки «Московская», определенно не самой плохой. Я сделала глоток, мои глаза вернулись к двери, за которой исчез Адамо.

К этому времени Дима уже заметил бы мое исчезновение и предупредил бы отца. Вот почему я оставила свой мобильник в машине в лагере. Я не хотела, чтобы папа выследил меня и послал своих солдат, спасая меня, когда я не хотела или не нуждалась в спасении. По крайней мере, не в таком спасении, какое он имел в виду.

Дверь распахнулась, и вошел Адамо в сопровождении двух высоких мужчин. В моей памяти и Римо, и Нино Фальконе были великанами, но теперь я поняла, что Адамо был их ростом. Для маленькой девочки они казались намного выше. Я опустошила стакан одним быстрым глотком, наслаждаясь ожогом и теплом.

Губы Римо дернулись, следя за моими действиями. В его глазах светилось узнавание и намек на темное веселье. Никаких признаков жалости. Лицо его брата Нино было совершенно лишено эмоций, точно таким, каким я его помнила. Я не стала дожидаться, пока они приблизятся, и пошла в их сторону с высоко поднятой головой.

Я знала об их репутации, и защита Адамо не заходила так далеко. Они его братья, и даже если он наслаждался моим обществом, его преданность лежала на Каморре и его семье, как и должно было быть.

Я протянула Римо руку.

— Прошло много времени.

Римо кивнул, снова скривив губы, и коротко пожал мне руку.

— Действительно. Ты изменилась.

Адамо встал рядом со мной и коснулся моего бедра. Я мельком взглянула в его сторону, удивленная его близостью и открытой демонстрации нашей связи. Я не могла отрицать, что это согрело мою грудь больше, чем водка.

Нино и Римо посмотрели на движение Адамо, но ничего не сказали. Отец, вероятно, попытался бы убить Адамо при таком проявлении близости.

— Разве не все мы? — я сказала. — Перемены неизбежны.

Нино наклонил голову и пожал мне руку.

— Как насчет того, чтобы продолжить наш разговор в кабинете?

— Звучит разумно, — ответила я.

Римо и Нино обменялись взглядами, прежде чем направиться обратно к двери.

Адамо ободряюще улыбнулся, его большой палец скользнул по моему бедру.

— В Вегасе ты в безопасности.

В его темных глазах не было абсолютно никакого сомнения.

— Я знаю, — сказала я и коротко поцеловала его.

Мы последовали за его братьями мимо длинного ряда закрытых дверей. Мой живот перевернулся, когда я узнала в одной из них дверь в комнату, где провела ночь. Еще больше воспоминаний о том дне обрело форму. Лицо Коди, которое до этого момента было окутано мраком, возникло перед моим внутренним взором, и вместе с ним пришла волна отвращения.

Римо бросил взгляд через плечо, прежде чем открыть дверь в помещение, которое, как я предположила, было его кабинетом. Он вгляделся в мое лицо, и я напряглась, вспомнив слова Адамо о таланте его брата распознавать чужие слабости и самые темные эмоции.

Войдя в кабинет с боксерской грушей, столом и диваном, у меня на мгновение перехватило дыхание, так как события десятилетней давности всплыли в моей голове. Испуганное выражение лица Коди, попытки матери поторговаться с Капо и его ярость по этому поводу. Адамо закрыл дверь с тихим щелчком, но я все равно подпрыгнула. Я могла бы пнуть себя за этот признак беспокойства, потому что это не осталось незамеченным. Все трое мужчин заметили мою нервозность. Если я не возьму себя в руки, они увидят во мне овцу в стае, а не очередного волка.

Адамо вновь погладил меня по талии, и хотя я ценила его поддержку и в конце концов сказала бы ему об этом, мне нужно проявить силу. Я зашла так далеко не для того, чтобы прятаться, как девушка, которой я была в прошлом. Я вышла за ее пределы. Я изменилась.

Я натянуто улыбнулась ему, прежде чем отойти от него и приблизиться к Римо, который прислонился к столу, наблюдая за нами острым взглядом. Интересно, что сказал ему Адамо о наших отношениях и что думает об этом Капо?

— Все эти годы я старался быть в курсе твоей жизни, — загадочно произнёс Римо.

Я никак не отреагировала. Как дочь Пахана, любившего жить яркой жизнью, я бывала на людях чаще, чем предпочитала. Я никогда не пряталась, и папа тоже не позволил бы. Он хотел, чтобы я находилась в центре внимания, одетая в красивые платья на всеобщее обозрение. Мало кто осмеливался говорить о прошлом, даже если после моего возвращения поползли слухи.

— И я тоже. Ты и твои братья все эти годы сохраняли интерес.

Глаза Римо весело блеснули.

— Почему Капо Каморры может интересовать дочь своего врага? Моя жизнь не доставляла мне такого волнения, как твоя.

Адамо и Нино наблюдали за нашим разговором, но не вмешивались.

— Я хотел проверить, прав ли я в своей оценке тебя.

Я прищурилась.

— Какой оценке?

— Если бы ты оказалась такой сильной, какой я тебя считал.

Я усмехнулась.

— Я была испуганным ребенком, который позволял людям использовать и оскорблять ее. Я не была сильной. Я уже не та, какой была раньше. Я изменилась.

Римо оттолкнулся от стола и придвинулся ближе, возвышаясь надо мной, что заставило Адамо напрячься. Я твердо встретила взгляд Римо. Возможно, с моей стороны было глупо не бояться его, но я видела в нем только человека, освободившего меня от моих мучителей.

— Даже тогда я видел твою силу, даже если ты не могла. То, что ты сегодня здесь, показывает, что я был прав. Возможно, внешне ты изменилась, но в глубине души ты все тот же жизнерадостный ребенок, который выжил.

Я сглотнула, потому что его слова пробудили эмоции, с которыми я не хотела иметь дело. Адамо шагнул ближе, и его защитное выражение лица не предвещало ничего хорошего. Это между мной и Римо. Если я хочу докопаться до сути своего прошлого, мне нужно поговорить с Римо наедине. У меня было чувство, что он не будет так откровенен с информацией, пока я нуждаюсь в Адамо, как в няньке и телохранителе. Он испытывал меня. Я откашлялась и посмотрела на Адамо.

— Мне нужно поговорить с Римо наедине.

Если Римо и был удивлен моей просьбой, то хорошо это скрыл.

Нино обменялся взглядом со старшим братом, прежде чем уйти, не сказав больше ни слова. Адамо, однако, притянул меня к себе.

— В чем дело?

— Нам с твоим братом нужно поговорить наедине.

— Все еще не доверяешь мне, а? — криво усмехнулся Адамо.

— Нет, — прорычала я. — Дело не в этом. Но правда, которую я узнаю сегодня, это моя правда. Я одна хочу это обработать, прежде чем делиться ею с кем-то еще. Даже с тобой. Это мое прошлое.

Адамо вздохнул. Он наклонился и поцеловал меня.

— Хорошо, но помни, что я здесь, если понадоблюсь.

Он послал брату предупреждающий взгляд, от которого мне захотелось попросить его остаться. Когда мы с Римо наконец остались наедине, на некоторое время воцарилась тишина. Римо внимательно наблюдал за мной, и все, что он видел, казалось, доставляло ему удовольствие.

— Мало кто из моих людей чувствует себя комфортно в моем присутствии. Большинство женщин и девушек предпочли бы быть запертыми в клетке с бойцовой собакой, чем со мной, но ты просишь тет-а-тет и совсем не кажешься испуганной?

— У меня есть причины бояться тебя? — я спросила.

Снова подергивание губ.

— Думаю, ты уже ответила на этот вопрос, прежде чем ступила на землю Вегаса.

Я пожала плечами.

— У меня имелись свои предположения, но, конечно, я не могла быть уверенной. Мой отец твой враг. Вы с ним убьете друг друга, если когда-нибудь встретитесь.

— Твой отец не входит в первую десятку моих врагов, Динара. Скорее всего, он выживет.

Мои губы сжались.

— Мой отец сильный человек с армией верных последователей.

Римо усмехнулся.

— Ах, все-таки принцесса Братвы? Можно подумать, что ты не заботишься о делах своего отца, учитывая, как безрассудно ты входишь на территорию Каморры и становишься частью нашего гоночного лагеря.

— Я предана своему отцу, как Адамо предан тебе и Каморре.

Что-то изменилось в глазах Римо, и я поняла, что ступаю на опасную почву.

— Ты проверяла его преданность?

— Нет и не проверю. У Адамо свое место, а у меня свое.

— Но линии стали размытыми, не так ли? Вы с Адамо очень сблизились за последние несколько недель, — сказал Римо, и в его глубоком голосе послышались нотки подозрения и угрозы.

Я знала, что отрицать это бесполезно. Я не была уверена, как много Адамо рассказал своему брату, и у меня было чувство, что Римо почуял бы ложь.

— Да. Мы разделяем страсть к гонкам.

— Но ваши пути пересеклись не из-за этого, Динара, верно? Ты присоединилась к нашему гоночному лагерю не просто так.

— Да, — твердо ответила я, не отводя взгляда.

Если бы я опустила глаза или попыталась избежать этой темы, Римо воспринял бы это как признание вины. Я определенно была виновна в поисках близости Адамо, чтобы узнать о Фальконе и использовать его, входя в контакт с Римо, но спать с ним или проводить с ним так много времени никогда не служило этой цели. Мое тело и душа жаждали этого. Когда я была с Адамо, я редко тосковала по наркотикам, преследовавшие меня столько лет. Он стал моим любимым наркотиком.

— Мой отец всегда старался сообщать мне как можно меньше информации о моем прошлом. Я знала, что ты единственный, кто может раскрыть то, что он оставил в темноте.

— Ты думаешь, что я раскрою? Почему я должен раскрывать информацию, не спрашивая о чем-то в свою очередь? И в отличие от твоего отца ты не обладаешь ничем ценным.

На мгновение я была сбита с толку. Отец всегда настаивал, чтобы Римо не помогал мне с моим прошлым. Мне повезет, если меня не убьет сумасшедший Капо. И снова я заметила в глазах Римо искорку вызова. Вспомнив слова Адамо о навыках манипулирования братом, я расправила плечи.

— Мой отец, должно быть, много предлагал тебе за мою мать. Нет ничего лучше, чем убить ее собственными руками. Но все, что он предлагал, никогда не было достаточно для тебя, а это значит, что у него нет ничего, что ты хочешь. Возможно, ты так извращен, как все говорят, и просто хочешь держать свою судьбу над его головой, насмехаясь над ним, но тогда мир, который длился много лет, не имеет смысла.

Улыбка Римо стала еще шире.

— Продолжай. Мне начинает нравиться твой анализ.

— Может, ты ждал моего появления. Может, мой отец не тот, кому ты хочешь передать информацию.

— И почему я должен выбрать тебя, Динара?

— Потому что это мое прошлое. Это мое право знать правду. И никого больше.

Римо склонил голову.

— Хорошо сказано.

— Так ты мне все расскажешь?

— Хорошо, но сначала я хочу поговорить об Адамо.

— Адамо взрослый человек. Он может защитить себя.

— О, я знаю, но у меня такое чувство, что скоро ты снова будешь нуждаться в его помощи. Он сделает то, о чем ты просишь, потому что он заботится о тебе и потому что это путь, которому он не может сопротивляться. Ты должна быть уверена, что то, что ты хочешь от Адамо, не закончится в тот день, когда ты достигнешь конца этого пути, потому что если это произойдет, тебе лучше закончить это сейчас.

— У нас с Адамо не серьезные отношения. Нам весело вместе. Это все.

Римо наклонился ближе, и я невольно отпрянула.

— То, что происходит между вами, выходит за рамки секса. Вы оба разделяете одни и те же пороки.

— Мы с Адамо должны разобраться с этим сами.

Римо бросил на меня взгляд, от которого у меня по спине побежали мурашки. Я не обижалась на него за то, что он защищал своего младшего брата. Если бы Адамо когда-нибудь встретил моего отца... Все было бы по-другому. Папа постарается отпугнуть его или, по крайней мере, заставить относиться ко мне правильно. Если бы он не был братом Римо Фальконе, то, возможно, даже убил бы его. Возможно, он все равно сделал бы это, если бы считал, что это единственный способ защитить меня.

— Может, нам стоит поговорить о причине, по которой ты сейчас здесь?

— Знал ли мой отец все эти годы, что моя мать жива?

Римо кивнул.

— Я никогда не говорил ему об обратном. У меня не было причин убивать ее.

— Не у тебя, а у моего отца. Так почему ты не позволил моему отцу убить ее? Я вижу по его глазам, что он хочет это сделать. Ты единственный, кто стоит у него на пути, — сказала я.

— Потому что, — проворчал Римо. — Это твоя привилегия. Я сказал твоему отцу, что буду держать ее на своей территории, пока ты не подрастешь и не решишь ее судьбу. Я рассчитывал, ты придешь раньше, чтобы убить ее.

Я застыла, осознав, что передо мной лежит подарок, который предлагает Римо. Отец никогда не упоминал об этом лакомом кусочке информации. Конечно, он этого не упоминал. Он хотел видеть меня на свету, а то, что предлагал Римо, вело в глубь ада.

— Ты сохранил ее для меня, чтобы я могла убить ее?

Убить свою мать. Я уже потеряла счет временам, когда думала об этом в абстрактных фантазиях, но никогда не была так близка. Мое сердце ускорилось. За последние несколько дней идея обрела форму, но Каморра всегда стояла на моем пути, как барьер, который я должна была преодолеть, чтобы получить желаемое. Теперь я поняла, что единственное, что меня останавливает, это я сама. Если бы я захотела, я могла бы найти ее сейчас и покончить с ней.

— Убей ее или сделай все, что сочтешь нужным для такой, как она, после всего, что она сделала.

— Сломала меня? — отрезала я, даже если это тон, не подходящий для Капо.

— Я не вижу кого-то сломленного, когда смотрю на тебя. И если ты думаешь, что это так, то ты должна попытаться исправить себя, потому что никто другой не сможет.

Я кивнула. Папа пытался, Дима пытался, даже Адамо пытался, но в глубине души я знала, что есть только один способ пережить случившееся.

— Что, если я хочу, чтобы она стала свободной? Что, если я хочу помириться с ней? Не каждому нужно убивать свою мать, чтобы жить дальше.

Это было рискованно, но Римо схватил меня не с той ноги.

Выражение его лица стало опасным.

— Это правда. Некоторые люди могут примириться со своими обидчиками, но наш вид на это не способен.

Наш вид. Мой отец всегда старался держать меня подальше от тьмы, но ее зов всегда был громким и ясным в моем сердце.

— Я никогда не думала о том, чтобы убить ее.

Римо бросил на меня взгляд, ясно дававший понять, что он мне не верит.

— В деталях, — поправила я. — Я думала, что она мертва, поэтому никогда не считала это приемлемым вариантом. Это была несбыточная фантазия отчаявшегося ума.

— Это уже не несбыточная фантазия, Динара. Это твоя месть. Она в пределах твоей досягаемости. Тебе нужно только принять это.

Я сглотнула.

— Я не могу убить ее сейчас. Пока нет. Я никогда никого не убивала, — призналась я.

Я даже никогда не видела, как кого-то убивают. Однажды я случайно оказалась на месте после убийства, когда отец застрелил одного из своих солдат в своем кабинете. Но человек был мертв и лежал в своей крови. Я не смотрела ему в глаза в последние минуты его жизни.

Римо пожал плечами.

— Никто не без вины.

Я фыркнула.

— Некоторые люди считают добродетелью воздержание от убийства.

— Обычно это люди, которые никогда не видели темной стороны жизни и не пробовали, насколько она может быть хороша, если подчинить ее своей воле.

— Я видела достаточно тьмы.... — я сделала паузу, пытаясь по-настоящему почувствовать себя внутри.

Я не сомневалась, что могла бы нажать на курок, если бы у меня был правильный стимул, особенно чтобы защитить себя или людей, о которых я заботилась. Но месть совсем другое дело. Она происходила из еще более темного побуждения.

И все же я хотела следовать ее зову.

ГЛАВА 16

Я чуть ли не подпрыгивал на барном стуле, ожидая, когда Динара поговорит с Римо. Меня не устраивало, что ей приходится иметь дело с ним одной.

— Римо хочет ей помочь. У тебя нет причин быть напряженным, — протянул Нино.

Он сидел на барном стуле рядом со мной, рассматривая меня со своим обычным аналитическим спокойствием.

— Ты бы расслабился, если бы Киара оказалась в одной комнате с Римо в самом начале ваших отношений?

— Киаре нужно было чувствовать себя защищенной, и она доверяла только мне. Динара кажется девушкой, способной постоять за себя. Она не позволит Римо запугать ее. Тебе не о чем беспокоиться. — он задумчиво прищурился. — Но твое сравнение доказывает, что твоё отношение к Динаре выходит за рамки физического аспекта. Ты заботишься о ней на эмоциональном уровне.

Я оторвал от него взгляд.

— Все очень сложно.

— Действительно.

Послышались шаги, и дверь в задний коридор распахнулась. Динара была ужасно бледна, входя в бар. Это взгляд, который многие люди демонстрировали после некоторого времени наедине с Римо.

Я слез со стула и поспешил к ней. Я коснулся ее плеча, привлекая ее взгляд к себе.

— С тобой все в порядке?

Динара рассеянно кивнула.

— Да, — хрипло рассмеялась она. — А может, и нет.

— Что сказал Римо?

Динара подняла листок бумаги с написанной от руки запиской.

— Он дал мне адрес бара, где работает моя мать.

— Динара, — медленно произнес я.

Римо всегда хотел убить нашу мать за то, что она сделала с ним и моими братьями. Месть была его движущей силой. Для него было невозможно понять, что не все следуют той же логике, что и он.

— Отвези меня туда, — сказала Динара, не позволяя мне высказать свои опасения.

Я чувствовал на себе пристальный взгляд Нино, который, вероятно, анализировал язык нашего тела, оценивая уровень нашей эмоциональной связи.

Я вздохнул и подавил желание войти в кабинет Римо и встретиться с ним лицом к лицу. В любом случае это было бы лицемерием, потому что месть за Динару не выходила у меня из головы с тех пор, как я узнал о ее прошлом. Но я хотел защитить ее от этого. Нино коротко кивнул нам, когда мы прошли мимо него к моей машине. Динара напряглась рядом со мной, когда я поехал по адресу. До этого я посещал этот бар всего один раз. Это был один из наших убогих борделей, не то место, где мне нравилось проводить время.

— Что ты будешь делать, когда увидишь свою мать? — я спросил.

Я вспомнил, как впервые за много лет увидел свою мать, когда был подростком. Она находилась в сумасшедшем доме, казалось бы, сломленная женщина, желавшая мира. Тогда я хотел выйти за пределы постоянной потребности моих братьев в крови и смерти. Я хотел стать лучше. Вместо этого моя отчаянная попытка изменить судьбу только толкнула меня глубже на мой предопределенный путь.

Динара повернулась ко мне, ее бирюзовые глаза расширились.

— Я не знаю.

— Полагаю, Римо дал тебе разрешение убить ее.

— Да. Он дал мне разрешение сделать с ней все, что я захочу. Он назвал это моей привилегией.

Это похоже на моего брата.

— Ты не обязана этого делать. У тебя есть выбор.

— Какой? — резко прошептала Динара. — Дело не в том, что я не думала о ее убийстве. Каждую ночь с тех пор, как я узнала, что она жива, я мечтала о том, как я увижу ее смерть. Твой брат не вкладывал мне в голову эту идею. Она была там все это время. — она постучала по виску.

Я взял ее за руку и переплел наши пальцы.

— Ты представлял себе, как убьешь свою мать до того, как вонзил в нее нож? — спросила она.

— Долгое время я верил, что убийство матери ничего не изменит. Часть меня даже надеялась, что мы сможем помириться с ней и стать, по крайней мере, неблагополучной семьей. Я ещё не родился, когда она причинила боль моим братьям. Я всегда слышал только истории, да и те были редкими. Римо пытался скрыть от меня ужасы того дня, когда моя мать пыталась убить их. Но мне нужно было осознать, какое ужасное влияние она оказала на нашу семью.

Однажды Нино рассказал, как наша мать порезала ему запястья, накачала малыша Савио наркотиками и попыталась порезать и Римо, прежде чем поджечь комнату. Римо спас Нино и Савио от жестокой участи. Наша мать тогда еще была беременна мной, и если бы ей удалось осуществить свой коварный план, я бы вообще никогда не родился. Я понял, что слишком долго молчал, погруженный в свои мысли, и поэтому продолжил свой рассказ:

— Увидев ее в тот день, когда она пыталась убить всех, кто мне был дорог, и улыбалась, делая это, я понял, кто она. Что она была корнем проблем моих братьев, всей нашей борьбы. Наш отец был не лучше ее, но он, по крайней мере, был мертв и больше не мог бросать на нас свою темную тень. В тот момент я хотел убить ее и никогда не жалел об этом. Но я рад, что мои братья сделали это. Это была их привилегия.

— Это помогло твоим братьям, когда они увидели ее мертвой? Когда убили ее сами?

Я обдумал это. Я никогда не говорил об этом с братьями. Тема смерти нашей матери была похоронена вместе с ее трупом. Она исчезла. Возможно, мои братья говорили об этом со своими женами, но определенно не со мной, и я никогда не осмеливался поднимать эту тему. Расставание с прошлым стало для меня огромным шагом на пути к счастью.

— Не уверен, что это им помогло. Это их не изменило. К тому времени мы все уже слишком запутались, чтобы встать на другой путь, но, возможно, это дало им душевное спокойствие на некоторое время.

Динара сглотнула.

— Душевное спокойствие это то, чего я хотела, когда искала тебя и правду. Я хотела раскрыть призраки моего прошлого, продолжавшие преследовать меня, хотела встретиться с ними лицом к лицу и положить им конец, но я не знала, что так много из них все еще вокруг.

— Ты имеешь в виду свою мать и своих обидчиков?

Она кивнула. Я припарковался на полупустой стоянке борделя и заглушил мотор, но не сделал ни малейшего движения, чтобы выйти, потому что Динара тоже не двигалась. Она бросила осторожный взгляд на входную дверь заведения. Это была простая стальная дверь в кирпичном здании без окон.

Я сжал ее руку.

— Я здесь.

Динара решительно кивнула и открыла дверь. Я отпустил ее и вышел из машины, следуя за ней ко входу в бордель. Она замерла перед ним и повернулась ко мне, ее глаза светились безумством. Она потянулась к кобуре моего пистолета, но я остановил ее нежным прикосновением.

— Ты не можешь застрелить ее посреди бара. Если хочешь убить ее, тебе нужно сделать это где-нибудь в укромном месте.

Динара отдернула руку, на мгновение потерявшись.

— Ты дашь мне свой пистолет, когда он мне понадобится? У меня нет при себе никакого оружия.

— Ты умеешь стрелять?

— Дима научил меня.

— Ты сможешь взять мой пистолет, если он тебе понадобится.

Я все еще думал, что Динара выглядит слишком не в своей тарелке, чтобы принять такое монументальное решение так скоро после того, как ей вручили этот вариант на серебряном блюде.

— Это мое решение, — отрезала она, ее взгляд стал более сосредоточенным. — Мое прошлое, мое решение. Не пытайся остановить меня.

— Не буду, — пообещал я.

Она глубоко вздохнула, прежде чем войти в здание, а я за ней.

Воздух был густым от дыма, пролитого пива и пота, когда мы вошли в тускло освещенный бар борделя. За стойкой бара сидели двое мужчин, болтая со шлюхами, полдюжины кабинок были заняты. В некоторых из них шлюхи и их клиенты уже прошли мимо, болтая. В нашем лучшем заведении любые прикосновения ограничивались комнатами, но здесь все было немного открыто. Одна из шлюх терла толстяка через штаны, пока он лапал ее грудь и пускал слюни по всей шее.

Динара, казалось, ничего не заметила. Ее глаза осмотрели помещение, и я сделал то же самое, но не заметил никого, кто мог бы быть Иден.

— Пойдем к стойке бара, — сказал я.

Мужчины в баре жадно смотрели на Динару, но мой взгляд заставил их поспешно отвести глаза. Бармен, долговязый блондин лет двадцати, подошел к нам.

— Мистер Фальконе, — сказал он с благоговейным поклоном. — Что я могу для вас сделать?

— Две водки, и можешь сказать мне, где Иден.

— Она в задней комнате с клиентом. Хотите, я приведу ее к вам?

— Нет, — быстро ответила Динара.

Бармен вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул.

— Мы дождёмся ее. Пусть она закончит свои дела. Но принеси нам напитки. Мы будем ждать в кабинке.

Положив руку на спину Динары, я повел ее к кабинке в углу. Мы устроились поудобнее, и через минуту официантка принесла нам напитки. Динара огляделась, лицо ее было суровым.

— Это отвратительное место.

— Бордели твоего отца лучше?

— Большинство из них нет. Но у него имеются еще несколько роскошных заведений. — Динара выпила водки и снова поставила стакан. Я придвинулся ближе, ища ее взгляд. — Спасибо, что ты рядом, — пробормотала она. — У тебя есть все основания не доверять мне или лезть не в свое дело, но вместо этого ты решил помочь мне, даже когда я веду себя как сука.

— Ты не сука. Ты упрямая и волевая.

Медленная улыбка расплылась на ее красивом лице, но быстро исчезла.

Ее взгляд метнулся в сторону бара, и я проследил за ее взглядом. Женщина и мужчина только что вошли в бар через заднюю дверь. Мужчина обнял ее за талию, и она наклонилась к нему, кокетливо улыбаясь. Ее волосы были окрашены в огненно рыжий цвет, а кожа загорела, но скулы были безошибочно узнаваемы.

Динара замерла.

— Это она.

Она казалась маленькой и испуганной, как та девочка на записи. Я провел большим пальцем по ее руке, надеясь придать ей сил. Я прищурился, глядя на ее мать, которая все еще была занята своим клиентом. Ненависть горела в моих жилах. Ненависть и жажда мести за Динару. Мне хотелось, чтобы она попросила меня расправиться с этой женщиной вместо нее. Я бы не колебался, — притворяться иначе было бы ебаной ложью. Я бы даже не испытывал угрызений совести по этому поводу.

Иден поцеловала своего клиента в последний раз, прежде чем он ушел, затем ее приятная улыбка исчезла, и она нахмурилась ему в спину, прежде чем повернуться к мужчинам в баре с соблазнительной улыбкой. Она нас не заметила.

— Я должна уйти, — выдавила Динара. — Сейчас.

Она вскочила на ноги, ее глаза были затравленными. Я встал, схватил ее за руку и как можно быстрее вывел на улицу. Я не был уверен, заметила ли нас Иден, а если и заметила, то узнала ли Динару?

Динара тяжело дышала, когда я усадил ее на пассажирское сиденье и присел перед ней на корточки. Я коснулся ее бедер.

— Эй. Посмотри на меня. Я здесь.

— Я знаю, — сказала она между вздохами, и постепенно ее дыхание успокоилось, а глаза сосредоточились на моем лице. — Но мне нужно защитить себя. Вместо этого я теряю это, будто я все еще маленькая девочка из прошлого. Я должна быть сильной, но я не сильная.

Отчаяние в ее голосе и глазах глубоко ранило меня.

— Ты сильная, — твердо сказал я. — Но ты должна дать себе время. Ты перешла от мысли, что твоя мать умерла, к тому, чтобы увидеть ее во плоти и крови. Тебе нужно время, чтобы все уладить.

— Отвези меня обратно в лагерь, — прошептала Динара. — Мне нужно убраться из Вегаса. Мне нужно... — она покачала головой. — Просто увези меня отсюда.

Я наклонился и поцеловал ее, прежде чем закрыть дверь и сесть за руль. Впервые с тех пор, как я познакомился с Динарой, она выглядела испуганным ребенком, каким не хотела казаться. Я видел, как она изо всех сил старается быть сильной, но девочка из видео, тень из прошлого, задержалась в ее глазах.

Динара была ужасно тихой на обратном пути в лагерь. Я не мог забыть ее затравленный взгляд, когда она увидела свою мать. К этому времени выражение ее лица стало спокойным, а глаза закрылись. Это почти хуже, чем раньше, потому что я не знал, что на самом деле происходит у неё внутри.

После того как я припарковал машину на краю лагеря, никто из нас не двинулся с места.

— Ты ведь не собираешься бежать обратно в Чикаго навсегда?

Я понял, как сильно меня расстроила мысль об ее уходе. Я не мог отпустить ее.

Динара не смотрела на меня, ее взгляд был устремлен вперед.

— Нет, не собираюсь. Я не найду там того, что мне нужно.

Дима зашагал в нашу сторону, будто собирался меня казнить. Моя жажда крови все еще громко звала, поэтому часть меня хотела, чтобы он попробовал.

— Отлично, — проворчал я.

— Позволь мне разобраться с ним. Не вмешивайся, пожалуйста.

Динара вышла, и я быстро последовал за ней, несмотря на ее слова. Даже если я позволю ей разобраться с ним, я верну ее.

Дима что-то сказал по-русски, но Динара его проигнорировала. Она молча прошла мимо него и направилась к своей машине. Это ее способ вести себя с ним? Я хотел было последовать за ней, не желая оставлять ее одну в таком состоянии, но Дима преградил мне путь.

— Куда, черт возьми, ты ее отвозил?

— Это не твое дело.

Он схватил меня за плечо, но я оттолкнул его, прищурившись. Он начинал всерьез раздражать меня своим неуважением. Если бы не Динара, я мог бы дать ему попробовать мой нож. Может, это успокоило бы жажду крови в моих венах.

Я должен взять себя в руки.

— Ты ведь отвез ее в Вегас, не так ли? Я сообщил своему Пахану. Он в ярости на твоего брата.

— Уверен, что мой брат будет убит горем, когда услышит это, — сказал я саркастически.

Дима нахмурился и наклонился ближе.

— В последний раз, когда она выглядела такой испуганной, у нее произошёл рецидив и она чуть не умерла. Если с ней что-нибудь случится, я тебя убью.

— Она моя, и я позабочусь, чтобы она находилась в безопасности, так что отвали.

— Ты действительно думаешь, что она когда-нибудь станет твоей?

Дима бросил на меня тяжелый взгляд, прежде чем направиться вслед за Динарой. Я ненавидел то, что он знал о прошлом Динары больше, чем я. Мне нужно побольше узнать о ее истории с наркотиками. По собственному опыту я знал, что в определенные моменты желание к наркотикам все еще было громким, и Динара сейчас довольно потрясена.

Я провожал Диму взглядом и подавил вздох облегчения, когда Динара не открыла машину, в которой скрылась. Дима помчался к своей, вероятно, чтобы снова связаться с Григорием. Может, мне стоит попросить Римо прислать больше охранников на гонки на случай, если Братва решит напасть. Прежде чем я успел подойти к Динаре, ее машина отъехала.

— Блядь, — пробормотал я.

Мне стоило немалых усилий не последовать за ней. Она бы разозлилась, если бы я вел себя как сталкер. Я должен верить, что ей просто необходимо немного побыть одной. В нашем ближайшем окружении не было ни одного места, где она могла бы купить наркотики, так что ей пришлось бы довольствоваться дешевым спиртным, если она хотела заглушить произошедшее.

Она вернулась через час, и ни минутой раньше, потому что я был близок к тому, чтобы отправиться на поиски. Я сразу же подошел к ней. Она прислонилась к своей машине, но избегала моего взгляда и сосредоточилась на зажигалке, прикуривая кончик сигареты. От нее не пахло алкоголем или марихуаной.

— Мне сейчас нужно побыть одной, Адамо. Я знаю, что ты хочешь поговорить, но голосов в моей голове достаточно, чтобы справиться прямо сейчас. Просто дай мне время.

На мгновение ее глаза встретились с моими, прося меня уважать ее желание.

Я неохотно кивнул.

— Ладно, ты знаешь, где меня найти. Не делай без меня глупостей.

На ее лице промелькнула улыбка.

— Не переживай.

После быстрого поцелуя я повернулся и оставил ее одну, даже если это последнее, что я хотел. Наша следующая гонка запланирована через три дня, так что не похоже, что у меня не появятся достаточно дел. Моя машина нуждалась в очередном осмотре и проверке, и я должен просмотреть статистику гонок.

В ту ночь мы с Динарой впервые не виделись с тех пор, как начали спать вместе. Было странно лежать в палатке, зная, что она всего лишь через лагерь от меня, и задаваться вопросом, что она делает, как она себя чувствует.

Четыре дня спустя проходила грандиозная вечеринка, потому что мы достигли середины нашего сезона. После событий последних двух дней, я не был уверен, что был в настроении для танцев, другое дело — напиться. На данный момент это казалось заманчивым вариантом.

Утром я не видел Динару и подавил желание разыскать ее, несмотря на растущую жажду сделать это.

Вместо этого я помог Крэнку и еще нескольким ребятам соорудить в центре большой костер и купил мяса для барбекю на всю компанию. Каморра всегда спонсировала большие торжества, развлекая гонщиков. В конце концов, мы заработали на них кучу денег. Когда мы с Крэнком выгружали мой чемодан, я впервые за день заметил Динару. Она сидела на капоте, закинув руки за спину и закрыв глаза. Дима стоял рядом и что-то говорил ей, но она никак не показывала, что слушает его. Казалось, она за много километров отсюда. Я мог только догадываться, куда ведет ее разум.

В конце концов Дима удалился. Я побежал за ним и догнал его прежде, чем он успел сесть в машину.

— Как она?

Дима усмехнулся.

— Ты меня спрашиваешь? Я даже понятия не имею, что, блядь, произошло за последние несколько дней. Ты забрал ее, и теперь она в полном беспорядке. Ты позволил ей увидеться с матерью?

— Динара имеет право узнать все о своем прошлом, даже если вам с Григорием это не нравится.

Дима наклонился, предупреждающе сверкнув глазами.

— Ты должен быть осторожен, Фальконе. Твоих братьев здесь нет, чтобы защитить тебя, а когда дело дойдет до Динары, Григория не будут волновать последствия. Он вырвет твое сердце и скормит его собакам, если с ней что-нибудь случится.

Я мрачно улыбнулся.

— Он может попытаться.

Я повернулся к Диме спиной. Он действительно думал, что сможет напугать меня? Я потерял счет врагам, которые хотели видеть меня и моих братьев мертвыми. Григорию оставалось только ждать в конце своей гребаной очереди.

На другом конце лагеря Динара поймала мой взгляд. Должно быть, она наблюдала за моим противостоянием с Димой. Она не отвела взгляда, и я подошел к ней, приняв это за приглашение. Она небрежно надела темные очки, но это было большим признанием ее эмоционального смятения, чем она, вероятно, осознавала. Вместо того чтобы спросить, что я действительно хотел знать, как она справляется со всем, я сказал:

— Ты присоединишься к сегодняшней вечеринке? Будет бомба.

— Бомба, — сказала она со странной улыбкой. — Похоже на то, что я не хочу пропустить.

— Вечеринка начинается прямо перед закатом.

Было странно не быть ближе к ней, не прикасаться к ней, но Динара все равно откинулась назад и не сделала ни малейшего движения, в поисках моей близости. Если ей все еще нужно пространство, чтобы все переварить, я дам ей его.

— Я буду.

Я кивнул, борясь с желанием сорвать с нее темные очки, чтобы увидеть выражение ее глаз. Вместо этого я отступил и вернулся к Крэнку.

— Неприятности в раю? — спросил он, когда я помог ему разжечь один из мангалов, которые он соорудил из старой бочки с краденым вином.

— Иногда мы с Динарой наслаждаемся пространством порознь.

— Ну, если ты так говоришь, — сказал Крэнк.

Вот в чем проблема жизни в лагере.

Незадолго до заката все члены лагеря, включая девушек и других женщин, которых гонщики нашли в соседних барах, собрались на вечеринку. Костёр в центре змеился в небо, освещая ночь и наполняя наши тела теплом. В воздухе тяжело висел запах жареного мяса и марихуаны. Пряная смесь, которая заставляла вас чувствовать себя под кайфом без единого употребления или затяжки.

Я стоял у одного из барбекю, переворачивая ребрышки, чем-то занимая себя, и оглядывал толпу. Благодаря барбекю и костру, воздух все еще был горячим, и многие гости танцевали наполовину раздетыми. Ни на одной из девушек не было ничего, кроме бикини и горячих шортов, и даже большинство парней уже сбросили свои футболки. Я был одним из них, так близко к барбекю, что мелкий блеск пота покрывал мою грудь, несмотря на отсутствие одежды.

Я замер, наконец обнаружив Динару. Я искал ее с самого начала вечеринки, но либо она до сих пор пряталась в толпе, либо присоединилась к вечеринке только сейчас. Солнце начало исчезать за горизонтом. Я сунул шампура Крэнку и оставил свое место у барбекю, чтобы получше рассмотреть Динару. Зрелище было слишком прекрасным, чтобы его не заметить.

Она танцевала босиком под заходящим солнцем, ее рыжие волосы пылали в тускнеющем свете. Она была прекрасно несовершенной, —несовершенно прекрасной. Она была лучезарностью, лёгкостью и счастьем.

Наши глаза встретились, и на секунду она, казалось, замерла, слегка замявшись в своей шараде, затем откинула голову назад и рассмеялась. Она начала кружиться вокруг себя, пока не потеряла равновесие и не наткнулась на меня. Она сильно ударилась о мою грудь, все еще хихикая. Ее глаза светились притворным счастьем. Никто не видел, как внизу сгущалась тьма.

— Притворись, пока это не станет реальностью, — выдохнула она и прижалась губами к моим.

Целуясь, мы повалились на землю под одобрительные возгласы толпы. Я перекатился на спину, увлекая ее за собой. Она оседлала мои бедра и издала боевой клич.

Я улыбнулся.

Притворись, пока это не станет реальностью. Я могу сделать это ради нее, если это то, что ей нужно, чтобы преодолеть своих демонов, преодолеть свое отчаяние. От нее пахло алкоголем и марихуаной, но она была не настолько пьяна, объясняя свое внезапное веселье. Ей хотелось забыться, быть счастливой, и она была полна решимости сделать это силой.

Толпа начала кружиться вокруг нас, и Динара снова наклонилась для долгого поцелуя. Обычно она была менее откровенна с публичными проявлениями любви, но я без промедлений взял ее на руки и поцеловал в ответ, желая, чтобы все увидели, что она моя — сейчас и как бы долго она мне ни позволяла.

— Потанцуй со мной. Помоги мне забыть эту ночь, — прохрипела она, ее глаза почти лихорадочно блестели от отчаяния. — Давай сегодня будем просто собой. Ни чьей дочерью или братом. Давай будем в настоящем моменте. Ни прошлого, ни будущего.

Я шлепнул ее по заднице в ответ, заставив толпу взреветь от восторга. В глазах Динары вспыхнуло негодование, потом нетерпение. Я схватил ее за бедра и сел.

— Только мы.

Я резко поцеловал ее, прежде чем кивнуть одной из танцовщиц. Она схватила Динару и потащила ее в круг. Я вскочил на ноги и присоединился к ним. Мы танцевали до тех пор, пока не заболели ноги, пока все вокруг не стало размытым от алкоголя и косяков, которые передавались по кругу.

Динара не отходила от меня, наши тела слились воедино, когда мы танцевали в такт. Чувствуя, как ее тело прижимается к моему, и видя огонь в ее глазах, желание к ней вспыхнуло во мне, и вскоре мой член уперся в ее живот. Ее глаза загорелись вожделением. Я наклонился и поцеловал ее в ухо.

— Мне нужно трахнуть тебя прямо сейчас, Динара.

— Тогда трахни меня, — она сказала.

Я поднял ее с земли, и ее ноги обвились вокруг моих бедер, когда я нес ее прочь от вечеринки. Прятаться больше не было возможности. Все уже знали о нас, и я хотел, чтобы они знали. Я хотел, чтобы весь чертов мир знал о нас с Динарой, даже Братва и ее кровожадный отец.

На следующий день Крэнк подошел ко мне, когда я собирался принять душ. Голова раскалывалась. Мы с Динарой не давали друг другу спать до раннего утра и даже возвращались на вечеринку в перерывах между нашими личными встречами. Я даже не мог припомнить, когда в последний раз был таким. Меньше всего мне хотелось с кем-то разговаривать, особенно потому, что выражение лица Крэнка говорило, что мне не понравятся его слова.

— Неприятности? — спросил я, ожидая его на первой ступеньке к трейлеру с душем.

Он поморщился.

— Я слышал, что Динара спрашивала о наркотиках, Адамо.

Мои глаза метнулись через лагерь к моей машине и палатке, где мы с Динарой провели ночь. Я ее нигде не видел, так что она, наверное, еще спала.

— Какие наркотики?

— Она не была разборчивой. Но кокаин или героин были ее предпочтительным выбором.

Я медленно кивнул. Во время гонок не существовало правил, запрещающих наркотики. Несколько гонщиков были постоянными клиентами наркоторговцев Каморры, в основном экстази и ЛСД. И я знал, что многие люди находились под кайфом больше, чем прошлой ночью. Я не вмешивался в эту сторону нашего бизнеса. Для меня было слишком рискованно находиться рядом с более сильными наркотиками, даже если я был чист в течение многих лет. Я научился не доверять лёгким, и меньше всего себе.

— Я подумал, что ты захочешь это знать, — сказал Крэнк.

— Кто-нибудь продал ей дерьмо? — прорычал я.

Крэнк криво усмехнулся.

— Никто не осмелился сделать это, не спросив у тебя разрешения, ведь она твоя девушка.

Я не стал ему противоречить, хотя Динара, вероятно, ненавидела, когда ее клеймили как мою — или чью-то еще, если уж на то пошло.

— Хорошо. Я поговорю с ними, чтобы убедиться, что они держат свои наркотики в секрете.

Быстро приняв душ, я пошел к одному из гонщиков, который также работал нашим дистрибьютором, и сказал ему, чтобы он убедился, что никто на территории Каморры не осмелится продать что-либо Динаре. Слух скоро распространится. Она моя, и тот, кто осмелится снабдить ее дерьмом, заплатит кровью.

Я направился обратно к своей палатке, но Динара исчезла, поэтому я отправился на ее поиски и в конце концов нашел ее в своей Тойоте.

Она наклонилась под открытым капотом своей машины, возясь с двигателем. Ее длинные ноги выглядывали из джинсовых шорт, и мягкие линии ее позвоночника приглашали мой язык пройтись по ним, но я сдерживал свою потребность быть рядом с ней. Сначала нам нужно обсудить кое-какие вопросы. Заметив меня, она выпрямилась и прищурилась.

— Что случилось?

Я прислонился к машине, пытаясь подавить раздражение. Она вела себя так, будто прошлой ночи не было, и вернулась к своему далекому «я». Но бледность ее кожи и то, как она щурилась на свет, выдавали правду о вчерашнем разгуле.

— Это моя гонка, и люди говорят мне разные вещи. Никто не имеет дела с наркотиками, если у него нет разрешения от Каморры.

— Я знаю. Вот почему я спросила кого-то, могут ли они купить мне. Я предвидела, что мне самой будет трудно что-то получить, потому что люди, похоже, думают, что ты можешь решать, что я делаю или не делаю.

— Ты не подошла ко мне с этим вопросом.

— Ты не стал бы продавать мне наркотики, не так ли? Судя по твоему сердитому виду, я сейчас получу лекцию. Я действительно не уверена, что у меня хватит сил после прошлой ночи.

— Нет, конечно, я не позволю тебе покупать наркотики! Я сам принимал это дерьмо. Героин, кокаин, даже кристалл. Я знаю, что они делают с телом. Это разрушает тебя. Твое тело, твой разум, все.

Я горько рассмеялась.

— Я и раньше танцевала с дьяволом. Я знаю, что они делают.

Часть меня была рада за заботу Адамо, но большая часть чувствовала себя пойманной и обороняющейся. Я так устала, с прошлой ночи, от попыток забыть свои извращенные чувства. На вечеринке и с Адамо я на несколько часов забыла о матери, но сегодня утром все вернулось ко мне. Я не могла уйти от реальности, по крайней мере, ненадолго, не без моих старых пороков.

— Как давно ты чиста?

Я закрыла капот и вздохнула.

— Уже почти год.

В глазах Адамо боролись беспокойство и разочарование.

— А теперь ты хочешь выбросить это в окно, за что?

Я думала точно так же в первую ночь после нашего возвращения из Вегаса, одна в своей палатке после того, как все отказались продавать мне. На мгновение я подумала, чтобы поехать в следующий большой город, где меня никто не узнает, а тем более не узнает, что я девушка Адамо, как все здесь меня называют. Собрав последние остатки решимости, я осталась на месте и провела большую часть ночи, уставившись в потолок своей палатки, слишком боясь заснуть и быть преследуемой новыми воспоминаниями, разбуженными моей недавней поездкой в Вегас. Стать трезвой и оставаться чистой было нелегко. Это самое долгое время, когда мне удавалось держаться подальше от наркотиков с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, и я почти бросила все это из-за моей матери. Однажды она разрушила мою жизнь, и я почти дала ей возможность сделать это снова. Я была зла на себя, но, как обычно, слишком горда, чтобы признаться в этом.

Я сверкнула глазами.

— Ты даже представить себе не можешь, какие образы прокручивались в моей голове с тех пор, как я увидела свою мать. Всплыло так много похороненного дерьма. Это разъедает меня, и я знаю, что единственный способ остановить это отвлечь себя наркотиками.

Адамо подошел ближе. Я могла сказать, что он хотел прикоснуться ко мне, быть может, даже обнять, и я хотела этого, но все еще не двигалась. Прошлой ночью наши тела соединились, подпитываемые страстью и возбуждением, теперь каждое прикосновение будет наполнено эмоциями, с которыми я не хотела иметь дело.

— Воспоминания возвращаются в два раза хуже, когда эффект ослабевает, Динара. От них не убежишь. Я тоже пытался.

Черт, потребовалась каждая унция сдержанности, чтобы не броситься в его объятия. Я хотела, чтобы он обнял меня, но не хотела выглядеть слабой. Хотя, наверное, было уже слишком поздно. В Лас-Вегасе я совершенно потеряла голову. Образ матери выворачивал меня изнутри, заставлял чувствовать себя маленькой девочкой. Она так сильно изменилась за эти годы, с тех пор как папа больше не платил за ее косметические процедуры, и она работала дешевой шлюхой, но мой разум вернул прошлые образы.

— И что мне теперь делать? — тихо спросила я, придвигаясь к нему поближе.

— Что бы это ни было, я всегда рядом, но ты не нуждаешься в наркотиках, Динара.

— Ты не знаешь, в чем я нуждаюсь. Ты не можешь. Не раньше, чем не проживешь то, что пережила я. Единственное, что заставляет боль на время уйти, это наркотики.

— Так не должно быть.

Он был прав. Я слишком упорно боролась, чтобы добраться туда, где была сейчас. Адамо коснулся моей щеки, и я прижалась к нему.

— Мы придумаем, как тебе пройти через это дерьмо. Вместе.

Я кивнула.

— Вместе.

ГЛАВА 17

В ту ночь Динара присоединилась ко мне в палатке, но она была неспокойной.

— Мы можем уехать куда-нибудь еще? Куда-нибудь подальше от всех, где мы сможем поспать на улице без палатки? Я чувствую, что все вокруг меня смыкается.

Ее голос был неуверенным.

— Конечно, — пробормотал я.

Мы собрали вещи и отогнали мою машину примерно на километр от лагеря. Завтра не день гонок, так что это не проблема. Мы разложили наши спальные мешки и подушки на земле, пока не создали просторную кровать под звездами. Некоторое время мы сидели рядом, глядя в темноту. Вдалеке огни лагеря освещали горизонт, но скоро и они погаснут. Я поставил газовую лампу позади нас на самое маленькое пламя, создавая достаточно света, чтобы мы могли видеть наши лица.

— Я думала посмотреть записи, которые ты мне дал, но мне страшно. Если вид моей матери уже так сильно выбил меня из колеи, то что будет со мной, когда я увижу всех этих мужчин и то, что они сделали?

Она захлопнула рот, сожаление промелькнуло на ее лице. За те месяцы, что я знал Динару, я узнал о ней одну вещь: она ненавидела признаваться в слабости или в том, что считала слабостью. Я переплел наши пальцы.

— Если хочешь, я могу присутствовать при просмотре, — сказал я, хотя мысль о том, что я увижу оскорбления Динары, выворачивала меня наизнанку.

Смотреть несколько минут было уже слишком. Но ради Динары я бы это сделал.

Она повернула ко мне голову.

— Не думаю, что хочу, чтобы ты видел меня такой, не больше, чем ты уже видел. — она покачала головой. — Черт, все так запутано.

— Я мог бы сжечь их ради тебя. Если бы Римо не отдал их мне, ты бы никогда не узнала, что они существуют. Просто притворись, что ничего не узнала.

— Он хотел, чтобы они были у меня, чтобы я могла увидеть своих обидчиков и решить их судьбу. Твой брат все время думает о Судном дне, не так ли?

Я усмехнулся.

— Не в религиозном смысле, но око за око это определенно его стиль. Хотя он не согласился бы на глаз. Он заберет глаза, язык и, по крайней мере, один орган, прежде чем даже подумает об этом.

— Что он сделает с моими обидчиками?

Наверное, то же самое, о чем я мечтал. Ирония судьбы заключалась в том, что большую часть своей жизни я старался быть лучше Римо.

— Будет пытать их до тех пор, пока они не начнут молить о смерти, пока каждая часть их тела не будет сломана, и их разум тоже. Проследит, чтобы другие насильники узнали, что происходит, чтобы они обмочились, понимая, что они следующие. Он проделал бы свой путь от наименее виновного ублюдка до первого, оставив лучшее напоследок.

Мой голос звенел от нетерпения и темного голода. Я провел рукой по волосам, кровь стучала в моих венах.

Динара внимательно посмотрела мне в лицо.

— Похоже, ты много думал об этом.

Я криво улыбнулся.

— Я Фальконе. Извращенное дерьмо у меня в крови.

Она придвинулась ближе и склонилась надо мной, толкая меня назад. Ее волосы закрывали наши лица, когда она оседлала мои бедра. Она стала серьезной.

— Есть только одна вещь, которая может помочь мне двигаться дальше. Не наркотики, и уж точно не прощение.

— Скажи мне.

Но в глубине души я знал, чего она хочет, о чем попросит, и с той же уверенностью знала, что я не откажу ей. Дерьмо, я хотел, чтобы это случилось. Я не должен так сильно этого желать.

— Помоги мне убить ее, помоги мне убить каждого из них.

Она резко поцеловала меня, затем протянула руку между нами и грубо потерла меня через джинсы. Схватив ее за шею, я ответил на поцелуй с еще большей силой. С рычанием я перевернул нас и стянул с нее шорты, прежде чем расстегнуть молнию на джинсах. Сдвинув ее трусики в сторону, я вошёл в нее одним сильным движением. Она со стоном выгнулась. Мы встретились взглядами, и в ее глазах светилось доверие и эмоции, в которых мы оба не могли признаться. Только наши стоны заполнили пустоту, когда тела сливались воедино. Больше, чем физический аспект, я чувствовал, как этот момент сблизил нас на эмоциональном уровне.

Потом мы лежали рядом, молча глядя в звездное небо. Динара достала сигарету и закурила, потом глубоко затянулась и протянула мне. Я пытался снова бросить курить, но сегодня не самый подходящий день, и я сомневался, что следующие несколько недель станут лучше. Я взял и глубоко затянулся.

— И? Ты мне поможешь?

Я выпустил струю дыма, затмив прекрасное ночное небо.

— Да.

В моем голосе не было ни малейшего колебания, ни тени сомнения.

Динара положила голову мне на плечо, и я обнял ее.

— Я никогда никого не убивала. Даже по-настоящему никому не делала больно.

Я не мог сказать то же самое. Будучи Фальконе, я с ранних лет привык к насилию.

— Если ты не можешь, я могу сделать это за тебя.

Динара приподняла голову.

— Нет, я не хочу использовать тебя в качестве убийцы. Это никогда не входило в планы. Черт, когда я появилась здесь, чтобы узнать больше о своем прошлом, я не думала, что это закончится тем, что я планирую пойти на убийство с тобой.

Я посмотрел на неё. В ее голосе не было и намека на ложь.

— Но тебе было любопытно, что я и мои братья убили нашу мать.

— Конечно. Если ты встретишь кого-то, кто вонзил нож в свою мать, это обязательно будет самой интересной вещью о них, даже если твоя жизнь, вероятно, включает в себя много интересных инцидентов.

— Твой отец Пахан. Твоя жизнь, конечно же, тоже не была скучной.

Губы Динары сжались в тонкую линию.

— Папа пытался подарить мне жизнь принцессы, вернее, царицы. В моем гардеробе больше платьев, чем я когда-либо смогу надеть, и у меня есть драгоценности, которые стоят много миллионов. В нашем доме имеется персонал для каждого маленького спроса. Я посещала балы в России и вечеринки в Чикаго. Я прожила скучную жизнь.

— Звучит так, будто ты жила жизнью кого-то другого. Не могу представить тебя в бальном платье, обменивающейся любезностями с высокомерными людьми.

— Я чувствовала себя самозванкой.

— Тогда зачем ты это делала? Почему не сказала отцу, что это не ты?

— Он знает, что это не я, но надеется, что это то, кем я могу стать. Он думает, что это признак моих продолжающихся страданий, что я не наслаждаюсь бессмысленными кутежами, как многие другие девушки в нашем кругу. Он думает, что сможет исправить меня, показав мне эту сторону жизни. И я потакаю ему, потому что это заставляет его чувствовать себя лучше. Я считаю это своей работой, и мне очень хорошо платят.

Я усмехнулся.

— Это один из вариантов. Но вальсировать по танцполу это лишь малая часть того, что ты делаешь.

— Дима брал меня с собой на приключения, на гонки и вечеринки, в те части Чикаго, где мне не следовало появляться.

— Но твой отец обо всем знал.

— Дима его человек. Он рассказывает ему все, но папа принял неукротимую часть меня и позволил мне жить ею, пока ему не пришлось стать свидетелем этого.

— Может быть, он в конце концов примет, что ты такая, какая ты есть, неукротимая и сильная, потому что ты хочешь ею быть, а не как знак прошлых ужасов.

— Возможно, — согласилась она, но в слове прозвучало сомнение. — Ты упомянул, что у твоего брата есть имена и адреса мужчин, которые связаны со мной.

— Я позвоню ему утром и попрошу прислать список мне по электронной почте.

— Он, вероятно, разозлится, если узнает, что я втягиваю тебя в эту историю.

Римо был полностью за месть и кровавую вендетту, особенно если они связаны с ужасными матерями, но он определенно устал от мотивов Динары. Он думал, что все еще должен защищать меня, когда я был вполне способен постоять за себя.

— Я подумываю попросить Диму помочь мне, может быть, даже папу. Они оба убьют каждого, кто причинил мне боль.

— Я же сказал, что помогу. У тебя нет причин просить кого-то еще, особенно потому, что Римо не обрадуется, если твой отец вторгнется на нашу территорию.

— Я бы сделала это, показывая тебе, что я здесь не потому, что мне нужна твоя помощь. Я не хочу, чтобы ты думал, будто то, что между нами происходит, служит тому, заставляя тебя помочь мне. Нет. Мне нужна была информация, вот и все. Теперь, когда она у меня есть, ты мне больше не нужен, особенно теперь, зная, что Римо готов предоставить мне всю информацию, в которой я нуждаюсь, чтобы отомстить.

— Ой, — сухо сказал я. — Приятно знать, что я тебе больше не нужен. — я саркастически улыбнулся ей.

Она закатила глаза.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я здесь, потому что мне нравится быть с тобой, секс, разговоры, все. Я здесь, потому что хочу быть.

Я провел пальцами по ее волосам, наслаждаясь их шелковистым прикосновением к моей коже. У Динары были самые мягкие волосы, какие я только мог себе представить.

— Нет места, где я предпочел бы быть, чем рядом с тобой, даже если это связано с жестокой местью.

Динара вздохнула.

— А что будет потом? Когда месть закончится. Мы те, кто мы есть.

— Ты уже говорила это раньше, — пробормотал я. — Как насчет того, чтобы наслаждаться одним днём за другим?

— Договорились, — сказала она, прежде чем замолчать на пару минут. Напряжение, охватившее ее тело, подсказало, что ее мысли вернулись в прошлое. — Я думаю, что мы должны заставлять их смотреть записи, когда наведываемся к ним — прежде чем будем расправляться.

— Это служит двум целям. Им напомнят об их грехах, и ты будешь достаточно зла, чтобы отомстить.

Динара издала мрачный смешок.

— Как ты думаешь, мне понадобится дополнительное поощрение, чтобы убить их?

— Если ты никогда не убивала, может быть. Первое убийство всегда самое трудное.

— И для тебя?

— Это произошло во время нападения, с целью спасти свою жизнь и жизнь моих братьев, поэтому у меня не было времени подумать. Просто сработал триггер. Самым трудным для меня было убийство, когда Римо заставил меня убить человека, чтобы я стал членом Каморры. Он заставил меня разозлиться на парня, прежде чем мне пришлось застрелить его. Это упрощало вещи.

— Полагаю, так оно и есть. Не думаю, что гнев станет проблемой, но что, если я застыну, как это было с моей матерью? Что, если стану беспомощной девочкой, которая ничего не может сделать?

— Я буду рядом, чтобы вытрясти тебя из этого. Если ты действительно хочешь их убить, то я позабочусь, чтобы ты это сделала.

— Черт, мы оба испорченные, ты понимаешь?

— Я смирился с этим, — сказал я с иронической улыбкой. — Ты подумала, как хочешь их убить? Пистолетом, быстро и легко, или ножом, это более лично и, учитывая, что у тебя нет опыта убивать ножом кого-то. Тебе, вероятно, понадобится несколько ударов, чтобы лишить его жизни. Ты хочешь заранее их мучить? Или у тебя на уме другая смерть?

Динара прижалась своим лбом к моему.

— Может, это плохой знак, что ничего из того, что ты только что сказал, не испугало меня.

— Если мои слова уже вывели бы тебя из себя, тогда нам не придется выслеживать твоих обидчиков.

— Да... — Динара медленно выдохнула. — Думаю, лучше всего будет застрелить нашу первую жертву. Так я смогу быстро покончить со своим первым опытом. Не думаю, что смогу просто всадить в кого-то нож, тем более несколько раз. Может, я подумаю об этом для последующих убийств.

— Я могу показать тебе, как это делается. Мы могли бы попрактиковаться на трупе первой жертвы.

Динара рассмеялась.

— Теперь я слегка напугана.

— Достаточно, чтобы сбежать от меня? — пробормотал я.

В прошлом я всегда держал эту часть себя надежно скрытой, особенно когда был рядом с девушками, с семьей. С Динарой я чувствовал, что наконец-то смогу раскрыть эту извращенную, болезненную сторону себя.

— Никогда, — твердо сказала она, покусывая мою нижнюю губу.

В конце концов Динара уснула в моих объятиях и, как часто, бывало, раньше, забормотала и заворочалась во сне. Я убрал прядь волос с ее лба, размышляя, был ли этот путь правильным выбором для Динары, развеет ли он ее кошмары или только добавит новые.

Мы покинули лагерь сразу после следующей гонки. Адамо распечатал список с адресами моих насильников. Я просмотрела имена, но они ничего мне не говорили. Они никогда не представлялись своими настоящими именами. В именах не было ужасов прошлого, но я знала, что в их лицах будут. Даже если бы они изменились за эти годы, я бы узнала их глаза. Они всегда преследовали меня больше всего. Нетерпение... голод...

Мы с Адамо остановились в обшарпанном мотеле на межштатной автостраде неподалеку от Рино, более подходящем для нашего путешествия, чем хороший отель. Мы проведем здесь всего одну ночь, прежде чем, наконец, отправимся на поиски первого человека в нашем списке завтра. Мой самый первый обидчик. Я уставилась в серовато-белый потолок мотеля, слушая, как Адамо принимает душ.

Найти его будет нетрудно. Он владел скобяной лавкой в Рино, где работал шесть дней в неделю. Он был известен как сексуальный преступник. После приговора вскоре после того, как он изнасиловал меня, и нескольких лет в тюрьме, он жил солидарной жизнью. Никакой семьи поблизости, и, если контакты Адамо были верны, никаких близких друзей тоже. Адамо провел множество исследований с тех пор, как получил список. Он был полон решимости помочь мне. Его собственные демоны питали его. Демоны еще более кровожадные, чем мои.

Адамо вышел из ванной в облаке пара, только полотенце было обернуто вокруг его узкой талии. Обычно вид его пресса и мускулистой груди всегда поднимал мне настроение, но сегодня в голове крутилось слишком много мыслей о том, что ждет меня впереди.

— Ты подстригся, — тихо сказала я.

Даже для моих собственных ушей мой голос звучал странно, будто я была потеряна в другом измерении.

Адамо подошел ко мне и присел на край кровати. Я дотронулась до его коротких волос, без кудрей, в которые могла погрузить пальцы.

— Так легче мыть их. Скоро все может испортиться.

Он имел в виду кровь. Скоро все станет кровавым.

— Кровь трудно смыть с волос? — хрипло спросила я. — Может, мне тоже подстричься?

— Нет, оставь свои волосы. Мне нравится, — он нахмурил брови. — Ты беспокоишься о завтрашнем дне? Он не сбежит, и если я не смогу сдержать его, в чем я сомневаюсь, я все еще могу вызвать подкрепление.

— Меня это не волнует. Я видела, как ты дрался с Димой. Знаю, что ты можешь справиться даже с умелым бойцом. Я беспокоюсь о себе.

Адамо растянулся рядом со мной, окутывая меня своим свежим ароматом травяного геля для душа. Кровать заскрипела под дополнительным весом.

— Как ты справишься с ситуацией?

Я кивнула и указала на новый пистолет на тумбочке. Адамо взял его для меня.

— Сегодня утром я держала его в руке и представляла, как нажимаю на курок, глядя в глаза этому ублюдку. В моем воображении это было приятно, легко, просто подергивание пальца, ничего больше.

Адамо наклонился ближе, его губы коснулись моего уха.

— Если ты спрашиваешь, будет ли это так же легко на самом деле, то я должен сказать, что, скорее всего, нет. Мы не узнаем до этого момента. Может, ты нажмешь на курок, не задумываясь, или, может, ты поймешь, что не можешь выполнить наш план.

Я не хотела, чтобы Адамо был моим палачом. Я не могла взвалить это бремя на кого-то другого.

— Это моя месть. Я должна это сделать. С тобой я смогу это сделать.

Тёмные глаза Адамо встретились с моими.

— Мы можем остановиться в любой момент. Мы не должны расправляться над каждым именем в этом списке. Речь идет о том, чтобы помочь тебе справиться с произошедшим, а не сделать еще хуже.

Если бы мне нужен был только палач, я бы попросила папу выследить всех моих обидчиков. Он бы с радостью это сделал. Он тоже жаждал отомстить за меня, а может быть, и за себя. То, что мужчины посмели поднять руку на дочь высокопоставленного члена Братвы, было похоже на пощечину, даже если мои насильники не знали, кто я.

На следующее утро, прежде чем мы с Адамо отправились на поиски человека номер один в нашем списке, мы устроились перед его ноутбуком, просматривая диск с записью меня с сегодняшней целью. Экран засветился изображением кровати и моей юной версии, сидящей на ее краю, положив руки на колени и опустив глаза. Это было похоже на наблюдение за кем-то другим, но я знала, что это изменится в тот момент, когда я включу запись. Ужасы девочки станут моими. Видео станет реальностью в моей голове, вызовет воспоминания о запахах и ощущениях из темных уголков моего сознания. Меня бы утащили обратно в прошлое. Адамо ждал, когда я начну, его глаза были добрыми, а выражение лица терпеливым.

Я только смотрела на экран, мое тело застыло. Раньше у Динары волосы были заплетены в косички, что нравилось многим моим обидчикам.

— Мы не должны смотреть, — сказал Адамо. — Ты знаешь, что случилось. Мы знаем, что он виновен. Нет смысла мучить себя образами из прошлого.

Я никак не отреагировала, только уставилась на экран. Проблема состояла в том, что эти образы преследовали меня почти каждый день с тех пор, как папа забрал меня из Вегаса более десяти лет назад.

— Или, если ты не хочешь, чтобы я смотрел, я могу пойти прогуляться, пока ты не закончишь.

Паника охватила меня от его предложения, поэтому я схватила его за руку и сплела наши пальцы.

— Нет, — хрипло прошептала я. — Я не могу смотреть это одна. Достаточно того, что я каждую ночь переживаю это в своих кошмарах в одиночестве.

Он сжал мою руку, и мое сердце сжалось от смеси эмоций, вызванных его поддержкой. У Адамо не было абсолютно никаких причин помогать мне, но он был рядом. Он пытался держать свои эмоции под контролем, но в его глазах я видела много своих. Абсолютная ненависть к моим насильникам и решимость отомстить, а под всем этим эмоции, которыми мы с Адамо не могли рисковать, учитывая наши семьи, наше прошлое... наше будущее. Я пыталась игнорировать свои чувства, но, глядя на него сейчас, я не могла отрицать, что влюбилась в Адамо. Это было абсолютно безумно, и я была рада, что наш план мести будет держать меня слишком занятой, чтобы думать о безумии выбора моего сердца.

Я сосредоточилась на экране и нажала кнопку воспроизведения, мое тело напряглось еще больше. В комнату вошел первый мужчина из нашего списка. Его улыбка была чрезмерно доброй, когда он приблизился к прошлой «я», но под ней скрывались нетерпение и голод. Вскоре его лицо появилось перед моим внутренним взором, но уже не на экране. Моя хватка на руке Адамо усилилась, когда я попыталась сохранить нейтральное выражение лица, желая быть сильной, даже когда отвращение и ужас боролись внутри меня. У меня перехватило горло, и холодный пот выступил на теле, прилипая к одежде. Когда мужчина сел рядом с маленькой Динарой на кровать и коснулся ее ноги, я нажала кнопку паузы, останавливая видео. Я резко выдохнула, мой пульс забился в венах, когда прошлые страхи подняли мой адреналин.

— Я не могу на это смотреть.

— Все хорошо. Мы все еще можем избавиться от всех дисков.

Я отрицательно покачала головой.

— Мы возьмем его с собой. Я хочу, чтобы он смотрел, даже если я не могу.

— Хорошо, — просто сказал Адамо.

Я поцеловала его, прежде чем подвинуться к краю кровати.

— Поехали сейчас.

Мне нужно было двигаться, прежде чем я потеряю мужество. Запертая в номере мотеля, я чувствовала себя зверем в клетке.

Адамо не колебался. Он сунул диск и ноутбук в сумку, прежде чем последовать за мной. Он спросил, не хочу ли я, чтобы он упаковал инструменты для пыток, но я отказалась. Убить другого человека было достаточно непросто. О пытках не могло быть и речи, даже если каждый из моих насильников заслужил их. Я хотела, чтобы они умерли. Этого было достаточно.

Адамо припарковался у тротуара напротив скобяной лавки, где работал этот человек, а также жил в подсобке. Было уже далеко за полдень, и магазин должен был закрыться через полчаса. Сидя в машине, мы не разговаривали. Адамо схватил пакет с пончиками, но я не смогла заставить себя проглотить больше, чем кусочек. Мое сердце не переставало колотиться с тех пор, как мы посмотрели первые несколько минут видео. Я чувствовала себя добычей, а не охотницей.

Мои руки вспотели, и я была рада, что Адамо рядом со мной, потому что он выглядел удивительно спокойным.

— Пора, — наконец сказал он, и я поняла, что прошло почти тридцать минут, а я этого не заметила. — Он закроет магазин с минуты на минуту.

— Хорошо, — я прохрипела.

Адамо схватил меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

— Мы должны идти сейчас, чтобы проскользнуть туда в качестве последних клиентов. Взлом представляет собой риск вызвать полицию. Это не Лас-Вегас, у нас не каждый полицейский на жалованье.

Я сглотнула и кивнула, но не могла пошевелиться. Слезы гнева на себя навернулись на глаза, и я сморгнула их.

— Я...

— Я пойду один и убью его ради тебя, если ты только не против?

Я хотела, чтобы мой обидчик умер, хотела сделать это сама, но, возможно, я слишком слаба. Я едва заметно кивнула, хотя и ненавидела себя за это. Адамо поцеловал меня и вышел из машины, прежде чем схватил сумку из багажника. Он побежал в скобяную лавку, и ни минутой раньше. В дверях появился мужчина, чтобы повернуть табличку на «закрыто». Адамо одарил его очаровательной улыбкой, и его впустили внутрь. Оба мужчины исчезли из моего поля зрения, и вскоре Адамо повернул табличку на «закрыто», прежде чем вновь скрылся из виду.

Я уставилась на свои руки, злясь на себя за то, что позволила кому-то другому отомстить.

ГЛАВА 18

Я видел внутреннюю борьбу Динары в ее глазах и не удивился, что она не смогла выполнить наш план. Я ожидал, что она потеряет мужество. Одно дело желать мести, воображать, что убьешь кого-то, но совсем другое на самом деле пройти через это, увидеть, как жизнь утекает из чьих-то глаз. Даже если Динара принцесса Братвы, она никогда не была частью жестокой стороны бизнеса. Ее отец защищал ее от этого, так же, как я защищал бы ее, если бы она захотела. Со временем убивать становилось легче. Вначале мне было труднее, чем сейчас.

Когда я закрыл за собой дверь скобяной лавки и наблюдал за ничего не подозревающим ублюдком, меня охватило нетерпение. Отомстить за Динару не в тягость. Это было бы удовлетворительно во многих отношениях. Может, я даже смогу продолжать притворяться, что мне это не нравится.

Я повернул замок и мрачно улыбнулся номеру один в нашем списке.

Его лицо вытянулось, в глазах вспыхнул страх. Быть может, он решил, что это ограбление. Ему так не повезло. Он был старше, чем на видео, но это был он, без сомнения. Даже если бы Римо не сообщил мне о местонахождении наших жертв, я бы узнал человека, стоявшего передо мной. Мышиное лицо, та же небритость. Он, спотыкаясь, попятился к прилавку, вероятно, чтобы включить тревогу. Я бросился за ним, схватил его за руку и рывком повалил на пол. Он потерял равновесие и с криком упал на пол. Его широко раскрытые голубые глаза встретились с моими.

— У меня мало денег! Ты можешь забрать все.

— Дело не в деньгах, — сказал я, обходя его.

Я не должен наслаждаться этим так сильно, но я получал огромное удовольствие. Я всегда ненавидел Римо за то, что он играл со своими жертвами.

В глазах мужчины промелькнуло замешательство. Я вытащил пистолет, и краска отхлынула от его лица. Спокойно вернувшись к двери магазина, я повернул табличку на «закрыто», прежде чем подойти к номеру один. По просьбе Динары я не взял с собой никаких инструментов для пыток, но для таких, как я, хозяйственный магазин это страна молока и меда.

— Слышал, ты любишь маленьких девочек.

Он выглядел пойманным, прежде чем быстро покачал головой.

— Это было очень давно. Я изменился. Я заплатил за сделанное.

Я достал ноутбук и показал ему первое изображение Динары на кровати.

— Ты точно не заплатил за то, что сделал с ней. — в глазах мужчины появился ужас. Столкновение с собственной порочностью, должно быть, больно ранило. — Но ты заплатишь, — пообещал я. — Это девочка на экране. Ее зовут Динара, и она хочет твоей смерти. Она не хочет, чтобы я пытал тебя, но, может, я сделаю это только для себя.

Прошлой ночью мне приснился сон.

Стук послал волну напряжения по телу.

Мужчина закричал и заплакал:

— Помогите! Вызовите полицию!

Я пнул его в правый бок, на уровне почек и печени, заставив замолчать, когда он стал задыхаться. Увидев в дверях Динару, я расслабился и подошел к ней. Отперев дверь, я впустил ее. Быстро пробежав взглядом по улице это дало мне понять, что никто еще не заметил.

Она нерешительно вошла, все еще с испуганным выражением на лице. Я не был уверен, что это хорошая идея, что она здесь. Это чертовски эгоистично, но я боялся, что она передумает и пощадит этого мудака.

Ее взгляд скользнул мимо меня к мужчине на полу, который держался за бок и плакал. Его заплаканный взгляд остановился на ней.

— Пожалуйста, помоги мне.

Динара медленно двинулась к нему и остановилась прямо над ним.

— Ты помнишь мое лицо? — прошептала она.

Мужчина отчаянно замотал головой.

— Это забавно, потому что я вижу твое лицо и каждый отвратительный сантиметр твоего тела каждую ночь, когда закрываю глаза, — сказала Динара срывающимся голосом.

— Мне очень жаль! Клянусь. Я изменился. Тогда я был плохим человеком, но я больше этим не занимаюсь. Я заплатил за свои грехи. Я был в тюрьме.

— За то, что причинял боль другим девочкам вроде меня, — сказала Динара. — Девочки, чьи ночи будут вечно преследовать кошмары.

Я подошел к ней и коснулся ее плеча, демонстрируя свою поддержку. Она задрожала от моего прикосновения.

— Пожалуйста, не убивайте меня. Разве я не заслуживаю второго шанса?

Я стиснул зубы, не желая ничего больше, чем разбить ему лицо, чтобы он заткнулся. Я видел нерешительность на лице Динары. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не попытаться уговорить ее убить его. Это ее решение. Я не имел права принуждать ее в определенном направлении только потому, что я извращенный ублюдок, желающий пытать и убить мужчину передо мной.

Динара оторвала взгляд от мужчины.

— Ты думаешь, он говорит правду? Как ты думаешь, он изменился?

— Сомневаюсь, — ответил я. — Хочешь, чтобы я обыскал его дом? Может, мы что-нибудь найдем.

Динара слегка кивнула. Я не был уверен, что новые доказательства действительно будут иметь значение. Это внутренняя битва за Динару, борьба между ее темной и хорошей сторонами. Я сражался в той же битве.

Я протянул ей второй пистолет.

— Если он пошевелится, ты пристрелишь его.

Я не был уверен, что она сделает это, но, судя по выражению его лица, этот ублюдок верил, что она способна убить его, и это единственное, что имело значение.

Я направился в задние комнаты магазина, который он использовал как свою квартиру. Я не хотел искать доказательства его продолжающейся порочности, потому что это означало бы, что больше девочек пострадало, но в то же время я хотел найти что-то, что убедило бы Динару продолжить наш план. Что-то, что склонит чашу весов в пользу ее темной стороны.

После двадцати минут поисков я нашел на его компьютере изображения, которые не оставляли сомнений в том, что он все еще питал те же отвратительные желания из прошлого, даже если он не присутствовал на фотографиях. Это выглядело так, словно он скачал их с Даркнета. Я вернулся в магазин. Динара стояла в нескольких шагах от мужчины, направив на него пистолет. Ее глаза метнулись ко мне, и я кивнул.

— Я нашел фотографии.

Еще один почти незаметный кивок.

Номер один переводил взгляд с Динары на меня и обратно.

— Это всего лишь фотографии. Я не прикасался к детям после того, как вышел из тюрьмы.

— На этих фотографиях к детям прикасались другие извращенцы вроде тебя, чтобы ты мог дрочить, глядя на эти снимки, — прорычал я.

Я подошел к Динаре, и она опустила пистолет. Мы отошли на несколько шагов от мужчины.

— Что ты теперь собираешься делать?

Динара громко сглотнула, конфликт затанцевал на ее напряженном лице.

— Я хочу, чтобы он умер. Я хочу быть единственной, но... Я просто не знаю, смогу ли. Будто что-то все еще удерживает меня.

— Ты никогда не делала этого. Вполне естественно, что ты сомневаешься.

Я не помнил мгновений, предшествовавших тому, чтобы в первый раз нажать на спусковой крючок. Все произошло слишком быстро, не было времени, позволить моей совести заговорить. Иногда мне казалось, что так оно и было. В течение нескольких недель после убийства меня беспокоила не столько совесть, сколько ее отсутствие.

— Ты можешь показать ему видео? Я хочу, чтобы он помнил о сделанном, и, может, это придаст мне смелости сделать то, что я хочу.

Номер один не сдвинулся ни на сантиметр, будто надеялся, что мы забудем о его существовании.

Я достал ноутбук и диск из сумки и поставил все на полку, чтобы ублюдок мог хорошо видеть экран. После кивка Динары я включил запись. На этот раз ни я, ни Динара не нажали на паузу. Вместо этого мы смотрели каждый душераздирающий момент видео. Мне ничего так не хотелось, как выключить экран или, еще лучше, разбить эту чертову штуку, как я сделал с ноутбуком Римо, но я остался стоять как вкопанный. Единственным движением, которое я себе позволял, был случайный косой взгляд на Динару, которая, казалось, потерялась в изображениях, ее взгляд был отстраненным, а тело напряженным. Как тяжело ей, должно быть, снова пережить эти мгновения?

Я сердито взглянул на ублюдка на полу, который опустил голову, словно не мог смотреть. Ярость пронзила меня. Я грубо схватил его за голову и дернул за подбородок, заставляя вновь сосредоточиться на экране ноутбука.

— Я знаю, что я сделал! Мне не нужно смотреть, — захныкал он, закрывая глаза, и моя ярость усилилась, стала дикой.

— Ты откроешь свои ублюдские глаза, или я пришью твои ебаные веки к твоим чертовым бровям. Уверен, что смогу найти степлер где-нибудь в твоем магазине.

Его глаза распахнулись, и он не осмелился отвести взгляд от экрана. Я был рад, когда мы дошли до конца записи. От звуков и образов у меня скрутило живот, и я просто хотел помочь Динаре преодолеть эти ужасы.

Динара выглядела как восковая фигура, бледная и совершенно неподвижная. Это должно было помочь ей, но что, если нет? Что, если это только утолило мою извращенную жажду крови?

Изображения на экране стали расплывчатыми, и мой разум взял верх, воспроизводя мои воспоминания намного более живо, чем видео.

Каждое ощущение омывало мое тело, каждая боль и запах, каждый звук и образ. Они затопили мое тело, как неудержимая лавина, поднимая похороненные эмоции. Стыд и отвращение, страх и отчаяние, но прежде всего-гнев. Злость на человека передо мной. Когда экран потемнел и испытание Динары закончилось, я опустила взгляд на съежившегося передо мной человека. Он умолял меня глазами, притворялся жертвой, когда был монстром, разрушивший мое детство, удовлетворяя свои собственные потребности.

Я помнила его глаза и его слова, имена, которыми он называл меня, и имя, которым он хотел, чтобы его называли, еще до того, как я посмотрела видео. Я вспомнила его тихое дыхание, лосьон после бритья и пот под ним. Я придвинулась ближе, сделала глубокий вдох. Даже лосьон после бритья остался прежним. Новый поток образов, тот же самый, что я прокручивала раньше, хотел вспыхнуть для повторного представления, но мой разум боролся с натиском.

Отвращение нахлынуло на меня, сменившись паникой, но я не позволила ему укорениться, и в конце концов гнев взял верх над всем остальным. Мои руки дрожали, а горло сдавило, когда я положила пистолет на стойку. Адамо, нахмурившись, наблюдал за этим движением. Моя кровь, казалось, пульсировала от жгучего гнева, когда я подошла вплотную к Адамо, мое дыхание стало прерывистым. Наши взгляды встретились, и он задавал мириады вопросов. Он думал, что я не смогу застрелить своего насильника. Возможно, он даже думал, что я проявлю к нему милосердие и оставлю его в живых. Я размышляла над этим, когда впервые вошла в скобяную лавку и увидела жалкого человека, но всякий раз, когда эта мысль пыталась укорениться, каждая клеточка моего тела боролась с ней, и голос, призывающий к возмездию, пел громче. Я глубоко вздохнула и еще раз взглянула на мужчину. На его лице появилась надежда, и он снова бросил на меня умоляющий взгляд. Более десяти лет назад никому не было дела до того, чего я хочу, до того, как я умоляю.

Никакой пощады.

Не думая об этом, я потянулась к ножу в нагрудной кобуре Адамо, сжала пальцами холодную рукоять. Адамо не остановил меня, когда я с удовлетворенным шипением вытащила острый клинок.

Я никогда не использовала нож в насильственном акте и не была уверена, что делаю, когда, спотыкаясь, подошла к своему обидчику. Он попытался отползти назад, но я последовала за ним. Мое сердце билось в горле, и все вокруг стало размытым, когда я бросилась на него. Он поднял руки, пытаясь отбиться от меня, но я налетела на него с ножом. Размахивающим движением руки, я нанесла удар в верхнюю часть тела, в каждый сантиметр его тела, до которого могла дотянуться. Он попытался отбиться, и голос Адамо зазвенел у меня в голове, но крики мужчины заглушили его. Я не могла остановиться, даже если не видела, что делаю. Мое зрение затуманилось от слез и крови. Моя ладонь и бедро болели, щека пульсировала, но рука с ножом все еще продолжала расправляться с насильником, пока меня не оттащили, и кто-то крепко не заключил меня в объятия, несмотря на мое сопротивление.

У меня перехватило дыхание. Каждый вдох обжигал мне грудь.

— Ш-ш-ш, Динара. Все в порядке. Успокойся. Он мертв. Успокойся, — успокаивающий голос Адамо пробился сквозь туман, затуманивший мой мозг, и я медленно пришла в себя.

Адамо оторвал кусок ткани от своей футболки и вытер им мое лицо. Я закрыла глаза, позволяя ему очистить меня. Когда я снова открыла их, мое окружение вернулось в фокус. Шок обрушился на меня, увидев перед собой зрелище. Мужчина лежал в большой луже крови, а его труп был усеян колотыми ранами. Его руки, его грудь, лицо, горло... клинок не пощадил ни одной части его верхней части тела. Я не пощадила ни одной части его плоти. Я сделала это.

Я судорожно вздохнула и медленно оглядела себя. Рука Адамо все еще обнимала меня за талию, и я сидела между его ног, его тёплая грудь прижималась к моей спине. Мои голые ноги были испачканы кровью, а джинсовые шорты полностью пропитались ею. Я подняла руки, тоже покрытые красным. Нож со звоном упал на пол, и я вздрогнула. Моя футболка, волосы... все было в крови. И клочок ткани, которым Адамо вытирал мне лицо и веки, теперь покраснел. Я моргнула, ошеломленная сделанным.

— Почему ты остановил меня? — спросила я, но мой голос звучал отстраненно, будто что-то закрывало мне уши.

Возможно, больше крови. Я вздрогнула.

Адамо взял меня за руку и повернул так, чтобы я увидела длинный, но неглубокий порез на ладони, а затем указал на другой, более глубокий на икре.

— Ты порезалась в своем состоянии, и я не хотел, чтобы ты ещё больше пострадала. Он уже давно мертв.

Я кивнула.

— Не знаю, что на меня нашло. Я просто потеряла контроль...

Адамо прижался щекой к моей щеке, хотя я была грязной.

— Может, это только начало. Может, это твой способ высвободить боль, которую ты закупорила.

Не было никакой боли теперь. Никаких воспоминаний. Ни страха, ни гнева, ни ненависти, только оцепенение и блаженное спокойствие.

— Что нам теперь делать?

— Я должен позвонить нашей местной бригаде уборщиков, чтобы они могли приехать и позаботиться об этом.

Я глухо рассмеялась.

— Думаю, хорошо, что это территория Каморры.

— Это все упрощает. В Вегасе было бы еще лучше, но наши люди уберут здесь все и избавятся от тела. Никто не сможет ничего проследить ни до тебя, ни до меня.

Адамо встал и протянул руку. Я ухватилась за нее и позволила ему поднять меня на ноги. Ноги дрожали. Теперь, когда первая волна адреналина прошла, моя ладонь и икра пульсировали в том месте, где я порезалась. Осознание того, что моя кровь смешалась с кровью моего насильника, вызвало во мне новую волну отвращения, и я не смогла подавить яростную дрожь. Адамо коснулся моей руки, ища мой взгляд.

— Динара?

— Мне нужно принять душ. Мне нужно избавиться от его крови.

Я глубоко вздохнула, понимая, что я близка к панике, что-то, что мы действительно не могли использовать прямо сейчас.

— Ты сможешь принять душ в задней комнате?

Я резко покачала головой. От одной мысли, что я воспользуюсь тем же душем, что и мой насильник, мне стало еще хуже.

— В нашем мотеле, — выдавила я.

— Хорошо, — медленно произнес Адамо, словно разговаривал с испуганным ребенком, и, возможно, именно такое впечатление я и производила. — Сначала я должен позвонить команде, и нам нужно немного прибраться и найти что-нибудь, чем можно прикрыть нашу окровавленную одежду. Мы не можем выйти на улицу в таком виде, будто искупались в крови.

Я кивнула, хотя мое желание бежать становилось сильнее с каждой секундой.

Адамо достал телефон и сделал два быстрых звонка, прежде чем снова появился передо мной. Я была занята разглядыванием останков моего насильника.

— Я боялась, что не смогу кого-нибудь убить. Боялась, что не смогу спустить курок. Вместо этого я зарезала его ножом. Это гораздо более грязно, чем стрелять в кого-то.

Адамо погладил меня по щеке.

— Это более личное. То, что этот человек сделал с тобой, было очень личным, и ты отплатила ему тем же.

— Думаю, что большинство людей не согласятся с тобой. Ничто из того, что мы делаем, не является нормальным.

— Какая разница?

— Да, — прошептала я.

Через полчаса мы вышли из хозяйственного магазина. Адамо, который меньше походил на кровавое месиво, завел машину и припарковался у тротуара прямо перед магазином скобяных изделий. Его команда по уборке уже была занята разбором беспорядка, который я устроила. Они даже привезли мне новую одежду, чтобы я могла надеть ее вместо своей, когда отправлюсь обратно в мотель. Я неловко вымыла волосы от крови в раковине туалета для посетителей, но моя кожа зудела. Мне нужно принять душ как можно скорее.

Как только мы вошли в наш маленький номер в мотеле, я направилась прямо в ванную и закрылась. Мне понадобилось несколько минут, чтобы обдумать произошедшее. Когда горячая вода потекла по моему телу, я закрыла глаза и позволила слезам, которые я сдерживала, течь по моему лицу. Долгое время я не двигалась, и с каждым мгновением, с каждой пролитой слезой мне становилось немного легче, будто убийство сняло тяжесть с плеч. На душе еще оставалось много балласта, но это только начало.

ГЛАВА 19

После душа я случайно взглянула на себя в зеркало. Я пропустила пятно засохшей крови возле виска. Потянувшись за полотенцем, я вытерла его. Мои глаза были спокойны, не полны адреналина или преследований, никаких признаков того, что я убила человека в кровожадной ярости менее часа назад. Отвернувшись от своего отражения, я вышла из ванной, мои волосы все еще были влажными, и только полотенце обернулось вокруг моего тела. Адамо разговаривал по телефону и кивал, слушая, что говорит человек на другом конце провода.

— Хорошо, спасибо.

Адамо поднял глаза и встал с кровати, прежде чем подойти ко мне. Он обхватил мои щеки своими теплыми ладонями, его глаза изучали мои, не говоря ни слова, казалось, целую вечность. Я позволила ему, обрела внутренний покой, потеряв себя в его взгляде. Жестокие события этого дня не оставили и следа в его глазах.

— Ты в порядке?

Я искала в себе чувство беспокойства, глубокого беспокойства, но была спокойна. Я покачала головой и прижалась к Адамо.

— Я в порядке.

— Это хорошо. Команда избавилась от тела и очистила каждый сантиметр магазина. Никто ничего не заподозрит. Пройдет некоторое время, прежде чем кто-нибудь заметит, что его нет, и, надеюсь, полиция решит, что он просто уехал, дабы избежать слухи.

Я кивнула, но мои мысли уже перешли от человека, которого я убила, к следующему имени в списке.

Адамо отстранился.

— Давай я приму душ, а потом мы еще поговорим.

Он направился в душ, но, в отличие от меня, не закрыл дверь.

Я растянулась на кровати и включила телефон. Со вчерашнего дня я его выключила, чтобы не звонить Диме и отцу. Как и ожидалось, мой почтовый ящик был переполнен сообщениями от них обоих. Словно папа почувствовал, что мой телефон включен, он позвонил. Глубоко вдохнув, я ответила.

— Динара, где ты, черт возьми? С тобой все в порядке? Тебе нужна помощь?

Слова летели в меня на огромной скорости, и было трудно их понять.

— Я в порядке. Мне не нужна помощь. Я занимаюсь делами.

— Какого рода делами ?

— Тебе не о чем беспокоиться, папа. Честное слово. Я скоро вернусь в Чикаго. Просто дай мне немного времени и пространства.

Чем больше времени я проводила с Адамо, тем меньше мне хотелось возвращаться в Чикаго. Там я чувствовала себя не в своей тарелке, сейчас больше, чем когда-либо, и, хотя я скучала по Диме, за последний год мы с ним разминулись.

— В последнее время я даю тебе много времени и пространства. Мало кто на моем месте позволил бы своим дочерям разгуливать по вражеской территории. Ты ведь все еще там, верно ?

— Да, но ты же знаешь, что мне ничего не угрожает.

— Серьезно ? Ты охотишься за прошлым, а это всегда плохо.

— Никто не держит зла лучше, чем ты, папа, и никто так упрямо не цепляется за прошлое. Я поняла это от тебя.

Он издал недовольный звук.

— Дима должен быть рядом. Ты не должна находиться одна.

— Я не одна, — сказала я.

Папа усмехнулся.

— Думаешь, Фальконе защитит тебя ? Не совершай ошибку, становясь слишком дружелюбной с ними, Динара. Это скользкий путь.

— Что тебе сказал Дима ?

— Я видел видео, где ты с младшим Фальконе танцуешь и целуешься.

Последнее было сказано с явным презрением.

Убедившись, что душ все еще работает, я сказала:

— Ты не должен переживать. Между нами, ничего нет. Он средство для достижения цели. Не больше. Он помогает мне получить желаемое.

Чувство вины поселилось у меня в животе за то, что я так лгала отцу и говорила об Адамо, будто он ничего не значил, когда каждый день, проведенный вместе, он захватывал все больше моего сердца. Я была рада, что он не мог слышать моих слов. Несмотря на то, что Адамо не говорил по-русски, я не хотела, чтобы он был рядом, когда я извергала такую обидную ложь.

— И что это тогда ?

— Расправа над прошлым.

— Не позволяй этому человеку увести тебя в темноту.

Если уж на то пошло, я вела Адамо в темноту. Но даже это звучало не совсем правдиво. Казалось, что мы идем по этому пути на равных, рука об руку, ведомые нашими демонами.

— Обещай не посылать за мной Диму, или я выброшу свой телефон, и ты не сможешь со мной общаться, пока я не доведу дело до конца.

— Мне нужны ежедневные сообщения о том, что с тобой все в порядке, и я буду отслеживать твое местонахождение. Если ты не пошлешь мне весточку, я пришлю людей, даже если это будет означать войну с Каморрой.

Я вздохнула. Я знала этот тон и понимала, что бесполезно обсуждать с ним этот вопрос.

— Хорошо.

Душ в ванной выключился. К счастью, на заднем плане послышался стук в дверь. Папа на мгновение замолчал, словно прислушиваясь к кому-то.

— Мне нужно идти, Катенька. Будь осторожна.

— Всегда.

Он повесил трубку, и я с глубоким вздохом опустила трубку.

— Плохие новости? — осторожно спросил Адамо, стоя в дверном проеме с одним лишь полотенцем, обернутым вокруг бёдер.

— Мой отец беспокоится обо мне.

— Он отправил людей?

— Нет, пока я ежедневно сообщаю ему, что жива, он не будет ничего предпринимать. Он доверяет мне.

— Но определенно не доверяет мне, — сказал Адамо, подходя ко мне. — И никогда не доверится.

Он был прав. Мой отец не из тех, кому легко доверять, и уж точно не членам Каморры.

— Это не имеет значения. Пока я тебе доверяю, — сказала я.

Адамо опустился рядом со мной.

— Ты мне доверяешь?

— Разве я была бы здесь с тобой, если бы не доверяла?

Адамо пожал плечами.

— Возможно, я твой единственный вариант.

Я отрицательно покачала головой.

— Я могла бы сделать это сама. Я знаю адреса всех людей в нашем списке, и после сегодняшнего мы знаем, что я могу пойти на убийство, так что, если бы это было действительно просто для удобства, ты бы мне больше не понадобился.

Адамо невесело улыбнулся.

— Тогда почему я все еще здесь?

— Мне не нужно, чтобы ты убивал их, но я нуждаюсь в твоей поддержке, в твоем ободрении. Когда ты рядом, я просто чувствую себя лучше, увереннее в том, кто я.

— Я тебе не нужен, но ты нужна, — пробормотал он.

Я вздохнула.

— Возможно, в этом нет никакого смысла.

— Быть может, тебе просто нужно признать, что я тебе нужен. Сегодня ты действовала импульсивно и полностью потеряла контроль. Ты не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Если то же самое случится в следующий раз, я должен буду убедиться, что ничего не произойдёт, пока ты находишься в своей фазе.

— Например, причинить себе боль.

— Или если кто-то зайдёт к тебе. Сомневаюсь, что ты заметила бы, если бы кто-то внезапно вошел в магазин.

— Ты прав. Я словно была одержима. — я наклонилась ближе к Адамо. — Хорошо, ты мне нужен, но я не хочу, чтобы ты думал, что именно поэтому я хочу, чтобы ты был рядом.

— Тогда почему ты хочешь, чтобы я был рядом?

— Почему ты хочешь мне помочь? Почему ты делаешь это ради девушки, с которой занимаешься сексом?

— Ты не просто девушка, с которой я занимаюсь сексом.

— И ты не просто парень, с которым я занимаюсь сексом.

Адамо криво усмехнулся.

— Однажды один из нас должен быть храбрым и дать название тому, что у нас.

— У нас? — прошептала я. Адамо лег на кровать и притянул меня к себе, обхватив одной рукой. — Кто нас заставит?

— Возможно, в какой-то момент мы захотим определенности, или, может, в конце концов наши семьи захотят получить ответы, больше ответов, чем у нас есть на данный момент.

— Сейчас я не хочу об этом думать. Я хочу жить настоящим. Сейчас я хочу сосредоточиться только на мести и на том, как заставить каждого человека из списка заплатить за то, что он сделал со мной и другими детьми.

Адамо легко провел рукой по моему плечу.

— Даже если ты убила в спешке сегодня, это не значит, что тебя не будут преследовать кошмары об убийстве. Может, в конце концов они прекратятся, а возможно, и нет. Я просто хочу, чтобы ты была уверена, что сможешь жить с этим, особенно если мы продолжим выслеживать твоих обидчиков и к твоей совести добавится еще больше смертей.

Я горько рассмеялась.

— Неужели они будут хуже тех кошмаров, которые преследуют меня с самого детства? Сомневаюсь. Так что, если ты спросишь меня, эти новые кошмары будут чертовски лучше ужасов моих ночей прямо сейчас.

Адамо крепче обнял меня.

— Блядь. Мне очень жаль, что я не смог помучить этого ублюдка сегодня. Вообще-то я подумывал сделать это до того, как ты появилась.

Я приподнялась.

— Следующее имя в нашем списке... он был одним из худших. Я имею в виду, что каждый опыт был ужасен, но некоторые были приятнее.

Адамо стиснул зубы.

— Приятнее не то слово, которым я бы описал зверства, которые эти извращенцы творили с тобой.

— И они все заплатят за сделанное. Но следующий мужчина в списке, он был плохим, очень плохим. Он любил причинять боль, а я...

Убивать своих насильников это одно, а пытать их совсем другое. Даже некоторые из людей моего отца не могли наблюдать за пытками, а я? И не просто наблюдать, а пытать кого-то самой?

Адамо наклонил голову, ловя мой взгляд.

— Ты хочешь пытать этого мудака?

Мои губы приоткрылись, но волна нервозности захлестнула меня.

— Я хочу, чтобы он страдал, прежде чем умрет.

— Он будет страдать, если ты захочешь.

— Я должна, по крайней мере, быть частью этого. Это моя месть, и я не хочу быть трусихой.

— Дело не в том, чтобы быть трусихой. Пытка отнимает много сил. Это отличается от акта убийства. Ты должна смотреть в лицо отчаянию, боли и мольбам жертвы, должна наслаждаться ими и использовать их как еще один инструмент страдания для них.

— Скольких ты пытал? Я знаю, что Римо и Нино славятся своим особым талантом, но я не слышала о тебе никаких историй.

— Я старался не участвовать в пытках, кроме случаев крайней необходимости. И Нино, и Римо хотели, чтобы я набрался опыта, но в конце концов они перестали заставлять меня участвовать в этих сеансах.

Если даже Адамо, который был Фальконе, не мог вынести пыток кого-то, как я смогу?

— Если это тебя беспокоит, если тебе снятся кошмары, то я не хочу, чтобы ты это делал, не ради меня. Если я хочу, чтобы они страдали, мне придется сделать это самой. Я не стану просить тебя делать то, что ты ненавидишь.

Адамо мрачно усмехнулся и крепко поцеловал меня в губы.

— Дело не в том, что я это ненавижу или что это преследует меня в кошмарах, Динара. Мне это слишком нравится, вот в чем проблема. Мне доставляет удовольствие причинять боль другим, по крайней мере, когда я думаю, что они этого заслуживают. Я хотел бы, чтобы все было по-другому, но я запутался. И люди из нашего списка, они все этого заслуживают, так что я чертовски здорово проведу время, делая это.

— Значит, ты не участвовал в пытках, потому что это тебе слишком нравилось?

Он кивнул.

— Да, я быстро понял, что у меня есть потенциал быть таким же хорошим и творческим, как Римо, но я никогда не хотел быть таким. Я думал, что могу стать лучше. — его улыбка стала еще мрачнее. — Но нет, и следующий мудак в списке узнает это на собственном горьком опыте, если ты позволишь мне.

Я сглотнула и отрывисто кивнула. Адамо поцеловал меня и еще крепче обнял. Я едва могла дышать, но только обняла его в ответ с той же силой. После событий дня, после всего, что мы только что обсудили, мое тело звенело от желания быть как можно ближе к Адамо. Мне было все равно, если это заставляло меня выглядеть слабой или нуждающейся. Адамо заставил меня почувствовать, что это нормально не быть сильной время от времени. Он поцеловал меня в лоб, и я закрыла глаза, чувствуя себя в безопасности.

Утром мы отправились в следующий пункт назначения в нашем путешествии: Сакраменто, дом номера два в нашем списке. Несмотря на то, что это мой путь к мести, мы с Адамо были вместе. Я рада, что мне не придется идти в это трудное путешествие одной.

Окна машины были опущены, когда мы ехали по 80 межштатной автомагистрали в Сакраменто. Теплый воздух растрепал мои волосы, глаза были закрыты. Из динамиков донесся низкий ритм рэп-песни. Пальцы Адамо, обхватившие мои, удерживали меня, как всегда, когда в моей голове прокручивались образы из прошлого. На этот раз они не одолели меня. Я вызвала своих личных демонов, чтобы найти правильное мышление для того, что ждало меня впереди.

Адамо припарковался перед домом номера два и заглушил мотор. Дом оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Я ожидала увидеть заброшенное, неухоженное место. Что-то, что отражало мои собственные мрачные чувства всякий раз, когда его лицо всплывало в моей памяти. Он был страхом моего прошлого.

Мурашки побежали по всему телу. Передний двор был безукоризненно ухожен, с идеально подстриженной лужайкой и красивым белым крыльцом. Это было похоже на место счастья.

— Ты уверен, что он живет здесь один?

— Нет, не один. Он живет в одном доме с матерью, но у него нет собственной семьи.

— Она знает? — я спросила.

— Да, она обеспечила ему алиби, но его все равно осудили.

Я кивнула, удивляясь, как она может жить с тем, что сделал ее сын, но она не была моей заботой.

— Но сейчас ее нет дома?

— Нет, она работает на заправке. Мы можем войти.

Я криво усмехнулась.

— Ты говоришь так, будто мы команда спецназа.

— Мы собираемся его похитить, так что нам придется действовать как можно незаметнее.

— Это хороший район, поэтому люди сообщат о подозрительном поведении.

Адамо пожал плечами.

— Все будет хорошо. Давай дождёмся, когда он вернется с работы.

Мы просидели в тишине почти час, пока на подъездную дорожку не въехала машина и из нее не вышел невысокий, но грузный мужчина. Его волосы поредели и поседели, но даже издалека от его лица по моему телу пробежала дрожь. Мои пальцы сомкнулись на коленях, дыхание стало неровным, а пульс участился. Я разрывалась между желанием побежать и желанием напасть.

— Динара? — тихо сказал Адамо. Я с трудом отвела глаза. Адамо нахмурился. — Ты в безопасности. Роли поменялись. Ты не его жертва. Ты будешь его судьей.

— Я знаю, — сказала я, и слова, сказанные вслух, прогнали страх из прошлого в самый темный уголок моего сознания, где маленькая Катенька все еще беспомощно съеживалась.

Сегодня она добьется справедливости.

ГЛАВА 20

Мои пальцы дрожали от нервов и волнения, когда Адамо затащил сопротивляющегося мужчину в подвал склада Каморры. Учитывая, что его смерть не будет быстрой, Адамо выбрал это место из-за отдаленного расположения. Стены были толстыми и могли сдержать крики моего насильника.

До того, как мы с Адамо отправились в путь мести, я никогда не причиняла кому-либо вреда нарочно. Для этого никогда не было причин. Я была не из тех, кому нравится видеть людей в муках. Меня это не подталкивало и даже не очаровывало.

Адамо был другим. Время от времени я ловила проблеск нетерпения в его темных глазах, когда мы обсуждали возможные методы пыток, которые мы могли бы попробовать на человеке под номером два. Вначале Адамо называл их по именам, но я предпочитала называть их по номерам. Это делало их менее похожими на людей и больше похожими на монстров, преследовавшие меня в ночных кошмарах.

В подвале было сыро, в воздухе висела вонь чего-то гнилого и мочи. Возможно, крысы. Там, где протекал потолок, пол был усеян несколькими лужицами поменьше.

— Мы могли бы воспользоваться одной из камер пыток Каморры. Они лучше оснащены и чище, — прокомментировал Адамо, подталкивая сопротивляющегося человека к стене.

Он сильно ударился о нее и упал на колени с болезненным вздохом.

— Нет, — твердо сказала я.

Я уже приняла слишком много помощи от Каморры, и технически все еще принимала, даже если Адамо выполнят это не в качестве члена Каморры, а как мой... любовник. Парень? Я отогнала эту мысль.

Номер два повернулся и с трудом поднялся на ноги. Его глаза искали мои. В них не было эмоций, и я живо вспомнила пустой взгляд в них, когда он положил на меня руки много лет назад. Он доплатил. Это я тоже помнила. Моя мать не хотела, чтобы он виделся со мной снова, но в конце концов Коди убедил ее, потому что деньги были слишком хороши. Три встречи... три полных ужаса часа. Я почти ничего из них не помнила, будто мой разум отключил некоторые части, защищая меня.

Адамо протянул мне нож с меньше изогнутым лезвием, предназначенный не для убийства, а для нанесения увечий. После того, как он прижал моего обидчика к полу, Адамо использовал клейкую ленту, связывая руки и ноги мужчины вместе.

Мужчина попытался вырваться из оков, и впервые в его безжалостных глазах вспыхнул настоящий страх. Я кивнула с горькой улыбкой.

— Именно это я и чувствовала.

Я вспомнила удушающий страх, пугающую панику и, наконец, душераздирающее осознание своей беспомощности. Что даже моя мать не остановила его. Но сегодня я все контролировала. Я медленно приблизилась к нему, сжимая пальцами лезвие.

— Ты помнишь меня? — я спросила.

Мужчина нахмурил брови, изучая мое лицо.

— Нет! Клянусь. Это, должно быть, недоразумение.

Но это не было недоразумением. Я узнала его, и Фальконе убедились, что это тот самый человек. Не будет ни ошибок, ни сожалений, ни пощады.

Я взглянула на Адамо и коротко кивнула. Адамо достал свой ноутбук и поставил его перед мужчиной.

— Смотри внимательно, — сказал Адамо, и в его голосе послышалась ярость.

Ярость исказила его лицо. Я находила странное утешение в осознании того, что даже если я потерплю неудачу, Адамо будет рядом, чтобы сделать то, что я не смогу.

Началось видео, и глаза мужчины расширились от удивления. Я отступила назад, позволив ему посмотреть наши видеоролики. Иногда в его глазах мелькало нетерпение, и мой желудок сжимался от его очевидного волнения по поводу того, что он сделал со мной много лет назад. Мне хотелось верить, что люди могут измениться, что могут стать лучше, но до сих пор наш с Адамо опыт доказывал обратное. Адамо прислонился к стене справа от мужчины, сжав кулаки. Было очевидно, как тяжело ему сдерживаться. Каждый раз, когда мой насильник проявлял признаки удовольствия, тело Адамо качалось вперед.

Я выключила видео, когда не смогла вынести ни секунды. Я позволила себе несколько раз глубоко вдохнуть, запирая маленькую Катеньку глубоко в своем сознании, прежде чем столкнусь с моим прошлым мучителем.

— Теперь ты меня помнишь?

Его взгляд метнулся ко мне. Он ничего не ответил, но нервный взгляд его глаз говорил, что он пытается придумать оправдание. Я подняла нож. Он снова начал вырываться из оков и во всю глотку звал на помощь. Я вздрогнула от звука, по коже побежали мурашки. Подойдя ближе, я поднесла нож прямо к его лицу.

— Перестань кричать, — резко прошептала я.

Мой голос не был таким сильным и угрожающим, как мне хотелось.

Мужчина не остановился. Он боролся еще сильнее, чуть не опрокинувшись назад вместе со стулом, к которому его привязал Адамо.

— Заткнись, — прохрипела я.

Мужчина, казалось, даже не слышал меня. Я была для него воздухом. Я покосилась на Адамо. Он знал, как вести себя в подобных ситуациях. Я не могла попросить о помощи, мой язык был слишком тяжелым, и, к счастью, мне не пришлось. Адамо оттолкнулся от стены и вытащил второй нож. В два длинных шага он оказался рядом со мной, схватил мужчину за волосы и прижал лезвие к его горлу.

— Заткнись, или я отрежу твой гребаный язык, — прорычал он так страшно, что даже мое тело непроизвольно отстранилось от него на мгновение.

Адамо наслаждался тем, что делал. В его глазах была та же эйфория, которую я помнила по употреблению наркотиков. Интересно, будет ли падение таким же крутым, когда порыв стихнет? Я вспомнила мрачные, угнетающие часы после этого и растущую жажду по следующей дозе. Когда Адамо понадобится следующая доза?

Взгляд Адамо скосился на меня, безумный, нетерпеливый, голодный.

— Он твой.

Мой. Мой, чтобы судить. Пытать. Убивать.

Я подняла нож, осмотрела острое лезвие. Затаив дыхание, я вонзила нож ему в бедро. Мои глаза расширились, костяшки пальцев побелели вокруг ручки, потрясенные моими собственными действиями. Мужчина резко вскрикнул, широко раскрыв глаза от боли. Кровь пропитала ткань вокруг лезвия, которое все еще было погружено в его ногу.

— Поверни его, — пробормотал Адамо убедительным голосом.

Я крепче сжала руки, но не двинулась с места. Адамо накрыл мою руку своей.

— Я могу помочь.

Я кивнула. Он направлял мою руку, поворачивая лезвие по часовой стрелке.

Крики усилились, уткнулись в мою голову и подняли мурашки. Мое тело восстало против моих действий. Покачав головой, Адамо отпустил мою руку. Я отдернулась от ножа.

— Хочешь, чтобы я это сделал? — спросил Адамо.

Я сделала шаг назад. Я не смотрела на номер два, только на парня, в которого с каждым днем влюблялась все больше. Он хотел помочь мне, но помимо этого жаждал насилия. Он хотел этого, нуждался в этом, возможно, так же сильно, как и я.

— Да, — прошептала я.

Адамо уставился на номер два с леденящим душу взглядом. Охотник, готовый вцепиться в свою добычу. Адамо вырвал нож из ноги номера два, прежде чем порезать его поперек живота, оставив неглубокий порез. Больно, но не смертельно.

Я попятилась и наблюдала, зачарованная и напуганная Адамо, его сосредоточенностью, его рвением, его мастерством.

Я не могла не задаться вопросом, была ли я причиной пробуждения его кровожадности, если моя просьба пробила его стены и вызвала неудержимый голод.

— Адамо, — наконец прошептала я.

Он выронил нож, его взгляд метнулся ко мне. Потребовалось мгновение, прежде чем они действительно увидели меня.

— Теперь он твой, — сказал он хриплым голосом.

Я кивнула и схватила пистолет. Спустить курок было легко, и, как ни странно, это ощущалось почти как акт милосердия.

В грязном подвале раздался выстрел, за которым последовала полная тишина. Я тяжело дышал, пытаясь спуститься с эйфорического блаженства. Мой пульс бешено колотился в венах, и я чувствовал себя почти непобедимым и в целом: возбуждающе живым. Постепенно я снова почувствовал присутствие Динары. Она стояла в нескольких метрах от меня. Она наблюдала за всем без единого слова, каждую секунду я терял контроль. Должно быть, я выглядел безумным, потерявшись в кровавом разгуле. Блядь. Я не мог поверить, что позволил этому поглотить себя.

Я встретил взгляд Динары, ожидая худшего: отвращения и, может быть, даже страх, но обнаружил лишь осознание и намек на шок. Динара опустила пистолет и положила его обратно в сумку с оружием. Я присел на корточки, раздумывая, стоит ли объясняться. Но что я мог сказать, оправдывая свои действия? Я был извращенным ублюдком. Горькая улыбка искривила мои губы, когда я встретился взглядом с прекрасными глазами Динары.

— Один монстр убивает другого, жуткое зрелище, а?

Динара склонила голову набок.

— Ты не такой, как он.

— Но я монстр. На твоем месте я бы постарался убраться как можно подальше.

Возможно, мне наконец-то нужно смириться с тем, что я не могу стать лучше, что моя природа никогда не позволит мне достичь того уровня добра, о котором я мечтал, когда был моложе.

Она покачала головой, и выражение ее лица наполнилось благодарностью.

— Нет. Ты делаешь это ради меня. Это то, о чем я никогда не забуду. И я, черт, никуда не уйду, Адамо.

— Я делаю это ради тебя, да, но небольшая часть также делает это ради себя, потому что я этого хочу.

— Это нормально.

Я хрипло рассмеялся.

— Нормально?

— Да, потому что даже если тебе это в конечном счете нравится, ты делаешь это ради меня. Если это не доказательство... — она замолчала, выглядя почти смущенной.

— Это доказательство, — согласился я.

Доказать Динаре, как много она для меня значит, вот почему я здесь. Вот почему я начал, но не потому, что продолжил, как только положил руки на свою жертву. Как только я приступил к своей темной работе, я потерялся в глубокой жажде и темном голоде. Я с трудом поднялся на ноги. Ноги у меня подкашивались, будто я слишком часто катался на американских горках. Это ощущение после пыток было ближе к наркотическому порыву, чем когда-либо было и могло быть.

Динара выхватила из сумки полотенце и протянула мне. Я взял. Мои руки в крови, а одежда промокла. Они испорчены. Я вспомнил, как Римо и Нино возвращались домой в таком виде, и изображал отвращение, хотя на самом деле был очарован.

Динара спокойно смотрела на меня, и мне было интересно, что она видит. Я вспомнил то болезненное восхищение, которое испытал, когда впервые увидел Римо и Нино в действии. Даже тогда часть меня задавалась вопросом, каково это потерять себя в чем-то настолько порочном, но я боролся с этим, сопротивлялся так долго, как мог.

Динара осмотрела останки номера два. Если это зрелище и выбило ее из колеи, она скрыла это. Когда мои руки стали чистыми, я коснулся ее руки, привлекая ее внимание обратно ко мне.

— Я в порядке, — тихо сказала она. — Я рада, что ты сделал то, что сделал. Он это заслужил, но я ничего не могу поделать. Теперь я это поняла.

— Тебе и не нужно. Я могу, если ты хочешь.

Я хотел снова испытать этот кайф. Динара, наверное, видела это по моему лицу.

— Я не хочу стать причиной потери твоего контроля, — сказала она.

Мрачный смех вырвался из меня. Я коснулся ее щеки.

— Ты действительно думаешь, что это твоя вина, что я такой. Это ген Фальконе и мое чертово воспитание, а не ты.

Динара нежно поцеловала меня в губы.

— Давай выбираться отсюда. Нет желания отдавать ему ни секунды своей жизни. Он получил по заслугам. Теперь он в прошлом.

Позвонив уборщикам, мы с Динарой отправились обратно в мотель. Это лучше, чем свалка в Рино, но определенно не то место, которое приглашало вас остаться подольше.

Динара сидела, скрестив ноги, на кровати, когда я вышел из ванной после долгого душа. Она смотрела на список своих насильников. Она уже вычеркнула номер два. Я опустился рядом с ней.

— Интересно, что я испытаю, когда мы вычеркнем последнее имя?

Ее мать. Мы еще не обсуждали ее конец. Динара избегала этой темы. Как бы она ни ненавидела свою мать, ее убийство будет отличаться от любого другого убийства.

— Ты почувствуешь себя свободной, — сказал я.

Это результат, на который я надеялся.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Динара, меняя тему, как обычно, когда мы обсуждали окончание нашей вендетты.

Я придвинулся ближе к ней и обнял ее за плечи, обдумывая свои чувства. Я не чувствовал себя виноватым, даже отдаленно. Он заслужил все, что я сделал.

— Хорошо. Все вернулось в норму.

Динара подняла брови.

— Норма не то слово, которое я использовала бы, чтобы описать тебя.

— То же самое, — сказал я с усмешкой, но стал серьёзным, увидев искреннее беспокойство в глазах Динары. — Дело в тебе, а не во мне. Мы делаем это, чтобы ты могла похоронить свое прошлое и обрести покой. То, что я чувствую, не важно, но я не лгу. Я чувствую себя прекрасно. Лучший вопрос, как ты себя чувствуешь?

Динара нахмурилась, словно прислушиваясь к себе.

— Все это нереально. Так долго эти люди преследовали меня в ночных кошмарах, и я ничего не могла поделать, но теперь я больше не жертва, и это приятно. Я хочу продолжать.

— Мы продолжим, но думаю, что нам стоит сделать перерыв на несколько дней, прежде чем мы отправимся в Вегас.

Когда мы с Динарой впервые составили список и обсудили наш план мести, мы договорились вернуться в лагерь после первых двух убийств, чтобы проехать две гонки, прежде чем отправиться в Вегас, где жили остальные насильники. Это дало бы нам время остыть и свело бы спекуляции в лагере к минимуму.

— Я знаю, — сказала Динара. — Но теперь, когда мы начали, я не хочу останавливаться.

— Ты не нуждаешься во времени, чтобы усомниться в наших действиях? — догадался я.

Динара пожала плечами.

— Может быть. Я не могу представить, что моя совесть станет проблемой, не с тем, как я себя чувствую сейчас, но я... — она вздохнула. —

Не знаю. Я не хочу рисковать. Хочу, чтобы все они получили по заслугам.

— Они получат, потому что моя совесть точно не станет проблемой.

Динара странно улыбнулась и поцеловала меня.

— Подумать только, что я когда-нибудь влюблюсь в итальянского гангстера... — она плотно сжала губы, широко раскрыв глаза.

Кайф от пыток не шел ни в какое сравнение с тем, что я испытывал сейчас.

Я открыл рот, но Динара зажала мне губы ладонью.

— Ничего не говори. Не сейчас.

Мои глаза весело прищурились. Поцеловав ее ладонь, я кивнул в знак согласия. Динара медленно опустила руку.

— Я тоже никогда не думал, что влюблюсь в принцессу Братвы, — поспешил произнести я.

Динара крепко поцеловала меня.

— Заткнись, заткнись. Я не хочу говорить об эмоциях, не сейчас. Пока нет.

— После всего, что мы сделали, и всего, что планируем сделать, ты боишься эмоций? — поддразнил я.

Ее глаза умоляли меня заткнуться, и на этот раз я замолчал. Вместо этого я притянул ее к себе и всем телом показал, что чувствую. В словах не нуждались.

ГЛАВА 21

Мы с Динарой вернулись в лагерь и приняли участие в двух следующих заездах, но наши сердца не наслаждались этим. Список занимал все наши мысли. Притворяться, что это не так, было бесполезно. Мы отправились в Лас-Вегас на следующее утро после второй гонки, не в силах отодвинуть нашу вендетту дальше. Мы оба взвинчены.

Мы заплатили за еще один убогий мотель в старой части Стрип. Такое место казалось более подходящим для наших поисков, чем пятизвездочный. Мы не вернемся в лагерь, пока все имена в нашем списке не будут вычеркнуты, сколько бы времени это ни заняло. Гонки могли подождать.

Следующие несколько убийств прошли гладко, без пыток. Легкие убийства, которые Динара совершала из пистолета. Я сдерживал свою жажду крови, позволяя ей делать это на ее собственных условиях. Хуже, чем сопротивляться жажде крови, было смотреть записи. Каждая минута запечатлевалась в моей голове, а иногда даже преследовала меня в ночных кошмарах.

Динара лежала, вытянувшись на кровати рядом со мной после того, как мы вычеркнули номер шесть, совершенно голая и невероятно красивая. Видеть ее такой и вспоминать записи, которые я видел, было тяжело. Динара пережила ужасы, которые я даже не мог понять, и стала жестокой и решительной, но и доброй. Так много людей стали бы пресыщенными после того, что она пережила.

Мы больше не обсуждали наши эмоции, осторожно обходили эту тему, но, глядя на нее сейчас, желание выразить свои чувства было почти непреодолимым.

По глазам Динары я понял, что она знает, о чем я думаю.

— Пока нет, — прошептала она.

Я криво усмехнулся.

— Когда?

— Не сейчас, — просто ответила она.

Пытка заставила мою кровь петь. Я все еще был под кайфом, в эйфории, но уже не терялся в трансе. Динара полностью завладела моим вниманием. То, как она высвобождала свою боль. Последние несколько убийств были почти бесчувственными. Динара стреляла в каждого обидчика пулей в голову. Хладнокровно и сдержанно. Но сегодня все было по-другому. Как и в случае с ее первым убийством, Динара потеряла себя в жажде мести. Возможно, потому что мы столкнулись с двумя насильниками, супружеской парой, которые оба надругались над Динарой. Ее гнев был в основном сосредоточен на женщине. Я потерял счет времени, когда Динара вонзала в неё нож. Она яростно налетела, как только я закончил, лишив жизни, как одержимая.

Теперь в подвале под Сахарницой воцарилась тишина.

Я застыл, глядя на Динару.

Кровь покрывала ее губы, полоска цвета выделялась на бледной коже. Даже огненно-рыжие волосы бледнели в сравнении.

Она неподвижно лежала на холодном каменном полу, устремив широко раскрытые глаза в потолок, но не видя того, что находилось перед ней.

Я выронил нож. Он с грохотом приземлился, заливая кровью все вокруг. На секунду часть моего лица отразилась в единственном чистом пятне на остром лезвии. Впервые в жизни я понял, какой страх испытывают люди, когда слышат мою фамилию. Фальконе.

Сегодня выражение моего лица оправдывало их ужас.

Кровопролитие у меня в генах. Всю свою жизнь я боролся с этой жаждой глубоко в моих венах, приглушал наркотиками и алкоголем, но ее зов всегда был рядом, подводное течение в моем теле угрожало затянуть меня.

Я этого не допустил. Вместо этого я бросился головой в его глубины, последовал за течением в самую темную часть моей души. На протяжении долгого времени этот день был моим самым большим кошмаром, страхом сверх всякой меры. Но, черт, сегодняшний день стал для меня возрождением, возвращением домой к своей истинной сущности.

Мои ладони были липкими от ее крови, и это было прекрасно. Я никогда раньше не убивал женщину, тем более не причинял боль намеренно, но после просмотра записи она стала для меня безликой, просто мишенью, которую я должен уничтожить.

Ни одна уличная гонка не могла посоперничать с острыми ощущениями, абсолютным кайфом от убийства, и тем более с силой пыток.

Отрицать свою природу — значит жить во лжи. Только наркотики во всех формах и проявлениях делали это возможным в прошлом. Но не сейчас.

У людей наконец-то появилась причина для прозвища, которое они дали мне и моим братьям.

Монстры Лас-Вегаса.

Моя чудовищная сторона вышла поиграть, но веселье только начинается.

Мы с Римо были похожи внешне, но это не самое поразительное сходство. Его жестокость и грубость приводили меня в ужас большую часть жизни, потому что отражали ту часть меня, которую я презирал. Сегодня я помирился с ним и с собой.

За это я должен благодарить Динару.

Она повернула голову и моргнула, ее грудь тяжело вздымалась.

— И так будет всегда?

— Что, например? — хрипло спросил я.

Я даже не знал, почему у меня болит горло. В отличие от нашей жертвы, я не кричал. Я почти ничего не говорил.

Она глубоко вздохнула, словно ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями и подобрать нужные слова.

— Я в равной степени ужасаюсь и испытываю отвращение от того, что мы сделали, и чувствую себя бодрой и полной сил. Так будет всегда? Этот конфликт разрывает мне грудь, потому что я полностью отдаюсь жажде крови. Просто нажать на курок это другое, но это... это личное убийство... — она вздохнула.

Я придвинулся к ней ближе и опустился рядом на колени.

— Я не знаю.

Она посмотрела мне в глаза.

— Что ты чувствуешь, Адамо?

Я подумал, не солгать ли, чтобы скрыть свои истинные чувства.

— Не ужас. Не отвращение.

Мой взгляд блуждал по трупам, ожидая проблеска сожаления, любой эмоции, которую почувствовал бы нормальный человек, но не было ничего, только потребность повторить испытанное.

Когда я снова посмотрел на Динару, на ее лице отразилось понимание. Монстра было трудно спрятать, как только вы достаете его поиграться.

— С каждым разом тебе это нравится все больше.

Я мрачно улыбнулся.

— Ты знаешь, как называют нас, Фальконе.

Римо и Нино гордились бы мной, если бы увидели меня в таком состоянии. Гордость предшествует падению. Я всегда высказывал им дерьмо за их действия, за то, что им нравилось делать, и вот теперь я здесь.

Она села и взяла меня за руку, соединив наши пальцы. Наши ладони слиплись от крови жертв.

— Я бы не справилась без тебя.

— Ты хочешь придерживаться нашего плана? Даже насчёт твоей матери?

— Да, — ответила она без колебаний. — Я хочу заставить их заплатить, всех до единого. Они должны истекать кровью.

Я сжал ее руку.

— И они будут, Динара. Их крики прогонят призраков, которые их действия оставили в твоей душе.

Динара с легкой улыбкой покачала головой. Поцеловала меня в губы. У них был вкус крови и слез, и даже это не вызывало у меня отвращения.

— Поэт и убийца. Ты никогда не перестанешь удивлять меня, Адамо, — ее глаза сияли решимостью. — Кажется, я влюбляюсь в тебя.

Удивление захлестнуло меня.

— А что произошло с «пока нет»?

Динара покачала головой.

— Почему я должна бояться?

Вероятно, существовала сотня причин, почему наши эмоции должны пугать нас, но мне было наплевать. Я обнял ее за шею, притягивая ближе.

— Я пройду с тобой каждый шаг. Отдам тебе справедливость, которую ты заслуживаешь, даже если это отнимет у меня последний вздох.

— Нет, — прошептала она. — Ни один из нас не отдаст свой последний вздох за этих отвратительных тварей. Мы будем жить, когда их кровь уже давно будет пролита.

Я снова поцеловал ее, на этот раз сильнее, мой язык раздвинул ее губы. Моя рука блуждала по ее спине.

Динара отстранилась, покачав головой.

— Я не могу. Не так, — она указала на свое окровавленное тело. — Только не рядом с ними, — она кивнула на тела. — Ты смог бы?

Я хотел, чтобы ответ был отрицательным, но мои вены пульсировали остатками адреналина от убийства и желания. Я мог бы трахнуть Динару прямо здесь, на холодном, пропитанном кровью полу. Поднявшись на ноги я протянул руку.

— Не задавай вопросов, если ответы могут тебя напугать.

Динара схватила меня за руку, и я поднял ее на ноги. Она коснулась моей груди, впиваясь ногтями.

— Я никогда не буду бояться тебя. — ее лицо придвинулось совсем близко, пока я не увидел его. — Потому что твой монстр никогда не сделает мне больно.

Я кивнул, потому что это правда.

— Давай примем душ и перекусим. Завтра у нас долгий день.

Динара покосилась на трупы.

— Что насчет них? Разве мы не должны избавиться от них?

Я достал телефон и позвонил Нино. Они с Римо наверху, в кабинете, и должны были разобраться с ситуацией.

— Это будет решено.

Динара кивнула. Мы поднялись наверх, покрытые кровью и со странно приподнятым настроением. Выходя из бара, мы наткнулись на Римо и Нино. Римо встретился со мной взглядом, но ничего не сказал. Я слегка кивнул ему. Сегодня, может быть, впервые в жизни, я по-настоящему понял его, и он увидел это по моему лицу.

— Мы решим вопрос с трупами, — сухо сказал Нино.

Нервная энергия окружила Динару, когда мы вышли из Сахарницы, но чем ближе мы подходили к машине, тем спокойнее она становилась. Она открыла пассажирскую дверь и тихонько рассмеялась.

— Мы действительно сделали это. Мы почти закончили с нашим списком.

Осталось только одно имя, которое мы избегали.

Я практически видел, как с нее спадает тяжесть. Эйфория прогоняла любой намек на беспокойство. Теперь ее демоны были похоронены. Однако ушли не навсегда. Я очень близко знаком с демонами прошлого. Они возвращались, чтобы преследовать ее, но потеряли бы часть своей власти над ней.

— Мы сделали это и не остановимся, пока ты не получишь желаемое.

Сев в машину, я нажал на газ и помчался прочь из города. Динара протянула руку, ее ладонь накрыла мой член через джинсы. Я бросил на нее вопросительный взгляд. Ее губы растянулись в дразнящей улыбке, но в глазах стояла темнота, смешанная с похотью. Дерьмо, и это меня заводило. Я бы трахнул ее прямо там, среди трупов.

Она потерла сильнее. Я притормозил, желая съехать на обочину. Она покачала головой.

— Продолжай ехать.

Я выбрал переулки, которые в это время ночи были менее людными. Моя нога снова нажала на газ.

Динара кивнула и опустила глаза на мою выпуклость. Она расстегнула ремень и придвинулась ближе, прежде чем расстегнуть молнию. Немного повозившись, мой член освободился, и она взяла его в рот.

Я зашипел от ощущения ее влажного тепла. Ее язык прошёлся по головке, прежде чем она взяла меня еще глубже. Одна из моих рук запуталась в ее рыжей копне волос, когда ее голова двигалась вверх и вниз. Мои глаза были прикованы к дороге, мчащейся сквозь почти полную темноту.

Я застонал, когда Динара игралась только с моим кончиком, а ее руки гладили мои яйца через джинсы. Влажные звуки ее рта, работающего над членом, заполнили машину. Мои пальцы сжались в ее волосах, когда я ударил ее по горлу. Она слегка отстранилась только для того, чтобы еще более лихорадочно уделить внимание моей головке своим ртом и языком. Мои пальцы ещё крепче сжали руль, когда первая предательская пульсация остановила мои яйца. Динара сосала меня сильнее, ее пальцы массировали мои яйца до оргазма, а затем удовольствие пронзило меня, и я кончил прямо в ее рот.

Мыча, я двигал бедрами, моя нога на газе ослабла, в то время как Динара проглотила меня досуха.

— Блядь, — прорычал я, едва не свернув с улицы.

Динара подняла голову, мрачно улыбаясь, ее губы были покрыты моей спермой. Она высунула язык, облизывая их.

— Теперь твоя очередь, — прохрипел я, направляя машину к обочине.

Она схватилась за руль, направляя машину обратно на дорогу.

— Продолжай ехать. Быстро.

Я покачал головой.

— Я не смогу пробовать тебя на вкус, пока еду. Даже мои навыки вождения недостаточно хороши, чтобы вести машину вслепую.

Она лукаво усмехнулась.

— Касайся меня пальцами и веди.

Я снова увеличил скорость, наблюдая, как Динара одним движением выползает с джинс и стрингов, открывая свои сексуальные стройные ноги и восхитительную киску с подстриженными рыжими волосами. Она посмотрела на меня взглядом, говоривший, что она знает, какой эффект оказывает на меня ее тело. Прислонившись спиной к двери, она уперлась одной ногой в мое бедро, давая мне прекрасный вид на эту мокрую розовую киску.

— Смотри на дорогу, Фальконе, — сказала она с дерзкой усмешкой.

— Как я могу сосредоточиться на дороге, если твоя киска соблазняет меня?

— Ты уже большой мальчик. Справишься. А теперь подари мне оргазм.

Я усмехнулся, снова переводя взгляд на дорогу. Протянув руку, я обхватил колено Динары, затем медленно провел ладонью по внутренней стороне ее бедра.

— Быстрее.

— Ты про машину или про пальцы?

— И то и другое, — прошипела она, хватая меня за запястье и прижимая мои пальцы к своей мокрой киске.

Я застонал от ощущения ее приветливого тепла, зная, что это будет ощущаться идеально вокруг члена.

Я погрузил в нее два пальца. Она застонала, ее стенки сжались.

Вскоре бедра Динары дико вращались, загоняя мои пальцы все глубже в ее киску. В поле зрения появились огни Вегаса, и вскоре мы миновали здания и переполненные тротуары.

Я игрался с Динарой еще быстрее, пока она не вскрикнула, ее внутренние мышцы, словно тиски, сжались вокруг моих пальцев. Я продолжал трахать ее, но замедлился. Моя нога на газе тоже ослабла, и вскоре размытые очертания отелей и людей стали различимы. Динара прислонилась щекой к стеклу, глядя на него приоткрытыми губами. Я согнул пальцы, отчего она застонала и стекло запотело. Заехав в гараж случайного отеля, я припарковался сбоку. Как только машина остановилась, я откинул спинку сиденья.

Динара не колеблясь забралась ко мне на колени и опустилась на мой член.

Пассажиры проезжающих машин смотрели на нас белыми глазами. Это только вопрос времени, когда их камеры приведут сюда охрану или даже полицию. Я схватил Динару за шею и притянул ее вниз для поцелуя, в то время как другая моя рука обхватила ее упругую задницу, когда она оседлала меня. Наши тела, казалось, слились воедино, и все вокруг отошло на задний план.

Мы вцепились друг в друга почти отчаянно, будто это последний раз, когда мы могли быть близки.

Когда мы вернулись в наш номер той ночью, наше настроение было торжественным. Мы почти дошли до конца нашего списка, а вместе с ним и до конца нашего путешествия мести. После этого нам придется вернуться к нормальной жизни, насколько это вообще возможно. Мы забрались в постель, оба лёжа спине, наши руки соприкасались.

— Что мы будем делать после последнего убийства? — я спросил.

Динара моргнула, глядя в потолок.

— Надеюсь, я почувствую себя свободной.

— Я тоже на это надеюсь, но я не это имел в виду.

Она повернулась ко мне лицом и торжественно улыбнулась.

— Я знаю. Полагаю, ты вернёшься в гоночный лагерь?

— Сезон почти закончился, и со всеми гонками, которые я пропустил, я все равно не смогу попасть в первую десятку.

Динара кивнула. Она провела кончиками пальцев по щетине на моем подбородке и щеке.

— Значит, ты вернешься в Вегас, чтобы отпраздновать Рождество со своими братьями?

Казалось, до Рождества еще целые световые годы, хотя до сочельника оставался всего месяц.

— Да, таков план, — медленно произнес я.— Но я думал, что ты можешь присоединиться ко мне.

Удивление промелькнуло на лице Динары.

— Ты хочешь, чтобы я провела праздники с твоей семьей?

— Со мной и моей семьей, — поправил я. — Неужели тебя так потрясло, что я хочу, чтобы ты была рядом со мной даже во время праздников? Мы провели вместе ночь и день в течение последних нескольких месяцев, и, честно говоря, несмотря на все жестокое дерьмо, которое повлекло за собой наше приключение, это лучшее время в моей жизни.

— Тогда тебе следует пересмотреть свой жизненный выбор, — сказала она с кривой улыбкой, но в ее глазах была нежность. — О нас с тобой многое говорит то, что это было лучшее время в моей жизни. Мы облажались.

— И что?

— Как только мы закончим со списком, ты останешься членом Каморры, а я дочерью Пахана Чикаго. Есть ли способ, как это может сработать? — ее губы коснулись моих, а в глазах светились надежда и тревога.

— Если мы хотим этого.

— Мой отец не хочет войны с Нарядом. Это ударит слишком близко по дому, но, если он согласится на перемирие с твоими братьями, это вполне может привести к объявлению войны со стороны Наряда.

— Мы не воюем из-за одной территории. — сказал я. — Твой отец правит Великими Озерами. Нам не нужно объявлять перемирие, игнорируя существование друг друга.

— Ты думаешь, что игнорирования существования друг друга достаточно, чтобы мы с тобой стали официальной парой? Где мы вообще будем жить? Мы не можем жить вместе в Чикаго, потому что это вызвало бы проблемы.

— Не говоря уже о том, что Наряду придется туго, если они снова доберутся до меня, чтобы закончить начатое.

Динара рассеянно погладила шрам на моем предплечье и продолжила:

— И я, живущая в Лас-Вегасе, выглядело бы так же плохо. Что бы мы ни говорили, люди будут считать меня частью Каморры и заподозрят перемирие между твоей семьей и моей, что приведет к тому же результату — войной между Братвой и Нарядом.

Наряд имел прочные связи с политической элитой Чикаго и Иллинойса. Даже если Каморра и Братва будут сражаться вместе, атакуя, это будет означать много нежелательного внимания. Это не то, чего мы хотели или в чем нуждались. Но я не хотел отдавать Динару из-за политики мафии.

— Я хочу, чтобы мы были вместе. Если мы оба этого захотим, ничто нас не остановит.

Динара прижалась лбом к моему.

— Давай поговорим об этом, когда все закончится.

Она все еще не могла произнести это. Последнее имя в нашем списке было самой большой проблемой Динары.

— Это будет нелегко. Может, ты не сможешь пройти через это. И это тоже нормально. Это не значит, что ты потерпела неудачу или что ты все еще скована прошлым.

— Я должна это сделать, — прошептала Динара. — Я должна убить ее.

Я поцеловал ее в висок. Что бы ни потребовалось, чтобы помочь Динаре, я сделаю это.

Прежде чем покончить с убийством матери, мне нужно было вернуться в Чикаго. Адамо не хотел отпускать меня, но в конце концов понял и принял мою потребность поговорить с отцом.

Я вошла в фойе нашего особняка. На мгновение я вдохнула знакомый запах. Я ненавидела жизнь в этой золотой клетке, и все же всегда скучала по ней. А возможно, просто соскучилась по России.

Папа ждал в своем кабинете. Даже у царя не могло быть более великолепного рабочего места. Когда я вошла, папа поднял голову.

Кровопролитие было его профессией. У меня не было никаких иллюзий относительно зверств, на которые он способен. Если ты хочешь стать кем-то в Братве, то не можешь позволить себе такую вещь, как совесть. Но я всегда была его маленькой девочкой, драгоценной куколкой, которую он хотел держать подальше от ужасов своей работы.

Теперь я показала свое истинное лицо. Я пытала и убивала. Я была Михайловой.

Он не встал с кресла, только откинулся на спинку, пристально глядя на меня.

— Ты работала с Каморрой, ради мести, которую я мог бы организовать для тебя. Почему ты просишь помощи у врага, а не у собственного отца?

Разочарование и гнев звучали в его глубоком голосе. Его глаза поразили меня всей силой разочарования. Я подошла к нему, стуча каблуками по паркету. Костюм русской дамы едва скрывал то, что на самом деле скрывалось под ним — сломанная, растерзанная убийца.

— Потому что ты никогда бы не позволил мне участвовать в убийствах. Моим единственным шансом отомстить это найти других союзников.

Папа ударил ладонью по столу и вскочил на ноги, возвышаясь надо мной.

— Потому что я не хотел, чтобы на твоих руках была кровь. Я хотел защитить тебя от зла этого мира. И чертовы Фальконе бросают тебя прямо в бездну ада.

Я встретила его яростный взгляд. Взрослые мужчины падали на колени перед этим человеком, но я никогда не боялась его. Возможно, я была дурой, думая, что я в безопасности от его жестокой стороны.

— Защищая меня сейчас, против моей воли, я могу добавить, что это не изменит прошлое. Я знаю, ты чувствуешь себя виноватым за то, что не смог защитить меня тогда.

Ярость умножилась, его глаза практически горели яростью, но за ней вспыхнуло чувство вины.

— У Фальконе никогда не было силы сбросить меня в пропасть, потому что я жила в аду уже много лет, с того самого момента, как первый ублюдок изнасиловал меня.

Папа схватил со стола одно из дорогих яиц Фаберже и швырнул его в ближайшую стену. Оно разлетелось с оглушительным грохотом, и каждый красивый кусочек упал на пол. Слово «изнасилование» одно из тех, которое мы до сих пор не использовали. Мы знали, что произошло, но каким-то образом упомянуть это грозило ухудшить ситуацию. Я взяла его за руку и подошла ближе.

— Ты не можешь спасти меня, папа. Никто не может. Мне нужно выкарабкаться из бездны, в которую меня бросила мама.

— Не произноси это слово.

— Убивать этих людей было приятно, так приятно. Их боль забрала часть моей собственной.

Папа обхватил мои щеки ладонями, ища в моих глазах маленькую дочь, которую он одевал в платья принцессы. Но та девочка была мертва, умерла многими мучительными смертями, чтобы возродиться как нечто мерзкое и мстительное.

— Если бы я мог исправить то, что с тобой сделали, я бы убил всех своих людей, только чтобы вернуть мою маленькую Катенька.

— Я знаю. Но она мертва, и теперь я позабочусь о том, чтобы все, кто ее убил, тоже были мертвы.

— Отец никогда не хочет, чтобы его дочь стала такой же, как он, если он такой человек, как я.

— Я рада, что в этом отношении я похожа на тебя. Рада, что смогла удержать нож, которым была убита. Рада, что я не принцесса, которой нужен принц, чтобы свести счеты.

— Но ведь тебе помог принц Фальконе, не так ли?

Я кивнула.

— Он помог мне выследить их. Но я их убила. Они все мертвы. Теперь осталась только мама.

— Это я должен убить ее, а не ты. Убийство женщины, убийство твоей матери оставят шрамы. Шрамы, которые, по-моему, не стоит наносить себе.

Я бесстрастно улыбнулась.

— Она худший монстр из всех. Из-за этой женщины я никогда не узнаю, что на самом деле означает слово «мама». Убив ее, я стану свободной.

Папа погладил меня по щеке.

— Надеюсь, что станешь. Я действительно надеюсь на это, но если я чему-то и научился за эти годы, так это тому, что месть редко освобождает нас. Это только приковывает нас к новым демонам. Иногда они присоединяются к старым. Я не могу потерять тебя, Динара.

Нахмурившись, я отстранилась.

— Ты думаешь, я сбегу с Адамо и присоединюсь к Каморре?

— Это не та потеря, о которой я беспокоюсь. — его пальцы обхватили мое предплечье.

— Я не пытаюсь убить себя. И я уже давно не режу себя.

Несмотря на то, что, после моей ошибки прошло много лет, папа не смог с этим справиться, и я чувствовала себя виноватой из-за этого, но я пыталась жить новой, лучшей жизнью.

Взгляд отца стал отстраненным.

— Когда Дима нашел тебя в луже крови с пеной у рта, я подумал, что потерял тебя.

— Я больше не доведу себя до передозировки. Я чиста. Ты же знаешь, что никто не собирается продавать мне дерьмо на твоей территории.

— Что насчет территории Каморры?

— И там тоже, поверь мне.

— Адамо, — повторил папа с опасным блеском в глазах. — Что на самом деле между тобой и этим мальчиком Фальконе?

— Он не мальчик, папа.

Папа просто продолжал смотреть мне в глаза.

— Это серьезно?

— Что бы ты сделал, если бы я сказала «да»?

— Ты будешь разрываться между двумя мирами.

— Это один и тот же мир, только с разных сторон.

— Вот именно. Ты же знаешь, я не могу позволить тебе встречаться с врагом. Никто этого не поймет.

— Они не должны этого понимать, пока ты не поймёшь.

— Ты представляешь, в какое положение ты меня поставила? Позволяя тебе продолжать бродить по землям Каморры, ты подвергаешь бизнес риску.

— Я ничего не знаю о твоих делах, а если бы и знала, то никому бы не рассказала.

— Если бы Каморра использовала тебя в качестве приманки, я бы оказался у них в руках, и ты это знаешь.

— Ты знаешь Римо лучше, чем я, и даже я знаю, что он никогда не использовал бы меня в таком ключе. Есть причина, по которой он контролирует Запад без малейшей заминки. И все же вы живете по определенным правилам. Одно из них гарантирует, что ты позволяешь мне делать то, что я делаю, даже если ты не одобряешь, и те же правила заставляют Римо Фальконе видеть меня вне пределов.

— Имея таких людей, как мы, в твоей руке, я надеюсь, ты понимаешь это, — пробормотал он, обхватив мою голову. — Я даю тебе больше свободы, чем кому-либо, и не из-за тех правил, о которых ты говоришь.

— Из жалости, — догадалась я.

Папа задумчиво улыбнулся.

— О, не из жалости. Девушка, стоящая передо мной сегодня, не нуждается в моей жалости. — он поцеловал меня в висок. — Любовь дурацкая игра.

— Мне нужно вернуться в Вегас, чтобы закончить начатое.

Губы отца сжались.

— Не теряй себя. Не давай своей матери никакой власти над тобой. Она заслуживает смерти и быть забытой.

ГЛАВА 22

Последние несколько убийств были легкими, легче, чем должны были быть, но, возможно, убийство текло в моей крови, как всегда, утверждал Адамо.

Но сегодня все было по-другому, и ничего из этого не будет простым. Я нервничала даже больше, чем перед самым первым убийством. Адамо сжал мою руку, его взгляд искал мой, пытаясь определить, в порядке ли я.

Я не была уверена, что чувствую. Мои эмоции переполнились сами собой, и меня вырвало тем немногим, что я съела на завтрак. Это вершина, на которую мне предстояло взобраться. Каждое убийство до этого момента было простой подготовкой к этому дню. Когда я вчера разговаривала с папой, он предложил убить ее, если я не справлюсь. Адамо тоже без колебаний снял бы это бремя с моих плеч, но я не могла позволить ни одному из них убивать за меня. Это между мной и моей матерью. Это она продала меня тому, кто больше заплатит, оторвала от дома и отца, потому что хотела свободы. Отец никогда не раскрывал подробностей их отношений — до вчерашнего вечера.

Он познакомился с ней в качестве быстрого секса, но их сексуальные контакты закончились тем, что моя мать забеременела мной, и мой отец настоял, чтобы она оставила меня. Позже он запретил ей работать шлюхой, отправил в реабилитационную клинику и заставил жить в своем особняке, чтобы у меня была мать. Он хотел, чтобы у меня были родители, но моя мама никогда не хотела меня, не желала становиться матерью, быть трезвой. Она хотела вернуть свою жизнь, и когда стало ясно, что мой папа не даст ей этого, она использовала меня как средство наказать его и получить желаемое.

— Динара? — тревожно спросил Адамо.

Я вырвалась из своих мыслей. Мы припарковались перед домом, где жила моя мать. Она пыталась сбежать вчера после того, как, должно быть, узнала об убийствах, но член Каморры следил за ее домом. Теперь она ждала нашего прихода. Интересно, знала ли она, что ее ждет та же участь, что и всех остальных в нашем списке, или надеялась на милосердие?

Я взялась за дверную ручку.

— Я готова.

Мой голос звучал решительно, спокойно прямо противоположно тому, что я чувствовала.

Мы с Адамо поднялись на лифте на третий этаж и направились к последней двери слева. В коридоре стоял пыльный, затхлый запах, а ковер знавал лучшие дни. Адамо постучался. Я сжала руки в кулаки, чтобы они не дрожали. Я долго ждала этого дня, но теперь мне стало страшно. Мужчина средних лет, член Каморры, открыл дверь и впустил нас. Адамо вошел первым, и я после минутного колебания последовала за ним. Место оказалось совсем не таким, как я ожидала. Я думала, что это будет печальное, грязное место, но квартира была чистой и недавно обставленной с большим количеством стекла, поддельного мрамора и золотистого декора. Черно-белые фотографии мамы в нижнем белье висели на стене над белым кожаным диваном. Нигде в квартире я не обнаружила своих следов. Моя мать, вероятно, забыла о моем существовании.

Заметив ее, дрожь пробежала по моей спине, и желание уйти стало почти непреодолимым.

В прошлый раз я видела маму только издалека. Теперь нас разделяло всего несколько метров. Я вспомнила, как папа сравнивал мою красоту с красотой моей матери, когда я была совсем маленькой, прежде чем он никогда больше не говорил о ней. Красота все еще оставалась под ее морщинами вокруг губ и лба. Она была одета в дорогое на вид платье, с безупречным маникюром и волосами. В пепельнице на стеклянном столике перед ней горела сигарета. Ее глаза метались между мной и Адамо, тревога исказила ее лицо.

— Катенька, — сказала она мягко, будто была рада видеть меня, словно у нее было право называть меня тем именем, которое она у меня вырвала.

— Не надо, — закипела я. — Не называй меня так. Теперь я Динара. Или, может, ты хочешь использовать одно из многих имен, которые ты выбирала для меня, в то время как позволяла одному мужчине за другим насиловать меня?

Она побледнела. Я видела, как она пытается что-то сказать. Она потянулась за сигаретой и неуверенно затянулась. Я больше никогда не буду курить. Ее нервная энергия подсказала, что она нуждается в чем-то покрепче табака. Наркотики. Я не могла поверить, что пошла по ее стопам и угодила в ловушку зависимости. Я поклялась, что больше никогда ни к чему не прикоснусь. Никогда не стану той презренной женщиной, что была до меня.

— Динара, — нерешительно начала она. — Я никогда не хотела, чтобы ты пострадала. Я была в плохом душевном состоянии. Была полна отчаяния.

Я, шатаясь, подошла ближе к ней, яростные слезы жгли мне глаза.

— Отчаяния?

— Твой отец...

Не знакомые, слишком сладкие, слишком сильные духи проникли в мой нос, вызывая яркие воспоминания, от которых у меня чуть не подкосились ноги.

— Мой папа запретил тебе принимать наркотики. Он хотел, чтобы ты воспитывала мня. Он позаботился о тебе, чтобы ты стала мне матерью. Папа дал тебе денег, чтобы тебе больше не пришлось продавать свое тело.

— Я никогда ни о чем таком не просила. Я была счастлива с тем, что у меня было.

Я с трудом сглотнула. Она совсем не казалась виноватой.

— Я не знала, что эти люди делали с тобой. Они причиняли боль тебе, а не мне.

Я не могла поверить в ее дерзость.

— Есть записи с этим инцидентами. Ты во многих из них говоришь мне быть милой с этими ублюдками. Ты записывала произошедшее. Ты знала, не притворяйся, что не имела понятия!

— Я... меня накачивали наркотиками.

— Ты можешь винить их или моего отца, но ты настоящий монстр, Иден. По крайней мере, они меня не знали. Ты должна была любить меня.

Она сделала движение, чтобы встать, но Адамо послал ей предостерегающий взгляд.

— Я была слишком молода, когда родила тебя. Я даже не хотела ребенка, — сказала она, переводя взгляд с него на меня.

Сигарета между ее пальцами почти догорела.

Я сжала губы, вспоминая слова папы. Моя мать не хотела меня. Она хотела сделать аборт, но папа не разрешил. Он не позволил ей избавиться от его ребенка. Я не обижалась на нее за то, что она не была готова к ребенку, даже за то, что она хотела сделать аборт, но я ненавидела ее за использование меня в том, как она позволяла другим оскорблять меня только для того, чтобы она могла жить той жизнью, о которой мечтала. Этого я никогда не прощу.

— Мать должна защищать свое дитя от всякого зла, а не бросать его на этот путь. Я любила тебя. Я доверяла тебе, а ты все разрушила. Ты разрушила мою жизнь.

Она указала на меня.

— Ты сейчас стоишь здесь и выглядишь сильной.

— Я здесь из-за папы, потому что он меня защитил.

— Не будь как он, не убивай меня, Динара. Я могу уехать из Штатов, чтобы ты больше никогда меня не видела.

— Возможно, ты и можешь убежать от случившегося, но не я. Это всегда будет частью меня.

Мать бросила оценивающий взгляд на Адамо, словно сомневаясь, что он может стать ее спасением. Она не знала его. Он последний человек, от которого можно ожидать пощады.

— Тебе когда-нибудь снились кошмары из-за того, что ты сделала со мной? — я спросила.

— Римо Фальконе позаботился, чтобы я не забывала о произошедшем, — произнесла она, но не сказала этого так, будто это причинило ей боль из-за меня. Ее голос звенел от жалости к себе. Она встретилась взглядом с Адамо. — Он твой брат. Ты же знаешь, какой он. Ты ей сказал?

— Что бы ни сделал мой брат, это ничто по сравнению с тем, что ты сделала со своей собственной дочерью, — прорычал Адамо, его глаза сверкали яростью.

Моя собственная жажда крови ответила. Я не понимала, почему до сих пор разговариваю с ней. Быть может, в глубине души я надеялась, что она поймет, что сделала, как разрушила доверие маленького ребенка и разрушила мою жизнь, но я не получу удовлетворения от честных извинений. Моя мать неспособна видеть свои ошибки.

Я достала пистолет из кобуры под кожаной курткой. Моя мать вскочила на ноги с поднятыми руками.

— Пожалуйста, Динара. Ты не почувствуешь себя лучше, если убьешь меня. Ты будешь виновата.

— Виновата? — прохрипела я. — Так же виновата, как ты себя чувствуешь за то, что сделала со мной?

Я подняла пистолет и направила его прямо ей в голову. Ее безумные глаза обшаривали комнату в поисках возможности сбежать, спастись. Мой палец на спусковом крючке дрожал. Мне нужно только нажать на курок, чтобы покончить с этим, но я не могла пошевелиться. Я не была уверена, что удерживает меня. Я не любила женщину, стоявшую передо мной, но до этого момента крошечная, глупая часть надеялась, что все окажется большим недоразумением, что есть объяснение, которое докажет невиновность моей матери. Я знала, что этого не случится, но мое сердце глупо цеплялось за надежду. Я хотела найти мать, которую могла бы полюбить, мать, которую я могла бы простить. Женщина передо мной не была такой.

Я отвернулась, не в силах смотреть на нее. Адамо тронул меня за плечо, заглядывая в глаза.

— Я не могу, — сказала я почти бесцветным голосом, опуская пистолет.

— Хочешь, чтобы я...

— Нет, — быстро ответила я.

Я положила пистолет на столик. Краем глаза я заметила, что мама нерешительно подошла к нам.

— Ты не пожалеешь, клянусь. Теперь, когда ты решила пощадить меня, Римо отпустит меня, как ты и сказала. Я уйду и никогда не вернусь. Но... — она облизнула губы. — Твой отец будет охотиться за мной. Мне понадобятся деньги, чтобы добраться до Европы и начать там новую жизнь.

Выражение лица Адамо сменилось абсолютной яростью.

— Ты просишь у Динары денег?

Иден сделала шаг назад.

— Если она хочет, чтобы я жила, и моя смерть не была на ее совести, мне нужны деньги, чтобы сбежать от Григория.

Новые слезы прижались к моим глазным яблокам.

— Точно так же, как в прошлый раз тебе нужны были деньги, но тогда ты не могла попросить их у меня, поэтому продала меня старикам, которые приставали ко мне.

Меня начало трясти, гнев и полное отчаяние боролись внутри меня. Я вырвала нож из кобуры и резко обернулась. С хриплым криком я вонзила клинок ей в грудь. Ее глаза расширились, а губы приоткрылись в беззвучном крике. Затем она рухнула на пол, увлекая меня за собой, потому что я все еще сжимала нож. Я опустилась на колени рядом с ней. Выпустив нож, я схватила ее за плечи и начала трясти.

— Как ты могла так поступить со мной? Как? Как? — закричала я. Слезы застилали мне глаза, а горло саднило от крика. — Как? Почему ты не любила меня настолько, чтобы защитить? Почему?

Я продолжала трясти ее и кричать, но она не могла ответить мне, и что бы она ни сказала, это никогда не дало бы мне желаемого ответа.

Я отпустила ее и свернулась калачиком, закрыв лицо руками, липкими от ее крови. Я всхлипнула и вздрогнула.

— Почему ты не любила меня?

Адамо опустился на колени рядом со мной и обнял меня, притягивая к себе.

— Она была монстром и никогда не заслуживала быть твоей матерью. Ты милая, и я люблю тебя.

Я замерла, прижимаясь к нему, судорожно втягивая воздух. Я подняла голову. Должно быть, я выглядела ужасно с кровью и слезами на лице, но выражение лица Адамо было полно любви.

— Ты любишь меня?

— Да, даже если я нарушу наш договор о том, чтобы держать это в секрете. Мне все равно. Я не буду скрывать своих эмоций. Я чертовски люблю тебя, и тебе лучше смириться с этим.

Я издала сдавленный смешок.

— Я тоже тебя люблю.

Я поцеловала Адамо, но, когда отстранилась, его губы были покрыты кровью. Мои глаза искали труп моей матери прямо рядом с нами. Ее кровь медленно растекалась по телу, а безжизненные глаза смотрели в потолок.

Я обмякла на Адамо, адреналин угасал и оставлял странное ощущение пустоты. Я сделала это. Мы сделали это. Убили всех мучителей из моего списка. Даже мою мать. Я ожидала эйфории и облегчения, и было какое-то облегчение, но сильнее была неуверенность. Что теперь? Всю свою жизнь я стремилась раскрыть свое прошлое, а затем наказать тех, кто надругался надо мной. Теперь, когда мне это удалось, я должна сосредоточиться на своем будущем, на новых целях и выяснить, чего я действительно хочу.

Я сунула руку в карман джинсовых шорт и вытащила смятый клочок бумаги, испачканный кровью. Я держала его в кармане с тех пор, как мы начали наш путь мести.

Мы закончили с нашим списком. Казалось, прошла вечность с тех пор, как мы убили первого человека. Каждую секунду каждого дня меня одолевали мысли о мести. Это занимало каждую мою мысль, каждую ночь и каждый день, и теперь, когда мы подошли к концу, чувство «что теперь?» овладело мной.

Адамо погладил меня по спине. Ни он, ни я не сделали ни малейшего движения, чтобы встать из лужи крови, собирающейся вокруг нас, намочив нашу одежду. Оно было еще теплым.

— Все кончено, — прошептала я почти благоговейно.

Адамо поцеловал меня в висок.

— Теперь ты можешь двигаться дальше.

Я посмотрела ему в глаза, задаваясь вопросом, что мы будем делать сейчас и будет ли это так просто, как он сказал.

Я взглянула на мать. Нет, на женщину, родившую меня. Она не была настоящей матерью.

— С ней разберется бригада уборщиков. Ты можешь забыть о ее существовании, — сказал Адамо. — Давай выбираться отсюда.

Он встал и протянул мне руку.

Я кивнула, хотя все еще чувствовала себя как в ловушке, и позволила ему поднять меня на ноги. Адамо вызвал уборщиков и повел меня к двери. Перед уходом я бросила последний взгляд на мать. Я хотела, чтобы она умерла, и не испытывала никакого сожаления по поводу ее убийства, но эйфория и чувство свободы еще не пришли.

Мы вернулись в отель и вошли в здание через черный ход, потому что были покрытыми кровью. Персонал закрывал глаза на наш вид. Лас-Вегас и особенно наши отели находились под нашим полным контролем. Все, кто работал на нас, знали, что лучше не проявлять интереса к подозрительному поведению.

Динара направилась в ванную, и я последовал за ней. Она ничего не сказала с тех пор, как мы покинули дом ее матери.

Опустившись на край ванны она продолжала смотреть на свои покрытые коркой крови пальцы, сгибая их, будто не доверяла своим глазам. После нескольких последних убийств эйфория и возбуждение были нашими доминирующими чувствами. С каждым вычеркнутым именем в нашем списке с плеч Динары, казалось, сваливался еще один груз. Но не сегодня. Я присел рядом с ней.

— Она заслужила смерть.

— По нашим меркам определенно, — сказала Динара.

— Не только по нашим меркам. Думаю, многие согласятся, что она заслужила смерть, после совершенного.

Социальные нормы и средняя мораль были чем-то, с чем ни Динара, ни я не имели большого опыта, но жестокое обращение с детьми было преступлением, которое большинство людей хотели видеть наказанным как можно более сурово.

— Ты жалеешь, что убила ее?

Динара наконец оторвала взгляд от своих рук и нахмурила брови, обдумывая мой вопрос.

— Нет. Я не чувствую никаких угрызений совести. Я бы продолжала думать о ней, если бы знала, что она жива. Я бы никогда не смогла двигаться дальше. И не только это. Если бы я сохранила ей жизнь и страдала из-за этого, папа в конце концов взял бы дело в свои руки. Он перевернул бы небо и землю, чтобы убить ее на территории твоего брата, и это только вызвало бы неприятности. Я не хочу, чтобы наши семьи воевали. Пока мы игнорируем друг друга, у нас есть шанс быть... — она замолчала, выражение ее лица изменилось.

Я схватил ее за руку.

— Шанс быть вместе, — закончил я.

Глаза Динары впились в мои. Несколько крошечных брызг крови усеяли ее щеки и лоб, ее волосы были в беспорядке, а кожа бледной, и все же она выглядела более красивой, чем кто-либо, кого я когда-либо видел.

— Да, — тихо согласилась она. — Что теперь? Я чувствую, что прямо сейчас передо мной открывается пустота там, где раньше была цель.

— Сейчас мы примем душ и хорошенько выспимся, а завтра вернемся в лагерь.

Удивление промелькнуло на лице Динары, как будто она даже не рассматривала вариант возвращения в лагерь.

— Ты ведь хочешь вернуться в лагерь?

На ее лице появилась усталая улыбка.

— Это единственное место, где я хочу оказаться прямо сейчас.

Я проснулся посреди ночи в пустой постели. Обыскав комнату, я нашел Динару перед панорамными окнами. Она позволила своему взгляду блуждать по мерцающим огням под нами. Я встал с кровати и присоединился к ней. В ее глазах застыло потерянное выражение, словно она искала якорь, за который можно было бы зацепиться. Я коснулся ее спины, и она устало улыбнулась мне через плечо.

— Я не могла уснуть.

— Кошмары?

Она покачала головой, слегка нахмурившись.

— Нет, не совсем. Я просто чувствую себя немного потерянной. Я думала, что убью прошлое, лишив жизни своих обидчиков, но это все еще остается в глубине моего сознания, не так заметно, как раньше, но все еще там.

Исцеление займет больше, чем убийство ее матери и насильников, и, прежде всего, это займет больше времени. Я отвел ее обратно в постель, мы легли, и я обнял ее за талию. Я ощущал волнение в ее теле.

— Может, тебе стоит поговорить с Киарой, — наконец сказал я.

— Твоя невестка, — произнесла она, начиная отстраняться. — И почему я должна?

Ее защита встала на место.

— Потому что она испытала нечто подобное.

Я не обсуждал это с Киарой, но она была одним из самых добрых и отзывчивых людей, которых я знал, поэтому я был уверен, что она поможет Динаре.

Динара спрыгнула с кровати, повернувшись ко мне спиной. Она вынула сигарету из пачки и сунула ее в рот, но закуривать не стала. Вместо этого она хмуро смотрела на кончик. Она почти сердито щелкнула зажигалкой и наконец закурила. Я тоже сел, чтобы видеть ее лицо, но она, прищурившись, смотрела на горящий кончик. Наконец она повернулась ко мне, ее взгляд был жестким.

— И что это было?

— Ее дядя надругался над ней, когда она была ребенком.

Динара горько усмехнулась и глубоко затянулась сигаретой, медленно выдыхая дым.

— Ее мать тоже получила деньги за то, что продала свою маленькую дочь? Ее насиловали дюжины мужчин, иногда на глазах у матери?

— Я знаю, что ты не испытала того же, но это не значит, что она не понимает, через какую травму ты прошла. Возможно, разговор с ней поможет тебе.

Она сердито взглянула на меня.

— Ты справляешься с травмами так же, как Римо или Нино? То дерьмо, что случилось в твоей юности, смерть твоей матери? Нет, ты не так справляешься. Но почему-то люди думают, что все жертвы изнасилования одинаковы, будто мы все одинаково относимся к этому дерьму. Словно все мы хотим, чтобы нас жалели и нянчились, будто мы вдруг стали хрупкими.

— Я не нянчусь с тобой и не жалею тебя, черт возьми, и я определенно не считаю тебя хрупкой.

— Но когда ты узнал, то именно так и подумал.

Во мне поднялся гнев. Я выхватил сигарету у нее изо рта и затушил ее в пепельнице.

— Я, блядь, не знал, о чем думал. Меня потрясло то, что Римо положил у моих ног.

Динара закатила глаза.

— Ты был шокирован увиденным? Я жила этим дерьмом.

Я со вздохом провел рукой по волосам. Я схватил Динару за руку, и, к моему удивлению, она позволила мне, даже разрешила сплести наши пальцы.

— Я знаю. Черт, Динара, я хочу тебе помочь.

— Ты помогаешь, и уже сделал это, помогая мне вытаскивать этих ублюдков одного за другим.

— Думаешь, этого достаточно?

Она долго смотрела мне в глаза, ничего не говоря.

— Не знаю, но мне стало легче, по крайней мере на время. Я думаю, мне просто нужно решить, чего я хочу сейчас, и как жить с демонами, которых я не могу убить так же легко.

Когда мы оставили позади Лас-Вегас, я увидел, как с меня свалился груз. Город всегда будет ассоциироваться у нее с болезненными воспоминаниями. Соединив наши пальцы, я привлек ее внимание. Она рассеянно улыбнулась мне.

— Чувствуешь себя по-другому? — я спросил.

— Иначе, чем до того, как мы начали нашу вендетту?

Я кивнул.

Она задумалась.

— Еще вчера я бы сказала «нет». Мне казалось, что я падаю в черную дыру, но начинаю понимать, чего мы достигли. Люди, причинившие боль мне и другим девочкам, ушли. Моя мать умерла, и они больше никогда не смогут иметь надо мной власть.

— После предстоящей гонки ты почувствуешь себя еще лучше.

Ее улыбка стала менее напряженной.

— Я очень скучала по гонкам. Никогда не думала, что так привыкну к этому.

— Ты тоже никогда не думала, что и ко мне привыкнешь, — пошутил я, желая еще больше разрядить обстановку.

Динара закатила глаза, но потом наклонилась и ненадолго отвлекла меня поцелуем.

— Ты застал меня врасплох. Этого больше не повторится.

— Я уже владею твоим сердцем.

— Да, теперь тебе придется оставить его себе, — поддразнила она.

Она откинулась на спинку сиденья, ее плечи расслабились впервые со вчерашнего дня.

— Теперь, когда оно у меня, я его не отдам.

Взгляд Динары стал отстраненным.

— Мы просто должны убедить наши семьи.

— Это наша жизнь. Им придется принять наш выбор.

Динара бросила на меня взгляд, ясно дававший понять, что все будет не так просто. Я знал, что она права, но мы уже столько пережили, и я никому не позволю разлучить нас.

ГЛАВА 23

Возвращение в лагерь было похоже на возвращение домой. Я любила свой дом детства в Чикаго, но он всегда казался мне чем-то вроде тюрьмы. Когда я жила там, мне приходилось соблюдать определенные правила. Папины солдаты и персонал требовали, чтобы я отражала определенный образ. Не говоря уже о том, что отец предпочитал видеть мою версию, мало похожую на настоящую Динару.

Кейт, девушка с красивым голосом, встретила меня с объятиями, когда я столкнулась с ней по пути в туалет. Я могла увидеть, что мы станем подругами в долгосрочной перспективе, если бы я осталась в лагере и действительно начала видеть его как свой дом. Если она и слышала, что произошло, то не подала виду. Я не могла поверить, что никто не распространял слухи.

Я так и не добралась до туалета, потому что Дима направился в мою сторону. Я не видела его несколько недель. Я обняла его.

— Я скучала по тебе, — призналась я.

Когда он отстранился, его лицо исказилось от дурного предчувствия. Я приготовилась к его словам.

— Нам пора возвращаться в Чикаго. У нас нет причин оставаться. Фальконе и гонки служили своей цели. Ни то, ни другое нам больше не нужно.

Я позволила себе окинуть взглядом палатки и гоночные машины, впитывая жужжащее возбуждение дня перед гонкой. Мне не хотелось уезжать. Я хотела стать частью лагеря, просто потому, а не по какой-либо другой причине. Я хотела быть с Адамо.

— Зачем мне возвращаться в Чикаго ?

— Потому что там твое место, — пробормотал Дима. — Это не твой дом. Не злоупотребляй гостеприимством, Динара. Римо Фальконе мог бы терпеть твоё присутствие, чтобы играть с тобой, но теперь, когда игра окончена, он хочет, чтобы ты как можно скорее убралась с его территории.

— Со мной никто не играл. Он предложил мне выбор, и я ухватилась за него. Только потому, что это вариант, который папа и ты не одобряли, не означает, что его мотивы ужасны. Он дал мне то, в чем я нуждалась.

Дима поморщился.

— Он хорошо умеет манипулировать. Я должен это признать. Римо использовал тебя, мстя твоему отцу.

— Возможно, он и хотел это, но с самого начала это было моим решением. Ни его, ни чье-либо еще.

— И все же ты поделилась этим с Адамо, а не со мной или со своим отцом.

— Потому что ни один из вас не позволил бы мне запачкать руки. Вы бы взяли дело в свои руки. Возможно, вы и позволили бы мне смотреть, но уж точно не участвовать.

— Потому что то, что ты сделала, может уничтожить тебя.

— Мне не снятся кошмары, и я не чувствую себя виноватой.

Это не совсем так. Мне снились кошмары, но они были лучше тех, что преследовали меня в прошлом. Они не будили меня в холодном поту с колотящимся сердцем.

— Я не вернусь в Чикаго сейчас. Я завершу сезон...

— Твой отец хочет, чтобы ты вернулась в Чикаго, так что я отвезу тебя туда. Ты получила то, что хотела, теперь ты должна взяться за ум.

Я прищурилась.

— Ты свяжешь меня и похитишь ?

— Твой отец не примет «нет» в этом деле, и обвинит Адамо, если ты не появишься в Чикаго сегодня вечером.

Я стиснула зубы. Я не хотела провоцировать отца. Он был зол на мои поиски мести, но позволил мне сделать то, что я должна была, но было чувство, что он не будет таким терпимым, если я проигнорирую его приказ на этот раз. Я не хотела настраивать его против Адамо. Я хотела, чтобы он полюбил Адамо, принял его как человека, которого я люблю, каким бы невероятным это ни казалось.

— Сначала я должна поговорить с Адамо, — ответила я.

Дима не стал скрывать своего неодобрения, но мне было все равно. Я бы не стала уходить вот так. Адамо заслуживал знать, что происходит. Я повернулась и отправилась на поиски Адамо. Я нашла его, как и ожидала, в трейлере Крэнка, вероятно, обсуждая последние детали завтрашней гонки. Он рассеянно улыбнулся мне, но, увидев выражение моего лица, нахмурился. Он что-то сказал Крэнку, тот кивнул и направился ко мне.

— Что случилось?

Странно, как хорошо Адамо меня знал. Я всегда гордилась своим бесстрастным выражением лица, но после всего, через что мы с Адамо прошли, мы знали фальшивые выражения лиц друг друга и истинный смысл, стоящий за ними. Это страшно и успокаивающе одновременно.

— Мне нужно вернуться в Чикаго... сегодня вечером.

Адамо замер.

— Почему? Ты пропустишь завтрашнюю гонку.

— Я знаю. Но отец настаивает, чтобы я вернулась и поговорила с ним. Он дал мне время сделать то, что я должна была, но теперь его терпение на исходе.

Адамо молча смотрел на меня в течение нескольких ударов сердца. Намек на беспокойство и подозрение вспыхнул в его глазах, но исчез так быстро, что я бы пропустила, если бы не знала его так же хорошо, как он знал меня.

— Я вернусь как можно скорее, — твердо сказала я. — Но сначала мне нужно все уладить с отцом. Не хочу, чтобы он послал кавалерию и создал еще большую напряженность между нашими семьями.

Адамо коснулся моих бедер, притягивая ближе.

— Возможно, он не позволит тебе вернуться.

— Единственный способ заставить меня остаться это запереть меня, а этого он никогда не сделает. Из-за того, что случилось со мной, папа ненавидел навязывать мне свою волю, поэтому у меня было больше свободы, чем у большинства девушек, которых я знала.

— Если ты не вернешься, я сам прилечу за тобой в Чикаго.

Я усмехнулась.

— Не смей. Это было бы безумием. Папа убьет тебя на месте. Доверься мне, я решу вопрос с отцом. Он не заставит меня остаться. Я его знаю.

Адамо все еще сомневался, но все равно кивнул.

— Хорошо. Я тебе доверяю. Обещай поторопиться.

— Я потороплюсь.

— Динара! — крикнул Дима через весь лагерь, нетерпение звенело в его голосе.

Я вздохнула.

— Мне пора.

Адамо прижался губами к моим губам и страстно поцеловал. Когда он отстранился и отпустил меня, лицо Димы потемнело еще больше.

— Ты попрощалась с ним? — спросил Дима, когда мы вместе сели в машину.

— Это было не прощание. Это было «увидимся позже».

Дима бросил на меня раздраженный взгляд.

— Это не то, чего хочет твой отец.

— Это то, чего хочу я, — резко ответила я.

Чикаго стал еще менее похож на родной город, чем в прошлый раз. За последние несколько месяцев я преобразилась. Я не стала переодеваться перед встречей с папой. Мои ботинки, рваные джинсы и байкерская куртка были мной, и я не хотела притворяться кем-то другим.

Когда я вошла в его кабинет, на лице отца вспыхнуло удивление. Он оглядел мой наряд, явно недовольный. Для него девушки и женщины должны носить платья и юбки, подчеркивая свою женственность. Он встал с кресла и подошел ко мне, чтобы крепко обнять.

— Хорошо, что ты вернулась. Я не мог перестать беспокоиться о тебе, пока ты проводила время на территории Каморры.

Я натянуто улыбнулась ему. Он думал, что я вернулась навсегда, что я не вернусь в лагерь, в Адамо.

— Папа, — начала я, отстраняясь.

Глаза отца сузились.

— Твое место здесь, с твоим народом, с твоей семьей.

— Я взрослая, а взрослые в конце концов съезжают и живут своей собственной жизнью. Ты же знаешь, что я никогда не чувствовала себя частью нашего круга. Я не хочу болтать с женами олигархов и политиков или притворяться, что мне интересна новая лимитированная сумка от Louis Vuitton. Я хочу быть свободной и делать все, что мне заблагорассудится. У меня нет желания исполнять роль дочери Пахана. Я никогда этого не хотела. Для этого у тебя есть Галина и мальчики. Я тебе не нужна.

Папа сделал шаг назад, его плечи напряглись. Я могла сказать, что он задет моими словами.

— Я предоставил тебе всю свободу, в которой ты нуждаешься, больше, чем любая другая девушка в твоем положении. Все, о чем я прошу, это чтобы ты была мне верна.

— Конечно, я верна тебе. То, что я хочу провести год в качестве гонщицы на территории Каморры, не означает, что я не верна тебе. Я люблю тебя, папа.

— Ты хочешь быть с мальчиком Фальконе.

— И да, я хочу быть с ним. Мы не собираемся жениться. Нам просто нравится проводить время вместе.

Папа погладил меня по щеке, будто я была ребенком в бреду.

— Это не сработает, Динара. Вы будете разрываться между двумя мирами, вселенными, которые никогда не сойдутся. Я не хочу открытой войны с Данте Кавалларо, но если я заключу мир с Каморрой, его заклятым врагом, это будет результатом. За последние несколько лет он приобрел несколько очень важных политических дорог, и это повредит моему бизнесу, если они начнут обращать свое внимание на меня.

— Я не прошу тебя рисковать войной с Нарядом или заключать мир с Каморрой. Я не являюсь частью Братвы, и если я перестану работать над сайтами, то вообще не буду иметь никакого отношения к нашему бизнесу. Не будет никакого риска, что я расскажу что-нибудь Адамо, даже случайно. Мы с ним даже не обсуждаем деловые детали.

— Динара, ты Михайлова, и люди будут судить тебя как таковую. Ты жила фантазией несколько месяцев, но теперь тебе придется столкнуться с реальностью. Михайлова и Фальконе не могут быть вместе. Я не могу этого допустить.

Я сделала шаг назад.

— Ты не можешь или не хочешь?

Папа безрадостно улыбнулся.

— Это не имеет значения. Дело в том, что ты больше не увидишься с Адамо Фальконе.

— Ты просишь меня прекратить встречаться с Адамо?

— Я тебя не спрашиваю. Ты больше не увидишь его и не ступишь на территорию Каморры.

— Ты не можешь так мной командовать. Это моя жизнь. Я всегда уважаю тебя, но ты должен уважать и меня.

Лицо отца стало жестким.

— Ты можешь перестать встречаться с ним, или я найду способ убрать его с картины каким-нибудь другим способом. Это зависит от тебя, но конечный результат будет тем же. Адамо Фальконе не будет частью твоей жизни.

— Ты угрожаешь убить его?

Папа присел на край стола, его деловое выражение сменило взгляд, которым он обычно смотрел на меня.

— Я сделаю все необходимое, чтобы защитить всех нас.

Его голос не оставлял места для спора. Для него вопрос был решен, и мое мнение не имело значения. Эта его сторона не была для меня новостью, но обычно я ее не воспринимала.

Я сверкнула глазами.

— Ты не защищаешь меня, держа подальше от Адамо! Я думала, ты хочешь видеть меня счастливой, но тебя, очевидно, волнует только бизнес.

— Если в Чикаго начнется открытая война, все окажутся в опасности. Ты, Галина, мальчики, мои люди. У меня есть ответственность, которая выходит за рамки твоего увлечения парнем, которого ты едва знаешь.

Я не могла поверить своим глазам. Он ничего не знал о нас с Адамо. Никогда не хотел этого знать, а я старалась не рассказывать ему слишком много. Зачем тыкать в улей?

— Адамо спас меня. Он дал мне то, что в чем я нуждалась, чтобы забыть прошлое. Он приносит мне счастье в настоящем и вдохновляет на будущее. Разве это не более чем глупое увлечение?

Долгое время я пыталась притворяться, что не влюблена в Адамо, боялась каких-либо обязательств, но теперь, перейдя черту отрицания, меня еще больше бесило, что другие подвергают сомнению чувства, с которыми я боролась месяцами.

— Я не из тех, кто легко поддается эмоциям. Ты же меня знаешь, папа. Если я говорю тебе, что хочу быть с Адамо, это что-то значит.

— Ты действительно думаешь, что его семья позволит ему быть с тобой? Их традиции, не как у нас. Они никогда полностью не примут тебя, никогда не поверят тебе.

Я не была уверена. Адамо заверил меня, что его семья примет меня. Они не такие традиционные, как другие итальянские мафиозные семьи. В конце концов, их Головорез женат на посторонней, что, если посмотреть на это, большой риск, чем иметь отношения с кем-то из враждебной преступной организации. Я выросла в мире насилия и была связана строгими правилами. Я знала, как хранить тайну, какой бы темной она ни была. Я могла бы солгать в лицо полицейскому, не моргнув и глазом. Даже если Адамо и я были воспитаны по разные стороны баррикад, наши жизни были похожи.

— Я перейду через этот мост, когда доберусь до него, но это моя проблема, а не твоя.

Папа встал и нежно обнял меня за плечи, его улыбка была задумчивой, но глаза неумолимы.

— Я сделаю все необходимое, чтобы защитить тебя, Катенька. Не заставляй меня.

Я ни секунды не сомневалась, что папа убьет Адамо. Он хотел защитить меня любой ценой. То, что он не стал бы наступать на ноги Наряду, делая это, было побочным эффектом, а не причиной.

— Ты пытаешься загладить вину за прошлое, потому что не смог защитить меня от матери и мужчин, которые надругались надо мной, но ты не можешь исправить то, что случилось, и, конечно, не разрушив мою жизнь сейчас.

Папины пальцы крепче сжали мои предплечья.

— У тебя есть Дима. Вы были счастливы вместе. Если ты хочешь защитить Адамо, ты останешься. Он молод. Он найдет новую любовь, кого-то, с кем он действительно сможет быть вместе. Или ты действительно думаешь, что сможешь жить с ним в Лас-Вегасе?

О Лас-Вегасе не могло быть и речи, и так будет всегда, но Адамо тоже не хотел там жить.

Пока...

— Катенька, будь благоразумна, — мягко сказал папа. — Некоторым вещам не суждено случиться. Если ты пропустишь гонки, мы можем попытаться что-нибудь устроить.

Я вырвалась из его объятий, не в силах вынести его близости. Не сказав больше ни слова, я вылетела из его кабинета. Мои глаза горели, но я не плакала. В вестибюле я чуть не столкнулась с Димой. Он, должно быть, ждал меня и теперь, вероятно, будет следить за мной, чтобы убедиться, что я не выйду из дома. Раскаленная ярость кипела в моих венах. Я бросилась к входной двери, полная решимости уехать. Я возьму машину, потому что папа, наверное, приказал всем нашим пилотам никуда меня не доставлять.

Далеко я не ушла. Дима схватил меня за предплечье и рывком остановил. Я повернулась к нему, разъяренная и отчаявшаяся.

Я не хотела терять ни папу, ни Диму. Я также не хотела больше никогда не видеть своих сводных братьев. Но отказаться от Адамо? Я не была уверена, что смогу это сделать.

— Отпусти меня, — прошипела я, но Дима не ослабил хватки.

— Динара, — умоляюще прошептал он голосом, который обычно успокаивал мой гнев. — Подумай, прежде чем действовать. Ты действительно хочешь, чтобы Адамо умер? Ты думаешь, что он захочет умереть за тебя?

Я замерла.

— Ты бы хотела, чтобы Адамо настаивал на отношениях с тобой, если бы Римо угрожал твоей жизни из-за этого? Ты бы умерла за отношения, которые, возможно, даже не продлятся много лет?

Мне даже не пришлось об этом думать. Ответ прозвучал громко и ясно в моем сердце. Да, я бы рискнула жизнью, чтобы быть с Адамо, потому что я любила его и потому что он уже так много сделал для меня. Дима, казалось, увидел ответ на моем лице, потому что выражение его лица изменилось, но он все еще не отпускал меня.

— Ты уверена, что его ответ будет таким же? Он мог помочь тебе отомстить, но это никогда не представляло реальной угрозы для его жизни. Но если твой отец внесет его в список смертников, его дни сочтены.

Мало кто выживал долго, если папа хотел их смерти. Моя мать умерла из-за вмешательства Римо Фальконе. У Адамо за спиной стояла Каморра, но он был легкой мишенью, живя в лагере, и папа ясно дал понять, что на этот раз он рискнет войной с Каморрой, если понадобится. Мои плечи поникли. Мысль о разлуке с Адамо причиняла боль, но страх, что его убьют, был еще сильнее. Может, папа и Дима правы. Адамо и я вместе недолго, и большую часть времени мы были слишком трусливы, чтобы даже дать названию тому, что у нас было. Я не могла решиться на то, чтобы Адамо рисковал своей жизнью. Нет, я определенно не хотела, чтобы он рисковал своей жизнью.

— Мне нужно покончить с этим лицом к лицу, Дима. Я не буду делать это по телефону. Это дерьмовый шаг после всего, что он сделал для меня.

— Твой отец не позволит тебе вернуться в лагерь. Он подозревает, что ты можешь там остаться.

— Поговори с ним. Если поговорю я, то сделаю только хуже. Я слишком зла. Скажи ему, что ты позаботишься о моем возвращении.

— Я обязательно позабочусь, — твердо сказал Дима. — Потому что, если ты этого не сделаешь, твой отец лишит меня головы. Я действительно не хочу умирать, чтобы ты могла проводить время с Фальконе. Оставайся здесь. Не смей сбегать.

Я чувствовала себя опустошенной, наблюдая, как Дима направляется в кабинет отца. Прошлой ночью я позволила себе представить будущее с Адамо. Все было расплывчатым, со многими переменными, но я была счастлива и свободна. Если я останусь в Чикаго, то никогда не стану ни той, ни другой, без Адамо, ни той Динарой, какой хотел видеть меня отец.

Дима вернулся через пять минут.

— Он согласился, но ясно дал понять, что пошлет людей за Адамо, если ты завтра не вернешься домой к обеду.

— Я вернусь, — сказала я.

Когда мы с Димой второй раз за день сели в папин частный самолет, у меня свело живот. Адамо заслуживал, чтобы ему объяснили причину разрыва лично, но сама мысль о том, чтобы сказать ему об этом, быть рядом с ним в последний раз, расколола мое сердце надвое.

Что, если я не смогу попрощаться?

Сообщение Динары о том, что она скоро вернется, подняло мою тревогу, и в тот момент, когда Динара появилась в лагере рано утром с Димой, я понял, что что-то случилось. Она выглядела измученной и будто готовилась к битве.

Я не спал почти всю ночь. Я поспешил к ней, желая прояснить ситуацию. Динара вышла из машины, а Дима нет. Он остался сидеть за рулем, как всегда стоически. Схватив Динару, я поцеловал. На мгновение она напряглась, но затем бросилась в поцелуй, источая отчаяние и страсть. Я обхватил ее затылок, притягивая ближе. Казалось, мы не виделись целую вечность.

В конце концов Динара отпрянула и отступила на шаг. Ее щеки пылали. Ошеломление в ее глазах быстро сменилось опасением, а затем решимостью. Это нехорошо.

— Что случилось? — пробормотал я.

Мы стояли на приличном расстоянии от Димы, но окна машины были опущены, и я не хотел рисковать, чтобы он подслушал наш разговор, если он одна из причин напряжения Динары.

— Ничего, — быстро ответила она, но ее голос доказал, что она ошиблась.

— Не думал, что ты вернешься к сегодняшней гонке. Я боялся, что тебе понадобится несколько дней, чтобы убедить отца, что здесь ты в безопасности.

Она быстро отвела взгляд, а когда снова встретилась со мной взглядом, ее стены поднялись, запирая меня из ее разума и сердца.

— Динара, — умоляюще сказал я, беря ее за руку. — Скажи мне, что происходит.

Ее глаза встретились с моими, затем она убрала руку.

— Я не вернусь сегодня на гонки. Я больше не буду участвовать в заездах. Гонки всегда были лишь средством для достижения цели, и ты тоже, — ее голос дрогнул, когда она произнесла последнее.

— Лгунья, — прорычал я, снова подходя ближе.

Я не позволю ей установить дистанцию, между нами, ни физически, ни вербально. Мы прошли через слишком многое. Нас обоих преследовали внутренние демоны — демоны, понятные только нам. Быть может, мы и родились по разные стороны баррикад, но судьба свела нас вместе, потому что мы были созданы друг для друга, потому что никто никогда не увидит мир таким, как мы.

— Если бы я был только средством для достижения цели, тебя бы сейчас здесь не было. Ты бы ушла без объяснений или бросила меня по телефону. Но ты здесь, Динара. Почему?

Она выдержала мой взгляд, стараясь казаться решительной и бесстрастной, но я видел все эмоции в этих зеленых глазах и знал ее слишком хорошо, чтобы поверить в ее шараду.

— Я просто подумала, что ты заслуживаешь того, чтобы узнать это лично после всего, что ты для меня сделал. Я не неблагодарная, даже если использовала тебя в своих целях.

Я ухмыльнулся.

— Тебе нужно сделать лучше, чтобы убедить меня.

— Это не имеет значения. Я здесь не для того, чтобы убеждать тебя, Адамо. Я здесь, чтобы сообщить тебе о своем решении. Это последний раз, когда ты меня видишь. Я не останусь в лагере, и мы никогда больше не встретимся. Мое место в Чикаго, среди моих людей.

— Твоих людей? Людей, которые хотят, чтобы ты одевалась как фальшивая версия себя? Людей, которые знают только одну твою сторону, но не каждый аспект тебя самой, не те темные стороны, которые могу видеть только я.

Динара сунула руку в карман и достала сигарету. Ее пальцы дрожали, когда она прикурила.

— Я думал, ты хочешь бросить.

Она пожала плечами.

— Это не сработает.

— Не курить или мы?

Она глубоко затянулась и посмотрела на свои ботинки.

— И то и другое. — она снова перевела взгляд на меня. — Послушай, Адамо. Это вежливость. Я не буду объяснять причины. То, что у нас было, было весело, пока это продолжалось, но это никогда не должно было длиться вечно. Ты должен принять мое решение. Но даже если не примешь, это ничего не изменит. Мы с Димой сегодня же улетим в Чикаго, и я вернусь к своей прежней жизни, и ты тоже.

— Мы не те люди из нашей старой жизни. Мы изменились.

— Мне пора. Это бессмысленно, — отрезала Динара и, бросив сигарету на землю, растоптала ее ботинками.

Несмотря на свои слова, она не шевельнула ни единым мускулом, словно приросла к земле.

Я шагнул ближе.

— Ты можешь доверить мне все, что угодно, Динара. Разве я не доказывал это снова и снова в последние несколько месяцев? Скажи мне гребаную правду. Это потому, что твой отец не хочет, чтобы ты была со мной? — спросил я тихим голосом.

Динара отвела взгляд, явно стараясь сохранить нейтральное выражение лица.

— Мы всегда знали, что у наших отношений есть срок годности. Мы из двух разных миров.

Я встал прямо перед ней, обхватил ладонями ее щеки и заставил посмотреть мне в глаза. Она сузила их, держа меня на расстоянии, но я слишком хорошо ее знал. То, что мы делали последние две недели, убивая и пытая вместе, преодолевая демонов прошлого, дало мне ключ, чтобы заглянуть за ее барьеры, точно так же, как она могла заглянуть за мои.

— Может, наши семьи из разных миров и по разные стороны баррикад, но это не так. Наша жизнь, которую мы вели в течение последнего года, была в нашем собственном мире.

— Вот именно, — прошептала она. — Но мы не можем оставаться в нашем собственном пузыре, или мире, или как ты там еще это называешь. У нас есть семья, и мы принадлежим ей.

— Там мы нашли счастье. Я не откажусь от тебя и знаю, что ты не хочешь от меня отказываться. Твой отец угрожал убить меня, если ты не расстанешься?

У Динары была своя голова на плечах, и я сомневался, что она позволит кому-нибудь, даже отцу, запретить ей видеться со мной, но если она будет бояться за мою жизнь, это все изменит.

Она закрыла глаза, пытаясь отгородиться от меня, но я продолжал гладить ее щеки большими пальцами, и в конце концов она накрыла мои руки своими.

— Я ненавижу то, что ты так хорошо меня знаешь, что ты знаешь, как все устроено в том запутанном мире, в котором я живу.

— Я не оставил тебе выбора, — тихо сказал я.

— Точно так же, как и не дал, — Динара тяжело вздохнула и открыла глаза.

На этот раз было труднее оценить ее эмоции. Она действительно отдавала это все.

— Значит, он угрожал убить или, по крайней мере, серьезно ранить меня, если ты продолжишь встречаться со мной?

Динара всегда с уважением и любовью говорила о своем отце. Я никогда не встречал этого человека лично, но даже Римо и Нино, казалось, в какой-то степени уважали его. Хотя, вероятно, это было свидетельством его безжалостности и жестокости, обе черты характера мои братья ценили.

Было очевидно, что он важен для Динары, что он был самым важным человеком в ее жизни в течение долгого времени. Если Григорий готов рискнуть войной с Каморрой, готов вызвать гнев Римо, потому что и то, и другое было бы гарантировано, если бы он поднял на меня руку, то он, должно быть, действительно не доверял мне или имел более тесные отношения с Нарядом, чем мы думали. Что бы это ни было, расколоть его будет непросто. Учитывая любовь Динары к отцу, убить его казалось плохой идеей.

— Твоя семья не возражает, чтобы мы были вместе? — спросила она.

— Римо никогда не играл по правилам. Он доверяет мне, поэтому принимает мой выбор. Конечно, в твоем присутствии он никогда не станет делиться подробностями дел, имеющими отношения к Братве, но он не помешает мне быть с тобой. Моя главная работа это гонки, и так оно и останется. Не похоже на то, что я стою во главе бизнеса Каморры в Лас-Вегасе. Мне даже не нужно там жить.

Она усмехнулась.

— Гонки одно из самых важных твоих занятий, и как ты можешь быть уверен, что будешь счастлив, живя кочевой жизнью вечно?

— Мы что-нибудь придумаем, и мне все равно как, но я тебя не брошу, слышишь?

Динара сделала шаг назад, но я последовал за ней. Я не позволю ей сделать это.

— Не усложняй нам задачу больше, чем нужно. Я не стану рисковать твоей жизнью.

— Мне все равно. Это моя жизнь и мое решение. И я готов рискнуть, потому что то, что у нас есть, оно того стоит.

— Ты не можешь принимать решение в одиночку, а для меня риск не стоит того, Адамо. И на кону не только твоя жизнь. Этот конфликт может поставить под угрозу жизнь моего отца, Димы и всей семьи. Ничто не стоит таких рисков, и уж тем более отношения, основанные на чем-то столь извращенном, как месть и жажда крови.

Она сделала движение, будто хотела повернуться и пойти к своей машине, но я схватил ее за запястье и притянул к себе. Она не сопротивлялась, но в ее глазах мелькнуло отчаяние.

— Отпусти меня. Ты должен принять мое решение. И давай будем честны, через год или, может быть, меньше ты найдешь себе новую девушку, с которой тебе будет комфортно, с кем-то, кто не имеет за спиной русской мафии или, кто так же испорчен, как я.

— Мне нравится твой багаж и твой вздорный мозг. Я хочу тебя, и никого больше.

Я наклонил голову и страстно поцеловал ее, и на мгновение она ответила мне тем же страстным поцелуем, только подпитываемым отчаянием, а затем вырвалась.

— Все кончено, Адамо. Прими это. Двигайся дальше. Вот что я сделаю, — она заковыляла к машине.

— Возвращение к прежней жизни включает в себя воссоединение с Димой? — спросил я, ревность бушевала в моем теле.

Блядь. Мне захотелось вонзить нож в глупое лицо Димы. Он делал вид, что занят своим телефоном, но я на это не купился. Он внимательно следил за тем, что происходит между мной и Динарой.

Динара напряглась, но, когда посмотрела на меня, выражение ее лица было холодным.

— Возможно. Но с этого дня это не твое дело.

Она распахнула дверцу своей Тойоты.

— Ты не можешь убежать от того, что у нас есть, Динара. Мы оба знаем, что эмоции, темные или светлые, следуют за тобой, куда бы ты ни пошла.

Динара запрыгнула в машину и захлопнула дверцу. Она повернулась к Диме и что-то сказала. Он мельком взглянул в мою сторону. Он не выглядел торжествующим, но мне все равно хотелось его убить. Взревел мотор, и Тойота Динары умчалась прочь, оставив за собой лишь облако пыли.

— Блядь! — прорычал я, глядя ей вслед.

Мое дыхание было тяжелым, а сердце бешено колотилось в груди. Я закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Мне нужно подумать. Прямо сейчас моим первым порывом было взять наш самолет Каморры и полететь в Чикаго, чтобы всадить пулю в голову Григория и в голову каждого ублюдка, который думал, что сможет удержать меня подальше от Динары.

Сделав еще несколько глубоких вдохов, я достал телефон и позвонил Римо. Обычно именно к Нино я обращался за советом. В конце концов, он голос разума.

— Мне нужен твой совет, — перебил я его.

— Я думал, Нино твой лучший советник.

Я ничего не ответил. Конечно, Римо надавит пальцем на рану.

— То, что ты выбрал меня, чтобы дать тебе совет, говорит мне, что ты уже принял решение и нуждаешься в поддержке для иррационального и эмоционально заряженного начинания, которое Нино не одобрил бы.

— Ненавижу, что ты так хорошо разбираешься в людях, — пробормотал я.

Он, как всегда, был прав.

— Полагаю, речь идет о Динаре. Вы с ней завершили свой список, поэтому вам нужно заново оценить причины, по которым вы хотите быть вместе.

— Звучишь, как Нино.

— Никто не получал логических советов от Нино чаще, чем я. Я могу предвосхитить его советы, даже не разговаривая с ним.

— И все же ты всегда делаешь все, что хочешь.

— Как раз то, что ты имеешь в виду, — сказал он с мрачным весельем.

— Динара положила конец нашим отношениям, потому что ее отец угрожал моей жизни. — я замолчал.

Я уже не был ребенком, но Римо еще не успел привыкнуть к этому.

— Он знал? — спросил Римо голосом, от которого у меня зазвенели тревожные колокольчики.

— Я не хочу, чтобы ты с ним разбирался. Это моя проблема, Римо. Твое участие может навсегда покончить с Динарой. Я решу вопрос с Григорием.

— Если Григорий прикоснется к тебе, он заплатит за последствия, Адамо. Ты мой брат, и я разорву его русскую задницу на куски, если он притронется к тебе.

Это способ Римо показать, что он заботится обо мне. Теперь я это знал, но не мог допустить.

— Я все улажу. Если я хочу вернуть Динару, мне придется показать ей, насколько я серьезен.

— Твой план лететь в Чикаго?

— Да. Я должен. Если я рискну своей жизнью, она поймет, что я не отдам ее, несмотря ни на что.

— И ты ожидаешь, что я дам тебе разрешение на эту самоубийственную чушь? — Римо прорычал.

— Ты бы сделал то же самое, если бы мы поменялись ролями. Ты никогда не заботился о своей жизни, когда в нее были вовлечены люди, которых ты любишь. Ты позволил Кавалларо пытать тебя ради меня и Серафины. Мучительная смерть была почти неизбежна, но тебе было все равно. Теперь моя очередь идти по твоим маниакальным стопам.

— Ты становишься слишком похожим на меня, Адамо, — сказал Римо.

— Я думал, ты будешь счастлив.

— Ты должен был стать добрым Фальконе.

Я усмехнулся.

— Мы оба знаем, что это никогда бы не сработало.

— Возможно, тебе придется убить Григория, — сказал Римо.

— Если я убью его, Динара никогда мне этого не простит. Мне придется убедить его...

— Или умереть.

— Это не тот результат, на который я надеюсь.

— Я не могу допустить такого исхода, ты понимаешь.

— Я хочу, чтобы ты пообещал, что не станешь убивать, если ничего не получится. Это я вторгся на территорию Григория. Если он решит убить меня, то имеет на это полное право.

— И как твой брат я имею полное право на месть.

— Римо, — процедил я сквозь зубы. — Я не хочу, чтобы ты мстил за меня.

— Если она действительно любит тебя, она не позволит отцу убить тебя, и если она не сможет остановить его, она должна быть счастлива, если я убью его.

Для Римо многое было черным и белым, особенно когда речь шла о верности. В глубине души я надеялся, что Динара не позволит отцу убить меня, но больше всего мне хотелось убедить его в своих чувствах к его дочери.

— Если бы Грета влюбилась в врага, смог бы он помешать тебе убить его, если бы его любовь к ней была истинной и если бы он попытался доказать это тебе, рискуя своей жизнью?

— Нет, — без колебаний ответил Римо.

— Даже если это будет означать, что Грета никогда тебя не простит?

— Грета не может быть разлучена с Невио и не должна быть разлучена со своей семьей. Мы ее безопасное убежище. Я никому не позволю отнять у нее это, даже ради любви.

— Ладно, может, Грета не лучший пример, но у Динары нет проблем с адаптацией к новой обстановке.

— Но быть с тобой все равно означает, что ты забираешь ее у Григория. Однажды он уже потерял ее и до сих пор не простил себе этого. Позволить ей быть с тобой значит подвергнуть ее риску на вражеской территории, вдали от его власти.

— Я должен попробовать, — сказал я умоляюще.

— Делай, что должен, ты взрослый. Но скажи Григорию, что я уничтожу все, что ему дорого, если он прикоснется к тебе.

После разговора с Римо я твердо решил осуществить свой план. Это безумие, но если это то, что необходимо, чтобы убедить Динару и ее отца, что мы должны быть вместе, тогда я сделаю это.

Я взял напрокат частный самолет, вместо того чтобы лететь на одном из самолетов Каморры. Если бы я появился с реактивным самолетом Каморры, Григорий мог бы счесть это угрожающим жестом, но я здесь не как член Каморры. Я здесь как Адамо.

Такси довезло меня до дворца Михайлова. В тот момент, когда я подошел к воротам и назвал охраннику свое имя и фамилию, он поднял тревогу. Через минуту несколько охранников Братвы и Дима бросились вниз по подъездной дорожке.

Дима покачал головой, недоверчивое выражение исказило его черты. Ворота распахнулись, и охранник подтолкнул меня к Диме. Я не сопротивлялся.

Дима схватил меня за руку сокрушительной хваткой, приблизив свой рот к моему уху.

— Какого хрена, Фальконе? Ты с ума сошел? Ты должен понять, что даже твоя фамилия не может защитить тебя в Чикаго. Это не территория Каморры. Григорий разозлится и убьет тебя.

— Так что это станет хорошим днём для тебя.

Дима покачал головой, бормоча что-то по-русски себе под нос.

— Ты просто идиот. Динара будет опустошена, если с тобой что-то случится.

Мое сердце пропустило удар, услышав ее имя.

— Мы с Динарой любим друг друга.

Дима кивнул.

— Знаю, но Григорию все равно. Он хочет, чтобы Динара находилась в Чикаго, хочет, чтобы она была в безопасности. Отпустить ее с Фальконе не то, что он может принять.

Дима обыскал меня, снял с меня ножи и пистолеты и передал их другим охранникам, которые направили на меня свои пушки.

— Ты один? — спросил Дима.

— Да.

— Обычно я бы сказал, что ты лжешь, потому что это полный идиотизм приходить сюда без прикрытия, но я тебе верю. У тебя больше мужества, чем я думал.

Дима потащил меня по подъездной дорожке к великолепному дворцу, а затем внутрь здания. Это что-то прямо из России, дворец, настолько полный великолепия, что даже я был поражен несмотря на то, что вырос в огромном особняке. В этом месте Штаты и даже Каморра казались световыми годами.

— Может, замолвишь за меня словечко, если хочешь, чтобы Динара была счастлива, — пошутил я.

Дима удивленно посмотрел на меня.

— Если Динара его еще не убедила, то я точно не смогу. А если ты думаешь, что Григорий тебя послушает, то ты самый большой дурак из всех, кого я знаю.

Дима постучался в массивную деревянную двустворчатую дверь с позолоченными украшениями. Дела у Братвы, казалось, шли прекрасно.

— Войдите, — произнес низкий мужской голос по-русски.

Я изо всех сил старался выучить язык, когда у меня была свободная минутка, но я все еще был далек от владения языком. Но я понимал достаточно и даже мог общаться на базовом уровне. Я хотел удивить этим Динару. Теперь я мог только надеяться, что это успокоит Григория достаточно, чтобы сохранить мою жизнь.

Дима распахнул дверь и провел меня в огромный кабинет. Я видел фотографии отца Динары в Интернете, но это первый раз, когда я видел его лично. Он поднялся с кресла и с суровым выражением лица обошел массивный предмет мебели. Он был высоким мужчиной и, судя по выражению его глаз, не имел никакого интереса слушать мою речь. В его глазах я был угрозой. За дочь, за Братву, за свое дело. Он хотел, чтобы я ушел, как можно дальше от Динары, и то, что я появился сегодня, заставило его хотеть убить меня.

Может, это знак неуважения в его глазах. Римо с уважением отнесся бы к тому, кто рисковал своей жизнью таким самоубийственным способом. Но образ мыслей Римо отличался от большинства людей. И все же мне оставалось надеяться, что Григорий поймет, что это значит.

Что я готов рискнуть всем ради его дочери. Быть может, это спасет мне жизнь. Не то чтобы спасение моей жизни было моим главным приоритетом. Я не уйду, если не смогу быть с Динарой.

ГЛАВА 24

Когда я была с Адамо, время быстро летело, и я часто хотела замедлить его, хотела насладиться нашими моментами вместе. Теперь, когда я больше никогда его не увижу, я жалела, что не наслаждалась каждой секундой нашей близости без колебаний и оговорок.

Одна в своей комнате, каждая секунда, казалось, тянулась, и я просто хотела ускорить ее, но что толку? Чего еще можно было ожидать? Я вернулась к своей жизни, но уже не была той Динарой, которая присоединилась к гоночному лагерю в начале года. После переживания любви, радости и страсти с Адамо мое эмоционально отстраненное существование в Чикаго стало невыносимым. В прошлом я бы предпочла создать фальшивую эйфорию с помощью наркотиков, но теперь я знала, что они не приблизят меня к тому, что я испытывала с Адамо.

Я обвела глазами полки с яйцами Фаберже. Они всегда давали мне странное ощущение покоя. Я могла часами разглядывать их замысловатые узоры. Именно по этой причине я устроилась в уютном кресле перед стеклянным шкафом, где и провела последний час. Однако мир так и не наступил. Даже искусство не могло остановить жужжание моих мыслей.

Мой телефон запищал. Взглянув на экран, я увидела, что это сообщение от Димы.

Дима: Адамо здесь. В кабинете твоего отца.

Я села и в ужасе уставилась на экран.

Я: Это не смешно!

Он не ответил. Что, если это не шутка? На самом деле Дима не из тех, кто шутит о чем-то подобном. Я выскочила из комнаты и бросилась вниз по лестнице. Адамо не мог быть здесь. Даже он не был бы таким безрассудным, не так ли? Но в глубине души я знала, что он безрассуден.

Адамо бесстрашен.

Он парень, присоединившийся ко мне в моей вендетте без раздумий, обожающий острые ощущения гоночных автомобилей на пределе своих возможностей, и желающий встречаться с дочерью своего врага любой ценой.

Дерьмо.

Я не стала стучаться и просто ворвалась в папин кабинет, где надеялась найти Адамо. До тех пор, пока папа не позволил охранникам отвести Адамо в наш подвал, оставалась надежда, какой бы маленькой она ни была. Затем я застыла, потому что Адамо стоял посреди кабинета. Дима и двое папиных охранников выстроились по бокам. Адамо повернул голову и улыбнулся мне. Какого черта он улыбается? Он хочет умереть?

— Ты с ума сошел? — в ужасе спросила я.

По выражению лица отца было ясно, что он надеялся, что я не узнаю о появлении Адамо. Избавиться от него будет гораздо труднее, если я останусь здесь.

Адамо пожал плечами.

— Я лишился своего сердца, — криво усмехнулся он.

Я могла бы убить его, но больше всего мне хотелось поцеловать его, прижаться к нему и никогда не отпускать. Эти последние два дня без него, когда я думала, что, возможно, никогда больше его не увижу, были сущим адом. Я почти не спала, потому что лежала без сна, размышляя, стоит ли мне навсегда покинуть Чикаго и вернуться к Адамо. Но страх перед реакцией папы удерживал меня. Я не хотела рисковать жизнью Адамо. И все же теперь он подписывал мне смертный приговор.

— Папа, — сказала я, поворачиваясь к отцу. — Просто дай ему уйти. Он, наверное, под кайфом или пьян. Завтра он даже ничего не вспомнит. Он не понимает, что делает.

— Я совершенно трезв и много лет не был под кайфом, Господин Михайлов. И я абсолютно уверен в том, что делаю. Я здесь, чтобы попросить вас позволить вашей дочери быть со мной, быть свободной и жить так, как она хочет, — сказал Адамо на ломаном русском, но лицо отца вспыхнуло удивлением, которое он быстро замаскировал гневом.

Я вошла в кабинет и закрыла дверь, не спуская глаз с отца и Адамо.

— Вы не сможете удержать меня вдали от вашей дочери, если не остановите биение моего сердца.

У папы был такой вид, будто он именно так и поступит. Он убил так много людей в своей жизни, некоторые почти без всякой причины, и Адамо дал ему так много причин.

— Появление здесь требует большой храбрости, а быть может, это просто безумие. Это то, что фамилия Фальконе олицетворяло в течение долгого времени.

— Папа, — снова попыталась я, и наконец он встретился со мной взглядом.

На его лице отразилось сожаление, словно он уже принял решение и знал, что со мной будет.

Я пошатнулась, но один из его людей удержал меня.

— Папа, — в отчаянии прошептала я. — Если ты сделаешь это, я не смогу тебя простить.

— Ты должна уйти, Катенька. Это касается только меня и Адамо.

— Нет, — прорычала я. — Нет. Речь идет о моей жизни, о моем сердце. Ты не можешь отмахнуться от меня, как от маленького ребенка.

Папа подал знак одному из своих солдат, который сделал движение, словно хотел схватить меня за руку и увести. Я ударила его по руке.

— Не смей!

Я сунула руку в карман, мои пальцы сомкнулись вокруг телефона. Может, мне лучше выйти и позвонить Римо? Но какой цели это послужит? Он не успеет послать помощь.

Адамо шагнул ближе к моему отцу. В выражении его лица я не заметила и намека на страх, только решимость.

— Я прошел через кровь ради вашей дочери, и я сделаю это снова, даже если это будет моя собственная, потому что Динара стоит того, чтобы пролить за нее всю мою кровь до последней капли. Я не отдам ее, что бы вы ни делали и что бы ни говорили. И если понадобятся пытки и смерть, чтобы доказать мои чувства к вашей дочери, то именно это я и готов сделать. Я люблю ее, и никакая сила на этой земле не может поколебать этого, поэтому, если вы не хотите, чтобы я был с вашей дочерью, если вы хотите, чтобы я бросил ее, тогда вам придется покончить с моей жизнью сегодня.

Я судорожно втянула воздух, не в силах осознать сказанное Адамо. Дима жил, защищая меня. Он тоже умер бы за меня, но он предан моему отцу, и одна из причин, может быть, даже главная причина его готовности умереть за меня, проистекала из его долга перед своим Паханом, но Адамо рисковал всем только из-за меня. Он выступал против моего отца на его собственной территории ради меня. Он принимал смерть, доказывая свою любовь. Я пыталась отодвинуть на задний план свои чувства к человеку, стоявшему передо мной, пыталась убедить себя, что со временем они ослабеют, но теперь, когда Адамо проявил смелость заявить о своих чувствах таким рискованным способом, с моей стороны было бы абсолютно трусливо притворяться, что я его не люблю. Я не хотела быть без него ни дня. Последние несколько дней были адом, наполненные новыми кошмарами потери Адамо каждую ночь. Я просыпалась вся в поту, с бьющимся в горле сердцем.

Меня трясло от силы эмоций, от выражения эмоций на лице Адамо. Он страстно любил меня. Безрассудно. Определенно глупо.

Я искоса взглянула на отца, испугавшись его реакции на столь решительное появление. Папа, как Пахан, ожидал уважения и привык к тому, что ему его показывают. Конечно, Адамо не один из его подданных, но я не была уверена, насколько это имело для него значение.

Вместо страшной ярости в его глазах мелькнуло уважение. Уважение к словам Адамо. Даже Дима выглядел менее враждебно по отношению к Адамо. Удивление и облегчение нахлынули на меня. Может, нам удастся выбраться отсюда целыми и невредимыми. Если папа ранит или убьёт Адамо, я сомневалась, что смогу снова восстановиться.

— Ты говоришь по-русски, — сухо заметил папа. Я могла бы посмеяться над его разговорным тоном, будто это не было слушанием, определяющим судьбу Адамо. — Полагаю, твой брат Нино научил тебя вести дела с солдатами Братвы, которые попадались тебе на пути во время гонок.

— Я выучил язык ради Динары. Чтобы показать свое уважение к ее наследию и вашему.

Папа сохранял холодное и жесткое выражение лица, но я знала его лучше, чем кто-либо другой. Ему нравился Адамо так же, как Пахану может нравится Фальконе, а отцу покровителю может нравиться парень своей дочери.

— Папа, — твердо произнесла я, направляясь к Адамо. Один из папиных людей попытался остановить меня, но я бросила на него свирепый взгляд и прошла мимо. Я взяла Адамо за руку и встала лицом к лицу с отцом. — Я люблю Адамо, и я тоже готова пройти через кровь ради него. Я не позволю тебе убить его. Если ты хочешь защитить меня, если хочешь, чтобы я нашла счастье и была в свете, тогда ты позволишь Адамо и мне быть вместе. Я не могу жить без него. Не буду.

Последнее было угрозой, которую папа слишком хорошо понимал. Тот день, когда я чуть не умерла от передозировки, преследовал его до сих пор, и даже если бы я не пыталась покончить с собой, папа никогда бы в это не поверил. Я ненавидела шантажировать его чем-то подобным. Я хотела жить и не хотела делать ничего подобного, но он не знал. Он всегда беспокоился обо мне.

Отец хмуро посмотрел на своих солдат.

— На выход. Сейчас же.

Дима поднял брови.

— Вы уверены? Один из нас мог бы остаться...

— Я вполне способен защитить себя от одного врага, Дима. А теперь следуй моему приказу.

Дима испытующе взглянул на меня, словно считал еще одним врагом для отца, но потом ушел.

Я не враг папы и никогда им не стану, но я помешаю ему убить Адамо. Когда нас осталось только трое, папа обошел стол и сел в кресло. То, что он повернулся спиной к Адамо, могло быть признаком того, что он не считает его угрозой, игрой власти и тестостерона, но это также могло быть сигналом мира. Я умоляла о последнем. Я не хотела, чтобы кто-то из самых важных мужчин в моей жизни пострадал, особенно от руки друг друга.

— Ты идиот, — прошептала я, глядя в глаза Адамо.

Адамо криво усмехнулся.

— Я знаю.

Папа постучал пальцами по столу, его взгляд задержался на моей руке в руке Адамо.

— Мира с Каморрой не будет. Этот корабль отплыл после нескольких последних атак.

Папа заговорил по-английски, и мой пульс немного замедлился. Папа пытался успокоить Адамо, говоря на его родном языке.

— Я не прошу мира. Я прошу дать мне шанс быть вместе с вашей дочерью.

— Как ты собираешься быть с моей дочерью, если вы на разных сторонах войны? Это может стать проблемой. Если только ты не надеешься отнять ее у меня и сделать частью своего клана Фальконе и Каморры.

За холодной маской папы я видела его беспокойство о том, что он меня потеряет. Семья значила для него все, и несмотря на то, что у него была Галина и его сыновья, он хотел, чтобы я тоже являлась частью семьи.

Адамо поднял брови.

— Динара ведь не часть Братвы, правда? — в глазах отца вспыхнул гнев, но Адамо невозмутимости продолжил: — Но у меня нет ни малейшего намерения отнимать у вас Динару, да и она не позволит. Она надерет мне задницу, потому что любит вас и хочет, чтобы вы присутствовали в ее жизни.

Взгляд отца встретился с моим, и на мгновение в нем вспыхнула неуверенность. Намек на сомнение гноился внутри него. Я выдержала его взгляд, надеясь, что он поймет, что я не представляю себе жизни без него, но и без Адамо тоже. В моей жизни было не так уж много людей, о которых я действительно заботилась, и я хотела, чтобы эти немногие были как можно ближе ко мне.

— Счастье Динары всегда было и остается моей главной заботой, — твердо сказал папа. — Я не забуду, что ты помог ей восстановить справедливость по отношению к монстрам ее прошлого.

— Я сделаю ради нее все, что угодно.

Я сжала руку Адамо. Такие слова всегда казались мне бессмысленным обещанием, но теперь я знала, что он имел в виду именно их.

— Оставив Каморру? — спросил папа, приподняв бровь.

Я послала ему недоверчивый взгляд. Он знал, что Адамо никогда не предаст своих братьев, даже ради меня, и если я попрошу его об этом, то все равно не заслужу его любви. Мы оба нуждались в наших семьях в нашей жизни, даже если никогда не могли стать одной большой семьей.

Адамо понимающе улыбнулся моему отцу.

— Вы предлагаете мне присоединиться к Братве?

Папа ничего не ответил, только внимательно смотрел на Адамо с непроницаемым выражением.

Братва никогда не примет в свои ряды бывшего члена Каморры. Как бы хорошо Адамо ни научился говорить по-русски, он всегда будет чужаком, врагом.

— Думаю, мы оба знаем, что я никогда не найду дом в Чикаго, и у меня нет абсолютно никакого намерения покидать свою семью или Каморру. И то и другое часть моей личности, самого моего существа. Оставить Каморру это все равно что оставить самого себя и изменить себя. Ваша дочь любит человека, которым я являюсь сегодня, а не альтернативную версию. — темные глаза Адамо скосились на меня, и я кивнула.

Я не хотела, чтобы он менялся. Я хотела парня, которого встретила.

— Тогда что ты предлагаешь? Похоже, мы зашли в тупик, застряли по разные стороны войны. Динара разрывалась бы, между нами.

— Я не буду разрываться. Это не похоже на открытую войну между Братвой на твоей территории и Каморрой. Братва Лас-Вегаса не имеет прочных связей с твоей организацией.

— Мы не нуждаемся в перемирии. Нам нужно соглашение о взаимном невежестве. Простой пакт о ненападении, — сказал Адамо.

— Грань между перемирием, которое может навлечь на меня гнев Наряда, и пактом о ненападении кажется мимолетной.

Адамо покачал головой.

— Перемирие часто влечет за собой сотрудничество. Мы договариваемся о сосуществовании. Мы не станем помогать вам в борьбе с Нарядом. Вы не станете помогать нам против Наряда.

— В таком случае ты не можешь приезжать в Чикаго, как тебе заблагорассудится. Вне моего дома ты не будешь защищен от нападений. Мои люди не помогут тебе, если Наряд снова попытается тебя похитить.

Адамо ухмыльнулся.

— Наряд больше не похитит меня. Я был наивным мальчиком, когда они меня взяли в заложники. И если они когда-нибудь поймают меня, Каморра придет мне на помощь. Братва мне для этого не нужна.

Папа откинулся на спинку кресла. То, что предложил Адамо, было шатким соглашением. Если что-то случится с Адамо, я переверну небо и землю, чтобы убедить отца послать своих людей, ради его спасения, и Адамо, несомненно, использует своих солдат Каморры, чтобы спасти меня, если что-то произойдёт. Линии станут размытыми. Даже этот пакт о совместном сосуществовании может заставить Наряд действовать, если они сочтут наше соглашение угрозой их бизнесу.

Мне наплевать на Братву, кроме того, что от их успеха зависела жизнь отца.

— Где вы будете жить? Как вы будете вместе? — спросил папа, снова поворачиваясь ко мне. — Жить в Лас-Вегасе, с кланом Каморры? Это будет трудно объяснить моим людям. Сосуществование заходит так далеко.

Люди отца восхищались им. Они доверяли его суждениям, но он был прав. Если я стану слишком близка с Каморрой, это им не понравится. Тогда папе оставалось только официально заявить о своем неодобрении и выгнать меня.

В любом случае вопрос был спорным. Я решительно покачала головой. Я не хотела жить в Лас-Вегасе. В городе было слишком много ужасов для меня. Маленькая Катенька задержалась в слишком многих темных углах, готовая обрушить на меня свои воспоминания. Я встретилась взглядом с Адамо, гадая, ожидает ли он, что я в конце концов перееду с ним в Вегас. Его семья очень близка. Все его братья жили в одном особняке, и они, вероятно, ожидали, что Адамо когда-нибудь присоединится к их совместной жизни.

Конечно, папа уловил мою неуверенность. Он поднялся на ноги и разгладил свой темный костюм.

— Я дам вам двоим минутку на переговоры. Я хочу получить ответы, когда вернусь, чтобы принять решение.

Папа прошел мимо нас и вышел из кабинета.

Я резко повернулась к Адамо и с силой ударила его в грудь.

— Что, черт возьми, на тебя нашло? Ты сошел с ума, пританцовывая в доме моего отца? Он мог убить тебя на месте!

— Он не убил, — сказал Адамо с медленной улыбкой, обнимая меня за талию и притягивая к себе.

Неужели он не понимает, в какой беде оказался?

— Он все еще может.

— Значит, теперь ты можешь заглянуть в будущее?

Адамо наклонился, его губы прижались к моим. Я смягчилась и поцеловала его в ответ. Я скучала по нему последние несколько дней. Теперь, когда я снова могла прикоснуться к нему, я удивлялась, как вообще могла жить без его прикосновений, без его улыбки. Адамо отступил.

— Твой отец не стал бы выслушивать все, что я ему скажу, и не оставил бы нас наедине, если бы решил убить меня. Он доверяет мне тебя, и это очень важно, учитывая, что ты, очевидно, очень дорога ему.

— Может он даёт нам время попрощаться? — я сказала.

И все же мне пришлось согласиться. Папа не испытывал неприязни к Адамо. Это больше, чем я когда-либо смела надеяться.

— Так что ты скажешь? Хотим ли мы быть вместе?

Я бросила на него снисходительный взгляд.

— Конечно. Но папа хочет найти решение, которое не доставит ему неприятностей.

— Он хочет твоего счастья. Это его главный приоритет, даже если это не должно быть.

Я поджала губы. Адамо рассмеялся.

— Это правда. Глава преступной организации никогда не должен ставить семью выше бизнеса. Но Римо такой же. Возможно, поэтому они неохотно терпят друг друга, несмотря на вечный конфликт между итальянцами и русскими.

— Он не согласится, чтобы я поехала с тобой в Лас-Вегас.

— Ты все равно не хочешь жить в Лас-Вегасе, — мягко ответил Адамо.

Я вздохнула.

— Ты прав. Мне никогда не понравится это место. Не после произошедшего. Даже если мы убьем монстров из моего прошлого, это не отменит того, что было. Это все еще у меня в голове.

— Знаю. Я не испытывал твоих ужасов, но даже мне иногда снятся кошмары о моем похищении и пытках.

— Но разве твоя семья не ожидает, что ты будешь жить с ними в особняке?

— Думаю, они знают, что на самом деле я никогда этого не хотел. Еще до того, как я встретил тебя, я большую часть года жил в лагере. Я предпочитаю кочевую жизнь. Организация гонок это часть бизнеса, с которым мне нравится иметь дело.

— Но это было до того, как ты обнаружил свою любовь к пыткам. Уверена, что твои братья смогут лучше использовать твои новообретенные таланты.

Адамо невесело усмехнулся.

— Поверь мне, у моих братьев достаточно опыта в пытках. Они не нуждаются в моей помощи. И дело не в том, что я открыл свой талант к пыткам во время нашей поездки мести. Это то, с чем я боролся в течение долгого времени. Темная жажда, которую я испытывал очень долго, и именно поэтому я действительно употреблял наркотики. Они смягчали желание. Превратили меня в человека, которым я хотел быть, но эффект никогда не длился долго.

— Если это так, то ты уверен, что сможешь жить без трепета крови, не прибегая к наркотикам, смягчая свое желание?

Адамо задумался.

— Да. Я чувствую, что желание уменьшилось с тех пор, как я позволил себе прожить некоторое время. Подавляя, жажда только усиливалась. Наверное, мне просто нужно время от времени позволять своему темному притяжению играть, чтобы держать ее в узде. Что насчет твоей темной жажды?

— Она там. Наверное, так будет всегда, но я не сдамся. Не после того, как я увидела, как жажда диктовала жизнь моей матери.

— Хорошо, — пробормотал Адамо.

— Но мы все еще не приняли решения о нашем будущем.

— Все просто. Мы живем в лагере. Гонки проходят девять месяцев в году, так что нам все равно придется передвигаться по трассе. Я хочу продолжать гонку. Что насчет тебя?

— О да, — сказала я с усмешкой.

Я скучала по острым ощущениям гонок. Я даже скучала по хаотичной атмосфере в лагере.

— Мы могли бы купить дом на колесах, чтобы было больше места. Это позволило бы нам создать для себя дом, не оседая на одном месте. Мы могли бы время от времени посещать Лас-Вегас, а если твой отец не захочет меня убить, то и Чикаго тоже. В противном случае нам просто придется разделиться для наших семейных визитов.

— Думаешь, твои братья согласятся на это?

— Как только Джемма и Савио начнут рожать детей, мои братья смогут воспользоваться дополнительным пространством. И близнецы Римо, вероятно, никогда не переедут, так что им тоже нужны комнаты. Если я нуждаюсь только в одной комнате, это даст моим братьям возможность создать жилое пространство для своих детей. Это беспроигрышная ситуация, если ты спросишь меня.

Это звучало как идеальное решение. Я все еще не была уверена, что его братья согласятся, но, может, мы сможем убедить отца в качестве первого шага и вытащить Адамо из Чикаго целым и невредимым.

— Ты можешь себе представить, что живешь со мной в доме на колесах, или такая жизнь не подходит для принцессы Братвы? — тихо спросил Адамо, притягивая меня еще ближе и обхватывая мою задницу.

Я приподняла бровь.

— Я предпочитаю свободу и пребывание с тобой дворцу. Что насчет тебя, принц Каморры?

Адамо усмехнулся.

— Я уже пару лет живу кочевой жизнью в палатке и машине. Мне многое не нужно.

Он снова наклонился ко мне, его язык дразнил мои губы. Его рука на моей заднице двинулась еще ниже, пока его пальцы не погладили мою киску. Я застонала ему в рот и встала на цыпочки, давая лучший доступ. Конечно, папа выбрал именно этот момент, чтобы вернуться.

Я быстро отступила от Адамо, мои щеки пылали. То, что меня поймал отец, заставило покраснеть даже меня. Адамо улыбнулся так, словно только что не трогал меня сквозь джинсовые шорты.

Я обрадовалась непроницаемому лицу папы, потому что он никак не показал, что заметил, как мы заняты друг другом.

— И? — спросил он нейтрально.

Адамо объяснил отцу, как мы планируем жить, стараясь, чтобы все звучало вполне разумно. Когда он закончил, папа кивнул.

— Это может сработать. Но кто гарантирует безопасность Динары?

— С Динарой никогда ничего не случится. Когда мы убивали ее обидчиков, я был ее защитником. Ни Димы, ни вас там не было, но Динара всегда была в безопасности.

Я стиснула зубы, ненавидя то, как они обсуждали меня, будто меня здесь не было.

— Я не нуждаюсь в постоянной защите. Я способна держаться подальше от неприятностей и при необходимости защищаться. Я могу кого-нибудь убить.

И Адамо, и папа проигнорировали мой протест.

— Если я доверяю тебе безопасность моей дочери, то лучше постарайся не разочаровать меня, потому что, если с ней что-нибудь случится, я найду тебя и замучаю до смерти своими собственными руками, и поверь мне, они очень на это способны.

— Папа, — пробормотала я.

— Если с Динарой что-то случится, а этого не будет, я заслужу все, что вы для меня запланировали, и с радостью приму свою судьбу, — ответил Адамо.

Я отрицательно покачала головой.

— Вы оба просто невозможны.

Папа коротко кивнул Адамо, и это была та степень одобрения, на которую он, вероятно, был способен.

— Сегодня я тебя не убью. Прямо сейчас я готов дать зеленый свет твоим отношениям с моей дочерью. Не заставляй меня передумать.

— Не заставлю, — пообещал Адамо.

— Значит ли это, что мы с Адамо можем вернуться в лагерь завтра?

Папа кивнул, но я видела, что ему все еще трудно меня отпустить. Я отпустила руку Адамо и подошла к папе, чтобы крепко обнять его.

— Спасибо, — прошептала я.

Его решение было рискованным. Если бы кто-нибудь, кроме меня, затеял что-нибудь с итальянцем или, что еще хуже, с членом Каморры, он убил бы их на месте, но для меня он был готов принять даже это.

— Все ради тебя, Катенька, — тихо сказал он, прежде чем поцеловать меня в висок.

— Полагаю, нам придется вечно жить во грехе, — сказала я с облегченным смехом, когда мы вышли из кабинета отца.

Учитывая, насколько консервативной была большая часть итальянской мафии, быть вместе, не будучи женатыми, вызвало бы скандал, но наши отношения были скандальными на многих уровнях в любом случае.

— То есть ты хочешь сказать, что откажешься, если я когда-нибудь попрошу тебя выйти за меня замуж?

Я послала Адамо предупреждающий взгляд, ведя его через вестибюль.

— Не смей задавать этот вопрос. Мы даже год не вместе, и даже тогда было бы слишком рано. Я даже не уверена, что вообще хочу выходить замуж, определенно не раньше тридцати. На самом деле нет никакой причины связывать себя узами брака.

Я не торопилась выходить замуж и никогда не думала о своем будущем в деталях. Я любила Адамо, но это не означало, что я хотела выйти замуж.

Нам с Адамо разрешили провести ночь вместе в моей комнате, что явно удивило Адамо, судя по выражению его лица, когда я не предоставила ему гостевую спальню.

— Папа знает, что мы занимаемся сексом, поэтому держать нас порознь на ночь кажется бессмысленным.

Как только я закрыла дверь, Адамо прижал меня к ней и поцеловал. Я отстранилась.

— Я не должна награждать тебя за то, что ты чуть не погиб.

— Я очень живучий, — сказал Адамо.

Я проскользнула мимо него к шкафу с яйцами Фаберже. Адамо последовал за мной.

— Ты очень хорошо вёл себя с моим отцом. Мало кто знает, что сказать.

— Я не знаю твоего отца, но знаю таких, как он. Я вырос среди своих братьев, и поверь мне, нет никого более убийственного, чем Римо.

— Но Римо твой брат. Он не убьет тебя. Ничто не сдерживает моего отца.

— Это ты, — сказал Адамо, обнимая меня сзади за талию. — Эти яйца прекрасны, но мы не можем взять их с собой в лагерь.

— Они останутся здесь. Они слишком драгоценны и красивы, чтобы разъезжать в машине.

— Ты так же драгоценна и прекрасна.

Я толкнула его локтем.

— Комплименты не дадут тебе секса. Я все еще злюсь, что ты так рисковал. Я бы никогда не простила себе, если бы мой отец убил тебя.

Адамо просунул руку мне под футболку, играя с пирсингом в животе, и кивнул на яйцо Фаберже в центре, на самое дорогое в шкафу и первое яйцо, подаренное мне папой.

— Это твой пирсинг в пупке.

— Да. Мое любимое, и я люблю, чтобы оно рядом, где бы я ни была.

Адамо кивнул, а затем его рука скользнула ниже. Он расстегнул пуговицу, прежде чем залезть в трусики. Его пальцы нашли мой клитор и начали тереть маленькими дразнящими кругами.

Я прикусила губу и прислонилась к нему.

— Мне не нужны комплименты, чтобы получить секс, — тихо сказал Адамо, прежде чем укусить меня за горло.

Его пальцы разгладили мои складки, разрезая ножницами чувствительную кожу.

— Мой отец может посчитать неуважением, что ты не можешь сдержаться даже на одну ночь, — задыхаясь, произнесла я.

Адамо усмехнулся.

— Я не скажу ему. А ты?

Он вошёл в меня двумя пальцами.

— Нет, — выдохнула я.

В ту ночь я долго лежала без сна в объятиях Адамо, меня не преследовала ни тревога, ни страх. Я представляла себе наше совместное будущее и была в восторге. Теперь нас уже ничто не сдерживало.

ГЛАВА 25

Когда на следующий день мы с Динарой вернулись в лагерь, это действительно было похоже на последнее возвращение домой. Крэнк помахал мне рукой и поднял вверх большой палец, заметив Динару. Я уже звонил Римо вчера вечером, чтобы убедиться, что он не нападет на Чикаго, когда от меня слишком долго не будет вестей. Я действительно не хотел, чтобы мое предварительное понимание с Григорием было подорвано. Я не стал вдаваться в подробности моего соглашения с Григорием, но, зная Римо, он, вероятно, что-то заподозрил. Мои братья знали, что я предпочитаю жить в лагере, а не оставаться в Лас-Вегасе.

Динара сияла от счастья, когда мы поставили палатку между нашими машинами. Это был не самый роскошный дом, но это все, в чем мы нуждались на данный момент. Когда через две недели сезон подойдёт к завершению, у нас будет время купить дом на колесах.

Я не пропустил много любопытных или даже настороженных взглядов от других водителей или девушек.

— Как ты думаешь, они знают, почему мы так часто уезжали в последние месяцы? — спросила Динара.

— Они что-то знают. Мне следовало бы догадаться, что слухи рано или поздно распространятся.

— Я думаю, что некоторые из них теперь дважды подумают, прежде чем подрезать тебя во время гонки. Никто не хочет, чтобы его пытали и убивали, — криво усмехнулась Динара.

— Не то чтобы я стал другим человеком.

— Для них ты это ты. Из-за твоего легкого характера людям легко забыть, что ты Фальконе. Теперь они понимают, что один из монстров из Вегаса действительно ходит среди них, и это заставляет их нервничать.

Я мог бы сказать, что это очень позабавило Динару.

— Ненавижу это прозвище.

— Но оно служит своей цели. В мафиозном бизнесе лучше, чтобы тебя боялись, чем любили.

Я мрачно рассмеялся.

— Действительно. Это кредо Римо. Я думаю, что это было неизбежно, что я выполню судьбу моей семьи в какой-то момент.

— Люди в лагере в конце концов опомнятся, как только увидят, что ничего не изменилось. А до тех пор тебе будет легче наверстывать упущенное.

— Ни я, ни ты не сможем наверстать упущенное в последних гонках. В следующем сезоне нам предстоит пройти квалификационные гонки.

В глазах Динары вспыхнуло возбуждение.

— Я люблю вызов.

— Я думаю, люди тоже видят тебя в новом свете. Тревожные взгляды не только мне предназначены.

Динара оглянулась, и люди быстро отвели глаза.

— Сомневаюсь, что они боятся меня за то, какая я. Девушек всегда недооценивают.

— Любой, кто недооценивает тебя, дурак.

— Я действительно скучала поэтому, — сказала Динара, когда мы сидели на бревне вокруг костра с остальными членами лагеря, пили пиво и ели куриные крылышки, которые жгли мои вкусовые рецепторы.

Из динамиков, установленных по периметру, гремела музыка в стиле кантри.

— Да, это наш собственный странный маленький мир, где мы можем нарушать правила.

Динара двигала ногами в такт деревенскому ритму. Я вызывающе усмехнулся.

— Я никогда не принимал тебя за деревенскую девушку.

Она сделала глоток пива, и на ее великолепном лице медленно расплылась улыбка.

— Я многослойная личность.

Я усмехнулся.

— Без шуток. — я обнял ее за плечи, и она положила голову мне на плечо. — Странно думать, что отныне это наш дом.

Динара пожала плечами.

— Мы будем свободны. Не думаю, что в мире есть что-то лучше.

— Да, — пробормотал я. Первые люди начали танцевать вокруг костра, когда уровень алкоголя в их крови увеличился. — Ты говорила с Димой?

Динара вздохнула.

— Я не увидела его перед отъездом. Наверное, он избегал меня. Возможно, он чувствует, что я предала то, что у нас было.

— Но вы больше не вместе. Он был твоим телохранителем.

— Он всегда был чем-то больше. Но Дима верен моему отцу и не может следовать за мной по этому новому пути. Он всегда будет служить папе, пока тот не умрет или не будет убит, выполняя свой долг. Возможно, он думает, что мой долг остаться в Чикаго и быть принцессой Братвы, какой меня всегда хотел видеть мой отец.

— Но ты не хочешь быть такой. Если Дима когда-нибудь действительно любил тебя, он должен это понять.

Динара подняла голову.

— То, что у нас с Димой было, на самом деле не любовь, я понимаю это теперь, когда я с тобой.

— Потому что ты любишь меня.

— Ты действительно хочешь, чтобы я говорила это чаще, не так ли?

Я поцеловал ее.

— Ох, определенно.

Танцы вокруг нас становились все более дикими, поднимая пыль. Многие люди начали подпевать песням, большинство из них не имели понятия о реальных текстах.

— Давай присоединимся к ним, — сказала Динара, ставя бутылку пива на землю.

— Я думал, ты никогда не спросишь.

Я вскочил на ноги и потянул ее за собой. Когда мы присоединились к танцующим, некоторые из них замялись, очевидно, все еще не уверенные в нас после слухов о паре убийц, о которых рассказал мне Крэнк, но вскоре музыка и алкоголь унесли их напряжение, и мы снова стали частью лагеря.

Динара засмеялась, когда мы, спотыкаясь, двигались под музыку в нескоординированном, но веселом танцевальном строю. Ее глаза встретились с моими, ее лицо было прекрасно освещено огнем. Это не было фальшивым счастьем. Никакого притворного смеха. Тьма была частью и Динары, и меня, но мы изгнали ее в далекое местечко внутри нас. Она не управляла нашей жизнью.

Было почти три часа ночи, когда мы с Динарой наконец легли спать в нашей палатке. Мы не были пьяны, но нежное покалывание наполнило мое тело. После занятий любовью мы заснули в объятиях друг друга.

Ворочающаяся Динара и неразборчивое бормотание разбудили меня от моего собственного кошмара — того самого, который преследовал меня годами, но, кроме как в прошлом, я не просыпался весь в поту и с бьющимся в горле сердцем. Кошмар изменился с тех пор, как мы с Динарой начали наше путешествие мести. Теперь мне всегда удавалось в конце концов освобождаться от оков и сражаться со своими мучителями. Похоже, теперь мои кошмары позволили мне отомстить.

Дыхание Динары замедлилось, когда она проснулась, и я поцеловал ее в щеку.

— Хотела бы я, чтобы кошмары умерли вместе с моими обидчиками, — прошептала она в темноту.

— В конце концов, они исчезнут или, может быть, изменятся, — сказал я и рассказал о своем собственном измененном кошмаре.

— Я все еще удивляюсь, что ты никогда не пытался отомстить людям, которые пытали тебя. У тебя за спиной Каморра.

— Месть Наряду, особенно их Капо и его Младшим Боссам, ничего не изменит, она лишь продолжит бесконечную спираль насилия и мести. Ты можешь покончить со всем, убив своих обидчиков, но на войне месть ведет только к еще большему насилию. То, что случилось со мной, не было личным.

Динара издала сдавленный смешок.

— Я думаю, что пытки это довольно личное.

— Дело было не во мне, а в Римо. Моя боль была местью за действия Римо, и если я отомщу в свою очередь, это приведет к новому акту мести со стороны Наряда.

— В нескончаемую спираль насилия.

— Я хочу жить настоящим и будущим.

— Впервые в жизни я хочу того же. Прошлое умерло, и я очень взволнована за наше будущее.

— Это будет сумасшедшая поездка во многих отношениях.

Динара одобрительно промурлыкала.

— До конца сезона осталось всего две гонки, и большинство людей вернутся к своим семьям на Рождество. Лишь немногие остаются в лагере, как Крэнк, и отпразднуют вместе.

— Мы не празднуем Рождество в декабре. Православное Рождество в январе, так что, может быть, я останусь в лагере до января.

— Я хочу, чтобы ты отпраздновала Рождество со мной и моей семьей в Лас-Вегасе.

Она замерла в моих объятиях.

— Я не член твоей семьи. Уверена, что твои братья и их семьи не хотят, чтобы я была там.

Я еще не спрашивал братьев, но я любил Динару и хотел провести с ней праздники. Я сомневался, что Киара и Серафина будут иметь что-то против. Римо очень заботился о нашем особняке, поэтому я не был уверен в его реакции. А еще были Савио и Джемма. Они оба абсолютно спокойны в обычных обстоятельствах, но половина семьи Джеммы была убита Братвой, поэтому они могли быть предвзяты в своем мнении о Динаре. Я держал эти мысли при себе. Я найду способ убедить свою семью, что Динара не представляет угрозы.

— Моя семья должна встретиться с тобой, а что может быть лучше, чем Рождество?

— Я не из тех, у кого длинный список поклонников. Я не из тех милых, всегда улыбающихся девушек, которых все хотят видеть в своей семье.

— Поверь мне, ты прекрасно впишешься с твоей индивидуальностью. Не позволяй мне праздновать Рождество в одиночестве. Нет ничего более удручающего, чем быть окруженным счастливыми парами и семьями в одиночестве.

Динара долго молчала, потом вздохнула.

— Хорошо, но, пожалуйста, убедись, что мне будут рады. Я действительно не хочу вторгаться в ваше семейное время.

— Ты моя семья, — пробормотал я.

Динара прижалась ближе к моему телу и поцеловала меня в шею.

— Я люблю тебя.

На следующее утро я позвонил Римо. Он был первым человеком, которого я должен убедить. К моему удивлению, он не был против моего предложения.

— Возьми ее с собой. Киара будет в восторге приготовить для большего количества людей.

— Я ожидал от тебя большего сопротивления, — признался я.

— Если ты доверяешь Динаре, я доверяю твоему суждению. Не говоря уже о том, что мы с Нино знаем ее и сомневаемся, что она будет представлять опасность. У нее больше причин быть благодарной нам, чем ненавидеть нас за вражду между семьями мафии, которая на самом деле ее не касается.

— Что насчёт Савио и Джеммы? — я спросил.

— Поговори с Савио. Если он против, я не могу позволить Динаре присоединиться к нам.

— Понимаю, — сказал я. — Спасибо, Римо. Я знаю, что часто не показывал тебе свою благодарность за то, что ты делал, но я никогда не забуду твой поступок, чтобы отдать Динаре справедливость. В будущем я постараюсь быть по отношению к тебе не таким мудаком.

— Это только начало, — криво усмехнулся Римо.

— Да, Капо.

Я повесил трубку и набрал номер Савио. Он ответил после десятого гудка.

— Лучше бы это было чем-то хорошим, — пробормотал он. — Ты нарушаешь мои супружеские обязанности.

Я услышал, как Джемма прошипела что-то неразборчивое и что-то похожее на пощечину. Савио усмехнулся.

— Мне нужно поговорить с тобой о Рождестве, — сказал я.

— Ладно? Я не состою в оргкомитете Рождества. Спроси девочек.

— Это по поводу Динары. Я хочу взять ее с собой, чтобы отпраздновать Рождество вместе с нами.

На другом конце провода воцарилась тишина.

Его голос потерял свою обычную непринужденность, когда он наконец заговорил.

— Римо упомянул, что вы с ней все еще вместе. Я думал, что все закончится после того, как вы завершите свой кровавый загул.

— Мы любим друг друга, — признался я, хотя и чувствовал себя беззащитным перед Савио.

Обычно мы с ним не делились своими самыми глубокими темными эмоциями.

— Любовь к врагу, похоже, входит в семейную традицию.

— Динара не враг. Она никогда не была частью Братвы.

— Ее отец Пахан. Наши девушки являются частью нашего мира по ассоциации, даже если они не введены.

Было странно слышать, что Савио так серьезен, и это говорило мне, что это трудная тема для него и Джеммы.

— Я знаю, что у тебя есть все основания ненавидеть Братву, а Джемме еще больше, и именно поэтому я хочу спросить, не возражаешь ли ты, если я привезу Динару с собой.

— Это не мое решение, — сказал Савио, затем его голос стал приглушенным, поскольку он, вероятно, описывал ситуацию Джемме.

Я не знал Джемму так хорошо, как Киару, но она никогда не казалась мне человеком, который легко судит людей.

— Хорошо, — сказал Савио без предупреждения.

— Что?

— Ты можешь привезти ее с собой. Мы с Джеммой не станем осуждать Динару, пока не встретимся с ней. Мы дадим ей шанс.

— Спасибо, Савио, — честно сказал я.

— У меня нет времени болтать с тобой. Мне нужно удовлетворить свою жену.

Он повесил трубку, и я с улыбкой покачал головой.

Я застал Динару возящейся со своей машиной для завтрашней гонки. Она удивленно подняла брови.

— Ты выглядишь взволнованным.

— Я поговорил со своей семьей. Они хотят, чтобы ты присоединилась к нам на Рождество.

— Ты говоришь с облегчением, а значит, не был уверен, что они согласятся.

Я обнял ее за талию.

— Савио и Джемма были немного не оповещены, но они хотят встретиться с тобой.

— Чтобы узнать, не представляю ли я угрозу?

Я ухмыльнулся.

— Всем любопытно о тебе. И я думаю, тебе понравится Джемма. Она любит сражаться в клетке.

Динара нахмурилась.

— Я не люблю драться.

— Но ты увлекаешься гонками, а это тоже занятие, в котором доминируют мужчины.

Динара закатила глаза.

— Мне не нужен член, чтобы надрать задницу на заезде.

— Так ты отпразднуешь Рождество со мной и моей семьей?

Динара решительно кивнула, но я видел, что она нервничает.

— Я пережил твоего отца, и ты переживешь мою семью, не волнуйся.

— Это меня утешает.

Я никогда не праздновала Рождество в декабре. Не то чтобы я была большим поклонником праздника вообще. Я всегда праздновала только для своего отца, а позже для моих сводных братьев.

Адамо так много рассказывал мне о своей семье, что мне, казалось, будто я их уже знаю. Интересно, много ли они обо мне знают? Я не из тех, кто легко нервничает или волнуется перед встречей с новыми людьми. Я определенно была больше экстравертом, даже если у меня нет никаких проблем с одиночеством. Я знала, что не всем нравлюсь, и могла жить с этим, поэтому не беспокоилась о том, чтобы стать мисс популярность. Однако я нервничала, потому что это не просто случайная встреча. В этом имелся смысл. Это означало, что мои отношения с Адамо серьёзные для нас обоих. До сих пор мы так и не придумали этому названия. Мы жили этим. Но это новый шаг в наших отношениях.

Когда мы подъехали к великолепному белому особняку, мои ладони вспотели. Это важно для Адамо, и, в свою очередь, для меня.

— Нервничаешь? — с ухмылкой спросил Адамо, когда мы вышли из машины.

Он схватил огромный пакет с подарками из багажника, прежде чем подойти ко мне.

Я закатила глаза, но с радостью приняла его протянутую руку в качестве моральной поддержки.

— А у меня есть на то причины? Все согласны, что я здесь?

Адамо бросил на меня взгляд, ясно дававший понять, что он считает меня милой. Я толкнула его локтем в бок.

— Как ты думаешь, у меня когда-нибудь будет возможность встретиться с твоим отцом на семейном собрании? Возможно, отпразднуем вместе ваше православное Рождество?

То, что отец не убил Адамо, когда тот появился на нашем пороге, было чудом. Он очень заботился о Галине и своих сыновьях, поэтому я сомневалась, что он позволит Адамо находиться в их присутствии в ближайшее время. Может, Римо и не считал меня угрозой для своей семьи, но Адамо член Каморры, Фальконе, и для того, чтобы мой отец не воспринимал его как угрозу, потребуется много времени, если это вообще когда-нибудь произойдет.

— Давай делать шаг за шагом, хорошо? В прошлый раз он тебя не убил. Это хорошее начало, но мы не должны слишком напрягать свою удачу. Давай дадим ему время привыкнуть к мысли, что ты постоянно присутствуешь в моей жизни. Прямо сейчас он, вероятно, все еще надеется, что наши отношения потерпят неудачу.

Адамо остановился как вкопанный, подняв брови и все с той же ухмылкой на лице.

— И? Ты бы сделала ставку на нас?

— Мы не беспроигрышный вариант, — сказала я со злой улыбкой. — Но кому нужна безопасность, когда они могут иметь то, что имеем мы.

Я схватила его за воротник и притянула к себе для поцелуя. Адамо обнял меня.

Громкие звуки поцелуев нарушили этот момент. Мы с Адамо отстранились. Адамо застонал и прищурился, глядя на троих мальчишек, которые задержались в дверях, наблюдая за нами. Самый высокий мальчик с черными волосами бросился к нам и улыбнулся Адамо, прежде чем повернуться ко мне с осторожным блеском в глазах.

—Кто ты? — спросил он... нет, потребовал.

Адамо подтолкнул его вперед.

— Это не твое дело, Невио. И лучше следи за языком, а то у тебя будут неприятности.

Невио сжал губы, но совсем не выглядел виноватым, направив на меня еще один взгляд. Мальчику было лет восемь, но он определенно обладал дерзостью и уверенностью взрослого человека. Несмотря на его грубость, мальчишка мне понравился. Если бы у меня когда-нибудь были дети, я бы предпочла, чтобы у них была своя голова, и они не позволяли взрослым или кому-то еще топтать их.

Я подняла брови, смотря на мальчика. Двое других проявили больше сдержанности, но, очевидно, тоже не доверяли моему присутствию. Они не были похожи на Невио. Я предположила, что это дети Нино.

— Наши подарки там? — спросил Невио, указывая на пакет.

Это, казалось, возбудило любопытство и двух других мальчиков, и они набросились на Адамо.

Адамо пожал плечами.

— Зависит от вашего поведения.

— Невио, Алессио, Массимо! — крикнула какая-то женщина, и в ее голосе громко зазвенело нетерпение.

Мальчики развернулись и бросились обратно в дом, оставив нас с Адамо наедине.

У меня вырвался смешок.

— Остальные члены твоей семьи окажут мне такой же прием?

Адамо снова взял нас за руки.

— Дети не привыкли к посторонним в особняке. Обычно Римо не принимает гостей. Он очень заботливый.

Я кивнула, понимая, о чем говорит Адамо. То, что Римо принял меня в своем доме, очень важно.

— Он доверяет твоему суждению обо мне.

Нино подошел к нам, когда мы ждали на крыльце.

— Не хотите войти?

— Я хотел дать Динаре шанс передумать после грубого приветствия Невио.

Нино слегка приветливо кивнул мне, прежде чем снова повернуться к Адамо.

— И что он сделал?

— Он потребовал сказать, кто она. Разве вы не сообщили детям?

Нино покачал головой.

— Мы сказали им, что ты приведешь с собой свою подружку. Это вызвало настоящий переполох, потому что ты никогда не представлял кого-то раньше.

Адамо упоминал, что никогда не относился к кому-либо достаточно серьезно, чтобы представить их в присутствии своей семьи. То, что он доверял мне достаточно, чтобы взять меня, наполняло меня теплом.

— Пошлите, — сказал Нино. — Киара приготовила ужин. Мы же не хотим, чтобы он остыл.

Адамо и я последовали за Нино по длинному коридору в огромную комнату, которая, казалось, служила общей зоной особняка. Адамо упоминал, что у каждого брата есть свое крыло, где они живут с женой и детьми. Даже у Адамо все еще имелось свое крыло, хотя большую часть года он жил в лагере.

Общая площадь была уже переполнена кланом Фальконе. Полдюжины детей жужжали вокруг, создавая впечатляющий уровень шума. Три мальчика и две девочки. Все повернулись к нам, когда мы вошли в комнату. Адамо показывал мне фотографии своей семьи, но я не была уверена, что смогу запомнить имена детей. По крайней мере, взрослых было не трудно запомнить. Третий темноволосый мужчина, должно быть, брат Адамо, Савио, а рядом с ним его жена-секс-бомба, Джемма. Я была довольна своим телом, но даже я почувствовала вспышку неполноценности, увидев ее изгибы. Часть ее семьи была убита Братвой, так что ее нерешительное выражение лица не стало неожиданностью. Я встретилась с ней взглядом и натянуто улыбнулась. Я не буду чувствовать себя виноватой за то, за что не отвечаю. Отец уверял меня, что он не принимал участия в нападении. Но даже если и так, я не являлась частью его бизнеса. То, что наши семьи никогда не будут сидеть за столом и играть в счастливую семью, было ясно с самого начала.

— Добро пожаловать в наш дом, — сказал Римо.

Даже язык его тела отличался от наших предыдущих встреч. Легкое напряжение в его руках и ногах говорило о его заботливости и осторожности. Я не представляла угрозы в его глазах, иначе меня бы здесь не было, но доверие еще не являлось частью наших отношений. Адамо сжал мою руку и притянул меня ближе к своей семье. Стол был уже накрыт, но никто не занял своих мест.

Жена Римо, немного напомнившая мне Грейс Келли, послала своему сыну Невио предостерегающий взгляд, прежде чем подошла ко мне и улыбнулась. Первый совершенно дружеский жест моего визита, не то чтобы у меня были причины жаловаться. В конце концов, мой отец чуть не убил Адамо.

— Привет, Динара, рада наконец-то познакомиться. Мы почти потеряли надежду, что Адамо привезет тебя сюда. Он был очень скрытен в своих отношениях с тобой, — сказала Серафина.

— Нам нужно было время, чтобы разобраться самим, прежде чем рассказывать другим подробности, — ответила я с улыбкой.

— В этом есть смысл, — произнесла Леона, жена Фабиано, Головореза Каморры и не кровного брата Фальконе.

— Ужин готов! — сказала темноволосая женщина, направляясь к нам.

Я узнала в ней жену Нино, Киару. По какой-то причине я почувствовала, как мои щеки запылали, вспомнив предложение Адамо поговорить с ней о моем прошлом. Мне все еще не нравилось, что он думал, что подобное прошлое жестокого обращения означает, что мы с Киарой можем давать друг другу жизненные советы. У каждого человека был свой уникальный способ справиться с травмой. Она, казалось, нашла свое безопасное убежище в семье, живя традиционной ролью обеспечения своей огромной семьи. Я не была той, кто хотела безопасности и непрерывности, имея дело со своим прошлым. Мне хотелось острых ощущений и приключений. Киара направилась прямо ко мне и одарила меня яркой улыбкой. Она выглядела искренне счастливой, увидев меня. Она притянула меня к себе. Сначала я напряглась, потому что не ожидала этого. Моя семья была более сдержанной. Мы редко обнимались, особенно с людьми, которых едва знали.

После секундного удивления я заставила себя расслабиться, но она тут же отстранилась и смущенно улыбнулась.

— Прости. Я не хотела тебя обнимать.

— Не извиняйся. Приятно познакомиться.

Киара была великолепной, миниатюрной женщиной с самыми добрыми глазами, которые я когда-либо видела. Она была кем-то, кого я представляла себе покорной женой пастора, а не печально известного и, несомненно, социопатического гангстера вроде Нино Фальконе.

— Нино, ты не поможешь мне принести еду на стол? — спросила Киара, прежде чем они с мужем исчезли.

— Я тоже помогу, — сказала Джемма, бросаясь за ними.

Может, это не так просто для нее, как думал Адамо. Он посмотрел на своего брата Савио, но я не могла прочесть, что произошло между ними.

Я поздоровалась с Леоной и Серафиной, которые приветствовали меня без всяких оговорок. Они тоже, казалось, были искренне заинтересованы во встрече со мной. Поздоровавшись с женщинами, Адамо повел меня к Римо и Нино, а также к Фабиано и Савио. Фабиано с натянутой улыбкой пожал мне руку. Я не ожидала более теплого приема от Каморры, но он не был враждебен, поэтому я восприняла это как хороший знак. Мой желудок сжался, когда я наконец посмотрела на Савио.

— Привет, — глупо произнесла я.

Не знаю, почему мне стало не по себе. Я не виновна по ассоциации.

Савио оглядел меня с головы до ног. Я была в своих любимых байкерских ботинках, но вместо рваных джинсов или джинсовых шорт выбрала более праздничную клетчатую юбку, черные колготки и черную кожаную куртку поверх чёрного боди с длинными рукавами.

— Я должен был догадаться, что мой младший братец эмо найдёт себе эмо-рокершу.

Я моргнула.

— Роль Кена и Барби в семье уже занята, так что нам пришлось довольствоваться эмо-парой, — выпалила я, прежде чем успела подумать.

Римо приподнял бровь с тем выражением мрачного веселья, которое всегда оставалось на его лице.

Савио даже захлебнулся от смеха. Он с силой хлопнул Адамо по плечу.

— Теперь я знаю, почему ты выбрал ее.

Я подавила довольную улыбку. Адамо пожал плечами, но я видела, как напряжение покидает его плечи.

— Это был не выбор. Динара это сила, с которой надо считаться. У меня не было выбора, кроме как влюбиться в нее.

Мое лицо покраснело. Я вонзила ногти в его руку, предупреждая. Он не должен смущать меня. Разговор об эмоциях перед людьми действительно ставил меня в тупик.

Через пару минут Киара, Нино и Джемма вернулись с кастрюлями и тарелками, и мы расселись вокруг стола. Дети все еще смотрели на меня со смесью осторожности и любопытства. Я надеялась, что завтра подарки подтолкнут их ко мне, но не знала, как вести себя с Джеммой. До сих пор она избегала меня.

За ужином я время от времени бросала на нее взгляд. К счастью, остальные члены клана Фальконе оживленно болтали со мной о гонках. Мы избегали упоминаний о России или Братве, пока Леона не спросила:

— Как вы празднуете Рождество в России?

Я замялась, глядя на Джемму и Савио. Я не хотела вскрывать старые раны, но Джемма подняла глаза от тарелки и встретилась со мной взглядом. Она слегка улыбнулась мне. Я расслабилась и в свою очередь благодарно улыбнулась ей.

— Мы празднуем седьмого января. В моей семье мы готовим двенадцать блюд, олицетворяющие учеников Иисуса, но так делают не все в России. У нас в стране множество традиций.

Вскоре на меня посыпались новые вопросы о России. Я почувствовала облегчение от того, что мое наследие больше не было розовым слоном в комнате.

— Я бы хотела когда-нибудь посмотреть большой балет, — вставила крошечная девочка с такими же черными волосами и темными глазами, как у ее близнеца Невио.

Ее звали Грета, если я правильно запомнила инструкции Адамо, и она выглядела как драгоценная куколка с симметричными чертами лица, большими глазами и фарфоровой кожей.

— Я была на балете несколько раз в Санкт-Петербурге и Москве. Мои любимые балеты это Щелкунчик и Лебединое Озеро.

Грета застенчиво улыбнулась мне, на мгновение встретившись со мной взглядом, прежде чем отвернуться.

— И мои тоже.

Все сразу стали относиться ко мне еще теплее, будто приговор этой маленькой девочки имел особое значение. Адамо похлопал меня по ноге и переплел наши пальцы под столом.

К концу вечера я полностью расслабилась. Я еще не чувствовала себя частью семьи, но и не ожидала этого. И все же я наслаждалась хаотичным уютом дома Фальконе.

Это было совсем не то Рождество, которое мы праздновали в Чикаго, и мне очень нравилось это новое событие. Я хотела, чтобы Адамо тоже стал частью наших традиций, но боялась, что папа сделает с ним, если я привезу его домой. Пока я была в безопасности в Лас-Вегасе с кланом Фальконе, я не была уверена, что Адамо будет в безопасности в Чикаго. Папа в любой день может передумать.

После рождественского ужина мы все двинулись к диванам. Красиво украшенная рождественская елка возвышалась над нами и освещала пространство мягким светом электрических свечей. Не успела я сесть рядом с Адамо, как ко мне подошла Джемма.

— Мне жаль, что я была груба и не поприветствовала тебя сразу. Рождество для меня тяжёлый праздник... — она сглотнула. — Но я не должна была изливать на тебя свою печаль.

— Я сожалею, что случилось с твоей семьей. Я ненавижу, что мафиозный бизнес убивает так много невинных.

— Спасибо, — сказала Джемма с легкой улыбкой. — Я рада, что Адамо нашел тебя. Я никогда еще не видела его таким счастливым.

Адамо разговаривал с Фабиано, но я видела, что он вполуха слушает мой разговор с Джеммой.

После того как Грета исполнила короткий балет, который Киара аккомпанировала на пианино, Киара начала собирать посуду. Я помогла ей и отнесла стопку тарелок на кухню. Интересно, Адамо тоже упоминал о разговоре с ней? Мне стало неловко. Я не стеснялась своего прошлого, но предпочитала, чтобы люди судили меня за мои сегодняшние поступки, а не за то, что было сделано со мной более десяти лет назад.

Она заметила мой любопытный взгляд и прислонилась к кухонному столу.

— Адамо всегда казался таким беспокойным, когда приезжал в гости, особенно во время рождественских праздников, но сегодня, впервые с тех пор, как я его знаю, он выглядел так, словно излучал спокойствие. Он нашел своё место. Ты его якорь, и не важно, где вы оба живете или продолжаете путешествовать с гоночным лагерем, он нашел свой дом в тебе. Это замечательно. Нам всем нужно что-то, что дает нам корни, чтобы мы могли расти для будущего, и вы корни друг друга.

Я прикусила губу, мое горло сжалось от эмоций.

— Спасибо, Киара. Я никогда не хотела, чтобы это случилось. Не думала, что могу доверять кому-то так, как доверяю Адамо.

Киара кивнула.

— Я никогда не думала, что смогу испытать то, что испытала с Нино, но прошлое не должно определять нас.

— Да, — согласилась я.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвались двое ее сыновей. Они прижались к ней.

— Мам, а можно нам печенье перед сном? — спросил тот, что пониже ростом, Массимо.

— Сегодня Рождество, — напомнил ей Алессио.

Киара рассмеялась, и я тоже. Они напоминали мне моих сводных братьев. Когда дело касалось сладостей, они могли быть довольно хитрыми.

Мгновение спустя вошел Адамо с двумя пустыми стаканами, но было очевидно, что он проверяет меня. Он обнял меня за талию, притягивая к себе.

— Я в порядке, — сказала я, прежде чем он успел спросить.

Адамо кивнул.

— Я знал.

Я подавила улыбку. Я всегда хотела, чтобы рядом со мной был кто-то, кто знал бы, что я могу постоять за себя, кто не вёл бы себя со мной как с девушкой в беде, и я нашла этого человека в Адамо.

ГЛАВА 26

Она стояла на фоне горизонта, освещенная заходящим солнцем, совершенно голая, если не считать байкерских ботинок. Ее рыжие волосы пылали, как пламя в последних лучах, а бледное красивое тело казалось почти перламутровым. Я вышел из палатки и еще немного понаблюдал за ней.

Она была чертовски великолепна. Повернувшись, она встретилась со мной взглядом. На ее лице появилась улыбка. Это не была одна из фальшивых улыбок, отягощенных темнотой прошлого. Это была свободная, честная улыбка. Это не означало, что она больше не таила в себе тьму. Мы оба таили. Именно это заставляло нас так хорошо понимать друг друга. Но теперь мы контролировали нашу тьму, как прирученное животное за железной решеткой. Иногда мы выпускали его поиграть, но в основном он мирно спал в своем углу.

Я все еще чувствовал себя так же глупо влюбленным в Динару, как и тогда, когда мчался в Чикаго, чтобы убедить ее отца. Мы сблизились, Динара и я, и даже ее отец неохотно терпел меня. Впервые в этом году мы вместе отпраздновали православное Рождество в Аспере.

Динара прикусила губу, как всегда, дразня, и повернулась ко мне, чтобы я мог увидеть ее обнаженное тело. Одна ее рука обхватила грудь, дразня пирсинг, а другая медленно скользнула вниз по животу к вершине бедер с мягкими рыжими волосами. Кровь хлынула вниз по моему телу, скапливаясь в члене. Мы с ней всегда проводили время вдали от лагеря, чтобы в полной мере насладиться обществом друг друга.

Я подошел к ней поближе, глядя, как она гладит себя. Остановившись прямо перед ней, Динара тихо дышала, приоткрыв губы. Два пальца работали над клитором, распространяя по нему влагу. Я схватил ее за бедра и втянул в рот проколотый сосок. Ее пальцы быстрее задвигались, и она издала резкий стон. Я медленно опустился, проводя языком по ее животу, прежде чем оказался на уровне глаз с ее киской. Ее пальцы обхватили комочек нервов, и ее похоть уже собралась вокруг. При виде ее блестящих складок у меня потекли слюнки. Я наклонился вперед и подразнил ее пальцы и клитор своим языком, пробуя ее сладкое возбуждение. Ее пальцы не прекращали кружить вокруг клитора. Вместо этого они вскоре начали бороться с моим языком за господство. Когда она кончила, я усадил ее к себе на колени. Каждый раз, занимаясь с ней любовью, это ощущалось, как откровение.

Потом мы смотрели на ночное небо, откинувшись на капот моего БМВ, и пили ледяное пиво.

— В прошлом мне нужно было покурить, чтобы по-настоящему насладиться моментом, — пробормотала Динара.

— Я даже больше не скучаю по курению.

— Я тоже. Ты и гонки даете мне кайф, в котором я нуждаюсь, — сказала она с дразнящей улыбкой.

Я коснулся ее щеки, не в силах поверить, как мне повезло, как до смешного я счастлив.

И тут меня осенило. Это момент, которого я ждал. Конечно, я не был готов, но это не имело значения. Я не хотел дожидаться сигнала. Это самое подходящее время, и я надеялся, что Динара тоже это поймёт. Я соскользнул с капота и опустился на пыльную землю перед Динарой.

Она медленно села, ее глаза на мгновение расширились, затем недоверие отразилось на ее лице.

— Что ты делаешь?

Я с улыбкой взял ее за руку.

— Мы вместе пять лет, хотя ты и думала, что мы не дотянем. Я считаю, что мы все еще сильны. Я бы поставил все свои деньги на то, что мы доживем до пятидесяти лет.

Динара прикусила нижнюю губу, сдерживая смех.

— Учитывая наш рискованный образ жизни, сомневаюсь, что мы проживем так долго.

— Я знаю, что тебе еще нет тридцати, поэтому твое второе требование не выполнено, но я не могу ждать еще пять дополнительных. Я бы сказал, что мы готовы...

Я порылся в кармане джинсов и вытащил серебристую обертку от жевательной резинки.

Динара недоверчиво рассмеялась, но ничего не сказала. Я сложил обертку в импровизированное кольцо и снова взял ее за руку.

— Динара Михайлова, ты выйдешь за меня?

Я поднял кольцо-обертку, которое сверкнуло в свете фар, делая его более прочным, чем оно было на самом деле.

— Ты сошел с ума! — воскликнула Динара, но ее глаза были мягкими, и она с трудом сдерживала улыбку.

Я поднял кольцо чуть выше.

— Боюсь, мне нужен ответ.

Она на мгновение закрыла глаза, а когда снова открыла их, сказала:

— Да.

Я надел ей на палец кольцо-обертку, затем, пошатываясь, поднялся на ноги и обнял ее. Я страстно поцеловал ее, когда она прижалась ко мне.

— На секунду я испугался, что ты откажешь.

— На секунду я была готова сказать «нет». Я действительно люблю нашу жизнь во грехе, без обязательств, свободную и дикую.

Я посмотрел ей в глаза.

— Тогда почему ты не отказала?

Мы с Динарой никогда всерьез не говорили о браке. Она не была похожа на тех девушек, которые мечтают о пышной свадьбе и платье принцессы. Если бы у меня было больше времени на планирование этого момента, я, вероятно, струсил бы. Но она сказала «да» мне, нам, вечности.

Адамо ухмыльнулся, словно выиграл джекпот. Я протянула руку и полюбовалась серебряным кольцом на пальце, пока, не отвечая на его вопрос.

— Я рада, что ты вложил столько усилий в наше обручальное кольцо, — поддразнила я его.

На самом деле мне было все равно. Я редко носила драгоценности, хотя у меня их было шокирующее количество, и все они были подарены моим отцом или семьей из России. Я не взяла с собой ни одного украшения и не скучала по ним. Единственное, что мне действительно хотелось иметь рядом, это яйца Фаберже, но дом на колесах не лучшее место для ценных произведений искусства.

Он провел рукой по своим непослушным волосам. Он всегда стригся в начале сезона, но позволял отрастать волосам в последующие месяцы.

— Я думал, тебя не интересуют драгоценности.

Он действительно казался обеспокоенным.

— Меня не волнует это, — прошептала я. — Это идеальное кольцо для нас.

Адамо усмехнулся.

— Не уверен, что согласен. Скоро ты получишь кольцо получше. — он помолчал, подняв брови. — Но ты не ответила на мой вопрос.

Почему я сказала «да»? Долгое время я была против брака, считала его излишним и ограничивающим. Сама мысль о том, чтобы связать себя с человеком, заставляла меня нервничать, но, когда Адамо задал этот вопрос, мое тело не отреагировало холодным потом или чувством тошноты. Это казалось необъяснимо правильным.

— Потому что я не могу представить, что когда-нибудь снова буду жить без тебя, так что мы можем сделать это официально. Я поняла, что мы уже преданы друг другу, и брак с тобой не означает, что мы больше не можем быть дикими и свободолюбивыми.

— По-моему, это самое милое, что ты мне когда-либо говорила, — пошутил Адамо.

Я ударила его по плечу, прежде чем крепко поцеловать.

— Я люблю тебя, и мне нравится быть безрассудной с тобой, и я знаю, что мы можем продолжать быть безрассудными, даже когда поженимся, и это прекрасно.

— И я люблю тебя, — он взял мою руку и осмотрел кольцо, которое сделал. — В следующий раз, когда мы будем проезжать мимо города, мы можем пройтись по магазинам.

Я задумчиво поджала губы. Я не могла представить себя с обручальным кольцом.

— Нам обязательно покупать настоящее кольцо? Разве мы не можем придумать что-то еще, что показывает, что мы вместе? Или, может, у нас просто нет ничего, кроме любви в наших сердцах.

Адамо ухмыльнулся.

— Хорошая попытка. Я хочу, чтобы все увидели знак того, что ты моя.

— Ты тоже будешь моим, помнишь?

— Я не хочу забывать.

Я обвила руками его шею.

— Никаких колец. Но если у тебя есть предложение получше, я могу принять.

Адамо немного подумал, прежде чем на его лице появилась ухмылка. Он все еще умудрялся выглядеть мальчишеским смельчаком, когда бросал на меня этот взгляд.

— Как насчет свадебной татуировки? Нино мог бы сделать дизайн и набить тату.

Мои брови удивленно поднялись. Мне даже понравилась эта идея.

— А почему бы и нет? По крайней мере, так мы не сможем потерять.

— Идеально.

— Ты же понимаешь, что мы не можем организовать большое торжество?

Каморра и Братва все еще едва терпели друг друга, и до сих пор наши с Адамо необычные отношения не доставляли моему отцу никаких неприятностей, но свадебный праздник, в котором участвовали обе наши семьи, мог изменить это.

Адамо пожал плечами.

— На самом деле мне не интересно большое торжество. Речь идет о нас. Мне все равно, это можем быть только ты и я, и это будет идеальная свадьба.

— Мы могли бы пожениться в одной из тех часовен в Вегасе. Ну, те, где Элвис скрепляет узы.

Адамо явно пришлось подавить смех.

— Не Элвис, но мы можем пожениться в часовне в Вегасе, если ты этого хочешь.

— Тебе не кажется, что это нам подойдет?

Адамо прижался лбом к моему лбу, криво улыбаясь.

— Девушка, которая ненавидит День Святого Валентина, ненавидит кольца и не хочет нервного свадебного торжества. Я почти уверен, что ты была послана небесами.

— Я серьезно в этом сомневаюсь. Во всяком случае, небеса бросили меня на землю, потому что я плохо себя вела.

— Мне нравится, когда ты плохо себя ведешь, — пробормотал Адамо.

— Я знаю.

Я притянула его к себе.

Через неделю мы с Динарой отправились в Лас-Вегас, чтобы провести несколько дней с моими братьями и их семьями и рассказать им о нашем решении. Конечно, в ту секунду, когда мы объявили о своем намерении пожениться, Киара уже фантазировала о планировании свадьбы.

Динара бросила на меня испуганный взгляд, поэтому я заговорил, прежде чем мои невестки позвонили организатору свадьбы.

— Мы с Динарой не хотим отмечать. Мы просто хотим пожениться здесь в часовне. Ничего такого.

— Ох, — пробормотала Киара, переглянувшись с другими девочками.

— Ты ведь понимаешь, что разбиваешь здесь немало сердец? — произнёс Римо, но вид у него был такой, будто ему все равно.

Он никогда не любил больших торжеств и, вероятно, не стал бы устраивать никаких свадебных церемоний, если бы Серафина этого не хотела.

— Для нас это не праздник, а обещание, которое мы даем друг другу, — осторожно сказала Динара.

— Принимая во внимание трудности, связанные с тем, что твоя семья и наша живут под одной крышей, ваше решение мудрое, — сказал Нино.

Динара быстро кивнула.

— Да, это еще одна причина, по которой мы не хотели поднимать шум.

— Мы также не нуждаемся в кольцах, — сказал я. — Вместо этого мы хотим, чтобы ты сделал нам свадебные татуировки.

Савио улыбнулся Нино.

— Тогда ты набьёшь татуировки почти каждому члену нашей семьи. Это становится доброй традицией.

Я усмехнулся.

— Татуировка быка на твоем члене не самый трогательный знак.

Савио бросил на Джемму дерзкий взгляд.

— Вид моего быка всегда согревает трусики и сердце Джеммы, верно?

Она ударила его по прессу, заставив захныкать.

— Надеюсь, вы не хотите, чтобы ваши свадебные татуировки были в таких же сомнительных местах, — сухо заметил Нино.

Динара рассмеялась.

— Не переживай, — сказал я.

— Когда вы собираетесь пожениться? — спросила Киара.

Я мог сказать, что она была расстроена из-за того, что не сможет организовать большую свадьбу.

— Завтра, — одновременно сказали мы с Динарой.

Киара с надеждой улыбнулась.

— Мы можем быть там?

Нино тронул ее за плечо.

— По-моему, голубки хотят побыть одни, — сказал Римо.

Я кивнул.

— Мы действительно не хотим делать из этого ничего особенного.

— Приглашение моей семьи на свадьбу не пойдет Григорию на пользу, и мы никак не можем пригласить его на церемонию в Вегасе, не вызвав большого скандала и, скорее всего, кровопролития.

— По крайней мере, пусть кто-нибудь запишет на видео церемонию, — взмолилась Киара.

— Я думаю, что есть пакет услуг, который мы можем заказать, и который включает в себя снимки и даже видео, — сказала Динара. — Я могу узнать. — она достала телефон, но Римо отмахнулся.

— Они будут фотографировать и записывать все, если вы их попросите. Ты станешь Фальконе.

Мы с Динарой переглянулись.

— Вообще-то, — сказал я. — Динара сохранит свою фамилию. Как мы уже говорили, мы просто хотим пожениться как знак для нас, а не для внешнего вида.

— Это разумно, учитывая ситуацию с Григорием, — протянул Нино.

Я рассмеялся.

— Я знал, что ты согласишься.

Киара покачала головой, выглядя искренне встревоженной.

— Вы двое наименее романтичные люди из всех, кого я знаю. Нино, по крайней мере, притворяется романтиком ради меня.

— Во всяком случае, в них обоих нет романтической жилки, — ответила Серафина.

Динара пожала плечами.

— Наша идея романтики это разделить пиво на капоте автомобиля после того, как надрать друг другу задницы во время гонки.

Я притянул ее к себе и поцеловал в висок.

— Идеально.

Когда Динара рассказала отцу о нашем решении той ночью, его волнение было ограниченным. Не столько потому, что она решила выйти за меня замуж. Думаю, что он уже примирился со мной, но был потрясен тем фактом, что его драгоценная дочь выйдет замуж в клишированной часовне в Вегасе. Но он, как и моя семья, должен принять наше решение.

На следующее утро мы с Динарой последовали за Нино в комнату, которую он сделал под импровизированную тату-студию.

Я нервничал, понравится ли Динаре татуировка, которую я выбрал. Я несколько дней искал в Интернете возможные варианты. Большинство из них были просто татуированными кольцами, но это был бы слишком очевидный выбор. Нам с Динарой хотелось чего-то более утонченного, не для всеобщего обозрения.

Нино вытащил листы со своим эскизом наших свадебных татуировок. Он подтолкнул лист с татуировкой на ладони Динары, а другой ко мне. Динара просмотрела эскиз замысловатого замка в форме сердца, затем перевела взгляд на мой листок с соответствующим ключом.

— Тебе нравится? — спросил я, когда она ничего не ответила.

Она кивнула с легкой улыбкой.

— Ты можешь набить что-то настолько тонкое в таком маленьком размере, как палец? — спросила она Нино, который в ответ нахмурился.

— Я подумал, что мы могли бы набить их на ладонях. Таким образом, ключ и замок всегда будут сливаться, когда мы будем держаться за руки. Недостатком является то, что татуировки на ладонях держатся только до года, поэтому нам придется регулярно их подправлять, — быстро сказал я.

Я еще не обсуждал это с ней. Это было задумано как сюрприз.

Динара тут же кивнула.

— Это на самом деле прекрасно, потому что это означает, что мы должны обновлять наши клятвы каждый год. — она помолчала. — Я чувствую себя ужасно, что ты романтик в наших отношениях.

— Я рад, что твои ожидания невелики, когда дело доходит до романтических жестов, поверь мне.

Мы с Динарой обменялись улыбками. Нино выглядел нетерпеливым.

— Итак, я полагаю, вы оба не возражаете, если я набью татуировки на ваших ладонях?

— Да, — ответил Динара, и я кивнул.

— Должен предупредить, что ладонь это нежное место, и бить татуировку будет, по крайней мере, неприятно, возможно, даже болезненно, в зависимости от уровня чувствительности.

— Не думаю, что кто-то из нас теперь очень чувствителен к боли, — сухо сказал я.

Я прошел через пытки в руках нашего врага и больше сломанных костей, чем я хотел бы перечислить во время драк или гоночных аварий. Динара тоже пережила достаточно дерьма. Не говоря уже о том, что у нее пирсинг в соске, о котором Нино, конечно же, не знал.

— Кто хочет первым?

— Я, — без колебаний ответила Динара и протянула руку Нино, который тщательно ее продезинфицировал.

Он взял иглу для татуировки, но начал не сразу.

— Если тебе нужно, чтобы я остановился, просто скажи.

Динара кивнула, но ничего не сказала, пока Нино набивал замысловатый узор на ее ладони, а только зачарованно наблюдала. Пока я восхищался татуировкой брата, мой взгляд часто блуждал по великолепному лицу Динары, не в силах поверить, что сегодня мы действительно скажем друг другу «да». Когда Нино закончил, она протянула руку между нами. Кожа была красной, но было очевидно, что мой брат создал нечто великолепное.

— Твоя очередь, — сказал мне Нино.

Я протянул руку, но не отвел глаз от Динары, которая слегка улыбнулась мне. Когда игла пронзила мою кожу, я дёрнулся. Это было неприятно, как сказал Нино, но ничего похожего на боль, которую я чувствовал раньше, только на этот раз конечный результат стоил каждой секунды дискомфорта.

После того, как Нино закончил с моей татуировкой, он удовлетворенно кивнул, прежде чем снова переключиться в режим предупреждения.

— Постарайтесь, чтобы татуировки были чистыми, и в ближайшие несколько дней никаких рукопожатий. Результат пострадает, если вы попадёт зараза.

— Будем вести себя прилично, — саркастически сказал я Нино.

Он посмотрел на Динару.

— Я люблю гонки, и мне прокололи живот в грязном закоулке, где также продавались подержанные сотовые телефоны.

Нино вздохнул и встал.

— Я думаю, вы двое хорошая пара.

— Да, — согласился я.

Три часа спустя мы все-таки стояли перед имитатором Элвиса. Мы с Динарой выбрали одинаковые наряды из наших любимых кожаных курток, рваных джинсов и белых футболок, без всякой причудливой ерунды. Но я сунул белую розу в карман куртки, а Динара держала в руке букет белых роз. Единственный цветок был также вплетен в ее рыжие волосы, создавая красивый контраст.

После того, как мы произнесли наши клятвы и целовались дольше, чем это было уместно, я вынес Динару из часовни и направился к своему БМВ. Я опустил ее на пассажирское сиденье, еще раз поцеловал, закрыл дверцу и сел за руль.

— Готова жить со мной долго и счастливо?

— Очень готова, — сказала Динара.

Я нажал на газ, и мы с громким ревем вылетели с парковки. Дети настояли, чтобы мы привязали дюжину банок к выхлопной трубе. Мы опустили окна, включили музыку — Highway to Hell — которая казалась идеальным ироничным штрихом к нашему дню, и помчались через Вегас. Вскоре мы оставили город позади, чтобы найти отдаленное место для нашей первой совместной ночи в качестве супружеской пары. У нас было все необходимое, чтобы сделать этот медовый месяц идеальным. Я и она, банки макарон с сыром из ностальгического прошлого и шесть упаковок ледяного пива.