К барьеру!_N 16-17_ 2009

ЭЙХМАН В ИЕРУСАЛИМЕ

Книга Ханны Аренд «Банальность зла», вышедшая в русском переводе, производит странное впечатление. Восемь пишем, два в уме. Причем эти два гораздо более интересны и значимы, чем все восемь. Автор сказал «А», но Б, В, Г, Д застряли у него в голове.

Второе название книги госпожи Аренд «Эйхман в Иерусалиме». По-существу книга посвящена одному из фигурантов Холокоста, Адольфу Эйхману, которого израильские спецслужбы выкрали из Аргентины, судили в Израиле и повесили по приговору суда. Казалось бы, справедливость восторжествовала и один из военных преступников, на совести которого лежат миллионы замученных в концлагерях евреев, получил заслуженное возмездие, но книга Ханны Аренд совсем неоднозначна, ибо поднимает множество вопросов, которые и поныне остаются без определенного ответа.

Удивительно то, что госпожа Аренд никогда не обращала внимания на амбивалентность антисемитизма, хотя эта проблема лежит на поверхности и неоднократно декларировалась видными деятелями сионизма. Антисемитизм — диалектическое явление; это один из способов существования еврейской нации. Об этом писал один из лидеров сионизма Зеев (Владимир) Жаботинский: «После потери естественного изолирующего средства — национальной территории — еврейство заставило искусственно оградить себя от слияния с другими народами стеной религиозных догматов; теперь, когда новые социально-экономические условия разрушили гетто и ворвавшаяся в него культура бесповоротно осудила догмат на гибель, так что искусственная стена, ограждающая еврейство от растворения в чужой среде, пала — импульс национального самосохранения побуждает еврейство стремиться к восстановлению естественного изолирующего средства, т. е. автономной рациональной территории, чтобы обеспечить навсегда еврейской национальной индивидуальности полную всестороннюю свободу. Роль антисемитизма — это роль блохи, от укуса которой спящий может проснуться. Но если он, проснувшись, принимается за творческое дело, то не ради нечистого насекомого, а ради того инстинкта жизни и работы, который в нем отроду заложен».

Т.е. антисемитизм напоминает еврею о его происхождении, призывает его к работе по восстановлению собственного государства, самобытной культуры. Макс Нордау, известный сионист и общественный деятель, находил антисемитизм, «возведенный в принцип», весьма удобным и полезным явлением, который встал естественной стеной на пути ассимиляции. И это подтверждает вся история диаспоры.

Так, в Италии нет антисемитизма, но еврейская община этой страны стремительно уменьшается, синагоги пустуют. В 1982 году евреев в Италии было около 32 тысяч (данные из Еврейской энциклопедии).

Евреи диаспоры всегда были зажаты между молотом антисемитизма и наковальней ассимиляции. Надо сказать, что теоретики сионизма нового времени обобщили весьма древнюю практику. Амбивалентность антисемитизма имеет глубокие исторические корни. Настоящее имя испанского ученого и врача XII века Петра Альфонси, издавшего при короле Альфонсе Кастильском вполне антисемитский трактат, Моше га-Сфаради. В XIII веке его превзошел в неистовой ненависти к Израилю еврей Николай Донин из Ла-Рошели. Он вступил в орден францисканцев и поднял крестоносцев на кровавую резню в Бретани, Пуату и Анжу, в которой погибли 3 тысячи евреев и 5 тыс. были вынуждены креститься. Широко известно имя епископа Бургоса по имени Пабло де Санта Мария. Он беспощадно преследовал евреев в конце XIV века. До принятия христианства его имя было Шломо га-Леви. Печально известный инквизитор Томазо де Торквемада имел еврейские корни. Благодаря его стараниям было казнено 30 тысяч евреев, а сотни тысяч были подвергнуты различным наказаниям. Надо ли говорить, что выдающийся антисемит Отто Вейнингер был евреем, как и основатель черносотенного «Союза русского народа», известный мракобес и провокатор Владимир Грингмут.

Многие высшие чины Третьего рейха были евреями; среди них генерал-губернатор Польши Ганс Франк, генерал-фельдмаршал Эрхарт Мильх, начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих, причем последний был непосредственным руководителем Эйхмана.

Книга Ханны Аренд посвящена сотрудничеству нацистов и сионистов ради создания Израиля, хотя она с порога отметает идею Хусейна Зульфикара Забри, который на заседании Египетской национальной ассамблеи заявил, что Гитлер стал жертвой сионистского заговора, «подтолкнувшего его к совершению преступлений, которые помогли евреям достичь своей цели — создания государства Израиль». Как бы там ни было, но слово было произнесено; нам остается исследовать его соответствие сущности вещей.

Постепенное давление на еврейскую диаспору в Германии началось в тридцатых годах. Евреев начали изгонять с государственной службы, им запретили сдавать государственные вступительные экзамены в университеты; изданные в 35-м году Нюрнбергские законы лишали евреев всех политических прав, смешанные браки оказались под запретом и так далее. Однако большинство евреев пребывало в счастливом неведении и не помышляло об эмиграции в Палестину, которая в то время была выжженной пустыней.

В 1934 году Эйхман вступил в СД, одно из подразделений СС, под начало Рейнхарда Гейдриха. Ему «поручили заниматься евреями» и наладить контакты с еврейскими функционерами с последующей целью — способствовать эмиграции евреев в Палестину. Диаспора была расколота на ассимилянтов, которые не помышляли об эмиграции, и сионистов, которые бредили возвращением на свою историческую Родину.

Надо сказать, что Эйхман был человек не далекого ума, не имел никакого систематического образования, его сознание представляло собой tabula rasa, на которой вполне уместилась сионистская пропаганда. Он был весьма скромен в своих амбициях и всю жизнь мечтал получить звание штандартенфюрера, то есть полковника. Непосредственный руководитель Эйхмана некий Мильденштейн, первым делом потребовал, чтобы он прочел книгу классика сионизма Теодора Герцля «Еврейское государство».

«Этот труд, — пишет Ханна Аренд, — превратил Эйхмана в убежденного сиониста». Все его мысли были сосредоточены на том, как бы сделать так, «чтобы у евреев появилась твердая почва под ногами». Эйхман рьяно взялся за свою сионистскую деятельность. Он начал читать сионистскую литературу, в частности «Историю сионизма» Адольфа Беме, изучил иврит и идиш, выступал с лекциями о сионизме перед коллегами из СС. Он очень четко разделял евреев на ассимилянтов-ортодоксов, которых презирал, и идеалистов-сионистов, которых поддерживал. Вся его деятельность была направлена на то, чтобы способствовать эмиграции евреев в Палестину, и в этом ему всячески помогали еврейские сионисты-функционеры, или он всеми силами помогал им.

Но Эйхман был только пешкой, только исполнителем плана, задуманного вовсе не им. Надо отчетливо понимать, что Эйхман и ему подобные были только верхушкой айсберга, корни которого уходили совсем в иные миры. Несколько позже, находясь в Венгрии, Эйхман вел переговоры с неким евреем-идеалистом, то есть сионистом, Рудольфом Кастнером. Множество евреев уже находилось в лагерях смерти, но Эйхман достиг соглашения с Кастнером, благодаря которому «лучший биологический материал», то есть видные евреи и члены молодежных сионистских организаций, был под охраной немецкой полиции депортирован в Палестину, а остальных, «презренных ассимилянтов», ждали печи крематория.

Судья Беджамин Халеви, который во время оно судил в Израиле и Кастнера, заявил, что последний продал душу дьяволу, то есть Эйхману, но Эйхман никак не тянул на дьявола, а только на мелкого чиновника Третьего рейха. Дьявол скрывался гораздо глубже.

После включения Австрии в состав рейха в марте 38 года Эйхмана послали в Вену разрабатывать план принудительной эмиграции. Если ранее евреев принуждали к свободному выбору — хочешь не уезжай, но будь гражданином второго сорта; хочешь — уезжай и осваивай палестинскую пустыню, (таким образом происходила селекция, отбирался «лучший биологический материал» для нового государства), то теперь задачей Эйхмана было заставить евреев эмигрировать всеми доступными способами. План этот принадлежал Гейдриху, начальнику Эйхмана, ему же принадлежала идея создания системы гетто, в том числе и привилегированных гетто, которая была внедрена на всех оккупированных территориях. Но на суде израильские власти настаивали «на полной и включающей в себя всё ответственности Эйхмана, мол, за всем этим стоял только один его ум». Все всё понимали, и даже судьи пытались замести следы.

Несмотря на отсутствие образования, Эйхман имел два достоинства: он умел организовывать и вести переговоры. По его распоряжению видные еврейские функционеры были освобождены из концлагерей и с их помощью был налажен эмиграционный конвейер. Сионисты и просто здравомыслящие евреи понимали, куда движется колесо истории, и потому «жаждали» эмиграции, а нацисты желали видеть Германию чистой от евреев. Эйхман мог удовлетворить обе стороны. На суде он заявил, что помогал еврейским функционерам, то есть сионистам, спасти евреев и наладить процесс эмиграции в Палестину.

Если бы дело шло о тотальном уничтожении евреев, то африканский корпус Роммеля мог бы быстро решить эту задачу, но на Израиль не упала ни одна немецкая бомба. «Нет никаких сомнений, — пишет Ганс Ламм, — что на первых этапах своей еврейской политики национал-социалисты считали уместным принять просионистский подход».

Надо заметить, что в тридцатые годы сионистская пропаганда в Германии резко усилила свою активность. Сионистские фонды получили в три раза больше средств, а тираж сионистского еженедельника Die Judische Rundschau вырос с пяти тысяч до сорока. Еврейская диаспора была расколота, причем ассимилянты, которых представляла «Центральная ассоциация немецких граждан исповедующих иудаизм», были в подавляющем большинстве, а сионисты, которые сотрудничали с нацистами, в меньшинстве.

Характерно, но именно доктрина сионизма о возвращении евреев в Палестину входила в противоречие с ортодоксальным иудаизмом. Мессия, Машиах должен был придти и вернуть евреям их историческую родину, но сионисты решили не дожидаться прихода мессии. Гестапо и СС оказывали всяческую поддержку эмиссарам из Палестины, они устраивали тренировочные лагеря для будущих эмигрантов. Так, Эйхман эвакуировал монахинь из одного монастыря, чтобы передать его в ведение молодым евреям, которые должны были обучаться в нем навыкам сельского хозяйства. Нацисты сопровождали составы с эмигрантами в Палестину, дабы они могли спокойно пересечь границу.

Исследователи Холокоста Джон и Девид Кимчи писали о том, что «основные действующие лица этой истории пришли к полному взаимопониманию»; сионисты говорили на эйхмановском языке. Как пишет госпожа Аренд, «в Европу их послали поселенцы, и в операциях по спасению евреев они не были заинтересованы: «Это была не их работа». Их работой было отобрать «подходящий материал», а главным врагом правда, это было еще до программы уничтожения…»

Именно эмиссары из Израиля были первыми евреями, которые получили право «отбирать молодых еврейских пионеров» среди заключенных концлагерей. Думаю, что они понимали всю чудовищность этой селекции и отчетливо представляли, что ждет оставшихся. Те же братья Кимчи пишут об Эйхмане: «Это был один из самых парадоксальных эпизодов начального периода нацистского правления: человек, который вошел в историю как один из главных убийц немецкого народа, попал в список самых активных деятелей спасения евреев из Европы».

Характерно, что Эйхман не только получил приглашение от палестинских функционеров посетить Израиль, но и нацисты выдали ему разрешение навестить эту «далекую страну». (Следует заметить, что защитник Эйхмана доктор Сервациус сделал все, чтобы Эйхман закончил свою жизнь в петле.) Надо думать, что когда Гитлер принял решение об «окончательном решении» еврейского вопроса, в Западной Европе не осталось евреев-сионистов, только одни ассимилянты, с которыми можно было не церемониться. Однако сотрудничество нацистов, утверждает Хана Аренд, с еврейскими советами продолжилось.

«На еврейских функционеров можно было положиться во всем — в составлении списков людей и их собственности, в собирании депортированных средств, призванных возместить расходы на депортацию и их уничтожение, в составлении перечня опустевших квартир, в предоставлении полиции сил для отлова евреев и последующей посадки их в поезда и — в качестве заключительного акта — передача всех средств собственности самой общинной администрации для окончательной конфискации».

И далее. «Для евреев роль еврейских лидеров в уничтожении собственного народа, несомненно, стала самой мрачной страницей в этой и без того мрачной истории…. Хорошо известный факт, что реальная рабочая сила по уничтожению велась руками еврейских отрядов, был четко и в деталях подтвержден свидетелями обвинения — рассказами о том, как трудились члены этих отрядов в газовых камерах и крематориях, как вырывали у трупов золотые зубы и отрезали волосы, как копали могилы, а затем снова раскапывали их, чтобы уничтожить следы массовых убийств, как еврейские техники строили в Терезине газовые камеры — там, в Терезине, еврейская «автономия» была настолько полной, что вешатели тоже были евреями».

Сразу возникают вопросы, зачем нужны были все эти немыслимые убийства, которые обходились рейху в немалые деньги, и каких еврейских лидеров, которые принимали участие в уничтожении своего народа, имела в виду Ханна Аренд?

В 1977-м году в Нью-Йорке вышла книга американского раввина М. Шонфельда «Жертвы Холокоста обвиняют. Документы и свидетельства о еврейских военных преступниках», в которой Хаим Вейцман, в 1920–1946 гг. почти бессменно возглавлявший Всемирную сионистскую организацию и Еврейское агентство Палестины, аттестуется как главный из этих самых военных преступников. По словам Голды Меир «для евреев всего мира Вейцман был «царь иудейский»… он был живым воплощением сионизма… и влияние его было огромно». (Меир Голда. «Моя жизнь», Иерусалим, 1989. Кн. 1, С. 220, 221).

Особо Шонфельд обращает внимание на заявление Вейцмана, сделанное им еще в 1937 году: «Я задаю вопрос: «Способны ли вы переселить шесть миллионов евреев в Палестину?» Я отвечаю: «Нет». Из трагической пропасти я хочу спасти два миллиона молодых… А старые должны исчезнуть… Они — пыль, экономическая и духовная пыль в жестоком мире… Лишь молодая ветвь будет жить». (Shonfeld М. The Holocaust Victims Accuse. Documents and Testimony on Jewish War Criminals. N.-Y., 1977. P. 25).

«Пророчество» Вейцмана сделано почти за два года до «Хрустальной ночи». Мысли сего уважаемого в Израиле селекциониста нашли живой отклик в сердцах других сионистов. Венгерский раввин В. Шейц, развивая мысль Вейцмана, в 1939 году писал: «Расистские законы, которые ныне применяются против евреев, могут оказаться и мучительными, и гибельными для тысяч и тысяч евреев, но все еврейство в целом они очистят, разбудят и омолодят».

Итак, вожди сионизма и нацизма были сотрудниками в трудном деле переселения европейских евреев в Палестину. Взаимодействие сионизма и нацизма — очевидная реальность, которую невозможно опровергнуть. Один из историков сионизма Лионель Дадиани писал в своей книге «Критика идеологии и политики социал-сионизма», изданной в 1986 году, что вскоре после прихода Гитлера к власти сионизм «заключил с гитлеровцами соглашение… о переводе из Германии в Палестину в товарной форме состояния выехавших туда немецких евреев. Это соглашение сорвало экономический бойкот нацистской Германии и обеспечило ее весьма крупной суммой в конвертируемой валюте». Об этом упоминает и Ханна Аренд.

24 апреля 1966 года в израильской газете «Маарив» были опубликованы слова одного из бывших командиров Хаганы депутата кнессета Хаима Ландау: «Это факт, что в 1942 году Еврейское агентство знало об уничтожении… Правда заключается в том, что они не только молчали об этом, но и заставляли молчать тех, кто знал об этом тоже».

Он вспоминал, как один из руководящих сионистских деятелей, Ицхак Гринбаум, признался ему: «Когда меня спросили, дашь ли ты деньги на спасение евреев в странах изгнания, я сказал «нет!»… Я считаю, что нужно противостоять этой волне, она может захлестнуть нас и отодвинуть нашу сионистскую деятельность на второй план».

Когда Вейцману предложили выкупить евреев, находящихся в немецких концлагерях, он цинично ответил: «Все эти евреи не стоят одной палестинской коровы».

«Один из руководителей Хаганы Ф. Полкес, — сообщает тот же Дадиани, — в феврале-марте 1937 г. вступил в контакт с офицерами гестапо и нацистской разведки, находясь по их приглашению в Берлине… Полкес, передав нацистским эмиссарам ряд интересовавших их важных сведений… сделал несколько важных заявлений. «Национальные еврейские круги, — подчеркнул он, — выразили большую радость по поводу радикальной политики в отношении евреев, так как в результате ее еврейское население Палестины настолько возросло, что в обозримом будущем можно будет рассчитывать на то, что евреи, а не арабы станут большинством в Палестине».

И действительно: в 1933–1937 гг. еврейское население Палестины увеличилось более чем в два раза, достигнув почти 400 тысяч человек. Впрочем, то, о чем пишет Ханна Аренд, — секрет Полишинеля. Голоса многих честных евреев звучат весьма нелицеприятно на фоне общей картины Холокоста, сформулированной лидерами сионизма. Некий Давид Сойфер сообщает, что в 1930-х годах «сионистские организации передали Гитлеру 126 миллионов долларов», то есть, согласно нынешней покупательной способности доллара, намного более миллиарда, чтобы осуществить уникальную историческую возможность реализации сионистских планов».

Именно жертвы Холокоста подтолкнули большинство членов ООН проголосовать за образование нового еврейского государства. Руководители Израиля успешно сформировали беспримерное чувство «вины» (именно так определяют это сионисты) целого мира (кроме России, разумеется, которая спасла мир от коричневой чумы) и потребовали немалые репарации, которые Германия выплачивает до сих пор. Что сказать, евреям жить в этой мрачной истории своей несчастной Родины. Для нас, гоев, вывод может быть только один: каждый еврейский погром — победа тех темных сил, которые своими корнями уходят в глубины сатанинские.

Венцеслав КРЫЖ, ФОРУМ мск

ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ФОТОРЕПОРТЕР

Исполнилось 70 лет специальному тассовскому фотокорреспонденту Владимиру Мусаэльяну. Он известен как личный фотограф Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева.

Он скромен, интеллигентен и всегда спокоен. Несуетлив. Есть такое понятие, крайне редко применяемое к человеку, — «порода». Им в газетной хронике обычно награждаются светские персонажи, зачастую представители королевских семей. Так вот, эта характерная внешняя мусаэльяновская неторопливость — знак такой королевской породы. Подобно выдержанному вину с годами он приобрел «букет» мудрости, уверенности в себе и одновременно раскованности.

С таким собеседником легко. Он не раскидывает по новомодной «звездной» привычке «пальцы веером» и не бубнит себе под нос старческое: «Да, были времена, когда мы с Леонидом Ильичом…»

Мусаэльян с юмором и теплом вспоминает эпизоды той, «брежневской», жизни. Внутри его рассказов возникают детали, совсем не совпадающие со сложившимся за последние 20 лет стереотипным образом генсека.

Вот некоторые из них — от первого лица.

— Легенды о «партийных попойках» на правительственных дачах уже пережили большинство их участников. Действительно, обычно после длительных поездок или просто пребывая в хорошем настроении, Леонид Ильич предлагал друзьям и товарищам «расслабиться», скажем, на даче. И там все могли пить, сколько хотели и могли. Но сам Брежнев пил совсем немного, обычно принимая на себя роль тамады и произнося остроумные спичи. Пьяным Брежнева я не видел ни разу за все 14 лет пребывания в «круге первом».

— Вообще Брежнев любил проводить время за городом и не любил помпезных апартаментов. Кроме «Завидово», ему нравилась небольшая дача в Заречье (правительственная дача «Заречье-6». — «Известия»). Там была очень скромная обстановка и совсем маленький, но уютный кабинет для работы. Однажды Леониду Ильичу предложили съездить посмотреть на строительство санатория ЦК «Южный», в котором — по проекту — были заложены огромные «люксовые» трехкомнатные номера. Увидев царские по масштабам и отделке апартаменты, он спросил: «А кто здесь будет жить?» Сопровождающие ответили: «Ну, вот к нам прилетают из других стран товарищи по партии…» Брежнев искренне удивился: «Но зачем им такие большие номера? В них одиноко и неудобно…»

— К зарубежным автомобилям Брежнев питал особенную слабость. Сам прекрасно водил машину. Но только на отдыхе и в отпуске — на «государеву службу» ездил только на отечественном «ЗИЛе». Зная это, руководители западных стран обычно долго подарков не искали — дарили автомобили. В гараже особого назначения их скопилось около полусотни. Но любимым был когда-то подаренный англичанами «Роллс-Ройс». Так вот, самые «долгие» перекрытия Ленинградского шоссе как раз и случались, когда за рулем был не профессиональный водитель, а сам Генеральный секретарь.

— Главный урок по части фотографического имиджа Леонид Ильич получил в 1971 году, когда готовился визит во Францию. Французская сторона попросила прислать фотографии «посвободнее», менее официальные, чем печатались в советских газетах и журналах. Рассматривая «неформальные съемки», генсек тогда отобрал 8 снимков, среди которых ему очень понравился сделанный во время прогулки на катере. Давая добро на отправку, сам себя оценил: «Здесь я прямо, как Ален Делон». Фотография тогда стала хитом французских СМИ — мир впервые увидел «другого» Брежнева. Впоследствии один из снимков из той фотосессии Леонид Ильич попросил повесить в своем рабочем кабинете.

Мусаэльян шутит: «Так давно это было, что сейчас уже и вспомнить не могу. Может, к следующему юбилею…» Хотя и не отрицает, что за легендами об увлечении Генсеком прекрасной половиной человечества «кое-что есть». Человек был темпераментный и увлекающийся — особенно в молодые годы…

В годы перестройки архивы Владимира Мусаэльяна — а ему принадлежат права на все неофициальные снимки (в советские времена это называлось НДП — не для печати) — неоднократно пытались купить. Предлагали очень хорошие деньги. Американцы даже предприняли сложную комбинацию — предложили обменять архив на сложную операцию на сердце, которую нынешнему юбиляру требовалось сделать в 90-е годы прошлого века.

— В западных и наших СМИ тогда вовсю шла критика эпохи застоя, — говорит Мусаэльян. — И все хотели печатать снимки недужного Генсека, чтобы показать, кто привел страну на «край пропасти». Но меня не устраивала такая трактовка. Любая власть изнашивает человека. А огромная, безграничная изнашивает смертельно. Брежнев занял свой пост осенью 1964-го. И хотя его личным фотографом я стал позже, я, молодой тогда человек, часто не успевал за ним, за его темпом жизни и работы. Я был вечно полуголодным и обычно не имел даже возможности нормально перекусывать в поездках, потому что Брежнев вечно куда-то торопился и обедал не более десяти минут. Он мотался по стране и миру, иногда месяцами не вылезая из самолета. Встречался с сотнями «больших» и «маленьких» людей. Тогда его все волновало и интересовало. И только после 1976-го года, когда он перенес клиническую смерть, появился другой образ — немощного человека, читающего с причмокиванием текст по бумажке. Чувствуя, что потерял прежнюю форму, в 1978-м он начал просить об отставке. Собравшиеся соратники по партии, не сговариваясь и перебивая друг друга, убеждали: «Дорогой Леонид Ильич! Вы — наше знамя! Страна без вас не сможет. Вам просто нужно побольше отдыхать, а мы будем работать с удвоенной энергией…»

— Брежнев мне доверял, — твердо резюмирует Владимир Мусаэльян. — А доверием я не торгую. Хотя ни от кого свои архивы не прятал и прятать не собираюсь. Повторюсь, все дело в трактовках. Личность была неоднозначная. Как и сегодня, что-то было хорошо, а что-то плохо. Торопиться, думаю, не стоит — время само все расставит по местам…

А. БЕЛЯНЧЕВ, «Известия»

ШОУМЕН

Самый известный охотник за нацистами Симон Визенталь неоднократно лгал о своих заслугах в борьбе с бывшими фашистами, утверждает автор новой книги «Охота за злом» Гай Уолтерс. Визенталь включал в свою биографию неправдоподобные факты и часто путался в показаниях, играя роль ведущего охотника за нацистами, пишет исследователь в статье для The Sunday Times.

Визенталь имеет репутацию «мирского святого», он был отмечен рядом высоких наград и известен прежде всего своими усилиями по поимке беглого нациста Адольфа Эйхмана. Но на самом деле он непричастен к поимке Эйхмана, который был вывезен из Аргентины в Израиль и казнен в 1961 году, утверждает Уолтерс.

Визенталь вообще поймал меньше нацистов, чем заявлял. Кроме того, он сочинял несусветные истории о собственной жизни в годы войны: именно поэтому между тремя мемуарными книгами Визенталя есть масса несоответствий, а сами мемуары расходятся с документами времени.

Уолтерс подчеркивает, что не принадлежит к числу неонацистов или отрицателей Холокоста. «Вполне возможно, что обман, к которому прибегал Визенталь, был продиктован добрыми намерениями», — цитирует его InoPressa. Политики не желали охотиться на нацистов и не выделяли на эти цели денег, а Визенталь старательно поддерживал память о Холокосте и действительно привлек к ответственности ряд нацистов.

В своей статье Уолтерс рассматривает ряд известнейших эпизодов из жизни Симона Визенталя до и во время Второй мировой, показывая, что они полны противоречий.

Визенталь родился в 1908 году в городе Бучач (Галиция), учился в Праге на архитектурном факультете, но, вопреки его собственным уверениям, диплома не получил. По версии Визенталя, 6 июля 1941 года он был арестован немцами в оккупированном Львове. «Всякий раз, когда Визенталь приводит столь четкие детали, он обычно лжет», — отмечает Уолтерс.

Как рассказывал Визенталь, их с другом по фамилии Гросс вывели на расстрел, но украинские полицаи прервали казнь, чтобы отправиться в церковь на вечернюю службу. Затем их приятель-украинец, служивший в полиции, посоветовал Визенталю и Гроссу выдать себя за советских шпионов. На допросе их избили, но затем велели прибраться в комендатуре и отпустили. «Скорее всего, эта история полностью сфабрикована», — утверждает Уолтерс.

После войны Визенталь сообщил американским следователям, которые занимались темой военных преступлений, что был арестован 13 июля и сбежал из тюрьмы благодаря взятке. Переместив дату своего ареста на 6 июля, Визенталь подогнал его под период еврейских погромов во Львове.

В конце 1941 года Визенталь оказался в Яновском концлагере под Львовом, где подружился с немцем Адольфом Кохлраутцем, старшим инспектором лагерной мастерской, тайным антифашистом. Кохлраутц неоднократно спасал его от смерти, в том числе устроив им с другом побег в октябре 1943 года. Но об этой истории известно лишь со слов Визенталя. В то же время о судьбе Кохлраутца известно мало, а в показаниях в первые послевоенные годы Визенталь вовсе не упоминал, что Кохлраутц его спас.

В ноябре 1944 года Визенталь оказался в концлагере Гросс-Розен близ Вроцлава. Своему биографу Хелле Пик он поведал, что там в очередной раз спасся от смерти чудом, благодаря инспекции Красного Креста. Визенталю только раздавили палец на ноге, который пришлось ампутировать, затем началась гангрена. Эта история отсутствует в других свидетельствах Визенталя. К тому же, она совершенно неправдоподобна: во-первых, в присутствии инспекции казни были бы приостановлены, а, во-вторых, в тот период Красный Крест вообще в концлагеря не допускали.

Визенталь утверждает, что вскоре после ампутации смог пройти пешком 170 миль до другого лагеря. Он оказался в лагере Маутхаузен в Австрии, где гангрена по его ноге распространилась до колена. Однако, когда лагерь освободили, Визенталь смог встать и выйти из барака. Вылечить ногу без ампутации можно было только антибиотиками, что крайне маловероятно.

Визенталь выздоровел поразительно быстро — всего через 20 дней он вызвался помогать американцам в расследовании военных преступлений. «Утверждая, что находился в 13 концлагерях — в действительности он находился не более чем в шести — Визенталь представил список из 91 имен тех, кто был виновен в бессчетных страданиях», — пишет автор.

Позднее Визенталь писал, что за несколько недель вместе с американцами изловил много преступников. Однако в его резюме, составленном вскоре после войны, не упоминается его сотрудничество с американцами. В документе сказано, что Визенталь был вице-председателем Еврейского центрального комитета в американской оккупационной зоне в Австрии.

В феврале 1947 года Визенталь создал Центр еврейской документации в Линце. «По словам Визенталя, он услышал от одного американского офицера антисемитское высказывание и понял, что члены союзнической коалиции никогда не будут охотиться за нацистами в необходимых масштабах», — пишет Уолтерс. Команда Визенталя собрала показания 3289 бывших узников — намного больше, чем англо-американские силы.

«В глубине души Визенталь был шоуменом, и, найдя для себя роль ведущего охотника за нацистами в мире, он играл ее хорошо», — заключает автор, отмечая, что ложь Визенталя в итоге служила благому делу.

NEWSru.com