К далеким берегам (без иллюстраций)

В незнаемые земли

В конце лета 1632 года к берегу реки Лены, на далеком севере Сибири, пристали лодки. Из них высадились люди в холщевых кафтанах и рубахах, в сапогах, сшитых, как просторный кожаный чулок, завязывающийся ремешками у колена, и в шапках с опушкой из лисьего или беличьего меха.

Между ними были и молодые и пожилые, но все — сильные, крепкие и широкоплечие люди.

Те, кто были постарше, пошли на невысокий пригорок, поодаль от реки, поросший негустым лесом. Осмотрев место, они потолковали друг с другом. Потом вернулись на берег и стали вместе с остальными разгружать лодки.

Из лодок вытащили мешки с мукой, тяжелые ружья — пищали, бочонки с порохом, рыболовные снасти, топоры и котелки. Вместе с пищалями вынесли и большие луки, чтобы стрелять гусей, уток и мелких зверей, не тратя на них свинец и порох, стоившие дорого.

Под конец выволокли кожаные мешки, в которые клали доспехи, опасаясь, как бы они не заржавели от воды, попадающей в лодки. В мешках лежали куяки— латы из кованых железных пластинок, нашитых на сукно, и шишаки — шлемы.

На пригорке срубили несколько мелких деревьев, нарубили веток и быстро сделали шалаши. В шалашах постлали на землю оленьи и медвежьи шкуры, служившие постелями.

А на следующий день стали валить деревья, расчищая широкую поляну, чтобы строить на ней избы. Когда избы были готовы, сделали вокруг поляны плотную изгородь. Для нее взяли бревна, обстругали их с одного конца, заостряя, как стрелу, а другим концом врыли в землю стойком, чтобы через такую стену было трудно перелезть. По четырем углам изгороди поставили деревянные башни с узкими отверстиями бойниц.

Люди, высадившиеся на берегу Лены, были сибирские казаки. Они строили новый укрепленный городок.

Так возник Якутский острог — городок, который затем стали называть коротко: Якутск.

Новый острог был выстроен в очень холодном и суровом, но богатом крае.

Вокруг Якутска зеленым морем раскинулись леса. В них было много соболей и лисиц, а белки встречались чуть не на каждом шагу. В реках обильно ловилась рыба.

В долине Лены и в других местах, там, где расступался лес, жили якуты. Они имели немало лошадей, коров и оленей, а вместе с тем охотились, добывая пушнину. В лесах кочевали тунгусы, как называли в то время эвенков. Они бродили вслед за стадами диких оленей, с удивительным мастерством выслеживали зверей и птиц, метко стреляли из луков.

Русские овладевали Якутским краем исподволь, но прочно. В городках Тобольского и Енисейского краев жили служилые люди — казаки. Они получали от казны жалованье: хлеб, соль, оружие, порох и свинец. А за это собирали ясак. Так называли подать, которую платили мехами охотничьи народы, населявшие Сибирь.

Часто несколько десятков казаков собирались вместе и надолго уходили отыскивать места, где еще не бывали русские люди.

— Идем в незнаемые земли. Будем приводить немирных иноземцев под государеву руку, — говорили казаки.

Немирными иноземцами называли всех, кто не платил ясак. Их приходилось подчинять с оружием в руках. Собольи шкурки и другие меха, которые удавалось найти в юртах, доставались в собственность победителям.

Удивительно нежный, пушистый мех лучших, черных с проседью соболей ценился в Москве, как золото. Собольи меха нередко отправляли в подарок иностранным государям. Цари жаловали соболями бояр за верную службу.

Казаки проплывали тысячи верст по сибирским рекам, среди густых лесов, где было очень много зверей и очень мало людей. Зимой казаки месяцами бродили по снегам, не отступая перед смертельной опасностью ради пушного золота — соболей.

С казаками уходили в далекий путь охотники. Среди них многие приходили в Сибирь из северных русских областей — Архангельского, Вологодского и Новгородского краев. Между ними было много поморов, привыкших не только охотиться в лесах, но и плавать по северным морям, добывая моржей и тюленей.

Пришлые люди часто навсегда поселялись в Сибири. Одни записывались в казаки, другие оставались промышленниками, как называли здесь охотников.

Казаки и промышленники плыли по притокам Енисея на восток и доходили до верховьев Лены. Оттуда они проникали все дальше и дальше в Якутскую землю. К ним присоединялись торговые люди. Топоры, ножи, железные гвозди и другие металлические орудия были нужны обитателям края, в то время находившимся на более низкой ступени культуры, чем русские люди.

«Поначалу якуты за медный котел давали собольих шкурок, сколько в него уложится», рассказывали русские люди, первыми пришедшие в Якутский край.

Купцы спешили попасть в далекие земли, пока там еще не узнали настоящую цену соболей. Те, кто были побогаче, посылали приказчиков с товарами.

В новом, еще не изведанном крае казаки, промышленники и купцы часто делали одно и то же дело. Казаки при случае так же охотились, как промышленники, и брали на мену мелкие товары. А когда «немирные иноземцы» сопротивлялись, промышленники и торговые люди сражались рядом с казаками.

Выстроив Якутский острог, казаки стали быстро покорять Якутский край.

Якуты и тунгусы жили отдельными родами и семьями, которые часто враждовали между собой. Поэтому небольшие казачьи отряды легко подчиняли один род за другим.

Только изредка несколько якутских или тунгусских родов успевали соединиться, чтобы дать отпор. Но у русских людей было огнестрельное оружие — пищали. А якуты и тунгусы имели лишь луки и копья. Перед боем казаки надевали железные куяки и шишаки, от которых отскакивали стрелы и копья. Только руки и ноги оставались отчасти неприкрытыми. Но раны в эти места не были смертельными. Боль от них лишь увеличивала ярость в борьбе. Пятьдесят казаков разбивали якутское ополчение из шестисот или семисот человек, потеряв только двух или трех убитыми. Победители брали заложников — аманатов — и облагали ясаком их род. Но казаки приносили в новые места и новую культуру. Народы Сибири получали от русских людей промышленные изделия, и начиналось сближение, выгодное для обеих сторон.

Из Якутска казаки стали плавать по Лене и ее притокам, высаживаясь там, где видели юрты якутов или тунгусов. А уже на другое лето, после того как был выстроен Якутский острог, нашлись люди, решившиеся спуститься по Лене до океана.

На берегу Лены застучали топоры. Общими силами строили небольшие гребные судна — кочи. Они были около двенадцати саженей в длину, имели плоское дно и одну мачту.

— Холста не было — из оленьих шкур паруса делали. Железа не было — камень вместо якоря привязывали. А доски деревянными гвоздями сбивали, — говорили потом казаки.

И хотя льды могли легко раздавить даже крепкое, хорошо снаряженное судно, казаки смело выходили в плавание по Ледовитому океану. От Якутска плыли по Лене почти месяц.

За Якутском тянулись густые леса. Потом деревья становились мельче и все чаще встречался низкорослый кустарник. А вблизи побережья леса исчезали совсем, и начиналась однообразная болотистая тундра, поросшая мхом и другими растениями, едва возвышавшимися над землей.

Летом здесь часто можно было встретить большие стада оленей. Но не ради оленей уходили в опасное плавание казаки и промышленные люди. Они шли морем до устья одной из больших рек, впадающих в океан: на запад до Оленека, на восток — до Яны, Индигирки и даже далекой Колымы.

— На море льды ходят и кочи ломают. Пошли мы, не убоявшись смерти, — рассказывали потом казаки.

Дойдя до речного устья, они поднимались вверх по реке и высаживались там, где можно было встретить еще не обложенные ясаком племена: тунгусов на Оленеке, юкагиров на Яне, Индигирке или Колыме.

Так же как и в лесах на берегах Лены, здесь было много соболей. А в Ледовитом океане стадами плавали моржи, клыки которых ценились очень высоко, потому что из них можно было делать резные изделия, как из драгоценной слоновой кости.

От тех, кто охотился у побережья, казаки требовали ясак не только пушниной, но и моржовыми клыками — «рыбьим зубом».

Уходя в плавание по океану, казаки не успевали вернуться в Якутск тем же летом. Осенью они строили избушки где-нибудь на берегу реки, не особенно далеко от устья. Зимой часто кончалась мука, а полярная ночь, длящаяся круглые сутки, мешала ходить на охоту и ловить рыбу подо льдом. Начинался голод. На другой год казаки, посылая ясак из Якутска в Москву, писали:

«Голод великий терпим, едим сосновую кору, и траву, и коренье, а тебе, государю, прибыль чиним и зимовье на реке поставили».

Так в разных местах, далеко друг от друга, вырастали избушки-зимовья и маленькие поселки за высокими укрепленными стенами — остроги.

Из Москвы стали посылать в Якутск воевод, чтобы наладить управление краем. Воеводы судили, наказывали виновных в преступлениях и следили за сбором ясака. Они назначали в разбросанные по краю острожки управителей, или приказчиков, как их иногда называли. Воеводы сами стали посылать казаков «приискивать» новые земли.

Прошло двенадцать лет после того, как был выстроен Якутск. Казаки уже дошли до устья Колымы, впадающей в Ледовитый океан, далеко на восток от Лены. В 1644 году якутский казак Михайло Стадухин построил Нижне-Колымский острожек. Отсюда считалось около полутора тысяч верст до Якутска. Но уже через два года в новом Нижне-Колымском острожке собралось несколько десятков промышленников и казаков.

Летом промышленник Исай Игнатьев с товарищами вышел в море и поплыл на восток, вдоль незнакомых берегов. На земле давно стаял снег и расцвели бледные северные цветы. А на море лед местами стоял почти сплошным полем, и только у земли оставалась полоса чистой воды.

На берегу большого залива, Чаунской губы, увидели чукчей. На них была одежда из тюленьих и оленьих шкур, а в руках — луки и копья.

Чукчи держались осторожно. Они отбежали, когда русские люди пристали к берегу. Исай Игнатьев и его спутники положили на землю ножи, топоры, бусы и отплыли немного на коче от берега. Чукчи взяли то, что им понравилось, а сами положили свои изделия из моржовой кости и клыки моржей.

Эта мена оказалась выгодной для русских людей. В море у этих мест было много моржей, и промышленники сами добыли много моржовой кости.

— За Колымой-рекой моржового зуба добре много, — говорил Исай Игнатьев, вернувшись в Нижне-Колымск.

Промышленники решили будущим летом плыть в те же места.

В это время в Нижне-Колымск приехал с товаром Федот Алексеев, приказчик богатого московского купца Усова. Федот Алексеев был родом из архангельского города Холмогоры и, наверное, еще в юности плавал на Белом море. Трудное плавание по Ледовитому океану его не пугало.

Летом 1647 года Федот Алексеев присоединился к промышленникам и казакам, когда они вышли в море. Но на этот раз льды скоро преградили путь кочам. Пришлось вернуться ни с чем.

Федот Алексеев не смутился неудачей. Надо было сделать новую попытку. Он стал готовиться к новому плаванию, стараясь привлечь побольше людей.

Многие казаки хотели первыми сойти на еще не изведанный берег, в надежде на богатую добычу. Нужно было только найти смелого и бывалого человека, который стал бы их предводителем. Он обязан был и собирать в казну налоги с торговых людей, когда они станут сбывать свои товары.

Федот Алексеев попросил управителя Нижне-Колымского острога отпустить для этого дела казака Семена Ивановича Дежнева.

— Ему дальний путь, да государева служба, да бои с иноземцами за обычай, — сказал Алексеев управителю острога.

Действительно, Семен Дежнев привык стойко переносить трудности и не отступать перед опасностью.

Дежнев жил в Якутском крае уже около десяти лет. Он был родом из вологодского города Великого Устюга и пришел оттуда в Тобольск, а затем перешел в Енисейск. Его тянуло все дальше и дальше, в еще не изведанные края, богатые пушниной. Он записался в казаки и ушел на Лену, в новый город — Якутск. Отсюда Дежнев ходил по Якутскому краю в дальние государевы службы. Он прошел из Якутска через горы на лыжах к реке Яне, плавал и по Индигирке, и по Колыме, и по Ледовитому океану.

Ему много раз приходилось сражаться с якутами и тунгусами. А однажды он с тринадцатью казаками выдержал осаду в Нижне-Колымском остроге, который окружили пятьсот юкагиров.

Юкагиры пытались взять острог приступом. Они ранили Дежнева стрелою в голову, поранили и других казаков, но были отбиты.

«Многих юкагирей убили до смерти, а многих ранили. Они отошли прочь, убоявшись гибели», рассказывал потом Дежнев.

За десять лет Дежнев получил немало ран: в колено и в бедро, в локоть и в плечо. Да еще прострелили ему насквозь руку и нижнюю часть ноги. В дальнем зимнем пути по пустынным местам он не раз переносил и жестокие морозы и голод. Но раны зажили, а лишения сделали Дежнева еще выносливее и крепче.

Получая от юкагиров ясак соболями, Дежнев спрашивал:

— Где вы знаете еще юкагирей и иных родов иноземцев, кои русских людей не видывали и ясака не плачивали?

— Анадырь, — отвечали юкагиры.

Дежневу хотелось первым придти на реку Анадырь.

Путь туда был далек и проходил по почти нежилым, незнакомым местам. Но река Анадырь впадала в море, где-то к востоку от Колымы. Дежнев рассчитывал дойти с Федотом Алексеевым морем до устья Анадыря и подняться вверх по реке, облагая ясаком племена, жившие на ее берегах.

— Привезу семь, а то и восемь сороков соболей. — обещал Дежнев целовальнику, ведавшему сбором ясака в Нижне-Колымском остроге.

Получить триста соболей — значило сделать большой вклад в казну.

Дежнева назначили начальным человеком над казаками, уходящими в плавание с Федотом Алексеевым. Вторым начальным человеком стал другой бывалый казак — Герасим Акундинов.

В 1648 году, так же, как всегда, весна наступила в Нижне-Колымске как-то сразу и скоро сменилась летом. Еще в апреле вокруг острога было белое снежное поле и несколько раз налетали метели. А уже в середине мая солнце светило круглые сутки, и на низеньких деревцах ивы распустились маленькие зеленые листочки.

На Колыме, такой широкой, что расстояние от одного берега до другого считалось у Нижне-Колымска три версты, начался ледоход. Вода стала быстро подниматься, затопляя низкие места. Потом с моря пошла вверх по реке в несметном количестве рыба: сиги, омули, чиры, нельма.

В Нижне-Колымске наступили дни напряженной и в то же время радостной работы. С утра до вечера жители острога закидывали неводы, едва успевая потрошить пойманную рыбу.

Началась и охота на оленей. Они шли громадными стадами из лесов в тундру, поближе к морю, потому что там было меньше комаров и оводов. В тех местах, где стада переплывали реки, каждый охотник легко добывал несколько десятков оленей в день.

Казаки и промышленники, собиравшиеся в плавание, тоже ловили рыбу и охотились, чтобы взять с собой запас вяленой рыбы и сушеного оленьего мяса. Но у них, кроме того, было много и другой работы: конопатили мхом кочи, делали стрелы для луков, замачивали и чинили рассохшиеся за зиму бочки.

Двадцатого июня Семен Дежнев и Федот Алексеев отплыли из Нижне-Колымска. С ними на поиски Анадырской земли ушли девяносто казаков и промышленников.

Для Колымского края это было очень много. На разведку обычно выходили гораздо меньшими отрядами. По-видимому, Дежнев и Алексеев задумали не только найти новую землю, но и сразу в ней закрепиться.

От Нижне-Колымского острога до Ледовитого океана нужно было проплыть меньше двухсот верст. Однако на этом расстоянии местность резко менялась.

У острога еще росли мелкие деревья. На болотистых местах встречались низенькие кустики смородины и голубицы, на сухих попадались брусника и шикша. А за острогом, ближе к морю, растительность сразу становилась гораздо беднее. На берегах было много скал, а там, где земля не была камениста, виднелись кочки, покрытые мхами.

Колыма уже давно очистилась от льда. Однако можно было только гадать о том, что делается на море. Нередко даже в середине лета северные ветры пригоняли к берегу льды, через которые нельзя было пробиться.

На этот раз океан оказался свободным от льдов, и волны одна за другой с легким шумом набегали на прибрежные камни.

Кочи вышли в море и пошли на восток.

Семен Дежнев и его спутники часто поглядывали на берег, ожидая, не покажется ли устье большой реки. Берег во многих местах был высок, у моря стояли серые утесы. А там, где их не было, виднелась зеленая кочковатая тундра. Нередко сбегали в море небольшие речки, берущие начало в болотах.

Иногда среди мхов и кочек блестели мелкие озера. На них плавали лебеди, гуси и утки. С кочей не раз спускали маленькие лодки, на которых удобно было подойти к берегу, чтобы налить речной водой бочки, наловить неводом рыбу и настрелять птиц, совсем не боявшихся людей.

А широкой, полноводной реки, вверх по которой можно было бы далеко подняться на кочах, не видели ни разу.

Льды, преградившие в прошлом году путь Федоту Алексееву, теперь не встречались совсем. Кочи уходили все дальше и дальше на восток. Федот Алексеев и Семен Дежнев плыли туда, где, по их расчетам, должна была течь река Анадырь.

Сами того не зная, они направлялись в те места, о которых с особенным интересом толковали и спорили ученые-географы и моряки в Англии, Голландии и других европейских странах.

До северо-восточного края Азии в то время не доходил еще ни один мореплаватель. Никто не дошел еще и до северо-западного угла Америки. Ученые предполагали, что Азия и Америка в этом месте близко подходят друг к другу. Но можно было только гадать о том, соединяются ли они или разделены проливом..

Правда, на старинных картах между этими частями света наносился пролив, хотя берегам придавались фантастические-очертания. Но этот пролив появился на картах по простому недоразумению. Итальянец Марко Поло добрался в XIII веке до Южного Китая. Он рассказал о китайской провинции Анин, находящейся у морского залива.

«Этот залив так велик и столько людей там живет, что он кажется особым миром», писал Марко Поло.

Земля была еще так мало известна, что географы долго думали, будто те места, о которых говорил Марко Поло, находятся сравнительно недалеко за устьем сибирской реки Оби. Поэтому и на картах стали изображать Анианский пролив, будто бы омывающий северо-восточный угол Азии.

Потом, в 1553 году, англичанин Виллоуби вышел в море с тремя кораблями, чтобы, обогнув Скандинавский полуостров и пройдя мимо северных берегов Европейской России и Сибири, дойти до Китая.

«Ежедневно помните о великом значении путешествия и о чести, славе, хвале и выгодах, связанных с ним, для блага нашего и нашей державы», писал известный мореплаватель Себастьян Кабот, составивший инструкцию для Виллоуби и его спутников.

Английские корабли обогнули Скандинавский полуостров, но не смогли пройти дальше Новой Земли. Виллоуби погиб со всей командой двух кораблей. И только третий корабль уцелел, но дошел лишь до устья Северной Двины в Белом море.

Английские мореплаватели сделали еще несколько неудачных попыток пройти этим путем. Льды не позволили им дойти даже до устья реки Оби.

Потом смелый голландский моряк Баренц три раза пытался пройти в Китай Ледовитым океаном. Он умер, не дойдя и до берегов Сибири.

Географы и моряки в европейских государствах стали говорить, что нельзя пробиться через льды Северного океана. И в то время, когда Семен Дежнев и его товарищи плыли на кочах по Ледовитому океану, никто из европейских моряков не думал снова попытаться проплыть между Азией и Америкой.

Прошло два месяца с тех пор, как Семен Дежнев и Федот Алексеев вышли из устья Колымы. Три коча с казаками, промышленниками и торговыми людьми все еще плыли мимо голого, по большей части скалистого берега.

Солнце, долго светившее и днем и ночью, уже давно начало уходить по вечерам за горизонт. Дни быстро становились короче и холоднее. Как всегда в этих местах, не раз в августе начинал вместо дождя вдруг падать снег.

Оттого ли, что ветры дули по большей части со стороны земли, относя льдины далеко в океан, потому ли, что лето выдалось сравнительно теплое, но льдов все еще не было. И кочи продолжали идти вперед.

С каждым днем нарастала смертельная опасность вынужденной зимовки на пустынном берегу.

Надо было возможно скорее дойти до устья большой реки, пока льды еще не остановили кочи. По реке можно было бы подняться вверх до тех мест, где начинаются леса. Там надо было сделать зимовье и найти в долине реки юкагиров или другое охотничье племя. Тогда удалось бы перезимовать так же, как уже не раз приходилось зимовать в прошлые годы.

Осенью в реках начинался ход рыбы, шедшей в море. Нетрудно было наловить ее столько, чтобы хватило на зиму. После короткой схватки с юкагирами или другими иноземцами можно было бы получить как военную добычу меха и зимние запасы. А торговые люди выменяли бы мелкие товары на пушнину и оленье мясо.

Но река Анадырь все еще была где-то впереди.

— Ежели опоздаем к осеннему рыбному промыслу, как бы не помереть голодною смертью, — говорили на кочах с тревогой.

В конце августа впереди увидели черные скалы. Берег вытянулся далеко в море и как будто закончился крутой горой из сплошного камня, соединенной с землею низким перешейком.

Дул сильный ветер, тучи низко нависли над водою, темно-свинцовое море волновалось. Пена прибоя качалась широкой белой лентой у черной каменной горы, выдвинувшейся в море.

Кормщики крепко сжимали руль в руках, а гребцы налегали на весла, чтобы волны не выбросили кочи на скалистый берег.

За черной каменистой горой берег круто повернул к югу. Сами того не зная, Дежнев и его спутники обогнули северо-восточный угол Азии, до которого тщетно стремились дойти европейские моряки. И высокий каменистый мыс, мимо которого прошел Семен Дежнев, теперь носит его имя.

Повернув к югу, кочи вошли в пролив между Азией и Америкой.

Противоположный американский берег не был виден. Дежнев и его спутники не могли знать, что плывут между двумя материками. Они видели только два небольших острова, находящихся в северной части пролива.

Кочи подошли к одному из этих островов. На берегу увидели людей, очень похожих на чукчей и одетых в такую же меховую одежду.

— На островах живут люди. Называют их зубатыми, потому что продевают они сквозь губу по два зуба немалых костяных, — говорил впоследствии Дежнев.

Он думал, что эти люди чукчи. В действительности здесь жили эскимосы, носившие странное украшение: две костяные палочки, проткнутые через нижнюю губу.

Вскоре налетела буря, и коч Герасима Акундинова разбился о прибрежные камни. Людей удалось спасти. Герасима Акундинова принял к себе Федот Алексеев. Теперь на его коче плыли вместе торговые люди, промышленники, несколько казаков из отряда Акундинова и единственная женщина, участвовавшая в плавании: якутка, которую взял с собой Федот Алексеев. А на коче Дежнева плыли остальные казаки и промышленники.

Пустынный берег пролива казался почти непригодным для жилья. Но люди жили и здесь.

С кочей были видны чукотские яранги, сделанные из моржовых шкур, натянутых на китовые кости, врытые в землю. Около них лежали байдарки — легкие кожаные лодки, на которых чукчи выходили в море, чтобы охотиться на морских зверей и ловить рыбу.

Охота на море, опасная и трудная, закаляла чукчей, воспитывая мужество и стойкость.

— В бою чукчи много крепче других иноземцев, — утверждали казаки, которым приходилось иметь дело с ними.

Федот Алексеев и Семен Дежнев с товарищами высадились у чукотских жилищ.

«Федота Алексеева чухочьи люди на драке ранили», писал потом Дежнев.

Раненый Федот Алексеев вернулся на свое судно. Кочи пошли дальше, мимо негостеприимной и суровой Чукотской земли.

В конце сентября ветры со снегом перешли в шторм. Маленькие кочи не смогли держаться вместе на разбушевавшемся море.

«Федота со мною, Семейкою, на море разнесло без вести. И носило меня, Семейку, по морю после Покрова богородицы всюду неволею», писал впоследствии Семен Дежнев якутскому воеводе.

Ветры вынесли коч Дежнева из пролива в Тихий океан.

В ночной темноте или в тумане с коча могли даже не заметить большой залив, в который впадает река Анадырь ниже Чукотского полуострова. А через некоторое время волны выбросили судно на каменистый берег. Коч разбился, но люди уцелели.

Земля, на которую они сошли, казалась почти безжизненной. Только местами видна была побуревшая трава и торчали черные прутья кустов, уже потерявших листву. На невысоких голых горах лежал снег, кое-где покрывавший и равнину.

Шел уже октябрь. Нужно было попытаться во что бы то ни стало добраться до большой реки, на берегах которой могло оказаться человеческое жилье.

Семен Дежнев и его товарищи догадывались, что устье Анадыря осталось позади. Они сделали из разбитого судна несколько длинных, узких саней — нарт — и лыжи. Потом нагрузили на нарты остатки провизии, котлы и топоры, пищали, боевые доспехи и все, что можно было взять с собою. А когда выпал снег, впряглись в нарты и пошли без дороги по гористому берегу на север.

«А было нас на коче двадцать пять человек. И пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы», писал Семен Дежнев через несколько лет якутскому воеводе, вспоминая пережитые опасности и лишения.

Семен Дежнев и его товарищи шли десять недель, несмотря на мороз и холодные ветры. Нужны были сверхчеловеческие силы, чтобы семьдесят дней тащить до изнеможения нарты, недоедать, ночевать в ямах, вырытых в снегу, а наутро опять шагать без дороги по снежным сугробам. Несколько человек умерло в пути.

Когда наконец дошли до реки Анадырь, уже скованной льдом, увидели такой же пустынный белый берег, на котором рос лишь невысокий тальник.

В окрестностях не было никаких признаков близости человеческого жилья. Продолжать путь дальше вверх по замерзшей реке, пытаясь найти юрты юкагиров, нехватало сил. Семен Дежнев решил строить зимовье.

На берегу Анадыря валялись покрытые снегом большие деревья, принесенные течением откуда-то сверху еще во время половодья. Из них сложили небольшую избушку. В крыше сделали дыру для дыма, а под нею на земляном полу положили камни для очага. В стене прорубили окошко и вставили в него кусок чистого речного льда вместо стекла.

Дым от дров, горевших на очаге, ел глаза, льдина в окошке едва пропускала свет, но избушка все-таки защищала от ветра и снега, а у огня можно было согреться.

Люди отдыхали, несмотря на голод и тревожные мысли о том, что будет дальше: запасы пищи скоро должны были кончиться.

Прошло несколько дней, после того как Семен Дежнев с товарищами добрел до реки Анадырь. Начали заживать стертые ноги, перестали ныть плечи, стала проходить слабость во всем теле, одолевавшая в конце пути.

Чтобы не погибнуть от голода, нужно было найти юрты юкагиров или дойти до лесных мест, где водятся олени.

Промышленник Фома Пермяк с одиннадцатью товарищами, взяв пищали, луки и немного пищи, пошел на лыжах вверх по Анадырю. Семен Дежнев и восемь казаков остались в избушке.

Двадцать дней брел Фома Пермяк с товарищами и не нашел ни юкагирского жилья, ни аргишниц, как назывались тропинки в юкагирской земле. Не было и леса. Только мелкий тальник да кусты ольхи поднимались над снегом.

Изнемогая от голода, пошли назад. Но когда оставалось еще три дня пути, люди совсем потеряли силы. Несколько человек стали копать ямы в снегу. В таких ямах обычно ложились на ночлег двое или трое рядом.

— Пойдемте к стану, к товарищам. Оставаться нам тут нечего, — уговаривал Фома Пермяк спутников.

— С голоду ослабли вовсе. Идти нет мочи. Проси Семена Ивановича, пусть пошлет, чем бы нам напитатися и к стану добрести, — отвечали ослабевшие.

Только двое пересилили слабость и дошли до избушки с Фомой Пермяком.

Семен Дежнев послал еду и одежду.

«Последнее свое постеленко и одеялишко послал к ним с Фомкою», вспоминал потом Дежнев.

Когда Фома Пермяк вернулся к тому месту, где оставил товарищей, он не нашел никого. Только белая пелена снега была там, где остались девять человек. Фома Пермяк не нашел их тела. И никто не узнал, умерли ли они от истощения в снежных ямах или все-таки побрели к избушке, но от слабости не смогли дойти.

Теперь в избушке на берегу Анадыря осталось всего двенадцать казаков и промышленников. Только они уцелели из девяноста человек, вышедших в море с Семеном Дежневым и Федотом Алексеевым.

Неизвестно, как Дежнев с товарищами сумел пережить зиму. Может быть, им удалось убить нескольких тюленей в Анадырском заливе. Возможно, что они смогли наладить ловлю рыбы подо льдом, не удававшуюся сперва. Так или иначе, они дожили до весны. А когда начал таять снег, прилетели утки, лебеди, гуси, стало и совсем легко прокормиться.

Потом вскрылась река, и густо пошла к верховьям метать икру жирная красная рыба — кета. Из прутьев тальника сплели ловушки — верши, похожие на длинные, круглые и узкие корзины. Кеты было столько, что едва опускали в воду верши, как рыба набивалась битком.

Люди оправились после трудной зимовки. Семен Дежнев решил плыть вверх по реке до тех мест, где растет лес и живут юкагиры или другие иноземцы. Несмотря на то что русских было всего двенадцать человек, они твердо верили, что в предстоящих схватках победят.

Из валявшихся на берегу деревьев, принесенных водою, сделали лодки и весла. Потом долго плыли по Анадырю, то гребя против течения, то таща лодки лямками.

Чем больше удалялись от устья, тем выше становились тальник и ольха на берегах. Затем появились береза и осина. Но настоящего леса все еще не было.

Семен Дежнев с товарищами прошел около трехсот верст вверх по Анадырю.

Наконец однажды услышали отдаленный собачий лай и поняли, что недалеко жилье. Тогда вытащили лодки и спрятали их в кустах. Потом надели куяки и шишаки, зарядили пищали и пошли вперед, одинаково готовые и к мирным переговорам и к бою.

На лужайке, недалеко от берега, стояли юрты из оленьих шкур. Здесь жили анаулы — одно из юкагирских племен.

Так же как и другие юкагиры, они жили родами из нескольких семейств. У большинства были только каменные топоры и ножи. Наконечники для стрел они делали из оленьих костей, а для копий — из каменных осколков. Лишь немногим удавалось достать железо у юкагиров, имевших дело с якутами или русскими людьми.

Выстрелы из пищалей на первых порах приводили анаулов в ужас. И хотя с Дежневым было очень мало людей, анаулы потерпели поражение в первой же схватке.

Семен Дежнев захватил двух заложников, аманатов, а их родичи обязались платить ясак.

Впоследствии Дежнев рассказал об этом походе в нескольких строчках:

«А осталось нас от двадцати пяти человек всего двенадцать человек. Пошли мы, двенадцать человек, вверх по Анадыре реке и шли до анаульских людей. Взяли два человека за боем и ранили меня смертною раною. И ясак с них взяли».

Рана Дежнева зажила благополучно, и в то же лето он построил зимовье недалеко от того места, где жили анаулы.

Здесь можно было перезимовать, не опасаясь голода. В Анадыре легко было наловить на зиму рыбы, в окрестностях встречались дикие олени.

— Рыбою да зверем можно сытым быть и без хлеба, — говорили казаки.

К тому же осенью можно было запасти и растительную пищу: набрать брусники и других ягод, нарыть некоторые съедобные коренья, как это делали юкагиры. Обложенные ясаком иноземцы нередко обязывались доставлять эти припасы в новый казачий острог вместе с пушниной.

Но пушнины было немного.

— Соболя нет, живем не у леса, — сказали анаулы Дежневу. Они действительно жили не охотой, а рыбной ловлей.

Дежнев выяснил понемногу, что леса, в которых много соболей, находятся не на среднем течении Анадыря, а у его верховьев. Там жили юкагиры, у которых было много пушнины и оленей. Иногда они приходили к анаулам и меняли пушнину на вяленую рыбу — юколу.

— Придут оленные люди, и мы у них соболей на рыбу купим. Тогда вам отдадим, — обещали анаулы Дежневу.

Семен Дежнев и его товарищи зазимовали в новом зимовье. А в Нижне-Колымском остроге в это время казаки и промышленные люди продолжали думать о том, как бы поскорее попасть в новую землю, на далекую реку Анадырь. Никто не знал, что сталось с Федотом Алексеевым, Семеном Дежневым и их спутниками. Но об этом мало беспокоились: бывало так, что ушедшие в дальние земли казаки и промышленники давали о себе знать лишь через два или три года. И если даже они совсем пропадали без вести, другие уходили вслед за ними и часто возвращались с удачей.

Вскоре после того, как Семен Дежнев вышел в море, в Нижне-Колымск пришел казак Михайло Стадухин. Несколько лет назад он уже побывал здесь с отрядом казаков и положил основание Нижне-Колымскому острогу. А потом ушел в другие места в поисках за иноземцами, еще не обложенными ясаком.

Это был предприимчивый, храбрый и суровый человек. Находя новую землю, он часто действовал самовольно, оставляя себе большую часть добычи.

Однако его походы были полезны казне, потому что из найденной им новой земли начинал поступать ясак.

— Как бы не набрал Михайло таких же отчаянных товарищей, как сам, да не ушел бы в дальние, незнаемые земли без отпуска. Поставит там острожек и заживет на всей своей воле. За, полторы либо за две тысячи верст его не достанешь, — рассуждали якутские воеводы.

И они не требовали, чтобы Стадухин строго соблюдал их указы.

Михайло Стадухин, так же как и Дежнев, уже плавал по всем большим рекам между Леной и Колымой и не раз первым приходил со своим отрядом туда, где еще не видали русских людей. Теперь он тоже задумал идти на поиски реки Анадырь. Летом 1649 года Стадухин снарядил два коча и вышел в море. Но на этот раз в море было много льда. Через семь дней льдины преградили путь кочам. Стадухин высадился на берег и встретил здесь людей из какого-то племени, которое он принял за коряков. Они рассказали, что дальше на побережье есть жители — чукчи, но большой реки нет никакой.

К осени Стадухин вернулся в Нижне-Колымск. А зимой там получились новые вести о реке Анадырь. Казак Семен Мотора ходил с промышленниками вверх по реке Анюю, впадающей в Колыму недалеко от Нижне-Колымска. По берегам Анюя росли леса, в которых было много пушного зверя.

Семен Мотора прошел несколько сот верст по замерзшей реке, пока не увидел на берегу юрты ходынцев, еще не обложенных ясаком. Это было небольшое охотничье племя, родственное юкагирам.

Мотора с товарищами разбил ходынцев и взял в плен их князька Ангару.

— Есть за каменным хребтом река Анадырь. Подошла она к вершине реки Ашоя близко, — сказал Ангара, когда его стали расспрашивать о новых местах.

Ангару доставили в Нижне-Колымск. Там он и другие пленные подтвердили это показание. Семен Мотора опять собрался в длинный и опасный путь — на поиски Анадыря.

С Моторою решили пойти два казака, один торговый человек и десятка два промышленных людей. Закупили порох и свинец, взяли невод, нитки и иглы для вязания сетей и прочие припасы. Потом захватили проводника из пленных ходынцев и в начале 1650 года пошли опять вверх по Анюю на нартах, запряженных собаками. После долгого пути добрались до каменистого горного хребта. А перевалив через горы, вышли наконец к истокам Анадыря.

Тогда поняли, отчего так долго не удавалось найти эту реку. Она текла не на север, как Колыма и другие реки, впадающие в Ледовитый океан и берущие начало на северных склонах гор, а в другую сторону — на восток.

Во второй половине марта у верховьев Анадыря увидели следы оленей и почти занесенные снегом ложбинки от полозьев нарт. Охотники, по едва заметным следам читавшие, как по книге, сказали, что здесь были ходынцы, и отыскали их дорожку — аргишницу.

— Переняв аргишницы иноземские, пошли в поход за ходынцами. И взяли ходынского мужика в аманаты, именем Чекчо, — рассказывал потом Семен Мотора.

Вместе с Чекчо захватили еще несколько пленных. Когда стали требовать у Чекчо ясак, он сказал, что у него есть четыре брата и другие родичи, которые дадут за него соболей. Чекчо согласился послать сына за родичами.

Семен Мотора с товарищами сделал шалаши в лесу и стал поджидать, когда придут родичи Чекчо.

Через два дня услышали собачий лай с той стороны, откуда пришли сами. А когда, схватив пищали, пошли навстречу неизвестным людям, донеслась русская речь.

Михайло Стадухин с товарищами шел на лыжах, а за ними ехали нарты. Стадухин набрал в Нижне-Колымске отряд, в который вошли казаки, ушедшие самовольно из Якутска, потому что не ужились с воеводами. Это были отважные, но дерзкие люди, не желавшие считаться ни с какими указами. Они всегда готовы были идти в дальние земли, где можно было жить, никому не давая отчета в поступках.

Стадухин взял в Нижне-Колымске одного из пленных ходынцев в проводники и вышел со своим отрядом вслед за Семеном Моторой.

Михайло Стадухин не любил делить с кем-нибудь власть в новом крае. Он встретил Семена Мотору враждебно.

— Иди со своими людьми ко мне под мое начало. А не хочешь — заставлю силой. И ясак не дам тебе собирать, — сказал Стадухин.

Мотора не пожелал подчиниться. Михайло Стадухин расположился станом поблизости. А когда пришли родичи Чекчо и стали давать за него соболей Моторе, Стадухин с товарищами начал стрелять из пищалей.

Ходынцы разбежались, оставив только девять собольих шкурок. А еще через несколько дней Михайло Стадухин со своими людьми захватил врасплох Мотору и силой увел к себе.

Девять дней у Моторы вымучивали обещание во всем подчиняться Михайлу Стадухину. На десятый день Мотора согласился, но, вернувшись к своим товарищам, ушел с ними вниз по Анадырю.

Наступил апрель. Солнце подолгу оставалось на небе. Под его лучами снег на льду Анадыря слегка подтаивал, а потом подмерзал твердой коркой. Нарты легко катились вперед. Уходя с каждым днем все дальше от верховьев Анадыря, Семен Мотора, сам того не зная, шел прямо туда, где Дежнев построил свое зимовье.

В конце апреля они неожиданно встретились. И оба очень обрадовались этой встрече. Теперь Семен Дежнев и его товарищи, пережившие уже две зимы на реке Анадырь, узнали, что есть путь, которым можно вернуться назад в Нижне-Колымский острог.

Семен Мотора привез с собой запас пороха, и свинца для пищалей, без которого Дежневу было трудно долго продержаться в чужой земле. А промышленники, пришедшие с Моторой, понимали, что отряд Дежнева увеличивает их силы в далеком Анадырском крае.

— Будем государеву службу отныне служить вместе, — говорили Дежнев и Мотора.

Летом к зимовью Дежнева подошел и Михайло Стадухин со своим отрядом. Он шел по Анадырской земле как завоеватель, нападая на юкагиров и анаулов, встречавшихся на его пути. С тех анаулов, которые уже заплатили ясак Дежневу, Михайло Стадухин взял соболей вторично, перебив всех, кто не пожелал сразу подчиниться.

Дежнев знал Михайла Стадухина давно. Еще восемь лет назад они ходили вместе в верховья Индигирки, чтоб обложить ясаком юкагиров. Уже тогда они не поладили друг с другом. Дежнев старался не применять жестоких мер без нужды. Их отряд разделился на две части: одни остались под началом у Стадухина, а другие ушли с Дежневым. И теперь оба встретились, как недруги. Дежнев заступился за анаулов.

— Делаешь ты не гораздо, побивая иноземцев без разбору, — сказал Дежнев Михайлу Стадухину.

Семен Дежнев и Мотора вместе имели не меньше людей, чем Стадухин. Но он и его товарищи не останавливались ни перед чем.

«Стал он, Михайло, на нас яриться и всякими обычаями изгонять», писал потом Дежнев якутскому воеводе.

Семен Дежнев и Мотора не хотели, чтобы дело дошло до междоусобной борьбы, и решили уйти в другое место. Они слышали от анаулов, что где-то к югу от Анадыря есть река Пенжина, а на ней живут коряки, еще не обложенные ясаком.

Осенью, когда выпал снег, Семен Дежнев и Мотора с товарищами ушли искать Пенжину. Они три недели ходили без дороги по горам и занесенным снегом долинам, но не нашли реку.

«Видя нужную, голодную и холодную смерть, воротились мы назад на Анадырь», рассказывал Дежнев несколько лет спустя.

Между тем на Анадыре анаулы, жившие врозь отдельными родами и семьями, стали соединять свои силы. Они начали сноситься между собою. Как и другие юкагирские племена, анаулы не имели азбуки, но пользовались письмом-картинкой: на куске бересты чертили кончиком ножа карты, изображали юрты, людей, лодки, пересылая таким образом вести друг другу.

В Анадырском крае вдруг началась ожесточенная борьба. Анаулы напали врасплох на отряд в девять человек, которых, Стадухин послал собирать ясак. И впервые победили: ни один из девяти не вернулся назад.

Наступило трудное время. Теперь и Дежнев с Семеном Моторой и Михайло Стадухин должны были то и дело уходить в походы.

Хотя русские люди одерживали победу, но она давалась не даром: иногда теряли трех-четырех человек убитыми.

В одном из сражений погиб Семен Мотора. А Дежнев продолжал нести трудную и опасную службу.

В 1652 году исполнилось четыре года с тех пор, как Дежнев отплыл из Нижне-Колымска. Он все еще оставался в Анадырском крае. Этим летом Дежнев пошел с отрядом в низовья Анадыря вслед за анаулами, которые откочевали туда, перестав платить ясак. Потом, выйдя к морю, Дежнев с товарищами поплыл в лодках проведать ближайшие берега.

За губою, в которую впадает Анадырь, они вдруг услышали отдаленный глухой рев моржей. Когда подошли ближе, увидели, что длинная каменистая отмель, далеко выдавшаяся в море, вся покрыта моржами.

Среди спутников Дежнева были поморы, с детства ходившие на промысел в Белое море. Но и они никогда не видали столько моржей.

«А зверя на каргу[5] вылетает добре много. На самом мысу вкруг в морскую сторону на полверсты и больше, а в гору сажен на тридцать и на сорок. А весь зверь с воды на землю не вылетал, в море зверя много у берегу», писал потом Дежнев о своем открытии.

На это лежбище моржи выходили не надолго каждый год в конце июня или в начале июля. Некоторые моржи здесь пропадали, и на карге валялись их клыки. Еще больше моржовой кости можно было добыть охотой. Драгоценный «рыбий зуб», за которым промышленники уходили в опасные плавания, здесь сам давался в руки.

Семен Дежнев с товарищами отложил три пуда добытой кости, чтобы внести в казну. Потом стали добывать клыки моржей для себя. Перед ними вдруг открылось богатство, как перед золотоискателями, нашедшими залежи золота.

На этот раз они не могли остаться здесь долго, потому что спешили вернуться в свое зимовье на среднем течении Анадыря к осеннему ходу рыбы. Без запаса рыбы можно было зимой умереть голодной смертью, от которой не спасла бы дорогая моржовая кость. Но Дежнев стал приходить сюда каждое лето.

Он обнаружил, что лежбище моржей вблизи Анадырского залива знают и коряки, жившие к югу от этих мест и приходившие сюда на охоту.

Семен Дежнев пошел к корякам по их следам, чтобы наложить ясак. Он нашел коряцкие юрты и победил в схватке, хотя коряков было гораздо больше, чем русских людей. Среди женщин в коряцких юртах Семен Дежнев увидел ту самую якутку, которую взял с собой Федот Алексеев, уходя на поиски устья реки Анадырь.

Дежнев отбил ее у коряков и узнал от нее о судьбе людей, остававшихся на коче, пропавшем без вести. Федот Алексеев и Герасим Акундинов умерли от цинги, многие их товарищи были перебиты коряками, а остальные ушли в море без припасов.

Через многие годы якутские казаки, дойдя до Камчатки, узнали, что когда-то на северной ее стороне жили какие-то русские люди, в конце концов погибшие при столкновении с камчадалами. Возможно, что они были последними спутниками Федота Алексеева, хотя никто не мог сказать это наверняка.

О моржовой карге узнали и товарищи Михайла Стадухина. Они тоже стали приходить сюда на промысел. Отложив часть моржовой кости для казны, они собрались послать ее в Якутск, сообщив, будто сами нашли лежбище моржей на карге около устья Анадыря.

Но Дежнев считал, что эта находка является его заслугой. Он написал челобитную[6] якутскому воеводе. В своей челобитной Дежнев рассказал о том, как, выйдя в плавание с Федотом Алексеевым, добрался до Анадыря, а потом первый открыл каргу с лежбищем моржей.

Семен Дежнев писал, что Стадухин, отправившись летом 1649 года на поиски Анадыря, не дошел даже до «большого каменного носу».

О проливе между Азией и Америкой Дежнев не упоминал. И только много лет спустя, когда в якутском архиве случайно отыскалась челобитная Дежнева, поняли, какое он сделал большое открытие, сам того не подозревая.

Для того чтобы послать в Якутск моржовую кость и накопившийся ясак, Дежнев построил коч на Анадыре. Но выйти в море, чтобы плыть в Ледовитый океан, он все же не решился.

— Без доброй снасти судовой, без доброго паруса и якоря идти нельзя. Да и иноземцы сказывают: не во все-де годы льды от берегов относит в море, — говорил Дежнев.

Он решил отправить ясак через верховья реки Анадырь. Жившие там анаулы и юкагиры обязались дать оленей, чтобы перевезти кладь через хребет к реке Анюю и доставить в Нижне-Колымск. Приказчик Нижне-Колымского острога переправил в Якутск моржовую кость и ясак, поступивший из Анадырского края.

Якутский воевода получил наконец вести о Семене Дежневе, Михайле Стадухине и других казаках, которые уже давно значились отбывшими в дальние службы. Он узнал, что найдена новая земля, откуда уже поступают в казну моржовая кость и ясак. А из отписок и челобитных, которые прислали Дежнев и Стадухин, он узнал об их походах и распрях.

Воевода послал в Анадырский край новый отряд казаков. А немного погодя потребовал, чтобы Дежнев и другие казаки, уже несколько лет жившие сами по себе в найденной ими земле, немедленно явились в Якутск и дали отчет в своих действиях. Воевода поступил, как полагалось в таких случаях. Казаков, подчинивших новый край, через некоторое время всегда отзывали назад. На их место назначали новых служилых людей с наказом действовать иначе, чем тогда, когда приходилось завоевывать новую землю. Казакам запрещалось обижать племена, с которых собирается ясак. Снабжая их промышленными изделиями и взимая ясак в размерах не слишком больших, можно было установить достаточно крепкую связь с ними.

В якутскую приказную избу призвали сотника Аммоса Михайлова. Воевода показал ему листок, на котором были грубо начерчены длинная извилистая река, впадающая в море, и ее притоки. Внизу стояла подпись: «Река Анадырь». А затем была сделана приписка:

«Чертеж Анюя реки и за Камень и на вершину Анадыру и которые реки впали, большие и малые, и до моря и до той карги, где вылезает зверь».

Это была самодельная карта, присланная Дежневым и его товарищами вместе с ясаком. Такие карты нередко чертили и анаулы острием ножа или иглой на кусочке коры.

— Собирайся на Анадырь-реку, — сказал воевода Аммосу Михайлову.

А подьячий прочитал ему указ:

«Юкагирей и всяких иноземцев, которые по тем рекам живут, приводить под государеву руку и ясак с их имать ласкою, а не жесточью, с каждого по его мочи».

В указе говорилось и об открытой Дежневым карге, на которую выходили моржи. Аммос Михайлов и другие служилые люди обязывались половину всей добытой ими моржовой кости отдавать в казну бесплатно, а с остальной платить налог.

В далекий и обширный Анадырский край, который открыл Семен Дежнев с товарищами, пришли новые отряды служилых людей.

Семен Дежнев провел в Анадырской земле больше десяти лет. В 1659 году он передал своему преемнику острожек, который построил на реке Анадырь, но не спешил возвращаться. Еще два года он промышлял моржей на карге у анадырского устья.

Когда Дежнев наконец вернулся в Якутск, он привез много моржовой кости, которую смог продать здесь по дорогой цене, и немало пушнины.

Прошло уже почти двадцать пять лет с тех пор, как Семен Дежнев пришел в Якутский край.

«Ходил в дальние государевы службы, в незнаемые земли», говорил он о себе, вспоминая прошедшие годы.

За эти двадцать пять лет Дежнев не раз переживал смертельную опасность: и в боях, и в плаваниях по Ледовитому океану, и в походах на лыжах, когда приходилось ночевать в ямах, вырытых в снегу, перенося морозы и бураны.

Молодость Дежнева уже давно прошла, но он все еще был силен и крепок.

Воевода дал Дежневу новую службу: с небольшим отрядом казаков он должен был отвезти в Москву государеву казну — дорогие собольи меха, собранные в уплату ясака, и моржовую кость — «рыбий зуб». Это было трудное, опасное и очень ответственное дело. Путь в Москву длился много месяцев, и надо было быть все время настороже, потому что в глухих лесах, через которые проходила дорога, скрывались разбойничьи шайки.

Дежнев благополучно довез казну до Москвы и сдал ее в Сибирский приказ.

Сам начальник Сибирского приказа боярин Стрешнев пожелал посмотреть соболей, которых Дежнев привез из Якутска. Когда вскрыли кожаные сумы, в которых была зашита пушнина, один из подьячих взял присланную из Якутска опись. На длинном узком листе бумаги были перечислены по сортам собольи шкурки, а внизу поставлена печать якутского воеводы: орел, схвативший соболя когтями.

Подьячий читал опись, а один из служителей вынимал соболей и, встряхивая, показывал пушистые шкурки. Пушнина оказалась доставленной в полной сохранности.

Сибирский приказ ведал в то время всеми делами по управлению Сибирью — от Урала до Ледовитого океана и самых отдаленных мест Якутского края. А Дежнев мог многое сообщить об этой земле.

Он рассказывал боярину Стрешневу, как вместе с другими казаками плавал по Ледовитому океану и сражался в новых землях один против десятерых. Дежнев вспоминал о том, как волны долго носили его коч по морю и выбросили на безлюдный берег. Он рассказывал, как, таща нарты, семьдесят дней шел с товарищами по пустынным, занесенным снегом незнакомым местам и нашел наконец реку Анадырь. А потом говорил о том, как открыл моржовую каргу, где добывается теперь тот самый «рыбий зуб», который он привез из Якутска вместе с соболями.

Боярин слушал с любопытством и однажды сказал, что такая служба не должна бы остаться без награды.

Семен Дежнев подал в Сибирский приказ челобитную на царское имя. Дежнев написал о своей долгой и трудной службе в Сибири.

«И будучи на тех твоих государевых службах, в те многие годы всякую нужду и бедность терпел, и сосновую и лиственную кору ел, и всякую скверну приимал», писал Дежнев.

Он жаловался на то, что за последние девятнадцать лет, находясь в дальних землях, не получал из якутской казны ничего, кроме соли, и просил сразу выдать ему жалованье за девятнадцать лет из Сибирского приказа.

Боярин Стрешнев сам доложил челобитную Дежнева царю Алексею Михайловичу.

«За ту его, Сенькину, многую службу, за прииск новых землиц, за его раны, за кровь и терпение дать ему жалованье за девятнадцать лет», повелел царь.

Через несколько дней Дежнев обратился в Сибирский приказ с новой просьбой. Он писал, что многие годы ходил в дальние земли как начальник казачьего отряда, а числится до сих пор рядовым казаком.

Боярин Стрешнев приказал отписать якутскому воеводе, чтобы Дежневу впредь платили жалованье, как казачьему атаману.

Дежнев мог теперь доживать свои дни в Якутске, не терпя нужды. В Москве были признаны его заслуги. Якутский воевода получил указ поверстать его в атаманы за раны и за «прииск рыбьего зуба».

О том, что Дежнев открыл пролив между Азией и Америкой, в указе не было сказано ничего.

Дежневу было уже около шестидесяти лет, но он продолжал нести службу. В 1671 году его снова послали в Москву, чтобы отвезти собранные в Якутском крае меха. Дежнев доставил государеву казну в Сибирский приказ, но тяжело захворал в Москве.

В Якутск ему не пришлось вернуться. Дежнев умер в Москве в 1673 году.

Великое открытие, которое сделал Дежнев, сам того не зная, осталось незамеченным при его жизни и только много лет спустя прославило его имя.