К звездам

Глюк

Открытия делаются по-разному.

Архимед едва не утонул в ванне с водой, после чего и открыл закон, названный впоследствии его именем.

Ньютону яблоко едва не проломило голову, в результате чего на свет появился закон всемирного тяготения.

Пусть это мифы, созданные склонными к юмору потомками великих мыслителей, но известно, что в каждой шутке только доля шутки. Ничего случайного в нашем мире нет. Просто случай, как теперь модно говорить, есть проявление еще неизвестной нам закономерности.

К примеру, свое открытие Павел Смолин сделал тоже якобы случайно, после обидного проигрыша в шахматы своему напарнику. А произошло это на Луне, где работала созданная российскими специалистами российская же лунная станция «Мир».

Распорядок работы станции был такой: раз в два месяца на Луну прилетал корабль – «Ангара-2», привозил экипаж, забирал смену, и на станции всегда жили люди – от двух до пяти человек, в зависимости от сложности решаемых экспедицией задач.

Смолин и Гелий Тохтуев, чуваш по национальности (которого Павел обзывал чукчей и который никогда ни на что не обижался), прибыли на станцию второго февраля. В их задание входили геологоразведка и картирование района Луны в центре кратера Феофил, венчающего цепочку кратеров, самыми большими из которых были сам Феофил – диаметром около ста километров, Кирилл и Катарина. Кроме того, экипажу станции предстояло испытать новый вид вездехода, получившего кличку «луносипед».

Данный же район Луны (юго-восточный квадрант, западная оконечность Моря Нектара) был выбран для исследований не случайно. Еще в середине прошлого века астрономы наблюдали здесь странные явления типа «лазерных вспышек» и перемещение по поверхности Луны каменных глыб и скал, а также необычные изменения ландшафта, которые объяснялись учеными как результаты лунотрясений. Вот в этом загадочном районе и «катался» на «луносипеде» экипаж станции «Мир», постепенно подбираясь к сети трещин и небольшому кратеру Феона, вокруг которого и происходили непонятные явления.

Пятого февраля, после обидного проигрыша «чукче», Павел Смолин оседлал вездеход, и в самом деле напоминающий большой велосипед с бубликообразными прозрачными колесами, и направил его к ближайшему склону кратера Феона. С этого момента и начался отсчет времени «случайного события», приведшего космонавта к величайшему из открытий, какие когда-либо совершали первопроходцы на Земле и в космосе.

В принципе, кратер Феона мало напоминал ударный метеоритный кратер. Скорее, это была какая-то дыра в дне Феофила или, может быть, жерло древнего вулкана. Именно по этой причине космонавтам и дали задание обследовать жерло, сулящее выход на какое-нибудь крупное месторождение полезных ископаемых или, того лучше, на подземные запасы водяного льда.

Смолин и Тохтуев уже сделали рекогносцировку местности, определив диаметр кратера – около восьмисот метров, – теперь им предстояло поближе познакомиться с валом кратера, представлявшим собой удивительно ровное кольцо, окружающее жерло. Кольцо это, шириной в двести метров, было разорвано трещинами, но все же создавало впечатление искусственного, что, конечно же, только подогревало любопытство исследователей.

По плану Павел должен был объехать Феону по периметру, ведя видеосъемку, и взять пробы лунного грунта на валу кратера. Но вместо этого он двинул вездеход к самому жерлу, прячущемуся в тени вала основного кратера, остановил «луносипед» на гребне и направил вниз прожектор.

К его удивлению, он и в самом деле увидел не кратер, а огромную круглую шахту, уходящую в недра Луны. Мало того, эта шахта была заполнена… прозрачной жидкостью, почему-то не замерзающей в условиях сверхнизких лунных температур. А так как тень кратерного вала надежно скрывала жидкость от спутниковой аппаратуры и взора человека, увидеть ее можно было только при освещении извне лучом света.

– Мама моя космонавтка! – проговорил Смолин.

– Что случилось? – тут же отозвался Тохтуев, по монитору наблюдавший за манипуляциями напарника из кабины управления. – Почему ты изменил маршрут?

– Посмотри, что я обнаружил!

Смолин изменил наклон передней телекамеры вездехода, и «чукча», увидев шахту, заполненную «водой», не сдержал восклицания:

– Каток!

– Нет, это озеро.

– Ты хочешь сказать, что видишь это перед собой?

– Я не пил! – огрызнулся Павел. – И с ума не сошел! Это шахта… по глотку заполненная водой… или каким-то жидким газом. Попробую подползти поближе.

– Не стоит, Паша. Опасно! Пойдем вдвоем, подготовимся сначала, возьмем тросик, скалолазное оборудование… да и в ЦУП надо сообщить о находке.

– Если они поверят… Неужели я не сплю?..

– Возвращайся.

– Я только загляну туда одним глазком и назад. Если я сплю, то это мне удастся.

– Тогда мы спим оба. Не суйся туда, умоляю!

Смолин, не отвечая, перешел на ручное управление, тронул «луносипед» с места, подводя его к краю обрыва. И в этот момент плита, расколотая трещиной, венчавшая край, беззвучно обломилась, начала падать, увлекая за собой вездеход. Павел дал задний ход, но было уже поздно.

«Луносипед» ударился боком о ближайший скальный выступ, выбросил седока.

Смолин, и раньше не отличавшийся хорошей реакцией, растерялся и вместо того, чтобы включить ранцевый движок, способный вынести его наверх, на кромку обрыва, начал дергаться, пытаясь дотянуться зачем-то до неспешно падающего рядом вездехода, и не заметил, как на него сверху свалился кусок отколовшейся плиты.

От удара в голове взорвался фейерверк. Павел судорожно схватился за шлем: показалось, что тот разбился вдребезги! – включил движок, но только усугубил положение. Рывок двигателя увлек его вниз, в шахту, куда уже влетел «луносипед», плавно кувыркаясь и вращая прожектором. Космонавт со всего маху ударился о тот же обломок скалы. Последнее, что он успел ощутить и даже отчетливо услышать плеск! – был удар о поверхность озера. Сознание окончательно померкло…

В себя он пришел благодаря действию скафандрового компьютера, включившего медицинский комплекс, который быстро привел Смолина в чувство.

Павел открыл глаза, вспомнил о падении в озеро прозрачной жидкости, включил нашлемный фонарь… и понял, что все еще продолжает падать! Никакого озера не было и в помине! Голова сладко кружилась и гудела, во рту появился странный пряный привкус, как после выкуривания сигары, но все же сквозь мерцание в глазах он видел проплывавшие мимо стены шахты, и никаких следов «жидкости». Лишь изредка возникала и тут же исчезала тень сомнения в адекватности происходящего… и он снова видел себя падающим в пропасть.

«Хорошо, что я не на Земле», – мелькнула мимолетная мысль.

Это была вполне трезвая мысль, потому что слабое лунное тяготение не позволило развить ему большую скорость, а глубина шахты оказалась огромной. Во всяком случае за три минуты падения – ровно столько он был без памяти – Павел не достиг дна шахты, что давало ему шанс на спасение.

Он включил ранцевый движок.

Падение замедлилось. Прекратилось кувыркание. В свете нашлемного фонаря стали видны проплывающие мимо стены шахты – в полосах изморози, ребристые, с появляющимися и исчезающими более глубокими параллельными бороздами, будто прогрызенными зубьями каких-то чудовищных механизмов. В глаза брызнуло ярким светом: луч фонаря отразился от ряда выпуклых щитов, похожих на зеркала.

Шахта сузилась и внезапно изогнулась как кишка, превращаясь в наклонный тоннель. Не ожидавший этого Смолин не успел увернуться от приблизившейся стены, врезался в нее боком, движок отключился, и его понесло по тоннелю, как санки по ледяному желобу.

Долгое скольжение закончилось ударом о внезапное препятствие, и Павел в который раз потерял сознание. А когда пришел в себя, поблагодарил создателя, что случилось это на Луне. На Земле он бы неминуемо разбился.

Препятствием, задержавшим «лунного ныряльщика», оказалась полупрозрачная многогранная колонна диаметром около двадцати метров, по оценке Смолина. Он поднялся, преодолевая головокружение, повертел головой во все стороны и обнаружил еще ряд колонн – всего их насчитывалось двенадцать, – усеивавших все пространство гигантской пещеры, высота которой достигала не менее двухсот метров. Стены пещеры – насколько хватало луча света – искрились, покрытые сыпью мелких кристалликов соли, а может быть, льда, и были явно обработаны каким-то инструментом. Мало того, кое-где на стенах виднелись пояса выпуклых зеркальных щитов, соединявшиеся в непонятные узоры, а пол пещеры был выложен гладкими разноугольными – от треугольников до квадратов и двенадцатиугольников – плитами, также покрытыми кристалликами льда.

Поскальзываясь, Павел сделал несколько шагов, пораженный увиденным, вспомнил о напарнике, позвал, но рация молчала. Радиоволны не могли пробиться сквозь толщу лунных пород.

Мелькнула и пропала мысль: как же я обратно выберусь?!

За колоннами показался бликующий мыльный пузырь.

Смолин остановился, разглядывая возникший перед ним гигантский прозрачный шар с текущим внутри дымным кольцом. Дым казался живым существом, шевелящим тонкими ножками-струйками и отмахивающимся хвостом.

– Чтоб я сдох! – пробормотал Павел.

И, словно услышав его слова, дым внутри шара действительно ожил. В нем засверкали зеленоватые молнии, дымная струя резко сжалась в жгут, распалась на белесые нити, образовавшие целую систему окружностей и эллипсов, а на нити оказались нанизанными туманные шарики разного цвета и размера. Спустя несколько мгновений в центре этой системы вспыхнул пламенный шарик.

– Мама моя… Солнце! – прошептал Смолин. – Солнечная система!..

Шарики двинулись с места, побежали по орбитам вокруг клубка пламени. Затем все они исторгли лучики света, прянувшие за пределы системы и шара, и вонзились в полупрозрачные колонны.

Колонны засветились изнутри, наполнились перламутровым туманом, туман пронзили сеточки молний, и колонны превратились в объемные экраны, показывающие удивительные пейзажи.

Павел замер с открытым ртом.

Он ожидал увидеть ландшафты других планет – от Меркурия до Плутона, поверив, что и в самом деле видит Солнечную систему, то есть ее схему, но лишь один пейзаж отвечал его пониманию сути происходящего – пейзаж третьей планеты, то есть Земли.

Зеленая долина, река, горы вдали и высокие перистые деревья, напоминающие пальмы или рододендроны, а также хвощи.

Остальные пейзажи никак не соответствовали тому, что знал и видел космонавт по фотографиям и фильмам, снятым автоматическими зондами землян. Они были разными, внутри колонн играли холодным огнем ледяные поля и хребты, плескались синие, фиолетовые, багровые и оранжевые моря, поднимались к небу скалы необычных форм, но все эти ландшафты были живыми! В них присутствовала жизнь. От стай насекомых до могучих динозавров и сказочных тварей, вообще не похожих ни на одно животное Земли.

– Бред! – сказал сам себе Смолин.

И тотчас же колонны погасли.

Изменилась и схема планетарной системы.

Пропали все планеты, осталось лишь центральное светило, изменившее цвет на ослепительно белый и размер – вдесятеро больше прежнего. Затем на границе прозрачного шара, внутри которого и происходили чудесные метаморфозы, возникла красная искорка, двинулась к светилу, увеличиваясь в размерах. Вот она обросла светящимися нитями и превратилась в ажурный многоугольник, из центра которого вырвался серебристый лучик и вонзился в огненный шарик светила. И произошло нечто вроде взрыва, только взрыва направленного: светило вскипело и выбросило струю пламени, эдакий протуберанец, устремившийся прочь от светила, к прозрачной стенке шара. А затем эта струя вдруг начала распадаться на фрагменты, которые вскоре превратились в клубки жидкого багрового пламени.

Смолин охнул.

На его глазах рождалась Солнечная система! Только происходило это не естественным путем, как утверждали ученые, а искусственным! К юному Солнцу прилетело из глубин космоса нечтои включило процесс развертки планет!

– Черт побери! Что здесь происходит?!

Смолин не сразу сообразил, что слышит голос напарника. Оглянулся, ища глазами «чукчу» на фоне колышущихся стен пещеры.

Из-за поворота тоннеля блеснул луч фонаря, показался летящий на «колымаге» – так космонавты называли транспортное кресло аварийной системы спасения – Тохтуев.

– Слава Аллаху, ты жив! Что это?

«Колымага» приблизилась, двоясь и троясь, как отражение в воде, опустилась на пол пещеры. Напарник Смолина выпростался из кресла, подплыл к нему.

Смолин оттолкнул его руку, повернулся к шару с картинками.

– Знаешь, что это такое?

– Что?

– Центр управления строительным комплексом!

– О чем ты?!

– Солнечная система была создана искусственно, и не богом-создателем, а какими-то разумными существами! Луна – их база!

– Ты с ума сошел!

– Смотри!

Смолин сделал несколько шагов к хрустальному шару, внутри которого завершился процесс формирования планетарной системы. Голова закружилась, во рту появился привкус мыла. Но он преодолел приступ странной слабости и громко сказал:

– Повторите!

Развертка Солнечной системы прекратилась. Процесс начался с начала: прилетел многогранник, выстрелил в Солнце, оно выбросило протуберанец, который начал распадаться на планеты. Многогранник полетал по образовавшейся системе и занял место возле третьей планеты. Для Земли он стал ее спутником, который люди впоследствии назвали Луной.

– Понял? – оглянулся Смолин… и едва не потерял сознание от этого легкого движения. Голова закружилась сильней, наполнилась гулом и дымом.

А сзади никого не было! Тохтуев пропал вместе с «колымагой»!

– Чукча! Гелий! Где ты?!

– Здесь я, – послышался тихий, на грани слуха голос. – Лежи спокойно, я сделаю укол…

– Зачем?! – дернулся Смолин… и сквозь дым, мелькание огней и цветных пятен, сквозь меркнущее видение пещеры увидел лицо склонившегося над ним напарника. – Что это? Где я?

– Лежи, все нормально, я тебя вытащил. Знаешь, куда ты провалился?

– В шахту… там база инопланетян…

– Ты упал в озеро сверхтекучей жидкости… это смесь газов – от гелия-три до гелия-четыре и еще чего-то, спектрометр не берет. Понимаешь?

– Нет…

– Ты бредил, никакой базы не существует, забавно было тебя слушать. Хотя я, честно говоря, испугался.

– Я… бредил?!

– Может, газ протек через микротрещины в шлеме – стукнулся ты здорово, – он же сверхтекучий, даже я почувствовал эйфорию. Так что открытие ты все же сделал.

– Я… думал… пришельцы… сделали Солнечную систему… Обидно! – Смолин разочарованно закрыл глаза. – Газ… ерунда…

Но он ошибался.

Так был открыт сильнейший в истории человечества галлюциноген, применение которого впоследствии изменило судьбу земной цивилизации, ускорив ее конец.

Москва, пробка на Тверской, июнь 2005