К звездам

Книга первая Мир Родины

— Это убогое, чудовищное сооружение, собранное из древнего трубопровода, ветхих клапанов и современной электроники следовало бы взорвать и собрать заново из обломков.

— Все не так уж плохо, Ваша честь. Думаю, все и в самом деле обстоит не так плохо. — Рэдклиф потер покрасневший нос тыльной стороной ладони, мельком глянул на нее и украдкой вытер руку о штанину. — Она действует, мы производим отличный спирт…

— Действуют, но еле дышит. — Ян Кулозик устал, и в голосе его звучали резкие нотки. — Все прокладки сальников нужно немедленно заменить, иначе они разлетятся даже без чьей-либо помощи. Сплошные протечки. Прокладки никуда не годятся.

— Я все прочищу, Ваша честь.

— Я не об этом. Прежде всего — прекратить утечку. Предпримите что-нибудь конструктивное, дружок. Это приказ.

— Как скажете, так и будет сделано.

Дрожащий Рэдклиф в знак повиновения опустил голову. Ян взглянул на его лысеющее темя с налетом перхоти на замасленной челке и не почувствовал ничего, кроме отвращения. Эти люди никогда ничему не научатся. Сами они думать не умеют, и даже если все им разжуешь, все равно затратят уйму времени на бесполезную возню. Управляющий был полезен не более, чем вот эта коллекция древних колонн, чанов с ферментами и ржавых труб, поглощающая овощи. Попытки наладить автоматическое управление были пустой тратой времени.

Тусклый свет, с трудом пробивавшийся сквозь высокие окна, лишь очерчивал контуры механизмов; прожектора высвечивали на полу желтые полосы. В полосу света забрел один из рабочих, остановился и стал рыться в карманах. Движения его привлекли внимание Яна.

— Эй вы, стойте!

Команда была внезапной, пугающей. Рабочий не видел инженера. Он выронил спичку, успев все-таки зажечь ее. Она упала в лужу жидкости у него под ногами. Синее пламя взметнулось вверх.

Ян плечом вытолкнул его из пламени, бросился к огнетушителю, сорвал его со скобы и побежал обратно, разбивая на бегу капсулу. Рабочий бешено топтал лужу горящего спирта, от чего пламя лишь разгоралось еще больше.

Из зева огнетушителя с кашлем вырвалась пена, и Ян направил ее вниз, по кругу. Пламя погасло мгновенно, но у рабочего успели загореться брюки. Ян хлестнул пеной по его ногам, затем, в припадке гнева — вверх, по груди. Вот уже лицо рабочего оказалось словно закрыто белым одеялом.

— Идиот! Абсолютный идиот! — Ян закрутил вентиль и отшвырнул огнетушитель. Рабочий судорожно дышал и протирал глаза. Ян холодно взглянул на него.

— Ты знал, что курить здесь запрещено. Тебе должны были напоминать об этом достаточно часто. Кроме того, ты стоишь как раз под надписью «Не курить».

— Я… малограмотен, Ваша честь. — Рабочий кашлянул и сплюнул горькую жидкость.

— Не малограмотен, а вообще безграмотен. Ты уволен, убирайся отсюда!

— Ваша честь, прошу вас, не говорите так! — Человек заплакал, забыв о боли; губы его скривились. — Я усердно работаю… семья… много лет в нужде… столько времени не везет…

— Тебе всю жизнь не везет, — холодно сказал Ян; гнев его улетучился при виде человека, стоящего по колено в пене. — Скажи спасибо, что не я ответственный за пресечение саботажа.

Ситуация была почти безвыходной. Ян побрел прочь, не обращая внимания на пристальные взгляды управляющего и безмолвных рабочих. Ужасное положение. Но в комнате управления обстановка была получше. Намного лучше. Яну даже удалось несколько расслабиться, и он улыбнулся, оглядев сияющие чистотой стены. Порядок установленный здесь им лично. Кабели змеились во все стороны и соединялись в блоке управления. Он поочередно надавил на клавиши цифрового замка, и крышка распахнулась. Безмолвный, умный, совершенный микрокомпьютер с абсолютной точностью производил все расчеты в сердце завода. Терминал висел в чехле у него на поясе… Ян отстегнул терминал, присоединил его к компьютеру и набрал на клавиатуре текст. Мгновенно вспыхнул экран, ответ был готов. Никаких проблем. Во всяком случае, здесь. А вот о заводе в целом этого, увы не скажешь. Когда он затребовал доклад об условиях работы, побежали строчки:

КЛАПАН БЛОКА 376-Л-9 ПРОТЕКАЕТ

КЛАПАН БЛОКА 389-П-6 НУЖДАЕТСЯ В ЗАМЕНЕ

КЛАПАН БЛОКА 429-П-8 ПРОТЕКАЕТ

Картина складывалась безрадостная. Он дал короткую команду, и экран очистился. Дверь за спиной осторожно приоткрылась, почтительно прозвучал голос Рэдклифа.

— Прошу простить меня, инженер Кулозик, но я по поводу Симмонса, которого вы уволили. Он хороший рабочий.

— Не думаю, что он так уж хорош. — Гнев исчез, и Яну хотелось быть объективным, но мягким. — Найдутся многие, кому его работа придется по душе. И любой из них справится с ней не хуже.

— Он учился многие годы, ваша честь. Годы. Чтобы выйти из нужды. Это кое о чем говорит.

— Зажженная спичка говорит о большем. Сожалею, но я думаю о вас и об остальных, работающих здесь. Что бы вы делали, если бы он дотла спалил предприятие? Вы управляющий, Рэдклиф, и вам надлежит рассуждать ответственно. Может, со стороны это выглядит сурово, но иначе никак нельзя. Вы согласны, не правда ли?

Очень недолгая пауза, затем последовал ответ:

— Конечно. Вы правы. Я сожалею, что отвлек вас. Таким, как он, здесь не место.

— Только так. И никак иначе.

Внимание Яна привлекло тихое гудение и вспышка красной лампочки на блоке управления. Рэдклиф задержался в дверях. Компьютер обнаружил какую-то неполадку и пожелал сообщить о ней. КЛАПАН БЛОКА 928-Р-9 БЕЗДЕЙСТВУЕТ. НАХОДИТСЯ В ОТКРЫТОМ ПОЛОЖЕНИИ. ЕГО НАДЛЕЖИТ ИЗОЛИРОВАТЬ ДЛЯ ЗАМЕНЫ.

— 928-Р. Что-то знакомое. — Ян набрал информацию на персональном компьютере и кивнул. — Я так и думал. Эту штуку следовало заменить на прошлой неделе. Работа сделана?

— Я сверюсь с записями. — Рэдклиф был бледен.

— Не трудитесь. Мы оба знаем, что ничего не сделано. Поэтому ступайте и немедленно займитесь клапаном. Я сейчас подойду.

Ян сам отделил узел механического двигателя, воспользовавшись массивным ключом, чтобы провернуть заклинившие гайки. Они густо заросли ржавчиной. Типичная картина. Еще бы — ведь капнуть маслом, прежде чем они сели намертво, стоило бы огромных усилий. Он стоял и смотрел, как потеющие пролы сражаются со старым клапаном, как струи жидкости из разобранных труб разбиваются об их тела. Когда под его внимательным взглядом был подогнан и закреплен новый узел (на сей раз это была работа не на секунду), он завернул болты мотора.

Дело было сделано хорошо, без лишней болтовни, и рабочие, закончив работу, сразу собрали инструменты и ушли. Ян вернулся в управление, чтобы открыть заблокированную секцию и вновь привести конструкцию в действие. Он еще раз запросил общий доклад, затем заказал распечатку. Когда она вылезла из принтера, он рухнул в кресло и внимательно просмотрел ее, отмечая данные, которые требовали особого внимания.

Это был высокий человек с тонким, нервным лицом, лет около тридцати. Женщинам он нравился, и многие говорили ему об этом, но он не придавал значения их словам. Женщины были красивы, но, безусловно, играли второстепенную роль по сравнению с конструированием микросхем. При чтении он так хмурился, что на переносице пролегла почти никогда не исчезающая складка. Сейчас, пробегая глазами список во второй раз, он хмурился еще больше — и вдруг на лице его появилась широкая ухмылка.

— Готово. Почти готово!

Работа на заводе Валсокена, которая поначалу выглядела довольно простой, с каждым днем все усложнялась. Было очень трудно, когда он прибыл сюда вместе с Бучананом, специалистом по гидравлике, чтобы оборудовать систему контроля. Но Бучанану не повезло (а на самом деле повезло, да еще как!) он слег с приступом аппендицита и был унесен вертолетом скорой помощи, чтобы больше не вернуться. Яну, в придачу к своей электронике, пришлось взять под опеку текущий ремонт механических конструкций. Осень сменилась зимой, а конца этому было не видно.

Теперь конец близился. Главное смонтировано, основной ремонт позади; завод почти реконструирован. И Ян собрался уезжать. Управляющий дальше уже справится самостоятельно.

— Рэдклиф, зайдите, у меня есть для вас интересные новости.

Слова с треском вырывались из громкоговорителей установленных в здании, катились по помещениям, рождая эхо. Через какие-то секунды послышался звук бегущих ног, и управляющий, тяжело дыша, влетел в комнату.

— Да… Ваша честь?

— Я уезжаю. Сегодня. Не делайте вид, что удивлены, приятель. Думаю, эта перспектива придется вам по душе. Производство старинной водки поставлено на поток, и она будет выпускаться, если вы станете следовать моим инструкциям. Я подключил к компьютеру всю цепь производства вплоть до топливного концентратора, где будет установлен монитор слежения за операциями. В случае возникновения проблем, здесь немедленно появится кто-нибудь из специалистов. Но я не жду никаких проблем… а, Рэдклиф?

— Разумеется, сэр, разумеется. Сделаем все возможное. Спасибо, сэр.

— Надеюсь. И пусть это ваше «все возможное» делается намного лучше, чем до сих пор. Я вернусь, как только смогу, чтобы проверить ход процесса и посмотрю перечень ваших действий по завершении. А сейчас, если у вас больше нет ко мне вопросов, собираюсь покинуть завод.

— Нет, сэр.

— Хорошо. Смотрите, чтобы так же было и впредь.

Ян кивком головы отпустил управляющего и, отсоединив терминал от компьютера, уложил его в футляр. Нетерпеливо (пожалуй, в первый раз за все время), он натянул пальто, отороченное овчиной, и водительские перчатки. Одна остановка в отеле, чтобы уложить чемодан — и все. Насвистывая сквозь зубы, он с лязгом распахнул дверь в предвечерний сумрак. Земля от мороза была тверда, как камень, и воздух пах снегом. Его автомобиль, красный, блестящий, казался единственным цветным мазком на фоне однообразного, унылого ландшафта, безмолвно простершегося под унылым серым небом. Отопление включилось, как только он повернул ключ, и порыв теплого воздуха хлынул в кабину. Ян медленно тронулся по замерзшим кол ям двора и выехал на мощеную дорогу.

Раньше это была страна болот, впоследствии осушенных и распаханных. Но некоторые из старых каналов уцелели. Уизбич все еще оставался внутренним портом. Яну доставляло удовольствие смотреть на эти реликты. Сборы заняли десять минут — он предпочитал путешествовать налегке. Придержав парадную дверь, администратор поклонился и пожелал ему благополучного путешествия.

Сразу за городом начиналась автострада. На въезде полиций отсалютовала ему, и он помахал в ответ рукой. Сразу же на автоматизированной дорожной сети он включил автоводитель, указал цель — ЛОНДОН, ВЫЕЗД 74. Эту информацию выдал передатчик под машиной. По кабелю, зарытому под полотном, она прошла на сетевой компьютер, который разработал маршрут и почти мгновенно выдал команду автомобильному компьютеру. Электромоторы на колесах постепенно нарастили скорость до стандартной — 240 км/ч — и ландшафт превратился в размытую полосу на фоне сгущающихся сумерек. Ян не испытывал желания глядеть в окно. Он развернул кресло лицом к задней стене. Здесь, в небольшом баре, наготове были виски и содовая — стоило лишь нажать кнопку. Телевизор передавал красочное и звучное шоу Питера Граймса. Некоторое время Ян наслаждался, отдавая должное приятному сопрано, и пытаясь понять, кого ему напоминает певица. Ну, конечно же, Эйлин Петтин! Теплое свечение в памяти.

— Хорошо, если она сейчас свободна. Она мало что предприняла со времени своего развода, чтобы увидеться с Яном. Ей следовало бы использовать малейшую возможность для встреч с ним. Он потянулся к телефону и быстро набрал на клавиатуре ее номер. Телефон успел дать лишь два гудка, и она ответила.

— Ян! Как чудесно, что ты звонишь!

— Как чудесно, что ты отвечаешь. У тебя что, камера барахлит? — Он глядел на свой темный экран.

— Нет, я всего лишь вытираюсь. Ты застал меня в сауне. Экран ожил, и она рассмеялась, увидев его лицо.

— Ты что, никогда не видел голых женщин?

— Если и видел, то успел забыть. Там, где я был, женщин не держат. Во всяком случае, таких, как ты — блестящих и мокрых. Честно говоря, Эйлин, я чуть не плачу от радости. Ты самое прекрасное зрелище на свете.

— Лесть не доведет тебя до добра.

— Куда бы она меня ни вела, ты ведь отправишься со мной, правда? Ты сейчас свободна?

— Я всегда свободна, милый, но это будет зависеть от того, что у тебя на уме.

— Немного воздуха. А еще — горячее солнце, теплый океан, хорошая еда, ящик шампанского и ты. Что скажешь?

— Скажу, что выглядит заманчиво. Мой банковский счет или твой?

— Угощаю я. За эту зиму в захолустье я кое-что заработал. Я знаю один маленький отель, как раз в пустыне на берегу Красного моря. Если отправимся утром, мы сможем туда добраться…

— Никаких подробностей, милый. Я собираюсь нырнуть в сауну и ждать тебя здесь. Не задерживайся слишком долго.

Она прервала связь на последнем слове, и Ян от души рассмеялся. Да, жизнь кажется шла на лад. Он осушил бокал скотча и налил новый.

Замерзшая болотистая страна почти совсем забылась.

Он не знал, что человек, которого он уволил, Симмонс, не захочет вновь оказаться в нищете. К тому времени, когда Ян добрался до Лондона, он уже покончил с собой.

Круглая тень огромного воздушного корабля медленно плыла над далекой голубой поверхностью Средиземного моря. Электрические моторы работали бесшумно, слышно было лишь шуршание пропеллеров. Они были крошечными, почти незаметными на фоне огромного «Бичи-Хед», и вся их работа сводилась к тому, чтобы толкать вперед блюдцеобразный корпус… Подъемную силу обеспечивали мешки с гелием, скрытые под туго натянутой оболочкой обшивки. Дирижабль был самым экономичным видом транспорта.

Груз состоял из огромных связок тяжелых черных труб, уложенных в чреве. Их там были тонны. Но «Бичи-Хед» перевозил также и пассажиров — в носовых каютах.

— Зрелище неописуемое. — Эйлин сидела у наклонного окна, которым служила вся передняя стена их каюты, и глядела, как внизу проплывает пустыня. Ян, вытянувшись на постели, кивал в молчаливом согласии. Но смотрел он не на пустыню. Эйлин укладывала медно-рыжие, до плеч, волосы — поднятые руки поддерживали обнаженные груди, а спина была выгнута и очень изящна.

— Неописуемое, — подтвердил он, и она засмеялась, затем, оставив прическу в покое, подошла, села рядом и поцеловала его.

— Выйдешь за меня замуж? — спросил Ян.

— Спасибо, нет. Моему разводу еще и месяца не исполнилось. Хочу немного порадоваться свободе.

— Я спрошу тебя через месяц.

— Спроси… — Звон колокольчика оборвал ее, а затем голос стюарда нарушил тишину каюты:

— Всем пассажирам. Через тридцать минут мы приземлимся в Суэце. Пожалуйста, подготовьте ваши чемоданы для носильщиков. Осталось тридцать минут. Мы были счастливы видеть вас на борту, и от имени капитана «Бичи-Хед» Уэзерби и экипажа я хочу поблагодарить всех вас, летающих «Британскими Аэрорейсами».

— Полчаса… погляди на мои волосы! И я еще не начала собирать вещи.

— Спешить незачем. Никто не выгонит тебя из каюты. Помни: это отпуск. Я оденусь и присмотрю за багажом. Встретимся на земле.

— Ты разве не подождешь меня?

— Я буду ждать, но снаружи. Хочу взглянуть на трубы буровых установок, которые они будут разгружать.

— Тебя больше интересуют эти противные трубы, чем я.

— Совершенно верно! И как ты только догадалась? Но это уникальный случай. Если технология термальной экстракции будет действовать, мы снова сможем качать нефть. Впервые за двести лет.

— Нефть? Откуда? — голос Эйлин был далеким, ее больше интересовало, как натянуть через голову синюю блузку.

— Из земли. Она всегда была там. Ее было много. Всю ее досуха выкачали Вредители, окислили, разбазарили, как и все остальное. Воистину чудесный источник углеводородов, которые они попросту сожгли.

— Я совершенно ничего не понимаю из того, что ты говоришь. История мне никогда не давалась.

— Увидимся на земле.

Ян, выйдя из лифта у основания причальной башни, почувствовал себя так, будто шагнул в открытую дверцу печи. Даже посреди зимы солнца на севере почти не знали. После заточения на стылых болотах это было чудесно.

Связки труб опускали на тросах лебедок. Они медленно плыли, покачиваясь под днищем пришвартованного воздушного корабля, и с металлическим звоном укладывались на плоское днище поджидающего грузовика. В течение секунды Ян думал, не попросить ли разрешения посетить буровую, но затем отказался от этой мысли. Нет. Прежде всего — отпуск. Может быть, на обратном пути. Сначала пусть из головы выветрится прелести науки и техники, а затем заняться исследованием восхитительных прелестей Эйлин Петтин.

Когда она вышла из лифта, они рука об руку направились на таможню, наслаждаясь ощущением прикосновения солнца к телу.

На страже таможенного прилавка стоял угрюмый темнокожий полицейский и наблюдал, как Ян вставляет удостоверение в прорезь.

— Добро пожаловать в Египет, — произнесла машина низким контральто. — Мы надеемся, что визит будет приятен для вас… мистер Кулозик. Не могли бы вы оказать любезность — прижать большой палец к пластине? Благодарю. Прошу вас пройти к четвертому выходу — там вас встретят. Благодарю. Следующий, пожалуйста.

Столь же быстро компьютер разобрался и с Эйлин. Произнося ритуальное приветствие, он идентифицировал ее личность. Затем прозвучали пожелания приятного путешествия. На выходе их встретил потный загорелый мужчина в темно-синей форме.

— Мистер Кулозик и его спутница? Я из дворца Магни, Ваша честь. Ваши чемоданы на борту, и мы можем отправляться, как только вы будете готовы. — Его английский был неплох, но в нем присутствовал трудноопределимый акцент.

— Мы отправимся сейчас.

Аэропорт был построен у берега. В конце полосы лежал на днище небольшой катер на воздушной подушке. Водитель открыл люк, они вошли в салон с кондиционером. Там было с дюжину кресел, но пассажирами она оказались единственными. Корабль мгновенно приподнялся на воздушных струях, спустился к воде и понесся над ней, постепенно набирая скорость.

— Сейчас мы движемся к югу Суэцкого Залива, — пояснил водитель. — Слева вы можете видеть Синайский полуостров. Впереди и справа вам вскоре откроется вершина горы Гариб, высота которой составляет тысячу семьсот двадцать три метра…

— Я был здесь раньше, — сказал Ян. — Можете не утруждать себя описанием достопримечательностей.

— Спасибо, ваша честь.

— Ян, я хочу послушать. Я даже не знаю, где мы.

— Видимо, география не давалась тебе точно так же, как история.

— Не ехидничай.

— Извини. Скоро мы выйдем в Красное море и резко повернем влево, в Аравийский залив, где всегда светит солнце и где оно всегда жаркое, кроме разве что лета, когда оно еще горячее. И как раз между этими замечательными солнцем и водой находится Дворец Магни, куда мы и держим путь. Водитель, вы не британец?

— Нет, Ваша честь, я из Южной Африки.

— Далековато от дома забрались.

— За целый континент, сэр.

— Очень пить хочется, — сказала Эйлин.

— Я возьму из бара что-нибудь.

— Я к вашим услугам, Ваша честь, — водитель включил автоматику и поднялся. — Что бы вы хотели?

— Что предложите… Не знаю, как вас зовут.

— Пит, сэр. Есть холодное пиво и…

— В самый раз. Тебе тоже, Эйлин?

— Да, спасибо.

Ян опорожнил пенный бокал наполовину и вздохнул. Наконец-то к нему приходило отпускное настроение.

— Налейте себе тоже, Пит.

— Спасибо. Вы очень добры, сэр.

Эйлин внимательно посмотрела на водителя, на его светлые волосы и красноватую кожу. Ей показалось, что в нем есть нечто таинственное. Хотя этот человек держался вежливо, его манеры были не такими примитивными, как у пролов.

— Мне стыдно признаться, Пит, — сказала она, — но я никогда не слышала о Южной Африке.

— О ней мало кто слышал, — подтвердил он. — Город Южная Африка невелик, — всего несколько тысяч белых в море черных. Мы — крепость, возведенная на алмазных копях. Мне было не по душе работать в копях, а больше там делать нечего — вот я и уехал. Здесь мне нравится и работа, и возможность путешествовать. — Послышался прерывистый сигнал, он отставил бокал и поспешил к панели управления.

Был уже ранний вечер, когда на горизонте появился Магни — вначале лишь пятнышко в том месте, где встречались океан и пески пустыни. Вскоре оно превратилось в сияющие стеклянные башни комплекса для отдыха. Море перед ними пестрело лодками под яркими парусами.

— Думаю, здесь понравится, — рассмеялась Эйлин.

Катер на воздушной подушке аккуратно проскользнул между купальщиками и лодками, к самым подножьям кривых земляных лачуг, из которых состоял туземный город. Они заметили несколько носатых арабов., но те исчезли прежде, чем открылся люк катера. Их уже поджидала открытая коляска с осликом в упряжке. Увидев ее, Эйлин захлопала в ладоши от радости. Она во все глаза смотрела на темнокожего кучера в тюрбане и наслаждалась каждым мгновением короткой поездки в гостинцу. Управляющий поспешил навстречу, придержал дверь и приветствовал их; носильщики ушли вперед с чемоданами.

Комната им досталась просторная, с широким балконом, выходящим на море. На столе дожидалась корзина с фруктами. Управляющий лично вскрыл бутылку шампанского и наполнил бокалы.

— Еще раз приветствую вас, — сказал он, ухитряясь одновременно кланяться и протягивать бокалы.

— Мне очень нравится, — сказала Эйлин, громко целуя Яна, как только они остались одни. — И я умираю от желания забраться в этот океан.

— Почему бы нет?

Океан оправдал все их мечты. Несмотря на сезон, вода была приятная, солнце пекло плечи. Англия и зима казались дурным сном, очень далеким сном. Они купались, пока не выбились из сил, затем уселись под высокими пальмами в красном зареве заката и стали потягивать коктейли. Обед был накрыт на террасе, и они не стали ничего менять в меню. Довершая картину вечера, над пустыней поднялась полная яркая луна.

— Не могу в это поверить, вздохнула Эйлин. — Наверно ты все под строил.

— Так и есть. Луна должна была взойти двумя часами позже, но я поторопил ее специально ради тебя.

— Очень любезно с твоей стороны. Ян, смотри, что это они делают?

От берега в море удалялись темные тени; они росли и менялись на глазах.

— Ночные прогулки на яхтах. Сейчас ставят паруса.

— А можно и нам? Ты умеешь?

— Конечно, умею, — важно сказал Ян, пытаясь вспомнить то немногое, что узнал о хождении под парусом во время первого своего визита. — Пойдем, покажу.

Конечно, задачка оказалась непосильной, и они смеялись, путаясь в веревочных узлах, и, наконец, стали кричать, призывая кого-нибудь на помощь. Один из арабов-лодочников подплыл на ялике и привел тросы в порядок. Подул легкий бриз, и они плавно заскользили по тихому морю под главным парусом. Лунный свет ясно показывал, куда плыть; звезды пылали от горизонта к горизонту. Ян одной рукой держал штурвал, другой обнимал Эйлин, которая прижималась и целовала его. Кожа ее была теплой под тонким купальным костюмом.

— Это чересчур, — прошептала она.

— Ерунда! Чересчур не бывает.

Они не лавировали, и ветер уносил их все дальше от берега, пока он не исчез из вида, и сама земля не растворилась во тьме воды.

— Мы не слишком далеко заплыли? — спросила Эйлин.

— Не очень. Я подумал, что было бы хорошо оказаться одним. Я умею ориентироваться по луне, к тому же мы всегда можем убрать парус и воспользоваться вспомогательным двигателем.

— Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь, но верю тебе.

Через полчаса стало холодать, и Ян решил поворачивать. Он ухитрился сделать полный разворот, парус вновь наполнился ветром, и они, увидели огни отеля на горизонте. Было очень тихо, единственный звук — слабый шелест воды под носом и поскрипывание паруса, поэтому они отчетливо услышали вдали урчание моторов. Звук быстро нарастал.

— Кто-то спешит. — Ян вгляделся во тьму.

— Откуда?

— Не имею представления. Но, похоже, идут сюда. Видимо, два мотора. Прекрасное время для гонок.

Все произошло быстро. Стук выхлопов стал громче, появился первый корабль. Темный корпус над маревом белого моря. Он чудовищно рос, двигаясь прямиком на них. Эйлин закричала, когда он навис над ними. Яхту встряхнуло, волна перехлестнула через борт.

— Боже, как близко! — охнул Ян, одной рукой держась за мачту, другой притягивая к себе Эйлин.

Они повернулись, глядя на первый корабль, поэтому не смогли увидеть второй, пока не оказалось слишком поздно. Ян лишь мельком успел заметить врезающийся в них нос, ломающий бушприт; он успел вцепиться в Эйлин, и яхта опрокинулась. Что-то ударило его по ноге, она онемела. Над Эйлин сомкнулось море, но он держал ее крепко, обеими руками, пока они снова не оказались на поверхности Она кричала и откашливалась, а он держал ее изо всех сил.

Они барахтались среди плавающих обломков. Яхта исчезла. И оба корабля тоже; звуки двигателей затихли вдали.

Глубокой ночью, в черном океане, они были одни.

Поначалу Ян не смог в полной мере оценить опасность их положения. Эйлин в отчаянии барахталась, кашляла, и было весьма трудно поддерживать ее. Обломки вокруг них казались черными. Разгребая и разбрасывая свободной рукой массу реек и канатов, он наткнулся на резиновую подушку. Она была явно предназначена для плавания. Увидев, что Эйлин чуть-чуть опомнилась и лучше держится на воде, он отпустил ее и стал искать вторую подушку.

— Вернись! — закричала она в панике.

— Подушка надежная. Мне нужно найти еще что-нибудь плавучее, для себя.

Он без труда обнаружил другую подушку и поплыл обратно, ориентируясь на ее голос.

— Я здесь. Все хорошо.

— Что хорошо? Мы погибнем, утонем, я знаю!

Он не сразу смог найти слова, чтобы подбодрить ее.

— Нас найдут, — сказал он, наконец. — Корабли вернутся или радируют о помощи. Вот увидишь. А пока, поплыли к берегу. Он недалеко.

— Но куда нам плыть?

Хороший вопрос. Ян далеко не был уверен, что сумеет ответить правильно. Луна поднялась уже высоко и висела под вуалью высоких облаков. С того места, где они находились, да еще по горло в воде, огни отеля были не видны.

— Туда. — Он толкнул ее вперед и пытаясь держаться уверенно.

Корабли не вернулись; даже если они плыли в верном направлении до берега было несколько миль. Они постепенно замерзали. И уставали. Эйлин была в полуобморочном состоянии; он чувствовал, что она вот-вот уронит голову, и вскоре остановился, чтобы повыше поднять ее на по душку.

Неужели им не продержаться до утра. — Эта мысль не давала ему покоя. До берега не доплыть. Сколько сейчас времени? Возможно, еще полночь не минула. А ночи зимой долгие. Вода не такая уж теплая. Он вновь стал бить по воде ногой, чтобы разогнать кровь и хоть немного согреться. Кожа Эйлин под его ладонью становилась все холоднее, а дыхание слабело. Если она умрет, это будет его вина, ведь он привез ее сюда, подверг жизнь опасности. Но и он тоже заплатит за свою ошибку. И даже если доживет до рассвета, смогут ли его найти спасатели?

Мрачные мысли теснились в голове, Ян все больше впадал в отчаяние. Может, лучше сдаться, пойти ко дну, положить всему конец? Но когда эта мысль появилась, он в гневе заработал ногами, отгоняя ее во тьму. Погибнуть он может — но не путем самоубийства. Однако уставали все больше, и он перестал плыть, позволив ногам опуститься под воду. Придерживая Эйлин за холодные плечи, он прижался лицом к ее лицу. Не смерть ли это близится?

Что-то толкнуло его снизу, и он с ужасом поджал колени. Мысль о невидимом существе в глубине испугала как ночной кошмар. Акула? Водятся ли здесь акулы? Этого он не знал.

Что-то прижалось к нему, какое-то большое тело, неуклонно выталкивало его вверх.

В приступе ужаса Ян ударил кулаком и разбил костяшки о металл.

Затем они оказались над водой, на какой-то площадке, и ветер хлестнул холодом по мокрой коже. Вдруг он понял и потрясенный закричал во весь голос:

— Субмарина!

Кораблекрушение было замечено, никаких сомнений. Субмарины не имеют привычки подниматься из-под ног по ночам, просто благодаря случайности. Их засек инфракрасный датчик, или, возможно, микроволновой радар. Ян осторожно уложил Эйлин на мокрый настил, подсунув ей под голову подушку.

— Эгей! — позвал он, стуча кулаком по конической надстройке. Люк, возможно, находился с другой стороны. Он начал медленно обходить надстройку, и вдруг заметил черное отверстие, из которого выбирались люди. Один из них склонился над Эйлин и вонзил в ее ногу что-то блестящее.

— Что вы делаете, черт бы вас побрал? — заорал Ян, бросаясь к ним. В одно мгновение облегчение сменилось яростью. Ближайший человек повернулся и, зажав что-то в кулаке, занес руку для удара.

Ян подался назад, схватил руку незнакомца и сильно сжал. Человек удивленно вскрикнул, теряя равновесие, и вдруг глаза его расширились. Он сделал попытку освободиться, затем обмяк. Ян оттолкнул его и повернулся к остальным, сжав кулаки, готовый к бою. Они окружили его.

— А черт, — вдруг сказал один из них, выпрямляясь и оттесняя остальных. — Хватит драк, их у нас было достаточно.

— Но не можем же мы…

— Можем. Остыньте. — Он повернулся к Яну. — Вы тоже.

— Что вы с ней сделали?

— Ничего особенного. Укол снотворного. У бедняги Ота и для вас был шприц, но вы ухитрилась вкатить свою дозу.

— Вы не заставите меня идти.

— Не валяйте дурака, — разозлился человек. — Мы могли оставить вас тонуть, но поднялись, чтобы спасти. Каждую секунду на поверхности мы подвергаемся опасности. Оставайтесь здесь, если хотите.

Он повернулся и последовал за остальными в люк, помогая нести Эйлин. Ян помедлил лишь мгновение, затем пошел за ними. Самоубийства ему по-прежнему не хотелось.

В отсеке он заморгал от яркого красного света; фигуры, похожие на красных дьяволов, окружили его. Несколько секунд, пока задраивали люк, на него не обращали внимания — звучали приказы, палуба резко вздрагивала. Когда они благополучно погрузились, человек, говоривший с ним наверху, оторвался от перископа и махнул рукой, указывая Яну на дверь в конце отсека.

— Отправляйтесь в мою каюту. Возьмите там сухую одежду и выпейте что-нибудь согревающее. О девушке тоже позаботятся, не тревожьтесь.

Ян сидел на краю опрятно заправленной койки, радуясь теплу, набросив на плечи одеяло, но все еще сильно дрожа. В руках он держал чашку, из которой с наслаждением прихлебывал сладкий чай. Спасший — или пленивший? — его человек, сидя в кресле напротив, раскуривал трубку. Ему было за пятьдесят. Русые волосы, загорелая кожа. Одет в форму Цвета хаки, с эполетами.

— Я капитан Тэчьюр, — представился он, выпуская облако дыма. — Могу я узнать ваше имя?

— Кулозик. Ян Кулозик. Кто вы, и что здесь делаете? И почему вы пытались нас усыпить?

— Идея вполне разумная. Никто не хотел оставить вас тонуть. Мы не убийцы. Хотя ваше спасение может повлечь за собой нежелательные для нас последствия. В конце концов, было решено сделать вам уколы снотворного. А что еще вставилось делать? Но, видимо, в таких делах мы не профессионалы. Ота сам получил укол, и теперь ему представилась возможность хорошенько вздремнуть.

— Кто вы? — вновь спросил Ян, глядя на незнакомую форму, на рады книг вдоль стен с названиями на непонятном языке. Капитан Тэчьюр тяжело вздохнул.

— Израильские ВМС, — сказал он, — приветствую вас на борту.

— Спасибо. И спасибо за спасение. Мне только неясно, почему вас так беспокоило, что мы вас увидим. Если вы состоите на службе Безопасности ООН, я буду держать рот на замке. Я знаю, что такое Безопасность.

— Остановитесь, мистер Кулозик. — Капитан Тэчьюр поднял руку. — Вы говорите, не учитывая политической ситуации.

— Не учитывая? Я не прол. У меня две степени образования.

Брови капитана одобрительно приподнялись, когда он услышал о степенях, хотя непохоже было, что его это слишком тронуло.

— Я не имею в виду технический опыт, которого у вас конечно, достаточно. Я говорю о некоторых изъянах в вашем знании мировой истории, обусловленных искажением фактов в ваших учебниках.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, капитан Тэчьюр. В образовательной системе Британии отсутствует цензура. В Советском Союзе, она, возможно, есть, но не у нас. Я обладаю полной свободой выбора любых книг в библиотеках и компьютерных банках. И в любом количестве.

— Очень убедительно, — согласился капитан, хотя видно было, что он отнюдь не убежден. — Но мне не хотелось бы спорить с вами о политике ночью и в этой обстановке. Я хочу сообщить вам лишь тот непреложный факт, что Израиль не входит в ооновский конклав держав, как вас тому учат в школах. Это свободна?. независимая нация — пожалуй, она одна такая осталась на земном шаре. Но мы можем хранить независимость до тех пор, пока живем в своей стране или пока о нашем существовании не узнает кто-либо, кроме правящих сил вашего мира. Вот какова опасность, с которой мы сталкиваемся, спасая вас. То, что вы знаете о нашем существовании, а особенно о том, что мы используя подводные лодки, перемещаемся по миру, может причинить нам огромный ущерб Огласка этого может привести даже к ядерному уничтожению нашей страны. Наше существование никогда не доставляло радости вашим правителям. Знай они, что останутся безнаказанными, они уже завтра стерли бы нас с лица Земли…

Зазвонил телефон, и капитан Тэчьюр снял трубку. Выслушал и что-то сказал в ответ.

— Меня вызывают. — Он встал. — Устраивайтесь поудобнее. В термосе есть еще чай.

Господи, что происходит? — Ян пил крепкий чай, бессознательно поглаживая синяки, уже проступавшие на ноге. Учебники истории не могли лгать. Но он на субмарине, и действия команды очень загадочны, люди явно чем-то встревожены. Он пожалел, что так сильно устал, мысли словно заволокло пеленой.

— Вам уже лучше? — из-за портьеры, закрывавшей дверь в капитанское кресло скользнула девушка. Светлые волосы, зеленые глаза — она была очень привлекательна. На ней были рубашка и шорты цвета хаки, ноги — загорелые и гладкие, и Ян с некоторым смущением оторвал от них взгляд. Она улыбнулась.

— Меня зовут Сара, а вас — Ян Кулозик. Могу я что-нибудь для вас сделать?

— Нет, нет, спасибо. Хотя погодите. Вы можете помочь мне с информацией. Что за корабли потопили нашу яхту? Я намерен потребовать ответа за это преступление.

— Я не знаю.

Она больше ничего не добавила. Лишь сидела и спокойно смотрела на него. Молчание длилось до тех пор, пока он не понял, что больше она не намерена ничего говорить.

— Вы что, не хотите говорить об этом? — спросил он.

— Нет. Для вашей же пользы. Если вы кому-нибудь нечаянно сообщите об этом, Служба Безопасности немедленно внесет вас в список подозреваемых, и за вами установят наблюдение. И не видать вам больше ни карьеры, ни продвижения — до конца ваших дней.

— Боюсь, Сара, что вам очень мало известно о моей стране. Да у нас есть Служба Безопасности, и мой деверь — офицер довольно высокого ранга. Но ничего такого, о чем вы говорите, у нас нет. Разве что для пролов, если они начинают причинять хлопоты… За ними нужен надзор. Но при моем положении… — А какое у вас положение?

— Я инженер, из хорошей семьи. У меня прекрасные связи.

— Понятно. Один из угнетателей. Рабовладелец.

— Мне оскорбительны эти домыслы…

— Это вовсе не домыслы, Ян. Лишь констатация факта. У вас свой тип общественного устройства, у нас — свой. Демократия. Быть может, этого слова вам никогда не доводилось слышать. Но это не существенно, поскольку у нас, вероятно, последняя демократия в мире. Мы сами правим собой, и мы все равны. В противоположность вашему рабовладельческому обществу, где все рождаются неравными, такими же живут и умирают, потому что ничего не могут изменить. С вашей точки зрения, я уверена, это выглядит не слишком плохо. Потому что вы среди тех, кто наверху. Но ваше личное положение может измениться очень быстро, если вы попадете под подозрение. В вашем обществе вертикальное движение существует только в одном направлении. Вниз.

Ян громко рассмеялся.

— Чепуха.

— Вы всерьез в этом уверены? Хорошо! Я расскажу вам о кораблях В Красном море весьма оживленно идет перевозка наркотиков. Товар традиционно поступает с востока. Героин в основном. Вывозится он из Египта или из Турции. Если есть спрос — а ваши пролы постоянно испытывают великую нужду в подобных средствах — всегда найдутся деньги и люди, которые их предоставляют. Через земли, которые мы контролируем, не пройдут никакие наркотики, мы следим за этим — это еще одна причина, по которой нам позволено существовать. Это субмарина — один из способов патрулирования. Пока контрабандисты держатся в сторон от нас, мы на них не обращаем внимания. Но ваши силы государственно? Безопасности тоже снаряжают патрули, и один из них гнался за контрабандистом, который вас едва не опрокинул. Врезался же в вас береговой охранник. Очевидно они не заметили вас в темноте. В любом случае им повезло. Мы видели вспышку взрыва, и проследили за сторожевиком который в одиночку вернулся в порт.

Ян покачал головой.

— Никогда не слышал ни о чем подобном. У пролов есть любые таблетки, травка — все, в чем они нуждаются…

— Им нужны значительно более сильные наркотики, чтобы забыть о жалком существовании, которое они влачат. А теперь, пожалуйста, перестаньте меня ежеминутно прерывать и повторять, что никогда ничего подобного не слышали. Я это знаю, и вот почему пытаюсь втолковать вам, что происходит. Мир в действительности совсем не такой, каким вам его показывают. Но это не имеет значения для вас, правящего меньшинства, сытого и богатого в голодном мире. Просто вы пожелали узнать. И вот я объясняю вам, что Израиль — свободная и независимая страна. Когда была выкачана вся арабская нефть, мир повернулся спиной к Ближнему Востоку, радуясь, что, по крайней мере, сбросил с плеч бремя богатых шейхов. Но мы и арабы никуда не девались. Они вновь предприняли попытку вторжения, но без материальной помощи со стороны победить не смогли. Нам же с большим трудом удалюсь удержать свои позиции. Когда арабское население стабилизировалось, мы стали обучать их сельскохозяйственным ремеслам, которые они забыли за годы финансового изобилия. К тому времени, когда мир обратил на нас внимание, мы создали устойчивое земледелие, добились полного самообеспечения. Мы могли даже экспортировать фрукты и овощи. А потом мы продемонстрировали, что наши ядерные ракеты ничуть не уступают их ракетам, и если они хотят нас уничтожить, им придется смириться с немалыми потерями. Такое положение сохраняется до сего дня. Возможно, вся наша страна — это гетто, но мы привыкли к жизни в гетто… И за своими стенами мы свободны,

Ян вновь попытался возразить, затем задумался, отхлебнув чая. Сара одобрительно кивнула.

— Теперь вы знаете. И ради собственного благополучия не распространяйтесь об этом. Кроме того, я хочу вас попросить оказать нам одну услугу. Капитан не стал бы просить вас об этом, но я не признаю подобной щепетильности. Никому не говорите об этой субмарине. Ради вашей же безопасности. Через несколько минут мы высадим вас на берег, туда, куда вы могли бы выплыть после происшествия. Там они вас найдут. Девушка ничего на знает. Она была без сознания, когда ей сделали укол. С ней все будет в порядке, врач сказал, что она вне опасности. С вами тоже все будет в порядке, если будете молчать. Согласны?

— Да, конечно, я ничего не скажу. Вы спасли нам жизнь. Но все же я думаю, что большая часть того, что вы наговорили — неправда.

— Это очень мило. — Она наклонилась и похлопала его по руке. — Думайте, что хотите, ингилех, только держите на замке свой большой гойский рот.

Прежде чем он успел что-либо ответить, она уже вышла за дверь. Капитан не вернулся, и никто больше не разговаривал с ним до тех пор, пока его не пригласили на палубу. Эйлин тоже вынесли наверх — все это в страшной спешке, и вскоре их в шлюпке доставили на невидимый в непроглядной мгле берег.

Луна пряталась за облаками, но излучала достаточно света, чтобы они могли видеть берег и дальше пустыню. Эйлин осторожно положили на песок, с его плеч стащили одеяло и рядом бросили подушку с яхты. Затем все исчезли. Ян осторожно отнес Эйлин за линию прибоя — теперь на песке проступали лишь его следы. Шлюпка и субмарина ушли, растаяли, остались лишь в памяти. Воспоминание, которое с каждой минутой казалось все более нереальным.

— Идеальный звук. Поет, как скрипка, — сказал доктор, набирая текст на экране. — Взгляните на кровяное давление — хотел бы я иметь такое же. ЕКС, ЕЕС — все в полном порядке. Знаете, — я дам вам распечатку для вашего личного врача — ему пригодится. — Он прикоснулся к панели компьютера-диагноста, и выполз длинный лист бумаг.

— Я не о себе беспокоюсь, а о миссис Петтин.

— Прошу вас, не тревожьтесь, молодой человек. — Толстый доктор с симпатией похлопал Яна по колену, Ян убрал ноги и холодно взглянул на него. — Небольшое переохлаждение, наглоталась морской воды — ничего страшного. Вы можете повидаться с ней, когда захотите. Я бы, пожалуй, посоветовал ей денек полежать в больнице. Для отдыха, конечно, потому что медицинский уход ей не нужен. А вот и ваша распечатка.

— Она мне ни к чему. Пусть отправят в мою компанию, врачам.

— Это, пожалуй затруднительно.

— Почему? У вас есть спутниковая связь, вызов сделать не трудно. Я могу заплатить, если вы считаете, что это накладно для больничного бюджета.

— Ни в коем случае! Разумеется, я немедленно обо всем позабочусь. Вот только, ха-ха, распакую вас. — Доктор уверенными движениями снял присоски с груди Яна, вытянул иглу из вены и растер кожу спиртом.

Когда доктор вышел, и Ян натянул брюки, знакомый голос окликнул его: — Вот ты где, живой и здоровый! Заставил же ты меня поволноваться!

— Смитти! Что ты здесь делаешь?

Ян схватил руку деверя и с жаром пожал ее. Увидеть снова длинный, как клюв, нос, жесткие, вытянутые черты лица, — это было словно прикосновение к дому. Сергуд-Смит, похоже, был тоже очень рад его видеть.

— Ты меня просто ошарашил. Я был в Италии, на конференции, и тут мне сообщают! Потянул кое за какие нити, вытребовал армейский реактивный и, едва сел здесь, мне сразу сказали, где тебя найти. Не заметно, что ты выглядишь хуже, чем обычно.

— Посмотрел бы ты на меня ночью — когда я болтался с подушкой в одной руке, и с Эйлин в другой, дергая ногой. Не хотелось бы мне еще разок пережить такое.

— Весьма разумно, Надевай рубашку, выпьем чего-нибудь, и ты мне обо всем расскажешь. Ты видел корабль, который вас потопил?

Ян повернулся, чтобы взять рубашку, и просунул руки в рукава. В голове замелькали ночные предупреждения. Впрямь ли изменился голос Сергуд-Смита, когда он задал последний вопрос? Что ни говори, а он из Безопасности, и его положения вполне хватило ни то, чтобы среди ночи поднять реактивный самолет. Надо было решаться. Говорить правду — или лгать. Он натягивал рубашку через голову, и голос звучал слегка приглушенно.

— Не видел. Ночь была темной, хоть глаз выколи, и корабли не освещены. Первый прошел так близко, что нас едва не опрокинуло, а второй раздавил. Хотелось бы мне узнать, кто этот ублюдок. Есть тут и моя вина — шел без огней, но все же…

— Совершенно верно, старина. Сделаем запрос, и я тебе помогу выяснить. Два военных корабля на маневрах, причем далеко от тех мест, где им полагается быть — вычислить будет нетрудно. Как только они вернутся, их капитанам придется кое-что услышать, можешь мне поверить.

— Черт с ними, Смитти, это был несчастный случай.

— Ты слишком добр к ним… но ты же джентльмен. Пойдем-ка, поглядим на Эйлин, а потом выпьем.

Эйлин звучно поцеловала обоих, затем поплакала, не без удовольствия, как она сказала, и потребовала, чтобы Сергуд-Смит узнал все подробности их ночного приключения. Ян ждал, старясь скрыть напряжение. Помнит ли она субмарину? Он сам теперь знает две совершенно различные версии. Контрабандисты и взрыв — или два военно-морских корабля. Кому верить?

— …Бац! И мы в море. Я захлебывалась и пускала пузыри, но этот старый мореход сумел удержать меня на воде. Уверена, что за его хлопоты я его же и расцарапала. Паника! Не думаю, что раньше понимала значение этого слова. Я ударилась головой, и все стало расплываться, уходить из фокуса. Помню только подушку, за которую нужно было держаться, и как мы плыли, и помню, как он пытался меня успокоить, а я ему не верила. И больше ничего.

— Ничего? — спросил Сергуд-Смит.

— Совершенно. Потом я оказалась в кровати, и мне все рассказали. — Она взяла Яна за руку. — И я никогда не смогу тебя отблагодарить. Не каждый день девушке спасают жизнь. А теперь пойдем отсюда, пока я окончательно не разревелась.

Они в молчании покинули больницу, и Сергуд-Смит указал на ближайшее кафе.

— Сюда, так сюда, — согласился Ян. — Ты говорил с Лиз?

— Прошлой ночью — нет. Не хотелось будить ее и пугать. Не было смысла устраивать ночь треволнений. Но утром, едва узнав, что тебе ничего не грозит, я позвонил ей. Она передает тебе самые лучшие сестринские пожелания. И просит не подходить больше к этим утлым лодчонкам.

— Спасибо. Значит, с Лиз все в порядке.

Они подняли бокалы и выпили. Бренди вспыхнуло, согрело желудок. Ян даже не заметил, что успел замерзнуть. Это близилось. И этого никак нельзя было миновать. Ян не мог совладать с желанием рассказать деверю обо всем, что случилось ночью. О подводной лодке, о спасении, о двух кораблях — обо всем. Лишь одно остановило его, не позволило выложить всю правду. Израильтяне спасли ему жизнь, и Сара сказала, что он окажет им медвежью услугу, проболтавшись о субмарине. Забыть. Нужно обо всем забыть.

— Я бы повторил, пожалуй, — сказал он.

— И я к тебе присоединюсь. Забудь о вчерашней ночи и продолжай отдыхать.

— Ты читаешь мои мысли.

Но воспоминание не ушло — оно трепетало в дальнем уголке мозга, готовое нахлынуть, как только он расслабится. Попрощавшись с зятем, Ян почувствовал легкое облегчение от того, что не придется пока беспокоиться из-за своей лжи.

Солнце, пища, вода — все было прекрасно. Хотя, следуя молчаливой договоренности, они не выходили на лодке. В постели Эйлин старалась отблагодарить его с такой страстностью, что оба были вскоре измотаны удовольствиями. И все же воспоминания не покидали его. Когда на рассвете он проснулся и почувствовал на щеке ее рыжие волосы, он подумал о Саре с субмарины и о ее словах. Неужели он живет в мире лжи? Это казалось невероятным.

Миновали две недели, и остались позади теплые воды моря. Обоим запомнится эта поездка. Они хорошо загорели — будет чем похвастаться в Англии завистливым друзьям — они уже с нетерпением ждали этого момента. К тому же хорошее мясо и картофель — дорогая и непривычная пища. Довольно вкусная, но нельзя же сидеть на ней постоянно. Последний долгий поцелуй в аэропорту Виктория, и они расстались. Ян вернулся в свою квартиру. Заварил крепкого чая и пошел в кабинет — поразительно, как он успокаивался, переступив порог под аккомпанемент мигающих лампочек на панелях. Стена была заставлена приборами, сверкающими хромированной поверхностью. Чистый верстак, и на нем ряды инструментов. В раме стоял навигационный прибор, над которым он работал до отъезда Ян уселся и включил его, затем взял ювелирную лупу и стал обследовать места спайки. Прибор был почти готов к работе — если только он вообще способен работать. Впрочем, наверное, способен — компьютерная модель работала. Да и сама идея проста.

Все большие океанские корабли пользуются для навигации данными спутников. В любом месте океана над горизонтом всегда находятся по меньшей мере два спутника. Бортовые навигационные приборы принимают сигналы из космоса. Эти сигналы дают азимуты направления и углы подъема спутников; поступают они в бортовой компьютер. Компьютер легко определяет местонахождение корабля с точностью до двух метров. Навигационные инструменты очень эффективны, но громоздки и чрезвычайно дороги. Для больших кораблей это несущественно, но как быть с малыми яхтами? Ян разработал упрощенную модель, пригодную для любого корабля независимо от размеров. Прибор был невелик и доступен любому желающему. Если он оправдает ожидания, Ян сможет даже запатентовать его, получив прибыль. Но это — в будущем. А пока предстояло довести дело до конца, миниатюризовать все детали.

Но сейчас он не отдыхал за работой, как это было прежде. Что-то не давало ему покоя. Он допил чай и снес посуду на кухню. Затем на обратном пути зашел в библиотеку, взял тринадцатый том Британской Энциклопедии и раскрыл на нужной странице.

ИЗРАИЛЬ. Мануфактурный и сельскохозяйственный анклав на берегах Средиземного моря. Изначально был населен израильтянами. Обезлюдел в годы чумы и заселен добровольцами ООН в 2065 году. Ныне осуществляет управление арабскими фермами на севере и юге и обязан сдавать всю производимую продукцию.

Вот оно — черным по белому в книге, которой можно верить. Исторические факты без тени эмоций. Одни лишь факты, факты…

Это неправда. Он был на субмарине и говорил с израильтянами. Или с некими людьми, выдававшими себя за израильтян. Действительно ли они израильтяне? А если нет, тогда кто? Во что его вовлекли?

Как говорил Т.Х.Хаксли? Он услышал эту фразу, когда впервые пришел в университет, записал ее и повесил у себя над столом. Что-то о «…великой трагедии науки — порабощении прекрасных гипотез нелицеприятными фактами». Он был верен этим словам и постигал науку через практику. Факты, дайте мне факты к пусть тогда гипотезы летят в тартарары.

Каковы факты? Он побывал на субмарине, которой не могло существовать в знакомом ему мире. Но субмарина существовала. Следовательно, образ мира был ложным.

Такое толкование помогало ему понять происшедшее, но и приводило в гнев. Ему лгали. Черт с ними, с остальными, он и сам способен о себе позаботиться. Но ему, Яну Кулозику, лгали долго и весьма основательно. Следовало разобраться. Но как отличить ложь от правды? За одним выводом следовал другой: Сара была права, предупреждая о грозящей опасности. Ложь была тайной, а тайны надлежит хранить. А эти тайны относились к разряду государственных. Он никому не мог рассказать о том, что узнал.

С чего начать? Где-то должны храниться правдивые сведения. Но он не знал, что именно ему искать. Нужно подумать, составить план. Хотя одно он мог сделать немедленно. Повнимательней присмотреться к окружающему миру. Как его назвала Сара? Рабовладелец. Он не чувствовал себя рабовладельцем. Просто его класс привык все брать на себя, заботиться о людях, которые сами о себе позаботиться не способны. И уж на пролов определенно нельзя положиться, иначе все развалится. Они не обладают ни сообразительностью, ни ответственностью. Таков естественный порядок.

Они были на дне, эти пролы, миллионы и миллионы немытых тел. Так было с тех пор, как Вредители опустошили мир и повергли его во прах. Обо всем этом говорилось в исторических трудах. Если люди до сих пор живы, то не благодаря пролам и Вредителям, позволившим этому случиться, а благодаря трудолюбивым людям его класса, взявшим в свои руки то, чем еще можно было руководить. Наследственные члены Парламента все хуже и хуже разбирались в вопросах управления технологическим обществом. Королева была лишь марионеткой, а знание — королевой, и именно знание позволило миру выжить. Порой приходилось туго, но человечество уцелело. Спутниковые станции смягчили энергетический кризис, когда окончательно вычерпали нефтяные залежи, и высвобожденная энергия солнца принесла наконец планете безопасность.

Но урок был усвоен: хрупкую экологию планеты легко вывести из равновесия. Ресурсы иссякли, появилась нужда в сырье. Последовал первый шаг к Луне, затем к поясу астероидов, где можно было заняться открытой добычей элементов. Потом — звезды. Это сделал возможным Хьюго Фосколо — открыл закон Непостоянства Фосколо. Фосколо — математик-теоретик, безвестный гений, закончивший свои дни школьным учителем в штате Сан-Паоло, Бразилия, в городе с немыслимым названием Пиндамонхангаба. Непостоянство вносило поправки в релятивистскую теорию, и когда он опубликовал статью в незаметном математическом журнале, его обвинили в том что он поставил под сомнение труды великого Эйнштейна. Он униженно просил, чтобы квалифицированные математики и физики указали ему на ошибки в уравнениях.

Они не смогли этого сделать, и родился космический двигатель, понесший людей к звездам. Лишь сто лет потребовалось, чтобы изучить ближайшие звездные системы и освоить их. Это славная и правдивая история, это факт.

Рабов не было, Ян это знал, и злился на Сару. На Земле царили мир и справедливость, пищи хватало на всех, и каждый человек занимал свое место. Какое слово она произнесла? Демократия. Форма правления, очевидно. Он никогда о ней не слышал. Вернемся к энциклопедии — на сей раз лишь для справки.

ДЕМОКРАТИЯ. Архаичный исторический научный термин для формы правления, недолгое время процветавшей в маленьких городах-государствах Греции, Согласно Аристотелю, демократия — извращенная разновидность третьей формы правления…

Яну не нравилось находить ошибки в этих толстых томах. Как бы вдруг узнаешь, что драгоценный шедевр — всего лишь подделка. О опустил книгу и подошел к высоким окнам. Там было светлее.

Далее в книге шло множество подобных сведений, еще мен интересных. Некоторые исторические типы правлений, вроде каннибализма, приходившие и уходившие. Но что тут общего с израильтянами? Все это сбивало с толку. Ян взглянул в окно, на серое небо и на Темзу в пятнах льда. Его передернуло от холода. Он все еще чувствовал в костях тропическое солнце. С чего начать?

Не с истории. Это не его конек. Здесь он не знает, где искать. И нужно ли вообще искать? Честно говоря, не хочется, но он вдруг почувствовал твердую уверенность в том, что, начав, уже не сможет отступить. Раскрытый ящик Пандоры уже не захлопнешь. Хочет ли он докопаться до сути? Да! Она назвала его рабовладельцем — а он знал, что это не так. Даже пролы посмеялись бы над этим обвинением.

Вот оно. Пролы. Ян знал многих из них, работал с ними, с них он и начнет. Утром он вернется на Завод Валсокена, да и вообще его там ждут, он должен проверить установку и то, как выполняют его распоряжения. Только на этот раз придется побольше поговорить тамошними пролами. В прошлом, надо признаться, он уделял им мало внимания, но это потому лишь, что всегда был очень занят. А принадлежа определенному кругу, ему не следовало создавать себе проблемы. Существовали социальные правила общения с пролами, и он не собирался их нарушать. Но он должен задать несколько вопросов и получить на них ответы.

Ему потребовалось немного времени, чтобы понять, что это не так-то просто.

— Рады вашему возвращению, Ваша честь, рады вашему возвращению, — сказал управляющий, выбегая из дверей цеха навстречу Яну. Изо рта у него на холодном воздухе шел пар, и он неуклюже переваливался с ноги на ногу.

— Благодарю вас, Рэдклифф. Надеюсь, все шло хорошо, пока меня не было?

В заученной улыбке Рэдклиффа таился оттенок тревоги.

— Все не так уж плохо, сэр. Не завершено, к сожалению, удаление отходов, и тут смею надеяться, вы нам поможете. Но позвольте, я покажу вам записи.

Похоже, ничто не изменилось. По-прежнему под ногами были лужи, несмотря на летаргические движения человека со шваброй. Ян открыл было рот, чтобы выругаться, но тут же опомнился. Похоже, Рэдклифф ждал этого, потому что быстро оглянулся через плечо. Ян улыбнулся в ответ. Один-ноль в пользу команды хозяев. Пожалуй, в прошлом ты был скор на расправу, но сейчас от этого следует воздержаться. Надо быть обходительным. Несколько ласковых слов, затем беседа. Это должно подействовать.

Но потребовались усилия, чтобы сдержаться, когда он стал читать распечатки. Тут уж у него было, что сказать.

— Послушайте, Рэдклифф, мне не хочется повторять, но вы же ничего не сделали. У вас были две недели, а список сегодня такой же длинный, как всегда.

— У нас люди болеют, сэр, зима тяжела. Но увидите, все будет сделано.

— Вы успели развалить даже то, что было сделано…

Ян услышал в своем голосе гнев и запнулся. Сейчас ему не хотелось терять самообладание. Стараясь не ступать в лужи, он подошел к двери, ведущей в главный корпус завода. Глаза уловили движение, он увидел бегущий по коридору чайный вагончик. Ян вернулся к портфелю и открыл его.

— Черт!

— Что-нибудь не так, сэр?

— Ничего особенного. Просто утром, оставив чемодан в отеле, я забыл забрать из него термос с чаем.

— Я пошлю велосипедиста, сэр. Он обернется за несколько минут.

И тут Яна осенила небывалая, почти героическая идея.

— Нет, не стоит. Пригоните сюда вагончик. Мы с вами выпьем по чашке чая.

Глаза потрясенного Рэдклиффа широко раскрылись, и он секунду молчал.

— О, нет, сэр! Вам не понравится гадость, которую у нас здесь пьют. Это настоящая моча, сэр. Я пошлю…

— Ерунда. Зовите вагончик.

Последовало замешательство, которого Ян уже не замечал. Он вновь принялся за распечатки, отмечая самое важное. Подошла служанка, вытирая руки о юбку и кланяясь ему. Рэдклифф выскользнул за дверь и вскоре вернулся с чистым полотенцем, которым она принялась усиленно протирать одну из кружек. Наконец, кружка была наполнена и поставлена на поднос.

— Вы тоже, Рэдклифф. Это приказ.

Чай был горяч, и, пожалуй, это все, что он мог о нем сказать. Кружка — толстая, обшарпанная.

— Очень хорошо, — сказал Ян.

— Да, Ваша честь, так и есть. — Над второй чашкой приподнялось лицо с умоляющими глазами.

— Нам следует повторить.

Ответом было молчание, и Ян совершенно не знал, с чего начать. Молчание длилось, пока он не допил чай, и ничего не оставалось, кроме как вернуться к работе.

Нужно было провести не только калибровку, но и несколько ремонтных операций, упущенных из виду во время его отсутствия. Ян ушел в работу с головой, и было уже далеко за шесть, когда он зевнул, потянулся и обнаружил, что дневная смена разошлась по домам. Хватит на сегодня. Он сложил бумаги, натянул отороченное овчиной пальто и вышел. Вдали от Красного моря, звезды мерцали в небе, как льдинки, и было очень приятно сесть в машину и включить обогреватель.

Он хорошо потрудился. Контрольная установка работала прекрасно, и если он проявит требовательность, текущие ремонт и монтаж будут ускорены. Ян крутанул баранку, чтобы объехать велосипедиста, неожиданно появившегося в лучах фар. Темные одежды и черный велосипед без отражателей. Неужели они никогда ничему не научатся? Пустые поля по обеим сторонам, нигде ни единого дома. Что, черт возьми, этот человек делает здесь, во тьме?

Следующий поворот дал ответ на вопрос. Впереди, у дороги — светящиеся окна и освещенный дорожный знак. Конечно же, это общественный бар. Он сотни раз проезжал мимо, даже не замечая его — не было причин. Ян притормозил. На вывеске красовалась надпись «Железный Герцог» и портрет самого Герцога с высоко поднятым аристократическим носом. Но клиентура не такая уж аристократическая: вокруг ни одной машины, лишь велосипеды прислонены к стене фасада. Не важно, что он не видел этого здания прежде.

Ян поставил машину на тормоза. Ну да, разумеется. Он зайдет сюда, выпьет, поговорит с людьми. В этом нет ничего предосудительного. Завсегдатаи, конечно, будут ему рады. Все-таки какое-то разнообразие в этот холодный вечер.

Ян захлопнул дверцу, запер машину и побрел по промерзшей земле к парадной двери. При его прикосновении дверь широко распахнулась, он вошел в большую, ярко освещенную комнату; здесь висели густые облака дыма дешевого табака и марихуаны. Из настенных динамиков лилась громкая, заунывная музыка, в которой тонул разговор людей, томившихся у стойки или сидевших за столиками. Он с интересом заметил, что женщин не было. В обычных барах женщин-посетительниц обычно больше половины. Он отыскал окошечко бара и постучал, чтобы привлечь внимание бармена.

— Да, да, сэр, очень рад, что вы посетили нас, сэр, — сказал человек, быстро появившийся в окошке. На его жирных губах застыла предупредительная улыбка. — Что желаете?

— Хорошую порцию виски. И что-нибудь для вас.

— О, спасибо, сэр. Я тоже буду виски.

Ян не заметил названия на наклейке, но виски оказалось крепче, чем то, к которому он привык, зато цена очень низкая! Этим людям не на что жаловаться.

В баре стало просторней. Ян обернулся — за ближайшим столиком сидели Рэдклифф и несколько рабочих с завода Налажена. Ян помахал и подошел к ним.

— Что, Рэдклифф, решили отдохнуть?

— Можно сказать и так, Ваша честь. — Слова были холодны, тон официальный; похоже, люди были смущены.

— А что если я к вам присоединюсь?

Последовало нечленораздельное бормотание, которое Ян принял за согласие. Он взял от соседнего столика пустой стул, сел и огляделся. Его взгляд не встретился ни с чьим взглядом — казалось, всех необычайно заинтересовали стоящие перед ними литровые кружки с пивом.

— Холодная ночь, правда?

Один из сидевших звучно отхлебнул, и это было единственным ответом.

— Зима, очевидно, еще несколько лет будет холодной. Это называется «малый климат» то есть, небольшое изменение погоды в течение крупных погодны циклов. Нам не грозит новая ледниковая эпоха, но эти холодные зимы еще успеют порядком надоесть.

Его посещение явно не вызвало взрыва энтузиазма, и внезапно он понял, что строит из себя идиота. Зачем он сюда притащился? Что ему нужно от этих тупоумных болванов? Сама идея была дурацкой. Он опорожнил бокал и оставил его на столе.

— Отдыхайте, Рэдклифф. И вы все тоже. Увидимся утром за работой и обязательно сдвинем установку с мертвой точки. Работы еще много.

Они что-то пробормотали — он даже не стал вслушиваться. Черт с ними, с теориями и блондинками на субмаринах. Эту затею нужно выкинуть из головы и оставить все как прежде. Глоток холодного воздуха после чада в баре приятно освежал. Машина стояла на месте, а над открытой дверцей склонились двое.

— Эй! Что вы там делаете?

Ян бросился к ним, скользя по обледенелой земле. Они быстро обернулись — белые пятна лиц — затем побежали во тьму.

— Стоять! Слышите вы! Стоять!

Взломали его машину, бандиты! Это им так не пройдет, Он бросился вдогонку за угол здания, и один из них остановился, повернулся к нему…

Ян не заметил, как мелькнул кулак, лишь почувствовал взрыв боли в челюсти и упал.

Это был мощный жестокий удар, и Ян, вероятно, на секунду—другую потерял сознание, а потом обнаружил, что стоит на четвереньках и трясет головой от боли. Вокруг раздавались крики и топот, потом чьи-то руки схватили его за плечи и подняли. Кто-то помог ему добраться до паба, и там, в маленькой комнате, он рухнул в глубокое кресло. На лоб ему положили холодное мокрое полотенце. Почувствовав колющую боль в челюсти, он взял полотенце и стал прижимать его сам. Он поднял глаза на Рэдклиффа, сидевшего наедине с ним в этой комнате.

— Я узнал человека, который меня ударил, — сказал Ян.

— Не думаю, что вы могли его узнать, сэр. Я думаю, он не из тех, кто работает на заводе. Я велел присмотреть за вашей машиной, сэр. Похоже, ничего не исчезло, вы быстро вернулись. Похоже, дверцу немного повредили, когда открывали.

— Я сказал, что узнал его. Я отчетливо видел его лицо. Он работает на заводе.

Холодный компресс помог.

— Сэмпсон, что-то наподобие этого. Помните человека, который пытался нас спалить? Симмонс, вот как его звали!

— Этого не может быть, сэр. Симмонс умер.

— Умер? Не понимаю. Две недели назад он был совершенно здоров.

— Покончил с собой, сэр. Не мог смириться с мыслью, что опять придется нищенствовать. Он несколько лет учился, чтобы получить работу. А работал всего лишь несколько месяцев.

— Послушайте, перестаньте укорять меня. Вы со мной согласились, когда я сказал, что мы не можем оставить его на работе. Помните?

На этот раз Рэдклифф не опустил глаза, и в голосе его была необычная твердость.

— Я помню, что просил вас оставить его. Вы отказались.

— Не хотите же вы сказать, в самом деле, что я повинен в его смерти?

Рэдклифф не ответил, и отсутствующее выражение лица не изменилось Он не потупил глаз. Взгляд отвел Ян.

— Решения администрации порой бывают суровы. Но их необходимо выполнять. И все же я клянусь, что это был Симмонс. Выглядел он в точности, как тот.

— Да, сэр. Это его брат. Вы разыщете его довольно быстро, если захотите.

— Что ж, спасибо, что сказали. Полиция легко решит этот вопрос.

— Решит ли, инженер Кулозик? — Рэдклифф выпрямился в кресле, и в голосе его появились интонации которых Ян прежде не замечал. — Неужели вы донесете? Симмонс мертв, разве этого недостаточно? Брат присматривает за его женой и малышами. Все они нищенствуют. И будут нищенствовать всю жизнь. Вас удивляет, что он зол? Я его не оправдываю, ему не следовало этого делать. Но если вы его простите, люди будут вам благодарны. Он ведь не был таким, пока не лишился брата.

— Я обязан…

— Неужели, сэр? Что вы обязаны? Лучше всего оставить нас в покое. Если бы вы сегодня не сунули сюда нос, если бы не влезли туда, где вам не место, ничего бы не произошло. Оставьте уж все как есть.

— Не место?.. — Ян пытался принять эту мысль, смириться с тем, что эти люди относятся к нему именно так.

— Не место здесь. Я сказал достаточно, Ваша честь. Может даже более, чем достаточно. Что сделано, то сделано. Кто-нибудь подежурит у машины, пока вы соберетесь.

Он оставил Яна. И как никогда в жизни Ян чувствовал себя в полном одиночестве.

Вернувшись в отель в Уизбече, Ян почувствовал, что настроение окончательно испорчено.

Он быстро миновал толпу в баре Белый Лев и по скрипящим ступенькам поднялся в свою комнату. Ощущать ссадину на скуле было куда хуже, чем видеть ее. Он вновь промыл щеку холодной водой. Прижал к челюсти кусок влажной ткани и посмотрел в зеркало. Он чувствовал себя совершеннейшим болваном.

Налив себе основательную порцию виски, Ян не зряче уставился в окно и попытался понять, почему до сих пор не позвонил в полицию. С каждой уходящей минутой это становилось все менее реальным. Естественно, они пожелают узнать, с какой стати он откладывал вызов. Действительно, почему он откладывает? На него совершено жестокое нападение, машина взломана, повреждена. Он имеет полное право донести на этого человека.

Виновен ли он в смерти Симмонса?

Да нет же, это исключено. Если человек не может делать свое дело хорошо, с ним нельзя нянчиться. Если одному из десяти посчастливилось найти работу, ему нужно стараться — иначе его выгонят. А Симмонс не старался. Поэтому оказался на улице. И умер.

— Я тут ни при чем, — спокойно сказал Ян вслух. Затем принялся укладывать чемодан. Черт с ним, с этим заводом Валсокена, и со всеми, кто работает там. Его обязанности закончились, как только было завершено и поставлено на линию контрольное устройство. Техобслуживание не его дело. Кто-нибудь другой об этом позаботится. Утром он отправит рапорт, и пусть отныне инженерное общество ломает себе голову, что делать дальше. А у него впереди много работы — со своими рекомендациями он найдет из чего выбирать. И он не намерен более заниматься протечками спирта посреди замерзающих полей.

Лицо саднило, пытаясь заглушить досаду, на обратном пути он выпил больше, чем следовало. Когда машина оказалась у въезда в Лондон, в конце автострады, он переключил на ручное управление. Безрезультатно. Компьютер регистрировал уровень алкоголя в крови, тот превышал разрешающий максимум. Ручное управление отсутствовало. Езда была медленной и отупляющей — компьютер знал лишь несколько маршрутов, и ни один не устраивал Яна — коротким путем добраться было невозможно. Ожидание на каждом перекрестке, пропуск любого транспорта с ручным управлением — неважно, каким бы медлительным он не был, приводили в бешенство.

Компьютер отключился у дверей гаража, и Яну удалось немного отвести душу, въехав на большой скорости по аппарели и с громким лязгом врезавшись в стену гаража. Затем последовали новые порции виски, и он проснулся в три, обнаружив, что в комнате не выключен свет, и телевизор разговаривает в углу сам с собой. Ян снова заснул и проспал допоздна. Когда он допивал первую чашку кофе, сработал сигнал «входная дверь». Он повернулся к экрану и нажал кнопку. Это был деверь.

— Нынче утром ты выглядишь немного встревоженным, — сказал Сергуд-Смит, аккуратно складывая пальто и перчатки на тахту.

— Кофе?

— Пожалуй.

— Я чувствую себя также, как и выгляжу, — сказал Ян, уже успев с момента пробуждения настроиться на ложь. — Поскользнулся на льду. Кажется, зуб потерял. Пришел домой и напился, чтобы приглушить боль. Чертова машина, даже не дала мне вести себя.

— Будь проклята автоматика. Ты уже обследовался?

— Нет. Незачем. Это всего лишь ссадина. Я свалял дурака.

— С кем не бывает. Элизабет ждет тебя к обеду. Ты придешь?

— Еще бы. Лучшая кухня в Лондоне. Если только это не очередная попытка сватовства. — Он с подозрением поглядел на Сергуд-Смита. Тот поднял палец и улыбнулся.

— Именно это я ей и сказал, и хотя она пыталась протестовать и заявила, что таких девушек одна на миллион, в конце концов согласилась не приглашать невесту. Обедаем втроем.

— Спасибо, Смитти. Лиз никак не смирится с мыслью, что я неженатый ребенок.

— Я сказал ей, что ты, вероятно, будешь сыпать дикий овес на свое смертное ложе, и она сочла меня вульгарным.

— Надеюсь, это окажется правдой. Но ты не поехал бы через весь город, достаточно было бы звонка.

— Ты прав. Я хочу показать тебе одно приспособление. Взгляни. — Он вынул из кармана и протянул Яну плоский сверток.

— Не знаю, как у меня сегодня со зрением, но попытаюсь.

Ян извлек из конверта металлический ящичек и открыл его. Там было множество экранчиков и панелей. Прекрасная вещь. Однажды Сергуд-Смит уже приносил Яну сверхпроводниковое изделие. Это было семейным делом, и Ян всегда рад был помочь, особенно когда за это платили наличными. Нужен был совет специалиста по части электронных приборов для службы Безопасности.

— Смотрится красиво, — заметил Ян, — но я совершенно не представляю, что это такое.

— Прибор для обнаружения подслушивающих устройств, — пояснил зять.

— Невероятно.

— Все так считают, но у нас в лаборатории подобрался оригинальный народ. Это устройство столь чувствительно, что анализирует любой элемент на сопротивление и падение напряжения. Кажется, если прослушивать идущий по проводу сигнал, воздействие «жучка» вызывает изменение, которое можно измерить. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— О многом. Но передаваемое сообщение несет такие потери — из-за переключателей, контактов и т. п. — что я не вижу, как такая штука способна действовать.

— Она должна анализировать каждую потерю, находить ее причину а, если все правильно, переходить к следующему сигналу.

— Я могу сказать лишь, что это здорово. Молодцы ребята, если сумели так утрамбовать цепи и платы. Чего ты хочешь от меня?

— Что если нам проверить ее в работе вне лаборатории?

— Это просто. Подсоедини ее к нескольким телефонам к своим собственным и к телефонам парней из твоей конторы — и погоняй некоторое время. Затем приложи клеммы к проводам и посмотри, что получится.

— Действительно, просто. Они сказали, что достаточно подсоединить к устройству микрофон. Ну как?

— Ничего. Неплохо. — Ян подошел к телефону и прикрепил устройство. Вспыхнула надпись «ГОТОВО». — Скажи что-нибудь в трубку, как это делаешь обычно.

— Давай попробуем. Я скажу Элизабет, что ты придешь вечером.

Последовал краткий вызов, и оба смотрели, как быстрые сигналы вспыхивали на экране. Похоже, устройство сработало. Сергуд-Смит разнял контакты и мерцание прекратилось. Загорелся ответ:

«ПАРАМЕТРЫ ЭТОЙ ЛИНИИ ИЗМЕНЕНЫ»

— Кажется, работает, — мягко сказал Сергуд-Смит, взглянув на Яна.

— Работает… Ты думаешь, оно обнаружило, что мой телефон прослушивается? Почему, черт возьми… — Ян задумался на секунду и с укоризной поднял палец. — Погоди-ка, Смитти. Ты не случайно явился сюда и принес эту штуку. Ты знал, что моя линия прослушивается. Но почему?

— Давай будем считать, что я ожидал чего-то подобного, Ян, Но не мог сказать с уверенностью. — Он подошел к окну и выглянул, сцепив руки за спиной. — Моя профессия не обходится без домыслов и подозрении. Мне кажется, ты попал под надзор некоего департамента, но я не могу представить доказательств, а они, в свою очередь, могут все на свете отрицать, — Он повернулся, лицо его оставалось бесстрастным. — Но теперь покатятся одна—две головы. Я не хочу, чтобы в дела моей семьи совались эти тупицы. Все будет улажено, и я надеюсь, ты сможешь забыть об этом.

— Хотелось бы, Смитти. Но боюсь, не смогу. Мне хочется узнать, что же произошло.

— Думаю, это возможно. — Сергуд-Смит смущенно поднял руку. — Просто ты в неподходящее время попал в неподходящее место. Этого оказалось достаточно, чтобы задействовать наших одноклеточных бюрократов.

— Я не бывал ни в одном необычном месте, разве что в корабельной катастрофе.

— Именно. Я тоже говорил с тобой недостаточно откровенно о том, что ты видел. Я расскажу тебе больше, но давай-ка уйдем из этой комнаты.

— Видимо, ты хорошо знал, о чем спрашивал.

— Прости. На первом катере находились преступники. Контрабандисты. Везли наркотики. Второй корабль был наш сторожевик. Настиг их и отправил на дно.

— Нелегальные наркотики? Я и не подозревал, что тут замешаны подобные штуки. Но если это так, и если контрабанда не ушла, то почему обошлось без громких газетных заголовков?

— Я с тобой согласен, но другие — нет. Они считают, что публикация только воодушевит нарушителей закона. В этом деле увязли и мы, и полицейские, а ты оказался в самом центре событий. Но ненадолго. В общем, забудь о том, что я сказал, и готовься к выпивке в семь часов.

Ян подошел и взял деверя за руку.

— Если в моем голосе не звучит достаточной благодарности, то это лишь из-за похмелья. Спасибо. Приятно знать, что ты на моей стороне. Я не понял и половины из того, что ты тут наговорил, да, пожалуй, и не хочу понимать.

Когда закрылась дверь, Ян выплеснул холодный кофе из чашки в раковину и направился к бару. Обычно он избегал острых углов, но не играл ли сегодня Смитти? Или его рассказ — правда? Единственное, что Ян мог сделать, это притвориться, будто верит ему.

Затем внезапно в голову пришла мысль: Сара говорила правду. Мир упорно отстаивает свое право быть не таким простым, как ему всегда казалось.

Снаружи шел снег, и Лондон скрыла белая пелена. Что происходит? Ян понимал, что находится на перепутье, где жизнь выходит из своего привычного русла. Возможно, перед ним один из самых значительных поворотов. За последние недели он испытал много потрясений, вероятно больше, чем за всю предыдущую жизнь. Драки в подготовительной школе, зубрежки, экзамены в университете, любовные утехи — все это было просто. Жизнь текла навстречу, и он принимал ее такой, как есть. Его несло потоком, он легко принимал решения. Но теперь все иначе: он стоял перед выбором. Конечно, он мог бездействовать, игнорируя все, что слышал и открыл, и вести прежнюю жизнь.

Но нет, это невозможно. Все изменилось. Мир, в котором он жил, не был реальным, подлинным. Израиль, контрабандисты, субмарины, демократия, рабовладение. Все это существовало, и он знал об этом. Его дурачили, как и тех, до Коперника, думавших, что Солнце вращается вокруг Земли. Они верили, нет, они знали, что это так. И ошибались. Он думал, что все знает о своем мире — и так же был неправ.

Ян не знал, куда ведет этот путь, и испытывал странное, гнетущее чувство, что все может кончиться бедой. Но решение принято. Он гордился свободой своих мыслей, способностью к рациональному, бесстрастному мышлению, ведущему его к истине, какой бы она не оказалась.

Да, в незнакомом ему мире много скрытой правды, и он знает, как до нее докопаться. Конечно, он может потерять ее след, но если действовать правильно, истина от него не уйдет.

Улыбаясь, он сел и, вооружившись блокнотом и авторучкой, принялся составлять полную блок-схему компьютерной программы для похищения.

— У меня нет слов! Я так рада, что ты решил присоединиться к нашей программе, — сказала Соня Амарильо. — Почти все наши микросхемы — это рухлядь, годная разве что для музеев, и я уже отчаялась что-нибудь сделать с ними.

Рыжеволосая, полная, она почти терялась за большим столом. И как прежде, чувствовался ее бельгийско-французский акцент; не помогли даже годы, проведенные в Лондоне. Она была похожа на консьержку, или на усталую домохозяйку, но считалась лучшим инженером связи в мире.

— Работать здесь, — большое счастье для меня, мадам Амарильо. Но, должен признаться, мои мотивы весьма эгоистичны.

— Побольше бы такого эгоизма!

— Нет, это неправда. Я работаю над уменьшенной моделью морской навигационной системы, и у меня возникли проблемы. В конце концов я понял: самая большая проблема в том, что я очень мало знаю о спутниковых схемах. И когда услышал, что тебе нужен специалист по микросхемам, я бросился сюда со всех ног.

— Ты самый замечательный мужчина, и ты здесь вдвойне желанен. Мы немедленно пойдем в твою лабораторию.

— Ты даже не объяснишь, в чем состоят мои обязанности?

— Твои обязанности — все это, — она сделала быстрый всеохватывающий жест. — Я хочу, чтобы вначале ты изучил нашу схематику, задал вопросы, разобрался со спутниками. У нас достаточно трудностей, поэтому я не хочу тебя сейчас утомлять. Когда ты освоишься, я представлю тебе высоченную гору проблем. Ты еще пожалеешь, что явился сюда.

— Вряд ли. Мне ведь именно такая работа и нужна. — И он не соврал. Ему требовалось работать в очень большой лаборатории, а открытие входа в спутниковую программу было случайным. Он действительно мог работать над усовершенствованием своего навигатора.

И здесь, где микропроцессорная база столь устарела, он здорово пригодится. Дело обстояло даже хуже. Первый же спутник, который он исследовал до последней детали, был большой геосинхронной машиной, висевшей в 35,924 км над Атлантическим океаном. Он уже несколько лет барахлил, действовало меньше половины цепей, и поэтому были произведены замены. Ян просмотрел диаграммы замен, причем все они были схематично изображены на дисплее, а на другом, большем по величине экране, были в цвете выделены неисправности. Некоторые цепи казались знакомыми, даже слишком знакомыми. Он прикоснулся к рычажку экрана, давая сигнал вызова информации. Загорелось третье табло, показывая нумерацию деталей.

— Не могу поверить, — сказал Ян вслух.

— Вы меня зовете, Ваша честь? — Помощник-лаборант, кативший тележку с инструментами, остановился и повернулся к нему.

— Нет, спасибо, ничего. Я говорил сам с собой. — Человек поспешил дальше. Ян в изумлении потряс головой. Подобные схемы были еще в учебниках в школе, им должно быть не меньше пятидесяти лет. С того времени должны были произойти десятки усовершенствований. Если так, то ему, чтобы исправить неполадки, достаточно заменить эти устройства на современные. Нудно, но легко. И это даст ему дополнительное время на осуществление личных планов.

Дело пошло хорошо. Он уже обошел большинство пломб компьютера Оксфордского университета и подбирался теперь к запретным областям исторических секций. Годы конструирования компьютерные цепей не прошли даром.

Компьютеры совершенно неразумны. Это всего-навсего большие счетные машины, и считают они на пальцах. Разница лишь в том, что у них не перечесть этих пальцев я загибают они их невероятно быстро. Они не умеют ни мыслить самостоятельно, ни делать что-либо, не предусмотренное программой. Когда компьютер действует как хранилищ памяти, он отвечает на любые вопросы, которые ему задают. Банки памяти публичной библиотеки открыты для любого, имеющего доступ к терминалу. Библиотечный компьютер весьма полезен. Он может найти книгу по заголовку, по имени автора, или даже по названию предмета. Он будет снабжать вас информацией о книге или книгах, пока вы не решите, которая книга вам нужна. По соответствующей команде библиотечный компьютер в течении нескольких секунд переправит книгу в банк памяти терминала запрашивающего компьютера. Просто.

Но даже библиотечный компьютер имеет некоторые ограничения к выдаче материалов. Одно из них — зависимость доступа к порнографической секции от возраста просителя. Код каждого просителя содержит в себе данные о его рождении и прочую необходимую информацию. Если десятилетний мальчик захочет прочитать «Веселый холм», он получит на свой запрос вежливый отказ. А если будет настаивать, он узнает, что его психиатр поставлен в известность о столь странной настойчивости. Но, если мальчик воспользуется идентификационным номером отца, он получит «Веселый холм» в издании с цветными иллюстрациями, и никаких затруднений при этом не встретит.

Ян знал, насколько безмозглы компьютеры, знал, как обойти запреты и предупреждения, включенные в программу. Раньте чем через неделю он добился доступа к неиспользованному терминалу колледжа в Бальоле, разработал следующий по очередности код и с его помощью проник к интересующим записям. Если бы его действия включили сигнал тревоги, за ним можно было бы проследить, идя вспять до Бальоля. При дальнейшем прослеживании сработала бы цепь, уводящая в лабораторию патологий в Эдинбурге. Попутно он ввел в программу достаточно предупреждающих сигналов, чтобы задолго до того, как его вычислят, узнать об этом, прервать связь и уничтожить все следы.

Сегодня он намеревался провести главное испытание, чтобы узнать, стоила ли его работа затраченных усилий. Дома он подготовил программу запроса и теперь держал ее при себе. Начался утренний перерыв на чай, и большинство сотрудников лаборатории покинуло свои места. На него никто не обращал внимания. Он вытащил маленькую сигару — то, что он начал курить после восьми лет воздержания, тоже было хитростью, — затем извлек из кармана блестящую зажигалку и щелкнул ею. Элемент мгновенно раскалился добела. Выпустив облако дыма, он положил зажигалку на панель перед собой и сосредоточился на чернильном пятне на поверхности — на первый взгляд, случайном. Хотя на самом деле оно было нанесено с большой тщательностью.

Он очистил ближайший маленький экран и спросил, готов ли компьютер к выдаче информации. Все было готово. А это значило, что зажигалка находится в правильном положении над проводами панели. Ян набрал код, и экран ответил «ГОТОВО» Программа уже была в компьютере. Зажигалка вернулась в карман вместе со встроенным в нее магнитной ячейкой памяти 64К, на освободившееся место он положил две батарейки — одну большую, другую — поменьше. Наступил ответственный момент. Если он правильно составил программу, можно будет извлечь информацию, не оставив и следа запроса. Если даже поднимется тревога, он был уверен, что его не легко будет выследить. Потому что как только Эдинбургский компьютер получит информацию, он передаст ее в Бальоль. Затем, даже без проверки, будет стерта из памяти вся программа, запрос и адрес запрашивающего. Бальоль поступит точно так же, как только передаст информацию в лабораторию Яну. Если информация будет передана неправильно, значит, придется кропотливо повторить все сначала. Но дело того стоило. Любые сложности оправданы, если они направлены на предотвращение слежки. Ян стряхнул сигарный пепел в пепельницу и увидел, что никто не смотрит в его сторону. Похоже, никого не интересует, чем он занимается. Его действия абсолютно естественны. Он набрал на экране кодовое слово ИЗРАИЛЬ. Затем слово РАБОТА и ключевое слово.

Шли секунды. Пять, десять, пятнадцать. Он знал, что на поиски в банке памяти нужно время. Время уходит на прохождение через кодированные замки, на поиски правильного обращения и еще на передачу. Проводя проверки неклассифицированных материалов из того же источника он установил, что максимальное время ожидания не превышает восемнадцати секунд. На этот раз он мог допустить двадцать секунд и ни секундой больше. Палец застыл над кнопкой разрыва связи. Восемнадцать секунд. Девятнадцать.

Он готов был опустить палец, когда экран очистился и появилось следующее:

ПРОГРАММА ЗАВЕРШЕНА.

Вероятно, он чего-то добился — может, и нет. Но пока он не собрался ничего выяснять. Отбросив недокуренную сигару, он вытащил из пачки новую и закурил. Положил зажигалку на стол. Она была в надлежащей позиции.

Потребовалось лишь несколько секунд, чтобы перевести содержимое компьютера в память ячейки в зажигалке. Как только он благополучно вернулась в карман, он стер все следы в памяти терминала, вернул на экран диаграмму и пошел пить чай.

Ян решил в тот день больше не рисковать, и потому занялся изучением спутников. И так увлекся, что совершенно забыл о содержимом зажигалки. Ушел он в конце дня не первым, но и не последним. Оказавшись в стенах своей квартиры, он сбросил пальто, проверил сигнализацию, установленную на случай взлома. Все порядке, похоже, с того времени, как он покинул квартиру, никто ее не посещал.

Память перекочевала из оболочки зажигалки в компьютер. Он набрал РАБОТА и пустил возврат.

Вот оно. Страницы, страницы, страницы.

История государства Израильского от библейских времен и до наших дней. Без купюр или фиктивных сведений о нем, как и анклаве ООН. Похоже, все обстояло так, как сказала Сара, хотя деталях наблюдались расхождения. Совершенно отличной была точка зрения на события. Во всяком случае, сомнений в том, что она говорила правду, не оставалось. А из этого, следовало, что и все остальное, о чем она рассказывала правда. Он рабовладелец? Будет не очень просто выяснить, что она имела в виду, а также что означает слово «демократия». А пока он с растущим интересом читал историю государства, которая в корне отличалась от той, которую он учил в школе.

Но она была неполной. Записи неожиданно обрывалась на середине. Объяснялось ли это случайностью? Каким-нибудь сбоем в набранной им сложной программе? Возможно, но он не был в этом уверен. Если по пути к информации упущен какой-нибудь ключевой код, мог прозвучать сигнал тревоги. Тогда программа могла быть прервана. И продолжена в обратном порядке.

Яну стало внезапно зябко, хотя в комнате было тепло. «Глупец, — пытался он себя успокоить. — Силы Безопасности не могут быть столь эффективны. Хотя почему нет? Очень даже возможно.» Он отогнал эту мысль, вытащил из морозильника обед и поставил его в микроволновую печь.

За едой он вновь вчитывался в материалы, вновь возвращаясь к началу, когда доходил до обрыва.

Мостовая была чисто вымыта, но оставались сугробы возле стен к белые круги под деревьями. По черной поверхности Темзы быстро двигались льдины. Ян шагал во тьме раннего вечера от одной лужицы света к другой, опустив голову, засунув руки в карманы, не чувствуя острого холода и нуждаясь лишь в одиночестве. Еще с того памятного вечера он искал возможности остаться одному, привести мысли в порядок, разобраться с нахлынувшим потоком эмоций.

Сегодняшний день прошел незавидно. Исследования были проведены кое-как, потому что впервые он не смог погрузиться в работу с головой. Диаграммы не давались, и он брался за них вновь и вновь — с тем же результатом. Не то чтобы он тревожился: ведь подозрение легло на другого человека, как он и предусматривал.

До встречи с Сергуд-Смитом в библиотеке он не замечал в себе неодобрительного отношения к делам Сил Безопасности. Он любил своего зятя и помогал ему, чем мог, каждый раз сознавая, что его работа имеет какое-то отношение к Безопасности, но при этом Безопасность существовала для него как бы отвлеченно, без связи с реальностью. Но первый же снаряд упал слишком близко. Несмотря на холодный ветер, Ян чувствовал на лице испарину. Проклятье, Безопасность работает хорошо. Слишком хорошо. Он даже не ожидал такой результативности.

С его стороны потребовались смекалка и знания, чтобы проникнуть в нужные блоки памяти компьютера. И теперь он понимал, что эти барьеры были поставлены только для того, чтобы преградить случайный доступ к секретам. Тот, кто собирался завладеть информацией, минуя их, должен был обладать целеустремленностью и всеми исходными данными, а барьеры внушали ему уверенность в том, что это не так просто сделать. Национальные секреты надлежит хранить. В тот миг, когда он проник в банк данных, ловушка захлопнулась, сигнал был зафиксирован, записан, прослежен, а все его тщательно выверенные заслоны мгновенно пробиты. Мысль была ужасна. Это означало, что все линии связи в стране, общественные и частные, контролируются Силами Безопасности. Похоже, возможности их не-ограничены. Постоянное прослушивание всех телефонных звонков, конечно, невозможно. Невозможно ли? Можно составить программу на прослушивание определенных слов и фраз и запись всего, что с ними связано. Возможность стежки действовала на нервы.

Но зачем им вес это? Они изменили историю, вернее исказили подлинную историю мира — и могли подслушивать разговоры любых граждан. Но кто они? Ответ напрашивался сам собой. На верхушке общества находились немногие, на дне — абсолютное большинство. Те, что были наверху, желали там остаться. И он был среди тех, кто наверху, и в тайне от него делалось все, чтобы его статус остался неизменным. Поэтому от него не требовалось ни малейших усилий, чтобы сохранить свое привилегированное положение. Достаточно забыть то, что он открыл, и пусть мир останется прежним.

Для него. А как насчет остальных? До сих пор ему ни разу не приходилось думать о пролах. Повсюду ощущалось их незримое присутствие. Он признавал их роль в жизни, как собственную роль — как нечто предопределенное. А что если бы он был одним из них? Что, если бы он был пролом?

Ян почувствовал, что замерз. Прямо впереди появилась лазерная голографическая вывеска ночного магазина, и он направился к нему; дверь открылась, пропуская его в гостеприимное тепло. Он собирался купить кое-какие продукты, чтобы отвлечься от черных мыслей. Номер покупки был 17, он тут же сменился на 18, как только Ян прикоснулся к клавише. Ему нужно молоко. Он набрал 17 на числовой панели под дисплеем, заказал литр молока, затем еще литр. И масло, тоже в большом количестве.

И апельсины, мягкие и упругие, приплывшие в северную зиму, с отчетливым словом «Яффа» на каждом. Он быстро отвернулся и заторопился к кассе.

— Семнадцать, — сказал он девушке за кассой, и она набрала число.

— Четыре фунта десять, сэр. Вам упаковать?

Ян выложил кредитную карточку и кивнул. Она вставила ее в машину, затем вернула. Покупки появились в корзине, и она отправила их на упаковку.

— Холодный день сегодня, — сказал Ян. — Ветер сильный.

Она чуть приоткрыла рот, затем обернулась, поймав его взгляд. Она слышала его акцент, видела одежду: между ними не могло быть даже случайного разговора. Если Яну не было об этом известно, то девушка хорошо знала. Он убрался в ночь, радуясь, что холод сбил жар с пылающих щек.

Уже в квартире он понял, что совершенно не чувствует аппетита. На глаза ему попалась бутылка виски, но пить не хотелось. В конце концов он пошел на компромисс, распечатал бутылку пива, накрутил на диске струнный концерт Баха и сам себе удивился: что же это он делает, черт побери?!

А что ему делать? Он не знал ни страха, ни неудач, пока не попытался получить запретную информацию. Тех, кто ставил под сомнение авторитеты, ожидали трудовые лагеря в Шотландии. Всю жизнь он смотрел на лагеря как на суровую, но необходимую меру, направленную на изоляцию высшего общества от смутьянов. Пролы, конечно, смутьяны, любая другая мысль здесь просто неуместна. Впрочем, теперь вполне уместна, поскольку он может стать одним из них. Если он чем-нибудь привлечет к себе внимание, то будет схвачен. Совсем как прол. В каком мире он живет? И как узнать о нем больше, ничем не рискуя?

Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра на его вопросы не будет простых ответов. Легче всего погрузиться в работу — в ложную и интересную. Это тоже выход.

— У меня нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, — сказала Соня Амарильо. — Ты сделал так много и в такой короткий срок.

— Пока это было легко, — Ян насыпал сахару в чай. Закончился день, и он всерьез подумывал об отъезде. — Главное, что мне пришлось делать — это менять старые устройства. Но я уже вижу, где в скором времени понадобится настоящая работа.

— Ты с ней справишься! Мне страшно повезло. Ну ладно, перейдем к другим вопросам, к общественным. Ты свободен сегодня вечером?

— Надеюсь.

— Пожалуйста, не планируй ничего. В Итальянском посольстве будет прием, и я думаю, тебе там понравится. Там будет один весьма интересный гость. Джованни Бруно.

— Бруно? Здесь?

— Да. Он приедет из Америки на семинар.

— Я знаю все его труды. Он физик, с задатками инженера.

— Лучшей характеристики не придумать.

— Спасибо за приглашение.

— Пожалуйста. До девяти.

Ян не испытывал желания идти на скучный посольский прием, но знал, что отказываться нельзя, да и разговор с Бруно мог оказаться полезным. Этот человек — гений, создатель целого поколения блоков памяти. Возможно, к нему будет не пробиться в толпе светских бабочек.

Он был прав, предполагая, что будет давка. Собрался весь высший свет. Здесь были обладатели денег и званий, не имеющие иных амбиций, кроме общественного положения. Они хотели только одного: чтобы их видели рядом с Бруно, чтобы их лица появились в светских колонках рядом с лицом Бруно, чтобы говорить потом о Бруно, как о близком знакомом. Ян вырос с этими людьми, учился с ними в школе и жил среди них. Они свысока смотрели на его семью, потому что она относилась к научным кругам. Не было смысла разъяснять им, что это благодаря Анджею Кулозику, дальнему и почитаемому родственнику, физику, успешно работавшему над оригинальными проектами с применением энергии связи. Большинство из них даже не знали, что такое — энергия связи. Сейчас они вновь окружали Яна, это ему не нравилось. В толпе перед входом в зал мелькало много знакомых и полузнакомых лиц, и когда он сбросил пальто на руки поджидавшему швейцару, на его лице тоже застыло холодное и сдержанное выражение, привычное еще со времен начальной школы.

— Ян, никак ты! — прозвучал над ухом глубокий голос, и он повернулся, чтобы посмотреть, кто к нему обращается.

— Рикардо! Вот уж трогательная встреча!

Они тепло пожали друг другу руки. Рикардо де Торрес, маркиз де ля Роза, был его не очень дальним родственником по материнской линии. Высокий, элегантный, чернобородый и учтивый, он был, пожалуй, единственным из родни, с кем Яну приходилось встречаться. Они вместе учились в школе, и их дружба пережила даже это испытание.

— Ты здесь не за тем ли, чтобы встретиться с великим человеком — спросил Рикардо.

— Собирался встретиться, пока не увидел, сколько здесь желающих. Меня ничуть не прельщает перспектива стоять полчаса в очереди, чтобы пожать профессору руку в перчатке и услышать несколько слов, которые он пробормочет мне в ухо.

— До чего же привередлива эта ваша островная раса. Я же, продукт более старой и ленивой культуры, пристроюсь в очередь.

— Общественная нагрузка?

— Угадал с первой попытки.

— Ладно, пока ты будешь стоять, я попытаюсь пробиться сквозь озверелую толпу в буфет.

— Разумно, завидую тебе. Мне достанутся остывшее мясо и обглоданные кости.

— Будем надеяться на лучшее. Если ты уцелеешь в этой толчее, встретимся.

— Будем надеяться.

Отлично. Яну представилась возможность самостоятельно заказать блюдо.

Смуглый шеф-повар в белом колпаке с надеждой принялся точить нож, когда Ян взглянул на жаркое; но взгляд его потух, когда Ян отошел. Нельзя же есть жареное мясо ежедневно. Сейчас его больше привлекали осьминог под чесноком, улитки, пате с трюфелями. Наполнить блюдо деликатесами было несложно. Маленькие столы у стенки пустовали, и он уселся, радуясь, что сможет поесть, не держа тарелку на колене. Восхитительно! Пожалуй, и вина выпить не грех. Мимо проходила служанка в черном платье. Она несла поднос с бокалами, и он махнул ей.

— Красного. Большой, — сказал он.

— Бардолино или Корво, Ваша честь?

— Корво, пожалуй… да, Корво.

Она протянула бокал, и он, подняв на нее глаза, едва не выронил бокал, но она ловко перехватила его и поставила на столик.

— Шолом, — очень тихо сказала Сара. Быстро подмигнула ему и ушла. Ян совсем уже было собрался пойти за ней, но раздумал и вновь утонул в кресле. Ее присутствие здесь, должно быть, не случайно. Ведь она не итальянка. Или итальянка? Что, если вся эта история об Израиле — надувательство? Насколько он понимал, субмарина могла быть и итальянской. Что происходит? Мысли роились в голове, и он медленно подчищал блюдо с деликатесами, не чувствуя вкуса. К тому времени, когда он доел, комната начала заполняться народом и он уже точно знал, что делать.

Никто ничего не заметил. О том, чем чревата слежка Службы Безопасности, он знал отлично. Бокал был пуст; если он возьмет второй, это его не скомпрометирует. Если Сара здесь, чтобы связаться с ним, пусть поймет, что ему это известно. Если же она не пойдет на контакт и не передаст ему никакого сообщения, значит, ее присутствие здесь случайно. Итальянка или израильтянка, она определенно вражеский агент.

Нелегально в его стране? Знают ли об этом в Безопасности, удалось ли им ее выследить? Следует ли ему выдать ее, чтобы защитить себя?

Он отказался от этой мысли сразу, как только она возникла. Он не мог этого сделать: кем бы она ни была, люди ее национальности спасли ему жизнь. Впрочем дело даже не в этом: просто он не испытывал желания выдавать кого-либо службе Безопасности, в которой работал его зять. Если бы даже он сделал это, пришлось бы объяснять, откуда он ее знает. Тут же всплыла бы вся история с субмариной. Он начинал понимать, насколько тонок слой льда, удерживающий мир, который он привык считать незыблемым. Когда его спасали, он начал проваливаться под этот лед, и теперь тонул, уходил все глубже и глубже.

Понадобилось мгновенье, чтобы обнаружить девушку пробраться к ней в толпе и поставить бокал на поднос.

— Еще Корво, будьте любезны. — Глаза его внимательно изучали ее, но она отвела взгляд, молча протянула вино, и отвернулась в тот миг, когда он взял бокал. Что это значит? Он уже сердился, чувствуя, что его игнорировали. Все эти шарады — для того лишь, чтобы показать пренебрежение к нему? Или это часть какой-то игры? Вопросы начинали раздражать его, а от шума и яркого света разболелась голова. Непривычные острые блюда тяжелым комком осели в желудке. Задерживаться здесь больше не было смысла.

Слуга нашел его пальто и протянул с низким поклоном, помогая просунуть руки в рукава. Ян вышел, застегивая пуговицы, глубоко вдохнул бодрящий морозный воздух. Снаружи ожидал целый ряд кэбов, и он сделал знак одному из водителей. Руки замерзали, он натянул перчатку, затем вторую — и замер на месте.

В перчатке, под подушечкой указательного пальца, было что-то похожее на клочок бумаги. Он точно знал, что там ничего не было, когда он выходил из дома. Секунду он не двигался, затем натянул перчатку. Не время и не место выяснять. Кэбмен соскочил, открыл дверцу, козырнул ему.

— Монумент Корт, — сказал Ян, опускаясь на сиденье.

Когда они приехали, из-под навеса выбежал швейцар и открыл дверцу кэба.

— Холодный вечер, инженер Кулозик.

Ян кивнул, отвечать не было нужды. Он прошел через вестибюль, вошел в лифт, даже не заметив лифтера, поднявшего его на нужный этаж. Главное — естественность. Он все время должен вести себя естественно и непринужденно.

Тревога не срабатывала: никто не входил в квартиру со времени его ухода утром. Или же это сделали так ловко, что следов не осталось, а в этом случае бежать было бесполезно. В его положении известная доля фатализма просто необходима. Лишь сейчас он вывернул перчатку и вытряхнул на стол сложенный клочок бумаги.

Это оказался отчетливо отпечатанный кассовый чек на сумму в девяносто пять пенсов. В нем указывалось ночное время, только тремя днями ранее. Выдавшее чек заведение называлось «Смитфилд Джолион», и он никогда о таком не слышал.

Было ли случайностью, что чек так неожиданно оказался в его перчатке? Нет, сегодня не могло быть случайностью. Тем более там, где он встретил Сару. Должно быть это сообщение, причем совершенно ни о чем не говорящее тому, кто мог на него наткнуться случайно. Кассовые чеки знакомы любому. Не было бы встречи в посольстве, он сам удивился бы, но не придал этому значения. Это было послание — но о чем оно говорило?

Телефонная книга сообщила, что Смитфилд Джолион — один из автоматизированных ресторанов. Он никогда о таких ресторанах не слышал, потому что они все находились в местах, которые он не посещал. Этот же находился, хоть и недалеко, но в грязном портовом районе. Что дальше?

Пойти туда, разумеется. В час ночи? Сегодня? Конечно, сегодня. Дураком надо быть, чтобы не разгадать простейшего кода на клочке бумаги. Впрочем, чтобы идти туда, тоже надо быть дураком. Если он не пойдет, что тогда? Вторая попытка контакта? Вероятно, нет. Подмигивать в такого рода делах все равно что соглашаться.

Решение уже было принято, и Ян обнаружил, что обдумывает какой костюм надеть на встречу. Итак, решено. Будь что будет. Нечего медлить. Он наденет грубое платье и рабочие ботинки. Он не станет похож на прола — да, честно говоря, и не стремится — но этот наряд, возможно, будет лучшим компромиссом.

В четверть первого он припарковал машину на хорошо освещенном участке автострады, и остаток пути прошел пешком. Улицы здесь были освещены хуже, на них выходили глухие стены лачуг. Впереди виднелась яркая вывеска ресторана. Было как раз около часа. Скрывая замешательство, Ян медленно подошел к двери и толкнул ее.

Ресторан был невелик. Большая, хорошо освещенная комната с четырьмя рядами столов во всю длину. Не был он и переполнен: тут и там сидели посетители-одиночки, в одном—двух местах — небольшими группами. Было жарко, сильно пахло антисептиками и дымом. Чувствовался и отчетливый запах порченных продуктов, У дальней стены высилась фигура повара — высокая в два человеческих роста, смонтированная из обшарпанного пластика крикливых расцветок. Когда Ян приблизился к ней, рука качнулась вверх-вниз в жесте приветствия, и компьютерный голос обратился к нему:

— Добрый вечер… мадам. Что вам угодно сегодня… ночью?

У робота, видимо, не слишком хорошо работала цепь различия полов, но по крайней мере время суток угадано правильно. Затем утроба повара осветилась, демонстрируя выбор блюд. Ян поразмышлял над меню — столь же неаппетитным — нажал в конце концов освещенную табличку «Чай», и свет погас.

— Это все… сэр? — на этот раз компьютер обратился правильно. Надо было заказать что-нибудь еще, чтобы выглядеть естественно. Он притронулся к следующей пластинке: «Сосисочный рулет».

— Надеемся, заказанное вам понравится. Это стоит… сорок пенсов. Джолион всегда рад угодить вам.

Как только Ян уронил монеты в машину, серебристый купол обитающего в стенной нише сервировочного вагончика поднялся, показав заказ. Вернее, приподнялся наполовину и застыл, гудя и вибрируя. Ян открыл его до конца и вытащил поднос с чаем, блюдом и чеком. Только теперь он обернулся и внимательно осмотрел комнату. Сары здесь не было. Это он понял не сразу, потому что все посетители, кроме тех, что сидели кучками, были женщины. Молодые женщины. И многие из них глядели на него. Быстро опустив глаза, он заметил опустевший угол одного из столов, присел возле него на скамью. В центре стола находились автоматические приправницы, которые функционировали с переменным успехом. Из носика сахарницы, невероятно скрежетавшей, высыпалось лишь несколько крупинок сахара; горчичница, напротив, с энтузиазмом выплеснула на сосисочный рулет чрезмерную дозу горчицы. Кроме того, продукты имели защитную окраску, и Ян не испытывал ни малейшего желания есть. Он отхлебнул из стаканчика чай и огляделся. Сара входила в дверь.

Сначала он не узнал ее под крикливой косметикой, в невероятной шубе из белого искусственного меха, торчащего клочьями во все стороны. Не следовало разглядывать ее слишком пристально; он вновь сосредоточился на блюде, автоматически надкусил сосисочный рулет и мгновенно выплюнул, торопливо прополоскав рот чаем.

— Ничего, если я здесь посижу?

Она стояла напротив и держала на весу поднос. Он мотнул головой, не зная, что говорить в столь необычных обстоятельствах. Она приняла это за согласие и поставила поднос с чашкой кофе, а затем села сама. Рот ее был густо намазан помадой, глаза обведены ядовито-зелеными тенями, и лицо под этой маской было совершенно невыразительным. Она отпила глоток кофе, затем быстро распахнула шубу.

Под шубой ничего не было. Он успел заметить мягкие, загорелые груди, прежде чем она запахнулась.

— Как в старые добрые времена, правда, Ваша честь?

Вот, значит, кем были здесь остальные девушки. Он слышал, что существуют такие местечки, их часто навещали школьные приятели. Но сам он здесь был впервые, и потому медлил с ответом, боясь сказать что-нибудь не то.

— Вам наверняка понравится, — продолжала она. — Не слишком дорого.

— Да, хорошая идея, — кашлянул он, наконец. Предложение целеустремленной женщины из субмарины в этой ситуации, в высшей степени необычной, едва не вызвало у него улыбку. Он не улыбнулся сумев сделать лицо таким же невыразительным, как у нее. Она молчала; очевидно, беседовать при посторонних за работой было не принято.

Когда она подняла поднос и встала, он тоже поднялся. Над столом замигал свет, громко завизжал гудок. Несколько лиц обернулись в его сторону.

— Возьмите поднос! — зло прошептала Сара.

Ян послушался, вспышки и визг прекратились. Можно было догадаться, что никто не собирался убирать за ним в автоматизированном заведении. Следуя ее примеру, он сунул поднос в прорезь возле двери и вышел вслед за ней в холодную ночь.

— Это недалеко, Ваша честь. — Она быстро шагала по темной улице. Он спешил, стараясь не отставать. Ни слова больше не было сказано, пока они не пришли в мрачный жилой дом возле Темзы. Сара открыла дверь, сделала приглашающий жест, провела его ч комнату. Когда вспыхнул свет, она приложила палец к губам, призывая к молчанию. Лишь заперев дверь и проверив все окна, она успокоилась.

— Рада видеть тебя вновь, Ян Кулозик.

— А я тебя, Сара. Ты немного не такая, как в прошлый раз.

— Похоже, мы встречаемся в необычных обстоятельствах — но ведь и времена сейчас необычные. Извини, я удалюсь на секунду. Мне нужно смыть с себя эту дрянь. Единственная возможность для женщины моего класса общаться с кем-нибудь из вас; полиция на такие дела смотрит сквозь пальцы. Но все равно, для женщины это совершенно непристойно.

Вскоре она вернулась, одетая в теплое платье.

— Хочешь настоящего чая? Не такой бурды, как в том дворце церемониальных торжеств.

— Нет, лучше чего-нибудь выпить, если есть.

— У меня оставалось итальянское бренди. Очень сладкое, но крепкое.

— Пожалуй.

Она налила, им обоим, затем села напротив на продавленную тахту.

— Наша встреча на приеме была не случайной? — спросил он.

— Отнюдь, все было тщательно продумано. Нам пришлось потратить много денег и времени.

— Ты ведь не итальянка?

— Нет, не итальянка. Но мы часто пользуемся их помощью. Их люди из низов очень жадны, их легко подкупить. Это лучший канал за пределами нашей страны.

— Почему, несмотря на все трудности, мы встретились?

— Потому что ты много думал о том, что тебе было сказано тогда в субмарине. И кроме того, действовал. Ты едва не навлек на себя большую беду. Когда ты пошел на это, было решено встретиться с тобой.

— Беда? Ты о чем?

— О том деле в лаборатории. Ведь они схватили другого человека, не правда ли? Хотя это ты рылся в компьютерном досье.

Ян снова испугался.

— Вы что, следите за мной?

— Насколько возможно. Это нелегко. К тому же нас информировали, что именно ты, скорее всего организовал компьютерную утечку. Поэтому мы решили встретиться с тобой. Прежде чем ты погубишь себя.

— Очень трогательная забота! Даже огромное расстояние до Израиля ей не помеха.

Сара наклонилась и взяла его руке в своя.

— Я понимаю, почему ты сердишься, и я тебя не виню, Но ситуация сложилась случайно и благодаря тебе, а не нам.

Она села на место и отхлебнула бренди, и этот чисто человеческий жест почему-то успокоил его.

— Когда мы увидели вашу тонущую яхту и вас двоих в воде. У нас разгорелся яростный спор. Наконец мы решили пойти на компромисс. Предоставить тебе информацию, но так, чтобы ты навлек бы на себя такие же неприятности, как и на нас, если раскроешь ее кому-нибудь.

— Выходит, ты не случайно тогда со мной так говорила?

— Да. Мне жаль, если ты думаешь, что мы распорядились твоей судьбой, не спрашивая тебя, но это делалось и для твоего спасения. Я офицер разведки, такова моя работа…

— Разведки? Как Сергуд-Смит?

— Не совсем, как твой зять. Честно говоря, полная противоположность. Но сначала позволь мне договорить. Мы спасли тебя и девушку, потому что вы терпели бедствие. Но, вытащив вас, мы следили за тобой, потому что хотели знать, как ты будешь хранить тайну. Спасибо за то, что ты сдержал обещание. Мы вполне удовлетворены.

— Настолько удовлетворены, что не желаете мне ни о чем рассказать?

— Но это совершенно другое дело. Мы спасли тебе жизнь. Ты не проговорился о нашем существовании. Следовательно, вопрос исчерпан.

— Для меня не исчерпан. То семя сомнения, которое вы заронили мне в душу, успело прорасти.

Сара развела руками. Древний жест смирения, означавший «что сделано, то сделано».

— Налей себе еще. По крайней мере, это согревает, — сказала она, потянувшись за бутылкой. — Наблюдая за тобой, мы узнали, кто ты, чем занимаешься. В высоких инстанциях появилась идея. Если бы ты вернулся к нормальной жизни, ты никогда больше о нас бы не услышал. Но ты этого не сделал. Поэтому я сегодня здесь.

— Добро пожаловать в Лондон. Что же вам нужно от меня?

— Твоя помощь. Техническая помощь.

— Что вы предлагаете взамен?

— Целый мир. Никак не меньше. — Ее улыбка была широкой и счастливой, зубы гладкие и белые. — Мы будем рады рассказать тебе подлинную историю мира, историю того, что в действительности происходило в прошлом и происходит в настоящем. Рассказать о том, как рождалась ложь, как возникла смута. Это замечательная история. Хочешь ее услышать?

— Не уверен. Что случится, если я позволю себя уговорить?

— Ты станешь важным участником международной конспиративной организации, которая надеется свергнуть нынешние правительства мира и восстановить демократию для тех, кто был лишен ее на протяжении веков.

— Только и всего?

Они рассмеялись, и какое-то напряжение словно растаяло в воздухе.

— Тебе лучше как следует подумать, прежде чем соглашаться, — предупредила Сара. — Это чревато серьезными опасностями.

— Похоже, я принял решение в тот самый момент, когда солгал Безопасности. Я очень глубоко увяз, а знаю слишком мало. Я должен знать все.

— Скоро узнаешь. — Она прошла к окну, отдернула занавеску и села.

— Джон через несколько минут будет здесь и ответит на все твои вопросы. Эту встречу трудно было устроить, и потому было решено, что самое главное будет сказано тогда, когда ты дашь согласие. Я только что сообщила им об этом. Джон, конечно же не настоящее имя, и ты по той же причине будешь носить имя Билл. На Джоне будет вот такая штука. Одень ее и ты.

Она протянула ему мягкий предмет, похожий на маску.

— Что это?

— Исказитель лица. Он собран из утолщающих и давящих пластин. Подбородок станет шире, нос сплющится, а черные очки скроют глаза. И тогда, если случится беда, ты не опознаешь Джона, а он не сможет выдать тебя.

— Но ты меня знаешь. Что, если тебя схватят?

Прежде чем Сара успела ответить, из выключенного радио послышались частые гудки. Она мгновенно оказалась на ногах, вырвала из его рук исказитель лица и скрылась в соседней комнате.

— Сними пиджак, расстегни рубашку, — бросила она через плечо. Через несколько секунд она вернулась в очень прозрачном черном халатике, окантованном розовым кружевом. Последовал стук в дверь.

— Кто там? — спросила она через тонкую перегородку.

— Полиция, — последовал краткий и страшный ответ.

Открылась дверь, офицер в форме даже не взглянув на Сару, прошел мимо нее и направился к Яну, сидевшему в кресле с бокалом в руке. На голове офицера был специальный уличный шлем с опущенным забралом. Одет он был в форму из многослойной защитной ткани, а рука покоилась на большом автомате, внушительно свисавшем с бедра. Он остановился перед Яном и медленно оглядел его сверху донизу.

Ян отхлебнул из бокала и рявкнул, стараясь не показывать страха:

— Что вы здесь делаете?

— Извините, Ваша честь, — слова полисмена заглушала лицевая пластина, и он откинул ее. — Служба. — Выражение его лица было профессионально пустым, — Видите ли, иногда встречаются джентльмены, нарушающие чужой покой. Такое недопустимо в городе, где строго соблюдается порядок. В последнее время подобного не случалось, но сейчас появился нарушитель. Иностранец. Итальянец точнее, а сюда прибыл временно. Извините, что поступаем не по-джентльменски, но мы тоже не хотели бы тревожиться лишний раз. У вас все в порядке?

— Было в порядке, пока вы сюда не ввалились.

— Я могу понять ваши чувства. Но мы стоим на страже закона, Ваша честь, не забывайте. — Мягкие слова звучали со стальными интонациями. Мы действуем в ваших интересах. Вы еще не заходили в другую комнату?

— Нет.

— Тогда я должен взглянуть. Никогда не знаешь, кого можно обнаружить в этих кроватях.

Ян и Сара молча глядели друг на друга, в то время как полисмен топал по комнатам, Наконец, он вернулся.

— Все в порядке, Ваша честь. Развлекайтесь. Доброй ночи.

Он вышел, и Ян почувствовал, что его трясет от бешенства. Он поднял кулак. Но Сара схватила его за плечи и прижала палец к губам.

— Они всегда так делают, Ваша честь. Вламываются, грубят, напрашиваются на скандал. А сейчас мы чудесно проведем время, и ты все забудешь.

Говоря это, она крепко прижималась к нему, и гнев его исчез, как только он сквозь тонкую ткань халата почувствовал теплоту и близость ее тела.

— Выпей еще этого славного итальянского напитка, — сказала она, отрываясь и подходя к столу. Она позвенела о бутылку бокалом, который держала в левой руке, а правой что-то быстро написала на листке бумаги. Вернувшись, она протянула ему не бокал, а записку.

«Возможно, он установил микрофон. Ты рассержен. Сейчас же уходи».

— Я не хочу пить. И часто к тебе врывается полиция?

— Это ничего не значит…

— Для меня это значит многое. Дай мне пальто. Я ухожу.

— Но деньги… Ты обещал.

— Два фунта за выпивку. Больше ты не получишь.

Когда она вручала ему пальто, у нее была уже наготове вторая записка.

«С тобой свяжутся».

Она взяла его за руки и быстро поцеловала в щеку, прежде чем отпустить. Прошла почти целая неделя, прежде чем с Яном вновь связались. Работа в лаборатории продолжалась, он отдался ей целиком. Хотя ему по-прежнему грозила опасность — а с тех пор, как он связался с подпольем, она, вероятно, неизмеримо возросла — он стал значительно спокойнее. И менее одинок, а это было важно. Пока он не поговорил с Сарой, ему совершенно не с кем было поделиться, не с кем поговорить о своих открытиях и сомнениях. Теперь с одиночеством было покончено, поскольку он верил, что вскоре к нему придут.

За несколько недель работы у него вошло в привычку заходить в бар возле лаборатории — выпить рюмочку—другую, прежде чем идти домой. Бармен, толстый, дружелюбный, был специалистом по коктейлям. Репертуар его, похоже, не ведал границ, и Ян остановился на полудюжине самых интересных смесей.

— Брайан, как называется тот горько-сладкий напиток, что я пил несколько дней назад?

— Коктейль «Негроне», Ваша честь. Происхождение итальянское. Вам понравилось?

— Да. Похоже, он помогает расслабиться.

Ян потягивал напиток, а разум его трудился над проблемой ориентации цепей солнечных элементов, и тут вдруг кто-то сел на стул рядом с ним. Женщина. Он понял это, когда его руки коснулась норковая шуба. Голос был очень знаком, хотя акцент отсутствовал.

— Как дела, Ян? Ведь вы Ян Кулозик, не правда ли?

— О, привет. — Лучшее, что он смог сказать.

— Я была уверена, что это вы, хотя готова поклясться, что вы не вспомнили маленькую Цинтию Бартон; мы встречались на той ужасной вечеринке несколько недель назад. Ваш напиток смотрится великолепно. Закажите мне, пожалуйста, что-нибудь подобное.

Это была Сара, но совершенно другая Сара. Косметика и платье были под стать шубе. Как и акцент.

— Приятно видеть вас вновь.

— Я тоже очень рада… О, это просто прекрасно, как раз то, что рекомендовал доктор. Но вы не находите, что здесь ужасно шумно — все эти люди, музыка? Давайте допьем и покатим к вам. Помните, вы в тот раз очень настаивали на том, чтобы меня порисовать. Правда, мне показалось тогда, что это лишь предлог, чтобы забраться ко мне под панталоны, но сейчас я в этом не уверена. Вы такой серьезный молодой человек, что, возможно, действительно рисуете, и я рискну честью, чтобы это узнать.

Так продолжалось и дальше, даже в кэбе, и Ян понял, что ему не обязательно говорить — достаточно лишь слушать. Только после того, как закрылась дверь в его квартиру, она замолчала и серьезно посмотрела на него.

— Все в порядке, — сказал он… — Я установил множество датчиков тревоги, жучков-детекторов и сигнальных устройств, и эта лампочка говорит, что все в порядке. Я бы узнал, если бы кто-нибудь попытался сюда проникнуть. Могу я спросить, кто такая Цинтия Бартон?

Сара сбросила шубу в кресло и оглядела комнату.

— Одна особа, весьма похожая на меня. Не двойник в деталях, но с моей комплекцией и цветом волос. Когда она уезжает — а сейчас она в загородном доме в Йоркшире — я пользуюсь ее личиной, чтобы вращаться в высших кругах. Это довольно удобно.

— Я рад, что она уехала. И рад видеть тебя.

— Я тоже очень рада. Тем более, что со времени нашей последней встречи кое-что произошло.

— Например?

— Я расскажу тебе подробнее чуть позже. Хочу, чтобы прежде ты получил ясную картину ситуации в целом. Человек, с которым в прошлый раз у тебя не состоялась встреча — кодовое имя Джон — сейчас на пути сюда. Я приехала первой, чтобы сказать тебе, что случилось. У тебя здесь потрясно, — сказала она вдруг, сменив тему.

— Это не моя заслуга. Когда я купил эту квартиру, я встречался с девушкой, воображавшей себя декоратором интерьеров. Ее талант, мои деньги — и вот что у нас получилось.

— Почему ты говоришь: воображавшей? Она, похоже, довольно опытна.

— Видишь ли, это не женское дело.

— Самец, шовинист, свинья.

— Что это значит? Звучит не слишком благозвучно.

— Верно. Это архаичные термины презрения, и я прошу прощения. Это не твоя вина. Ты вырос в обществе с жесткой мужской ориентацией, где женщин уважают, но считают гражданами второго сорта…

Зазвенел колокольчик, и она вопросительно подняла бровь.

— Входная дверь. Наверно, это Джон.

— Похоже. Ему дали ключ от здания и сообщили номер твоей квартиры. Ему лишь известно, что это всего-навсего безопасный дом, в котором мы встречаемся; у него не было возможности обнаружить, что ты здесь живешь. Я знаю, что это не идеально, но в то же время лучшее, что мы смогли придумать в такой спешке. В сущности, он является активным членом организации, и в этом контакте играет лишь роль источника информации. Но лучше на день. — Она вытащила из сумочки исказитель лица и темные очки. Я его впущу.

В ванной Ян натянул на голову эластичную маску. Эффект был поразительный. Взглянув в зеркало, он увидел незнакомца. Если он сам себя не мог узнать, то и человека по имени Джон, опознать будет не в состоянии, если у того на лице такая же маска.

Сара разговаривала с приземистым, коренастым мужчиной. Он снял пальто, но оставил шляпу и перчатки. Сара была без маски, что означало: она знакома с обоими.

— Джон, — сказала она, — это Билл. Человек, который хочет задать вам несколько вопросов.

— Я к вашим услугам, Билл. — Голос у него был сочный, интеллигентный. — Что вы хотели бы узнать?

— Я не знаю с чего начать, что спросить. Я слышал об Израиле кое-что, отличное от традиционного мнения, — и полагаю, что в моих познаниях существует пробел. Меня интересует не то, чему нас учили в школе.

— Ну что ж, хорошее начало. У вас возникли сомнения, и вы увидели, что мир не таков, каким вы себе его рисовали. Поэтому мне не нужно тратить время, чтобы убедить вас раскрыть глаза Может, присядем’.

Джон сел в кресло, и скрестил нога поудобней. Говорил он так, будто читал лекцию, подчеркивая жестами то или иное утверждение. Было очевидно, что он из преподавателей. Вероятно, историк.

— Давайте вернемся к двадцатому столетию и взглянем повнимательней на события, происшедшие тогда. Пусть ваш мозг будет «табула раза»,[1] и не перебивайте меня вопросами. Потом для этого будет достаточна времени. Мир двухтысячного года часто изображался в изучаемых вами книгах, но на самом деле был совсем не таким, как вас учили, В те времена на планете существовали различные степени свободы личности и формы правления варьировались от либеральных до весьма деспотичных. Все это изменилось в последующие годы. Вас учили, что вина за это лежит на Вредителях. Во многом это соответствует действительности. — Он закашлялся. — Милочка, можно попросить стакан воды?

Сара принесла ему воды, и он продолжал:

— Никто из Вредителей, вождей и правительств мира не замечал истощения природных ресурсов до тех пор, пока не оказалось слишком поздно. Население разрослось, ресурсов стало не хватать, иссякло ископаемое топливо. Возник страх перед ядерной войной, способной опустошить мир, но очевидно, эту опасность осознавали все власти на планете потому, что «большой бум» так и не произошел. Само собой, не обошлось без атомных инцидентов в Африке, при этом использовались бомбы, отнесенные к разряду самодельных, но все равно, это прекратилось достаточно быстро. Мир погиб не от взрыва, как того опасались, но от нытья. Я цитирую поэта.

Он изящно отпил из стакана и продолжал:

— Без энергии закрывались одна фабрика за другой. Без топлива остановился транспорт и мировая экономика двигалась по спирали вниз, к депрессии и массовой безработице. Слабейшие, наименее стабильные нации терзали голод и разногласия. У сильных наций хватало своих забот, им недосуг было решать проблемы других. Уцелевшие страны так называемого «третьего мира», в конце концов вышли из кризиса. Это были преимущественно аграрные государства с небольшим населением.

Нужно было разработать иное решение, спасти промышленность. Я продемонстрирую это на примере Британии, поскольку вам знакома местная ситуация. В те давние дни, когда форма правления была демократической, проводились регулярные выборы, и Дома Парламента не были наследственными и безвластными, как сейчас. Демократия, при которой люди равны и каждый может распоряжаться своим голосом при выборе правителей, ныне доступна лишь самым богатым. Простой пример. Работающий человек с регулярным доходом имеет возможность выбрать жилище, питание, отдых — то, что называется «стилем жизни». Безработный, нуждающийся человек должен жить, где ему скажут, есть что дадут и приспосабливаться к бесперспективному, однообразному существованию. Британия выжила в годы бедствия, но расплатилась за это страшной ценой утраты свободы личности. Не было денег, чтобы ввозить продукты, поэтому стране пришлось перейти на сельскохозяйственное самообеспечение. Мясо — только для самых богатых, а для остальных — вегетарианская диета. Питающейся мясом нации нелегко смириться с такой переменой, поэтому были применены силовые методы. Правящая элита диктовала порядки, а полиция и солдаты следили за тем, чтобы они соблюдались. Это была альтернатива хаосу, голоду и смерти, в то время это было обосновано. Однако, когда дела пошли в гору и обстоятельства изменились, правящей элите уже пришлась по душе власть, которой она обладала, и она не захотела от нее отказываться. Великий мыслитель написал однажды, что власть развращает, а абсолютная власть и развращает абсолютно. Если уж вам на шею повесили хомут, не рассчитывайте, что его снимут добровольно.

— Что такое хомут? — удивленно спросил Ян.

— Прошу прощения. Аналогия, причем очень неточная. Извините неудачный пример. Я имел в виду, что восстановление шло постепенно, и правительства просто-напросто оставались у власти. Население постепенно восполнилось и стабилизировалось на прежнем уровне. Было построено несколько первых спутников-генераторов, излучавших на Землю энергию. Затем появилась энергия связи, обеспечившая население топливом. Мутировавшие растения стали поставлять химикалии, прежде добываемые из нефти. Спутниковые колонии перерабатывали лунное сырье, а готовую продукцию отправляли на Землю. Открытие межзвездного двигателя позволило отослать корабли на изучение и заселение планет ближайших звездных систем. Так мы получили то, что имеем сегодня. Рай земной, даже рай небесный, в котором никто не боится войны и голода. В котором все обеспечены и никто не знает нужды.

И все же в этой картине рая есть по крайней мере один дефект. Земле воцарилась абсолютная власть олигархии, она распространила на спутниковые колонии и далее, на планеты. Правящие силы каждой страны находятся в конфронтации с другими правительствами, в основном для того, чтобы массы не знали даже намека на личную свободу. Полная свобода наверху — судя по выговору, Билл, вы сами принадлежите к этому классу — и экономическое крепостничество, рабство для всех кто внизу. И мгновенный арест, заключение или смерть для любого, у кого хватит смелости протестовать.

— Неужели дела обстоят так плохо? — спросил Ян.

— Хуже, чем ты можешь представить, — сказала Сара. Да ты и сам увидишь. До тех пор, пока будешь считать, что нужны перемены, та сам и твои близкие будут в опасности.

— Эта программа по ориентации проводится по моему предложению — сказал Джон, с плохо скрытой гордостью в голосе. — Одно дело — читать печатные документы и слушать чужие слова. И другое — испытать все на собственной шкуре. Только скотину это оставит равнодушным. Я еще поговорю с вами после того, как вы спуститесь в ад. Сам я выберусь из него, если смогу.

— Смешной человечек, — сказал Ян, когда закрылась наружная дверь.

— Смешной милый и совершенно неоценимый для нас. Социальный теоретик, отвечающий охотнее, чем спрашивающий.

Ян стянул «исказитель лица» и стер со лба пот.

— Очевидно, он академик. Историк, вероятно.

— Не надо, — резко сказала Сара. — Не надо теоретизировать, даже про себя — не то однажды ты проболтаешься о нем тому, кому не следует. Выкинь его из головы и помни лишь слова. Ты можешь на несколько дней оторваться от работы?

— Конечно, в любое время. У меня свободный распорядок. А что ты хочешь?

— Скажи им, что тебе нужен отпуск и ты хочешь поехать в деревню, повидать друга или что-нибудь в этом роде, чтобы тебя непросто было выследить.

— Как насчет лыж? Обычно я раз или два в году езжу в Шотландию, чтобы пробежать кросс.

— Что это такое? Никогда не слышала.

— Разновидность лыжной езды — по равнине, а не по склону. Беру рюкзак, иногда я ставлю палатку, ночую на постоялых дворах и в гостиницах, сам выбираю дорогу.

— Это просто идеально. Итак, скажи своим, что ты едешь кататься на лыжах со следующего вторника. Не уточняй, сколько времени будешь отсутствовать. Не называй никаких адресов или мест. Упакуй чемодан и положи в машину.

— Я поеду в Шотландию?

— Нет. Гораздо дальше. Ты спустишься в ад. Прямо здесь, в Лондоне.

Ян припарковал машину в указанном месте. С момента, на который была назначена встреча, прошло более получаса. Только желтое сияние уличных фонарей различалось сквозь кружащийся снег. Тротуары пусты. Темная громадина Примроуз-Хилла таяла во мгле через дорогу. Единственный транспорт — полицейский автомобиль — уже проехал, притормозив; он набрал скорость и исчез в темноте. Может быть за ним по каким-то причинам была слежка, и потому контакт отменили?

Едва он подумал об этом, раскрылась дверца, впустив порыв морозного воздуха. Грузный коренастый человек скользнул на пассажирское сиденье, быстро захлопнув за собой дверцу.

— Ничего не хочешь сказать, а, кореш?

— Похоже, станет еще холодней, прежде чем потеплеет.

— Да, ты прав. Что еще скажешь?

— Ничего. Мне нужно оставить здесь машину подождать кого нужно, представиться и ждать инструкций.

— Верно. Или будет верно, если будешь делать все в точности так, как я скажу. Ты тот, кто ты есть, а я прол, и тебе придется смириться с тем, что я буду командовать. Сможешь?

— Почему же нет? — Ян нарочито медленно произнес фразу. Это было нелегко.

— Ты всерьез? Повиноваться пролу, да еще такому, от которого не слишком хорошо пахнет.

После того, как он это сказал, Ян почувствовал отчетливый запах, идущий от тяжелых одежд. Запах давно не стиранного белья и немытого тела, смешанный с дымом и кухонным чадом.

— Всерьез, — сказал Ян, неожиданно рассердившись. — Не думаю, что это будет легко, но сделаю все от меня зависящее.

Последовала пауза, и Ян увидел пристально разглядывающие его глаза собеседника, едва различимые под матерчатым кепи. Неожиданно он выпростал корявую руку.

— Ладно, кореш. Думаю, мы с тобой поладим. — Рука Яна очутилась в мозолистой, крепкой ладони. — Меня зовут Фрайером,[2] потому что забегаловка, в которой я работаю, торгует жареным картофелем, так что остановимся на этом имени. Если ты сейчас двинешь на восток, я скажу, где сворачивать.

Транспорта кругом было мало и покрышки оставляли на свежем снегу черные следы. Они удалились от центральной магистрали, и Ян с трудом представлял себе, где они находятся. Где-то на северо-востоке Лондона.

— Почти приехали, — сказал Фрайер. — Еще миля, но прямо нам не проехать. Теперь помедленней, на втором повороте сворачивай влево.

— Почему прямо не проехать?

— Пикет Безопасности. Не на виду, конечно — пока не проедешь, ничего не узнаешь. Но электроника под поверхностью дороги запрашивает автоответчик в твоей машине и получает код. Сверяется с записью. И люди начинают интересоваться, чем ты здесь занят. Пешком безопасней, хотя и намного холодней.

— Никогда не слышал, что они применяют что-нибудь подобное.

— Похоже, Билл, у тебя будут каникулы для углубления образования. Помедленней… стоп! Я открою гараж, а ты загони в него свой драндулет. Здесь он будет в полной сохранности.

В гараже было холодно и туманно. Ян подождал в темноте, пока Фрайер закрывал за ними дверь, затем прошел внутрь, освещая путь фонариком. В пристройке за гаражом была комната, освещенная одинокой лампой без абажура. Фрайер включил единственную конфорку электрической плиты, чтобы немного обогреть комнату.

— Вот где мы с тобой переоденемся, кореш, — сказал Фрайер, снимая с вешалки грубую одежду. — Я вижу, ты сегодня не брился, как тебе советовали. Очень мудро. И ботиночки у тебя будут что надо после того как мы немного вымажем их грязью и вываляем в золе. Но все остальное снимай, вплоть до последней тряпки.

Ян пытался не дрожать, но это оказалось невозможно. Толстые зловонные брюки повисли как ледяные корки на замерзших ногах. Рубашка из грубой ткани, куртка по пояс без пуговиц, драный свитер и еще более драное пальтецо. Однако одежда, хоть и остуженная, была достаточно теплой.

— Не знал размера твоей шляпы, поэтому прихватил вот эту, — сказал Фрайер, протягивая балаклаву ручной вязки. — Все равно, для такой погоды она даже лучше. Извини, но тебе придется оставить эти замечательные меховые перчатки. Не у многих бедняков есть перчатки. Но ты сунь руки в карманы, и все будет в порядке. Вот так, отлично. Родная мама ни за что не узнала бы тебя в этой одежде. Вот теперь можно идти. Когда они вышли и зашагали по темным улицам, все оказалось не гак плохо. Козырек балаклавы прикрывал лицо Яна, руки его зарылись в глубокие карманы, и ноги не мерзли в старых горных ботинках, которые он извлек из недр своего гардероба. Настроение было хорошее, ибо во всем мероприятии присутствовал дух авантюры.

— Тебе лучше держать рот на замке, кореш, пока я не дам «добро». Одно твое слова, и они поймут, кто ты. Сейчас пришло время для поллитровки, жажда делает свое дело. Пей, что дадут, и помалкивай.

— А что если кто-нибудь со мной заговорит?

— Не заговорят. Не тот кабак.

Порыв теплого, шумного ветра обрушился на них, когда они отрыли тяжелую дверь. Мужчины, одни лишь сидели за столами и стояли у бара. Иные ели с тарелок, подаваемых через люк в стене. Тушеное мясо, заметил Ян, проходя мимо заставленного стола, на котором лежали ломтики черного хлеба. Возле обшарпанной, мокрой стойки была комната, и они подождали там, пока Фрайер не подал знак одному из барменов.

— Два по пол-горлодера, — сказал он, затем тихо пояснил Яну. — Слабое пиво здесь как моча, лучше пить сидр.

Ян ворчанием выразил одобрение и склонился над принесенным бокалом. Едко и жутко. На что же похоже здешнее пиво в таком случае?

Фрайер прав: это бар не для общения. Люди разговаривали между собой, но ясно было, что они знакомы и пришли сюда вместе. Те, кто пришел один, общались только с выпивкой. Дух депрессии витал над темной комнатой, украшенной по стенам единственной декорацией — заляпанными открытками на пивную тему. Пьяницы явно искали не отдыха, а забвения. Фрайер смешался с толпой, а Ян сделал большой глоток, но тут Фрайер вернулся вместе с другим человеком, абсолютно ничем не отличавшимся от остальных, в поношенном темном одеянии.

— Мы уходим, — сказал Фрайер, не потрудившись представить этого человека. Им пришлось идти по глубокому снегу, уже поднявшемуся над поребриком, ноги утопали в сугробах.

— Мой приятель знает здесь многих. — Фрайер кивнул в сторону нового спутника. — Всех знает. Знает все, что происходит здесь, а Излинг — тоже.

— Бывал уж тут, — прошепелявил человек. Похоже, во рту у него зубов осталось совсем немного. — Эх, и хватил же лиха. Тяжелая работа — валить лес в Шотландии. Хотя привыкаешь. Тут есть одна старуха, увидите, как она живет. Не ахти какая жизнь, но скоро она и ее лишится.

Они свернули в ворота в ряду приземистых муниципальные бараков, пересекли пустырь между ними. Он был вымощен, местами пробивалась трава. Установленные высоко на здании прожектора освещали пустырь, как, тюремный двор, ярко высвечивая детей, лепящих гигантского снеговика. Внезапно вспыхнула ссора, они закричали принялись лупить какого-то малыша, которому удалось, наконец, оторваться от них и убежать с громким криком, оставив на снегу след из красных капель. Никого из спутников Яна, похоже, не заинтересовала эта сцена, поэтому и Ян выбросил ее из головы.

— Лифт не работает. Обычное дело, — сказал Фрайер, когда они пошли вслед за своим гидом по ступенькам. Пять грязных пролетов. Стены испещрены рисунками. Но все же достаточно тепло, словно электроэнергия здесь не ограничена.

Дверь была заперта, но у человека оказался ключ. Они вошли вслед за ним в единственную комнату, теплую, ярко освещенную в которой пахло смертью.

— Ну что, неважно она выглядит? — сказал проводник, указывая на женщину в постели. Она была цвета пергамента, кожа светлее, чем грязные простыни на кровати. Одна высохшая рука держала под подбородком скомканный край простыни. Старуха глубоко и хрипло дышала.

— Можете поговорить, если хотите, — сказал Фрайер. — Здесь все свои.

— Она больна? — спросил Ян.

— Смертельно больна. Ваша честь, — сказал беззубый. — Доктор смотрел ее еще осенью, дал немного лекарств, и все.

— Надо ее отправить в больницу.

— Больница только для умирающих нищих.

— Тогда доктора.

— Она не может до него дойти. А он не придет, если нет денег.

— Но есть же фонды для оказания помощи… людям.

— Есть, — сказал Фрайер, — их вполне достаточно, если на то пошло. Если Безопасности напомнить о ней, то там пожелают узнать, откуда нищенка брала свои крохи, кто ее друзья и тому подобное. Вреда будет больше, чем пользы. Вот мы и не идем на это.

— Выходит, ей остается только умереть?

— Все мы умрем рано или поздно. Раньше, если в нищете. Пойдем отсюда.

Они не попрощались с беззубым, который подтянул кресло и уселся рядом с кроватью. Ян оглядел помещение, ветхую мебель, санитарную арматуру на стене, еле прикрытой ободранной ширмой. Тюремный подвал выглядел бы лучше.

— Скоро он к нам вернется, — сказал Фрайер. — Хочет немного посидеть с мамой.

— Эта женщина его мать?

— Ну да, с кем не бывает.

Они спустились в подвал, в общественную столовую. Похоже, частная кухня была для бедняков роскошью. За грубыми столами сидели люди всех возрастов, ели или толпились в очереди к окутанному паром прилавку.

— Брось в автомат, когда будешь брать поднос, — сказал Фрайер, вручая Яну красный пластиковый жетон.

Автомат не отпускал поднос, пока не провалился жетон. Ян засеменил за Фрайером, приняв на себя удар полного до краев котла, который тащил потный поваренок. Дальше находилась огромная куча ломтей черного хлеба, и он взял один кусок. Это был обед. Они сели за столик, на котором не было приборов с приправами.

— Как я должен это есть? — спросил Ян, с сомнением гладя в миску.

— Ложкой, а ее нужно всегда носить с собой. Но я захватил две, зная, что тебе это в новинку.

Это была чечевичная похлебка с плавающими в ней кусочками овощей. На вкус неплохая, совершенно без запаха. Еще там были какие-то куски, внешне напоминавшие мясо, но на вкус не имевшие с ним ничего общего.

— Если хочешь, возьми соли из моего кармана, — предложил Фрайер.

— Нет, спасибо. Не думаю, что это поможет. — Ян стал хлебать похлебку, есть хлеб, хоть и черствый, но с отчетливым ореховым привкусом. — Мяса тут нет?

— Нет. Бедные его вообще не едят. Вместо мяса здесь соевый эрзац, по словам хозяев, протеина в нем столько, сколько нужно. Если хочешь сполоснуть рот, кран наверху.

— После. И все продукты такие, как эти?

— Более или менее. Если у люди водятся деньжата, они делают покупки в магазинах. А если нет, то приходится ходить сюда. Прожить на этом можно.

— Я догадываюсь, что можно. Но вряд ли смог бы воспринимать это в качестве ежедневной диеты. — Он замолчал. К ним, неуклюже ступая, приблизился человек и сел за их столик.

— Нелады, Фрайер, — сказал он, глядя при этом на Яна.

Они встали и отошли к стене поговорить. Ян проглотил еще ложку варева, отодвинул миску. Всю жизнь есть такое! Девять десятых рабочих живут в нужде. Не говоря уже об их женах и детях. И все это окружало его постоянно — а он даже не подозревал ни о чем. Он прожил жизнь на верхушке айсберга, не зная о том, что девять десятых айсберга находится под водой.

— Мы возвращаемся к машине, кореш, — сказал Фрайер. — Что-то случилось.

— Из-за меня?

— Не знаю. Нас предупредили, и все. Надо убираться отсюда как можно быстрее. Знаю только, что возникли неприятности. И серьезные.

Они быстро пошли. Не бегом, это могло привлечь внимание, а степенно, целенаправленно зашагали по хрустящему снегу, Ян мельком заметил освещенные витрины магазинов, дисплеи, укрытые за замерзшими стеклами. Он подумал о том, что там продается и понял, что они, эти Дисплеи, столь же чужды только что увиденному им, как и лавки на рынке, который он посетил на берегу Красного моря.

У дальней стены гаража Ян достал фонарь, давая Фрайеру возможность выбрать в его тусклом свете нужный ключ. Они встали под навесом, затем вошли в гараж.

— Да будь я проклят! — сказал Фрайер, обшаривая лучом фонарика пустой пол.

— Моя машина исчезла!

Яркий луч ударил им в глаза. Кто-то произнес:

— Стойте на месте и не двигайтесь. И следите за своими руками.

Ян даже не думал двигаться, да и не смог бы, если бы захотел. Он был потрясен — сначала исчезновением машины, потом внезапным окриком. Игра окончена. Он стоял, парализованный этой страшной мыслью.

— Назад под навес, Фрайер, — сказал вновь человек. — Тут есть кое-кто, кого ты не знаешь.

Фрайер поспешно вышел, и человек с фонарем последовал за ним. Когда он проходил, Ян смог лишь едва уловить очертание его фигуры.

— Что случилось?

— Ян, я должна поговорить с тобой, — произнес знакомый голос, как только закрылась дверь. В его руке все еще был фонарь; он поднял его и высветил из тьмы лицо Сары. — Мы не хотели тебя пугать, — сказала она. — Но это крайний случай.

— Пугать? Ничего себе! Да у меня просто сердце остановилось.

— Извини. — Она улыбнулась, но улыбка мгновенно исчезла. — Случилась беда и нам может понадобиться твоя помощь. Один из наших людей схвачен, и мы не можем допустить, чтобы его опознали. Может быть, ты слышал о лагере Слейхилл?

— Нет.

— Это трудовой лагерь в Слэндерленде, на дальнем севере Шотландии, в горах. Мы вполне уверены, что сможем вызволить его из лагеря, это достаточно просто, но не знаем, как увезти из тех мест. Вот почему я вспомнила о тебе и твоих словах, о кроссе на лыжах. Может он уйти оттуда на лыжах?

— Может, если знает местность и ходит на лыжах. Ходит?

— Нет, не думаю, Но он молод и смышлен, и быстро научится. Это трудно?

— Основам научиться легко. Но очень трудно научиться ходить хорошо. Есть у тебя кто-нибудь, кто покажет ему, как… — Внезапно он понял и опять направил фонарик на ее лицо. Она была очень бледна, глаза опущены.

— Да. Я хочу просить о помощи тебя, — сказала Сара. — Мне это не по душе из-за опасности, которой ты подвергаешься, но выхода нет. Если ты согласишься нам помочь, ты, возможно, выполнишь самое важное задание Сопротивления. Но если этого человека не удастся выручить, это приведет, может быть, к полному краху.

— Это так важно?

— Да.

— Тогда, конечно, помогу. Но мне нужно зайти домой за снаряжением.

— Невозможно. Все считают, что ты в Шотландии. Нам даже твою машину пришлось отогнать, чтобы прикрыть тебя.

— Так вот куда она делась.

— Мы перегоним ее в Шотландию, туда, куда укажешь. Это поможет?

— Конечно. Как я туда доберусь?

— Поездом. Поезд на Эдинбург уходит в два часа, и мы тебя на него посадим. Поедешь по своим документам, на этом пути тебя не заметят, а одежду на смену повезешь в сумке. Фрайер отправится с тобой.

Ян нахмурился, быстро соображая.

— Тогда приготовьте все. Будь готова даже лично встретить меня в Эдинбурге, в своей роли Цинтии Барто, и прихвати денег. По меньшей мере пятьсот фунтов в бумажнике. Старыми купюрами. Это можно сделать?

— Конечно. Я сейчас же распоряжусь. Фрайера проинформируют обо всем. Позови его, скажи, пусть передаст человеку, с которым он вышел, что ему придется пойти со мной.

Казалось глупым, что люди, вместе рисковавшие жизнью, не могут даже увидеть лиц друг друга. Но это была элементарная страховка на тот случай, если одного из них схватят. Они ждали в темноте возвращения Фрайера и незнакомца, затем он с Сарой после быстрого невнятного обмена репликами вышли. Фрайер подождал, пока они исчезнут, после чего включил лампу.

— Ну что ж, отправляемся в таинственное турне, — сказал он. — Подходящее время года для путешествий. — Он порылся в ящиках в углу гаража и достал старый армейский вещмешок.

— В самый раз подойдет, — сказал он. — Клади сюда одежду, и пойдем. Небольшая прогулка — и мы на Конгс-Кросс.

И вновь Фрайер показал свое знание лондонских закоулков. Лишь дважды им пришлось пересечь ярко освещенные улицы. Оба раза Фрайер выходил вперед — убедиться, что они не попадут под наблюдение, прежде чем вести Яна в безопасную тьму по ту сторону улицы. Они добрались до станции Конгс-Кросс за сорок пять минут. Забавно, что Ян, бывавший здесь бессчетное количество раз по пути в Шотландию, все же не узнал ее.

Они свернули с улицы в длинный туннель. Несмотря на то, что он был хорошо освещен, его тем не менее использовали как уборную, резко запахло мочой. Их шаги отзывались эхом, когда они шли по туннелю, потом они поднялись в просторное помещение, заставленное обшарпанными скамьями. Большинство присутствующих звучно храпели, растянувшись на скамьях, некоторые сидели в ожидании своих поездов. Фрайер подошел к разбитому сигаретному автомату и, вытащив из кармана металлическую коробочку, сунул ее в отверстие выдачи.

Удовлетворившись мелочью, которую побросал в паз Фрайер, машина коротко пророкотала и высыпала в коробку несколько сигарет. Он вручил ее Яну вместе с блестящей зажигалкой.

— На. Покури. Постарайся выглядеть естественней. Ни с кем не говори, с чем бы к тебе не обращались. Я возьму билеты.

Сигареты были такой марки, о которой Ян никогда раньше не слышал. Во всю длину каждой из них красовались синие буквы «Вудбэйн», и они трещали, как сухая солома, обжигая губы.

Люди входили и выходили из зала ожидания, но никто из них не глядел, похоже, в его сторону. Через каждые несколько минут громкоговоритель разражался нечленораздельным ревом. Ян взял уже третью сигарету и чувствовал легкую одурь, когда вернулся Фрайер.

— Дело в шляпе, кореш. Едем в страну скоттов, но сначала заглянем в сортир. Сморкалка с собой?

— В кармане, в сумке.

— Хорошо, вытаскивай, может понадобится. Люди в этих поездах сидят рядом друг с дружкой, развесят уши, болтают, как старые бабы. А мы не хотим, чтобы ты разговаривал.

В комнате для умывания Ян съежился, увидев, как Фрайер раскрывает карманный нож с огромным лезвием.

— Небольшая хирургическая операция, парень, для твоего же блага. Она поможет тебе выжить. Если ты сейчас немного оттянешь нижнюю губу, я приделаю к десне небольшую штучку. Ты даже не почувствуешь.

— Чертовски больно, — сказал Ян, сквозь прижатый к губам белый платок. Он посмотрел на платок и увидел на нем пятна крови.

— Так и будет течь. Хорошая, красная кровь. Если начнет подсыхать, достаточно приоткрыть клапан кончиком языка. И время от времени сплевывай кровь. А теперь пойдем. Я понесу сумку, а ты держи у рта платок.

На платформу «Летучего шотландца» оказывается был отдельный вход, о котором Ян даже не подозревал и через который они прошли к хвосту поезда. Далеко впереди Ян увидел огни и проводника, суетящегося возле секции первого класса, находящейся за двигателем. Персональное купе, напитки во встроенном баре, если пожелаешь, затем крепкий сон и побудка в Глазго. Он знал, что есть секция второго класса, потому что видел садящихся в нее пассажиров, копошащихся среди складных стальных коек, терпеливо ожидающих на станции в Шотландии, пока высадятся пассажиры первого класса. Но он никогда даже не подозревал о существовании третьего класса.

Койки были теплые — вот и все, что он мог сказать о них. Не было ни бара, ни буфета, ни обслуги. Скамьи из деревянных планок, предназначенных для длительного сидения, но ни в коем случае не в интересах удобства. Ян ухитрился занять сиденье у окна, так что смог привалиться к стенке, положив голову на сумку с одеждой. фрайер солидно опустился радом, закурил, старательно пустил струю дыма в сторону надписи «не курить». Остальные суетились, усаживаясь, но к тому времени, когда поезд плавно тронулся, сидели уже все.

Это было очень неудобное путешествие. Платок Яна был весь в крови, и он даже умудрился звучно харкнуть, следуя приказу Фрайера. После этого он попытался уснуть, что было непросто, потому что яркие лампы горели над головой всю ночь. Вопреки опасениям Фрайера, никто не заговаривал с ним, даже не обращал на него внимания, даже не замечал его, после того как он продемонстрировал свой кровоточащий рот. Поезд грохотал на стыках, и он, наконец, уснул и с удивлением проснулся, когда его тихонько потрясли за плечо.

— Проснись и пой, старина, — сказал Фрайер. — Половина шестого и чудесное утро. Нельзя валяться весь день в постели. Давай позавтракаем.

Во рту был ужасный привкус, небо болело, тело сводило судорогой от всенощного сидения на жесткой скамье. Но долгая прогулка по платформе на холодном воздухе взбодрила его, и увидев окна буфета, он понял, что голоден, очень голоден. Завтрак был простой, но вкусный и сытный. Фрайер уплатил несколько монеток за чай и полные до краев кубки портриджа, и Ян залпом осушил свой кубок. Человек, одетый так же, как они, поставил на пол чашку чая и сел рядом с Фрайером.

— Рубайте ребята, и айда со мной. Времени в обрез.

Они поднялись из станции на лифте, молча пошли за незнакомцем. Он быстро шагал в холодном рассветном тумане, вошел в здание неподалеку от станции и далее — миновав бесконечные лестничные пролеты — неужели лифты всегда нуждаются в ремонте? — в мрачную квартиру, которая, если бы не большее количество комнат, была бы точной копией той, что они посетили б Лондоне. Ян встал у раковины и побрился древней бритвой, пытаясь обойтись минимальным чистом порезов, затем вновь, с чувством облегчения, облачился в собственную одежду. Он старался не задумываться о том, что в их одеянии, в их окружении испытывал неудобства, хотя пробыл среди этих людей лишь один день. Какова же должна быть жизнь в подобных условиях?

Он устал; мысли становились все неприятней. Двое мужчин смотрели на него с явным равнодушием. Фрайер взял его ботинки, темные глянцевые рабочие ботинки.

— Ну что, неплохо, кореш. На танцы в них, конечно, не пойдешь, но для улицы в самый раз. А я получил весточку, что некая особа будет ждать тебя в вестибюле Каледонийского Отеля. Если пойдешь за нашим другом, попадешь прямиком туда.

— А ты?

— Никогда не задавай вопросов, кореш. Я буду дома, как только управлюсь. — Он обнажил в улыбке множество почерневших зубов и пожал Яну руку. — Удачи.

Ян последовал за проводником на улицу, отставая от него на добрые двадцать метров. Солнце уже растопило туман, и холодный, воздух приятно освежал. Когда они подошли к Каледонийскому отелю, человек пожал плечами, но вошел. Ян протиснулся во вращающуюся дверь и увидел Сару, сидящую за пальмой в кадке и читающую газету. Или делающую вид, что читает, потому что прежде чем он успел подойти, она встала, вышла из-за стола, постояла, будто не замечая его, затем вышла в боковую дверь. Он пошел за ней и обнаружил, что она ждет за углом.

— Все устроено, — сказала она. — Все, кроме лыж. Тебе надо сесть на поезд в одиннадцать утра.

— Достаточно времени, чтобы пройтись по магазинам. У тебя есть деньги?

Она кивнула.

— Ладно, тогда я знаю, что делать. Я думал об этом ночью. Ты тоже ехала в этом поезде?

— Да, во втором классе. Там было сносно.

— Хорошо. Нам предстоит обойти три магазина, в Эдинбурге только они торгуют хорошим лыжным инвентарем. Мы лично будем делать покупки через кассу, чтобы не осталось записей об использовании кредитной карточки. Меня там знают, я скажу, что потерял карточку в поезде, и понадобится не меньше часа, чтобы получить новую, тогда как купить мне нужно сущие мелочи. Я знаю, это сработает, потому что несколько лет назад такое со мной уже было. Они возьмут деньги.

— Такое может сработать раз, но не два. У меня есть карточка на вполне надежный счет, хотя указанной на ней персоны не существует.

— Это даже лучше, ведь ты будешь покупать дорогие вещи: батареи с большим запасом, компасы. Хочешь, я составлю список всего, что понадобится?

— Нет, я привыкла запоминать.

— Хорошо. Ты говорила о поезде. Что я должен буду сделать?

— Ночью мы оба отправимся в Инвернес. Тебя, наверное, хорошо знают в отеле Кингсмилл?

— Вам известно обо мне больше, чем мне самому. Да, меня там знают.

— Мы так и думали. Для тебя на ночь забронирована комната. К утру будет куплено все, что потребуется.

— Ты еще не сказала, какой у вас план.

— Я сама не знаю. Все делалось наспех, в последний момент. Но в горах у нас надежная база. По большей части там бывшие узники, которые всегда рады помочь беглецам. Они на собственном опыте знают, как живется в лагере.

Они остановились в дверях, и она передала ему деньги. Он перечислил все, что ему понадобиться; она кивнула и повторила перечень слово в слово.

Когда они вновь встретились, покупки уже лежали у него в рюкзаке, но лыжи и все остальное, купленное ею, были отправлены на станцию. Они приехали за полчаса до отхода поезда, и Ян внимательно осмотрел багаж. Настолько внимательно насколько мог это сделать без инструментов. Он искал спрятанных клопов.

— Ничего не нахожу, — сказал он.

— К нашему счастью, багажное отделение редко оборудуют клопами. Разве что в особых случаях. Другое дело — во втором классе, где подслушивание и компьютерная слежка — самое обычное дело.

Сара сняла пальто и когда поезд тронулся, села у окна, глядя наружу, где строения сменились серым пейзажем. На ней был зеленый костюм из мягкой кожи, окантованный тем же мехом, что и на шапке. Она обернулась и поймала его взгляд.

— Я восхищен, — сказал он. — В этом наряде ты очень красива.

— Защитная окраска, симулирующая красоту женщины. Но в любом случае, спасибо. Хотя я верю в полное равенство полов, меня не может унизить, когда мною восхищается кто-нибудь, кроме меня самой.

— Как это может унизить? — удивился Ян. — Но не говори, пока не надо. Я сейчас достану из бара чего-нибудь крепкого для тебя. Да и для себя заодно, а потом позвоню, чтобы нам принесли сэндвичи с мясом.

Он чувствовал, что виноват перед ней, но старался не придавать этому значения.

— И оленину, ее в этом поезде очень хорошо готовят. А для начала, наверно, копченого осетра. А под него — оно здесь есть — «Глен Моранже», лучшее и крепчайшее солодовое виски. Ты его пробовала?

— Никогда даже не слышала о нем.

— Счастливица, катишь себе в теплой роскоши по мерзлым горным пустыням, и впервые попиваешь солодовое. Я к тебе присоединюсь.

Было невозможно не наслаждаться поездкой, несмотря на опасность, которую она представляла. Опасность была в прошлом и будущем. На те короткие часы, которые они находились в поезде, мир парил в невесомости. За окном солнце ярко освещало белый пейзаж — горы и леса, редкие озера подо льдом. Из труб коттеджей арендаторов не вился дымок, даже самые старые отапливались электричеством, но в целом пейзаж оставался неизменным уже тысячелетия. На полях паслись овцы, и стадо оленей унеслось прочь при приближении электрички.

— Я и не знала, что это может быть так прекрасно, — сказала Сара. — Никогда еще не забиралась так далеко к северу. Но все-таки он кажется пустым и безжизненным.

— Совсем напротив. Приезжай летом — здесь будет бурлить жизнь.

— Возможно. Можно мне еще чуть-чуть этого замечательного виски? У меня от него голова кругом идет.

— Не важно. В Инвернессе ты быстро протрезвеешь.

— Наверняка. А ты пойдешь прямо в отель и будешь ждать инструкций. Как насчет лыжного снаряжения?

— Половину я возьму с собой, вторую половину оставлю здесь с багажом.

— Ну и правильно. — Сара отпила солодового виски и поморщила носик.

— Такое крепкое. Я все еще не могу понять, нравится оно мне или нет. Инвернесс, знаешь ли, тоже в ведении Безопасности. Все гостиничные реестры автоматически переправляются в полицейские досье.

— Я и не знал. Но я достаточно часто останавливался в Кингсмилле, так что это не привлечет внимания.

— Да. У тебя идеальное прикрытие. Но я не могу себе позволить фигурировать в каких бы то ни было списках. И я не уверена, что успею вечером на последний поезд обратно. Если придется остаться в твоей комнате, ты не будешь возражать?

— Это будет восхитительно.

Когда она сказала это, Ян ощутил чудесное тепло и волнение. Вспомнив ее груди, так ненадолго обнаженные в лондонском кафе, он рассеянно улыбнулся, и обнаружил, что она улыбается в ответ.

— Ты несносен, — сказала она. — В точности, как остальные мужчины. Но в ее словах было больше иронии, чем раздражения.

— Вместо того, чтобы думать о предстоящем опасном деле, твой напичканный гормонами мозг, я полагаю, занят мыслями только о том, как бы меня соблазнить.

— Ну, не только…

Они рассмеялись, и Сара взяла его за руку.

— Чего вы, мужчины, никогда, похоже, не поймете, — сказала она, — так это того, что женщинам любовь и секс нравятся ничуть не меньше, чем вам. Или это неженственно — признаваться, что я думаю о тебе с той бедственной ночи на субмарине?

— Не знаю, женственно или нет, но по-моему, чудесно.

— Очень хорошо, — произнесла она вновь деловым тоном. — После того как ты зарегистрируешься, погуляй, подыши свежим воздухом, зайди выпить в бар. Ты пройдешь мимо меня по улице и назовешь мне лишь номер комнаты. Затем сразу после обеда возвращайся в отель. Я не хочу слоняться по улицам в сумерках, и приду к тебе, как только узнаю планы на завтра. Согласен?

— Согласен.

Сара вышла из поезда раньше него и исчезла в толпе. Ян жестом подозвал носильщика и велел ему отнести лыжные принадлежности в отель. Последовала короткая прогулка с полупустым рюкзаком за плечами. В горах Шотландии рюкзаки в это время года можно встретить чаще, чем чемоданы, и Ян не привлек ничьего внимания, даже когда записывался в отеле.

— Добро пожаловать, инженер Кулозик, всегда рады вас видеть. Сейчас у нас маловато свободных комнат, поэтому мы не можем выделить вам ту, что обычно. Но есть неплохой номер на четвертом этаже, если пожелаете.

— Нет проблем, — сказал Ян, принимая ключ. — Можно мне оставить в комнате рюкзак? Я хочу пройтись по магазинам до закрытия.

— Всегда к вашим услугам.

Все шло, как было задумано. Сара кивнула, услышав номер комнаты, и прошла мимо, не останавливаясь. Он пообедал в гриле и к семи был у себя в номере. На книжной полке нашел повесть Джона Бачена — то, что нужно — уселся в обществе книги и слабого виски с содовой. Он даже не заметил, как уснул (не выспался предыдущей ночью), и проснулся от света, бьющего в дверной проем. Сара быстро скользнула в комнату.

— Все улажено. — сказала она. — Завтра ты сядешь в местный поезд до станции под названием Форсинанд. — Она сверилась с записями на листке бумаги. — Это лес Ачентаун. Ты его знаешь?

— Знаю. У меня есть все карты.

— Хорошо. Сойдешь с поезда с остальными лыжниками. Разыщешь местного молодого человека, очень рослого, с черной повязкой на глазу. Это связной, он покажет тебе дорогу.

— А что будешь делать ты?

— Утром я сяду на семичасовой поезд на юг. Больше мне здесь делать нечего.

— О, нет!

Сара улыбнулась с теплотой, которой прежде он не замечал.

— Выключи лампы и раздвинь шторы. Сегодня красивая полная луна.

Он сделал это, и увидал белый, призрачный ландшафт. Тени, мрак к снег. Ян обернулся, услышав шорох за спиной, свет луны упал на ее тело. Мягкие округлые груди, которые когда-то он едва успел разглядеть, тугой живот, полные, стройные бедра. Сара раскинула руки, и он притянул ее к себе.

— Нам так мало удастся поспать, — сказал он, проводя пальцем по контуру ее арабской груди. Ее очертания вырисовывались в лунном свете.

— Мне много и не нужно. А тебе хватит времени выспаться, твой поезд не уйдет до полудня. Ну что ж, я благодарна тебе за помощь, которую ты оказываешь в спасении Ури. Я вознаградила тебя?

— Да, и не словами, а другим способом. Кто этот Ури, и почему он так важен?

— Он сам по себе не важен. Но если Безопасность обнаружит, кто попал к ним в руки, случится непоправимое. У него легенда итальянского моряка, и это хорошее прикрытие. Но рано или поздно они поймут, что это фальшивка и начнут допрашивать его с пристрастием, тогда уже невозможно будет скрыть, что он израильтянин.

— Это плохо?

— Это катастрофа. При нашей международной политике мы ни с кем не имеем права вступать в контакт, кроме как по официальным каналам. Некоторые из нас, загранслужащих, думают по-другому. Мы решили узнать, что происходит с внешним миром, чтобы защитить собственную нацию. И когда мы увидели на что похожа ваша жизнь, трудно стало сохранять нейтралитет. Поэтому, несмотря на все приказы не вмешиваться, несмотря на логический довод, что любое вмешательство — угроза нашему дому, мы вновь вмешались. Невозможно смотреть и нечего не делать.

— Я смотрел и ничего не делал всю жизнь.

— Ты не знал, — сказала Сара, положив палец на его губы и прижимаясь к нему всем своим теплым телом. — И сейчас ты кое-что делаешь.

— О, да, конечно, делаю, — прошептал он, сжимая ее в объятиях. И губами заглушил ее смех.

Ян проснулся поздно, когда она уже оделась и собиралась уходить, но говорить им уже, собственно, было не о чем Он не думал, что сможет вновь заснуть, но заснул. А когда проснулся, день был в полном разгаре, и ему очень захотелось есть. Завтрак мог бы удовлетворить и кумушку-горянку, копченая рыба был просто чудо, он чувствовал замечательный подъем и насвистывал одеваясь. Пребывание в Шотландии больше походило на праздник чем на тайную попытку спасти человека. А возможно, и целую страну. Но действительность еще не заявила о себе.

Поездка в грохочущем поезде тоже не испортила ему настроения. В вагоне было несколько местных, но большинство пассажиров, похоже, приехали провести отпуск на лыжах — вагон пестрел яркими нарядами, звенел смех, бутылки переходили из рук в руки. Он сливался с этой толпой. На каждой станции входили и выходили люди, и невозможно было уследить, где он выйдет.

К середине дня небо потемнело, пошел слабый снег. Это немного огорчило его, и когда он вытащил лыжи и рюкзаки из фургончика в Форсинарде, порыв ветра унес последние остатки воодушевления. Отчаянное приключение вот-вот должно было начаться.

Обнаружить партнера оказалось довольно легко — черное пятно среди разноцветных анораков и салопеток. Ян поставил ношу на снег и опустился на колено, чтобы завязать шнурок. Поднявшись, он направился к станции, следуя за коренастым связным. Сначала они шли по дороге, затем повернули на протоптанную меж деревьев тропинку. Связной ждал на полянке, хорошо укрытой от взглядов с дороги.

— Как мне тебя называть?

— Билл.

— Хорошо, Билл, я Брэкли, это не кодовое имя, и меня не волнует, известно оно кому или нет. Я свое отработал, да и глаз потерял, если уж на то пошло. — Он показал на ленту, и Ян заметил рубчатый шрам, идущий из-под нее на лоб, и исчезающий под шерстяной шапочкой, натянутой на брови. — Они долгие годы пытались доконать старого Брэкли, да не вышло. Замерз?

— Не очень. — Хорошо. А если бы и замерз — все равно ничего не поделаешь. Стемнеет, прежде чем вездеход придет. Что ты знаешь о трудовых лагерях?

— Мало, почти ничего. Только то, что они существуют.

При этом ответе Брэкли фыркнул и кивнул, затем извлек из кармана пачку табака и надорвал уголок.

— Вот зачем они им нужны, — произнес он неразборчиво, пережевывая изрядный ком. — Бывает, собьется с дороги человек, его и присылают сюда на лесоповал, лет этак на десять. Полезно для здоровья, что и говорить, пока не попадешь в аварию. И тогда получается вот это. — Он указал на повязку. — Или хуже. Случается, помирают здесь, но их это не волнует. Когда отработаешь срок, выяснится, что такой же срок надо отработать в Хайландах, а ехать домой, дышать любимым смогом, нельзя. Но и здесь работы уже никакой нету. Разве что овец пасти. Вот вы, например, Ваша честь, прошу прощения, любите баранинку, правда? А беднякам, между прочим, задницы здесь приходится отмораживать, заботясь о том, чтобы вы ее получили. Десять лет внутри, десять лет с овечками, вот и получается, что мало кто может вернуться на юг. Ну, а там-то что, те носы в чистоте держат, так что пусть себе живут на юге. Хорошую систему придумали, здорово работает. — Он сплюнул коричневым на белый снег.

— А как насчет побегов? — спросил Ян, притоптывая. Холод уже начинал подбираться.

— Выбраться-то несложно. Два ряда колючей проволоки, А потом что? Повсюду пустоши, несколько дорог, хорошо просматриваемых, поезда тоже под наблюдением. Выйти не проблема, выжить снаружи — вот это проблема. Вот куда попал Брэкли и его ребята. Все мы отпахали свои срока, теперь мы не в лагере, но из Хайландов не уйти. Пока мы здесь, мы никого не трогаем, но если уж кто-нибудь переберется через проволоку и найдет нас, почему бы нам о нем не позаботиться? Мы их переправляем отсюда на юг, как по подземной дороге. Прячем от ваших людей. А сейчас ты идешь за одним конкретным человеком, чтобы вытащить его из камеры Безопасности. Нелегко.

— Мне не известны подробности.

— Мне известны. Прежде всего ты должен дать нам пистолет. Тогда мы намного оторвемся от преследователей Как только мы его вытащим, гут же вернемся к нашим фермерам и заляжем на дно. Если поднимем головы, нам их тут же отрежут. Лучше бы этому человеку оказаться важной птицей

— Такой и есть.

— Это я и хотел услышать. Так что давай взглянем на карту, прежде чем стемнеет. Вот мы где. — Он ткнул толстым, в заусенцах пальцем. С темнотой мы двинемся примерно в этом направлении. На карте это место не обозначено, но там стоит система тревоги. Пройдем мимо нее пешком, и ям не отличить нас от лося или оленя. Это их не встревожит. Они ведь следят только за тем, чтобы кто-нибудь не выбрался наружу. Еще ни один дурак не пытался войти внутрь. Пойдем в снегоступах. Нам подойдут эти твои модные лыжи?

— Да, для меня они в самый раз.

— Хорошо. Мы вытащим человека в лыжной корзине, так что времени терять не придется. Сразу к вездеходу на дороге, привезем его на озеро, вернемся домой, и никто нас не перемудрит.

— Ты ничего не забыл?

— Ничего. — Он хлопнул Яна по спине. — От этого дружеского удара Ян покачнулся. — Там много тропинок, где лыжники пересекали дорогу. Даже если не пойдет снег, они не смогут выследить тебя. Затем вы с приятелем двигайте на запад, у вас будет по меньшей мере восемь—десять часов, чтобы оторваться от них в темноте. Хотя, скорее всего, они просто не додумаются. Они будут следить за поездами и дорогами. Это новый путь для бегства, причем неплохой. Вы выберетесь, хотя, когда будете проходить мимо Лох-Нейвер, могут встретиться мобильные патрули.

— Будем осторожны.

— Правильно. — Брэкли искоса взглянул на темнеющее небо, затем взял второй рюкзак и лыжи. — Пора идти.

Ян уже изрядно замерз в сосновой роще у дороги. Надвигалась ночь. Снежинки таяли на лице, и он неуклюже двинулся вперед, когда Брэкли подтолкнул его при виде двух фар, медленно движущихся по дороге. Темная махина остановилась возле них, распахнулась дверца, и чьи-то руки помогли им залезть внутрь.

— Парни, это Билл, — сказал Брэкли, и послышался приветственный шепот невидимых в темноте людей. Он больно ткнул Яна локтем в бок, чтобы привлечь его внимание. — Это снегоход. Позаимствован у лесников. Часто этого делать не стоит, иначе они рассердятся и переполошат всю округу. Еще больше они рассердятся по весне когда найдут его на дне озера. На сей раз придется это сделать ради скорости.

Внутри вездехода была печка, и Ян согрелся. Брэкли достал фонарь и светил им пока Ян снимал ботинки, массировал окоченевшие ноги и натягивал длинные носки, и специальные лыжные ботинки. Он завязывал шнурки, когда они остановились.

Похоже, они четко знали, что делать, за все время не прозвучало ни одного приказа. Люди высыпали из снегохода в высокий, по пояс, снег и быстро примотали к ногам снегоступы из медвежьих шкур. Первые двое уже отошли, привязав к лыжам горноспасательные носилки. На них виднелись белые надписи — без сомнения, носилки были краденые. Ян пристегнул лыжи и быстро побежал за ними, лавируя среди деревьев и удивляясь, как они находят путь в такую метель.

— Постой, — сказал Брэкли, так резко остановившись, что Ян едва не врезался в него. Дальше тебе нельзя. Возьми вот это и жди здесь. — Он вдавил в ладонь Яна коротковолновую рацию и добавил: — Если кто-нибудь придет сюда искать место разрыва проволоки, спрячься за деревьями, нажми на эту кнопку и предупреди нас, чтобы мы возвращались другим путем. Потом заберись еще дальше в заросли, а мы найдем тебя с помощью радио.

Послышалось несколько резких металлических щелчков — это разрезали колючую проволоку. Затем тишина. Ян остался одни.

Совсем один. Снегопад прекратился, но ночь по-прежнему оставалась темной, луна пряталась за облака. Посты и колючая проволока исчезли во мгле: об их присутствии говорила лишь очищенная от снега полоска земли. Ян укрылся среди деревьев, стал бегать взад-вперед, чтобы согреться, то и дело поглядывая на светящиеся стрелки часов. Полчаса, и никаких изменений. Он пытался угадать, как далеко они ушли, сколько времени это займет.

К концу долгого часа нервы начали сдавать. И он подскочил от неожиданности, едва удержавшись на ногах, когда из-за деревьев показались темные тени и направились к нему. Это были олени. Они испугались не меньше его, почуяв человека. Почти через девяносто минут вновь появились тени, и он схватился за радио, прежде чем увидел носилки, скользившие за людьми.

— Все прошло прекрасно, — хрипло сказал Брэкли, хватая ртом воздух. — Правда пришлось пробежаться. — Пистолеты не понадобились, обошлись ножами, разделались с полудюжиной подонков. Получай своего друга в целости и сохранности, хотя там его немного отделали. Бери веревку и привязывай носилки.

Ян схватил веревку, перекинул ее через плечо, привязал к поясу и качнулся всем телом вперед. Носилки легко тронулись и заскользили на лыжах, а он перешел на размеренный бег, легко догнав и перегнав остальных, шагавших в снегоступах. Затем ему пришлось замедлить ход, и пристроиться за Брэкли, идущим впереди. Несколькими минутами позже они вновь были в снегоходе и погрузили носилки в хвостовые двери. Со сдавленным ревом заработал двигатель и они двинулись вперед, хотя последний человек все еще взбирался на борт.

— У нас в запасе по меньшей мере полчаса, а то и час, — сказал Брэкли, присасываясь к бутылке с водой, затем пуская ее по кругу. — Все стражники возле арестантских камер мертвы, а когда это обнаружат, взорвется крыша.

— Но пришлось побеспокоиться и еще кое о чем, — вмешался один из мужчин; послышался одобрительный шепот.

— Да. Мы подпустили огоньку к некоторым баракам, — сказал Брэкли. — Это отвлечет подонков.

Вспыхнул свет, и Ян развязал веревки, которыми Ури был привязан к носилкам. Ури выглядел молодым, — лет двадцати с небольшим, черные волосы, глубоко посаженные темные глаза.

— Скажите, что мне делать дальше?

— Вы пойдете со мной, — сказал Ян. — Умеете ходить на лыжах?

— На снежных — нет. На водных умею кататься.

— Очень хорошо. Нам не грозит лыжный спуск, но придется идти по пересеченной местности. У меня с собой одежда, которая нам понадобится.

— Великолепно. — Ури сел. Он был одет лишь в тонкую серую форму узника и дрожал от холода. — Дайте мне руку, я пересяду на скамью.

— Что? — спросил Ян, онемев от ужаса.

— Свора негодяев, — сказал Ури, падая на скамью, — решили, что я говорю недостаточно быстро, хотя у них был даже итальянские переводчик. Решили меня подстегнуть.

Он оторвал ногу от ободранного настила и поднял. Она был темной от засохшей крови. Ян склонился над ней с фонариком и обнаружил, что у парня вырваны все ногти. Как же он пойдет на таких ногах, тем более на лыжах?

— Не знаю, поможет ли вам это, — сказал Брэкли, — но люди которые это сделали, все мертвы.

— Ногам не поможет, но меня это очень радует. Спасибо вам.

— И о ногах мы позаботимся. Мы предвидели нечто подобное. — Откуда-то из-под одежды Брэкли вытащил плоскую металлическую коробку и открыл ее. Затем взял стерильный шприц и сорвал упаковку. — Люди, которые дали мне это, сказали, что один укол снимает боль на шесть часов. Никаких побочных эффектов. — Он шлепнул ладонью о бедро Ури, острая игла пробила тонкую ткань, наркотик медленно вышел из цилиндрика. — Тут еще девять. — Он протянул шприцы.

— Спасибо всем, кто это придумал, — сказал Ури. — Пальцы уже немеют.

Ян помог ему переодеться в трясущемся снегоходе. Когда они выехали на дорогу, езда стала сносной. Но через несколько минут они вновь свернули в глубокий снег.

— Впереди контроль безопасности. — Произнес Брэкли. — Надо объезжать.

— Я не знал размера вашей обуви, — сказал Ян, — поэтому прихватил три пары ботинок разного размера.

— Дайте примерить. Я обмотаю пальцы бинтами, чтобы остановить кровь. Думаю, вот эти подойдут.

— В пятке не жмут?

— Не жмут, все прекрасно. — Одетый и согревшийся Ури обвел взглядом глядящих на него мужчин, едва различимых в свете фонаря. — Не знаю, как и благодарить вас…

— Не надо. Нам это в радость, — сказал Брэкли. Тем временен экипаж затормозил и остановился. Двое молча вышли и снегоход опять понесся. — Вы двое будете последними. Я поведу и позабочусь о том, куда девать эту штуку. Билл, я высажу вас в том месте которое показывал на карте, потом вы будете предоставлены сами себе.

— Я справлюсь, — сказал Ян.

Он перепаковал рюкзак, уложив три четверти веса в свой, затем повесил более легкий рюкзак Ури на спину.

— Я могу нести больше, — сказал Ури.

— Возможно, если пешком. Но я буду счастлив, если на лыжах вы удержитесь с малым грузом. А для меня тяжести не проблема.

Когда они остановились в последний раз, снегоход опустел. Брэкли обошел кабину, открыл кузов и они спрыгнули на ледяную поверхность дороги.

— Вот тропинка, — показал Брэкли. — Съезжайте с дороги быстрее и не останавливайтесь до самого леса. Счастливого пути.

Прежде чем Ян успел ответить, снегоход взревел, окатив их душем из ледяного крошева, и они оказались один. Ури держал фонарик, пока Ян, опустившись на колени, пристегивал крепления, затем взялся за собственные лыжи.

— Проденьте руку в петлю лыжной палки, вот так, видите? Палка свисает с запястья. Опустите руку и держитесь. Так вы не потеряете палку. А теперь — движение, которое вам предстоит освоить, скользящий шаг. Когда скользите вперед на правой ноге, отталкивайтесь левой палкой. Перенесите вес и двигайтесь на лыже с помощью противоположной палки. Вот и все, и так дальше.

— Это… не просто!

— Будет проще, как только войдете в ритм. Смотрите на меня. Раз… Раз… а теперь идите. Идите вперед, по следу этих гусениц, а я пойду за вами.

Ури тяжело пошел вперед, и начал уже ступать уверенней, когда тропа свернула и перед ними возникла заснеженная стена дремучего леса. Небо светлело над черными силуэтами деревьев, они вышли на поляну, и Ян остановился, взглянув на луну, оседлавшую плывущие облака. Впереди ясно виднелась угрюмая тень горы.

— Бен Грайам Бег, — сказал Ян. — Будем обходить.

— Благодарение Господу! Я думал, вы хотите заставить меня перевалить через нее. — Ури задыхался и был весь в поту.

— Нет нужды. По ту сторону нам встретятся застывшие озера и ручьи; там будет легче и мы выиграем время.

— Долго нам еще идти?

— Около восьмидесяти километров. Это птичьего полета, но нам не удастся идти напрямик.

— Думаю, что не выдержу, сказал Ури, обреченно глядя на лежащую перед ним дикую пустошь. — Вы знаете, кто я такой? То есть, я хочу сказать, вам говорили…

— Сара рассказала мне все, Ури.

— У меня есть пистолет. Если я не выдержу, вы должны пристрелить меня и идти дальше. Вы понимаете?

Ян помедлил… затем кивнул.

Они шли, останавливаясь гораздо чаще, чем хотелось Яну, потому что Ури не мог держать размеренный шаг. Но он старался идти быстрее и с минимальными усилиями. Осталось всего четыре часа до рассвета. На следующем привале, за плечо горы, Ян проверил азимут на гирокомпасе и попытался сориентироваться на темное пятно впереди на равнине.

— Похоже… настала пора… для следующего укола, — сказал Ури.

— Тогда задержимся на несколько минут, перекусим.

— Черт… прекрасная идея.

Ян достал из рюкзака две фасовки сушеных фруктов, и они стали жевать их, запивая водой из термоса.

— Еда получше, чем за проволокой, — сказал Ури, с волчьим аппетитом поглощая свою порцию. — Я был там три дня, почти ничего не ел, а еще меньше пил. Трудное это дело — заставлять израильтянина согласиться на ересь. Я и не знал, что где-нибудь к мире может быть так много снега. Что намечается после того, как мы завершим эту увеселительную прогулку?

— Нам надо добраться до отеля «Альтнацелга». Это охотничьи приют в лесу. Думаю, вас заберут оттуда или велят мне куда-нибудь переправить. Моя машина стоит там. В любом случае, вам придется прятаться в лесу, пока я все не выясню.

— Мечтаю оказаться в вашем отеле. Может, пойдем, пока я совсем не расклеился?

Ян и сам изрядно устал еще до рассвета, и ему даже думать не хотелось о том, как чувствует себя Ури. Но все же они шли, чтобы как можно дальше уйти от лагеря. Несколько раз ночью выпадал снег, не очень густой, но достаточный, чтобы скрыть следы. Повезло, что и говорить. Но опасность возрастала — надо было успеть спрятаться до того, как рассветет.

— Пора остановиться — сказал Ян через плечо. — Встанем пряма здесь, под деревьями.

— Самые замечательные слова, которые мне доводилось слышать.

Ян утоптал снег и расстелил спальные мешки.

— Забирайтесь в мешок, — сказал он. — Но сначала снимись ботинки. Я о них позабочусь. И подогрею пищу.

Он помог Ури снять обувь и увидел, что носки и повязки пропитались кровью.

— Хорошо, что я ничего не чувствую, — сказал Ури, забираясь в спальный мешок. Ян целиком забросал его снегом.

— Эти мешки сделаны из инсулькона, материала, предназначенного для космоса. Внутри — газовая прослойка, изолятор не хуже вакуума. Скоро вы поймете, что верх надо держать открытым, иначе промокнете насквозь от собственного пота.

— Я это уже понял.

Становилось светлее; Ян торопился с приготовлением еды. Электрический элемент на батарее высокой плотности быстро растопил снег в котелке, и он высыпал туда обезвоженное мясо из пакета. Пока они управлялись с первым котелком, согрелся второй. Затем Ян помыл посуду, согрел воды для термосов и снова все уложил в рюкзак. Было уже совсем светло. Низко над горизонтом пролетел самолет. Видимо, их начали искать. Он забрался в мешок и набросал из себя снега.

Из мешка Ури послышался протяжный храп, Ян поставил будильник и натянул капюшон на лицо. Поначалу страх перед погоней не давал ему уснуть, но вскоре сон одолел, и следующее, что он услышал, это писк будильника в ухе.

Хотя идти было легче, за вторую ночь они преодолели меньшее расстояние, чем за предыдущую. Ури терял слишком много крови. И, несмотря на уколы обезболивающего, идти ему становилось все труднее. Примерно за час до рассвета они пересекли замерзающее озеро и забрались в пещеру под каменным козырьком. Ян решил остановиться. Место просто идеальное, и не стоило ради нескольких лишних километров мучить Ури.

— Я не слишком хорошо иду, верно? — спросил Ури, прихлебывая чай из дымящейся кружки.

— Из вас получится хороший бегун по пересеченной местности. Скоро будете выигрывать медали.

— Вы понимаете, что я говорю. Не думаю, что мне удастся добраться.

— После хорошего сна вы почувствуете себя лучше.

Где-то после полудня голос Ури разбуди Яна.

— Вы слышите? Что это?

Ян высунул голову из мешка и прислушался. Тонкое завывание. Где-то на озере.

— «Снежная кошка», — сказал он. — Похоже, движется сюда вдоль берега. Спрячьте голову, нас не увидят. Следы наши занесло, так что она идет не по ним.

— Это полиция?

— Возможно. Не представляю, чтобы кому-то понадобилось гонять ее по морозу иначе, как по служебной надобности. Молчите, и все обойдется.

— Нет. Когда она приблизится, сядьте и помашите, привлеките внимание.

— Что? Вы что, хотите…

— Да. Мне не выбраться ни на этих деревяшках, ни на своих двоих. Но с помощью транспорта, возможно удастся. Пусть подъедет как можно ближе.

— Это безумие.

— Все наше предприятие — безумие. Она приближается.

Завывание нарастало. Снежная кошка, летевшая по берегу, выскочила на озеро. Она была ярко-красная, вращающийся пропеллер поднимал снежный шлейф, водитель в очках-консервах глядел прямо перед собой. Она шла параллельно берегу и должна была пронестись в каких-то десяти метрах от них.

В снегу под козырьком, они имели все шансы остаться незамеченными.

— Пора! — крикнул Ури, и Ян выскочил из-под снега, замахал руками и закричал.

Водитель тоже заметил его и затормозил, одновременно разворачиваясь в их сторону. Он протянул руку, схватил микрофон и поднес его к губам, и тут Ури выстрелил. Бесшумный, самонаводящийся снаряд угодил в грудь водителю.

Он откинулся назад, взмахнув руками. «Снежная кошка» завалилась набок и медленно поползла вперед, вращая гусеницами, пока автомат не отключил тягу.

Как ни быстро двигался Ян, Ури оказался проворнее. Он выбрался из мешка и бросился к упавшему, оставляя на снегу красные отпечатки. Но спешить уже было незачем.

— Умер, на месте, — сказал Ури, расстегивая куртку офицера и стягивая ее. — Взгляните на дыру, которую в нем проделала эта штука. — Ури, на теряя времени, напялил на себя офицерскую форму, задержавшись лишь затем, чтобы стряхнуть кровь с куртки. Ян медленно отошел и поднял «Снежную кошку».

— Радио было выключено. Он ничего не успел передать, — сказал Ян.

— Лучшая новость, которую мне приходилось слышать со времени ареста, митц вах. Будут ли у меня какие-нибудь проблемы с управлением?

Ян покачал головой.

— Почти полный заряд в батарее, минимум на две сотни километров. Правая рукоять — включение и дроссель. Она легко управляется. Передняя лыжа рулевая, она поведет прямо, пока вы не повернете ее в нужную сторону, перенеся вес. Водили когда-нибудь мотоцикл?

— Конечно.

— Тогда все будет в порядке. Только куда вы поедете?

— Я как раз думаю об этом. — Уже в форме и сапогах, Ури подошел к рюкзакам и вытащил подробную карту. — Вы можете показать мне, где мы находимся?

— Вот здесь, — указал Ян. — Вот в этой бухточке Лох-Шина.

— Это город Дурнесс, на северном побережье Шотландии. Есть здесь места с таким названием?

— Нет, по моим сведениям.

— Хорошо. Я запомнил на всякий случай список городов с безопасными явками. Одна из ним там. Смогу ли я туда добраться?

— Сможете, если не попадете в беду. Поезжайте, придерживаясь ручьев. Так вы избежите двух дорог с севера на юг. Двигайтесь по компасу до самого побережья, там спрячетесь до темноты, а затем наденьте собственную одежду и постарайтесь сбросить машину в океан. Вместе с формой.

— Ну, тогда нет проблем. А как вы?

— Я пойду дальше. Совершу прекрасный кросс по пересеченной местности — я это очень люблю. Не беспокойтесь обо мне.

— Не уверен, что смогу. Но как насчет нашего приятеля-мертвеца?

Ян взглянул на розовую окровавленную плоть человека, непристойно развалившегося на снегу.

— Я о нем позабочусь. Спрячу где-нибудь в лесу. Лисы его разыщут, а потом вороны. К весне одни кости останутся. Конечно это не очень хорошо…

— Работа у него была не очень хорошая. Буду благодарен, если вы о нем позаботитесь. Ну что ж, тогда я могу ехать. — Он протянул руку в перчатке, и Ян пожал ее. — Я свободен исключительно благодаря вам и вашим людям. Мы победим, вот увидите.

— Я надеюсь. Шолом.

— Спасибо. Но Шолом будет потом. Давайте сначала справимся с подонками.

Ури включил управление и поехал, все быстрее и быстрее. Он в последний раз помахал через плечо и скрылся за торосом. Звук электрического мотора затих вдали.

— Счастливого пути, — тихо сказал Ян, затем вернулся к месту стоянки.

Прежде всего тело. Он потащил его, ухватив за лодыжки, руки вытянулись за головой, оставляя за собой кровавый след. Хищники явятся сюда, как только он уйдет. Он забросал кровь снегом и вернулся собирать лагерь. Второй спальный мешок и все ставшее теперь лишним снаряжение вернулись в рюкзак, все, в чем он нуждался, улеглось во второй. Не было смысла оставаться здесь дальше, это опасно — что, если место засады обнаружат? Если осторожно пойти лесом, он дотемна преодолеет порядочное расстояние. Надев свой рюкзак, он схватил рюкзак и лыжи Ури, и быстро заскользил прочь. Это было хорошо — идти уверенно и быстро, за спиной оставались все новые километры. Он закопал лыжи и рюкзак в глубоком сугробе. Один раз услышал вдали вой «Снежной кошки» и переждал, пока он стихнет. Над головой прогудел невидимый за деревьями самолет, летевший в сторону заката. Пройдя еще два часа, Ян разбил лагерь.

Всю ночь был сильный снегопад и он не раз просыпался, чтобы смахнуть снег, мешавший дышать. Утром солнце ярким золотом вспыхнуло на свежем снегу. Ян насвистывал, кипятя воду для чая. Все прошло, все кончилось, и он в безопасности. Он надеялся, что с Ури тоже все в порядке, второй раз израильтянин, конечно живым в руки не дастся.

Когда он перебрался через Бенмор Лох, день близился к концу. Услышав движение машины по автостраде 837, он не спрятался за деревьями. Отель где-то поблизости. Однако, что ему делать? Можно провести в снегу еще одну ночь, а утром выйти. Но разумно ли это? Если он попал под подозрение, то чем короче предпринятая им прогулка, тем меньше шансов, что догадаются о его путешествии на север к лагерю Слэйхилл. Поэтому лучше появиться пораньше. Бифштекс на ужин и бутылка вина у открытого очага — не так уж плохо, если на то пошло.

Ян быстро пошел вперед, скатился с высокого склона прямо во двор отеля. Сняв лыжи, он вонзил их в сугроб у входа. Затем, раскидав пинками снег, прошел через двухстворчатую дверь в вестибюль. После дней под открытым небом тут было тепло и уютно.

Когда он шел к регистрационному столу, из офиса администрации вышел человек и повернулся к нему.

— Ну как, Ян, — сказал Сергуд-Смит. — Приятное путешествие?

Ян остановился, широко раскрыв глаза, парализованный появлением деверя.

— Смитти? Господи, что ты здесь делаешь?

Лишь позже он понял, что его естественная реакция была единственно правильной. Сергуд-Смит внимательно следил за его поведением.

— Множество причин, — сказал человек из Безопасности. — Ты прекрасно выглядишь: посвежел, глаза блестят. Как насчет того, чтобы выпить — вернув в тело токсины?

— Прекрасная идея, но не в баре. Воздух там как патока. Мы вполне можем выпить у меня в комнате — я приоткрою окно, а ты сядешь у радиатора.

— Хорошо. У меня есть ключ, так что можешь не утруждаться. Пошли.

В лифте были посторонние, поэтому они не разговаривали. Ян смотрел вперед и пытался собраться с мыслями. Что заподозрил Сергуд-Смит? Его присутствие не случайно. Да он и не пытается это скрыть — ведь у него есть даже ключ от комнаты. Но обыск не мог дать ничего, в его багаже нет ничего криминального. Нападение — лучшая оборона, а он знал, что на глупость зятя, лучше не рассчитывать. Как только дверь закрылась за ними, он заговорил:

— В чем дело, Смитти? Позволь мне не притворяться, что все в порядке — у тебя в кармане мой ключ. Чем я заинтересовал Безопасность?

Сергуд-Смит стоял у окна, уставившись невидящим взглядом на белый ландшафт.

— Я бы выпил виски, если не возражаешь. Чистого. Большую порцию. Проблема, мой дорогой Ян в том, что я не верю в совпадения, и моя снисходительность имеет пределы. А ты слишком часто оказываешься удивительно близко к определенным событиям.

— Не мог бы ты пояснить?

— Ты это знаешь так же, как и я. Инцидент в Красном море, незаконное компьютерное подключение в твоей лаборатории.

— Абсолютно ничего не значит. Если ты считаешь, что я хотел утопиться по той или иной причине, то это ты нуждаешься в аналитике, а не я. Остается лаборатория — но сколько в ней было сотрудников?

— Уловил, — сказал Сергуд-Смит. — Спасибо. — Он отпил виски.

Ян приоткрыл окно на ширину ладони и глубоко вдохнул холодный воздух.

— Честно говоря, эти два случая незначительны. Меня они встревожили лишь сейчас, когда я нашел тебя в Хайландах в это время. В одном из ближайших лагерей произошел весьма серьезный инцидент, а это означает, что твое присутствие здесь выглядит весьма подозрительным.

— Не понимаю, почему. — Голос Яна был холоден, лицо бесстрастно. — Я катался здесь два—три раза. Каждую зиму.

— Я знаю, и это единственная причина почему мы разговариваем с тобой именно так. Не будь я женат на твоей сестре, это интервью выглядело бы совершенно иначе. В кармане у меня был бы биомонитор, считывающий ритмы твоего сердцебиения, дыхание и волны мозга. С его помощью я узнал бы, лжешь ты или нет.

— Зачем мне лгать? Если у тебя есть такое устройство вытаскивай его, и сам убедишься.

Гнев Яна был нешуточен, ему не нравилось, как разворачивается беседа.

— Не буду. Я держал такое устройство в руке, когда собрался сюда — но потом передумал и убрал его в шкаф. Не потому, что люблю тебя, Ян — а это так. Приязнь в данном случае никакой роли не играет. Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы не беседовал, а допрашивал. Но о допросе рано или поздно узнала бы Элизабет, а это означало бы конец нашему браку. Ее охранительные инстинкты по отношению к младшему братцу выходят далеко за пределы разумного, и я не хочу подвергать их испытанию.

— Смитти, бога ради — в чем дело?

— Дай мне сначала закончить. Прежде чем я скажу тебе, что случилось, я хочу, чтобы тебе стало абсолютно ясно, что произойдет. Я собираюсь вернуться домой, к Элизабет, и сказать ей, что несколько отделов Безопасности взяли тебя под наблюдение. Это правда. Я скажу ей также, что ничем не смогу тебе помочь — и это тоже правда. То что произойдет в будущем, будет зависеть от того, как ты себя поведешь. До сего времени, до этой минуты ты был чист. Тебе это понятно?

Ян медленно кивнул.

— Спасибо, Смитти. Ты из-за меня идешь на риск, не правда ли? Полагаю то, что ты предупреждаешь меня о слежке, опасно?

— Да. И я был бы не против, чтобы ты, обнаружив слежку, позвонил мне и пожаловался.

— Обещаю. Как только вернусь домой. А теперь, если ты скажешь мне, что я, по твоему мнению, натворил…

— Не «по моему мнению», а натворил. — В голосе Сергуд-Смита Ян не заметил теплоты. Это был профессионал Безопасности, которого Ян никогда прежде не видел. — Итальянский моряк бежал из трудового лагеря неподалеку отсюда. Событие, казалось бы, малоинтересное. Но два нюанса делают его важным. Беглецу оказали помощь извне — погибло много охранников. Вскоре после того, как это случилось, мы получили доклад от компетентных лиц из Италии. Такого человека не существует.

— Я не понимаю…

— Его нет у них в списках. Документы подделаны, и очень профессионально. Это означает, что он — гражданин другой страны, иностранный агент.

— Но ведь он должен быть итальянцем.

— Возможно. Но по определенным причинам я вынужден в этом сомневаться.

— Если он не итальянец, то из какой же он страны?

— Я думаю, что ты мог бы мне на это ответить, — голос его был тихим и бархатным.

— Откуда мне знать?

— Ты должен был помочь ему бежать, провести по лесу и спрятать где-то.

Это было так близко к действительности, что Ян почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке.

— Если ты это говоришь мне, значит обязан. Но я ничего похожего не делал и могу показать на карте, где я был. А ты мне скажешь, близко ли это от места вашего чрезвычайного происшествия.

Сергуд-Смит отмахнулся от него.

— Не надо карт, лжешь ты или говоришь правду, они все равно не скажут.

— Но чего ради другой стране шпионить за нами? Я думал, наша планета пребывает в мире.

— Такого понятия, как мир, не существует. Есть лишь усовершенствованные формы войны.

— Весьма циничное утверждение.

— Моя профессия сама по себе цинична.

Ян вновь наполнил оба бокала и сел на подоконник. Сергуд-Смит отошел подальше от сквозняка.

— Мне не по душе твои слова, — сказал Ян. — Все эти убийства, заключенные, механизмы слежки… И часто такое случается? Почему мне об этом ничего не известно?

— Тебе не известно об этом, дорогой мой родственничек, потому, что ты не пытаешься прислушиваться. Мир — место очень грязное, и нет нужды посвящать людей в детали.

— Ты имеешь в виду, Что все важные события в мире держатся от народа в секрете?

— Я имею в виду только то, что сказал. А если ты до сих пор ничего не подозревал, значит, ты глупее, чем я думал. Люди твоего класса предпочитают не знать, предоставляя людям вроде меня выполнять за них грязную работу, А сами лишь наблюдают за нами.

— Это неправда, Смитти.

— Разве? — Голос его звенел как сталь. — Почему же ты меня зовешь Смитти? Ты когда-нибудь называл Рикардо де Торреса Рикки?

Ян попытался ответить, но не смог. Это было правдой. Предки Сергуд-Смита — гражданские служащие. Рикардо де Торрес — из титулованной состоятельной знати. Ян съежился под этим холодным ненавидящим взглядом, затем зять отвернулся.

— Как ты меня здесь нашел? — спросил Ян, пытаясь сменить тему.

— Не прикидывайся. Местонахождение твоей машины в памяти мотопутей. Ты хоть представляешь себе масштабы компьютеризации и программирования?

— Никогда не думал об этом.

— Безопасность оснащена гораздо лучше, чем ты думаешь — и на человеческую память нельзя надеяться. Но если Безопасность захочет — а мы захотим — то мы можем каждую секунду твоей жизни заснять на пленку и затем просмотреть.

— Ерунда. Ты коснулся моей профессии, неважно, сколько у тебя аппаратуры, и как велика память — невозможно за каждым жителем страны следить постоянно. Вы утонете в данных.

— Разумеется, разумеется. Но мне не нужна вся страна. Я имею в виду лишь одного тебя. Девяносто девять процентов жителей страны равнодушны, безвредны. Их имена не нужны нашим банкам памяти. Пролы похожи друг на друга, как две капли воды. Светские бабочки — они богаче и экзотичней, но тоже неинтересны. На самом деле у нас не так много дел: во главе списка наших забот мелкое воровство и растраты. Но реальной угрозы стране они не представляют. Поэтому, когда мы проявляем к кому-либо интерес, мы с успехом его удовлетворяем. Твой экран может быть двухсторонним — равно как и телефон. Твой компьютер подконтролен нам, какие бы хитрости ты не придумал. Твое авто, лаборатория, зеркало в туалете, свет над кроватью — все у нас на службе…

— Это возмутительно!

— Возможно. Но на самом деле не слишком. Если мы захотим, мы легко узнаем о тебе все, не сомневайся. Я тебе это обещаю, а на будущее — пока твоя вина не доказана — это последняя личная беседа между нами.

— Ты меня пугаешь?

— Пытаюсь. Если ты во что-то впутался, выбирайся. Пока никто ничего не знает, и меня это устраивает. Но если ты замаран, нам придется тебя взять. А то, что это произойдет — так же точно, как и то, что солнце всходит на востоке.

Сергуд-Смит подошел к двери и открыл ее. Он повернулся, чтобы добавить еще что-то. Но передумал. Дверь тяжело захлопнулась за ним.

Ян закрыл окно, его начинало знобить.

Единственное, что ему теперь оставалось — делать вид, будто ничего не случилось. Ян распаковал чемодан, зная, что Сергуд-Смит, без сомнения, уже порылся в нем, не желая упустить ни одной подозрительной с его точки зрения, мелочи. В чемодане, разумеется, ничего такого не было, но все же по телу Яна поползли мурашки. Чувство страха не покидало, пока он мылся и переодевался, обедал и разговаривал со старыми знакомыми в баре. Страх мучил его всю ночь, и он плохо спал. На следующий день рано утром он рассчитался и отправился в Лондон.

Снова шел снег, он осторожно вел машину по ветреным Хайландам, и лень было о чем-либо думать. Он позавтракал пивом и паштетом в придорожном пабе, затем выехал на автодорогу. Как только компьютер взял управление, он попытался расслабиться, но не удалось. Напротив, почему-то стало еще неуютнее.

Привалившись к спинке сиденья, ослепленный лавиной бьющих в стекло снежинок (хотя электронный контроль гарантировал полную безопасность) Ян понял, наконец, что его так тревожит. Вот оно, доказательство, прямо перед ним. Крошечные отверстия вокруг баранки. Проверка дыхания. Он не мог вести, не дыша на них. Они ведут к анализатору, способному обнаружить миллионные доли алкоголя в его дыхании, и это позволяло ему управлять машиной только, когда он был достаточно трезв. Разумная мысль для предотвращения аварий: но нечистоплотная, унизительная, если считать ее частью общей картины постоянного надзора. Эти и другие данные откладывались в память машины и передавались на компьютер автострады, а оттуда в банки памяти Безопасности. Сведения о содержании алкоголя, о скорости реакции при вождении. А когда он приедет домой, камеры Безопасности в гараже тщательно проследят за ним до передней двери — и за нею. Когда он смотрит телевизор, тот тоже смотрит на него, то есть невидимый полицейский разглядывает его сквозь экран. Телефон прослушивается, незаметные «клопы» спрятаны в проводах. Единственный выход найти и уничтожит их, если такое возможно — но тогда его голос будут улавливать лазерным лучом через окно. Новые и новые сведения заносятся в секретные досье — где уже собраны почти все факты его жизни.

До сих пор он ни разу не задумывался над этим всерьез, но теперь впервые понял, что существует как бы в двух лицах. Человек из плоти и крови, и одновременно дубликат. Образование, лечение зубов, покупки — все регистрировалось. Какие книги покупал, какие получал подарки. Было ли все это в досье? Вполне возможно. К горлу подкатил комок. Ведь не существует физических ограничений для сбора информации: можно уложить ее в новые молекулярные ячейки памяти. Молекулы выстраиваются в том юга ином порядке, накапливая биты, биты формируют байты, а те образуют слова и числа. Энциклопедия в кусочке вещества размером с булавочную головку, человеческая жизнь — в гальке.

И ничего нельзя изменить. А он пытался даже внести свой вклад в Сопротивление. Но теперь с этим покончено. Поднимешь голову — тут же ее лишишься. Жизнь не так уж плоха. Радуйся, что ты не прол, обреченный на жалкое существование.

Остановись — стоит ли ждать перемен? От мятежных мыслей у него часто забилось сердце, пальцы сжались в кулаки.

Он был узником в невидимой камере. Сделаешь шаг за ее пределы и распростишься с жизнью. Сейчас он впервые понял, что такое свобода, он не обладал ею в полной мере. Реальность имела лишь видимость свободы.

Путь домой был скучен и однообразен. Когда он миновал Карлайн, погода наладилась, метель прекратилась, и он ехал под нависшими облаками. По пятому каналу телевидения шла пьеса, он включил ее, но смотреть не стал — в голове был полный сумбур. Теперь, когда он не мог принимать участия в движении Сопротивления, он понял, как важно стало для него работать ради торжества истины, чтобы искупить вину, которую он уже начал испытывать. Все кончено. Он вернулся домой в мрачнейшем настроении, зарычал на ни в чем не повинного лифтера и, ворвавшись к себе, захлопнул дверь. Заперев ее, он включил свет — но одна из люстр не загорелась.

Кто-то побывал в квартире в его отсутствие.

Он ни в чем не виноват, вот как надо думать, ни в чем не виноват. Они, должно быть, сейчас наблюдают за ним. Ян медленно оглянулся: разумеется, все на своих местах. Он проверил окна одно за другим, но они были на замках. Затем подошел к сейфу, набрал комбинацию, порылся в бумагах. Вес в порядке. Безопасность побывала здесь — а как же иначе? — простенькая сигнализация не оставила визит без внимания. Конечно, он установил ее незаконно, но большинство его знакомых поступают также из осторожности. Итак, реакция должна быть естественной. Он подошел к телефону, стараясь казаться до крайности рассерженным, и позвонил управляющему зданием.

— Входили в ваше отсутствие, сэр? У нас нет сведений, что к вам входил кто-нибудь из дирекции или аварийных служб.

— Тогда это грабители, воры. Вы в этом здании способны обеспечить безопасность?

— Конечно, сэр. Я еще раз как следует проверю записи. Что-нибудь пропало?

— При поверхностном осмотре ничего важного. — Взглянув на телевизор, он заметил царапину на полировке. — Да, есть кое-что, я только что заметил. Телевизор двигали. Возможно, пытались украсть.

— Не исключено. Я сообщу об этом в полицию и пришлю механика, чтобы сменил комбинацию замка на входной двери.

— Сделайте. Сейчас же. Мне это очень не нравится.

— Не беспокойтесь, сэр. Будет произведено полное расследование.

— Как они участливы, — подумал Ян. А что, если царапины на поверхности телевизора оставлены не случайно? Может быть, это предупреждение? Он не знал. Но теперь, обнаружив, что телевизор двигали и доложив об этом, он должен был расследовать дальше. Будь он ни в чем не виноват, он сделал бы именно это.

Потирая подбородок, он обошел вокруг аппарата. Затем опустился на колени, взглянул на крепежные винты. Один из них блестел, словно отвертка сорвала клочок металла. Они залезали внутрь!

Через десять минут он уже снял панель, обнажил электронные внутренности — и увидел устройство, встроенное в схему и подсоединенное к силовому кабелю. Оно было величиной с желудь и примерно такой же формы, округлый бок блестел, как хрусталь. Спереди было просверлено маленькое отверстие. «Клоп». Резким движением он вырвал его и яростно стиснул в ладони, соображая при этом, что делать дальше, как повел бы себя на его месте ни в чем не повинный человек. Он подошел к телефону и позвонил домой к Сергуд-Смиту. Ответила сестра.

— Ян, милый, уже поздно. Лучше завтра…

— Прости, Лиз, это крайне срочно. Я хочу поговорить со Смитти.

— И что, ни слова не хочешь сказать сестре? — Она откинула ладонью волосы и попыталась выразить возмущение, но это ей не очень удалось.

— Я же грубиян, Лиз, ты всегда это знала. Но у меня сейчас неприятности. Мы встретимся на следующей неделе, я обещаю.

— Это уже лучше. Я хочу тебя познакомить с прелестнейшей девочкой.

— Чудесно. — Он тяжело вздохнул. — Будь так добра, дай мне твоего мужа.

— Пожалуйста. В среду в восемь. — Она послала ему поцелуй и нажала на кнопку переключения. Мгновением позже на экране появился Сергуд-Смит.

— Кто-то вломился в мою квартиру, пока меня не было, — сказал Ян.

— Этой зимой много квартирных краж. Но мой отдел этим не занимается: как тебе известно. Я тебя переключу на полицию.

— Вероятно, это все же для твоего отдела. Ничего не украдено, но я обнаружил вот это, встроенное в телевизор. — Он поднял устройство. — Оно очень компактное, очень дорогостоящее. Я не заглядывал внутрь, но догадываюсь, что там звуковое видео и прибор для передачи сигнала как минимум на километр. Если оно принадлежит не твоим людям, значит, это что-то такое, что тебя обязательно заинтересует.

— Ты прав. Я погляжу на эту штуку. Может, ты занят чем-то таким, что могло привлечь промышленных шпионов?

— Нет. Работаю со спутниками связи.

— Тогда странно. Я займусь этим и дам тебе знать.

Ян едва успел поставить на место заднюю панель, когда сработал информатор входной двери. Крупного сложения мужчина со зловещим выражением лица стоял снаружи и держал перед камерой удостоверение работника Безопасности.

— Быстро вы, — сказал Ян, впуская его.

— У вас ко мне дело? — равнодушно спросил оперативник.

— Да, вот. — Ян протянул ему «клопа».

Сотрудник Безопасности спрятал аппаратик в карман, Потом холодно посмотрел на Яна.

— Больше не говорите об этом мистеру Сергуд-Смиту, — сказал он.

— О чем не говорить? Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать именно то, что сказал. Этот вопрос вне его компетенции по причине родственных отношений с вами. — Он повернулся, чтобы идти, и Ян окликнул его:

— Вы не можете уйти, сказав такое! Кто вы такой: чтобы мне приказывать? И что означает этот «клоп»?

— Это вы мне скажите, — произнес мужчина, резко повернувшись.

— Виновны ли вы в чем-либо? Не желаете сделать признание?

Ян почувствовал, как лицо заливает краска.

— Убирайтесь, — произнес он, наконец. — Убирайтесь и не докучайте мне больше. Я не знаю, что все это значит, и меня это не интересует. Уходите и не попадайтесь мне на глаза.

Дверь захлопнулась. Ян был заперт в ловушке, и за ним следили снаружи.

В течение дня его мысли занимала только электроника. Он зарылся в спутники связи к большому удовольствию Сони Амарильо — и работал упорно, стараясь отвлечься от мрачных мыслей. Обычно он уходил вечером последний. Усталый, но очень довольный, что жив. Несколько порций в баре, иногда ужин там же, иногда он и вовсе оставался ночевать на работе, если уставал настолько, что чувствовал себя не в состоянии идти домой. Конечно с его стороны — ведь он знал, что наблюдение осуществляется в любом месте — но ему была отвратительна мысль, что они будут подглядывать и подслушивать в его квартире. Разыскивать клопов он больше не пытался. Это просто смешно. Лучше вообразить, что на него смотрят все время, и действовать соответственно.

В следующую среду утром деверь позвонил в лабораторию.

— Доброе утро, Ян. Элизабет просила позвонить тебе.

Наступило молчание. Ян ждал. Сергуд-Смит тоже молчал и смотрел. Было ясно, что о Безопасности не будет сказано ни слова.

— Как Лиз? — спросил наконец Ян.

— Вечером ужин. Она боится, что ты забыл.

— Я не забыл. Я просто не смогу. Хотел позвонить, извиниться…

— Слишком поздно. Придет кое-кто еще, и теперь отказываться невозможно. Она очень обидится.

— О Боже! Она что-то говорила об очередной подружке! Но нельзя же…

— Не нервничай. Прими лучше лекарство. Если верить ей, эта новенькая — что-то совершенно особенное. Из Ирландии, из Дублина — все обаяние гаэлянок, красота и прочее.

— Стоп! Я это слышал достаточно часто. Увидимся в восемь.

Ян первым прервал связь — пустяк, от которого он, однако, почувствовал себя лучше. Он забыл о проклятом ужине. Позвони Сергуд раньше, — можно было бы отвертеться. Лиз просто невыносима. Хотя, возможно, это неплохая идея — пойти к ней. Поесть по-человечески. Да и не грех напомнить Безопасности, с кем он в родстве. И девушка может оказаться симпатичной, хотя обычно бывало совсем наоборот. Для Лиз общественные связи гораздо важнее прелестных форм, и порой она пытается сосватать сущих страшилищ.

Он рано закончил работу, смешал дома коктейль и отчасти смыл в горячей ванне напряжение, затем переоделся в хороший костюм. Лиз весь вечер будет смотреть на него волком, если он придет в потрепанном пиджаке, который носит на службе. Возможно, даже пережарит блюдо. Лучше уж идти у Лиз на поводу.

Сергуд-Смит имел в Барнете георгианский дом, и путешествие по сельской местности успокоило Яна. Хотя был уже март, зима не собиралась сдавать свои права. Во всех окнах горел свет, но у дверей стояла только одна машина. Ну что же, он будет улыбчив и вежлив. Придется сыграть несколько партий в бильярд с деверем, хочет он того или нет. Прошлое не вернуть. Отныне он должен вести себя безукоризненно.

Из прихожей послышался женский смех, и Сергуд-Смит закатил глаза, схватив Яна за пальто.

— Элизабет на этот раз совершила ошибку, — сказал он. — Эта штучка вполне заслуживает внимания.

— Благодарю Господа за милость его. Жду не дождусь.

— Как насчет виски?

— С удовольствием. Солодовое.

Он сунул перчатки в меховую шапку и бросил ее на столик, затем быстро причесался перед зеркалом. Послышался смех, потом — звон бокалов, и он пошел на шум. Сергуд-Смит склонился над столиком с напитками. Элизабет помахала ему, а вторая женщина, на софе, повернулась с улыбкой.

Это была Сара.

Яну потребовалась вся его воля, все то, что дали годы школьных упражнений на самообладание, чтобы не раскрыть рот и не выпучить глаза.

— Здравствуй, Лиз, — сказал он отнюдь не обычным голосом, и обошел кушетку, чтобы поцеловать ее в щеку. Она подтащила его к себе.

— Милый, как я рада тебя видеть. Я приготовила для тебя особое блюдо, вот увидишь.

Сергуд-Смит принес им выпить, затем налил себе. Неужели он не знал? Что это, фарс или ловушка? Наконец, он взглянул на Сару, сидевшую смиренно, сжав колени, и потягивающую шерри. Платье на ней было длинное и темно-зеленое, несколько старомодное, а на шее — ожерелье без металла, из одних камней.

— Ян, я хочу представить тебе Орли Маунтчарльз. Из Дублина. Мы ходили в одну школу, но в разное время, конечно. Сейчас мы с ней в одном бридж-клубе и я не могла удержаться, чтобы не привести ее домой, где мы могли бы немножко поболтать. Ты ведь не сердишься, правда?

— Ни в коем случае. Вы многое потеряли, мисс Маунтчарльз, если никогда не пробовали кухни Лиз.

— Орли, прошу тебя, будь как дома, — сказала Элизабет.

В голосе Сары слышался едва заметный ирландский акцент. Она тепло улыбнулась ему и деликатно пригубила шерри. Он судорожно вылакал полбокала виски и закашлялся.

— Что воды мало? — спросил Сергуд-Смит, поспешив к нему с графином.

— Пожалуйста, — сказал Ян, — простите меня.

— Ты просто давно не практиковался. Выпей еще порцию, и я покажу тебе новое сукно на бильярдном столе.

— Наконец-то постелили. Старое сукно уже могло бы цениться, как антиквариат,

— Действительно. Зато теперь, если захочешь загнать шар в лузу, не придется пихать его изо всей силы.

Они непринужденно болтали, прогуливаясь до биллиардной и обратно. Что она здесь делает? Она что. обезумела?

Ужин был пыткой, правда, угощение как всегда на славу: биф-веллингтон и четыре разновидности овощей, Сара была спокойна и тиха, к говорить с ней было все равно что играть роль на сцене. При последнем прощании он даже не понял, как много он потерял, но от мысли, что может никогда ее больше не увидеть ему было страшно одиноко. И во она здесь — в самом логове Безопасности. Конечно на то есть своя причина но он не мог решиться спросить ее. Беседа текла легко, закуска и бренди были великолепны. Он ухитрился даже два раза из трех обыграть Сергуд-Смита.

— Я сегодня не в форме, — сказал деверь.

— Не оправдывайся, плати лучше пять монет.

— А что, разве мы по пятерке за партию ставили? Ладно, ты прав, конечно. Как тебе наша маленькая ирландская колли? Лучше, чем обычно.

— Лучше? Да она просто умопомрачительна. И где только Лиз ее раздобыла?

— Говорит, в бридж-клубе. Я сам пойду туда играть, если там все игроки такие.

— Только не говори это Лиз, не то она страшно обрадуется и начнет забрасывать меня новыми подружками — каждый вечер.

— Остановись на этой, не то будет хуже.

В голосе Сергуд-Смита не было и намека на скрытый смысл. Офицер Безопасности в нем, казалось, отступил на второй план. Возможно ли это, спрашивал себя Ян. Неужели ее действительно приняли за ирландскую девушку? Он должен был это узнать.

— Снова начинается снег, — сказала Сара позже, когда они уже, надевали пальто. — Не люблю сидеть за рулем при снегопаде.

Лиз попыталась пронзить Яна взглядом, а ее муж стоя в сторонке закатил глаза и ухмыльнулся.

— Дороги еще не очень плохи, — вяло возразил Ян.

— Но они становятся все хуже, — настаивала Лиз, и зашла при этом так далеко, что когда Сара отвернулась, двинула Яна локтем по ребрам. — В такую ночь девушке нельзя одной вести машину. — Ее взгляд, устремленный на Яна, мог заморозить кувшин воды.

— Да, конечно, ты права — поспешил уступить он. — Орли, может, вы позволите мне вас подвезти?

— Мне бы не хотелось вас утруждать… — Нет проблем, — сказа Сергуд-Смит. Ему от Вест-Энда ехать не дольше пяти минут. А пошлю одного из своих водителей, чтобы утром он перегнал вас автомобиль к бридж-клубу.

— Вот все и уладилось, — сказала Лиз, улыбаясь наитеплейшей улыбкой. — Вот тебе и не о чем беспокоиться.

Ян попрощался, горячо поцеловал сестру, затем пошел готовить машину. Когда обогреватель прогрел немного воздух в кабине, он быстро нацарапал записку и спрятал ее в ладони. Сара ждала у входной двери, и он, придерживая переднюю дверцу, вручил ей записку, когда она садилась. Прежде чем удалились огни дома, она успела прочитать три слова: «В машине клопы» и согласно кивнула.

— Куда мне вас отвезти, Орли? — спросил он.

— Мне очень неловко утруждать вас. В ирландский клуб «Бельгравия», — «кусочек старой доброй заграницы», как люди говорят. Я всегда там останавливаюсь, когда бываю в Лондоне. Там не слишком роскошно, зато уютно. Очень милый маленький бар. И еще там чудесно готовят горячее виски, ирландское, разумеется.

— Признаться, никогда не пробовал.

— Тогда вам нужно попробовать. Вы ведь зайдете, правда? Еще не очень поздно.

Невинное приглашение сопровождалось медленным кивком ее головы и отчетливым подмигиванием.

— Ну, что ж, разве что на несколько минут. Вы очень приятно приглашаете.

Беседа продолжалась в том же духе, когда он свернул на почти пустую Финчли-Роуд под Мраморную Арку. Сара показывала дорогу. Найти клуб оказалось несложно. Он оставил машину у самого входа, и они вошли, отряхивая тающий снег с пальто. В баре никого не было, кроме еще одной парочки. Пока официантка ходила за заказанным виски, Сара написала на обороте записки, которую он дал ей, несколько слов. Он взглянул на послание, как только девушка отвернулась.

«Здесь тоже подслушивают. Прими предложение зайти в мою комнату. Там в ванной оставь всю одежду».

Прочитав это приглашение, он высоко поднял брови, а Сара улыбнулась и показала ему язык. Пока они говорили, он затолкал записку в карман.

Горячее виски было очень приятным, а игра в соблазнение — захватывающей. «Нет, он не считает ее чересчур смелой, просто люди поймут неправильно, если они пойдут в комнату вместе. Лично он первый пойдет с ключом и оставит дверь незапертой».

В ее комнате окна были зашторены, а одеяло на постели соблазнительно откинуто. Он разделся в ванной, как она просила, и за дверцей обнаружил толстый махровый банный халат. Сара вошла, и он услышал, как она закрывает дверь в холл. Она приложила палец к губам при его появлении, и не произнесла ни слова, пока не закрыла за ним дверь в ванную и не выключила радио.

— Сядь сюда и говори потише. Ты знаешь, что находишься под надзором Безопасности?

— Да, конечно.

— Тогда, несомненно, у тебя а одежде «клопы». Но здесь мы в достаточной безопасности. Ирландцы очень гордятся своей независимостью, и этот клуб ежедневно моют и подвергают осмотру. Безопасность уже несколько лет как отступила. Они потеряли столько устройств, что ирландские разведслужбы полностью ими обеспечены.

— Тогда ответь мне быстро — что случилось с Ури?

— С ним все в порядке, он покинул страну. Благодаря тебе.

Она притянула его и обняла, подарив ему крепкий и горячий поцелуй. Но как только его руки обвились вокруг нее, она высвободилась и пересела на край кровати.

— Сядь в кресло, — сказала она. — Нам нужно поговорить. Сначала.

— Ну что ж, сначала так сначала. А начать можешь с рассказа о том, как Орли сумела проникнуть в дом моей сестры.

— Это лучшее наше прикрытие, и потому мне нельзя злоупотреблять им. Мы оказали много услуг ирландскому правительству. Кое-что и они делают в ответ. Совершенно надежные справки — рождение, школьные сведения и прочее. И все — с моими отпечатками пальцев и другими деталями. Эта идея возникла, когда мы ввели сведения о тебе в компьютер, чтобы найти возможность для нового контакта. Орли Маунтчарльз закончила Редан через несколько лет после твоей сестры. Остальное оказалось просто. Я побывала в школе, повидала некоторых друзей и получила приглашение в бридж-клуб. Дальше все естественно, как закон тяготения.

— Понимаю! Перед Лиз предстала новая в городе девушка, притом весьма привлекательной внешности, с хорошими связями, и ловушка мгновенно сработала. Приглашение в гости, на обед с маленьким братцем. Но это же чертовски рискованно — ведь острый нос Сергуд-Смита отличается тонким нюхом.

— Не думаю, что в стенах родного дома его нюх столь же тонок. Ведь это и впрямь был самый безопасный способ.

— Ну, если ты так считаешь. Но что заставляет тебя думать, что в моей одежде «клопы»?

— У ирландцев чудесная коллекция разведывательных устройств. Безопасность монтирует их в поясных пряжках, авторучках, металлических застежках блокнотов и так далее. Они не могут передавать, но прекрасно записывают на молекулярном уровне. Фактически в любом из предметов, которым ты владеешь, могут оказаться такие устройства. Лучше всего думать, что тебя записывают постоянно, я лишь надеюсь, что твое тело в порядке.

— Хочешь поискать?

— Я не это имею в виду. Ты подвергался каким-нибудь хирургическим операциям или зубоврачебным процедурам со времени возвращения из Шотландии?

— Нет, никаким.

— Тогда ты, должно быть, чист. Они умеют встраивать приборы в мосты, даже имплантируют в кость. Они очень искусны.

— Мне это совсем не по душе. — Он указал на бутылку мильвернской воды на ночном столике. — Нет ли у тебя капли виски к этому напитку?

— Найдется. Ирландское, конечно. Пэдди.

— Мне оно нравится.

Он налил два бокала, затем вновь уселся в глубокое кресло.

— Я встревожен. Как бы мне ни нравилось встречаться с тобой, но я не знаю, что еще смогу сделать для Сопротивления.

— Это трудно, но не невозможно. Помнишь, я говорила, что ты у нас один из самых нужных людей?

— Да. Но ты не сказала почему.

— Ты работаешь со спутниками. Это означает, что ты имеешь допуск к орбитальным станциям.

— Мне даже предстоит полет в скором времени. Нужно испытать некоторые старые блоки в космосе и при невесомости. Все изменится, когда мы вернем их на землю, в лабораторию. А почему это важно?

— Потому что ты сможешь вступить в контакт с дальнепространственниками. Через них мы откроем линии связи с множеством планет. Не совершенные, но действенные. Сейчас, между прочим, в штатах на Альфа Эридана назревает восстание. У них будет шанс победить, если мы вновь сможем наладить с ними связь. Но правительству известно, что там появились проблемы, и Безопасность не упускает происходящее из виду. Сообщение с Земли передать невозможно. Может быть, тебе удастся это осуществить со станции. Мы разработали способ…

— Ты хмуришься, — тихо сказал Ян. — Ты всегда хмуришься, когда разрабатываешь новые способы. Если будешь делать так дальше, появятся морщины.

— Но я хочу объяснить…

— Ну разве это не может хоть немножко подождать? — спросил он, взяв ее ладони в свои и наклоняясь, чтобы прижаться губами ко лбу.

— Конечно, может. Ты абсолютно прав. Постарайся, разгладь мне морщины, — сказала она, притягивая его к себе.

Соня Амарильо была в восторге, когда на следующий день Ян сообщил ей, что пришло время проверить спутник в космосе.

— Волшебник! — Она захлопала в ладоши. — Плавает себе спутник в пространстве и никому даже в голову не приходит сунуть нос в схему и посмотреть, что там не так. Я уже так разозлилась, что готова сама лететь.

— Что ж, слетай — будет что вспомнить.

— Воспоминания я люблю. Но этот древний мотор барахлит. Она похлопала пухлой ладошкой где-то в области сердца. — Доктора говорят, что ускорение не пойдет на пользу моим часикам…

— Извини, пожалуйста. Я не знал.

— Прошу тебя, Ян, не извиняйся. Они прочат мне вечную жизнь, если я буду держаться подальше от космических кораблей. Достаточно если ты полетишь. Ты справишься с работой лучше всех. Когда отправляешься?

— Нужно закончить схему, которую я сейчас довел до середины. Понадобится неделя или дней десять.

Соня порылась в бумагах на столе, достала серую папку с грифом ООН ША и нашла нужный документ.

— Да, вот оно. Челнок на Спутниковую станцию пойдет двадцатого марта. Я сейчас же куплю тебе билет.

— Очень хорошо. — И впрямь хорошо. Именно об этом челноке говорила ему Сара, так что расписание пока выдерживается.

Вернувшись к работе, Ян насвистывал куплет из «Овечка Мэй паслась себе»… И вдруг он понял иронию, которая крылась в связи между этим названием и его нынешним положением. Он не собирался больше «пастись себе» и был рад этому. Со времени установления надзора он был сверхосторожен, как курица на яйцах. Но довольно. Свидание с Сарой, любовь к ней положили конец этому периоду бесконечного страха. Он не прекратит своих занятий лишь потому, что за ним следят. Он не только будет сотрудничать с Сопротивлением, но и сам окажет сопротивление. Как специалисту по схемам, ему будет очень интересно разобраться в приспособлениях, с помощью которых за ним ведется наблюдение.

Пока что ему в этом не везло. Он купил новый блокнот вместо старого, который нашел открытым, получил новое удостоверение взамен тайком уничтоженного прежнего. Сегодня была не на месте его ручка, золотая ручка, подаренная Лиз на Рождество. Прекрасное вместилище для «клопа», поскольку он всегда носил ее с собой. Сейчас она оказалась на рукаве — и это когда он был абсолютно уверен, что на нем нет никаких оптических камер. Быстрая проверка показала, что инструменты на его столе чисты от «клопов». Впервые занявшись этими нелегальными поисками, он обнаружил, что к его многомерному микроскопу и всем электронным инструментам подключен маленький передатчик. После этого он стал пользоваться оптическим микроскопом и заботливо пропустил через передатчик короткий разряд в четыре тысячи вольт. Передатчик исчез и более не появлялся.

Довольно легко удалось разобрать ручку и он изучил каждую ее часть под маломощным микроскопом. Ничего. А извлеченный металлический ящичек казался слишком тонким, чтобы содержать какие-либо компоненты. Он пропустил через ящичек несколько вольт, а также просветил радиолучами, чтобы убедиться, что не ошибся. Он уже готов был поместить его на место, когда вдруг вспомнил, что не заглянул в чернильный контейнер.

Это было непросто, но попытка увенчалась успехом. Он выкатил испачканным в чернилах ногтем маленький цилиндр. Крошечный, словно рисовое зернышко, примерно в два раза больше в длину, чем в ширину. С помощью манипуляторов Ян разобрал его и восхитился, увидев микросхемы и электронику. Половину объема «клопа» занимал источник питания, но с учетом минимального рабочего тока, он мог работать без подзарядки по меньшей мере шесть месяцев. Приспособленный под давление жидкости микрофон использовал чернила в качестве проводника звука. Очень любопытно. Узкополосные фильтры — для отфильтровывания постороннего шума, чтобы устройство записывало лишь модуляции человеческого голоса. Запись шла на молекулярном уровне. Передающая схема устроена так, что если подобрать правильную частоту и уровень сигнала, передача пойдет на высокой скорости. Много труда было вложено в эту вещь и все лишь затем, чтобы следить за ним. Ян подумал: а не подсунули ли «клопа» в авторучку еще до того, как подарила ее Лиз? Устроить это Сергуд-Смиту было достаточно легко. Может быть, она подарила мужу такую же на Рождество, а он ее подменил?

И тут в голову пришла отличная идея. Возможно, из чистой бравады он разобрал «клопа» и осторожно извлек блок памяти. Это было приятное занятие. Закончив, он выпрямился, размял мышцы спины и плеч и позвонил сестре.

— Лиз, у меня грандиознейшие новости. Я отправляюсь на Луну!

— А я — то думала, что ты хочешь поблагодарить меня за симпатичную ирландку, приглашенную на ужин.

— Да, и это тоже, ты очень добра. Я тебе все расскажу при встрече. Но ты меня не слушаешь! Я сказал — на Луну!

— Я слушаю. Но, Ян, разве люди не летают туда постоянно?

— Конечно! Но разве ты сама не хотела бы там побывать?

— Да нет, пожалуй. Воображаю, как там холодно.

— Это верно. Особенно без скафандров. В любом случае, я не на саму Луну собираюсь, а на спутник. И думаю, это важно, да и Смитти, наверное, со мной согласится, а я хочу тебе об этом рассказать. Сегодня вечером приглашаю тебя на праздничный ужин.

— Как это мило с твоей стороны! Но совершенно невозможно. У нас прием.

— Ладно. Напьемся на приеме, а я сэкономлю деньги. Итак, в шесть?

— В шесть. Но я не могу понять, почему…

— Мальчишеский энтузиазм. Увидимся в шесть.

Сергуд-Смит вернулся домой лишь к семи, а Элизабет проявляла слишком мало интереса к спутникам и космическим перелетам. Полностью исчерпав тему, Ян переключил внимание гостей на большой графин с коктейлем. Он назывался «Долина Смерти» — сухой, горячий и смертоносный, как объяснил бармен. Дамам он оставил почти все Табаско.

Сергуд-Смит пригубил коктейль и стал вполуха слушать новости о спутниках, хотя для него они, конечно, новостями не были, поскольку он получал разведывательные рапорты. Ян следил за ним, и поменять местами золотые авторучки не составило труда, когда зять переодевал пиджак.

Вероятно, это ни к чему не приведет, но тем не менее, он испытывал сладкое чувство торжества при мысли, что ему удалось поменяться ролями с теми, кто подсовывает «клопов». Когда он собрался уходить, хозяева явно испытали облегчение.

В этот же вечер, попозже, ему вновь предстояло встретиться с Сарой, которая снабдила его точными и подробными инструкциями. Поэтому по пути домой он заглянул в магазин, работающий круглосуточно, и кое-что купил.

Войдя в квартиру, он сразу прошел в ванную и снял с пояса тестер. Это он делал каждый день, словно выполнял привычную работу с тех пор, как нашел оптического «клопа» в лампе над раковиной. Одно дело — слежка, но вторжение в интимную жизнь, уже явно дурной тон и он в тот раз чуть не кричал от ярости, выковыривая прибор. С того, недавнего момента, похоже, были отданы какие-то негласные распоряжения, и разведка уже не лезла со своими камерами к нему в туалет.

Струи воды достаточно, чтобы изолировать звуковых «клопов». Существовало столько способов улавливания голосов и звуков, что он даже не пытался их все изучить. Просто маскировался, когда считал необходимым.

Он быстро вымылся, вытерся насухо и, оставив воду включенной, оделся в только что купленные вещи. Белье, носки, туфли, черные брюки — и приблизительно подобранная под них рубашка и свитер. Вся снятая одежда отправилась в мешок из-под покупок. Он натянул пальто, тщательно застегнул его до подбородка, надел перчатки и шляпу и вышел, прихватив сверток с одеждой. Вместе со всеми «клопами», которые записывали как сумасшедшие.

Взглянув на уличные часы, он притормозил. На рандеву необходимо было явиться ровно в девять. Не раньше и не позже. Стоял ясный вечер. Народу на улицах было мало. Он свернул на Эджвайр-Роуд и неторопливо покатил к Малой Венеции. Играло радио, чуть громче, чем обычно, но это тоже входило в план.

Точно в назначенное время он остановился у моста через Канал Регентаж и вылез из машины. Из темноты показался человек, быстро подошел, сел за руль. Шарф вокруг лица не давал его узнать. Он закрыл дверцу, стараясь не щелкать замком, затем отъехал. Пальто, туфли и одежда остались в автомобиле и уехали вместе с «клопами». Пока Ян не вернется в машину, разведка не будет знать, где он, не увидит и не услышит его. С канала дул холодный ветер, он проникал под свитер, и Ян съежился, спрятав руки в карманы. Он беззвучно ступал по снегу. Кругом стояла тишина, если не считать звуков телевизионной пьесы, доносившихся издали. Канал покрывал слой льда, припорошенного снегом. У лодочного причала его встретил другой человек, который, оглядевшись, прыгнул на палубу одной из лодок и тут же исчез. Ян последовал за ним, нащупал в темноте дверь и распахнул ее. Кто-то закрыл ее за ним, и вспыхнул свет.

— Холодный вечерок, — сказал Ян, глядя на девушку, сидящую на столом. Черты ее лица были искажены «изменителем», но волосы и фигура, несомненно, принадлежали Саре. И он узнал человека, который привел его сюда, по щербатой ухмылке.

— Фрайер, — сказал Ян, крепко пожимая ему руку. — Рад тебя видеть.

— И я тебя. Вижу, ты сумел пережить маленькое приключение я теперь преуспеваешь в торговле.

— У нас мало времени, — резко сказала Сара. — А сделать нужно много.

— Да, мэм, — сказал Ян. — У вас есть имя или мне просто называть вас «мэм», как если бы вы были королевой?

— Можешь называть королевой, мой милый. — В голосе ее явно прозвучали теплые нотки, и Фрайер уловил его.

— Похоже, вы уже встречались. Ну, а тебя, старина, мы будем звать «король», потому что будь я проклят, если помню, как ты себя назвал в тот раз. В трюме у меня есть доброе пиво, я его принесу, оно не помешает нам обсуждать дела.

Времени им хватило лишь на то, чтобы обняться — после чего по ступенькам снаружи вновь затопал Фрайер.

— Ну вот. — Фрайер поставил на тумбу две тяжелые бутылки и металлический ящик и пошел за полотенцем в камбуз, чтобы вытереть бутыли. На столе уже стояли наготове кружки. Ян откупорил бутыль и наполнил кружки до краев.

— Домашняя закваска, — сказал Фрайер. — Лучше, чем та дрянь, которую подают в пабах. — Он в один присест опорожнил свою кружку и стал срывать пломбы с ящика, в то время как Ян наполнял кружки по второму кругу.

Открыв крышку, Фрайер вытащил из ящика два маленьких свертка в алюминиевой фольге, и положил их на стол.

— Внешне это всего лишь видеокассеты, — сказала Сара. Ты даже можешь поставить их дома. На одной — органная музыка, на другой — комедийная программа. Положи их в мешок, который прихватил с собой, и не пытайся прятать, держи вместе с собственными записями. Таких кассет везде сколько угодно, с ними обычно работают космонавты.

— А что особенного в этих?

— Фрайер, не пойти ли вам на палубу покараулить?

— О чем разговор, королева. Чего не знают, того не выбалтывают. Он взял полную бутыль пива и вышел. Как только дверь закрылась, Сара стянула «изменитель», и Ян, схватив ее, стал целовать со страстью, удивившей их обоих.

— Не сейчас, прошу тебя, очень мало времени. — Сара попыталась оттолкнуть его.

— А когда будет время? Говори немедленно, иначе я тебя не отпущу.

— Завтра, Ян. Заезжай ко мне в клуб, и мы поедем на ужин.

— А потом?

— Ты отлично знаешь, что будет потом. — Она, смеясь, оттолкнула его и села, отгородившись от него столом.

— Возможно, моя сестра нрава, — сказал Ян. — Могу же я, наконец, влюбиться…

— Прошу тебя, не говори этого никогда. До возвращения твоей машины десять минут, и мы должны все успеть.

Он открыл было рот — но потом молча кивнул и она успокоилась. Но он заметил, что Сара, сама того не замечая, мнет пальцы. Они встретятся завтра. Сара придвинула к нему записи.

— Из них важна только эта кассета с органной музыкой, — сказала она. — Не знаю, почему, но компьютерная память смонтирована под фоновый шум, статику.

— Конечно! Отличная идея! Любая компьютерная память основана на двух сигналах — да и нет. Мы имеем дело с их комбинациями. Поэтому память может быть выделена, модулирована, изменена по частоте и замаскирована под совершенно обычный внешний шум и без ключа никто не сможет ее прочесть.

— Да. Таким способом мы держали связь в прошлом. Но эго трудоемко и медленно, к тому же многие записи исчезают в пути. Разработана новая система — и подробности на этом диске. Он должен дойти. Ситуация там взрывчатая, и восстание произойдет, как только мы установим надежную связь. Это будет только начало. Другие планеты присоединяются к нам.

— Хорошо, — Ян опустил конверты в карман и застегнул клапан. — Но почему здесь две кассеты?

— Наш связной по глубокому космосу уверен, что его засекли, и диски будут перехвачены. Поэтому ты дашь пустышку первому, кто свяжется с тобой. Вторая кассета останется для настоящего агента.

— Как я узнаю, что мне делать?

— За тобой будут наблюдать. Как только освоишься в космосе, ты будешь предоставлен самому себе. Тогда и произойдет контакт. Кто бы на тебя не вышел, произнеси фразу «Проверили ли вы напоследок свой страховочный линь?» и отдай запись.

— Пустышку?

— Правильно. Настоящий агент придет к тебе потом.

— Все это выглядит чудовищно сложно.

— Так и есть. Следуй инструкциям.

Дверь в кабину тихонько заскрипела, открываясь, и Фрайер сказал в щель:

— Машина придет через две минуты. Пошли.

Вначале путешествие на челноке было очень похоже на обычный реактивный полет. Яну слишком часто доводилось летать, и он не волновался. Почти всю дорогу через Атлантику он читал, и единственное, что видел с воздуха, был мыс Канаверал, а точнее покрывало тропических облаков над ним. Если не считать отсутствия окон, интерьер был такой же, как в обычном самолете. Телеэкран перед каждым пассажиром показывал мирные зеленые луга, лилии и клубящиеся белые облака и все это под аккомпанементы столь же умиротворяющей бетховенской «Пасторали». Старт на максимальном полуторакратном ускорении был, конечно, ощутимее обычного взлета, но в пределах переносимого. Даже когда с носовой камеры соскользнула заслонка и открылся вид на космос, он ничего не почувствовал. Словно переключили телевизор на другую программу. Лишь когда ускорение полностью прекратилось, и они оказались в невесомости, начались настоящие перемены. Несмотря на таблетки от головокружения, пассажиры сникли, психологический эффект оказался достаточно силен, чтобы повлиять на большинство желудков. Стюард суетился с пакетиками и убирал то, что миновало пакетики.

Чувство реальности воцарилось в душах не раньше, чем звезда по курсу стала яркой, и затем обрела форму. Спутниковая станция. Специализированный спутник для космических экипажей. Сюда прибывали люди из глубокого космоса, здесь в вакууме строились корабли, которым не суждено было входить в атмосферу планеты. Они обслуживались приземистыми крылатыми челноками наподобие этого, которые могли садиться на планету и стартовать с нее. Были здесь также паукообразные космические буксиры, корабли-скелеты, обслуживающие спутники Земли, ремонтирующие или заменяющие их в случае необходимости. Это была причина присутствия здесь Яна. В случае удачи он мог убить двух зайцев сразу.

Под воздействием частых выстрелов из маневровых дюз челнок подплыл к огромному корпусу станции, а компьютер на станции руководил стыковкой. Легкая дрожь, возникшая при контакте с посадочными подушками, прекратилась, как только сработали магнитные захваты. Вскоре после этого над дверью вспыхнул зеленый свет, и стюард повернул колесо люка. На борт ступили пятеро мужчин в форме, легко оттолкнувшись подошвами и перелетев через всю кабину, они грациозно остановились, схватившись за перила.

— Посмотрите, как они это делают, — сказал стюард. — Но прошу вас, не пытайтесь повторить это сами, если у вас нет опыта. Большинство из вас, джентльмены, имеют техническое образование, поэтому вы поймете, что я имею в виду, напоминая вам, что тело в свободном падении не имеет веса, но все же обладает массой. Если вы оттолкнетесь и ударитесь о стену головой, вы почувствуете себя именно так, как свойственно чувствовать себя человеку при ударе головой о стену. Поэтому, пожалуйста, оставайтесь на местах согласно инструкции, не расстегивая ремни. Ассистенты будут сопровождать вас к выходу по одному, бережно, как родная мать.

Пока стюард говорил, четыре человека в первых рядах отстегнулись и выскочили на свободу. Опытные космонавты, судя но их движениям, Ян понимал, что ему лучше и не пытаться подражать им. Он расстегнул пояс, когда получил разрешение, почувствовал, как поднимается и полетел через кабину.

— Схватитесь за трос и не отпускайте его, пока не доберетесь до дальней стены.

Резиновый бесконечный кабель появился из стены выходного шлюза и плавно двинулся к станции. Серебристая панель в трубе, видимо, была магнитной. А в кабеле, очевидно, находилась железная сердцевина — он прилип к стене и двигался с невыносимым скрежетом. Но все же достаточно легко. Ян схватился за него и, миновав трубы, оказался в дальнем конце круглой бухты.

— Теперь пойдемте, — сказал ожидавший там человек. — Я поведу вас дальше. — Он довольно легко развернул Яна в сторону перил, за которые цеплялся носками ботинок. — Как думаете, сможете вы подтянуться на руках вот в то отверстие в посадочную комнату?

— Попробую. — Ян предпринял неловкую попытку. Дело скоро пошло на лад, хотя ноги стремились взмыть над головой. Лестница вела вниз, в пересадочную комнату, к открытой двери. В маленькой комнате находилось четверо, и сопровождающий закрыл дверь, как только Ян оказался внутри. Комната стала раскачиваться.

— Когда наша скорость достигнет скорости вращения станции, ваш вес постепенно станет нормальным. Красная стена станет полом. Пожалуйста, ориентируйтесь на нее, чтобы суметь встать.

Как только скорость возросла, стал появляться вес. Когда скорости пересадочной камеры достигла скорости вращения станции, они твердо стояли на ногах я ждали, когда проводник откроет люк. Совершенно нормальными шагами они прошли в большую комнату с множеством выходов. Ожидавший там высокий, светловолосый человек взглянут на вновь прибывших и подошел к Яну.

— Инженер Кулозик? — спросил он.

— Совершенно верно.

— Я Къялл Норвалл. — Он протянул руку. — Ответственный за текущий ремонт станции. Рад вас приветствовать.

— Польщен. Наконец-то я в космосе.

— Нельзя сказать, что мы здесь в самом космическом пространстве, но все же на порядочном расстоянии от Земли. Послушайте, не знаю, голодны вы или нет, но я только что со смены и здорово проголодался.

— Дайте мне несколько минут, и я, думаю, мы сможем поесть. Эти штуки с тяготением — не слишком приятны для желудка.

— Еще бы, если бы не белые мешочки…

— Къялл, прошу вас…

— Простите. Сменим тему. Рад, что вы прибыли сюда. Вы первый инженер из лондонской лаборатории за пять лет.

— Не может быть.

— Именно так. Сидят там на толстых ж… Я не говорю о присутствующих… и учат нас, что делать, не имея ни малейшего представления о том, что здесь происходит. Поэтому вы здесь почетный гость. И, надеюсь, простите мои дурные норвежские шутки, а?

— Разумеется. Как только обживусь, я и сам от вас не отстану.

— Вот и отлично.

В столовой, обставленной с известной долей вкуса, играла приглушенная музыка. Цветы при ближайшем рассмотрении оказались пластиковыми. Несколько человек стояли в очереди к стойке самообслуживания, но Яну пока не хотелось даже думать о еде.

— Я поищу столик, — сказал он.

— Взять вам что-нибудь?

— Только чашку чая.

— Нет проблем.

Ян старался не глядеть на еду, которую Къялл поглощал с великим энтузиазмом. Чай прошел довольно сносно, и он был доволен хотя бы этим.

— Когда можно осмотреть спутник? — спросил Ян.

— Если хотите, сразу, как только покончим с едой. Чемодан — в вашей комнате. Пока я не забыл: вот ключ, номер на нем указан. Я научу вас обращаться со скафандром, и мы сможем отравляться.

— Это так просто — выходить в космос?

— И да и нет. Скафандры, в принципе, дуракостойки, так что тут беспокоиться не о чем. А единственный способ научиться работать при нуль-гравитации, это выйти в космос и работать. Летать вы не будете, этому обучаются далеко не сразу, поэтому я наряжу вас в управляемый костюм и буду подстраховывать. Тем же путем верну обратно. Работать вы сможете столько, сколько захочется. Набьете руку в обращении с инструментами, а потом, когда захотите, крикнете по радио. Снаружи вы никогда не будете в одиночестве. Кто-нибудь из нас явится в течение шестидесяти секунд. Беспокоиться не о чем.

Къялл пододвинул тарелку и принялся за огромный и неистово-красный десерт. Ян отвел взгляд. Стены были обиты очень симпатичной материей.

— Окон нет, — сказал Ян, — я еще ни одного окна не видел с момента прибытия.

— И не увидите, разве что в башне управления. Мы здесь, как и большинство спутников, на геосинхронной орбите. Кроме того, мы в самом центре пояса Ван Аллена. Снаружи изрядная радиация, но и защита у этих стен основательная. Используемые нами скафандры тоже тяжело армированы, но даже в них мы не выходим во время солнечных бурь.

— Какова ситуация сейчас?

— Спокойная. И впредь, похоже, будет такая же. Готовы?

— Ведите.

В этих скафандрах, с многократным запасом прочности и аварийными системами было автоматизировано все, что только возможно. Температура, подача кислорода, контроль за влажностью, за подводимой энергией — все это находилось в ведении компьютера.

— Достаточно лишь обратиться к костюму, — сказал Къялл. — Вызовите управление скафандром, скажите, в чем нуждаетесь, а затем, когда закончите, скажите «конец». Вот так. — Он поднял шлем, похожий на горшок, и произнес в него: — Управление скафандром, требую статус-доклад.

— Не занято, весь наружный контроль отключен, кислородный резервуар полон, батареи заряжены. — Голос был механический, но чистый.

— Нужны специальные команды или фразы? — спросил Ян.

— Нет, достаточно говорить отчетливо, а цепи распознавания сами выделят слова команды, если возникнет сомнение. Кроме того, команды повторяются перед выполнением.

— На первый взгляд достаточно просто. Надеюсь, что так и есть. Начнем?

— Пора. Садитесь и суньте ноги сюда…

Дело пошло на лад, и Ян уже более-менее разобрался в строении скафандра, когда тот предупредил его, что правая перчатка прилажена не полностью. Надев шлем, он побрел вслед за Къяллом в воздушный шлюз. Складки скафандра разгладились, как только упало давление, а когда оно достигло нуля, наружная дверь автоматически открылась.

— Пошли, — произнес в телефонах шлема голос Къялла, и их вытолкнуло в отверстие.

Они находились на темной стороне станции.

— Это всегда ошеломляет. Но в первый раз — особенно.

— Невероятно.

— Но больше отвлекаться нельзя, иначе мы не выполним работу.

— Жаль.

— И не говорите. Я чувствую то же самое.

Къялл включил реактивную тягу, и они подлетели к площадке, причаленной к спардеку. Корпус дальнепространственника находился неподалеку, несколько человек работали на обшивке, время от времени вспыхивало красное пламя лазерного резака. Из космоса спутник связи казался внушительнее, чем в стерильном помещении на Земле. Частицы годами бомбардировали его и коверкали. Два человека пристегнулись к спутнику, и Ян показал на пластины обшивки, которые надлежало немедленно снять. Он внимательно смотрел, как Къялл орудует силовой отверткой. Затем попробовал сам, поначалу неуклюже, но с каждой минутой все ловчее. Через час он почувствовал, что устал, поэтому они прекратили работу и вернулись. Вскоре он отправился к себе, и очень хорошо выспался.

Когда они вышли на следующую рабочую смену, в кармане у него лежал металлический конверт с диском. Сунуть его в наружный карман на левой стороне скафандра не составило большого труда. На третий день он работал неплохо, и Къялл был вполне удовлетворен его успехами.

— Сейчас я собираюсь оставить вас одного. Крикните, если понадобится помощь я буду в отсеке, — сказал он.

— Надеюсь, не понадобиться. Все, что мне нужно, здесь есть, так что я быстро справлюсь. Спасибо.

— Это вам спасибо. Оборудование годами дожидалось, когда к нему прикоснутся руки мастера.

Должно быть, Ян находился под постоянным наблюдением или прослушивались его радиопереговоры. Возможно, и то, и другое. Он все еще снимал экран своего монитора, когда из-за ближайшего дальнепространственника показалась фигура в скафандре и поплыла в его сторону, ловко маневрируя с помощью газовых струй из ранца. Человек приблизился, остановился, затем соприкоснулся шлемом с шлемом Яна. Их радиоаппараты были выключены, но звуки голосов отчетливо доносились сквозь контактирующие поверхности.

— Давно ли вы проверяли свой страховой линь? — Под зеркальным шлемом черты лица невозможно было различить. Ян вытащил из кармана запись и протянул ее в луче своего рабочего фонаря. Это была пустышка. Человек взял запись из его рук и тут же оттолкнулся, развернувшись уже на лету. Второй человек появился из тьмы. Он двигался быстрее, чем Яну доводилось видеть. Ян и не предполагал, что это возможно в таких скафандрах. Человек был на встречном курсе и беззвучно врезался в первого, нажав на спуск лазера, который держал перед собой за миг до удара.

Последовала микросекундная вспышка, ярко-красный луч в мгновение ока прожег дыру в костюме и в человеческом теле. Кислород со свистом вырвался наружу и застыл облачком крошечных сверкающих кристаллов. Тревоги по радио не последовало, нападавший направил яркий лазерный разряд прямо в пульт управления в скафандре.

Ян застыл от ужаса, а человек отпустил лазер, который поплыл вращаясь на лине, за ним следом, и схватил мертвеца, включив при этом дюзы своего ранца. Вероятно, они могли работать под высоким давлением, потому что обе фигуры быстро полетели вдаль, и там разделились. Уже не держась за мертвеца, нападавший круто развернулся. Труп летел все дальше и дальше, оставляя за собой, как комета, хвост из кислорода, все уменьшаясь в размерах, и исчез из виду.

Второй затормозил рядом с Яном и протянул руку. Долгие мгновения Ян, потрясенный быстротой и смертностоностыо атаки, не понимал, что от него хотят. Затем полез в карман и, достав второй диск, протянул его. Он не мог справиться с дрожью, когда шлем этого человека придвинулся к его шлему.

— Неплохо сработано, — послышался далекий голос. И человек улетел.

Двумя днями позже, посреди периода сна. Ян был разбужен резкими гудками фона. Моргая, он уставился на светящиеся цифры, указывающие время: выходило, что он проспал всего три часа. Невнятно ворча, он включил фон, и на экране появилась Соня Амарильо.

— Ян, это ты? — спросила она. — У меня экран темный. — Все еще надеясь вернуться ко сну, он, не зажигая света, включил инфракрасный прожектор. Изображение будет черно-белым, но этого вполне достаточно для фона.

— Я как чувствовала, что ты спишь, — сказала Соня. — Извини, что разбудила.

— Все в порядке. Все равно, мне пришлось бы подняться, чтобы ответить на вызов.

Она в раздумье пожевала губами, затем улыбнулась.

— О, ты все шутишь! Очень хорошо. — Улыбка исчезла. — Мой вызов очень важен, потому что ты должен немедленно вернуться в Лондон. Это необходимо.

— Я вообще-то еще здесь не закончил.

— Сожалею, но тебе придется оставить работу. Это трудно объяснить.

Ян вдруг похолодел, поняв, что это не ее инициатива. Он решил не давить на нее.

— Ладно. Я свяжусь с начальством челнока и позвоню тебе…

— В этом нет необходимости. Корабль вылетает через два часа, и для тебя заказано место. Времени хватит?

— Да, в самый раз. Я позвоню тебе, как только буду на борту.

Ян прервал связь и выключил свет, зевая и почесывая заросшее щетиной лицо. Кому-то нужно, чтобы он покинул станцию и спешно возвратился в Лондон. Наверняка это Безопасность. Но почему? Ответ казался очевидным. Люди не исчезают в космосе просто так. Но Один исчез. Возможно ли это? Он испытывал весьма неуютное чувство собственной правоты.

Обратный полет был достаточно легким — он уже привык к невесомости и ощутил странную тяжесть, спускаясь по трапу на Землю. Полет через Атлантику тоже прошел без приключений, он спал почти всю дорогу. Глаза слипались, но, сходя с самолета в Хитроу, он чувствовал себя отдохнувшим. Снаружи вновь давала о себе знать погода, и он поспешил спрятаться в поджидавший его автомобиль, оставленный сопровождающим. Наконец-то наступила оттепель, и снег превращался в слякоть. Но человеку, привыкшему к окружению компьютеров, следящих за температурой, было еще холодно. В багажнике он нашел пальто и быстро натянул его.

Когда Ян вошел в квартиру, он прежде всего заметил горящие на фоне буквы: «Вам сообщение». Он нажал кнопку и прочел на экране:

«Я буду ждать тебя в офисе. Навести меня, как только прибудешь».

Это ничуть не расходилось с тем, чего он ожидал. Но Безопасность и его деверь подождут, пока он вымоется, переоденется и поест чего-нибудь вкусного. Еда на станции была чуть теплой, калорийной и однообразной.

За едой к Яну неожиданно пришла мысль, что увидев Смитти, он может провернуть еще одно дело. В самом сердце Безопасности! Опасно, но так заманчиво. Разгрузив карманы и переодевшись, он спрятал маленькое устройство, сконструированное им не без труда. Теперь предстояло проверить его в действии.

Центральное Управление Безопасности представляло собой большой серый комплекс бетонных зданий без окон, протянувшийся вдоль северной стороны Мэрилибана. Ян бывал здесь прежде, и центральный компьютер старательно зафиксировал этот факт. Когда он вставил свое удостоверение в паз перед дверью гаража, оно моментально вернулось к нему на ладонь, и дверь отъехала в бок. Он оставил машину в «кармашке» для посетителей и вошел в лифт, который доставил его на этаж, где находилась приемная.

— Добрый день, инженер Кулозик, — сказала девушка за массивным столом, взглянув на экран. — Будьте добры, зайдите в лифт номер три.

Он кивнул и шагнул под арку. Послышалось тихое жужжание, и охранник поднял взгляд от контроля.

— Будьте любезны, подойдите сюда, Ваша честь, — сказал он.

Такого еще никогда не случалось. Ян почувствовал внезапный озноб и попытался скрыть это от охранника.

— Что случилось с машиной? — спросил он. — У меня ведь нет пистолета.

— Извините, сэр, что-то металлическое в этом кармане. Прошу вас.

Зачем он это притащил! Что за преступное безрассудство! Ян медленно сунул руку в карман, извлек свое устройство и протянул охраннику.

— Вы ее имеете в виду?

Тот взглянул на блестящую зажигалку и кивнул.

— Да, сэр. Обычно зажигалки не вызывают тревогу.

Он склонился, внимательно разглядывая ее. Ян не дышал. Затем человек вернул ему зажигалку.

— Должно быть, золотое покрытие. Извините за беспокойство, сэр.

Ян сунул в карман руку с зажигалкой и кивнул, не рискнув сказать ни слова. Дверь лифта закрылась за ним, и он расслабился. Горячо, слишком горячо! Нельзя было рисковать со схемой, встроенной в зажигалку. Слишком опасно.

Сергуд-Смит сидел за столом, не улыбаясь, и лишь холодно качнул головой, когда вошел Ян. Не дожидаясь приглашения, Ян сел в кресло и закинул ногу на ногу, стараясь изо всех сил выглядеть непринужденно.

— Что происходит? — спросил он.

— У меня такое чувство, будто ты попал в очень большую беду.

— А у меня такое чувство, черт бы тебя взял, будто я не понимаю, о чем ты говоришь.

Сергуд-Смит, потемнев от гнева, нацелил палец, словно пистолет.

— Не пытайся вести со мной игру, Ян. Появилось еще одно совпадение. Вскоре после твоего появления на двенадцатой станции с одного из дальнерейсовых кораблей исчез член экипажа.

— Да? И ты считаешь, что я имею к этому отношение?

— В ином случае меня бы это не беспокоило. Но этот человек был одним из наших!

— Безопасность? Я не понимаю о чем ты говоришь.

— Разве? Я же о тебе говорю! — Он стал медленно считать на пальцах. — Тебе удалось осуществить нелегальное прослушивание. Затем вдруг ты оказываешься в Шотландии во время заварухи в лагере. А сейчас ты совершенно неожиданно появляешься там, где исчезает человек. Мне это не нравится.

— Совпадение. Ты сам это сказал.

— Нет, я не верю в совпадения. Ты вовлечен в преступления, связанные с нарушением безопасности…

— Послушай, Смитти, не можешь же ты меня обвинять, не имея улик…

— Мне не нужны улики. — В голосе Сергуд-Смита был холод смерти. — Не будь ты братом моей жены, я бы арестовал тебя на месте. Забрал отсюда, подверг допросу и, если бы ты выжил — в лагерь. Навечно. А говоря по существу, ты бы попросту исчез. Твое имя пропало бы из публичных досье, банковский счет аннулировался, квартира опустела бы.

— Ты способен… на такое?

— Я уже делал такое, — был ровный и неколебимый ответ.

— Я не могу поверить… Это ужасно. По одному твоему слову… Где справедливость?

— Ян, ты глуп. В этом мире ровно столько справедливости, сколько ее допускают стоящие у руля. В этом здании справедливости нет. Нет, и все. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Я понимаю, но не могу поверить в это. Ты говоришь, что жизнь, которой я живу, не настоящая…

— Не настоящая. Я и не ждал, что ты поверишь мне на слово. Слова — это только слова. Поэтому я прибегну к наглядной демонстрации специально для тебя. Против этого ты не сможешь найти аргументов.

С этими словами Сергуд-Смит нажал на кнопку на столе, и дверь открылась. Полицейский в форме ввел человека в сером арестантском наряде, оставил его перед столом и вышел. Тот так и остался стоять, невидяще глядя в пространство. Дряблая кожа на лице свисала складками, глаза — пустые.

— Осужден на смерть за злоупотребление наркотиками, — сказал Сергуд-Смит. — Подобные существа бесполезны для общества.

— Он человек, а не существо.

— Теперь он существо. Коровье смирение перед наказанием. У него нет сознания, памяти, личности. Только плоть. А сейчас мы устраним и плоть.

Ян схватился за подлокотники кресла, потеряв дар речи, когда его деверь вытащил из стола металлический ящик. На передней стенке находилась металлическая рукоятка и выступали два электрода. Он подошел и остановился перед узником, прижал электроды к его лбу и опустил рукоять.

Дряблые складки конвульсивно дернулись, арестант рухнул на пол.

— Тридцать тысяч вольт, — пояснил Сергуд-Смит, повернувшись к Яну. Голос его звучал монотонно, невыразительно. Он пересек комнату и протянул Яну электронное устройство. — И к тебе его можно применить точно так же. Ты можешь оказаться на его месте, хоть сейчас Ты что, все еще не понимаешь, о чем я говорю?

Ян с изумлением и ужасом смотрел на маячащие перед самым его носом металлические электроды. Концы у них были острые и почерневшие. Они придвинулись ближе, и он невольно съежился. В этот миг он впервые испугался за себя, и за мир, в котором он жил. До сих пор он всего лишь участвовал в сложной игре. Другие могли страдать, но не он. А сейчас вдруг пришло понимание, что правил, которыми он руководствовался в игре, не существует. Больше он не играл. Отныне все стало на свои места. Игра кончилась.

— Да, — сказал он, — и голос его звучал хрипло. — Да, мистер Сергуд-Смит, я вас понял. — Он говорил очень спокойно, почти шепотом. — Это не спор и не дискуссия. — Он взглянул на тело, распростертое на полу. — Вы хотели мне что-то сказать, не правда ли? Я же должен что-то сделать — то есть предполагается, что я это сделаю.

— Ты прав.

Сергуд-Смит вернулся к столу и убрал прибор. Дверь открылась, вошел тот же полисмен и утащил труп — страшно, за ноги, и голова мертвеца подпрыгивала на полу. Ян не выдержал этого зрелища, перевел взгляд на деверя, тот заговорил:

— Ради Элизабет, и только по этой причине я не буду спрашивать тебя насколько тесны твои связи с Сопротивлением, хотя в самом факте я не сомневаюсь. Ты пропустил мимо ушей мой совет, и теперь ты будешь выполнять мои инструкции. Ты останешься здесь и прекратишь любую деятельность, будешь избегать любых контактов. Всегда. А если ты вновь попадешь под подозрение и будешь заниматься незаконной деятельностью любого рода — я палец о палец не ударю, чтобы защитить тебя. Ты будешь немедленно арестован, доставлен сюда, допрошен и заключен пожизненно. Тебе ясно?

— Ясно.

— Громче.

— Да, ясно! Я понял.

Сказав это, Ян почувствовал неведомый доселе гнев, возобладавший над страхом. В этот миг абсолютного унижения он понял, как отвратительны эти люди, и что терпеть их после такого открытия невозможно. Он не хотел умирать — но знал, как тяжело жить в мире, где у власти Сергуд-Смит. Плечи его поникли, он опустил голову, но не в знак капитуляции, а лишь для того, чтобы скрыть свою ярость от Сергуд-Смита.

Засунув руки глубоко в карманы пиджака, он нажал на кнопку блестящей зажигалки.

Маленький, но мощный передатчик послал сигнал и включил устройство, скрытое в ручке, выглядывавшей из кармана человека Безопасности. Это заняло лишь микросекунды. Ян отпустил кнопку и встал.

— Что-нибудь еще или я могу идти?

— Это для твоего же блага, Ян. Я ничего не выигрываю.

— Смитти, прошу тебя. Будь ты кем угодно, только не лицемером. — Ян не мог удержаться. Гнев хоть чуть-чуть но прорвался. Должно быть, Сергуд-Смит ожидал этого, потому что лишь кивнул. Ян вдруг понял.

— Ведь ты же ненавидишь меня всеми потрохами, правда? — Спросил он. — И всегда ненавидел.

— Здесь ты совершенно прав.

— Что ж, очень хорошо. Чувство совершенно взаимное.

Ян ушел, не сказал больше ни слова, опасаясь, что зайдет слишком далеко. Здание он покидал безбоязненно. Лишь съезжая по пандусу, он смог оценить значение этой встречи.

Он уходил с добычей. В его кармане находилась запись всех сверхсекретных бесед зятя за последние две недели.

Все равно, что нести бомбу, которая может тебя уничтожить. Что теперь делать с этим? Стереть начисто, затем выбросить зажигалку в Темзу и забыть обо всем? Он машинально повернул машину к реке. Если он поступит иначе, это будет невероятной глупостью, собственноручно подписанным смертным приговором. В голове царил хаос, мешавший рассуждать спокойно. Он едва не поехал на красный свет, не заметив светофора, но компьютер машины предупредил нарушение, пустив в ход тормоза.

Он двинулся по Савой-стрит и там затормозил — вести он был не в состоянии, но и сидеть на месте тоже не мог. Он выбрался из машины, запер ее и пошел к реке. Затем остановился. Нет, он еще не пришел в себя, и наверняка примет худшее решение. Все еще не зная, что делать, он открыл багажник, вытащил ящик с инструментами и достал оттуда пару маленьких головных телефонов. Затолкав их в карман, он двинулся к реке.

Влажный ветер утих и слякоть вновь превращалась в лед. Кроме него, на набережной Виктории было лишь несколько торопливо удаляющихся фигур. Он стоял у каменного парапета, с ненавистью уставившись на льдины, спешившие по серой воде к морю. Осталось лишь выбросить ее и конец сомнениям. Он вытащил зажигалку, рассмотрел. Такая маленькая. Крошечная, как человеческая жизнь.

Другой рукой он воткнул штырек телефонов в отверстие в основании зажигалки.

Он все еще собирался выбросить эту штуку. Но нужно было прослушать, что сказал Сергуд-Смит под покровом своего учреждения, беседуя с такими же, как он. Даже если он узнает об этом. В ушах зазвучали голоса. Большей частью совершенно непонятные разговоры с упоминанием неизвестных ему имен и фамилий. Какие-то проблемы, обсуждаемые холодным и деловым тоном. Экспертам пришлось бы потрудиться. Но они смогли бы разобраться во всех этих беседах и приказах. Но Яну от этого вряд ли была какая-нибудь польза. Он прокрутил запись до конца и услышал часть собственной беседы, затем вернулся на день раньше. Ничего по-настоящему интересного. И тут вдруг он замер, уловив отчетливо прозвучавшие слова:

— Да, правильно, девушка-израильтянка. У нас с ней было достаточно хлопот, и сегодня ночью надо положить этому конец. Дождитесь, когда их свидание в лодке на канале будет в самом разгаре, и тогда…

Сара в опасности!

Ян принял решение, даже не отдавая себе отчета в этом. Он торопливо — но не бегом, чтобы не привлекать внимания — вернулся в машину в густеющих сумерках. Сегодня вечером… Ночью! Успеет ли он?

Он вел машин осторожно и расчетливо. Лодка на канале. Должно быть, это один из Каналов Регента, где они встречались в последний раз. Как много известно Безопасности? Откуда они узнали? Сколько они уже следят за каждым их движением, играют с ними? Неважно. Надо спасти Сару. Спасти ее, даже если не удастся спастись самому. Небо потемнело, вспыхнули фары машины. Нужно разработать план. Эта машина, должно быть, прослушивается, поэтому надо вести себя так, как если бы она прослушивалась наверняка. Если он поедет в Малую Венецию, немедленно будет дан сигнал тревоги, часть пути придется пройти пешком. В Майда-Вейл есть торговый комплекс. Пожалуй, подойдет. Он приехал туда, поставил машину, быстро пройдя через магазин, вышел в дверь в дальнем конце. Когда он добрался до канала стало совсем темно. Вдоль причала горели огни, навстречу шли гулящие парочки. Спрятавшись за деревьями, он подождал, пока они пройдут, и только потом поспешил к лодке. Она была пришвартована в том же месте, темная и безмолвная. Когда он взобрался на борт, из тени вышел человек.

— На твоем месте я не стал бы туда ходить.

— Фрайер, надо! Экстренный случай.

— Никоим образом старина, там очень личная беседа…

Ян сбросил с плеча руку Фрайера и оттолкнул его, тот оступился и упал. Тогда Ян распахнул дверь и ворвался в каюту.

Сара подняла глаза, широко раскрытые от удивления.

И то же самое сделала Соня Амарильо, глава спутниковых лабораторий, сидевшая за столом напротив нее.

Не успел он опомниться, как кто-то схватил его сзади так, что перехватило дыхание, и стал прижимать к полу…

— Веди его сюда, Фрайер, — велела Сара, и Фрайер его тут же отпустил, подтолкнув вперед. — Закрой дверь, быстро.

— Тебе было нельзя идти сюда, — сказала Соня. — Это опасно…

— Вот что! Сейчас нет времени, — оборвал ее Ян. — Сергуд-Смит знает о тебе, Сара, знает и об этой встрече. Полиция уже в пути. Надо уходить отсюда, быстро!

Они застыли. Фрайер нарушил молчание.

— Транспорт будет здесь не раньше чем через час. Я позабочусь о ней. — Он показал на Соню. — Лед в канале еще прочный. Я знаю дорогу отсюда.

— Тогда идите, — велел Ян. Он взглянул на Сару. — Поедем со мной. Если мы доберемся до машины, то сможем от них оторваться.

Они выключили свет, открыли дверь. На выходе Соня слегка коснулась Яна.

— Теперь я могу сказать тебе, что ты сделал для нас очень важную работу. Спасибо тебе, Ян. — Она пошла вперед, и он стал подниматься по ступенькам следом за ней. Они быстро миновали пустой причал.

— Никого нет, — сказала Сара.

— Хорошо, если бы ты была права.

Они бежали по скользкой мостовой к мосту через канал. Когда они уже повернули на него, появилась машина; взревев мотором, она срезала край дороги, и устремилась к ним.

— Под деревья, — скомандовал Ян и потащил за собой Сару. — Может быть, они нас не заметят.

Они бежали ломая на бегу невидимые ветки. Позади все громче ревел мотор; машина с громким треском въехала на мост, развернулась, скользнула по ним лучами фар. Ян рухнул ничком, заставив Сару упасть рядом. Лучи прошли по ним и стали шарить дальше; машина свернула на причал.

— Пошли. — Ян помог Саре подняться. — Они начнут искать нас, как только обнаружат, что лодка пуста.

Позади остался первый поворот. Они бежали изо всех сил. На следующей улице появились пешеходы, и они сменили бег на быструю ходьбу. Людей становилось все больше — и ни единого признака преследования. Они замедлили шаг, чтобы отдышаться.

— Возможно, у меня «клопы», и наши разговоры записываются.

— Твоя одежда была уничтожена. Но я должна сейчас же у знать, что случилось.

— Я подсунул «клопа» своему милому деверьку, — сказал Ян. — Вор у вора… У меня есть запись — вот в кармане, — всех его недавних бесед. Большей частью я ничего не понял, но последний отрывок был достаточно ясен. Записан сегодня. Они собрались сегодня вечером прервать встречу в лодке на канале. Это его слова. И он упомянул девушку-израильтянку.

Сара судорожно вздохнула; ее пальцы впились в его руку.

— Им много известно?

— Очень много.

— Тогда мне надо выбраться из Лондона, а заодно и из этой страны. А твои записи должны дойти до наших. Их надо предупредить.

— Ты сможешь сделать это?

— Думаю, что смогу. А как ты?

— Если они не знают, где я был сегодня вечером, со мной все а порядке. — Незачем рассказывать ей о смертельной угрозе, о которой он сегодня узнал. Спасти ее гораздо важнее. А потом можно будет позаботиться и о себе. — Я проверил машину на предмет оптических «клопов», и она, похоже, чиста. Скажи только, куда мы направляемся?

— На Ливерпуль-Роуд, застава Безопасности для автомашин. Найди спокойную улицу по ту сторону дороги и выпусти меня. Я отправлюсь в Излингтон.

— Хорошо. — Некоторое время они молча шли боковыми улицами в Майда-Уэйл.

— Женщина в лодке, — сказал Ян. — Как насчет нее?

— Ты можешь забыть, что сегодня видел Соню?

— Конечно. Она играет важную роль?

— Самая верхушка лондонской организации. Один из лучших людей.

— Я в этом не сомневаюсь. Мы пришли. Больше не разговариваем.

Ян открыл машину и забрался в нее. Он включил двигатель и радио, затем что-то пробурчал под нос. Выбравшись из машины, он подошел к багажнику, открыл его и загремел ящиком с инструментами, махнул Саре, чтобы садилась. Когда она уселась, он тоже сел и медленно отъехал.

Самый прямой путь был по Мерилибн, но Ян не испытывал желания проезжать мимо Центра Безопасности. Вместо этого он направил машину к парку Св. Джона, по тихим улицам среди особняков, затем мимо Парка Регента. Вдруг музыка стихла, и мужской голос произнес по радио:

— Ян Кулозик, вы арестованы. Не пытайтесь покинуть автомобиль. Ждите прибытия полиции.

Как только из динамика вырвались эти слова, двигатель заглох, и машина плавно остановилась.

Страх Яна отразился в перепуганных глазах Сары. Безопасность знала, где они находятся и шла по их следам. И ее найдут тоже.

Ян рванул дверную ручку, но та не поддалась. Заперто. Они были в ловушке.

— Не так-то все просто, вы, ублюдки! — закричал он, вынимая из отделения для перчаток дорожную карту и щелкая зажигалкой. Оторвав большой кусок карты, он поджег его в нескольких местах.

Как только бумага разгорелась, он бросил ее на панель, туда где были приборы и электроника.

В тот же миг прозвучал сигнал пожарной тревоги, и все двери открылись.

— Бежим, — сказала Сара, и они выскочили из машины.

Они убегали от машины по темным улицам, не зная сколько времени осталось до появления полиции. Когда Сара устала, они пошли быстрым шагом, но никаких признаков преследования не было. Вскоре они оказались в безопасности, смешавшись с толпой на улицах.

— Я пойду с тобой, — сказал Ян. — Им все известно обо мне и о моей связи с Сопротивлением. Ты можешь забрать меня отсюда?

— Мне жаль, что я втянула тебя в это, Ян.

— Я рад, что ты это сделала.

— Двоим не труднее, чем одному. Попробуем через Исландию. Но ты должен понять, что если нам удастся, ты станешь человеком без родины. Ты уже не сможешь вернуться домой.

— Вернуться я все равно уже не могу. Если меня схватят, я погиб. Но может быть, поэтому я смогу быть с тобой. А мне это по душе. Потому что я люблю тебя.

— Ян, я прошу тебя…

— А что такого? Я сам этого не понимал до последней минуты. Извини, что не могу быть более романтичным. Пусть это будет песней любви инженера. А что скажешь ты?

— Не будем обсуждать это сейчас, не время.

Ян взял Сару за плечи, остановил, подвел к витрине магазина. Он посмотрел на нее и слегка придержал за подбородок, когда она хотела отвернуться.

— Лучшего времени не будет, — сказал он. — Я только что признался тебе в вечной любви. И жду ответа.

Сара улыбнулась. Очень слабо, но все же улыбнулась и поцеловала его пальцы.

— Ты знаешь, что я очень-очень люблю тебя. И это все, что я могу тебе сказать. Мы должны идти.

По пути он подумал о том, что надо утрясти в голове случившееся, и удивился тому, как случай, экстремальная ситуация позволила ему сейчас, на этом месте разобраться в своей любви и признаться о ней вслух. И он был рад этому.

Они выдохлись за долго до того, как достигли цели, но не решались остановиться. Ян обнял ее за талию, поддерживая, как мог.

— Уже… недалеко, — сказала она.

Оукли-Роуд была улицей с элегантными домами, сейчас уже обветшалыми и огороженными. Сара провела его по покосившимся ступенькам одного из домов к подвалу, открыла дверь, впустила и тщательно заперла за ним дверь. Проход был совершенно темный, но незагроможденный, и они наощупь пробрались в комнату с печью в конце коридора. Лишь когда дверь за ними захлопнулась, Сара включила свет. Здесь были светильники на стенах, от электрических батарей шло приятное тепло. Она нашла одеяла и вручила ему одно из них.

— Всю одежду, туфли — в печку. Немедленно сжечь. Я подыщу тебе что-нибудь из одежды.

— Возьми лучше сначала эту штуку, — сказал Ян, вручая ей зажигалку. — Передай своим электронщикам, в ее памяти Сергуд-Смит.

— Это очень важно. Спасибо тебе, Ян.

У них было очень мало времени на отдых. Вскоре послышался стук в дверь, и она пошла в коридор встретить пришедшего. Потом пришлось поспешить.

— Нам надо успеть в Хеммерсмит на последний автобус. Вот старая одежда для нас обоих. У меня есть кое-какие документы — на случай чьего-нибудь любопытства. Все сгорело?

— Все. — Ян разворошил кочергой красные угли, перевернул расплавленный сгусток бумажника. Паспорт, документы, удостоверения — все, составляющее его личность. Немыслимое случилось. Будущее стало неразгаданной тайной.

— Мы должны идти, — сказала Сара.

— Конечно. Я готов. — Он застегнул потертое, тяжелое пальто, борясь с чувством отчаяния. Когда они ощупью пробирались наружу, он взял ее за руку, и не выпускал, пока они не оказались на улице.

Впервые в своей жизни Ян ехал в лондонском омнибусе, Ему часто приходилось проезжать мимо них, но он о них даже не задумывался. Высокий, двухэтажный, безмолвный, движимый энергией, заключенной в большой топке под полом. Ночью омнибус через толстые кабели подключался к электрическим шахтам, и мощный мотор восстанавливал истощившиеся запасы топлива. Днем мотор становился генератором энергии для электрических двигателей. Надежной энергии, экологически чистой, дешевой, практичной. Он знал это в теории, но не представлял, насколько холодно может быть в неотапливаемом салоне, как тяжел запах резины и немытых тел. Он держал свой билет и смотрел на машины, проезжавшие мимо и исчезавшие вдали. На остановке вошли двое из полиции Безопасности.

Ян смотрел прямо перед собой, как и остальные в омнибусе, смотрел в напряженное лицо Сары, сидевшей напротив. Один из полицейских остановился в дверях, другой побрел по проходу, внимательно разглядывая каждого пассажира. Ни один не взглянул в его сторону, не обратил на него внимания.

На следующей остановке они вышли. На несколько секунд Ян почувствовал облегчение, затем страх вернулся.

Они вышли на кольце Хеммерсмит. Сара пошла впереди, он — за ней, как и договорились. Остальные пассажиры рассеялись, и они остались одни. Над ними по высотной автостраде М4 пронесся автомобиль. Арки, казалось, подпирали тьму, и Сара направилась туда. Навстречу ей вышел маленький сутулый человек. Она жестом подозвала Яна.

— Здравствуйте, здравствуйте, люди добрые. Дальше вы пойдете со мной. Старый Джимми покажет вам дорогу. — Худая шея мужчины казалась слишком тонкой для его головы. Глаза — круглы и неподвижны, застывшая улыбка — совершенно беззуба. Либо дурак, либо очень хороший актер. Когда они шли за Старым Джимми по темным пустым улицам, мимо разрушенных домов, Сара взяла Яна под руку.

— Куда мы идем? — спросил Ян.

— Небольшая прогулка, — ответила Сара. — Говорят, всего несколько миль. За нами пришлют транспорт, но прежде нужно обойти лондонскую заставу Безопасности.

— Славных полицейских, которые обычно салютовали мне, когда я проезжал?

— Их самых.

— Что случилось с домами? Они в развалинах, — Раньше, столетия назад, Лондон был гораздо больше, и людей здесь было очень много. Но постепенно население по всей стране сократилось. Отчасти из-за болезней и голода, отчасти из-за правительственной политики.

— Не надо рассказывать подробностей. Не сегодня.

Слишком утомленные, чтобы вести беседу, они брели за Старым Джимми, безошибочно находившем дорогу во тьме. Когда впереди появились огни, он замедлил шаг.

— Не разговаривать, — прошептал он. — Всюду микрофоны. Держитесь в тени рядом со мной. Ни звука больше, иначе мы покойники.

В просвете между двумя домами они увидели ярко освещенную площадку, огороженную высокой проволочной изгородью. Они пробирались за проводником, стараясь не отставать. Отойдя на достаточное расстояние от дороги, проводник включил фонарик, и они пошли за сияющим кругом света, минуя руины, углубляясь все дальше и дальше в сводчатые подвалы. Наконец проводник разгреб щебень, отбросил в сторону ржавое листовое железо — показалась дверь.

— Нам туда, — сказал он. — Я последний пойду, закрою.

Они очутились в туннеле, пропахшем сыростью. Ян не мог выпрямиться в полный рост, и шел, согнувшись в три погибели, словно усталый труженик. Этот длинный и прямой туннель несомненно проходил под заставой Безопасности. Под ногами трещал грязный лед, с потолка свисали сосульки.

Джимми подбадривал их и вел вперед, вновь подсвечивая фонариком. Прежде чем они добрались до конца туннеля, спина Яна совсем онемела.

— А сейчас — опять молчок, — предупредил проводник, выходя в морозную ночь. — Еще немного пройдемся, и мы на месте.

«Еще немного» заняло больше часа, и Сара уже совсем выдохлась. Но Старый Джимми оказался гораздо сильнее, чем казалось: они с Яном поддерживали Сару с двух сторон. Когда впереди во тьме возник островок света, они направились к нему.

— Заправка Хестона, — сказал Старый Джимми. — Пришли. В этом доме вы можете отдохнуть. Только не забывайте поглядывать из окна.

Он исчез прежде, чем они успели хотя бы поблагодарить его. Сара села, привалившись к стене, уронив голову на руки. Тем временем Ян разыскал окно. Заправочная станция находилась не более чем в ста метрах; под яркими желтыми фонарями было светло, как днем. Там заправлялись несколько служебных машин, но большинство автомобилей были с тяжелыми платформами — очевидно дальнобойщики.

— Нам нужен джаггернаут из Лондон-Брик, — сказала Сара. — Он уже здесь?

— Нет, не вижу.

— Должен быть с минуты на минуту. Он остановится у последнего водородного насоса. Тогда мы выйдем и проберемся по теневой стороне вдоль зданий. Водитель откроет дверь. Это наш шанс.

— Я буду следить. А ты не волнуйся.

— Это все, на что я способна.

Холод уже забирался под тяжелую одежду. Наконец, под фонарями появился высокий силуэт грузовика.

— Он здесь, — сказал Ян.

Огни заправочной станции освещали им дорогу среди развалин и щебня. Миновав руины, они перелезли через низкую ограду, а потом ждали в холодной тьме, пока остановится грузовик. Но вот дверца распахнулась.

— Бежим! — сказала Сара, бросаясь к ней.

Как только они забрались внутрь, дверца захлопнулась, и огромная машина с рокотом ожила. В кабине было тепло — просто замечательно. За рулем сидел крупный мужчина, едва различимый в темноте.

— В термосе чай, — сказал он. — И сэндвичи. Можете вздремнуть, если хотите. Остановок не будет до пяти часов, пока не доберемся до Лебединого моря. Я вас высажу перед тем, как Безопасность явится с проверкой. Вы знаете путь оттуда?

— Да, — сказала Сара, — И спасибо вам.

— Всегда рад помочь.

Ян не думал, что сможет заснуть, но тепло и мерное урчание мотора убаюкали его. Следующим, что он услышал, было шипение воздушных тормозов. Еще не рассвело, на чистом небе ярко сияли звезды. Напротив него, свернувшись, спала Сара, и он погладил ее по голове — будить ее было жаль.

— Приехали, — сказал водитель.

Она мгновенно проснулась от его голоса и открыла дверцу, как только машина остановилась. Водитель попрощался.

Затем дверь лязгнула, и они остались одни, дрожа от предрассветного холода.

— Прогулка нас согреет, — сказала Сара, шагнув вперед.

— Где мы? — спросил Ян.

— Возле Лебединого моря и направляемся в порт. Если распоряжения отданы, мы пройдем на одно из рыболовных судов и поплывем на шотландском судне. Мы уже пользовались этим маршрутом.

— А потом?

— Ирландия.

— Конечно. Но я имею в виду будущее. Что будет со мной?

Она молчала. В тишине гулко отдавались их шаги.

— Нужно было столько всего сделать и так срочно, что я даже не успела об этом подумать. Если хочешь, тебе помогут остаться в Ирландии под другим именем, хотя ты будешь там выглядеть очень подозрительно. — Там очень много британских шпионов.

— А как насчет Израиля? Ведь ты будешь там, не правда ли?

— Разумеется. Твоя смекалка технаря заслуживает уважения.

Ян улыбнулся в темноте.

— Уважения с меня хватит. Как насчет любви? Твоей, я хочу сказать.

— Сейчас не время для дискуссий. Когда мы выберемся отсюда, тогда…

— Ты хочешь сказать, как только мы будем в безопасности. А будет ли это когда-нибудь? А может, тебе запрещено влюбляться на работе? Или ты рассчитывала только на сотрудничество…

— Ян, прошу тебя! Ты причиняешь мне боль, да и себе тоже. Я никогда тебе не лгала. Я занималась с тобой любовью не для того, чтобы завербовать, а по той же причине, что и ты. Мне этого хотелось. А сейчас, давай пока не будем говорить об этом. Самое опасное впереди.

Когда они шли по городу, уже занималась ясная и холодная заря. По улицам спешили первые пешеходы. Полиции не было видно: Безопасность здесь не так сильна, как в Лондоне. Они свернули за угол, там, в конце улицы, находилась гавань. Смутно виднелась корма рыболовного судна.

— Куда нам? — спросил Ян.

— Вон в ту дверь, в контору. Они должны уже знать.

Когда они приблизились, дверь открылась, и человек, вышедший из нее, повернулся к ним лицом.

Это был Сергуд-Смит.

На долгое ужасное мгновение они застыли, глядя друг на друга. Рот Сергуд-Смита изогнулся в слабую и невеселую улыбку.

— Конец пути, — сказал он.

Затем Сара сильно толкнула Яна; тот поскользнулся на льду и упал на колени. В то же мгновение она выхватила из кармана пистолет и дважды, очень быстро, выстрелила в Сергуд-Смита. Он развернулся на месте и рухнул. Ян еще пытался подняться на ноги, когда она повернулась и побежала по улице.

Там, подняв оружие и преграждая ей путь, стояли полицейские из Безопасности.

Сара выстрелила на бегу, затем еще и еще раз. Они ответили огнем, она согнулась и упала.

Ян подбежал к ней и, не замечая нацеленных на него ружей, поднял на руки. На щеке у нее грязь смешалась с кровью, и он вытер ее. Глаза были закрыты, она не дышала.

— Если бы я знал, — прошептал Ян. — Если бы знал…

Он прижал к себе неподвижное тело, прижал крепко, не сознавая даже, что плачет, не видя кольца полицейских. Сергуд-Смит тоже стоял здесь, вцепившись в свое плечо пальцами, по которым текла кровь.

Белая комната, чистая и бездумная. Два кресла и стол перед ними — тоже белые. Стерильность и холод, как в больнице, но это не больница.

Положив руки на стол, Ян сидел в кресле, одетый во все белое, даже сандалии на ногах были белые. Его бледная кожа не уступала царящей кругом белизне, лишь выделялись красноватые круги у глаз. Кто-то подал ему чашку кофе, и он даже не пригубив, поставил ее на стол, машинально сжимая в пальцах. Кофе остыл. Глаза невидяще уставились вдаль, но взор упирался в стену, ведь окон в комнате не было. Открылась дверь, и вошел служитель, весь в белом. В руке он держал розовый шприц, и Ян не протестовал, а может, даже не заметил, когда служитель приподнял его руку и сделал укол в вену.

Служитель вышел, оставив дверь открытой, и тут же вернулся с таким же белым креслом, которое поставил по другую сторону стола. На этот раз он закрыл за собой дверь.

Прошло несколько минут, прежде чем Ян пришел в себя и огляделся по сторонам, затем он взглянул на свою руку, словно впервые увидев в ней чашку. Он поднес ее ко рту, сделал глоток, и поморщился — жидкость была холодной. Когда он отодвинул чашку, вошел Сергуд-Смит и сел в кресло напротив.

— Ты способен меня понимать? — спросил он.

Ян нахмурился на секунду, затем кивнул.

— Хорошо. Тебе сделали укол, который тебя слегка встряхнет. Боюсь, что некоторое время ты был в отключке.

Ян попытался что-то сказать, но вместо этого разразился кашлем. Зять спокойно ждал. Ян предпринял новую попытку. Голос звучал хрипло и неуверенно.

— Какой сегодня день? Ты можешь сказать, какой сегодня день?

— Это не важно, — Сергуд-Смит махнул рукой. — Какой сегодня день, где ты находишься, — все это не имеет значения. Нам предстоит обсудить с тобой кое-что другое.

— Я ничего не буду с тобой обсуждать. Ничего.

Сергуд-Смит громогласно захохотал, хлопнув пятерней по колену.

— Это забавно, — сказал он. — Ты находишься здесь дни, недели, месяцы — счет времени не имеет смысла, как я уже сказал. Главное, что ты уже выложил нам все, что знал. Понимаешь? Все, что мы хотели знать, до последней мелочи. Мы провели очень тонкую операцию, а опыта нам в этом не занимать. Должно быть, до тебя доходили слухи о наших камерах пыток — но эти слухи мы сами и распространяем. В действительности же все проще и эффективнее: наркотики, допросы, электронная техника — мы просто прочли тебя, только и всего. Ты был вынужден нам все рассказать. Что ты и сделал.

Ян рассвирепел, вялость как рукой сняло.

— Я не верю тебе, Смитти. Ты лжец, хочешь обвести меня вокруг пальца.

— Да? Ты не веришь, что допрос уже закончен, и тебе нечего больше рассказать? Ты уже сообщил нам все о Саре и о вашей встрече на израильской субмарине, о твоем маленьком приключении в Хайландах, о космической станции. Ты рассказал о людях, за которыми мы давно охотились, в том числе о Соне Амарильо, об отталкивающей личности по имени Фрайер и о других — все они уже взяты, и ими сейчас занимаются. Некоторых, правда, не тронули — они думают, что им ничто не грозит, как и ты когда-то. Я был очень рад, что ты раскололся, и не только по личным причинам. Мы выловили немало мелкой рыбешки — но ты помог нам проникнуть в самые высокие круги. Наша политика проста — мы позволяем маленьким группкам формироваться, задумывать и вынашивать заговоры, иным мы даже позволяем бежать, тем обильней бывает потом улов. Мы контролируем ситуацию, но никогда не проигрываем.

— Ты омерзителен, Смитти. Я только сейчас понял это. Ты вызываешь омерзение и тошноту, как и все тебе подобные. И ты слишком много врешь. Я тебе не верю.

— Это не важно, веришь или нет. Слушай. Вашему жалкому восстанию никогда не добиться успеха. Израильские власти информируют нас о своих юных мятежниках, желающих изменить мир…

— Я не верю тебе!

— Пожалуйста, не верь. Мы в курсе каждого заговора, позволяем ему расцвести, подвигаем к нему недовольных. Затем подавляем. Так происходит и здесь, и на спутниках, да и на планетах. Они выбиваются из сил, но все напрасно. Они слишком глупы, чтобы понять, что целиком зависят от нас. Спутники погибнут, если мы прекратим их снабжение, и планеты тоже. Ведь это сверхэкономично, когда на одной планете — ведется разработка недр, на другой — развивается промышленность, на третьей — сельское хозяйство. Чтобы выжить, одна планета нуждается в другой. А мы координируем их взаимоотношения. Начинаешь ты, наконец, понимать?

Ян провел сверху вниз руками по лицу, чувствуя как они дрожат. Он заметил, что кожа на ладонях бледна, что он изрядно убавил в весе. И он поверил, наконец, Сергуд-Смиту.

— Ладно, Смитти, ты победил, — произнес он обреченно. — Ты отнял у меня воспоминания, привязанности, мой мир, женщину, которую я любил, И даже ее смерть не помогла сберечь тайну. Она уже была предана своими людьми. Ты забрал все, кроме моей жизни. Возьми и ее.

— Нет. — сказал Сергуд-Смит. — Не возьму.

— Не пытайся уверить меня, что оставляешь меня в живых ради моей сестры.

— Нет. Ее мнение никогда не влияло на мои решения. Но мне было выгодно, чтобы ты так думал. Сейчас я открою тебе правду: ты будешь оставлен в живых благодаря своим способностям. Мы не намерены губить редкие таланты в шотландских лагерях. Ты покинешь Землю и отправишься на дальнюю планету, где будешь работать до самой смерти. Пойми, ты для нас лишь вполне заменимая деталь механизма. Здесь ты выполнил свою роль. Теперь мы извлечем тебя из этой машины и переставим в другую.

— Я могу отказаться, — зло произнес Ян.

— Думаю, нет. Не такая уж ты важная деталь. Если не будешь работать, тебя уничтожат. Прими мой совет: смирись и проживи счастливую и продуктивную жизнь.

Сергуд-Смит встал. Ян взглянул на него.

— Могу я повидаться с Лиз или с кем-нибудь…

— Официально ты мертв. Жертва несчастного случая. Она горько плакала на твоих похоронах, как и множество твоих друзей. Прощай, Ян, мы уже больше не встретимся.

Он направился к двери, и Ян закричал ему вслед:

— Ты подонок, подонок!

Сергуд-Смит обернулся и посмотрел на него сверху вниз.

— Мелкое оскорбление. Неужели у тебя нет для меня других слов на прощание?

— Есть, Сергуд-Смит. Но стоит ли их произносить? Стоит ли говорить тебе о том, какую противоестественную жизнь ты ведешь? Ты думаешь, что так будет вечно. Нет, не будет! Ты скатишься вниз. Я надеюсь это увидеть и буду жить для этого. Поэтому лучше убей меня — ведь я не изменю своих чувств к тебе и тебе подобным. И прежде чем ты уйдешь, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты показал мне, каков на самом деле этот мир, и дал возможность противостоять ему. Теперь можешь идти.

Ян отвернулся. Узник отпускал тюремщика.

Это возымело действие. Краска медленно залила лицо Сергуд-Смита. Он начал было что-то говорить, но замолчал. Потом зло сплюнул, хлопнул дверью и ушел.

Ян улыбался последним.