Кабаны

«КАПИТАН КУК»

Если спросить новозеландского охотника, какой вид охоты ему больше всего нравится, сильнее всего возбуждает, заключая в себе опасность, — то в девяти случаях из десяти он ответит, не задумываясь, что любит больше всего охоту на «капитана Кука», или дикого кабана, водящегося в лесах и горных зарослях.

Охота на дикого кабана всегда и везде считалась самым интересным спортом, но условия и обстановка этой охоты в Новой Зеландии придают ей своеобразные черты, как нельзя лучше характеризующие эту страну.

В какой бы стране ни встречался кабан, он должен быть признан самым смелым животным; он так же горячо стремится в бой, как тигр, и выказывает в нем, пожалуй, даже больше истинной отваги.

Вид настоящего, матерого «капитана Кука», стоящего в оборонительной позе, прикрытого сзади непролазной лесной чащей или защищенного сбоку острым скалистым выступом, когда он, с налитыми кровью, грозно горящими глазами, низко опущенной страшной головой, обнаженными клыками и залитыми пеной челюстями, держит в почтительном отдалении собак и людей, — способен удовлетворить искателя сильных ощущений.

Как известно, свинья не является представителем туземной новозеландской фауны. Она была привезена впервые в южные моря не кем иным, как знаменитым капитаном Куком. Во второй половине XVIII столетия он подарил своим друзьям маори две пары племенных свиней из Англии и дал наставление пустить их гулять на свободе в пустынной стране, предоставив плодиться и множиться.

Приказание было выполнено в точности как людьми, так и животными. Эти первые четыре свиньи своей плодовитостью уступали лишь кроликам, появившимся позже; скоро они так размножились, что были оставлены без всякого надзора малочисленными прибрежными жителями маори, которые были поглощены взаимным истреблением при помощи недавно привезенных ружей.

Вырвавшись на волю, свиньи переселились внутрь страны, где основали самостоятельные колонии, и благодаря обильному корму в непродолжительном времени распространились большими стадами по всей пустынной части острова.

Возненавидевшие дикую свинью первые колонисты прозвали ее, вероятно, в насмешку, «капитаном Куком». Прозвище это удержалось до настоящего времени.

Стада диких свиней все увеличивались. Примеру капитана Кука последовали другие любители свиной породы. Первые путешественники были, повидимому, охвачены манией акклиматизации свиней. Шкиперы китоловных судов из Англии и Америки в первые годы прошлого столетия высаживали на берег и отпускали на все четыре стороны один груз племенных свиней за другим. Это их, очевидно, забавляло. Охотники в те времена блаженствовали, повсюду находя в изобилии дичь.

Однако свиньи скоро оказались силой, с которой пришлось считаться колонистам. От них страдали посевы и стада. С появлением овец у свиней быстро развилась любовь к свежей баранине, и они стали без стеснения охотиться на ягнят, принадлежавших колонистам.

Раздосадованные поселенцы соединились для защиты от общего врага; возникли целые общества для истребления свиней. Все мужчины, способные носить оружие, принимали участие в этой войне, а государство платило по шесть пенсов за хвост каждой убитой свиньи.

Читателю, незнакомому с условиями жизни, существовавшими в обширных пустынных странах при их заселении, все это может показаться россказнями путешественников. Но, чтобы убедиться, какую важную роль играли дикие свиньи в экономической жизни страны, достаточно познакомиться с колониальными архивами ранней эпохи.

У меня на памяти иск некоего Окслея, иначе Гранта, поданный в местный суд. Это было ходатайство о возмещении убытков, причиненных потерей стада из четырех тысяч ягнят, порученного гуртовщику для продажи. Защита возражала, что, в то время как гуртовщик гнал ягнят на рынок, с гор спустились дикие свиньи и пожрали все стадо. После судебного разбирательства, продолжавшегося несколько дней, суд присяжных оправдал обвиняемого, найдя, что он не имел возможности спасти ягнят, погибших «по воле провидения». Протоколы этого удивительного дела хранятся в канцелярии у судебного регистратора, где с ними может познакомиться всякий желающий. Из этого видно, каким ужасным бичом были в те времена дикие свиньи.

Однако доброе старое время, когда охотник, проснувшись на заре, мог найти дичь чуть ли не у дверей своего дома, — миновало безвозвратно. Свиньи начали переводиться, теснимые надвигающимися волнами поселенцев. Охотник, желающий испробовать свою отвагу в стычке с кабаном, должен отправиться в дикие, ненаселенные места, где свиньи до сих пор встречаются в изобилии.

Дикий новозеландский кабан, водящийся в глубине острова, происходит от домашних животных; однако с течением времени он приобрел некоторые отличительные черты дикого зверя. Поджарый, длинномордый, длинноухий, с подтянутыми боками, вышиною в добрый метр и весом сто двадцать кило, покрытый рыжевато-бурой шерстью и темносерой щетиной, с острым хребтом, крепкой, как железо, кожей и мощными клыками кабан является весьма опасным противником.

Читатель, знакомый с охотой на кабана по экспедициям, которые снаряжают в Индии с участием конных охотников и толпы шикари, и по облавам, предпринимаемым в лесах Европы, где запуганного и наполовину ручного кабана гонят под ружья и стреляют по нем из безопасного места, — найдет в Новой Зеландии совершенно иную обстановку, придающую охоте крайне своеобразный характер.

Животные, встречающиеся в пустынных областях внутренней части острова, по всей вероятности, никогда не видали человека и, не имея понятия о его смертоносном оружии, не выказывают ни малейшего страха. Здесь нет надобности подстрекать животное раной, чтобы заставить его вступить в бой. В большинстве случаев оно бросается в борьбу с горячностью, не уступающей пылу самого охотника.

Лошадей для этой охоты не требуется. Среди изрытых водой оврагов и глубоких, заросших кустами ущелий человек может пробираться, положившись на свои собственные крепкие члены.

Мое первое знакомство с «капитаном Куком» произошло около тридцати лет назад. Встреча была совершенно непредвиденная и, хотя вначале содержала элементы настоящей трагедии, под конец приняла в высшей степени комический характер.

Дело было в начале семидесятых годов. Я предпринял вместе с товарищем, Джимом Блэком, экспедицию в горы. Мы искали золото. Припасов мы захватили с собой на два месяца, но у нас слишком быстро вышел запас «консервированной собачины», и мы остались без мяса. Молодые здоровые люди, с аппетитом, обостренным зеленым простором и свежим горным воздухом, мы не имели ни малейшего желания питаться небесной росой или твердыми, как камень, сухарями с чаем.

Среди валежника и в заросших кустами оврагах было сколько угодно диких свиней. Захватив с собой устарелое кремневое ружье и складной нож, мы отправились в путь, чтобы пополнить свою кладовую запасом свежей свинины.

Наши мечты, конечно, не шли дальше полугодовалого поросенка или небольшой свинки. Мы не собирались охотиться и не имели желания встретиться со старым, сильным кабаном. Полагаясь на свое счастье, мы надеялись добыть дичь без боя. При нашем вооружении и без собак о серьезной схватке не могло быть и речи.

Поднимаясь на холмы, поросшие кустарником, спускаясь в темные глубокие лощины, переползая на четвереньках овраги, усеянные скалами, мы пробрались в места, где полянки носили свежие следы кабанов. На маленькой прогалинке нам попалось три или четыре поросенка и молодых свинки, очевидно, отставших от стада. Пробравшись осторожно в обход сквозь густой кустарник, мы успели убить чудесную молоденькую свинку, не привлекши внимания взрослых кабанов, которые могли бродить поблизости.

Поспешно разрубив мясо и положив его в мешки, мы взвалили их на плечи и пустились обратно к лагерю. Путь наш лежал по дну оврага, в полувысохшем речном ложе. В одном месте дорога огибала вершину высокой скалы; выбравшись из речного ложа, мы стали карабкаться по узкой тропинке. Прямо под ногами зиял провал метров в тридцать глубиной; над нами поднимался отвесный утес.

Помню, мы с наслаждением размышляли о предстоявшем ужине. Джим только что успел сообщить мне, как надо поджаривать свиные котлеты на вертелах из сырых палок.

Неожиданно из-за ближайшего выступа скалы выбежал огромный кабан. Увидав нас, он остановился в изумленной позе шагах в десяти, поднял морду с длинными, острыми клыками и потянул ноздрями воздух. Ветер донес до него запах свинины, которую мы несли. Глаза его загорелись, налились кровью; щетина на спине поднялась, словно зубья грабель. Вид его был грозен и способен на каждого навести страх…

Свернуть с узкой тропинки ни человеку, ни зверю было некуда. Отступить назад мы не могли, а кабан собирался двинуться вперед. Мы молча сняли с плеч мешки, положили поклажу на землю и приготовились к самому худшему.

— Вот так оказия! — пробормотал Джим у меня за спиной и в тот же миг отважно выпалил из своего старого мушкетона.

Заряд прогремел по коже кабана, словно град по железной крыше. В следующий момент зверь ринулся на нас, подобно тарану…

Я быстро вскарабкался на корень дерева, нависший над моей головой. Послышался крик, стук камней, шум падения тяжелых тел… Оглянувшись, я успел увидеть, как Джим с кабаном покатились стремглав с крутого откоса и скрылись в глубине невидимого водоема, откуда послышались громкий плеск воды и дикие крики…

Цепляясь за корни и кусты, я кое-как сполз на тропинку, раздвинул руками ветви и отшатнулся в изумлении. В середине пенящегося водоема, около двух метров глубиной, кружились с неимоверной быстротой Джим с кабаном. Сцена была так забавна, что я не мог удержаться от смеха…

Джим крепко ухватился руками за задние ноги кабана, словно за рукоятку тачки. Тем временем зверь, волоча за собой Джима, плавал кругом и визжал во всю мочь, напрасно стараясь повернуться и растерзать его. Время от времени Джим с проклятием, прерывавшимся на середине, скрывался под водой. Кабан также поминутно захлебывался, заливаясь пронзительным визгом, когда Джим вздергивал его задние ноги.

Взглянув в мою сторону мокрыми глазами, Джим увидел меня.

— Что вы хлопаете глазами, как сова! — крикнул он. — Убейте его скорее! Иначе я…

Конец его фразы был заглушен плеском воды, в глубине которой снова исчезла рыжая голова.

Я спустился по скале к водоему, схватил Джима за плечи и вытащил на твердую почву, прежде чем изумленный кабан успел обернуться и пустить в ход клыки.

Скалистые края водоема были слишком высоки, чтобы животное могло выбраться из воды без посторонней помощи; мокрый кабан продолжал плавать кругом, отчаянно визжа, в то время как мы сидели на берегу и размышляли, как его убить. Старое ружье лежало на дне водоема; мы не могли приблизиться к животному настолько, чтобы нанести сильный удар ножом; в конце концов решили побить его камнями из речного ложа. Способ этот был, конечно, недостоин настоящего охотника, но у нас не было другого. Не могли же мы предоставить кабану утонуть в водоеме!..

Охота на «капитана Кука» большею частью кончается рукопашным боем. Опытные охотники, отказавшись от ружья и рогатины, предпочитают выходить на кабана лишь с ножом и томагавком — оружием, которым можно пользоваться с успехом в непролазной чаще полутропических лесов.

Револьвер тяжелого калибра дополняет снаряжение охотника.

Главным условием успеха является наличие двух хорошо натасканных собак. Новозеландская охотничья собака весьма своеобразна. Будучи помесью дворовой собаки и шотландской овчарки с местной породой, теперь исчезнувшей, она отличается беззаветной отвагой, большой выносливостью и огромной силой. Правда, она несколько тяжеловата, но зато изумительно проворна, а крепостью зубов не уступит бульдогу.

Обязанность собак состоит в том, чтобы схватить кабана с двух сторон за длинные уши и, стиснув их, как клещами, прижавшись стальным телом к его дымящимся бокам, не давать освободить голову и пустить в ход клыки. Таким образом собаки должны держать кабана до тех пор, пока один из охотников, продравшись сквозь чащу, не подберется достаточно близко к барахтающимся животным, чтобы нанести зверю меткий удар, который сделает его неспособным к дальнейшей борьбе.

В то время как кабан делает отчаянные усилия сбросить вцепившихся в него собак, с силой ударяясь о стволы и бешено катаясь по земле, охотник выжидает удобного случая для нападения. Как только кабан в борьбе подымет переднюю ногу, охотник должен с быстротою молнии всадить нож в мягкую часть пониже плеча. Если это не удается, кто-нибудь из охотников пересекает кабану подколенные жилы задних ног, чтобы он охромел, или ударяет томагавком в поясницу и валит на землю.

Но даже после этого борьба не окончена. Кабан отличается изумительной живучестью. С перешибленной задней частью, бессильно волочащейся по земле, животное продолжает бодро стоять на передних ногах и борется до последнего издыхания.

Для охоты требуются лишь две собаки, приученные действовать сообща. «У кабана только два уха, а это — единственное место, за которое собака может схватить его», — говорил мне один бывалый охотник. Если взять с собою больше собак, они будут только мешать друг другу.

По той же причине, чем малочисленнее охотничья компания, тем лучше. Самая ожесточенная борьба происходит обыкновенно в чаще кустарников или в узкой лощине. Лучше всего, если охотничий отряд состоит из трех-четырех человек.

В охоте на дикого кабана, как и во всякой другой, многое зависит от удачи. Элемент опасности всегда налицо. Если одной из собак случится выпустить кабана, борьба принимает серьезный характер. Освободив голову с одной стороны, кабан быстро одолевает другую собаку и кидается на охотников.

Год назад мне пришлось участвовать в охоте на дикого кабана на склоне обширного плато Тута-мохе.

Местность эта — одна из самых диких в мире. На огромном пространстве тянется дремучий лес, изрезанный глубокими оврагами и обрывистыми ущельями.

Мы отправились из усадьбы моего приятеля, Уильяма Плестэда. Нас было четверо — Плестэд, его сын Тэд, я и Дик Уатсон, известный в округе охотник. С нами были знаменитый в свое время охотничий пес Плестэда, Бой, и его сын Рори. Бой на своем веку перехватал немало кабанов и был весь покрыт рубцами.

Мы подняли большого кабана на дне скалистого ущелья, обрамленного роскошной путаницей вьющихся лиан и кустов. Кабан забился в самый конец расселины и приготовился к защите. С тыла и с боков он был прикрыт выступом скалы и нависшим утесом, так что добраться до него можно было только спереди.

Молодой Плестэд собирался напустить на кабана собак, но Уатсон удержал его.

— Не науськивайте собак! — крикнул он. — Еще не родилась собака, которая могла бы вцепиться в «капитана Кука» спереди!

Отважно двинувшись навстречу кабану и оцарапав ему бок револьверной пулей, Уатсон старался выманить зверя с выгодной позиции. Хитрость удалась. Задетое пулей животное бросилось вперед, в расширяющееся место ущелья. Роковое движение… В мгновение ока собаки вцепились ему с обеих сторон в уши. Вытянув морду, со стиснутыми зубами, тесно прильнув к щетинистым бокам, они словно приросли к зверю. В течение нескольких минут узкий проход был занят группой барахтающихся животных. Мы стояли так близко от них, что бешеная тройка то и дело задевала наши ноги.

Взмахнув томагавком, Плестэд ударил кабана по спине и отбил ему всю заднюю часть. Но, увы, в это мгновение зубы Боя изменили ему. Притупленные в бесчисленных битвах, они выпустили ухо кабана; пес пошатнулся. Ткнув кверху острым, как бритва, клыком, кабан угодил ему в пасть, и Бой упал на землю, не взвизгнув, с расколотым черепом.

Все это произошло в один миг. Матсон, вмешавшийся в свалку с поднятым томагавком, почувствовал удар смертоносных клыков, раскроивших ему ногу от колена до паха, и упал навзничь. Раздался пронзительный визг, и я увидел, как бедный Рори отлетел в сторону, подобно перышку, между тем как из раны, обнажившей ему ребра, хлынула кровь.

Уложив двух собак и одного человека, кабан стоял твердо на передних ногах, между тем как задняя часть бессильно волочилась по земле. С налитыми кровью горящими глазами и оскаленной пастью, брызгавшей пену нам в лицо, он был воплощением ярости и отваги…

С револьвером в руке я метил ему в глаз, чтобы прикончить его, когда Рори жалобно завизжал, лежа на притоптанных листьях. Прежде чем я успел выстрелить, молодой Плестэд, как бы в ответ на визг любимой собаки, бросился вперед с охотничьим ножом в руке.

— Хватай его, Рори! Хватай его, голубчик! — крикнул он.

Собрав последние силы, умирающая собака приподнялась, прыгнула и вцепилась кабану в ухо. В то время как огромная голова зверя откинулась назад под тяжестью повисшей на ней собаки, молодой Плестэд схватил левой рукой приподнявшуюся переднюю ногу зверя. Быстро опрокинув кабана на спину, он вонзил ему нож пониже плеча, до самого сердца…

Остановив кровотечение из распоротого бедра Уатсона с помощью жгута и повязок, мы донесли раненого до места, где стояли наши лошади, привязанные к дереву. Рана была серьезная — глубокая и длиной в добрых двадцать сантиметров. К счастью, клыки кабана не попали в артерию, лежавшую не дальше трех сантиметров от раны. Усадив раненого в седло и придерживая его одной рукой, я вел в поводу собственную лошадь и, пройдя несколько миль по неровной дороге, доставил его в усадьбу.

Плестэд с сыном привезли домой убитого кабана, привязав его ремнями к седлу верховой лошади.

Животное оказалось чудесным экземпляром, с широкой грудью и плечами, с восьмидюймовыми клыками и в триста тридцать кило весом.

Собаки были погребены на том самом месте, где пали. Рори перед смертью так крепко впился зубами в ухо кабана, что его стиснутые челюсти пришлось разжать ножом…