Каждый выбирает по себе

ГЛАВА 7

В два шага пересекла Чернава поляну — и вот уже нет её, только ветки кустарника, скрывшего хрупкую фигурку, едва шевелятся, возвращаясь на место.

"Хм, одень её в джинсы и топик, вряд ли отличишь от девушек поколения "next"… — Антон задумчиво посмотрел ей вслед. — Не видел бы сам её недавние выкрутасы, никогда бы не поверил, что это ведьма… А ведь уже кое-что повидал в этом мире, пора бы начать соображать где нечисть, а где человек. Хотя не все же здесь подобны Кащею, — он слегка поежился, — самой большой достопримечательности здешнего паноптикума. Слава богу, бывшей… Никому не веря, можно в два счета свихнуться".

Немного удивившись безмолвию вокруг, парень оглянулся, гадая, отчего притих ведьмак.

Отлюдок висел в полуметре от земли. Ноги слегка подогнуты, руки свободно опущены вдоль тела, такое ощущение, что он расслабленно плавает в ставшем необычайно густым воздухе. Обманчивое ощущение расслабленности, потому что под его веками беспокойно двигались глаза, словно старались не упустить не единой подробности из творящейся мистерии, недоступной обыденному взору. Но не это поразило Антона — тело ведьмага, как прозрачный скафандр, окружала тонкая трепещущая пленка, к которой тянулись пульсирующие жгуты: сверху — холодно-голубой, снизу — обжигающе-красный, заполняя оболочку его, как вода пустую бутыль. Самое странно, что цвета не сливались друг с другом, а существовали внутри каждый сам по себе, вращаясь калейдоскопом микроскопических точек. Парень зажмурился, надеясь, что это временное помешательство, вызванное недавним стрессом. Нет, ничего не изменилось после нескольких минут малодушной темноты: колдун так же висел на двухцветном иллюзорном шнуре, как одинокая бусинка в фенечке юной модницы. Как такое может быть? Как? Последнее "как?" Антон буквально выкрикнул.

Мгновенно открывший глаза — спокойный взгляд, как у снулой рыбы — колдун отрешенно глянул на парня и опустился на землю, встав во весь рост.

— Что опять случилось?

— Ты… — Антон руками попытался изобразить то, что видел. Слов у него явно не хватало.

— Одно из правил мирного сосуществования — не спрашивай слишком много, чтобы не получить резкий ответ… — Колдун закинул на плечо свой лук, подхватил котомку и пошел прочь, небрежно бросив на прощание: — Даже если и увидел что-то непонятное тебе… Не всем твое любопытство придется по нраву…

Опешивший Антон пару раз открыл, закрыл рот, соображая, что сказать и только потом сообразил, что возражать, собственно говоря, некому. Он остался на поляне один.

Бежать следом? Чтобы получить ещё одну отповедь, более хлесткую? А если Отлюдок уходит совсем? Тогда ещё унизительней — догонять уходящего колдуна, в открытую признавая, что страшишься этого бесконечного леса, обрыдшего до зубовного скрежета. Как бродячий пес, лететь сломя голову следом, каясь в собственной никчемности… Этого Антон тоже не хотел. Он немного потоптался на месте, разрываемый на части противоречивыми желаниями, и, ничего не решив, уселся у костра. Пусть будет, как будет… Как там Баюн говорил? Судьба-а-а…

Сколько он просидел у затухающего костра, ожидая возвращения ведьмага, Антон толком так и не понял. Когда окружающий его лес начал расплываться, скрываясь в сгущающихся сумерках, он осознал, что ждет напрасно, и надеяться теперь точно уже не на кого. Отлюдок не вернется. Ну и черт с ним! Была без радости любовь, разлука стала без печали… Пока не стемнело окончательно, парень, стараясь не отходить далеко от огня, насобирал валежника (благо, что валялось его тут в избытке). Особо обрадовался небольшой елочке, вывороченной ураганом давным-давно. Как это он удачно споткнулся, а мог мимо пройти, уже ведь ни черта не видать…

Сначала в огонь полетели тонкие веточки с остатками хвои, потом Антон переломил об колено тонкий ствол, высохший до звона, уложил обломки крест-накрест в кострище. Голубоватые язычки пламени робко облизнули предложенное угощение, словно пробуя его на вкус. Понравилось… Вскоре огонь, рассыпая обжигающие искры, взметнулся почти до неба.

Всё бы ничего, да только темнота за пределами круга света казалась по-прежнему опасной, особенно если напряженно вслушиваться в звуки, то и дело доносящиеся из чащи. Парень каждый раз вздрагивал от резких пугающих вскриков за спиной, старательно убеждая себя, что любой зверь боится огня и к костру не полезет. Пока помогало, но надолго ли? Последней каплей стал одинокий волчий вой, к которому вскоре присоединился целый хор. Вот этого слитного завывания нервы Антона уже не выдержали. Поминутно оглядываясь, он достал из сумки веревку и, наплевав на костер, который за ночь наверняка прогорит, шустро забрался на ближайшую разлапистую ель с мощным стволом. "Так-то оно надежней будет", — успокоено думал он, устраиваясь в переплетении веток высоко над землей, и обматывая веревку вокруг пояса.

В некрепкий сон, сморивший парня, вплелись далекие бесплотные голоса, похожие на шелест листьев на ветру, зашуршали-запели: — "Наш… ты только наш…".

Встрепенувшийся Антон едва не свалился с дерева, только натянувшаяся до предела веревка удержала его от падения. Напряженно прислушавшись, он облегченно выдохнул — приснилось… Жаль, что не приснилось все остальное… Похоже, добрая сказка кончилась, добро пожаловать в мир реальный. Теперь рядом нет ни кота-советчика, ни угрюмого колдуна (вот сейчас он был бы рад и ему!), ни Людмилы…

Остаток ночи тянулся бесконечно. Тело затекло от неудобной позы, хотелось есть, пить, хотелось двигаться, а не сидеть сиднем. Идти хоть куда-нибудь, создавая иллюзию бурной деятельности по спасению сестры, потому что отказываться от своих планов Антон не собирался. Если не он, то кто? Но и слезать с дерева парень не торопился — блукать в темноте смысла нет… разве что искать новых приключений… на мягкое место…

Когда небо слегка посветлело, предвещая скорое начало нового дня, замаявшийся от безделья и невеселых мыслей (чего только не передумалось за эту долгую ночь) парень слегка оживился. Внимательный оценивающий взгляд — все ли спокойно внизу? стоит слезать? — и легкий ступор от увиденного. Вокруг ноги, упиравшейся в ствол дерева, явственно обрисовался просвечивающийся контур, такой же, как у Отлюдка. Антон мысленно простонал: — "С кем поведешься, от того и наберешься… Что за хрень такая?". Он, не сводя глаз с аномально выглядевшей ноги, осторожно сдвинулся — неощутимый абрис сдвинулся вместе со ступней, а в остальном ощущения собственного тела ничуть не изменились. Ну и ладно, жить не мешает! Пусть будет… Потянулся руками к лицу, прогнать остатки сна энергичным растиранием, и замер. Исцарапанные, местами кровоточащие кисти с "траурной" каймой под ногтями охватывал тот же контур. В голове сами собой всплыли слышанные не раз слова "аура… биополе…". Жаль, что он не видит себя со стороны — забавное, должно быть, зрелище… Но с чего у него вдруг открылись такие способности? Парень слегка сдвинул руки, чувствуя упругое сопротивление. Такое ощущение, что сжимаешь невидимый воздушный шарик… А если сжать его сильнее? От резкого нажима словно что-то взорвалось с громким хлопком и теперь в воздухе между сблизившимися ладонями висел расплывчатый сгусток, больше похожий на смотанные в клубок нити тумана. Антон растерянно дернулся назад и стукнулся головой о ствол. Туманный сгусток пропал, словно был игрой не вовремя разыгравшегося воображения. Что ж это такое? Потерев ноющий затылок, парень снова решил поэкспериментировать, тем более, что это было гораздо интереснее, чем просто ждать приближения рассвета.

Новые попытки ничего занимательного не явили — шарик величиной с грецкий орех послушно появлялся, висел, пока между ладонями оставался зазор сантиметров в десять и исчезал при сближении или удалении рук. Довольно скоро Антону надоело забавляться, тем более что практической пользы от этого сгустка не было никакой — он не грел, не светил, и подсказать, что же делать дальше, никак не мог. Единственная радость, что за игрой парень едва не прозевал восход солнца. Тот наступил как-то неожиданно. Пылающий полукруг светила медленно выползал из-за леса, разгоняя остатки утренних облаков. Да и шарик померк на свету, стал едва видимым, как и очертания вокруг тела. Досадливо вздохнув, парень слез с дерева. Потоптавшись немного у потухшего костра (разводить новый особого желания не было), он махнул рукой (какая разница куда идти?) и побрел себе потихоньку, стараясь не углубляться в заросли. Впрочем, торопиться особо было некуда. Предстоящий день оптимизма не внушал…

*****

— Ну, что делать будем? Сейчас пойдем или как?

Вопрос ошарашил Людмилу, едва успевшую оторвать голову от подушки. Немигающий взор Баюна, терпеливо сидящего у кровати, пылал жаждой деятельности. Подушечки передних лап сжимались, на миг выпуская острые когти, и вновь прятали их. Кончик хвоста слегка подергивался, выдавая волнение котофея.

— Куда? — зевая во весь рот и потягиваясь, спросила она.

— Куда, куда… — ворчливо повторил Баюн, — заспала? Антона спасать…

— Из лап коварного ведьмага? — отшутилась чародейка, — ты ж сам сказал, что ничего плохого Антону не грозит. Или не так? — грозно нахмурила она брови, но кот не поддался на провокацию.

— Так, всё так, но не стоит бросать брата на произвол судьбы…

— А то ведьмаг его плохому научит… — закончила недосказанную фразу Людмила. — Никуда мы не пойдем, — поднимаясь, сказала она.

— Как? — удивился кот, — а вот вчера ты готова была в ночь бежать за ним!

— Так на то она и ночь, чтобы мудрости учить…

— А чего удумала дальше делать? — Кимря сидела за столом, где уже дымился самовар, и старательно (в который раз!) переставляла плошки с вареньем и медом. Она никак не могла решить, что же придется больше по вкусу чародейке. Домовиха снова признала её хозяйкой и теперь старалась изо всех сил, чтобы загладить свою вину.

Кимря зря тщилась. Людмила равнодушно скользнула взглядом по столу, так и не отведав ничего из приготовленных домовихой яств, выпила "пустого" душистого травяного чаю. Мысли её витали далеко отсюда. Посидев немного молча, она повелительно щелкнула пальцами и сноровисто подставила руки под увесистый фолиант, возникший перед ней прямо из воздуха.

— А причину непонятностей искать будем… — пояснила чародейка. — На месте.

Баюн, заметно нервничающий, терпеливо улегся рядом.

— Ну, что ты хвостом всё дергаешь? — недовольно оторвалась от чтения Людмила, — что не так?

— Понимаешь, — медленно начал кот, внимательно следя за реакцией Бабы- яги, — Отлюдок не простой человек…

— Это я уже знаю. Он ведьмаг сильнейший. Что дальше?

— Дак ведь характер у него… Как бы он парня не отшил…

— Ну, так и иди себе, иди… Сам завел Антона незнамо куда, вот сам и выручай.

— Нет, — попятился назад Баюн, — я не могу…

— Почему? — непонимающе уставилась на него Людмила. Чтобы котофей вот так сразу пасовал? Это так на него не похоже. — Ну, пообещал шкуру тебе спустить, так что? Я и сама не раз это обещала. Чего не скажешь в сердцах?

— Этот спустит… сильно злой на меня… Я его… — он замолчал, вспоминая.

Баюн удивлялся упрямой сдержанности мальчишки — худощавый ребенок стойко выносил все тяготы пути, не ныл, не лез с расспросами, просто молча пробирался через лесные дебри, стараясь не потерять из виду ускользающий силуэт кота. На коротких ночных привалах, которые устраивал для него котофей, без слов падал на землю, сворачивался калачиком, и устало прикрывал глаза, чтобы по первому слову кота вскочить и, шатаясь от усталости, снова идти дальше, только крепче стискивал зубы. Упрямый… Сам Баюн мог идти почти без остановки, но понимал, что силы человеческие не бесконечны.

Спустя много дней лес поредел и внезапно расступился, открыв взгляду раскинувшееся вокруг приволье. Глаза, привыкшие к полумраку, резанула яркая синева — слепящая даль моря сливалась на горизонте с таким же пронзительно-голубым небом.

Мальчик охнул, от неожиданности зажмурился, потом, приоткрыв один глаз, второй, уселся на край обрыва и, не мигая, уставился вдаль. Редкие волны с грязноватыми барашками пены одна за другой неторопливо накатывались на каменистый берег, с тихим плеском отступали, оставляя за собой мешанину водорослей, мелкой округлой гальки и почерневших кусков плавуна.

Баюн расположился рядом, ожидая от мальчишки вопросов, но тот молчал.

— Ну, что, пошли? — терпение кота кончилось довольно быстро. — Хватит любоваться, никуда оно не денется…

— Куда? — не отрывая восхищенных глаз от мелькания солнечных зайчиков на поверхности воды, отрешенно откликнулся мальчик. Как можно уйти от такого чуда? — Разве нам ещё куда-то надо?

— Куда, куда?.. — хвост кота мелькнул далеко внизу, среди нагромождения камней. Ветер отнес в сторону его недовольное ворчание. — Надо, ещё как надо… но не мне…

Поправив опорки, сделанные вместо давно разлезшихся чулок, Родослав побрел вниз по скользящей под ногами осыпи, цепляясь за колючие побеги незнакомого ему кустарника, чтоб не сверзиться вниз и не закончить бесславно свой путь, так и не узнав, зачем привел его Баюн на этот пустынный берег. Мальчик внимательно смотрел под ноги, но нет-нет да поднимал глаза, чтобы убедиться, что море действительно никуда не делось и это не видение, навеянное лесными марами. Последние несколько шагов по крутому склону мальчик пробежал, торопясь выскочить на усыпанный галькой берег, и зачерпнуть полные пригоршни переливающегося бирюзовыми бликами чуда. Не удержался, на бегу сбросил обувку, и вошел в прохладную воду по колено. Израненные ступни тотчас защипало. Обеими руками мальчик потер ноги, смывая кровь и грязь, отодрал присохшие ссадины. Умываясь, удивился горьковато-соленому привкусу воды, ожегшей иссохшие губы, выпрямился и замер от ударившего в лицо дерзкого порыва ветра, принесшего неслышный приказ "Вернись обратно…".

Куда вернуться? К Баюну?

Родослав недоуменно оглянулся.

Кота нигде не было. Исчез, испарился, как эфемерное облачко под жаркими лучами полуденного солнца, потому что спрятаться на продуваемом ветром галечном пляже просто негде. Разве что там, за горкой камней? Но она невысока, да и играть в прятки Баюну вроде незачем. Мальчик недоуменно осмотрел пустынное взморье ещё раз и медленно, точно ноги опутали вериги, выбрался из воды и побрел прочь от моря, высматривая своего проводника. В его синих глазах ещё плескался восторг от увиденного. Уходить от моря не хотелось… Хотелось, ни о чем не думая, сидеть у самой кромки воды, вслушиваться в мерный рокот набегающих на берег волн, ловить губами соленые пенные брызги, перебирать руками гладкие мокрые камешки, чувствуя, как голова становится легкой, как уходят из нее тяжкие мысли… Но ведь не для этого привел его сюда громадный кот, словно сотканный из клочьев тьмы, возникший невесть откуда?

— Стой! Ни шагу!

Вздрогнув от неожиданного вопля кота, Родослав послушно замер, потом медленно опустился на корточки, рассматривая выступающие перед ним из галечной россыпи округленные булыжники, о которые он едва не споткнулся. Низенькая травка пробивалась сквозь галечник, окаймляя странный узор из светлых камней, выложенный незнамо кем, желтоватой неровной каймой. Мальчик пальцем провел по траве и тотчас отдернул руку. Капли крови выступили из мелких порезов.

— Как шипы… — удивился Родослав, слизывая солоноватую сукровицу, так похожую по вкусу на воду из моря.

— Трава смерти… — кот неслышно подошел к нему, — осторожней… а, впрочем, нет разницы… Смотри.

Дорожка из светлых камней извивалась витиеватой двойной спиралью не менее пятнадцати шагов в поперечнике и заканчивалась (или начиналась?) большущим плоским камнем, поднимающимся над землей на пол-аршина. Воздух слегка дрожал над ним, словно над пламенем костра. Красновато-бурый мох пятнал изрезанную глубокими трещинами поверхность, точно капли крови, сползал багряными подтеками по выветрившимся краям, и расплывался вокруг камня зловещим ореолом.

Родослав поднялся, чувствуя, как в груди студенистым комком застывает страх, и едва слышно, точно боясь потревожить покой этого жутковатого места, произнес:

— Это требище?

— Не совсем… Дорога в Ирий открывается не только павшим в славной битве, — после многозначительной паузы Баюн продолжил, — иногда есть и обходной путь, надо только знать, где искать. Я знаю, — с гордостью добавил он.

— Дорога? В Ирий? — враз онемевшими губами переспросил Родослав. — Вот это?

— Насколько я понял, это именно то, о чем ты скорбел…

— Да, но…

— Если поспешишь, то сможешь пройти путями мертвых и догнать отца. Он немного подзадержался, ожидая тебя. Просто иди вперед, только помни — иди, ни о чем не жалея. Едва ты сделаешь первый шаг, обратной дороги для тебя уже не будет.

Побледневший мальчик кивнул в знак того, что он все понял, глубоко вздохнул и ступил босой ногой на камень. Данное сгоряча слово надо держать, даже если никто из родичей этого не узнает, иначе как жить дальше без лада с самим собой?

"Все-таки решился…" — кот подобрался, готовый отпрыгнуть в сторону, если что-то пойдет не так, но услышал тихий возглас:

— Щекотно… — балансируя на одной ноге, Родослав не торопился опускать другую. Взмах руками, как крыльями… Да долго ли простоишь так, как цапель на болоте?

"Ну и чего тянет? Неужели сомневается ещё? Ох, люди, дай им право выбора, так и застрянут навечно в раздумьях… Ну!"

Мысленное "ну!" Баюна словно поставило точку в раздумьях мальчика — он опустил ногу на рядом лежащий камень и…

… медленно пошел вперед.

Не оглядываясь.

Неведомо откуда взявшаяся дымка колыхнулась зыбким маревом, окутала хрупкий силуэт мальчика, все дальше и дальше уходящего по спиральной дороге, открывающейся только для мертвых. Ну, так что, что этот ребенок ещё жив? Давший согласие на кроду все равно закончил свой земной путь…

Напряженно замерший кот облегченно выдохнул — он не верил, что задуманное удастся — развернулся к открывшемуся перед ним порталу.

Короткий возглас…

Неуверенный шаг назад…

Мучительно искривленное лицо мальчика…

Огненный шквал обрушился на готовящегося к прыжку кота, опалил шерсть, опрокинул, протащил по гальке. Последнее, что он услышал — отчаянный крик мальчика, с которого словно живьем сдирали кожу…

— Когда я оклемался, спиральной дороги уже не было, остался только центральный камень, расколотый на части. Он все ещё дымился… Такое ощущение, что в него шарахнула молния, да не одна. Подойти ближе я не решился, рад был, что остался в живых…

— И ты ушел? Просто так? Ничего не выяснив? — спросила чародейка, отодвинув книгу. Кот в очередной раз поразил её. Таких вывертов она от него не ожидала. — А мальчик?

Баюн тяжело вздохнул:

— Не знаю, он вернулся спустя много лет…

— И что?

— И пообещал спустить с меня шкуру. — Ещё больше пригорюнившийся котофей опять вздохнул: — Не верить ему у меня нет оснований, а лезть на рожон неохота. Я ведь силу вашу чувствую… Силен Отлюдок. И зол на всех… Потому и живет в лесу, как бирюк. — Немного помолчав, он добавил: — Никогда не знаешь, чем обернется твое добро…

— Ты считаешь, что, отправив живого человека по тропе мертвых, ты сделал ему "добро"?

— Я просто помог исполнению его желания, но с тех пор зарекся помогать людям.

— А то ты до этого много кому помогал, знаю я тебя… — Людмила подперла щеку рукой и нараспев произнесла: — Вот смотрю я на тебя, и думаю…

— Знаю о чем… Чего я не в свое дело полез… Да просто стало жалко мальчишку, не знающего, что его ожидает! — и котофей резко сменил неприятную для него тему разговора. Он и так слишком много рассказал. — Что ты обо мне-то раздумываешь? Помышляй лучше о другом… Чего стоящего книга тебе подсказала?

— Нет.

— Тогда все одно тебе к ведьмагу придется за помощью идти.

— Никуда я не пойду, — отвергла совет котофея чародейка и будто пропела, — никудаааа… Сам не придет, так Антон приведет.

— Ну-ну, — неодобрительно хмыкнул Баюн, — как бы тебе боком такое сидение не вышло бы.

— А ничего, мне не впервой, — беспечно отмахнулась от его ворчания Людмила.

*****

Когда на исходе бесконечно длинного дня Антон услышал конское ржание, то решил, что у него начались галлюцинации, и он потихоньку начинает сходить с ума — от одиночества, от безнадежности, от бесцельности хождений. Какие кони в гуще леса, где он и пешим ходом с трудом пробирается? Однако раздавшиеся вслед за этим голоса — совсем близко, кажется, в нескольких метрах от него, — да взлетевшие сойки, хрипло перекликающиеся друг с другом, заставили парня усомниться в своем поспешном диагнозе. Несколькими днями ранее он, не думая, кинулся бы к людям, но сейчас…

Едва переставляя ноги, Антон поплелся туда, где мельтешили потревоженные птицы. Вскоре, ещё не видя никого и ничего, парень решил, что навряд ли ему обрадуются, а угодить в разборки местного населения очень не хотелось. Слов было ещё не разобрать, но интонации угадывались ясно — грозный басок дотошно что-то выспрашивал, а блеющий тенорок виновато оправдывался. Похвалив себя за медлительность, Антон отодвинул ветки невысокого деревца, закрывающего обзор, и от души выругался:

— Твою мать, опять она…

На просеке стояла телега, запряженная парой лошадей невнятной масти, такими неказистыми, что "сивка-бурка" само всплыло в памяти парня. Лошаденки меланхолично щипали траву, не обращая внимания на хозяина, навытяжку стоящего перед вооруженными дружинниками, один из которых был верхом, а другой держал в поводу двух оседланных жеребцов. Среди рулонов и мешков, горой лежащих на повозке, притаилась та самая девица, которую давеча так резко отшил Отлюдок. Она, так же, как Антон, исподтишка наблюдала за возницей, явно ожидая, чем закончится разговор. Однако отсидеться ей не удалось. Здоровущий верховой (про таких в народе говорится — косая сажень в плечах) споро объехал бричку и выдернул девицу из её укрытия.

— А это сродственница жены… — торопливо объяснялся возница с дружинником. Тот слушал и непрестанно теребил рыжеватую густую бородку. Судя по его грозному виду, здесь он был "властью". — В город едем, на ярмарку. Торговать поможет… Жена на сносях. Сама не смогла поехать, вот и взял помощницу.

— Ага, сродственница… — верховой вдруг наклонился к девушке, вытащил у неё из-за пазухи темно-коричневый кожаный мешочек, дернул, оборвав витой шнурок, и забросил в кусты. Только коротко вздрогнули листья, задетые пролетающим оберегом. Девушка проводила его взглядом, скрипнула досадливо зубами, пробормотав что-то вроде "зря старался, все равно найду…". — А чего это твоя родственница ведьмовской мешочек носит? Разве ты не знаешь, что княжеским указом велено всех ведьм доставлять для допроса? О злоумышлении против власти?

— Вввведьма? — заикаясь, едва выговорил мужичок и бухнулся на колени. — Клянусь, я тут ни при чем! Приблудилась в лесу, просила до Словена подвезти… Пощадите…

— Свободен… — брезгливым пинком отодвинул мужичка дружинник, подходя к девице. — А ты, милая, поедешь с нами.

Она в ответ только скривилась, поднимая руку со странно вывернутой кистью.

— Нет, такое с нами не пройдет. Ярик! — успел крикнуть старший. И тут же на плечи девушке упала ловчая сеть, спутавшая её по рукам и ногам.

Ведьма застонала от бессильной ярости и разом обмякла, едва не упав наземь. Лихо спрыгнувший наземь верховой оттолкнул её к повозке. Девушка тяжело оперлась об обрешетку телеги. Антон заметил, что она едва держится на ногах, но, несмотря на это, Ярик остался рядом с ней, чутко отслеживая каждое движение внезапно обессилевшей девушки.

Парень тихонько подался назад — ну их, пусть сами разбираются, с него хватит — и застыл, не в силах двинуться с места. В шею ему уперлось острое лезвие, щеку ожгло чужое дыхание, а тихий голос прошептал на ухо:

— Не дергайся… — чужая рука сдернула с плеча сумку. — Вперед…

Повинуясь недвусмысленному тычку в спину, Антон двинулся к людям. Совсем недавно он мечтал о встрече с ними, но никак не ожидал, что она будет вот такой недружелюбной. И как не посчитал коней — дружинников двое, а оседланных коней три? И дурак бы понял, что ещё один вояка где-то бродит поблизости.

— Вот, нашел тут рядышком… — его конвоир вышел из-за спины: щуплый, как ребенок. Антон мысленно застонал — и что стоило ударить под вздох локтем, уйти переворотом. Получилось бы, не получилось, но хоть не стоял бы тут болваном. Теперь-то точно поздно дергаться — с тремя вооруженными мордоворотами не потягаешься. Струсил? Нет, просто реально оценил свои шансы.

— Кто такой? Откуда? — Антон угрюмо молчал. Его рассказу вряд ли поверят. Так стоит ли тратить силы, убеждая этих суровых дружинников в своей лояльности?

Бородатый старшОй с ног до головы осмотрел плененного — его взгляд не сулил ничего хорошего. Ухватив Антона за плечо, подвел к девице, показал увесистый кулак, мол, не балуй, потом обратился к перепуганному донельзя вознице:

— Скидывай поклажу, повезешь пленных.

— Да как же так? — попытался возмутиться тот. — Как же? Непосильным трудом нажитое… — и осекся под суровым взглядом дружинника, приказавшего невзрачному соратнику: — Став, помоги…

Щуплый забрался на телегу, столкнул вниз верхний мешок. Грохнувшись о землю, тот лопнул. Из прорехи потекла золотистая пшеничная река. Хозяин телеги едва не заплакал. Антон безучастно наблюдал за разворачивающимся действом, зато Ярик явно заинтересовался. Он опустился на колено, перебирая руками высыпавшуюся горку зерна:

— Добрый урожай был… Схоронить бы где-нить, потом вернешься, заберешь. Нам ведь некуда спешить? Так чего на потраву зверью оставлять?

Бородатый без особого желания согласился с ним. Теперь пленников под присмотром щуплого усадили на обочине, а крепкие дружинники под причитания возницы стали оттаскивать мешки в сторону, складывая меж выступающих из земли корней и тщательно прикрывая мешки срубленными ветками.

Антон спиной чувствовал тепло девичьего тела, прислонившегося к нему. И не верилось, что эта хрупкая девушка, так доверчиво прижавшаяся к нему, может быть опасна. А ведь может! Сам видел! Почему тогда так покорно позволила себя пленить? Ну ладно он, его врасплох застали, куда теперь рыпаться, но ведьма?

— Деревце приметное, найдешь без труда… — Закончив работу, Ярик сделал зарубку на стволе облюбованной им сосны с двумя верхушками, в развилке которых громоздилось гнездо соек.

Хозяин мешков с угодливой улыбочкой закивал:

— Спасибочки, что заступился, а перекусить не хотите ли? — обратился он к старшему. — Самое время, если на ночевку останавливаться не будем. У меня и бражка с собой есть…

Кто откажется от предложенного угощения, тем более дармового? Вскоре увлекшиеся едой дружинники расслабились, отстегнули перевязи, отложив справу с мечами в сторонку. Да и присоединившийся к ним щуплый Став, глотнув из объемистого жбана, перестал бдить в оба глаза.

Тихо всхрапывали стреноженные кони дружинников, привязанные в двух шагах от пленников. Ветер едва колыхал листья на изредка поскрипывающих ветках. Даже сойки и те угомонились, примостились в гнезде, неодобрительно косясь на расположившихся внизу людей. Идиллия, блин!

— Чего мешкаешь? Самое время ударить, пока все заняты… — внезапно послышался сзади Антона прерывистый шепот. Парень вздрогнул, разворачиваясь к девушке. — Не оборачивайся… — Он опять сделал безучастное лицо, стараясь ничем не выдать себя. — Ловцы ведьм… Сами-то заговорённым пользуются, у каждого на поясе амулет висит.

— У меня нет оружия… — прошептал парень.

— Зачем тебе оружие? — возмутилась ведьма, — ты силой под завязку накачан…

— Ты о чем?

— А, понятно, тебя ещё ничему не научили…

— Явной опасности я не вижу, — безмятежно ответил Антон, — пока на нас никто не нападает.

— Ну и сиди тут! Рохля! А я ухожу! Мне с ними никак не по пути! Других забот хватает! — девушка завозилась сзади и тихо выругалась: — Сеть эта проклятая… связала по рукам и ногам… накинуть бы на того, кто её чаровал, чтоб сам испытал, каково это!

Антоновой спине стало зябко — девушка отодвинулась. Стараясь не выдать её, парень продолжать сидеть, как сидел. Вдруг раздался истошный вопль возницы, не вовремя глянувшего на пленников:

— Утекает, утекает! Держи!

"Грех упускать такую возможность!" — успел подумать парень, вскакивая на ноги и кидаясь под прикрытие леса.

Не успел!

Сильный толчок сбил его с ног. Кувыркнувшись вперед, Антон наткнулся лицом на удар сапогом. Вскользь, но как больно! Рывком подняв его с земли, Став от души врезал парню ещё раз. Тот согнулся вдвое.

"Ай да Став, сам невелик, а удар… — чувствуя во рту солоноватый привкус крови, Антон языком проверил все ли зубы целы. Вроде все… — Ничего, сочтемся… Но хоть ведьме удалось сбежать… — он с трудом выпрямился, переводя сбившееся от удара дыхание. — Черт, не удалось…".

Взбешенный Ярик, намотав на кулак спутанные волосы девушки, волок ту по вытоптанной ими траве. Извиваясь от боли, как раздавленный червяк, ведьма, однако, не издавала ни звука. Дотащив добычу до телеги, дружинник с отвращением пнул её, выругался сквозь зубы и отошел, предоставив вершить скорый суд старшему.

— Сбежать удумала? Ну, так у нас на такой случай особое распоряжение есть — без следствия кончать на месте, ибо ты попыткой побега лишь подтвердила свои злонамерения. — Ведьма приподняла голову, вслушиваясь в слова. — Посему не вижу нужды везти тебя в Словен, и властью, данной мне князем, приговариваю к немедленной смерти. — Бородатый предводитель дружинников поднял с земли меч, протянул Ярику. — Став, пособи… — Тот поднял обмякшую девушку, крепко встряхнул, приводя в сознание.

Антон изо всех сил сжал кулаки… Хрустнули суставы, ногти впились в ладони. Стоило вытаскивать девушку из завала? Знал бы, что её ждет вот такое, просто прошел бы мимо! Разве прошел бы?

*****

Застыв недвижно над льдистой поверхностью, отсвечивающей зеленовато-голубыми бликами, в который раз перебирала Морена нити чужих жизней, пытаясь отыскать ту единственную, что занимала сейчас все её мысли. Только кисти рук шевелились, сноровисто пропуская между пальцев кудель. Слыханное ли дело, чтобы от неё, Пряхи, кто-то мог укрыться. Над одной лишь жизнью и смертью не была она властна — Хранительница Пути была для неё по-прежнему недосягаема, но с этим еще можно было примириться. Пока…

Нащупав еле заметный узелок, Хозяйка ледяных чертогов удовлетворенно улыбнулась. Гамаюн, исподтишка наблюдающий за ней, встрепенулся. Насколько он знал, такая улыбка никому ничего хорошего не сулила.

Отделенная нить едва заметно пульсировала — Морена прижала её крепче, хотя особой нужды в этом не было. Чернаве и без неё несладко сейчас приходится, но любое своеволие должно быть наказано, иначе каждый решит, что ему под силу обмануть Пряху. Сладостно оказалось ощущать биение именно этой жизни в своих руках. Изогнутый, словно новорожденный месяц, коготь потянул нить наружу. Плавно, осторожно, чтоб не порвать раньше времени. Она уже предвкушала грядущее возмездие (тут легкой смерти не будет, придется беглянке помучиться), и вдруг вздрогнула от пронзительного звука за спиной. Чернавина нить выскользнула из пальцев и скрылась в ворохе других.

— Что за птица! — Развернулась к вопящему хриплым фальцетом Гамаюну. — Допросился, сейчас сверну тебе шею! — маленькие глазки Хозяйки чертогов пылали праведным гневом. Она метнулась к клетке с явным намерением исполнить обещанное, но…

Даже у Властительницы чужих жизней не все идет так, как ей хочется.

— Ты? — застыла Морена перед полупрозрачным, словно выцветшим на слишком ярком солнце, силуэтом. — Зачем явился?

— Предупредить, — пророкотал низкий мужской голос, от звучания которого Пряха содрогнулась. — Не стоит стремиться уйти отсюда, ты ещё не отбыла наказания. Когда время выйдет, ты попадешь в Навь без всяких усилий.

— Что б ты понимал? — парировала Пряха. — Ты-то неделимый, а мне… — Отчаянием преисполнились её слова. — Мне каково века половинчатой отбывать?

— По проступку и наказание…

— За что наказание? За любовь безграничную? За веру безмерную? — буквально простонала Морена, заламывая руки перед явившимся ей из царства Прави. — Ты ведь со мной не церемонился… Травил словно зверя…

— Предавший единожды, предаст снова и снова. Я это знаю, как никто другой…

"Знает он! Да провалитесь вы все пропадом со своим разумением! Светлые боги немилосердные!"

— Да что ты теперь можешь? — во весь голос крикнула Хозяйка чертогов, не в силах двинуться с места. — Никого из вас не осталось, никого, даже Кащей-искуситель и тот сгинул.

— А тебе пора не пришла… — просто ответил Перун и растворился бесследно.

— Время, время, прОклятое время… как же оно тянется… — прошептала Морена, выходя из ступора. Черный балахон, скрывающий её фигуру, взметнулся от резкого движения, приоткрыв часть тела, исполосованную грубыми рубцами. Тела, неумело стачанного из мелких лоскутов. Уловив свое отражение на зеркальной глади ледяной стены, Пряха снова замерла, всматриваясь в свой облик. — Для той, которая никогда уже не станет собой… никогда… никогда… — От тоскливого воя вздрогнул ледяной дворец. Острые когти Морены впились ей в лицо, раздирая его, оставляя на темной грубой коже глубокие раны, сочащиеся желтоватой сукровицей, больше похожей на смолу, чем на кровь. — Чужое… чужое… — Клочья вырванной плоти отлетали прочь от Морены, зависали в воздухе, чтобы тут же осыпаться древесной трухой, в мгновение ока затягивающей следы увечий.

Бестолковые Мары, учуяв эманацию горя, тучей влетели в чертог, закружились над Хозяйкой и поспешно прыснули в стороны, сообразив, что тут им поживиться нечем. Давно уже не было у Морены таких вспышек отчаяния. Никто не зрел Владычицу смерти такой, как сейчас, да и не мог: к одним приходила она Белой Девой, желанной избавительницей от тягот земного пути, другим являлась неукротимой Девой-Воительницей, чтобы проводить в славный Ирий, третьи видели Мудрую Старицу, дарующую милость всепрощения за содеянное лихо. Каждому свое, по делам его отмеренное — несочтимы окрутные её обличья, но Морену истинную не знал никто, ибо не дано было смертному ведать сущий её облик.

Гамаюн, видевший Пряху всякой — и благодушной, и грозной — в этот момент хотел лишь одного: очутиться за много верст от неё. Хоть он всего лишь подневольный глас горний, не имеющий свободы оценивать произнесенное, кто знает, не достанется ли ему? Мимоходом…

Но Морене не было дела до мелких страхов вещей птицы: тени прошлого оживали в её памяти.

Снова и снова поднимался над ней призрачный Перунов меч, чтобы рассечь настигнутую им Марью-Моревну надвое, забрать светлую Живу, оставив Морену навеки привязанной к телу, отданного на потраву воронам.

Снова и снова опускалась стая черных птиц, чтобы, взлетев, унести кусочек плоти от терзаемого ими тела.

Снова и снова вспыхивало солнце, превращаясь в слепящий шар.

Снова и снова накрывала беспросветная темнота своим покрывалом землю, давая краткие мгновения передышки страдалице.

Снова и снова заходилась истошным криком Морена, взывая к милости Перуна, пока не дрогнул и не рассыпался, наконец, её мир осколками звенящей тишины…

И только много времени спустя смог Кащей собрать разметанные по свету кусочки растерзанного тела лЮбой своей. Сложил их, а на место недостающих, которые так и не отыскались, вставил он кусочки деревьев, а вместо крови пустил по жилам янтарную смолу, надеясь, что сможет вернуть любимую в Явь. Не ведал он, что нет ей отныне места на земле.

Пытался Кащей отстоять Морену перед Светлыми богами.

Не смог… И зависла она Владычицей Смерти на Кромке — незримой границе миров — обреченная вечно прясть нити чужих жизней… искупая свою вину… тоскуя по потерянной Живе… мечтая обрести покой в Нави…

Когда отпустили Пряху кошмарные видения, бессильно опустилась она на мерзлый пол ледяного чертога, позабыв напрочь про ускользнувшую ведьму.

Может быть, именно это и спасло Чернаву? Не до неё стало Морене…

*****

От грубой встряски Чернава быстро пришла в себя. Её панический взгляд метнулся в сторону Антона. Он малодушно отвел глаза, но успел увидеть, как безнадежно поникла голова девушки.

— Стойте! — Его кинуло в жар. Жгучая волна поднялась от низа живота, пронеслась вверх и теперь обжигающим комом пульсировала в горле. — Зачем так? Вы же люди!

— Мы-то? — издевательски переспросил его Ярик. — Мы — люди, а она… — Он сплюнул. По странной прихоти густой тягучий ком слюны угодил ведьме на ногу, выглядывающую в прореху в юбке, и медленно пополз вниз. Антон брезгливо поморщился. — Ты хоть, паря, понимаешь, за кого заступаешься? Одна такая моего отца присушила, так не прошло и месяца, как помер. Будь моя воля, я давно бы их повытропил, да советник князя, колдун тот ещё, своих оберегал. Теперь-то времена изменились… И то требуют в столицу свозить, чтоб невзначай невиновных не задеть…

— А я… — начал было Став и осекся под суровым взором бородатого, хранящего молчание. — Хватит лясы точить. — Он деловито, точно выполнял давно приевшуюся работу, перехватил девушку за талию, нагнул вперед, откинул её длинные волосы, обнажая шею, и кивнул. — Яр, давай…

Тонко взвизгнул воздух, рассекаемый занесенным для удара мечом, которому так и не суждено было коснуться шеи, уже ощущающей холод металла.

Антон так и не понял, что толкнуло его вперед: голыми руками ухватил лезвие, вывернул вниз, вырывая меч из рук опешившего дружинника. Осознал, что делает, лишь когда увидел шалые глаза того, в которых плескался ужас от внезапного наскока парня. Отбросив оружие, Антон с наслаждением впечатал крепко сжатый кулак в широкую физиономию Ярика. Обернулся, отыскивая следующего врага…

— Выворотень! * — вдруг завопил возница, на четвереньках заползая под телегу.

— Акудник! ** — в унисон ему вскрикнул Став и, выпустив из рук ведьму, кинулся бежать к рвущимся с привязи коням.

Антон, уже мало соображая, что делает, кинулся следом за ним.

Удар кнута с железной накладкой на конце плети ожег спину, выбил воздух из легких. Задохнувшийся от боли парень развернулся, попав под прицел спокойных, с хитрым прищуром, глаз бородатого дружинника. Новый удар — хлыст плотно охватил запястье, сильно сдавил, сжимаясь, точно резиновый. Сильный рывок дружинника, и Антона, как строптивую собаку на поводке, потащило к нему. Он нелепо взмахнул свободной рукой, стараясь удержать равновесие. Напрасные усилия — поднявшийся на ноги Ярик подбил его под колени, роняя на землю. Тяжелой потной тушей навалился сверху, не давая шевельнуться.

"Маловато шансов… трое на одного… — мелькнуло в голове Антона, которой он не слабо приложился об обманчиво мягкий дерн. — Ведьма поможет?.. Толку с неё…".

Чуток приподняв гудящую башку, он с изумлением увидел, что вокруг рук, выброшенных в падении вперед, колышется полупрозрачный контур. А что, если?.. Едва дыша, незаметно развернул и сдвинул ладони, тут же резко отдернул — ух, руки точно в костер сунул.

— Скорше давай! — услышал гулкий, как из-под земли, возглас. — Дергается, тварюка паскудная… боюсь, не удержу, как бы не вырвался…

И тут Антон смог вздохнуть полной грудью — тяжеловесный Ярик, наконец, поднялся, — но зато сверху набросили крупноячеистую сеть, такую же, как на ведьму, затем, подняв за грудки, поставили на ноги. Парень ощутил, что жаркий ком, раньше пульсирующий в горле, переместился в голову и теперь бьется в висках гулкими набатными ударами. "А ведь живым не выпустят, — с внезапной ясностью понял он, глядя в прорези заплывающих кровоподтеками глаз на дружинников, окруживших его. Взгляд фокусировался с трудом, отчего фигуры напротив казались окутанными легкой поволокой. — Фанатики… Кранты мне. Так невольникам терять нечего, кроме цепей…".

Обращаясь одновременно к богу и дьяволу — авось кто-нибудь да услышит! — Антон вскинул руки. Наспех слепленный (больше, чем на пару движений он и не рассчитывал, просто не дали бы) шарик ударил в лицо самого опасного из недругов и лопнул огненным всплеском, отбросив бородатого назад. Тот с истошным криком схватился за тлеющие волосы, покатился по земле, стараясь сбить пламя, охватившее его. Став с Яриком кинулись к нему, мигом забыв про пленника.

Тут бы бежать со всех ног, да в голове Антона взорвался сверкающий фейерверк. Застонав от боли, парень опустился на землю, успев заметить ветвистые молнии, мелькнувшие залпом беглого огня, и Отлюдка, возникшего над ним в клубах черного дыма.