Каин

13

К отплытию бог не явился. Он был занят, отлаживал планетарную систему гидравлики, проверял надежность клапанов, менял прокладки, чтоб не подкапывало где не надо, ревизовал разнообразные распределительные сети, поглядывал на стрелки манометров, — и все это помимо бесконечного множества иных дел, великих и малых, крупных и мелких, из коих каждое следующее было важнее предыдущего и с коими лишь он один, как конструктор, эксплуатационник и управляющий вселенской машинерии в состоянии был управиться, довести их до ума и скрепить результат своим священным о'кей. Делу, как известно, время, потехе — час. И в такое время он чувствовал себя не столько богом, сколько бригадиром тех рабочих ангелов, что в этот самый-рассамый момент, выстроясь — сто пятьдесят человек под правым бортом, сто пятьдесят — под левым, — стояли в своих выцветших спецовках, чтобы поднять эту чудовищную махину, хочется, да нельзя сказать — согласно команде, потому что ничей глас тут не слышится, да и вообще вся операция носит умопостигаемый характер, однако же мнится, будто у всех участников ее — общий ум и воля — общая. В одно мгновение ковчег оказался на земле, в следующее — рабочие ангелы усилием атлета, выжимающего гирю, уже вознесли его на высоту своих вскинутых рук. Чтобы лучше было видно это зрелище, ной с семейством в восторге высунулись из окон, рискуя, как подумал каин, сверзиться оттуда. Еще один толчок — и ковчег оказался в верхних слоях атмосферы. И тотчас раздался крик ноя: Единорог, единорог. И правда — по равнине, сияя ослепительной, поистине ангельской белизной, скакал галопом неведомый зоологии, бесподобный и непарный зверь со спиралевидным рогом, легендарный конь, в существовании которого столькие сомневались, а он — вот он, только руку протянуть, стоит лишь спустить ковчег, открыть дверь да подманить это чудо кусочком сахара, любимейшим, на погибель лошадям созданным лакомством. Но единорог исчез так же внезапно, как возник. И ной, вопивший: Вниз, вниз, надрывался впустую. Потому, должно быть, что операция снижения с точки зрения логистики сложна, да и зачем бы она нужна, если единорог уже пропал, и кто его знает, куда он скрылся и где сейчас. Меж тем ковчег гораздо стремительней, чем цеппелин гинденбург, бороздил воздушный простор по направлению к морю, куда наконец и плюхнулся, подняв исполинскую волну — форменное цунами, — которая обрушилась на берег, в мелкие щепки разбила лодки и хижины рыбаков, а кое-кого из них и утопила, послужив как бы предзнаменованием грядущего бедствия. Господь, однако, решения своего не переменил, а возможная ошибка в расчетах одарила его, оставшись недоказанной, благодатью сомнения. В самом же ковчеге ноево семейство славило вседержителя и, дабы выразить свою признательность да заодно и отпраздновать успех операции, заклало агнца в жертву господу, которого та, что совершенно естественно, если вспомнить все предыдущие, усладила. Да, выбор сделан верный, ной, избранный в качестве отца, родоначальника и основателя новой цивилизации, ной, единственный в своем времени праведник и честняга, исправит, можно не сомневаться, прошлые ошибки, изничтожит на земле порок и безначалие. Ангелы-то, спохватился вдруг каин, рабочие ангелы-то где. Нету их. Исполнив с таким совершенством и тщанием господне повеление, они со столь им присущей бесхитростной простотою, коей примеров довольно находим мы с первого дня нашего с ними знакомства, вернулись в свой барак, не дожидаясь, когда навешаны будут медали. Ковчег же, полезно будет напомнить, не имел ни паруса, ни руля, ни турбины, приводить же его в движение веслами было чем-то в буквальном смысле немыслимым, не хватило бы для этого силы всех без исключения рабочих ангелов, сколько ни есть их на небесах. Стало быть, поплывет он по воле волн и течений, предастся прихоти ветров, дующих ему то в один округлый бочок, то в другой, и маневрирование сведется к минимуму, мореплавание же пройдет в полнейшей праздности, прерываемой лишь любовными играми, а те не будут ни редки, ни кратки, участие же в них и вклад каина, насколько мы поняли, послужат всем образцом. Так говорят ноевы невестки, которые часто выбирались среди ночи из-под супружеского бока, дабы дать каинову одеялу укрыть себя, а телу каинову, молодому, но многоопытному, — покрыть.

Когда же число минувших дней достигло каббалистической семерки, разверзлись наконец хляби небесные. И дождь падал на землю без остановки сорок дней и сорок ночей. Поначалу не очень замечалась та разница, к какой привели водопады, с оглушительным ревом хлеставшие из-под облаков, это же естественно — сила земного тяготения направляла потоки в море, а там они на первый взгляд и исчезали, но уже очень скоро забили источники и с самого глубокого дна морского, вода взбурлила и стала подниматься на поверхность струями с гору высотой, которые то исчезали, то появлялись, смешиваясь с необозримостью самого моря. И посреди этой бившейся в яростных конвульсиях стихии, ежеминутно грозившей поглотить все, корабль умудрялся держаться и, хоть швыряло его, как пробку из стороны в сторону, кренило с одного борта на другой, выправляться в самый последний миг, чудом ускользать из разверстой перед ним пучины. И на исходе полутораста дней закрылись наконец источники бездны и окна небесные, и перестал дождь с неба, вода, покрывавшая всю землю превыше самых высоких гор, начала потихоньку спадать. Однако за это время погибла одна из ноевых невесток, хамова жена. Вопреки тому, что было сказано или дано понять ранее, на ковчеге очень остро требовались и в большой цене были рабочие руки, но не за тем, разумеется, чтобы управляться со снастями, коих не имелось, но для приборки и наведения чистоты. Заполнявшие трюмы сотни, если не тысячи животных, из коих многие были весьма крупногабаритными, гадили непрестанно и так обильно, что просто мое почтение. Мыть это все и ежедневно выгребать тонны экскрементов было тяжелейшим испытанием для четырех женщин, испытанием в первую очередь их физических сил, ибо бедняжки поднимались наверх совершенно измочаленными, но также и для чувствительности, поскольку нестерпимый смрад пропитывал, казалось, их насквозь, въедался в самую кожу. И вот в однажды, когда шторм разыгрался с особенной силой и ковчег швыряло из стороны в сторону, а животные бились друг об друга, женщина эта, жена хама, поскользнулась на влажном полу и обрела гибель под ногами слона. Ее выбросили за борт такую, как есть — всю в крови и кале, жалкие, бренные человеческие останки, лишенные чести и достоинства. Почему сначала не обмыли покойницу, спросил каин, и ной ответил ему: Море обмоет, там воды хватит. С этой минуты и уже навсегда, до самого конца этой истории каин возненавидит его смертельно. Принято считать, что нет последствий без причин и причин без последствий, а потому кажется, что отношения между тем-то и тем-то должны быть в каждую минуту не только очевидны, но и во всех своих аспектах объяснимы. Нам недостает отваги предложить, чтобы в эту общую благолепно-логичную картину было включено и объяснение того, почему вдруг изменилось отношение жены ноя к нашему герою. Может быть, она по простоте душевной полагала, что теперь, когда жены хама не стало, кто-то иной должен заступить ее место, но не затем, чтобы скрашивать по ночам одиночество безутешного вдовца, а чтобы восстановить прежнюю гармонию, установленную прежде между тремя молодицами-молодухами ноева семейства и каином, если же изъяснить возникшую коллизию в простых и прямых словах, то выглядеть она будет так: если каин раньше имел в своем распоряжении трех женщин, то нет никаких резонов для того, чтобы отказать ему в этом обладании ныне. Едва ли знала она, что в голове мужчины крутятся мысли, делающие этот вопрос абсолютно второстепенным. Во всяком случае, поскольку одно другому не помеха, каин благосклонно принимал ее авансы: Вот она я, перед тобою, хоть, конечно, уже не первой молодости и родила троих сыновей, но все еще чувствую себя очень желанной, а ты как меня находишь, спросила она. Давно уж перестал ливень, и неимоверная масса воды занята была теперь тем, что разъедала трупы и, покачивая их на вечной своей зыби, тихонько увлекала вниз, рыбам на корм. Каин подошел к окну взглянуть, как блестит в лунном свете море, подумал немного о лилит и о енохе, сыне своем, наверняка погибших, но подумал как-то отчужденно и рассеянно, словно это не слишком занимало его — и вдруг услышал прошептанное рядом: Вот она я, перед тобою. Он и она пошли туда, в ту каморку, где каин обычно спал, и не стали дожидаться даже, когда ной, уже нежившийся в объятиях морфея, унесется из этого мира, а когда окончили свое дело, мужчина должен был признать, что женщина в суждениях относительно самое себя оказалась совершенно права, была еще хоть куда, то есть проявила помимо завидной носкости даже и известное акробатическое мастерство, какого другим подругам каина достичь было не дано из-за отсутствия то ли природной склонности к оному, то ли должного навыка, не развившегося вовремя по причине замшелого традиционализма, доминировавшего в их супружеской жизни. Ну а раз зашла у нас речь о супругах, не преминем сообщить, что второй потерей стало исчезновение хама. Когда тот, выйдя на палубу с намерением пригнать поплотнее доски, нещадно скрипевшие от качки и не дававшие ему спать, почувствовал рядом присутствие кого-то и спросил: Подсобишь, этот кто-то ответил: Да, после чего хам, столкнутый за борт, полетел в море с высоты пятнадцати метров, и полет, казавшийся сначала бесконечным, тут же и кончился. Ной, узнав о происшествии, пришел в сильную ярость, сказал, что после столь долгой практики мореплавания лишь непростительной невнимательностью и пренебрежением к простейшим правилам безопасности может быть объяснено случившееся: Разуйте глаза, требовал он, смотрите, куда ногу ставите, и продолжал: Мы лишились супружеской четы, а это значит, что должны будем совокупляться гораздо чаще, если хотим исполнить волю господа и стать основателями нового рода человеческого. На этом месте ной помедлил и, обернувшись к двум оставшимся у него снохам, спросил: Кто-нибудь из вас уже забеременел. Одна сказала, что да, мол, а другая — что не вполне еще уверена, но по всему вроде бы выходит, что так. И от кого же. Мне кажется, от каина, ответила жена иафета. И я — от него же, ответила жена сима. Бывает же такое, сказал на это ной, если вашим мужьям не хватает мужской производительной силы, будет лучше, чтобы отныне ложились вы только с каином. Жены, не исключая и жену самого ноя, усмехнулись про себя, верно зная, чему усмехаются, что же касается мужей, то эти, хоть им и не понравилось порицание, произведенное прилюдно, пообещали все же, если случай представится, быть поусерднее впредь. Забавно, что люди говорят о будущем так легко, будто оно у них в руке, словно в их власти в соответствии с требованиями текущего момента отдалить его или приблизить. Иафету, к примеру, будущее представляется чередой успешных соитий, приносящих когда по ребеночку в год, а когда и по два, если близнецы родятся, благосклонным взором господа над головой, многочисленными овцами, волами, одним словом, счастьем. Не знает он, бедняга, сколь близок его конец, что, когда подножка отправит его без спасательного жилета в бездну, он будет барахтаться в муках бесполезного отчаянья, меж тем как величаво удаляющийся от него ковчег продолжит путь навстречу своей судьбе. Утрата еще одного члена экипажа огорчила ноя до крайности неописуемой, ибо желанное воплощение господнего замысла оказалось под серьезнейшей угрозой — срок-то, необходимый для того, чтобы заново и сколько-нибудь пристойно заселить землю, удваивался, а то и утраивался. И поскольку все более необходимым становилось сотрудничество с каином, ной, видя, что тот вроде бы не хочет решаться, решился сам — решился поговорить с ним начистоту и как мужчина с мужчиной: Вот что, не будем ходить вокруг да около, назовем вещи своими именами, сказал он, ты должен немедленно взяться за дело, приняться не откладывая, с сегодняшнего дня, как хочешь, когда хочешь, и ты пойми, что я тут подспорьем быть не смогу, меня эти тяготы попросту убивают. Как хочешь, когда хочешь, переспросил каин, ты о чем, куда клонишь. Да-да, когда, как и с кем хочешь, отвечал ной, обнаруживая дар понимания. И с твоей женой — тоже можно, уточнил каин. Не можно, а нужно, благо жена моя и я могу делать с ней, что пожелаю. Тем паче когда речь идет о благом деле, намекнул каин. О благом, о святом, о господнем деле, с приличествующей случаю важностью кивнул ной. Ну, раз так, начнем теперь же, приступим не мешкая, пошли ее ко мне в каморку да последи, чтоб никто нам не мешал, что бы ни происходило и какие бы звуки оттуда ни доносились. Будет исполнено и да исполнится воля божья. Аминь. Многие, конечно, сейчас подумают, будто коварный каин развлекается, играя в кошки-мышки со своими невинными спутниками, которых, как читатель наверняка уже заподозрил, он уничтожает одного за другим. Но горько ошибется тот, кто подумает так. Каин со всей яростью сражается с господом, бьется, будто схваченный цепкими щупальцами осьминога, и нынешние его жертвы, подобно оставшемуся в далеком прошлом авелю, суть не более, чем очередные попытки убить бога. А следующей жертвой станет как раз ноева жена, которая безвинно поплатится жизнью за часы наслаждения, с ведома и благословения мужа — вот какой невиданной порче подверглись нравы, вот как низко упала мораль цивилизации, при последних днях коей мы присутствуем, — проведенные в объятиях своего будущего убийцы. После того как исполнены были с более или менее прихотливым разнообразием известное число пылких любовных восторгов, в коих главную роль играла главным образом женщина, изъяснявшая их по обыкновению стонами, лепетом, тотчас переходившим в крик, каин за руку подвел ее к окну вдохнуть прохлады столь же вечерней, сколь и морской, а там, ухватив меж бедер, еще подрагивающих от недавно пережитого наслаждения, выбросил в море. Из восьми человек, составлявших ранее семейство ноя, остались теперь, не считая самого патриарха, его вдовый сын сим и вдовая же супруга иафета. Две женщины еще на очень многое способны, думал ной в неколебимом оптимизме своем и беззаветной вере в господа, но, не переставая меж тем удивляться необъяснимому исчезновению собственной жены, высказал свое недоумение каину: Она ведь была на твоем попечении, как же могло случиться такое несчастье, на что каин ответил вопросом: Я что, сторож жене твоей, пастух, мне что, по-твоему, надо было водить ее на веревочке, окрученной вокруг щиколотки. Я этого не говорю, засмущался ной, но ты спал с ней и, может быть, что-нибудь заметил. Я очень крепко спал. На том беседа и кончилась, ибо в самом деле — при чем тут каин, если женщина пошла пописать на вечернем бризе, а тут, к примеру, голова у нее возьми да закружись, вот и вывалилась наружу и скрылась в пучине. Судьба, что тут скажешь. Уровень воды, покрывавшей землю, продолжал падать, но покуда еще ни одна горная вершина не высунулась наружу, не сказала: Я здесь, меня зовут гора арарат, это в турции. Впрочем, как бы то ни было, близилось завершение великого странствия, наступало время готовить концовку — высадку или что там еще будет. Сим с женой упали в море в один и тот же день при обстоятельствах, так и оставшихся невыясненными, та же беда случилась со вдовой иафета, еще накануне спавшей с каином. И теперь, рвал на себе волосы и в совершенном отчаянии вопиял ной, все погибло, без женщин, способных зачать, не будет ни жизни, ни человечества, и ах, не лучше ли было нам довольствоваться тем, что имели мы, и снова повторял, совсем потерявшись от скорби и тоски: Как же предстану я перед господом, приведя этот корабль, полный лишь разнообразным зверьем, что скажу ему, как проживу остаток дней моих, что делать, что делать. Прыгай вниз, посоветовал каин, и ни один ангел не подхватит тебя на руки. И то, как сказаны были эти слова, вкупе со смыслом их, сумело вернуть ноя к действительности: Так это был ты. Да, это был я, ответил каин, но тебя не трону, сам справишься. А бог, бог что скажет, вопросил ной. Об этом не беспокойся, богом я займусь. Ной одолел шесть шагов, отделявших его от борта, и без единого слова кинулся вниз.

На следующий день ковчег коснулся земли. И раздался глас божий: Ной, ной, выйди из ковчега ты и жена твоя, и сыновья твои, и жены сынов твоих с тобою, выведи с собою всех животных, которые с тобою, от всякой плоти, из птиц, и скотов, и всех гадов, пресмыкающихся по земле, пусть разойдутся они по земле и пусть плодятся и размножаются на земле. И настала тишина, а потом медленно открылась дверь ковчега, и животные начали выходить наружу, на сушу. Они выходили, выходили, и конца не было им — большим, как слон и гиппопотам, и маленьким, как ящерица и саранча, и размера среднего, как овца и коза. Когда же последними показались наконец медлительные и, как от природы свойственно им, в чем-то глубоко убежденные черепахи, бог воззвал: Ной, ной, отчего не выходишь. И тут, появившись из темного чрева ковчега, возник в проеме каин. А где ной и все домашние его, вопросил господь. Нету их, померли. Как померли, отчего померли. За исключением ноя, который умер своей — не смертью, так волей, — остальных убил я. Да как же ты посмел, убийца, как дерзнул стать поперек замыслу моему, и так-то ты, значит, отблагодарил меня за то, что я не казнил тебя смертью за смерть авеля. Должен был прийти день, когда кто-нибудь показал бы тебе твое истинное лицо. Стало быть, нового человечества, пришествие коего я возвестил. Нет, одно уже было, а другого не будет, и отсутствия никто не заметит. Каин ты, злодей ты, подлый убийца родного брата. Не подлей тебя по части злодейств, вспомни хоть детей в содоме. Наступило долгое молчание. Потом каин сказал: Ну, вот теперь можешь меня убить. Не могу, слово бога назад не возьмешь, и ты умрешь от естественных причин на заброшенной земле, и стервятники слетятся пожирать твою плоть. Ну да, после того как сначала ты пожрал мой дух. До нашего слуха не дошел ответ бога, равно как и то, что возразил ему на это каин, и, вероятней всего, они отстаивали свою правоту друг перед другом еще множество раз, а с полной достоверностью можно утверждать лишь, что спор их продолжается и доныне. А наша история окончена, и рассказывать больше нечего.