Как пингвины спасли Веронику

1 Вероника

Я велела Эйлин избавиться от всех зеркал. Раньше они мне даже нравились, но теперь нет. Зеркала слишком правдивы. В них больше правды, чем женщина готова вынести.

– Вы уверены, миссис Маккриди? – ехидничает Эйлин, намекая на то, что слишком хорошо меня знает. Она постоянно так делает. Одна из ее бесчисленных дурацких привычек.

– Конечно же уверена!

Эйлин щелкает языком и склоняет голову набок, ее локоны падают на плечо. Удивительно, как ей удается так изгибаться при ее-то широкой шее.

– Даже то чудесное зеркало в позолоченной раме над камином?

– Да, даже его, – терпеливо отвечаю я.

– И все зеркала в ванной?

– Их в первую очередь!

В ванной особенно не хочется видеть свое отражение.

– Как скажете.

Тон Эйлин становится почти что дерзким.

Она приходит каждый день. В основном занимается уборкой, но ее работу нельзя назвать идеальной. Девушка разыгрывает бурную деятельность, думая, что я не замечаю грязи вокруг.

У Эйлин есть всего несколько выражений лица: веселое, любопытное, озабоченное, растерянное и отсутствующее. Сейчас она приняла озабоченный вид. Снует туда-сюда, жужжит как пчела, хватает зеркала одно за другим и выносит в коридор. Она не может закрывать за собой двери, у нее, видите ли, руки заняты, поэтому я хожу за ней по пятам и аккуратно их прикрываю. Чего просто не выношу в жизни – так это открытые двери.

Направляюсь в одну из двух гостиных – ту, что побольше. На обоях над камином теперь красуется неприличный темный прямоугольник. Придется повесить сюда что-то взамен. Написанный маслом натюрморт с овощами, например. А может, репродукцию Констебла. Она будет выигрышно сочетаться с зеленым цветом бархатных занавесок. Подойдет какая-нибудь пасторальная сцена с холмами и озером. Лучше всего, чтобы это был пейзаж, не обремененный человеческим присутствием.

– Ну вот, миссис Маккриди. Кажется, все.

Зато Эйлин хотя бы не называет меня по имени. Большинство молодых людей теперь совсем не используют слова «мистер», «миссис» и «мисс», что, на мой взгляд, отражает прискорбное состояние современного общества. Первые шесть месяцев я обращалась к Эйлин «миссис Томпсон». Называть ее по имени мне пришлось только потому, что она очень просила. («Прошу вас, называйте меня Эйлин, миссис Маккриди. Так мне будет намного приятнее». – «Ну а ты продолжай называть меня миссис Маккриди, Эйлин, – ответила я. – Так будет намного приятнее мне».)

Без зеркал дома стало намного лучше – теперь меня не преследуют на каждом углу жуткие отражения Вероники Маккриди.

Эйлин упирает руки в бока.

– Тогда я все это убираю? Сложу их в дальнюю комнату, там как раз есть свободное место.

В дальней комнате темно и довольно прохладно, она абсолютно непригодна для жизни. Там теперь хозяйничают пауки. Эйлин приняла мудрое решение использовать ее как хранилище для всего, от чего я решаю избавиться. Девушка твердо убеждена, что необходимо приберечь эти вещи «на всякий случай».

Она таскает зеркала через кухню. Мне приходится сдерживать свое желание закрывать двери, пока она носится туда-сюда – ведь это только усложнит ей жизнь. Успокаиваю себя мыслью, что вскоре все двери снова будут закрыты.

Эйлин возвращается пять минут спустя.

– Извините, миссис Маккриди, что спрашиваю, но мне пришлось передвинуть эту коробку, чтобы уместить все зеркала в комнате. Вы знаете, что это такое, что там внутри? Вам она нужна? Я могу попросить Дуга вынести ее на мусорку в следующий раз.

Эйлин кладет деревянную коробку на кухонный стол и пялится на ржавый замок.

Я игнорирую ее расспросы и перевожу тему:

– Что за Дуг?

– Вы знаете Дуга. Это мой муж.

Я и забыла, что она замужем. Меня не знакомили с этим несчастным мужчиной.

– Нет уж, нет надобности выбрасывать мои вещи в мусорку ни в ближайшем, ни в далеком будущем, – говорю я. – Можешь пока оставить коробку на столе.

Эйлин проводит по ней пальцем, оставляя полосу на пыльной крышке. На ее лице возникает выражение номер два (любопытное). Она заговорщически наклоняется ко мне. Я отстраняюсь, так как не желаю вступать с ней ни в какой сговор.

– Я попыталась открыть замок, чтобы посмотреть, есть ли внутри что-то ценное, – признается она, – но он заперт. Чтобы открыть его, необходимо знать код.

– Я в курсе, Эйлин.

Ей, видимо, кажется, будто я тоже не имею ни малейшего представления о содержимом этой коробки. При мысли, что Эйлин могла заглянуть внутрь, у меня по коже бегут мурашки. Я решила установить замок на этой коробке как раз потому, что не хотела, чтобы другие совали туда свой любопытный нос. Только одному человеку на всей планете позволено увидеть ее содержимое, и этот человек – я.

Я не стыжусь, нет, дело не в этом. По крайней мере… Нет, не буду ворошить прошлое. В коробке спрятаны вещи, о которых мне удавалось не вспоминать десятилетиями. Теперь же один ее вид вызывает у меня дрожь. Я резко сажусь.

– Эйлин, не могла бы ты вскипятить чайник?

Часы бьют семь вечера. Эйлин уже ушла, и я осталась одна в доме. Принято думать, что люди вроде меня боятся одиночества, но я, напротив, нахожу в нем истинное удовольствие. Конечно, время от времени присутствие других необходимо, но люди почти всегда меня утомляют.

Сейчас я сижу у камина в кресле в стиле королевы Анны. Это моя «уютная», более интимная гостиная. Увы, камин здесь не настоящий, ни с дровами и углем, а электрический, лишь имитирующий огонь. Пришлось смириться с этим так же, как и со многим другим. Зато камин хотя бы справляется со своим главным назначением – он греет комнату. В Айршире обычно довольно прохладно, даже летом.

Я включаю телевизор. На экране появляется тощая девушка, которая яростно жестикулирует и надрывает голосовые связки, завывая что есть мочи. Я торопливо переключаю каналы. Пропускаю викторину, детективный сериал и рекламу кошачьей еды. Когда я возвращаюсь на Первый канал, девушка все еще вопит «Я – титан». Кто-то должен рассказать ей, что это не так. Она просто глупая, крикливая, испорченная девчонка. Какое облегчение, когда она наконец-то замолкает. Начинается программа «Вопросы планеты Земля», единственное, что стоит смотреть по телевизору. Все остальное там – это секс, реклама, знаменитости, участвующие в викторинах, знаменитости, которые готовят, знаменитости на необитаемом острове или в тропическом лесу, знаменитости, которые берут интервью у других знаменитостей и всякие недотепы, которые из кожи вон лезут, чтобы стать знаменитостями (обычно им удается лишь выставить себя идиотами). Программа «Вопросы планеты Земля» – долгожданное отдохновение от всего этого, программа, которая наглядно показывает, насколько животные разумнее людей.

К своему сожалению я узнаю, что текущий сезон «Вопросов планеты Земля» закончился и вместо него теперь программа под названием «Тяжелая участь пингвинов». Радостно отмечаю, что программу ведет Роберт Сэдлбоу. Этот человек – живое доказательство, что иногда можно стать знаменитостью заслуженно. В отличие от большинства звезд он действительно кое-чего добился. Например, несколько десятилетий колесил по свету с кампанией по привлечению внимания к проблемам окружающей среды. Он один из немногих людей, к которым я испытываю некоторое уважение.

В этот вечер Робер Сэдлбоу на экране моего телевизора закутан в плащ с капюшоном и стоит посреди белой пустыни. Снежинки кружатся у его лица. За ним – кучка темных силуэтов. Камера приближается, и оказывается, что это пингвины, собравшиеся в одну огромную стаю, напоминающую бурлящий поток воды. Некоторые из них жмутся друг к другу, другие спят на животах, третьи заняты своими делами, но не покидают группу.

Мистер Сэдлбоу рассказывает мне, что на планете существует восемнадцать видов пингвинов (девятнадцать, если считать Белокрылого малого голубого пингвина отдельным видом), многие из них находятся под угрозой исчезновения. Во время съемок программы, сообщает ведущий, он проникся безграничной любовью и уважением к этим птицам – ко всему семейству в целом, к каждому виду и каждому пингвину в отдельности. Они живут в самых суровых условиях на планете и ежедневно принимают вызовы судьбы с таким азартом, что многим людям стоило бы поучиться у них.

– Какой трагедией для нашей планеты станет потеря даже одного из видов! – сокрушается Роберт Сэдлбоу, устремив свои голубые глаза прямо на меня.

– И правда трагедией! – соглашаюсь я. Если Роберт Сэдлбоу так переживает за пингвинов, то и мне стоит последовать его примеру.

Ведущий рассказывает, что каждую неделю он будет выбирать один из видов и рассказывать о его особенностях и отличиях от других. Эта неделя посвящена императорскому пингвину.

Я ошеломлена. Оказывается, каждый год императорские пингвины преодолевают около семидесяти миль по ледяной пустыне, чтобы добраться до места размножения. Это по-настоящему впечатляющее достижение, особенно если учесть, что пешие прогулки – явно не их конек. Они ходят точно как Эйлин, неуклюже перебирают лапами, без единого намека на грациозность и изящество. Кажется, будто им неудобно в собственной шкуре. Однако же их целеустремленность поражает. Когда программа подходит к концу, я поднимаюсь на ноги. Должна признать, мне это дается не так тяжело, как многим другим, дожившим до моих лет. Я бы даже назвала себя бойкой. Мне прекрасно известно, что на мое тело уже нельзя положиться. В прошлом оно работало безукоризненно, как машина, но теперь ему явно не хватает пластичности и выносливости. Я должна быть готова к тому, что однажды, в недалеком будущем, оно подведет меня окончательно. Но пока я чувствую себя на удивление прекрасно. Эйлин в своей очаровательной манере беспрестанно повторяет, что я «крепкая как камень». И каждый раз меня так и подмывает ответить ей: «…которым хочется вас огреть, моя дорогая». Но я сдерживаюсь. Нужно стараться избегать грубости любой ценой.

На часах двадцать пятнадцать. Я направляюсь на кухню, чтобы выпить вечернюю чашечку дарджилинга и съесть вафлю с карамелью. Мой взгляд падает на деревянную коробочку, которая все еще стоит на столе. Я размышляю, а не набрать ли код на замке и не заглянуть ли внутрь. Это нелогично и даже в каком-то смысле нездорово, но мне хочется это сделать. Нет, дурацкая затея. Произойдет в точности как с Пандорой в том мифе – это тут же выпустит наружу тысячу демонов. Коробка абсолютно точно должна вернуться обратно к паукам, мне не стоит даже прикасаться к ней.