Как прикажете, Королева!

11

Джекки не знала, что и думать. Марти уже второй день пропадал то в мастерской, то в своей комнате. Он не то боялся, не то не хотел с ней встречаться.

У нее даже мелькнула мысль самой поговорить с ним, успокоить его, сказав, что она вовсе ни на что не рассчитывала и они вполне могут остаться друзьями, но эти объяснения ей самой казались унизительными. Это Мартин должен был объясниться. Это он поцеловал ее, хотя она, конечно, и не сопротивлялась. Почему теперь он прячется от нее, как нашкодивший мальчишка?

Джекки злилась и думала о том, что мужчины все-таки редкостные трусы. Взять хотя бы ее отца — бросил свою женщину и женился на той, что побогаче. А Бу Битрейд? При всей симпатии к нему Джекки не могла не признать, что и он немногим лучше Джереми Таплхеда.

Вот и Мартин такой же, как и они. В кои-то веки дал волю своим чувствам, а теперь прячется, словно его за это сурово накажут.

Джекки заскочила в больницу к дяде, где застала сдержавшего свое обещание Ронни Снайфера. Убедившись, что Боб превосходно себя чувствует и даже обсуждает с Ронни свое новое увлечение — игру на бирже, которую благодаря подаренному Мартином ноутбуку ему удалось вести, не выходя из палаты, — поехала на студию звукозаписи.

— Как самочувствие дядюшки? — поинтересовался у нее Бу Битрейд.

— Спасибо, все отлично. Говорит, что, если его не отпустят врачи, он сам сбежит из клиники.

— Твой дядя весельчак, — ухмыльнулся Бу. — Только вид у тебя не веселый. Что, Марти опять пытается тебя ревновать?

— Нет, — покачала головой Джекки. — Все гораздо хуже.

— Может, поделишься? — скользнул по ней взглядом Бу.

— Не могу, — грустно улыбнулась Джекки. — Наши семейные разборки — тайна за семью печатями.

— А жаль, — искренне огорчился Бу. — Я неплохой советчик в делах любовных. Только советовать некому. У меня нет детей, хотя они вполне могли бы быть.

— Могли бы? — с любопытством покосилась на него Джекки.

— Еще как могли бы… — Бу Битрейд принялся крутить одно из широких колец, которыми изобиловали его пухлые пальцы. — В молодости у меня был яркий роман. Настолько яркий, что я до сих пор помню все подробности, вижу их, как картинки. Она была писаной красавицей и умницей. У нее было только два недостатка: она была бедна как церковная мышь и совершенно не умела выбирать мужчин. Именно поэтому она выбрала меня. Хотя у нее был еще один ухажер, и, насколько я знал, весьма богатый. Я даже пытался ревновать, но она твердила, что к нему — кажется, его звали Джереми — ничего не испытывает. А он засыпал ее цветами, пытался даже дарить подарки, но она всегда отказывалась — была очень гордой.

Бу вздохнул и принялся вертеть кольцо на другой руке. После недолгой паузы он продолжил:

— Да, Эмми была очень гордой. Когда я встретил свою будущую жену, то уже знал, что Эмми беременна. Да, я поступил как подлец и до сих пор страшно раскаиваюсь. Но мало кто не поймет, какой великий соблазн деньги. Да и не столько деньги, сколько возможность осуществить мечту — мечту, о которой грезил с младых ногтей. И я не выдержал, Джекки, я решил уступить этому соблазну и жениться не на любимой Эмми, а на той, что давала мне шанс осуществить свою мечту. Нет, я вовсе не собирался бросать Эмми и не хотел, чтобы она воспитывала ребенка одна. Я пообещал, что дам ей все, в чем будет нуждаться она сама и наш ребенок. Кроме имени, разумеется. Вряд ли моя жена оценила бы такой шаг. Разговора с Эмми, увы, не получилось. Она с презрением отвергла мою помощь и послала меня ко всем чертям. Я ведь говорил, что Эмми была очень гордой.

Нет, я не вздохнул с облегчением, решив, что избавился от обузы. Напротив, сразу после своей женитьбы я принялся разыскивать Эмми, которая, как выяснилось, переехала в другой район. Мне удалось отыскать ее. Выглядела она, надо признаться, паршиво, но я понял, что мои чувства к ней не изменились. Я все так же любил ее. Любил так сильно, как не смог полюбить ни одну женщину после нее. Эмми призналась, что потеряла ребенка. Конечно, я чувствовал себя виноватым. Да что там — настоящим гадом. Я предложил ей лечь в хорошую клинику, поправить здоровье — за мой счет, разумеется, — но она снова отказалась. Больше мы никогда не виделись. Я пытался ее найти, но оказалось, что она снова переехала. Следы запутались, затерялись. Не знаю, где теперь моя Эмми Льюис. — Бу Битрейд оставил в покое свое кольцо и посмотрел на Джекки.

Она была так потрясена его рассказом, что у нее на глазах выступили слезы.

— Джекки, что с тобой? — спросил он, пораженный ее чувствительностью. — Ты прости меня, болтуна, я совсем не хотел тебя огорчить.

— Она умерла, — тихо прошептала Джекки.

— Что? — уставился на нее Бу.

— Эмми Льюис нет в живых уже много лет. Она умерла от болезней, страданий и бедности. И ты, только ты в этом виноват! — Джекки вскочила со стула и, чуть было не перевернув его, выскочила из кабинета.

Бу ошарашенно посмотрел ей вслед. Что он ей сделал? Что такого сказал? И откуда Джекки знает о том, что его бывшей возлюбленной больше нет в живых?

Джекки вернулась домой с опухшими от слез глазами, что не ускользнуло от наблюдательной миссис Фальстаф. Она перехватила Джекки на пороге и, поняв, что расспрашивать бесполезно, потащила ее на кухню.

— Не знаю, что у тебя случилось, но глоток кофе хуже не сделает.

— Я не хочу кофе, — всхлипнула Джекки. — Я хочу умереть.

— Вот еще, умереть! — всплеснула руками Вирджиния Фальстаф. — Не бывает таких причин, чтобы этого хотеть. Если бы я была твоей матерью, то как следует отходила бы тебя ремнем за такие мысли.

Эта фраза не только не успокоила Джекки, но, напротив, снова заставила ее расплакаться.

— Девочка моя, успокойся, — испуганно пробормотала Вирджиния. — Я пошутила насчет ремня. Не стала бы я тебя хлестать, честное слово.

Выпив травяного сбора, которым Вирджиния напоила ее вместо кофе, Джекки немного успокоилась.

Кто бы мог подумать, что судьба такими причудливыми путями сведет ее с настоящим отцом? И отцом окажется вовсе не безвинно пострадавший Джереми Таплхед, а Бу Битрейд, которого она почти боготворила.

Джекки испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она ненавидела Бу за то, что он так поступил с ее матерью, а с другой — все оказалось вовсе не так, как представляла себе Джекки. Он ведь предлагал Эмми помощь, хотел положить ее в хорошую клинику. Он не отказывался от дочери и готов был дать ей все, в чем она нуждалась. Бу даже не знал, что у него есть дочь. И до сих пор этого не знает.

Невыносимо было держать это в себе. Джекки с радостью открылась бы Бобу, но его не было рядом. Мартин? Но Мартин не хочет ее видеть.

Решив наплевать на свою гордость и обратиться за советом к Мартину, Джекки отставила в сторону чашку с недопитым сбором и побежала в мастерскую.

Судя по всему, в мастерской Мартин был не один. Джекки услышала чей-то голос, который, как ей показалось, просил, умолял о чем-то. В нерешительности застыв возле двери, Джекки пыталась понять, стоит ей входить или все-таки дождаться, пока гость Мартина выйдет из мастерской. Голос был определенно женским и показался Джеки знакомым.

Сьюки, с досадой подумала она. Вряд ли ей удастся поговорить с Мартином в присутствии этого белокурого демона.

Джекки решила было уйти, но ей помешала случайность — тюбик с краской, очевидно оброненный Мартином, оказался прямо под ее ногами. Она наступила на тюбик, поскользнулась и не нашла ничего лучшего, как опереться на дверь мастерской, которая немедленно открылась.

Буквально въехав в мастерскую на двери, Джекки глазам своим не поверила. Руки Сьюки лежали на плечах Мартина, а их губы соединились в нежнейшем поцелуе. Увидев Джекки, Мартин оттолкнул от себя белокурую красотку, чего Сьюки, судя по выражению ее лица, совершенно не ожидала.

— Вот дерьмо! — вырвалось у Джекки, но она тут же взяла себя в руки. — Извините, я не вовремя. Я вообще не хотела заходить, просто дверь открылась.

Почувствовав, что вот-вот разревется перед этими людьми, которым было совершенно наплевать на то, что творится в ее душе, Джекки вылетела из мастерской.

— Джекки! — вдогонку крикнул ей Мартин. — Джекки, подожди, прошу тебя!

Джекки слышала его крики, слышала шум шагов за своей спиной, слышала, как колотится ее сердце, готовое выпрыгнуть из груди и запрыгать по ступенькам как резиновый мячик. Слышала, но продолжала бежать без оглядки. Бежать, лишь бы никогда больше не видеть этих предательских медово-карих глаз.

Боб посмотрел на Мартина с сочувствием, но ему нечем было утешить его. Вид у него и правда был помятый — похоже, он только тем и занимался все это время, что тщетно пытался разыскать его племянницу.

— Марти, я и рад бы тебе помочь, — задумчиво потирая ладонью лоб, произнес Боб. — Но Джекки ни словом не обмолвилась, где она теперь. А прятаться она умеет. Как-то раз мы с ней крупно поссорились из-за ее вечных проблем в школе. Помнится, я дал ей хорошую затрещину после того, как учительница сказала мне, что Джекки назвала ее засранкой. Вот после этой затрещины Джекки и сбежала из дому. Неделю она пропадала бог знает где, а я искал ее по всем Совиным Подворотням. Вернулась она, правда, сама, но с порога мне заявила, что если я хоть раз еще ее ударю, то она уйдет и больше никогда не вернется.

Мартин устало опустился на краешек постели. Боб заметил, что от его обычной опрятности не осталось и следа: рубашка была помятой и перепачканной, брюки заляпаны грязью.

— Я сам виноват, Боб. Я просто идиот, — выдавил из себя Мартин. — Так и не набрался смелости обо всем ей рассказать.

— Не кори себя, — посоветовал Боб. — Дело прошлое. Я бы на твоем месте не стал ее разыскивать, а подождал. Вот увидишь, она хорошенько подумает и придет к выводу, что нужно поговорить обо всем с тобой.

— Бу Битрейд тоже пытается ее отыскать, — не глядя на Боба, произнес Мартин. — Какой же я все-таки осел, что ревновал ее к нему!

— Откуда ты мог знать, что Бу ее отец? Я сам огорошен этой новостью. Как видишь, даже твоя тетка думала, что настоящий отец Джекки — Джереми Таплхед.

Вспомнив о встрече с дядей, Мартин встал и вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

— Прости, Боб, но мне пора идти. Если Джекки еще раз заглянет к тебе, передай ей это.

Боб взял записку и кивнул.

— Передам. Только не рассчитывай, что она станет читать. Джекки упрямая, как сто тысяч чертей.

— Я знаю, — грустно улыбнулся Мартин. — И гордая. Не зря же ее прозвали Королевой.

Как ни странно, скверные новости донеслись до Джереми Таплхеда гораздо раньше, чем ему принес их Мартин. Айрис Маклин призналась ему во всем сама, когда поняла, что влюблена в Джереми не меньше, чем он в нее. Мартин был уверен, что дядя с негодованием отвергнет подсадную невесту, но тот, как выяснилось, не только не расстался с Айрис, но даже сделал ей предложение.

— Не может быть, — пробормотал ошеломленный Мартин, услышав окончание романтической истории Джереми Таплхеда. — Значит, вы все-таки женитесь на ней?

— Женюсь, — улыбнулся Джереми. — Если бы я узнал об этом от тебя, мы бы, конечно, расстались. Но Айрис призналась во всем сама, и это многое изменило в моем отношении к ней. Она готова была даже расстаться со мной, только бы я узнал правду. И вообще, Марти, я понял, что нужно уметь прощать. Моя жена, мир ее праху, тоже прощала меня за то, что я всю свою жизнь любил Эмми Льюис. Конечно, я никогда не говорил ей об этом, но она чувствовала. Вот и Айрис простил. И Джекки прощаю. Я тоже виноват перед ней — обиделся на ее мать, которая предпочла мне другого мужчину, и перестал с ней общаться. А ведь мог бы помочь ей. Хотя, насколько я знаю Эмми, она бы не приняла моей помощи. К тому же Джекки вполне могла стать моей дочерью от Эмми. Гнев этой девочки я понимаю: отец в ее глазах был настоящим подлецом. Правда, выходит, это не совсем так.

— Я бы сказал, совсем не так, — ответил Мартин. — Бу Битрейд даже не знал, что у него есть дочь. Каким чудом они встретились, мне до сих пор не понятно. Сейчас ему так же паршиво, как и мне. Я разыскиваю жену, а он — дочь, которую только что нашел.

— Мартин, а почему она все-таки ушла? — пристально посмотрел на племянника Джереми.

В глазах Мартина было столько отчаяния, что дядя тут же пожалел, что задал ему этот вопрос.

— Наверное, она так и не поняла, что нужно уметь прощать, — горько усмехнулся Мартин. — А научить ее этому мог только любимый человек, который оказался скверным учителем.

— Я уверен, Джекки вернется, — ободрил Джереми Мартина. — Она любит тебя, племянник. Это я тебе точно говорю.

Мартин вяло улыбнулся и ответил на крепкое дядино рукопожатие.

Все вокруг твердили одно и то же: она тебя любит, Марти. И только единственный человек, который мог бы развеять все его сомнения, утешить его, сделать счастливым, ни разу не сказал ему этих слов.

После встречи с дядей Мартин отправился на кладбище.

Могилу Леонеллы Таплхед он не навещал с самого дня похорон. Да, ему стыдно было признать, что долгое время он обижался на тетю из-за ее странного завещания. Но теперь обида прошла, потому что он, Мартин, многое переосмыслил.

Если бы тетка не свела его с Джекки, то, возможно, они никогда бы не встретились. А если бы они не встретились, он, Мартин, так и остался бы сухим и черствым молодым стариком, который так боится показать людям свое истинное лицо, что готов до конца жизни носить очки и ходить с тросточкой. Джекки, как волшебная фея из сказки, заставила его сбросить с себя это колдовство, но, увы, и исчезла, подобно фее.

Как бы там ни было, теперь Мартин чувствовал, что все эти годы относился к своей тетушке совсем не так, как она того заслуживала. Да, он был примерным и послушным, но Леонелла ждала от него вовсе не этого. Ей хотелось, чтобы он доверял ей, чтобы он раскрылся перед ней, рассказал о том, чего действительно хочет, во что верит, чем живет. Ей не хватало искренней улыбки, настоящих чувств, которых тогда Мартин не умел давать никому. И вот он научился этому у Джекки. У девушки, на которой женила его упрямая тетушка.

Мартин положил возле могильной плиты охапку лилий — любимых цветов Леонеллы — и присел на скамеечку.

— Спасибо тебе, тетя, — пробормотал он, едва сдерживая слезы. — Ты так много для меня сделала. Мне жаль, что я так и не смог отблагодарить тебя, пока ты была жива.

Мартину показалось, что лепестки лилий зашевелились. Что это — ветер? Но листья на деревьях недвижимы. Большая туча, заслонившая солнце, раскрылась и выпустила несколько лучиков света.

Мартин улыбнулся. Значит, тетушка все-таки услышала его и посылает ему свое заоблачное благословение.

«Дорогая моя, милая, любимая Джекки!

Те дни, что я живу без тебя, кажутся мне невыносимо долгими, и я заполняю их пустоту единственным, что мне кажется осмысленным, — поисками тебя.

Я до сих пор не нашел тебя, но свято верю в то, что мы все-таки встретимся и сможем поговорить. Поверь, мне есть о чем рассказать тебе и, хотя я должен был сделать это раньше, у меня остается надежда, что ты выслушаешь меня теперь и поймешь.

Коротко расскажу тебе о том, что произошло за это время со мной и всеми, кого ты знаешь.

Бу Битрейд, твой отец — в стотысячный раз прости, что я был так глуп и ревновал тебя к нему, — занимается сейчас тем же, чем и я, — поисками тебя. Могу сказать тебе, Джекки, что никогда не видел, чтобы взрослый мужчина так переживал из-за своей совершеннолетней дочери. (Конечно, наш дорогой Боб редкое исключение. Впрочем, сейчас у него куда меньше поводов для волнений, ведь ему в отличие от нас удалось увидеться с тобой.)

Мы с Бу даже подружились. Теперь, конечно, для тебя это не имеет такого значения, но все-таки я решил написать о том, что я положил конец холодной войне, которую когда-то объявил Бу Битрейду. Он и правда оказался замечательным человеком. Мы говорили с ним о многих вещах, и, хотя я далеко не во всем с ним согласен, мне нравится то, с каким задором он пытается отстоять свою точку зрения.

Бадди тоже было непросто смириться с тем, что ты исчезла. Я и раньше подозревал, что мой лучший друг увлекся тобой, но теперь я в этом просто уверен. Не знаю, признавался ли Бадди тебе в своих чувствах, но не сомневаюсь в том, что если это случилось, то еще до того, как он узнал о моей любви к тебе. И еще я знаю, что после долгого перерыва Бадди решил написать книгу, в которой ты, подозреваю, станешь одной из главных героинь.

Вирджинию тоже огорчило твое исчезновение. Хлеб, который она купила, рассчитывая на твой неуемный утренний аппетит, заплесневел, но, думаю, не это явилось причиной столь глубокой печали этой милой женщины. Удивительно, что она так скоро к тебе привязалась. Впрочем, что тут удивительного? Ты умудрилась очаровать всех, даже моего дядю, который едва успел с тобой познакомиться.

Кстати, о дяде. Очень скоро я встречусь с ним и хочу рассказать ему обо всем, что произошло. Что-то мне подсказывает, что он простит тебя, несмотря на ту боль, которую ты ему причинила. Прости, что встречаюсь с ним, не испросив на то твоего разрешения, но, я уверен, так будет лучше. Я не сомневаюсь в том, что ты и сама бы это сделала, но пока не можешь найти в себе сил для решительного шага.

Хочу рассказать тебе еще об одном, очень важном событии.

Через некоторое время после того, как ты оставила наш дом — теперь я могу называть его только нашим, — я отправился к поверенному моей тетушки, Марчу Дэвелоу. Я рассказал ему о том, что договор нарушен. О том, что ты ушла из дому и, возможно, очень скоро захочешь расторгнуть наше соглашение. Я сказал, что приму любое твое решение, даже если лишусь всех денег, которые причитаются мне в случае выполнения последней тетушкиной воли. Марч Дэвелоу, которого я всегда считал черствым и сухим человеком, отнесся ко мне с удивительной чуткостью и пониманием.

— Молодой человек, — сказал он мне, усадив меня за свой стол и налив стакан содовой. — Я уверен, что у вас нет ни малейших причин волноваться. Джекки вернется к вам, я в этом уверен. Я не сомневаюсь в том, что она вас любит. Любит вовсе не из-за тетушкиных денег и не из-за того, что она очарована вашими утонченными манерами. Джекки разглядела в вас те достоинства, о которых вы и сами не подозревали.

Знаешь, Джекки, я много размышлял над его словами и уверен, что Дэвелоу прав. Так неужели, если это так, ты оставишь меня, и я навсегда погрязну в недостатках, потому что мои достоинства никто, кроме тебя, не способен раскрыть?

Мне не хватает тебя, Джекки, не хватает как воздуха, как половины себя. Я отдал бы все на свете, лишь бы вернуть тебя, наш брак, который давным-давно перестал быть фальшивым, поддельным, фиктивным. Я готов сделать все, что угодно, смиренно выполнить любую твою просьбу со словами «как прикажете, Королева», лишь бы снова увидеть тебя.

Я приму любое твое решение, любимая, но мне нужно, необходимо поговорить с тобой прежде, чем ты сделаешь свой окончательный выбор.

Джекки, я люблю тебя.

Твой муж, Марти Ламберт».

Мартин рисовал незнакомок в дымчатых шалях, городские фонтаны, цветы в красивых вазах, но ни разу не рисовал Ночь, притаившуюся на крыше высокого здания.

Это оказалось вовсе не так просто, как он представлял себе. Ночь ускользала от него, взмывала вверх, растворялась в бархатном небе, озаренном холодным светом звезд, а потом снова возвращалась, чтобы посмеяться над неумелым художником.

Ему хотелось, чтобы у Ночи было лицо Джекки, и Мартин очертил ее улыбающиеся губы в одной из размытых звезд, а цвет ночного неба выбрал точь-в-точь в тон глазам возлюбленной. Ему даже начало чудиться, что Джекки где-то рядом, что ее незримое присутствие помогает ему, вдохновляет его закончить картину.

Мартин долго думал над названием и в конце концов решил, что назовет ее «Ночь для Королевы». Это понравилось даже скептику Бадди, который не раз отчитывал Мартина за нелепые названия картин.

Бадди Хольм был одним из немногих, кто сурово осудил друга и обозвал его именно тем, кем в последнее время Мартин себя и считал, — настоящим ослом.

Что ж, Мартин не был в обиде на друга — Бадди никогда не скрывал своих истинных чувств. К тому же уже ни для кого не было секретом, что Бадди Хольм увлечен молодой женой Мартина.

— Если бы ты раньше признался мне в том, что любишь Джекки, — набросился на друга Бадди, — я бы сделал невозможное, чтобы не думать о ней. Но ты так старательно это скрывал, что даже Джекки не смогла это понять. Меня, дружище, только то и остановило, что она влюблена в тебя. Вот это я действительно заметил. А сколько раз я тебе говорил о Сьюки? И слепой бы увидел, что она помешана на деньгах и дорогих побрякушках. Я не очень-то люблю сплетни, ты знаешь, но слухи о том, что ее отец окончательно промотал свое состояние, нынче у всех на устах. Мне-то все равно, бедна Сьюки или богата, но она редкостная стерва. И вряд ли наличие или отсутствие денег исправит этот недостаток.

Мартин, конечно, не стал рассказывать Бадди, как ревновал к нему Джекки. Был ли в этом смысл? А Бадди в свою очередь не стал рассказывать другу, что сделал его жене предложение, к которому она отнеслась как к шутке.

В конце концов, они были самыми близкими друзьями и знали наверняка: что бы ни случилось, какой бы стороной не повернулась к ним жизнь, они никогда не оставят друг друга без помощи и поддержки.

Чего нельзя было сказать о Сьюки, одно воспоминание о которой вызывало у Мартина глухое раздражение. И как он мог так жестоко ошибаться? Наверное потому, что когда-то ему хотелось ей верить. Да, жаль, что он не прислушивался к словам Бадди, но много ли влюбленных олухов внимает своим мудрым друзьям?

Мартин отложил кисть, уселся на крышу и уставился на небо.

— Где ты, Джекки? — тихо произнес он и услышал ответ, причем довольно громкий и внятный, а вовсе не мистический шепот, спустившийся с неба:

— Я здесь.

Мартин вздрогнул и обернулся. За его спиной стояла Джекки. Живая и здоровая, целая и невредимая — настоящая Джекки из плоти и крови.

— Джекки?! — Мартин все еще не верил своим глазам.

— Джекки, — кивнуло неземное создание. — Чего вылупился?! Можно подумать, я с неба упала. Просто пришла посидеть на крыше. А тут ты. Занял мое место.

— Насколько я слышал, это место Бадди, — немного придя в себя, ответил Мартин. — Но Бадди так добр, что пускает на крышу своего издательства всех, на кого нашла блажь тут посидеть.

— Даже если и так, я пришла не к тебе, — отрезала Джекки и уселась неподалеку от мольберта, за которым работал Мартин.

— Даже если и так, я очень рад тебя видеть, — произнес он.

Джекки молчала, упрямо делая вид, что рассматривает звезды. Мартин подвинулся к ней, но совсем чуть-чуть, так, чтобы не спугнуть свое дивное видение.

— Я очень скучал по тебе.

Небо, по всей видимости, было гораздо интереснее, чем его слова, поэтому Джекки продолжила любоваться ожерельем из сверкающих камней, разложенным на синем бархате неба.

Мартин, пользуясь тем, что на него не обращают никакого внимания, еще ближе придвинулся к ней.

— Я так долго искал тебя.

Ответом ему было лишь молчание, причем отнюдь не такое холодное, каким бы могло показаться равнодушному наблюдателю. А Мартин все ближе и ближе подбирался к вожделенной цели.

— Я кое-что понял, Джекки. Кое-что открыл для себя.

Не поворачивая головы, Джекки бросила на него косой взгляд, но тут же сделала вид, что вовсе и не смотрела в его сторону. Мартин подобрался к ней совсем близко и тихо шепнул ей на ухо:

— Я понял, что люблю тебя, Джекки. Безумно люблю тебя, моя Королева.

Ответом ему была горькая улыбка.

— Почему ты молчишь? — Мартин провел рукой по ее щеке, но она отстранилась.

— Потому что любимых не предают, — тихо ответила она.

— Я не предавал тебя, — покачал головой Мартин. — Ты просто многого не знаешь.

— Я отлично знаю, что у тебя был роман со Сьюки, — усмехнулась Джекки. — Конечно, глупо тебя в этом упрекать, но зачем тогда ты…

— Джекки, — перебил ее Мартин. — Ты можешь выслушать меня и не перебивать?

Джекки кивнула.

— Спасибо. Со Сьюки у меня действительно был роман. Скажу даже больше: я думал на ней жениться. Но когда тетка огорошила меня своим завещанием, мне пришлось отказаться от этой мысли. Я не мог рассказать Сьюки обо всем, но все-таки намекнул, что наш брак с тобой всего лишь формальность и что через какое-то время мы расстанемся. Честно говоря, я ждал, что Сьюки, как ты любишь говорить, пошлет меня ко всем чертям, и подозревал, что в этом случае откажусь от теткиных денег, но она проявила, как мне тогда показалось, удивительный такт. Она сказала, что, если для меня так важен этот брак, ей не составит труда подождать, когда я снова стану свободным человеком. Тем более что я клятвенно заверил ее, что никаких чувств к тебе не испытываю и что ты будешь жить в отдельной комнате.

Мартин заметил, как перекосилось лицо Джекки. Еще секунда — она встанет и уйдет навсегда, подумал он.

— Джекки, я знаю, тебе нелегко это слышать. Но, пожалуйста, дай мне закончить. Я не собираюсь ничего от тебя скрывать. Для меня очень важно, чтобы ты мне доверяла. — Ему показалось, что она вняла его уговорам, и он продолжил: — Сьюки помогла организовать нашу свадьбу, и, конечно, я был ей очень признателен. Мне казалось, все это она делает только ради меня. Какое самопожертвование! — саркастически усмехнулся он. — Тогда я восхищался ею. Шли дни, недели. Мы сближались с тобой. И чем лучше я узнавал тебя, тем меньше думал о Сьюки. Мне казалось, я предаю ее. Я чувствовал себя полнейшим подлецом. Надо было что-то делать, но я не мог, не решался. И потом, у меня оставалась надежда, что я не люблю тебя. Что мои чувства к тебе что-то вроде дружеского участия. Очень скоро я понял, что ошибался. И в тот день, когда я окончательно в этом убедился, я решил поговорить со Сьюки. Я признался ей во всем. Сказал, что люблю тебя и никогда не смогу полюбить ее так, как тебя, Джекки. Сказал, что только обещание хранить ей верность удержит меня рядом с ней. Я был глупцом, полным идиотом. Не понимаю, почему я ломал эту комедию. Наверное потому, что все еще хотел оставаться примерным мальчиком, который должен делать лицо при любых обстоятельствах. Она принялась убеждать меня в том, что у меня нет никаких чувств к тебе, повисла у меня на шее и полезла с поцелуями, которых я, клянусь, не хотел. В этот момент в мастерской оказалась ты. Я побежал за тобой, но так и не смог тебя догнать. Сьюки дождалась моего возвращения.

Мне стало так плохо после твоего ухода, что я не сдержался и выложил Сьюки историю о теткином завещании. Представь себе, она не очень-то и удивилась. Сказала мне, что подозревала нечто подобное, так как слухи о нашем фиктивном браке поползли среди тех, с кем я раньше общался. Я думал, Сьюки начнет уговаривать меня развестись с тобой, но она, напротив, предложила мне добиться твоего возвращения. «Терять все состояние, Марти? — сказала она мне. — Да ты просто сошел с ума. Я не так богата, чтобы содержать нас обоих». И ни слова о любви, которую она якобы ко мне испытывала. Я недолго думал перед тем, как послать ее… к жениху побогаче, чем я. А потом начал искать тебя, и эти поиски, как мне показалось, длились целую вечность. Что ты теперь скажешь, Джекки? Бадди назвал меня настоящим ослом. Наверное, и ты так считаешь?

Джекки молчала. Мартин подумал, что не стоит торопить ее с ответом. Больше всего на свете он боялся, что Джекки поднимется и уйдет. Уйдет так далеко, что он никогда ее не отыщет.

— Знаешь что, Марти? — Она повернулась к нему, и Мартин прочитал в ее взгляде так хорошо знакомое ему упрямство. — Я, пожалуй, простила бы тебя. Но только при одном условии.

— Все, что угодно, Королева, — улыбнулся Мартин.

На губах Джекки заиграла насмешливая улыбка, которая — а Мартин знал это лучше, чем кто-либо другой, — не предвещала ничего хорошего.

Если бы Мартину Ламберту сказали, что он дважды женится на одной и той же женщине, он послал бы ко всем чертям идиота, осмелившегося предположить подобную глупость.

Но теперь, когда он любовался Джекки, одетой в удивительно красивое свадебное платье цвета незабудок, оплетенное жемчужными нитями, ему вовсе не казалось странным, что свою вторую свадьбу, так разительно отличавшуюся от первой, он справляет с одной и той же девушкой. И не просто девушкой — а своей единственной любовью, единственной Королевой, которая могла ему приказывать и знать, что все ее приказания будут неукоснительно исполнены.

Мартин был уверен, что развод, который предложила ему Джекки, лишит их обоих тетушкиного наследства, но все же пошел на этот шаг. Мистер Дэвелоу, к которому они пришли вдвоем, чтобы расторгнуть подписанный договор, к их огромному удивлению сообщил, что они получат деньги вне зависимости от того, разведутся или будут вместе.

— Как же так? — ошарашенно посмотрел на поверенного Мартин. — Но вы же сказали…

— Таковы были условия вашей тетушки, — развел руками Дэвелоу. — Она знала о любви вашего дяди к некой Эмми Льюис и подозревала, что Джекки — дочь мистера Таплхеда. Леонелла могла бы пожертвовать половину своего состояния какому-нибудь благотворительному фонду, но, узнав о существовании Джекки, решила пойти на этот рискованный эксперимент. Ей не хотелось, чтобы девушка из бедной семьи получила огромные деньги и распорядилась ими неразумно, поэтому она задумала эту авантюру с браком. Ей казалось, что вы, Мартин, поможете Джекки освоиться в новой роли, да и сами измените свой взгляд на жизнь благодаря тому, что рядом с вами окажется человек, о котором необходимо заботиться. Вместе с тем ей не хотелось, чтобы вы, решив развестись в силу взаимной неприязни, остались без, средств к существованию. Поэтому она хотела лишь быть уверенной в том, что вы оба хотя бы попытаетесь помочь друг другу. Как это ни странно, ее… скажем так… необычный план удался.

Да, удивление Джекки и Мартина было безграничным. Особенно с учетом того, что Джекки настаивала на разводе лишь для того, чтобы между ней и Мартином не осталось ни тени недоверия. Так или иначе, Мартин решил не отказываться от мысли сыграть ту свадьбу, о которой мечтала Джекки. Настоящую свадьбу, без фальшивых улыбок, однотонных салфеток, богемского стекла и прочего пафоса, который так не нравился Джекки.

И если на своей первой свадьбе они не испытывали друг к другу никаких чувств, кроме взаимной неприязни, то теперь любили по-настоящему.

И если на своей первой свадьбе невеста Мартина была сиротой, то теперь ее сопровождал не только дядя, но и отец, известный продюсер Бу Битрейд, души не чаявший в своей взрослой дочери.

И если на их первой свадьбе собралась огромная толпа людей, которые, в сущности, были молодоженам абсолютно чужими, то на второй присутствовали лишь самые близкие и дорогие им люди.

И если свою первую свадьбу они отмечали в самом престижном месте в городе, то вторая проходила на берегу озера, где по утрам частенько собирались порыбачить местные фермеры.

И если их первая свадьба закончилась тем…

А какая, собственно, разница, чем она закончилась? Ведь со второй своей свадьбы Джекки и Мартин уплывали на лодке по розовым лучам заходящего солнца. И на этот раз Джекки знала, что все это по-настоящему и навсегда.