Мартин Ламберт проснулся без головной боли, но почему-то смертельно завидовал Бадди, который наверняка этим утром испытывал все муки похмелья.
Похмелье самого Мартина Ламберта носило скорее моральный, нежели физический характер, но именно поэтому было особенно тяжелым. Мартину мучительно не хотелось подниматься с кровати, выходить из комнаты и вообще делать хоть что-то, что могло бы обернуться встречей с супругой, которая отныне делила с ним кров.
Но было бы неправильно торчать в своей комнате до самого вечера, а потому Мартин решил наплевать на ночные кошмары, трансформировавшиеся в утренние страхи, и направился в душ, дабы очистить и душу и тело.
Ванная была занята — судя по шуму воды, в ней кто-то плескался, — и Мартин даже подозревал, кто именно. Он уныло поплелся на кухню, где его домработница с забавной фамилией Фальстаф, согласно заведенному порядку, гремела посудой.
— А, встали уже, — невозмутимо бросила миссис Фальстаф новоиспеченному молодожену. — Завтракать будете тостами или яичницей?
— Плевать, — машинально ответил Мартин и тут же с ужасом осознал, что повторил одно из тех жутких словечек, которыми постоянно сыпала Джекки. — То есть я хотел сказать, мне все равно. Если честно, я вообще не хочу есть, миссис Фальстаф.
— Что так? Обыкновенно молодые после первой ночи просыпаются очень даже голодными.
— Миссис Фальстаф, оставьте ваши шуточки для Бадди, — отмахнулся Мартин, давным-давно привыкший к манерам домработницы. — Я сегодня к ним не очень-то расположен.
— Когда вы вообще к ним расположены? — улыбнулась миссис Фальстаф, ставя перед Мартином тарелку с гренками и чашку дымящегося кофе. — То ли дело ваша покойная тетушка. Та всегда смеялась. Эх, чудесной души была женщина!
— Да уж, чудесной, — мрачно кивнул Мартин. — Одно из ее чудес плещется сейчас в моей ванной.
— О чем это вы? — удивленно покосилась на него миссис Фальстаф.
— Да так, забудьте. — Мартин механически взял с тарелки гренок и, откусив кусочек, окончательно убедился в том, что не хочет есть.
— Вы бы хоть кофе попили, — посоветовала ему миссис Фальстаф. — Смотреть на вас больно, какой вялый. Может, вы вчера перебрали? В аптечке есть аспирин.
— Спасибо, миссис Фальстаф, но вчера я был трезв как стекло. И сегодня, увы, тоже. Сейчас приму душ и приду в себя.
Мартин хотел сказать что-то еще, но все слова вылетели у него из головы — на кухню зашла Джекки. На ней была коротенькая футболка, и ему совершенно неожиданно пришла в голову мысль, что под этой футболкой ничего нет. Казалось бы, какое ему дело, во что одета эта девчонка, которая всего-навсего живет в его доме? Но нет, дело все-таки было. И особенно занимал этот вопрос ту часть Мартина, которая никогда не отличалась способностью размышлять.
Джекки сладко потянулась, и Мартин уже не знал, куда девать глаза, лишь бы не смотреть на эту девчонку. Да в чем, черт возьми дело?! Она взбесила его своими вчерашними выходками, снилась ему отнюдь не в эротических снах, а в ночных кошмарах. А проснувшись, он вообще не хотел выходить из комнаты, чтобы не встретиться с ней, а теперь пялится на нее и чувствует неуемное вожделение.
Может быть, дело в том, что раньше он видел ее только в безразмерных футболках и широких брюках, полностью скрывавших достоинства ее фигуры? Но и это глупое объяснение. Мало ли в своей жизни Мартин видел привлекательных женщин? Но что-то он не припомнит, чтобы испытывал такое жгучее желание к девице, которая всего-то потянулась в коротенькой футболке.
Мартин заставил себя перевести взгляд на тарелку с гренками, выудить из нее недоеденный гренок и запихнуть его в рот.
— Ну как, детка, выспалась? — поинтересовалась у девушки миссис Фальстаф.
— Ага, — удовлетворенно кивнула Джекки. — Правда, голова трещит, как будто по ней колошматили бейсбольной битой. Надо бы принять душ, — констатировала она, как ни в чем не бывало усаживаясь за стол напротив Мартина. — О, тосты, гренки. Круто! Я бы с удовольствием что-нибудь стрескала!
— Вот и славненько, — просияла миссис Фальстаф. — Гренки или тосты, миссис Ламберт?
— Тосты, — ответила Джекки. — С каким-нибудь джемом и маслом. Только давайте без «миссис Ламберт». Зовите меня просто Джекки.
— А вы меня — просто Вирджинией, — улыбнулась миссис Фальстаф.
Мартин заметил, что Джекки чувствует себя на его кухне куда более раскованно, чем он сам. Вот уже успела очаровать миссис Фальстаф. Когда, спрашивается? Ведь они познакомились только вчера, когда пьяная Джекки по ошибке свернула на кухню и чуть не смахнула со стола поднос с графином и стаканами.
Она даже сесть не может так, как это делают все, подумал Мартин, с неудовольствием разглядывая Джекки, которая устроилась на стуле с ногами. Ей словно нравится делать все наоборот.
Прожевав гренок и запив его кофе, Мартин, не обращая никакого внимания на Джекки, уплетавшую за обе щеки тосты с маслом и клубничным джемом, направился в ванную. Дверь по-прежнему была заперта, а в душе кто-то плескался.
Кажется, Джекки говорила, что еще не ходила в душ, вспомнил Марта. И сейчас она сидит на кухне, съедая, наверное, пятый по счету тост. Тогда кто же, спрашивается, плещется в ванной?!
Можно было бы предположить, что туда забрался их садовник, мистер Фальстаф. Но предположение было нелепым — в пристройке, специально отведенной для домашней прислуги, было все необходимое, включая удобства.
Мартин вернулся на кухню и, окинув взглядом обеих женщин, поинтересовался:
— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, кто занял ванную?
— Эмто Боб, — не отрываясь от очередного тоста, ответила Джекки.
— Боб?! — вытаращился на нее Мартин. — А что он здесь делает?!
— Темперь жимвет, — жуя ответила Джекки и, взяв с тарелки новый тост, принялась намазывать его маслом.
— Может, прекратишь жевать и объяснишь мне, в чем дело?! — возмущенно поинтересовался Мартин.
— Прости, я голодная как волк. — Джекки наконец повернула к нему свое личико и улыбнулась невиннейшей улыбкой. — Дядя Боб будет жить с нами. Разве я не сказала?
— Нет, не сказала, — угрюмо покачал головой Мартин. — Но ты не должна была говорить. Ты должна была спросить меня об этом. Мне кажется, ты забыла, что живешь в моем доме.
— Ничего подобного, — невозмутимо покачала головой Джекки и устремила на Мартина взгляд, полный безмятежной синевы. — Теперь я твоя жена, дорогой, и твой дом — это и мой дом. А где мой дом — там и дом дядюшки Боба. Так было всегда.
— Мне наплевать, что было всегда! — взорвался Мартин. — Я не собираюсь привечать у себя всех твоих псевдородственников из Совиных Подворотен! Даже не мечтай, Джекки.
— А я и не собиралась мечтать, дорогой, — пожала плечами Джекки и, намазав тост маслом, положила сверху несколько ложек джема. — Зачем мечтать, когда все мечты сбылись? Я замужем за тобой, у меня есть офигенно большой дом, и дядя Боб будет жить с нами.
— Ты издеваешься?! — Мартин с трудом сдерживался, чтобы не назвать эту наглую девицу каким-нибудь нехорошим словом. — Мы так не договаривались, Джекки. Да, ты здесь живешь — таковы правила. Но никакого Боба я тут видеть не хочу!
— Хочешь или не хочешь — это твои трудности, милый, — ответила Джекки и надкусила хрустящий тост. — Если тебе что-то не нравится, валяй — подавай на меня в суд. Или разводись. Другого пути нет.
Черт, как же я вляпался! Мартин готов был закричать от ярости и бессилия.
Эта девчонка теперь диктует ему свои правила, а он должен с этим мириться. Он вынужден давать ей не только кров, но и деньги, теткины деньги, которые должны были достаться ему. Но и это не самое страшное. Куда хуже, что эта Джекки унижает его, ни в грош не ставит. И прекрасно знает, что он будет все это терпеть.
— А вот и я, — донесся из-за спины Мартина голос Боба, взбодрившегося после душа. — Всем доброго утра. Мое почтение, миссис Фальстаф. Доброго вам утречка, Мартин. Как самочувствие?
— Лучше некуда, — пробормотал Мартин, пропуская Боба на кухню.
— Дядя, миссис Фальстаф готовит просто супер! — восторженно сообщила Бобу Джекки, совершенно не обращавшая внимания на мрачную физиономию новоиспеченного мужа. — Обалденные тосты, гренки с яйцами, беконом и луком, кофе с корицей. Объедение!
Миссис Фальстаф — вот уж от кого Мартин не ожидал такого предательства — не только просияла от этих комплиментов, но и положила Бобу двойную порцию гренков. Мало того, она села с Джекки и Бобом за один стол, а ведь с Мартином она никогда не позволяла себе такого.
Да у них тут полная идиллия, раздраженно заметил про себя Мартин, разглядывая веселую троицу. Выходит, я уже никто в собственном доме.
Он уныло поплелся в ванную, а принимая душ, вспоминал кошмар, который приснился ему ночью.
Джекки Льюис, теперь уже миссис Ламберт, — о, как неприятно его резануло, когда миссис Фальстаф назвала Джекки ее новой фамилией! — ни с того ни с сего предложила завязать ему галстук. Но она так крепко затянула петлю, что он чуть было не задохнулся. Невесть откуда появилась Сьюки, от которой он ждал помощи, но, вместо того чтобы помочь, Сьюки затянула проклятый галстук еще сильнее. Он начал задыхаться. Джекки оттолкнула ее и как-то странно посмотрела на него, но тут он проснулся.
Сон в руку, мрачно хмыкнул Мартин. Джекки Льюис, такая милая, наивная и простая, задушит его и глазом не моргнет. Только почему в его сне Сьюки решила принять сторону этой девчонки? Почему? Ответа на этот вопрос у Мартина не было. Он вышел из ванной и не без удивления услышал, что «три весельчака» до сих пор сидят на кухне и о чем-то оживленно болтают.
Ну и черт с вами! — буркнул он про себя и поплелся в мастерскую. Настроения писать не было, но Мартин надеялся, что сегодня ему удастся закончить хотя бы набросок картины.
Вооружившись карандашом, он сделал несколько штрихов, но из головы по-прежнему не вылезала нахальная девчонка, теперь уже его жена, которая одним своим присутствием в доме доводила всегда спокойного Мартина до исступления.
Джекки вышла из дома около пяти. Она боялась опоздать на встречу, которой так долго ждала. Теперь с ее деньгами она могла позволить себе взять такси, но Джекки предпочла подземку — надо было экономить, чтобы сводить Ловкача к хорошему доктору.
Джереми Таплхед удивился ее звонку, однако возражений по поводу встречи не имел. Джекки почувствовала, что Джереми сразу проникся к ней симпатией, хотя на свадьбе, где они впервые познакомились, она была не в самом лучшем виде.
Собираясь на эту встречу, Джекки подумала, что ей стоило бы все же приобрести пару не слишком вызывающих нарядов, чтобы не так шокировать общественность. Но поехала она все-таки в своей обычной одежде: рэперской футболке, брюках-трубах и черных с оранжевой полоской кроссовках — единственном, что она позволила себе из обновок.
В конце концов, Джереми Таплхеда уже трудно было шокировать — он видел ее на свадьбе, поэтому вряд ли чему-то удивится. К тому же очаровывать его Джекки все равно не собиралась. Ей важно было узнать о нем побольше, чтобы потом использовать эту информацию против самого же Джереми.
Кафе, где мистер Таплхед назначил ей встречу, было довольно милым и не таким пафосным, как те, что привык выбирать Мартин. Джекки приехала первой и теперь нервно поглядывала на часы, беспокоясь, что человек, встречи с которым она ждала долгие годы, так и не придет.
Но Джереми пришел. Джекки увидела его, и у нее снова заколотилось сердце. Сможет ли она не выдать себя? Боб всегда говорил, что она не умеет врать.
Но зато Джекки великолепно играла и этим была намерена воспользоваться. А заодно и теми уроками, что ей давала тетка, которую нанял Марти. Эта женщина, сухая и невозмутимая северянка, постоянно повторяла Джекки:
— Забудьте о том, что существуют такие слова, как «черт», «дерьмо», «клево» и «супер». Вы можете выразить свое возмущение возгласами «о, какой ужас!» или «это катастрофа», а восхищение — «как это замечательно!», «великолепно!».
Скучняк, думала Джекки, слушая эту даму, вся жизнь которой состояла из «о господи! это великолепно!» и постоянного контроля за мимикой своего лица, ставшего неподвижно-мраморным за годы тренировок.
— Привет, миссис Ламберт! — весело поздоровался со своей невесткой Джереми, присаживаясь за столик. — Простите, что опоздал. Дела, погода, пробки — в общем, отговорок бесчисленное множество.
— Ничего, только не называйте меня «миссис Ламберт», — улыбнулась ему Джекки. — И можно я не буду называть вас «мистер Таплхед», теперь мы все-таки родственники.
— Конечно, — кивнул он, ничуть не удивленный ее просьбой. — Я — Джереми.
— А я — Джекки. Будем знакомы еще раз. Вас, наверное, удивило, что я предложила встретиться?
— Немного, если честно, — кивнул Джереми. — Но вообще-то я рад. Мы с сестрой давно уже не общались, с племянником тоже. У меня нет семьи, и иногда, знаете, так хочется родственного участия и тепла. Может, через вас я сближусь с Мартином, как знать?
— Может быть, — лукаво улыбнулась Джекки. — Вот я и хотела поговорить с вами о Марти. Это покажется странным, но я не так уж хорошо знаю своего мужа. Он мало говорит о своем прошлом, о своей жизни. А прошлое, сами понимаете, такая важная часть жизни, что о ней нужно знать. — Джекки внимательно посмотрела на Джереми. Ей показалось, что в его глазах промелькнула какая-то тень, но эта тень тут же исчезла.
— Да, вы правы, Джекки. Прошлое — это наши корни, наш фундамент. О нем нужно помнить. Что касается Марти… Наверное, я смогу что-то рассказать, но, боюсь, о своем племяннике я знаю не так уж и много.
— Ничего, — махнула рукой Джекки, хотя ее так и подмывало напомнить этому спокойному и улыбающемуся господину кое-какой эпизод, вырванный из его «корней» и «фундамента». — Хочу знать все, что вам известно о Марти.
— Хорошо, постараюсь вам помочь, — кивнул Джереми.
Пока он рассказывал о Марти, Джекки внимательно рассматривала его.
Хотя Джереми был уже далеко не молод, ему удалось неплохо сохраниться. Фигура у него была подтянутой, лицо с едва заметной сеточкой морщин под глазами — удивительно свежим. Неудивительно, что он так хорошо сохранился, подумала Джекки, нет семьи — нет забот и тягот.
— О раннем детстве Марти я мало что знаю, — задумчиво произнес Джереми и отхлебнул кофе из маленькой чашки, украшенной золотыми и голубыми цветами. — Леонелла усыновила его, когда ему было, кажется, около тринадцати или четырнадцати лет. Марти был сыном ее лучшей подруги, а сестра — в чем-то наши с ней судьбы схожи — рано потеряла мужа и не имела детей. Ее подруга, мать Мартина, разбилась вместе с мужем в автомобильной катастрофе. Мальчик был вместе с ними, но его удалось спасти. Леонелла говорила, что он не помнит ничего из того, что произошло тогда в машине. Я не знаю, на самом деле Мартин ничего не помнит или не хочет вспоминать, но, так или иначе, моя сестра забрала своего крестника к себе и вскоре усыновила. Она никогда не просила Марти называть ее матерью, и поэтому он звал ее тетей или просто Леонеллой. Я знаю, сестра была чудаковатой женщиной — и вы, Джекки, не обижайтесь, чем-то напомнили мне ее, — но при этом безумно добрым и великодушным человеком. Она не испытывала огромной любви к Мартину — возможно потому, что дала ему все, что только могла дать. Да и он, насколько я знаю, всегда относился к ней с почтением, уважением, благодарностью, но без особенной нежной привязанности. В общем, каждый из них выполнял свой долг: она воспитывала его, как родного, а он не отходил от ее постели, когда она заболела. Леонелла много путешествовала, и они с Марти вернулись в город не так уж и давно — около двух лет назад. Ну вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать о Мартине, Джекки.
— Не так уж мало, — заставила себя улыбнуться Джекки. — Я даже этого не знала, если честно.
— Нет? — удивленно посмотрел на нее Джереми. — Удивительно, до чего Марти скрытный парень.
— Я была в курсе того, что он приемный ребенок, — объяснила Джекки, — но Марти никогда не рассказывал, как лишился родителей.
— Постарайтесь не выдавать меня, — виновато улыбнулся Джереми. — Не думаю, что Марти обрадуется, если узнает, что я разболтал вам его секрет.
— Может, он сам когда-нибудь расскажет мне об этом, — не очень-то уверенно произнесла Джекки. — Но я не буду его пытать. А сами-то вы чем занимаетесь?
— Я? — Джереми посмотрел на Джекки и мягко улыбнулся, словно она затронула совершенно скучную тему, которая вовсе не стоила того, чтобы о ней говорить. — Я — хрестоматийный пример скучающего бездельника. У меня достаточно денег, чтобы не сгорать на работе, есть собственный бизнес — я обожаю собак и занимаюсь их разведением. Я одинок, бездетен, жену потерял очень давно, а с тех пор не нашел никого, кто бы смог скрасить мое одиночество. Знакомиться я не умею, а случайных встреч с прекрасными незнакомками в моей жизни почему-то не было. Скучно, правда?
— Наоборот, — покачала головой Джекки. — Впервые вижу человека, который не искал бы своей второй половины.
— Да, я тоже немного странный тип, — усмехнулся Джереми. — В моей жизни были всего две любимые женщины. И обе умерли. Представляете?
— Обе?
— Да, обе, — вздохнул Джереми. — С первой, правда, у меня так ничего и не вышло, а вторая стала моей женой.
— Мне очень жаль, — произнесла Джекки, хотя и подумала, что жалеть этого человека, в сущности, не за что.
Джереми попрощался с ней почти по-родственному: тепло обнял и ласково потрепал по щеке.
Джекки бесило то, что она не могла ненавидеть этого человека, как ей хотелось бы. Он был мил, обаятелен и совсем не похож на мерзавца соблазнителя, каким представляла его Джекки. Ей очень понравилась его улыбка: мягкая, грустная и немного виноватая. Может быть, он изменился и после смерти своей жены на многое стал смотреть иначе?
И все же темные мысли не оставляли Джекки. Неужели она поддастся слабости и так и не осуществит свой давний замысел? Нет, она должна. Упустить такую возможность было бы просто грешно.
Несколько часов Джекки бродила по городу испытывая сильное желание заглянуть в Совиные Подворотни, навестить «Черного Грэхэма», поболтать с кем-нибудь из приятелей.
К тому же ей нужно было разыскать Айрис Маклин. Джекки никогда не питала к этой женщине особенно теплых чувств, но сейчас ей могли понадобиться ее услуги.
Расспросив в «Черном Грэхэме» об Айрис, Джекки разыскала ее и изложила ей суть дела.
Узнав о сумме, которую Королева пообещала выплатить в случае успеха задуманного мероприятия, Айрис сразу же согласилась. Однако, вместо того чтобы испытать радостное облегчение, Джекки почему-то чувствовала себя так, словно на спину ей взвалили огромный мешок, который до конца жизни придется тащить, обливаясь потом.
В дом Таплхедов Джекки вернулась только под вечер.
Первым делом она наведалась на кухню в надежде, что встретит там Боба, но миссис Фальстаф сообщила ей, что все собрались в гостиной.
Кто именно «все», Джекки выяснять не стала и, направившись в гостиную, обнаружила там Мартина, Боба и Бадди в компании довольно привлекательной белокурой особы.
Лица у Ловкача и Бадди были не особенно воодушевленными, зато Джекки заметила, что ее благоверный сияет как утренняя звезда.
Эту элегантную блондинку Джекки уже видела на свадьбе. В отличие ото всех остальных она не подошла поздравить невесту и вообще постаралась сделать вид, что не замечает ее.
— Привет, детка! — поприветствовал Джекки писатель, заметно оживившийся при ее появлении. — Как семейная жизнь? Я смотрю, ты сбежала в первый же день.
Сделав невозмутимое лицо, — с чего это ее должно беспокоить присутствие за столом какой-то блондинки? — Джекки весело поздоровалась с Бадди и чмокнула Боба в щеку.
— Бродила по городу, — объяснила она. — Погода просто супер. Глупо сидеть в четырех стенах.
— Могла бы позвать с собой, — обиженно покосился на нее Боб. — Думаешь, старику незачем выбираться из дома?
— А я думала, тебе тут понравилось, — пожала плечами Джекки. — Ты так нахваливал эту фиговину, в которой можно мыться и делать массаж.
— Джакузи, — холодно напомнил Мартин, которому появление Джекки, судя по выражению его лица, не доставило особого удовольствия.
— Да, именно эту фиговину, — упиваясь его недовольством, повторила Джекки. — И еще телик на всю стенку.
— Домашний кинотеатр.
— Ну да, большой телик.
— Если ты уже наговорилась, — не выдержав, перебил ее Мартин, — я представлю тебе Сьюки. Она мой старый друг.
Старый друг, хмыкнула про себя Джекки. Каких милых друзей вы выбираете, мистер Ламберт!
Их со Сьюки взгляды встретились. Подруга Мартина смотрела на Джекки с благодушной улыбкой, под которой явно угадывалось презрение. Джекки не стала даже улыбаться — всего лишь кивнула, давая Сьюки понять, что заметила ее, но не обратила особого внимания.
Повисла тяжелая пауза, которую поторопился заполнить Мартин.
— Сьюки, это моя жена, Джекки. Впрочем, ты наверняка уже познакомилась с ней на свадьбе.
— Мне очень приятно, — медовым голоском сообщила Сьюки.
Так я тебе и поверила, усмехнулась про себя Джекки и небрежно плюхнулась на один из стульев, стоявших вокруг большого обеденного стола.
Мартин заметно нервничал, и Джекки не сомневалась, что виной тому его красивая подружка. Интересно, что на самом деле между этими двоими?
Джекки внимательно посмотрела на Мартина, а потом перевела взгляд на Сьюки, сидевшую рядом с ним. Красивая была бы пара, нечего сказать. Он — очень элегантный, весь в белом, волосы цвета выжженной солнцем травы, карие глаза, опушенные густыми ресницами, правильный красивый нос, чувственный рот с обольстительной родинкой над верхней губой. Короче, не к чему придраться. Она — с безупречно уложенными белокурыми локонами, глаза — дымчатые, туманные, неуловимого цвета, пухлые губы, капризный носик, грудь что надо, точеная фигура.
Если бы у нее, Джекки, был фотоаппарат, она обязательно сняла бы эту парочку правильных и безупречных красавцев, которым самое место в рекламе дорогой мебели, на которой они сидят.
Джекки и сама не поняла, почему с такой досадой смотрит на Марти и его красивую подружку. В конце концов, какое ей дело, подходят они друг другу или нет? Хороша или не хороша женщина, которая сидит рядом с Марти? Ей должно быть все равно, совершенно наплевать на тех, с кем общается ее фиктивный муженек.
Но эта Сьюки… Она так идеально подходит Мартину, что Джекки сама себе показалась гадким лягушонком, с непростительной наглостью запрыгнувшим на чужую табуретку.
— Мартин рассказывал мне о вас, — многозначительно улыбнулась ей Сьюки. — Вы жили в районе с таким странным названием…
— Совиные Подворотни, — спокойно подсказала Джекки. — Да, жила. Успела даже соскучиться. Вот и сегодня туда заглядывала. Представьте, меня еще не успели забыть.
— Как это мило, — елейно улыбнулась Сьюки и небрежным жестом поправила выбившийся из прически локон. — Вы живете в таком роскошном месте и тоскуете по дому…
— А что, можно тосковать только по роскошному месту? — полюбопытствовала Джекки, и Бадди одобрительно хмыкнул.
— Ну отчего же, — посмотрела на нее Сьюки, прищурив свои дымчатые кошачьи глаза. — Негры, например, тоже тоскуют по родным местам, хотя на родине их ждет едва ли больше, чем унылая хижина.
— Хотела бы я знать, — насмешливо покосилась на нее Джекки. — Вы общались хотя бы с одним из них? Или судите по тем статейкам, которые почитываете в глянцевых журналах?
Сьюки немного смутил такой резкий выпад.
— До сих пор мне довелось общаться только с моим дворецким, мистером Джефферсоном. Но его предки уже жили в Америке.
— Тогда вы говорите об американцах. Те самые негры, о которых вы, мисс, разглагольствуете, уже давно к вашей Африке никакого отношения не имеют. И, кстати, очень сердятся, когда какая-нибудь белая дамочка вроде вас или белый мистер вроде Мартина с умным видом втирает им насчет их корней. Не дай бог вам ляпнуть такую фигню, если окажетесь в черном районе, Сьюки.
Сьюки холодно улыбнулась. Джекки заметила, что в ее дымчатых глазах змеей скользнула неприязнь.
— Не беспокойтесь за меня, дорогая Джекки. Мне нет нужды там оказываться. Если я захочу спуститься в низы, у меня есть дворецкий, который не рассердится, если я, как вы выразились, ляпну такую фигню, потому что его доброта хорошо оплачена.
Да, они с Марти определенно подходят друг другу, мелькнуло у Джекки. Даже мыслят одинаково. Марти с таким презрением отзывался о Совиных Подворотнях, и его подружка туда же.
— А я и не беспокоюсь, Сьюки, — язвительно ответила Джекки. — Вы со своими бабками нигде не пропадете. Правда, одно вы на них точно не купите.
— О, только не говорите мне о любви, — иронично усмехнулась Сьюки. — Это, в конце концов, пошло.
— Нет, я не это имела в виду, — покачала головой Джекки. — Вряд ли ваша симпатичная мордашка сохранится в таком виде до семидесяти лет. В этом возрасте на лице отражается душа. Только у вас отражаться будет нечему.
— Жестоко, но справедливо, детка. — Бадди смеясь похлопал ее по плечу.
Сьюки манерно поджала губки, а Мартин побагровел:
— Джекки, это уж слишком. Я нанял тебе учительницу, но, как я погляжу, от уроков никакого толку.
— Чтобы получить тот результат, которого ты ждешь, — заступился за Джекки Бадди, — тебе надо было давать ей уроки лицемерия. Кстати, тут и наша милая Сьюки могла бы блеснуть своими талантами. Из нее получился бы отличный учитель по этому предмету.
— Это становится невыносимым, — пробормотала Сьюки. — Хотела бы я знать, Бадди Хольм, трезвый ты любезнее, чем пьяный? Мне трудно судить, ведь я ни разу не видела тебя без этой фляжки.
— И не увидишь, — пожал плечами Бадди. — Видеть тебя трезвыми глазами выше моих сил.
— Бадди, перестань! — прикрикнул на друга Мартин. — Ты забываешься.
— Естественно, я ведь вечно пьян. А пьяным, дружище, свойственна забывчивость. Правда, старина Боб?
Ловкач кивнул. Джекки заметила, что все эти прения оставили его равнодушным. Он был на удивление молчаливым, и Джекки заподозрила неладное.
— Боб, с тобой все в порядке?
Боб посмотрел на племянницу и вымученно улыбнулся.
— Все в порядке, детка. Никак не могу отойти от вчерашнего.
Джекки сразу поняла, что он врет. Лицо у Ловкача было неестественно бледным, под глазами залегли синяки. Когда он перебирал с выпивкой, и то выглядел куда лучше.
— У вас, как я погляжу, собралось целое общество любителей выпить, — усмехнулась Сьюки. — Не пора ли подумать о здоровье, господа? Во всяком случае вам, Джекки. Бадди и вашему дяде едва ли еще можно помочь, а вот вы пока молоды. Но, учтите, это преходящий недостаток.
— Спасибо, я как-нибудь разберусь, — огрызнулась Джекки. — Слушай, Боб, а может, тебе прилечь?
Боб помотал головой, а в гостиную вошла Вирджиния Фальстаф с подносом, на котором дымилась еда. Джекки, не привыкшая к прислуге, предложила ей свою помощь и принялась расставлять тарелки на столе, чем вызвала усмешку у Сьюки.
С каждой минутой эта девица бесила Джекки все сильнее. Она не просто не стеснялась своего снобизма, она выпячивала его, гордилась им, словно это было величайшее достоинство, а не недостаток.
Интересно, подумала Джекки, ставя тарелку перед Мартином, что было бы, если бы мистер Ламберт лишился всех своих денег? Стала бы эта особа водить дружбу с голодранцем?
В целом ужин прошел без эксцессов, если не считать бесконечных пикировок между Бадди и Сьюки. Джекки в них уже не встревала — ее беспокоило состояние Боба. Он вяло ковырял в тарелке, скорее делая вид, что ест, нежели действительно принимая пищу.
Мартин тоже молчал. Джекки показалось, что он чем-то удручен. Возможно, причина его мрачности крылась в том, что она, Джекки, занимала сейчас то место, на котором должна была находиться Сьюки.
Эта мысль почему-то оказалась для Джекки куда более болезненной, чем она могла предположить. Конечно, она не виновата в том, что так вышло, — Мартин сам сделал свой выбор, но все же… И все же Джекки чувствовала себя так, словно отняла у Мартина право на счастье, на любовь.
Она вспомнила историю, рассказанную Джереми. Кто бы мог подумать, что у нее с Мартином так много общего? Оба сироты, оба потеряли родителей, хоть и по разным причинам. Обоих воспитывали чужие люди, только Джекки искренне и горячо любила Боба, а Мартин никогда не питал к своей тетке подобных чувств.
После ужина Джекки все-таки уговорила Боба прилечь в своей комнате. Бадди предложил Джекки прогуляться по вечернему городу, и она согласилась.
— Думаю, оставаться в этой компании тебе не улыбается так же, как и мне, — усмехнулся Бадди. — А я могу показать тебе кое-что интересное.
Интересным оказалась крыша на одном из зданий, куда Бадди провел свою приятельницу через черный ход.
— А если нас застукают? — шепотом спросила Джекки, когда они остановились возле узенькой лестницы, ведущей к выходу на крышу.
— Не беспокойся, детка, не застукают, — хмыкнул Бадди. — А если и застукают, я знаю, как с ними разобраться. Полезай, а я, если что, тебя подстрахую.
На крыше было прохладно, но Джекки даже ахнула от восхищения: такой удивительный вид открывался на город и ночное небо.
— Ну как? — тихо спросил у нее Бадди, и Джекки ответила:
— Просто супер. Как ты нашел это место?
— Писательский секрет. Иногда я прихватываю с собой ноутбук и прихожу сюда работать.
— О чем ты пишешь, Бадди? — полюбопытствовала Джекки, устроившись на крыше в позе йога.
Бадди устроился напротив нее.
— О чем? Да так, обо всем понемногу. О жизни, любви, о придурках, вроде себя и Марти.
— Не такие уж вы придурки, — улыбнулась Джекки. — Не знаю, как Марти, а вот ты клевый парень.
— Ох, не смущай меня, миссис Ламберт, — полушутливо-полусерьезно произнес Бадди. — Я и так с трудом сдерживаюсь, чтобы не увести у Марти его женушку.
— Да ладно тебе, — засмеялась Джекки. — Я не в твоем вкусе.
— С чего ты взяла? — поинтересовался Бадди, не сводя с нее своих прозрачно-голубых глаз.
— Марти сказал, ты никогда не женишься. А я из тех, на ком женятся.
— Иначе нельзя?
— Нет, — хмыкнула Джекки.
— Значит, придется жениться.
— А как же ждать целый год? — окончательно развеселилась Джекки.
— Я бы с радостью подождал и два, если бы был уверен, что ты не увлечешься этим засранцем.
— Ты сейчас про Марти?
— Про кого же еще… — Бадди задрал голову вверх, к небу, и Джекки так и не смогла понять, шутит он или говорит серьезно.
— Глупости, я никогда не смогу влюбиться в такого! — выпалила Джекки.
— В какого такого? — поинтересовался Бадди, разглядывая выпроставшееся из-под лоскута ночного неба бледное личико луны.
— В холодного сноба. Они со Сьюки — два сапога пара.
— Ошибаешься, детка. Сьюки — циничная и расчетливая стерва. Мартин пляшет под ее дудку, это верно. Но он не так уж и расчетлив, скорее наивен и даже… немного труслив. Он боится сделать что-то не так, остаться в одиночестве, без денег, без друзей.
— Но ты ведь не откажешься от него, если он станет бедным? — спросила Джекки.
— А ты как думаешь? — не поворачивая к ней лица, полюбопытствовал Бадди.
— Думаю, нет.
— Ты еще очень наивна, детка, хотя такую банальщину тебе уже наверняка не раз говорили.
— Говорили, — улыбнулась Джекки и тоже посмотрела наверх. — Но мне, если честно, плевать.
Звезды были яркими, но удивительно холодными. Джекки почему-то вспомнилось красивое лицо Мартина. Он тоже был холодным, как одна из этих звезд.
Его не интересовал тот мир, в котором жила Джекки. Его не интересовали яркие, сочные краски, наполненные светом, проникнутые солнечными лучами.
Мартин был молодым и красивым, но, увы, стариком. Стариком, который уже сегодня знает, что будет делать завтра. Стариком, живущим по правилам, которые нельзя нарушать. Ведь если он нарушит свои правила, то, подобно одной из этих звезд, скатится с небосклона, упадет на землю и погаснет навсегда.