Как Виктор Суворов сочинял историю

Вступление Кто начал Вторую мировую войну?

На этот вопрос отвечают по-разному. Единого мнения нет. Советское правительство, например, по данному вопросу меняло свое мнение многократно в зависимости от ситуации. Но наш герой Суворов газету читал и обо всем знает лучше всех. По его мнению, во всем виноват Советский Союз. Что же он представляет в качестве доказательства?

Все это, конечно, хорошо и интересно, но тут мы можем достаточно ясно наблюдать один из самых любимых приемов Суворова. Он ничего не утверждает, не отрицает, не объясняет, он только вызывает подозрения. «Сталин с какой-то целью не жалеет», Бог знает чего, «для возрождения германской ударной мощи», а почему? С какой такой «целью», Суворов не говорит, это, мол, и так всем понятно; то, что Германия — враг СССР «по определению», тоже совершенно ясно, и неважно, есть там Гитлер или нету. Вот и получается в читательской голове большой вопросительный знак: а зачем же? А почему же? А для чего же? Он, наверное, замышляет какое-то мерзопакостное паскудство? Ведь, как всем нам сто раз вдолбили за годы перестройки, товарищ Сталин — бяка, бука и еще Бог весть кто. Да и Германия — та еще вражина… Значит, хоть и не известно точно, на что Суворов намекает, но явно на что-то очень преступное и экстрасекретное, о чем коммунисты молчали столько лет. И никого не заботит, что эти самые коммунисты давным-давно на всю страну разболтали все свои только теперь якобы раскрываемые тайны!

А эти «тайны» до ужаса банальны: еще сам товарищ Ленин возлагал на немецкий пролетариат гораздо большие надежды, чем на отечественный. Эта нежная любовь была унаследована ВКП(б) и Коминтерном. Посему в 1920-е годы в Германии советские товарищи не просто надеялись, а пытались произвести социалистическую революцию. Для примера: в 1923 году в любимом фатерланде, по мнению «Большой Советской Энциклопедии», отражающей официальную точку зрения ВКП(б) — КПСС на этот вопрос, «сложились некоторые предпосылки для успешной борьбы за свержение господства монополистического капитала и милитаристов. В ряде районов страны существовали вооруженные „пролетарские сотни“. Борьба революционных сил проходила под лозунгом создания Рабоче-крестьянского правительства (Германии. — В. Грызун)». Кстати, в отличие от «профессиональных разведчиков»-перебежчиков, профессиональным историкам это все-таки известно.

Правда, эта революция немножечко провалилась. В самый разгар событий оказалось, что ее возглавлял вовсе не верный марксист-ленинец Брандлер, как считалось за день до провала, а «правый оппортунист», соглашатель, и т. д., и т. п. Брандлер, неизвестно как втершийся в доверие лично к товарищу Сталину и всему немецкому народу. Таким образом, товарищ Сталин хотел помогать немцам не потому, что мечтал о сильной нападающей на СССР Германии, а потому, что ему не очень желалось, чтобы государство с самой мощной в Европе компартией было случайно захвачено каким-нибудь ретивым либеральным соседом.

Это была первая причина. А вторая причина состояла в том, что, независимо от идеологии, и коммунистическая Советская Россия, и демократическая Веймарская Германия после Первой мировой войны оказались в лагере неприкасаемых, «неправильных» стран с подмоченной большевистской/кайзеровской репутацией. В Лиге Наций, бывшей тогда скорее аристократическим клубом победителей, такие страны, мягко говоря, не жаловались. На Германию у победителей за ее недавние «шалости» на западноевропейском театре военных действий был громадный зуб. Ноябрьская демократическая революция в Германии испортила Франции весь восторг от победы. Только она, понимаешь, приготовилась оккупировать и разделить кайзеровскую Германию, а та — раз, и перекрасилась. Революция! Мы, говорит, теперь просвещенное демократическое государство, мы прекращаем эту глупую войну и любим вас, дорогие мои, до колик. Франции остается только заорать «Merde!!!» и в ярости растоптать свою каску. Ведь не будешь же оккупировать демократическое государство, само себя от себя освободившее и прилюдно раскаявшееся.[25]

А с Россией все и так понятно. Если до войны братья по Антанте смотрели на диких лапотников не без брезгливости, а в ходе войны с удовольствием прописывали своему союзнику кредиты под кабальные проценты, то в конце войны, когда все это «нечто» окончательно сошло с ума, господа с Запада слегка в России разочаровались. И вот что странно: когда была расстреляна самая что ни на есть лояльная народная демонстрация (так называемое «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года); когда юг России сотрясали еврейские погромы,[26] фактически санкционированные «сверху»; когда высочайше ниспосланная народу Дума (первый русский парламент) вопреки законам распускалась (кстати, все эти факты с падением коммунизма никто не отменял!) — так вот, западных демократов означенные факты заботили только как компромат, а вовсе не как причина к принятию немедленных мер. Однако с появлением вместо деспотической Российской Империи коммунистической Советской России Запад зашевелился. Теперь, когда в русский народ, по мнению Запада, стали стрелять с неправильной стороны, права и свободы оного народа взволновали господ англичан, французов и американцев даже гораздо больше, чем права народов собственных.[27] С чего бы это, а?

Просто оных антантированных союзников вопрос о подаче пушечного мяса к кайзеровским окопам интересовал значительно сильнее, чем любая демократия, и когда большевики отказались раскидываться оным мясом вдоль своих западных границ, Антанта была ранена в самые чувствительные части своей души и кошелька коммунистическим коварством. Позже, когда проблема кайзера была решена, на первый план вышел целый ряд новых заманчивых интрижек: как, к примеру, будет смотреться советский Дальний Восток в качестве одного из Североамериканских Соединенных Штатов? Или Мурманск в качестве «New-Glasgo»? Или Крым в виде приятной альтернативы «Sen-Tropez»? А под таким соусом тоталитаризм Советов становился особенно нестерпимым. Так что и Советская Республика, и Германия в новой Версальской системе международных отношений становились изгоями, а схожесть положения не могла не повлечь за собой взаимной симпатии. В ознаменование оной в 1922 году во время Генуэзской конференции в городе Рапалло был подписан договор о советско-германской дружбе и торговых отношениях. Между прочим, вся партия НСДАП в те славные времена могла запросто поместиться в одном легковом автомобиле. О какой же помощи Гитлеру может идти речь? Кстати, Сталин, чье коварство, видимо, было сполна отражено в этой договоренности, был тогда наркомом по делам национальностей. Даже не генсеком. Так что сотрудничество СССР и Германии весьма слабо связано как с Гитлером, который пришел к власти одиннадцатью годами позже, после чего, кстати, оно быстренько прекратилось, так и со Сталиным, который в то время заведовал себе Рабкрином и во внешнюю политику особо не лез.

И, кстати, еще раз о том, как «Сталин сделал очень многое для того, чтобы во главе Германии оказался именно такой лидер. Как Сталин создал Гитлера, как помог ему захватить власть и укрепиться». Если допустить, что Сталин и вправду тут приложился, то весьма странно, что мы все еще так и не увидели ни одного конкретного факта, иллюстрирующего эту помощь. Зато у нас есть другие факты, к числу которых принадлежит свидетельство члена баварского ландтага Эрхарда Ауэра на процессе по делу о «Пивном путче» показавшего, что очень серьезную финансовую поддержку НСДАП оказывал в частности не кто иной, как гражданин «оплота свободы № 12» Генри Форд.[28] По совместительству означенный мультимиллионер Генри Форд являлся автором книги под названием «Международное еврейство», которой в двадцатых зачитывались все антисемиты мира, включая высоко ее ценившего Адольфа Гитлера, который, кстати, повесил в своей мюнхенской резиденции портрет ее автора. А вот сведений о том, что благодарный Адольф повесил где-то у себя портрет товарища Сталина, у нас нет. Так что, вероятно, не будет преувеличением сказать, что с Фордом у Гитлера были связаны куда более теплые воспоминания, чем с лучшим другом детей и советских летчиков.

Помимо Форда — только в период с 1923 до 1929 года Германия получила 4 млрд. долларов внешних займов, из которых больше половины (2,5 млрд.) были американскими.[29] Американские фирмы стали владельцами и совладельцами немецких компаний «Опель», заводов Форда в Германии, электро- и радиофирм «Лоренц», «Микст-Генест», угольного концерна «Стинненс», нефтяных и химических концернов «Дойче-американише петролеум» и «ИГ Фарбениндустри», объединенного «Стального треста» и многих других.[30] Но, быть может, вы скажете, что 1929 год — это еще не Гитлер? Но ведь с его приходом к власти ничего не закончилось! А у многих так даже наоборот: ведь Гитлер стал готовиться к войне. Так, например, только за восемь месяцев 1934 года американская авиационная фирма «Эйркрафт корпорейшн» увеличила свой экспорт в Германию по сравнению с 1933 годом в 6,4 раза.[31] Мы сотрудничали с немцами только до Гитлера.[32] А они?

Однако давайте коснемся сути того, что «Сталин сделал очень многое для того, чтобы во главе Германии оказался именно такой лидер. Как Сталин создал Гитлера, как помог ему захватить власть и укрепиться». Уж не знаю как, но это в данный момент не важно. Важен вопрос: ЗАЧЕМ ЕМУ ЭТО ПОНАДОБИЛОСЬ? В одной из следующих глав Суворов приводит слова классика средневековой тайной дипломатии Франческо Сфорца, который, якобы, задолго до Сталина повторил его слова о том, что врагов надо разделять и бить поодиночке. Но мудрый Сталин, согласно Суворову, перемудрил всех, правда, непонятно, почему именно для него это закончилось внезапным вторжением вермахта.

Итак, Витек просит нас поверить, что Иосиф Виссарионович вместо того, чтобы порознь, по очереди, посредством Коминтерна и социалистических революций или, в крайнем случае, в ходе «локальных военных конфликтов», прибрать к своим рукам сначала страны Восточной Европы, потом — хилую безоружную Веймарскую республику, а уж после, набравши силы на высокоразвитой немецкой и чешской военной промышленности, а также имея свои «по определению»[33] неограниченные ресурсы, начать полномасштабную войну с Францией и Великобританией, сделал совершенно противоположное. А именно: лично нашел во вшивом окопе некоего ефрейтора Гитлера, назначил его канцлером Германии и фюрером немецкого народа, поручил ему создать себе мощные вооруженные силы, затем при помощи подставных лиц — Чемберлена и Даладье — всучил ему мощную индустрию Чехословакии, единственной сколь либо лояльной к СССР европейской страны,[34] походя подсунул ему в топку Австрию, Данию, Норвегию и прочую пузатую мелочь типа Люксембурга, заставил его захватить кучу военного имущества и материалов во Франции, то бишь, воспитал на остатках разрозненной Европы громадного мощного единого вражину. А уже потом, раскормив себе этого страшного динозавра, стал втайне, чтобы его не спугнуть, готовиться к бою. Не маразм ли это, а?

Таким образом:

1. Товарищ Сталин на самом деле хотел видеть во главе Германии вовсе не Гитлера, а кого-нибудь слегка полевее, к чему он и прилагал немало «средств, сил и времени». Причем, в отличие от суворовского труда об «отдельной большой теме», который выйдет в свет, наверное, только после построения коммунизма, книги об очевидной помощи СССР немецким коммунистам уже давным-давно написаны и массовым тиражом валяются по всем библиотекам мира, кроме, кажется, тех, где бывают «профессиональные» перебежчики.

2. Несмотря на расхожее мнение господина Суворова, власть товарища Сталина вовсе не достигала того мистического могущества, которое требуется для формирования правительственных кабинетов независимых иностранных государств, тем более проведения в них революций (успешных, конечно). Вообще, хоть сталинская дипломатия 1920-х, да и 1930-х годов была способна на многое, например, на то, чтобы посредством неуравновешенного испанца за орден ликвидировать главного троцкиста планеты; или на ниве руководства забугорными политическими деятелями сместить вышеупомянутых Брандлера и Тальгеймера из руководства КПГ и поменять их на рубаху-парня Тельмана, взятого прямо с гамбургских улиц,[35] все-таки перегибать не стоит.

3. Когда в 1933 году надежды Политбюро ВКП(б) на скорую социалистическую революцию в Германии окончательно улетучились, наша военная и прочая помощь немцам моментально прекратилась, военная школа РККА для немецких командиров закрылась, и доступ немцев даже из коммерческих структур на наши оборонные предприятия сократился (о чем еще будет речь). Об этом, кстати, и сам Суворов пишет местами в «Ледоколе», а в книге «День „М“» об этом есть целая глава — «Верил ли Сталин Гитлеру» называется. Такая вот у Суворова незадача: то помощь есть, Гитлера нет, то Гитлер — налицо, а помощь куда-то подевалась.

4. В силу того, что основной текст суворовской «Кто начал…» посвящен советско-германским отношениям (поставленный в заголовке вопрос не имеет ни малейшего отношения к тексту), мой комментарий также не затрагивает этот вопрос.

Владимир Грызун,

21 июля 1999. Темно

Глава 1 Путь к счастью

Данная глава суворовского творения представляет собой массив эмоциональных выкриков и бездоказательных рассуждений с непонятно из какого контекста выдернутыми цитатами из Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и некоторых других вождей мирового коммунизма. Среди них попадаются фразы неведомого происхождения и неизвестной степени достоверности. Причем знакомая по советской историографии манера строить умопостроения не на самом историческом источнике, а на его сокращенном авторском пересказе немножечко утомляет. При общей оценке главы как «полный бред», имеются моменты, на которых хотелось бы заострить внимание.

Очевидная натяжка видна в следующем суворовском пассаже:

В таком случае можно подкинуть нашему полкописцу еще один довод того же разряда: в 1888 году Гитлера и на свете-то не было, а Ленин — БЫЛ!!! Говоря о мечтах вождей на 1916 год, Суворов делает вид, что между ними нет разницы ни в возрасте (Ленину — 46 лет; Гитлеру — 25), ни в имущественном и социальном положении (Ленин — швейцарский мигрант в котелке и с тросточкой; Гитлер — окопное мясо, до армии жившее в ночлежках и с трудом сводившее концы с концами путем рисования рекламы — «Покупайте свечи» и «Присыпка от пота „Тедди“»), ни, наконец, в интеллектуальном развитии (при разном отношении к Ленину его можно смело назвать, по крайней мере, незаурядным экономистом и политиком,[36] а Гитлер в 1916 году был совершенно никем). Кстати, позвольте полюбопытствовать, что из того «многого… что написал Гитлер», вы, господин Суворов, прочитали, датируется 1916 годом? По нашим данным, в те времена крошка Дольфи писал только пейзажи. Или вы их к психоаналитику носили?

Да что вы говорите! Действительно, такого коварства еще никто и никогда в мире не совершал: еще никто обезоруженным и ободранным до нитки не отказывался от участия в драке между двумя до зубов вооруженными противниками с тем, чтобы, когда они пообломают себе в драке зубы, встрять и своей мускулистой, мозолистой, но несколько безоружной рукой показать им «кузькину мать». А что же тогда можно сказать об изверге, который во время вселенской драки не только не вступил в нее, а разминался за углом и заодно ставил деньги на дерущихся с тем, чтобы потом дулом «Льюиса» навязать им свой мир и свободу? Между тем это всего лишь всемирно известный американский миролюб-президент Вудро Вильсон. Так безо всякого Ленина его политику придумали и претворили в жизнь США, в Первую мировую практически не воевавшие, но, тем не менее, сразу по ее окончании начавшие диктовать победителям, кому и как теперь жить, за что им заслуженно вручается переходящая пальма ленинского коварства. Но, видимо, Суворова истории в свое время не учили, взамен вдолбив, кто такой В.И. Ленин. Только, похоже, перестарались…

Суворов пишет:

Что это за бред? Во-первых, положение Германии было совсем не таким уж безнадежным.[37] Во-вторых, видимо не совсем оно было у Германии безнадежное, раз не они мира запросили. И, наконец, в-третьих, если положение Германии характеризуется как «безнадежное», то положение России каково? Запредельное? Обреченное? Посмертное? Никакое? Что, наш суперштирлиц не знает, что с лета 1917 года фронт наши держали далеко не везде, и продвижение немцев иногда проходило даже без боя. А посмывались с фронта солдаты. Не любят они, когда их не кормят и патронов-снарядов не дают. Давайте отвлечемся от Суворова и затронем проблему дезертиров.

Проблему снабжения фронта продовольствием правительство пыталось ликвидировать дважды: первый раз, когда в 1915 году были созданы «Особые совещания» по обороне, по перевозкам, по топливу и по продовольствию. Проблему это решило лишь отчасти — гнившие в Поволжье, на Урале, в Сибири титанические запасы зерна, муки, мяса и прочего добра удалось-таки с грехом пополам доставить на передовую. Тем не менее, уже в следующем году закрома начали пустеть, еды на фронте опять стало недоставать. В качестве выхода правительство ввело продразверстку, которую почему-то принято считать чисто большевистским изобретением. Однако это тоже надолго не помогло: у крестьян окончательно пропал интерес к продаже продовольствия по назначаемым твердым ценам, вследствие чего еда начала заканчиваться и в деревне. Пришлось в тылу вводить карточную систему, задолго до еще сидевших в Швейцарии социал-демократов. Вот и стала армия голодать, что выглядело огромным контрастом с резко увеличивавшимся благосостоянием представителей оборонки, смачно поглощавших свои немалые проценты с военных заказов. Хотя русскому солдату и не впервой воевать полуголодным и полураздетым.

Последней каплей стало положение в действующей армии с боеприпасами. Вот вам свидетельство Антона Ивановича Деникина, командовавшего в те времена 4-й стрелковой бригадой, получившей название «Железной». Она служила «пожарной командой» 8-й армии генерала Брусилова, то есть эту наиболее боеспособную часть посылали затыкать дыры на самых опасных участках фронта. По всей логике эту часть должны были снабжать боеприпасами лучше других. И вот что он пишет:

И чувство «отчаяния» и «нелепой беспомощности» испытывал далеко не один Деникин. Не любит армия без боеприпасов воевать. Не любит — и все тут.[40]

Вот и побежали с фронта солдаты. Всего при царе с фронта дезертировало 195 130 солдат. При Временном правительстве дело окончательно пошло на лад: с февраля по август 1917 года фронт похудел еще на 170 007 человек.[41] Ежу понятно, что с такой текучестью кадров армия воевать не может. Не может армия, теряющая только от дезертирства по 170 тысяч солдат[42] каждые полгода, быть боеспособной. Кстати, прибавьте к этому голод и отсутствие боеприпасов на фронте. Такая армия воевать не могла, что и констатировал Брестский мир. Между прочим, все варианты Временного правительства оказались неспособными правильно оценить эту ситуацию на фронте, и продолжали делать вид, что у них «все путем», что и привело к быстрому и бесславному концу. Большевики, наученные их опытом, такого счастья себе не хотели. Вот и пришлось забыть на время свою гордость и бежать в Брест договариваться.

О чем же, кстати, тогда говорит наш разоблачительный танководец, утверждая, что «Брестский „мир“ сделал ненужными миллионы русских солдат, и эти миллионы никем не управляемых людей пошли по домам, ломая по пути основы государственности…» (с. 17–18<17>)? Да эти миллионы в момент подписания мира уже давно[43] сидели по домам, а что они вам не доложились, так это не их вина, а ваша. На самом деле Брестский мир просто констатировал факт отсутствия у России возможности сопротивляться, о чем любой профессиональный историк знает. И вот еще: это какие же такие основы государственности наш «агент 007» выкопал в России в 1918 году? Ленин о них тогда только мечтал… Насчет демократии — вот как раз ее тогда было в избытке: фабзавкомы, советы (прямая демократия на местах!) — хоть на экспорт вывози, в ту же Антанту, где тогда, между прочим, рабочие демонстрации разгоняли, а иногда и расстреливали.

Самое главное, что вся первая глава «Ледокола» пересказывает нашу историю с позиции западной, и в частности, англосаксонской точки зрения. Героический эмигрант Суворов стандартно ругает Брестский мир за то, что он учитывал интересы только Германии и России (из которых первая не хотела, а вторая не могла продолжать войну на этом театре военных действий), будучи при этом сильно невыгодным Западу, впервые за всю войну оставшемуся наедине с Германией. При этом Суворов, совершенно не ориентируясь в ситуации, действия правительства Ленина, которые были абсолютно логичны и зачастую просто не имели альтернативы, представляет как злоковарный заговор Красного Нечистофеля. Кстати, насчет альтернативы: что же может предложить России наш новоявленный гуру? Альтернатива — оккупация России, насколько хватит бензина у австро-германских вояк, а по капитуляции оных передача судьбы всех оккупированных земель на суд западных держав. Одна проблема — злой Ильич почему-то не хотел, чтоб первое в мире государство рабочих и крестьян накрылось медным тазом. Вот ведь редис!

Подобных ляпов и натяжек в главе очень много, перечислять можно до вечера. Например, у Сталина в 1939 году (и у Ленина в 1918-м) на Западе отыскались какие-то союзники; «в разоренной войной Европе на обломках империй возникают коммунистические государства» (с. 18<18>) — это что же за государства?;[44] в поражении в Польше виноват, оказывается, Тухачевский;[45] «Мир — это передышка для войны. Так говорит Ленин, так говорит Сталин, так говорит „Правда“. НЭП — это короткая передышка для будущих войн» (с. 21<21>);[46] а «Майн Кампф» Гитлера, оказывается, является лишь «точкой зрения одного человека: МОЯ борьба» (с. 21<21>).[47]

Опровергать все просто нереально — получится многотомник. Намного легче людям в головы навалить всякой ерунды, чем потом все это расчистить.

И о чем же нам говорит текст этой главы? О том, что «Декларация об образовании СССР была открытым и прямым ОБЪЯВЛЕНИЕМ ВОЙНЫ ВСЕМУ ОСТАЛЬНОМУ МИРУ. Эта декларация действует до сих пор» (с. 21<21>). То есть Советский Союз, начиная с ленинских (а то и прямо с марксовых?) времен, уже являлся угрозой всему человечеству; то, что он начнет Вторую мировую, написано у него на роду. В доказательство врожденной агрессивности приводятся якобы коварные шаги Ленина, направленные, по словам автора, на расшатывание тогдашнего миропорядка. Однако, как мы с вами убедились, шаги Ленина во внешней, а зачастую и во внутренней политике определялись не его намерением немедленно захватить планету, чтобы огородить каждого колючкой, а острой необходимостью сохранить Советскую власть в России. И никакого коварства в этом его стремлении нет. А что касается объявления войны, следует напомнить, что чуть ли не первейшей акцией большевиков во внешней политике были неоднократные попытки заключения мира и выход России из Первой мировой. А вот грабительский Версальский мирный договор, о котором уже тогда говорили наиболее прозорливые деятели (и Ленин в том числе), что он заложил бомбу под Европу, — дело рук англичан, французов и американцев. Равно как и интервенция в Россию (а вовсе не наоборот), а также усердная подпитка белых армий на нашей территории деньгами и оружием, что очень сильно эту войну затянуло.

Глава 2 Главный враг

Батюшки! В своем эпиграфе наш корифей сам ответил на вопрос, коим столь жестоко терзался в первых строках своего послания к человечеству, — мол, зачем нам нужно было Германии помогать, — она же бяка до глубины души. А тут сам товарищ Сталин и говорит:

Такое впечатление господин Suvoroff, что кабы вы сами свою-жа книженцию повнимательней полистамши, немного подраскинули умишком, то, глупые вопросы в вашу многомудрую головушку не лезли бы, а мы бы были избавлены от того потока павианьих возгласов, коими вы умащаете каждую строчку. Вопрос тут другой — как товарищ Сталин и ВКП(б) собирались оную встряску проводить — с помощью РККА или КПГ? Интересно, что именно на последний вариант иногда намекает Суворов:

но именно его же он и не рассматривает в качестве главного! Почему? А просто он менее агрессивен, не так подл, как постоянно приписываемый Сталину «удар в спину». Хотя также необоснован.

А вообще симптоматично то, что Германия у Витюнчика — агрессор по определению (даже если ее армия смехотворна, а ВМФ по Версальскому договору вообще сменил подданство[48]), и то, что она будет нацистской, ясно задолго до появления самого нацизма. Разве товарищ Сталин может помогать демократическому государству? Нет, такой еретической мысли в голову нашего правдоискателя не прокрасться. Так что очень хочется спросить сэра Suvoroff'a, что же за государство было такое Веймарская республика (для бывших разведчиков — это Германия с 1918 по 1933 г.) — страной с самой демократической конституцией в Европе или страшным тоталитарным режимом? Если демократической, то в чем же преступление СССР, торговавшего с Германией?.[49] Да, тренировали им танкистов. А ты поживи посреди Европы с армией менее 100 тыс. человек, когда добрая французская демократия, «которая почти весь свой военный бюджет тратила на сугубо оборонительные программы» (с. 12<12>), оккупирует Рур (опять для одаренных перебежчиков — Рур это ихний немецкий Донбасс) и часть Рейнской области, и заявляет, что пока нищая страна не выплатит очередного взноса грабительских репараций, Франция будет считать оные территории своими. А если следующего взноса не заплатят — то что, Берлин оттяпают? И ведь как гуманно и демократично! Кстати, а зачем коммунистам (то бишь нам, русским) оружие? Вот бы так и с настоящим Донбассом!

Или скажем: Сталин помогал Веймарской республике, потому что там был злобный тоталитарный режим. Но вот вопрос, почему конституция этого тоталитарного режима гораздо демократичней конституций всех стран Антанты, вместе взятых?[50] В Веймарской конституции прописаны такие социальные права и льготы — в пору все это безобразие коммунизмом объявлять. Демократия в Веймаре стояла такая, что хоть святых выноси — партий до проха, свобода слова, вероисповедания. У власти та самая социал-демократия, которую Суворов, обливаясь крокодиловыми слезами, уже почти похоронил. Если взять, и без дураков (прозрачный намек) сравнить, кто был более демократичным: Веймарская Германия, не имевшая не только должной армии, но и хотя бы права всеобщей воинской повинности (как у всех остальных), чтобы хоть резервистов иметь на случай войны, но имевшая, вплоть до Мирового кризиса 1929–1933 гг., СДПГ[51] фактически правящей партией, и «оборонная» Франция, которую Суворов, по всей видимости, считает страной демократической и вообще хорошей, которая после дождичка в четверг оккупирует территорию независимого государства и вымогает у него огромные суммы (у нас в России это называют рэкетом), то кто тут агрессор и тоталитарист? А у немцев даже полицию, и ту в 1921 году распустили, к 17 сентября.[52]

Но нет, наш Колумб от разведки видит историю рентгеном на века вперед, взад, но в основном в стороны. Он-то, сидючи в своем лондонском кабинетике, в конце 1980 года уже узрел взглядом провидца все, что должно случится.

Песня льется дальше:

Ну, ну, ну — и что же тогда? Не затыкайте рот товарищу Троцкому, дайте ему сказать, что будет «тогда»!!! А вообще, намерения товарища Сталина лучше подтверждать цитатами из товарища Сталина, а не из товарища Троцкого, с которым товарищ Сталин был в 1932 году в несколько натянутых отношениях. А относительно «тогда» — мы и без мистера Suvorof'а вам это объяснить можем, стоит лишь обратить внимание на то, что Троцкий пишет не о фашистских захватах, а лишь об их «компрометации», после чего вполне в духе троцкизма будет фраза о подъеме рабочего самосознания и приходе к власти КПГ на волне новой рабочей революции.

И что мог в этой цитате сказать о сталинской агрессии Л. Д. Троцкий, в 1939 году написавший дословно следующее:

Другими словами, Троцкий утверждает, что если Сталин начнет несправедливую войну, от которой народу хоть немного поплохеет, то оный народ означенного Сталина репрессирует. Трудно сказать, прав Лев Давидович или нет, но такова его точка зрения. И эта точка зрения диаметрально противоположна той, которую на основании жалкого огрызка цитаты неясного происхождения приписывает ему Суворов.

Аналогичным образом выдрана из контекста и урезана цитата Иосифа Виссарионовича образца 1928 года — Сталин хочет «…разгромить фашизм, свергнуть капитализм, установить советскую власть, освободить колонии от рабства» (с. 27<26>). Однако в те смутные времена у власти в Европе был только один фашизм — итальянский, военным путем бороться с ним невозможно (далеко), а немецкие фашисты (кстати, не фашисты, а нацисты — разница существует) были просто одной из политических партий, еще и не шибко к двадцать восьмому году популярной. Так что и речь товарищ Сталин мог вести только о политической борьбе. Но тогда тезис о поддержке им же этого же фашизма — просто бред сумашед… пардон, перебежчика.[54] Эй, Суворов, а вас в плену не пытали?

Видя зыбкость цитат, пригодных для подтверждения своих ляпсусов, Резун избегает их везде, где только возможно, предпочитая врать «внаглую».

И без всяких доказательств. Даже сам на себя не ссылается — на любимую и долгожданную «Отдельную большую тему».

Таким образом, подведем итог под последними двумя цитатами. Получается, что курс на поддержку «всеми силами» фашизма был взят в 1927 году. В чем он заключался, в мире никто не знает, кроме, разумеется, Суворова, который из скромности молчит. Однако на следующий 1928 год Сталин резко переменил свое мнение и, отбросив былое, рвется «разгромить фашизм, свергнуть капитализм» и т. п. и т. д. Выходит, по мнению Суворова, Сталин готовил Гитлера к войне на протяжении одного 1927 года, а потом по мистическим причинам перестал. Какое непостоянство!

Итог таков:

Конечно, а чего ему мешать! Кто его построил? Сталин? Да он (по Суворову) даже решить не может, «взращивать» его или «разгромить»! Если уж говорить о том, что Сталин воспитал из Германии Ледокол и запустил его гулять по Европе, то именно это и следует доказывать! Но все доводы в пользу данного утверждения у Суворова заканчиваются на приведении обрывков цитат Троцкого, которые невозможно проверить ввиду отсутствия сносок, и которые противоречат широко известной и глубоко логичной позиции их автора по данному вопросу.

Виктор Суворов! С момента выхода «Ледокола» и по настоящее время я жду от вас доказательств советского содействия приходу Гитлера к власти. Я жду объяснения: какие причины заставляют вас не просто считать такое содействие реальным, а заявлять, что это содействие было более весомо, чем уже тогда известная и очень серьезная помощь многих частных структур стран Запада, оказываемая Гитлеру для борьбы за власть. В тексте данной главы «Ледокола» мы видим только голые фразы, не подкрепленные никакими фактами и рассчитанные на веру, а не на разум.

Глава 3 Зачем коммунистам оружие?

И где же он такое свидетельствует? В каком это таком кошмарном сне оккупанта могли ему эти 22 танка присниться? Что он, вслед за автором в перебежчики подался? Или у него в этот день был адаптационный синдром к русской водке? Где сноска? Где? Где она, я вас спрашиваю?

А, между прочим, цитата такая есть. Только звучит она несколько иначе. На самом деле Гудериан свидетельствует, что «еще в 1933 г. я знал, что единственный русский танковый завод выпускал в день 22 машины типа „Кристи Русский“».[56]

Значительно менее однозначно, а? Во-первых, лично он там не был, лично эти 22 танка не видел, а только «знал». А, кстати, если и был, не мог же он целый день у ворот с блокнотом сидеть, значит, ему эти сведения кто-то из услужливых экскурсоводов нашептал. Русский феномен. Показуха-с. Или дезинформация. А может — и то, и другое. И, во-вторых, о какой достоверности может идти речь, если немец даже не знает, что типа «Кристи Русский» в РККА нет, а есть БТ-2, БТ-5, БТ-7 и пр., а кроме того, название города, где сей завод расположен, Гудериану не известно. Да и завод харьковский в СССР на 1933 год был по танкам вовсе не единственным… Не слишком надежное свидетельство.

А вообще-то, в 1933 году производство БТ в Советском союзе еще только начинало налаживаться, посему всего в 1932–1933 годах в СССР выпустили 610 танков БТ-2, из которых 350 имели только пулеметное вооружение.[57] По нашим приблизительным подсчетам, с учетом существовавшего увеличения выпуска танков перед войной, если бы ХПЗ строил 22 танка в день (а по Гудериану и Суворову можно подумать, что кроме ежедневных 22 БТ этот завод параллельно строил танки других марок), то к 1941 году СССР имел бы около 140 тысяч танков.

Надо же, какая крутизна!!! И почему же такой супер-гипер-мега — танк был снят с производства в 1940 году, причем все наши военные в начале Великой Отечественной плевались в его сторону хором и соло, помногу раз выходя на бис?

Сейчас поясню. Что касается скорости танка БТ, близкой к околосветовой, спешу заметить, что для БТ-5 максимальная скорость на гусеницах составляла 52 км/ч, на колесах — 72 км/ч, а для БТ-7 и БТ-7М — 53 км/ч и 73 км/ч соответственно.[59] Суворов снова проврался, но это еще полбеды. Не иначе, чем курьезом можно назвать авторский текст внизу этой же страницы, претендующий на звание примечания. Стоит привести его целиком:

После таких пассажей впору падать в обморок.

Что это за «ограничитель мощности»! Что он ее — за хвост назад тянет? На многих довоенных танках в СССР ставился ограничитель, но не мощности, а числа оборотов.[60] И делалось это не потому, что двигатель что-то там «рвал», а для увеличения его моторесурса: на слишком высоких оборотах детали изнашивались быстрее. И снимали его в войсках по собственной, кстати, инициативе, а вовсе не по приказам сверху, вовсе не для установления рекордов скорости в шоссейных гонках. Это делалось потому, что из-за так превозносимого нашим танковедом заднего расположения трансмиссии и вызванной этим необходимости в длинных тягах к рычагу переключения передач, это самое переключение требовало чрезмерных физических усилий, с первой попытки воткнуть нужную передачу мог только очень опытный танкист, а переключиться на ходу было возможно лишь на новом танке, да еще и не на всяком. Вот как описывается преодоление этого дефекта конструкции с помощью «окопной хитрости» на Т-34:

А суворый выверт про «лучшие западные испытания»? Они, значит, бывают не только «объективные» или «необъективные», а еще и «лучшие» и «худшие». Худшие — это что, в болоте? А лучшие, наверное, когда танки с горки припустятся, чтобы ветер попутный и сотня негров сзади подталкивала. И, само собой, лучшие испытания, в отличие от худших, могут быть проведены только лишь на таком милом Суворову Западе. «Лучшие» западные испытатели, скорее всего, банально напортачили с советскими данными по скорости БТ, заменив непонятные им километры (примерно 70 км/ч на колесах) на доступные их пониманию мили. Но именно благодаря этой детской ошибке они и стали «лучшими» в суворовских глазах!

По поводу наклонного расположения лобовых броневых листов — на танках БТ оно было не более наклонно, чем на немецких «панцерах»,[62] о наклонных лобовых листах можно говорить лишь начиная с Т-34, после которого, кстати, они появились на американском «Шермане»,[63] а вовсе не на «Пантере» — снова вранье. По поводу дифирамбов, возносимых нашим орлом аквариумным в адрес заднего расположения трансмиссии уже было сказано, стоит лишь добавить, что оно являлось фирменным знаком танков «Рено»,[64] и вовсе не было особой редкостью в танкостроении тридцатых годов. Запас хода БТ никогда не приближался к обещанным нам танколяпом семистам километрам, у БТ-5 он составлял 200, у БТ-7 — 500 километров на колесах!!! На гусеницах с одной заправки БТ-5 проходил 120, а БТ-7 — 375 километров.[65] Триста семьдесят пять километров — это много, но не семьсот же!!! А что означает суворовское — «форсировали <…> почти под водой»? А может — «почти форсировали»? А до другого берега сколько процентов доехало? А на первый сколько вернулось? Нет, я не против, ведь на отдельных экспериментальных экземплярах такое и вправду пробовалось, но эти танки назывались БТ-7ПХ (подводное хождение) и серийно не выпускались.[66]

А дизельные двигатели, пожаробезопасность которых, кстати, обычно сильно преувеличивают, стояли лишь на БТ-7М, которых выпустили только 706 единиц[67] (всего танков БТ — около 8 300 штук[68]). Так что совершенно неясно, за что же наш герой подполья их так полюбил и оболгал аж от нижней ветви крупнозвенчатой БэТэшной гусеницы, до блестящей поручневой радиоантенны, гордо красовавшейся на башне примерно каждого девятого непобедимого быстроходного танка.

А приглянулись Суворову наши несчастные БТ из-за того, что, по его мнению, «эти танки было НЕВОЗМОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ НА СОВЕТСКОЙ ТЕРРИТОРИИ» (с. 28<28>).

Здравствуйте. Приехали. Докатились. Стало быть, невозможно. Нельзя. Сам герр Суворофф не разрешает. И чем же он это, интересно, аргументирует? Да, собственно, ничем.

А у нас есть фотоматериалы, говорящие, что использовать их на советской территории было очень даже возможно. Более того, у этого же корифея, в «Дне Мэ» есть фотографии, где БТ исправно месят грязь на родной стороне. Но, очевидно, это фото чем-то неправильно. Вот только чем? Или кто-то из нас того-с, или одно из двух.

Что значит «НЕВОЗМОЖНО ИСПОЛЬЗОВАТЬ»? Сей танк что, земля русская не держит? От русского духу ему дурно делается? Законы физики над ним не властны? Извините, а вообще, в России танки ездить могут? И что же, собственно, танкам БТ мешает перемещаться по своей родине? Вот немецкие «панцеры» в 1941 году по нашему Волоколамскому шоссе вполне сносно катались, а супертанками-агрессорами-людоедами не были, и вроде даже наоборот — только доблестными спасателями мира от сталинского коварства. А немецкие же полугусеничные броневики SdKfz 250 и SdKfz 251, проходимость которых в сравнении с БТ вообще могла считаться лишь пародией на оную, они что же? А колесные машины, немецкий Опель-блитц, или наша полуторка ЗиС-5, или американский «Студебеккер», которыми, в основной массе, обеспечивались вермахт и РККА всю войну, как по России ездили? Или БТ все равно хуже, даже на гусеницах?

А может, быстроходные танки во сыру землю, как с завода выкатятся, тут же по колено уходят? Нет, уходить-то оно, конечно, им в землю случалось, но для этого уж очень та земля должна была быть сыра — без болота или пойменного лужка тут, как ни крути, не обойтись. А что, окромя БТ, никакие танки в них не вязли? Посмотрите фотографии начала войны, сразу увидите и Т-34, и KB, несмотря на широкие гусеницы, во влажную почву ушедших «по самую матушку». Их что, тоже использовать было невозможно?

На самом деле то, что «практически все танки БТ были брошены» (с. 29<29>) в начале войны, и «даже на гусеницах их использовать вне дорог было почти невозможно» (с. 29<29>) — наглая ложь. После отступления регулярной армии их достаточно успешно использовали даже партизаны — на полном бездорожье! А сколько есть фотографий БТ разных типов с предвоенных маневров, где целые соединения этих танков, поднимая тучи пыли, катятся себе по полю, или стоят прикрытые ветками, на лесных просеках, причем, видимо, добирались они туда, где их поймал объектив, вовсе не по специально подведенным автобанам! А заодно снова затронем вопрос о том, насколько же «почти» было это использование «невозможно» — сильно «почти» или чуть-чуть. Такой же чушью является кричаще крупно набранное заверение Суворова в том, что «на колесах они (БТ — В. Грызун) не использовались НИКОГДА». Если он прав, то в таком случае я смело могу назвать время этого самого «НИКОГДА». Случилось оно во время конфликта на реке Халхин-Гол, когда эти самые БТ проделывали пятисоткилометровые марш-броски именно на колесах. Правда, горели они при этом, как свечки. И лично Жуков об этом во все горло свидетельствует. Со страшной силой.[69]

«НИКОГДА» — как трагично звучит. Так грустно, что хочется танцевать. А если оторваться от прочувствованной речи нашего заморского друга, и послушать всего-навсего двух простых механиков-водителей танков БТ-5 из той самой 11-й танковой бригады комбрига Яковлева, что сражалась на Халхин-Голе, Николая Задорина и Василия Семеныча Слободзяна? А гвардии полковника, испытателя, заместителя начальника научно-исследовательского бронетанкового полигона Евгения Анатольевича Кульчицкого послушать не хотите?

Слободзян:

Аллилуйя! Аллилуйя! Свершилось чудо! Танки БТ ездят по земле аки посуху! И ничего. Даже нимба нет.

Румянцев:

Опять! Эй, Суворов, у них что, коллективные галлюцинации? На колесах, и не то что по бетонному автобану, а по степной дороге! Ура! С БТ снято злоковарное проклятье!

Кульчицкий:

Для отдельных «профессиональных разведчиков» повторяем: Дальнего Востока!!!

Хочется снова осведомиться: Суворов — невежда или просто нам врет?

А теперь по вопросу о непроходимых русских дорогах, которые, как известно, намного трясинистее любого западноевропейского болота: почитайте товарища К. Симонова.[74] В своих записках о начале войны он описывает свою одиссею по рушащимся фронтам первых трех месяцев Великой Отечественной. Как вы думаете, каким образом он справлялся с вошедшим в написанную Суворовым легенду русским бездорожьем? Да никаким: он его просто не заметил! Ездил себе на полуторках, колесил на разбитых легковушках, пару раз подсаживался на броневички. И ничего! Не погряз в дороге, не был похоронен напластованиями глины, и даже не очень застревал. А вот БТ почему-то в то же самое время обязаны были вязнуть в почве до полной потери боеспособности. Легковушка не первой молодости везде прошла, а вот БТ, на какие его гусеницы не ставь — увязнет. Что это — мистика или маразм? Кстати, застрявших БТ он тоже вроде бы не наблюдал.

А в довесок получи и о гусеницах.

Румянцев:

А опытные бойцы 11-й бригады делали это за 20 минут.[75]

Вранье Суворова по поводу танка БТ переходит все, даже им самим установленные, границы. Что за грозный героический «Т» этот «Б»!!! И зачем же его сняли с вооружения в аккурат накануне того самого «Дня Мэ» и заменили на более легкий Т-40 и крайне не доведенные Т-34 и KB? Пусть бы их обкатали, экипажи для них обучили, снарядов понаклепали, а пока вооружались старыми, но такими гиперкрутыми БеТешками. Или, может, не такими уж и крутыми? Впрочем, такую простую вещь, как логика, В. Суворов не приемлет, он ищет свой путь в литературе, правда, ведет он совсем не в сторону истории. Однако что-то я отвлекся. Так как там наши БТ?

Маманя, какой страшный крупный шрифт!!! Как это убеждает!!! И сколько же их там понастроили, а? Если в цифрах, а не просто так, по-суворовски? 8 300 штук всех модификаций — вот сколько. Много? Непонятно. А если вспомнить, что тихоходный танк поддержки пехоты Т-26, на агрессора никак не тянущий,[76] был произведен в СССР в количестве 12 000 единиц,[77] что тогда? Уже не страшно во всеевропейской коммуналке проходить мимо двери с надписью «СССР»? А то раскричался «ВСЕХ, ВСЕХ, ВСЕХ…» Кстати, так к какой там войне мы готовились? Неужели к очень сильно наступательной?

Так, извините, все-таки наш «эксперт» Суворов — сам балбес, или нас за балбесов почитает? Нимало от всех этих, мягко сказано, натяжек не смущаясь, далее наш суворый друг пишет:

а также, вероятно, детские ясли, баварские пивные, склады пунша, отапливаемые гальюны и грунтовые залежи сосисок. А ведь выкладка сосисок на грунт означала войну!!! Нет выкладки, нет войны. Везде мир и поголовная революция. Сталин, как всегда, победил. Финита, как говорится, ля комедия. В смысле — капут. Такой вот коварный план разработали сталинские соколы в гулких коридорах штаба РККА.

Кстати, о коридорах. Не знаю, что за гулкий коридор находится в голове у нашего автора, но в коридорах вышеозначенного штаба, когда в нем разрабатывали тактико-технические требования к будущему БТ, носились несколько иные мысли. Высокая скорость БТ на колесах предназначалась для быстрых передислокаций танковых соединений за линией фронта с нашей стороны с целью маневра резервов при обороне в условиях танкового превосходства противника.[78]

Опровергать всю ложь просто нет сил. О том, что кто-то где-то в чем-то буксовал и куда-то там проваливался, мы уже объясняли. О советских танковых учебниках, якобы гласящих, что колеса — главный движитель БТ, достаточно просто сказать, что Суворов снова нагло врет, а вот около грузовиков для перевозки снятых БеТешных гусениц следует остановиться особо. Даже полный профан в военной технике тех лет, хотя бы раз, хотя бы издали или на картинке видевший танк БТ, может невооруженным глазом заметить странные кожаные ремешки на гусеничных полках. Специально для выпускника Калининского суворовского военного и Киевского высшего общевойскового командного училищ объясняю: эти ремешки служили для крепления снятых гусениц при движении на колесном ходу. Снял гусеницы, на подкрылочки уложил, и катайся себе, сколько влезет, на колесах. Надоест на колесах — ремешки открепил, гусеницы взял, на колеса намотал, и далее спокойно проследовал. Порядок действий ясен? Повторить еще раз? Перевести на английский? А теперь доложьте мне, где здесь грузовики и агрессия?

И только не говорите нам, что вы этого не знали! Неужели все-таки нам врете?

И вот мы тут. Вернее, там. За бугром. Наблюдаем одну из самых интересных сцен суворовской эпохалки. Называется эта сцена «Танкогонки по автобанам». Нервных просят не смотреть, предприимчивых — делать ставки, а для особо впечатлительных здесь будет небольшая подготовочка — покопаем глупостей по мелочам. Внимайте разбору бреда, льющегося из уст нашего слепого гусляра.

О плавающих танках следует сказать, что в те далекие, но уже славные времена никаких букв «П» в индексе плавающих танков не было, они назывались так же, как и все прочие, например, Т-37А, Т-38, Т-40.[79] Эта досадная ошибка прекрасно характеризовала бы низкий уровень технической компетенции автора, если бы, конечно, мы не знали, что из ГРУ Резуна выперли вовсе не из-за того, что он безграмотно писал аналитические статьи по НАТОвской технике. Но тогда — снова вопрос. Что ж он нам-то такие глупости пишет? Не держит ли нас за дураков?

Об аналогичном уровне осведомленности в отношении тогдашних военных теорий можно узнать из следующего пассажа: «В оборонительной войне танку никуда плавать не надо, поэтому <…> советские плавающие танки пришлось бросить…» (с. 31<30>). Вообще-то, распространенная тогда теория «маневренной обороны» гласила, что в среднем каждые десять километров в неевропейской части СССР встречаются реки, которые необходимо форсировать вплавь при наступлении, и при маневренной обороне.[80] Кроме того, снова приходится напоминать, что часть плавающих танков оставалась у партизан, а некоторое количество Т-38 довоенного выпуска были в строю в боевых частях аж до 1944 года.

Выжили они, понятно, где потише, но ведь не бросили их, как Суворову того хочется, повоевали они и в обороне.

Но это отступление. Главное в другом. «В 1938 году в Советском Союзе начаты интенсивные работы по созданию танка с совершенно необычным индексом „А-20“. Что есть „А“? Ни один советский военный учебник на этот вопрос не отвечает. <…> Я долго искал ответ на этот вопрос и нашел его на заводе № 183. <…> Не знаю, правильно ли объяснение, но ветераны говорят, что изначальный смысл индекса „А“ — автострадный. Объяснение лично мне кажется убедительным. Танк А-20 — это дальнейшее развитие семейства БТ. <…> Главное назначение А-20…» (с. 31) и все, понеслась душа в рай. Интересно, что это за такие мифические «ветераны» эдакую ерунду плетут? Или, может, они с Виктором за бутылочкой сивушки разговор вели? Да, вот еще что интересно: понимая зыбкость своей аргументации, герой-разведчик не утверждает прямо, он как бы сомневается — не уверен он, жмется, елозит, не знаю, говорит, правильно ли… Однако это не мешает ему в течение всего своего фактоплетства по поводу и без повода эти автострадные танки поминать, а неуверенность при этом куда-то испаряется. Такие вот дела.

Так вот, пластилиновый вы наш Джеймс Бонд, не стоило вам в учебники залезать, ветеранов поить, вынюхивать да выпытывать об этом самом «А», ведь всем более или менее сведущим в советском танкостроении людям доподлинно известно, что сия злополучная буква есть не что иное, как индекс конструкторского бюро Харьковского танкового (в миру — паровозостроительного) завода. Буквой «А» обозначали все образцы боевой техники, не принятые на вооружение РККА, всю экспериментальную технику, разработчиком которой был ХПЗ.[82] А ваш нереально автострадный А-20 есть всего лишь дальнейшее развитие БТ-7М, утяжеленное, с усложненным колесным приводом. Кстати, означенный БТ-7М, дизельный вариант БТ-7, до его принятия на вооружение именовался А-7М или А-8.[83] И где же он автострадный? С какого борта? С какой крыши? А может, с днища? Или где внутри эта его автострадность притаилась? Сидит, понимаешь, до поры, а там как вдарит! Этак из-за угла, чтоб поагрессивнее. У-у-ух, как он их тогда! Аж дух захватывает.

Этого, конечно, можно не знать. Но врать в историческом сочинении нельзя. Если наш автор нам землю ел, мамой клялся, что все его книги написаны лишь для того, чтобы донести до нас внезапно открывшуюся ему ИСТИНУ, то зачем ему эту ИСТИНУ враками показывать? Неужели такой большой ПРАВДЫ О НАЧАЛЕ ВОЙНЫ для этого не хватает?

Еще два слова о пресловутом А-20: задание на него было получено в октябре 1937 года и им «предусматривалось создание танка с защитой только от огня крупнокалиберного пулемета, с 45-миллиметровой пушкой. Сохранялся колесно-гусеничный ход, ради которого, собственно, заказчик и снизил все остальные характеристики танка. Эта машина получила индекс А-20».[84] Кроме того, «на А-20, имевшем вес 18 тонн, пришлось делать ведущими по три колеса с каждого борта. Это в огромной степени усложняло конструкцию и утяжеляло ее». Летом 1938 года технические проекты А-20 и А-32 (создан по инициативе танкостроителей, а не заказан) были готовы. Вмешательство Сталина привело к разработке обоих образцов.[85]

Так что А-20 был на ХПЗ не один такой, с «автострадностью замаскероватой», придуман. Злобные усато-трубчатые коммуняки их целые толпы навыпускали, Суворову на радость, врагам на удивление. И в сентябре 1939 года выкатили из секретных ангаров на полигон два автострадальца зараз — А-20 и А-32. Покатали их по полигону взад, покатали их по нему, родимому, вперед, покатали на всякий случай и по страшному, по диагонали, стало быть. И решили тогда начальники, что А-32 — быть, а вот А-20 — наоборот, не быть.[86] Чем-то им не по нраву пришелся. Но вот ведь в чем у Суворова не сходится: признанный неудачным А-20 был колесно-гусеничным, то есть, по его определению, пригодным лишь для агрессии, а вот одобренный А-32, после мелких усовершенствований получивший название А-34 и запущенный в серию (по армейской номенклатуре — Т-34), был как раз чисто гусеничной машиной. Так что, мистер ветерановед, неужели и Т-34 автострадный? В душе где-то, наверное, да? Глубоко, этак у самого донца, но автострадный. И в чем же это выражалось? Если «главное назначение А-20 — на гусеницах добраться до автострад, а там, сбросив гусеницы, превратиться в короля скорости» (с. 31<31>), то в чем назначение чисто гусеничных «автострадных танков» А-32 и А-34? На гусеницах добраться до автострад, а там, сбросив гусеницы, — что? Яйца нести? Или окопаться? А может, им дальше пешком? Кстати, упоминаемый далее в связи с планером «КТ» летающий танк, носил индекс А-40. Так он что — летающий или автострадный? И гусеницы у него не снимались… Как быть? И что, «эксперт»-то наш — лопух или просто нам врет?

Но ведь это делает совершенно бесполезным все наши автострадные танки, ведь если ни одного километра автострады нет, то где их испытать, обкатать, и, наконец, самое главное, где обучить водителей? На грунтовке пилота для «Формулы-1» не обучишь, а уж механика-водителя для убийственного «короля скорости» и подавно. Или сначала на своих двоих захватим Германию, а уж там попрактикуемся?

Стоит еще, пожалуй, остановиться на стратегических воззрениях нашего заморского врунишки, который постоянно путает войну с шоссейными гонками. Почему, интересно было бы спросить, он считает, что воевать немцы будут только вдоль своих автобанов? У них что, вся страна заасфальтирована? Там полей нет? Или война это как игра в московские прятки — кто быстрее в Берлине застучался, тот и победил? И потом, допустим, ринутся наши сверхболиды в дыры в немецкой обороне, втянутся им в тыл, где находятся любимые нашим бархатным воякой «города, мосты, заводы, аэродромы, порты, склады» и всякая прочая благодать. И что же мы получим в результате? Да то же, что Гитлер получил под Сталинградом, втянувшись в дыру в нашей обороне в надежде пережать нам волжский транспортный узел. Суворов все время забывает, что танкам незачем ставить рекорды скорости, им надо воевать. Кстати, немцам все их «блицкриги» отлично удавались без расписываемых Суворовым гоночных болидов, ведь танковый бой это вовсе не джигитовка наперегонки — кто быстрее вон до той штучки, это необходимость иметь перевес в огневой мощи и дальности стрельбы, в маневренности, проходимости и защищенности своей машины над неприятельской. И все это как-то слабо вяжется со скоростью в 70 миль в час и превращению танка в беговые дрожки.

Извините, хочется спросить: автор этого бреда — действительно такая бестолочь или просто нам врет?

Количеству и качеству суворовского вранья о советских танках соответствует количество и качество суворовского вранья о советских самолетах — обильно и неумело. Впрочем, о танках было написано даже больше. Что ж, поехали, нам не привыкать…

Для начала британский сокол в тех же выражениях и с той же степенью достоверности, как и в случае с БТ, расхваливает видавший виды советский «ишачок». Некто Альфред Прайс, как видно большой авторитет в суворых глазах разведки, заявляет, что «наиболее мощное вооружение среди серийных истребителей мира в сентябре 1939 года имел русский И-16 конструктора Поликарпова» (с. 32<31>). Стоп машина. У меня вопрос. А в ноябре 1939 года какой истребитель имел самое мощное вооружение? А в 1940 году? А в июне 1941 года? Что, неужели опять И-16?

Ладно, бог с ним, едем дальше: «по огневой мощи И-16 в два раза превосходил „Мессершмитт-109Е“ и почти в три раза „Спитфайр-1“» (с. 32<31>). Это как? Ведь вооружение у И-16 тип 24, эталон 1939 года, самого тяжеловооруженного «ишака» в мире, составляло две пушки ШВАК-20, калибра 20 мм и два пулемета ШКАС калибра 7,62 мм.[88] В то же время на Ме-109Е стояли те же две пушки MG калибра 20 мм и два пулемета калибра 7,92 мм.[89] Вооружение, в общем, равное. Или наши ШВАК лично генсек заговаривал, ходил вокруг ночью потемнее и бормотал:

К тому же у немцев вооруженный двумя пушками и двумя пулеметами Ме-109Е появился в 1937 году, а у нас И-16 тип 24 с аналогичным вооружением — в 1939. Так кто в ноябре 39-го всех мощнее вооружен был? Так же оболган и Спитфайр, вооруженный шестью пулеметами калибра 7,62 мм.[90] Превосходство-то, конечно, есть, но не в три раза!

И, вообще, следует заметить, что у истребителя главное не вооружение, а летные качества, а лучше — их удачный синтез. Ведь разбили же в битве за Англию Королевские ВВС, оснащенные Спитфайрами, Люфтваффе с более тяжеловооруженными Ме-109Е и Ме-110C и Е.

Однако даже самому летучему самолету бронирование не помешает. Вероятно, рассуждая таким образом, цитируемый с безграничным доверием А. Прайс садится в лужу. Прославленный Суворовым авиатор утверждает, что «среди всех предвоенных истребителей мира И-16 был уникален в том смысле, что только он один имел броневую защиту вокруг пилота» (с. 32<31–32>). Неужели? Так-таки прямо и один? А как же без конца упоминаемый Ме-109Е? A Me-110? А Харрикейн?

И потом, что такое «броневая защита вокруг пилота»? Что означает это «вокруг»? То же, что и «возле»? Очень хочется подвести этого самого А. Прайса к И-16 и спросить его, где, ну где же он нашел на этом крошечном фанерно-полотняном самолетике нечто, хотя бы отдаленно напоминающее «броневую защиту», да и «вокруг»? Это что, восьмимиллиметровая бронеспинка, ставившаяся на него с IV серии?[91] А как тогда величать истребитель Me-110, имеющий броневую защиту спереди, снизу, сзади и сверху-сзади? Летающий дот? Как хотите, а такой ляп просто смешон. Нашел, тоже мне, Флаинг Фортрес, надел на него доспехи тевтонские и пошел в превентивный воздушный бой фашистов бить.

Снова вопрос: как вам знания «эксперта» Суворова? Он действительно невежда или просто нам врет?

Об использовании ракет: у каждой страны были прорывы в будущее, и мы не исключение. Но продолжать в таком духе долго не стоит — легко промахнуться. Что и делает на этот раз уже лично главный авиалет Великобритании, экс-аквариум В. Суворов. «Ил-2, — пишет он, — имел сверхмощное, по любым стандартам, вооружение, включая 8 реактивных снарядов» (с. 32<32>). По «любым»-то, может, и сверхмощное, а если по каким-нибудь более конкретным, чем вообще «любые»? Вооружение у Ил-2 эталона 1941 года (еще он называется ЦКБ-55П) составляет… батюшки, где же ваша «сверхмощность»! Те же две пушки ШВАК (20 мм) и два пулемета ШКАС (7,62 мм), что и на наших старых знакомых — И-16 да Ме-109Е. Плюс 600 кг бомб (истребитель Ме-109Е — 250 кг бомб,[92] истребитель МиГ-3 — 200 кг бомб). Плюс 8 РС-82 или РС-132[93] (истребитель МиГ-3 — 6 РС-82).[94]

Суворов «слышал звон, да не знает где он» — вроде все Ил-2 хвалят, надо бы и мне, да вот за что — непонятно. А, ничего, ляпну что-нибудь наобум, авось, за Ил-2 ругать не станут, побоятся, «летающий танк» как-никак… Лишь профаны в авиации на первое место ставят скорость и вооружение, а в случае с Ил-2 важна не мощь бортового оружия, а способность точно его применить. Благодаря своему бронированному корпусу этот самолет мог, не боясь зенитного огня, подходить к цели вплотную, всаживая свой отнюдь не сверхмощный огонь «в самое яблочко», за что и боялись его немцы больше других. А вот другие самолеты, порой имевшие не менее, а то и более мощное вооружение, из-за своей слабой защищенности при атаке наземных целей близко подойти не могли, поэтому плотность, в теории, мощного огня, оказывалась слишком слабой.

Так что Ил-2 превосходил противника, хотя и совсем не в том, в чем попытался угадать Суворов, кроме того, на сорок первый год он был, пожалуй, единственным специально созданным для штурмовки самолетом в мире.

Не сопите, все затаили дыхание! Сейчас наш храбрый перебежчик попробует угадать, не смотря на то что ответ, казалось бы, банален. Помимо того, что определенная доля матчасти ВВС РККА полегла утром 22 июня на своих аэродромах, гораздо большее количество самолетов погибло в первые дни войны в неорганизованных и безрассудных с советской стороны боях с противником, имевшим качественное превосходство. В результате чего соотношение сил наших ВВС к Люфтваффе, составлявшее 1,4 к 1 на конец июня, к июлю стало 1 к 2 в пользу немцев.[95]

Но у Суворова никогда не угадаешь, какой ответ он имеет в виду в качестве правдивого. Вот и здесь снова нас ждет открытие: по более точным, чем могло бы быть на самом деле, суворовским разведданным оказывается, что «большую часть советских летчиков, включая летчиков-истребителей, НЕ УЧИЛИ ВЕДЕНИЮ ВОЗДУШНЫХ БОЕВ» (с. 32<32>).

Прочувствовали? А то, что наши истребители устаревших образцов (на 22 июня их было подавляющее большинство) в воздухе отставали даже от немецких бомбардировщиков, что — не важно? Наверное, по такой логике самолетов летчикам и вовсе можно не давать, главное — ведению воздушных боев обучить. Осознали? Прониклись? Тогда идем дальше — Суворов задает следующий вопрос: «Чему же их учили?» Держитесь крепче. «Их учили наносить удары по наземным целям» (с. 32<32>). Вот такие дела. Не больше, не меньше. А может, спросим самих пилотов? Например, Александра Покрышкина, прошедшего всю войну, начиная с 22 июня 1941 года, и, стало быть, знающего о том, как и чему до войны учили летчиков-истребителей чуть больше лондонского беглеца? Пожалуйста:

Кажется, яснее ясного сказал — в воздушном бою. А тезис Суворова об обратном опять остался недоказанным.

И вот еще что. В середине 1940 года «на Саратовском самолетостроительном заводе, производившем в недавнем прошлом комбайны, начали изготавливать истребители Як-1 — самолеты с цельнодеревянным крылом, с двумя лонжеронами и фанерной обшивкой, потянутой перкалем. Из таких же материалов создавались киль и стабилизатор. Фюзеляж сваривали из стальных труб, которые обтягивались полотном.[99] Металл и дерево были заложены в самой конструкции».[100] Это — новейший Як-1, его развитие — основа советских истребителей военных лет, правда, на начало войны Як еще не был самым многочисленным новым истребителем. А у немцев что Bf-109E «Эмиль», что Bf-109F «Фридрих» — цельнометаллические, полотном у них только поверхности рулей обшивались. И как вы думаете, как можно было на Яке победить в воздушном бою «мессера», если советского пилота-истребителя воздушному бою до войны не учили? Наши летчики как раз и добивались победы за счет более высоких личных качеств, тем более что у немцев в подавляющем большинстве и опыта было больше. А еще был ЛаГГ, вообще практически цельнодеревянный самолет. И ведь истребителей новых типов у нас было немного, все больше «чайки» (И-153) да «ишаки» (И-16)… А тем не менее, немцы сразу оценили воюющих против них советских летчиков более высоко, чем других противников. И как только такие «неумехи», как советские летчики (рисуемые Суворовым), смогли с самого начала войны оказать немцам сопротивление, которого они раньше не встречали нигде, кроме как, может быть, над Англией?

Кстати, вы не обратили внимание, что Суворов все время вопит о том, что советские танки были лучше всех в мире, и было-то их у нас больше, чем у кого бы то ни было, а вот о советской авиации — молчок. А единственная причина поражения — мол, летчиков воевать не учили, и были они, выходит, полными чайниками перед гитлеровскими асами. Что это, как не клевета на советские ВВС? Но о них мы еще поговорим в конце посвященной «Ледоколу» части.

Правда, в такой оценке наш летучий Резун категорически расходится с большинством оставшихся в живых участников войны, единодушно вспоминающих тяжелые дни летной муштры. А вот что думают о летных навыках советских пилотов современные исследователи немецких трофейных документов:

Видимо, даже при сравнительно небольшом налете основной массы советских летчиков, разница в поведении в воздухе, по сравнению с предыдущими кампаниями Люфтваффе, производила большое и не слишком приятное впечатление на немцев.

Кроме того, непонятно, зачем ссылаться на какой-то журнал «Война и революция» 1929 года издания, если можно было бы просто взять кусок из уставов 1940–1941 гг., тем более, если, по словам Суворова, эти уставы все равно его повторили. Но, к сожалению, никакой агрессии в довоенных советских уставах нет. А то неужто не процитировал бы?

Приводимая далее цитата А. Н. Лапчинского, гласящая, что «решительное наступление на земле притягивали к себе, как магнит, неприятельские воздушные силы и служит лучшим средством обороны страны от воздушного противника… Воздушная оборона страны осуществляется не маневром из глубины, а маневром в глубину» (с. 33<32–33>), применительно к суворовским бредням ничего не доказывает, так же как ничего не опровергает. Речь в ней ведется только об обороне, а на чьей территории и кем может вестись «наступление на земле» по приведенной обрывочной цитате совершенно не ясно.

Зато ясно другое. Суворов решил, что советская авиация будет громить «стандартные объекты бомбардировок» из книги Лапчинского, среди которых фигурируют «Лейпцигский железнодорожный узел, Фридрихштрассе и Центральный вокзал Берлина и т. д.» (с. 33<32>). Но ведь неприятельские города и железные дороги — это объекты СТРАТЕГИЧЕСКИХ бомбардировок, а лично мистер Резун полагает, что подготовка к таким бомбардировкам, в отличие от подготовки к бомбардировкам тактическим, есть подготовка к «ответному удару», а не к агрессии, о чем он, собственно, и пишет в «Дне „М“». Кстати, в том же «Дне» он говорит, что Сталин уничтожил свою стратегическую авиацию, предпочтя ей самолеты для ударов по точечным целям, к каковым городские кварталы и железнодорожные узлы отнести достаточно сложно. Перечитывая соответствующие абзацы суворовского труда раз за разом, я так и не смог уловить, что за мысль он проводит, приводя два таких разнородных факта, — с одной стороны, якобы готовность советских истребителей к ударам по земле, а с другой — наличие в каком-то из многочисленных авиационных учебников тех лет карт Берлина. Даже как-то за него неловко, ведь не всегда же его ложь так неуклюжа.

Более удачно наш выбегаяц врет о 123-м истребительном полке, взлетавшем чуть ли не по контрольно-следовой полосе, цепляя своими бомбами и эРэСами пограничные столбики. Остается лишь узнать у нашего храброго предателя, как же они в мирное-то время взлетали, если «набор высоты должен был осуществляться уже над германской территорией»? (с. 33<33>) Но главным здесь является не это. Главное то, что полк ИСТРЕБИТЕЛЬНЫЙ.

Истребительный авиаполк, как уже, наверное, догадался искушенный читатель, состоит из истребителей. И что же там были за истребители? Может, фронтовые? В случае войны за превосходство в воздухе бороться? А что, начнется война, а наши — тут как тут. Но зачем так близко к границе? Ведь фронтовой истребитель потому и фронтовой, что он над линией фронта висит, врага встречает и на землю его сбрасывает. Далеко в тыл ему углубляться не надо, а если войска вперед уйдут, что за проблема аэродром базирования сменить? И неповоротливые склады своего имущества эти подразделения не удержат на месте, ведь пока наземные рода войск проползут зону действия фронтового истребителя, те уже успеют израсходовать и горючее, и боеприпасы, и запчасти с близлежащего склада, а новые можно подвозить уже на другую подходящую площадку. Фронтовым истребителям особо хорошей полосы не надо — всю войну с грунта летали.

Нет? Тогда, может, это были истребители-перехватчики? Врага на границе в воздухе встретить, и в морду ему сунуть пару-тройку раз. Тогда где агрессия? Перехватчики служат для обороны своей территории и, более того, до войны в СССР они даже к ВВС не относились. А относились к ПВО — противовоздушной обороне. Обороне!

А, вот что, я понял! Суворов намекает на то, что это были истребители сопровождения. Ведь взлет в сторону противника для экономии горючего жизненно важен только им. Летают они далеко, вместе с бомбардировщиками, так что… Однако в СССР первые истребители, годные для эскорта бомбардировщиков, ЯК-9ДД и ТИС, появились в 1944 году. Так что, если их имел в виду наш летун, то он снова оказался не прав.

Но вот ведь что получается, фронтовым истребителям и перехватчикам все равно куда взлетать, потому что дальность до цели ни тому, ни другому экономить незачем, их цель — в воздухе, над линией фронта. Так где же связь между близостью ИСТРЕБИТЕЛЬНОГО полка к границе и подготовкой агрессии? Пусть бы Виктор бен Богдан назвал нам пару-тройку штурмовых или бомбардировочных полков, прижатых к границе вплотную, тогда бы можно было о чем-то рассуждать. Но все, на что у него хватает керосина, это туманные намеки на «многие другие» (с. 33), вероятно, тоже истребительные авиаполки. А лично я не вижу ничего особо агрессивного в том, что несколько полков (если Суворов на этот раз не врет) истребителей были выдвинуты к самой границе. Головотяпство — вижу, поскольку что бы ты ни готовил, лучше бы иметь в виду разные варианты развития событий.

И снова — как вам осведомленность «эксперта» Суворова? Он на самом деле этого не знает или просто нам врет?

Во всей красе и блеске наш друг Суворов из одноименной с вертолетом организации предстает в своем пассаже о… да, да, да, снова о таком несчастливом для него Ил-2. Второй раз на нем попадается. На этот раз прославленному штурмовику в основные цели вместо родных для него автобронетанковых колонн вменяются аэродромы, хотя кажется, «ясно даже и ежу», как сказал поэт, что из пушек-пулеметов аэродром не задушишь, не убьешь, а 600 кг бомб для такой громадной цели явно недостаточно.

Третий раз с тройного сальто на те же грабли лондонская правдильня рухнула в попытке насквозь переиначить широко известную историю о втором стрелке Ил-2. На самом деле, стрелка убрали не потому, что «Ильюшину позвонил лично Сталин и приказал стрелка с пулеметом убрать» (с. 34<33>). Обер-шпион ее величества снова вступает в пререкания со многими советскими военными летчиками и начальниками. Уже упоминавшийся зам. наркома А.С. Яковлев пишет, что «военные считали, что скорость Ил-2 и высота его полета малы и, ликвидируя вторую кабину со стрелком-радистом и оборонительным пулеметом, имели в виду облегчить машину, улучшить ее аэродинамику и получить некоторое увеличение скорости и высоты полета».[102]

Современные исследователи дополняют Яковлева следующим образом:

К сожалению, в стране на тот момент не было достаточно мощного авиационного мотора. Так что суворый вывод о ситуации, «когда ни один истребитель противника не успеет подняться в воздух» (с. 34<33>), представляет собой такой же бред, как и многие другие его выводы.

И наконец, четвертая попытка вломиться в давно уже специально для профессиональных перебежчиков открытую дверь: разговор Ильюшина со Сталиным о том, что стрелка на Ил-2 надо бы вернуть, состоялся, во-первых, не по телефону, а лично. Кроме того, не сразу «после начала Барбароссы» (с. 34<33>), а в начале февраля 1942 года.[107] Да и само предложение выдвинул вовсе не вождь, а сами летчики, собравшиеся в конце декабря 1941 года на Первой военно-технической конференции в Куйбышеве.[108] Кстати, двухместный Ил-2 был разработан в ильюшинском КБ только в сентябре 1942 года.[109]

Неужели Суворов ничего об этом не знал? В это можно было бы поверить, если бы мы знали, что лектора Резуна в английских военных вузах знают в лицо как самого непросвещенного человека на планете. Но, кажется, это не так. Выходит, нашим потенциальным врагам он читает одно, а нам — совсем другое? Так что же это за «эксперт» такой в Лондоне сыскался? Так он вправду невежда или просто нам врет?

Это уже просто бред. Вернее, что же это я, не просто! Это БРЕД!!! Нет, даже БРЕД!!! Когда у Суворова нет даже таких глупых аргументов, к которым он обычно прибегает, начинаются отступления, подготовки агрессии не касающиеся, но зато изобилующие кровавыми подробностями, а также различными сочетаниями крупного и жирного шрифтов. Лишь на некоторых моментах стоит остановиться.

О преуспеянии Сталина в деле удушения соцдемпартий и возвышении нацистов уже говорилось, хотя об этой, безусловно, больной для Суворова теме (а как же — сталинское коварство по отношению к «западным людям») можно распаляться часами. Так и вижу, как Сталин могучей мозолистой рукой «душит» посиневших немецких социал-демократов. Да только непонятно, как тов. Сталин мог «душить» социал-демократов в Германии, когда последние этой Германией и управляли, а подшефная Сталину КПГ круто пролетела с революцией, после чего долго «чистилась» и «искалась». Само собой, искомые «оппортунисты» и «соглашатели» были найдены в лице всего руководства партии и с позором изгнаны. Простой немец, получивший от «удушенной» социал-демократии столько прав и свобод, сколько при кайзере он и не знал, наслаждался плодами «временной стабилизации капитализма», жевал свои сардельки по два пфеннинга воз,[110] удовлетворенно хрюкал в пиво и с удивлением смотрел на горстку возбужденных интеллигентов,[111] гордо марширующих под большой красной скатертью.

Был, правда, у них, коммунистов, шанс — когда началась Депрессия, сардельки стали стоить не два пфеннига, а три марки, и сонный Михель проснулся, встал с перины и заорал во все горло «Ихь хабэ жрать!» Да только в деле обхаживания недовольного Михеля КПГ оказалась неконкурентоспособной.

Нацисты перед недовольным электоратом сразу развернули целую колоду врагов, которые украли его сардельку:

и английские лорды-поработители,

и французские лягушатники-Рура-грабители,

и жиды-отравители,

и социал-демократы-предатели,

и буржуа-слегка-угнетатели,

и коммунисты-собственность-отниматели,

и соседи-пространства-лишатели

и т. д. и т. п.

А коммунисты, когда пришла их очередь, долго сопели, а потом выдали: «Во всем виноваты буржуи, давайте будем любить простых англичан, французов и даже (о, ужас!!!) русских с евреями и все сделаем общим». «Идиеттен», — пробормотал Михель и навсегда отвернулся от коммунистов.

Снова нужна книга на «отдельную большую тему», которая для подтверждения хотя бы четверти суворостей должна стать периодическим изданием. Вот только на деле от сталинских «громов и молний», «кровавых удушений» и т. д. и т. п. немецкой «пацифистской» социал-демократии было ни тепло, ни холодно. А кой-кому даже очень тепло и хорошо. Ибо, испугавшись грандиозных планов коммунистов, о которых они кричали, как только могли, простой немец, не хотевший, чтобы его частное пиво стало общим компотом, кинулся к куда более хлебному и родному дядюшке Гитлеру, к его, Гитлера, вящей радости.

И, напоследок, покопаем чуть-чуть цитат. Поехали: «Сталин за несколько лет продал то, что нация накопила за сотни лет» (с. 34<34>) — вопиет глас из-за бугра. Ничего страшного, детонька, в годы Первой мировой войны золота на Запад тоже перегнали немеряно. Причем, пикантность ситуации заключается в том, что дорогие во всех отношениях союзники не торопились осуществлять частично уже проплаченные российские заказы, поэтому, например, в 1915 году царская армия получила лишь 8% заказанных винтовок и патронов и 13% — снарядов.[112]

«Над страной во весь свой огромный рост поднялся призрак людоедства» (с. 35<34–35>) — скажем, на всю страну его, слава богу, не хватило. Этот призрак встал лишь над некоторыми хлеборобными районами, причем лишь в один, неурожайный год. Кстати, по подсчетам некоторых современных спецов, голод в России — вещь достаточно обыденная.[113]

Ах, какая трогательная забота о бедных, маленьких детишках… Суворов просто не может поверить, что приютившие его милые, добрые и гуманные западные капиталисты могли как-то Советскому Союзу повредить. И интервенции не было, и антисоветизма, и засылки шпионов, и убийств советских дипломатов, и разрывов дипломатических отношений… Вот сидели они до самой войны вдоль границ, и все хором мило в нашу сторону улыбались. Через прицелы…

Между прочим, экспорт «под метелочку» хлеба — это давняя традиция. С XIX века экспорт хлеба носил голодный характер. Злой царизм тоже вырывал кусок хлеба у голодных детей, коммунисты хотя бы танков настроили, благодаря чему эти самые дети в сороковых не все в немецких концлагерях оказались, а при царе за что хлеб отдавали? За проигранную русско-японскую и Первую мировую?

Просто ужас! Но на следующей же странице все разом стало намного драматичнее: в Первой мировой, по словам Суворова, «все участвовавшие в этой войне страны потеряли 10 миллионов человек, Россия — 23 миллиона. А в МИРНОЕ время ради автострадных танков (что, Виктор, где они, былые сомнения? А ведь мы еще даже за пределы главы не вышли… — В. Грызун) и самолетов-агрессоров Сталин истребил во много раз больше людей» (с. 36<35>). Во-первых, Россия, что, не участвовала в Первой мировой войне? Во-вторых, много раз больше, чем 23 миллиона, это сколько? Так определитесь же, мистер, сколько? И, кстати, откуда появились 23 миллиона безвинно убиенных русских (похоже, в их смерти тоже непременно виноват И.В. Сталин, бегавший тогда от царской охранки) в Первой мировой? Насколько помним, официальная точка зрения всех, в том числе суворовских хозяев, заключается в том, что за годы Мировой бойни всего на всех фронтах погибло 10 млн. человек, ранено и контужено более 20 млн.[114] Кстати, симптоматично для автора, что в тексте разница в страницу оборачивается разницей в десятки миллионов человеческих жизней мудреной суворовской цифири.

Кстати, о самолетах-агрессорах. Это что же за такие мифические «агрессоры»? Военные самолеты бывают истребителями, бомбардировщиками, штурмовиками, разведчиками, торпедоносцами, транспортными, на худой конец, учебными!!! А вот этаких «самолетов-агрессоров» просто не бывает. Интересно, что же Суворов имеет в виду под этим злобным, но крайне неопределенным определением? Ил-2? И-16? Или еще что из тех, кого он не знает? И какими же такими особыми агрессивными качествами они наделены? Должен заметить, что одной из основных ошибок в строительстве советских ВВС исследователи считают чрезмерное увлечение истребительной авиацией в ущерб другим ее видам,[115] в ВВС РККА доля истребителей составляла около 42% всех самолетов.[116] Так что «самолеты-агрессоры» в СССР перед войной — это то же самое, как подводная лодка в степях Украины, с той лишь разницей, что подводная лодка в природе действительно есть.

А до Гитлера в Европе был благотворительный пикник? Надо бы напомнить лучшему другу всех западных стратегов, тактиков и прочих бжезинских о том, что милые, добрые, плюшево-мохеровые США, души в СССР не чаявшие, признали его право на существование лишь в 1933 году. А ультиматум Керзона лета 1920 года, диктовавший правила поведения РККА и Советам в целом во внешней политике? Все это что — исключительно дружеские жесты? Да будь СССР хоть чуточку слабее, западные суворые друзья в пыль бы его стерли. Между прочим, если вы не знали — словосочетание «железный занавес» впервые прозвучало вовсе не из уст Черчилля в Фултоне; о том, что «Мы желаем поставить вокруг большевизма железный занавес, который помешает ему разрушить цивилизованную Европу», заявил еще премьер Франции Клемансо на Парижской мирной конференции в 1919 году.[117] Весьма дружественно и демократично, не так ли? Но раз нашего отважного предателя там кормят, можно и поднаврать…

Кстати, для дополнительной информации о благотворительном пикнике и до безобразия дружелюбного к СССР мирового сообщества «ДО прихода Гитлера к власти», следует дополнительно сообщить вот что:

26 декабря 1926 года заместитель наркома по военным и морским делам М.Н. Тухачевский представил в Распорядительное заседание Совета труда и обороны доклад «Оборона Союза Советских Социалистических республик», в котором в частности говорилось о том, что «3. В случае благоприятного для блока <вероятных противников на Западе> развития боевых действий первого периода войны, его силы могут значительно вырасти, что в связи с „западноевропейским тылом“ может создать для нас непреодолимую угрозу… 6. Наших скудных материальных боевых мобилизационных запасов едва хватит на первый период войны. В дальнейшем наше положение будет ухудшаться (особенно в условиях блокады). 7. Задачи обороны СССР РККА выполнит лишь при условии высокой мобилизационной готовности вооруженных сил, железнодорожного транспорта и промышленности. 8. Ни Красная Армия, ни страна к войне не готовы».[118]

Подчеркиваю, РККА не была безусловно готова даже к обороне своей страны. И это не хитрый маневр ведомственного лоббиста, рассчитывающего получить побольше средств для вооруженных сил, а грустная правда.

Посудите сами. По состоянию на тот же 1927 год только Польша, Румыния, Финляндия, Латвия, Литва и Эстония могли выставить 113 стрелковых дивизий и 77 кавалерийских полков. Это более 2,5 млн. человек при 5746 полевых орудиях, 1157 боевых самолетах и 483 танках. Вся эта армада рано или поздно, по мысли Генштаба РККА, была бы поддержана Англией и Францией. Япония могла выставить 64 пехотные дивизии и 16 конных бригад.

Всему этому РККА могла противопоставить в случае всеобщей мобилизации 92 стрелковые дивизии (из них 22 на основе кадровых) и 74 кавалерийских полка общей численностью 1,2 млн. человек при 5640 полевых орудиях, 698 боевых самолетах, 60 танках, 99 бронеавтомобилях и 42 бронепоездах.[119]

Но защитников социалистического отечества надо было еще и снабжать боеприпасами и вооружениями. А состояние ВПК было удручающим. В докладе Президиума ВСНХ СССР «Об ориентировочном плане развития военной промышленности» от 5 апреля 1927 года отмечалось, что максимально достижимый уровень производства вооружений и военной техники (ВиВТ) отставал бы от уровня 1916 года (например, по винтовкам — почти в 3 раза, по самолетам — на 16–30%), даже если вложить 320 млн. рублей в ВПК в ближайшие 4–5 лет. Для сравнения: вся расходная часть бюджета СССР на 1926/1927 финансовый год составляла около 800 млн. рублей.[120] И это катастрофическое положение ВПК тогда же начали ухудшать поиском вредителей из числа, главным образом, старых, специалистов.[121]

«Военная тревога» 1927 года, когда обострились отношения с Англией, выявила оборонную немощь Страны Советов. Сталин это понимал, проводя индустриализацию и коллективизацию, должную дать средства на подъем промышленности. На пленуме ЦК ВКП(б) в июле 1927 года заявляя, что схватка с империалистами неизбежна в ближайшие годы, Коба поставил задачу: «оттянуть войну против СССР либо до момента вызревания революции на Западе, либо до момента, когда империализм получит более мощные удары со стороны колониальных стран (Китая и Индии)».[122] Таким образом, расписавшись в том, что самостоятельно СССР в войне за свое существование победить не смог бы.

Неудивительно, что Политбюро 15 июля 1929 года приняло постановление «О состоянии обороны СССР», которым в том числе предусматривалось увеличить численность армии мирного времени с 610 000 до 648 700, а мобилизованной — с 1,2 млн. до 3 млн. человек. А также резко нарастить объемы производства вооружений, чтобы довести число танков до 1500 в строю, до 1500 в запасе и 1–2 тысяч штук в резерве, самолетов — до 2000, 1000 и 500 соответственно по тем же категориям, орудий — до 9348 штук средних и крупных калибров и 3394 мелких. По выполнении этого плана предполагалось, что РККА по численности не будет уступать силам вероятных противников (заклятых добрососедей, а не Англии и Франции), а по самолетам, танкам и орудиям — даже превосходить.[123]

Выводы данной главы:

1. В мире есть лишь одно оружие чисто наступательного характера, «оружие первого удара». Это оружие — атомная бомба. Причем, несмотря на прижившийся термин «наступательные вооружения» относительно ядерных зарядов, даже это оружие, а тем более нестратегические виды его, можно использовать и в целях обороны, например, прикрывая отход.[124]

2. Все прочее вооружение, начиная от штыка винтовки, можно использовать в любой войне, как бы ни хотелось это дело представить Суворову.

3. Советское оружие предвоенного периода явно не обладало теми в равной степени мифическими и идиотскими качествами, которые Суворов пытается из него выжать.

4. Если по поводу политических и исторических бредней Суворова еще можно сказать, что он просто фантастически невежественный в этих областях человек (правда, зачем тогда браться об этом писать?), то, когда речь заходит об истории военной техники, я настоятельно рекомендую каждому подумать и самому ответить на неоднократно поднимавшийся вопрос: Виктор Суворов — дурак или он просто нам врет?

Глава 4 Зачем Сталин разделил Польшу?

В этот раз наш дедушка Суворов расскажет нам басенку о том, как лохматый Сталин «утопил в крови» бедную Польшу. Внимайте, дети.

В первой части говорить больше не о чем. Едем дальше.

Пропуская эмоциональные, но совершенно не по сути предъявляемые автором в первой части главы вопросы, перейдем сразу к делу, благо этого тут традиционно мало. Суворов яростно разоблачает «глупые» аргументы предков о том, зачем СССР взял западные Украину и Белоруссию под свое крылышко.

Воистину странное объяснение. Кто это «МЫ»? Нацистская Германия? Кто тут Польшу в крови «топил»? Давайте-ка хоть, немного фактов, так, для разнообразия. Доблестный вермахт, вступивший в войну 1 сентября 1939 года, «утопил в крови» 65 000 польских солдат и офицеров, плюс 140 000 раненых, плюс около 400 000 в плену, и потерял 16 000 своих военнослужащих.[125]

СССР, вступивший в войну 17 сентября 1939 года (за 10 дней до падения Польши, основные силы которой уже приказали долго жить),[126] всего потерял 882 человека, плюс 97 пропали без вести,[127] и взял 240–250 тысяч,[128] а по другим данным, 217 тысяч польских солдат и офицеров,[129] из которых сразу отпустили по домам 42 400 человек, и еще 42 492 передали немцам,[130] потому что они до войны жили на занятых теперь немцами территориях. И кто же тут грозный кровосос?

И еще пару слов о наших потерях. К сожалению, точных данных об убитых в боях с РККА польских солдатах нет в доступных сейчас документах. Скорее всего, вести подобную статистику было чрезвычайно сложно. Но о характере боев можно судить по структуре наших потерь. Например, «через лазареты 3-й армии Белорусского фронта в ходе кампании прошло 3936 человек, из которых только 404 человека были собственно ранеными. Кстати, на примере той же 3-й армии легко представить себе размеры боевых потерь: из 57 человек убитых[131] только 27 были потеряны в бою, остальные 30 распределялись следующим образом: 4 покончили жизнь самоубийством, 9 человек были убиты в результате неосторожного обращения с оружием, 3 человека застрелены своими в результате паники, 8 человек раздавлены машинами, 3 человека умерли от угара, 3 человека отравились спиртом».[132] Какие кровопролитные, однако, бои…

Весьма странно, что господин Суворов по неизвестным причинам не рвется подтвердить примерами зверств деятельность доблестного вермахта на территории Польши, но ставшая уже привычной теплая любовь главного правдоруба русской эмиграции ко всему, что западнее реки Буг, не дает нам повода усомниться в его полной и безмятежной искренности. А нам с вами остается походя, между делом, заметить для себя, что в Польше, где был самый жесткий немецкий оккупационный режим в Европе (кроме СССР), за годы войны было истреблено около пяти миллионов человек гражданского населения. Но при этом ее растерзали и утопили в крови именно мы.

Кстати, маленькая деталь — СССР вступил в войну 17 сентября, после целого ряда возмущенных немецких нот от 3, 5, 8 и 12 сентября, в которых немецкая сторона шумно вопрошала, почему СССР не начинает боевые действия согласно секретным протоколам. Чего же ждал товарищ Сталин? Красной Армии замесить «панские банды» ничего не стоит, тем более, что счеты в ними давние, аж с 1920 года. С Гитлером у нас документ о нашей полюбовной интрижке, который вроде бы по логике нужно блюсти. А товарищ Сталин ждал господ союзников Польши, которые 3 сентября вроде бы Германии войну объявили и даже наступление повели. Повели, да что-то притормозили. Вот Французский премьер Даладье гордо возвещает нации об успехах:

Вот! Вот речь не голубя, но ястреба! Каков герой! Завоевал «несколько километров вглубь» и теперь, «сумев избежать ненужных наступлений», он героически нисколько не боится продолжения такой тяжкой, изнурительной войны «на полысение». Трепещи, агрессор! Они не боятся грозно стоять в самой «глуби» рейхс-прихожей, сурово вращать глазами и трепать языком в направлении врага. Они совершенно не боятся стоять вдоль границ и ничего не делать. Их этим не запугать. Не на таких напали.

Уж теперь-то Польша спасена! Кстати, а где Польша? Что? Где — где? Ах, вот где… Что ж, их совесть чиста, как у младенца. Еще 12 сентября в Абвиле они справились у германского командования, скоро ли Польша отдаст концы.[134] Сказали, что скоро. И они честно высидели, а кое-где даже выстояли весь положенный срок. И даже больше. Им совсем не трудно. Сказали обращаться еще. Никому не откажут. Охранное предприятие «Чемберлен&Даладье». 12% успеха, если повезет, гарантировано.

Теперь товарищ Сталин понял, что таким способом союзники могут воевать с переменным успехом даже с Сатаной. Он, пожав плечами, включает «план Б»: «Герр Гитлер, я всегда знал, что с Польшей у вас получится» (об этом и так все знали — по тому же Мюнхену, но вдруг?).

Ну да. Можно подумать, что если бы мы стояли вдоль границ Польши, а Германия, двигаясь себе до упора, прошла бы не «300–400», а 500–700 километров, то наша безопасность была бы много выше. А если бы немцы дошли до Урала, то, надо думать, безопасность СССР вообще взлетела до небес. Выше Вавилонской башни.

Значит, «от этого, безопасность Советского Союза… — все-таки, — … понизилась»? Вот как? Что ж, тогда ознакомимся с нижеследующей цитатой:

Это кто же так нашей пифии противоречит? Безопасность Союза понизилась, говорит Суворов, а кто-то ему возражает, кричит, что, стало быть, наоборот, Союзу «крупно повезло». И достаточно весомые аргументы в защиту своего возражения Суворову приводит. Так кто же этот оппонент?

А этот оппонент и есть ВИКТОР СУВОРОВ СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ. На странице 76-й своего ледокольного творения он лично прямо так и заявляет — «КРУПНО ПОВЕЗЛО». Что же это, он здесь врет или там? Или он два раза прав, просто наш избирательный защитник демократии дошел до плюрализма мнений в одной своей разнесчастной головушке?

Вслед за этим добрый Суворов предлагает Сталину в той ситуации отправить Красную Армию защищать польские границы «как свои собственные». Это он хорошо придумал. Жаль, его тогда в Кремле не было, а то бы, глядишь, и отправил. Добрый-то он, конечно, добрый. Но глупый. Потому что, кто бы в Польшу эту самую Красную Армию пустил бы? Да поляки с разделов Польши XVIII–XIX веков русских, мягко говоря, недооценивают. Еще с XVIII века насмотрелись нашего брата. Говорят, больше не надо. А тут им такое счастье привалило. Да стоило товарищу Сталину полякам такое понастойчивее еще пару раз предложить, они бы сразу к своему западному соседу — фюреру со всеми своими потрохами запродались. Они, в общем-то, и так на своего ближнего западного соседа без особой вражды глядели.[135] А тут уж, хоть, как говорится, хрен редьки не слаще, но все же не немцы их восстания в 1830–1831 и 1863–1864 годах подавляли.[136]

Кстати, вот еще что. Конечно, служивым нашим географию, возможно, и не преподают, но, если подойти к глобусу и розовым суворовским ногтем провести на его круглом боку линию старой и новой советской границы, можно с легкостью заприметить, что в результате присоединения западных Украины и Белоруссии к СССР протяженность его западных границ сократилась приблизительно на 100 километров. Стало быть, меньшую границу мы приобрели взамен большей, да еще и территории под сопротивление агрессору в придачу отхватили. Как следствие всего этого, суворые разглагольствования по поводу «объяснения первого» можно считать крайне неубедительными, каковыми они, собственно, и являются.

«Объяснение второе: ударив топором в спину Польше в момент ее отчаянной борьбы против фашистов, мы — пытались оттянуть момент начала советско-германской войны… Это объяснение из цикла…» (с. 38<38>) сам придумал, сам вписал, сам раскритиковал. Откуда вы его выкопали? Только не ссылайтесь опять на «Отдельную Большую Тему». Это большой раритет, и доступен он не всем, а только избранным писателям-разоблачителям с многолетним стажем. Между прочим, цитируемый Суворовым английский историк Лиддел Гарт пишет, что «разгром польских войск был предрешен еще до того, как 17 сентября русские пересекли восточную границу Польши».[137] Где же оно, наше коварное зверство? А от «первого объяснения» «второе объяснение» отличается лишь тем, что на сей раз дедушка Сталин не топит упирающегося польского пана в тазике с кровью, а с кряхтением хряпает его топором. Вот и вся разница.[138] Надо же, чтоб толстокожий британский обыватель, насмотревшийся на Фредди Крюгера, прочувствовал всю трагичность ситуации с какими-то поляками.

На вопрос темного английского пасечника В. Суворова отвечает министр иностранных дел Великобритании от 1939 года лорд Галифакс:

Они знают. А Суворов не знает. Позор Виктору Суворову!

«Западу, по крайней мере, было наплевать, пойдет Гитлер на Восток или нет» (с. 38<38>). Да ну? Воистину? — «по крайней мере»!!! А если не брать эту самую «крайнюю меру», то получится, что Запад, больше денег любимый Суворовым, всеми своими наличными силами толкал Гитлера на СССР. А если этот самый ефрейтор пойдет как раз не на Восток, а, страшно сказать, на Запад?[140] Как Гитлер относился к демократии? Правильно! Гитлер к демократии вообще не относился. И, кстати, Запад об этом знал. Раз уж Витюха просто жить не может без красочных аллегорий, вот ему еще одна: СССР и Запад, как Том и Джерри, перекидываются большой черной гранатой с надписью «Вермахт. Не кантовать!» с горящим фитилем. И вот в чем обида-то его западных друзей заключается: и Австрию простили, и Чехию отдали, и Польшу чуть ли не в рот запихали, а рвануло-то все равно у них в руках!!![141]

Едем дальше!

Опаньки! Колумб от истории, кажется, вот-вот найдет свой обратный путь туда, куда и без того никто не хочет. Бросим-ка ретроспективный взгляд на процесс, называемый «толстение третьего рейха»:

Январь 1935 года. Присоединение Саарской области, где 90% населения высказалось за присоединение к Рейху. Гитлеру все сошло с рук.[142]

7 марта 1936. Германия оккупировала Рейнскую демилитаризованную зону. Англия и Франция молчат.

12 марта 1938. Германия оккупировала Австрию. Что делают западные миротворцы? Возмущаются? Да. А делают что-нибудь еще? Нет. Между тем, Австрия — это не далекая немытая Восточная Европа, а мирный сосед тех самых добрых демократий.

29 сентября 1938. Мюнхенское соглашение. Германия жаждет крови чешских сатрапов, которые притесняют и вообще не любят судетских немцев. Собравшись в Мюнхене наедине с главами «демократий», Гитлер дебатирует проблемы их взаимоотношений. Решение было идеально простым: отдать Гитлеру все, пусть сам и разбирается, а не отрывает честных людей от полуденного чая.[143]

Март 1939. Германия отторгла от Литвы Клайпеду (Мемель). Где реакция Лиги Наций? В буфете Лиги Наций. Где реакция Запада? На Западе. А на Востоке теперь живет один Гитлер.[144]

И не надо думать, что действия Англии и Франции в этих случаях были бы равноценны действиям СССР. Суворов предлагает Сталину сколотить на востоке Европы блок во главе с СССР (государством со сравнительно скромным, на конец тридцатых годов, индустриальным и оборонным потенциалом, и ничтожным международным авторитетом) из восточноевропейских стран, чтобы не дать Гитлеру нарушить Версальские договоренности. А тем временем союзники Англия и Франция, огромные колониальные империи с гигантским дипломатическим весом, находящиеся в самом центре Западной Европы (а не на далекой периферии, как СССР), «отродясь» граничащие с Германией на суше и море, даже по отдельности имеющие гораздо более мощные вооруженные силы, чем вылезающие из Версальских оков немцы, и, согласно многочисленным международным обязательствам, просто обязанные усмирить Гитлера и с оружием в руках пресечь ему путь к вооружению, только и делают, что консультируются с оным Гитлером на предмет «чего изволите». Допустим, сколотил бы Сталин коалицию из восточноевропейцев с членами типа Венгрии и Болгарии, да даже и Польши, на восточных окраинах Европы, но что бы это изменило? Все равно ход событий определялся бы позицией самых мощных европейских держав — Англии и Франции. Разреши они Гитлеру, например, аншлюс Австрии — и был бы аншлюс Австрии, сколько бы там с Востока ни протестовали. Да и самой попыткой сколотить такого рода блок Сталин только бы подтолкнул англо-французов и немцев друг к другу. Те бы еще и на общий поход в Восточную Европу против окопавшегося там большевизма вместе скинулись…

А теперь о том, как реагировал СССР на международную обжираловку и беды своих союзников. Помимо неоднократных заявлений, возмущений и нареканий в Лиге Наций, заведении, очень напоминающем союз престарелых дев-пуританок «За сохранение нравственности», единственной мерой пресечения беспорядков в котором было исключение из его рядов[145] (членам которого гораздо интереснее было обсуждать крайнюю непристойность и аморальность поведения фрау Германии и Японии-сан, чем, согласно предложениям случайно затесавшегося в их ряды простого заводского парня СССРа, просто надраить им морды), так вот, помимо буйных криков, будоражащих покой этого кисейного заведения, Советский Союз предпринимал и ряд самостоятельных действий по защите интересов своих союзников.

1935 год. Невесть почему Сталин заключает систему договоров о взаимной помощи с Францией и Чехословакией. Особенностью советско-чешского договора было то, что в нем специально оговаривалось, что СССР приступает к военным действиям только в случае вступления в войну Франции. Чехи боялись, что если Страна Советов станет осуществлять помощь единолично, то придется им вступать в СССР в качестве одной из республик. Скоро мы увидим, что не того им надо было бояться. Странно, Сталин «такого союза не искал», — а он сам взял и нашелся. Не ищете, говорит, меня? А я — вот!

18 июля 1936 года. Антиконституционный переворот в Испании. СССР шлет законному правительству свои танки-агрессоры БТ, самолеты-агрессоры И-16,[146] а также своих антидемократических инструкторов и добровольцев. А демократическая Франция в это же самое время прикарманила испанские деньги, переведенные во Францию еще до войны для закупки оружия. Спрашивают их: «А где наши денежки?» А Франция им: «А какие денежки?» А, между прочим, Сталину, то бишь Востоку, «по крайней мере наплевать» пойдет ли фашизм на Запад или нет.[147]

Сентябрь 1938 года. Пока в Мюнхене заседает общеевропейский женсовет с повесткой «Как решить чешскую проблему, чтобы Гитлера не обидеть», любимый нарком Клим Ворошилов издает директиву о приведении войск Винницкой армейской группы в боевую готовность и выведению ее к государственной границе СССР.

Угадайте, для чего весь этот сыр-бор? Подсказка для Витька: вовсе не для того, чтобы Советский Союз, согласно Суворову, «не выполнял своих союзнических обязательств», а как раз наоборот. А теперь каверзный вопрос: а что сделала Франция и его новая родина Англия? Разве что выдали войскам добавку компота за упокой чешской демократии.[149]

Май 1939 года. Японские войска напали на Монголию, практически единственного союзника СССР на 1939 год. СССР сразу послал войска, которые фактически за самих монголов сделали все дело.

Так кто тут печется о союзниках? Вылезайте из-под кровати. Бить будем потом. После. Если доживете. А пока что стоит отметить, что СССР был чуть ли не единственной страной в Европе, выполнявшей свои сюзнические обязательства. Вот тебе и весь сказ. Кстати, это почему же товарищ Сталин так рьяно препятствует продвижению Ледокола по Европе? Неужели это такая хитрая маскировка? А если бы Франция согласилась Чехословакию спасать, то все сталинские ледокольные планы о порабощениях — коту под хвост?

Пардон, а причем здесь Сталин? Сами же сказали, что первыми жертвами будут восточноевропейские демократии и около. Это в их, а не Сталина интересах искать союза. А вот они такого союза действительно не искали! Они искали союза с Англией и Францией. И заключили такой союз, после чего демонстративно показали большой кукиш на восток. И… были съедены Гитлером вместе с этим союзом.

И, заодно, вернемся к суворовской цитате о том, что «страны Восточной Европы были естественными союзниками СССР» (с. 38<38>). А ну-ка, давайте, перечислим всех западных соседей СССР на 1939 год, а также прочие страны Восточной Европы, этих самых «естественных союзников» в порядке поступления — с севера на юг.

1. Финляндия. Будущая война, вызванная нежеланием финской стороны отодвинуть границу с Советским Союзом, проходившую в 32-х километрах от Ленинграда, второго по величине города страны, ясно показывает, насколько этот «союзник» был для СССР естественен. К тому же во главе Финляндии в те времена стояли бывший царский генерал Карл Густав Эмиль Маннергейм, теплых чувств к Стране Советов не питавший,[150] и Свинхуд, заявивший: «Любой враг России должен быть другом Финляндии».[151]

2. Эстония. Прибежище русских эмигрантов, куда они особенно активно потянулись во время Кронштадтского мятежа в надежде на крушение «большевистской диктатуры». Один из основных центров подрывной и террористической деятельности против Советского Союза. Кстати, без помощи армии Юденича Эстония в 1919 году была бы очень быстро завоевана красными. А после это государство уничтожило в концлагерях большую часть остатков этой армии, продемонстрировав, что его антирусскость внеидеологична.

3. Латвия. Сказать тут нечего. Отсталое, никчемное государство. Согласно традиции, любит Германию, не любит СССР и общественные формы собственности.

4. Литва. Смотри выше — чай, соседи. В 1920 г. умудрилась потерять свою древнюю столицу Вильно (Вильнюс), которую с удовольствием прикарманила Польша. Но в 1923 году отхапала Мемель, который, согласно решениям Версальской конференции, передавался под управление Лиги Наций.

5. Польша. Это песня давняя. Бесконечные разделы, подавляемое Россией национально-освободительное движение, германофил Пилсудский… Кстати, когда в 1939 году для подписания договора с Англией и Францией о предотвращении вторжения немцев в Польшу СССР попросил в случае нападения на нее дать советским войскам два коридора для соприкосновения с немцами с целью ведения военных действий для защиты этой самой Польши, та, мягко сказано, уперлась, в результате чего все переговоры и накрылись плюшевой подушкой. Соучастница раздела Чехословакии. На союзника что-то такое не очень-то тянет.

6. Чехословакия. Во-первых, договор с ней был, а во-вторых, уже говорилось о его исполнении. Кроме СССР желающих помочь на таком добром к Суворову Западе не нашлось. Обалдевшая от такой подлости западных союзничков Чехословакия даже не стала сопротивляться, хотя немцы отмечали, что ее пограничные укрепления были очень и очень неплохи[152] и возможности к сопротивлению были отнюдь не исчерпаны.

7. Венгрия. Фашистская диктатура адмирала Хорти. Дьюла Гембеш, венгерский премьер-министр, — первый европейский глава правительства, посетивший Гитлера. Сателлит Германии. С согласия Гитлера оккупировала в 1938 году Южную Словакию, а в 1939 году чешскую Закарпатскую Украину. Что, еще один «естественный союзник»?

8. Румыния. Союзник Польши по секретному договору 1929 года, направленному против СССР. В 1932 году румыны сорвали подписание советско-румынского пакта о ненападении, как говорят злые коммунистические языки, не без нажима с Запада. С 1937 года румынским фашистам было официально разрешено носить свастику. Наверное, для краткой характеристики хватит и этого, но добавлю еще, что в 1939 году, в ответ на предложение предоставить советским войскам коридор через свою территорию в случае агрессии в Польше, они не выказали своего «естественного» рвения и фактически замяли вопрос. И еще — Бессарабию кто украл под шумок гражданской войны в России?

9. Болгария. Больше всех балканских «естественных» союзников была заинтересована в восстановлении своих границ по состоянию на 1 июня 1913 года. Само собой, обеспечить это могла только Вторая мировая война, а вовсе не Лига Наций, сидевшая на Версальских договоренностях, как кулак на мешке с зерном. Незадолго до начала войны с СССР, то бишь 1 марта 1941 года, Болгария присоединилась к Тройственному пакту.

10. К.С.X.С. — Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев (с 1929 года — Югославия). Установила дипломатические отношения с СССР только в 1940 году, а 25 марта 1941 года присоединилась к Тройственному пакту; единственная страна, выплачивавшая пенсии бывшим российским военным (т. е. не советским!), принявшая на службу целый отряд русских эмигрантов с дозволением носить форму императорской армии, и т. д. и т. п.

Целый ряд «естественных союзников». Один другого «союзнее». Прямо клуб друзей СССР. В свете этого простого перечисления соседей Советского Союза на Западе, вся вторая часть данной главы представляется полным маразмом.

Подобных объяснений действий Сталина глава Лондонского Центра Сувороведения мог бы придумать очень много. Но каждое из этих объяснений несет в себе два порока:

— оно придумано задним числом;

— оно полностью игнорирует позицию советских руководителей, хотя эта позиция изложена несравнимо более четко и понятно, чем позиция самого Суворова в его невразумительном антинаучном лепете.

Вечеринка продолжается. Суворов утверждает, что, получив себе Польшу, Сталин в первую очередь должен был укреплять оборону «именно на этом участке» (с. 39<38>). Это на редкость для Суворова верно. Вот Сталин этим и занимался. Именно этим. Нужно было, говорит наш корифей бумагомарания, построить в Белоруссии Курскую дугу. Господина Суворова нисколько не смущает то, что Курская дуга, по самым оптимистичным оценкам достигавшая 150 км в длину, была явно меньше даже сократившейся новой западной границы СССР, только с Германией (без сателлитов) достигавшей 810 километров, и обеспечивалась Советской Армией образца не 1939-го, а 1943-го года. Впрочем, такие мелочи нашего Архимеда Суворыча никогда не останавливали.

Ага, целых полтора года, чтобы без дорог, на подводах, везти цемент, и бетон для строительства полосы обороны длинной как минимум в 810 километров (примерная граница с Германией), а как максимум в 3600 километров (примерная длина советской границы с Германией и нашими «естественными» союзниками). Для сравнения: «линия Мажино», длиной в 730 километров, строилась Францией с 1929 до конца 1930-х годов,[153] а «линия Маннергейма» длиной максимум в 80 километров строилась финнами с 1927 до 1939 года.[154] Но грозный Суворов непреклонен: вынь да положь ему гиперсовременную, супероборудованную «линию Молотова» за полтора года под ключ, да еще и не где-нибудь, а посередь болот, в холмах и лесах. По щучьему велению, по суворовскому хотению, вырастите УРы (укрепрайоны) на новой границе до небес, Суворову на радость, Сталину назло. Оказывается, полтора года в капитальном строительстве, согласно суворовскому «Словарю бестолковых терминов», толкуется как «много времени». К тому же, задумаемся над самой фразой: «В 1939 году условия для обороны были гораздо лучшими: леса, реки, болота». А уже летом 1941 года стали сильно хуже? Надо полагать, через полтора года не осталось ни знаменитых белорусских лесов, ни рек и огромных Припятских болот, начинавшихся прямо от линии новой границы. Все, видать, порубили да осушили. А то, что советские войска штурмовали в 1944 году, они же сами и придумали, чтобы интереснее воевать было? Такая вот история с географией по-суворовски.

Притом наш герой клеймит советское командование за то, что на новых территориях «…строились дороги и мосты, железнодорожная сеть расширялась, усиливалась и совершенствовалась», то есть за то, что «вместо того, чтобы местность сделать непроходимой, ее срочно делали более доступной» (с. 40). Дяденька резидент, объясните тупым историкам, как в эти непроходимые болота можно затащить цемент, стальную арматуру для железобетона, броневую сталь, строительную технику, тяжелые крепостные орудия, боеприпасы, орды рабочих, наконец? Или их с самолетов сбрасывать, как посылки папанинцам? Или советская промышленность наладила в тридцать девятом году выпуск волшебных палочек конструкции Суворова? Или вы сам беретесь их на своем горбу через болота таскать, лишь бы СССР не напал на невинного Гитлера? А ведь, как вы справедливо заметили, «самый маленький одноамбразурный пулеметный дот — это железобетонный монолит весом 350 тонн» (выделено мной. — В. Грызун) (с. 95<94>)! И как же хотя бы эти «350 тонн» стройматериалов туда попадут? А сколько таких «350 тонн» нужно, чтобы сделать не то чтобы «линию», а хотя бы один укрепрайон?

Негодуя по поводу того, что чуда не случилось, и Сталин не засеял западные границы скороспелыми мичуринскими дрожжевыми УРами, Суворов ноет о том, что все, что делал Сталин, было странным, злым и нехорошим. «Советский Союз прекратил производство противотанковых и зенитных пушек» (с. 40), — стало быть, готовился к агрессии. Ага, а заодно в ноябре 1939-го расформировал свои танковые корпуса,[155] — главное орудие этой самой агрессии. Зачем? А чтоб никто не догадался! Кроме того, заявление Суворова о пушках — прямая ложь, и даже сам Суворов это знает. Ознакомьтесь: «До осени 1939 года в составе каждой стрелковой дивизии было по 18 противотанковых 45-мм пушек. После Халхин-Гола их количество в каждой дивизии увеличилось до 54. Внешне та же дивизия, а противотанковых пушек втрое больше» (День «М», с. 154<464>), то есть каждая советская дивизия стала втрое лучше приспособлена к обороне, чем раньше, ведь, по Суворову, противотанковая пушка (в отличие от гаубицы) — орудие оборонительное.

Сокрушаясь по поводу того, что «Ранее существующие укрепления разрушались, засыпались землей» (с. 40<39>), Суворов божится, что все это не просто так, а от большой агрессии. Однако, полковник Старинов, мнением которого для вящей убедительности размахивает Суворов, не разделяет его энтузиазма, и говорит несколько «мягче»:

Хотелось бы спросить нашего УРолога: есть ли разница между «частичным демонтажем» и «засыпкой землей». Для курсанта — второгодника Владимира Резуна объясняем: «частичный демонтаж» — это когда с дота снимают оружие и перевозят на запад, к новым границам, что гораздо проще и дешевле, чем делать все это заново на Урале и переть через всю страну. А насчет «засыпания землей» — этим вы на пенсии займетесь, вооружившись совочком. Желаю удачи. Она вам понадобиться, потому что засыпать землей весьма обширные подземные лабиринты с одним-двумя выходами — занятие достойное Геркулеса. И самое главное: ЗАЧЕМ товарищу Сталину засыпать свои УРы, если о них можно просто забыть? Ответ: для того, чтоб, спустя много лет, всякие предатели писали об этом желтые книжки.

Чем занимался Суворов, кроме приписывания Сталину разрушения своей собственной обороны? Он занимался изобретением «барьера нейтральных государств». Или почти нейтральных. Ладно, совсем не нейтральных. Но барьера.

Вообще-то в то время в Европе было только два нейтральных государства — Швеция и Швейцария. А среди тех, кто отделял друг от друга Германию и СССР, нейтральностью и не пахло. Однако у Суворова, как всегда, свой, ничем не подтвержденный и никем не оправданный взгляд на вещи: мало того, что в 1939 году у него между Германией и СССР обнаруживается нейтральный разделительный барьер, так оказывается, что «всего через десять месяцев после подписания пакта „о ненападении“ усилиями Сталина разделительный барьер был полностью сокрушен от Ледовитого океана до Черного моря. Нейтральных государств между Сталиным и Гитлером больше не осталось, и тем самым были созданы условия для нападения» (с. 40–41<40>). А кто там до этого нейтральным был? Только Чехословакия, да она, вот жалость, с Советским-то Союзом не граничила. И раздолбал-то ее вовсе не Сталин, а Запад. А вот где там набралось нейтралов аж от Черного моря до Ледовитого океана — тайна, покрытая мраком суворовского невежества, который намного темнее знаменитых полярных ночей. Кто там кому на самом деле честь отдавал, мы уже знаем.

Кого же товарищ Сталин там угробил? Финляндия, где была, осталась, Румыния, кстати, тоже во взаимодействии с Германией ощипанная, где была, осталась. Единственное исключение — прибалты, но они, кроме Литвы, никого ни от кого не отделяли. Кстати, некоторые от такого сталинско-гитлеровского «разбоя» только выиграли. Например, изрядно растолстевшая в результате означенных манипуляций Сталина с Гитлером Венгрия.[156] Или наш, якобы союзник, Литва, получившая область Вильно. А больше товарищ Сталин вообще никого из своих европейских соседей не трогал. А чего там «от Ледовитого океана до Черного моря» сокрушилось — не ясно. Этого, как говорится, нам понять нельзя. Просто нельзя. Невозможно. Никак, и все тут.

Вот еще что. По словам Суворова, «проломав коридор в разделительной стене, Гитлер посчитал это достаточным…» (с. 39<40>), тогда как злобный Станин, роясь под милашку Адольфа, пытался «сокрушить всю стену» (с. 40<40>). Но давайте глянем на дело с суворовским размахом. Если мы, вслед за ним, считаем войну с Финляндией неудачной попыткой разрушения нейтрального государства, отделяющего Германию от СССР,[157] то давайте тогда считать немецкую оккупацию Дании и Норвегии такой же попыткой, но только — удачной. Если мы рассматриваем захват Прибалтики как прорыв Советского Союза к границам Рейха, то давайте считать разрушение Гитлером Австрии и, позже, Чехословакии такими же прорывами в сторону СССР. Если мы утверждаем, что согласованное с Германией «освобождение» Бессарабии — покушение на немецкие интересы, то как нам называть немецкое завоевание Югославии, с нами не обсуждавшееся, а с ней у нас, между прочим, даже был договор о взаимопомощи. Значит, если Сталин сделал три, если употреблять суворые термины, «пролома»: Польша, Прибалтика, Бессарабия (в Финляндии ему обломилось); то Гитлер — пять: Дания и Норвегия, Австрия, Чехословакия, Югославия и та же Польша. Но по каким-то причинам Суворов пользуется двойным стандартом: сталинские действия заведомо агрессивны, а гитлеровские — даже не рассматриваются.

Этот же самый двойной стандарт прекрасно виден в действиях англичан и французов, которые на волне политики «умиротворения агрессора» публично признали законность и справедливость немецких претензий к своим соседям, получившим в свое время в Версале от самих же англичан и французов немецкие территории. Отторжение немцами этих исконных (а также и не совсем исконных, а подчас и совсем не исконных) земель у своих соседей, по мнению правительств тогдашних западных демократий, было справедливым и законным. Но присоединение СССР территорий бывшей Российской империи почему-то не было для них ни справедливым, ни законным, ни хотя бы исторически обусловленным.[158] Напротив, это был акт агрессии, утопление в крови и вообще смертельная угроза всей цивилизации. В свете всего этого все рассуждения нашего местами отчасти уважаемого, так сказать, автора представляются, мягко говоря, не заслуживающими внимания

Далее, вслед за Суворовым поиграем в вопрос — ответ.

Да нет, это у вас неудачно получилось. А у «коммунистических историков» все — понятней не бывает: если б Сталин не вошел в Польшу 17-го сентября, то ему бы просто ничего не досталось, а Польше в тот момент уже ничто помочь не могло.

То-то и оно, что приказ. Да еще юбилейный — от 7 ноября 1940 года. А в РККА традиция такая — к красным дням календаря выпускать юбилейные приказы. Громкие, воинственные, и ни к чему не обязывающие. Приказы отчетно-поздравительного характера. Только зайчика с морковкой на обложке не хватает. Исполнение этих приказов и вовсе не предусматривается, благо собственно приказывающая часть в них отсутствует. Конкретно они ни от кого ничего не требуют.

А дата-то какая — 7 ноября. Годовщина!!! Как тут оружием не побряцать. По всей логике подобного документа дальше, за концом предусмотрительно оборванной Суворовым цитаты, должен следовать призыв крепить воинскую дисциплину, неустанно овладевать новой техникой, беспрерывно работать над собой и товарищами, повышать бдительность, сознательность и знание классиков. А также просьба не отлынивать от копки картошки в этом и следующих годах, и туманные обещания сурового наказания тем, кто надергает общественного редиса для своих личных нужд.

Между прочим, листая предвоенную «Правду», я как-то слишком уж часто стал натыкаться на знакомый оборот: «…не успокаиваться на достигнутом…». Оказывается, он как рекламный лозунг — столь же частый, привычный и надоевший, причем идет рефреном из номера в номер. Вот вам примеры из передовиц «Правды» за первые три месяца 1941 года:

Шахтерам-то к какой агрессии готовиться? И до того ли им, если они, как мы видели, только что в последние месяцы начали «работать успешно»?

Но, как оказалось, не они одни не успокаиваются на достигнутом. В бесчисленном количестве «Правдинских» передовиц вышеуказанная формула не употребляется, но суть статьи точно та же:

Это нефтяники, которых кое-как еще можно связать с наступлением. Но мало того. В различной форме не успокаиваться на достигнутом на первых страницах «Правды» обещают все кто попало. Вот их перечень в хронологической последовательности:

6 февраля — цветная металлургия,

7 февраля — лесозаготовители,

10 февраля — работники речного транспорта,

11 февраля — колхозное крестьянство,

13 февраля — народное хозяйство в целом,

14 февраля — колхозное крестьянство снова.

Чуть-чуть пропустим, и опять:

5 марта — строители,

9 марта — белорусские мелиораторы.

Еще немного спустя:

19 марта — работники торговли,

20 марта — шелководы.

Наконец:

27 марта — льноводы и коноплеводы.

И — полный финиш:

31 марта — участники художественной самодеятельности.[163]

Так что фраза о том, что кто-то не собирается успокаиваться на достигнутом, есть простой пропагандистский штамп, предназначенный для возбуждения волны энтузиазма в душе советских читателей. А агрессия тут и вовсе ни при чем, что, впрочем, не мешает Суворову постоянно на тот самый юбилейный приказ ссылаться как на одно из важнейших документальных доказательств злобных планов русских. Но где же в означенном юбилейном приказе № 400 находятся слова:

Так где они? Есть? А что же вы их не приводите? Ах, нету?

И тишина. Неудобная такая тишина.

На этом глава заканчивается. В заключение стоит повторить характеристику предыдущей главы как недостойный исписанной бумаги бредовый пасквиль применительно и к данному отделению этой карманной, 300-страничной помоечки. Все. Пошли мыть руки.

А полоская их под краном и смывая суворовские наслоения, подведем итог. Зачем Сталин разделил Польшу, спрашивает Виктор. И отвечает: чтобы напасть на Гитлера. Типа, Сталину неймется сделать работу за гарантов Версальских договоренностей и втянуться в войну, исполняя данные Польше гарантии вместо тех, кто их давал. Он, оказывается, любит за других воевать, жар для них своими руками загребать. Однако об этом мы еще поговорим позже, ведь здесь Виктор только закидывает удочку, давая читателю привыкнуть к мысли о том, что поляков от Гитлера обязаны защищать не те, кто им это обещал, а встречавший в тогдашней Польше весьма недружелюбное отношение Советский Союз.

Главное в этой главе — уничтожение барьера нейтральных государств, которое Сталин героически осуществил за минимально возможные сроки, никому, кроме Суворова, об этом не сообщив. Более того, Сталин сделал это так хитро, что даже этот последний, взывая к тому, что от моря до моря имевшихся когда-то нейтралов ни одного не осталось, поименно никого не называет, кроме Польши. Так что все байки о поломанном барьере есть ложь.

И еще одно обвинение — работа над дорожной сетью на западе страны. Здесь важный момент, на который стоит обратить внимание. Давайте подумаем, зачем расширялась дорожная сеть? Может, чтобы снабжать стягивающиеся к границе для наступления войска? А может, чтобы снабжать войска, стягивающиеся для обороны в приграничных районах? А может для того, чтобы иметь рокады,[164] по которым можно маневрировать резервами и в том и в другом случае? А может руководство хотело улучшить сообщение окраин и центра, а с войной стройки связаны опосредованно? А может, в тех местах разворачивалось крупное оборонное строительство? Это нам пока неясно. Давайте приведем все имеющиеся факты и рассмотрим каждую версию, после чего выделим как главную ту, которая менее всего противоречит фактам, — примерно так рассуждает историк.

А вот как рассуждает пропагандист-агитатор: ребята, Сталин готовит против Германии агрессию! Не верите? А зачем, спрашивается, он дороги-то туда тянул? Хотел бы обороняться, наоборот бы все, что были, заминировал! А он, что — минировал? Нет, строил, змей такой. Значит хотел напасть, и армию свою, когда нападет, по ним снабжать.

Видите разницу?

Ученый приведет несколько версий событий и рассмотрит их все, агитатор приведет только одну, и рассмотрит (читай — обоснует) только ее.

Однако, как мы с вами уже наблюдали, суворовские доводы в пользу агрессивности дорожного строительства на западе СССР неубедительны. Тем не менее вывод относительно научности его текста на основании пассажа о дорожном строительстве сделать можно.

Глава 5 Пакт и его результаты

На этот раз злобный доктор Джугашвили обвиняется в том, что он подло не пришел на выручку так нуждающемуся в нем Гитлеру. Он хочет его Польшей закормить. Насмерть.

Могу представить, какие моральные муки он пережил. Чуть, наверное, не помер. Но потом ничего, оклемался. Очухался. И дальше поехал. По автобанам Западной Европы, заливаясь счастливым детским смехом и радостно бибикая. Не знал наш бедный фюрер, что тем временем на востоке зреет чудовищный ржавый трактор адского механика Кобы, готовый вонзить свой загребущий чугунный ковш тому в бампер. Однако что-то я увлекся.

Чего же хочет Суворов от Сталина в данном случае? Вероятно, того, чтобы тот вонзил в Польшу свои красные клинья до, или, по крайней мере, одновременно с коричневыми клиньями фюрера. И к чему бы это привело? Имеется три варианта.

Номер первый: вся заварушка сводится к очередному испусканию пузырей Англией и Францией в Лиге Наций. Они бы даже на надгробие Польше не скинулись бы. Просто забыли. Вот и все дела.

Второй, более спорный вариант: Запад, испугавшись союза Германии и СССР, лихорадочно пытается разбить блок двух диктаторов путем альянса с коричневым шалунишкой. Мораль: Гитлер, в припадке дружеских чувств конвульсивно переплетшись с Западом, идет бить Советы. Есть определенные шансы, что в случае значительных успехов коалиции Запада на восточном фронте на СССР наедет также и Япония,[167] вслед за чем, не исключено, что на стороне мирового антисоветского фронта выступают США. Они любят выступать с теми, кого до кучи.

И, наконец, третий, самый бредовый вариант: Запад объявляет войну обоим диктаторам. И его войска укладываются в спячку на границах Рейха.

Что, Суворов, так какой же вариант вы бы предпочли? Я же — тот, который предпочел Сталин. А он не стал дергаться и посмотрел, как среагируют западные блюстители мира и порядка на бодрое Адольфово начинание. Если они кидаются бить фюрера, а последний при этом гордо испускает дух, что, собственно, исходя из соотношения сил Германии и союзников, и предполагалось, то им навстречу из-за кулис выходит добрый товарищ Сталин с распростертыми объятиями и говорит: «Поделом таракану досталося. И усов от него не осталося. Все в дерьме, а я в белом». Сводный хор Коминтерна из подполья ангельскими голосами возглашает хвалу Вождю и Учителю: «Сла-а-а-авься, сла-а-а-авься!!!» Трум-тум-тум. Пам-пам-пам, тарарам-пам-пам.

Если же никто на Гитлера не бросается с целью удушения, то… и так ясно. Что, собственно, и произошло. Но, согласитесь, что это хотя и не самый для Сталина оптимальный вариант, но, по крайней мере, не такой для оного Сталина поганый, как те, что получил бы Советский Союз, будь вы, мистер Суворов, его главой. Но, по счастью, в те счастливые времена, вас еще на свете не было. Тьфу, тьфу, тьфу.

И чем же? Правильно, Ганс! Победой. А что, нет? Ведь вела Германия войну на два фронта не раз и не два, и для себя там решили, что этакая война, вещь хоть и неприятная, но не смертельная.[168] И в самом деле, ведь даже Первую мировую немцы проиграли, можно сказать, «по очкам» — в момент подписания перемирия на территории метрополии Рейха не было почти ни одного иностранного солдата,[169] зато солдаты этого самого побежденного в «самоубийственной» войне Рейха были в Австро-Венгрии, в Румынии, в Польше и, наконец, на Украине. Да и само это перемирие подписали в тот момент, когда война на два фронта для Германии уже кончилась, остался лишь Фронт на западе. Так что, значит для Германии самоубийственна лишь война против Запада?

А во Второй мировой Германия воевала на два фронта аж трижды, дважды выиграв всухую. Итак, самоубийственная война №…

1. Была в 1939 году; на востоке — Польша, на западе Франция и Англия. Результат этого самоубийства виден больше на Польше, чем на ком-либо другом. Нету больше Польши. Была, а теперь — нет.

2. Была в апреле-мае 1940 года; на севере — Дания а потом — Норвегия, на западе — те же Франция и Англия. Снова самоубийство, и снова страдают посторонние. А самостоятельности Дании с Норвегией настал конец.

3. Была в 1944–1945 годах; на востоке — СССР, на западе — могучая кучка: США и едва очухавшаяся от предыдущего немецкого самоубийства Великобритания. Но вот вопрос: а на скольких фронтах эта война была, наконец-то, завершена самоубийством? А ведь на одном!!! Сколько бы англосаксы ни пыжились, а ведь в драку-то они полезли только тогда, когда уже спокойно могло обойтись и без них.

Так что, выходит, для Германии вообще на один фронт война гибельна? Что же ей теперь совсем не воевать? Не так страшен фронт, как его малюют.

Так что фронт фронту рознь. Одно дело воевать с плюшевыми западными вояками Чемберленом и Даладье, и совсем другое — со злобным русским бугаем, которого после оккупации хлебом не корми, дай фрица порешить.

Снова традиционный для Суворова прием: нет аргументов в пользу своего явно несостоятельного тезиса касательно того, что Гитлер, якобы, дико боялся войны на два фронта, так он тут же выдает — а зачем, мол, это доказывать? Это же и так знает каждый германский школьник! А вы что, глупее школьника? Вот ведь какой авторитет нашелся — раз германский школьник знает, тогда все, трепещите, советские фальсификаторы! Против школьника не пойдешь! Ребенок, все-таки!

Но почему же так злится наш добрый автор, возмущаясь тем, что Сталин не напал на Польшу первый? Да потому, что ему теперь приходится извращаться, плясать на пупе с тем, чтобы исхитриться доказать, почему же Сталин в этой ситуации был страшней и опаснее Гитлера.

Живописуя трагедию немцев, заключающуюся в войне на два фронта, Суворов, явно наполнясь признательностью к «своей второй маме», всемерно превозносит трудности войны с ней, основанную на неприступности «Крепости Британия». Но мне ее тогдашнее положение очень напоминает анекдот о неуловимым Джо: что, его правда никто не может поймать? Да кому он, на фиг, нужен! Да, действительно «…Великобритания — на островах. Для того, чтобы туда попасть, нужна длительная и серьезная подготовка, нужен мощный флот, примерно равный британскому, нужно господство в воздухе» (с. 42<41–42>). А чтоб Великобритании на материк попасть, что нужно? То же, плюс желание. А ничего этого не было.[170] Главным образом, последнего. Тут стоит рассказать одну маленькую, но крайне поучительную историю.

Стояло сочное лето 1942 года. 19 августа. А что было у немцев на повестке дня этим летом? Неоновые вывески и струящиеся райские фонтаны земли обетованной под названием «Сталинград» прочно застряли во всех закоулках немецкого мозга. Германия перла на Восток со страшной силой. Этим летом немецкая армия достигла своего максимального продвижения вглубь СССР. Немцы вышли к Волге и Кавказу. После этого не нужно быть «каждым немецким школьником», чтобы угадать, где же в тот момент находился практически весь вермахт.

А в это время на западе Рейха… Темная ночь. Низкие свинцовые тучи ковыляют по стальному небу над Ла-Маншем. Тревожная музыка. Луна. В эту ночь решили самураи, в смысле, союзнички, перейти границу у реки. В смысле, у моря. И вот, около маленького портового городка Дьеппа со стороны Великобритании появились «новые десантные средства» могучих паладинов свободного мира. С этих самых «средств» на гостеприимную нормандскую землю попрыгала сборная дивизия грозного Запада в составе канадских, американских, деголлевских (силы французских патриотов) и английских войск. Сверху над ними нависли «крупные силы авиации», а сзади подперли «соединения кораблей» непотопляемого британского флота. Союзнички, картинно перекатываясь, падали в песок, весело взводили автоматы и напевали песенку:

Но преступный Ганс, вылезший из ближайшего куста, не прочувствовал всей серьезности ситуации. Между ним и суровыми интервентами произошел примерно следующий диалог:

В результате к 16 часам 00 минутам того же дня во Франции уже не было доблестных союзников, а «чбамс» так и не наступил. Злобный Ганс разжился двадцатью восемью английскими танками, и 1500 заметно погрустневшими союзными морпехами в качестве трофеев. Вот такие небольшие дивиденды с этой маленькой заварушки. Кстати, с неба на гостеприимную французскую землю упало 83 союзных самолета, а в море затонуло несколько экземпляров непотопляемого британского флота.[171]

Даже спустя много лет после окончания войны немецкий отставной пехотный генерал К. Типпельскирх не мог понять, что же они там хотели показать. Не рассчитывали же они всерьез создать плацдарм для наступления. Может, они хотели напомнить о себе? А может, испытать новые десантные средства? А может, это им Сталин приказал? А может, им хотелось попрактиковаться в высадках с картинным перекатыванием? А может, заслать агентов в немецкие концлагеря? Бедняга так и не смог этого понять до самой смерти.

Понять смысл Дьеппского инцидента действительно сложно. Объяснить это просто незнанием невозможно, поскольку столь серьезные акции, безусловно, скрупулезно планировались, и в этом случае был, безусловно, дилетантский провал. Единственное альтернативное объяснение сводится к тезису о том, что союзники и не рассчитывали закрепиться на побережье. Их целью, по мнению некоторых исследователей, была своеобразная «проба пера», целью которой было прощупать оборону противника и опробовать десантную технику. Эта версия выглядит более убедительно, но остается один вопрос, ответ на который я бы хотел услышать от ряда наших американофилов и лично Валерии Новодворской. О чем думали демократические правительства и штабы союзников, посылая более дивизии своих (и не своих) граждан на гарантированную смерть? Полторы тысячи одних пленных, которым даже бежать было некуда, — это что? В чем же отличие таких «демократий» от «тоталитарных режимов»? Видимо разница подчас вовсе не столь разительна, как мы уже привыкли считать за годы «перестройки».

Теперь-то вам ясно, что представлял этот самый обещанный Суворовым «Второй фронт». С таким Фронтом в тылу никакой первый не страшен. Конечно, если там нет СССР.

Едем дальше: «войска Сталина творили на территории Польши такие же, а, может быть, и большие преступления, но Запад ему войну по какой-то причине не объявлял»[172] (с. 43<42>). О, эти кровавые русские войска!!! Das ist fantastisch! Ja, ja. Naturlich. Так что же это были за преступления? Советские источники, упорно таившиеся в секретных архивах и лишь недавно вошедшие в оборот, свидетельствуют о нескольких вариантах означенных преступлений:

1. Покупательство. Что же это за зверь такой? А это когда доблестные красноармейцы сразу после торжественной линейки, посвященной долгожданному вступлению Красной Армии в очередной населенный пункт, сломя голову неслись в ближайший магазин и скупали там все, что им продавали. Буквально ВСЕ. Как отмечает советский источник, «мебель, одежду, белье, часы, материалы, ткани, и пр., причем в количествах гораздо более необходимого, что называется, про запас (выделено мною — В. Грызун)».[173] Каково злодеяние, а? Аж в жилах кровь стынет.

2. Агитаторство. Вот, например, цитата прямо из архивного документа: «при помощи агитаторов разоблачаются классово враждебные элементы… В селе Бугряк они пытались выдвинуть классово враждебную женщину Сидорчук. При помощи агитаторов 36-й танковой бригады кандидатура Сидорчук была заменена дочерью крестьянина — бедняка тов. Назаровой».[174] Нетрудно представить, как любит выражаться один наш знакомый Писун, что за кровавую баню устроила своим односельчанам этот безжалостный монстр тов. Назарова.

3. Поучательство. Это, стало быть, есть не что иное, как гигантский наплыв советских печатных изданий. В частности, только войска Украинского фронта перед наступлением получили 180 тыс. экземпляров «Обращения к польским солдатам», 120 тыс. экземпляров «Обращения к трудящимся Западной Украины» на украинском языке, а также 250 тыс. экземпляров «Обращения военного совета к бойцам и командирам Красной Армии», 120 тыс. экземпляров специальных выпусков фронтовой газеты «Красная Армия»,[175] и всякой другой макулатуры не меньше. Но это только до… А во время? А после? Там уже счет идет на миллионы экземпляров. Около шестнадцати миллионов экземпляров!!! Но что интересно — на экс-поляков 300 000 экземпляров вразумиловки, а на своих, на родных, на красных… ЗА ЧТО ИХ ТАК??? Вот уж точно «злодеяние» Красной Армии!!!

4. И, наконец, традиционное пьянство. Сколько было разорено живых уголков, сколько было выпито денатурату из банок со змеями, сколько поломано погребков в поисках водки, сколько добротной деревенской сивухи было зверски выпито прямо на глазах их икающих хозяев… Трагичность ситуации неописуема. Ах! Ах!

Так вот, «войска Сталина» на территории Польши никаких таких особенных «преступлений», мало-мальски достойных этого звания не «творили». Творили НКВД, но никак не войска. И, кстати, вовсе не «бо´льшие», чем немцы. В Катыни, которой так усердно размахивает наш дипломированный лондонец, полегло 10 тыс. польских офицеров, об остальных «жертвах» сталинского режима в Польше уже говорилось раньше, а вот немцы только в боевых действиях убили 65 тыс. человек, плюс ПЯТЬ МИЛЛИОНОВ в ходе своей пятилетней оккупации. По миллиону в год. Но Гитлер — не кровавый. Он — превентивно оборонительный. А это две большие разницы. Все вышеозначенные миллионы Суворова не очень-то интересуют. Ему гораздо интереснее копаться в тех тысячах…

Да, кстати, чтоб уж совсем иллюзий не оставалось, по поводу невинности режима Пилсудского и его наследников: в 1920 году, сразу после провала польской кампании Тухачевского, некий пан Юзеф, состоявший тогда на должности «начальника государства» (читай — неограниченного диктатора), учредил в стране целую сеть концентрационных лагерей для русских военнопленных, украинских националистов и немалого количества поляков, по тем или иным причинам желавших Польше какого-нибудь другого, более демократичного лидера. Так вот, как раз в этом 1920-м году персонал этих лагерей блестяще справился с задачей, зверски уничтожив 80 тысяч советских военнопленных. Вызывает только удивление, почему нынешние власти Польши не спешат направить в связи с вышеописанными событиями покаянную ноту народам России, Белоруссии и Украины, и ведут себя так, будто этого никогда и не было, а если и было, то никак не в Польше, а только исключительно у нас.

СССР еще в 1989 году совместно с поляками расследовал Катынское дело, принес официальные извинения и покаяние за жестокий и бессмысленный расстрел 10 тыс. польских офицеров, воздвиг на этом месте монумент памяти жертв и до сих пор ведет работы по идентификации останков.[176] А что сделала польская сторона? Возмущенно обсуждает антигуманную сущность СССР и его народа, ни словом не упоминая о том, что в польских концлагерях было замучено в 8 раз больше народу, чем расстреляно НКВД в Катыни. А это только советских военнопленных! А сколько поляков, украинцев, евреев сгинуло в их недрах? Молчок. Демократическая пресса Польши хранит гробовое молчание по этому поводу, предпочитая громогласно требовать с России (не с СССР же) компенсации за совершенное в Катыни. Поймите меня правильно, я вовсе не пытаюсь сказать, что Катынь — это было «понарошку», но, признавая вину моей страны, я решительно требую, чтобы польская сторона хотя бы сделала то же самое.

Чтобы все вышеизложенное не казалось вам историческим анекдотом, вот немного документов, иллюстрирующих отношение поляков к нашим соотечественникам:

Между прочим, обратите внимание, что заключенными польских концлагерей являлись не только военнопленные, но и интернированные лица. То есть не имевшие никакого отношения к РККА и войне, а просто «прихваченные» поляками в ходе боев.

«Общее впечатление таково, что раньше положение военнопленных в лагерях было кошмарное и смертность ужасная. Во время свирепствования эпидемий умерло приблизительно от 1/3 до 1/2 военнопленных. Например, в лагере Пулавы из общего числа 1500 чел. по официальным спискам умерло 540 чел. (по сведениям военнопленных — до 900 чел.)».[179]

Ну что? Впечатляет? И заметьте, это вам не «немыслимые зверства» Красной Армии в 1939 году, доказательства которых у Витюхи начинаются и заканчиваются вышеприведенной фразой, а архивные документы. Вот бы где «честь Родины» защищать! Так нет. Наших бристольских правдорубов такие пустяки не интересуют. И ладно бы сплошь коммунисты-комиссары, так ведь простые братья-украинцы… Та самая национальность, принадлежностью к которой так бахвалится орущий из телевизора «Коммуняку на гилляку!!!» Виктор.

Итак, с этой стороны Суворову зайти не удалось — «такие же, а может быть, и большие преступления» (с. 43) сталинских войск в Польше остались на бумаге, а бумага, как известно, все терпит. Но как же теперь Суворову доказать особую, ни с чем не сравнимую злостность Сталина? А никак. Можно ведь лепить и без доказательств. Так вот, в этот раз Сталин — плохой, потому что он сразу же, благодаря своему коварному промедлению, в сентябре 1939 года «получил войну, которую он желал: западные люди убивали друг друга и разрушали друг у друга города и заводы, а Сталин оставался нейтральным, в ожидании удобного момента» (с. 43<42>). Вы подумайте, каков редисище этот дядя Джо — толпы западных людей убивают друг друга, вырезают на корню целые дивизии, даже без сдачи в пакетике, разрушают друг у друга города, нет, целые огромные мегаполисы раскатывают до зеленой лужайки, заводы, гиганты индустрии превращают друг у друга в дымящиеся руины, целые страны и континенты пускают коту под… Стойте, а когда это такое было? В какую войну? Уж не в ту ли, которую вели тогда между собой эти самые «западные люди»! А не та ли война и в западной, и в советской историографии единодушно зовется «Странной войной»?[180] И, для некогда профессиональных беглецов, — вопрос на засыпку: а почему она так зовется? Ась?

А зовется она так потому, что, как сказал поэт:

И даже к Гамбургу не идет. И вообще — не идет. Как прошел третьего числа КИЛОМЕТР по немецкой земле, так и все. Не идет. Там и осел. И окопался. Ждет. При более чем трехкратном превосходстве в силах. А потом еще и оттуда ушли. С этого так «тяжело» доставшегося им КИЛОМЕТРА.

Так где же вы, о многословный наш друг, выкопали те бесчисленные беды, страдания и разрушения, накликанные тов. Сталиным на «западных людей»! Где миллионы галлонов слез французских матерей? Где «четыре трупа возле танка» у «безымянного полустанка»? Так где? А? Что ж вы, живописуя невыносимые страдания «западных людей», не кинули нам в лицо жестоким упреком круглую цифру простых «западных» парней, молодыми ушедших в землю на этой страшной бойне? А потому что парни, коим по вашему велению уже давно в земле лежать полагалось, в это время играли в футбол. Французы с немцами. Прямо между рядов колючей проволоки. Наверное, много было грязных подкатов, сотни добрых французских коленок были отбиты на этой войне?

Давайте-ка, посмотрим, кому такая война была нужна и интересна. На Западном фронте Германия имела 8 кадровых и, теоретически, 25 резервных дивизий, которые на 3 сентября (день объявления союзниками войны Германии) еще нужно было собрать по теплым Обервальдам и Нидервальдам.[181] Вооружение и боевая подготовка последних были, мягко говоря, неважными, что дало немецкому генералу Типпельскирху повод — считать их не «полностью боеспособными».[182] Переводя тактичного немецкого генерала на русский, можно назвать их просто смазкой для штыка. Но, может быть, не количеством, так качеством? Вдруг дорогу мужественным союзникам преградили могучие бронетанковые армады? Да нет, говорит Типпельскирх, не было там армад, и не армад тоже не было. Там вообще не было танковых соединений![183] Но, может, титанические укрепления встали на пути доблестных «западных людей»! Нет! Тот же Типпельскирх говорит, что с «линией Мажино» Западный вал[184] немцев ни шел даже в сравнение, местами был не достроен, вовсе «не являлся непреодолимым… и не мог компенсировать недостаточное количество используемых сил».

А потери? Немцы в этой ужасной по своей скучности войне потеряли спустя полтора месяца (к 18 октября) 196 человек убитыми, 356 ранеными, 144 пропавшими без вести.[185] Много? А если учесть что в войне с Польшей, вот уже как месяц назад закончившейся, немцы потеряли 10 572 человека убитыми, и 30 322 ранеными?[186] М-да… Похоже, что польская армия оказались заметно круче своих прославленных самими собою «союзников».

И что, Суворов считает, что Сталин 3 сентября 1939 года «получил войну, которую он желал» (с. 43<42>)? Виктор Батькович, вы хоть понимаете, что сморозили? Вы же Сталина, страшно сказать, в миролюбии обвиняете! Да за такие «разоблачения» ваши хозяева вам голову, как лампочку, отвинтят! Он что, по-вашему, желал получить такую пастораль на Западном фронте? Он, может, хотел, чтобы немцы от французов заразились тяжелой формой пацифизма, а потом их тепленькими взять?

Да нет, как раз такой войны Сталин «желал» менее, чем любой другой. Такую войну желали иметь только «западные люди», потому что если бы они захотели чего-то другого, они не сидели бы, изнывая от безделья, в своих окопах, а пошли бы или по домам, или на Берлин. И, кроме того, в чем же вина Сталина, если, как пишет сам Суворов, такую войну он именно «получил»! Именно что получил, а не сотворил своими силами. А если так, то за что клеймит его Виктор? Вот что, разведка, выпейте валидола и успокойтесь. И прекратите нести весь этот бред!

«В конечном счете Польша, ради свободы которой Запад вступил в войну, свободы не получила…» (с. 43<42>). Еще бы она ее получила в результате этакой войны! И потом, сколько грома в этих словах — подумать только, ради свободы Польши добрый Запад бросил все свои важные взрослые дела и ринулся в бой… Смешно даже.

Так что, подводя итог этому куску маразма, следует заметить, что все попытки Суворова отыскать какое-то мифическое сталинское коварство в том, что такой пакт был заключен, с треском провалились. На поверку все суворые всхлипы и стенания о печальной участи сначала Гитлера, а потом и Запада оказались такой же ерундой, как и последнее в означенном разделе утверждение, что Сталин, якобы, выиграл войну, «разделив своих противников и столкнув их лбами» (с. 43<43>). Так вот, Странная война показала, что как раз этого-то Сталину сделать и не удалось. Западные люди категорически не желали воевать с Гитлером, иначе не сидели бы в окопах в паническом бездействии. А реальная война, начавшаяся 10 мая 1940 года, опять же была вызвана не тем, что Сталин кого-то чем-то «сталкивал», а желанием фюрера накрутить оным «западным людям» хвосты, тем паче, что они так долго ими перед ним виляли.

Собирался ли Сталин соблюдать пакт?

Слово Сталину:

И о какой борьбе идет речь? О классовой? О политической? О национально-освободительной? За урожай? Во всяком случае ясно, что речь идет не о борьбе с Гитлером, о существовании которого в 1926 году Сталин, возможно, даже не знал.

Вторая попытка — еще одно слово Сталину:

Кто бы сомневался. Например: между Францией и Чехословакией о взаимопомощи, когда Гитлер нападет; между Францией и Испанией об уже оплаченных поставках вооружения; да и под Франко-Польским договором поляки, когда его заключали, наверняка подразумевали совсем другую войну. Немножечко погорячее того абсолютного нуля, который установился на Западном фронте. Но каким образом цитата Сталина образца 1927 года о том, что война может перевернуть любые соглашения, связана с его намерением соблюдать или не соблюдать пакт о Ненападении с Германией 1939 года? ДА НИКАК НЕ СВЯЗАНА!!!

А вот вам цитата из товарища Молотова, заведовавшего в тогдашнем СССР внешней политикой, кстати, под указанным пактом стоит именно его подпись:

Между прочим, это 1939 год. А не 1926-й или 1927-й.

В следующем абзаце Суворов в очередной раз сам противоречит. Он утверждает, что, согласно крошечным обрывкам цитат советского генсека, Сталин должен был «разорвать все союзы и мирные договоры с империалистическими и буржуазными государствами» (с. 43), то бишь, ясно дело, с Германией в тот момент, когда «капиталисты… передерутся между собой…» и когда «враждебные нам классовые силы достаточно обессилили себя борьбой, которая им не по силам» (с. 44<43>). И все бы было мило и прекрасно, но тут совсем не кстати в суворовский триллер встрял израильский историк Габриэль Городецкий, так не вовремя вспомнивший предыдущий абзац сталинской речи:

Вот фальсификатор кремлевский, пришел и такой патетический момент испортил! Но, даже безотносительно к цитате, как мы только что наблюдали, капиталисты между собой более-менее серьезно драться категорически не хотели. Не хотели, и все тут. Не говоря уж про «достаточно обессилели». Только в 1940 году Гитлер и напал на французов, и это при официальной войне аж с сентября 1939 года.

Точно таким же образом не понятно, как теоретизирование товарища Сталина насчет перспектив мировой революции связано с намерением следовать тому или иному международному соглашению, заключенному с СССР. Говорите, «капиталисты грызутся как собаки» (с. 44<43>), поэтому Сталин не собирался пакт соблюдать? А когда ж они не грызлись? Может, в Первую мировую? А может, во франко-прусскую?

По поводу цитаты генерала Кривошеина, сопровождающейся следующим суворым комментарием: «интересно, что в его корпусе, как и во всей Красной Армии, были в ходу только такие шутки» (с. 44<44>), хочется затребовать у автора каталог шуток Красной Армии за первую декаду 1941 года, и попросить у него глянуть на диаграмму «процентное соотношение тем шуток рядового и младшего командного состава, кроме резервистов», с тем, чтобы удостовериться, действительно ли шутки были «только такие». С чего это он взял?

А вообще-то, очень похоже, что именно фраза о пакте с немцами (мол, «это ничего не значит» (с. 44<44>), и есть то, что сунуто «задним числом». После войны надо было объяснить не понимавшему, зачем оный пакт был нужен народу, что это все «в шутку», а до войны, осмелься кто-то что-то о пакте «не такое» ляпнуть, мигом оказался бы за Уралом, полярным кругом и колючей проволокой одновременно.

Вот у Суворова нашелся еще один свидетель — маршал Советского Союза Л. И. Брежнев:

Вот ведь, а? Военачальничек… Ни одной ведь битвы, поди-ка, не проиграл. Наверное, потому, что не вступал.

Так вот, этот маршал такой же маршал, как писатель. А писатель такой же, как Герой Советского Союза. А герой такой же, как кавалер ордена Победы. Как военачальник. Как Герой Труда. А накануне войны он вообще был секретарем днепропетровского обкома. Но это не важно.[189]

Важно, что, во-первых, «Малую Землю» он писал не сам, а во вторых, то, что, когда она писалась, факт договора СССР с нацистами в брежневскую политику реставрации сталинизма совсем не вписывался. Еще бы солнышко наше — дорогой Леонид Ильич — что-то там не то о пакте сказал! Что, например, мы с погаными гитлеровцами какие-то дела имели. Какой-то, якобы, пакт… Представляете, а? Вот такого абсолютно честного, неподкупного свидетеля, заслуживающего наивысочайшего доверия историков, правда, на 1940 год ни к армии, ни к верховному руководству страной не имевшего никакого отношения, нашел себе наш лондонский Правдун. Нашел, предъявил, и говорит — «Верьте мне, люди, я вам вот что сейчас расскажу…»[190]

И вот еще что любопытно: вроде бы наш лондонский уличитель собирался разоблачить «кремлевских фальсификаторов» истории. И что же? Вместо разоблачений он же сам вдруг начал вдохновенно цитировать одну из самых одиозных «кремлевских фальсификаций» — мемуары, которые были написаны явно не их автором!!! Безоговорочно веря им сам и прося так же верить им и читателей. Да еще и строя на этом свои разоблачения этих же «фальсификаторов»!

Но это еще полбеды. Вторая половина начинается, когда, не довольствуясь днепропетровским «маршалом», Суворов решил добить читателя не качеством, а тоннажем своих цитат. Цитирует он, само собой, газету «Правда». И ох, как цитирует! Прямо с плеча рубит. Агрессия, мол. Итак, говорит «Правда». Правда, говорит она как-то косноязычно и с легким лондонским акцентом. А мы слушаем.

Я, как профессиональный историк, глядя в суворовские цитаты, поначалу даже не счел нужным их проверять. Что поделаешь, раз цитирует, значит, так там и сказано. Но, как оказалось, у «заочно приговоренных к смертной казни профессиональных разведчиков» принято считать, что цитата — это как Венера Милосская — руки-ноги ей пообломал — только лучше сделалась.

Наивный пассажир суворовского «Ледокола» ждет, что процитированные слова принадлежат самому Сталину, или, по меньшей мере, кому-нибудь из его окружения. Но тот, кто решил, что так оно и есть, плохо знает манеру автора. Указанное выражение о грызущихся капиталистах принадлежит разбившейся накануне летчице Полине Осипенко, и взято оно из ее давней речи[191] на московской VII областной и VI городской объединенной партийной конференции, после чего оно появилось на второй странице «Правды», в статье под заголовком «Страна Патриотов». Итак, то, какая ситуация в Европе нужна Сталину, оглашается Суворовым посредством речи недавно почившего самого эмансипированного советского майора — Полины Осипенко на местной партконференции. Интересно, кто бы вспомнил, что там в этой речи говорилось, если бы она еще немного пожила, и не надо было бы срочно вспомнить, что она там такого хорошего о «Союзе нерушимом…» пела?

Кстати, в полном виде ее слова звучат так: «Капиталисты грызутся как собаки. Грызутся, кто кого больше надует».[192] Надует? Так что, Суворов, выходит, что речь-то даже не о войне?

Дальше — больше.

Какой кошмар! Какая кровожадная газетенка — эта «Правда»! Если уж у нее такие жуткие передовицы…

А кстати, с какой это страницы? С шестой! С последней!

А кто это написал? Генсек? Член Политбюро? Секретарь обкома? Генерал? Простой партиец?

Никогда не угадаете — беспартийная (до 1941 года) нильская писательница Ванда Василевская, чьей книгой «Васек Трубачев и его товарищи» зачитывались все октябрята той поры. Так вот он какой — рупор сталинской агрессии! Между прочим, а что она по-настоящему пишет в своем воскресном фельетоне «Родина растет»? А пишет она вещи совершенно противоположные. Итак, полностью цитата звучит следующим образом:

Так что «„Правда“ захлебывалась от восторга» совсем по-другому поводу. Кстати, посмотрите, как Суворов работает над цитатами. Для него они как глина для ваятеля: хочешь — ваза, хочешь — ночной горшок. А в оригинале — это же чистой воды пацифизм! Обратите внимание — такую подделку «под источник» очень трудно сделать случайно. Чтобы так «ошибиться», нужно сильно этого хотеть и слишком многим не погнушаться.

Следующий изыск из «подвала» третьей страницы, высказывается знаменитый летчик Г. Байдуков. Между прочим, снова заметим вам, что фраза о том, что «Каждая такая война приближает нас к тому счастливому периоду, когда уже не будет больше убийств среди людей („Правда“, 18 августа 1940 года)» (с. 44<44>), являющаяся кусочком его статьи «Мысли о наших летчиках», как всегда не имеет отношения ни к намерениям Сталина, ни к зловещим планам Политбюро. Кстати, речь в этой статье идет о войне в Финляндии, а в полном виде цитата выглядит так:

Что за кровожадная страна, где даже военный летчик рефлексирует по поводу своего пацифизма!

«Освобождение Европы было передвинуто с лета 1942 года на лето 1941-го. Новый, 1941, год поэтому был встречен под лозунгом „Увеличим количество республик в составе СССР!“» (с. 45<44>) — нагло врет дипломированный перебежчик. Те, кто действительно новогоднюю «Правду» 1941 года видел, знают, что среди ее призывов, обещанного Суворовым нет. Вот лозунги, под которыми встречала 1941 год «Правда»:

1. «С новым годом, товарищи!»

2. «За новые успехи социалистической промышленности, транспорта, сельского хозяйства, науки, культуры!»

3. «За дальнейшее укрепление оборонной мощи Союза Советских Социалистических Республик!»[197]

И все! Только эти три лозунга. Я смотрел даже в лупу и на просвет — нету там ничего об «увеличим». Нету, что поделаешь… Зато тут нам встречается единственная правильно взятая из «Правды» цитата — стихотворение Семена Кирсанова[198] причем опять-таки с шестой страницы. Однако, здесь:

Обращают на себя внимание очаровательные слова «может быть». А может быть и — не прибавятся. Возможно, Суворов и рад бы это «может быть» выкинуть, да вот беда — размер не позволяет, а в стихосложении он не силен. Но, безотносительно к содержанию стихов, стоит помнить, что лозунги вроде «гербы прибавятся…» появились не в 1941 году, а существовали как традиция аж с 1918 года, причем с того времени они значительно потускнели, пооблупились и приелись.

Да ну? И каким же? А вот вам цитаты из означенной «Правды», взятые наугад, но, в отличие от цитат новоявленного британца, с первых страниц и за подписью Сталина, а не Ванды Василевской.

Снова «Правда» цитирует Сталина, и снова он дует в ту же дуду — ура, стало быть, обороне. Готовы, говорит, «производить» и «снабдить» «в случае нападения извне». Суворов утверждает, что в «Правде» одна агрессия? А это тогда что?

«Пакт остается пактом, но скоро вся земля будет принадлежать нам…», — не сдается Суворов и вводит в бой свою следующую цитату:

Все вышеперечисленное является отрывком из новогодней поздравительной речи капитана подводной лодки в рассказе «Своевременно или несколько позже», повествующего о веселой встрече нового года советскими подводниками. Краснофлотцы пекут пирожки, жарят котлеты, умащают торты кремом, распевают «Интернационал», а между делом легко уходят от свор вражьих эсминцев, тщащихся забросать советскую лодку бомбами. И все это в незабываемой атмосфере классического советского шапкозакидательства. А собственно цитата, коей Суворов размахивает, является не чем иным, как новогодним тостом капитана. И если уж мы будем принимать всерьез его слова про «новые советские меридианы», то хотелось бы напомнить, что «советскость» переносится не только через штыки, но и через засаленных коминтерновцев и через национально-освободительные революции. И уж, как говорится, «под занавес». Коли уж злой капитан после фужера шампанского растрепал экипажу дату начала агрессии, то приходится признать, что Суворов со своей гипотезой о дне «М» в 1941 году попал пальцем в небо — «через пять, через десять лет», — говорит фельетонный капитан.

И, наконец, настоящий шедевр разведывательного мастерства нашего бесстрашного засланца-предателя. Слово Резуну:

А теперь тишина! Внимание! Прошу барабанную дробь!!! Нервных просят не смотреть. Это была сама цитата. Теперь даю контекст:

Ну и ну! Вот те на!!! Как вам такая откровенность «Правды»? Так прямо и лепит — хотим, мол, весь мир поработить. И всем об этом заявляет. Посредством Людовика XI и Франческо Сфорца. Это шедевр! Когда Витюха нам излагал Сталина в переложении выгнанного им Троцкого — это еще туды-сюды; когда сталинская агрессия оглашалась в интерпретации погибшей накануне (в 1939 году) летчицы-майора Полины Осипенко — это был уже легкий бред; когда планы Сталина из подвала шестой страницы в форме фельетона разъясняла беспартийная детская писательница Ванда Василевская — это уже маразм; а когда о кровавых намерениях Сталина на весь мир крикнул Людовик XI (одиннадцатый!!! Умер в 1483 году[202]) — это что? Это Суворов в его истинном обличии. Это яркий пример того, как он намеренно врет нам о нашей истории. Повторяю, НАМЕРЕННО ВРЕТ, а не «допускает кое-какие неточности», как утверждают наши наивные и доверчивые суворолюбы.

Кому интересно — это была статья Емельяна Ярославского с четвертой страницы. Выдержка из рецензии на первый том «Истории дипломатии» под редакцией В.П. Потемкина, накануне вышедший из печати, где автор бегло пересказывает ее содержание. Банальный вопрос: как (о, Боже мой), каким же образом связана эта рецензия с намерением советских начальников милягу Гитлера порешить? Это была всего лишь пятая глава, а мне уже тошно!

Тошно, главным образом, потому, что глава эта при тщательном ее рассмотрении отдает каким-то умственным расстройством. Я не о цитатах уже говорю, там, по-моему, все ясно. Я говорю о сути. Суворов ищет в заключенном в 1939 году советско-германском пакте, разделившем Польшу, некую тайную подлость для… Гитлера! Интересно, что судьба доверившихся гарантиям Запада поляков[203] его не волнует. Сталин, согласившись на раздел Польши, Гитлера подставил! Интересно, подо что? Под войну с гарантами поляков — англичанами и французами? Или под титул «виновник Второй мировой»? Война, конечно, фюрера огорчила, титул, возможно, тоже. И все! Убедившись, что в реальную войну те не вступят (тоже Сталин виноват?), Гитлер спокойно занялся своими делами — высадился в Норвегии, а потом и Францию разгромил.

А мораль такова. Если мы говорим о том, почему пала Польша, нужно в первую очередь посмотреть на тех, кто ей обещал помочь в случае опасности и не помог. Это СССР? Нет. Тогда почему мы снова во всем виноваты? Сталин тоже две недели ждал от союзников этой самой помощи Польше, ждал, пока мог. И, не дождавшись, взял то, что давал Гитлер. И, как показали дальнейшие события, правильно сделал, поскольку ждал бы дольше — вообще бы ничего не получил. А такой сомнительный проигрыш, как обвинения некоего перебежчика в том, что Сталин подло и незаслуженно взвалил на Гитлера клеймо зачинщика Второй мировой, или, якобы, заставил англичан и французов объявить ему войну (и не более того), его почему-то не волновали.

Глава 6 Вкратце об остальном

Одним большим общим моментом в книге означенного суворого Резуна является упор на наступательные приготовления Красной Армии перед войной. Мол, злобные коммунисты «уж сколько раз твердили миру», что они собирались обороняться, а на самом деле — готовились весь мир поработить. Здесь обязательно следует объяснить следующее обстоятельство, повлекшее за собой скачкообразный всплеск интереса к «Ледоколу» со стороны вполне серьезных людей, а затем столь же быстрое его падение.

«Ледокол» вышел в России на пике разоблачений, и его антисоветский пафос звучал весьма убедительно. Еще большей убедительности ему придавало особое свойство советской историографии, посвященной предвоенному периоду, — в ней было как бы два уровня.

Один — для очень средней школы и агиток в ярко-красных тонах:

Короче, мы были готовы, готовы, готовы, а немцы — вероломно, вероломно, вероломно… И за попытки эту идиллию нарушить многие «кремлевские фальсификаторы» получали по шапке[204]

Однако существовал и другой уровень, предназначенный для более исторически продвинутых товарищей. В нем весьма скупо, но все же находили отражение факты, свидетельствующие о вопиющем безобразии, творившемся в РККА перед войной. Оное безобразие порождалось, в основном, массовыми отстрелами и посадками наиболее мыслящих военных кадров и крайне низким техническим уровнем молодой промышленности, с которым приходилось иметь дело советским конструкторам и инженерам.[205] Однако, читатели литературы и того, и другого уровня догадывались, что им чего-то недоговаривают.

И Суворов очень ловко сыграл на этом сознании полуправды. Сразу с началом Перестройки, как только сверху был дан сигнал — «можно говорить», все сколь либо мыслящие «кремлевские фальсификаторы» наперебой стали высказывать все свои досель скрываемые в безопасной глубине черепной коробки сомнения в готовности СССР к войне. Одни искали там, другие не там, третьи просто пинали Сталина. В головах же простых смертных все смешалось: как же так, в школе учили, что были готовы, Т-34 лучший танк войны, Ил-2 вообще «летающий танк», а тут — не готовы?

И вот как раз в это мгновенье во всю мощь импортных динамиков ударяет импортный же джаз, и в ослепительном свете опять-таки импортных прожекторов (ох уж эта потаенная страсть советского человека к импортному) появляется «Victor Suvorov» во всей своей импортной красе, с криком: «А не верьте вы своим историкам, все они кремлевские фальсификаторы, да коммунистические борзописцы. Слушайте меня — только лишь один я вам ВСЮ ПРАВДУ скажу». И сам-то он авторитетней не бывает: разведчик (Штирлиц, Джеймс Бонд, поди кучу секретов секретных знает), а не историк (они нам столько лет врали-врали), разведчик отечественный (иностранцу нас не понять), но беглый (за правду страдал, не коммунист, а вот бы тоже махнуть…). Суворов все одним молодецким махом поставил на места:

Были готовы, говорите, а немца под Москву пустили? У вас это в голову не укладывается? Не понимаете? Не привыкли? Жалко? Обидно, да? Да ерунда все это! Да, конечно, были мы готовы! Да еще как! Готовей нас ни одного готового не сыщешь! И сразу — цепи и пласт уже давным-давно нарытого советскими историками материала (первый уровень — кумачовые здравицы), доказывающего этот древний советский постулат, теперь перекрашенный в новые идеологические цвета.

Вам говорят, что не были готовы (второй уровень — невеселые полусомнения-полупризнания)? Ай-яй-яй!

Так мы, выходит, дураки какие-то? Придурки. Кретины. Козлы. Игуанодоны, прости Господи. Да, конечно, нет! Это все так ваши же историки вас обзывают! Да вы посмотрите, кто это вам говорит (насупленные брови, гневно указующий перст, отвлеченные, но близкие каждому рассуждения о машинах, дачах и спецпайках, жирный шрифт)! Разве могут эти «цепные псы режима» говорить правду (жалкий лепет последних о судьбе Некрича сотоварищи тонет в суворовском крике)? Да не могут, совершенно понятно! Так и не слушайте их вообще! У них труды — кирпичи неподъемные. Язык — научный, ненашенский, заумный, книгочейский. Стиль совковый, скучный, сухой, корявый. Страшно далеки они от народа! Слушайте меня! Я их точку зрения много лучше их самих изложу! И проще. И доступней. И смешнее. И мы вместе с тобой, мой дорогой читатель, поразоблачаем, повозмущаемся, посмеемся над этими, нисколько не побоюсь этого слова (в этом смысле я вообще бесстрашный), ДУРАКАМИ-историками. И ты увидишь, дорогой читатель, насколько это приятно, просто и интересно — обличать и разоблачать всяких там псевдоспециалистов (очки надели и думают, что умнее всех). Мы с тобой и всплакнем, и поохаем, и посмеемся всласть! Меня, бедного, пожалеем обязательно. А уж баек-то занимательных я знаю — так это вообще не перечесть: и о пирамидах из сапог, и о танках гоночных, и о самолетах одноразовых, и о страшном кошмаре вселенского гения товарища Сталина. Со мной, мой наивный друг, ты всего через две главы приятного, не напрягающего чтива, почувствуешь себя настоящим военным экспертом и, при случае, сможешь сразить наповал друзей и сослуживцев своей колоссальной компетентностью в самой запутанной части своей истории. И это море удовольствия всего-навсего за 24 деревянных рубля тиражом в миллион экземпляров! Но есть и более солидное полное собрание, в цветной, жесткой обложке с парой лубочных вождей в картинных позах, с вклейками и картинками с комментариями. Покупайте ПРЯМО СЧАС! НЕ РАЗДУМЫВАЯ! Читайте так же! Не раздумывая!

Он заявил: смотрите, нам говорили, что мы к войне были не готовы (второй уровень — робкие признания ошибок), а на самом деле — готовы на все сто (первый уровень — агиточные самовосхваления)! На столкновении двух полуправд была построена столь ошеломляющая нелепица, что поначалу мало кто во всеобщем разоблачительном угаре обратил внимание на всю несообразность новой «версии». Очень немногим показалось странным, что новоявленный правдун, объявляя советских историков врунами, все их разоблачения строит исключительно на их же работах. К практически всеобщему ощущению недосказанности советской историографии по началу войны добавилась сенсационность и правдоподобие основного постулата «Ледокола»: СССР готовился к наступательной войне!!! Причем именно так — жирным шрифтом, с тремя восклицательными знаками.

Я специально не говорю строго по Суворову, который без конца талдычит о том, что Советский Союз готовил не просто наступательную, а агрессивную войну. Эти два понятия путают даже вполне взрослые пузатые дяди, один из которых, заглянув однажды ко мне на огонек, просто поразил меня воинствующим незнанием этого банального различия.

Так что на всякий случай остановимся лишний раз на разъяснении без конца смешиваемых нашим нежным заморским другом понятий агрессии и наступательной войны. Разницу между ними легко понять на следующем примере: Государство «Ы» готовит наступательную войну против государства «Ю».[206] Оно ставит себе такие задачи:

1. Пользуясь внезапностью, окружить и, не давая уйти в глубь страны, уничтожить вооруженные силы государства «Ю».

2. Добиться падения господствующего в «Ю» режима.

3. Физически уничтожить всех, поддерживающих его, людей, а также некоторых других, отобранных по особому, допустим национальному или конфессиональному, а то и половозрастному признаку.

4. Оккупировать наиболее развитые в промышленном и сельскохозяйственном отношении регионы страны «Ю», заставить живущее там население работать на «Ы».

5. После военного поражения «Ю» вытеснить все, неподвластное системе государственного управления «Ы», население за какую-либо географическую преграду — реку, горную цепь или пролив — с тем расчетом, чтобы народ, населявший «Ю», не смог бы создать там достаточный для изгнания «Ы» военно-технический потенциал.

Однако государство «Ю» в то же самое время тоже, готовит наступательную войну против государства «Ы». Оно в ходе войны планирует для себя достигнуть следующих задач:

1. Сорвать нападение вооруженных сил «Ы» на «Ю», для чего, пользуясь внезапностью, окружить и, не давая уйти в глубь страны, уничтожить вооруженные силы государства «Ы».

2. Далее — по обстановке.

И кто же тут агрессор? А ведь оба государства планируют именно наступательную войну, войну не на своей территории. Однако, как мне кажется, из приведенного примера даже совершенной деревяшке, годной лишь на то, чтобы прицепить к ней флаг любого вероятного противника и идти сдаваться к британскому посольству, станет ясно, что агрессором является государство «Ы». А «Ю», хоть и готовит наступательную войну на территории «Ы», агрессором считаться не может.

А теперь о том, ради чего все это говорилось. Суворов много раз объясняет своим читателям, что, имея планы войны, РККА не имела плана оборонительной войны, а стало быть, война планировалась наступательная. Об этих планах Суворов в присущей ему доверительной манере сообщает кучу всяких деталей: «Существует немало указаний[207] на то, что срок начала советской операции „Гроза“ был назначен на 6 июля 1941 года… Жуков (как и Сталин) любил наносить свои внезапные удары воскресным утром.[208] 6 июля 1941 года — это последнее воскресенье перед полным сосредоточением советских войск. Генерал армии С. П. Иванов прямо указывает на эту дату: „…германским войскам удалось нас упредить буквально на две недели“» (с. 333<327>),[209] и прочая ерунда. Все малозначащие и ни к чему не обязывающие детали.

Между тем такой план действительно есть. Более того, он был опубликован в Военно-историческом журнале в феврале 1992 года.[210] Это — тот самый план, которого так не хватало Суворову для обоснования своих фантазий. Это — план наступательной войны.

Документ, условно называемый «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза», представляет собой написанный от руки, предположительно А. М. Василевским, на нескольких страницах текст.

В задачах, ставящихся в «Соображениях…» — сплошное наступление. И сразу видно, где Суворов проврался. Первая же фраза документа гласит:

Оглушительный удар по суворовскому «Ледокольцу»: наши наступательные действия предусматриваются как превентивный удар по уже сосредоточившимся немецким войскам с тем, чтобы не дать им ударить самим. Что, Суворов, съел?

Далее намечается концентрический удар на окружение немецкой группы армий «Центр», сосредоточившейся в Польше и Восточной Пруссии для похода на Москву, а вовсе не прорыв и марш-бросок быстроходных танков в пробитую дыру на Берлин. Кстати, Суворов кричит, что СССР должен был воевать со всей Европой, а тут говорится только о разгроме немецкой ударной группировки, находящейся непосредственно на территории Рейха, а сателлиты ни при чем. По заверениям Суворова, Сталин, концентрируя против Румынии весь цвет Красной Армии, собирался начать свое порабощение именно с нее. А тут оказывается, что СССР хочет воевать с кем-то, кроме изготовившейся к нападению Германии, только в самом благоприятном для него случае: «может быть».

Кроме того, Виктор пролетел со своей датой, в пользу которой приводится тот не вызывающий доверия довод, что, дескать, у Жукова (и даже у самого Сталина) воскресенье было любимым днем для начала агрессий. Предписанные «Соображениями» соединения, которым предстояло наносить первый удар по немцам, должны были полностью сосредоточиться в исходных районах к 15 июля, соответственно, несмотря на всю любовь Сталина и Жукова к воскресеньям, красные варвары раньше выступить не могли.

Но самая главная торпеда суворовскому «Ледоколу» заключается в том, что этот, последний перед войной вариант «Соображений…» датирован 15 мая 1941 года. При этом на нем нет подписей начальника генерального штаба Г.К. Жукова и наркома обороны СССР С.К. Тимошенко, для росчерков которых в документе были приготовлены соответствующие места. Документ никем не подписан, что ставит под сомнение его принятие к действию. О том, были ли приняты «Соображения…», до сих пор дискутируют историки, но точного ответа ими не найдено.[212]

Тем не менее, для нас с вами очевидным является следующий факт: практически до самого начала войны руководство Советского Союза не могло решиться на какой-то определенный вариант действий. Само по себе отсутствие подписей высшего военного начальства на «Соображениях…» еще ничего не значит — может быть, у этого черновика имелся и чистовик. Однако показательно то, что в верхах РККА документ о наступательной войне аж до 15 мая продолжает вращаться в виде рукописного черновика, а не многократно тиражированного и уже знакомого основным исполнителям документа. Причем неизвестно, был ли он в конце концов одобрен!

Существует еще одно важное свидетельство того, что решение о превентивной войне с Германией не было принято по меньшей мере до лета 1941 года. Это судьба интереснейшего документа, который называется «Проект директивы ГУПП РККА»,[213] предписывающий основные тезисы, согласно которым военные комиссары должны были вести пропагандистскую работу в частях Красной Армии. Тезисы данного проекта носят ярко выраженный наступательный характер: советские пропагандисты подобно Суворову выискивали у Маркса и Ленина цитаты, оправдывавшие наступательную войну, и на их основе проводили мысль о справедливости наступления со стороны РККА.

Так вот, этот проект появился только в 1941 году, и до 22 июня он так и оставался проектом. Несколько раз он обсуждался на всяческих заседаниях вплоть до заседаний Политбюро, но до 22 июня так и не был принят. А казалось бы: решился Сталин на агрессию 19 августа 1939 года, назначил срок — 6 июля 1941 года, так в чем же дело? Ан нет, еще в июне сорок первого, начальники медлят, волнуются, колеблются, обсуждают, и возвращают, наконец, проект на доработку, так ничего пока и не решив. Так что, судя по всему, вопрос о характере готовящихся боевых действий так и не был окончательно решен вплоть до немецкого нападения. Вот почему Виктор Суворов ничего об этих важнейших документах не говорит, вот почему он их ни словом не упоминает.

И пожалуйста не надо говорить, что Сталин скрывал начало «Грозы» даже от своего Генштаба. Спрашивается тогда, кто его готовил? Товарищ Сталин? Засекреченная группа экспертов? Живо представляю себе картину: собрал вождь одним теплым июльским воскресным утром товарищей Василевского, Шапошникова, Жукова, Мерецкова и иже с ними у себя в кабинете, посмотрел на них хитро и, выдержав паузу, вкрадчиво заявляет: «А сейчас мы нападем на Германию!». Шапошникову сразу стало бы плохо — один раз товарищ Сталин уже начинал войну без его ведома — войну с Финляндией. Если тогдашние пропорции потерь сохранятся и в новой компании товарища Сталина, то… Лучше даже не думать в этом направлении. Жуков (он годами помоложе, да и нервами покрепче) берет под козырек, чеканит: «Есть, товарищ Сталин, однако на должности не выше комбата — я не обучен командовать авантюрой», — и строевым шагом выходит в шкаф. Мерецков тем временем уже вовсю строчит докладную на самого себя с целью быть переведенным на тыловую должность с понижением, причем куда угодно, лишь бы не отвечать за тот неминуемый кошмар, который незамедлительно последует за подобным эпохальным решением Верховного. Его финских приключений и того, что за ними последовало, ему уже более чем достаточно. А Василевский, спросите вы? А Василевский смотрит непонимающими глазами на эту феерию и гадает: если не Шапошников, если не Мерецков, если не он сам, то кто же, черт возьми, план «агрессии»-то составил, а?

Суворов, избирательно «забывающий» уже обнаруженные материалы о подготовке Советским Союзом наступательных военных действий против Германии, своими умопостроениями предвосхитил выход в оборот этих и некоторых других документов, касающихся предвоенного советского планирования. Поэтому многие вполне разбирающиеся в истории люди поначалу приняли «Ледокол» всерьез, правда, всегда оговариваясь, что его автор все-таки непростительно много врет.

Но после появления неизвестных ранее документов колоссальной значимости, гипотезы «Ледокола», мягко говоря, стали неактуальны, явными признаками чего в суворовском тексте можно считать резко участившиеся лирические отступления, жирные шрифты, восклицательные знаки и обзывательства, скачкообразно растущие от книги к книге. И уж тем более из этих документов видно, что истерические призывы Суворова «по советскому следу» к новому Нюрнбергу мягко сказано «не катят». Не тянет Советский Союз на агрессора, не тянет, и все тут. Даже его наступательные действия, о которых идет речь в его планах, как видно из примера с «Ю» и «Ы» не могут называться агрессивными.

В физике в свое время гипотеза о существовании «теплорода» — невидимой жидкости, распространяющей тепло — отмерла сама собой после того, как наука освоила плохо изученные явления распространения тепловой энергии. В отличие от «теплорода» «Ледоколу» в России были отпущены считанные недели, дни и часы, после которых этот бред должен был отвалиться, как хвост у предка человека.

Но ведь нет! Многие мои соотечественники оказались весьма хвостаты умом, благодаря чему суворовские поклепы все еще продаются, и мне приходится объяснять заблудшему «профессионалу от разведки» сколько будет дважды два, и почему он до сих пор сидит в такой мокрой и неприятной на вид луже. Откуда столько сторонников суворого теплорода — ума не приложу. Вроде ведь все в школе учились. И кто-то даже неплохо…

И лично Суворову: Витюша, ау! Прочитайте, горюшко, ВИЖ[214] номер два за девяносто второй год. И разберитесь там со своей писаниной, куда ее теперь. И почитайте, наконец, хоть кого-нибудь из «критикуемых» (читай — обзываемых) вами историков, может, дойдет до вас, насколько вы от них отстали. Ведь ваши «День „М“» и «Последняя республика» устарели еще до того, как вы снесли их в печать. Отвлекитесь хоть на недельку от своей графомании, посмотрите, что люди-то в архивах находят, раз вам только «посчастливилось совсем немного поработать в архивах Министерства Обороны СССР» (с. 13<13>), да и то, похоже, весьма не понравилось![215]

Ладно. С планированием вроде бы в общих чертах разобрались. С клонированием заморских баек о том, как «Империя Зла» агрессию против «Свободного Мира» замышляла — тоже. Идем дальше.

И, наконец, заканчивая с первой книгой суворовского обличения, так сказать, «на посошок», мне хочется коротко упомянуть еще одну главу сего бумажного ледокола. Просто обычная для Суворова шулерская подтасовка устроена в ней настолько глупо, что пропускать такой перл мне очень жаль. Право же, избитая реплика неверного супруга, что, дескать, буду на заседании, у нее и заночую, и то вызывает гораздо большее доверие, чем двадцать пятая глава «Ледокола» «Про комбригов и комдивов», на которой мне хочется ненадолго задержаться. Вот ее краткие тезисы:

1. «…постановлением советского правительства в июне 1940 года 1056 высших командиров получили воинские звания генералов и адмиралов» (с. 241<236>).

2. «Но Сталину мало одной тысячи генералов <…> Сталину очень понадобились командиры высшего ранга. Много командиров! Вот почему тюремные вагоны спешат в Москву. Тут бывших командиров, прошедших ГУЛАГ, вежливо встречают на Лубянке, объясняют, что произошла ошибка. Уголовное дело прекращается, судимость снимается» (с. 241<237>).

3. «Не каждому командиру одинаковое почтение. Некоторым — генеральские, звания. <…> Но большинство выпущенных из тюрем так и остаются со своими старыми воинскими званиями: комбриги, комдивы, комкоры (с. 241<237>)».

4. «И вот людей, уже простившихся с жизнью, везут в мягких вагонах, откармливают в номенклатурных санаториях, дают в руки былую власть и „возможность искупить вину“. Звания генеральского не присваивают (т. е. не дают никаких гарантий вообще) — командуй, а там посмотрим… Можем ли мы представить себе, как все эти комбриги и комдивы рвутся в дело? В настоящее дело!» (с. 242<237–238>).[216]

5. Суворов иллюстрирует свое замысловатое повествование несколькими примерами, из которых только три сопровождаются датами освобождения военачальников. Вот они:

* «Комбриг А.В. Горбатов, выпущенный в марте 1941 года…» (с. 242<238>).

* «Вот комбриг И.Ф. Дашичев галоши надел второй раз. Выпущенный в марте 1941-го…» (с. 243<239>).

* «…комкора Петровского… освободили в ноябре 1940 года…» (с. 244<239>).

6. Все это позволяет Суворову пополнить свой сборничек сентенций относительно кровавого коммунистического режима следующим разоблачением: «Коммунисты говорят, что это защитная реакция Сталина: почувствовав недоброе, он укрепляет свою армию. Нет, это не защитная реакция! Процесс освобождения комбригов, комдивов и комкоров был начат Сталиным до того, как возник план „Барбаросса“. Пик этого процесса приходится не на момент, когда германские войска стояли на советских границах, а на момент, когда они ушли во Францию» (с. 244–245<240>).

7. Вот так Сталин снова оказался самым агрессивным отцом народов.

Однако в обличительном угаре у Суворова снова не сошлись концы с концами, да так явно, что даже как-то за него неудобно. Вся глава противоречит подсунутому в ее конец выводу.

Судите сами: в ее тексте три примера освобождения, два — март 1941 года, один — ноябрь 1940. При этом говорится, что, когда Сталин своих генералов покатил в тюремно-мягких вагонах с Колымы в Москву, плана «Барбаросса» у немцев еще не возникло. Тем не менее доподлинно известно, что Гитлер отдал команду своему генштабу начать разработку плана войны с СССР 21 июля 1940 года. Не верите?

Опять не верите? Может быть, утверждающий это генерал-полковник Гот — коммунистический фальсификатор?.[218] А как же, ведь у красных все куплено — или на Колыме больше зеки золота не моют? Только вот боюсь, что у «фальсификатора» Гота, видевшего бумаги о начале войны с СССР своими глазами, гораздо больше шансов положить на обе лопатки правдивого до самозабвения правдописца, родившегося в 1947 году.[219]

Тем более глупо выглядит тезис о том, что пик освобождения советских военачальников «приходится не на момент, когда германские войска стояли на советских границах, а на момент, когда они ушли во Францию» (с. 245<240>). Это в марте-то сорок первого года, на который приходится два из трех предъявленных Суворовым освобождений? Или, может, в ноябре сорокового? Увы вам, В. Суворов. Ни числа у вас нет, ни уменья. Весь текст главы № 25 «Ледокола» «Про комбригов и комдивов» своему выводу противоречит.

Приложение о самолетах

В этой части панихиды по околонаучным откровениям нашего нелюбимого друга Суворова мы с вами более-менее серьезно поговорим о том, что в действительности являла собой советская авиация накануне войны. Итак, чтобы узнать, как обстояли дела у сталинских соколов, которым, по суворовской мысли, надлежало взвиться орлами в назначенный Кремлем час, устроим небольшое техническое отступление.

Обстояли эти дела не ахти как. Общим слабым местом советских самолетов были двигатели. Например, при заводских испытаниях на трех опытных И-200 (МиГ-1) в период за март-август 1940 года 7 раз менялись вышедшие из строя моторы АМ-35. Отказы, аварии и катастрофы по причине плохого качества двигателей (погиб летчик А. Екатов) продолжались до самой войны — в мае 1941 года были прекращены летные испытания 10 самолетов МиГ-3 из-за неудовлетворительной работы моторов.[220]

Не лучше дело обстояло и с двигателями М-105П конструкции В.К. Климова для Як-1, ЛаГГ-3, Пе-2 и некоторых других самолетов — при заводских испытаниях первого опытного экземпляра И-26 (Як-1) весной 1940 года вышло из строя и было заменено 5 моторов. Подобное положение было и с мотором М-88 конструкции А.Д. Швецова, поэтому не случайно, что ни один из моторов для боевых самолетов новых типов до начала войны не выдержал в полете специальные 50-часовые испытания — моторы работали ненадежно.[221]

По оценке авторитетного исследователя советской авиации В.С. Шумихина, «наше авиамоторостроение ни в количественном, ни в качественном отношении не удовлетворяло требованиям обстановки. Даже в ходе войны с Финляндией, в которой участвовала только треть наших ВВС, а боевые действия продолжались три с половиной месяца, производство авиационных моторов не покрывало их убыль».[222] Это связано со сложностями налаживания такого точного и сложного производства как авиамоторостроение и двигателестроение в целом. А между тем маломощные и ненадежные двигатели — это медленно, неманевренно и ненадежно летающие самолеты, особенно, если эти самолеты — одномоторные.

Здесь уместно вспомнить МиГ-3, самый скоростной советский самолет нового типа, а точнее, не сам МиГ, а его двигатель. Мотор АМ-35А имел взлетную мощность 1350 л. с, и 1200 л.с. на высоте,[223] то есть приближался по мощности к иностранным двигателям. Однако, при этом он весил 830 кг,[224] тогда как советский М-105, стоявший на ЛаГГах и Яках, при взлетной мощности 1100 л.с. весил 600 кг,[225] английский Роллс-Ройс «Мерлин-12» развивал 1140 л.с.[226] при массе 605 кг,[227] немецкий DB-601A — 1100 л.с.[228] при весе 575 кг.[229] При большей мощности, мотор МиГа был и значительно более тяжелым, чем другие, аналогичные по времени изготовления и выдаваемой мощности советские и зарубежные авиационные моторы. Причиной было то, что предназначался он для бомбардировщиков,[230] потому, кстати, и возможности для установки стреляющей через редуктор винта пушки у него не было.

Еще один бич советских самолетов — разрозненность в воздухе, вызванная отсутствием на них оборудования для радиосвязи. По этому поводу следует заметить, что это самым пагубным образом влияло на боеспособность советской авиации в целом, особенно на боеспособность истребителей, и нельзя сказать, что летчики и командиры не имели претензий к конструкторам на этот счет. То, что «в те времена радиостанций на наших истребителях не было и командир лишь на земле мог дать совет»,[231] несколько раз подводило А.И. Покрышкина то в ходе осуществлявшегося под его руководством переучивания летчиков на МиГ-3, или в бою, когда его подразделение не понимало смысл передаваемой команды, что могло привести (и приводило) к самым печальным последствиям.[232]

Тут уместно вспомнить один весьма поучительный эпизод. Незадолго до войны с одного советского аэродрома в воздух поднялось звено истребителей И-16. Эти самолеты имели убирающееся вручную шасси, для уборки которого нужно было крутить специальную ручку, приводившую в движение барабан, на который наматывался трос. Крутить надо было долго, про число оборотов врать не буду — не помню, но точно не один десяток. Иногда шасси входили в ниши не полностью, пилотаж с недоубранными колесами делать было нельзя, но для того, чтобы их «дожать», требовалось немногое — сделать ручкой пару лишних оборотов. Так вот — ведущий звена заметил, что у одного из его ведомых шасси вошли в ниши не до конца. Надо бы тому сообщить, чтобы тот ручку еще повертел, а радиостанций, как и положено советским истребителям, нет. И вот ведущий делает жест рукой к себе: прижми, мол, шасси. Ведомый понимает это как приказ сомкнуть строй и подходит ближе. Ведущий мотает головой и повторяет свой жест. Ведомый подходит еще ближе — два самолета летят крыло к крылу. Ведущий снова мотает головой и еще раз делает свое движение рукой. Ведомый, после некоторого колебания, заводит крыло своего «ишака» между крылом и стабилизатором самолета ведущего. Нервы командира не выдерживают, и он машет ведомому рукой, уйди, мол, хватит. Однако что-то делать надо.

И тут командира осеняет: он изворачивается в кабине, открывает дверцу, и высовывает наружу свою обутую в сапог ногу — мол, шасси у тебя торчат. На это ведомый… тоже высовывает наружу сапог. Отчаявшемуся командиру остается только скомандовать «делай как я» и идти на посадку.

Выяснение отношений на земле было бурным: а ты-то мне зачем сапог высунул? — вопрошает командир подчиненного. А тот отвечает: я думал, вы меня сапогом обозвали… Как говорится, и смех, и грех.[233] О какой же слаженности действий советских летчиков-истребителей можно говорить без наличия на их самолетах радиосвязи? Как, например, предупредить о висящем на хвосте «мессере»? Вот и били немцы наши разрозненные группы, как куропаток. Оккупантов-то с земли наводят, они могут подмогу вызвать, бой организовать, организованно сбежать, наконец.

Положение осложнялось тем, что, как отмечали сотрудники НКАП — Народного комиссариата авиационной промышленности — «выпускаемые промышленностью радиостанции имеют большую массу (до 51 кг) и очень низкое качество, вследствие чего они ненадежны в работе и не обеспечивают должного качества радиопередачи и радиоприема».[234]

Осознавая необходимость радиофикации, правительство прилагало усилия по ее внедрению в военную авиацию, но как это происходило видно из примера с истребителем Як-1: несмотря на постановление; предписывавшее «с 1 января 1941 года выпускать все серийные Як-1 с радиостанцией РСИ-4», около тысячи Як-1 успели выпустить без радиостанции.[235]

Такое положение с радиофикацией советских самолетов в бою оборачивается низкой управляемостью самолетами, как это видно хотя бы на примере того «сапога». Летчики не всегда могли правильно понять смысл команды, отдаваемой командиром в воздухе. То же самое, и даже в большей степени, касается и управляемости большими авиационными соединениями. Истребителей нельзя навести на цель, бомбардировщиков — предупредить об опасности или перенавести в воздухе.

К примеру, летчики улетели на задание, а тем временем поступила информация, что их цель изменила дислокацию, или появилась другая, более важная. Но командир не сможет отдать необходимый приказ личному составу до тех пор, пока они не вернутся на свой аэродром. А летчики, в свою очередь, не смогут сразу же по возвращении приступить к его выполнению, так как самолеты нуждаются в заправке, загрузке боеприпасов, ремонте и подготовке к вылету. Отсюда — более низкая оперативность действий советской авиации против немецкой и невысокий уровень слаженности ее действий с наземными войсками. Тем более что целеуказание на земле (например, раскладывание полотнищ определенной формы в направлении противника), как и система наземного обеспечения самолетовождения, предназначенная для обеспечения полетов в сложных метеоусловиях и ночью, были развиты крайне плохо.[236] В то же время немцы имели развитую сеть радиомаяков, имевших свои часто меняемые волны и позывные.[237]

А что уж говорить о связи самолетов в воздухе? Отсутствие связи вынуждало летчиков игнорировать современные тактические приемы ведения боя и вопреки всему летать плотными группами, в пределах видимости визуальных сигналов. Ни тебе внезапности, ни согласованности, ни атак с уязвимых направлений — летай кучей, шаг влево, шаг вправо равняется потере управления, выходу из боя, срыву задания, а то и гибели.

К этому нужно прибавить проведенную после советско-финской войны неумную реорганизацию ВВС РККА. Советская авиация была «размазана» по фронтам и соединениям, у советского командования не было самостоятельных авиационных соединений, которые можно было бы использовать независимо от сухопутных войск, отсюда — никакого сосредоточения на нужных направлениях. И.X. Баграмян писал:

Отсутствие хороших бронестекол также было серьезной проблемой для отечественного самолетостроения. Летчики поругивали авиаконструкторов «за отсутствие на истребителях бронированных передних стекол. Мы уже знали, что на „мессершмиттах“ они стоят».[239] Это приводило к более низкой защищенности советских летчиков по сравнению с немецкими, особенно штурмовиков при ударе по наземным целям[240] и истребителей, атакующих бомбардировщик, так как в этом случае пилот ведет свой самолет прямо на цель, как правило, встречая мощный лобовой огонь. Правда, в других случаях защита была примерно равной — как следует из более высокого качества советской брони, наши бронеспинки по своей пуле- и снарядостойкости были не хуже немецких.

Кроме того, советские ВВС в предвоенный период отличались крайней разнотипностью материальной части (на вооружении состояло более 20, а с учетом модификаций моторов и оружия — более 50 типов машин[241]), что отнюдь не упрощало обслуживание и снабжение авиации.

Накануне войны в советских ВВС имелось несколько типов истребителей: И-15бис, И-153БС, И-16 разных типов, и новейшие Як-1, МиГ-3 и ЛаГГ-3. Все, принятые до войны на вооружение истребители новых типов, были созданы конструкторскими бюро под руководством молодых конструкторов: Як-1 — А.С. Яковлева, ранее занимавшегося спортивными и учебными самолетами; ЛаГГ-3 — А.С. Лавочкина, В.П. Горбунова и М.И. Гудкова, до того самостоятельно самолеты не строившими; МиГ-3 — А.И. Микояна и М.И. Гуревича, работавших прежде под началом Н.Н. Поликарпова. Отсутствие опыта самостоятельного создания истребителей могло, конечно, оказывать и положительное воздействие на их конструкторскую деятельность (свежий взгляд на важные проблемы необходим!), но, с другой стороны, это и вредило делу. Между тем старейший конструктор истребителей в СССР — Н.Н. Поликарпов — остался в стороне от основного потока участников истребительной гонки. Это связывают с катастрофой его опытного истребителя И-180, в которой погиб В.П. Чкалов, после чего отношение руководства страны к этому конструктору ухудшилось.

В то же время основной истребитель Люфтваффе — Bf-109 — создавался очень опытными конструкторами. Его генеральный конструктор Вилли Мессершмитт, еще будучи студентом, построил в 1921 году планер S8, сразу установивший новый мировой рекорд продолжительности полета. С 1923 года Мессершмитт возглавлял авиастроительную фирму, а в 1927 году он возглавил конструкторское бюро фирмы «Байерише Флюгцойгверке А.Г.».[242] Главным конструктором КБ Мессершмитта с 1933 года являлся Вальтер Ретхель, работавший авиационным инженером еще в годы Первой мировой войны на известной фирме «Кондор». После капитуляции Германии он перебрался на фирму «Фоккер» в Голландию, а, вернувшись оттуда в 1920-х годах, стал главным инженером фирмы «Арадо».[243] Большой опыт самостоятельной конструкторской деятельности в условиях мощной авиастроительной индустрии помогал немецким конструкторам создавать совершенные образцы военной техники.

Да и сам истребитель Bf-109 совершил свой первый полет весной 1935 года, после чего очень длительное время без спешки доводился и обкатывался в Испании и в ходе немецких захватов в Европе.[244] Благодаря этому, на 1941 год истребители Мессершмитта представляли собой намного более совершенные машины, чем в спешке проектировавшиеся, лихорадочными темпами строившиеся и недостаточно доведенные советские истребители.

Что касается летных качеств советских истребителей, то тут картина на 1941 год получается весьма неутешительная. Скорость — одна из самых важных характеристик самолета-истребителя. Имея преимущество в скорости, истребитель сможет навязать противнику бой на наиболее выгодной для себя высоте и дистанции. Более высокая скорость позволит летчику в нужный момент выйти из боя и не дать выйти из боя противнику.

Поэтому очень важно, что немецкий истребитель «мессершмитт» менее многочисленной в Люфтваффе на июнь 1941 года модификации Bf-109E развивал на высоте максимальную скорость 548 км/ч,[245] а Bf-109F, подоспевший в войска как раз к началу войны с СССР — 620 км/ч, что было значительно выше максимальной скорости любого из истребителей старых типов.

Максимальная скорость И-15бис эталона 1937 года составляла 370 км/ч;

И-153БС эталона 1939 года — 444 км/ч;

И-16 — от 440 км/ч до 489 км/ч в зависимости от типа.[246]

Однако Bf-109E был практически на равных с советскими самолетами новых типов — Як-1 развивал 586 км/ч,[247] ЛаГГ-3 — 575 км/ч,[248] а советский МиГ-3, развивавший 640 км/ч,[249] опережал даже «Фридриха» (немецкое прозвище Bf-109F).

Тем не менее, следует отметить, что у давно эксплуатировавшихся самолетов с изношенными моторами мощность уже не достигала положенного уровня, в результате чего падала скорость. Изношенность конструкции, возможные деформации и изъяны обшивки, неплотное закрытие люков и лючков на многократно использовавшейся машине также играли свою роль. А доля старых самолетов в советских ВВС была не в пример более высокой, чем в немецких.

Самолеты новых типов недобирали скорость по другим причинам. Из-за недоработок фонарей кабины МиГов и Яков (они не открывались на больших скоростях, и летчики не могли покинуть машину) летчики летали без них, и в результате росло воздушное сопротивление. Оно увеличивалось и из-за недостаточно качественного полевого ремонта, установления заплат (о чем пишет А.И. Покрышкин[250]), низкой квалификации механиков и оружейников (упоминаемой И.И. Пстыго[251]). Кроме того, при отступлении Красной Армии, в условиях уничтожения или захвата складов горючего, с качеством авиационного бензина тоже возникали проблемы. В результате моторы не развивали положенную мощность. Так что указанные максимальные скорости полета советских самолетов, полученные на испытаниях новых и хорошо обслуживаемых машин, в боевых частях на фронте были меньше, самое малое — на несколько километров в час.

Несколько подробнее стоит остановиться на МиГ-3, поскольку это был самый распространенный самолет нового типа в советских ВВС. Его высокая скорость не должна вводить в заблуждение: как пишет В.Б. Шавров, «превосходя все истребители в скорости на высотах более 5000 метров, он на малых и средних высотах уступал истребителям Як, Ла и немецким, имея сравнительно низкие данные, что вместе со слабостью вооружения не позволило полноценно использовать МиГ-3 как фронтовой истребитель».[252] Тем не менее немецкие пилоты, испытывавшие трофейные МиГи, отмечали, что самолет, несмотря на некоторую трудность пилотирования, имел лишь один серьезный, по их мнению, недостаток — был несколько «дубоват»,[253] за что и получил прозвище «Иван», носящее явно презрительный оттенок.[254]

К тому же МиГ-3 имел лучшие среди советских самолетов данные по скороподъемности. Имевший возможность летать и на МиГ-3, и на Bf-109E А.И. Покрышкин писал об этом так:

А хорошая скороподъемность и высокие пикирующие характеристики — это превосходство в вертикальном маневре, позволяющее оторваться от противника, уйдя вверх или вниз. Кроме того, это возможность навязать ему бой на наиболее выгодной высоте, позволяющей лучше всего проявить летные качества самолета, и уйти от боя с тех высот, где превосходство имеет истребитель противника. Такими возможностями из советских самолетов обладали только МиГ-3 и Як-1 в случае боя с Bf-109E, но они лишались и ее, встречаясь с уже более многочисленным в Люфтваффе на 22 июня Bf-109F — «Фридрихом».

Между прочим, пару слов об этом самолете: помните, Суворов в главе № 25 «Верил ли Сталин Гитлеру» своего «Дня „М“» утверждал, что советская армия ничего нового у немцев не встретила? Bf-109F — яркий пример обратного. Поскольку столь разные по характеристикам «Эмиль» и «Фридрих» весьма похожи внешне, советские летчики не могли понять, почему некоторые «мессеры» летают, как положено, а некоторые — запросто уходят из-под атак и моментально занимают выгодные положения в бою. Эта загадка нашла свое объяснение только в газете «Сталинский сокол» от 15 марта 1942 года, когда на ее страницах появилась статья летчика К. Груздева «Как вести бой с Мессершмиттом-115». Под этим названием скрывались поступившие на вооружение Люфтваффе в 1940 году «фридрихи», один из которых в сорок первом сделал вынужденную посадку в Тушино. Только тогда советские товарищи, от которых у Гитлера, по суворовским уверениям, не было секретов, узнали о том, что то, что с самого начала войны летает у них в небе, уже давно не «Эмиль».

А.И. Покрышкин так описывает свое первое с ним столкновение (сам он пилотировал тогда Як-1). Мессершмитты, «уходя из-под моего удара, пошли круто вверх, в сторону солнца. Находясь сзади них, решил на горке догнать вражеские машины, сбить, или своей атакой сорвать нападение на „илов“. Уже к концу выполнения вертикали понял, что моя затея не оправдывается. „Мессершмитты“, все более отрываясь, лезли вверх. А у меня скорость падала, и я был вынужден перевести самолет из горки в горизонтальный полет. „Мессершмитты“, находясь и так выше меня, продолжали набирать высоту».[257] Как видно из этого примера, за счет более высоких данных по скороподъемности Bf-109 F имел очень большое преимущество в воздушном бою.

Самым мощным вооружением среди истребителей как ВВС РККА, так и Люфтваффе обладал советский истребитель ЛаГГ-3. Оно состояло из пушки ШВАК калибра 20 мм, двух крупнокалиберных пулеметов БС 12.7 мм и двух ШКАС винтовочного калибра.[258] Практически равное друг с другом вооружение имели немецкий Bf-109E и советский И-16 тип 24 эталон 1939 года — по две пушки калибра 20 мм (MG-FF и ШВАК соответственно) и по два пулемета (MG-17 калибра 7,92 мм[259] и ШКАС калибра 7,62 мм[260] соответственно).

Но у «Эмиля» пушки располагались на крыльях, вне ометаемой винтом плоскости, а на И-16, как и на всех прочих советских истребителях, все огневые точки устанавливались в фюзеляже,[261] что позволяло, достигать максимальной кучности огня и его поражающего действия. Аналогичный паритет имели Bf-109F,[262] оружие которого тоже стреляло через винт, и Як-1 с 20-мм пушкой и двумя малокалиберными пулеметами.[263]

Другие советские истребители, в том числе и МиГ-3, несли лишь пулеметы, что самым печальным образом отражалось на их боеспособности. А.И. Покрышкин, вспоминая свое первое знакомство с МиГ-3, писал: «Одно меня беспокоило: вооружение на этой машине было все же слабовато. Придется, к сожалению, компенсировать этот недостаток точной стрельбой на малой дистанции».[264] Нужно учитывать, что это сказано о довоенной модификации МиГа, имевшей помимо основных пулеметов — одного УБ калибра 12,7 мм и двух ШКАС калибра 7,62 мм, — еще два БК калибра 12,7 мм в крыле. Но уже в конце лета 1941 года пулеметы Березина с крыльев сняли, потому что их не хватало для вновь построенных самолетов.[265]

Летчикам, воевавшим на остальных моделях, приходилось еще сложнее. Вот как вспоминали обо всех сложностях атаки немецких бомбардировщиков на И-16 — даже не слишком современный Хейнкель Не-111 не всегда был ему по зубам:

Попав в такую ситуацию, советские летчики часто прибегали к последнему средству сбить самолет противника — к тарану. Например, 1 июля 1941 года над Могилевом старший лейтенант Терехин атаковал немецкий бомбардировщик Ju-88, израсходовал весь боезапас и пошел на таран.[267] Эта ситуация для пилотов, не вооруженных пушками И-16, в начале войны была вполне обычной — 27 июня на таран пошли младший лейтенант П. Харитонов и лейтенант И. Мисяков, 29 июня — младшие лейтенанты С. Здоровцев и М. Жуков, причем это только самое начало войны и только в одном авиационном соединении.[268] В.В. Талалихин, одним из первых совершивший ночной таран, тоже прибегнул к нему только когда, расстреляв боезапас своего И-16, понял, что самолет противника уходит. Слабость вооружения советских самолетов И-15, И-16 различных типов (кроме пушечных), да и МиГ-3 приводила к тому, что советским летчикам приходилось идти на таран, что в начальный период войны, особенно в ее первые дни, вызвало их массовое применение.[269]

Меня в свое время очень удивило то, что советские летчики таранили в основном один и тот же тип немецкого самолета — бомбардировщик Юнкерс Ju-88. Эта странная ненависть именно к этому «юнкерсу» имела очень простое объяснение: его скорость. На своей максимальной скорости 475 км/ч Ju-88 становится недосягаемым для советских истребителей старых типов И-153БС и И-16 (типы 5 и 10) со скоростями 444 км/ч, 454 км/ч и 440 км/ч соответственно; а советский И-15бис, развивая максимальную скорость 370 км/ч,[270] был не в состоянии догнать даже Не-111. Это объясняет, почему советские летчики так часто таранили именно «юнкерс» — уж если на каком-то маневре пилоту И-16 удалось с ним сблизиться, то, вероятно, он считал непозволительным упустить такой шанс. Хорошие летные характеристики немецких самолетов могли позволить им избежать боя с некоторыми наиболее массовыми типами советских истребителей, а значит, лучше выполнить свою задачу и в определенных условиях действовать без истребительного прикрытия.

Несколько улучшало положение советских истребителей старых типов наличие на них устройств, позволявших пользоваться PC — реактивными снарядами. Это очень действенное оружие впервые начало применяться нашими пилотами в ходе боев на реке Халхин-Гол. В Великой Отечественной войне реактивные снаряды на советских самолетах имелись практически с самого начала, а в ходе войны машин, оснащенных реактивным оружием, становилось все больше и больше. Реактивные снаряды, запускаемые по немецким самолетам, позволяли сбивать их даже пилотам И-153, несмотря на то, что летные данные этих истребителей катастрофически отставали от характеристик немецких самолетов. PC, как средство усиления огневой мощи истребителей, использовались и на других самолетах.

Например, когда с МиГ-3 А.И. Покрышкина в начале осени 1941 года были сняты крыльевые крупнокалиберные пулеметы БС (и мощность вооружения истребителя серьезно уменьшилась), взамен были установлены держатели для четырех РС-82, которыми он вскоре уничтожил немецкий бомбардировщик. Причем в этом случае, по словам А.И. Покрышкина, одного попадания оказалось достаточно для того, чтобы грозный Хейнкель Не-111 был сбит.[271] Реактивное вооружение советских истребителей несколько компенсировало серьезное отставание их летных качеств от немецких самолетов, которые такого оружия тогда не имели. А когда советские истребители новейших типов оснащались PC, они становились весьма грозным соперником даже для имевших более высокие летные данные «Фридрихов».

Таким образом, стрелковое вооружение советские самолеты имели примерно такое же, как и немецкие, но его качество и расположение были лучшие, чем у немцев. ЛаГГ-3 превосходит «мессершмитты» обеих модификаций, Як-1 и И-16 имеют равное с Bf-109F вооружение, уступая Bf-109Е по числу огневых точек, при более удачном их расположении. Остальные советские истребители (кроме И-153БС), серьезно им уступали. Тем не менее, подвешиваемые на советские истребители реактивные снаряды позволяли значительно усилить их огневую мощь.

Перед тем, как подводить итоги этого небольшого экскурса, нужно остановиться на очень важном обстоятельстве. Многие советские и нынешние российские исследователи считают нужным при сравнении Люфтваффе и советских ВВС в канун Великой Отечественной войны принимать в расчет только самолеты новейших типов. Свой отказ учитывать И-153 и И-16, самые многочисленные машины в советских ВВС (И-16 — более 38%, И-153 — 31% всех истребителей[272]), они объясняют тем, что их летно-тактические характеристики к тому времени очень сильно уступали показателям немецких самолетов. Однако не стоит забывать, что на этих машинах тоже воевали, причем подчас достаточно результативно. Ведь летные характеристики даже таких самолетов, как И-15 и И-153 позволяли им успешно воевать с немецкими Ju-87, имевшими довольно низкие летные характеристики.

А.В. Ворожейкин писал, что «оказывается, при умении можно удачно вести оборонительные воздушные бои и на наших стареньких И-16 против таких современных „метеоров“, как Me-109».[273] Это блестяще доказывает пример таких летчиков, как Василий Голубев. Летая с начала войны на И-16, к 12 марта 1942 года он имел на своем счету 8 сбитых мессершмиттов Bf-109 и 2 финских истребителя Хоук-75, а 12 марта, использовав хитрость, сбил еще два Bf-109, кстати, один из них — попаданием PC.

16 мая того же года группа из пяти И-16 под его командованием вела бой против 81 истребителя и бомбардировщика противника над трассой катеров, поддерживавших связь с блокадным Ленинградом. В. Голубев вспоминал, что «если бы мы сбивали все самолеты противника, попадавшие в прицел, боекомплекта не хватило бы и на три минуты», а поскольку их задача заключалась в охране катеров, то истребители просто разгоняли немецкие бомбардировщики, имитируя таран, не давая им прицельно сбросить бомбы.[274] Скорее всего, это связано с более высокими маневренными характеристиками советских самолетов старых типов. Умелые пилоты в оборонительных воздушных боях маневренностью компенсировали недостаток скорости, благодаря чему и могли одерживать победы. Но на наступательные воздушные бои против немецких истребителей никакие советские самолеты старых типов способны не были.

Поскольку к началу войны советским «авиастроителям нужны были еще хотя бы полгода, чтобы успеть „насытить“ новыми самолетами армию, а Военно-Воздушным силам — обучить летчиков»,[275] именно летчики ВВС РККА, летавшие на самолетах старых типов, приняли первый удар Люфтваффе, продемонстрировав при этом свои высокие боевые качества и все лучшее, на что были способны их самолеты.

К тому же новейшие самолеты имели ряд так называемых «детских болезней» — конструкторских недоработок, вызванных новизной машины, и усугублявшихся в советском авиастроении предвоенного периода всеобщим переходом на новый, т. н. плазово-шаблонный метод конструирования самолетов,[276] к началу войны еще не вполне освоенный.

В числе подобных недоработок можно назвать следующие: например, у ЛаГГ-3 наблюдался самопроизвольный переход на большие углы атаки и складывание шасси на стоянке.[277] МиГ-3 имел дефект заслонки радиатора, описываемый Покрышкиным,[278] а также опасную недоработку конструкции фонаря кабины — он не сразу открывался на скоростях более 400 км/ч,[279] из-за чего фонарь приходилось снимать и летать без него, невзирая на потерю скорости. То же самое наблюдалось и на Як-1, вдобавок имевшем склонность к капотированию при рулежке,[280] что могло послужить причиной аварии, когда уставший или раненый летчик совершал при посадке ошибку в пилотировании, вполне простительную на другом самолете, Як-1 имел еще один серьезный дефект — выбивание масла из двигателя,[281] приводившего даже к забрызгиванию остекления кабины пилота, ухудшению обзора, крайне необходимого в бою и при посадке и, разумеется, повышению пожароопасности.

На давно состоящих на вооружении и хорошо освоенных промышленностью И-53 и И-16 подобных недоделок перед войной не наблюдалось, как и на немецких истребителях. Из-за недостаточного опыта производства и эксплуатации советских самолетов новых типов их боевые, а также летные и эксплуатационные качества сильно ухудшались.

Таким образом, можно заключить, что Мессершмитт Bf-109E, значительно опережая советские самолеты устаревших типов по боевым и летным качествам (кроме равного вооружения у Bf-109E и И-16), приблизительно равен новейшим Як-1, ЛаГГ-3 и МиГ-3 при отставании первого по потолку, второго — по скороподъемности и третьего — по вооружению. Но в области командования истребителями, обеспечения их действий, качества сборки и доработанности конструкции немецкие истребители превосходили советские самолеты новых типов. При этом немецкий новейший истребитель Мессершмитт Bf-109F во многом опережал аналогичные советские образцы по основным тактико-техническим характеристикам. Однако в умелых руках даже серьезно уступающие Bf-109 истребители устаревшей конструкции И-16 еще могли успешно сражаться с «мессершмиттами», что показал опыт боев начального периода Великой Отечественной войны.

Что касается численности истребителей в советских ВВС, то даже сейчас в историографии более-менее ясно лишь с самолетами новых типов. Опуская всю полемику, ведущуюся на этот счет в исторической печати, я приведу цифры лишь одного исследования, на мой взгляд, одного из самых достоверных. В.И. Алексеенко в своей статье, посвященной советским ВВС в годы войны, сообщает, что из готовых и уже принятых представителями ВВС машин на 22 июня 1941 г. только небольшая часть поступила непосредственно в строевые части. Ссылаясь на документы из Центрального архива Министерства обороны, В.И. Алексеенко по истребителям приводит следующие данные: всего в строевых частях советских ВВС к началу войны было истребителей МиГ-3 — 407 (переучено 686 летчиков), Як-1 — 142 (156), ЛаГГ-3 — 29 (90), в том числе в ВВС в западных приграничных округах было 304 истребителя новых типов.[282]

Сколько же было на западе СССР самолетов И-15, И-153 и И-16 для российских исследователей все еще остается неясным. Точные цифры приводит только уже упоминавшийся В.И. Алексеенко. По его данным, в западных военных округах СССР имел 3156 И-15, И-153 и И-16.[283]

У немцев в составе четырех воздушных флотов — Первого, Второго, Четвертого и Пятого, сосредоточенных против СССР, имелось 1036 одномоторных истребителей Bf-109[284] или, по другим, более точным данным, 423 боеспособных Bf-109E и 593 боеспособных Bf-109F.[285]

Если проводить количественное сравнение числа истребителей ВВС СССР на западе с истребителями Люфтваффе на востоке, то у ВВС РККА, оказывается почти четырехкратный перевес. Однако, мы уже видели, что далеко не все советские истребители могли использоваться как таковые против немцев. Если учесть только советские самолеты новых типов, то соотношение истребительных сил станет более чем один к трем в пользу Люфтваффе.

И не надо думать, что в воздушном бою можно победить числом на худшей технике — это совершенно не так. Ведь невозможно числом победить в беге или в прыжках в высоту! Навалятся десять «ишаков» на одного «Фридриха», а он, имея на сто с лишним километров в час большую скорость, уйдет от них, и, используя преимущество в скороподъемности, будет висеть у них над головами, пока кто-то из советских летчиков не ошибется. Опустится, собьет, и уйдет снова — высматривать следующего.

Но перед тем, как делать выводы, необходимо остановиться на следующем моменте, касающемся самолетов-истребителей. Люфтваффе имели в числе своих истребителей около половины Bf-109F, летные данные которого были недостижимы для всех без исключения типов советских самолетов. Ранее приводились слова А.И. Покрышкина, описавшего свою первую встречу на Як-1 с этим самолетом.[286] Как видно из этого примера, за счет более высоких летных данных Bf-109F имел очень большое преимущество в воздушном бою.

И все-таки, несмотря на вполне очевидное превосходство «Фридриха» — над «Яком», с самого начала войны потери истребителей у немцев были гораздо значительнее, чем в ходе предыдущих военных кампаний. В связи с этим необходимо вспомнить эпизод, приводимый В. Дымичем в его статье об истории потерь элитной немецкой истребительной эскадры JG54 «Grunhertz»:

Этот приказ появился не на пустом месте: к 22 июля 37 летчиков эскадры из 112 были убиты или пропали без вести, а тенденции к снижению потерь не наблюдалось. Штаффелькапитан 5/JG54 Хуберт «Хубс» Мюттерих несомненно высказал мнение руководства эскадры, остроумно заявив: «Не загоняйте „крысу“ в угол, ведь в этом случае ей остается только одно — вцепиться вам в глотку!»[288] Таким образом, исходя из сказанного можно отметить, что недостатки советской истребительной авиационной техники зачастую компенсировались высокими личными качествами летчиков, иным моральным настроем, а также их профессиональным мастерством, примеры которого приводились ранее. Этот вывод уместнее всего сделать именно здесь, поскольку по прочим родам авиационной техники у Советского Союза не было такого отставания.

Итак, при качественно крайне уступающей материальной части старых типов и несколько отстающей — новых, советские ВВС по истребителям в западных военных округах СССР имеют почти четырехкратное количественное превосходство над силами Люфтваффе на востоке Германии. При этом следует учитывать: советские машины новых типов, способные на равных сражаться с «Эмилем» (немецкое прозвище Bf-109E), не были доведены; их летные характеристики ухудшались из-за того, что промышленность их еще не полностью освоила, а также из-за недостатков снабжения летных частей при отступлении; по сравнению с немецкими эти самолеты были менее надежны — из-за отставания советского авиамоторостроения; из-за отсутствия на советских самолетах радиостанций их было сложно пилотировать и управлять ими в составе истребительных подразделений. Хотя все это отчасти компенсировалось более стойкими моральными качествами советских пилотов и высоким уровнем их мастерства.

Тем не менее, накануне Великой Отечественной за первые три месяца 1941 года летчики Прибалтийского военного округа успели налетать в среднем 15,5 часов, Западного — 9 часов, а Киевского — вообще 4 часа. На самолетах новых конструкций многие пилоты так и не успели подняться в воздух.[289] Такая печальная картина обучения большей части летного состава позволила немцам в первые дни войны уничтожить почти всех советских летчиков, кроме немногих особо одаренных, или уже имевших опыт Испании или Халхин-Гола асов.

Отсюда можно сделать вывод об отставании советской истребительной авиации от немецкой. Поэтому части Люфтваффе, стянутые к западным границам СССР, имели качественный перевес над сосредоточенными против них частями ВВС РККА (на стороне последних было лишь численное четырехкратное превосходство).

Вот вам и корень, вернее, один из многих корней поражения Красной Армии в 1941 году. Ведь что такое истребитель? Это фактически летающее ружье, которое служит для завоевания господства в воздухе, в круг его задач входит поиск и уничтожение любых самолетов противника и обеспечение при этом безопасности своих бомбардировщиков. Это значит, что превосходство в истребительной авиации решает, смогут ли наши бомбардировщики уничтожить цели противника, и смогут ли вражеские самолеты нанести удар по нашим объектам. При этом большое значение приобретают также бои истребителей между собой, ведь бомбардировщики без их сопровождения могут успешно применяться лишь ночью. Так то бомбардировщики, а штурмовики ночью не применишь!

А СССР, как мы только что видели, по истребителям весьма серьезно уступает Германии. Приблизительно половина немецких истребителей на порядок превосходит советские самолеты устаревших типов и способна на равных воевать с новейшими истребителями советских ВВС, но другая половина серьезно превосходит и их. Кроме того, по новейшим истребителям, имевшимся на начало войны на западе СССР, ВВС РККА отстают и численно.

Так что в начале войны истребительная авиация, вдобавок еще понесшая потери на земле,[290] оказалась неспособной на должном уровне противостоять Люфтваффе. В результате советские истребители не смогли оказать противодействие самолетам противника, которые совершенно безнаказанно атаковали советские танковые колонны, нанося им очень большой ущерб. Упоминания об этом можно найти практически у каждого более-менее подробно описывающего бои начала войны советского танкиста. Мехкорпуса оставались без воздушного прикрытия, и в первые дни войны основные боевые потери танков происходили не в столкновении с немецкими войсками, а от действий авиации противника.[291] Отставание тактико-технических характеристик советских истребителей от немецких не позволило им осуществлять перехват немецких бомбардировщиков, что самым губительным образом повлияло на боеспособность бронетанковых соединений РККА. В этом советским истребителям не помогло даже их численное превосходство.

Советские ВВС имели на западе страны штурмовики и бомбардировщики качественно равные, а количественно — превосходящие аналогичные самолеты Люфтваффе. Но слабость советских истребителей, далеко не всегда имевших возможность надежно прикрывать свои штурмовики и бомбардировщики от истребителей противника, не позволила им использовать это превосходство для нанесения по немецким бронетанковым колоннам сопоставимых по эффективности ударов с воздуха. С течением времени это должно было привести и привело к тому, что бронетанковые силы вермахта получили превосходство над бронетанковыми силами РККА.

Это превосходство позволило немецкой армии в начале войны с СССР, несмотря на упорнейшее сопротивление советских войск, осуществлять свою стратегию «Блицкрига», в целом повторяя события французской кампании. Превосходство Люфтваффе по истребителям позволило немцам захватить господство в воздухе, что крайне негативно повлияло на боеспособность бронетанковых сил РККА и способствовало установлению превосходства немцев в танках. А без поддержки мощных танковых соединений пехота, как и во Франции, не смогла вести успешные оборонительные бои, отходя или попадая в окружения, что повлекло за собой поражение РККА в целом.

Вот так техническое отставание Советского Союза от Германии в области истребительной авиации перед войной послужило одной из основных причин поражения авиационных и бронетанковых сил РККА, а также Красной Армии в целом в начальный период Великой Отечественной войны.

Судя по той лихорадочной спешке, в которой в 1940–1941 годах производилось обновление и модернизация истребительного парка советской авиации, руководство СССР вполне осознало возросшее значение истребителей. Тем не менее, до 22 июня удалось сделать не очень многое — превосходства в воздухе советская авиация достигнуть не смогла в реальном сорок первом, так же она не достигла бы его и в мифическом сорок первом Виктора Суворова. Кстати, вернемся к Суворову. Он уже, наверное, заждался. С «Ледоколом» мы, слава богу, закончили. Переходим к следующему сборнику баек из нашего непредсказуемого прошлого.