Калека с острова Инишмаан

Сцена восьмая

Мамаша: Что такое там делается?

Джонни: А ты как думаешь?

Бартли: Вроде, они собираются акулу ловить, большую акулу.

Мамаша: Да?

Джонни: Ты, заткнись и пей.

Мамаша: Ладно, козлик.

Бобби: Надеюсь, в бутылке просто вода, Джонни Пустозвон.

Джонни: Конечно, вода. (Шепчет.) Не дыши на Бобби, Мамаша.

Мамаша: Не буду.

Джонни: И полегче с «козликом».

Бобби: Миссис О’Дугал, Джонни все еще крадет ваши сбережения?

Джонни: В жизни не прикасался к мамашиным сбережениям. Так, взаймы брал, ненадолго.

Мамаша: Этот хрен с четырнадцатого года у меня взаймы берет ненадолго.

Джонни: В моем представлении это и есть ненадолго.

Кейт: (пауза) Большая рыба.

Эйлин: Это акула, Кейт.

Кейт: Это что?

Эйлин: Акула, акула!

Хелен: Мало того, что с камнями беседуете, теперь и что такое акула забыли?

Бартли: А знаете, акулы водятся в основном в Америке, там полным-полно акул. Иногда они подплывают так близко к берегу, что их и без телескопа видно…

Хелен: Господи, опять телескопы!..

Бартли: У берегов Ирландии акулу редко встретишь. Это первая акула, что я вижу у берегов Ирландии.

Джонни: Наверное, Ирландия не такая уж дыра, раз акулы сюда плывут.

Бартли: (пауза) Малыш Бобби, а ты ведь недолго в участке сидел. Когда тебя забрали за то, что ты в Пустозвона камнями кидался. Как так?

Бобби: Караульный только посмеялся, когда про это услышал. «В следующий раз возьми кирпич», сказал он мне. «Нечего мелочиться».

Джонни: Этот караульный допрыгается, выпрут его из полиции. Или грязные слухи о нем поползут, это точно.

Бобби: И мы все будем знать, чьих это рук дело.

Джонни: Слыхали, он жену кочергой бьет.

Хелен: Разве это новость? Тебя вообще в полицию не возьмут, если не бьешь жену кочергой.

Бобби: К тому же, про кочергу — это гнусная ложь. (Пауза.) Всего-то и был резиновый шланг.

Кейт: (пауза) Ни слова. Ни словечка от него.

Хелен: Опять у нее крыша поехала?

Эйлин: Да.

Хелен: Эй, крыша набекрень!

Эйлин: Оставь ее, Хелен.

Хелен: (пауза) В жизни им не поймать эту хренову акулу. Они уже битый час там крутятся на хрен.

Бартли: А точнее, минуты три.

Хелен: Если бы они меня взяли сниматься, эта тварь долго бы не протянула. Один удар — и все свободны.

Бартли: Топором Рэя Дарси, видимо.

Хелен: Заткнись про топор, ты.

Бартли: Акулу-то прибить потруднее будет, чем кошку расчленить?

Джонни: И это такое Джоннипатинмайк слышит?

ХЕЛЕН хватает БАРТЛИ за волосы и выкручивает ему голову. ДЖОННИ делает запись в блокноте.

Хелен: Подожди, вот только домой придем, мать твою. Дождешься у меня на хрен…

Бартли: Больно, Хелен, больно…

Хелен: Еще бы, не больно, мать твою. А ты как думал.

Бобби: Хелен, оставь Бартли в покое.

Хелен: Пошел ты на хрен, Малыш Бобби Беннетт, ты, хренов поцелуйный кидала. Может с тобой выйдем, потолкуем?

Бобби: Что-то не тянет.

Хелен: Ну так заткни пасть.

Бобби: Согласен, лишь бы не целоваться..

ХЕЛЕН резко отпускает БАРТЛИ.

Джонни: Пустозвон все взял на заметочку. Как минимум, кусок баранины от Пэта Бреннана или Джека Эллери за эту новость мне обеспечен. Хе-хе.

Хелен: Баранину ты с переломанной шеей жрать будешь, если разболтаешь свою новость до того, как Джек с Пэтом заплатят, ты, старый хрен.

Джонни: Ага, щас.

Бартли: (пауза) Посмотрите, какой у того парня носище. (Пауза.) Я говорю, посмотрите, какой у того парня носище.

Кейт: Бартли, ты с тех пор больше в ямы не падал?

Бартли: Послушайте, мне же было семь лет, когда я провалился в эту поганую яму, когда я упал. И чего каждый год вспоминать?

Хелен: Они до сих пор не поймали эту хренову акулу. Это что, так сложно?

ХЕЛЕН кидает яйцом в экран.

Бобби: Хватит уже яйцами в экран швыряться, Хелен. Мало тебе тех пяти, которыми ты запустила в бедную женщину?

Хелен: Мало, не то слово. В рожу этой сучке я так и не попала. Ни секунды не стоит на месте.

Бобби: Ты испортишь простыню торговца яйцами.

Хелен: Его простыня и так всегда заляпанная.

Бартли: И откуда же ты знаешь, что его простыня и так всегда заляпанная, Хелен?

Хелен: Ну-у… мне дочка Джима Финнегана сказала.

Мамаша: (пауза) Что же они бедную акулу никак в покое не оставят? И кому она мешает?

Джонни: Что ж это будет за новость, если ее в покое оставить? Тут нужна мертвая акула.

Бобби: Ага, мертвая акула или акула без ушей.

Джонни: Мертвая акула или акула, целующая зеленозубых девок в Антриме.

Бобби: Ты что, по роже захотел — болтаешь тут про зеленозубых девок?

Джонни: Ты прервал наш с мамашей спор об акулах.

Мамаша: Им бы стоило дать акуле по роже, а потом оставить беднягу в покое.

Джонни: Что это ты так акул полюбила? Ведь это же акула папашу съела?

Мамаша: Да, папашу съела акула, но Иисус учит, что надо прощать.

Джонни: Он не учит, что надо прощать акулам.

Бартли: (пауза) Для начала, у акул нет ушей.

Пауза. Они смотрят на него.

Малыш Бобби сказал, акула без ушей. (Пауза.) Для начала, у акул нет ушей.

Джонни: Про уши уже проехали, ты, тормоз.

Бартли: А про что мы сейчас?

Джонни: Про Иисуса, который прощал акул.

Бартли: Да, вот так тема для беседы.

Хелен: Мне всегда Понтий Пилат нравился больше Иисуса. Иисус вообще самодовольный тип.

Бартли: Иисус однажды послал тысячу свиней в море, слыхала о таком? Всех их, бедняг, утопил. А вот в школе всегда пытались это дело замять.

Кейт: Не знала, что Иисус кого-то посылал.

Хелен: Эй, вы там? Крыша поехала, да? Что, крыша поехала?

Кейт: Не поехала у меня крыша.

Хелен: Поехала. Мне недавно ваш знакомый камень сказал.

Кейт: Что мой камень сказал?

Хелен: Ты слышал, Бартли? «Что мой камень сказал»?

Джонни: Хелен, конечно, у бедной Кейт крыша поехала, какого дармоеда шестнадцать лет растила и любила, а он решил, чего с ней жить, уж лучше со своим туберкулезом в Голливуд уехать и там помереть.

ЭЙЛИН встает, схватившись за голову, и поворачивается к ДЖОННИ. БОББИ тоже встает.

Эйлин: (ошарашенно) Что? Что?

Джонни: Гм, ой.

БОББИ грубо хватает ДЖОННИ и поднимает его.

Бобби: Я тебя предупреждал?! Я тебя предупреждал?!

Джонни: А что, они не имеют права знать, что приемыш предал их, уехал — не оглянулся, а теперь умирает?

Бобби: Ничего при себе держать не можешь!

Джонни: ДЖОННИПАТИНМАЙК не создан для секретов.

Бобби: А ну, пошли выйдем. Вот я тебе вмажу, и посмотрим, сможешь ли ты это держать в секрете.

Джонни: Мамашу перепугаешь, Малыш Бобби, мамашу перепугаешь …

Мамаша: Не перепугаешь, Бобби, давай, вмажь ему как следует.

Джонни: Больше ты в моем доме омлета не дождешься, сучка!

Мамаша: Я морковный омлет все равно терпеть не могу.

Джонни: Как что оригинальное — так тебе не нравится.

БОББИ выволакивает ДЖОННИ на улицу. Его визг постепенно стихает. ЭЙЛИН стоит напротив БАРТЛИ, все еще схватившись за голову.

Эйлин: О чем это Пустозвон тут говорил…

Бартли: Отойдите, пожалуйста, а то мне не видно.

ЭЙЛИН подходит к МАМАШЕ.

Хелен: Да на что, на хрен, тут смотреть, одни мокрые парни в каких-то жутких свитерах?

Эйлин: Миссис О’Дугал, о чем это ваш Джонни тут говорил?

Мамаша: (пауза) Я слышала, у Калеки Билли туберкулез, Эйлин.

Эйлин: Не может быть!

Мамаша: Или был туберкулез. Ему сказали об этом четыре месяца назад, а еще сказали, что осталось ему только три.

Бартли: Значит, он, может, уже месяц, как помер. Простое вычитание. Четыре минус три.

Эйлин: Ну, если это Пустозвон болтает, я вам не верю…

Мамаша: Если б это Пустозвон болтал, то и хрен бы с ним, да новость-то от Малыша Бобби. В ночь перед отъездом Калека Билли показал ему письмо от МакШерри. Малыш Бобби в жизни бы не взял Калеку Билли, только вот пожалел его. Ведь его Энни от того же умерла?

Эйлин: Да, и умерла в мучениях. Калека Билли… дни и ночи я проклинала его за то, что он нам не пишет, а когда ему писать?

Хелен: Когда он уже лежал в земле. Да уж, задачка не из легких.

Эйлин: Но… но доктор МакШерри, я его пять или шесть раз спрашивала, он говорил, МакШерри, с Билли все хорошо.

Мамаша: Наверное, он не хотел тебя огорчать, Эйлин, как и все вокруг. (Пауза.) Мне жаль, Эйлин.

Фильм кончается, ХЕЛЕН с БАРТЛИ встают. ЭЙЛИН сидит и плачет.

Хелен: Слава богу, эта хрень кончилась. Куча дерьма.

Бартли: И ни одного телескопа.

Пленка останавливается, остается пустой экран. Зажигается свет, на экране появляется силуэт КАЛЕКИ БИЛЛИ. Его видит только КЕЙТ. Стоит и смотрит на него.

Мамаша: (уезжая в инвалидном кресле) Хелен, так они акулу в конце концов поймали?

Хелен: Да это даже не акула была. Так, длинный парень в серой штормовке.

Мамаша: Откуда ты знаешь, Хелен?

Хелен: Ведь это я его целовала, чтоб меня взяли в следующий фильм, и ему же врезала по яйцам, когда он обещание не сдержал.

Мамаша: Весь шум из-за парня в серой штормовке. Ну, не знаю.

Хелен: Он теперь по-любому долго акул играть не сможет, так я этому хрену врезала.

ХЕЛЕН с МАМАШЕЙ выходят. БАРТЛИ стоит, уставившись на силуэт БИЛЛИ, он только что его заметил. ЭЙЛИН плачет, все еще спиной к экрану. КЕЙТ стягивает простыню, открывая БИЛЛИ, живого и невредимого.

Хелен: (за кулисами. Кричит.) Ты идешь, говнюк?

Бартли: Сейчас иду.

Билли: Не хотел беспокоить вас, пока фильм не кончится.

ЭЙЛИН поворачивается и в изумлении видит его. КЕЙТ бросает свой камень и обнимает БИЛЛИ.

Бартли: Привет, Калека Билли.

Билли: Привет, Бартли.

Бартли: Ты что, только что из Америки?

Билли: Ага.

Бартли: Ясно. (Пауза.) Ты не привез мне Чупа-Чупс?

Билли: Нет, Бартли.

Бартли: А ведь обещал же, Билли, мать твою.

Билли: Там была только Хубба-Бубба.

БИЛЛИ кидает БАРТЛИ пакетик конфет.

Бартли: Черт, Хубба-Бубба — тоже неплохо. Спасибо, Калека Билли.

Кейт: Ты совсем не умер, да, Билли?

Билли: Не умер, тетя Кейт.

Кейт: Это хорошо.

Бартли: Так как все было, Билли? Ты написал письмо от доктора сам, чтобы Малыш Бобби тебя повез, а на самом деле с тобой все в порядке?

Билли: Да, Бартли.

Бартли: Ну и хитрый же ты для калеки, Билли. Ты идею из «Бигглза на Борнео» взял? Когда Бигглз говорит каннибалу, что у него корь, чтобы он не ел Бигглза?

Билли: Нет, Бартли, я сам придумал.

Бартли: А как будто из книжки взял.

Билли: Я сам придумал, Бартли.

Бартли: Выходит, ты еще хитрее, чем я думал, Билли. Ты всех на Инишмаане надул, все думали, ты уехал и загнулся, даже я. Ловко ты это.

Эйлин: Не все. Некоторые думали, ты сбежал, сбежал, потому что ты больше видеть не мог тех, кто тебя вырастил, так они тебе опротивели.

Билли: В этом нет ни слова правды, тетя Эйлин, и не потому ли я вернулся, что не мог больше выносить разлуки с вами? Я же прошел кинопробы месяц назад, и янки сказали, что роль у меня в кармане. Но я им ответил, не пойдет, и неважно, сколько денег они мне предложат, потому что теперь я знаю, Голливуд — не для меня. Мое место здесь, на Инишмаане, с теми, кто любит меня и кого люблю я.

КЕЙТ целует его.

Бартли: Ирландия не такая уж дыра, раз калеки бросают Голливуд, чтобы сюда приехать.

Билли: По правде сказать, Бартли, не так уж и сложно было бросить Голливуд… Такие дерьмовые тексты меня заставляли читать. «Неужели я слышу причитания плакальщиц, хотя я так далеко от бесплодного острова, где мой дом?»

БАРТЛИ смеется.

Билли: «Я ирландец! Века угнетения не сломили мой дух, укрепили мое мужество.» Вот щас достану свою ирландскую дубину! В общем, сплошное дерьмо. А еще заставляли меня петь «Стриженого паренька».

Кейт: А наш мальчик мог бы актером стать, что скажешь, Эйлин?

Бартли: Смешно сказал, Калека Билли. Давай еще раз.

Кейт: Пойду домой, проветрю твою комнату, Билли.

Бартли: Э-э, вы камень забыли. Может, вам по пути поболтать захочется?

Кейт: Бог с ним, с камнем. Теперь мой Билли вернулся, и мне есть, с кем говорить, правда, Билли?

Билли: Правда, тетя.

КЕЙТ выходит.

Билли: Она что, опять за камни принялась?

Бартли: Да. Говорит с ними круглые сутки, над ней все смеются, даже я.

Билли: Нехорошо смеяться над чужим несчастьем, Бартли.

Бартли: (растерянно) Почему?

Билли: Не знаю, почему. Просто нехорошо, и все.

Бартли: Но это же смешно.

Билли: Даже если так.

Бартли: Ну-у, я не согласен. Но ты не забыл про Хубба-Буббу, так что спорить не буду. Ты мне потом расскажешь, как здорово в Америке, Калека Билли?

Билли: Ладно, Бартли.

Бартли: А ты там телескопы видел?

Билли: Нет.

Бартли: (разочарованно) Ясно. А как там моя тетя Мэри из Бостона, Массачусетс? Ты ее видел? У нее смешная прическа.

Билли: Не видел, Бартли.

Бартли: Ясно. (Пауза.) Все равно я рад, что ты не умер, Калека Билли.

БАРТЛИ выходит.

Билли: (пауза) Все, что хочет услышать Бартли, это как здорово в Америке..

Эйлин: А что, разве не здорово?

Билли: На самом деле, там так же, как в Ирландии. Полно бородатых толстух.

ЭЙЛИН встает, подходит к БИЛЛИ и дает ему подзатыльник.

Билли: Больно! За что?!

Эйлин: Я тебе дам бородатых толстух! У тебя что, руки бы отсохли, если б ты письмо домой написал? Не отсохли бы, а ведь ни слова! Ни словечка!

Билли: Тетя, я был очень занят.

Эйлин: Понятно. Чтобы написать теткам, которые из-за тебя все извелись, ты слишком занят. А чтобы купить Хубба-Буббу какому-то обормоту и показать, какой ты теперь важный, ты не занят.

Билли: Да чтобы Хубба-Буббу купить, всего минута нужна. Разве это подходящее сравнение?

Эйлин: Не смей бросаться мне тут умными словами. Знаешь, что не прав.

Билли: Да ведь «сравнение» — не такое уж умное слово.

Эйлин: Смотрите-ка, великий и ужасный янки.

Билли: А еще в Америке очень сложная почтовая система.

Эйлин: Не придумывай отговорок. Не думай, что я так скоро прощу и все забуду, как она. Она простила, потому что совсем свихнулась, пока тебя не было. Со мной этот номер не пройдет!

Билли: Не надо, тетя.

Эйлин: (выходит) Нет, надо. Надо.

Длинная пауза. БИЛЛИ стоит, склонив голову. ЭЙЛИН выглядывает на сцену.

Может, ты еще и картофельных оладьев к чаю хочешь?!

Билли: Я не против.

Эйлин: Ну, знаешь!

Она снова выходит. Пауза. БИЛЛИ смотрит на экран-простыню, снова ее натягивает и стоит, смотрит на нее, слегка ее поглаживая. Справа неслышно входит БОББИ, через мгновение БИЛЛИ его замечает.

Билли: Малыш Бобби, я должен тебе кое-что объяснить.

Бобби: Не надо ничего объяснять, Билли.

Билли: Но я хочу, Бобби. Послушай, я никогда не думал, что наступит день, когда мне придется объясняться. Я надеялся навсегда исчезнуть в Америке. Я бы так и сделал, если бы был там нужен. Нужен для съемок. Но я им не нужен. Вместо меня они наняли блондина из Форта Лодердейл. Он не калека, но янки сказал: «Лучше нанять нормального парня, чтобы сыграл калеку, чем калеку, который вообще на хрен не умеет играть». Правда, он сказал еще грубее. (Пауза..) Я думал, я неплохо играю. Часами тренировался в гостинице. А все без толку. (Пауза.) И все же я попробовал. Не мог иначе. Мне надо было уехать отсюда, Малыш Бобби, любым способом, как маме с папой, которые тоже хотели отсюда убраться. (Пауза.) Пойти утопиться, вот о чем я думал, чтобы… чтобы не смеялись, не дразнили. Что за жизнь — таскаться по врачам, листать одни и те же книги, и думать, как бы убить еще один день. Еще день — и что в нем хорошего? Одни насмешки и подзатыльники, вроде, как я полоумный какой-то. Деревенский сирота. Деревенский калека, и всё. Да здесь полно калек, таких же, как я, только я снаружи, а они внутри. (Пауза.) А вот ты, Малыш Бобби, не такой, и никогда таким не был. У тебя доброе сердце. Думаю, поэтому тебя было так легко надуть письмом про туберкулез, поэтому я и раскаивался, что надул тебя, поэтому и сейчас раскаиваюсь. Особенно потому, что я поймал тебя на тот, от чего умерла твоя хозяйка. Я просто думал, так выйдет убедительнее. Но я думал, я надеялся, если тебе придется выбирать между тем, чтобы тебя надули и моим самоубийством, то, когда гнев твой пройдет, ты выберешь надувательство. Я не прав, Малыш Бобби? Не прав?

БОББИ подходит к БИЛЛИ, останавливается прямо перед ним и вытягивает из рукава обрезок трубы.

Бобби: Нет.

БОББИ заносит трубу…

Билли: Не надо, Бобби, нет!..

БОББИ бьет Билли обрезком трубы, БИЛЛИ закрывается руками. Затемнение. БИЛЛИ кричит от боли, снова и снова слышны удары трубы.