Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы

Румыны М.Я. Салманович

Весна — время года, посвященное наиболее трудоемким сельскохозяйственным процессам — пахоте и посеву у земледельцев и отгону скота на летние пастбища — у животноводов. Поэтому с весенним циклом праздников у румын было связано наибольшее количество различных народных обрядов, поверий, примет, призванных обеспечить благополучие человека и его семьи.

1 февраля отмечался день св. Трифона (безумного Трифона — sfintul Trifon, sfintul Trif, Trif cel nebun, Trif nebunul). Празднуя этот день, люди стремились обезопасить себя и свой скот от волков и других хищников, так как в большей части страны св. Трифон считался покровителем волков. В некоторых районах его рассматривали и как покровителя различных сельскохозяйственных вредителей. В этот день «святой» водой, смешанной с маслом, обмазывали плодовые деревья, оберегая их от вредителей. В холмистых винодельческих районах страны священники окропляли водой виноградники и сады, в Молдове кропили и скот. В этот день не работали[885].

Много примет о погоде и урожае было приурочено к празднику сретения (Intîmpinarea domnului, Stretenie). Если в этот день (2 февраля) было тепло и влажно, то, полагали, лето будет жарким и плодородным, а если холодно и снежно, то — холодным и неурожайным. Ясный день предвещал, что хорошо уродится пшеница и гречиха, а пасмурный — говорил о том, что этих культур надо сеять меньше. Полагали, что если на сретение реки освободились ото льда, то это признак близкого снегопада и холодного лета.

На сретение отмечали также «медвежин день» (Ziua ursului). В Буковине говорили, что если в этот день медведь вылезет из берлоги и не уйдет в нее обратно, то близка весна, а если опять спрячется в берлогу, то зима продлится еще шесть недель. В канун сретения и на второй день после него отмечали мартынов и филиппов зимних (Martinii si Flilipii de erna). Полагали, что, придерживаясь этого обычая, сберегут людей и домашних животных от нападения хищников. Пастухи даже постились в эти дни и не выгоняли скот из загонов.

На февраль падали и несколько переходящих праздников: «нечистый или неупомянутый четверг» (joi necurate, joi nepomenita), отмечаемый в четверг «сырной недели» (săptămâna brînzei), или, как еще ее называют, «белой недели» (săptămâna alba), соответствующей русской масленице. Четверг этой недели, а в Банате — четверг, пятницу и субботу, отмечали как дни защиты полей от сельскохозяйственных вредителей.

В некоторых районах Мунтении вся эта неделя называлась «неделей безумных» (săptămâna nebunilor). Тех, кто справлял свадьбу в течение «сырной недели», или, вступив в брачный возраст, еще не подыскал себе пары, осмеивали в частушках. В первый день этой недели неженившихся парней даже избивали бурдюками, выкликали их имена и всячески глумились над ними, а девушек высмеивали. Зато всеобщее одобрение встречали вдовцы и вдовы, пожелавшие в эту неделю вторично вступить в брак[886].

Перед началом великого поста, а в некоторых районах перед началом «сырной недели» (обычно в субботу) поминали всех умерших в роду. Эти поминки назывались «зимние предки» (moşii de erna). В этот день родным и соседям, особенно бедным, посылали поману (pomana), состоящую из холодной пищи (холодца, холодного мяса, брынзы и т. д.).

В Трансильвании пекли специальное печение — пупь (pupi). Если поману посылали перед постом, то она чаще всего состояла из кислого молока. В Трансильвании девушки доставали кувшинами воду из холодного источника и в поминальную субботу включали ее в поману, чтобы на том свете у предков был бы такой же источник. В некоторых селах такую воду посылали в течение всей недели.

Великий пост (postul mare) длился семь недель — до пасхи. В канун поста — лэсатул секулуй (lăsatul secului) молодежь старалась как следует навеселиться и налакомиться. Поэтому в Трансильвании и Буковине, например, женщины в субботу после обеда готовили обильное угощение не только для своей семьи, но и для гостей. Наиболее распространенными блюдами в канун поста были всевозможные слоеные пироги (placinte), подслащенное молоко, лапша с брынзой и сметаной. Каждый должен был отведать от всех блюд, подаваемых на стол, чтобы до пасхи к ним уже не прикасаться. В заключение подавались яйца, и все сидящие за столом съедали по одному яйцу, чтобы пост показался мал и легок, как яичко, чтобы как яйцо, быть крепким и здоровым. При этом приговаривали: «Яичко, яичко, пусть покажется мне пост легким!»

В Мунтении в этот день, как и у восточных славян, родственники и соседи просили прощения друг у друга, чтобы к началу поста очиститься от грехов. Как уже отмечалось, молодежь старалась весело провести этот день. Развлекались компаниями в определенных домах, иногда всю ночь, но чаще — до первых петухов. Парни заботились о выпивке и приглашении музыкантов, а девушки готовили угощение. Такие развлечения назывались верджел, референеле (vergel, referenele). Танцевали здесь те же танцы и играли в те же игры, что и обычно, но для этого дня существовали специальные частушки — стригэтуриле (strigăturile), в которых вышучивались молодые люди, не вступившие до поста в брак. В этих частушках высмеивали также мужчин-перестарков и старых дев.

С кануном великого поста у румын в большинстве областей страны был связан и обычай — алиморь (alimori), привегу (privegiu), хадайцэ (hadaiţă), ходайзе (hodaize) или опайц (opaiţi), как его называли в разных частях страны. В одном или нескольких местах села зажигали костры, для которых каждый участник приносил с собой дрова, хворост, солому и др. Сами огни назывались привегиу. В то время как они горели, все участники обряда пели, плясали, кричали и поздравляли друг друга. В таких сборищах принимали участие все жители села, без различия возраста. В перерыве между развлечениями молодежь выхватывала из костров горящие головешки и поджигала ими специально приготовленные пучки соломы, которыми выкладывали вокруг себя огненный круг. Пока такой круг выкладывался, все присутствующие кричали: «Алиморь, Алиморь!» (непереводимо). В других местах из прутьев сплетали круг или брали для этой цели колесо от плуга, оборачивали его соломой, связанной пучками, поджигали и пускали вина с холма с криком: «Алиморь!» Иногда сжигали антропоморфную соломенную фигуру. Возможно, это были пережитки солярных культов[887], но в народной памяти сохранилось их очистительное значение. Недаром эти огни назывались еще «радостными огнями» (focul de bucurie). Участию в этих собраниях придавалось столь важное значение, что если кто-нибудь отсутствовал, то на следующий день у него требовали объяснения[888].

Однако не всем можно было веселиться и лакомиться в канун великого поста. Девушки на выданье, но еще не просватанные, весь этот день постились, надеясь, что после пасхи они найдут жениха. Этот пост продолжался до вечерней звезды, когда девушки собирались в определенном месте, угощались, пели песни, оплакивая свою судьбу. Если среди них находилась обманутая, то она проклинала парня, покинувшего ее. Потом девушки начинали высмеивать парней. Продолжалось все это до полуночи. Этот девичий пост назывался «черным постом» (postul negru)[889].

У румын Добруджи и в жудеце Яломица, где живут и болгары, был распространен обычай кучи (cuci), видимо, воспринятый от болгар[890].

С кануном великого поста в некоторых районах, преимущественно в Трансильвании, был связан и обычай «повязания зерна» (legarea grânilor). Его целью была защита хлебных злаков от птиц. В этот день не возили зерно на мельницу, ничего не давали из дома. Когда стемнеет, брали в рот зерна различных злаков и, закрыв глаза, трижды выходили из дома, выплевывали зерно на землю, говоря при этом: «Как я теперь ничего не вижу, пусть также ни одна птица не увидит моего поля!»

В некоторых районах Трансильвании и Мунтении для защиты хлебных злаков от птиц собирали в скатерть остатки субботнего угощения, а в понедельник поста их выбрасывали во дворе по направлению к востоку, говоря: «Птицы небесные, я даю вам пищу с моего стола, достаточную для вас, не трогайте только моих полей!» При этом пели ритуальные песенки и произносились проклятья[891].

Ночь накануне великого поста посвящалась гаданиям. Девушки, желавшие узнать своего суженого, шли с зажженной свечой к проточным водам, бросали туда чеснок и бобовое зерно и при свете свечи пытались разглядеть в воде, кто будет их мужем. Ворожили и на ветке орешника, которую относили к дому любимого, полагая, что это заставит парня полюбить девушку. На бобах гадали и парни. Нарисовав углем на земле небольшой круг, около которого стояла девушка, парень пытался забросить в него десять зерен. По числу зерен, попавших или непопавших в круг, предсказывали: счастливая или несчастливая будет любовь. Такие гадания назывались бобий (bobii).

Отдельные дни поста сопровождались также специфическими обычаями. Так, в «чистый понедельник» (lunia curata) на первой неделе поста запрещалось работать во дворе, но в доме женщины должны были навести порядок и перемыть всю посуду. В Буковине и Молдове родственники и соседи (особенно женщины) собирались вместе, чтобы сообща съесть «пустой борщ» (borş holteiu) без всяких овощей, заправленный только хлебом и малаем (просяной или кукурузный хлеб). Необходимо было «очистить рот и горло от остатков скоромной пищи». Отсюда, видимо, и название обычая — спалакание (spălare — промывание). Впоследствии этот обычай выродился в обыкновенную пирушку: женщины стали собираться в корчме или в чьем-либо доме и «промывать» себе рот и горло спиртными напитками. Они говорили: «Чем больше выпьешь, тем больше будет расти конопля».

В Банате же этот день отмечали и как «пастушеский понедельник» (lunia păstăritorilor). Матери утром пекли лепешку и, обращаясь к св. Марии, просили ее охранять (буквально: пасти) их детей, умножить стадо, сберечь тех и других от нападения хищных зверей. Затем хозяин отдавал эту лепешку пастухам овец. Женщинам, имевшим детей, запрещалось в течение дня работать, «чтобы на детей не напали звери или змеи, не съели бы весь посев в поле»[892].

В народе считалось, что в день 11 февраля (св. Власий) птицы садятся на гнезда и начинают петь. В этот день запрещалось работать, чтобы птицы не склевали посев.

Стойко держался обычая отмечать 24 февраля драгобеты (dragobetele от draga — дорогая, любимая). По всей стране, а особенно в Мунтении, полагали, что в этот день птицы и животные собираются в пары. Поэтому и человеку надобно найти себе пару. Молодежь наряжалась и, если день был погожий, уходила со своими родными в лес или поле, а если плохой, то собиралась у кого-нибудь в доме. Существовало поверье, что если в этот день никто не полюбит девушку, то весь год ее никто не будет любить. Поэтому мо-

… пропуск текста в исходном pdf (около абзаца).

В этот день женщинам запрещалось прясть, шить, приготовлять щелок для стирки. Каждый должен был пойти в церковь с поманой на помин души умерших родственников. Полагали, что несоблюдавших эти предписания ждала кара: могла отсохнуть рука, его могли убить «лошади св. Федора». Особенно опасным считалось не почтить святого девушкам; в этом случае он посылал к ним своих коней в виде прекрасных юношей, которые похищали девиц. Спастись от коней св. Федора можно было только, вбежав в дом и перевернув там всю посуду вверх дном. Поэтому в этот день девушки неохотно выходили из дома. Не выгоняли в этот день и лошадей из сараев. В Буковине в день св. Федора не варили пищи, так как считали, что он портит вареную пищу, и весь день питались всухомятку. Повсеместно, как и во все субботы великого поста, в федоровскую субботу поминали умерших. Ее иногда и называли «субботой мертвых» (sambăta mortilor)[893]. Возможно, почитание Федора является реминисценцией мифа о кентаврах.

Из множества других обычаев, связанных с этим днем, можно отметить обычай побратимства и посестримства (înfratire, însuratire), распространенный в Трансильвании, Банате и у румын Венгрии. Называли таких побратавшихся или посестрившихся — «братья или сестры по кресту» (fraţii или surori de cruce). В союз вступали как мужчина с мужчиной, женщина с женщиной, так и мужчина с женщиной. Девизом для побратившихся или посестрившихся является «любовь до смерти». Такой брат или сестра почитались больше, чем кровные родственники. Потомство побратимов не могло вступать в брак между собой. Союз заключался в детском или юношеском возрасте (10–16 лет), и только смерть одного из них могла расторгнуть его. Заключался он «на хлебе и соли» с произнесением сакраментальной формулы: «Даю тебе хлеб с солью, а ты дай мне свой!» После этого вступающие в союз подавали друг другу руки, и он считался заключенным. В некоторых местах побратимство заключали «на крови». Вступающие в него надрезали себе кончики мизинцев и смешивали выступающую кровь. Так заключали посестримство и женщины. И в том, и в другом случае, после заключения побратимства участники его, обращаясь друг к другу, говорили: «Măi fratel или: Măi fortate!» (брат мой) или: «Tu sora!», «Surata!» (ты сестра). Были и другие формы заключения побратимства. Обычаи этот был распространен и в других частях страны, но там его не обязательно связывали с дном св. Федора. Подлинное значение этого, несомненно, древнего обычая, связанного, по-видимому, с обычаями родового строя, уже забылось[894].

Чтобы было больше меда, в Банате в этот день каждому взрослому члену семьи хозяйки давали по нескольку кукурузных лепешек, смазанных медом, которые съедали утром натощак. Здесь же пекли ритуальные калачи в форме лошадиной подковы в честь лошадей св. Федора. Девушкам смазывали медом лоб, грудь, руки и колени, чтобы «они были сладки для парней». В этот день гадали о суженом.

1 марта повсеместно в стране отмечали день «бабы Докии» (baba Dochia) или, как называли ее в некоторых районах Мунтении, «бабы Марты». Легенда о бабе Докии была распространена в различных вариантах. Согласно одним — это красивая девушка, которая, уйдя в горы пасти овец, надела на себя 12 кожушков. Каждый день она сбрасывала по одному из них, и становилось теплее. Когда же она сбросила все, ударил мороз. Девушка замерзла и возроптала на бога, за что он превратил ее вместе с овцами в камни (по другим вариантам — в чистый источник). Согласно более распространенным версиям, баба Докия была злой свекровью, желавшей извести свою невестку, за что и была наказана богом, превратившим ее вместе со стадом овец в камни. Сам день «бабы Докии» называется еще и «головой весны» (capul de primavară). Если он ясный, то считали, что весна и лето будут хорошими. В этот день запрещалось работать по дому, чтобы не испортить погоды, но можно было созвать клаку для помощи в прядении. Повсеместно был распространен обычай, сохранившийся и в наши дни, дарить друг другу, а особенно детям, мэрцишор (mărţişor) — просверленную серебряную монету, подвешенную на переплетенных красной и белой шелковых или шерстяных, иногда золотых или серебряных нитях (теперь часто дарят маленькую металлическую куколку). Такой подарок должен был принести счастье. Его надевали детям 1 марта до восхода солнца. Одни носили его 12 дней, а потом подвешивали на ветки молодого дерева, другие носили до тех пор, пока не увидят расцветшего дерева, на ветки которого его и вешали. Мэрцишор также бросали вслед пролетевшему аисту или носили до тех пор, пока впервые не закукует кукушка. Верили, что если хорошо будет плодоносить дерево, на которое человек повесил свои мэрцишор, то и ему будет хорошо, а птицам бросали его вслед, чтобы быть легким, как птица. Теперь мэрцишоры дарят, поздравляя с наступающей весной.

С днем «бабы Докии» были связаны еще 9-12 «бабьих дней» (zilele babei). Это переходящие дни, отмечавшиеся или перед 1 марта или после него. Если они наступали до 1 марта, считали, что весна будет хорошая и люди сумеют все вовремя посеять, если же после, то не к добру. Каждый из «бабьих дней» носил название какой-нибудь птицы: «день дрозда», «аиста», «кукушки» и т. д., т. е. имя той птицы, которая, по народным представлениям, в этот день возвращалась из теплых стран[895]. Но, несмотря на такие очевидные признаки весны, как прилет птиц, все же народ считал, что «бабы» — злые, чаще приносящие холод и непогоду.

9 марта — день сорока мучеников. Иногда их называли «старцами» (moşii). Они всегда добрые, приносящие тепло, и в народе о них существует множество легенд, связанных с началом пахоты и посева.

В день сорока мучеников, чтобы обезопасить себя от болезней, не полагалось, особенно женщинам, выполнять тяжелых работ. Однако считали, что надо посеять в этот день чеснок и лук, высадить капустную рассаду, полагая, что тогда они уродятся сам-шесть, или даже сам-сорок и не будут гнить. Их защитят «мученики», которые в этот день бьют колотушками землю, «выпуская из нее холод и давая дорогу теплу». Перед началом посадки женщины били 40 поклонов, пекли 40 калачиков и печенье — сфынцишорь (sfinţişori), имеющее антропоморфную форму или форму голубя, пчелы. На каждое из них ставили по свече и раздавали как поману. Чтобы обезопасить фруктовые деревья от вредителей, их в этот день обертывали соломой или посыпали золой из очага. В Мунтении собирали весь мусор и сжигали его посреди двора или на специальной площадке перед ним. Пастухи прыгали через этот костер, стараясь, чтобы дым от него окурил их одежду. В этот же день чистили ульи. Смотрели, какая погода будет в канун этого дня. Если изморозь, то осень будет хорошей и можно не опасаться за урожай кукурузы. Если изморози не будет, то кукурузу следует посеять раньше, чтобы успеть собрать до осенней непогоды. Считали, что какая погода будет 9 марта, такие же будут и последующие 40 дней. Если в этот день ударит гром, то лето будет плодородным, а если он ударит накануне, то неурожайным и грозовым.

В Мунтении в день сорока мучеников зажигали тряпку и окуривали дом и все хозяйственные помещения, чтобы защитить людей и животных от змей, которые, по поверью, в эти дни пробуждались от зимней спячки.

На второй или третий день после дня сорока мучеников крестьяне Буковины исполняли обычай — порниря плугулуй (pornirea plugului), т. е. приведение плуга в действие. Для этого заранее готовили плуг к пахоте, точили лемех и обжигали их, так как грешно начинать пахать «нечистым» лемехом. Готовили все, что необходимо для пахоты и посева, и производили первую вспашку, полагая, что от этого действия земля больше не замерзнет и даст лучший урожай. Перед выездом в поле плуг, повозку с зерном и провизией для пахарей останавливали посреди двора, имитируя пахоту. Некоторые хозяева после уезжали в поле, а другие — в сад или огород, где проводили первую борозду, а затем, выпрягши волов и дав им корм, сами принимались за совместную трапезу, полагая, что если не поешь, земля не родит. Кусок земли из первой борозды женщины брали для различных гаданий. Сеяльщикам, которые впервые выходили в поле, весь этот день запрещалось разговаривать.

17 марта румыны отмечали день св. Алексия, который у них назывался: «Алексий» (Alexiile), «Алексиу», «Алекса» (Alexiu, Alxa), «Алексий теплый» (Alexa cel cald), «божий человек» (omul lui dumnezeu), «божий человек теплый» (omul lui dumnezeu cel cald). Об Алексии существовало много легенд, чаще литературного происхождения, а также стихотворных текстов, которые читали в его день на открытом воздухе. «Теплым» его называли потому, что полагали: земля в этот день окончательно согревается и готова для пахоты. По народным представлениям, в этот день просыпались все насекомые и пресмыкающиеся.

Св. Алексий был весьма почитаем в народе, особенно у женщин. В его день запрещалось закалывать скот, чтобы оставшихся животных не укусили змеи и вредные насекомые. Необходимо было также хорошо очистить дом и двор, а мусор и навоз отбросить далеко от дома. Нельзя было в день Алексия ни думать, ни говорить о насекомых, иначе они будут кусать весь год. Если же в разговоре без этого не обойтись, то нужно было насекомое мужского рода называть «господин» (domn), а женского рода-«госпожа» (doamnă или cucona).

Пчеловоды в этот день вытаскивали ульи наружу, так как считалось, что вредные насекомые боятся пчел. Рыболовы в день св. Алексея строго постились, чтобы получать в течение года хороший улов, для этого же некоторые из них ловили рыбку и съедали ее живьем. Чтобы избавиться от нашествий вредителей, повсеместно в алексеев день окуривали людей, дома, сады и огороды. Для охраны садов от вредителей в них зажигали костры из соломы и старых листьев. В некоторых местах в этот день хозяйки обмазывали фруктовые деревья тестом, а хозяева шли за ними следом и окуривали[896].

Большим праздником считалось благовещение (Bunavestire, Blagoveştenie — 25 марта). Большинство румын Буковины полагали, что этот праздник столь же большой, как и пасха. Считалось большим грехом работать в этот день. В день благовещения птицу не сажали на яйца, не спаривали скот, так как, по народным понятиям, от этого могли родиться чудовища. Большим грехом считалось поссориться с кем-нибудь.

Существует много примет об урожае, связанных с погодой в благовещение. Пастухи в этот день собирались около села и, вооружившись топорами или языками от льномялок, «окончательно изгоняли зиму», чтобы скорее зазеленели травы. Впервые выгоняли скот на пастбища около села и, чтобы скорее пришло весеннее тепло, пили воду с листьев лопуха, окуривали дома, зажигали костры из старых фруктовых деревьев, «чтобы остальные родили лучше». В Трансильвании хозяин шел в сад и замахивался топором на дерево, которое стало хуже плодоносить, говоря при этом: «Если не родишь, я тебя срублю!»

По повериям большинства румын, именно в день благовещения «развязываются птичьи языки», и они начинают петь. Первое птичье пение нужно было встретить, имея в кармане хоть немного денег, иначе весь год будешь ходить голодным, сердитым и неимущим. Существовало поверье, что нехорошо впервые увидеть одинокую ласточку — весь год будешь одиноким. В день благовещения, хотя он и приходится на великий пост, предписывалось приготовить и съесть рыбное блюдо, чтобы весь год быть здоровым[897].

Последняя суббота накануне вербного воскресенья называется лазарской субботой (Sîmbăta lui Lazar). Женщины пекли различные печения, особенно слоеные пироги. Их раздавали бедным в качестве поманы. В лазарскую субботу работать не грешно, нехорошо было только прясть, «чтобы не ослепли мертвые, стоящие в этот день у врат рая». Женщины уходили в лес и собирали там особую траву, которую давали коровам, «чтобы получить от них больше молока». Девушки субботним вечером гадали о суженом, а днем сажали цветы. Никаких других посевов в вербную неделю не делали. В Мунтении в лазарскую субботу церковь устраивала детские процессии. В некоторых районах этой области дети ходили из дома в дом, распевая монотонную песню о смерти бедного Лазаря. Обычай этот и называется Лазэрэл или Лэзэрицэ, а само действие — хождением с Лазарицей или невестой. Одна из маленьких девочек надевала на себя наряд невесты (белое платье с блестками, на голове — померанцевые цветы с тонкой фатой или вышитым платком). Остальные участники были в обыденной одежде. Их принимали в домах, где они разыгрывали представления, активным, но безмолвным участником которых была сама Лэзэрицэ, а остальные сопровождали ее действия пением. За это детей одаривали яйцами и мелкими деньгами.

Примечательно, что лазарская суббота отмечалась преимущественно в Мунтении, т. е. в области, непосредственно граничащей с Болгарией. На юге Мунтении сравнительно компактной массой живет и болгарское население. Празднование лазарской субботы у болгар широко распространено, возможна, что румынское население этой области восприняло этот обычай от болгар.

Повсеместно праздновали вербное воскресенье (Duminica florilor, буквально — цветочное воскресенье). Освящали в церкви ветки вербы, приносили туда много цветов. Однако в дом освященные ветки не вносили, чтобы кто-нибудь в нем не умер. Обычно их закрепляли снаружи над дверью или под стрехой крыши. Почки с этих веток в течение года употребляли как лекарство от многих болезней; их клали на ульи в надежде получить больше меда, разбрасывали в саду и огороде, «чтобы вредители не погубили урожай», и т. д. По народным представлениям, освященные вербные ветки служили также защитой от града, бури, грома и молний. Во время большой грозы или бурана их бросали в огонь, полагая, что дым от них отгоняет беду. Считали, что такая ветка помогает и при продаже скота. Стоило ею ударить перед уходом на базар то животное, которое хочешь продать, и «от покупателей не будет отбоя»[898].

В канун вербного воскресенья с могилы молодой девушки крали нити погребального знамени, которые вместе с ветками базилики бросали в воду и кипятили. В вербное воскресенье этой водой девушки мыли голову, чтобы волосы были густыми и блестящими, как бахрома у знамени, а от запаха базилики — захмелели бы парни. Так же, как и на благовещение, в этот день к столу повсеместно подавали рыбное блюдо.

Последняя седьмая неделя поста, непосредственно предшествующая пасхе, называется страстной неделей (săptămâna patimelor). В этой неделе следует особо отметить великий четверг — жой-мареле, жой-маре, жой патимелор, жои негру, жоймэрикэ (joimarele, joi-mare, joi patimelor, joi negru, joimărică). К этому четвергу женщины и девушки должны были спрясть всю заготовленную шерсть и коноплю и сшить себе праздничные рубахи. Ту, которая не успела этого сделать, строго накажет Жоймэрикэ, представлявшаяся народу в виде грозного существа женского пола. С этим же днем были связаны и определенные гадания.

Согласно народным представлениям, души умерших каждый год в страстной четверг возвращались в свои дома и оставались там до кануна троицы, когда уходили обратно в могилы. Некоторые считали, что души мертвых находились в сенях за дверью или в кладовке, и все это время особенно тщательно убирали эти места и расстилали там белое полотно. Другие полагали, что души сидели на стрехе крыши или в других местах. Чтобы они не замерзли, утром и вечером в четверг во дворе или в особом месте перед ним разводили костер и ставили там зажженную свечу. Огонь чаще всего разводили из орехового дерева, которое накануне в лесу выдирали из земли руками. До зажжения костра дерево нельзя было опускать на землю, поэтому его чаще всего хранили на заборе. Около зажженного огня ставили скамьи, покрытые домашними ковриками, окуривали их и лили около них на землю воду. Коврики клали и прямо на землю у огня. По народным представлениям, здесь собирались души умерших, отогревались и пили воду. В память об умерших пекли специальные хлебцы: лепешку с зубчиками по краям, называемую «хлебом забытых» (pânea uitaţilor), или в форме лопаты — «забытая» (uitata). Количество хлебцев соответствовало числу умерших в семье. Их отдавали тому, кто вставал раньше всех и зажигал огонь, или же ребенку (мальчику), и они их тут же съедали.

В этот день каждая женщина или девушка должна была принести по шесть ведер воды и полить траву. Это делалось как для того, чтобы душам было чем напиться, так и для того, чтобы год был плодородным. Поливали и могилы, «чтобы мертвым было чем умыться в первый пасхальный день». Не зажечь в этот день «огня мертвых» и не дать поманы в их честь считалось грехом. В различных районах страны в страстной четверг ходили на кладбище и, выкликая по имени умерших, просили их: «Поднимайтесь! Поднимайтесь и пойдем домой!» В Трансильвании и этот день в церковных дворах из приношений устраивали общественные поминки. Недаром страстной четверг в Румынии часто называется «днем мертвых» (ziua morţilor)[899].

Во многих районах соком прокипяченных лесных растений и древесных листьев в этот день красили яйца для пасхи. Считалось, что покрашенные в великий четверг, они не испортятся в течение всего года.

Следует отметить еще один интересный обычай — «перекличка через село» (strigarea peste sat), исполнявшийся трижды: в конце вербной недели — в страстной четверг и в страстную субботу. Две группы парней и подростков собирались где-нибудь на двух возвышенностях около села. Они пускали с холма зажженные колеса и кричали друг другу: «Ауре-маура!» (непереводимо). Другая группа отвечала: «Что тебе?» Тогда первые начинали в своих восклицаниях — стригатуриле (strigăturile) — высмеивать чьи-нибудь пороки: пьянство, леность, высокомерие, глупость, скупость, ростовщичество и т. д., называя обличаемого по имени. Критиковали, невзирая на лица, и никто не был вправе обижаться. Такие выкрики выражали общественное мнение села о человеке. Особенно их боялись девушки; если их трижды громко высмеивали, они теряли надежду выйти в текущем году замуж. Поэтому во время поста они старались прилежно работать, С этим обычаем серьезную борьбу вела администрация сел, потому что ее часто критиковали больше всех. Тогда этот обычай стали справлять тайно поздней ночью. Но следует сказать, что социальное звучание обычай переклички приобрел довольно поздно. Его более древний смысл состоял в шуме, который поднимали парни и подростки: народ верил, что он отгонял от села нечистую силу[900].

В страстную пятницу большинство румын соблюдали строгий «черный пост» — постул негру (postul negru). В этот день были запрещены почти всякие работы, разрешалось только красить яйца и печь куличи. Считалось, что если в пятницу идет дождь, то год будет плодородным. Чтобы быть здоровым весь год, надо было искупаться в этот день в проточных водах.

Большинство из описанных выше праздников падало на время великого поста, когда были запрещены не только скоромная пища, но и всякие развлечения. Однако церковные предписания вступали здесь в противоречие с народными обычаями и не соблюдались столь строго.

Самым значительным праздником была пасха — пасчиле (Pascile), сэрбэторя пасчилор (sărbătorea pascilor), ынвиеря домнулуй (învierea domnului).

Начиная со страстного четверга и до конца пасхи прекращались все полевые работы. В последние предпасхальные дни на усадьбе и в доме шла большая уборка. Перед праздником кололи скот, запасали вино. Все приготовления заканчивались к субботнему вечеру. Куличи — паска, пэскуца (pasca, păscuţa) даже самые бедные пекли из чистой пшеничной муки в виде лепешек, орнаментированных по краям плетением из теста, звездами, с крестом посредине. Пекли куличи и без крестного знака, с зубчиками по краям. Скорлупу от яиц, которые шли на приготовление куличей, собирали в какой-нибудь сосуд и выбрасывали в проточную воду, «чтобы на том свете стало известно, что пришла пасха, и ее могли бы отпраздновать усопшие». Куличи пекли не только на пасху, но и на св. Георгия, вознесение и на троицу. На пасху же, кроме куличей, выпекали еще и разнообразные печения.

Наиболее предпочитаемые пасхальные блюда были барашек или поросенок, зажаренные целиком. Поросенку вставляли в рот кусочек хрена. В городах вместо жареного барашка на стол иногда подавали фигурку барашка, сделанную из масла. Все приготовленные блюда еще в субботу вечером расставлялись на столе в горнице.

В какой бы цвет ни были окрашены яйца, все они у румын называются ой рошь (oi roşi — красные яйца). В стране была широко распространена роспись писанок, имеющая свои областные различия. Тряпочки, которые употребляли при раскраске яиц, не выбрасывали, а освящали их вместе с куличами в церкви и по мере надобности зажигали и окуривали ими заболевших людей и скот.

Во многих областях Румынии существовал обычай в ночь с субботы на воскресенье зажигать около церкви большой костер и всю ночь проводить около него. В эту ночь огни зажигались и на холмах около села и домов.

На заре в воскресенье молодые люди в глубокой тайне должны были совершить обряд омовения в проточных водах, чтобы встретить праздник духовно и телесно чистыми.

В полночь с субботы на воскресенье, когда запоет петух, один из стоявших у костра выстрелами из ружья оповещал о начале пасхи. Заслышав выстрелы, все вставали, умывались свежей водой, в которой лежало крашеное яйцо, несколько золотых и серебряных монеток и веточка базилики, надевали на себя праздничные одежды и с блюдом куличей и других кушаний шли в церковь. После службы целовались друг с другом (мужчина с мужчиной, а женщина с женщиной) и с освященными блюдами и зажженными свечами шли домой. Перед тем, как зайти в дом, проходили к скоту и трижды ставили ему на голову освященное блюдо. Затем заходили в дом, тушили свечу о матицу, рисуя на ней крест нагаром от свечи. По этим крестам можно было узнать, сколько лет простоял дом. Свечу, принесенную из церкви, сохраняли весь год и зажигали ее в случае какой-либо напасти. Ею же окуривали заболевшую скотину. Затем семья садилась за стол и разговлялась. После угощения молодежь шла к церкви и там на площади проводила остаток дня в различных развлечениях. Особенно было распространено качание на качелях и катание крашеных яиц.

Первый и второй день пасхи считались наилучшими для борьбы с нечистой силой, ворожбы, всякого рода гаданий и предсказаний. В Банате в первый пасхальный день давали поману, состоящую из калачей, жареной баранины, крашеных яиц и другой еды в честь предков — мошии де пасчь (moşii de pasci). В Мунтении такая помана состояла из крашеного яйца, которое подавали через могилу близкого человека, произнося имя покойника. Девушки в эти дни носили воду соседям в качестве поманы мертвым.

В первые три дня пасхи молодые парни и девушки забирались на церковную звонницу и непрестанно звонили в колокол (кроме часов вечерней службы), желая предохранить себя от огня и непогоды (древнее представление о шуме, отгоняющем зло).

Вечером первого дня пасхи отмечался обычай — бричелатул (bricelatul): собирались парни, которые в текущем году впервые вышли на самостоятельную пахоту, выбирали из своей среды короля (crai), имевшего право наказывать тех, кто в дни поста совершил какой-либо неблаговидный поступок. Этот обычай был преимущественно распространен в равнинных районах Трансильвании и схож с обычаем «переклички через село». Разница состояла лишь в том, что не только выкликали имя провинившегося, но и наказывали его: подводили к церкви, валили на землю и, ударяя дубинкой по пяткам, говорили при этом:

После наказания всех провинившихся правые и виноватые шли в дом к королю, приглашали девушек и проводили там остаток вечера и последующие два дня за угощением и развлечениями. Часто на такие собрания приходили и родители девушек. Но так как этот обычай был связан с большими затратами для парня-короля, то уже к началу XX в. он почти совершенно исчез.

Возможно, более древняя форма этого обычая наблюдалась в Олтении, где он носил название плугарул (plugarul). Здесь ловили парня, впервые вышедшего пахать, ставили его на борону и в сопровождении музыкантов несли к реке или ручью, стараясь искупать его в одежде. Новый пахарь был одет в повседневную рабочую одежду и опоясан зеленью. Его шляпу также украшала зелень. При попытках искупать парня часто возникали ожесточенные драки. После купания его опять ставили на борону, а затем уносили домой. Здесь нового пахаря поздравляли и садились за стол с угощениями. В других районах Олтении плугарю на шляпу надевали калач, а к ее верхушке прикрепляли крашеное яичко. В г. Брашове в эти дни отмечался специальный «праздник юношей» (sărbătorea junilor), со сложной церемонией и праздничным шествием.

В пасхальные понедельник и вторник женатые пары ходили с куличами и крашеными яйцами к своим родственникам: младшие шли к старшим. Нарушение этого обычая рассматривалось как непочтительность к старшим и осуждалось. Придя в дом к родителям, дедам и крестным, целовали им руку. Братьям и сестрам руку просто подавали. После угощения хозяйка дома забирала дары и давала свои, но меньшие. Если дары пришлись не по вкусу, их возвращали, и это считалось большим позором.

Первое воскресенье после пасхи — фомино воскресенье (Duminica Tómei); в некоторых районах Трансильвании его даже называли «малой пасхой» (Pascile mici). В Молдове для этого праздника еще в пасхальную пятницу пекли куличи и красили яйца. В субботу их относили на кладбище и клали на могилы родственников, устраивая «радость мертвым». Вообще по всей стране фомино воскресенье отмечалось как память по умершим. В этот день во многих районах в церковных дворах устраивались общественные трапезы.

Интересным обычаем румын была «пасха рокманов, или блаженных» (Pascile rocmanilor, blajenilor). Этот обычай охватывал большую часть Буковины, Северную Молдову, Марамуреш и Нэсэуд в Трансильвании, т. е. по существу всю северную часть страны. Его отмечали, кроме румын, и гуцулы. За пределами страны он встречался у гуцулов Закарпатья и русских. В южных районах Румынии представления о рокманах неизвестны.

В легенде о них рассказывается следующее: рокманы, или блаженные, — христианский народ, живущий в какой-то стране «за большими водами» на юго-востоке от Румынии. Живет этот народ праведной жизнью не в домах, а под сенью деревьев, люди там ходят обнаженными и питаются дарами природы. Они мягки в обращении. Мужчины и женщины у них живут раздельно и могут сходиться друг с другом только раз в год во время пасхи. Но так как рокманы живут изолированно от остального мира, они узнают о наступлении праздника только по той шелухе крашеных яиц, которые выбрасываются в канун пасхи в проточные воды. Дойдя до них, шелуха опять превращается в целые яйца. Согласно народным представлениям, эта яичная шелуха доходит до рокманов не единовременно. Одни отмечали «пасху блаженных» в фомино воскресенье, другие — на второй неделе после пасхи, третьи — на третьей и даже четвертой неделе, но всегда в среду. В Буковине же ее отмечали в понедельник после фомина воскресенья, когда с пасхальными угощениями и вином мужчины и женщины устраивались на лужайках в лесу, ели и развлекались. Считалось благочестивым признаком, если остатки еды и вина падали на землю, так как, по народным представлениям, они шли на угощение погибшим насильственной смертью. В городах пасха блаженных часто отмечалась в домах. Представления о рокманах, или блаженных, скорее всего книжного происхождения, возникшие у разных народов.

С пасхальными днями связан еще один интересный обычай — мэткэлэул (mătcălăul). По поверьям румын Баната, мэткэлэул — прекрасный юноша, который невидимо бродит по миру. Его почитали как младшего брата пасхи и иногда также называли «малой пасхой». Большинство румын Баната отмечало его день в понедельник или вторник после фомина воскресенья. В этот день строго запрещалось работать. Для банатской молодежи он был еще и днем побратимства и посестримства. В каком-либо месте раздельно собирались парни и девушки, чтобы подобрать себе «братьев» и «сестер». Количество избранных могло быть: 3, 5, 7. «Крестным братом» парня могла быть и женщина, а «сестрой» — только девушка.

Посестримство иногда устраивалось на дому, где пекли по этому случаю лепешку из пшеничной муки. Все располагались вокруг стола, и специально приглашенный мужчина, хорошо знающий обряд и почитаемый впоследствии как духовный отец — татэ суфлетеск (tată sufletesc), на лепешке, лежащей на столе, обозначал солью знак креста и клал на нее ложку. Затем духовный отец ложкой заботливо собирал соль с лепешки и капал на ее место столько капель вина, сколько девушек вступало в посестримство. После этого серебряной монетой разрезал лепешку настолько же кусков. Каждая девушка съедала по кусочку лепешки, выпивала по стакану вина и, целуясь друг с другом, обращалась с ритуальными словами к мэткэлэулу. Монетку, которой резали лепешку, также разрезали, и каждая девушка, получив кусок, хранила его всю жизнь; ей его клали на грудь, когда она лежала в гробу. После завершения обряда девушки вместе с приглашенными родителями угощались, и с этих пор каждый год в этот день они навещали друг друга и устраивали праздник.

В других частях Баната этот обряд, называвшийся еще и мэткуцаря (mătcuţarea), проходил на открытом воздухе. Таким же образом братались взрослые парни и дети. Этот обряд отмечался и в г. Северине в Мунтении. В других районах страны он был неизвестен[901].

Одним из наиболее почитаемых святых в народе был Георгий (sfîntul Gorge), день которого отмечался 23 апреля. Собственно св. Георгий и св. Димитрий (26 октября) в народном представлении определяли время года. Первый открывал теплое время, а второй — холодное. Согласно легенде, ключи времени эти святые постоянно носили у себя на поясе и строго их оберегали. В народе всякие сделки заключались от одного праздника (23 апреля) до другого (26 октября): брали аренду, снимали помещение, брали взаймы деньги, нанимали пастухов и т. д.

В канун дня св. Георгия дома (снаружи и изнутри), столбы ворот и калиток украшались кусками зеленого дерна, посреди которых вставляли ветки ежевики или вербы. Зеленью украшали и помещения для скота. Этот дерн и зеленые ветки некоторые сохраняли весь год, используя их от лихорадки и в качестве оберега молочного скота и домашней птицы от нечистой силы. Канун дня св. Георгия в народном представлении был опасным временем, ибо, как только стемнеет и до пения первого петуха, по дворам бродили злые силы и забирали ману (mana) у молочного скота. В понятие маны народ включал и жизненную силу животного и молоко. Особенно опасным это время было для молочных коров.

Желая обезопасить свои скот от нечистой силы, люди шли на ближайшие пастбища, сами кормили там скотину и пригоняли домой, ибо животное, у которого удалось забрать ману, быстро слабело, его шерсть сбивалась, и через месяц-два оно погибало. Ману у скота могла отнять и колдунья. Таким образом, по народным понятиям, в канун св. Георгия скот нуждался в особой защите и охране.

В ночь на св. Георгия бесчинствовали и особые колдуньи — соломонии (Solomonii), которые крали плодородие почвы. Это поверье было особенно распространено в Мунтении; там против соломоний применялись специальные заговоры.

В канун св. Георгия зажигали так называемый живой огонь (focul viu). Принесенные на определенное место в тайне от других дрова поджигали; огонь добывали путем трения куска дерева о другой. Вокруг костра собирались парни, устраивали различные игры и прыгали через костер. Когда костер прогорал, каждый из участников брал из него горящие головешки, бежал домой и окуривал скот. В Буковине через такой костер заставляли прыгать и скотину, а если пламя было слишком высоким, то ее прогоняли сквозь дым от костра. Прыгали через огонь и пастухи, полагая, что тем самым очищаются от скверны. Особенно широко такое очищение пастухов было распространено в Банате.

В канун и в день св. Георгия отмечался и праздник румынских пастухов — алесул (Alesul), к которому начинали готовиться еще с 21 апреля. На пастбищах устанавливались места дойки овец, загоны для скота и сыроварни, а также временные хижины для пастухов. Собственно алесул является началом весенне-летнего овцеводческого сезона, когда овец впервые доили на ближних пастбищах и отделяли ягнят от овец и козлят от коз. Это действие и дало название празднику (a alesa — отделять). До захода солнца надо было особым способом произвести смазку вымени у скота. После захода солнца этого делать было нельзя, так как наступало время колдовства. Чтобы злые силы не отняли молоко у овец, их нужно было успеть до вечера подоить. Всю эту ночь пастухи не спали, охраняя скот. Они играли на различных пастушеских музыкальных инструментах и пели, отгоняя злую силу.

Рано на заре 22 апреля старший пастух украшал ворота и забор загона ветками вербы, бука или ежевики, а остальные пастухи выгоняли скот на пастбище и загоняли его обратно только перед донкой. Эту дойку производили сами хозяева овец, приходившие для этого из дому. Они доили в посуду, украшенную зелеными ветками, с прикрепленной к ее ушку овечьей смазкой и серебряной монеткой, которую в день св. Георгия бросали в колодец, говоря: «Пусть будет столько молока в овечьем вымени, сколько воды в колодце!»

Приходили на пастбище и женщины, которые готовили посуду для дойки и еду для пастухов. Сначала пекли большой калач из пшеничной муки, замешанный только на воде с солью. Его смазывали яичным белком и надевали на посуду для дойки — голету (goletă). Назывался такой калач «овечьим калачом» (colacul oilor), а женщины, готовившие его и мывшие посуду, — голстэрясами (goletăreasă). Когда пастухи возвращались со стадом, голетэрясы окропляли их вместе с животными «святой» водой от сглаза. Один из пастухов вонзал нож в землю и двери помещения для дойки и говорил: «Пусть у овец остается молоко, никем не взятое!» После дойки над голетами с молоком пастух и хозяин овец разламывали калач, принесенный из дому, отведывали от него по три кусочка и угощались принесенными припасами.

Если Алесул падал на постный день, нельзя было есть скоромную пищу. В этом случае угощались только рыбой с малаем. Если же день был не постным, устраивалось подлинное пиршество. Ели жареное и копченое мясо, яйца, поджаренные в жире, и т. д. Все это запивалось вином, и каждый тост состоял из одного только пожелания: «За здоровье овец и пастухов!» Иногда здесь же устраивались танцы под музыку. В этот день и пастухи, и те, кто к ним приходил, одевались в праздничные одежды. Вечером хозяева скота и голетэрясы уходили домой, а пастухи опять всю ночь развлекались, пели, играли на музыкальных инструментах.

23 апреля в день св. Георгия голетэрясы возвращались на пастбище с угощением. Старший пастух выстрелом из пистолета убивал ягненка, говоря при этом: «Пусть только так случается среди овец!» (т. е. пусть они гибнут только от руки человека). Ягненка зажаривали целиком и подавали к обеду. Приходили хозяева овец с приглашенными родней и знакомыми. Они угощались вместе с пастухами и устраивали после обеда танцы. В этот день танцевали специальный мужской пастушеский танец — кэлучень (căluceni).

С днем св. Георгия, вернее с его кануном, был связан еще один интересный обычай — отыскание кладов. Вообще их искали пять раз в году: в канун пасхи, св. Георгия, вознесения, троицы и Иванова дня. Считалось, что в эти дни клады «загораются», указывая тем самым место своего захоронения. Существовало много «способов отыскания кладов», но обязательным было одно: как только откопаешь сокровище, надо «закрыть» то место, где оно лежало, т. е. «оставить там несколько монет или других ценных предметов, чтобы кладоискателя не убила штима» (ştima) — злая сила, охраняющая сокровища.

С днем св. Георгия было связано еще много обычаев. Как и во многие другие праздники, раздавали поману в честь мертвых. Она состояла из новой крынки, полной молока или творога, калача и свечей или же из овечьего молока и омлета. Пока не раздадут поману, никто ничего не ел[902].

В праздновании дня св. Георгия у румын отчетливо видна скотоводческая традиция, как видна она и в празднике воловьего Марка (Marcu boilor) — 25 апреля. Этот праздник был посвящен рогатому скоту, особенно волам. В день Марка нельзя было пахать на волах, чтобы они не заболели, и их не задрали бы хищники. Пахали на лошадях. Но, если обстоятельства все же вынуждали в этот день использовать волов, то женщины должны были воздерживаться от всяких тяжелых работ, чтобы не причинить вред рабочему скоту. В день Марка мыли кадки, которые со дня св. Георгия стояли у ручьев и колодцев, наполненные водой. Тогда в кадках в течение года не переведутся молоко и брынза[903].

1 мая повсеместно отмечался день пророка Иеремии — арминденул, армендин, арминдин, арминдер, бэуну или пэуну (Armindenul, Armendin, Armindin, Amender, Băunu, Păunu). В канун этого праздника окна, двери домов и скотные сараи украшались зелеными ветками. Ими же украшали ярмо для волов. Из леса приносили ветки или целые деревца дуба, бука, вербы и других деревьев, называемые арминден, или майское дерево (pom de mai), которые устанавливали у ворот дома. Листья у таких деревцев оставляли только на верхушке. Деревца пытались сохранить до первого помола новой пшеницы, чтобы развести на них огонь в очаге и испечь хлеб из семян нового урожая. Считалось большой честью, если парень, желая почтить любимую девушку, поставит перед ее домом арминден. Хотя это совершалось в глубокой тайне, девушка должна была отыскать почтившего ее парня и угостить вином.

В день 1 мая женщины воздерживались от полевых и домашних работ, чтобы град или буря не побили посевы.

В Буковине, Молдове и Мунтении в этот день зажаривали ягненка, шли на лесную поляну и там его съедали, запивая полынной водкой или вином, в которое клали зеленую полынь. Иногда приводили с собой музыкантов и развлекались в лесу до вечера, а затем с песнями, украшенные сиренью и полынью, возвращались домой.

В земледельческих работах день этот считался лучшим для посева фасоли и посадки огуречной рассады[904].

Как видим, весенний календарный цикл у румын чрезвычайно богат. Здесь отмечены лишь наиболее широко бытующие обычаи, обряды и поверья. Как и в зимней календарной обрядности, в них отчетливо выделяются дохристианские представления, связанные с основными сельскохозяйственными занятиями народа: земледелием и животноводством. Кульминацией земледельческого цикла является пасха, а животноводческого — день св. Георгия. Прослеживаются и связи с обычаями и обрядами соседних народов, особенно с южными и восточными славянами, дающие богатый материал для постановки проблемы этнического развития румын.

Трудно дать однозначный ответ на вопрос о степени бытования этих обычаев и представлений в наши дни. Можно сказать лишь, что затухание или возрождение народных праздников и обычаев — процесс далеко не прямолинейный. Его не всегда удается непосредственно связать ни с ростом экономического благосостояния народа, ни даже с ростом его культурного уровня, как это еще часто полагают. Культурное развитие может влиять лишь на исчезновение наиболее отсталых представлений или обычаев, связанных с тем или иным праздником, но сам праздник продолжает бытовать, даже если прежнее его осмысление забыто. У румын, например, строгое соблюдение поста осталось теперь только у люден весьма почтенного возраста; забываются всевозможные гадания, борьба с нечистой силой, кладоискательство. Широкое развитие демократии и возможность выразить свое мнение на открытых собраниях привело к исчезновению обычая «переклички через село». Сами обычаи приобретают все больше развлекательный характер.