«Вечеринки на пляже по средам», — говорит Карелла.
«Нет, я ничего о них не знаю.»
«Ты знаешь, куда Клара Джин Хокинс ходила каждую среду вечером?»
«Да, чтобы увидеться с матерью. Её мать больна, она ходила к ней каждую среду вечером, оставаясь до четверга.»
«И ты не был против?»
«Середина недели в любом случае не слишком активна», — сказал Ла Паз и пожал плечами.
«Во сколько она возвращалась в четверг?»
«Когда времени оставалось достаточно. Она выходила на улицу в десять-одиннадцать часов вечера. Я не жаловался на то, что она навещала свою мать, если вы пытаетесь это утверждать.»
«Я не пытаюсь ничего утверждать», — сказал Карелла. «Просто остынь.»
«Успокойся, сопляк», — сказал Олли. «Он не пытается ничего утверждать.»
«Он говорит, что мне не понравилось, что она поехала к матери…»
«Это ничего не меняет», — сказал Олли. «Просто отвечай на его грёбаные вопросы, а в остальном держи рот на замке. Давай, Стив.»
«В последнее время вы говорили между собой с грубостью?»
«Нет, мы прекрасно ладили.»
«Так же, как ты ладил с другими девушками?»
«Точно так же.»
«Так же, как и с Сарой Уайетт?»
«Сара другая.»
«Как это?»
«У нас с Сарой есть кое-что общее.»
«Но не у тебя с Кларой Джин, да?»
«Нет, не я и Си Джей, нет. Вначале — да, но не в последнее время.»
«Вначале она просто обожала тебя, да?», — сказал Олли.
«Да, у нас что-то было.»
«Как ты её извратил? Или это был наркотик?»
«Нет, она не занималась дурью.»
«Просто влюбилась в тебя, да?»
«Ну, примерно так.»
«Легко понять, почему, ты так великолепен.»
«Она так и думала», — сказал Ла Паз.
«О, я тоже так думаю, милый», — сказал Олли и вяло помахал ему запястьем. «Ты, сутенёр хренов, превратил девчонку в шлюху, ты это понимаешь? Разве это ничего для тебя не значит?»
«Это ей не повредило», — сказал Ла Паз и пожал плечами.
«Нет, ей это совсем не повредило», — сказал Олли. «Всё, что это сделало, это убило её.»
«Не это её убило.»
«Что случилось?», — сразу же спросил Карелла.
«Откуда мне знать?»
«Почему ты прячешься?», — спросил Карелла.
«Потому что я знал о подработке.»
«Определись», — сказал Карелла. «Ты только что сказал нам, что ничего об этом не знаешь.»
«О чём? Я вас не понимаю», — сказал Ла Паз.
«О пляжных вечеринках по средам.»
«Какое это имеет отношение к…?»
«Он говорит о подработке, тупой мудак», — сказал Олли. «О вечеринках по средам. Вечеринках, о которых ты ничего не знаешь, хотя знаешь, что эта чёртова девушка занималась подработкой. Так что же? Ты знал или не знал?»
«Я знал, что она подрабатывает, но не знал, чем именно. Я не знал, что это постоянная вечеринка или что-то в этом роде. Я просто думал, что она от меня скрывает.»
«Что ты думаешь об этом?», — спросил Карелла.
Ла Паз пожал плечами.
«Просто неважно, да?», — спросил Олли.
«У меня был выбор», — сказал Ла Паз. «Я мог выбить из неё всё дерьмо и рисковать тем, что она перейдёт улицу к какому-нибудь другому парню, или я мог смотреть в другую сторону. Что она делала, если разобраться? Сотня в неделю, что-то в этом роде?»
«Две сотни», — сказал Карелла.
«Значит, даже две сотни», — сказал Ла Паз и пожал плечами. «Стоило ли терять её из-за паршивых двух купюр?»
«Сколько она приносила?», — спросил Мейер.
«Полторы, две штуки в неделю, что-то в среднем. Так стоит ли мне рисковать этим ради двух паршивых купюр?»
«Все твои девочки приносят столько?», — спросил Олли.
«Да, где-то так.»
«Сколько у тебя девушек?»
«Четыре с Си Джей. Три сейчас.»
«Значит, ты заколачивал что-то около шести-семи тысяч в неделю, да?»
«Восемь тысяч в некоторые недели.»
«Ты знаешь, сколько я зарабатываю в год, ты, грёбаный говнюк? Я детектив второго класса, ты знаешь, сколько я зарабатываю в год, ты знаешь, сколько я и эти два парня, стоящие здесь, зарабатываем каждый год, а? Ты хоть представляешь?»
«Нет, я понятия не имею», — сказал Ла Паз.
«Двадцать три грёбаных тысячи долларов в год, вот сколько мы зарабатываем, ты, мелкий сутенёр.»
«Кто рассказал тебе о подработке Си Джей?», — спросил Карелла.
«Двадцать три тысячи в год», — сказал Олли, покачав головой.
«Сара Уайетт», — сказал Ла Паз.
«Но она не знала, что это пляжная вечеринка, да?»
«Нет, сэр, не знала.»
Карелла и Мейер посмотрели друг на друга. Карелла вздохнул. Мейер кивнул.
«Эй, ребята», — сказал Олли, — «не плачьте, а? Не люблю, когда взрослые мужчины плачут. А ты, маленький говнюк», — обратился он к Ла Пазу, — «убирай свою задницу из моего участка. Если я ещё раз увижу твою сутенёрскую задницу здесь, ты пожалеешь, что не вернулся в Маягуэс (город и порт в Пуэрто-Рико — примечание переводчика) или ещё куда-нибудь, откуда ты, на хрен, приехал.»
«Пальмас Альтас (баррио в муниципалитете Барселонета в Пуэрто-Рико — примечание переводчика)», — сказал Ла Паз.
«То же самое, на хрен», — сказал Олли. «Вон», — сказал он и ткнул большим пальцем в сторону двери.
«Позвольте мне сначала одеться», — сказал Ла Паз.
«Поторопись», — сказал Олли, — «пока мои друзья не решили тебя арестовать просто так.»
В тот момент, когда Ла Паз потянулся за рубашкой, Олли повернулся и подмигнул Мейеру и Карелле. Ни один из мужчин не подмигнул в ответ. Они оба считали, что их дело так же мертво, как и все три жертвы.
Полицейские округа Эльсинор не знали, что у них есть четвёртая жертва в тандеме дел, которые совместно расследуют полицейские участки Южного Мидтауна и восемьдесят седьмой. Полицейские округа Эльсинор считали свой труп первой жертвой. Они нашли тело в четверг вечером в 10:00. Убитого звали Уилбур Мэтьюс. До своей кончины он был слесарем, жившим за магазином, которым владел, в городке Фокс-Хилл, ранее известном как Воксхолл по названию района в округе Ламбет в Лондоне — повсюду на восточном побережье Соединённых Штатов всё ещё чувствовалось влияние колониальной Великобритании.
Фокс-Хилл был маленькой сонной рыбацкой деревушкой, до тех пор, пока тридцать лет назад предприимчивый джентльмен из Лос-Анджелеса не приехал на восток и не открыл то, что тогда называлось «Фокс Хилл Инн», — огромную гостиницу на воде, которая с тех пор перешла в другие руки и была переименована в «Фокс Хилл Армс».
Строительство отеля привело к возникновению вокруг него города, подобно тому, как пограничный форт в далёкие, мёртвые времена приводил к появлению поселения вокруг него. Сейчас в Фокс-Хилле проживало около сорока тысяч человек, из них тридцать тысяч — круглогодичные жители, а десять тысяч были известны как «летние люди» или, менее ласково, «морские чайки». Слесарь Уилбур Мэтьюс был круглогодичным жителем. Беглый взгляд на скрупулёзные записи, которые он вёл в запертых шкафах своей мастерской, показал, что за последние пять лет он установил около трёх тысяч замков (именно столько времени длился его учёт деятельности) и за это же время отремонтировал ещё тысячу двести, причём некоторые из них были автомобильными, но большинство — замками домов.
Уилбура Мэтьюса любили в обществе. Если вы заперлись в машине или в доме в два часа ночи, достаточно было позвонить старику Уилбуру, и он оделся бы и пришёл вам на помощь, как это обычно делали врачи.
Жена Уилбура умерла во время последнего сильного урагана, не от самого урагана, не от утопления или чего-то ещё, а просто так, в своей постели, заснув как младенец. С тех пор Уилбур жил один. Он был прихожанином церкви (Первая пресвитерианская на углу Оушенвью и Третьей) и богобоязненным человеком, и во всём Фокс-Хилле не нашлось бы человека, который сказал бы о нём плохое слово. Но кто-то дважды выстрелил ему в голову, и полицейские округа Эльсинор никак не могли понять, почему.
Полицейские там были несколько более военизированными, чем в городе; даже детективы имели звания сержанта и капрала. Двое, которым поручили расследование убийства Уилбура Мэтьюса, были сержант-детектив Эндрю (Бадди) Бадд и капрал-детектив Луис Деллароса. Они стояли под дождём у окна спальни старика и искали гильзы. Лаборантов там ещё не было; им приходилось проделать весь путь из окружного центра в Эльсиноре. Бадд и Деллароса обыскали дом, но ничего не нашли. Внутри дома человек из офиса судмедэксперта смотрел на мёртвого мужчину, лежавшего в своей постели. В стене за кроватью было два пулевых отверстия, ещё одно — в подушке слева от головы Уилбура Мэтьюса, и ещё два — в самой голове Уилбура Мэтьюса: одно просверлено через левый глаз, другое — через лоб. Помощник судмедэксперта повернулся, чтобы посмотреть в сторону окна, потому что ему показалось, что траектория была выбрана именно там, но он не был полицейским-баллистиком, а человеку из баллистической службы, вероятно, потребуется столько же времени, сколько и лаборантам, ведь им обоим придётся проделать весь путь из штаб-квартиры в Эльсиноре. Помощник судмедэксперта решил, что ему лучше объявить человека мёртвым, и с полной уверенностью заявил, что причиной смерти стали множественные огнестрельные ранения. Он уже начал писать отчёт, когда вспышка молнии осветила окно, на которое он смотрел мгновение назад, а затем раздался раскат грома, напугавший его так же, как когда-то во Вьетнаме во время зачистки деревни. Он сразу же вышел в коридор и спросил у полицейского в форме, можно ли ему воспользоваться туалетом.
Полицейский сказал: «Нет, это место преступления.»
После сорока восьми часов вы начинаете немного отчаиваться. После семидесяти двух начинаете молиться о передышке: удивительно, как много копов уходят в религию после семидесяти двух часов работы над холодным делом об убийстве. После четырёх дней вы уверены, что никогда не раскроете это проклятое дело. А когда доходите до шестидневного рубежа, начинаете отчаиваться снова и снова. Это отчаяние другого рода. Это отчаяние, граничащее с одержимостью; вы начинаете видеть убийц под каждым камнем. Если ваша бабушка смотрит на вас хмурыми глазами, вы начинаете подозревать её. Вы снова и снова просматриваете напечатанные отчёты, изучаете рисунки с мест преступлений, читаете отчёты об убийствах в других участках, просматриваете досье в поисках убийств, в которых орудием преступления был пистолет 38-го калибра или жертвой была проститутка, певец или управляющий бизнесом, перебираете дела об убийствах, связанных с мошенничеством или полу-мошенничеством, вроде аферы Гарри Кейна с тщеславными записями, пересматриваете дела об убийствах, связанные с пропажей или похищением людей, — и в конце концов становитесь экспертом по всем таким убийствам, совершённым в этом чёртовом городе за последние десять лет, но всё ещё не знаете, кто, чёрт возьми, убил трёх человек в ближайшем прошлом, не говоря уже о десяти годах назад.
Сейчас было 9:40 утра пятницы, 22 сентября, всего четырнадцать часов не хватает до 11:40 вечера, когда ровно неделю назад обеспокоенный гражданин набрал номер службы спасения 911, чтобы сообщить о двух мужчинах, истекающих кровью на тротуаре на пересечении Калвер и Южной Одиннадцатой. Четырнадцати часов не хватало до недели.
Приблизительно четырнадцати часов не хватало до полуночи. Сегодня без двадцати минут полночь Джордж Чеддертон был бы мёртв уже целую неделю. В 3:30 утра завтрашнего дня Клара Джин Хокинс также была бы мертва целую неделю. Амброуза Хардинга, который сейчас лежал в гробу в похоронном бюро Монро на Сент-Себастьян-авеню, похоронят завтра в 9:00 утра, и к этому времени он будет мёртв уже почти четыре дня. А дело продолжало лежать, как локс (филе солёного лосося, иногда копчёное, часто подают на бублике со сливочным сыром — примечание переводчика) без бублика.
В 9:40 того же утра Карелла пришёл к Хлое Чеддертон в её квартиру в Даймондбэке. Сначала он позвонил из дома и поэтому был несколько удивлён, обнаружив её в том же длинном розовом халате, в котором она была почти неделю назад, когда они с Мейером постучались к ней в дверь в два часа ночи. Когда она впустила его в квартиру, ему пришло в голову, что он никогда не видел Хлою в уличной одежде. Она всегда была либо в ночной рубашке с накинутым на неё халатом, как сейчас, либо полуголая на барной стойке, либо сидела за столиком, а поверх танцевального костюма на ней была лишь хлипкая нейлоновая обёртка. Он мог понять, почему Джордж Чеддертон хотел, чтобы его жена ушла из «шоу-бизнеса», учитывая, что она, казалось, была намерена демонстрировать день и ночь любому заинтересованному зрителю. Сидя сейчас напротив неё в гостиной, Карелла смотрел на длинную ногу, показавшуюся в проёме её халата, и молча признавал, что и сам является заинтересованным зрителем. Смутившись при воспоминании о том, как Хлоя полностью обнажилась на барной стойке во «Фламинго», он быстро достал блокнот и принялся листать его страницы.
«Хотите кофе?», — спросила она. «У меня есть немного на плите.»
«Нет, спасибо», — сказал Карелла. «Я просто хочу задать вам несколько вопросов, а потом отправлюсь в путь.»
«Не торопитесь», — сказала она и улыбнулась.
«Миссис Чеддертон», — сказал он, — «по телефону я попытался немного проинформировать вас о том, что, по нашему мнению, связывает вашего мужа и Си Джей Хокинс, о том, что они говорили о совместном выпуске альбома.»
«Да, но Джордж никогда не говорил мне об этом», — сказала Хлоя.
«Что-то под названием „В жизни“. Помните, в его записной книжке…»
«Да…»
«В ту ночь, когда мы были здесь…»
«Да, я помню.»
«Именно так, по нашему мнению, должен был называться альбом.»
«Угу», — сказала Хлоя.
«Но он никогда не упоминал об этом альбоме.»
«Нет.»
«Или мисс Хокинс. Он никогда не упоминал никого по имени Клара Джин Хокинс или Си Джей Хокинс.»
«Никогда», — сказала Хлоя и переместилась на диван.
Карелла снова заглянул в свой блокнот. «Миссис Чеддертон…», — сказал он.
«Я бы хотела, чтобы вы называли меня Хлоей», — сказала она.
«Ну… э-э… да, хорошо», — сказал он, но вместо этого обошёл имя так, как обошёл бы лужу на тротуаре. «В календаре встреч, который вы мне дали, фамилия Хокинс и инициалы Си Джей появились в следующие даты: десятое августа, двадцать четвёртое августа, тридцать первое августа и седьмое сентября. Это всё четверги. Мы знаем, что выходной у мисс Хокинс был в четверг…»
«Прямо как у уборщицы», — сказала Хлоя и улыбнулась.
«Что?», — сказал Карелла.
«По четвергам и каждое второе воскресенье», — сказала Хлоя.
«О. Ну, я не заметил этой связи», — сказал Карелла.
«Не волнуйтесь, я не собираюсь затевать очередные расовые разборки», — сказала Хлоя.
«Я так не думал.»
«В ту ночь я ошиблась в вас», — сказала она. «В ту первую ночь.»
«Ну», — сказал он, — «это…»
«Знаете, когда я поняла, что с вами всё в порядке?»
«Нет, когда это было?»
«Во „Фламинго“. Вы проверяли имена и даты в своём маленьком блокноте, как делаете это сейчас, и спросили меня, кто такой Лу Дэвис, и я сказала, что это человек, который владел залом, где работал мой муж…»
«Да, я помню.»
«И вы сказали „как глупо“ или что-то в этом роде. О себе, я имею в виду.
Вы назвали себя тупым.»
«Я тоже был прав», — сказал Карелла и улыбнулся.
«И я решила, что вы мне нравитесь.»
«Ну… хорошо. Рад это слышать.»
«На самом деле я была очень рада, когда вы позвонили сегодня утром», — сказала Хлоя.
«Ну… э-э… хорошо», — сказал он и улыбнулся. «Я говорил, что встречи вашего мужа с Си Джей Хокинс…»
«Она была проституткой, верно?»
«Да, это всегда происходило по четвергам, в четверг у неё был выходной. Однако у нас есть основания полагать, что что-то вроде пляжной вечеринки происходило каждую среду вечером, и мне интересно, упоминал ли ваш муж когда-нибудь о такой вечеринке.»
«Пляжная вечеринка?»
«Ну, мы не знаем, была ли это вечеринка на пляже. Мы знаем только, что Си Джей приезжала на пляж в каком-то месте…»
«Каком пляже?»
«Мы не знаем — и получала деньги за свои услуги там.»
«О.»
«Да, мы думаем, что это была обычная проституция, которой она где-то там занималась.»
«С Джорджем, вы хотите сказать?»
«Нет, я на это не намекаю. Я знаю, что у вас был хороший брак, я знаю, что не было никаких проблем…»
«Чушь собачья», — сказала Хлоя.
Карелла посмотрел на неё.
«Я знаю, что именно это я вам и говорила», — сказала она.
«Да, и не раз, миссис Чеддертон.»
«Более двух раз, на самом деле», — сказала она и улыбнулась. «И я Хлоя.
Я бы хотела, чтобы вы называли меня Хлоей.»
«Вы хотите сказать, что в вашем браке не всё было хорошо?»
«Всё было прогнившим», — сказала она.
«Другие женщины?»
«Наверное.»
«Проститутки?»
«Я бы не стала его укорять за всю его чушь про „женщину-сестру“.»
«Значит, вы не исключаете возможность сексуальных отношений между вашим мужем и мисс Хокинс.»
«Я ничего не сбрасываю со счетов.»
«Он когда-нибудь уходил из квартиры в среду вечером?»
«Его не было в квартире почти каждую ночь.»
«Я пытаюсь выяснить…»
«Вы пытаетесь выяснить, были ли он и эта женщина вместе по вечерам в среду.»
«Да, миссис Чеддертон, потому что…»
«Хлоя», — сказала она.
«Хлоя, верно, потому что если я смогу установить, что между ними было нечто большее, чем этот дурацкий альбом, если я смогу установить, что они встречались друг с другом и, возможно, кто-то из-за этого расстроился…»
«Не я», — сразу же сказала Хлоя.
«Я этого и не предполагал.»
«Почему бы и нет? Я только что сказала вам, что мы были несчастливы.
Я только что сказала вам, что у него были другие женщины. Разве это не причина…»
«Ну, может быть», — сказал Карелла, — «но логистика не та. Мы были здесь почти до трёх часов ночи в прошлую пятницу, а Си Джей была убита в три тридцать. Вы не могли одеться, проделать весь путь до центра города и найти её на улице за такой короткий промежуток времени.»
«Значит, вы подумали об этом?»
«Я думал об этом», — сказал Карелла и улыбнулся. «Я вообще всё обдумываю последние несколько дней. Поэтому я буду благодарен за любую помощь, которую вы мне окажете. Я ищу связь между ними двумя.»
«Двое? А как же Аме?»
«Нет, я думаю, Хардинг был убит, потому что убийца боялся опознания.
Его даже предупредили заранее.»
«Предупредили?»
«Предупредили. С розовой орхидеей под названием calypso bulbosa.
Думаю, убийца хочет, чтобы его поймали. Думаю, он похож на того парня, который много лет назад писал помадой на зеркале. Эта орхидея — то же самое. Иначе зачем предупреждать человека? Почему бы просто не убить его? Он хочет, чтобы его остановили, кем бы он ни был. Так что если вы можете вспомнить хоть что-нибудь о том, как в среду вечером вашего мужа не было в этой квартире…»
«Мне кажется, вы не понимаете», — сказала Хлоя. «Его не было чаще, чем он был здесь. Бывало, в последнее время я сидела здесь и разговаривала с четырьмя стенами. Мне хотелось вернуться в клуб. Я возвращалась домой где-то в восемь тридцать, девять часов, ела здесь одна в квартире, Джордж уходил, а я сидела и думала, какого чёрта я здесь делаю, почему мне просто не вернуться в клуб? Поговорить с девушками, чтобы было с кем поговорить. Потанцевать для мужчин, чтобы кто-то смотрел на меня так, словно знал, что я жива, понимаете?
Джордж был так увлечен собой, что никогда… Ну, посмотрите на меня, я красивая женщина, по крайней мере, я думаю, что я красивая женщина, а он был… — как вы думаете, я красивая?»
«Да», — сказал Карелла, — «так и есть.»
«Конечно, но не для Джорджа. Джордж был так влюблён в себя, так полностью поглощён собственными проектами, своими мечтательными альбомами, которые так и не были сделаны, своим дерьмом, которое несли певцы калипсо, своими поисками своего чёртова брата, который, вероятно, сбежал и бросил его, потому что он не мог его выносить больше, чем кто-либо другой! Джордж, Джордж, Джордж, всё это было Джорджем, Джорджем, Джорджем, он, ублюдок, назвал себя правильно, король Джордж, именно таким он себя и считал, болван! Знаете, что он мне сказал, когда хотел, чтобы я ушла из „Фламинго“? Он сказал, что мои танцы там плохо отражаются на его имидже популярного певца. Его имидже! Я ставила его в неловкое положение, вы понимаете? Ему ни разу не пришло в голову, что, возможно, я позорю и себя. Это ведь унизительно, не так ли? Сидеть на корточках на барной стойке и пихать себя в лицо какому-то мужчине?
Вы выглядите нервным», — внезапно сказала она. «Я заставляю вас нервничать?»
«Немного.»
«Почему? Потому что вы видели меня голой?»
«Может быть.»
«Вступайте в клуб», — легкомысленно сказала она и томно взмахнула рукой над головой. «Вы понимаете, о чём я говорю?»
«Думаю, да.»
«Между нами больше ничего не было, вот что я хочу сказать. Когда вы принесли мне новости той ночью, когда вы пришли сюда и сказали, что Джорджа убили, я начала плакать, потому что… потому что я подумала: чёрт, Джорджа убили давным-давно. Джорджа, которого я любила и за которого вышла замуж, убили больше лет назад, чем я могу вспомнить.
Всё, что осталось, — это кто-то, бегающий вокруг и пытающийся стать большой звездой, у которого не было ни единого шанса. Вот почему я начала плакать в ту ночь. Я начал плакать, потому что вдруг осознала, как давно он мёртв. Как долго мы были мертвы, на самом деле.»
Карелла кивнул и ничего не сказал.
«Я долго была одинока», — сказала она. А потом тихо, так тихо, что это казалось частью шёпота дождя за окнами, она сказала: «Стив.»
В комнате воцарилась тишина. На кухне слышалось ровное шипение газовой струи под кофейником. Где-то вдалеке раздавались раскаты грома. Он смотрел на неё, смотрел на длинную загорелую ногу и бедро в проёме розового платья, смотрел на стройную лодыжку и покачивающуюся ступню и вспоминал её на барной стойке «Фламинго».
«Если… если вы больше ничего не можете мне сказать», — сказал он, — «мне лучше уйти.»
«Останьтесь», — сказала она.
«Хлоя…», — сказал он.
«Оставайтесь. Вам ведь понравилось то, что вы увидели в тот день, не так ли?»
«Мне понравилось то, что я увидел, да», — сказал Карелла.
«Тогда останьтесь», — прошептала она. «В другой комнате дождь не такой сильный.»
Он смотрел на неё и жалел, что не может сказать ей, что не хочет заниматься с ней любовью, не говоря об этом прямо. Он знал сотню полицейских в департаменте — ну, во всяком случае, пятьдесят, — которые утверждали, что ложились в постель с каждой жертвой кражи со взломом, ограбления, нападения или чего бы то ни было, и, возможно, так оно и было, догадывался Карелла, возможно, так оно и было. Он догадывался, что Коттон Хоуз делал так, хотя и не был в этом уверен, и Хэл Уиллис делал, и Энди Паркер делал, а может, и врал, когда хвастался в отделе о всех своих завоеваниях в спальнях. Но он знал, что Мейер не делал этого, и знал, что сам скорее отрубил бы себе правую руку, чем был бы неверен Тедди, хотя бывали моменты — как в эту чёртову минуту, когда напротив него сидела Хлоя Чеддертон, улыбка исчезла с её лица, глаза сузились, нога покачивалась, халат был распахнут до самого основания, — когда он не хотел бы ничего лучше, чем провести мокрую пятницу в постели с тёплой незнакомкой в другой комнате, где дождь был бы помягче. Он посмотрел на неё. Их взгляды встретились.
«Хлоя», — сказал он, — «вы красивая, интересная женщина, но я работаю полицейским, которому нужно раскрыть три убийства.»
«А если бы вам не нужно было раскрывать все эти убийства?», — спросила она.
«Я также женат», — сказал он.
«Значит ли это что-нибудь в наше время?»
«Да.»
«Хорошо», — сказала она.
«Пожалуйста», — сказал он.
«Я сказала „хорошо“», — огрызнулась она. А потом, повысив голос, отрывисто и сердито сказала: «Я ничего не знаю о вечеринках Джорджа по средам, да и о шлюхах тоже. Если больше вопросов нет, я бы хотела сейчас одеться.»
Она в защитной манере сложила руки на груди и натянула халат на скрещённые ноги. Она так и сидела, когда он вышел из квартиры.
Пёс сидел у закрытых двойных дверей, ключи висели у него на ошейнике, куда она их положила. Она опоздала принести Санто завтрак, но сегодня утром выглядела счастливой и взволнованной, и это её воодушевление несколько напугало его. Накладывая в рот кукурузные хлопья, он наблюдал за тем, как она расхаживает по комнате, и вспоминал, что именно так она вела себя перед всеми другими случаями, когда делала с ним что-то. Когда она уколола его иголками, когда прижгла сигаретами, когда… когда он очнулся и… и… мизинца на его правой руке не было, она… она сначала накачала его наркотиками, а потом… потом отрезала ему палец, пока… пока…
«Ешь свой завтрак», — сказала она.
Она почти никогда не давала ему наркотики по утрам, обычно это был ужин, она обычно подсыпала ему что-то в еду во время ужина, а потом… делала то, что… делала то, что она… она… но этим утром она была так взбудоражена, как никогда прежде, меряя шагами комнату, шагая взад и вперёд от запертых входных дверей к закрытой двери ванной, проходя мимо Санто, который сидел и ел с подноса на журнальном столике перед диваном.
«Пей свой кофе», — сказала она, — «пей его, пока он ещё горячий. Я приготовила тебе горячий кофе. Почему ты никогда не ценишь ничего из того, что я для тебя делаю?»
«Я ценю всё, что ты делаешь», — сказал он.
«О, да, конечно», — сказала она и рассмеялась. «Вот почему ты пытался убежать.» Она снова рассмеялась. «И сбежал. Не говори со мной о благодарности.»
«Сбежал?»
«Ну, ты больше никогда не сбежишь, не волнуйся об этом.»
«Ты говоришь о том времени, когда Кларенс…»
«Нет, нет, нет, нет», — сказала она и рассмеялась слишком искренне, из-за чего дрожь пробежала по его спине. «Не дорогой Кларенс — нет, стой, Кларенс — не твой добрый друг Кларенс, который прижал тебя к земле тогда, ты помнишь то время, ты это имеешь в виду? Нет, не то время, я имею в виду первый раз, не думай, что я не знала, что ты хочешь меня оставить, не думай, что я не осознавала этого.»
«Я же сказал, что хочу уйти.»
«Тихо!», — сказала она. «Пей свой кофе. Я приготовила для тебя горячий кофе. Пей!»
«В нём что-то есть?», — спросил он.
«Почему? Ты боишься того, что я сделаю с тобой, когда ты уснёшь?», — спросила она и снова рассмеялась. «Ты знаешь, что случилось со стариком во сне прошлой ночью?»
«Каким стариком?», — спросил Санто.
«Хранителем ключей», — сказала она, — «человеком, который чинил замки… Ты помнишь человека, который чинил замки?»
«Я никогда его не видел», — сказал Санто.
«Верно, ты был без сознания, не так ли? Кто-то подсыпал тебе что-то в еду. Ты никогда не встречал беднягу, не так ли? А вот Кларенс с ним встречался, не так ли, Кларенс?»
При упоминании своего имени собака начала бить хвостом по полу.
«Да, Кларенс», — сказала она, — «хороший пёс, ты единственный, кто теперь знает. Ты и Санто. Единственные, кто знает.»
«Что знают?», — спросил Санто.
Она снова рассмеялась, и вдруг смех застрял у неё в горле, словно удушье, лицо её посерьёзнело, она указала на него пальцем и сказала:
«Ты не должен был бросать меня, Роберт.»
«Роберт?» — сказал он. «Эй, да ладно, я…»
«Я же просила тебя быть потише! Я должна была спрятать твою одежду. Ты бы не смог уйти без одежды. Ты же не мог убежать отсюда голым, правда, Роберт?»
«Послушай, я… я Санто. А теперь прекрати, ты…»
«Я сказала, замолчи!»
Он закрыл рот. У двери зарычала собака.
«Раздевайся», — сказала она.
«Послушай, мне действительно не хочется…»
«Делай, что я тебе говорю. Или ты хочешь, чтобы собака помогла тебе?
Хочешь помочь ему раздеться, Кларенс?»
Уши собаки резко поднялись.
«Не хочешь ли ты помочь Роберту раздеться?», — спросила она. «А ты бы хотел, милый? Или подождём, пока он не потеряет сознание?»
«Ты ведь что-то подмешала в кофе, не так ли?», — сказал он.
«О да», — сказала она и весело рассмеялась. Он ненавидел, когда она смеялась этим своим чёртовым весёлым смехом. «Что-то в кофе, и в молоке, и в апельсиновом соке, что-то неизбежное сегодня утром.»
«Почему?», — спросил он и поднялся с дивана. Он ещё ничего не чувствовал, возможно, она лгала. В другие разы, во все другие разы, у него почти сразу кружилась голова, но в этот раз он ничего не почувствовал.
«Почему?», — повторила она. «Потому что ты знаешь, не так ли?»
«Что я должен знать, чёрт возьми?», — спросил он.
«Что ты здесь. Что ты здесь, где должен быть, а не сбежал, бросив невесту на полгода, гнилой ублюдок, на этот раз я вырежу тебе сердце!»
«Послушай, ты путаешь меня с…»
«Тише, пожалуйста, ты не можешь быть тише?», — сказала она и закрыла уши руками.
«Ты ведь ничего не подмешивала в еду, правда?»
«Я же сказала, что клала, почему ты не можешь верить всему, что я тебе говорю или делаю для тебя, я пытаюсь спасти тебя, ты не понимаешь этого?»
«Спасти меня от чего?»
«От ухода отсюда. От исчезновения. Ты не должен уходить отсюда, Роберт. Ты исчезнешь, если уйдёшь».
«Хорошо, я не уйду. Просто пообещай мне, что если ты что-нибудь подложила в еду…»
«Да, это так.»
«Хорошо, тогда пообещай мне, что ты не будешь… не будешь делать… не будешь делать ничего со мной, пока я…»
«О, да», — сказала она. «Обязуюсь.»
«Ты обещаешь?»
«Обещаю?», — спросила она. «О, нет, Роберт, ты не должен уходить», — сказала она. «Не сейчас. Смотри», — сказала она, потянулась к сумочке и достала из неё пистолет, тот самый пистолет, который она показывала ему давно, давно, так давно, что он с трудом мог вспомнить; кукурузные хлопья и апельсиновый сок, о которых она говорила, большой чёрный пистолет в её руке, — «смотри», — сказала она, — «я собираюсь убить собаку», — сказала она, — «послушай, Роберт, потому что собака знает, что ты здесь, она скажет им, Роберт, они придут и заберут тебя, Роберт, я убью собаку», — комната расплывалась, когда он поднялся с дивана, протягивая к ней руку, — «а потом я сниму с тебя одежду, всю одежду, ты будешь голым», — сказала она, пистолет поднялся на уровень выше, — «видишь пистолет, Кларенс», — хвост собаки ударил по полу, — «раздену тебя до гола», — сказала она, двигаясь к собаке, а его рука тянулась, тянулась, его рот открывался и закрывался в попытке выговорить слова, которые он не мог произнести, — «раздену тебя до гола», — повторила она, «раздену тебя догола», — снова сказала она, и пистолет взорвался раз, два, и он увидел, как затылок собаки ударился о массивную деревянную дверь, обрушив на неё хрящи, кости и кровь, прежде чем рухнул на пол, всё пытаясь сказать: «Не режь меня, не жги меня, не делай мне больно, не надо, пожалуйста, не надо…»
Было уже немного за двенадцать пополудни, когда они добрались до квартиры Дороти Хокинс. На этот раз у них был ордер на обыск. И на этот раз Дороти Хокинс не было дома. Комендант дома сообщил им, что миссис Хокинс работает в Беттауне на фабрике по производству транзисторных радиоприёмников, о чём детективы уже знали и о чём могли бы вспомнить, если бы дело не перешло в стадию настоящего отчаяния. В отчаянии Карелла и Мейер показали управляющему постановление суда и объяснили, что Беттаун находится чертовски далеко от Даймондбэка и что для поиска миссис Хокинс им придётся ехать на машине в центр города, в Лэндс-Энд, где они пересядут на паром или поедут по новому мосту, но тогда они окажутся в центре Виллидж-Ист, сердца Беттауна, и им придётся ехать на другой конец острова, где находится большинство фабрик, и если им придётся тащить миссис Хокинс с собой, чтобы требовать от неё, миссис Хокинс, отпереть дверь, она потеряет целый день работы, а хотел ли управляющий, чтобы бедная женщина потеряла целый день работы?
Управляющий сказал, что, конечно, не хочет, чтобы такая милая леди, как миссис Хокинс, потеряла день работы.
«Тогда как насчёт того, чтобы открыть нам дверь?», — сказал Мейер.
«Наверное», — с сомнением сказал управляющий.
Под его пристальным взглядом они почти два часа обыскивали квартиру сверху донизу, но не смогли найти ни малейшего намёка на то, куда Си Джей Хокинс уходила каждую среду на протяжении последних тринадцати недель.
Девушка, открывшая дверь квартиры Джоуи Писа в центре города, была высокой рыжеволосой, на которой не было ничего, кроме красных трусиков-бикини. У неё были очень длинные ноги и довольно пышная грудь с сосками, которые смотрели один на другой, и выглядели так, словно нуждались в офтальмологе. У неё также были зелёные глаза и вьющиеся волосы, а смотрела и говорила она несколько странно.
«Привет, привет», — сказала она, открывая дверь и заглядывая в прихожую. «Вы здесь только вдвоём?»
«Только мы двое», — сказал Карелла и показал ей свой полицейский значок.
«Эй, ничего себе», — сказала она, — «круто. Где вы это взяли?»
«Мы полицейские», — сказал Карелла. «У нас есть судебный ордер на проведение обыска в этой квартире, и мы будем признательны, если вы нас впустите.»
«Да, эй, вау», — сказала она, — «что вы ищете?»
«Мы не знаем», — сказал Мейер, что было достаточно близко к истине и вызвало у рыжей пароксизм смеха, от которого её возбуждённая грудь затряслась, а глаза стали ещё более косыми, чем за мгновение до этого.
Судья, выдавший ордер, не хотел давать им, как он выразился, «слепую лицензию на проведение поиска блуждающих огоньков», пока Карелла не указал, что он очень конкретно упомянул, что ищут детективы, и что они ищут, ваша честь — если вы только взглянете на заголовок номер два — песок, ваша честь, чтобы сравнить его с песком, обнаруженным в квартире жертвы убийства и уже находящимся на хранении в полицейском управлении и в полицейской лаборатории, в надежде провести положительное сравнение, ваша честь. Судья недоверчиво посмотрел на него; он знал, что это предположение совершенно беспочвенно. Но он также знал, что эти люди расследуют тройное убийство, и подозревал, что ничьи права не будут ущемлены, если они проведут обыск в квартирах, где чаще всего обитала одна из жертв, поэтому он выдал один ордер на обыск квартиры миссис Хокинс, а другой — на обыск более роскошной квартиры Джоуи Писа на Ларами-авеню.
Рыжая посмотрела на ордер, который Карелла держал перед её лицом.
Она продолжала изучать документ и кивать. Мейер, наблюдая за ней, заметил, что её глаза ещё больше расфокусированы, чем её вывернутая грудь, и решил, что её естественному сумасшествию в какой-то степени способствует нечто, заставляющее её парить где-то под потолком.
«Ты только что принимала?», — спросил он.
«Да, тигр», — сказала девочка и хихикнула.
«Что ты делаешь, дорогая?», — сказал Мейер.
«Кто, я?», — спросила девушка. «Прямая как стрела, чувак, они зовут меня Прямая Стрела, чувак, да.» Она заглянула за ордер в коридор. «Я думала, вас будет больше», — сказала она.
«Сколько?», — спросил Карелла.
«Десять», — сказала девушка и пожала плечами.
«Миньян (необходимый кворум для совершения публичного богослужения и проведения ряда религиозных обрядов в иудаизме — примечание переводчика)», — сказал Мейер.
«Нет, только десять», — сказала девушка.
«Кто из них ты?», — спросил Карелла. «Лейки или Сара?»
«Сара. Эй, откуда вы знаете моё имя?»
«Мою жену зовут Сара», — сказал Мейер.
«Где Нэнси Эллиотт?»
«Она ушла. Она боялась, что Джоуи причинит ей боль. Эй, откуда вы знаете Нэнси?»
«Мою бабушку зовут Нэнси», — говорит Мейер.
«Да? Без шуток.»
«Без шуток», — сказал Мейер. Его бабушку звали Роуз.
«Где Лейки?», — спросил Карелла.
«Пошла покупать выпивку. Сегодня должна быть большая вечеринка, чувак», — сказала она и снова выглянула в коридор.
«В час дня?», — сказал Карелла.
«Конечно, почему бы и нет?», — сказала Сара и пожала плечами. «Идёт дождь.» Каждый раз, когда она пожимала плечами, её соски требовали корректирующих линз.
«Вы видели ордер», — сказал Карелла. «Как насчёт того, чтобы впустить нас?»
«Конечно, давайте», — сказала Сара, вышла в коридор и посмотрела в сторону лифта.
«Лучше заходите сами», — сказал Мейер, — «пока не простудились.»
«Просто они должны были уже быть здесь», — сказала она и пожала плечами.
«Проходите внутрь», — сказал Мейер.
Сара снова пожала плечами и последовала за ним в квартиру. Мейер запер дверь и накинул на неё цепочку.
«Вы девушка Джоуи Писа, да?», — сказал он.
«Нет, он мой большой папа», — сказала Сара и захихикала.
«Иди оденься», — сказал Мейер.
«Зачем?»
«Мы женатые люди.»
«А кто нет?», — сказала Сара.
«Где спала Си Джей?», — спросил Карелла.
«Со всеми», — сказала Сара.
«Я имею в виду, где её спальня?»
«Вторая по коридору.» Зазвучал зуммер на двери. Сара повернулась к ней и сказала: «Вот они. Что мне им сказать?»
«Скажите им, что вы заняты», — говорит Карелла.
«Но я не занята.»
«Скажите им, что здесь копы», — сказал Мейер. «Может, они сами уйдут.»
«Кто, копы?»
«Нет, миньян.»
«Я же сказала, что не миллион», — ответила девушка. «Только десять.»
«Иди и открой дверь», — сказал Карелла.
Сара подошла к двери и отперла её. Вошла высокая блондинка в промокшем плаще и полиэтиленовым шарфе на голове, неся в руках объёмистый коричневый бумажный пакет. Она положила пакет на стол Парсонса (модернистский квадратный или прямоугольный стол, четыре ножки которого имеют квадратное сечение, находятся на одном уровне с краями столешницы и равны ей по толщине — примечание переводчика), стоящий прямо перед входной дверью, спросила: «Почему ты так долго не открывала?», а затем, увидев Кареллу и Мейера, сказала: «Привет, ребята.»
«Привет, Лейки», — сказал Карелла.
«Они легавые», — хмуро сказала Сара.
«Чёрт», — сказала Лейки, сняла пластиковый шарф и распустила свои длинные светлые волосы. «Это облава?» — спросила она.
«Они получили ордер на обыск», — сказала Сара.
«Чёрт», — повторила Лейки.
Едва они начали открывать ящики в комнате Си Джей, как снова раздался зуммер. Через несколько минут они услышали громкие голоса в фойе. Карелла вышел из спальни и направился к входной двери.
Шесть мокрых и явно раздражённых мужчин стояли там и спорили с Сарой, на которой по-прежнему не было ничего, кроме красных трусиков-бикини.
«В чём проблема, ребята?», — спросил Карелла.
«Кто ты такой?», — спросил один из мужчин.
«Полиция», — сказал Карелла и показал им свой значок.
Мужчины молча смотрели на него.
«Это настоящий значок?», — спросил один из мужчин.
«Чистое золото», — сказал Карелла.
«Вот и прошла эта чёртова вечеринка, да?», — сказала Сара.
«Хорошо сказано», — сказал Карелла.
«Охренеть», — сказал один из мужчин, качая головой. «Должен я вам сказать.»
Мейер позвал из спальни: «Стив! Иди посмотри на это.»
«Закройте за собой дверь, мальчики», — сказал Карелла и махнул им рукой.
«Это была отличная идея, Джимми», — сказал один из мужчин.
«Просто заткнись, а?», — сказал Джимми и захлопнул за собой дверь.
Карелла запер её и надел ночную цепочку.
«И что же мне теперь делать весь день?», — спросила Сара.
«Иди почитай книгу», — сказал Карелла.
«Что?», — сказала она.
«Стив!», — позвал Мейер.
«Вы, ребята, врываетесь сюда», — сказала Сара, следуя за Кареллой по коридору, — «и мы потеряем половину заработка, вот что принесёт нам эта вечеринка.»
«Что у тебя?», — спросил Карелла Мейера.
«Это», — сказал Мейер.
«Расписание поездов Си-Джей», — сказала Сара, — «большое дело. Какой от этого прок? Она мертва, она больше не будет ездить на поездах», — сказала она, энергично покачивая головой и грудями из стороны в сторону.
«Может, ты пойдёшь и наденешь что-нибудь?», — сказал Мейер. «У меня от тебя кружится голова.»
«Многие люди так говорят», — сказала Сара, глядя на свою грудь.
«Интересно, почему.»
«Иди надень лифчик, ладно?»
«У меня нет бюстгальтеров», — сказала Сара и сложила руки на груди.
«Ты когда-нибудь видела, чтобы она с этим сверялась?», — сказал Карелла.
«Только раз в неделю», — сказала Сара.
«Когда?»
«Каждую среду.»
«Посмотри, что она отметила», — сказал Мейер.
На одной стороне расписания были указаны все поезда, следующие из Айзолы в Таркингтон, который был последней остановкой на линии косы Сэндс. На другой стороне расписания были перечислены все поезда, прибывающие в город с противоположного направления. Си Джей обвела кружком название одного города на обратной стороне расписания: Фокс-Хилл.
«Послушайте», — сказала Сара, — «не хотите ли вы, ребята, выпить чего-нибудь? Я имею в виду, что не хочу тратить впустую этот чёртов день, правда.»
«Следующий поезд в три одиннадцать», — сказал Карелла и посмотрел на часы.
«Я имею в виду», — обратилась Сара к Мейеру, — «что ты, кажется, любишь выпить, что скажешь?»
«Что это?», — сказал Карелла.
«Где?», — сказал Мейер.
«Прямо здесь», — сказала Сара. «Моя спальня в конце коридора.»
«Здесь, в самом низу расписания», — сказал Карелла.
«Что скажешь, Лысый?»
«В другой раз», — сказал Мейер.
«Когда?», — сказала Сара.
Внизу расписания были нацарапаны цифры 346–8711. Если оба детектива не сильно ошиблись, перед ними был телефонный номер.
Патрульного, который доставил их на остров в полицейском катере округа Эльсинор, звали Сонни Гарднер. То, что час назад, когда они покидали город, было непрерывным ливнем, здесь, на косе, превратилось в слабую морось, которая была чем-то большим, чем туман, но меньшим, чем настоящий дождь, — туманная холодная сырость, которая дула с воды и проникала в кожу, словно через осмос (самопроизвольный перенос, или диффузия, растворителя через полупроницаемую мембрану — примечание переводчика).
«Вы выбрали чертовски неудачный день для поездки в Хоукхерст», — сказал Сонни. «Я могу придумать дни и получше.»
«Так называется остров?», — спросил Карелла. «Хоукхерст?»
«Нет, это дом. Остров — это Кент. Но названия связаны, если вы понимаете, о чём я? Парень, который построил этот дом, проводил лето в Кенте. Это в Англии, это графство в Англии. Когда англичане были здесь, на косе, командир форта на одном из островов был родом из Кента. Он назвал эти два острова Большой Кент — тот, на котором был форт, — и Малый Кент, на который мы и направляемся. Так или иначе, парень, который впоследствии купил Малый Кент, был знаком с Англией, и когда он построил там дом, то назвал его Хоукхерст — это город в Кенте.»
«Мужчина по фамилии Паркер, верно?», — сказал Карелла.
«Нет, сэр, насколько мне известно, нет.»
«В телефонной компании сказали, что телефон числится за Л.
Паркером.»
«Это дочь.»
«Как её зовут?»
«Лили. Старик построил для неё дом, когда она вышла замуж.»
«Как его зовут?»
«Фрэнк Петерсон. Петерсон Ламбер, вам он известен?»
«Нет.»
«Очень известный здесь, на косе. Начал бизнес в бухте Джексон, где-то после Первой мировой войны, и превратил его в многомиллионное предприятие. Купил остров для своей дочери, когда ей было шестнадцать. Единственный ребёнок. Подарок на день рождения, понимаете? Как бы вам понравился такой отец?», — спросил Сонни.
«Да», — сказал Мейер, подумав, что единственное, что дал ему отец, — это двойное прозвище.
«Хотя кто знает?», — сказал Санни. «Люди говорят, что ребёнок спятил, так что кто знает, как это бывает, а?»
«Ребёнок?», — сказал Мейер.
«Да, дочь. Ну, она уже не ребёнок, ей, наверное, уже около сорока.»
«Я так понимаю, она замужем», — сказал Карелла.
«Была замужем», — сказал Сонни. «Муж бросил её чуть ли не в день свадьбы. Тогда-то она и сошла с ума.»
«Насколько она была плоха?», — спросил Карелла.
«Ну, она не могла быть такой уж плохой», — сказал Сонни, — «потому что её не посадили в тюрьму или что-то в этом роде. Заботились о ней там, на острове. Я часто видел, как старик на железнодорожной станции забирал медсестёр — когда они менялись сменами, знаете ли.»
«Но люди всё равно говорят, что она чокнутая, да?», — сказал Мейер.
«Ну, эксцентричная», — сказал Сонни.
«Выражайтесь так. Эксцентричная.»
«Ну, эксцентричная», — сказал Сонни. «Скажем так. Эксцентричная.»
«Где сейчас старик?»
«Умер», — сказал Сонни. «Должно быть, уже шесть или семь лет. Да, точно, в июле этого года исполнилось семь лет. Тогда он и умер.
Оставил дочь одну на всём белом свете.»
Лодка подходила к небольшой песчаной бухте на южной оконечности острова. Там в бухту вдавался окутанный туманом причал, его сваи стояли в тумане как призрачные часовые. За ним, на океанской стороне острова, прибой бился о длинный пляж с белым песком.
«Здесь только один дом, знаете ли», — сказал Сонни. «Хоукхерст. Это частный остров. Этот и Большой Кент. Оба частные острова.» Он подогнал катер к причалу, Карелла спрыгнул на берег и поймал швартовочный канат, который ему бросил Мейер. Он закрепил канат на одной из свай, протянул руку, чтобы помочь Мейеру сойти на берег, а затем сказал: «Вы можете подождать нас?»
«Как ещё вы сможете вернуться?», — сказал Сонни. «Здесь нет паромного сообщения, это частная территория, как я вам и говорил.»
«Мы можем задержаться», — сказал Карелла.
«Не торопитесь», — сказал Сонни.
Дом возвышался на фоне ещё более серого неба. Мейер и Карелла подошли к парадной двери по выложенной сланцем дорожке. Звонка и таблички не было, но на двери висел потускневший латунный стук, и Карелла поднял его и несколько раз стукнул им по обветренному дереву. Детективы ждали. Со стороны океана дул холодный влажный ветер. Карелла поднял воротник пальто и снова постучал по двери стуком.
Дверь приоткрылась лишь только на щель, резко остановившись на ночной цепочке. За дверью, за щелью, была тьма. В темноте они смутно различали бледный овал, который казался женским лицом, парящим в пространстве за дверью.
«Миссис Паркер?», — сказал Карелла.
«Да?»
«Полиция Айзолы», — сказал он и показал свой значок.
«Да?»
«Мы можем войти?»
«Зачем?»
«Мы расследуем несколько убийств в городе», — начал Мейер, — «и мы бы…»
«Убийства? Что я могу знать об…»
«Откройте, пожалуйста, миссис Паркер», — сказал Карелла. «Здесь холодно и сыро, и я думаю, что мы сможем лучше поговорить…»
«Нет», — сказала она, — «я занята», — и стала закрывать дверь. Карелла тут же сунул ногу в сужающийся клин дверного проёма.
«Уберите ногу», — сказала она.
«Нет, мэм», — сказал он. «Моя нога останется на месте. Либо вы позволите нам…»
«Нет, я вас не пущу.»
«Хорошо, тогда мы поговорим прямо здесь. Но вы не закроете перед нами эту дверь, мэм.»
«Мне нечего вам сказать.»
«Мы здесь потому, что нашли ваш номер телефона в расписании поездов, принадлежащем одной из жертв убийства», — сказал Карелла.
«346–8711 — это ваш номер телефона?»
Точечный свет в темноте за щелью двери, её глаза вспыхивают.
Тишина. Затем: «Да, это мой номер.»
«Вы знаете кого-нибудь по имени Си Джей Хокинс?»
«Нет.»
Длинные светлые волосы — теперь он мог различить их в темноте. Глаза снова мелькнули на узком бледном лице за узким клином двери и косяка.
«Как насчёт Джорджа Чеддертона?»
«Нет.»
«Амброуз Хардинг?»
«Нет.»
«Миссис Паркер, мы знаем, что Си Джей Хокинс каждую среду приезжала на косу Сэндс, и на станции Фокс-Хилл её встречал человек на автомобиле.» Карелла сделал паузу. «Это был кто-то из вас?», — спросил он.
«Нет.»
«Мэм, если бы вы просто открыли дверь, мы могли бы…»
«Нет, не открою. Уберите ногу. Шевелитесь, чёрт вас побери!»
«Нет, мэм», — сказал Карелла. «Вы знаете кого-нибудь по имени Санто Чеддертон?»
Снова глаза мелькнули в темноте за дверью. Короткое колебание.
Затем: «Вы спрашивали о нём раньше, не так ли?»
«То был Джордж Чеддертон. Это его брат, Санто.»
«Я не знаю ни одного из них.»
«У вас есть пистолет?»
«Нет.»
«Вы покидали этот остров в последние дни?»
«Нет.»
«Вы были здесь в ночь на пятнадцатое сентября около одиннадцати часов?»
«Да.»
«Как насчёт трёх тридцати утра той же ночью?»
«Я была здесь.»
«Кто-нибудь был с вами?»
«Нет.»
«Миссис Паркер», — сказал Карелла, — «я был бы признателен, если бы вы сняли эту цепочку…»
«Нет.»
«Вы не поможете себе…»
«Уходите.»
«Вы только вынуждаете нас вернуться с ордером на обыск.»
«Оставьте меня в покое.»
«Хорошо, тогда так и придётся поступить», — сказал Карелла и отдёрнул ногу от двери. Она тут же захлопнулась. Его чёртова нога болела.
«Гнилая сука», — сказал он и начал спускаться по тропинке к ожидающему его катеру.
Рядом с ним Мейер сказал: «Мы действительно собираемся получить ордер?»
«В округе Эльсинор?», — сказал Карелла. «Это займёт у нас месяц.»
«Ты думаешь о том же, о чём и я?»
«Я думаю, мы все равно зайдём.»
«Хорошо», — сказал Мейер.
Сонни Гарднер ждал их на причале.
«Мы останемся ненадолго», — сказала ему Карелла. «Я бы хотел, чтобы вы отправились на материк без нас. Пошумите, заведите мотор, посигнальте, убедитесь, что она знает, что вы уходите. Поняли?»
«Я понял», — сказал Сонни. «Когда вы хотите, чтобы за вами заехали?»
Карелла посмотрел на Мейера. Мейер пожал плечами.
«Пусть это будет через час», — сказал Карелла.
«Что, чёрт возьми, в этом доме?», — спросил Сонни.
«Может быть, привидения», — сказал Карелла.
«Похоже на то», — сказал Сонни и закатил глаза. Он заводил двигатель, когда они услышали первый крик. Это был крик ужаса и боли, он пронизывал туман и заставлял волосы на затылках подниматься дыбом. Карелла и Мейер потянулись за пистолетами. В тот же момент Сонни заглушил двигатель и достал своё оружие — но не двинулся с места. Двое детективов подбежали к входной двери по выложенной дорожке. Карелла выбил её ногой, и оба они веером влетели в подъезд, освещённый лампой Тиффани (тип лампы, в которой абажур собран в витраж — примечание переводчика), висевшей над угловым столиком, на котором были навалены журналы, газеты и почта.
Пригнувшись, они прощупывали пустую прихожую пистолетами и услышали второй крик, донёсшийся откуда-то снизу и справа.
«Подвал», — сказал Карелла и побежал к двери в дальнем конце коридора, ведущего на кухню. Он распахнул дверь и снова услышал крик, на этот раз продолжительный, не ослабевающий, а потом один пронзительный, ровный, с паузами, достаточными для того, чтобы тот, кто кричал, перевёл дыхание, а затем снова продолжил. Он спустился по ступенькам в подвал, Мейер следовал за ним. Вместе они пробежали через отделанную комнату с бильярдным столом в центре, затем мимо закрытой печи и остановились перед массивной дубовой дверью с рояльными петлями, которая была открыта в коридор. Из комнаты за этой дверью доносились крики: пауза, снова задыхание, а затем крик, непрерывный, полный ужаса, агонии. За первой дверью была вторая, тоже открытая, и эта дверь была направлена в комнату. Карелла шагнул в комнату и чуть не споткнулся о тушу немецкой овчарки, лежавшую прямо в дверном проёме. Затылок собаки был разнесён, на полу образовалась лужа засыхающей крови. Карелла двигался вокруг крови, вокруг собаки и вокруг второй двери, когда она подошла к нему.
Сонни Гарднер говорил им, что женщине, которая живёт здесь, всего сорок лет, но женщина, которая подходила к Карелле сейчас, была, конечно, старше этого возраста. Да, она была высокой и стройной, и да, её тело в длинном чёрном платье казалось молодым, а светлые волосы слегка седели то тут, то там. Но её лицо было лицом шестидесятилетней старухи, исхудавшее и измождённое, его покрывала жуткая бледность, глаза запали, губы плотно сжаты. Он сразу понял, что смотрит на обезумевшее лицо сумасшедшей женщины, и почувствовал внезапный холод, не имеющий ничего общего с непрекращающимися криками, доносившимися из другого конца комнаты.
В руке Лили Паркер был нож, с ножа капала кровь, длинное чёрное платье было залито кровью, длинные светлые волосы растрепались, на руках и на лице были брызги крови. Когда она подошла к нему — он ещё не видел, кто лежит на кровати, — он подумал, не из-за крови ли она не открыла дверь, не была ли она залита кровью, стоя там, в коридоре, за ночной цепочкой? Её глаза расширились и уставились на него — он ещё не видел человека на кровати — нож был вытянут и болтался в воздухе.
В первый раз он выстрелил в упор, по её ногам в чёрном чехле залитого кровью платья, и промахнулся, но она всё равно пошла на него, и тогда он поднял пистолет и сделал два выстрела подряд, оба попали ей в левое плечо, крутанули её и повалили на ковровое покрытие пола.
Он ещё не видел ужаса на кровати.
На ковре вокруг кровати была кровь. Кровь пропитала постельное бельё. На кровати, на спине, лежал мужчина, привязанный за руки и ноги к четырём столбам. Мужчина всё ещё кричал, хотя Лили Паркер лежала раненая на полу, где она уже не могла причинить ему вреда.
Кожа была только на лице. Остальная кожа была содрана с его тела, так что он лежал обнажённым, пульсирующим кровоточащим месивом из непокрытых мышц и нервов.
Карелла сразу же отвернулся, едва не столкнувшись с Мейером, который стоял прямо за ним. «Нам… нам нужно…» — сказал он и не смог договорить. Он поискал телефон, но в комнате его не оказалось, и он быстро спустился в подвал и поднялся на кухню, где нашёл телефон на стене. Набрав номер местной полиции, он назвал себя, рассказал, что у него здесь произошло, и попросил немедленно прислать скорую помощь.
«Это очень плохо», — сказал он. «Я никогда в жизни не видел ничего подобного.»
Дождь прекратился только утром в воскресенье, 24 сентября. Дождь прекратился сразу; тучи не рассеивались в течение нескольких часов, но сейчас, по крайней мере, дождя не было. Первые неуверенные лучи солнца пробились сквозь пасмурную погоду в 2:00, а к 2:15 мокрые тротуары заблестели от солнечного света. В 3:30 того же дня Санто Чеддертон умер в отделении интенсивной терапии больницы Фокс-Хилл. В тот же день в психиатрическом отделении на шестом этаже больницы Буэна Виста в Айзоле группа психиатров проводила допрос Лили Паркер, чтобы определить, достаточно ли она вменяема, чтобы предстать перед судом. Позже на стол Кареллы попала расшифровка интервью. Когда он читал её, то не мог вспомнить ничего, кроме распластанного тела Санто Чеддертона в той подвальной комнате в Хоукхерсте.
Вопрос: Миссис Паркер, вы можете рассказать нам, почему вы убили Джорджа Чеддертона?
Ответ: Потому что он знал.
Вопрос: Что он знал?
Ответ: Что Роберт был со мной на острове.
Вопрос: Роберт?
Ответ: Мой муж.
Вопрос: Вы были вместе на острове?
Ответ: В подвальной комнате, где меня обычно запирали.
Вопрос: Кто вас запирал?
Ответ: Роберт и мой отец.
Вопрос: Миссис Паркер, ваш муж ушёл от вас почти двадцать лет назад, не так ли?
Ответ: Ну, да, но он вернулся.
Вопрос: Если он оставил вас так давно…
Ответ: Да, но он вернулся, я вам только что сказала.
Вопрос: Тогда бы он не смог запирать вас в той подвальной комнате.
Ответ: Да, но не мой отец.
Вопрос: Это ваш отец запер вас в той комнате, не так ли?
Ответ: Медсестра сидит за дверью. Постоянно делает мне уколы.
Вопрос: Ваш отец так поступил с вами?
Ответ: И Роберт. Это всё из-за Роберта, разве вы не видите?
Вопрос: Потому что Роберт бросил вас?
Ответ: Да. Тогда я заболела. Когда Роберт уехал. Тогда отец поставил двери и запер меня.
Вопрос: Миссис Паркер, когда умер ваш отец?
Ответ: Семь лет назад.
Вопрос: В каком месяце, не могли бы вы вспомнить?
Ответ: В июле.
Вопрос: А когда вы познакомились с Санто Чеддертоном?
Ответ: Я не знаю, кто это.
Вопрос: Миссис Паркер, у нас есть список гостей благотворительного бала «Блонди», который состоялся одиннадцатого сентября, семь лет назад.
Ответ: Да?
Вопрос: Ваше имя в списке — мы предполагаем, что это ваше имя — Л.
Паркер. Это вы?
Ответ: Да, Лили Паркер.
Вопрос: Санто Чеддертон был одним из музыкантов на балу в тот вечер.
Ответ: Я не знаю никого по имени Санто Чеддертон.
Вопрос: Разве Санто Чеддертон не тот человек, с которым вы жили на острове?
Ответ: Нет, нет.
Вопрос: Кем был этот человек?
Ответ: Робертом. Моим мужем. Он вернулся. После смерти папы Роберт вернулся ко мне.
Вопрос: Где вы встретили его снова, миссис Паркер?
Ответ: На балу в сентябре, принцесса-фея, вся в белом, маска на лице, он даже не сразу понял, что это я. Глупый Роберт занимался музыкой в группе.
Вопрос: Когда вы отвезли его на остров?
Ответ: Утром. Мы провели ночь в отеле, он очень извинялся, мы так красиво занимались любовью.
Вопрос: А утром вы отправились на остров?
Ответ: Да.
Вопрос: И с тех пор он оставался там с вами?
Ответ: О, да, с чего бы ему уезжать? Я очень хорошо о нём заботилась.
Он знал это. Наконец-то он понял, как сильно меня любит.
Вопрос: Миссис Паркер, почему вы убили Клару Джин Хокинс?
Ответ: Потому что она рассказала.
Вопрос: Что рассказала?
Ответ: О нас на острове. Однажды ночью я привезла её домой к Роберту, потому что подумала, что она может его стимулировать, ну, вы понимаете, третья сторона. Это было нечестно, он никогда не хотел уезжать с острова, и я решила привнести ему немного внешней стимуляции, понимаете? Однажды я заметила её на улице в центре города, возле железнодорожного терминала, она показалась мне молодой и энергичной, и я спросила, не хочет ли она поехать со мной в Хоукхерст. И, конечно, она согласилась, она видела, что я красивая женщина с хорошим воспитанием, он всегда говорил мне, какая я красивая, мой отец подарил мне остров на шестнадцатилетие, и Си Джей тоже признала мою красоту, лизала мою вагину, смаковала мою вагину, жаль, что мне пришлось её убить.
Вопрос: Когда вы говорите, что она рассказала…
Ответ: Она рассказала его брату, разве вы не видите?
Вопрос: Брату Санто?
Ответ: Я узнала об этом в прошлый четверг, когда отвозила её на станцию. Она сказала мне, что собирается записать с ним совместный альбом с песнями! Они собирались писать песни обо всех её переживаниях, представляете? Песни о нас! Песни о том, что мы делали вместе на острове.
Вопрос: Она так сказала? Что песни будут о вас?
Ответ: А какими же ещё они могут быть?
Вопрос: Значит, вы её убили.
Ответ: Конечно. Чтобы спасти Роберта.
Вопрос: Чтобы спасти его?
Ответ: Да, чтобы спасти его, чтобы сохранить его.
Вопрос: Тогда… Миссис Паркер… почему вы убили его?
Ответ: Я не делала этого.
Вопрос: Он мёртв, миссис Паркер. Мы узнали о его смерти совсем недавно.
Ответ: Нет, нет. Он вернётся, вот увидите. Я тоже долгое время думала, что он умер, но он вернулся, не так ли? Только в этот раз я не буду такой наивной, точно вам говорю. Я забрала у него всю одежду. Раздела его догола. Это было сделано для того, чтобы он снова не сбежал. Но когда он вернётся в этот раз, я буду с ним немного суровее. Однажды я вставила ему в член иголки, чтобы он был твёрдым. Это было до того, как Си Джей начала приходить к нам. Я также отрезала ему один из пальцев. Но это было потому, что его член не был твёрдым. У мужчины должен быть твёрдый член. Если у него нет жёсткого члена, что в нём хорошего? Я постоянно твердила ему об этом. В этот раз… когда он вернётся в этот раз… ну, он увидит, это я вам обещаю.
Вопрос: Что вы сделаете на этот раз, миссис Паркер?
Ответ: О, он увидит. Он увидит.
Был почти октябрь, когда отчёт попал на стол Кареллы. К тому времени Лили Паркер уже поместили в исправительное учреждение Риверхеда для душевнобольных преступников. К тому времени небо над городом было ясным и голубым, а в воздухе витал чистый и свежий аромат. В комнате для сотрудников полиции стучали пишущие машинки, звонили телефоны. Карелла встал из-за стола, подошёл к шкафам для документов, нашёл папку Чеддертона под соответствующей литерой и положил отчёт в начало папки. Дело было закрыто, всё аккуратно упаковано и завязано аккуратным маленьким бантиком. Все части на месте, как в полном фальши детективном романе.
Но телефон на его столе снова зазвонил.