Калужанин-герой. Подвиг унтер-офицера Старичкова

«Сей героический подвиг…»

Покрывший себя в 1805 г. неувядаемой славой унтер–офицер Старичков происходил из мещан города Калуги. Дата его рождения остается не известной[31], да и вообще сколько‑нибудь точных сведений о его жизни до совершения подвига в источниках не сохранилось. Биография Старичкова не была своевременно написана, поэтому потомкам остается только гадать, как прожил знаменитый герой свою жизнь.

Целенаправленно данные о судьбе Семена Артамоновича попытались собрать в Калуге только в начале XX в. 28 января 1912 г. калужский гражданский губернатор А. А. Офросимов получил отношение от 25 января командира 45–го пехотного Азовского полка с просьбой сообщить сведения о происхождении Старичкова, о его личной жизни до военной службы и родителях. Между прочим, командир полка спрашивал: «Не сохранилось ли в памяти потомства сведений о том письме, которое он якобы прислал из плена». И не остались ли какие подробности в изустных преданиях. Свой интерес командир объяснял подготовкой к изданию полковой истории, в которой планировалось поместить подробную биографию Старичкова[32]. Ответ было поручено подготовить калужской полиции, и 18 февраля 1912 г. помощник пристава 2–й части Г. М. Виноградов рапортовал начальству о проделанной им работе. Он писал: «…из собранных мною сведений о ветеране Азовского полка унтер–офицере Старичкове я мог выяснить только лишь нижеследующее: унтер–офицер Семен Артамонович Старичков происходил из мещан г. Калуги; о личной его жизни до военной службы никаких положительных сведений не имеется; родители его: отец Артамон Меркулов сын Старичков и мать Марфа Васильева, которые были также мещане г. Калуги, и кроме того у Старичкова были три сестры: Наталья, Аграфена и Прасковья, которых в настоящее время в живых нет. Сам Старичков был отдан на военную службу в рекруты в 1796 г. за бывшие за ним тогда некоторые пороки, а какие именно сведений не имеется….В памяти потомства сведений о том письме, которое Старичков, якобы, прислал из плена не сохранилось, т. к. из родственников Старичкова остался только лишь правнук его калужский мещанин Александр Васильев Никаноров 20 лет от роду»[33]. На этом и исчерпываются данные о жизни Старичкова до совершения подвига, которые сохранили калужане к началу XX в. К сожалению, и сегодня, в начале XXI в., они остаются столь же скупыми.

Во многом приведенные помощником пристава факты восходят к сведениям, которые были собраны в Калужской городской думе еще в начале XIX в. в ответ на запрос калужского гражданского губернатора А. Л. Львова от 16 июня 1806 г.[34] Тогда дума сообщила губернатору о семье Семена Артамоновича и указала, что мещанин Старичков был в 1796 г. отдан в рекруты «за некоторые пороки»[35]. По сути, это единственная фраза, которая позволяет судить о жизни Старичкова в Калуге до определения в армейскую службу.

«Пороки» Семена Артамоновича остаются неизвестными[36], но именно они, как указано в документе, стали главной причиной его определения на службу. В 1796 г. рекрутский набор в России был объявлен 13 сентября именным указом Правительствующему Сенату. По нему планировалось собрать по 5 рекрут с 500 душ. Набор должен был начаться 15 сентября, а завершиться к 1 января 1797 г.[37] Однако Павел I, вступивший на престол после смерти 6 ноября 1796 г. императрицы Екатерины II, одним из своих первых указов отменил сбор рекрут. 10 ноября он повелел Сенату «всех рекрут, которые приняты, но в полки и команды действительно еще не поступили, отпустить немедленно в домы их», за исключением тех, кого помещики, дворцовые или государственные крестьяне захотят оставить на службе. Рекрут, уже поступивших на службу, было указано оставить «с зачетом их в предбудущие наборы»[38]. Старичков, зачисленный в часть 29 ноября 1796 г.[39], после прекращения рекрутского набора, не был отправлен домой. По всей видимости, калужское мещанское общество, принимая во внимание «пороки», не пожелало его возвращения в город. Как бы то ни было, но несомненным остается то, что Старичков из Калуги был отправлен на службу в армию за свое неблаговидное поведение в тот год, когда рекрутский набор в стране фактически не проводился.

В 1796 г., когда еще планировался сбор новых рекрут, было составлено «Расписание, коликое число в полевые, кавалерийские и пехотные полки, егерские корпуса, мушкетерские, полевые, пограничные и внутренние гарнизонные батальоны, также в штатные губернские роты и городовые команды нижних чинов требуется ко укомплектованию рекрутами». Согласно этому документу, Калужское наместничество должно было поставить 3000 рекрут на укомплектование Черноморского флота и 497 человек для пополнения Ладожского, Азовского и Новгородского пехотных полков[40]. Эти части находились в составе восьмидесяти тысячной армии, располагавшейся на юго–востоке России в Брацлавском, Вознесенском, Харьковском и Екатеринославском наместничествах. Командующим этими войсками в 1796 г. был назначен генерал–фельдмаршал граф А. В. Суворов–Рымникский[41]. Именно в Азовский полк, где был некомплект в 13 человек, и поступил на службу 29 ноября 1796 г. рядовым Старичков.

Полк, в котором девять лет прослужил герой Аустерлица, имел славную историю. Он был сформирован в царствование Петра I, 25 июня 1700 г., в Москве из рекрут и назывался по имени своего командира – пехотный Ивана Буша полк. 10 марта 1708 г. полк получил название Азовский пехотный. Полк участвовал в Северной войне 1700–1721г., в том числе в несчастном сражении под Нарвой. Находился в Персидском походе 1722–1723 гг. Принимал участие в русско–турецкой войне 1735–1739 гг. Дрался с войсками прусского короля Фридриха II в Семилетней войне 1756–1763 гг. Отличился в сражениях при Гросс–Егерсдорфе, Пальциге, Куннерсдорфе. Принял участие в походе в Польшу в 1764 г., русско–турецкой войне 1768–1774 гг., Кубанском походе 1787 г., польских кампаниях 1792 г. и 1794 г. В последней, в числе войск под командованием Суворова, Азовский полк участвовал 24 октября в штурме Праги – предместья Варшавы. После победы над польскими «мятежниками» войска вернулись в Россию. 29 ноября 1796 г., в день принятия на службу Старичкова, Азовский пехотный полк был переименован в мушкетерский[42].

Тогда же 29 ноября 1796 г. были приняты новые Воинские уставы. Согласно уставу «О полевой пехотной службе», мушкетерский полк состоял из двух батальонов по 6 рот в каждом (одна гренадерская и пять мушкетерских). Численность полка, включая нестроевых, определялась в 2201 человек (56 штаб- и обер–офицеров, 118 унтер–офицеров, 37 барабанщиков, 300 гренадеров, 1500 мушкетеров, полкового квартирмейстера, священника, 2 церковников, аудитора, лекаря, 2 подлекарей, 12 цирюльников, полкового барабанщика, 6 музыкантов, 4 флейтщиков, 12 мастеровых, ложника, слесаря, профоса и 144 сверхкомплектных солдат)[43]. В соответствии с проводимыми Павлом I преобразованиями в русской армии, Азовский мушкетерский полк 31 октября 1798 г. получил новое название по своему шефу[44] и стал именоваться мушкетерским генерал–майора Ребиндера полком.

Вверху: «Белое» знамя Азовского мушкетерского полка обр. 1797 г. Пожаловано в полк 15 ноября 1798 г. Крест белый, углы двухцветные – розовые пополам с пюсовым (темно–красно–коричневым).

Внизу: «Цветное» знамя Азовского мушкетерского полка обр. 1803 г. Девять таких знамен были пожалованы в полк 15 ноября 1798 г. Крест розовый, углы пюсовые. Подобное знамя и спас унтер–офицер Старичков в 1805 г. в Аустерлицком сражении.

В уставе 1796 г. особое внимание уделялось знаменам. Они переставали быть срочными амуничными вещами и приобретали статус полковой святыни, олицетворявшей честь полка. Если раньше срок службы знамен определялся 5 годами, то теперь знамя оставалось в части до полного износа. Оно заменило собой Евангелие в церемонии присяги. В уставе требовалось «дабы как в офицерах, так в унтер–офицерах и солдатах возобновлять почтение и привязанность, которую иметь должны к знаменам, присягая оным»[45]. Статус знамени подчеркивался специально разработанным церемониалом прибивки полотнищ к древкам. Вводилась строгая ответственность за потерю знамен.

Образец новых знамен, которые должны были бессрочно находиться в полках, был утвержден Павлом I в 1797 г. Количество знамен в мушкетерских полках устанавливалось по числу мушкетерских рот. Новое знамя образца 1797 г. состояло из шелкового полотнища (2 x 2 аршина), пришитого к запасу, который оборачивался вокруг древка и прибивался медными гвоздями с вызолоченными шляпками; выкрашенного в установленный цвет древка (длина 4,5 аршина) к которому с одной стороны крепилось навершие в виде плоского копья с прорезанным двуглавым орлом (высота 5,5 вершков), а с другой – медный подток. К навершию привязывалась серебряная лента с двумя кистями. Полотнище знамени представляло собой крест с расходящимися концами, в центре которого помещался круг оранжевого цвета. В нем изображался двуглавый орел черного цвета, на груди которого был окаймленный цепью ордена Андрея Первозванного щит красного цвета с московским гербом. Короны, скипетр и держава у орла были золотые. Вокруг орла располагались две зеленые лавровые ветви, связанные голубой лентой. Знамена полков различались по цвету креста и углов – пространства между сторонами креста. При этом в каждом полку полагалось иметь одно полковое – «белое» знамя, у которого крест был белый, а углы цветные, и ротные – «цветные» знамена, имевшие крест и углы разных цветов[46].

Новые знамена образца 1797 г. в количестве 10 штук Азовский мушкетерский полк получил 15 ноября 1798. г. В расцветке знамен использовалось два цвета: розовый и пюсовый (темный красно–коричневый, от франц. puce – блоха). «Белое» знамя, находившееся в первой (шефской) роте первого батальона, имело белый крест и двухцветные углы, одна половина которых была розовой, а другая пюсовой. У остальных 9 «цветных» знамен крест был розового цвета, а углы пюсового. Древки знамен Азовского полка были выкрашены в палевый цвет (бледно–желтый с розовым оттенком, от франц. paille – солома)[47].

В 1799 г. Азовский мушкетерский, называвшийся тогда мушкетерский генерал–майора Ребиндера полк принял участие в Итальянском и Швейцарском походах Суворова. Именно в этих блистательных походах Старичков получил боевое крещение и на практике освоил суворовскую «Науку побеждать».

11 апреля 1799 г. Азовский полк выступил из Галиции к театру военных действий. Он вошел в состав корпуса, который поступил под команду шефа Азовского полка – М. В. Ребиндера. Этот корпус прибыл в Италию в конце июня, когда Суворов одержал уже победу над французской армией генерала Э. — Ж. — Ж. — А. Макдональда и заставил армию генерала Ж. — В. Моро отступить к средиземноморскому побережью, в Ривьеру. Боевые действия Азовского полка ограничились на итальянском театре участием в осаде Тортонской крепости, которая была занята 31 августа 1799 г. Отсюда полк в августе выходил лишь на поиски французских войск в Лигурийские Апеннины.

После сдачи Тортоны русские войска, вследствие разногласия с австрийскими союзниками, были вынуждены покинуть Северную Италию и перейти через Альпы в Швейцарию, где находился корпус A. M. Римского–Корсакова. В этом беспримерном походе, покрывшем неувядаемой славой русское оружие, Азовский полк принял самое активное участие. Находясь в составе войск генерала от инфантерии А. Г. Розенберга, двигавшихся в обход позиции французов у Сен–Готарда, полк 13 сентября отличился в бою у деревне Урзерн. На следующий день, 14 сентября, азовцы показали чудеса храбрости в штурме считавшегося неприступным Чертова моста. 15 сентября полк участвовал в бою у города Альторфа. Отсюда русская армия двинулась на Швиц через непроходимый Росштокский перевал. На этом переходе войска вступили в противоборство с природой и, несмотря на все трудности, сумели к 17 сентября спуститься в Мутенскую долину. Во время этого перехода находившийся в арьергарде отряд Розенберга успешно отразил два нападения французов. Узнав о поражении русских войск в Швейцарии, Суворов был вынужден отказаться от движения на Швиц и направил войска к Гларусу. Для прикрытия этого движения в Мутенской долине был оставлен арьергард Розенберга (примерно 4000 человек), в том числе и Азовский полк. В двухдневном бою, 19 и 20 сентября, русские войска, уступавшие в два раза по численности французам, не только удержали противника, но сумели нанести ему поражение и заставили отступить. 23 сентября победители прибыли к Гларусу, где соединились с основными силами. Путь в Швейцарию оказался закрыт, и Суворов принял решение отходить в долину Рейна, через Рингенкопфский перевал. Этот переход оказался наиболее трудным: сопровождавшие войска проводники разбежались, поднялась метель, скрывшая под снегом горные тропы, люди замерзали и срывались в пропасти, вьючные животные падали в изнеможении и гибли в ущельях. 26 сентября войска достигли деревни Паникс и впервые, за две недели тяжелейшего похода, смогли вздохнуть свободно. 19 октября Суворов привел русские войска в Баварию и здесь получил высочайшее повеление о расторжении союза с Австрией[48].

После возвращения в Россию, 3 октября 1799 г. в Азовский полк был назначен новый шеф и он стал называться мушкетерским генерал–майора Селехова полком. А. А. Селихов оставался шефом полка до 5 марта 1806 г. 29 марта 1801 г., после смерти Павла I полку было возвращено старое название – Азовский мушкетерский полк[49]. Этот шаг вступившего на престол императора Александра I был первым на пути реформирования армии. Тогда же территория России была поделена на 14 инспекций. Стоявший на западной границе Азовский полк был включен в Брестскую инспекцию. С 21 марта 1802 г. в полках было оставлено по два знамени на батальон. При этом «белое» знамя должно было находиться в первом батальоне. 30 апреля 1802 г. был введен новый штат армейской пехоты. Все мушкетерские полки из двух батальонного состава преобразовывались в трех батальонный. По новому штату полагалось иметь один гренадерский и два мушкетерских батальона, в каждом из которых было по четыре роты. Общая численность полка составляла 2067 человек (в том числе генерал – шеф полка, 6 штаб-, 54 обер–офицера, 120 унтер–офицеров (из них 24 дворянского звания), 564 гренадера, 1128 мушкетеров, 9 музыкантов, 39 барабанщиков, 8 флейтщиков и 138 нестроевых чинов). В военное время численность нижних чинов увеличивалась на 288 человек и нестроевых на 3. В полках были оставлены знамена предыдущего царствования. Новые, образца 1803 г., выдавались только вновь учрежденным полкам и взамен пришедшим в негодность или утраченным[50]. Поэтому в начале царствования Александра I в Азовском мушкетерском полку продолжали использоваться знамена образца 1797 г., но вместо 10 их стало 6 (одно «белое» и 5 «цветных»).

В период своей службы в Азовском мушкетерском полку Старичков получил чин унтер–офицера. Этого повышения в российской армии удостаивались рядовые за храбрость, хорошее поведение, расторопность. Одним из условий был срок службы не менее четырех лет. Для производства в унтер–офицеры отбирались наиболее обученные рядовые, знающие грамоту и хорошо себя зарекомендовавшие[51]. Точно не известно, когда и за какие отличия Старичков получил это повышение, но можно констатировать, что своей службой, а возможно и проявленной в 1799 г. храбростью, он выделился из тысячи своих сослуживцев и был произведен в унтер–офицеры. Более того, по имеющимся данным, можно заключить, что Старичков заслужил отличие и среди унтер–офицеров, так как именно ему было поручено носить одно из «цветных» знамен, с которым он принял участие в Аустерлицком сражении. Следует заметить, что по действовавшим тогда правилам ношение знамени было прерогативой унтер–офицеров дворянского происхождения[52], и только при их отсутствии эта почетная обязанность поручалась, в качестве поощрения, наиболее достойному унтер–офицеру, не дворянину.

Будучи уже заслуженным и опытным воином, Старичков в 1805 г. вместе со своим полком снова выступил на запад, чтобы вторично встретиться на поле боя с французскими солдатами[53]. Из местечка Лабун Волынской губернии, где квартировали азовцы, полк в августе выдвинулся к границе России. Войдя в состав Подольской армии, находившейся под командованием Кутузова, Азовский полк, вместе с Киевским гренадерским, 6–м егерским, Павлоградским гусарским полками и артиллерией был определен в 1–ю, шедшую в авангарде, колонну генерал–майора кн. П. И. Багратиона. 13 августа русские войска выступили в поход. Они следовали к Баварии на соединение с австрийской армией генерала бар. К. Мака. В самом начале кампании, на 26 августа 1805 г., в Азовском мушкетерском полку в трех батальонах было в строю 6 штаб-, 53 обер-, 117 унтер–офицеров, 56 музыкантов, 1780 рядовых и 124 нестроевых. Следовательно, полк отправился в поход против французов практически в полном составе (недостаток чинов был менее 1 %).

Получив известие о вступлении австрийцев в Баварию, Наполеон прекратил подготовку к вторжению в Англию и в спешном порядке приступил к переброске располагавшихся в Булонском лагере войск на новый театр военных действий. Неожиданно появившись перед Маком, он запер его армию в Ульме и принудил капитулировать. После этого, 15 октября, французский император двинулся навстречу русским войскам Кутузова, желая разбить их до соединения с подкреплениями. Подольская армия, уже достигшая тогда Браунау, оказалась перед угрозой уничтожения. 17 октября Кутузов принял решение отходить на восток, навстречу следовавшим из России войскам и остававшимся в тылу австрийским частям. Прикрывать движение было поручено арьергарду под командованием Багратиона, в составе которого находился и Азовский мушкетерский полк.

Наполеон, только что одержавший блестящую победу над австрийцами, не желал выпускать из своих рук новую добычу и яростно бросился преследовать Подольскую армию. Он стремился воспользоваться своим превосходством и разгромить русские войска по частям. 24 октября у Амштетена арьергард Багратиона был настигнут противником. Завязался ожесточенный бой, в котором активное участие принял Азовский полк. Здесь он впервые в эту войну померился силами с неприятелем.

Но особенно Азовскому полку довелось отличиться в знаменитом Шенграбенском бою. 1 ноября войска Наполеона беспрепятственно перешли реку Дунай по мосту в Вене, что давало возможность противнику перерезать путь отхода армии Кутузова к Цнаиму. Для прикрытия главных сил, по дороге на Вену был выдвинут отряд под командованием Багратиона численностью примерно в 6000 человек. Он должен был задержать противника, чтобы дать возможность русским войскам выйти из ловушки, расставленной Наполеоном. Фактически, этот отряд обрекался на смерть, так как ему предстояло любой ценой остановить движение противника и не допустить его на сообщения русской армии. Один день, 3 ноября, был выигран Кутузовым путем ведения переговоров о перемирии с маршалом империи И. Мюратом, командовавшим неприятельскими войсками, направленными из Вены к Цнаиму. Узнав о бездействии Мюрата, которого русский главнокомандующий, буквально, «провел вокруг пальца», Наполеон приказал 4 ноября французским войскам без промедления атаковать стоявших против него русских.

Получив гневный выговор императора, уязвленный Мюрат, имевший почти пятикратное превосходство над Багратионом, обрушился на русский арьергард. Бой начался примерно в 5 часов вечера и длился до поздней ночи. Французы стремились окружить, расчленить и уничтожить храбрецов. Но, несмотря на все их усилия, войска Багратиона, отходившие под яростным натиском противника, выстояли, избежали полного истребления и с честью оставили поле Шенграбенского боя.

Азовский полк стоял в первой линии на левом фланге русского отряда и с первых минут боя принял на себя удар французских войск. Отбиваясь от наседавшего со всех сторон противника, полк в полном порядке отходил к селению Гунтерсдорф. В это время два раза он оказывался в окружении, но невзирая на численное превосходство французов штыками прокладывал себе путь. Общие потери Азовского мушкетерского полка с начала боевых действий составили около 800 нижних чинов убитыми и пропавшими без вести. При этом можно с уверенностью сказать, что большая их часть пришлась именно на Шенграбенский бой.

Благодаря стойкости войск Багратиона русская армия оказалась спасена. 7 ноября у Вишау Кутузов соединился с прибывшим в подкрепление из России корпусом, а 10 ноября войска вступили в Ольмюц, где находились русский и австрийский императоры. Наполеон, в свою очередь, прекратил преследование. Он расположился в Брюнне и стал стягивать к этому пункту свои войска. Наступил новый этап войны.

15 ноября 1805 г. в приказе по армии, подписанном генерал–адъютантом кн. П. М. Волконским, сообщалось, что Александр I жалует за отличие участвовавшим в Шенграбенском бою частям награды: 6–му егерскому полку серебряные трубы с надписью, Киевскому гренадерскому, Азовскому и Подольскому мушкетерским полкам, двум батальонам Новгородского и батальону Нарвского мушкетерского полков знамена, а гусарским Павлоградскому и Мариупольскому по одному штандарту с надписью[54]. Таким образом, Азовскому полку за отличие в бою 4 ноября 1805 г. были пожалованы наградные, то есть Георгиевские знамена. Это отличие было признанием боевых заслуг полка и мужества, проявленного в бою при Шенграбене.

Блестяще осуществленный Кутузовым отступательный маневр свел на нет все стремления Наполеона. После соединения русских войск с подкреплением превосходство перешло на сторону союзников. Теперь уже сам Наполеон оказался в тяжелом положении, выходом из которого могло быть только победоносное сражение. И это сражение состоялось. 20 ноября 1805 г. войска союзников и французская армия вблизи города Аустерлиц вступили в решающее противоборство, от исхода которого зависела судьба Европы.

По принятой диспозиции Азовский мушкетерский полк был назначен в 3–ю колонну генерала И. Я. Пршибышевского вместе с Галицким, Бутырским, Подольским, Нарвским мушкетерскими полками и двумя батальонами 7–го егерского полка. Вместе с другими колоннами она должна была обойти правый фланг противника и на открытой местности нанести ему решительное поражение. Для прорыва неприятельской линии 3–й колонне назначался участок у Сокольниц. После захвата этой деревни Пршибышевскому предписывалось выровняться с наступавшими в этом направлении еще тремя колоннами и, повернув войска, двигаться на север, охватывая центр противника.

Выполняя принятую в ночь на 20 ноября диспозицию, Пршибышевский с вверенными ему частями в 7 часов утра выступил из лагеря при деревне Працен и спустился с Праценских высот. Войска, направляемые австрийскими колонновожатыми, к указанному в диспозиции пункту атаки шли пашней, что замедляло движение. Вскоре они вышли к деревне Сокольниц, рядом с которой, в долине ручья Гольдбах, располагался замок с каменными стенами.

Обнаружив французские войска в замке и вблизи него, Пршибышевский приготовился к атаке. Первым в дело вступили батальоны 7–го егерского полка, выбившие неприятеля из замка. При этом было захвачено два орудия. Оставив позицию, французы выставили на возвышенности артиллерийскую батарею, которая начала интенсивно обстреливать русские войска. Егерский полк, преследуя противника, встретил серьезное сопротивление и был подкреплен Галицким мушкетерским полком. Остальные части 3–й колонны, скрываясь от губительного огня артиллерии, спустились в долину, к стенам замка. Пршибышевский с Бутырским полком и двумя батальонами Нарвского полка прошел через замок навстречу отчаянно сопротивлявшемуся противнику. В резерве он оставил Азовский, Подольский и батальон Нарвского полка, имевшие недостаток в людях вследствие понесенных ранее потерь. Эти части находились на левой стороне ручья под командованием генерал–лейтенанта бар. Г. Ф. Вимпфена.

В то время, когда большая часть войск 3–й колонны оказалась втянута в бой за Сокольницким замком, Наполеон захватил центр русской позиции – Праценские высоты. Это был переломный момент, предрешивший дальнейший трагический исход сражения. Наступавшие на разных направлениях русские колонны потеряли общую связь и вынуждены были перейти к обороне. Овладев «ключом позиции», Наполеон начал яростное наступление в тыл действовавших против его правого фланга частей. В резко изменившейся ситуации дальнейшая судьба разобщенных русских колонн во многом зависела от их командиров.

Пршибышевский, обнаружив в своем тылу неприятеля, приказал стоявшим в резерве полкам прикрывать колонну. С этого момента азовцы вступили в кровопролитный бой с наступавшими от Праценских высот полками корпуса маршала Н. — Ж. Сульта. Находившиеся за ручьем батальоны должны были сдержать натиск противника и выиграть время для спасения 3–й колонны. О своем положении Пршибышевский сообщил главнокомандующему, и, не решаясь отступить без приказания, оставался на месте. Не дождавшись распоряжений, он начал пробиваться к Сокольницу на соединение со сражавшейся вблизи него 2–й колонной. Отбросив неприятеля, русские войска вступили в деревню, но в ней обнаружили части 2–й колонны, отступившие туда под ударами французов.

Положение обострилось до предела. 3–я колонна оказалась отрезана и окружена многочисленным противником. Но солдаты не дрогнули и не сдались на милость победителя. Эти мысли были чужды русским чудо–богатырям, воспитанным на победах Екатерининского века и помнящим еще Суворовские походы. Не имея возможности вырваться из охватившего их кольца, они выстроились и приготовились к смерти. Пули, картечь, ядра били в их сомкнутые ряды, калеча тела и беспощадно вырывая из строя способных к сопротивлению воинов. Но они стояли и умирали.

Прикрывавшие тыл 3–й колонны Азовский, Подольский и батальон Нарвского полка были атакованы превосходящими силами противника. Они упорно держались, отбиваясь от наращивавших напор французов. Понеся значительный урон в людях и расстреляв все патроны, полки с каждой минутой теряли способность к эффективному сопротивлению. Атака неприятельской кавалерии нанесла последний удар. Оставшиеся в живых защитники уже не смогли устоять и были рассеяны. Командовавший резервом генерал Вимпфен оказался в плену. Остатки разбитых полков отступили в Сокольниц, на соединение с державшимися там основными силами. Вслед за ними в деревню ворвались французы. Разгром русских войск, потерявших от изнурительного противоборства возможность противостоять яростному натиску противника, был неизбежен.

В эту критическую минуту, когда войска из последних сил сражались в окружении, Пршибышевский предпринял последний, отчаянный шаг. Он повернул свои расстроенные полки на север и двинулся по берегу ручья Гольдбах, в надежде встретить 4–ю колонну, которая по диспозиции должна была наступать в этом направлении. Однако на деле Пршибышевский только углублялся в расположение французской армии. Отойдя примерно на два километра от Сокольницкого замка, сильно поредевшие остатки 3–й колонны были стремительно атакованы кавалерией и разбиты. Потерявшие управление солдаты, группами и по одиночке, продолжали искать выхода из окружения. Многие гибли в схватках с французами, другие попадали в плен, кому‑то удавалось вырваться и присоединиться к отступавшей от Аустерлица армии.

В плену оказался и генерал Пршибышевский, который после возвращения из Франции был отдан под суд по обвинению в добровольной сдаче французам в начале сражения. Генерал был оправдан, но вскоре началось новое разбирательство дела, которое проходило в Государственном совете. За неумелое управление 3–й колонной в Аустерлицком сражении, приведшей к ее разгрому, Пршибышевский был приговорен к отставке от службы и разжалованию на месяц в рядовые. 25 ноября 1810 г. Александр I утвердил это решение[55]. Вместе с тем, упорное сопротивление 3–й колонны, отчаянно дравшейся в окружении, отвлекло значительные силы французов, и это позволило другим колоннам избежать подобной участи и выйти с поля боя.

В несчастном для русской армии Аустерлицком сражении 3–я колонна была практически полностью уничтожена. Из примерно 7500 человек было убито и взято в плен более 5000. Азовский мушкетерский полк, имевший к началу сражения около 1000 человек, потерял 2 штаб-, 16 обер-, 44 унтер–офицера, 26 музыкантов, 403 рядовых и 7 нестроевых (всего – 498 человек)[56]. В числе взятых в плен оказался и унтер–офицер Старичков. Выживший в учиненной возле Сокольница бойне, покрытый ранами, он уносил с поля боя вверенное ему знамя, чтобы сохранить эту святыню в неприкосновенности и спасти от поругания врага. В день Аустерлицкого сражения Старичков, до конца исполнил свой долг и совершил подвиг, обессмертивший его имя в памяти поколений.

Сразу после Аустерлицкого сражения к французскому командованию был направлен полковник Мариупольского гусарского полка С. Н. Ланской, которому было поручено вести переговоры о размене пленных. Первая партия военнопленных была обменена в Брюнне 30 ноября 1805 г. в числе 3 штаб–офицеров, 11 обер–офицеров и 14 рядовых[57]. Среди вернувшихся из французского плена офицеров был командир Бутырского мушкетерского полка подполковник М. Л. Трескин. По прибытии в Тешин, где располагался обоз действующей армии, он передал командовавшему там генерал–майору Д. М. Есипову рапорт, при котором препроводил вынесенное из плена знамя.

7 декабря 1805 г. Есипов писал об этом Кутузову: Трескин «…представил ко мне при рапорте знамя, которого полку ему не известно, а получил он его при выезде из Брюнна Бутырского полку роты имени своего[58] от рядового Чайки, который вручил ему его [и] объявил, что неизвестно которого полку и кто такой унтер–офицер, бывший в плену, покрытый ранами и чувствуя приближающуюся смерть свою, вручил оному рядовому Чайке, умоляя его сберечь знамя, за сохранение коего заплатил он жизнью своею. Скоро последовавшая смерть унтер–офицера не допустила его узнать, кто такой унтер–офицер и которому полку принадлежит знамя, который сей верный рядовой принял с благоговением, сохранял при себе тайно, а узнав о размене подполковника Трескина, воспользовался сим случаем доставить его к начальству. Таковой геройский подвиг понудил меня приложить старания открыть имя сего унтер–офицера, который при самой кончине жизни своей помышлял только о том, чтобы сохранить и доставить к начальству вверенное ему знамя в целости, соделать оное в утешение родственников умершего гласным и известным монаршему престолу, но старание мое было до сего времени тщетным»[59]. К этому рапорту Есипов приложил доставленное Трескиным знамя.

Таким образом, уже спустя десять дней после Аустерлицкого сражения, из плена оказалось вынесено знамя одного из российских полков, которое ценой своей жизни спас в плену неизвестный унтер–офицер. Это был один из первых случаев возвращения утраченных в Аустерлицком сражении знамен. Примерно тогда же, 30 ноября о бежавшем из французского плена со знаменем Бутырского мушкетерского полка портупей–прапорщике Измайлове сообщил Кутузову генерал–лейтенант И. Н. Эссен[60]. Об этом случае главнокомандующий рапортовал императору 15 декабря 1805 г., добавив сведения о спасении бежавшими из плена нижними чинами еще трех полотнищ, копья от древка и кистей принадлежавших Галицкому мушкетерскому полку[61]. К 16 января к главнокомандующему было доставлено уже 12 из 32 считавшихся утраченными во время сражения знамен[62]. Но во всех случаях эти полковые святыни возвращались живыми людьми, получавшими за это различные награды. И только в одном случае знамя спас человек, который умер в плену от полученных при его защите ран, сумевший в последние минуты жизни передать драгоценное полотнище в надежные руки, но не сообщивший своего имени. Получилось, что этот неизвестный унтер–офицер, перед лицом Бога, до конца исполнил свой земной долг солдата – сохранил вверенную ему святыню. Такой поступок не мог остаться не замеченным. По горячим следам восстановить имя героя попытался генерал Есипов, но безрезультатно. Знамя – немой свидетель совершенного подвига, поступило в штаб Кутузова, где были предприняты новые шаги по установлению имени отличившегося унтер–офицера. Возможно, по расцветки креста и углов было определено, что спасенное полотнище принадлежит к числу знамен Азовского мушкетерского полка. После этого могли быть запрошены из полка данные, о попавшем во время сражения в плен унтер–офицере не дворянского происхождения, которому было поручено ношение знамени. Таким, предположительно, путем могло быть вычислено имя совершившего подвиг человека – унтер–офицера Старичкова[63].

Почти месяц потребовался для выяснения: кто именно спас возвращенное из плена при первом размене пленных знамя. Лишь 15 января 1806 г. Кутузов направил Александру I рапорт с описанием этого подвига. В нем главнокомандующий писал: «Бутырского мушкетерского полка подполковник Трескин, разменянный из плена от французов, представил знамя Азовского мушкетерского полка и притом донес, что получил он его при выезде из Брюнна Бутырского ж полка роты имени его от рядового Чайки, который, вруча оное, объявил, Азовского мушкетерского полка унтер–офицер Старичков, бывший в плену, покрытый ранами, умирая, отдал оному рядовому сие знамя, умоляя сберечь его, и скоро после сего умер. Рядовой Чайка, приняв оное с благоговением, сохранил при себе. Сей героический подвиг Старичкова, который при самой кончине жизни своей помышлял только о том, чтоб сохранить и доставить к начальству вверенное ему знамя, понуждает меня донесть о том Вашему Императорскому Величеству»[64].

Сразу обращает на себя внимание категоричность, с которой Кутузов описывает подвиг. Из рапорта следует, что Чайка якобы сам сообщил своему командиру о Старичкове и полученном от него знамени Азовского полка. Это утверждение противоречит рапорту Есипова. Возможно, Кутузов, обращаясь к императору, посчитал необходимым опустить излишние подробности, касающиеся идентификации полотнища и установления имени героя, и представил упрощенную картину спасения знамени с четким распределением ролей между действующими лицами. Такой подход кажется вполне оправданным в рапорте императору, так как рапорт, являясь, по сути, представлением к награждению, требовал однозначности формулировок. Вместе с тем именно это, не совсем соответствующее действительности описание, стало основой для изображения подвига Старичкова в последующее время.

Приведенные выше два рапорта являются на сегодняшний день единственными источниками, которые содержат сведения о героическом деянии Старичкова. Однако, имеющаяся в них информация отличается лапидарностью и позволяет лишь в общих чертах представить последовательность событий. Из документов следует, что в сражении при Аустерлице унтер–офицер Азовского мушкетерского полка Старичков, защищая вверенное ему знамя, был несколько раз ранен и попал в плен. При этом он сумел сохранить полотнище знамени, которое, почувствовав приближение смерти, отдал рядовому Бутырского мушкетерского полка Чайке, «умоляя сберечь его». Это произошло через несколько дней после сражения, но где именно, в Брюнне или по дороге к нему, источники умалчивают. Смерть Старичкова не позволила Чайке узнать имя унтер–офицера и полковую принадлежность спасенного знамени. Приняв с «благоговением» полотнище, Чайка хранил «при себе» его несколько дней и, услышав о предстоящем размене пленных, вручил знамя командиру своего полка – подполковнику Трескину. 30 ноября офицер покинул Брюнн, где находились русские военнопленные, и в начале декабря доставил знамя по команде генералу Есипову. Последний 7 декабря переслал его Кутузову, который после выяснения имени героя, рапортовал о спасении знамени Александру I, назвав причастных к спасению знамени лиц: подполковника Трескина, унтер–офицера Старичкова и рядового Чайку.

Рапорт Кутузова от 15 января 1806 г. поступил в Военно–походную его императорского величества канцелярию 25 февраля. Ознакомившись с его содержанием, Александр I повелел: «Сделать из сего выписку для припечатаний к ведомостям, рядового Чайку произвесть в унд[ер] оф[ицеры], а семейство унд[ер] оф[ицера] Старичкова призреть». Эта высочайшая резолюция была подписана на рапорте рукой начальника Военно–походной канцелярии гр. Х. А. Ливена, в обязанности которого входило выполнение проходивших по его ведомству повелений монарха. Как видно, император выразил свое благоволение только Старичкову и Чайке. Еще один участник спасения знамени – подполковник Трескин оказался обойден наградой. Но, возможно, его роль в возвращении знамени не была забыта Александром I. Так, 23 апреля 1806 г. Трескин получил чин полковника, а 2 сентября 1809 г. был назначен шефом Азовского мушкетерского полка[65].

Следует особо подчеркнуть, что проанализированные рапорты Есипова и Кутузова не содержат в себе и десятой доли тех подробностей, которыми так богата литература о Старичкове. В первую очередь, следует указать на несостоятельность утвердившейся еще в царствование Николая I, в «Памятной книжке для нижних чинов», легенды о том, что Чайка «в точности исполнил завещание Старичкова: с равным усердием скрывая знамя, по возвращении из плена, представил его своему начальству»[66]. Такая трактовка событий, повествующая о длительном пребывании знамени Азовского полка в плену и игнорирующая участие Трескина в его спасении, сохраняется в некоторых публикациях до сегодняшнего дня[67]. Кроме того, некоторые авторы вносили свои дополнения в эту легенду. Например, по версии писателя В. Русакова Чайка, вернувшись из плена, «представил знамя в полк, рассказав о том, как оно к нему попало», а по мнению калужского исследователя Маслова, он вообще «бежал из плена и принес знамя на родину» (см. приложения 5, 6). Относительно Чайки «Памятная книжка для нижних чинов» сообщает также о пожаловании ему, помимо унтер–офицерского звания, еще и денежной награды. Это ошибочное утверждение также получило широкое распространение в литературе. Источники обходят молчанием и вопрос о том, где Старичков прятал спасенное им знамя. Этот «пробел» был восполнен в соответствии с воображением писавших о подвиге авторов. Первоначально использовали нейтральную фразу, указывая что Старичков сохранил знамя «при себе». Затем, появились более конкретные обозначения мест и способов хранения полотнища: на ноге, на груди, на животе, под мундиром, «обмотав вокруг своего тела»[68]. Указанные выше несоответствия были связаны с тем, что авторы, в большинстве случаев, опирались не на первоисточники, а на предания и свою интуицию.

Следует обратить внимание еще на одну глубоко укоренившуюся легенду. Речь идет о судьбе спасенного Старичковым знамени. В 1848 г. в газете «Русский инвалид» увидела свет статья неизвестного автора, посвященная пожалованию Николаем I Чесменской военной богадельне картины, запечатлевшей подвиг Старичкова. Автор, которым, возможно, был директор богадельни и комендант Петропавловской крепости И. Н. Скобелев – известный в 1830–1840–х гг. военный писатель, дослужившийся из солдат до генеральского чина, подчеркивая преемственность монаршего внимания к подвигу Старичкова, писал: «В бозе почивающий Император Александр I, дабы увековечить доблестный подвиг Старичкова, Высочайше повелеть соизволил: хранить это знамя в С. Петербургском арсенале»[69]. Это ни на чем не основанное утверждение получило широкое распространение в литературе и вошло в посвященные Старичкову энциклопедические статьи.

Что касается знамени, то оно, после возвращения из плена Трескина, поступило сначала в ведение генерала Есипова, а от него, по команде, было доставлено главнокомандующему. 16 января 1806 г. Кутузов направил Александру I рапорт, в котором поднял вопрос о судьбе знамени Азовского полка и других доставленных к нему после сражения знамен. Он писал: «Вынесенные разными чинами знамена, о коих я Вашему Императорскому Величеству доносил, при полках остаются без древок; и именно: в Курском мушкетерском 1, Галицком 3, Бутырском 2, Пермском 3, Нарвском 1, Азовском 1, Подольском 1, всего 12. Вашего Императорского Величества всеподданнейше испрашиваю позволения, о прибитии их по–прежнему к древкам, как оные не были еще в руках неприятельских». На это предложение 30 января 1806 г. последовала высочайшая резолюция: «Позволить»[70]. Таким образом, доставленное к Кутузову знамя Азовского мушкетерского полка, в январе 1806 г., после установления имени Старичкова, было направлено в полк. Здесь, примерно в феврале, по высочайшему позволению спасенное в плену полотнище было прибито к новому древку и вернулось в строй. Как видно, никаких особых распоряжений о хранении знамени Азовского полка в Санкт–Петербургском арсенале сделано не было.

После возвращения из плена спасенного Старичковым знамени, в Азовском полку не доставало четырех, утраченных в Аустерлицком сражении знамен. Именно эту цифру показал Кутузов в рапорте императору от 26 декабря 1805 г., к которому была приложена ведомость о потерянных в полках знаменах. На этот рапорт 7 февраля 1806 г. последовала высочайшая резолюция: «Сим полкам знамен не давать».[71] Это решение было наказанием за потерю полковых святынь. Более того, 13 июля 1806 г. Азовский, Подольский, два батальона Новгородского и батальон Нарвского мушкетерского полков были лишены права на получение Георгиевских знамен, которые им были пожалованы за бой при Шенграбене[72].

Принимая во внимание, что к 26 декабря 1805 г. Кутузов уже получил доставленное от Трескина полотнище, можно сделать вывод, что в сражении при Аустерлице Азовский полк сохранил одно «цветное» знамя. Тем самым, в бою он потерял не четыре, как считалось ранее[73], а пять знамен. Одно из них было спасено Старичковым и по высочайшему позволению возвращено в строй. Таким образом, после кампании 1805 г. в Азовском полку налицо состояло два «цветных» знамени, из которых одно было связано с героическим подвигом унтер–офицера Старичкова. Недостающие четыре знамени, которые были указаны Кутузовым в рапорте императору, предстояло заслужить на полях сражений.

Справедливости ради, следует отметить, что после Старичкова в Россию было возвращено еще два знамени, принадлежащие Азовскому полку. Однако они не были переданы в полк. Надо полагать, это произошло вследствие высочайшего решения не выдавать потерявшим в Аустерлицком сражении полкам знамен. Так, одно знамя было вынесено унтер–офицером Замариным, который представил его генерал–лейтенанту Эссену. Последний в ноябре 1806 г. доносил начальнику Военно–походной канцелярии Ливену, что «унтер–офицер сей показывает, что он в сражении 20 ноября прошедшего года, будучи ранен в левую ногу картечью и в левый бок штыком, оставался на поле до самой ночи, а когда, собравшись с силами, приподнялся, то между убитыми нашел с разрубленною в двух местах древкою, без копья и подтока, российское знамя, которое тот час оторвал от древки, зашил к себе в мундирный рукав, за подкладку». На следующий день Замарина нашли на поле боя местные жители и передали французам. Из Брюнна он был направлен во Францию и проследовал через Страсбург в Дижон. Здесь он три месяца лечился в госпитале, а по выздоровлении был отправлен в Люневиль для определения во французскую службу. Узнав об этом, Замарин бежал и через Австрию вернулся в Россию, доставив на родину спасенное им «цветное» знамя Азовского мушкетерского полка. Вследствие полученных ранений Замарин был признан неспособным к службе и 20 декабря был уволен в отставку с чином подпоручика, мундиром и пенсионом полного жалования[74]. Этот офицерский чин, дававший право на потомственное дворянство, стал наградой за спасение знамени полка.

Вверху слева: «цветное» знамя Азовского мушкетерского полка обр. 1803 г. Три таких знамени были пожалованы в полк 8 января 1810 г. Углы темно–коричневые, а крест розовый.

Внизу: полотнище и навершие «белого» знамени Азовского мушкетерского полка обр. 1803 г. Пожаловано в полк 8 января 1810 г. Крест и углы белые. В 1866 г. доставлено в Калугу как знамя, спасенное унтер–офицером Старичковым в 1805 г. в сражении при Аустерлице. Реставраторы В. Е. Петров (навершие) и Р. А. Петрова (полотнище). Фото В. А. Бессонова. (КОКМ, КЛ 4778).

Другое знамя Азовского полка было доставлено в 1808 г., когда русские пленные вернулись после окончания войны на родину. Руководивший выводом из Франции военнопленных генерал–майор бар. Е. И. Миллер–Закомельский при рапорте от 16 февраля 1808 г. представил военному министру гр. А. А. Аракчееву пять сохраненных разными чинами в плену знамен, принадлежавших Азовскому, Бутырскому, Пермскому, Нарвскому и Галицкому мушкетерским полкам. О судьбе знамени Азовского полка он писал, что оно было спасено во время Аустерлицкого сражения «подпрапорщиком Грибовским, который, находясь уже во Франции пленным, в городе Дижоне в госпитале умер, а после его хранено было сие знамя барабанщиком Кирилою Павловым, который, быв угрожаем от французов обыском, отдал оное знамя того же полка унтер–офицеру Шамову, а сей с того времени хранил при себе и представил по команде, уже по прибытии в город Люневиль, при формировании временных батальонов». Доставленное унтер–офицером Шамовым Миллеру–Закомельскому знамя оказалось «белым» знаменем Азовского полка. За его спасение 4 августа 1808 г. барабанщик Кирилл Павлов Добош был произведен в унтер–офицеры и награжден 50 рублями, а унтер–офицер Иван Шамов получил чин прапорщика[75]. Следует отметить, что все доставленные в 1808 г. из Франции знамена оказались «погребены» в архивах военного ведомства и были обнаружены только в начале XX в. Появление новых данных о спасении знамен стало основанием для увековечивания имен героев к 100–летию Аустерлицкого сражения. Высочайшим повелением императора Николая II от 21 ноября 1905 г. унтер–офицеры, спасшие четыре знамени, были зачислены в списки полков. Среди них был и подпрапорщик Азовского полка Грибовский[76].

Подводя итог, можно сделать вывод, что в сражении при Аустерлице. Азовский мушкетерский полк лишился 5 знамен, из которых три, в конечном счете, были спасены. Из них только сохраненное Старичковым полотнище оказалось передано в полк. Под этим знаменем азовцы воевали с французами в 1806–1807 гг., участвовали в русско–шведской войне 1808–1809 г., Отечественной войне 1812 г. и заграничных походах 1813–1814 гг. Судьба же еще двух, утраченных при Аустерлице знамен, остается на сегодняшний день неизвестной.

После войны 1805 г. Азовский полк имел в строю только два знамени. Недостающие до полного комплекта четыре знамени полк сумел себе вернуть за отличия, проявленные в войну со Швецией. Когда война была уже практически окончена, командовавший Улеаборгским корпусом генерал–лейтенант гр. Н. М. Каменский направил 28 августа 1809 г. военному министру Аракчееву рапорт, в котором испрашивал поощрения 3–му егерскому, Севскому и Азовскому мушкетерским полкам за «оказанные услуги в Финляндии в течение как прошлой, так и нынешней кампаний». Азовский полк, потерявший в Аустерлицком сражении «некоторое число знамен», он предлагал наградить выдачей «полного положенного числа новых знамен, но не отличных, а обыкновенных»[77]. О поощрении отличившихся полков рапортовал императору 16 сентября 1809 г. и главнокомандующий войсками в Финляндии генерал от инфантерии М. Б. Барклай де Толли. Характеризуя их деятельность, он писал: «Сии полки, а наипаче 3–й егерский и Азовский, отличив себя не только что в нынешнюю кампанию в Финляндии, но и во всех прежних постоянною храбростию и твердою неустрашимостью будучи везде употребляемы в передовых войсках и в самых кровопролитных сражениях, что доказывает потерею в людях ими понесенною, приобрели особое почтение от всех прочих полков»[78].

Предложение Каменского было высочайше утверждено 18 сентября 1809 г. Для выяснения числа недостающих в Азовском полку знамен 21 сентября был направлен запрос в Коммисариатскую экспедицию Военной коллегии. 25 сентября 1809 г. экспедиция сообщила, что по доставленным 14 апреля 1806 г. Киевской комиссией данным полк потерял в Аустерлицком сражении четыре знамени, в том числе и «белое»[79].

Именно это количество новых знамен было изготовлено для отличившегося в сражениях полка. Они были выполнены по образцу знамен, утвержденных в 1803 г. Эти знамена имели полотнища (2x2 аршина) с крестами и углами, аналогичными знаменам образца 1797 г. Но в отличие от предыдущего образца, они имели в центре оранжевый круг (диаметр – 14 вершков), на котором помещался черный двуглавый орел, с одним крылом опущенным, а другим поднятым. На головах орла были короны, а в лапах перуны и молнии. По линии круга шел венок с короной. На углах знамени располагались в венках под короной вензеля императора Александра I. Эти элементы, а также клювы и лапы орла изображались золотом. Древко знамени образца 1803 г. было немного длиннее (4 аршина 10,5 вершков) и имело штампованное навершие (высота 6,5 вершков) в форме копья с двуглавым орлом, отличного от предыдущего образца вида. Лента и кисти делались серебряными с примесью черного и оранжевого шелка. На «белых» знаменах образца 1803 г. крест и углы были белыми[80].

Вновь жалованным, взамен утраченных при Аустерлице, знаменам Азовского полка была сохранена старая расцветка. «Белое» знамя, по положению, не имело отличительных цветов, а у трех «цветных» крест был розовый с темно–коричневыми углами. Древки полагались черного цвета[81]. Новые знамена были отправлены в полк 26 ноября 1809 г., а официальное их пожалование за отличие в войне со шведами состоялось уже 8 января 1810 г. Таким образом, накануне войны 1812 г. в Азовском полку находилось 2 знамени образца 1797 г., в том числе спасенное в 1805 г. Старичковым, и четыре образца 1803 г. («белое» и три «цветных»)[82].

Такой комплект знамен существовал в Азовском полку до окончания войны с Наполеоном. 31 августа 1814 г. последовало распоряжение, чтобы в пехотных полках состояло по одному «цветному» знамени в каждом батальоне[83]. Следовательно, в Азовском пехотном полку должно было вместо шести остаться три знамени. В числе покидавших полк знамен были одно «белое» и два «цветных». Последними, вероятно, стали знамена предыдущего царствования, находившиеся в строю уже 15 лет. К их числу относилось и знамя, спасенное Старичковым. Спустя 40 лет «белое» знамя Азовского полка обнаружилось в Санкт–Петербургском арсенале. Возможно, туда же были отправлены и изъятые из полка «цветные» знамена. Об этом косвенно свидетельствует Михайловский–Данилевский, который в своей истории войны 1805 г. писал, что спасенное Старичковым знамя находится в Санкт–Петербургском арсенале (при этом он не ссылался на повеление Александра I)[84]. За время своей службы это знамя участвовало в пяти войнах, побывало в десятках боев и сражений, было сорвано с древка и в течение нескольких дней скрывалось от посторонних глаз в плену. Все это, вне всякого сомнения, не могло не отразиться на сохранности полотнища. И если у «белого» знамени образца 1803 г., находившегося в строю примерно 5 лет, оказались утрачены два крайних угла, то, вероятно, спасенное Старичковым знамя, служившее втрое больше, имело значительно худший вид. В конечном итоге, остатки полотнища знамени со временем могли окончательно разрушиться и превратиться в прах. То же могло случиться и со вторым «цветным» знаменем образца 1797 г. По крайней мере, предпринимавшиеся во второй половине XIX в. поиски Старичковского знамени не увенчались успехом и на свет, вместо него из недр Санкт–Петербургского арсенала вышло «белое» знамя Азовского полка образца 1803 г., которое стало играть роль зримого олицетворения, совершенного Старичковым в 1805 г. героического подвига.