Кальдур Живой Доспех II

Виденье 21. Пока не умрём

Он сложил ей невысокий курган на склоне, который видно с дороги. Вспомнил, как во время пути им попадались такие, она махала каждому и улыбалась, немного пританцовывая, приветствовала почивших собратьев. Сказала, что так у них принято, если мёртвый спит беспокойно, то пусть знает — горы ещё стоят на своих местах и горцы здесь улыбаются, живут в мире друг с другом и ждут его возвращения. И чтобы он никуда не уходил, чтоб родиться здесь снова.

Розари призвала доспех и помогла собрать камни. Куда тяжёлее и больше, чем обычно собирали сами горцы. Дукан старался не торопить их, прижимал ещё кровоточащую рану и беспокойно оглядывался по сторонам. Боялся выхватить стрелу от остатков отряда темников, если те решат мстить за своих товарищей. Анижа стояла в сторонке и молча плакала, нашёптывая на свои забинтованные ладони молитвы исцеления, которые не хотели работать.

Когда он закончил, то приставил рядом большой валун, сформировал на костяшке шип, и глубоко вдавливая его, вычертил:

Хизран,

смелая дочь гор,

что не бросала в беде.

Ещё минуту постоял в молчании, кинул последний камешек на курган и пошёл прочь.

Они прошли той тропой, что она успела показать, завернули за склон и столкнулись почти с отвесной скалой, с совсем небольшим уклоном, которая показалась им непреступной и у которой они замерли на долгие полчаса. Всё вокруг заволокло непроглядным, почти колдовским, туманом, от вида которого Кальдур изрядно напрягся. Но вдруг из клубов дымки показался козлик, нелепый, всклокоченный, грязный и совершенно их не боящийся. Он прошёл в паре метров от Дукана, поглядывая на него, словно тот совершил какую-то глупость и застыл около стены на минуту-другую. Цокнул копытами и в несколько прыжков, едва умещаясь на выступах и почти не выбирая траекторию для перемещения, оказался наверху.

— Бе-е-е, — послышалась оттуда, и животное скрылось из вида.

Кальдур вздохнул, пытаясь прикинуть, как начать взбираться самому, сделал шаг к стене, но холодный тон Розари остановил его:

— Она не сможет лезть, Кальдур.

Он это и так знал. Повернулся и посмотрел сначала на лёд в её глазах, потом на Анижу с опущенными головой и плечами.

— А мы не сможет оставить её здесь. Потому что она умрёт, — спокойно ответил он. — Я понесу её.

Вспышка едва блеснула в тумане. Он кивнул на свои сумки и взглядом попросил помочь растянуть ремни и надеть на его шею.

— Ты, старик? — он кивнул на Дукана, тот нахмурился и поелозил зубами, смотря вверх.

— Хороший был укол, — Дукан повращал руку в плечевом суставе. — Залез под доспех, едва успел оттянуться назад, а то бы всё было хуже. Но эта рука у меня болит лет двадцать как. Работает и ладно, нагрузки держит. Вытерплю. Будет кровоточить — ничего страшного. Потеря крови мне скорей полезна, чем опасна. Да и Розари меня подстрахует. Вы же сможете лезть в доспехах?

— Даже упасть, — прикинул Кальдур, вспоминая побег из тюрьмы и падение с высоты. — Я точно. Розари думаю тоже. Несколько десятков метров эти железяки переварят точно. Может даже… сотню вытянем. Но проверять не буду. Просто говорю.

— Сколько сможете находиться в доспехах?

— Пока не умрём, — лаконично ответила Розари, скинула сумки и тоже высвободила доспех.

— Разойдитесь, я попробую!

Кальдур дождался, пока все отойдут на безопасное расстояние и выпрыгнул вверх, невысоко, примерно до половины отвесной стены. Врезался в неё, вырвал и раскрошил выступы своим весом, не смог ни за что зацепиться толстыми бронированными пальцами, выбил копытами окошко в стене, но и там соскользнул, тяжёло упал вниз, приземлился на ноги. Снова застыл, глядя вверх.

— А до вершины допрыгнешь? — усмехнулся сзади Дукан.

— До конца стены точно. Только это плохая идея. Могу перемахнуть. А если там обрыв или провал? В слепую прыгать не вариант. М-да.

— Ну, эти лапища и копыта точно никуда не протиснутся. Ими только виноград месить или глину, — искажённо рассмеялась Розари. — Вот там бы они пригодились. Так. А что на счёт шипов или лезвий?

Кальдур задумался на секунду, согнул кулак и на его костяшках проступили шипы. Поднёс кулак к стене и попробовал опереться на него.

— Не. Сорвусь.

— Может твой доспех может ещё какие-то фокусы делать? — спросил Дукан. — Если он раньше принадлежал зерафиту, то как мог держаться за зеркан?

— Там всё просто. Зерафиты с ними срастаются почти буквально. Правильнее сказать сплавляются. Металл к металлу. Ладно, дайте мне минутку-другую. Может, Розари пока попробует?

Та пожала плечами, показала короткие когти из пальцев, отрастила по шипу от ступней, прыгнула наверх словно кошка, зацепилась и в мгновение ока оказалась на вершине скалы. В тумане её почти не было видно, но Кальдур явственно почувствовал её презрительный взгляд сверху вниз.

— Вот жеж ж стерва, — едва слышно прошептал он и потянулся мыслями к доспеху: — Ну, так и будем молчать? На этой горе тебя может ждать Госпожа, и Её руки, которые исцелят раны. Что скажешь?

Колосс снова не отвечал, но через пару минут, пальцы Кальдура вдруг запульсировали, металл на них заструился, вскипел и застыл в новой форме — кончики его пальцев покрылись тонкой и запутанной сеточкой рельефа.

— Что и всё? Узорчик?

Кальдур вздохнул и поднёс ладонь к стене. Пальцы к ней словно прилипли. Он занёс ладонь над головой, снова поднёс к скале, попробовал оторвать ноги и повиснуть на пальцах. Его чуть стащило вниз, на скале от подушечек его пальцев, остались борозды, которые выглядели как полированный камень. Если он не будет зевать и менять руки быстро, то сможет лезть и так.

Он попробовал. Поверхность его ног ниже колена, переходящая в широкие, почти круглые ступни, так же покрылась узором, и он даже смог перенести на неё часть веса.

— Сойдёт. Спасибо, Колосс. Мы идём вверх. Не подведи нас.

Стальная тень Розари с грохотом приземлилась рядом. Сбросила с плеча тушу козла со свёрнутой шеей.

— В доспехах лезть будет куда легче и быстрее, — услышал он ледяной тон девушки. — Но за каждый день восхождения, броня возьмёт с нашего тела втридорога. Нужно будет много сил.

— Потащим его с собой? — Дукан махнул на тушу. — А ты не лопнешь деточка?

— И тебя потащу, — ответила Розари. — Ты будешь привязан верёвкой к моему поясу. Иначе отстанешь. Тебе придётся держать очень высокий темп, или хотя бы не ободрать себе лицо и руки, когда я буду тащить тебя вверх, словно лошадь, вырывшая поводья. Мы с Кальдуром сможем лезть очень быстро. Даже не так. У нас не будет другого выбора. Там отдыхать и восстанавливать силы мы не сможем в полной мере. Нужно будет подняться и спуститься как можно быстрее. Что вполне созвучно с нашим планом.

— Согласен, — кивнул Кальдур и снова посмотрел наверх. — Будем двигаться как можно быстрее... Только вот... Мы так и не узнали, куда нам нужно конкретно. На вершину?

— Сдаётся мне, что именно туда, — мрачно ухмыльнулся Дукан. — Будем смотреть в оба, может, мы и ошибаемся. Сейчас достану верёвку, и я готов, лошадка.

***

Утро застало их снежной метелью, которая заставила их забиться в расщелину, снять доспехи и прижаться друг к другу. Лицо и руки мрачного и молчаливого Дукана были покрыты ссадинами и синяками, которых почти не было видно под слоем тряпок, которыми он обмотался. Он молча и с некоторым сожалениям приканчивал останки табака, чтобы отложить трубку надолго. Анижа грелась между ногами Кальдура, заключённая в объятия его и пледа, и подрагивала, часто дышала и постанывала от боли в распухших руках. Её было жалко, Кальдур несколько раз помог ей обработать руки, дал остатки средств от боли, предложенных Виссарионом, но ничего ей не помогало.

Было слишком влажно, чтобы развести костёр, да и дрова и пару высушенных лепёшек, они решили оставить для большей высоты, на чёрный день. Розари с невозмутимым видом поглядывала на Кальдура, рылась в туше освежёванного козла ножичком, отрезала небольшие кусочки сырого жёсткого мяса, тщательно жевала их и сосредоточенно проглатывала, неплохо справляясь с призывами желудка освободиться от такой трапезы.

Метель закончилась ближе к обеду, подходящий склон для восхождения они искали ещё часа два, но так и не нашли. Здесь скала была куда более пологой, её укрыл снежный наст, который скользил под тяжестью доспехов, и было сложно за что-то зацепиться.

Кальдур совсем было отчаялся, но отправившись справлять нужды в укромное местечко, нашёл выход. Гигантская трещина в отвесной скале формировала вход в колодец, выходящий далеко вверх и заканчивающийся видом на уже чистое небо.

— Выглядит чертовски опасным, — оценил Дукан, запрокинув голову.

— На самом деле нет, — ответил ему Кальдур. — Я видел такую скалу у Драконьего Чертога. По ней лазали мальчишки, такие же как я. Распирали руки и ноги в стороны, вот так и просто шагали вверх, отталкиваясь поочередно одной ногой и другой. Тоннель достаточно узкий, чтобы достать. И с этой стороны вроде почти и не покрыт льдом. Но это не очень легко физически.

— Показывай, — процедила Розари, призвала доспех и застыла, скрестив руками на груди.

Неловко озираясь, Кальдур попробовал лезть без доспеха — чтобы Розари было хорошо видно как двигается его тело и в какой последовательности. Сначала вскарабкался метр на два по отвесной стене, затем переместился влево к более узкому участку, раскорячил ноги, упёрся ими в разные стены, и поддерживая равновесие руками, пополз вверх.

— Поняла, — раздался снизу голос Розари. — Готовься, старик. Будешь болтаться, как лещ на удочке.

Кальдур осторожно спустился и спрыгнул последние два метра, подогнув при приземление уже разогретые колени. Дукан встретил это действие вялыми аплодисментами и кисло посмотрел на Розари.

— Давай только понежнее, чем вчера. Такое ощущение, что в моих костях появилась пару новых трещин, после твоих рывков. Не жалеешь старика. Слушай, что я кричу и удостоверься, что я готов лезть дальше. Или буду командовать тобой с помощью ножичка по спиночке.

— Я бы тоже понесла тебя на руках, как Кальдур Анижу, чтоб не ныл, но обрыбишься. И обзор мне весь закроешь. Давай, готовься.

Дукан вздохнул, сбросил с себя сумки и стал прикидывать, как будет карабкаться и поспевать за ними. Кальдур призвал доспех, и они с Розари немного подумали, как он будет нести Анижу на этот раз. Для верности обмотали её верёвками и связали с Кальдуром, создав ей нечто вроде стремени, куда она пропустила свои бёдра и некрепко связались по линии живота. Она забралась ему за спину, обмотав ещё одну верёвку вокруг своих локтей и накинула ему на шею, по другому держаться она просто ещё не могла.

— Вот и снова ишак из тебя вышел, — хохотнула Розари, проверяя верёвки и привязанные к нему сумки. Гулко стукнула ему по плечу, чтобы он начинал подъём.

— Может, ты полезешь первой? — спросил Кальдур. — Если моя туша упадёт никому мало не покажётся.

— Мне нужно смотреть, как лезешь ты, чтобы не сорваться, — ответила Розари. — Я-то такого никогда не делала. Могу и затупить. Да и ловить меня в связке со стариком... окончится примёрно так же. Просто не падай, Ишак-Дур. Хорошо?

— Постараюсь, — буркнул Кальдур.

Он осторожно полез наверх, старясь чтобы у Анижи было достаточно пространства и чтобы её не зацепило нависающими скалами. Первые метры скала под его пальцами трескалась, проминалась и ныла, пока он не нашёл нужное усилие, чтобы держаться и не съезжать вниз.

Через час Кальдур понял, что его всё время раскоряченные руки начинают неметь, не смотря на всю мощь и поддержку доспеха. Он сделал ошибку и посмотрел вниз. Он уже устал и дышать было тяжёло. Анижа уже давно прижималась к нему, даже не поднимая голову, он чувствовал, что её полное страха дыхание и слышал стук зубов.

— Не бойся, Анижа. Мы уже почти на вершине, — тяжёло дыша, соврал Кальдур. — Знаешь, это я тут боюсь высоты. Ну не то, чтобы боюсь, она мне ничего плохого никогда не делала. Просто чувствую, что тут мне не место. Но ведь поздно отступать назад.

Она только сильнее вжалась в него, а он про себя чертыхнулся и попробовал снова.

— Говори со мной. Расскажи, что нибудь. Что не было времени для страха. Я буду карабкаться за нас двоих.

Она ещё немного повисела на нём, скребя зубами друг от друга от боли — ей приходилось цепляться и обожжёнными руками, и заставить себя перестать она не могла от страха сорваться. И поняла, что он прав.

— У нас в храме были двери против обжорства! — почти что выкрикнула Анижа, снова опасно покачнувшись на Кальдуре. — Просто узкие двери и узкие дверные проходы.

— И? — спросил Кальдур, когда она замолчала надолго.

— И настоятель приказал их расширить, когда перестал проходить...

Анижа снова покачнулась, но на этот раз от смеха, который разобрал Кальдура. Она напугалась ещё больше и неосознанно залепила ему пару затрещин по шлему и скорчилась от боли.

— Лучше о себе расскажи, а не смеши меня, — просмеявшись, сказал Кальдур.

— А чего ты обо мне не знаешь? — удивилась она.

— Да я о тебе вообще ничего, считай, не знаю. Мы особо не разговаривали никогда. Это ты за мной подглядывала, а не я.

Она снова хотела залепить ему затрещину, но посмотрела на перемотанные руки и во время остановилась.

— Меня рано отдали в монастырь. Я была почти младенцем. Никогда не знала родителей. И не хочу знать. Что за человек может отказаться от своего ребёнка без всякой причины? — она надолго замолчала. — Помню, что до и после Шестой Битвы к нам в монастырь попало много детей. Их родителей забрала война, или же с ними случилось что-то ужасное и связанное с ней. Росла среди них, помогала им, заботилась, учила. Им было так же плохо, как и мне. Так и решила стать жрицей. Чего тут ещё рассказать?

Кальдур устало выдохнул, продолжая карабкаться и понял, что так устал от подъёма, что уже даже не может придумать какие-либо подколы в её сторону.

— Ну не знаю... чем вас вообще учат? И как?

— Меня особо ничему обучить не успели. Как готовить. Шить. Работать с ранами. Лечить лекарствами и травами. Толковых забирают жрецы и жрицы по старше. Обучают по одному, максимум трёх человек. Дают всё, что знают. Это занимает годы. Никто не торопился... а зря...

Она снова замолчала и погрузилась в свои мысли. Какое-то время Кальдур просто упорно лез вверх, тоннель вокруг него сужался, но карабкаться проще не становилось и пятно света вверху совсем не приближалось. Вдруг его качнуло и в глазах потемнело. На несколько долгих мгновений он полностью потерял нить мыслей. В себя его привёл отчаянный вскрик Анижи, одна из его рук отцепилась, он стал сползать вниз и едва не сорвался.

— Что там? — крикнула Розари снизу, едва увернувшись от упавших камней и осколков.

— Дышать тяжёло, — ответил Кальдур.

Выдержал паузу, собрался и полез дальше.

***

К сумерках мороз стал лютым и зимним. Резкие порывы ветра легко забирались под одежду, и продирали до костей. После ещё нескольких отвесных стен и крутых склонов, весь остаток дня они шли, считай что, по ровной земле лишь с небольшим уклоном. Петляли и описывали зигзаги в поисках более удобной дороги, как советовала Хизран, медленно, но продирались всё выше и выше. Снега тут так же было немного, ветер не оставлял ему шансов.

Маршрут был не таким уж и тяжёлым, за исключением холода и постоянно сбитого дыхания. Шли цепочкой, Розари и Кальдур отдыхали по возможности без доспехов, Кальдур замыкал и продолжал приглядывать за Анижей, которая даже немного оживилась или уже просто смирилась тяготами их затянувшегося пути.

От видов вокруг всё меньше захватывало дух, чем выше они поднимались, тем меньше вокруг было жизни и меньше места для человека.

— Ладно, — Дукан свернул в сторону от подобия тропинки и побрёл сквозь тонкий снежный наст к единственному валуну в поле зрения. — Ничего лучше не найдём. Будем ночевать тут, как говорила Хизран, все друг к дружке, укрытые плащами. Забросаемся снегом — это поможет, я надеюсь. Хотя я такого холода ещё ни в одну зиму не чувствовал. Давайте живее. До темноты меньше получаса.

Расчищать полянку от снега не стали, просто расположились там, где как им показалось будет меньше ветра. Ботинки Кальдур снимать не рискнул, только расслабил грубую шнуровку и оценил уже совсем не весёлое состояние кожи и трещины на подошвах. Постелили вниз пару пледов, девушек положили в центре, закрыли их по бокам, укрылись всем, что было. Ещё раз припомнили Хизран, поблагодарили за тёплые вещи, прижались друг к дружки, в обнимку, и нагребли сверху снега.

Ветер ещё долго не давал им уснуть, забирался под одеяла и настолько вывел Дукана, что тот поднялся и собрал в полутьме из снега и камней некое подобие стены, чтоб прикрывало их и направляло ветер чуть выше их укрытия.

Дрожать Кальдур перестал часа через два, метель закончилось, горячее дыхание и тела друг друга отогрели их и он погрузился в глубокий и беспокойный сон. Снилось ему пульсирующее солнце, выточенное из камня, по которому с каждой пульсацией распространялись трещины, пока оно не лопнуло и не стало грудой обломков, в которых проглядывались черты человеческих костей и черепов.

Пробуждение было ужасным. Его тело просто окостенело, болело и он едва смог заставить его хоть как-то двигаться и гнуться. В горле пересохло, как в самую сильную жару, но там же была и холодная густая и мерзкая слюна, которую он просто так не смог проглотить. Потянулся за флягой и с досадой потряс её — она была пустой. Ни капли воды. Набил туда снега, поморщился от её прикосновения к телу, убрал за пазуху, снова вернулся под одеяла, закрылся ими от холода, придвинулся бочком к Аниже и даже испугался на секунду.

Она была очень холодной и недвижимой, лишь редкое горячее и глубокое дыхание выдавало в ней живую. Он приобнял её покрепче, чтобы отдать больше тепла. Она проснулась на мгновение, прижалась к нему ближе и тут же снова засопела.

С трудом встали ещё через час или два. Солнце было уже высоко и немного нагрело склон, его лучи и блики казались настоящим спасением, но от холода и последствий прошлой ночи спасали плохо. Дукан наполнил флягу с ручья, стекавшего по толстой льдине, но утолять жажду такой водой не рискнул, решил следовать совету и тоже убрал сосуд грёться.

Аниже стало легче. То ли её руки не успели хорошо обгореть, то ли её лекарства и ритуалы помогли. С них слезла кожа, местами они покрылись красноватым узором и всё ещё болели, но она уже могла ими работать. Она отказалась в очередной раз от сырого мяса, глядя на него полными тошноты и страха глазами. Кальдур отдал её свои сухие закуски и разделил уже попахивающую плоть с Дуканом и Розари. Его желудок бурлил, ползал и бесился внутри, словно пытаясь увернуться от отвратительного угощения, но Кальдур дышал правильно, ел спокойно и не торопясь, старался не обращать внимания на вкус и запивал глубокими глотками почти растаявшей воды из фляги — так чтоб уж точно кусок не встал поперёк горло.

Козла решили не доедать. Ждали, что он дольше сохраниться при холоде, но рисковать не стали. Свалиться с поносом или отравлением в горах было бы верной смертью. Вместо этого начали выдирать из почвы и скал всю сухую растительность, что ещё иногда попадалась в поле зрения, попутно разорив несколько птичьих гнёзд и разжившись мелкими яйцами. Горцы щедро снабдили их припасами, но все понимали, что это капля в море, и их не хватит на всё путешествие.

***

Следующие три дня мало чем отличались друг от друга. Метель пока не показывалась, ночью им удавалось спать в относительно неплохо а днём они освоили разведение не больших костров из всего, что попалось на руку. Основной пищей стала горячая похлебка из протаявшего снега, сушёных овощей и мяса. Её готовили в единственном глиняном горшке, которую ели прямо в пути, передавая друг другу. По пологому склону они поднимались медленно, но верно. К холоду и тяжёлому воздуху почти привыкли, но никакой речи о комфорте и быть не могло. Жизнь словно медленно покидала их, в голове становилось всё меньше мыслей и чувств, тело всё хуже слушалось, слабело и деревенело, разговоры тускнели, шутки почти не звучали и их восхождение, всё чаще сопровождалось гробовым молчанием и натужными попытками надышаться ледяным воздухом.

Пить хотелось постоянно, часто кружилась голова и окружающий вид изогнутой к верху серо-каменистой плоскости периодически отдалялся и темнел, вынуждая снижать темп и приходить в себя.

Солнце, мелькающее на склонах, редкие облака и туманы, блики на снегу играли с ним злые шутки. Иногда-то тут, то там он видел фигуры, то замершие вдалеке, то чёрными тенями рвущиеся к ним наперерез. Первые несколько раз он даже поднимал тревогу, но потом понял, что это лишь виденья. И просто шёл дальше.

Самое жуткое своё виденье он встретил спокойно, рассмотрев его во всех деталях и усмехнувшись сам себе, просто пошёл дальше, стараясь больше не смотреть в пропасть. Он просто не мог увидеть отсюда то, что увидел. Глыбу Дворца, парящего над горой Ногх.

***

— Тебе чего там сниться, Дур-Дур? — гневно прошептала Анижа.

Она чуть отстранилась от него и в пространство между ними тут же залетел порыв ледяного ветра. Он поморщился и попытался разглядеть её в кромешной темноте и придумать хоть какой-то ответ спросонья.

— Чего вам не спиться, демоны, — заворчала Розари, приподнялась, перегнулась через Анижу и со всей дури ущипнула Кальдура за плечо.

Тот зашипел и ещё больше отстранился. Оголённая спина от задравшейся рубашки покинула их скромное убежище, коснулась снега, и Кальдур зашипел ещё больше.

— Сны у него срамные! — прошептала Анижа. — Чуть руки не начал распускать, озабоченный!

Остатки сна покинули Кальдура, он понял в чём дело, залился краской, осторожно подвинулся к Аниже и перевернулся к ней спиной, чтоб больше её ничего не смущала.

— Ничего себе, — тихо присвистнул Дукан с другой стороны. — Вот бы мне твои годы, пацаны. Я ни о чём кроме жратвы и тёплой постели и думать не могу, так устал. Чувствую, что подыхаю медленно. А ты...

— Стыдоба! — прошипела Анижа.

— Ну вот и зачем о жратве напомнили... — пожаловалась Розари. — Мы тока часов через шесть сготовим, а у меня уже слюни наворачиваются... Ох я бы сейчас хлебушка из печки бы как навернула. И свининки бы... на костре...

— Ой-ой-ой, подруга, — возмутился Дукан. — Это совсем не помогает, даже если ты хочешь навлечь на нас хорошие сны. Заткнулись бы, да дали всем выспаться. Я куплю тебе целого поросёнка, если наш поход закончится удачно. Всё спите.

***

Сны становились всё более яркими.

Сначала он радовался этому. Ему нравилось убегать в тёплый и радужный мир без боли и страданий хотя бы на время ночи. Всё с большим трудом он заставлял себя каждое утро выбираться из нагретого укрытия, расцеплять объятия Анижи и продолжать путь. Всё дорогу днём думал о том, как снова согреется, будет спать и видеть чудесные видения.

Пока до него не дошло. Его сны становятся ярче, потому что он всё ближе подходит к миру за пределами этой жизни. Он умирает. Как и все они.

Это его испугало. И с этого же дня сны от ярких и красивых перешли к кошмарным и тревожным. Ночью он проснулся на мгновение, глубже зарылся в одеяла, пытаясь прогнать тревожные и муторные видения и тут же оказался в тёмном пространстве.

Оно надрывно сжималось и разжималось над его головой, хрипело и посвистывало. Тёмно-багровые губчатые стены проступили из темноты, и он увидел, что их опутывают шипастые стебли красных цветов. Всё больше их раскрывалось и расцветало вокруг.

***

На день пятый подъём стал ощутимо круче, а он перестал чувствовать пальцы. Посовещавшись и оценив состояние команды, они с Розари приняли решение снять с себя лишнюю одежду, отдать её Аниже и Дукану, и дальше идти в доспехах. По крайней мере, до ночёвки, где они смогут накидать достаточно снега, чтобы было тепло всем.

Внутри доспеха было неплохо, он позволял согреться и даже почувствовать некий комфорт, но только до того момента, пока не начинался сильный ветер. Металл слишком сильно отдавал тепло, приходилось отдавать энергии на нагрев, что ещё больше лишало сил. Настоящим кошмаром в моральном плане было снимать его на ночёвку, снова представать перед лютым холодом и снегом нагим и беззащитным, кутаться в одежду как можно быстрее и пытаться отойти ко сну. Усталость наваливалась словно горой, а организм терял всякую способность сопротивляться их испытаниям, слабости и жажде. Дрожа от напряжения, под беспокойными взглядами Дукана и Анижи, они быстро ели свой скудный ужин, запивали его водой и падали спать.

Еда кончалась, но есть хотелось всё меньше, и Кальдур понимал, что это не к добру. Ещё с обедов сырым мясом его желудок словно с цепи сорвался, и часто не давал ему спать спокойно и расслабиться, звучал так громко, что будил остальных. Он всё больше замечал внутри себя нарастающее раздражение и нервозность.

Это происходило не только с ним. Весь отряд угасал на глазах. И Анижа, и Розари стали такими худыми и синюшными, что были похожи на жертв голода и неурожая, что длился целый год. Дукан почерствел и помолодел внешне, но его взгляд стал тусклым и рассредоточенным, неприятно бегающим и холодным.

Седьмым утром их поднял крик. Он не узнал голос Розари, настолько этот крик был девчачьим, испуганным, беззащитным и тоненьким. Она вдруг вырвалась из постели, с полными страха глазами, начала отползать от чего-то неведомого. Дукан кинулся за ней, когда она уже зарылась в снег, схватил её за руки, она вырвалась, хваталась за горло и судорожно дышала, словно кто-то душил её. Это продолжалось так долго, что она выдохлась и почти потеряла сознание, и только тогда Дукану удалось оббить с неё снег и вернуть в тёплое укрытие.

Ещё долго они все вместе грели её и пытались успокоить.

Даже сквозь цепкие лапы холода, что проник в самую душу и дарящие безразличие объятья усталости, Кальдур ощутил острый как лезвие укол ужаса. Они все здесь погибнут. И это будет неспокойная смерть.

Их последний костёр был составлен из скудного запаса книг и заметок Анижи, которые она зачем-то понесла с собой. Отдала их с лёгкой совестью, потому что понимала, что всё равно не сможет спустить их вниз. Пламени не хватило, чтобы сделать суп изо льда, обрывков кожи и остатков сухих овощей и мяса, даже чуть-чуть теплым. Кальдур ел его осторожно, смакуя каждый жидкий глоток своей порции. Еды больше не было.

— И как так вышло, что всей вашей бесконечной силы, дарованной Госпожой, не хватает, чтобы разжечь сраное пламя? — не сдержался Дукан. — Я бы правую руку отдал, чтобы ещё хоть немного погреться. Может зажжёте костёр тут, нет? Хотя бы из своих задниц.

— Мой старый доспех умел порождать пламя... — пробормотал Кальдур. — А этот ничерта не умеет.

— Такой же бесполезный, как и ты, пацан...

— Я сдаюсь. Оставьте меня здесь, — вдруг спокойно заявила Анижа и обняла свои колени. Она больше не дрожала от холода, а её цветом губы почти не отличались от кожи, которая уже напоминала снег.

Кальдур нашёл в себе силы для тёплой улыбки.

— Я понесу тебя, малышка. Ты как пушинка у нас. Никто тебя тут не оставит. Никто никого здесь не оставит.

— Заткнитесь, просто заткнитесь все! — вдруг зарычала Розари , вскочила, её лицо перекосило, она заметалась.

Отошла, шатаясь от лагеря, призвала доспех и упала в снег на колени тяжёло дыша. И вдруг рассмеялась, звучно и легко, словно была на каком-то празднике, расслабилась от вина и ей только что рассказали хорошую шутку. Смех прервался так же резко и сменился тяжёлым, надрывных дыханием и хрипом. Она закашлялась, скривилась от боли в груди и опала на землю.

— Что с тобой, девочка? — окликнул её Дукан, нетипично ранимым и беспокойным голосом.

Подбежал, сел рядом, убрал её голову себе на колени и посмотрел на Кальдура глазами, полными отчаянья.

— Тише, старик, — Кальдур внимательно посмотрел. — Мы дойдём.

— Ещё даже не половина… — губы Дукана дрогнули. — А она кашляет уже вторую ночь. И сказала, что ей плохо дышать. Всё хуже. Я… я завёл вас сюда. Я привёл вас на верную смерть. Я такой дурак. Это и правда Гора Мертвецов.

Он не понял, что старик имел ввиду, подумал, это приступ страха, пока не проследил за направлением его взгляда и не увидел сам. Чуть выше их лагеря, из под небольшого слоя снега торчали ноги скелета, покрытые обрывками ткани. А за ним сидел ещё один, привалившись к невысокому камню, и следил за ними пустыми глазницами.

— Мы не сможем отыскать Её в этом месте… — прошептал Дукан. — Просто не сможем… Кто мы такие? Мы всего лишь смертные, и смерть найдёт нас здесь так легко… Я ошибался… Простите меня…

Открытая пасть черепа насмехалась над ними. В глазах Кальдура потемнело, но вместо того, чтобы продышаться он рывком встал и, утопая в гальке и прожилках снега, пошёл к скелету. Настиг его, едва дыша от натуги, ударом ноги снёс череп и застыл.

— Дукан! — позвал он, старик не отозвался и тогда он крикнул так, что в лёгких что-то хрустнуло. — Дукан!

Старик заткнулся, выпустил Розари из объятий, тяжёло поднялся и нетвёрдым шагом дошёл до камня, у которого сидел скелет.

— Он погиб не от холода, — голос Дукана вдруг снова стал твёрдым.

Он смотрел на изъеденную временим рукоять кинжала и почерневшее лезвие, лежавшие на тазовых костях скелета.

— Его убили, — подтвердил Кальдур. — Смотри.

Чуть дальше по склону в проталинах снега показались ровные прямоугольники камней, утопленные в скалу и гальку. Они располагались один за другим на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга и скрывались под слоем снега. Чуть дальше и ближе к отвесной скале, они показались снова и уже были похожи на ступеньки лестницы.

— Что это? Тропинка?

— Не знаю. Но нам точно нужно проверить.

— Да, — твёрдо кивнул Дукан. — Напяливай свою бандуру, вешай на себя шмотки и следи, чтобы Розари не упала и не осталась тут. Я поведу Анижу. Башкой за неё отвечаешь. Или вместе умрём. Или никого тут не оставим.

***

Тропинка изгибалась по склону ещё хлеще, чем их привычный маршрут.

Небо над ними почти расчистилось, и воцарилось безветрие. С наступлением темноты они продолжили путь при свете звёзд, ночевать не стали — не было уверенности, что все переживут эту ночь. Решили идти, пока не кончились силы. Кальдур нёс Анижу, Дукан высматривал дорогу, а Розари плелась сзади и всё больше начинала отставать, даже в доспехе.

А он, даже через доспех, прочувствовал насколько холоднее ночью. Он чувствовал как холод забрался ему в самое нутро, сделал кожу бесчувственной, а мышцы скованными, словно чужими. Проник в кости и поселился там, как у себя дома, навсегда оставив там о себе память.

Тропинка вывела их на округлое плато с которого простирался вид на заснеженные пики, едва поднимавшиеся из плотной дымки, немного пропетляла и оборвалась у пропасти. Громадина оставшейся части горы и вершины нависла над ними.

— Здесь же ничего нет, — прошептал Дукан. — Только камни. Ничего нет…

Кальдур не знал, что ему ответить и куда идти дальше. Розари не было видно, и он вспомнил, что давно не слышал её шагов позади себя. Отпустил Анижу, та пошатнулась, обдала его паром дыхания и устояла. Оглянулся, снова поискал глазами красную косичку, но не нашёл.

Дукан плюхнулся на ледяной снег, достал негнущимися пальцами пустую трубку и вставил её в рот.

— Похоже, это конец, — вздохнул он.

Краем глаза Кальдур увидел, что Анижа снова покачнулась, подняла голову и энергичным шагом устремилась вперёд, прямо к краю. Кальдур завис, смотря ей в след и совершенно не понимая, что она делает. До него дошло, когда земля под её ногами вдруг кончилась, и она исчезла из виду.

Он забыл как кричать. Не мог выдавить из себя крик. Просто моргал, пытаясь понять, что он видел и можно ли верить его памяти. Не было ли это очередным сном или виденьем, вёдь всё внутри у него смешалось из-за холода и снега.

На негнущихся ногах он пошёл вперёд. Смотрел вниз, чётко видел следы маленьких ног там, где прошла Анижа, но его мозг всё не мог связать всё воедино.

У края пропасти он остановился и посмотрел вниз.

И нашёл их обоих. Розари, выпустившую когти и вцепившуюся в камень над пропастью. И безвольно висевшую Анижу, которую Розари держала цепкой хваткой.

Снова подул ветер, его порыв был таким сильным, что Кальдур покачнулся по направлению к краю и едва устоял. Он всё ещё не понимал, что происходит, мысли текли медленными каплями, он не мог заставить себя сдвинуться с места или спросить.

Порыв ветра содрал снизу целый пласт дымки, и он увидел…