Камень

Глава 15-28

Этой встречи ему хотелось бы избежать, но раз уж этот человек оказался в подвале гаража и с ним было не разминуться, уполномоченный не стал уклоняться. Тем более что Поживанов разговаривал с одним из работников гаража прямо у его грузовика.

Тут и захочешь разойтись – не получится. Поэтому Горохов подошёл и поздоровался нейтрально, без фамильярности:

- Здравия желаю, товарищ комиссар.

Начальник Отдела Дознаний совсем не походил на себя обычного – умного, сдержанного и располагающего к себе; сейчас он был хмур, оглядев Андрея Николаевича с ног до головы, сунул ему руку для рукопожатия:

- Здорово, Андрей, – потом кивнул на грузовик: – Твой?

- Угу, – ответил Горохов, надеясь, что на этом их разговор и закончится. – Мой.

- Сейчас уходишь?

- Да, нужно к шести быть на Железнодорожном. Там караван уже сформировался.

- Слушай, Андрей…, - кажется, этот разговор даётся комиссару непросто. – Я там… в прошлый раз повёл себя по-дурацки… ты это… не бери на свой счёт… я-то теперь понимаю, что всё это не твоя затея, это всё… эти наши старые всё затеяли, - конечно, он имел в виду комиссаров – и Бушмелёва, и Первого. – А я на тебя сорвался, просто взбесился… Понимаешь… Месяц серьёзной работы всего отдела… Командировки, затраты… И всё сколопендре под хвост.

- Да всё нормально, - сказал уполномоченный; он ещё никогда не видел Поживанова, ведущего специалиста в своём деле, одного из самых молодых комиссаров Трибунала и уважаемого человека, оправдывающимся. Это вовсе не приносило Горохову удовлетворения, и он произнёс: – Всё. Забудь, Серёжа. Я тогда просто не понял, чего это ты так вдруг… изменился. Теперь знаю причину, сам бы, наверное, взбесился на твоём месте.

И тогда комиссар сказал:

- В общем, моего человека в Серове зовут Дмитрий Сысоев, он владелец небольшой электростанции и ещё бензохранилища и заправки. Заправка на южном выезде из города, она там одна. Не перепутаешь. Пароль: «А дешёвый бензинчик у вас бывает? Возьму оптом». Если начнёт дурочку валять – а он может, он ещё тот козодой, хитрозадый, – добавишь ему: «Ваш дядя Серёжа из Соликамска мне о вас рассказывал. Он часто о вас вспоминает». Ты с ним не особо церемонься, у него половина имущества куплена на деньги «конторы». Он и десятую часть вложенных в него денег не отработал.

- Будет кочевряжиться, так ему и скажу, - сказал Горохов.

- Всё, Андрей, давай, езжай, - комиссар протянул ему руку. – Удачи там тебе.

- Давай, Серёжа, - Горохов пожал руку комиссара.

Он был рад, что этот разговор закончился, но в то же время был рад, что он состоялся, а больше всего его радовало, что там, в Серове, у него теперь есть контакт. Нет, конечно, он не собирался сразу по приезду кидаться знакомиться с этим Димой Сысоевым, но то, что там, за Камнем, у него будет человек, на которого можно рассчитывать в трудную минуту, всё-таки успокаивало.

Нужно было уже ехать, тем не менее Горохов снова поднялся к себе в кабинет и снова позвонил домой. И обрадовался поначалу, когда трубку наконец взяли. Но это была не она.

- А Наташи нет, - ответил Тимоха, уже пришедший со школы.

- Скажи ей, что я уехал.

- Ладно, - отвечал парень тоном: «Я всё сделаю, только отстань уже от меня. И давай заканчивай болтать».

- Скажи, что буду скучать и напишу ей. Телеграмму пришлю.

- Ладно, ладно, - мерзкий пацан торопился закончить разговор.

- Слышишь, Тима? Обязательно передай ей, что я буду скучать по ней. И не вздумайте её раздражать…

- Да знаем мы, что она беременная… Мы с нею больше не ругаемся. Мы ей слова поперёк не говорим. Хоть она и бесится, и придирается к нам… Ко мне особенно.

- Не придирается она к тебе, она в своём доме порядка требует. Её дом – её правила. Мы должны их исполнять, – но сейчас у Горохова нет времени разбирать дрязги домашних, и он говорит: - Я в степь ухожу… На пару недель, может на три… А ты пригляди за нею, пока я не вернусь. Чтобы всё с ней нормально было.

Это ещё одно правило степи: если мужчина уходит в степь на большую охоту или войну и просит приглядеть за его семьёй, товарищ не может ему отказать.

- Ладно, пригляжу, - нехотя обещает парень.

И Горохов, как ни странно, радуется этому обещанию. Тимоха настоящий степной подросток. Живёт в городе, но горожанином становиться не торопится. Он вырос в степи, в простой, сухой и недружелюбной культуре, которая очень чётко делит всех людей на своих и чужих. Чужим врать можно, своим нельзя. Там, в песках, слово мужчины очень ценно, поэтому казаки и степные люди так не любят ничего обещать, но раз уж дал слово, то потом от своих слов не отказывайся.

***

Мужичка, собиравшего караван, как выяснилось, звали Саня. Он заглянул через темное стекло в кабину к Горохову, попытался рассмотреть, кто там внутри, а потом и постучал. А когда уполномоченный открыл дверь, произнёс:

- Время уже к шести. Мы уж думали, что ты не приедешь.

Горохов сделал жест: как видишь, я приехал.

- Короче, больше ждать некого, сейчас тогда и тронемся. ,Место твоё в колонне тринадцатое. Ты замыкающий, – конечно, это было худшее место. Вся пыль от машин доставалась последнему, и это в сухой сезон; а в сезон дождей доставалась разбитая колея, наполненная грязью, и чтобы как-то объяснить уполномоченному его место, Саня продолжал: – Сам понимаешь, мы тебя не знаем.

- Ничего, я справлюсь, – пообещал Андрей Николаевич.

- Правила колонны знаешь?

- Наверное, но ты напомни. Может, у нас там, за рекой, другие.

Мужичок сразу начал разъяснять:

- На этом берегу правила такие: место запомнил, встал, едешь – вперёд не лезешь. Застрял – вытаскиваем. Заглох – ждём полчаса, не починил – уезжаем. Начнётся стрельба – слушаешься меня. Мыть фары и стёкла останавливаемся раз в час.

- А, ну это везде такие правила, - произнёс уполномоченный, хотя до сих пор он никогда не ездил в караванах. – К полуночи до Губахи доберёмся?

- Нет, - Саня мотает головой. – Хорошо, если часам к двум будем.

Он ушёл, а Горохов стал настраивать себе кондиционер: «Восемь часов в дороге? Никаких проблем». Вообще тут, в кабине даже не самого комфортабельного грузовика, намного удобнее, чем в седле мотоцикла. Винтовку он поставил рядом с креслом, в специальное крепление для оружия . Удобно. Вообще тут хорошо, не нужен респиратор, не нужны очки, не нужен головной убор. Вода под рукой, кондиционер обдувает, кресло неплохое, опять же бутерброд с саранчой и луком – вот он, на панели лежит, только руку протяни. Тут как бы не заснуть в такой расслабляющей обстановке. Впрочем, от засыпания ему иной раз помогали сигареты.

Один за другим грузовики начинали заводить двигатели: рёв, струи чёрного дыма в небо. Горохов тоже провернул ключ, и двигатель его машины, послушно взревев, тут же снизил обороты и заработал ровно и негромко. В том, что с машиной будет всё в порядке, уполномоченный ни секунды не сомневался. Парни Кузьмичёва его ни разу не подводили. Один за другим большегрузы стали выкатываться с площадки и выезжать на бетонную дорогу, в одном из них опустилось стекло, и человек махнул Горохову: давай, вставай за мной. Андрей Николаевич мигнул фарами: понял.

Сразу в стекло полетела грязная морось, брызги, пришлось включать дворники. А дворники были рассчитаны, конечно, на сухую пыль. В общем, уже на первых сотнях метров пути он понял, что комфортного путешествия не предвидится. А ещё через пять минут как-то сразу закончилась бетонка, и его «ГАЗ» «три на три» просто рухнул в канаву с грязью вслед за другими машинами.

И это было непривычное для него ощущение – водить грузовик, даже пустой, даже если у него три моста, в раскисшей жиже не так-то и просто. Это не лёгкий квадроцикл на песчаной дюне. Тем более что ему требовалось не отставать от остальных, а если он прибавлял газа, то машину начинало болтать в колее. В общем, ко всему нужно было приноравливаться. И через полчаса к размазне под колёсами он худо-бедно приспособился, но вот к грязному стеклу привыкнуть было просто невозможно. А грязь, поднимаемая первыми машинами, да и встречными тоже, всё летела и летела ему в лобовое стекло, и дворники только часть её сбрасывали на капот. Какой там чай, какие бутерброды, уполномоченный еле дождался первой остановки, и как только колонна остановилась, тут же нацепил респиратор, выскочил из кабины и стал намывать стекло, а заодно и фары. Да, фары, хотя было ещё совсем не темно.

А к нему подошёл глава каравана и, поглядев, как он орудует тряпкой, спросил:

- Ну ты как?

- Нормально, - ответил Горохов, едва взглянув на того. Он точно не хотел показывать, что ему тяжко даётся путь. Никто не должен об этом догадываться.

- Пока идём по графику, - продолжал Саня, - но через часик, как стемнеет, так станет потяжелее. Имей в виду.

А Горохов вдруг подумал, что он бывал в таких тяжких положениях, что этому торговцу и не снилось, и поэтому спокойно заметил:

- Ну ничего, не впервой.

А после следующей остановки начало смеркаться, и стало заметно сложнее вести машину. Грязь на стекле, бестолково работающие дворники, а за грязью и мельтешащими дворниками – красные «габариты» идущей впереди машины. Главное не отстать! А ты словно плывёшь в грязи. Белые пятна приближающихся фар. Встречные грузовики. Они ещё поддают грязи на лобовое.

На небе ни звёзд, ни даже луны, тучи низкие, но сейчас бесполезные. Дождя нет, а он так нужен. С ним стекло было бы почище. Вокруг чернота, видно только то, что попадает в свет фар, который умудряется пробиваться через грязь. Ну и ещё красные «габариты» впереди. Изредка навстречу проходит колонна машин, и всё, больше ничего не видно.

«Чего караван в ночь-то попёрся? В сухой сезон понятно: все ждут ночь, чтобы моторы в полдень не кипели, но сейчас и в полдень не больше тридцати пяти, можно было спокойно и днём ехать».

Но это всё мысли, мысли… Думать можно о чём угодно. А глядеть нужно через размазанную по стеклу глину на красные «габариты» впередиидущего. И стараться не отстать от него. Не остаться в этой грязи и черноте.

Чай урывками и сигарета за сигаретой. И ожидание следующей остановки, после которой хоть пять минут можно будет ехать с чистым стеклом.

Гидравлика на руле простенькая, но есть. Это, конечно, большая помощь, но после двенадцати часов ночи он замечает, что у него начинают побаливать руки. Плечи, но больше кисти рук. И это у него! У сильного и выносливого человека. Человека тренированного. И теперь он ждёт следующей остановки не только для того, чтобы помыть стекло, но и чтобы дать рукам отдохнуть.

А в третьем часу, когда были уже видны огни Губахи, пошёл ливень, да такой, что за тридцать секунд смыл с машин всю грязь. А так как дорога севернее города проходила через ложбину, то её тут же залило водой. Теперь машины шли по оси в грязи. Не шли, а ползли, но ни дождь, ни озеро грязи не остановили колонну. И в половине четвёртого машины въехали под первые фонари города.

Вкусный бутерброд так и лежал на панели, зато чая в банке не осталось, и сигарет в пачке он насчитал всего шесть, а ведь только днём её распечатал.

Заспанный, но не потерявший наглости мальчишка запросил за задрипанную комнатёнку с душем сорок копеек, но Горохов был так вымотан за эти сто с лишним километров дороги, что ни возмущаться, ни торговаться не стал. Заплатил вперёд. Девять часов, проведённые в грузовике, утомили его так, как будто он просидел в седле мотоцикла часов пятнадцать. Тяжёлые баулы он кинул рядом с дверью, едва вошёл внутрь. Его новые и дорогие брюки с карманами были до колен в засохшей грязи, ботинки на толстой подошве – вообще сплошная грязь. С каким удовольствием он всё это скинул! И пошёл в маленький душ, где мылся минут пятнадцать. Потом ещё стирал одежду и мыл обувь. Вышел из душа и, не вытираясь, стал копаться в сумках; нашёл свой большой бутерброд и съел его за минуту. Допил чай и повалился на узкую и жёсткую кровать. И в ту же секунду едва не заснул. Но… он не любил спать в помещениях, которые не осмотрел перед сном. Мало ли что тут может быть. И необязательно тут будет какая-то прослушка, но пару раз он находил в таких номерах клещей под кроватью. Очень не хотелось бы в начале командировки «поймать» клеща. Вытаскивай его потом из-под кожи. Но сейчас у него не было сил, чтобы сразу встать и начать осматривать комнату. И тогда Андрей Николаевич сел на кровать, дотянулся до пыльника, что висел на стуле рядом с кроватью, и вытащил из кармана мятую пачку сигарет и зажигалку. Он закурил и повалился на спину на кровать, уставившись в некрашеный бетон потолка. Горохов не почувствовал никакого удовольствия от сигареты. Конечно, сколько их было выкурено за ночь. Ещё и в горле от дыма запершило, и он начал кашлять. Уполномоченный сел на кровати, откашлялся и подумал:

«Наташа права… Нужно курить поменьше».

А потом раздавил почти целую сигарету в пепельнице, сделанной из консервной банки, и, взяв фонарик, полез под кровать искать клещей и, не дай Бог, пауков.

Глава 16

Уполномоченный решил выспаться, прежде чем предпринимать следующие шаги. И спал почти до десяти часов утра. Хотя несколько раз просыпался и брался за револьвер, лежавший под подушкой, когда за дверью слышал шаги, разговоры и другой шум. Но это были соседи, жильцы. Ещё они расхаживали по коридору, переносили что-то, звенели ключами, хлопали дверьми, ругались. В общем, не представляли опасности. И, поняв это, он снова и с удовольствием закрывал глаза.

Прежде чем выйти из номера, он установил несколько «маячков» и запомнил, как лежат сумки. Как лежат другие его вещи. Проверил револьвер и обрез, надел под рубаху свою кольчугу из ультракарбона. И только к половине одиннадцатого, аккуратно, чтобы не сбить «маячки», закрыв за собой дверь, он наконец спустился на первый этаж гостиницы, туда, где за конторкой теперь не было «ночного» мальчишки, а была толстая женщина с большим синим рубцом проказы на левой щеке и губе. А ещё весь холл гостиницы превратился в импровизированную столовую и был забит народом. Здесь находилось человек двадцать, не меньше. Старатели, торговцы, другой простой народец. Наверное, мест в столовых поблизости не было, потому что все эти люди ютились за маленькими столиками и выпивали. И ели что-то.

- А что это у вас так людно? – спросил Горохов у толстухи. – Люди от дождей, что ли, прячутся?

- Почему от дождей? - удивилась та. – У нас всегда днём так. Народец пришёл посидеть, мальца выпить, поговорить, поесть чего-нибудь, – и тут же она спросила: - Вы сами-то есть будете?

- А что у вас на завтрак? – уполномоченный интересуется, а сам смотрит по сторонам, изучает людей, что набились в таком количестве в небольшое, в общем-то, помещение.

- На обед, - со смешком поправила его женщина.

- Да, на обед, - также усмехнулся и он.

- Бутерброды у нас, - сообщает толстуха, -есть с печёным кактусом – кактус свежий, не маринованный, очень вкусно; есть с саранчой, есть с термитами, для богатых можем порезать сальца, – тут она даже причмокнула мечтательно. – Настоящего, свиного. Водка есть чистая и десятипроцентная, сладкая. Это если вы вдруг женщиной тут обзаведётесь.

«Нет, не обзаведусь, - Андрей Николаевич качает головой. – Так что обойдёмся без сладкой водки». Улыбается ей, улыбается, но всё ещё косится по сторонам. Он не видит среди присутствующих никого, кого можно было бы считать слишком опасным или подозрительным. Тут все при оружии, но пьяных нет. Кажется, обычный степной люд, ну, ещё и местные всякие. Но это ровным счётом ничего не значит. Ровным счётом ничего. Толковый человек может прикинуться кем угодно. И степняк из него получится не хуже, чем настоящий. Наверное северянам, этой вредной бабе Елене Грицай, он не давал покоя в Соликамске, но, может, и тут он ей будет интересен. Впрочем, его опасения могли быть напрасны. Так как его отъезд был проведён на высоком уровне секретности, он мог просто оторваться от них. Но по большому счёту это ничего не значило, следят за ним или не следят, старший уполномоченный Горохов работал в поле, в местах повышенного риска, а посему внимание на максимум, никакого пренебрежения к мелочам, оружие наготове.

- Нет, - говорит он и ещё раз оглядывает из-под шляпы людей в холле, - свинина мне пока не по карману, давайте бутерброд с кактусами и бутерброд с саранчой. И чай.

- Сейчас всё будет, – обещает она. - Двадцать две копейки с вас.

- Двадцать две копейки…, - он вздыхает и лезет в карман. И спрашивает: – А как вас звать?

- Клава меня зовут, – сообщает толстуха радостно – видно, не часто у неё спрашивают её имя. И добавляет с гордостью: – Я тут администратор и буфетчица заодно. На все руки от скуки…

- Клава… Клавдия. Клавдия, – Горохов повторяет это имя нараспев, пока она ставит перед ним пластиковую тарелку с бутербродами. И потом добавляет: – А меня зовут Николай, и давайте-ка, Клава, выпьем водочки, по рюмашечке, по одной. Одну мне, одну вам. Я угостить вас хочу.

- Угостить? – она удивлена и обрадована. Ей точно не часто предлагают выпить, может, это из-за синего неприятного рубца на лице. Хотя кого это может теперь оттолкнуть? Половина женщин после тридцати пяти уже изуродована болезнью. – Ой, спасибо, Николай.

Дважды ей предлагать не нужно. Она хватает бутылку, рюмки и тут же наполняет их. Берёт одну из них:

- На здоровье.

Они выпивают; кажется, ей хочется ещё с ним поговорить, но её отвлекают посетители, а он принимается за еду. Эта незамысловатая пища оказалась ещё и весьма посредственной. Кукурузный хлеб, хоть его и разогрели, был сухой, ни масла, ни тыквы в него не добавили, саранча была дешёвая, нечищеная, с ногами и с головами, в общем, паштет, рассчитанный на самых невзыскательных едоков, а чай из экономии переварили, количество уменьшили, зато подольше варили, и теперь по цвету он напоминал отработанное машинное масло, да и по вкусу тоже. Но Горохов съел всё и выпил чай до дна. Непросто было жителю Города вот так вот сразу перейти от хорошей свинины и жареных козодоев на рацион степных оазисов, но сделать это было необходимо. Хороших ресторанов в ближайшие недели он не увидит. А даже если и увидит, то в них не зайдёт. И не потому, что у него нет денег, как раз денег уполномоченный взял с собой немало, храни Господь начфина Гарифуллина. Вот только нечего делать простому торговцу в дорогом ресторане, ну, только если он пришёл туда не продать что-нибудь.

А пока ел, у него появилось ещё несколько вопросов, и перед тем как уйти, он ещё раз заговорил с толстухой Клавой, которая как раз к тому моменту снова освободилась.

- Клавочка, а у вас есть ещё номера свободные? А то тот, что мне сдал ваш паренёк, дороговат для меня. Может, подешевле есть что-нибудь?

- О-о, - она махнула рукой, - И не думайте даже, радуйтесь, что его вообще вам сдали, и дешевле у нас номеров не бывает, и пустыми номера нынче не стоят. Это вам ещё повезло, что вас так скоро заселили, просто человек как раз в ночь выехал, а никого, кроме вас, тогда не было. Вот и совпало.

- А-а…, - понял ситуацию уполномоченный. – И что же, у вас всё время такой наплыв людей? Я просто давненько тут у вас не был.

- Да почитай уже два года, народец-то с юга всё прибывает. Там же теперь жить совсем невмоготу, – объясняла Клава. – Я и сама из Карагая. Три года как с семьёй переехала. Тогда уже тяжко было, а теперь людей всё больше и больше.

«Поэтому здесь и цены такие», – расплачиваясь за еду, думал Горохов. И спросил:

- А за водочку сколько с меня?

- Ой, - она махнула на него рукой. – Ой, Коля, бросьте это. То подарок… За счёт гостиницы.

Игривая вся такая. Горохов кивнул: спасибо.

***

Первым делом уполномоченный решил взглянуть на свой грузовик. Вчера ночью он оставил его на платной стоянке, на той, которую ему посоветовали мужики из его каравана. Они говорили, что там охрана хорошая и не воруют. И ставили свои машины там же. Стоянка была недешёвой, просили тридцать пять копеек за сутки, но тут точно жадничать было нельзя. Лучше отказаться от гостиницы и спать в машине, чем остаться без транспорта. Или, к примеру, прийти утром и найти машину в разобранном состоянии. Без аккумулятора, проводки и вообще всего, что можно быстро открутить и унести. В общем, он жадничать не стал.

Андрей Николаевич думал, что после вчерашней ночной дороги его машина будет выглядеть ужасно, но оказалось, что под утро и ещё днём пролили три хороших ливня, и грузовичок стоял хоть и не чистенький, но и не такой уж и страшный. И тогда он, купив двадцать литров воды, чуть-чуть домыл ему капот и стёкла, как следует вымыл кабину, которая была по-настоящему грязна, ну и встряхнул брезент с кузова. Долил бензина, проверил масло, посмотрел подвеску и, убедившись, что транспортное средство готово к дальнейшей эксплуатации, хоть сейчас садись да гони в степь, ушёл со стоянки, оплатив перед этим ещё одни сутки.

Процветание? В Губахе появились целые улочки неказистых, а зачастую и вовсе кривоватых домов. Везде транспорт, приспособленный для барханов, для песка. Транспорт максимально простой, как у казаков. Видно, что его обладатели не очень богаты. Да тут вообще не много богатых, он почти не встречает домов, на которых больше трёх стандартных солнечных панелей; турбины в городе есть, торчат из-за домов, но половина из них самодельные. И да, людей в городе прибавилось заметно. Но приехали они все не так уж давно, город трудно назвать обжитым. Уполномоченный находит на центральной улице одно место, где как-то покупал булки. Он до сих пор помнит их вкус, они были ещё тёплые, жирные и сладкие.

После завтрака из категории «лишь бы съесть побыстрее» Горохов решает побаловать себя и заходит в лавочку, перед этим осмотрев улицу. Там за прилавком молодая раздражённая женщина отпускает покупателям товары. Тут же на прилавке выставлены поддоны с булками, по форме они напоминают Горохову те вкусные, что он тут ел несколько лет назад. Но это только форма, цвет у них уже не тот.

Булки слишком жёлтые и, кажется, даже на вид не такие мягкие, как те, которые он запомнил.

«Там ни грамма пшеничной муки, одна кукуруза, и та без масла, да и продавщица не та».

Он не стал покупать булку, чтобы ещё больше не разочаровываться. Бегло осмотрел товары в магазинчике, запомнил цены и вышел.

И сразу обратил внимание на человека, которого уже сегодня видел. Казалось бы, простой человек: пыльник, маска, шляпа, ботинки – ничего особенного, так выглядят все, кто ходит в пески ловить саранчу, то есть каждый второй житель города. Но у человека не было ни винтовки, ни ружьишка. Может, он, вернувшись из степи, оставил оружие дома? Чего с ним по городу таскаться, тут сколопендр нет. Да, может… Но раз Андрей Николаевич его заметил, то запомнил, что он был без оружия. А раз запомнил, то сразу узнал. Но город-то небольшой, тут можно целый день встречать одних и тех же людей. Нужна была проверка. И уполномоченный продолжил свою прогулку.

«Губаха Банк. О, всё ещё работает? Интересно, а главный тут всё тот же тип, что и был тогда?». Горохов не знает судьбы того вороватого человека, что руководил этим банком в те времена, когда уполномоченный приезжал сюда исполнить приговор. Он заходит в банк и видит, что там всё изменилось. Комнату, где посетители оставляли оружие, уже убрали. Теперь можно зайти в зал хоть с автоматической винтовкой. Два посетителя так и вошли. Старатели. Все в грязи. Но стоят у одного из окошек. А к Горохову обращается пухлая дамочка с немытыми волосами из-за толстого пуленепробиваемого стекла. Она говорит в микрофон:

- Господин, я готова вам помочь.

Больше, кроме него и двух старателей, тут никого нет, значит, «господин» – это он. Горохов подходит к окошку.

- Я хотел узнать…

Но женщина стучит по стеклу пальцем, а из динамиков над головой уполномоченного доносится:

- Говорите в микрофон!

Ему приходится чуть нагнуться.

- Я хотел бы узнать, у вас есть соединение с Городом?

- Да, прямое, - сообщает ему женщина.

- А как скоро можно получить деньги из Города на здешний счёт? И как скоро можно будет получить у вас наличные?

- Если заведёте счёт у нас и если у вас есть счёт в одном из наших партнёрских банков, транзакция пройдёт в течение одного дня. Обычно быстрее, но нам всегда нужно время, чтобы всё проверить.

- О, это прекрасно.

- Вот наши партнёры в Большой Агломерации, - она просовывает под стекло небольшой листик бумаги, на котором Горохов видит названия трёх известных в Соликамске банков.

- Значит, если из банка «Березняки» вам переведут деньги на моё имя, вы мне сможете их выдать в течение суток?

- Да, думаю, что сможем, – отвечает женщина.

- Спасибо. Я подумаю, посоветуюсь с партнёром, возможно, мы откроем тут счёт, – благодарит Горохов и уходит из банка.

Конечно, никакой счёт ему тут не нужен, всё это пыль, которую он поднимает на всякий случай. На тот случай, если кто-то продолжает им интересоваться. Пусть тогда эти заинтересованные узнают, что он делал в банке. Зачем узнавал про транзакции? Что затевает? В общем, пусть суетятся, пусть тратят ресурс.

А может, за ним и не следят, может, это был случайный какой-то тип, который просто попался ему на глаза два раза за день. Тем более, что когда Андрей Николаевич вышел из банка, этого человека он не нашёл, как ни глазел по сторонам. Впрочем, и это ни о чём не говорило. Он мог отсиживаться в одном из десятка припаркованных на улице квадроциклов, за тёмными стёклами которых разглядеть кого-то не представлялось возможным, а ещё его мог сменить напарник. Или напарница, что как раз остановилась в трёх десятках шагов у одной из лавок, которых на главной улице Губахи было в избытке.

В общем, он не расслаблялся и был настороже. Как, впрочем, и во всех своих командировках. Он «зафиксировал» и женщину и пошёл дальше, пока не нашёл заведение с гордым названием «Ресторан Губаха».

Глава 17

Колючка в степи цветёт круглый год. Даже в самую лютую жару растение находит в себе силы выпускать невесомое семя, которое ветер может отнести от родителя на десятки километров. Ну а в сезон воды цветение достигает максимума. Миллиарды лёгких пушинок, едва только стихает дождь, отрываются от твёрдых ветвей, повисают в атмосфере и, гонимые любыми движениями воздуха, разлетаются по пустыне, чтобы найти себе свободный кусок почвы, даже глинистой, чтобы там пустить корни.

Вот такую пушинку Горохов положил в пятнадцати сантиметрах от входа в номер и медленно, чтобы не потревожить пух, закрыл дверь. Кондиционер в комнате он отключил, уплотнитель на двери присутствовал, поэтому в его отсутствие никакое колебание воздуха не могло сдвинуть семя. И так же аккуратно он дверь и открывал. Сначала поглядел по сторонам, не смотрит ли кто, и убедившись, что коридор пуст, медленно приоткрыл дверь…

Пушинки на месте нет.

Он ещё раз оглядывает коридор. Вытаскивает из кобуры револьвер и взводит курок, потом открывает дверь настежь, заглядывает в комнату: нет ли там кого, и только поняв, что никого нет, входит в свой номер и запирает дверь.

Первый же взгляд на вещи убеждает его в том, что в номере кто-то был. Ручки баулов лежат не так, как он уложил. Он проходит к кровати и аккуратно приподнимает матрас, осматривает подушку. Потом, не раздеваясь, присаживается возле баулов. Осматривает их содержимое. В гостиницу он взял с собой всё самое ценное, многое осталось запертым в кабине грузовика. Но ничего ценного не пропало. Андрей Николаевич находит самую дорогую вещь из своих пожитков. Открывает пластиковую коробочку… Вытаскивает вещицу, держит её в руке. Вещица горячая и будет горячей ещё лет двадцать. «Вечная» батарейка. Если бы в его вещах копались воры, батарейка была бы первой, что было бы украдено. Рации, аккумуляторы, жучок с блоком контроля – всё дорогое было на месте. Нет, копались в вещах не воры. Он встаёт и ещё раз оглядывает комнату. Берёт фонарик и лезет под кровать, потом снизу осматривает стул. Открывает пластиковую дверь, осматривает душ, свои гигиенические принадлежности, унитаз, снимает с него крышку – нет, ничего. Кто-то тут был, безусловно, но зачем? Что искали? Уполномоченный останавливается в центре комнаты, ещё раз всё оглядывает. Что-то искали? Ставили жучок? На кой чёрт жучок? С кем мне тут разговаривать? Нет, точно не прослушку. Но зачем приходили? Хотели выяснить, куда еду? Скорее машинально, чем осознанно он заглядывает в свою жестяную пепельницу. Горохов прекрасно помнил, как вчера вечером после душа закурил, но сигарета не принесла ожидаемого удовольствия, он начал кашлять и затушил окурок в пепельнице, в обрезанной жестяной банке. Сейчас там окурка не было.

Утром он до завтрака старался не курить, но один окурок должен был находиться в пепельнице. Должен был… Он даже взял пепельницу в руки, задумчиво потряс её… Нет, окурка там не было.

Уполномоченный спустился вниз, в холл, а там духотища, на улице снова шёл дождь, и потому в помещении вообще не было ни одного свободного стула. Но стулья ему были не нужны, он дождался, пока освободится Клава, и спросил:

- Клавочка, а как у вас в номерах убираются?

- А что? – администратор-буфетчица сразу насупилась. Видно, подобные вопросы ей задавали не раз. - Грязно у вас, что ли?

- Я просто спросил, – он не хотел портить с нею отношения и поэтому продолжал как можно более миролюбиво: – Хотел уточнить, вдруг нужно будет номер убрать.

- Влажная уборка после отъезда жильца, тогда же и дезинфекция, а инсектицидами обрабатываем раз в неделю, – пояснила Клава.

- Прекрасно, - произнёс Андрей Николаевич. И тут как будто бы вспомнил: – Клава, а меня никто не искал?

- Вас? – тут она вспомнила: – Вас-то нет, но приходила баба одна, искала какого-то Васильева. Думала, что он в нашей гостинице остановился. Баба сама не местная, – она ещё раз вспоминает. – Точно не наша.

- Васильева? – Горохов удивлён. При чём тут какой-то Васильев? Он не понимал, зачем она рассказывает про него.

Но Клавдия тут же всё разъяснила:

- Она говорит: «Васильев у вас не останавливался? Высокий такой, в шляпе и жёлтом респираторе». Ну, я сразу про вас и вспомнила, вы тут один в таком дорогом респираторе ходите. Заметный он у вас. Я ей о вас и сказала, но сказала, что вы не Васильев.

- А номер, в каком номере я живу, она не спрашивала?

- Спрашивала, я ей назвала. Она сказала, что подождёт вас, – Клава ищет глазами ту женщину по холлу. – Сейчас её здесь нет, наверное, не дождалась.

Горохов тоже осматривается; женщин в помещении всего три, вряд ли Клавдия может ошибиться. И тогда она спрашивает:

- А как эта бабёнка выглядела?

- Да как…, - толстуха вспоминает. – Да обычно выглядела. Пыльник, сапоги, на вид лет тридцать пять, может сорок, хотя нет, наверное, ей тридцать пять, лицо чистое, приятная женщина.

- Тридцать пять лет, лицо чистое, приятная…, - «Уж не Люсичка ли? Хотя Людмилу Васильевну можно было бы назвать не просто приятной, но и красивой; впрочем, у женщин свои представления о красоте и приятности», - думает уполномоченный и спрашивает: – А волосы? Волосы какие были?

- А волосы я не рассмотрела, прибраны были под платок.

Прибраны под платок? Люсичка не носила платков, шляпа, и всё, она своими светлыми волосами гордилась. И тут у Горохова появляется идея: «Может, сказать ей, что у меня в вещах кто-то копался? Проверить её реакцию. Может, она знает про это? Но что ей сказать? Что у меня украли окурок? Впрочем, пока она ведёт себя вполне естественно. Ладно, не буду пока ничего предъявлять, мне ещё тут жить пару дней».

В общем, он не стал говорить ей о вторжении в его номер. Дождь закончился, и народ стал покидать холл гостиницы. А уполномоченный к себе не пошёл, он заказал у Клавы местный шедевр виноделия – стакан десятипроцентной, сладкой водки, – нашёл место в углу и уселся поглядеть по сторонам, подумать. И у него было о чём подумать. Первый вопрос: кто за ним следит?

«Неужели это северные?».

Но тут же возникал следующий вопрос: почему взяли окурок?

«На кой хрен он им сдался?».

Ответа он не находил, а посему, допив жуткое пойло, которым в этих местах угощали женщин, он снова подошёл к Клаве и купил у неё карту Губахи и окрестностей. Как бы там ни было, кто бы за ним ни следил и что бы им от него ни было нужно, от слежки уполномоченный собирался отрываться. А для этого ему понадобится то, что он благоразумно попросил Кузьмичёва спрятать в окрестностях города. Он собирался откопать свой мотоцикл.

Вернувшись в номер и усевшись на кровать, Андрей Николаевич развернул карту и внимательно изучил то место, где парни Кузьмичёва должны были подготовить ему схрон. Он помнил координаты, переданные ему перед отъездом, и сразу нашёл нужную точку. Там была цепь камней.

«Длинный камень с заметным выступом, – вспоминал уполномоченный. Он водил по карте пальцем. – Это… юго-юго-восток. Восемьсот метров от старой водонапорной башни. Я её помню, помню…».

Он думал, что сегодня сходит туда вечерком перед закатом, посмотрит место, а заодно и проверит, попрётся ли кто за ним. Там места такие, что спрятаться им будет негде. Барханы, уж в барханах-то этим городским от него не скрыться. Да и следов на песке им не избежать.

А пока было время, уполномоченный решил поваляться на кровати, возможно, немного поспать. Что ни говори, а вчера он здорово вымотался в дороге.

***

Андрей Николаевич решил, что в этой неспокойной ситуации ещё один ствол лишним не будет. Он достал из баула пистолет. Стандартный «девятимиллиметровый» армейского образца. Это было вполне надёжное и достаточно мощное оружие, прекрасно подходившее для ближнего боя, хотя, конечно, и не такое эффективное, как обрез. Зато, в отличие от двустволки с обрезанными стволами, пистолет отлично укладывался в потайной карман левого рукава. Стоило поднять руку вверх, и он из кармана выпадал, удачно застревая на сгибе у локтя, потом, когда рука опускалась вниз, пистолет скользил по рукаву и при наличии навыка прекрасно укладывался в ладонь владельца. И если не ставить оружие на предохранитель и заранее взвести, из него сразу можно было стрелять. Неожиданно и эффективно. Тут, в городе, этот трюк мог оказаться полезен, и Андрей Николаевич решил им не пренебрегать.

Он дождался, пока кончится ливень, надел респиратор и вышел из гостиницы. Компрессор в респираторе заурчал, нагнетая отфильтрованный воздух, но даже через фильтры ощущалась большая влажность. Он машинально огляделся – нет ли кого рядом «не такого». Нет. И пошёл, перепрыгивая через лужи, а через пять минут уже был на главной улице Губахи. По ней не спеша прошёл до банка и уже на следующем перекрёстке свернул налево, на восток, и по улице, которую он вспоминал с трудом, пошёл дальше.

Дойдя до небольшой площади, а скорее, до следующего переулка, уполномоченный остановился. По улице, сильно хромая и таща за собою большую лопату, шёл скособоченный бот. В том, что это был бот, Горохов не сомневался, несмотря на то что это искусственное подобие человека сильно сдало, похудело, его некогда прекрасную смуглую кожу покрывали большие тёмно-серые пятна. Казалось, что теперь в этом существе нет и десятой доли той мощи, которой оно некогда владело. Конечно, бот ещё был способен на какую-то работу, но поднять мотоцикл и поставить его в кузов квадроцикла этой развалине было уже не под силу. А ведь Горохов сам был свидетелем такого. Но то было другое время и другие боты.

«Уже рухлядь. Не очень-то они, как выяснилось, долговечны. Интересно… Их специально так спроектировали, чтобы потребители всё время покупали новых, или пять-шесть лет – это их биологический предел?».

И тут уполномоченный резко обернулся: есть ли кто интересный сзади? Людишки за спиной были, были, в городе вообще стало заметно больше людей, но тех, на кого нужно было обратить пристальное внимание… таких на улице не оказалось.

Мимо протарахтел, разбрызгивая лужи на малых оборотах, квадроцикл, проехал рядом не спеша, но разве разглядишь, кто там за тёмными-то стёклами?

Горохов взглянул на часы… До заката сорок пять минут, ему до схрона тридцать-тридцать пять минут ходьбы. Нужно было поторапливаться, и он прибавил шагу. А тут ещё и райончик начался тот самый, который он не любил. Самые отвратные дыры, самые мерзкие кабаки, где торгуют не столько водкой, сколько полынью. Торгуют ею, не стесняясь. И люд здесь был соответствующий. Тут и без слежки нужно держать ухо востро. Какие-то типы на углу. Обычная шваль – драная одежда, «убитая» обувь. Полынщики. Или торговцы. Или и то, и другое. Ещё пара чуть дальше, там баба какая-то, по голосу совсем не старая, смеётся-заливается нездоровым смехом. Из чёрного проема незакрывающейся двери вдруг вываливается тип без респиратора с чумным взглядом, худой, один скелет, и чёрными потрескавшимися губами спрашивает невнятно:

- Надо чё?

Андрей Николаевич – хотя нужно было просто побыстрее уйти – от неожиданности даже спросил:

- Что?

- Надо чё, говорю?

- А, нет, ничего не надо, - Горохов ускоряет шаг.

А тип бурчит невнятно ему вдогонку:

- Есть свежак, «молодка», сегодня собранная, чистяк, отходняка от неё вообще не будет, есть «настойка», есть «известь», всё есть, слышишь…, - уполномоченный проходит мимо, это, кажется, раздражает продавца. - Э! Мужик… Э…

И тут из двери вываливается ещё один, интересуется:

- Чё он?

- Ниче, - бурчит первый. – Ходит тут… Урод…

Надо отсюда убираться побыстрее, или придётся кого-то убить, и уполномоченный уходит, на ходу незаметно взводя курки на обрезе… Ну, так, на всякий случай. Он оборачивается. Получить пулю в спину очень не хочется, а эти двое стоят и смотрят на него. И он прибавляет шаг. У следующего дома к бетонной стене привалился раздетый человек, на нём лишь штаны и какие-то ботинки с обмотками, такие носят казаки. Но ни рубашки, ни шапки, ничего. Он в полузабытьи, глаза закатил и шарит рукой перед собой. Рот приоткрыт, дёсны тёмно-зелёные, зубы жёлтые. Этот ест траву давно. Горохов знает, что, по большому счёту, это уже труп. Возможно, он и не умрёт от полыни, но его точно прикончит то, что он сидит вот так вот, без одежды. Его за неделю прикончат клещи. Один клещ будет есть его месяца три, нужен знающий человек, чтобы вытащить опасную тварь из тела. И вытаскивать её нужно в течение первых часов после укуса. Иначе это членистоногое уйдёт в тело сантиметров на пять или шесть, закогтится там и начнёт выделять обезболивающее, типа, не беспокойся, человек, всё у тебя в порядке, живи себе дальше, а я тут поживу.

Двум-трём понадобится месяц, чтобы довести человека до горячки. А если вот так сидеть около стены, то ты соберёшь на себя всю нечисть, что будет рядом. Может, и недели не протянешь. Горохов, стараясь не глядеть на этого бедолагу, проходит мимо.

Метров через сто с ним снова пытаются заговорить. Теперь это девица лет двенадцати. Худая. Она тоже без респиратора, вся оборвана и, кажется, пьяна. Девка тоже предлагает полынь. За нею стоит какой-то мужик и смотрит на уполномоченного сквозь треснувшее стекло маски, держит в руке что-то, а что – и не разберёшь.

Нет, нет! Ничего не нужно, Горохов качает головой и прибавляет шаг. А сам руку с обреза не убирает.

Глава 18

У последней лачуги он остановился. Дальше дороги не было, и сразу за домом с треснувшей стеной начинался невысокий, чёрный от влажной плесени бархан. Ещё метров сто на юго-восток – и бетонная башня старой водокачки.

Горохов тут пошёл медленно, потом зашёл за угол и выглянул из-за дома: не тащится ли кто за ним. На улице всё ещё были люди, но за ним вроде никто не шёл. Но опять же тут был квадроцикл, который уполномоченный уже видел. Неплохой, не старый. Машина была припаркована прямо возле дверей одного из притонов. Есть ли в нём кто – поди угадай. Возможно, на нём ездил кто-то из местных барыг. Горохов надеялся, что так оно и есть. Дальше торчать тут смысла не было, и он пошёл к башне, в степь. Шёл быстрым шагом, на тот случай, если за ним идут.

А кругом была красота. Мокрые от дождей и чёрные от плесени барханы почти неподвижны, никакой ветер не в силах их перемещать, тем более на время дождей почти стихают яростные вечерние заряды. А все проплешины между песчаными волнами тут же зарастают всевозможной яркой зеленью. Кактусы всех цветов и размеров, даже самые маленькие, те, что величиной с мизинец, начинают цвести, крепкая колючка становится пушистой из-за распустившихся семян, шипов под пухом не видно, и её даже хочется потрогать. Всё это вдруг оживает, изо всех сил вырывается из земли, чтобы расцвести и успеть до зноя рассовать по пустыне свои семена. Лук с его сочными, острыми листьями, серый тюльпан с его сладкими клубнями, тут Горохов увидал даже деликатесный и якобы очень полезный для здоровья щавель, красные сочные стебли и зелёные листочки которого имели приятный кисло-сладкий вкус… Да, это был он. Салат из этого растения и лука, с кусочками жареного козодоя и заправленный маслом, стоил в ресторанах Соликамска сорок копеек и пользовался у рафинированных горожанок популярностью. Неплохо было бы собрать себе пучок этого растения, но солнце за его спиной уже катится к горизонту, и ему нужно спешить.

Он миновал башню и всё так же быстро дошёл почти до гряды камней, которые были отмечены на карте. Уполномоченный оглядывался несколько секунд, смотрел по сторонам, пока не нашёл тот камень с «навесом». Компас и секстан были, как всегда, при нём, компас в часах, секстан во фляге, но он и не подумал их вытаскивать. Горохов и без своих приборов уже знал, где находится схрон. Парни Кузьмичёва выбрали хороший камень, он сам бы его выбрал для тайника.

Андрей Николаевич приостановился: в принципе, дело было сделано, можно было и полюбоваться красным солнцем, что зависло между тёмными тучами и чёрной степью. Да, солнце, чёрная степь, зелень – это всё было на удивление красиво, но не нужно забывать, что дожди выгоняют из песка всю мерзость, что таит пустыня. И это не только сколопендры, которые в этот сезон просто звереют, не только шершни, которые в дожди начинают роиться, тем более что от первых и от вторых людей погибает не так уж и много. А вот членистоногих нужно было опасаться всерьёз. Он снимает перчатку и начинает ею бить по полам плаща, по рукавам, по брючинам… Пауки и клещи – вот чего в первую очередь нужно бояться. И для первых, и для вторых человек – еда, но одни жалят сразу, как только доберутся до плоти, и они её ищут, забираясь в рукава, в штанины, за шиворот, но их всегда видно, они белые и хрупкие. А вот клещи не такие, эти твари готовы сутками медленно ползти по ткани, чтобы наконец найти открытую кожу. Их не раздавить в пальцах, их не разглядеть сразу, хотя и убивают они не так быстро, как пауки. Но зато их в сотни раз больше, чем пауков. В общем, нужно время от времени останавливаться и стряхивать с себя этих мелких гадов. Полы плаща и брючины – как раз те места, на которые клещи и пауки попадают в первую очередь. Поэтому Горохов всегда предпочитал галифе и сапоги, а казаки – плотные обмотки. И в одно мгновение Горохов замер.

Три-ри, три-ри-ри, три-ри…

Высокий тонкий звук пронёсся над барханами. Его ни с чем нельзя было перепутать.

Три-ри-ри, три-ри, три-ри… Три-ри-ри…

Этот звук был верным признаком того, что дожди скоро закончатся. Неделю, ну или дней десять – и всё.

Три-ри, три-ри, три-ри…

Из своих глубоких нор начинали вылезать цикады. Они как чувствуют окончание сезона дождей. Кусачие, безмозглые, с мощнейшими жвалами и шипом на крепком хитиновом брюшке, который содержал в себе вполне неприятный токсин. Но в виде личинок они были прекрасны… Жирные, приятно жёлтого цвета, почти неподвижные существа, содержавшие в себе протеина и жира намного больше, чем самая лучшая саранча. К ним даже не нужна была соль. И их не нужно было чистить. Просто откусываешь жёлтое брюшко, которое составляет девять десятых личинки, а остальное – голову со жвалами и передними лапами, напоминающими стальную проволоку, – выкидываешь. В детстве цикады были единственным поводом без особой грусти переживать окончание сезона дождей. Все дети их оазиса с первых трелей цикад выходили в степь искать чёрные, едва заметные отверстия в рыхлом грунте. Там, внизу, обычно и прятались цикады, дожидаясь своего созревания.

Ему захотелось найти хоть одну личинку, пока не стемнело. Вспомнить их удивительный вкус. Скоро их тут будут сотни тысяч; чем ближе конец дождей, тем больше их поднимается к поверхности земли. И сейчас одна из тех, что уже вылезла из земли и обзавелась крыльями, изо всех сил орала, чтобы побыстрее призвать к себе партнёра. Успеть, пока грунт влажный и рыхлый, отложить в него несколько тысяч яиц.

Три-ри, три-ри, три-ри, три-ри, три-ри…

Пиликала цикада откуда-то с востока. И он, надев перчатку, стал взбираться на пологий бархан; хотел идти в сторону звука, но, поднявшись на самый верх чёрного песчаного гребня, по своему обыкновению, обернулся на восток, взглянул в сторону города.

Солнце уже проваливалось за крыши домов Губахи, свет стал почти красным, и его становилось всё меньше, но даже в этом свете он увидел человека. Человеческая фигурка всего на мгновение показалась на вершине бархана и тут же скатилась вниз, исчезла. До фигурки было метров триста, и двигалась она как раз от города и в его сторону.

Всё, про цикаду забыли сразу. Он спустился вниз и привалился к бархану, позабыв и про пауков, и про клещей – теперь тут были существа и поопаснее, – вытащил из кобуры прицел от револьвера и, сдвинув очки, стал смотреть через оптику по сторонам. Нет, больше здесь никого не было.

«Что этот тип тут делал? Дорога почти на километр южнее. Дорога оживлённая, а этот прётся через барханы. Кто он? Куда шёл? Зачем? Может, за мной? Ну а за кем ещё? Идёт-то он точно по моему следу. Хочет выяснить, что я делаю в степи? А может, просто человек, идущий ставить сети на саранчу? Какая саранча сейчас?! Сейчас много не поймаешь, дожди же! Ну и кто это тогда?».

Все эти мысли совсем не мешали ему обшаривать окрестности взглядом и не помешали увидеть ещё одного человека. Тот шёл намного севернее первого. Он выскочил на бархан всего на мгновение. Выскочил и тут же пропал, так, как и первый. Мало того, поднимаясь на гребень песочной волны, он сгибался едва не пополам. То ли для того, чтобы быть менее заметным, то ли по привычке человека, знающего, как воевать в барханах, и помнящего, что в полный рост на гребне лучше не вставать.

«Их двое!».

Теперь его беспокойства, его догадки выкристаллизовались в чёткую и простую, логичную мысль:

«За мной идут».

Ему стоило заволноваться. Но то волнение длилось не больше секунды. Эти двое шли с разных сторон, но оба направлялись к нему, один шёл по следу, второй вдалеке, значит, они с рацией… Эх, ему бы тоже сейчас рация не помешала. Горохов выругал себя: ну почему не подумал взять рацию, думал, что она не понадобится, думал, что от города тут недалеко. А мог бы просто включить её на приём, на поиск, чтобы «чесала» по всем волнам в надежде найти хоть что-то, тогда, вполне вероятно, он узнал бы об этих двоих и пораньше.

Он стал быстро озираться и параллельно прощупывать карманы пыльника. У него были две гранаты, обрез, восемь патронов к нему, десять патронов для револьвера и восемь патронов для пистолета. А у них скорее всего винтовочки. Они видели его только что, и теперь ему нужно было срочно менять позицию. Ведь бой в барханах – это по большому счёту игра в прятки. Кто первый увидел, тот, вероятно, и победил. Уполномоченный отметил для себя, что каменная гряда за его спиной выглядит для него сейчас весьма привлекательно. И, согнувшись, чтобы не торчать над барханами, он почти бегом стал двигаться на юг, к дороге, чуть отклоняясь в сторону камней; через пять десятков метров он остановился и выглянул: быстрый взгляд на восток, на север – нет, никого, и он снова бежит, но на сей раз уже точно к камням. Да, там, если ему удастся забраться на большой и плоский валун, он будет в относительной безопасности. Тем более что через десять минут солнце сядет окончательно.

Он был уже в пятнадцати шагах от камня… И вдруг…

Ппатттч….

Стальная десятимиллиметровая пуля бьёт в камень перед ним; разбросав осколки базальта и расплющившись, она – фррррррр – улетает в небо. Горохов валится на землю, почти в лужу под барханом, но тут же поднимается и бежит дальше. Он знает, что нужно действовать быстро. Теперь он уверен, что это люди непростые, это не обыкновенные убийцы из тех заведений, мимо которых он проходил недавно, этот народец посерьёзнее будет. Он не слышал выстрела, слышал только, как пуля ударила в камень. И стреляли метров с трёхсот… А это значило, что у парней были и глушители, и оптика… Ну, и рации… Нет, это точно не грабители.

Ему удалось добежать до камня и оббежать его… Он искал удобное место, чтобы влезть на него, но как только уполномоченный оказался за камнем…

Их было не двое. Метрах в семидесяти от себя, также возле камней, он увидал третьего человека с винтовкой.

Горохов не думал о том, что до человека далеко, он просто выстрелил первым и из того, что было в руках, то есть из обреза. Без всякой надежды попасть, скорее чтобы напугать, лишь бы человек не поднял свою винтовку. Картечь из одного ствола, жакан из другого…

Пахх…

Бах…

Даже если бы у него было время прицелиться, и то он вряд ли попал бы. Разве что при большом везении. Сейчас же он стрелял навскидку… И появившийся тип угадывать – попадёт-не попадёт в него что-то – не стал. Спрятался за бархан. А Горохов прильнул к камню, стал перезаряжать обрез, думая, что лучше бы он держал в руке револьвер. Тогда, даже навскидку, шанс влепить пулю третьему у него был бы. Всё-таки обрез – это оружие для работы на двадцати, ну, тридцати метрах… Он откинул его за спину и вытащил револьвер. И теперь оценил обстановку.

Да, эти парни были неглупые, один, самый быстрый, забежал к нему во фланг с севера, теперь он был за камнем метрах в семидесяти, двое других приближались к нему с северо-запада и запада. Они точно знали, что делали. Если бы уполномоченный не поторопился, этот третий был бы у него уже за спиной. Люди были безусловно опытные, и ему очень не хотелось завязнуть в перестрелке с ними здесь, в барханах.

«Поделят сектора – рации для координации у них есть, они же не дарги, – и будут обдуманно отрезать с фангов. Пока не зажмут. А зажмут меж двух барханов… У них, сто процентов, есть и гранаты. Уроды… Видно сразу, что готовились».

Теперь здесь, у камней, когда один из них совсем рядом, оставаться было нельзя. Ему нужно было отходить на юг, к дороге.

Он хотел было оторваться от камня, чтобы не дожидаться приближения тех, что шли от города, но как только двинулся, как только начал подниматься на короткую дюну, что привалилась к каменной гряде, как услыхал чёткие, выраженные щелчки:

Тикс-с… Тикс-с…

Узнаваемый звук. Его ни с чем не спутаешь. Винтовка с армейским стандартным глушителем. И если его слышно, значит, стреляет метров со ста-ста двадцати, не больше.

И ещё раз… Тикссс…

Туфф… Пуля поднимает фонтан песка прямо перед ним.

Но Горохов уже переваливается через бархан. И, согнувшись, бежит дальше, на ходу вытаскивая и закрепляя на револьвере его прицел. Когда он перебирается через следующий бархан, тут уже ребята не стесняются:

- Та-та-та-та-таххх…

Жужжащий рой металла проносится рядом. Это стрелял тот, от камня; осмелел, значит, и вылез…

Но Горохов не останавливается, он бежит дальше. Главное – не дать себя прижать к песку, навязав бой, не дать им себя «растянуть», зайти с фланга. И пока это ему удаётся. Именно благодаря тому, что он поспешил за камень и там обнаружил третьего.

Только на четвёртом бархане он решает остановиться, перевести дух. Может быть, кто-то из них в пылу погони забудет про безопасность и подставится под выстрел.

«Эх, хорошо бы было хоть одного из них подстрелить! Хотя бы ранить. С двумя было бы полегче».

Он глядит поверх прицела и пока никого не видит. Впрочем, видеть становится всё сложнее, солнце уже едва торчит из-за Губахи. И тут ему становится ещё неспокойнее:

«Не дай Бог, у них ещё и ПНВ имеется».

Глава 19

Тучи такие низкие, что кажется – подними руку и дотянешься. У него-то как раз прибора ночного видения не было, а через пять минут темень наступит такая, что придётся полагаться только на слух.

Туфф…

Перед ним, в полуметре от его головы, с глухим звуком, будто кто-то ударил прутом по подушке, поднимается фонтан сырого песка с кусочками черной корки-плесени. Горохов сначала отпрянул, потом чуть передвинулся по гребню бархана и поднял револьвер. Он приблизительно знал, с какой стороны стреляли. Но даже прикладываться к оптике не стал, цели не было… Стрелявший притаился за песчаным холмом. Вот так теперь и будет… Один выстрелил – притаился, а пока уполномоченный будет искать возможность выстрелить в ответ, двое других будут оббегать его справа, слева… откуда угодно.

Андрей Николаевич не собирается ждать, пока эти ловкачи подойдут на бросок гранаты. Он снова срывается с места и, пригибаясь, бежит на юг, к дороге. Как хорошо, что у него такой респиратор. Шикарная вещь! Словно откликаясь на участившееся дыхание, аппарат начинает нагнетать воздуха всё больше. В простом респираторе попробуй-ка побегай, а тут дышится легко, беги-не хочу. Уполномоченный хорошо тренирован, а ещё от природы, вернее от родителей, он получил свою выносливость. Ещё с детства он мог пройти хоть двадцать, хоть тридцать километров по пескам, почти не устав, а если надо, то пройти ещё и быстро. Это не раз выручало его в трудных ситуациях. Вот и теперь он надеялся оторваться от этих неплохо экипированных ребят.

«Воевать вы, я вижу, не дураки, а как насчёт побегать?».

Но пробежаться как следует ему не дали; не успел уполномоченный преодолеть и сто метров, как справа, с запада, снова заработал «глушитель».

Тикс-с… Тикс-тикс-с… Тикс-тикс-тикс-с… Тикс-с…

И тут же одна из пуль бьёт в песок в трёх метрах перед ним:

Туфф…

Другая ещё ближе, поднимает фонтан песка почти под ногами…

Туфф

Он переваливает через бархан и решает остановиться, разворачивается, замечает в последних лучах заката фигурку на бархане – стоит, сволочь, во весь рост, прицеливается, – вскидывает револьвер и, не заглянув в оптику, – времени нет, цель соскочит с гребня, – стреляет…

Па-ах…

Горохов и не думал, что попадёт, просто этих уродов нужно одёргивать, они, чувствуя своё численное превосходство и превосходство в оружии, действуют уж очень раскованно, словно охотятся на беззащитную дрофу. Но вероятность попадания в брюхо револьверной пули должна немного поумерить пыл этих ловкачей.

«Как хорошо было бы влепить одному из них пулю, хотя бы в ногу, сразу поостыли бы. Эх… Хорошо бы…».

Всё равно нужно было подниматься и уходить к дороге. К дороге, к дороге… На юг…

Но зачем он туда стремился? Об этом уполномоченный ещё не думал. Что будет, когда он до неё дойдёт? Что там может измениться? Как ему удастся оторваться от преследователей? Наверное, Андрей Николаевич надеялся на людей. Восточная дорога, что вела к озёрам и участкам, где ловили саранчу, и в прошлые годы была достаточно оживлённой, а теперь, когда население Губахи увеличилось…

В общем, каких-то законченных мыслей на этот счёт у него не было, он просто быстро шёл по мокрой от дождей пустыне почти в полной темноте.

Кажется, солнце село окончательно, на небе ни звезды, ни луны, и тут ему помогли пижонские очки «Спектр». Да, как ни странно, в них было лучше видно, чем без них. Ненамного, но всё-таки… И в них даже в этой кромешной темноте он как-то ориентировался и находил дорогу. Пока не пошёл дождь.

Это был обычный дождь для этого периода. Над уполномоченным как будто кто-то открыл душ. И из него хлынули потоки воды.

Тут уже и модные очки «Спектр» не помогали. Черная пелена и льющаяся с неба вода. Ему пришлось остановиться. Реально ничего не было видно. Ему. Но вот армейские ПНВ были рассчитаны на работу во влажной среде. Это у них даже в инструкции было написано. Правда, там не было написано, будут ли они работать, когда вода просто с неба как из ведра. Он не успел додумать эту мысль, короткая жёлтая вспышка справа на мгновение озарила чёрные склоны барханов. А потом и звук пришёл…

Тах…

Уполномоченный, не думая, исключительно на выработанном за годы своей нелёгкой жизни рефлексе, сразу и с уклоном сдвинулся вправо, зафиксировав при этом место вспышки и источника звука, и моментально вскинул руку с револьвером…

Паах..

И сразу сместился ещё дальше вправо и встал на колено… И ему тут же ответили целой россыпью звуков…

Таа-та-та-та-тах..

Через струи дождя и ночной мрак в коротких, но ярких вспышках Горохов смог разглядеть фигуру в коротком пыльнике с винтовкой в руках. Тридцать, может быть тридцать пять метров: бескомпромиссная, смертельная для кого-то из них дистанция. Сильнейший дождь, непроглядная темнота – и два человека, пытающиеся друг друга убить…

А ещё… Может быть, это ему казалось… Пули, пролетая рядом с ним, разбивают капли дождя в мелкие брызги, в туман…

Но он не фокусировал внимание на этих странных явлениях, он уже наводил оружие на то место, где только что так яростно бушевал жёлтый огонь винтовочных выстрелов. И ему потребовалось буквально мгновение, чтобы прицелиться…

Паах.. Паххх…

И тут же он срывается со своего места влево, и вовремя…

Таа-та-та-та-та-таах….

Горохов слышит, как шипят пули, прорываясь сквозь струи дождя, шипят совсем рядом с ним, как раз в том месте, откуда он только что убрался… И он поднимает левой рукой обрез.

Бахх….

Вспышка от выстрела этого оружия яркая, долгая; первый выстрел он делает жаканом и, дав противнику мгновение сместиться, делает второй выстрел картечью.

И сразу срывается с места, ожидая ответных выстрелов, влетает на достаточно высокий бархан и, почти не пригибаясь, бежит с него вниз, на ходу перезаряжая обрез, а потом и револьвер…

А выстрелов всё нет… Только дождь шумит.

«Что, урод, притих? Достали тебя мои картечины?».

Он думает об этом со злорадным удовольствием. Было очень, очень приятно утереть нос этим крутым, что надумали убивать старшего уполномоченного Горохова… Да ещё где! В его родной пустыне. Хотя он всё прекрасно понимал: никаких гарантий насчёт попадания у него не было, а этот тип притих просто потому, что перезаряжал оружие – стрелял он длинными очередями, патроны не экономил. Но всё-таки ему хотелось верить, что одного из этих крутых он зацепил. А может, всё-таки и зацепил, так как выстрелов больше не последовало; а вскоре за дождём и теменью уполномоченному удалось увидеть огни. Они двигались… Это была та самая дорога, к которой он так стремился.

Он ещё оборачивался, хотя смысла в этом было мало, в пелене дождя по-прежнему рассмотреть что-либо дальше трёх шагов не было никакой возможности.

«Если они меня потеряли, то в этом дожде уже не найдут. Следов не разобрать, тепловизоры – последняя их надежда, но, судя по последней стычке в дожде, ПНВ у них есть не у всех, иначе тот урод меня изрешетил бы там, между барханов».

Тем не менее, помня про ПНВ, он старался как можно дольше скрываться за песчаными валами и переваливать через них как можно быстрее. Андрей Николаевич не сбавлял шага, двигался на юг, шёл быстро, а там, где пространство было свободно от песка и зарослей кактуса, даже переходил на лёгкий бег. И уже минут через семь он выбрался к дороге. Тут уже и дождик стал потихоньку стихать.

Большой тягач, покачиваясь из стороны в сторону в колеях с водой, тащил накрытую брезентом платформу в сторону города; уполномоченный сразу догнал его и, приподняв брезент, влез под него. Там всё было заставлено большими тазами и бочками, в тазах был щавель, молодые побеги кактусов, всякая другая вкуснятина, но после этих приключений в сумерках он даже не запустил руку ни в одну корзину.

Уполномоченный, выглядывая из своего «укрытия», старался разглядеть в дожде хоть что-то, но, кроме фар следующей за тягачом машины, ничего не видел. Так спокойно он добрался до города, где на одной из улочек слез с прицепа.

Дождь закончился, а вот его тревоги только начинались. Да, ему было из-за чего тревожиться. Он остановился у одного из домов, подальше от фонаря, закурил и продолжил движение быстрым шагом. Хоть после дождя на улице стало свежо и появилось много людей, прогуливаться на открытом месте ему очень не хотелось.

«Кто это был? Кто это, мать их, осмелился нападать на уполномоченного Трибунала? Ну, допустим, такое бывало, но то бывало, когда приговор подопечным был уже вынесен и из Трибунала к ним ехал человек, чтобы привести его в исполнение. Тогда, понятное дело, пациенты предпринимают все усилия, чтобы доктор до них не добрался. Но вот так просто! Может, это мстит кто? - но те, кто хотел бы, а главное, посмел бы ему мстить тут, в Губахе, давно мертвы! Если это были люди, связанные с местными властями… Ну, мало ли, может, кто из них поминает его недобрым словом, а теперь узнал, что он снова в городе. - Но они всё устроили бы прямо тут, на улицах, или в гостинице, не постеснялись бы; эти же дождались, пока я выйду в степь. И причём были готовы к этому… А перед этим вломились в номер и украли окурок! Зачем? И главное – кто? - этого он не понимал. Конечно, у него были враги. Дружки, родственники, коллеги тех людей, которых он покарал. Угомонил. Но всё это был народец, который, как правило, желал как можно реже попадать на глаза Трибуналу. – Неужели это северные? Неужели не поверили мне, что Кораблёва погибла от рук даргов, и решили меня наказать? Наказать назло Первому и Бушмелёву, которые хотели спрятать меня от их внимания в выдуманной командировке?».

Пока это была самая «рабочая» и самая неприятная версия, что приходила ему на ум. Он о таком, конечно, никогда не слышал – чтобы северяне нанимали кого-то, чтобы убить заслуженного сотрудника Трибунала, который они сами и финансировали, – но чем чёрт не шутит.

И тут он увидал, что из здания с надписью «Телеграф», что находилось на небольшой площади, вышли две женщины. Это было очень кстати.

«Работает ещё?».

Горохов приоткрыл дверь и заглянул внутрь, оттянул респиратор:

- Вы ещё работаете?

Совсем молоденькая девочка, лет, наверное, четырнадцати, сказала ему из-за стекла:

- Работаем.

Он прошёл внутрь, остановился у стойки со стеклом и, поглядывая на дверь и не убирая руки с обреза, произнёс:

- Хочу телеграмму дать.

- Продиктуете или напишете текст? Диктовать дешевле, так как бумага не расходуется, – серьёзно разъясняла девочка; сама же она пользовалась грифельной табличкой.

- Тогда продиктую, - всё так же глядя на дверь, начал уполномоченный. - «Березняки. Юбилейный. Мартыновой Маргарите Тимофеевне. Рита, я в Губахе, был тут в степи, встретил трёх людей. Люди те незнакомые, но упорные, еле удалось с ними разойтись…».

- Так всё и писать? – вдруг прервала запись девушка. – Это вам дорого будет.

- Ничего, ничего, так и пишите, - не отрывая глаз от двери, ответил ей уполномоченный и продолжил: – «… хотелось бы знать, кто они. Надо бы из Губахи мне уходить, но Витю нужно дождаться, а будет он только через два дня. Так что я ещё побуду тут. Целую, ваш племянник Евгений». Всё.

Девушка быстро посчитала карандашом записанные слова и сказала с укоризной:

- Это вам в тридцать одну копейку обойдётся.

- Ну что ж поделать, - он достал деньги и расплатился.

Девочка же, получив деньги, взялась за «ключ» и стала бойко отбивать его телеграмму. А когда закончила, он у неё спросил:

- А вы не подскажете, где мне найти парочку людей… ну, хороших парней для охраны?

- Для охраны? – она удивилась и пожала плечами. – Это я даже и не знаю, может, вам к приставу надо?

- К приставу? – он усмехается, вспоминая того пристава, что был тут в его прошлый приезд. – Нет, к приставу мне не нужно. Есть у вас тут какие-нибудь люди, которых можно было бы нанять?

- Ну людей-то у нас много, там, у столба, ну, где объявления вешают, там очень много народа, все ищут работу. Тут безработных хватает, может, вам там поискать?

- Да, может быть, – он вспоминает, где это место. – У столба… А это не там, откуда ходил транспорт, возил рабочих к буровым?

- Раньше возил, теперь уже не возит, - объясняет девушка. – Вода уже кончилась, буровые ушли. Но это там. Там вы кого-нибудь себе найдёте, там уйма народа всякого по утрам собирается. Приходите прямо к двум часам. Они там всю ночь толкутся.

- Спасибо, так и сделаю, – обещает Горохов и, аккуратно приоткрыв дверь, выглядывает из здания телеграфа. Его рука всё ещё лежит на оружии.

Глава 20

Клавы нет, вместо неё какой-то хмурый мужик за стойкой, он пристально глядит на Горохова, когда тот стягивает маску, и уполномоченный поясняет:

- Я проживаю в …, - он не может сразу вспомнить номер своей комнаты…

- Я знаю, из какого вы номера, - прерывает его мужик.

- А меня случайно никто не спрашивал? – интересуется уполномоченный.

- А должны? – в свою очередь интересуется администратор.

- Да нет, не должны, - Андрей Николаевич усмехается, а сам так и шарит глазами по холлу гостиницы. - Но могут. Человечек один может спросить, пониже меня, плотный такой.

- Нет. Никто вас не спрашивал, - говорит мужик и продолжает: - Вы ночью заехали, так у вас время истекает, утром в шесть надо будет доплатить или выехать.

Горохов внимательно осматривает людей, сидящих в холле; вряд ли здесь есть те, с которыми он схватился в пустыне. Тем нужно было ещё тащиться по барханам обратно к своему транспорту. Хотя всякое может быть. Некоторые из тех, что, сидят в холле, тоже, как и он, промокли, но ни у кого из промокших нет армейского оружия. Но всё равно это его не успокаивает. Уполномоченный, разговаривая с администратором, старается не поворачиваться к людям спиной и взглядом пытается контролировать помещение. Тем не менее он слышит всё, что говорит мужик, и отвечает ему:

- Нет, я не съеду… Ещё поживу, – и достаёт небольшую медную монету номиналом в один рубль. – Хочу оплатить ещё два дня.

- Сейчас я дам сдачу, - говорит мужик и лезет в стол за мелочью.

***

Зашёл в номер… Сразу подпёр дверь стулом, стащил к ней свои тяжёлые баулы. Скинул пыльник, респиратор и шляпу. Достал винтовку, снарядил её, поставил к стене, снарядил и дробовик. В карманах пыльника у него были две гранаты. Но этого ему показалось мало. Вытащил из сумки ещё две, в них вкрутил взрыватели. Только после этого немного успокоился.

Теперь одежда. Горохов сразу раздевается – он валялся на песке, в сухой сезон это не страшно, но сейчас… Он снимает одежду, идёт в душ, осматривает её всю, включая шляпу. На пыльнике находит двух клещей, один уже добрался до самого воротника. Ещё два прицепились к брюкам. Уполномоченный кидает всю одежду под воду, теперь осматривает себя. Ноги, руки, шея… Самые уязвимые места. Ещё спина между лопаток, клещи часто пробираются к коже через воротник. Рукава и штанины – это для них главные входы, до воротника слишком высоко, но тем не менее… Он занимался оружием, чистил одежду, мылся, но ни на секунду не переставал думать. Ему было понятно, что из Губахи нужно уходить – и уходить как можно быстрее. Но… Андрей Николаевич не знал, как отсюда уйти. Уйти безопасно. Кинуться к грузовику и рвануть из города?

Догонят. Если захотят догнать – обязательно догонят. И там, на дороге, ему снова придётся решать этот вопрос. Он, конечно, будет готов, но… Одному против троих? Нет, это был слишком большой риск. Он хотел уйти от них, оторваться, скрыться. Именно для этого Горохов в телеграмме писал, что пробудет здесь, в Губахе, ещё два дня, именно поэтому он продлил номер на двое суток. Если они с ним работают плотно – а судя по всему, так оно и было, – они обязательно об этом узнают. Поверят или нет – дело другое, но знать, что он тут кого-то ждёт, они должны.

Уполномоченный чуть передвинул кровать, сдвинул её так, что если будут стрелять через дверь, то по ней попадать не будут. Закинул в рот несколько драже витаминов и лёг на кровать, разложив рядом с собой всё своё оружие.

***

Горохов, как проснулся, первым делом выпил воды. Час двадцать пять. Скоро гостинца начнёт оживать. Он зашёл в душ, помылся и почистил зубы. Разорвал вакуумную упаковку и откусил кусок кукурузной лепёшки, решил не экономить и отрезал себе хороший кусок свиной колбасы. Деликатес.

«Если меня сегодня прикончат в степи, её сожрёт какой-нибудь урод. Уж лучше сам съем, побалую себя».

Поев немного, он присел на кровать и закурил. Выкурил почти всю сигарету, прежде чем ему захотелось откашляться. В последнее время он стал и вправду много курить. Ещё пару месяцев назад ему хватало пачки дня на два. Теперь едва хватало на день.

«Ну а как тут не курить, если такие дела творятся, - он затушил окурок в пепельнице. – Интересно, этот тоже украдут?».

Впрочем, вчера, когда он вернулся домой, то нашёл все свои метки нетронутыми, его номер никто не посещал.

Андрей Николаевич порылся в своих многочисленных вещах и нашёл новую одежду. Неброскую, простую, незапоминающуюся. Ту, которую предпочитал носить в командировках. Только вместо сапог на сей раз у него имелись добротные мягкие ботинки и обмотки. Всё остальное было как всегда: простой выцветший пыльник, галифе, рубаха с длинными и узкими рукавами, фуражка и белый платок под неё, для шеи и затылка. Респиратор, видавший виды, но с новыми и дорогими фильтрами, потёртые очки. Он даже флягу-тайник взял другую. И оружие… Свой любимый обрез и свой заметный револьвер уполномоченный отложил в сторону, взял шестизарядный дробовик, винтовку брать не стал, она бросалась бы в глаза. В степь он сегодня не собирался, а городе ему должно было хватить и дробовика. А на пояс, не стесняясь, повесил кобуру, в которой находился армейский «девять-восемь» с запасным магазином. Рация, две гранаты и патронташ под двенадцатый калибр завершили его костюм. Рацию он теперь собирался носить всё время, спрятав её в карман, но поставив на приём и убавив громкость. Он включил автоскан, и умный прибор теперь постоянно искал сигналы во всём доступном ему диапазоне. Неожиданностей, подобных вчерашней, ему хватило. Больше он в такие ситуации попадать не хотел.

Сейчас он выглядел по-другому, но на этом его сборы не закончились. Он достал из баула и развернул новый, объёмный тактический рюкзак. В него сложил всю ту одежду, в которой ходил в последнее время, туда же положил яркий и дорогой респиратор и отличные очки, револьвер и обрез. Также он взял с собой блок-детектор сигнала с экраном и источник сигнала: радиомаячок (жучок). Вот теперь он был готов.

Ни одной камеры он в гостинице до сих пор не заметил. Но это не сильно облегчало ему его задачу. А хотел он сейчас незамеченным выйти из гостиницы. Да, он теперь выглядел иначе, чем вчера, но толковый наблюдатель мог узнать его по росту и по осанке. И поэтому уполномоченный, приоткрыв дверь в общий коридор, посмотрел, нет ли там кого. Коридор был пуст. Но он не поспешил выйти из номера, а так и остался стоять у чуть приоткрытой двери.

Он ждал. В гостинице жил народ простой, все вставали рано, выходили по делам тоже рано, чтобы с двух до десяти, до начала зноя, покончить с большею частью дел. Это расписание люди сохраняли и в сезон дождей тоже. По привычке. А сейчас было как раз два часа утра. Народ, что проживал в гостинице, давно уже проснулся. Люди гремели чем-то в своих номерах, переговаривались. Поэтому ждать долго ему не пришлось. Уже минут через пять ожидания в коридоре послышался шум открываемой двери, голоса, потом звуки проворачиваемых в замке ключей. И как только мимо его двери прошли два человека с тяжёлыми мешками, он тут же вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Горохов пошёл за этими двумя людьми быстрым шагом и в конце коридора догнал их. Они с мешками и дробовиками, он со своим рюкзаком и почти таким же, как и у них, дробовиком, почти ничем друг от друга не отличались. И шёл он в двух шагах от этих двоих. А перед тем как начать спускаться по лестнице, он надел респиратор. В холле было уже многолюдно, вчерашний хмурый мужик варил на двух конфорках плохой чай. За чаем была очередь. И те двое мужичков, что шли перед уполномоченным, увидав очередь, махнули рукой – без чая обойдёмся – и сразу пошли к выходу. В общем, тот, кто должен был следить за ним в холле, наверняка его пропустил. Должен был его пропустить. Но теперь, после вчерашней стычки в степи, Андрей Николаевич не собирался рисковать. Он хотел быть уверенным, что за ним не следят, а посему, тут же отстав от мужиков, быстро свернул в узкий проулок.

Прошёл метров двадцать, развернулся и замер в темноте, привалившись к стене. Стал ждать, не появится ли кто. Но прошло время, минуты три, наверное, а в темноте проулка никто не появился.

«Прозевали».

Он повернулся и пошёл вдоль домов, а потом свернул к центру города, к остановке или, как выразилась вчерашняя юная телеграфистка, к столбу.

Едва третий час утра был, а народу у дома со столбом под сотню, недавно дождь, видно, был, грязи по колено. Настрой над толпою недобрый, видно, желающих работать больше, чем работы. Приезжают тягачи или грузовики, люди кидаются к ним толпой, толкаются, ругаются, заглядывают в кабины, что-то обсуждают с приехавшими, торгуются.

Горохов остановился в сторонке, стянул респиратор вниз, закурил, стал наблюдать. А народец-то тут разный. И старатели есть. И бродяги при оружии. Ещё нужно подумать как следует, прежде чем таких нанимать. Если саранчу собирать – ещё может быть, но какая сейчас саранча…

И тут худой невысокий тип в драном пыльнике и со старой двустволкой, увидав стоящего в стороне уполномоченного, направляется к нему, шлёпая сбитыми ботинками по грязи и ещё издали протягивая руку.

- Друг, дай закурить, курить охота – сил нет.

В степи нельзя отказывать человеку в воде и еде, нельзя бросать человека, если есть место в транспорте, но сигареты… Это удовольствие, и удовольствие не очень-то и дешёвое, тут уже на усмотрение хозяина пачки: понравится просящий – можно и угостить, а можно и «завернуть» наглеца; но уполномоченный никогда не жадничает по мелочам в своих командировках, он знает, как располагать к себе людей. Андрей Николаевич вытаскивает из кармана пачку, немного выбивает из неё сигареты, так чтобы торчали кончики пары штук, и протягивает просящему. Тот, в свою очередь, снимает старую перчатку и ногтями, под которыми даже при слабом свете отлично видна грязь, цепляет одну из сигарет. Горохов видит, что пальцы человечка дрожат, и тогда уполномоченный принюхивается… Ну конечно… Его догадка оказалась верна… Горохов прекрасно знает этот омерзительный запах полыни. Мужичок воняет. Даже через воздух, перенасыщенный влагой, пробивается эта несильная, но запоминающаяся вонь.

- Спасибо, друг… Ты меня реально выручил. Ещё немного, и я помер бы…, - худощавый, не снимая с головы капюшона, прикуривает от сигареты Горохова.

- Рад был помочь, – отвечает Андрей Николаевич. Он думал, что этот тип от него отвалит, но тот встал рядом, стоит курит и, видно, хочет ещё и поболтать.

- Что, тоже работёнку ищешь? – спрашивает тип.

- Пока смотрю, - нейтрально отвечает уполномоченный. Он всё ещё настороже. Когда подходил к этому месту… так… на всякий случай… переложил пистолет из кобуры в рукав пыльника. Ведь смена костюма вовсе не гарантирует, что он в безопасности. Но от этого человека Андрей Николаевич подвоха не ждёт. Этот никак не мог вчера его преследовать в степи. Среди любителей травы людей, умеющих бегать по барханам и хорошо стрелять, не найти. Тут либо трава, либо бегать.

- А может, у тебя работёнка найдётся? – вдруг спрашивает воняющий полынью человек.

- А с чего это ты взял, что у меня есть работа? – не спеша интересуется уполномоченный.

- Ну, не знаю… Вроде одёжа у тебя простая, но ружьишко знатное. Хорошее ружьишко…, - вслух размышляет худощавый.

- Мало ли…, - усмехается Горохов. – Может, я его… нашёл.

- Ага, - неожиданно соглашается тип. – Если только вместе со своими дорогими сигаретами, – они говорят вдали от фонарей, тут не очень светло, Горохов не видит его лица за респиратором и под капюшоном, но знает, что наркоман усмехается. – Так что, есть работёнка?

«Вот зараза, раскусил… Был бы я со старым обрезом… Впрочем, сигареты у меня и вправду недешёвые».

Но эта наблюдательность худощавого сыграла и против него самого. Андрей Николаевич теперь относится к нему насторожённо. Он знает этот тип людей, не раз встречал таких в степи, тем не менее спрашивает:

- А ты местный?

- Не-е…, - тощий выпускает из-под капюшона сигаретный дым. - Я тут всего три месяца… Я с Чусового…

«С Чусового… Лицо не показывает. Врёт, наверное. Чусовой давно вымер. Кто твои слова подтвердит? - Горохов таких людей видел десятки. Десятки. Через его руки проходили их личные дела. А там одно и то же, как под копирку. - Перекати-поле. Ни кола, ни двора, ни бабы, ни детей. Бродяга, а значит, и вор. Сегодня здесь, завтра там. Саранча, стеклянные рыбы, охота. За всё брался, ничего не пришлось по душе. Пару раз ходил со старателями за медью, но это сложно и тяжело. Очень жарко. Ещё и очень опасно. А хочется водочку пить, под кондиционером кайфовать, траву жевать. Поэтому такие типы ищут, что украсть, запросто могут убить, рано или поздно прибиваются в банду. Воняет травой и ещё не продал оружие – бандит. Скорее всего… В девяноста процентах случаев. А если у него ещё найдутся приятели…».

- Нет, - уполномоченный качает головой. – Для тебя работы нет.

Это, может, и звучит грубовато, но в степи никто ни перед кем не выплясывает, это вам не соликамские обеды светских львиц.

- А чё со мной не так? – сразу интересуется тощий; он уже готов объяснить этому мужику с дорогими сигаретами, что он на все руки… Всё умеет, всё знает. Что горы может сдвинуть, а то, что от него травой несёт, – так это всё фигня, он не торчок конченый, просто вчера расслабился и погрыз дури малость.

- Мне нужен человек, который умеет водить грузовик, – продолжает уполномоченный.

- Да а чё его водить-то?! – тощий едва не подпрыгнул на месте, стал рукой размахивать так, что чуть сигарету не выронил. – Я могу водить. Знаешь, сколько я исколесил по пескам. Так что не сомневайся… Водил не один раз. Чего там уметь-то?!

«Я тоже недавно так думал… А как от Железнодорожного до Губахи доехал, так руки разгибал еле-еле».

- Нет, - Горохов снова качает головой, - там груз… В общем, нужен мне напарник, чтобы был покрепче тебя. Груз негабаритный… Нужен такой, чтобы сам мог с ним управиться, если меня не будет.

Андрей Николаевич ожидал, что тощий сейчас начнёт и дальше себя расхваливать и убеждать его, что он с любым грузом справится, что ему только дай работу, но тощий вдруг сказал:

- А, груз негабаритный…, - и тут же, обрадовавшись, добавил: – Так у меня товарищ есть. Он крепкий, и с грузовиком управится, и с грузом. Он толковый. Давай я его позову.

- Да ладно, не надо, - говорит Горохов, но неуверенно.

А тощий хватает его за рукав:

- Слушай, друг, давай я приятеля позову, он толковый, тупой немного, но толковый. На него в степи можно положиться. Его Мураткой зовут.

- Ну если только Мураткой, - Горохов хмыкнул. – Ну тогда давай зови. Посмотрим твоего Муратку.

Глава 21

Мурат оказался выше тощего, но он точно не показался Горохову одним из тех, кто может в одиночку загрузить грузовик. Тоже был худой. Под травой есть не сильно хочется, травоеды почти всегда доходяги.

- Здорово…, - произнёс он и протянул руку Андрею Николаевичу: - Муратка.

«Муратка. Башмаки стоптаны, ещё немного – и дыры появятся. Как он только по раскалённому песку будет вниз ходить?». И полынью от него несло ещё сильнее, чем от тощего. А на плече висела винтовка… уполномоченный даже не знал этой системы. Кажется, это было оружие Эпохи Первых Песков. К такой и патронов не найти.

- Здорово…, - Горохов пожал руку. – Анатолий Баньковский.

- Понял, Анатолий, значит. Это… Петя сказал… В смысле, у тебя работа есть? В смысле, что тебе это… на грузовик напарник нужен.

Тощий стоял рядом и слушал их разговор, а Горохов уже понимал, что с этими двумя лучше дел не иметь: как только отъедешь от города больше, чем на километр, к ним нельзя будет повернуться спиной. Ни к одному из них. Но он нуждался в помощнике…

- Нужен, – уполномоченный решает убедиться в своих догадках. – Надо сгонять до Тёплой горы. Знаешь, где это?

- Ага… Конечно, - говорит Мурат. – У меня дед с Тюмени, а я сам родился в Верхней Салде. Я и на Туре рыбачил, и в Серове бывал, и в горах на запад от него охотился. Я те места знаю мало-мало. И в Тёплой Горе жил немножко.

- Нужно мотнуться туда, забрать кое-что и вернуться обратно, – объясняет уполномоченный.

- Да это, в смысле… хоть сейчас поехали, - соглашается Муратка.

- А до Серова готов ехать? – продолжает уполномоченный.

- Готов. Делать мне, однако, нечего. Чего ж не ехать?

- Да легко, - влезает в разговор тощий Петя. – Это всё наши места, мы там все дороги знаем.

- Ты тоже в Серове был? – спрашивает Горохов у Пети.

- Бывали, бывали, - заверяет щуплый слишком быстро, но темы почему-то не развивает. Бывали – и всё!

Он врёт, даже проверять не нужно. Андрей Николаевич это просто чувствует, и теперь на него внимания не обращает. Он говорит с высоким мужиком, воняющим полынью:

- За три рубля поедешь до Тёплой Горы?

- А чего не съездить… Поеду, однако…, - сразу соглашается тот.

«Поеду. Туда километров сто шестьдесят, дорога дрянь, там и в сухой сезон непросто, а сейчас с гор на дорогу столько воды натечёт, что умаешься там ездить. Сплошные грязевые озёра. Хорошо, если за день в один конец доедешь. День туда, день обратно, и ты соглашаешься за три рубля? Даже не спросил, что за груз. Ни слова не спросил про сроки. Про бензин. Про воду и еду. Ничем не поинтересовался. Просто соглашается на смехотворные деньги. Неужто их так припекло? – да, это были обезумевшие от безденежья и отходняка бродяги. Теперь он это знал наверняка. – Кинуть меня задумали, грузовик с товаром забрать. Или без товара, им всё равно. А могут и убить, если просто кинуть не получится».

Он искал напарника, заодно и охранника, может быть, двоих, чтобы доехать до Серова. После стычки в степи охрана ему не помешала бы точно. Да и рулить трое суток до Серова одному не очень-то просто. Тем более, что те трое мужиков, что встретились ему в степи, скорее всего от него так просто не отстанут. Нет, не успокоятся. Они гонорар получили, а заказ не выполнили. Поэтому он готов был потратить на пару своих помощников рублей тридцать-сорок. Но надёжных людей найти тут, в Губахе, было непросто. Брать кого-то из местных силовиков уполномоченный побаивался. Он не был уверен, что это не они вчера устроили на него охоту в степи. А найти надёжных людей вот так вот утром на толкучке у столба… Такой вариант был маловероятен. Тут без связей и знакомств, без рекомендаций было не обойтись. Он уже понимал это. И теперь, после встречи с этими бродягами, у него появляется другой план. Уполномоченный стреляет окурком в ближайшую лужу и говорит твёрдо:

- Слышь, Петя… Ты иди, я с Муратом теперь сам обо всём договорюсь.

- Так, значит, берёшь его? – почти не скрывая радости, спрашивает тощий Петя.

- Беру, - говорит уполномоченный.

- А может, и меня возьмёшь? – с надеждой интересуется тощий. – За те же деньги? Мы с ним в паре работаем…

- В кабине места только для двоих, – сразу обрезает его Горохов.

- Ладно…, - соглашается Петя. - Всё равно спасибо, друг, - он радуется и тут же добавляет: – Мы сейчас…, - хватает Мурата за рукав и оттаскивает его в сторону.

Эти двое о чём-то переговариваются. А Андрею Николаевичу, кажется, известно, о чём. Но он не собирается им мешать. Наконец тощий отпускает Мурата и, подойдя к Горохову, жмёт тому руку, демонстрируя максимальное расположение и дружелюбие:

- Спасибо, друг, ты нас конкретно выручаешь, если что нужно – только скажи, я тоже всегда готов помочь.

***

Можно было прямо сейчас с этим Муратом сесть в грузовик и сорваться из Губахи сначала на юг, на Гремячинск, а из него свернуть на восток и погнать машину на Тёплую Гору. С Мураткой Андрей Николаевич как-нибудь договорился бы. Никуда бы этот бродяга не делся, был бы как шёлковый и проехал бы с ним до самого Серова. Доехал бы… Но только в том случае, если их не будут преследовать. А ещё уполномоченный не хотел бросать кучу дорогой экипировки, что была сложена у него в номере.

«Там вещей на несколько сотен рублей. И вещи всё отличные».

Он просто не мог подарить персоналу гостиницы такое богатство.

Ему в степи оно было намного нужнее. Поэтому его план был достаточно сложным.

- Ну, раз я на тебя работаю, может, дашь тогда покурить мальца? – начинает Мурат, когда они ушли от толпы, что осталась возле столба.

Горохов молча даёт ему сигарету.

- Так это, куда нам сейчас? – интересуется Мурат, закурив.

- Ну, наверное, ты захочешь взглянуть на машину, на которой тебе придётся ехать? – отвечает ему уполномоченный.

- А-а… Да… Давай, однако, поглядим машинку.

Стоянка находится на северном въезде, и им приходится пройти почти половину город.

- Слушай, Мурат…, - начал прощупывать Горохов, - а ты сможешь один до Тёплой Горы мотнуться?

- Да смогу, однако, - отзывается тот без особых раздумий. – Чего же, езди и один мало-мало.

Уполномоченные и не сомневался, что он согласится.

«Даже не попросил надбавки. Видно, они с Петей уже поделили деньги за мой грузовик».

Возле столовых многолюдно, люди пьют чай, едят хлеб с саранчой прямо на улице, пока дождя нет, видно, внутри столовых не включают кондиционеры из экономии. Андрей Николаевич думает, что этого воняющего полынью человека, что идёт справа от него, нужно бы покормить, ел он, наверно, давно, но почему-то ему кажется, что благодарности от Муратки он не дождётся.

Мастерские уже тоже работают, слышится повизгивание электрических инструментов. На улицах людей уже много.

Так они добрались до стоянки и прошли на территорию, где за ними прибежал человек с оружием.

- Э… э… Вы куда пошли-то?

Горохов достаёт из внутреннего кармана квиток с печатью стоянки, протягивает его человеку:

- Вот, нам машину забрать.

Охранник светит на квиток фонариком, потом светит на Горохова и на Мурата. Те и не думают снимать маски, может, поэтому человека что-то смущает.

«Хм… Что-то… Машину на стоянку ставил пижон городской, а пришли за нею… два таких типа… Особенно этот, в мокром и грязном пыльнике, от которого прёт полынью, хоть нос затыкай».

И тогда уполномоченный достаёт из кармана ключи и трясёт ими перед мужичком:

- Да не волнуйся, друг, мы не воры. Нас хозяин послал.

- Ну ладно, идите, - нехотя соглашается охранник, забирая квиток.

А Андрей Николаевич доводит Муратку до своего грузовика.

- Ну, вот наша колымага.

- А, «три в кубе»… Знаю… Я ездил на такой, – говорит Муратка, оглядывая колымагу.

«Я ездил на такой… И всё? Настоящий шофёр добавил бы: кондиционер в ней фуфло, пока доедешь куда – испечёшься. Мосты жёсткие, трясёт сильно, но мотор жару хорошо держит, не закипает, когда другие уже кипят, зато масла жрёт много».

Нет, ничего этого худой и высокий мужик не говорит, а Горохов открывает ему водительскую дверцу, протягивает ключи:

- Ну, заводи.

Мурат лезет на водительское кресло, поворачивает ключ. Стартер просипел быстро, и двигатель схватился сразу. Как говорят, с пол-оборота. Конечно, ребята Кузьмичёва выставили зажигание, поставили новые свечи. Теперь всё работает, как хороший хронометр. Выбросил из трубы клуб чёрного дыма, затем заурчал ровно и негромко.

- А это что? – Мурат указывает на те баулы, что лежат в кабине.

Там уполномоченный держит взрывчатку, патроны, ещё кучу всего полезного и дорогого.

- Это я заберу, - говорит Горохов и лезет в кузов. – Напарник, смотри сюда, - и когда Мурат выглядывает из кабины, объясняет: - Бочка бензина, его не трогай, у тебя будет полный бак, тебе до Тёплой Горы хватит с лишком, а это вода. Вода отличная, можешь пить, сколько захочешь.

- Ага, - кивает Мурат и тут же спрашивает, - так я, что, один поеду?

- Пока неясно. Ждём телеграмму. В ней всё будет сказано.

- А-а…, - Мурат снова кивает.

В его этом «а-а» уполномоченный слышит разочарование. «Напарник», судя по всему, предпочитает путешествовать в одиночку. Но настроение Муратки уполномоченного мало беспокоит, и он говорит ему:

- Ты пока посмотри, вспомни, как управлять машиной.

- Ага, - Мурат снова скрывается в кабине.

Это его «ага» уже немного раздражает Горохова, не дай Бог такого напарника в дальний путь. Он скидывает рюкзак и достаёт оттуда коробку. Там радиомаячок и блок контроля и поиска сигнала. Он сразу собирался поставить на машину «маячок», как только понял намерения этих парней, и вот теперь, пока «напарник» был в кабине, Андрей Николаевич решил всё и сделать. Горохов включает блок контроля. И…

Зелёная лампочка на первой панельке блока вспыхнула: «Связь установлена! Источник сигнала активен».

Он даже не понял, что произошло, потом подумал, что блок контроля неисправен, и лишь через пару секунд к нему пришло понимание, что тут где-то рядом работает «маячок». И это при том, что свой «маячок» он ещё даже не вытащил из коробки.

«Где мне его поставили? - это был первый вопрос, который пришёл ему в голову. – В дороге на Губаху? Когда я мыл стекла? Или уже здесь? Кто знал, что я приеду сюда? Ну, наверное, те, кто обыскивал мой номер и напал на меня за городом у водонапорной башни!».

Теперь ему было нужно найти «маяк», и он стал водить блоком контроля из стороны в сторону, ища место, где сигнал будет лучше.

Но он везде был отличный. Ему пришлось спрыгнуть с машины и присесть. Вот тогда сигнал стал чуть хуже, и тогда он начал, пригнувшись, медленно обходить грузовик по периметру. И тут дверь кабины открылась.

- Слышь, Анатолий, а что там?

Мурат выглядывает из кабины.

- Ничего, - оборачивается уполномоченный. – Я привык перед дорогой всё осматривать, чтобы потом не было сюрпризов в пути.

- Чего не было? – не понимает новый «напарник».

- Всё нормально, Мурат. Ты занимайся… Вспоминай управление.

- А чего тут вспоминать? Может, тебе помочь? – интересуется Мурат у уполномоченного.

- Нет! – твёрдо отвечает Горохов и продолжает свой осмотр.

- Ясно, однако, - Мурат садится в кабину и закрывает дверь.

Через пару минут Горохов находит «маяк», он прилеплен к левому борту изнутри. Это точно такой же передатчик, как и тот, что лежал у него в коробочке.

«Ничего удивительного, всё такое сложное делают на севере, и производитель один».

Пару секунд уполномоченный думает, что с ним делать. Большой соблазн так и оставить его на борту грузовика, пусть Мурат тащит «маяк» из Губахи, а заодно уведёт тех, кто его поставил. Но всё-таки нет… Жадность берёт своё. Нужно вывезти и спрятать всё его снаряжение. Так что грузовик ему ещё сегодня будет нужен. И поэтому Горохов снимает «маячок», отключает его и кладёт в металлическую коробочку рядом со своим. Теперь у него два «маяка».

Глава 22

Нет, Муратка не шофёр; может, он когда-то и сидел за управлением больших машин, но то было недолго. Однако он пыхтит, прилагает усилия, крутит баранку да старается хотя бы не задевать бортами углы домов – улицы в Губахе бывают узкими. И поясняет, не глядя на нанимателя:

- Обвыкнуться ещё надо.

- Да, - соглашается Горохов, - к габаритам нужно привыкнуть.

Он видит одну забегаловку, возле неё несколько человек:

- А ну-ка, Мурат, остановись здесь.

«Напарник» останавливает грузовик, дёргает ручник и переводит дух.

- Что, нелегко? – интересуется уполномоченный.

- Ага… Обвыкнуться надо, однако…, - отвечает Мурат. – Сейчас из города выедем, там полегче станет.

- Слушай…, - Горохов лезет в карман и достаёт несколько железных монет, - ты иди-ка поешь, вон столовая.

- В смысле? – Мурат смотрит на Андрея Николаевича удивлённо. А тот видит, что он боится. Боится, что хозяин грузовика уедет, и он останется без добычи: «Ну, да… Петя тебя потом съест вместо полыни!».

Горохов даже усмехается и говорит как можно дружелюбнее, буквально засовывая деньги в руку «напарника»:

- Мурат, иди поешь, поешь как следует, за день мы можем не доехать до Тёплой Горы. А я приеду через два часа.

- Приедешь? Точно? – кажется, Муратка так и хочет спросить: «А ты меня не кинешь? А то как мы тогда тебя кинем?».

«Как ребёнок!».

Горохов едва сдержался, чтобы не рассмеяться:

- Точно, точно… Поешь пока и отдохни, через два часа буду.

- Ладно, - всё ещё волнуясь, соглашается он и вылазит из кабины.

- Мурат! – окликнул его Андрей Николаевич, пересаживаясь на водительское кресло.

- Чего? – тот остановился.

- Никакой травы! – Горохов говорит это твёрдо.

- Ага, - отвечает «напарник» и захлопывает дверцу машины.

***

Теперь нужно было действовать быстро. Во-первых, нужно было выяснить, есть ли за ним слежка. Он выставляет первую передачу, давит педаль газа, и пустая мощная машина срывается с места. Горохов заранее прикинул себе маршрут. Он сворачивает в полуосвещённый узкий проулок, проезжает метров триста вдоль домиков и останавливается там, где нет фонаря. Выключает «габариты», выходит из машины, прихватив дробовик.

Встаёт у стены дома, а потом и приседает на корточки в темноте. И ждёт… Ждёт целую минуту. В проулок со стороны улицы входит человек. Но уполномоченный знает, что это случайный. Так оно и вышло, человек вошёл в один из домов. Он ждёт ещё минуту, и так как никто больше в свете фонарей не появился, уполномоченный снова запрыгивает в машину и сразу уезжает.

***

- Эй, дядя, а ты куда? – окликает его мальчишка-администратор. Хмурый мужик, видно, сдал смену.

- Я здесь живу, - отвечает Горохов и, не останавливаясь, проходит на лестницу. «Чёртов сопляк… Лезет… Не сидится ему спокойно». У Андрея Николаевича есть повод злиться на пацана: если те, кто посажен в холл гостиницы за ним следить, не обратили бы внимания на вошедшего, не заметили бы его, то теперь могут и заметить.

- В каком номере? – вслед ему спрашивает парень.

Но Горохов ничего не отвечает. Он быстро поднимается по лестнице, проходит по коридору и отпирает свой номер. У него нет времени проверять, был ли кто у него, пока его не было, или нет. Он просто подхватывает свои тяжеленные баулы и, закинув их на плечи, покидает помещение. Ноша так тяжела, что к грузовику он приходит покачиваясь. Тем не менее закидывает баулы в кузов, тут же садится и уезжает.

Горохов торопится. Он не знает другого пути и, чтобы доехать до водонапорной башни, ему приходится снова сворачивать на мерзкую улицу наркоманов. Ехать в объезд и заезжать с большой дороги – это повышенный риск. Тут же, в этом наркоманском уголке, очень мало фонарей. Какой-то тип выскакивает и чуть не кидается ему под колёса, но это единственное происшествие. Дальше до самого тёмного угла Губахи он проезжает спокойно.

Въехав в барханы, он снова остановил машину у одного из высоких песчаных холмов, выключил «габариты» и вылез из кабины, на сей раз прихватив с собой винтовку. Оставил машину, а сам вернулся к самому последнему на улице дому, встал у угла и, выглядывая на улицу, стал ждать. Теперь Горохов не торопился. Теперь он хотел знать наверняка, что за ним никто не идёт. Он уже приготовил винтовку. Если бы тут появился квадроцикл, который вдруг решил в этот утренний час свернуть с улицы в барханы по следам грузовика, то он не стал бы задумываться. Нормальные люди выезжают в степь по нормальной дороге, а не через поганые улицы. Тем более что с мужиками, устроившими на него охоту вчера, лучше было не шутить. Им ни в коем случае нельзя дать возможности покинуть транспорт. Так что один магазин был в винтовке, а ещё два – в карманах пыльника. Ну, и пара гранат. Но никого на улице, кроме таскающихся по ней наркоманов и продавцов травы, за пять минут, что он прождал, так и не появилось.

«Ваше счастье».

Горохов поставил оружие на предохранитель и пошёл к грузовику.

Пошёл быстрым шагом, времени у него было в обрез.

***

В каждом транспортном средстве должна быть лопата. Ремнабора, баллонного ключа может не быть, но лопата в степи должна быть всегда, а лучше, когда их две. И штыковая, и совковая. У подготовленного Кузьмичёвым грузовика, как и положено, было две лопаты. Горохов сразу нашёл нужный ему камень с «навесом», мотоцикл должен был быть под ним. Он подогнал машину поближе к камню и вытащил из-под кузова лёгкую, но крепкую лопату. Было душновато, но зато температура держалась в районе приятных тридцати пяти градусов. Казалось бы, всё можно сделать быстро, но мокрый песок, как выяснилось, совсем не так легко перекидывать и разгребать, как сухой. И уполномоченному пришлось изрядно попотеть, прежде чем он добрался до мотоцикла. При этом Андрей Николаевич изрядно взмок, и ещё ему пришлось прерывать свою работу на несколько секунд, чтобы снять респиратор и откашляться.

Наконец он добрался до брезента, под которым был мотоцикл. Горохов выкатил его, а на его место уложил баулы со снаряжением. Ему пришлось поломать голову, что взять с собой, а что оставить. Всё-таки багажник мотоцикла – это далеко не кузов и не кабина грузовика. И он выбрал две мины – одну нажимного действия, одну МНП; четыре гранаты – две обычных, две больших, увеличенного поражения; также все патроны для винтовки и все для дробовика, все патроны для пистолета, включая снаряжённые токсином, взял один медпакет – он весил немало, но один раз такой пакет реально спас ему жизнь, это не считая разных мелких случаев, когда пакет пригождался, – а к нему две баночки: стимуляторов и антибиотиков: даже если не пригодятся, это ходовой и ценный товар. Уложил сверху трёхдневный набор калорийных продуктов, не удержался и бросил в кофр четыре поллитровых банки с персиками. Баловство, конечно, и лишний вес, но иногда хочется себя побаловать. Достал и спрятал в карман пыльника ещё одну рацию к той, что у него уже лежала. Маленькую портативную солнечную панель – иногда нужно в жару подзарядить что-то, например, те же рации. «Вечную» батарейку он тоже взял с собой. Также при нём был ещё его костюм, в котором он сюда приехал, обрез, револьвер и патроны к нему. Ко всему этому он нагрузил на мотоцикл ещё канистру с бензином и блок с двадцатью литровыми упаковками минерализованной воды. В общем, учитывая ещё и его вес, это был максимум, что можно было нагрузить на этот мотоцикл. Казалось бы, ничего лишнего не взял, нужно было бы прихватить с собой ещё кучу всего необходимого, но вес был пределен. Вес машины и груза был уже таков, что управлять мотоциклом в барханах становилось непросто даже для такого сильного человека, как он. Впрочем, так было во всех его командировках.

Все оставшиеся вещи он закинул под брезент и быстро закопал. Потом завёл мотоцикл. Отлично! Мотор заработал со второго толчка стартера. Как и положено после долгого простоя, Горохов уселся в седло, включил фару и на малых оборотах проверил все узлы: газ, тормоза, сцепление… Всё работало безукоризненно. И тогда он потихонечку повёл мотоцикл на юг, ближе к дороге, которая вела от города к озёрам. В полукилометре от дороги он приметил себе два близкорасположенных бархана, остановился между ними. Это было опасно, оставлять мотоцикл тут: найдут и разграбят сразу. Чтобы не угнали, он вывернул обе свечи, однако он не видел другого выхода. Хотя сейчас, в дождь, саранчу почти не собирают, а без дела таскаться по пескам дураков мало, можно и на сколопендру наткнуться. Они в дождь просто сатанеют. В общем, ему нужно было побыстрее вернуться сюда, пока не начало светать. И он почти бегом двигался к грузовику. А тут, ему на радость, ещё и дождь пошёл. Теперь ещё и следы смыты. Всё как по заказу.

***

В той столовой, где уполномоченный оставил Мурата, объявился и его дружок Петя. Горохов усмехнулся: хитрые, черти. Тощий сидел не с товарищем, а за другим столом с какими-то старателями. Капюшон не снимал, надеялся, что в переполненной столовой Горохов его не разглядит, но не снятый в помещении капюшон как раз и привлёк внимание наблюдательного уполномоченного. Тот сразу узнал Петю по задрипанному пыльнику и по убогому оружию. Впрочем, Горохову было плевать на ухищрения этих типов. Он, не снимая респиратора, подошёл к Мурату и, когда тот обратил на подошедшего внимание, кивнул в сторону двери: пошли.

«Напарник» сразу вскочил, засобирался; догоняя его у двери, сказал обрадованно:

- А я уже… это… думал, ты не придёшь.

- Садись за руль, - произнёс уполномоченный, отдавая «напарнику» ключи зажигания. – Нам надо в гостиницу ещё раз съездить.

- Ага, - Мурат влез в кабину, он был явно обрадован тем, что Горохов вернулся. – А это… что-то ты перемазанный вернулся, вон все ботинки в глине. Рукава…

- Дела были, - сухо ответил Горохов, усаживаясь на пассажирское кресло. – Поехали.

- А, дела… Дела – это хорошо, вот когда дел нету – это плохо, - Мурат вдруг засмеялся.

«Когда я тебя оставлял, ты говорил через раз, а теперь смеёшься; это тебе так от еды полегчало или травы прикупить умудрился?».

Впрочем, от Мурата сильнее полынью вонять не стало, так что Горохов ни в чём не был уверен.

Этот заход в гостиницу был необязателен, но Горохов подумал и решил всё-таки в неё ещё раз заскочить. Если те, кто за ним следит, держат там человека, то это будет полезный заход. А если нет, то он снова поставит на грузовик «маячок», и пусть Мурат с тощим Петей гонят на нём куда угодно.

Они с Мураткой вошли в холл, в котором опять было многолюдно – хотя и не так, как несколько часов назад, – миновали его и вскоре были в номере у Горохова. Там уполномоченный скинул свой рюкзак и, вытаскивая из него одежду, в которой приехал, произнёс:

- Раздевайся.

- Раздеваться? Чего однако? – удивлялся «напарник».

- Давай не тупи, время поджимает, - кидая одежду на кровать, продолжал уполномоченный. – Снимай свою рванину.

- Это мне, что ли? – всё ещё не верит Мурат, поднимая с пола отличные башмаки.

- Если подойдут, – Горохов вытащил из рюкзак пыльник с отражателями, шляпу и жёлтый технологичный респиратор. В общем, он отдавал Мурату всё, кроме очков «Спектр», которые ему самому пришлись по вкусу. – Давай, Мурат, переодевайся, тебя в этой одежде должны на Тёплой горе узнать. А не узнают, так и грузить не будут. И поторопись, нам нужно до рассвета уйти отсюда.

- Ботинки, кажись, не подойдут…, - говорил напарник, скидывая свой ужасный пыльник, больше похожий на влажную тряпку, прямо возле себя на пол.

- Оставь тогда, штаны надевай.

Мурат начинает одеваться, а Горохов за ним наблюдает. Когда «напарник» скидывает на пол рубаху, уполномоченный поднимает вонючую тряпку с пола стволом винтовки, рассматривает её пару секунд.

- Муратик, а у тебя, что, вши, что ли?

- Да, чё-то… да бывает…, - нехотя соглашается тот. – Последнее время одёжу негде было прожарить. Так-то на бархан в три часа дня бросишь, и всё, нет вшей, а сейчас поразвелись мало-мало…

- Короче, до Тёплой Горы один поедешь. – Горохов небрежно кидает грязную рубаху напарника на пол.

- А-а, ладно…, - это для Муратки неожиданность, но он соглашается; потом, накидывая отличный пыльник, осматривает свои плечи, одно, другое, явно эти зеркальные светоотражатели Мурату по душе. – И один доеду, однако…

«Господи, какой же ты тупой, напарничек, ну хоть для галочки поинтересовался бы, зачем едешь, кто и где будет встречать. Видно, в их компании тощий Петя играет роль мозга».

- Шляпа, перчатки, респиратор, оружие, фляга, - всё это уполномоченный выкладывает из своего рюкзака.

- Это всё мне? – не верит Мурат, он даже вытаскивает из кобуры револьвер, вертит его в руках.

Но Горохов вырывает оружие у него из рук, заталкивает обратно в кобуру, начинает помогать «напарнику» надеть пояс с патронташем.

- Давай-давай… Потом посмотришь, тебе уже выезжать пора. Говорю же, нужно выехать до рассвета. Надевай всё. Побыстрее…

Когда Мурат надел, Андрей Николаевич вздохнул: «Я бы сразу заметил, что это не я, - Мурат только по росту был такой же, как и он. Сутулый, с покатыми плечами наркот мало походил на крепкого и выносливого человека. - Ладно, будем надеяться, что если в холле кто-то и сидит, то это не профессионал».

- Мурат, слушай внимательно, - начал он, - я сейчас выхожу первый, ты подождёшь ровно три минуты и тоже выходишь из номера. Дверь, - он протянул «напарнику» ключ, - запрёшь. Быстро спускаешься вниз, ни с кем не разговариваешь, садишься в машину, сразу заводишь и сразу уезжаешь. Всё понял?

- Ага… Ладно…

- Респиратор, очки, перчатки и шляпу не снимаешь! Слышишь?

- Ага, - и тут он интересуется: – А почему?

- А потому…, - Горохов с ним строг. – Делай, как сказано.

- Ага, ладно, - соглашается Мурат и надевает респиратор.

- Плечи разверни, - просит Горохов. Он наденется, что если «напарник» перестанет сутулиться, то станет больше походить на него самого.

- Чего? – не понял Муратка. И, даже не дав Андрею Николаевичу ответить на свой вопрос, восхитился:

- Вот… итить его мать… как будто его и нету.

- Ты про респиратор? – уточняет Горохов.

- Ага, как будто его и нету на морде… Так легко дышится… Денег, наверное, такой стоит…

Горохов кивает: ну да, стоит, респиратор неплох. Он ещё раз осматривает «напарника» и, вздохнув, повторяет:

- Слушай меня внимательно. Через три минуты после меня выходишь, закрываешь дверь, спускаешься в машину, не снимая маски и шляпы, заводишь, и мы уезжаем.

Глава 23

Горохов мог бы выругать «напарника», дескать, долго, но он сам немного задержался, пока устанавливал в кузов грузовика снятый несколько часов назад передатчик. И только когда «маячок» заработал и отобразился в окошке блока контроля, появился и Мурат. Горохов подумал, что если к «напарнику» особо не приглядываться, то в принципе… сойдёт. Муратик уселся на водительское кресло и завёл машину. И тогда, настраивая кондиционер, уполномоченный у него спросил:

- Дорогу на озёра знаешь?

- Ага, чего же не знать… Рыбачил там, – Мурат, почувствовав холодную волну, улыбается. – О, неплохо дует.

- Ну, тогда и поехали.

- К озёрам? – уточняет Муратка.

- А про что мы сейчас говорили? – Горохов смотрит на него искоса. «Напарничек», кажется, пообвыкся. Руль держит увереннее. Да и выглядит поспокойнее.

- Я понял, - говорит «напарник», и машина вполне мягко трогается и катит по городским улицам.

- Чуть быстрее можешь? - просит уполномоченный.

Неуютно ему стало в этой колымаге после того, как он сам включил «маячок», после того как в кабину влез Мурат в его одежде. Да, некомфортно стало, он даже снял винтовку с предохранителя.

И Мурат вроде вперёд глядел, но, как ни странно, это заметил.

- А чего это ты?

- Да так, привычка, - ответил Андрей Николаевич. – Как из города выезжаем… в дороге всегда… привычка, – и, чтобы сменить тему разговора, продолжает: – В Тёплой Горе есть гостиница неплохая одна… Называется «Тихий источник». Она на западе города. Почти на въезде. Бензина в баке должно хватить.

- Я знаю эту гостиницу, - сразу откликается Мурат.

- Знаешь?

- Ага…

- Туда машину пригонишь, – Горохов достаёт из кармана один медный рубль, протягивает его «напарнику».

- И что? Кого там найти? – тот, глядя вперёд, забирает монету, даже не поблагодарив нанимателя за деньги.

- Никого. Приедешь туда, остановишься возле. Тебя найдут, скажут, куда ехать под погрузку.

- Найдут?

- Тебя уже ждут там.

- А… Понял…

- Рубль – это тебе на еду, – Горохов всматривается во встречный транспорт. Машин на дороге немало. Место это оживлённое. Те, кто ставил на машину «маячок», могут находиться уже где-то поблизости.

- Ага…

- На еду, а не на траву, - уточняет Горохов; он понимает, что из грузовика нужно убираться побыстрее.

- Понял, понял… Анатолий, а тебя мне потом где искать?

Уполномоченный не отвечает ему сразу; он не верит Мурату, не верит, что когда-нибудь тот будет его искать. Андрей Николаевич уверен, что Муратка с тощим Петей навсегда исчезнут из его жизни. Даже если их не вычислят те, кто поставил ему на машину «маячок», эти двое всё равно не появятся. Продадут грузовик и умрут от полыни или будут убиты другими такими же. Впрочем, даже если их не убьют, денег, даже больших, им надолго не хватит, и будут они искать новое дельце. В общем, сгинут или в притонах, или в бесконечных песках, совершая новое преступление.

Но «напарник» продолжает:

- А машину с грузом потом сюда гнать?

- Мурат, там тебе всё скажут, – говорит уполномоченный и добавляет: – Вот тут останови.

По его прикидкам, спрятанный им мотоцикл должен быть где-то рядом. Водонапорная башня – ориентир. Её сейчас не видно, но вот-вот начнёт светать.

- Тут? – Мурат чуть берёт к обочине чтобы не мешать другим машинам, и останавливает грузовик.

- Всё, Мурат, - Горохов открывает дверь, - дальше сам.

- Ага…, - по привычке произносит Мурат и тут же, пока Горохов не закрыл дверь, добавляет. – Спасибо тебе, Анатолий.

- За что? – интересуется Горохов.

- За одежду, - сообщает «напарник». – У меня такой одежды никогда не было.

- Ладно, давай. Гони, а то уже рассветает, – он забирает свой рюкзак и захлопывает дверцу грузовика; тот трогается, а уполномоченный несколько секунд смотрит ему вслед.

«Ну, хоть за одежду поблагодарил».

Потом Андрей Николаевич смотрит на часы. Небо уже должно светлеть на востоке, но пока темно.

«Это из-за туч. В этот сезон тучи особенно плотные».

Он пропускает спешащий к озёрам по грязи квадроцикл и переходит дорогу. Взбирается на первый бархан, спускается и останавливается.

«Не нарваться бы тут снова на вчерашних парней».

Он прислушивается, но шум с дороги забивает все звуки сырой степи. В общем, торчать тут нет смысла, нужно скорее добраться до мотоцикла и валить отсюда.

Горохов скидывает рюкзак, достаёт оттуда блок контроля, включает его, и тот почти сразу находит передатчик. Муратка всё ещё едет к озёрам. А он берёт направление на север.

Небо на востоке стало серым, но башню всё ещё не разглядеть, однако долгие годы, проведённые в песках, научили его находить верный путь, пользуясь компасом и почти неприметными ориентирами, типа высоты некоторых барханов, но в этот раз он и сам не ожидал, что почти сразу набредёт на свой мотоцикл. Просто правильно выбрал место, где приказал остановить грузовик. Дальше просто шёл на север.

Он вкрутил свечи и завёл мотор. Проливной дождь, что прошёл относительно недавно, намочил сиденье, а в остальном всё было отлично. Мотоцикл был готов к работе.

Уполномоченный снова достаёт блок контроля. Включил, взглянул и усмехнулся. Муратик развернул грузовик и теперь ехал обратно в город. А ведь на Тёплую Гору можно было проехать и через озёра, от них повернуть на юг и выйти на большую дорогу.

«Не стал тянуть, значит; как только я вышел, нашёл первый удобный разворот и погнал обратно. Может, Петя уже и покупателя на грузовик подыскал. Слишком быстро, конечно, но всё равно внимание на себя они отвлекут».

Он думал, что те мужички, что напали на него неподалёку отсюда, уже едут за Муратом. И поэтому уполномоченный не стал терять время и, включив сцепление, прибавил газа.

***

На трассу Горохов выезжать не стал. Да, там можно было держать хорошую скорость. Но сейчас от встречных машин, и особенно от тех, которые пришлось бы обгонять, на него летело бы много грязи. И одежда превратилась бы в ужас, а респиратор вскоре промок бы, и пришлось бы всё время останавливаться, снимать и выбивать и чистить его; и очки протирать всё время. Поэтому он решил поехать напрямик, в обход удобной дороги, хотя и понимал, чем это чревато. Но всё-таки был ещё один повод уйти в степь, а не торчать на оживлённом шоссе. Честно говоря, он побаивался, что те опасные мужички, с которыми он пересёкся прошлым вечером, не поверят всем его уловкам и не клюнут на грузовик с ряженым Мураткой, а будут рыскать по дороге. Шанс отыскать его среди сотен людей, что едут на юг, у них был, конечно, призрачный. Тем не менее уполномоченному не хотелось давать им даже такой шанс. Уж больно ловкие были ребята. Больно грамотные. И он пересёк дорогу и погнал мотоцикл на юг через чёрные от влажной плесени барханы.

Предгорья.

На восток и юго-восток от Губахи, сразу за чередой красных озёр с похожей на кисель водой, начинается сам Камень. Сначала это разбросанные по степи гряды почти белого, изъеденного ветром песчаника. Эти белые гряды тянутся недолго, сто метров похожих на зубы, невысоких, в два человеческих роста, камней. Но чем дальше к востоку, тем они выше и длиннее. К каждой такой гряде приваливается долгая, бывает, что и на километр, дюна. Песок тут, у камней, имея опору, уже не сносится ветром, а нарастает и нарастает вверх. Тут бывают дюны и в два десятка метров высотой. Места не очень удобные для езды. Поэтому Горохов как можно дольше держал путь строго на юг, объезжая первые каменные массивы, что оставались слева от него.

И через полчаса езды на него бросилась сколопендра. Достаточно крупная, белёсая, недавно сменившая шкуру. Горохов увидал её издали. Тварь не смогла зарыться в мокрый песок как следует, и хоть её горбатую спину, да и жвала, не очень хорошо было видно на чёрном бархане, тем не менее он её увидал. Уполномоченный мог бы объехать её, свернуть в другую ложбину между барханами, но одно из правил степи не дало ему этого сделать. Он снял с плеча дробовик. А существо, словно почувствовав это, не стало ждать пули и рывком, разбрасывая песок вперемешку с кусками чёрной плесени, вынырнуло из бархана.

«Никогда не оставляй сколопендру в живых. Даже мелкую. Не обожжёт тебя, обожжёт кого-то другого».

Он вскидывает ружьё и делает выстрел. Выстрел получился неплохой, но тварь не убита, она извивается и кувыркается на песке ещё живая, но второй раз он не нажимает на спусковой крючок.

«Ей хватит».

Уполномоченный решает экономить патроны. В степи всегда нужно экономить патроны. Впрочем, не только патроны. В степи нужно экономить всё.

Глава 24

Вторая сколопендра, совсем небольшая… Она даже не пряталась, уполномоченный увидел цепочку её следов на мягком, влажном грунте, возле целой поляны великолепных зелёных кактусов. В кактусы он за нею, конечно, не полез бы, но сколопендра сама вынырнула из зарослей на звук его мотоцикла.

А к одиннадцати часам дня снова прошёл сильный дождь. За полминуты промочил его полностью, Андрей Николаевич даже думал остановиться и переждать его. Но дождь быстро закончился. А после него пришла духота.

«Сорок градусов», - отметил для себя Горохов. Дышать через влажный респиратор стало тяжело. А снимать его было опасно, влажный воздух пустыни был наполнен спорами чёрной плесени, грибками, всякой другой дрянью, которая вызывала очень неприятные отёки слизистой. Не смертельно, конечно, но заболеть в дороге, которая и без того непроста, ему не хотелось бы. В общем, он ехал, лишь иногда останавливаясь, чтобы выбить из респиратора грязь и влагу. И, кстати, завидовал Мурату, респиратор у которого был знатный.

Было душно, на градуснике сорок два, на часах почти полдень. Духота стояла такая, что у него не осталось сомнений: следующий дождь долго ждать не придётся. Вообще-то он рассчитывал, что будет двигаться быстрее, но длинные дюны и гряды камней всё чаще и чаще преграждали ему путь, их приходилось объезжать, и только к двенадцати часам ему удалось добраться до заброшенного оазиса Вильва.

Уполномоченный ещё издали приметил длинные дюны вокруг заброшенных бетонных многоэтажек. Заброшенные оазисы – места не очень приятные. И тоска – не главная беда этих мест. Часто возвышенности в степи, удобные для стрельбы, обживают дарги. Скорее всего, их тут нет. Первая линия оазисов, через которую им нужно пройти, находится гораздо южнее, да и не любят они предгорья почему-то. В общем, вряд ли здесь есть дарги.

Он нашёл целое поле кактуса-красавки. Там, где уже начинались брошенные людьми дома, ветер ещё до дождей сдул песок с большого участка почвы, и теперь, когда появилась влага, невысокие, но плотные и очень колючие растения начали выпускать и побеги, и цветы. Побеги были маслянистыми и очень питательными, а оранжевые цветы, особенно небольшие, недавно распустившиеся, были на удивление вкусны. Сладко-кислые, они имели непередаваемый вкус и привлекали козодоев, дроф, гекконов и даже небольших варанов, единственное – из них нужно было вытряхивать мелких мошек и твёрдые, неперевариваемые семена. Когда он подъехал ближе, целая стая козодоев выпорхнула и с шумом покинула неестественно зелёную поляну. Стая была немалая.

«Рублей десять улетело», – прикинул уполномоченный, глядя птицам вслед. Конечно, он делал расчёт, исходя из цен хороших ресторанов большой Агломерации. Здесь эти птицы водились в изобилии и не стоили таких денег. А кактусы и цветами, и побегами так и манили его к себе.

В общем, он не удержался и, остановив мотоцикл прямо у первых растений, сначала огляделся, взглянул на соседние барханы, на далёкие дюны с бетонными зубьями брошенных домов поверху, оглядел землю вокруг – вдруг найдутся следы сколопендр или царя пустыни, – и только убедившись в относительной безопасности этого места, взял из рюкзака упаковку с кукурузным хлебом и присел возле зелёного поля. Присел так, чтобы находиться как раз между колючей растительностью и мотоциклом, чтобы с дюн его не было видно. Присел… И тут же встал.

Дожди досаждают не только сколопендрам, саранча в сезон воды становится вялой, да и паукам не очень уютно прятаться в сыром песке. Вот и один белый крупный самец как раз полз по кактусу, с которого Горохов намеревался собрать побеги.

Уполномоченный перчаткой стряхнул паука на землю и раздавил его. Самцы не так ядовиты, как самки, но зато самцы прокусывают человеческую кожу со стопроцентным результатом. Он сорвал пару побегов, отправил их в рот. Вкусно. Разорвал упаковку, в которую был завёрнут хлеб, откусил его. Оторвал ещё пару крупных побегов. Наверное, он просто давно ничего не ел, может, поэтому вся еда казалась ему отменной. И тогда он решил уже перейти к цветам. Один цветок, жёлто-оранжевый, так и манил его. Налитой, сочный, несомненно сладкий. Андрей Николаевич уже потянулся, чтобы сорвать его… И на сей раз увидал у себя на рукаве клеща. Этого просто так во влажном грунте не растопчешь. И пальцами не раздавишь. Горохов сейчас не носил с собой тесак. В пустыне не все носят большие ножи. В основном казаки и степные. И в данной ситуации тесак его демаскировал. Те, кто за ним следил, могли узнавать его по этому редкому в городах оружию. Но тут, в барханах, за ним следить было некому. Он достал из специальных ножен, прилаженных к мотоциклу, отличный, лёгкий тесак и при помощи него разделался с клещом. И тут же нашёл на себе паука, он полз вверх и, миновав ботинки, уже забрался ему на обмотки.

«Вот твари! Вы дадите мне поесть спокойно?!».

В общем, всё удовольствие от еды теперь было нивелировано пристальным наблюдением за всем, что было вокруг, ведь и пауков, и клещей было предостаточно. А тут ещё откуда-то сверху запела цикада.

Три-ри-ри, три-ри-ри, три-ри-ри, трииии…

Уполномоченный поднял голову и определил место, из которого доносился звук. Это были развалины домов, что торчали из ближайшей дюны.

«Эх, съесть бы парочку личинок, пока не вылупились, пока у них панцири не затвердели!».

И тут же где-то в кактусах зазвенела в ответ другая:

Три-ри, три-ри, три-ри-ри-риии…

Нет, к сожалению, у него не было времени, чтобы устраивать себе пикники. Уж больно не хотелось ему в это неспокойное время года ночевать в степи. Поэтому он надеялся попасть в точку назначения засветло, и при этом нужно было учитывать, что дождь может, при такой-то духоте, пройти ещё не раз. В общем, ему нужно было торопиться.

***

Отроги. Южный край Камня. Здесь всё чаще вместо белого, выветренного песчаника попадаются камни чёрные, плотные, твёрдые. Севернее главной дороги барханов всё меньше, а дюн длиной в километр всё больше. Бывают ещё длиннее. И грунт становится каменистым, жёстким. Тут не разгонишься. И что ещё неприятнее, так это вараны. Царь барханов тут, в предгорьях, чувствует себя ещё лучше, чем в песках. Горохов два раза находил их следы. То есть это опасное животное было тут после того, как прошёл дождь. Оно не могло уйти далеко. Значит, слышало его мотоцикл. Слава Богу, что вараны не так быстры, как сколопендры.

В общем, он не стал искушать судьбу и взял южнее, поехал поближе к дороге. Поехал так близко, что, останавливаясь и прислушиваясь, слышал шум грузовиков, что шли по трассе.

У самой Тёплой Горы, чуть южнее дороги, под длинной и высокой дюной раскинулся большой казачий кош. Горохов на глаз прикинул: сто палаток, не меньше. Это даже не один кош, а несколько. Атаманы свели своих людей, идут куда-то. Впрочем, казаки – кочевники. Так и таскаются по степи. Идут туда, где лучше, где воды и саранчи больше; а сейчас, наверное, собирают растительность. А может, прикочевали набранное продать. Тёплая Гора – место проходное. Тут и от реки торговцы есть, и из-за Камня сюда наезжают. Уполномоченный смотрит на их палатки, на десятки квадроциклов, на множество детей и удивляется.

«И живут как-то на песке. С детьми. Ни сколопендр, ни пауков не боятся… Вот они-то, вернее, их дети, или внуки, или правнуки, выживут и дойдут с песками до северных морей».

В жителей городов и оазисов Андрей Николаевич почему-то не верит. И едет дальше.

Ещё не доезжая до первых бетонных блоков, что окружают город, даже через респиратор он чувствует какой-то резкий запах... Впереди на дороге пробка из десятков большегрузов. Пробка, а встречная полоса почти не загружена. Грузовики стоят на въезд. Машины чего-то ждут, хотя до вечера уже недалеко. Даже квадроциклы ждут, но Горохов берёт влево от дороги и едет по барханам, ему стоять некогда. Ему ещё ночлег искать. И только когда подъезжает ближе, он понимает, в чём дело. На въезде в город люди в мешковатых КХЗ опрыскивают машины какой-то едкой дрянью. Тут очень сильно пахнет инсектицидом.

Блоки и доты с узкими бойницами. Бетонные стены по периметру всего города. Тут всё серьёзно, дальше на юг отсюда – уже степь. Степь настоящая, не та обжитая, что у реки. Дальше отсюда только оазисы, казаки и плохие дороги. И дарги.

Эти сюда наведывались уже не раз. Да и казаки – те ещё соседи.

Сегодня торгуют, а завтра соберут все сети, что расставили местные, ограбят, кого смогут, заберут транспорт, и ещё и женщин молодых могут прихватить, если такие попадутся. Тех, что без проказы и ещё могут рожать, собирать чеснок, кактусы и чистить саранчу.

Уполномоченный, остановив мотоцикл на пологом бархане, пару минут смотрит на происходящее в оптику и думает. Нет, если кто-то за ним следил и потерял его, он как раз будет теперь торчать тут, у западного въезда. Поэтому Андрей Николаевич едет дальше и объезжает город с севера; и подъезжает к нему со стороны восточных ворот. Тут очередь из машин заметно меньше. И вскоре Горохова останавливают у КПП.

Мужичок в костюме химзащиты машет ему рукой: давай, заезжай.

И когда Горохов подъезжает, тот говорит, указывая на ближайшее приземистое здание с единственной дверью:

- Если не хочешь, чтобы я тебя обрызгал, зайди вот туда, в ту дверь, там тебя осмотрят и обработают одежду.

- А что случилось-то у вас? – интересуется Андрей Николаевич, слезая с мотоцикла и разминая затёкшие плечи и ноги.

- Насекомые одолевают, – невесело бухтит человек в КХЗ: как будто это и так не ясно.

Его не очень хорошо слышно через костюм, но Горохов понимает, что ему жутко надоело отвечать на один и тот же вопрос. Он на него за день, может быть, уже раз двести ответил.

- Может, я туда проеду? Ну, до той двери, - спрашивает разрешения уполномоченный. Ему не хочется оставлять свой мотоцикл.

- Тогда жди, пока я его обработаю, - говорит мужичок в КХЗ и тут же начинает заливать его мотоцикл из разбрызгивателя всё той же едкой дрянью.

Горохов покорно ждет, и когда всё закончено, достаёт из «бардачка» под баком кусок ветоши и начинает вытирать седло, руль, панель с приборами…

- Э, ты бы проехал, - снова бурчит мужик в КХЗ, - ты же на проходе стоишь, а там люди ждут.

- Да всё, - уполномоченный торопится. – Уезжаю.

- Не забудь… Туда, вон та дверь, - напутствует его мужик.

- Помню, помню…

Конечно, в его положении лучше избегать лишних контактов, но рисковать и нарываться на неприятности ещё опаснее. И поэтому он, послушно оставив мотоцикл у дома, открывает дверь.

- Можно к вам?

- Заходите, заходите, - отвечает ему совсем молодая женщина. У неё на щеках пара прыщей, но зато нет проказы.

Женщин в помещении две. Второй уже далеко за тридцать; судя по лицу, она из тех дам, что вечно всем недовольны; только взглянув на него, тут же говорит, кривясь и не скрывая брезгливости:

- Господи! Чего же вы такой грязный-то?!

Горохов даже растерялся немного: а каким же быть человеку, который на мотоцикле проехал сто пятьдесят километров? Под дождём и по грязи. Конечно, его плечи, грудь и ноги покрыты толстым слоем влажной грязи.

- Ну уж извините! – говорит он, приходя после растерянности в себя и включая своё обаяние. Он снимает грязную шляпу, очки и респиратор и, делая вид, что смущается, продолжает: – Ехал на мотоцикле, дорога сейчас не очень… Сами понимаете… Не успел помыться. Не знал, что тут дамы. А тот тип, что всех обливает на входе, сказал, чтобы я вас обязательно навестил.

- Ой, да ладно вам, - примирительно говорит первая, та, что помоложе. Берёт лампу в руку и какой-то баллончик в другую. – Идите сюда, пыльник снимите, я вас осмотрю.

Он послушно делает то, что от него требуют, а сам интересуется:

- Милые дамы, а что у вас происходит? Просто я несколько раз тут у вас бывал, но ничего подобного раньше не видел.

- Пауки у нас происходят! – невесело сообщает злая; она как раз подняла его пыльник и осматривает одежду, так же освещая её специальной лампой, а потом из баллончика обливает её чем-то. Это явно какой-то инсектицид.

- Видно, вы не во время сезона воды у нас бывали, - заметила первая. – У нас как дожди… повернитесь… как дожди начинаются, так пауки со всех барханов с юга к нам ползут. И никто понять не может, почему. Никто. А уж сколько людей думало. Говорят, они от воды ползут вверх в горы. А мы просто у них на пути стоим.

Это объяснение кажется уполномоченному логичным.

- А в этом году их ещё и больше, чем всегда, – продолжает мысль недобрая женщина. - Уж не знаем, как защититься! Стены города обливаем отравой, так дождь её тут же смывает. Уже боимся, что вся эта дрянь в водоподачу нашу попадёт.

- О, - Горохов сочувствует горожанам. Тёплая Гора – редкое место, где хорошая вода течет в город с гор самотёком. Только трубы проведи.

- А наш специалист говорит, что твари ещё и мутируют. Становятся быстрее, яиц больше стали откладывать.

- Уж мутируют, - снова с раздражением говорит вторая, она так при этом смотрит на уполномоченного, как будто это он сюда гонит сотни и сотни мутирующих пауков. – Уже четверых людей за месяц укусили, – женщина возвращает ему пыльник. – Всё чисто. Нет членистоногих. Ни пауков, ни клещей.

Андрей Николаевич забирает пыльник, понимающе кивает, но спрашивать, что случилось с теми людьми, кого укусили пауки, он не собирается. Но этого делать и не нужно, женщина номер два ему и без вопросов сообщает:

- Один ребенок и двое взрослых умерли.

- Очень жаль…, - это всё, что он может им сказать. А что тут ещё скажешь? Токсин у паука такой, что взрослого сильного мужчину убивает в половине случаев. У людей с малой массой тела шансов выжить ещё меньше.

Тут и первая женщина заканчивает с осмотром и сообщает:

- Нет на вас ничего. Можете ехать.

Да, может. Но вот куда? В степи ночевать… Тогда можно было в город и не заезжать. Но ему очень хотелось помыться. Да и не зря женщины ужасались его одежде. Она явно нуждалась в стирке. Но в сложившейся ситуации вариант с гостиницей он даже не рассматривал.

- Милые дамы, - Горохов накидывает пыльник, но уходить не торопится, - а вы не знаете, у кого можно переночевать?

- Переночевать? – переспрашивает та, что была подобрее.

- Да, одну ночку; я бы заплатил копеек двадцать-тридцать, – он оглядывает женщин и добавляет: – Тридцать.

- Галь, - оживает та, что помоложе, - а взяла бы человека к себе. Тебе, авось, какая деньга не помешает. Место же найдёшь?

- Детей у меня двое, - недовольная женщина, видимо, не против заработать денег и говорит это, словно предупреждает его заранее. – А кондиционер только в комнате. На кухне кондиционера нет.

- Помыться, постираться есть где? – интересуется уполномоченный.

- Это найдём, но на кухне спать придётся на полу и без кондиционера, - продолжает объяснят ситуацию Галина. – Или на тахте, но со мной и с детьми в одной комнате. На кухне у меня чисто. На чём спать – найду.

- Мотоцикл есть где поставить? – это Горохова волнует больше, чем наличие на кухне кондиционера.

- Есть, есть, - заверяет его Галина, - у меня дворик свой, там грядки, тыквы у меня, но место для мотоцикла будет.

- Ну, раз мотоцикл мне до утра не разберут, тогда меня всё устраивает, Галина, – улыбается уполномоченный.

- Не разберут… Натуль, - Галя засуетилась, - я тогда отведу…, - она смотрит на Горохова вопросительно…

- Анатолия, - сообщает ей имя уполномоченный.

- Анатолия к себе, ты тут без меня…

- Иди, Галь, иди, - отпускает её молодая напарница. – Смена уже кончается.

Глава 25

А эта Галина и вправду имела право морщить нос при виде его одежды. Дома у неё было чисто. Бедно, но чисто. Да и огород был в порядке: крупные тыквы как по линейке разложены, к каждой тыкве аккуратно проложена трубка-капилляр, которые сейчас, впрочем, не нужны, все кактусы вдоль забора ухожены, на них ни одного крупного побега, а несозревшие не тронуты.

- Анатолий, ты снимай одежду тут, - предлагает женщина и сразу ставит перед ним большой пластиковый таз: сюда кидай. Ей явно не хочется, чтобы он в этой грязи шёл в комнату. А потом она указывает на белый кусок пластика у стены, который просто прикрывает нишу. Это что-то вроде двери. – А вот тут у меня душ.

Горохов кофры на мотоцикле запер, но не стал оставлять на улице оружие, хоть огород и был огорожен высоким забором; всё забрал с собой. Теперь он ставит винтовку и ружьё к стене, на вешалку вешает тесак, патронташ и свою драгоценную флягу, достаёт пистолет и патроны к нему.

- Ох, сколько у тебя оружия всякого, - она рассматривает всё его имущество внимательным женским взглядом.

- Приходится ездить одному, лучше, чтобы оно было.

Уполномоченный лезет во внутренний карман грязного пыльника и вместе с пачкой сигарет и зажигалкой достаёт оттуда узелок. В нём его деньги. Конечно, не все, там всего несколько рублей медью и ещё пара рублей железом, этот узелок для окружающих. Или для тех, кто решит его обворовать. Он отсчитывает три железных монеты и протягивает их женщине:

- Вот, за постой.

- Да можно и потом, - она демонстративно не глядит на его узелок с деньгами. Но деньги забирает.

Так же чисто было в доме у его матери. Принцип пустыни и бедности: если хочешь дома хоть какого-то уюта, но на это нет денег, держи то, что есть, хотя бы в чистоте.

Он начинает раздеваться; первым делом снимает тяжёлый от влаги и дурно пахнущий пыльник и рубаху, потом садится на табурет, стягивает ботинки и начинает разматывать обмотки.

- Анатолий, а ты откуда сам-то будешь? – она не собирается уходить, стоит рядом.

- Я издалека, – отвечает он. – Из-за реки.

- Вот и я думаю, обмотки как у казака, а сам не казак, у нас так мало кто ходит. Охотник, что ли?

- Угу, - на нём осталось только галифе, но Галина уходить не собирается. Она демонстративно отворачивается от него.

- Ты брюки-то снимай тоже. Всё снимай. Я не смотрю.

И тогда он решает раздеваться и дальше.

- За вараном ходишь? – продолжает она.

- Точно, - он усмехается. – Хожу за крупняком. А как ты догадалась?

Он бросает галифе и бельё в таз с грязной одеждой. Всё.

А женщина тут же берёт таз и, отставив лист пластика, забирается в нишу-душевую и наливает в таз воды, а сама, не оборачиваясь на Горохова, говорит:

- Так не дура же, вижу: оружие у тебя какое хорошее, много его, а сам простой. У охотников всегда так. Сами одеты абы как, а оружие дорогое. Значит, ты не за дрофой ходишь. Только наши мужики на варана по одному не ходят, - в таз набралась вода, она выносит его. Сыплет порошок в таз и бросает его респиратор и шляпу, про которые он позабыл. – А ты, значит, один на «царя» ходишь?

- Так когда один ходишь, так и добычу делить ни с кем не нужно.

- И не боишься? Ведь если вымахал «царь» в пять метров, его, говорят, добыть непросто.

- Так это дело навыка. Хотя бывает и боязно, – признаётся Горохов.

- Всё, иди мойся.

Уполномоченный идёт в душ, забыв приставить пластик. А женщина тут же засыпает одежду порошком и начинает стирать.

- Слышь, Анатолий? А ты женат?

- Женат, - отвечает Андрей Николаевич.

- А дети есть? – продолжает допрос Галина.

- Да есть вроде. Бегают там по дому… какие-то.

- Какие-то? – она смеётся, даже перестаёт мотать в тазу его одежду. – Ты, что же, своих детей не знаешь?

- Так я в песках всё время, а они берутся откуда-то, - уполномоченный тоже посмеивается. – Разве теперь их разберёшь, откуда они да чьи.

Женщина трясёт головой, так ей смешно.

- Ой, все вы мужики одинаковые.

- Ну, зато вы, милочки, все такие разные, – вода течёт не очень, но зато она тут отличная, он пробует её на вкус, даже и намёка на привкус амёб нету, такую воду можно продавать в Агломерации, но уполномоченный не слыхал, чтобы люди из Тёплой Горы продавали в Соликамске воду. Может, им самим тут еле хватает. – Галя, а твои дети не придут случайно? А то придут, а тут я моюсь…

- Нет, не придут…, - вода в тазу уже чёрная, но она продолжает полоскать его одежду. – Они на фабрику ходят подрабатывать после школы.

- На фабрику? На какую?

- Она у нас тут одна; обычно там взрывчатку делают да порох, а теперь инсектицид смешивают. Вот там и подрабатывают. Пауки-то одолевают не на шутку.

- Работают, значит, дети?

- Да как у всех, и то уж хорошо, что работу нашли, на мои два сорок в месяц, что город платит, сильно не зажиреешь. На воду, да на электричество, да на уборку песка, считай, рубль в месяц уходит, на остальное и живём.

Когда он выходит, она протягивает ему половину простыни вместо нормального полотенца.

- Галина, а курить-то можно у тебя? – он берёт сигареты.

- Можно, - женщина вскакивает и достаёт откуда-то с полки жестяную баночку-пепельницу. – Кури. А я сейчас закончу, и есть будем, – и тут она замирает, оглядывает его внимательно. – Ишь как тебя покромсало-то.

И вправду, у Андрея Николаевича много отметин на коже, у него и Наталья тоже не раз интересовалась: откуда у горного инженера столько шрамов? И он отвечал жене почти без вранья, что две трети шрамов у него с детства. А Галя, продолжая его рассматривать, кивает на левую руку:

- Рука у тебя вон белая, это варан укусил?

- Да нет, это дарги, паскуды, – глянув на руку, вспоминает Горохов. – Чуть не убили тогда, повезло, что доктор хороший попался.

- Значит, ты и с даргами виделся?

- Ну а как их в степи миновать?

Горохов закуривает и через проём оглядывает маленькую комнатёнку с кроватью и узкой шконкой, видит две большие бочки.

- Галя, а это там, в бочках, у тебя паштет?

- Ой, да откуда… Паштет! Лузга это; сеть ставлю на своём участке, так две трети того, что ловится, – это черняха.

«Лузга», «черняха» – это название сорной мелкой саранчи; она более тёмная, чем саранча настоящая, протеина в ней раза в два меньше, а жира и вообще почти нет. Чистить её нет смысла, её просто измельчают и сушат; её тоже можно есть, но это уже с голодухи. Обычно её мешают с какой-нибудь относительно съедобной рыбой и речной сушёной амёбой. Это отличный корм для свиней. С него они быстро набирают вес.

- Хорошую саранчу сама ем, на продажу только эта остаётся, – продолжает Галина, полоща одежду уполномоченного. – А с этой разве разбогатеешь?

- А спрос-то на лузгу у вас тут есть? – покуривая, интересуется Андрей Николаевич.

- Кто у нас свиней держит, так и сам лузгой богат, но купцы приезжают с Верхотурья или из Новой Ляли, так всё забирают, только давай.

- А у вас тут свиней держат?

- А как же? –женщина даже удивилась такому вопросу. – Многие держат, то хороший прибыток. Я бы и сама поросёночка взяла, может, и выкормила бы, да где мне его держать? Только если огородика часть покрыть. А у меня там тыква…

Всё это было для него немалым открытием. Он давно не был по эту сторону Камня, думал, тут всё умирает, а поди ж ты, тут местные деликатесную свинину разводят. Порох, взрывчатку производят, инсектициды опять же. И что-то он не слыхал в Большом Городе о знаменитой свинине с Тёплой Горы. Слыхал, что самые отчаянные старатели из Лесной и Кушвы ходят за цветниной на Тагил, про то слышал, но про свинину из этих мест…

- А свинину кто у вас забирает? – спрашивает Андрей Николаевич.

- Так всё те же, - она закончила полоскать его одежду, положила её на лавку, а грязную, почти черную воду слила в отстойник. – Торгаши с Новой Ляли и покупают.

- И в Серов везут сбывать?

- Ну а то куда же, - она берёт ворох мокрой одежды. – Повешу под кондиционер, скоро высохнет. А пока покормлю тебя.

И пока не пришли дети с работы, она положила ему хорошей каши из крахмала и тыквы. Тыква была сладкая. А к ней немного саранчи, и ко всему этому большую чашку побегов. Быстро сварила чай. Он же сходил к мотоциклу и достал оттуда четыре упаковки своего отличного хлеба. Банку с персиками. Всё это выложил на стол:

- Детей побалуй.

Галина тут же хватает хлеб и банку с лакомством, прячет их на полку. Он, правда, один хлеб вытащил для себя, но теперь не просить же его обратно. Да и без хлеба ему было вкусно. Хотя еда, мягко говоря, была незамысловата.

Усталость дала себя знать. Едва поев, он начал клевать носом, и она сразу ему постелила на кухне.

- Не бойся, спи спокойно, ни клещей, ни клопов у меня не бывает, я за этим слежу. Уплотнители везде хорошие, да и осматриваю всё раз в день. Если на полу жёстко будет, ты скажи, я тебе ещё чего-нибудь подложу.

- Прекрасно. Меня всё устраивает. Уж лучше тут, на жёстком полу, чем на влажной плесени с пауками, – произнёс уполномоченный. Уложив рядом с собой своё оружие и положив под руку пистолет, он почти сразу заснул, правда, сном не очень крепким. Даже и не заснул, а скорее забылся.

Он слышал, как пришли дети Галины, как мылись, стараясь не шуметь, как проходили мимо него, как разговаривали вполголоса, как она их кормила; и лишь после этого он заснул по-настоящему. Но проспал не очень долго, можно было ещё спать и спать, когда он проснулся от близких шагов. В тусклом свете хиленького ночника он смог различить в темноте Галину. Она присела возле него, почти раздетая. Уполномоченный машинально взялся за пистолет и спросил у неё:

- Галя… Ты чего?

А в ответ женщина прошептала:

- Я просто спросить хотела… Может, мне с тобой лечь?

Она не была привлекательной, с его Натальей и сравнивать было нельзя: обычная замученная тяжкой жизнью женщина, которая зарабатывала столько, сколько он тратил на посещение бассейна.

К тому же ему нужно было как следует отдохнуть, да и острой нужды в ласках он не испытывал, тем не менее, прогонять её Горохов не стал.

- Ну давай, - он откинул марлю, которой накрывался, приглашая её к себе. И повторять ей было не нужно. Она тут же юркнула к нему, скинула последнюю одежду и прижалась к его телу.

- Ох и горячая ты! – произнёс уполномоченный, почувствовав тепло одинокой женщины.

- Ой, уже горячая… А ведь только помылась… А хочешь, я простыню намочу и оботрусь, и тебя заодно оботру? – сразу нашла выход Галина; это обычное, хотя и недолгосрочное решение в тех домах, где была вода и не было кондиционера.

- Ну давай, - согласился Андрей Николаевич, понимая, что теперь ему быстро заснуть не удастся.

Глава 26

В три часа утра он уже встал и перед дорогой решил поесть. Поесть нужно было хорошо, чтобы до полудня не останавливаться. А Галина сначала положила ему вчерашней каши, а теперь пекла на малюсенькой электрической плите великолепные лепёшки из кукурузной муки; такие лепёшки быстро сохнут, но когда их только сняли со сковороды, они очень вкусные; к ним Галя разогревала чай, в доме вкусно пахло. А её дочь и сын ждали, пока мать разрешит им открыть банку с компотом. У детей неожиданно праздник случился: и компот, и лепёшки, от которых на руках остаётся жир, а ещё этот незнакомый им ещё вчера Анатолий положил перед ними упаковку с длинными кусочками копчёной дрофы и сказал:

- А ну попробуйте, не испортилась?

Да разве может вяленая дрофа испортиться? Мальчик и девочка начали с удовольствием есть вкусное и солёное мясо.

Он открывает банку и раздаёт детям компот, большие жёлтые половинки персиков вытаскивает из банки ложкой, кладёт брату и сестре поровну.

- Балуешь ты их, Анатолий, - говорила Галина. Она опять была не очень довольна. И тут же, отставив сковороду, забирает банку с остатками компота и прячет её в шкаф. – Так, всё… Поели, остальное завтра. Всё… Собирайтесь в школу.

- Пусть доедают, - Горохов сидит за чашкой чая с сигаретой; он отлично помнит, как мало лакомств доставалось в детстве ему самому. – Я ещё дам.

- Поедят потом… Привыкнут…, - женщина всё равно недовольна. – А потом их и удивить будет нечем, - она выпроваживает детей.

А уполномоченный начинает собираться и сам. И первым делом проверяет всё оружие. Конечно, ни Галина, ни дети не могли его испортить за ночь, и патроны не могли украсть, проверяет он по привычке. Просто перед тем, как выехать в степь, ему нужно убедиться, что с винтовкой, с дробовиком, да и со всем остальным, включая мотоцикл, всё в порядке.

Когда всё было проверено, а Андрей Николаевич уже оделся, Галина, стоя у двери и подавая ему флягу, сказала, немного волнуясь:

- Ты, если будешь в наших местах, ночлега в других местах не ищи, сразу ко мне иди. Денег брать не буду.

- Галь, да я здесь редко бываю, - ответил уполномоченный.

- И зря, у нас тут в горах этих варанов – стрелять-не перестрелять, - она протянула ему выстиранные респиратор и шляпу.

- Это да, - согласился он, потом полез в свой узелок и достал оттуда рубль. – Вот, держи…

- Да не нужно мне, – она даже убрала руки. – Я же не за деньги тебя в гости зову.

- Так это не тебе, - настоял Горохов, не убирая денег. – Это детям, обувь у них плохая и респираторы старые.

- Спасибо тебе, - тут она уже не смогла отказаться. Взяла монету.

А он приобнял её, похлопал по попе:

- Буду в ваших местах – загляну.

***

У него оставалось чуть больше половины бака. Вчера он изрядно пожёг бензина. Конечно, у него была целая нетронутая канистра первоклассного топлива, но это НЗ. И Горохов, расспросив Галю, поехал к местной заправке.

Половина четвёртого, у заправки выстроилась целая очередь таких же умных, как и он. Ребята на заправке работали ловко, но даже с их скоростью ему пришлось бы проторчать тут полчаса, ну, или минут двадцать пять.

Ещё час назад уполномоченный был бы тут один. А теперь, когда все проснулись и решили ехать…

- А есть тут ещё заправки? – спросил он у, как ему показалось, местного мужичка. - Или, может, частники топливо продают?

- Не-е…, - мужичок качает головой, - у нас тут своего бензина нет, озёр нет поблизости, у нас весь бензин привозной. Есть тут пара мест…На южном выезде, и у дороги ещё одна заправка. Там, у дороги, - мужик указывает рукой на север, - очереди бывают тоже, но не такие, как тут. Тут вечно сутолока…

Ждать ему не хотелось, и он решил купить топлива на других заправках.

***

Это было то, что сразу бросилось ему в глаза. Издали. Человек, который управлялся с бочками, был без респиратора. И без очков. Ну, это ещё было можно как-то понять. Зачем ему очки, если он никуда не едет, они даже, может быть, мешают ему работать. Но респиратор…

«Неужели не он боится отёков носоглотки? Сейчас, конечно, нет в воздухе тли, которая вызывает острые расстройства пищеварения, но ведь споры от плесени и прочих грибков поопаснее тли будут!».

Уже это удивило Горохова, а когда человек приподнял полупустую бочку и вылил из неё в бак тягача большое количество бензина без всякого насоса, а потом легко отнёс её к рядам других пустых, ему всё стало ясно: бот. Причём намного более походивший на человека, чем те, которых он встречал несколько лет назад.

«Ну вот, никуда они и не делись. Просто в районе реки и Агломерации их нет. Интересно, а комиссары про них знают?».

Причём бот управлялся с бочками и насосами весьма проворно. Один справлялся. Когда подошла его очередь, Андрей Николаевич подъехал к человеку без респиратора и протянул ему монеты:

- Десять литров.

Бот, приняв монеты в ладонь, поглядел на деньги весьма осмысленно. Потом кинул их себе в большой нагрудный карман своего комбинезона. Несомненно, он умел считать, после этого сам открутил крышку бака мотоцикла и вставил шланг. Насос был ручной, и простому человеку пришлось бы попотеть, пока накачалось бы нужное количество бензина. А тут два десятка быстрых и сильных движений… и всё… Счётчик показал цифру «десять». Бот вытаскивает шланг и затягивает крышку бака. Всего минута – и дело сделано: отъезжай, не задерживай других людей. При этом он даже ни разу не взглянул Горохову в лицо.

«И бот такой толковый. От человека почти не отличить. Напялили бы на него респиратор, так пока бы он не начал работать, я бы ничего и не заподозрил. С тех пор как армейцы разгромили комплекс рядом с Полазной, разгромили его и вывезли оттуда всё оборудование, на реке боты почти исчезли, но это ровным счётом ничего не значит… Ничего не значит. Процесс необратим. Ботов всё так же производят, делают их ещё лучше, и этот рабочий тому пример, а дарги всё так же выплёскиваются новыми волнами из пекла юга. Нужно осмотреться тут как следует, думаю, комиссарам будет интересно узнать, что тут, за Камнем, происходит».

Он покинул заправку и уже хотел было выезжать из города, но сразу за выездом с заправки, у поворота, на большом и хорошо освещённом месте увидел два десятка людей или чуть больше, что собрались у какого-то грузовика.

«Это тут биржа труда такая? Типа как у столба в Губахе?».

Но эта его догадка оказалась неверной, люди не были похожи на тех, кто ищет любую, даже подённую работу, тем более что среди них было несколько местных военных. Тут же стоял их бронеавтомобиль. Здесь явно что-то происходило. Можно было, конечно, проехать мимо. Но теперь, после встречи с новым ботом, Горохов стал относиться ко всему, что здесь происходит, с интересом. Кто знает, какая мелочь может оказаться важной. Он остановил мотоцикл, слез с него, подошёл чуть ближе и, посмотрев поверх голов собравшихся, увидал грузовик. «Три на три», такой же, как был у него. Вот только этот был без лобовых стёкол.

«Водилы устроили разборки? Заказы не поделили, что ли? И солдат подтянули для успокоения?».

Подобные дела его интересовали мало, но он всё-таки спросил у двух мужичков, по виду водителей, что покуривали рядом:

- А что это с ним?

- А их расстреляли где-то под Старым Бисером, – отвечает уполномоченному один из водителей. – Но вроде оба целы.

- Дарги? – уточняет тот.

- Да нет, - теперь говорит второй водитель. – Для даргов ещё рановато. Они тут после дождей шастать начнут.

- Говорит, что стреляли люди, и вроде не казаки; бандиты, наверное, - продолжает первый.

- Груз ценный, что ли, был? – предполагает Горохов. – Может, полынь везли или ещё что-нибудь дорогое?

- Так говорит, что порожняком шли, - поясняет второй. – Хрен его знает, кто это был. Может, просто какие-то отбитые машину забрать у них хотели.

Просто хотели забрать машину. И тут в голову уполномоченного приходит странная мысль, он говорит своим собеседникам:

- Ну понятно.

И начинает двигаться между собравшимися людьми вперёд, к грузовику. И чем ближе он подходит, тем мысль его становится всё отчётливее; хоть ещё было далеко до рассвета, но фонарей на площади ему хватало, чтобы насторожиться… Ведь грузовик очень походил на тот, что он отдал Мурату.

А когда он прошёл вперёд ещё немного, последние сомнения его покинули, потому что у самой машины рассказывал всем желающим о происшествии… тощий Петя.

Да, это был он. Петя, чувствуя, что это его час, и упиваясь общим вниманием, уже не боялся спор в воздухе и, стянув респиратор на подбородок, в красках рассказывал человеку в форме, да и всем остальным, о нападении.

- Да стёкла-то грязные, я и не видел ничего, только вспышки… А потом раз… раз… раз… И куски лобовухи во все стороны летят, и машину сразу повело влево… Влево… И я слышу, товарищ мой закряхтел… Я и не понял, что это было… Только чувствую, что грязь в лицо летит… Нет лобового, одни куски вместо него торчат, и машина влево сползает с дороги…

- А где это было? – интересуется кто-то из водителей, что стояли рядом с тощим.

- Да только озеро у Старого Бисера проехали, сразу за поворотом нас и поджидали.

- А вы на дороге одни были? – спрашивает военный.

- Ну да, сначала одни, и мы как встали, так с напарником на пол попадали, но потом эти стрелявшие подошли посмотреть на нас.

- Посмотреть? – не понимает военный. – В кузов, что ли? Наверное, товар искали какой-нибудь?

- Так говорю же, мы порожние шли, хозяин приказал отсюда товар забрать, – продолжал Петя.

- А чего же они смотрели?

- Ну так заглянули к нам в кабину, фонариками на нас посветили. И ушли потом.

- Так где, ты говоришь, это было? – интересуется военный. – Сразу за Бисер-озером?

- Ну да, и полкилометра от него не отъехали, - рассказывает Петя.

- Поехали парни, поглядим, - говорит военный, и все солдаты за ним начинают протискиваться через людей к своему броневику. И уполномоченный тоже не остаётся рядом с расстрелянным грузовиком. Да и от Пети с Муратом сейчас лучше держаться подальше. Те, кто расстрелял грузовик, могут быть рядом.

Глава 27

Он вернулся к своему мотоциклу; тут было темнее, чем там, где собрались люди глядеть на расстрелянный грузовик. Конечно, темнота, респиратор и самая обычная, самая распространённая в степи одежда неплохо его укрывали. Но в сложившихся обстоятельствах он не почувствовал бы себя в безопасности даже в полной темноте. Отсюда Горохов ещё раз осмотрел местность – вроде никого из тех, что были похожи на опасных людей, тут не было; ещё немного успокаивало то, что у грузовика осталось двое местных солдат.

И теперь он решился проверить кое-что. Конечно, ему нужно было поговорить с Петей или Маратом, лучше с Петей, Мурат был ещё тот говорун. Но приближаться к тощему было опасно, и уполномоченный лезет в свой рюкзак и достаёт оттуда блок контроля. Включает его.

На мониторе пусто. «Маячков» нет. Хотя до грузовика всего семьдесят метров.

«Расстреляли грузовик, подошли, посветили фонариком, убедились, что меня там нет, поняли, что ошиблись, и сняли передатчик. Ну, похоже на то..., – других объяснений у него не было. – Ну а где Муратка? В больнице?».

И тут у него появляется другая мысль. Он закидывает блок контроля в рюкзак и садится на мотоцикл, заводит его. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что ему придётся ехать к западному въезду в город. К гостинице «Тихий источник».

И там он увидал его.

Муратка во всей своей красе, всеми своими светоотражателями сиял под фонарём, что освещал вход в гостиницу, чем в немалой степени удивил уполномоченного.

«Ты глянь… Приехал, значит… Всё как уговорились. Молодец».

Можно, конечно, было оставить Пете и Мурату разбитый грузовик как награду за честность, а самому уехать дальше. Но Горохову подумалось, что грузовик ему может пригодиться.

Подходить к Мурату было так же опасно, как и к Пете. Но у уполномоченного были мысли по этому поводу. Он поехал к своей новой подруге. Но её уже не было дома, и ему пришлось ехать к ней на работу.

Галина была и удивлена, и рада, когда снова увидала его на своей работе. Там у неё был человек, но увидав появившегося Горохова, она сразу оставила клиента.

- Забыл что?

- Да нет…, - Горохов отозвал её в сторону. – Слушай, Галя, тут работёнка кое-какая появилась, а мне уехать нужно до рассвета.

- Работёнка? Что за работенка? – не понимала Галина. Она немного волновалась, кажется, женщина боялась, что он втянет её в какие-то неприятности. И он сразу стал её успокаивать:

- Да ты не волнуйся. Ничего в той работе страшного нет, а деньжат заработаешь.

- А что нужно делать-то? – она всё ещё была напряжена.

- Двум парням грузовик сильно повредили, им ремонт нужен, а они не местные. Понимаешь?

- Им деньги, что ли, нужны?

- И деньги, и жильё, и еда, у них ничего нет…

- Так и у меня ничего нет, - поторопилась с выводами Галина.

- Вот…, - Горохов протянул ей семь новеньких медных пятирублёвок. – Ты помоги ребятам, тут на ремонт должно хватить, и ночлег им найди какой-нибудь, пока машина ремонтироваться будет. Ночлег с прокормом.

- Так я работаю, - продолжала сомневаться Галя. Ей не очень хотелось лезть в это дело, уполномоченный это чувствовал.

- Одна монетка твоя, – произнёс Андрей Николаевич, полагая, что женщина не откажется получить единовременно две свои месячные зарплаты. И он оказался прав.

- Так что мне нужно сделать? – она забрала деньги. Зажала монеты в кулаке и теперь уже не хотела их выпускать.

- У гостиницы «Тихий источник» торчит один человек, его зовут Мурат. Он в ярком пыльнике, в жёлтом респираторе, ты его сразу узнаешь, а на площади его товарищ, болтун, Петром кличут. Там же и разбитая машина. Им машину нужно починить, но денег у них нет, и жить им негде. Вот ты им и найди жильё и мастерскую. Но денег на руки не давай. А то всё спустят.

- И ремонт машины мне оплачивать?

- И ремонт тебе. А им скажи, что ты от Анатолия.

- А что же ты сам им не поможешь? – она смотрит на него с подозрением. Галя женщина осторожная.

- Некогда мне, уезжаю я, да и не хочу, чтобы меня с ними видели.

- А мне с ними видеться, значит, можно?

- Тебе можно, – Горохов её успокаивает. – Да ты не волнуйся. Мужики они неплохие, невезучие немного. Ты просто деньги им в руки не давай.

- Пьющие, что ли? Или травоеды?

- Травоеды, но ещё не конченые.

- Ну ладно…, - она почти согласна. – И сколько они тут будут жить? Пока машину не отремонтируют?

- Да; а потом, денька через три-четыре, я дам тебе телеграмму и скажу, куда их с грузовиком отправить. Твоя фамилия как?

- Васильева.

- Галина Васильева. Вот на это имя и дам телеграмму. Ты дня через три начинай на телеграф захаживать.

- Захаживать…, - у неё не очень хорошее настроение, если бы не тяжёлая куча меди в руке, она, наверное, отказалась бы. - Ой, как интересно всё это. Грузовик какой-то, мужики какие-то, - Галя смотрит на него с прищуром, она взвешивает большие деньги в руках, что-то подозревает и качает головой. – М-м… А говорил мне, что охотник…

- А я и не врал. Я и есть охотник, - Горохов улыбается, обнимает её за плечи ласково и целует в щёку на прощание. – Охотник на крупную дичь.

***

Расстрел машины с Муратом и Петей лишь укреплял его уверенность в том, что встреча в Губахе возле старой водонапорной башни с тремя ловкими людьми не была случайностью. По идее в этой ситуации ему нужно было возвращаться домой и докладывать о случившимся своему непосредственному начальству. Но Андрей Николаевич знал, что этого делать было нельзя. Во всяком случае, пока. Может, через пару недель, когда новая экспедиция северян отправится на юг, тогда он свяжется с Бушмелёвым и обсудит сроки возвращения. Но сейчас нет. А если он будет связываться с комиссаром через телеграф, это может скомпрометировать начальника в случае внутреннего разбирательства. Дескать, ты, комиссар, знал, где твой подчинённый, и не отозвал его для комиссии. Значит, вы заодно. А сейчас Бушмелёв мог смело отвечать всем интересующимся, что старший уполномоченный Горохов в своей обычной манере выполняет поставленную задачу абсолютно автономно и на связь, в целях безопасности или ввиду отсутствия возможностей, не выходит. В общем, сейчас он был предоставлен самому себе и мог надеяться тут, в Тёплой Горе, да и вообще за Камнем, только на себя. Впрочем, это состояние было для него привычным.

Но теперь у него и вовсе отпало желание передвигаться по нормальной дороге. Теперь эти ловкачи будут искать не грузовик…

Горохов в темном углу, вооружившись фонариком, несколько минут сидит над картой. Этот район он знает не очень хорошо. Да, он тут бывал, но степь, даже в предгорьях, за год меняется кардинально. Ещё в прошлом году тут гуляли барханы, а сегодня всё заросло колючкой и кактусом. И ландшафт меняется до неузнаваемости. Тем не менее он решается. Нет, он не поедет на восток, в сторону Качканара и Лесной по Северному коридору, уполномоченный выбирает более сложный путь. Путь в предгорья, ровно на север. На Медведку, которая на его карте была обозначена как жилой оазис. Всё, решение принято, и он прячет карту.

И даже теперь Андрей Николаевич выезжает из Тёплой Горы через южный выход; небольшой крюк его не пугает, лишние пять километров, зато он был уверен, что на южном выезде его не будут ждать внимательные глаза. Ну не может же у них быть столько глаз, чтобы круглосуточно следить за всеми выездами.

Выехав, он через пару километров съехал с дороги, ведущей на юг и, развернувшись, вскоре взял направление на север. Потом пересёк в тихом месте оживлённый Северный коридор.

Сначала он пробирался между барханов, стараясь не шуметь, держа двигатель на малых оборотах, и поэтому ехал не спеша и тихо, но как только он отъехал от дороги подальше, как только начало потихоньку сереть на востоке небо, так сразу воздух наполнился громкими трелями вылезающих из грунта мерзких на первый взгляд созданий. Огромные мухи с большими головами усаживались на ветки колючки и длинные лопухи кактусов и начинали свою почти бесконечную песню:

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Триииии…

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-риииии…

Так и несётся со всех сторон. И пока солнце не встанет, пока не наступит утро, этот звон не утихнет. Будет висеть над барханами.

Он проехал ещё пару километров, пока у невысокой дюны не наткнулся на след. Цепочка глубоких ямок с ярко выраженными тонкими полосочками-когтями перед ними и нескончаемая канавка меж ямок. Этот след в степи ни с чем спутать было нельзя. Следы ломали чёрную корку плесени на песке, цепочка тянулась на север. На север.

«Кажется, ты представился охотником на эту дичь?».

Варан был небольшой, три-четыре метра, не больше, то есть двадцать килограммов отличного и дорогого мяса, а с Гороховым была винтовка и надёжный дробовик, но в одиночку нападать на это животное было… ну, как ни крути, небезопасно. Старики говорили, что царь песков слышит дыхание человека за пятьдесят шагов. Пятьдесят-не пятьдесят, но слух у твари был отличный. А ещё она была необыкновенно хитра для рептилии. Прекрасно умела путать следы, запросто могла устроить преследователям так называемый вараний крюк, подождав в удобном месте и напав на того, кто за ней шёл, очень умно для этого используя как барханы, так и заросли кактусов, иголок которых не боялась. Конечно, любому, даже самому большому варану хватило бы шести патронов из дробовика, но варан, чуя большую опасность, не убегал, а, подпустив охотника к себе, кидался в атаку. И у него было очень серьёзное оружие. Его пасть просто кишела опаснейшими бактериями, одного укуса хватало, чтобы взрослый, полный сил мужчина уже через четыре часа начинал слабеть. У укушенного почти сразу начинала подниматься температура, наступало обезвоживание, а вокруг поражённых зубами варана тканей начинал развиваться быстрый некроз. Нужен был врач и огромное количество антибиотиков, или человека валила с ног быстротекущая гангрена. Варан так и охотился: он, выпрыгивая из песка или зарослей, просто кусал свою жертву и, если она была для него опасна, тут же убегал. А потом не спеша и терпеливо шёл по её следу ожидая, когда та наконец остановится и свалится, и ею можно будет пообедать. Дарги, у которых всегда патронов было в обрез и не было антибиотиков, старались с ним не связываться и очень уважали это животное, несмотря на то что мясо его было очень вкусным.

Глава 28

Опасно. Вараны, как и сколопендры, прекрасно могут прятаться в песке. Лежать там по несколько суток. Ждать. Сейчас, в сезон воды, это, конечно, маловероятно, но полностью исключать риск нельзя. И тогда он берёт восточнее. И всё так же, на небольших оборотах, чтобы не реветь мотором на всю степь, не собирать на себя всех её обитателей, едет дальше, предварительно чуть спустив дробовик под правый локоть, чтобы быстрее его достать, если что-то случится. Всё-таки обрез, а тем более револьвер, для путешествия в барханах подходили лучше. Вскинуть обрез и взвести курки – это пара секунд, ну, может быть, три секунды, а револьвер можно было выхватить из кобуры и сделать выстрел вообще моментально. Конечно, со своим оружием он бы чувствовал себя тут получше.

Так он двигался ещё около получаса, пока в предрассветных сумерках фара его мотоцикла не высветила нечто непонятное. То, что в степи встречается нечасто. Что-то темное, похожее на старый, согнутый в угол металл, торчащий из-под чёрной корки плесени. Все следы вокруг забил дождь и скрыла моментально вырастающая на влажном песке плесень. Останавливаться было опасно, кто-то мог тащиться по его следу и на звук его мотора, но и осмотреться было необходимо. И Горохов заглушил мотор. Но фару не выключил, он хотел рассмотреть, что это торчит из песка.

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Триииии…

Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-ри-ри… Три-риииии…

Цикады, засевшие в ближайших кустах колючки, не умолкают ни на секунду. Сезон воды заканчивается, и тем из них, кто вылез из грунта, не терпится побыстрее отложить обратно в грунт оплодотворённые яйца. Горохов, сняв дробовик с плеча и щёлкнув предохранителем, не спеша поднимается на бархан и некоторое время смотрит на юг. Не появятся ли белые точки фар машины, что идёт по его следу. Пока не рассвело, преследователям себя не скрыть. Но он ничего не видит. За ним никто не едет. И тогда он спускается с песчаной волны и подходит к тому непонятному перемету, что «нащупал» фарой своего мотоцикла.

Нет, это не кусок металла и не пластик, это согнутая в суставе нога, голень и бедро, покрытое хитином, с нечастыми и недлинными выраставшими из него иглами. Поначалу уполномоченный не может понять, какому животному может принадлежать эта часть тела. Он стволом дробовика толкает находку и выворачивает из песка то, что было под ним.

Это нога бегуна. Они появляются всё севернее и севернее. Но этому не повезло, повстречал царя барханов. Варан сожрал всё остальное, и неудивительно, он ест даже сколопендр и самые шипастые кактусы. А уж бегун ящеру вообще показался вкуснятиной. Больше ничего от него, кажется, не осталось. Горохов сейчас, конечно же, на стороне варана. Эти бегуны… Он никак не может сделать для себя вывод – это существа мыслящие или просто умные животные? Тем не менее, эта крепкая нога, покрытая хитином, была ещё одним подтверждением того, что места эти очень и очень опасны. Если уж варан смог добраться до проворного и неутомимого бегуна… В общем, нужно было уезжать отсюда.

Как рассвело, он смог ехать быстрее. Заметно быстрее, теперь ему были лучше видны все следы на чёрной корке барханов и на влажном грунте. И после недоеденной ноги он не встречал ничего, что напоминало бы ему о скрытых опасностях. Горохов дважды останавливался и осматривался, но каждый раз не находил ничего, что могло его насторожить. Ни людей, ни следов животных.

И вскоре он свернул на дорогу, что вела на север до Медведки. Дорога была плохой, кое-где в низинах стояли лужи, но всё равно по ней можно было передвигаться намного быстрее, чем среди барханов.

Оазис Медведка был брошен. Сравнительно недавно. Ещё не совсем облупился бетон зданий. Ещё не все двери были занесены песком. А в большом баке на возвышенности была вода. Когда-то здесь был централизованный водопровод. Тут проживало не менее двух сотен семей. Может, ещё год назад. Впрочем, то, что оазис заброшен, ему было ясно ещё по дороге, что вела сюда. Тут было тоскливо, отсюда хотелось быстрее уехать. Он уже шёл к своему мотоциклу, когда набрёл на следы. Возле одного из домов, что был в низине, во влажной глине отпечатались две цепочки сравнительно свежих следов. Два небольших бегуна были тут после дождя. А дождь, Андрей Николаевич стал припоминать, был в Тёплой Горе ночью. Возможно, и тут тоже. В общем, бегуны здесь где-то неподалёку. И будут слышать его мотоцикл. Нужно было отсюда убираться. Вараны уже распробовали бегунов, научились на них охотиться, а значит, тоже бродят тут поблизости. В общем, если он не хотел встретиться со всеми этими неприятными существами, ему следовало поторопиться.

От Медведки он взял ровно на восток, на Качканар, и через полтора часа езды выбрался на оживлённую дорогу в районе Валериановска, то есть уже оставив на юге богатые стеклянной рыбой Качканарские озёра.

А к трём часам дня он добрался до Новой Ляли, где и решил остановиться, так как дальше просто не мог ехать. С тех пор как он выехал из Валериановска, прошло три дождя, а движение на трассе Качканар–Серов было на удивление интенсивным. Количество грязи, летевшей в него, было такое, что ему приходилось останавливаться и чистить респиратор и очки каждые десять минут. Последнюю часть пути до Ляли он вообще ехал вдоль дороги по степи, и никакая угроза попасть в зубы варану не могла заставить его вернуться на трассу.

***

Новая Ляля находилась на возвышенности и на первый взгляд была меньше Губахи, но вот машин… Все подъезды к городу были забиты транспортом, тягачи и грузовики всех размеров и конструкций стояли в любом месте, где их только можно было припарковать так, чтобы в них не летела с дороги грязь. Тут была пара сотен машин, не меньше. Оборудованные и охраняемые стоянки? Нет, тут про это, кажется, не слыхали. Да и на бетонных блоках, что исполняли функцию стены, опоясывающей город, он не увидал ни одного пулемёта, ни одного оптического прибора наблюдения, ни одного человека.

«Набегов даргов тут не бывает. Так далеко на север они не заходят. Во всяком случае, пока».

Уполномоченный всё подмечает, а замеченное он потом отобразит в рапорте: комиссары должны знать, что тут происходит.

Недалеко от въезда в город он сразу находит гостиницу со странным названием «Сосновый бор». Наверно, что-то из древней топонимики. Надо, конечно, было проехать дальше, но, во-первых, тут очень много людей и машин, а во-вторых, ему хочется побыстрее смыть с себя дорожную грязь. Да и ехать дальше по дороге, которая превратилась в канаву с жидкой глиной, у него нет никакого желания.

А у гостиницы народа прорва, машины везде, иной раз большегрузы стоят так плотно, что и мотоцикл между ними не втиснуть. И почти все гружёные. Он заглядывает под тенты… Бочки, бочки, бочки… Топливо в основном, для саранчи сейчас не сезон.

Он невольно сравнивает Новую Лялю и Губаху. Губаха кажется ему если не менее многолюдной, то уж точно более упорядоченной. Но во всём этом многолюдии и толчее для него есть одно несомненное преимущество. Его тяжелее будет отыскать, тяжелее вычислить.

Мотоцикл оставлять на улице очень не хочется. Свечи он, конечно, выкрутит, и шнуры заберёт. Но там, в кофрах, у него много всякого ценного… А взломать их сможет даже мальчишка. Ладно, тут он хотя бы отдохнёт и перекурит. Возможно, что-нибудь съест.

У одной из стен гостиницы он нашёл местечко для мотоцикла и заглушил мотор. Мотоцикл тоже надо было бы помыть. Андрей Николаевич терпеть не мог грязи на своих машинах. А если терпел, то только в целях маскировки. Он стянул респиратор, закурил, огляделся: запомнил, что как расположено, какие машины вокруг, какие люди; вспомнив карту города, прикинул, куда ведут ближайшие улицы. Всё было в порядке. Уполномоченный не нашёл ничего подозрительного. Водилы копаются в моторах, торговцы торчат в кузовах со своим товаром, что-то там переставляют, какая-то женщина шлёпает по лужам, перебирается через реку грязи. Вокруг не было ни одного человека с серьёзным оружием. Решил свечи из мотоцикла пока не выкручивать. Может, ещё придётся ехать дальше.

Уплотнитель на двери? Нет, не в этой гостинице. Хорошие лампы? Бесполезная роскошь. Духотища… Крупный мужик торчал над стойкой в одной вовсе не свежей майке, но это его не спасало, ему всё равно было жарко. И кондиционер, тарахтевший над ним, его почти не выручал, экономия электричества и куча народа никак не способствуют свежести воздуха и прохладе. В помещении было не менее двух десятков крепких мужиков, каждый из которых вырабатывал свои пять ватт энергии в час в виде тепла, что никак не мог выправить слабый кондиционер.

«И это в сезон воды? А как они с таким кондиционером будут чувствовать себя через три месяца, когда температура начнёт выскакивать за пятьдесят?».

Лицо и шея мужика были покрыты тяжёлыми синими желваками проказы. Он вытирал свои волосатые плечи мокрой тряпкой. И ждал, когда Андрей Николаевич подойдёт к его стойке и заговорит.

И когда тот подошёл, он сразу предупредил:

- Отдельных номеров нет.

- О-о, - это было неожиданно. Но Горохов не хотел так сразу уезжать. Он представил, что ему придётся опять сесть на грязное сиденье мотоцикла и сразу спросил: – А что есть?

- Два спальных места в общих комнатах, комнаты по восемь человек, кондиционеры старые…, - предупредил мужик.

«Вот поэтому все торчат тут; там, наверное, вообще умереть можно».

- И сколько стоит одно спальное место? – Андрей Николаевич просто интересуется.

- Двадцать копеек, - сообщает мужик лениво, он уже знает, как отреагирует клиент, но это его волнует мало, к ночи всё равно все места будут распроданы.

- Двадцать копеек? – Горохов удивлён такой дороговизне.

– Имей в виду, парень, больше мест вообще никаких нет, – всё так же лениво предупреждает мужик. – Не купишь, придётся ехать дальше, а там точно не будет ничего по такой дармовой цене.

- А душ там… Душ там есть, в этих комнатах? - интересуется Андрей Николаевич.

- Нет, душ и туалет только тут, на первом этаже. Кстати… За вшей, клопов и клещей администрация отнесенности не несёт, – продолжает наносить удары администратор в майке.

- И сколько стоит помыться?

- Как и везде, тридцать литров двадцать пять копеек, – сообщает мужик.

«Тридцать литров? Да этого хватит только смыть самый первый слой грязи, а постирать одежду? Неужели за ночёвку в этой душной и провонявшей помойке с клопами и, возможно, клещами, придётся отдать столько денег?».

Впрочем, при всех своих отрицательных качествах этой гостиницы у неё был и один важный, может быть, самый важный плюс: тут его вряд ли будут искать. Но нужно было найти место для мотоцикла. Обязательно. Его нельзя было оставлять на улице без охраны. В таких местах не может не быть жуликов и угонщиков.

- Ну, парень, надумал чего? - торопит его администратор, почёсывая синий желвак на подбородке.

- Да, наверное, возьму одну лежанку. И тридцать литров воды, – он делает паузу. – А мотоцикл некуда у вас пристроить?

- Нет, но к ночи сюда придут люди, есть тут людишки, они за небольшую деньгу могут присмотреть за твоим мотоциклом, думаю, за мотоцикл много с тебя не возьмут, – разъясняет мужик.

- Людишки? – Горохов насторожился. – А что за людишки?

- Нормальные людишки, - заверяет его мужик; кажется, ему уже надоело болтать, - если заплатишь - твой драндулет никто не тронет. Ты, короче, за лежанку платить будешь?

- Я сейчас, - всё это уполномоченному не нравится. И он идёт к выходу. А там, прямо за неплотно закрытой дверью, он видит ту самую женщину, которую видел, когда стоял у гостиницы. Небогатая горожанка в простом респираторе, обычном комбинезоне и простых пластиковых и грязных башмаках типа «чуни». Она стоит у входа, и когда Горохов проходит мимо, женщина вдруг что-то негромко произносит. Что-то почти знакомое, из чего он различает конец фразы. Уполномоченный различает слово и останавливается.

- Что вы сказали? – на всякий случай он приподнимает левую руку, чтобы пистолет чуть вылез из тайного кармана в рукаве.

А женщина повторяет фразу уже громче:

- Андрей Николаевич, это вы?

Горохов замер.

«Откуда за пятьсот километров от Агломерации кто-то может знать моё настоящее имя?».

Но его замешательство длилось всего мгновение, он тут же взял себя в руки и говорит, довольно холодно:

- Нет, ты ошиблась.

И двинулся к мотоциклу. Но дробовичок свой из-за спины подтянул под руку поближе, а на ходу стал поглядывать по сторонам. И, конечно же, обернувшись, увидел, что женщина вдруг сняла маску.

Грязь мелкой взвесью от дороги летит, споры, конечно же, куда без них, а эта чокнутая респиратор сняла. Для чего? Конечно, чтобы он её узнал. И он её узнал.

Узнал, узнал… Едва-едва выдержки ему хватило, чтобы не остановиться. И не повернуть к ней. Только то, что кто-то мог его в этот момент держать на мушке, остановило его от необдуманного шага.

«Хотят стрелять наверняка, не хотят хлопнуть случайного. Ждут, что я повернусь и брошусь к ней! Или покажу лицо. И тогда уже стрелять! А стрелять могут из любого грузовика… Из-под тента. Вон их сколько тут».

Нет, конечно, он просто поворачивается и продолжает свой путь к мотоциклу. А баба, зараза, не надевая маски, кидается за ним следом. Бежит по лужам, не разбирая дороги, не пугаясь грязи по колено. Боится, что он уедет. И когда подбегает ближе, он уже не сомневается, это… Айна Кривонос.