Камень Солнца. Рассказы этнографа

ВОЖДЬ И ВОИН ТЛИНКИТОВ

Снаряд пролетел со свистом, разорвался в воздухе, ударил в гранитный уступ берега шрапнелью, которая звонко застучала по камням. Через мгновение океан вновь ухнул залпом — и вечернее небо, поглотившее солнце, озарилось пламенем горящих домов. Из городка Ситха можно было увидеть не только очертания конуса величественной горы Эчком, пожар в индийском тлинкинтском селении, но и зловещий силуэт крейсера у входа в бухту. Тихий океан был спокоен, но залп бортовых орудий заставлял крейсер оседать и поднимать волну.

Не обращая внимания на разрывы и охваченные огнем жилища своих соплеменников, пожилой человек медленно спускался к гранитному берегу. В руке он сжимал старинный, точно витой, посох из большого моржового клыка, оканчивающийся наверху резной из кости фигуркой моржа. На плечи у него была наброшена накидка из козьей шерсти и кедрового волокна. Ее ткали много дней четыре рабыни, но узоры в виде вороньего глаза, птичьих голов и крыльев наносила сама Скету. Рабы только приготовили из коры и трав краску — черную, желтую, зеленую и светло-коричневую. Два месяца он не видел своей жены Скету, пока она делала узоры — символы его власти и верховенства в роде Ворона.

Шляпа, сплетенная из древесных корней, с высокой тульей и широкими полями была низко надвинута на лоб и скрывала верхнюю часть лица вождя рода. Вождь, которого знали чужеземцы, поселившиеся в Ситхе, и все окрестные роды двух фратрий — подразделений племени тлинкитов — фратрий Ворона и Волка, вышел на берег один, без рабов и телохранителей, без жены и детей. Котлан, так звали вождя, смотрел вдаль на океан и силуэт корабля. Казалось, глаза его в сумерках пытались различить флаг, поднятый на мачте.

Долго стоял Котлан на берегу. Прекратился обстрел его селения, затих пожар. Вождь все смотрел на исчезающий силуэт крейсера и напряженно думал о чем-то далеком. Он пытался объяснить самому себе, что привело его сейчас на берег, почему он шел и думал о Скету, о своей власти? Почему пытался различить цвета флага над кораблем?

Котлан стоял на берегу. Вождь тлинкитов вспоминал прошлое...

* * *

...Тлинкиты в конце XVIII века были могущественным племенем на побережье Аляски. На востоке гряда Скалистых гор служила естественной границей их земель и защищала от соседей с равнин, а на западе были только воды океана. Из-за Скалистых гор от племени атапасков, с севера от алеутов, с юга от племен цимшиан и хайда приходили в тлинкитские селения известия о грозных пришельцах, захватывавших земли индейцев, уничтожавших целые племена и народы.

Но пока здесь все было спокойно, и по-прежнему каждый тлинкитский род снаряжал мужчин для рыбной ловли, для охоты на китов, тюленей, моржей, птицу и зверя.

Океан и величественные кедровые леса по склонам гор давали богатую добычу рыбакам и охотникам, оснащенным лишь каменными и костяными орудиями. Женщины разделывали ее, запасали рыбий и тюлений жир, сушили и вялили лососей, выделывали шкуры и плели сети.

Тлинкиты жили еще родовым строем, но вожди родов и фратрий уже пользовались особыми привилегиями, имели рабов из военнопленных. Лучшие угодья, лучшие ножи и копья с наконечниками из самородной меди, лучшие одежды из шерсти и замши были у вождей и старейшин. Особо торжественными были похороны вождя. Тело его, облаченное в пышную одежду с символическими изображениями предков животных — тотемов, под протяжное пение всех сородичей сжигалось, а чтобы душе умершего было спокойней в потустороннем мире, на том же костре сжигали рабов.

Хвалясь своими богатствами перед соседними родами, сородичи умершего предавали огню людей и ценности, созданные людьми.

Рабство становилось необходимым для увеличения богатства рода и его правителей. Самые сильные мужчины бросали охоту и рыбную ловлю и уходили в далекие военные походы на огромных лодках, выдолбленных из целого ствола кедра и вмещающих до шестидесяти воинов. Тлинкитский воин был грозным противником соседних племен, ведь никто из них не имел таких массивных деревянных шлемов, изображавших голову зверя или мифического хищника с оскаленными зубами и широко раскрытыми глазами из перламутра, которые не могли пробить стрелы. Никто из соседей не имел пластинчатых панцирей, защищавших грудь и спину тлинкитского воина, деревянного забрала и острых боевых ножей с медными клинками.

Котлан помнил слова своей матери, что уже на ее памяти для захвата военнопленных и обращения их в рабов один тлинкитский род поднимался против другого, и с тех пор селения стали обносить валом и накатанными бревнами для защиты. Тлинкит пошел на тлинкита! Мать говорила, что это случилось после того, как на севере и юге от земли племени появились корабли белых пришельцев.

Котлан знал, что первые россияне, как называли себя иноземцы, пришедшие на острова алеутов, принесли смерть многим селениям, но те россияне, которые пришли затем на остров Кадьяк, которые создали у Ситхи свои поселения, уже не поднимали оружия против индейских племен, они просто торговали с кенайцами и тлинкитами. Тлинкитские вожди никогда не считали себя зависимыми от россиян и были, как всегда, сами хозяевами своих людей и своих угодий. Россияне на севере, а на памяти самого Котлана уже и американцы на юге вели торговлю с тлинкитами, скупая пушнину. Пришельцы давали за шкуры огнестрельное оружие, продукты, железо и другие товары. И тлинкит поднимался на тлинкита, чтобы своего соплеменника превратить в раба и заставить его быть добытчиком пушнины для торговли с пришельцами.

А еще Котлан навсегда сохранил в памяти день своего позора. Вождь рода Орлиных Когтей из фратрии Волка решил построить себе новый большой дом. По обычаю племени строить дом могли только люди другой фратрии. Вождь отправил посланцев ко всем своим соплеменникам. В селении рода Ворона из взрослых мужчин оставались только двое — Котлан и его дядя. Все были на охоте. Отказать в помощи дружественному роду было нельзя, и воины Ворона отправились строить дом.

Каменными топорами мужчины раскалывали толстые бревна на доски. Работа подвигалась медленно. Но вот уже на толстых, врытых в землю столбах, поддерживающих двускатную крышу и портал, искусно вырезаны изображения тотема рода Орлиных Когтей. В тот день, когда перед готовым домом был врыт высокий тотемный столб с резьбой, изображавшей орлиные и волчьи головы, птичьи крылья, лапы, воины хозяина в полном боевом облачении напали на строителей...

Тяжелораненый юноша стал рабом. В доме, построенном своими руками, он мог сидеть только у самого входа (на долю раба — самая черная работа и самое холодное место в доме). Жалкие лохмотья слегка прикрывали его обнаженное тело. С рабом не говорили, раба презирали и не замечали.

Гнев Котлан спрятал глубоко в сердце и выжидал. Он не ждал помощи от своих сородичей: если бы те могли, то давно бы выкупили его.

Котлан ненавидел своего нынешнего господина, заманившего его в ловушку. Не любили коварного, злого вождя и его сородичи, но не осмеливались восстать против него.

Только одна душа в этом доме была близка Котлану — юная рабыня из племени хайда. Звали ее Скету. Котлан любил наблюдать за ее работой, а она, поймав его взгляд, улыбалась...

Однажды в огромном доме вождя весь род собрался на поминки умершего родственника. Вдоль стен на двухъярусных нартах сидело человек сто мужчин и женщин, стариков и детей. В центре горел костер. Вождь был в накидке с узорами в виде орлиных когтей, на голове — деревянная шапка, изображающая волчью голову с раскрытой пастью. В таких же нарядах сидела его почетная свита. Рабы приготовили пищу. Первые куски бросили в костер, чтобы пламя донесло их запах и пепел до умершего. В это время за домом должен быть убит кто-нибудь из рабов или рабынь как жертва.

Когда начнутся танцы вокруг костра, под пение женщин рода, в ряды танцующих войдет человек, одетый в точно такой же костюм, какой был на умершем, — тогда все будут считать, что дух умершего доволен принесенной жертвой. В руках танцующих будут острые кинжалы с двойными лезвиями, которыми они ради забавы будут колоть и закалывать рабов, чтобы освятить поминки кровью. Человек в маске умершего пройдет круг вместе со всеми, а потом останется один у костра, чтобы продолжать танец. Все остальные сядут вокруг.

Котлан знал обычаи племени, и, когда Скету послали за водой, он незаметно вышел следом.

Скету торопливо бежала по тропинке к устью реки, впадающей в залив. Ветер будоражил воду, и бьющие в берег волны подгоняли ледяную громаду айсберга, оторвавшегося у края ледника, медленно ползущего с гор в океан.

Острые иглы хвои кололи голые ступни. Тропа оборвалась. По берегу, усыпанному галькой, бежать стало еще труднее. Прыгая по большим валунам, девушка подбежала к воде. Зябко перебирая ногами, вошла в реку и погрузила в волну посудину — широкий туесок, сплетенный из корней кедра.

Гигантская льдина, покачиваясь на волнах, тихо ползла к берегу. Свинцово-серые тучи, ветер, темная вода пролива и безмолвие всегда шумного беспокойного селения пугали Скету. Не переводя дыхания, она быстро побежала обратно по тропе. Вода выплескивалась из туеска, и холодные капли падали на разгоряченное тело.

Скету уже собиралась вбежать в дом, как кто-то высокий с оскаленной волчьей пастью встал перед ней. Девушка вздрогнула и остановилась. За дверью дома слышались песни и топот танцующих. Она ужаснулась — перед ней стоял человек, изображающий дух умершего, и острый кинжал был у него в руке. Неужели ее избрали жертвой в память хозяйского сородича? Туесок выпал из рук. Она уже видела занесенный кинжал, когда от бокового столба дома, украшенного наверху рыбиной с зубастой пастью и острыми плавниками, отделилась гибкая тень. Маска умершего осела под могучим ударом кулака, кинжал выпал на землю. Скету узнала в своем спасителе Котлана.

— Не возвращайся в дом, жди меня здесь! — прошептал юноша.

Стащив облачение с поверженного, он быстро надел его на себя и решительно рванул дверь.

Легкими шагами вошел Котлан в круг танцующих. Радостный возглас раздался на нарах — дух умершего доволен жертвой! Костер горел ярко, но в полумраке жилища огромные тени танцующих прыгали по стенкам. Дети жались от страха, тоскливые песни и волчье подвывание надрывали душу. Закончен еще круг танца. Теперь только один танцует у костра — это Котлан. За маской умершего никто не признает в нем раба. Крепко сжимая кинжал, он медленно приближается к вождю. Шаг, еще шаг. Клинок занесен, кажется он вот-вот опустится на раба, сидящего у ног правителя. Вождь, не успев уклониться от неожиданного удара, валится с нар. Человек в маске медленно уходит к дверям. Никто не двигается. Кто же будет гнаться за духом мертвого?..

Родной род принял беглецов, хотя и боялся мести людей из рода Орлиных Когтей. Котлан и Скету поселились в доме матери Котлана и первое время сами сторонились людей. Слишком большим позором было для человека его прошлое — жизнь раба. Смыть позор можно было только кровью за свой род или потлачем — большим угощением в честь сородичей и раздачей им в дар своего имущества.

Наверное, долго пришлось бы Скету собирать накидки, шляпы, рыбий жир, консервировать лососей и медвежье мясо для большого потлача, если бы однажды утром перед селением Ворона не появились воины Орлиных Когтей. Бросив оружие, они высоко подняли руки — это значило, что они пришли с миром к детям Ворона.

Вождь принял посланцев, и через четыре дня воины Ворона и Орлиных Когтей вышли вместе в поход против чужого племени, напавшего на тлинкитские селения. Предводителем тлинкитского отряда стал Котлан — оба рода признали его военным вождем.

Пока муж был в походе, Скету боялась перевернуть нечаянно посудины с водой, чтобы лодка, на которой ушли воины, не потерпела крушение в океане. Она боялась сделать неосторожный шаг и поранить руку, чтобы враги не пролили кровь мужа.

Вернулись из похода только три воина. Лодка их была набита захваченной добычей, но только двое могли грести — третий лежал с оголенной грудью и тихо стонал. Третьим был Котлан. На нем не было боевых доспехов, их не было и в лодке. Через неделю Котлан очнулся и смог рассказать о битве.

Тлинкитские воины сражались храбро и одержали победу. Двадцать рабов-тлинкитов было освобождено из плена, и только трое воинов остались на поле битвы. Дети Ворона возвращались домой, когда на вершине холма их остановили стрелы врага, укрывшегося в засаде. Котлан успел дать сигнал, и его воины опустили наличники-забрала, плотнее надели деревянные резные шлемы, закрепили пластинчатые панцири. Грозным, все сокрушающим рядом двинулись на врага. Военные костюмы были тяжелы, и тлинкиты шли медленно. В лучах солнца блестели перламутровые глаза и зубы хищных зверей и тюленей на масках-шлемах. Стрелы ударялись в пластинки и отскакивали от них. До первой гряды камней осталось шагов двадцать. Котлан поднял руку с длинным боевым ножом и побежал навстречу неприятелю. Он не заметил, как сошлись воины. Вот он сам оказался лицом к лицу с человеком, поднявшим лук. В последнюю минуту он почувствовал сильный удар в грудь и упал.

Солнце высоко стояло на небе, когда Котлан открыл глаза и, приподнявшись, осмотрелся. Он был на вершине прибрежного холма, рядом с ним лежали его воины и его враги. Он попробовал сосчитать их. Двоих сородичей не было. Котлан поправил шлем и забрало, приподнялся. Было тихо, но он не верил тишине. Он медленно побрел к берегу. У самого входа в бухту стоял корабль. Люди на нем увидели его и стали спускать лодку. Котлан повернулся, хотел бежать, но упал.

Очнулся он уже в окружении двух своих воинов и иноземцев в невиданных прежде одеяниях. Одного из них, старшего, звали Ильей. Он снял с Котлана доспехи и перевязал рану.

Потом Котлан узнал, что появлению корабля он обязан жизнью. Враги, увидев большой парусник, разбежались, оставив своих убитых сородичей.

Забрав по праву трофеи с поля битвы, воины Котлана перенесли своего предводителя в лодку и направились домой. Прощаясь с «вождем» корабля, Котлан в знак благодарности отдал ему свой боевой костюм. Лодка с тремя воинами из племени тлинкитов и корабль под русским флагом разошлись в разные стороны.

И хотя у Котлана теперь не было своих боевых доспехов, никто в селении рода не осуждал его, никто не вспоминал ни о его прошлом, ни о прошлом Скету. Люди восхищались мужеством Котлана, старики приходили к нему за советом. И случилось само собой, что лучшую добычу охотники и рыбаки теперь приносили в дом Котлана.

Члены рода Ворона хотели видеть его своим вождем, и старый вождь решил не противиться этому и передать власть Котлану, тем более что тот приходился ему племянником, а значит, близкой родней. Скету понимала, что не обойтись без потлача, и, не ожидая окончательного выздоровления мужа, надолго уходила в лес за зверем и дичью. Она была достойна своего мужа.

И вот в доме матери Котлана запылал костер. Вдоль стен на нарах сидели родичи. В нарядных одеяниях, украшенных изображениями птиц и животных-предков, сидели гости. Перед Котланом и Скету лежало все их богатство: шкуры тюленей и моржей, накидки из шерсти и замши, туеса с рыбьим жиром и вороха сушеного мяса, а три медные пластины с вырезанной головой ворона как самая большая драгоценность были на самом видном месте. Кончились песни и танцы, начался сам потлач — раздача подарков сородичам по линии матери и отца. Котлан поднял три медные пластины и преподнес одну — матери, другую — шаману и третью — старому вождю. Крик радости огласил жилище, крик, похожий на крик ворона — предка рода. Люди гордились Котланом и его умом. Никто не был обижен на потлаче, все получили подарки, и Котлан был счастлив, оставшись без прежнего богатства. Таков закон племени — только тот, кто отказывается от богатства в пользу родни, признается достойным уважения и почтения. Такое признание дает ему право на высокое положение в роде и на возможность вновь вернуть богатства за счет того же рода.

* * *

Котлан стал вождем рода Ворона. С тех пор прошло больше двадцати лет. Он всегда старался быть справедливым. Никто из соседей не осмеливался нападать на его селения, никто из соседних вождей не мог уговорить его поднять род против русских, построивших свои дома в Ситхе и торгующих с тлинкитами.

Котлан редко вспоминал о своих боевых доспехах, отданных на далеком берегу русскому, он теперь носил одежду вождя, но сохранил память о помощи, данной ему белым-россиянином. С русскими у него были хорошие отношения, и он не мог понять, почему другие белые — американцы, приходящие с юга, подстрекали его род на войну с ними? Когда в Ситхе среди русских говорили о нападении тлинкитов на торговые лодки, Котлан был уверен, что этих тлинкитов уговорили на вражду другие белые — с юга.

И вот теперь Котлан не понимал, почему Ситху покинули русские купцы, а из казарм ушли солдаты? Почему вместо русских солдат пришли в городок американские солдаты, разграбившие торговые склады? Почему, когда его воины попытались защищать свои хижины, своих детей и заставили этих солдат покинуть город, в бухту вошли большие корабли? Они вскоре ушли, но один остался и начал стрелять по тлинкитским селениям. Что случилось на земле его племени?

Затихал пожар в селении, подожженном снарядами исчезнувшего в ночи крейсера. Котлан вспоминал разговоры своих и чужих людей. Люди говорили, что русские продали, а американцы купили эту землю, землю его племени, его рода. Мудрый вождь не понимал, как могли одни продать, а другие купить этот гранитный берег, бухты, горы, волны океана? В непроглядной тьме ночи нельзя было различить ни берега, ни океана. Когда в небе вспыхнули звезды, вождь Котлан вспомнил, какой флаг был на крейсере. Это был звездно-полосатый флаг американцев.

* * *

Известие о грабежах американских солдат в Ситхе после продажи в 1867 году Аляски Россией США — известие о жестоком и бессмысленном обстреле тлинкитских селений американским крейсером в отместку за «проявленное неповиновение» тлинкитов новым властям дошло до Петербурга довольно быстро. Пожалуй, во всей передовой разночинной России не было другого человека, в котором это сообщение отозвалось бы такой нестерпимой болью, как Илья Гаврилович Вознесенский. Выполняя задание Академии наук, он десять лет провел в экспедициях по Северной Америке, Камчатке и Чукотке. Однажды с борта «Елены» Вознесенский увидел жестокую стычку тлинкитов и, желая помочь раненым, настоял на том, чтобы корабль подошел к берегу. Вознесенский был искусным врачевателем и спас жизнь тлинкитскому военачальнику — будущему вождю тлинкитов, живших близ Ситхи.

Вознесенский спас жизнь Котлану и получил в награду его воинский костюм, который теперь является частью уникальной коллекции Кунсткамеры.