Вот сегодня утро мое началось с прекрасного воспоминания и с очень счастливых слез по папе, по его теплу и умению радоваться и отдаваться полностью тому, что происходит вокруг.
У папы зазвонил мобильный. Он, как всегда медленно, с недовольным видом человека, которого заставили выбраться из зоны комфорта, долго в прихожей извлекал телефон из кармана куртки, ворчал, что кто-то так упрямо и долго продолжает трезвонить во время завтрака (каша – это святое), но наконец ответил почти раздраженно: «Алло!»
Потом надолго затих, было видно, что внимательно слушает, и я подумала: какой-то робот, а может, что-то втюхивают, но по папиному лицу поняла – нет, слушал заинтересованно. Потом несколько обрывочных фраз, с паузами:
– Да, в Ташкенте (пауза).
– Да, на улице Дзержинского (пауза).
– Да, в школе Ким Чен Су (или как-то так звали какого-то корейского лидера, в честь которого была названа папина школа).
– Да, верно (пауза).
– Конечно помню, господи, я еще таскал за вами домой из школы тяжеленную виолончель!
Потом был разговор с вопросами, смехом, долгим молчанием из-за интересных деталей с той стороны, потом объяснение, как к нему пройти, адрес, метро… Я уже от любопытства изнемогала. Переминалась в кухне с ноги на ногу, что твоя собака перед утренней прогулкой. Наконец папа довольный выплыл из комнаты и сказал:
– Представляете, мне только что позвонила девочка, которую я не видел семьдесят два года!
Хороша девочка… Оказалось, она ему «очень нравилась», он всегда ее помнил, девочкой лет десяти-двенадцати. Общались много году в 42–43-м…
Несколько дней прошли в приготовлениях, цветочки купить, тортик «Ленинградский», рубашку нарядную погладить. Наконец говорит:
– Нютк, я завтра утром на кашу не приду, готовиться буду, ко мне девочка эта придет в гости, из Ташкента, с виолончелью. Чего бы ей подарить? Как думаешь?
Я отвечаю: пап, ты только не забывай, что ей тоже уже за восемьдесят, твоей девочке.
Махнул рукой на меня, расстроился или отмахнулся…