Камикадзе. «Божественный ветер» в истории Японии

Чингисхан

В начале XIII века в центральной части Азии появилась сила, изменившая судьбы многих народов Евразии, последствия действий которой еще спустя столетия продолжали оказывать на население многих стран существенное влияние.

Монгольское общество, состоявшее из свободных людей (дарханов) и рабов (представителей покоренных народов), базировалось в это время на семье, патрилинейном роде и племени. Во главе родов стояли нойоны — вожди, видные и уважаемые люди. Родами управлял хан, окруженный своими родственниками. Племена объединялись в союзы, называвшиеся улусами.

Сын нойона Есугэя, предводителя рода Борджигин, Тэмуджин (по-монгольски — кузнец) в 1206 году на всемонгольском курултае (съезде степной аристократии) принял титул Чингисхана (хана, сравнимого с океаном, от тюркского «тенгиз» — море, океан), или Хагана (великого хана) и объединил разрозненные монголоязычные племена в самостоятельное государство. Вскоре это независимое монгольское государство, благодаря усилиям Чингисхана, ставшего одним из наиболее удачливых и известных завоевателей земли, и его последователей, превратилось в империю, занимавшую колоссальную территорию, практически большую часть известного в XIII веке мира.

У Чингисхана проявились талант руководителя и способности объединителя. Кочевые народы Южной Сибири и Центральной Азии в этот период находились в стадии разложения первобытнообщинного строя, раннефеодальные объединения только начинали складываться. В середине XII века в Монголии уже были все предпосылки для смены общественно-экономической формации. На смену первобытнообщинному строю шел феодализм.

В основе религиозных воззрений монголов лежал своеобразный комплекс, состоящий из ранних дошаманских верований, которые включали в себя почитание сил природы — неба, звезд, огня, всевозможных неодушевленных объектов. Основным верховным сверхъестественным существом, которому поклонялись монголы, был дух неба Тэнгри. С Тэнгри, как сообщает Э.Д. Филлипс, «состояли в особом родстве все верховные вожди монголов. Они служили духу неба и получали от него в видениях и при камланиях (действиях, производимых шаманами) указания, как поступить в том или ином случае». Считалось, что высшие силы посылают монголам на землю избранных правителей, предназначением которых является покорение всего мира. А раз монгольские ханы — ставленники неба, и Монголия — избранная страна, то все ей должны подчиняться, и равного ей государства в мире существовать не может. Позже этот тезис вошел в основной свод монгольских законов, обосновывая особое, исключительное положение монголов перед другими народами. Исключительность этноса и его места на земле — явление для ряда народов обычное, особенно для народов воинственных, что всегда было типичным объяснением и оправданием действий завоевателей во все времена.

Основным традиционным хозяйственным занятием монгольского населения было разведение лошадей, крупного и мелкого рогатого скота, верблюдов и яков (в горных районах). Мужчины всегда были пастухами-конниками и воинами. Занимались монголы также охотой, в том числе и коллективной. Коллективные охоты предпринимались для имитации военных действий и проводились для тренировки воинов и военизации населения, а также для заготовки мяса перед намечавшимся походом. Кроме традиционного скотоводства, большинство монгольских и тюркских племен Центральной Азии периодически совершали набеги на оседлое население, жившее на юге, с целью получения военной добычи. Набеги всегда осуществлялись конными воинами, быстро и неожиданно. Монголы грабили южное население и уводили к себе пленников. Эта специфическая особенность монгольского кочевого скотоводческого народа была судьбоносной как для монголов, так и для многих других народов Евразии.

Скотоводческие племена, объединенные Чингисханом в единое монгольское государство, стали называть монголами или монголо-татарами (татаро-монголами) на основании того, что одна из главных составных частей монгольской общности, кочевавшая около озера Буир-Нур, именовалась татарами (та-та). Никто еще в то время в Азии и Европе не знал, какие тучи сгущаются над миром XIII века и какую цену заплатят миллионы людей за воцарение на монгольском престоле первого великого хана.

Создав единое монгольское феодальное государство, Чингисхан направил его внутреннюю и внешнюю политику в русло, отвечавшее желаниям и интересам родоплеменной знати, превратившейся в феодалов.

В борьбе за власть и объединение Монголии Чингисхан в полной мере проявил свой талант творца государства и военного руководителя, а подчинение родственных племен и покорение ближайших соседних народов показало, на что годится его войско. Был опыт военных действий и проверенные сподвижники, было желание властвовать и страстное стремление обладать большим, была жажда обогащения монгольской аристократии.

Для знати многих этносов, стоящих на ранней ступени развития классового общества, было типичным основную ставку в действиях делать не на хозяйственное и культурное развитие своей страны, а на захват военной добычи и завоевание других, часто более развитых в социально-экономическом отношении народов. К числу таких государственных образований раннего феодализма относилась и Монголия XIII века. Жить за счет иноэтнических общностей при наличии многочисленной и боеспособной армии не составляло особого труда. Тем более что идея эксплуатации завоеванных государств была предельно проста — кочевники, находясь в своих степях, получали от покоренного населения дань, в том числе и воинами, которых с успехом использовали для других завоеваний. На монголов работали многочисленные рабы из побежденных стран. Чингисхан поставил эту идею в основу своей государственной политики. Но такой путь, кроме сытой жизни, вел в перспективе к деградации народа и его производительных сил, духовному и культурному обнищанию.

Нарастающее могущество военно-феодальной державы Чингисхана позволило правителю монголов не только поставить ее на путь захватнических войн, но и мечтать о завоевании Азии, а впоследствии и всего мира. Завоевателей, желавших обладать миром, во все времена было достаточно, однако всё и навсегда завоевать не удалось никому, в том числе и честолюбивому Чингисхану. Для завоевательных походов в отдаленные от монгольских степей земли была необходима соответствующая организация и силы. Поэтому Чингисхан с первых дней своего правления в качестве верховного владыки увеличивал и укреплял свою единую армию с централизованным командованием. Ему удалось создать невиданную ранее по своей боеспособности армию и военное государство.

Формирование вооруженных сил Чингисхан начал с создания безгранично преданной ему аристократической личной гвардии, носившей название «кэшиг». В нее входили самые проверенные, талантливые и смелые монгольские воины. Корпус гвардии Чингисхана насчитывал в своих рядах 10 тысяч человек и готов был сразиться с любым противником в пределах Монголии в нужный момент по приказанию хана. Гвардия являлась основной ударной силой монгольской армии, постоянно находилась при хане и использовалась в самые решающие моменты сражений для выполнения особо трудных заданий.

Высшее звено монгольской армии было связано родственными узами с самим верховным правителем. Руководящие места в войске в любом завоевательном походе распределялись между сыновьями, внуками, близкими или дальними родственниками великого хана.

С тем, чтобы создать многочисленную и дееспособную, мобильную, дисциплинированную и оснащенную армию, предназначенную для проведения завоевательной внешней политики, все в державе Чингисхана было максимально подчинено военизации народа и превращению страны в огромный военный лагерь. Мальчиков лет с пяти воспитывали как воинов, обучая их верховой езде и стрельбе из настоящего лука. В войско вовлекалось практически все взрослое мужское население. Все монголы обязаны были служить в армии хана. Переходя в возрастную категорию взрослых (16–17 лет), монгол автоматически становился воином. Воином он продолжал оставаться до старости, то есть до относительной немощности (приблизительно до 60 лет). Военизация народа помогала монголам во всех их победах. Часто монголы не превосходили своего противника по численности, но они были воинами-профессионалами. В противоположность этому в Китае, Средней Азии, на Руси основной частью войска, помимо служилых людей, являлись крестьяне и ремесленники, призывавшиеся в армию только в случае опасности, для защиты отечества. Военизация монгольского общества распространялась и на женщин, многие из которых стреляли из лука не хуже мужчин.

Управление монгольскими войсками осуществлялось в строго централизованном порядке. Чингисхан все монгольские племена подразделил на военно-административные единицы. За них отвечали нойоны, получавшие эти единицы вместе с землями. Административные единицы назывались тысячами (минган), так как каждая единица должна была выставлять в войско хана по тысяче конных воинов. Военно-административные единицы строились по десятичной системе. Тысячи подразделялись на сотни (джэгун), сотни на десятки (арбан). В свою очередь, тысячи объединялась в «тьму» (тумэн), тумэн состоял из 10 минганов. Все войсковые подразделения монгольской армии, большие или малые, являлись как единицами учета, так и частями, которые могли самостоятельно выполнять боевые задачи.

После покорения каждой новой страны армия монголов численно увеличивалась. Но ядро армии хана всегда было монгольским. Вокруг правящего меньшинства войска монголы выстраивали военную иерархию из покоренных народов. Обычным для монголов при осадах городов было использование труда пленных, засыпавших оборонительные рвы под огнем противника. Пленные служили монгольским воинам и живым прикрытием во время атак.

Чингисхан понимал, что успеха может добиться только дисциплинированное и управляемое военачальниками войско. Поэтому дисциплина в монгольской армии была строжайшей и жестокой. Оружие и военное снаряжение воина всегда должно было находиться в полном порядке. За этим следили специально приставленные к каждому подразделению люди. Малейшее неповиновение начальнику или отступление от установленных правил службы немедленно влекло за собой смерть провинившегося воина. При любых обстоятельствах нельзя было оставлять в беде боевых товарищей и, тем более, командиров. За трусость и бегство с поля боя одного воина наказанием смертью подвергался весь десяток, к которому этот воин причислялся. Напротив, смелость и отвага ценились высоко и поощрялись материальными наградами и чинами.

Основу войска Чингисхана составляла многочисленная конница из аратов-скотоводов, которые отличались большой выносливостью и сутками могли находиться в седле. Кавалерия подразделялась на легкую и тяжелую. Вооружением легкой кавалерии были сабли, луки и стрелы разного назначения (для ближнего и дальнего боя). Луки монгольского типа являлись для своего времени в высшей степени эффективным оружием, имевшим большую убойную силу. С помощью сложных составных луков конники могли поражать врага на расстоянии почти в 200 метров. Тяжеловооруженные конные воины были снабжены пиками.

В качестве защиты монгольские воины использовали пластинчатые панцири или кольчуги, щиты и металлические кованые шлемы. От китайцев, занимавшихся шелководством, монголы получали специальные шелковые рубашки, очень плотные и прочные на прокол. Эти рубашки одевались под доспехи и в сочетании с ними образовывали чрезвычайно действенную защиту. Воин, панцирь которого пробивала стрела, но на котором была надета нижняя шелковая рубашка, получал всего лишь легкое ранение.

Координация действий между отдельными подразделениями достигалась с помощью различных знаков, которые подавались руками, вымпелами и флагами днем, горящими стрелами и факелами — ночью, колоколами и гонгами — и днем и ночью. Как и у всех скотоводческих народов, у монголов было отличное зрение и развитая наблюдательность. Они могли на расстоянии километра отличить в стаде из сотен животных нужного коня или барана.

Подаваемые знаки монгольские воины видели на открытой местности за два километра.

Быстрое продвижение вперед отдельных конных отрядов и всей армии в целом на дальние расстояния достигалось и обеспечивалось за счет огромных табунов лошадей, которые монголы гнали позади наступающего войска. Из этих табунов воины брали свежих коней взамен уставших. Монгольские воины использовали в качестве боевых верховых животных низкорослых, очень неприхотливых и выносливых лошадей, на которых можно было скакать весь день. Лошади питались подножным кормом, воины заботились о пропитании сами — находили его в захваченных поселениях. Для монголов не существовало проблем с продовольствием и жильем в походных условиях. Если в походе кончался сухой паек, а поблизости не было каких-либо населенных пунктов для добычи продовольствия, пищей конникам служило лошадиное мясо, а питьем — свежая лошадиная кровь. Большинство воинов имели в своем распоряжении легкие палатки и шкуры баранов, на которые они ложились на привале и которыми накрывались. Переносные жилища (юрты), перевозимые в обозе, можно было быстро поставить и так же быстро разобрать. Некоторые разновидности юрт перевозились на повозках в собранном виде. Монгольская конница всегда с большим успехом пользовалась своей мобильностью и быстротой. Как правило, ее появление на чужой территории было для местного населения полной неожиданностью. В русских летописях, например, сообщается, что о «татарах» как в то время называли на Руси монголов, никто и ничего совершенно не знал. Как писал летописец, «они появлялись внезапно и неизвестно откуда. Русским были неведомы ни язык, ни вера, ни этническая принадлежность напавших на них врагов».

Внезапному нападению монголов предшествовала длительная и тщательная подготовка. Завоевательные походы планировались в ставке Чингисхана очень скрупулезно, с учетом детально разработанных им для своих полководцев и воинов правил ведения боевых действий, от которых никто не имел права отступать. Перед началом любой военной кампании предварительно осуществлялся сбор всевозможных сведений о противнике. Монголы были мастерами шпионажа. Разведывательную информацию они получали от торговцев и купцов во время торговых сделок, через путешественников, послов и многочисленных шпионов, засылаемых к врагу с целью сбора сведений, от пленников. Разведчики использовали любой повод для пополнения данных о враге. После анализа обстановки и подробного изучения военных возможностей потенциального противника предпринималось внезапное нападение крупными силами. В подавляющем числе случаев такие вторжения монголов были успешными и уничтожали противника, прежде всего психологически.

Иногда перед вторжением монголы отправляли к противнику послов с ультимативным предложением стать рабами монгольского хана. Правители, ставшие вассалами хана, получали при этом «почетный титул» типа «Раб справедливого верховного хана», «Подданный великого хана» или «Самый дорогой сын хана». Всякое противоречие и противление вызывало у монголов крайнее раздражение. Заявление монголов: «Вы наши враги», — было страшным и зловещим и сулило реки крови. Монголы были очень мстительными и не прощали неповиновения, оскорблений и унижения, обмана и предательства, а также поражения. Чингисхан жестоко расправился с не подчинившимся ему государством Си-Ся, Батый жесточайше отомстил Волжско-Камской Болгарии (Волжской Булгарии) за поражение и гибель своих воинов.

Сила монгольских атак на открытом пространстве заключалась в стремительном массовом напоре конницы. Легкая кавалерия начинала бой, осыпая противника тучей стрел и внося дезорганизацию в его ряды. Затем лучники расходились, давая простор тяжеловооруженным воинам, которые приближались к противнику, согласно предписаниям военной службы, молча, без криков. Монголы умели создать численный перевес в нужном месте, маневрируя крупными конными соединениями, в результате чего устоять перед ними было почти невозможно. В бою конница Чингисхана обычно расчленяла главные соединения оборонявшихся, окружала небольшие группировки и добивала их по отдельности. Окруженного противника уничтожали стрелами, копьями и саблями, а если битва затягивалась, то к месту сражения подтягивались метательные машины и защищающихся выбивали камнями.

Для тактики монгольских войск было характерным использование специальных отрядов, которые заманивали противника ложным отступлением в места, где были заранее подготовлены засады. В одной из таких классических монгольских засад на реке Калке конницей монголов были полностью разбиты русские дружины, выступившие против завоевателей на стороне половцев.

Разбитому или окруженному противнику монголы, как правило, давали возможность для отступления, зная, что в безнадежном положении он может начать сопротивляться с ожесточением. Зато с побежденным деморализованным и уходящим неприятелем справиться было гораздо легче. Монголы отступающих и бегущих врагов могли преследовать сутками, до полного уничтожения, благодаря личной натренированности и выносливости своих коней.

Города, за стенами которых скрывалось местное население и не разгромленные в открытом бою силы, монголы осаждали и брали с помощью всевозможной осадной техники, следовавшей за войском в обозах. Характерным для монголов было то, что они быстро приспосабливались к новому оружию и технике. На их вооружении были разнообразные оригинальные китайские орудия, захваченные в сражениях, изготовленные китайцами для монголов машины, или сделанные монголами по китайским образцам тараны и другие стенобитные, камнеметные и огнеметные приспособления, предназначенные для осады крепостей и городов. При этом монголы пользовались опытом китайских специалистов по осадным машинам, которых всегда возили вместе с этими машинами. Используя катапульты, огромные баллисты и другие метательные орудия, монголы забрасывали осаждаемые города ядрами, камнями, каменными глыбами и бревнами, очень часто применяли зажигательные ракеты и пороховые фугасы, примитивные китайские пушки, стрелявшие каменными и железными ядрами. Нередко монгольские воины при осадах вражеских крепостей обстреливали их глиняными ядрами, которые убивали и калечили неприятеля, но рассыпались при ударе и уже не могли быть использованы второй раз.

На осажденного в городах противника монголы умели оказывать психологическое давление. Они рассредотачивались у стен городов на большом пространстве так, что осажденные видели перед собой бескрайнее море из неприятельских костров. Это в значительной мере способствовало деморализации и падению боевого духа обороняющихся. Передвигались монгольские войска обычно широким фронтом, что создавало впечатление массовости и влияло на психику неприятеля.

Войсками Чингисхана руководили талантливые и способные полководцы. Наиболее прославленными предводителями монгольских войск были Джэбэ (Джэб), Субэдэй (Субудэй), Мукали (Мугали). Армия Чингисхана, созданная в ходе борьбы за объединение и власть Монголии, укрепленная и увеличенная несколькими годами позже, в первом десятилетии XIII века была полностью готова к захвату территорий других государств и порабощению их населения в интересах правящей верхушки монгольской державы.

В 1207 году Чингисхан запустил кровавую машину военных походов, проработавшую без перерыва почти столетие. Чингисхан и четыре его преемника из числа великих ханов предпринимали военные кампании одну за другой, которые закончились лишь в 1300 году походом в Бирму, после чего монгольские феодалы занялись планомерной эксплуатацией захваченных стран по образцу китайского управления территориями и с использованием опыта китайской администрации.

Увеличивал свои владения Чингисхан за счет северных и западных соседей, не имевших государственности. Первыми подверглись нападению народы Южной Сибири. Без особых усилий монголам подчинились монголоязычные буряты, затем якуты и ойроты. Вслед за южно-сибирскими народами были покорены киргизы и уйгуры, а затем и каракитайское царство Си-ляо (Си Ляо), которое было основано киданями после падения империи Ляо. Нападению подверглось также тангутское государственное объединение Си-Ся, созданное в конце X века племенами минья на территории современного Северо-западного Китая. Правда, война была не очень удачной и относительную независимость тангуты сохранили.

Следующим на очереди было чжурчжэньское государство Цзинь. У монголов к этой империи давно была неприязнь из-за того, что они находились от нее в вассальной зависимости. Были личные счеты к Цзинь и у самого Чингисхана, потерявшего благодаря ее правителям многих своих родственников. В 1211 году монголы вторглись в пределы Цзинь, расположенного на территории современного Северо-восточного Китая со стороны пустыни Гоби. В течение нескольких лет монголы разрушили около сотни городов. Чжурчжэни откупились от завоевателей, но не смогли воспрепятствовать потере своего главного города. В 1215 году Чингисхан овладел Яньцзином (современным Пекином). К 1217 году все территории к северу от Хуанхэ стали монгольскими.

В 1219 году Чингисхан двинул почти двухсоттысячную армию во главе с Джэбэ в Среднюю Азию. Основной целью завоевателей было среднеазиатское государство тюркских хорезмшахов Хорезм, располагавшееся в междуречье Амударьи и Сырдарьи и включавшее территории современного Афганистана и севера Индии. Хорезмшах Мухаммед имел довольно сильное войско, активно и успешно воевал с соседями, поэтому на предложение Чингисхана заключить мирный договор, то есть признать свою зависимость от монголов, ответил отрицательно.

Чингисхан начал подготовку к походу, призвав под свои знамена союзные войска, включая подчинившихся чжурчжэней и китайцев. Только тангуты отказались прислать воинов, чем вызвали ярость хана. Отказ участвовать в войне на стороне монголов решил судьбу тангутского государства Си-Ся. Чингисхан решил уничтожить это государство после окончания среднеазиатской кампании.

Хотя в распоряжении Мухаммеда была большая армия, насчитывавшая в своих рядах приблизительно 300 тысяч воинов, шах совершил роковую ошибку, во многом облегчившую монголам завоевание его владений. Вместо того чтобы сконцентрировать силы, он распылил их, рассредоточив войска по отдельным укрепленным объектам. После изнурительной осады и кровопролитных боев несколько городов пали. При взятии Ургенча монголы использовали зажигательную смесь, приготовленную на основе нефти. С помощью метательных машин сосудами с этой смесью они забрасывали городские кварталы и сжигали их вместе с жителями. Захватив город, монголы все оставшееся в живых население Ургенча поделили на две категории — полезных для монгольской державы людей и вредных. Ремесленников, женщин и детей завоеватели пленили и отправили на восток. Все остальные, как явствует из сообщений среднеазиатского историка Рашид-ад-Дина, были переданы монгольским воинам для уничтожения из расчета более чем по 20 человек на каждого монгола.

После падения Бухары и Самарканда, которые сдались монголам практически без боя, покорение Средней Азии было завершено, и Чингисхан перенес военные действия на территории Афганистана, Пакистана и Индии, куда отступили разбитые отряды Мухаммеда, возглавляемые его сыном Джелал-ад-Дином. Преследование монголами потрепанных сил Джелал-ад-Дина продолжалось до конца осени 1221 года, когда воины Чингисхана полностью разгромили их на реке Инд.

Последствия монгольского нашествия для народов Средней Азии были ужасны. В запустении оказались многие обезлюдевшие города и селения. Истребление побежденного противника было обычаем кочевников. На место оседлого населения пришли кочевые скотоводческие племена. Была уничтожена уникальная система орошения полей. Повергнутые государства погрузились в период длительного экономического и культурного застоя.

Расправившись с хорезмшахами, Чингисхан отправил 30-тысячный отряд под предводительством Джэбэ и Субэдэя в разведывательный поход в Иран и Закавказье, а сам с основными силами вернулся в Монголию для передышки и подготовки военной экспедиции в пределы государства Си-Ся.

Преодолев с боями территории Ирана и Закавказья, где монголы опустошили часть Грузии, Азербайджана и взяли штурмом Шемаху, полководцы хана со своими конниками прошли по побережью Каспийского моря к землям аланов и вторглись в них. Разгромив аланов, монголы вышли к половецким степям. Половцы не смогли противостоять захватчикам, хотя тех было не так много, и обратились к южно-русским князьям за помощью. Опасаясь того, что половцы подчинятся монголам и таким образом умножат силы врагов Руси, объединенные дружины русских, в состав которых входили в основном отряды киевского, черниговского, галичского князей и половецкие конные соединения, выступили навстречу монголам. Весной 1223 года русские войска впервые встретились с монголами. Монгольская конница совершила обманный маневр, заманив воинов русских и половецких дружин в удобное для себя место. Это было у реки Калки. 31 мая здесь произошло кровопролитное сражение, в котором монголы наголову разбили преследовавших их русских и половцев, дравшихся храбро, но не дружно.

Разбитые отряды русских и половцев монголы преследовали до Днепра. Затем монгольские конники повернули обратно и ушли в заволжские степи. На средней Волге, при столкновении в 1224 году с волжскими болгарами (булгарами), Джэбэ и Субэдэй потерпели поражение. В одной из схваток полководец Джэбэ погиб. Его войска вернулись в Монголию, но поклялись отомстить за поражение и вернуться в приволжские степи еще раз.

Разведывательный рейд монголы закончили. На очереди был новый грандиозный поход на запад. Но крупномасштабная кампания осуществлялась уже без великого хана. В 1226 году Чингисхан предпринял последнюю в своей жизни завоевательную акцию с целью покорения тангутов. Войско монголов вступило мл тангутские территории, разбило противника и жестоко расправилось с побежденными. Во время этого похода в пустыне Ордос 24 августа 1227 года Чингисхан скончался.

За сравнительно короткое время монголам под предводительством Чингисхана довольно легко удалось покорить многие народы Дальнего Востока, Центральной Азии, разорить территории Кавказа и юга Восточной Европы. Во многом удачи завоеваний монголов зависели не только от внезапности и быстроты действий, приспособленности и рационализации, способности использовать заимствованное оружие и технику, многочисленной и великолепно организованной армии, смелости и дисциплинированности воинов, обмана и психологического влияния, умелой подготовки походов, но и от самих жертв агрессивной внешней политики монгольской державы. Основной причиной побед монголов была феодальная раздробленность государств, в пределы которых они вторгались, неумение и нежелание выступить против врага единым фронтом. Показательный пример истории: империя, в основе которой стоял не очень многочисленный народ, с грубой кочевой культурой, удерживала посредством страха и насилия многие миллионы человек Перед захватчиками открывались нес новые перспективы завоеваний.

Сыновья и внуки Чингисхана

Своим правлением Чингисхан начал эпоху великих ханов, длившуюся почти до конца XIII столетия. Наследники династии Чингисхана, в число которых входили еще четыре великих хана, шли тем же путем, что и ее основатель. Они продолжили завоевания в Евразии и еще больше расширили империю, кардинально изменив жизнь народов побежденных стран.

После смерти Чингисхана огромные владения, завоеванные за полтора десятка лет, оказались в руках его преемников. В последние годы жизни Чингисхан назначил своих сыновей Джучи, Джагатая (Чагатая), Угэдэя и Толуя управлять основными частями (улусами) монгольской державы. Раздел земель произошел в 1224 году. Старший сын великого хана Джучи получил западные территории империи, или, как говорили монголы, «куда доходили копыта монгольских коней», от Иртыша и Урала и далее на запад. Во владении Джагатая (Джагатайский улус) оказались север Ирана и Южный Синь Киан (современный Синьцзян или Туркестан) со ставкой в долине реки Или. Угэдэй унаследовал Северный Туркестан и Западную Монголию. Младшему сыну Чингисхана Толую досталась Восточная Монголия.

Место верховного правителя после Чингисхана должно было перейти к его старшему сыну, однако хан еще при жизни назначил своим преемником Угэдэя, которого считал более способным для управления империей, нежели кого-либо из других своих сыновей. До всемонгольского курултая около двух лет в качестве регента страной правил Толуй. В 1229 году Угэдэй стал вторым после Чингисхана великим ханом.

Угэдэй не заставил себя долго ждать с дальнейшими завоеваниями. Нужно было расправиться с государством Цзинь. В Иране вновь поднял голову Джелал-ад-Дин. Надлежало отомстить Волжско-Камской Болгарии, не были покорены русские земли, привлекала своими богатствами Передняя Азия.

В период с 1231 по 1234 год Угэдэй уничтожил чжурчжэньское феодальное государство Цзинь. Весь Северный Китай оказался под властью хана. Перед монголами открывалась перспектива покорения китайской империи Сун на юге. Приблизительно в это же время (1231–1232) монголы вторглись на территорию Корейского полуострова и начали войну с целью захвата государства Коре.

Однако основные цели монголов с началом правления Угэдэя, как и прежде, были на западе. С конца 1220-х годов они воевали в Иране, на севере Ирака, в Армении, Азербайджане и Грузии. Большинство подвергшихся нападению царств было разграблено и обложено данью.

В год своего провозглашения верховным правителем Монголии Угэдэй направил в сторону Восточной Европы своего племянника, Батыя (Бату (Саинхан), жил с 1208 по 1255), который в девятнадцать лет после кончины отца стал правителем улуса. В 1229 году войска, руководимые Батыем и одним из наиболее талантливых и прославленных монгольских полководцев Субэдэем, подошли к реке Яик (Урал) и вытеснили из прикаспийских степей половцев.

В 1232 году Батый предпринял вторжение в пределы Волжско-Камской Болгарии, но из-за недостатка сил вынужден был отступить. Собравшийся в Монголии курултай направил в помощь Батыю войска других улусов. Общая численность войска, собранного четырнадцатью ханами-чингисидами, составляла 15 тумэнов — около 150 тысяч человек. Кроме монголов в армию Батыя в качестве вспомогательных сил были призваны воины покоренных государств и кочевнических племен, в частности, тюрки.

Осенью 1236 года Батый вместе с тремя двоюродными братьями: Мункэ, сыном Толуя, Гуюком (Куюгом) и Каданом, сыновьями Угэдэя, начал новый поход на запад. Гуюк и Мункэ впоследствии стали великими ханами, руководившими отрядами его войска. Были полностью разгромлены волжские болгары. 1237-й год прошел в борьбе с половцами и аланами. К концу года всякое сопротивление монголам в Поволжье было сломлено, половецкая степь Дешт-и-Кипчак была завоевана. Зимой 1237 года Батый начал европейскую кампанию. При повторном вторжении на Русь вслед за Рязанью пали Коломна и Москва. Расправившись с Суздалем и Владимиром, Батый разделил конницу на несколько крупных частей с прикрепленными к ним вспомогательными отрядами и отправил эти силы по основным водным магистралям на север, северо-восток и северо-запад. В течение февраля 1238 года монголы взяли 14 русских городов. Последним оплотом Руси на северо-востоке оставался Новгород. Монголы вступили на новгородскую землю, но вскоре, километрах в ста от города, вынуждены были повернуть обратно на юг. Новгород в то время представлял собой достаточно серьезную силу, а соединения Батыя понесли в боях слишком тяжелые потери и нуждались в отдыхе и перегруппировке.

Во время похода 1237–1238 годов войсками Батыя было разорено междуречье Оки и Волги. Отступая, монгольская конница еще раз опустошила русские земли. Нетронутыми остались Новгород, Псков, Полоцк и Смоленск. Цена феодальной раздробленности Руси была слишком велика: разрушенные города, уничтоженные храмы, сожженные рукописные книги и иконы. Хозяйство и культура на многие десятилетия погрузились в упадок. Поход Батыя сопровождался массовым истреблением населения. Жуткие находки обнаружили уже и наши дни археологи, производившие раскопки в местах сражений русских дружин с монгольскими завоевателями. В разгромленных и сожженных русских городах были найдены многочисленные останки дружинников и мирных жителей, погребенных под сгоревшими и обрушившимися строениями, пирамиды из человеческих черепов. Представшая перед учеными картина была настолько страшной, что они не решились выставлять рисунки и фотографии раскопок в исторических музеях для всеобщего обозрения.

С 1238 по 1240 годы монголы снова были вынуждены вести затяжную войну с половцами и аланами. Одновременно с этим в 1239 году Батый предпринял поход в Крым. Пали Переяславль и Чернигов.

В конце 1240 года монгольские войска осадили Киев и после многодневного штурма взяли город. Вслед за Киевом ханское войско двинулось на Волынь. Были разрушены Владимир-Волынский, Галич и ряд других городов. Перед воинами Батыя смогли устоять только города Данилов, Кременец и Холм, которые отбили все атаки неприятеля.

Несмотря на то, что монгольское войско в многомесячных боях понесло существенные потери, Батый все же принял решение продвигаться в глубь Европы, страны которой также находились в хаосе междоусобиц. В начале 1241 года монгольские войска перешли Карпатские горы, перебив на перевалах венгерские гарнизоны. Преодолев Карпаты, главнокомандующий разделил армию на две крупные группировки. Первую из них возглавлял внук Угэдэя полководец Кайду. Половину своих войск Кайду направил на север, где они опустошили Восточную Пруссию и Литву, а сам с основными силами вторгся в Польшу. Не встречая особого сопротивления, Кайду быстро достиг Силезии. Европейские правители не успели объединить войска Тюрингии, Саксонии и Богемии, в результате чего эрцгерцог Силезии Генрих II смог противопоставить Кайду лишь часть ополчения, состоявшего из германских, польских и моравских рыцарей.

9 апреля при Легнице монголы разгромили армию, руководимую эрцгерцогом, а сам Генрих II погиб.

Вторая группа монгольских войск под предводительством самого Батыя и Субэдэя вступила в Венгрию и, почти одновременно с Кайду, с разрывом в два дня (11 апреля), в битве у слияния рек Шайо и Тисы разбила 60-тысячное войско короля Белы IV, выступившего навстречу монголам. Сам Бела бежал. Батый отдал приказ, во что бы то ни стало изловить короля, осмелившегося выступить против монгольского господства. Мстительные монголы с усердием гонялись за беглецом по Венгрии, а затем и по Хорватии и Далмации, но так и не смогли его поймать. Бела проявил чудеса изобретательности и быстроты передвижения, спасаясь от преследователей. После победы у Шайо монголы взяли, разорили и разрушили венгерскую столицу город Пешт. В это же время Кадан с двумя отрядами совершил глубокий рейд по югу Венгрии. Опустошив польские земли, северная группа монголов устремилась в сторону Моравии и Словакии, которые также были разграблены. Но в Восточной Чехии они встретили ожесточенное сопротивление чехов, возглавляемых королем Вацлавом I, и отступили.

В конце 1241 года Батый соединил обе группы войск в Венгрии. Распылять силы во враждебном окружении было опасно, до Монголии — тысячи километров. Быстрого подкрепления ждать было не от кого. Войско постоянно сражалось и находилось в иноэтническом окружении. В тылу оставались завоеванные территории и недружественные народы. Хотя в оккупированной Венгрии монголы поставили своих правителей и чиновников и начали чеканить монету, положение Батыя в Европе было шатким. Тем не менее, казалось, что нет страны и силы, способной победить монголов. До Вены и Венеции было не так уж и далеко, и Батый строил дальнейшие планы продвижения на запад. Однако в конце 1241 года события начали развиваться по другому сценарию.

В декабре 1241 года скончался великий хан Угэдэй. Получив сообщение о его смерти, Батый прекратил набеги в пределы Австрии, Богемии и других европейских княжеств и собрался в обратный путь. По монгольским обычаям следовало собрать курултай и в присутствии всех видных фигур монгольской аристократии избрать нового великого хана. Начиналась борьба за власть.

Через Австрию и Хорватию Батый направил свое войско к Адриатическому морю, где попытался взять несколько крепостей. Осенью 1242 года он начал отступление через Боснию, Сербию и Болгарию на восток — в сторону южнорусских земель. Батый послал несколько отрядов с целью разграбления городов Албании и Далмации. Завоевательный поход на запад был закончен. Если бы не огромные расстояния до монгольских степей, не смерть Угэдэя, неизвестно, что бы было с народами Западной Европы.

В Монголии в это время в качестве регентши правила вдова Угэдэя Турэгэнэ Хатун (Нимакар), готовя на престол своего сына Гуюка. Турэгэнэ официально правила до 1246 года, но уже через пару лет ее регентства власть начала сосредотачиваться в руках Гуюка. Батый не стал вступать с Гуюком в открытую конфронтацию. Обладая властью на завоеванных территориях, он основал там свое феодальное государство — Золотую Орду (Кипчакскую Орду), формально ставшую одной из составных частей огромной державы Чингисхана, но в то же время не допускавшую вмешательства в свои внутренние дела. В 1243 году в низовьях Волги появилась столица нового государственного объединения с названием Сарай-Бату. Государство Батыя раскинулось от Дуная до Иртыша. Завоевания монголов позволили им ввести на землях феодально-раздробленной Руси специфичную систему властвования и эксплуатации населения, под названием «монголо-татарское иго», просуществовавшую около 240 лет.

Западная Европа, благодаря тому, что всю тяжесть вторжения монголов приняла на себя Русь, избежала монгольского нашествия, и европейская цивилизация была спасена, сохранила свое население, культуру и экономику, могла и дальше полнокровно развиваться и эволюционировать, чего на столетия были лишены русские земли.

Великий хан Гуюк (третий великий хан) правил после возведения в 1246 году на престол всего два года. До начала его правления, еще при хане Угэдэе, был аннексирован Западный Иран (1230–1231), побеждены грузины и армяне, а также сельджукские турки Анатолии (1244), которые стали вассалами монгольского хана.

В Европе, как и прежде, с ужасом взирали на Восток, опасаясь непредсказуемости действий монголов и нового нашествия с их стороны. Христианские правители Европы, сгруппировавшиеся вокруг папы римского Иннокентия IV, несколько раз посылали в Монголию своих послов, пытаясь в мягкой форме образумить завоевателей. Одну из дипломатических миссий (1245–1247) возглавил Плано Карпини. На монгольских правителей, действовавших якобы по повелению небес, никакие увещевания не действовали. В работе Э.Д. Филлипса приводится отрывок из письма Гуюка папе, привезенного Карпини из Монголии. В письме сообщалось, что «монголам дарованы все земли от восхода до заката по милости Вечного Неба и что только Небо знает, что будет с теми, кто откажется им подчиняться». Другими словами, это означало, что ослушники, которые попытаются воспрепятствовать монголам в их экспансии, будут просто уничтожены и ответ Гуюка папе является сигналом христианам для объединения перед надвигающейся монгольской опасностью.

В 1248 году Гуюк умер в Самарканде после тяжелой болезни во время подготовки похода против Батыя, и власть перешла к его вдове Огуль Гаймиш, регентство которой длилось до 1251 года. Все это время в аристократической среде шла борьба за власть. В 1251 году великим ханом, не без поддержки Батыя, стал его двоюродный брат Мункэ (Монкэ, или Мангу).

При четвертом великом хане Мункэ монголы продолжали свои завоевания на западе и в Китае. В 1255 году начался поход с целью покорения Западной Азии. Во главе войск Мункэ поставил своего брата Хулагу, который в течение двух лет окончательно завоевал Иран и Двуречье.

В 1258 году пал Багдад — столица арабского халифата Аббасидов. Воины Хулагу во время ожесточенного штурма города убили свыше 100 тысяч подданных халифа Мостассема и вырезали всю его личную гвардию, сдавшуюся на милость победителя. После того как Мостассем указал, где спрятаны сокровища халифата, он был затоптан копытами монгольских коней.

В последующий год монгольские отряды прорвались в Сирию, сломив в 1259 году сопротивление Дамаска и Алеппо, и Палестину, оставив не взятыми только несколько цитаделей крестоносцев. В Палестине монголы начали сосредотачивать свои силы, готовя вторжение в Египет, где в 1260 году они потерпели поражение от египетского султана. 11 августа 1259 года во время военной кампании в Китае заболел и умер великий хан Мункэ. Хулагу по обычаю должен был покинуть иноземные территории и вернуться в Монголию. В отсутствие главнокомандующего его не очень большая армия, возглавляемая Кэтбогэ, была разбита мамлюками. Это была первая крупная неудача монголов, в результате которой был потерян контроль над мусульманскими странами региона. Повторную попытку покорения Египта монголы предпринимать не стали по двум причинам: было недостаточно сил, и опять началась придворная борьба за власть, окончившаяся гражданской войной.

В Китае в это же время происходили следующие события. Здесь основной целью монгольских завоеваний была империя Сун, находившаяся на территории Южного Китая. Войну с Сунской империей начал еще Угэдэй. Великий хан Мункэ направил для завоевания юга самого способного своего брата — Хубилая. Хубилай обошел империю Сун с юго-запада, захватил в течение 1252–1253 годов государство Дали, Тибет и в 1253 году — провинцию Нань Чжао (Нань Чяо, современная провинция Юньнань). Один из полководцев армии Хубилая предпринял рейд в Аннам (территория современного Северного Вьетнама) и захватил Ханой. К 1258 году Сунская империя была окружена. Монголы вторглись в южно-китайское государство с нескольких сторон. Внезапная смерть хана Мункэ, последовавшая в 1259 году во время похода, отсрочила завоевание Южного Китая почти на двадцать лет. С империей Сун был заключен временный мир.

В апреле 1260 года к власти пришел пятый великий хан Монголии Хубилай (или Хубла), правивший дольше всех других великих ханов — 34 года. Хубилай прибыл в свою резиденцию в Кайпине, в Юго-Восточной Монголии, где его сторонники собрали курултай. Хубилай перенес столицу Монголии из Каракорума (была основана Угэдэем в 1235 году) в Китай, сначала в Кайпин, а затем в Пекин.

Примерно в это же время в Каракоруме противники Хубилая, игнорируя курултай в Кайпине, избрали правителем Монголии его младшего брата Аригбэгэ (Аригбугэ, Аригбогэ, Арик Богэ). Хубилай мотивировал свое нахождение на троне волей великого Чингисхана. В Монголии существует легенда, согласно которой Чингисхан еще ребенком назвал Хубилая будущим владыкой государства. Наличие в стране двух правителей вызвало в пределах империи смуту, между братьями вспыхнула война за власть. В 1261 году на юге от Каракорума произошли два сражения. Хубилай одержал победу в первом, но второе не дало решительного исхода, и Аригбэгэ с переменным успехом продолжал борьбу до 1264 года, когда он все же был вынужден сложить оружие, и оказался в почетном плену, а в 1267 году умер. Поскольку его другой брат, Хулагу, в это время завоевал Багдад и Дамаск, Хубилай смог возобновить войну с Сунской империей. Но на этом гражданская война не закончилась. Борьба за власть между внуками и правнуками Чингисхана была продолжена в 1268 году сыном Кашина и внуком Угэдэя, Кайду. Кайду, также как и Хубилай, был обозначен персонально Чингисханом в качестве наследника на монгольский престол. Кайду вел борьбу с Хубилаем десятки лет, постоянно выискивая себе сторонников на севере Монголии и в Маньчжурии, несколько раз захватывая Каракорум. Однако справиться с Хубилаем Кайду не мог. Полководцы великого хана относительно легко разделывались с мятежниками.

С перемещением столицы в Китай власть в отдельных частях Монгольской империи начинает фактически переходить в руки региональных монгольских правителей потомков и родственников Чингисхана. Для слома унитарного правления были две фундаментальные причины. Первая — огромные расстояния, отделяющие столицу с верховным правителем от завоеванных владений. Вторая причина заключалась в проблеме наследования ханской власти. Кандидатов на престол было предостаточно. Каждый из претендентов, правивший в провинции, считал себя достойным управлять всей империей. Поэтому наместники хана на местах игнорировали ханскую волю. Кроме того, страна представляла собой насильственное объединение иноэтнических народов, враждебных монголам и говоривших на многих языках. Держава была лишена внутреннего единства, прежде всего экономического. Отдельные части империи находились на разных уровнях социально-экономического и культурного развития. Многие из завоеванных монголами стран, особенно земледельческие, были более развиты, нежели Монголия. Все это вредило монгольскому единству. Поэтому негласный раздел империи был вполне логичен.

Во время правления хана Хубилая в пределах Монгольской империи окончательно оформились четыре ханства: 1) Китай или Империя великого хана; 2) Туркестан — ханство Джагатая (эта территория была определена еще Чингисханом); 3) Иран (Персия), где Хулагу, брат Хубилая, основал династию хулагуидов (Иль-ханов); 4) Южная Русь (Поволжье, включая зависимые от монголов русские княжества) — владения ханов Золотой Орды (владения Батыя отделились от империи первыми). Хубилай признавался всеми потомками Чингисхана в качестве верховного, главного лидера монголов, но его главенство было номинальным. 18 декабря 1271 года он дал монгольской династии чингисидов китайское название Дай Юань — Великая Изначальная. Хубилай приобрел, таким образом, двойной статус — стал императором Китая, впоследствии приняв китайский титул — Сын Неба, но оставался великим ханом.

Через восемь лет после учреждения монгольской династии войска Хубилая завершили завоевание Китая, уничтожив китайскую империю Южный Сун. С 1279 года весь Китай находился под монгольским владычеством. Это время было верхом славы и величия монгольских завоевателей, которые в совокупности обладали наибольшими территориями, когда-либо находившимися в их руках. Хубилай после 150 лет раздельного существования под властью монголов объединил два Китая, а также увеличил его владения за счет других стран. Монголы правили богатейшей в мире страной, передовой по тому времени в техническом и культурном отношении, с огромными людскими ресурсами, пригодными для эксплуатации. Но Хубилай хотел владеть всей Восточной и Юго-Восточной Азией.

К 1273 году Хубилаем была завоевана Корея, в пределы которой в разное время направляли свои армии ханы Угэдэй (1236) и Мункэ (1254, 1255, 1259). Монголо-китайские войска несколько раз захватывали государство Мьен, расположенное на территории современных Мьянмы (Бирмы) и Таиланда, Кампучию (1277, 1282, 1287), вторгались в Аннам (1257, 1258, 1284, 1285, 1287, 1288), воевали в Индокитае (на юге современного Вьетнама) с государством Тьямпа (Чампа), в 1293 году на острова Суматра и Ява высадили десант У Хубилая были не только победы, но и поражения, обусловленные смешанным составом войска, инфекционными болезнями, к тому же труднопроходимые джунгли не подходили для испытанной в боях монгольской конницы. Завоевав Северный Китай и Корею, Хубилай в период с 1267 по 1273 годы сделал несколько попыток установить связи с Японией. Японцы пренебрегли его волей, и хан начал готовиться к захвату островного государства. Завоевать островную, богатую страну, находящуюся на востоке, было одним из самых заветных желаний, более двадцати лет не дававшим покоя Хубилаю. Независимое, смелое и воинственное население Японии отказалось подчиниться могучей империи, перед силой которой трепетали многие народы.

Хубилай готовил Японии ту же участь, которую уже получили покоренные страны Азии и Европы: Япония должна была безропотно подчиниться хану, выплачивать ему дань, не сопротивляться безудержному грабежу населения и обслуживать паразитирующую монгольскую аристократию. В случае ослушания Япония должна была подвергнуться нападению и разорению. Непокорных японцев следовало уничтожить, ненужных людей вырезать, а полезных увезти в рабство. Плацдарм для нападения, в частности порты Китая и Кореи, был готов. Флот и многочисленная армия сателлитов находились в руках Хубилая. Сомнений в победе не было.

Война между Тайра и Минамото

В конце XII века в Японии заканчивался период, получивший название Хэйан (794–1185), — период императорского государственного правления из столицы, города Хэйанкё (буквально — Столица мира и спокойствия, современный город Киото). В стране начали появляться частные земельные владения (сёэн). Продолжался процесс формирования служилого военного дворянства

За два столетия, предшествовавших этому времени, в Японии складывались группировки военных феодалов во главе с вождями. Крупные феодалы стремились к власти и территориальному преобладанию. Они пытались расширить свои владения за счет государственных (императорских) наделов. Императорская семья, теряющая власть, уже не могла противостоять могущественным феодальным родам. Междоусобное противостояние пришло к своему апогею во второй половине XII века во время кровавой и исключительно напряженной борьбы двух самых крупных и сильных феодальных домов Японии — Тайра (Хэйси или Хэйкэ) и Минамото (Гэндзи), известной в японской истории как Гэмпэй или Гэмпэй-но соран — Волнения эпохи Гэмпэй. Война продолжалась с 1180 по 1185 год в Западной и Восточной Японии, включая японскую столицу того времени город Киото, местопребывание императора. Минамото и их сторонники, властвовавшие в северо-восточных областях равнины Канто, на острове Хонсю, стремились захватить богатые земли Тайра, которым удалось получить контроль над императорским двором. Тайра, как и Минамото, и другой мощный клан Татибана, являлись ответвлениями императорского рода. В результате так называемых Волнений Хогэн (1156) и Волнений Хэйдзи (1159) Тайра вытеснили Минамото из Киото и получили главенство в стране. Победу тогда одержал Тайра-но Киёмори (1118–1181) — видный политический и военный деятель той эпохи, являвшийся одной из центральных фигур своего клана.

Во время неудачного государственного переворота времен Хэйдзи (в начале 1160 года) погиб глава рода Минамото Ёситомо. После провала восстания Хэйдзи он был убит в доме человека, которому доверял. Начался период безраздельного властвования в стране рода Тайра. Тайра-но Киёмори, ставший диктатором, отдал своим вассалам приказ истребить сыновей Ёситомо, чтобы они не смогли отомстить за смерть отца. Старший сын Ёситомо Ёсихира и второй сын Томонага погибли в 1160 году. Остальные шесть сыновей по разным причинам остались живы. Родственники Киёмори уговорили диктатора отправить третьего сына Ёситомо, тринадцатилетнего Ёритомо, пойманного вассалами верховного правителя, в ссылку. На этот шаг Киёмори подтолкнула его мачеха, заявив, что мальчик похож на ее умершего сына. Жизнь младенца Ёсицунэ, самого младшего из сыновей Ёситомо, спасла его мать, вторая жена бывшего главы рода Минамото Токива Годзэн, согласившаяся стать наложницей Киёмори. Сохранив жизни детей Минамото-но Ёситомо, Тайра подписали сами себе приговор. Эта ошибка впоследствии лишила их власти и погубила весь род.

Казалось, ничто не предвещало Тайра беды. Большинство земель Японии ныло в их руках. Минамото были побеждены. Ёритомо был сослан на восток под надзор двух чиновников, близких к роду Тайра. Сначала это был Ито Сукэтика, а затем Ходзё Токимаса. Ёритомо впоследствии женился на дочери Токимаса Масако. Ёсицунэ поместили в буддийский храм Курама, находящийся на одноименной горе близ Киото и предписали ему и двум другим его братьям стать монахами.

Но клан Минамото располагал более дееспособной и многочисленной армией, закаленной не только в междоусобицах, но и постоянных столкновениях с аборигенами Японского архипелага — айнами. Преимущество Минамото состояло в том, что они могли снабжать поступавших к ним на службу дружинников мелкими земельными участками, отвоеванными у коренного айнского населения северо-востока. У клана Тайра и их союзников таких возможностей было значительно меньше. К тому же тирания Киёмори увеличивала число приверженцев Минамото. В то время говорили: «Тот, кто не принадлежал к клану Тайра, не считался человеком».

Терпение аристократии Киото лопнуло в начале 1180 года, когда Киёмори незаконно посадил на императорский трон своего двухгодовалого внука Днтоку. В качестве основного лица, недовольного нарушением правил престолонаследия, выступил принц Монтихито, сын 77-го императора Го-Сиракава (Госиракава), занимавшего престол до 1158 года. Монтихито сам хотел править и поэтому издал в апреле 1180 года указ, в котором священнослужитель Киёмори (в 1167 году Киёмори принял буддийский обет и постригся в монахи) (изъявлялся мятежником. Указ адресовался клану Минамото и предписывал его руководителям и вассалам незамедлительно изловить и убить Киёмори и его ближайших сторонников. Этот указ и послужил причиной для войны Гэмпэй. (трана снова разделилась на два больших лагеря. Потенциальную опасность для Тайра вновь стали представлять Минамото и, в первую очередь, Минамото-но Ёритомо, который внимательно следил из ссылки за ходом событий, понимая, что репрессии могут коснуться и его. Он объявил о своем выступлении против рода Тайра и пообещал всем, кто его поддержит, награду в случае победы.

Активными помощниками Ёритомо в борьбе с Тайра были его брат Нориёри и брат по отцу Ёсицунэ, в детстве известный как Усивакамару Его личность была настолько популярна в народе, что уже при жизни о нем начали слагать легенды, порой фантастические. Ёсицунэ слыл в среде воинов непревзойденным мастером боевых искусств и незаурядным стратегом. По одной из легенд, он обучался искусству владения мечом у тэнгу, духов лесов и гор, полулюдей-полуптиц с красным лицом, белыми волосами и длинным носом, напоминающих леших (другая разновидность тэнгу имела птичий клюв вместо носа). Считалось, что в результате этого обучения Ёсицунэ стал мастером фехтования на самурайских мечах. Кроме того, говорили, что он, прочитав и освоив мистические трактаты по воинским искусствам, научился совершать огромные прыжки, которые были не под силу обычным людям. По другой очень известной в Японии легенде, Ёсицунэ победил на мосту Годзё в городе Киото объявленного вне закона воина-монаха силача Бэнкэя Мусасибо (? — 1189), вознамерившегося отнять у Ёсицунэ меч для своей коллекции. Бэнкэй, признавший свое поражение, позднее стал верным вассалом Ёсицунэ. Как и Ёритомо, Ёсицунэ вынужден был первоначально скрываться от притеснения рода Тайра на севере Хонсю в области Осю, под защитой Фудзивара-но Хидэхира.

Первые сражения с Тайра Минамото проиграли. Сначала было поражение на реке Удзи, недалеко от Киото. Претендент на японский престол принц Монтихито и выступивший на его стороне Минамото-но Ёримаса были убиты. Разделавшись с принцем и предчувствуя грядущие неприятности со стороны Минамото, Киёмори спешно отдал приказ о поимке Ёритомо. Но исправить ошибку двадцатилетней давности ему не удалось. Ёритомо со своими отрядами выступил против Тайра летом 1180 года и потерпел поражение в сражении при Исибасияме. Ёритомо бежал в Камакура, где основал свою ставку. Собрав через некоторое время 200-тысячную армию, Ёритомо исправил положение и одержал победу при Фудзигава в провинции Суруга (современная префектура Сидзуока). С этого времени неудачи у Тайра следовали одна за другой. Минамото-но Ёритомо вместе с братьями Нориёри и Ёсицунэ в период с 1180 по 1183 год окончательно овладели восточными территориями и нанесли Тайра еще несколько поражений.

В 1183 году двоюродный брат Ёритомо Минамото-но Есинака, грубый провинциальный самурай из Синано (современная префектура Нагано), мечтавший о главенстве не только в роде Минамото, но и в Японии в целом, самостоятельно выступил против Тайра и наголову разбил их войска в северной части Центральной Японии. Через некоторое время Есинака приблизился со своей дружиной к Киото. Тайра бежали из столицы вместе с шестилетним императором Антоку. Минамото-но Ёритомо воспользовался бегством из столицы императора и провозгласил новым правителем Японии Го-Тоба (Готоба), которому было тогда три года. Утверждение нового императора было вполне логичным, так как бежавший властитель, по законам феодальных времен, автоматически терял свое место. После вступления в Киото войск Минамото между Ёритомо и Есинака начали расти отчуждение и подозрительность. К тому же Есинака со своими людьми начал разорять город и поднял мятеж против главы рода. Но внутренние распри на общий ход событий существенного влияния не оказали. Посланные против мятежников войска Нориёри и Ёсицунэ в конце февраля 1184 года разбили отряд Есинака. Сам Есинака погиб в завершающей схватке с самураями Ёритомо в окрестностях Киото.

После подавления мятежа Нориёри и Ёсицунэ повернули свою армию против Тайра. Вслед за стремительным маршем они нанесли в марте 1184 года еще одно крупное поражение Тайра, разбив их при Итинотани в провинции Сэцу (поблизости от современного города Кобэ). Вытесненные на запад Тайра и их вассалы в течение последующего года лихорадочно собирали оставшиеся в их распоряжении силы. В марте 1185 года Тайра постигла новая неудача — Ёсицунэ предпринял удачную атаку против крепости Ясима на острове Сикоку и взял ее почти без потерь. Тайра бежали еще дальше на запад, преследуемые воинами Ёсицунэ. Приближалось последнее сражение между кланами Тайра и Минамото.

25 апреля 1185 года в южной части Хонсю около приморского населенного пункта Данноура (современный город Симоносэки префектуры Ямагути) встретились два враждебных флота. Произошла крупная морская битва. Моральный и численный перевес в кораблях и боевых лодках был на стороне воинов Минамото. В схватке, как всегда, смелостью и ловкостью отличился Ёсицунэ. В легендах отмечается, что он перепрыгивал с одного корабля на другой. Тайра были полностью разбиты. Все главные фигуры сражения, выступавшие на стороне Тайра, либо погибли в бою, либо совершили самоубийство. В водах Внутреннего японского моря утонул император Антоку которому тогда было восемь лет. Полагают, что вместе с Антоку на морское дно ушли и императорские регалии — священные драгоценности и меч, но позже ларец с драгоценностями удалось найти.

Последующие годы после разгрома клана Тайра приверженцы Минамото потратили на борьбу за окончательный захват власти и вытеснение с политической и экономической арены хэйанской (киотоской) придворной аристократии.

В конце 1180-х — начале 1190-х годов Минамото-но Ёритомо стал полновластным хозяином Японии. Все Тайра были уничтожены. Из клана Минамото ему практически никто не мог составить конкуренции. Единственным человеком, в ком Ёритомо видел опасного соперника, был его младший брат Ёсицунэ. Пока шла война с кланом Тайра, Минамото-но Ёритомо нуждался в верных соратниках и талантливых полководцах. Уже в ходе войны Ёритомо начал опасаться популярности Ёсицунэ. После окончания военных действий в стане победителей началась борьба за власть. Ёсицунэ был видной и популярной фигурой минувшей войны. От таких людей всегда исходит опасность для правителей, так как они знают себе цену, обладают собственным мнением, организаторскими и полководческими способностями, их любят друзья и поддерживают сторонники. Поэтому отношения с Ёсицунэ, гениальным стратегом и героем войны 1эмпэй, в которой почти все победы принадлежали ему, ухудшались из-за личной неприязни до тех пор, пока неблагодарный Ёритомо не заклеймил его как бунтовщика и противника двора. Ёсицунэ вынужден был скрываться сначала в Киото, а затем снова бежать на северо-восток Японии в провинцию Муцу и искать пристанища в клане Осю Фудзивара у Фудзивара-но Хидэхира в городе Хираидзуми.

Старик Хидэхира, как и прежде, любил Ёсицунэ и покровительствовал ему. Страдая от тяжелой болезни, перед смертью, Хидэхира завещал передать управление армией и провинцией Ёсицунэ. Вопреки воле покойного, главой клана себя провозгласил его второй сын Фудзивара-но Ясухира. Затем, в соответствии с приказом императора, рукой которого водил Ёритомо, угрожавший клану нашествием, Ясухира напал на Ёсицунэ и преданных ему воинов около реки Коромо, в одном из поместий Фудзивара (современная префектура Иватэ). Это произошло весной 1189 года. В неравной схватке все самураи Ёсицунэ погибли. Кго верный вассал Бэнкэй исполнил свой долг до конца. С нагината (алебардой) к руках он защищал от врагов дом, в котором находился его господин. Ёсицунэ в это время, убив двадцатидвухлетнюю жену и четырехлетнюю дочь, совершил самоубийство в соответствии с традициями японских воинов путем харакири, вспоров себе живот малым самурайским мечом. И только когда Бэнкэй погиб, пораженный десятками стрел, недруги полководца смогли ворваться в комнату, где они увидели мертвого Ёсицунэ. Голову героя в черной лаковой кадке, наполненной хорошим сакэ, вассалы Ясухира отвезли Ёритомо. Эти события увековечили Ёсицунэ в легендах как одного из самых трагических героев Японии. Ёсицунэ стал постоянным персонажем драм в театрах Но и Кабуки. Самоубийство Ёсицунэ, тем не менее, не спасло род Фудзивара от военного нашествия сил Минамото и введения на территории, принадлежащей Фудзивара, его непосредственного правления. Исполнитель воли Ёритомо Ясухира прожил после самоубийства Ёсицунэ не долго, пав от руки своего же вассала-предателя.

В народе слава Ёсицунэ была велика, и подробности его кончины, а также то, что произошло после нее, противоречивы. В смерть героя, превратившегося в мифологическую личность, многие отказывались верить. В последующее время о нем начали слагать легенды, в которых говорилось о новом побеге и чудесном спасении Ёсицунэ. Согласно одной из них, Ёсицунэ перебрался с Хонсю на остров Эдзо (Хоккайдо), где был принят аборигенным айнским населением и стал править им.

Некоторые айны верили в свое происхождение от Ёсицунэ. В устной айнской фольклорной традиции Ёсицунэ часто отождествляется с божеством Окикуруми — просветителем и учителем коренного населения Японских островов.

По другой легенде, Ёсицунэ был убит на Сахалине сахалинскими айнами. Такие сюжеты возникли, очевидно, в айнской мифологии и поздней японской традиции в период наиболее тесных контактов японцев с айнами. Эти сюжеты могли появиться для обоснования японскими националистами законности колонизации и присутствия японцев на исконных землях аборигенов на севере.

Существует легенда, в которой рассказывается, что Ёсицунэ достиг Монголии, получил там власть и уважение, и что он и Чингисхан являлись одним и тем же лицом. В судьбах этих двух знаменитых персонажей много похожего. Даты их рождения приходятся приблизительно на одно и то же время: Чингисхан родился около 1155 года, Ёсицунэ — в 1159. Оба были удачливыми людьми, способными и талантливыми полководцами, известными в народе и популярными в войсках. Но на этом совпадения заканчиваются. Людям всегда хотелось и хочется верить в чудеса, однако аргументы в пользу того, что Ёсицунэ остался жив, да еще и превратился в Чингисхана, вызывают большие сомнения. Маловероятно, чтобы в Монголии, где в среде степной аристократии шла постоянная борьба за власть, ее отдали бы, пусть даже и талантливому, но одиночке-иноземцу, не знающему ни традиций, ни языка монголов.

После гибели Ёсицунэ препятствий для единовластного правления Ёритомо уже не было. В 1192 году Минамото-но Ёритомо принял титул «Сэйи тай сёгун», то есть Великий полководец, покоритель варваров (имелось в виду его завоевание северного Хонсю и подчинение японской власти аборигенного айнского населения). Все было обставлено так, что Ёритомо получил титул сегуна на совершенно законных основаниях из рук тринадцатилетнего императора Го-Тоба (правил с 1183 по 1198 годы), признававшего де-факто военное правление Минамото. Главой сёгуната — военного правительства бакуфу (от «баку» — открытая, без верха, палатка, занавес и «фу» — главная ставка, управление) был сам сёгун, считавшийся наместником императора, правившим Японией де-юре. Минамото Ёритомо и правившие после него от имени императоров сегуны, преследовали якобы их интересы и исполняли их волю.

Камакурский сёгунат и расцвет самурайского сословия

Ёритомо не стал переносить свою столицу в Киото, а оставил ее в своей бывшей военной ставке на востоке острова Хонсю в городе Камакура (современная префектура Канагава). В начале войны Гэмпэй это была маленькая деревня, располагавшаяся поблизости от залива Сагами. С 1192 года город Камакура превратился в центр политической деятельности Японии. Топонимическое обозначение дало название почти 150-летнему периоду японской истории, длившемуся до 1333 года. Период Камакура приблизительно соответствовал существованию первого, или Камакурского сёгуната. Всего в Японии было три сёгуната: Камакурский (1192–1333), Асикага или Муромати-бакуфу (1338–1573) и Токугава (1603–1867). Новая система правления просуществовала в Японии семь столетий, вплоть до 1868 года (до реставрации Мэйдзи — восстановления власти императора, когда Япония пошла по пути капиталистического развития), являясь режимом военной диктатуры. Она характеризовалась безраздельным господством провинциального военного дворянства (буси, букэ или самурайства) в политической, социальной и экономической областях жизни страны, с типичными только для этого сословия признаками, со строгой иерархией феодалов и вассалов.

Уже в конце борьбы между Тайра и Минамото штаб Ёритомо в Камакура превратился во внушительную организацию, состоящую из трех больших частей. Она включала в себя «самураи-докоро» (самурайский приказ) — отдел, занимавшийся делами самураев, дисциплиной и контролем над вассалами. Вторая, «кумондзё», — являлась ведомством государственных документов. Позднее это ведомство было поглощено административной коллегией, именовавшейся «мандокоро», главным правительственным органом. Третья часть представляла собой учреждение, в задачи которого входило слушание и рассмотрение исков, проведение судебных процессов. Этот отдел носил название «монтюдзё» — министерство расследований.

Победив врагов, Ёритомо предпринял ряд дополнительных мер для усиления своей власти. Он назначил Кудзё Канэдзанэ императорским регентом (сэссё), собрал из симпатизировавшей ему придворной знати Совет аристократов (гисо), поставил в качестве военного правителя столицы (сюго) одного из своих свойственников Итидзё Ёсиясу. В 1193 году Ёритомо избавился от своего брата Нориёри.

Японское общество в те времена структурно подразделялось на три основные категории: киотоскую аристократию, самурайство и народ (крестьяне, ремесленники, горожане). Первые две категории являлись правящим классом, третья — эксплуатируемым.

Император на протяжении всей истории Японии считался божественным потомком национальной солнечной богини Аматэрасу. Таковым он считался и в эпоху Камакура, управляя страной формально. Император и его окружение в лице аристократии со времени учреждения сёгуната отрываются от управления Японией практически до второй половины XIX века. Но в силу того что император уже изначально считался потомком богов, он номинально рассматривался как лицо, стоявшее во главе всего японского народа. Аристократия Киото (кугэ) занимала высшее положение в иерархической системе японского феодального общества по принципу аристократического престижа и «благородства». Реальная же власть и сила были сосредоточены в руках военного сословия Японии, которое внешне демонстрировало абсолютную преданность трону.

Самураями, начиная с эпохи Камакура, стало считаться все военное дворянство Японии, включая самого сегуна. Особой группой сословия воинов, или его верхушкой, своеобразным стержнем, являлись непосредственные вассалы сегуна, обозначаемые термином «гокэнин», дословно — «почетный домовладелец» или «человек обладающий домом», «человек из почтенного (сёгунского) дома». Это были ближайшие соратники Минамото, доказавшие ему верность на деле, люди, на которых он мог всецело положиться. Гокэнин были сравнительно небольшой по численности категорией самураев — приблизительно две тысячи человек Большинство из них были уроженцами востока Японии. Сегун назначал гокэнин на государственные должности и раздавал чины. Гокэнин назначались в поместьях в качестве сёгунских комиссаров (дзито) для взимания налогов и военных губернаторов в каждой провинции для поддержания закона и порядка. В соответствии со статусом каждый гокэнин занимал свое место в торжественных процессиях сегуна. За покровительство гокэнин обязаны были нести особую службу, называвшуюся «гокэнин-эки» и заключавшуюся в воинской повинности, уплате ежегодного налога и т. д., должны были вступать в войско сегуна во главе своих подчиненных, доказывая верность сюзерену.

Гокэнин имели в собственности землю, которая подразделялась на наследственные частные земельные владения (сирё) и пожалованные земли, полученные за заслуги (онти). Участки, пожалованные за заслуги, самураями ценились особо и были предметом гордости. На земли гокэнин получали санкцию сегуна — хонрё андо (дословно — не нарушаемое феодальное владение) — подтверждение того, что они являются семейными наследственными владениями. Правительство сегуна следило за землями гокэнин очень внимательно, так как они являлись основным источником доходов и благосостояния самураев. Правительственные указы ограничивали и запрещали продажу наследственных и пожалованных земель. По кодексу Токусэй-рё, изданному в конце XIII века, сделки с землями гокэнин аннулировались, а их поместья, проданные или заложенные простонародью, подлежали конфискации и безвозмездному возвращению прежним владельцам.

Таким образом, бакуфу старалось экономически поддержать сословие воинов. Ниже гокэнин на социальной лестнице стояли вассалы, которые не находились в непосредственном подчинении у сегуна. Это был слой мелких феодалов, служивших не только военному правительству, но и императорскому двору и буддийским монастырям. Их называли «хигокэнин», то есть «не гокэнин». Эти воины назывались также самураями (самурай — человек, который обслуживает, служит другому). В поздние периоды японской истории термином «самурай» обозначался любой воин. Но в эпоху Камакура это слово обозначало в основном людей, стоявших ниже гокэнин по рангу. Первоначально некоторые из этих самураев получали от своих сюзеренов небольшие участки земли, которые нередко сами и обрабатывали.

Подобно гокэнин, самураи были конными воинами, имели соответствующую военную экипировку, мало чем отличающуюся от снаряжения непосредственных вассалов сегуна. В качестве защиты от оружия противника японские воины использовали дорогостоящие доспехи (ёрои) из пластин, скрепленных шелковыми шнурами, и шлемы (кабуто), состоящие из вертикальных металлических полос. Пластинчатые доспехи, в противоположность латам западноевропейских рыцарей, давали самураям возможность быть подвижными в бою, в них не было жарко летом и холодно зимой, они были легкими, что позволяло воинам плавать в них. Шлем японского самурая был тяжел, но служил надежной защитой от мечей, стрел, камней и других предметов, которые на головы атакующих бросали защитники крепостей и замков. В число атрибутов конных воинов входила, кроме прочего снаряжения, еще и специальная накидка — хоро, неизвестная нигде, кроме Японии. Хоро предназначалась для защиты спины всадника от стрел неприятеля, изготовлялась из материи и крепилась на шлеме и талии воина. Во время движения конника хоро раздувалась потоками воздуха как парус, гася ударную силу стрелы при попадании в нее. Основным оружием самураям служили особой формы и конструкции (с легким изгибом спинки лезвия) японский меч, часто представлявший собой произведение искусства, длинный кинжал, копье, асимметричный большой лук и стрелы.

В подчинении самураев, так же, как и у гокэнин, находились свои вассалы. Эти две группы служилых людей являлись главной опорой сёгуната и стояли на вершине сословия воинов.

Низшим и самым многочисленным слоем военного общества эпохи Камакура были пешие легковооруженные солдаты, называвшиеся «дзуса». Чаще всего дзуса были крестьянами, приписанными к частным поместьям. В их обязанности входила не только трудовая повинность, заключавшаяся в сельскохозяйственных работах для уплаты хозяевам натуральной ренты, составлявшей иногда более половины урожая, но и служба в отрядах самураев в качестве слуг и копьеносцев во время военных кампаний. Каждая деревня обязана была выделять в дружину феодала определенное число пехотинцев.

В противоположность сословию воинов киотоские придворные аристократы были далеки от суровой военной действительности. Они предавались утонченным искусствам, занимались поэзией, играли в кэмари (восемь игроков, стоящих в кругу, играли в мяч ногами, не позволяя ему коснуться земли). Жизнь военного сословия резко контрастировала с жизнью царедворцев Киото. Ёритомо и его вассалы превратили культ воина в доминирующую силу феодального общества Японии, ставшего важнейшей частью ее культуры. С установлением диктатуры военного правительства и быстрым возвышением сословия воинов главным стало совершенствование военного мастерства самураев. Все остальное должно было лишь приспосабливаться к интересам служилого дворянства.

Воины бакуфу большую часть своего времени посвящали военным искусствам (бугэй) — фехтованию на самурайских мечах (кэндо), стрельбе из лука (кюдо), владению копьем (содзюцу), плаванию самурайскими стилями (суйэй), то есть с оружием, иногда даже в доспехах, тактике ведения боевых операций.

Обязательной дисциплиной для высших рангов самурайства было искусство верховой езды (бадзюцу) в сочетании со стрельбой из лука с лошади (ума-юми). Развитию навыков конных воинов содействовала стрельба из лука на скаку по мишеням (касагакэ — первоначально в подвешенную соломенную шляпу и ябусамэ — в деревянную четырехугольную мишень) и так называемое преследование собаки (инуоумоно), когда самураи отрабатывали стрельбу по поражению движущейся цели. В собаку стреляли стрелой с тупым деревянным наконечником. Стрельба с лошади, кроме военной тренировки, первоначально подразумевала еще и своеобразную форму молитвы. Воины с помощью такой стрельбы просили богов способствовать сохранению мира и спокойствия в стране, а также получению богатого урожая. Одним из наиболее известных синтоистских храмов, где и в настоящее время ежегодно (16 сентября) практикуется ябусамэ, является камакурская святыня Цуругаока Хатиман.

К концу XII — началу XIII века относится также начало формирования специфичного кодекса японского воина (первоначально он имел название кюба-но мити — путь лука и коня), который под названием бусидо — путь воина — окончательно сложился во время третьего сёгуната Токугава. В число основных принципов самурайской морали входили воинский дух и военное мастерство, абсолютная верность одному господину, преданность долгу, строгое соблюдение чести, храбрость, смелость и мужество, бережливость и скромность, умение владеть самим собой. Самурай обязан был презирать смерть. Рыцарская честь требовала от воина жертвования собственной жизнью ради успеха сражения или самурайских идеалов. Погибнуть в бою считалось хорошей смертью. Позор поражения смывался только кровью. Попав в безвыходное положение, чтобы не допустить бесчестия и унижения, воин не имел права сдаваться в плен на милость победителя, а обязан был совершить ритуальное самоубийство. Таким же путем, убив себя, должна была следовать и его семья.

В качестве ритуального самоубийства японских воинов выступал обряд харакири (в более высоком официальном стиле речи употреблялось китайское чтение — сэппуку, реже обряд обозначался словами каппуку или тофуку), игравший в жизни сословия самураев очень важную роль, занимая в их существовании чуть ли не самое главное место. Наряду с другими составляющими образа жизни воинов Японии обряд харакири развивался и совершенствовался в среде самураев столетиями, превратившись в течение веков в своеобразное «искусство» смерти. Причем обряду суждено было пережить военное сословие и дойти до современности.

Этот болезненный и мучительный способ самоумерщвления, являвшийся привилегией самураев, совершался путем разрезания воином своего живота мечом или кинжалом. Он был тесно связан с воинской моралью и неотделим от самурайства, в силу того, что только исключительно мужественные и волевые люди, духовно сильные и умеющие терпеть боль, коими являлись японские средневековые воины, могли так хладнокровно расстаться с жизнью, подчеркивая свое презрение к смерти. Самураи гордились тем, что они обладали такой степенью выдержки и самообладания, которые обычным людям были не под силу.

Идеи, относящиеся к обряду вскрытия живота, берут свое начало в глубокой древности и связаны, очевидно, с обширным евразийским пластом представлений о человеческой душе, пребывающей в брюшной полости. У многих народов Северной, Восточной и Южной Азии живот считался вместилищем души человека. Не исключено, что обряд вскрытия живота первоначально был связан с особыми формами жертвоприношений (насильственных или добровольных). Для того чтобы прекратить «жизнь» любого неодушевленного предмета или человеческого существа, душа из них выпускалась посредством его разламывания или взрезания брюшной полости. Аборигены островных территорий севера Тихоокеанского бассейна, айны, возможно, приносили, по мнению М.М. Добротворского, таким образом, человеческие жертвы божеству моря во время бурь.

Свидетельством этому служат многие слова айнского языка. Одним из них является слово «экоритохпа», означающее принести в жертву инау (особой важности ритуальный предмет айнской религии — деревянная запруженная палочка, очевидно, являющаяся заменой реальной жертвы), или в буквальном смысле — «изрезать живот». О сходных действиях имеются упоминания в древне-японском памятнике «Харима фудоки». В источнике рассказывается о двух женщинах, которые разрезали себе животы и бросились в озеро для успокоения бури, поднятой драконом. Возможно, что и сам обряд вскрытия живота был заимствован японцами у айнов, во время войн с ними в древности, на северо-востоке Хонсю. Обряд под названием «пере», описанный М.М. Добротворским и очень напоминающий харакири японцев, позволяет предполагать это. Суть его заключалась в том, что обиженный человек оканчивал счеты с жизнью, распоров себе живот.

Как явление, харакири достигло своего логического завершения и окончательного развития на японской почве примерно в XV–XVI веках, когда его особенности проявились во всей своей «широте». Впитав многие древние анимистические представления, обряд обогатил себя также буддийской философией, являющей созвучие с некоторыми представлениями анимизма. Согласно учению секты «дзэн», в частности, в качестве основного, центрального жизненного пункта человека и местопребывания жизни рассматривается не сердце, как это считается на Западе, а брюшная полость с концентрацией жизненных сил, занимающая срединное положение по отношению ко всему телу. В связи с этим японцами был выдвинут тезис о более уравновешенном и гармоничном развитии азиата, нежели европейца.

В японских источниках наиболее ранним фактом харакири является упоминание о знаменитом разбойнике Хакамадарэ Ясусукэ, который в 988 году, не желая сдаваться властям, окруженный стражниками, прислонился к столбу и взрезал себе мечом живот.

Во время противоборства родов Тайра и Минамото харакири у воинов стало рядовым явлением.

Вскрытие живота у японцев рассматривалось не только как механическое действие, но и вид пассивного протеста, чтобы показать чистоту намерений и помыслов в случае, если незаслуженно была оскорблена честь воина. Причины самоуничтожения могли быть различными: проигранное сражение, потеря вассалитета (харакири вслед за смертью господина — оибара, цуйфуку, позже — дзюнси), ошибка, повлекшая за собой гибель других людей, невозможность совершить кровную месть, совершение недостойного самурая поступка, позорящего имя воина (по приговору суда в период позднего феодализма), собственное решение или решение родственников.

В эпоху сегунов Токугава в Японии получил распространение способ вскрытия живота с обязательным выкладыванием самоубийцей на поднос своих внутренностей — «мунэн бара». Тем самым самурай показывал, что он не согласен с несправедливым приказанием господина, вынудившим воина на самоубийство. После харакири-протеста против какой-либо вопиющей несправедливости власти начинали специальное расследование для выявления истинного виновника и причин трагедии. К такому протесту самураи низшего ранга нередко прибегали тогда, когда их заставляли брать вину на себя старшие по званию воины. Принудительное харакири у самураев называлось «цумэ бара».

Близко к этому виду протеста стоял исключительно мужественный способ вскрытия живота «кагэ бара», когда оговоренный врагами и невиновный самурай, вызванный к сюзерену, в преддверии приказа убить себя, опережал хозяина, сделав харакири заранее. Завязав зияющую рану материей, самурай шел на аудиенцию к господину. Тот, увидев текущую кровь, понимал, что его подданный протестует, вскрыв себе живот.

Во времена позднего феодализма, когда харакири часто совершалось по приговору суда в виде наказания, очень старому или совсем молодому самураю, а также человеку, занимающему высокое положение, разрешалось имитировать обряд вскрытия живота. Такой обряд назывался «сэнсу бара» или «оги бара» и меч в нем заменял веер. Осужденный лишь делал вид, что взрезает себе брюшную полость. Приглашенный на оги бара секундант (кайсякунин), обычно друг совершавшего самоубийство, внимательно наблюдал за ним и сразу же рубил ему голову после прикосновения веера к животу.

Еще один мужественный способ, «тати бара», подразумевал совершение харакири стоя, когда вокруг воина были только враги и оставался один короткий меч.

Ёритомо правил Японией в качестве сегуна всего лишь семь лет. В 1199 году, когда ему было 52 года, он скоропостижно скончался, оставив после себя двоих сыновей — семнадцатилетнего Ёрииэ и семилетнего Санэтомо. Ёрииэ сразу же стал главой клана Минамото, а в 1202 году — сегуном. Однако Ёрииэ недолго продержался у власти. Его мать Масако, вдова Ёритомо, и его дед по матери Ходзё Токимаса, задумали отстранить политически неспособного Ёрииэ от управления сегунатом. И Масако, и Токимаса принадлежали к военному роду Тайра. Дед Токимаса, Тайра-но Токийэ, взял себе новое фамильное имя Ходзё (Ходзёси) в то время, когда он жил в городе Ходзё, в провинции Идзу (в настоящее время префектура Сидзуока) и стал Ходзё Токийэ. Токимаса поддерживал и помогал Ёритомо в его борьбе за учреждение военного государства, поэтому они и решили породниться. Ёритомо женился на дочери Токимаса Ходзё Масако.

После смерти Ёритомо Масако дала буддийский обет и стала монахиней, однако из политики не ушла. Напротив, она заняла активную позицию в руководстве сегунатом и стала весьма влиятельной фигурой. Ею был учрежден совет старших должностных лиц при руководстве бакуфу, который по существу делал Ёрииэ бессильным. В 1203 году, воспользовавшись болезнью Ёрииэ, совет разделил сегунские полномочия между его сыном, младенцем Итиманом, и младшим братом — одиннадцатилетним Санэтомо. Регентом («сиккэном») для нового сегуна Минамото-но Санэтомо был назначен Ходзё Токимаса, который одновременно являлся и главой «мандокоро» — административного комитета сёгуната. Таким образом, Токимаса стал фактическим правителем Японии, и власть перешла к роду Ходзё.

Минамото-но Ёрииэ

Ёрииэ это не устраивало, и он подготовил со своим тестем Хики Ёсикадзу заговор против Ходзё с целью их свержения. Заговор провалился — Ёсикадзу был убит, а Ёрииэ вынужден был снять с себя все полномочия, и отправился н ссылку в Сюдзэндзи на полуостров Идзу. В 1204 году Ёрииэ убили. Считается, что это было сделано по приказу его деда Ходзё Токимаса.

Ходзё Токимаса, так же, как и отстраненный им от власти Ёрииэ, правил недолго. В 1205 году он тоже пошел по пути заговорщика — замыслил со своей второй женой Маки-но Ката заговор, целью которого было назначение в качестве нового сегуна ее зятя Хирага Томомаса. Интрига потерпела неудачу и Масако отправила своего отца в ссылку. Место опального Токимаса занял его сын Ходзё Ёситоки, ставший вторым сёгунским регентом при сегуне Минамото-но Санэтомо. С этого времени в стране устанавилось наследственное регентство клана Ходзё, функционировавшего в Камакурском сёгунате более столетия. И заслуга окончательного перехода власти в руки Ходзё принадлежала не столько этому роду, сколько умершему несколько лет назад Минамото-но Ёритомо. Обладая патологической подозрительностью ко всем, кто приближался к вершине иерархической пирамиды, Ёритомо уничтожил не только своих выдающихся братьев, но и всех тех родственников рода Минамото, которые были хоть на что-то способны. Бездарные и неспособные потомки Ёритомо, в свою очередь, были виновниками кризиса власти, чем с успехом воспользовались Ходзё.

Второй сиккэн, Ходзё Ёситоки, преумножил свою власть, став в 1213 году еще и начальником могущественного самураи-докоро. Управление самураями с 1213 года также становится наследственной привилегией рода Ходзё.

Продолжала контролировать деятельность правительства и Ходзё Масако, прозванная ама сегуном — сегуном-монахиней. Масако имела большой авторитет в своем клане и обладала дееспособностью и политическим весом в правительстве вплоть до своей смерти в 1225 году.

Судьба третьего сегуна рода Минамото Санэтомо была не менее трагичной, нежели судьба его старшего брата. Не обладая реальной политической властью, Санэтомо погрузился в духовный мир хэйанской придворной знати. Он интересовался утонченными искусствами, литературой и классической поэзией (с 14 лет начал писать стихи, которые в Японии затем получили известность), увлекался игрой в ножной мяч — «кэмари». Санэтомо в 1219 году убил его племянник, священник Кугё, сын Минамото-но Ёрииэ. Кугё считал Санэтомо виновным в гибели своего отца. Убийство произошло в городе Камакура. Кугё подстерег Санэтомо в синтоистском храме Цуругаока Хатиман, спрятавшись за большим деревом гинкго.

Всего сиккэнов (регентов) Ходзё было шестнадцать. Феодалы рода Ходзё не стремились к внешним эффектам и не старались стать сегунами, а использовали власть с большей для себя пользой именно через институт регентства. Императорский двор при этой системе правления был полностью лишен всякой политической силы. Император Го-Дайго (Годайго) в 1333 году во время так называемой реставрации Кэмму (Кэмму-но тюко) восстановил с помощью сёгунских военачальников Асикага Такаудзи и Нитта Ёсисада прямое императорское правление, свергнув власть военного камакурского правительства и истребив почти весь клан Ходзё. Через несколько лет императора вновь оттеснил от власти Асикага Такаудзи, помогавший монарху в «реставрации». Такаудзи стал основателем второго сёгуната, получившего название Асикага или Муромати бакуфу.

Период Камакура был временем торжества феодализма со свойственной ему борьбой за власть, земли и имущество, временем бесконечных заговоров, интриг и убийств. Причем договориться между собой и поделить власть не могли близкие родственники, притеснявшие и истреблявшие друг друга. Это было время всецелого властвования военного сословия и, соответственно, возникновения связанных с этим явлением новых направлений в литературе и искусстве, нового образа мыслей и быта, а также и время испытаний, драматических событий, а именно первой в истории Японии широкомасштабной иноземной агрессии — монгольского вторжения. Центральной фигурой периода был Минамото-но Ёритомо. Военные хроники («Хэйкэ моногатари», «Гикэйки» и «Гэмиэй сэисуики») изображают его как человека проницательного, расчетливого и часто безжалостного. Все эти качества ставились ему в заслугу, так как только личность, обладающая такими достоинствами, была способна создать государственный аппарат, просуществовавший около семисот лет.

Боги-хранители Японии

С середины VI века в Японии началось распространение буддизма, проникшего на острова через Корею. В VII веке регент императрицы Суйко Сётоку, считавшийся главным патроном буддизма, основал такие известные монастыри как Хорюдзи и Ситэннодзи. Почти в это же время буддийскую пропаганду начали секты Рицу, Хосе и Кэгон. В период Нара (710–794) при императоре Сёму буддизм стал в Японии государственной религией. В каждой провинции были основаны кокубундзи — провинциальные монастыри. В центральном монастыре той эпохи, Тодайдзи, воздвигли огромную статую Будды (Дайбуцу).

В начале периода Хэйан в Японию были привнесены с материка буддийские секты Тэндай и Сингон, которые пользовались покровительством императорского дома и нашли поддержку в среде хэйанской аристократии.

В XII веке буддийский монах Хонэнсёнин основал секту Дзёдо, получившую популярность среди народных масс. В числе ее приверженцев были и воины. Учение этой секты совершенно не отягощало людей глубокими религиозными знаниями, пропагандируя возрождение после смерти в буддийском раю — священной стране, где господствовал будда Амида (Амитабха). Суть учения Дзёдо была крайне проста — она заключалась в постоянном повторении имени Амида: «Наму Амида буцу!» — «Преклоняюсь перед буддой Амида!». По толкованию монахов-амидаистов, этого было вполне достаточно для спасения (будущего рождения) любого человека, каким бы он ни был при жизни — плохим или хорошим. Нужно было только без конца повторять эту молитву.

С установлением в стране власти военного правительства буддизм начал все шире распространяться как среди военного сословия, так и простонародья. Наиболее влиятельной и популярной среди самурайства, крестьянства и низших слоев населения сект буддизма с этого времени стала секта Дзэн (Дзэнсю), что означает «созерцание». Основателем этой секты считается буддийский священник Бодхидхарма (по-японски — Бодай Дарума), который проповедовал свое учение сначала в Индии, а затем в Китае. В Китае это учение (по-китайски — Чань) восприняло многие идеи местного даосизма — традиционной китайской религии, соединившись с ней. По легенде, Бодхидхарма сделал упор в своем учении на практике медитации, характерной для дзэн и являющейся основой духовной практики секты. Медитировать предполагалось в положении сидя, в свободной позе со скрещенными ногами, не думая ни о чем постороннем.

На Японские острова дзэн-буддизм принесли два проповедника из Китая — Эйсай, или по-другому Ёсай, (1141–1215) и Догэн (1200–1253). После их проповедей многие японские монахи потянулись в Китай с целью изучения Чань.

В Японии наиболее широкое распространение получили две главные секты Дзэн — Риндзай и Сото, делавшие центральный акцент на медитации. Причем школа Риндзай, названная по имени ее основоположника (по-японски Риндзай Гигэн), лидерами камакурского сёгуната начала патронироваться особо. 24 основных направления Дзэн, пустивших корни в Японии, принадлежали секте Риндзай. Монастыри секты Риндзай пыли объединены сёгунатом в официально поддерживаемую и регулируемую религиозную сеть, руководимую пятью главными столичными монастырями в Камакура и пятью в Киото. Эта система получила название «годзан» — «пять храмов», буквально — «пять гор».

Профессиональных воинов дзэн привлекал к себе доступностью и простотой, связанной с упрощением буддийской догматики, способностью воспитать в человеке волю, акцентировать внимание на самообладании и хладнокровии, быть невозмутимым и сдержанным в любых жизненных ситуациях. Большим достоинством самурая считалось не дрогнуть ни внешне, ни внутренне перед неожиданной опасностью и сохранить при этом ясность ума, способность трезво мыслить и принимать правильные решения. На практике воин должен был, как отмечал большой знаток дзэн-буддизма Д.Т. Судзуки, оставаясь «неотягощенным телесно или душевно», обладая железной силой воли, идти прямо на врага, не смотря назад или в сторону, для того чтобы его уничтожить, — и это все, что от него требовалось.

Дзэн-буддизм учил своих приверженцев не бояться смерти, что также притягивало к нему самураев. Бытие в существующем мире признавалось дзэн лишь видимостью, а не действительностью. Внешний мир, по буддийским представлениям, иллюзорен и эфемерен, он только проявление всеобщего «ничто», из которого все рождается и куда все уходит, а жизнь в нем дана людям лишь на время и подлежит возврату. И случиться это может в любой момент. Концепция непостоянства всего существующего, эфемерности и призрачности жизни (мудзё) в то же время связывалась с понятием прекрасного. Все кратковременное и недолговечное, существующее мгновения, например цветение вишни и опадание ее лепестков, испарение капель росы после восхода солнца с поверхности листа, облекалось в особую эстетическую форму. В соответствии с этим тезисом, и жизнь человека считалась тем прекраснее, чем она короче, особенно если это ярко прожитая жизнь. Отсюда и не боязнь смерти у самураев и «искусство умирать».

Этика и психология японских воинов усилили еще больше героику смерти и самопожертвования ради высшего идеала — служения господину и окружили смерть ореолом славы. Поэтому пренебрежение к смерти и земному существованию культивировалось в самурайской среде особо.

Отложило отпечаток на воззрение о смерти и буддийское положение о вечности жизни и о перерождении любого живого существа через определенный промежуток времени. Смерть индивидуума, согласно догмам буддизма, не означала конца его существования в будущих жизнях. Поэтому человек должен был безропотно подчиняться «великому закону возмездия», своей карме («го»), то есть судьбе, определенной степенью греховности в прошлом существовании, не выражая неудовольствия жизнью.

На войне сила духа воина была самым главным. Именно духовная твердость ценилась самураями выше всего. Дзэн уделял духовному аспекту даже большее внимание, чем напряжению физических способностей человека. Мистические элементы буддийской религии и дзэнская медитация дзадзэн выступали в качестве решающих факторов в выработке силы духа. Медитация была призвана для того, чтобы с помощью самовнушения довести индивидуума до состояния «самоуглубления». С помощью самоуглубления человек должен был познать «истину Будды» и достичь тем самым своего «спасения». Конечным итогом «погружения в молчаливое созерцание» являлось «просветление» (сатори) — неописуемое и необъяснимое состояние, которого можно было достичь, по утверждениям монахов, только интуитивным путем. Ступенями к достижению просветления во время медитации были: самоуглубление, достигавшееся путем размеренного дыхания, освобождение мозга человека от всяких мыслей, то есть переход в состояние подсознательно-ассоциативного мышления (мусин) и выход за пределы собственного бытия или «отсутствия собственного я» (муга). По утверждениям монахов секты Сото, на человека, находящегося в таком состоянии, могло внезапно снизойти сатори. В секте риндзай практиковался другой путь к просветлению, заключавшийся в энергичном обмене обескураживающими вопросами и ответами между наставником и учеником, иногда с ударами палкой (бо) и криками (кацу). Вопрос наставника дзэн (коан) — предназначался для возбуждения интуиции. Участники этой практики во время вопросов и ответов должны были освободиться от всякой логики и связности, которые якобы мешали «безмыслию». Они считали, что при полном отсутствии мышления могло наступить просветление.

Дзэн так неразрывно слился с самурайским сословием, что способствовал оформлению в его рамках производных, получивших название «дзэнских искусств», то есть ритуалов, различных церемоний, связанных с идеями этой секты. В первую очередь это относится к чайной церемонии, стилю поведения в обществе, искусству аранжировки цветов, ландшафтному садоводству.

В эпоху Камакура в Японии начали функционировать и другие новые секты буддизма, в том числе Нитирэн (Нитирэн-сю), известная также как Секта лотоса или Хоккэ. Секта была основана в середине XIII века воинствующим монахом секты Тэндай Нитирэном (1222–1282). Секта проповедовала положение о непременном превращении через определенное время всех живых существ и неодушевленных предметов в Будду, так как он заключен во всем, будь то человек, животное или какая-либо вещь. Буддизм секты Нитирэн был очень прост. Для обретения моральной добродетели, а, следовательно, и спасения достаточно было произнести сакральную молитвенную формулу «Славься, Сутра[2] Лотоса Благого Закона!» или «Слава Лотосовой Сутре!». Именно в Сутре Лотоса якобы содержались слова Будды, необходимые для просветления и спасения. Приверженцами этой общедоступной и довольно популярной секты были служилые люди, деклассированное самурайство, крестьянство, горожане.

В упрощенном виде учение Нитирэна сводилось еще и к тому, что человек, в первую очередь, должен был воздавать благодарность Будде и Истинной Дхарме. Такую же благодарность он должен был воздавать родине. А принесение благодарности Будде, как это толковал Нитирэн, подразумевало ликвидацию и проклятие всех ложных учений и защиту любимой страны. В противном случае родину должна была охватить смута, и она могла подвергнуться иноземному вторжению. Все это нашло отражение в трактате Нитирэна «Риссё анкоку рон» («Рассуждения об установлении справедливости и спокойствия в стране»). При этом Нитирэн не исключал и самых экстремальных методов по отношению к подвижникам других буддийских течений и настоятелям главных храмов буддизма Японии, вплоть до их физического уничтожения, что, естественно, не могло не вызвать такой же ответной реакции по отношению к нему

Определенное влияние на японское общество того времени оказало конфуцианство (Дзюкё) чжусианского толка, привнесенное на острова из Китая, приблизительно в то же время, что и буддизм. Учение Конфуция, переработанное Чжу Си, представляло собой консервативное догматическое течение религиозно-идеологического плана. Религиозные аспекты переплетались в конфуцианстве с философскими, этическими и политическими учениями. В средневековой Японии получило распространение так называемое неоконфуцианство. Особенно привлекательным неоконфуцианство оказалось для дзэнских монахов, увидевших в нем полезное мирское дополнение своей религии. Поэтому конфуцианские доктрины быстро вошли во взаимодействие с дзэн-буддизмом, еще раньше, чем они были одобрены императорским двором Киото. Буддийская «легкость смерти» гармонично сочеталась с конфуцианской нравственной чистотой, чувством долга и духом самопожертвования, которые ставились японскими конфуцианцами на недосягаемую высоту. Ради этих принципов учили жертвовать всем. Смерть во имя исполнения долга считалась «настоящей жизнью». Как результат этого эклектизма было появление в Японии периода Камакура конфуцианско-дзэнских священнослужителей и монахов, получивших название «дзюсо».

Однако никакие религиозные течения, проникавшие в Японию с материка, не могли сколько-нибудь пагубно воздействовать на традиционную и самобытную религию японцев Синто. Слово «Синто» обозначалось двумя китайскими иероглифами, первый из которых в японском языке имеет чтение «ками» — бог, божество, дух, а второй — «мити» — путь богов. Но слово «ками» не было тождественно европейскому «бог», а скорее означало просто что-то «высшее». Синто жил во всех слоях общества с древности и живет сейчас. В крестьянской среде эта религия издавна была связана с сельскохозяйственными сезонами и сбором урожая, в господствующей среде японского общества Синто играл значимую роль в ритуальной и политической жизни ведущих родов. В течение периодов Нара и Хэйан синтоизм выкристаллизовался как религиозная система императорского дома, которая обосновывала законность власти императора и базировалась на мифах и ритуалах. Вновь прибывавшие религиозные воззрения уживались с местной глубоко национальной религией японцев, укоренившейся в их сердцах и мыслях, и мирно сосуществовали с ней, находясь во взаимодействии. Даже после того как буддизм безоговорочно был принят господствующим классом Японии, и Синто на какое-то время переместился на второй план, национальная религия японцев продолжала, как и прежде, пользоваться особым покровительством императорской семьи и не потеряла своих позиций в народе. Тем и хороша Япония, что на ее почве новые религии ущемлены не были. Возможно, это было связано с культурой Китая, укоренившейся на островах. Во всяком случае, восточное религиозное единство восточных народов являло собой духовную целостность (христианство, проникшее на острова в середине XVI века и подвергшееся затем гонениям правителями сёгуната из-за опасности для суверенитета Японии, не в счет). Религиозные течения в Японии переплелись между собой, дополняя друг друга, образовав своеобразный, нигде более не встречающийся синкретизм, чего нельзя сказать о Европе, где протестантизм никак не мог и не может ужиться с католицизмом, а католицизм находится в противостоянии с православием.

Святилища Синто со своими землями и материальными ценностями не могли, естественно, сравниться с будцийскими монастырями ни по политическому влиянию, ни по силе экономического воздействия на жизнь страны. Однако между, казалось бы, различными религиями — местной языческой и мировой, привнесенной извне, не было такого непримиримого антагонизма, которым характеризовались отношения в европейском христианстве. Вытеснение Синто с передовых позиций духовной жизни Японии ни в коей мере не означало его деградации, в том числе и в высших слоях японского общества.

Местная религия просто приспособилась к сложившимся условиям, а буддийские теологи разработали для синтобуддийского синкретизма несколько концепций, отвечающих интересам и Синто и буддизма, не противоречащие ни догмам буддизма, ни положениям синтоизма. Приспособиться к Синто было и в интересах буддизма. Нужно было не терять приверженцев, а преумножать их. Победила гениальная идея сосуществования религий. В процессе многовекового взаимовлияния и взаимодействия двух вероисповеданий, начиная примерно с XIII века, в Японии появилось несколько категорий синтетических культов, почитавших равным образом местных и привнесенных божеств.

Сближению Синто и буддизма особенно способствовали две уже упоминавшиеся буддийские школы, получившие распространение в среде киотоской аристократии — Тэндай и Сингон. Тэндай, базировавшаяся на храмовых традициях и трудах синтоистских священников, выработала концепцию «санно Синто» и «санно итидзицу Синто», а Сингон — концепцию так называемого «рёбу Синто», то есть «двуединого Синто». Согласно одной из догм секты Сингон, вся вселенная есть не что иное, как проявление Будды, что легко позволяло отождествлять его с божествами Синто. Местные синтоистские божества рассматривались как защитники буддийского вероучения, в то же время, нуждаясь в спасении со стороны Будды. Синтоистские боги наделялись особенностями буддийских бодхисаттв[3], в то время как пантеон буддизма пополнялся принятыми в него божествами синтоизма. Синтоистский бог войны Хатиман, например, был признан буддийским духовенством бодхисаттвой (Дайбосацу — Великий бодхисаттва) и получил имя Дайдзидзайтэн. За то, что он якобы помог в конструировании и установке статуи Великого Будды в Нара в 749 году, Хатимана стали считать покровителем буддизма. Богиня солнца Аматэрасу Омиками была объявлена приверженцами секты Сингон воплощением верховного космического будды Вайрочана (Махавайрочана), по-японски Дайнити. В этом и заключалась основная идея двойного пути Синто. В связи с вышесказанным, не возбранялось участие одних и тех же верующих в церемониях Синто и обрядах буддизма, а почитание синтоистских божеств было равнозначно почитанию будд, имевших облик богов Синто.

Другая концепция синкретичной синтоистско-буддийской религии включала в себя положения и культы, которые сформировались в таких главных храмах Синто как Кумано сандзан, Ивасимидзу Хатиман и Касуга. Так как Синто находилось во взаимодействии и с конфуцианством, и с даосизмом, оно благодаря им обогатилось в философском и этическом отношениях.

В основе древнего культа Синто стояло почитание сил природы или персонифицированных божеств, природных феноменов, мифологических богов, местных божеств и предков, героев японской истории. Почитание и обожествление всего существующего на земле, как уже отмечалось, являлось характерной чертой анимистического мировоззрения, и было типичным для ранних форм религии народов мира. Анимистические и тотемистические (вера человека в родство с животными и растениями) представления были чрезвычайно широко распространены на ранней стадии развития человечества, в том числе и на территории Японии. Созданные воображением человека многочисленные божества и духи разделяли мир на две части: реально существующий и невидимый — мир таинственных сил, довлеющих и управляющих всем живым и неодушевленным на земле. Всякое столкновение с неизвестным, неординарным, природные катастрофы — извержения вулканов, землетрясения и цунами, тайфуны и пожары, болезни и несчастья, неудачи на промыслах, неурожаи, голод и смерть — ставили мысль человека в тупик, заставляли его искать объяснение непонятному. С другой стороны, стремление обеспечить себе благополучие и обезопасить от несчастий вынуждало людей искать способы для умилостивления сверхъестественных существ. Поэтому все, что обладало необычной силой и не могло быть объяснено человеческим разумом рассматривалось в Синто как божественное, как предмет поклонения и именовалось «ками» или «микото» — божество.

Ками было неисчислимое множество. Утверждают, что синтоистских божеств восемь миллионов. По японским воззрениям, ками обитали везде — в небесах, на земле и в море. У каждой местности был свой хозяин. Каждая гора, скала, водопад или много лет произрастающее дерево считались ками. В качестве божеств выступали некоторые животные и определенные люди.

От богов, по представлениям японцев, во многом зависело существование отдельно взятого индивидуума, а также общности, в связи с которой эти божества и почитались. Ками — высшие по отношению к человеку таинственные существа, наделенные божественной силой или волей (тама), обладали творческими либо разрушающими способностями. Тама каждого божества имела грубые (арамитама) или нежные (нигимитама) особенности, которые обуславливали способ почитания того или иного ками, то есть ритуальное поведение человека, испытывавшего к божествам двойственное чувство — страх и благодарность. В целом считалось, что ками доброжелательны, если их должным образом почитают. Горе — злых мстительных духов людей, которые были несправедливо обижены и вынуждены были совершить самоубийство или умереть в ссылке, по Синто, всеми силами надлежало повернуть в сторону добра. Иначе беды было не миновать. Народная молва утверждает, что мстительный дух убившего себя Ёсицунэ, косвенно был причастен к смерти его неблагодарного старшего брата Ёритомо.

В первую очередь земледельцы почитали божеств земли и злаков (та-но ками), охотники и путники — богов гор и вулканов (яма-но ками). Небесные божества почитались в храмах, земные — часто вне культовых сооружений, при посредничестве священников (каннуси). При этом священнослужители читали обычно молитвы, называемые норито. Почитание божеств Синто включало в себя обряд очищения (очищение осуществлялось тремя способами: хараи — изгнание демонов, мисоги — омовение тела водой и ими — воздержание), умилостивление духов, когда им преподносили материальные пожертвования (пищу, напитки, гохэй — полоски бумаги, символизировавшие одежду), выражение благодарности и испрашивание для себя различных благ. Почитание сопровождалось обычно танцами и музыкой.

Храм Синто является чрезвычайно важным местом, где происходит контакт человека с миром сверхъестественных существ, то есть ками. Все храмы Синто обычно включают в себя алтарь (хондэн), в котором находятся символические объекты поклонения — зеркало, меч и драгоценности, и молельню (хайдэн). Непременной принадлежностью храмов Синто являются священные ворота тории, устанавливаемые при входе. Тории, так же как и сэминава — толстые веревки, сплетенные из рисовой соломы с вплетенными в них полосками белой бумаги, считаются в синтоизме, во-первых, преградой для всего злого, а, во-вторых, объектами, производящими очистительное действие.

Постепенно разрозненные синтоистские представления и выработавшиеся на их основе культ природы и культ предков, а также вера в магические силы и суеверия, первобытные шаманские и колдовские обряды были оформлены в мифы, объединенные одной сюжетной линией. В этих мифах с относительной последовательностью толковалось, как возникло все существующее в мире, как возникла страна, именуемая Японией, и кому должны быть благодарны японцы за свою страну. Эти мифы и составили официальную синтоистскую мифологию, на которой базируется национальная религия японцев, не имеющая четко выраженного и зафиксированного свода догм.

Основные мифы синтоизма донесены до нашего времени двумя известными памятниками японской старины, произведениями VIII века — «Кодзики» («Записки о делах древности» 712 года) и «Нихонги», или «Нихон секи» («Анналы Японии» 720 года).

В соответствии с древне-японскими мифами, история и создание Японии, происхождение ее национальных божеств и населения было связано с богами Идзанаги-но Микото и Идзанами-но Микото, спустившимися с небес по повелению верховных богов. Боги, произведенные на свет Идзанаги и Идзанами, стали «хозяевами» морей и рек, местностей и явлений природы.

Но одним из главных деяний Идзанаги является создание им трех самых главных богов синтоизма: солнца, луны и ветра. Этими божествами были богиня солнца Аматэрасу Омиками, или «Великая богиня, сияющая на небе», получившая под власть небеса — «Высокую небесную равнину» («Такамагахара») и ставшая покровительницей синтоистского пантеона, бог бури и стихии Сусаноо-но Микото, и бог луны, которого стали называть Цукуёми-но Микото.

Божество солнца (Аматэру ками) почитается в Японии и сейчас. Солнцестояние или равноденствие (хиган) считается праздником. В этот день, а также в первый день нового года верующие приветствуют восходящее солнце обычно на вершине горы. В то же время Сусаноо-но Микото ассоциируется с богом Годзу Тэнно, который почитается в синтоистском храме Ясака в Киото.

Последующие события мифологического периода также сначала касаются деяний небожителей. Затем действия переносятся на землю и рассказывают уже о людях — легендарных личностях, стоявших у истоков японской истории и государства. Одним из них был внук богини солнца Ниниги-но Микото (сына Амэно Осихомими), который должен был установить там верховную власть и начать править Срединной страной Тростниковых Зарослей, то есть Японией. Посылая Ниниги на землю, Аматэрасу вручила ему три реликвии: изогнутый яшмовый драгоценный камень (Ясакани-но Магатама), священное зеркало (Ята-но Кагами) — воплощение божества и солнца и знаменитый священный меч (Амэ-но Муракумо-но Цуруги, получивший впоследствии название Кусанаги-но Цуруги или Кусанаги, трофей Сусаноо, добытый им из хвоста огромного кровожадного дракона), а также копье. Зеркало, драгоценности и меч с момента отправки Ниниги-но Микото на землю начали рассматриваться как главные символы Синтоизма и императорские регалии, означающие законность власти императора. С Ниниги начинается божественное правление на земле. И помогает власти неба именно меч. Драгоценности, как явствует из легенд, всегда хранились в императорском дворце, зеркало находилось в храме Исэ, а меч — в храме Ацута. Там они почитались как особо священные объекты — вместилища божеств (тела богов) — синтай. Копии зеркала и меча специально изготавливались для императора, и он держал их у себя.

Земными правителями древней Японии, как явствует из мифов, были прямые потомки Ниниги-но Микото. Первым императором государства летописи «Кодзики» и «Нихонги» называют Камуямато-Иварэхико, посмертно получившего имя Дзимму-тэнно. Дзимму называют праправнуком Аматэрасу Омиками. Его воцарение и начало правления источники относят к 660 году до н.э. Первого января (по лунному календарю) 660 года до н.э. Камуямато-Иварэхито взошел на престол во дворце Касивара в древнем государстве Ямато и начал править страной.

В императорской Японии эта дата обозначалась как «кигэнсэцу» — день основания японской империи, считаясь государственным праздником. В настоящее время этот праздник называется «кэнкоку кинэнби» — юбилейная дата основания государства. Он был официально восстановлен правительством после оживленных дискуссий в 1967 году. Как и прежде, он является национальным праздником и отмечается ежегодно 11 февраля (по солнечному календарю).

Если основываться на древних источниках, то сейчас идет 2669 год со дня возведения на трон императора Дзимму, и нынешний император является его 125-м прямым потомком. Однако на основании данных истории и, учитывая то, что календарь в Японии был принят только в 603 году н.э., даты, приведенные в «Нихонги» можно рассматривать как весьма условные. В VII веке до н.э. на территории Японии не было никакого государства, и миф о Дзимму был использован для того, чтобы связать «эпоху богов» с земными правителями. В настоящее время считается, что хронисты VIII века дату воцарения Дзимму на престол называли произвольно. Она была введена в хроники, очевидно, в соответствии с китайской теорией цикла, который для каждого эпохального события определяет промежуток времени в 1260 лет. Авторы хроник отсчитали, вероятно, время назад от 601 года, когда принцем Сётоку Тайси была начата разработка важных реформ по созданию сильного централизованного государства и крепкой власти, и определили, таким образом, дату начала правления императора Дзимму — 660 год до н.э., от которого пошел царский род Ямато.

Как указывается в древних записях, свои деяния Дзимму начал с завоевательных походов в возрасте 45 лет. С острова Кюсю, где во дворце Такатихо в Хьюга (вероятно, в современной префектуре Миядзаки) находилась его ставка, он предпринял военные экспедиции в непокорные земли, в частности, на остров Хонсю. Победы над местными вождями и завоевание области Ямато некоторые исследователи связывают с утверждением на главном острове Японии земледельческой культуры Яёи, пришедшей с Кюсю. В числе побед Дзимму, описанных в летописях, упоминается уничтожение бунтовщика по прозвищу Земляной паук Возможно, что в хрониках повествуется о победе над айнским аборигенным населением, в японских источниках имевшим название «земляные пауки» (цутигумо). Предки современных айнов в то время жили в вырытых жилищах — землянках. За боевые подвиги японские воины признали Дзимму военным божеством.

Согласно преданиям, его царствование продолжалось до 585 года до н.э.

Генеалогическую линию японских императоров синтоистская традиция рисует как непрерывающуюся. О времени правления первых легендарных четырнадцати монархов в хрониках (в частности, в «Нихон секи») точных сведений нет. О пребывании у власти всех последующих правителей Японии в документах имеются либо приблизительные, либо конкретные даты, начиная с 30-го императора Бидацу

Синто рассматривает императоров как прямых потомков богов. Некоторые из них сами стали божествами, заняв в синтоистском пантеоне самые видные места. В первую очередь, это относится к пятнадцатому императору Японии Одзину (личное имя Хомутавакэ-но Микото), правившему в конце IV — начале V века н.э. Считается, что он был четвертым сыном императора Тюай и императрицы Дзингу. Дзинго или Дзингу Кого, то есть «не правящая императрица» (кого), регентша, занимающая трон в отсутствие официального монарха. По одной из легенд, отец Одзина пал от рук корейцев, вторгшихся в Японию еще до рождения сына. Дзингу, будучи беременной Одзином, предприняла поход против корейцев, чтобы покарать их и захватить Корейский полуостров. Походу Дзингу сопутствовал успех. По возвращении в Японию императрица родила сына. При этом все победы японского оружия в Корее были приписаны наследнику престола, находившемуся во время боевых действий в чреве матери. С тех пор Одзин стал считаться покровителем японских воинов.

Во время царствования Одзина императорская власть все больше набирала силу. Одзин подчинил себе непокорных жителей острова Кюсю, послав туда полководца Такэноути-но Сукунэ, получал дань от аборигенов Эдзо (айнов) на севере Хонсю. После смерти Одзина его дух был обожествлен, и умерший император стал почитаться как бог войны Хатиман. Начали строить синтоистские храмы, посвященные ему. Первое упоминание о главном храме Хатимана — Уса Хатиман относится к 737 году. В X веке был построен другой важный храм Хакодзаки на острове Кюсю. Окончательно культ Хатимана утвердился после основания в Киото в 1063 году храма Ивасимидзу Хатиман. Это было сделано по приказу Минамото-но Ёриёси (988–1075). В 1180 году Минамото-но Ёритомо организовал в Камакура филиал этого храма под названием Цуругаока Хатиман, который с конца XIII века начал рассматриваться как семейный храм клана Минамото. Особого почитания покровитель воинов Хатиман удостоился с установлением военного правительства Камакура и возвышением сословия буси. Храм Цуругаока Хатиман щедро поддерживался самыми могущественными военными домами, включая Ходзё, Асикага, Тоётоми и Токугава. Популярность этого военного бога росла одновременно с развитием политической и экономической силы самурайства.

Вместе с популярностью Хатимана в средневековой Японии увеличивалось и число его храмов, получивших собирательное название Хатимангу. Свидетельством широкого распространения культа Хатимана является именно количество его храмов, которое занимает второе место после храмов Инари и равняется в настоящее время примерно двадцати пяти тысячам. В храмах Хатимана наряду с Хатиманом почитаются еще два божества — Окинагатарасихимэ-но Микото (дух легендарной императрицы Дзингу) и обожествленный дух жены Одзина Химэ Оками (Химэгами).

Без особых обрядов в честь Хатимана японские воины не предпринимали ни одной военной кампании. Перед каждым походом или боем самураи возносили Хатиману молитвы, просили его оказать поддержку в предстоящей борьбе и приносили богу войны клятвы: «Юмия-Хатиман» («Да увидит Хатиман наши луки и стрелы!» или «Клянусь Хатиманом!»). Инари или Ука-но Митама-но Ками — имя широко распространенного в Японии бога урожая злаков (особенно риса), успеха и защитника торговли, в качестве посыльного которого рассматривается белая лисица. Культ Инари отправляется сейчас более чем в тридцати тысячах синтоистских святилищ.

Однако не только происхождение японских императоров традиционная религия японцев рассматривает как священное. Как утверждали теологи синтоизма, у истоков каждого отдельного рода (удзи) когда-то, в глубокой древности, стояло божество, которое являлось покровителем клана — удзигами. Члены рода верили, что они находятся под постоянным присмотром своих предков, которые заботятся о них, охраняют и соблюдают их интересы. Дважды в год для удзигами устраивались специальные родовые праздники — удзигами мацури. Иногда удзигами не были связаны с каким-либо конкретным родом. Военный род Минамото, например, принял в качестве родового божества бога Хатимана, так как его образ ассоциировался с храбростью и военной доблестью. Впоследствии удзигами превратились в божеств отдельных местностей, и считалось, что они помогают не только определенным родам, но и всем жителям той или иной области. Поэтому, по принципу древнего родства божеств и японских родов, Синто не проводит между людьми и ками строгой границы. Таким образом, основной смысл, который можно почерпнуть из древне-японской мифологии, рассказывающий о национальной религии японцев и зафиксировавший процесс ее становления, то есть оформления суеверий, веры в магию, анимистических представлений и шаманских культов в определенную систему взглядов, заключается в следующем. Япония — страна, созданная божествами и являющаяся обиталищем национальных японских божеств (ками). Япония — место рождения великой солнечной богини Аматэрасу Омиками, потомками которой являются все японские императоры, непрерывно правящие государством и считающиеся живыми божествами в человеческом обличье. Японцы так же божественны, как и их страна, так как их предками являются ками — основатели отдельных родов. Было естественным, что если синтоистские местные божества почитаются и восхваляются населением Японии, то и со стороны богов по отношению к людям должна проявляться соответствующая обратная реакция. Почитатели божеств Синто полагали, что боги, сотворившие Японию и являющиеся хозяевами стихий и местностей, и божественные предки японских родов неусыпно наблюдают за всем тем, что происходит в мире людей и влияют на реальные события. Они покровительствуют людям, дают им здоровье, богатство, детей и победу над врагами, защищают Японию и японцев. А коль скоро боги Синто взялись оказывать благосклонность японцам, то и победить их никому и никогда не будет суждено. И вскоре японцы действительно смогли в этом убедиться.

Подготовка к войне

После прихода в 1260 году Хубилая к власти, в его распоряжении оказалась северная часть Китая, но великому хану хотелось обладать большим. По мнению монгольских правителей, равных Монголии и независимых от нее государств, быть на земле не должно. Эти государства, как считали монголы, не имели права на самостоятельное существование в силу божественной небесной предопределенности и исключительности Монголии. Хубилай еще до прихода к власти планировал завоевание всей Восточной, Юго-восточной и Южной Азии. Как и другие великие ханы, он продолжал придерживаться представления, согласно которому завоевание мира — это исполнение воли Бога. Хубилай продолжил дело, начатое Чингисханом, объявляя все земли принадлежащими себе по божественному праву.

Особое место в перспективах Хубилая занимала Япония. Он хотел, чтобы его империя имела богатую провинцию за морем. Хубилаю приходилось отвлекаться на других претендентов на место верховного правителя Монголии. (Сначала это был его младший брат Аригбэгэ и поддерживавшие его союзники. после смерти Аригбэгэ в 1267 году против Хубилая выступил внук Угэдэя Кайлу со своими сторонниками. До окончательного захвата Кореи было еще семь лет, а до падения Сунской империи — тринадцать, а Хубилай, давно вынашивавший идею покорения островного государства, уже приступил к реализации своих планов.

В 1266 году (по другим сведениям, в 1267 году) Хубилай послал из Кореи на Японские острова полномочных представителей с тем, чтобы склонить военное правительство Камакура к покорности монголам. Хубилай хотел это сделать дипломатическим путем, без использования военной силы, без материальных затрат. Государственное письмо Властителя Великой Монголии (в то время Хубилай еще не был китайским императором, Сыном Неба) адресовалось Королю Японии и было вручено корейским посланникам, направленным в Японию, для передачи верховному правителю страны, расположенной на островах.

Письмо достигло Японии только в начале 1268 года. Помешала непогода и другие обстоятельства. В ультимативном письме Хубилай требовал от императорского двора и, соответственно, от бакуфу немедленно прислать к нему послов с данью и признать Японию вассальным государством по отношению к Великой Монголии и великому хану. В случае отказа правитель Монголии угрожал японцам военным вторжением и порабощением. Письмо было переправлено в императорский дворец, в город Киото.

На престоле в то время находился 90-й император Японии Камэяма, любимый сын прежнего (88-го) монарха Го-Сага (Госага). Камэяма тогда было девятнадцать лет, и он занимал трон после отречения от престола его старшего брата Го-Фукакуса (Гофукакуса). Письмо вызвало резко негативную реакцию со стороны военного правительства Японии. Послание монгольского владыки и его условия оскорбили, привели в крайнее возбуждение и замешательство двор императора Японии. Началось открытое противостояние двух стран и их правителей. На одном конце этого противостояния стоял Хубилай, 53-летний опытный и талантливый полководец, стратег, многие годы воевавший в Китае, администратор и искушенный в придворных интригах политик, человек тщеславный, навивший себя в один ряд с величайшими властителями мира всех времен и народов. На другом — Ходзё Токимунэ (детское имя Сёдзюмару), восьмой регент рода Ходзё, которому в то время исполнилось всего семнадцать лет, и который только недавно приступил к правлению.

Токимунэ был сыном Ходзё Токиёри, пятого сиккэна клана, и дочери Ходзё Сигэтоки (1198–1261) Гокуро Кудзи. Так как Токимунэ родился в военном роде, он воспитывался в присущих для воина самурайских традициях, обучался воинским искусствам и был горячим поклонником дзэн-буддизма, покровительствовал храмам и священникам, но ни военного, ни жизненного опыта молодой регент не имел.

В соответствии с китайской и японской традицией, к власти следовало допускать только людей взрослых, достаточно повидавших в жизни, умудренных опытом и обладавших многими достоинствами. Считалось, что только в сорок или даже в пятьдесят лет, как сказано в «Хагакурэ», произведении более позднего времени, впитавшем в себя мудрость многих поколений, человек может проявить, на что он способен, но никак не раньше, когда совершается множество ошибок, которые могут принести вред как самому ошибающемуся, так и обществу. Молодые люди рассматривались как непригодные для властного управления из-за незнания жизни. Возрастной субординации в Японии всегда следовали очень строго и молодежь во внимание не принимали.

К наследникам сюзеренов этот принцип, тем не менее, не применялся. Вассалы должны были относиться к ним с не меньшим почтением, нежели к престарым хозяевам. Средневековье с его войнами, заговорами и убийствами постоянно уменьшало среднюю продолжительность жизни правителей, мало кто из них доживал до старости.

В средневековой Японии, несмотря на традиции, было обычным делом сажать на властное место ребенка или подростка, от имени которого правили другие лица, преследовавшие свои интересы. Несмотря на то, что малолетние правители являлись в руках этих людей лишь орудием, для юных властителей такое пребывание на вершине иерархической лестницы было своеобразной школой власти. Большинство видных деятелей Японии занимали в свое время разные большие посты. Минамото-но Ёритомо уже в 12 лет получил довольно высокое место действующего командующего стражи императорского дворца в Киото. Ходзё Токимунэ в 13 лет стал рэнсё — соправителем главы бакуфу или помощником регента, совместно с ним подписывающим указы правительства. Этот пост был учрежден в 1225 году вторым сиккэном рода Ходзё — Ходзё Ясутоки.

По поводу ультиматума Хубилая в Камакура был созван совет. Токимунэ, опираясь в своем решении на мнение военного совета правительства, состоявшего из цвета клана Ходзё, безоговорочно отверг домогательства монголов. Ходзё взяли власть в свои руки не для того, чтобы отдать ее монгольскому хану и стать вассалами Хубилая. Вассалитет практически сводил на нет власть военного правительства. Бакуфу не допустило послов до Киото и те, проведя в Японии около полугода, вынуждены были вернуться обратно без какого-либо результата. Точно так же были проигнорированы и другие письма верховного правителя Монголии с его требованиями. Хубилаю нужно было готовить дорогостоящее вторжение.

Прибытие в Японию послов от хана Хубилая и угроза иноземного вторжения в ее пределы активизировали не только государственных, но и религиозных деятелей — многочисленных сторонников синтоизма и буддизма, обратившихся к божествам с мольбами о спасении Японии. Как и прежде, особую позицию здесь занимал воинствующий монах-проповедник Нитирэн, стремившийся ликвидировать все другие направления буддизма и превратить свое сектантское учение в общенациональную японскую религию. Будучи хорошо осведомленным о действиях монголов в Китае и Корее, хорошо разбираясь в политической ситуации и наблюдая за увеличивающимся напряжением между двумя державами, Нитирэн вновь развернул агитацию, начатую им в 1250–1260-х годах. Он умело манипулировал своими предсказаниями об опасности, грозящей стране извне, в случае, если японцы не последуют только его истинно правильному учению и не покаются в своих грехах перед Небом, чтобы избежать небесной кары в виде монгольской агрессии.

Нитирэн повторно обратился к представителям верховной власти в Камакура, передавая им свой трактат «Риссё анкоку рон», где он предсказывал иноземное вторжение (первое увещевание правительству было сделано в 1260 году). В октябре 1268 года им было составлено одиннадцать писем высшим чиновникам государства и главным священникам страны. В них говорилось, что игнорирование предупреждений Нитирэна в течение ряда лет привело к тому, что Япония оказалась на пороге катастрофы и что военное вторжение уже почти неизбежно. Поэтому Нитирэн требовал от властей прекратить поддержку и финансирование буддийских школ, идущих по ложному пути. Правительство требованиям Нитирэна не последовало. Слишком уж сильна была оппозиция проповеднику новой секты буддизма, хотя многие его поддерживали. Жизнь Нитирэна оказалась под угрозой, и чуть было не оборвалась. В конечном итоге он, уверенный в своей правоте, был через некоторое время отправлен в ссылку на остров Садо.

В 1273 году весь Корейский полуостров был уже в руках монголов. Война с империей Сун шла полным ходом. Несмотря на это, в военной ставке Хубилая параллельно с планированием китайских операций началась активная подготовка к захвату Японии. Хубилай лично выслушивал многочисленные соображения своих военачальников по поводу начала и дальнейшего ведения боевых действий на японских территориях. На военных советах монголов выдвигалось множество различных планов завоевания Японских островов и разгрома войск сёгуната. Однако все высказывания монгольских полководцев сводились к одному: использовать для порабощения Японии и уничтожения ее войска испытанное много раз средство — монгольскую конницу, молниеносные атаки которой наголову разбивали лучшие армии Азии и Европы, и напору которой на открытом месте в то время противостоять не мог никто. Предполагалось переправить в Японию крупные конные соединения. Но этому препятствовало географическое положение островной страны.

Военачальники и советники хана предлагали всевозможные проекты переброски на острова монгольской конницы, некоторые из этих проектов были трудновыполнимыми или просто фантастическими. В частности, по одному из предложений, между Корейским полуостровом и Японскими островами надлежало построить плавающий подвижный мост, по которому массы монгольских всадников должны были достичь острова Кюсю. Разумеется, этот вариант был неприемлем из-за огромного количества плавсредств, необходимых для устройства такого моста.

К тому же, ежегодно над Японией проносится более двадцати тайфунов, приблизительно по два раза в месяц (иногда они следуют один за другим через очень короткие промежутки времени, по четыре-пять подряд), что также смертельно опасно для конных войск, которые могли во время передвижения по мосту попасть под действие одного из ураганов. Ведь никто не мог знать, когда разразится тот или иной тайфун.

После долгих дискуссий и споров монголы приняли решение переправить воинов, амуницию, боевых коней, осадные орудия и провиант с континента на Японские острова, используя большие китайские и корейские корабли и китайских и корейских моряков, которые управляли бы ими. Продовольствие и снаряжение также должны были обеспечить корейцы и китайцы. В качестве рабочей силы для постройки кораблей, их оснащения и загрузки планировалось использовать все прибрежное население Кореи, мобилизованное монголами. После принятия решения о вторжении в Корее началась подготовка флота и десанта для военной экспедиции, для чего монгольские правители максимально начали использовать мирных жителей. Над Японией нависла страшная угроза.

Прежде всего, опасность заключалась в том, что японцы никогда не сталкивались с монгольской тактикой ведения боевых действий, да и вообще с действиями иностранных армий. На протяжении столетий японцы воевали только между собой и с аборигенным населением Японии, не имевшим государственности, вытесняя его в течение столетий все дальше на север архипелага. Вооружением пеших айнских воинов были копья, сабли, простые луки и стрелы. Японцы не применяли в сражениях крупные конные соединения. В противоположность монголам, они редко использовали большие воинские подразделения, так как у японских воинов были свои традиции.

Японский самурай всегда был воином-одиночкой, индивидуалистом, стремившимся выделиться среди других и тем самым прославить свое имя, заслужить почет, славу и получить вознаграждение от своего сюзерена. В соответствии с этим строились и принципы ведения боя самураями. Перед любым сражением воины первым делом выпускали в сторону противника свистящую стрелу, называвшуюся «кабурая». Это означало начало битвы и вызывало тем самым врага на поединок. Для единоборства с каждой стороны выступали вперед лучшие воины. Затем на поле боя выходили сто рыцарей и вступали в сражение с таким же числом неприятеля. И наконец, в бой переходило все войско того или иного феодала. Обычным для японских воинов было громко произносить перед неприятелем свое имя. Врага легко распознавали по флагам с гербами и окраске доспехов.

Мужество и смелость отдельных японских воинов были бессильны перед напором массы монгольского войска, все подразделения которого воевали во взаимодействии друг с другом, при общем командовании, широко используя фланговые действия — обходы и окружения. Японцам были незнакомы многие образцы осадной техники монголов, в частности, китайская огнеметная артиллерия — баллисты и другие машины метательного типа, посылавшие в неприятеля сосуды с зажигательной смесью, а также большие шары, начиненные порохом, со страшным грохотом взрывавшиеся в расположении оборонявшихся и убивая, калеча и обжигая солдат противника. Во время наступления монголы, прикрывая передовые наступающие отряды своих войск, выпускали в неприятеля большое количество отравленных стрел.

Монгольские воины на поле боя не соблюдали тех правил воинской чести, которые были приняты в самурайской среде. Монголы группой окружали одиночных японских воинов и убивали их. У японцев не было эффективной тактики обороны против монголов, и они не могли в достаточной степени воспрепятствовать масштабному вторжению завоевателей. К тому же, японцы уже более полувека, с 1221 года, когда окончилось военное противостояние экс-императора Го-Тоба и сёгуната, не воевали на Японских островах, в то время как монголы имели постоянную боевую практику. Однако отсутствие междоусобиц одновременно играло на пользу японцам, так как они были относительно едины под властью Камакурского сёгуната.

Правда, и у монголов были свои слабые места: до того у них не было опыта десантных операций, не везде можно было использовать крупные соединения конницы, нельзя было полностью полагаться на корейских и китайских союзников. К тому же монголам сильно вредили их самомнение, самонадеянность и недооценка сил противника. Войск, которые Хубилай предназначал для покорения Японии, было совершенно недостаточно для того, чтобы выполнить значительные боевые задачи даже на Кюсю. Монголы, являясь в XIII столетии лучшими воинами Евразии, во многих случаях побеждали многочисленного противника и малым числом. Но они никогда раньше не воевали с японцами и не представляли, что это были за воины.

Как бы там ни было, японские профессиональные воины быстро воспользовались угрозой монгольской агрессии для того, чтобы доказать свою преданность военным идеалам самурая. Японские воины готовились к вторжению, питая к нему отвращение и взращивая на нем национальную гордость. Они доказали впоследствии, что такое дзэнское самообладание и как помогает владение воинскими искусствами.

Монгольское вторжение

Японцы не знали, когда именно произойдет вторжение, хотя в Южном Китае и Корее было достаточно осведомителей, передававших информацию на острова. Монголы всегда старались следовать своему принципу неожиданного нападения. Поэтому, сразу же после ультиматума Хубилая Ходзё Токимунэ отдал приказ об усилении обороны юго-запада Японии, мобилизации воинов на Кюсю и патрулировании побережий. Напряженное ожидание агрессии длилось несколько лет.

В начале ноября 1274 года с южной оконечности Корейского полуострова из порта Хаппо (современный Масан) к Японским островам вышла армада монголо-китайско-корейского флота, насчитывавшая около 900 кораблей, с более чем 40 тысячами воинов. Ядро армии вторжения составляли монголы (в том числе воинственные татары). Китайские, корейские, чжурчжэньские войска направились в этот поход по принуждению. Это монгольское нашествие известно в японской истории как Моко сюрай или Гэнко.

Первыми на пути захватчиков были острова Цусима (Камидзима и Симодзима) и остров Ики (в настоящее время эти острова являются частью префектуры Нагасаки). На островах агрессорам противостояла всего лишь небольшая группировка самураев (около 200 воинов), возглавляемая Сукэкуни Сё из рода Тайра, потомка Тайра Томомори. Монголы быстро сломили японское сопротивление. В сражениях при небольших населенных пунктах Комода на острове Симодзима и Кацумото на Ики малочисленные самурайские дружины были перебиты. С гражданским населением островов монголы расправились с такой жестокостью, что она ужаснула даже самураев. В Японии воины всегда сражались только против воинов, но не против мирного населения. Половина пути до Японского архипелага была преодолена и ключевые позиции для дальнейшего продвижения заняты.

18 ноября 1274 года монголы на кораблях достигли северо-западного побережья острова Кюсю, вошли в залив Хаката и на следующий день высадились на берег. Несмотря на то, что японцы мужественно сражались и быстро получили подкрепление из других районов Кюсю, их сил явно не хватало для того, чтобы помешать вторжению многочисленного, сильного и организованного врага. Патриотизма и отчаянности оборонявшихся японских воинов было недостаточно. Монголов в заливе Хаката было намного больше, чем японцев, и последним было крайне необходимо подкрепление. В то же время, для захвата всей Японии и даже только острова Кюсю сил монголов и их союзников было недостаточно. Однако для демонстрации силы и устрашения при успешном осуществлении операции, как полагал Хубилай, этого должно было хватить для склонения Японии к покорности.

Великолепным источником, повествующим о событиях того напряженного времени, является свиток под названием «Моко сюрай экотоба» («Свиток о монгольском вторжении»), который был выполнен по указанию вассала сёгуната с острова Кюсю Такэдзаки Суэнага. Большая часть этого свитка XIII века сохранилась и дошла до нашего времени. (Сейчас этот ценный документ, представляющий собой произведение средневекового искусства, насыщенный чрезвычайно интересной информацией, детально воспроизводящий действия и поведение самураев во время монгольского нашествия, хранится в Национальном музее в Токио.)

Такэдзаки Суэнага принимал участие в сражениях с монголами дважды, в 1274 и 1281 годах, и его военная доблесть описана в свитке самым красноречивым образом. В документе в живописной форме показано, как стремились самураи того времени к подвигам, индивидуальному бою, чтобы выделиться среди других воинов и заслужить для себя награду. Судя по свитку, Суэнага накануне вторжения постоянно молился в храмах синтоистским божествам и буддам, просил дать ему возможность отличиться во время битвы и получить за это вознаграждение. Причем в молитвах не говорилось ни слова о стране, а только о наградах для себя и своей семьи.

Суэнага добился своего — он отличился в боях и был награжден. В момент высадки монголов в бухте Хаката Суэнага, ожидая со своими воинами врага, занимал позицию в другом месте побережья. Известие о высадке завоевателей привело его в смятение. Битва могла обойти самурая стороной. Поэтому Суэнага поставил свое начальство в известность о желании участвовать в сражении в числе первых и с небольшой группой немедленно отправился к Хаката. Прибыв на место высадки монголов, Суэнага и его люди попали в самую гущу воинов противника. Кругом были одни враги, и некому было засвидетельствовать факт доблестной схватки и героической гибели японских воинов. Еще можно было отойти, но Суэнага приказал наступать. В сражении он и его подчиненные были ранены и неминуемо погибли бы, если бы не подоспевший в самый критический момент отряд примерно из ста самураев. Это не только спасло Суэнага, у него появились свидетели его отчаянной храбрости.

Однако уже после битвы доблесть Суэнага по какой-то причине не была отмечена в рапорте, отправленном сёгунским представителем острова Кюсю в Камакура. Тогда Суэнага решил лично отправиться в столицу сёгуната для исправления несправедливости. Его приняли и выслушали. За отвагу, ранение и игнорирование заслуг Суэнага, ему в числе 120 вассалов Кюсю была пожалована должность управляющего поместьем.

Первый день сражения на острове Кюсю для захватчиков был удачным. Монголы прекрасно организовали наступление. Соединения монгольских воинов проводили атаки в полном взаимодействии друг с другом, используя различные сигналы, подаваемые с помощью колоколов и гонгов. В течение дня монголы вытеснили японских воинов с их позиций, с боями заняли поселки Имадзу, Акасака и вступили в ожесточенное сражение с незначительными по численности силами японцев на подступах к местечку Хаката (современный город Фукуока).

В захваченных поселках, так же как и на островах Цусима и Ики, запылали храмы (монголы подожгли святилище Хакодзаки) и дома местных жителей, монгольские воины начали грабеж и истребление мирного населения. Японским женщинам, предназначенным для отсылки в Китай и Монголию, монголы прорезали кинжалами насквозь ладони, продевая сквозь образованные таким образом отверстия веревки и цепи, и тащили к своим кораблям, где несчастных привязывали к корабельным конструкциям в носовой части судов. Стариков, больных и немощных уничтожали на месте. Кровавая битва продолжалась весь день. Самураи понесли существенные потери, но было убито и множество монголов. К исходу дня у японцев истощились силы и кончились стрелы. Оставшиеся силы японцев отошли от побережья под защиту своих оборонительных сооружений, где стали ждать подкрепления. Упорное сопротивление японцев, клонящееся к закату солнце, а также ранение китайского полководца Лю заставили монголов отойти на ночь назад к своим кораблям, стоявшим на якоре в бухте Хаката. Нападавшим требовался отдых, необходимо было подсчитать потери и перегруппировать силы, чтобы на следующий день продолжить битву.

Однако вечером поднялся ветер и начался шторм — один из тех, что часто случаются осенью в районах западного побережья Кюсю. К счастью для защитников Японии, постепенно усиливавшаяся буря превратилась в смертоносный тайфун. Монголы вынуждены были вывести свои суда из бухты в море, где свирепый ураган в течение ночи разметал по водной поверхности монгольский флот, отправив на дно его лучшую часть, более 200 кораблей. Большое количество монгольских, китайских и корейских войск погибло в морской пучине. Монгольские военачальники недосчитались в своих рядах более 13,5 тысяч человек. Потрепанные остатки армады вынуждены были в беспорядке вернуться в Корею. В японской истории первое нашествие монголов, кроме Моко сюрай и Гэнко, получило еще название Бунъэй-но эки — война годов Бунъэй (годы Бунъэй, по японской традиции летоисчисления, продолжались с 1264 по 1275 год) — война, которая шла в годы правления императора Камэяма, правившего в 1260–1274 годах.

Монголы предприняли военную экспедицию в ноябре, когда около побережий Кюсю часто бывают бури. Была ли случившаяся трагедия просчетом Хубилая или следствием излишней самоуверенности монголов, говорить трудно. Факт остается фактом — монголы потерпели жестокое поражение.

В Японии праздновали победу. Ни у кого не было сомнения, что национальные боги Японских островов помогли отразить иноземную агрессию. С другой стороны, японцы понимали, что катастрофа в заливе Хаката не обескуражит монголов и Хубилай вновь предпримет попытку захватить их страну. Монголы не прощали своих проигрышей, были злопамятными и мстительными. Они снова возвращались туда, где с ними случалась неудача или они потерпели поражение. Сопротивление противника только озлобляло их. Но и победив, монголы никого не щадили и злобствовали от души. Японцы знали об этом раньше и смогли убедиться на личном опыте. Они знали, что им угрожает, поэтому начали готовиться к новому вторжению очень серьезно.

Некоторые японские стратеги, окрыленные победой, предложили Токимунэ не ждать новой атаки монголов и опередить их, высадив свои войска на Корейском полуострове. Сначала эта идея была одобрена, однако потом от планов упреждающего удара для устрашения противника пришлось отказаться из-за трудностей со снабжением экспедиции и из-за того, что японцы не смогли бы отправить в Корею достаточно крупный контингент войск, а малый десант был бы обречен на уничтожение. Японцы решили сконцентрировать свои усилия именно на обороне, а не на наступлении.

Долго ждать не пришлось. Уже в следующем, 1275 году, Хубилай возобновил свои притязания к Японии. На острова вновь были отправлены послы, которые, конечно же, тоже знали, что их ожидает после резни, устроенной завоевателями на Японских островах осенью прошлого года. Тем не менее, они держали себя уверенно, как подобает представителям великой страны. Окончательное решение опять пришлось принимать сиккэну Ходзё Токимунэ, руководившему военным правительством, и двору монарха Японии, формальным главой которого был Камэяма, отрекшийся от престола в пользу своего малолетнего сына Го-Уда (Гоуда) в 1274 году. Решения принимал не восьмилетний Го-Уда, а императорский двор Киото от его имени.

Ни угрозы, ни ультиматумы не возымели своей силы. По приказу военного правительства Японии послы были обезглавлены. Второе нашествие становилось реальностью, надо было торопиться.

Ожидая повторного вторжения, стратеги бакуфу приступили к тщательному изучению тактики ведения монголами боевых действий. Они учитывали и анализировали просчеты и недостатки прошедших боев. Во время первого вторжения японцам мешала традиция индивидуального ведения боя, в противоположность широкомасштабным маневрам монгольских войск. Перед новым походом монголов самураи уже знали манеру ведения боя врагами и в последующих сражениях ничем не уступали захватчикам. Сёгунатом была запланирована срочная реорганизация системы береговых укреплений на севере острова Кюсю и юго-западном побережье Хонсю. Решено было удлинить прежние сооружения и построить новые. Для этого в прибрежные районы правительство стало сгонять большое количество крестьян из ближайших и отдаленных земель. Правительство Камакура отправило письмо сёгунским комиссарам Кюсю от 10 марта 1276 года с напоминанием о том, что они должны организовать на острове строительство каменных оборонительных стен силами местного населения. Строители приступили к возведению вокруг залива Хаката оборонительных валов из земли и камней. В местах предполагаемой высадки монгольского десанта началось сосредоточение самурайских дружин.

Японцами была разработана специальная тактика морских сражений. Для борьбы с противником на воде были сформированы специальные подвижные отряды малых атакующих боевых лодок, предназначением которых было препятствовать высадке монголов на берег. Натренированные японские воины должны были брать крупные монгольские корабли на абордаж, уничтожать на них живую силу врага и сжигать его суда.

Японцы ожидали, что монголы вернутся туда, где их постигла неудача. Так оно впоследствии и произошло. Монголы, будучи мастерами шпионажа, должны были знать, что японцы готовятся к обороне и строят укрепления. Проще было высадиться в другом месте. Однако они пришли туда, где все было готово для отражения нападения.

В 1279 году Хубилай, считавший себя одним из величайших императоров в мире, в последний раз попытался дипломатическим путем склонить Японию к смирению перед своей могущественной империей. Посланники великого хана, прибывшие в столицу сёгуната Камакура, держали себя надменно и нагло. На этот раз они потребовали еще большей дани и грозили еще более страшными карами в случае отказа. Но все попытки монголов были тщетны. Угрозы только еще больше раздражали японских правителей. Подобно предыдущим представителям хана, присланным к Ходзё Токимунэ, иноземные послы были обезглавлены, а их головы отправлены в мешках хозяину. Хубилай был взбешен. Он понял бесполезность и бесперспективность всех переговоров, объявил Японию провинцией своей империи и отдал приказ о подготовке новой военной экспедиции с целью уничтожения непокорного государства и физической ликвидации ее глав. На этот раз Хубилай решил расправиться с Японией окончательно и выделил для ее захвата значительные силы.

Второе нашествие было назначено на весну — лето 1281 года. В это время тайфунов около Кюсю бывает меньше. В начале 1281 года по приказу верховного правителя полководцы Хубилая начали формировать новую армаду кораблей и приступили к разработке конкретных планов операции захвата Японских островов. Весь Южный Китай с его корабельными верфями был в руках монголов, что позволило им строить руками китайских судостроителей новые корабли. Постройка военных судов началась незамедлительно. На этот раз монгольское командование располагало почти в пять раз большим количеством кораблей, чем в 1274 году.

К западным берегам острова Кюсю, где должны были происходить боевые операции, по планам завоевателей, предполагалось на этот раз подойти одновременно с двух сторон. В первой флотилии (восточной группе) было 900 кораблей и примерно 42 тысячи монгольских, корейских и китайских воинов на борту. Как и прежде, она выходила из корейского порта Хаппо, вторая флотилия — главные силы (южная группа), насчитывала около 100 тысяч человек, разместившихся на 3500 кораблях, и выдвигалась из китайского портового города Нинбо (современная провинция Чжэцзян). Общее командование военными действиями Хубилай возложил на монгольского полководца Алахана.

Никогда ни прежде, ни впоследствии в истории не составлялось армии вторжения больше, чем монгольский флот 1281 года, ни по количеству кораблей, ни по численности войск. Достаточно отметить для сравнения, что знаменитая испанская армада, направленная тремя столетиями позже к берегам Англии, имела в своем распоряжении только 130 кораблей и 27 500 воинов.

Второй флот Хубилая состоял из больших, средних и малых военных кораблей, а также большого числа вспомогательных судов, предназначенных для транспортировки продовольствия и питьевой воды. Большие корабли монгольских завоевателей имели довольно внушительные размеры, превышая по длине 70 метров. Помимо пеших войск на кораблях монголов размещались конные соединения монгольской кавалерии, были приготовлены новейшие по тому времени осадные орудия, предназначенные для сокрушения городских стен, установлены всевозможные метательные машины для обстрела береговых укреплений. Кроме того, на ряде судов имелись небольшие кузницы для изготовления подков для коней, ремонта оружия и военного снаряжения. Прочные корпуса боевых кораблей снаружи укреплялись еще и металлическими листами, а на верхних палубах были сооружены специальные конструкции с прикрепленными к ним шкурами животных, предназначенными для защиты воинов от стрел неприятеля. Для маневрирования в прибрежных водах корабли снабжались веслами и гребными колесами.

За годы, прошедшие со времени первого нашествия монголов, японцы строили оборонительные сооружения и готовились к отражению атак с моря. Они правильно рассчитали намерения врага, который опять избрал остров Кюсю исходным пунктом вторжения. Намного лучше были подготовлены конные воины и пехотинцы.

Основой подготовленных оборонительных укреплений японцев был ряд защитных линий, из которых самую большую продолжительность имела массивная стена, возведенная вокруг бухты Хаката — высотой 2,5 метра протяженностью в 20 километров. Стена достаточно эффективно прикрывала побережье от противника. Береговые укрепления были построены таким образом, чтобы защитить стенами синтоистские святыни, в числе которых были храмы Сумиёси дзиндзя, Хакодзаки гу, сожженный монголами во время первого нашествия и вновь восстановленный, и Касии гу. На берегу залива были воздвигнуты башни и сторожевые вышки, с которых велось постоянное наблюдение за водной поверхностью. Между морем и защитными сооружениями японцы устроили массу всевозможных ловушек, которые должны были препятствовать врагу в продвижении вперед. Небольшие, но чрезвычайно подвижные гребные военные суда, построенные японскими мастерами в ожидании вторжения, стояли наготове в разных местах бухты, ожидая приближения неприятеля. В постоянной боевой готовности находились и сухопутные силы японцев. Армия сёгуната на Кюсю состояла из ста тысяч самураев, двадцать пять тысяч человек располагались на соседнем острове Хонсю в резерве.

Боевой дух японских войск был очень высок. Даже японские пираты — вако (дословно — японские бандиты), состоявшие из деклассированных элементов (ронинов) и контрабандистов, которые в течение первой половины XIII века терроризировали прибрежное население Кореи, временно оставили свое преступное ремесло и присоединились к правительственному флоту. Бакуфу на противостояние монголам направляло вако, которые были, в основном, выходцами с островов Цусима и провинции Хидзэн (современные префектуры Сага и Нагасаки).

Япония была готова к отражению нового завоевания. Были готовы к вторжению монгольских орд и острова Цусима и Ики, гарнизоны которых, как и в 1274 году, должны были погибнуть первыми. Знало об этом и гражданское население островов, по мере своих сил помогавшее военным в сооружении укреплений. Никакой надежды на спасение и помощь с Кюсю и Хонсю у местного населения не было, и жители Цусима и Ики готовились отдать свои жизни за как можно более дорогую цену.

Тем временем японские шпионы сообщали с континента малоутешительные вести о масштабах готовящейся агрессии и об идущей полным ходом подготовке к походу. Войск, предназначенных для вторжения, было так много, что их невозможно было сосчитать даже приблизительно. Сутками люди заполняли суда грузами, необходимыми для экспедиции. К лету корабли и войска были подготовлены к выходу в море.

В июне 1281 года из портов Хаппо и Окпо на Корейском полуострове вышла первая группа кораблей. Приблизительно в это же время началась погрузка на корабли второй группы, которая должна была выйти из Южного Китая.

Во время второго вторжения захватчики обошли острова Цусима и Ики с востока. Первое сражение произошло около деревни Сэкаимура на острове Камидзима архипелага Цусима. Как и прежде, малочисленные самурайские отряды дрались отчаянно, обороняя свои позиции, и смерть встретили достойно. Следующая схватка произошла около поселка Кацумото на острове Ики. Японский гарнизон был полностью уничтожен во много раз превосходящими его силами наступавших.

После повторного опустошения Цусима и Ики монгольский флот приблизился к острову Кюсю. 23 июня монголы, как и в первый раз, вошли в бухту Хаката. Видимо, монголы все же не знали о фортификационных сооружениях японцев, хотя должны были догадываться, что их ждут. Войска монголов высадились прямо перед оборонительной стеной на побережье, где сразу же попали под жестокий удар со стороны японских лучников. Сотни монголов не успели сделать по японской земле и нескольких шагов. На место погибших подоспели новые отряды атакующих. Корабли с метательными машинами начали приближаться к берегу.

Началось ожесточенное сражение, в котором японцы имели преимущество, несмотря на то, что огнем китайской метательной артиллерии многие береговые укрепления были сожжены. Битва длилась несколько дней с небольшими передышками. Монголы, подобно волнам морского прибоя, обрушивали свои атаки на защитников побережья. Нападавшие осыпали японцев отравленными стрелами и копьями, которые они бросали с большой дистанции, а в ближнем бою применяли боевые палицы, мечи и арканы. Японцы также использовали луки и стрелы, сражались мечами и копьями, укрываясь за большими, в рост человека, щитами. Монголы бросали в бой все новые и новые силы, которые уплотнили и без того тесные ряды войск и мешали тем самым отступлению или отводу понесших урон соединений и выносу раненых. Однако никакой напор, казалось, не мог сломить стойкость обороняющихся.

Такая же ожесточенная борьба шла на море, где монгольский флот был атакован японскими боевыми лодками. Преимущество и здесь было на стороне японцев, так как громоздкие монгольские корабли не имели больших возможностей для маневра на воде. Военные лодки японцев были чрезвычайно подвижными и легкими. Несмотря на тучи стрел и каменных снарядов, выпускаемых монголами из катапульт, японские суда старались подойти к кораблям противника вплотную. Самураи, прячась за бортами своих плавательных средств и щитами, приближались к неприятельским кораблям и, оказавшись в непосредственной близости от них, быстро вставали, молниеносно взбирались на монгольские суда, часто используя мачты своих лодок, и уничтожали находившихся на них воинов-десантников и матросов.

Борьба на море шла не только днем, но и ночью. И японские воины достигали своей цели. В сумерках, во время ночных рейдов на лодках им часто удавалось проникнуть на неприятельские корабли, перебить команду и сжечь хотя бы один из них. Поэтому, чтобы как-то обезопасить себя от таких нападений, монголы стали соединять суда корабельными цепями, создавая подобия крепостей на воде.

Японцы воевали с презрением к смерти, и это помогало им в борьбе. Монголы и их союзники не были так подготовлены к самопожертвованию, на которое шли японские воины. Самураи побеждали в единоборстве на небольшом пространстве, так как были лучше обучены индивидуальному ведению боя, нежели тяжеловооруженные монголы.

История донесла до нас множество эпизодов героической борьбы японцев с монгольскими захватчиками. В сражении на воде особенно отличился самурай Кусано Дзиро. На боевую лодку Кусано противник обрушил град стрел и ядер, одно из которых оторвало ему левую руку. Тем не менее, Кусано продолжал руководить боем, и его команда взяла на абордаж монгольский корабль. Если верить историческому источнику, раненый воин, превозмогая боль, смело вступил в схватку с врагом на палубе неприятельского судна и собственноручно убил 21 человека, а затем предал враждебный корабль огню, что еще больше воодушевило японцев.

Японский военачальник Коно Митиари перед схваткой с монголами написал молитву богам, прося их покарать ненавистного врага. Затем он сжег бумагу с текстом молитвы, а пепел проглотил. Под руководством Митиари были снаряжены две гребные военные лодки, на которые он посадил избранных воинов, отличавшихся отвагой и боевым мастерством. Самураи спрятали свои мечи в складках одежды, и Митиари направил лодки к флагманскому кораблю монголов. Те ошибочно подумали, что японцы безоружны и приближаются для того, чтобы вести переговоры или сдаться в плен. Это позволило японцам беспрепятственно подойти к врагу. Когда лодки самураев оказались в непосредственной близости от монгольского корабля, японцы молниеносно взлетели на его палубу. Началась кровавая рукопашная схватка. Многие в этом бою пали, но другим все же удалось поджечь неприятельский корабль. В результате отчаянной схватки в плен к японцам попал командующий монгольским флотом.

Сражение на море и на побережье продолжалось почти без перерывов несколько недель. Встретив со стороны японцев такое неожиданно упорное сопротивление и понеся при этом существенные потери, монголы и их союзники отошли от залива Хаката. Содействовали такому решению начавшиеся в условиях страшной жары и скопления на кораблях большого числа монгольских и китайских войск инфекционные болезни, унесшие несколько тысяч жизней. По изменившемуся плану, агрессоры должны были выйти в море и продвинуться на запад для встречи со вторым соединением, которое запоздало с выходом из Китая, для перегруппировки сил и нанесения нового удара по Кюсю.

В конце июля понесшая потери восточная группа монгольского флота оставила побережье. Часть кораблей снова направилась к острову Ики. Остальные подошли к острову Хирадодзима, расположенному около западного побережья Кюсю. Здесь произошла встреча уже воевавших сил со второй флотилией, задержавшейся с отплытием с континента. После кратковременного отдыха объединившийся огромный флот монголов атаковал остров Такасима с целью создания нового плацдарма для вторжения на юг Японии. На этот раз атаку предполагалось произвести в заливе Имари. Опять над Японией нависла смертельная угроза. Каждый японец знал, что сулит стране монгольское нашествие.

Сёгунат спешно начал стягивать войска в районы предполагаемой высадки монголов. Армия готовилась к решающим сражениям, от которых, возможно, зависела государственная самостоятельность и независимость феодальной Японии, жизнь сотен тысяч людей.

В то же время император и его аристократическое окружение, должностные лица высших рангов, чиновники военного правительства, синтоистское и буддийское духовенство в самый критический момент разворачивавшихся событий обратили свои молитвы к национальным синтоистским божествам. Аристократия, чиновничество, священники и монахи по всей стране начали тщательно готовить и проводить в храмах Синто торжественные церемонии, в ходе которых молящиеся от своего собственного имени и имени защитников Японии умоляли местных японских богов о помощи. Главный обряд был совершен в центре молений — синтоистской святыне — храме Исэ, традиционном месте паломничества японцев. Экс-император Камэяма даже обещал принести себя самого в жертву во имя спасения страны.

И именно в это, а не в другое время, в месте, где должна была решиться судьба Японии, произошли события, которые были истолкованы синтоистскими священнослужителями как подтверждение божественной благосклонности к японскому народу. Как будто услышав мольбы японцев, природа послала им и помощь бурю, опять разрушившую все планы завоевателей.

16 августа 1281 года в середине дня на ясном и безоблачном небе неожиданно появилась темная полоса, которая, быстро увеличиваясь, охватила не-Гюсвод и затмила солнце. В течение считанных минут разразился небывалой силы смертоносный тайфун, нередкий в этой части Восточно-Китайского моря. Смерч пронесся над островом Такасима и прилегающим к нему районам как раз в том месте, где была сосредоточена армада монгольских кораблей. Ураган прошел над сушей и морем с юго-запада на северо-восток. Он переворачивал корабли, бил их друг о друга, давя в разрушающихся судовых конструкциях людей. Те, кто пытался покинуть гибнущие корабли и достичь берега, находили гибель в водной стихии. До побережья добрались очень немногие. Когда через три дня ветер стих, тучи рассеялись, и небо вновь прояснилось, от монгольско-китайско-корейского флота осталась едва ли четверть первоначального состава. Потери монгольских завоевателей были поистине катастрофическими — 4 тысячи военных кораблей и около 100 тысяч человек погибло в пучине. Побережье острова Такасима и берег залива Имари были покрыты остовами выброшенных монгольских судов, корабельными обломками, трупами солдат и боевых коней.

Чудо свершилось второй раз! Японцы верили, что национальные боги покровительствуют их стране, и шторм, погубивший монгольскую армаду вторично, был тому свидетельством. Он углубил веру японцев в своих богов и подтвердил, что Япония пользуется божественным покровительством духов Синто.

Остатки монгольского флота на поврежденных и изуродованных тайфуном кораблях покинули омывающие Кюсю воды и вновь в полном беспорядке вернулись в Корею. Те войска, которые успели высадиться на сушу, были совершенно деморализованы, остались без поддержки и продовольствия, во враждебном окружении, и не могли оказать японцам достойного сопротивления из-за отсутствия необходимого снаряжения и оружия. Отдельные отряды завоевателей были окружены и блокированы в нескольких местах. Приблизительно 30 тысяч монголов, китайцев и корейцев попали в плен. Большинство их либо было уничтожено самураями, либо обращено в рабство. Так бесславно окончилась для Хубилая вторая грандиозная кампания покорения Японии.

Вторая масштабная экспедиция монголов была названа в Японии Коан-но эки — война годов Коан. Японцы ликовали. День поражения монголов превратился для них в праздник, который стали отмечать раз в 50 лет. На юго-западе Кюсю и острове Такасима он празднуется до настоящего времени. Однако потрясение от вторжения монголов было настолько сильным, что в населенных пунктах, расположенных по всему Японскому морю, вплоть до северных оконечностей острова Хонсю, память о нем продолжала сохраняться в течение многих столетий. Японские женщины, носительницы старинных традиций, до нашего времени продолжают исполнять песни, в которых они пугают детей монголами. В начале 1950-х годов и префектуре Акита пели старинную колыбельную, в которой были такие слова: «Нагэба ямагара монко кукканэ, нэмурэя, нэмурэя» — «Если ты будешь плакать, то с гор придут монголы. Поэтому спи, спи». Где были эти горы? Возможно, на островах Цусима и Ики, где монголы устроили промежуточные базы для вторжения в Японию. Возможно, они были на территории Корейского полуострова. Запомнили японцы и корейцев, которых было очень много в армии вторжения. В старо-японском языке их обозначали термином «мукурикокури» — монголы-корейцы. Этот термин входил в разряд страшных слов — «ковай котоба», как, например, слово «черт».

Роковой для монгольских захватчиков ветер, истолкованный японцами как помощь их национальных синтоистских богов, получил название «камикадзе» — ветер богов или божественный ветер. Первоначально это обозначение появилось в провинции Исэ (современная префектура Миэ), где оно использоналось в поэзии вака в качестве литературного словосочетания по отношению к сильным ветрам, обрушивавшимся на побережье. Слово «камикадзе» встречается в Нихон секи, в стихе, приписываемом Дзимму Тэнно. В японской традиционной поэзии, особенно в антологии VIII века «Манъёсю», общепринятые эпитеты, так называемые «макура котоба» — «слова изголовья», употреблялись для условного видоизменения определенных слов. После событий 1274 и 1281 годов термин «камикадзе» стал истолковываться именно как ураган, уничтоживший монгольскую армаду, вторгшуюся в морские пространства. При этом центральную роль в защите страны от посягательств захватчиков играло божественное вмешательство синтоистских божеств одного из самых важных храмов Синто — храма Исэ (Исэ Дзингу). Внутренний храм комплекса (Ко Тайдзингу или Найку) был построен еще в III веке и посвящался солнечной богине Аматэрасу, мифическому предку императорской семьи. Олицетворением богини является священное зеркало Ята-но Кагами, хранящееся в этом храме. Оно считается, наряду с мечом и яшмовыми драгоценностями, одной из трех императорских регалий. Согласно легенде, дочь императора Суйнина принцесса Яматохимэ, путешествуя по стране в поисках места, где следовало на вечные времена оставить для хранения священное зеркало, услышала голос самой Аматэрасу Омиками. Богиня выразила желание, чтобы ее олицетворение осталось в Исэ. Поэтому принцесса распорядилась построить храм в указанной богиней провинции. Считалось, что богиня Аматэрасу имела непосредственное отношение к уничтожению флота монгольских завоевателей наряду с другими богами Синто.

Тайфун, который стал считаться в Японии божественным, конечно, сыграл свою роль. Но были и другие причины провала кампании по завоеванию Японских островов. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы не запоздалое прибытие главных сил монголов к Кюсю, именно ко времени свирепствования здесь штормов. Задержка, в свою очередь, была обусловлена большими трудностями, связанными со снаряжением и обеспечением огромной по численности военной экспедиции, неудовлетворительной организацией. Монгольская армия была вооружена намного лучше японской, в частности метательной артиллерией, которая посылала в противника зажженные снаряды, уничтожившие немалую часть береговых укреплений японцев. Монголы, владевшие более совершенной тактикой, могли бы победить самураев. Однако армию завоевателей составляли воины из покоренных монголами государств Восточной Азии, что затрудняло управление войсками. Воины-сателлиты воевали без особого рвения, характерного для монголов. Это была не их война. Монголы не были моряками и вынуждены были при операциях на море полагаться во всем на китайских, корейских и маньчжурских мореходов и их командиров. Кроме того, самоуверенные руководители похода недооценили мужество японцев, их готовность к самопожертвованию, единство и сплоченность перед лицом внешней опасности.

В ходе боев на море громоздкие и неповоротливые корабли флота Хубилая оказались неспособны противостоять небольшим, но маневренным и быстрым боевым судам японцев. Монголы соединили свои корабли железными цепями, чтобы создать из них плавучие крепости, что сыграло роковую роль во время урагана — корабли ударялись друг о друга, разбивались и шли ко дну.

И вторая неудача покорения Японии не обескуражила Хубилая. Людей, в подвластных монголам Китае и Корее, было много. Их жизни для верховного правителя Монголии и китайского императора ценности не представляли, впрочем, как и жизни монголов. Поэтому Хубилай не отказался от своих планов относительно Японии и начал готовить третий завоевательный поход.

Новое вторжение было запланировано на 1286 год. Ряд обстоятельств воспрепятствовал этой экспедиции. У монголов были проблемы и с другими территориями, завоеванными и еще не завоеванными. Неприятности были и у самого Хубилая. В год гибели монгольского флота у берегов Японии умерла любимая жена хана, а в год, на который была назначена третья экспедиция в Японию — любимый сын, наследник престола. Здоровье Хубилая начало ухудшаться, и в 1294 году Хубилай умер, так и не победив Японии и не реализовав свою мечту об империи, простирающейся и за морем.

Со смертью Хубилая закончилась эпоха великих монгольских ханов. Все последующие правители Монголии и Китая были менее значительными и масштабными фигурами и таких титулов уже не имели. В 1368 году монгольские феодалы вместе с последним императором империи Юань — Тогон Тэмуром были изгнаны из Китая, их власть была сброшена народными восстаниями. Юаньская династия монголов не просуществовала и столетия. Во второй половине XIV века монгольское господство пало в Иране, Закавказье, затем в Средней Азии и на Руси. Роскошь и развращенность монгольской верхушки, сытая жизнь большинства среднего и низшего звена монгольской армии снижали ее боевую способность. Монголы уже не могли сражаться так, как раньше. В конце XVI века они сами пострадали от маньчжурской экспансии. Окончательно закатилась звезда некогда могущественнейшей империи в 1758 году, когда войска маньчжурских феодалов уничтожили монгольское ойратское государство, истребив более полумиллиона монголов. Монгольскую феодальную империю постигла та же участь, что и все империи мира.

После неудавшегося вторжения монгольский флот ушел от берегов Японии. Однако бдительности японцы не теряли. Западное побережье Кюсю оставалось в постоянной военной готовности практически до конца XIII столетия. Оборонительные сооружения содержались в полном порядке, войска были готовы к боевым действиям. Для улучшения контроля над военным положением на острове Кюсю и юго-западе Хонсю сёгунат назначил специальных полномочных представителей — тиндзэй тандай. Наиболее важные посты, координирующие усилия по безопасности и обороне, регенты Ходзё сконцентрировали в своих руках. Чиновники сёгуната должны были решать всевозможные вопросы, которые возникали между сёгунскими вассалами на Кюсю, выступать в качестве руководителей войсками в случае вторжения.

Удачная оборона Кюсю и отражение внешней опасности на некоторое время повысили престиж регентов Ходзё, особенно Ходзё Токимунэ. Его превозносили при жизни, он занял очень высокое место среди всех исторических личностей Японии всех времен. В 37-м году эпохи Мэйдзи (1904 год), длившейся с 1867 по 1912 годы, в словаре выдающихся людей японского государства Токимунэ посмертно удостоился первого места. После отражения монгольского нашествия Токимунэ прожил недолго. В возрасте 34 лет он скончался в уединенном жилище монаха в буддийском храме Энгакудзи, который был построен по его повелению в 1282 году.

Благодаря событиям 1274 и 1281 годов Япония сохранила свои культурные ценности и традиционный образ жизни, десятки и сотни тысяч человеческих жизней. Однако война с монголами потребовала огромного напряжения сил и обернулась для страны страшным экономическим истощением. Вассалы вынуждены были нести службу за свой счет. Подавляющее большинство воинов не получили ни земли, ни других вознаграждений за все свои усилия и пролитую кровь, хотя они и требовали наград. Но взять новые земли и владения для отличившихся самураев было негде. Японское духовенство после гибели флота вторжения приписало заслугу монгольской катастрофы себе. Синтоистские и буддийские священники тоже просили наград за вызов божественного ветра. Позиции Синто после провала вторжения монголов усилились настолько, что эта древняя религия оказалась с буддизмом почти в равном положении.

Монгольское нашествие, заставившее мобилизовать все внутренние силы страны, ухудшило материальное положение и крестьянства, которое должно было вносить большую часть производимого продукта на нужды войны, и создало предпосылки для кризиса мелкопоместного хозяйства. В это время появилась тенденция к распаду системы сёэн (средних и мелких феодальных хозяйств) и образованию новых крупных земельных поместий, в которых искали покровительства многочисленные самураи, окончательно оторванные от сельского хозяйства. Доверие к сёгунату среди военного сословия начало постепенно падать, а внутренние противоречия усиливаться. В конечном итоге монгольское вторжение оказало довольно существенную роль в падении камакурского сёгуната в первой половине XIV века.

В настоящее время невозможно определенно говорить о том, одержали бы победу монголы при других обстоятельствах и при иной организации похода. Но именно с этого времени, с конца XIII века, в сознании японцев укрепилась мысль о том, что их страна находится под особой защитой японских богов, и победить ее не сможет никто. Очевидно, такая особенность этнопсихологии закономерна и характерна для всех народов. Любой успех, удача позволяют представителям народа ставить свой народ в ранг исключительного, опекаемого высшими, небесными, сверхъестественными силами. Как показывает история, избранными себя считали и завоеватели, и жертвы агрессии. Всех поддерживало небо и свои боги. И монголы, и японцы полагали, что занимают особое место под солнцем. Правители «исключительных» народов черпали из этого выгоду, объявляя себя наместниками богов на земле. Так правящей верхушке было легче управлять подданными.

Таким образом, случайное совпадение — дважды бушевавшие у западных берегов Японского архипелага тайфуны, разразившиеся именно во время монгольской агрессии и утопившие корабли захватчиков — явилось основанием для веры в помощь Японии и ее народу богов Синто, прежде всего Аматэрасу и Хатимана. Идея божественного происхождения страны, вера в чудо впоследствии существенно повлияли на формирование националистической идеологии, проявившей все свои отрицательные черты во время войн, которые вела Япония в конце XIX–XX веках, и особенно во время Второй мировой войны.