Камикадзе. Пилоты-смертники

Глава III. Морские самураи

В Императорском военно-морском флоте дух самурайства процветал пышнее, чем в других родах войск. Не случайно именно здесь впервые создали специальное оружие для самоубийц. В самоубийственных атаках также широко применяли и обычную морскую военную технику: катера, надводные корабли различных классов, подводные лодки. Среди моряков усиленно культивировались флотские традиции. Сплоченные команды боевых кораблей годились для этих целей как нельзя лучше. Доблестные моряки Ямато считались непобедимыми. Подтверждением этому служило Цусимское сражение, ход которого изучали в японских школах в мельчайших подробностях.

Царизм не мог смириться с очевидным поражением в русско-японской войне и послал Балтийский флот в семимесячное плавание вокруг Европы, Африки и Индии. Преодолев расстояние в 18 тысяч миль, 14 мая 1905 года русские 2-я и 3-я Тихоокеанские эскадры под командованием вице-адмирала 3. П. Рожественского подошли к Цусимскому проливу.

Командующий японским флотом адмирал Того специально выбрал этот пролив между Корейским полуостровом и Японскими островами. Он искренне верил, что здесь японцам помогут души древних защитников Японии, которые спасли страну от монгольских завоевателей, победив в неравном сражении семь столетий назад.

Правильная тактика и превосходство в артиллерии решили исход боя: русский флот был разгромлен. Двухдневное морское сражение окончилось полным поражением России, и она как морская держава сошла с арены на Тихом океане.

Если в сентябре 1894 года морская победа Японии над китайцами в устье реки Ялу поразила весь мир, то Цусимское сражение заставило считаться с ней как с сильной морской державой. США и Великобритания после Первой мировой войны предпринимали попытки ограничить рост морских вооружений Японии, которая, однако, считала приоритетной задачей усиление мощи Императорского военно-морского флота и не жалела средств для строительства боевых кораблей. В конце 1919 года в Японии был заложен первый в мире специально разработанный авианосец «Хосю», который вступил в строй в конце 1922 года. На вооружение флота принимали корабли самых различных типов и размеров — от сверхмалых подводных лодок до самых больших в мире боевых кораблей.

После Лондонской морской конференции 1934 года Япония приступила к строительству мощных военных кораблей. Были разработаны сверхсекретные проекты гигантских линкоров класса «Ямато». К этому времени японцы создали 457-мм орудия, обладавшие огромной разрушительной силой. Нужны были лишь корабли, на которых их можно было бы разместить.

Для адмирала Ямамото было очевидным, что в грядущих морских битвах самолет будет играть ведущую роль. Однако он не мог переубедить верховное командование, делавшее ставку на гигантские линкоры. В это время еще считалось, что самолет не может потопить линкор. Поэтому Ямамото не считали реалистом. Лишь после смерти вспомнили его язвительные слова: "В мире три великих глупости — Великая китайская стена, пирамиды и линкор "Ямато".

По мнению одного из создателей «Ямато» адмирала Фукуда Кейджи, суперлинкор было "если не абсолютно невозможно, то чрезвычайно трудно потопить". Он являлся самым большим линкором из всех, когда-либо построенных судов этого класса и самым большим военным кораблем [16].

Этот «мастодонт» обладал чудовищными характеристиками. При длине 263 метра его водоизмещение составляло 67000 тонн. В экипаж входило 2767 офицеров и матросов. Корабль развивал скорость 27,5 узлов. Артиллерия главного калибра состояла из девяти 457-мм орудий, посылавших снаряд весом 1473 килограмма на расстояние 41 километр.

Одним словом, «Ямато» был гордостью Японии, прекрасным кораблем с изящными очертаниями корпуса, но… совершенно бесполезным! Жизнь подтвердила правильность точки зрения Ямамото: японские суперлинкоры сыграли в войне лишь роль "поддерживающей силы". Ни один из кораблей этого класса не проявил себя. Они оказались достаточно неуклюжими и медлительными по стандартам Второй мировой войны. Авиация подписала им смертный приговор.

По расчетам, вместо одного «Ямато» Япония смогла бы за сравнительно меньшее время построить 2–3 авианосца типа «Сёкаку» вместе с самолетами. Японцы, наконец, поняли это, и третий корабль этого класса «Синано» переделали в авианосец.

Что же касается однотипного линкора «Мусаси», то он был потоплен 24 октября 1944 года в море Сибуян. Пять часов 259 американских палубных самолетов непрерывно атаковали линкор, который получил прямые попадания 17 торпед и 19 бомб.

Его командир контр-адмирал Иногути Тосихира отличался особой любовью к линкорам даже в то время, когда авианосцы со всей очевидностью уже доказали свое превосходство. Получив в жестоком бою ранения, с перевязанной рукой, он написал прощальное письмо императору с извинениями за потерю корабля. Затем собрал офицеров, поблагодарил их за службу и приказал, согласно традиции, во что бы то ни стало спасти портрет императора. Он ушел на дно вместе с кораблем, соблюдая еще одну традицию Императорского военно-морского флота. Его сын погиб через несколько дней, будучи летчиком-камикадзе. Из команды линкора в 2400 человек спаслась лишь половина.

Таким образом, линкоры типа «Ямато» себя не проявили. Они стали дорогими «игрушками», доставлявшими массу хлопот. Их никак не могли эффективно использовать. Более того, они представляли собой настоящую обузу: при каждом выходе в море приходилось принимать усиленные меры по их охране.

Долгое время, еще с 30-х годов, преследовала японских империалистов навязчивая идея атаковать Пёрл-Харбор — американскую «занозу» в Тихом океане. Поскольку различного рода противоречия между США, владевшими значительными территориями в Юго-Восточной Азии, и Японией постепенно возрастали, вполне естественно, что к ней все чаще и чаще возвращалась японская военщина. Пережившие войну японские адмиралы в развязывании войны с Америкой винят лишь одного человека — командующего Объединенным флотом адмирала Ямамото Исороку. Не премьер-министра и не военного министра, а всего лишь командующего одним из родов войск!

С этим невысоким щуплым человеком, одетым всегда в безукоризненный белоснежный мундир, в предвоенной Японии не мог по популярности сравниться ни один человек. Лысая голова, покрытая шрамами, и отсутствующие на левой руке два пальца свидетельствовали о том, что это был человек-легенда, живой герой великого Цусимского сражения, о котором в Японии знал каждый.

Бывший военно-морской атташе в Вашингтоне, он свободно говорил по-английски, увлекался различными карточными играми, был чемпионом Императорского флота по игре в го.

Американцы оценивали его как "исключительно способного, энергичного и сообразительного человека". В конце 30-х годов он занимал пост заместителя морского министра и прикладывал невероятные усилия, чтобы надлежащим образом подготовить Японию к войне. Он хорошо понимал роль и значение авианосцев и авиации в будущей войне на море. Именно ему была обязана Япония тем, что создала к началу Тихоокеанской войны самый мощный авианесущий флот в мире. Это была революция в военном деле, которую США оценили лишь после Пёрл-Харбора.

Однако создание такого флота дорого стоило Ямамото — он нажил себе много врагов. Сторонники линкоров не простили ему своего частичного поражения, а рвавшиеся к немедленной войне экстремисты открыто угрожали расправой.

"Отдать жизнь за своего повелителя и страну, — писал он с горечью в своем дневнике, — самое страстное желание военного человека: не имеет значения, где он отдаст ее — на фронте или далеко от него. Умереть доблестно и со славой в гуще сражения легко, а кто знает, насколько тяжело умереть за свои убеждения вопреки всеобщему осуждению?…Все, что случается, — есть далеко простирающаяся имперская политика. Слава или стыд, смерть или жизнь — все это не важно. Как сказал Конфуций: "Кто-то может размельчить киноварь [17], но не может извлечь ее цвет. Кто-то может сжечь ароматную траву, но не может извлечь ее аромат". Они могут уничтожить мое тело, но не могут забрать мою волю".

Ямамото понимал, что Япония сможет сражаться с Америкой на равных где-то год-полтора, не более того. В затяжной войне она неминуемо будет разбита. За три месяца до войны он заявил: "Мы все прибираем к своим рукам, распространяемся во всех направлениях подобно тому, как осьминог раскидывает свои щупальца. Но это продлится год с половиной, не более. К тому времени нам надо будет готовить соглашения о мире. Это время настанет после падения Сингапура".

Командующий Объединенным флотом был уверен в том, что в случае войны с Соединенными Штатами у Японии нет шансов ее выиграть, не уничтожив американский флот в Гавайских водах.

Трудно сказать, когда Ямамото впервые начал вынашивать идею атаковать Гавайи. Как участник русско-японской войны, он хорошо понимал, что внезапная атака адмирала Того русских кораблей явилась самым важным фактором победы, ее началом.

Еще в 1927–1928 годах лейтенант Кусака Рюносуке разработал план воздушного нападения на Пёрл-Харбор. Он исходил из того, что в случае войны Японии придется умело использовать авиацию на всей своей подмандатной территории [18]в Южной части Тихого океана. В этом случае для нее будет крайне необходимо нанести Америке удар в самом ее уязвимом месте — на Гавайях. И единственная возможность уничтожить военно-морскую базу в Пёрл-Харборе появлялась при использовании сил палубной авиации.

Тихоокеанский флот США в 30-е годы часто выдвигался к Гавайским островам, базируясь на гавань Пёрл-Харбор острова Оаху. Ежегодно он проводил военно-морские игры с участием двух сторон — «американцев» и «японцев». Показательны маневры флота и армии, проведенные в 1932 году. Эскадра адмирала Г. Ярнелла вышла с баз в Калифорнии, подошла на расстояние 40 миль до Гавайских островов и подняла с двух авианосцев 152 самолета. Авиация нанесла «удар» и завоевала господство в воздухе. Результат был впечатляющим, но эксперты посчитали, что он не достижим при наличии на острове сильной авиации.

В то же время японцы пришли к противоположным выводам, положительно оценив авиационный удар. Подобные, но более масштабные учения, проведенные американским флотом в 1937 году, еще раз подтвердили возможность нанесения мощного авиационного удара по Гавайям и их последующего захвата.

Японская разведка собирала подробную информацию о Гавайях, и Ямамото не мог ее не использовать. 7 января 1941 года он закончил разработку документа, озаглавленного "Виды на подготовку к войне". На девяти его страницах впервые была изложена идея удара по Гавайям, во многом копировавшая и развивавшая план Кусака. Впрочем, идея внезапной атаки Того не была оригинальной. Любой представитель японской нации, которая презирает ложь и бесчестие, тем не менее никогда не считал зазорным нападать первым. "Первый удар — половина битвы", — гласит национальная мудрость. Пёрл-Харбор раздражал японцев, и поэтому участь его можно было предвидеть вполне определенно.

2 июля 1941 года состоялась конференция с участием императора Хирохито. Считая американско-британско-голландско-китайские силы удавкой на шее Японии, конференция приняла решение наращивать военные усилия в южном направлении и укреплять японские позиции в Азии, даже если бы это означало войну. И хотя конференция решила "не объявлять войну Британии и Америке" в процессе достижения национальных устремлений, незамедлительно в армию было призвано свыше миллиона резервистов, а всем японским торговым судам в Атлантическом океане было приказано вернуться в родные порты.

Окончательное решение готовиться к войне было принято на конференции 6 сентября. Понимая, что придется вести войну, Ямамото намеревался использовать самый выгодный вариант, который может привести к победе. Он выбрал Пёрл-Харбор и настаивал на его атаке.

С планом нанесения удара по Пёрл-Харбору было поручено ознакомиться 36-летнему капитану II ранга Гэнда Минору, начальнику оперативного отдела 11-го воздушного флота. Командир группы летчиков-акробатов морской авиации, специалист по торпедам и способный военный теоретик, он с воодушевлением взялся за дело, так как верил в авианосцы как современное оружие и убеждал всех в том, что самолеты способны топить корабли.

После участия в войне в Китае Гэнда служил помощником военно-морского атташе в Лондоне, когда 11 ноября 1940 года группа из двадцати одного торпедоносца с английского авианосца «Илластриес» потопила в гавани Таранто линкор и вывела из строя два других. Вернувшись в этом же месяце в Японию и получив план операции, Гэнда одобрил идею внезапного авиационного удара по американской базе, но внес в него существенные изменения. Ямамото отказался от использования огневой мощи линкоров, планируя свою операцию против Пёрл-Харбора. Он сделал ставку на авианосцы, которые должны были нанести "катамици когеки" — безответный удар — своими самолетами. Однако адмирал не был до конца последователен и предполагал, что, исчерпав горючее, летчики приводнятся в океане. Уцелевших пилотов подберут эсминцы и подводные лодки. Ямамото готов был принести в жертву всех своих летчиков ради разгрома флота противника. Гэндо, напротив, отверг самурайский подход адмирала. Он вдвое сократил расстояние, с которого должен был наноситься удар, что позволило самолетам садиться на авианосцы и готовиться к новой атаке.

Долго определялась дата нанесения удара. Начальник главного морского штаба Императорского военно-морского флота адмирал Нагано Осами пришел к выводу, что самое благоприятное время — приблизительно двадцатый день лунного цикла, когда Луна ярко светит с полуночи до восхода солнца. К тому же было желательно, чтобы удар наносился в воскресенье — день отдыха. Самой подходящей датой с учетом этих требований оказалось 8 декабря 1941 года (7 декабря по гавайскому времени).

Закипела огромная по масштабам подготовительная работа. Ее возглавил контр-адмирал Ямагути Тамон, закадычный друг Ямамото. Гэнда бился над созданием особых торпед, поражающих цели на мелководье, спешно разрабатывались бронебойные бомбы, способные пробить броню американских кораблей. Но самым важным было подготовить к выполнению операции большое количество летчиков палубной авиации.

Старшим авиационным командиром 1-го воздушного флота назначили боевого летчика капитана II ранга Футида Мицуо. Лучший летчик-торпедоносец Императорского флота капитан III ранга Мурата Сигехару и лучший пилот пикирующих бомбардировщиков Японии Эгуса Такасигэ возглавили подготовку летчиков, отрабатывая действия в предстоящем сражении. Выяснилось, что атака торпедоносцев может оказаться совершенно бесполезной, если американские корабли обезопасят себя противоторпедными сетями. Проблему решить было невозможно, и тогда Футида и Мурата выдвинули предложение группе летчиков совершить самоубийственные атаки с тем, чтобы уничтожить сети. С выполнением этой задачи остальные пилоты самолетов-торпедоносцев получали возможность беспрепятственно сбрасывать торпеды и поражать корабли.

22 ноября на авианосце «Акаги» Гэнда и Футида провели совещание с летчиками-участниками операции и обсудили множество ее деталей. Следует ли, например, сохранять радиомолчание в случае, если самолет терпит аварию? Ответ категоричен — летчик не имеет права выходить в этом случае на связь, чтобы не открыть врагу местонахождение соединения. Он должен умереть спокойно и молча, как подобает истинному самураю.

К 22 ноября все корабли оперативного соединения поодиночке собрались в заливе Танкан (Хитокапу) на острове Итуруп в группе Курильских островов. Утром 26 ноября оперативное соединение "Кидо Бутай" ("Ударный отряд"), как оно именовалось в японских штабных документах, покинуло залив и легло на курс.

И пилоты, и моряки пребывали в радужном возбуждении. Все торжествовали, что идут на Гавайи, но никто не знал, что их там ожидает. По расчетам выходило, что Япония потеряет треть кораблей. Большинство летчиков пребывало в уверенности, что назад не вернутся. Этого они не боялись. Их тревожило только одно — лишь бы атака оказалась успешной и им не пришлось возвращаться в Японию неудачниками. Подобное бесчестье было для них хуже смерти.

А пока они заканчивали последние приготовления к вылету. Надев свежее нательное белье и новую отглаженную форму, они собрались в помещениях для последнего инструктажа. Многие повязали хатимаки — полоски белой ткани с патриотическими лозунгами. Они считаются традиционной принадлежностью самураев. Ею он обычно повязывал голову перед боем, дабы продемонстрировать свой неустрашимый дух. В практическом плане хатимаки удерживала длинные волосы, чтобы они не мешали во время битвы. Летчики подходили к походным синтоистским алтарям, выпивали церемониальную чашку саке и молились за успех операции.

Затем им подали праздничный завтрак — секихан. Это церемониальное блюдо готовилось из парового риса с красными бобами. Его предлагали лишь в исключительных случаях. Каждому пилоту выдали коробку с запасом пищи для длительного полета: помимо рисовых шариков и сушеных слив в ней содержались также галеты, шоколад и таблетки от усталости.

Еще 2 декабря японский флот получил специальное радиосообщение от адмирала Ямамото: "Начинайте восхождение на гору Ниитака", которое означало: "Произвести атаку". Гора Ниитака на — Тайване выше на 100 метров, чем священная гора Фудзи в Японии, и поэтому считалась самой высокой точкой новой Японской империи. Используя эту фразу в коде, Ямамото как бы призывал каждого японского солдата, не щадя своей жизни, достигнуть поставленных целей.

6 декабря на всех кораблях Ударного соединения, нацеленного на Гавайи, был торжественно зачитан приказ адмирала о цели предстоящего удара. На мачте флагманского авианосца «Акаги» взвился знаменитый флаг «Зет», который нес флагманский броненосец «Микаса» в Цусимском сражении. Небывалая волна возбуждения и радости охватила всех: моряков, пилотов, подводников. Все были полны решимости любой ценой выполнить приказ. Никому и в голову не приходило, что Япония не объявляла войну Соединенным Штатам, что это предательский и подлый удар, который не совместим с самурайским понятием чести!

И вот настал день «X»! Получив последний инструктаж, еще раз взглянув на схему дислокации американских кораблей и обновив данные о скорости и направлении ветра, пилоты заняли места в самолетах. Все внимание на мачту флагманского авианосца «Акаги». 6-00. Сигнальные флаги взлетели и тут же опустились. Прощальные крики, напутственные пожелания, возгласы «банзай», взмахи рук — все потонуло в реве моторов. Первая волна из 183 самолетов, стартовав с шести авианосцев, выстроилась в походный ордер и исчезла в южном направлении… Многие пилоты отказались взять с собой парашюты, заявив, что если будут сбиты, то все равно не смогут ими воспользоваться, так как неминуемо попадут в плен к американцам, а это позор для воина, что пострашнее смерти. Они обещали, что превратят подбитый самолет в бомбу и ценой своей жизни нанесут врагу еще больший урон.

Надо сказать, что японские морские летчики долгое время следовали этому принципу и не брали с собой в полет парашюты. Подобная бравада дорого обходилась Императорскому военно-морскому флоту, терявшему летные кадры с ужасающей быстротой. Дух самурайства оказывал в данном случае японскому флоту медвежью услугу.

Старинная морская практика, когда капитан погибает вместе с кораблем, в японском флоте была возведена в абсолют. Самоубийства совершали не только капитаны, но и высшие по званию и должности чины, находившиеся на гибнущем корабле. Первый такой случай произошел во время сражения у атолла Мидуэй. Ночью 5 июня 1942 года в 2-30 контр-адмирал Ямагути Тамон (1892–1942), командир 2-й дивизии авианосцев, приказал командиру авианосца «Хирю» Каку Томео собрать на полетной палубе оставшихся в живых матросов. Полная луна освещала 800 человек, с которыми прощался адмирал: "Я, командир дивизии авианосцев, один несу всю ответственность за потерю авианосцев «Хирю» и «Сорю». Я остаюсь здесь, на гибнущем «Хирю», до конца. Всем вам я приказываю оставить авианосец и продолжить преданно служить императору".

Ямагути Тамон и Каку Томео приказали привязать себя на мостике, чтобы уйти на дно вместе с кораблем. Гибель авианосца была ускорена. Дополнительно пораженный торпедами, в 5-10 он быстро исчез в морской пучине.

Так погиб один из самых талантливых японских флотоводцев, любимый ученик Ямамото и его вероятный преемник. Дань самурайской традиции дорого обошлась Японии, бессмысленно терявшей лучшие кадры военачальников. Сам Ямамото резко возражал против традиции высших офицеров погибать вместе с тонущим кораблем. Их опыт и умения представляли собой слишком большую ценность, чтобы ею пренебрегать, совершая ритуальные самоубийства.

Однако традиции в Японии — вещь незыблемая и прочная, как меч самурая. От них нельзя избавиться и отбросить, подобно ненужному хламу.

Несколько лет тысячи японских и корейских рабочих-судостроителей круглосуточно трудились, находясь на казарменном положении, в доке № 6 военно-морской верфи в Йокосуке. В обстановке строжайшей секретности они перестраивали линкор «Синано» в суперавианосец водоизмещением 70755 тонн.

28 ноября 1944 года он вышел в свой первый поход и взял курс в Куре, имея на борту 2115 человек личного состава. Авианосцу не повезло — его обнаружила американская подводная лодка «Арчер-Фиш», которая выпустила сразу шесть торпед. Четыре из них поразили цель в правый борт. «Синано» начал быстро набирать воду и крениться. Попытки спасти его оказались безрезультатными. Поступил приказ покинуть корабль. Тем временем крен продолжал увеличиваться, край полетной палубы ушел в воду, и вскоре в широко открытый самолетоподъемник устремилась вода. Образовалась гигантская воронка, затягивавшая в себя матросов. Они прилагали отчаянные усилия, чтобы спастись, но, дико крича, исчезали в чреве корабля.

Командир «Синано» капитан I ранга Абэ Тосио, грубоватый и неулыбчивый человек, воспитанный в суровых воинских традициях, отказался покинуть авианосец и погиб, как и 1435 человек из команды его корабля.

1 апреля 1945 года США приступили к реализации сложнейшей и смелой операции «Айсберг» — высадке десанта на остров Окинава. Реальную помощь защитникам могли оказать лишь летчики-камикадзе, которые, согласно операции «Кикусуй», должны были наносить массированные удары по амфибийным силам и флоту противника.

Линкор «Ямато» и девять кораблей эскорта получили приказ отправиться к берегам Окинавы и оказать поддержку ее защитникам. Операцию назвали «Тен-Итиго», что можно перевести как "Божественная возможность изменить судьбу". Она являлась составной частью операции «Кикусуй» и также планировалась как самоубийственная.

Команда «Ямато» во время его последнего похода состояла из 3332 человек. На капитанском мостике помимо командира корабля контр-адмирала Арига Косаку находился командующий Специальным ударным соединением вице-адмирал Ито Сейчи.

Моряки знали, что должны умереть, и никто из них не надеялся вернуться назад. Команде сообщили, что корабли соединения имели запас топлива только до Окинавы. Лишь после войны выяснилось, что на самом деле корабли были полностью заправлены, однако это держалось под большим секретом [19] (4).

Боезапас линкора превышал сто снарядов на одно орудие. «Ямато» было приказано подойти вплотную к побережью Окинавы, сесть на мель и огнем своих мощных орудий помочь защитникам.

Получив приказ идти к Окинаве, вице-адмирал Ито, суровый и жесткий по натуре, прекрасно понимал его суть: "Просим вас умереть со славой, предвещая гибель ста миллионов японцев, предпочитающих смерть сдаче в плен". «Ямато» был лакомой добычей для врага. Против него будут брошены все наличные силы авиации противника. Это ослабит воздушное прикрытие американских кораблей, чем должны будут воспользоваться летчики-камикадзе.

6 апреля в 15–20 «Ямато» покинул порт. Матросы выстроились на палубе. Их переполняла гордость — все на берегу знали, что линкор уходил в свой последний поход.

В 18–00 свободные от вахты члены команды корабля снова выстроились на палубе, надев чистое белье и форму. Все понимали, что это построение — последнее. Поскольку операция уже шла полным ходом, капитан не мог покинуть мостик. Один из старших офицеров зачитал прощальное послание командующего Объединенным флотом:

"Специальное ударное соединение Императорского военно-морского флота совместно с армией делает — ставку на свою воздушную, морскую и сухопутную мощь с тем, чтобы нанести массированный удар по врагу в районе Окинавы.

Судьба империи находится в критическом положении. В этих целях мы создали Специальное ударное соединение военно-морского флота и приказали ему произвести атаку, не имеющую аналогов по своему героизму. Мы сделали это, чтобы возвысить славные традиции Императорского военно-морского флота, поддержать сухопутные силы и передать славу флота последующим поколениям.

Пусть каждое подразделение, как специальных атак, так и обычное, сражается яростно, уничтожает вражеские силы при любой возможности, обеспечивая тем самым безопасность на вечные времена основам империи".

Послание зачитано. Матросы отвешивают низкие поклоны в направлении, где должен находиться император. Все поют гимн, затем несколько песен военно-морского флота. Как эхо, слышатся громкие троекратные крики «банзай» с каждого корабля, следующего в боевом порядке.

Наступило 7 апреля. Сразу после восхода солнца командир базы в Каноя послал 20 разведывательных самолетов в сопровождении истребителей по маршруту следования японского флота. В нескольких десятках километров по курсу кораблей японские самолеты подверглись атаке американских истребителей. Потеряв более половины самолетов, японские летчики вернулись на базу. Среди них был и младший лейтенант Ито, единственный сын адмирала. Самой страстной мечтой обоих было вместе умереть славной смертью в самоубийственной атаке в дни неизбежной гибели страны. Лейтенант Ито не пропускал ни одного вылета во время операции «Тен-Итиго», но судьба хранила его. Через десять дней он отправился в свой последний самоубийственный полет, спикировав как камикадзе на американский корабль у Окинавы.

День 7 апреля выдался хмурым. Тучи низко шли над водой, время от времени посылая дождевые залпы. Корабли Специального ударного соединения прошли пролив Бунго. Воздушное прикрытие отсутствовало.

Для американской палубной авиации погодные условия оказались великолепными: ограниченная видимость затрудняла обнаружение самолетов. Американская ударная группа, специально организованная для удара по японским кораблям, включала 280 самолетов, в том числе 98 торпедоносцев. Однако 53 самолета не сумели обнаружить цель, и, таким образом, в атаке на «Ямато» участвовало 227 машин. Еще вылетело дополнительно 106 самолетов, но они опоздали и участия в бою не принимали.

Первый удар был нанесен в 12–32. Через десять минут в «Ямато» уже попали две бомбы и торпеда. Непрерывные воздушные атаки продолжались одна за другой. Малоопытные японские зенитчики не оказали серьезного противодействия американским летчикам. Вскоре надстройки гигантского корабля представляли собой груду обломков. Все орудия среднего и малого калибра оказались уничтоженными. Левый борт «Ямато» одна за другой поражали торпеды, увеличивая крен корабля. Линкор был обречен, получив 11 попаданий торпедами и около 12 попаданий бомб. Мичман Есида вспоминает его последние минуты: "В глубокой печали и в долгом молчании прощались друг с другом адмирал Ито и начальник штаба. Крен уже составлял 35 градусов, и боевой флаг «Ямато» низко свисал над беснующимися волнами…

Тяжелые артиллерийские снаряды начали выпадать из своих гнезд и взрываться…"

Крен корабля продолжал увеличиваться. Оказавшиеся в воде матросы, отплыв от него на 30–40 метров, выстроились в линию вдоль коричневого днища и дружно прокричали троекратное «банзай», выбросив вверх руки.

Капитан корабля Арига, находясь на мостике, также прокричал «банзай» и затем обернулся к четырем матросам, стоявшим неподалеку. Они были слишком преданы своему мужественному капитану, чтобы покинуть его перед лицом неизбежной смерти. Поняв, что они приняли решение умереть вместе с ним, он похлопал каждого по плечу, приободряя не терять присутствия духа, а затем подтолкнул их в воду.

Последний матрос сунул в руку капитана печенье. Его переполняли чувства, и он, в свою очередь, хотел хоть чем-то облегчить участь адмирала. Арига с улыбкой взял его. Он так и ушел под воду вместе с кораблем — с печеньем во рту.

Редкий для боевых кораблей случай — крен «Ямато» почти достиг 90 градусов, тогда как обычно в таких случаях он не превышает 30 градусов. Наконец корабль перевернулся вверх днищем и с шумом скрылся под водой. И уже оттуда, из-под воды, раздался страшный грохот и треск ломающихся переборок, а затем ужасный взрыв погребов.

Огромная воронка водоворота затянула в пучину тех, кто держался на волнах вблизи корабля. Чтобы спастись, надо было отплыть от гибнущего линкора не менее чем на 300 метров.

"Ямато" затонул в 200 милях к северо-западу от города Токуносима. С собой на глубину 430 метров он унес жизни 2488 офицеров и матросов. Ито Сейчи ушел под воду вместе с кораблем.

С потоплением «Ямато» завершилась эра линкоров. Его гибель блестяще иллюстрирует растущую американскую военную мощь. ВМФ США послал против линкора столько самолетов, сколько японцы направили против огромного американского флота при нападении на Пёрл-Харбор 40 месяцев назад. И у американцев оставалось еще достаточно машин для ведения боевых действий в других районах Тихого океана.

"Ямато" погиб, но привлек к себе достаточно американских самолетов, для того чтобы камикадзе сумели поразить в этот день 23 корабля противника — вдвое больше, чем в другие дни.

Можно утверждать, что среди японских моряков предпочтение смерти плену было развито сильнее, чем в других родах войск. Это было связано с традициями, усилено насаждавшимися сверху, более высоким процентным соотношением офицеров.

На флоте сопротивление японских моряков попыткам спасти их носило массовый характер. Одни из них старались намеренно потонуть, для чего отплывали подальше и ныряли. Сделать это было нелегко. Инстинкт самосохранения преодолевается лишь гигантским усилием воли. Обычно это удавалось сделать лишь после нескольких безуспешных попыток.

Существовал более «легкий» способ уйти из жизни, будучи в воде в безвыходном положении, — продолжить драться! В этом случае вражеская пуля значительно упрощала эту процедуру, позволяя японскому моряку умереть «естественным» путем, во время боя. Такой подход получил распространение к 1944 году. Так, например, во время сражения за Филиппины зарегистрированы случаи, когда японцы, находясь в воде и держась за обломки, бросали гранаты в шлюпки с американскими спасателями, пытались применить личное оружие. Естественно, что все они уничтожались. Весь американский флот в Тихом океане облетела весть о случае, когда прямо на своем рабочем месте в операционной одного из кораблей погиб хирург. Он делал операцию японскому матросу, когда тот пришел в себя, выхватил у него из рук скальпель и ударил врача в грудь.

Стремление к самопожертвованию делало японцев свирепыми и жестокими. Символом зверств и преступлений японского военно-морского флота могут служить действия экипажа подводной лодки I-8 — единственной, успешно завершившей поход в Европу. 26 марта 1944 года к югу от Коломбо она потопила датское торговое судно «Тусалак». Его команда из 95 человек была зарублена самурайскими мечами. 2 июля 1944 года лодка потопила американское торговое судно "Джин Николет" с командой в 98 человек. Часть плававших моряков японские подводники расстреляли, а оставшихся привязали к палубе подводной лодки, которая вскоре погрузилась. Международный военный трибунал заочно приговорил капитана III ранга Аридзуми к смерти. Лодка нашла свою бесславную гибель 31 марта 1945 года, когда у Окинавы ее потопили американские эсминцы.

Отказ от плена и самопожертвование приводили к невозместимым потерям обученных и подготовленных солдат и матросов, в которых так нуждалась империя. Это хорошо понимали некоторые японские военные авторитеты. Один из лучших командиров подводных лодок капитан Хасимото, например, прямо утверждал, что подобное отношение к смерти, возможно, было хорошо лишь для древнего самурая и его сорока семи ронинов, но оно "просто не подходило" к условиям середины XX века.

Характерен пример, относящийся к 1943 году.

Нападение американцев на атолл Уэйк, наиболее важный форпост между Оаху и Гуамом, показалось адмиралу Кога началом наступления противника в северной части Маршалловых островов. По его приказу подводная лодка I-36 21 сентября 1943 года попыталась направить разведывательный самолет в район острова Оаху. Но операция окончилась неудачей. Командир I-36 капитан Инаба предпринял очередную попытку 8 октября. И опять провал.

К этому времени на островах Гавайского архипелага были установлены радары. Морское пространство вокруг островов контролировалось кораблями, оборудованными радарами. Кроме того, специальный патрульный самолет с радаром отслеживал воздушное пространство на дальних подступах к Пёрл-Харбору.

Задача Инабы состояла в том, чтобы на тихоходном разведывательном биплане Йокосука E14Y1 суметь пролететь над гаванью и собрать необходимую информацию об американском флоте. Эта цель казалась ему невыполнимой: лодка не могла запустить самолет незаметно для противника. Разрешили проблему пилот самолета и его наблюдатель.

— Капитан! Подводная лодка не сможет подойти достаточно близко к острову, чтобы запустить нас в воздух и не быть при этом обнаруженной вражескими радарами, — заявили они. — Запустите нас подальше от острова, вне досягаемости радаров. Мы подойдем к Пёрл-Харбору низко над волнами, и радары нас не заметят.

— Допустим, — задумался Инаба, — но дальность полета самолета слишком мала, а у вас топлива только до острова, и его не хватит, чтобы вернуться назад.

Молодые пилоты лишь молча пожали плечами.

Итак, выход был найден. 19 октября Инаба запустил самолет в 300 милях к югу от Оаху. Как и предполагалось, летчики благополучно пролетели над гаванью, что доставило американцам немало тревожных минут. Лодка получила сообщение по радио от пилотов о нахождении на базе четырех авианосцев, четырех линкоров, пяти крейсеров и семнадцати эсминцев. О самолете и его экипаже больше никто ничего не слышал. Скорее всего, летчики направили его в море, чтобы не доставлять радость вражеским перехватчикам.

Понятно, что в основе подобного рода военной «хитрости» прежде всего лежало полнейшее пренебрежение к человеческой жизни и широкое использование присущего японскому солдату стремления к самопожертвованию.

К лету 1945 года, после того, как положение Японии стало совершенно отчаянным, высшее военное командование стало предпринимать меры по защите японских островов от американского вторжения. К этому времени надводный флот уже был уничтожен, а его жалкие остатки парализованы из-за нехватки топлива и заперты на военно-морских базах. Единственной реальной силой оставались подводные лодки.

В конце мая 1945 года штаб Императорского военно-морского флота приступил к формированию группы подводных лодок с экипажами, состоявшими из смертников. 27 июля такая группа была создана. В соединение вошли подводные лодки I-156, I-157, I-158, I-159 и I-162, а также две лодки другого класса. По плану в случае американского вторжения на японские острова экипажи подводных лодок должны были атаковать авианосцы противника, используя торпеды, а также таранить вражеские корабли.

26 июля из военно-морской базы Куре отправились в боевой поход подводные лодки I-400 и I-401. И поход, и лодки были окутаны плотной завесой секретности. Скрывать действительно было что: Японии предстояло испытать в деле принципиально новый вид оружия — подводные авианосцы и ударные самолеты. Идея создания самолетов, запускаемых с подводной лодки, была реализована в Германии еще в начале 1915 года. Но только в Японии в начале 1942 года пришли к мысли превратить самолет в главное оружие субмарин. 18 января 1943 года на верфи в Куре и в феврале этого же года на верфи в Сасебо заложили первые две подводные лодки, специально предназначенные для транспортировки и запуска самолетов. По своим характеристикам они значительно превосходили все субмарины, которые в то время строились в мире. Длина лодок составляла 122 метра, ширина — 12, диаметр прочного корпуса — 6 метров. Водоизмещение в надводном положении равнялось 5223 тонны, а в подводном — 6560 тонн.

Планировалось построить 18 подобных исполинских субмарин. Заложили 5, а сумели сдать лишь две: 30 декабря 1944 года вступила в строй I-400, 8 января 1945 года — I-401.

Проектирование ударного двухместного бомбардировщика-торпедоносца поручили фирме Аити. Самолет должен был обладать выдающимися характеристиками: высокой (до 560 кмчас) скоростью, большой дальностью полета (1500 километров). Его вооружение состояло из 850-килограммовой торпеды или одной 800-килограммовой бомбы.

Первый опытный самолет построили в октябре 1943 года. Он получил обозначение М6А «Сейран» ("Горный туман"). Старт самолета производился с помощью катапульты. На палубе подводной лодки у рубки был построен ангар диаметром 3,5 метра для размещения гидросамолетов. В нем помещались без разборки (плоскости, киль и стабилизатор складывались, но не отделялись от машин) три самолета, покрытые специальной люминесцентной краской, что позволяло производить их взлет в ночное время без освещения.

Предполагалось практически одноразовое применение «Сейранов». Поплавки можно было сбросить во время полета. Летчики для самолетов подбирались особенно тщательно. Это были смертники, готовые отправиться на самую рискованную операцию.

Сначала планировалось с помощью нового оружия нанести удар по шлюзам Панамского канала. Экипажи самолетов и подводных лодок приступили к подготовке и закончили ее, когда высшее командование сочло подобный удар бессмысленным. Было очевидно, что он не j мог повлиять на ход войны.

Поступил новый приказ: 1-й подводной флотилии в "составе подводных лодок I-400 и I-401 атаковать американские авианосцы на атолле Улити. Субмарины должны были подойти к нему ночью и подготовить самолеты к вылету. После чего летчикам-камикадзе предписывалось атаковать авианосцы противника. 19 июня I-401 подорвалась на мине, и на ее борту вспыхнул пожар. Операцию пришлось перенести на конец июля. 15 августа Япония капитулировала, и в тот же день командиры подводных лодок получили приказ возвратиться на базу в связи с прекращением военных действий и уничтожить все наступательное оружие как особо секретное.

Командир флагманской лодки I-401 капитан I ранга Аридзуми застрелился, а команда катапультировала самолеты без пилотов и не запуская моторы. На I-400 поступили проще — и самолеты, и торпеды попросту столкнули в воду.

Так завершилась самоубийственная операция, в которой участвовали летчики-камикадзе и новейшие торпедоносцы, базировавшиеся на самых больших в мире подводных лодках. Даже в этом случае, наряду с использованием самого передового и современного вооружения, японская инженерная и военная мысль не могла обойтись без помощи камикадзе. Все это лишний раз свидетельствует об авантюризме высшего военного руководства, зацикленного на использовании смертников, опиравшегося на "японский дух" и разрабатывавшего самые невероятные системы оружия в надежде на чудо.

Идея создания сверхмалых подводных лодок витала в Японии чуть ли не с начала века. Уже в середине 30-х годов фирма «Мицубиси» построила по проекту инженера Нисимуры лодку для подводных исследований. Это двухместное судно с водоизмещением всего в 20 тонн могло двигаться со скоростью 4,5 узла.

В разработке военных сверхмалых подводных лодок приоритет принадлежит капитану Кисимото Канеджи. Еще в 1932 году он заявил: "Если мы пустим большие торпеды с людьми на борту, и если эти торпеды проникнут глубоко в неприятельские воды и, в свою очередь, пустят небольшие торпеды — шансов промахнуться практически не будет". Уже тогда он видел в карликовых подводных лодках (миджетах) эффективное оружие для борьбы с гегемонией США на море. Кисимото считал, что если установить на четырех кораблях по двенадцать сверхмалых подводных лодок, то победа в любой морской битве будет обеспечена. "В решающем сражении между американским и японским флотами мы сможем выпустить почти сотню торпед. Этим мы сразу сократим силы противника вдвое", — заявлял капитан. Он получил разрешение на реализацию своей идеи от адмирала флота принца Фушими Хирояси, возглавлявшего тогда главный морской штаб. Вместе с группой морских офицеров, состоящей из четырех специалистов, Кисимото разработал чертежи и в 1934 году приступил к постройке двух прототипов лодки на военно-морской верфи Куре. Необходимо было непременно выполнить одно условие морского руководства: лодка не должна была применяться для самоубийственных атак.

С самого начала все работы над миджетами считались строго секретными. Тайная полиция кемпей тщательнейшим образом проверила всех вовлеченных в реализацию проекта. Каждому был выписан пропуск с фотографией, взяты отпечатки пальцев и подписка о неразглашении тайны. Всякие визиты в цех посторонних лиц категорически запретили. Работы проводились в закрытом цехе. На этапе разработки проекта оружие называлось «А-Канемоно» ("Металлическое изделие Тип А"). Через несколько лет, когда лодка появилась на флоте, ее стали называть «Ко-Хиётэки» ("Мишень Тип А"). Вплоть до нападения на Пёрл-Харбор большинство специалистов военно-морского флота было уверено, что сигарообразные корпуса этих подводных лодок — не что иное, как специальные мишени, используемые для огневой подготовки подводников.

В 1934 году были построены два прототипа сверхмалых лодок, а в 1936 году — еще две опытные лодки улучшенной модели. Испытания показали, что в целом они обладали неплохими характеристиками. По скорости в 23 узла, развиваемой под водой в течение 50 минут, им в то время не было равных. Самым крупным недостатком лодок "Тип А" была их ограниченная дальность плавания. Но она не помешала принятию лодок на вооружение и развертыванию их массового производства. Чтобы обеспечить полную секретность, корпуса лодок изготавливали по частям на различных частных заводах, а собирали на небольшом острове рядом с заливом Куре. Доступ на остров был закрыт для всех, кто не знал о новом оружии.

Подводная лодка "Тип А" имела водоизмещение 46 тонн, была вооружена двумя однотрубными торпедными аппаратами. Ее экипаж состоял из командира, управлявшего лодкой, и моториста, обслуживающего электродвигатель мощностью 600 лс.

15 апреля 1941 года 24 молодых морских офицера получили секретное предписание войти в состав «специального» формирования. Они встретились на борту гидроавианосца «Тиёда». Капитан судна Харада Каку объявил им, что японский флот обладает сверхсекретным оружием, которое внесет революцию в морские битвы, их же задача — овладеть им. Все молодые офицеры имели опыт подводного плавания, а лейтенант Иваса Наодзи и сублей-тенант Акиеда Сабуро уже больше года проводили испытания нового оружия.

Тренировки экипажей подводных лодок проводились на небольшом островке Оуразаки, лежащем в 12 милях к югу от Куре. Он получил обозначение "База П". Перед каждым выходом лодок в море на тренировку близлежащая к острову акватория очищалась от всех рыбацких катеров, лодок и других гражданских судов. Во время освоения лодок часто случались аварии и поломки. Гибли экипажи, вместо мишеней поражались катера, которые обеспечивали их доставку… Тем не менее со временем накапливался опыт и росло мастерство подводников.

Засекретили не только сверхмалые подводные лодки, но и корабли, предназначенные для их транспортировки.

Карликовые лодки "Тип А" с надводной дальностью 80 и подводной 20 миль не могли использоваться против вражеских баз. Выход был найден в создании специальных кораблей, способных доставлять их в район боевых действий.

В 1938–1943 годах вступили в строй четыре таких корабля: «Титосэ», "Тиёда", «Мидзухо» и «Ниссан». Это были переоборудованные базы гидросамолетов. Каждый из них мог перевозить 12 сверхмалых подводных лодок. Палуба с уклоном к корме и рельсы давали возможность быстро, всего за 17 минут, спустить на воду все лодки.

Но такие корабли-базы сверхмалых лодок можно было использовать лишь вместе с линейными кораблями, а подводные лодки с них — лишь для атаки кораблей противника в морском бою.

Испытатель первых сверхмалых подводных лодок лейтенант Иваса Наодзи выступал активным сторонником нового оружия. Он убеждал своих командиров в том, что сверхмалые подводные лодки без труда смогут проникать на вражеские якорные стоянки флота и производить огромные разрушения. При этом уничтожать неподвижные вражеские корабли на стоянке гораздо проще, чем во время битвы в открытом море. Идею доложили адмиралу Ямамото, Последнему она понравилась, но он указал на два «узких» момента. Во-первых, шансов возвратиться назад у подводной лодки после такой атаки было крайне мало. Во-вторых, будучи преждевременно обнаруженной до начала атаки главных сил флота на якорную стоянку, сверхмалая подводная лодка неминуемо сорвет всю операцию.

Тем не менее к 1940 году высшее японское морское командование стало вынашивать идею использования карликовых лодок для атак защищенных якорных стоянок. С этой целью к осени 1941 года были построены пять подводных лодок [20]"Тип С1": I-16, I-18, I-20, I-22, I-24. Каждая из них предназначалась для транспортировки одной сверхмалой лодки на особой подставке позади рубки.

Молодые офицеры-подводники при поддержке высоких чинов из главного морского штаба настойчиво добивались включения сверхмалых подводных лодок в операцию против Пёрл-Харбора. И вот, наконец, в октябре командование разрешило включить их с условием, что водители возвратятся после атаки. Закипела работа. В Куре первой прибыла I-22 для внесения в конструкцию необходимых доработок. Несколькими днями позже прибыли еще три. Четвертую лодку I-24 только что построили в Сасебо и сразу же начали ее ходовые испытания.

На подводные лодки прибыли командиры сверхмалых лодок: лейтенант Иваса Наодзи (I-22), сублейтенант Ёкояма Масахару (I-16), сублейтенант Харуно Сигэми (I-18), младший лейтенант Хироо Акира (I-20), младший лейтенант Сакамаки Кацуо (I-24). Вторым членом экипажа были унтер-офицеры Сасаки Наохару (I-22), Уэда Тэдзи (I-16), Ёкояма Харунари (I-18), Катаяма Ёсио (I-20), Инагаки Киодзи (I-24).

Командир соединения пяти подводных лодок капитан I ранга Сасаки Ханку объявил 13–14 ноября днями отдыха перед сложным походом.

Здесь следует отвлечься и пояснить один момент принципи amp;пьной важности. Изобретатель сверхм amp;чой подводной лодки Кисимото считал ее не иначе как оружием самоубийц. Это мнение разделял адмирал Ямамото. Тем не менее официально в 1941 году это оружие таковым не считалось. Однако экипажи сверхмалых подводных лодок отбирались достаточно тщательно с учетом физической и психологической подготовки. В отряд зачислялись лишь молодые люди с превосходными физическими данными, решительные и энергичные. Характерная деталь: отбирали только неженатых, из многодетных семей и не старших сыновей. Сакамаки Кацуо, например, был вторым из восьми сыновей. Соединение сверхмалых подводных лодок, или, как сегодня их часто называют, миджетов, носило название "Токубецу Когекитай", сокращенно «Токко». Это словосочетание можно перевести как "Соединение специальных атак", или "Специальное морское ударное соединение".

Утром 16 ноября все экипажи сверхмалых подводных лодок пригласили на прием в салон командующего военно-морской базой Куре. Там им объявили, что настал их час и что 18 ноября они уходят к Гавайским островам. Там они должны продемонстрировать свою храбрость и боевое мастерство, накопленное во время годичной подготовки.

На следующий день каждый из молодых подводников запасся флакончиком духов: древние японские традиции предписывали идти в последний бой чистым и надушенным.

Вечером они паковали вещи для отсылки их родным, писали прощальные письма. В них они обещали, что умрут со славой, просили прощения за то, что, "опав подобно лепесткам сакуры", причинят родителям тяжелое горе.

Рано утром 18 ноября подводные лодки покинули Куре, остановившись ненадолго в Оуразаки, чтобы забрать миджеты. Под вечер они взяли курс на Пёрл-Харбор. Лодки шли, держась в 20 милях друг от друга. Флагман — I-22 — находилась в центре. В дневное время лодки шли под водой, боясь обнаружения, и всплывали только по ночам. По плану они должны были прибыть в пункт сбора, обозначенный в 100 милях к югу от Пёрл-Харбора, ночью, после захода солнца, за два дня до начала атаки. Еще раз проверив миджеты под покровом темноты, лодки-носители должны были затем уйти к Пёрл-Харбору, занять позицию в 5-10 милях от входа в гавань и рассредоточиться дугой. За три часа до рассвета первой производит пуск своей сверхмалой лодки крайняя левая лодка I-16. Затем последовательно с интервалом в 30 минут стартуют сверхмалые лодки с носителей I-24, I-22, I-18. И, наконец, миджет с последней лодки I-20 должен пройти через створ гавани за полчаса до рассвета. В гавани всем миджетам было приказано лечь на дно, после чего присоединиться к воздушной атаке и нанести врагу максимальные разрушения своими десятью торпедами. Предусматривался и другой вариант: в авиационной атаке не участвовать, а, дождавшись темноты, нанести еще один удар. После чего каждая сверхмалая подводная лодка должна была обогнуть остров Форд, расположенный в центре гавани, и покинуть Пёрл-Харбор. Будучи вне гавани, «малютки» следовали в установленный пункт сбора — 7 миль юго-западнее небольшого островка Ланай.

До него — 70 миль. Напомним, что дальность плавания «малюток» "Типа А" — в надводном положении при скорости 2 (!) узла составляла 80 миль. Но вход в гавань, атака и "круг почета" вокруг острова Форд — все это требовало энергозатрат, и не малых, которые неминуемо приведут к значительной разрядке батарей. Таким образом, не было никаких сомнений в том, что лодки обречены. Впрочем, они были обречены и в точке сбора, где лодки-носители забирали лишь их экипажи, а сами лодки топились из-за невозможности их поднять и укрепить на материнских лодках.

Таким образом, план возвращения лодок-малюток был нелеп и нереален. Он заведомо обрекал экипажи на смерть. Надо сказать, что подводники это хорошо понимали. Лишь двое из них — уже знакомый нам лейтенант Иваса и лейтенант Акиеда Сабуро, который примет участие в атаке в мае 1942 года английских кораблей на острове Мадагаскар, являлись добровольцами. Все другие зачислялись в экипажи сверхмалых подводных лодок по приказу. Тем не менее боевой дух молодых подводников был высок: они знали, что идут на верную смерть. Накануне атаки сублейтенант Харуно Сигэру, блестящий певец, спел для экипажа 1-18 популярную мелодию, которую моряки хорошо знали:

Готовясь к бою, они оставляли родным вместе с последним письмом локоны волос, кусочки ногтей. Переодевшись в спецобмундирование (гидрокостюмы «фундоси» и кожаные куртки), туго повязали голову хатимаки, обильно надушились одеколоном и взяли с собой длинные самурайские мечи. Подводники попрощались с экипажами подводных лодок и поклялись сделать все возможное, чтобы выполнить поставленную задачу. Настал час действовать.

В 3-00 сверхмалые лодки спустили на воду, а лодки-носители приступили к погружению. Не повезло «малютке» лейтенанта Сакамаки. Вышел из строя гирокомпас, устранить неисправность не удалось. Уже было 5-30, а она еще не была готова к спуску, опаздывая на два часа от установленного планом времени. Рассвет уже приближался, когда Сакамаки и Инагаки протиснулись в люк своей лодки. Каждый держал в руке мешочек с завтраком и бутылку вина. Меньше всего они напоминали идущих на смерть людей. Своей улыбкой и мешочком с завтраком они больше напоминали отправляющихся на пикник школьников.

Вход в бухту Пёрл-Харбор преграждали два ряда противолодочных сетей. Американские тральщики каждое утро проводили контрольное траление вод, окружающих базу. Проскочить за ними в бухту не составляло труда. Однако планы японцев оказались нарушенными с самого начала. В 3-42 тральщик «Кондор» обнаружил перископ подводной лодки перед входом в бухту. В ее поиск включился старый эсминец «Уорд» постройки 1918 года. Около 5-00 американцы открыли проход в сетях, чтобы пропустить тральщики, а также транспорт, буксир и баржу. Видимо, две сверхмалых подводных лодки сумели незамеченными проникнуть в гавань, а третья была замечена с «Уорда» и с кружащейся над морем летающей лодки «Каталина». Над поверхностью воды возвышалась рубка лодки и часть сигарообразного корпуса темно-зеленого цвета. Казалось, что она никого не замечала, двигаясь в гавань со скоростью 8 узлов. «Уорд» открыл орудийный огонь прямой наводкой с дистанции 50 метров и со второго выстрела попал в основание рубки. Лодка вздрогнула, но продолжала движение с рваной дырой в рубке. Четыре глубинные бомбы подняли над морем огромные гейзеры: минер потом утверждал, что уже первый взрыв разорвал лодку пополам. Свою лепту внесла и «Каталина», также сбросив несколько бомб. Предположительно, под удар попала лодка лейтенанта Иваса с лодки-носителя I-22. Это была первая потеря Императорского флота в войне на Тихом океане.

Младший лейтенант Сакамаки и унтер-офицер Инагаки больше часа отчаянно пытались выправить дифферент своей лодки. С трудом им удалось это сделать, и они достигли входа в бухту. Гирокомпас по-прежнему оставался неисправным. Сакамаки был вынужден поднять перископ, и лодку заметили с эсминца «Хелм». Погрузившись и уходя от него, лодка налетела на риф и высунулась из воды. Эсминец открыл огонь и бросился на таран. Однако он проскочил мимо, в то время как лодке удалось освободиться от рифа и уйти. «Объятия» с рифом не прошли даром: один из торпедных аппаратов заклинило, в корпус стала поступать вода. Из-за химической реакции воды с серной кислотой аккумуляторов начал выделяться удушливый газ. Где-то в 14–00 миджет снова налетела на риф. Вышел из строя второй торпедный аппарат.

Наступила спасительная ночь. Лодка дрейфовала в полнейшей тишине. Течение и ветер относили ее в восточном направлении. Надышавшиеся ядовитыми парами хлора подводники с радостью открыли люк. Они жадно вдыхали свежий воздух и подставляли лица брызгам волн. Инагаки был совсем плох, он снова спустился в лодку и лежал неподвижно. Люк оказался в полном распоряжении Сакамаки, и он провел всю ночь, прикладываясь к бутылке с вином и наслаждаясь бликами лунного света на волнах.

Под утро беспомощная неуправляемая лодка оказалась вблизи небольшого островка. Сакамаки растолкал полубесчувственного механика. Они решили, что это 5 Ланай, и попытались запустить двигатель. Почти разряженные батареи оставляли мало шансов на то, что это удастся. Но они снова и снова пытались заставить его работать. И — удача! Их отчаянные попытки оказались успешными: лодка двинулась вперед и, о ужас, снова наткнулась на риф! На этот раз она застряла накрепко. Сакамаки принял решение лодку взорвать, а самим добраться до берега вплавь. Вставив в подрывные заряды детонаторы, он зажег бикфордов шнур. Увидев, как побежал огонек, они бросились в море. Было 6-40. Первые лучи солнца робко пробивались из-за горизонта, таял блеклый серп луны.

Вода была холодной, а волна — высокой. Если бы не спасательный жилет, трудно сказать, преодолел бы Сакамаки двести метров, отделявших его от берега. Отравившийся парами хлора Инагаки прыгнул вслед за командиром, но сил выплыть у него не хватило. Он захлебнулся, и его бездыханное тело волны позднее выбросили на берег.

Медленно и с невероятным трудом приближался Сакамаки к берегу.

Под утро 8 декабря пятеро патрульных 298-й американской пехотной дивизии обходили побережье. Они (заметили человека, плывущего к берегу. Наконец волны выбросили его на песок, и он лежал неподвижно в полном изнеможении, точно оглушенная рыба. Он был почти голым и сильно порезался об острые кораллы. Придя в себя и поняв, что попал в руки врагов, Сакамаки пришел в полное отчаяние: удача полностью отвернулась от него! Устройство самоуничтожения не сработало, темный силуэт лодки виднелся вдали среди волн. Через час его доставили на расположенный неподалеку аэродром Беллоу, и он стал первым японским военнопленным во Второй мировой войне.

Итак, лишь одиссея лодки лейтенанта Сакамаки известна нам достаточно подробно, чего не скажешь о четырех других миджетах. Вероятно, только две «малютки» сумели проникнуть в гавань. Лишь лодка лейтенанта Ёкоямы с I-16 прошла незаметно и без особых проблем. Ее заметили, когда она поднялась на поверхность в 700 метрах от базы гидросамолетов «Кертисс». Артиллеристы добились двух попаданий в нее, но она сумела выпустить две торпеды взорвавшиеся на берегу. Эсминец «Монагхэн» протаранил лодку и вдобавок сбросил глубинные бомбы [21].

Еще одна сверхмалая подводная лодка, вероятнее всего, была потоплена в 10–00 крейсером «Сен-Луис». Направляясь к выходу из бухты, он подвергся торпедной атаке. Уклонившись от двух торпед, крейсер обнаружил лодку за внешней стороной сетевого ограждения и обстрелял ее. Что касается пятой лодки, то ее судьба совершенно не ясна. Предположительно, она сумела пробраться в гавань, где вечером 7 декабря затонула вместе с экипажем, а возможно, была потоплена им.

Опасения Ямамото, таким образом, полностью подтвердились: миджеты оказались обнаружены за час до начала атаки Пёрл-Харбора. На руку японцам сыграли нечеткость работы американских служб, общая расхлябанность, неорганизованность и плохая связь.

Существуют и другие версии боевых действий трех сверхмалых подводных лодок. Полностью прояснить картину, видимо, не удастся никогда. В целом же японские карликовые подводные лодки показали себя крайне ненадежными и уязвимыми. Их действия в Пёрл-Харборе окончились полным провалом. Однако японское командование объявило о торпедировании «малютками» линкора «Аризона». Но это был обычный пропагандистский трюк, не более того. Японцы прибегали к нему довольно часто, и не только для того, чтобы поддерживать высокий моральный дух солдат и населения страны. Дело еще в том, что в Японии такое понятие, как престиж, чрезвычайно важно и весомо. Потеря его считается большим позором, который сохраняется длительное время.

В Пёрл-Харборе японские миджеты потеряли свой престиж. Ни одна из пяти сверхмалых подводных лодок не справилась с боевым заданием. И если командование надеялось на их возвращение, то сами подводники полностью отдавали себе отчет в том, что это нереально. Таким образом, это были первые японские подводные лодки-самоубийцы.

Действия команд сверхмалых лодок, несмотря на нулевой результат, полностью отвечали японскому понятию воинской чести (за исключением лейтенанта Сака-маки, оставшегося в живых и невольно нарушившего самурайские принципы). Поэтому девять человек из экипажей миджетов объявили национальными героями, их действия стали неимоверно возноситься.

18 декабря было опубликовано официальное коммюнике японского командования об итогах операции в Пёрл-Харборе. Впервые население страны услышало о существовании "Токубецу Когекитай" — Специального ударного соединения, подводные лодки которого преодолели хорошо охраняемый вход в гавань, атаковали вражеские корабли и потопили по крайней мере один линкор типа «Аризона». Капитан Хирайди Хидео, глава военно-морского информационного отдела, в своей длинной и насквозь лживой речи по радио заявил, что никто из экипажей подводных лодок не вернулся, так как никто даже не имел намерения возвратиться назад. "Их останки навсегда останутся лежать на дне гавани Пёрл-Харбора", — заявил он. "Они знали совершенно точно, что их боевое задание означало верную смерть. Они, однако, горели желанием нанести удар по наглым американцам и хитрым британцам. Успех их атаки нельзя оценить с точки зрения понятий «жизнь» и «смерть». Беспрецедентный, несравненный дух самопожертвования со всей очевидностью демонстрирует традицию Императорского флота и должен считаться одним из величайших достижений начала этой войны… Величайший дух полного самопожертвования, который заставляет плакать даже богов, — это настоящий цветок бусидо, сущность нашего расового духа".

Подобные передачи Хирайди стали весьма популярными. Они регулярно транслировались на всю страну и вызвали широкую волну национализма. Ветераны русско-японской войны сравнивали новых героев с Хироси Такео.

Бывший адмирал Арима, руководивший попыткой блокады Порт-Артура в 1904 году и ставший на закате жизни главным священником храма Мэйдзи, объявил девятерых подводников военными богами. "Никто из них не думал вернуться живым, — сказал он, — и если бы последовало обращение к добровольцам, как в Порт-Артуре, весь военно-морской флот подал бы петицию смерти. Без всякого преувеличения или каких-либо личных пристрастий их героическую смерть можно сравнить с серебристым отражением луны или с бесконечностью глубины чистого пруда".

Мать лейтенанта Ивасы, командира Специального ударного соединения, заявила, что она горда тем, что послала своего сына в смертельную атаку. Хирайди противопоставил матерей погибших японских подводников себя любивым, живущим ради своего удовольствия матерям американских и британских солдат. В то время как последние думают только о деньгах и собственных жизнях, молодые воины Специального ударного соединения будут рождаться снова и снова, чтобы защитить свою страну.

Приравненных к военным богам, девятерых героев-подводников посмертно повысили в звании на два чина, а 8 апреля в токийском парке Хибийя была проведена пышная и торжественная церемония похорон военных героев, Это было первое подобное мероприятие после 19 апреля 1904 года — похорон героев Порт-Артура. За катафалком следовали родители и родственники погибших. В синтоистской церемонии приняли участие тысячи японцев, включая командование военно-морских сил. Семьи героев получили в дар по торту от ее величества императрицы.

Молодых героев сравнивали с лепестками вишни — символом Японии, чистоты, верности и патриотизма. "Среди людей нет равных самураю, среди цветов — цветкам вишни", — эту древнюю пословицу особенно часто повторяли в эти дни.

Месяцем раньше в газетах впервые появились портреты девяти военных богов. Быстро стала популярной сочиненная в это время песня "Дайтоа Сенсо Кайгун но Ута" ("Песня моряков Великой Восточно-Азиатской войны"). Она воспевала девятерых военных богов, сравнивая их с героями русско-японской войны. "Их тела разлетелись на тысячи кусков, подобно разбитому драгоценному камню", — пелось в песне [22].

Прославление девяти военных героез сильно смущало людей посвященных: они знали, что экипаж каждой подводной лодки состоял из двух человек, и что Сакамаки взят в плен. Военно-морское министерство, узнав об этом, пребывало в замешательстве. Чтобы скрыть от населения правду, была установлена жесточайшая цензура и фамилию Сакамаки предали полному забвению.

А в это время первый японский военнопленный Сакамаки Кацуо находился в Пёрл-Харборе. Еще 8 декабря он выразил свои чувства в стихах:

Сакамаки постоянно просил о достойной смерти — совершить самоубийство. Он хорошо знал наставления Военного Кодекса солдата, разработанного 8 января 1941 года: "Вместо того, чтобы жить и терпеть стыд вражеского плена, он (японский солдат. — Ю. И.) лучше умрет и избежит бесчестья".

Время от времени Сакамаки выжигал зажженными сигаретами точки на щеках, пытаясь избежать фотографирования. Наконец он потребовал, чтобы его расстреляли, поскольку у него не было возможности совершить почетное самоубийство.

Он отказывался отвечать на вопросы. Согласно японскому духу, "даже если мы безоружны, — объяснял он американцам, — мы должны кусаться и драться до конца. Я молю, чтобы смертью искупить все мои неудачи…". Но ему не дали такой возможности. А в Японии о десятом члене экипажей миджетов никогда публично не вспоминали. Он для японцев попросту не существовал.

Был еще один неприятный момент. Ведущий первой атаки на Пёрл-Харбор капитан I ранга Футида Мицуо хорошо понимал, что заслуги экипажей карликовых подводных лодок сильно преувеличены. У него имелись неопровержимые доказательства того, что линкор «Аризона» был потоплен в результате прямого попадания авиабомб. Однако его доказательства даже не приняли к рассмотрению. Футида и другие офицеры морской авиации считали заслуженным посмертное повышение экипажей миджетов в звании на два чина. С другой стороны, они видели, что военно-морское командование потеряло объективность в награждении героев Пёрл-Харбора. Именно летчики нанесли нокаутирующий удар американскому флоту. При этом было потеряно 29 самолетов и погибло 55 членов экипажей. И все они посмертно получили повышение в звании лишь на один чин.

Несмотря на высокую похвалу от Ямамото и высочайшую честь быть представленным императору, Футида пребывал в горьком разочаровании. Ни один из погибших летчиков не стал военным богом на том основании, что их было слишком много. Обида личного состава 1-го воздушного флота ставила под сомнение успех будущих подобных совместных операций авиации с подводными силами, и спустя три месяца все 55 летчиков были, наконец, посмертно повышены в звании на два чина. Однако линкор «Аризона» так и остался на счету подводников. Он официально считался потопленным мощным взрывом (по-японски "гочин") [23].

Когда Ямамото узнал о том, что никто из экипажей сверхмалых подводных лодок не вернулся, он с грустью заметил: "Я никогда не послал бы их, если бы знал, что мы добьемся столь многого с помощью одной лишь авиации".

Мнимый успех миджетов заставил японское командование планировать новые операции с их участием. Были выбраны две цели — в Индийском и Тихом океанах. Атака британских военных кораблей в бухте Диего-Суарес на Мадагаскаре оказалась успешной. Возглавил поход адмирал Исидзаки на эскадренной подводной лодке I-10 с разведывательным гидросамолетом Йокосука E14Y1. Три лодки (I-16, I-18, I-20) несли по сверхмалой лодке "Тип А". После операции в Пёрл-Харборе конструкцию миджетов несколько улучшили. Усовершенствовали гирокомпас, установили новую подводную звукоопределительную систему, исправили систему вентиляции, модифицировали сиденья и т. д.

Поход проходил в тяжелейших условиях. Лодки попали в жестокий шторм, причинивший им немало бед.

Начиная с 20 мая гидросамолет безуспешно пытался отыскать неприятельские корабли, облетев множество портов у берегов Южной Африки. Наконец 29 мая он обнаружил в бухте Диего-Суареса большой военный корабль, который определил как линкор.

Поздно вечером 29 мая Исидзаки приказал спустить сверхмалые лодки. Однако у «малютки» с I-18 обнаружили технические неполадки с двигателем, а также оказались деформированными зажимы крепления. Поэтому к атаке были подготовлены лишь две лодки: миджеты с I-16 (мичман Ивасэ Кацусукэ и унтер-офицер Такада Кодзо) и с 1-20 (лейтенант Акэйда Сабуро и унтер-офицер Такэмото Масами).

Подводники должны были пройти 10 миль до берега и войти в проход Оронжиа шириной около 1200 метров и длиной 8 миль. Сложность состояла в том, что проход очень коварен, изобилует рифами и подводными скалами. Атаковав цели на якорной стоянке в Анциране, они должны были затопить лодки и выйти в условленное место на берегу.

Еще при планировании операции предполагалось, что лодки не смогут "вернуться. Их же экипажи хотя официально и не считались смертниками, но таковыми являлись по сути.

Судьба одной из лодок не известна до сих пор. Другая лодка сумела благополучно достичь якорной стоянки. Более того, 30 мая 1942 года, оставаясь незамеченной, она спокойно выбрала удобную позицию и произвела пуск первой торпеды. В 20–25 в левой носовой части британского линкора «Рэмиллис» раздался мощный взрыв, вызвавший серьезные повреждения. Через несколько минут другая торпеда потопила танкер "Бритиш Лоялти". Прочесывание бухты и атаки глубинными бомбами ни к чему не привели. Лишь через пару недель на рифе были найдены остатки уничтоженной сверхмалой подводной лодки. О судьбе двух членов ее экипажа японцы вскоре узнали из английских радиопередач.

1 июня в 11–00 двое японцев были замечены жителями деревушки. На их поиски отправились 15 английских солдат. Наконец, 2 июня в 7-00 утра на холме у побережья японцев обнаружили. Услышав приказ сдаться, они с пистолетами и мечом кинулись в атаку и были убиты. При этом погиб британский солдат и четверо получили ранения. По записям, адресованным капитану I-20, определили, что погибшими были лейтенант Акэйда и унтер-офицер Такэмото [24].

В этот же день на берегу недалеко от гавани Диего-Суарес нашли труп еще одного японского подводника.

Что касается британского линкора, то он получил огромную пробоину. Вода быстро заполнила носовые отсеки и погреба. Самоотверженная борьба за живучесть корабля увенчалась успехом. Выгрузка боеприпасов и откачка топлива помогли удержать «Рэмиллис» на плаву. Затем он своим ходом дошел до Дурбана, где надолго встал на ремонт.

Капитан 1 ранга Сасаки Ханку, командовавший сверхмалыми подводными лодками во время атаки Пёрл-Харбора пять месяцев назад, возглавил поход подводных лодок на юг, к берегам Австралии. Его группа состояла из двух лодок-носителей гидросамолетов (I-21, I-29) и четырех лодок-носителей миджетов (I-22,I-24,I-27,I-28). Установка миджетов должна была производиться на острове Трук, куда и были направлены лодки-носители. Однако 17 мая американская подводная лодка потопила I-28, и к острову добрались только три из них. Через три дня с миджетами на борту они вышли к далеким австралийским берегам. 29 мая лодка I-21 запустила с катапульты разведывательный самолет, который пролетел над Сиднеем. Благополучно вернувшись на подводную лодку, летчик и наблюдатель доложили, что в гавани находятся три больших военных корабля и множество маленьких. Сасаки принял решение произвести атаку силами трех сверхмалых подводных лодок, которыми он располагал.

Командовал миджетом подводной лодки I-22 лейтенант Мацуо Кейю. Это он под видом туриста разведывал вход в гавань Пёрл-Харбора на борту пассажирского судна "Тайо Мару" незадолго до японского нападения.

В сумерках 29 мая I-21 послала на разведку гавани Сиднея небольшой двухместный гидросамолет E14Y1. Для подготовки его к запуску с помощью катапульты было необходимо двадцать минут. Затем подводная лодка погружалась и всплывала в назначенное время, чтобы забрать самолет. Самолет имел небольшую дальность полета (880 километров) и ограниченный запас топлива. И хотя до Сиднея с точки старта было не более 20 миль, летчик не мог вести разведку более получаса.

В свои 27 лет энсин Ито Сусуми был хорошим пилотом и блестяще справился с заданием. Распевая популярную старинную морскую песню "Флот — в море!", он на высоте 400 метров облетел всю ярко освещенную гавань, дав возможность летчику-обозревателю нанести на карту боновые заграждения и другие объекты.

Вечером, накануне атаки, подводники миджетов помолились вместе с экипажами перед синтоистским алтарем. Рядом с зажженной свечой на молящихся смотрели с фотографии девять военных божеств с Пёрл-Харбора.

Идущие на смерть хорошо понимали, что они уже никогда не вернутся. Они постриглись, натерлись ароматическими маслами, оделись в свежее белье и полностью привели себя в порядок.

Затем написали прощальные письма родным. Унтер-офицер Тсузуки Macao с миджета подводной лодки I-22 в письме к своему младшему брату сообщил: "Получив это письмо, ты будешь знать, что я погиб у берегов Австралии 31 мая. Я ни о чем не сожалею. Сегодня я войду в гавань, чтобы поразить вражеский линкор. Позаботься о родителях и сестрах". Он попросил передать 50 иен начальной деревенской школе, в которой учился.

Как и подобает, в полном молчании прошла чайная церемония тя-но-ю. Экипаж 1-22 и экипаж мини-подводной лодки (лейтенант Матсуо Кейю и штурман Тсузуки Macao) долго сидели отрешенные, погрузившись в свои мысли.

На борту I-27 лейтенант Туман Кенси передал экипажу 500 иен с тем, чтобы в случае гибели его подчиненного — штурмана унтер-офицера Омори Такеси — их передали его родителям. Туман с Омори должны были идти первыми. Туман взял с собой семейную реликвию — старинный короткий самурайский меч в красивых кожаных ножнах.

На борту I-24 за семь минут до старта лейтенант Бан Кацухиса, сын героя русско-японской войны, торопливо написал карандашом свое последнее пожелание: "Нации, боящиеся смерти, погибнут. Японская молодежь должна помнить об этом. Пренебрежение к смерти — направляющая основа нашего духа, который приведет к окончательной победе".

Унтер-офицер Асибэ Мамори, 25-летний навигатор, третий сын семьи из восьми детей, отличный спортсмен и азартный игрок, написал, обращаясь к матери: "Обо мне не плачь… Если будете в храме Ясукуни, увидите меня там".

31 мая около 4-30 в 7 милях от Сиднея Сасаки дал команду опустить сверхмалые подводные лодки. Он изменил первоначальный план атаки. Подводникам было приказано преодолеть заграждения, лечь на дно и ожидать полной темноты, затем всплыть на перископную глубину и произвести атаку. Лодки должны были пройти почти 20 миль и нанести удар, после которого они уже не имели возможности вернуться назад. Как обычно, уходящим навсегда подводникам выдали недельный паек из вяленой рыбы и чернослива, а также по бутылке виски на экипаж.

Сверхмалая лодка с I-27 (лейтенант Туман Кенси, унтер-офицер Омори Такеси) вошла в гавань в 20–00. Индукционный контур выдал «эхо» лодки, на который, впрочем, австралийцы не обратили внимания, посчитав его за сигнал от катера. Через пятнадцать минут лодка столкнулась с плавучим боном и была замечена австралийской охраной. В течение двух с половиной часов лейтенант Туман тщетно пытался высвободить свою лодку из капкана. По-видимому, поняв, что она находится в безвыходном положении, он взорвал ее, включив джиба-ки — систему самоуничтожения. Высоко в воздух взметнулись обломки, и над гаванью пронеслось громкое эхо.

Другая сверхмалая лодка с лодки-носителя I-24 (сублейтенант Бан Кацухиса, унтер-офицер Асибэ Мамори) в 21–48 незамеченной проникла в гавань и попыталась нанести удар по тяжелому крейсеру «Чикаго», однако артиллерийский огонь последнего заставил лодку срочно погрузиться. В 23–10 она снова поднялась на поверхность в районе острова Гарден. К этому времени австралийцы, наконец, приняли меры безопасности и погасили огни на кораблях, в городе и, что важнее всего, в доке. Поэтому первая торпеда была выпущена Баном неточно и взорвалась на острове, а вторая, пройдя рядом с «Чикаго», поразила и потопила паром «Куттабул», использовавшийся как плавучая казарма, убив 19 и ранив 10 моряков. После чего Бан сумел уйти от преследования и где-то около 2-00 выйти в открытое море. Дальнейшая судьба лодки неизвестна.

Лейтенанту Матсуо не повезло: его лодка была обнаружена еще до того, как она проникла в бухту. Однако, несмотря на взрывы глубинных бомб, осталась невредимой. Отлежавшись на дне, она предприняла очередную попытку проникнуть в бухту. И ей это удалось. Однако порт находился в полной боевой готовности, и все наличные силы были брошены на поиск дерзкого врага.

По-видимому, многочисленные атаки глубинными бомбами принесли свои плоды: лодка на поверхности больше не появлялась. Лишь через сутки ее обнаружили водолазы. Утверждают, что мотор лодки все еще работал. Матсуо и Тсузуки застрелились и затопили ее. Лодка не сумела выпустить торпеды, так как торпедные аппараты оказались закрыты искореженным ножом для прорезания сетей.

Существует множество версий действий сверхмалых лодок в гавани Сиднея. Достоверно что действительно две из них были потоплены, а затем подняты на берег и тщательно изучены. Австралийцы сумели собрать из их остатков одну лодку [25].

Сасаку напрасно ожидал возвращения экипажей в течение двух дней. Поскольку все мыслимые сроки пребывания их под водой прошли, он дал команду отправляться в обратный путь, но перед уходом произвел по городу несколько залпов из пушек.

9 июня австралийцы кремировали тела четырех японских подводников. Урны с прахом были покрыты японскими флагами, прозвучали залпы салюта.

Позже, отвечая на критику местной прессы по поводу оказанных военных почестей, адмирал Мьюирхед-Гулд возразил: "Обязаны ли мы были оказать подобные почести таким храбрецам, как они? Это был высочайший героизм — уйти на задание в подобных стальных гробах. Есть героизм, который не является чьим-то достоянием, он не зависит от традиции или наследия нации. Есть героизм, проявляемый храбрецами как наших, так и вражеских стран. Как бы ни ужасна была война, геройство всегда узнаваемо, и им восхищаются везде. Японские подводники были величайшими патриотами. Многие ли из нас готовы, на самом деле, хотя бы на одну тысячную самопожертвования, совершенного этими людьми?"

Новость о почетной военно-морской церемонии, устроенной в честь японских подводников в Сиднее, быстро достигла берегов Японии. Родились новые военные боги. Когдав конце года урны с прахом четырех героев прибыли в Иокогаму, тысячи японцев заполнили улицы, прилегающие к порту. Газеты и радио развернули безудержную пропаганду японского патриотизма и самурайского духа. Узнав об этом, высшее военное командование Австралии впредь запретило проводить подобные мероприятия.

Попытка японцев создать базу миджетов на острове Киске (Алеутские острова) в июне 1942 — первой половине 1943 годов окончилась неудачей. Штормовые воды оказались слишком серьезным препятствием к использованию даже обычных подводных лодок. Японцы успели перебросить на остров несколько лодок-малюток и даже установили рельсы для спуска их — на воду. Но они так и не вышли в море: американская авиация уничтожила большую часть миджетов. Остальные были взорваны американцами после взятия острова.

Первый опыт боевого применения сверхмалых лодок показал, что эффективность этого оружия невысока. Поэтому уже в ходе войны развернулись работы по их усовершенствованию. Основное внимание было уделено увеличению дальности плавания. Лодки "Тип А" могли дозарядить свои аккумуляторы только на базе или с борта лодки-носителя. Японское командование к 62 единицам этих лодок намеревалось построить еще 16, однако вынуждено было признать их неэффективность и уже осенью 1942 года сконцентрировать усилия на создании следующих вариантов. В феврале 1943 года первая и, как оказалось, единственная лодка "Тип В" ("Оцу-Гата") [26] (11) была построена на верфи Уразаки. Ее экипаж был доведен до трех человек. Кроме электромотора на лодке установили дизель-генератор, что дало возможность полностью перезаряжать аккумулятор за 18 часов.

После испытаний в конструкцию внесли ряд изменений и назвали лодку "Тип С" [27]. От предшественницы лодка "Тип С" отличалась большим запасом топлива, меньшим временем, необходимым для перезарядки батарей. Всего было построено 15 лодок "Тип С".

Лодка "Тип В" дала также толчок к созданию еще одного варианта — сверхмалых подводных лодок "Тип D" ("Тей-Гата"). Другое их название — «Корю» ("Чешуйчатый дракон"). Отличительная особенность «Корю» состояла в том, что она изначально разрабатывалась как оружие самоубийц. Лодки "Тип D" начали проектировать в декабре 1943 года, а их закладка впервые осуществилась в июне 1944 года.

В январе 1945 года первая лодка была спущена на воду. Всего одиннадцать верфей построили в общей сложности 115 миджетов этого типа. Достроить еще 495 единиц японцы не успели в связи с окончанием войны.

Экипаж лодки «Корю» состоял уже из 5 человек. При водоизмещении около 60 тонн, лодка могла двигаться с максимальной подводной скоростью 15 и надводной 8 узлов. Если дальность лодки "Тип С" при надводной скорости в.6 узлов составляла 350 миль, то у лодки «Корю» при скорости в 8 узлов этот показатель достигал 1000 миль.

Понятно, что эта сверхмалая подводная лодка, вооруженная двумя торпедами или мощным носовым зарядом, представляла собой грозное оружие. Американцы это хорошо понимали. Их бомбардировки и нехватка сырья значительно задержали программу строительства лодок, которые так и не сумели показать себя в деле.

В 1943 году на базе сверхмалой лодки "Тип А" инженер Горо Сато разработал еще один вариант — "Улучшенный Тип D", или «S-Канамоно» ("Металлическое изделие Тип S"). Новая двухместная лодка стала известна под названием «Кайрю» ("Морской Дракон"). Ее водоизмещение было втрое меньше, чем у лодки "Тип D". «Кайрю» отличали бортовые стабилизаторы в средней части корпуса, в связи с чем лодка обладала неплохой устойчивостью. При надводной скорости 5 узлов ее дальность составляла 450 миль. «Кайрю» сильно напоминала торпеду и фактически ею являлась с установленным в носовой части 600-килограммовым зарядом.

Такой вариант вооружения японцы стали применять в конце войны, когда стала остро ощущаться нехватка торпед. Таким образом, сверхмалая подводная лодка превратилась в человеко-торпеду — специальное оружие для самоубийц.

Было запланировано произвести 760 лодок."Кайрю". Точное количество построенных «Кайрю» не известно, предположительно от 212 до 250 экземпляров. Все они были захвачены американцами в августе 1945 года на верфи в Йокосуке. Еще две сотни лодок находились в конце войны в разной степени готовности.

Надо сказать, что к концу войны мысль о разработке специального оружия для самоубийц всецело завладела умами японских конструкторов. Помимо лодок "Тип D" и «Кайрю» были созданы еще несколько миджетов для самоубийц.

Сверхмалую двухместную лодку «U-Канамоно» ("Металлическое изделие Тип U") даже начали производить серийно в самом конце войны, заложив партию в 14 единиц. По замыслу, она должна была стать массовой. Дешевая и простая в производстве, с ограниченной дальностью плавания, она предназначалась прежде всего для обороны Японских островов в случае высадки союзников. Другая сверхмалая подводная лодка «9-Канамоно» ("Металлическое изделие Тип 9"), или «Синкай», разрабатывалась в 1944 году для атак якорных стоянок. Она имела принципиальное новшество — отделяемую боеголовку весом 907 килограмм, которую должна была прикреплять к днищу или подводной части корпуса вражеского корабля. Лодка имела маломощный электромотор и низкую подводную скорость. Единственный построенный экземпляр лодки не был доведен до уровня испытаний из-за многочисленных конструкторских недоработок.

Одновременно Урадзаки строилась сверхмалая экспериментальная подводная лодка «М-Канамоно» ("Металлическое изделие Тип М"). Опустившись на морское дно, она должна была передвигаться по нему на гусеницах, доставляя четыре морские мины к объекту взрыва.

Существовали и другие проекты сверхмалых лодок для самоубийственных атак. Проект лодки «Mapy-SE», например, был даже реализован в 1944 году в Кавасаки, где построили ее единственный прототип. Информация о ней скудна. Известно только, что двигатель на перекиси водорода должен был обеспечить лодке высокую подводную скорость. Лодка имела много общего с человеко-торпедой «Кайтен-II» и в серийное производство, вероятно, не была запущена именно из-за дублирования последней.

В целом японская инженерная мысль очень напряженно работала над созданием различных моделей сверхмалых лодок, предлагая военному руководству интересные проекты для решения очередных проблем вооруженных сил. Примером могут служить «Анпото» и «Акато» — транспортные средства на базе миджетов, предназначенные для снабжения гарнизона Соломоновых островов. Поскольку рассказ о них выходит за рамки тем книги, скажем только, что аналогов подобным транспортным средствам в мире не было.

На заключительном этапе войны на Тихом океане японцы стремились более широко использовать возможности сверхмалых подводных лодок. Об этом свидетельствует программа их массового производства. Однако этим планам не суждено было сбыться. Превосходство союзников на море и в воздухе в 1944–1945 годах было настолько явным, что не оставляло японцам никакой возможности сколько-нибудь серьезно повлиять на ход боевых действий, даже используя новое оружие, стремление солдат к самопожертвованию и новую тактику. Сражение за Филиппины и Окинаву — тому подтверждение.

Располагавшиеся на Филиппинских островах Себу, Басилан, Негрос сверхмалые лодки предприняли несколько самоубийственных атак. Большинство из них были потоплены и не причинили союзникам какого-либо вреда, хотя японцы утверждают, что миджеты отправили на дно 13 кораблей противника — крейсеров, эсминцев, транспортов.

Подобным образом обстояло дело и на Окинаве: часть миджетов уничтожила американская авиация, часть — морские силы США. В начале апреля 1945 года, накануне захвата американцами базы сверхмалых лодок в Унтене, японские подводники взорвали последнюю уцелевшую лодку и присоединились к защитникам острова, чтобы умереть в бою.

К декабрю 1941 года у сублейтенанта Куроки Хироси и мичмана Нисина Секио, бывших водителей сверхмалых подводных лодок, оформилась идея нанесения удара торпедой, выпускаемой подводной лодкой, но управляемой человеком (добровольцем). Они пришли к мысли, что, разместив внутри торпеды водителя и разрешив таким образом проблему ее наведения на цель, можно резко повысить эффективность этого оружия. Необходимо уточнить, что замысел подобного применения торпеды не принадлежал бравым подводникам. Приоритет в этом принадлежит капитану I ранга Ёкоу Нориёси. Долгие годы после окончания русско-японской войны он вынашивал эту идею. Его человеко-торпеда являлась не иначе как самоубийственным оружием, что и послужило причиной его отклонения Морским генштабом в 1933 году.

Следует заметить, что японцы еще в 1933 году успешно реализовали проект двигателя, работающего на обогащенных кислородом смесях. Он-то и позволил создать торпеду с исключительно высокими характеристиками — Тип 93. Из-за огромной дальности действия американцы называли ее также "Лонг Ленс" — длинное и тяжелое рыцарское копье. Это мощное оружие превосходило по многим характеристикам торпеды всех остальных государств. Она была почти вдвое быстрее, чем лучшая американская торпеда Mk 15. А ее дальность действия в 40 километров равнялась дальности стрельбы линкоров, превосходя американское оружие подобного рода почти в три раза. Скорость и дальность японских торпед "Лонг Ленс" казалась американцам невероятной.

К тому же, в отличие от торпед на сжатом воздухе, "Лонг Ленс" не оставляла следа. Уязвимым местом этого грозного оружия являлось, во-первых, случайное срабатывание сверхчувствительного взрывателя и, во-вторых, невозможность управлять им после того, как его направили на цель.

Однако эту проблему легко решить, если сделать "Лонг Лене" управляемой человеком! К тому же торпеду можно выпускать с подводных лодок, что уменьшало для нее риск быть обнаруженной противником.

Таким образом, "Лонг Ленс" превращалась в сверхмалую подводную лодку, которая могла стартовать с эскадренной лодки в подводном положении!

Куроки и Нисина работали под руководством конструктора Военно-морского арсенала Куре Судзукавы Хироси.

Взяв за основу "Лонг Ленс", они решили удлинить ее с той целью, чтобы встроить в среднюю часть отсек водителя с минимумом приборов. К концу января 1943 года чертежи нового оружия были закончены. Однако идея молодых офицеров не встретила отклика в главном морском штабе. Они безуспешно пытались пробиться через все инстанции, пока, наконец, не прибегли к средству, часто использовавшемуся на протяжении всей истории Японии как доказательство полнейшей искренности своих намерений — представили на рассмотрение рапорт, написанный кровью! Спустя двадцать месяцев после рождения замысла на проект морских офицеров действительно обратили внимание. Но конструкция человеко-торпеды исключала возможность спасения водителя, который обрекался на верную смерть. Военно-морское командование высказалось против этого, и тогда офицеры заверили, что внесут в конструкцию торпеды приспособление, позволяющее простым нажатием кнопки выбрасывать водителя в море на расстояние около 45 километров от цели.

Следует заметить, что у водителя все равно не было никаких шансов уцелеть: ударная волна при взрыве боеголовки в 1550 килограмм буквально разрывала пополам крейсера и эсминцы…

К сожалению, во многих изданиях, посвященных описанию японских человеко-торпед, в том числе и на русском языке, говорится о том, что по указанию морского командования все они были снабжены люком и устройством, обеспечивающим эвакуацию водителя. Это утверждение неверно. "Я могу пояснить в этой связи, что кайтены не имели средств спасения, как это было ошибочно заявлено в американской морской истории войны. В этом издании говорится, что каждая человеко-торпеда снабжалась устройством, выбрасывающим водителя в то время, когда она была недалеко от цели. Действительно, отдавая приказ на постройку человеко-торпед, главный морской штаб настаивал на снабжении их таким средством. Но во время строительства и испытаний пришли к выводу, что это приведет к значительному изменению проекта. После настойчивых доводов Куроки и Нисины данное требование было снято", — так комментирует бывший командир японской подводной лодки 1-47 капитан-лейтенант Орита Дзендзи происхождение этого ошибочного утверждения. Ему можно верить: именно его подводная лодка осуществила первый боевой пуск человеко-торпеды [28].

Термин кайтен, которым стали обозначать человеко-торпеду, был придуман не сразу. Первоначально она была засекречена под названием "Круглое металлическое изделие № 6". Первые опытные образцы, представленные на испытания, стали называть "Кюкоку хейки" ("Оружие национального спасения"). И лишь позднее, при создании школы водителей-смертников, человеко-торпеду назвали согласно самурайским традициям «кайтен», что в переводе с японского языка означает "путь в небо" или "мистическая сила, способная изменить ход войны".

Производство торпед организовали в экспериментальном торпедном цехе судоремонтного завода в Куре на острове Оцудзима. Здесь же, вблизи главной базы флота, на маленьком острове под кодовым названием "База II", 4 сентября 1944 года открыли школу водителей кайтен. Командиром этого секретного учебного заведения был назначен подводник капитан-лейтенант Мицума Итакура, а оба изобретателя торпеды — старшими инструкторами.

Курсантов в школу набирали главным образом в двух школах морской авиации, где ощущалась острая нехватка самолетов и топлива. В каждой предписывалось набрать по 100 добровольцев. Вот как происходила процедура отбора желающих в школе Сатиура (север Токио). 25 августа курсантов выстроили перед главным ангаром базы. Перед ними с речью выступил командир капитан Ватанабе. "Мне очень тяжело говорить вам это, — произнес он, — однако новости от наших товарищей с передовых позиций неутешительны. За последнее время разрыв между нашими силами и мощью врага еще более увеличился. Несмотря на героическую борьбу наших соотечественников, Сайпан в руках противника, и у нас большие проблемы по обеспечению наших сил в Рабауле и на других передовых позициях".

Затем, не вдаваясь в подробности, Ватанабе объяснил, что только отчаянные меры могут спасти положение и что японские конструкторы разработали военную технику огромной разрушительной силы, и спросил, есть ли желающие освоить ее. Он предварительно предупредил курсантов, что она «невозвращаема». Это было первое публичное упоминание в Японии оружия, специально разработанного для самоубийц. Формирования камикадзе были организованы лишь спустя два месяца.

Добровольцы должны были начертить на листе бумаги два кружка, что означало их согласие. Женатых и колеблющихся отсеивали сразу же. Подбирали только физически крепких и психически уравновешенных молодых ребят.

Отобранные курсанты направлялись в школу, где обучение велось по нескольким направлениям: изучали конструкцию человеко-торпеды, осваивали управление ею и порядок подготовки к пуску.

Для управления человеко-торпедой требовалась серьезная подготовка, которую можно сравнить с обучением летчика-истребителя. Поначалу база располагала всего шестью торпедами. Этого количества было крайне мало для обучения двухсот курсантов. Вскоре была открыта вторая школа водителей кайтен в Хакари, получившая сразу семьдесят человеко-торпед. Помимо нехватки мат-части существовала еще одна проблема, справиться с которой не представлялось возможным — острый дефицит топлива. К этому времени каждая капля бензина в Японии в буквальном смысле была на счету.

Во время подготовки к первому погружению 6 сентября 1944 года произошла трагедия. Кайтен внезапно затонула, врезалась в морское дно и, повредив корпус, наполнилась водой. При этом погибли лейтенант Хироси Куроки, один из изобретателей торпеды, и лейтенант Хигути Такаси. Подобные аварии случались довольно часто: всего во время тренировок погибло 15 курсантов.

В этом нет ничего удивительного. Человеко-торпеды разрабатывались и строились в большой спешке. Их создатели, учитывая характер оружия, его одноразовость, пренебрегали такими понятиями, как «удобство» и тем более «безопасность» водителя. Не случайно курсанты, впервые оказавшись в кабине торпеды, испытывали нервное потрясение. Она была невообразимо тесной. Гирокомпас, указатели глубины, расхода топлива и давления кислорода, часы — вот и все приборы контроля. Справа от водителя находилась рукоять подъема перископа, в который можно было смотреть лишь одним глазом. В целом расположение рычагов управления было неудачным и приводило к авариям.

Тем не менее интенсивная подготовка личного состава продолжалась два месяца. Курсантам предлагалось обойти в подводном положении вокруг небольшого островка, а также преодолеть узкий проход шириной 45 метров. При этом необходимо было удерживать торпеду все время на глубине 4,5 метра. Всевозможные конструктивные и технические недоработки, плохие мореходные качества кайтен, сложность управления ею — все это превращало учебные плавания в довольно рискованное мероприятие. К тому же они проводились в значительно меньших объемах, чем было необходимо. Однако моральный дух курсантов был чрезвычайно высок. Они горели желанием поскорей отправиться на боевое задание и ценой своей жизни уничтожить "десять тысяч врагов Японии и императора".

Первая боевая группа водителей получила название "Кикусуй".

Около 800 лет назад императором Японии был Годай-го. Умный и образованный, он понимал, что должен править, а не спокойно бездействовать в то время, когда сёгун захватил власть вместо него. Но когда Годайго попытался осуществить задуманное, сёгун Асикага изгнал его. Однако полководец Кусуноки Масасигэ (1294–1336) защитил императора — и восстановил его власть. Годайго же, вместо того чтобы наградить тех, кто дрался и умирал за него, пытался задобрить тех, кто его не поддерживал. Прошло не слишком много времени, и он опять был низложен. Кусуноки снова стал сражаться за императора. В битве при Минатогава он в течение семи часов вместе с 300 воинами отбивал атаки войск противника, в 10 раз превосходившего по численности. Он получил 11 тяжелых ран и вынужден был совершить сеппуку вместе со своим братом Масасуэ. Перед смертью он сказал: "Я хотел бы родиться семь раз, чтобы сражаться с врагами моего императора". Образ самурая Кусуноки стал символом верности трону, а его предсмертная фраза — крылатой.

В годы войны ее взял на вооружение японский империализм, превратив в короткий лозунг-призыв: "Семь жизней за императора".

Гербом рода Кусуноки являлась хризантема. Ее-то и взяли в качестве эмблемы своего боевого отряда водители первой группы кайтен. А название отряда — "Группа «Кикусуй» — составили из слов «кику» (хризантема) и «суй» (вода). Оно означает, таким образом, словосочетание "плавающая хризантема".

Рисунок хризантемы и иероглифы «кику» и «суй» нарисовали рядом с флагом Хиномару на рубках трех подводных лодок — носителей кайтен.

Церемония выпуска первой группы водителей кайтен состоялась 7 ноября 1944 года. Все курсанты были выстроены в парадной форме. Отдельно стояли двенадцать водителей группы «Кикусуй». На левых рукавах их мундиров виднелись зеленые повязки с хризантемами — отличительный знак отряда. На флагштоке развивался огромный флаг Императорского флота с восемью красными лучами.

К этому времени вся Япония уже была наслышана о геройстве первых камикадзе, и поэтому церемонии был присущ особо торжественный дух и воодушевление.

Командующий подводными силами 6-го флота вице-адмирал Мива отсалютовал флагу и повернулся лицом в ту сторону, где находилась столица. Все совершили глубокий поклон императору. Затем Мива произнес короткую патриотическую речь. Обращаясь к водителям кайтен, он сказал, что Япония возлагает на них и на оружие, которое они выбрали, огромные надежды. Мива вручил каждому водителю короткий церемониальный меч и пожелал удачи. Меч имел особое значение. В старину его использовали для совершения сеппуку. Лоб каждого члена группы «Кикусуй» был повязан традиционной хатимаки — полоской белой ткани.

Вечером водители группы «Кикусуй» упаковали личные вещи для отправки домой, написали прощальные письма, положив в них локоны волос и обрезки ногтей. Семья предаст их родной земле или возложит на домашний алтарь.

Затем наступило время торжественного ужина. Опять выступил вице-адмирал Мива. После ответного слова водителей последовал тост за успех первой операции. Все выпили по чашечке саке, присланного самим императором, и приступили к еде. По случаю торжества помимо традиционной рыбы, риса и сушеных водорослей подали лучшие кушанья, какие только смогли найти: консервированные фрукты и другие деликатесы. Главным блюдом являлась традиционная праздничная красная рыба — тай. Ее употребляли с печеными каштанами кати куре, которые, по японским поверьям, считаются пищей победы. Саке хватало, и безудержное веселье продолжалось достаточно долго.

На следующий день в 8 часов утра все энергично махали руками, прощаясь с группой «Кикусуй», и пели "Кими га ё" — японский гимн. После этого водители кайтен посетили храм, специально для них построенный. Затем, убедившись, что все их посылки и послания родным упакованы и готовы к отправке, двенадцать человек гордо прошли строем между двумя шеренгами своих бывших наставников и учителей. Лейтенант Нисина взял небольшую урну с пеплом Куроки Хироси, которую он намеребался захватить с собой на кайтен. Осушив по чашке с водой, называемой мидзи-сакасуки, являющейся символом чистоты помыслов, члены группы «Кикусуй» под звуки гимна сфотографировались вместе со своими инструкторами, командирами подводных лодок и вице-адмиралом.

Через час после начала церемонии прощания подводные лодки начали медленно двигаться к выходу из бухты в сопровождении целого эскорта катеров и различных мелких суденышек. Водители кайтен гордо стояли в открытых люках торпед, размахивая обнаженными мечами над головой. Провожающие на берегу и на сопровождающих катерах громко кричали им вслед, произнося их имена и желая удачи. Многие в руках держали транспаранты и плакаты с патриотическими лозунгами. Проводы не были долгими: достигнув открытого моря, катера повернули назад, экономя драгоценное топливо.

Для переброски кайтен в район их боевого применения было приспособлено несколько подводных лодок и кораблей. С палуб сняли орудия, катапульты (там, где они были). Вместо них корабли и лодки оснастили кильблоками [29]. Лодки в зависимости от типа могли нести от 2 до 6 торпед. Всего было переоборудовано под доставку и пуск человеко-торпед 23 подводных лодки различных типов.

Для этих целей также был перестроен легкий крейсер «Китаками» — ветеран японского флота. На нем установили 20-тонный кран, убрали торпедные аппараты, переставили зенитные орудия, оснастили корму наклонным слипом. Корабль укладывался в строгие нормативы и был способен с его помощью спустить на воду за 8 минут все свои 8 торпед.

Япония строила и специальные десантные судна для транспортировки человеко-торпед и сверхмалых подводных лодок. Успели соорудить 21 судно, обозначавшееся "Тип 1". Корабль обладал приличной скоростью и мог брать на борт шесть кайтен или две сверхмалые подводные лодки.

Другой тип судна для перевозки и пуска кайтен представлял собой легкий эскортный корабль. Он обозначался как "Тип А" или "Тип Б" (в зависимости от того, из какого материала изготавливался корпус). Корабль мог брать 1 или 2 кайтен. Японцы сумели построить всего два таких судна.

Главный морской штаб, охотясь за авианосцами и линкорами противника, приказал группе «Кикусуй» нанести первый удар по врагу 20 ноября. Целью был выбран атолл Улити (Каролинские острова). Естественная глубоководная стоянка его лагуны способствовала превращению атолла в главную базу американского флота в западной части Тихого океана. Туда направлялись две эскадренные подводные лодки: I-36 и I-47, а одна — I-37 — к проходу Коссол близ острова Палау. Воздушная разведка показала, что на стоянке Улити находится крупное соединение американских кораблей (свыше 100 вымпелов), в том числе 4 авианосца и 3 линкора.

Подводные лодки группы «Кикусуй» были переоборудованы для доставки четырех человеко-торпед каждая. Две кайтен крепились впереди рубки и две — позади. Два крепления (первое и четвертое) отсоединялись из рубки подводной лодки. А два оставшихся — только снаружи, для чего лодке было необходимо всплыть. Командирам I-36, I-37 и I-47 строго запрещалось во время перехода производить атаки обычными торпедами. Их главная задача состояла в том, чтобы выйти в район пуска незамеченными, в подводном положении. Во время двенадцатидневного пути водители кайтен продолжали тренироваться и отдыхали. Наконец, 18 ноября I-36 и I-47 благополучно пришли в намеченный район пуска.

— Нисина, взгляните! — предложил капитан-лейтенант Орита Дзендзи, уступая место у перископа.

— Вот это да! Авианосцы, линкоры в несколько рядов. Такой огромный флот не сможет выйти отсюда за одну ночь. Как жаль, что у нас всего четыре кайтен! Какая блестящая возможность применить их!

— Мы нанесем удар кайтенами утром из точки 4 мили к западу от входа в лагуну, — поставил задачу капитан. — Чтобы избежать поражения одной цели двумя человеко-торпедами, пуски будут произведены последовательно. В 4-00 стартует лейтенант Нисина. Войдя в лагуну, он должен пройти как можно дальше в глубину стоянки. Младший лейтенант Сато стартует в 4-04. Проникнув в лагуну, он должен брать правее. Младший лейтенант Ватанабе уходит пятью минутами позже. Он берет левее. Лейтенант Фукуда- через пять минут после Ватанабе. Он найдет цель поближе к входу.

До атаки всего несколько часов. Долгое и томительное ожидание, скрашиваемое бесконечными играми в шахматы, карты и го, осталось позади. Сато сбрил прекрасную бороду, которую успел отрастить за последние месяцы. Фукуда постригся. Похожий на щеголя красавец Ватанабе еще раз вымылся. Все водители надели хорошо выглаженные рубашки и повязали мундиры белыми поясами. Затем написали короткие прощальные письма. Письмо лейтенанта Нисина было кратким: "Дневные наблюдения подтвердили: у островов Улити стоят на якоре свыше ста кораблей. Представляется прекрасная возможность применить наши кайтен. Их у нас на двух подводных лодках всего восемь. Этого явно мало! Как жаль!

Благодарю командира I-47, который отлично справился со своей задачей, вывел лодку в удобную для атаки позицию и уточнил состав сил противника.

Желаю экипажу I-47 счастливого плавания и благодарю за помощь, которую мне оказали.

Молю богов послать мне большой авианосец! Привет тем, кто последует за мной. Банзай!"

Вечером за ужином выпили прощальное саке — подарок императора — в специальных лакированных чашках. Готовым к смерти водителям показали карандашный рисунок разламывающегося надвое от удара кайтен американского авианосца. С его полетной палубы в океан падала дюжина самолетов. Это порадовало ребят, они засмеялись и оставили свои подписи на рисунке.

Над головой — бесконечность мирозданья и бесчисленные искорки звезд. Легкий ветерок приятно холодит щеки. Со стороны якорной стоянки слышатся характерные звуки не прекращающихся даже ночью ремонтных работ.

Водители кайтен уже готовы к бою: на боку — короткие мечи, на лбу — туго повязанные белые хатимаки.

— В лагуне спокойно, — пояснил капитан-лейтенант Орита. — Все корабли на месте, и противник не принял никаких дополнительных мер предосторожности. Поэтому наш первоначальный план остается в силе. Надеюсь, что вы в полную меру сумеете продемонстрировать силу нового оружия. Попрощавшись с капитаном за руку, они затем отдали ему честь и поспешили к торпедам. Техники помогли им занять свои места.

Верный самурайским традициям, лейтенант Нисина захватил с собой небольшую урну с пеплом Куроки: друг и единомышленник должен уйти с ним в последний бой. Нисина нашел место, где ее можно было разместить в узком и невероятно тесном отсеке — под сиденьем, вместе со скудным, скорее символическим запасом риса и сушеной рыбы, а также маленькой бутылочкой виски. Пища являлась прежде всего знаком внимания к водителям-героям, не более того.

Последний взгляд на звездное небо, последний глоток свежего воздуха… За ними навсегда закрываются люки. Часы показывали час ночи. До места пуска оставалось пять миль.

Лодка медленно двигалась на предельно малой скорости. Штурман связался по телефону с водителями, которые томились в тесных рубках торпед уже два часа.

— Как вы там? — спросил он.

— Я пою! — ответил Сато.

— Я вспоминаю мороженое, которым нас угостили за обедом. Оно было бесподобным! — откликнулся Ватанабе.

Водители еще раз сверили компасы.

— Первый! Приготовиться! Лейтенант Нисина, хотите сказать что-нибудь на прощанье?

— Да! — послышалось в ответ. — . Спасибо всем. Удачи тем, кто пойдет за мной. И удачи I-47!

— Пошел! — последовала команда. Было 4-15 20 ноября 1944 года.

Заработал двигатель торпеды Нисины. Убраны два последних захвата, удерживавших кайтен. Торпеда устремилась вперед, оставляя за собой белый бурун.

Следующей стартовала торпеда под номером "три".

Настала очередь «четверки». В микрофоне послышалось громкое «банзай», и она рванулась в темноту.

Беспокойство вызывал пуск торпеды младшего лейтенанта Фукуды — накануне были отмечены неполадки в ее работе. Однако все обошлось, и экипаж I-47 с радостью воспринял громкое "Тенно хейка банзай!" ее водителя [30].

Освободившись от всех кайтен, подводная лодка значительно полегчала. Она двигалась на юго-запад. На борту нервничали, томительно ползли минуты. Все ждали результата. Настало 5 часов — расчетное время достижения цели. Огромный красно-желтый шар пламени взметнулся там, где находилась корабельная стоянка. Повалил столб дыма. Было 5-07. В 5-11 раздался еще один взрыв — другой шар пламени, другой столб дыма… Экипаж безудержно ликовал и возбужденно кричал. Все хотели услышать последующие взрывы.

Капитан! Эсминцы! Правее 5 градусов. Дистанция 2 мили. Приближаются!

Срочное погружение

I-47 нырнула в глубину и двинулась на север…

В это время I-36 тщетно пыталась выпустить свои торпеды. У двух кайтен оказались заклинены крепления, еще у одной обнаружили течь. Лишь торпеда с мичманом Иманиси в 4-45 устремилась к цели.

Команда I-36 дождалась звука двух отдаленных взрывов — в 5-45 и 6-05. Затем ей пришлось лечь на дно и провести там целый день, пока американцы прочесывали море и беспорядочно бросали глубинные бомбы. Лишь к полуночи она смогла подняться на поверхность, перезарядить батареи и отправиться в район острова Лейте, как было предусмотрено приказом.

Третью лодку группы «Кикусуй» — I-37 — постиг злой рок: 19 ноября, всплыв на поверхность, она была замечена неприятелем. Срочно погрузившись, она попыталась уйти от преследования, но не смогла. Американские эсминцы точно сбросили глубинные бомбы и потопили ее вместе с человеко-торпедами и всеми, кто находился на борту.

30 ноября подводные лодки I-36 и I-47 благополучно возвратились в Куре. Двумя днями позже здесь провели важное совещание с участием более двухсот человек, в том числе представителей штаба 6-го флота, инструкторов школы подводных лодок, офицеров морского арсенала в Куре, высших офицеров из Токио. Обсуждались вопросы: надо ли афишировать новое оружие или нет; следует ли продолжать атаки человеко-торпедами якорных стоянок или выйти в открытое море и наносить удары по вражеским транспортам; и, наконец, каковы результаты боевой деятельности группы "Кикусуй"?

Основываясь на двух столбах огня, замеченных с I-47, двух громких взрывах, услышанных с I-36, принимая во внимание план действий каждой торпеды и наблюдений через перископы, сравнивая результаты воздушной разведки до нанесения удара и после, участники совещания пришли к следующему выводу: считать лейтенанта Нисину, лейтенанта Фукуду и мичмана Иманиси потопившими по авианосцу, младших лейтенантов Сато и Ватанабе — уничтожившими по линкору.

Да, именно так и было: посовещались и решили! Пусть подобные методы подсчета нанесенных врагу потерь нас не удивляют: они были характерны для японского командования, постоянно завышавшего потери, нанесенные противнику. Оно тешило иллюзиями себя, а главное — воодушевляло население! Да еще как! Перед отплытием к атоллу Улити Главный морской штаб выпустил ряд коммюнике, в которых объявил, что японские войска на острове Палау убили или ранили 18 тысяч врагов, уничтожили 200 танков. Потопили также крейсер, 2 эсминца, подводную лодку, сбили 60 самолетов. Еще 8 авианосцев, 2 линкора, 4 крейсера и 1 эсминец были, со слов штаба, серьезно повреждены.

Что касается битвы за Филиппины, где Императорский флот получил сокрушительный удар, то официальные японские данные выглядели следующим образом: потоплено 14 американских авианосцев, 6 крейсеров, 3 эсминца и свыше десятка транспортов.

Стоит ли после этого удивляться, что население Японии, традиционно привыкшее верить властям, даже летом 1945 года, в последние месяцы войны, было убеждено в том, что Япония выигрывает войну! Что и говорить, пропаганда — великое дело, когда она ведется правдиво и нацелена на благо. Низменная японская пропаганда не отвечала ни одному из этих условий. Она нагло обманывала население, используя его доверчивость и играя на присущем японцам национальном чувстве правдивости.

В действительности же результат атаки группы «Кикусуй» оказался намного скромнее. Примерно в 5-30 американские эсминцы, направлявшиеся в море, заметили перископ. Удача была явно на их стороне: один из эсминцев пошел на таран, и объект, определенный как сверхмалая подводная лодка, затонул, не взорвавшись. В это же время вторая кайтен взорвалась, наскочив на риф восточнее лагуны. В 5-47 одна из кайтен поразила танкер «Миссиссинева» водоизмещением 11316 тонн. Груженый большим количеством топлива для кораблей и самолетов, а также сырой нефтью, он взорвался, выбросив гигантский столб огня. Погибли 50 членов экипажа. В 6-00 на поверхности моря была замечена стоящая без движения еще одна торпеда. Ее потопил американский самолет.

Примерно в 6-05 легкий крейсер «Мобил» в водах лагуны едва не столкнулся с другой торпедой. Эсминцы начали прочесывать акваторию и заметили ее перископ. Глубинные бомбы нескольких миноносцев легли удачно: на поверхность воды выбросило два тела. Это укрепило американцев в уверенности в том, что они имеют дело со сверхмалыми подводными лодками.

Таким образом, в целом японцы пожертвовали девятью человеко-торпедами и одной подводной лодкой, уничтожив крупный корабль противника.

Американцы были шокированы появлением нового оружия. К этому времени они понесли потери от ударов камикадзе, испытывая при встрече с ними мистический ужас. Появление нового, подводного оружия самоубийц не было для них полной неожиданностью. Они получили кое-какую информацию из дешифрованных японских радиограмм. Однако первый удар человеко-торпед застал их врасплох и заставил усомниться в надежности якорных стоянок своего флота.

Вскоре был сформирован новый отряд. Его назвали «Конго» — по-японски «сталь». В буддистской религии это слово также означает огромную силу или мощь. Ктому же Конго — это название горы в округе Кавати, к югу от Нары, где жила семья знаменитого самурая XIV века Кусуноки Масасигэ.

Штаб 6-го флота запланировал нанести второй, более мощный удар по врагу человеко-торпедами силами сразу шести подводных лодок.

I-56 опытного подводника, хорошо зарекомендовавшего себя в битве за Филиппины, капитан-лейтенанта Моринага Масахико направлялась к островам Адмиралтейства, где находилась превосходная стоянка американского и австралийского флотов.

I-36 капитан-лейтенанта Тэрамото Ивао должна была снова нанести удар по стоянке на острове Улити.

I-47 капитан-лейтенанта Ориты Дзендзи выдвигалась в район Холландия близ Новой Гвинеи.

I-53 капитан-лейтенанта Тоёмасу Сеихати следовала к проходу Коссол в районе Палау. Прозванный друзьями "Сестра Ганди" за удивительное сходство с индийским лидером, Тоёмасу отличался удивительной мягкостью характера и полным отсутствием страха.

I-58 капитан-лейтенанта Хасимото Мотицуры наносила удар по гавани Апра на острове Гуам.

Атаки этих подводных лодок были назначены на 11 января 1945 года. Лишь I-48 капитан-лейтенанта Тояма Дзенсин должна была атаковать еще раз стоянку Улити несколько позже — 20 января.

Таким образом, в операции были задействованы 24 человеко-торпеды. К началу 1945 года положение Императорского флота стало отчаянным. Он был подавлен корабельной армадой союзников, которые теперь контролировали океан. Нехватка топлива свела на «нет» и без того скромные возможности японского флота. В таких условиях на группу «Конго» возлагались особые надежды.

I-58 на стеньге рядом со своим флагом подняла вымпел с надписью "Неотвратимая кайтен". Она вышла в поход 29 декабря и почти весь долгий переход к Гуаму осуществила в подводном положении. В район пуска торпед лодка пришла ночью 11–12 января. В 2-30 Хасимото отдал приказ готовиться к пуску, наметив его на 3-00. Первые две торпеды стартовали нормально, но в двигатель третьей попала вода, и ее пуск пришлось перенести. Устремилась к цели четвертая торпеда, и, наконец, был произведен пуск третьей. Однако через несколько минут ее взрыватель сработал преждевременно, и раздался сильный взрыв. Лодке пришлось срочно погрузиться. Она двинулась на базу, не узнав о результатах атаки.

Поздно вечером за ужином экипаж I-58 воздал молитву за упокой душ погибших. Капитан-лейтенант Хасимо-то зачитал предсмертное письмо лейтенанта Исикавы: "Для меня и моих товарищей наступил день решительных действий. Мы здоровы. У нас бодрое настроение. Враги в Апра будут шокированы нашими ударами.

В небе сияет бледная луна и мерцают звезды. Гуам спит в тихом сне, спокойно проплывая перед нами. Представляю смятение, которое там поднимется через несколько часов! Мы пришли сюда во имя нашей великой страны. Как во сне прожит 21 год моей жизни. Но весь ее смысл понятен лишь сегодня. Сейчас, во время решительной битвы между Японией и Америкой, этим ударом мы укрепим наше положение и тем самым упрочим нашу прославленную Великую Японию, процветающую три тысячи лет.

Наша родина — страна богов. Она вечна и не может погибнуть. Мы не боимся смерти и спокойно отдаем свои жизни за родину. Вместо нас родятся тысячи, десятки тысяч юношей. Отрешимся же от суетности мелких дел!"

По возвращении в Японию на счет I-58 засчитали один потопленный авианосец и два транспорта.

Задача, поставленная перед подводной лодкой I-36, многим казалась невыполнимой: опять идти туда, где месяц назад уже был нанесен удар! Ей и в самом деле не везло. Лодка подошла к атоллу в надводном положении, но в темноте наткнулась на риф. После неоднократных попыток сняться с мели ей, наконец, удалось это сделать. В 6-00 I-36 выпустила все свои человеко-торпеды. Одна из них взорвалась в 30 метрах от левого борта транспорта боеприпасов «Манзана» и разворотила носовой трюм. Погиб один человек и 20 получили ранения. Вероятно, от взрыва еще одной кайтен было потоплено небольшое десантное судно LCI-660. Спустя шесть часов после атаки в лагуне произошел подводный взрыв, а в 20–45 — еще один. Возможно, это были взрывы двух оставшихся человеко-торпед, не причинившие никаких повреждений.

По возвращении на базу I-36 поздравили с потоплением одного американского линкора, танкера и двух небольших судов.

Несмотря на усиленные меры, предпринятые американцами по охране стоянки на Улити, подводная лодка I-48 сумела 20 января пробраться к атоллу. Она успешно выпустила все торпеды, о дальнейшей судьбе которых ничего не известно. Спустя три дня субмарина была обнаружена и потоплена американскими эсминцами.

Неудачи преследовали подводную лодку I-53. Капитан-лейтенант Тоёмасу сумел провести ее в проход Коссол, несмотря на американскую охрану. Однако запустить первую торпеду не удалось — не завелся двигатель. Приступили к запуску следующей. Она внезапно взорвалась почти сразу после пуска, сильно тряхнув лодку. Вероятнее всего, что ее водитель младший лейтенант Казуми Хироши случайно задел тумблер включения детонатора. Две другие кайтен стартовали нормально, но цели поразить не смогли.

I-56 не сумела даже приступить к выполнению задачи: якорная стоянка Манус была надежно прикрыта противолодочными сетями. После нескольких безуспешных попыток проникнуть в гавань лодка вынуждена была вернуться домой.

Что касается знакомой нам I-47, то она благополучно достигла района пуска торпед. 12 января в 2-30 двое водителей кайтен заняли свои места обычным способом через верхний люк, а двое — через соединительную трубу из корпуса подводной лодки. В 4-30 лодка произвела пуск человеко-торпед. Капитан-лейтенант Орита слышал четыре взрыва в районе якорной стоянки. Позднее выяснилось, что был легко поврежден американский транспорт. Тем не менее, по прибытии на базу Ориту поздравили с потоплением четырех транспортов.

Таким образом, операция «Конго» по японским данным завершилась успешно: противник потерял целый флот — 4 авианосца, 3 линкора, 10 транспортов, 1 танкер. На деле все обстояло совсем не так: противник лишился всего одного танкера и одного десантного судна; два транспорта получили повреждения. Погибло около 50 американских моряков. Японцы заплатили за этот «успех» двумя эскадренными лодками и жизнями 210 своих моряков. Теперь главный морской штаб, наконец, убедился в том, что удары по защищенным якорным стоянкам неэффективны.

В это время американцы нацелились на захват острова Иводзима. Как только японскому командованию стало известно, что флот США обстреливает остров, в срочном порядке был сформирован третий отряд кайтен, получивший название «Тихая» (так назывался замок, где жила семья самурая Кусуноки). В него были включены три подводные лодки с 14 человеко-торпедами: 1-368 под командованием капитан-лейтенанта Ирисава Мицу-теру, I-370 (капитан-лейтенант Фудзикава Сусуму) и I-44 (капитан-лейтенант Кавагути Генбей).

Тихоходные транспортные лодки I-368 и I-370 несли по 5 человеко-торпед. Они одновременно вышли с базы на следующий день после высадки американцев на Иводзиму.

26 февраля I-370 попыталась атаковать транспортный конвой, но ее засекли радары эсминца «Феннеган». Попытки уйти от преследования не увенчались успехом. Она была потоплена вместе со всем экипажем и водителями кайтен, среди которых числился мичман Окаяма Итару, строгий и хорошо подготовленный инструктор из школы в Хакари. До сих пор остается спорным вопрос: выпустила I-370 свои кайтен или нет? Были зарегистрированы мощные подводные взрывы, не причинившие американским кораблям никакого вреда.

На следующий день подобная участь постигла и лодку I-368. Ее потопил самолет с американского авианосца.

Третья лодка I-44 тщетно пыталась преодолеть завесу охранения американских транспортов и десантных судов. Почти 47 часов провела она в подводном положении. Воздух достиг 6-процентного содержания углекислоты. Подводники были на грани удушья. Командир принял решение отказаться от проведения атаки и вернуться на базу. Это привело в ярость адмирала Миву, командующего 6-м флотом. Он приказал немедленно отстранить Кавагути от командования лодкой. Несмотря на то, что 1-44 почти наверняка была бы потоплена, не нанеся урона противнику, Мива все же считал, что Кавагути должен был атаковать, даже пожертвовав при этом экипажем. Так полным провалом закончилась операция отряда "Тихая".

Четвертая группа водителей кайтен была сформирована и отправлена к Иводзиме еще до возвращения лодки I-44. Она состояла всего из двух подводных лодок —. I-36 (капитан-лейтенант Сугамаса Тетсуаки) и I-58 (знакомый нам Хасимото Мотицура). Группа получила название «Ка-митакэ», или «Симбу» — что означает "Путь божественного самурая". Самому молодому капитану японского подводного флота 29-летнему Сугамасе не повезло: из-за поломок двигателя его подводная лодка была вынуждена прервать поход и вернуться в Куре.

Хасимото решил подойти к острову с севера и 5 марта благополучно достиг цели. Он долго пытался перехитрить американские патрули и 8 марта уже был готов нанести удар, когда получил приказ прекратить операцию. I-58 была привлечена в качестве радиомаяка для обеспечения длительного перелета японских бомбардировщиков с Кюсю на Улити, где они должны были совершить самоубийственную атаку на американские авианосцы.

Хасимото пришлось избавиться от человеко-торпед и выполнять приказ.

Новая группа подводных лодок, оснащенных кайтен, а также новая операция по их боевому применению получила обозначение «Татара» — по названию побережья около города Фукуока (север острова Хонсю), где в XIII столетии тайфун помог самураю Ходзё Токиминэ победить монгольский флот, пытавшийся покорить Японию. Группа состояла из четырех субмарин: I-58, I-44, I-47 и I-56. Лодки были переоборудованы для установки шести кайтен и все были снабжены переходным устройством, позволяющим водителям занимать места в торпедах прямо из ее корпуса.

Целью операции являлись американские корабли, обеспечивающие высадку десанта на остров Окинаву. Первой из базы в Хикари должна была выйти лодка I-47. Ее команда, уже дважды участвовавшая в ударах кайтен, верила в своего капитана и в свою удачу. Эту веру укрепляло название лодки — I-47 [31].

На прощальном вечере присутствовал адмирал Нагаи Митсури. Хорошая пища и саке были в избытке, произносились тосты за водителей кайтен. Затем все встали и запели в их честь "Песнь воина":

Можно погибнуть в пучине волн, Можно в земле найти упокой, Но нам не о чем будет жалеть, Если погибнем в битве за Императора.

Водители сидели молча, в то время как остальные во весь голос выводили бравурную мелодию. Потом пели "Морской марш" и другие патриотические песни.

Утром у многих членов экипажа разламывались головы из-за выпитого в больших количествах саке. Короткая прощальная церемония с вручением мечей — и в полдень I-47 снова ушла в поход. На следующий день ее атаковали американские самолеты, и субмарина чудом уцелела, скрывшись в глубинах океана, а ночью Орита ошибся, приняв американские эсминцы за крейсера. Несколько часов лодку сотрясали взрывы глубинных бомб. Уйдя от преследования эсминцев, лодка снова попала под удар, на этот раз самолетов противника. Они сумели нанести ей и всем кайтен повреждения: большие вмятины (их корпус не был прочным — толщиной всего 6,3 миллиметра). У лодки обнаружили течь одной из топливных цистерн. Орита принял решение возвратиться на базу, что привело в отчаяние водителей кайтен. Особенно эмоционально протестовал, нарушая всякую субординацию, младший лейтенант Фурукава, который уже в третий раз возвращался из подобных неудачных операций.

Кольцо союзного флота вокруг Окинавы было на столько плотным, что подводные лодки оказались лише ны возможности выпустить человеко-торпеды. После нескольких безуспешных попыток это сделать, две из них (I-56 и I-44) были потоплены.

Что касается I-58, то Хасимото снова сумел преодолеть американскую оборону, несмотря на неоднократные атаки с воздуха. Достигнув намеченной точки пуска кайтен, он внезапно получил приказ присоединиться к линкору «Ямато» и сражаться насмерть. Но пока он шел на соединение с линкором, тот был потоплен, и Хасимото пришлось вернуться на базу, так и не израсходовав свои торпеды.

Таким образом, атаки сильно защищенных якорных стоянок противника оказались малоэффективными. Главный морской штаб всерьез задумался о применении кайтен против судов в открытом море, где противнику было неимоверно сложнее обеспечить их надежное прикрытие. Однако для водителя человеко-торпеды атака движущейся цели при неспокойной воде являлась чрезвычайно сложным делом. Важно было точно определить скорость и курс цели и при этом не дать противнику обнаружить себя по перископу.

Для определения возможности атаки человеко-торпедами движущихся кораблей противника была сформирована группа «Аматакэ», или «Тембу» ("Небесное самурайство"), в составе подводных лодок I-36 и I-47. Подводная лодка I-47 капитан-лейтенанта Ориты вышла в поход 12 апреля с шестью человеко-торпедами на борту. Это было время цветения сакуры, и водители покидали базу в Хакари не только с хатимаки и мечом, но и с веточкой сакуры в руке. Интенсивно тренируясь, они сократили время занятия места в торпеде через соединительную трубу с 2 минут до 30 секунд. Больше недели Орита ждал встречи с врагом. Лишь в начале мая I-47 встретила большой конвой и атаковала его обычными торпедами, а в последующие дни применила, наконец, четыре кайтен. Две человеко-торпеды не были выпущены из-за отказа телефона и невозможности передать водителям нужные указания. Орита заявил, что добился двух попаданий обычными торпедами и трех попаданий человеко-торпедами, однако американцы этого не подтверждают.

I-36 также выпустила четыре кайтен по американскому конвою, но успеха не добилась. Также безрезультатно окончился выход в море 5 мая одиночной подводной лодки I-367 под командованием лейтенанта Такэтоми Кунио. Этот поход носил название «Симбу», что означало "Успех пути самурая". Три кайтен из пяти получили механические повреждения, а две выпущенные были перехвачены огнем и уничтожены, причинив лишь незначительные повреждения эсминцу "Гиллиган".

Во второй половине мая была сформирована очередная группа. Она носила название «Тодороки» ("Великий грохот") и включала в себя четыре подводные лодки: эскадренная I-36 (капитан-лейтенант Сугамаса Тетсуаки), транспортные I-363 (лейтенант Мацуура Масахару), I-361 (лейтенант Кихара Сакаэ), а также бывшая учебная I-165 (лейтенант Оно Ясуси). На ней было установлено две кайтен, тогда как все остальные были вооружены пятью.

30 мая, не успев выпустить ни одной торпеды, I-361 была обнаружена и потоплена юго-восточнее Окинавы. Почти через месяц такая же судьба постигла I-165 у Марианских островов. I-363 провела в море ровно месяц. Несколько раз ей встречались вражеские конвои, но лодка со своей скоростью 13 узлов не могла с ними тягаться и выбрать удобную позицию для атаки.

I-36 покинула базу Хакари 4 июня. Ей удалось торпедировать обычными торпедами плавмастерскую и нанести ей значительные повреждения. Через шесть дней она безуспешно атаковала одиночный транспорт, выпустив одну кайтен, но сама попала под удар кораблей охранения. Сугамасе удалось увести тяжело поврежденную глубинными бомбами лодку. Неизвестно, как повернулось бы дело, но ее спасли оставшиеся водители человеко-торпед. Они упросили Сугамасу выпустить их в атаку с предельной для кайтен глубины 66 метров. Это был отчаянный шаг, и Сугамаса решился на него. Сразу же после пуска послышался сильный взрыв — это взорвалась одна из кайтен. Но другая отвлекла внимание эсминцев, погнавшихся за ней. Израненная I-36, несмотря на течь из топливных цистерн, выдававшую ее, сумела благополучно вернуться на базу.

Восьмая группа кайтен получила название «Тамон». Так в детстве звали сына самурая Кусуноки Масаси-гэ. В ее состав входили подводные лодки I-47 капитан-лейтенанта Ориты Дзендзи, I-53 капитан-лейтенанта Оба Сайти, I-58 капитан-лейтенанта Хасимото Мотицуры. Все они несли по шесть кайтен. Еще две лодки (I-363 капитан-лейтенанта Кихара Сакаэ и I-366 лейтенанта Токиока Таками) были вооружены пятью человеко-торпедами каждая. Таким образом, всего в группе насчитывалось 28 торпед.

14 июля ушла в поход I-53. Через десять дней она обнаружила конвой и 8 судов под охраной эсминца «Андерхилл» и сторожевиков. Лодка произвела пуск двух торпед, которые были обнаружены американцами. «Андерхилл» с первого захода уничтожил одну из них. До сих пор не ясно, что стало со второй торпедой — или она была протаранена эсминцем, или сама врезалась в него. Страшный взрыв разорвал корабль надвое, уничтожив при этом всю переднюю часть почти до трубы. Погибли капитан-лейтенант Р. М. Ньюкомб, 10 офицеров и 102 матроса.

Израсходовав все человеко-торпеды, I-53 вернулась на базу 13 августа.

Здесь же, в Филиппинском море, подводная лодка I-47 также обнаружила и атаковала неприятельский конвой. Незначительные повреждения получил войсковой транспорт "Марафон".

Безуспешным оказалось плавание для лодок I-363, I-366 и I-367. Они не смогли причинить противнику никакого ущерба.

В то же время подводная лодка I-58 сумела нанести американцам, вероятно, самый чувствительный удар за всю историю японского подводного флота. Хасимото вывел в поход свою лодку вечером 18 июля. Через десять дней восточнее Филиппин он встретил грузовое судно в сопровождении эсминца «Лоури». Две выпущенные кайтен причинили эсминцу лишь незначительные повреждения.

Ночью 29 июля I-58 обнаружила одиночный американский корабль, который Хасимото определил как "линкор класса «Айдахо». Не выпуская его из поля зрения, он приказал водителям кайтен занять свои места. Корабль шел прямым курсом, не совершая, как предписывалось, зигзаги в качестве меры предосторожности против подводных лодок. Видя подобную беспечность, Хасимото не переставал приговаривать: "Он — покойник! Он — покойник!" Четверо водителей кайтен уже были готовы выполнить свой долг и умоляли капитана направить их на врага. Однако Хасимото приказал им ждать, так как решил применить обычные торпеды. Во-первых, за время пуска кайтен корабль мог уйти слишком далеко и скрыться в ночи, во-вторых, пуск человеко-торпед представлял собой довольно шумную операцию, которая могла быть зафиксирована неприятелем. К тому же видимость, и так плохая, начала еще больше ухудшаться, и водители кайтен могли вообще ничего не разглядеть в свои примитивные перископы. После команды "Пуск!" к врагу устремились сразу шесть торпед. Три из них прошли за кормой, а остальные, одна за другой, поразили американский корабль.

Не погружаясь, I-58 на полной скорости ушла с места боя. В Куре получили сообщение: "Только что торпедировал и потопил линкор класса «Айдахо». Как впоследствии выяснилось, Хасимото торпедировал тяжелый крейсер «Индианаполис». За три дня до своей гибели он доставил из США на остров Тиниан первую атомную бомбу, сброшенную затем на Хиросиму.

И вот теперь, во время перехода с острова Гуам на Лейте, «Индианаполис» получил мощный удар и затонул через 15 минут. Сразу утонуло около 350 человек. Лишь через три дня прибыли спасатели. За это время погибло еще около 500 человек. Всего из 1196 человек команды погибло 883.

Примечательно в этой истории то, что Хасимото потопил «Индианаполис» обычными торпедами. И дело не только в том, что условия атаки не требовали напрасных жертв водителей. Главное в том, что опытный подводник Хасимото хорошо понимал сложности атаки человеко-торпедами и не доверял им. Обычные торпеды прекрасно сделали свое дело. А справились бы с ней водители кайтен — ночью, при плохой видимости, волнении и при высокой скорости цели?

Лодка I-58 и ее капитан Хасимото известны также тем, что провели последнюю атаку человеко-торпедами. Выйдя 10 августа на американские коммуникации возле Окинавы, I-58 атаковала одиночный корабль-эсминец "Джон Хатчинс". Выпустив одну кайтен, Хасимото увидел еще несколько американских кораблей. Он быстро выпустил еще одну человеко-торпеду и ушел с места боя. Первая кайтен выскочила на поверхность, и было видно, что она с трудом пытается достичь американского корабля. Наконец, орудийный снаряд поразил кайтен, и она затонула, не взорвавшись. Тут же миноносец обнаружил приближение еще одной кайтен. Со второй попытки «Хатчинс» потопил и ее.

У Хасимото оставалась последняя кайтен, и он решил. во что бы то ни стало использовать ее. 12 августа восточнее Окинавы он обнаружил транспорт-док "Оук Хилл" в сопровождении эсминца "Томас Ф. Никел". Хасимото произвел пуск своей последней человеко-торпеды. Ее водителем был унтер-офицер Хаяси Ёсиаки. "Оук Хилл" заметил кайтен, которая, поднявшись на поверхность, пыталась догнать его. Транспорт начал маневрировать, а кайтен погрузилась. Миноносец уже приготовился бросать глубинные бомбы, когда кайтен проскрежетала по его борту. Оказавшись снова на поверхности, она вдруг взорвалась на расстоянии около двух миль от него.

Капитуляция Японии предотвратила планировавшееся массированное проведение одновременно и морских, и воздушных специальных атак.

Подытожим сказанное. Итак, во второй период войны, когда инициатива перешла в руки союзников, а Япония начала терять одну позицию за другой, японское командование стало искать возможность переломить ход событий. Ограниченные ресурсы все больше и больше усугубляли положение страны в условиях длительной войны. Инициатива ускользала из рук японских стратегов, как вода сквозь пальцы. Чем отчаянней становилась обстановка, тем чаще посещали высшее руководство мысли о чрезвычайных мерах, которые смогли бы спасти страну. В таких условиях была сделана ставка на идею самопожертвования. Надо сказать, что для Японии она не была необычной или случайной. Применительно к человеко-торпедам идея самопожертвования означала, что возможности такого оружия значительно возрастали. Дальность действия, к примеру, увеличивалась в два раза, так как возвращение после атаки не предусматривалось.

Развернув производство кайтен, японцы постоянно совершенствовали это оружие. Было разработано четыре модели человеко-торпед. В боевых действиях применялась лишь первая модель — «кайтен-I». Всего их было построено не более 300 штук. Ее диаметр составлял 1 метр, а водоизмещение — 8,43 тонны. Экипаж из одного водителя обеспечивал наведение торпеды и доставку заряда в 1550 килограмм.

Модели «кайтен-II» и «кайтен-III» серийно не строились. Снабженные экспериментальным двигателем, разработанным с помощью немецких инженеров и работавшим на перекиси водорода и гидразине, они были рассчитаны уже на два человека. Соответственно увеличились габариты этих торпед. Например, диаметр «кайтен-II» составлял 1,4 метра, а у «кайтен-III» — 1,67 метра. Их водоизмещение возросло до 18,6 тонн. Все модели кайтен могли развивать скорость до 40 узлов. Было изготовлено 1600 корпусов торпед «кайтен-II», но они так и не были использованы из-за отсутствия двигателей.

Модель «кайтен-IV» также была рассчитана на двух человек. Она снабжалась усовершенствованным вариантом двигателя, работавшего на жидком кислороде. Ее боевой заряд уже составлял 1800 килограммов. Около ста таких торпед развернули на Японских островах в конце войны, предполагая использовать их против американских сил вторжения.

В истории с человеко-торпедами наиболее волнующими являются описания их боевых действий. Молодые патриоты, искренне верящие в то, что ценою своих жизней смогут изменить ход войны в пользу Японии, шли на верную и, что печальнее всего, бесполезную смерть с прощальным криком "Банзай!". Хасимото прав, утверждая, что "они были не в состоянии отдать больше".

Судьба водителей кайтен, не сумевших по каким-то причинам поразить цель, была поистине ужасна. Кислорода хватало только на один час. Затем они медленно и в муках умирали от удушья, поскольку люк торпеды открывался только снаружи и водитель был лишен возможности это сделать. Впоследствии водителям кайтен для облегчения страданий стали давать яд. Они также могли сами взорвать себя — такой вариант был предусмотрен на случай захвата торпеды врагом.

В общей сложности японцы успели использовать 80–88 человеке-торпед из 150, готовых к боевому применению. Цель поразили лишь 8 из них. Итог отчаянных действий кайтен оказался незначительным. Со своей стороны японцы потеряли четыре эскадренные и четыре транспортные подводные лодки с более чем 600 членами экипажа.

В 1943 году стало очевидно, что опора японского командования на одни лишь сверхмощные линкоры и другие крупные боевые корабли себя исчерпала. Эффективные действия американских торпедных катеров заставили японцев срочно разрабатывать собственное оружие подобного рода. Однако японские торпедные катера, по замыслу токийских стратегов, должны были стать супероружием. Достаточно дешёвые в производстве и управляемые смертниками, они могли явиться грозной силой, способной переломить ход войны в пользу Японии.

Катерами для самоубийц заинтересовались не только военно-морские силы, но и армия. Ее интерес был вызван тем, что японская авиация оказалась бессильна противостоять десантам США и их союзников. В марте 1944 года Институт военного кораблестроения в Химедзи (район Кобе) получил задание в кратчайшие сроки создать "специальные катера". Их назвали «Мару-ни» ("Грузовой катер"). Подобные работы развернул и Императорский флот, который свои взрывающиеся катера назвал «Синьё» — "Сотрясающий море".

Разработка и постройка катеров развернулась на верфях Иокогамы, Нагасаки, Цуруми, Тойода, а также в оккупированных Сигапуре, Шанхае и Сурабая. И «Синьё» (всех четырех модификаций), и армейские «Мару-ни» изготавливались деревянными прежде всего по причине нехватки металла. На катерах «Синьё» устанавливались автомобильные бензиновые двигатели мощностью 62–67 л/с. «Синьё» тип 5 (командирская модификация) был оснащен двумя автомобильными двигателями общей мощностью 134 л/с. Армейские катера «Мару-ни» обладали двигателями в 80 л/с. Водоизмещение составляло 1,35-2,15 тонн, а скорость — 20–26 узлов.

"Синьё" оснащались боевым зарядом весом 250 или 300 килограммов, который устанавливался в носовой части катера. Экипажи катеров предусматривались, как правило, из одного водителя, а на «Синьё» тип 5 — из двух моряков.

Армейский катер «Мару-ни» строился одно- и двухместным. На его корме размещалась глубинная бомба весом 200 килограмм. Этот "специальный катер" официально относился к категории взрывающихся. Он предназначался для ночных атак стоящих на якоре десантных кораблей противника. Выйдя на большой скорости к цели, водитель должен был установить взрыватель на 4-секундное замедление и сбросить бомбу. Предполагалось, что катер сможет за эти секунды уйти из зоны взрыва. Однако на самом деле у водителя «Мару-ни» было мало шансов уцелеть. Вот почему подавляющее большинство их не стремились реализовать призрачную возможность остаться в живых, предпочитая идти на таран.

Учебные центры по подготовке водителей располагались в городах Йокосука и Кавадене. Серьезно осложняли занятия недостаток топлива и ненадежная работа автомобильных моторов в морских условиях. Критическое положение на фронте привело к тому, что необходимые три месяца для тренировки водителей и механиков не были выдержаны: летом 1944 года первым подразделениям было приказано совмещать обучение и подготовку к боевым действиям непосредственно в районе развертывания.

Основным боевым формированием являлся дивизион, состоявший из 40–50 катеров. В начале сентября 1944 года пять дивизионов катеров «Синьё» были направлены для защиты островов архипелага Бонин, семь — на Филиппины.

В истории боевого применения японских взрывающихся катеров Филиппины занимают особое место. Именно здесь они получили боевое крещение. Развертывание армейских и флотских дивизионов взрывающихся катеров на островах архипелага продолжалось до октября 1944 года. Катера «Синьё» в количестве 300 единиц были дислоцированы на острове Коррехидор, занимающем важное географическое положение у входа в Манильский залив. Японская армия, в свою очередь, направила на Филиппины около 800 катеров "Мару-ни".

Они были размещены в заливе Лингаен и в южной части самого крупного острова Лусон. «Мару-ни» были сведены в "передовые десантно-диверсионные отряды" [32], в каждом из которых насчитывалось по 100 катеров. Всего было сформировано восемь таких отрядов. Техническое обслуживание катеров возлагалось на отдельный батальон штатной численностью 900 человек.

Таким образом, на Филиппинах, по замыслу японского командования, должно было разместиться 1100 катеров. Они представляли собой внушительную силу. Японцы возлагали на новое оружие большие надежды, которые, однако, так и не суждено было реализовать. Еще в дороге американцы потопили несколько транспортов с катерами. Особенно серьезными были потери специального оборудования к катерам, значительно усложнившие их использование.

В местах дислокации наибольшую опасность представляли воздушные атаки. Надежно укрытые и замаскированные, катера становились легкой добычей американской авиации во время тренировок японских водителей. Свою лепту вносила непогода: около десятка катеров было потеряно во время тайфуна.

Неудовлетворительное обеспечение, болезни, низкое качество техники, противодействие противника — все это отрицательно сказалось на качестве подготовки водителей. Оно было крайне низким и компенсировалось присущим японцам высоким боевым духом и желанием умереть во имя императора. Но этот боевой дух лишь дезориентировал командование, позволяя ему выдавать желаемое за действительное. На самом деле боевая часть катеров была ненадежной и конструктивно недоработанной. И если с этим и можно было как-то бороться, то улучшить работу ненадежных автомобильных моторов не было никакой возможности. Их частые поломки, склонность к возгораниям, а также спешка, с которой готовились к боевым действиям катера и их экипажи, часто приводили к гибели людей и техники. Так, 23 декабря 1944 года при запуске по тревоге загорелся мотор одного из катеров. Огонь мгновенно охватил стоявшие борт о борт машины. Последовавшие взрывы почти полностью уничтожили дивизион № 9 вместе с экипажами. Таким образом, пренебрежение мерами безопасности, отсутствие квалифицированных механиков и средств тушения огня, нехватка опыта эксплуатации, вождения и боевого применения самым негативным образом сказались на ходе боевых действий с использованием японцами своих взрывающихся катеров.

9 января 1945 года американские войска начали высадку в заливе Лингаен на острове Лусон. Они быстро захватили плацдарм и закрепились на берегу, ожидая на следующий день подхода основных сил.

В пяти милях северо-западнее американского плацдарма располагалась база катеров «Мару-ни» 11-го и 12-го "морских десантно-дивизионных отрядов" общей численностью около 90 единиц.

Под покровом темноты 10 января, в три часа ночи, отряд японских катеров с приглушенными моторами подошел к американской якорной стоянке. На борту многих отправившихся в бой катеров, помимо штатных водителей, находилось по нескольку добровольцев из числа обслуживающего персонала. Вооруженные винтовками, гранатами и бутылками с горючей жидкостью, они горели желанием погибнуть со славой. Следует отметить, что и «Мару-ни», и «Синьё» не имели приспособлений для жесткой установки руля. А это значит, что водители катеров, будучи на боевом курсе, не могли их покинуть. Отказываясь от таких приспособлений, водители руководствовались собственными понятиями храбрости и чести.

Первым было атаковано десантное судно LST-925. Три катера на скорости 20 узлов прошли вдоль бортов корабля, сбросили глубинные бомбы с задержкой в 4 секунды у самых его уязвимых частей (например, в районе винтов) и вернулись на базу.

Большая же часть «Мару-ни» шла на таран. Пик атаки пришелся на период с. 4–00 до 5-00 часов. Корабли американцев и их союзников оказались в стесненных условиях. Их маневрирование было затруднено, и в результате два транспорта и десантное судно сели на мель. Усугубляла общую неразбериху и суматоху паника: мерещились боевые пловцы, сверхмалые подводные лодки… Такие опасения имели под собой почву — к этому времени союзники уже в достаточной мере испытали на себе действия летчиков-смертников, вселявших в американских моряков какой-то мистический ужас. Именно на Филиппинах американцы столкнулись в боевой обстановке сразу и с камикадзе, и с взрывающимися катерами. Между тем роль боевых пловцов-самоубийц выполняли японские водители катеров. Неизвестно, какой ущерб они сумели нанести американцам, но то, что бросали гранаты в корабли союзников, яростно сопротивлялись и демонстративно отказывались от спасения, даже будучи в воде, — подтверждается многими очевидцами.

Результаты первого боя «Мару-ни» едва ли можно назвать успешными. Таранными ударами катеров были потоплены три переоборудованные в корабли огневой поддержки десантные баржи типа «LCI», три десантных судна и один транспорт были серьезно повреждены, семь — получили незначительные повреждения. Также пострадал эсминец «Робинсон», поразив у себя под бортом «Мару-ни». В то же время было уничтожено около половины всех катеров, участвующих в операции, — четыре с половиной десятка.

Первое боевое применение японцами взрывающихся катеров настолько напугало командование американского флота, что оно срочно перебросило с юга Филиппин несколько флотилий торпедных катеров и приняло дополнительные меры по защите десантных судов.

Американцы развернули активный поиск баз японских катеров. Используя радиоперехват, авиационную и иные виды разведывательной информации, они сумели воздушными ударами и артиллерийским огнем уничтожить многие из них и полностью завладели инициативой.

Японцы, за исключением нескольких массированных атак, в основном вынуждены были проводить рейды небольшими группами катеров. Технически несовершенные, они могли использоваться лишь в прибрежных водах. Их тщательно прятали у берега или на специальных тележках укрывали на побережье. Эффективность действий взрывающихся катеров во многом зависела от их технических характеристик. Последние по многим показателям были неудовлетворительными. Например, явно недостаточная скорость сводила на «нет» эффект внезапных атак на американские корабли, которые имели достаточно времени на организацию плотного заградительного огня на пути катеров.

В ночь на 1 февраля около 20 катеров «Синьё» предприняли атаку американских десантных судов в Насугбу, что в Южном Лусоне. Как и прежде, удача им не сопутствовала: таранным ударом был потоплен лишь катер-охотник PC-1129. Американские транспортные и десантные суда не пострадали. Однако американцы по ошибке потопили два собственных десантных катера. «Синьё» понесли тяжелые потери и были почти полностью уничтожены.

Ночью 10–11 февраля несколько «Синьё» предприняли очередную атаку, пытаясь помешать американским судам обстреливать остров Коррехидор, расположенный на пути в Манильскую бухту. Однако и они были полностью уничтожены.

Последнюю попытку атаковать американский десант на Филиппинах «Синьё» осуществили 15 февраля. Базировавшимися на острове Коррехидор катерами командовал капитан-лейтенант Оямада. Около 50 катеров выкатили на тележках из укрытий, и они устремились в атаку. "Сотрясатели моря" были встречены огнем переоборудованных в корабли огневой поддержки десантных барж типа "LCI".

Артиллеристы «LCI-27» потопили 6 «Синьё». Лишь седьмой катер сумел прорваться сквозь огонь и тяжело повредил баржу. В этой отчаянной схватке американцы потеряли также баржи «LCI-7», "LCI-26", "LCI-49".

Однако на базу не вернулся ни один япрнский катер. Оставшийся в живых технический персонал сражался вместе с защитниками острова и погиб в боях.

Бесславно закончилась попытка японцев использовать взрывающиеся катера «Синьё» при защите острова Иводзима. Два их дивизиона были переброшены на остров и тщательно укрыты как раз накануне высадки десанта США. Американцы в поисках оптимальной тактики по овладению сильно укрепленными островами подвергли Иводзиму невиданному до сих пор авиационному и артиллерийскому обстрелу. Японский гарнизон, укрывшись в пещерах, пострадал не сильно, но взрывающиеся катера были почти полностью уничтожены.

Остров Окинава для японцев имел жизненно важное значение. Вот почему сражение за него было упорным и жестоким. Взрывающимися катерами «Синьё» в количестве двух дивизионов, а также эскадрой сверхмалых лодок (7 единиц) командовал контр-адмирал Ота Минору.

22-й дивизион «Синьё» с 45 катерами размещался возле Тинена на юго-востоке Окинавы. Неожиданный налет американской авиации уничтожил несколько катеров. Погибло 15 водителей.

42-му дивизиону пришлось еще хуже. На его базу в Ионабу (на юго-востоке Окинавы) было доставлено всего 17 катеров.

Подготовилась к встрече американцев и армия. Она развернула в районе Окинавы 8 "морских десантно-диверсионных отрядов" общей численностью около 720 катеров. Около 300 из них были размещены на маленьких островках Керама, расположенных в 27 километрах от Окинавы. Остальные базировались в южной части острова, там, где, по предположению японцев, противник предпримет высадку десанта.

26 апреля американцы в целях создания передовой базы высадились на островах Керама. К счастью для них, большинство водителей катеров во главе с капитаном Омати участвовали в учениях на Окинаве. Десяток катеров, вышедших в море навстречу американцам, не смог им помешать. Таким образом, почти все соединение армейских взрывающихся катеров оказалось в руках американцев. Часть из них японцы успели взорвать сами. В общей сложности уцелело лишь десять катеров. Они предприняли четыре попытки атаковать американские корабли, но были уничтожены. Всего на островах Керама американцы захватили и уничтожили около 350 "Мару-ни".

Помимо уничтожения значительной части японских взрывающихся катеров, американцы захватили карты с информацией об их размещении на Окинаве, а также важные документы, раскрывающие тактику их боевого применения.

25-31 марта американцы подвергли Окинаву интенсивному обстрелу корабельной артиллерией и мощным воздушным бомбардировкам. В результате взрывающиеся катера понесли тяжелые потери. Особенно пострадал самый боеспособный 22-й дивизион «Синьё». 15 катеров были потоплены американской авиацией, которая, к тому же, выследила их базу в Тинене. После мощного воздушного удара к 1 апреля — началу высадки американского десанта — в двух дивизионах на Окинаве осталось всего около 20 боеспособных "Синьё".

Катерам «Мару-ии» повезло больше, хотя и они несли от бомбардировок значительные потери. Тем не менее боевой дух японских водителей-смертников был очень высок. В ночь на 1 апреля навстречу американским десантным судам вышло около 50 катеров «Мару-ни». Они были обнаружены и обстреляны. Однако сквозь плотный заградительный огонь удалось прорваться примерно трети катеров. В результате десантный корабль «LSM-12» получил тяжелейшие повреждения и выбросился на берег.

Успешными оказались и действия немногочисленных катеров «Синьё». 22-й дивизион располагал 14 уцелевшими катерами, однако на воду смог спустить всего 4, так как тележки остальных были уничтожены воздушными налетами. Получив приказ адмирала Ота идти в атаку, в ночь на 4 апреля 4 катера, на каждом из которых заняли места по несколько человек, вышли на поиск врага. Вскоре они заметили две переоборудованные в корабли огневой поддержки десантные баржи типа «LCI» и разделились на пары. Одна пара не смогла поразить свою цель. Зато катер из другой пары, управляемый унтер-офицерами Исикавой и Судзуки, таранным ударом потопил «LCI-82». При этом погибло 8 и было ранено 11 американских моряков.

Неясной оказалась судьба двух последних катеров 42-го дивизиона. Командир лейтенант Имото повел их в последний бой, и больше ни одна из воюющих сторон их не видела.

Взрывающиеся катера Императорского флота, таким образом, были почти полностью уничтожены и больше участия в боевых действиях не принимали. Попытка японцев переправить на Окинаву несколько дополнительных дивизионов «Синьё» с Формозы, Исигаки-Сима и Амами-О-Сима окончилась провалом: по пути транспорты были перехвачены и уничтожены американцами.

Что касается армейских взрывающихся катеров, то они продолжали свои атаки в течение всего апреля. В ночь на 9 апреля группа катеров «Мару-ни» с базы в Нахе на юго-восточном побережье острова Окинава предприняла массированную атаку транспортов противника. Один из катеров удачно взорвал глубинную бомбу у правого борта эсминца "Чарльз Дж. Бедгер". Хотя жертв не было и эсминец удержался на плаву, его повреждения оказались настолько сильными, что в боевых действиях участия он больше не принимал.

Другой «Мару-ни» пошел на таран грузового судна «Старр», однако поразил стоявший у его борта средний десантный корабль «LSM-89». В результате оба судна получили легкие повреждения, также как и пострадавший от огня своих же кораблей эсминец "Портерфилд".

Японские катера вышли в море, имея каждый на борту по несколько человек. Многие водители не имели катеров и горели желанием умереть в бою. Вооруженные винтовками, пулеметами и гранатами, они понимали, что обречены на смерть, но не могли оставаться в роли наблюдателей в то время, как их товарищи пытались остановить противника ценою собственных жизней.

Уничтожив большинство катеров, американцы затем вынуждены были расстреливать японцев, плавающих в воде и пытавшихся бросать в корабли гранаты.

Во второй половине апреля «Мару-ни» предпринимали лишь одиночные атаки. Японцам удалось таранным ударом уничтожить десантное судно «LCS-37», тяжело повредить тральщик и вывести из строя эсминец «Хатчинс». При этом было ранено 18 американских моряков.

Наконец 3 мая японцы провели последнюю на Окинаве массированную атаку. Они серьезно повредили транспорт «Карина». Это был последний успех японских взрывающихся катеров, за который они заплатили гибелью 15 "Мару-ни".

Так закончилось боевое применение армейских катеров, официально не предназначавшихся для ведения самоубийственных атак, но фактически их выполнявших. Неудовлетворительное снабжение и техническое состояние катеров, слабая подготовка водителей, уничтожение их баз — все это свело на «нет» грозное, по мысли японского командования, оружие. Как флотские, так и армейские взрывающиеся катера не оказали существенного влияния на ход военных действий. Они не сумели воспрепятствовать действиям флота противника, и тысячи жизней молодых японцев, погибших страшной смертью, по существу, ничего не решили: через три месяца Япония вынуждена была капитулировать. Отвага, самопожертвование, готовность выполнить свой долг — все это оказалось бессильным перед мощью союзников, вынужденных вести бескомпромиссную борьбу с японским милитаризмом.

10 июня адмирал Ота, штабные офицеры и около 200 моряков совершили ритуальное самоубийство. Так закончилась еще одна страница деятельности морских тейсинтай — взрывающихся катеров. Уже после капитуляции Японии на одной из баз на юге Сикоку сильный пожар вызвал взрывы боеголовок на нескольких катерах «Синьё» и гибель 111 человек.

Эти подразделения морских смертников, пожалуй, наименее известны [33]. Вероятно, потому, что их боевые победы не столь очевидны, как в случае с другими категориями самоубийц, а во-вторых, для их оснащения не требовалось дорогостоящих машин или управляемых аппаратов.

Отряды боевых пловцов получили название «Фукурю» ("Драконы счастья"). В начале 1945 года японское командование приступило к созданию специальных групп водолазов-смертников. Их задача состояла в осуществлении подводной разведки и проведении диверсий. Снаряжение подводных смертников состояло из дыхательного аппарата с двумя баллонами сжатого кислорода по 3,5 литра в каждом, специального водонепроницаемого костюма и ласт. Аппарат с замкнутой циркуляцией воздуха обеспечивал скрытное передвижение, так как использованный воздух не выделялся в воду в виде пузырьков. Снаряжение позволяло тренированному пловцу опускаться на глубину до 60 метров и двигаться со скоростью 2 км/ч, находясь под водой до 8 часов.

Японское командование планировало к осени 1945 года довести количество таких пловцов до шести тысяч. С этой целью в Каватана и Йокосуке были организованы специальные школы, в которые из различных родов войск набирали добровольцев-смертников. Отбор в них проводили следующим образом: выстраивали военнослужащих какой-либо части и объявляли, что война очень тяжелая, что ее ход сможет переломить лишь новое оружие, и что они должны первыми, освоив его, применить в бою — пусть желающие подадут заявление о зачислении в отряд смертников. Заявление состояло из одного слова — «желаю» или "не желаю". Как правило, соглашались все, так как горели желанием попасть в бой и умереть за родину.

Отобранных подвергали медицинскому осмотру, изучали личные дела. В школу зачисляли совершенно здоровых и лишь из многодетных семей. Семья смертника ничего не должна была знать о его выборе и роде деятельности. Одна из таких школ находилась на острове Кюсю. В ней числилось почти тысяча человек. Руководил "Отрядом спрятанного дракона" полковник, непосредственно с пловцами занятия вели лейтенант и старший лейтенант.

Изучалось водолазное оборудование и приемы сухопутного боя: те, кому не хватило бы водолазных костюмов, должны были сражаться на суше. Для этой цели у трети отряда были автоматы, а остальные смастерили себе бамбуковые пики.

При приближении американского десанта пловцы должны были, надев водолазные костюмы, войти в воду на глубину 10–15 метров и ждать в местах возможной высадки подхода десантных барж. Они вооружались самодельными импровизированными взрывными устройствами, представлявшими собой длинный бамбуковый шест с прикрепленной на конце миной весом 10 килограммов, а также надутым свиным пузырем, обеспечивавшим плавучесть тяжелого заряда во время его транспортировки к взрываемому объекту. Приблизившись к вражескому кораблю, смертник протыкал ножом пузырь, нырял под днище корабля и с силой ударял взрывателем по обшивке корпуса. В результате взрыва образовывалась пробоина в подводной части корабля. Неизбежно погибал сам водолаз, а также все, находящиеся рядом с ним: ведь пловцы должны были располагаться под водой цепью на расстоянии пяти метров друг от друга. К сентябрю 1945 года японцы успели подготовить 1200 водолазов-самоубийц. Кроме того, около трех тысяч проходили обучение. Большинство из них не имело мин, гидрокостюмов и дыхательных аппаратов.

Отряды «фукурю» составили основу при организации особой системы обороны при входах в крупные японские порты. Например, опасаясь внезапных атак подводных лодок и американских боевых пловцов в Токийской бухте, японцы затопили в определенных местах три торговых судна. Внутри них были заранее оборудованы водонепроницаемые кабины, вмещающие 40–50 человек. Забравшись через специальные камеры, несколько человек постоянно несли там дежурство, следя при помощи гидролокаторов и микрофонов за подводной обстановкой у входа в бухту. Пловцы поддерживали связь по телефону с расположенным на берегу командным пунктом. На каждой из подводных позиций были установлены по три торпедных аппарата, а также размещались запасы продовольствия на 10 дней. В случае тревоги около сорока боевых пловцов с минами быстро занимали места в такой кабине и ожидали противника.

Оценить эффективность атак японских боевых пловцов-смертников не представляется возможным. Известны факты необъяснимых взрывов американских кораблей во время операций в районе островов, занятых японцами. Во время войны им не было найдено разумного объяснения. После окончания боевых действий американские исследователи выдвинули предположение, что эти взрывы вполне могли быть результатом деятельности боевых пловцов.