Камо. Агентство «Вавилон»

Cathy, please, your pardon!

С обеда Камо в коллеж не вернулся. Вечером он позвонил мне, умоляя прийти к нему. Поп, мой отец, еле согласился отпустить меня. Дневник у меня был не в самом лучшем виде, а ему как раз вздумалось провести полицейскую проверку. (Иногда на него такое находило — в основном его интересовало, не задали ли нам сочинение. Сочинения — это было мое слабое место.)

— Поп, я ему правда очень нужен!

В конце концов убедил его взгляд Мун, моей матери. И мое обещание вернуться не поздно. Мне открыла мать Камо. Я ее довольно давно не видал. Она выглядела усталой. Но глаза улыбались.

— А, это ты! Заходи. Камо у себя. По-моему, английским занимается.

Она сказала это таким естественным тоном, словно Камо всю жизнь занимался английским.

Он и правда был у себя, но не занимался. Шагал взад-вперед по комнате, бледный, зубы стиснуты. Ни слова не говоря, он протянул мне исписанный листок.

«Простите, Кэтрин, о, простите меня! Я не хотел причинить вам боль. Вы правы, я кинул камень, не глядя, как ребенок. Я не знал, что там окажетесь вы! Однако я уже не ребенок, мне четырнадцать лет, скоро пятнадцать, — мне нет оправдания. Кэтрин, я хочу, чтоб вы знали…»

И он снова пускался в извинения, объясняя, что это гребаное письмо («гребаное» он зачеркнул, написал «дурацкое»), что это дурацкое письмо он адресовал в каком-то смысле своей матери, это было что-то вроде игры между ними, и он никого не хотел ранить:

«…И уж никак не вас, Кэтрин, никак не вас! И еще, Кэти, я хочу, чтоб вы знали — мой отец тоже…»

Дальше он рассказывал про своего отца, какой это был друг, какой виртуоз уличного жаргона, как они были счастливы втроем, пока он был жив, но вот болезнь, клиника — «Никогда не покрасил бы у себя стены белым!» — и последние слова отца, обращенные к нему: «Она никогда не лажается» (эта фраза с переводом)… И опять, и опять извинения… Все это — прыгающим почерком, таким же неистовым, как у Кэтрин Эрншо!

— Можешь перевести на английский?

Я так оторопел от прочитанного, что не сразу ответил.

Панический взгляд:

— Не переведешь?

Я с грехом пополам перевел письмо. Заглядывая мне через плечо, Камо следил, как я пишу.

— «Pardon», ты почему не переводишь «pardon»? Ты написал «pardon» по-французски!

— По-английски это будет так же, Камо!

— Точно? А нет чего-нибудь более… какое-нибудь слово, чтоб не так…

Он зашагал по комнате, подкрепляя слова жестами:

— Надо, чтоб она поняла, понимаешь, поняла правильно!