Кампании в Египте и Сирии (1798-1799 гг.)

Глава IV. Нильское морское сражение

I. В феврале 1798 г. английское министерство узнало о том, что в Бресте, Рошфоре, Тулоне, Генуе, Ферроле и Кадиксе ведется усиленная подготовка к военным действиям; что на побережье Нормандии и Фландрии стоят 150000 человек; что Наполеон – главнокомандующий Английской армией – в сопровождении нескольких наиболее выдающихся офицеров старого флота объезжает океанские порты. Министерство решило, что Франция намерена воспользоваться миром, недавно заключенным ею со странами материка, чтобы закончить свой конфликт с Англией схваткой один на один, и что объединенные эскадры Бреста и Кадикса переправят армии в Англию и Ирландию. Однако 12 мая оно узнало что Наполеон выехал 4-го в Тулон. Тотчас же оно отдало адмиралу Роджеру приказ направиться с десятью линейными кораблями к Тулону, чтобы усилить крейсировавшую перед этим портом эскадру адмирала Сен-Винцента.

Этот адмирал отплыл 16 мая от берегов Англии и 24-го прибыл к Кадиксу. Лорд Сен-Винцент без промедления отослал десять линейных кораблей для усиления крейсировавшего в Средиземном море легкого отряда Нельсона, который имел три линейных корабля. 12 июня Нельсон с тринадцатью линейными кораблями и двумя фрегатами появился перед Тулоном. Там он узнал, что флот вышел оттуда уже очень давно. Он последовательно побывал перед таламонским рейдом, на побережье Тосканы, и перед Неаполем, куда прибыл 18 июня. Лорд Сен-Винцент остался с двадцатью линейными кораблями перед Кадиксом, полагая возможным, что французская эскадра явится туда для соединения с испанской. Он отдал Нельсону приказ не считаться с нейтралитетом никакой державы, и направится ли французская эскадра к Константинополю, в Черное море или в Бразилию, атаковать ее повсюду, где он решит, что это можно сделать с выгодой для себя. В этих инструкциях, которые были напечатаны, ничего не говорится об Египте. Нельсон узнал в Неаполе, что французская армия осаждает Мальту. Он взял курс на Мессину. Узнав, что французская эскадра овладела Мальтой, а затем покинула ее и направляется, видимо, к Кандии, он 22 июня прошел Мессинский пролив и направился к Александрии, куда прибыл 28-го – в то самое время, когда с французской эскадры был замечен мыс Арас – в 30 лье западнее и на ветре. Не получив в Александрии никаких сведений о ней, он отправился к Александретте, обследовал Дарданеллы и вход в Адриатическое море, а 18 июля бросил якорь в Сиракузах (Сицилия), чтобы набрать воды, полагая, что французская эскадра ушла в океан. Все же он направился 24 июля в Корону (Морея). Он опросил греческое судно, шедшее из Александрии, и узнал, что через три дня после появления перед этим портом английской эскадры туда прибыла французская, высадившая многочисленную армию, которая 2 июля овладела городом, а затем двинулась на Каир; что этот флот стоит на якоре в старом порту. Он взял курс на берега Египта, куда прибыл 1 августа.

II. Мы уже говорили, что адмирал Брюэйс хотел стать на якорь в Абукире, чтобы ускорить выгрузку армейских грузов, в то время как капитан Баррэ производил обследование старого порта. Этот осмотр был закончен 12 июля. Капитан Баррэ доложил о нем в следующих выражениях:

«Александрия… (без даты) VI года (… 1798 г.)

Генералу Бонапарту

Мне было поручено вами и Брюэйсом снять план старого порта и произвести промеры глубин. 19 мессидора (7 июля) я вошел на рейд этого порта и приступил к своим операциям, которые продолжались до 24-го названного месяца (12 июля), когда я направил отчет о своей деятельности армиралу Брюэйсу и командиру отряда Дюмануару, который, одобрив меры, принятые мною для ввода эскадры, официально известил об этом адмирала, каковой ответил мне 2 термидора (20 июля). Прилагаю копию его письма к моему рапорту.

Подписано: Баррэ».

Таким образом, ничего не должно было мешать в дальнейшем выполнению точного приказа, отданного Наполеоном адмиралу Брюэйсу: ввести эскадру в старый порт Александрии.

Однако, чтобы уклониться от ответственности, ибо приказ Наполеона являлся совершенно определенным и был повторен несколько раз, он сделал вид, что не придает веры рапорту адмирала Баррэ, и послал ему следующее письмо:

«Письмо адмирала Брюэйса гражданину Баррэ – командиру «Альсеста», от 2 термидора VI года (20 июля 1798 г.)

Я получил, гражданин, ваше письмо от 30 мессидора и могу отозваться только с похвалой о Ваших заботах и трудах, направленных к обнаружению фарватера среди подводных рифов, преграждающих доступ в старый порт, что должно было обеспечить линейным кораблям совершенно безопасную стоянку в данном порту. То, что вы сообщаете, еще не представляется мне достаточно удовлетворительным, поскольку в порт нужно входить, пользуясь фарватером глубиною в 25 футов, а наши 74-пушечные корабли имеют осадку не менее 22-х; следовательно, чтобы отважиться на проход по этому фарватеру, не подвергаясь самому серьезному риску потери одного корабля, понадобится ветер «по заказу» и спокойное море, тем более, что фарватер узок, а действие руля замедляется, когда под килем мало воды.

Быть может, ваши поиски помогут вам обнаружить что-либо более подходящее, и я поручаю вам не отказываться от продолжения их, пока вы не убедитесь, что в пространстве, заключенном между башней Марабут и восточным берегом, нет ничего лучшего, чем тот участок, где вами поставлены сейчас бакены. Будьте уверены, что я сумею оценить должным образом новое доказательство усердия, которое вы этим дадите, что, в соединении с выдающимися услугами, которые вы уже оказали, явится для вас надежной гарантией похвал и наград, которые вы получите от правительства.

Когда ваша работа будет завершена, вам нужно будет отчитаться в ней перед главнокомандующим, и, направив ему точный план произведенных вами промеров, вы одновременно. изложите ему свои взгляды относительно типов кораблей, которые можно себе позволить ввести в старый порт, будучи уверенным, что они не подвергнутся риску.

Подписано: Брюэйс».

III. Битва у пирамид, подчинение Каира и прокламации улемов успокоили весь Нижний Египет. Коммуникации с Розеттой и Александрией были восстановлены. 30 июля главная квартира получила оттуда известия в первый раз с того времени, как отбыла из Даманхура, то есть в первый раз за 20 дней. Из трех писем адмирала одно было от 10 июля; в нем говорилось, что комиссия, созданная для проверки работ капитана Баррэ, занята промером глубин в новом фарватере, который, кажется, следует предпочесть обычному. Вторым письмом, датированным 15-м числом, он сообщал о различных схватках, имевших место у абукирского колодца между матросами и арабами; несколько матросов было убито; сухопутные-коммуникации с Александрией и Розеттой были прерваны. В третьем письме, от 20 июля, он передавал вести о Нельсоне,. эскадру которого видели экипажи греческих судов, пришедших в Александрию; он писал: английская эскадра, как видно, крейсирует между Корфу и Сицилией; уступая в силе французской эскадре, она не решается к ней приблизиться; тем не менее, в порядке усиления мер предосторожности, он проверил свою стоянку и нашел, что занимает неприступную позицию; слева он прикрыт островом Аль-Бекейр, находящимся в 600 туазах впереди порта; остров этот он занял 550 солдатами пехоты с двумя 12-фунтовыми полевыми орудиями, ибо счел полезным. обезопасить его от покушений врага; два его самые плохие линейные корабля – «Герье» и «Конкеран» – поставлены на шпринг крайними слева в линии; будучи прикрыты островом, они гарантированы от любых посягательств; в центре он поставил «Франклина», «Ориан» и «Тоннан» – один 120-пушечный корабль и два 80-пушечных; 74-пушечные корабли не смогут безнаказанно стать в сфере огня этой грозной батареи; правда, правый фланг ее висит в воздухе и находится очень далеко от суши, но противник не сможет обогнуть его, не упустив ветер, который в это время года постоянно дует с северо-запада; в подобном случае он выведет в море корабли левого крыла и центра и атакует противника под парусами.

Главнокомандующий, чрезвычайно недовольный и раздосадованный этой диспозицией, принятой адмиралом, тут же направил своего адъютанта капитана Жюльена с приказанием явиться на борт «Ориана» и не покидать этот корабль, пока он не увидит всю эскадру на якоре в старом порту; он написал адмиралу, что за 20 дней у того было время установить, может ли его эскадра войти в старый порт или не может; почему же тогда он не вошел туда? Или же почему он, в соответствии с данным ему приказом, не отплыл на Корфу или в Тулон? Он повторяет свой приказ не оставаться на этой плохой позиции и немедленно поднять якоря; Абукир – открытый рейд, поскольку правое крыло не прикрывается там сушей; его аргументация была бы убедительной, если бы ему угрожало нападение эскадры равной с ним силы; но маневры английского адмирала за последний месяц достаточно ясно показывают, что он ожидает подкреплений из-под Кадикса и что как только подкрепление присоединиться к нему, он появится перед Абукиром с 18, 20 или 25 линейными кораблями; нужно избегать всякого боя на море и возлагать надежды только на старый порт Александрии. У Аль-Кама на капитана Жюльена напал отряд арабов; судно, на котором он находился, было ограблено, а сам бравый офицер – зарезан, защищая свои депеши. Впрочем, он мог бы прибыть на место только на следующий день после катастрофы, которую был призван предупредить.

Все донесения из Александрии содержали жалобы на эскадру; в ней не было дисциплины, матросов отпускали на берег и на пляж, порты Александрии и Розетты были загромождены корабельными шлюпками; на судах прекратились учения, никогда не объявлялась тревога; в море не был выслан легкий отряд или даже хоть один фрегат; каждый день на горизонте появлялись подозрительные суда, причем за ними не посылалось погони; служба была поставлена таким образом, что каждую минуту эскадру могли захватить врасплох. Главнокомандующий послал адмиралу письмо, в котором выразил свое недовольство такими упущениями; он не мог себе представить, почему тот не воспользуется защитою от нападения, которую предоставлял старый порт Александрии; остров, к которому примыкала слева линия судов, поставленных на шпринг, был бесполезен, коль скоро на нем не установили штук тридцать. орудий; следовало поставить там двенадцать 36-фунтовых железных пушек, четыре 16-фунтовых или 18-фунтовых бронзовых, с решеткою для каления ядер, и семь или восемь мортир системы Лагомер – только тогда левое крыло оказалось бы действительно в безопасности; для него остаются непонятными причины, побудившие адмирала оставить в Александрийском порту два 64-пушечных корабля; эти два корабля – новые, прекрасно построены, имеют значительно менее глубокую осадку, чем 74-пушечные, их можно было, с выгодою для себя, поставить между крайним левым кораблем линии и островом; эти корабли следовало предпочесть «Конкерану» – старому судну, давно предназначенному на слом, который в Тулоне вооружили только 18-фунтовыми пушками; линию судов, стоявших на шпринге, можно было также усилить в целом одним фрегатом на каждый линейный корабль (у адмирала было всего одиннадцать); венецианские фрегаты были очень хороши и своими размерами и шириной превосходили французские 44-пушечные фрегаты; они были способны нести 24-фунтовые орудия, имели меньшую осадку, что было неудобством в смысле замедления хода, но зато являлось преимуществом, когда корабли стояли линией на шпринге; наконец, в конвое имелись шесть бомбард, десять канонерских лодок. Почему было не использовать их для усиления линии справа? В Александрийском порту на судах конвоя находилось 1500 матросов, адмирал мог усилить ими экипажи кораблей, доведя их до 100 человек сверх комплекта. Все эти размышления наводили на весьма грустные мысли и мучили главнокомандующего. Но вечером 2 августа он был совершенно успокоен прибывшей депешей от 30 июля. Адмирал писал ему: он только что получил официальное уведомление о битве у пирамид и взятии Каира, которое повлияло на арабов, немедленно подчинившихся; им найден фарватер для ввода кораблей в старый порт, на котором устанавливаются бакены, и через несколько дней его эскадра будет в безопасности, причем он просит разрешения сразу же после этого прибыть в Каир; он велел обследовать батареи, защищающие старый порт, и считает достойными самых высоких похвал офицеров артиллерии и инженерных войск, ибо все пункты идеально прикрыты; после же того как эскадра станет на якорь в старом порту, можно будет спать спокойно.

IV. 1 августа, в два с половиной часа пополудни, английская эскадра, шедшая под всеми парусами, появилась на горизонте Александрии. Дул сильный северо-западный ветер. Адмирал находился за столом со своими офицерами. Часть экипажей и шлюпок были в Александрии, Розетте или на берегу – на абукирском пляже. Его первым сигналом было объявление боевой тревоги; вторым явился приказ шлюпкам, находившимся в Александрии, Розетте и на берегу, вернуться на свои корабли; третьим – приказ экипажам транспортных судов, находившихся в Александрии, явиться на линейные корабли по суше для усиления их экипажей; четвертым – приказ находиться в боевой готовности; пятым – приказ подготовиться к выходу в море; шестым – в 5 часов 10 минут – приказ открыть огонь. Английская эскадра приближалась с величайшей быстротой, но в ее составе можно было заметить только одиннадцать 74-пушечных кораблей, один 50-пушечный и еще маленький корвет. Было 5 часов пополудни, казалось невозможным, чтобы с настолько незначительными силами английский адмирал захотел атаковать линию. Но два других линейных корабля находились к западу от Александрии, вне пределов видимости. Они явились к месту сражения только к 8 часам вечера. Состав линии стоявших на шпринге французских кораблей был следующий: слева «Герье», «Конкеран», «Спартиат» и «Аквилон», все четыре – 74-пушечные, позади «Герье» находился 36-пушечный фрегат «Серьез»; в центре – «Пепль-Суверен» (74-пушечный), «Франклин» (80-пушечный), «Ориан» (120-пушечный), «Тоннан» (80-пушечный), «Артемиз» (40-пушечный фрегат), за флагманским кораблем стояли два маленьких корвета: справа – «Эре» (74-пушечный), «Тимолеон» (74-пушечный), «Вильгельм Телль» (80-пушечный), на котором находился адмирал Вильнев, «Меркюр» (74-пушечный), «Женерё» (74-пушечный); за «Женерё» стояли фрегаты «Диана» и «Жюстис» (оба 44-пушечные) – лучшие на флоте. Английская эскадра двигалась в следующем порядке: 1) «Каллоден» (в голове); 2) «Голиаф»; 3) «Зэлэ»; 4) «Орион»; 5) «Одасье» 6) «Тезей»; 7) «Вангард» – флагманский корабль; 8) «Минотавр»; 9) «Беллерофон»; 10) «Дефанс»; 11) «Мажестье» (все 74-пушечные); 12) «Леандр» (50-пушечный) и «Мютин» – 14-пушечный корвет; 13) «Александр»; 14) «Суифтшюр» (последние два корабля находились за пределами видимости, к западу от Александрии).

Общее мнение, царившее во французской эскадре, заключалось в том, что бой будет отложен на завтрашний день, если только в течение ночи противник не усилится другими кораблями, ибо казалось невозможным, чтобы Нельсон отважился на битву с теми лишь кораблями, которые он держал на виду. Приказ о боевой тревоге был выполнен очень плохо. На «Ориане» оставили палубные надстройки, сооруженные для размещения пассажиров. «Герье» и «Конкеран» высвободили только по одной батарее и загромоздили батарею, находившуюся со стороны суши. Брюэйс, видимо, собирался выйти в море, но дожидался матросов из Александрии, которые явились только в 9 часов вечера. Между тем вражеские силы находились на расстоянии пушечного выстрела, и, к большому удивлению обоих флотов, французский адмирал не давал сигнала открыть огонь. Приказ Нельсона состоял в том, чтобы, бросив якорь, атаковать французские корабли один на один, с тем чтобы каждый английский корабль резал нос французскому. «Каллоден», который должен был атаковать «Герье», – крайний слева корабль французской линии, – при попытке пройти между «Герье» и островом Аль-Бекейр сел на мель. Если бы на этом острове были поставлены тяжелые орудия, ему пришлось бы спустить флаг; во всяком случае он оставался бесполезен на всем протяжении битвы. Следовавший за ним «Голиаф» прошел между ним и французской линией. Он хотел бросить якорь и резать нос «Герье», но, будучи увлечен течением и ветром, обошел этот корабль, который не смог использовать батарею правого борта, так как она была загромождена. Капитан «Голиафа» был поражен тем, что ни «Герье», ни «Конкеран» не дали по нему ни одного залпа, хотя на них развевался французский флаг; впоследствии он с удивлением узнал причину этого противоречия. Если бы «Герье» стоял на четырех якорях поближе к острову, обойти его было бы невозможно. «Зэлэ» повторил маневр «Голиафа», за ним последовал «Орион», но был атакован французским фрегатом «Серьез». Эта отважная атака замедлила его движение, он бросил якорь между «Франклином» и «Пепль-Суверен». Английский флагманский корабль «Вангард» бросил якорь, чтобы резать нос «Спартиату» – третьему кораблю французской линии. «Дефанс», «Беллерофон», «Мажестье», «Минотавр» последовали его примеру, и все левое крыло и центр французской линии – до восьмого корабля «Тоннан» – оказались вовлеченными в сражение. Пять же правых кораблей не приняли в нем никакого участия. Французский флагманский корабль и двое его «матросов», значительно превосходившие вражеские корабли, совершали чудеса. Английский корабль «Беллерофон», потеряв снасти и мачты, был вынужден спустить флаг. Два других 74-пушечных корабля, потеряв мачты, были вынуждены удалиться; и если бы в этот момент контр-адмирал Вильнев вышел в море с кораблями правого крыла и атаковал английскую линию находившимися под его командой пятью линейными кораблями и двумя фрегатами, победа досталась бы французам. Английский линейный корабль «Каллоден» сел на мель, «Леандр» был занят тем, что старался помочь ему сняться с нее; правда, в пределах видимости появились «Александр» и «Суифтшюр», но они находились еще далеко от места сражения, «Беллерофон» же спустил флаг. «Леандр», видя, в каком опасном положении оказался английский флот, оставил «Каллодена» и ринулся в бой. Наконец, прибыли «Александр» и «Суифтшюр», которые атаковали «Франклина» и «Ориана». Исход сражения еще совершенно не определился, и оно продолжалось с примерно равными шансами для обеих сторон. С французской стороны «Герье» и «Конкеран» более не стреляли, но это были самые плохие корабли; со стороны англичан тоже были выведены из строя «Каллоден» и «Беллерофон». Английские корабли пострадали больше французских вследствие превосходящей силы огня «Ориана», Франклина» и «Тоннана». Казалось вероятным, что огонь будет продолжаться таким образом всю ночь и что адмирал Вильнев, наконец, примет участие в сражении. Но около 9 часов вечера на «Ориане» возник пожар. В 10 часов он взорвался, что и решило исход боя в пользу англичан. Взрыв его был ужасающим; сражение было прервано на полчаса. Затем французская линия возобновила огонь. «Спартиат», «Аквилон», «Пепль-Суверен», «Франклин», «Тоннан» поддержали честь своего флага. До трех часов утра огонь оставался ожесточенным, с трех до пяти он ослабел с обеих сторон, а в 5 часов вновь усилился, став таким же бешеным, как прежде. Что произошло бы, если б «Ориан» принимал в этом участие? К полудню 2 августа исход сражения определился. Только тогда адмирал Вильнев словно впервые заметил, что на протяжении 18 часов идет бой. Он обрезал канаты и вышел в море с 80-пушечным «Вильгельмом Теллем», «Женерё» и фрегатами «Диана» и «Жюстис». Остальные корабли, составлявшие правое крыло, выбросились на берег, почти не приняв участия в бою.

Потери английской эскадры и возникший на ней беспорядок были таковы, что через 24 часа после начала сражения на «Тоннане» развевался еще французский флаг, но ни один из кораблей Нельсона не был в состоянии атаковать его настолько пострадала английская эскадра. Он с удовольствием увидел, что «Вильгельм Телль» и «Женерё» спасаются бегством. Его не соблазняла мысль о преследовании их. Своей победой он был обязан тупости и небрежности капитанов «Герье» и «Конкерана», несчастному случаю с «Орианом» и дурному поведению адмирала Вильнева. Брюэйс выказал величайшее мужество. Несколько раз раненный, он отказался спуститься на перевязочный пункт. Он умер на своем мостике и с последним вздохом отдал боевой приказ. Командир «Ориана» Каза-Бьянка, выдающиеся офицеры Тевенар, Дюпти-Туар погибли со славой. С Каза-Бьянка находился его сын. Увидев, что пламя охватывает корабль, он пытался спасти ребенка и привязал его к плавающей в море стеньге; но этот красивый мальчик был поглощен волнами при взрыве. Сам Каза-Бьянка погиб при том же взрыве вместе с «Орианом», держа в руке национальное знамя. Мнение моряков обеих эскадр едино: Вильнев мог обеспечить победу французов; он мог сделать это в 8 часов вечера, он мог сделать это в полночь после гибели «Ориана», он мог сделать это еще и на рассвете. Этот адмирал заявил в свое оправдание, что ожидал сигнала адмирала; но в клубах дыма этот сигнал не удалось прочесть. Нужен ли сигнал, чтобы придти на помощь товарищам и принять участие в битве? К тому же «Ориан» взорвался в 10 часов вечера, сражение закончилось на следующий день, около 12 часов. Следовательно, Вильнев командовал эскадрой в течение 14 часов. Этот офицер в генеральском чине не был лишен морского опыта, но был лишен решимости и энергии. Он обладал достоинствами капитана порта, но не имел качеств солдата. На высоте Кандии «Вильгельм Телль» и «Женерё» разделились. «Вильгельм Телль» отправился на Мальту с двумя фрегатами; «Женерё» под командой отважного Лежуаля вошел в Адриатическое море и погнался за посланным с поручением «Леандром» – 50-пушечным кораблем, участвовавшим в Абукирском сражении; он захватил его после четырехчасового боя и привел на Корфу. Англичне потеряли в этом сражении 800 человек убитыми и ранеными. Они захватили семь линейных кораблей; два линейных корабля и один фрегат сели на мель и попали в их руки; один линейный корабль и один фрегат сели на мель и были сожжены у берега их экипажами; один линейный корабль взорвался; два линейных корабля и два фрегата спаслись. Число пленных и убитых достигало почти 3000 человек. 3500 человек прибыли в Александрию, в том числе 900 раненых, возвращенных англичанами. Командиры кораблей «Герье» и «Конкеран», «Эре», «Меркюр», «Тимолеон» покрыли себя стыдом. Капитаны фрегата «Серьез», кораблей «Спартиат», «Аквилон», «Пепль-Суверен», «Франклин», «Тоннан» заслужили величайшую похвалу.

V. Тысяча солдат морской пехоты или матросов, спасшихся с эскадры, были включены в состав артиллерийских и пехотных частей армии; полторы тысячи составили морской легион из трех батальонов; еще одна тысяча была использована для пополнения экипажей двух 64-пушечных линейных кораблей, семи фрегатов и бригов, корветов и посылочных судов, которые находились в Александрии. Начальник военно-строительных работ флота Лерой энергично занялся спасательными работами. Ему удалось спасти несколько пушек, ядра, мачты, куски дерева. Капитан 1-го ранга Гантом – начальник штаба эскадры, бросившийся в воду, когда «Ориан» был охвачен пламенем, и достигший берега, был произведен в контр-адмиралы и взял на себя командование военно-морскими силами армии.

Адмирал Брюэйс своим хладнокровием и неустрашимостью исправил, насколько это от него зависело, допущенные им ошибки, а именно: 1) то, что он не выполнил приказ своего начальника и не вошел в старый порт Александрии; он мог сделать это, начиная с 8 июля; 2) то, что он оставался на якоре у Абукира, не принимая при этом должных мер предосторожности. Если бы он держал в море легкую эскадру, то уже на рассвете был бы предупрежден о приближении противника и не был бы захвачен врасплох; если бы он вооружил остров Аль-Бекейр и воспользовался двумя 64-пушечными линейными кораблями, семью фрегатами, бомбардами, канонерками, которые стояли в порту Александрии, а также матросами, находившимися в его распоряжении, то обеспечил бы себе большие шансы на победу; если бы он поддерживал хорошую дисциплину, ежедневно объявлял бы тревогу, два раза в день проводил учебные стрельбы и по крайней мере два раза в неделю лично осматривал свои корабли, то батареи правого борта на «Герье» и «Конкеране» не были бы загромождены. Тем не менее, несмотря на все его ошибки, если бы «Ориан» не взорвался, а адмирал Вильнев пожелал бы принять участие в бою, вместо того чтобы оставаться праздным наблюдателем, французы смогли бы еще рассчитывать на победу. Образ действий Нельсона был отчаянный и не может быть рекомендован как образец, но сам он и английские экипажи проявили такую энергию и искусство, какие только было возможно проявить, в то время как половина французской эскадры выказала столько же неспособности, сколько и малодушия.

Через несколько дней после сражения Нельсон покинул воды, омывающие Египет, и направился к Неаполю. Он оставил крейсировать перед Александрией три линейных корабля. Командиры сорока неаполитанских судов, входивших в состав конвоя, пожелали вернуться в Неаполь. Они вступили в переговоры с английской эскадрой. Им разрешили выйти из порта, но в момент выхода они были захвачены, выведены в море и сожжены; их экипажи были взяты в плен. Это событие имело наилучшие последствия для армии. Оно вызвало величайшее негодование генуэзцев и других матросов с берегов Италии, находившихся на судах конвоя; с этого времени они стали действовать заодно с армией и служили ей со всем усердием, на какое были способны.

После боя у Салихии главнокомандующий вступил в переговоры с Ибрагим-беем. Этот бей прекрасно понял, почему именно положение его было плачевным. Он находился в распоряжении Джеззар-паши, пользуясь репутацией владельца больших сокровищ. Со всех сторон ему грозила опасность. Ему было предложено сохранить за ним и всеми его мамлюками право собственности на все их деревни, а также на их дома, платить им жалованье за счет республики – беям, как генералам, киашифам, как полковникам, а его лично возвести в сан государя с соответствующими почестями. К этому предложению прислушались. Один из доверенных киашифов явился в Каир. Но через неделю после прибытия туда он получил отзывавшее его письмо Ибрагим-бея. Ибрагим писал ему: уничтожение эскадры изменило положение вещей; не имея более возможности получать подкрепления, будучи со всех сторон окружены врагами, французы кончат тем, что будут побеждены.

Через несколько дней после битвы у пирамид главнокомандующий написал Мурад-бею письмо и послал к нему негоцианта Розетти – ловкого человека, друга мамлюков и консула Венеции. Он сделал ему те же предложения, что и Ибрагим-бею. К этому он присовокупил пост губернатора одной из провинций Верхнего Египта – до того времени, когда удастся облечь его суверенной властью в Сирии. Мурад-бей, чрезвычайно высоко ставивший французскую армию, принял это предложение и заявил, что полагается во всем на великодушие французского полководца, нацию которого он знает и уважает; что сам он удалится в Исну и будет управлять долиной, от «двух гор» до Сиены с титулом эмира; что он считает себя подданным французской нации и предоставит в распоряжение главнокомандующего для использования по его усмотрению отряд в 800 мамлюков; что за ним и его мамлюками будет закреплено владение всеми принадлежащими, им деревнями и прочим имуществом и что он примет предложение относительно предоставления ему территории в Сирии, если главнокомандующий распространит на нее свою власть, но хочет лично договориться по этому вопросу с главнокомандующим, которого горячо желает видеть. Розетти уехал с этой депешей. Он надолго задержался в Бени-Суэйфе и перед отъездом из этого города получил от Мурад-бея новое письмо, в котором говорилось, что, будучи уведомлен командующим английской крейсерской эскадрой о гибели французского флота в Абукире, он не может принять на себя никаких обязательств; что если бы он подписал таковые, то стал бы их придерживаться; но, оставаясь еще свободным, он решил сам попытать счастья.

Кораим – этот комендант Александрии, который первым подчинился французскому оружию и оказал важные услуги, вступил в переписку с командующим английской крейсерской эскадрой. Он предстал перед военно-судной комиссией и был приговорен к расстрелу. Несколько дней главнокомандующий колебался; но ввиду критического положения вещей, требовавшего наказания в пример другим, он пожертвовал своими симпатиями к этому человеку. В Газе высадились английские агенты, которые вошли в сношение с Ибрагим-беем, Джеззар-пашой и арабами Суэцкой пустыни. Другие высадились поблизости от башни Арабов, взбунтовали племена Бахейры, пустыни, Большого и Малого оазисов, завязали переписку с Мурад-беем, снабдили арабов деньгами, боеприпасами и оружием. В ноябре полк французской кавалерии был очень удивлен, очутившись среди арабов, вооруженных английскими ружьями со штыками. Дурное влияние Абукирского сражения ощущалось даже в самом Каире. Друзья англичан распространяли там преувеличенное представление о последствиях их победы. Но после того как эскадра Нельсона удалилась от берегов Египта, удалось убедить шейхов в том, что ее преследовала другая французская эскадра. К тому же армия усиливалась на глазах. Кавалерия энергично пополнялась прекрасными конями. Отдохнувшая пехота привыкала к стране. Вскоре, когда жаркий сезон миновал, она сделалась совсем иной. Лошади для артиллерийских упряжек доставлялись в том количестве, какое требовалось. Передвижения всех родов войск, частые смотры и учения с каждым днем укрепляли в умах арабов мнение о могуществе французской армии, и несколько недель спустя от ощущений, вызванных абукирской катастрофой, не осталось и следа.

VI. Нельсон прибыл в порт Неаполь, где его приняли, как триумфатора. Король и особенно королева открыто выказали свою ненависть к французской нации. Следствием этого явилась война. В ноябре 1798 г. неаполитанский король вступил в Рим во главе 60-тысячной армии; но он был разбит, отброшен, изгнан из Неаполя и вынужден искать убежища на Сицилии. Россия и Австрия присоединились к Англии и в марте 1799 г. возобновили войну второй коалиции. Как только Порта узнала о вторжении в Египет, она выразила неудовольствие, однако умеренное. Джеззар-паше, посылавшему гонца за гонцом с просьбами о помощи и полномочиях, был в ответ дан приказ: обороняться в Сирии, если он будет там атакован, но не начинать никаких военных действий и сохранять хладнокровие; султан ожидает объяснений из Парижа и не забыл, что французы старейшие союзники империи. Англия, Австрия, Россия и Неаполь предприняли совместные демарши, чтобы втянуть Порту в войну с республикой. Император Селим постоянно отвечал отказом. Он заявил, что ожидает объяснений; но на самом деле совсем не хотел ввязываться в войну с Францией – врагом его природных врагов России и Австрии. Он прекрасно понимал, что коль скоро его армии окажутся скованными в пустынях Аравии, Константинополь станет жертвой ненависти и честолюбия русских.

Один придворный, пользовавшийся особенным доверием Селима, прибыл в Каир через Дерну с караваном паломников. Он посетил главнокомандующего. Он сообщил ему истинные намерения Порты. Он требовал – и это тут же было ему обещано подтверждения права собственности города Мекки на все его владения, назначения османа эмир-агой и формирования отряда из мусульманских войск для охраны меккского каравана; наконец – объяснений главнокомандующего относительно его планов (при этом он заверил его в том, что Порта исполнена решимости ничего не делать поспешно и не дать увлечь себя никаким страстям). Этот придворный провел в главной квартире более сорока дней. Он имел основание быть довольным тем, что сообщили ему каирские шейхи о настроениях султана Кебира и французов; он отплыл из порта на Красном море, под предлогом поездки в Мекку, и в декабре прибыл в Константинополь. Но к этому времени Порта была уже увлечена потоком событий; уничтожение абукирской эскадры поставило ее в полную зависимость от английской и русской эскадр. Письма французских офицеров, перехваченные крейсерской эскадрой и пересланные Порте английскими министрами, также оказали влияние на ее настроение. Эти офицеры проявили такое недовольство, описывали положение армии, как такое критическое, что диван решил, что союзникам будет нетрудно вновь овладеть Египтом; в то же время он опасался, что если англичане станут хозяевами Египта, то они оставят его за собой, как грозились сделать. Это соображение – более, чем какое-либо другое, – побудило его объявить войну республике.