Канатоходцы (Журнальный вариант)

Глава 7,
в которой развлекаются, стреляют и бегут из тюрьмы

С Джином я встретился на другой день на двадцатом этаже стеклянного небоскреба «Шахты Факетти», в созданном по его идее наимоднейшем клубе «При свечах». «У нас особый клуб, старина. Малость ветхозаветный, но тебе понравится».

В роскошных залах, украшенных старинной мебелью, коврами и светом тысяч свечей, нас встретили столь же старомодные туалеты — визитки, вечерние платья дам и сверкающие камни в ушах и на пальцах. Лакеи в напудренных париках и шитых золотом ливреях разносили напитки, гигантский швейцар в красных панталонах и белых чулках объявлял имена сановитых гостей.

Все это не заслуживало бы даже упоминания, если б не две встречи и последовавшие за ними события. Сначала мне пришлось пожать руку Дикому, иначе говоря, Стиву Кодбюри, оказавшемуся сыном начальника городской полиции, причем рукопожатие это не доставило никому удовольствия, кроме Джина, радостно воскликнувшего:

— Вот и прекрасно, мальчики. Теперь нас трое.

— Четверо, — поправил его женский голос.

Особа эта, несмотря на ее ослепительную внешность — рыжие волосы, распущенные по плечам, ровный золотистый загар — в цвет волос, зеленые глаза и зеленые изумруды на шее, — вероятно, не привлекла бы моего специального внимания — мало ли каких красавиц явстречу вкомпании Факетти, — если б не примечательный диалог между нами, диалог с подтекстом, настораживающим и многозначительным.

Мы стояли с Жаклин Тибо у стены как раз под солидным хрустально-медным канделябром с двумя десятками свечей, и я время от времени с опаской поглядывал на него: и тяжел и огнеопасен… Жаклин заметила, потянула в сторону:

— Так безопаснее?

Вздохнул иронически:

— У меня уже проверяли крепость черепной коробки. Боюсь, что второй проверки она не выдержит.

— Где же была первая?

— На Луне.

— Ах да, помню, Джин рассказывал…

Вот тут-то я и прозрел. Дело в том, что Джин не знал о моем приключении на Луне: я не рассказывал ему об этом. Значит, информацию о пилоте Лайке Жаклин получила из других источников, а из каких, я, пожалуй, не сомневался. Факетти-младший слишком примечательная фигура, чтобы Тейлору не заинтересоваться его связями, которые могут стать опасными для отца, владельца таинственных «Шахт Факетти». В окружении наследника должен быть «дятел», который опять-таки должен заинтересоваться новым человеком — мной. Стив Кодбюри? Мелок, злобен и глуп. Остальные не проявляют ко мне никакого интереса: провинция, мускулы без интеллекта. А Жаклин рядом, Жаклин — вся внимание, вполне подходящий сотрудник для Тейлора.

Все дальнейшее на вечер не представляло интереса: Дикий напился, и Джин предложил «сменить обстановку». Решили разъехаться, отвезти пьяного Стива домой, сменить ветхозаветные костюмы на современные и вновь встретиться в ресторанчике «Город снов», где должна была выступать знаменитейшая Алина.

Выходя на улицу чуть раньше замешкавшихся моих спутников, я вдруг заметил на тротуаре тоненькую фигурку Ли.

— Вам электроль? — склонился он, как принято у парнишек, зарабатывающих услугами богатым клиентам, и добавил чуть слышно: — Я давно жду. Вы нужны Седьмому. Он будет в полночь на вокзале «Торно», у второго пути.

Электроль он пригнал тотчас же, и я еще до появления Жаклин и Джина успел назвать автомату адрес:

— Вокзал «Торно».

У вокзала я нырнул в одну из крутящихся стеклянных дверей. Замелькали светящиеся таблички: «Перрон 6… 4… 3…» Вот он, второй. Еще издали я увидел сутулую фигуру Мака в плаще с поднятым воротником. Он тоже заметил меня, сложил неторопливо пухлую газету, сунул в карман, медленно пошел вдоль перрона. Я за ним. Он поглядел по сторонам, вошел в вагон, остался в тамбуре.

Когда поезд тронулся, Мак-Брайт молча курил у стены, не обращая на меня никакого внимания. Я пристроился рядом. Он выбросил сигарету и спросил:

— Удивляешься?

— Мягко сказано…

— У нас мало времени: на следующей мне сходить. Я тебя и так прождал полчаса.

— Ли не мог предупредить меня раньше.

— Знаю. Не в этом дело. Сегодня слам идет на акцию. О Доке слыхал? Его сегодня должны вынуть.

Я не понял.

— Наш термин: спасти, вырвать из рук Бигля.

— Буду участвовать?

— Будешь. Только по-своему.

— Это как?

Он не ответил, прикидывал что-то в уме, посмотрел на часы, спросил нетерпеливо:

— Где сынок?

— Факетти? Наверно, в «Городе снов». Ждет меня и чертыхается. С ним некая дива — Жаклин Тибо. По-моему, человек Тейлора.

Он поморщился:

— Худо. Отделаться никак нельзя?

— Можно попробовать. А что?

— Сойдешь со мной, поймаешь машину, вернешься в «Город снов» и убедишь Джина поехать в штаб Бигля.

Я пожал плечами:

— Убедить-то можно, только зачем?

— Я не закончил: сегодня по управлению дежурит старший Кодбюри. Вполне уместно навестить отца задушевного друга. Он с вами?

— Нет, наверно. Когда я уходил, его повезли домой: надрался до бесчувствия.

— Тоже неплохо: беспокойство о моральном облике товарища чаще всего возникает в полупьяном виде — как раз как у тебя с Джином. Приедете, поговорите, а когда начнется тревога — где-то около двух, — примешь участие.

Кажется, я начал что-то понимать: Мак-Брайту был нужен свой человек «на той стороне». Я, пожалуй, сумею сыграть роль.

— Инициатива поездки должна исходить от Факетти. А ты лишь натолкни его на эту мысль. Все понял?

— Все.

Он крепко пожал мне руку и вышел.

Я выскочил следом.

У выхода на площадь дежурили два электроля. Я влез в кабину, назвал адрес, взглянул на часы. Еще есть время. Да и опаздываю я ненамного: простят заблудившемуся провинциалу.

Так я и объяснил Джину с Жаклин, стойко охранявшим от публики столик на четверых у самой эстрады.

— Кто четвертый? — поинтересовался я.

— Стив обещал подъехать, — сказал Джин, а Жаклин добавила саркастически:

— Если проспится.

— Губите вы его, ребята. Пить он не умеет, а пьет.

— А мы-то что можем сделать? — искренне удивился Джин.

— Остановить его. Поговорить. Отцу, наконец, сообщить.

Джин задумался.

— Отцу — это идея, — сказал он.

— Опасная идея, — снова вмешалась Жаклин.

И я подумал, что она не слишком любит заносчивого Кодбюри и не скрывает этого. Тут я с ней вполне солидарен, даже союзник. Вот о чувствах Дикого и Джина к ней самой я пока не знаю. Интересно, догадываются они о ее профессии? Джин не дурак, вероятно, догадывается.

— А что может сделать отец Дикого? — спросил я.

— Экономическая блокада — раз. Физическая расправа — два. А три… наш Дикий папашу боится, проверено. Вот и слетаем к папаше, пока Алина не выступила. А ее выход в два. Успеем вернуться.

— Он же на дежурстве, — сказала Жаклин без всякого удивления, видимо привыкшая к моментальным решениям Факетти.

— Ну и что? Поедем в управление. Ему сейчас скучнее, чем нам: попробуй подежурь ночью.

— Ты, конечно, сумасшедший, — пожал плечами Жаклин, — но Бог с тобой, едем. Часа нам хватит?

А Джин хохотнул только:

— Зачем больше? В полчаса управимся.

…Полицейский в бюро пропусков Корпуса безопасности некоторое время внимательно слушал нас, разглядывал водительские права Джинна — все-таки какое-то развлечение, — потом, позвонив куда-то, сказал строго:

— Проходите. Второй этаж, кабинет…

— Знаем, знаем, — прервал его Джин и шепнул мне: — Старик, наверно, решил, что к нему явился Факетти-старший.

— Полагаю, он и младшего жалует, — сказал я.

— Еще бы не жаловал! Все Кодбюри — из породы бесхребетных. Где дорого, там и гнутся. Впрочем, сам увидишь.

Я взглянул на часы: без двадцати семи два.

В приемной сидел мрачный детина с нашивками сверхсрочника и что-то писал. Увидев нас, осмотрел недовольно, нажал кнопку селектора:

— К вам трое.

Из селектора рявкнуло:

— Сейчас выйду.

Огромная резная дверь в кабинет дежурного чуть-чуть приоткрылась, впрочем, достаточно, чтобы я увидел на стене мигающую объемную карту города и огромный пульт посреди комнаты, оттуда выскользнул, именно выскользнул, а не вышел, маленький человечек в шитом золотом полицейском мундире без всяких знаков различия. Он был толст, лыс, коротконог и совсем не походил на Дикого.

— Рад вас видеть у себя, господа, — прожурчал он, сдвинул кобуру с лучевиком на живот, плюхнулся в кресло-раковину. — Как здоровье отца, Джин? Впрочем, знаю-знаю, имел честь говорить с ним вчера… Да вы садитесь, будьте как дома, если можно считать наш Корпус домом… Так что же привело вас ко мне в столь поздний час, когда маленьким детям пора бай-бай? — Вся эта чепуха была выстрелена без малейшей улыбки.

— Маленькие дети уже бай-бай, — сказал Джин, усаживаясь напротив. — Я имею в виду Стива. Собственно, из-за него мы и пришли.

— Что же он натворил, этот шалун? — спросил вкрадчиво Кодбюри-папа, и я успел заглянуть ему в глаза прежде, чем он опустил их. Страшные это были глаза: холодные, жесткие, колючие — они совсем не монтировались с обликом толстяка, этакого доброго гнома — чужие глаза, принадлежащие человеку без жалости, роботу с программой на черствость.

— Как вам сказать, — начал было мямлить Джин, но не успел: над головой детины с нашивками вспыхнула красная надпись «ТРЕВОГА», и плотную ночную тишину здания разорвал вой сирены.

— Простите, господа. Поговорим в другой раз.

Кодбюри встал, расстегивая кобуру, вынул лучевик, щелкнул предохранителем, кивнул сержанту:

— Проводите гостей…

— Послушайте, Кодбюри, — раздраженно сказал, Факетти, — можете объяснить, что происходит?

Тот улыбнулся впервые — только дрогнули уголки губ.

— Как слышите, тревога.

— Сбежал кто-нибудь? — Я спросил это, не вставая с кресла, стараясь говорить как можно небрежнее. — Бывает… Вы, кстати, переставьте диапазон на прицеле: у вас там полтораста — все здание разнесет…

Он посмотрел на лучевик, передвинул бегунок диапазонов, спросил удивленно:

— Знакомы с оружием?

— Более чем знаком — в дружбе.

— Он у нас новенький, — засмеялась Жаклин: ей было явно наплевать и на Дикого, и на тревогу, и на самого хозяина. — Пилот-профессионал, герой на половинном окладе, первый друг Джина и Стива. — Дайте ему лучевик — всех врагов перебьет.

Я не был против своевременной идеи Жаклин.

— А что? Давайте попробуем! Я сейчас без работы: понравлюсь — возьмете на службу.

Кодбюри несколько секунд пристально смотрел на меня, потом подошел к столу сержанта, нажал какую-то кнопку:

— Доложите обстановку.

Из динамика на столе раздался взволнованный голос:

— Восточный блок. Круг дубль. Побег заключенного.

— Номер? — отрывисто спросил Кодбюри.

— Девяносто второй.

— Результаты?

— Блок оцеплен. Дополнительных сведений нет.

— Идиоты! — выругался Кодбюри и крикнул в микрофон: — Стягивать оцепление! Иду к вам.

Он оценивающе посмотрел на меня:

— Хотите пострелять, лучший друг Джина?

Я по-прежнему полулежал в кресле — очень уж оно располагало к отдыху, — бросил лениво:

— Буду рад.

— Держите! — Он кинул мне лучевик, я вскочил, поймав его на лету.

— Неплохо. — Кодбюри открыл ящик стола, достал второй лучевик, проверил диапазон. — Дежурный, остаетесь здесь, следите за тем, чтобы наши гости были в безопасности. — И уже к Джину: — Постараюсь развлечь вашего друга. — И покатился к двери.

А за дверью — по пустому коридору до поворота направо, потом в тесный лифт, вверх, вверх, вверх — сколько этажей? — потом лифт начал двигаться горизонтально и наконец остановился. Мы вошли в такой же, как и внизу, коридор, только ярко освещенный и заполненный черными мундирами. К Кодбюри подскочил верзила в шлеме с защитным забралом, козырнул, отрапортовал:

— Все выходы блокированы. Им не уйти.

— Жертвы? — быстро спросил Кодбюри.

— Один полицейский внутренней охраны. И еще один ранен. Он-то и поднял тревогу.

— Камера?

— Без взлома. Открыта шифром.

— Где же они?

Полицейский, казалось, даже ростом стал меньше.

— Не знаю. С момента тревоги мы их не слышали — ни стрельбы, ни беготни.

— А может быть, вы их проворонили?

— Никак нет. Все выходы блокированы.

Он откинул вверх прозрачный намордник, вытер платком лицо.

— Думаю, их всего трое. И заключенный Стоун. Где-нибудь выжидают.

— Где-нибудь… — передразнил его Кодбюри. — Вам бы командовать детским хором, а не особой группой.

— Так точно, — тупо сказал полицейский.

— Ладно, к делу, — начал Кодбюри. — Четверо с лазерами — в блок «Мышь», четверых — к грузовому лифту, взвод — в грузовой двор. Остальным прочесать коридоры. Да, еще… — Он остановил стартующего верзилу: — Изоляция камер?

— Включена на полную. — И спросил нерешительно: — Скажите, вы доложили о происшедшем директору Биглю?

Кодбюри даже позеленел от ярости.

— Какое вам дело? За излишнее любопытство — двое суток ареста. Выполняйте приказ.

Тот щелкнул каблуками, надвинул щиток на лицо и побежал к отряду. Через несколько секунд полицейские с пистолетами и лучевиками пробежали по коридору мимо нас, сворачивая в боковые проходы, и только теперь я заметил в стенах глухие стальные двери, видимо открывающиеся автоматически. Рядом с каждой — прямоугольник щита-распределителя: там, вероятно, механизм двери, пульт наблюдения, черт знает что еще. А над щитами ярко горели зеленые фонарики, кроме одной двери, где лампочка тревожно мигала.

Кодбюри к чему-то прислушивался, как собака на охоте: уши напряжены, сам в стойке, сейчас бросится.

— Что-нибудь слышите?

— Может, и слышу, — сказал он. — Вот что, лучший друг Джина, мы с вами пойдем туда. — Он ткнул дулом лучевика в жерло туннеля-коридора, уходящего в темноту.

— Что там?

— Люк для отбросов.

— Вы думаете…

Он перебил, усмехнувшись:

— Представьте, думаю. Полицейские тоже иногда размышляют. Где искать отбросы? В люке для них. — Он опять усмехнулся, довольный собственной шуткой.

Темный коридор — пожалуй, низковатый для меня: я то и дело стукался головой о какие-то выступы в потолке — мы прошли неторопливо и крадучись, он впереди, я за ним. В конце коридора Кодбюри зажег фонарик, осветив массивную стальную дверь с ржавым замком-засовом и осколки стекла на полу.

— Видите, — он указал на них лучом фонарика, — лампочка. Слабенькая. Люком пользуются редко и в основном днем. А им и она мешала…

— За дверью лифт? — спросил я.

— Нет, обыкновенные ступеньки-скобы, ржавые от времени. Этой части здания лет восемьдесят.

— А этаж?

Он кивнул одобрительно:

— Соображаете… Тридцать седьмой. Высоко. Они, вероятно, еще не успели спуститься…

Он осторожно отодвинул засов, потянул на себя тяжелую дверь, наклонился над темной бездной. Я резко рванул его на себя — вовремя: откуда-то снизу полоснул узкий белый луч, лизнул стальной косяк, как перерезал его.

— Отлично, — сказал Кодбюри, — они здесь.

Он достал из кармана прямоугольный брусочек, сдавил его, чем-то хрустнув, бросил вниз.

— Что это?

— Игрушка: усыпляющий газ. Я бы хотел взять их живыми.

Внизу в туннеле что-то стукнуло и стихло. Кодбюри выругался:

— Мерзавцы знают этот дом, как свою квартиру: они перекрыли ход.

— Чем?

— Каждые пятьдесят метров — выдвижные крышки для накопления отбросов.

— Что же делать?

— Слушать старших, лучший друг Джина. — Он снова зажег фонарик и тут же погасил его, видимо обнаружив то, что искал. Ударил рукояткой по стене, брызнули осколки. — Здесь кнопка сирены…

Здание вновь заполнил резкий протяжный звук. Кодбюри отпустил кнопку, звук прекратился.

— Поспешим к лифту. Там должны быть наши. Мы перехватим птичек прямо у выхода.

Грузовой лифт, набитый полицейскими — их было не четверо, как приказывал Кодбюри сержанту, а по крайней мере десяток, — спустил нас на первый этаж в две минуты. Грузовой двор, заставленный какими-то ящиками, бочками, непонятными конструкциями из металла, был почти пуст, если не считать четверых полицейских у автоматических ворот, еще одного — в тесной будке контрольно-пропускного пункта и троих людей в серых комбинезонах, суетящихся у огромного мусоровоза.

Когда мы с Кодбюри во главе десятка перепуганных стражей порядка выбежали во двор, эти трое уже закончили погрузку мусора и полицейский в будке нажал кнопку управления воротами. Стальные створки поползли в стороны, серые комбинезоны влезли в кабину, и машина медленно тронулась. Она уже въезжала в ворота, когда внезапно прозревший Кодбюри истошно крикнул:

— Стой! — И полицейским: — Огонь по машине!

Потом рванулся за ней, прицеливаясь на ходу, а мимо него вслед беглецам сверкнули стрелы лазерных лучей. Вряд ли я тогда соображал, что и зачем делаю, но побежал за Кодбюри. Я настиг его у ворот, схватил за плечи, повалил и упал сверху — вовремя: из уходящей на полной скорости машины вылетел такой же лазерный луч, крест-накрест перечеркнул прямоугольник ворот. Приподняв голову, я увидел, как вспыхнула будка КПП, как, перерезанный пополам, рухнул на землю полицейский, как по темному переулку, завывая сиреной, пронеслись две черные машины управления.

— Кончен бал. — Я поднялся и помог встать придавленному толстяку.

Он засунул в кобуру бесполезный уже лучевик, протянул мне руку.

— Спасибо, вы спасли мне жизнь. А лучше бы вы спасали только свою…

— Почему?

— Моя мне будет дорого стоить.

В молчании мы добрались до кабинета дежурного, он толкнул дверь и вошел в приемную.

Жаклин и Факетти мрачно курили под охраной истукана дежурного. Увидев меня, Джин радостно крикнул:

— Наконец-то! Ну, что там?

Кодбюри перебил его, не церемонясь:

— Он вам потом расскажет. — Взял листок бумаги, что-то черкнул на нем. — Отдайте дежурному у выхода, иначе не выпустят.

Когда мы вышли, я рассказал о своих приключениях. Жаклин иронически заметила:

— Приобрели новую профессию — спасателя. Второй день практикуетесь.

Я отпарировал:

— Надеюсь, вас мне спасать не придется.

— Не ссорьтесь, ребята, — тихо сказал Джин. — Эта история будет стоить места старому Кодбюри: Бигль не прощает ошибок. А это значит, что у Лайка появляется враг…

— Дикий? — спросил я и добавил беспечно: — Он и так меня не терпит.

— Тут другое, — пояснил Джин, — чувство недоброжелательства перейдет во вражду. А как враг Дикий очень опасен.

Время показало, что Джин был прав.