«Я похвалю любого, кто похвалит меня». Пожалуйста, отнеситесь к этому снисходительно. На улицах и на званых вечерах в лучших домах говорят, что цитаты из Шекспира очень нравятся читателям. Это не должно вас беспокоить. Заключайте пари, если вам угодно. Цитаты будут продолжаться, и вы можете надеяться, что в один прекрасный день вы прочтете свою любимую строчку.
Лорд Труфитт
Из светской хроники
Яркое солнце слепило глаза Чандлера, когда они с Миллисент возвращались к экипажу. Он никак не мог решить, стоит ли ему просить Доултона, чтобы кто-то из его сотрудников навел справки о семье Миллисент и о ее прошлом, или оставить эту затею, ведь все равно совместного будущего у них нет? Но в том, что сама Миллисент не станет рассказывать ему о себе, он был уверен. Снова приступать к ней с расспросами совершенно бесполезно. И еще Чандлер твердо знал, что ему совсем не по душе то, что лорд Труфитт имеет над Миллисент такую власть.
Он никак не ожидал, что окажется до такой степени захвачен этой девушкой. Чандлер не помнил, чтобы когда-нибудь он проводил столько времени с одной и той же женщиной. Он не ожидал, что способен на такое, потому что никогда не испытывал серьезных чувств к женщинам, которым наносил визиты. Миллисент же вызывала у него другие чувства. Она бросила ему вызов, и Чандлеру это понравилось.
Но было и нечто большее. Она вызывала у него желание. С ней он встречался не ради игры или забавы, как было со всеми женщинами в прошлом. То было некое всенарастающее ощущение, которое он не мог отрицать, отвергнуть или понять.
Всякий раз, когда он думал о ней, ему нестерпимо хотелось обнять ее и поцеловать. Всякий раз, когда он видел ее, ему хотелось оказаться рядом с ней в постели и ощутить все ее тело, прижавшееся к нему. Ему хотелось знать, какова она будет в его руках, с этим ее ртом, пылко отвечающим на его поцелуй и ласки.
– Вы опять молчите, – прервала его мечтания Миллисент.
Чандлер очнулся.
Он посмотрел на нее. Легкие прядки золотисто-каштановых волос выбились из-под ее шляпки и красиво обрамляли лицо. Она слишком молода и слишком хороша собой, чтобы носить такую строгую прическу. Ему нравилось, как кокетливо зонтик обрамлял ее голову и плечи рядами женственных оборок и ленточек. Чандлеру очень нравилось держать Миллисент под руку.
Он привлек ее ближе к себе и сказал:
– Нет причины беспокоиться. Ничего не случилось. Я просто задумался.
– Я заметила. Сегодня вы вообще очень задумчивы. Что же на этот раз отвлекло ваши мысли от того, о чем мы говорили? Что завладело вашим воображением?
– Я размышлял о том, не нанять ли сыщика, чтобы тот выяснил, кто из высшего общества переживает в настоящее время денежные затруднения. – Чандлер снова окинул ее взглядом и предостерегающе улыбнулся. – Нет, я ни на минуту не поверю, что Эндрю – один из них, но понимаю, как может пригодиться сейчас такая информация.
Ее глаза глубокого янтарного цвета сверкнули из-под длинных темных ресниц. Она удовлетворенно улыбнулась.
– Я уверена, что мы найдем и кое-что еще, что поможет властям найти вора, – надо только хорошенько подумать. Иногда мне кажется, что во всем Лондоне только мы с вами уверены, что вор – человек, а не призрак.
Чандлер с подозрением покачал головой.
– То, что говорят о духе лорда Пинкуотера, нельзя воспринимать всерьез.
– Некоторые светские люди просто пытаются превратить все в игру.
– Я знаю.
– Кроме того, известно, что по крайней мере два клуба подумывают, не начать ли заключать пари насчет тех домов, где произойдет следующая кража.
– Как ни дико это звучит, однако это так.
– У меня есть одна мысль. Вам не приходило в голову, что вор может быть женщиной?
Чандлер улыбнулся и слегка поднял брови.
– Женщина? Вы шутите.
– Отнюдь нет, сэр. Не забывайте, что всего несколько дней назад вы очень хотели поверить, будто воровкой могу быть я.
– Нет, нет, мисс Блэр. Я думал, что вы можете быть сообщницей вора. Но это было еще до того, как я узнал, чем вы на самом деле занимаетесь и почему делаете записи.
Миллисент повертела в руке зонтик и сказала:
– Нужно все учитывать. Я сейчас подумала, что надо искать не только мужчин, которые нуждаются в деньгах, но также и дам.
– Интересная мысль, – согласился Чандлер.
– Вор должен быть достаточно высокого роста, чтобы дотянуться до тех вещей, которые были украдены, не вставая ни на какую подставку. Это заняло бы слишком много времени. Я могу сразу же назвать леди Линетт, виконтессу Хиткоут и миссис Хоникатт, все они подходящего роста. – Миллисент бросила на Чандлера взгляд. – Нет, я вовсе не думаю, что кто-то из них способен на такой поступок, как воровство.
– Однако вы более чем охотно возложили вину на моего друга, которого я знаю пятнадцать лет.
– Я вижу, вы не позволите мне забыть того, что сорвалось у меня с языка.
– Большие сложности были с тем, что сорвалось с пера.
– Но ведь еще не доказано, что лорд Дагдейл не может быть виновен.
– Я надеюсь, что это только дело времени, и это будет доказано, – уверенно сказал Чандлер.
– Похоже, вы намерены и дальше выражать свое недовольство?
– Почему же нет, если мне нравится, как ваши глаза каждый раз сверкают от негодования, когда я заговариваю об этом?
– Вам нравится приводить меня в замешательство, но я вам этого не позволю. День слишком хорош, и мне хорошо.
– Хм. Понимаю. Вы не позволили мне поцеловать вас несколько минут назад, хотя мне безумно этого хочется.
– Я разобралась в вас и ваших интригах.
– А я как раз собирался сообщить вам о своем новом плане.
Миллисент негромко рассмеялась.
– Лучше не надо. Вы и так уже слишком часто нарушали границы пристойности.
– Но мой план очень забавный.
– Больше вы меня так легко врасплох не застанете.
– Это похоже на вызов, а такую возможность не стоит упускать.
Миллисент серьезно посмотрела на него.
– Чандлер, я действительно хочу помочь вам отыскать ворона.
– Я знаю, что вы хотите, и благодарен вам за это. Вы уже помогли мне, высказав свои предположения. Я согласен, что вор может быть женщиной. Кстати, миссис Мур так же высока, как леди Хиткоут.
– Вы правы.
– Я попрошу Доултона разузнать тайком и о дамах, а не только о мужчинах.
– Нужно включить в список всех, кто может показаться подозрительным.
– Я попрошу его проверить имена всех присутствующих на тех приемах. Но одно меня беспокоит. Как могла бы дама вынести вещь из дома? Дамские сумочки очень малы, а накидки так облегают фигуру, что под них нельзя спрятать даже самый небольшой предмет – в отличие от мужского фрака, который может быть выкроен шире необходимого.
– Хм. Вы правы. Но поскольку мы только высказываем предположения, я думаю, что будь то женщина, она могла бы быстро открыть окно и положить вещь снаружи, а потом вернуться и взять ее.
– И если это был мужчина, он мог бы сделать так же. А еще украденную вещь можно передать сообщнику, чтобы вынести ее из дома так, чтобы никто не заметил его. – Чандлер остановился и улыбнулся. – Или ее.
– Давайте сегодня, когда будем в гостях, составим список мужчин и женщин, которые нам кажутся достаточно высокими, чтобы они могли оказаться под подозрением, а потом сличим наши записи.
Чандлер фыркнул:
– Ох уж эти ваши записи!
Они подошли к экипажу, и Миллисент повернулась к спутнику. Ему не хотелось ее отпускать. Ему хотелось и дальше чувствовать на своем локте ее руку. Когда он посмотрел ей в глаза, то понял, как он жаждет ее. Но понял Чандлер и то, что и он вызывает у нее не менее сильное желание.
– Вы понимаете, как мне хочется вас поцеловать?
Миллисент ответила на удивление спокойно:
– По-моему, вы сегодня уже говорили об этом. Дважды. Вам, Чандлер, за вашу жизнь хотелось поцеловать очень много молодых женщин.
Ее слова отрезвили его. Как объяснить ей, что она не просто одна из многих? Она особенная. Он не мог ей этого объяснить, поскольку и сам ничего не понимал.
– Кажется, мне трудно искупить свое прошлое.
Миллисент улыбнулась, и улыбка ее была абсолютно искренней.
– В этом нет необходимости. Я наслаждалась каждым вашим поцелуем, каждым прикосновением. И нам очень повезло, что нас не застигли, но теперь вашим эксцентричным поступкам нужно положить конец. Я должна беречь свою репутацию, чтобы вернуться домой, не запятнав себя скандалом. И больше не делайте глупостей, не бродите вокруг нашего дома, чтобы увидеть меня.
– Миллисент.
– Дайте мне договорить, это важно.
Чандлер кивнул.
– Мы с вами говорили на различные темы, иногда поддразнивая друг друга, и мне это ужасно понравилось. А теперь я настоятельно прошу вас больше не видеться со мной тайком. Дайте мне вернуться домой с такой же хорошей репутацией, с какой я приехала в Лондон.
Возразить на это было нечего. Чандлер не был готов предложить ей руку, так что оставалось отнестись с уважением к ее просьбе. Он не мог не признаться себе, что Миллисент дорога ему и он не хочет причинить вред ей или ее репутации.
– Если вы этого хотите, моя прекрасная леди, пусть будет так. Я стану видеть вас только в надлежащей обстановке.
Он усмехнулся коротко и весело. Интересно, поняла ли она, что веселость его поддельна? Он подал ей руку, чтобы помочь сесть в экипаж.
– Чандлер!
«Черт побери!»
Он глубоко втянул в себя воздух и повернулся к леди Ламсбет. По спине у него побежали мурашки досады. В парке столько народу, так почему же она наткнулась именно на них? Чандлер надеялся, что после их последней встречи леди Ламсбет будет искать себе кого-то другого. Ему не хотелось видеть леди Ламсбет рядом с Миллисент.
– Как я рада встретить вас здесь. Как поживаете, Чандлер?
– Спасибо, хорошо, – с чопорным видом сказал он.
– Значит, вы решили прогуляться в такой прекрасный день. – Она посмотрела на Миллисент, стоявшую позади Чандлера. – И с такой привлекательной молодой леди. Какой вы денди.
«Привлекательной?» Миллисент больше чем просто привлекательна. Естественно-невинные манеры Миллисент в сочетании с ее красотой – именно об этом мечтают мужчины.
– Насколько я помню, – продолжала леди Ламсбет, – вы не очень-то любили гулять в парках. Обычно вы проводили вторую половину дня в иных местах.
Чандлер разозлился, но не хотел показывать этого перед Миллисент.
– Извините нас, леди Ламсбет, мы как раз собрались уезжать.
Леди Ламсбет положила ладонь ему на предплечье и ласково сжала его.
– А вы не хотите познакомить меня с вашей спутницей?
Чандлер высвободился.
– Нет, не хочу.
– Ах, как это грубо, Чандлер. В прошлом году вы почти убедили меня, что вы – джентльмен.
– Неужели? Это не похоже на меня. Я редко поступаю как джентльмен.
– Но если такого, как вы, нельзя назвать джентльменом, то как же вас называть? – спросила она, надув губки, словно намекая на что-то непристойное.
– Неумолимым. Всего хорошего, мадам.
Чандлер уселся в экипаж рядом с Миллисент. Грум подал ему вожжи, и он сразу же хлестнул лошадей. Экипаж тронулся, и леди Ламсбет осталась стоять одна, раскрыв свой чувственный ротик.
Пока они ехали по парку, Чандлер пустил лошадей рысью. Неожиданно колесо ударилось о выбоину, и их сильно подбросило на сиденье.
– Прошу меня простить, – сказал Чандлер, не посмотрев на Миллисент.
– Вижу, ей понадобилось совсем немного слов, чтобы испортить вам настроение. Мне жаль, если вам неприятно, что она видела нас вместе.
Чандлер бросил взгляд на Миллисент.
– Да нет же, черт побери! Мне неприятно, что вы ее видели.
– С этой леди вы встречаетесь тайком?
– Она не леди, и я вовсе с ней не встречаюсь. – Он покипел минутку, а потом добавил: – Это леди Ламсбет. Я уверен, что вы слышали все сплетни о нас, так что я не стану ничего говорить. Мы расстались вовсе не друзьями, и я не намерен этого менять.
Миллисент хранила молчание.
Чандлер натянул поводья и пустил лошадей медленным шагом. Ему не хотелось торопиться домой, ему хотелось лишь увезти Миллисент от леди Ламсбет.
– Вы правы. Она меня разозлила, а я не должен был этого допускать. Я уже сказал ей, что не имею никакого желания возобновлять наши отношения, но я не уверен, поняла ли она, что я говорил серьезно.
– Полагаю, что вы долго вынашивали в себе желание нагрубить ей, прежде чем осуществили его сегодня.
Чандлер посмотрел на нее и улыбнулся. Самыми простыми словами она могла легко исправить его настроение.
– Вы так считаете?
– Абсолютно в этом уверена.
– И я смогу наконец избавиться от нее?
– Я бы сказала, сэр, что существует большая вероятность того, что все ее друзья станут называть вас самым грубым человеком в Лондоне.
– Вы расскажете об этом лорду Труфитту, чтобы он мог поместить это в своем разделе?
– При первой же возможности.
Что это на него нашло? Он предлагает ей включить его имя в раздел сплетен и отпускать шутки в адрес леди Ламсбет. Не тронулся ли он умом? И почему ему кажется таким важным, чтобы Миллисент знала, что он больше не состоит в связи с леди Ламсбет?
Чандлер понял, что он меняется. Меняется вся его жизнь, и происходит это из-за Миллисент.
– Хорошо. О чем это мы говорили до того, как нас прервали?
– Кажется, о том, чтобы составить списки и сравнить их.
– С этой темой мы покончили. Мы говорили о том, как мне хочется вас поцеловать.
– Нет, лорд Данрейвен, я считаю, что с этой темой мы также покончили. Кажется, мы говорили о том, какой сегодня прекрасный день.
– Может, и так, – сказал он без всякого энтузиазма и снова взялся за поводья.
«Одна ли не столь уж важная тема или другая – какая разница?»
Он пообещал вести себя хорошо и сдержит свое слово, но почему же мысль о том, что он никогда больше не поцелует ее, так невыносима?