Неоклассики попытались защитить свои «единицы полезности» от разрушительного прикосновения власти. Во-первых, они создали сильно субсидируемый фэнтезийный мир под названием «Общее равновесие» (General Equilibrium), где, подкрепленнoe целым рядом жёстких ограничений, всё по прежнему работает (почти) как надо[13]. Однако для достижения этой цели оказалось, что почти ничего не осталось, что можно бы было исследовать. Они исключили из экономики почти каждое значимое явление власти — и сделали это настолько тщательно, что их совершенно конкурентоспособная модель теперь совершенно ничего не объясняет.
Второй шаг состоял в том, чтобы обозначить исключённые явления как «девиантные», а затем передать их коллегам из двух вновь созданных дисциплин: микро «искажения» и «несовершенства» были отданы тем, кто занимается теорией игр, в то время как правительственные «вмешательства» и «шоки» были переданы макроэкономистам. Эти изменения были узаконены Великой депрессией и ускорены последующим развитием государства всеобщего благосостояния. Проблема в том, что за последние полвека теория игр и макроэкономика превратились в теоретического Голема. Они значительно расширились, как бюрократически, так и академически, и это расширение вместо поддержки либеральной космологии серьёзно подорвало её.
Хотя теоретики игр и макроэкономисты редко об этом говорят, и многие удобно это игнорируют, их модели, хорошие или плохие, все затронуты и во многих случаях исключительно связаны со понятием власти. Это очень важный факт, потому что, как только власть включается в картину, все цены, потоки доходов и запасы активов становятся «загрязненными». А когда цены и распределение заражены властью, теория полезности становится неактуальной.
До 1950-х и 1960-х годов, неоклассики все ещё могли делать вид, что внеэкономические «искажения» и «шоки» были локальными или, по крайней мере, временными, и, следовательно, не нужными для более грандиозной цели анализа стоимости. Но в настоящее время, когда теория игр все в большей степени берет на себя микроанализ распределения, а правительства напрямую определяют 20–40 процентов экономической активности и ценообразования и косвенно участвуют в большей части остального, власть, похоже, повсюду. И если власть сейчас является правилом, а не исключением, что же тогда остаётся от основ полезности-производительности в либеральной теории стоимости?